КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Проклятье Персефоны [Рина Харос] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Пролог

Ожидания, ради которых я проделала столь долгий путь и принесла мучительные жертвы, наконец, оправдались. Проходя мимо полок, на которых пылились всевозможных форм и размеров баночки и скляночки, я не могла скрыть своего восторга. Части тел, начиная от зубов и заканчивая крыльями, покоились на стеллажах в объятьях железных оков. Многочисленные глазные яблоки плавали в формалине, прожигая меня пристальными взглядами в немом благословении, даруя силу и веру. Ненависть, царившая в комнате, окутывала мое тело невидимыми нитями и подпитывала своей энергией.

Услышав скрип половиц, я повернула голову на источник звука, невольно закатив глаза. Мужчина скрючился на деревянном стуле, напоминающем табуретку со спинкой, с завязанными за спиной руками. Он скользкими от пота пальцами отчаянно пытался развязать веревку, опутывающей его запястья словно любовник в нежном, но требовательном прикосновении. Лицо его было покрыто кровавыми подтеками и гематомами, левый глаз припух, разодранная одежда лоскутами спадала на пол, оголяя дряблую морщинистую кожу.

Мрак затопил кабинет, и лишь танцующий в камине огонь позади дрожащего пленника, — известного в особых кругах своим необычным хобби месье Лумьера, — давал слабый просвет. Желтые и оранжевые отблески создавали таинственные узоры на стенах и потолке, позволяя рассмотреть предметы мебели. В первую очередь взгляд останавливался на массивном столе, сделанном из темного дуба и стуле с высокой резной спинкой, выдававшими характер владельца. Вдоль стен тянулись забитые зловещими трофеями стеллажи. Они настолько тесно прижимались друг к другу, что казалось, стоит одному из них исчезнуть, — и комната рассыплется, превратившись в кристаллики морской соли. Сквозь шторы, обрамляющие небольшое окно, лился слабый лунный свет, точно протягивал прозрачную руку в попытке спасти изувеченного мужчину.

Аскетичный дизайн интерьера вмещал все необходимое для одержимого охотника за частями тел моих сестер. Заметив мой взгляд, Лумьер оскалился и прорычал:

— У тебя ничего не получится, чертова сирена! Тебя убьют прежде, чем ты попытаешься что-то украсть!

Я снисходительно улыбнулась узнику, будто ребенку, который ляпнул какую-то глупость. Затем, не сводя взгляда с мужчины, аккуратно взяла с полки маленький флакон малинового цвета с пенящейся внутри жидкостью и, оттолкнув деревянную пробку большим пальцем, залпом выпила содержимое. Приятное тепло окутало мое тело, изучая каждый его участок.

Глаза пленника широко распахнулись, пока он наблюдал за моими действиями. Еще больше задергавшись на стуле в попытках освободиться, мужчина не сводил с меня взгляда, опасаясь за свою коллекцию пугающих трофеев.

Приблизившись, я положила холодные ладони на покрытые мелкими ссадинами плечи узника и вонзила когти в плоть, разрывая ими белоснежную рубашку, запачканную кровью, наслаждаясь беспомощностью и болью коллекционера.

— Знаешь ли ты, Лумьер, что за все в этой жизни приходится платить? Наверняка ты думал, что, собирая моих сестер по частям, словно скот, ты обретешь величие и могущество. Но догадывался ли ты, что это все приведет к единому исходу, — склонившись над ухом мужчины, тихо прошептала я, удовлетворенная его рваным дыханием, которое он пытался унять, чтобы скрыть страх, — к смерти.

— Неужели ты думаешь, что этот дрянной мальчишка сдержит свое обещание? Он сотрет тебя с лица земли, как только его братцу станет хоть на толику легче, — выплевывая каждое слово, словно яд, Лумьер резко дернулся вперед, пытаясь вонзить зубы в мое лицо. Вовремя отпрянув назад и обойдя стул, я остановилась напротив пленника и, натянув ехидную улыбку, ударила по его колену, с наслаждением услышав хруст дробящихся костей.

Мой смех и яростный вопль пленника наполнили комнату. Двинувшись дальше вдоль рядов с редчайшими трофеями, я тщательно разглядывала каждый и, заметив резную шкатулку, остановилась. Открыв ее и заглянув внутрь, я, не в состоянии сдержать улыбки, достала небольшое яблоко, покрытое каплями росы. Преподнеся яблоко ко рту, я медленно облизала влагу, наслаждаясь ее прохладой, после чего откусила кусок от фрукта, вытерев тыльной стороной ладони сок, стекающий по губам и подбородку.

— Не смей! Не смей! НЕ СМЕЙ! — голос узника перешел на визг.

Это был плод, благословенный самой Алконостой, сестрой, одним движением крыла смахивающей с него росу и наделяющей особой силой защищать не только тело, но и разум. Плод хранил в себе кровь Вуивра, короля змей, каждая капля которой приносила невероятные богатства и исполнение желаний, а также душу Берегини, кровной моей сестры, которая звала к себе и желала воссоединиться. Почувствовав легкий толчок в груди, я удовлетворенно кивнула, давая время трем душам, трем жертвам воссоединиться и стать единым целым.

Лумьер, сидевший на стуле, казался совсем запуганным. Он часто и шумно дышал — его грудь судорожно поднималась и опускалась, словно узник не способен был вдохнуть в полную силу легких.

— Как же ты мне надоел со своими бесконечными криками, — раздраженно произнеся эту фразу, я позволила сирене, сидевшей внутри, взять вверх над телом, чувствуя, как проступают жабры, болезненно отзываясь на коже, а глаза заволакивает кровавая пелена.

Лумьер, открыв рот от ужаса, закричал еще отчаяннее и принялся подпрыгивать на стуле, чтобы ослабить веревку на запястьях.

Ябросила через плечо надкусанное бесполезное яблоко, свободной рукой схватила с ближайшей полки платок, принадлежащий Хозяйке рощи, которой подчинялись птицы и звери и которая помогала заплутавшим путникам.

— Это должно тебе помочь найти дорогу в преисподнюю, — заткнув рот мужчины платком, я натянула ткань сзади, отчего в уголках рта пленника выступили капли крови. — Знаешь, Лумьер, огонь очищает, смывает все грехи, жаль, что ты сам не додумался до такого способа освобождения, — мужчина жалобно заскулил, не в силах произнести ни слова из-за кляпа во рту. Его глаза широко распахнулись от ужаса, из них брызнули слезы.

Внимательно всматриваясь в огонь, который разгорался в камине за спиной мужчины, я не могла скрыть восторга от гениальности своего плана.

Одна из моих глупых сестер, влюбившись в смертного, умоляла Персефону на коленях дать ей свободу и воссоединиться с возлюбленным, поскольку носила под сердцем его ребенка. Дитя, порожденное морской и земной сущностью, хранившее в себе силу обеих стихий. Если все получится, я займу место ребенка, вытесню его душу и заполню собой маленькое тельце, а после — сыграв роль послушной дочери, стану королевой.

Будто прочитав мои мысли, Лумьер сильнее забился на стуле, пытаясь его перевернуть и разнести в щепки ради спасения. С усмешкой на губах наблюдая за его нелепыми попытками выжить, я подошла к камину и достала оттуда палку, конец которой был охвачен желто-оранжевыми язычками, освещающими пространство вокруг, и, вернувшись к окну, поднесла ее к шторе. Ткань моментально объяло пламенем, запах гари заполнил всю комнату. Осталось лишь дождаться пару минут, и все будет кончено. Короткое обтягивающее платье цвета кровавого заката, едва доходившее мне до колен, моментально вспыхнуло.

— Встретимся на другой стороне, если ты, конечно, выживешь.

Последнее, что я увидела перед тем, как провалиться в темноту, были предсмертные судороги Лумьера, который с широко распахнутыми глазами и тканью во рту с диким ужасом встречал свое освобождение, полностью объятый огнем.

Казалось, прошло лишь мгновение, когда я снова распахнула глаза и закричала во всю мощь своих легких в теле младенца. Женские руки заботливо обхватили меня, крепко прижали к себе и начали медленно водить по голове, а ласковый голос запел тихую песенку. Успокоившись и замолчав, я прикрыла глаза и выдохнула, не до конца веря в происходящее, но позволяя сну унести себя в мир грез.

Все задуманное свершилось.

Тела новорожденных детей, которые я использовала неоднократно, не могли справиться с моей силой. Умирая, едва достигнув шести месяцев, их истинные души покидали землю, оставив место печали и скорби. Но этот ребенок, эта девочка была особенной. Она была дочерью моей сестры. Дочерью сирены.

Прошло семь лет с тех пор, как мои собственные силы в теле ребенка начали проявляться, доставляя множество проблем и хлопот. Наблюдая с берега за детьми, которые, радостно визжа, плескались в море, я испытывала по отношению к ним отвращение и нестерпимую злобу. Как только они выходили на берег, я вынуждена была натягивать любезную улыбку и продолжать непринужденное общение, каждый раз ссылаясь на слабое здоровье, из-за которого мне нельзя плавать в море.

Боясь, что сирена вырвется на свободу, я хотела обратиться за помощью к истинной матери, но она каждый раз игнорировала мои просьбы.

Прошло несколько недель с того момента, как я пыталась связаться с прародительницей. Из раза в раз мое сердце болезненно сжималось от того, что я чувствовала себя брошенной, поломанной куклой, которой приходится чинить себя самостоятельно.

В один из вечеров я сбежала из дома, никого не предупредив. Мать нашла меня в чаще леса. Она осторожно присела рядом и разжала кулак, внутри которого лежал кулон в виде светло-кремовой ракушки. Удивленно выгнув бровь, я провела маленькими пальцами по ее поверхности, ощущая неровности и сколы. Мать, коротко кивнув, передала украшение мне и, наклонившись над моим ухом, тихо произнесла:

— Я все знаю, моя дорогая Эмилия. Пусть этот кулон будет твоим спасением и заточением, пока ты не дойдешь до своей цели.

Я позволила себе слабость и прижалась худым телом к груди матери, которая бережно поцеловала меня в макушку и принялась напевать грустную песню, смысл которой знали только мы вдвоем.


Часть 1. Глава 1. Познай историю мира нашего

Тысячу лет назад, когда существовало лишь два континента посреди бескрайнего Дарийского моря, Эрида, богиня раздора и хаоса, решила, что ей наскучило наблюдать за размеренной жизнью двух народов.

Сирция. Континент, на котором обитали чудовища. На их земле круглый год цвели сады, воздух опьянял, вызывая эйфорию. Смех, танцы, веселье были главными спутниками существ. Боги, создавшие чудовищ, с любовью наблюдали за своими детьми с Олимпа и благословляли их браки, принимая в свою семью новых детенышей, унаследовавших особенности обоих родителей. Вепри, ламии, суккубы, оборотни, кентавры, банши заселили вечнозеленые просторы Сирции. Сирены, проводившие большую часть своей жизни в воде и в воздухе, были главными защитниками и добытчиками пропитания на континенте. Зачастую они, рассекая воздух, быстро снижались и приземлялись перед какой-нибудь влюбленной парочкой, заставая последних врасплох. Те, недолго думая, отпрыгивали и кидали в адрес сирен гневные взгляды и проклятья. Но стоило им услышать девичий чарующих смех, как гнев улетучивался, и на континенте вновь царил мир и покой.

Людмирия. Континент, на котором боги Олимпа заселили людей, дав им огонь, оружие и животных, благодаря которым они питались и поддерживали жизнь. Континент был покрыт массивными лесами, скрывающими дома людей от знойного солнца. Многочисленные речки и водоемы не иссыхали и наполнялись постной водой каждый год. Боги любили людей, поэтому даровали им один из чудес с Олимпа — источник молодости и здоровья. Он располагался в самой глуши континента, скрытый среди массивных деревьев. Дорожка, ведущая к нему, была вымощена из цветов алого цвета, напоминающего кровь. Источник представлял оазис глубиной около трех метров, вокруг которого ползали змеи, охраняющие его. Яркий солнечный свет, полосами пробивающийся сквозь листву, отбрасывал, освещал небольшие участки земли, скрывая от человеческих глаз то, что таилось на дне. Лишь тот, кто чист сердцем и помыслами, мог испить воды, излечив все болезни. Смертный, желающий воспользоваться источником ради собственной выгоды, умирал мучительной смертью, пока яд змей проникал в его организм, после чего чудовища, приняв свой истинный облик, утаскивали мертвеца на дно. Никто из людей не догадывался, что змеи, завороженные богами, были никто иные, как Ламии — демонических существ со змеиным хвостом вместо ног.

Оба народа не знали друг о друге, лишь Ламии, заслужившие благословение богов, могли жить рядом с людьми и наблюдать за ними в образе змей, привычных человеку. Бескрайнее море, окружавшее обе континента, не давало возможности даже сиренам преодолеть его. Вскоре морские девы, лишились крыльев по желанию Персефоны, их прародительницы, которая долгое время наблюдала за своими дочерями. Когда безжалостное решение было принято, крики ужаса и боли поглотили континент: израненные сирены отползали к морю, и только вода теперь могла заглушить их страдания. Море, окрашенное кровью, заставляло других чудовищ сжимать кулаки в бессильной ненависти.

Эрида, богиня раздора и хаоса, долгое время наблюдала за чудовищами и людьми, перенимая повадки каждого. Обратившись в старуху, она спустилась с Олимпа к людям и рассказала, что есть на свете континент, краше которого нет на свете. Цветы там благоухали круглый год, существа, населяющие его, веселились и отдавались похоти там, где захочет душа. Ни стеснения, ни упреков, ни раздоров — каждый был свободен. Люди слушали ее с открытыми ртами и, не сомневаясь в ее словах, умоляли показать дорогу к этому месту. Эрида лишь усмехнулась и испарилась, оставив смертных в замешательстве.

Поднявшись на Олимп, она нашла своего брата Посейдона и, воспользовавшись чарами, заставила его сдвинуть континенты и осушить часть моря, чтобы люди смогли добраться до Сирции. Вернувшись в Людмирию, она показала смертным, как делать лодки и корабли. Прошел не один месяц, прежде чем первое судно покинуло континент и причалило к берегам Сирции.

Люди, ступившие на земли чудовищ, не могли скрыть восторга. Солнце, восходящее над горизонтом, не обжигало, его лучи приятно касались кожи. Пение птиц доносилось со всех сторон. Дурманящий аромат наполнял тело неиссякаемым наваждением, избавиться от которого можно было, лишь оказавшись в объятиях. Пройдя вглубь леса, люди увидели населяющих континент существ, которые не были похожи на ужасных тварей из рассказов Эриды, хоть они и являлись обладателями копыт, рогов, бледной кожи, крыльев или чешуи. Внешне они отличались от людей: детальном рассмотрении можно было увидеть копыта, рога, хвосты, бледную кожу.

Эрида, спрятавшись среди деревьев, ожидала, что чудовища набросятся на людей и уничтожат их, обглодав кости. Но этого не случилось. Будто притягиваемое магнитом, к каждому из людей подошло существо. Пропитавшая воздух эйфория влияла на всех одинаково: вызывала желание поцеловать незнакомца или незнакомку и заняться любовью, по-дикому, по-животному прямо здесь, на траве.

Союзы между человеком и чудовищем, были противоестественны. Несмотря на протесты сородичей, кто-то из существ, окрыленный отправлялся на родину к смертному. Люди, оставшиеся в Людмирии, с радостными возгласами встречали родственников и друзей на берегу, но стоило им завидеть тех, кого они привезли, как в их сердцах моментально зарождалось новое чувство — страх.

В Сирции и Людмирии начали рождаться гибриды, внешне неотличимые от смертных, но с необыкновенными способностями, которые нельзя было уничтожить или блокировать. Дети, не справляющиеся с даром, умирали, не достигнув и семи лет. Чудовища, обезумевшие от горя, обвиняли в этом людей, ссылаясь на всепоглощающий человеческий ужас, который со временем пожирал носителя необычных способностей. Немногие выживали, но люди, одержимые страхом, доводили чудовищ до самоубийства. Они никогда не марали руки сами, но умело подталкивали чужестранцев в объятья смерти.

Зевс, не знающий о кознях своей сестры Эриды, пожалел обезумевших родителей и поднял с морских глубин еще пять континентов: Антилью, Сербонию, Парифиду, Лемию и Пранию. На каждый из них он заселил семьи, в которых рождались люди со способностями: кто-то обращался в сирену при контакте с водой, кто-то обладал недюжинной силой, кто-то питался кровью людей и их страхами, кто-то рождался со змеиным хвостом и мог понимать себе подобных.

Чудовища, прознав о судьбе сестер и братьев, которые отправились на родину людей, поклялись на крови, что отомстят за боль и слезы. И никакие континенты, моря и расстояния не смогут их в этом остановить.

Так началась война людей и чудовищ.

Люди безжалостно истребляли существ: кентавров обезглавливали, гарпий заживо сжигали на кострах, суккубов насильно увозили с родных земель и оставляли гнить в железных клетках, где они не могли напитать тело мужской энергией, медленно и мучительно погибая.

Самая жестокая судьба постигла сирен. Поскольку они теперь могли беспрепятственно рассекать море и попадать на другие континенты, моряки, заманивали их в ловушки. Когда подходило время охоты, убийцы делали из старых тряпок подобие затычек, брали с собой битое стекло, кинжал, выплавленный из стали, и соль. Они выставляли на берегу особую приманку — молодого красивого юношу — и с нетерпением ожидали сирену. Когда же она появлялась, ее ловили в серебряные сети и силком тащили на берег. Лишенная покровительства моря, внешне она становилась похожа на девушку, которую выдавали лишь шрамы на спине и шее и алый оттенок глаз. Охотники очерчивали вокруг жертвы круг из соли, ставили коленями на битое стекло, чтобы она не смогла сбежать. Сирена, пытаясь использовать дар и воздействовать на убийц пением, однако самодельные затычки заглушали все звуки. Вдоволь насладившись мучениями сирены, они насиловали ее, после чего убивали и выкидывали обратно в море на съедение рыбам.

Персефона, прародительница сирен, сходила с ума от горя, оплакивая дочерей. Зевс запретил вмешиваться в войну людей и чудовищ, вызвав волну гнева в душе богини. Ослеплённая местью, она заманивала людские корабли в гигантские смертельные водовороты и штормы, безжалостно убивая, чтобы вознести на человеческих костях остров. Это место должно было служить убежищем для сирен от людей. Однако она позабыла: даже самое безопасное место может стать логовом врага, если действиями движет любовь и жажда власти.

Когда дар сирен только начинал проявляться в теле ребенка, Персефона отводила их к морю и велела принять истинную сущность. Добравшись до высоких рифов, которые опоясывали Сенерцию, скрывая полуостров от людских глаз, Персефона заманивала за собой вглубь полуострова. Камни напоминали гладиаторскую арену. Множество сирен сидели на каменных выступах, смеялись, разговаривали и обсуждали охоту. Сенерция. Небольшой полуостров, скрытый от человеческих глаз острыми рифами, где они могли чувствовать себя самими собой, не боясь быть уничтоженными. Как только на небосводе покажутся первые лучи солнца, сирены покинут тайное убежище и отправятся на континент, чтобы скрывать свою сущность в бренном теле, пока луна не зальет серебристым светом землю. Дочери Персефоны вынуждены были прятать истинный облик, используя кулоны и амулеты: когда они касались их кожи, тайна оставалась нерушимой.

Еще шестнадцать лет назад чудовища были изгнанниками, гонимыми человеческими ненавистью и страхом. Но все изменилось, когда одна из сирен подожгла себя и человека в одном из домов посреди города. После этого по всем континентам были отозваны приказы Правительства об убийстве сирен, сделав морских дев полноценными членами общества. Власть боялась повторений, что могло значительно снизить влияние среди представителей знати. Держа в руках драгоценную бумагу, я не смогла сдержать улыбки. Однако люди не были готовы к такому стечению обстоятельств. Ночами они выслеживали сирен и убивали в собственных постелях. Глупцы не знали, что обычным оружием нас не убить, лишь безразличие к пению может погубить души сирен.

Чудовища знали, что придет их время. Придет час расплаты за все те муки и агонии, которые испытали их предки.


Часть 1. Глава 2. Притворись и будешь ты спасен

И будешь ты проклят, покуда душа твоя не сгниет. И будешь ты проклят, покуда не искупишь грехи перед душой погубленной. И будешь ты проклят, покуда не станешь рабом.

Запах жженой плоти наполнил собой все вокруг.

Метка Персефоны.

Проклятье, обрекающее на вечную жизнь и страдание, покуда вина перед погубленной душой не будет заглажена. Запах сирены, исходящий от меня, заставил Персефону подумать, что это я убил чудовище. Но я чувствовал, что она жива. Ее кровь, подобно яду, растекалась по моему телу, заставляя каждую клетку ныть от желания обладать сиреной, сделать ее своей, стать ее рабом. Если бы я только знал, чем это все закончится, то непременно убил бы я ее еще тогда, 20 лет назад.


***

Тело дрожало от измождения. Привкус металла, наполнивший рот, вызывал тошноту. Пропитанная морем одежда прилипала к телу, издавая при каждом движении хлюпающие звуки. Цепляясь руками за песок и заставляя себя двигаться вперед, я крепко сжал челюсти. Сквозь порванную ткань на брюках, мелкие ракушки, усыпанные вдоль берега, больно царапали кожу на коленях, оставляя неглубокие порезы и ссадины. Оказавшись на суше, я бессильно рухнул на спину, почувствовав, как песок попадает в кровоточащие раны на теле.

При каждом вздохе я ощущал неимоверную боль в груди. Разорвав остатки рубашки, я дрожащими пальцами провел вдоль груди и поднес их к глазам. Кровь. Засмеявшись, я схватил горсть песка и кинул в сторону моря, гневно крикнув:

— чтобы ты сдохла, гнусная тварь!

Приподнявшись, я согнул ноги в коленях и положил на них руки, скрепив ладони в замок. Нервно покусывая нижнюю губу, я силился понять, как далеко я оказался от дома. Позади меня был непроглядный лес, напоминающий джунгли. Лишь небольшой проходимый участок земли около моря был единственным моим спасением. Проведя ладонью по браслету из черной, словно змеиной, кожи, я усмехнулся.

Сделка.

Судорожно проведя руками по поясу на штанах, я пальцами нащупал небольшой нож, который от воды местами заржавел. Наткнувшись взглядом на свое отражение, я не смог сдержать нервного смешка. Браслет оказался не такой уж бесполезной безделушкой, доставшейся мне от Персефоны.

Глубоко вздохнув, я что было сил сжал рукоятку ножа и вонзил себе в грудь. Мимолетная вспышка боли и крик. Пару капель крови упали на песок, окрасив его в алый. Вырвав острие ножа, я отшвырнул его в сторону, выругавшись под нос. Прикоснувшись дрожавшими пальцами к ране, я почувствовал, как кожа затягивается, оставляя рваные шрамы.

Раз я не могу убить тебя, то было бы крайне неразумно позволить тебе это сделать самому. Я хочу, чтобы ты страдал. Видел, как умирают те, кто тебе дорог, как их тела превращаются в прах. Ты обречен на вечные муки, Охотник.

Рухнув на колени, я что было силы закричал, запрокинув голову назад. Горло и легкие жгло. Горло и легкие жгло. Успокоившись, я лег на песок, оставив ноги в воде, и, сам того не заметя, уснул.

Разбудил меня мелодичный женский смех, которой доносился за валунами в сотне метров от берега. Быстрым движением я поднялся на ноги и моментально пожалел об этом. Рана, оставленная ножом, больше не кровоточила и затянулась рваным шрамом, но кожу неприятно покалывало, будто она вот-вот разорвется. Подойдя к берегу, я прищурился и увидел, как две девушки плескаются в воде. Луна, освещающая воду, скрывала их лица, но я не мог их спутать ни с кем. Сирены. Их остров. Оглядевшись, я не заметил других тварей, и, засунув два пальца в рот, свистнул. Ничего другого я не успел придумать, поскольку мне необходимо было привлечь их внимание. Две головы моментально повернулись в мою сторону и склонились вбок, изучая. Хищная улыбка становилась с каждым мгновением становилась все шире, стоило им только завидеть, как я начал снимать с себя одежду, бросая под ноги. Сирены не могут устоять перед мужчиной, готовым раздеться перед ними. Тем самым он показывает полное повиновение, вверяя свою судьбу этим чудовищам.

Избавившись от штанов, я уверенным шагом направился к морю почувствовав кожей его блаженную прохладу. Согретая солнцем вода была подобно парному молоку, приятно ласкавшая кожу. Лунные отблески на поверхности скрывали лица, освещая лишь силуэты сирен. Отплыв на несколько метров от берега и остановившись, я почувствовал слабые прикосновения под водой, будто кто-то пытается прикоснуться ко мне. Откинувшись на спину и начав грести ногами, я быстро направился обратно к берегу и увидел, как одна из сирен следует за мной следом. Почувствовав ногами песчаное дно, я выбрался на берег и встал посреди пляжа, окружающего остров. Изогнув край губ в усмешке, я протянул руку к сирене, приглашая присоединиться ко мне. Ее глаза жадно изучали мое тело и лицо. Задержав взгляд на бедрах, которые не скрывала одежда, она облизнула нижнюю губу. Когда вода дошла ей до живота, я увидел едва уловимое движение под водой, будто кто-то хочет утащить сирену обратно.

— я весь твой. Позволь исполнить все твои желания, позволь стать твоим рабом. Мои душа и тело принадлежат только тебе. Прошу, не оставляй меня.

Произнесенные слова произвели должное впечатление, и сирена, ускорив шаг, приближалась ко мне, соблазнительно виляя бедрами. Хвоста не стало, вместо ног появилась пара ног, однако жабры и красный оттенок глаз никуда не исчез. Сжав кулаки, я внимательно наблюдал за каждым движением, готовясь схватиться за нож, который лежал в нескольких метрах от меня в груде грязной одежды.

Рванув вперед, я что было силы сжал шею сирены, стараясь застать ее врасплох. Пытаясь достать до моего лица когтями, она словно одержимая начала вырываться, чувствуя, что я тащу ее дальше от воды. Вторая сирена куда-то пропала. Оно и к лучшему. Но я недооценил одного — стоило мне слегка ослабить хватку, почувствовав, что сирена тяжело задышала, как она дала мне под дых и побежала к воде. Выругавшись, я бросился следом.

Когда вода дошла мне до колен, я посильнее схватил сирену за шею и, приподняв, швырнул на берег. Та, жалобно скуля, кинула на меня молящий взгляд. Черные, словно зола, волосы, волнами спадали на спину, оголяя тело. Миндалевидные глаза, чуть вздернутый нос, пухлые губы. На вид ей было не больше 15.

У меня не было времени на жалость и разговоры. Присев около нее на корточки, я чуть склонил голову на бок и ткнул пальцем себе на грудь, где виднелась метка. Сирена, проследив за моим взглядом, испуганно распахнула глаза и приоткрыла рот, не издав ни звука.

— поможешь мне добраться до дома и можешь быть свободна. Стоит тебе лишь сделать одно неверное движение, и я сверну тебе шею. Ты поняла меня?

Тишина.

— ты поняла меня? — громче и злее спросил ее. Сирена подняла на меня глаза, медленно кивнув, — вставай, я скажу тебе, куда мне надо добраться.

Я протянул руку, но сирена лишь испуганно отшатнулась от меня, сцепившись руками в песок. Я заметил, как она сжала кулак, готовая кинуть мне в глаза осколки ракушек, стоило мне лишь сделать одно неверное движение. Устало проведя ладонью по лицу, я издал тихое рычание.

— з-зачем тебе д-домой? — тихой голос, прорезавший тишину, заставил меня резко обернуться.

— чтобы убить одну из подобных тебе тварей, но для начала, — мое лицо свело от улыбки, — я как следует развлекусь.


Часть 1. Глава 3. Лишь открывшись навстречу воспоминаниям, ты сможешь понять свои истинные желания.

ЭМИЛИЯ


Сегодня настал самый долгожданный день в году — день открытия городской ярмарки, длящейся неделю. Это были те семь дней, когда я не боялась разоблачения. После изнурительных часов, проведенных на площади, я могла позволить себе ночью оказаться в объятиях моря, разрывая сдерживающие оковы и проявляя истинную сущность. Всю неделю я не носила кулон, не боясь, что сирена вырвется наружу.

Я давала свободу нам обеим.

Вскочив с кровати до рассвета, я начала ходить по комнате из угла в угол и мысленно представлять, что же будет интересного на ярмарке в этом году:: может, кто-то объявит о помолвке или какая-то ревнивая женушка на глазах у толпы будет избивать мужа веером за то, что несчастный окинул мимолетным взглядом артистку, играющую на маракасах в весьма откровенном наряде и зазывающую Подойдя к окну, я распахнула ставни: со стороны рынка, где обычно и проходила ярмарка, слышался смех и разговоры, заглушаемые возгласами артистов и торговцев. Палатки, расположенные напротив друг друга и обрамляемые яркими тканями палатки, переливались на солнце, создавая некое подобие длинного коридора для передвижения множества людей, прибывших на ярмарку. Для бродячих артистов в конце длинного коридора было место, где они хранили одежду, провизию и инструменты.

Антилья — континент, на котором я родилась, — была устлана устлана деревьями, доходившими в высоту десятка метров. Она являлась главным поставщиком древесины для других государств, которые использовали ее для постройки кораблей и судов. На Парифиде из деревьев, кустарников и цветов делали амулеты и кулоны, блокирующие силу существ, живущих по соседству с людьми.

Но самым значимым островом являлся Лемия. Дриады, населяющие континент, возрождали мраморные деревья, на которых росли плоды, название которым хеансы — ягоды здоровья и долголетия. Не каждое существо допускались до подобного возрождения. Стоило дриаде достигнуть 16 — летнего возраста, как она проходила отбор среди старейшин. Ей необходимо было при помощи магии возродить, напитать силами и уничтожить плод граната, символизирующего среди дриад жизнь и смерть. Лишь поистине могущественный лесной дух мог сотворить подобное. Цены на хеансы были доступны далеко не каждому — люди продавали все, что было, чтобы обрести здоровье и долголетие. Но самую высокую цену платили сами дриады. Возродительницы мраморных деревьев жертвовали своим чревом взамен, лишая себя счастья материнства. Многие дриады после ритуала возрождения заканчивали жизнь самоубийством, не желая мириться со своей участью.

На месте вырубки деревьев люди строили дома, кабаки, магазины и дома удовольствий, превратив Антилью в кипящий жизнью оазис. Посреди континента был раскинут рынок, место которого сейчас занимала ярмарка с бродячими артистами, дающими концерты на каждом из материков.

Сладостно потянувшись, я обернулась и лениво обвела взглядом комнату. Она была обставлена не богато, но со вкусом: массивная кровать из белого дуба с каркасом из натуральных веток, с ажурным белоснежным балдахином в тон простыням занимала большую часть комнаты; шкаф, резьба на дверцах которого создавала объемные элементы в виде виноградной лозы Шкаф стоял в десятке шагов от кровати, создавая зазор между предметами мебели для свободного передвижения. Стол, стул и зеркало расположились к углу комнаты так, что, зайдя внутрь, не сразу можно их заметить — только лишь сместив взгляд вправо. Окно слева от кровати, было покрыто пылью и разводами от капель дождя, но пропускало достаточно солнечного света. Шторы легкими волнами струились по обеим сторонам от окна и выглядели бы превосходно, если бы не кричащий лиловый цвет, от одного вида которого меня начинало тошнить. Однако каждый раз я только мило улыбалась, чтобы не обидеть Генри, восхищаясь изысканным вкусом хозяина поместья. Стены и потолок, покрытые краской светло-небесного цвета, невольно вызывали мысли о море и истинном доме.

Углубившись в свои мысли, я не сразу услышала тихий стук в дверь.

— Можно? — робко спросил женский голос.

От неожиданности я подпрыгнула на месте и вовремя успела прикрыть рот рукой, чтобы никто не услышал мои вопли, а другой — сжала кулон на шее, который блокировал мою силу. Немного успокоившись и глубоко вздохнув, я четко и громко произнесла:

— Да, Анна, можешь войти.

На пороге показалась женщина лет сорока, в темном платье, лицо которой избороздили старческие морщины, а руки — грубые мозоли от постоянной работы по дому. Платок на голове не смог полностью прикрыть вьющиеся темные кудри, тронутые первыми признаками седины. Глубоко посаженные серо-голубые глаза каждый раз смотрели на меня с тоской и сожалением. Иногда я ловила себя на мысли, будто Анна пристально следит за каждым моим шагом, желая, чтобы я приняла ее доброту и тепло за чистую монету, в то время как она смогла бы подобраться поближе и разузнать все потаенные секреты, хранящиеся в самых темных уголках моей души. Усмехнувшись и облокотившись плечом о стенку шкафа, я скрестила руки на груди и пристально посмотрела на женщину, ожидая ее реакцию.

Не отводя взгляда, Анна немного постояла в проеме, затем вошла и медленно закрыла дверь. Сделав несколько шагов вглубь комнаты, она тихо сказала:

— Эмилия, присядь.

Я закатила глаза, выражая тем самым свое недовольство, но с места не сдвинулась. Прошло несколько секунд, Анна все молчала. Тогда я сделала жест рукой, призывая ее заговорить первой. Она давно привыкла к моему характеру: вспыльчивому, дерзкому, бескомпромиссному.

Прошло шестнадцать лет с момента моего перерождения в человеческом теле. Шестнадцать лет, как я изворачиваюсь, изучая и перенимая повадки людей и стиль их общения. Я все еще злилась, как тогда, в семь лет, когда наблюдала за резвившимися в воде сверстниками, выжидая. Я сделала все за эти годы, чтобы избежать разоблачения: у меня не было ни друзей, ни знакомых, я не искала поддержки более влиятельных людей или любовных отношений, не подпускала близко тех, кто мог заглянуть в душу и вырвать защитные шипы с корнем.

Анна прокашлялась и начала свой рассказ:

— Вчера вечером, прежде чем пойти в свою комнату, я подслушала разговор между двумя служанками, которые работают в домах по соседству… — женщина запнулась, пытаясь подобрать слова, а я сгорала от нетерпения, желая услышать что-то интригующее. — Дело в том, что сегодня на главной площади хотят казнить пирата. Он единственный, кто выжил после морского сражения, молодой еще совсем, жизни не видел. Казнить будут через повешение. Я… я не хочу, чтобы ты туда шла, Эмилия. Я чувствую, что случится нечто плохое.

Я слегка изогнула бровь и состроила недовольное выражение лица, стараясь понять, что такого плохого может случиться на обычной казни. Взвесив все за и против, я равнодушно спросила:

— Это, например, что? Неужели после казни пират вдруг воскреснет? — усмехнувшись, я кинула острый взгляд в сторону Анны, заметив на ее лице беспокойство.

Женщина промолчала.

— Если это все, что ты хотела сказать, то будь добра, не мешай мне собираться и закрой дверь с той стороны. Мы… я целый год ждала эту ярмарку, и меня не спугнет даже смерть пирата и твое глупое предчувствие.

После этого я демонстративно отвернулась от служанки, достала из шкафа платье и, кинув его на кровать, принялась руками разглаживать небольшие складки на тонкой ткани. Внешне я была непоколебима, однако внутри все трепетало: я все еще боялась совершить непоправимую ошибку. Ведь никто не должен знать мою истинную сущность.

Анна устало вздохнула, развернулась, тихонько открыла дверь и, прежде чем выйти, сказала:

— Ты еще пожалеешь о том, что не послушалась меня.

Громко хлопнула дверь, оставив меня один на один с брошенными словами.

Негромко засмеявшись, я надела платье и подошла к зеркалу, внимательно всматриваясь в свое овальное лицо, обрамленное золотисто-рыжими волосами и ниспадающими до талии: черты были настолько человечны, настолько правильны, что никто не смог бы догадаться о моей тайне. Я всегда гордилась янтарными локонами, тайком представляя, сколько мужчин хотели бы зарыться в них ладонями и притянуть к себе. Пухлые нежно-розовые губы, длинные ресницы, миндалевидные зеленые глаза — одним взглядом я могла легко свести с ума любого мужчину, но только не этого требовала моя истинная сущность. Единственное, что мне не нравилось в себе — тонкий, слегка вздернутый нос, который придавал лицу игривое выражение, из-за чего ко мне многие относились несерьезно, считая легкомысленной и ветреной. Ростом я, к сожалению, как и все сирены, похвастаться не могла: издалека меня можно было спутать с подростком лет тринадцати.

Платье из шелка цвета спелой вишни едва ощущалось на коже, пояс подчеркивал фигуру. Тонкие лямки, усеянные мелким бисером цвета алого заката, почти что сливались с цветом платья, но стоило солнцу протянуть свои лучи, как они тут же заблестели всеми цветами радуги. Изначально платье доходило мне почти до пят, но я, не спавшая до рассвета, за несколько часов перекроила наряд, чтобы при ходьбе шелк струился, соблазнительно оголяя бедро. Карманы, расшитые бисером такого же оттенка, что и лямки, создавая витиеватые узоры.

Прикоснувшись к кулону, я слегка отвела его в сторону, оголяя маленький участок кожи на груди. Приятное тепло разлилось по телу, глаза заволокла алая пелена, на шее раскрылись рваными бутонами жабры. В предвкушении казни пирата я широко улыбнулась, обнажив мелкие заостренные зубы. Пусть не я стану погибелью для мальчишки, но наблюдать за его мучениями для меня не меньшее удовольствие.


***

Спустя несколько часов мы с Генри шли Шли бок о бок и скупали все сладости, которые оказывались у нас на пути. Хотя мое лицо светилось от счастья, я прокручивала в голове слова Анны, чтобы понять: это была угроза или предупреждение. Наблюдая за детьми, носившимися вокруг в старых лохмотьях, у меня в памяти невольно всплыл отрывок из детства, который я отчаянно пыталась забыть.

Измученная жаждой и голодом, я бежала сломя голову от двух мужчин, которые пытались меня догнать и отрубить руки за воровство. Как бы тяжело не было, я не могла выдать себя, применив к ним чары.

Споткнувшись, я упала на землю, прижимая к груди сгнившее украденное яблоко, и, не в силах пошевелиться от сковывающего страха, наблюдала, как стражи быстрым шагом приближались. В руках у них сверкали короткие шпаги, лезвия которых легко вспарывали горло, не позволяя жертве даже осознать свою кончину.

В переулке не было никого, кто мог бы мне помочь. Лишь издав короткий крик, я почувствовала, как правую сторону лица пронзила жгучая боль и, прижав ладонь к щеке, начала медленно ее поглаживать, стараясь сдержать нахлынувшие слезы. Наверняка останется след от мужской ладони, который я не смогу объяснить матери. Хотя, кого я обманываю? Она его даже не заметит, как не замечала моего существования вот уже несколько лет.

Внезапно совсем близко раздались два выстрела, от звука которых я обхватила голову рукам, до крови прикусив нижнюю губу, чтобы не закричать Окружившие меня стражники лежали на земле — они были мертвы. Лишь когда тяжелая теплая ладонь легка мне на плечо, осторожно поглаживая кожу большим пальцем, я поняла, что опасность миновала. И спасение свое я нашла в Генри. Мне тогда едва исполнилось двенадцать лет.

Вдруг раздался громкий голос, который принадлежал мужчине:

— Народ, торопись! Только сегодня через пару минут главное шоу дня — казнь пирата! Не пропусти! Тебе будет, о чем посплетничать на досуге!

Меня как будто окатили холодной водой. Значит, Анна была права — казнь состоится, и состоится она прямо сейчас! Предчувствие, заполнившее мое тело приятным теплом, настолько взбудоражило и взволновало, что, подхватив подол платья, я устремилась на площадь, совершенно забыв про Генри. Вскоре я уже стояла первых рядах, перед помостом для казни. Мысленно считая секунды до начала зрелища, я вскинула голову, где среди небесно-голубого пространства покачивалась от игривого ветерка толстая петля. Генри затерялся в улюлюкающей толпе, которая сомкнулась за моей спиной, но я не обратила на это никакого внимания.

Спустя несколько долгих минут ожидания на площадку эшафота молча вышел палач: остроконечный капюшон скрывал его лицо. Схватив за патлатые кудри мясистой пятерней, худого мальчонка лет пятнадцати. Я могла разглядеть, как выпирали его кости, обтянутые бледной кожей, лицо покрывала пыль вперемешку с кровью.

Палач одним грубым рывком поставил брыкающегося мальчишку на заранее поставленную табуретку и начал деловито затягивать петлю на тощей шее. Я крепко сжала губы, чтобы скрыть свое возбуждение, которое испытывала от происходящего. Вена на моей шее болезненно запульсировала, мурашки пробежали по всему телу. Я желала большего — желала стать погибелью пирата. Сорвать кулон, мощным прыжком вскочить на эшафот и рубануть когтями по грудной клетке мальчишки, вскрывая ее, точно створки ракушки, наслаждаясь его мучениями и криками. Стараясь незаметно потереть невыносимо зудящую кожу, я задела локтем рядом стоящего мужчину и, тихо выругавшись, натянула на лицо глупую улыбку, от которой, казалось, у меня разорвутся щеки:

— Извините! Извините, пожалуйста, я не хотела! — «Думай, Эмилия, думай, как выкрутиться!». — Пока бежала сюда, вспотела, словно мышь, все тело зудит!

Поняв, что сморозила глупость, я еще раз тихо выругалась себе под нос и быстро отвернулась. Но почти сразу же почувствовала легкое прикосновение ладони к своей коже на спине и замерла, затаив дыхание. Я, боясь, что незнакомец сможет почувствовать следы от шрамов: крылья, вырванные из наших тел по жестокой прихоти Персефоны, оставили уродливые рытвины на лопатках. Сирены, рожденные в морской пучине, всегда рождались с крыльями, но стоило моим сестрам лишь услышать детский пронзительный крик, наполненный новой жизнью, как они всяческипытались спасти и скрыть от Богини младенца. Персефона, гонимая собственным безумством, лишала девочек крыльев, оставляя истекать кровью и ожидая, когда сестры позаботятся о ней.

Кто-то наклонился к моему уху и чуть слышно прошептал:

— как возбужденно Вы потираете кожу на шее. Можете продолжать, я не против.

Изогнув бровь, я резко развернулась на пятках, чтобы выразить свое недовольство, но все мои слова резко улетучились: передо мной стоял высокий молодой человек с темными рваными волосами, будто он сам отрезал их тупым ножом всего несколько минут назад. Взгляд голубых слегка прищуренных глаз пронзал насквозь, отчего мое сердце пропустило удар. Левую щеку рассекал шрам придавая мужчине особенную привлекательность. Белоснежная рубашка была расстегнута на две верхние пуговицы. Серые штаны, подпоясанные черным кожаным ремнем, обтягивали бедра. Тонкие губы приковывали к себе взгляд, заставляя ими любоваться, но назвать красавцем я его не могла. Черты лица незнакомца смутно напоминали мне одного человека, и, чтобы не поддаться соблазну воспоминаний, я быстро тряхнула головой и произнесла:

— Смею заметить, что Вы не единственный, кто желает наблюдать за мной, — вскинув подбородок, я посмотрела в глаза незнакомцу.

Мужчина криво усмехнулся.

— Пользуетесь успехом благодаря своей внешности? — издевательский тон заставил меня сжать в негодовании и гневе кулаки.

Натянув улыбку и едва не скрипя зубами, я бросила:

— Пользуюсь успехом благодаря своей независимости и умению видеть людей насквозь.

Внезапно толпа зашлась в неистовых бурлящих возгласах, заставив меня обратить внимание на эшафот. Мальчишка уже болтался в петле, а палач затерялся среди ликующих людей. Сколько времени прошло, пока я разглядывала незнакомца? Как умудрилась пропустить возбуждающий треск ломающихся шейных позвонков?

Раздраженно фыркнув, я повернулась, чтобы сказать незнакомцу все, что я о нем думаю, но он куда-то исчез, а в кармане платья я нащупала маленькую записку.

«До встречи, Эмилия».


Часть 1. Глава 4. Подружись с пороками своими, да спасут они тебе жизнь единожды

ГЕНРИ


Эмилия стала мне родной после того, как я встретил ее на рынке, голодную и грязную, в рваном платье, которое еле-еле прикрывало колени. Увидев, как она жадно хватает с прилавка сгнившее яблоко, как бежит от двух разъяренных стражников, желающих проучить ее за воровство, я принял решение: я заберу этого маленького птенчика себе, даже если за это стражам придется поплатиться жизнями, не стоящими для меня и копейки.

Приехав в особняк, я первым делом приказал Анне накормить девочку, искупать в теплой ванне и уложить спать, отменяя тем самым все разговоры и допросы. Жена у меня умерла вместе с ребенком во время родов, после этого события я больше не женился и жил в достатке отшельником. Лишь Анна, моя верная служанка, пыталась скрасить мои унылые блеклые будни. Вскоре я нанял еще несколько молодых девушек в качестве горничных, чтобы они присматривали за домом и выполняли указания Анны, поскольку та уже начинала терять хватку из-за возраста: многие вещи и работы стали ей не под силу.

Поначалу я думал, что Эмилия — тихая, скромная, запуганная жизнью двенадцатилетняя девочка, но — Боже! — как же я ошибался. С ней невозможно было договориться. Любое предложение и распоряжение она принимала в штыки; если ее что-то не устраивало, она бросала колкие слова и клялась покинуть дом. Ванну она всегда принимала в одиночестве, не подпуская даже на порог Анну, которая от чистого сердца пыталась помочь девочке адаптироваться к новым условиям.

Я учил ее манерам, основам торгового ремесла, она же взамен давала мне чувство покоя и востребованности, которое так было мне необходимо. Вечерами мы читали книги о морских путешествиях и принцессах, которых похищали пираты, про ненависть, перерастающую в любовь, но у Эмилии был всегда один ответ на все: любви, благодарности и добра не существует. Из-за подобных ответов я чувствовал вечную боль девочки, которая шипом засела в сердце маленького ребенка, но я не мог избавить Эмилию от этого бремени, хоть и пытался.

Да к тому же в море было неспокойно. Корабли вместе с командами пропадали бесследно, к берегам причаливали лишь обломки некогда огромных судов. Все чаще женщины и дети тонули в море беспричинно и мгновенно. Многие торговцы несколько лет не выходили в открытые воды, боясь повторить горькую судьбу тех, кто отважился на такой шаг: разбухшие, изъеденные падальщиками тела все чаще вылавливали между камней.

Томимый думами, я надеялся найти утешение в лице Эмилии, но необъяснимая тоска сжирала меня изнутри, и я нашел выход — игра в кости. Почти каждый вечер я навещал местный кабак, проигрывая оставшиеся деньги по наследству и напиваясь до беспамятства. Если Эмилия и знала о моей пагубной привычке, то старалась не разжигать огонь между нами, пытаясь сохранить тот мир, который еще существовал. Лишь ее взгляды, полные упрека и немой мольбы, заставляли мое сердце сжиматься и чувствовать вину за свои поступки.

В тот ярмарочный день, когда Эмилия рванула к эшафоту и затерялась в толпе, я решительно направился в кабак. Уже через несколько часов, во власти хмеля, я поднимал руку с кружкой и громко кричал:

— Поднимаем ставки! Всем пива за мой счет! — и делал три больших жадных глотка.

Охваченный волной азарта, который окутывал кабак и поглощал его целиком, я не до конца осознавал, что творю. Все казалось таким правильным, отчего в моем сердце поселилась надежда, что сегодня все будет иначе и мне непременно повезет. Несмотря на то, что мне через неделю должно исполниться сорок пять лет, чувствовал я себя стариком: не столько физически, сколько морально. Мне хотелось верить, что я еще способен сделать что-то стоящее… Ради своей дочери.

В тот ярмарочный день, плавно перетекший в сумрачный вечер, только одно не давало мне покоя — незнакомец, сидевший в темном углу за дальним столиком. Он долго и непрерывно смотрел на меня, как зверь— на добычу, будто хотел накинуться и растерзать.

Я быстро выкинул эту мысль из головы и снова принялся за кости, стараясь не обращать на незнакомца внимания. Если до этого момента мне несказанно везло, то теперь я проигрывал больше, чем зарабатывал. Я хотел играть еще и еще. Стоило мне сделать очередную ставку, как я почувствовал за спиной какое-то движение и кинул взгляд через плечо. Позади меня стоял лысый угрюмый мужчина, крутил в руках нож и, мотнув головой в сторону двери, четко дал понять, что нужно поговорить.

Сглотнув неприятный корм в горле, я встал и, сказав товарищам, что мне нужно ненадолго отойти, поплелся в сторону двери на негнущихся ногах. Когда мы оказались на улице, головорез резко схватил меня за рубашку и впечатал спиной к стене.

— За что, ч-что я сделал? Что Вам надо? Д-денег? У меня нет д-денег, но я мог-гу отраб-ботать! — от испуга я начал заикаться, мой голос был похож на писк, нежели на бас взрослого мужчины.

Головорез отпустил ворот рубашки, отошел на некоторое расстояние и, ловко прокручивая нож между пальцев, заговорил, не глядя на меня:

— Ты, наверно, забыл, старик, как занимал у меня приличную сумму неделю назад? — после этого он начал надвигаться на меня, не выпуская из рук ножа, — где мои деньги? Или ты был настолько пьян, что забыл про меня и свой долг?

В этот момент я не смел даже дышать. Действительно, неделю назад я занимал деньги, но мне казалось, что я уже все отдал.

— Не слышу, где мои деньги? — повторил головорез, вплотную подойдя и проведя кончиком ножа по моей щеке. — Не играй с огнем, старик, иначе твоей девчонке придется отрабатывать каждый цент, который ты мне должен. Поверь, ее мольбы о смерти будут для моих ушей слаще песен.

Опустив взгляд, я почувствовал, как по щеке течет маленькая струйка крови. Стараясь не показать своего волнения, я тихо выдохнул, и, открыв рот, хотел было ответить, но меня перебили:

— Эй, мужик, не видишь, старику пора спать. Отойди, дай я его провожу, а то заблудится еще по пьяни, напутает, куда идти, шуму наделает.

Стараясь унять стук бешено колотящегося сердца, я медленно перевел взгляд в сторону, откуда раздался голос, и шумно втянул воздух. Это был тот самый незнакомец, который сидел в темном углу и внимательно следил за каждым моим движением. Руки у него были сложены на груди, брови нахмурены, а выражение лица не предвещало ничего хорошего. На запястье виднелся браслет черного цвета, который переливался в лунном свете и издали напоминал змеиную шкуру.

Не услышав ответа, незнакомец настойчиво повторил:

— Я что, неясно сказал? Отдай мне старика и гуляй дальше.

Все произошло мгновенно, я даже не успел ничего понять. Головорез бросился на незнакомца, с такой яростью замахиваясь ножом, что я не смог подавить тихий крик, вырвавшийся из моего рта. От нахлынувшего страха я крепко смежил веки и застыл на несколько минут, слыша неподалеку только громкие удары, пока плечо не сжала крепкая мужская рука.

— Нет, н-не трогайте! Я отд-дам все до копейки! Я все от-тработаю!

Послышался заливистый смех, заставивший удивленно распахнуть глаза. Головорез лежал на земле с ножом в горле, а незнакомец из кабака стоял напротив меня, вытирая руку о полы рубашки. Тошнота подкатила к горлу, но я сдержался и лишь глубоко вдохнул, стараясь унять дрожь в теле.

— С-спасибо, — только и смог вымолвить я.

Незнакомец улыбнулся краем губ, шрам на его лице изогнулся в пугающей гримасе. Ободряюще похлопав по плечу, он осторожно вытер большим пальцем почти засохшую кровь с моей щеки, заставив съежиться от испуга.

— Я… т-ты… что я могу сделать тебе за свое спасение? Если бы не т-ты, я уже был бы мертв… — Мои глаза наполнились слезами.

Я вспомнил смех Эмилии, ее требовательный рассекающий воздух голос, когда она пыталась что-то доказать, и непроизвольно улыбнулся. Сердце сжалось от тоски: если бы не этот незнакомец, я мог ее больше не увидеть. Свою Эмилию. Свою дочь, хоть и не кровную.

Незнакомец с легкостью прочитал обуревавшие меня эмоции. Он громко усмехнулся, но без издевки, скорее печально.

— Давай для начала я провожу тебя до дома и по дороге расскажу, кем ты можешь меня отблагодарить спустя пару лет.

Я не принял его слова всерьез, подумав, что от пережитого страха не до конца расслышал конец фразы, но то, что он предложил взамен спасению, заставило ужаснуться.


Часть 1. Глава 5. Нельзя заставить воспоминания обернуться вспять.

ЭМИЛИЯ

Сегодня день, когда я могу позволить себе все — день моего совершеннолетия. Сегодня мне исполнилось восемнадцать.

Проснувшись с первыми лучами солнца, я сладко потянулась в кровати и зажмурила глаза от удовольствия. Громко выдохнув, я решила, что не стоит терять ни минуты драгоценного времени, и резко вскочила с кровати.

Скинув ночную рубашку, я наполнила таз прохладной водой, умыла лицо, руки и, обтерев их полотенцем, не сдержала ухмылки. Глаза на мгновение затянуло пеленой, которая возникала каждый раз, когда защитный амулет не соприкасался с кожей.

Подойдя к шкафу и распахнув дверцы, я была готова надеть то платье, которое за годы потрепалось меньше всего, но заметив внизу коробку, перевязанную бантом, удивленно выгнула бровь. Аккуратно достав подарок из шкафа, я медленно направилась в сторону кровати. Усевшись на самый край, я положила коробку к себе на колени и закрыла глаза, чтобы потренировать чутье и определить, что там лежит. Потерпев фиаско и разочарованно цокнув языком, я открыла глаза и, ухватившись за края крышки, резко потянула ее на себя.

Внутри лежало красное атласное платье. Бросив мимолетный взгляд на коробку, я обнаружила открытку, прикреплённую к ожерелью, которое отдаленно напоминало массивный серебристый прямоугольник, словно ошейник. Положив платье на кровать, я перевернула открытку и прочитала надпись, сделанную красивым почерком.

«Моей сирене. Оно прекрасно подойдет к твоим глазам».

Сердце пропустило удар.

Никто не знал и не мог знать обо мне, разве что…

Смахнув с лица растрепанные кудри, я с ненавистью снова взглянула на платье. Оно манило, тянуло к себе. Не в силах сопротивляться, я надела его и подошла к зеркалу, внимательно всматриваясь в отражение. Тонкие руки покрылись мурашками из-за слишком открытого наряда. Платье оголяло грудь и спину, V образный разрез сзади доходил до поясницы. Тонкие лямки едва удерживали платье. Из-за моего невысокого роста подол платья оказался слишком длинным, поэтому мне пришлось на скорую руку его подогнуть. Металл, из которого была сделана молния, приятно холодила кожу спины. Затем я выгнулась, чтобы прикоснуться к лопаткам, слегка касаясь их в том месте, где прежде были шрамы от крыльев. Как только сирена лишалась крыльев, лесные духи, которые обитали на острове, оказывали нам помощь: натирали сок ядовитой ягоды соджио в кожу. Обработанный участок нещадно жгло, но мы не смели ничего сказать против, поскольку сок помогал заживать раны быстрее и шрам становился не таким ярко выраженным. Идеально гладкая кожа, не свойственная человеку, покрытая легким загаром, не могла не вызывать интерес людей, приводя меня в бешенство каждый раз, когда ко мне хотели прикоснуться.

Девушка, избегающая воды.

Так меня называли. Что ж, так оно и лучше.

Еще несколько минут покружившись у зеркала я, подхватив подол платья, выбежала из комнаты и сбежала по лестнице, чтобы найти Генри.


ГЕНРИ

Солнце слепило глаза так, что они начинали слезиться. Я, задернув шторы наполовину, медленно отошел от окна и упал в кресло, не забыв прихватив с собой бутылку алкоголя. Плеснув ром в бокал и отпив большой глоток, я зажмурил глаза и громко выдохнул, чтобы заглушить горечь. Грудь обжигало огнем, но мне это доставляло только удовольствие и удовлетворение. Поставив бокал рядом с бутылкой на шаткий стол, я откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза, пытаясь успокоиться и понять, как избежать предначертанного, но в голову непроизвольно лезли слова незнакомца.

Генри, ты славный старый, но не стоит воспринимать мою щедрость за добрый жест. Подумай сам: ты стар, у тебя нет положения в обществе, заканчиваются средства к существованию, зато много долгов, из-за которых ты можешь в любой день лишиться жизни. Куда потом пойдет твоя красавица Эмилия? Неужели тебе не жалко дочь, ее чувства, ее тело, которое будет отдано на растерзание стервятникам. Такое счастье ты для нее хочешь? Чтобы она расплачивалась за твои грехи?

Еще тогда, два года назад, я удивился, откуда он знает меня и мою дочь. Все это время я отчаянно искал варианты, чтобы отменить сделку, чтобы этот незнакомец исчез так же внезапно, как и появился тогда. Но вариантов не было: мое предчувствие подсказывало, что страшная сделка состоится.

Стоило мне схватить бутылку со столика и встать с кресла, как на пороге появилась она, моя Эмилия…


ЭМИЛИЯ


Я поспешила в общий зал для гостей, будто чувствовала, что Генри там. Он всегда оставался там ночевать, чтобы не будить меня ночью, когда возвращался с очередной попойки в кабаке.

Платье приятно холодило кожу, и я непроизвольно улыбалась, представляя, какой эффект произведу на Генри в таком шикарном наряде. Конечно, я не собиралась ему говорить, от кого оно и что прилагалось к платью, решив, в случае чего, напеть ему песню забвения, чтобы не слушать многочисленные вопросы и пытаться ответить хотя бы на один. Признаюсь, мне изредка приходилось освобождать свой дар, чтобы прикармливать истинную сущность человеческими чувствами и пороками, для чего прекрасно подходил Генри, который и не догадывался, что является подопытным кроликом для сирены.

Несмотря на то, что дом Генри был небольшим — всего четыре комнаты, а еще кухня, общий зал и коморка для прислуги — в нем поистине было что-то такое, что заставляло мое сердце и душу испытывать трепет и волнение от воспоминаний, наполненных уютом и спокойствием.

Перейдя порог, гости попадали в уютный коридор, ведущий прямиком в зал и к дверям жилых комнат справа и слева. Зал отличался от всех остальных помещений. Шторы темно-бордового цвета, обрамленные золотистыми крапинками, спадали с карниза тяжелыми волнами, прикрывая окно. Диван, стоявший посреди комнаты, был обит бирюзовой грубой тканью, и уместил бы не менее пяти человек довольно крупного телосложения. Одинокое широкое кресло под цвет дивана стояло чуть поодаль, повернутое спинкой к окну. Неброский серый ковер лежал возле дивана, выцветший от долгого пребывания на солнце. Стол, предназначенный скорее для коллекционирования алкоголя, держался на слегка покосившейся ножке, которая каждый раз норовила сломаться, стоило лишь пройти совсем рядом с ней. Сероватая краска на стенах местами уже потрескалась, но нам не хватило бы денег на то, чтобы хоть частично исправить этот хаос.

Вкус Генри был специфичен, но, несмотря на это, я ощущала, что каждый предмет он выбирал с особым трепетом и внимательностью. Возможно, он не стал выкидывать мебельный гарнитур и заменять его на новый по вполне понятной причине: он напоминал ему о покойной жене и ребенке. Но я не решалась завести этот разговор, считая тему запретной. В самом углу комнаты, едва заметный глазу, примостился низкий комод по типу тумбочки, сплошь уставленный свечами и канделябрами. Особый уют создавал лес, который обнимал дом со всех сторон, ограждая от внешнего мира.

Я остановилась в дверном проеме и увидела Генри, как всегда с бутылкой, тяжело поднимающегося с кресла. Он заметил меня, и его затравленный взгляд заставил меня задохнуться. Я вглядывалась в лицо мужчины: когда он успел так постареть?

Некогда жизнерадостный торговец стал похож на свою тень. Глаза серо-голубого оттенка с нависшими веками всегда смотрели с теплом и добротой, чуть вздернутый нос, пухлые губы и легкая щетина раньше выдавали в нем мальчишеский нрав. Сейчас же взлохмаченные волосы цвета спелого желудя почти полностью покрылись сединой. Темные круги под глазами, морщины на лбу и на коже вокруг глаз, красный цвет лица от постоянных пьянок говорили о том, что на его долю выпало немало препятствий и трудностей. Из одежды на нем были льняная рубашка со кляксами от вина и темные штаны свободного кроя. Генри не любил носить в доме обувь, считая, что оскверняет тем самым воспоминания о покойной жене и ребенке.

Тихонько мотнув головой, я натянула свою самую радостную улыбку и побежала навстречу Генри, распахнув объятия, но вдруг в дверь громко постучали. Генри выронил бутылку, его руки мелко задрожали, а лицо побелело. Резко остановившись перед растекающимся на ковре пятном, я сделала несколько шагов назад и скрестила в защитном жесте руки на груди, вопросительно наклонила голову и вскинул бровь.

Генри устало потер переносицу и, будто смирившись со своей участью, негромко сказал:

— Открой дверь, Эмилия. Мы ждем гостей.

Напрягшись всем телом, я сжала кулаки, вонзив ногти в ладони.

Гостей у нас не было уже достаточно давно. Это даровало мне чувство безопасности: я надеялась, что про нас забыли, и мы можем наслаждаться спокойной жизнью. Кинув взгляд на осунувшееся лицо Генри, я раздражённо выдохнула, прошла к входной двери и, схватившись за ручку, резко потянула ее на себя, оказавшись лицом к лицу с незнакомцем.

— ТЫ?! — только и смогла произнести я.

В ответ тишина.

— Ты?! — повторила я, стоя у порога. — Это что еще за шутки?! Генри?! — Я старалась держать себя в руках, но мой голос больше походил на истеричный писк.

Тишина.

Глубоко вздохнув, я медленно развернулась, не выпуская дверной ручки, натянула дружелюбную улыбку, которая была больше похожа на звериный оскал, и мило проворковала:

— Дорогой отец, может, объяснишься?

Генри стоял посреди зала и недоуменно моргал, будто он только что проснулся от затяжного сна и не понимал, где находится. Переводя растерянный взгляд то на меня, то на мужчину на пороге, он упорно молчал в надежде, что нелепая ситуация разрешится сама собой.

Я почувствовала, что внутри меня закипает гнев. Гордо вскинув подбородок, я начала закрывать дверь, давая понять незнакомцу, что ему тут не рады. Но не успела я это сделать, как молодой человек юркнул в дом, миновал прихожую и прошел прямо в зал к Генри. Взяв бокал, оставленный Генри, со столика, он по-хозяйски поднял с ковра бутылку, налил оставшееся содержимое и сел на диван, вальяжно закинув ногу на ногу.

— Здравствуйте, мистер Генри. Я так понимаю, Вы еще не успели сообщить Эмилии о нашей давней договоренности?

Я стояла в дверном проеме, не решаясь войти в зал, оставляя себе путь к отступлению, если необходимо будет бежать или использовать дар. Приятное тепло разлилось по всему телу: сирена внутри меня предвкушала возможную смерть незнакомца, его мучения и боль, отчего я не смогла скрыть хищной улыбки, вызвав недоумение на красивом лице гостя.

Генри, еще несколько минут растерянно переводил взгляд то на меня, то на молодого человека, затем вздохнул и сел в кресло. Я чувствовала, что ему тяжело начать этот разговор, но не торопила, давая возможность собраться с мыслями и все обдумать.

— Эмилия, я не знаю, откуда ты знакома с этим… молодым человеком, но он — наш спаситель, он сможет одолжить нам деньги, чтобы мы не умерли в нищете, — руки Генри задрожали от волнения, но он продолжил: — Пойми, то, что я тебе скажу, может показаться дикостью, но я делаю это не ради себя, а ради тебя. Ты заслуживаешь все самое лучшее, дитя мое.

Я с ненавистью всматривалась в лицо гостя, который вломился в наш дом, но тот старательно делал вид, что не замечает меня, вызвав еще больший гнев. Я начала глубоко и часто дышать, чтобы успокоиться, но видя, как отец пытается оправдаться, я резко перебила его.

— Отец, ближе к делу. Как нам поможет этот господин, и что ты ему будешь должен взамен?

Генри устало вздохнул, поднял голову и, посмотрев прямо мне в глаза, коротко произнес:

— Тебя.

Сердце пропустило удар.

— Я что, похожа на вещь, которую можно продать или одолжить? — прошипев, я прожгла взглядом Генри, который моментально стушевался и уронил голову на грудь.

Заметив, как незнакомец встал и медленно сделал несколько шагов в мою сторону, я зарычала и отступила. Не стирая с лица довольной ухмылки, в руках он медленно крутил бокал, в котором плескалась жидкость, напоминающая морские волны в лучах рассвета.

Быстро окинув его взглядом, я заметила, что две пуговицы рубашки, как и в прошлый раз, были расстегнуты, костюм цвета темного асфальта представлял собой удлиненный пиджак, брюки, облегающие крепкие ноги. На запястье переливался черный браслет, точно чешуйки змеи. В голубых глазах будто плавали кусочки льда, шрам, рассекающий бровь и глаз, только украшал лицо мужчины, а волосы, как и тогда, на ярмарке, рваными кончиками касались плеч

Приоткрыв завесу дара, я ощутила тепло, растекающееся по телу. Сирена, заточенная внутри, тут же протянула невидимые нити к самому сердцу незнакомца. Почувствовав от него лишь похоть и желание, схожее с безумием, я лишь усмехнулась и слегка прищурилась. Заметив мое хитрое выражение лица, незнакомец удивленно выгнул бровь и осторожно поставил стакан с ромом на стол, уверенно приближаясь.

— Эмилия, я был бы рад представиться, чтобы между нами не осталось недосказанности, позволь…

Вскинув руку вверх, я жестом приказала мужчине замолчать. Не ожидая такой выходки, гость остановился и скрестил руки на груди, чтобы не выдать нахлынувшее раздражение.

— Меня сейчас стошнит от такой формальности. Все это, конечно, очень познавательно и увлекательно, но мой ответ — нет, — гордо вскинув голову, я пристально взглянула гостю в глаза, даже не пытаясь скрыть издевку и усмешку. Проснувшееся чутье кричало, что он не причинит вреда, вся его наигранная напыщенность и мнимая власть — мираж. Но меня не покидало ощущение, что я знаю гостя, будто раньше мы уже встречались, и это тревожило гораздо сильнее остального.

Подняв руки, будто принимая поражение, незнакомец улыбнулся краем губ и произнес:

— А теперь будь добра — прикрой свой прекрасный рот и послушай меня, — столь грубый ответ поразил, и я позволила сирене потянуть за одну из нитей, ведущих к сердцу мужчины, заставив его чуть слышно застонать.

Прищурившись, незнакомец замолчал на несколько мгновений, будто прислушиваясь к своим ощущениям, затем продолжил:

— Как ты знаешь, дорогая Эмилия, твой отец — банкрот. Если бы не я, еще два года назад он не вернулся бы домой, а за его долги перед… кхм… товарищами пришлось бы отвечать тебе, причем, не только деньгами, — гость внимательно изучал мое тело и, задержав взгляд в районе груди, прокашлялся и продолжил. — Я предложил старику расплатиться с его долгами, дать возможность снова торговать и вернуть нажитые его семьей богатства, но при одном условии — он отдаст тебя мне. Я смогу позаботиться о тебе и дать все то, о чем тебе и не снилось. Хочешь платья, украшения, прислугу? Ты их получишь, только дай согласие.

— В морях сейчас неспокойно. Дав ему корабль и команду, ты приговариваешь его к верной смерти, — не сдавалась я.

— Твоего отца убьют. Завтра, послезавтра, это только вопрос времени, — равнодушно ответил незнакомец. — Так какая разница: умереть на корабле или от рук головорезов?

Звук пощечины рассек зал. Я, все это время пытливо рассматривая гостя и прокручивая в уме разные образы, вдруг все вспомнила. Удушающая волна давно минувших событий накрыла с головой, и я вцепилась пальцами в дверной косяк, чтобы меня не унесло.

— Не смей произносить такие слова в этом доме. Не знаю, чего ты добиваешься, но убирайся отсюда как можно быстрее.

Резко развернувшись и выпрямив спину, я быстрым шагом направилась в свою комнату, больно вонзив ногти в ладони. Громко захлопнув за собой дверь, я устало прикрыла глаза и тяжело выдохнула, собравшись снять платье, как послышался стук в дверь. Затем еще и еще — с каждым разом удар становился все громче. На десятом ударе я резко открыла дверь и увидела незнакомца. Нет… не незнакомца. Скрестив руки на груди, я облокотилась о дверной косяк, преграждая мужчине дорогу.

Не противься… он поможет…

Голос, прозвучавший в голове, заставил меня еще раз внимательно изучить мужчину. Тот немного замялся, будто опасаясь, что я наброшусь на него, но убедившись, что ему ничего не грозит, кивнул в сторону комнаты. Немного отступив, я сделала небольшой зазор, отчего мужчине пришлось проходить мимо меня боком, стараясь не задеть. Засунув руки в карманы, он осмотрел мою комнату, повернулся и неожиданно подмигнул. Я раздраженно закатила глаза, ясно давая понять, чтобы он оставил такие уловки для кого-нибудь другого, и, закрыв дверь, села на кровать, поджав ноги под себя.

— Может, прекратим играть в эти глупые игры и раскроем все карты сразу? — голос прозвучал резче, чем я рассчитывала.

Мужчина взглядом показал на кровать, молча спрашивая разрешения. Подождав несколько секунд, я медленно кивнула, после чего гость присел на самый краешек и сложил руки в замок.

— Я не буду скрывать от тебя то, что я действительно оказался на той ярмарке не случайно. Я надеялся, что ты сразу узнаешь меня, но, может, тебя смутил шрам, не знаю… Я несколько лет пытался тебя найти, но все было безуспешно, — сердце пропустило удар от услышанных ласковых слов, но я взяла себя в руки: мой план не был реализован даже наполовину. Охотник еще не нашел меня, значит, есть время, чтобы подготовиться к встрече.

Из размышлений меня вывел вопрос гостя:

— Неужели ты совсем меня не помнишь?

Ненадолго задумавшись, я внимательно посмотрела в глаза мужчины, подобные кусочкам льда.

Я на мгновение задержала дыхание и замерла.

Уильям.

Голову пронзила острая боль, одна картинка из прошлого сменялась другой, а тело наполнялось обидой, горечью и невысказанной ненавистью. С трудом подавив нахлынувшие чувства, я натянуто улыбнулась: эта встреча не должна нарушить изначальный план.

Притворись, что ты не помнишь этого человека.

Стараясь скрыть волнение, я осторожно поднялась с кресла и вплотную подошла к Уильяму. Мужчина жадно осмотрел каждый сантиметр моего тело, и не подозревая, что я узнала его.

Что ж, тем лучше. Такая игра мне нравилась.

Сирена внутри ликовала и рвалась наружу, ощущая мое возбуждение и наслаждение сложившейся ситуацией. Медленно приспустив лямки платья, я повернулась к Уильяму спиной и жестом попросила расстегнуть молнию.

— Я пойду с тобой, — произнесла я, — но дай мне проститься с отцом, я не хочу так быстро покидать дом, в котором провела столько лет. Жду тебя в полночь, — не дав Уильяму расстегнуть молнию до конца, я резким движением спихнула его с кровати и выгнала за дверь.

К счастью, все мужчины устроены просто: достаточно дать им лишь толику внимания и шанс дотронуться до тела, насладиться его теплом, как они падают к твоим ногам.

Прислонившись спиной к двери, я запрокинула голову и закрыла глаза. Уильям появился совершенно некстати, ведь у меня уже была проблема куда серьезнее в лице Охотника. Я чувствовала, что он сдержит слово, ловко манипулируя человеческими чувствами и пороками, но быть уверенной в этом не могла. Однако я знала наверняка, что наша встреча будет неизбежной. Платье, которое он мне прислал, говорило лишь об одном: он знает, что я переродилась, вселилась в человеческое тело, и он сделает все, чтобы найти меня.

Стараясь не думать о будущем, я осторожно сняла кулон и, не торопясь, окатила себя прохладной водой, покрываясь мурашками. Откинув ракушку в сторону, я подошла к зеркалу и обнажила два ряда острых зубов в подобие улыбки, наблюдая, как глаза заполняет алая поволока.

Что ж, Уильям Грей, игра началась.


УИЛЬЯМ

Буквально секунду назад я расстегивал платье, осторожно касаясь пальцами нежной прохладной кожи, и вот уже стою за дверью и не понимаю, как все произошло.

Подняв руку, чтобы снова постучать, я сразу же передумал.

Нет, Уильям, держи себя в руках.

Неужели ты, моя дорогая Эмилия, действительно думаешь, что я тебе поверил? Ты слишком любишь свободу, чтобы так легко позволить заковать себя в оковы.

Спустившись вниз, я не застал в общем зале Генри и посчитал, что это даже к лучшему. Покинув дом, я сделал несколько шагов по тропинке и остановился. Обернувшись, чтобы посмотреть на окно в спальню девушки, я почувствовал на губах лукавую улыбку.

Игра началась, Эмилия Сагр.


Часть 1. Глава 6. Пытаясь обхитрить сирену, не угоди в ловушку сам.

Бегая между разбросанными вещами, я совсем забыла про время. Выглянув в окно, я заметила, что уже смеркается — значит, времени до полуночи осталось совсем мало. У меня есть часа три, не больше.

За ужином мы с Генри молчали, и каждый раз, когда я пыталась завести разговор, он поднимал ладонь, давая понять, что не стоит начинать диалог и потрошить душу. Он пытался уберечь меня и мои чувства от тех слов, которые он готов был произнести. Во взгляде отца, который он то и дело кидал в мою сторону, все говорило о том, что он готов бросить все, упасть на колени и умолять остаться с ним, зажить прежней жизнью, где есть только я и он. Но это невозможно. Уже нет. Он погряз в долгах, секретах и обмане, среди которых мне не было места.

После третьей попытки я швырнула салфетку на стол, громко отодвинула стул и гордо вышла из кухни. Я старалась приглушить нарастающую панику, но мне это удавалось с трудом. Не в силах сдержать гнев, я поднялась по лестнице и с силой хлопнула дверью, огородив себя от внешнего мира. Сирена, дремавшая внутри, слабо колыхнулась, почувствовав мое настроение, и замурчала, подобно кошке, предвкушая скорую свободу.

Я сползла спиной по двери и села на пол. Перед глазами пронеслось воспоминание: спасший меня от неминуемой расправы Генри, средних лет с темными волосами, в которых уже прослеживалась седина, нежно взяв меня за руку, привел на порог этого дома. Он всегда улыбался, рассказывал несуразные истории каждый раз, когда подмечал, что у меня испортилось настроение или я была погружена в свои мысли, отдаляясь от внешнего мира. Несмотря на все трудности и невзгоды, Генри всегда создавал в доме атмосферу уюта, смеха и веселья. Где тот радостный, добросердечный мужчина, которого я знала? Сейчас Генри превратился в собственную тень: постоянный запах перегара, сутулая спина, дрожащие руки, круги под глазами и множество морщин.

Странное чувство внутри меня, настаивало, что все идет правильно, все идет так, как надо. Моя судьба тонкими, почти невидимыми нитями была связана с Охотником. Однако я пока не была готова к встрече с ним, да и в мой план никак не вписывался сегодняшний гость, который внезапно предъявил на меня свои права. Поэтому побег казался наилучшим решением в данной щекотливой ситуации.

Порывшись в шкафу, я сняла с вешалки старое платье и пальто с капюшоном и накинула их на себя. Красное платье, лежащее на полу, словно алое пятно крови, заставило меня поежиться и обхватить себя руками. Недолго думая, я схватила его и, скомкав, засунула в придорожную сумку, не забыв прихватить с собой все имеющиеся деньги, хотя понимала, что они мне вряд ли понадобятся. Приятная тяжесть наполняла душу спокойствием, и я, осторожно выйдя в темноту коридора, прикрыла за собой дверь в комнату.

Выйдя на улицу через потайной ход на кухне, я громко втянула воздух и, прикрыв глаза, постаралась сдержать возбуждение. Вынужденная жить вдали от родной стихии и каждый раз вдыхая морской воздух, я представляла, как сбрасываю с себя оковы одежды и ныряю в бурлящие воды, навсегда освобождая сирену.

Быстро шагая по дорожке, я почувствовала на щеках слезы. И все-таки я любила их, Генри и Анну, была благодарна за все то, что они сделали для меня, что были ко мне добры и снисходительны, но я слишком долго ждала, чтобы сейчас пойти на поводу у эмоций. Слезы щипали глаза, сердце сжималось от предстоящей разлуки.

При свете дня дом Генри, сделанный из грубой древесины, имел светло-голубой оттенок. Все торговцы континента скупали краску подобного цвета, считая его символом удачи. Дом был одноэтажный, но за счет высоких потолков вздымался вверх на десяток метров, крышей касаясь верхушек близлежащих деревьев. Пятиступенчатое крыльцо обрамлялось деревянными перилами белого цвета, сверху покрашенные лаком. Массивная входная дверь из коры дуба располагалась на одном уровне с окнами. Каждый раз, когда к нам кто-то заходил в гости, я чувствовала себя рыбой в аквариуме, за которой наблюдали все, кому не лень. Ситуацию спасали ночные шторы, но, к сожалению, Генри разрешал закрывать ими окна лишь после шести часов вечера. Острый шпиль двускатной крыши напоминал трезубец Посейдона. В нескольких метрах от дома начинались посадки деревьев, переходящие в непроходимый лес. Их массивных верхушек хватало для того, чтобы скрыть дом от солнечных лучей.

Посмотрев на дом последний раз, я побежала в сторону леса, смахивая на бегу слезы тыльной стороной ладони.

Главное, добраться до порта, а в темноте никто не увидит и не услышит, как я окажусь в воде и уберусь отсюда как можно дальше.

Накинув капюшон на голову, я двинулась в чащу леса. Но чем дальше я заходила, тем страшнее мне становилось. Погрузившийся в сумерки лес утопал в пугающих звуках со всех сторон, деревья от порыва ветра раскачивались, цеплялись ветками за плащ, будто останавливая. Я долго не могла привыкнуть к полутьме, спотыкаясь на кочках и проваливаясь в ямы, и тихо недовольно чертыхалась себе под нос.

Вдруг я отчетливо услышала звук трескающейся ветки. Это не мог быть заяц или, того хуже, кабан. В нашем лесу не водилось никакой живности — всех истребили еще несколько лет назад после того, как в морях стало беспокойно, и многие люди, лишившиеся продовольствия и денег, начали охотиться. Спрятавшись за ближайшим деревом, я затаила дыхание и стала ждать. Звук был буквально в нескольких шагах от меня, из-за чего сердце забилось быстрее. Спустя несколько минут я снова прислушалась.

Тишина.

Но чутье подсказало, что нужно бежать, как можно дальше и быстрее, иначе произойдет непоправимое.

Резко сорвавшись с места, я рванула вперед, постоянно оглядываясь назад и по сторонам и, врезавшись во что-то высокое и крепкое, упала спиной в траву.

Не успела я ругнуться, как меня тут же затрясло от злости.

Да что же это такое!

— Ты?!

Передо мной возвышался Уильям собственной персоной. Он самодовольно смотрел на меня сверху вниз, спрятав руки в карманы местами потертого пальто цвета мокрой земли, которое будто долгие годы пылилось на чердаке, прежде чем про него вспомнили. Из-за темных пальто и брюк он сливался с сумраком, окутавшим со всех сторон.

Мило улыбнувшись, я поднялась на ноги и, встав напротив мужчины, гордо вскинула подбородок:

— Мы же договорились, что в полночь встретимся у дома.

Уильям внимательно осмотрел меня с ног до головы и развел руки в стороны, намекая на то, что я, судя по всему, и не собиралась ждать его в условленном месте.

— Ты пыталась улизнуть, только все бесполезно. Я не причиню тебе вреда, ты должна верить мне, — голос, едва слышимый в темноте, наполненный нежностью, заставил меня снова окунуться в воспоминания.

Сирена металась, словно рыба в сетях, и рвалась на волю. Боль, наполняющая меня, делала ее сильнее. Но я понимала, что сейчас не время. Надо подождать.

Надо играть свою роль, чтобы не казаться легкой приманкой.

Стараясь отвлечь внимание Уильяма, я медленно сняла капюшон с головы, начала расстегивать пальто, подходя ближе, не сводя при этом взгляда с лица мужчины, и, когда между нами осталось несколько сантиметров, толкнула его и устремилась в обратном направлении. Не отбежав и на десять метров, я почувствовала на своей талии руку, которая насильно потянула меня назад.

— Пожалуйста, не бойся меня, — Уильям насильно прижал меня к себе. Спиной я почувствовала, как взымается его грудь и как бьется сердце. Я замерла, стараясь не дышать. Внезапно я почувствовала, что вторая ладонь Уильяма начала нежно поглаживать кожу на шее, поднимаясь все ближе и выше. Остановившись около рта, мужчина провел большим пальцем по моим губам, склонился над моим ухом и тихо прошептал:

— У тебя есть минута, чтобы попытаться сбежать.

Резко отпустив, Уильям отступил к ближайшему дереву и стал наблюдать за моими действиями.

Пару секунд я ошарашенно смотрела на мужчину, затем опомнилась и сорвалась с места, устремляясь в самую чащу леса. Деревья, словно гиганты, казалось, заполонили собой все пространство: я видела лишь толстые стволы и кроны деревьев, лиственными головами закрывающие небо. Ветки, бившие меня по лицу каждый раз, когда я не успевала пригнуться, выбивали из меня воздух, но я не собиралась останавливаться. Убирая с лица взмокшие от бега волосы, я все дальше углублялась в чащу, заметив вдалеке очертания плакучих ив, расположенных вдоль оврага. Кочки, распластавшиеся по земле от массивных деревьев, готовы были уронить на землю любого, кто замешкается и вовремя не отшатнется от их объятий. Звезды и луна, едва пробиваясь сквозь густую крону, блеклыми полосками освещали мне путь, но этого было недостаточно. Рвано дыша, я все еще бежала вперед, надеясь, что сумела скрыться. Спустя пару десятков шагов я резко повернула вправо и, добежав до самого ветвистого дерева, прижалась спиной к стволу ивы, пытаясь восстановить дыхание. Секунды тянулась как часы, но ни шагов, ни звуков я не слышала. Обрадованная тем, что мне удалось сбежать, я огляделась — никого. Выдохнув, я собралась покинуть укрытие, как вдруг увидела перед собой лицо Уильяма и громко закричала. Грубая рука тут же прикрыла мой рот. На лице мужчины читалось разочарование: похоже, он изрядно устал от всей этой игры.

Не успела я понять, что происходит, как губы Уильяма властно завладели моими. Я хотела его оттолкнуть, но, пораженная и ошарашенная подобной наглостью, не могла двинуться с места. Спустя несколько мгновений мужчина отстранился, чтобы посмотреть в мои округлившиеся глаза, и, прислонившись своим лбом к моему, тихо произнес:

— Можешь ударить меня за это. Но знай, я ни о чем не жа…

Не успел он договорить, как я влепила ему звонкую пощечину и отошла на безопасное расстояние, готовая обороняться.

— Не желаешь выпить? — неожиданный и странный в сложившейся ситуации вопрос застал меня врасплох. — Отборный виски в знак примирения. Как истинный джентльмен я теперь должен тебе выпивку.

— Хочешь меня напоить, чтобы я не видела твою противную рожу? Или, скорее, чтобы я все вдруг забыла и простила тебя? — выплюнув слова, словно это был яд, я кинула озлобленный взгляд на Уильяма. Несмотря на эмоции, бушующие внутри, я была не прочь немного расслабиться и забыться, пусть даже в алкогольном опьянении.

Главное, не в поле зрения Охотника.

— Что ж, я согласна. Веди.

class="book">Уильям не смог сдержать победной улыбки и протянул мне руку. Я лишь громко прыснула и прошла мимо мужчины, нарочно задев его плечом, отчего он издал короткий смешок и последовал за мной.


***

Уильям привел меня в кабак, который мало того, что нельзя было назвать приличным заведением, так еще он дышал на ладан. Приземистое здание, стены которого раньше были окрашены ярко красной краской, выцвело и превратилось в разруху: каждый кирпич норовил рассыпаться, стоило на него надавить, крыша под пологим углом едва ли могла укрыть посетителей от дождя, благо, в наших краях это было редкое явление. Болтавшаяся на одной петле дверь не заглушала голоса и крики, доносившиеся изнутри.

Кабак был единственным заведением, куда пришлые торговцы и местные пьяницы могли нанести визит, не боясь за последствия. Здесь не водилось богатых и бедных, тут все были равны друг перед другом.

Зайдя внутрь, я не смогла сдержаться и зажала нос рукой, почувствовав затхлый спертый запах немытых подштанников с примесью рвоты и плесени, а глаза заслезились от клубящегося дыма. Мужчины за столами играли в кости, стараясь перекричать друг друга. Пол мерзко блестел от разлитого алкоголя, а также чего-то белого и вязкого, свечи почти расплавились в обшарпанных канделябрах. Уильям подтолкнул меня к свободному столу и жестом велел сесть. Раздраженно фыркнув, я осторожно пролезла в самый угол, сжалась и потупила взгляд, чтобы на меня не обратили внимания. На столешнице были накарябаны забористые пошлые фразочки, заставившие меня покраснеть и усмехнуться. Тем временем Уильям стоял у барной стойки, разговаривая с хозяином кабака и изредка бросая в мою сторону многозначительные взгляды. Спустя пару минут он вернулся, держа в руках две большие деревянные кружки, до краев наполненные пенным напитком.

— Пиво, — произнес Уильям и, стараясь не расплескать содержимое, пододвинул одну кружку ближе ко мне. — Пробовала когда-то?

— Я не пью пойло бедняков, — слегка наклонившись к бокалу, я принюхалась и удивленно вскинула брови: пахло вполне сносно. Взяв внушительную кружку обеими руками, я осторожно поднесла ее к губам и сделала небольшой глоток. Приятная прохлада проникла в тело, я и не заметила, как разом опустошила ее на треть, а затем блаженно закрыла глаза и откинулась на жесткую спинку стула.

Короткий смешок заставил меня выпрямиться и озлобленно посмотреть на Уильяма, который, потупив взгляд в свою кружку, едва сдерживал ухмылку.

— Я сделала что-то смешное?

— Да, ты только что выпила пойло бедняков с такой скоростью, что даже я позавидовал, — издевательский тон сподвиг меня окунуть палец в кружку Уильяма. Упиваясь, я наблюдала, как он переводит удивленный взгляд то на меня, то на свое пиво. Усмехнувшись, я приподняла палец вверх и, слегка приоткрыв рот, медленно провела влажной подушечкой по губам. Я с наслаждением заметила, как Уильям шумно вдохнул, стоило мне обхватить палец ртом и слегка его пососать, чтобы избавиться от остатков пива.

Мотнув головой, Уильям внимательно посмотрел на меня и застенчиво улыбнулся, отчего его шрам растянулся, придавая лицу пугающее выражение. Приподняв край рубашки, он вытащил оттуда флягу и протянул мне, не отводя взгляда:

— Выпьешь? — в его голосе читался вызов, который разгорячил мою плоть и, недолго думая, я выхватила фляжку и сделала несколько больших глотков.

Алкоголь обжог горло, приятным жаром прокатившись по всему телу. Спустя несколько мгновений закружилась голова, я почувствовала, что теряю сознание, и чьи-то крепкие руки, ловко подхватив, понесли меня в неизвестном направлении.


Часть 1. Глава 7. Играй свою роль мастерски, чтобы никто не смог догадаться, какую цель ты преследуешь.

ЭМИЛИЯ


Проснулась я от того, что солнечные лучи нещадно обжигали лицо. Все мое тело бунтовало от такого количества света, заставив меня вскинуть руки и заслониться ладонями. Поняв, что это не работает, и протяжно застонав, я приоткрыла один глаз, привстала на кровати и удивленно выгнула бровь, не в силах скрыть изумления. Дрожащими пальцами я нащупала прохладный кулон и шумно выдохнула. Сирена, сидевшая внутри, издала гортанный рык, выражая свое недовольство. Она желала освободиться, но я не могла рисковать собой. Не могла рисковать нами. Стоило мне перевести взгляд на свои ноги, как я издала тихий писк. Тело было обнажено, прикрытое лишь тонкой простыней.

— гореть тебе в аду, чертов ублюдок! — выкрикнула я громче, чем полагалось, в надежде, что послание дойдет до ушей адресата. Несложно было догадаться, чьих гадких рук было это дело.

Комната, в которой я оказалась, была оформлена в готическом стиле. Черные стены, пол и потолок каюты, украшенные барочной резьбой, смотрелись ведьма элегантно с многочисленными узорами и символами на языке, который я не знала. Нарисованы они были размашисто широкой кисточкой, поскольку не было ни одного свободного места, где бы художник не запечатлел свое творение цветом алого заката. На фоне черных стен это выглядело пугающим, будто комната предназначалась для жертвоприношения.

Напротив двери, рядом с большим окном, обрамленным деревянной вставкой, располагался стол из массива тёмного дерева. Несмотря на свои внушительные размеры, держался он на тонких ножках, которые, к тому же, со временем отсырели и начали местами прогнивать. Столешница оказалась завалена картами, бумагами и расчетными инструментами. По краям были прочно закреплены канделябры на восемь свечей, а рядом блестел серебряный поднос с фруктами. Здесь же располагался тяжелый стул с высокой спинкой, обитой темно-бордовым бархатом. Рядом с кроватью находился шкаф, створки которого были призывно распахнуты

От пола до потолка по стенам крепились стеллажи. Резные дверцы сейчас были приоткрыты, будто перед уходом владелец каюты что-то долго искал. С полок шкафа, который примостился в самом углу каюты, поглядывали корешки многочисленных книг. Не сдержав своего любопытства, я схватила с кровати простынь, закуталась в нее и подошла к шкафу. Осторожно проводя пальцами по корешкам книг, я беззвучно шевелила губами, повторяя название каждой из них: «Атлантический океан, и что в нем обитает», «Истинная сущность морских чудовищ», «Медицинские рекомендации для лечения морской болезни», «Свод правил охотника на чудовищ». Затаив дыхание, я резко отдернула руку от книги и прижала ладонь к себе, будто успела обжечься. Мотнув головой, чтобы отогнать страх и сомнения, я осторожно взяла книгу и раскрыла на случайной странице. Здесь были не только правила, которых должен придерживаться охотник, но и ценнейшая информация, как можно выследить то или иное существо и уничтожить его. Все записи, сделанные разными почерками, доказывали, что книга передавалась из рук в руки и служила хранилищем знаний для охотников. Зачитавшись, стараясь найти хоть что-то про сирену, я даже не заметила, как за моей спиной раздался скрип двери. Когда я обернулась, в кресле вальяжно сидел не кто иной, как Уильям Грей.

— Я же предупреждал, что тебе не удастся скрыться.

События вчерашнего вечера молниеносно пронеслись в голове, потушив во мне тревогу и разжигая гнев.

— Чертов идиот! — выронив книгу, я схватила с кровати подушку и метнула ее в самодовольного нахала. Уильям лишь громко засмеялся и, перехватив снаряд в воздухе у самого лица, откинул его на пол. Подавшись телом вперед и оттолкнувшись от широких подлокотников, Уильям встал и приблизился, с ехидством наблюдая за моими жалкими попытками закрыть простыней грудь и ноги.

Перехватив его взгляд, я с вызовом посмотрела мужчине в глаза и невзначай задела ладонью край простыни, оголяя бедро, и вскоре услышала шумный вдох Уильяма и заметила, как в зрачках появился хищнический блеск. Усмехнувшись, я подняла упавшую книгу и вернула на место, снова обратив внимание на своего похитителя.

— Рад, что смог опоить и затащить девушку в кровать? Жаль твоих предыдущих пассий, наверняка им пришлось несладко.

Смятение и смущение появились на лице мужчины лишь на долю секунды, после чего он виновато пожал плечами, стараясь не смотреть мне в глаза. Подойдя вплотную, Уильям осторожно, едва касаясь, провел ладонью по моим оголенным плечам, оставляя горячий след на коже. Сирена, крепко спавшая в потаённых уголках моей души и тела, встрепенулась, ощущая волнение. Невольно дернувшись, я сделала несколько шагов назад, стараясь скинуть с себя накатившее наваждение.

— Мне нужно одеться, будь добр, выйди, — я собиралась бесцеремонно вытолкнуть Уильяма за дверь, но он схватил мою руку, и, положив ее к себе на грудь, внимательно посмотрел в мои глаза:

— Эмилия, неужели ты меня не помнишь? — ладонь мужчины медленно поднималась вверх по моей руке, вызывая необъяснимую дрожь.

Резко оттолкнув нахала, я усмехнулась краем губ и, сложив руки на груди и попутно придерживая простынь, слегка наклонила голову набок:

— Больших дураков, чем ты, я еще не встречала. Приятно быть первым?

Увидев замешательство на лице Уильяма, я не смогла сдержать смех. Однако он снова сделал шаг мне навстречу. Уильям задумчиво провел ладонью по своим волосам, взъерошивая их, но оставил вопрос без ответа. От моего внимания не ускользнуло, что в этот раз его волосы стали светлее, шрам — едва заметен, а глаза приобрели странный лазурный цвет. Закусив щеку изнутри, я едва подалась телом вперед, чтобы хорошенько изучить черты лица Уильяма, как он резко вскинул голову и, встретившись со мной взглядом, произнес:

— Одевайся, жду тебя на палубе, — казалось, что давать подобные приказы было для него в новинку. Колкость, крутившаяся на языке, не успела вырваться, как дверь в каюту захлопнулась с обратной стороны.

Стараясь подавить сомнения, закравшиеся в голову, я мотнула головой и тяжелым шагом направилась в сторону шкафа с одеждой. Слегка пошатнувшись, я окинула взглядом гардероб и ахнула: в нем было не меньше дюжины нарядов, каждый из которых оказался шикарнее и роскошнее другого.

Я долго рылась в шкафу, намеренно ища самый откровенный и вульгарный, но мои поиски не увенчались успехом. Похоже, Уильям позаботился о моей чести, вот только не учел одного: сирена внутри зловеще рычала, требуя мщения, и я с трудом остановила ее, чтобы не показаться перед матросами, в чем мать родила. Желая причинить своему похитителю как можно больше неудобств, я нашла платье из самой прозрачной ткани и одним рывком разорвала ее у горла и сбоку по линии бедра. Надев получившийся наряд, я подошла к зеркалу.

Передо мной стояла белокожая девушка в платье светло изумрудного цвета, слегка прозрачного, с глубоким декольте, длиннющим разрезом вдоль ноги, расшитое бисером по краю подола. Если посудить, хоть и открытое, но вполне элегантное. На спине я почувствовала маленькую застежку и хитро ухмыльнулась Собрав на голове объемный золотисто-рыжих пучок, я еще раз оглядела себя с ног до головы и кивнула своему отражению.

Что ж, планы слегка поменялись, но цель оставалась прежней. Не было смысла торопить события. Я хотела насладиться этим моментом, пока Охотник меня не нашел.


***

Поднявшись на палубу, я первым делом обратила внимание на великолепие самого корабля. За десятилетия пребывания в родной стихии я изучила их все: бриги, «линейники», фрегаты, каравеллы. Каждая сирена, не будь она глупа, должна была знать врага в лицо, а также все его возможные слабые места. Где можно незаметно подплыть, как избежать обстрела из орудий или тайно проникнуть на судно. Трехмачтовый галеон, окрыленный белоснежными парусами, лебедем скользил по водной глади. Двое матросов ослабляют грот-шкот и поднимают паруса. Судя по всему, от берега мы отплыли не так давно, хотя с палубы земли не было видно. Паруса свободно развиваются на ветру, затем кливер надувается, булини корабля натягиваются. Один из матросов немного отпускает линь, и нос корабля берет курс чуть левее. Другой же распускает грот, чтобы его надул ветер, и корабль начинается двигаться под углом, опасно накренившись. Матросы поднимают кранцы и ставят паруса, набирая скорость и выравнивание направление корабля. Течение уносит нас вперед. Судно имело две мачты — фок и грот. Каждая из них несла по четыре рея и четыре прямых черных паруса. Палуба, правый и левый борта окрашены в темную краску, которая местами начинала облазить от долгого пребывания на солнце. На корме расположились бочки с водой и многочисленные сундуки, которые служили стульями и столами для матросов.

Пройдя несколько метров, я увидела на другом конце палубы остальных матросов. Выпрямив спину и подняв подбородок, я глубоко вздохнула, наслаждаясь морским воздухом, манившим меня в свои глубины, к родному дому.

Я заняла эффектную позу. Позже я заметила, что Уильям тоже находился на палубе и, судя по блаженному выражению лица, наслаждался прекрасными морскими видами. Однако, увидев меня, замер на месте. В свете солнечных лучей мои волосы отливали янтарем, матросы тут же стихли, с вожделением оглядывая мое гибкое тело, гулко вздыхая, мысленно уже срывая ткань и беря насильно прямо здесь, на истоптанных сапогами досках корабля. Взгляд Уильяма, полный голода и желания, открыто изучал каждый изгиб, но брови были сведены к переносице: похоже, он совершенно не ожидал подобного бунта на своем корабле.

Скрестив руки на груди, я с вызовом посмотрела на мужчин и громко произнесла:

— Мне может кто-нибудь помочь с застежкой?

Задыхаясь от вожделения и страсти, они продолжали молча в своих мечтах хватать грубыми руками мою грудь, ласкать оголенные бедра, поднимать мои ноги и закидывать себе на плечи, чтобы войти глубже и резче.

Подождав несколько секунд, я раздраженно цокнула языком и нагло щелкнула пальцами:

— Не слышу ответа, — я слегка вильнула бедрами, заставив некоторых сладостно застонать.

— Надо же, песики умеют разговаривать, — проведя языком по нижней губе, я слегка ее прикусила, отчаянно стараясь сдерживать сирену внутри.

Вдруг чья-то рука схватила меня за локоть и потащила с палубы в сторону каюты. Я попыталась вырваться на свободу, пустила в ход коготки, однако силы были не равны, поэтому меня грубо втащили обратно в каюту, закрыв дверь на щеколду.

— Да что ты себе позволяешь?! Я только начала! — я настойчиво потянулась к ручке, но Уильям перехватил мою руку и, протащив за собой по всей каюте, сел на стул, заставив плюхнуться к нему на колени. Все мои попытки вырваться не увенчались успехом: стоило мне лишь на сантиметр оторваться от тела мужчины, как он силой усаживал меня обратно, кидая предостерегающие взгляды в мою сторону. Глаза Уильяма будто заледенели как в тот раз, в лесу, когда я пыталась от него убежать, грудь высоко взымалась от волнения, злости… и страсти.

— А я еще не начинал, так что будь добра, заткнись.

Растерянно моргнув, я не сразу нашлась что ответить, сжимая кулаки в безмолвной злобе. Казалось, Уильям был не в меньшем шоке от подобной выходки, поскольку его щеки покрылись легким румянцем, и он перевел взгляд на мою ключицу. Прищурив глаза, я усмехнулась и провела по платью руками, еще больше приоткрыв вырез на груди, и поерзала на коленях, усаживаясь поудобнее, от чего дыхание Уильяма сбилось. Что ж, соблазнение — это единственное, что я могу сделать мастерски в этой ситуации. Довольное урчание сирены говорило о том, что она разделяет мои чувства. Закинув ногу на ногу и откинувшись спиной на подлокотник, я взглянула на мужчину и коснулась его лица подушечками пальцев. Наклонившись ближе, почти касаясь губами мочки уха, я тихо прошептала:

— Ты забываешься, капитан.

Мужчина шумно выдохнул и кротко кивнул, стараясь скрыть свое возбуждение, граничащее со смущением. Приоткрыв завесу истинной сущности, я мысленно пустила в сердце Уильяма красные нити, наполненные порочностью и страстью. Глаза мужчины, которые мгновение назад казались льдинками, загорелись диким пламенем. В следующее мгновение его рука, которая лежала у меня на талии, опустилась к ноге и медленно начала подниматься вверх вместе с подолом платья. Как только я попыталась воспротивиться, играясь, Уильям завел мои руки за спину и обхватил тонкие запястья своей огромной ладонью. Тем временем вторая ладонь замерла на бедре, слегка поглаживая мою кожу большим пальцем. Прикрыв глаза, я на мгновение дала волю сирене, которая чувствовала себя увереннее и раскрепощеннее в море, нежели на суше. Стоило мне лишь ощутить приятную негу в теле, как Уильям прислонился своим лбом к моему, не прекращая поглаживать бедро, и тихо произнес:

— Неужели ты совсем меня не помнишь, Эмилия?

Резко распахнув глаза, я шумно вдохнула, стараясь подавить болезненные воспоминания, горечью и обидой отзывающиеся в сердце. Стараясь придать лицу растерянный вид, я лишь кротко помотала головой, прикусив нижнюю губу так сильно, что из нее медленно начала сочиться кровь.

Какого черта ты говоришь мне о том, помню ли я тебя, когда наступил такой интересный момент?! Я что, за все эти годы в человеческом теле растеряла сноровку?!

Лицо Уильяма словно окаменело, когда он понял, что все его надежды всколыхнуть прошлое обращаются в прах. Поэтому он встал, заставив меня поступить также, и бережно коснулся ладонью. Затем, развернувшись на пятках, мужчина быстрым шагом покинул каюту, закрыв за собой дверь и оставив меня наедине со своими беспорядочными мыслями и тяжелыми воспоминаниями.

Волны, укачивая корабль будто младенца, дарили мне чувство покоя; вездесущий шум моря звал домой. Сама того не заметив, я легла на кровать свернулась калачиком и погрузилась в беспокойный сон.


УИЛЬЯМ


Встав до первых лучей солнца, я начал изучать карту, которая была беспорядочно исписана пером. Спустя несколько часов глаза начали болезненно саднить, и я решил, что необходимо взять перерыв и выйти подышать на палубу.

Солнце ярко светило над горизонтом, корабль быстро, но плавно скользил по волнам, карма рассекала гладь моря. Спрятав ладони в карманах, я стоял у борта и наслаждался чудесным пейзажем

С самой нашей встречи Эмилия вела себя более чем высокомерно, отчего мне становилось неуютно: я чувствовал себя буньопом, которому которого швырнут на сушу за первую провинность. Эти двухметровые твари жили во всех озерах, ручьях, реках и их руслах. Внешне чудовище представляли собой смесь лошади и моржа: с ластами, острыми зубами, лошадиным хвостом. Несмотря на всю свою кровожадность и внушительные размеры, буньопы были преданы сиренам и Посейдону, отчего исполняли любое поручение, лишь бы уважить господина.

Слишком много вопросов таилось в глазах Эмилии, отчего я невольно подумал, что она вспомнила момент нашей разлуки, но моментально отмел эту догадку.

Лениво повернув голову в сторону команды, которая на протяжении последних часов только и делала, что обсуждала походы по портовым домам удовольствия, я заметил движение.

Перед матросами, лениво водя бедрами и наблюдая за реакцией мужчин, стояла Эмилия в откровенном платье. Откуда она его, черт побери, взяла? Ведь это я составил ее гардероб, руководствуясь желанием сохранить честь и достоинство единственной девушки на корабле перед простыми мужиками, которые теперь глазели на нее, облизываясь. Тело девушки слабо поблескивало странным серебристым светом. Глаза ее блаженно прикрылись, она купалась в мужском внимании, прикусив нижнюю губу. Вся эта ситуация ее не более, чем забавляла и показывала истинную сущность мужчин, которые, не скрывая, открыто и вожделенно изучали ее манящие изгибы. Бросив свирепый взгляд на команду, затем на Эмилию, я, недолго думая, схватил девушку за руку и увел обратно в каюту.

Девушка издала рык и задергалась, пытаясь вырваться. Она вонзала когти в мою спину, пока не выступили капельки крови. И тут ее дыхание резко сбилось, она будто отчаянно сдерживалась от рокового поступка. Сияние, окутавшее ее тело, медленно угасало, оставляя место легкому загару на коже. Глаза Эмилии широко распахнулись, словно от ужасного сна, и девушка снова резко дернулась в сторону. Однако я был слишком зол, чтобы терпеть подобные выходки, поэтому сжал свободной ладонью ее золотисто-рыжие локоны и втащил шипящую девушку в каюту, будто гадюку.

Настроение Эмилии менялось ежеминутно, заставив меня подумать о том, не сошла ли она с ума т таких резких перемен. Но в зеленых глазах не было ни капли сумасшествия — только желание отмщения, пугающая игривость и чарующее возбуждение. Эмилия прекрасно знала, что делает, и за какие нити необходимо потянуть, чтобы я припал к ее ногам.

Выйдя из каюты, я потребовал продолжать работу, и матросы незамедлительно разошлись кто куда. Кинув короткий взгляд на дверь, ведущую в каюту Эмилии, мне оставалось только гадать, свидетелем чего я только что стал. В голове непроизвольно всплыли слова: «Спроси у нее, почему она постоянно носит свой кулон, который, казалось бы, не представляет особой ценности. Уверена, она найдет, что тебе соврать».


Часть 1. Глава 8. Познай всю прелесть манипуляций.

ЭМИЛИЯ


Проспав весь день, я проснулась от жуткого чувства голода. Сирена, вырвавшаяся из-под контроля, вдоволь напиталась мужским желанием и теперь крепко спала. Не помня, как оказалась в кровати, да еще и без одежды, я тут же поднесла руку к шее и облегченно вздохнула, нащупав пальцами шероховатую поверхность ракушки. Живот скрутило; подступавшая к горлу тошнота заставила меня глубоко и медленно дышать и, прикрыв глаза, унять дрожь во всем теле. Подождав несколько минут и убедившись, что головокружение прошло, я медленно поднялась с кровати и нагая подошла к шкафу. Достав из него атласное платье бежевого оттенка, очень простое и удобное, я надела его, осторожно открыла дверь и вышла на палубу.

Корабль медленно плыл по волнам, от чего создавалось ощущение невесомости, будто паришь в перистых облаках. Море хоть и позволяло судну ласкать блестящую под взглядом луны и звезд гладь, но в любой момент могло сомкнуть свои гигантские смертоносные объятия над самой высокой мачтой и утянуть корабль в морские глубины.

Море, словно падшая женщина, позволяло делать с собой многое, но и плату, порой, требовало слишком высокую.

Внезапно я услышала громкий звук и, резко обернувшись, увидела, как мальчик лет пятнадцати пытался осторожно пройти мимо меня, но задел ногой ведро с водой и опрокинул его. В моих глазах зажегся опасный огонек, стоило оказаться в такой опасной близости от воды. Сирена во мне сразу встрепенулась, желая пересечь разделяющее нас расстояние и, схватив юнгу за горло, вонзить длинные когти в его цыплячью шею. Треск позвонков, безжизненный взгляд, обмякшее тело — вот чего требовала моя истинная сущность. Но я натянула улыбку и жестом позвала мальчишку к себе. Он затравленно оглянулся, в надежде, что кто-нибудь придет ему на помощь, затем перевел взгляд на меня и медленно подошел, остановившись в нескольких метрах с обреченно опущенной головой. Передо мной стоял мальчик невысокого роста, худощавый, рыжеволосый, лицо которого покрывали многочисленные веснушки. Взгляд, бегающий от кроны корабля до меня, блестели от волнения, отдавая синевой моря. Маленький нос с небольшой горбинкой, как, мне подумалось, результат неудачной драки, на удивление ему шел, выдавая его бойцовский и задиристый характер. Хлопковая белоснежная рубашка и подсученные штаны — единственная одежда мальчишки — обдувались легким ветерком. Ноги были босые и покрытые слоем грязи и пыли.

Взгляд его испуганных огромных глаз скользил по моему лицу, явно пытаясь найти какой-то подвох, который позволит ему в любой момент дать деру. Почувствовав его волнение и страх, я приоткрыла завесу для сирены и незаметно оплела цыплячье тело юнги тонкими нитями нежными объятиями.

Успокойся. Я не причиню тебе вреда. Доверься мне.

Увидев смятение на лице мальчишки, я легонько наклонила голову набок и улыбнулась, после чего задала вопрос:

— Мы… я очень голодна, я не ела уже больше суток. Не подскажешь, где здесь можно подкрепиться?

Лицо юнги моментально просветлело, и он широко по-детски улыбнулся в ответ.

— Конечно, мисс, конечно, знаю! — и, понизив голос, заговорщически прошептал: — Честно говоря, я тоже иду набить брюхо.

В ответ я тихо засмеялась, прикрывая рот ладонью, чтобы не разбудить команду, и последовала за мальчиком, который скакал впереди доверчивым олененком. Спустившись на несколько пролетов вниз, мы оказались в камбузе корабля, где можно было найти все: сыр, вино, хлеб, картошку, овощи, фрукты. Стоял тяжелый запах, нечто среднее между запахом гниющей рыбы и человеческого пота. Окутывающий помещение холод заставил меня обхватить себя руками, чтобы немного согреться. Наблюдая за тем, как мальчик набирает полные штаны еды, я спросила у него:

— Кто вы такие?

Махнув рукой в мою сторону и немного засмущавшись, юнга задорно улыбнулся во весь рот, и я увидела, что у него не было одного переднего зуба. Его голос, подобный свисту соловья, заставил меня улыбнуться.

— Мы помогаем всем нуждающимся продовольствием, деньгами. Мы не отбираем, мы отдаем, — сделав особый акцент на последнем слове, он состроил довольное выражение лица и, сев на ступеньку, начал откусывать большие куски от хлеба и сыра, — но все почему-то нас называют отбросами и хотят повесить, — протолкав кусок еды в горло, он отрывисто задышал, стараясь не выдать волнения.

Ты еще услышишь обо мне. Я обязательно к тебе вернусь, только дождись меня, родная. Я люблю тебя.

Почувствовав, как глаза обволакивает неконтролируемая пелена, я чуть прикрыла глаза и сильнее сжала ракушку на груди, наблюдая за мальчиком сквозь густые ресницы.

— Скажи, как тебя зовут?

— Крис, — ответил мальчик, не переставая при этом жевать. Кажется, теперь его внимание занимала еда, а не странная пленница капитана.

— Скажи, Крис, как ты оказался здесь, среди этих, — стараясь подобрать более подходящее слово, я свела брови к переносице, — мужланов?

Я тоже выбрала несколько ломтиков сыра и фруктов и присела рядом с мальчишкой, чтобы утолить голод. Странный непривычный запах, конечно, смущал, однако я надеялась завести с мальчонкой доверительную беседу и разузнать, где нахожусь и кем стал за эти долгие годы разлуки Уильям.

Мальчик недоуменно почесал голову, откусывая еще один большой кусок сыра.

— Уильям. Он выкупил меня у выкупил меня у торговца… Гадкий, мерзкий старикашка — вечно слюни подтереть даже не мог… Уух, я бы ему сейчас!.. А я, знаете ли, это… как его… не из робкого десятка! Я сопротивлялся, пару раз даже смог заехать ему по котлу! Правда, мне больше досталось, эх, — он неосознанно потер нос и поморщился, будто воспоминания были еще свежи в его памяти, — потому что для настоящего моряка свобода превыше всего! — мальчишка гордо ударил себя кулаком в грудь, — во время очередного побега Уильям заметил меня и спросил у торговца, за сколько тот отдаст мальчишку, то есть меня. Но хозяин к тому времени уже собирался извести меня и скормить рыбам — такой гад!.. Поэтому получил ответ, что я не продаюсь. В этот же момент перед ногами хозяина упал мешочек с золотом, после чего меня швырнули в сторону капитана, а я и рад был оказаться на воле. Собирался дать деру, но… — мальчик запнулся.

Я слегка наклонила голову набок, чтобы встретиться с ним взглядом, но Крис упорно отворачивался от меня. Спустя несколько секунд я услышала, что он шмыгает носом и вытирает слезы рукавом рубашки. Я лихорадочно начала думать, как проявить свои эмоции и выразить человеческую заботу, чтобы себя не выдать. Я положила ладонь рядом с Крисом и затаила дыхание, в надежде, что он заметит мой жест и не оттолкнет.

Крис грустно улыбнулся и накрыл мою ладонь своей костлявой лапкой. Я ответила ему самой искренней улыбкой, на которую только была способна. Спустя несколько минут Крис продолжил рассказ:

— Но прежде, чем я пошел с Уильямом, он спросил меня, хочу ли я быть под его защитой, хочу ли я чувствовать себя частью команды и жить по своим правилам? Понимаешь?! — сам того не замечая, мальчишка с начал быстро тараторить, хватая ртом воздух, — Я почувствовал! Нутром почувствовал! Веришь мне?! Ааай, тьфу, и не надо! Я — то знаю, какой он, капитан наш! Он не схватил меня и не повел на корабль против моей воли, он спросил, желаю ли я жить под его руководством. Я незамедлительно ответил, что да. Я что, дурак какой, от такого подарка судьбы отказаться?! И вот мы уже три года ходим под одним парусом и ни на секунду я не пожалел своем выборе. Жаль, что он не нашел меня раньше. Мы бы с ним такие открытия сделали! Мы бы с ним столько островов обогнули! Страшно даже представить!

Глаза мальчика блестели, когда он с таким пылом рассказывал о том, что дорого его сердцу. Я была благодарна ему за то, что он открылся передо мной, но понимала, что нужно выведать больше полезной информации.

— Ваш капитан, — не сдавалась я, — кто он? Мне интересно было бы узнать о нем как можно больше, — натянув смущенную улыбку, я мысленно представила, как глупо я выгляжу со стороны и едва удержалась, чтобы не фыркнуть.

— а ты никому не расскажешь? — понизив голос, спросил Крис.

Я активно замотала головой в разные стороны и прикрыли рот ладонью, показывая, что я нема как рыба.

Крис пожал плечами и, скрепив руки в замок, начал рассказ:

— Да я бы рад рассказать, да вот никто не может сказать, как корабль достался капитану. Поговаривают, что он продал душу дьяволу взамен на то, что имеет! Хотел бы я посмотреть на этого дьявола! Да я бы его! — я демонстративно кашлянула, намекая Крису на то, что он отошел от темы, — ах, да, о чем это я… Рыбья моя голова, да это единственное судно, которое ни разу не разбилось и с которого никто не пропал. Команда, набранная в самом начале, помнит Уильяма еще мальчишкой. Я часто пробирался к каютам старшим по званиям и слушал их рассказы! Но я не шпион, не подумайте! Это просто так все захватывающе, опасно, по-геройски, рыбья моя голова… Но никто не может сказать, сколько точно прошло лет с момента первого плавания, — возможно, лет пять, а, может, и все двадцать, потому что время на корабле будто замерло, — набрав в легкие побольше кислорода, Крис хотел было продолжить, но внезапно дверь в камбуз открылась, и на пороге появился Уильям. Он встал в проходе и, скрестив руки на груди, молча наблюдал за нами. Юнга вздрогнул, выпустив мою руку, и, вскочив на ноги, начал было оправдываться, но я жестом заставила его замолчать и, встав рядом, посмотрела прямо в глаза капитану:

— Было весьма любезно с твоей стороны не предложить мне даже кусок хлеба с водой, — выплевывая каждое слово, я с презрением смотрела на человека, который когда-то был мне близок, — скажи спасибо Крису, что не дал мне подохнуть на этом корабле от голода и изнеможения.

Сирена, сидевшая внутри, почувствовав всю мою злость и ненависть, осторожно заскребла когтями изнутри, вызывая нестерпимую. Мысленно приструнив ее, я взяла мальчика за руку и начала подниматься вверх по лестнице на палубу, ясно давая понять, что на этом все разговоры окончены.


***


Поднявшись на палубу, мы быстро простились с Крисом, и каждый вернулся в свою каюту, пожелав друг другу спокойной ночи.

Оказавшись внутри, я заперла дверь и подошла к графину с водой, омыв лицо и тело прохладной водой. На ощупь наткнулась пальцами на амулет и осторожно сняла его с шеи, кинув на кровать. Приятная нега, растекающаяся по коже, заставила издать тихий стон. Я будто после изнурительного боя сбросила с себя броню. Когти, удлинившись, царапали платье, оставляя на нем затяжки и борозды. Поддев лямку, я резко дернула за нее, разорвав и оголяя плечо и небольшой участок груди. А затем и вовсе скинула ненавистную мне ткань. Прохладный воздух ласкал тело и вызывал приятную дрожь во всем теле, заставляя низ живота разливаться теплом.

Добравшись до кровати, я быстрым движением переползла на середину и, сладко потянувшись, закрыла глаза.

В голове непроизвольно закрутилось воспоминание: я несусь по ромашковому полю, подхватив подол платья, и дико визжу в попытках убежать от своего друга. Прошло два года, как я сбежала от матери и переселилась к Генри. После смерти отца она, подобно одержимой, не могла контролировать свои вспышки гнева, сменяемые недельной депрессией. Крайняя точка моего терпения наступила, когда, проснувшись посреди ночи от шума, увидела плачущую мать, стоящую около моей кровати с тесаком. Боясь оказаться разрубленной на мелкие куски, подобно скоту, я не помнила, как мне удалось сбежать, но дикий вопль, исходивший от женщины, выносившей меня под сердцем, долгие месяцы преследовал меня в кошмарах. «Зачем, зачем ты ее убила?!». Слова, подобно приговору, разрушали меня каждый раз, когда всплывали в памяти. Я не могла заставить себя вернуться домой, поговорить с ней, поскольку знала, что мое сердце разобьется в одночасье, стоит мне лишь взглянуть на безумную мать.

Дни летели, и через неделю мне должно исполниться 14 лет.

Волосы золотисто-рыжим флагом развивались за спиной, платье шуршало и цеплялось за каждый куст. Остановившись, чтобы перевести дыхание, я мысленно попыталась представить, как далеко находится старый дуб. Затем снова рванула вперед, босыми ногами чувствуя каждую попавшуюся на пути веточку или ямку. «Только бы не споткнуться и не упасть! — билась мысль в голове. — Я не позволю ему прийти первым!».

Добежав до дерева, я нырнула под его раскидистую крону, точно под шапку гигантского гриба, и, не в силах больше стоять, шлепнулась животом на траву. Зеленый ковер послужил мне подушкой, и я раскинула руки и ноги, наслаждаясь каждым мгновением. Выровняв дыхание, я подползла к стволу дуба, села, облокотившись на него спиной, и прислушалась.

Никого.

Почувствовав неподдельную радость, я вскинула руки и голову в победном жесте… и тут же испуганно вскрикнула.

Заливистый юношеский хохот потревожил птиц на ветках, заставив пернатых разлететься в разные стороны. Уил, сидевший все это время на ветке, игриво помахал рукой и, ловко спрыгнув, уселся рядом со мной.

— Эмилия, тебе кто-нибудь говорил, что ты невыносима? Неужели ты думала, что я уступлю? — юноша смотрел на меня, не мигая, из-за чего мое лицо залила краска смущения. — Запомни, я всегда буду на шаг впереди тебя.

Рядом со мной сидел мальчик… нет, юноша семнадцати лет. Высокий, худощавый, с выраженными скулами и черными волосами, обрамляющими узкое бледное лицо Он постоянно изгибал тонкие губы в хитрой усмешке. Небесно-голубые глаза скрывали нечто особенное, будто в них навсегда замерли солнечные блики. Белая рубашка, из-под которой торчали ключицы и тонкие руки, стала цвета сырой земли, заправленная в просторные штаны. Босые ноги были покрыты слоем пыли и грязи от бега. Единственное, что он никогда не снимал — это браслет на запястье, по цвету напоминавший шкуру змеи. Я бесчисленное количество раз пыталась разузнать, откуда он у него и для чего, но он лишь отводил взгляд и молчал.

Юношу нельзя было назвать богачом, но и не прозябал в нищете. Самое главное, что он стал для меня родным человеком, которому можно доверить все.

Ну, почти все.

Закатив глаза и нервно цокнув языком, я, что есть силы, ударила локтем парня в бок, и он наигранно согнулся пополам, задыхаясь. Удовлетворенная маленькой местью, я хотела встать, но он удержал меня за руку и мягко притянул к себе. От неожиданного приступа нежности мне стало неловко, но, чтобы не обидеть друга, я не стала спорить и покорно села, положив руки на колени. Спустя несколько минут я поняла, что пауза затянулась и решила сама начать разговор:

— О чем задумался? — немного повернув голову, я украдкой посмотрела ему в глаза.

— Я? — слегка удивленно спросил Уил, аккуратно поглаживая большим пальцем мою ладонь. Когда, казалось, ответа не последует, он тихо произнес: — Я задумался о том, как повезет тому человеку, которого ты сможешь полюбить.

Уил мягко приобнял меня за талию и выдохнул мне в ухо, по моей коже побежали приятные мурашки. В наших отношениях, дружбе и прикосновениях не было ничего интимного. Мы нашли друг в друге ту спокойную гавань, в которую всегда можно причалить в случае надвигающейся бури. Тот покой, защищенность и любовь, которые дарил мне Уил, хватало на нас двоих. А я так нуждалась в этом, потому что… я была другой. Сирена, совсем еще юная, лишь изредка требовала свободы, а в моменты буйств убаюкивалась сладким томным голосом Уила. Он — моя родственная душа, с которой я встретилась именно в тот момент, когда нуждалась в этом больше всего.

Я люблю его. Как брата. Как друга. Как товарища. Но как мужчину я никогда не смогу его полюбить. Не этого желает мое сердце. Не его.

Сколько человек должен вынести страданий, чтобы обрести счастье? Задумавшись, я не заметила, как Уил провел ладонью по моим волосам, словно зачерпнул пятерней расплавленное золото.

Я размышляла о своем, поэтому услышала лишь обрывок фразы:

— Если бы ты только могла сказать… дать ориентир… если бы я только мог все рассказать…если бы я не стал искать тебя, то все было бы по-другому…все должно быть не так…

Стараясь скрыть неловкость и утихомирить разволновавшуюся сирену, я обхватила его шею руками и притянула к себе, коснувшись губами его лба.

— Главное, не бросай и не предавай. Я не прощу подобное. Никогда.

Судьба будто услышала мой шепот и решила сыграть злую шутку.

На следующий день я побежала к Уилу и, громко постучав в дверь, смиренно ждала на пороге. Никто не открывал. Я занесла кулак для повторного стука, но дверь отварилась, и я увидела мать Уила, и хотела войти в дом, но внезапно остановилась. Глаза женщины опухли от слез, волосы цвета спелой ежевики, такие же, как у Уильяма, отливали на солнце красивым блеском. Карие миндалевидные глаза, заостренный нос и пухлые губы — эта женщина могла выйти замуж за любого мужчину, но после смерти мужа она целиком и полностью отдала себя любимому сыну.

Испуганно моргнув, я сглотнула ком в горле и тихо произнесла:

— Что случилось, миссис Грейн? — не в силах больше сдерживаться, я крепко ухватилась за руку женщины, которая уже содрогалась от горестных рыданий.

Неужели с Уилом что-то случилось?!

— Он… мой сын… он… — слезы душили женщину, не давая ей возможности ответить. Почувствовав тепло ладони на своей коже, она крепко сжала мою руку и, глубоко вздохнув, протянула мне маленький листок, на котором было написано прощальное послание.

«Ты должна меня понять. Не как мать, как женщина, как человек, когда-то любивший. Ты еще услышишь обо мне. Я обязательно к тебе вернусь, только дождись меня. Я люблю тебя. Я люблю свою Эмилию. Все, что я делал и делаю, — лишь для того, чтобы она полюбила меня, стала моей. Она сказала, что есть место, где Эмилия сможет меня полюбить. Мне нужно лишь найти его. Моих чувств хватит на двоих. Не лишай меня последней надежды, останавливая и разрушая все своей любовью, которую я никогда не заслужу».

Перечитывая эти строки в который раз, я, сама того не замечая, вцепилась ногтями в бумагу, готовая разорвать эту последнюю весточку. Я злились на не него, я злилась на себя, такую наивную и глупую, доверившись человеку, одержимому изысканно сотканной ложью, название которой — любовь.

Я в порыве гнева надорвала край, когда услышала рядом дикий вскрик.

— НЕТ!

Мать Уила вырвала прощальное письмо и, прижав дрожащими руками белый клочок к груди, мотнула головой в сторону двери.

— Уходи. И больше никогда не появляйся.

Я сделала неуверенный шаг назад, все еще ошарашенная колкими несправедливыми словами женщины. Дверь резко захлопнулась перед моим лицом, обдав порывом ветра, и у меня в груди в этот момент что-то щелкнуло. Я неслась обратно домой, к Генри, через лес, выпуская сирену на волю. Когда она вспарывала кроны деревьев заостренными когтями, я мысленно представляла, что это моя боль, жгучая, невыносимая, горькая, от которой нужно навсегда избавиться.

В тот день я потеряла родного человека, любовь и нежность женщины, которую могла смело назвать матерью… Они с такой легкостью отказались от меня, разрушив веру в том, что человек с лучшими побуждениями не может предать. Все те чувства, которые они питали ко мне, были фальшью, игрой, которую они мастерски вели, стараясь заманить меня в свои сети, чтобы потом растоптать мои чувства и вырвать эмоции с корнем из души. Возможно, они хотели, что я, ведомая человеческими пороками и страхами, стала другой: сильной, волевой. Любое желание ничто без действий, лишь наивные помысли. Стоило лишь одному вечеру внести ясность, как я изменилась — ненавистной к любым человеческим чувствам, лишенной сострадания и жалости. Единственное, что у меня было — это желание стать той, кем я поистине являюсь, не боясь осуждения.

Я навсегда стала другой.


Часть 1. Глава 9. Любая тайна, ложь и одержимость имеют драгоценное свойство- раскрываться.

УИЛЬЯМ


Облокотившись ладонями о стену по обе стороны от зеркала, я внимательно всматривался в свое отражение: черные волосы, раньше ниспадающие до плеч, сейчас оказались взъерошены, в голубых глазах читался укор и насмешка. Осторожно проведя пальцем по шраму, янепроизвольно улыбнулся краем губ.

Интересно, Эмилии он понравился? Стоит ли ей знать, от кого я его получил? Она удивится…

Улыбка моментально погасла на моем лице. Оттолкнувшись ладонями от стены, я отступил назад, сдернул с себя рубашку, кинув ее на кровать, и уселся на столешницу, прихватив бутылку рома. Не с первого раза справившись с крышкой, я начал злиться — по телу пошла волна противной мелкой дрожи. Справившись с бутылкой, я облегченно выдохнул и, отпив два больших глотка, закашлялся: ром был слишком крепким, отчего легкие обожгло. Прикрыв глаза, я блаженно выдохнул. Приятное тепло растекалось по всему телу, медленно накатывало чувство эйфории и расслабленности.

Как бы я не старался, образ Эмилии плотно засел в моей голове и мыслях. Вспоминая ее тело, ее бедра, оголенную грудь, я непроизвольно сжал в руке бутылку с ромом, чтобы хоть как-то вернуться в реальность. Но проведя рукой по шраму, ко мне пришли другие воспоминания.

Ранним утром, когда отец еще был жив, он позвал меня на рыбалку и шепотом поведал о том, что в наших водах видели сирену. Едва сдерживая волнение, разрастающееся в груди, я недолго думая собрал все, что могло пригодиться: затычки в уши из плотной ткани, заостренный кинжал, сделанный из литого стекла, соль и обычные осколки стекла, чтобы, поставить сирену на стекло, которое больно вонзалось в хвост и приносило боль при малейшем движении. Отец, удивленный моими знаниями, лишь спросил, откуда я все это знаю. Сглотнув, я понял, что совершил оплошность, но лишь махнул рукой, стараясь скрыть волнение и сказал, что прочитал это в какой-то сказке. Отец, не поверив моим словам, тактично промолчал, подхватил все собранные мною вещи и, выйдя за порог, поманил меня за собой, звонко смеясь. В тот вечер он погиб, спасая меня от когтей сирены, которая, воспользовавшись моментом, схватила меня с помоста и потащила на морское дно. Отец, недолго думая, прыгнул за мной в воду, в панике забыв даже про кинжал. Отпустив меня из холодных объятий, внимание сирены переключилось на него: она подарила отцу поцелуй смерти, после которого ни один мужчина не был хозяином своих мыслей и действий. Он желал лишь одного — воссоединиться с возлюбленной, обрекающей на верную смерть, погружаясь все больше на дно. Всплыв на поверхность, я жадно начал хватать ртом воздух. Затем я вернулся на берег за кинжалом, но стоило мне лишь схватить его и развернуться, как я заметил алые пятна на воде. Последнее, что я запомнил, падая коленями в траву, — это мимолетный образ сирены, лицо которой тронул звериный ехидный оскал.


***

Проснувшись посреди ночи, я долго лежал на кровати, чувствуя необъяснимую тревогу. Чтобы развеять неприятное чувство, я осторожно встал с кровати и накинул мятую рубашку. Стараясь унять дрожь в руках, я вцепился руками в волосы и начал медленно массировать голову. Во рту горело, живот скрутило от голода. Я осторожно встал с кровати и, чтобы не потерять равновесие, ухватился одной рукой за изголовье. Бутылка лежала рядом, а ее содержимое медленно растекалось по полу. Ухмыльнувшись, я пнул ее краем ботинка и, накинув мятую рубашку, вышел из каюты, осторожно прикрыв дверь.

На палубе никого не было. Давно уже затихли крики чаек или хмельные взбудораженные возгласы матросов, которые в свободное время предавались азартным играм — единственным доступным развлечениям на корабле. Вдохнув полной грудью, я пошел в сторону камбуза, чтобы немного подкрепиться. Спустившись на несколько пролетов, я прислушался: из комнаты доносились голоса, причем один из них принадлежал Эмилии. Затаившись, я преодолел еще несколько ступеней, стараясь услышать обрывки разговора, поддавшись телом вперед и крепко ухватившись за один из выступов в стене.

Собеседники разговорили полушёпотом и изредка смеялись. Крис с присущей ему юношеской добротой и искренностью поведал свою историю, а затем начал отвечать на сыпавшиеся вопросы Эмилии по поводу капитана. Я напрягся, не желая, чтобы юнга сболтнул лишнего девушке, невольно разрушив все планы. И когда мальчишка произнес: «Ходят слухи, что она уничтожила всю команду, оставив в живых только капитана, заключив с ним сделку…», Уильям резко распахнул дверь, застав врасплох сидящих.

Я тут же нацепил маску безразличия и скрестил руки на груди, показывая тем самым, что жду объяснений. Первым вскочил Крис и открыл было рот, чтобы оправдаться, но Эмилия остановила его одним властным жестом руки. Как же я хотел, чтобы в этот момент юнга выбежал из кладовой и оставил нас вдвоем, чтобы я мог прикоснуться к своей пленнице, почувствовать ее…

За годы, проведенные вдали друг от друга, Эмилия превратилась в настоящую женщину, знающую себе цену и умеющую постоять за себя.

В ее жесте было столько достоинства, столько внутренней силы, что я невольно отступил вбок. Посмотрев мне прямо в глаза, девушка ясно дала понять, что объяснений не будет, и, взяв Криса за руку, как какого-то малыша, последовала с ним наверх. После того, как они поднялись на несколько ступеней, я скользнул взглядом по кладовой и, схватив бутылку рома, отправился вслед за ними

Выйдя на палубу, я полной грудью вдохнул морской воздух и услышал плеск воды позади себя. Продолжая держать бутылку рома в руке, я развернулся и увидел, как двое никсов, духов воды, резвились в воде, пытаясь выхватить что-то из лап друг друга. Они были похожи на двух детей, голову которых обрамляли длинные сине-зеленые волосы, переливающиеся в лунном свете. Руки и ноги покрыли перепонки, схожие с лягушачьими. Черные широко распахнутые глаза, два разреза вместо носа и тонкие губы делали их похожими на сирен, но никсы прислуживали сиренам и считались гораздо слабее. Что они забыли в этих водах? Что они забыли рядом с моим кораблем? Духи, заметив, что за ними наблюдают, окатили меня холодной водой, отчего я тихо выругался. Никсы, широко улыбнувшись беззубыми ртами, сверкнули черными глазами и скрылись на морской глубине.

Вернувшись в каюту, я первым делом скинул с себя промокшую одежду и натянул сухие штаны, подпоясав их ремнем. А затем я откупорил бутылку и принялся расхаживать от одной стены до другой, делая большие глотки Меня раздражало абсолютно все: обстановка, матросы, смешанные чувства, которые я испытывал к Эмилии. Что-то переменилось в ней, надломилось. Несмотря на все свои сомнения, я был уверен, что из пугливой девочки она превратилась во властную женщину, знающую, чего она хочет и какой ценой сможет добиться желаемого. Даже если это граничило с безумием. Даже если это граничило с одержимостью.



***

Утром я проснулся от того, что за окном громко кричали чайки, а команда горланила песни, свистела и улюлюкала. Удивленно подскочив, я спешно ополоснул руки и лицо прохладной водой, избавляясь от похмелья, и, накинув свежие рубашку и штаны, вышел из каюты.

Стоило мне сделать пару шагов по палубе, как мой взгляд непроизвольно упал на столпившихся вокруг Эмилии матросов, которая лениво и плавно виляла бедрами, скользя руками по своему телу. Одета она была в легкое платье с рваным подолом, который еле-еле прикрывал колени. Тонкие лямки постоянно сползали вниз, и девушка, игриво пробегая пальчиками по своей коже, надевала их обратно, запрокидывая голову назад и оголяя шею. Грудь колыхалась в такт плавным движениям, манящий взгляд из-под пышных ресниц, которым она одаривала каждого, был призывом и приглашением.

Ласкать… повалить… держать… пока ладони множества рук скользят по бедрам и груди…

Однако матросы позволяли себе только улюлюкать и призывно кричать, не приближаясь Ее тело, окутанное серебристым светом, будто отталкивало солнечные лучи. Кулона, который был на ней постоянно, сколько я ее помню, на шее не оказалось.

Я не выдержал и громко кашлянул в кулак.

Матросы моментально перевели взгляд в мою сторону и ужаснулись, замельтешили, стараясь убраться с моих глаз: кто-то быстро ретировался, чтобы помочь на кухне, кто-то, чтобы захватить тряпку с ведром, кто-то — проложить курс. Не прошло и минуты, как мы с Эмилией остались вдвоем.

Пленница стояла напротив меня с победной улыбкой. Капельки пота блестели на ее теле, грудь высоко и часто поднималась и опускалась, спутанные волосы разметались по плечам красивым золото-рыжим облаком. Эмилия, явно наслаждаясь своим триумфом, поманила меня к себе. Сейчас она была прекраснее Клиодны, богини красоты, моря и загробной жизни, которую почитали и желали. Во взгляде Эмилии читалось нечто нечеловеческое, заставшее меня вздрогнуть: цвет радужки изменился, вытесняя зеленый цвет на алый, улыбка, которой она одарила меня, походила больше на звериный оскал.

Удивленно моргнув, я засунул руки в карманы, но с места не сдвинулся. Еще раз хорошенько осмотрев лицо девушки, я вдруг понял: она все знала с самого начала и решила меня разыграть.

— Ну же, Уил, разве ты не этого хотел? Разве не меня ты хотел завоевать в тот вечер, когда решил бросить все и сбежать? — эти слова прозвучали как приговор. — Вот она, я, на палубе ни души, что же мешает тебе закончить начатое? — Эмилия сделала шаг навстречу и хитро улыбнулась.

Внезапный толчок в спину, будто порыв ветра, заставил сделать пару шагов навстречу девушке, однако, оглянувшись, я не почувствовал ни дуновения, ни чьего-либо присутствия. Странное ощущение возникло в груди, разрастающееся с каждым мгновением все сильнее, будто кто-то, подобно кукловоду, управлял моими эмоциями и действиями. Сдвинув брови к переносице, я не сразу понял, что Эмилия уже подошла ко мне вплотную. Почувствовав ее прерывистое дыхание, я перевел взгляд на лицо девушки, затем на грудь, и, усмехнувшись краем губ, ведомый неизвестным порывом, протянул к ней руки, чтобы притянуть ближе…

Но тут же схватил запястье девушки, которая занесла руку, чтобы дать мне очередную пощечину.

— Не смей меня трогать, пока я не разрешу тебе, — зеленые глаза наполнились ненавистью и горечью, обидой и болью.

— Прости, — только и смог прошептать я.

Согнувшись пополам и юркнув под руку девушки, я подхватил ее за талию и перекинул через плечо. Я чувствовал, как Эмилия рвет ткань моей рубашки, впивается ноготками в спину и кусает за шею. Ускорив шаг, я подошел к своей каюте и, придерживая одной рукой талию девушки, открыл свободной рукой дверь. Войдя, я быстро скинул Эмилию на кровать, щелкнул засовом и, повернувшись, увидел, что она стоит на кровати с бутылкой рома в руке.

Не сдержав смешка, я только и спросил:

— К чему нам все эти игры?

Не успел я закончить, как в стену рядом со мной прилетела бутылка. Осколки разлетелись в стороны, засыпав пол. Посмотрев на мокрое пятно, которое медленно растекалось по стене, я повернулся к Эмилии, которая с победным выражением лица наблюдала за всей этой картиной.

— Подойди ко мне, — злость, которая меня обуяла, не могла сравниться ни с чем. Я почувствовал слабое жжение на коже в том месте, где находился браслет.

Девушка лишь усмехнулась и села на кровать, скрестив ноги.

— Подойди. Ко. Мне. — Я повторил свои слова, но в этот раз тише.

Испугавшись такой перемене своего настроения, я крепко сжал кулаки, стараясь не выдать себя и успокоиться. Браслет продолжал затягиваться и вдавливаться в кожу, доставляя нестерпимую боль.

Спустя несколько секунд Эмилия неохотно встала и медленно приблизилась. Резко притянув ее за талию, я знаком руки дал ей понять, чтобы она молчала. Кротко кивнув, Эмилия шумно вдохнула, но попытку сбежать не сделала.

Продолжая удерживать ее за талию, свободной рукой я провел по ее коже и слегка приспустил лямку платья. Усмехнувшись краем губ, я наклонился и оставил легкий поцелуй на плече Эмилии, от чего по ее коже побежала волна мурашек, заставив меня улыбнуться. Девушка моментально оттолкнула меня и, отойдя на пару шагов, разъяренно уставилась на меня:

— Что ты делаешь?!

Я издал рык, похожий на волчий, притянул к себе Эмилию, крепко прижал к себе, властно обхватив талию одной рукой, другую же запустил в золотисто-рыжие локоны и потянул вниз, заставив пленницу запрокинуть голову, чтобы ее лицо оказалось на одном уровне с моим.

— А что я делаю? — прошептав как можно тише, я провел языком по ее нижней губе, начал медленно оттягивать и покусывать. Эмилия издала слабый стон, прикрыв глаза.

Подхватив девушку на руки и не прекращая поцелуя, я прислонил ее спиной к стене и, быстро подняв подол платья, провел ладонью по внутренней стороне бедра. Эмилия выгнула спину и, громко простонав, обвила руками мою шею, привлекая к себе. Не переставая ласкать ее кожу, я медленно поднимался выше, в то же время, не отрываясь ни на секунду от ее тела, покрывая каждый миллиметр поцелуями, спускаясь к груди.

Внезапно Эмилия вскрикнула и с невероятной силой оттолкнула меня, заставив сделать несколько шагов назад, запнуться и неуклюже рухнуть на кровать.

— Не смей прикасаться ко мне, чертов предатель! — Холодный взгляд прищуренных глаз девушки заставил меня стушеваться.

Эмилия выбежала из каюты, оставив меня в недоумении.


ЭМИЛИЯ


Громко хлопнув дверью своей каюты, я медленно сползла по ней на пол и, обхватив руками колени, начала раскачиваться из стороны в сторону, чтобы хоть как-то успокоиться. Обведя взглядом ненавистную комнату и наткнувшись на амулет, который бережно лежал на подушке, я доползла на коленях до кровати, схватила его и быстро надела на шею. Прикосновение холодного металла к коже заставили меня издать короткий стон. Я крепко сжала в ладони ракушку, стараясь унять дрожащее от возбуждения тело, в то время как сирена нещадно царапала мою плоть изнутри, пытаясь выбраться наружу.

Лицо пылало, на губах оставался вкус табака и морской соли, отчего я непроизвольно почувствовала укол совести. Гнев, разжигающий мое тело и душу, попытался вырваться наружу, но нежность и ласка Уила неизменно тушили его.

Резко мотнув головой, я встала с пола и подошла к зеркалу. Умывшись прохладной водой, почувствовала знакомое чувство, наполняющее мое тело. С трудом подавив его и аккуратно сняв лямки с плеч, я позволила платью упасть со своего тела.

Запах хвои и табака, наполнивший каюту легким ароматом, заставил меня распахнуть глаза и оглядеться.

Никого.

Чутье подсказывало: Охотник где-то рядом. Он ждет нашей встречи.


***

Проснувшись с первыми лучами солнца, я потянулась в кровати и, зажмурив глаза от удовольствия, шумно выдохнула. Мотнув головой в сторону, я быстрым движением спрыгнула с кровати и легким шагом направилась в сторону шкафа.

Подойдя вплотную, я распахнула дверцы и осторожно провела пальцами по платьям, боясь их испортить или запачкать. Однако что-то внизу привлекло мое внимание. Я отдернула подолы платьев и увидела широкие штаны цвета слоновой кости и схожий им по оттенку короткий топ на тонких лямках. В подобном наряде было бы удобно передвигаться по палубе, не привлекая к себе особого внимания, и в случае чего успеть деру, но я была не в том настроении, чтобы лишать себя возможности вывести Уильяма из себя. Усмехнувшись, я зажмурилась, наугад ткнула в первый попавшийся наряд и не прогадала: в моих руках оказалось платье, сшитое из тончайшего бархата и шелковых вставок, цветом напоминавшее закатное небо — светло-розовые волны кружева сменялись персикового цвета бархатом, создавая эффект плавного перехода.

Быстро надев платье на себя, я прикрыла глаза, наслаждаясь тем, как приятно холодил материал кожу. Подойдя к зеркалу, я взяла в руки пару шпилек и сделала небольшой пучок на голове, создавая эффект невесомости и, покрутившись несколько раз перед зеркалом, решительно вышла из каюты.

Поднявшись на палубу, я первым делом обратила внимание на шум и крики: матросы бегали туда-сюда, перенося еду и выпивку из камбуза в трюм, на некоторые двери вешались замки, а двое крепких матросов пытались насильно закрыть в каюте Криса и какого-то старика с раскрасневшимся от выпитого алкоголя лицом. Подхватив подол платья, я побежала в их сторону и, оказавшись достаточно близко, громко крикнула:

— Что вы творите, черт бы вас побрал?!

Матросы окинули меня скептическим взглядом и, впихнув отчаянно брыкающегося юнгу и нечленораздельно вопящего старика, попытались закрыть за ними дверь. Меня пару раз нечаянно пихнули плечом, заставив возмущенно вскрикнуть и отвлечься. А когда я снова повернулась, дверь уже успели закрыть на засов.

Погруженная в царивший хаос, я не сразу заметила, что матросы, навалившись на дверь, все-таки закрыли ее на засов. Переводя встревоженный взгляд то на дверь, в которую продолжали барабанить изнутри, то на уходящих матросов, я почувствовала легкое прикосновение ладони к своей спине и резко обернулась.

Позади меня стоял матрос лет тридцати, волосы его имели оттенок жженой соломы, лицо покрылось веснушками, прищуренные глаза казались какими-то выцветшими. Губы были поджаты, от чего я сразу поняла, что мужчина напряжен и разговаривать со мной он будет из-под палки, только лишь бы я удовлетворила свой интерес и перестала совать нос не в свое дело. Напряженность в каждом движении выдавала его страх: тело содрогалось от малейшего звука и прикосновения. Неожиданно для себя, я схватила его за руку и вцепилась когтями в кожу, едва не проткнув, отчего тот дернулся:

— Где ваш чертов капитан?! Он каждый раз, подобно крысе, сбегает с корабля, стоит лишь почувствовать опасность?

Матрос, в глазах которого плескалась паника, не сразу понял, о чем я спросила, и отрешенно посмотрел на свою ладонь, будто видел ее впервые. Пару раз растерянно моргнув, он схватился за крестик, который висел у него на шее и, нервно теребя засаленными пальцами облезлую веревку, быстро забормотал молитву,

— Они убьют всех нас! Сожрут наши тела и высосут душу, отдав их морскому дьяволу! Спасения нет! Нет! — подбородок матроса затрясся, и я удивилась такому резкому перепаду его состояния: несколько минут назад он держал свои эмоции в узде, но стоило мне лишь задать вопрос, как мужчина стал похож на верующего фанатика. — Сирены, они погубят этот корабль! Никакие чары нас не спасут! Мы будем гнить на морском дне! Они погубят нас, но не его! Она пометила его!

Сирены убивали ради забавы, считая это невероятно приятным для себя, впитывая в себя страх мужчин и множа свои силы. В голову врезались слова Генри, которые он произносил мне перед сном, свято веря в их правдивость.

«И вышли они из морской пучины, родившись от порочной связи морского и человеческого. Для одиноких сердец они представлялись пристанищем, укрытием от бед, и красота их не знала границ. Лишь раз дотронувшись, не скинешь оковы их власти, пока они не утащат тебя на дно морское, где обретешь ты свой покой. Тот же, чье сердце наполнено любовью, не сможет стать их целью, и лишь он сможет остановить красавиц морских».

Жаль, что большинство подобных писаний были выдумками. Потому что даже влюбленный мужчина никак не мог остановиться сирену, если она действительно захотела поиграть со своей жертвой перед тем, как убить. И да, сирен создала Персефона, а не какая-то там любовь. Несмотря на то, что мы были повязаны кровью и клятвами, сейчас я не желала встречи с сестрами, поэтому нашла для себя единственное правильное решение — выступить на стороне людей, доказав, что я тоже чего-то стою, не вызывая подозрений.

Позади меня послышалось слабое пение, которое доносилось со стороны морских скал и валунов, находившихся прямо по курсу. Несколько матросов застыли на долю секунды, но, махнув головой и скидывая наваждение, быстро взяли себя в руки и продолжили приготовления к бою. Корабль шел достаточно быстро, отчего создавалось впечатление, что это дело рук сирен, которым не терпелось насладиться смертью матросов.

Глубоко вздохнув, я решила, что не стоит стоять в стороне и наблюдать за тем, как матросы пытаются отстоять свой корабль и вырвать его из лап морских чудовищ, подобных мне. Пока амулет приятно холодил кожу, я не опасалась, что выдам себя. Выступать против сирен было равносильно смерти, но и устоять от неистового желания увидеть сестер я не могла, поэтому, оббежав палубу, юркнула за приоткрытую дверь, ведущую в одну из кают. Окинув взглядом валяющиеся на полу вещи, я тихо пискнула от облегчения, увидев на одной из раскладушек пару кинжалов. Покрутив их в руке, я отметила, как искусно они сделаны, но прекрасно осознавала насколько это оружие бесполезно против сестер. Я забеспокоилась: неужели за многие годы сражений с детьми Персефоны, люди так и не поняли этого? Неужели Уильям ничего не знает… А если знает, то зачем тогда…

Додумать я не успела: тихая мелодия усилилась и переросла в призывный гимн. Выглянув из своего убежища, я отметила, что корабль окружили сирены: их лица были прикрыты густыми черным волосами по пояс, которые они беспрерывно расчесывали пальцами скрюченных рук, не прекращая при этом петь. По пояс это были обычные нагие женщины — голова, руки, грудь, — но морских чудовищ выдавали хвосты длинной не менее двух метров, которые сейчас игриво постукивали по камням, показывая, что сирены возбуждены и ждут момента, когда смогут насладиться страхом и плотью жертв.

Я заметила, что хвосты у них одинаковой формы, но слегка отличаются оттенком: от светло-небесного до темно-синего цвета. Синхронность их действий выводила из себя. Потеряв счет минутам, я молча наблюдала и ждала, когда они решатся вступить в открытый бой, инстинктивно крепче сжимая в руках кинжалы.

Пригнувшись и лавируя между застывшими матросами, я заметила, что на отдаленном валуне сидит еще одна сирена, немного крупнее и выше, чем все остальные. Волосы не скрывали ее лица, поэтому мне удалось, как следует его рассмотреть: гордо вскинутый подбородок, надменный взгляд, величественная поза говорили о том, что она является главной среди остальных. Широко распахнутые глаза, полностью затянутые красным цветом, отчего создавалось впечатление, будто они налиты кровью, не моргали. Пухлые губы приоткрывались, будто в безмолвном экстазе. Вместо носа виднелись два небольших проема, на шее быстро раздувались жабры, хвост, в отличие от подданных, не имел голубоватого оттенка, а горел красным и переходил в желтый у талии. На голове сирены красовалась корона, напоминающая лавровый венок, но слегка прищурившись, я поняла, что сделана она была из морских звезд, плотно спаянных между собой и обрамленных сверху позолотой, от чего вид становился устрашающе красивым. Часть тел морских существ были соединены между собой узорчатыми линиями, украшенные сверху мелкими ракушками.

Сердце пропустило удар.

Это она.

Перехватив мой пристальный любопытный взгляд, Королева сирен улыбнулась, обнажив два ряда заостренных хищных зубов, и пронзительно закричала:

— АХТАРАН!

Сирены замолкли и молниеносно прыгнули в воду. Матросы замерли, панически переглядываясь ожидая атаку из морских глубин. Внезапный толчок под кармой корабля заставил меня ухватиться за первый попавшийся под руку трос. С каждой секундой удары усиливались, заставляя корабль опасно заваливаться вбок.

— Всем спуститься в шлюз и зарядить пушки! Не желайте сетей с крюками, ненадолго, но это их задержит. Другие за это время успеют зарядить картечь. Стреляйте вниз, чтобы не позволить этим тварям приблизиться к кораблю! — послышался уверенный властный мужской голос, который принадлежал Уильяму. — Тряпки в уши — быстро!

Не скрывая раздражения, я цокнула языком, когда он заметил меня среди матросов и подмигнул.

Сирены, взбирающиеся на корабль со всех сторон, невольно заставили меня поежиться. Налитые алым цветом глаза, бешено вращающиеся и примечающие цель, две щелки вместо носа, широко распахнутый рот, усеянный острыми клыками. Серовато-зеленовый оттенок кожи говорил о том, что эти сирены были чистым порождением Персефоны, возрожденные из морских глубин и не знающие ничего, кроме жажды убивать. Сердце гулко забилось, в ушах зазвенело, стоило мне быстрым взглядом окинуть палубу. Матросы, вооруженные бесполезными кинжалами, пытались добраться до сирен, но чудовища оказывались быстрее. Палуба быстро окрашивалась в алый оттенок крови мужчин и вязкую черную слизь сирен. Некоторым матросам удалось добраться до чудовищ и перерезать им горло.

Стараясь быстро, но незаметно выбраться из самого пекла, я оступилась об расшатанную доску и споткнулась, тихо выругавшись. Пронзающий взгляд одной из сирен медленно переместился в мою сторону, выворачивая голову под неестественным градусом. Она широко улыбнулась, и я смогла заметить, как с ее рта стекает вязкая черная слюна. Вместо хвоста у нее были две ноги, широко расставленные.

— сес-с-стрица…

Стараясь скрыть страх, окутавший мое тело, я улыбнулась в ответ и отвела кулон в сторону, обхватив его ладонью. Глаза налились привычной поволокой, тело забило мелкой дрожью от желания воссоединиться с сестрой.

— сестра… неважно выглядишь.

Глаза сирена гневно свернули, и она ринулась ко мне с нечеловеческой скоростью. Увернувшись в последний момент, я выпустила из рук амулет и побежала в противоположную сторону. Но стоило мне лишь сделать пару шагов, как сестра схватила меня за ноги и с силой дернула на себя. Я упала на палубу словно мешок с потрохами рыб и клацнула зубами, едва не прикусив язык. Вцепившись руками в доску на палубе, которая отошла от влаги, я начала дергать ногами, пытаясь избавиться от хватки. После нескольких неудачных попыток мне это удалось. Перекатившись с живота на спину, я прижала ноги к себе и со всей силой ударила сирену в живот, заставляя убраться от меня подальше. На долю секунды сестра растерялась, и мне этого хватило, чтобы вскочить на ноги и схватить кинжалы, которые я выронила во время падения. Сжав рукоять посильнее, я медленно пошла по кругу, передвигая ногами. Сирена вторила моим движениям, явно наслаждаясь игрой.

— предательц-ц-ц-ца…

— я — нет, а вот тот матрос у тебя за спиной — вполне возможно.

Не успела я моргнуть, как сирена, обернувшись назад, вспорола острыми ногтями брюхо матросу. Алая кровь брызнула ей на лицо и палубу, оставляя вязкие следы. Сестра, смеясь сумашедшим голосом, запрокинула голову назад, оголяя шею. Это был мой шанс. Подбежав к сестре, которая наслаждалась криками и агонией умирающего матроса, я замахнулась и перерезала ей горло, из которого хлынула вязкая черная жижа. Брезгливо сжав нос, когда сестра закричала, я встала около и наслаждалась ее последними минутами в человеческом теле. Когда бездыханное тело упало на палубу с глухим стуком, я обтерла кровь сирены об ее же тело и пнула его в сторону моря. Проделов это пару раз, я оказалась около края палубы и, подхватив сирену под подмышки, с трудом подняла ее тело и, перекинув через борт, сбросила в море. Вода моментально забурлила, выказывая недовольство, что с ее дитя так обошлись. Но не прошло и пару мгновений, как акулы накинулись на тело сирены, не брезгуя подобной закуской. Довольно кивнув, я тыльной стороной ладони вытерла пот со лба, оставляя темные разводы на коже. Спиной я почувствовала пристальный взгляд на себе. Приподняв голову, я заметила Уильяма, который не мигая смотрел на меня и улыбался, будто все это его забавляло.

Внезапный крик и всплеск воды заставил обернуться и подбежать к тому месту, где буквально несколько секунд назад стоял матрос. Теперь от него остались на досках лишь бесполезные сабли и один дырявый сапог. Подчиняясь внезапному легкомысленному порыву, я перегнулась через борт и стала вглядываться в морские глубины. Вода исходила крупными кругами, которые постепенно окрашивались в красный цвет — кровь. Сквозь мутную пелену я заметила я заметила, что ко мне плавно приближается одна из сирен, хищно обнажив мелкие заостренные зубы. Не сводя с меня взгляда алых глаз, она замерла, будто пытаясь разглядеть мою истинную сущность.

Это твой шанс встретиться с ней. Воспользуйся им…

Раздался шепот в голове.

И я, вдохнув полной грудью, нырнула под воду.

Легкие моментально прожгло огнем. Приоткрыв под водой глаза, которые щипало от морской соли, я пыталась замедлить алую пелену, которая обволакивала зрачки, подобно предрассветному туману. Сфокусировав зрение, я заметила, что буквально в нескольких метрах меня кругами медленно оплывает сирена, будто оценивает опасность, которую я могу представлять. Расстояние между нами медленно сокращалось, и вскоре я почувствовала легкое прикосновение холодных пальцев к своей щеке, сменившееся непереносимой болью. Когти, не уступающие остротой трезубцу Посейдона, царапнув кожу, оставили на ней кровавый след.

Больно вцепившись когтями в ладони, чтобы унять панику, я тихо взвизгнула, и пузыри вырвались из моего рта. Сирена, метавшаяся внутри, готовая постоять за себя, кусала меня изнутри, но я мысленно велела ей отступить и замолчать, чтобы он не испортила все, к чему я стремилась годами. Из-за нехватки воздуха начала кружиться голова, и я почувствовала, как отчаянно раскрываю рот в попытке сделать вздох.

Проваливаясь в забытье, я увидела, как сирена, схватив меня за руку, потащила вслед за собой, словно безвольную куклу.


***

Боль, словно ток, пронзила все тело, и я, вымученно открыв глаза, вдохнула полной грудью и закашлялась, пытаясь избавиться от воды в легких. Спустя пару глубоких вдохов головокружение прошло. Осмотревшись по сторонам, я стиснула зубы: корабля не было видно, кругом резвились волны, сама же я лежала на небольшом рифе посреди моря. Отведя кулон немного в сторону и приоткрыв завесу для сирены, я почувствовала, как глаза заволакивает знакомая пелена, и, напрягая чутье, попыталась ощутить хоть какие-то признаки жизни поблизости.

Ничего.

Внезапно окатившая меня морская волна, заставила вскрикнуть от неожиданности и выронить кулон из пальцев. Повернув голову в сторону, я удивленно вскинула бровь: Королева сирен, опираясь на выступы в рифе, взбиралась ко мне, не сводя при этом глаз, налитых кровью. Поравнявшись со мной, она села рядом, но хвост опустила в воду.

— Моя дорогая Ундина…

— Я не…

— Хочеш-ш-шь сказать, ты не крала человеческую душ-ш-шу ни в чем не повинного ребенка?

Я не нашлась, что сказать, лишь открывала и закрывала рот, жадно глотая ртом воздух.

— Но не будем об этом, каждый имеет право на свои тайны, ведь правда? Тебе наверняка не терпится узнать, что ты делаеш-ш-ш-ь посреди моря, скрытая от людских глаз? — задав вопрос, Королева сирен начала бить хвостом об воду, отчего брызги окатили мое лицо и платье. Я, изо всех сил сдерживая гнев, кротко кивнула и запуганно сжалась в комок. Волосы, растрепавшись, спадали на поясницу и плечи мокрыми колтунами, прикрывая кожу от палящего солнца.

Королева сирен, удовлетворенная реакцией, взяла мою ладонь в свою и начала рисовать на ней когтем странные узоры.

— Знаеш-ш-шь ли ты, Эмилия, какого это — почувствовать себя брош-ш-шенной, растоптанной, почувствовать свою тьму и несправедливость, обрушавш-ш-ш-иеся на каждого из нас?

От Королевых сирен шел едва уловимый запах, который показался мне таким знакомым. Подавшись немного вперед, я прикрыла глаза и втянула воздух, стараясь распознать аромат. Отпрянув от сирены, я вцепилась ногтями в каменистую поверхность. От нее едва ощутимо пахло хвоей и табаком с нотками крепкого алкоголя с корицей.

Запах, который я не забуду никогда.

Заметив, как я сжала пальцы свободной руки в кулак, Королева сирен медленно отпустила мою ладонь и, немного отодвинувшись, начала заплетать свои густые волосы цвета ночного неба в тугую косу. Я недоуменно на нее взглянула, но она сделала вид, что не замечает меня, и продолжила свое занятие. Спустя несколько мгновений Королева сирен отбросила широкую косу назад и повернула голову чуть в бок, показывая мне пальцем на участок кожи под ухом: от подбородка до ключицы проходила сеточка шрамов, которые были похожи на укусы. Чуть приглядевшись, можно было понять, что уродливые шрамы образуют особый рисунок — лицо мужчины. Завороженная, я медленно потянулась рукой к ее шее, но в ответ лишь получила удар по пальцам.

— Хочеш-ш-шь узнать, откуда это? — задав вопрос почти шепотом, Королева сирен поддалась телом вперед, сокращая расстояние между нами, от чего создалось впечатление, что она готовится наброситься на меня. Но она лишь резко перекинула косу на шрам, закрывая его от моих глаз, и положила свою влажную и холодную ладонь мне на лоб.

Внезапно мир начал вращаться, и я постепенно погружалась во тьму.

— Мое имя Сара, — это последнее, что я услышала перед тем, как провалилась в небытие, и мои мысли заполнились чужими воспоминаниями и дикими криками о помощи.


Часть 1. Глава 10. Готов ли ты открыть свое сердце тому, кто этого не заслужил?

САРА


Стоял теплый майский день.

Солнце светило во всю, нещадно слепив глаза, трава еле-еле колыхалась под рукой ветра, деревья зацвели, радуя глаз. В этот день я, будучи маленькой девочкой, получила ужасную новость, которая посеяла в моей душе зерно ненависти ко всему человечеству.

Мои родители умерли от чумы, из родственников у меня никого не было, кроме тетушки Сьюзи, которая больше выступала в роли наседки, нежели приемной матери. Ей было уже глубоко за шестьдесят, когда я предстала перед ней, сжимая худыми руками подол платья, боясь посмотреть в глаза женщине, на плечи которой легла забота обо мне. Маленькая сгорбленная старушка излучала тепло и заботу. Ее лицо покрывали глубокие морщины, седина не пощадила ни единого волоска на голове, но выражение лица по-прежнему было прекрасно: прослеживались красивые черты, которые хоть и слегка исказились, но сохранили свое величие и стать.

Тетушка всячески старалась мне помочь и познакомить с правилами нового дома и поселения, устраивала званые вечера, однако ни один из них я не удосужилась посетить, поскольку для меня было невыносимо наблюдать за тем, как все эти люди, приглашенные против моей воли, веселились, когда же моим родителям предстояло гнить в земле.

Каждую ночь я просыпалась от одного и того же кошмара: я падала в воду и медленно шла ко дну, безмолвно моля о помощи, пока воздух окончательно не покидал легкие. Стоило лишь мне медленно погрузиться в темноту, как чьи-то крепкие руки хватали меня за талию и тянули наверх, к свету, а тихий ласковый голос молил лишь об одном: бороться.

Это продолжалось изо дня в день, терзая мое тело и душу. Сначала я просыпалась в холодном поту и с дикими криками. Постепенно мой страх притупился, и я воспринимала этот сон как что-то должное и неизбежное.

Поделиться своими мыслями и опасениями мне было не с кем: тетушка сочла бы меня сумасшедшей, сослав в монастырь для очищения души от дьявольщины, а девушки из соседних домов не общались со мной. Я будто одним своим видом внушала им тревогу и опасность. Густые длинные черные локоны, слегка прищуренные глаза цвета первой весенней травы, обрамленные пышными ресницами, — все считали меня странной девушкой, полной гордыни и презрения. Заостренный нос выдавал во мне греческие корни, а пухлые губы имели оттенок спелой вишни. Знакомые, которые подходили к тетушке, когда я стояла рядом, сначала перекрещивались, бубня под нос молитвы, а затем лишь переходили к разговору, кидая на меня настороженные косые взгляды. Они считали, что я — одна из дочерей Гамаюн, ссылаясь на цвет волос и умение обольстить мужчину райским голосом. Она характеризовала собой полуженщину-полуптицу с большими разноцветными перьями, девичьей головой и руками вместо крыльев. Человек, услышавший ее пение, забывал все на свете и оказывался в ее власти. Подобные чудовища обитали на Сирции и Парифиде, но не на Сербонии — континенте, являющимся моим домом. В ответ на сплетни я лишь молчала и гордо вскидывала вверх голову, проходя мимо зевак. Не стоит и говорить о том, что таким поведением я лишь хотела укрепить ложь, клубившуюся вокруг меня, подобно туману.

Огородиться, чтобы стать свободной.

После свержения Правительства на всех континентах началось избрание нового единоличного Правителя. Во главе Сербонии встал мужчина лет тридцати пяти, со смуглой кожей и бирюзово-зелеными глубоко посаженными глазами. Нос с горбинкой, широкий лоб и полные губы привлекали множество женщин, считая его воплощением похоти и красоты. Однако Правитель не признавал человеческих девушек, ему по душе были существа, наделенные магическими способностями. Он, подобно охотнику, выслеживал необычных девушек по континенту и делал своими любовницами. Зачастую чудовища не задерживались надолго в кровати Правителя, но тем не менее, он оставлял их при себе, выказывая народу, что способен позаботиться не только о своих любовницах, но и о всех своих поданных. Любые запреты для магических существ были сняты, они считались свободным народом, а любое покушение приравнивалось к предательству. Правитель часто устраивал встречи с народом, в которых его всегда сопровождала чудовищной странной красоты дева. Она извивалась, целовала, облизывала мужчину, вызывая на его лице лукавую улыбку, говорящую о том, что он не прочь зажать ее в каком-нибудь закоулке. Несмотря на странное пристрастие Правителя, свои обязанности он выполнял безупречно: экономика и политика развивались, торговые связи с другими континентами были налажены, убийств прекратились, не считая тех случаев, когда ревнивый муж мог пырнуть неверную жену ножом во время скандала. Ни одно чудовище за последние десять лет не было убито или даже покалечено.

Сербония славилась своими горными породами и алмазами, добываемыми гномами в шахтах. У представителей этого подземного народа была непропорционально большая голова с ярко выраженными чертами лица, непомерно большой нос, двухдюймовые курчавые брови, глаза разного цвета. Необычно удлиненные пальцы обладали удивительной чуткостью и ловкостью. Волосы, как и бороды, гномов пестрили всеми оттенками и с трудом поддавались укладке. Девушки, которые были без ума от этой магической расы, часто сплетничали о том, что гномы прослыли отменными любовниками, несмотря на всю свою суровость и низкий рост, едва доходивший до полутора метров.

Но даже такие любовники не могли удовлетворить местных распутниц, кидающих на меня косые взгляды. Девушки думали, что если держаться от меня подальше, то их суженные не обратят на меня внимания. Святая наивность. В тайне от тех, кого уготовили им в жены родители, молодые люди искали со мной встречи, писали любовные письма и посылали подарки, цветы, умоляя остаться инкогнито, но как бы ни были сладки речи, мое сердце молчало. Я могла стать любовницей, я могла стать женой, стоило сказать лишь «да», но такая участь не прельщала меня. Будучи свободолюбивой, я противилась даже мыслям связать себя брачными узами с каким-нибудь маменькиным сынком только ради собственного благополучия и роскоши, которыми сулило замужество.

Мне было приятно внимание, мне льстило, как проходя мимо какой-нибудь парочки, я замечала, как на меня смотрит мужчина, изучая каждый изгиб тела. Девушка, сопровождающая нахала, моментально перехватывала мой взгляд и злобно кривила губы. Я чувствовала ее ненависть, но в ответ лишь издавала короткий смешок, давая понять, что она мне не соперница.

На дворе стоял февраль. В один из дней тетушка ранним зимним утром отправилась на рынок за мясом и овощами, поскольку наши запасы подходили к концу, и велела мне открыть почтальону: ей должна была написать двоюродная сестра, которая жила в Лондоне.

На улице ярко светило солнце, небольшие хлопья снега падали с неба и, медленно кружась, опускались на землю, покрыв все вокруг белым ковром. Несмотря на красоту природы, что-то не давало мне покоя и терзало изнутри. Всю ночь я не могла сомкнуть глаз и, встав с утра пораньше и взглянув в зеркало, поняла, что лучше скрыть следы бессонной ночи, чтобы у тетушки не возникло вопросов, почему я выгляжу как пугало. Взяв пудру, я аккуратно нанесла ее на кожу и, рассмотрев свое лицо в зеркало с разных ракурсов, удовлетворенно кивнула.

Подумав, что тетушка придет раньше почтальона, я решила остаться в ночной сорочке, которая оголяла грудь и щиколотки. Поленья, уютно потрескивающие в камине, наполняли дом жаром. Тетушка Сьюзи была достаточно прыткой и быстрой для своих лет, иногда и я не могла за ней поспеть, хотя была намного лет младше.

Спустившись в гостиную, я, облокотившись на подоконник и уткнувшись носом в заледенелое окно, начала тихо напевать песню, которую перед сном пела моя покойная мать.

Внезапно в дверь настойчиво постучали. Слегка пощипав холодными пальцами щеки, я поспешила к двери и резко ее открыла.

Молодой человек, который стоял передо мной, был чем-то увлечен, рассматривая деревья и сугробы позади себя и, занес кулак, чтобы еще раз постучаться, наклонился вперед и пошатнулся, слегка растерявшись от неожиданности:

— Простите, я думал, что миссис Сьюзи не слышит и решил постучать еще раз.

Я хотела было усмехнуться, но решилась рассмотреть почтальона получше: передо мной стоял высокий, крепко сложенный мужчина лет двадцати пяти. Взгляд глубоко посаженных карих глаз скользнул по моему лицу и опустился ниже. Заостренный нос отдаленно напоминал мой, но греком я его назвать не могла. Волосы цвета спелой пшеницы обрамляли лицо и, судя по щетине, мужчина не брился около трех дней. Губы быливытянуты в тонкую линию, руки опущены вдоль тела, костяшки пальцев покрыты кровавой коркой, говоря о том, что недавно молодой человек с кем-то дрался. Проследив за моим взглядом, он, слегка прочистив горло, продолжил:

— Миссис пришло письмо из Лондона от неизвестного отправителя. Полагаю, ваша…

— Тетушка, — я сложила руки на груди и явно наслаждалась моментом, пока мужчина пытался подобрать слова.

— Да… полагаю, ваша тетушка знает, от кого оно. Я могу попросить Вас передать ей конверт?

Я кротко кивнула, не отводя глаз со смущенного почтальона. Моя внутренняя гордыня ликовала — я в очередной раз заставила мужчину покраснеть и виновато опустить голову. Но что-то не давало мне покоя: если своими действиями и жестами он выдавал беспокойство, то глаза излучали уверенность и животный голод, не схожий с похотью. Переведя взгляд на руки почтальона, я вдруг осознала, что они были точно такими же как и в моих кошмарах. Но как это возможно? Отбросив глупую мысль, я встретилась взглядом с мужчиной, невзначай проведя пальцами по шее, откидывая непослушные пряди волос, и не смогла сдержать улыбки, когда услышала его шумный вздох.

Руки почтальона затряслись, и несколько писем упали в снег. Мы одновременно наклонились за ними, соприкоснувшись ладонями. Я почувствовала, будто через меня прошел разряд тока.

Бороться. Ты должна бороться.

Ужаснувшись голосу, прозвучавшему у меня в голове, я резко вырвала из рук почтальона письма и положила их на перила, предварительно отряхнув с них снег. Обхватив себя руками от внезапного холода, я вымученно улыбнулась и вновь взглянула на молодого человека. Его лицо было пунцового цвета, я всеми силами старалась не засмеяться и, пытаясь сгладить ситуацию, сказала:

— Огромное спасибо, что доставили это письмо моей тетушке. Можете не переживать, передам все в целости и сохранности. Думаю, на этом все. Всего доброго, — и начала медленно закрывать дверь, когда услышала:

— Меня зовут Роджер. Буду ждать Вас на первом празднике весны!



***

Прошло два месяца с того дня, как мы впервые встретились с Роджером. Наши краткосрочные свидания, которые последовали после первой встречи, заканчивались лишь поцелуями. Как бы я не старалась соблазнить мужчину, он всегда отстранялся, будто что-то не давало ему покоя.

Спустя месяц наших встреч он пропал. Каждый день я выходила на прогулку, в надежде, что снова его увижу, но все мои попытки не увенчались успехом.

Однажды сбежав из дома посреди ночи, чтобы незаметно пробраться к месту, где мы с Роджером встречались, мне «посчастливилось» встретить местного священника, проходившего мимо после ночной службы. Увидев меня в ночной сорочке, едва прикрывавшей грудь и колени, он, несмотря на возраст, прытко схватил меня за ухо и оттащил обратно в дом, словно нашкодившую кошку, предварительно поручившись у тетушки, что утром я приду на службу и покаюсь в грехах. Конечно же, я не удосужилась посетить это «радостное» мероприятие, ссылаясь на плохое самочувствие. Возможно, грипп. Возможно, корь. Возможно, чума. Свободу выбора я дала тетушке и священнику, наслаждаясь тем, какие обеспокоенные взгляды они кидали на меня весь вечер и пытались угодить, стоило лишь мне наигранно закатить глаза и издать протяжный вздох.

Наступила весна. Изо дня в день я становилась все раздражительнее, искренне не понимая, почему Роджер больше не давал о себе знать. Тетушка ни раз пыталась со мной заговорить по поводу моего самочувствия, но я лишь молча отмахивалась и закрывалась в своей комнате.

В очередную нашу ссору я в сердцах крикнула тетушке, чтобы она оставила меня в покое и, громко хлопнув дверью, легла на кровать и крепко зажмурила глаза, чтобы гнев, зарождающийся в душе, не вырвался наружу.

Сама того не замечая, я провалилась в сон.

Я медленно погружалась в воду. Зайдя по шею, набирала полную грудь воздуха и нырнула, уплывая все дальше и дальше, к морской глубине.

Почувствовав, что течение захватывает меня в водоворот, я старалась рваными и хаотичными движениями вырваться из ловушки, но внезапно все прекратилось. Прищурившись, заметила, что ко мне плывет девушка: красные волосы, почти полностью закрывавшие лицо, все тело было очень худым и костлявым, обтянутое кожей так, будто она вот-вот полопается и разорвется. Хоть губ и не было видно, я почувствовала, что она едко ухмыляется. Внезапно в голове я услышала женский голос, сладкий, как мед, и манящий к себе. Пытаясь избавиться от наваждения, я, зажмурившись, несколько раз тряхнула головой, но голос становился все настойчивее и громче.

Девушка медленно подплыла ко мне, протянув одну руку ладонью вверх, второй рукой открыв лицо, усмехнулась, обнажив два ряда зубов как у пираньи.

Голос в голове становился настойчивее, но я не могла понять, откуда шли эти звуки, ведь рот у девушки был закрыт.


ОСТАВЛЯЯ ДУМЫ МИРСКИЕ,

ОТПУСКАЯ ИХ ПО ВОЛНАМ,

ПРОТЯНИ ЖЕ МНЕ РУКУ, И СКОРО УВИДИШЬ,

ЧТО БЫВАЮТ ВОЛЬНЫ ЧУДЕСА.

И НА ДНЕ ЭТОМ, МРАЧНО МАНЯЩЕМ,

ПОЗАБУДЕШЬ О БЕДАХ СВОИХ.

И ТАК СЛАДОК ТОТ МРАК,

ОСТАВАЙСЯ ЖЕ С НАМИ,

МЫ ПОКАЖЕМ ТЕБЕ ЛУЧШИЙ МИР.


Волны вздымались вокруг меня и будто шептали:

— Иди же ко мне, мое оружие, мой шанс, моя сирена. Стань временным сосудом, впитай в себя власть и ненависть морей.

Внезапно девушка схватила меня за шею и стала душить. Я отчаянно начала отбиваться в попытках ослабить схватку, но она становилась лишь сильнее.

От страха я закричала и, проснувшись, обнаружила, что лежу на полу, замотанная в одеяло, а холодный пот стекает по лбу. Осмотрев комнату, я начала глубоко дышать, чтобы хоть как-то прийти в себя и успокоиться, но девушка и ее напевные ужасные слова не хотели вылетать из головы.

Взглянув в окно, я увидела, что рассветные лучи окрашивают горизонт в мягкие тона. Воздух был наполнен ароматами свежей травы и цветов и деревьев, даруя чувство спокойствия и умиротворения.

Скинув с себя одеяло, я пошла готовиться к первому празднику весны.

Ничего не могло помешать веселью: ни мороз, ни лужи, ни сошедший с земли вязкий снег, смешанный с грязью. Девушки наряжались в короткие красные платья, выражая свое намерение стать увлечением на одну ночь. Те, кто желал оставаться в тени, боясь разгневанных матушек и тетушек, надевали еще и маски, закрывающие верхнюю половину лица.

Мужчины на празднике весны не ставили перед собой цель найти невесту, они лишь хотели весело провести время, чтобы потом на протяжении года вспоминать таинственную незнакомку, которая вскружила им голову. Как правило, молодые люди надевали только широкие штаны, которые подпоясывались красным ремнем, сигнализируя, что они совсем не прочь провести время с незнакомкой. Масок они не носили, поскольку на все наше селение было лишь пятнадцать молодых людей брачного возраста, и все их знали по именам и повадкам. Так что любая девушка, чей фаворит не обращал на нее внимания, могла легко заполучить его на одну ночь. Этот вечер праздновали только люди, чудовищ не звали и не желали видеть.

Медленно ступая босыми ногами по прохладной земле, я поймала себя на мысли, что опасаюсь реакции окружающих: прежде я никогда не участвовала в таких праздниках и не знала, каким образом тут все устроено. Но слова Роджера не шли у меня из головы.

«Встретимся на первом празднике весны!».

Усмехнувшись краем губ, я надела маску и красное традиционное платье и направилась прямиком к своей погибели.

РОДЖЕР

Время тянулось медленно, слишком медленно, мои дни были почти сочтены, если я срочно что-то не придумаю.

Наступил первый праздник весны, и я сделал на него большие ставки. Выглянув в окно, я мельком заметил движение около больших валунов у пруда, которые ограждали водоем от чужих глаз. Мое лицо моментально покрылось испаринами, по телу побежали мурашки, но скрываться я больше не мог.

Затянув посильнее красный ремень, я вышел из дома и прямиком пошел к камням. Не сделав и пару шагов, я услышал звонкий женский голос, противостоять которому было невозможно.

Устало вздохнув, я громко сказал:

— Выходи. Я знаю, что это ты.

Смех внезапно оборвался, и я увидел впереди слабое свечение. Спустя минуту навстречу мне вышла нагая девушка, лицо которой скрывали длинные спутанные волосы. Болезненно худое тело с трудом передвигалось, грудь еле вздымалась от хрипящих вздохов. Она медленно шла ко мне, неуклюже перебирая ногами, боясь упасть. Когда между нами осталось несколько сантиметров, я протянул ей руку ладонью вверх, чтобы она могла опереться об нее и встать рядом. Девушка, больше похожая на старуху, буквально вцепилась длинными ногтями в мою плоть, но я лишь слегка поморщился, не издав ни звука.

— Ты нашел ее для меня? — от того смеха, что лился рекой буквально несколько минут назад ни осталось и следа: хриплый, надломленный голос, напоминавший эхо в пещере, заставил меня слегка поежиться, несмотря на то, что вечер выдался достаточно теплым.

— Да. Но есть одна загвоздка, — я ощутил, что рука сильнее сжала мою ладонь, — я не уверен, что она придет. Я сделал все, что ты велела, но сомневаюсь, что девушка проглотила мою наживку.

— Она — мой последний шанс.

Персефона судорожно дернулась. От ее величия не осталось и следа: даже это юное тело, которое она забрала у земной девушки, могло в один миг превратиться в пыль.

Холодный взгляд поблекших глаз, направленный на меня, заставил вздрогнуть, но, несмотря на это, руку я не убрал.

— Что она тебе дала взамен на жизнь? Свою кровь? Или, может, свое тело? — тихий смех, наполненный ненавистью, заполнил все мысли. — Каждый раз я задаю себе лишь два вопроса: почему я не могу тебя убить, и для чего ты помогаешь мне?

Внезапно острая боль ворвалась в мое тело разъяренным зверем, отчего я вскрикнул и упал на колени, стараясь унять тошноту. Почувствовав на своем затылке маленькую ладонь, я хотел было ее скинуть и сказать, чтобы она убиралась прочь к морскому дьяволу, но не смог: тело парализовало, и я упал боком на траву.

Несколько минут, которые я прибывал в таком состоянии, показались для меня адом: готова была готова вот-вот лопнуть, я не чувствовал ни рук, ни ног, внутренности горели огнем и любой глоток воздуха только усиливал эту боль. Прекратилось все это так же внезапно, как и началось, и, прежде чем провалиться в темную бездну, я лишь услышал:

— Я даю тебе один вечер. Помни, Роджер, у нас договор: если убить я тебя не могу, то возьму взамен твою плоть, пусть и временно, — в словах читалась прямая угроза, но когда я вскинул голову, рядом не было никого.

Никого.

Почувствовав жжение в груди, я опустил взгляд и заметил, что в районе сердца на коже у меня появилась татуировка. Метка. Метка Персефоны. Она представляла собой подобие солнца и луны, соединенных воедино, вдоль контура каждого располагались капли воды. Солнце олицетворяло все живое и земное, пронзая золотыми лучами луну, которая, в свою очередь, обозначала таинственность и смерть, своими серебристыми лучами закрывая половину солнца. В свете луны и солнца — лик девы, глаза которой покрыты алой пеленой, а улыбка вызывала чувство страха. Сирена возвышалась над солнцем и луной, протягивая к ним руки, которые окутывал их свет. Она взымала их силу в свое чудовищное естество.

Привстав, я обреченно вздохнул и поднял взгляд в небо, обрамленное бесчисленным количеством звезд, и тихо произнес:

— Лучше бы ты меня тогда убила.



САРА

Атмосфера праздника буквально наполняла меня без остатка: кто-то танцевал около большого костра и выпивал ром прямо из бутылки, кто-то уединился у озера, чтобы лишние глаза не видели сцен пылкой любви, кто-то одиноко сидел около дерева и ждал, чтобы на него обратили внимание и пригласили в шумную компанию.

Недолго думая, я подошла к одной из девушек, которая уже изрядно выпила и еле стояла на ногах. Рывком выхватив из ее рук бутылку с ромом, я сделала три жадных глотка. По телу разлилось тепло, и появилось чувство легкости.

Мое одиночество продлилось недолго: двое молодых людей подошли ко мне с предложением скрасить вечер, пытаясь зажать с обеих сторон. Я окинула обоих презрительным взглядом, от чего они моментально стушевались и отошли от меня к более доступным девушкам.

Отпив еще глоток, я старалась не оглядываться по сторонам в поисках Роджера, но совладать с собой не могла: я прислушивалась к каждому смешку или возгласу, чтобы понять, кому они принадлежат.

После нескольких неудачных попыток выследить Роджера, я, раздраженно усмехнувшись, поставила бутылку рядом с деревом и побежала в сторону костра, где девушки и молодые люди водили хоровод. Увидев меня, юноши начали радостно улюлюкать, а девушки звонко рассмеялись, хватая за руки и утягивая в свои танцы. Совершенно забывшись и отдавшись моменту, я вдруг почувствовала, как чьи-то сильные руки вырвали меня и, закинув на плечо, потащили к пруду. Я забарабанила кулаками по спине того, кто так нагло посмел меня украсть, но в ответ услышала знакомый смех.

Роджер?

Я расслабилась и стала бить обидчика через раз, больше играясь, чем желая принести реальный вред.

Спустя несколько мгновений меня аккуратно поставили на землю и прислонили спиной к старому дубу, который одиноко стоял около пруда. Разгоряченная от притворной борьбы, я хотела было ударить мужчину в грудь, но, подняв взгляд, лишь изумленно выгнула бровь и усмехнулась:

— Неплохая попытка, Роджер. Но глупо с твоей стороны отрывать меня от веселья.

— Неплохая попытка меня приструнить, Сара, — мужчина быстро сократил расстояние между нами и, опершись ладонями о ствол дерева по правую и левую сторону от моего лица, начал лениво рассматривать, подобно хищнику, который не хочет спугнуть свою добычу.

Я уперлась ладонями в грудь Роджера, почувствовав твердые напряженные мышцы, стараясь увеличить расстояние между нами, но он ловко обхватил одной рукой мои тонкие запястья и завел руки за голову, лишив возможности двигаться. Другой рукой он нежно схватил меня за волосы и потянул, заставив запрокинуть голову. Придвинувшись, Роджер медленно склонился к моим губам, не сводя с меня острого голодного взгляда. Первое прикосновение его губ, нежное легкое касание, очень быстро переросло во властный, грубый поцелуй. Он, словно зверь, поглощал каждый мой вдох, а его дыхание, горячее и шумное, обжигало кожу. Я тонула в сладкой истоме. Чуть прикусив мою нижнюю губу с тихим рыком, он углубил поцелуй, и наши языки сплелись, словно в танце под звуки разгоряченных стонов. Внизу живота все пылало огнем — я понимала, что все это неправильно, но ничего не могла с собой поделать.

— Не меня ли ты искала там, у костра? — прервав поцелуй, ехидно спросил Роджер.

Я с трудом сдержала разочарованный вздох, потому что все мое тело требовало его ласки, но вовремя взяла себя в руки и лишь посмотрела Роджеру в глаза, громко усмехнулась:

— Смею тебя разочаровать — нет. Я искала выгодную партию, чтобы весело и без обязательств провести время. Не зря же я сюда пришла.

— Ты слишком испорчена, Сара. Таких, как ты, надо наказывать так, чтобы воспоминания сохранились на всю жизнь.

«Накажи меня», — пронеслось тут же в моей голове.

Будто почувствовав мое желание, Роджер руками прижал меня к стволу дерева, на секунду у меня сперло дыхание, но от этого желание владеть мужчиной только усилилось. Его руки ловко стянули с меня платье, ладони ласкали тело, и, остановившись около груди, нежно провели по ней. Двумя пальцами обхватив мой сосок, мужчина легонько кусал мою шею. Я выгнула спину ему навстречу и, закусив губу, громко застонала, запустив руки ему в волосы и притянув еще ближе.

Мне хотелось большего, прямо здесь и сейчас. Потянувшись ладонями к Роджеру, я нетерпеливо начала расстегивать его пояс и, наконец, расправившись с одеждой и откинувшись спиной обратно к дереву, обвела мужское тело томным взглядом. Каждый мускул его тела был напряжен, в районе солнечного сплетения я увидела небольшую татуировку, которая отдаленно напоминала богиню Персефону, в услужении которой были сирены. Словно почувствовав мой взгляд, он быстро сказал:

— Если хочешь, я сейчас же все прекращу, — руки его остановились около моей талии и заметно дрожали, грудь тяжело поднималась и опускалась.

Все, что я могла сделать, это тихо произнести:

— Нет… не сейчас…

Роджер тут же подхватил меня на руки, аккуратно положил на траву и лег сверху. Одной рукой я обхватила его шею, ближе притягивая к себе, а второй до боли сжала его волосы на затылке. Он глухо зарычал и, слегка покусывая, начал целовать мою шею. Мужчина отбросил мои руки со своей шеи и поднял их над моей головой, аккуратно положив в траву. Я моментально потянулась к его губам, таким горячим и влажным, и он послушно потянулся ко мне в ответ. Робкий поцелуй, после чего мы начали кусать друг друга, наши языки боролись, как будто от этого зависела наша жизнь, дыхание перехватывало, но никто не хотел сдаваться. Роджер прижался ко мне всем телом и начал водить бедрами между ног, дразня. Издав громкий стон, я почувствовала, что мужчины прикрыл мне рот ладонью и, склонившись над моим ухом, томно выдохнул:

— Тише, нас могут услышать.

Одной рукой держа мои запястья, второй он провел по изгибам тела, изучая его, после чего немного приподнялся и посмотрел на меня. Я прижалась к нему сильнее, прильнув бедрами к торсу и обхватив его ногами, начала медленно водить ими вдоль тела Роджера, дразня его также, как и он меня. Мужчина втянул воздух через плотно сомкнутые губы, резким движением раздвинул мне ноги и вошел в меня. Я выгнулась, застонала так громко, что ему пришлось закрыть мне рот. Склонившись над моей грудью, мужчина больно укусил меня за сосок, и от неожиданности я громко вскрикнула.

Он целовал меня требовательно, почти грубо, но чем грубее он был, тем сильнее мне хотелось оставаться в его власти. Движения становились резкими и быстрыми заставив меня громко застонать. Мой голос охрип, но я продолжала стонать, не в силах сдерживаться. Внезапно ком внутри живота перерос в оргазм и, крепко ухватившись за Роджера, я громко вскрикнула и обмякла. Спустя несколько мгновений мужчина лег рядом со мной и, тяжело дыша, начал поглаживать грудь и низ живота ладонью, вызывая приятное тепло и жар во всем теле.

Внезапно голову окутала сильная боль. Я резко выпрямилась и схватилась за нее руками, но Роджер, не встречаясь со мной взглядом, даже не посмотрел в мою сторону. Он закинул руки за голову, скрестил ноги, не удосужившись одеться, и после очередного болезненного крика мужчина наконец соизволил обратить на меня внимание.

Голос из сна снова раздался в моей голове:


ОСТАВЛЯЯ ДУМЫ МИРСКИЕ,

ОТПУСКАЯ ИХ ПО ВОЛНАМ,

ПРОТЯНИ ЖЕ МНЕ РУКУ, И СКОРО УВИДИШЬ,

ЧТО БЫВАЮТ ВОЛЬНЫ ЧУДЕСА.

И НА ДНЕ ЭТОМ, МРАЧНО МАНЯЩЕМ,

ПОЗАБУДЕШЬ О БЕДАХ СВОИХ.

И ТАК СЛАДОК ТОТ МРАК,

ОСТАВАЙСЯ ЖЕ С НАМИ,

МЫ ПОКАЖЕМ ТЕБЕ ЛУЧШИЙ МИР.


Не в силах больше терпеть эти муки, я громко крикнула и резко вскочила с травы. Голова немного закружилась, но голос пропал. Повернувшись к Роджеру, я разъяренно вскинула бровь и обхватила себя руками, пытаясь унять дрожь. Он тем временем поспешно собирал вещи, явно собираясь уходить, но увидев мой рассерженный взгляд, слегка стушевался и холодно спросил:

— Что?

От негодования у меня поплыло перед глазами.

— Ты слез с меня и уже пакуешь вещички? — стараясь сохранить холодный тон, я глубоко вздохнула, но под конец фразы мой голос все равно сорвался на крик.

Выражение его лица стало каким-то грустным, обреченным, будто то, что между нами было — обыденное дело. Одевая штаны и застегивая ремень на бедрах, Роджер окинул меня холодным взглядом с ног до головы и, наклонившись, одной рукой подхватил мое платье и швырнул в мою сторону:

— Оденься, она не любит, когда перед ней хвастаются красивым телом. Тем более, когда в дополнение к нему такое прекрасное лицо.

Роджер быстро чмокнул меня в щеку и, развернувшись на пятках, стремглав помчался обратно, в сторону горевшего вдалеке костра. Кинув кинжал мне в ноги, он бросил через плечо

— Убей быстро и без сожаления. Борись. Не заставляй меня жалеть о своем выборе, Сара.

Сосчитав это за глупую шутку, я в сердцах бросила платье в воду и направилась в сторону дома, но, не успев сделать и трех шагов, услышала, как позади меня раздался звонкий женский голос, и несколько холодных брызг упали мне спину.

Сердце пропустило удар. Стараясь дышать как можно тише и унять панику, я сделала осторожный шаг, но внезапно грубый надломленный голос произнес:

— Не так быстро, Сара.

А через несколько мгновений послышался громкий женский крик, от которого сидящие на ветках вороны с громким карканьем взмыли вверх. Но кроме них не было никого, кто стал бы свидетелем превращения человека в чудовище.


Часть 1. Глава 11. Лишь твои потаенные желания и страхи знают, как сильно ты желаешь безграничной власти.

ЭМИЛИЯ


Мои легкие горели огнем, и с каждым вдохом эта боль становилась только сильнее. Быстро пробежав пальцами по шее и облегченно вздохнув, я обнаружила, что кулон остался на месте. Что-то в этом видении было неправильным. Между Сарой и Роджером случилась близость, и это заставило мое сердце болезненно сжаться. Схватившись дрожащими пальцами за мокрый подол платья, я нервно начала перебирать ткань, стараясь унять непонятное для меня чувство, похожее на ревность или ненависть. Внезапно влажная холодная ладонь легла на мой лоб, боль слегка притупилась, и я смогла открыть глаза.

Я лежала, свернувшись калачиком, на том самом рифе в объятиях бушующих вокруг волн. Перед глазами все плыло. Стараясь дышать ровно, я услышала, что рядом плещется вода, но капли ее не попадали ни на меня, ни на одежду. Королева сирен никуда не уплыла и не скрылась: она сидела рядом, ждала, когда я смогу взять себя в руки и продолжить наш разговор.

Стиснув зубы, я оперлась руками о камень и, стараясь не издавать болезненных стонов, присела, сохраняя расстояние между собой и чудовищем. Прислушавшись к ощущениям, я облегченно вздохнула, поняв, что сирена внутри меня спокойна и не раздражена, а скорее, напугана.

Рядом с Сарой мне нельзя показывать свою истинную сущность. Тело гулко отзывалось на любое прикосновение и движение, будто мои органы связало сильным жгутом. Резко схватив меня за запястье, Королева сирен притянула меня к себе и прислонилась губами ко лбу, заставляя боль отступить. Блаженно закрыв глаза, я издала тихий стон облегчения.

— Виж-ж-у, тебе лучш-ш-ше, похитительница душ-ш-ш? — издевательски поинтересовалась Сара, от чего ее алые глаза казались еще более ужасающими. — Надеюсь, мы обойдемся без лиш-ш-шних вопросов?

Кивок.

Стараясь дышать как можно тише, я пыталась скрыть захлестнувшее меня волнение и ужас. Сам факт, что существо передо мной появилось не из морских глубин, а было порождением самой Морской Богини, вызвало в душе трепет и жалость к девушке, которая когда-то называла себя Сарой. Я умоляла сирену молчать и не вырываться, понимая, что Королева сирен — и есть ключ к моему спасению, та, которая приведет меня к желаемому.

Пешка, чья судьба была уже предрешена.

Нужно лишь сыграть свою роль до конца. Тише, успокойся…

Сирена внутри меня довольно промурлыкала, подобно ручному зверьку, которому достались крохи тепла, любви и заботы.

— Та девушка, с которой ты столкнулась, — это Персефона? — стараясь скрыть в голосе волнение при упоминании о богине, я прикусила нижнюю губу до крови.

Королева сирен внимательно обвела меня взглядом, после чего махнула рукой с длинными когтями и раздраженно произнесла:

— Да, прародительница сирен. Как бы ни было велико ее могущ-щ-щество, она всегда была и останется по сей день лишь пустыш-ш-шкой, растрачивая остатки своих сил на крохотные ш-ш-шансы удержать власть в своих никчёмных руках. Но время ш-ш-шло, времена менялись, и про нее постепенно начали забывать: люди, поклоняющ-щ-щиеся ей, изменили свое представление о богах, многие храмы были разруш-ш-шены и сож-ж-жены после того, как она выпустила своих дочерей в морские воды, ее силы постепенно угасали. Когда Персефона поняла, что близок ее конец, она реш-ш-шила во что бы то ни стало найти на свое место достойную девуш-ш-ку, которая смогла бы отомстить за ее такую позорную кончину. Когда я осталась с ней на той поляне около озера, она мне поведала, что много девуш-ш-шек повторили мою учесть, но не одна не была достойна звании Королевы сирен. Кто-то умирал от тоски по дому, кто-то проявлял слиш-ш-шком много сострадания и жалости к другим, отчего Персефона лично прикладывала руку к их кончине. Но лиш-ш-шь я одна смогла бросить вызов Богине, заслужив благословение на полную власть над морскими глубинами. Но никто не спросил, нуж-ж-на ли она была мне, какую цену я заплатила.

Внезапно Королева Сирен замолчала, посмотрев алыми глазами в сторону морской глади, которая переливалась на солнце разноцветными бликами. Стараясь не разгневать ее, я тихо прокашлялась и спросила:

— В твоих видениях я видела мужчину, Роджер, кажется. Что с ним?

Не поворачивая головы, сирена издала вздох, в котором было столько презрения, ненависти и боли, что я невольно отшатнулась.

— Ты спрашиваеш-ш-ь, как поживает тот, кто бросил меня на произвол судьбы в качестве наживки для сумасш-ш-шедшей богини? — резко повернув голову в мою сторону, Королева сирен внимательно посмотрела в мои глаза. Ее лицо исказила гримаса злости, ихлестнув хвостом по воде, она продолжила:

— Насколько мне известно, он ни в чем себе не отказывает — ни в деньгах, ни в девуш-ш-ках. Я неоднократно посылала своих сирен к нему, к его кораблю, чтобы он и его команда сгинули и лишь их кости на морском дне напоминали мне о том, что он сделал. Но мои ч-ч-ары не действуют на него, почему — не могу понять. Может, если он был в сговоре с Персефоной, она даровала ему особенность не воспринимать пение сирен и их магию. Все, что я помню с того вечера, это его татуировка. Я готова поклясться, что на ней была изображ-ж-жена богиня, которая и поставила эту метку.

Стараясь скрыть удовлетворение от услышанных слов, я лишь сейчас осознала, что моя кровь, отданная добровольно, действительно могла спасти жизнь Охотнику в тот вечер, несмотря на гнев и проклятье Богини. Натянув на лицо маску неимоверного испуга и нервно перебирая пальцами подол платья, я спросила:

— Что случилось с тобой после того, как ты встретилась с Персефоной? Как получилось, что ты стала одной из… них?

— Когда она появилась из-за камней, меня парализовал такой страх и отч-ч-чаяние, что я не могла сдвинуться с места: то ли меня околдовали, то ли я сама опрометчиво обрекла себя на смерть, не предпринимая никаких попыток к бегству. Единственное, что я помню — как Богиня схватила меня за руку и силком потащ-щ-щила в воду. Стараясь вырываться, я кричала, но она обладала такой силой, какой не обладает даже самый крепкий и сильный мужчина. Когда я оказалась по пояс в воде, она внезапно отпустила мою руку и произнесла: «Ты именно та, кого я искала. Ты сильна духом и телом, а твоя ненависть, которая течет сейчас по твоим венам, способна разрушить не один континент. Мои силы на исходе, я не могу оставить свое Королевство, своих дочерей без защиты и власти. Найди способ убить Роджера за все то, что он сделал с нами. Он причастен к гибели моей дочери. Помоги ему отправиться в преисподнюю». В следующее мгновение мне на голову опустилась тяж-ж-желая корона. Множество голосов заш-ш-шептались в моей голове: кто-то смеялся, кто-то плакал, кто-то настойчиво о чем-то просил, но я не могла разобрать слов, они тонули в шуме моря и волн и в моем собственном крике. Почувствовав, что мои ноги сводит и по ним растекается ж-ж-жар, я опустила взгляд вниз и увидела, что их медленно начинает покрывать чешуя, а на шее проявляться ж-ж-жабры.

Сирена быстрым движением откинула густые длинные волосы назад, оголяя часть шеи, на которой виднелся безобразный шрам, и, показав на него пальцем, она произнесла:

— Эту метку поставила Персефона, чтобы всегда напоминать, кто со мной это сделал и как сильна должна быть моя ненависть, чтобы довести нач-ч-чатое до конца.

Увидев мое замешательство, Сара спросила:

— Хочеш-ш-шь спросить, причем здесь ты? Честно, сама не знаю, почему мои видения показали тебя. После встречи с Роджером ты видиш-ш-шься мне почти каждую ночь, призывая меня и требуя освободить твою истинную сущность, — Королева сирен медленно протянула руку и, ухватившись большим и указательным пальцем за мой подбородок, начала изучать черты лица. — Ты чем-то похожа на меня: взбалмош-ш-ная, своенравная, властная, но судьба уготовила тебе другой путь, хотя ты могла бы отлично вписаться в наш-ш-шу компанию, — уголок рта дрогнул, и Королева сирен обнажила часть своих острых зубов.

— Чего ты хочешь от меня?

— Помоги мне. Отыщ-щ-щи Роджера и дай возможность отомстить за себя и сестру.

— Что будет, если я откажусь тебе помо…

Договорить я не успела, потому что услышала пронзительный крик и всплеск воды. Приподнявшись на руках, я постаралась рассмотреть, что творится за рифами, но ничего не смогла увидеть, после чего повернулась к Королеве сирен и гневно произнесла:

— Что ты наделала?!

Королева сирен в этот момент была похожа на домашнего кота, который вышел погреться на солнце: раскинувшись на камне, она прищурила глаза, подставляя свое лицо лучам солнца.

— Я лиш-ш-шь дала согласие сиренам подкрепиться на том корабле любым, кто окажется не таким уж верным и преданным своей суженной и польстится на милый голосок и смазливую мордаш-ш-шку. Разве я сделала что-то не так, показав пример остальным, что не стоит недооценивать мою силу? — голос ее был тихим, но я уловила нотки раздражения и закипающей ярости.

Стараясь подавить эмоции, я глубоко задышала и, немного помедлив, протянула руку:

— Я согласна тебе помочь, но сначала ты должна отозвать их от корабля. Пожалуйста.

Королева сирен с презрением посмотрела на мою руку. Затем она сделала когтем глубокий порез сначала на моей, затем на своей ладони и крепко соединила их. Потянув мою руку и прижавшись своим холодным лбом к моему, она прошипела:

— Такие сделки соверш-ш-шаются на крови. Рядом с тобой находится мужчина, тоже когда-то предавш-ш-ший тебя. Сжигаемый любовью к другой, он готов на любые опрометчивые поступки, чтобы приглуш-ш-шить чувство одиночества. Но вина одерживает над ним вверх раз за разом. Приручи его, подобно зверю, а затем уничтож-ж-жь, — вырвав свою руку из моей ладони, Королева сирен отстранилась и, щелкнув пальцами, произнесла: —А теперь кричи.

И я закричала.


Часть 1. Глава 12. Лишь голоса, услышанные раз, готовы растоптать тебя навеки.

УИЛЬЯМ


Услышав крики, я быстро вскочил с кресла и осторожно присел на кровать рядом с Эмилией, крепко прижав ее дрожащее тело к своей груди. Стараясь унять собственное волнение и страх, затаившийся внутри, я начал медленно поглаживать волосы и спину девушки, а затем приложил ладонь к ее груди, чтобы почувствовать биение ее сердца и убедиться, что она жива. Я едва сдерживал слезы, каждый раз прокручивая в голове картину, как Эмилия прыгает в воду и исчезает в морской пучине. Сирены не позволяли людям покинуть корабль на лодках, моментально утаскивая их на дно. Вода, окрашенная красными разводами, служила неким предупреждением, что такая участь ждет каждого, кто рискнет хоть шаг сделать без их ведома. Прижимая Эмилию к себе все ближе, стараясь усадить к себе на колени, я почувствовал, как она оперлась ладонями в мою грудь, отодвинулась на безопасное расстояние и, посмотрев в глаза, тихо, но властно произнесла:

— Я требую объяснений. Сейчас же.

Судя по тону, каким Эмилия произнесла эти слова, мой вид ее разжалобил, и она решила смягчиться. Я кинул быстрый взгляд в зеркало и скривился: болезненно бледное и осунувшееся лицо, темные круги под глазами от недосыпа, алые разводы на лице и руках от крови истребленных сирен. На некогда белоснежной рубашке виднелось несколько пятен крови, но мне удалось избежал серьезных ранений. Браслет, который я носил, не снимая, в одном месте был разорван, но все равно держался на запястье. Тот факт, что его повредили, значительно ухудшало мое положение. Я старался ухватиться за обрывки здравого смысла и подчинить себе волю, но тело било мелкой дрожью. Мысленно пообещав себе по возвращению подлатать браслет, я перевел взгляд на Эмилию и вымученно улыбнулся:

— Ты пообещаешь, что, выслушав меня, не будешь задавать вопросы сразу? Я могу надеяться, что, услышав мои слова, ты не возненавидишь меня еще сильнее? — несмотря на слабость в голосе, я старался говорить как можно громче, чтобы Эмилия меня услышала.

— Ты не в том положении, чтобы ставить мне условия, Уильям.

Голос, полный презрения, был подобен удару под дых. Подняв трясущуюся руку, покрытую присохшими каплями крови сирен, я попытался прикоснуться к лицу Эмилии, но она резко дернулась в сторону и отползла от меня. Я бы соврал, сказав, что такое поведение не разбивало остатки моего сердца, но я понимал, что я это заслужил сполна. Она имела полное право меня ненавидеть и презирать. Я судорожно втянул в себя воздух и начал свой рассказ.



***

Я начал слышать голоса в голове за несколько месяцев до своего побега из дома. Они сводили меня с ума: то кричали, то смеялись, то ожесточенно спорили. Вскоре я понял, что это не я схожу с ума, а кто-то пытается со мной поговорить.

Как-то в детстве я прочел книгу, спрятанную у отца под половицей у кровати, в которой говорилось о том, что лишь сильные и могущественные существа могут творить подобное. Голоса в голове напоминали смех девушек, совсем еще юных, чтобы скреплять себя узами брака, но достаточно взрослых, чтобы позволить себе прелести плотских утех. Иногда я мог не слышать их днями и неделями, и все мои попытки вывести их на разговор заканчивались провалом. Решив, что это было легкое помутнение рассудка, я зажил прежней жизнью, пока не наступил тот злосчастный вечер.

После того веселья на ромашковом поле и неспешной беседы под старым дубом, я вынужден был отвести Эмилию обратно домой. В душе разгорался пожар, вызванный словами и объятиями девушки. Я долго смотрел ей вслед: солнце уже село за горизонт, и вечер взял полную власть над днем, покрывая все сумрачными красками. Но я не двигался с места и настойчиво продолжал всматриваться в окна обветшалого дома, в котором жила та, без которой эта жизнь не была так мне мила. Лишь когда погасла последняя свеча в ее комнате, я, не торопясь, направился обратно к себе, вспоминая прикосновения и обжигающее дыхание Эмилии на своей шее.

Прошел ни один год, прежде чем я выследил Эмилию. Видимо, сам морской дьявол решил сжалиться надо мной и помочь отыскать ее. Я чувствовал присутствие Эмилии, кровь, отравляющая мое тело, прижилась и стала неотъемлемой частью меня самого. Кровь сирены, с которой началось мое проклятие. Было далеко за полночь, когда я увидел ее. Эмилия сидела одна на краю пирса, обхватив колени руками и тихо всхлипывая. Стоило мне сделать шаг в ее сторону, как она вскинула голову и стала глазами искать, откуда доносится шум. Увидев меня в темноте, она не испугалась, не закричала, а лишь скривила рот и отвернулась, потеряв всякий интерес. Кинжал, который я сжимал в ладони, показался мне слишком тяжелым. Вздохнув, я положил его в ботинок и, пробираясь сквозь неровности и высокую травянистость, присел рядом.

Эмилия не сводила взгляда с водной глади, освещаемой лунным светом. Где-то вдалеке слышались плескание воды и девичий смех.

— было ли тебе когда — то одиноко среди бесчисленного количества людей? Чувствовал ли ты, что твое место не здесь? Чувствовал ли ты себя брошенным и использованным?

Что-то в ее срывающемся на слезы голосе заставило меня вздрогнуть и кинуть мимолетный взгляд на Эмилию. Девушка прикусила нижнюю губу, стараясь заглушить подступающие рыдания, лишь влажные следы на лице были свидетелями ее слабости.

В тот вечер я не смог убить ее, и это стало роковой ошибкой. Нити, связывающие нас, крепки изо дня в день все сильнее, заставляя мое сердце сгорать от любви к чудовищу.

Вернувшись домой, я обнаружил, что мать уже спит. Стараясь двигаться как можно тише, я тихонько прошел в свою комнату и слегка прикрыл скрипучую дверь. Стянув с себя рубашку, я небрежно кинул ее на кровать и, зачерпнув из таза полный ковш холодной воды и вылив на себя, моментально взбодрился. Тело слегка потряхивало от холода, но ни сил, ни желания вытирать влагу у меня не было. Внезапно голову пронзила жгучая боль, от которой тело налилось свинцом, и я вновь услышал голоса.

Они заговорили все разом и звали меня к себе.

Она будет только твоей, неужели ты не желаешь этого? Не желаешь обладать ею? Или, может, нам помочь тебе убить ее, как ты и хотел? Ты хотел, чтобы она страдала, мы можем это сделать.

Голоса затуманивали мой разум, тело не слушалось, мысли путались, не давая возможности прийти в себя. Издав тихий рык, я закрыл глаза и прошипел сквозь зубы:

— Хватит!

Голоса моментально смолкли.

И тут я отчетливо осознал, что так дальше продолжаться не может. Я себя не контролирую и могу причинить вред близким мне людям: матери… Эмилии…

Я был уверен, что у меня не так много времени, поэтому, быстро накинув на себя рубашку и схватив со стола бумагу и перо, я написал прощальную записку матери. Глаза щипало от невыплаканных слез, руки тряслись, но я прекрасно понимал, что голоса не отпустят меня, пока я не сделаю то, что они хотят. Сложив бумагу вдвое, я тихо прошел в комнату матери и оставил на краю ее кровати записку. Тогда я еще надеялся, что сделанное когда-то будет вознаграждено.

Осторожно выйдя на улицу, я тихо прикрыл за собой дверь и, напоследок окинув быстрым взглядом дом, в который мне не суждено было вернуться, двинулся в сторону леса.

В голове у меня неистово возникали мысли о том, как будет убита горем мать, когда, проснувшись, увидит записку и поймет, что ее единственный сын сбежал, даже не попрощавшись. В груди заворочался черный клубок, окутал ядовитыми нитями все тело, когда в мыслях возник образ Эмилии. Взмахнув головой, я лишь сжал кулаки и двинулся дальше в надежде, что до порта осталось не так долго.



***

Спустя несколько часов бездумного скитания по сумеречному лесу, наконец, впереди раздался гогот матросов и шум. Воодушевившись, я прибавил шаг, несмотря на то, что силы были на исходе, и вышел из лесной чащи навстречу солнечным лучам.

Порт представлял собой небольшой участок земли, около которого были пришвартованы корабли, каждый из которых сиял в сумеречных бликах воды. Отовсюду слышались женские зазывные голоса и гулкий бас мужчин, которые пытались сбавить цену на часовое удовольствие. Каждый суетился, что-то выторговывал, перетаскивал или заключал сделки.

Замедлив шаг и пытаясь восстановить дыхание, я проходил мимо каждого корабля, рассматривая мачты, отделку корпуса, паруса, плотно связанные канатами. Все они были примерно одинаковыми, менялся только размер кармы и узор флага. Внезапно мое тело остановилось как по щелчку. Пытаясь пошевелить руками и ногами, я просто не смог этого сделать. Гул в голове начал нарастать, и я устало закрыл глаза, осознавая, к чему это все приведет. Но вместо множества женских криков, я услышал в своей голове бархатный, слегка сипловатый женский голос, который говорил тихо, но властно, из-за чего я невольно сглотнул.

Здравствуй, Уильям. Будь хорошим мальчиком и посмотри в бочку, которая стоит справа в нескольких шагах от тебя. Не бойся, подойди.

Оковы с тела спали и, вздохнув полной грудью, я открыл глаза и слабо потряс руками и ногами, убедившись, что снова могу двигаться. Повернув голову вправо, я действительно увидел небольшую бочку, до краев наполненную водой, и сделал неуверенный шаг. Оглядевшись, я заметил, что все заняты своими делами, и никто не обращает на меня никакого внимания, после чего преодолел оставшееся расстояние. Глубоко вдохнув, я быстро заглянул в бочку и сразу отпрянул, ничего толком не заметив.

Быстрее, Уильям, не испытывай моего терпения!

Голос, утратив свою прежнюю хрипотцу и бархатистость, сейчас напоминал раскаты грома.

Обхватив руками края бочки, я наклонился вперед. Моего отражения в воде не было, зато у себя за спиной я увидел девушку: густые длинные черные волосы, слегка прищуренные глаза цвета первой весенней травы обрамлялись густыми ресницами, заостренный нос, пухлые губы имели оттенок спелой вишни. Заворожено изучая лицо незнакомки, я отметил ее невероятную красоту. Однако стоило ей улыбнуться, обнажив два ряда мелких заостренных зубов, как я похолодел от ужаса.На шее виднелась разорванная кожа, но я не мог понять, что это: шрам или свежая рана. Внезапно девушка пропала, и я ухватился за бочку руками крепче, чуть поддавшись телом вперед, стараясь разглядеть что-то еще.

Уильям, полно, с тебя достаточно. Не хотела тебя пугать своим истинным обличием. Когда придет время, ты сам все увидишь, а пока…

Перед глазами помутнело, и в голове появился силуэт корабля, очертания которого расплывались: высокая мачта покачивалась от порыва ветра, карма отливала серебром. Затем картина стала четче, и я увидел лик девы, глаза которой были покрыты алой поволокой, а улыбка напоминала оскал. Это серебристого цвета изображение, выгравированное на корме, служило главным ориентиром корабля. Паруса были плотно зашвартованы к мачтам, лишая корабль возможности двигаться, он лишь инерционно покачивался на морских волнах. На флаге была изображен Абнауаю — гигантское свирепое существо, отличающееся необычайной физической силой и яростью. Все тело Абнауаю покрыто длинной шерстью, похожей на щетину, у него огромные когти; глаза и нос — как у людей. На груди топорообразный стальной выступ: прижимая к груди жертву, он рассекает её пополам. Абнауаю заранее знает имя охотника или пастуха, с которым он встретится.

Как я позднее узнал, бывший капитан корабля повесил этот флаг в одной целью — запугивание врагов. Только один корабль, оснащенный мощнейшими пушками, ходил под началом Абнауаю, вызывая волну страха у недоброжелателей. Название кораблю дала супруга бывшего капитана, которая почитала лесных духов, даровавших ей малыша, которого она носила под сердцем, — Дриания.

Будто завороженный, я протянул руку к миражу, складывающемуся в единую картину.

Этот корабль тебе нужен. Найди его и получишь все, чего только мог себе пожелать. Я буду ждать тебя на закате. Корабль сам приведет тебя ко мне.

Широко распахнув глаза и втянув воздух, я не сразу понял, что стою посреди толпы. Люди, снуя туда-сюда с тяжелыми корзинами, сумками и ящиками, проклинали мою нерасторопность и всячески пытались задеть ношей, злорадно усмехаясь.

Корабль сам найдет путь.

Выкинув безумную мысль из головы и засунув руки в карманы штанов, я шел вперед, мысленно возвращаясь в тот день, когда видел Эмилию в последний раз, вдыхал запах ее волос и наслаждался нашим союзом, который держался лишь на моей любви. Неожиданно рядом со мной раздался резкий голос, от которого мое сердце громко застучало. Проворчав себе под нос нецензурные слова, я прислушался, стараясь не обращать внимания на шум, окутавший порт:

— Внимание, внимание! Наш корабль отчаливает от берегов через десять минут, и нам не хватает юнги! Есть желающие присоединиться к нашей команде? — вскинув голову, я широко раскрыл глаза, не веря увиденному. Вблизи корабль казался еще массивнее и, на первый взгляд, его можно было бы легко спутать с военным или адмиралтейским, если бы не черный флаг, на котором был изображен лик девы, глаза которой заволокла алая поволока, а улыбка напоминала оскал. От увиденного меня передернуло, но, не решаясь пойти на попятную, я поднял руку и громко крикнул:

— Доброволец есть. Отменяй поиски.

Матрос, чей голос рассекал порт в поисках юнги, пристально посмотрел мне в глаза, стараясь понять, пошутил я или серьёзно принял его предложение. Спустя долю секунды его лицо смягчилось, и он, поднявшись на борт, жестом приказал мне следовать за ним.

Двадцать два шага. Ровно столько я прошел по деревянной доске, перекинутой между кораблем и причалом. Обернувшись, я краем глаза заметил движение около кормы. Мне показалось, что там мелькнул гигантский рыбий сине-зеленый хвост. Отмахнувшись от назойливых мыслей, я присел на корточки, обхватил доску обеими руками и откинул ее в сторону. Холодный пот выступил у меня на лбу.

Я чувствовал, что обречен.



***

Бороздя волны, корабль медленно шел по установленному курсу. Большинство матросов уже днем начали отмечать воссоединение с морскими просторами, поэтому со всех сторон доносился пьяный смех. Проверив наличие потайных карманов и ножен в сапогах, я глубоко вдохнул морской воздух, стараясь заглушить дрожь во всем теле и отвлечься от суматохи, которая творилась на корабле.

Я слегка прикрыл глаза, рисуя в голове образ Эмилии. Смогла ли она простить меня и принять мою долю? Простила бы она меня, зная, что все это я делаю ради мимолетной надежды заслужить ее любовь?

Внезапно почувствовав небольшую тряску и отпрянув от борта, я вгляделся в ночное море. Несмотря на теплую погоду, на небе не было звезд, луна светила не в полную силу, оставляя на водной глади нежные приглушенные блики. Осторожно достав из кармана нож, я спрятал его в рукаве рубахи.

Тряска прекратилась также быстро, как и началась.

Немного успокоившись, я осторожно приблизился к гогочущим в пьяном угаре морякам, но стоило мне в приветственном жесте поднять руку, как вдалеке послышалось пение. Заунывный и обволакивающий, женский голос с морской глубины звал, заманивал, разбивал душу на осколки, каждый из которых был наполнен отчаянием. Вместо ожидаемой тоски, я ощутил лишь трепет от предстоящей неминуемой встречи. Морская гладь атласной лентой стелилась вокруг без единого рифа, на котором мог прятаться таинственный певец. Подождав пару минут, я обреченно махнул рукой в сторону моря и направился к пьянствующей толпе.

Матросы и не думали прислушиваться, двое из них рьяно доказывали что-то, готовые пустить в ход не только слова, но и кулаки. Остальные образовали круг и подначивали товарищей, выкрикивая непристойные грубые фразы и тайком делая ставки. Какое-то время понаблюдав за происходящим, я быстро потерял интерес к спору и, отодвинув маленькую бочку, уселся на нее, широко раскинув ноги. Старик, который сидел по левую руку от меня, наклонился над полупрогнившим столом, и, взяв стакан, наполненный ромом, молча протянул его мне. Руки его слегка дрожали и были покрыты морщинами, под ногтями застыл слой грязи, вызвавший по мне приступ тошноты. Я встретился со стариком взглядом и, благодарно кивнув, принял стакан из его рук, дабы не обидеть.

— Неужели девчонка довела тебя до этого отчаянного шага? — голос, наполненный презрением и осуждением, заставил меня вздрогнуть.

Пей.

Краткая вспышка боли. Зажмурив глаза и сжав зубы, я отрывисто выдохнул, пытаясь унять боль. Старик явно заметил перемены на моем лице, однако решил тактично промолчать и подлить себе ром в почти опустевший стакан. Наполняя его, старик упрямо старался перехватить мой взгляд, однако всякий раз, когда у него это получалось, я поспешно опускал голову, пытаясь унять дрожь. Сделав несколько спешных больших глотков и почувствовав, как по телу моментально разлилось приятное тепло, я повернулся к старику и четко произнес:

— Мне не нравится, как ты на меня смотришь, старик.

Тот лишь пожал плечами и продолжил сверлить меня взглядом. Что-то в нем было пугающее, звериное. Его глаза напоминали золотую монету на пыльной дороге, а дряблое трясущееся тело — старый полый дуб, который старик отчаянно пытался заполнить алкоголем. По телу пробежал холодок, я готов был поклясться, что старик старается подавить дьявольскую ухмылку. Внезапно за спиной раздался крик, в котором читались нотки ужаса и тревоги.

— Что за черт?! Где капитан?! Почему мы отклонились от курса?! Вставайте и немедленно за работу, жалкие свиньи! Вам платят не за то, чтобы вы просиживали свои задницы на корабле! Быстро поднять паруса, один из вас мигом за штурвал, надо вывести эту посудину с рифов!

Матросы бросились врассыпную: кто-то за штурвал, кто-то поднимать паруса, кто-то разгребать и убирать остатки недавнего веселья, чтобы в этой суматохе никто не покалечился, случайно поскользнувшись на бутылке рома. Оглядев палубу, я заметил, что старик стоит в углу, засунув руки в карманы, и с довольным выражением лица смотрит на происходящее безумие. Одну его ногу заменял деревянный протез, сделанный будто наспех, вторая нога была перевязана грязными бинтами, но одно не давало мне покоя — скрюченные пальцы громко стучали по палубе, лицо выражало полный восторг и эйфорию.

Откинув голову назад и закатив глаза, он явно наслаждался моментом. Решив, что старик тронулся умом, я поспешил на помощь матросам. Однако чья-то цепкая рука схватила меня за локоть и развернула: безумные глаза старика и гнилые выпирающие изо рта зубы заставили меня поежиться. Я попытался вырвать руку, но старческие пальцы сжались, точно клещи Свободной рукой старик нащупал фляжку, явно встревоженный:

— Ты выпил мало. Королева будет недовольна мной.

Он протянул мне фляжку, как ребенок, который хочет угодить матери, умоляя при этом не отталкивать. Эйфория на его лице сменилась ужасом, восторг — нервозностью. Старик постоянно облизывал потрескавшиеся губы и тихо постанывал, пытаясь впихнуть мне фляжку.

Пей!

Снова вспышка боли. Порывисто выхватив фляжку из рук старика, я осушил ее до последней капли и, кинув за борт, вытер остатки рома с губ тыльной стороной ладони. В голове снова возникло дивное пение, которое я услышал перед тем, как подойти к старику: оно становилось все настойчивее и требовательнее, манило, заглушая все чувства и эмоции. Перед глазами помутнело, голова закружилась и прежде, чем отключиться, я услышал всплеск воды по правому и левому борту, мужские крики, полные ужаса, и довольное бормотание старика о том, что королева его наградит.


***

Проснулся я от того, что солнце нещадно жгло кожу, словно ее сняли скальпелем, а оголенные мышцы прижгли спиртом. Перевернувшись на живот, я попытался приподняться и вдохнул морской воздух. Он отдавал металлом, кровью и протухшей плотью, от чего меня вывернуло прямо на палубу. Стараясь унять дрожь в теле, на слабых ногах я поднялся, стянул с себя мокрую рубашку и, вытерев лицо, кинул ее на окровавленную палубу.

— Эй, есть кто?

Тишина.

Я попытался уловить хоть какие-то звуки или крики, однако спустя несколько минут понял, что на корабле я остался один. О том, что здесь еще кто-то находился всего несколько минут назад, говорили красные разводы на досках. Правда и они вскоре были смыты взметнувшейся пенящейся волной. Выругавшись себе под нос, я пнул стоящую под ногами бочку и направился на поиски пресной воды или рома, но нашел лишь остатки еды, покрытые мошкарой и испаринами. Брезгливо сморщив нос, я сделал несколько шагов назад, когда внезапно услышал до боли знакомый голос:

— Не это ищ-щ-ешь, Уил?

Развернувшись, я удивленно выгнул бровь, решив, что уместнее будет промолчать, поскольку нужных слов найти я не мог. Передо мной, буквально в нескольких метрах, сидела девушка, как две капли воды похожая на Эмилию. Это была Эмилия. Волосы, собранные в низкий пучок, переливались золотом и медью, хитрые глаза смотрели на меня, не мигая, рот слегка приоткрылся в усмешке, показывая ряд острых зубов, готовых вонзиться мне в горло. Из одежды я увидел только повязку на бедрах, груди торчали манящими холмиками. Закинув ногу на ногу, девушка сидела на безжизненном теле матроса, слегка покачиваясь вперед-назад от разразившегося на палубе кровавого представления. В руках она лениво вертела флягу с водой, не сводя с меня ехидного взгляда.

— Ну же, Уильям, подойди и возьми воды. Неуж-ж-жели после такой… бурной ночи ты соверш-ш-шенно не хочеш-ш-шь пить?

Оскал ее становился все больше, тело исходило мелкой рябью, как будто передо мной был мираж.

— Ты не Эмилия.

Девушка сжала фляжку в руке и, грациозно спрыгнув со своего трона, двинулась в мою сторону. Буквально на глазах ее лицо начало меняться: светлые волосы мгновенно окрашивались в цвет ночного неба, глаза налились кровью, а на шее образовались разрезы, напоминающие жабры. Не в силах пошевелиться, я лишь молча наблюдал, как она медленно приближалась. Тело практически не изменилось, разве что немного вытянулось. Подойдя ко мне вплотную, девушка протянула руку и легонько погладила меня по щеке. Слегка прищурив глаза, я смутно вспомнил отражение, которое видел перед тем, как отплыть на корабле и произнес:

— Так это ты…

Громкий смех прокатился по палубе.

— Наконец-то дош-ш-ло, — несмотря на всю пугающую внешность, девушка, казалось, не была настроена враждебно. Ее взгляд лениво блуждал по моем телу. Остановив взгляд на груди, покрытой потом, она лишь облизнула губы.

— Кто ты?

Девушка перекинула волосы одним движением назад, оголяя груди.

— Меня зовут Сара. А теперь познакомься с моими девочками, — она кивнула в сторону моря, заставив меня проследить за ее движением. Не успел я моргнуть, как вдруг за корму корабля ухватилась пара крепких белесых рук, изуродованных шрамами. Изогнутые когти вонзались в доски палубы, подтягивали искривленные рыбьи тела. Звуки, которые они издавали, напоминали громкое чавканье вперемешку со смехом, похожим на скрип деревянных половиц.

Спустя мгновение на палубе оказались две девушки, нет… сирены, вместо ног у которых отливал сине-голубоватым цветом хвост. Жабры раздувались в возбуждении, которое они испытывали, наслаждаясь моим страхом и беспомощностью, руки тянулись в мою сторону, чтобы убить и утащить на морское дно. Рот, обезображенный шрамами и покрытый припекшейся кровью, не скрывал пираньих зубов. Взгляд, блуждающий по палубе в поисках добычи, дикий смех, доносившийся со всех сторон. Услышав команду от Королевы, они подползли на руках к девушке и устроились у ее ног, словно буньипы, боящиеся гнева хозяйки.

— Что за… — выхватив из ботинка нож, я ринулся на морских чудовищ, целясь лезвием в сердце одной из сирен. Но мою руку молниеносно перехватили и сжали с такой силой, что я взвыл и выронил оружие. Нож не коснулся досок, его подхватила бледная ладонь, сжав тонкое лезвие в ладони.

— Так мать учила тебя обращ-щ-щаться с гостями?

Прошипела мне в лицо Королева сирен, бывшая когда-то Сарой, и на ее ладони выступили капли крови от пореза. Остальные сирены насторожились, завозились в ногах предводительницы и облизали языком губы.

Сара лишь усмехнулась и, окликнув одну из них, посмотрела на меня.

— Не стоит их бояться. Они не нападут, если я не прикажу.

Сирена неумело подползла к Королеве сирен, цепляясь когтями за доски, и опустила голову, ожидая похвалы или наказания. Та села на колени перед чудовищем и, обхватив подбородок ладонью, приподняла его, чтобы их лица оказались на одном уровне. Королева относилась к сирене как к ребенку, собственному ребенку, стараясь не испугать. В глазах присмиренной сирены мелькнула надежда, в данный момент она скорее напоминала мне потерянную душу, желающую освобождения. Существо, так похожее на человека, сжимало в руках старые потертые бинты и деревянный протез.

Старик. Королева будет довольна.

Сразу все осознав и шумно втянув в себя воздух, я попытался сдержать неприятные позывы, однако спустя мгновение, вцепившись пальцами в бортик корабля, исторг из себя весь ужин в море.

— Ты все сделала так, как я тебе велела. Ты больш-ш-шая молодец. Но ответь ещ-щ-ще раз на вопрос: ты готова?

Сирена долго всматривалась в лицо Сары и, наконец, кротко кивнула, давая понять, что она согласна. Затем протянула руки, схватила ладонями за Сару с такой силой, что побелели костяшки тонкий пальцев, будто существо боялось передумать. Королева устало вздохнула и, наклонившись, поцеловала сирену в губы, из-за чего та застыла, округлив кровавые глаза от ужаса, а тело ее уже начинало дергаться в судорогах. Дикий истошный крик разорвал тишину. Сара отошла в сторону и жестом приказала второй не приближаться.

Спустя несколько мгновений все стихло. Сара подошла к сирене и, проверив пульс, удовлетворенно кивнула. Повернувшись ко второй сирене, она произнесла:

— Помоги ей добраться до суш-ш-ши. Ноги она обретет, как только коснется земли. Подстрой все так, будто она потерпела круш-ш-шение на корабле и примани голосом того человека, которого выбрало ее сердце. Ты поняла?

Сирена кивнула и, обхватив тело сестры обеими руками, неуклюже доползла до края кармы. Ухватилась за нее одной рукой, она легко подтянула тело, не выпускала из объятий сестру. Я не успел сделать и вздоха, как сирена сиганула за борт корабля.

— Что это было, черт возьми? — рухнув на доски и обхватив ладонями голову, я начал медленно покачиваться взад-вперед, пытаясь вытеснить из головы произошедшее. Сара села около меня, но вместо ног у нее вырос хвост, не такой, как у других сирен, а с огненной чешуей, напоминающей алый закат. На голове появилась диадема, напоминающая лавры, сделанная из морских звезд, плотно спаянных между собой и обрамленных сверху некой позолотой.

— Прекрати себя ж-ж-жалеть и вести себя как ничтож-ж-жество, — голос, наполненный презрением, отрезвил мой разум.

Заметив мое замешательство, она продолжила уже более снисходительно, устало вздохнув:

— Эмилия — ключ к моему освобождению, и только ты сможеш-ш-шь ее убедить помочь мне. За те годы, которые я наблюдала за вами, ты единственный, кому она доверяла. Ты многого о ней не знаеш-ш-шь, хотя уверен в обратном. Ты хоть раз спраш-ш-шивал, откуда у нее медальон, который она носит, не снимая?

— Ей его подарила мать. Обычная побрякушка, не более.

— Да неуж-ж-ели? Это она тебе так сказала, я полагаю?

Ответа не последовало. В этот момент я почувствовал себя настоящим дураком, которого то и дело обводили вокруг пальца и пытались сделать своей марионеткой. Порой мне казалось, что мое тело и мысли принадлежат совсем не мне, а другому человеку, который ведет меня семимильными шагами к плачевному финалу моей и без того ничтожной жизни.

Горько усмехнувшись, Сара взглянула на море, в объятьях которого скрылись две сирены.

— Этот корабль теперь твой, Уильям. У тебя будет все: судно, власть, деньги, авторитет. Никто не вспомнит про капитана этого корабля и его команду. Тебе лиш-ш-шь стоит принять мое предложение и помочь. Пока дело не дош-ш-шло до кровопролития, я лишь хочу сказать, что во мне осталось больше человеческого. Я хочу решить все… — сирена запнулась, явно стараясь подобрать слова, — … мирно. Да, я хочу реш-ш-шить все мирно.

Рвано выдохнув, я внимательно всмотрелся в лицо сирены: внешне она напоминала человека — те же черты, речь, манеры, но все ее нутро излучало власть и решительность в случае неповиновения. Опустив взгляд на шею, я заметил изуродованный участок кожи, ожог, шрам, который отдаленно напоминал лицо мужчины. Сдвинув брови и прищурившись, я попытался рассмотреть более детально, но Сара заметила мой пристальный взгляд и моментально скрыла уродство волосами. Гневно сверкнув глазами, она обнажила верхний ряд острых зубов, тем самым дав понять, что ее великодушие лишь маска, скрывающая нарастающие гнев.

Стоило мне только открыть рот и вдохнуть, чтобы задать вопрос, как сирена вскинула руку, желая, чтобы я замолчал. Сжав челюсть, она устало взглянула в рассветное небо и, легко запрыгнув на борт, перекинула хвост в сторону морской глади.

— Эмилия еще молода и глупа, чтобы понять свою знач-ч-чимость для меня, — сверкнув глазами, покрытыми алым туманом, сирена облизнула губы. — Ты не сможеш-ш-ш-ь видеть ее четыре года. Она должна проявить себя, войти в полную силу. Ни один корабль, ни один человек не сможет потопить твое судно и убить тебя, Уильям. Пока ты помогаеш-ш-шь мне, никто не посмеет тронуть тебя — ни на суш-ш-ше, ни на воде. Четыре года, Уильям, не пытайся найти ее раньше. Когда придет время, судьба сама приведет вас ко мне.

Затем, подбежав к борту корабля, я услышал короткий всплеск воды и увидел небольшую воронку, которая образовалась на морской глади после того, как Сара скрылась в морской пучине. От осознания сказанного сиреной и нахлынувшего гнева я закричал, пнул ближайшую бутылку рома, ударил кулаком по бочке, еще, еще и еще… В неистовстве я не заметил, как разбил костяшки, даже не в силах больше пошевелить пальцами.

Кровь стекала по ладоням, образуя две алые дорожки. Волны вновь оживились и начали бить по корпусу корабля, проникая на борт и слизывая волнами алые разводы.

Я стоял посреди бушующей природы, уверенный, что Сара с ее сиренами незримо помогут мне поставить корабль на правильный курс и причалить к берегу. Я медленно шел по палубе, чтобы занять свой пост капитана у штурвала. Слева и справа бурлила морская пена, а в моей голове засела единственная мысль.

«Моя Эмилия, подожди меня… Четыре года — и я вернусь».


Часть 1. Глава 13. Раскрыв душу, ты рискуешь быть уничтоженным.

ЭМИЛИЯ


— Спустя несколько часов мои мучения все-таки закончились. Слава богам, отошли мы не далеко от порта, с которого начали путь, и я смог добраться до него обратно. Придя в себя и обследовав корабль, я нашел в трюме сундуки с золотом, и, когда зашел вопрос о том, куда делась команда, пару золотых монет смогли закрыть этот вопрос раз и навсегда. Вечером я набрал команду таких же сопляков, как я, и мы, как слепые котята, пытались найти свой путь. Сара не обманула — никто и ничего не могло причинить мне боль и вред. Ядра и снаряды не долетали до корабля, который был защищен каким-то дьявольским куполом, мы выходили из любой схватки победителями, стоило нам столкнуться с противниками на морских просторах. Я клянусь, все это чистая правда. Я прошу тебя, поверь мне, дай мне шанс, дай возможность доказать, что я не бросал тебя. Я не знаю, чего хочет эта сирена, как ты можешь ей помочь, но я жизнь за тебя отдам, если это потребуется. Только не отталкивай меня, прошу.

Уильям сидел на краешке кровати, нервно заламывая руки и со щелчком сгибая пальцы. Эту привычку он унаследовал от матери, когда та нервничала. Его глаза увлажнились от невыплаканных слез, дыхание сбилось.

Пытаясь скрыть улыбку, я прикусила нижнюю губу, размышляя совершенно об ином.

Сара, ставшая сиреной, объединившая земную и морскую стихии. Интересно, куда Роджер скрылся после того, как пожертвовал девушкой в угоду Персефоне? Сердце пропустило удар, когда, вспомнив разговор с Королевой сирен, я почувствовала знакомый запах, едва ощутимый в воздухе.

Запах хвои и табака.

Запах Охотника.

Почувствовав накатывающую волну ужаса, я резко вытянула правую руку вперед и указала пальцем на дверь каюты, переведя взгляд на Уильяма, в надежде, что он уйдет до того, как страх полностью мной овладеет.

Не ожидавший такой реакции, с дрожью в голосе Уильям произнес, глотая ком в горле:

— Эмилия, родная, пожалуйста, прошу…

Он вскочил с кровати и упал передо мной на колени, обхватив мои ноги руками и крепко прижимая к груди. В этот момент он был похож на потерянного и испуганного ребенка, которого пытаются отобрать у матери и который понимает, что больше им не суждено встретиться. Не в силах оттолкнуть мужчину, я судорожно вздохнула, пытаясь вытеснить воспоминания об Охотнике. Осторожно положив ладонь на черные кудри, я, медленно гладила макушку Уильяма, успокаивая, в то время как мужское тело содрогалось от безмолвного плача. В груди все сжалось, но я старалась сохранить остатки самообладания и хладнокровия.

— Уильям, пожалуйста… Мне нужно время. А пока выйди из каюты и оставь меня одну. Сейчас же, — холодные нотки, прозвучавшие в моем голосе, моментально отрезвили Уильяма. Слегка отстранившись, он посмотрел на меня покрасневшими глазами и, смахнув оставшиеся слезы ладонью, слегка кивнул. Однако отстраняться не торопился.

Я почувствовала легкое касание на своей коже: ладони Уильяма поднимались вверх к моему бедру и начали поглаживать, рождая жар внизу живота. Юноша оставил россыпь поцелуев на моих ногах, затем встал и посмотрел на меня глазами полными горечи и ненависти к самому себе. Он спиной пересек каюту и тихо произнес:

— Надеюсь, когда-нибудь ты меня простишь.

Уильям неслышно вышел, а мое тело жгло от очередного разочарования и предательства.

Дождавшись, когда шаги в коридоре стихнут, и никто уже не сможет меня потревожить, я резко сорвала с шеи кулон и прикрыла глаза, ощущая, как тепло разливается по моему телу. Жабры, болезненно проступающие на шее, заставили вцепиться острыми когтями в ладони, оставляя на них кровавые следы. Я больше не могла сдерживать ненависть и гнев, разъедающие мою душу. Распахнув глаза, я подошла к зеркалу и взглянула на свое отражение, Окровавленные глаза, дьявольская ухмылка, растрепанный вид…

Сегодня я должна освободить сирену, иначе накопившиеся чувства сломают ее невидимую клетку в самый неподходящий момент и нарушат весь план. А ведь я подобралась так близко… Могла почти прикоснуться… Завладеть… Я мотнула головой, осознавая, что еще слишком слаба, что еще не время… Для того чтобы не выдать себя в будущем, сейчас нужно принести кого-то в жертву моей сирене.

К счастью, в эту ночь никто не слышал мальчишеского крика, ровно как никто и не заметил на утро пропавшего юнгу. После кровавой жертвы я и сирена насытились и легко погрузились в сон.


***

Я бегу по полю, крепко прижимая к груди букет полевых цветов. Быстрым движением преодолев ступеньки на крыльце, влетаю в мамину комнату и начинаю громко смеяться.

Моя мама больна. После смерти отца я перестала ее узнавать: постоянные крики, оскорбления, обвинение меня в том, что я его погубила. За последние шесть месяцев она превратилась в собственную тень: неестественная худоба, темные мешки под глазами, панические атаки.

Мать стояла ко мне спиной, когда я, задыхаясь от смеха, положила около ее ног букет цветов и весело завизжала:

— Мама, мамочка, посмотри какие цветы! Они тебе точно понравятся, и ты поправишься!

Тело матери судорожно дернулось. Помедлив, она обернулась. Издав удивленный возглас, я широко распахнутыми глазами начала изучать черты женщины: лицо излучало свет и тепло, глаза были полны нежности и счастья, а на губах дрожала улыбка. Ее некогда густые черные волосы, которые со временем превратились в жженую солому, снова блестящими локонами спадали на плечи, тело приобрело былые формы, а на щеках появился румянец.

Мать протянула ко мне руки и вдруг произнесла:

— Сестра…

Захлебываясь от нахлынувших эмоций и слез, она упала на колени передо мной и сложила руки в мольбе:

— Я так виновата перед тобой.

Казалось, в легких больше не осталось кислорода от услышанных слов. Посмотрев на женщину испуганным взглядом, я рухнула на колени и обхватила ее содрогающееся тело своими детскими руками.

— Я знала, что моя дочь не выжила бы. Я догадывалась, все это время… Но так и не смогла сказать твоему отцу, не смогла!

Брид. Моя кровная сестра. Сирена, умоляющая Персефону отпустить ее на сушу, чтобы воссоединиться с человеком. Она носила его ребенка у себя под сердцем, сгораемая от желания быть с ним и растить будущую дочь, прекрасно понимая, что без благословения богини ребенок не выживет. Персефона ни за что бы не пошла на это.

Судорожно вздохнув, я до крови прикусила нижнюю губу, стараясь скрыть подступающие слезы. Обхватив руками содрогающееся тело сестры, я лишь крепче прижалась к ней, уткнувшись носом в ее шею.

— Раз в год, весной, — начала моя сестра, судорожно всхлипывая, — Богиня разрешала нам покидать морские владения и навещать землю, чувствовать себя живыми, нужными, желанными. Персефона одаривала каждую из нас: скрывала уродства, шрамы, которые подарила нам морская мгла, давала возможность самостоятельно передвигаться по суше. Единственным нашим правилом гласило, что мы не должны влюбляться в мужчин, лишь мимолетные интрижки на одну ночь и дальнейшее заточение на год. Она ненавидела мужчин, делала своими рабами, а затем уничтожала, наслаждаясь их мучениями. Это был мой третий вечер на празднике людей, тогда я еще не догадывалась, что он станет для меня роковым. Стоило лишь взгляду упасть на него, скрывавшегося среди деревьев, как мое сердце замерло. В этот вечер я отдала ему всю себя: тело, душу, мысли, я знала, что он — моя судьба, я чувствовала это. Но я не могла рисковать, боясь гнева богини. После праздника я исчезла. Но сердце изо дня в день поглощала тоска и тьма, от которой не было спасения. Наблюдая за своим возлюбленным сквозь морскую пелену, я видела, что он жаждет найти меня, жаждет сделать своей. И я решилась. Обратившись к Богине, я попросила ее даровать мне земную жизнь, в которой я буду обычной девушкой, создам семью и рожу дитя, которого я уже носила под сердцем, не догадываясь об этом. Неожиданно та согласилась, ссылаясь на то, что это будет последний акт ее милосердия. Не придавая значения ее словам, я, окрыленная любовью, стала обычной девушкой, которая отыскала среди множества людей свою судьбу. Но я не знала, что этому счастью не суждено существовать долго. Родилась девочка, моя доченька, мое сокровище, но она не могла выжить, я понимаю это… Ты, моя сестра, убила малышку еще в утробе и заняла ее место. Я догадывалась… догадывалась все это время, поэтому вырастила тебя как собственную дочь, окружая теплом, любовью и заботой. Но и это счастье было недолговечным. Твой отец, работая в поле, подхватил хворь, которая унесла его за несколько недель. Я обезумела от горя и обиды, все больше замыкаясь в себе и оплакивая потерю возлюбленного. Я перестала заботиться о тебе, обращать внимание, дарить любовь… Я знала, что это она, Персефона, забрала мою малышку, уничтожив меня. Она дала нам пять лет. Ни больше, ни меньше. Я была слишком глупа и наивна, что поверила ее словам.

Брид подняла голову и посмотрела на меня глазами, полными слез и горечи. Я выжидающе сидела около нее и ждала продолжения, но она упрямо молчала. Спустя мгновение я осторожно коснулась ладонью ее руки и слегка сжала, давая понять, что я рядом. Судорожно вздохнув, сестра спросила:

— Почему… почему ты убила мое дитя, не дав возможности ему родиться?

— Брид, я не убивала ее, я… — слова не шли на ум, с губ срывались лишь обрывки фраз, и только сейчас я ощутила, как была виновата перед сестрой, но я должна была сказать ей, — девочка была уже мертва, когда я заняла ее тело. Ей не суждено было родиться, она была слишком слаба для этого жестокого мира.

Кинув быстрый взгляд на сестру, я увидела, что она сидит и смотрит прямо перед собой, прикусив губу, стараясь не заплакать. В глубине души я догадывалась, что она знала о судьбе своего кровного ребенка, что малышке не суждено было появиться на свет и сделать свой первый вздох.

Внезапно Брид заговорила:

— Когда я почувствовала, что мой час близок, я оказалась заперта в собственном теле, сгорая и сходя с ума от горя. Персефона умерла, рассыпалась в прах, будто ее никто не было, но она успела назначить преемницу, но кто она — я не знала. Я не могла обратиться за помощью, не могла обрести покой, от чего мой рассудок затуманивался изо дня в день все больше и больше. Но пришла она.

Считай, это мой последний акт милосердия.

— Это была она, преемница Богини, которую она успела сделать Королевой. Что-то насторожило меня: она не была чистокровной сиреной, ее заставили переродиться, но, несмотря на всю ту боль, которая читалась в ее глазах, она искренне желала мне покоя, который заслужила моя душа. Я пошла за ней, она помогла мне избавиться от наваждения и вновь сделала той, кем я была, вернула к истокам…

Сама того не заметив, я тихо всхлипнула и, вытерев слезы ладонью, что было силы прижалась к телу сестры, ощущая ее тепло, такое родное и любимое. Женщина аккуратно выбралась из объятий и, обхватив своими ладонями мои, заулыбалась.

— Я счастлива быть там, где я сейчас. Возможно, мои тело и душа снова возродятся, но я хочу, чтобы ты знала, — ты самое дорогое сокровище в моей жизни. Ты — моя кровь. Ты — сестра, ставшая мне дочерью. Никогда не отрекайся от своего внутреннего зверя: однажды человечность сломается там, где истинная сущность сможет выжить. Стань той, кем ты поистине желаешь быть. Мне искренне жаль, что я заставила тебя страдать, когда должна была оберегать от внешнего мира и опасностей, которые таились здесь на каждом шагу. Я должна была научить тебя выживать среди людей. Тебе было всего двенадцать лет, когда ты познала, что это такое — приемная семья. Но я благодарна мужчине, приютившему тебя, что он вырастил тебя такой, какая ты есть. И Уильяму, который всегда был рядом.

Я кивнула, стараясь подавить всхлипы, которые норовили перерасти в истерику. Глотая слезы, я спросила:

— Когда ты умерла?

— Когда тебе едва исполнилось семнадцать, моя дочь.

Брид тепло мне улыбнулась и протянула мне тонкий кинжал. Я удивленно вскинула бровь в немом вопросе, на что последовали слова:

— Королева велела тебе его передать. Когда придет время, он подскажет тебе, что делать.

Осторожно взяв кинжал в руки, я коснулась острием подушечки пальца, от чего на месте укола сразу же выступили первые капли крови. Слизнув их, я изучала оружие: рукоятка представляла собой сплав золота и серебра, которые перекрещивались тонкой паутинкой, кинжал был почти невесомым. Внизу была изображена Богиня и рядом с ней сирена, которая напоминала прирученное чудовище.

Я почувствовала, что рука сестры легла мне на плечо и притянула к себе, окутав мое лицо густыми черными волосами:

— Ты достойна стать Королевой, моя маленькая сирена.

— Брид, я…

Прижав указательный палец к моим губам, сестра тепло улыбнулась и слегка наклонила голову, после чего тихо произнесла:

— Не бойся своих чувств к нему. К тому, кто тебя полюбит всем сердцем. Он жаждет быть с тобой, и ничто не сможет этому помешать. Он готов вытерпеть все, что ты ему уготовила, станет твоим без остатка, если ты того пожелаешь. Ваши судьбы были переплетены еще давно, Эмилия.

Внезапный толчок в грудь заставил судорожно задышать. Я проснулась, подскочив на собственной кровати. В руках я почувствовала что-то легкое и опустила взгляд вниз: кинжал. Тяжело задышав, я в сердцах резко засунула его под подушку и уткнулась в нее лицом, стараясь сдержать крики и слезы, из раза в раз вспоминая слова сестры.


***

Проспав весь день, я проснулась, когда сумерки обволакивали морскую гладь и корабль со всех сторон. Приятная ломота в теле вытеснила всю ненависть и гнев, заполняющие мою душу на протяжении долгого времени. Поднявшись с кровати, я подошла к тазу с прохладной водой и, смочив полотенце, начала медленно обтирать себя, смывая остатки грязи и крови, сохранившиеся после ночи. Я закрыла глаза, чтобы вспомнить с наслаждением этот кровавый акт насыщения сирены.

Стоило мне лишь снять и кинуть кулон на кровать, как сирена, протяжно застонав, заполнила все мое естество. Я нагая вышла на палубу и сразу же приметила юнгу, сидевшего в углу и оттиравшего пятно с ведра. Не в состоянии скрыть хищную улыбку, я напрочь забыла про свое обещание не играться с жертвой, а смилостивиться и свернуть его цыплячью шею быстро и безболезненно. Мое нагое тело заставило юнца открыть рот и выпустить из рук ведро, которое с шумом упало на палубу. Сморщившись, будто почувствовав запах сгнивших фруктов, я поцокала языком и пригрозила пальцем, прошептав, чтобы впредь он был осторожен. Тот быстро закивал, не сводя с меня встревоженного взгляда. Протянув ему руку и кивнув в сторону моря, я предложила ему искупаться, смыть с себя пыль, накопившуюся на теле за день. Недоверчиво покосившись на мою ладонь, он сжал губы, борясь с самим собой. Ехидно улыбнувшись и сверкнув клыками, я позволила сирене окутать тело мальчишки любовным флером. Взгляд мальчонки мгновенно остекленел — сейчас он готов был выполнить любую мою прихоть Встав, подобно марионетке, мальчишка крепко обхватил мою ладонь своими пальцами, и мы вместе сделали несколько шагов в сторону бортика и залезли на него, не разжимая сплетенных пальцев рук.

Лишь когда он прыгнул и коснулся холодной воды, сирена внутри меня отозвала чары, но мы не учли одного: испуг. Переводя ошарашенный взгляд то на меня, то на корабль, громадой возвышающийся неподалеку, мальчишка издал пронзительный крик, который продлился недолго. Шикнув, я резко нырнула под воду и потянула юнгу за ногу ко дну. Я крепко держала отчаянно брыкающегося и захлебывающегося криками мальчишку, предчувствуя наслаждение, которое наполнит меня в эту ночь сполна.

Я наслаждалась приятными прохладными прикосновениями каждый раз, когда влажное полотенце касалось моей горячей кожи. Отложив его в сторону, я подошла к зеркалу и взглянула на себя: раскрасневшееся лицо, блеск в глазах, на губах запеклась кровь. Облизнув их, я удовлетворенно кивнула и вышла нагая на палубу, плотно закрыв за собой дверь.

Я старалась передвигаться по палубе на цыпочках, чтобы не разбудить спящих матросов. Я изредка задерживала дыхание и останавливалась, чтобы прислушаться. Вокруг стояла тишина, лишь волны бились о борт корабля, успокаивая своим мелодичным пением.

Подойдя к каюте Уильяма, я остановилась и, еще раз хорошенько все обдумав, тихо постучала. В ответ я услышала только звук катившейся по полу стеклянной бутылки и недовольное бурчание. Постучав еще, на этот раз громче, я с испугом отпрянула от двери, когда из-за нее послышалось:

— Убирайтесь! Я не хочу видеть никого из вас!

Я выждала несколько секунд и, войдя в каюту, огляделась.

Стол и стул были опрокинуты, на кровати беспорядочно лежали старые вещи, пропитанные кровью убитых в сражении сирен, повсюду валялись бутылки из-под рома. Под ногами неприятно разливалась и хлюпала вода, предназначенная для умывания, резкий запах алкоголя и крови обволакивал стены и пол, создавая непроницаемый купол. Не дожидаясь, когда в меня полетит очередная бутылка, я осторожно ступила босой ногой на осколки, почувствовав тепло собственной крови, и, зайдя в каюту, закрыла за собой дверь на засов. После ночной охоты я почти не испытывала боли, эйфория перекрывала все другие чувства.

Привыкнув к темноте, я обнаружила, что Уильям сидит в углу, сгорбившись над бутылкой, в которой было достаточно рома, чтобы напиться до беспамятства. Он не услышал, как я вошла, поскольку вздрогнул всем телом, когда я произнесла:

— Могу предложить более быстрый способ свести счеты с жизнью, нежели гнить заживо в собственной каюте.

Уильяма вскинул голову и выронил бутылку, а я не могла скрыть улыбку. Подходя ближе, будто к клетке с водяным призраком, я наблюдала за реакцией мужчины: черная пелена заволокла глаза, в них не проглядывалась похоть, лишь любовь и желание обладать мной, ладони сжимались и разжимались в унисон его вздохам, которые стали напоминать гортанный хрип. Уильям медленно, сантиметр за сантиметром, изучал мое тело, будто пытался понять, настоящая я или лишь мираж. Присмотревшись, я увидела, что волосы его, некогда черные, словно ночь, теперь были похожи на жженую солому. Перехватив мой взгляд, он провел рукой по волосам и, шумно выдохнув, молниеносно прижал свободной рукой браслет к запястью. Я мотнула головой, отгоняя наваждение, и волосы Уильяма вновь потемнели.

Встретившись со мной взглядом, Уильям встал и подошел ко мне на неуверенных ногах: от него пахло ромом и табаком, взгляд блуждал по моему лицу, запоминая малейшее движение.

— Ты пришла…

Уильям коснулся моей шеи подушечками пальцев, медленно поднимаясь вверх, после чего я почувствовала мягкое прикосновение ладони на своих волосах. Дыхание перехватило, тело покрылось мурашками и, блаженно прикрыв глаза, я тихо выдохнула. Уильям начал слегка массировать мне кожу головы, заставив меня издать непроизвольный стон. Приоткрыв глаза, я заметила, что в глазах мужчины появилось желание: взгляд скользил по моему лицу в попытках понять, для чего я пришла, руки осторожно опустились на талию. Привстав на носочки, я накрыла губы мужчины легким поцелуем, отчего он шумно выдохнул и прижал к себе всем телом, будто боялся, что я сбегу или растворюсь в воздухе. Почувствовав легкие касания его языка на своих губах, я запустила ладонь в волосы Уильяма, обвила руками его шею и, запрыгнув ему на бедра, обхватила их ногами, слегка выгнула спину и тихо спросила:

— Будешь ли ты со мной так же нежен, как четыре года назад? Будешь ли ты мне принадлежать так же, как четыре года назад? — изогнув уголок губ в ухмылке, я внимательно наблюдала за реакцией мужчины. Не собираясь отступать, одной рукой я сильнее обвила шею Уильяма и, слегка двигая своими бедрами поверх его живота, начала покрывать его лицо легкими поцелуями. Дыхание мужчины сбилось, руки сильнее сжали мою талию, но он не позволял себе ничего, что могло бы меня разозлить.

— Ну же, скажи… — мои поцелуи становились все требовательнее. Я провела по губам Уильяма языком, после чего слегка приоткрыла их, дразня и проникая внутрь. В эту же секунду мужчина резко схватил меня за волосы и отдернул от себя, внимательно всматриваясь в мои глаза.

Приручи, а затем уничтожь. Предательство не должно остаться безнаказанным.

Уильям посадил меня на кровать, предварительно скинув с нее все старые вещи. Наклонившись надо мной, он легким движением руки опрокинул меня на подушки, начав расстегивать свою рубашку, не сводя глаз с моего тела. Закончив с последней пуговицей, он откинул рубашку в угол комнаты и, присев на колени, аккуратно развел моиноги в стороны. В попытках разгорячить Уильяма еще сильнее, я наигранно отпрянула от него, но лишь ощутила стальную хватку на своем запястье и горящие от желания глаза мужчины, который в следующую секунду произнес хриплым голосом:

— Я хочу доказать, что достоин тебя.

Уильям провел пальцами по моей прохладной коже, из-за чего тело покрылось мурашками. Легкие прикосновения затягивали жгущий клубок внутри живота, и мужчина обхватил обеими руками мои бедра и слегка придвинул к себе, начиная покрывать живот мимолетными поцелуями. Чередуя поцелуи и движения языком, он изредка поднимал на меня взгляд и самодовольно улыбался глазами, заметив мои судорожные стоны.

Внезапно я почувствовала поцелуи внизу живота, которые медленно спускались вниз: слегка покусывая кожу, Уильям большим пальцем левой руки провел по клитору, после чего поцеловал его и начал неистово ласкать языком, проводя им то вверх-вниз, то по кругу, чередуя с поцелуями и легкими покусываниями половых губ.

Изогнув спину и издав стон, я зарылась руками в волосах мужчины и притянула ближе, закинув ноги на его спину. Сильные пальцы крепко держали мои ягодицы, оставляя красные следы на коже, но все это казалось незначительным, ведь сейчас этот мужчина старался доказать мне, что даже спустя столько лет он все еще принадлежит мне. Спустя несколько рваных движений языком, я почувствовала, что вот-вот кончу и сильнее обхватила руками волосы Уильяма, но он отстранился и хрипло произнес:

— Не сейчас. Только не так.

Резко отпрянув от меня, он быстрым движением расстегнул штаны и, скинув их, забрался на меня. Приподняв одну мою ногу, он закинул ее себе на плечо, вторую отвел в сторону и плавно вошел в меня. Боль, пронзившая все тело, заставила меня выгнуть спину и больно укусить мужчину за плечо. Уильям лишь крепко прижал меня к себе и, опустившись на локти, начал двигаться, покрывая шею поцелуями. Уильям двигался медленно, размеренно, ласки и поцелуи притупили боль, на смену которой пришло наслаждение. Его взгляд сверкал первобытным огнем, на губах играла хищная улыбка, а хватка была почти железной, костяшки пальцев побелели. Я сейчас отчаянно нуждалась в том, чтобы почувствовать его еще ближе, еще глубже. Закусив губу и издав слабый стон, я чувствовала, как жар растекается по телу, заставляя меня судорожно сжимать пальцами простыню. Внезапно мужчина отстранился от меня и провел подушечками пальцев внизу живота. Тело все заныло, будто превратившись в пустой сосуд. Я хотела было попросить мужчину продолжать, но лишь почувствовала, как сильные руки переворачивают меня на живот, покрывая кожу на спине рваными, резкими поцелуями, прикусывая и оттягивая ее. Это было почти больно, но обострило ощущения настолько, что я сладостно вскрикнула. Одна рука грубо накрыла мой рот, заставляя замолчать, вторая схватилась за волосы, сжала и потянула на себя. Я сладостно застонала, когда он снова проник в меня, доводя до сладкой, почти невыносимой неги. Уильям вел меня по тонкой грани похоти и удовольствия, он делал это искусно, будто давно знал каждый участок моего тела. Пара толчков — и я, достигнув пика наслаждения, обмякла в руках мужчины, стараясь привести дыхание в порядок.

Спустя пару мгновений Уильям издал гортанный рык, сделав последний толчок, и, осторожно выбравшись их моих объятий, лег рядом, притянул к себе, крепко прижав и вдыхая запах волос. Умиротворенно прикрыв глаза, я позволила себе впервые за столько недель расслабиться и оставила на его губах легкий поцелуй.

Почувствовав вновь накатившее желание, я ладонями слегка надавила на грудь мужчины, тем самым увеличивая расстояние между нами.

— Ты же не думаешь, что эта минутная слабость позволит тебе ускользнуть от разговора? — слегка прищурившись, я внимательно посмотрела на Уильяма.

— Минутная? — удивленно выгнув бровь, мужчина провел ладонью по низу моего живота и проникнул двумя пальцами в пульсирующее от наслаждения лоно, заставив слабо вздохнуть. Пока его прикосновения не зашли дальше, я ловко схватила запястье и отстранила его руку. Устало вздохнув, Уильям перевернулся на спину и заложил руку за голову, не сводя с меня взгляда, после чего кротко кивнул и хрипло произнес:

— Было бы неправильно держать тебя в неведении, так что давай, выпытывай правду, моя госпожа, — не выдержав, он издал короткий смешок.

— Откуда у тебя этот шрам? — почему-то задала я именно этот вопрос, хотя в голове роились и другие более важные мысли.

— Этот? — Уильям усмехнулся и провел подушками пальцем по шраму. — От твоей матери.


Часть 1. Глава 14. Ведомый попытками счастье отыскать, готов ли ты на жертву?

УИЛЬЯМ

Земли, с которых я прибыл, были покрыты снегом, что заставило меня захватить с собой теплую одежду. Накинув пиджак, я рассчитывал, что на родном континенте промозглая погода, но солнце высоко стояло в зените, отчего становилось до невозможности жарко. Рубашка, надетая под пиджаком, прилипала к коже, но снимать одежду и нести ее в руках я не хотел.

Когда я вернулся в родной город, то узнал, что мать умерла за несколько месяцев до моего приезда. Старый кузнец показал мне ее могилу и, отправившись на кладбище, я просидел там не меньше суток и ушел, когда слез уже совсем не осталось, а тело ломило от боли. Казалось, я пролежал на земле, укрывшись пиджаком, около ее могилы вечность, после чего заснул беспокойным сном. Я винил в ее смерти себя, что она не смогла перенести такого удара и столько лет пребывала в неведении, пока я жил в свое удовольствие и ни в чем не нуждался.

К тому моменту, когда я пришел в себя, солнце уже начало припекать, будто пыталось выгнать меня с могилы матери. Тело ломило от того, что после пробуждения я еще долгое время просидел, сгорбившись, на холодной земле, оплакивая свою потерю.

Собравшись, я поднялся на слабых ногах и, обхватив себя руками, чувствуя озноб, направился к дому Эмилии. От кладбища до ее дома было не больше мили. За считанные минуты я добрел до крыльца и постучался в дверь сначала тихо, но, когда не услышал никаких признаков жизни, застучал громче. Спустя пару мгновений я услышал ругань и быстрое топанье. На пороге я увидел женщину, держащую в руках кинжал с переплетением золота и серебра на рукояти, но я не подал виду, что меня насторожило такое приветствие. Увидев меня на пороге, она, казалось, лишилась дара речи: губы открывались и закрывались в безмолвном ропоте, рука лишь сильнее сжала нож. Я напрягся, готовый к любому исходу, но до последнего старался быть дружелюбным и ничем не выдать своего волнения, лишь слабо улыбнулся.

— Здравствуйте, мисс… — внезапная боль пронзила мою левую часть лица в районе брови и глаза. Дотронувшись рукой до раны, я почувствовал кровь, заливающую ладонь, теплыми каплями стекающую с локтя и заливающую одежду.

— Ты! — голос у женщины был скрипучим, будто она давно не произносила ни звука, и, заметив краем глаза, что она вновь надвигается на меня и замахивается для второго удара, я схватил ее за запястье и заставил выронить нож. Ее лицо исказила гримаса боли и она рухнула на колени рядом со мной, содрогаясь в безмолвных рыданиях. Ошарашенный такой переменой настроения я судорожно вдохнул и сжал челюсть, думая, как поступить. Отпустив ее руку, я скинул пиджак и накинул ей на плечи, следом снял рубашку и принялся вытирать засохшую кровь с лица, морщась от едва ощутимых прикосновений. Голова пульсировала, левую половину лица разъедала жгучая боль, но я старался всеми силами контролировать себя, глубоко дыша. Заметив нож, лежащий в нескольких сантиметрах от меня, я быстрым движением ноги оттолкнул его подальше, чтобы в случае очередной агрессии женщина не успела снова им воспользоваться.

Мать Эмилии дрожала всем телом от всхлипов и рыданий, и я, недолго думая, упал рядом с ней на колени и, обхватив хрупкое тело, притянул к себе, положив ее голову на свое плечо и начал слегка покачивать, как младенца, в попытках успокоить. Женщина вцепилась руками в мое тело, ища поддержки, которой она так давно лишилась. Убаюкивая ее тихим голосом, я заметил, что она медленно начала успокаиваться и спустя несколько минут отстранилась от меня, вытирая остатки слез тыльной стороной ладони. Подняв на меня взгляд покрасневших глаз, она прикрыла рот ладонью, осознав, что натворила. Слезы снова наполнили ее глаза, но я схватил женщину за ладони и сжал их, давая понять, что все хорошо, самое страшное позади.

— Уильям, мой мальчик… прости… я… я… — следом раздался громкий крик, как будто раненное животное взвыло перед смертью. Мне оставалось лишь промолчать и позволить женщине разделить со мной боль и гнев, которые годами копились у нее в душе.

Резко перестав плакать, она втянула воздух и, слегка отстранившись, посмотрела сквозь меня отрешенными взглядом, открыв рот в безмолвии. Издав короткий звук, она медленно начала произносить слова, слагая их в песню. Мелодия с каждым вдохом становилась все громче и требовательнее, сердце сжималось в тиски и не позволяло делать полноценных вздохов. Звуки приникали в каждую клетку тела и сознания, будто невидимые нити объяли мое нутро со всех сторон, затягивая силки. Крик, полный боли и отчаяния, который издала женщина, заставил меня содрогнуться всем телом. Поддавшись вперед, я накрыл ладонь женщины своей, от чего она вздрогнула и моментально прекратила петь. Взгляд, некогда пустой и стеклянный, вновь обрел свои очертания и смотрел и прямо мне в душу, стараясь изучить все потаенные желания.

— Ты должен мне помочь. Помоги мне ради Эмилии. Помоги мне ради твоей любви к ней.

Окинув беглым взглядом двор и крыльцо, я понял, что вот уже долгое время женщина живет здесь одна: дверь еле держалась на петлях, грязь покрывала крыльцо неровными пятнами, затхлый запах, доносившийся из дома, напоминал смесь разложения и припекшейся крови. Стараясь придать голосу непринужденный тон, я спросил:

— Где сейчас Эмилия? Почему она не вышла меня встретить?

Плечи женщины поникли, и она опустила взгляд, рассматривая свои руки, которые с возрастом покрылись мелкой сеточкой морщин, но не утратили при этом своего изящества. Она начала говорить так тихо, мне пришлось поддаться вперед, чтобы расслышать:

— Ее нет.

Я собирался спросить, где же найти мою Эмилию, как острая боль пронзила тело, а в голову прокрался голос, который молчал уже несколько месяцев.

Прошло только два года. Не пытайся меня перехитрить, Уильям. Оставь женщину в покое, скоро я заберу ее домой. Только тс-с-с.

Боль моментально прошла. Женщина, сидевшая рядом, лишь кинула на меня взгляд, полный обиды и горечи, отчего я, не в силах больше оставаться рядом, поднялся и протянул руку, чтобы помочь ей встать, отчего она лишь мотнула головой. Устало вздохнув, я оставил пиджак на плечах у матери Эмилии, подхватил с земли окровавленную рубашку и двинулся в сторону леса, обратно к кораблю, напрочь забыв про нож, который оставил в траве. Почти скрывшись среди кронов деревьев, я услышал слова, адресованные мне:

— Скажи ей, что я не хотела этого. Я не хотела ее убивать.


Часть 1. Глава 15. Желанием и прихотью ослепленный, не замечаешь главных ты вещей.

ЭМИЛИЯ

Тело сотрясалось от горьких слез.

Моя сестра мертва.

Сжавшись на кровати и обхватив руками колени, я крепко зажмурила глаза, чтобы слезы перестали литься, но от этого мне стало только больнее. Почувствовав руки Уильяма на своем теле, я лишь издала тихий всхлип, отчего он моментально обхватил меня и перекинул к себе на грудь, крепко прижимая и поглаживая по спине. Слезы текли по его груди, но я не могла остановиться, горе рвало мою душу на части и заставляло вспоминать те счастливые моменты, когда я жила с сестрой. Когда мы были семьей.

Уильям молчал, давая моим эмоциям найти выход, лишь изредка приподнимая мое лицо и вытирая тыльной стороной ладони слезы. Перед глазами непроизвольно всплывал образ Брид: ее счастливое лицо, радость в голосе, когда она рассказала, что, наконец-то, смогла обрести долгожданный покой. Она смогла воссоединиться с душой своего не родившегося ребенка. Сара не врала: она действительно вернула ее домой. Я вдохнула полной грудью в попытках унять слезы и подняла взгляд на Уильяма:

— Генри жив?

Уильям сжал губы и отвел взгляд. Долгое время он молчал, крепко прижимая меня к себе.

— Нет. Он погиб спустя месяц, как ты сбежала. Сердце не выдержало.

Я лишь сжала кулаки, стараясь не впасть в истерику. За один вечер я узнала, что два близких человека погибли. Глаза щипало от невыплаканных слез, но мое чутье кричало, что придется отложить душевные муки и придерживаться плана.

Сирена, сидевшая внутри, жаждала освобождения.

Глубоко вздохнув, я слезла с Уильяма и и присела рядом, закинув ноги ему на грудь спиной к стене. Мужчина явно принял данный жест за желание продолжить, но я лишь ударила его по руке, когда он предпринял попытки добраться до моего бедра. Наигранно вздохнув, он снова откинулся на подушки.

— Я по глазам вижу, что ты хочешь спросить о чем-то еще.

Я уселась к нему на бедра, моментально почувствовав его выпирающее желание. Двигаясь вдоль тела Уильяма, едва касаясь его разгоряченной плоти, я лишь сладко упивалась, наблюдая за тем, как он старательно сдерживается. Его пальцы вцепились в простыню, дыхание участилось, глаза заволокла темная пелена.

— Ты знаешь, кто такой Роджер?

В воздухе повисла тишина, от которой мне стало не по себе. Уильям мгновенно подскочил и скинул меня со своих бедер, усадив рядом и внимательно посмотрев в глаза. Прищурившись, Уильям попытался найти ответ, но я упорно молчала, делая вид что этот вопрос вырвался скорее от любопытства, нежели от безысходности. Однако меня не покидало чувство, что все его действия казались со стороны какими-то наигранными.

— Я больше хочу узнать, откуда его знаешь ты.

Играй свою роль. Заманить и уничтожить.

Я невинно заморгала и опустила взгляд на свои колени, запустив пальцы в свои локоны:

— Я не могу тебе сказать всего, но, если верить словам Сары, именно он подверг ее мучениям, сделав сиреной. Я не знаю, сколько лет назад это случилось, но, кажется, без Персефоны здесь не обошлось. Она лишь сказала мне, что он является одним из вас, но старается не вмешиваться во внутренние дела, — поймав взгляд Уильяма, я произнесла следующую фразу настойчивее, чтобы в моих мотивах не было сомнений. — Он нужен мне. И нужен живым, чтобы совершить возмездие.

Уильям уставился на меня ошарашенным взглядом, я же старалась не засмеяться. Казалось, он был готов услышать что угодно, но не открытое признание в необходимости отмщения. Перехватив взгляд мужчины, я заметила, что в его голубых глазах плясали огоньки, от которых мне почему-то стало не по себе.

Что я такого сказала?

Стараясь перевести тему и разрядить накалившуюся атмосферу, я будто невзначай спросила:

— а куда мы плывем?

— на Восточное Побережье, — кинул Уильям в ответ, сжав челюсти.

Ага, попался, миленький.

— а что мы там будем делать? — пару раз моргнув, я изобразила любопытство на лице.

— умирать.

Звонко хлопнув ладонью по плечу Уильяма, я насупилась и показала ему язык. Увидев мою реакцию на его слова, мужчина рассмеялся и притянул меня к себе, прошептав на ухо:

— не мы, а я. Я буду завоевывать тебя и твое сердце на этом острове. Доказывать из раза в раз, что мой выбор всегда будет в твою пользу, какую бы глупость ты не совершила.

— даже если для этого придется убить?

— даже если для этого придется убить.

Сердце пропустило удар, и тело наполнилось приятным теплом. Я медленно провела прохладной ладонью по низу его живота, в ответ услышав хриплый вздох. Моргнув пару раз, лицо Уильяма вновь приобрело привычное выражение отстраненности и холодности. Упершись ладонями в грудь мужчины, я толкнула его обратно на кровать и, наклонившись, провела языком по губам, при этом тихо произнеся:

— Ты поможешь мне?

— Сделаю все, что ты захочешь, родная, — в этот момент я почувствовала, что до сих пор имею сильное влияние на Уильяма.

Родная.

Неприятное чувство, зарождающееся в груди, заставило меня прикусить нижнюю губу. Так меня называл только один человек.

— Ты простишь меня?

— Я уже тебя простила, — солгала я.

Решив насладиться последними вечерами перед прибытием на Восточное Побережье, я аккуратно сняла с шеи кулон, положив его под подушку, отчего мое тело моментально начало приятно покалывать, пробуждая сирену. Распахнув глаза, я почувствовала, как их заволакивает алая пелен. По телу прокатилась легкая боль, когда жабры тонкими рваными лепестками начали выступать из моей кожи. Я выгнула спину навстречу мужчине, отчего он невольно простонал. Вздрогнув всем телом, я почувствовала, что ладонь Уильяма уверенно проводит пальцами по моей шее. То ли он не хотел верить в происходящее, то ли действительно в порыве страсти не мог понять к чему прикасается. Я услышала лишь его приглушенный стон, когда я склонилась к мужчине и, прикусив его нижнюю губу до крови, начали слизывать языком алые капли.

Мне нужно подготовиться к встрече с Охотником. Набраться сил, чтобы встретиться с ним лицом к лицу.

Проведя ладонью по щеке Уильяма, я ловким движением скинула мужчину с себя и, усевшись на его бедра, впилась когтями в грудь, создавая алые борозды на его теле. Мои руки скользили вниз к животу Уильяма, и, склонившись над ухом мужчины, я шепотом произнесла:

— Моя очередь быть главной.


УИЛЬЯМ

— Сестра?! Ты серьезно?! — мой голос сорвался на крик, внутри бушевал гнев, который я не мог обуздать.

Ночные короткие встречи, наполненные похотью и какой-то скрытой ненавистью со стороны Эмилии, вызывали во мне восторг и настороженность одновременно. Стоило ей снять кулон, который она носила, сколько я ее помню, как она становилась зверем, которого выпустили из клетки: ненасытным, полным агрессии и животного желания. Я позволял ей делать все с собой: кусать, превращать плоть в разодранную кожу, обрамленную алыми подтеками крови, надеясь, что так она вымещает злость, которую накопила за столько лет. Я верил и надеялся, что, претерпевая собственные муки, я позволяю ей избавиться от своих.

Днем мы делали вид, будто не замечаем друг друга и всячески избегаем встреч. Днем она отталкивала меня словами и жестами, а ночью в пылу страсти оставляла на моем теле кровавые метки.

В один из вечеров я уговорил Эмилию остаться со мной до утра, зная, что на Восточном Побережье мы не сможем даже тайком видеться, не опасаясь быть замеченными. Я надеялся, что Эмилия оставит свою идею возмездия, но ошибся.

— Эмилия, я тебя спрашиваю! Сестра?! — пронзая девушку ненавистным взглядом, воскликнул я. Эмилия сидела в кресле, расправив юбки пышного платья и тихо напевая какую-то песню себе под нос, и делала вид, будто в упор меня не замечает, как и слов, гневно летящих в ее сторону. В несколько шагов преодолев расстояние между нами, я схватил ее за плечо и заставил посмотреть на меня, резко приподняв подбородок вверх. В ее взгляде не осталось и следа от ночной любви и страсти, лишь желание вцепиться в мое лицо, оставив от кожи окровавленные лоскуты. Переведя взгляд, полный презрения, на ладонь, которая лежала у нее на плече, она повела бровью и скинула ее, будто мусор. Я не узнавал ее.

— А что такого? Ты представишь меня как свою сестру, которая захотела уподобиться братцу и пересекать морские просторы. Или я недостаточно хороша для этого, Уильям? — раздраженно фыркнув, девушка издала гортанный тихий рык, но моментально взяла себя в руки и, похлопав по своим коленям, призвала меня поближе. Присев рядом с ней, я обхватил ее ноги руками и крепко прижал к своей груди. Когда же голова моя опустилась на ее прохладную кожу, я почувствовал, как Эмилия начала плавно и медленно поглаживать меня по волосам, от чего я блаженно прикрыл глаза. В такие моменты я чувствовал себя ручным буньипом, который готов сделать все, чего только она захочет, лишь бы это никогда не заканчивалось. Чувствовал ли я себя жалко и ничтожно? Нет, скорее, это было одним из моих выражений преданности и любви к ней.

— Почему мы не можем сказать, что ты — моя будущая жена, чтобы в дальнейшем не возникло никаких вопросов?

Рука Эмилии замерла в нескольких сантиметрах от моей головы. Я услышал, что она судорожно выдохнула, стараясь скрыть смех в голосе:

— Мы оба понимаем, что этого никогда не будет. К тому же, если мы скажем, что я — твоя жена, Роджер не взглянет на меня. А я, как ты помнишь, должна заставить его полюбить себя, — каждое слово она произносила с такой легкостью, что я непроизвольно сжал челюсти. — Есть еще один вариант, но боюсь, моя участь будет предрешена сразу, как только я сойду на сушу.

Эмилия могла притвориться наложницей, однако они были легкой добычей не только для капитанов кораблей, но и для простых матросов. Любой мужчина, по правилам Восточного Побережья, мог силой взять понравившуюся девушку, только если заранее не знал, что она принадлежит другому.

— Ты должна быть осторожна. Ты можешь…

— Погибнуть? — смех, наполнивший каюту, заставил меня поежиться, отчего я еще крепче обхватил ноги девушки руками, стараясь не выдать свое волнение, — Ты правда думаешь, что эти болваны смогут со мной справиться?

Эмилия лишь кинула полного раздражения взгляд в мою сторону и перевела его в сторону окна.

Солнце взошло, а это означала лишь одно — девушка торопилась покинуть мою каюту. Затаив дыхание, я кончиками пальцев поглаживал бедра девушки, покрывая каждый сантиметр короткими поцелуями. Проведя ладонью по щеке и приподнимая голову, Эмилия убрала мои руки, подняла ногу, освободившись от моих объятий, и слегка надавила пяткой на грудь, от чего я пошатнулся и уперся спиной в рядом стоящий стол.

— Ну же, Уильям, не сейчас.

Эмилия быстро вскочила с кресла, послала мне воздушный поцелуй и открыла дверь, когда я четко произнес:

— Закрой дверь.

Приблизившись вплотную, я слегка наклонил голову и поддался телом вперед, закрыв рукой дверь, после чего зашептал, чтобы это услышала только Эмилия:

— Дорогая сестрица, надеюсь, я могу не переживать, что увижу тебя в постели Роджера быстрее, чем ты сможешь с ним поквитаться?

Взглянув на меня из-под густых ресниц, Эмилия слегка прикусила нижнюю губу и начала водить указательным пальцем по моей тонкой рубашке, затем очертила линию на груди до ремня.

— Все зависит от того, насколько напористым он окажется.

Я перехватил ее руку и крепко сжал.

— Эмилия, не играй с моими чувствами. Я не для этого искал тебя столько лет, чтобы стать собакой, которую променяют на первого попавшегося кобеля.

Высоко подняв голову, Эмилия выдернула руку из моей хватки и отошла от мужчины, слегка прищурила глаза и поправила платье, еще больше оголяя грудь, и громко произнесла, стараясь скрыть трепет:

— Как тебе будет угодно, братец. Я сделаю все, что в моих силах.

Затем она быстро пересекла каюту и, потянув на себя дверь, скрылась в темноте, оставив меня одного.

До Восточного Побережья оставалось меньше пятидесяти морских миль. Крики чаек, которые становились все громче и чаще, говорили лишь о том, что у меня осталось совсем мало времени, чтобы смириться с неизбежным.

Ты делаешь это ради нее.

Я стянул с себя рубашку, которая была покрыта потом и следами рома. Наполнив таз холодной водой, я снял штаны, откинув их на кровать, взял полотенце и окунул его в воду, после чего судорожно начал вытирать кожу. Закончив, я отбросил грязное полотенце на пол и подошел к шкафу. Достав легкий костюм, отшитый из шелка и отливающий благородной позолотой, я провел по ткани ладонями. Верх представлял собой свободную тунику, которая доходила до пят, обрамляясь вырезом по обе стороны для удобной ходьбы. Штаны сидели на тугой резинке, они представляли собой подобие шаровар, которые слегка соприкасались с кожей. Облачившись в новый наряд, я посмотрелся в зеркало и вышел из каюты, мысленно готовясь к высадке на Восточном Побережье.

— Юнга! — рявкнув, я обвел взглядом палубу и удивленно выгнул бровь, поняв, что его нигде нет. Двое мужчин быстрым шагом направились ко мне. Оказавшись рядом, они потупили взгляд.

— Ну? Где этот мальчишка?

Матросы, перебивая друг друга, начали сбивчиво говорить:

— Понимаете, капитан…

— Тут такое дело…

— Мы все утро искали его, искали, но…

— Он пропал.

Тишина.

— Как это пропал? Давно?

Пожав плечами, один из матросов шумно вдохнул и открыл было рот, чтобы продолжить, но второй спешно его перебил:

— Я готов поклясться, что вчера вечером видел, как он полировал ведро. Клянусь своей душой, это сирена его утащила, сирена!

Я издал короткий рык, отчего матросы стушевались. Голова болезненно пульсировала, кожа, которая соприкасалась с браслетом, полыхала, обжигая запястье. Было единственное желание — сорвать эту удавку и выкинуть ее куда подальше.

Но не сейчас, пока рано.

— Передайте всем нашим, чтобы те разнесли по всему острову весть: никто не смеет прикасаться к Эмилии или даже похотливо взглянуть на нее. Неповиновение приравнивается к измене и незамедлительной смерти.

Матросы поспешно закивали. Устало выдохнув, я жестом руки велел им проваливать, потирая покрасневшее запястье.


Часть 2. Глава 16. Прикрываясь беспомощностью и наивностью, всегда помни о том, кто ты на самом деле.

ЭМИЛИЯ

Увидев землю, я не смогла сдержать судорожного вздоха. Землю, с которой началась история и жизнь каждой из моих сестер. Истинное название острова было стерто со всех карт и книг, чтобы избежать наплыва людей, желающих его найти. Простые смертные назвали континент Восточным Побережьем, сочиняя про него байки о морских драконах, охраняющих остров. Верхом на них сидели кровожадные сирены, желающие полакомиться плотью смельчаков, забравшихся в такую даль. Спустя много лет один из непутевых капитанов наткнулся на заросший высокими деревьями континент и, вернувшись обратно на родину, рассказал о своей находке товарищам. Через три года беспрерывных изучений острова, моряки поняли, что жизни здесь нет, лишь высокие бурьяны и деревья заслоняют солнечные лучи. Восточный побережье с трех сторон ограждали каменистые горы, подобные гигантским рифам, которые переходили в утесы, нависающие над бушующими волнами. Восточным побережьем это место назвали не потому, что здесь простирались пустынные пески, а потому, что корабли придерживались курса на Восток, когда направлялись сюда. Единственным признаком некогда существовавшей здесь жизни был храм, находившийся в глубине острова.

Кинув беглый взгляд на остров, я направилась в каюту, закрыла за собой дверь на засов и прислонилась к ней спиной.

Наш путь занял около трех недель. И теперь я была как никогда близка к реализации своего плана. Своей мечты.

Открыв глаза, я с улыбкой обвела взглядом каюту: в ней все осталось так, как в первый день, когда я попала на корабль.

На ходу скидывая с себя платье, я подошла к столу, взяла кувшин с прохладной водой и опрокинула его на себя, чтобы освежиться и сбросить напряжение. Подойдя к шкафу, я резко дернула ручки на себя и замерла, размышляя, какой наряд подойдет к случаю прибытия на Восточное побережье. Уильям говорил, что эта территория свободных нравов. Никто не имеет права никого осуждать, чем откровеннее будет у женщины наряд, тем больше она привлечет к себе внимания и получит ухаживаний, а это повысит ее авторитет среди остальных наложниц. Недолго думая, я привстала на носочки, нашла свой запылившийся рюкзак и достала красное платье, то самое, в котором я сбежала из дома Генри. Сердце моментально пронзила игла боли. Порыскав в шкафу, я нашла пару новых сандалий вишневого цвета, ленты которых завязывались на лодыжках. Улыбаясь сквозь силу, я смахнула ладонью слезу и тихо произнесла:

— Я сделаю все, чтобы твоя смерть была не напрасна.

Как только платье коснулось моей кожи, я издала удовлетворенный стон: передо мной стояла девушка, которая, казалось, за время своего пребывания на корабле повзрослела лет на пять. Взгляд излучал уверенность и решительность, губы изгибались в издевке, а волосы спадали плавными волнами на грудь.

Удовлетворенно кивнув, я глубоко вздохнула и вышла на палубу в надежде, что именно здесь, на Восточном Побережье, я смогу реализовать свой коварный план.

Втянув воздух, я пошатнулась и схватилась за бортик, чувствуя легкое головокружение.

Запах охотника. Терпкий аромат хвои и виски, прибавленный табаком, заставил сердце сжаться.

Охотник уже был здесь.

Поежившись от порывов сильного ветра, я обхватила себя руками, наблюдая за действия матросов. Они суетились: кто-то готовился швартовать корабль, кто-то складывал золото в слегка потертые мешки для выплаты дани, которая служила пропуском на Восточное побережье, скрытое от земных глаз и представляющее собой независимый остров.

Я внимательно следила за тем, как мужчины швартуют корабль около причала, перекидывая веревки, тросы и палки на другую сторону, где их крепили к специальным каменным столбцам рабы, которых привезли капитаны на своих суднах.

Я поискала взглядом Уильяма и, не найдя его, первая осторожно ступила на деревянную перекладину, которая служила неким мостом между кораблем и сушей. Оказавшись на земле, я осмотрелась по сторонам: мимо меня пробегали болезненно худые мужчины, детей видно не было, как и женщин. Каждый раб старался угодить капитану корабля или членам команды в надежде, что ему перепадет монета, которую можно потратить либо на выпивку, либо на женщину.

Причал представлял собой некий оазис среди высоко растущих деревьев, окруженных скалистыми выступами гор. Людей было не так много, как я себе представляла: похоже, остальные капитаны уже прибыли и готовились к предстоящей ночи. Порт, подобно маленькому городку, стоял у самой воды, представляя собой нагромождение десятка строений, позади которых раскинулся лес. Густые кроны деревьев нависали над небольшими протоптанными дорожками, плотные широкие листья цвета запекшейся крови, казалось, совершенно не пропускали солнечного света, стараясь защитить остров от случайного. Стояло знойное лето, хоть лес и был окрашен в ярко бордовые цвета. По земле тонким ручейком стелился туман. Ни пения птиц, ни шелеста листьев я так и не расслышала из-за перекрикивающих друг друга матросов. С правой стороны я заметила огромный утес, который возвышался над морем, опасно обрываясь неровными выступами. Волны со всей яростью хлестали по камням и старались забраться до самой верхушки скалы, как заядлые альпинисты.

Я направилась по узкой дорожке в сторону строений, из которых доносились крики и заливистый смех. Здания все были похожи друг на друга, отличаясь лишь названиями. Кирпичные стены, покосившиеся крыши, шаткие двери, едва державшиеся на петлях. Разруха и ветхость заставили меня задуматься: это действительно Восточное побережье или фальшивый фасад для чужаков, возведенный опытными капитанами? Пройдя чуть вглубь леса и зайдя за одно здание, я увидела статую Персефоны, держащую кинжал над головой, будто она пыталась вонзить лезвие в невидимого врага. Из одежды на ней была лишь тонкая набедренная повязка. Забранные назад волосы оголяли пышную грудь, а лицо выражало лишь жестокость, наслаждение и триумф.

Завороженная увиденным, я не сразу почувствовала, как чья-то рука накручивает мои волосы себе на палец, слегка натягивая их, даже больше с нежностью, чем с желанием сделать больно. Резко развернувшись, я увидела перед собой старуху, которая болезненно скрючилась. Уродливый горб, будто камень, тянул ее к земле, рот, полный гнилых зубов, улыбался, глубокие морщины избороздили лицо, глаза смотрели на меня, не мигая. Поморщившись, я сделала шаг назад, но худощавая рука схватила меня за локоть, привлекая ближе. Старуха заговорила тихим скрипучим голосом, обдавая запахом гнилых фруктов изо рта, от чего я всячески пыталась сдержать рвотные позывы:

— Эмилия, он ждет тебя. Я научила его делать больно таким предательницам, как ты, дочь моя.

Персефона. Моя истинная мать. Это все, что осталось от некогда величественной и могущественной богини. Лишь прогнившая оболочка, отчаянно цепляющаяся за крохи жизни и милости судьбы.

Вместо того чтобы показать ей свой страх, который она так желала увидеть, я лишь прищурила глаза и свободной рукой приподняла кулон. Наклонившись, я прошипела, чувствуя, как жабры болезненно прорезают кожу на шее и разбухают:

— Жаль, что ты мертва. Я была бы не прочь убить тебя, дай лишь повод.

Скрипучий смех рассек воздух, по спине побежали мурашки. Старуха отпустила мою руку и, запрокинув голову, содрогалась от хохота. Острые кости, точно рифы, готовы были прорвать тонкую белесую кожу. Рот, искаженный в ужасной улыбке, увеличивался с каждым мгновением, словно то, что сидело внутри, отчаянно желало вырваться наружу.

Вернув кулон на место, я судорожно вдохнула и бросилась прочь, вглубь близлежащего леса, заметив, что в той стороне змеится каменная тропинка.

— Держись от него подальше! — звучал в голове крик старухи. — Обоим вам не выжить! Один из вас умрет!

Вбежав в густой лес, я понеслась по странной тропинке, которая будто сама стелилась под моими ногами. Она вывела меня на большую поляну, на которой расположились пять небольших лачуг-беседок, обрамленных настолько плотными тканями, что невозможно было рассмотреть, кто находится внутри. Устланные крупными ветками с каплеобразными листьями крыши отлично защищали беседки от ярких солнечных лучей. Присутствующие на полянке люди были в светлых нарядах, лица скрывали тонкие маски. Насчитав около тридцати мужчин, я шумно сглотнула: сирена внутри меня заскребла когтями, стараясь уговорить снять амулет хотя бы на пару минут, но получила отказ и предложение вернуться в преисподнею, пока ее не призовут.

Окинув быстрым взглядом свой наряд после побега от жуткой старухи, я поискала взглядом Уильяма, как меня окрикнул грозный женский голос:

— А ну стоять! Что ты здесь забыла? Да еще в таком виде?! Быстро ко мне!

Мое тело неожиданно выпрямилось, развернулось и зашагало на раскатистый голос.

Передо мной стояла женщина лет сорока, лицо которой не скрывала ткань. Тело покрывало легкое кружево, настолько прозрачное, что оно казалось искусно сплетенной паутиной на загорелой коже. Одно плечо было оголено, на второе наброшена полоска ткани с вышитым узором, который напоминал дракона. Темно-бежевое кружево струилось легким водопадом почти до голых стоп, лишь слегка покрытых пылью. Кинув быстрый взгляд на свои ноги, по колено в грязи, я стыдливо прикусила губу, но взгляд не отвела:

— Если Вы не заметили, то я потерялась, поскольку не местная. Могу я узнать, куда мне следует идти?

Если женщина и была удивлена, то виду не подала, слегка выгнув бровь. Она улыбнулась краем губ, подхватила подол своего платья и, повернувшись лицом к дорожке, которая продолжала петлять среди высоких деревьев, поманила меня за собой. Начало смеркаться, и я заметила, как вдалеке загорались факелы один за другим. Обернувшись в сторону лагеря, где вальяжно расхаживали мужчины и бросали на меня заинтересованные взгляды, я поспешила догнать женщину, которая уже скрылась в тени деревьев, оставляя за собой легкий шлейф с ароматом роз.

Пару мгновений хватило для того, чтобы мне удалось ее настигнуть и поровнять шаг. Наигранно вздохнув, я краем глаза посмотрела на лицо женщины, но она будто не замечала меня. Ее уверенные шаги и гордая осанка говорили о том, что она прекрасно ориентируется среди бесчисленных деревьев и троп, и, судя по всему, является покровительницей женщин, которые живут на этом острове. Если они вообще есть.

Вскоре я раздраженно цокнула и произнесла:

— Может, будете так любезны, ответить, куда мы направляемся? — поинтересовалась я не без толики раздражения в голосе. — Или на этом острове все происходит в молчании и по принуждению?

— Я не принуждала тебя идти за собой, а лишь предложила, выбор ты сделала сама, но, тем не менее, имеешь наглость упрекать меня в чем-то, взбалмошная девчонка, — женщина кинула на меня быстрый взгляд.

— Кто Вы такая? — раздражение сменилось любопытством не только по отношению к таинственной женщине, но и ко всему острову, который так отличался от мест, где я выросла.

Земля сирен была покрыта лишь каменистыми склонами и кустарниками, похожими на сгоревшие от пожара деревья. Острые, как пики, скалы скрывали остров от назойливых путников, проплывающих мимо. Утес то находился в объятьях разъяренных волн, то купался в туманной дымке. Остров принадлежал некогда сиренам, но теперь здесь властвовали люди. Это касается не тех, кто прибыл на остров, а тех, кто не смог с него выбраться. Сердце подсказывало, что для создания подобного сирены использовали кровь и кости своих жертв, которые притаскивали сюда, подобно переработанному мусору. Вскинув голову вверх, я заметила, что на небе не было ни облака. Верхушки деревьев, и без того принявшие со временем алый оттенок, теперь вызывали панический ужас.

— Давай оставим все вопросы на потом, мы уже близко.

— Близко к чему?! — но женщина не ответила. Жестом руки она предложила молча встать рядом и осмотреться, что я и сделала.

Впереди простиралась небольшая поляна, освященная множеством факелов, деревянные основания которых были воткнуты прямо в землю. По краям на границе с лесом стояли три беседки, отдаленно напоминающие лачуги, которые мне довелось увидеть на территории мужского лагеря. Отличие было лишь в том, что крышу, стены и двери заменяли цветные достаточно прозрачные ткани, слегка покачивающиеся на ветру. Эти строения напоминали клетки, в которых, подобно зверям, томились девушки, за которыми можно было наблюдать в любое время дня и ночи. Посреди поляны, обрамленный невысокими растениями цвета алого заката, находился небольшой оазис, чтобы искупаться и привести себя в порядок. Завороженная, я не сдержалась и подошла поближе, чтобы потрогать невероятного оттенка листья, как почувствовала звонкий шлепок по своей руке.

— Эти цветы нельзя трогать. Они ядовиты. Вреда они не представляют только для человека, так что будь добра, не приближайся к ним.

Не успела я и слова произнести, как поляну разразил громкий девчачий смех, заставив меня вздрогнуть и перевести взгляд. Из леса выбежала нагая девушка, следом за которой, не сбавляя шага, появились еще трое. Я, словно глупая девчонка, протянула палец вперед, указывая на компанию, и выпалила:

— Это же сирены.

Повернув голову в сторону девушек, которые забежали в воду, взметнув брызги, я ощутила, что меня непреодолимо потянуло к ним. Я сделала робкий шаг вперед и остановилась, не в силах поверить своим глазам. Одна из сирен заметила меня и, игриво улыбнувшись, поманила пальцем к себе, обнажив заостренные зубы.

— Они здесь не для того, чтобы ублажать похотливых моряков. Эта роль сегодня отведена другим. Эти сирены смогли добиться расположения капитанов, затуманив им разум, и те приняли их на борт безоговорочно, не замечая пропажи членов собственной команды Если матросы и замечали что-то странное и пугающее в лицах невест своего капитана, то опасались открыто высказывать свои догадки, боялись за свою жизнь, — женщина наблюдала за резвящимися в воде под лунным светом сиренами с такой любовью и нежностью, как будто это были ее родные дети.

— Вам столько всего известно: и про девушек, и про то, при каких обстоятельствах они оказались на острове. Кто Вы такая? — возможно, мой вопрос прозвучал немного грубее и резче, чем я того хотела.

Я внимательно посмотрела в глаза спутницы: веки покрывала сеточка крупных морщин, которые были подернуты легким загаром. Внезапно ее глаза заволокла пелена цвета алого заката, рот искривился, обнажая ряд острых зубов. Волосы стали цвета илистому дну, пухлые губы налились спелой вишней, на шее проступил уродливый шрам. Я схватила женщину за запястье, притянула к себе и зло прошипела:

— Что ты здесь забыла?!

Сара взяла меня под локоть и потянула в сторону одной из лачуг, заговорив тихим шепотом.

— Идем, похитительница душ, нам еще столько надо с тобой многое обсудить.

Оказавшись внутри ближайшей беседки, я несколько секунд не могла привыкнуть к полутьме. Серебряные подсвечники, расставленные на полу, покрылись толстым слоем припекшегося воска. Двигаясь на ощупь, я больно ударилась коленом обо что-то металлическое и чертыхнулась. Осторожно вытянув руки вперед, я ощупала холодный материал и медленно начала скользить по нему пальцами, повторяя форму. Предмет напоминал овал с углублением, и лишь спустя несколько секунд я поняла, что это была гигантская ванна.

Внезапно на улице раздались мужские голоса, я невольно вздрогнула. Сирена уже не притворялась беспомощнойженщиной, которая только и годилась, что приводить заблудших овечек прямиком в лапы дьяволу. Чары развеялись, и передо мной стояла молодая девушка, которой по воле судьбы не суждено было прожить долгую жизнь.

По моей воле.

Сара склонила голову и перехватила мой взгляд:

— За мужчин мож-ж-жешь не переж-ж-живать. Это простые юнги с корабля, они ничего не вспомнят, когда покинут поляну, а моим девочкам тоже нужно развлечься перед тяж-ж-желой ночью, — заговорщически подмигнув, Королева сирен скинула с себя одеяния и скользнула в ванну.

Пока твоим.

От собственных мыслей я не могла скрыть улыбки.

Приятный звук разбивающихся о поверхность ванны капель напомнил мне о доме и Генри. Прикусив нижнюю губу, я постаралась сморгнуть подступающие слезы, но стоило мне лишь мыслями вернуться в реальность, как я почувствовала слабое прикосновение холодной влажной ладони к своему запястью:

— Я сделаю то, что обещала, но ты долж-ж-жна помнить, для чего ты находишься здесь. Всему есть предел, и моему терпению тоже. Полезай в ванну, мы долж-ж-жны привести тебя в порядок перед тем, как тебе придется предстать перед ним.

Сара не упомянула имени, но оно того и не требовало — лишь одно желание затмевало остальные, даже стремление к освобождению: смерть человека, который обрек ее на такую судьбу.

— А ты, я смотрю, последовала моему совету относительного мальчишки. Твое тело пропитано его ароматом, — сарказм в голосе сирены, заставил меня прикусить губу, чтобы не съязвить что-то в ответ.

Я скинула с себя грязную одежду и осторожно залезла в горячую ванну следом за Сарой. Я позволила себе расслабиться, окунувшись в воду с головой и крепко сжимая в ладони кулон. У меня не было сил злиться. Вынырнув, я почувствовала прохладные пальцы на своей груди, которые спустились ниже, замерев внизу живота. Сара обхватила свободной рукой мои мокрые волосы и переложила их на одно плечо, коснувшись губами моей шеи.

— Что ты делаешь?! — я хотела выбраться из хватки Королевы, но та лишь властным жестом вернула меня обратно.

— Я не сделаю тебе больно, лишь позволю немного расслабиться и снять напряжение.

Сара заставила меня сесть к ней спиной, оставив дорожку из поцелуев от шеи до ключицы. Она слегка приподняла и повернула мою голову так, чтобы мы могли слиться в страстном поцелуе. В это же время ее руки ласкали мое тело и в какой-то момент тонкие длинные пальцы Королевы сирен проникли в меня. Я изогнулась, сладостно застонав, и непроизвольно задвигала бедрами. В комнате было совсем тихо, лишь мои короткие чувственные стоны и таинственное потрескивание свеч прерывали тишину.

Наши тела напоминали сплетение двух хищников, борющихся до последнего стона, где не было место проигравшим. Не в силах больше сдерживаться, я громко застонала, но Сара перехватила мой стон поцелуем. Меня охватила крупная, едва прерывающаяся дрожь, которую я не пыталась сдержать. Громко выкрикнув, я буквально оттолкнула от себя Сару, откинувшись разгоряченной спиной на холодный край ванны. Казалось, наша близость длилось всего несколько минут, но внутри я почувствовала приятную опустошенность. Прикрыв глаза, я шумно сглотнула, стараясь не двигаться, сохраняя приятные спазмы, пронзающие тело.

Закрыв глаза, я почувствовала, что вода в ванне всколыхнулась, а шаркающие удаляющиеся шаги подтвердили мою догадку, что Сара покинула лачугу. Но я нежилась в воде и не собиралась открывать глаза по пустякам, наслаждаясь теплом внизу живота.

Я задремала, а когда проснулась и потянулась к краям ванны, чтобы выбраться из нее, как пальцы Королевы сирен новой силой вцепились в мои плечи, заставив вскрикнуть от испуга.

— Какого черта?!

— Прости, я не думала, что ты из пугливых, — ехидно фыркнула Королева сирен, снова скользнув в ванну, — не скучала? Нужно было переговорить кое с кем. Подготовка к балу требует много времени и сил, не находи-ш-шшь?

Я сдержала едкий ответ, позволяя Саре наслаждаться своей властью, которая скоро утечет сквозь ее пальцы.


Часть 2. Глава 17. Рискни — да вознаградятся твои старания.

УИЛЬЯМ

Всю ночь я не мог сомкнуть глаз. Чем ближе мы были к Восточному Побережью, тем больше меня охватывала паника, объяснение которой я не мог найти. Я винил себя за то, что не узнал большего от Эмилии, ее напористость и ярость пугали, она не знала меры и грани, не могла вовремя остановиться.

Что-то во всей этой истории было первоначально неправильно. Эмилия выступала в роли игрушки и марионетки Королевы сирен, которая по какой-то причине не могла сама свести счеты с Роджером. Но чем больше я проводил времени с девушкой, тем больше убеждался, что Эмилия искусно притворяется.

Встав с кровати и обойдя каюту вдоль и поперек несколько раз, я отчаянно пытался понять, что за игру ведет Сара и чего она в конечном итоге добивается. Если она сама не может убить Роджера, есть множество вариантов сделать это через кого-то, при помощи чьих-то запачканных грязью и кровью рук, да тех же головорезов. Но зачем было втягивать сюда Эмилию и строить планы, растянутые почти на десятилетие?

От бешеного числа мыслей разболелась голова, и я, вздохнув и подняв бутылку рома, которая стояла у ножки кровати, быстрым движением сделал пару глотков и зажмурил глаза от жара, растекающегося по телу, и горечи, заполняющей рот.

Внезапно голову сжало в тиски. Стараясь унять разрастающуюся боль, я осторожно и медленно помассировал указательными пальцами виски и облокотился на стол, который скрипнул под тяжестью моего тела. Мысли мешали сконцентрироваться, ускользая, словно змеи от огня. Легкий ветер и озноб заполнили мою каюту буквально на несколько мгновений, но этого хватило, чтобы я обернулся и перехватил тонкую руку, которая потянулась к моему плечу:

— Мне казалось, что наша сделка обнулилась. Я привел Эмилию сюда, ты дала мне свободу в море, чего еще тебе не хватает?

— Ох, Уильям, дорогой, неуж-ж-жели ты думаешь, что после стольких лет я позволю тебе уйти от меня? Уйти вот так вот просто? Разве нам было плохо вместе? — Звонкий девичий смех наполнил каюту: от него веяло злостью и разочарованием. — Это было так мило, когда последний раз ты напился до беспамятства и выдыхал ее имя мне в губы, — пальцы, словно холодное железо, провели по моей коже на шее, вызвав волну неприятных мурашек.

Краем глаза я наблюдал за ее движениями, она вырвала руку из моей хватки и слегка прищурилась:

— Мне всегда казалось, что ты умнее и сообразительнее, чем пытаеш-ш-шься казаться. Видимо, я переоценила тебя.

— Что тебе нужно?

Сара лишь слабо повела плечами и состроила невинное выражение лица, захлопав ресницами.

— Избавь меня от предстоящ-щ-щ-ей тирады ненависти ко мне и не своди глаз с девчонки. Я буду рядом с ней столько, сколько потребуется. Твое дело — наблюдать со стороны. И когда я прикаж-ж-жу пойти со мной, чтобы спасти ее, ты пойдеш-ш-шь.

Сара пристально изучала мое лицо, будто пыталась понять, что у меня на уме. Устало вздохнув, я лишь кротко кивнул, понимая, что своими действиями могу только навредить Эмилии.

Смерть даст вам второй шанс.

Сжав ладони в кулаки, я медленно поднял голову и встретился взглядом с Королевой сирен. На ее лице играла странная кривая улыбка, которая вызвала у меня лишь презрение и желание скорее закончить разговор.

— Если это все, что ты хотела сказать, то будь добра, проваливай.

— Ты изменился. Неуж-ж-жели это она на тебя так влияет? Почувствовал силу ее чар?

— Убирайся к черту.

Зло фыркнув, Королева сирен прикрыла волосами шрам, который обезобразил ее шею, и, пройдя мимо, предупредила:

— Не лезь, пока я не скаж-ж-жу. Не вздумай все испортить.

Когти с силой впились в плечо, разжигая болезненный огонь по всему телу. Но не желая доставлять удовольствие проклятой сирене, я лишь сжал кулаки сильнее и улыбнулся, даже не пытаясь скрыть издевку:

— Смотри, не облажайся. Второй попытки не будет.

Лицо Сары моментально исказила гримаса злости и ненависти, но вместо слов она выбежала из каюты, громко хлопнув дверью и оставив меня наедине со своими мыслями.

Вцепившись пальцами в браслет, я начал его прокручивать на запястье, стараясь унять рой мыслей в голове. Возможно, я зашел слишком далеко, но сдаваться уже слишком поздно.


ЭМИЛИЯ

Запах хвои и морской соли окутал комнату, вытеснив все остальные ароматы. Снаружи изредка слышались женские голоса и смех, тонувшие в мужских стонах и криках.

Холодные пальцы Сары массажировали мне голову с осторожностью в попытках немного расслабить. Блаженно прикрыв глаза, я откинулась спиной на ее грудь, нежно провела рукой по длинным ногам, сплетенным вокруг моей талии и вздохнула влажный горячий воздух полной грудью. Сара не пыталась заговорить со мной, лишь рваное дыхание и руки на моей коже напоминали о том, что она присутствует в этой комнате. Поначалу тишина умиротворяла, но постепенно голову начали окутывать тревожные мысли относительно предстоящей встречи с Охотником, и я едва слышно прошептала:

— Как они нашли этот остров?

Поняв, что речь идет о мужчинах, Королева сирен лишь усмехнулась, продолжая массировать мою голову:

— Этот остров некогда принадлеж-ж-жал Персефоне — богине, которая возродила сирен, сделав своими рабами, — голос Сары надломился и, прокашлявшись, она продолжила уже спокойнее, — это был одинокий клочок земли посреди бескрайнего моря, чтобы добраться до ближ-ж-жайшей цивилизации необходимо плыть не меньше недели. Сюда она приводила своих любовников тайком от муж-ж-жа и детей, привлекая их своим голосом и наводя мираж небесной красоты. Каждый видел в ней ту женщину, которую ж-ж-желал, чтобы иметь над ней беспрекословную власть. Насытившись мужчинами, Персефона убивала их, обгладывала кости, чтобы напитать свою демоническую сущность кровью и похотью, а из костей создала этот остров, как напоминание об ош-ш-шибках, которые каждый из нас способен совершить под обольстительными чарами. Она ненавидела людей, ненавидела мужчин, которые насиловали и убивали ее дочерей. Опасаясь гнева Зевса, она не могла выступить открыто против людей. Лишь этот остров служил отдуш-ш-шиной ее страданиям.

Вцепившись пальцами в прохладный край ванны, я резко поддалась вперед и, обернувшись, выгнула бровь:

— То есть ты меня привела на остров, построенный на костях несостоявшихся любовников? Шутишь?

Королева сирен аккуратно обхватила своими пальцами мои плечи и мягко, но с силой, притянула обратно, в свои объятия. Глаза ее горели красным огнем, губы изогнулись в ухмылке. Наклонившись к полу, она подняла небольшую бутылочку светло-розового цвета и открыла ее: запах розы и лаванды с добавлением морской соли ударил мне в нос, наполняя своим ароматом всю комнату. Добавив пару капель в ванну, Королева сирен удовлетворенно кивнула и продолжила, мягко поглаживая мои ключицы, спускаясь к набухшим соскам.

— Какая же ты дурочка, Эмилия. Я же всего лишь пош-ш-шутила. Ты хоть представляеш-ш-шь, сколько нужно костей для возведения такого острова? Одна бы она точно не справилась, — смех, заполонивший комнату, был похож на рычание животного, который играется со своей жертвой и отвлекает ее внимание, чтобы в подходящий момент напасть. Я отчетливо поняла, что Сара пытается скрыть правду, но решила подыграть ей и наигранно засмеялась. Ее пальцы, ловкие и мягкие, искусно ласкали мои соски, возрождая жар внизу живота, но у меня совершенно не было сил, чтобы ответить на ее прикосновения. Поняв это, Королева сирен убрала руки и замолчала, давая мне возможность побыть в тишине наедине со своими мыслями.

Однако спустя пару минут Сара встала, протянула ко мне руки и жестом приказала вылезти из ванны, положив на край полотенце.

— Все необходимое я уже приготовила, — прошептала Королева сирен. — Охотник ждет тебя во дворце. Не подведи меня, похитительница душ. Как только встретиш-ш-шь Роджера, постарайся обаять его, сделать все, чтобы он обратил на тебя внимание. Как только вы окажетесь наедине, используй чары и уничтож-ж-жь его. Знаешь, самое интересное то, что мои на него не действуют, как бы я не пыталась. Будто что-то или кто-то не дает мне к нему прикоснуться.

Чуть не зацепив ногой край ванны от таких слов, я тихо выругалась, после чего уже аккуратно перекинула ногу через высокий бортик и ступила на прохладный пол. Взяв полотенце, я тщательно вытерла оставшиеся капли с кожи, а затем обернула его вокруг тела. Оглянувшись, я заметила, что Королевы сирен уже не было в комнате, и вышла на улицу, которая встретила меня прохладным ветром, наполненным запахом металла и соли. Осмотрев поляну, я увидела, что сирены ласкались на траве недалеко от воды, слизывая друг с друга остатки мужской жертвенной крови, блаженно выгибаясь, прикрыв глаза и издавая чарующие стоны.

Мужчины даже не вспомнят, что они здесь были, а моим девочкам тоже надо развлечься перед тяжелым вечером.

Стоило мне увидеть эту завораживающую картину, как я все поняла, поискав взглядом трупы мужчин, но так и не найдя ни одного.

Откинув ткань, я вошла в другую беседку. Запах крови не успел сюда проникнуть, время здесь будто замерло: сама по себе комната была небольшого размера, предназначенная для одного человека. В середине находилась небольшая кровать, в углу — аккуратный шкаф, зеркало в полный рост и туалетный столик, на котором стояли несколько флаконов с разноцветной жидкостью и украшениями. Откинув полотенце в сторону, я позволила себе распахнуть дверцы шкафа и не смогла сдержать разочарования: Королева сирен приготовила для меня лишь один наряд. Я быстро надела его и посмотрелась в зеркало: короткий лиф, покрытый стразами бирюзово-синего цвета, лямки, тонкие и невесомые, широкий пояс, расшитый золотыми камнями, смещенный на бедра. Легкий струящийся материал юбки напоминал морскую гладь во время заката, когда шлейф солнечных лучей танцевал на воде. Переведя взгляд на туалетный столик, я увидела, что на нем стоит маленькая коробка. Недолго думая, я дернула крышку на себя и ахнула: внутри лежал платок, расшитый узором, отливающий бирюзово-синим цветом под цвет лифа. Я осторожно прислонила платок к лицу и закрепила его на затылке, скрыв крепеж за волосами. Потрогав пальцами ткань, которая прикрывала все лицо, кроме глаз, я невольно улыбнулась и схватила пару браслетов, надев на запястья. Протянув руку к первой попавшейся бутылочке, я открыла ее: аромат сакуры и меда наполнил мои легкие. Аккуратно распределив пару капель на пальцы, я втерла их в кожу. Развернувшись, я отыскала в углу комнаты скинутое красное платье, в котором прибыла на остров, и начала трясти его, пока кинжал не выпал на пол из секретного кармана. Нагнувшись, я подняла подарок любимой сестры, Брит. Недолго думая, я осторожно вложила его между кожей и поясом, направив острием в ткань. Надев на ноги золотистые туфли на низком каблуке, я кинула последний раз взгляд на свое отражение, улыбнулась самой себе и поспешила в сторону дворца, лихорадочно сжимая в ладони кулон.

Единственным ориентиром в темноте служили зажжённые факелы, стоявшие на деревянных столбах по обе стороны от дорожки, ведущей в чащу леса. Я не знала точного направления, но услышав шум в кустах, я резко дернула одну из веток на себя, открывая обзор. Один из рабов, прислуживающих на острове, не смог справиться со своим нарядом, запутавшись в широких штанинах и длинной рубахе грязно-серого цвета. Его смуглая кожа, блестевшая от пота, привлекала множество мошкары. Он кинул испуганный взгляд на меня, но не убежал, лишь покрылся красными пятнами от смущения и продолжил выпутывать свои лодыжки из ткани. Судя по его манерам, он вообще не привык носить хоть какую-то одежду, довольствуясь самым малым, что предоставлял ему господин. Я скрестила руки на груди и наблюдала за его безуспешными попытками. Спустя несколько минут бедолага облегченно выдохнул, повернулся ко мне и вымученно улыбнулся, после чего склонил голову в качестве извинений.

— Прошу простить меня за мою неловкость. Меня зовут Раджа. Могу я как-то загладить свою вину или… помочь?

Задумчиво потерев подбородок, я медленно кивнула, не сдержав издевки в голосе:

— Будешь моей лошадкой на сегодняшних скачках.

Несмотря на то, что на вид Раджа был хилым, силы в нем было достаточно, чтобы пронести меня на паланкине через лес, от лачуг до дворца. Лес, укрытый под кронами деревьев, открылся для меня с новой со стороны. С ветки на ветку перепрыгивали и перекрикивались Комады — удивительные существа, похожие на маленький тусклый шарик. Они живут среди деревьев и фактически являются его душой. Комады олицетворяли собой душу острова. Прошло несколько минут, прежде чем мы остановились.

Аккуратно поставив крутые носилки на землю рядом с факелами, которые освещали поляну, он сдержано кивнул и скрылся среди деревьев. Я была готова поклясться, что за моей спиной послышалось множество проклятий и оскорблений, но я пропустила их мимо ушей, не позволяя эмоциям взять вверх.

Посреди поляны стоял высокий храм. Дверей не было, лишь вырезанные из камня проемы, служившие выходом на все стороны света. Дорический фриз фасада был украшен барельефами: солнце — с восточной стороны, звезды — с южной, капли воды — на севере, луна — на западе. Выгравированные изображения на колоннах храма посвящались рождению Персефоны и ее подвигам: на одной она порождала сирен из морской пучины, на другой — сражалась с Кракеном за власть над морем, на третьей изображение было словно выцарапано чем-то острым. Подойдя ближе, я заметила лицо богини, исказившееся от страха и ужаса.

Величественные колонны, построенные вдоль вымощенных массивных ступеней, ведущих внутрь храма, создавали некое подобие лунного коридора. Возможно, они были построены для того, чтобы человек, проходивший через них, каждый раз представлял себе, как проходит через врата ада или рая в ожидании уготованной им судьбы. Покрытые золотым напылением, они возвышались на несколько десятков метров с изображением сирены и мужчины, слившихся в поцелуе. Крыльцо представляло собой блоки, окрашенные в цвет темного мрамора, достигающие в ширину более метра.

Стен в храме как таковых не было, их заменяли колонны, расстояние между которыми не превышало и полуметра. Крыши не было, позволяя кровавой луне освещать внутренние помещения чарующим светом. Чуть поодаль от храма, ближе к лесу, стояла статуя Персефоны, идентичная той, которую мне довелось недавно увидеть, недалеко от нее стоял бассейн, наполненный чем-то вязким, при свете кровавой луны напоминающим кровь.

С каждой минутой голоса становились громче.

Обведя взглядом поляну, я заметила, что сирен стало заметно больше. Выстроившись в одну линию перед входом во дворец, они покорно ожидали, когда их заметят. Моряки слонялись вокруг прекрасных дев, пытаясь привлечь их внимание, но сирены награждали их лишь воздушными поцелуями. Но как только из леса или храма появлялся капитан судна, сирены затягивали тихую грустную песню, чтобы привлечь внимание мужчины, заполнив его сердце невыносимой тоской. Вспомнив сирен, которые слизывали кровь с пальцев и блаженно закрывали глаза, я всем нутром желала присоединиться к ним.

Но не здесь.

Не сейчас, когда цель так близка.


Часть 2. Глава 18. Бал, уготованный Сатаной, имеет множество сюрпризов.

УИЛЬЯМ

Оказавшись на Восточном Побережье, я не сразу понял, что Эмилия куда-то запропастилась. Зная взбалмошный и взрывной характер девушки, я старался не думать о возможных последствиях ее действий и направился в мужской лагерь, надеясь, что она добралась до цели без приключений. Ровно год назад моя нога ступала на эти земли. Казалось, на этом острове время замирало и лишь продолжало свое течение, когда путники на корабле отплывали от берегов, окутанных туманной дымкой для хранения первозданных секретов.

Пройдя вглубь леса под звуки бушующего моря и увидев несколько рядом стоящих лачуг, я не смог скрыть улыбку и двинулся прямиком к той, которая была скрыта от посторонних глаз. Повсюду раздавались мужские голоса, звон бокалов и улюлюканье, но я быстрым шагом пересек поляну и, отодвинув обеими руками тяжелые ткани в сторону, вошел внутрь своего убежища. Как и прежде, это комната принадлежала лишь мне. Здесь я мог остаться наедине со своими мыслями и насладиться одиночеством вдали от любопытных и враждебных глаз. Чтобы избавиться от спертого затхлого воздуха, мне пришлось забрать несколько свисающих полосок ткани воедино и заколоть небольшим ножом, который был припасен у меня в сапогах в случае нападения, как на море, так и на суше.

Скинув рубашку и ботинки, оставшись в одних штанах, я сел на кровать и, улыбнувшись, прикрыл глаза. Если Сара не врала, то Восточное побережье даст мне шанс воссоединиться с Эмилией; открыть ей глаза на многие вещи, о которых я не мог и не хотел говорить, поскольку не знал, какая последует реакция. Однако я все равно опасался, что многие тайны раскроются, заставив девушку возненавидеть меня еще больше. Нужно как можно быстрее избавиться от Сары, пока она не раскрыла истинную цель наших встреч.

Прикосновения и слова, которые дарила мне Сара наедине, на время скрашивали мое чувство одиночества и тоски. Это была лишь близость, длившаяся несколько лет. Мы оба знали, что наши сердца заняты другими, но желание ласки и нежности брало вверх.

Если бы я только знал, чем это все обернется в дальнейшем, я бы отказался от сделки с Сарой и погиб в тот злополучный вечер на корабле, будучи юнгой.

Внезапно в мою лачугу ввалились пьяные капитаны, выдернув меня из воронки воспоминаний. Задыхаясь от смеха и раскачиваясь, она направились ко мне. Один из них был худощав, любил выпить, выкурить сигару и провести одну ночь с женщиной. Лицо его от постоянного пребывания на солнце и бесконечных смешков покрылось глубокими морщинами, когда же голубые глаза, вздернутый нос и тонкие губы сохранили юношеский задор. Другой же был его полной противоположностью: сердитый взгляд, надменное поведение, холодная отстранённость. Карие глаза прожигали насквозь, широкий нос, напоминавший картошку, всегда был покрыт сальным налетом, когда же пухлые губы постоянно кривились в некой брезгливости. Сложно было представить, что это были братья. Тридцатипятилетний весельчак Гартье и сорокатрехлетний гордец Меркель.

Не сдержав ответной улыбки, я встал с кровати и, разведя руки в стороны, подошел к мужчинам вплотную и сгреб их в охапку, похлопывая ладонями по спинам.

— Уильям, какой же ты скотина! — крикнул Гартье мне прямо в ухо, отчего я невольно зажмурил один глаз, пытаясь унять звон в голове. — Почему ты не сказал, что у тебя такая сестра? Да я б ее..!

Я отстранился, нахмурился и скрестил руки на груди, одарив каждого предупреждающим взглядом.

— Гартье, не сочти за угрозу, но я вырву тебе глаза раньше, чем ты сможешь на нее взглянуть еще раз, — жизнерадостный капитан, который явно был настроен решительно, обреченно опустил плечи и тяжело вздохнул.

Меркель лишь презрительно фыркнул. Он только недавно вступил в наши ряды по наводке брата, но уже показал себя отличным предводителем, пополняя нашу казну десятками сундуков с сокровищами. Его главным промыслом были шелка и специи, которых так не хватало на континентах.

— Весь остров гудит об этой новости. Но ради всех Святых, я должен увидеть твою сестру раньше, чем отдам Богу душу! — подняв руки в знаке капитуляции, Гартье попытался сфокусировать на мне взгляд. — Но многие капитаны, которые прибыли сюда со своими потенциальными невестами, готовы хоть сейчас расторгнуть с ними помолвку, если твоя сестра окажется так же хороша, как о ней говорят.

— Невесты? Какие невесты?

Капитаны переглянулись, боясь, что ляпнули лишнего, но Гартье продолжил уверенным голосом:

— Да, трое наших нашли себе невест, подробностей не знаю, но, вроде, как поговаривают, спасли девушек от плена. Старик, лет семидесяти выставил их как товар на пристани и продавал за бесценок. Единственное, что понят капитаны о нем — это одну деревянную ногу, а вторую перевязанную бинтами. Ни цвет глаз, ни телосложение, ни тембр голоса никто так не вспомнил, представляешь?

Воспоминания невольно проникли в мою голову: старик на корабле, который просил меня выпить из фляжки и молился богине, чтобы она его услышала. Догадка поразила меня, словно гром.

Что ты задумала, чертова сирена?

Стараясь не показать волнения, я лишь отмахнулся и непринужденно произнес:

— Уверен, что наши капитаны выбирали невест не только по размеру груди. А пока, — я силой развернул незваных гостей к себе спиной и подтолкнул в сторону выхода, — нам всем надо подготовиться к вечеру. Нельзя пропустить такое грандиозное шоу.

Гартье, ловко вырвавшийся из моей хватки, на пятках развернулся и встретился со мной лицом. Казалось, что он моментально протрезвел, когда задал вопрос:

— Ты уже встречался с Роджером? Никто его пока не видел на острове.

— Нет, но уверен, что он скоро прибудет.

— Уильям, долго ты еще будешь избегать встречи с ним? — как бы непринужденно спросил Гартье, но в глазах его читался испуг.

— Совсем скоро мы с ним встретимся, мой друг, не переживай.

Схватив его за плечо резче, чем следовало, я развернул весельчака в сторону крыльца, где его уже ожидал Меркель и, натянув милую улыбку, помахал пальчиками на прощание. Я лишь усмехнулся, когда услышал за спиной мужской смех, напоминавший гогот чаек.


***

Хорошенько отдохнув, я покинул лачугу и уверенным шагом направился в сторону дворца, из которого слышались мужские и женские возгласы, заглушенные восточной музыкой.

Храм представлял собой в такое время таинственное зрелище: факелы, обставленные по всему периметру, отбрасывали длинные витиеватые тени, которые колыхались от малейшего движения ветра, будто в такт музыки. Деревья, тянувшиеся лиственными верхушками к колоннам, оплетали их ветками и, шурша кронами от ветра, будто старались скрыть храм от посторонних взглядов. Статуя Персефоны возвышалась чуть поодаль от храма, около бассейна с чем-то вязким, имела идеальные черты, наполненные пренебрежением и холодностью. Кровавая луна, пробиваясь сквозь массивные деревья, освещала храм и площадь вокруг него в алый цвет.

Обычно на этом острове редко встречались женщины, однако, сегодня был особенный вечер, поэтому знойных красавец набралось немало. Наложницы ворковали с капитанами и извивались вокруг них, точно змеи, привлекая моряков плавными движениями своего тела. Другие с радостными криками скрывались в чаще, из которой спустя несколько минут уже слышались приглушенные стоны.

Бал на Восточном Побережье по большей части являлся некой спасательной шлюпкой для моряков, которые месяцами бороздили морские просторы и долгое время обходились без женского внимания и тела. В эту ночь не было имен, не было званий, лишь голод и жажда, которые страстно пытались утолить сполна.

Выискивая взглядом Эмилию, я поймал себя на мысли, что все наложницы удивительно на нее похожи, только цвет глаз отличался: у Эмилии были зеленые, словно первая весенняя трава, а у этих девушек — синих и голубых оттенков.

Единственный зал вмещал не более пятидесяти человек. Подпитые мужчины и почти полностью обнаженные девушки вели непринужденные беседы и наслаждались обществом друг друга. Столы, нагруженные в основном выпивкой, были залиты вином и ромом, отчего в воздухе витал запах спиртного и соленого моря. Музыка с каждой минутой становилась все громче и требовательнее. Оглянувшись, я не заметил музыкантов или инструментов, которые могли издавать такие странные звуки, и невольно поежился.

Внезапно музыка смолкла. Медленным шагом в зал вплыли небывалой красоты девушки. Во главе их вела женщина постарше: волосы собраны в тугой пучок, закрепленный на затылке, взгляд стыдливо и смущенно потуплен в пол, руки сложены в замок. Весь облик демонстрировал готовность повиноваться перед любым мужчиной и сделать все то, что он прикажет в рамках разумного.

Все девушки были одеты одинаково, отличаясь лишь цветом волос. На лицах, прикрытых разноцветными накидками, особенно выделялись глаза, в которых сквозило высокомерие. Женщина, шедшая во главе девушек, куда-то пропала, оставив их капитанам. Выпив пару бокалов вина и скользя взглядом по каждой, я сжал кулаки, не обнаружив среди них Эмилию. Стоило мне развернуться, чтобы начать поиски, я наткнулся взглядом на нее, медленно ступающую по ступенькам и придерживающую длиннющий подол юбки. Шагнув на последнюю плиту, Эмилия гордо вскинула голову, пристально наблюдая за каждым и, опустив подол, положила руки на талию.

— Я опоздала. Смею заметить, извиняться я за это не собираюсь.

В зале моментально послышался тихий шепот. Каждый из мужчин старался отодвинуть другого или оттолкнуть, чтобы рассмотреть девушку, стоящую среди колонн. Подол платья колыхался от порыва ветра, оголяя бедра, слегка растрепанные волосы спадали янтарными волнами на спину. Топ облегал упругую грудь, глаза горели диким огнем. Эмилия беглым взглядом осмотрела зал, тайно принюхиваясь. Осторожно ступая по холодной плитке, в слабом сечении факелов и кровавой луны, она пересекла зал и даже не посмотрела в мою сторону.


ЭМИЛИЯ

После того, как Раджа принес меня на поляну, я полностью потеряла счет времени, потому что заблудилась в многочисленных коридорах дворца. Освещенные факелами на стенах, они петляли, соединялись и расходились, заставив меня изрядно поплутать. Звуки музыки эхом раздавались со всех сторон, образуя жуткую нестройную какофонию, поэтому я никак не могла понять, где находится сам источник. Раздраженно закрыв глаза и глубоко вздохнув, я почувствовала на своей коже прикосновение холодных пальцев и теплое дыхание. Прикосновения были не настойчивыми, скорее мимолетными, мужские руки изучали каждый изгиб моего тела, будто пытались запомнить. Уловив едва ощутимый запах хвои и алкоголя, прибавленный табаком, я попыталась развернуться, но была заключена в крепкие объятья.

— Отпусти.

Шепот, вырвавшийся с моих губ, больше напоминал испуганный писк. Затем я невольно вздрогнула, услышав тихий смех.

— Громче, — потребовал Охотник, но я могла издать лишь едва различимый стон.

Мужские ладони продолжали ласкать мое тело: одна остановилась в районе низа живота и большой палец начал поглаживать оголенную кожу, разжигая желание, другая медленно и плавно скользила по моей шее, после чего длинные пальцы сжали ее. Я почувствовала прикосновение влажного языка к своей ключице, пальцы на шее слегка разжались, позволив нормально дышать. Слегка прикусив кожу, мужчина, начал покрывать плечи легкими поцелуями, опуская руку ниже, поглаживая лобок и ныряя между ног. Желание разгоралось во мне, будто Охотник знал, за какие ниточки тянуть и какой сделать следующий шаг. Сама того не осознавая, я сделала шаг назад, прижалась спиной к его груди и почувствовала набухшую возбужденную плоть. Почувствовав мое желание, охотник пару раз вжался в мою кожу сквозь ткань штанов. Пытаясь собраться с мыслями, я понимала, что только здесь, на Восточном побережье, подобное открытое проявление страсти считается обычным делом. Но самое страшное заключалось в том, что я не желала прекращать эту игру.

В следующий миг голову пронзила острая боль, которая немного прояснила мысли, и я, развернувшись, уперлась ладонями в грудь мужчины и отодвинула его от себя. Сжав кулаки, я стояла, пораженная, не в силах вымолвить ни слова.

Роджер.

Мужчина, будто прочитав мои мысли, усмехнулся и, сделав рывок вперед, сжал мое запястье и потянул к себе, отчего наши тела вновь соприкоснулись.

— Не рада меня видеть? — он осторожно расстегнул застежку, и платок, скрывающий лицо, упал к нашим ногам, а затем костяшками пальцев провел по моей щеке., — Не могу сказать того же.

— Высокомерие тебе ни к лицу, — освободившись, я отошла на несколько шагов и прикоснулась к поясу, почувствовав спрятанный кинжал. Оружие еще при мне. С ним я чувствовала себя увереннее. Уж что-то, а постоять я за себя смогу. Убить, может, не убью, но покалечить — рука не дрогнет.

Скользнув по мне ленивым взглядом, будто рассматривая товар на прилавке, он поднял ладони вверх, признавая свое поражение. В глазах читалась надменность и хладнокровие, кожа была покрыта красивым слоем золотистого загара. Волосы цвета соломы касались плеч и только на макушке часть была собрана в некое подобие хвоста. Греческий прямой нос, губы в довольной усмешке. Туника оттенка слоновой кости колыхалась на ветру, штаны обтягивали ноги. Несмотря на то, что верх одежды был свободного кроя, местами она натянулась на мышцах — стоило сделать лишь одно неверное движение и она порвется.

— А тебе ни к лицу недоступность.

Совершенно внезапно голову пронзила острая боль, заставив присесть на корточки и обхватить себя руками. Я с трудом пыталась вдохнуть, но грудную клетку будто сжали невидимые тески, готовые раздробить кости. Судорожно вздохнув, я сжала кулаки и заставила себя встать и, оглядевшись, поняла, что рядом никого нет. По-прежнему эхом раздавались голоса и смех, ритмично грохотала музыка, только огонь в факелах погас, погружая меня в кромешную темноту.

Иди вперед, не бойся, прими свою судьбу…

Совсем близко раздался сладкий женский шепот, похожий на дуновение ветра в жаркий день, заставил меня оглянуться по сторонам и вцепиться пальцами в пояс, в котором был спрятан кинжал. Роджер наверняка почувствовал его, но почему промолчал? Почему не выхватил?

Было бы глупо полагать, что в такой темноте я что-нибудь смогу различить, но ноги сами вели меня по коридорам, будто изначально знали правильный путь. Впереди замелькали огни, голоса становились все четче, и я смогла услышать обрывки фраз.

Оказавшись перед входом в бальный зал, я спряталась за одной из колонн как раз тогда, когда на крыльцо выбежала девушка в компании двух мужчин, изрядно подвыпивших и смотревших на нее с явным желанием. Компания двинулась в сторону леса под смех и улюлюканье, а девушка повернулась ко мне лицом: паранджа исчезла, обнажив гладкую кожу, волосы спадали на лицо легкими темными волнами, губы были припухлыми и красными от поцелуев, а в глазах пылал животный нечеловеческий голод.

Сирена.

Погрузившись в свои мысли, я и не заметила, как девушка с мужчинами скрылась в лесу и, выбравшись из укрытия, сделала несколько шагов в сторону зала. Не успела я выйти на свет факелов, как в чаще раздались оглушительные мужские крики, а вслед — бушующий плеск волн.

Сирена внутри меня рвалась наружу, тоже желая утолить свой голод. Но я постаралась затолкать кровожадную тварь в глубь сознания и незаметно проскользнула в зал. Моего присутствия никто не заметил, и я с облегчением вздохнула. Подойдя к столу, на котором пирамидой стояли фужеры с шампанским, я осторожно взяла сверху один, приподняла вуаль и, немного отпив, почувствовала, как паника и напряжение понемногу отпускают тело и мысли. Большинство мужчин были заняты общением или выпивкой, лишь трое капитанов стояли рядом со своими потенциальными невестами, покрывая их кожу легкими поцелуями и лаская руками юных стройных тел, не скрывая похотливые желания. Девушки нежились от подобных открытых заигрываний. Но стоило мужским ладоням дотронуться девичьих шей с разбухшими жабрами, как крохотные коготки вонзались в тела мужчин. Несмотря на то, что на земле сирены очень были похожи на людей, но что-то морское и чудовищное в них все равно оставалось, как некое напоминание о том, что здесь они лишь только гости и прислуги, играющие свою роль.

Чья-то холодная и влажная ладонь легла мне на поясницу, вызывая волну неприятных мурашек. Мне не нужно было оборачиваться, чтобы понять, кто стоит позади меня.

— Что еще я должна сделать, Сара, чтобы ты наконец-то отстала от меня?

Раздался тихий смех, пронизанный жестокостью и сарказмом. Ладонь медленно поднималась вдоль моего позвоночника, когти царапали кожу, оставив красные следы. Выпрямив спину, я смотрела на собравшихся, стараясь ничем не выдавать своего волнения.

— Я очень рада, что ты стала такой проницательной и сообразительной, похитительница душ-ш-ш. Мои девочки уже готовятся, я реш-ш-шила предупредить тебя: танец на Восточном Побережье — обязательная процедура, благодаря которой ты сможешь заполучить внимание и ласку на одну ночь любого из муж-ж-жчин. Как правило, выбирают капитаны, но, если ты и твое тело придутся им не по душе, то они отдадут тебя на растерзание своим приближ-ж-женным, которые не оставят от тебя ни единого живого места. Твоя задача — добиться внимания Родж-ж-жера.

— Какой еще, к черту, танец? — прошипела я, стараясь не развернуться и при всех не вцепиться ей в лицо, которое, наверняка, растянулось в довольной улыбке, пропитанной злостью и усмешкой.

— А какой ты думаешь, похитительница душ? — почувствовав, что лямка лифа медленно спускается по коже, я нервно перехватила его пальцами и вернула на место, давая понять, что не желаю, чтобы Королева сирен прикасалась ко мне, — где твоя паранджа?

Внезапно музыка стихла, ровно, как и голоса, доносившиеся со всех сторон, давая мне возможность не отвечать на вопрос.

Краем глаза я заметила, что девушки, чьи лица были прикрыты вуалью, вышли на середину зала, приглашая меня к себе. Сирена внутри меня потянулась к ним, будто мы были связаны единой нитью. Сделав несколько неуверенных шагов, я схватила одну из сирен за руку. Глаза ее довольно сверкнули, будто мои прикосновения были ей приятны, и она слегка кивнул, давая понять, что не стоит переживать — они рядом.

Заиграла музыка. Одна из сирен медленно подняла руки вверх и, вильнув бедром, начала танцевать. Все ее тело грациозно двигалось, словно им управляли. Окинув зал, я увидела, что мужчины смотрели на девушку, не сводя взглядов, явно наслаждаясь каждым движением. Постепенно сирены, которые стояли рядом, подхватили ритм и начала двигаться все вместе в унисон, создавая некие узоры, которые знали и понимали только они. Не в силах шевельнуться, я лишь наблюдала за тем, как их невероятно гибкие тела тянулись друг к другу в опасной близости, внутри живота приятно заныло: девушки соприкасались руками и губами, оставляя легкие прикосновения на коже друг друга. Их тела откликались на малейшие изменения музыки, будто это не они, а мелодия подстраивалась под их движения.

Танцуй, Эмилия, доверься нам, стань нашей полноценной частью.

Томный шепот в голове взбудоражил мои мысли и я, сама того не замечая, оказалась в объятиях сирен.

Я танцевала. Тело, словно ведомое неосознанным призывом, двигалось в такт музыке, выгибаясь и извиваясь. Глаза были закрыты, я отрешилась от всего вокруг, забыв о переживаниях и гнетущих мыслях, предоставляя музыке вести меня, погружая в наслаждение. Запертая на долгие годы сирена будто вырвалась на свободу и медленно царапала когтями все нити моей души.

Слегка отстранившись от сирен, я то поднимала руки вверх, то медленным движением отводила их за голову, то рисовала ладонями невидимые узоры вокруг себя, очерчивая пальцами контур тела и скользя по бедрам и груди, вызывая внутри трепет. Запрокидывая голову, проводя подушечками пальцев по шее, я снова и снова изгибалась, повинуясь ритму и мелодии, пытаясь освободиться от всех мыслей и тревог, которые преследовали меня вот уже долгое время.

Мои бедра и плечи качались, ноги переступали на месте, плавно, с пятки на носок, с каждым новым витком мелодии я отдавалась танцу с неистовой силой. Руки сирен ласкали меня, тянули к себе.

Все это казалось мне сном, миражом, будто ничего и никого не существовало в этот момент.

Сирены, извиваясь вокруг меня, переглядывались между собой и, не выдержав, скинули паранджу на пол. Довольно усмехнувшись, они сверкнули алыми глазами. Они видели мои истинную сущность, мне больше не надо было скрываться. Кулон, некогда служившим мне спасением, покоился на морском дне. Перед началом бала я в сердцах выбросила его с обрыва в воду, испытав волну облегчения. В глазах сирен мелькнуло раздражение, которое быстро сменилось восторгом, когда я, не думая о последствиях, притянула одну девушку к себе и поцеловала, отдавшись моменту. Мое тело и мысли не принадлежали мне, я была лишь сосудом, который наполнялся эмоциями и желаниями.

Я не сразу поняла, что музыка стихла, пока не услышала редкие громкие хлопки за спиной. Оторвавшись от губ девушки, я усмехнулась от мысли, насколько смелыми оказались мои жесты и действия, за которыми наблюдали десятки людей.

Повернув голову, я удивленно выгнула бровь и выпрямила спину. Роджер старался сдержать смешок, продолжая хлопать в ладоши.

— Могу ли я рассчитывать на приватный танец, Эмилия?

Кинув взгляд на мужчину, я не смогла сдержать тихого вскрика. Тело Роджера освещалось синим блеском, приближенным к оттенку Ниагара. Тонкие ленты, подобно хлыстам, были направлены в мою сторону и часть их, соприкоснувшись с моим телом, мерцали подобно звездам. Посмотрев на свои ладони, я шумно вдохнулавоздух. Моя кожа блестела, подобно Роджеру, но имела другой оттенок — перламутрово-рубиновый. Сделав жест рукой, я направила свет в сторону мужчину и увидела, что ленты, исходящие из моего сердца, подобно изголодавшимся зверям, устремились к нему. Широко распахнув глаза, я наблюдала, как свет проникает в душу каждому из нас, даруя эмоции и чувства другого. Я не могла знать, что чувствует Роджер, но я чувствовала лишь одно — любовь, преданность и желание. Тепло, наполнившее каждую клетку, даровало новое, неизведанное чувство, объяснение которому я не могла найти. Я прикрыла глаза, позволяя нашим энергиям, нашим эмоциям, нашим чувствам переплестись, зарождая что-то поистине прекрасное.

Нет, Эмилия, остановись. Сейчас же!

Лениво поведя плечами и сбрасывая наваждение, я положила одну руку на талию, другой же откинула волосы назад, оголяя грудь и шею, с которых стекали мелкие капельки пота. Выдержав похотливый взгляд Охотника, я почувствовала легкое прикосновение к коже и заметила сирену, которую поцеловала несколько мгновений назад. Она повела головой в сторону капитана, с которым прибыла на этот остров, показывая, что должна вернуться на место, в ответ на что я лишь кратко кивнула.

В зале стояла гробовая тишина, которая нарушалась потрескиванием фитиля в факелах, воткнутых в разъёмы на колоннах. Моряки, смотревшие на меня в упор, облизывали губы, показывая прогнившие зубы, которые испортились из-за отсутствия должной гигиены и пищи на кораблях, капитаны же, что прибыли на остров без сопровождения, не скрывали довольных улыбок, потягивая алкоголь из бокалов и усмехаясь краем губ.

— Столь откровенно вести себя на глазах нескольких десятков изголодавших мужчин… Ты либо слишком отчаянна, либо слишком глупа, — Роджер медленно приближался ко мне, убрав руки в карманы. Туника, края которой были откинуты назад и открывали взору мускулистую грудь, едва колыхалась на ветру. Стоило мне лишь перевести взгляд на участок кожи под сердцем, как я увидела часть татуировки, на которой была изображена Персефона.

— Я не нуждаюсь в вашей оценке, капитан. Надеюсь, я доставила Вам истинное удовольствие своим танцем, ведь ничего лучше, наверняка, увидеть сегодня вам не удастся, — я с вызовом посмотрела охотнику в глаза, когда он подошел вплотную.

Костяшки его пальцев погладили мою щеку и, больно схватив за подбородок, он приподнял мое лицо, заставив привстать на носочки. Вторая рука начала блуждать по талии и животу, поднимаясь все выше. Слегка приспустив лямку, он изучал мое тело руками и жадным взглядом. Я бы отвергла столь откровенные прикосновения другого мужчины, но каждое движение Охотника вызывало во мне забытый трепет. Тело требовало продолжения, но, благодаря здравому смыслу, я понимала, что нужно играть покорную овечку и молча наблюдать за дальнейшими действиями соперника.

— Уверен, сегодня мне представится шанс увидеть что-то поистине прекрасное, родная, — он отпустил меня так резко, что я пошатнулась, с трудом устояв на ногах.

Не успела я опомниться, как снова раздался насмешливый голос и щелчок пальцами, напоминавший команду:

— Ко мне ее.

Развернувшись, Роджер быстрым шагом направился в сторону выхода. Я заволновалась, подсознательно осознавая, что упустила какую-то важную деталь. Но какую? Две пары сильных рук схватили меня за руки и сжали с такой силой, что на кое появились красные полосы. Испуганно оглядев зал, я поняла, что помощи просить не у кого: мужчины, казалось, потеряли ко мне всякий интерес, наслаждаясь вниманием сирен, околдовавших капитанов, а те, в свою очередь, встречаясь со мной взглядами, опускали головы, показывая, что выпутываться из этой щекотливой ситуации мне придется самостоятельно. Горло сжалось от подступавших слез, но, быстро сморгнув их, я подняла голову, пытаясь разглядеть в толпе знакомые лица.

Сары и Уильяма нигде не было.


Часть 2. Глава 19. Разбивая сердце чудовищу, Будь готов принять удар.

ЭМИЛИЯ

Мы шли около получаса, блуждая по дорожкам, пока впереди не показалась лачуга, скрытая в лесной чаще. Море, словно понимая мой страх, бешено колотило волнами по скалам, заглушая остальные звуки. Меня насильно втащили внутрь, пока я пыталась вырываться и кусаться, лишь бы не оказаться с этим монстром один на один. Оказавшись внутри, меня швырнули на пол как ненужную вещь.

Колени покрылись ссадинами, к горлу подступила тошнота, когда в нос ударил запах крови, смешанный с ароматом терпкого вина. Подняв голову, я увидела, что Роджер сидит в кресле напротив меня, запрокинув ногу на ногу и внимательно изучает жидкость в бокале, драматично вздыхая.

— Что же ты так долго, родная? — он едва сдерживал смешок, рвавшийся из его груди, сильнее стискивая зубы. — А я ненароком подумал, что мои парни воспользовались моментом и… тобой. Не стоило мне оставлять вас одних.

Не успела я сделать и вздох, как Роджер умелым движением рук вытащил из-за спины два тонких кинжала, напоминающих удлиненную иглу, и швырнул в сторону провожатых, попав прямо в горло. Мужчины захрипели, и, схватившись за рукоять оружия, пытались его достать, делая только хуже. Кровь фонтаном брызнула из раны и залила собой пол, оставляя мелкие крапины на стенах. Спустя пару бездыханные тела упали лицом на пол, заставляя меня поморщиться.

— Твои парни слишком хиленькие, чтобы справиться со мной.

Лицо Роджера дрогнуло. Взяв себя в руки, Охотник встал с кресла и подошел ко мне, присев на корточки.

— Тебе не занимать наблюдательности, родная, — выдержав паузу, мужчина продолжил, — а как насчет меня? Я тоже достаточно хилый для тебя, а, Эмилия?

Скривив лицо, будто меня сейчас стошнит, я фыркнула.

— Прости за то, что сделаю сейчас, но так надо, родная, — не успела я открыть рот, как правую щеку и губу пронзила боль. Я прижала руку к щеке, что-то теплое и липкое потекло между пальцев. Кровь. Гнев, вспыхнувший в груди, заставил меня поднять руку, чтобы влепить ответную пощечину. Но Охотник ловко перехватил мое запястье и крепко его сжал.

— Не сейчас. Не время. Я слишком часто позволял тебе вольности, но сейчас терпеть не намерен.

Роджер отпустил мою руку и, опустившись в кресло, произнес:

— Заходи. Я же вижу, что тебе не терпится начать.

— Мож-ж-жно убить ее быстро, пока она ничего не поняла.

Я слегка вскрикнула, когда в лачуге появилась Сара. Ее лицо озаряла улыбка и преданность, стоило ей лишь взглянуть на Роджера. Королева сирен, подойдя к Охотнику вплотную, обхватила ладонями его руку выше локтя и прижалась всем телом. Не прошло и нескольких секунд, как она отшатнулась, издав короткий крик, и попыталась отдышаться. Роджер ничего не почувствовал, только скользнул жалостливым взглядом по Саре, после чего снова обратил внимание на меня.

— Я устал тебе повторять, что без этой дрянной девчонки ничего не получится. А ты, родная, — обратившись ко мне, Роджер издал короткий смешок, — в следующий раз спрячь кинжал в другое место. Мало ли, еще покалечишь себя.

Кинжал Возмездия. Оружие, сделанное из крови титанов и богов. Кинжал мог убить любое магическое существо, оставляя после него лишь телесную оболочку. Душа отправлялась в междомирье, которое служило ей временным пристанищем до следующего перерождения. Все воспоминания стирались, что являлось для чудовищ истинным наказанием. Каждый стремился запомнить хотя бы жалкие крупицы моментов из прошлой жизни. Многие пытались заключить сделку со Смертью, но каждый раз все заканчивалось печально — Правитель подземного царства отдавал душу Миктлантекутли — владыке подземного мира мертвых в облике скелета, человека с черепом вместо головы или черепа на множестве ног. Его облик зависел от того, каким его захочет видеть Смерть. Миктлантекутли являлись преемниками Правителя подземного царства, каждому из которых вверяли свою территорию. Полученные души они использовали для укрепления границ, создавая из них живой щит.

‌‌ ‌‌ ‌‌‌‌Ярость, поднимающаяся из самой глубины души, затопила мое тело, не позволяя нормально вздохнуть.

Сара стояла около Роджера, будто ждала разрешения приблизиться к нему, прикоснуться, однако Охотник молчал. Сложив руки на груди, он опустил взгляд на мой пояс, за которым был спрятан кинжал. Сердце пропустило удар, когда за его взглядом проследила Сара и, довольно улыбнувшись, сладко произнесла:

— Умная девочка. Я знала, что ты не подведешь.

Роджер взмахом руки приказал Саре принести ему кинжал, дарованный мне сестрой. Не успела я моргнуть и глазом, как пояс, державшийся на моих бедрах, с треском разорвался, и руки Королевы сирен вырвали кинжал с неимоверной скоростью, на которую была способна лишь она.

— Не двигайся, если не хочешь, чтобы было больно.

Сара протянула Роджеру кинжал, держа его на ладонях, словно некое подношение. Стараясь сдержать ухмылку, я потупила взгляд и наигранно начала заламывать пальцы, прошептав дрожащим голосом:

— Что… что происходит? Я не понимаю…

Охотник схватил и сжал кинжал в руке с такой силой, что побелели костяшки пальцев. Во взгляде читалось сомнение.

Сара снова приблизилась ко мне и провела острыми когтями по щеке, оставив на ней четыре кривые кровавые борозды. Но стоило мне дернуться, как одна ее рука схватила меня за запястье, а другая — за горло, не позволяя вздохнуть.

— То воспоминание, которое я показала тебе недавно, было не совсем… правдивым, — улыбка, дрогнувшая на ее губах, вызывала лишь страх и неприязнь. — Тот крик, который ты слыш-ш-шала, принадлежал не мне.

Я ошарашенно посмотрела на Королеву сирен, которая, наслаждаясь моей растерянностью, сильнее сжала пальцы, лишая воздуха и заставив привстать на носочки.

— Я убила Персефону. Понимаеш-ш-шь, Роджер сказал, что мы не сможем быть вместе, пока она жива, что лиш-ш-шь сирены, порожденные Богиней и принявшие ее власть, могут освободить его от проклятия. Находясь в человеческом обличии, я могла с ним разговаривать, быть с ним, но истинное его тепло и любовь мне познать было не дано. Лиш-ш-шь пролив кровь Богини и забрав ее корону, я стала той, кем являюсь сейчас. Но мы ошиблись… Это не помогло.

Оттолкнув меня, Сара начала расхаживать из угла в угол, предаваясь болезненным воспоминаниям, когда же я рухнула на колени, пытаясь отдышаться и следя за каждым ее жестом.

— Я стала Королевой сирен, во мне накопилось столько ненависти и власти, но этого было мало. Кажд-ж-жый раз, когда я прикасалась к Роджеру, все мое тело пронзал ток, схожий с сотнями игл, вогнанных под кожу. Я терпела, терпела столько, сколько могла, но и мои силы не безграничны, пока в один прекрасный момент я не узнала, что на земле одна из сирен, влюбивш-ш-шись в смертного, родила девочку. Дитя, рожденное от морской пены и песка, простирающегося по земной глади. Лиш-ш-шь твоя кровь может заглушить мою боль или же стереть ее совсем, тебе лишь нужно сделать добровольную жертву, — ее глаза светились таким фанатизмом, будто она сама верила в то, что говорит. — Долж-ж-жно быть, ты уже видела одну из колонн, на которой изображена умирающая в муках Персефона. Ее секрет знают лишь двое: она и я. Лишь девушка, рожденная из пены и песка, способна освободить от боли.

Королева сирен жадно облизывала губы, предвкушая вкус моей крови и объятия Роджера, которые впредь не будут доставлять ей боль, граничащую со смертными муками.

— Роджер рассказал мне о тебе. Поначалу я думала, что у него на тебя планы, поскольку он слишком был одерж-ж-жим идеей найти тебя. Но я знаю, знаю, что он любит только меня! — ее голос перешел на крик, от которого Роджер будто вышел из какого-то оцепенения и внимательно взглянул то на меня, то на Сару, не выпуская из рук кинжал.

Стараясь унять дрожь в руках, я сжала ладони в кулак, пытаясь ничем себя не выдать — слишком близок был мой триумф!

— Сара, успокойся.

— Нет! Твой Уильям, господи, как же он был наивен, полагая, что здесь, на этом острове, смож-ж-жет вернуть твою любовь и доверие, ведь этот бред я ему и напела! — Сирена разразилась истеричным смехом, от чего мне стало не по себе. Королева сирен сходила с ума от любви к человеку, который ловко манипулировал ею. — Я дала Уильяму все: богатство, статус, престиж, корабль, но он из раза в раз твердил, что готов все вернуть обратно, лиш-ш-ш-ь бы быть рядом с тобой. Его наивность и твои позабытые чувства к нему сыграют нам на руку.

Не в силах себя сдерживать, я подняла глаза на Сару и усмехнулась ей прямо в лицо.

— Ты… ты его не любиш-ш-шь! — в глазах Сары вспыхнул гнев, лицо исказила гримаса ненависти, но не успела она сделать и шаг ко мне, как ее грудь пронзил кинжал. Испуганно опустив взгляд вниз, Королева сирен издала смешок, будто не верила, что это происходит наяву. Темная кровь, вытекающая из раны, разливалась по полу, превращаясь в пену.

Душераздирающий крик заставил меня закрыть уши ладонями и зажмуриться, в надежде, что все это скоро закончится. Каждый раз, когда умирала одна из сирен, ее сестры ощущали схожую боль. Вжавшись в стену спиной и не в силах остановить вихрь болезненных ощущений, я начала раскачиваться из стороны в сторону, пытаясь унять жжение в теле, пока теплая ладонь не коснулась моего плеча. Подняв взгляд, полный слез, я увидела Роджера. Кинжал лежал у него в руке, покрытый темной кровью. Выглянув ему за спину, я увидела, что на месте, где стояла Королева сирен, лежала диадема в шипящей морской пене. Она напоминала лавровый венок, сделанный из морских звезд, плотно спаянных между собой и обрамленных сверху позолотой, от чего вид становился устрашающе красивым. Часть тел морских существ были соединены между собой узорчатыми линиями, украшенные сверху мелкими ракушками.

Казалось, с каждым мгновением диадема меркла и теряла свой блеск, потому что была неразрывно связана с жизненной силой хозяйки Послышалось шипение и свист, будто из украшения выкачали воздух, и диадема окончательно померкла, превратившись в обычную побрякушку.

И будет она таковой, пока не признает новую Королеву.

Кинжал с гулким звонким звуком упал на пол.

Любовь и слепая вера погубили Сару: она погибла от рук возлюбленного, ради которого была готова на все.

Охотник прижал меня к себе так крепко, что я не могла вздохнуть полной грудью. Одна рука властно и в тот же момент нежно покоилась на моей талии, поглаживая большим пальцем оголенный участок тела, другая осторожно водила по волосам.

Уткнувшись носом в мою шею, Роджер тихо произнес:

— Ты дома, родная. Ты в безопасности, моя Королева.


Часть 2. Глава 20. На что ты согласишься, чтобы спасти невинную душу?

РОДЖЕР

Запахнув рваные края пальто, я медленно продвигался вдоль улицы, стараясь не попасться на глаза пьяным прохожим, слоняющимся туда-сюда без дела. Погода стояла мерзкая: сумерки сгущались, сильный ветер хлестал по лицу, а мелкие капли дождя скользили за шиворот.

Льоров, один из городов, располагающийся на Парифиде, являлся моей родиной. В осеннее время года он представляет собой одно сплошное серое пятно, которое разрасталось из-за бесконечных дождей. Земля, смешанная с водой, превращалась в грязь и норовила забрать себе каждого, кто торопился или на свидание, или за покупками на рынок. Наш город не был богат и не вызывал интереса других континентов, поскольку ничего полезного и нужного здесь не водилось. Деревья напоминали обрубки, едва доходившие пару метров в длину. Извилистые дороги, покрытые грязью, е позволяли лошадям даже проехать и пару миль, поэтому в большинстве случаев люди старались передвигаться пешком. Стены домов, окрашенные в серую краску, во время дождя которых стекала вода, обрамляли проулки в подобный цвет. Деревянные крыши не справлялись с вечной затхлостью и сыростью, отчего их постоянно латали. Правитель, стоявший во главе континента, представлял собой мужчину сорока семи лет, волосы которого были тронуты сединой. Узкий разрез глаз, темно-коричневый оттенок был подобен земле после дождя. Поджатые губы, вздернутый нос и бесчисленное количество морщин. Эмоции Правителя никогда нельзя было прочесть по его лицу, оно было словно создано из мрамора. Неделю назад он подал в отставку и начал лично отбирать преемника, пока же люди в панике думали, какая судьба им будет уготована с новым Правителем. В нашем городе ненавидели чудовищ, но открыто против них не выступали, боясь, что Правители других континентов ополчатся и пойдут на нас с войной. Для истребления нечисти с родной земли появились мы.

Охотники.

Вжав голову в плечи, я, расталкивая локтями редко проходящих мимо людей, старался унять дрожь. Мое тело лихорадило, но я пытался успокоить себя тем, что дрожь вызвана плохой погодой

Сжимая в ладони амулет, я чувствовал себя увереннее, будто от этого зависела жизнь.

Зависела.

Только не моя.

Резко завернув за угол, где скрывалась узкая улочка, вдоль которой находились лишь пару дверей, покрытых сухой грязью, я кинул короткий взгляд за спину, желая убедиться, что за мной нет слежки. Оказавшись напротив одной из дверей, я постучал три раза, ожидая ответа. Поначалу все было тихо, лишь спустя несколько мгновений дверь со скрипом отворилась, в нос ударил запах перегара и дорогих сигар.

Мужчина, стоявший напротив меня, выглянул, проверяя, нет ли хвоста, и, отойдя в сторону, пропустил меня внутрь, стараясь как можно тише прикрыть за собой дверь.

Помещение представляло собой квартиру, состоящую из двух комнат: первая была похожа на огромный склеп, внутри которого собрались представители всех пороков. Мужчины, выпивая дешевый алкоголь, делали ставки, бросая жадные взгляды на поставленные деньги. Голые девушки, лица которых покрывал толстый слой макияжа, напоминали гарпий: длинные волосы серебристого цвета прикрывали грудь, оголенная спина была покрыта двумя безобразными шрамами, напоминающими выдранные крылья, длиннющие загнутые книзу когти готовы были в любой момент вспороть брюхо любому пьянице, который захочет взять силой девушку или кинет на нее неодобрительный взгляд. Несмотря на свое уродство, они молниеносно передвигались от одного игрока к другому, предлагая напитки. Самые смелые и изголодавшиеся по ласкам предлагали девушкам уединение, и, если удача была в этот день на их стороне, мужчины спустя время возвращались, не скрывая довольной улыбки. Зачастую они не возвращались вовсе. Никто никогда не пытался узнать, что с ними случилось, поскольку боялись повторить их судьбу.

Каждый, кто входил в двери этого помещения, давал согласие на любые действия и манипуляции, направленные в его сторону. Людьми, жалкими созданиями, в этой комнате, двигало лишь желание легкой наживы и доступного уединения.

Сжав амулет в руке, я подошел к охраннику, который стоял, словно сторожевой пес, около второй двери, закрытой плотной тканью черного цвета:

— Он у себя?

Взгляд охранника лениво скользнул по мне, остановившись на зажатой ладони, после чего послышался вопрос:

— Принес?

Я коротко кивнул и в это же мгновение ткань, отделяющая комнаты, резко вздернулась в сторону, и я юркнул внутрь.

Комната представляла собой небольшой кабинет, уставленный головами и частями тел различных чудовищ, преимущественно женского пода. Клыки, хвосты, крылья, глаза — всевозможные части чудовищ томились в спиртовых растворах внутри специальных сосудов на полках. Все ячейки были забиты до отказа, но лишь одна банка, на отдельном стеллаже оказалась пуста.

Об этой комнате знали немногие, так как профессия Охотника за органами и частями тел чудовищ в нашем городе не была столь популярна. К нам обращались в редких случаях через посредников, которые находили нас и молча протягивали конверт с заданием и деньгами. Лица заказчиком были скрыты под капюшонами. Охотников специально обучали в закрытой Академии на территории Людмирии, соседнего континента, на котором жили люди, презирающие и истребляющие чудовищ. В Людмирии, если верить слухам, жил шаман, в услужении которого был Аями — дух — предок. Он являлся шаману во сне в виде женщины, а также волка, тигра и других животных, и вселялся в него во время молений. Именно Аями и показывал служителю, кто должен стать следующим Охотником, очищающим земли от нечисти. Люди, почитая шамана, откупались от него дарами и не трогали, когда тот же в свою очередь помогал им, излечивая от болезней и недугов.

Правители на наши земли избирались по принципу: у кого толще кошелек и больше связей, тот и у власти. В их задачи входило развитие промышленности, экономики, политических связей с другими континентами и странами. Но приоритетной задачей являлась охота на существ, которые с недавних пор начали заполонять наши земли. Правительство боялось потерять связь с другими континентами и странами, благодаря которым они получали достаточное количество золота, чтобы содержать город. Спустя несколько недель после нападения сирены на коллекционера частей тела чудовищ, Правительство издало «Свод правил Охотника», в котором указывались основные положения. Поскольку сами правила имели расплывчатую формулировку, каждый Охотник устанавливал собственные и придерживался им. У каждого были свои методы выслеживания и умерщвления чудовищ, и, зачастую, отмечая очередную победу, Охотники охотно делились той информацией, о которой никто не знал. Мы чувствовали свое превосходство над людьми. Они не знали о нас, но догадывались, поскольку чудовищ в Льорове становилось с каждым годом все меньше и меньше.

Люди не чувствовали опасность, никто не помышлял охотиться на существ, пока не произошла одна ситуация. Ходили слухи, что нечисть начала проявлять себя после того, как один из смертных взял в жены Ламию — демоническое существо со змеиным хвостом вместо ног. Эти твари способны были принимать облик обычной женщины, заманивая мужчин в свои сети. Жители городка не раз просили парня бросить жену и найти другую, ту, которая не будет злобно шипеть и скрывать ноги под длинной юбкой, шлейф которой достигал несколько метров. Однако тот никого не слушал, с каждым днем замыкался в себе все больше и вскоре вместе с женой переселился в лес.

Через несколько недель двое крепких мужчин отправились за продовольствием и наткнулись на объеденный труп того бедного паренька. Они не могли знать, что это он сразу, потому что голова лежала в кустах. Ламия, сидевшая рядом с мертвецом, демонстративно обсасывала ребро, не обращая внимания на собравшихся свидетелей кровавой бойни. Истерзанное тело молодого человека было почти полностью съедено, лишь местами кости были покрыты плотью. Голова, отрезанная от тела, лежала чуть поодаль в кустах. Тут путники и узнали в жертве того самого глупого паренька. Выражение лица умершего было полно блаженства и спокойствия, похоже, он и не догадывался о своей страшной судьбе. Крик, поднявшийся в лесу, приманил на поляну почти добрую половину деревни. Охотники, скрываемые под личностью простых обывателей, воткнули серебряный кол в хвост Ламии, обездвижив ее. Чудовище злобно шипело и пыталось дотянуться ядовитыми зубами до плоти обидчиков, но ее ослабленное тело не могло сопротивляться боли, доставляемой колом. На этой же поляне и состоялась казнь Ламии путем обезглавливания и сожжения на костре.

К тому времени Правительство издало официальный приказ о запрете намеренного причинения вреда чудовищам. Но люди требовали их крови, поэтому появились мы, охотники. Люди знали про нас, но свою личность мы не разглашали. Для всех мы были обычными парнями, соседями, возлюбленными.

Мои мысли прервал тихий кашель, который раздался из темного угла комнаты. Мужчина вышел на свет и остановился в нескольких сантиметрах от меня, приветливо улыбаясь, однако от него веяло опасностью и лицемерием. Л

Лумьер Ламиянс.

Коллекционер, обладающий странной пугающей внешностью и имеющий огромную власть в своих руках. Острый нос с горбинкой, тонкие губы, скрывающие рот без двух передних зубов, один глаз сине-черного цвета, точно небо перед грозой, второй — полностью белый, лицо, покрытое шрамами и порезами, которые не заживали годами, — каждая отдельная черта была малоприятна, однако в своей совокупности эти уродства завораживали и притягивали.

— Принес то, о чем я просил?

Я кивнул, протянул руку, сжимающую амулет, и раскрыл ладонь, ожидая реакции. Коллекционер, втянув воздух через нос, блаженно прикрыл глаза, протянув скрюченные пальцы и обхватив амулет.

— Она долго мучилась? — резко открыв глаза, Лумьер посмотрел на меня безумным взглядом фанатика, от которого стало не по себе.

— Да, настолько, что она молила меня, чтобы я быстрее закончил с этим.

Лумьер кивнул, его глаза горели огнем, он впитывал мои слова, насыщая свою черную душу новыми эмоциями, не доступными для понимания обычного смертного.

Мананангал. Моей 65 жертвой была Мананангал.

Красивая женщина днем, которая с наступлением ночи превращалась в злобного, пьющего кровь монстра. Я нашел ее в пальмовых листьях, когда она натирала тело специальным маслом, скрывающим ее истинный запах. Амулет висел у нее на поясе.

Стараясь не дышать, я наблюдал за всем происходящим, крепко сжимая в руке кинжал, предназначенный для убийства подобных тварей. Спустя несколько минут раздался женский крик, сменившийся стоном. Спина монстра выгнулась дугой: распоров кожу, из лопаток прорвались крылья, похожие на крылья летучей мыши. Тело разделилось пополам в области талии: низ, начиная от пупка, оставался человеческим, когда же верхняя половина превратилась в густой туман, медленно парящий над землей.

Стоит застать Мананангал в таком виде и обмазать кинжал тем же маслом, которым она натирает свое тело каждый раз, начиная охоту, и она уже никуда не сможет убежать.

Я соврал Лумьеру. Я не пытал ее. Увидев в ее глазах страх и панику, я не мог поступить иначе, как прикончить ее на месте, даруя свободу.

Тем временем Лумьер достал из ящика в своем столе маленький стеклянный пузырек, жидкость в котором плескалась, словно во время шторма, принимая оттенки от кровавого до черного. Протянув его мне, коллекционер горестно вздохнул и посмотрел на меня с жалостью, в которой я не нуждался Выхватив пузырек резче, чем следовало, я спрятал его в карман пальто.

— Сколько уже у тебя?

— 65.

— 65… — протянул Лумьер, будто пробуя слова на вкус. — Значит, еще одна, и ты свободен от обязательств?

Я коротко кивнул, стараясь унять радость, которая на миг зародилась в душе. Еще одна женщина, одна ненужная жертва, еще одна кровь, которая не сотрется с моих рук.

Скоро все будет кончено.

Лумьер, казалось, потерял ко мне всякий интерес, направившись к своему креслу и усевшись в него. Затем послышался его голос, тихий, словно уносимый ветром:

— Говорят, в нашем городе решила испытать судьбу сирена. Не знаю, правда это или нет, но ты должен проверить, — взгляд его переместился на колбу, которая стояла на отдельном стеллаже.

Так вот для какого чудовища она была предназначена…

— Справишься, и можешь считать, что наш контракт обнулен.

— Что я должен принести?

— Ох, всего лишь самую малость. Пару капель крови, отданные добровольно, — улыбка, отразившаяся на безобразном лице коллекционера, напоминала звериный оскал. — Знаешь ли ты, мой мальчик, о чем гласят легенды?

Я лишь кивнул, собирая воедино обрывочные воспоминания.

Сирены очаровывают и манят моряков, изголодавшихся по женскому телу, своими мелодиями. Они выглядят как прекрасные девы, способные свести с ума каждого, кто единожды взглянет на них и услышит их голос, обещающий все, что только захочет душа. Но на самом деле это не так. У них за спиной есть крылья, а на руках — когти, потому что любовь летит и ранит, показывая, насколько каждый беспомощен и уязвим перед ней.

Сирены населяют волны, которые были прародителями этих чудовищ. Но со временем наскучила девам жизнь морская, и решили они обратиться в существ человеческих в надежде испытать истинную любовь. Однако не суждено быть воде и земле вместе, поскольку одна стихия по итогу поглотит другую оставляя лишь воспоминания, пронзающие мысли и тело болью, схожую со смертью.

Одна лишь капля крови сирены способна вызвать в смертном изменения, необходимые для новой жизни. Отданная добровольна, она дарует бессмертие, покуда жива сирена, безопасность от любых угроз, открывает пути, скрытые от глаз земных. Кровь, благословлённая сиреной. Кровь, обращающая тело и душу смертного в вечность.

Эту легенду мне каждую ночь рассказывала мать, которая погибла при странных обстоятельствах: каждое лето она на самодельной лодке, которая осталась от отца, выбиралась за границы нашего скудного городка и направлялась в соседнее имение за провизией. В день, когда она должна была вернуться обратно, мы с братом, взявшись за руки и напивая веселую песню, бежали со всех ног к пристани, предвкушая радость встречи. Но в тот день этой встрече не суждено было состояться.

Как только мы оказались рядом с портовыми лодками, то увидели толпу, окружавшую деревянное сооружение, плавно скользящее по воде. Сердце ёкнуло, и, стараясь не подавать вида, я побежал, что было силы. Отталкивая людей локтями и продвигаясь вперед, я застал ужасную картину: мать лежала в лодке, глаза ее были широко распахнуты, а рот открыт в безмолвном крике, сине-черное тело почти ссохлось, будто из него выкачали всю кровь.

С этого момента на мне лежала ответственность за жизнь и благополучие младшего брата, который, к радости, в силу своего возраста не понял, что произошло. Лишь изредка он мог спросить, где мать, отчего мое сердце болезненно сжималось, но не получая ответов на свои вопросы, брат лишь молча кивал, давая понять, что ничего другого и не ждал.

Мыслями вернувшись в комнату, посреди которой стоял Лумьер, я хрипло произнес:

— Как я могу ее найти? В городе столько женщин, невозможно среди них отыскать сирену.

— Возможно, если знаешь, что именно нужно искать. Ищи ту, от которой у тебя вскипит кровь. Ту, чью душу и мотивы ты поймешь. Лишь она сможет тебе отдать кровь, почувствовав то же, что и ты, связав ваши души воедино. Но, Роджер, — взгляд коллекционера был предостерегающим, — не ведись на ее речи и доброту. При любом удобном случае она всадит тебе кинжал в спину и разорвет плоть на мелкие кусочки. Или хуже того — сделает тебя своим рабом, безвольной марионеткой, готовой на все.

— Я не настолько глуп, чтобы так оступиться, Лумьер, — мне трудно даже было представить более противоестественный союз, чем чудовище и человек. — Это все, или есть еще какие-то наставления?

Взгляд мужчины скользнул по карману пальто, в котором лежал флакон с шипящей жидкостью. На лице коллекционера выступило искреннее сожаление, и, посмотрев на меня исподлобья, он тихо произнес:

— Мне правда очень жаль, Роджер.

Стараясь скрыть дрожь в теле, я еле заметно сжал кулаки и глубоко вдохнул, стараясь избегать взгляда Лумьера, все чаще поглядывая на плотную ткань, отделяющую комнаты. После нескольких минут молчания я понял, что бессмысленно находиться здесь и тратить попусту свое время, и, слегка склонив голову в знак почтения, развернулся и вышел из комнаты. В склепе по-прежнему царила атмосфера веселья, пьянства, азарта и похоти, поэтому я, посильнее запахнув края пальто, вырвался на улицу, хлопнув дверью.

Вдохнув свежий воздух, я поднял голову наверх и посмотрел на луну: белоснежное свечение, которое исходило от нее, внушало страх и угрозу. Густые облака, проплывающие мимо, временами прикрывали ее, позволяя путнику обрести покой. Было уже глубоко за полночь. Устало выдохнув, я еще раз проверил содержимое кармана и побежал домой изо всех сил, которые еще остались в моем теле, отгоняя мысли о неизбежном.

Переступив порог дома, я первым делом зажал нос: запах разлагающейся плоти, смешанный с перегаром и табачным дымом, навсегда въелся в стены.

— Рид, ты дома?

Хриплый смех, который сменился лающим кашлем, послышался за стеной и я, успокоившись, направился в соседнюю комнату.

Брат, лежавший на кровати, лишь напоминал человека: тело обрело сероватый оттенок, нос будто ввалился в череп, широко распахнутые глаза блуждали по потолку и стенам, словно пытались что-то найти. Тонкие руки и ноги подрагивали, будто их дергали за невидимые нити, кожа обтягивала впалый живот и ребра, готовая вот-вот порваться.

Внезапно взгляд потухших пепельных глаз остановился на моем лице, губы сложились в подобие улыбки.

— Ты… ты пришел.

Я молча кивнул и быстрым шагом пересек комнату, усевшись на полу рядом с кроватью и поджав ноги под себя.

Рид. Живой труп. Это все, что осталось от моего младшего брата.

Я не догадывался, что в тот день, когда я решил втайне прийти к причалу, где обнаружил мертвую мать, брат проследил за мной. Рид, не знающий об опасности в этих местах, громко позвал меня, стоя на возвышенности. Резкий отклик выдал его присутствие Ырке, помог чудовищу отыскать и насладиться частью юношеской плоти и крови. Чудовищу выжить не удалось, а вот моему брату, надеюсь, повезет больше.

Лекарство, которым много лет снабжал меня Лумьер, позволяло временно блокировать распространение яда и обращение, но этого оказалось недостаточно, чтобы исцелить Рида полностью. Коллекционер упивался своей властью надо мной, дозируя лекарство, держа меня на коротком поводке. Но радовало лишь одно: согласно заключенному контракту, 66 жертв, ненужных и бесполезных смертей, смогут покрыть долг и дать возможность получить мне полный объем противоядия. Поэтому я не позволю какой-то сирене все испортить.

Достав из кармана флакон, я одним движением большого пальца откинул крышку и влил лекарство в рот брата. Тот закашлялся, но проглотил жидкость полностью, облегченно прикрыв глаза и вжавшись своим худым телом в подушки. Спустя несколько мгновений его лицо покрыл румянец, рот изогнулся в слабой улыбке, глаза прояснились: зрачки, раньше покрытые белесой пеленой, приобрели цвет. Его холодная рука нащупала мои пальцы и сжала настолько, насколько хватало сил:

— Другой бы на твоем месте давно бы отдал мое тело на растерзание Аюсталу, — в уголках глаз Рида сверкнули слезы, которые он не стал смахивать. — Спасибо, брат, что все еще борешься за мое жалкое существование.

Аюстал представлял собой подобие черта, который приносит вред людям и животным. Стоит ему вселиться в человека, как тот заболевал, а иногда и умирал в страшных муках. В случае в Ридом такая встреча только усугубила бы ситуацию, заставив Аюстала впасть в безумие от яда Ырки.

— Тебе нужно немного поспать, — сжав его руку в ответ и подождав несколько мгновений, я осторожно высвободит ладонь и накрыл брата одеялом. — Скоро все изменится. Ты будешь жить. Обещаю.

— Брат.

— Да?

— Обещай, что если я умру, то ты заберешь мой арбалет. Я давно приметил, как ты пускаешь на него слюни.

— Еще одно слово, и этот арбалет выстрелит в тебя, чтобы не было повадно нести чушь.

Не успел я встать, как услышал легкое сопение. Прикрыв глаза, Рид задремал. Мое сердце разбивалось на тысячи осколков каждый раз, когда мне необходимо было уходить от него в поисках новых жертв для коллекции Лумьера. Быстро приняв ванну, я лег на кровать в соседней комнате, чтобы поспать хотя бы пару часов перед рассветом, предвещающим начало нового дня.

Сон долго не шел, но, в конечном итоге, мне удалось провалиться в очередной кошмар, в котором я охочусь на последнего чудовище. Грим пытался вцепиться мне в горло и, разодрав грудь, добраться до сердца. Губы, изогнутые в ужасающей улыбке, тянулись к моим, пытаясь запечатлеть поцелуй смерти, на который были способны все неземные твари. Гримы превращались в огромных собак с угольно-черной шерстью и светящимися в темноте глазами. Подскочив на кровати, я потер кулаками глаза, пытаясь прогнать остатки зловещего сна. Я запрокинул голову назад и устало выдохнул, думая, насколько меня еще хватит.


Часть 2. Глава 21. Принимай уготованную тебе судьбу с гордостью и без сожаления.

РОДЖЕР

Прошло две недели после нашей встречи с Лумьером. Приступов у Рида больше не было, но судя по тому, как вновь осунулось его лицо и начали проступать кости, действие лекарства заканчивалось.

Осторожно выйдя на улицу и тихо прикрыв дверь, чтобы не потревожить и без того беспокойный сон брата, я направился в сторону аптечной лавки, которая располагалась в самом центре города. Мелкий дождь, заставший с утра, испортил и без того поганое настроение. Здание, в котором находилась аптека, напоминало покосившийся сарай. Ветер завывал на все лады, но, несмотря на это, комнатушка, заполненная лекарствами, мазями и различными снадобьями, всегда была теплой благодаря камину, располагавшемуся в углу комнаты, внутри которого уютно потрескивали поленья.

Зайдя внутрь, я замахал головой из стороны в сторону, стряхивая с волос капли дождя, который зарядил с самого утра, заставляя многих остаться дома и наслаждаться теплом. Хоть аптека и занимала крошечное помещение, но вся обстановка была пропитана уютом и теплом, заставляя меня снова почувствовать себя ребенком. Пара шкафов, до отказа набитые книгами о медицине и всевозможных заболеваниях, которые зачастую встречались в наших краях из-за дождливого климата; широкий деревянный стол, на которым приютились склянки с различными мазями и сиропами, в углу, покрытый легким слоем пыли, стоял стеллаж, на верху которого бурлила какая-то вязкая жидкость. Удивленно выгнув бровь, я подошел поближе, поскольку, когда я посещал аптеку в последний раз, мистер Хиндж, местный доктор, ничем подобным не хвастался.

Внезапно чья-то крепкая ладонь коснулась моего плеча, и я, невольно вздрогнув, резко повернулся. Мистер Хиндж улыбнулся, явно довольным произведенным эффектом.

Едва доходя мне до плеча, он, несмотря на почтенный возраст, был достаточно крепко сложен и обладал отменным здоровьем, что позволяло ему приходить на работу даже в столь мерзкую погоду.

— Мальчик мой, ты зашел навестить старика или как всегда по делу? — хоть лицо аптекаря излучало улыбку, в глазах таилась печаль, от которой мое сердце невольно сжалось. Похлопав старика по руке, я осторожно убрал ее со своего плеча и развернулся.

— Ах Вы, старый лис, — не сдержав улыбки, я продолжил: — Я соскучился. Сегодня помощь нужна?

Я часто заглядывал в аптеку к мистеру Хинджу: то тяжелый шкаф передвинуть, то забрать с причала ингредиент для отвара, который привез знакомый купец, но в основном я помогал с доставкой лекарств. Каждый раз, когда аптекарь заводил разговоры об оплате, я лишь цокал языком и скрещивал руки на груди. После нескольких неудачных попыток он перестал поднимать эту тему, избавив меня от лишних объяснений.

— Мне нужно передать моей помощнице лекарство для миссис Брейк, — сказав это, он заговорил уже нормальным голосом, стараясь сдерживать нахлынувшие эмоции, которые были ему присущи от рождения. — Ох, бедняжка, угораздило же ее простудиться! Старушка решила порадовать себя и купила платье в местном магазине, а возвращаться решила домой пешком! Вернулась вся мокрая до нитки, словно дворовая кошка!

Удивленно выгнув бровь и слегка наклонив голову, я внимательно посмотрел на аптекаря, заставив его стушеваться и прекратить словесный поток. Сколько я себя помню, женщины редко заходили в аптеку, боясь, что мистер Хиндж заговорит их до смерти и доведет до головной боли рассказами про новые болезни и вирусы. Поэтому каждый раз, когда требовалась его помощь, больные отправляли посыльных или прислуг, чтобы те взяли весь удар на себя. О том, чтобы здесь работала еще одна живая душа, не могло идти и речи. Разве только что…

Но как-то слишком ладно все происходит…

— Мистер Хиндж, а как выглядит ваша новая помощница? Кто она? Давно работает с Вами?

Казалось, такое количество вопросов подвергло аптекаря в шок, поскольку он привык сам задавать вопросы, а не слышать их в ответ. Махнув рукой и развернувшись лицом к шкафу с книгами, он еле заметно пожал плечами:

— Да кто ж ее знает. Пришла несколько дней назад по утру и говорит, мол, помогать хочу людям, лечить. Средства знаю заморские, чтобы болезнь погубить.

— Заморские?

Мистер Хиндж, стоя ко мне спиной, активно закивал, проводя кончиками пальцев по корешкам книг в поисках нужной. Вероятнее всего, он искал перечень ингредиентов, необходимых для приготовления отвара из коры дуба, чтобы смягчить кашель миссис Брейк.

— Мистер Хиндж, а не подскажете, во что она была одета?

Мужчина хмыкнул.

— К чему тебе такие подробности? Сейчас сам пойдешь и все увидишь, — натянув лукавую улыбку, аптекарь подошел к столу и, порывшись среди бесконечного количества баночек и колбочек одинакового цвета и размера, наконец-то с победоносным видом достал маленький красный флакон, внутри которого плескалась темная жидкость.

— Жениться хочу — сил нет. Говорят, ваша новенькая помощница просто прелесть, — состроив мечтательное выражение лица, я закусил нижнюю губу, издав громкий стон.

class="book">Мистер Хиндж быстрыми шажками приблизился ко мне и на что хватило сил ударил под дых, отчего я согнулся пополам. Обхватив живот руками, я не смог сдержать смеха. Аптекарь пригрозил мне пальцем.

— Доиграешься, Роджер! Натравлю на тебя всех девушек города!

— Помилуйте! — распахнув глаза в наигранном испуге, я слегка попятился назад, выпрямившись после удара, — Мое сердце не выдержит такого удара! Одна только Крейс, дочь местного купца, вырвет мне его, услышав мой отказ, — обиженно надув губы, я встретился взглядом с аптекарем и быстро заморгал, пытаясь выдавить пару скупых слезинок.

Махнув в мою сторону свободной рукой, мистер Хиндж вытянул другую руку, в которой зажал необходимое лекарство.

Я широкими шагами подошел к аптекарю, аккуратно извлек из его пальцев флакон, стараясь не разлить жидкость.

— Вы просто душка, мистер Хиндж. Что бы я без Вас делал!

— Прекрати паясничать, Роджер! Натравлю, женю, образумлю! — аптекарь едва сдерживал улыбку, махая кулаком перед моим носом. — Помнишь дорогу к дому миссис Брейк?

Не стоило напоминать, где живет миссис Брейк, поскольку после смерти матери мы с братом были частыми гостями в ее доме. Усмехнувшись краем губ, я положил флакон с лекарством в карман и побежал со всех ног в сторону дома, надеясь застать в нем сирену.

Остановившись около деревянной входной двери, я не торопился стучать. Опершись ладонью правой руки об дверь, я начал другой очищать запачканное пальто от грязи. Пригладив пальцами влажные волосы, я громко постучал. Поначалу было тихо, но как только я занес кулак для того, чтобы постучать снова, дверь открылась.

На пороге стояла худая девушка, золотисто-рыжие растрепанные волосы которой обрамляли бледное лицо и доходили до пояса. Миндалевидные зеленые глаза цвета первой весенней травы смотрели на меня изучающе, будто пытались проникнуть в самые темные уголки моей заблудшей души, прямой нос, казалось, слегка сморщился при виде меня, выдавая ее недовольство и некое презрение. Пухлые губы были покрыты тонкой корочкой крови, будто несколько минут назад она их кусала. На плечи девушка накинула шелковый платок изумрудно-черного цвета.

Прокашлявшись, чтобы привлечь мое внимание, девушка вскинула бровь и спросила:

— По какому вопросу?

Я хотел проскользнуть в проем. Однако стоило мне сделать шаг вперед, как ее рука, словно змея, взвилась вверх и обхватила дверной косяк, преграждая мне путь.

— Кажется, я ясно выразилась, что хочу знать, для чего Вы пожаловали в этот дом.

Девушка едва ли могла доходить мне до плеча, но, несмотря на низкий рост, ее стать, осанка и взгляд заставили бы любого стушеваться. Поняв, что бесполезно спорить, я поднял руки вверх, признавая свое поражение, и язвительно произнес:

— Я к миссис Брейк по поводу ее лекарства. Мистер Хиндж передал мне его, не забыв упомянуть, что теперь у него в услужении прекрасная незнакомка, — стараясь сгладить ситуацию, я натянуто улыбнулся.

Казалось, на девушку мои слова не произвели должного эффекта, поскольку она не шелохнулась и лишь наклонила голову набок. Запустив руку в карман брюк, я достал красный флакон с лекарством и потряс им перед лицом незнакомки. Стоило мне сделать глубокий вдох для того, чтобы заговорить снова, как она медленно, словно кошка, отошла в сторону, приоткрыла дверь настолько, чтобы я мог протиснуться внутрь боком. Судя по выражению ее лица, она это прекрасно понимала и не собиралась отодвигаться еще хотя бы на пару сантиметров.

Раздраженно фыркнув, я быстрым шагом преодолел расстояние между крыльцом и коридором дома, нарочно задев девушку краем руки, от чего она слегка пошатнулась, но устояла на месте. Сняв с себя пальто, я повесил его на вешалку, прибитую к стене. Стоило мне сделать пару шагов в сторону комнаты миссис Брейк, как сзади меня послышался звонкий девчачий смех, заставивший меня обернуться.

Тонкая шея, обрамленная золотисто-рыжими локонами, острые ключицы, чувственный рот, открытый в издевательском смехе. Несмотря на все это пугающее зрелище, было в ней нечто притягивающее взгляд. Я прислонился плечом к дверному косяку и заметил, как девушка, не сводя с меня взгляда, подмигнула, обнажив ряд ровных острых, как бритва, зубов, после чего произнесла:

— Меня зовут Эмилия, Роджер. Какой же ты все-таки невоспитанный хам.

Игриво поведя бровями, пытаясь скрыть тем самым свое волнение, я нырнул в комнату миссис Брейк и только тогда почувствовал себя в относительной безопасности.

Старушка, лежавшая среди бесконечного количества подушек, казалось, вот-вот провалиться в бездну перьев и шелка. Однако стоило мутному взгляду старушки упасть в мою сторону, как лицо озарила неподдельная улыбка. Не сдержав эмоций, я подбежал к кровати и, усевшись почти на край, потянулся в сторону миссис Брейк и крепко обхватил ее теплую морщинистую руку.

— Я принес Вам лекарство, доктор не смог сам прийти, — я разжал ладонь, в которой все еще лежал флакон с темной жидкостью, — как Вы чувствуете себя?

Миссис Брейк похлопала ладонью по моей руке, не отводя взгляда. Улыбка, прочно закрепившаяся на ее лице, заставила меня слегка смутиться и, прокашлявшись, я протянул женщине лекарство. Та небрежно забрала флакон и спрятала его за подушку с такой скоростью, что, казалось, ей было лет шестнадцать, а не за шестьдесят. Снова встретившись со мной взглядом, она заговорщически кивнула, давая понять, что примет лекарство чуть позже.

— Ох, все прекрасно, мистер Хиндж зря нагнетает обстановку! Прислал мне молоденькую девчушку, чтобы проследить за выздоровлением, — понизив голос, она поманила меня к себе пальцем, — Хорошенькая, да? Я ей про тебя все уши прожужжала! — немного помолчав, женщина спросила, — Рид жив?

Такой, казалось бы, незамысловатый вопрос отозвался в груди тупой пульсирующей болью.

— Да, он жив. Пока.

Я почувствовал какое-то странное движение позади и, обернувшись, стал вглядываться в темный проем двери. Прислушавшись, я понял, что это девушка, которая открыла мне дверь, напевает странную жуткую мелодию. Это была точно она, потому что кроме нас троих в доме никого не было. Девичий голос становился громче и настойчивее, мое тело наполнила нега, мысли улетучились за пределы сознания. Я слышал ее шаги, я слышал ее мелодию, я слышал звонкий смех.

Кинув взгляд на миссис Брейк, я удивленно поднял брови, заметив, что она сладко посапывает. Даже во сне улыбка не сходила с ее лица, будто приросла к сморщенному лицу и стала неотделимой частью женщины.

Бесшумно встав с кровати и стараясь не выдавать себя, я медленно нагнулся и достал один из кинжалов, спрятанных в сапогах, доходивших мне до колен, в которых удобно было хранить оружие в случае нападения или защиты.

Сжав рукоять кинжала, я шел вдоль стены, приближаясь к дверному проходу и стараясь дышать как можно тише. Расстояние между мной и девушкой сокращалось, будто она намеренно шла навстречу. Внезапно шаги и мелодия оборвались. Сдвинув брови, я попытался понять, что задумала эта чертова сирена, но она, казалось, собиралась играть со мной в игру, правила которой я не знал.

Набрав в грудь побольше воздуха и стараясь унять бешеные удары сердца, я, выставив кинжал перед собой, скользнул в темноту длинного коридора, по обе стороны которого располагались несколько комнат и кухня.

Сирены нигде не было.

Смех за спиной заставил меня обернуться, и я, не успев среагировать, почувствовал, как что-то острое чиркнуло по моей груди, разрывая ткань рубашки и оставляя на ней кровавые отметины. Издав гортанный рык, я поискал глазами сирену, но почувствовал лишь легкое прикосновение ее волос. Она будто растаяла в темноте.

— Ну же, родная, выходи. Я хочу вновь увидеть твое прекрасное личико. Неужели лишишь меня такой возможности?

Кружась на месте, я пытался почувствовать ее присутствие, но не мог, будто ее никогда и не было в этом доме: не было ни запахов, ни звуков, ничего, за что я мог бы зацепиться.

— Брось кинжал, Роджер. Мы оба знаем, что таким образом ты меня не убьешь. Во мне нет ничего человеческого, земного, поэтому заколоть этой зубочисткой ты меня не сможешь, — шепот, прозвучавший около уха, заставил меня обернуться.

Развернувшись и замахнувшись рукой с кинжалом, я полоснул сирену по животу, заставив зашипеть от недовольства. Готовый к атаке, я встал в боевую стойку, хоть ширина коридора и не позволяла развернуться во всю мощь. К моему удивлению, сирена подняла на меня взгляд, полный злости и голода, от чего меня невольно передернуло. Ее глаза были залиты кровью, губы изогнулись в дьявольской усмешке, обнажив ряд зубов. Я размахнулся, ударил наискось кинжалом, рассекая воздух, однако сирена ловко уклонилась. Поддавшись всем телом вперед, девушка нанесла удар, острые когти, промелькнули в миллиметре от моего лица, заставив отпрыгнуть назад. Я чувствовал, что она боится меня, ожидает, что я первый нападу, открывшись для ответных ударов. Слабое шипение, которое исходило из ее рта, напоминало потухающий огонь.

Напряжение, повисшее между нами, раздражало и угнетало. Кровь пропитала рубашку, заставляя невольно вздрагивать от каждого дуновения или движения, доставляя дискомфорт и жжение. Никто не нападал, ожидая, что это сделает другой.

В комнате слабо застонала миссис Брейк, и я невольно повернулся в ее сторону. Сирена прыгнула и вцепилась мне в руку и начала рвать ее когтями, желая доставить мне тем самым неимоверную боль, а себе — удовольствие. Я невольно выронил кинжал.

— Какого дьявола?! — схватив сирену свободной рукой за волосы, я намотал золотые локоны на кулак и резко дернул на себя, заставив оторваться от моей разорванной в клочья руки. — Я думал, мы все решим полюбовно. Жаль, что так и не научился разбираться в девушках. Ох, прости, в чудовищах.

Она пыталась брыкаться, вырываться, но в силу роста не могла дотянуться до моей шеи в попытках придушить или расцарапать. Рука пульсировала болью. Взглянув на сирену, я заметил, что глаза ее стали того же зеленого оттенка, что и при первом мгновении встречи, на шее висел кулон в виде ракушки, обрамленный неровными срезами, разделяющий его от кожи тканью платья. Недолго думая, я швырнул ее лицом в стену, не отпуская волос, притягивая к себе вновь. Девушка, не ожидавшая такого, жадно хватала ртом воздух, испуганно распахнув глаза и краем глаза наблюдая за мной, гадая, повторю я подобное или нет. Встряхнув сирену, словно куклу, я издал гортанный рык, и, развернувшись, пошел в свободную комнату напротив комнаты миссис Брейк, волоча чудовище за собой.

— Ты совсем с ума сошел?! Отпусти, мне больно! — девушка пыталась разогнуть мои пальцы, чтобы освободить хотя бы часть волос и немного выпрямиться, но я крепче сжал кулак и ускорил шаг.

— Отпусти-и-и! Мне бо-о-ольно. Неприятно находится на месте своих жертв, не так ли? — я не смог скрыть сарказм и раздражение в голосе. Гнев, таившийся внутри меня, начинал искать выход, и я, наконец, войдя в комнату, швырнул сирену на кровать, ногой закрыв дверь и не выпуская девушку из виду. Та вжалась в стену и, пытаясь изобразить покорность и смирение, начала часто моргать. Я лишь закатил глаза.

— Неужели кто-то ведется на это?

Не успел я среагировать, как сирена бросилась на меня, проминая матрас кровати ногами. Последовал удар в милое личико, от которого она повалилась на пол и начала тихо поскуливать, прижимая ладони к лицу, из которой маленькими каплями начала сочиться кровь. Достав из второго сапога короткий нож, я подошел к девушке и, присев на корточки, краем острия приподнял ее лицо за подбородок, заставив взглянуть в глаза. Кровь растекалась из носа по губам и подбородку. В ее взгляде были не только страх и ненависть ко мне. Было что-то такое… будто она безмолвно осуждала меня.

— Что за концерт ты тут устроила?

— Решила проверить, действительно ли ты так хорош, как о тебе говорят, — оскал, тронувший ее окровавленные губы, вызвал во мне волну неприятных мурашек.

— Огласите результат проверки, — не сдержав издевательского смешка, я внимательно посмотрел сирене в глаза. Та опустила голову, нервно закусив нижнюю губу. Контраст ее поведения выбивал меня из колеи: то она бросалась на меня, словно дикая кошка, готовая разорвать на части, то стеснялась меня и при любой возможности пыталась отвести взгляд. Поняв, что это не сработало, она начала пальцами скользить по подолу платья, приподнимая его и оголяя кожу.

— Я, может, и изголодался по женскому телу, но не до такой же, Господи, степени.

Растерявшись, сирена ошарашено уставилась на меня, будто я сказал что-то несуразное, после чего прищурила глаза, возобновив свои попытки соблазнить.

— Я же сказал, нет. Или я настолько хорош, что ты не можешь остановиться?

Не дожидаясь ответа, я устало прикрыл глаза и, просидев так несколько секунд, встал в полный рост, скривившись от боли в изодранной руке, с которой медленно струилась кровь.

— Больно? — заботливо спросила сирена. Сейчас она казалось обычной девушкой, на долю которой выпало немало трудностей и козней судьбы. Похоже, ей было как минимум стыдно за свое поведение.

Что ж. Мы сдвинулись с мертвой точки.

— Повторения бы не хотел, — повернувшись к сирене спиной, я открыл шкаф, одиноко стоявший в комнате, которая некогда служила кабинетом покойного мужа миссис Брейк, скончавшегося от лихорадки шесть лет назад. Пытаясь найти спирт среди множества склянок и бутылок, я, наконец, обнаружил его в самом отдаленном углу в прозрачной емкости. Обхватив горловину ладонью, я достал ее и, вцепившись зубами в пробку, потянул на себя. Едкий запах спирта, ударивший в нос, заставил меня поморщиться и зажмурить глаза, после чего, [d1] я поставил емкость на стол. Разорвав ткань рубашки на несколько лоскутов и взяв в рот один из наиболее чистых, заткнул им свой рот по типу кляпа.

Сирена, сидевшая на полу и наблюдавшая за моими действиями, приподняла брови вверх в изумлении и наклонила голову набок. Я, обхватив емкость со спиртом рукой, вылил все содержимое на разобранную руку и грудь, стараясь предотвратить заражение. Боль моментально пронзила тело. Казалось, будто каждую клетку и мышцу подпалили и заставили медленно тлеть. Сжав зубы до противного скрежета, я впился ими в остатки рубашки и зажмурился, неосторожно рухнув на пол, морщась от боли.

Сирена, увидев мои мучения, осторожно, но достаточно быстро подползла ко мне на коленях и, протянув ладонь, хотела дотронуться до моего плеча, но я схватил ее запястье и злобно прошипел:

— Не смей меня трогать.

Девушка убрала руку, но не отползла, оставшись сидеть на коленях рядом. Боль затихала, кожа перестала пульсировать, жар потихоньку схлынул.

— Скольких? Скольких моих сестер ты убил?

Тихий голос, которым девушка произнесла фразу, заставили меня широко распахнуть глаза и повернуться в ее сторону.

— Откуда?..

— Ты можешь стереть их кровь с кожи, но запах — никогда.

— Я не убивал сирен, если ты про это.

— Нет, не про это. Любая девушка, отличающаяся от вас, людей, любое чудовище, порожденное сушей или водой, является моей сестрой. Но братьев ты не убивал, почему?

— Предпочитаю девушек. Прости, ничего личного.

За стеной снова начала постанывать миссис Брейк, с которой, видимо, начали спадать чары сирены, и я, встал, слегка пошатнувшись, и направился в комнату женщины. Сирена поднялась следом и пошла за мной, отставая на пару шагов. Остановившись в дверном проеме, я заметил, что флакон с лекарством скатился на пол и валялся у изголовья кровати. Сделав шаг вперед, я решил поднять его, но сирена осторожно, но властно положила свою прохладную ладонь на мое плечо, слегка впившись когтями в кожу.

— Я не причиню ей вреда, — она сказала это немного громче, обретая стальные нотки в голосе. — Мы не можем причинять боль женщинам. Я побуду с ней, пока она не проснется, дам лекарство и уйду. Обещаю.

Я внимательно всмотрелся в ее лицо, стараясь понять, лжет она или говорит правду, но усталость и потеря крови, сопровождаемые тошнотой и головокружением, заставили сдаться.

— Я не хочу разводить драму и говорить, как я жалею о содеянном. Ты наверняка догадываешься, для чего я здесь.

— Надо быть полной дурой, как большинство земных женщин, чтобы не понять таких элементарных вещей, — сирена прикусила губу и на ней выступили капли крови. Ее лицо покрывала тонкая маска крови от моего удара. — Тебе нужно это, ведь так?

— Ты сообразительнее, чем я думал. Твоя цена?

— Ничего не надо. Можешь взять столько, сколько тебе надо, и проваливать, — почувствовав мое недоверие, она произнесла: — Мне поклясться даром, что я не собираюсь тебя убивать или требовать взамен крови твою душу? Возьми платок и собери пару капель, наша кровь никогда не засыхает, так что можешь не переживать.

Платок, некогда покоившийся у нее на плечах, валялся в углу коридора. Видимо, он слетел, когда сирена пыталась распотрошить меня и полакомиться моими внутренностями. Недолго думая, я здоровой рукой схватил платок и подошел к сирене. Проведя тканью по ее губам, я почувствовал, как теплая жидкость пропитала ткань. Все это время сирена стояла, не шелохнувшись, смотря сквозь меня.

Закончив, я направился в сторону выхода, снял пальто с вешалки и, стараясь не задевать истерзанной кожи, надевать его. Сирена внимательно наблюдала за мной, но, если и хотела помочь, то боялась получить очередной отказ и новую волну раздражения. Приоткрыв дверь, чтобы выйти, я услышал тихие слова, которые заставили меня шумно захлопнуть ее и вернуться в дом:

— Я могу помочь твоему брату.


ЭМИЛИЯ

Я знала, что Охотник согласится, поэтому повторила свое предложение еще раз, на этот раз более уверенно:

— Я могу помочь твоему брату.

Казалось, что все его тело напряглось, ладонь сильнее сжала ручку, но спустя несколько мгновений он громко хлопнул дверью и повернулся ко мне, скрестив руки на груди и скептически изогнув бровь.

— Ты? — в голосе Роджера звучала усмешка, словно я была никем, лишь грязь из-под ботинок, которую стоило лишь стряхнуть и забыть про ее существование. Стараясь взять себя в руки и не впиться когтями ему в лицо, я пару раз глубоко вздохнула и продолжила:

— Если бы ты, Охотник, был поистине заинтересован в сохранении жизни Рида, то мог бы пораскинуть мозгами и воспользоваться библиотекой вашего местного доктора. Поверь мне, там есть достаточно информации, которой ты мог воспользоваться, не прибегая к помощи одержимого убийцы-коллекционера и не становясь его подручным псом, — каждое слово резало воздух словно, но я слишком много времени потеряла на бессмысленную болтовню и потасовку. Нельзя, чтобы он соскочил с крючка, нужно внушить ему, что я беззащитная глупая сирена, пытающаяся помочь от чистого сердца, которого, к счастью, давно нет.

Казалось, мои слова произвели на него должное впечатление: он открывал и закрывал рот в безмолвном вопросе, будто раздумывал, стоит ему о чем-то спрашивать или нет.

— Откуда ты…

— Откуда я все это знаю? — перебив Роджера, я театрально закатила глаза, скрестив руки на груди, копируя его движение. — Неужели ты думаешь, что я не воспользуюсь случаем и не выпытаю все у мистера Хинджа? Он был слишком любезен и сговорчив, и, как видишь, даже дал мне работу, — последнее слово я произнесла, будто сплевывала заразу, накопившуюся во рту.

Ответа не последовало. Казалось, воздух накалился до предела: взгляд Роджера блуждал по моему лицу, пытаясь найти ответы на вопросы и решить для себя, стоит ли доверять сирене. Ради спасения брата он был готов на все, даже на союз с морским чудовищем.

— Я должен был догадаться, что такие коварные твари, как ты, не могут сделать добро, не попросив что-то взамен, — Роджер скрепил пальцы в замок, стараясь не задевать раны тканью, и прислонился спиной к входной двери. — Что тебе нужно?

— О, всего ничего… лишь стать Королевой сирен.

Если Роджер и был удивлен подобному высказыванию, то виду не подал. Каждый знал, что сирены, будучи кровожадными и алчными созданиями, готовы на все, лишь бы не прислуживать и не выполнять приказы, поэтому мужчине хватило ума тактично промолчать, не спрашивая, какая идея мною движет. Морские создания, порожденные морской пеной, всем нутром стремились к тому, чтобы стать хозяйками своих судеб, но мало кому это удавалось. Зачастую, конец был один — смерть.

Молчание затягивалось, отчего мне становилось не по себе. Я чувствовала, что Роджер мне не доверяет, пытается найти хоть какие-то отголоски здравого смысла в моем предложении. Приоткрыв завесу для сирены, я позволила ей с помощью чар вселить в Роджера чувство доверия ко мне. Тонкие нити, направленные в сторону Охотника, обволакивали все его тело. Главное чувство, преследовавшее его долгие годы, — вина. Я издала тихий удивленный вскрик: навстречу моим нитям от Охотника, подобно плетям, тянулись лучи света. Их блеск заставил меня прищуриться. Нити Охотника обволакивали мои. Казалось, Роджер не замечал этого, поскольку его лицо оставалось сосредоточенным — он обдумывал мое предложение. Опустив руки и разорвав связь, я глубоко задышала, пытаясь прийти в себя от увиденного.

Голос, прозвучавший слишком тихо, заставил меня встрепенуться:

— Сначала помоги Риду, а после я сделаю все, чтобы ты стала Королевой сирен и получила эту чертову корону. Раз уж мы так тесно общаемся, могу я тебя называть родной? — подмигнув, Охотник расслабился и позволил себе издать короткий смешок, полный издевки.


Часть 2. Глава 22. Готов ли ты вновь сыграть в игру?

Нельзя верить сиренам, как бы сладки не были их речи, как бы желание, раздирающее и сжигающее тебя изнутри, не было велико. Эти создания рождены для того, чтобы питаться нашими слабостями и пороками, чтобы потом, наслаждаясь нашей беспомощностью, утащить на морское дно и уничтожить, будто нас никогда и не было.

У сирен нет сочувствия, нет жалости и понимания человеческих чувств, как бы схожи они не были с людьми во время пребывания на суше. Их улыбки, прикосновения, дыхание не должны стать для тебя спасательным кругом, светом, который ты ошибочно примешь за благословение небес.

Они не могут любить, не могут страдать и не могут сочувствовать. Все их действия направлены лишь на одно — подчинение. Ты подчиняешься их воли безоговорочно, будто сам приказ, сорвавшийся с их уст, становится для тебя смыслом жизни.

Много смертных полегло от рук и речей сирен, и было бы глупо полагать, что ты станешь исключением. Тебе не стоит забывать о том, что сирена подчиняет не только твои мысли, но и твое тело — овладев одним, она порабощает тебя полностью, как бы ты не сопротивлялся и не отрицал этого.

Мысли, отданные лживой красоте, исходящей от сирен, вытесняют все остальные, оставляя место лишь безумству. Позволив сирене проникнуть в твои мысли и душу, ты рискуешь медленно и мучительно умирать, желая скорейшего избавления от одержимости.

Будь благодарен за то, если это освобождение придет к тебе быстрее, чем ты сможешь сойти с ума.


РОДЖЕР

Казалось, что мои легкие пылали огнем каждый раз, когда я пытался вдохнуть. Не оборачиваясь, я ускорил шаг, когда на горизонте показалась знакомая крыша дома, затесавшаяся между себе подобными. Моросил небольшой дождь, который норовил заполнить каждый уголок этого города, вдали послышались раскаты грома.

— Да подожди ты уже, наконец! — злой и раздраженной голос сирены долетал до меня лишь обрывками, она старалась догнать меня, ускоряя шаг.

Резко затормозив напротив крыльца, ведущего в дом, я почувствовал, как сирена врезалась мне в спину, чертыхаясь себе под нос. Ее разгоряченное красное лицо излучало недовольство, волосы сбились в колтуны от сильного ветра, мокрые пряди липли к шее, грудь вздымалась и опадала в такт дыханию, подол платья был запачкан грязью, которая неровными пятнами расстилалась по подолу.

— Ну? — голос, который дрожал от нетерпения, казалось, вот-вот сорвется на крик. — Может, уже зайдем? Или ты предпочитаешь, чтобы твой брат побыстрее умер, пока мы стоим тут как два тупых барана?! — Хоть эти слова и были сказаны на эмоциях, но, тем не менее, болезненно отозвались в сердце. Крепко сжав кулаки, я двинулся вперед и, перепрыгнув пару ступенек, распахнул дверь и уперся спиной о дверной косяк. Эмилия, скрестив руки на груди, казалось, ждала от меня объяснений, но небо пронзила яркая вспышка молнии, и она, испуганно распахнув глаза, подхватила подол платья и быстро вбежала внутрь, отпихнув меня в сторону с силой, несвойственной для такой хрупкой девушки.

Усмехнувшись, я вошел следом, прикрыв за собой дверь.

Казалось, запах разлагающей плоти стал сильнее.

— Рид?

Ответа не последовало.

— Рид? — Я замер у порога, боясь двинуться дальше.

Тишина.

Девичья рука коснулась моего плеча, отчего я невольно вздрогнул, и повернулся. Взгляд сирены был серьезным, брови сдвинуты к переносице, образовав на лбу глубокую морщину.

— Он жив, но очень слаб. Я чувствую его сердцебиение. У тебя есть нож?

Я лишь кротко кивнул и, откинув край пальто, вынул из потайного кармана маленький нож и протянул девушке.

— Сколько их там у тебя?! — сирена быстро его выхватила и направилась прямиком в комнату, где должен был лежать брат.

Зайдя внутрь, я старался не смотреть на Рида, который, ворочаясь в кровати, закрыл глаза, будто что-то доставляло ему неимоверную боль, от которой он не мог избавиться. Я молча наблюдал, как сирена подошла к брату и, едва касаясь его впалых щек, слегка улыбнулась. Наклонившись к уху Рида, Эмилия что-то ему тихо прошептала, отчего его лицо дрогнуло от вымученной улыбки.

Обходя его кровать кругами, она напоминала акулу, которая приближается к своей жертве, стараясь ее не спугнуть. Нож, который она крепко сжимала в ладони, начал медленно скользить по ее запястью, оставляя кровавые отметины. Краем глаза я заметил, что дыхание у Рида участилось, некогда ослабленные руки крепко сжимали простынь. Дернувшись телом вперед, чтобы в случае чего успеть задержать сирену, я лишь почувствовал гневный взгляд девушки, которая стояла почти у самого лица Рида, склонившись над его телом.

— Не подходи, — слова давались ей тяжело, будто она пыталась что-то сдержать внутри себя.

Немного помедлив, она резко дернула руку с оружием в сторону, вспоров лезвием кожу. Кровь фонтаном брызнула ей на платье, и она, быстро поднеся ее ко рту Рида, судорожно вздохнула и села на кровать, не в силах больше стоять на ногах. Глаза брата широко распахнулись. Жадно хватая ртом кровь, он, подобно пиявке, не давал пролиться не единой алой капли; руки по-прежнему сжимали простынь, но, как мне показалось, хватка слегка ослабла. Переведя взгляд на сирену, я заметил, как лицо ее заметно побледнело, рука, покрытая кровавыми отметинами, подрагивала на весу. Подождав пару мгновений, сирена отдернула руку от губ Рида и, прижав ее к себе, встала с кровати и неуверенным шагом направилась к выходу из комнаты.

Брат, лежавший на кровати, не издавал никаких звуков и не двигался. Я разрывался между ними и, чертыхнувшись, быстрым шагом пошел за сиреной в попытке помочь, но она лишь предостерегающе подняла здоровую руку и тихо произнесла:

— Дай ему неделю и… — запнувшись, сирена чуть не упала, и я подхватил ее за талию. Несмотря на то, что она была чудовищем, от ее кожи исходило приятое тепло. Злобно зашипев, девушка вырвалась из моих рук.

— Следующий раз я расцарапаю тебе не только лицо и грудь, только дай повод, — девушка еле стояла на ногах. Кожа побледнела, плечи поникли, а во взгляде читался испуг и удивление.

Сдавшись, она произнесла:

— Покажи мне комнату, где я могу отдохнуть, а затем мы продолжим наш разговор, но уже на моих условиях.

Я кротко кивнул. Она обхватила мои пальцы прохладной рукой, крепко сжав, отчего я невольно улыбнулся. Мотнув головой в сторону закрытой двери, я в молчаливом жесте пригласил сирену войти. Она лишь раздраженно закатила глаза и цокнула языком, но все же двинулась следом за мной медленным шагом, не отпуская руки.


ЭМИЛИЯ

Все тело ломило, будто его несколько часов били палками. Голова раскалывалась, доставляя неимоверную боль. Тошнота, подкатывающая к горлу, заставляла с шумом хватать воздух ртом.

Я была благодарна Роджеру, что он довел меня до кровати и прикрыл за собой дверь, оставив наедине. Не успела я головой коснуться прохладной подушки, как закрыла глаза, провалившись в глубокий сон.

Проснувшись, я заметила, как наступил рассвет. Я приподнялась и, взбив подушку и прислонив ее к изголовью кровати, откинулась на нее спиной. Тело, налитое свинцом, отказывалось слушаться. Сущность, сидящая внутри меня, рвалась на свободу, чувствуя мою слабость, но я нашла в себе силы сдержать ее.

Не сейчас. Только не сейчас.

Положив израненную руку на колени, я осторожно провела пальцами по изуродованной коже. Порез на запястье был слишком уродлив, чтобы оставить его на виду. Вынув подушку из-под спины, я резко, насколько хватило сил, дернула наволочку на себя и, вцепившись в одну сторону зубами, потянула. Раздался звук трескающейся ткани, после чего сделав несколько неровных полос, я неумело обвязала одну из них вокруг запястья и завязала неровный узел.

Судорожно вздохнув, я прикрыла глаза, наслаждаясь тишиной, пока тихий стук в дверь не заставил меня вздрогнуть. Раздраженно закатив глаза, я произнесла настолько громко, насколько смогла:

— Я хочу побыть одна!

Было глупо с моей стороны злоупотреблять гостеприимством и снисходительностью Роджера, но я прекрасно понимала, что, пока я в таком состоянии, убить меня не составит особого труда. Даже если душу он уничтожить не сможет, телесная оболочка перестанет быть для меня сосудом. Терять мне его не хотелось, ровно, как и начинать все сначала, как было уже много раз. Я знала, что Рид поправится, поскольку дала ему крови больше, чем следовало, но не было уверенности в том, что Охотник оценит этот жест благородства с моей стороны.

Дверь тихонько приоткрылась, и в проеме показалось лицо Роджера: волосы цвета спелой пшеницы торчали в разные стороны, под глазами виднелись темные круги, губы были стянуты в тонкую линию, взгляд остановился на моей руке, которую я прижимала к себе, словно убаюкивала младенца.

Комната наполнилась молчанием. Одинокий стул напротив кровати громко скрипнул, когда Роджер уселся в него, сгорбившись и обхватив ладонями голову, будто та болезненно пульсировала.

— Можешь ничего не говорить, я пришел лишь поблагодарить тебя за то, что спасла брата, — помолчав несколько мгновений и будто набираясь смелости, он продолжил: — Гниение прекратилось, мышцы и кости восстанавливаются, вернулся румянец, пропал звериный оскал.

Я внимательно смотрела на его опущенную голову. Голос, которым он произносил слова, был похож на шепот, однако каждое слово он произносил четко и раздельно.

— Прости, что назвал тебя чудовищем, я просто… привык, что вы такими и являетесь, — глубоко вздохнув, Охотник приподнял голову, и, вскинув вверх брови, посмотрел мне в глаза, внимательно наблюдая за моей реакцией.

Крепко сжав челюсти и опустив изрезанную руку на колени, я прищурилась.

— Если ты не заметил и до сих пор не понял, это не был жест доброты. Мы заключили сделку.

Он лишь кротко кивнул, не отводя взгляда, от которого мне стало не по себе. Прикусив нижнюю губу, я выжидала, мысленно готовясь к тому, что придется защищаться. Резко поднявшись со стула, он подошел к кровати и присел на край. Оказавшись в нескольких сантиметрах от моих ног, Роджер оперся ладонью о матрас, невзначай задев икру.

Усмехнувшись, я лишь слегка отодвинула ногу, стараясь подавить раздражение. Охотник, казалось, затаил дыхание, но тактично промолчал, решив, что его жест был излишним в сложившейся ситуации. Я чувствовала, что у него нет ко мне враждебности и желания убить, уничтожить, в душе у него зарождалось чувство благодарности за брата.

Его интересовала я.

Как ни странно, но он не вызывал у меня отвращения или ненависти за все те смерти и жизни моих сестер, которые он оборвал, скорее, я даже начинала в какой-то степени оправдывать его поступки, которые он совершал ради спасения брата.

Глубоко вдохнув, Роджер облокотился на колени, широко разведенные в сторону и, сложив руки в замок, шумно выдохнул.

— Если ты думаешь, что что молчание поможет разобраться в нашей проблеме, то ты ошибаешься, родная, — не получится.

— Не называй меня так!

— Рыбка? — пытаясь сдержать нервный смешок, Роджер прикрыл рот кулаком, прокашлявшись.

— Ты можешь быть хоть иногда серьезным?!

Роджер мотнул головой и вымученно улыбнулся, вновь сложив руки в замок.

Встав на четвереньки, я подползла к охотнику ближе, игнорируя боль в руке. Сев рядом и свесив ноги, я осторожно коснулась ладонью пальцев мужчины, безмолвно говоря о том, чтобы он прекратил нервничать.

— Ты уже, наверно, слышал, что Персефона стала совсем плоха, смерть каждой из дочерей губительно сказываются на ней, люди давно утратили веру, отчего силы медленно покидают ее. Она настолько ослабла, что не может контролировать своих детей, которые стали вольны делать то, что им заблагорассудиться, она не может дать им пропитание и безопасность. Сирены, которые испокон веков охотились только на мужчин, теперь открыто заманивают женщин в свои сети, подвергая их мучительным пыткам, после чего убивают, а тела выбрасывают на берег. Каждый, кто раньше убивал одну из сестер, подвергался проклятью Персефоны, которое заключалось в том, чтобы тот, кто посмел пойти против чудовищ, всю жизнь скитался по обрывкам памяти, медленно сходя с ума, моля о смерти. Богиня ищет королеву, но не среди сирен, а среди людей. Она свято верит в то, что, объединив морское с земным, она получит ту, которая сможет править в обоих мирах. Она будет искать девушку, которая сможет вытерпеть всю боль и мучение при превращении, иначе в противном случае ее ждет смерть.

Роджер покачал головой, будто пытался скинуть наваждение и, приподняв одну ладонь, оборвал мою речь:

— Родная, я — Охотник, не спасатель загубленных душ. Я умею только убивать.

— Я знаю, но если позволишь, я договорю, — раздраженно повышая голос, я продолжила, несильно вцепившись когтями в ладонь Роджера, — тебе нужно заключить сделку с Персефоной.

Раздался громкий смех, граничащий с безумством и страхом.

— Да ты с ума сошла! Что, ей-богу, творится у тебя в голове?

Крепко сжав зубы и кулаки, чтобы не выплеснуть эмоции, я продолжила, будто не услышала едкого комментария:

— Заключи с ней сделку. Предложи ей помочь найти девушку в обмен на то, что убил одну из сирен.

— Но я… — не успел Роджер произнести и слова, как я приложила палец к его губам, заставив замолчать.

— Персефона слишком слаба, она готова пойти на любые уступки, лишь бы найти Королеву, которая продолжит ее дело и объединит оба мира под страхом своей власти. Ты сразу почувствуешь ту, которая сможет принять в себе обе сущности, и тогда… — немного помолчав, чтобы собраться с мыслями, я произнесла: — Тогда вы сможете убить Персефону.

РОДЖЕР

Все это казалось сном, кошмарным сном, от наваждения которого мне не удавалось избавиться. Эмилия, сидевшая рядом со мной в опасной близости, говорила такие вещи, о которых мне становилось дурно, и тошнота мгновенно подкатывала к горлу. Пытаясь скрыть эмоции, я пытался шутить и кидать колкости, но это не помогало.

Уничтожить чудовище, которое ходило по земле в поисках крови и убивало ради развлечений, не составляло особого труда, но убить древнюю Богиню, пусть и совсем ослабшую, никак не входило в мои планы.

Голова наполнилась гулом, который становился все громче и громче, пока виски не стало нестерпимо ломить. Казалось, сирена не замечала моего замешательства, поскольку говорила возбужденно и эмоционально, не останавливаясь:

— Девушка, которая будет избрана стать королевой, получит корону, переданную от Персефоны. Ты должен будешь сделать все, чтобы не упустить ее, втереться ей в доверие, влюбить, да что угодно. Когда придет ее час, когда мы снова встретимся, ты сердцем поймешь, какой выбор тебе предстоит сделать.

— Если она будет столь же красива, как ты, родная, боюсь, выбор будет слишком сложным.

Девушка лишь вымученно улыбнулась и, похлопав меня по плечу, глубоко вздохнула.

— Тебе стоит покинуть город сегодня же. Лумьер, когда узнает, что ты ослушался его приказа, пошлет к тебе своих головорезов, от которых не удастся скрыться. Рид будет в безопасности. Верь мне, они не вспомнят про него, я смогу стереть часть их воспоминаний. Ты должен запомнить, Роджер, что твое место теперь в море, там ты в безопасности, только там ты сможешь выполнить вторую часть нашей сделки. Я сама пойду к Лумьеру и сдамся, стану его последним трофеем, о котором он никогда не забудет, — обнажив зубы, сирена улыбнулась так, что по телу побежали мурашки. — Единственное, что тебе нужно сделать — бежать из города.

— Куда?

— Корабль, который будет стоять в порту, твой. На нем моя кровь, команда заколдована пением, и, пока моя душа жива, они будут прислуживать тебе, возрождаясь из мертвых раз за разом. Назови его «Эмрод», в честь нас, чтобы каждый раз, смотря на него, ты помнил про наш уговор.

Я лишь покачал головой, выказывая свое недоверие к словам сирены, которая, казалось, продумала все до мелочей. Теперь я точно знал, что наша встреча в доме миссис Брейн не была случайностью. Это не я охотился на нее. Это она выслеживала меня, умело играя на человеческих чувствах.

— Сирены не умирают до тех пор, пока мужчина не выкажет равнодушие к их песням. Тогда и тело, и душа находят мирской покой, — продолжила сирена, — Королева, которую изберет Персефона, не будет знать, кто я такая до тех пор, пока я не позволю этого. Сирены очень умело умеют скрываться и манипулировать чужими чувствами во благо себе, но, тем не менее, их можно приручить. Но…

— что но?

— кинжал Возмездия. Он имеет такую силу и власть, что может убить любое чудовище, уничтожив его воспоминания навечно. Душа будет жива, она переродится, но все начнется с чистого листа, будто не было прожитых лет.

— Достаточно, на сегодня с меня хватит информации. Сколько у нас времени?

— Вечер. У нас есть вечер, чтобы ты успел скрыться. Когда ты поймешь, когда почувствуешь, что я жива — найди меня и отдай то, что принадлежит мне по праву.

Я коротко кивнул и, встав с кровати, подал руку Эмилии. Она крепко обхватила мою ладонь прохладными пальцами. Ведомый нахлынувшим порывом, я крепко обхватил талию Эмилии и крепко сжал. Прижав девушку к себе, я впился в ее губы голодным поцелуем. Девушка задрожала и испугалась от такой резкости, что испытала от моих прикосновений. Ее губы, горячие и слегка потрескавшиеся от холода и мороза, открылись навстречу моему языку. Внезапно рот наполнился вкусом металла. Эмилия, не прерывая поцелуя, слегка надавила руками мне на грудь и отстранилась, вытирая тыльной стороной ладони губы, на которых выступили пару капель крови. Удивленно выгнув бровь, я внимательно посмотрел на девушку, на что она, засмеявшись, незамедлительно ответила:

— Кровь поможет тебе найти меня, считай, это мой подарок, разумеется, не от чистого сердца. И да, ее можно было получить другим способом — попросить.

— Не каждый день мне выпадает шанс притронуться, а тем более поцеловать сирену, родная. Считай, это было нашим негласным соглашением.

Спустя пару минут сирена поспешно начала собираться, бросая в мою сторону некоторые вещи и оружие, которые я еле успевал ловить на лету. Я едва отскочил, когда в мою сторону полетел кинжал, а следом короткий нож.

— Кровь поможет тебе сохранить внешность без изменений: ни года, ни старость не смогут подпортить твое личико, так что будь добр, во время нашей следующей встречи выгляди хоть немного симпатичнее, а то тошно смотреть.

Казалось, Эмилию совершенно не волновало то, что я мог быть заколот одним из кинжалов, которые она кидала в мою сторону. Убедившись, что все оружие на месте, она удовлетворенно кивнула и направилась в сторону выхода.

— Куда-то спешишь, родная?

— Да, подальше от тебя.

— А я так рассчитывал, что мы сможем пообщаться в менее формальной обстановке.

Я ощутил болезненный удар под дых, жадно начав хватать ртом воздух, и не успел схватить девушку за руку, заметив лишь золотистые волосы, мелькнувшие в дверном проеме. Громкий хлопок говорил о том, что она покинула дом.

Когда боль унялась, я шагнул к выходу. Накинув пальто поверх рваной рубашки, я заглянул в комнату Риза, который мирно спал и стал уже более похож на человека. Улыбнувшись, я напоследок оглядел комнату и порывисто шагнул в сторонувыхода, попутно пряча кинжалы и ножи в складки одежды. Мне больше не суждено сюда вернуться.

Эмилия.

Нашей встречи мне пришлось ждать двадцать лет. Лишь спустя столько лет я смог открыть свой главный секрет. Долгих двадцать лет, из которых ни дня не проходило без воспоминаний о нашей встрече.


Часть 2. Глава 23. Обретая власть, не забывай, кто был предан тебе.

ЭМИЛИЯ

Крепкие шершавые руки поддерживали меня, не позволяя рухнуть на пол. Слегка отодвинувшись, я взглянула на Роджера, который с опаской и волнением смотрел на меня, стараясь не делать лишний движений, от которых мне могло стать только хуже.

Окинув взглядом комнату, я увидела на полу лишь небольшой участок воды, посреди которого, слегка накренившись, лежала корона. Было бы глупо полагать, что кинжал смог убить ее: душа Сары была жива, а тело превратилось в пену. Возможно, я ошибалась, и сирена была мертва. Так мне хотелось думать, поскольку она не являлась истинным чудовищем по своей природе, а лишь обращенной.

— Родная, прости. Я не хотел тебя напугать. Я не хотел сделать тебе больно, но так надо было, иначе бы она не поверила, — казалось, слова застревали у него в горле каждый раз, когда Охотник пытался их произнести. Взгляд метался по моему лицу, стараясь избегать багрового пятна на щеке. — Как ты… как ты себя чувствуешь? Ты помнишь, кто я?

— К сожалению, ни на минуту своей гребаной жизни не забывала, — наконец совладав с собой, я окинула Роджера суровым взглядом, отчего тот расплылся в мечтательной улыбке.

— Ты стала еще более невыносимее с нашей последней встречи, рыбка.

Шумно выдохнув воздух через нос, я приказала себе успокоиться. Он всего лишь шут, который пытается вывести меня на эмоции. Черта с два!

— Почему ты задумался в тот момент? — приподняв голову Охотника пальцами, я пристально посмотрела ему в глаза. — Она была тебе дорога?

— Нет, — ответ пришелся моментально. Охотник не врал. Я почувствовала это. Из его рук шло слабое свечение, нитями тянувшееся ко мне. Как тогда, двадцать лет назад, они желали воссоединиться с нитями моей души, будто были созданы друг для друга.

Осторожно поднявшись, стараясь унять дрожь в ногах и ломоту в теле, я подошла к короне, которая лежала в морской пене. Ухватившись двумя пальцами за одну из ракушек, я приподняла ее, положила на ладонь, внимательно изучая.

Ну же, надень ее!

Странное ощущение разлилось по всему телу, когда Роджер, бесшумно подойдя, обхватил мою талию руками и притянул к себе, уткнувшись носом в макушку. Мы больше не были врагами, все, что он имел: статус, богатство, корабль, команду, — он получил благодаря мне. Больше ничего мне не мешало осуществить задуманное.

И никто.

— Кто он для тебя?

Я совершенно забыла про Уильяма. Воспоминания замелькали в голове один за другим, картинки сменялись, вызывая во мне лишь ненависть и осадок.

— Кто?

— Как его… Уильям, кажется. Славный был малый, покладистый. Должно быть, тебе нравятся такие.

— Никто. Лишь трус и предатель, — повернувшись к Роджеру, я провела ладонью по его щеке, отчего Охотник прижался к ней еще ближе, прикрыв глаза. — Марионетки хороши лишь до того времени, пока от них есть толк, после они становятся лишь ненужным инструментом. Кстати, где он?

— Это так важно?

Резкий тон заставил меня немного отшатнуться, но крепкие мужские руки не позволили этого сделать.

— Нет, совсем нет, просто…

— Вот и прекрасно, родная. И давай закончим разговор по поводу твоего ненаглядного Уильяма, — я открыла рот для возражения, ведь это он вспомнил о моем друге детства, но Охотник лишь покачал головой, желая, чтобы я молчала. — Его больше нет. Я долго думал о том, что ты сделала для Риза. Хоть это и была обоюдная сделка, но я не мог понять — почему я? Ведь среди охотников есть более опытные, которые, как по мне, согласились бы помочь тебе без всякого условия, стоит тебе лишь прикоснуться к ним.

— Именно поэтому я и выбрала тебя — мои чары на тебя не действуют, — улыбнувшись, я слегка отстранилась от Роджера. — Все, что ты испытываешь ко мне, не больше, чем обман, иллюзия. Любовь и привязанность строятся шаг за шагом, методом проб и ошибок. Тебе стоит скинуть это наваждение, прекратить питаться иллюзиями. Откуда у тебя кинжал, Охотник?

— ммм…, - почесав подбородок, он упрямо избегал моего взгляда, — позаимствовал у одной знакомой.

— у какой?

Если Роджер и хотел что-то сказать, то не посчитал нужным произносить слова вслух. Вместо этого он осторожно взял из моей руки корону, которую я крепко сжимала в ладони, боясь, что она испариться. Взглянув мне в глаза, Роджер произнес:

— Позволишь?

Я лишь мотнула головой, показывая жестом, чтобы он положил корону на стол в углу комнаты. Он беспрекословно повиновался.

— подойди ко мне, Охотник.

Удивленно выгнув бровь, он молча подошел ко мне и встал рядом. Осторожно ступая по полу, я подошла вплотную и, обхватив одной рукой шею Охотника, другой плавно провела по правой руке, задерживаясь на черном браслете, напоминающем змеиную шкуру.

— поцелуй меня.

Роджеру не надо было повторять дважды. Обвив руками мою талию, он резко прижал меня к себе и прильнул своими губами к моим, раздвигая их языком. Поначалу его поцелуи были полны нежности, но чем больше я ему отвечала и поддавалась телом навстречу, тем ненасытнее становились его движения. Воспользовавшись моментом, я осторожно расстегнула ногтями застежку на браслете и подхватила его раньше, чем он упал на пол. Сжав его в ладони, я улыбнулась и, уперевшись свободной рукой в грудь Роджера, увеличила между нами расстояние. Выражение лица у Охотника было растерянным, будто он не понял, почему я его оттолкнула. Напряжение между нами возрастало с каждой минутой все больше.

— Что будет дальше? Что будет со всеми нами?

Не сводя взгляда с короны, я сжала кулаки и негромко произнесла:

— Тебе нужно покинуть остров и начать новую жизнь, которая у тебя вернется в привычное русло, и ты заживешь, как все люди, наш договор на крови аннулируется. Другим же повезет меньше, — не в силах сдерживать ухмылку, я кинула взгляд на Роджера и довольно улыбнулась, заметив его замешательство. — Их уже ждут мои сестры. Уходи.

Почувствовав нутром, что Охотник сделал шаг в мою сторону, я предостерегающе подняла руку ладонью вверх, заставляя его остановиться.

— Роджер, пожалуйста, уйди.

— Не зная тебя, я бы подумал, что ты прощаешься навсегда. Ты всегда сможешь меня найти, родная. Но больше я тебе ничего не должен. Прислуживать в том числе.

Окинув меня долгим взглядом, Роджер сжал кулаки и быстрым шагом вышел из лачуги, оставив за собой лишь воспоминания, болезненно покрывая шрамами израненную душу.

Я пробежалась пальцами по шее, пока не наткнулась на амулет в виде ракушки и, вцепившись в него ладонью, с силой сорвала. Сирена, сидевшая внутри, почувствовала свободу и сладко замурчала.

Мне больше не нужно притворяться.

Разжав кулак и надев браслет себе на запястье, я почувствовала мимолетную тупую боль в голове. Подойдя к еще бурлящей воде, некогда олицетворявшей Сару, я взгляделась в свое отражение: черные смоляные волосы, серые широко распахнутые глаза, слегка поджатые тонкие губы, нос с горбинкой и родинка на щеке. Усмехнувшись, я сорвала браслет и крепко сжала в ладони. Больше он никому не причинит вреда. Больше он никого не заставит верить предателю. Если бы не браслет, я бы и не подумала, с каким опасным врагом вела войну все это время. *К*н*и*г*о*е*д*.*н*е*т*

Крик снаружи заставил меня выйти из каюты. Мужчины, некогда бывшие капитаны и матросы, в страхе бежали из дворца, выкрикивая молитвы. Мои сестры, приняв истинный облик, подобно кровожадным тварям, бежали за мужчинами с нечеловеческой скоростью. Прыгая матросам и капитанам на спины, они впивались в их плоть когтями и клыками, выдирая. Кровь обрамляла траву, заставляя напитываться землю первозданным страхом.

Персефона мертва. Ее дух, обитающий на острове, больше не должен существовать. Остров должен быть уничтожен. Так желает новая Королева.

Вернувшись в лачугу, я быстрым шагом пересекла комнату и, схватив корону, надела ее на голову, блаженно прикрыв глаза. Внезапная боль пронзила все мое тело, выкачав кислород из легких, каждый вздох обжигал. Издав хриплый крик, я повалилась на колени, оперлась ладонями об пол и рвано задышала.

Стань нашей истинной Королевой.

Упав на колени, я заметила, как дорожка ведет к обрыву. Превозмогая боль, я неуверенным шагом направилась в сторону моря. Дойдя до края обрыва, я почувствовала всем телом, как море зовет меня, как сестры ждут моего возвращения и как они рады, что я стала их истинной Королевой. Не в силах больше сдерживаться, я прыгнула в воду. Оказавшись в море, я медленно погружалась в холодный мрак, содрогаясь от боли всем телом и нещадно царапая когтями кожу до измождения. Я будто пыталась избавиться, сбросить ее с себя, не замечая, как вода окрашивается в алый.

Последнее, что я услышала, — это были крики, доносившиеся с острова и звуки падающих валунов.

Остров рушился.

Теперь мои сестры будут жить спокойно.


Часть 2. Глава 24. Когда сердце позовет, будь смелым, чтобы принять его выбор.

РОДЖЕР

Прошел месяц с тех пор, как я покинул остров. Запасы воды и еды исчерпались, земли или берегов, какой-нибудь колонии или острова не было видно на несколько миль вокруг.

Никто из команды не уцелел, сирены не пожалели никого.

Я был благодарен Эмилии за то, что она позволила мне жить. Но разве это жизнь? Все это было похоже на ад, лишенный всякого смысла.

Корабль, ведомый мимолетными порывами ветра, без должного командования и манипуляций матросов медленно шел по назначенному маршруту. Крики чаек, становившиеся все громче, заставили меня вымученно улыбнуться, предчувствуя скорую встречу с сушей.

Буквально через двенадцать часов мой корабль причалил к порту, который раскрывал свои объятия для каждого, кто готов был предложить выгодные условия сделки. Прихватив с собой мешок золота размером с кулак, я на ватных ногах сошел с палубы и, поймав за локоть прыткого мальчишку, несшего корзину с фруктами, спросил, где можно переночевать. За пару золотых он любезно провел меня к гостинице и, шепнув что-то хозяину, отчего тот широко улыбнулся и удалился, хлопнув дверью.

Хозяин гостиницы не стал задавать лишних вопросов по поводу моего грязного изнуренного внешнего вида, молча сопроводив до комнаты.

Закрыв за собой дверь, я устало прислонился к ней спиной и начал рассматривать комнату из-под приоткрытых век. Кровать, стол и стул. Дверь, которая вела в другую комнату, покосилась и едва держалась на петлях. Однако я не смог сдержать удовлетворенного вздоха, когда увидел, что меня уже ждала наполненная ванна, из которой пар поднимался вверх и заволакивал собой все вокруг.

Зайдя внутрь, я быстро скинул с себя всю одежду и погрузился в воду, блаженно прикрыв глаза. Кинжал и мыло лежали на стуле возле ванны. Протянув к ним руку и схватив, я яро начал оттирать кожу, растирая пену по телу и лицу. Закончив принимать ванну и бриться, я почувствовал облегчение.

Просидев в ванной не меньше часа и почувствовав, как тело дрожит от холода и покрывается мурашками, я нехотя вылез, обтерся полотенцем и голый направился в комнату. Устало повалившись на кровать, некоторое время я вертел браслет на руке и думал о том, чтобы его сжечь. Моих сил хватило лишь на то, чтобы сорвать его с запястья и положить на подушку рядом с собой. Укрывшись одеялом я, сам того не замечая, провалился в сон.

Разбудил меня тихий скрежет когтей и женский смех, доносившийся из ванны, после чего последовала мелодичная песня:

— и будешь ты проклят, покуда душа твоя не сгниет. И будешь ты проклят, покуда не искупишь грех перед душой погубленной. И будешь ты проклят, покуда не станешь рабом ты.

— Кто здесь? — резко произнес я, а когда увидел вошедшего, тут же судорожно вздохнул. — Ты.

Опершись плечом о дверной косяк, передо мной стояла Эмилия. На ней была лишь диадема, светившая ярким светом. Во взгляде, направленном на меня, читался вызов и возбуждение.

— Иди сюда, родная. Пожалуйста, иди ко мне.

Мольба послышалась в моем дрогнувшем голосе.

— Когда ты собирался мне рассказать?

— Рассказать о чем, рыбка? — пытаясь как можно незаметно прикрыть браслет ладонью, я облокотился на скомканную подушку.

— Об этой прекрасной вещице, которую ты прятал от меня столько лет, — повертев на пальце черный браслет, я кинула его в сторону Охотника, угодив прямо в грудь.

— Откуда?

— После битвы с сиренами, когда я пришла к тебе в каюту, то почувствовала запах хвои и табака. Ты сидел в углу и нервно перебирал пальцами браслет. К тому же тебя выдал цвет волос, который постоянно менялся. Пальто, которое ты надел тогда, в лесу. И, наконец, на корабле ты назвал меня «родная». Как же ты так облажался, Охотник?

Обреченно опустив плечи, я впервые не знал, что сказать. Мотнув головой, я сжал ладонями простынь, усмехнувшись:

— Я уж думал, родная, ты не догадаешься. Этот браслет я выкрал у Персефоны, когда заключал с ней сделку. В тот день, когда ты убила себя и Лумьера, море было беспокойным: волны бились об скалы, пенились около берега, а сама вода окрасилась в черный цвет. Я пошел прямо к берегу и выжидал, когда она придет за мной, к Охотнику, причастному к смерти одной из ее дочерей. Стоило мне лишь сделать еще один шаг к морю, как меня откинуло волной на песок. Персефона явилась ко мне, бледная, едва способная говорить. Не успел я издать и звука, как она утащила меня на дно, но не смогла убить. Казалось, что прошло пару мгновений, прежде чем я оказался на Острове сирен.

— Моя кровь.

— Да, твоя кровь спасла меня. Ее некогда величественный дворец теперь напоминал храм после разорения или погрома: все валялось, где-то виднелись человеческие кости, покрытые толстым слоем ила. Среди ненужного хлама и барахла я заметил, как что-то блестит и переливается в солнечных лучах, едва проникающих на дно. Пока Персефона была увлечена обдумыванием моей смерти и поисками подходящего орудия, я быстро схватил то, что лежало в руинах. Это оказался браслет из кожи Василиска, способного менять внешность: надевая его, человек обретает новый облик.

— Как отреагировала Персефона на такое неуважительное вторжение в ее артефакты?

— Пыталась проткнуть меня трезубцем, но, как видишь, ничего не получилось, — грустно усмехнувшись, я указал пальцем на шрам в районе живота и продолжил. — Мы заключили сделку. Я оставляю браслет у себя и помогаю найти истинную королеву, а богиня не должна путаться под ногами и строить мне козни.

— И все? — Эмилия удивленно выгнула бровь, явно не веря моим словам, — Я думала, она проклянет тебя на несколько веков вперед, чтобы даже после смерти ты не смог найти покоя.

Пропустив ее язвительные слова, я пожал плечами, усмехнувшись.

— Да, родная, все. Она была слишком слаба. Любые ее попытки выторговать от меня услугу и обещание обернулись бы против нее. Много ли нашлось глупцов, готовых пойти на сделку с богиней?

— Ты первый. Где твой шрам?

Проведя пальцами по лицу, я провел шершавыми мозолистыми пальцами по тому месту, где некогда был шрам. Почувствовав лишь гладкую кожу, я пожал плечами.

— исчез, как только браслет перестал соприкасаться с кожей. Наверно, именно так и действует его магия — оставлять первозданное без изменений, уродуя иллюзию.

Я склонил голову в наигранном повиновении и издал короткий смешок. Не в силах больше ждать, я произнес хриплым голосом:

— Я не привык повторять дважды, но ради тебя сделаю исключение. Иди ко мне.

Постояв несколько секунд, Эмилия оттолкнулась от косяка и медленным шагом направилась ко мне, не сводя пристального взгляда.

Оказавшись около кровати, она усмехнулась, после чего забралась и уселась рядом со мной. Привстав, я ухватился за девичьи запястья и притянул к себе, положив ее ладони себе на грудь. Эмилия судорожно выдохнула, чувствуя биение моего сердца. Внезапно она вырвала руку из моей хватки и потянулась ими к короне. Она сняла ее и положила на стол около кровати, после чего снова перевела взгляд на меня, улыбнувшись.

— Моя Королева, — восторженно прошептал я.

Прислонив пальцы к моим губам, она прошептала:

— Сегодня я хочу быть Эмилией, не королевой. Той Эмилией, которую ты знал, Уильям.

Убрав пальцы со своих губ, я обхватил руками ее талию и притянул к себе, а затем поцеловал: осторожно, чувственно, словно боялся, что стоит мне сделать хоть одно лишнее движение, она просто сбежит. Не в силах больше сдерживать себя, я поцеловал ее требовательнее и настойчивее, заставляя соблюдать ритм, который мы оба задали. Не хватало воздуха, но я не мог оторваться от нее, от ее тела и наготы, сводящей с ума. Я провел пальцами по изгибам ее тела, вызывая волну мурашек, отчего непроизвольно улыбнулся ей прямо в губы, почувствовав следом болезненный укус и прикус метала во рту.

— Не играй со мной, Охотник, — отстранившись, я взглянул в глаза Эмилии, которые заволокла алая пелена, выражающая ее желание. Она сжала мои волосы так, что мне стало больно. Зарычав, я повалил девушку на кровать и прижал своим телом, укусив в шею, после чего начал медленно оттягивать и целовать кожу.

Она извивалась под моими руками, все ее тело было напряжено. Опустив одну руку к ее бедру, я осторожно провел по нему пальцами, после чего осторожно коснулся лона, заставив Эмилию издать протяжный стон, но в следующее мгновение она перехватила мою руку, внимательно посмотрев в глаза.

— Готов ли ты мне прислуживать, Охотник? Готов ли стать моим рабом? Готов ли ты найти свое освобождение во мне?

— Всегда… навечно.

Стоны, доносившиеся из нашей комнаты, говорили о том, что нет ничего противоестественнее и прекраснее, чем союз человека и сирены, полюбивших друг друга.

КОНЕЦ