несколько лет, да и сам Валентин выглядел не лучше. Гроб, покрытый российским триколором, футляр красного сафьяна с орденом, речи, оружейный салют — всё это для них происходило где-то на сцене, тогда как сами они смотрели на действо из пустого холодного зала.
Но самое ужасное случилось позже. Звонок от Степана застал Валентина на службе. Очень кратко и сухо тот уведомил о смерти Владимира в госпитале после тяжёлого ранения, полученного в бою между российскими и украинскими десантниками на том же аэродроме и в тот же день, когда погиб Игорь.
Валентин бежал домой. Только бы успеть до того, как Галина узнает. Только бы успеть! Но ворвавшись в квартиру почти сразу понял: не успел. Галина была хорошим врачом и сумела подобрать нужную дозировку, чтобы уйти быстро и без боли.
На похоронах Валентина не было. Он в этот день попал в сосудистый центр с инфарктом.
***
— И что было дальше, — спросил я у Петра, — ну, после того как «шлюзы красноречия» твоего соседа закрылись?
— Ничего, — пожал плечами приятель. — Я имею в виду, никакого продолжения тот монолог не имел. Выговорившись, сосед просто уснул, ну и я следом. Утром Валентин проснулся страсть какой неразговорчивый. Я игру в молчанку принял, рассчитывая на то, что наговориться мы ещё успеем, когда сосед маленько отойдёт. Но обломился.
— Как это? Он что, с того утра вообще перестал с тобой общаться?
— Типа того. Он просто исчез.
— В смысле?
— Да в том-то и дело, старик, что безо всякого смысла. Тогда я ушёл на завтрак и следом на очередные процедуры. Когда вернулся в номер, горничная уже перестилала постель на кровати соседа. По собственно ли инициативе решил Валентин прервать лечение в реабилитационном центре, или его выставили за нарушение режима пребывания — сие для меня осталось загадкой. Только с той поры я его не видел и не слышал. Но вот его рассказ в моей тыковке засел крепко. И вот до чего я додумался.
Решимость, проступившая на Петином лице, намекала, что то, во что он намерен меня посвятить, имеет большое значение как минимум для него.
— Понимаешь, старик, её ведь убило даже не то, что сыновья погибли в одном бою, а то, что в этом бою они могли перестрелять друг друга!
Я не стал говорить, что это не бог весть какое открытие: всё лежало на поверхности, и продолжал молча слушать.
— Лет десять назад случилось мне добираться до Новосиба из Ёбурга на поезде. Поезд числился фирменным, и поездка на нём была не из дешёвых. Но поскольку такие вольности командированным нашей фирмой дозволялись, я на этот счёт и не заморачивался. Так получилось, что из купе, куда у меня был билет, все ехавшие в нём до того пассажиры как раз в Ёбурге и сошли. По расписанию следующая остановка предполагалась аж в Тюмени, так что несколько часов я ехал совершенно один. С одной стороны, классно — с другой, скучно, старик! Спасть, как назло, не хотелось. Скоротать время в вагоне-ресторане жаба задавила. Оставалось довольствоваться тем, что первым под руку попалось. И было это, старик, не то, что подсказало тебе твоё пошлое воображение, а оставленная кем-то из прежних пассажиров брошюра. Когда-то давно это издание называлось «Искатель», а тут как-то по-другому… Ну, да не суть!
— Тебе не кажется, что тебя куда-то на обочину откинуло? — вежливо поинтересовался я.
— Если только чуть-чуть. И я уже выруливаю на главную дорогу… Короче. Была в одном из рассказов интересная мысль. Что-то насчёт того, что любая война — гражданская. Она-то и всплыла в памяти в связи с рассказом Валентина. Не знаю насчёт каждой, старик, но эта война и есть самая что ни на есть ГРАЖДАНСКАЯ!
Немного корявая фраза получилась у Петра, но я решил оставить её без изменений, поскольку заложенная в ней мысль, на мой взгляд, довольно точно отображает происходящее.
С того разговора мы с Петром боле не пересекались ни напрямую, ни опосредованно.
Меж тем лето плавно перекатилось в осень. Дожди прекратились. И наступила та прекрасная пора, которую в народе называют Бабьим летом. В эту пору на ум всегда приходят когда-то написанные строки:
Бабье лето, Бабье лето — заплутавшее в рассветах запоздалое тепло.
Меж зелёною листвой и порошею седой нитью красно золотой
Через осень пролегло…
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Этот рассказ был написан ещё до объявления частичной мобилизации. Не думаю, что Петра она как-то коснулась. Но ходит такой слушок, что он там, в Донбассе. Мне это кажется немного странным, но на звонки он по-прежнему не отвечает. И всё равно я не представляю моего приятеля, хотя бы в силу возраста, на передовой с оружием в руках. А вот волонтёром, оказывающим посильную помощь, где это требуется — отчего и нет?
