========== 1. Утро/AM ==========
Как называется это чувство, когда тебе из-за чего-то было ужасно плохо — и физически, и морально, — но у тебя все равно сохраняется об этом опыте определенная ностальгия? Мазохизм, вот что это такое!
И что самое нелепое — с каждым годом эта ностальгия усиливается, да еще и начинает подергиваться дымкой нежности. Бр-р-р, отвратительно! Так что в рамках очередного захода на терапию давайте-ка бросим холодный и отстраненный (ага, щас!) взгляд на некоторые эпизоды моего пребывания в Вест-Пойнте, чтобы мне перестали приходить в голову дурацкие мысли: «А может, все было не так уж и плохо, это просто я что-то не так понял?»
Первый звук, который вы слышите каждое утро — это полускрип-полушуршание матраса. Он обшит каким-то отвратительным материалом, похожим на брезент или плащевку, и совершенно не прогибается под вашим весом; больше всего эта штуковина похожа на спортивные маты. В этом сплошные плюсы! Судите сами: вы можете на нем рыдать, пускать слюни, даже истекать кровью — это не произведет на изделие ровным счетом никакого впечатления, и оно все так же будет продолжать служить новым поколениям кадетов. Не трудитесь проводить эксперименты с другими биологическими жидкостями — это уже сделали до вас, и все с тем же нулевым результатом. Есть даже что-то успокаивающее в том, что матрас не пахнет ничем, кроме пластика (?) и дезинфектора, если вы вдруг последовали правилам и обработали его, как полагается, раз в месяц. Не рекомендую вам начинать отношения с этим матрасом, будучи излишне худым — у вас будет ощущение избитости; потрудитесь обрасти мышечно-жировой массой. Впрочем, без этой массы все остальное тоже станет еще большим испытанием.
Вы спрашиваете, почему же первым я не слышу будильник? Потому что в этот день мне повезло и не нужно рано вставать. Ну, а в шесть я уже точно проснусь, даже без будильника, не важно, во сколько я там лег спать (если вообще лег). Что? Нет, шесть — это не рано, это впритык, чтобы успеть к утреннему построению в 0630. До этого нужно успеть: бритье, зубы, проверка погоды. От погоды зависит форма одежды. В данный момент мы вошли в период зеленого флиса, так как выпал и не растаял снег, так что напяливай и кофту, и шапку, и перчатки, и никаких мне: «Сэр, я с Аляски, для меня это — практически лето!», — не ты решаешь, холодно тебе или нет.
Кровать тоже нужно заправить до выхода. Это так просто звучит «заправить кровать», как будто к этому не прилагается свод из десятка правил. Ну, знаете, ничего сверхъестественно сложного, всего лишь не забывайте про больничные уголки на простыне, точное расстояние от края кровати до одеяла и от одеяла до подушки и про форму самой подушки. Ее нужно сложить вдвое и упихать в наволочку. Вот ваша подушка складывается вдвое? Моя — легко! Кого-то удивит, что эти подушки могут стать оружием в умелых руках? Я сейчас не шучу. В ночь после принятия в кадетский корпус у нас прошел массовый бой подушками среди первогодок (тогда это еще не запретили), результат — минимум пятьдесят сотрясов. Притом, что мы все в касках были. Ну, это же происходит почти сразу после возвращения из Летних зверских казарм{?}[Речь о БКТ - базовом кадетском тренинге, который надо пройти до зачисления в кадетский корпус (или, другими словами, в Армию). Это шесть недель механического заучивания информации, пыток кроссами и начальной военной подготовкой. И никакого вам интернета! Или телефона. Или личного пространства. Много чего еще нет. Зато есть идеальный пресс, боевой дух и впечатления на всю жизнь. Более подробное и красочное описание в Акте 6 “Победы Шрёдингера”], так что дури и остатков стресса у всех хватает — никакая каска не поможет. Но я уверен, что это они любя.
Так вот, кровать. Армейские «больничные уголки»{?}[Это такой способ складывания простыни и заправления ее под матрас. Таким образом, обеспечивается максимальное натяжение. Если вы когда-либо были в отелях, вы эти уголки видели.] — это не так расслабленно, как реально больничные или гостиничные, у нас они должны быть более четкими, ровными и настроенными на победу. У всех есть специальные самодельные штуки, которые одновременно служат и линейкой, и выравнивателями краев. Вначале все так параноят по поводу правильности заправки, что натягивают простыню и заклеивают под матрасом армированным скотчем. Я сказал «вначале»? Черт, нет, всегда, это паранойя, которая теперь навсегда с тобой, просто с годами начинаешь все быстрее делать. Но вы же понимаете, что по-другому нельзя? А вдруг враг нападет, а у тебя расстояние от одеяла до подушки аж сорок сантиметров? И вообще, всем известно, что это только начинается с плохо натянутой простыни, а заканчивается тем, что кто-то курит рядом с пороховой бочкой. Наверное. Я не проверял. Ну, в любом случае, разве душу не греет мысль, что ты буквально спишь с оружием — вот тут уже результаты многолетних исследований показывают, что нашими подушками можно вырубить нападающего. Не понимаю, почему их еще не внесли в список амуниции и вооружения, because you can totally fuck your assailant up with a pillow.
Я невероятно везучий человек, удача улыбалась мне так часто, что даже непонятно, что бы я делал без нее. Например, мне повезло с соседями по комнате: они были даже чуть более дисциплинированны, чем я, и мы быстро договорились по максимуму готовить комнату к утренней поверке с вечера, а кто не успел заранее, должен встать раньше и, не тревожа счастливчиков, которые еще спят, все довести до стандартов. Так что никого не волнует, что ты сидел за домашкой до двух часов — будь добр убрать книги на полку, а циркуль — в ящик. Так как, опять же — а вдруг война, а у тебя книги не по росту расставлены? Ага, книги нужно ставить справа налево от большего формата к меньшему и, в зависимости от придирчивости инспектора, ранжировать и по толщине тоже.
Остальные вещи тоже особо не свалишь в ящики, как попало: все нужно складывать в специальные подписанные коробки или контейнеры (их выдают в первую неделю). Кажется, их полагается максимум три на человека, и придется поломать голову как расклассифицировать вещи и что написать. Я вначале думал, что нужно детально объяснять, что у тебя там, но оказалось — нет, просто типа «всякие провода» достаточно. Но, конечно, нужно убедиться, что надписи разборчивы и обращены в одну сторону.
На этих ярлыках тут немного помешаны. Мне даже трудно сказать, сколько всего их было в одной нашей комнате. Возможно, двести. И если в шкафу ты эти наклейки даже любишь всей душой, потому что они помогают плебейскому тебе быстро и правильно развесить и разложить все виды формы, то к полезности надписи «компьютерный монитор» есть вопросы. На некоторых штуках должно быть не только обозначение предмета, но и фамилия владельца. Например, на стойке с саблями. А то вдруг мы с Гейтсом перепутаем право и лево и схватим не свой клинок? Разве это допустимо?! Они же индивидуально подобраны и откалиброваны под тебя! Нет, ничего подобного — все сабли созданы равными. Да и вообще, они чисто парадные, смысла в них, как в оружии, особо нет.
Как-то раз даже меня, очень сдержанного и психически устойчивого человека (ага, точно, no lie detected), так удалось вывести из себя замечаниями по поводу расстояния между ярлыками на полке с головными уборами, что я подписал ВСЕ. Буквально. Окно (отдельно правую и левую створку, и стекло), стул, пол, потолок, стены, зеркало, все ручки, маркеры и карандаши, все правые и левые ботинки, дверную ручку, части кровати — все, что смог идентифицировать. У нас еще был небольшой постер с Иисусом — он висел высоко, и никак не доходили руки его снять. А тут я до него добрался, но не снял, а подписал подобающим образом: «Полуголый чувак лет тридцати, cross-fit». Последний стикер я приклеил на спину соседа, чтобы все знали, что это «ГЕЙТС, вид сзади». Спереди он и так был подписан, так как почти на всей одежде, за исключением той, что очень быстро изнашивается, есть твоя фамилия. Но не имя. Потому что «По имени тебя будут звать твоя мама и девушка, ясно тебе, кадет четвертого класса Кёрк?» Короче, если бы их угрозы были правдой, я бы своего имени никогда в жизни больше не услышал.
Как вы думаете, меня похвалили за ту выходку со стикерами на всем, включая нижнюю поверхность сиденья стула? Нет, они почему-то не оценили мой организаторский пыл, и я отправился на «карательную прогулку» в воскресенье. Ну и что, Кёрк, стоило оно того? Конечно, да. Так как нас не обучали всякой медитации, дыханию и прочей успокоительной фигне, это был мой метод выплеснуть злость. Все сработало. Жаль только Гейтса тоже зацепило, ему дали три часа прогулок, так как он, видите ли, должен был предотвратить мое безответственное поведение. Как, интересно? В качестве компенсации я потом один убирал комнату две недели. За альтернативное описание образа Спасителя нашего меня отдельно не наказывали, потому как свобода совести, все дела.
Так вот, приготовив все для инспекции и оставив дверь открытой, можно выметаться на построение на улицу. Тут главное не забыть свое положение в обществе и сразу на выходе из комнаты сложить руки за спиной. Ну, знаете, как заключенные. И идти полагается как можно ближе к стене. Жаловаться не на что — на тебе же нет настоящих наручников, так чего ныть? Снаружи тоже жмись к стенам зданий, не забывай свое место. Утренние построения — это даже приятно, не важно, зима или лето. Зимой еще немного темно и морозно, снег падает — очень бодрит.
Построившись и подвергнувшись проверке и счету, мы идем в столовую. Там тоже весело, потому что Who is on duty today? — Plebes are on duty today! And tomorrow. And the day after tomorrow{?}[(англ) Кто сегодня дежурит? — Плебеи сегодня дежурят. И завтра. И послезавтра.]. Наша столовая (Mess) — это огромное помещение. Не поверите, но оно больше, чем трапезная в Хогвартсе, и там одновременно едят около четырех тысяч человек, но и нас тоже к этому времени обычно еще больше тысячи, так что мы справляемся быстро. Но самим сразу садиться есть нельзя, потому что сначала полагается поработать официантами у старших кадетов. Они не могут сильно злоупотреблять твоими услугами, так что обычно им просто наливают сок, а они в это время задают вопросы по Уставу или Библии кадета, или, что хуже, просят рассказать им про их календарь. Тут ты встаешь на вытяжку и рапортуешь, сколько этому кадету осталось дней до каникул, сколько до Пятисотого дня{?}[Пятисотый день (вообще, вечер - 500th Night) - прием, где чевствуются кадеты, которым осталось 500 дней до выпуска.], до выпуска, до матча с Военно-морской академией и прочую жизненно-важную информацию. Церемония эта называется «Дни», так что вечерами ты считаешь не только свои Дни, потому что их тоже полагается знать, но и старшаковские. Занимательное занятие! После рапорта тебе позволяют пойти есть. Обычно на это остается минут десять. Потом нужно убирать со столов и бежать на занятия (не забываем — руки за спину, идем в тени бастионов). До занятий надо забежать в комнату, схватить учебники/тетради/чертежи и посмотреть, не прошла ли уже поверка и не написали ли вашей комнате замечаний. У нас их обычно не было или были какие-то мелочи, которые я бы назвал придирками. Если поверка уже побывала у вас, можно закрыть дверь. Если нет, оставляешь открытой до полудня.
Ну вот, наконец-то можно на занятия! Этого добра всегда навалом, так что там вы засидитесь до 1600. Увидимся на обеденном построении! А что вы думали, можно просто так взять и, не построившись, пойти есть?
========== 2. День ==========
Если застать меня врасплох и внезапно спросить, какая моя первая ассоциация с Вест-Пойнтом, я точно не скажу «серый цвет, муштра или армия». Странно, да? Сначала у меня возникнут воспоминания о том, как я часами сижу в одном месте, потом перехожу в другое место и опять бесконечно сижу, недвижим, с учебником или ноутбуком, пока экран окончательно не выжжет глаза.
Но как же так, Мэтт, разве вам не положено было постоянно бегать, отжиматься, стрелять и вообще упорно учиться эффективно убивать людей… в смысле врагов? Нет, вы перепутали нашу Академию с какой-то другой. С сентября по май ты реально сидишь на заднице примерно двенадцать часов в сутки, пытаясь справиться с академической нагрузкой, а физическая подготовка выпадает на оставшиеся часы. У нас действовал принцип 80/20: 80% мозг, 20% — все остальное.
Моей специальностью были операционные исследования, а это — одно из самых математически нагруженных направлений в Академии, потому что там ты учишься принимать всякие важные решения на основе количественных методов. Звучит захватывающе, не так ли? Да ладно вам, это же реально одна из важнейших штук в армии (просто поверьте мне, не надо проверять)! Теоретически я бы мог работать и в логистике, и в аналитике данных, и в отделах, отвечающих за национальную политику, планирование боевых действий, состав и модернизацию вооруженных сил — вот это вот все и даже больше. Ну, если бы мне вдруг почему-то это стало интересно. И если бы эти навыки были кому-то нужны. Короче, все это было к тому, что, если бы вы просто посмотрели на наш учебный план и названия факультетов, вы бы вряд ли догадались, что там что-то прямо жутко военное. Они назывались очень безобидно, типа «Факультет математических наук», «Факультет поведенческих наук и лидерства» или «Исторический факультет». Вообще не впечатляюще, даже обидно, что ты умеешь строить компьютерные модели боев с прогнозированием исходов, а тебе говорят: «О, так ты умеешь делать вычисления со множественными переменными?»
Угадайте, кстати, к какому факультету относилась дополнительная специальность «Террористоведение» (Terrorism Studies)?
А. Международная безопасность
Б. Литература и литературоведение
В. Ботаника
Г. Социальные науки
Подумали? Мне почему-то кажется, что правильный вариант вы отвергли, как, с одной стороны, не слишком очевидный, с другой — не слишком безумный. Это был вариант «Г».
Странно, что я столько уже наговорил и до сих пор ни на что не пожаловался. На самом деле мне трудно придумать, что там было такого особо ужасного в самой учебе. Да, это было сложно, иногда как будто запредельно сложно, но почти все как-то справлялись. Можно было создать вполне приемлемые условия, чтобы учиться, у тебя всегда были для этого ресурсы. Мне кажется, новый компьютер в комнату было проще заполучить, чем новые штаны взамен порванных о колючую проволоку (мне кажется, я эту историю еще неоднократно буду упоминать — причем, заметьте, я не жалуюсь на то, что под штанами вообще-то был я и часть меня получила повреждения — подумаешь, бывает, но до конца жизни буду считать, что на том участке проволока была слишком низко и я должен был получить новое обмундирование бесплатно! Да, мы определенно к этому вопросу еще вернемся).
У нас была куча мест для занятий, помимо комнат: библиотека, например, или штаб роты. «Штаб роты» звучит внушительно, но это обычно просто комната без окон (и обычно без ремонта) со столами и шкафами, где мы собирались обсуждать всякие ротные дела, например, что бы нам такое еще сделать, чтобы занять первое место в лазаньи по канату или еще что-нибудь такое же полезное и важное.
Вообще, штаб — это не самое интересное помещение вашей роты. Гораздо занимательнее и важнее склад, потому что там стоят холодильники. Честно говоря, один из них пустой, потому что общественный, и там что-то появляется только перед специальными мероприятиями, но вот второй забит под завязку индивидуальными припасами. Пока ты кадет четвертого класса, у тебя мало шансов оказаться на складе в тот момент, когда хочется, но с каждым годом дорога туда становится все более простой. Там еще есть ружья, но кому это вообще интересно, они все равно только для парадов. И наказаний.
Пока вы не начали представлять что-то ужасающее, уточню, что наказание в Вест-Пойнте, по сути, одно: бесконечное, утомительное, тупое хождение. В парадной форме и с ружьем. Без остановки, почти весь выходной. Просто ходишь и ходишь туда-сюда. Тебя испепеляет солнце (хотя перед первой «Карательной Прогулкой» заботливо предупреждают, что надлежит воспользоваться кремом от загара), поливает дождь или засыпает снег, а ты бродишь, как зомби, уже не чувствуя ног. Можно только перебрасывать ружье с одного плеча на другое, так что в результате — ура! — у тебя не одна мозоль, а две! Ну, ладно, не мозоль, но ощущения отвратительные. В это время есть только одно развлечение: ходить в шеренгу с одним или несколькими другими кадетами, тогда, возможно, даже удастся поговорить. Конечно, самый популярный вопрос: «Ты здесь за что?» Поразительное количество людей оказались пойманы за вылазки после отбоя. Их так много, что совершенно непонятно, как мы друг на друга не натыкаемся, совершая преступление выхода из казармы за полночь. Но подробнее об этом в разделе «Ночь». В «Карательных Прогулках» я достиг небывалых высот, получив звание «Сотника», которое достается только тем счастливчикам, которые отходили не менее сотни часов. Семьдесят пять из них я заработал в первый год, двадцать пять — во второй, в третий были какие-то жалкие одиннадцать; можно даже подумать, что Вест-Пойнт меня сломил и склонил к порядку, но на самом деле с каждым годом мне просто все реже срочно нужно было нарушать периметр казармы.
Предполагалось, что в этой части я буду писать только про дневное время, но как-то это сложно, потому что зачастую ты занят всегда, вечер — это тоже далеко не время отдыха и развлечений. Но, ладно, попробую. Весь день мы учимся, как я уже сказал, ничего особенного, только все сидят в форме, профессор — тоже в форме, называть его надо «сэр», а ее — «мэм», третьего пока не дано. Ну и, конечно, с дисциплиной у нас намного лучше, мы все еще, как и в старые добрые времена, встаем в начале и в конце занятия, хором здороваемся и прощаемся. О, кстати, мы столько всего делали хором!
Например, в первый год у плебеев, ясное дело, гораздо больше всяких дурацких обязанностей, чем у других. Одна из них — это… не представляю, как это называлось бы по-русски (по-английски это просто Minutes), пусть будет Оповещение. Это когда уже одетые на построение первогодки на равном расстоянии выстраиваются в коридоре и заунывными голосами объявляют, какой сейчас будет прием пищи, сколько до него остается минут и как надо одеваться на это построение. Почему это заунывно? Потому что текст относительно длинный, но не один и тот же каждый раз, поэтому ты немного тянешь слова, чтобы не сбиться и прозвучать хором с остальными. Иногда чувствуешь себя виноватым, если всем становится жарко, хотя это же не твоя вина, что температура буквально на градус не дотянула до более легкой одежды, а пока вы строились, начало припекать. И какой-нибудь кадет второго класса, проживающий на одном этаже с тобой, обязательно выскажет свои претензии. А ответить ему нельзя, потому что: а) это не ситуация, в которой вы должны взаимодействовать; б) он это сказал уже на выходе, а снаружи тебе открывать рот нельзя, кроме ситуаций, прописанных в правилах. То есть, буквально, ты не можешь ни с кем разговаривать нигде, кроме своей комнаты, учебных занятий, частично — столовой и коридоров. Кажется, что в этом нет ничего трудного, но попробуйте провести так год.
Нам еще неустанно говорили о том, как же нам повезло не родиться лет на двадцать раньше, а то бы мы узнали, каково четвертому классу приходилось тогда, и перестали бы ныть. Во-первых, это не так работает: с чего это мне должно стать лучше от того, что кому-то хуже. Во-вторых, никто вслух и не ныл, насколько я помню. И в-третьих, что было тогда — ненормально, и не все из того, что происходит сейчас, до нормальности полностью дотянуло.
Например, что это за ерунда с правилом «всегда полная форма» для первогодок? Ну, то есть вы поняли, ВООБЩЕ всегда. Как это портит жизнь на практике? Понятно, что ты и носа не можешь показать из своей комнаты, полностью не одевшись. И вот, скажем, это уже послеурочное время, то есть надо переодеваться в ACU (армейская боевая форма, это то, что вы чаще всего видите на военных), потому что предстоит что-то подобающее случаю, а потом ты так в ней и остаешься до отбоя, так как что-то постоянно не дает тебе посидеть на одном месте. Старшие кадеты могут себе при этом позволить всякие вольности, типа в футболке ходить, а плебеи — нет! И вот так, бывало, проснешься в четыре утра от осознания, что забыл зарядник в штабе, и надо все это на себя напяливать, включая головной убор, да еще и ботинки полностью зашнуровывать. Я бы не рекомендовал предпринимать попытки проверить «а вдруг никто не увидит», ВСЕГДА есть бодрствующие люди, и никогда нет гарантии, что встретившийся тебе человек на тебя не донесет «для твоего же блага».
Кстати, да, правил по форме одежды было гораздо, просто в разы больше, чем даже по технике безопасности (хотя иногда они пересекались), или по борьбе с харассментом — так и хочется добавить, что это тоже все связано, потому что есть же у некоторых людей идиотское «мнение», что приставания происходят из-за того, как человек одет. Ага, значит, поэтому шорты кадетов стали значительно длиннее и шире в 90-е? Нет, правда, я когда увидел старую спортивную форму в нашем музее, глазам своим не поверил! Это что вообще было? Как у вас стыковались с одной стороны требования по длине носков, чтобы никто, не дай бог, не увидел голые щиколотки между ботинками и брюками, а с другой — шорты, которые заставили МЕНЯ покраснеть? Я бы такое не пережил — по целому ряду причин.
Вообще, как только вы попадаете на День зачисления, на вас тут же сваливается довольно обширный новенький гардероб. Никто не говорит: «Ты за это еще заплатишь!», но это и так становится понятно после вычетов из первой же стипендии. Вещей этих так много, что целый вечер уходит на развешивание их в шкаф и раскладывание по ящикам. Дело в том, что ты больше не имеешь права носить свою гражданскую одежду — ну, ты можешь взять ее с собой и переодеваться, когда на увольнении выезжаешь в город, но только «по достижении пункта назначения». Некоторые старшие кадеты бунтарски сидят в комнатах в гражданском или даже ходят так к реке, но четвертому классу такое с рук не сойдет.
Опять же, это не какая-то гигантская проблема, но это все равно что-то делает с твоим мозгом, потому что ты буквально в основном окружен серым цветом: большинство зданий — три оттенка серого, черный и редкое вкрапление желтоватого песчаника, что, безусловно, — восторг для глаз; в форме — серый, серый, опять серый, черный, защитно-зеленый, немного белого, у первого класса есть парадная форма с красным поясом — надо же, какая роскошь и буйство красок! Зато, типа, все ручная работа и индивидуальный пошив. Сомнительный бриллиант кадетского гардероба — это ДП (длинное пальто, a.k.a Long-O, a.k.a long overcoat), винтажная хрень спорной практичности, но отличного качества. И да, у меня ни до, ни после не было ни одного предмета одежды дороже ДП.
Мне кажется, я недостаточно вас утомил гардеробными историями, вот вам еще парочка. Как-то раз прихожу я на вечеринку, а там еще двести чуваков, одетых абсолютно так же, как я… Ладно, не смешно. Давайте лучше дорасскажу про штаны и колючую проволоку. Нет, я не могу это держать в себе — они стоили сорок долларов — которых у меня не было! И сильно не расстраивайтесь, там наконец-то появляется любовная линия.
В общем, на Базовом кадетском тренинге, к счастью, ближе к его концу, я порвал о проволоку немного куртку и себя, и сильно — штаны. Я вытащил из laundry bag вторую пару и как-то дожил в них до окончания БКТ. Но в Академии с одной паров штанов долго не протянешь. Я пробовал их зашивать — результат был так себе. И вот настал тот ужасный день, когда я осознал, что сегодня день стирки, а значит, завтра мне нечего надеть. У меня не было денег. У меня не было кредитной карты. Вокруг меня были люди примерно в таком же финансовом положении. Но даже если бы мне каким-то чудом удалось достать наличные (скажем, прося милостыню), у меня все равно были нулевые шансы попасть в магазин обмундирования: четвертый класс не мог ходить туда без сопровождения, а где бы я нашел старшего кадета, который бы вот так, без предварительной договоренности, согласился со мной пойти? Хотя, постойте-ка, как я мог забыть, что у меня вообще-то есть мужик при деньгах, который, по счастливому совпадению, еще и кадет второго класса? Да ничего я не забыл, просто это был последний вариант, к которому я бы хотел прибегнуть, потому что это могло бы сильно пошатнуть мою репутацию сильного и независимого кадета.
Но ничего не поделаешь, пришлось звонить Дэйву. Он, конечно, поинтересовался, где я был две недели, если уже и раны мои успели затянуться, а такая простейшая проблема не решена. Очень быстро он начал подозревать, что это — не единственный мой недочет (говорю же, я так и знал, что этим все закончится!), и стал выяснять, не ношу ли я часом только те носки и белье, которые мне выдали, а узнав, что это на 90% так, спросил, каким образом я все еще не потерял веру в себя и желание жить. Ответственно вам заявляю, этот драматизм не оправдан. Ну, блин, да, нам не выдают что-то потрясающее своим дизайном или даже удобством, но, когда прекращаются бесконечные кроссы БКТ, расход пластыря, детской присыпки и носков резко снижается, так что жить можно. Но так как вслух я не спорил, долго говорить со мной было не интересно, и Дэйв сказал ждать дальнейших указаний.
Сопровождать ему меня было нельзя, так как он был из другой роты, так что ему пришлось идти одному. И представьте, он даже больше не комментировал это, просто пожертвовал своим временем (а это самое ценное, что есть у кадета, это — твой самый дефицитный ресурс, ничего нет важнее времени) на это довольно скучное и не очень дешевое дело и даже успел принести мне все до половины десятого, что очень важно, так как потом вещи забирают в стирку, и мне не в чем было бы даже выйти. Жаль только, что увидеться не получилось дольше, чем на пять секунд, но я попытался вложить в свой взгляд всю глубину моей признательности — я даже «привет» и «спасибо» не мог сказать, только честь отдать, потому что был на полметра за пределами казармы. Боже, какой бред.
Долг я возвращать не стал, так как никто мне на это даже не намекал, хотя снабдил он меня не только тем, о чем я просил, но и разными бонусами, после чего я тоже смог свысока смотреть на армейские носки и трусы.
А со следующей стипендии я уже научился быть сильным и независимым кадетом.
========== 3. Вечер / PM ==========
Вечером, вдруг откуда ни возьмись, появляется энергия. Что очень кстати, потому что она понадобится. Сначала, как всегда, нужно объявить всем, что вот-вот будет ужин, и призвать на построение. За ужином все чуть более расслаблены, возможно, на еду удастся заполучить целых двадцать минут или, наоборот, старшие кадеты решат, что теперь самое время обучить вас хорошим манерам, и тогда у вас будет пять минут, и то, если повезет. Утонченные манеры — это, конечно, хорошо, так как за время учебы вы неоднократно будете участвовать в балах и приемах, но преподаются они… своеобразно.
Сначала вам кажется, что с вами разговаривает робот, потому что вам довольно механическим голосом пересказывают правила поведения за столом. Если прислушаться, вы поймете, что соседняя группа слышит идентичный текст. Причем забавно то, что это происходит в столовой, следовательно, обучающему приходится перекрикивать царящий гул, в результате начинает казаться, что нас всех за что-то отчитывают, просто очень странным тестом: «На вилку вы должны помещать столько еды, сколько можете съесть за два или три жевка! Запрещается брать пищу из середины тарелки, вы должны двигаться от края! Начали!» Да, мы практикуемся, а за нами наблюдают и критикуют то, как мы жуем или отламываем хлеб (потому что только варвары ОТКУСЫВАЮТ от целого куска хлеба, офицера за такое разжалуют в рядовые!).
Самой смешной мне казалась сцена оповещения стола о том, какой напиток на нем присутствует, и предложения налить его присутствующим. Кадет, который это делал (на первых порах обливаясь холодным потом от ужаса и старания), походил на древнеегипетскую фреску, так как он должен взять в руки бутылку или графин (нам полагались пока только графины с соком или водой), повернувшись в профиль, поднять его — локоть параллельно поверхности стола, — и объявить что-то вроде: «На ужин весьма хорошо выпить виноградного сока. Кто-нибудь желает?» — несложный текст, но, когда тебя буравят взглядом, ты обязательно собьешься. Да еще это «весьма» и понимание, что все остальные из последних сил не впадают в истерику от смеха. Напоследок вам скажут, что отныне вы под постоянным наблюдением, и этот или любой другой кадет может внезапно появиться — в любой день, в любой прием пищи, — и проверить, не скатились ли вы обратно в простолюдины. Но потом неделю никто не подходит, и мы опять начинаем есть с локтями на столе. Да и вообще, они сами локти на стол кладут, я видел!
Практически сразу после ужина начинается Вечернее время учебы (ESP — Evening Study Period), которое официально длится всего два часа, чего, занимательный факт, совершенно недостаточно, чтобы унять нашу тягу к знаниям! Тягу, да… Видите ли, по довольно строгим, но совершенно разумным и отвечающим реальности рекомендациям, на самостоятельную учебу в день должно уходить не менее восьми часов, вот и подумайте, как это стыкуется со всего лишь четвертой частью рекомендуемого времени, обозначенной в ESP. После половины десятого, в любом случае, придется делать перерыв, так как велики шансы, что наступили ваши вечерние работы. И тут первогодки опять бросают учебники, проверяют застегнутость своей одежды и идут на мусорное и прачечное дежурство.
Как так получается, что ко второму году все резко разучиваются выкидывать свой мусор и стирать свои вещи? Так что кто-то из плебеев тащит мусорные мешки, а кто-то катит тележку в прачечную, где все не всегда проходит гладко, так что вас еще до начала учебы предупреждают о возможности возникновения ситуации laundry emergency{?}[(англ.) бельевое ЧП или ЧП со стиркой], на случай которой нужно иметь запасы одежды.
После этого остается буквально последняя грязная работа: уборка коридоров, к которой, конечно же, никогда не привлекается никто, кроме кадетов четвертого класса. Зато так необычно: пока моешь пол, можно ходить по середине коридора, а не прижавшись к стене! Сильно увлекаться этой свободой передвижения и мечтами о следующем годе нельзя: надо до полуночи вернуться в комнату для вечерней поверки, после которой будет целых семь часов, когда тебя никто не будет проверять! Так что можно безотрывно учиться… ну, или что там у вас получится делать.
К счастью, редко, но все-таки бывают дни, когда никакого дежурства нет. Но не спешите сходить с ума от радости и не предвкушайте, что будете отдыхать. Я уже один раз совершил такую ошибку. Ну, может, не один, а два или три. Но первый раз это было очень показательно. Меня потом наказали за создание возможных препятствий для пожарной эвакуации, потому что я лежал на полу и теоретически перекрывал Гейтсу путь к двери. Как же так получилось?
У кадетов практически гарантировано поголовное недосыпание. А как может быть иначе, если даже по официальному распорядку дня у вас есть только шесть часов от отбоя до побудки, и это если нет утренней тренировки. И кто эти счастливчики, которые спят шесть часов постоянно? Я ни одного такого не видел. И если в начале года ты довольно легко держишься и, если начинаешь засыпать, тут же вскакиваешь и делаешь что-то дурацкое, чтобы взбодриться: отжимаешься, например, то чем дальше, тем меньше желания вставать, и все больше дум о кофейнике, который у вас обязательно появится, как бы прижимисты вы ни были (а за ним вы обзаведетесь рисоваркой, I promise). Но есть недолгий период между напористостью и упадком, когда вы пропускаете момент засыпания. Один раз я отрубился за столом и проехался маркером по чертежу, который был уже почти закончен. Так что в следующий раз, чувствуя, что выдыхаюсь, я просто сполз со стула и уснул на полу. Почему не дошел до кровати? Я тогда верил, что на вечерней поверке тоже проверяют, как кровать заправлена, и не хотел потревожить ее поверхность. Ну и вот, меня записали в пожарную опасность, как какой-то мусор, который перекрывает доступ к запасному выходу.
Почему меня Гейтс не разбудил? Он не вмешивался в мои дела, справедливо полагая, что я разберусь со всем, что со мной происходит. Я и так ему всю жизнь буду обязан за то, что он прикрыл меня в первое же утро после возвращения с КБТ, когда я вообще не появился к подъему. А возможно, мое валяние на полу просто не попало в поле его зрения, так как он занят был. Или он подумал, что это — мое нормальное поведение — лежать на голом полу, это же было самое начало первого семестра, и многие еще не научились скрывать свои странности.
А если вдруг вы смогли акклиматизироваться к учебному плану и почувствовали тягу к неизведанному, можно попробовать разнообразить свою деятельность. Но, предупреждаю, это будет непросто и несколько рискованно. И всегда, всегда помните несколько вещей:
— вы — четвертый класс, ниже вас по статусу нет никого, поэтому никто вам ничем не обязан, а вы обязаны всем;
— если кто-то делает вам одолжение, пусть даже пустяковое, никогда не принимайте это как должное;
— найдите способ отблагодарить старшего кадета. Способов очень мало, так как вы — счастливый обладатель почти нулевых ресурсов, так что не упускайте никакую возможность. Повезло, если вы вместе оказались в кофейне, купите человеку кофе. Только осторожно, без стереотипов! Не надо думать: «Такому суровому чуваку, как он, подойдет только двойной эспрессо», потому что в этом случае это точно окажется какой-нибудь горячий шоколад с зефирками и ванильным сиропом;
— подумайте, нужны ли вам приключения? Может, стоит просто поспать стоя в своей комнате или спуститься в комнату отдыха и поиграть в Play Station?
Но я уже с ума сходил от невозможности выйти из казармы, когда хочу, поэтому начал втираться в доверие ко второму и первому классу, которые отвечали за мои привилегии выхода на улицу (да, увидеть окружающий мир не из окна, а воочию после ужина — это не право, а привилегия!). Я понимал их нежелание возиться со мной: в конце концов, плебеи — это не самый интересный народ, и хлопот с ними больше, чем хоть какой-то пользы. Но, тем не менее, наблюдение, типирование и анализ помогли мне определить людей, которые после не таких уж долгих уговоров и лести согласились выделить мне время в одну из пятниц, чтобы пойти в спортзал. И я имею в виду не спортзал в нашей казарме, а Heyes, в котором проходила физ. подготовка!
Вообще, для остальных, более свободных людей, все было устроено более чем демократично: до отбоя можно было свободно попасть, куда угодно: в любой зал, библиотеку, учебные классы, некоторые лаборатории, вообще просто ходить по гигантской территории кампуса. Хейс известен тем, что там сдают экзамен по прохождению полосы препятствий в помещении, также известному как IOCT — Indoor Obstacle Course Test, который кадеты, повидавшие кое-что в этой жизни и понявшие ее тяготы, расшифровывают как I Obviously Crave Torture — Очевидно, что я жажду пыток. В первый год этот экзамен не сдают, но чем больше ты тренируешься, тем выше шансы приблизиться к заветному результату 2:33. Мое лучшее время было 2:30, что прямо очень хорошо, но совсем не дотягивает до рекорда. Потому что рекорд — это что-то типа 1:54! Я не понимаю, кем надо быть, чтобы такого добиться! Мое лучшее время не подползает даже к женскому рекорду, но у меня по этому поводу нет комплексов. Почти. Думаю, обычный человек в хорошей форме завершит полосу вообще только за семь минут, ну, или не дойдет до конца, сломав на полпути руку или ногу.
В общем, в зале ты всячески восхищаешься теми, кто экзамен уже сдавал, и просишь всяких советов и рекомендаций. И вот так целый час вы издеваетесь над собой на разных этапах этой полосы препятствий, и можно и правда узнать что-то полезное. И вот так совместное потение, воспоминания о том, как ты нелепо застрял в колесе или грохнулся с бревна, сближают вас, и этот кадет может даже разрешить тебе разговаривать с ним на улице по пути в казарму, если сильно не будешь палиться. А в один прекрасный вечер, когда у него нет на тебя времени, ты просишь просто оставить тебя в зале, так как там будет старший кадет из другой роты, который не спустит с тебя глаз. Он явно не хочет этого делать, но, с другой стороны, ты его еще ни разу не подводил, он пил твой горячий шоколад с маршмеллоу, у тебя в листе поверок почти нет замечаний, да ты прямо золото, а не человек, и всем ребятам пример! Так что с некоторыми колебаниями, но он все-таки ведет тебя в зал, а там встречает уже упоминаемого старшего кадета, который тоже ни в чем ужасном замечен не был, который тоже невероятно дружелюбен и вызывает доверие. На всякий случай твой сопровождающий убеждается, что на Дэйве не написано, из какой он роты (это обозначение, в отличие от класса, есть далеко не везде), и оставляет вас. Нет, не вдвоем, там обязательно кто-то еще будет ошиваться, но все равно рано или поздно наступит момент, когда никого больше не будет. Но даже если не наступит — хотя бы время свое улучшишь, за покрышки перестанешь запинаться, не будешь больше делать лишние движения, на полку забираясь. И в любом случае всегда будет возникать минута, две или даже три, когда никто просто физически не может на вас смотреть, потому что бежит по верхнему ярусу, так что успевайте все, что можно успеть за эти минуты. Знаю, выглядит, как слишком много усилий для такого небольшого результата, но в той ситуации у меня таких рациональных размышлений не было, я пользовался любой возможностью. И вообще, как-то раз мы были одни больше часа, представляете? Да, вам придется все представить самим, потому что я, по традиции, не распространяюсь о подробностях.
Все равно, конечно, надо проявлять предосторожность, но это здание 1910 года постройки, там, когда кто-то заходит или выходит, двери так грохают, что вы будете заранее оповещены о посетителях.
Хитроумные планы нужны не только вечером — ночью они понадобятся еще больше. Потому что как только Академия засыпает (хм, засыпает, смешно), у некоторых просыпается жажда приключений.
========== 4. Ночь ==========
Официально ночь начинается в 0001. Времена суток не поменяются без приказа командира. Кстати, это позднее наступление ночи — еще одно устаревшее (а, нет, надо говорить историческое) явление, характерное для Вест-Пойнта. Вообще, это лежит чисто в плоскости лингвистики, но все же показательно.
Вот смотрите: у всех нормальных людей «Добрый вечер» начинается часов в 17-18 (они, конечно, в подавляющем большинстве, не понимают, что такое 17 и 18 часов, и говорят просто 5 и 6 вечера) и очень быстро заканчивается: в 2000 это уже как бы ночь, отсюда все эти «tonight{?}[(англ.) сегодня вечером, но буквально today’s night переводится «сегодня ночью»]» и «Good night{?}[(англ.) Доброй ночи, спокойной ночи. Это не только пожелание, но и альтернатива вечернему «до свидания»]». Но не у нас. Даже если посмотреть в расписание, все, что до полуночи, будут упорно называть evening{?}[вечер].
Странно, что ужин — не supper{?}[(англ., устаревшее) ужин. Теперь это dinner в большинстве ситуаций ], ведь у нас тут, менее, чем в 100 км от Нью-Йорка, иногда незримо витает британский дух (да, господи, я даже про себя произношу это Bri’ish spirit) или, по крайней мере, явно ощущается вайб позапрошлого века. Особенно осенью и зимой — из-за формы, так как и пиджак, и короткое пальто и даже ДП носятся довольно часто, а к ним еще и фуражка и перчатки. И вот так смотришь на кадетов на фоне какого-нибудь корпуса, которому лет 100-150 (или даже всего 50 — они держат стиль), и не понимаешь, какой сейчас год. Да и весь пойнтовский сленг какой-то винтажный, поэтому, пока к нему привыкаешь, претерпишь многие моменты истерического смеха или легкого кринжа.
Чего стоит одно выражение «Пойти на танцы» — вы вот когда такое в последний раз слышали? Никогда, наверное, а тут это стандартная формулировка, так что люди быстро забывают добавлять в интонацию сарказм, и вот ты уже сам, не моргнув глазом, подходишь к кому-нибудь на балу, кланяешься и говоришь: «А не пуститься ли нам в пляс, мэм/сэр?» Я тут так смело расставляю слэш между «мэм» и «сэр», как будто всем было все равно, кого ты там приглашаешь на мазурку, но в мое время все было еще довольно шатко, и, честно говоря, кадет мужского полу попал в мою танцевальную карту всего один раз за все годы, да и то потому, что я был четвертым классом, следовательно, молод и горяч (или отчаян и глуп? — сложно сделать выбор), да к тому же уверен, что этот чувак мне по роже не съездит. Но даже он изо всех сил делал вид, что танцует со мной иронично. Впечатлений хватило, больше я таким не занимался, разве что иронично, чтобы побесить людей и услышать в ответ вежливое: «Will you kindly fuck off, please?» Но вы там сильно не переживайте за меня, я все равно мазурку больше люблю танцевать с дамами, а во второй части бала, когда переходят на «современную музыку» (вы бы слышали, как это произносил наш ТОР{?}[Тактический офицер роты. Он чем-то по функциям похож на куратора или классного руководителя.] перед первым балом: «Кадеты, мы тут не отстали от жизни и понимаем, что вам, молодежи, надо (спойлер: нет, не понимают, нам нужно было больше времени для сна и больше места для хранения еды), поэтому вторая часть бала проходит менее официально и будет звучать современная музыка»), всем уже все равно, об кого ты там трешься. Ну, в разумных пределах. Если увлечешься, к тебе подойдут, погрозят пальцем (!) и скажут «PDA{?}[public display of affection — публичное проявление чувств]»!
PDA в общественных местах не поощряется. В общей сложности, как я выяснил, есть такая градация: запрещено (А) — не поощряется (В) — разрешено ©. «С» официально нет нигде, даже в твоей собственной комнате, «В» — это стадион, бальные залы, таверна, рестораны, общественные пространства на открытом воздухе, комнаты кадетов вне вечернего учебного времени. «А» — учебные классы, лаборатории, гаражи, ангары, бассейны, мастерские, полигоны, стрельбища. Ну, а то, знаете, мало ли, как людям в голову придут отпраздновать удачноепопадание в цель, да ведь?
Интересный факт: эта классификация появилась благодаря мне (хотя некоторые пытались сказать «из-за меня»). Просто я достал Дэйва вопросами, что где можно, и он в один прекрасный день не выдержал и сказал: «О, господи, Кёрк, откуда я могу это знать? Проверь на практике: если получишь пять часов карательных прогулок, значит, нельзя было. Ну, или напиши прошение на имя суперинтенданта нарисовать тебе карту кампуса с условными обозначениями». Что я и сделал. И они реально выпустили эту карту, хотя и сомневались, что она кому-то нужна. Дэйв долго хохотал над тем, что я прямо воспринял его слова, но потом отметил, что благодарных потомков у меня не будет, потому что я поспособствовал созданию еще одного ограничивающего документа. Но я решил все равно гордиться этим достижением и считать документ не ограничивающим, а разрешающим.
Так вот, про ночь. В течение которой вообще-то ничего не должно происходить: мы должны мирно спать на своих жестких матрасах отведенные пять с половиной-шесть часов, чтобы проснуться бодрыми и отдохнувшими и возрадоваться новому дню. Но, конечно, такое происходит только в исключительных случаях. Да, после полуночи запрещается производить хоть какой-то шум, но, если прислушаться, можно услышать бульканье кофеварок и шумы принтеров. Так что, если пройти по коридору казармы, можно представить себя в кофейне, которая постоянно печатает какие-то памфлеты. Или в обычном колледже, где одна из важнейших составляющих твоего меню — это быстрый рамен, который, честно говоря, пахнет тошнотворно, когда ты сыт (т. е. весьма редко), но изумительно — когда голоден.
Также навстречу вам нередко будут попадаться люди, в основном — как будто джентльмены из 19 века, направляющиеся испить кофе после чрезвычайно позднего ужина, потому что одеты они в то, что здесь называется «банный халат» — это реально халат из какого-то дурацкого материала типа бархата (серого, конечно) с вышитой эмблемой Академии. Я до поступления халаты видел один раз в отеле и прекрасно прожил бы без них, но кто ж меня спрашивает. Вы, возможно, как и я, задаетесь вопросом, зачем они нужны и разве весь шарм армейских заведений не в том, чтобы идти после душа в одном полотенце, встречая по пути таких же полуголых людей? Может, командование хотело поддержать моральный облик кадетов и особенно не подвергать испытаниям скромность и целомудренность кадетов женского пола? Сомневаюсь. Дамы живут совсем в другой части казармы, и между нами прямо специальный дежурный сидит до часа ночи, чтобы мы не смешивались и не разбалтывались. Так что, похоже, мы не должны смущать помыслы друг друга, чему, если бы такая угроза была, все равно способствовали бы общие душевые. Если вам кажется, что это должно быть интересным местом, то нет. Во-первых, там в течение года не появляется никого нового, а если ты увидел человека один раз, ты уже видел все. Во-вторых, это не место досуга, ты просто пытаешься быстрее оттуда выйти, чтобы освободить его другим, там довольно часто даже очереди собираются.
Ну, а приличия соблюдать помогают не только халаты, но и весь остальной дресс-код. Шорты довольно длинные и широкие, пуговицы на рубашках расстегивать нельзя, как только температура падает, так тебя тут же лишают коротких рукавов, даже короткие носки запрещены, плавательные трусы — и те чуть ли не до колен. Это, кстати, тоже одно из самых сильных воспоминаний об Академии — как ты постоянно как будто слишком одет, особенно в первый год. Ботинки можно снимать только в душе и во время ночного сна — все, в остальное время это прямо запрещено, потому что в любой момент тебя могут куда-то вызвать или тревога начнется — и куда ты побежишь, если у тебя вся обувь со шнурками? Но даже если у вас есть какие-нибудь гражданские слип-оны, даже не думайте в них выбегать по тревоге! За это не пять, а все восемь часов наказаний можно получить.
С годами почти все учатся засыпать при первой же возможности, а когда ты второй, а уж тем более первый класс, может появиться шанс отключаться на полчаса пару раз в неделю до обеденного построения или ближе к половине пятого — между аудиторными занятиями и спортом. И вот так вот и спишь: в ботинках, в ACUшной куртке, скорее всего, даже в кепке, но зато лежа и не с открытыми глазами! И буквально все могут за пару секунд вскочить и притвориться, что чрезвычайно бодры.
В идеале — нужно, конечно, сразу после домашки, не теряя ни мгновенья, заваливаться спать — это жизненно важно для всего, но в первую очередь — для хотя бы видимости ментального здоровья. Но вот знаете, три секунды размышлений — и начинает казаться, что для душевного здоровья гораздо важнее предаться какому-нибудь пороку, а еще лучше — разврату, и тогда точно будешь счастлив, бодр и оптимистичен. Но, конечно, на пути к чувственным переживаниям вас ждет множество препятствий: двери, ночные дежурные, правила. Если вы в одной казарме, все сильно упрощается — нет, не думайте, что будет прямо очень легко, но, например, неплохо знать, что багажное отделение (это такая гигантская комната в подвале, где хранятся наши чемоданы и вещи, которые нельзя держать в своей комнате или которые туда просто не помещаются) почти никогда не запирается по выходным. Помещение это похоже на лабиринт, там куча закоулков и тупиков. Нужно просто проверить, что там нет других таких же сообразительных людей, и для маскировки достать свой чемодан, чтобы при появлении нежданных посетителей разыграть сцену: «Дженкинс, но ты же уверял меня, что у тебя есть швейный набор! О, Оливьери, добрый вечер! А у тебя есть швейный набор? У меня оторвалась пуговица». И оторвать пуговицу, и даже порепетировать вы успеете, пока до вас дойдут, вы, главное, сильно не распоясывайтесь, а то можно и пропустить момент появления публики, и тогда придется полагаться только на то, что они почувствуют к вам сострадание и не донесут.
Есть альтернатива удобнее — склад роты, но комната эта довольно мелкая, спрятаться не получится, хотя шанс, что туда кто-то придет совсем рано, скажем, в три, очень мал.
На крайний случай есть верхняя часть лестничной клетки, которая ведет на (запертый, проверено) чердак, но это вариант непонятно для кого. Наверное, для совершенно беззвучных людей или тех, кому достаточно трепетно соприкоснуться рукавами или что там еще бывает тихого и нежно-лиричного?
Никому не говорите, что я учу вас плохому, но есть способы после отбоя попасть в чужую казарму. Это на случай, если вам не повезло, как мне, и вы организуете свой досуг с человеком из другой роты и другой казармы. У обоих этих путей довольно невысокий процент успешности, но иногда это работало.
1) вы просто с уверенным лицом заходите туда. Сработает, если не напоритесь на дежурных;
2) вы что, зря проходили полосу препятствий? Ваш сообщник открывает окно в полуподвале или, если получится, в каком-то помещении на первом этаже, и вы изящно проникаете туда. Это же является лучшим путем к отступлению.
На месте маршрут тот же: багажное отделение или склад. Но иногда, при очень удачном стечении обстоятельств, и комната.
Если же сумеете незаметно выйти на улицу, то в вашем распоряжении несколько гектаров полей, озер, рощ и целая река Гудзон, если вы такое любите. Против вас будут комары в теплое время года, холод — в остальное, дежурные — всегда. При появлении дежурных бегите в разные стороны, незачем обоим нести наказание. Или сделайте вид, что вы тут в одиночестве смотрите на звезды или пришли топиться — сходите разок к психологу, зато второй человек спасен, если не попадет на другой патруль. Вообще у встреч на улице, если бы не сопряженные риски, — сплошные плюсы. Потому что даже если из-за жуткого холода что-то не пошло с сексом, у вас будет незапланированное и, вероятно, очень короткое, но все-таки романтическое свидание в кои-то веки. Ну, знаете, можно даже сделать вид, что у этих объятий не только практическая цель.
Я тут как будто постоянно жалуюсь на унылость и серость Академии, но это я просто не в настроении был! В остальном — это красивейшее место на земле: за спиной у вас будет практически форт или замок, а перед вами — умопомрачительные горы, лес и река, а на другом берегу так и вообще заповедник — многие кампусы могут таким похвастать?
В любом случае, куда бы ни завела вас судьба — на пол склада или за дерево, которое, возможно, видело еще Джорджа Вашингтона (хотя и при других обстоятельствах), вы будете очень ограничены во времени. Так что кто-то из нас заранее отправлял сообщение со временем и местом, а также программой мероприятия, так сказать. Для быстроты у нас была система условных обозначений (в которой НЕ БЫЛО эмодзи баклажана — почему все сразу про это спрашивают?!). Мы отвечали плюсами и минусами. Иногда это был один минус, что резко отменяло все планы. Но случались и один-два (а как-то раз даже больше!) плюса. Отсутствие спонтанности, скажете вы? Хоть какая-то гарантия, что планы реализуются, скажу я. Ну, и когда ты предупрежден, всякие предварительные этапы можно реализовать заранее и, опять же, сэкономить время.
Поначалу все эти тайные вылазки весьма вдохновляют, и даже осознание, что в этих стесненных обстоятельствах надо опять оставаться максимально возможно одетыми, придает дополнительную остроту ощущениям, да и форма все еще… кхм… воодушевляет, так сказать, но годами я бы так существовать не смог. Но мне и не пришлось, потому что уже меньше, чем через два месяца после поступления на наше с Дэйвом взаимодействие наложили вето, и пришлось жить от каникул до каникул, что, прямо скажем, пытка, которая усугублялась тем, что мы все-таки не могли не сталкиваться в кампусе. В какой-то момент от отчаяния я затесался в его «кружок» применения боевого оружия, хотя у меня явно не было времени еще и на это. Дэйв тут же выразительно посмотрел на меня через прицел и через Йохана передал просьбу не усугублять ситуацию и убираться обратно в мой кружок нерегулярных военных действий (как бы объяснить… Это такой клуб по интересам, где вы изучаете тактику работы малых подразделений и всякие процедуры руководства войсками. Вообще это направление для тех, кто а) собрался провести на службе всю жизнь и б) хочет кем-то руководить, а я — ни «а», ни «б», как всем очевидно). Я бросил в него учебную гранату и заявление, что он — не хозяин моей внеучебной деятельности, так что может сам идти руководить малыми подразделениями, если это — его страсть. Что он и сделал. Я отправил ему открытку: «Кто твой хозяин внеучебной деятельности?». Ответа я не получил, так как он и так ясен (это я, если непонятно — все должны об этом узнать). Ну, или его оскорбила приписка «You’re my extra-curricular activities bitch». Да нет, вряд ли, ясно же, что это флирт. И вообще, что он мог мне сделать? У него даже боевых патронов не было!
А всего через каких-то (каких-то! долгих и мучительных — вот каких!) девять месяцев мы наконец-то оказались в одной комнате и зажили, как респектабельная пара. Ну, не сразу. Сначала я официально стал домашним абьюзером, что никак не является титулом, который я ожидал бы от себя, но, оказывается, и такое бывает, когда половина вашей пары доживает до звания кадета первого класса и все еще не понимает, что некоторые вещи обсуждаются вслух, а не решаются в одностороннем порядке в собственной голове. Но это к Академии как таковой не относится, а вот, что ее непосредственно здесь касается, — это то, насколько я в тот момент был близок к отчислению. Я до сих пор не знаю, сколько денег в тот момент ушло на адвокатов, но догадываюсь, что для меня это было бы нечто запредельное. Но жертва домашнего насилия сам все оплатил, я только два раза появился на дисциплинарных комиссиях. И давайте больше не будем об этом, потому что по ужасности это было событие занимает второе место в моей жизни, опережая даже первый боевой выезд.
Давайте, может, дальше поговорим про то, что крепко держит людей в Вест-Пойнте и не дает бросить, хотя очень хочется?
TH 0140 🤝🙈🪃?
0150 ++-
========== 5. Балы, адъютанты, сигары и прочие элементы роскошной жизни кадета ==========
Боже, Мэтью, бедняжка, как же ты там выжил? В этих зверских условиях, с такими нечеловеческими нагрузками, да еще и в халате нужно ходить! Невероятно! Наверное, ты герой!
Наверное. Хотя тут примерно 80% до выпуска доживают, так что это какое-то широко распространенное геройство, свойственное большинству. На самом деле тебя тут постоянно водят по грани, но точно знают, когда ты сорвешься, и в последний момент хватают за шиворот и демонстрируют твоему изумленному взору нечто такое, что заставляет забыть, что ты собирался сдохнуть. Что интересно, в первый год тебя не так часто отвлекают, видимо, зная, что четвертый класс и так продержится на чувстве вины («Что обо мне подумает номинировавшийся меня Сенатор, родители и Дэйв?») и юношеском максимализме. А вот когда взрослеешь, уже есть опасность, что всех пошлешь и осознаешь, что это — твоя жизнь, а не родителей, что Сенатор уже забыл, кто ты, что нельзя так ни с людьми, ни с кадетами, всё, я ухожу!.. О, сигары!
Да, как только начинало казаться, что ты из человека превращаешься в один пиксель в «Длинной серой линии{?}[Long Gray Line — так называют непрерывную линию выпускников Академии всех лет. Серая — потому что это цвет многих видов формы, в том числе — выпускной.]», нам разрешали какие-нибудь безумства. Прямо так, санкционировали выплескивание усталости, дикости и фрустрации в какой-нибудь более-менее контролируемой форме. Про бой подушками я вам уже рассказывал, но есть еще «Депеша»: это когда в Академию доставляют новость о некой серьезной военной победе. Скажем, в какой-то стране ликвидировали террориста №1, на что мало кто надеялся. При мне депеш было две, обе пришли после полуночи. И вот сидишь ты, как обычно, делаешь какие-то расчеты, и вдруг слышишь в коридоре нездоровую активность: хлопанье дверей, топот, восторженные крики, и эта волна явно катит в твою сторону, так что немедленно нужно посмотреть, что это. Плебеи на ходу натягивают все элементы формы, остальные не заморачиваются, все бегут во двор. Первогодки в ажиотаже забыли, что им нельзя разговаривать на улице, и не успевают приветствовать всех старших, но их никто не ругает — не до того сейчас. По обрывкам разговоров уже понятно, кого обезвредили, и вроде бы ты не собирался испытывать восторг, но он прямо липнет к тебе, передается воздушно-капельным путем, легко преодолевая сопротивление; и вот уже и ты присоединяешься к общим крикам торжества и бежишь в прекрасный новый мир без терроризма. Ага.
Это действительно непередаваемое ощущение: темнота, разбиваемая только светом из окон, поздний час, когда нас не должно быть за пределами казармы, зашкаливающее ликование тысяч кадетов, все обнимаются и поздравляют друг друга с тем, что кто-то где-то далеко убил олицетворение мирового зла. Потом начинает тянуться дым сигар. У нас с Гейтсом в первый раз сигар не было — мы не ожидали победы добра над злом во втором семестре, но нас разыскали Дэйв с Йоханом и презентовали одну на двоих. Гейтс сказал спасибо, но нет, так как он не настолько конформист, чтобы вдруг начать курить, только потому, что все так делают, пусть даже и повод значительный. А я, конечно, конформист, да еще какой! К тому же я вижу, как курит эту сигару Дэвид, и зрелище это чертовски… завораживает. Но у меня тут же начинают слезиться от дыма глаза и появляется кашель в сопровождении слюней и соплей.
— Кёрк, ты мне больше нравился, когда не курил, а просто стоял тут, пялясь на Дженкинса, — говорит Шварценбахер. — Только рот не забывай закрывать.
— Я, может, на тебя смотрел, — прокашлявшись, говорю я.
— Правда? Какая честь! Тогда продолжай, — говорит Шварц, вставая у меня за спиной. Я из упрямства смотрю на него секунд пять, но потом становится просто невозможно продолжать этот фарс. Когда бесчинства вокруг достигают апогея, Дэйв кивает в сторону самого темного угла двора.
— Да блин, нет, не лишайте меня компании! — восклицает догадливый Шварц. — А впрочем, ладно, мы с Кевом затусим.
— Я пошел спать, — разбивает его надежды Гейтс и тут же выполняет свой план. Йохан не успевает больше ничего сказать, как и мы исчезаем.
Стена в углу двора довольно холодная, поэтому я по-джентельменски беру ее на себя, ведь я в куртке. С человеком, который курил сигару, целоваться не так противно, как с тем, кто просто сигарет насосался, к тому же я двумя затяжками сумел атрофировать себе чувство вкуса, так что мне ничего не страшно. Это все очень увлекательно, особенно в этой обстановке, но в какой-то момент, кажется, собрались сжигать ведьм или учебники по линейной оптимизации — в общем, разгорается костер. Тут же прибегают дежурные офицеры и вместо маршмеллоу приносят огнетушители и приказ разойтись, но мы требуем суперинтенданта и речь. То есть, кто-то требует, не я, у меня и так все хорошо, и, если нас не начнут разгонять в следующие две минуты, станет еще лучше.
Суперинтендант все-таки приходит и среди летающей пены из огнетушителей и дыма сигар отечески наставляет, что мы празднуем не смерть человека — так как всякая жизнь бесценна, — а торжество справедливости. Я от этой мысли немного зависаю, так как мне кажется, что он так и не опроверг празднование смерти, но Дэйв сбивает мои логические выкладки бессердечным высказыванием, что хорошо бы до конца года нанести еще такой же совершенно непоправимый урон терроризму, и еще и подмигивает! В общем, все довольные отправляются спать, на следующее утро кадеты четвертого класса прибирают двор.
Сигары эти агрессивно пихаются также в программу празднования рождества и прочих важных событий, но я так и не потрудился узнать, откуда взялась эта странная традиция и что она должна символизировать. Остальные вредные привычки навязываются не так интенсивно: алкоголь в программе появляется только у кадетов второго и первого класса и тоже только пару раз в год на балах и приемах.
На этих балах есть одна неприятная вещь: туда надо приводить пару. И по умолчанию подразумевалось, что я должен был откуда-то взять девушку! Ну, в первый год все было как-то хаотично: вариант с Дэйвом все равно бы не прокатил, я предложил Гейтсу пойти вместе, как соседи, а он вдруг заявил, что ему есть с кем идти! Во-первых, серьезно?! Во-вторых, в мне-то что делать? Пришлось умолять кадета Чи. Юки ужасно хотела с другим чуваком туда отправиться, но я ее так утомил за три дня, что она согласилась на меня.
На балах есть такая штука в начале: официальное появление гостей. Если вы бывали на королевских приемах, вам не нужно объяснять, что это такое, а для тех, кому такое только предстоит, скажем, что это, конечно, интересно (наверное), но заставляет участников нервничать, а старших офицеров — ужасно долго стоять у дверей. В общем, вы подходите к адъютанту и сообщаете ваши имена и звания/титулы, а он выходит в зал и громко всем объявляет, что явились «Кадет четвертого класса Юки Чи и кадет четвертого класса Мэтью Кёрк», а вы идете, улыбаетесь и жмете всем руки, пытаясь запомнить новые лица и имена. Кто-то, конечно, успевает нам сообщить, что мы прекрасная пара, а в случае чего (лукавое подмигивание) Академия предоставляет Кадетскую Часовню для разных церемоний. Алё! Нам восемнадцать лет, какие церемонии? Но среди первого класса правда есть это странное поверье жениться сразу после выпускного. Шварц, вон, еле, наверное, пережил полтора года, прежде чем вступить в свой законный брак. Ждал, пока старшим лейтенантом станет, не иначе.
За бокалом воды со льдом Юки сообщила, что не выйдет за меня и останется недостижимым идеалом, таким манящим, но таким недоступным, Я поблагодарил ее за это. До танцевальной части нужно было еще слушать тосты и изящно есть. Зато теперь я счастливый обладатель хороших манер. У меня охренительно хорошие манеры, просто поверьте мне на слово.
Юки больше со мной не пошла, приходилось приглашать Джессику, ну, сестру Дэйва. То есть «приходилось» звучит, как будто я с трудом выносил ее общество, но это совсем не так: с ней было весело, и я был признателен, за то, что она летела через всю страну ради меня (ну, не ради самого же бала? Хотя…). С ней было сложно сохранять дисциплину на официальной части вечера, а еще она пыталась меня споить, еще тогда, когда это было запрещено, а в той части, где все фотографируются парами, слишком сильно изображала мою пару, хотя я сказал, что это вовсе не обязательно. А еще она постоянно распускала руки! Ну, не до каких-то предосудительных пределов, но я все равно угрожал пожаловаться Дэйву. Это ее вообще не напугало, она сказала:
— Пф-ф, да он знает! Кому, как не ему, меня понять? А если будет возражать, я с ним не пойду в следующий раз.
Да, с Дэйвом тоже она ходила, так что у нее была супернасыщенная светская жизнь в Вест-Пойнте, она лучше меня знала, как звали всех майоров и генералов, и подсказывала, когда надо. Мы с Дэйвом все-таки смогли вместе появиться на одном мероприятии — это была его Сотая ночь. Фурора не произвели, вели себя исключительно прилично, рискну заявить — приличнее всех.
Событиями грандиозной, непропорционально большой важности в течение года были игры. Угадайте, какие игры? Может, волейбол? Гольф? Ну хотя бы хоккей? Конечно, нет. Это был футбол. Это было какое-то безумие, особенно когда приближался матч с Военно-Морским флотом. Буквально шагу нельзя было ступить без того, чтобы не наткнуться на надпись Beat the Navy! (да, в приказном порядке) или просто Army/Navy. Зато на матчевый уик-энд можно (нужно) было уехать из Пойнта — обычно в Филадельфию. Там, конечно, приходилось ходить в форме и ДП и всю игру орать «ARMY!», пока не сорвешь голос, но зато Дэйв гарантированно тоже был там, к тому же он не играл в первом составе, так что у него было свободное время. Один раз ему все-таки пришлось выйти на поле, и это был один из тех (многочисленных) разов, когда мы проиграли — потом я мог весь год говорить, что это из-за него и неверного решения тренера ввести в игру ветеранов.
А еще там перед игрой происходит настоящая вакханалия с низкими пролетами вертолетов и парашютистами, салютами и прочей очень громкой фигней. Просто потому, что мы можем. Где еще вы увидите, как парашютист доставляет на поле мяч?
Вообще, весь сезон нужно было каждую неделю таскаться на игру (чувствуете мой энтузиазм?) в кампусе. Возможно, если бы мне нравился футбол, а не только футболисты, и я не думал бы, что за это время уже доделал бы домашку, эти часы даже вызвали бы во мне ностальгию. Там есть можно было. И прыгать (нужно). И опять наступал заразный коллективный восторг — даже сил прибавлялось. А силы нужны были, потому что время от времени случались спонтанные моменты отжиманий, от которых нельзя было отказаться.
Как-то раз генерал МакАртур сказал: «На полях дружеской борьбы сеют семена, которые на других полях, в другие дни принесут плоды победы», и теперь мы учим эту мудрую мысль наизусть и должны понимать, что спорт — это примерно 25% нашей личности. Вообще не жалуюсь. Если бы не это, возможно, к выпуску я был бы горбат и крив на один глаз. Но спортом заниматься и принудительно его смотреть — это не совсем одно и то же.
Еще одна вещь, которая была довольно нелепа, но все-таки до невозможности смешна, и тоже служила разряжению обстановки — это «Восхищение кольцом». Кадеты первого класса в начале своего последнего года получают выпускное кольцо, и оно все такое уникальное и блестящее, а они все такие в белой форме и торжественные. Пока до них не добираются плебеи. Представьте: внезапно вас обступают младшие кадеты, а если вы не успели убежать (а люди реально пытаются убегать, потому что за день эта фигня может повторяться бесконечное количество раз), вы обязаны довести церемонию до конца. Первый класс демонстрирует руку с кольцом, а все плебеи к ней склоняются, пучат глаза и кричат хором во все горло: «Oh my Gosh, sir/ma’am! What a beautiful ring! What a crass mass of brass and glass! What a bold mold of rolled gold! What a cool jewel you got from your school! See how it sparkles and shines? It must have cost you a fortune! May I touch it, may I touch it please, sir/ma’am? О божечки, сэрмэм! Какое красивое кольцо! Какое нагромождение меди и стекла! Какое смелое исполнение в золоте! Какое клевое украшение вам досталось от академии! Видите, как оно сверкает и сияет? Можно мне потрогать, можно мне его потрогать, сэр/мэм?» Когда кадет милостиво кивает, все плебеи одновременно набрасываются на его перстень. Это лучше, чем цирк. Этот момент полон гиперболы и иронии. Я же, где мог, добавлял интонацией непристойные намеки (вы сами видели этот текст — удержаться невозможно), потому что моя суперспособность — превращать любую ситуацию в неловкую, но сексуально-заряженную. А еще я умею изящно вставать на одно колено — нет, это не делается как попало, — так что один из кадетов удостоился не только фразы с придыханием: «Можно мне потрогать, можно мне его поцеловать, сэр?», но и реального лобызания руки. А что? Говорю вам, там такая атмосфера веселого идиотизма царит, что никто и глазом не моргнул.
Но, конечно, основные положительные воспоминания не с официальных приемов, они о моментах дуракаваляния и внезапных прерываниях рутины. Это и Депеши, и первый снег, когда все вываливают на улицу и начинают играть в снежки. Снежки в Пойнте — это вам не то же самое, что где-то на гражданке. Тут люди меткие и, как вы уже поняли, с сильным соревновательным духом и лидерскими качествами, так что всякое бывает, но пока все живы и даже остались при своих двоих (глазах).
Или вот рыцарские турниры в казарме. Всего-то и надо: компьютерный стул, шлем, швабра, разгоняющие. Да, случаются сломанные ребра, но оно стоит того (?).
Также соревновательность и безбашенность часто приводила нас на берег Гудзона не в сезон. Ну и что, что температура воды градусов пять — льда же нет? И тут некоторые осуждающе скажут: «Вот все со скалы начнут в ледяную воду прыгать, и ты прыгнешь?!» Конечно, прыгну — без вариантов. Да, в первые три секунды я подумаю, что умираю, но зато потом бодрость не покидает очень долго! Не всегда все так экстремально: в основном мы все-таки летом там купаемся. Летом же — до или после тренировочного лагеря — можно отпроситься на ночевку в лес, да и в некоторые выходные иногда получалось выкроить пару часов уйти туда пожечь костер. Там, конечно, начнется какая-нибудь ерунда типа «насколько далеко улетят искры, если я шарахну по углям палкой?» — «А я дальше могу!», в результате чего костер погублен, но все равно одна такая вылазка заменяет два выходных обычного человека.
Да, мы очень ценили время, мы буквально вгрызались в каждую секунду, используя ее на полную — касалось ли это пробежки к водохранилищу, разрешения на гриль или случайно (или тщательно спланировано) урванных трех минут с Дэйвом — точно могу вам сказать, три минуты — это время, пять — роскошь.
Я не жалею, что в моей жизни было это место, даже если подумать только о людях — и кадетах и преподавателях, — которых я там встретил. Один Шварценбахер чего стоит. Ну где, на какой планете я бы его повстречал?
Но! Я уверен, что все эти блестящие, умные, дисциплинированные люди, которые туда попали, достойны большего. Возможно, там что-то меняется. Надеюсь, кадетам разрешили спать не только на словах, но и на деле. Надеюсь, четвертый класс больше не чувствует, что попал в тюрьму. А больше всего надеюсь на то, что еще до того, как рассыплются от старости башни этого форта, армия перестанет быть нужна, и Пойнт станет просто университетом — очень впечатляющим и фотогеничным, но в остальном обычным и человечным.
