вывернуты, на правом запястье белела повязка.
– Вот он, полюбуйтесь, наш маньяк – праправнук камердинера Рукавишниковых, – Игорь слегка пнул ногой распластавшегося негодяя, – и по совместительству инструктор тренажерного зала отеля – Станислав Решетников.
Игорь торжественно продолжил:
– Угадайте с трёх раз, какая была фамилия у камердинера? Правильно, Решетников!
Поверженный убийца пошевелился. Его руки, связанные за спиной, сжались в кулаки. Раздался скрежещущий голос:
– Суки, ненавижу! Вы всё испортили! Такая была игра!
Злодея передали в руки полицейских и первый раз за это время все спокойно уснули.
Из материалов дела стало известно, что Станислава с детства преследовали навязчивые идеи. Одной из них было стремление найти и наказать виновников смерти Насти, которую он считал своей сестрой из далекого прошлого. Ну, хотя бы не виновников, а их потомков. Он считал, что Рукавишниковы, а именно художник, не уберёг Настеньку.
Эта навязчивая идея обросла деталями, чудовищным планом. Станислав разыскал наследника – бизнесмена Артема Рукавишникова, создал из него образ врага и устроился тренером в его отель.
План четко обрисовался после того, как Станислав увидел картины. Они послужили толчком, вдохновением для его больной фантазии. Его обуяла жажда крови. Он решил повторять отвратительные сюжеты картин. «Картины – это особая реальность, они должны жить! – Говорил он в своих показаниях, тряся куцей бородкой, – а я – соавтор художника».
–– Вы не понимаете, – вещал он, с лихорадочным блеском в водянистых глазах, – реальная жизнь повторяет созданную воображением художника, что существует на полотнах. В этом слиянии с творцом я переношу героев и судьбы в мир реальный и создаю свой мир, свой сюжет, свой шедевр. Я оживляю картины, созданные гениями, и сам становлюсь гением, – при этих словах на его лице появилась циничная ухмылка.
Он стремился разрушить бизнес, доброе имя отеля и саму жизнь своего врага. Грандиозным финалом в своём кровавом спектакле убийца видел жестокую расправу с самим Рукавишниковым.
Пострадавшие, ни в чем не повинные люди, были лишь инструментом мести и статистами в его постановке. С каждым убийством Станислав всё больше входил во вкус, ему нравилось созерцать ужас в глазах умирающих, нравился одуряющий запах тёплой крови, он впадал в экстаз от своей власти над чужой жизнью, чувствовал себя вершителем судеб, демоном, почти Сатаной. Ему нужны были признание и слава, пусть даже такая, кровавая.
Своё последнее неудавшееся убийство он распланировал чётко, как режиссёр. Оглушённый Сергей должен был очнуться рядом со своим растерзанным сыном весь в его крови и поверить, что он сам это сделал! Как мерзкий Сатурн. Это был гениальный сценарий, достойное звено в серии убийств! Убийств, доведённых до высокого искусства! Предвкушение ужаса, который испытает отец, якобы в беспамятстве убивший своего сына, приводило маньяка в состояние, близкое к оргазму.
Но вовремя, или почти вовремя, появившийся Игорь испортил весь спектакль.
– Ах! – высокопарно сокрушался преступник, – мне не хватило всего нескольких секунд, чтобы приблизится к высшему блаженству!
В своих глазах он оставался человеком искусства, утончённым художником, жалея только об одном – картина не завершена, дело всей его жизни осталось незаконченным, брошенным.
Маньяка-убийцу арестовали, и полиция наконец-то разрешила невольным участникам этой кровавой резни покинуть отель.
Когда Сергей проезжал мимо ворот негостеприимной усадьбы, ему показалось, что среди работников пропускного пункта мелькнула знакомая чёрная козлиная бородка…
