Убежать от заклятья или Моя чужая жизнь (СИ) [Элина Литера] (fb2) читать онлайн

Убежать от заклятья или Моя чужая жизнь

Глава 1. Мой личный ад

Глава 2. Подарок от кузины

Глава 3. На юг

Глава 4. Булочница

Глава 5. Ловушка

Глава 6. На восток

Глава 7. Ученица белошвейки

Глава 8. Подмастерье шорника

Глава 9. Писарь

Глава 10. Дело о пропавшем жемчуге

Глава 11. На север

Глава 12. Соловей и дубина

Глава 13. Дело о сгоревших бумагах

Глава 14. Встреча с прошлым

Глава 15. Бульвар Золотых орхидей

Глава 16. Лавочник

Глава 17. Старик в подземелье

Глава 18. Беглец

Глава 19. Старик и мальчик

Глава 20. Под руку со смертью

Глава 21. Сарай на краю поля

Глава 22. На запад

Эпилог

Убежать от заклятья или Моя чужая жизнь

Убежать от заклятья или Моя чужая жизньЭлина Литера

Глава 1. Мой личный ад

Я ушла от мужа, и теперь я изгой.

Вы удивлены? Должно быть вы живете в Алонсии с ее поколениями просвещенных монархов, где разведенная женщина получает часть общего имущества, и хоть считается плохим примером для приличных девиц, все-таки может вести достойную жизнь. Даже незамужняя девица, стоит ей достигнуть возраста взрослости, становится самостоятельной, и никто ей не указ.

Или, может быть, вы в Ресвии, где уйти от мужа нельзя. Совсем нельзя. Сбежавшая от мужа женщина становится вне закона. Выгнать жену тоже нельзя, но муж может отправить ее работать на палящем солнце, которое в Ресвии жарит весь год кроме небольшого сезона проливных дождей. Чашка воды в день и одна лепешка, изнуряющая работа, никаких лекарей — и скоро место одной из трех жен будет свободно.

Пожалуй, мне повезло. В Валессии нет многоженства, а заморить жену все-таки незаконно. Но возраста взрослости у нас нет. Вы спросите, как так? А вот так. Нету. Семья может распоряжаться женщиной пока не выдаст замуж. Но и это не все.

Муж может вернуть жену в семью вместе с отступным. Обычно таких женщин не ждет ничего хорошего. Но если женщина уходит сама — всё, кроме немногих личных вещей, остается у мужа, а семья имеет право не принять ее обратно. Разведенные женщины становятся изгоями.

Только вдова получает и наследство, и свободу, и может жить в уважении. Теперь вы понимаете, почему при Валессийских дознавателях непременно служит маг-травник, который хорошо распознает яды?

Я ушла от мужа. И ведь самое обидное, что меня выдали замуж вовсе не против моего желания. Александро был прекрасен, будто талантливый живописец нарисовал его для украшения храма Пресветлых. Он был галантен, учтив и остроумен, словно вырос не в провинциальном Тармане в семье скромного сборщика податей, а при Валессийском Дворе. Конечно, он вскружил мне голову, и я опомниться не успела, как мы справляли годовщину нашего брака.

На следующий день муж пришел злой, наказал мне его не тревожить и заперся в кабинете. Два дня он отмалчивался, ограничиваясь лишь кивком по утрам, перед уходом на работу в банк, а на третий пришло письмо от папеньки. В резких выражениях папенька выразил порицание такой нерадивой жене, которая не принесла счастья мужу, и тот пришел к тестю с требованием увеличить приданое в возмещение сей неприятности.

Александро работал в банке у отца. В этом же письме папенька сообщил, что более он в услугах моего мужа не нуждается, и тот может поискать себе другую работу. А если я хочу поискать себе другого мужа, то делать мне это следует без участия семьи и на другом конце королевства, поскольку отец не позволит мне позорить семью таким кошмаром, как разведенная дочь. Отец, владелец одного из трех Тарманских банков имел влияние по всей провинции, и в соседних его тоже знали.

То, что муж женился на мне ради приданого и места в банке, стало для меня большим ударом. Точнее, стало бы, но получив письмо я отправилась к кузине Арайе. Я знала, что с наступлением весны она любит сидеть в тенистой беседке позади дома. Сейчас было около полудня, самое время для прогулки в саду. Не желая тревожить ее домашних, я прокралась к еле заметной калитке в кустах, с другой стороны сада, в которую мы часто пробирались, будучи детьми. Придерживая юбки, я пыталась пройти между кустами и забором, когда услышала голос кузины Селии, что была младше нас с Арайей на два года. В отличие от доброй старшей сестры младшая росла капризной и весьма избалованной. Вот и сейчас я лишь по звукам ее голоска могла себе представить, как она выпятила пухлую губку и сдвинула точеные бровки: — Ну почему, почему ты женился на ней, почему? Мой папенька богаче! И он пристроил бы тебя на работу в столице! Слышишь? Мы уехали бы в столицу! Ах, какие там лавки, какие там балы... А ты! Вот теперь сиди привязанный к этой нищей дурище! — Мне казалось, твой отец ясно дал понять, что не желает видеть меня в качестве зятя. — Ты сватался к Арайе, а надо было ко мне! Уж я бы его уговорила!

Я замерла, не дыша, потому что собеседником моей кузины был никто иной, как мой собственный муж. Арабелла, ты и вправду глупа, если не подумала о том, куда муж уходит на работу, когда твой отец его уволил.

Меж тем "работа" мужа продолжала: — Избавься от нее! У нас еще есть шанс! — Каким образом? Коммерция не выгорела, ее приданого больше нет. Новых денег старый хрыч мне не дал. Выгнать я ее не могу, магистрат обяжет меня работать, где найдется, и собирать деньги на выплату отступного ее семье. Жениться мне запретят, пока не выплачу все. Я, конечно, с голоду не умру, пойду счетоводом к лавочникам, но боюсь, что мы с твоей кузиной повязаны надолго. — Пока ты телишься, меня отдадут этому противному старику! Отец уже уже начал с ним договариваться! А меня тошнит при одном взгляде на него. Глаза слезятся, волос почти не осталось, и запах... Брррр... — Почему бы тебе не отказаться? Если он стар и противен тебе, так и скажи отцу. — Не могу. Отец вбил себе в голову с ним породниться, а Арайю уже просватали за другого. — Значит, отец тебя за меня не выдаст, даже если я буду свободен.

Кузина мило хихикнула. — Эта корова так и не понесла. — Н-да, воспитание сестрицы оставляет желать лучшего. — Ты совсем-совсем не понимаешь, как мы можем заставить отца дать согласие?

Пауза тянулась так долго, что даже я сообразила, о чем она говорит. — Но учти, только когда ты будешь свободен! — Дорогая, — его бархатных интонаций в его голосе у меня потекли слезы. Я слишком хорошо помню, как он обращался таким же голосом ко мне. — Но как?

Я не ожидала услышать от милой девочки такого звериного рыка: — Ааааарррр, почему мужчины так беспомощны! Устрой ей ад, чтоб она сбежала сама! Неужели ты не в состоянии ничего придумать? — Хм... моя малышка так коварна, — судя по голосу мужа, он улыбался. Уж я знала эти переливы. Услышав звуки, которые последовали за его словами, я решительно выскочила в калитку и бросилась вон. Еще не хватало стоять в дюжине шагов от мужа, когда он целуется с другой.

Но куда мне идти? До вечера я бродила по улицам, съела невкусный пирожок в таверне, так ничего не придумала и вернулась домой.

— Где ты была? — да, со мной муж разговаривал совершенно иначе. Теперь. — Я гуляла. — Где? С кем? — Одна, ходила по улицам, хотелось освежиться.

Я все еще не придумала, что делать. Но муж решил за меня. От сильной пощечины моя голова мотнулась в сторону. Я тупо смотрела в спину мужа, который удалялся по коридору, и ни одной даже самой мелкой мыслишки у меня не появилось.

Поднявшись свою спальню, я принялась раздеваться. Когда я открыла шкатулку, чтоб положить серьги и небольшое ожерелье, что надела сегодня днем, меня встретил совершенно пустой черный бархат. В других ящичках тоже ничего не осталось.

Заперев дверь, я обошла комнату, цепляя ногтями то половицу, то доски подоконника, то деревянные панели на стенах. Одна панель в углу слегка поддалась. Я достала из коробки для вышивания ножнички и подковырнула дерево. Больше всего я боялась, что муж решит посетить меня этой ночью, но к счастью, этого не случилось. Не знаю, сколько прошло времени, но мне удалось устроить за панелью тайник, положив туда оставшиеся украшения. Надеюсь, Александро о них не вспомнит.

Уснуть получилось не сразу. Заплакать мне тоже не удалось. Так и лежала, уткнувшись лицом в подушку.

***

— Я расчитал кухарку, — сообщил мне муж за завтраком. — Это последнее, что она приготовила. Экономка тоже больше у нас не работает. Потрудись сделать ужин к семи.

Я ничего не ответила, но муж, кажется, этого и не ждал. Не говоря больше ни слова, он вышел за дверь.

В Институции при Обители Пресветлых сестер нам преподавали хозяйство и кулинарию. Храните, Пресветлые, Алонсию, у которой Валессия почерпнула обычай учить девочек всему необходимому. Я не видела бы большой беды в том, чтобы самой вести дом, печь и жарить, если бы не причины, по которым мне пришлось это делать.

Я понимаю, что рано или поздно мне придется покинуть дом, но что дальше? Увы, я не могу уйти к Пресветлым Сестрам, даже если сумею туда добраться: в Валессии женщин, ушедших от мужа, принимать в Обители запрещено.

Мне все-таки удалось увидеться с Арайей. Она горячо поблагодарила Пресветлых, что отец отказался выдавать ее за Александро. О его предложении она даже не знала. — Странно, — сказала она. — Я точно помню, как Селия кокетничала с этим... м... прости, не помню его имени. — Оставь, это неважно. — Она ни словом не показала, что его общество ей неприятно. О... Кажется, я понимаю. Она держит его как запасного коня. А если твой муж ничего не придумает, сестрица пересядет на другого. Милая, я так тебе сочувствую, но совсем не знаю, что подсказать. Через неделю меня увозят к жениху в Лаганио, что на юго-восток от нас. Свадьба будет в доме мужа. Если бы я чем-то могла тебе помочь... Но отец не захочет ругаться с твоими родителями. Впрочем, я поговорю с мужем, правда... — она замялась. — Не сразу после свадьбы, я понимаю. Ты хоть видела его? — Один раз. Кажется, неплохой человек. У его отца коммерция в столице, и они на паях с моим открывают какое-то дело. Я подслушала, как мама шепталась с подругами, что сам Генаро совершенно неприспособлен к коммерции. Делами занимаются старший и средний сыновья, они уже женаты. А младшего пристроили в Лаганио служить у графа, и сам он тихий и скромный. Наши отцы решили породниться. Как ты думаешь, тихий и скромный, наверно, хорошо? — Пусть тебе повезет!

Через неделю Арайя уехала. Я не узнала, как у нее сложилось с мужем, и удалось ли поговорить обо мне. Когда пришло письмо от Арайи, муж заявил, что он не желает моего общения с ней, и кинул конверт в камин. Все приходящие мне письма летели туда же. За это время я несколько раз получала пощечины за невкусный ужин и растрату денег. Раз от разу удары становились сильнее, в последний раз голова гудела добрый час. Покупая самые дешевые продукты на те гроши, что он мне давал, я понимала, что чем-нибудь муж будет недоволен, но все еще старалась вести дом как можно лучше. Зачем? Сама не знаю. Может быть, потому что я все еще здесь живу.

Все подруги были замужем. Их мужья были связаны с моим отцом или с семьей мужа. Я осталась одна.

Ночами, когда все заботы по дому были позади, я смотрела в окно и думала, как мне вырваться из ловушки. Мне некуда идти. Я могу найти ювелира, который купит за полцены оставшиеся украшения. Но на сколько хватит этих денег? Даже если мне очень повезет, и я доеду туда, где власть отца закончится, сколько мне понадобится времени, чтоб найти работу? Кто возьмет горничную без рекомендаций? Я не так хорошо шью и готовлю, чтоб зарабатывать на жизнь в ателье или кухаркой. О месте экономки и думать не стоит — в документе будет указано, что я бросила мужа, а таким женщинам редко где рады.

У меня есть магия, но людей с такими силами даже за магов не считают. Вы же не будете называть певцом того, кто может промурлыкать колыбельную ребенку? Чуть-чуть магии воздуха — этого не хватит даже для ярмарочных фокусов. Немного магии металла, но я плохо обучена. Учителя мне нанимать отказались, и а самой мне удалось научиться лишь нагревать небольшие предметы. Еще я могу видеть, было ли магическое воздействие. Глубокому взгляду могут научиться все, чья магия хоть как-то связана с материальным. Но настоящая магия распознавания — какое именно воздействие, чем и как давно — мне недоступна. Признаем честно — этим "пением" на жизнь не заработать.

А еще я очень боялась. Одинокая женщина — легкая добыча. Я слышала, как матроны постарше перешептывались о веселых домах, когда думали, что ушки невинных девиц далеко. Попасть туда легко, выбраться намного труднее. Но мне было страшно подумать и об одном дне в таком месте. Лет в тринадцать я спросила у гувернантки, как выглядит веселый дом. Она сказала, что там работают вульгарные, противные, грязные женщины и оставила без сладкого за неуместное любопытство.

Муж все явственнее злился. Он не мог придумать никакого способа навредить мне так, чтоб его не поволокли к дознавателям. Пощечины, разбитая посуда, отказ в деньгах на прачку и на женские мелочи, скандалы — пока его арсенал был не очень велик, но рано или поздно он что-нибудь придумает.

Наверно, эта мысль пришла ему в голову случайно, когда он увидел меня на верху лестницы. Конечно, я почувствовала толчок в спину, но кто мне поверит? особенно, если некому будет рассказать. Он прошел мимо меня к двери на улицу, когда я корчилась на полу от неожиданно резкой боли внутри. Боль то затихала, то нарастала снова. Я попыталась встать и уже держалась за стенку, когда в дверь постучали.  — Ох, госпожа, что с вами? Бледная-то какая... — охнула зеленщица.

Новый приступ скрутил меня, и пол двинулся навстречу.

Очнулась я в спальне на сбившихся и мокрых от крови простынях. Зеленщица стояла рядом с незнакомой госпожой. Увидев, что я очнулась, добрая женщина представила ее: — Травница наша, маглекарка она.

Травница взяла меня за руку и тихо сказала: — Госпожа Малинио, мне очень жаль, но вы потеряли ребенка.

Им было трудно поверить, что у меня нет прислуги. Я вынула из кошеля серебряк — сегодня продукты я покупать не буду, и дала его зеленщице, чтоб та помогла мне переменить платье и обмыться. Опираясь на руку моей спасительницы я вытащила оставшиеся драгоценности из тайника. Зеленщица сложила в мешок немного вещей, а теплый плащ я взяла в руки. Больше мне все равно не унести. Я потратила еще несколько монет, чтоб найти повозку, которая довезла бы меня до дома дяди.

Может быть, мне будет стыдно за то, что я сейчас сделаю, но другого выхода мне не оставили.

_________________________________________

От автора: приветствую моих немногочисленных читателей. Очень надеюсь на ваши отзывы.

Все самое страшное с героиней уже произошло. Дальше начинаются приключения.

Глава 2. Подарок от кузины

То, что я рассказала, конечно, не подняло дяде настроения. Обозвав младшую дочь тупой курицей (о, у Селии был хороший учитель изящной словесности) он сообщил мне, что ее запасной конь ускакал на вольные луга. То есть, помолвка не сладилась. Но если меня это утешит, за моего уже бывшего мужа ей все одно не выйти. Дядя подумывал отправить младшую дочь в очень далекую и очень закрытую Обитель на год-два, чтоб та образумилась.

Поделившись планами, дядя обратился к моей судьбе: — Признаюсь честно, неумное поведение Селии не стало для меня большой неожиданностью, однако подобной глупости от этой козы я не ожидал и благодарен тебе за предупреждение. Как ты понимаешь, многим я помочь не смогу. Мой брат на тебя сильно зол, и зная его ослиное упрямство, никакими доводами это не переменить. Может быть, если после развода ты придешь к нему умоляя и раскаиваясь...

Я покачала головой. Мне не хотелось думать, какое наказание нашел бы отец разведенной дочери. В лучшем случае меня держали бы в черном теле, обращались бы хуже, чем с последней поломойкой и ежедневно попрекали прошлым. В худшем отец отослал бы меня куда-нибудь в закрытый пансион под присмотр изуверов в юбках. Я слышала, что такие существовали для негодных дочерей. Нет, не хочу.

Дядя кивнул: — Понимаю. Его бараньи понятия о семейном достоинстве и правда не оставляют тебе иного выхода, кроме как уехать. Я помогу выправить документ в мэрии, продать украшения повыгоднее, дам немного денег сверх и договорюсь с надежным обозом. Дальше тебе придется устраиваться самой. Взамен прошу тебя повременить с объявлением об уходе, чтоб я успел упредить действия Селии. Моя жена отпишет твоему телку, что из-за дурного самочувствия ты остановишься у нас на несколько дней. У вас ведь не осталось слуг, не так ли? А тебе после... гм-гм... неприятности нужен уход. — Как мужчина он старался держаться подальше от "дамских вопросов".

Дядя позвал горничную, чтоб та отвела меня в гостевую спальню. Позже пришла тетушка, охала и ахала, принесла сонный отвар наказав поспать подольше. Утром та же горничная подала мне завтрак и шепотом поведала, что поздно вечером явился мой муж требовать меня назад, но был отправлен дядей восвояси.

Я проводила время лежа в кровати, читала принесенные тетушкой книги и лишь иногда подходила к окну. События последних дней подкосили мои силы, и выходить из комнаты совсем не хотелось.

Селию я не видела до пятого дня, когда после завтрака она проскользнула в дверь и прошипела: — Мерзкая тварь. Ты мерзкая тварь. Как ты посмела наговорить про меня папеньке? Сама ни кожи, ни рожи, ни денег, неужели ты думала, что Александро ты нужна? Дура! — Селия, будь добра, покинь мою комнату. — Это не твоя комната, здесь нет ничего твоего! Это мой дом, а ты никто! Ты сгинешь, ты давно должна была сгинуть! Александро мой! — Послушай, я ушла от него, забирай на здоровье. Что тебе от меня надо?

Селию перекосило. — Я собиралась преподнести тебе этот подарочек, когда ты была еще замужем за моим Александро, но и теперь тоже сойдет. Раньше он мог бы выгнать тебя за адьюльтер и отступной не платить. Так в законе сказано, я узнала. А сейчас мне будет приятно знать, что тебе придется подрыгаться под мерзким чужим мужиком. Потом тебе будет противно, может даже в петлю от гадливости полезешь, — и Селия захихикала.

— Я не понимаю, какой адьюльтер, о чем ты?

— В твоем утреннем чае был меленький-меленький порошочек с травками и растертым волосом моего бывшего женишка, этого противного старикашки Червио. Мне пришлось отдать почти всю копилку и еще мага поискать, но оно того стоит! Теперь судьба будет вести тебя к старикашке Червио, а старикашку к тебе, и стоит вам прикоснуться друг к другу, как — бах! — вы воспылаете неземной страстью, и он тебя покроет как кобель сучку. А наутро проклятие спадет, и ты поймешь, что отдалась мерзкому старикашке, при одном взгляде на которого с души воротит, хи-хи-хи. Даже если ты сама будешь сопротивляться, его-то тянуть станет, и он силой задерет тебе юбку. Живи потом с этими воспоминаниями, тупая овца!

Высказавшись, Селия выскочила за дверь. Н-да. Похоже, у этого семейства свои счеты к зоологии.

В полдень под крики и брань кузину увезли. Дядя передал через жену, что теперь, когда Селия и Александро не смогут осуществить свой план, он займется моим разводом и продажей украшений. С приложением нескольких золотых документы будут готовы через два дня, а на третий обоз увезет меня на юг, в Риконто. Там, на юге, у него есть надежный поверенный, который подберет мне какую-нибудь работу. Ехать туда почти неделю, но это достаточно далеко, чтоб отец не смог мне навредить. Поскольку ссориться с братом дядя не желает, он просит меня не раскрывать участия в моей судьбе.

Я уже достаточно окрепла, чтоб выйти в сад. Что ж, я очень благодарна дяде и не могу просить его о большем. Риконто — это хорошо. Это достаточно далеко, чтоб некий старик Червио до меня не добрался. Ох, ну и фамилия ему досталась. Впрочем... разведенные женщины могут вернуть фамилию отца только с его дозволения, но дядя предупредил, что и спрашивать не будет. Значит, чиновник в ратуше придумает новую, и кто знает, что ему в голову придет. Может быть, мое новое имя будет еще хуже.

Итак, это весьма немолодой господин со слезящимися глазами, у него не очень много волос, и его фамилия Червио. Мне стоит держаться от всех, кто подходит под это описание, подальше. А еще этот Червио живет где-то здесь, иначе как бы Селия добыла волос? Мне очень, очень повезло с Риконто.

Как только я смогла уверенно держаться на ногах, я потратила серебряный на проверку у мага. Да, сказал мэтр, он видит заклятие, и снять его невозможно, но есть и хорошие новости: сроку ему осталось не больше года. Если я не встречусь за этот год с тем, кто привязан через волос, мы оба будем свободны. Спасибо, Пресветлые!

Мэтр долго ругался на магов-отщепенцев — тех, кто нарушает правила Магического Конвента. Таких положено сдавать Конвенту немедленно. Знаю ли я, кто наложил эту гадость? Нет? Жаль.

Я написала Арайе, по просьбе дяди не упоминая, что жила у них неделю. Рассказала только, что ушла от мужа и еду в Риконто. Дождаться ответа я уже не успевала, но по крайней мере у меня был адрес подруги. Увы, Лаганио лежал в стороне от моего пути. Отослать непутевую племянницу к родной, прилично замужней дочери, дядя не согласился бы. Мне предстояло ехать на юг.

Наконец, я получила документ о том, что я, Арабелла Вишнео, женщина в разводе. Имен родителей в бумаге не стояло. Семья от меня отказалась. Спасибо, Пресветлые, могло быть хуже.

Глава 3. На юг

Назавтра, в погожий апрельский день наш обоз вышел из Тармана. Дядя уверял, что ведут его надежные люди с хорошей охраной. Он дал мне небольшой сундучок, как раз такой, чтоб уместились все вещи, и наказал кухарке выдать провизию в дорогу, чтоб не голодать между остановками и не закупать в трактирах втридорога.

Если бы не тряска, ехать было бы даже приятно, но мой не до конца оправившийся организм к вечеру начинал отзываться болью на каждую неровность, и я мечтала только в неподвижную постель. Мы держались вместе со вдовой средних лет. Я не стала раскрывать всей своей истории, лишь посетовала на невыносимость семейного уклада и упомянула, что больше этой радости у меня в жизни нет и, надеюсь, не будет. Вдова похлопала меня по руке и прошептала, что если б ее остолоп не окочурился так вовремя, то видят Пресветлые, подсыпала бы ему толченую кожу жабы Ки с юга, а дальше дознаватели пусть делают, что хотят. А ведь нехудой муж был, пока в таверне не стал засиживаться.

Мы снимали в гостиницах комнатушки на двоих, и вдова пару раз осаживала нахалов, что уделяли мне слишком пристальное внимание.

Так прошло четыре дня. Мы проехали всю Тарманскую провинцию, пересекли соседнюю и почти доехали до границы с Рикоттийской, когда на пятый день зарядил такой ливень, что следовавшая за нами повозка еще была видна, а дальше уже не очень. Обоз ехал все медленнее и в конце концов остановился — колеса отказывались катиться по непролазной грязи. Мы с вдовой и двумя семейными парами сидели на тюках с каким-то сыпучим товаром и слушали дождь. Пара постарше тихо ворковала, пара помоложе столь же тихо переругивалась. Мы с вдовой молчали.

— Да куда ж ты! Стой! Тпру! Ах ты... — от окончания фразы мои нежные ушки едва не увяли. Снаружи раздался сочный хлюп и еще более забористая брань.

Я выглянула из повозки и немедленно прыгнула в месиво дороги. Молнией пронеслась мысль: как повезло, что ехала босиком, чтоб дать ногам отдохнуть — обуви у меня немного, и легкие сапожки неизбежно погибли бы в такой грязи. Высоко поднимая ноги я понеслась по чавкающей грязи и рывком успела вытащить ребенка из-под падающих бочек. Телега стояла, уперевшись одним бортом в дорогу, и ее содержимое как по горке съезжало в хлябь. Мальчик лет шести уцепился за мою шею и тоненько заплакал. С другой стороны телеги поднимался его отец с помертвевшим лицом. Но увидев меня с ребенком, он ожил и заохал: — Пресветлые спасители наши, ангела ниспослали, благодарю вас, пресветлые! — он попытался добраться до нашей застывшей среди дороги группы, но поскользнулся и снова упал в грязь.

Из повозок выглядывали люди и громко обсуждали увиденное. Кто не успел рассмотреть представление с самого начала, требовал пересказа от свидетелей. — Ребенка из-под бочки вытащила, вот прям бочку столкнула! — Да не бочку, телегу, он под телегой лежал! — Во врать горазд!

Пока ездоки выясняли, кто главный свидетель, а кто так, подышать высунулся, неудачливый возница все ж добрался до нас и попытался снять ребенка у меня с рук, но тот вцепился в меня как котенок в колбасу. По крайней мере, обмусоливал точно так же. А я стояла и держала мальчишку на руках, и ни одной мысли, что делать дальше, в моей мокрой голове так и не появилось.

Все решили бабы из обоза. — Давай ребенка к нам! — крикнули из соседней повозки. — Что стоишь, малого мочишь?

Я дохлюпала до сердобольного семейства, где нашлась чистая и сухая детская рубаха и шерстяной платок, чтоб согреть мальчика. Но стоило мне попробовать отойти хоть на шаг, как тот заревел словно отнятый у коровы теленок. В повозку мне лезть не хотелось — грязь по колено, грязь на груди, где прижимала ребенка, сама мокрая насквозь. Габриэла, хозяйка повозки, откинула мне задний борт, чтоб я могла сесть на задок и подставить ноги под струи дождя. Из нашей повозки показалась вдова, помахала мне, убедившись, что со мной все в порядке, и скрылась внутри.

Владелец плавающих бочек посмотрел на то, как обтерли и высушили его сына, пробормотал слова благодарности и поспешил вперед, к голове обоза. Когда он вернулся, я была уже почти не грязная.  — Голова сказал, что сегодня не уехать никуда, тут и ночевать будем. Мне наказал место в повозках найти, значит. Разрешил. — У нас тут не протолкнуться, твой малец госпожу не отпускает. Давай в следующую на ее место, — ответили изнутри, и тот послушно почапал прочь.

Он оттащил с дороги бочки, попробовал сдвинуть телегу (из повозок послышались смешки), распряг лошадь, привязал ее к поверженной телеге и пошел в повозку к вдове. Как он там договаривался, не знаю, но назад не вернулся. Посчитав, что я больше никого не испачкаю, я приняла приглашение влезть внутрь, где сняла все, кроме нижней рубахи (отец семейства под строгим взлядом жены торопливо отвернулся), напялила одолженное Габриэлой старое платье и завернулась в одеяло. Охранники распрягли лошадей и свели их с дороги в поле, прихватив и ту, что была у телеги. Там натянули полог и разожгли под ним костер. Позже один из караульных прибежал к нам с котелком кипятка, наказав разлить по кружкам и отдать ему тут же, другие ждут.

Мне выдали кружку для кипятка и насыпали в воду каких-то пахучих травок. Мои припасы остались в другой повозке, но добрая хозяйка выделила кусок хлеба и репку — чем перекусили сами. Спать ложились вповалку. Мальчишка прижался ко мне и отпускать не желал.

***

Я проснулась от того, что было тихо. Дождь кончился. Где-то ухала сова, потрескивал костер охраны, тихо чавкала грязь: чав-чав... тихо... чав-чав... Что-то странное было в этом наборе звуков. Я села рывком. Я помнила, что охрана поставила полог напротив нашей повозки. Чтоб мужчины да не болтали, коротая ночь у костра? И кто так тихо шлепает мимо повозок, опасаясь шуметь?

Стараясь двигаться неслышно, я высунулась из-за полога и присмотрелась к охране. Все спали вокруг костра. Все! Тихие шлепки остановились, и я услышала шепот, но слов разобрать не могла. Во тьме блеснул отсвет неяркого светляка.

Обоз и охрану усыпили водой, это понятно. Что-то туда сыпали... почему я не уснула? Наверно, пахучие травки Габриэлы перебили сонную воду. Демоны! Значит, хозяев повозки можно разбудить.

Я положила руку на рот женщины и потрясла ее за плечо. — Тише, не двигайтесь и молчите! — зашептала ей в ухо, едва у нее дрогнули веки. Габриэла тихо угукнула. Я отняла руку от нее рта и продолжила. — Все спят, даже охрана, а мимо повозок кто-то ходит со светляком и шепчется.

Хозяйка резко обернулась ко мне, стараясь не шуметь и сделала знак наклониться поближе: — За детями пришли! В прошлом месяце с одного обоза трех детев сняли! — в шепоте Габриэлы послышалась паника, которая передалась мне. Пусть мне пока не довелось стать матерью, но моя потеря отозвалась страхом за всех детей, что оказались у меня "под крылом".

Я вспоминала, кто еще ехал в обозе. В нашей повозке спали четверо хозяйских и "мой", из-под бочек. Кажется, в трех других были еще дети. Что делать? Что?! Я вновь наклонилась к ее уху: — Оружие есть? — Да какое там. Ножик мой для стряпни, да и все. А чего они спят все? Охрана следить должна. — Что-то в воде было, наверно. Мужа твоего разбудим?

Хозяйка качнула головой и потянулась к кружкам, которые мы поставили в углу за тюками. Она понюхала из одной, потом из другой. Я снова рискнула выглянуть наружу. Свет маячил уже ближе. Женщина сделала мне знак наклониться к ней: — Снотворницу, небось. подсыпали, а моя чаровница ее перебила. Хозяин чаровницу не любит, так что, не разбудить. Нам свезло, а этих всех только колоколом поднять. — Колоколом... Колоколом... Что из кухонной утвари есть?

Медленно-медленно, чтоб ничем не брякнуть, Габриэла вытянула котелок и тазик, черпак и скалку. Подумав, вернула скалку и взяла жестяную кружку. Виновато развела руками, мол, ничего больше нужного нам нет. Я кивнула успокаивающе — и так хватит. Разобрав орудия мы подоткнули юбки и осторожно выползли из повозки. Габриэла сделала несколько шагов в сторону, но от детей уходить не стала, оно и понятно. Переступая по грязи как медведь в шапито, я двинулась к началу обоза. Когда решила, что достаточно, то принялась колотить кружкой по тазику изо всех сил. Мне вторили черпак с котелком. Вскоре из повозок послышались голоса — селяне просыпались.

Я оглянулась. Из нашей повозки высунулся муж Габриэлы, та махнула ему и не прекращая колотить по котелку побежала к шевелящейся охране. А я рванула к Голове.

Что люди проснулись, полдела. Заставить их что-то соображать было сложнее. Главный по обозу мычал и отмахивался, пытаясь встряхнуться, и водил вокруг пустым взглядом. Я сняла с крюка ведро, которое висело снаружи его повозки, и выплеснула в сонного мужика всю скопившуюся дождевую воду. Тот, наконец, осмысленно посмотрел на меня и взревел: — Девка, чтоб... твою мать, ты рехнулась? — Охрану и весь обоз усыпили! Насилу подняла вас!

От хвоста обоза послышался женский вой. Все-таки одного ребенка успели схватить, прежде чем мы забили тревогу. Из шести охранников исчезли двое. Их главный клялся всеми Пресветлыми, что нанимал надежных людей по рекомендациям. Я усмехнулась — даже в моей недлинной жизни с надежными людьми оказалось не так просто.

Женщина выла. Двое из охраны вскочили на лошадей и умчались в ночь. Обоз гудел. Кто мог, зажигал светляков. Спать больше не ложились. Владелец упавшей телеги прижимал к себе сына, который сонно тер глаза кулачками. Габриэла вернулась в повозку и обнимала детей.

Я подошла к Голове, который о чем-то совещался с оставшимися двумя охранниками.  — Зачем им дети, не знаете? — А кто ж его... В селах стали пропадать, так ставили капканы, будто на медведя. Одного шельмеца поймали. Дознаватели потом сильно ругались — селяне его забили до смерти, пока законники доехали. Допросить хотели, да некого. Теперь на тракте воруют. В одном обозе прям из повозки пропало трое, пока в поле ночевали. И никто ничего не слыхал. Теперь ясно, как — надежные охранники, — Голова зло глянул на главного — сделали воду сонной, ночью детей вытащили и передали своим.

Под утро вернулись уезжавшие в погоню. Не нашли. Мать похищенного ребенка взвыла с новой силой.

***

К полудню дорога просохла достаточно, чтоб можно было ехать дальше. Мужики из обоза помогли подлатать телегу пивовара, и тот оставил им одну из бочек. Голова, было, принялся возражать, но обозные бабы его успокоили — пусть мужики выпьют, дорога длинная, проспятся, а бузить им хозяйки не дадут.

Телега уехала с тремя ездоками — отец малыша два года назад потерял жену, и вдова согласилась занять место хозяйки. "Я, как дочь за капрала замуж выдала, ехала в Риконто к седьмой воде на киселе. Но раз хозяин меня зовет, поеду к нему. Своим домом жить лучше", — рассудила вдова и всучила мне оставшиеся припасы.

Задержавшись в пути, мы так и не доехали до большой деревни с постоялым двором. На ночь остановились недалеко от хутора в паровом поле(*), поставили повозки в круг, разожгли костер и повесили несколько котелков. Я доверилась Габриэле и присоединилась к их ужину, благо, запасов, оставленных вдовой, и моих собственных было достаточно. После ужина меня сморило — сказались ночные переживания, а днем я так и не смогла уснуть, вздрагивая от каждого резкого звука. Добрая хозяйка отправила меня в повозку, взяв мытье плошек на себя. Уже устраиваясь в одеялах, я услышала новые голоса и бряцанье узды — кто-то сошел с тракта и присоединился к компании у костра.

Две пары, что ехали вместе со мной, несколько раз меня толкнули, когда укладывались спать, и я недовольно вжималась в стенку, давая им места побольше. Когда меня толкнули снова, я пробурчала сквозь сон, что я уже и так отодвинулась, куда дальше-то. Но меня продолжали трясти. Открыв один глаз, я увидела Габриэлу и еще одну женщину. Мне делали знаки выйти наружу. Я едва ли не вывалилась через задний бортик, но меня подхватили в четыре руки. — Что-то случилось? — спросила я, кутаясь в одеяло. — Еще нет, но случится. Ты честно скажи, не вдова ведь, нет? От родителей сбежала или от мужа ушла? — От мужа, — буркнула я, не отрицая их догадку. — Уходить из обоза тебе надо, бедовая ты молодуха, — приглушенно сказала вторая женщина. — Эти, которые к нам подсели, из Риконта едут. Говорят, там бур-гор-мирь-стер, — селянка с трудом выговорила сложное слово, — слишком строгий. Намедни указ издал: всех одиноких женщин, кто не вдовы, или из города выселять, или пусть на об-чест-вен-ные работы идут за плошку баланды в день. А то, говорит, распущенность одна от одиноких баб.  — Дурошлеп, — фыркнула Гарбриэла. — Сволочь он, просто сволочь, — не согласилась вторая хозяйка. — И хуже всего, что другие поселения вокруг Риконтии перенимать этот обычай начали. Так что, в первом же селении, если тебя за одинокую примут, сразу в оборот возьмут. — А может, я тебя за младшую сестру выдам, а? — предложила Габриэла.

Я помотала головой: — У меня документ на разведенную женщину без семьи. В Риконтии, думаю, теперь у всех женщин проверять будут. Спасибо за предупреждение. Давно это он придумал? — Да говорят, десять дней всего как. Только дурное дело — нехитрое. Он сам тут же по всей провинции гонцов разослал, мол, давайте как мы, чтоб эту заразу, мол, распущенность, ну это самое, выжечь, мол, как огненным шаром. Эти, кто к костру пришел, рассказали, когда сквозь селения проезжали, там уже хвалиться начали, кто сколько одиноких наловил и к делу приставил. В том селе, которое нам по пути, стирать весь день заставляют и запирают в сарае на ночь.

Десять дней — скорее всего, дядя не знал. Но мне что делать? — Мы уже в Риконтийской провинции? — Нет, но следующее селение уже там. — Разбудите меня утром, как отправляться станем, ладно?

Вернувшись в повозку, я зарылась в одеяло и несколько раз ударила кулаком по дну. За что?!

__________________

(*) паровое поле — поле "под паром", вспаханное поле, оставленное на одно лето незасеянным.

Глава 4. Булочница

Утром я выгрузила сундучок с вещами и узел с едой. Из последнего я, подумав, оставила хлеб, остальное отдала Гарбриэле. Та расчувствовалась и подарила мне шерстяной платок — хорошая вещь по вечерам, когда нет одеяла.

Я смотрела, как собирается обоз, и пыталась решить два вопроса: куда теперь податься, и как туда податься?

Ко мне подошли те, кто присоединился вечером к нашему костру — парень лет шестнадцати и его отец, дубильщики из большого села, где мы в последний раз ночевали в таверне. Они ездили в Риконтию к родне и теперь возвращались назад. Кто-то из обоза шепнул им, что я женщина одинокая, и увидев, что я не собираюсь уезжать вместе со всеми, дубильщики сделали выводы.

Они подтвердили все, что женщины пересказали мне вечером и прибавили еще пару подробностей, от которых у меня слегка зашевелились волосы.  — Ты молодая, красивая, тебе и вправду туда нельзя, — закончил старший. — Вот только куда мне можно?

Старший почесал затылок: — Может, у нас в селе найдется, где сгодишься. Село большое, одних постоялых дворов три штуки. Нам с сыном работники не нужны, но ремесла много, авось кто возьмет. А нет, от нас рядом другой тракт отходит, на восток, в Ларонс. — Но как я туда попаду? У меня лошади нет, — я чувствовала себя совершенно беспомощной, стоя в поле у тракта и глядя, как попутчики собираются ехать дальше. — Ты легкая, можешь сесть к моему сыну сзади, а вещи я возьму. Бабского седла нет, уж извини, но мы тебя устроим. Только сундук свой оставь, перепакуй одежное в узел.

Я задумалась. А и правда, с чего я взяла, что власть отца так велика? Ну я еще понимаю, в Тарманской провинции его много кто знает, но в соседних... Он пугал меня. Ведь правда пугал. Откуда селянам за четыре дня обозного хода от Тармана знать, что я такая-сякая опозорившая семью дочь того самого банкира? У меня другая фамилия. Мало ли одиноких женщин? То есть, мало, конечно, если не вдовы. Но в селе бумаги редко спрашивают. Арабелла, тебе нужно перестать бежать и передохнуть.

Остается, правда, господин Червио. Наверно, туда, где много приезжих мне лучше не соваться, но если в селе есть ремесленники, то какое-то дело я себе найду.

Я расстелила теплый плащ и вывалила в него содержимое сундучка, стараясь не демонстрировать окружающим россыпь панталон и бюстье. Старший дубильщик деликатно отвернулся. Младший с чисто мальчишеским любопытством хотел поглазеть на дамские тряпочки, но отец дернул его за рукав и выдал легкий подзатыльник. Увязав концы, я примяла узел на манер переметной сумки и вручила дубильщику. Сундучок я отдала в повозку, где ехала семья небогатых горожан с девицей на выданье — та приняла "настоящую господскую" вещь с восторгом. Дубильщик выдал мне запасные портки сына, с которым мы схожи ростом, и свою рубаху. Женщины из обоза нашли косынку и за три медяка уступили старую соломенную шляпу. Пока меня собирали, молодая женщина из бывшей моей повозки прошипела: "Набедокурила, а теперь в кусты" — но на нее зашикали, а Габриэла посоветовала в чужую жизнь не лезть, со своим мужиком разобраться.

Я переоделась. Если не присматриваться, дубильщик едет с двумя сыновьями.  — Главное, братик, чтоб платья не выпали, — повеселился его сын, за что схлопотал еще один подзатыльник.

Вечером мы добрались до села. Дубильщик уложил меня спать в своем доме в общей комнате на лавке. Я так устала, что ни думать о приличиях, ни искать места поудобнее не стала.

***

В селе встают рано, особенно летом, и этот день не стал исключением. Я поднялась, выспросила, где тут можно умыться, набрала в колодце полведра воды и ушла в огород приводить себя в порядок. Переодевшись в хозяйской спальне за занавеской, постирала одолженную одежду и предложила помочь с завтраком.

Работу я нашла быстро — в пекарню искали помощницу. — Только платье городское сними, — сказал мне пекарь, господин Рогалио. — Сходи к вдове Гизелии, синий дом на соседней улице, у вдовы дочь в прошлом году померла, от нее должно быть что-то осталось. Уступит за малые деньги, ей теперь внука поднимать. Зять некудышный, и-эх...

Я сглотнула — донашивать вещи за умершей женщиной совсем не хотелось. Я была готова к работе с утра и до вечера, к жизни в тесной каморке вместо просторной квартиры, к простой еде вместо затейливых блюд, и к тому, что я сама буду себе готовить, никогда больше не наняв кухарку. Я была согласна никогда больше не носить украшений, хотя мне нравилось рассматривать, как металл переплетается с камнями разного окраса. Все это осталось в прошлом. Но когда я представляла себе свою одинокую жизнь, в мечтаниях я ходила в простеньких, но хорошо сшитых, новых и чистых платьях.

Вздохнув, я поплелась в синий дом на соседней улице, где обзавелась двумя добротными простыми сарафанами свободного кроя под пояс, тремя рубахами и передником. Нашла лавку кожевника и заказала простенькую обувь — в городских туфельках по сельским дорогам долго не пробегать, придется раскошелиться. Перестирала одежду, натирая руки до красноты, развесила во дворе пекарни и поднялась к себе на чердак — десять шагов в длину, восемь в ширину, но выпрямиться можно только в середине. Темнело. Я сняла городское платье и посмотрела на него, будто в последний раз. Сегодня я попрощаюсь с Арабеллой Марцио, в замужестве Малинио, в разводе Вишнео. Завтра я стану Беллой, просто Беллой-булочницей.

***

— Три булочки с сыром и плюшку с творогом.

Я положила сдобу в корзину и закрыла салфеткой, которую госпожа Наринио заблаговременно положила на дно. Жена старосты каждый день заходила за свежей выпечкой. Хоть и пекли деревенские хлеб сами, но такими булочками побаловаться многие любили. Богатое село, скорее, напоминало маленький городок на пересечении двух трактов. Скоро местные сеять бросят — проезжающие и так деньги несут. Старостин дом уже некоторе в шуткуназывали ратушей.

С оказией я отправила дяде весточку, что со мной все хорошо, хоть я и не в Риконте.

Не могу сказать, чтоб мне было легко. Я никогда не вставала так рано и никогда столько не работала. Верней сказать, я вообще не работала — сначала училась хозяйству, помогала матушке и занималась с домашней учительницей, потом училась в Институции при Обители, после, когда матушка умерла, приглядывала за экономкой, читала стихи и благонравные романы, посещала театр и оперу, наносила визиты и вышла замуж. И снова — приглядывала, читала, посещала и наносила.

Но Белле-булочнице некогда было жалеть себя. С утра под присмотром пекаря замесить тесто, поставить свежую выпечку, месить, печь, месить, лепить пирожки, принимать покупателей, под вечер считать выручку и снова месить на завтра. В комнате обмыться (среди местных уже хихикали про городские замашки), постирать одежду и упасть в кровать. Первые дни к вечеру у меня отваливались руки и ныла спина, но вот уже неделя прошла, и я стала двигаться быстрее, точнее и ловчее (особенно, когда хватала первый заработок). Белла-булочница бодро вставала, с улыбкой встречала покупателей и без слез ложилась спать, наскоро сполоснувшись в тазике. И только задув свечу, лежа в темноте я думала: неужели это все? Неужели теперь я Белла-булочница навсегда? А если нет, кто я?

Ответа я не находила.

С дубильщиком мы виделись всего однажды. Обычно занятые ремесленники посылали за провизией мальчишек, но однажды старший из невеликого семейства зашел сам и перекинувшись со мной парой слов со значением посмотрел на Рогалио: — Не обижай ее, по-соседски прошу.

Тот только хмыкнул. Он меня, и правда, не обижал, платил достаточно и вовремя. Хлеба ешь, сколько хочешь. Но это все, что можно сказать про господина Рогалио. А мне, признаться, больше и не надо было.

Поселянам, конечно, было интересно, кто я такая и откуда. Была ли замужем? Была. Есть муж? Нету. Тетушки качали головой и уходили, думая о своем. Только однажды старая Марселина, доверительно наклонившись ко мне через прилавок, шепотом спросила: — Ты мужа порешила али как? — Как можно, что вы такое говорите? — искренне изумилась я. — Живой, значит?  — Он мне больше не муж.

К моему удивлению Марселина одобрительно покачала готовой и ушла.

***

— Что надо, старый хрыч? Чего опять пришкандыбал к порядочным людям?

Я выглянула из кладовки. Пекарь навис над пожилым человеком с редким венчиком седых волос. Тот сгорбившись опирался на суковатую палку и смотрел на господина Рогалио добрыми серыми глазами. — Зашел, думаю, авось у господина пекаря есть для меня чего? — Хрен тебе. Проваливай отсюда, пока бока твои тощие не намял.

Старик разжал ладонь, на которой лежало два медяка. Пекарь ухватил его за плечо, чтоб вытолкать наружу. Я не выдержала: — Господин Рогалио, у нас остался вчерашний хлеб, вы его хотели на сухари пустить и по дешевке продать, как раз за эту цену получится. Давайте я дам булку хлеба, возиться не придется. — Ладно, пусть возьмет хлеб и выметается. Присмотри, чтоб пирожки не сгорели. Отбери полдюжины ситного, придет мальчишка из таверны, отдай ему, — отдав распоряжения, пекарь вышел наружу.

Я достала приговоренный к высушиванию хлеб и протянула старику. Тот принял его, улыбнувшись самой светлой улыбкой, но уходить не стал. Посмотрев на меня немного, он тихо прошептал: — Как солнце зайдет, приходи к клену у пруда, — и застучав палкой, вышел за дверь.

Когда Рогалио вернулся, я улучила момент, чтоб спросить про старика. — А... ходит тут... походит, походит, потом напросится к кому в обоз и уезжает. Потом снова ходит. — За что же вы его не любите? — А за что эту голь перекатную любить? До седых... дожил, а ни кола, ни двора, тьфу!

Я не нашлась, что ответить.

К клену я пошла. Очень уж интересно было, что мне скажет этот седой господин. Но держаться от него стоит подальше. Я, конечно, сомневаюсь, что дядя сватал Селию за "голь перекатную", но чем демоны не шутят.

***

Я прислонилась спиной к шершавому стволу и смотрела на исчезающий за горизонтом оранжевый краешек солнца. Стоило светилу пропасть, как кто-то сел рядом и точно так же прислонился к стволу. — Молодец, что пришла, Белла.

А ведь он говорит не как селянин. В пекарне он старался говорить по-здешнему, а сейчас что-то изменилось. — Кто вы? — Голь перекатная, — успехнулся старик. — Перекатываюсь туда, сюда...

Я молчала. Старик вздохнул: — Можешь звать меня Маскего. — Арабелла, — представилась я и услышала очередной смешок. Он издевается? — Господин Маскего, простите, но у меня к вам странный вопрос. — М? — В последний год у вас не было невесты в Тармане? — Что? Хм. Нет, в последний год у меня нигде не было невесты, я... хм... Нет, не было. — Благодарю вас, господин Маскего, — я немного расслабилась. А ведь это идея. Надо просто спрашивать, и все. — О чем вы хотели поговорить? — Хотел дать тебе совет. Уезжай, девочка, отсюда.

Повернув к нему голову я смотрела на старика с нескрываемым удивлением. — Почему? У меня были... м-м... трудности в жизни, но здесь я, наконец, устроилась на месте, у меня работа. — Твое ли это место? — Мне платят деньги, и у меня есть крыша над головой, — разозлилась я. — Поверьте, для того, кто однажды стоял среди парового поля с тюком вещей в руках, это немало. — Понимаю, — вздохнул господин Маскего. — И все же, это не твое место. И люди не твои. — Он помолчал. — Дурные тут люди. — Там, в поле, дубильщик предложил мне помощь. И помог! — Да, он хороший мужик. Потому ищет сейчас, куда со своей мастерской переехать. Сложное дело, но приходится. И не он один. Ладно, девочка, вижу, сейчас ты не готова. Как бы поздно не было. Я за тобой прослежу.

И так веско это было сказано, что у меня и мысли не возникло посмеяться над покровительством того, кто недавно покупал черствый хлеб за два медяка. Совсем не возникло.

Что-то внутри всколыхнулось при этом разговоре. Засыпая, я снова задалась вопросом — кто я? Не знаю. Но Белла-булочница — будто костюм на карнавале, словно я переоделась для театральной сцены. Я играю Беллу-булочницу, но это не я.

***

Странно, неужели старой Марселине не с кем было больше поговорить в селе? Или она нашла свежие уши, а с остальными уже все переговорено? Старушка зачастила к нам за булочками в те часы, когда людей было мало, и развлекала меня (или себя?) разговорами, пока я месила тесто или лепила новую сдобу.

Сплетен в большом селе хватало. Малайя, что вышла замуж в город три года назад, вернулась к матери, но люди тут добрые, разводом ее не попрекают, потому как понимают, всякое в жизни случается. Вон бондарь, вдовец в самом соку, стал к ним заходить, авось что сладится. Помня судьбу разведенных, я кивала, что да, хорошо бы.

У Гизелии зять, Альдо, покойной дочери вдовец, все пьет и пьет. Не хватает, видать, ему женской ласки да суровой руки, а Гизелия сама не справляется. Ребеночек у них такой хорошенький. Гизелию мне и правда было жаль.

А Малайя правильно сделала, что вернулась, ничего хорошего в этих городах нет. Дюжину лет назад Марла-швея в город подалась, потом торговец заезжий говорил, что видел ее в таких нарядах и у такого места, что и сказать стыдно. У меня внутри екнуло — попасть в веселый дом было страшным сном одиноких женщин, и разведенных, и вдов.

Постепенно эти разговоры родили во мне смутное чувство тревоги. Я ругала себя, что после ада, который честно попытался устроить мне муж, я стала дерганая как мышь среди кухни, и что старушка просто болтает обо всем, и думать тут не о чем. Но все-таки, все-таки... продав говорливой Марселине две булочки с сыром и выслушав очередную историю о том, какой тут работящий и хороший народ, вечером я побежала к дубильщику на другой конец села. Открыл мне его сын. Отец уехал по делам, вернется через неделю, не раньше. Я вздохнула. И правда, новое место ищет.

Тревога не отпускала. А когда назавтра Марселина схватила меня за перепачканные мукой пальцы и добрым голосом сказала: "Замуж тебе, девочка, надо, пока ты еще молодая и кому сгодишься", — внутри забил колокол.

Но я себя одернула. Я свободная женщина. Мне никто больше не указ. Если кто посватается (а я уже догадывалась, кто), я скажу "нет", и стану спокойно жить дальше.

Глава 5. Ловушка

— Нет. — А? — Гизелия сделала вид, что не понимает меня. — Я говорю, нет, я не выйду замуж за вашего зятя. — Ты, девочка, женихами-то не разбрасывайся, — пробасил из угла пекарь. — Благодарю вас, господин Рогалио, за добрый совет, но я хорошо себя чувствую на свободе.

Гизелия покачала головой: — Это у вас в городах свобода, а у нас тут если баба одна, то она одинокая и никому ненужная.

Я согласно кивнула, отирая руки полотенцем: — Значит, буду одинокая и никому ненужная. Меня это устраивает. — Ах, девочка-девочка, что ж ты такое говоришь-та. Не можем мы оставить тебя в беде. — Благодарю, госпожа Гизелия, но я не в беде. — Я запихнула противень со слойками в печь с такой силой, что боюсь, останутся выщербины. Но разговор начал меня откровенно злить.

Гизения вздохнула. — Что ж, Белла, ты сама виновата. Хотели по-хорошему, но придется... — она развела руками. — Так или иначе, Белла, ты будешь женой Альдо. — Никакой пастырь не проведет обряд, если невеста скажет "нет". — А зачем нам обряд, зачем обряд-та? — удивилась Гизелия. — Что там какие светлые скажут, кто их знает. По бумажке ты егоная жена и моя сноха. Как бы ты ни отпиралась, теперь ты при нашей семье, милая. — По какой бумажке?! — Вот этой, — сладко улыбнувшись, Гизелия помахала документом. — Марибелла Гутини, жена Альдо Гутини, в девичестве Бутоли, дочь Рокко и Гизелии Бутоли. — Это фальшивка, любой человек с глубоким взглядом ее распознает.

Гизелия широко улыбнулась и поднесла документ мне поближе. Я взглянула глубоким зрением и опешила — бумага была настоящей. Гизелла не стала отмечать в документе дочери, что та умерла, и предлагает мне жить с Альдо как Мирабелла. Какая потрясающая наглость! Прочитав описание внешности, я вернула улыбку: — У меня волосы светлее, и глаза не коричневые, а охра.  — Пф... мы люди сельские, простые, мы и слов таких не знаем — охра. Коричневые это. Так что, Белла, собирайся, поедешь с ребенком и мужем на хутор жить. Я первое время помогу вам освоиться, а потом уже принимай хозяйство. Тебе ребенка растить, а с мужиком сама как-нибудь управишься, чай, не впервой. У меня тут, в селе, дела есть, — и по ее быстрому взгляду на пекаря я поняла, какие у нее дела.

Ах вы мерзавцы! Вот, значит, в чем дело — вдова решила сделать внука моей заботой, а сама к пекарю хозяйкой.

Я встала из-за стола, выпрямилась, сложила руки на груди и ответила: — Нет. — Что ты говоришь такое, девочка? — Я говорю нет. Просто нет. Господин Рогалио, было приятно работать с вами, попрошу расчета. Я соберу вещи, и когда я спущусь, будьте добры приготовить мне нужную сумму. Я переезжаю на постоялый двор.

С этими словами я поднялась на чердак. Одежду я решила взять всю — мало ли, пригодится. Тючок мой заметно потяжелел, но выкинуть всегда можно. Или продать. Или обменять. Я перекинула узел через плечо, в другую руку взяла связанные вместе сапоги, на пояс повесила кошель, документ — за корсаж сарафана. Прощай, Белла-булочница. И спустилась вниз.

В пекарне гомонили, а на улице собралось немало народу. Прямо у входа стояла телега с поклажей.

Едва я ступила на первый этаж, как вещи вырвали у меня из рук, а сами руки схватили два бугая. Не успела я пискнуть, как меня вывели на улицу, где у подводы ждала Гизелия. Ее мрачный зять со следами свежих возлияний на лице держал за руку трехлетнего мальчика. Вокруг с нарисованным на лицах острым любопытством толпились селяне.

— Ну что, доченька, поехали. — Вы белены объелись? Я вам никакая не доченька, и никуда я не поеду.

Гизелла подошла поближе, и как я ни дергалась в руках "охранников", ловко подцепила мой документ, извлекла его у меня из-под одежды и передала старосте. — Припрячь, авось для чего еще пригодится. Ну, люди добрые, грузимся и едем.

Меня повели к подводе и попытались на нее усадить. Некий мутный мужичок мялся рядом с веревкой.

Две дюжины селян собрались вокруг и с интересом наблюдали за представлением. Я не прочла на их лицах ни сочувствия, ни понимания. Нет, такие еще и помогут Гизелии, чтоб потом обсуждать вечерам, как пришлую девку заморочили и к Альдо отправили.

— Вот и сладилось, вот и ладненько, — приговаривала старая Марселина, пока я брыкалась, пытаясь вырваться из железного захвата двух дюжих молодцев. — Староста наш кому надо покажет, что Белла — жена мужняя. На хутор, значит, свезем, там устроитесь. Ты, Гизелия, бумажки-то ее спрячь, да и одежу хорошую с сапогами под замок. Босой да в рванье на огороде работать можно, а через лес не продраться. Дорожка-то там заросла, вам последнюю версту пехом придется. — Платья ее городские перешьем на обновы мальцу, — решила "моя матушка".

Я уйду и босой, и в рванье. Все равно уйду. Я уже представляла, как наматываю на ступни тряпье, чтоб пройти по зарослям, как ночую под кустом, благо, ночи уже совсем теплые, не замерзну. Документов было жаль, но главное добраться до города, а там пусть посылают письмо в Тарман и восстанавливают документ. Не пропаду! Не замужем на хуторе за этим... Меня передернуло.

Жена старосты обнимала тюк с одеждой, будто не желала с ним расставаться. Белобрысая баба подцепила за торчащий носик туфельку и выудила ее из-под узла. — Гизелька, а уступи мне обувку. Хороша! — Вы, ворье! Оставьте мои вещи в покое! — не выдержала я. — Милая, это теперь не твои вещи, это мои вещи, — сладко улыбнулась Гизелия. — Ты теперь наша семья, у нас в семье все общее, а я старшая буду. Так-то.

Я с тоской смотрела на бревенчатые дома. Если б у меня быть хоть чуть огненной магии... Проклятое деревенское зодчество, столько дерева, а металла не вижу. У-у! Уйду. Все равно уйду. Хоть бы и по темноте, но уйду.

— Р-р-разойдись! Что происходит?

Перед пекарней остановился небольшой гвардейцев под началом капитана средних лет с истинно военной посадкой головы и разворотом плеч. — Дела наши сельские, обыкновенные, — запела Гизелия. — Мою непутевую дочь на хутор отправляем. А то ишь, дитю родила да забросила. И дитю, и дом, все на меня, — Гизелия всхлипнула и утерла глаз уголком передника. — Я не ее дочь! и это не мой ребенок! и муж не мой! Прикажите им меня отпустить, господин капитан.

Я могу идти по лесу в намотках, то есть, могу попробовать, но очень не хочется. Поэтому я смотрела на капитана с такой надеждой, что даже камень бы усовестился. Но капитан был крепче. — У вас есть документы на эту женщину? — Вот, пжалте, — Гизелия протянула капитану бумагу умершей дочери. Капитан внимательно присмотрелся. Гизелия затараторила: — волосы на солнце повыгорели, работаем-та в огороде все, а с глазками писарь напутал, видать. Она это, не сомневайтесь. — Это не мой документ! Мой она спрятала! — Видите, господин капитан, как она не хочет с мужем-та жить, дитю бросила, а сама... ох, даже и не знаю, где она вечера проводит, непутевая моя. Но я ее не брошу, нет, я ж мать. Пропадет она без меня, как пить дать пропадет.

Капитан внимательно смотрел на Гизелию, на меня, и на Гизелию вновь. Из вдовы получилась бы прекрасная актриса. Какие полные горечи взгляды она на меня кидала, как качала головой! Я бы поаплодировала, если б меня отпустили. Нет, вру. Я б сбежала.

Капитан смерил меня с ног до головы внимательным взглядом и внезапно сказал: — Все, госпожа Малинио, кончился ваш маскарад.

Ш... ш... что?

Толпа затихла. Капитан обернулся к Гизелии. — Как же вы не заметили подмену, госпожа. Известная мошенница приняла вид вашей дочери и скрывалась здесь от правосудия. Кстати, а где настоящая дочь? По документу она должна быть жива и жить при муже.

Глаза Гизелии нехорошо забегали. Капитан нахмурился: — Думаю, дознаватели все выяснят. — Как это, как это, приняла вид? Вот же она, мы все ее знаем, — подал голос староста.

Вокруг меня заискрилась магия, и толпа охнула. Выбившиеся во время неравной борьбы пряди окрасились в белый. Я не могла видеть своего лица, но мне казалось, что нос стал занимать больше места, чем ему положено. — Гля-а-а, и впрямь — не она.

Капитан сурово смотрел мне в глаза: — Госпожа Малинио, вы арестованы. — Обернувшись через плечо он приказал. — Возьмите ее в седло и вещи не забудьте. — Зачем ей вещи? Коль она арестована, вещи ей не нужны, — высказалась белобрысая баба, прижимая к груди мои туфли и сапоги. — Вы будете спорить с особым отрядом Его Величества?

У женщин изъяли мою обувь и тюк с вещами. Все еще пребывая в крайнем изумлении, я крикнула: — У Гизелии кошель мой, а у старосты документ!

Староста мигом подал капитану бумагу и с подобострастрой улыбкой заметил: — Поддельный, видать. Но вам же эти... ну для дела надо, да?

Капитан солидно кивнул и посмотрел на Гизелию, мявшую мой кошель. Расстаться с деньгами женщина не могла. — Госпожа!

Не получив ответа, капитан кивнул гвардейцу, и тот вырвал кошель из ее загребущих рук. У-у-у, гадина, а я еще тебя жалела!

А с обвинениями мы разберемся. Как? Ох, если б я знала.

Меня посадили сзади невысокого гвардейца, завели руки вперед и склеили магпутами у него на животе. Я едва не упиралась носом в его спину. Неужели у них никого худее не нашлось?

Спорой рысью отряд покинул село и поскакал по тракту на восток.

Глава 6. На восток

Едва последние крыши скрылись из виду, у меня внутри будто лопнули натянутые до звона струны. Четверть часа назад я была готова идти пешком в обмотках через лес, а сейчас ревела, уткнувшись в гвардейский камзол. Ревела с упоением и даже вытерла пару раз слезы о спину гвардейца. А не надо было мне руки связывать. Я б с вами добровольно поехала, только бы подальше от "добрых людей".

Я даже не заметила, как мы остановились, и мои руки стали свободны. — Хорош реветь, Алонсо потом не отстирается. Слезай.

Мало что соображая я сползла с коня в руки капитана. — Й-я-а не аферистка-а-а! ы-ы-ы!  — Знаю я, знаю, успокойся, девочка.

И такими знакомыми эти интонации показались, что я утерла нос и посмотрела на капитана, за его знакомую улыбку и прищур серых глаз. — Не узнаешь?

Я помотала головой. Капитан вздохнул, пробежали искры, черты лица чуть неуловимо изменились, а волосы приняли серебристый оттенок и будто поредели. — Господин Маскего? — я глянула глубоким зрением. Тот согнутый старик, который купил черствый хлеб за два медяка — иллюзия? — На самом деле я более далек от этой фамилии, чем ты от Малинио. — Я ничего не понимаю.

Капитан вернул свой облик (и мне мой заодно) и усмехнулся: — Мы — маги иллюзий на службе Его Величества. Про особый отряд я не обманул. — Все?

Один из гвардейцев заискрил и превратился в молодую симпатичную торговку, которая кокетливо мне подмигнула. Вместо Алонсио показался тощий паренек, что иногда забегал к нам за хлебом для одной из придорожных таверн. Третий стал дородной бабой в летах, не очень опрятной, но очень суровой на вид. Я удивленно заморгала, и гвардейцы рассмеялись.

— Но что вы делали в селе?  — Приглядывали. — Он улыбнулся, — Не только за тобой. Через перекресток доставляют контрабандой вещи, которые должны быть либо в секретных хранилищах Магического Конвента, либо нигде.

Рассказывая, капитан в обличьи господина Маскего вел меня в тенек, где гвардейцы, то есть, паренек, торговка и баба, уже расположились на обед. Меня усадили на одеяло, дали кружку с водой и хлеб с сыром. — И вот следим мы, выясняем, кто привозит, кто продает, кто куда увозит, и вдруг прибегает ко мне Алонсо и говорит, что у пекарни шум-гам, подвода стоит. Мы и приехали. Успели. — Спасибо вам большое. Я уже собиралась пешком от хутора через лес уходить. В обмотках, — я шмыгнула носом. — Почему в обмотках-то? — Грозились хорошую одежду отобрать и всю обувь, чтоб я на хуторе сидела безвылазно. — Эх... а говорил я тебе, что народишко тут гнилой, нехороший. Не послушала.

Мне оставалось только вздохнуть.

***

Гвардеец-паренек увел коней напиться к ручейку, а мы отдыхали на травке перед леском и решали, что со мной, непутевой, делать. — До Ларонса день езды. Может, отвезти тебя туда? Дам рекомендацию к знакомому аптекарю, возьмет помощницей.  — Спасибо вам. Откуда вы знали про мою старую фамилию? — Я заезжал на днях в Тарманскую провинцию. Слухи о том, как господин Марцио будует из-за отъезда дочери, даже до меня дошли. Требует у стражи, чтоб негодницу нашли и притащили назад, уж он ей покажет. Стража руками разводит — госпожа теперь женщина свободная.

Я только вздохнула. Значит, отец не успокоился. — Скажите, господин Маскего, почему вы обо мне так заботитесь?

"Старик" усмехнулся: — Ты зачем-то спрашивала, нет было ли у меня невесты последний год. Нет и не могло быть, я уже двадцать лет как женат. Дочь у меня твоих годов, замуж недавно вышла. Я, конечно, мужа ее вдоль и поперек проверил, но люди могут враз поменяться. — Господин Маскего... то есть, капитан... — Да? — Скажите ей, что примете ее назад всегда, что бы ни случилось. Это важно.

Капитан с интересом посмотрел на меня, хмыкнул и ничего не ответил.

По дороге тянулся обоз в сторону села. Четыре повозки были слегка мокрыми от дождя, капли сверкали на солнце. Но одна, предпоследняя, будто даже запылилась. — Странно... — Что, Белла? — Вон та, четвертая повозка, видите? Словно пристала к ним недавно.

Маскего мигом оказался на ногах и оглушительно свистнул. Из леса прискакал Алонсо, держа на поводу трех коней. Меняя на лету личины на гвардейские, отряд кинулся вслед обозу. Любопытство подстегнуло меня побежать следом.

Когда я добежала, обоз уже остановился, а в дорожной пыли лежало трое со скручеными магпутами руками и мешками на лицах. Вокруг валялись мечи и кинжалы. Охрана держалась в стороне — мундиры особого отряда узнал каждый. Из других повозок стали осторожно выходить люди. — Кто главный?

Из первой повозки подбежал мужичок. — Откуда они в твоем обозе? Давно пристали?

Кланяясь, Голова обоза зачастил: — Недавно вывернули из леса и спросили, могут ли разом с нами дойти до Тармана, пообещали приплатить за охрану. А мы что, нам еще одна повозка не в тягость, и деньги не лишние.

Капитан посмотрел на охранников: — Кто может поехать с нами и показать, где к вам пристала повозка? Потом нагоните, тут село недалеко, все равно там остановитесь.

Один отделился и подъехал к капитану. — Добро. Алонсо! Займись людьми. — Всем вернуться в повозки! Я подойду к каждому поговорить, расскажете, что слышали. — Удивительно, какой звонкий и громкий голос у парня оказался.

Люди разбрелись по повозкам, и пока арестованных с их имуществом отгоняли в поле, Алонсо заглядывал по очереди к оставшимся. Я обернулась к капитану: — Он менталист? — Да, — не стал скрывать капитан. — Не очень сильный, но этого хватит, чтоб все, что было с контрабандистами, показалось людям неважным, и они об этом не вспоминали. И, конечно, не стали болтать. — Ого. — Девочка, мы особый отряд, а не ать-два, ружье на плечо. Рядовой особого отряда принимается равным армейскому капитану. — Ой. А вы — капитан особого отряда? Значит...

Капитан улыбнулся. — Я должен тебе спасибо сказать. Все указывало, что эта повозка пойдет завтра к вечеру и с другим обозом, побольше. А они ишь, быстрые какие. И-эх, мы должны были их тихо остановить, но да ладно, уж как получилось. Молодец, что заметила.

Арестованные лежали на земле и злобно вращали глазами. Мешки с них сняли. — Ну что, господа нехорошие, говорить будем или до мастеров своего дела доедем?

Контрабандисты молчали. Один смотрел особенно злобно, а еще сосредоточено. — К магии тянуться не советую, все равно ничего не выйдет.

Ого, как особый отряд умеет. Интересно, что они сделали. Но не спрашивать же. Наверняка тайна.

— Алонсо, останешься за старшего. Я с охранником съезжу, на место посмотрю, вдруг что-нибудь полезное найдем. Проверь пока повозку. Белла, остаешься с ними.

Капитан с охранником ускакали. Алонсо с гвардейцем, изображавшим раньше молодую торговку, влезли в повозку и начали там шебуршать. Судя по довольным крикам, нашли все, что ожидали. Выпрыгнув наружу, Алонсо сообщил арестованным: — Очень, очень советую вам рассказать все, что знаете. Того, что вы привезли, хватит на пять повешений для каждого. — И обернулся ко мне. — Вот куда им столько? Здесь не один заказчик, здесь оптовая торговля.

Арестованные помрачнели и задумались.

Солнце уже начало цеплять верхушки деревьев, когда вернулся охранник с капитаном. Тот выглядел бледно и слегка покачивался в седле. Два гвардейца подбежали к своему командиру и помогли ему спуститься, после чего колени капитана подогнулись, и его уложили на траву. У меня навернулись слезы.

— Мы схрон нашли, — доложил охранник. — А там магловушка стояла, как заклятием стрельнет. Капитан меня прикрыл, — он поежился, — А сам попался. — Если б не прикрыл, тебя б хоронить пришлось. На нас защиты навешано немеряно. Что простому человеку смерть, нам как небольшая рана. Однако... — Алонсо посмотрел на другого гвардейца, который расстегнул на капитане рубаху и камзол и водил руками, из которых хлестало свечение, — тут что-то забористое. Энцо, что там? — Жить будет, но снимать придется. Кажется, в Тармане была пара магов первого уровня. Хотя поддержать его и второй-третий может.

Капитан открыл глаза и с трудом сказал: — Извини, Арабелла, придется тебе в Ларонс без меня. Алонсо, договорись с ним, — кивнул на охранника и снова впал в забытье.

Я понимающе кивнула. Алонсо переговорил с охранником обоза и отсчитал ему несколько монет. Сегодня решили никуда больше не двигаться — ночевать в том селе никто не хотел. Гвардейцы собирались проехать его насквозь завтра, спорым маршем двигаясь в Тарман. По пути будет еще городок, где могут оказаться маглекари.

А меня охранник завтра довезет до Ларонса. Увы, придется выживать без рекомендаций.

Нас с капитаном устроили на ночь в повозке. Арестованных положили под нее, между колес, увязав все вокруг сигнальной магией — никогда не видела такой.

Утром попрощалась с капитаном, который едва открыл глаза, кивнул мне и снова провалился в забытье. Когда я покинула повозку, туда загрузили арестованных, правда, устроили их не так удобно, как капитана.

Я сходила к ближайшим кустам, привела себя в порядок и переоделась в штаны и рубаху — ехать придется за спиной охранника, сидя по-мужски. Алонсо выдал мне три золотых, сказав, что капитан наверняка распорядился бы так же. Отказываться я не стала — Белла-булочница получила всего-то шесть серебряков, а заработанное за последние дни мне так и не отдали. Пришло время прощаться. Повозка контрабандистов под охраной трех гвардейцев уехала в Тарман. Мы с охранником направились в Ларонс.

***

Я сидела в комнатушке, снятой на постоялом дворе на окраине Ларонса, и напряженно думала. Мысли о том, как я докатилась до жизни такой, я пока отложила в сторону. "Кто я" тоже постоит в очереди. Меня занимали более насущные вопросы: на что жить. Денег хватит меньше, чем на три месяца скромной жизни в этой самой комнатушке, кусок хлеба на завтрак, хлеб с сыром на обед и похлебку на ужин. А дальше что? Без рекомендации меня мало куда возьмут, только на работы попроще в места поплоше. Можно было бы написать дяде, но дядя не имеет дела с такими маленькими городками. Чем он мне поможет? Просить денег у него и вовсе не хотелось. Когда начнется осень мне нужны будут теплые вещи, а это новые расходы. А потом зима. Нет, я не могу сидеть и ждать неизвестно чего. Мне нужна работа. Деньги лучше поберечь.

Уезжать из города тоже никуда не хотелось. Не было у меня больше доверия ни к трактам, ни к полям, ни к сельской местности в целом.

Что я могу? Теперь я могу печь. Рецепты Рогалио (чтоб его демоны подрали) я схватывала на лету. Я могу немножко шить — живя в деревне я сшила две пары панталон и бюстье из тонкого полотна по образу тех, что у меня уже были. В настоящие швеи я проситься не рискну, а вот в ученицы белошвейки — вполне. Я готова вновь примерить костюм Беллы-булочницы или попробовать Беллу-белошвейку. Начинать придется с самых непрезентабельных заведений. А когда у меня не будет болеть голова про хлеб насущный, крышу над головой и теплое платье, я поищу настоящую Арабеллу.

Назавтра я обошла четыре ателье и пять пекарен. Даже в кварталах для небогатых горожан у меня cпрашивали, есть ли в городе знакомые, кто может за меня поручиться, после чего выставляли вон. В одной пекарне могли бы взять помощницей, но увидев в документе строчку "разведенная женщина", хозяйка закричала, что не допустит в порядочное место развратниц и лично выкинула меня на улицу, больно ухватив за плечо. Последняя модистка ответила мягко: принимать разведенных против их правил, но мне могут подсказать ателье, в котором на документы совсем не смотрят. Место особое, только для избранных, внутрь чужачек пускать не любят, поэтому мне следует прийти сегодня в пять пополудни на площадь Певчих птиц, сесть на скамейку напротив фонтана и держать в руках карточку. Хозяйка протянула мне небольшой прямоугольник с витиевато напечатанными буквами "Ателье мадам Саржетты". Мадам Саржетта сама подойдет и со мной побеседует.

***

Сидя возле фонтана кусочек картона я не то, чтобы держала, скорее мяла в руках от волнения. Неужели, неужели мне повезет?

Женщина средних лет присела рядом и внимательно меня оглядела. А я, стараясь не пялиться откровенно, оценила ее платье — чуть ярковато для обычного дня на мой вкус, но хорошо сшито, сидит по фигуре. Женщина выглядела опрятно, хоть и слишком празднично. Неудивительно — модисткам положено демонстрировать себя как витрину. Разве закажут бальное платье, если модистка выйдет в простой и ничем не украшенной одежде?

— Ты ищешь работу? — Да, место ученицы белошвейки. Я готова учиться, честно! — Замужем?

Я помотала головой и опустила глаза. — Бросила его, значит. Ну и правильно! Свободной женщине лучше живется, поверь мне.

Я с сомнением на нее посмотрела, но мадам Саржетта излучала уверенность и доброжелательность. — Вижу, муж тебя несильно потрепал, вовремя ушла. Это хорошо.  — Я была замужем всего год. Я совсем немного шила, но я аккуратная и кое-что умею.

Мадам Саржетта улыбнулась: — Не сомневаюсь. Вижу, несладко тебе приходится. Никуда не берут?

Я удрученно помотала головой. Мадам, утешающе похлопала меня по руке:

— Мы, женщины, должны помогать друг другу. Жду тебя завтра с утра. Видишь вон тот дом? Войдешь с заднего хода. Нужно обернуться через квартал и пройти через дворик. Постучишь в оранжевую дверь три раза, тебе откроют.

Мы тепло попрощались. Я еще посидела на скамейке и посмотрела на указанные окна. Три этажа, витрины украшены цветами из яркой ткани, и вывеска "Алые розы" наверху. Никаких игл с нитками над входом, никаких витрин с платьями или живых девушек в нарядах за окнами. Только темные тяжелые портьеры и розы. Красиво! Дорогое место не нуждается в самовосхвалениях.

Покружившись по улицам, я шла по вечернему Ларонсу, торопясь добраться до таверны до темноты, и приплясывала от радости. Я буду работать белошвейкой! Пусть пока только ученицей, но это настоящая работа! От радости хотелось танцевать. Подумалось, что нести с собой вещи не самая лучшая идея. Придется раскошелиться на комнату еще на день, чтоб оставить вещи здесь, а там, может, кто из девушек посоветует хорошую хозяйку. Вряд ли все швеи живут в своих домах, наверняка многие снимают комнаты.

Помывшись в тазике принесенной коридорным водой, я счастливо устроилась в кровати. Завтра на работу!

Глава 7. Ученица белошвейки

Как было велено, я прошла сквозь маленький дворик и нашла оранжевую дверь. Вынув из кошеля гребень, я провела пару раз по волосам, чтоб не представать под хозяйкой ателье растрепой, и постучала три раза. Мне открыл мрачный высокий молодой человек. — Ты новенькая? — Да, я ученица белошвейки.

Детина окинул меня оценивающим взглядом. Надеюсь, он не имеет привычки приставать к девушкам? Я сюда работать пришла. Парень удовлетворенно хмыкнул и посторонился, давая мне войти. Дверь лязгнула замком за моей спиной. Обернувшись, я увидела Андрио с большим ключом на объемной связке. Наверно, когда в доме много женщин и богатых клиенток, которые платят золотом, стоит завести охрану и запирать дверь, мало ли что может приключиться.

Здоровяк провел меня в кабинет мадам Саржетты: — Здесь новенькая.

Мадам кивнула ему: — Подожди за дверью.

Тот исчез. — Здравствуй, милая. Хорошо, что ты пришла. А где твои вещи? — Остались в таверне. Я не думала, что стоит их сюда приносить. Сниму комнату и перееду туда. — Зачем? Девушки живут тут же. — Здесь можно жить?

Мадам всплеснула руками: — Разумеется! У тебя будет прелестная комнатка для приема клиентов. Там же ты будешь жить, только держи ее в порядке, а вещи в шкафу. На верхних полках запас свежего белья, для наших клиентов это важно.

У меня похолодело внутри, и я смотрела на мадам, пытаясь найти другое объяснение всему, что услышала. — Простите. Я искала место белошвейки. Я имею в виду, шить дамское белье.

Мадам звонко рассмеялась. — Детка, ты нашла работу получше, чем корпеть над чужими панталонами, поверь мне. Мое ателье расшивает серую жизнь наших клиентов шелковыми нитями удовольствия. Зачем тебе в белошвейки, милая? — с доброй улыбкой мадам покачала головой. — Хоть ты и была замужем, но все еще юная и свеженькая. На тебя будет такой спрос, ах! Давай, милая, приводи себя в порядок. Но не думай, что просто лежать с ногами врозь будет достаточно, нет, не у нас, — погрозила пальчиком мадам. — Ты уже знакома с Андрио, он займется тобой и покажет самое необходимое для сегодняшнего вечера. Полагаю, пока пары часов хватит. Позже девочки помогут тебе освоить новые штуки. — Благодарю, мадам Саржетта, но я вынуждена отказаться. Не трудитесь провожать меня, я найду выход сама. — Милочка, ну кто же тебя выпустит. Андрио!

Детина появился в дверях. — Нам досталась нерадивая ученица. Девочка отказывается учить уроки. Ты знаешь, что делать.

Я закричала, но эти двое только ухмыльнулись. — Неужели ты думаешь, что ты первая такая? Все наши комнаты хорошо устроены и зачарованы. Снаружи тебя никто не услышит. Побереги горлышко, оно тебе сегодня пригодится. — Нет, я не буду! — Будешь. И учти, если сбежишь, у нас свои люди в страже. Тебя схватят за воровство, и ты все равно станешь работать у нас, когда бесплатно обслужишь караульных в городской тюрьме. — Отпустите меня!

Андрио со скучающим видом подошел ко мне и влепил две пощечины. Муж меня бил и посильнее, но сейчас я испугалась намного больше. Мой страшный сон исполнился. Я попала в веселый дом.

***

Андрио схватил меня за локоть и потащил по коридору мимо роскошно убранного зала, где щебетали полуодетые девицы. Кто-то шил, кто-то вязал, кто-то потягивал лимонад. Странно, они не выглядели несчастными. Неужели кто-то работает в таком месте по своему желанию? Девицы увидели нас и оживились: — Новенькая! Андри, она кочевряжится? — Ничего, наш Андри ее убедит.

Девицы засмеялись, только одна смотрела на меня сочувственно. Ее Андрио и поманил ко мне. — Люция, объясни ей правила и приготовь.

Он провел нас обеих в скромно обставленную комнату с небольшой кроватью, лоханью воды и стопкой полотенец и запер за нами дверь. У меня потекли слезы. — Я не хочу! Я не за этим шла!

Девушка покачала головой.  — Я тоже. Но что теперь? Наружу выхода нет. — Совсем? Я не буду этого делать, не буду! — Думаешь, я хотела? Я тоже отказывалась, но меня убедили. — Убедили?! — Здесь есть особая комната. Разные господа любят... разное. Поверь, один клиент на чистой и мягкой постели лучше, чем привязанной к скамье, и трое с розгами.

Я разрыдалась. — Вас же здесь много, неужели вы не можете одного Андрио побороть? — возмущалась я сквозь слезы. — Много? Таких, как ты и я, совсем мало. Остальные девочки пришли сюда сами, и другой жизни им не надо. Ты не заметила? Кроме того, есть второй охранник, Марио, он сейчас отсыпается перед вечером, но если ты не подготовишься сама, Андрио его разбудит, и они займутся тобой вдвоем.

Я послушалась ее совета, разделась и влезла в воду, но лихорадочно перебирала возможности избежать "работы". Пока возможность выходила только одна — остаться одной и разрезать себе вены шпилькой из тех, что держали мою прическу. Но девушка отказалась оставлять меня до прихода Андрио. А когда он появится, то начнет мне давать вот на этой кровати "уроки".

Люция живописала методы "убеждения" и уговаривала меня успокоиться и принять свою судьбу. Здесь тоже люди живут, многие вполне неплохие. Если быть удачливой, можно завести постоянных клиентов, и кто-нибудь предложит содержание и заберет отсюда.

Я помню, как грела ушки под дверью маменькиного будуара, где госпожа Октопио рассказывала о благотворительном посещении бедных кварталов. "Ах, душенька, можешь ли себе представить, о чем грезят веселые девки? Думаешь, о домике, муже и детях? О, ты мало знаешь жизнь. Каждая веселая девка верит, что однажды какой-нибудь богатый господин заберет ее оттуда и сделает своей содержанкой. Даже портовые в это верят, с той лишь разницей, что для них богач тот, у кого есть еда на двоих". Маменька пригубила вишневый ликер: "И как, забирают?" Госпожа Октопио фыркнула: "Раз в столетие, и легенды об этом передаются в поколениях".

— Что ж тебя до сих пор не забрали в содержание? — я начинала злиться. Да, я понимаю, ее запугали и сломали, но почему она позволила сделать из себя орудие для ломки новичков?

Люция отвела глаза: — Пока не встретился тот, на чей вкус я была бы столь хороша.

К счастью, мой вопрос заставил ее замолчать. Ужас перед ближайшим будущим подстегнул размышления. Я перебирала, что у меня есть: белье, платье и туфельки, кошель с деньгами (ох, его наверняка заберут!) и костяным гребнем — взяла с собой, чтоб предстать перед хозяйкой в приличном виде. Ах, если б я знала... Перестань, Арабелла, отругаешь себя потом. Что еще есть? Украшений совсем нет, только шпильки в прическе. И у меня совсем мало магии. Я с трудом зажигала хилый светляк, могла вызвать небольшой ветерок в лицо или расплавить гвоздь — умение, которое больше всего смешило мою семью. Почему гвоздь? ничто другое мне портить не разрешали. Магия металла была очень редкой, но с такой небольшой силой, как у меня, для женщин проку в ней не было. А учить меня мужским занятиям вроде ювелира — об этом речи не шло. В детстве я иногда баловалась — не расплавить гвоздь, а только раскалить, и не весь, а половину или три четверти, чтоб держать за кончик, а остальной гвоздь будет красный-красный, а может даже белый, только недолго. А ведь... ведь шпилька — она почти как гвоздь!

(такие шпильки, сделанные из сплава серебра, могли бы быть у Арабеллы)

Я едва не подскочила в бадье. Присмотрелась к Люции — нет, ее сломали. Она скорее выдаст меня, чем поможет. Ее страх слишком велик, и теперь ее используют, чтобы запугать новеньких. Я ничуть не сомневалась, что с ней проделывали все эти жуткие вещи, и что она искренне мне сочувствует, но полагаться на нее нельзя. Стоит ей представить, что в наказание ее снова поволокут к скамье, как Андрио тут же узнает обо всех моих затеях. Жаль, но не в моих силах спасти всех. Сейчас себе бы суметь помочь.

Домывшись я вытерлась насухо, как могла высушила волосы и закрепила их шпильками. Люция удивилась, что я одеваюсь и посоветовала лечь на кровать, как есть. Но встретить Андрио нагой я не могла. Я умолила девушку дать мне одеться прежде чем звать Андрио. Она ответила, что от платья останутся одни лоскутки, но разрешила.

Когда я закончила, Люция выглянула за дверь и крикнула, что мы готовы. Андрио отпустил ее, защелкнул замок и с неудовольствием посмотрел на одетую меня: — Ты все еще надеешься, что тебя отпустят шить благородным курицам подъюбники? Могла бы уже понять — здесь нужно быть хорошей девочкой и раздвинуть ножки.

— Я не могу, — прошептала я. — Мне страшно. Муж всегда делал это в темноте, ночью, глухо задвинув шторы, и он никогда не видел меня... голой... а я его...

Андрио заржал.  — Ты правда голого мужика никогда не видела?

Я помотала готовой и скромно опустила глаза. Я, конечно, погрешила против истины. Александро мог исполнять супружеский долг в любое время дня и ночи, а я как примерная жена следовала за его желаниями. Но мне был необходим этот спектакль. Какой бы скромницей я ни была, после года брака что-то о мужском телосложении начинаешь понимать.

Андрио расстегнул штаны и спустил их до середины бедер. Я глянула на его орудие, зажмурилась, изобразила на лице безумный ужас и начала подвывать: — Я не могу, не могу! Спасите меня кто-нибудь! — Вот же тупая. Ты так и не поняла, что все комнаты у нас не пропускают шума? Иначе бы у нас такой гвалт по вечерам стоял, особенно из одной, где любят пожестче. Взбрыкнешь, будешь там работать. Ну-ка, быстро посмотрела на него и взяла в руки.

Я нервно провела рукой по волосам, незаметно вынимая шпильку, и когда Андрио приблизился ко мне с наглядным пособием, призвала силу и воткнулараскаленный металл в нежные ткани снизу.

А и правда, комнаты у них зачарованы на совесть. Никто и не встрепенулся на рев раненого ишака, который издал согнувшийся Андрио. Я не стала ждать, пока он придет в себя, и опустила на его голову табурет. Что сказала мадам? пара часов? Времени достаточно. Для начала связать "учителя". Я разорвала несколько полотенец на полосы и быстро скрутила ему руки, ноги, и заткнула рот. Обыскав его, я нашла связку ключей. Вот этот побольше — от входной двери, но идти придется мимо комнаты мадам. Не подходит. Где у нас еще выходы? "Ты ее в дверь, а она в окно", — говорила матушка про одну надоедливую тетушку. В гостинной большие окна.

Я отперла дверь, приоткрыла щелочку и прислушалась. Кажется, никого, только вдалеке слышен смех девушек из залы. Я тихо выскользнула наружу и прикрыла за собой дверь. Ключи я оставила внутри, незачем тащить всю связку, взяла только тот, что от "классной" комнаты — запереть снаружи, и на всякий случай спрятала за пояс ключ от входа. Тихо прокравшись к гостинной я приняла веселый вид и вошла к девицам. Страх придал мне вдохновения. — Привет! Андрио — такая душка. Жаль, быстро устал. — Тебе удалось уморить Андрио?  — Ого, какое ядреное у нас пополнение! — девицы хохотали, только Люция нахмурившись на меня смотрела. Умная девочка все поняла. Если она поднимет тревогу, боюсь, придется прорываться с боем. Но та лишь опустила глаза и продолжала тихо сидеть.

Я подошла к огромному зеркалу и принялась вертеться. — Как думаете, мне дадут что-нибудь поинтереснее на вечер?

Девицы начали наперебой расхваливать наряды, я бочком двигалась к окну и когда уже примерилась к маленькому столику, неожиданная мысль посетила мою бедовую голову. Прищурившись, я обвела глубоким взглядом оконную раму. Так и есть — стекло зачаровано. Я не могла рассмотреть подробнее, но явственно видела следы сильной магии по раме и нитями на стекле. Стоило догадаться, иначе пьяные клиенты каждый второй вечер били бы всю красоту.

Срочно нужен другой план. Парадный вход наверняка заперт в дневное время. Коридор к черному выходу ведет мимо кабинета мадам, а там дверь открыта. Вот если бы мадам оттуда выкурить... точно! Что у нас тут легко подхватывает огонь? Я огляделась. На столиках лежат льняные салфетки. То, что надо. Я присела в кресло и схватила одну, принявшись обмахиваться: — Надо сказать, что меня он тоже утомил, — чем вызвала новый приступ веселья.  — А мы думали, ты будешь как эта тихоня, — фигуристая девица рядом со мной кивнула на Люцию, — тихо страдать и отдаваться клиентам с таким видом, будто жертвует собой ради всех Пресветлых. Все никак не дойдет до нее, что оттого ей самых рьяных и подсылают, кому хочется жертв потерзать.

Я заставила себя рассмеяться: — Вот потому я такая и не буду, — и подмигнув девице, провела пару раз по волосам гребнем и поправила прическу.

Скомкав салфетку, у которой внутри уютно устроились шпилька и гребень, я дождалась момента, когда на меня никто не смотрел, уронила сверток за кресло и принялась медленно ходить по комнате, рассматривая убранство. Я новенькая, мне все интересно. Я восхищалась картинами, изображающими нимф в объятиях сатиров (под хохот девиц я поскребла пальчиком раму с чудовищной фальшивой позолотой), статуэтками с непристойными сюжетами, вычурными бархатными креслами с резными спинками и тяжелыми пурпурными портьерами. Кружа вокруг портьер, я принялась за шпильку. В дюжине шагов моих сил хватало.

Нагреть как можно сильнее и подпустить ветерка. Я расхаживала туда-сюда, глазела на убранство и трещала с девицами о нарядах для вечера, пока из угла не потянуло дымом. Кость исправно чадила с неприятным запахом, и лен подбавлял дымка. Услышав первый визг "горим!" юркнула за тяжелую занавесь и подбавила ветра.  — Что такое, где? — появилась мадам. Выглянув в щель, я убедилась, что мадам сосредоточено лезет за кресло в угол, а гомонящие девицы разбегаются, зажимая носы. Пора.

Я тоже разбежалась в общей толпе. Спасибо, Пресветлые, что все полы устланы коврами. Выскочив из зала, я добежала до коридора и добралась до выхода. Руки поддрагивали, но я приказала себе сосредоточиться и выдохнуть. Распахнула дверь, и мне захотелось петь от счастья, но я заставила себя бежать дальше — через дворик, на улицу, бегом, бегом, кто знает, какие у них тут связи. Заметив шпиль храма, я понеслась туда.

***

Храм был почти пуст, лишь несколько прихожан стояли перед статуями. Я села на скамью в самом темном углу, смотрела на изображения Пресветлых и ждала сама не зная чего. Вряд ли меня станут тащить из Храма Пресветлых с криком "она смылась из веселого дома", но на улице меня могут поймать и обвинить в воровстве, а уж прикормленная "розами" стража сделает свое дело.

Я сидела в Храме, будто приморозившись к стулу, вздрагивала при каждом стуке двери, кусала губы и старалась унять панику. Я чувствовала себя совершенно выжатой — из-за страха, из-за потраченной магии, из-за того, что бежала изо всех сил. Не знаю, сколько я так просидела, когда к алтарю подошли две фигуры в сером. Я поднялась и проследовала к ним. — Сестры, о помощи прошу.

Женщины медленно повернулись ко мне и присмотрелись. Я выглядела так, как выглядит любой человек после пережитого страха и растрепавшись от беготни. Сестры Пресветлых были немолодыми и наверняка повидали всякое. Одна из них кивнула на дверь за алтарем, и мы очутились в маленькой комнатке со скромными жесткими стульями. На одном из стульев я разрыдалась, выплескивая ужас сегодняшнего дня. Одна из женщин обняла меня, и я вымачивала серую ткань на ее плече слезами, другая сходила за водой. — Ты знаешь, что мы не можем тебя принять.

Я кивнула. Да, раз я сама ушла от мужа, путь в Обитель мне заказан.

— Но закон не запрещает укрыть тебя в храме, а завтра переодеть в юношу и отправить с обозом подальше. Я позову Нико, он заберет твои вещи из таверны.

Я поблагодарила Сестер и оставила Пресветлым пожертвование. У меня не так много денег, но помощь дорогого стоит. Я отдала Сестрам ключ от черного входа в веселый дом. Есть и среди стражей те, у кого зуб на подобных мадам, и кто может перевернуть это "ателье" вверх тормашками, чтоб освободить таких, как Люция. Но это уже без меня.

***

Спать пришлось на составленных вместе стульях, отчего утром ломило все тело. За несколько монет мне добыли ношеную одежду небогатого паренька из предместий, скрыли грудь под перевязью и свободной рубахой, дали фляжку воды, немного хлеба и сыра. Из запасов Храма выдали артефакт, добавляющий кадык. В ответ на мое удивление одна из Сестер ответила: — Ты не представляешь, чем иногда благодарят Храм. Прошу тебя, когда артефакт тебе больше не будет нужен, верни его Пресветлым.

Рано утром меня проводили за ворота, где собирались повозки, уходящие еще дальше на восток. Волосы пришлось обрезать, но так даже легче.

Восток — так восток. Мне все равно, лишь бы подальше от Ларонса. В нашей повозке в этот раз пассажиров было немного, всего одна пара. Я растянулась на мешках с бобами и задремала.

Глава 8. Подмастерье шорника

В обозе ехали совсем небогатые люди, селяне по большей части, поэтому ночевали на опушке леса. Мне нечего было кинуть в общий котел, но свою порцию я отработала собирая хворост и раздувая огонь. Одеяла у меня не было, но возница позволил мне растянуться на тех же тюках и дал мешковину укрыться. Ночи настали теплые, и утром я проснулась хоть и голодная, но хорошо отдохнувшая. Увидев, что я ничего не ем, пара сельских тетушек подкормила "мальчика". Я не стала отказываться, но постаралась помочь всем, чем могла. Разговор "кто таков, куда путь держишь" заставил немножко поскрипеть мозгами, и я выдумала историю про сироту, которого обидела злая родня. Почти не соврала. Мама умерла пять лет назад, отец от меня отказался, значит, родителей у меня нет, а кузина Селия вполне за злую родню сойдет. Я показала, что умею делать с металлом, и посмотрев на раскаленный гвоздь, один из мужиков хлопнул меня по плечу и пригласил подмастерьем — шорнику в мастерской такой дар кстати.

Моего ветерка хватило, чтоб какое-то время отгонять пыль, поэтому для разнообразия я растянулась на полу повозки, рассматривала дорогу и думала. Когда я боялась разводиться с Александро, попасть в веселый дом рисовалось мне самым страшным страхом, самым ужасным ужасом, от которого может спасти только чудо. Видения нищеты, голода и веселого дома удерживали меня от решительного шага. В "Ателье мадам Саржетты" мне было очень страшно, но я выбралась оттуда. Сама.

И теперь еду к ремесленнику зарабатывать на кусок хлеба.

Я рассматривала дорогу и думала, что жизнь налаживается.

Зря я это.

***

Шорник выделил мне в мастерской угол с удобной лежанкой и показал, где небольшой рынок — купить еще пару штанов, рубаху и холстину мне не помешало бы. О том, как устраиваться с исключительно женскими напастями, я думала с содроганием. За околицей текла достаточно чистая речка, куда можно пробираться по вечерам, мыться и стираться. Но что делать осенью? А зимой? Я одернула себя. Ты, Арабелла, еще доживи тут до холодов. Как в ту самую речку глядела.

При шорнике мне жилось неплохо. Пока хватало сил, я плавила мелкие металлические детальки, соединяла их или придавала форму. Когда магия иссякала, помогала в работе с кожей. Ужинали за одним столом с семьей, только сажали меня на тот конец, где дети сидели. Кормили меня хоть и простой пищей, но вдосталь, и все вздыхали, что ростом я не вышла, невесту будет трудновато найти.

Два недели пролетели как один день, и я уже стала надеяться, что сумела перехитрить заклятие, когда деревенская молодежь зазвала меня на праздник середины лета. Я ни разу не видела подобных развлечений, но раз я играю простого паренька, придется идти. Там они меня и нашли, молодой пропойца по кличке Хрущ и его собрат по увлечению постарше Хныщ. Оглядевшись, чтоб никто на нас не смотрел, один из них толкнул меня плечом: — Дело есть. — Я не пью, — решила осадить любителей найти собутыльников. Они заржали. — Не пей. Только через два дня, когда шорник заказ повезет, дверку-то нам отопри. Что и где брать, мы сами знаем. Тебя не обидим, не боись. А чтоб шорничиха со своими отродьями не проснулись, сыпани им в похлебку вот этой травки. Она сонная, не боись, травить нам их незачем. Добро?

И так он произнес это "добро", что я поняла — про спокойную жизнь я подумала совсем зря. Совсем.

— Ежель ты с нами заодно, — подхватил другой. — мы и тебя прихватим. Нам в этой дыре делать нечего, мы в город собираемся, там с деньгами раздолье. Рожа у тебя гладкая, тебе простофили доверять станут, а остальное мы на себя возьмем. Мы втроем знаешь сколько зашибать смогем?

И ведь он совсем не врал. Молоденькие милые на лицо мальчики с хорошо подвешенным языком у таких личностей ценились. Где не пройдет кулак, там люди сами откроются.

— Слу-у-ушай, а мы ведь тебя и в девку могем переодеть. Ты ж как девка на морду, только голову чем покрыть, в юбку тебя, и готова! Будешь мужиков в таверне в комнату манить, мол, туда-сюда и это самое, а мы уж там их встретим. — Соглашайся! — от хлопка мое плечо чуть не переломилось.

Я вздохнула: — Посмотрим сначала, как тут пойдет.

Пропойцы кивнули и разошлись. Отказаться я не могла. Раз они открыли мне свой план, то либо я с ними, либо наутро искали бы, кто прирезал чужака в темноте. Точнее, чужачку. Я представила, как мой труп раздевают в сарае у старосты и содрогнулась.

***

Выслушав меня, шорник вздохнул: — Пьяниц этих мы возьмем, только ведь у них будет третий на страже стоять, и кто это, мы не знаем. А наутром он тебе горло перережет. Придется тебе уезжать.

Я чуть не взвыла с тоски.

Шорник поговорил со старостой. С вечера он перепрятал все ценное и уехал. Передав в соседнем селе товар надежному человеку, вернулся верхом и сел со старостиными сыновьями и затьями в засаду.

Семья шорника спряталась в погреб. Осталась только я в мастерской.

Услышав условленный стук, я отперла дверь и отлетела к стенке, отброшенная вбежавшим Хныщом. Морщась от боли в ударившемся о стенку плече, я влезла под стол и засела там, прижав в груди маленький кинжал. Забившись в угол я дрожала, сначала когда Хрущ с Хныщом глухо переговаривались, потом когда послышался рев старостиной армии, и по сквернословию неудачливых воришек я поняла, что обоих скрутили.

— Эй, малец, вылезай. Где он? — крикнул староста шорнику. — Да здесь должен быть, куда ему деваться.

Я осторожно выглянула, и староста тут же дернул меня за предплечье вверх. Я застонала от боли. — Что, стукнули тебя? — О стенку ударился. Пройдет. Не трогайте только. — Ну, что с мальцом делать будем? Сиплого мы взяли, только он же завтра будет рассказывать, что он тут мимо гулял. Денек мы подержим, потом дознаватель приедет, прикажет отпустить, и Сиплый тут же твоего мальца придавит. Мы, конечно, после дознавателей можем Сиплого и сами втихаря, только и он не дурак, чтоб нашего суда ждать. Да и ссориться с законниками нам не резон. Слыш, малец, день и ночь у тебя есть, чтоб убраться.

Я вздохнула. Между спокойствием деревни и пришлым парнем староста ожидаемо выбрал деревню. Вот и кончилась моя тихая жизнь. — Обоз какой-нибудь идет? — Не будет пока обозов. — На своих двоих я далеко не уйду. И в Ларонс назад мне нельзя. — Украл чего?

Я помотала головой. — Все то же самое. Слишком много знаю про темные дела. Судьба у меня такая.

Сели думать и придумали. Наутро староста взял лошадь у соседа и посадил на нее меня, а одного из сыновей отправил на своем коне рядом. За день доберемся до Мансеро, переночуем, и сын старосты Тео вернется с обеими лошадьми назад. Из Мансеро обозы в разные места ходят. Куда? А кто его знает, дальше никто не ездил. Карты в селе, конечно, не было.

Легли спать, когда небо уже серело над восточным краем поля. Завтра снова в дорогу.

***

Мы двигались бодрой рысью, так что, спать не получалось, хотя очень хотелось. Оставалось думать. После двух недель у шорника мой кошель чуть потяжелел — мужик расщедрился не только на жалование, но и подбросил сверху за риск. Староста дал еды дня на два, а если несильно наедаться, то на три. Я подумала, что пока, пожалуй, останусь парнем из предместий. Вот только с бумагами что делать... Впрочем, в такие места, где нужны документы, я соваться и не собиралась. Эх, был бы документ на мужское имя, можно было бы и впрям напроситься в ученики к ювелиру. В детстве я пыталась рисовать колье и серьги, скручивать их из стащенной у прислуги проволоки, но родители убили мои мечты на корню: женщине пристало носить украшения, подаренные мужем, а не делать их самой. Теперь в виде парня, я могла бы... Но нет, ювелиры — народ небедный, абы кого к себе не берут, бумагу непременно потребуют и еще рекомендации.

Похоже, что лучше всего поискать другого такого же мастера невеликого полета, чтоб пойти в ученики или помощники.

В полдень сделали привал в теньке под деревьями. Сын старосты, обычно неразговорчивый, стал приставать с вопросами про городскую жизнь. Начал, конечно же, с веселых домов. Я поморщилась. — Не советую. Там народ ушлый, обдерут тебя как липку, да и выкинут, а женской ласки не увидишь. Ты лучше в таверне посиди, посмотри, кто там вертится, авось сведешь с кем знакомство. Только много не пей, и денег вперед не давай, и на ночь у себя женщин не оставляй, не то обчистят как пить дать.

Тео лишь вздохнул. Да, парень, городская жизнь — она сложная.

— Я слышал, что в городах водятся девки, которые... ну это... согласные, — он мечтательно прикрыл глаза, — И жениться не надо.

Я неопределенно пожала плечами.

На следующем привале он стал расспрашивать, какой эль подают в городах. В селе-то простенький варят, а хочется чего позабористей. Тут я развела руками — в каждом трактире свой, смотреть надо. Бывает пойло пойлом, а бывает ничего так. Парень достал несколько монет из сложеного пополам кушака и задумался. Хватало очевидно на что-то одно.

Я тихо застонала. Задница ныла в предчувствии приключений.

Глава 9. Писарь

Мы сняли комнату на постоялом дворе на окраине Мансеро. Тео бурчал, что могли бы и на сеновале переночевать, но посмотрев на публику, которая предпочла ночлег подешевле, я отмела эту идею.

(Арабелла с грустью смотрит на Тео)

Проблему нехватки монет на все удовольствия сразу Тео решил просто: не стал заказывать ужин. Выдув кружку крепкого эля он осматривал зал в поисках прекрасного пола. Я покачала головой и принялась доедать похлебку. Увлекшись этим занятием я не успела упредить следующий ход новоиспеченного ловеласа. Окинув взглядом зал он дождался, пока мужчина от одного из столиков отойдет во двор, подсел к его спутнице и что-то cпросил. Я проглотила последнюю ложку, увидела парня за чужим столом, но пока я дошла прояснить, в чем дело, женщина уже взвизгнула: — Что-о-о? — Ну дык это, если в комнату со мной сходишь, сколько с меня будет?

Я забормотала извинения, и что сей неразумный отрок пьян с непривычки, но женщина продолжала звать на помощь. Я постаралась увести Тео, но парень махнул рукой, и я отлетела к соседнему столику, сбив чей-то кувшин. А в распахнувшуюся дверь уже входил спутник дамы. — Он спросил, сколько стоит ночь со мной! — женщина тыкала пальцем в растерянного парня.  — И сколько? — поинтересовались из другого угла, что отнюдь не прибавило миролюбия ее кавалеру.

Я бормотала извинения в сторону разбитого кувшина, но судя по наливавшимся кровью глазам его владельца, этот кувшин был ему чем-то дорог.

Обстановка накалялась. Но я успела, успела! Я успела присесть, когда кулак полетел в сторону моей многострадальной физиономии и тут же юркнула под стол. Судя по тому, что за этим столом мигом никого не осталось, хозяина пролитого мной эля совершенно не смутило отсутствие противника. Пропал этот? найдем другого. Молодец мужик, люблю оптимистов, особенно, когда можно забиться под дальний конец стола у стены.

Вылезла я только когда в мое убежище заглянул лейтенант городской стражи. Тут уж хочешь, не хочешь, а придется. Уводили всех разом, оставив только обескураженную даму. Я сунула трактирщику полсеребряка и попросила присмотреть за лошадьми, пока не вернемся. Тот кивнул: закон — законом, а коммерция — коммерцией. Постоялец выйдет из-за решетки и снова придет. — А как же я? — услышала я растерянный голос женщины. — Желаете комнату? — трактирщик не упускал своего.

***

Нас привели в караулку — здание, где коротали часы стражники, находились кабинеты дознавателей нижнего уровня и камеры для арестованных. Таких караулок было несколько по городу. Главный дознаватель и его помощники работали в ратуше.

— Тони, принимай клиента.

Меня подвели к столу младшего дознавателя. Совсем юный, безусый, с горящим огнем служебного рвения в глазах юноша показался мне странным. И опасным своим рвением. И незлым, без подлости. Все одновременно. Пока он скучающим тоном задавал обычные вопросы, пытаясь просверлить меня цепким взглядом, я в свою очередь изучала его. А если глубоким взглядом? Ха, голубчик, да ты попался.

Коротко пересказав выдуманную биографию и настоящие события в таверне я попросилась по нужде. Дознаватель скривился и сказал обождать, сейчас караульный вернется и проводит. — Не могу, — шепотом поделилась я. — Беда скоро будет. Я не сбегу, честно. Хотя вам все равно смотреть положено, да?

Глазки дознавателя забегали. Я едва сдержала улыбку: — Да не боись, если тебя мужики все еще не раскрыли, я и подавно не выдам. Но по нужде мне, подруга, и правда надо.

Видимым усилием дознаватель-ница удержал-а лицо. Меня повели на двор, и только когда дверь за нами закрылась, пытающийся казаться строгим голос из-за спины спросил: — Правда не сбежишь? — Правда. Мне хорошие люди коня одолжили, в трактире остался, да и вещи мои там в комнате. Куда я денусь? Погоди, я сейчас.

Быстро сделав свои дела я вернулась, но заходить внутрь мы не спешили. Девушка кивнула на лавочку рядом. — Ты не парень, и ты не из предместий. Дай угадаю. От родителей сбежала, чтоб замуж не идти? — Да, да, нет. — Я не стала скрываться. — Я от мужа ушла. Понимаешь? — О... — протянула моя неожиданная собеседница. — А ты от родителей.

Она кивнула. Мы обменялись историями. Антонию просватали за дважды вдовца намного старше. И добро бы родами помирали, но нет, детей у него ни одного не было. К неполным сорока годам он успел уморить двух жен и подбирался к третьей. Хоть и нетитулованный, но  аристократ, да еще и приданого не просил, лишь бы уступили молоденькую девочку в личное пользование. Отец Антонии, богатый торговец, мечтал о дворянском достоинстве если не для себя, то хотя бы для детей. Старший сын Ангело уже выбился в лорды через Столичную Штудию. Валессия переняла и эту традицию Алонсии — принимать в Штудии и Школарии простолюдинов, если какое-никакое образование имеется, а самых способных продвигать на службе Короне. Брат моей подруги по несчастью оказался прекрасным преподавателем, за что получил лорда и место профессора.

Это объясняло, как Антония стала Антонио и за три года в Штудии ни разу не попалась — брат прикрывал.  — Ангело не мог мне отказать, — рассказывала девушка. — Ему было восемнадцать, мне тринадцать, когда сразу по выходу из Штудии родители вздумали его женить. А у Ангело уже была избранница из горожанок. Только родители нос задрали, мол, он теперь настоящий лорд, куда ему простолюдинку? Хотели подсунуть поблагороднее из тех, кто папеньке задолжал. Ангело очень привязан к матушке и не хотел разрывать с родителями. Я ему помогла. — Помогла? — Ага. Никто не хочет родниться с семьей, если младшая сестра жениха ведет себя за столом как пьяная селянка. Матушка краснела и извинялась, а отца едва удар не хватил, — Антония поерзала. — Выпороли? — Угу. Зато брат помог мне позже. Через три года, когда меня просватали за того вдовца, мы разыграли бешеную доченьку еще раз, и Ангело лично повез меня в Обитель. — Но довез до Штудии.

Антония кивнула. Я задумалась. — У тебя есть магия иллюзий, или это артефакт? — Я указала на кадык. — В Штудии документы нужны. Как ты выкрутилась?

Антония хитро на меня глянула: — Есть немного иллюзорной, на это хватает. Если день выдался простой, и к вечеру остались силы, иногда даже щетину отпускаю. У меня документ на мужчину. Хочешь, и тебе сделаем? — Правда? Можно?

Девушка усмехнулась: — Брату пришлось заплатить за мой, но теперь монеты не нужны. Даже у младшего дознавателя появляются связи. Завтра к полудню будет все готово. Слушай, ты же не хочешь ночевать в камере. Что там у вас произошло на самом-то деле?

Я рассказала, передавая в лицах всех героев, и вскоре мы обе уже хохотали, утирая слезы. — Лады, — сказала Антония, поднимаясь со скамейки, — ты сидела под столом, — Антония снова прыснула, — тебя вообще не в чем винить, сейчас подпишу бумагу, и топай в таверну. Красавца твоего сельского подержим до утра. Все ж положено как-то наказать. Да и не нужен он тебе в комнате, поверь мне. Здоровые парни сильно храпят.

Мы обе хихикнули. — Спасибо тебе, — сердечно поблагодарила я девушку. — Куда ты дальше? — Не знаю. Хотела устроиться подмастерьем к кому попроще. — А иди к нам писарем? Наш спился. Мы можем городских нанимать, для писаря Штудия не нужна.

Арабелла Вишнео, неужели у тебя началась полоса везения? Пресветлые, очень вас прошу, очень!

Антония дождалась караульного и приказала проводить меня до трактира. Мы условились встретиться наутро.

(Младший дознаватель Антонио, он же Антония)

***

Я великолепно выспалась на постоялом дворе, где кроме меня ночевала только расстроенная дама. Поутру я еще раз принесла ей извинения за спутника, а когда тот появился, притащила его извиняться лично. Тео перетаптывался и бормотал нужные слова, не поднимая глаз. Вид усовестившегося детины был настолько комичен, что дама фыркнула и перестала злиться. Ее спутник пришел чуть позже, кидал на нас неприятные взгляды, но она что-то зашептала ему на ухо и быстро увела прочь. Уф, хоть в этот раз мне удалось не оставить недругов за спиной.

Тео быстро перекусил, забрал коней и уехал. Я тоже не стала задерживаться, и дожевав завтрак, подхватила сумку и отправилась к Антонии на квартиру. Меня обещали переодеть в городской вид перед тем, как представить главному дознавателю. К полудню у меня были документы на имя Арилио Вишнео.

***

Антония уломала меня жить вместе с ней в комнате, которую она снимает у доброй женщиниы. Места для второй кровати хватило, а вещей у нас обеих вместе взятых было меньше, чем у любой другой барышни.

Я снова отписала дяде, что со мной все хорошо.

Я летала от счастья. У меня появилась настоящая подруга, ничья больше, не дочь папиного друга, не жена мужнего знакомого, а только моя. И какая! Вечерами мы переодевались в простые ночные сорочки, которые можно было посчитать и за женские, и за мужские, пили отвары и болтали обо всем.

Антония стала для меня образцом и примером. Антония-дознаватель нашла себя. Дознание — не моя стезя, но мне хотелось бы заниматься чем-то с таким же упоением, как Антония расследовала людские грешки.

Я рассказала Антонии про заклятье. Она сочувственно покачала головой, но потом отчего-то спросила: — А ты уверена, что это будет очень плохо? Ну, с этим, ее бывшим женихом? Неужели она кокетничала с таким непривлекательным типом? — Селия может кокетничать хоть с колонной в храме, если нет кандидатур поинтереснее. И вообще, хватит с меня мужчин. — У тебя ведь только муж был? — Вот и хватит. Ничего приятного в этом нет, поверь. — Не знаю... Я, конечно, всякого наслушалась среди мужчин и в Штудии, и в караулке. Но молодые еще глупые, болтают невесть что, а в страже малообразованные грубияны. Вот профессора в Штудии были интересные. Жаль, я должна была скрывать, что я женщина.

Даже у такой смелой и умной Антонии, все равно был розовый туман в голове, как и у обыкновенной романтической барышни. Дались им эти мужчины!

— Неужели тебе кто-то приглянулся?

Антония вздохнула: — Да что уж теперь говорить. Я для него была мальчишка-студент, хоть и лучший по его предмету, а все равно мальчишка. — Что он преподавал? — Магическое распознавание при расследовании. У меня хороший дар видеть следы воздействия магии. В Штудии я его сильно развила. — Ого. Я только вижу воздействие на материю немного, из-за металла получается. — Я вижу все: зажигали огонь магией или нет, вели ли магией воду, есть ли магия в зелье. Даже если менталист пытался надавить на человека, я это увижу. Правда, пробовала я только один раз на практике в Штудии. Менталистов совсем-совсем мало. — Как же ты не увидела, что у меня кадык артефактный. — Была очень уставшая вечером, не смотрела на тебя глубоко. Силы у меня не так много, чтоб на весь день работы хватило. Мы сегодня убийство разбирали и два воровства. Вот профессор... он всегда все видел. — Погоди. Он должен был видеть и твою маскировку.

Антония побледлела, посмотрела на меня большими глазами, взвизгнула и закрыла руками лицо. — Ой... Он знал! — Но не выдал тебя. — Он иногда на меня так странно смотрел, будто на милого котенка. Я думала, это потому что я маленького роста, и лицо тонкое. А он знал!

Девушка еще немного попереживала, потом успокоилась. Все-таки с окончания Штудии прошло три года. Профессор остался в столице, где и брат, и мы в столицу не собираемся.

Но разговор про заклятье имел неожиданный результат: Антония стала меня тренировать по крайней мере настолько, насколько ее выучили в Штудии. Получалось у меня плохо, но я старалась научиться хоть как-то себя защищать. Хотелось бы надеяться, что эти хилые умения мне не пригодятся, но мерзкий лысый старик все еще где-то бродит.

Глава 10. Дело о пропавшем жемчуге

Очередное дело обещало быть скучным — у леди Энтини пропало ожерелье. То есть, для меня скучное. Антония и за обыкновенное воровство схватилась с присущим ей энтузиазмом. Иногда, когда работы было мало, она брала меня с собой на место преступления. Вот и в этот раз дознаватели не возражали, и вскоре мы тряслись в казенной карете.

Каждый раз Антония устраивала один и тот же спектакль. Недовольные слишком молодым законником пострадавшие морщились и вздыхали. Если они не заговаривали сами, Антония вызывала их на откровенность: — Прошу прощения, вас, очевидно, что-то не устраивает?

Леди Энтини закатила глазки: — Юноша, я не сомневаюсь, что со временем из вас получится прекрасный дознаватель, но неужели ко мне не могли прислать кого-нибудь поопытнее?

Антония подошла к леди на выверенное расстояние, придала лицу томное выражение и отрепетированно проникновенным тоном спросила: — Вы думаете, кто-то лучше меня сможет разговорить служанок?

Если же возмущавшийся был мужского полу, на этом месте "Антоний" щелкал каблуками, вытагивался во фрунт и восторженным тоном докладывал: — Виноват, господин такой-то! Молод! Со временем я это исправлю.

Господин хохотал, и Антония удостаивалась покровительствованного потрепывания по щеке, после чего приступала к своим обязанностям.

Получив от леди Энтини исчерпывающие показания ("Вчера вечером ожерелье было в шкатулке, а сегодня нету, ах, какое прекрасное ожерелье розового жемчуга"), Антония принялась осматривать комнату. Наученная строгими инструкциями я ни к чему не прикасалась, лишь шарила глазами по сторонам.

Вскоре наступил любимый нами обеими момент — осмотр дамской гардеробной. Как обычно, мы выставили свидетелей, чтоб никто не мог подслушать наши хихиканья над безвкусными бантами или, наоборот, восхищение изящным сочетанием ткани и отделки. Ни я, ни Антония не знали, когда еще доведется носить женское платье, но порой мы давали девочкам в нас порезвиться хотя бы немножко.

Вот и сейчас мы осторожно перебирали наряды леди Энтини. — Послушай, — задумчиво спросила я. — Она не сказала, в каком платье была, когда надевала это ожерелье? — Думаешь, важно? — Понимаешь, — я замялась, — весной мне было не до новых платьев, но я все-таки иногда заходила к модисткам, когда они показывали модные фасоны для публики. По мнению двух главных модисток Тармана, в этом сезоне жемчуг нужно носить только с темным бархатом. Я не вижу здесь ни одного платья темного бархата. — Может, леди Энтини не такая уж модница? — с сомнением проговорила Антония, но мы обе понимали, что ее подозрение ошибочно — слишком обширный и новый был у леди гардероб.

Антония вернулась в гостинную к пьющей успокоительный отвар леди. — Прошу прощения, в каком наряде вы были, когда надевали жемчуг в последний раз? — Ах, юноша, я понимаю, наши женские дела так далеки от вас. Иногда я жалею, что женщины не служат в дознавателях. Была бы на вашем месте женщина, она уж точно знала бы, что в этом сезоне жемчуг носят только с темным бархатом! На мне было платье глубокого синего цвета. — Не могли бы вы пройти с нами в гардероб и указать на это платье?

Истошный крик леди подсказал нам, что с платьем мы не ошиблись — оно пропало.

— Вы ничем его не пачкали? Может быть, прислуга отдала его в чистку и не пожелала признаваться? — Нет-нет, я обычно очень акуратна с вещами, и горничная при мне осматривает наряды, прежде чем вернуть их в гардероб. Уверяю вас, платье было в полном порядке и висело вот тут, между желтым шелковым и жемчужным жаккардом.

Я посмотрела на леди Энтини — яркую блондинку с милыми мягкими чертами лица, которые даже днем были слегка подкрашены. Видимо, у нее белесые ресницы и брови. Я представила ее в темном бархатном платье, и какой-то диссонанс задел меня в этой картине. Мой язык повернулся сам по себе: — Простите мое любопытство, леди. Наносили ли вы краски на лицо? — Конечно, юноша, конечно! — леди всплеснула руками. — Разве можно под такой наряд выходить в приличное общество без красок? Даже мой сегодняшний ма-ки-яж, — леди с удовольствием протянула новое модное слово, — слишком бледен для вечера в темном бархате. Я нанесла подводку и яркую краску для губ. Вот э... ах! их нет! Кому могли понадобиться мои краски, кому?

Мы с Антонией одновременно подпрыгнули и с востогом посмотрели друг на друга. Вот это дело! Никакой скуки! Я уступила подруге право говорить как старшей по званию: — Леди Энтини, кому могло понадобиться перевоплотиться в вас, в ваш образ, выступить как леди Энтини?

Та лишь развела руками, но на лице нарисовалось беспокойство.

(Леди Энтини в платье синего бархата и жемчугах)

***

Антония вышагивала по кабинету младших дознавателей. Кроме нас, там никого не было — одного вызвал главный, второй ушел расспрашивать в бедных кварталах, не видел ли кто пропавшие товары из лавки папаши Бо.

— По правилам я должен передать это дело дознавателю повыше, все-таки жена королевского надзорника, и тут, похоже, не простая кража жадной прислугой, — даже за закрытыми дверьми мы обращались друг с другом как с парнями, опасаясь чужих ушей у щели. — Но страсть как не хочется. В конце концов, я уверен, нам нужно собрать побольше сведений. — Я пока запишу все, что мы узнали. Если что, покажем документы — ничего не утаивали, все здесь. — Угу.

Антония нервничала. Королевские надзорники — доверенные лица короля, которые регулярно посылали доклады Его Величеству о делах в провинции, и не только в той, где жили. Надзорникам вменялось в обязанность три-четыре раз в год разъезжать по стране и свежим взглядом осматривать владения Короны, желательно инкогнито. Раз в три-четыре года надзорников направляли в другое место. Разумно, если вдуматься. Местные уже давно друг друга греют. Свежий человек, конечно, тоже приживется, но какое-то время в столицу стекаются сведения не так сильно приглаженные. В случае непредвиденных обстоятельств надзорник имеет право взять на себя управление магистратом, законниками или армейским гарнизоном.

Я заканчивала записывать пропажи семьи Энтини, когда Антония слегка смутившись обратилась ко мне: — Слушай... а нет ли нынче моды носить темные бархатные платья днем? — Пресветлые упаси, — отозвалась я, дописывая последнюю строчку. — Ужасающий  моветон — надеть подобное днем. Даже светлый бархат носят только на дневные торжества, а не на обычные визиты.  — Значит, поддельная леди Энтини появится вечером. Каким? М... Нам придется снова заехать в этот дом. И еще придется побеседовать с секретарем лорда. — Он наверняка уехал вместе с хозяином. — Ах, да. Но кто-то же, кто ведет с ним дела, остался?

Но не успели мы выйти из караулки, как к Антонио подбежал посылный: — Главный вызывает всех свободных. В ратуше пожар! Потушили быстро, но явно поджог. — Дай минуту, и поедем. — Антония повернулась ко мне. — Слушай, Арилио. Мне все это очень не нравится. Езжай к Энтини и скажи ей, чтоб и этим вечером, и всеми другими, пока не выясним, что произошло, была у кого-нибудь в гостях на виду, причем в наряде, про который всякий скажет — это не синий бархат. — Понял.

И мы разъехались.

***

Леди Энтини оказалась смышленой особой. Я ожидала возмущений тем, что позволяют себе законники, но стоило мне передать просьбу Антонии, леди лишь нахмурила брови: — Вы считаете, кто-то собирается повредить моему мужу через меня? — Леди, мы не можем быть ни в чем уверены, но версия, что кто-то собирается переодеться в вас и сделать что-то от вашего имени, кажется мне все более и более правдоподобной. И еще. Секретарь вашего мужа уехал с ним, насколько я знаю. Остался ли кто-нибудь еще, кто занимался с вашим мужем делами?

Леди задумчиво посмотрела на меня, прошлась к двери, постояла немного и вернулась обратно. Что-то неуловимо в ней изменилось. Села она в этот раз близко ко мне, очень близко. — Да, — сказала леди, понизив голос. — Я.

Есть порода деятельных женщин, которых не стоит запирать в дамском мирке с визитами, экономками и детьми. Иногда им удается найти себя в благотворительности, но не в раздаче денег мужа, а в открытии школ для бедноты, больниц или в спасении заблудших душ. Но тем из них — или нас? — у кого внутри кипит жажда мыслительной деятельности, благотворительность не по нраву. Антония нашла себя в дознании, и остается только молиться Пресветлым, чтоб ей удалось удержаться в виде юноши-дознавателя как можно дольше. Леди Энтини выбрала такого мужа, который не препятствовал ее участию в государственным делах. Более того, узнав, сколько сведений можно раздобыть в обычных женских разговорах, даже поощрял.

И как-то само собой получилось, что леди не только вызнавала что-то интересное. Надзорник делился с ней всеми сведениями, а жена делала весьма нетривиальные выводы и высказывала мужу новые мысли.

— Ах, знали бы вы, молодой человек, с каким удовольствием я поменялась бы местами с этим милым юношей, господином Рамиросом. Окончить Штудию, служить дознавателем! И ведь все, что мне нужно было — маленькая штучка, которая отличает мужчин от женщин, уж простите мне мою прямоту, господин Вишнео.

Я едва сдержала смешок.

— Кстати, где господин Рамирос? — Всех свободных дознавателей вызвали на пожар в ратуше. Сгорело немного, но был поджог.

О, я уже видела это выражение лица у Антонии. Леди Энтини что-то почуяла. — Значит, или сегодня, или завтра. Скорее всего, сегодня. Но кто? Муж уехал, а кому можно доверять... Получается, что только вам. Полагаю, что вашего друга задержат в ратуше надолго. Вот что, юноша. Мы их спровоцируем. — Что? — Я сейчас всем сообщу, что собираюсь к леди Мистинио на вечер. Там будет достаточно свестких кумушек, чтоб мое присутствие подтвердили неопровержимо. Если все, как я полагаю, мне не должны дать уехать.

Она задумчиво посмотрела на меня. — Молодой человек, вы хотите сделать карьеру? Может быть, вас даже в Штудию отправят.

А? Всю жизнь мечтала. Но не успела я возразить, как леди Энтини продолжила: — Вы сейчас попрощаетесь со мной, выйдете за дверь, потом вернетесь через заднюю калитку, я прикажу ее открыть. В гостевом флигеле вас будет ждать платье. Вы будете моей компаньонкой. Переодевайтесь и поднимайтесь ко мне. Я понимаю, ваша мужественность может восставать против такого положения дел... прошу не понять меня неправильно... Но другой возможности раскрыть злоумышленников у нас нет. — Но мои волосы... — ох, я же хотела отказаться. — У меня есть пара славных париков. Платье, конечно, расчитано на девичью фигурку, но найдется небольшой корсет, чтоб сделать вам талию, а под грудь что-нибудь подложим. Сверху, конечно, будет плоско... — Леди Энтини... — Но поймите, если они хотят навредить мужу, это еще полбеды, они еще не представляют, с кем связались. Но чует мое сердце, речь о чем-то большем, чем его репутация. Так что, молодой человек, вам придется пожертвовать собой в каком-то смысле. Я бы сама засела в засаду, но мне, как видите, нужно быть приманкой. — Леди Энтини... — Я обещаю вам всяческую протекцию... — Леди Энтини! — О? — Прошу вас, никакой протекции. Участие скромного писаря должно остаться никому неизвестным, кроме моего друга. Я соглашусь участвовать в этой авантюре, если вы поклянетесь на магии... — У меня нет магии, совсем, — голос леди звучал удрученно. — Тогда просто поклянитесь, что моя тайна останется с вами. — Клянусь. Вы, наверно, незаконорожденный сын некоего лорда? — Нет, мои родители неблагородны, хотя наша семья обеспечена. Я законорожденная дочь.

Я совершенно, совершенно не ожидала, что после короткой паузы леди Энтини примется хохотать.

***

Переодевшись компаньонкой, я дожидалась в гардеробной, пока леди Энтини собиралась на вечер. Ничего необычного не происходило. Пришлось сопровождать леди в карету.  — Может быть, я ошиблась? — рассуждала леди. — Но зачем нужен был поджог в ратуше? Не понимаю. — Возможно, поджог не связан с похищением платья и колье?

Леди пожала плечами. Но не успели мы опуститься на подушки, как к особняку Энтини прибежал мальчишка и подал записку, в которой леди Мистинио отменяла вечер в связи с болезнью любимой собачки. Энтини расспросила мальчика. Да, он действительно получил записку в доме Мистинио.

Леди Энтини нахмурилась, но быстро приняла новое решение: — Едем в театр! Я ненавижу эту пьесу, но чего ни сделаешь ради королевства. Надеюсь, там еще остались места. — Леди Энтини, многие ли знают, что вы ненавидите эту пьесу? — до заправского дознавателя мне далеко, но кое-какие соображения имеются. — О! Вы думаете, вторая Энтини там появится? Ха! Значит, придет и первая!

Трясясь в карете, которую леди наказала как можно быстрее гнать по улицам города, она принялась рассуждать: — Но зачем, зачем ей, которая не я, появляться в театре? Это не премьера, никто из высшего света туда не собирался... Если же не появится, мы сядем в ложе, и пусть все видят, где я была в тот вечер.

Мы подъехали к театру, и моя спутница выглядела все более настороженной. Выглянув из кареты она что-то сказала вознице. Нас довезли до черного входа. Леди вышла первой и потянула на себя ручку двери. Перекинувшись с кем-то парой слов она махнула мне рукой.  — Для начала осмотрим зал. Вдруг она, которая я, уже здесь?

Нас вели какими-то узкими лестницами и переходами. Леди тихо чертыхалась, подбирая юбки. На мое счастье, платье компаньонки было более скромным, то есть, менее пышным. — Нет, это невозможно! — пробормотала леди и обернулась кмоему провожатому. — Проводите госпожу...  — Анталию. — ... госпожу Анталию в то место, о котором мы договорились, а мне укажите, где у вас костюмерные.

Я засела на балкончике высоко над сценой. Вокруг виднелись веревки и троссы. Когда публика заполнила зал, я принялась высматривать блондинку в платье синего бархата. Как раз перед возвращением настоящей леди Энтини я нашла ее двойника в ложе с неким офицером, и это была единственная занятая ложа. Я оглянулась на леди. Она была в мужском костюме, а волосы прикрыла объемным беретом. Я была права, без косметики у леди совсем светлые ресницы и брови.

Мы принялись наблюдать. Леди морщилась от голосов актеров, и я была с ней полностью согласна — под нами разыгрывали полную ерунду. Богатый граф влюбился в горничную и фальшиво завывая умолял ее поверить в его чувства, пока юная особа в кокетливом передничке с независимым видом продолжала протирать пыль. Это объясняет отсутствие в зале местного света и состоятельных горожан — подобные сюжеты популярны у малоденежных простолюдинов. Кажется, наш провожатый упоминал, что сегодняшние билеты стоили очень мало.

— Интересно, — пробормотала леди Энтини, кивая на ложу, — сколько они продержатся?

Фальшивая блондинка и офицер будто услышали ее и поднялись со своих мест. Мы скатились вниз по лестнице, стараясь не топать — все-таки шуметь в театре неприлично.

Пытаясь не попадаться никому на глаза, мы проскользнули на улицу вслед за странной парой. Леди Энтини уже принялась высматривать наш экипаж, как парочка пересекла бульвар и направилась в сторону огней. — Что там? — показала я в ту сторону. — Таверны подороже, и новомодные, как это называют, ресторации. — Подайте мне руку. Мы пойдем за ними. — М? — не поняла леди. — Вы — мой кавалер, я ваша дама. Мы достаточно прилично одеты. М... почти. — О...

Я положила руку на согнутый локоть леди Энтини, и мы чинно прошествовали вслед за подозреваемыми.

Они вошли в весьма недешевое место, куда нас даже пытались не пустить, но леди прихватила с собой туго набитый кошель, и золотой сделал свое дело. Где-то в глубине мелькнуло синее бархатное платье с мягко сияющим жемчугом. — Простите, — говорить приходилось мне, хоть это и против этикета, но голос леди мог ее выдать. — Это ведь леди Энтини там впереди?

Мой "спутник" вложил в руку распорядителя еще один золотой. Тот сильно удивился такой щедрости, но отказываться от денег было не в его правилах, так что, он решил отработать по полной: — Да, с генералом Оржео. Он инспектирует восточные провинции.

По рваному вздоху настоящей леди я поняла, что ее подозрения оправдались — дело не в ее репутации и даже не в репутации мужа. Кому-то зачем-то нужен генерал.

Нас усадили за столик, а пару провели вглубь, к отдельным кабинетам. В ту же сторону пронесли пыльную бутыль и два бокала. Леди взмахнула белесыми бровями и шепотом удивилась: — Однако, вино с Островов Бордового Заката. Его везут из-за моря, разливают на островах Алонсии и через всю страну доставляют к нам. Похоже, "леди Энтини" сильно впечатлила генерала. — Она хмыкнула и добавила, — мы с генералом Оржео познакомились на том вечере, где я была в синем платье, но виделись мельком. Полагаю, его легко обманули подобным маскарадом. — И он ничего не заподозрил, когда увидел вас второй раз в том же наряде? — Мужчина? Офицер, который не вылезает из разъездов по дальним гарнизонам? Пф...

Я задумалась: — Полагаю, мы понимаем, зачем вы, то есть, она нужна генералу. Но зачем генерал нужен ей? — Ох, девочка. Знаешь, что самое ценное в этом мире? — Власть?

Леди покачала головой: — Сведения. Полагаю, нам нужно навестить генерала с его пассией, пока он не начал распускать перед ней хвост из государственных секретов.

Мы двинулись в сторону кабинетов. Леди достала очередной золотой, но я ее остановила — документ законника здесь подходит больше. И хоть писарь — невелика птица, но когда я вытащила из-за корсажа бумагу и дала ее рассмотреть распорядителю, тот вытаращил глаза и провел нас к кабинету.

Тихо приоткрыв дверь, мы медленно зашли внутрь. Увидев нас, генерал приподнял одну бровь и взмахом руки убрал полог тишины. Его спутница отреагировала медленнее, и мы услышали томный мурлычащий голос: — ... до приезда в Мансеро? — Чем обязан? Кто вы такие? — командным тоном осведомился генерал.

Я показала ему документ, а леди настоящая с силой нажала на плечо леди фальшивой, приказав не менее командным тоном: — Сидеть, голубушка, сидеть.

Я стояла между "синим бархатом" и дверью. Лже-леди все-таки попыталась проскочить, отчего оказалась на полу — прием я провела не очень чисто, но чему-то Антония меня научить успела. Леди Энтини заломила руку двойнику и попросила генерала: — Полог тишины, пожалуйста, — и не дожидаясь магии леди с наслаждением содрала с самозванки белокурый парик. — Кто это? — удивился генерал, который следил за нашими передвижениями с полной невозмутимостью. — Не знаю, но не леди Энтини.

Я выглянула за дверь и распорядилась послать за дознавателями, которые наверняка все еще в ратуше. Здесь недалеко. — Если будут отказываться, найдите Антонио Рамироса. Скажите, что дело не в жемчуге.

Видимо, Антония была достаточно убедительна, поскольку через четверть часа в ресторацию заявилась добрая половина дознавателей Мансеро во главе с начальством. Леди-не-леди молчала и только злобно смотрела исподлобья. Вся компания переместилась в ближайшую караулку, и только я отстала, чтоб сбегать переодеться, благо, до нашей квартиры была четверть часа быстрым шагом, а второй мундир у меня есть.

Конечно, когда я присоединилась к дознавателям, получила нагоняй за опоздание. Но лучше нагоняй, чем подозрения в том, что молодой писарь слишком естественно смотрится в платье.

Дознаватели надавили на лже-леди, и когда та неохотно процедила несколько слов, нам намекнули, что это дело не нашего полета и выставили вон. Судя по тому, как забегали нарочные, даже местным дознавателям лже-леди не достанется.

Генерал сопел от злости. Дознаватели шептались, что тайный королевский отдел его немало пропесочит, на чин не посмотрят, и правильно сделают — до выдачи важных сведений шпионам Исрии оставалось полшага. А чего ты хотел на такой должности? Хоть жена королевского надзорника, хоть сама королева — твое дело молчать и бдить.

***

Королевский надзорник вернулся через два дня. Его собирались переводить в другую провинцию, но несмотря на суматоху с переездом, лорд и леди Энтини нашли время, чтоб устроить в нашу честь ужин в узком кругу. Королевский надзорник обладал хорошо развитой магией распознавания и расколол нас с Антонией, едва увидел. Отсмеявшись, он покачал головой: — Иногда я думаю, что королевство много теряет, не дозволяя женщинам участвовать в государственных делах открыто. Это ж надо, за цвет платья зацепились! Не волнуйтесь, никто не узнает. Но мне хотелось бы вас как-то отблагодарить. Пожалуй, я поспособствую продвижению вас, Рамирос, в дознаватели.

Антония просияла. — Вам, Вишнео, протекция в законниках не нужна. Чего вы желаете?

Я собралась в духом: — Лорд Энтини, я понимаю, что Валессия еще нескоро будет готова хотя бы по примеру Алонсии учить женщин в Школарии, не говоря уже о государственнй службе. Но мне кажется, даже для нашего общества то, что творится в Риконтии, немыслимо. Если бы вы могли разобраться в положении на юге, и донести королю, вы бы получили не только мою благодарность, но и множества женщин королевства. — Хм, — лорд нахмурился. — Не расскажете ли детальнее? В другом доме я бы сказал, что этот разговор неприличен для застолья, но я полагаю, вас, законников, не смутить. Итак, я был рядом с Риконтийской провинцией и слышал, что бургомистр Риконтии борется с развратом и недавно хвастался, что у него не осталось ни одного веселого дома, а все развратные женщины под присмотром. Подозреваю, что вы не это имели в виду. — Лорд Энтини, под развратными Риконтия подразумевает разведенных. Стоит женщине уйти от мужа, который ее избивал или превращал ее жизнь в ад другим способом, для Риконтии она становится очагом разврата. Я не уверена, риконтийцы пощадили других одиноких женщину, у кого нет поддержки семьи. Что касается веселых домов... Да, полагаю, веселых домов там больше нет, но кто защитит женщин, которых согнали в барак и водят на черные работы?

Лорд Энтини скрипнул зубами: — Интересно, чем они прикормили королевских надзорников? Хорошо, Вишнео, я заеду в Риконтию и разберусь.

На этом мы перешли к более веселым темам, а назавтра Антония смущенно сказала, что хотела бы поговорить с леди Энтини. Понимая, на что намекает подруга, я убедила ее, что вечер в тишине с книгой мне тоже понравится. От леди Энтини подруга вернулась задумчивая и мечтательная. Наверно, я так же выглядела после наших первых разговоров с Антонией.

Ожидая подругу, я села читать, но через час обнаружила, что задумавшись, ни разу не перелистнула страницу. Я все еще не знаю, кто я, и чем хочу заниматься, но я, оказывается, чего-то стою.

Глава 11. На север

Пьяница оказался буйным, и даже двое караульных не сумели с ним управиться. Эти остолопы его плохо обыскали, и теперь здоровый бугай размахивал вытащенным из-за голенища ножом. Забившись в угол допросной, он рубил воздух и выл: — Не подходи! Порежу! — и страшно вращал глазами.

Караульные с моей подругой топтались с другой стороны стола и сунуться к нему не решались. — Слыш, Тони, — зашептал один из бравых стражей. — Ты заходи слева, будто кинься и быстро отскакивай, он медленный, не успеет, а мы его справа заломаем. — Мне кажется, нехорошая это мысль. — начала я, но гений тактики рыкнул в мою сторону, и я замолчала.

Мужик все-таки успел достать дознавателя, разодрав камзол и рубаху, но свалился без сознания под ударам мощных кулаков. — Фух, — караульный выдохнул, подобрал нож и засунул за пояс. Подняв глаза на Антонию, которая отходила от испуга, он расплылся в улыбке, — оп-па-а-а-а!

Второй посмотрел туда же. Из разреза на одежде Антонии выглядывал холмик аккуратной девичьей груди. — Девка!

Двое, не сговариваясь, двинулись в ее сторону. Антония отступала, стараясь запахнуть прореху. Я лихорадочно соображала, что делать. — Ах ты ж стерва, надурила нас всех.  — А я-то думаю, что ж у нас дознаватель такой миленький да гладенький, и в плечах не растет. А он девка, гы-гы! Скидай рубаху, я не все рассмотрел.

Наверно, после Штудийных наук с одним из них Антония бы справилась, но двое, каждый из которых выше ее на голову и шире в плечах, для нее слишком.

Кольчужный жилет караульных — это много мелкого металла. Осталось выбрать самые удобные колечки и выпустить силу. Расплавленные капли мигом прожгли одежду и впились в кожу. Цель моих усилий заойкал и отвлекся, хлопая себя по плечам, старясь дотянуться до спины. У второго я вытащила отнятый у пьяницы нож, нагрела кончик и ткнула в ягодицу — рана неопасная, но болючая и очень неудобная.

Выскочив из угла, Антония схватила меня за руку и потащила вон из дома. — В конюшне есть оседланные! Бежим!

Караульные резались в кости и только проводили нас удивленными взглядами. Мы вылетели из ворот и поскакали вдоль улицы. Антония вела нас к нашей комнате. Быстро привязав коней у дома, мы взлетели по лестнице. — Ты уверена, что у нас есть время собраться? — Не очень много. У меня сумка на такой случай давно стоит, а твои вещи быстро покидаем. Никто из стражников не знает, где я живу, а пока вызовут дознавателей, мы успеем выехать из города. Вот только куда?

Мы паковали мундиры и быстро переодевались в рубахи, штаны и короткие куртки — достаточно скромно, чтоб не привлекать внимания, но все ж чтоб показать: мы не из простых.

— Сколько до Лаганио? У меня там кузина, — я решила, что пора доехать до Арайи. — Дня три по северному тракту.

***

На привале перевели дух. Долго думали, что делать в Лаганио с лошадьми — вроде как, мы их украли, но если вернуть в Лаганийскую стражу, сразу ясно станет, куда мы сбежали. Так ничего и не придумали.

Я рассказала про Арайю и ее незнакомого мужа. Как нас примут? А если не примут, что делать дальше? Об этом стоило подумать.

Брат Антонии преподавал в Столичной Штудии, но мы в столицу не собирались. Во-первых, путь туда лежит мимо моего родного Тармана, где, может статься, все еще живет лысый старик со слезящимися глазами, с которым нас связало заклятие. Во-вторых, что нам в столице делать? Жизнь там дороже, а неприятностей разного рода одинокие девицы могут найти достаточно. Все, что брат мог сделать для Антонии, он уже сделал. Работать в столице он ей не советовал, слишком велик риск разоблачения, поэтому рекомендовал уехать в небольшой провинциальный городок. И ведь у нее получилось, три года она проработала в Маронсо, пока не наткнулась на этот демонов ножик.

Брат, конечно, мог бы выдать Антонию замуж, но этот вариант она с негодованием отвергла. "Три года уже прошло" — пробормотала она вроде бы ни к месту, но я хорошо поняла подругу: за три года тот профессор распознавания магии наверняка уже женился. Ох уж этот розовый туман.

Мне замуж не светило. На разведенных женщинах женились редко. И слава Пресветлым! Одни неприятности от мужчин.

Может, в Лаганио заглянуть к магу, узнать, как там поживает мое заклятье?

***

Поутру в деревне разжились яйцами и хлебом, а за три медяка сверх нам отдали старую маленькую сковороду. Мы забрались чуть дальше в лес, чтоб нас не было видно с дороги, разожгли костер и приготовили завтрак. Антония растянулась на траве. — А может, так и будем вместе путешествовать? Вдвоем веселей и не так опасно. Подработаем то тут, то там? Наверняка у людей есть неприятности, с которыми к дознавателям идти не хочется.

Я ее понимала. Наша маленькая сплоченная компания так хорошо устроилась сначала в съемной комнате, потом в лесу. Почему так не может быть всегда? Вечно мужчины все портят.

Мне было неприятно выступать разрушительницей мечтаний, но о том, как считать монеты, я знала побольше подруги: — Чтоб вольными путешественниками жить, нужно ехать на юг. В этих краях зима мягкая, а все равно в лесу не заночуешь. К новому человеку люди с неприятностями не пойдут, для этого надо на одном месте жить. Но на юге, сама понимаешь, если нас распознают, мы попадем в серьезный переплет. — Может, мне стать вольным дознавателем в Лаганио? Или нет, дознавателями называют, кто на королевской службе. Я могу быть... м... сыскателем, вот! Вольный сыскатель Антонио Рамирос!

Мы рассмеялись, но по выражению лица подруги я поняла, что мысль у нее засела. Как я завидую ее упорству.

Глава 12. Соловей и дубина

Двигались неспешной рысью, чтоб поберечь коней, поэтому заметили, что у одинокой женской фигуры, что бредет вдоль дороги нам на встречу, подозрительно вздрагивают плечи. Увидев, что мы обратили на нее внимание и развернулись, девушка взвизгнула и бросилась в поле. Мы переглянулись и поскакали за ней. Уж не знаю, что за ботву мы там потоптали, но от визга пойманной селянки должны были осыпаться на земь все жучки-вредители. — Клянусь на магии, что не причиню тебе, дурехе, вреда! — рявкнула Антония, и хоть слова она немилосердно переврала, имен не добавила, и поэтому никакой магией тут и не пахло, для сельской девочки этого оказалось достаточно. Почти. — Честно не причините? — Честно. Что стряслось? Рассказывай.

Мы возвращались к тракту, стараясь не натоптать еще больше, и девочка поведала свою грустную историю.

Из-за чего сельская девица на выданье может рыдать и бежать из дома? Да-да, именно, ее просватали за немилого. У Антонии расправились крылья ангела-спасителя, а в глазах заклубился розовый туман, и я поняла, что так просто мы мимо этой беды не пройдем.

Но все же, все же, как более опытная женщина с изрядной долей цинизма (причем эта доля целиком и полностью была мужского пола) я спросила, а что ж ее милый с ней не бежал. Девчонка, которая представилась Мией, шмыгнула носом: — Мы договорились в Мидвине встретиться, там храм есть. — Не понимаю. Почему вместе туда не прийти? Он вот так просто тебя одну отпустил? Ты же понимаешь, что — ладно, мы парни добрые, но могли бы и злые на тракте повстречаться. Неужто твой милый об этом не подумал. — Он сказал, что если вместе сбежим, подозрительно будет. А так он пошепчется с кумушками, что я, мол, в лес по ягоды ушла, а он прям там, на людях ходит, вроде и ни при чем. А потом будто искать меня пойдет.

Антония, не теряя мечтательности на лице пожала плечами: — Молодой дурак какой-то. У селян, которые дальше околицы не выезжали, такое бывает. — Он не дурак, он выезжал! — горячо возразила Мия. — Он в прошлое воскресенье в Мидвин на ярмарку ездил. — И сразу после этого предложил убежать? — что-то меня в этой истории зацепило.

У Антонии, наконец, прояснился взгляд, и дознаватель в ней насторожился: — Ну-ка, расказывай по порядку: за кого просватали, когда вы с этим твоим милым смиловаться успели — всё.

Просватали ее за сына старосты. Ничего худого про него она сказать не могла, хоть и очень старалась: и поет он — только горло дерет, и плясать как пойдет — руками как мельница машет, и ручищи у него как лопаты. Нас с Антонией не впечатлило.

Милый ее — сын бедной вдовы. Стройный, поет как соловей, а на лицо как принц из кукольного представления, которое однажды показывали комедианты, из-за непогоды завернувшие в их деревню. На него многие девки заглядывались, но только так, посмотреть, все ж мужем он считался негодящим. А как староста с отцом Мии толковать стали, вдруг этот принц-соловей стал виться вокруг девушки как пчела над цветком, и Мия растаяла.

Отец Мии из крепких селян с добротным хозяйством, и примака, у которого лишь небольшая развалюха и маленький клочок скудной земли, отец брать к себе не хочет, а отпускать дочь в такое "хозяйство" не собирается тем более.  — Батя приданое жалеет, боится, что свекруха к рукам приберет, а только зачем ей мои рубахи? у нее полон сундук обнов, я сама видела. — Он не приданое жалеет. Он тебя, дуру, жалеет! — взорвалась я почище огненного шара. — Твой милый не может хату починить, раз она разваливается? или новый сруб поставить? Земля тут, сама смотри, — я обвела руками поле, — родит, что ни посей. У всех родит, а у милого скудная? И откуда, скажи, у его матери обновы взялись, если живут в нищете?  — Джованни меня любит! — не унималась Мия. — Прям так вдруг влюбился? Твой батя, небось, со старостой за кружкой толковал, вот соловей твой и услышал, сколько за тобой дадут, и думается мне, не только рубахи.

Антония тронула меня за плечо: — А вдруг все не так? Не всем же быть прирожденными пахарями. Если б парень родился в городе, может, и правда, к актерам пристроился бы. А здесь... — Она показала на то же самое поле. — Если любят друг друга, какая разница, что в сундуках?

Я едва слышно рыкнула. Я, значит, могла месить тесто и мастерить упряжь, когда припекло, а Его Высочеству от сохи руками работать не по чину.

Девчонка хлопала наполненным слезами глазами, глядя то на меня, то на Антонию. — Он хороший... неудалый только. Я пойду?

Ну и что с ней, такой, делать?

***

Ответ нашелся быстро — для начала проводить в Мидвин и посмотреть, что там за милый такой. Уж слишком все напоминало мою собственную историю. И сколько я ни осаживала себя, что люди разные, что судить одной меркой всех нельзя, стоило мне глянуть на Мию, как я видела себя — юную дуреху, влюбленную в смазливое лицо, фальшивый блеск и пустой треск.

Я посадила Мию сзади, и мы свернули в Мидвин.

Отъехали, правда, недалеко. Навстречу нам из-за поворота выехали два мужичка в щербатой телеге, запряженной старой уставшей лошадью. Один из встречных присвистнул. — Эй, Мия, чегой-то ты с чужаками обнимаешься? — Куда это вы нашу девку везете? — прибавил второй.

Мия отодвинулась от меня и сделала попытку слезть с коня, но я ее удержала — не хотела доверять девочку этим помятым личностям. — Проводим до селения, не извольте беспокоиться, — я сразу взяла надменный тон свысока. — Ага-а, знаем мы, как вы девок провожаете, потом брюхатые ходют. Ее деревня в другой стороне. Эй, Мийка, садись к нам, свезем.

С виду все выглядело правильно: односельчане переживают за девочку и предлагают проводить домой. Не оставлять же ее в руках двух молодых бездельников. Но мы обещали Мие помочь в ее беде и подождать "соловья" в Мидвине. Я обернулась и тихо шепнула: — Что бы ты делала, если б встретила их одна?

Но от девчонки никакой помощи не было. Она лишь вздохнула и пожала плечами. Антония, мало знакомая с сельскими обычаями, пыталась сообразить, как быть с непредвиденным препятствием, но пока молчала.

Я присмотрелась к субъектам. Похоже, что они из тех, кто от лишней кружки не откажется. Попробуем потянуть за этот кончик. — А давайте мы вместе заедем в Мидвин, в таверне посидим, а к вечеру вернемся в вашу деревню с девочкой. Я вам по кружке эля поставилю. Идет? — По одной? — начало клевать. — Уговорили, речистые. По две.

Мия пересела в телегу — никуда они с девчонкой не денутся, конь с седоком все равно двигается быстрее клячи с развалюхой. Час, пока мы неспешным шагом двигались по разбитой колее между полей, мужики о чем-то мучительно думали и перешептывались. Ой, нечисто тут дело, нечисто. Хорошо б в таверне оказался эль покрепче.

***

Оказался. Приложившись ко второй кружке мужички изрядно окосели. Эль был хороший, дорогой и забористый. Судя по состоянию телеги, они такой и понюхать не могли. Пока я соображала, с какой стороны подступиться к расспросам, дознаватель в Антонии продрался сквозь розовый туман, и подруга взялась за дело. Положив руку на плечо тому, который смотрел мутными глазами, но все еще мог говорить, она добрым голосом спросила: — Вы Мийку должны были на дороге встретить или на тракте? — Думали... ик... на тропе в деревню перехватить, но задер...ып... жались.

Мия сидела над плошкой какого-то варева в конце стола у стены и прислушивалась. Я быстро сделала ей знак молчать. — Джованни-то когда придет? — вступила я в разговор. — Да к вечеру. Вы это... до леса с нами дойдете, ага? — Зачем до леса? — Так мы ж, — мужик глотнул еще, и я сделала трактирщику знак повторить, — эта... ох... у оврага будем. Типа украли ее. А он... ну это... спасет ее типа. После женится будто бы позор прикрыть, значит.

Антония дала последний шанс романтике: — Что, так ее любит? — А... — мужичок махнул рукой, — за Мийкой батя пять золотых даст, а Джованни на городскую жизнь губу раскатал...

С другого конца стола послышался длинный всхлип. По лицу Мии покатились слезы. — С ней вместе? — уточнила подруга. Надежда умирает последней. — На ш-ш-што она там ему? — оторвавшись от кружки, мужик удивленно глянул на Антонию и присосался к элю снова.

Я кровожадно ухмыльнулась. Но дознавателю Рамиросу еще не все было ясно: — Почему позор? Вы что, собираетесь ее... того? — Не-е... мы не того... мы Мийку не тронем, тока пожамкаем чуток тута и тама, девке не убудет... ик... да платье подерем, шоб думали, будто девка порченая, и за Джованни отдали.

Мия давилась рыданиями.

Нет, драка в таверне уже была в моем опыте. Это лишнее. Трактирщик принес две кружки, и я поставила их перед краснеющими носами сельских махинаторов. Пока проспятся, мы уже до деревни доберемся. Ух и похмелье их ждет... Я подошла к трактирщику и дала ему серебряк: — Будут завтра просить похмелиться, ни в коем случае не наливать.

Трактирщик заржал.

***

Мы засели в овраге, спрятав коней в кустах. Мия прислонилась к дереву у склона, обняла руками колени и выплакивала свою потоптанную любовь в мокрый передник.

"Соловей" явился, когда смеркалось.  — Мия! О, что с тобой, любимая!

Могу поспорить, что эту реплику "певчий птиц" стянул из репертуара бродячей труппы. Странно, что парень с ними не уехал. Такого таланта для балагана хватило бы. Но девушка не оценила переливы: — Гад! Подлюга! Ты в город сбежать хотел!

Принц из развалюхи громко вздохнул. — Знал же, что этим пропойцам доверять нельзя. Где они? Да угомонись ты, кошка драная. — Ай, больно!

Мы вылетели из оврага за спиной у мерзавца. Мия сидела на земле. Не заметив нас, "соловей" начал надвигаться на девушку: — Ну раз свадебка не сладилась...

Наверно, зря мы заломали ему две руки сразу, но договариваться времени не было, да и желания тоже. Изрядно пропахав носом землю, Джованни чертыхнулся. Скосив глаза, он взвыл: — Ах вот оно что! Сама меня на городских променяла!

Антония чуть нажала: — Помолчи лучше. — И обернулась ко мне, — и что нам с этим обмылком делать?

***

В деревню мы въехали торжественным шагом. Мия сидела сзади меня, Антония вела извалянного в земле парня на веревке (у меня очень запасливая подруга). Встревоженные тем, что Мия все еще не вернулась с ягод, селяне высыпали навстречу.

Байка получилась складной: девочка заблудилась, парень ее по правде нашел, вот только... Я окинула взглядом толпу. Ага, вот эта, похоже, жена старосты. Я наклонилась к бабе и громко зашептала: "Засвербило, видать. Пришлось ей бежать по лесу от его свербежа, а мы вопли услышали, ну и успели".

Мия нехорошо щурилась, глядя на бывшего поклонника. Тот что-то бормотал прыгающими губами и трясся — понял, что двум господам и дочери крепкого хозяина веры больше, чем ему, никчемному.

Передав Мию в руки семьи, а Джованни мужикам, мы поинтересовались, где тут можно переночевать. Постоялого двора в деревушке не было, а при местной "наливайке" комнат не водилось. Старостиха зазвала нас в свой дом, пообещав выставить младших сыновей на сеновал.

Съев немудрящий ужин, я проводила взглядом старшего сына старосты, который куда-то собирался. Вышла за ним и увидела, что парень старательно обрывает цветочки у забора.  — Зайди-ка к нам. Поговорить надо.

***

Мы сидели в небольшой комнате, где умещались только две кровати и сундук. Жених Мии занял, казалось, чуть ли не половину свободного места. Здоровяк вздыхал и вертел в пальцах ромашки. Этими пальцами, я уверена, гвозди можно вытаскивать без дергача. Цветочки были при смерти.

— Ты скажи, дубина ты стоеросовая, зачем женишься на девке, которую от тебя воротит? — после практики в роли булочницы у меня хорошо получалось говорить с селянами на их языке. Так лучше доходит. — Дык я... это... нравится она мне шибко. — Ну и что теперь? Силком замуж брать, чтоб она зимой в прорубь заглядывалась? — Я ей все дам, хозяйство, курей, корова будет! — Дурак ты. Жить-то ей не с курями, и по ночам не корову обнимать.

Парень засопел: — А делать-то что... — Обольсти ее. — Чаво? — Тьфу ты. Охмури! — Дык я и пел уже, и танцевал перед ней — она морщится только.

Я вздохнула: — Прямо скажем — пение и танцы не твое. Что ты хорошо делать умеешь, кроме как сеять и пахать вовремя?

Несчастный влюбленный задумался. — Дерево режу хорошо. Думал ей досточку кухарную сделать, чтоб красиво. — Досточку... Ты ей дом сделай, чтоб красиво. Дом свой ставишь? — Ставлю. Батя с братьями помогает, как заведено, но я сам больше всех. К зиме успеем. — Сделай ей резной дом, чтоб цветы всякие, птицы там, чтоб не стыдно было принцессе жить. Этот захудалик гвоздя ровно вбить не может, а ты укрась дом, чтоб не просто удобно. Надо, чтоб глаз радовался, и сердце пело. Понимаешь?

У Антонии из сумки извлекли писчие принадлежности. Жених Мии принес табурет, и до поздней ночи споря до хрипоты и размахивая руками рисовали наброски будущего дома "принцессы". Точнее, рисовала я, а сын старосты и Антония перебивая друг друга выкрикивали идеи. Когда просветленный парень ушел, поглядывая на листки и бормоча "и тут еще этих, как их, фьялок надо, любит она фьялки", я вытянулась на кровати.

Перед глазами стояли узоры и переплетение трав. Но не из дерева, нет. Металл мне ближе. Эх...

— Ловко ты его... — послышался голос Антонии в темноте.  — Знаешь, я подумала... ведь ни Александро, ни этот "соловей" ничего толком не делали для тех, кому объяснялись в любви. Только пели.

Глава 13. Дело о сгоревших бумагах

До Лаганио мы добрались через два дня. Квартал Розовых Рассветов, где поселилась семья Гейро, встретил нас чистотой брусчатки и рядами симпатичных домиков.

Арайя спустилась по лестнице: — Добрый день, господа. Чем обязана? — она обвела нас взглядом и задержалась на моем лице. — Арабелла?! Ты? Но... — она посмотрела на жилет и штаны. — Но почему? — Долгая история. Познакомься, это Антония.

Мы обнялись, но подруга выглядела больше растерянно, чем радостно. — Прости, мы невовремя?

Арайя покачала головой: — Ох, не знаю. Генаро арестовали. — Что-о? Почему? — Он работал в канцелярии графа Бонардия. Там случился пожар, сгорело много важных бумаг, и все указывало на него. — На глазах Арайи выступили слезы. — Но зачем ему это? — В банке Тармана обнаружили счет на его имя, где лежали большие деньги. Теперь думают, что он воровал и откладывал в Тармане. Но я знаю, что это не так! Он честный, он не мог этого сделать. Правда, он мягкий, этим многие пользовались. А еще... — она замялась, утерла слезы и быстро глянула на Антонию. — Тони — моя подруга. — Госпожа Гейро, ваша тайна останется со мной. — Да какая там тайна, — Арайя махнула рукой. — Уже весь город судачит, что когда Генаро ездил по делам графа, он заезжал в Тарманскую провинцию к любовнице. Некая мадам Делани, модистка, дала показания, что Генаро регулярно ее навещал и дарил украшения.

С некоторых пор от мадам разного рода у меня начинается дергунчик, а если она еще и модистка... Мадам модистка. А если... Это надо обдумать.

— Что указывало на вашего мужа? — Антония мигом превратилась в дознавателя Антонио, даже ее голос зазвучал иначе. — И давно ли это случилось? — Две недели назад. Говорили, что многие документы были упакованы в железные ящики, и кроме как магическим огнем их было не поджечь. У мужа хорошая магия огня. — Понимаю, — кивнула Тони со знанием дела. — Искры можно выпустить только из пальцев, слабое пламя тоже, а вот хорошо развитый огонь и на расстоянии вспыхивает, хотя бы и на небольшом. Проверяли ли ящики на магическое воздействие? в случае огня оно держится несколько месяцев.

Арайя покачала головой: — Какое-то воздействие было, но чтобы подробнее — у нас нет таких магов. К нам как раз ехал мэтр из столицы, новый главный дознаватель, у него есть дар распознавать воздействие магии, но он не доехал. Пропал по дороге.

Я удивилась: — Пропал? — Как его звали? — одновремено со мной воскликнула Антония, чуть ли не подпрыгнув на стуле. — Мэтр Эдвардо Детекто. Он работал профессором в Столичной Штудии.    Антония глухо застонала. Пока подруга переживала новость, я взяла допрос, то есть, разговор в свои руки: — Ты знаешь, где пропал мэтр? — Те, кто ездил в Тарман, нашли гостиницу, где он останавливался. Сказали, что выехал утром как ни в чем не бывало. Больше его нигде не видели, спрашивали еще в нескольких селениях в провинции.

Антония начала приходить в себя и вернулась к делу: — А почему, кстати, в тамошнем банке вообще наводили справки? — Оттуда письмо пришло без подписи. Мол, слышали, у вас случилась неприятность, а канцелярский графа хранил у нас деньги. Когда наши дознаватели разговаривали в банке, пришла мадам и потребовала деньги со счета Генаро, мол, там должно быть распоряжение.

Мы с Антонией переглянулись. Не надо быть дознавателем, чтоб понимать, что дело в Тармане нечисто. Проклятые демоны, я не хочу ехать в родной город, не хочу!

Но придется.

— Прошу прощения, госпожа Гейро... — Можно просто Арайя. — Арайя, вы не знаете, когда пришло письмо?

Но Арайя покачала головой.

***

Нас поселили в одной комнате. Других гостевых покоев у Арайи не было. Но нам не привыкать, так даже удобнее. Правда, пришлось устроиться на одной кровати, что мы хихикая и проделали. Антония принялась строить планы: — Придется доставать из сумок мундиры. Я свой зашила. Спросят, честно скажу, что это след от ножа опасного преступника. В Мансеро вряд ли подумают, что мы подались так далеко. Есть два города за день и два дня пути. Здесь обо мне ничего не знают, а документ, что я дознаватель, у меня с собой.

Подруга повернулась ко мне: — Я понимаю, тебе в Тармане опасно. Но кто знает, где сейчас этот твой старик. — Мой? — Ой, не придирайся. Если заклятие вело его к тебе, он оттуда уже уехал. Кроме того, мы будем парнями в мундирах дознания. Даже если он тебя коснется, то подумает, что его внезапно потянуло на мальчика.

Мы захихикали, уткнувшись в подушки.

— Завтра, — продолжала Антония, — я осмотрю ящики. Если найду воздействие, то... — Она задумалась. — Демоны! Не получится. — Что не получится. — Мне выступить на суде как дознавателю. Они обязательно отправят письмо в Мансеро за подтверждением моей службы, а оттуда ответят, сама знаешь, что. Если я что-то обнаружу, я могу лишь сказать, что чую магию, но не очень уверена. Нужно искать дальше. И поедем в Тарман выяснять на месте.

А меня заняла другая мысль. В Тармане три банка, и один принадлежит моему отцу. Или отец в этом замешан... но нет, он слишком прямолинеен для такого рода мошенничества, да и жили мы соответственно средствам, которые получает владелец небольшого провинциального банка. Если его банк используют для такого рода махинаций, отец сам в опасности. Он, конечно, бросил меня на произвол судьбы, но демоны меня дери, я не могу поступить так же.

***

— Дознаватель Антонио Рамирос, — Антония протянула документы, и парень в похожем мундире бегло просмотрел бумаги.  — Чем обязаны? — Хвост вашего дела тянется в Мансеро. Мне нужно увидеть письмо из Тармана и знать, когда оно пришло. А также назовите мне имя и адрес любовницы господина Гейро. Где она сейчас?

Местный младший дознаватель порылся в ящике и вытащил пухлую папку: — Вот, взгляните. Мадам Делани, бульвар Золотых Орхидей, доходный дом госпожи Вирбени. Письмо пришло... м... пятого июля. — А пожар случился? — Антония бегло просматривала витиеватые строчки. — Второго. — Скажите, любезный, никто не подумал о том, как быстро дошли слухи о пожаре в Тарман, и как быстро написал письмо ваш неизвестный друг? Для такой скорости нарочный должен был лететь рысью отсюда прямиком в банк, забрать письмо и привезти его назад. Или, — Антония наклонилась к коллеге поближе, — заготовить письмо заранее.

Парень выглядел озадачено. Тони ковала подкову, пока не остыло: — Показывай ящики, которые горели. У меня дар распознавания магии.

Нас провели в каморку позади кабинета, где свалили три ящика из-под документов, грязные от копоти, и было видно, что их старались переносить, трогая как можно меньше. Грамотные. — Взять в руки надо? могу перчатки дать, кожа тонкая совсем. — Младший дознаватель смотрел на Антонию с уважением. — Нет, мне не надо касаться. Я и так все вижу.

Девушка присела над ящиками и прищурилась. Посидев немного и повертев головой, она поднялась и сделала нам знак возвращаться в кабинет. — Скажи-ка, друг мой, а есть ли у господина Гейро магия металла? — Магия металла? это как?

Я взяла двумя пальцами скрепку и обеспечила ей ярко-красный кончик: — Вот так.

Дознаватель присвистнул и полистал папку: — Нет, нету. Есть хороший огонь, есть достаточно много воздуха, есть поисковая. Металла нет. А что? — А то, что ящики сильно нагрели магией металла. Огня там не было, только металл. Вот так-то, дружок. — Погодите, я запишу показания, — парень встал в стойку спаниеля.

Антония скрипнула зубами — от восторга она забылась. — М... Я не смогу остаться на время суда. Да и зачем вам со мной возиться? Посылать запрос в Мансеро...

Лицо коллеги приняло обиженное выражение, и мы переглянулись: юный честолюбец почуял дичь и так просто не отцепится. — Слушай, — лицо Антонии приняло доверительное выражение. — Я с нашим главаком поцапался. Он не верит, что дела связаны, и мы взяли как бы отпуск и сюда рванули. Не надо ему пока знать, где я, понимаешь?

Парень вздохнул: — Лады, я уболтаю начальство не посылать запрос. Но показания запишем, ага? — Ага. Тогда оттягивай суд как только можешь. Мы в Тарман. Чуешь? Но никому не звука.

Тот кивнул. — Когда вы ожидали мэтра Детекто, и где его видели в последний раз? — Обещался приехать к началу июля. А видели его... стойте... — он потянул из шкафа новую папку, на этот раз совсем тонкую. — Тридцатого июня он ночевал в гостинице на бульваре Золотых Орхидей. Ой! — парень посмотрел на нас, открыв рот. — Сам понял, да? Дарю мысль. Твоя будет.

Молодой карьерист расплылся в улыбке. Антония с лету обзаводилась знакомствами на случай работы вольным сыскателем.

Я тронула подругу за плечо. — Ах да, чуть не забыл. Скажи мне название банка, где обнаружили счет господина Гейро.

Парень протянул нам бумагу: — Вот. Торговый банк на улице Чеканщиков.

И пока Антония изучала несколько строк, у меня засосало под ложечкой. Банк отца.

________________________________________

Дорогие читатели! У меня раздрай: мне очень не хочется выпрашивать лайки, но мне хочется, чтобы книжка попалась на глаза как можно большему количеству посетителей, а это зависит от рейтинга. Если вы считаете, что книжка достойна быть прочитанной кем-нибудь еще, помогите им ее увидеть, пожалуйста.

Глава 14. Встреча с прошлым

Арайя снарядила нас едой в дорогу и дала немного золота. Прощаясь, она неосознанно положила руку на живот. Ох-ох. Дядя, конечно, примет назад дочь с внуком, но лучше бы нам доказать невиновность господина Гейро.

Доехали без приключений (даже не верится!)

Тарман я знала если не как свои пять пальцев, то достаточно хорошо, чтоб найти постоялый двор с хорошей репутацией, который не опустошит наши кошельки, и откуда можно пешком дойти до Ратушной площали, к присутственным местам и прочим важным конторам.

По дороге к банку еще раз проговорили план: если Антонию попросят в пройти в кабинет отца, она оставит писаря с клерками. Если отец выйдет сам, мне нужно спрятаться в уголок или выйти наружу будто бы по поручению дознавателя.

Антония предлагала мне остаться в комнате, которую мы сняли, но я отказалась. Мы здесь, чтоб спасти семью моей кузины, и я не отправлю подругу одну в пасть волкам.

В банке Антония прошла к стойке старшего клерка и протянула документы: — У вас уже были дознаватели не так давно, но нам нужно посмотреть на бумаги о счете господина Гейро еще раз.

Старший клерк кивнул и полез в шкаф.  — Вот. Но уверяю вас, все в порядке. Дознаватели из Лаганио проверили, все чисто.

Клерк отдал нам папку и продолжил заниматься своими делами. Антония хмыкнула и открыла картонную обложку и полистала содержимое, передавая листы мне. Бумага об открытии счета на пять тысяч золотых (ого!), распоряжение выдать мадам Делани пятьдесят золотых, распоряжение выдать любую сумму господину Ланкло, ежели такой объявится. Антония собрала листы воедино и закрыла папку, но из рук не выпускала: — Скажите, кто беседовал с дознавателями из Лаганио? — Я и беседовал. — Вы помните, какие документы они здесь нашли? — Да там их всего два: открыли счет и распорядились выдать деньги Делани. А тут она сама и заявилась. — Смотрите.

Жестом ярмарочного фокусника Антония открыла папку и извлекла из нее три листа. Клерк округлил глаза: — Но я точно помню, что распоряжения на счет господина Ланкло здесь не было. У меня хорошая память!

Антония удовлетворенно кивнула: — Я проверила на магию, и действительно, все чисто. — Вот видите. — А не должно быть! — неожиданно рыкнула Антония. — Господин Гейро — маг. Вы хотите сказать, что он ставил немагические подписи? Особенно вот тут, на документе про пять тысяч золотых! У кого еще ключи от шкафа? Кто открывал счет господину Гейро?

Выяснилось, что ключи только у старшего клерка, а счета открывать мог только он и его помощник, но ни один из них не помнил, чтобы они это делали. Пять тысяч золотых единовременно они бы не забыли. Отметок об имени клерка на папке не оказалось.

Клерк начал нервничать. — Я позову хозяина. — Арилио, подожди вон там, в углу. Я тут надолго.

Я поплелась в угол, где стояла пара неудобных стульев. Главным достоинством угла было то, что перед ним стояло модное дерево в кадке.

В зал вышел отец. Я давно его не видела. Полгода? больше? Да, с Зимнепраздника. Не уверена, что хочу видеть его после всего, что произошло.

Говорили они довольно громко. Кого-то послали за дознавателями. Клиентов из зала аккуратно выпроводили восвояси, и когда явились местные законники, заперли двери.

Старший клерк и его помощник попали под шквал вопросов, но не могли ответить ни на один. Меж тем мне пришел в голову вопрос, который никто не задал. Они уже не помнили того, что помнила я: еще этой весной в банке отца работал человек, который на многое готов ради денег. Но как привлечь внимание Антонии? Отец все еще был в зале.

Ерзая как на иголках, я подождала, пока отец позвал дознавателя и старшего клерка к себе в кабинет. Антония подошла ко мне: — Кажется, нам здесь делать больше нечего. — Погоди, мне пришло в голову еще кое-что. Пойдем к помощнику.

Парень нервно пил воду, когда я кнему обратилась: — Скажи, ты давно на этой должности? — После того как уволили господина Александро Малинио.

Едва не подпрыгнув от того, что моя догадка оказалась верной, я уточнила: — И у него были ключи? — Да, но когда господин Марцио его увольнял, Александро все отдал. — Не мог ли он сделать копии заранее? — У нас не принято... — Подбрасывать документы тоже не принято. Найдите бумаги, которые он заполнял.

Старший клерк задумался и потянул пару папок с нижней полки. Сравнив содержимое старых расписок с папкой Гейро, он хлопнул себя по лбу. Я кивнула Антонии и направилась к своему стулу. Та прошла в кабинет владельца. Вскоре оттуда выскочил отец и закричал на весь банк: — Кто знает, где сейчас работает Александро Малинио?

Один из клерков поднял голову: — Он счетовод в квартале лавок недалеко отсюда. Могу показать.

Отец вернулся в кабинет, дознаватели с клерком едва ли не выбежали наружу, а мы все принялись ждать. Мне даже принесли чай с печеньем в мое убежище. Через полчаса Александро ввели с магпутами на руках. Я мстительно радовалась за деревом. — Бежать пытался, — усмехнулся дознаватель и выложил на стол связку ключей. Старший клерк тут же нашел среди них копии тех, что от двери и от шкафа.

Выяснив в банке все, что им нужно было, законники откланялись и увели добычу. Отец нервно потирал лоб: — Это же надо! Такой скандал! А ведь моя дочь была за ним замужем! Благодарю вас, господин Рамирос, благодарю! Мне сказали, что с вами был помощник, и это его идея про Александро? Я должен его тоже поблагодарить!

Ему указали на угол с моей засадой, и я поняла, что скрываться бесполезно. Поднявшись, я шагнула вперед.

— Здравствуй, папа. — Арабелла?

Мы молча смотрели друг на друга. Страха не было. Совсем. Я ли это? Нет, не я. Всего за три месяца я стала совсем другой.

Придя в себя от шока, отец заорал. — Ты опозорила меня!

Я молчала и не отводила взгляд. — Ты ушла от мужа! — Которого только что арестовали за подлог. — Ты нацепила мужские тряпки! — Это мундир, папа. Я работаю. — Ты шляешься с каким-то парнем! — Это мой начальник.

Антония выступила вперед: — Я могу поклясться на магии, что никакого урона чести вашей дочери от меня не произошло.

Подруга сильно рисковала. Я, конечно, понимаю, что за шесть лет она поднаторела в клятвах и произносит настоящее имя так, чтоб никто его не распознал как женское, но все-таки это риск.

Отец не обратил на нее никакого внимания.

— Бесстыжая! Как ты посмела вернуться в Тарман! — Хватит, отец. Ты вышвырнул меня из своей жизни, даже не потрудившись узнать, каково мне теперь.  — Ты должна была приползти ко мне! Приползти и повиниться!

Я пришла в ярость. — За что?! За то, что я в семнадцать лет не распознала подлеца, которого ты и в сорок не распознал? Да, я сделала ошибку из-за молодости и неопытности, выйдя замуж за мерзавца. Ты считаешь, за это меня стоило наказать бесчестьем, нищетой или смертью? — Смертью? — отец опешил. — Именно. Мой муж попытался меня убить, чтоб не выплачивать отступной при разводе. Я осталась жива, но потеряла ребенка. Твоего внука! — Я не знал... — Не знал или не хотел знать? Ты знал, что я живу с человеком, которому я не нужна, который женился на мне ради приданого и места в банке. Ты предупредил, чтоб я не надеялась на помощь семьи. За эти месяцы мня дважды могли убить, почти выдали замуж за сельского пьяницу и едва не заставили развлекать мужчин в веселом доме, но тебе все это было неинтересно. — Что-о? — То! Еще весной я была юна и наивна! Вы же не готовите нас к жизни, только замуж, а там уж как повезет! Вы прячете нас от всего, что страшнее подгоревшего ужина, а потом обвиняете, что мы не распознали подлость! Мы должны быть мудрыми от рождения, но наивными и невинными, чтоб нас не коснулась грязь. Но грязь тянется именно к наивным и невинным, как к легкой добыче!

Мой гнев и страх, которые копились все эти месяцы, вырвались на волю, и я не посчитала нужным держать чувства в узде. Переведя дух я нанесла последний удар: — Ты растил меня как кроткую и покорную дочь. Хочешь знать, как я вырвалась из веселого дома? Первому же мужику, который хотел меня изнасиловать, я приложила раскаленную шпильку к мужскому достоинству, и пока он орал, треснула его табуретом по голове.

Мужчины в зале вздрогнули и пригнулись.

— Вот и вся цена вашей заботе о целомудрии и скромности.

Никто не проронил ни слова.

— А сейчас, прошу тебя, напиши подробное письмо об этом деле, и поставь магическую подпись как владелец банка. Я зайду через два часа.

Мы с Антонией вышли из банка и не сговариваясь пошли вниз по улочке, ведущей к набережной. Внутри все клокотало. Подруга молчала, понимая, что слова сейчас ни к чему. Лишь через четверть часа, отдышавшись, успокоившись видами речной глади, я заговорила: — Знаешь, я ведь когда-то и правда думала, что им виднее.

Тони фыркнула. Она от подобных иллюзий избавилась пораньше меня.  — Давай пока узнаем что-нибудь про мэтра Детекто.

***

Изучив наши документы, хозяин гостиницы принял сдержанно услужливый вид. Дознаватель нездешний, но кто его знает, как мы, законники, повязаны. Так что, слишком расстилаться перед нами не будут, но на вопросы ответят. — Что можете сказать про мэтра Детекто, который ночевал у вас тридцатого июня? Встречался с кем? Приходил к нему кто? Женщины?

На последнем слове уголок рта владельца этого заведения слегка дрогнул, что не укрылось от Антонии: — Кто? — Да как сказать... — замялся тот. Я вытащила серебряк и положила на стойку. Монета мигом исчезла. — Конфуз небольшой вышел. У нас тут, видите, небольшая ресторация есть. Сидел там мэтр Детекто, ужинал. Подсела к нему одна местная дама, пожелала с ним познакомиться для обоюдного удовольствия... м... — С облегчением кошелька господина, я полагаю, — заполнила я пробелы. — Именно, именно. Мэтр Детекто сперва распустил перед ней хвост, что он-де в столице преподавал, он магию на раз чует, а теперь главным дознавателем едет в... простите, запамятовал город. — Ничего, я знаю. — Так вот. Хвалился он перед ней, павлином вышагивал, приглашал навестить его по месту новой службы, а как дамочка наша на компенсацию намекнула, так он рассвирепел. Он-то думал, что мадам Делани ради интереса с ним сидит. Ну, наши-то ее все знают, смеялись. — Не соблаговорите ли записать показания под магическую подпись?

Лицо хозяина гостиницы приняло непримиримый вид, и пока он не начал требовать местных дознавателей или отказываться от слов, я бросила на стойку второй серебряк. Кажется, наш собеседник сцапал монету раньше, чем осознал, что этим соглашается на наши условия. Вздохнув, он достал лист бумаги и начал водить пером.

По дороге в банк я оглянулась, убедившись, что нас никто не слышит. — Мы собираемся поговорить с мадам, не так ли?

Антония напряженно кивнула.  — Тони, отец, конечно, не самый лучший человек на этом свете, но он не подл, и в этом деле тоже пострадавший. Все-таки его банк собирались нагреть на изрядную сумму. Давай оставим документы у него в секретном шкафу. Мало ли... Мы сейчас в такой змеиный клубок сунемся.

Антония вздохнула: — Как ты думаешь, он жив?

Я не стала спрашивать, кто — "он". Увы, мне нечем было обнадежить подругу. Разве что... — Тони, как дознаватель, что еще ты можешь сказать по его встрече с мадам?

Подруга дернула плечом: — Что мадам Делани — популярная в этих местах красотка. — Балда ты, Тони. Если он приглашал мадам навестить его в Лаганио, это значит, что мэтр не женат, и дамы сердца у него тоже нет.

Антония вспыхнула.

***

Когда мы вошли в кабинет отца, тот, стараясь на меня не смотреть, отдал нам записи. Пробежав их глазами Антония, к его удивлению, вернула листы ему и приложила к ним показания хозяина гостиницы и стопку наших документов. — Положите, пожалуйста, в тайный шкаф. Если мы не вернемся через два дня, отправьте все с надежным человеком дознавателям Лаганио.

Отец взял всю стопку и вдруг поднял на нас удивленный взгляд: — Что значит — не вернетесь?! У вас что, настоящих мужчин для таких дел не нашлось? Девку с ребенком послали?

Антония пожала плечами: — Настоящие мужчины, которые у нас нашлись, собираются засадить в тюрьму невинновного. А девка с ребенком раскрыли у вас в банке подлог.

Мы развернулись уходить, когда нам в спину долетело глухое: — Подождите. С вами пойдут два охранника.

По выражению лица Антонии я поняла, что у нее появились весьма интересные мысли.

Отец позвонил в колокольчик и приказал секретарю вызвать охранну. Вошли два типа с рублеными лицами и посмотрели на нас сверху вниз. Отец объяснил им задание.

Антонию ничуть не смутило, что распоряжения приходится давать высоко задирая голову: — Вот что, господа. Вы сейчас выведете нас к дверям и выкините вон. Да-да, не удивляйтесь, за банком могут следить. Пусть считают, что мы ушли в одиночестве и без поддержки. Через час отправляйтесь в таверну постоялого двора на Кирпичной улице.

***

Для начала завернули к дознавателям. Александро молчал. Антония поинтересовалась, не находили ли каких-нибудь интересных бумаг при нем или в его доме, и дознаватель, усмехнувшись, выложил перед нами два документа: один на имя Гейро, другой — на имя Ланкло.

Антония попросила дознавателя написать подробное письмо с магподписями законникам Лаганио и немедленно отправить его с надежным нарочным. Этого уже должно хватить, чтоб освободить мужа кузины. Дознаватель, благодарный за раскрытое дело (где он, конечно, не будет упоминать наших имен, ну и не надо) пообещал нам все сделать и сообщать нам про новые сведения. Антония все ж пожелала поговорить с арестованным. Я, разумеется, держалась в тени. — Кто попросил тебя подложить документы?

Молчание. — Ты все еще не понимаешь, во что ввязался?

Молчание. — Интересно, на что ты расчитывал, подсовывая писульку про Ланкло? Деньги бы тебе все равно не выдали, их считают украденными из Лаганио. Туда бы все вернули после суда. Ты такой же замечательный мошенник, как и коммерциант.

Молчание. — О том, что ты собирался украсть деньги с подложного счета, знают только дознаватели и мы с помощником. Законникам болтать не положено, но если вдруг кто-нибудь за кружкой эля что-то случайно ляпнет, как долго ты проживешь? — Суки.

Я тихо хихикнула. — Кто заказчик, я не знаю. Но дело мне предложила мадам Делани. Она посредник. Больше мне нечего сказать.

Антония вышла из камеры с выражением лица гончей, вставшей на след. Я уже, было, обрадовалась, что не придется тащиться к опасной мадам самостоятельно, но тарманский дознаватель сник. Ну разумеется, у мадам такие покровители, что лезть к ней простой дознаватель не решится, да и главный... хм... — Скажите, любезный, — спросила я законника. — Главный дознаватель близко знаком с мадам, да?

Тот удрученно кивнул.

Антония вздохнула: — Все сами, все сами. Нарочного отправьте немедленно, будьте добры.

Глава 15. Бульвар Золотых орхидей

Мы зашли в пару лавок, после чего в своей комнатке переоделись в женское. В два голоса мы наплели отцовским охранникам, что раз Антонио так похож на девушку, рядом со мной никто не заподозрит в нем мужчину. Но все-таки полных дуболомов отец на работу не брал. Как правило, это были не очень образованные, но достаточно сообразительные и обучаемые парни из бедных кварталов, поэтому судя по ухмылкам, нашу хитрость они быстро раскусили. Спасибо, что смолчали. Впрочем, говорливых в банк не нанимают.

Уже в новых личинах мы устроили импровизированное совещание на четверых, и перебрав пару-тройку планов остановились на одном, весьма рискованном, но быстром. Растягивать расследование и подбираться к логову мошенников медленно мы не могли — хотелось приехать в Лаганио до суда, и до мэтра Детекто добраться, пока он еще жив и здоров. Если жив и здоров. Но об этом старались не думать.

Пока мы собирались, охранникам пришлось побегать по нашим поручениям, но мы выдали каждому по паре серебряков и обещали рассказать господину Марцио, насколько они были полезны.

Мы подкрасились. Для девушек нашего возраста краска на лице днем считается дурным тоном. Мы наложили ровно столько, чтоб у обывателя закралось сомнение — это всего-лишь дурной тон, или... нечто более вульгарное?

Не могу сказать, что у меня ничто внутри не екнуло, когда я надевала на себя личину начинающей веселой дамы. Но рядом была подруга, и охрана не дремлет, поэтому я приказала себе успокоиться. В крайнем случае, у каждой был припрятан маленький симпатичный кинжальчик.

Через час приготовлений мы выдвинулись на бульвар Золотых Орхидей.

Мадам Делани занимала апартаменты напротив той гостиницы, где останавливался Детекто. Нас провели в гостинную, обставленную с обилием розочек и завитушек, и мадам пригласила нас сесть на софу, сама же расположилась в кресле. — Слушаю вас, барышни. — Толли и Молли, — ответила Антония чуть срывающимся тонким голоском. — Мы недавно приехали в город, и нам хотелось бы найти... м... кого-нибудь знающего жизнь, кто направил бы нас по верному пути. Очень тяжело девушкам расчитывать только на себя, можно ненароком попасть не в те руки, не правда ли?

(Арабелла в образе девицы в поиске благодетеля)

Мадам тонко улыбнулась и распорядилась подать чай.

Переодевшись в платье, Антония, тем не менее, вела себя немного неловко для девушки: слишком широко взмахивала руками, норовила схватить чашку всей пятерней и воевала с положением ног. Я кидала на нее обеспокоенные взгляды и толкала коленом. У меня самой едва не съехал парик, и увлекшись, как бы незаметно его поправить, я едва не пропустила вопрос мадам, обращенный напрямую ко мне: — Простите, милочка, как вас зовут? — Ар... Молли. Ах, Толли, ты такая неловкая, неужели не выспалась? — вынув из руки "Толли" чашку, которую она едва не раздавила, я обеспокоено глянула на мадам и виновато улыбнулась. — Как вы думаете, девушки, а не проехать ли нам с вами в одно чудесное место, где как раз сегодня собираются мои друзья? Возможно, их общество поможет вам устроиться в городе.  — О! Они достаточно влиятельны, чтобы помочь нам? — поинтересовалась Антония? — Уверяю вас, вам понравится.

Мы с радостью согласились.

***

Нас вывезли далеко за пределы Тармана. Уже стемнело, когда перед нами распахнулись кованые ворота особняка. Покинув карету, мы с Анатолией осмотрелись, изображая востог и удивление — особняк выглядел большим и богатым... когда-то. Сейчас он довольно заметно обветшал, но кое-где уже начался ремонт. Мы с подругой понимающе переглянулись — деньги графа Бонардия пустили в дело.

Внутри нас уже ждали. Мадам обещала нам влиятельных друзей, но "друг" здесь был только один. Четверо — пешки-мордовороты, подручные без следов умственной работы на лице. Я нахмурилась, пытаясь припомнить, где я видела этого "друга". Моя Тарманская жизнь постепенно отступала под напором новых событий, но я все-таки вспомнила — лорд Барапио, главный дознаватель Тармана.

— Каких прекрасных курочек нам привезли сегодня, — расплылся лорд в улыбке. — Одна курочка и один петушок, — мадам ткнула пальцем в Антонию.

Лорд прищурился — смотрел глубоким взглядом.  — Да, да, вижу магию на этой прелестной шейке. Ах какая жалость. Даже не знаю, что нам делать с молодым человеком. Ты написала, что это дознаватель из какой-то дыры, даже не из Лаганио. Ты уверена, что он был один, не считая беглой девки? Мадам кивнула: — Они приходили вдвоем. Из банка их выкинули, и никто больше у Марцио не показывался. — Боюсь, молодой человек, ваша карьера бесславно закончилась. Для нас вы совершенно бесполезны, совершенно. Богатой родни, полагаю, нет. Впрочем... — Барапио повернулся к мадам, — молодой человек симпатичен... — Милорд, не решить ли нам для начала главный вопрос? — Какой? С этой пигалицей, которая нацепила мундир и явилась к папочке? Заприте ее в подвале вместе с моим коллегой. Когда закончится суд, предложим папеньке совершить выгодную покупку. Мелочь, конечно, по сравнению с нашим уловом, но не помешает. А откажется, найдем девочке применение.

Я не выдержала: — Вы устроили похищение, подлог и пожар всего-лишь ради денег? — Всего-лишь? — лорд рассмеялся. — Деточка, даже твой папа не видел столько золотых, сколько я выкачал из графа. Вы, конечно, несколько сломали нам игру, придется кем-нибудь еще пожертвовать, но звеньев в нашей цепочке достаточно. Дорогая, — обратился он к Делани, — придется тебе на время покинуть эти места. — Спровадить хочешь? молодушку нашел? может быть, эту? — мадам шипела рассерженой кошкой.  — Ты сама настояла положить в папку Гейро бумагу на тебя, чтоб не привлекать новых людей, — развел руками Барапио.

Антония решила взять слово: — Погодите, погодите. Но почему граф, почему в Лаганио?

Барапио рассмеялся: — Мальчик, ты не о том думаешь. Потому что могли — вот и весь ответ, который тебе положен. Уведите девку в подвал, а этого... Дорогая, он тебе точно не нужен? — Слишком рискованно. Я бы и коллегу твоего... — А вот это, дорогая, точно рискованно. Я уже заказал зелье, от которого у него мозги поплывут.

Мы с Антонией уже потянулись за кинжалами, как дверь распахнулась, и особняк наполнился людьми. Пешки, было, дернулись сопротивляться, но оказались уложены лицами в пол. — В порядке? — к нам подошел один из отцовских охранников. — В полном! — выдохнула я. — Нужно срочно осмотреть особняк. Мэтр здесь, я уверена! — Антония бросилась к лестнице.

Мэтра Детекто нашли в подвале, но был он без сознания и начал приходить в себя только на подъезде к городу.

Из прошлой Тарманской жизни я помнила нескольких неплохих маглекарей, и мы завернули к ближайшему. Ничего необратимого с мэтром не сделали, но держали заклятиями в беспамятстве и каким-то образом лишили магии. Маглекарь сказал, что магия к нему скоро вернется, но несколько дней он еще будет слаб. Хорошо бы ему выпить обычного сонного отвара и поспать. Мы были твердо намерены с утра уехать в Лаганио. Маг столь же твердо посоветовал найти повозку или хотя бы телегу.

***

Видеться с отцом не хотелось, поэтому я написала ему письмо как можно более официальным тоном с благодарностью за сообразительных работников.

Вы, наверно, задаетесь вопросом — а что, собственно, произошло?

По приказу Антонии охранники выкинули нас из банка и вернулись на пост выждать час. За этот час один из охранников заметил, как мелкий клерк, стараясь не привлекать внимания, настороженно озираясь, отправил куда-то мальчишку с запиской. Похоже, что мадам доложили о последних событиях. Этого следовало ожидать. Судя по суете, деньги были большие, и кого-то подкупили, чтоб приглядывать за банком. Пока Гейро не признают как главного мошенника, вся их шайка в опасности.

Невзирая на стоны охранников "господин Марцио нас убьет" мы с Антонией решили переодеться барышнями в поисках благодетелей, причем Антония будет изображать парня, который изображает девушку — изображает старательно, но не очень умело. Я отдала ей свой артефакт кадыка, который она прикрыла собственной иллюзией — получилось великолепно. Только мощный распознаватель мог увидеть истинное положение дел. Для обычных, вроде меня, было видно какое-то воздействие на нежной женской шейке. А что там можно прятать? Вот-вот.

Сначала мы хотели навестить мадам, явившись к ней под ручку с охранниками в роли сводников (сколько крику было!), но у Антонии появилась другая мысль.

Что должна была сделать мадам, получив записку о переполохе в банке и об аресте Александро? Насторожиться, разумеется, и отправить посыльного к главарю. Конечно, ей доложили и о дочери банкира в мундире, и о молодом дознавателе. Проследить за мадам в тот момент мы еще не могли, мы в то время беседовали с Александро. Оставалось послужить приманкой. Когда к мадам придет одна барышня и одна подделка под барышню, Делани просто-таки обязана сделать правильные выводы, схватить нас и понестись туда, где они прячут неудобных людей.

Пока мы собирались, мазались красками и крепили парики, один из охранников нашел знакомого капитана стражи, второй — мага, который перед выходом "на дело" наложил на нас с Антонией поисковые привязки, соединив нас с охранниками. Это редкая магия, а хорошо развита она еще реже, но нам много и не надо. Обещали часа три действия — хватило. Иначе пришлось бы нашим спасителям рисковать и следить за каретой.

***

Главный дознаватель молчал. Королевский надзорник в Тармане взял командование дознанием на себя и вызвал из столицы новых, не связанных с Тарманом законников, чтоб вести дело. Но мы не могли ждать, нам нужно было доставить Детекто в Лаганио для свидетельства в суде.

Королевский надзорник нешуточным приказом оставил нас ночевать в своем особняке под охраной. В соседней спальне выздоравливал Детекто. Приняв наши доводы, что нам срочно нужно привезти распознавателя магии на суд, надзорик пообещал обеспечить нас повозкой, где мэтр мог бы расположиться лежа, и гвардейцами для сопровождения.

Выехали утром. Антония помогла мэтру выпить сонный отвар, и вскоре тот мирно посапывал на сене, поверх которого бросили одеяло. Антония села с ним рядом и не отдавая себе в том отчета нежно перебирала его кудри. Заметив, куда я смотрю, она смутилась. Я пересела в переднюю часть повозки, чтоб вздремнуть.

Я проснулась от того, что мы остановились. Детекто пришел в себя, и гвардейцы помогли ему выйти наружу. Подруга где-то подобрала крепкую суковатую палку, и мэтр самостоятельно заковылял к кустам. Мы дружно рванули в другую сторону.

На этот раз маг наотрез отказался ложиться. Он устроился сидя и попросил рассказать ему обо всем происшедшем. Говорила в основном Антония.  — Н-да, девушки, не ожидал, что у таких юных представительниц законников такая хватка. Вы, госпожа, простите, не знаю вашего имени, Штудию заканчивали? — повернулся мэтр ко мне. Я представилась и помотала головой на вопрос об учебе.

И тут, обнаружив побледневшую Антонию поняла, что мэтр обратился к нам обеим в женском роде. Что ж, следовало ожидать, что такого мощного распознавателя нашими иллюзиями не проведешь. Но Антония все равно расстроилась.

— Бросьте, госпожа Рамирос. В Штудии я прекрасно видел, кто вы, но если Ангело решил вас выучить, кто я такой, чтоб ему мешать? Но признаться, я был уверен, что вы поняли — с моим даром ваша тайна для меня не тайна. Я хотел поговорить с вами после окончания, но вы так поспешно уехали служить, что увы, не удалось. Кстати, как ваше имя? Хотя, погодите. Думаю, что... Антония? — Антония, — еле выдавила из себя подруга, слабо кивнув, но посмотреть на бывшего профессора так и не решилась. — Ну же, Антония, не смущайтесь.  — О чем же вы хотели со мной поговорить? — губы девушки дрожали, когда она подняла на мэтра блестящие от выступивших слез глаза. Я никогда не видела, чтоб подруга так переживала. — Кхм, — мэтр бросил на меня короткий взгляд. — М... О разном. Все ж мы три года были знакомы и... незнакомы.

Я бываю очень понятливая, поэтому взяла одно из одеял и стала пристраивать его на манер занавеси между передней и задней частями повозки. — Я буду не против, если вы поставите полог тишины, — сказала им, прикрепляя последний угол. Мэтр бросил на меня благодарный взгляд, и вокруг них с Антонией заискрилась магия.

Устроив пару оставшихся одеял я вознамерилась отдохнуть. Открыв в очередной раз глаза я увидела, что занавесь начала сползать от тряски, и я укрепила отошедший уголок. В открывшуюся на мгновение щель я успела разглядеть, что парочка бросила разговаривать и принялась целоваться.

Н-да. Розовый туман поглощает лучших из нас. А я так надеялась, что будем снимать комнату вдвоем. Но не судьба.

Глядя в угасающий на пологе свет я вспомнила, что никаких старичков рядом со мной в Тармане не появлялось. Значит, и правда уехал. Вот только куда...

Глава 16. Лавочник

Два дня мы тащились в повозке, но на третье утро Детекто сообщил, что уже достаточно окреп для поездки верхом, и мы двинулись гораздо быстрее. В Лаганио мы приехали как раз накануне суда.

Бумаги, подтверждающие подлог в Тарманских доказательствах, нарочный от дознавателей привез до нас. Вдобавок к ним на суде защита выложила письмо из банка, бумагу от королевского надзорника и рассказ Антонии об участии мадам Делани и лорда Барапио. Я не рискнула давать магическую клятву об истинности слов, но выступления "дознавателя Антонио" было достаточно. Обвинитель уже понял, что господина Гейро вот-вот вырвут из загребущих лап правосудия, поэтому особо не старался, а когда защитник вызвал Детекто, на лице обвинителя проступило узнавание, и он едва ли не помахал мэтру в приветствии.

— Мэтр Эдвардо Детекто, бывший преподаватель Столичной Штудии, прибыл на должность главного дознавателя. Сегодня я выступаю как частное лицо. В должность вступаю завтра утром. У меня нет с собой документов. Как многие из вас знают, по дороге меня похитили и держали в заложниках, уничтожив все бумаги, что я вез с собой. Но если в зале есть те, кто закончил Столичную Штудию в последнюю дюжину лет, они могут удостоверить мою личность.

Антония, обвинитель и некий господин из зала засвидетельствовали, что мэтр Детекто именно тот, кем назвался. Эдвардо продолжал: — Я преподавал магию распознавания. Мой дар может оценить силу магического воздействия, которое производилось за последние месяцы, а в некоторых случаях и за весь год. Я осмотрю ящики из-под сгоревших документов, но прежде я бы хотел убедить вас в силе своего дара. Нет ли среди публики тех, кто предоставит мне два предмета с подобными воздействиями?

Молодая леди протянула ему веер, а некий господин отдал окуляры. Затем оба тихим голосом на ухо поведали судье разгадку.

Эдвардо пристально осмотрел веер: — Так-так-так. Магия металла для создания рукоятки и ремонта где-то с месяц назад. Магия блеска на золотистых нитях. И... хм... определенное заклинание для... впрочем, думаю, неважно.

По залу пробежал смешок. Судья, было, хотел возмутиться: "Но леди ничего не...", но глянув на красную хозяйку веера замолчал. Детекто тем временем присмотрелся к окулярам: — Магия песка для создания стекол, заклятье сумерек — в полутьме в этих окулярах видно чуть лучше, чем без них, клеющие чары для ремонта выпавшего стекла. Магии металла не применялось, оправа создана обычным немагическим способом.

Судья кивнул.

Клерки внесли три ящика, и Эдвардо углубился в их изучение. Через некоторое время он выпрямился и огласил вердикт: — Магии огня нет. Есть сильная магия металла, которая раскалила ящики не маняя их форму и держала их горячими, пока бумаги внутри не превратились в пепел. Но я вижу следы небольшого воздействия магии убеждения. Воздействие недолговременное, примерно день после наложения, но всему сказанному рядом стали бы верить. Ментальные маги даже с самым слабым даром должны быть отмечены в реестре города. Могу я попросить принести список?

Судья ничего не сказал на нарушение протокола — ссориться с тем, кто завтра будет работать бок о бок с тобой, резону не было. По той же причине судебный клерк смущенным, но четким голосом заявил: — Я могу сходить за бумагами, но я точно помню, что ментал в городе один. — Нервно выдохнув, он продолжал. — Лорд Немумни, бургомистр.

Его слова взорвали зал будто шар пламени, выпущенный огневиком. Припомнили, что именно бумаги о контрактах с магистратом хранились в тех ящиках вместе с прочими бумагами, и без них невозможно узнать, сколько денег графство выплатило бургомистру, и куда пошли золотые.

— Я бы посоветовал арестовать лорда Немумни, — проговорил мэтр Детекто, и к совету завтрашнего главного дознавателя предпочли прислушаться.

Господина Генаро Гейро освободили без советов.

***

В тот же день Антонио Рамирос прекратил свое существование. Антония переоделась в женское платье. Мундир, мужскую одежду и документы на имя Антонио подруга упаковала, но уничтожать не стала: "Мало ли, что в жизни бывает". Свадьбу назначили через две недели, надеясь, что ее брат сумеет добраться из столицы к этому дню.

(Антония стала Антонией)

Детекто лично осмотрел меня и сообщил, что заклятье на месте, и тот, с кем я связана, определенно в этой части страны. Но через полгода связь начнет слабеть, воздействие тоже, и еще через пару-тройку месяцев после этого я буду свободна. Полгода!

Я осталась в мужском наряде. Генаро и правда оказался неплохим человеком, только черезчур мягким и поддатливым. Арайя сама не отличалась твердостью характера и чувствовала себя с таким мужем спокойно. Супруги Гейро предложили мне жить у них, пока заклятье не спадет, но я не хотела пользоваться ни добротой подруги, ни мягкостью ее мужа, тем более, что в любой момент мог появиться лысый старик, и возможно, мне снова придется бежать.

Мы с Антонией делили гостевую комнату до ее свадьбы. С Арайей уговорились, что сразу после торжества Антонии и Эдвардо я съеду в съем. Генаро пообещал мне найти приличную хозяйку. А пока нам установили вторую кровать, но вечерним хихиканьям это ничуть не помешало. Иногда к нам присоединялась Арайя.

За день до свадьбы на пороге дома Арайи появился высокий молодой человек с миловидной женщиной под руку и двумя крепышами лет трех-четырех. Антония со счастливым визгом повисла у него на шее.

Назавтра Ангело вел сияющую Антонию к алтарю. Наплевав на условности, Антония позвала Арайю в подружки невесты, несмотря на слегка заметный животик. Эдвардо решил не отставать от нее в странностях, и меня представили как друга жениха. Некоторые гости косились на молодого человека в наряде небогатого горожанина, который стоял рядом с главным дознавателем, но как мне стало известно позже, меня сочли за тайного агента. Свадьба главного дознавателя собрала слишком много "нужных людей" — издержки должности, но поздно вечером мы допраздновали небольшой компанией в доме, который Эдвардо купил для семьи.

Улучив момент, я отвела счастливого новобрачного в сторону и спросила шепотом: — Ты ведь будешь разрешать Антонии иногда участвовать в расследованиях? Я видела ее в деле и боюсь, иначе она зачахнет.

Эдвардо насмешливо припроднял бровь: — Иногда? Ты недооцениваешь свою подругу. Ей можно что-то запретить?

***

Мне стоило решить, что делать дальше. Эдвардо и Генаро предлагали устроиться к кому-нибудь из них писарем или мелким клерком, но помня происшествие в Мансеро я отказалась. Если меня разоблачат, тень падет на моих друзей, и мне было этого не хотелось. Может быть, позже, когда я смогу переодеться в женское, я попрошу подыскать мне место экономки. Пока нужно найти хоть какую-то работу.

А еще я устала от приключений, мне хотелось забиться в норку, где меня точно-точно никто не тронет, где мне не придется дрожать при мыслях о том, что будет, если меня разоблачат. Но я осталась в мужской одежде — все-таки одинокая женщина без поддержки семьи притягивает бесчестных личностей. Нет уж, мне нужно спокойное место, где я смогу работать в штанах, но если меня кто раскроет, большой беды не случится.

Эдвардо еще не обзавелся знакомствами, а Генаро, скромный графский чиновник, мало кого знал из ремесленников, и все, что ему удалось — это устроить меня в лавку "Тысяча мелочей", где можно купить или отремонтировать мелкую утварь для хозяйства.

Мне нравилось возиться с металлом. Вскоре я стала лучше чувствовать разные сплавы и знать, что ожидать от того или иного материала, но намного счастливее я не стала. Чего-то мне не хватало.

(примерно так выглядело место, где работала Арабелла)

***

Задули октябрьские ветра. Я жила в комнатушке под крышей у тихой вдовы, работала в "Мелочах", изредка виделась с подругами и начинала верить, что доживу в Лаганио до конца заклятья. Старики с разными прическами появлялись в лавке регулярно, но избегать прикосновений было легко, а если кто потянет руки к мальчишке, можно крик поднять. Пока же никто на меня не покушался, старички мирно расплачивались и уходили.

Нагревая металл на очередной поломаной утвари, я позволила себе такую роскошь, как задуматься о будущем: стоит ли мне снимать мужскую одежду? Когда-нибудь придется, конечно. Все ж с возрастом изображать мужчину станет труднее. Уступить, что ли, свое место "сестре-двойняшке" с таким же даром?

Ой. Я что, всерьез думаю о том, чтоб остаться мелким лавочником-починщиком навсегда?

Вспомнив, как я завидовала Антонии-дознавателю, я вздохнула. Работая в "Мелочах" я могла тихо и неприметно жить, иметь крышу над головой и кусок хлеба с похлебкой на столе, по утрам обсуждать с возницами погоду, по вечерам делиться с другими лавочниками, сколько купили и какого воришку поймали.

Я приладила отломанную ручку к модному нынче в богатых кварталах эмалированному чайничку с диковинными цветами — вещь будто из другого мира. Его принесла горничная, и в те четверть часа, что она провела в лавке, немилосердно кокетничая обещала тайком провести меня в настоящий господский дом: "Ты, небось, и не видел таких! По стенам цветы нарисованные вьются, а самая маленькая комната раз в пять больше твоей лавки. Пять — это вот столько", — горничная показала пятерню.

Навещая подруг я все больше и больше чувствовала себя чужачкой в их домах. Нет, ни Антония с Арайей, ни их мужья ни словом, ни жестом не дали мне понять, что я им не ровня, но я сама чувствовала, что жизнь квартала Розовых Рассветов становится от меня все дальше и дальше. Как-то раз я выбралась с подругами в театр, а потом долго плакала в комнатке на чердаке. Я пробовала читать по вечерам, но лавки закрывались поздно, темнело теперь рано, и усталость брала свое. Арилио-лавочник все меньше походил на маску и становился моей жизнью.

За окном шел серый дождь, громыхали телеги, расплескивая лужи на давно не чиненой брусчатке. Переругивались грузчики, и я больше не вздрагивала от грубых слов. Хозяйки приносили домашнюю утварь, чтоб залатать дыры, крепить рукояти у ножей и выпрямлять погнутые ложки, и пока я работала, жаловались на мужей, на детей, сплетничали о соседях, вздыхали о ценах, а кое-кто сватал мне дочерей. Вот и сегодня утром бойкая тетушка расхвативала младшую девицу на выданье: и сготовить на целую ораву может, и перестирать гору белья, а что читает по слогам, так женщине наука и ни к чему. Я лишь усмехнулась. Когда хозяин лавки уходил, я открывала окно настеж, чтоб выгнать дух нестиранной одежды. А что будет зимой...

Чайничек сиял как маяк средь тумана. Конец моих скитаний, побегов и неприятностей оказался в тихом-тихом... болоте. Мое желание тишины и покоя обернулось против меня.

Не уж. Не для того я отказалась ползти к отцу на коленях, пересекла две провинции, избежала хутора с пьяницей, веселого дома, бандитского ножа и нищеты, чтоб стать Арилио-лавочником или Беллой-лавочницей навсегда. Даже место экономки меня больше не прельщало: комнатушка для сна в чужом доме, работа с раннего утра и пока хозяева не лягут спать, один свободный вечер в неделю — это не моя жизнь. Глядя на чайничек с узорами я отчетливо поняла, что не хочу больше жить чужими жизнями.

Мои сбережения хранились у Антонии. Когда я приходила к подруге, то старалась пополнять кошелек, хоть и скопить получалось немного. Арайя и Антония намекали, что если мне понадобится для чего-то сумма побольше, я всегда могу к ним обратиться. Пусть я слишком гордая, чтоб принимать подарки, но взять в долг я у них всегда могу. Я отвергла предложение подарков, но обещала, что если мне зачем-то понадобятся деньги или что-то еще, я непременно к ним обращусь.

И вот этот день пришел. Я думаю, у главного дознавателя уже завелись знакомства, чтоб порекомендовать хорошего паренька с даром металла ювелиру в ученики. Отправлю записку с просьбой принять меня завтра вечером и поговорю с Эдвардо. А когда придет время переменить платье на женское... что-нибудь придумаю. Может быть, я стану таким мастером, что никто мне не указ!

Закрашивая место пайки на чайничке я усмехнулась. Весной, чтоб изменить свою жизнь, мне понадобилось истекать кровью после падения с лестницы. Теперь — лишь полюбоваться на изящный узор.

Я уже упоминала, что если я начинаю строить планы на будущее, жди беды? Я почти забыла про заклятье, но заклятье не забыло обо мне.

Глава 17. Старик в подземелье

Утро я встретила в хорошем настроении. Решение принято, и завтрашний день больше не казался серым и беспросветным.

Лавки еще только собирались открыться, а торговый квартал уже гудел: приехал обоз с заказами доброй половины лавочников. Пожилой возница с роскошными седеющими кудрями помогал разгружать ящики. Мы перебросились несколькими словами про лавку, и я помогла закрепить пару клепок на пологе повозки. Тот поцокал языком — какой полезный дар.

Возница совершенно не подходил под описание господина Червио, поэтому я не насторожилась, когда схватившись за сердце, он стал оседать мне на руки, а его напарник попросил помочь уложить дядюшку По в пустую повозку, чтоб доставить к лекарю. Стоило мне оказаться внутри, как полог опустился, а воспрявший возница прижал к моему лицу тряпицу с чем-то едко пахнущим.

Первый раз я очнулась, когда меня растрясли и вытащили наружу. Повозка стояла на краю поля с репой. Вокруг до горизонта простирались поля, только редкий, еще не облетевший кустарник кое-где виднелся вдоль дороги. Возница и три мрачных типа стояли рядом. Один из них зажег на руке огненный шар и кивнул в сторону ближайших кустов. — Быстро туда и назад. Испачкаешь повозку, будешь сам отмывать. Бегом!

Я не стала долго себя упрашивать и скрылась за кустиками. Только бы не подошли! Бежать некуда. В поле они меня быстро подпалят. Даже если не насмерть... Одежду сожгут. Ох, нет. Придется смирненько возвращаться. Огненный шар был большим и ярким, значит, маг нешуточный. Куда мне с ним тягаться.

Послушно вернувшись к повозке, я тут же получила очередную тряпку на лицо и в следующий раз очнулась, когда уже темнело. Повозку сильно трясло — мы снова куда-то двигались. Руки и ноги были связаны, рот завязан, но одежда цела, и повязка, перехватывающая грудь, на месте. Значит, для них я все еще юнец. Но что происходит? Извиваясь ужиком я села и подползла к краю, чтоб попытаться выглянуть в щель, но увидела только редкую траву вдоль дороги. Выгнувшись я попыталась потянуть за узел на ногах, но не могла ничего сделать. Повозка остановилась, и внутрь залетело несколько светляков, а с ними некая малоприятная личность. — Очнулся? Принимай соседа. — Внутрь кинули еще одного пленника, связанного и с кляпом. — Не тратьте силы на веревки, господа, они с магией.

Бандит исчез, и мы поехали дальше.

Я повернулась на бок и попробовала сосредоточиться на заклепке в пологе. Ничего! Будто никакой магии у меня и не было никогда. Караул!!! Так страшно мне не было даже в веселом доме. За артефакт кадыка я не опасалась. Его заряда хватало на неделю, а я его регулярно подпитывала. Раскрыть меня могли быстрее совсем другими способами. Но магия была со мной всегда. Раньше я считала, что толку от нее не очень много, но это было привычное подспорье. Последние месяцы показали, что и от моих крох может быть польза. И вот ее нет!

Второй пленник подполз ко мне. Я скосила глаза. В густеющих сумерках я разглядела, что полз он как-то странно, головой к моим рукам. Я почувствовала, как ткань ткнулась в пальцы. О, поняла. Я ухватилась за ткань, он немного повозился, и вскоре я услышала: — Уф... благодарю. Теперь вы.

Тыкаться лицом в чьи-то пальцы не хотелось. К тому же, я не успела рассмотреть этого человека. Вроде, волосы на месте, только не очень длинные и довольно светлые. Седые? Лица я не видела. Я постаралась прицелиться точно, чтоб прикоснуться к пальцам пленника только повязкой. Немного странных телодвижений, и мой рот тоже свободен.

— Спасибо. Кто вы? где мы? что происходит? — А если бы я знал. Мне дали надышаться каким-то дерьмом, от чего я отключился, а моя магия... ее нет! Демоны! Дерьмовые демоны!

Его отчаяние было так велико, будто он потерял что-то по-настоящему ценное. — Вы маг? — Да, свободный маг первого круга.

Ух ты! Я завидовала свободным магам с такой силищей. Живи, где хочешь и как хочешь, на жизнь всегда заработаешь. Хотя... этому магу не позавидуешь, лежит там же, где и я, и тоже без магии. Первый круг... Нужны хорошие способности и десятилетия работы, чтоб настолько развить силу. У молодых магов в лучшем случае пятый круг. Тот, кто проверял мое заклятье в Тармане, был постарше моего отца, а круг у него всего-лишь третий. У мэтра Детекто, правда, второй круг, и ему всего тридцать лет, но он считается очень талантливым магом, таких забирают на королевскую службу. А мой "попутчик" вольный маг. Это значит, что он уже достаточно отработал на королевство. Сколько же ему лет? Не меньше пятидесяти, а то и все шестьдесят. Я на всякий случай отодвинулась чуть дальше.

— Разве можно магию отобрать? — Отобрать — нет, но приглушить можно, правда, ингредиенты для таких зелий на строгом учете у королевства, а за контрабанду неминуемая смертная казнь. А все ж кто-то рискнул, — проговорил он с едва проскальзывающим уважением. —Долго действует? — Сутки. Магам-заключенным дают надышаться дважды в день. Вы тоже маг? — У меня совсем мало магии. Кажется, их заинтересовала моя магия металла. Ее хватает, чтоб плавить мелкие вещи. — Если их интересуют маги, то даже немного редкой магии им зачем-то нужно. У меня магии металла нет. Демоны!

Теперь понятно стало, что за мешки надели на голову контрабандистам, когда особый отряд их арестовал. При воспоминаниях о капитане стало совсем грустно. Я осознала, что в этот раз ко мне на помощь никто не придет. Здесь только я и маг... без магии!

Помолчав, маг без магии сказал: — Меня зовут Марко... Ох! — повозку тряхануло так, что клацнули зубы. — А ты? — Арилио. Я работал в лавке в Лаганио. — Там и прихватили? — Да, прямо у лавки. — А я издалека приехал. И зачем? Чтоб попасться каким-то бандитам? — Откуда вы? — Из Тармана. Должен был ехать в другое место, но волей судьбы оказался здесь.

Внутри нехорошо похолодело. — Если не секрет, что вас потянуло из родных мест? — Расстроился после разрыва помолвки. У юных дев такой ветер в голове. — Мужчина отчетливо вздохнул.

Бум-барабум. Кажется, в свете бандитского светляка его волосы отливали сединой. Вот же демоново заклятье! Не могло свести нас иначе!

***

Каждого из нас ударили по лицу, когда обнаружили, что кляпов нет. Меня били вполсилы, а вот Марко досталось, и я сцепила зубы, чтоб не взвизгнуть, когда услышала удар. До рассвета все еще было далеко, а в свете пары небольших светляков мало что было видно, но судя по звукам, мэтра Марко не жалели. На фоне неба я увидела высокие зубчатые стенки из камня. Значит, мы в одном из старых замков. В некоторых их них живут редкие любители старины, остальные ветшают необжитые. Этому, кажется, нашли применение — не заботясь от кляпах, мне надели мешок на голову и потащили вниз по ступеням в подземелье. Стало светлее. Меня усадили у стенки на холодный пол, развязали веревки, и я тут же почувствовала холод кандалов на руках. Снова потемнело. Похитители сдернули с моей головы мешок, но все, что я успела увидеть, как они выходят за дверь. В кромешной темноте я услышала скрежет ключа, и все стихло.

Я подергала руками и ощупала цепи — Они уходили в стенку на уровне колен. Длины цепей хватало, чтоб опустить руки на пол и еще немножко. Спасибо, что хоть не пришлось висеть руками вверх. У противоположной стены что-то зашуршало. От ужаса я заорала: — Есть тут кто? — Тише, Арилио. Я здесь. — Господин маг! Нас держат вместе! Больше никого? — Кажется, нет.

Я глубоко дышала, чтоб не заплакать. Мальчики не плачут. Но все-таки шмыгнула носом. — Арилио, сколько тебе лет? Тринадцать? Четырнадцать?

Я не стала его исправлять. Для девятнадцати лет я выглядела слишком странным парнем, да и голос тонковат. — Четырнадцать. — Не бойся, ребенок, мы что-нибудь придумаем. Интересно, зачем им маги?

Я проверила магию — нет, ничего. Глухо. Мне стало страшно. Не удержавшись, я еще пару раз всхлипнула. И Марко принялся рассказывать смешные истории из тех далеких времен, когда он учился в Школарии.

— Так давно было, надо же, а столько помнится, — говорил он. — Вот еще, помню, затащили меня в чулан и заперли. У меня всего шестой круг был. Двери защищены магией — сама понимаешь, в Школарии водится слишком много молодых балбесов, готовых попробовать силенки на чем угодно. Нас даже в ту часть, где науки изучают, пускали только на последнем курсе, когда хоть что-то в голове появляется. И вот я в чулане. Вокруг ведра разные, швабры, тряпки. Уже вечер наступил, учебное крыло по вечерам пустеет. Я развесил разноцветные светляки, расставил ведра по размеру, взял швабры и стал играть, будто на клавесине. Музыкант из меня, конечно, тот еще, и клавесин был мне под стать. Развлекался я так, пока не надоело. А как закончил, слышу — снаружи хлопают. Дверь открывается, и стоят наши уборщики, хохочут. Говорят — шли по нижнему этажу, услышали "музыку" и решили посмотреть, кто это тут наяривает. Если б просто стучал или кричал, прошли бы, думали, что тренируется кто-то. По вечерам у магов разное бывает.

Мы посмеялись, и страх начал меня отпускать.

Итак, Арабелла, что у нас имеется? Во-первых, скорее всего, тот самый старик. Знает ли он про заклятье? Я боялась спрашивать. Ведь он спросит в ответ, откуда я знаю, что его с кем-то связали через волос, и придется признаваться, кто я. Нет, пусть я останусь для него парнем. Во-вторых, он неплохой человек, поддерживает меня как может (только бы руками не стал поддерживать), а сидеть с неплохим человеком в подземелье все-таки лучше, чем с плохим. В-третьих, он маг первого круга... Демоны, если б это еще как-то помогло! Но магия пока недоступна ни мне, ни ему. Правда, он человек поживший, побывавший в разных переделках, многоопытный. Может, что-нибудь придумает?

Не знаю, сколько мы так сидели, изредка переговариваясь. Скрипнула дверь, и еле тусклый светляк залетел в темницу, а за ним вошли две тени.  — Ну что, господин маг, пришло время послужить науке. — Какой науке, вы в своем уме?

Одна тень подошла ко мне. Прямо перед глазами зажегся сильный светляк. Я ничего не видела из-за бьющего в глаза света и зажмурилась. Но я почувствовала, как что-то холодное коснулось шеи. — Не трогайте ребенка! Что вам нужно? — Нам нужно, чтоб ты спокойно, без резких движений поднялся и вышел за дверь. Учти, рыпнешься — мальчишке не жить.

Меня мелко трясло. Маг хрипло выдохнул: — Хорошо. — Умный. Руки назад.

Судя по шагам, старого мага вывели за дверь. Второй погасил светляка и тоже вышел. У меня по щекам текли слезы от резкого света и от страха за мэтра и за себя. Что с ним собираются делать?!

Не знаю, сколько прошло времени, когда открылась дверь, и при свечении тусклого светляка две тени внесли третью. Судя по возне и звяканью металла стали пристраивать на место кандалы. Но больше всего меня ужаснуло, что мэтр Марко сидел неподвижно.

Тем временем один из гадов подошел ко мне, кинул что-то на лицо и пнул в живот. Я со стонами глотала воздух и пыталась прийти в себя. Когда бандит решил, что я достаточно надышалась очередной порцей, он снял тряпку и вышел.

— Мэтр Марко?

Он молчал.  — Мэтр!

Я всхлипнула. Что с ним сделали? Демоны!!! — Марко!!!

Я услышала тихую брань: — Ребенок... отвяжись... — Мэтр Марко! — Дай мне умереть... — Господин маг! Не смейте! Вы обещали что-нибудь придумать!

Он тихо застонал: — Мне дали еще надышаться. Держали долго, я не смог столько ждать без воздуха. Мне отсюда не выбраться... — Будет хуже, если не придете в себя! Не смейте! Боритесь! — кажется, в моем голосе послышались слезы. — Демоны... — пробормотал Марко и замолчал.

Внутри волной поднялось отчаяние. Сквозь слезы я принялась рассказывать мэтру, какой он сильный и опытный человек даже без магии, и как он сможет, обязательно сможет найти выход. Кажется, мои всхлипы привели старого мага в чувство. — Ладно, не реви. Давай кое-что проверим. Вытяни ноги как только можешь.

Я послушно вытянулась и вскоре в подошву моих сапожков ткнулась нога мага. Через подошву ведь не считается? — С двумя я не справлюсь, но за тобой может прийти один. Они говорили, что малец хилый. Извини. Ты сможешь его ударить? — Я? — Да. Вот так и лежи, и когда он окажется над тобой, бей снизу вверх в... кхм... Как бы объяснить... Тебе четырнадцать или меньше? — Не надо, я понял. Я бью в кхм, а потом?

Что-что, а ударить в кхм после веселого дома я могу легко и с удовольствием. — А потом им займусь я. Все-таки магов, у которых есть боевые силы, не зря целый год преподаватели из Штудии гоняли. Магия небесконечна, в бою всякое бывает. Мне порой не только магией воевать приходилось.

Ого. За последние тридцать лет на наше королевство покушались раза четыре. Последняя битва произошла всего три года назад. Мне повезло, что со мной такой серьезный маг, а не хлюпик только-только со школарской скамьи. — Вы и в Северо-Восточной войне участвовали? — Да. И в Южной тоже.

Я хотела расспросить про его военное прошлое, но заскрипел засов, в подземелье влетел тусклый светляк, и появился бандит. Один. — Эй ты, мелкий, со мной пойдешь.

Бандит направился в мою сторону: — Чего разлегся?

Он пнул мою ногу и шагнул ко мне. Очень удобно шагнул.

Ух и окрепла я за это лето. Удар получился хороший, звучный, аж самой понравилось. Бандит взвыл и согнулся как Андрио в тот раз. Интересно, мужчины всегда так реагируют? Жаль, на Александро проверить не получится.

В хилом свете я увидела, как от противопложной стены отделилась тень, и бандит шатнулся назад. С гулким звуком его голова впечаталась в пол вслед за всем остальным телом. Я увидела подошву сапога мэтра Марко, который целит бандиту в голову и зажмурилась.

Когда я открыла глаза, я не совсем поняла, что я их открыла. Светляк погас. А это значит... — Он мертв? — Да. Толкай его ко мне, разворачивая ногами ко входу, тогда он окажется нужным боком и я сниму ключи. — Как? У вас же нет магии! — Ловкость ног, и никакого обмана. Толкай!

И тут до меня дошло, что рядом лежит мертвое тело, а меня еще убеждают, что нужно его пнуть? К такому жизнь меня не готовила. Я захлюпала носом.

— Ребенок, — в голосе мага послышался металл, который я не взялась бы плавить, — времени не очень много. Они там, конечно, разгильдяи, но если охранник не явится с тобой через полчаса, бандиты придут посмотреть, что случилось. Сделай, как я сказал, иначе, клянусь Пресветлыми, когда освободимся, я сниму с тебя штаны и выдеру.

Я представила, как старый маг исполняет свое обещание, как начинает действовать заклятье и... послушалась.

Не знаю, сколько времени прошло, и что делал мэтр Марко, но в конце концов я услышала бряц, потом второй. — Сейчас найду сапоги и тебя освобожу.

Если он будет отстегивать кандалы, то возьмет меня за руку. — Киньте ключи, я сам попробую. — Ну смотри... — с сомнением проговорил старик, я подгребла ключи и наощупь справилась с замками. — Готов? — Да. Но как мы пройдем по коридору?  — Никак. У тебя должно было остаться глубокое зрение. Эта дрянь почему-то его не отключает. Ты ведь не пробовал, да?

Это правда. Не чувствуя в себе магии я и не пробовала. Стоило всмотреться глубоко в темноту, как я разглядела подсвеченный магией силуэт мэтра, какие-то всполохи на теле на полу (артефакты, наверно) и тонкие плетения, образовавшие что-то вроде арки в одном из углов. — Ход?  — Ход. — Но как мы его откроем? — Ключами.

Судя по звукам, маг завозился, но если верить глухим ругательствам, безуспешно. — Демоны. Замочной скважины нет. — Странно, что они заперли нас в подземелье с подземным ходом. — А больше негде. Это маленький замок, и эта комната — единственное помещение под донжоном. Демоны, демоны, время уходит.

Я снова вернулась к глубокому зрению. А это что? тоненькая нить отходила от двери куда-то в угол. Я двинулась наощупь, моля Пресветлых, чтоб не прикоснуться к магу. — Ты куда ушуршал? О, вижу. Сейчас. — Нет! — Ой, что ж я ору-то так. — Я сам, погодите.

Я нащупала какой-то стержень и стала двигать его в стороны, давить и чуть ли не виснуть на нем. — Что там? — Стержень какой-то. Ничего не получается. — Повернуть пробовал?

Скри-и-и-ип.  — Ну что, ребенок, пошли.

Наощупь пробираясь в туннель, я еще раз окинула тьму глубоким взглядом и нашла запирающую скобу в углу, на этот раз простую, достаточно было надавить.

Глава 18. Беглец

Вы никогда не пробовали идти по подземному ходу в кромешной тьме, стараясь не потеряться, но при этом и не тронуть сотоварища? Ход и был достаточно широк, чтоб два человека могли разминуться, не протискиваясь по стенкам, и потолок был расчитан на высоких воинов, а не на мелкую меня и мага среднего роста. Но идти в кромешной тьме не касаясь того, кого мне касаться нельзя, все-таки было нелегко. Я натянула рукава рубахи на кисти рук, расставила их в стороны и вызывала мэтра на разговор, чтобы по звуку голоса понять, насколько он близко. Глубоким зрением я могу смотреть совсем недолго.

— Мэтр Марко, вы так и не рассказали, что с вами было наверху. — А... ничего хорошего, но и ничего необычного. Это псих какой-то, очередной сумасшедший маг-отщепенец. Раз в десять лет такой появляется. Думает, что он самый умный и ставит эксперименты на собратьях. В Школарии даже лекцию по таким психам читают. Я так и не понял, какого демона ему от меня надо было. Но похоже, мы не первые тут. Боюсь, что для остальных это ничем хорошим не закончилось. — Вас принесли совершенно выжатого. — Да, что-то он со мной делал, от чего мне стало очень плохо. Ничего, дознаватели и Конвент разберутся. Хуже другое. У него свои люди в окрестных городах и селениях. Скорее всего, даже в королевских службах есть. Так что, выбираться будем осторожно и быстро, пока эта ходячая древность нас не нашла. — Древность? Он стар? — Да, стар, морщинист и лыс как колено, — фыркнул маг. Оно и понятно, каждому хочется казаться еще крепким, и приятно найти того, в сравнении с кем ты еще ого-го.

Появление еще одной кандидатуры на "заклятого" старика меня не порадовало. А что, если подручные схватили меня и притащили в замок из-за нашей связи? — Как его зовут, вы не знаете? — Увы, он не представился.

Больше ничем удовлетворить мое любопытство мэтр не мог.

Я стала расспрашивать его о жизни магов, но в конце концов просто призналась, что мне страшно, и когда я слышу его голос, меня это успокаивает. Кстати, чистая правда.

И старый маг стал говорить. Он рассказывал о местах, где побывал, о войне с Исрией, в которой участвовал, о жизни на юге, где нет зимы, но случаются такие жаркие ветра, что люди забиваются в подземные этажи, вырытые в песке и укрепленные камнем, и у кого нет ни магии холода, ни денег на артефакты, поливаются водой и машут опахалами друг на друга. А маги холода на юге живут как короли. Огневики встречаются чаще, поэтому на севере им не так привольно, но все-таки каждое даже самое небольшое поселение старается заполучить хоть и слабого, но огневика.

Мэтр Марко рассказал, как вел обоз через северные предгорья. Повозки тянули горные яки — большие мохнатые быки. Погодный маг оказался подкуплен Исрией и убедил их, что зима будет поздней. Снежный шторм застал их в пути, где вокруг никаких поселений. Из трех огненных магов один сорвался с обледеневшей тропы и разбился. Когда удалось выйти на небольшое ровное плато, они устроили лагерь. Сил двоих магов третьего круга едва хватало, и напарник мэтра Марко пришел в отчаяние. Он выбежал за пределы охранной линии, крича и плача бросился назад по тропе и попался в зубы голодному гигантскому ирбису. Мэтр Марко остался один. Он ушел в глубины себя, добывал огонь и выцеживал его по капле, чтоб растянуть хотя бы до конца вьюги, а лучше до солнца. Все остальные выжили, хотя изрядную часть пути маг провел на спине яка, валяясь в полуобмороке. На конвенте магов обнаружилось, что теперь у него второй круг.

Интересно, почему Селия назвала его мерзким? Очень симпатичный и умный пожилой человек.

А вдруг это все-таки не он? Как бы я хотела, чтоб это оказался не он. Когда выйдем наружу, я попробую осторожно выяснить. Может быть, маг первого круга знает, как снять заклятье?

Я едва не пропустила крик мэтра, который уткнулся в стенку, но вовремя остановилась. — Погоди-ка. Не может быть... о, что-то сверху.

Судя по звукам, он шарил по потолку, и вдруг сверху забили тонкие лучики солнечного света. Там, в потолке, была дверца, которую Мэтр Марко пытался открыть, но смог лишь приподнять, впустив немного солнца сквозь щель. Он опустил руки, и нас вновь поглотила темнота. — Тут замочная скважина, я чувствую.

Ох, сюда бы мою магию! Язычок — небольшая деталь, и за два-три раза, отдыхая в перерывах, я его могла расплавить и заставить стечь вниз. Я пробовала когда-то. Ох и попало мне за дверь в кладовку. А нечего было меня там запирать!

Что же делать? Ни я, ни мэтр не могли дотянуться до магии. А если сидеть здесь, нас рано или поздно найдут. — Арилио, ты взял ключи? — Да. — Давай сюда.

Судя по звуку, маг шел в мою сторону. А-а! что делать?

Мне было неловко доставлять неприятности пожилому человеку, но касаться его я не могла. Я отступила на шаг и со словами "Возьмите" уронила ключи на пол. — Ой. Простите. — Ох, ребенок.

Старый маг зашуршал по полу, нашел ключи и вернулся к дверце. — Ни один не подходит. Но вот этот достаточно маленький, а скважина расчитана на больший, замок очень, очень старый, и должен быть простым. Ну-ка, вспомним, не разучился ли я... — в его голосе послышался задор, странный для такого пожилого человека. — Когда я был всего-то на пятом круге, меня приставили магом к конвою воришек на работы в далеких поселениях. За неделю пути мы так сдружились, что они показали мне некоторые приемы.

В замке что-то щелкнуло, и Марко распахнул дверцу, зацепился за край прохода, подтянулся на руках и выскочил наружу. — Давай руку!

Свет резанул по глазам, я прищурилась, но явственно видела протянутую мне конечность. Но... мне нельзя!

Я огляделась. Неужели те, кто пользовался ходом, выбирались, подтягиваясь на руках? Ха! У стенки стояла лестница, очень старая и ржавая, которую мы в темноте не заметили. Стараясь не засмеяться, я переставила ее к выходу в потолке, поднялась и услышала, как Марко захохотал.

Я подставлила лицо заходящему солнцу и теплому южному ветру, постепенно привыкая к свету. Когда я открыла глаза, то увидела, что мы стоим на краю редкого леска. Чуть дальше крутой берег, под которым течет река. Мэтр Марко радостно смотрел на меня, а я потеряла дар речи. Ему же лет тридцать, не больше! И волосы у него светло-русые. А какие глаза... Открытое лицо, и даже шрам под челкой, ничуть его не портил. Было бы странно, если бы у воевавшего боевого мага не было шрамов.

Где были твои мозги, Арабелла? Ты думаешь, престарелый мэтр мог бы выделывать акробатические трюки? доставать ключи ногами и подтягиваться на руках?

— Как же вы стали магом первого круга? — язык мой! От неожиданного открытия я ляпнула первое, что пришло в голову, но Марко это не смутило. — Так же, как и второго. Выложился в бою. Я говорил про войну с Исрией, да? Я выложился, но нас окружили, а раненые, если не поддерживать, умрут. Я посылал огненные шары и вливал силу в раненых одновременно, когда, казалось бы, уже ни на что не было сил. Если не умеешь вытаскивать крохи и осторожно выжимать резервы, просто перегоришь на год или два. Я как-то сумел. Отлеживался потом, конечно. Но признали первым кругом и за заслуги разрешили стать вольным магом под обещание оказывать Короне услуги.

Понятно. Вольность у него условная. Мэтру Марко разрешили выбирать, где жить, и заниматься частной практикой, но Короне он все равно служит, где бы ни находился. Ну конечно, отпустит Корона такого молодого и сильного мага, как же. А отлеживался — значит, едва не умер.

И ведь говорил он все это с такой светлой улыбкой, что я залюбовалась. Так, Арабелла, выдохни, у тебя есть дело. Главное — я не с ним связана с заклятьем! Не с ним! Хотелось подпрыгивать от радости.

Марко закинул руку за спину и вынул из сонма магических искр крохотный кошель: — Лови! — я послушно поймала и заглянула внутрь: три золотых! Ого, как маги первого круга умеют, это же какой силы маскировка. — У вас вернулась магия? — Нет, для снятия чар маскировки магия не нужна, лишь знать, где потянуть. — А как же вы без денег? — Когда магия вернется, я смогу показать магический отпечаток права вольного мага и заработаю все, что нужно. Первому кругу не обязательно таскать с собой бумаги. Мы скоро расстанемся. Тебе нужно быстро убираться отсюда, а мне еще быстрее после того, что сказал мне этот псих. — Мэтр Марко... — Я замялась. — Не поможете мне еще кое в чем? — Нет. Прыгай в реку и плыви. Я их уведу, — проговорил помрачневший парень, глядя мне за спину. Я обернулась. К нам бежали четверо, и боюсь, не элем нас поить. Марко провел рукой по шее и пересадил на меня светящуюся оранжевую точку. — Артефакт обогрева, на полчаса хватит. Прыгай! — Я вас не оставлю! — Слушай, ребенок, мне тебя дотащить до обрыва и столкнуть? Найдемся когда-нибудь. Давай!

Мысль о том, что похитители только чудом не обнаружили, что я женщина, а лысая древность может оказаться тем самым старикашкой, заставила меня принять щедрое предложение мага. А ведь тогда, на тракте в Риконтию, подручные отщепенца чуть не добрались до меня. Только ли дети им были нужны?

Я побежала к обрыву, на бегу вешая кошелечек на шею, спустилась вниз, скинула сапоги, и связав их завязками, зацепила за пояс, вошла в реку и поплыла по течению. Сапоги мешали, но вечера холодные, и босиком я задубею в первую же ночь. Вода тоже не прогревалась достаточно, но артефакта пока хватало. Главное, убраться подальше и выйти из воды на другом берегу. Выживите, мэтр Марко, маг первого круга, я найду вас и как-нибудь отблагодарю. Не знаю, что я могу сделать. Придумаю.

Где-то далеко на краю билась не очень пристойная мысль. И хоть от этой мысли кровь побежала быстрее, и стало теплее, я ее с негодованием прогнала. Да, он симпатичный, интересный, умный, добрый, он сейчас прикрывает меня собой, уводя погоню, и он... не тот старикашка! Мало ли, кого бросают невесты в Тармане. Интересно, что не понравилось ветренной юной девице в симпатичном, интересном, умном, добром маге первого круга с такими невероятными глазами? Я гребла в быстром речном течении и ругала себя изо всех сил. Арабелла! Прекрати немедленно! Как мы уже выяснили, от мужчин одни неприятности. Прекрати!

Река петляла, и я позволила ей унести меня за поворот и еще немного, прежде чем выбралась на берег. Оглянувшись вокруг, я никого не увидела, но все-таки влезла в кусты, разделась и выжала одежду. Я размахивала вещами, но ничего толком не добилась — одежда отказывалась сохнуть. Решила пойти вглубь леса от берега — обычно вдоль реки идет какой-нибудь тракт, а там, может, и поселение встретится. Холодало. Похоже, подаренный мэтром артефакт исчерпал свой запас. Демоны! Магия возвращалась, но огня у меня все равно не было. Обидно было бы околеть в лесу после всего, что со мной приключилось.

Но если заклятье вело меня куда-то, то убивать у него явно не было намерений. Потянуло костром, и в сгущающихся сумерках сквозь деревья я увидела пятнышко пламени. Направившись в ту сторону я вышла на тракт с двумя телегами у обочины. Меня заметили и позвали к огню. Что ж, если это люди старикашки-отщепенца, я хоть согреюсь. — Ты откуда такой мокрый? — Рыбачил, но лодка отвязалась, и ее унесло. Весла потерял, лодка разбилась, я упал в реку, меня сюда вынесло. Вот, не знаю, как дальше быть, — я так вдохновенно врала, что сама себе удивилась. За последние месяцы во мне как талант открылся. — Скидай шмотки и сушись.

Похоже, повезло наткнуться на селян, которые не хотят тратиться на постоялые дворы. Мне дали шерстяное одеяло. Я отсела чуть дальше, в тень чьей-то спины, и стараясь не светить телесами последовала совету. Мою одежду растянули недалеко от огня. Завернувшись в одеяло я принюхалась. — Скоро будет готово, — засмеялись у костра.

Как прикажете есть, не распахиваясь? Положила вещи как можно ближе к костру, и к тому времени, как каша сварилась, одежда подсохла, и я вернулась в приличный вид — настолько приличный, насколько это возможно после двух дней у похитителей и заплыва по реке.

Говорят, что голод — лучшая приправа, и это правда. Под смешки селян я слопала плошку каши и вгрызлась в краюху начавшего черстветь хлеба. Воды мне тоже налили. Селянам нужно было чем-то отплатить, но светить золотом мне не хотелось. — Если у вас есть, что мелкое починить, я могу отработать утром, когда отдохну. Немного магии металла у меня имеется, — ах, Арабелла, где твои манеры? нельзя говорить с набитым ртом. Но перестать жевать я не могла.

Что починить, нашлось. Спать меня отправили на одну из телег и даже одеяло оставили.

Глава 19. Старик и мальчик

Обоз направлялся в Кирегин до которого осталось меньше дня пути. Я соврала (снова), что в городе у меня родня, и мне разрешили доехать с ними на тюках шерсти. Я приладила ручку к ведру, подлатала износившуюся упряжь, подправила клепки на рукоятях пары ножей, и стоило обозу отправиться, как я растянулась на мягких мешках, укрывшись шерстяным кусачим, но таким теплым одеялом. Благодать! Последние четыре месяца научили меня ценить моменты радости. Каждый раз, как я задумываюсь о будущем, что-то срывает меня с места. Впрочем, если не задумываюсь, тоже срывает. Неужели заклятье? Продержаться бы еще полгода. "А жаль, что это не Марко," — пригрезилось сквозь дрему, и щеки опалило жалом. Арабелла, о чем ты думаешь?

На подъезде к городу я сообразила, что подручные отщепенца будут меня искать как парня. Безумный маг говорил, что у него в округе все схвачено. Значит, нужно переодеваться в женщину. Если отщепенец — тот самый старишкашка, и он сам поедет на поиски, женщиной быть тоже опасно, но мы будем волноваться постепенно. Скорее всего, сейчас в округе рыщут его бандиты. Я даже в храм сунуться не рискну. Придется выбираться самой.

В приличных лавках парня, который покупает девчачие вещи, наверняка запомнят. Нужно искать неприличную. К счастью, сапожки мои, хоть и пострадали в приключениях, все еще держались крепко, и выглядели так, что может и парень надеть, и не очень богатая девушка. А вот платье мне надо, и накидку потеплее, а лучше плащ. На мне была нижняя рубаха и плотная верхняя, но все-таки долго я так в октябре не прохожу.

Расставшись с добрыми селянами я убедила их, что знаю дорогу к родне, и пошла по улице вдоль городских окраин. Пока лавки выглядят пристойно, нужно разменять золотой. Только бы стражу не позвали — выгляжу я так, что никакого золотого у меня и быть не может. Попытаются ободрать как пить дать, угрожая законниками. Но что делать, мне нужны серебряки, полусеребряки и медь.

Я осторожно вынула золотой и спрятала его в рукаве. Что бы такого купить, что может быть и у мужчины, и у женщины? Сумка! Мне нужна сумка, куда я сложу то, что сейчас на мне, да и лишняя пара панталон не помешает. И кошель нужен, чтоб не показывать тот, что на шее. Я выбрала лавку, которая выглядела небогато, но и не опасно, и сочинила не очень правдивую историю о том, что некий лорд расплатился со мной золотым за помощь. По скабрезной ухмылке лавочника я поняла, какого рода помощь мне приписали — все ж парнем я была невысоким, с тонкой для мужчин костью, и на лицо миловидным вовсе не мужской красотой. Не став спорить, я забрала суму из плотного брезента, небольшой кошель и сдачу — семь серебряков.

Конечно, меня надули вдвое, а то и больше, но спорить не в моем положении. Я попросила разменять пару серебряков на полусеребро и медь, сложила сдачу в новый кошель, повесила пустую пока сумку на плечо, и отправилась дальше, туда, где домишки становились все ниже и обшарпаннее. Шла я быстро, почти бежала ежась от холода, но теплая одежда стоит дорого, и мне для начала нужно снова превратиться в женщину.

Хорошо, что обоз пришел в город не очень поздно, и я успела добраться до цели. Плохо, что уже темнеет, а я только вошла в лавку старьевщика, полностью продрогнув и стуча зубами. Быстро выбрав затрепанное платье, сомнительную нижнюю рубаху, теплую накидку и старомодный чепец, я побежала назад, туда, где хотя бы днем не так страшно. В мятой и не очень чистой одежде лавочника в приличные кварталы лучше не соваться.

Но вот ведь вопрос, под какой личиной снимать комнату на постоялом дворе? Что-то подсказывало, что меня, Арилио-лавочника, совсем скоро будут искать. Но если в этих местах комнату снимет одинокая женщина, это значит только одно — ждет клиентов. И тут меня осенило.

Когда тени стали совсем длинными и густыми, я слегка припорошила лицо пылью, особенно стараясь нанести побольше на подбородок, и сняла комнату в таверне, где хотя бы половина посетителей были не очень пьяными. Шепотом спросив у хозяина, как тут на счет девок, выслушала подробные объяснения, где ближайшие притоны, и ушла наверх. Переоделась в женскую рубаху (интересно, ее стирали? меня передернуло), оставив из своего лишь панталоны (хоть и заслуженные, но выкупанные в реке, и вообще, мои собственные), спрятала мужскую одежду в сумку, умылась из кружки питьевой водой и завалилась спать. Просить подать тазик и воду для мытья я не стала — не стоит привлекать к себе внимание такими неуместными в этой части города желаниями.

Утром меня разбудил настойчивый стук в дверь. Крикнув самым тоненьким голоском, которым я умела, что сейчас оденусь, я накинула платье, чепец и отворила. Стражник протолкнул меня в комнату, огляделся и спросил:  — А парень где?

Я состроила растерянное лицо: — Разве внизу его нет? А-а-а! ограбили! не заплатили! Мерза-а-аве-е-ц! Паску-у-у-да-а-а!

Н-да, Арабелла, ты значительно расширила вокабуляр с весны.

Стражник сморщился, оглядел меня сверху донизу и усмехнулся: — Приходи вечером в караулку, что в квартале Лудильщиков, мы тебя заработком обеспечим. Во дает пацан, сразу по бабам пошел.

Когда за стражником закрылась дверь, я перевела дух.

Значит, все-таки ищут. Пока мне везет, что не встретился никто, кто знает Арилио в лицо, но боюсь, что за дорогами, особенно в сторону Лаганио, они будут следить. Интересно, проверяют ли посыльную службу? Боюсь, что рисковать с письмами мне пока не стоит.

Я двигалась от лавки к лавке, в каждой следующей покупая все более и более пристойную одежду. В первой я обзавелась платьем поприличнее и тут же переоделась в глухой подворотне, укрывшись за вывешенными на просушку простынями. В следующей лавке я разжилась рубахой и проделала тот же самое. Добытое у старьевщика тряпье я кинула в кучу мусора, оставив только накидку — добротную шерсть можно было отстирать. Могу поспорить, она даже цвет поменяет после встречи с водой. Чепец я сменила на более целый и чистый, хоть и такой же старушечий и закрытый. Но отрастить волосы за одну ночь не под силам даже настоящим магам.

И, наконец, я нашла недорогое платье с тонкой тканью по верху лифа, там, где начинаются выпуклости, чтоб ни у кого не возникло подозрений в их искусственном происхождении. Время этого платья еще придет.

Я долго кружила по городку, пока не зашла в лавку с истинно женскими штучками. Поправив чепец, я вежливо обратилась к молодящейся женщине с белилами во все лицо и такими румяными щеками, будто она весь день гуляла по морозу. Яркие губы завершали картину. — Кхем... уважаемая... я очень расчитываю на вашу помощь.

О какую сказку я ей рассказала! Арабелла, а не пойти ли тебе в сочинтельницы? Я, то есть, та, в кого я перевоплотилась, недавно потеряла папеньку (тут я натурально шмыгнула носом — папеньку я и правда потеряла, я очень старательно его теряла, чтоб он потерялся и не нашелся больше). Дела нашей семьи стремительно покатились вниз... Я со вздохом провела рукой по потрепанному платью из недешевой, но потерявшей вид ткани. На меня обратил внимание молодой офицер. Ах, какой он красивый! Но маменька (шмыг, шмыг) не желая моего счастья, обкорнала мне волосы. Я стянула с головы чепец. Я стриглась чуть длиннее, чем носили парни, но все же слишком коротко для девушки. Белолицая лавочница сочувственно затрясла локонами. Я продолжала давить на жалость: сегодня вечером мы должны увидеться, когда маменька уйдет спать. Мне так хочется, чтоб мой милый захотел видеть меня снова, а может... даже сделает мне предложение... тут я мечтательно возвела глаза вверх.

По лицу лавочницы стало понятно, какие перспективы с милым она увидела в моей истории, но разочаровывать юную наивную (пф) невинную (ха-ха) девушку она не стала, к тому же, деньги на разочаровании не заработать, по крайней мере, не в этот раз. Из лавки я вышла обладательницей роскошных буклей и шиньона под цвет моих волос и набора из помады, белил, румян и краски для глаз. Пришлось истратить все, что осталось от первого золотого и разменять второй, но иначе мне из города не вырваться. Докупив в лавке по соседству штуку тонкого полотна, нитки, иголки и ножницы, я нашла недорогой, но чистый трактир, и сняла там комнату предупредив, что остановлюсь тут на несколько дней, пока не знаю, сколько. Хозяевам таверны, милой паре я сочинила очередную сказку, что жду мужа, который запаздывает. Ах, что я буду делать, если он не приедет, ведь даже документ мой у него.

Все, Арабелла, сиди тихо, шей одежду и жди, пока бандитам не надоест вглядываться в каждое юное личико.

Когда-то давным давно у меня получалось сидеть тихо. Но не теперь.

***

В следующие дни в моей сумке прибавилось две пары панталон, бюстье и рубаха. Я перестирала все, что было на мне и с собой. Сушить пришлось тут же. Я выспалась, казалось бы, на полгода вперед. Стараясь выбираться из комнаты как можно реже, я выходила только "во двор" и заказать еды, предпочитая поймать для последнего прислугу, чтоб не показываться в зале. Я покидала комнату только когда в коридоре никого не было, спускалась по черной лестнице и быстро пробегала по двору, стараясь ни с кем не встречаться. Внутри было неспокойно.

Вот и в этот раз я отодвинула засов, прислушалась и осторожно потянула за ручку. Рядом хлопнула дверь, и я замерла. Лязгнул замок, и густой бас с хрипотцой спросил у кого-то: — В соседней комнате кто? — Баба какая-то мужа ждет. Выходит редко, оно и понятно, — ответили ему. — Точно баба?  — Точно, я ее видел. Желаете проверить? — послышался смешок. — А то я и сам могу.

Меня начало колотить. Я подавила первый порыв запереться — они услышат лязг и поймут, что я подслушивала. — Ну если ты можешь, тогда точно баба. Ты свои хотелки-то поумерь, стража уж больно дорого берет, — голоса удалялись.

Я сидела под дверью и тряслась. Выждав с четверть часа я все-таки отважилась на вылазку. Вернувшись, я снова заперлась и принялась себя успокаивать: разумеется, в таверне живут и другие люди, и по большей части мужчины. А про мужчин мы уже знаем, что от них одни проблемы, и даже знаем, какие. Что изменилось от того, что я своими ушами услышала очередного мерзавца? Ничего. Ровным счетом ничего.

Я почти убедила себя, что все в порядке, я просижу в комнате еще пару дней и стану искать оказию в Лаганио, как снизу донесся визг. Кажется, детский. Я сама не поняла, как скатилась по лестнице в зал.

Пожилой, но еще крепкий мужчина с копной седых волос тащил за ухо мальчишку лет двенадцати, тощего и заморенного. Швырнув его на лавку он навис над ребенком: — Кто тебя подослал, тварь?

Мальчишка дрожал. Крепкие руки схватили его за плечи и встряхнули несколько раз. Голос был тот же, что я слышала из-за двери утром. Так вот он какой, сосед. Ну спасибо, что не лысый. Дважды спасибо. — Оставьте ребенка! — не выдержала я.  — А это еще кто? — старик (теперь я видела, что он достаточно стар) повернулся ко мне и вперился в меня нехорошим взглядом. А я в него. Жуткое лицо в морщинах, тонкие губы, нос крючком и бородавка рядом.

— Это ваша соседка, мужа ждет, — ввинтился трактирщик и успокаивающе заулыбался всем сразу. Ему скандалы ни к чему, и между двух постояльцев он выберет примирение и деньги.  — А, та баба из соседней комнаты, — старик осмотрел меня сверху донизу и провел рукой по своим волосам. Да, грива у него роскошная, я б от такой не отказалась.

— Что вам сделал мальчик? — Заступаешься? с чего бы? — Так бабы всегда за детев заступаются, — снова вылез трактирщик, и кивнула ему с благодарностью. — Вот и выясни у него, с чего он за мной следил, — старик швырнул мальчика ко мне и отряхнул руки, рассыпая искры. Значит, есть магия, и немалая.

Я не раз присутствовала при разговорах Антонии с детьми — они часто видят то, чего не замечают взрослые, а преступники, бывает, не принимают детей в расчет. Малолетних карманников и бандитских помощников отправляли в особый приют при Обители Пресветлых. Антония говорила, что вызнать у них что-то очень трудно — силен страх перед взрослыми преступниками. Но сейчас от того, что я могу сделать, зависит жизнь мальчика... я глянула на старика... а возможно, и моя.

Я крикнула трактирщику, чтоб принес кружку молока и пирог с яблоками, которым тянуло с кухни. Старик фыркнул и сложил руки на груди. — Ешь, — я поставила перед мальчиком тарелку с кружкой.

Мальчишка посмотрел на меня затравленным волчонком, пошмыгал носом и набросился на еду. — Ты следил за этим господином?

Он кивнул, не отрываясь от пирога. Старик сжал губы в тонкую полоску. — Зачем?

Мальчик утер рукавом молочные "усы" и вздохнул: — Коли я болтать буду, меня прирежут.

Старик начинал закипать, и я сделала ему знак рукой. Эх, сюда бы Антонию, она бы мигом и со стариком бы поладила, и с ребенком... Но Антонии нет, а я в Штудии не училась и три года дознавателем не работала. Придется выкручиваться с чем есть. — Кто твои родители. — Нету их. — С кем ты живешь?

Мальчик молчал. — Ты где-то ночуешь? кто-то тебя кормит? — Если дождь или совсем холодно, то у тетки в конуре... коли не гонит.

Дальше расспрашивать было бессмысленно. Мальчик, по сути, после смерти родителей живет на улице. Тетка наверняка пьет и водит мужчин. А мальчишка ворует, чтоб не умереть с голоду, и пристал к какой-то банде.

— Послушай... — я пыталась подыскать слова, но ничего путного не приходило на ум. — Я понимаю, что тебе грозят неприятности от тех, кто тебя послал, но этот господин...  — Тоже может их доставить! — рявкнул старик. — Не орите на ребенка! — не осталась я в долгу. Я тут стараюсь, мосты навожу, а он...

Мальчик сжался в комок: — Меня все равно прирежут, да?

Я грозно посмотрела на старика. Тот бросил на меня убийственный взгляд и все-таки ответил: — Я обещаю, что не буду тебя убивать. Говори уже! — Беспалый ищет пер-гу-мент. Думает, что он у Профа, у вас, то бишь. Он не сразу понял, что это вы, присматривался какое-то время, а потом меня послал.

Старик произнес длинную фразу, и я едва успела прикрыть уши ребенка, хоть и сомневаюсь, что он не слышал раньше таких загибов. — Узнал, значит, — старик снова провел рукой по волосам. — Надо уезжать отсюда. А Беспалый твой дурак. Я уже писал ему, что пергамента у меня нет! Придется его навестить. Ты, — он ткнул в меня пальцем, — пойдешь со мной. — Я? Зачем? — Затем. Увидеть Беспалого можно только в ресторации на Сосновой улице. Он там хозяин. Прийти без женщины значит, что собираюсь с ним воевать. А если с женщиной, то поговорить надо. Раз ты все слышала, будешь моим знаком.

Меня пробрала дрожь. Свидетелей такого рода дел не оставляют в живых. Нет уж, спокойно ждать, пока меня прирежут, я не буду. — Что за пергамент? — ой, зря я вопросы задаю. Тут чем меньше знаешь... Хотя все равно убьют. Но попытаться стоит. — Раз вы меня в это втянули, расскажите. Но прежде поклянитесь на магии, что ни вы, ни ваши люди не причините мне вреда! — Откуда знаешь, что у меня есть магия? — удивился обладатель баса и бородавки. — У меня есть чуть-чуть магии ветра, у вас, думаю, тоже. Я видела, как вы искры выпустили, когда отряхнули руки.

Один раз рассказывая про магию металла я уже навлекла на себя беду, поэтому теперь смолчала. Магией ветра в небольших количествах владеют многие. — Добро. Но ты понимаешь, что должна будешь сказать мне свое настоящее имя, — прищурился старик.

Я улыбнулась. Немногие знают, что магии человеческие документы не указ. Я обнаружила случайно, когда клялась на магии вскоре после свадьбы, еще не привыкнув в новому имени, и назвала фамилию отца. Каково было мое удивление, когда магия ее приняла! А теперь у меня целых три имени. Три! Пожалуй, если я одолжу у бывшего мужа фамилию, он возражать не будет. Ему не до того. — Арабелла Малинио.  — Я, Винченцо Болдини, маг третьего круга, клянусь, что ни я, ни по моему приказу не будет причинен вред Арабелле Малинио.

Искры подтвердили его слова. Я выдохнула. Я понимала, что его подручные могут сделать мне что-то по своему желанию и разумению. За чужие желания магия не отвечает. Но иную клятву магия бы не приняла. — Завтра как хочешь, но убирайся из города. — Хорошо. Но мальчика тут тоже нельзя оставлять.

Старик скривился: — С ребенком сама разбирайся. Но ты права, вам придется уехать обоим. Слишком много знаете.

Трактирщик, о которым все забыли, подал голос от стойки: — Завтра мне из Ирилио продукты привезут, им рабочие руки всегда нужны. Мальчишка уже большой, может поехать с ними. Батрачить в селе всяко лучше, чем на улицах воровать. Люди хорошие, кормить будут, спать в тепле. Поедешь?

Тот опасливо глянул на старика и кивнул головой. Я решилась: — Если возьмут седока в телегу, я бы тоже до Ирилио доехала. Оттуда ходят обозы на север? — вот ни за что не скажу вам, куда я на самом деле еду. — Господин, вы передайте мужу, как появится, что я к родне на север уехала. Он знает, куда. — Значит, завтра утром оба и уедете, — кивнул старик. — Пергамент... Есть один старинный документ. Когда-то мы с Беспалым разрезали его пополам, половину взял я, половину он. По одной части ничего не понять, но если сложить все вместе, то знающему человеку будет весьма, весьма интересно. Но оба куска украли и обещали вернуть Беспалому, если заплатит двести золотых. Вымогатель или его посыльный, уж не знаю, который должен был передать пергамент и забрать деньги, пришел в ресторан, но пока Беспалый дошел до столика, вымогатель успел умереть. При нем ничего не было.

Арабелла, ты снова влипла. Не привыкать, конечно, но с каждым разом демоны все ближе и ближе. Тем временем, старик продолжал: — Оденься поприличнее и чепец этот бабский сними, — старик покрутил собственную прядь и пригладил волосы. —Будешь у нас вечером как госпожа, ха-ха. — Хорошо, господин Болдини. — Не господин, а мэтр.

Кивнув, я забрала мальчика в свою комнату и приказала принести бадью воды. Раз уж я теперь "работаю" вместе с Профом, можно воспользоваться положением. Дав серебряк трактирщику я попросила послать кого-нибудь за рубахой и штанами — на то, в чем был одет ребенок, страшно смотреть. Через два часа умытый и переодетый в чистое мальчик уминал миску похлебки в зале, а я готовилась к вечеру.

Вот и пришел черед того самого особого платья, буклей и прочей женской маскировки. Если Проф приведет с собой кого-нибудь из подручных, кто был в замке и видел парнишку с магией металла, мне лучше быть как можно более... женщиной.

Я крепила букли и думала: интересно, что это у мэтра с волосами, что он их постоянно трогает? Подозрение нахлынуло на меня как волна в сильный шторм (видела однажды, когда выезжали с папенькой на море). Старик трогает прическу, будто удивляется, что у него есть волосы. Будто еще недавно их не было. Будто это парик. А на самом деле он лыс как коленка. И мальчик еще сказал, что Беспалый не сразу понял — это он, Проф.

Профессор. Мэтр. Сумасшедший мэтр из замка. Сумасшедший мэтр из замка, с которым я сейчас иду в ресторацию. И отказаться не могу: если сбегу, меня будут искать и как парня-лавочника из подземелья, и как женщину, которая много знает.

А если не сбегу, возможно лысого старикашку ко мне потянет заклятие.

Арабелла, ты очень везучая женщина.

Но... где точно не будут искать парня-лавочника, так это рядом с самим сумасшедшим мэтром в роли его спутницы. Уж спряталась так спряталась.

И еще мальчишка у них в заложниках.

На меня снизошло спокойствие висельника. Я спускалась вниз, напевая разудалый мотивчик. Помирать, так с музыкой.

Глава 20. Под руку со смертью

Проф встретил меня внизу, хмурясь и нервно постукивая пальцами по столу. Посмотрев на мой наряд, он разулыбался и несколько раз окинул меня взглядом с головы до ног. — Госпожа Малинио, вы прелестны как никогда, — Проф изобразил поклон и протянул мне руку.

Я смотрела на его открытую ладонь как на змею, лихорадочно искала повод отказаться от прикосновения и не находила.

— Ну же, госпожа Малинио, я не кусаюсь.

Арабелла, ты допрыгалась. Запереться в комнате? Выломают дверь. Выскочить наружу? В юбках далеко не убегу. Но главное, главное, я слышала голос мальчишки, которого трактирщик забрал помогать на кухне, и это остановило меня больше других соображений. Если мне и удастся сбежать, то мальчика точно убьют.

Стараясь удержать лицо я вложила руку в протянутую ладонь, мысленно перебирая, за какую из шпилек сподручнее хвататься. Но Проф лишь слегка притронулся к моей руке губами, устроил ее у себя на локте и повел меня к выходу из таверны.

Что бы там ни было, но прямо сейчас заклятие действовать не собирается, и пока еще Проф больше хочет убить меня, чем... хочет. Интересно, если заклятье на клятву налезет, кто кого сборет? А если приправить желанием убрать нечаянную свидетельницу? Ох и не завидую я Профу, если он и бывший жених кузины, и сумасшедший маг. Какие противоречивые чувства должны его раздирать! Мне снова стало весело.

С трудом сдерживая смех я присмотрелась к прическе Профа и уверилась, что мэтр носит парик. Видимо, решил, что те, кто его ищет по описанию, должны обмануться. Похоже, Проф скрывается. Наверно, за эту неделю мэтр Марко уже добрался до Лаганио, взял стражу и выгнал Профа из его логова в замке. То-то Проф такой злой. Я хихикнула, чем заслужила удивленный взгляд. — Чему вы радуетесь, госпожа Малинио? — Тому, что пока еще жива.

Проф фыркнул, но ничего не ответил. Я поглядывала на мага и пыталась разглядеть признаки безумия. Но нет, ничего подозрительного, кроме цепкого, очень цепкого взгляда и легкого, еле заметного напряжения в лице. Заклятие тоже пока никак себя не проявляло.

***

Когда мы входили в ресторацию, Проф галантно открыл мне двери, а распорядитель принял накидку (которая еще недавно лежала замызганная у старьевщика — я едва сдержала смешок). Я на мгновение почувствовала себя в той прежней жизни, где я была уважаемой госпожой Малинио. Собственно, я и сейчас — уважаемая госпожа Малинио. Смех рвался наружу, и Проф поглядывал на меня с беспокойством. Кажется, он считает меня ненормальной. Он — меня. Я вцепилась в бокал с холодной водой, чтоб не рассмеяться в голос.

Тем временем, мэтр Болдини, он же Проф, он же сумасшедший отщепенец поправил парик и заказал бутылку Боржойского. — Мне придется уезжать, — сказал он, когда официант отошел. — Когда еще доберусь до приличной ресторации... Беспалый, конечно, идиот, но дело знает.

Я пригубила вино и огляделась. Просторный зал, мебель хорошего дерева, гладко отштукатуренные стены украшены картинами и нишами, в которых устроились вазы с цветами из разноцветной материи. Я вспомнила "Алые розы" и хмыкнула. — Что-то не так? — Проф решил разыграть галантного кавалера перед смертницей. У меня уже не было сомнений, что так или иначе, но он обойдет клятву и постарается меня пристукнуть. Интересно только, как. — Нет-нет, все хорошо. — Вы уверены?

Вот ведь. И не отвяжется. Я окинула зал взглядом. — Все замечательно. Только странно, что вот эта картина висит чуть криво, вам не кажется? — я показала на морской пейзаж, где волны набегали на берег чуть круче, чем задумывал художник.

Проф обернулся: — И правда. Странная небрежность для Беспалого. А вот и он.

В сопровождении официанта, который поставил на стол закуски и исчез, к нам подошел человек с очень, очень гладкой прической, будто чем-то мажет волосы. Они с Профом посмотрели друг на друга — точь-в-точь два паука, чьи паутины оказались переплетены, и теперь они выясняют, как делить мух.

— Позволите? — Пф, Беспалый, хватит разводить политесы. Садись, — Проф махнул рукой на стул. — Давай сразу перейдем к сути: у меня пергамента нет. Мою часть украли точно так же, как и твою. Больше ничего не знаю. Того типа, кто к тебе приходил, мне описали, его я тоже не знаю. Если ты мне не веришь, готов поклястья на магии.

При последних словах Беспалый (у него и правда не было двух пальцев на левой руке) тяжело вздохнул. Видимо, слова про клятву его убедили.  — Ладно. И Воробья не ты подучил?  — Это кто? — Был у меня разносчиком. Он и убил вымогателя, думал перехватить пергамент. — Что сказал? — Ничего. Что Гравер ни делал, Воробей все твердил, что пергамента не нашел.

Пауки вздохнули.  — Есть будешь? Сегодня восхитительный поросенок. — Беспалый посмотрел на меня с сомнением, стоит ли тратить на меня такое блюдо. И то правда, я же смертница. Вот и ответ: Беспалый не принимает приказов от Профа, он обо всем догадается сам. Стоит тому намекнуть... — Не жмоться, пусть будет у девочки радость...

... последняя — этого Проф не произнес, но Беспалый и так понял.  — Не наша? — Нет.

Вот и намек. Ну что, Арабелла, как будем выкручиваться? Я забегала глазами по сторонам, почему-то все время возвращаясь картине, которая кренилась одной стороной вниз. Прямо как моя жизнь в последние полгода.

— А жаль, — Беспалый окинул меня таким взгдядом, что все внутри сжалось. — Пф, ты не смотри, что она нафуфырилась, — рассмеялся мэтр. — Все женщины — сплошной обман. Вчера такой серой мышкой была, а сегодня будто в театр вырядилась. Вот потому-то я никогда и не собирался жениться, что не поймешь, где у них своё, а где маскарад. — Ну, у этой-то все свое, — он еще раз оглядел меня, будто корову на рынке и, наконец, посмотрел в глаза. — Госпожа, велите подавать поросенка? — Беспалый то ли кривлялся, то ли вернулся в личину достойного ресторатора.

Я постаралась удержать лицо, хоть от мысли, что я буду резать мясо там, где "работает" загадочный Гравер, меня затошнило. Где-то на задворках проскакала галопом мысль, что Проф, по крайней мере, не жених Селии, и набрасываться на меня не будет. Он меня всего-лишь убьет, как женщину, которая слишком много знает, или посадит на цепь, как парня с редким металлом.

Аппетит пропал совсем.

— Благодарю, я не голодна, — ответила я в тон ему. — Вы, должно быть, хотите меня оскорбить. — Тон шутливый, но во взгляде Беспалого читался вопрос, как я хочу умереть, быстро или медленно. Паук изволит играть с мушкой. Быструю смерть еще предстоит заслужить. Я могла только догадываться, откуда у Гравера такое примечательное имя, и эти догадки не прибавили мне оптимизма.

— Нет ли у вас десертов? — Пудинг с карамелью нашему повару удается особенно хорошо. Вот и покойный его заказал, — он мотнул головой в сторону пьяного пейзажа. — Жаль, доесть не успел. — Он сидел там, под кривой картиной?

Антонии удалось заразить меня дознавательским духом, и мне показалось, что все три вещи связаны. Очень и очень связаны. — Кривой? И правда. Скажу Граверу, чтоб поправил.

Надо ж, какой мастер на все руки у них имеется.

Я встала и направилась к указанному столику, который, на счастье, пустовал. Ощупав раму сзади по свисающей вниз стороне, под изумленными взглядами немногочисленных посетителей я сняла картину и вернулась с ней к "паукам". Молча я перевернула ее задником вверх и продемонстировала приклеенный к одной из сторон бумажный сверток. Пауки уставились на сверток, потом на меня и друг на друга. — Карамель — липкая, — пояснила я очевидное. — Ну что, господа хорошие, достойна ли я помилования?

Беспалый вопросительно посмотрел... нет, не на меня. На Профа. Тот дернул бровью: — Ладно, живи. А пергамент, Беспалый, пусть у тебя будет. Мне уезжать завтра, мало ли... — Зря резали только, — пробурчал тот.

Я допила вино под пудинг, решив не оскорблять никого из присутствующих. Авось доживу до утра? Кажется, на пути назад я висла на руке сумасшедшего мага и глупо хихикала.

В том, что он сумасшедший, я больше не сомневалась. Все-таки не должен нормальный человек решать вопрос жизни или смерти других людей движением брови. Ненормально это. Неправильно.   ***

Утром, еще не будучи увереной, что все еще жива, я растолкала мальчишку, которого устроили на паре одеял на полу, и отправила его вниз завтракать. Спала я в чепце, чтоб ребенок не сболтнул лишнего, нарушив весь план. А чего не знаешь — того не сболтнешь.

Я вновь нацепила букли и шиньон, немного осветлила кожу белилами, чуть подвела глаза и губы, румянами подправила овал лица и надела "особое" платье. Если образованный мэтр ничего не заметил, простые бандиты тем более ничего не знают о женских хитростях. Разодетая барышня в одиночестве, наверно, смотрелась в селянской телеге странно, но мало ли, кому пришлось покинуть город. Даже если меня примут за веселую девку, которая меняет место работы, сейчас мне это только на руку. У меня давно не краснеют уши от скабрезностей, а подручные сумасшедшего мага ищут парня. Вспомнив, как вчера мы ходили с магом под ручку, я передернула плечами.

Селяне усадили нас с мальчиком в опустевшую телегу и двинулись к выезду из города. Когда каменные дома сменились небольшими деревянными, телегу остановил разъезд стражи. Из-за спин вояк выехал некий малоприятный тип без униформы. Он кинул взгляд на каждого из попутчиков, а сына возницы заставил выйти из телеги и выпрямиться в полный рост. — Ну что? — поинтересовался страхник. — Нету. Либо пешком ушел на радость волкам, либо где-то в городе прячется. — И чего же он такого наворовал, что его уже неделю ищут? — Не твоего ума дело. Поехали дальше.

Я даже не поморщилась, хоть страх и шевельнулся внутри: этот самый голос чуть больше недели назад крикнул "Принимай соседа".

Только когда вокруг раскинулись поля, я поверила, что я живая. Меня отпустили! Интересно, что было на том пергаменте? Доберусь до Лаганио, сообщу Детекто, пусть это будет его заботой. С меня тайн хватит.

Вокруг тянулись поля, местами убранные, местами готовые к жатве. Несмотря на однообразие пейзажей, выросший в трущобах мальчишка глазел по сторонам. Я соорудила какую-никакую занавесь от солнца из остатков полотна и позволила себе прикрыть глаза. Вечером мы должны были остановиться в постоялом дворе в Ирилио.

Не везет мне с селами-городками на пересечении трактов, ой, не везет.

***

Селяне высадили меня у постоялого двора. Мальчишка лишь махнул на прощание и принялся вертеть головой. Бедняга не видел ничего в жизни, кроме грязных и серых улиц. Надеюсь, ему будет лучше в батраках, по крайней мере, сытнее и безопаснее.

Я сняла комнату. У меня оставалось совсем немного от тех денег, что дал мне добрый маг первого круга с прекрасной открытой улыбкой (Арабелла, оставь эти мысли!). Многие путешественники спали на сеновале за два медяка, но все же я ехала как одинокая женщина. Нет уж, мне нужен запор на двери и помощнее.

Ополоснувшись в тазике и смыв с лица маскарадную раскраску, я спустилась к ужину. Я прислушивалась к разговорами за столами. Наверняка кто-нибудь едет в Лаганио и за небольшую плату может посадить меня к себе. За соседним столом компания торговцев и лавочников праздновала сделку и обсуждала новую. Услышав название родного города, я подняла взгляд и встретилась глазами с тем, кто упомянул Тарман.

Я уже устала дергаться от каждого пожилого человека. Многие мужчины в возрасте лысеют, у многих слезятся глаза, и этот не был исключением. Ему явно за шестьдесят, редкий седой пушок обрамлял его голову, он иногда протирал глаза, и мне очень не понравилось, как он на меня посмотрел. Я быстро дожевала и двинулась к своей комнате. По-хорошему надо бы убраться отсюда немедленно, но как? бежать на своих двоих в темноту, когда собирается дождь... Нет уж, дождусь утра. Надоело бегать.

Дойдя до комнаты я поняла, что совершила ошибку — организм звал посетить удобства во дворе. Я выглянула в коридор, убедилась, что там никого нет, и проскользнула черным ходом наружу. До уборной я добралась без приключений. Но путь назад, в комнату, не увенчался успехом — у черного входа меня поджидали: — М... сладенькая... — чья-то рука легла поперек талии, и меня обдало чесночным духом. Взвизгнув, я рванулась прочь. Старик из таверны оказался не таким уж и слабым. Он прижимал меня к стенке и мял юбку. Я отбивалась, лихорадочно соображая, стоит ли кричать, когда он потащит меня куда-нибудь, или я смогу вырваться сама. Тем временем старик зашептал мне в ухо: — Куда ты? ты такая же как и моя невеста, да? Ну уж не-ет, ты-то от меня никуда не денешься.

— Господин Чаровио, где же вы? Мы не закончили переговоры.

Чаровио! Речь Селии была быстрой и срывалась на взвизгивания. Могла ли я расслышать Червио вместо Чаровио? Я начала отбиваться с удвоенной силой от бывшего женишка кузины. — Не убегай, сладенькая, я все равно до тебя доберусь, — прошептал старик и крикнул уже громче в темноту. — Сейчас приду.

Он отступил от меня, противно причмокнул губами и пошел ко входу в таверну, разговаривая с невидимым собеседником: — А знаете, я, пожалуй, скину немного, если вы выполните одну мою просьбу. Мне понадобится пара крепких парней из вашей охраны.

Дверь хлопнула, и я их больше не слышала. В ужасе я метнулась внутрь через черный ход и подхватила в комнате сумку. Куда бежать? Показываться в зале я боялась, но у черного хода перехватила коридорного: — Есть здесь, где еще переночевать? Другой постоялый двор? Сарай какой-нибудь или сеновал, но не тут, не в этом дворе?

Коридорный посмотрел на меня с большим удивлением, но о чем-то догадался: — Приставал кто?  — Угу... — Чаровио, небось.

Я кивнула. — Я б с ним поговорил, но хозяин не велит. Господин Чаровио здесь часто останавливается и хозяину большие деньги приносит. Может, запрешься? Большой беды не будет...

Мужчины! Знаю я, что вы это за беду не считаете! — Благодарю, но я бы предпочла куда-нибудь уйти. — Ох, девка, ну смотри. На второй постоялый двор пришел большой обоз, там все занято, некоторые даже к нам перебрались. Даже не знаю... Хотя... Здесь недалеко, к западу по тракту, за полем у леса есть сараюшка. Можешь там пересидеть, если никто еще не забрался. Но тут уж сама смотри. — Там не заперто? — Нет, туда иногда путники заходят. Хозяевам надоело дверь чинить, ну и оставили открытой. Всякий хлам хранят, что не жалко. В неудобном месте построили, но что уж теперь, не сносить же. Беги туда, авось успеешь до дождя.

Поблагодарив, я выскочила за дверь.

Глава 21. Сарай на краю поля

До дождя я не успела.

Гроза — это даже хорошо, хоть немного видно, куда бежишь. Но должна вам сказать, что плакать под дождем не так романтично, как описано в книгах, особенно, если мчишься по раскисшей дороге, едва разбирая путь при вспышках молний. Но останавливаться нельзя. Старик прикоснулся ко мне, и теперь нужно бежать в два раза быстрее. Может быть, стоит перебраться в соседнюю Алонсию? Это далеко, займет добрый месяц, но если получится, Пресветлые Сестры уберегут меня и от господина Чаровио, и от прочих господ.

Уже на бегу я обругала себя, что не догадалась переодеться в штаны. Страх погнал меня прочь раньше, чем я дала себе труд подумать. Путаясь в мокрой юбке я месила грязь на тракте и рыдала в голос от бессилия перед заклятьем.

Мне вторил волчий вой. Этого еще не хватало! Волки! Что страшнее: старик Чаровио, который с двумя крепкими парнями штурмовал бы мою комнату, или стая голодных волков? Я так и не смогла решить, но, к счастью, при очередной вспышке молнии я увидела небольшое строение на краю поля, а вслед за этим разглядела сквозь завесу дождя мерцающий у сарая огонек.

В лесу волки, на постоялом дворе мерзкий старик Червио-Чаровио, вокруг дождь, моя накидка хоть и толстой шерсти, но начинает промокать... Я не знаю, кто сидит у огня, но из всех бед я выбрала неизвестную и побежала на свет. Надеюсь, Пресветлые и сегодня меня не оставят. В конце концов, мои букли крепятся на небольших, но все-таки шпильках!

Раскисшая земля и откос сделали свое дело — я летела по склону и громко визжала. Падение смягчили кусты, они же меня здорово поцарапали. Пока я падала, сумка куда-то улетела, но хоть кошель с остатками денег висел на своем месте. Добраться до Алонсии будет дорого. Ох... Но об этом я подумаю потом, а пока нужно вылезать из кустов и выяснить, что за огонь горит у сарая.

— Вы живы? Давайте руку.

Мужчина обхватил мое запастье горячими пальцами и помог подняться. В голове слегка гудело от бега и падения, но мне казалось, я уже где-то слышала этот голос. Я охнула, поднимаясь на ноги, и пошатнулась — все-таки полет в кусты не прошел даром. Ни слова не говоря, незнакомец подхватил меня на руки и занес под навес, где горел небольшой костер.

  — Вас сбросила лошадь? Я слышал крик. Вы сильно ушиблись? — Не очень, я упала в кусты. У меня нет лошади, я шла пешком. Благодарю вас, господин... — Марко Папилио к вашим услугам, — он поклонился. — Пешком?! Сейчас? — Мэтр Марко? — сверкнула молния, и он узнал меня.  — Ребенок, ты? Арилио?

Я улыбнулась: — На самом деле Арабелла.

Я сбросила накидку, с которой грязь стекала струйками, и взгляд Марко на мгновение прикипел к той самой тонкой ткани сверху лифа, которой я доказывала недругам, что я женщина. Но теперь эта ткань вымокла насквозь и показывала мою женскую сущность еще яснее. Я чувствовала, кто заливаюсь жаром. Издав горлом невнятный звук Марко отвел взгляд: — Арабелла, на правах давнего знакомого хочу посоветовать вам снять мокрое. Я отвернусь. У меня есть чистая рубаха, и вот плед, завернитесь.

Я собиралась возразить, но мысль о сухой одежде затмила все приличия. Искать под дождем сумку совсем не хотелось. Марко сел спиной к костру, и я быстро переоделась. Не оборачиваясь, Марко сделал легкое движение руками, и меня обдало теплым ветром. — Благодарю вас, мэтр. Можете поворачиваться.

Марко протянул мне плошку с горячим отваром.

— Арабелла, что произошло? Почему вы скрывались как парень? Вам не четырнадцать. — Мне девятнадцать. Я ушла от мужа, — раскрыв эту тайну я пыталась рассмотреть его лицо в свете костра. Разочаровала ли я его? Кажется, нет. — Попав в несколько неприятностей я поняла, что парнем жить проще. Но после нашего побега пришлось переодеться назад в женщину. Искали мальчишку. Букли, немного красок на лицо, и подручные сумасшедшего мага прошли мимо, не узнав меня. Мне кажется, я виделась с самим отщепенцем, но ведь он меня в лицо не знал.

Я коротко рассказала события последней недели. Когда я упомянула Профа, в котором заподозрила мэтра из замка, Марко уточнил: — У того старика была бородавка у носа? и голос очень низкий и слегка скрипучий? Таким в театрах любят изображать злодеев. — Да, именно. — Вы правы, это он.

Я обняла себя за плечи и поплотнее завернулась в плед. — Я сразу поняла, что это какой-то преступник, но не сразу заподозрила, что тот самый, — вспомнив, как шла бок о бок со смертью, я содрогнулась.

Марко оказался рядом со мной, и я без стеснения уткнулась в его надежное плечо, и пока он успокаивающе меня обнимал, пересказала нашу встречу с безумцем. Когда я дошла до того утра, когда по договору с отщепенцем покинула город, а его подручные меня искали и не узнали, у меня вырвался нервный смех. Марко лишь чуть-чуть крепче меня прижал.

— Бедная девочка, сколько же всего вам пришлось вынести. Но сейчас, этим вечером, почему же вы шли пешком, одна, в дождь, ночью? — Судьба, — придя в себя, я отстранилась и развела руками. — Мне пришлось бежать из Ирилио. Платье помогло мне обмануть людей отщепенца, но позже сыграло со мной злую шутку. Некто Чаровио принялся домогаться меня, обещал непременно до меня добраться и, кажется, даже просил кого-то помочь. Боюсь, он будет и дальше меня искать.

Марко хмыкнул: — Чаровио? О, не волнуйтесь. На лаганийском тракте его все знают. Этот старый беззубый пес может только брехать, но не кусаться. Увы, он небоеспособен после дурной болезни, и его хватает лишь на то, чтоб пугать нежных дев, хватать за руки и стучать в их двери, выкрикивая скабрезности. Когда-то давно, в юности его бросила невеста, и на него иногда нападают затмения. Ему уже неоднократно... кхем... объясняли, назовем это так, недостойность его поведения, но он залечит синяки, и снова за старое.

Я сильно расстроилась. И правда, как сказал коридорный, беды бы не случилось. — Значит, я зря убежала в ночь? А мои вещи... — Поищем утром. — Благодарю вас, Марко, вы очень добры. — Помочь прекрасной госпоже всегда приятно, — в свете костра я увидела его улыбку.

Согревшись, обсохнув и успокоившись, я спросила. — Что с вами было после того, как мы разделились у реки? — Как видите, я бегаю быстрее этих оболтусов. Боевым магам рекомендуют много тренироваться. Иногда это помогает, — он усмехнулся. — Я переночевал в чьем-то сене, утром дошел до селения и позаимствовал у них лошадь... Я потом выслал им двойную цену! Добрался до Лаганио и поднял всех на ноги.

Марко хитро на меня посмотрел: — Мне еще тогда стало интересно, откуда мэтр Детекто, бывший преподаватель Столичной Школарии, главный дознаватель Лаганио и маг второго круга знает простого лавочника, совсем еще мальчишку? Что-то мне подсказывало, что лавочник вовсе не простой. Но тебя было уже не найти. Твои друзья очень обеспокоились, мэтр Детекто рассылал людей, я расспрашивал в соседних селах, но тебя никто не видел. Кто мог подумать, что ты добралась аж до Кирегина!

Я пожала плечами. Подручные Профа не просто подумали, а искали меня именно там. Наверно, кто-то видел меня у селян в телеге. — Мы обыскали весь замок и арестовали нескольких подельников этого психа. — продолжил Марко. — Увы, самого мэтра не застали, но в замке нашли пятнадцать детей.  — Детей? Но зачем? — Безумец искал возможности сделать сильных магов из тех, у кого сил нет или очень мало. — Он ставил над ними опыты! — К счастью, неопасные. Дети хоть и недокормленные, грязные, но здоровые. — Когда я ехала в Риконто, в обозе украли ребенка. Говорили, что в там, окрестностях пропадали дети. Наверняка можно найти родителей в тех краях.

Марко кивнул: — Умен, зараза. Где жил, не оставлял следов.

Похоже, дождь усиливался.  — Полагаю, нужно устроиться на ночлег внутри. Я загашу костер.

Марко протянул руку над костром, и огонь стал утихать, пока не затух. Я слышала, что существует магия поглощения огня, но видела впервые.

Мэтр зажег светляка, и я заметила, как странно он на меня смотрит. Наверно, я слишком очевидно встревожилась. Мэтр предложил: — Арабелла, я могу покляться на магии, что не собираюсь покушаться на вашу честь. Но если вы все еще чувствуете себя неловко, я могу ночевать под навесом. — Нет-нет, не надо, сарая достаточно для двоих, а снаружи дождь и волки. Ни в коем случае! Судя по вашему шраму, вам и так досталось совсем недавно.

Марко засмеялся: — Видели бы вы меня весной. Я помогал страже арестовывать огненного мага. Я хорошо поглощаю огонь, но из засады появился второй такой же, а в придачу к нему мощный проклятийник. Мне удалось в конце концов, их всех обездвижить, но меня задело сгустком пламени, а третий швырнул такую порчу на здоровье, что мои защиты не справились.

Где-то недалеко снова взвыли волки. Марко придержал меня, пока мы проходили через неровный порог и я поняла, что не чувствую неловкости рядом с этим симпатичным мужчиной. Что-то есть в нем такое, что заставляет меня держаться рядом.

— К счастью, я успел пригнуться, и огневик задел меня по макушке. Представляете каким красавцем я был после этого боя — редкие пучки волос, ожоги по всей голове, серая усыхающая кожа, трясущиеся руки.

Марко сдвинул в сторону сельский инвентарь и принялся устраивать мне лежанку из тюков сена и плаща. — Маглекари мазали меня какой-то жуткой дрянью, чтоб раны затянулись, и волосы быстро отросли, но эта гадость пахла так, что слезились глаза. С такими сильными ожогами никто не мог пообещать, что волосы восстановятся. Проклятие снималось медленно и неохотно, и лекари не были уверены, что я снова буду выглядеть как молодой здоровый человек. Моя невеста оценила, насколько я стал хорош, и пришла в ужас.

Внутри меня забил большой храмовый колокол.

— Она вас бросила? — Не совсем. Эта милая девочка была дочерью друга моего умершего отца, и отказаться от меня она не решилась. До ранения я ухаживал за ней. Мне казалось, что Селия была не против. Едва мы начали сговариваться с господином Марцио, как меня подпалили. Увидев остатки шевелюры на обмазаной зеленой слизью голове и мой усыхающий вид, Селия зарыдала, что теперь вынуждена погубить свою жизнь в браке с мерзким лысым стариком. Разумеется, я тут же разорвал помолвку. Уж не знаю, почему она решила мне отомстить, причем весьма странным способом. — Он показал мне рукой на удобное лежбище. — Прошу вас, госпожа, ваша спальня готова.

Оцепенев, я смотрела на Марко, и внутри боролись две силы: желание прижаться к нему и ужас от понимания происходящего. Едва послушными губами я спросила:

— Но почему Червио? — В переводе с древнего языка моя фамилия означает "бабочка". Когда я сказал, что разрываю помолвку, Селия обозвала меня червем бескрылым, а в письме насмехалась, что я теперь не Папилио, а Червио. Но откуда вы знаете?

Я грустно улыбнулась: — Моя кузина Селия подлила мне зелье, которое приведет ко мне господина Червио, мерзкого лысого старика со слезящимися глазами.

Мы застыли друг напротив друга, и я уверена, внутри него бушевала та же битва тяги и ужаса, что и у меня. Марко глухо произнес: — Бывшая невеста в прощальном письме пообещала мне заклятье, которое заставит меня наброситься на страшную тупую толстую овцу. Я даже на мгновение засомневался, в каком смысле овцу, в переносном или в самом что ни на есть прямом. — Узнаю дражайшую кузину, — я невесело усмехнулась. — Не буду отрицать, Арабелла, меня к вам тянет, и с каждой минутой все сильнее. Но меньше всего я хочу доставлять вам неприятности. Я переночую под навесом, — он повернулся к выходу, собираясь выйти наружу.

Волчий вой раздался совсем близко. На слабеющих ногах я кинулась к двери и прислонилась к ней спиной: — Нет! Вы не можете так рисковать! Мы устроимся в разных углах... — Этого не хватит. Никто не знает, на что способны старинные заклятья. Пока еще я могу сдерживаться, — по его лицу было понятно, каких трудов ему это стоило, — но магия действует и в полусне. Я не хочу проснуться от того, что я вас... Нет, Арабелла, я маг, я отобьюсь от волков, я влезу на дерево, в конце концов, а вы запретесь в сарае. — И вы не можете снять это заклятье? — Нет. Это очень неприятная штука из старых заклятий, которые запретили использовать, потому что действовать они могут совершенно непредсказуемо. Я уже сдал конвенту того мага, кто это сделал, но толку...

Внутри меня завязывался странный узел. Колени подгибались, а желание прижаться к Марко становилось невыносимым. Никогда я не чувствовала ничего подобного, даже с мужем в наши первые дни. — Арабелла, прошу вас, отойдите от двери. Я не хочу к вам приближаться. — По ночам уже холодно, а в лесу много волков. Даже сильный маг может не отбиться. — Я разожгу костер, они не подойдут. — И не будете спать всю ночь? Бросьте, мы что-нибудь придумаем. — Арабелла! — он тяжело дышал.

Я посмотрела на мужчину в свете мерцающего светляка и решилась. Плевать. Пусть это случится. Пусть утром я буду ненавидеть и его, и себя. В это сложно поверить... мне вспомнилось его открытое лицо на крутом берегу, когда мы выбрались из подземного хода, его улыбка, глубина его глаза, шелк его светлых волос, трепещущий под порывами ветра... Действовало ли тогда заклятье? Возможно ли, чтоб мои чувства были порождением зелья, которое кузина влила мне в чай? Неужели завтра этот взгляд, эти руки, этот голос будут мне отвратительны... С магией все возможно. Но мне хотя бы не придется больше бегать. Я смогу жить тихо и спокойно. От мужчин одни неприятности, это я уже поняла. Что ж, будет всего-лишь еще одна неприятность.

В конце концов, я уже знаю, что это дело не доставляет женщинам удовольствия и нужно лишь мужчинам. Перед свадьбой меня учили: раз у меня такой прекрасный муж, я должна делать ему приятно и не плакать. Сколько ночей я лежала как примерная жена, ожидая, пока все закончится? Полежу еще раз.

От принятого решения стало легко и весело. Я подошла к Марко, и он застонал: — Арабелла, что вы делаете? — Снимаю заклятье. Это можно сделать лишь одним способом, правда?

Я сбросила плед и потянула рубаху через голову. Марко зажмурился и сквозь зубы прорычал: — Пожалуйста, прошу вас, отойдите от меня и оденьтесь. Так нельзя, неправильно. Вы же не хотите! — Заклятие действует и на меня тоже. — Меня захлестнула волна куража. Я положила руки на плечи мужчине и тихонько погладила. От его близости, от ощущения упругих мышц под руками закружилась голова.

Марко рвано выдохнул и не открывая глаз тихо проговорил: — Арабелла, остановитесь.

Я продолжила начатое, спускаясь ниже. Потянулась к его губам, и стоило мне прикоснуться, как Марко прижал меня к себе, и я потерялась в поцелуе. Пробормотав что-то неразборчивое, он сделал легкое движение руками, в пропитанном влагой воздухе зажглись искры магии, и капли воды рассыпались по лицу мужчины. Взвизгнув от брызг я рассмеялась: — Марко, что вы делаете?

— Пытаюсь немного остыть. Если уж мне суждено провести ночь с женщиной, которая этого не хотела, я хотя бы постараюсь не набрасываться на вас и сделать все, чтоб вам не было так противно наутро.

Высушив нас обоих порывом теплого ветра и скинув рубаху, он поднял меня на руки, уложил на соломенное ложе и провел руками от плеч к животу, едва задев грудь, которая тут же заныла в ожидании ласки. Марко наклонился ко мне и проложил цепочку легких поцелуев от ложбинки и ниже, ниже... Не выдержив, я попыталась направить его руки. Он легко огладил меня и шепнул: — Не торопись. — Не могу! Заклятье... ах!

Я выгибалась, металась, и его руки, его губы были везде. Никогда, никогда в моей жизни не было такого. Заклятье? Я согласна на заклятье! Кажется, я простонала это вслух, и в тот же миг Марко овладел мной. Где-то сверкали молнии, снаружи сарая или внутри меня... Кто-то кричал... или это была я? А потом лежала, прижавшись к мужчине, и перебирала его волосы.

Может быть, я провалилась в сон. Или нет? Не знаю. Но когда я гладила Марко по груди, животу и ниже, я обнаружила, что заклятье гораздо сильнее, чем я думала. Про утро думать не хотелось. Мысли о том, что завтра, когда притягивающая нас магия исчезнет, я буду ненавидеть этого мужчину, эти мысли вызывали ужас. Но пока еще ночь, пока действует заклятье, и я приподнялась, чтоб получше рассмотреть доставшегося мне на эту ночь молодого мэтра.

В памяти всплыли картинки, которые в двенадцать лет мы с подругой увидели в тайной книге ее старшего брата. Обнаженная дама сидела на обнаженном мужчине. После свадьбы я вспоминала этот рисунок и не могла понять: неужели ей удобно? и зачем? Мало терпеть, так еще и самой что-то делать... Пришло время подправить представления.

Я перекинула колено на другую сторону и погладила грудь мага. Брови Марко взлетели вверх. Чему он удивляется? Неужели никогда не видел тайных книг? Пока я примерялась, куда мне опуститься, Марко взял дело, то есть, меня, в свои руки.

Было удобно. Очень.

______________________________________

Дорогие читатели, у меня к вам большая-пребольшая просьба: пожалуйста, НЕ СПОЙЛЕРИТЕ в комментариях! Не лишайте остальных удовольствия. Спасибо!

Глава 22. На запад

Я встретила рассвет стоя на коленях на сене, раскиданном по полу, прогнувшись в спине. Я не знала, что мое горло умеет издавать такие звуки — рычание вперемешку с подвыванием. Волки обзавидуются. Узел внутри рассыпался мягкими волнами. Марко двинулся еще несколько раз и обмяк, поцеловав меня между лопаток. Я оседала на бок, но Марко устроился на полу и усадил меня к себе на колени.

Под стрехой заиграли светлые блики.

— Солнце встает, — всхлипнула я, проведя ладонью по плечам Марко. Еще немножко, еще чуть-чуть, пожалуйста, заклятье, не пропадай.

Маг нежно взял мои пальцы и прикоснулся к ним губами. — Да, пора собираться. Не думаю, что после такого ливня селяне появятся здесь рано, но нужно найти твою сумку и добираться до города. — Ты не понимаешь! С рассветом мы должны опротиветь друг другу! — мне хотелось плакать от того, что сказка заканчивается. — Кто тебе сказал? — Селия. Так действует зелье.

Марко тихо рассмеялся: — Наша интриганка, конечно, весьма коварна, но и очень наивна. Само по себе зелье не вызывает ненависти. Ненависть могла появиться после насильного соития двух незнакомых людей, — он усмехнулся, — особенно если это мерзкий старик и страшная... м... — Но действие скоро закончится! — Милая, действие заклятья прекращается сразу после первого раза, как только мужчина и женщина отрываются друг от друга. Все, что мы делали после, было исключительно по нашему обоюдному, не замешанному на магии желанию. — Ты уверен? — Я точно помню строки из фолианта. Книга старая, еще рукописная, многие чернила стерлись или выцвели, но мне удалось разобрать:

"Заклятье, друг к другу толкающее Когда выпьет один чашу с волосом другого, то судьба поведет одного к другому, и как будут они видеть друг друга,  как начнут касаться друг друга  и быть ближе,  то возжелают они обладать один другим  один раз  и оттолкнут они один другого".

В голосе Марко послышалось веселье: — Как видишь, только один раз. А вот почему ты меня не оттолкнула...

Я почувствовала, что заливаюсь краской. Теперь понятно, почему Марко смотрел на меня с таким удивлением, когда я его оседлала... ох... что он обо мне подумал? Я вздрогнула и закрыла лицо. Сильная рука притянула меня к мужской груди. Легкий ветерок разметал высохшие травинки, и плащ подполз к нам по полу. Маг укутал нас обоих в теплую ткань: — Ты, кажется, замерзла. — Нет, мне страшно, кем ты меня теперь считаешь.

Марко лишь сильнее прижал меня к себе, обвив обеими руками и прижался щекой к макушке: — Прекрасной женщиной, которую мне, наконец-то, повезло встретить. Думаю, стоит поблагодарить Селию.

Когда я сильно удивляюсь, я начинаю нести всякую чушь. — А может, не было никакого заклятья? — Было. Ты очень привлекательна, моя дорогая, но я все-таки лучше управляю своей страстью, чем ты видела вчера. И главное, если бы судьба нас не сводила, ты сейчас жила бы на юге, а я на восточной границе. После разрыва помолвки, я получил письмо твоей кузины и проверился у коллеги. Тот сказал, что заклятье, действительно, наложили, и снимется оно не позже, чем через год. Как только я встал на ноги, я нашел мага-отщепенца и сдал его Конвенту. — Марко усмехнулся. — Могу поспорить, что Селия не сказала, что это волос мага первого круга. Отщепенец не рискнул бы.

Марко поудобнее укрыл меня плащом, согревая собой с другой стороны, и продолжил: — Сразу после этого я поехал на восточные рубежи. Маги там всегда нужны. Я успел проехать полпути, когда на моем пути начали возникать странные препятствия. То коня украдут, то селяне против магов бунт поднимут, то в городе лихорадка, и никому не дают выехать. Потом меня потянуло на юг: то призвали справиться с наводнением, то усмирить огонь в большом пожаре, и я так выложился, что меня перевезли в Обитель Пресветлых сестер еще южнее. Там я провалялся с месяц.

Я кивнула: — Несколько дней после того, как Селия подсунула мне зелье, я жила в Тармане, а потом поехала в Риконтию, и заклятие потащило тебя следом. Но и меня заклятье свернуло с пути.

— Похоже на то. Что бы я ни делал, что-то мешало мне ехать на восток. Как видишь, заклятье свело нас вместе в подземелье. Безумный отщепенец, поставив опыты с моей магией, сказал: "То, что ты ищешь, совсем близко".

Да, судьба умеет шутить. Хорошо, что мы тогда не коснулись друг друга. Так вот что он имел в виду тогда, на берегу, когда сказал, что ему нужно срочно уезжать после беседы с сумасшедшим мэтром.

— Неделю я помогал лаганийским дознавателям сначала в замке, потом в городе. Знала бы ты, как я шарахался от женщин. — Он издал смешок и обнял меня покрепче. — Едва закончив дела я сделал еще одну попытку уехать на восток. В приграничные гарнизоны чужаков не пускают, и там никакие женщины мне не страшны. — Марко улыбнулся и прикоснулся к моему виску губами. — Возле хутора здесь, недалеко от дороги, мой конь повредил ногу и захромал. Я так разозлился, что оставил коня у хуторян и отправился пешком дальше по тракту в Ирилию — собирался купить там новую лошадь и доехать, наконец, в гарнизон. Я старался держаться подальше от людей — опасался встретить страшную заклятую женщину, которая где-то рядом, поэтому устроился в сарае — уж тут-то меня никто не найдет.

Я фыркнула и уткнулась ему в плечо.

***

Сумку мы отыскали в кустах. Она удачно упала, а плотная ткань оставила одежду внутри чистой, хоть все и промокло насквозь. Но разве это беда для мага первого круга? Он щедро сыпал искрами над одеждой, и я переоделась в чистое и сухое, но юбку пришлось подоткнуть, чтоб не испачкать в грязи. Так мы и пришли в Ирилио: босые, в грязи по колено и счастливые. Обмывшись и переночевав на постоялом дворе (хоть и не могу утверждать, что мы выспались), утром мы купили лошадь и доехали до Обители Пресветлых. Как оказалось, здесь в глуши была одна такая, небольшая и закрытая. Преподобная Мать пообещала обвенчать нас, как только сестры закончат дневную работу.

Мы уже стояли перед алтарем, когда жительницы Обители вошли в храм. Он расположились полукругом и запели гимн Пресветлым. Преподобная Мать произнесла ритуальные слова, и вспышка магии осветила наши руки. Церемония вышла короткой и красивой, лишь когда Преподобная Мать назвала наши имена, кто-то в толпе послушниц за моей спиной тихо выругался. Когда мы выходили наружу, услышали строгий голос Преподобной Матери: — Селия, ты позволила сквернословие в Храме! Неделю будешь убирать отхожие места.

Я рискнула оглянуться. Младшая кузина прожигала меня ненавидящим взглядом. Марко глянул туда же, куда и я, и рассмеялся.

***

Мы снова заехали в Ирилио по пути на запад. Как же стало легко дышать, когда не нужно бояться ни разоблачения, ни старичков, ни пьяных морд, ни презрительного фырканья. Говорят, в Алонсии хотя бы в городах одинокая женщина может жить свободнее, но увы, в Валессии спокойствие слишком зависит от того, кто рядом с тобой, и есть ли тот, кто рядом.

Я глянула на того, кто сидел со мной в одном седле, и счастливо улыбнулась.

Когда мы приехали на базарную площадь подкупить вещей и продуктов в дорогу, Марко показал магический отпечаток с правом свободного мага и быстро заработал на еще одну лошадь. Пока он заряжал артефакты и снимал проклятия, я немного прогулялась вокруг, стараясь все-таки не выпускать мужа из виду. Но когда услышала голос господина Чаровио, невольно вздрогнула. — Тише грузи, разобьешь! Вот же достались работнички. Зря я вас у Арнольдо попросил, надо было мальчишек нанять.

От звуков его голоса меня передернуло, и я поспешила к мужу.

***

Эдвардо развил бурную деятельность, и законников двух провинций порядком перетряхнули, выудив с дюжину приспешников безумного мага. Других сообщников обнаружили через Школарию, пользуясь тем, что мне стало известно имя мэтра-отщепенца. Сам Проф исчез. В последний раз его видели у восточных границ в горных селениях. Видимо, решил перебраться в недружелюбную нам Исрию. Что ж, теперьэто забота исрийцев. Что было в пергаменте, изъятом у Беспалого, я не интересовалась — мне хватило смертельных тайн.

На Зимнепраздник Эдвардо преподнес Марко подарок: свежеизданный том старинных заклятьй. — Помнишь, ты передал затертый фолиант арестованного мага? В Столичной Школарии нашелся второй такой же, и в нем лакуны были в других местах. Надо сказать, что у обоих писцов совершенно ужасный почерк, буквы неровные, строки разного размера. Конвент издал полный текст на основе обоих томов. — Это опасная штука. Не уверен, что идея была такой уж правильной. — Только для закрытых разделов библиотек, магов первого круга и некоторых других по особому дозволению. — Ты его, конечно, себе выбил. — Разумеется. А это твой.

Стоило нам остаться одним, как я возжелала прочитать, наконец, из-за чего с нами столько всего приключилось. Муж медленно листал страницы, пока не нашел то самое заклятье. Нашел и замер: — Заклятье, друг к другу толкающее... сродственные души?

Мы оба впились глазами в страницу.

Заклятье, друг к другу толкающее сродственные души Когда выпьет один чашу с волосом другого,  или ногтем или кровью то судьба поведет одного к другому,  ежели есть в них сродство души,  и как будут они видеть друг друга, и как станут они говорить друг с другом,  как начнут касаться друг друга так будут друг друга узнавать  и быть ближе. И ежели вспыхнет меж ними огонь любовный,  то возжелают они обладать один другим  страстно и соединиться один раз  и на веки вечные. А ежели не вспыхнет, то  и оттолкнут они один другого  и забудут.

Мы читали и перечитывали, пока не принялись хохотать. Отсмеявшись, Марко спросил: — Скажи честно, если бы ты не списывала нашу тягу на это демоново зелье, ты бы меня к себе подпустила? — Ни за что!

Эпилог

Мы устроились в Лаганио, в квартале Розовых Рассветов, рядом с семьями Арайи и Антонии. Марко и Эдвардо знали друг друга по Школярии и теперь быстро сдружились — общая тема "как жить с неуемной супругой" весьма располагает к общению. Генаро они тоже включили в свой кружок, и судя по тому, что господин Гейро стал расти в должности, благотворно на него повлияли.

С помощью Эдвардо мне удалось списаться с капитаном особого отряда, которого я знала как господина Маскего. Он навестил нас в Лаганио и сообщил, что контрабанды стало меньше — видимо, сумасшедший маг выкупал чуть ли не половину поставок. Но отщепенцев еще достаточно, и у особого отряда полно дел.

После интриг и "поощрений" законники Лаганио смирились с тем, что жена главного дознавателя участвует в расследованиях. Бургомистр побушевал немного, но его супруга посчитала Антонию местной знаменитостью, которую непременно нужно представить столичным гостям — мол, в Алонсии женщины в Школариях учатся, у нас есть леди-дознаватель, а в столице всё по-старинке живут. Герцогиня, правая рука королевы, долго беседовала с Антонией и уехала в задумчивости.

Арайя занялась городской Институцией для девочек. Мой пример показал, что в жизни случается всякое, и одним умением улыбаться и давать распоряжения экономке не обойдешься.

Я выучилась на мастера-ювелира. Главный дознаватель и маг первого круга — эта такая сила, которая смогла сломить сопротивление и найти мне учителя, с которым я могла заниматься, не меняя костюм на мужской. Тот день, когда я полностью сама собрала свою первую пару серег, мы отпраздновали фейерверком над всем Розовым Рассветом. Даже у мага первого круга много сил отнимали мириады светляков разных цветов и размеров, складывающиеся в цветы, узоры и диковинных птиц, но оно того стоило.

Правда, при мысли, что делать с моими умениями дальше, я немножко струсила. У меня не было таких душевных сил, как у Антонии, чтоб идти наперекор всем правилам. Но муж и подруга убедили меня, что если представить обществу ювелирное дело как увлечение вроде вышивания, большой беды не будет. И я стала делать необычные вещи из самых смелых фантазий. Благотворительные базары с удовольствием брали мои произведения, а доверенный торговец никому не скажет, откуда у него в продаже новые украшения. Госпожа Арабелла Папилио, мастер-ювелир, мне понравилась.

Через полгода после свадьбы пришло письмо от отца. Он не просил прощения напрямую, но чувствовалось, что начинает осознавать свои ошибки. Мало-помалу мы начали переписываться, и он приезжает к нам раз в год ненадолго. Тетушка написала: дядя признался, что принял участие в моей судьбе, и отец его сердечно поблагодарил.

Риконтийского бургомистра с позором погнали с должности, не прошло и полугода после указа об одиноких женщинах. Прочитав отчет лорда Энтини король отправил в Риконтию доверенных людей, и получив исчерпывающие сведения решил, что мораль и нравственность защищать, конечно, дело хорошее, но заставлять женщин обстирывать гарнизоны, мостить улицы или кашеварить каторжникам за миску баланды — перебор. Указ отменили, но слишком многие рьяно поддерживали действия бургомистра. С тех пор про негодящих мужей и отцов говорят: "прям как риконтиец", — и звучит это очень обидно.

Спустя год после моих приключений к нам в Лаганио стали привозить резные деревянные вещи от мастера из деревушки к югу. Торговцы говорили, что дом у резчика с женой — будто сказочный дворец.

Антония так и не рассказала родителям, где и как жила шесть лет. Они до сих пор уверены, что их дочь училась приличному поведению и манерам при дальней Обители, где каким-то чудом познакомилась с главным дознавателем из Лаганио. Ангело, который часто нас навещает, уверил ее, что так будет лучше для всех.

***

Вчера Ангело с семейством приехал из столицы отметить десятилетие свадьбы сестры. Все мы — я и Марко, Антония и Эдвардо, Арайя и Генаро, Ангело с женой — празднуем в милой беседке на дереве. Вы спросите, почему на дереве? Потому что сад был отдан дюжине отпрысков. А в этом случае родителям лучше сидеть повыше, куда тайфун из косичек (пять пар) и сбитых коленей (девять пар, остальные пока целы) не доберется. По крайней мере, мы все на это очень надеемся.

КОНЕЦ