Людовик XV и его двор. Часть вторая [Александр Дюма] (fb2) читать онлайн

X

Король намерен отправиться в армию. — Морепа, Ришелье и г-жа де Шатору побуждают его к этому. — Отъезд короля. — Его свита. — Госпожа де Шатору остается в Париже. — Госпожа д'Этьоль. — Этапы пути короля. — Отъезд г-жи де Шатору и г-жи де Лораге. — Их присутствие вредит осаде Ипра. — Они едут в Дюнкерк. — Принц Карл Лотарингский переправляется через Рейн. — Король в Меце. — Господин де Ла Сюз, главный квартирмейстер двора. — Болезнь короля. — Герцог де Ришелье. — Три партии. — Печаль народа. — Отец Перюссо, духовник короля. — Бюллетень болезни Людовика XV. — Граф де Клермон. — Герцог де Ришелье и Людовик XV. — Епископ Суассонский. — Ла Пейрони. — Господин де Шансене. — Герцог Буйонский. — Триумф врагов герцогини. — Она удалена, равно как и ее сестра. — Королева. — Господин де Шатийон. — Дофин. — Опала г-на де Шатийона.

Две причины подталкивали короля к решению встать во главе своей армии:

во-первых, интрига г-на де Морепа, желавшего разлучить короля с его фавориткой;

во-вторых, интрига г-на де Ришелье, желавшего сражаться на глазах у короля.

Что же касается г-жи де Шатору, располагавшей обещанием герцога де Ришелье тем или иным путем добиться для нее возможности присоединиться к королю, когда он будет в походе, то она тоже подталкивала Людовика XV к решению взять на себя командование войсками.

Четыре армии были приведены в состояние полной боевой готовности: одна в Провансе, две во Фландрии и одна на Рейне.

Первой армией командовал принц де Конти;

второй — маршал де Ноайль;

третьей — маршал Мориц Саксонский;

четвертой — маршал де Куаньи.

Незадолго до этого, 22 февраля 1744 года, наш флот, находившийся под командованием адмирала Кура, разгромил английский флот в сражении у Тулона.

Это стало прекрасным началом кампании, тем более, что у нас было двадцать семь судов, а у англичан сорок.

Второго мая король вместе с королевой ужинал за парадным столом. В течение всего ужина никто не заводил речь о поездке короля. По окончании ужина Людовик отправился в покои королевы и беседовал с ней о совершенно посторонних делах.

Затем, выйдя от нее, он отдал распоряжения, касавшиеся его отхода ко сну.

И действительно, он вошел в свою спальню, как если бы намеревался лечь в постель, но на самом деле лишь переоделся, нежно обнял дофина, написал несколько строк дофине и оставил короткую записку королеве, извещая ее, что большие издержки, которые повлечет за собой его поездка, вынуждают его оставить ее величество в Париже; затем он отослал г-жу де Шатору и г-жу де Лораге в Плезанс, загородный дом Пари-Дюверне, взял с собой отца Перюссо, своего духовника, отправился на галерею часовни, чтобы помолиться, а потом сел в карету вместе с главным шталмейстером, герцогом д'Айеном и г-ном де Мёзом. Епископ Суассонский, его капеллан, и маркиз де Верней, кабинет-секретарь, следовали за ним в другой карете. Господин де Морепа, со своей стороны, отбыл в Прованс, где ему предстояло посетить наши порты, а кардинал де Тансен отправился в Лион; наконец, Орри, Сен-Флорантен и канцлер остались в Париже, чтобы заниматься государственными делами.

Отъезд король состоялся 3 мая 1744 года.

Госпожа де Шатору, при всей своей уверенности в том, что вскоре ей удастся присоединиться к королю, с определенным беспокойством наблюдала за его отъездом. В ее присутствии уже несколько раз произносили имя, звучание которого вызывало у нее нехорошее предчувствие и омрачало ее любовные отношения с королем, начавшиеся совсем недавно.

Речь идет о г-же д'Этьоль, которой впоследствии суждено было играть столь важную роль под именем маркизы де Помпадур.

Ходили слухи, что г-жа д’Этьоль влюблена в короля. Несколько раз она показывалась в Сенарском лесу во время королевской охоты, и при этом наряд ее был столь блистательным, столь легким и столь кокетливым, что на приятельских ужинах в те дни только о ней и говорили.

Однажды герцогиня де Шеврёз имела неосторожность произнести в присутствии короля имя малышки д'Этьоль, и г-жа де Шатору так отдавила ей ногу, что бедняжка упала в обморок.

На другой день г-жа де Шатору нанесла визит герцогине де Шеврёз, слегшей от этого повреждения в постель, и сказала ей:

— Разве вы не знаете, что все теперь стараются свести короля с госпожой д'Этьоль и дело только за тем, что у друзей госпожи д'Этьоль и моих врагов нет для этого возможностей?

Этот страх г-жи де Шатору был напрямую связан с той настойчивостью, с какой она уговаривала короля взять на себя командование армией.

Двенадцатого мая король прибыл в Лилль. Пятнадцатого мая он устроил смотр войскам в Сизуэнском лагере.

Семнадцатого мая он начал осаду Менена.

Седьмого июня король победителем вступил в Менен.

Восьмого июня, ночью, г-жа де Шатору и г-жа де Лораге выехали из замка Плезанс и отправились по дороге к Лиллю.

Семнадцатого июня король приступил к осаде Ипра. В этот промежуток времени г-жа де Шатору и г-жа де Лораге прибыли в армию, где их присутствие произвело самое дурное впечатление, так что после захвата Ипра король должен был во что бы то ни стало отправить обеих дам в Дюнкерк. Солдаты называли их не иначе как шлюхами и распевали под окнами у них и на их пути, даже в присутствии короля, самые оскорбительные песни.

В Дюнкерке, где Людовик XV снова встретился с обеими сестрами, ему стало известно, что 13 июля принц Карл Лотарингский переправился через Рейн; и тогда король принял решение лично оказать помощь Эльзасу. Госпожа де Шатору и г-жа де Лораге последовали туда за ним, и в продолжение всей дороги граф де Ла Сюз, главный квартирмейстер двора, заботился о том, чтобы в тех жилищах, где останавливался на ночь король, было устроено сообщение между его покоями и покоями герцогини.

Король должен был остановиться в Меце. В Меце, как и в других городах, следовало позаботиться о поиске подобного жилища, в котором нуждались король и его любовница. Покои для фаворитки были приготовлены в аббатстве Сент-Арну, помещения которого епископ Марсельский, будучи его настоятелем, отдавал внаем первому президенту, уступившему это жилище г-же де Шатору. Но, поскольку г-жа де Шатору оказалась там чересчур далеко от его величества, была устроена галерея, которая вела из аббатства в покои короля. Предлог для этого состоял в желании короля иметь крытый переход из покоев в церковь; однако народ не принял этого довода, и то, что были перегорожены и отняты у городского движения четыре улицы, обитатели города сочли весьма постыдным примером, показанным королем своим возлюбленным и верным подданным из провинции.

Между тем со времени своего отъезда из Парижа король испытывал сильную усталость. На другой день после прибытия в Мец он почувствовал недомогание. Вечером 8 августа у него началась головная боль. Ему тотчас пустили кровь, а на другой день дали слабительное; однако в тот же день Кассера, врач из Меца, сочтя болезнь чрезвычайно серьезной, заявил, что он не ручается за жизнь короля, если только ему не будет обеспечен надлежащий уход и, главное, если он не будет пользоваться полным покоем.

С этого часа, по приказу герцога де Ришелье, все двери в покои короля были заперты и ему прислуживали только самые преданные слуги, а также герцог де Ришелье, г-жа де Шатору и г-жа де Лораге.

Тем временем вокруг короля немедленно сложились три партии:

партия министров,

партия принцев,

партия фаворитов и фавориток.

Главой партии министров, имевшей те же интересы, что и партия принцев, был г-н де Морепа. Партия принцев состояла из герцогов Шартрского, Буйонского, Ларошфуко и Вильруа, г-на Фиц-Джеймса, епископа Суассонского, главного капеллана, и отца Перюссо, иезуита, духовника его величества.

Третью партию составляли две любовницы короля, герцог де Ришелье, Мёз, адъютанты и камердинеры.

Партия принцев, примкнув к г-ну де Морепа, была настроена во что бы то ни стало проникнуть к королю и, воспользовавшись болезнью Людовика XV и ослаблением, которое она, естественно, должна была произвести в его рассудке, добиться изгнания г-жи де Шатору и г-жи де Лораге.

Однако г-жа де Лораге, г-жа де Шатору и герцог де Ришелье решили стойко держаться в спальне короля, подобно тому как гарнизон осажденной крепости стойко держится в ней до последнего мгновения.

И действительно, г-жа де Шатору знала о том, что между принцами, епископом Меца и главным капелланом, г-ном Фиц-Джеймсом, достигнута договоренность и что отпущение грехов может быть дано королю лишь при условии, что она будет изгнана.

Как видно, для всех этих сановников, принцев, министров, царедворцев, фаворитов и фавориток вопрос о жизни или смерти короля был всего лишь второстепенным вопросом; главным и единственным вопросом для них был следующий: останется г-жа де Шатору фавориткой или не останется?

Один лишь народ, всегда добрый, преданный и великодушный, тревожился из-за самой болезни и молил Господа сохранить королю жизнь.

У фавориток оставалось только одно средство: вступить, если это возможно, в прямые переговоры с отцом Перюссо, духовником короля, и устроить так, чтобы августейшего больного исповедовал и причастил не епископ Суассонский, а постоянный духовник короля; это могло решить все проблемы.

Поэтому для отца Перюссо было сделано исключение: его впустили в покои короля и провели в небольшой кабинет, где его ожидала г-жа де Шатору.

Понимая, что в этих обстоятельствах нельзя терять время, г-жа де Шатору поставила вопрос ребром:

— Святой отец, ответьте мне откровенно! В случае, если король пожелает исповедоваться и причаститься, буду ли я вынуждена удалиться от него?

Иезуит попытался уклониться от ответа.

— Но, сударыня, — произнес он, — король, возможно, не будет исповедоваться.

— Будет, — ответила герцогиня, — ибо он религиозен, как и я, и потому я первая стану призывать его исповедоваться, чтобы подать добрый пример. Я не желаю брать на себя ответственность за то, что он этого не сделает; но речь идет о том, чтобы избежать скандала: так скажите мне, буду я удалена от короля?

На этот вопрос иезуит не дал ответа, ограничившись движением бровей, плеч и ладоней.

— Подумайте же и ответьте мне, — продолжала герцогиня. — Ведь все, чего я желаю, это тайно уехать; я хочу избежать открытого скандала, понимаете? Скандала, который для короля будет еще страшнее, чем для меня.

Наконец, припертый к стенке, отец Перюссо решился ответить:

— Сударыня, мне не позволено заранее принимать исповедь у больного; я не знаю, каково состояние здоровья короля; образ моих действий зависит от его признаний; что же касается меня, то я не имею никаких дурных мыслей по поводу ваших отношений с королем.

— Если этим вы желаете сказать мне, что считаете мои отношения с королем безгрешными, то я не колеблясь отвечу вам, что вы ошибаетесь, святой отец, — промолвила герцогиня. — И если вам нужны признания, то я признаюсь вам, что мы грешили, используя для этого каждую возможность, делая это постоянно, преднамеренно и с удовольствием. Так что, выходит, случай достаточно серьезный для того, чтобы умирающий Людовик Пятнадцатый отослал меня от себя, но скажите, нельзя ли в этих обстоятельствах сделать какое-нибудь исключение для короля?

Отец Перюссо оказался в тяжелейшем положении.

Дело в том, что партия министров вместе с партией принцев твердо решила, что г-жа де Шатору будет удалена от двора, если королю придется исповедоваться; но если этого не произойдет и король выздоровеет без исповеди, то г-жа де Шатору останется официальной фавориткой, и тогда удален от двора будет отец Перюссо; его величество возьмет себе другого духовника — какого-нибудь францисканца, театинца или, возможно, августинца, что станет великой печалью для общества Иисуса, которое таким образом утратит право руководить совестью короля.

Так что отец Перюссо ничего не ответил, стараясь выиграть время.

И тогда в разговор вмешался герцог де Ришелье.

— Ах, отец Перюссо! — промолвил он. — Будьте немного полюбезнее с дамами. Сию же минуту окажите милость госпоже де Шатору, сделав так, что она будет без скандала удалена от двора; вы же видите, что ваши отговорки приводят нас в отчаяние.

Однако чем больше напирали на отца Перюссо, тем молчаливее он становился.

— Ну хорошо, — продолжал герцог насмешливым тоном и с повадками, присущими только ему, — я вижу, преподобный отец, что вы мало чувствительны к женской красоте. В таком случае, — добавил он, бросаясь ему на шею и обнимая его, — сделайте для меня, всегда любившего иезуитов, то, что самые учтивые отцы Церкви нередко позволяли духовникам королей делать в подобных обстоятельствах.

Но отец Перюссо оставался непоколебим.

Тогда г-жа де Шатору приблизилась к нему и, погладив его по щеке своей очаровательной ручкой, самым нежным и самым ласковым голосом сказала ему:

— Отец Перюссо, клянусь вам, что если вы хотите избежать огласки, то я удалюсь из спальни короля во время его болезни и если и вернусь когда-нибудь ко двору, то лишь как друг короля, но не как его любовница; более того, я стану прилежной христианкой, и вы будьте моим духовником.

Предложение было более чем заманчивым, однако его оказалось недостаточно для того, чтобы соблазнить отца Перюссо, упорствовавшего в своем желании держать фаворита и фаворитку в сомнениях.

Принцы и министры ожидали развязки с не меньшим беспокойством, чем г-жа де Шатору и герцог де Ришелье.

В самом деле, если король умрет, то набожный двор дофина и королевы одержит полную победу; фаворитка будет изгнана, фаворит окажется в опале, и в течение десяти лет при дворе не будет слышно ни о фаворитах, ни о фаворитках.

Но если король возвратится к жизни, не принеся исповеди, то герцог де Ришелье и г-жа де Шатору станут еще более могущественными, чем прежде.

Поэтому на собрании принцев было постановлено нанести решающий удар. Граф де Клермон заявил, что, какое бы сопротивление ему ни оказали, он проникнет к королю.

Чтобы понять всю силу положения герцога де Ришелье, надо знать, что он был первым дворянином королевских покоев, а привилегия первого дворянина королевских покоев состояла в том, что он был полновластным хозяином в спальне короля и мог по своей воле не впускать в нее любого, кто бы тот ни был.

Этой привилегией он пользовался с начала болезни короля.

Итак, 12 августа граф де Клермон явился к дверям королевских покоев. Вот как, согласно ежедневным бюллетеням, развивалась к этому дню болезнь короля.

8 августа — король испытывает недомогание, вызванное задержкой стула. В этот же день ему сделано кровопускание.

9-го — дано слабительное.

10-го — в три часа утра пущена кровь из ноги; вечером самочувствие достаточно хорошее.

11-го — дано слабительное; вечером пущена кровь из ноги.

12-го — чувствует себя лучше, спокойнее, головная боль почти прекратилась; к вечеру очень возбужден.^[1]

Так что граф де Клермон явился к дверям королевских покоев как раз в тот момент, когда король почувствовал себя лучше и стал спокойнее.

Герцог де Ришелье, как обычно, не хотел его впускать, но граф ударом кулака распахнул двустворчатую дверь. Настаивая на своем, Ришелье вознамерился преградить ему путь, однако граф де Клермон, отстранив его рукой, промолвил:

— С каких это пор лакей возомнил, что он имеет право препятствовать принцам крови видеться с королем Франции?

Затем, подойдя к королю, лежавшему в постели, он продолжал:

— Государь, я не могу поверить, что ваше величество имеет намерение лишить принцев вашей крови удовольствия лично узнавать о состоянии вашего здоровья. Мы не хотим, чтобы наше присутствие было вам в тягость, однако мы желаем, по причине нашей любви к вам, иметь возможность входить к вам на несколько минут, и, дабы доказать вам, государь, что у нас нет никаких иных помыслов, я удаляюсь.

И он в самом деле собрался выйти из комнаты, как вдруг король, протянув к нему руку, произнес:

— Нет, Клермон, останься.

То был первый успех. Вслед за этим с королем завели разговор о том, чтобы отслужить в его комнате мессу. Король ответил, что это доставит ему удовольствие, после чего в комнату впустили епископа Суассонского.

Удалившись в кабинет, г-жа де Шатору и Ришелье наблюдали оттуда, как враг шаг за шагом укрепляет свои позиции.

Епископ Суассонский приблизился к постели короля и отважился произнести страшное слово исповедь.

— О нет, — ответил король, — еще не время.

Епископ начал настаивать.

— Нет, нет, — возразил король. — Я не могу исповедоваться теперь: у меня слишком сильно болит голова, а мне так много всего нужно вспомнить и сказать.

— Но ведь, — продолжал настаивать епископ, — ваше величество может начать исповедь сегодня, а закончить ее завтра.

Король покачал головой в знак отрицания. Епископ Суассонский понял, что в этот день он добился от больного всего, чего от него можно было добиться, и удалился.

Когда вслед за ним удалился и граф де Клермон, в комнату вошла г-жа де Шатору и, желая уничтожить то влияние, какое только что приобрели над королем принцы, начала расточать ему свои обычные ласки.

Однако он мягко оттолкнул ее от себя.

— Нет, нет, принцесса,^[2] — сказал он. — Я полагаю, что поступлю дурно, позволив вам продолжать эти ласки; довольно же, довольно!

Затем, видя, что г-жа де Шатору хочет обнять его, он добавил:

— Возможно, нам придется расстаться.

— Отлично, — обиженным тоном ответила г-жа де Шатору и вышла из комнаты.

На другой день Ла Пейрони, за которым послали в Париж, явился к герцогу Буйонскому и, сообщив ему, что королю осталось жить не более двух дней и, следственно, для него крайне важно исповедоваться, добавил, что герцогу как великому камергеру следует объявить королю, что час этой исповеди настал.

Герцог Буйонский, понимавший всю неприятную сторону возложенного на него поручения, вызвал к себе г-на де Шансене и приказал ему передать королю слова хирурга. Шансене подошел к постели Людовика XV и объявил ему об опасности его положения.

— Я не против исповеди, — промолвил король. — Однако Ла Пейрони ошибается: время еще не настало.

Но стоило ему произнести эти слова, как, словно ему было послано какое-то предупреждение свыше, он ощутил сильную слабость и угасающим голосом крикнул:

— Позовите отца Перюссо! Скорее позовите отца Перюссо!

И он лишился чувств.

Отец Перюссо, державшийся наготове, тотчас же явился к больному.

Как только король снова открыл глаза, отец Перюссо позвал герцога Буйонского.

— Буйон, — сказал ему король, — приступай снова к своим обязанностям, и впредь ты ни с чьей стороны не встретишь помех: я удаляю от себя фаворитов и фавориток, принося их в жертву религии и тому, чего хочет от меня Церковь.

Затем дверь в спальню короля закрылась, и он остался наедине со своим духовником.

Епископ Суассонский одержал полную победу.

И потому, не теряя времени, он направился прямо в кабинет, где находились г-жа де Шатору и ее сестра, и, сверкая глазами, с возбужденным лицом, произнес:

— Сударыни, король приказывает вам немедленно удалиться от него.

Затем, повернувшись к людям, следовавшим за ним, он отдал приказ:

— Пусть немедленно сломают галерею, которая ведет от покоев короля в аббатство Сент-Арну, дабы народ знал, что великий позор искуплен.

Ошеломленные этими словами епископа, обе женщины склонили голову под бременем его проклятия.

Однако в этот момент заговорил герцог де Ришелье.

— Сударыни, — произнес он в присутствии епископа, — если у вас достанет храбрости остаться здесь и пренебречь приказами, вырванными у короля в минуту его слабости, я беру всю ответственность на себя.

Это предложение герцога де Ришелье окончательно вывело епископа из себя.

— Ну что ж! — воскликнул он. — Если так, пусть затворят наши святые дарохранительницы, дабы немилость Божья стала очевиднее, а удовлетворение Всевышнего полнее.

После этого заявления епископа обе женщины молитвенно сложили ладони, наклонили голову и со стыдом на лице вышли из комнаты, не смея ни на кого поднять глаза.

Однако разгневанному прелату этого было недостаточно.

Он вернулся к королю и заявил ему:

— Государь, по законам Церкви и по нашим святым канонам нам возбраняется причащать умирающего, когда его наложница еще находится в городе. Прошу вас, ваше величество, снова отдать приказ относительно ее выезда, ибо нельзя терять ни минуты. Вы вот-вот умрете.

Король затрепетал при одной лишь мысли о смерти и проклятии; слыша крики и угрозы епископа Суассонского, он согласился на все, что от него потребовали. Обе дамы были не просто выведены из дома, а изгнаны оттуда под улюлюканье черни; они бросились в королевские конюшни, но не нашли там ни одного служащего, который согласился бы дать им карету, чтобы помочь им пересечь город. Каждый отнекивался, как мог. Один только граф де Бель-Иль оказал им помощь и предоставил в их распоряжение карету: он по собственному опыту знал, что такое опала и сколь желанна во время опалы дружеская помощь.

Госпожа де Бельфон, г-жа дю Рур и г-жа де Рюбампре оказались единственными провожатыми изгнанниц, которые среди ругательств и проклятий черни пересекли город и были привезены в загородный дом, находившийся в нескольких льё от Меца; причем даже это жилище им удалось отыскать с большим трудом, поскольку все домовладельцы гнали их прочь, словно чумных.

Когда обе изгнанницы покинули город и галерею разрушили, так что позор возмездия превзошел позор греха, епископ Суассонский позволил королю исповедоваться и причаститься. Вкусив Тело Господне, умирающий король произнес:

— Сударь, я причастился впервые двадцать два года тому назад; я желаю достойно пройти этот обряд и теперь, и пусть он станет для меня последним.

Причастившись, Людовик XV прошептал:

— В скольких же делах, представ перед Господом, должен дать ему отчет король! О, до сегодняшнего дня я был недостоин королевства!

Однако триумф епископа Суассонского еще не был полным: г-жа де Шатору оставалась старшей придворной дамой дофины, и следовало лишить ее этой должности; обе изгнанницы находились всего лишь в трех льё от королевского двора, и прелат потребовал, чтобы они удалились на пятьдесят льё от двора; наконец, исповедь Людовика XV была тайной, и епископ потребовал, чтобы король согласился еще и на публичную исповедь.

— Это убьет нашего господина! — шептали слуги.

— Почему бы господину Фиц-Джеймсу не потребовать сейчас у короля и его королевство? — во всеуслышание спрашивал Лебель.

Однако все эти разговоры лишь придали прелату смелости. В ту минуту, когда ему предстояло помазать тело умирающего елеем и все погрузились в благоговейное молчание, он произнес такие слова:

— Господа принцы крови и вы, вельможи королевства! Король поручил нам, монсеньору епископу Меца и мне, во всеуслышание сказать вам, что его величество испытывает искреннее раскаяние за тот позор, какой он учинил в королевстве, сожительствуя с госпожой де Шатору; он просит за это прощения у Господа и, зная, что она находится всего лишь в трех льё отсюда, приказывает ей пребывать на расстоянии не менее пятидесяти льё от двора; кроме того, он лишает ее должности старшей придворной дамы дофины.

— Это касается и ее сестры тоже, — добавил умирающий, в последнем усилии отрывая голову от подушки.

Так что для партии герцога де Ришелье и фавориток все было кончено: партия принцев восторжествовала, а прелаты одержали победу и воспользовались ею с той изощренной и неумолимой жестокостью, какая присуща гонениям со стороны церковников. Между тем королю становилось все хуже и хуже. Отъезд министров и сановников, являвшийся симптомом настроения придворных, куда более определенно, чем все физические симптомы, свидетельствовал о скорой смерти его величества. 15 августа, в шесть часов утра, принцев созвали присутствовать на отходной молитве. С шести часов утра до полудня король находился в бесчувственном состоянии; д'Аржансон велел упаковывать документы; герцог Шартрский приказал заложить карету, чтобы отправиться в Рейнскую армию; врачи удалились, и король, находившийся между жизнью и смертью, был оставлен на попечение знахарей.

Один из знахарей, даже имя которого осталось неизвестным, заставил его принять очень сильную дозу рвотного.

Прием этого снадобья вызвал ужасающую рвоту, но вслед за ней наступило ощутимое улучшение.

Тем временем беглянки спешили вернуться в Париж. Супругу советника, которую приняли за одну из них, на глазах у всех подвергли оскорблениям; сами они едва не были растерзаны на куски в Ла-Ферте-су-Жуаре, где их узнали, и остались живы лишь благодаря именитому местному жителю, который взял их под свою защиту и расстался с ними только тогда, когда они выехали за пределы города.

Между тем король беспрестанно звал к себе доктора Дюмулена: за ним посылали курьера за курьером; доктор прибыл к королю в то время, когда состояние его здоровья заметно улучшилось; он удостоверил это улучшение и объявил больному, который не мог в это поверить, о начале выздоровления.

Семнадцатого августа доктор Дюмулен заявил, что он ручается за жизнь короля.

Королева, которая еще вечером 9 августа была извещена о болезни супруга, ежедневно получала бюллетень от Ла Пейрони; не смея ехать в Мец и полагая мучением оставаться в Версале, она предавалась подлинному отчаянию, падая навзничь, катаясь по полу, умоляя Господа покарать смертью ее, но сохранить жизнь королю. Когда ей стало известно об изгнании фаворитки, она, вместо того чтобы порадоваться этому, страшно испугалась. Несчастная королева понимала, какие страдания испытывает эта женщина; вместе с дофином и другими своими детьми она бросилась на колени перед Святыми Дарами. Каждый раз, когда открывалась дверь, она бледнела и у нее начиналась дрожь. Наконец, прибыл курьер, передавший королеве позволение ехать до Люневиля, а дофину и старшей дочери короля — до Шалона.

Пожелав ехать немедленно, она приказала привести почтовых лошадей и отправилась в путь; в первой берлине, рядом с ней, находились г-жа де Люин, г-жа де Виллар и г-жа де Буффлер, а во второй — г-жа де Флёри, г-жа д'Антен, г-жа де Монтобан, г-жа де Сен-Флорантен и г-жа де Флавакур, которая оставалась в Париже и, всегда благонравная и так и не уступившая королю, попросила королеву взять ее с собой; королева, справедливая и добрая, ответила согласием на эту просьбу, не желая, чтобы опала виновных тяжким бременем легла на невиновную.

В Суассоне королева получила депеши от д'Аржансона, извещавшие ее, что король с нетерпением ждет свидания с ней. Вследствие этого кареты покатили еще быстрее; прибыв в Мец, королева поспешно вышла из кареты, бросилась бежать и упала на колени у изголовья короля, который еще спал; пробудившись, он сказал ей:

— Ах, это вы, сударыня! Я прошу у вас прощения за тот позор, причиной которого я стал, и за все те горести и муки, какие вы испытали из-за меня; прощаете ли вы меня?

Поскольку королева заливалась слезами и ничего не могла сказать ему в ответ, король повторил:

— Так прощаете вы меня? Прощаете вы меня?

У бедной женщины хватило сил лишь на то, чтобы кивнуть, и этот кивок означал: «Да, да».

Она обняла его за шею и более часа оставалась в таком положении.

Король же велел позвать отца Перюссо, чтобы тот стал свидетелем этого супружеского примирения.

Тем временем дофин и старшая дочь короля, которым было разрешено ехать лишь до Шалона, проследовали через этот город и в Вердене получили приказ остановиться.

Несмотря на этот запрет, герцог де Шатийон, наставник молодого принца, продолжил путь, в то время как г-жа де Таллар, со своей стороны, тоже поехала дальше вместе с принцессами, печалившимися из-за долгой разлуки с отцом; в особенности сокрушалась принцесса Аделаида, у которой даже случился по этой причине жар.

Невзирая на советы придворных, герцог де Шатийон прибыл в Мец, вошел в покои короля и подвел дофина к отцу.

Людовик XV принял своего старшего сына с холодностью, которая привела наставника в замешательство, и он тотчас попросил у короля прощения за свое самовольство; однако король ничего не сказал в ответ, пребывая в убеждении, что дофина привело в Мец вовсе не желание увидеть отца, а любопытство наследника, желавшего узнать, как обстоят дела с будущим наследством.

В сентябре король полностью излечился от своей болезни; однако вслед за болезнью у него началась глубокая печаль, неизбывная меланхолия. Все сцены, происходившие вокруг него во время его болезни, приходили ему на память, и то, что позором ложилось на него как на мужчину, заставляло его краснеть. Каждую минуту он оглядывался по сторонам, как если бы искал кого-то, и этот кто-то, без которого он не мог обойтись, был прежде всего Ришелье. Ришелье, со своей стороны, прощупывал почву, обращаясь за справками к кардиналу де Тансену и г-ну де Ноайлю, которые в один голос отвечали ему, что, по их убеждению, он никогда прежде не занимал такого места в сердце короля, как теперь. И тогда для начала Ришелье передал в руки короля подробное описание всего того, что происходило во время его болезни, сохраняя за каждым актером ту роль, какую он играл в этой трагикомедии, и не щадя никого — ни принцев крови, ни прелатов, ни царедворцев. Этот первый шаг был принят благожелательно. И тогда Ришелье понял, что дверь для него снова открыта, и проскользнул в нее.

Король встретил своего бывшего фаворита довольно боязливо, но было видно, что он принимает его с удовольствием. С этого времени король резко переменился; королева стала замечать, как мало-помалу возрождается его прежняя холодность к ней, и, когда накануне его отъезда в Страсбург бедная женщина спросила мужа, какая судьба ожидает ее в будущем, и добавила: «Государь, я была бы счастлива последовать за вами», король ограничился следующим ответом:

— Не стоит делать этого.

И ничего другого вытянуть из него она не смогла.

Вся в слезах, королева отправилась в Люневиль.

Герцог де Пентьевр, заболевший оспой, остался в Меце.

Герцогиня Шартрская и принцесса де Конти заявили, что они уезжают на войну и появятся в окопах у осажденного Фрайбурга.

И, наконец, герцогиня Моденская и ее дочь отправились в Страсбург.

Что же касается короля, то он непрестанно молился, выказывая угрюмость, а порой и еле сдерживаемую ярость.

В Люневиле он остановился у короля Польского, однако ничто не могло развлечь его, и, как ни старались дамы, на его губах ни разу не промелькнула улыбка.

Его рассеянность была настолько велика, что он уехал из Люневиля, даже не подумав попрощаться с королевой Польской, но, проехав десять льё, послал ей с курьером письмо, чтобы попросить у нее извинения за это упущение.

Точно так же он поступил и со своей супругой, и понадобилось еще одно письмо, чтобы загладить этот промах.

Прибыв в Саверн, лежавший на его пути в армию, он получил от г-жи де Шатору любовное письмо и бант, и с этой минуты страсть к ней снова охватила его с такой силой, что при дворе открыто заговорили о том, что бывшая фаворитка не замедлит вернуть себе прежнее положение.

Во Фрайбурге, который он осаждал, король узнал, что герцог де Шатийон, видя г-жу де Шатору в опале, написал в Испанию несколько писем, не слишком почтительных по отношению к герцогине.

Король немедленно подписал именной указ об аресте герцога де Шатийона и его жены; и он не только подписал этот указ, но и никогда не простил герцога.

Год спустя, когда герцог де Шатийон заболел, он с великим трудом добился разрешения переехать для лечения в замок Льёвиль, но ему было запрещено въезжать в Париж. В августе того же года, когда герцогу понадобилось отправиться на воды Форжа, он попросил короля позволения проехать через Париж.

— Хорошо, — ответил король, — но не останавливаясь там на ночлег.

Наконец в 1754 году, умирая, герцог де Шатийон передал королю через г-жу де Помпадур, в то время фаворитку, что он испытывает глубокую печаль от того, что ему предстоит умереть в опале; однако Людовик XV лишь позволил г-же де Помпадур передать герцогу, что король охотно забудет прошлое, но только по отношению к семье герцога, которая может рассчитывать на благоволение его величества.

Таков был Людовик XV.

XI

Капитуляция Фрайбурга. — Возвращение короля в Париж. — Восторг парижан. — Госпожа де Шатору пишет герцогу де Ришелье. — Отход ко сну королевы. — Ночная прогулка Людовика XV. — Свидание короля с г-жой де Шатору. — Опала врагов герцогини. — Ее болезнь.

Первого ноября 1744 года Фрайбург капитулировал; король подписал договор о капитуляции и, оставив на своих генералов заботу овладеть замками города, уехал 8-го числа того же месяца в Париж, чтобы устроить там свой триумфальный въезд.

Кампания 1742, 1743 и 1744 годов не была удачной.

Отступление Бель-Иля, как ни искусно оно было проведено, обескуражило войска. Майбуа, которого прозвали генералом тринитариев, предоставил своему коллеге всю свободу действий. Сегюр, овладевший Верхней Австрией, постыдно вывел из нее все свои войска; Брольи бежал из Баварии почти без боя; император, избранный при нашей поддержке, лишился не только тех владений, какие мы обещали ему, но и части своих собственных земель, и сделался посмешищем всей Европы. Гарнизон Эгера, единственной крепости, остававшейся у нас в Богемии, был взят в плен. Ноайль, по вине своего племянника Грамона, дал королю Георгу II возможность бежать с поля битвы при Деттингене; в продолжение целых двух лет мы только и делали, что отступали повсюду, и партизан Менцель не раз совершал набеги по эту сторону нашей границы, угрожая добраться до Парижа и отрубить парижанам уши. Народ слышал лишь вести о поражениях и видел лишь разгромленные войска; менялись министры и генералы, и вся надежда оставалась исключительно на короля, да и то лишь потому, что он пока ничего не сделал. Говорили, что причиной болезни короля стали тяготы, испытанные им в походе; все полагали, что он умрет, однако каким-то чудом его жизнь оказалась спасена, и, стало быть, хотя побед он одержал немного, все способствовало тому, чтобы подготовить его триумфальное вступление в столицу.

Поэтому трудно представить себе тот восторг, какой сопровождал короля во время его вступления в Париж: деревья на бульварах сгибались под тяжестью взобравшихся на них зрителей, окна казались замурованы головами, крыши домов были сплошь усеяны народом. В процессии участвовали большие коронационные кареты; великолепные парадные лошади, головы которых были украшены султанами, везли молодого и красивого монарха, улыбавшегося, когда ему этого хотелось, самой очаровательной улыбкой. Все это усиливало возбуждение народа: он плакал от умиления и, забывая подбирать деньги, которые ему бросали, бежал, чтобы броситься к дверцам кареты, снова и снова увидеть короля и крикнуть: «Да здравствует Людовик Возлюбленный!»

Госпожа де Шатору тоже вышла из своего особняка, чтобы увидеть Людовика XV, но лицо ее было скрыто от всех взоров вуалью, ибо король еще не ответил ни на ее письма, ни на посланный ею бант, и потому, несмотря на уверения Ришелье, она еще не знала, как к ней относится теперь ее августейший любовник.

Вот что она писала Ришелье, находившемуся тогда в Монпелье:

«Он вернулся в Париж, и я не могу передать Вам восторга добрых парижан; при всей их несправедливости ко мне, я не могу не любить их по причине той любви, какую они питают к королю; они прозвали его Возлюблен — ним, и это прозвище заставляет меня забыть весь вред, который они нанесли мне.

… Но, по Вашему мнению, любит ли он меня еще? Возможно, он считает, что вина, которую ему нужно загладить, чересчур велика, и это мешает ему вернуться ко мне. Ах! Он не знает, что вся его вина уже забыта… Я не могла противиться желанию увидеть его; я оделась так, чтобы не быть узнанной, и вместе с мадемуазель Эбер встала на его пути.

Я видела его: он выглядел радостным и растроганным; стало быть, он способен на нежные чувства. Долгое время я пристально смотрела на него, и вот что значит воображение: мне показалось, будто он бросил взгляд в мою сторону и пытался узнать меня.

Карета, в которой он сидел, ехала так медленно, что я успела вдоволь наглядеться на него. Я не могу описать Вам, что происходило во мне. Я находилась в ужасно тесной толпе и порой упрекала себя за то, что решилась на этот поступок ради человека, который обошелся со мной так бесчеловечно, но, увлеченная похвалами, которые ему воздавали, и восторженными криками зрителей, пребывавших в упоении, я уже не в силах была думать о себе. Однако голос, раздававшийся рядом со мной, напомнил мне о моих несчастьях, назвав меня самым оскорбительным образом».

И в самом деле, какой-то человек, узнавший г-жу де Шатору, крикнул: «Да здравствует король!», а затем, обернувшись к ней, плюнул ей в лицо.

Торжественный въезд короля в Париж происходил 13 ноября.

В тот вечер король и королева остались ночевать в Тюильри, и неожиданно среди ночи трижды послышался тихий стук в дверь, которая вела из спальни короля в спальню королевы. Дежурные горничные разбудили ее величество и сказали ей, что, по их предположению, это король просит разрешения войти к ней; но королева, печально улыбаясь, ответила им:

— О! Вы ошибаетесь. Так что ложитесь снова и спите.

Но стоило им снова лечь, как стук повторился.

На этот раз они подошли к двери и открыли ее, но за ней никого не оказалось; это заставило их навести справки у слуг, дежуривших у двери короля, но те ответили им, что король лежит в своей постели и не изъявлял никакого желания идти в покои королевы.

То, что король не изъявлял никакого желания идти в покои королевы, было правдой, но вот то, что он лежал в своей постели, правдой не было.

Напротив, король поднялся, вышел из Тюильри и, перейдя Королевский мост, приказал сопроводить его незаметно к г-же де Шатору, жившей на Паромной улице, вблизи якобинского монастыря.

Он хотел увидеться с г-жой де Шатору, узнать у нее, на каких условиях она согласится вернуться ко двору, и принести ей извинения за то, что произошло в Меце.

За десять минут до того, как ей доложили о приходе короля, г-жа де Шатору, сомневавшаяся в его возвращении, была бы безмерно счастлива вернуться в Версаль и без всяких условий; но теперь, когда король в известной степени положился на ее умение хранить тайну, она вновь обрела присущее ей высокомерие и заговорила уже не как изгнанница, а как фаворитка.

Так что на свой первый вопрос король добился от нее лишь следующего ответа:

— Государь, я вполне довольна тем, что меня не отправили по приказу вашего величества гнить в тюрьме; я счастлива наслаждаться преимуществами свободы, а вместе с ней и удовольствиями частной жизни; так что я предпочитаю оставаться в нынешнем своем положении и не возвращаться ко двору, ибо вернуться туда я согласилась бы лишь на условиях, на какие вы, несомненно, не соблаговолите пойти.

— Послушайте, принцесса, — отвечал ей король, — поверьте мне, забудьте то, что произошло в Меце, и возвращайтесь ко двору, как если бы ничего не случилось; прямо с нынешнего вечера займите снова ваши покои в Версале, а вместе с покоями и должность старшей придворной дамы дофины.

К несчастью, в этом споре король уступил преимущество герцогине: так дешево отделаться ему не удалось.

Госпожа де Шатору потребовала, чтобы принцы крови были изгнаны.

Однако король ответил ей, что дурно поступили прежде всего по отношению к ним, когда не допускали их к нему во время его болезни, и что от всякой мести принцам следует отказаться.

Госпожа де Шатору потребовала, чтобы г-н де Морепа и его жена были изгнаны.

Однако король ответил ей, что г-н де Морепа, с которым он в течение десяти минут успевает сделать столько дел, сколько с любым другим не сделал бы и за целый день, чересчур полезен ему для работы, чтобы он решился удалить его от двора.

Госпожа де Шатору потребовала, чтобы г-н де Морепа хотя бы принес ей извинения.

По этому пункту было условлено, что г-н де Морепа принесет г-же де Шатору извинения и что она сама укажет, каким образом это должно быть сделано.

Госпожа де Шатору потребовала, чтобы герцог де Шатийон, герцог Буйонский, епископ Суассонский, отец Перюссо, герцог де Ларошфуко и Бальруа были изгнаны.

— О, что касается этих господ, — сказал Людовик XV, — то я вам уступлю их, а с Шатийоном дело уже сделано.

И король, в самом деле, показал ей именной приказ, который он подписал за несколько дней до этого и хранил у себя для того, чтобы показать ей.

В итоге все было забыто, причем забыто настолько хорошо, что на головную боль и сильный жар пожаловалась в свой черед г-жа де Шатору, когда на другое утро король покинул Паромную улицу и вернулся в Тюильри.

Двадцатого ноября Шатийон получил уведомление об именном указе и распоряжение выехать из Парижа, ни с кем не попрощавшись.

Что же касается Ларошфуко, то письменным распоряжением короля ему было велено оставаться в своих поместьях вплоть до нового приказа; это распоряжение король адресовал г-ну де Морепа.

Герцог Буйонский получил приказ удалиться в герцогство Альбре, где ему был назначен в качестве жилища ветхий дом, в котором никто не жил уже двести лет.

Что же касается Перюссо, то король хотел наказать его таким же образом, каким в Меце была наказана бедная герцогиня, то есть угрозой опалы: в его присутствии, и словно не зная, что тот находится рядом, он послал за настоятелем иезуитского новициата и долго беседовал с ним. Затем, посылая время от времени за тем же настоятелем, он в течение целого месяца не разговаривал со своим духовником, который уже полагал себя впавшим в полную немилость и, поскольку все считали, что дела его плохи, растерял за это время часть своих духовных чад.

Наконец, по прошествии месяца, король сжалился над горем старика и сказал ему, что тот нисколько не утратил его благорасположения.

Епископ Суассонский был сослан в свою епархию, но не именным указом, а словесным распоряжением.

Бальруа получил приказ вернуться в Нормандию.

Господин де Морепа, побывавший исполнителем всех этих мелких мщений и понимавший, что настала и его очередь, получил приказание отправиться к г-же де Шатору, чтобы принести ей извинения и просить ее переехать на жительство в Версаль.

— И с какой же речью мне следует обратиться к госпоже де Шатору, государь? — спросил министр.

— Тут все написано, сударь, —ответил Людовик XV, протягивая ему бумагу с формулой извинения.

Господин де Морепа взял эту бумагу и явился к г-же де Шатору, однако привратник, предупрежденный заранее, сказал ему, что герцогини нет дома.

Господин де Морепа поинтересовался, можно ли увидеть г-жу де Лораге, но получил тот же ответ. Тогда он заявил, что пришел от имени короля, и его тотчас впустили.

Госпожа де Шатору лежала в постели; король, как мы сказали выше, оставил ее больной, и она еще не поправилась.

— Сударыня, — сказал г-н де Морепа, входя в ее комнату, — король послал меня сказать вам, что ему ничего не было известно о том, что происходило с вами во время его недавней болезни; он по-прежнему питает к вам то же почтение, то же уважение, что и прежде; поэтому он просит вас вернуться ко двору, дабы вы снова заняли там вашу должность; в равной степени это относится и к госпоже де Лораге.

— Я всегда была убеждена, сударь, — ответила герцогиня, — что король не принимал никакого участия в том, что происходило тогда со мной; поэтому я никогда не переставала питать к его величеству то же уважение и ту же привязанность, что и прежде. К сожалению, я не в состоянии прямо завтра же отправиться благодарить короля; однако я сделаю это в ближайшую субботу, ибо надеюсь выздороветь к этому времени.

Морепа приблизился к герцогине, всем своим видом показывая, что желает поцеловать ей руку.

Герцогиня протянула ему руку, сказав:

— Целуйте, это ничего не стоит и ничем не чревато.

Удаляясь, г-н де Морепа спросил:

— Итак, до субботы?

— До субботы, — повторила г-жа де Шатору.

Но бедная женщина дала это обещание, не спросив разрешения у того, кто держит человеческую жизнь в своих руках; она надеялась выздороветь к субботе, но как раз в этот день ей стало хуже.

С этого времени ее болезнь стала все более и более усиливаться; в течение одиннадцати суток несчастная герцогиня то впадала в беспамятство, то возвращалась в сознание, что придавало почти роковые черты ее состоянию; находясь в бреду, она кричала, что ее отравили и что яд, который ей дали, исходил от г-на де Морепа. В минуты просветления сознания она исповедовалась у отца Сего, который затем настаивал, что никогда не видел женщины, готовой умереть с большим смирением.

Ланге, тот самый кюре церкви святого Сульпиция, который в свое время проявил себя столь строгим к бедной герцогине Беррийской, принял последнее причастие у этой новоявленной Магдалины; но ни тот, ни другой не требовали, чтобы герцогиня де Шатору принесла в жертву свою любовную страсть; несомненно, ей были зачтены те страдания, какие она претерпела в Меце.

Герцогине девять раз пускали кровь во время этой болезни — то из руки, то из ноги, однако ничто не помогало; с каждым днем ее сознание омрачалось все более, с каждым днем бред у нее становился все сильнее. Каждый раз, когда бред возобновлялся, она повторяла, что умирает от отравления, что яд исходил от г-на де Морепа и что ей дали его вместе с лекарством в Реймсе.

Восьмого декабря она умерла в ужасных судорогах.

При вскрытии никаких следов отравления обнаружено не было.

Два дня спустя, 10 декабря 1744 года, она была погребена в часовне святого Михаила церкви святого Сульпиция.

Ровно за два года до этого, день в день, под подушкой несчастной герцогини была найдена золотая табакерка короля.

Людовик XV был чрезвычайно удручен этой смертью и, чтобы развеяться, отправился на охоту; вернувшись с нее, он созвал совет, но не смог досидеть до конца заседания и, не желая никого видеть, заперся в Трианоне в обществе г-жи де Буффлер, герцогини Моденской и г-жи де Бельфон, чтобы вволю там поплакать.

Королева имела смелость написать своему супругу письмо, в котором она просила у него позволения разделить с ним его горе, но король ответил ей через Лебеля, что увидится с ней лишь в Версале.

XII

Женитьба дофина. — Он женится на дочери Филиппа V и Елизаветы Фарнезе. — Опасения герцога де Ришелье после смерти г-жи де Шатору. — Молчание короля. — Герцог продолжает быть в милости у короля. — Госпожа де Флавакур. — Госпожа де Рошшуар. — Празднества, устроенные городом Парижем. — Охотница. — Переодевания. — Таланты г-жи д'Этьоль. — Ужин 22 апреля. — Господин Ленорман д'Этьоль. — Письмо мужа. — Письма короля. — Возобновление военных действий. — Англичане и голландцы. — Арест графа де Бель-Иля. — Мориц Саксонский. — Битва при Фонтенуа.

Год 1745-й начался с бракосочетания дофина и инфанты Марии Терезы Антуанетты Рафаэлы, дочери Филиппа V и Елизаветы Фарнезе.

Весь Париж пребывал в праздничном настроении; возможно, однако, что Людовик XV, глубоко опечаленный смертью г-жи де Шатору и ощущавший сильнейшие признаки той скуки, которая была разъедающей язвой его жизни и которую пустота, оставленная прекрасной герцогиней, делала еще глубже, не принял бы никакого участия в этом всеобщем ликовании, если бы герцог де Ришелье не вернулся с заседаний провинциальных штатов Лангедока, чтобы хоть немного развеселить короля.

Смерть г-жи де Шатору стала для герцога де Ришелье причиной не только огромной печали, но еще и огромного страха. У г-жи де Шатору, задушевной подруги герцога и женщины, на честность которой он всегда мог полагаться, в особой папке хранились все его письма к ней, а в этих письмах Ришелье нередко давал ей советы в отношении короля. Почти все эти советы касались слабостей короля; дело в том, что Ришелье, желая помочь прекрасной фаворитке крепче держать в руках своего августейшего любовника, рассчитывал куда больше на пороки короля, чем на его добродетели.

Так что в своих письмах герцог нисколько не щадил короля, и если бы по какой-нибудь случайности его величество обнаружил эту папку, то герцогу де Ришелье наверняка грозило бы лишиться его благорасположения.

Должно быть, Ришелье испытал сильный страх, если в своих мемуарах герцог признается, что при известии о смерти г-жи де Шатору он упал на колени и в страстном порыве, исполненном веры, а главное, эгоизма, воскликнул:

— О Боже! Сделай так, чтобы король не нашел эту папку!

Однако король ничего не нашел или притворился, что ничего не нашел. В итоге герцог де Ришелье, не слыша никаких разговоров об этой папке и не видя никаких именных указов в отношении себя, успокоился и вернулся в Париж, где король, которого болтовня герцога необычайно развлекала, принял его еще ласковее, чем обычно.

Как нетрудно понять, первая забота Ришелье, видевшего, до какой степени печален и одинок король, состояла в том, чтобы отыскать ему подругу. Вначале он попытал счастья у г-жи де Флавакур, поскольку это не вывело бы любовные интересы короля за пределы одной семьи: четыре сестры уже побывали любовницами его величества, поэтому представлялось вполне естественным, чтобы его любовницей стала и пятая. Так что герцог отправился к прекрасной маркизе и стал искушать ее всевозможными способами. Она жаждет богатств? Так ведь король — самый богатый государь на свете. Она честолюбива? Так ведь властители всех стран будут отправлять к ней своих послов, чтобы вести переговоры о мире и войне. Ей хочется возвысить свою семью? Так ведь она станет источником милостей и сама будет раздавать должности.

Маркиза с улыбкой смотрела на искусителя.

— Все это прекрасно, — сказала она, — я это понимаю, но…

— Но? — повторил герцог.

— … но всему этому я предпочитаю уважение современников.

Это было все, чего смог добиться от нее герцог.

Тогда он возложил свои надежды на маркизу де Рошшуар; она происходила из рода Мортемаров, то есть была красива и остроумна; но, несмотря на свое остроумие и свою красоту, маркиза потерпела неудачу.

Тем временем король становился все более грустным и его одолевала все большая скука.

У герцога оставалась надежда на городские празднества.

Эти чисто буржуазные празднества, которые устраивал город Париж, были совершенно новыми для короля, привыкшего лишь к придворным увеселениям. Старшины ремесленных цехов объединяли усилия и возводили бальные залы то в одном месте, то в другом: сегодня на Вандомской площади, завтра на площади Побед. Каждый вносил свою долю: плотники строили зал, обивщики мебели его обставляли, продавцы фарфора приносили туда самые красивые вазы, торговцы цветами превращали его в сады Исфахана или Багдада. Таким образом, благодаря объединению различных ремесел, удавалось создать роскошь, недостижимую даже для тех, кто обладал огромными королевскими богатствами. Среди этих цветов виноторговцы устраивали фонтаны, из которых текли шампанское и бордо; лимонадчики зажигали чаши с пуншем; мороженщики воздвигли целые Альпы с белоснежным основанием и острыми пиками того розового оттенка, который заходящее солнце разливает по горным вершинам: короче, эти празднества были каким-то чудом!

Но что особенно развлекало короля, так это непринужденная веселость горожанок, которые вначале робели, но вскоре, ободренные комплиментом, шуткой или улыбкой, танцевали аллеманду и англез с веселостью и увлечением, каких он никогда не видел ни в Версале, ни в Трианоне, ни в Шуази.

А главное, среди всего этого должно было внезапно появиться то, чего ждало его опустошенное сердце: новая любовь.

На этот раз бал-маскарад происходил на Гревской площади. С некоторого времени все в Париже делалось на восточный лад, причем на восточный лад так, как это понимали в царствование Людовика XV; Галлан переводил «Тысячу и одну ночь», Монтескьё писал «Персидские письма», Вольтер ставил на сцене «Заиру», и потому на этом балу было множество гурий, множество султанш, множество баядерок. Внезапно король увидел, что среди всех этих масок в нарядах из золотой и серебряной парчи к нему приближается скромная Диана-охотница с луком в руке и с колчаном за плечами, являя взору округлую и белоснежную руку, изящную ножку и достойную богини кисть. Прекрасная Диана была в маске, однако по флюидам, которые она распространяла вокруг себя, король догадался, что это не иностранка. Она заговорила, явив взору свои жемчужные зубки, и сквозь эти зубки так и посыпались тонкие шутки, исполненные утонченного кокетства и остроумной лести. Она еще не сняла маски, а король уже был без ума от нее; когда же она открыла свое лицо, дело стало еще хуже, поскольку в прекрасной Диане-охотнице он узнал нимфу из Сенарского леса, которая являлась ему то несущейся верхом на лошади, то полулежащей в одной из тех перламутровых раковин, какие на полотнах Буше служили колесницами для его Венер и Амфитрит; короче, он узнал в ней прекрасную г-жу д'Этьоль, из-за которой однажды вечером несчастная герцогиня де Шатору отдавила ногу г-же де Шеврёз.

Женщинам присущи предчувствия такого рода.

Госпожа д'Этьоль не была знатной дамой, как г-жа де Вентимий или г-жа де Майи, о которых мы уже говорили, однако она не была и простолюдинкой, как Жанна Вобернье, о которой мы будем говорить позднее. Ее звали Антуанетта Пуассон; одни называют ее дочерью богатого откупщика из Ла-Ферте-су-Жуара, другие утверждают, что ее отец был поставщиком мяса в дом Инвалидов; как бы то ни было, она вышла замуж за г-на Ленормана д'Этьоля, богатейшего откупщика. Ей было двадцать два года, она была отличной музыкантшей, писала на холсте прелестные пейзажи, а на картоне восхитительные пастели, любила охоту, удовольствия, роскошь и искусства; в ней было нечто от Венеры и Магдалины одновременно; словом, это была женщина, которую тщетно искал герцог де Ришелье и которая сама предложила себя Людовику XV.

Для короля и г-жи д'Этьоль был устроен ужин. Бине, родственник прекрасной Дианы и камердинер дофина, стал посредником в этой новой любовной связи. Ужин происходил 22 апреля 1745 года; на нем присутствовали герцог Люксембургский и г-н де Ришелье.

Безупречное чутье придворного, никогда не изменявшее герцогу де Ришелье, на этот раз изменило ему. Он не увидел в г-же д'Этьоль ни того, что она представляла собой тогда, ни того, что ей суждено было представлять собой впоследствии; он был холоден с ней, с пренебрежением отнесся к ее остроумию и остался равнодушен к ее красоте, и она никогда не простила ему этого.

Ужин был весьма веселым, а ночь весьма долгой. Король расстался с г-жой д'Этьоль лишь на другой день, в одиннадцать часов утра, и она заняла прежние покои г-жи де Майи.

О, какие грустные мемуары написали бы стены некоторых комнат, если бы стены могли писать!

С этого времени при дворе сложились две явственно различные партии: партия дофина, которую называли партией ханжей, и партия новой фаворитки.

Все это случилось в то время, когда г-н Ленорман, обожавший жену, находился в имении г-на де Савалетта, одного из своих друзей, куда он отправился провести Пасху. Именно там он узнал от г-на де Турнеама, что жена покинула дом, поселилась в Версале и стала официальной любовницей короля. Пришлось прятать от него всякое оружие: он пребывал в отчаянии и хотел лишить себя жизни. В горести он написал жене письмо и поручил г-ну де Турнеаму доставить ей это послание.

Госпожа д'Этьоль прежде всего показала это письмо королю, который прочитал его с большим вниманием, а затем вернул ей, сказав:

— До чего же порядочный человек ваш муж, сударыня!

Положение г-жи д'Этьоль упрочилось с первого дня: к 9 июля 1745 года, то есть менее чем за три месяца, прошедших после приятельского ужина, на котором присутствовали герцог Люксембургский и г-н де Ришелье, король написал ей уже восемьдесят писем.

Эти письма запечатывались печатью, которая несла на себе слова: «скромен и предан».

Пятнадцатого сентября того же года, в шесть часов вечера, г-жа д'Этьоль была представлена ко двору принцессой де Конти, домогавшейся этой чести.

Подобно герцогине де Шатору, г-жа д'Этьоль начала с того, что стала побуждать любовника принять на себя командование армией, если откроются военные действия, но, будучи хитрее герцогини, не просила позволения сопровождать его в походе.

Несмотря на смерть Карла Альбрехта, последовавшую 20 января 1745 года и позволившую нам признать Марию Терезию, война началась снова, причем с большим ожесточением, чем прежде: правительства северных держав хотели уменьшить наше дипломатическое влияние, они хотели ослабить нашу страну.

Сложилась полная коалиция: к англичанам и австрийцам присоединились голландцы; это опять была та самая лига, против которой боролся Людовик XIV, против которой боролся Людовик XV, против которой предстояло бороться впоследствии Республике и Империи и против которой мы будем бороться снова в самом скором времени.

Англичане предприняли большие усилия: они высадили на побережье Голландии двадцать английских и шотландских батальонов и двадцать шесть эскадронов; к англичанам присоединились пять ганноверских полков, состоявших из пятнадцати тысяч человек, и шестнадцать усиленных эскадронов; Соединенные Провинции выставили двадцать шесть батальонов и сорок эскадронов; наконец, Австрия послала восемь эскадронов легкой кавалерии и венгерских гусар.

Кроме того, принц Карл держал на Рейне армию из восьмидесяти тысяч человек, численность которой в самом скором времени должна была быть доведена до ста двадцати тысяч.

Командовал англичанами, голландцами и ганноверцами герцог Камберлендский.

Французское правительство, со своей стороны, творило чудеса, чтобы сформировать достойную армию. К несчастью, у нас недоставало в это время двух крупных военных организаторов: граф де Бель-Иль и шевалье де Бель-Иль, посланные для переговоров в Берлин, были там арестованы и препровождены в Англию; тем не менее было сформировано сто шесть батальонов, семьдесят два полных эскадрона и семнадцать вольных рот.

Эта армия, получившая название Фландрской, была поставлена под командование маршала Саксонского.

К несчастью, маршал Саксонский страдал водянкой. Когда в Париже увидели, что он едва волочит ноги, и все стали говорить ему о его слабости, он сказал в ответ лишь одно:

— Речь не о том, чтобы жить, а о том, чтобы отправиться в путь.

И в самом деле, он прибыл в армию почти умирающим.

Седьмого мая король был в Понт-а-Шене. На другой день он поехал осмотреть поле битвы, выбранное маршалом; положение обеих армий было таково, что неприятель был вынужден или принять сражение в том месте, какое выбрал маршал, или позволить ему овладеть Турне.

Несомненно, подобный выбор мог сделать только великий воин: все было приготовлено для победы, все было предусмотрено на случай поражения; то была изрытая оврагами, зажатая между Фонтенуа и лесом Барри равнина, которая, расширяясь затем, позволила нашей линии развернуться примерно на три четверти льё.

Расположенная таким образом, наша армия упиралась правым флангом в Антуан, а левым — в лес Барри; весь ее фронт, в центре которого находился Фонтенуа, был покрыт редутами. Антуан, укрепленный более всего, был окружен преградами из срубленных и наваленных деревьев; кроме того, батарея из шести шестнадцатифунтовых орудий, стоявшая по другую сторону Шельды, могла обстрелять с фланга любую армию, которая попыталась бы выйти на равнину, отделяющую Антуан от Перонна; что же касается правого края леса Барри, то он был защищен двумя редутами, расположенными достаточно близко от Фонтенуа, так что огонь их орудий скрещивался с огнем орудий из Шавиля. А так как Антуан можно было атаковать только со стороны долины Перонна и так как вступить в соприкосновение с французской армией можно было не иначе, как преодолев теснину Фонтенуа, то, с какой бы стороны неприятель ни появился, он должен был ради сомнительной победы подставить себя под угрозу поражения.

Кроме того, на случай неудачи, маршал Саксонский построил перед мостом у Калонна, единственным, по которому можно было переправиться через Шельду, предмостное укрепление с двойным кронверком и поставил там шесть тысяч человек свежего войска. Если бы опасность стала неотвратимой, то король и дофин должны были бы отступить по этому мосту, за укреплениями которого армия, как бы тесно ее ни преследовали, вполне могла соединиться.

Союзные войска, со своей стороны, разделились на два корпуса, чтобы сражаться одновременно в двух пунктах, где заранее была намечена атака. Молодой князь Вальдекский со своими голландцами угрожал Антуану; англичане и ганноверцы под предводительством герцога Камберлендского готовились преодолеть теснину Фонтенуа и образовали огромный полукруг около французской армии, упираясь левым флангом в Перонн, а правым — в Барри. Обе армии употребили весь день 10 мая и всю следующую ночь на то, чтобы расположиться нужным образом.

Король провел весь день 10 мая у маршала, который по его категорическому приказанию оставался в постели. Маршал был болен водянкой, дошедшей уже до третьей стадии своего развития, но отказался от пункции жидкости, опасаясь, как бы эта операция, приняв плохой оборот, не помешала ему присутствовать при сражении. Тем не менее, имея большую надежду на успех грядущей битвы, он был очень весел. Король, со своей стороны, был полон уверенности и спокойствия. Разговор зашел о битвах, в которых французские короли участвовали лично. Король напомнил присутствующим, что со времен битвы при Пуатье ни один король не участвовал в сражении вместе со своим сыном и что со времен Тайбурской битвы, выигранной Людовиком Святым, ни один из его потомков не одержал значительной победы над англичанами, так что теперь следовало разом отыграться за то и другое.

Людовик XV покинул маршала Саксонского в одиннадцать часов вечера и вернулся к себе вместе с дофином. Они провели ночь в одной комнате. В четыре часа король поднялся и отправился лично будить графа д'Аржансона, военного министра, которого он тотчас же послал к маршалу, чтобы получить от него последние распоряжения. Граф д'Аржансон застал маршала лежащим в плетеной ивовой повозке, в которой тот мог вытянуться, как в постели, чтобы не слишком уставать заранее и без пользы; маршал намеревался сесть верхом лишь в тот момент, когда начнется сражение. Маршал велел передать королю, что он обо всем позаботился и что тот может приехать. Король, переночевавший в Калонне, сел верхом и вместе с дофином переехал мост у Калонна, а затем расположился возле Ла-Жюстис-де-Нотр-Дам-о-Буа, примерно в трех четвертях льё от этого моста и в пятидесяти шагах позади нашей третьей боевой линии.

В пять часов утра маршалу доложили, что неприятель начал движение.

Тогда он приказал отвезти его на первую линию, которая расположилась следующим образом: девять батальонов охраняли Антуан с левой стороны вплоть до оврага Фонтенуа; другие пятнадцать батальонов составляли левое крыло и растянулись за лесом Барри вплоть до Горена; вся кавалерия занимала позади фронт, равный фронту пехоты: за центром и левым крылом — в две линии, за правым крылом — в одну линию; батальон партизан, которых называли грассенцами, был размещен в лесу Барри: они должны были служить застрельщиками.

Маршал Саксонский приблизился на расстояние пушечного выстрела к противнику, чтобы изучить его позицию. В это время к нему подъехал маршал де Ноайль, намереваясь дать ему отчет о сооружении укрепления, которое он приказал построить ночью с целью соединить первый редут правого фланга с деревней Фонтенуа. Герцог де Грамон, племянник маршала де Ноайля, находился позади него на лошади. Маршал Саксонский выслушал рапорт, все одобрил и, видя, что сражение вот-вот начнется, приказал маршалу де Ноайлю вернуться на прежний пост. Тогда маршал де Ноайль, повернувшись к племяннику, сказал ему:

— Господин де Грамон, ваше место подле короля! Поезжайте и скажите его величеству, что я буду иметь сегодня счастье победить или умереть, служа ему.

Дядя и племянник поцеловались и простились. Внезапно раздался пушечный выстрел, и герцог де Грамон, находившийся между маршалом де Ноайлем и маршалом Саксонским, упал, разорванный надвое первым же ядром.

Маршал де Ноайль хотел броситься к нему на помощь, но это было бесполезно: смерть уже начала свою печальную жатву. Маршал печально покачал головой и пустил лошадь в галоп. В ту же минуту вся французская линия вспыхнула огнем и ответила общим залпом.

Однако вскоре канонада прекратилась, и противники сошлись врукопашную. Голландцы дважды шли в атаку на Антуан и дважды были отброшены. Во время второй атаки почти целый эскадрон был уничтожен перекрестными залпами батареи, помещенной за Шельдой, и другой батареи, стоявшей перед Антуаном: из всего эскадрона осталось только двенадцать человек.

Что же касается англичан, то, трижды отброшенные от Фонтенуа, они трижды возобновляли попытку и перестраивались, чтобы предпринять новую атаку.

Герцог Камберлендский заметил, что французы были обязаны этим успехом перекрестному огню своей артиллерии. Поэтому он приказал генерал-майору Ингольдсби овладеть лесом Барри и захватить оба редута. Ингольдсби столкнулся с батальоном грассенцев и, решив, что имеет дело с целой бригадой, отступил и попросил подкрепления у герцога, но тот велел арестовать его.

Выстрелы, доносившиеся из леса, побудили маршала Саксонского послать туда два батальона. Герцог Камберлендский, решив овладеть оврагом, сформировал пехотную колонну из двадцати тысяч англичан и ганноверцев и, поставив впереди нее и в ее центре шесть орудий, двинул ее вперед.

Французские и швейцарские гвардейцы, находясь под защитой оврага, подумали, что имеют дело с батареей, поддерживаемой одним батальоном; они решили захватить ее, но, поднявшись на бровку оврага, увидели перед собой целую армию; шестьдесят гренадеров и шесть офицеров полегли на месте. Гвардейцы возвратились на свои позиции, а неприятельская колонна появилась на краю оврага.

Враги медленно приближалась с оружием в руках и с горящими фитилями, но французские и швейцарские гвардейцы, которых не было и одного против десяти, не отступали ни на шаг.

Оказавшись в пятидесяти шагах от них, английские офицеры, во главе которых находились Кемпбелл, Албемарль и Черчилль, поклонились им, сняв шляпы. В ответ граф де Шабанн и герцог де Бирон, вышедшие из рядов навстречу англичанам, а также все французские офицеры тоже поклонились.

Тогда лорд Чарльз Хэй, капитан английской гвардии, сделал четыре шага вперед и крикнул:

— Стреляйте, господа французские гвардейцы!

При этих словах граф д'Антерош, лейтенант гренадер, также сделал четыре шага вперед и громким голосом ответил:

— Господа, мы никогда не стреляем первыми. Стреляйте вы, если вам угодно.

Сказав это, он надел на голову шляпу, которую до тех пор держал в руке.

Тотчас же одновременно грохнули шесть пушек и началась непрерывная ружейная пальба. Девятнадцать офицеров и триста восемьдесят солдат французской гвардии, полковник швейцарской гвардии г-н де Куртен, а также подполковник, четырнадцать офицеров и двести семьдесят пять солдат его полка пали убитыми и ранеными при этом первом залпе. В числе убитых были господа де Клиссон, де Ланже и де Ла Пейр.

Английская колонна двинулась вперед беглым шагом.

Королевский полк прикрыл отступление гвардейцев, построившихся позади него, а затем сам укрылся за редутом, оборонявшимся полком Короля.

Тем временем английская колонна продолжала двигаться прежним шагом, стреляя на ходу, причем делая это чрезвычайно слаженно: было видно, как офицеры опускают тростью ружья солдат, заставляя их стрелять ровно на высоте человеческого роста.

Редуты в лесу Барри и в Фонтенуа поливали непрерывным огнем наступавшую вражескую колонну, однако она сокрушала все, что оказывалось у нее на пути. В рядах французской армии началось замешательство. Это заставило маршала Саксонского забыть о своей болезни: он приказал подать ему лошадь и взобрался на нее. Не имея сил носить латы, он надел на руку небольшой щит из нескольких слоев стеганой тафты, но тотчас же отбросил его, ибо это снаряжение, при всей его легкости, показалось ему чересчур тяжелым.

Неприятель прошел мимо батарей Фонтенуа, которые, израсходовав запас ядер, стреляли холостыми зарядами, чтобы враг не понял, что у них больше нет снарядов.

Маршал послал маркиза де Мёза к королю сказать ему, чтобы он переехал за мост. Маркиз де Мёз застал короля неподвижно стоявшим среди потока обратившихся в бегство солдат.

— Я уверен, что маршал сделает все, что следует, — ответил Людовик XV маркизу, — и останусь здесь.

Между тем неприятельская колонна продолжала наступать.

Бегущие в панике солдаты разлучили на какое-то время короля с дофином.

Граф д'Апшье приехал умолять короля удалиться. У него была раздроблена пулей нога, и от боли он на глазах у короля лишился чувств.

— Да разве возможно, чтобы подобные войска не одержали победы?! — воскликнул Мориц Саксонский, видя, как г-н де Герши со своим Корабельным полком принял английскую колонну в штыки.

Неприятельская колонна находилась уже не далее как в шестистах шагах от короля, заявившего герцогу д'Аркуру, что он решил умереть там, где стоит.

В эту минуту стремглав прискакал герцог де Ришелье, адъютант Людовика XV.

— Что нового, — воскликнул при виде его герцог де Ноайль, — и какое известие вы привезли?!

— Я привез известие о том, что сражение будет выиграно, если мы этого захотим, — сказал герцог. — Неприятель сам удивляется своей победе; он не знает, идти ли ему дальше, потому что он не поддержан своей кавалерией. Пусть выдвинут против него батарею, пусть редуты Барри и Фонтенуа, у которых теперь есть в запасе ядра, усилят огонь, а мы скопом обрушимся на врага!

— Прекрасно, — сказал король. — Господин де Ришелье, встаньте во главе моей военной свиты и подайте пример храбрости!

Герцог де Ришелье пускает лошадь вскачь, чтобы передать этот приказ короля его военной свите; г-н де Пикиньи находит четыре пушки, которые тотчас же нацеливают на колонну; герцог де Шон собирает свою легкую кавалерию, г-н де Субиз — свою тяжелую конницу, г-н де Грий — своих конных гренадер, г-н де Жюмийяк — своих мушкетеров, а герцог де Бирон обороняет в это время с Пьемонтским полком селение Антуан.

Неприятельская колонна находится всего лишь в ста шагах от батареи, которую только что установили по совету герцога де Ришелье. Внезапно батарея открывается перед врагом и дает залп. Одновременно грохочут пушки Фонтенуа и Барри; французская пехота с фланга нападает на неприятельскую колонну, которую с фронта атакуют солдаты военной свиты короля, тяжелая конница и карабинеры.

В продолжение некоторого времени успех оставался под сомнением; огромная колонна давала отпор по всем сторонам.

Однако в конце концов в нее вклиниваются сначала Нормандский полк, затем ирландцы, затем Королевский полк. Змея, распадаясь на три части, извивается, крутится, и колонна делает первый шаг назад.

И тогда каждый стал вдвое храбрее: армии нужно было отомстить за восьмичасовое поражение. В итоге, измотанная непрерывными атаками, колонна сменила отступление на беспорядочное бегство.

Почти все были убиты или взяты в плен, и ни один из этих пятнадцати или восемнадцати тысяч человек не ускользнул бы, ни приди им на помощь кавалерия.

Людовик XV пустил лошадь вскачь и стал переезжать из одного полка в другой. Там, где за четверть часа до этого слышались бешеные вопли и предсмертные стоны, раздавались победные крики. Солдаты бросали в воздух шляпы; перед королем склонялись знамена, изрешеченные пулями; раненые приподнимались, чтобы поприветствовать рукой победоносного монарха: то был всеобщий иступленный восторг.

Маршал Саксонский с трудом соскользнул с лошади и, опустившись у колен короля, промолвил:

— Государь, теперь я готов умереть; я желал жить лишь для того, чтобы увидеть ваше величество победителем. Отныне вы знаете, от чего зависит успех сражений!

Король поднял маршала и обнял его на виду у всей армии.

Битва при Фонтенуа стала началом ряда побед, которые в конечном счете привели к подписанию Ахенского мира.

Двадцать третьего мая король захватывает Турне, а через десять дней — его цитадель.

Восемнадцатого июля граф фон Лёвендаль приступом берет Гент.

Двадцать второго июля Брюгге отворяет ворота маркизу де Сувре.

Первого августа король овладевает Ауденарде, Дендермонде сдается герцогу д'Аркуру, Остенде и Ньивпорт — графу фон Лёвендалю и Аист — маркизу де Клермон — Галлеранду.

Захватом этого последнего города заканчивается кампания 1745 года; кампания 1746 года начинается 20 февраля захватом Брюсселя, в который король торжественно вступает 4 мая.

Король встает во главе своей армии и идет на Лёвен, Лир, Арсхот, Херенталс и крепость Святой Маргариты, которые сдаются ему без боя.

Двадцатого мая взят Антверпен, 30-го захвачена его цитадель.

Двадцатого июля сдается Монс, 2 августа — Шарлеруа, 19 сентября — Намюр.

Наконец, дабы завершить кампанию 1746 года блистательным успехом, маршал Саксонский 11 октября выигрывает сражение при Рокуре, убив у неприятеля двенадцать тысяч человек, взяв в плен три тысячи и потеряв при этом не более тысячи ста своих солдат.

Кампания 1747 года открывается вторжением французских войск в Зеландию и захватом крепостей Слёйс и Эйзендейке графом фон Лёвендалем.

Двадцать четвертого апреля крепости Ла-Перль и Лифкенсхук захвачены г-ном де Контадом.

Первого мая г-н де Монморен овладевает фортом Филиппина, а 15 сентября граф фон Лёвендаль захватывает неприступную крепость Берген-оп-Зом.

Все это относится к кампании 1747 года.

Наконец, 13 апреля 1748 года осажден Маастрихт, который сдается 4 мая.

Незадолго до этого король поинтересовался у маршала Саксонского:

— Скажите, маршал, почему союзники, несмотря на свои поражения, не заключают мира?

Маршал с присущей ему краткостью ответил:

— В Маастрихте, государь.

И действительно, как только Маастрихт сдался французам, военные действия, которые вели в Италии герцог де Ришелье и граф Броун, прекратились.

Королева Венгрии, король Испании и Генуэзская республика присоединились к предварительным условиям мира, которые после капитуляции Маастрихта были согласованы между королем Франции, Англией и Голландией и привели к подписанию Ахенского мирного договора, состоявшемуся 18 октября 1748 года.

Вот какие изменения внес Ахенский договор в систему европейского равновесия.

Дон Карлос утвердился в правах на Королевство обеих Сицилий; герцог Моденский, женатый на мадемуазель де Валуа, дочери регента, восстановил власть над своими владениями; наконец, инфант дон Филипп получил герцогство Парму, Пьяченцу и Гвасталлу.

Король Пруссии, начавший войну, извлек из нее наибольшую выгоду. Он удержал за собой завоеванную им Силезию и, благодаря этому расширению территории, а также благодаря строгой бережливости Фридриха I, своего отца, внезапно оказался во главе могущественного народа. Наконец, герцог Савойский, в награду за свой союз с императрицей Марией Терезией, получил часть Миланской области.

Как видим, маркиз де Сен-Северен, посланник Франции на Ахенском конгрессе, верно следовал указаниям своего государя.

Людовик XV хотел вести переговоры не как торговец, а как король.

XIII

Экспедиция Карла Эдуарда в Шотландию. — Семь мужей Мойдарта. — Победы при Престонпенсе и Фолкерке. — Поражение при Каллодене. — Бегство претендента. — Флора Макдональд. — Принц и разбойники. — Самопожертвование Родерика Маккензи. — Карлу Эдуарду удается добраться до Франции. — Его изгоняют оттуда. — Он находит убежище в Риме. — Его любовная связь с графиней Олбани. — Последние годы его жизни. — Граф де Бонневаль. — Его приключения. — Шевалье де Бель-Иль. — Монсеньор де Вентимий. — Его острота на ложе смерти.

К этому же времени относятся экспедиция принца Карла Эдуарда в Шотландию, смерть испанского короля Филиппа V в Буэн-Ретиро, смерть графа де Бонневаля в Константинополе, смерть шевалье де Бель-Иля, убитого в ходе атаки на укрепления Экзиля, и, наконец, смерть г-на де Вентимия, архиепископа Парижского, о котором нам не единожды случалось говорить и которым мы займемся теперь в последний раз.

Экспедиции принца Карла Эдуарда, имевшей связь с положением дел в наших отношениях с Англией, содействовала Франция. Это была крупная отвлекающая операция, предпринятая правительством короля Людовика XV.

Отправившись из Нанта на судне «Дютейе», претендент прибывает в конце июля к острову Барра, одному из Гебридских островов; оттуда, без всякой иной поддержки, кроме своего имени, без всякого иного знамени, кроме лоскута тафты, привезенного из Франции, без всякого иного войска, кроме семи офицеров, без всякого иного военного снаряжения, кроме девятисот ружей, он переправляется в Шотландию и 25 июля 1745 года высаживается на берег в Мойдарте.

Люди, сопровождавшие принца, заслуживают того, чтобы их имена были отмечены в истории. Память, которую потомство хранит о тех, кто проявил великую самоотверженность, часто является их единственным вознаграждением, и потому, как ни тесны рамки нашего повествования, мы не лишим самоотверженность заслуженной ею награды. Некоторые сердца оказались бы чересчур несчастными, если бы, будучи почти уверенными в неблагодарности королей, они должны были опасаться еще и забвения со стороны историка.

Семью спутниками принца Карла Эдуарда были: маркиз Туллибардин, изгнанный из отечества за участие в восстании 1715 года; сэр Томас Шеридан, бывший воспитатель принца; сэр Джон Макдональд, офицер, состоявший на службе у Испании; сэр Фрэнсис Стрикленд, английский дворянин; Келли, тот самый, что был вовлечен в дело, именуемое заговором епископа Рочестерского; Эней Макдональд, парижский банкир; и, наконец, Бьюкенен, который по поручению кардинала де Тансена отправился в Рим, чтобы привезти принцу Карлу приглашение вернуться во Францию.

Восьмой спутник принца примкнул к нему почти сразу же после его высадки. Этого человека тоже звали Макдональдом, однако в глазах французов он имеет особое право на восхваление.

То был отец нашего знаменитого маршала Макдональда.

Один из семи дворян клана Макдональдов, которые первыми присоединились к принцу Карлу и которых прозвали Семью мужами Мойдарта, оставил настолько чудное и настолько простодушное описание этой высадки, что нам остается лишь привести его перевод.

«Наше любопытство, — говорит он, — было возбуждено при виде "Дютейе", вошедшего в гавань, и мы побежали на берег, чтобы услышать новости. Корабельная шлюпка, увидев, что мы подаем знаки, подошла к нам. Нас тотчас доставили на борт судна, и наши сердца переполняла радость от того, что мы так близко увидим принца, прибытия которого в Шотландию все так желали. Поднявшись на борт, мы увидели на палубе большой шатер, поддерживаемый шестами, а под этим шатром — вина и наливки. Там нас радушно принял маркиз Туллибардин, которого кое-кто из нас знал со времен первой экспедиции 1715 года.

Пока маркиз разговаривал с нами, Кленранальд скрылся из виду, ибо, как мы поняли, его позвали в каюту принца, где он оставался часа три. У нас уже не было надежды увидеть в этот вечер его высочество, как вдруг, спустя полчаса после возвращения к нам Кленранальда, на наших глазах в шатер вошел высокий молодой человек приятнейшей наружности, в черном платье без всякой отделки и в простой рубашке без манжет и жабо, причем не очень чистой, с батистовым галстуком, скрепленным простой серебряной застежкой; на голове у него был светлый парик и шляпа без всякого позумента, с льняным шнуром, один конец которого был привязан к пуговице его платья, а на ногах — черные чулки и башмаки с медными пряжками. Как только я увидел его, сердце у меня затрепетало от предчувствия; заметив это, священник по имени О'Брайен тотчас же сказал нам, что этот молодой человек — англичанин духовного звания, давно желавший встретиться с горцами и поговорить с ними.

Когда этот молодой человек входил, О'Брайен, несомненно для того, чтобы придать достоверности своим словам, не позволил ни одному из нас встать. Войдя, молодой священник никому не поклонился, да и мы поклонились ему только издали. По воле случая, я один был на ногах в ту минуту, когда он появился. То ли случайно, то ли потому, что я внушил ему симпатию, он подошел прямо ко мне и пригласил меня сесть рядом с ним на сундук. И тогда, принимая его за чужестранца или простого священника, хотя в глубине души что-то продолжало нашептывать мне, что это человек более значительный, чем о нем говорили, я стал беседовать с ним с большей фамильярностью, чем следовало. Первым делом он поинтересовался у меня, не зябну ли я в своем горском наряде. Я ответил ему, что настолько привык к своему наряду, что непременно зябнул бы, если бы переменил его на другой, даже более теплый. Он искренно засмеялся, услышав этот ответ, и стал расспрашивать меня, как я ложусь спать в этом платье. Я объяснил ему, как это происходит, однако он заметил мне, что, столь плотно закутавшись в свой плед, я не смогу защищаться в случае неожиданного нападения. Тогда я ответил ему, что в случае личной опасности или в случае войны мы используем плед иначе, так что горец может в один прыжок оказаться на ногах, держа в одной руке обнаженный меч, а в другой — заряженный пистолет и не испытывая никакого неудобства из-за этого покрывала. Потом он задал мне несколько других подобных вопросов, а затем, быстро встав, попросил стакан вина, после чего О'Брайен сказал мне на ухо, что следует уважить желание чужестранца, но не пить за его здоровье, и это утвердило меня в моих догадках. И тогда, взяв стакан вина, молодой человек выпил за здоровье всех нас и спустя минуту удалился».

Всем известны неожиданные повороты этой безрассудной экспедиции принца Карла Эдуарда, которая чуть было не увенчалась успехом по причине самой этой безрассудности. Находясь в окружении лишь нескольких приверженцев, пользуясь поддержкой лорда Ловата и имея в качестве подкрепления сотню вооруженных клейморами горцев клана Грантов из Гленмористона, сжигая и разрушая все, что мешает его наступлению, он движется вперед, преодолевает Чертову лестницу, берет Форт-Уильям, врасплох захватывает Перт, вступает в Эдинбург, устремляется на Престонпенс, где сэр Джон Коуп собрал армию, обращает эту армию в бегство, проникает с шестью тысячами пехотинцев и двумястами шестьюдесятью конниками в Англию, овладевает Карлайлом, углубляется в сердце королевства, проходит через Манчестер и достигает Дерби. Оттуда принцу остается всего тридцать льё до Лондона, однако ему были обещаны крупные мятежи в его пользу, а эти мятежи не происходят; он рассчитывал иметь солдат и деньги, но в деньгах и солдатах у него недостаток; и тогда в его совете возникает разлад, его воины начинают роптать; лишь один он, за неимением надежды, сохраняет несгибаемую волю. Он хочет идти на Лондон и борется с единодушным желанием своего войска; наконец, осознав невозможность идти дальше, внезапно поворачивает назад в Шотландию, беспрепятственно вступает в нее, проходит через Дамфрис и Глазго, получает несколько французских и шотландских подкреплений и осаждает Стерлинг, который, обороняясь, дает генералу Хоули время собрать войско. Карл Эдуард снимает осаду, идет на неприятеля, встречает его у Фолкерка и заставляет фортуну подарить ему последнюю улыбку; затем, узнав о приближении герцога Камберландского и его армии, он удаляется в Инвернесс и, все более и более теснимый королевскими войсками, оказывается перед необходимостью принять знаменитое Каллоденское сражение.

Итог этого сражения известен: из пяти тысяч человек, составлявших армию принца, почти полторы тысячи были убиты.

Карл Эдуард покинул поле битвы, располагая еще довольно большим числом конников, но, поскольку ему было понятно, что для него все кончено, он мало-помалу распустил всю эту свиту. За его голову была назначена награда в тридцать тысяч фунтов стерлингов, и, возможно, он полагал, что больше не стоит рассчитывать на верность, подобную той, какую ему сохраняли прежде.

Он помнил о Карле I, которого шотландцы продали Кромвелю.

И тогда началось то удивительное бегство, каждый шаг которого проследили Джон Хьюм в своей «Истории мятежа» и Джеймс Босуэлл в своем «Путешествии на Западные острова Шотландии»: оно похоже на бегство короля Станислава.

Покинув поле сражения и почти не делая остановок, принц добрался до Гортулега, принадлежавшего лорду Ловату. Но то ли потому, что он находился еще слишком близко от английского войска, то ли потому, что верность хозяина казалась ему сомнительной, принц поспешил направиться в замок Инвергарри, куда он прибыл умирая от голода и где паралососей, только что пойманных рыбаком, послужили ему ужином.

Замок был жестоко наказан за гостеприимство, предоставленное им всего на один день беглецу-принцу: он был разграблен английскими солдатами; два каштановых дерева, осенявших его вход, были взорваны пушечным порохом. Одно было вырвано с корнем, другое уцелело при взрыве, и одна его половина продолжала покрываться листвой и влачила существование до тех пор, пока жил, а вернее сказать, влачил существование несчастный род Стюартов. Что же касается столового серебра, находившегося в замке, то часть его попала в руки солдат, а из остального была отлита чаша, которая долгое время являлась собственностью сэра Адольфуса Отона, главнокомандующего в Шотландии: на ней была вырезана надпись: «Ex præda prædatoris».^[3]

Из Инвергарри Карл Эдуард перебрался на Лонг-Айленд, где он надеялся отыскать французское судно, но все кругом, даже стихии, стало враждебно принцу. Бывают в жизни минуты, когда бездейственные и недвижимые предметы словно обретают разум и движение, чтобы усугубить ваше несчастье. Буря гнала беглеца с острова на остров; наконец он прибыл на Саут-Уист, где его принял Кленранальд, один из Семи мужей Мойдарта, первый, кто встретил его в Шотландии. Там, в дикой гористой местности Коррадейл, его спрятали в лачуге дровосека.

Но даже там, находясь почти на границе обитаемого мира, он понимал, что не находится в безопасности; генерал Кемпбелл высадился на Саут-Уисте, собрал Макдональдов Скайских и Маклаудов из Маклауда, врагов принца, и, имея под своим началом две тысячи солдат, начал самые тщательные поиски.

И вот тогда женщина задумала и осуществила план, в успехе которого вначале сомневались самые храбрые и самые предприимчивые мужчины.

Этой женщиной была знаменитая Флора Макдональд, родственница семьи Кленранальда, гостившая на Саут-Уисте в то время, о каком мы ведем речь; ее отчим принадлежал к клану сэра Александра Макдональда и, следовательно, был врагом принца; кроме того, он командовал ополчением, носившим имя Макдональда и находившимся тогда на Саут-Уисте.

Несмотря на враждебное настроение отчима, Флора не колебалась: она сумела получить у него паспорт для себя, для слуги и для молодой служанки, которую, по ее словам, она взяла к себе в дом.

Молодая служанка значилась в паспорте под именем Бетти Бёрк.

Этой Бетти Бёрк предстояло стать принцу Карлу Эдуарду.

Под этим именем, переодетый женщиной, Карл Эдуард прибыл в Килбрайд на острове Скай; однако и здесь он был еще на земле, находившейся под властью сэра Александра Макдональда. Флора выказывала себя все более мужественной и хитроумной, но, будучи слишком слабой, чтобы в одиночку исполнить свой замысел, она решила взять себе помощника: этим помощником стала жена самого сэра Александра, леди Маргарет Макдональд.

Первым чувством леди Маргарет, когда она узнала, в какое дело ввязалась Флора, было ощущение глубокого ужаса, однако благородство сердца, столь естественное в женщине, взяло верх над страхами рассудка. Ее муж отсутствовал, но их дом был заполнен английскими солдатами, и потому она решила доверить принца Макдональду из Кингсберга, занимавшему должность управляющего у сэра Александра. Так что следовало сопроводить Карла Эдуарда к этому человеку; Флора взяла на себя труд преодолеть и это последнее затруднение: она отправилась в Кингсберг, где и оставила принца.

И тогда для несчастного Карла Эдуарда началась новая череда приключений: из Кингсберга он перебрался на остров Разей, выдавая себя за слугу своего проводника, а оттуда направился во владения лэрда Маккиннона. Но, несмотря на все старания этого вождя клана, принц был вынужден снова вернуться в Шотландию: его высадили на берегу залива Лох Невис.

Теперь принц оказался в еще большей опасности. В здешнем краю находилось огромное число солдат, занятых поисками беглеца, так что Карл Эдуард и его провожатые оказались в кольце часовых, которые, проходя дозором от одного поста к другому, лишали принца всякой возможности проникнуть вглубь страны. Наконец, проведя таким образом два дня и не смея ни разу развести огонь, чтобы сварить себе еду, он решил пройти между двумя вражескими постами.

В течение целого часа принц и его спутники были вынуждены ползти, словно ужи, по узкому и темному ущелью; затем, после часа страхов, они оказались за первой линий постов.

Питаясь тем, что доставлял ему случай, и оставаясь порой целые сутки без пищи, без огня, без крова, едва прикрытый одеждой, обратившейся в лохмотья, несчастный принц, у которого к этому времени остался лишь один спутник, достиг, наконец, Страт-Гласских гор. И там, не зная, что делать, не ведая, куда идти, он укрылся в пещере, которая, как ему было известно, служила убежищем шайки разбойников.

Этих разбойников было семеро; почти все они оказались бывшими приверженцами принца; он назвался им, и они бросились ему в ноги.

В этой пещере страдания Карла Эдуарда ненадолго прекратились. Никогда ни королю, ни вождю клана, ни владетелю замка не служили с таким усердием и таким уважением, какие беглец обнаружил в своих новых товарищах.

Вот только служили они принцу по-своему и не понимали внушений, которые он был вынужден делать им, когда их усердие заходило слишком далеко.

Принцу недоставало двух вещей, в которых он нуждался почти в равной степени: одежды и новостей.

Разбойники добыли ему одежду, устроив засаду на дороге, по которой должен был проехать слуга офицера, ехавший с поклажей своего господина в Форт-Огастус, и убив его. Когда же Карл Эдуард выразил сожаление в связи с тем, что он обязан этой одеждой подобному поступку, они ответили:

— Это великая честь для такого негодяя, как он, умереть за подобное дело.

Что же касается новостей, то один из них, соответствующим образом переодевшись, проник внутрь Форт-Огастуса; там он собрал точные сведения о передвижениях войск и, желая полакомить несчастного принца, принес ему на обратном пути грошовый имбирный пряник.

Карл Эдуард прожил с ними три недели; единственное желание этих добрых малых заключалось в том, чтобы он остался у них навсегда, и нет никакого сомнения, что их самоотверженность осталась бы навсегда такой же, какой она была в продолжение этих трех недель.

Однако случился необыкновенный пример самоотверженности, открывший для бегства принца менее опасную дорогу.

Сын одного золотых дел мастера из Эдинбурга, по имени Родерик Маккензи, который служил офицером в армии Карла Эдуарда и знал обо всех опасностях, окружавших принца-беглеца, скрывался на склонах долины Гленмористон; это был молодой человек одних лет и одного роста с принцем и, по странному совпадению, настолько похожий на принца, что мог быть принят за него. Однажды отряд солдат обнаружил Родерика Маккензи и напал на него; и тогда молодому человеку пришла в голову возвышенная мысль совершить самопожертвование и своей смертью принести пользу делу, которому он посвятил свою жизнь. Он защищался до последнего, а затем подставил грудь солдатам и воскликнул:

— Негодяи! Вы убиваете своего принца!

После того как прозвучали эти слова, никакой пощады уже быть не могло; солдаты решили, что они имеют дело с Карлом Эдуардом, а голова Карла Эдуарда была оценена в тридцать тысяч фунтов стерлингов; мнимый принц был убит, и его голова, снятая с плеч, послана в Лондон.

Прошел целый месяц, прежде чем ошибка была обнаружена; в продолжение целого месяца все полагали, что принц мертв, и, следственно, искать его перестали. Карл Эдуард воспользовался этой передышкой, чтобы попрощаться со своими верными разбойниками и найти в Баденохе двух своих верных сторонников: Клуни и Лохила.

Наконец, примерно 18 сентября 1746 года Карлу Эдуарду стало известно, что два французских фрегата прибыли в Лохнануаг с целью забрать во Францию как его самого, так и других беглецов, принадлежавших к его партии.

Двадцатого сентября Карл Эдуард и Лохил сели на один из этих фрегатов, на которые еще прежде погрузилось около сотни приверженцев принца, искавших убежище на их борту.

В итоге 29 сентября принц высадился близ Морле в Бретани: тринадцать месяцев прошло со времени его отъезда из Франции, и пять из этих тринадцати месяцев он провел между жизнью и смертью.

Один из двух разбойников, которые последовали за принцем и из пещеры, служившей ему убежищем, дошли до Баденоха, где он снова встретился с Клуни и Лохидом, позднее был повешен в Инвернессе за то, что украл корову.

И этот человек, укравший корову стоимостью в пятнадцать франков, погнушался приобрести ценой измены тридцать тысяч луидоров, которые были назначены за голову принца!

По возвращении во Францию принц Карл Эдуард был изгнан из нее в силу условий Ахенского договора; арестованный в ту минуту, когда он отправлялся в Оперу, принц был препровожден в Венсен, причем, возможно, в ту самую камеру, куда спустя пятьдесят лет предстояло попасть герцогу Энгиенскому. Вначале он удалился в Буйон, а затем в Рим, где соединил свою жизнь с графиней Олбани, еще более известной своими любовными отношениями с поэтом Альфьери, чем своей связью с предпоследним потомком Стюартов.

Карл Эдуард много страдал и, следственно, имел нужду много забыть. По этой причине, а может быть, и в назидание последним королевским династиям Господь пожелал, чтобы последние годы своей жизни принц предавался беспросветному пьянству.

Принц умер во Флоренции 31 января 1788 года.

Январь — роковой месяц для Бурбонов и Стюартов.

Последний из Стюартов, кардинал Йоркский, умер в столице христианского мира в 1807 году.

Один и тот же надгробный камень покрывает останки обоих братьев, соединившихся в этом обширном музее праха знаменитых людей, который именуют Римом.

Смерть Филиппа V, упомянутая нами по ходу этой главы, не произвела никакой перемены в Европе; его сын, принц Астурийский, наследовал ему под именем Фердинанда VI — вот и все.

Что же касается смерти графа де Бонневаля, то она стала завершением жизни, возможно самой богатой приключениями из всех, какие история когда-либо заимствовала у закрученных романных сюжетов.

Родившийся 14 июля 1675 года, воспитывавшийся в иезуитском коллеже и поступивший на морскую службу в возрасте двенадцати лет, Клод Александр, граф де Бонневаль, едва не был уволен маркизом де Сеньеле, морским министром, который, устроив однажды смотр гардемаринам, увидел в нем не более чем мальчишку.

— Людей моего имени нельзя разжаловать, господин министр, — гордо сказал молодой человек.

Министр понял, с кем он имеет дело.

— Да нет, сударь, их можно разжаловать, когда они являются простыми гардемаринами, — ответил он, — но лишь для того, чтобы произвести их в мичманы.

Сражения у Дьепа, Ла-Хога и Кадиса доказали, что ни граф де Бонневаль, ни г-н де Сеньеле не ошиблись.

Однако дуэль заставила графа де Бонневаля покинуть морскую службу; в 1698 году он купил должность в гвардейском полку. В 1701 году он получил под свое командование Лабурский пехотный полк, но в 1704 году поссорился с г-ном Шамийяром, подал герцогу Вандомскому прошение об отставке, употребил зиму 1705–1706 годов на путешествие по Италии и подружился с маркизом де Лангаллери, который из французской службы перешел на службу императору. Граф де Бонневаль долго колебался, не решаясь последовать его примеру; наконец, когда принц Евгений, видевший его в рядах французской армии во время битвы при Луццаре и обративший на него внимание, сделал ему такое предложение, он согласился и получил чин генерал-майора австрийской армии; с этого времени его удивительная храбрость была отдана службе за границей. В битве при Турине он отличился в атаке на французские линии, где ему выпало необычайное счастье спасти жизнь собственному брату, маркизу де Бонневалю, которого он вдруг увидел под ударом венгерских штыков, даже не подозревая, что сражается против него. С этого времени графа де Бонневаля можно было увидеть повсюду: первым при взятии Алессандрии, одним из первых среди штурмующих замок Тортоны; в Папской области, где ему покалечило руку; в Савойе, в Дофине, во Фландрии; в 1714 году он присутствует при встрече принца Евгения с маршалом де Вилларом в Раштатте; в 1715 году выступает против турок, способствует победе при Петроварадине, получив там в подбрюшье удар копьем, заставивший его всю остальную жизнь носить железный бандаж. В 1720 году он ссорится с принцем Евгением, как прежде поссорился с г-ном Шамийяром, перебирается в Турцию, принимает там магометанскую веру, налаживает турецкую артиллерию, делается пашой, отличается в 1739 году в войне против имперцев и, наконец, умирает в Константинополе 22 марта 1747 года, в возрасте семидесяти двух лет; он погребен на кладбище в Пере, где еще и сегодня можно отыскать его могилу по следующей надписи на турецком языке:

«Аллах вечен; да дарует всеславный и всемогущий Аллах, повелитель правоверных, покой усопшему Ахмет-Паше, начальнику бомбардиров. Год 1160-й Хиджры».

Год 1160-й Хиджры соответствует 1747 году христианской эры.

Остается сказать пару слов о смерти шевалье де Бель-Иля и смерти г-на де Вентимия, архиепископа Парижского.

Шевалье де Бель-Иль, родившийся в 1693 году и постоянно употреблявший во имя славы своего брата, маршала де Бель-Иля, все свои способности и познания, превосходил его, по словам многих, обширностью взглядов и основательностью замыслов; именно он трудился над мемуарами графа, разрабатывал планы и наблюдал за ведением домашнего хозяйства.

Он доблестно погиб в атаке на укрепления Экзиля, и погиб в хорошей компании: господа Дарно, де Гоа, де Грий, де Бриенн и де Донж пали рядом с ним.

Что же касается г-на де Вентимия, игравшего, как мы видели, политико-религиозную роль в деле янсенистов и молинистов и частную роль в любовных отношениях своей племянницы с Людовиком XV, то он умирал не то что без веры, но в сомнении, а это служило довольно дурным примером для его паствы; и потому аббат д’Аркур, увещевавший его перед смертью, хотел доказать ему религиозные истины. Вначале г-н де Вентимий слушал его с огромным терпением, но в конце концов, видя, что речь аббата затянулась, прервал его:

— Господин аббат, я полагаю, что этого достаточно; однако самое определенное во всем этом то, что я умираю вашим покорным слугой и вашим другом.

XIV

Королевская семья. — Прозвища дочерей короля. — Шуази и Трианон. — Придворный этикет. — Проба кушаний. — Право входа в королевские покои. — Разделение обязанностей. — Поставщица зелени и управляющий замка. — Окружение королевы. — Игра короля. — Ужин. — Повар короля. — Дофин. — Его детство. — Лесть, которую ему расточали. — Надменность молодого принца. — Слова, сказанные дофином королеве. — Перемена в его характере. — Его мужество. — Господин де Флёри. — Женитьба дофина. — Госпожа де Помпадур. — Господин Пуассон. — Опала Орри. — Богатство маркизы. — Парижане. — Празднества, устраиваемые г-жой де Помпадур.

В то время, к которому мы подошли, то есть примерно в середине царствования Людовика XV, у него было восемь детей от королевы; от своих любовниц, исключая Полу-Людовика, он детей никогда не имел, а главное, никогда не хотел их иметь, поскольку внебрачные дети Людовика XIV явились хорошим уроком для его юности.

Детьми Людовика XV были:

дофин, родившийся 4 сентября 1729 года;

герцог Анжуйский, родившийся в Версале 30 августа 1730 года и умерший в 1733 году;

Луиза Елизавета Французская, родившаяся 14 августа 1727 года и вышедшая замуж за дона Филиппа;

Анна Генриетта, сестра-близнец Луизы Елизаветы;

Мария Аделаида, известная под именем мадам Аделаиды, родившаяся 23 марта 1732 года;

Виктория Луиза Мария Тереза, родившаяся 11 мая 1733 года;

София Филиппина Елизавета, родившаяся 27 июля 1734 года;

Луиза Мария, родившаяся 15 июля 1737 года.

Итак, в предположении, что мы находимся в начале 1750 года, королю сорок лет, королеве — сорок семь, дофину — двадцать один год, принцессам-близнецам — по двадцать три года, мадам Аделаиде — восемнадцать лет, принцессе Виктории — семнадцать, принцессе Софии — шестнадцать; наконец, принцессе Луизе — тринадцать лет.

Принцессы, за исключением Луизы Елизаветы, вышедшей замуж за дона Филиппа, живут под опекой своей матери.

Характеры у всех этих принцесс были весьма различными, а у некоторых даже довольно странными.

Старшая, Анна Генриетта, была доброй, бесстрастной, рассудительной, робкой и благонравной; ей очень нравилось общество г-жи де Вантадур, почти столетней старухи, которую она заставляла рассказывать ей все анекдоты двора Людовика XIV.

Мадам Аделаида, напротив, была весьма решительной; она имела все мужские повадки: играла на скрипке, ездила верхом, любила охоту. Ее заветное желание всегда состояло в том, чтобы быть мужчиной и воевать. Еще будучи совсем малышкой, она говорила:

— Я не понимаю, почему все так желают, чтобы родился герцог Анжуйский. Стоит только сделать герцогом Анжуйским меня, и все увидят, на что я способна.

В тринадцать лет, играя как-то раз в каваньолу с королевой, она ухитрилась украсть у нее четырнадцать луидоров. На другой день ее случайно встретили, когда она открывала двери и пыталась выйти из Версальского дворца, чтобы купить себе военное снаряжение.

— Куда вы идете, принцесса? — спросила мадам Аделаиду одна из состоявших у нее в услужении дам, останавливая ее.

— Куда я иду? — переспросила принцесса. — Я намереваюсь встать во главе войска папы-короля. Я разобью врага и приведу английского короля пленником в Версаль.

— И как же вы одна исполните подобный замысел, принцесса?

— Я не одна; у меня есть союзник — человек, для которого я добилась должности при дворе и который обещал отправиться вместе со мной.

Этим человеком, ставшим союзником мадам Аделаиды, был пятнадцатилетний мальчишка, которого она часто видела в лесу Ланьи.

Должность, которой она добилась для него при дворе, была должностью сторожа, присматривавшего за ослами принцесс.

Насильно удержанная в покоях, мадам Аделаида отыскала иное средство сокрушить Англию. В тот же вечер она обрисовала это средство в кругу придворных.

— Я призову, — сказала она, — одного за другим всех первейших людей Англии спать со мной; им это покажется большой честью, а когда они уснут, я убью их всех поочередно!

Предложенное юной принцессой средство, как нетрудно понять, имело большой успех, однако г-жа де Таллар заметила мадам Аделаиде, что умертвить таким образом всех этих господ было бы подлостью.

— Конечно! Но что, по-вашему, мне делать, — отвечала мадам Аделаида, — раз папа запрещает дуэли?

Что же касается мадам Виктории, отличавшейся характером более мирным, хотя и не менее сластолюбивым, то это была чрезвычайно красивая особа с прелестным лицом, смуглым оттенком кожи, с огромными выразительными глазами, похожая одновременно на короля, дофина и инфанту Луизу Елизавету. Король любил ее больше, чем всех ее сестер; по слухам, он любил ее сильнее, чем отец должен любить свою дочь, и этому чрезмерному чувству любви скандальная хроника приписывала появление на свет г-на де Нарбонна.

Мадам София, следовавшая за мадам Викторией, имела белоснежную кожу и верхней частью лица была совершенно похожа на короля.

Мадам Луиза, последняя из сестер, отличалась малым ростом, однако имела весьма приятную наружность, была резвой и веселой и не давала ни малейшего повода предположить, чтобы она может когда-нибудь стать монахиней.

Инфанта умерла в 1759 году.

Мадам Анна — в 1752-м.

Принцессы Аделаида, Виктория и София остались в девицах.

Этих трех принцесс король, их отец, в узком кругу называл далеко не поэтическими именами: одну — Тряпкой, другую — Мямлей, а третью — Вороной.

Весь двор короля, дофина и королевы, когда он находился в Версале, был подчинен самому невыносимому этикету. Вот почему король так любил Шуази, а королева так любила Трианон.

Одно из важнейших правил этого этикета заключалось в пробе кушаний. В 1750 году имелось пять дворян, служивших при каждом парадном обеде; один из них стоял возле стола и приказывал придворному повару на глазах у всех пробовать кушанья. Эта проба распространялась на все: на воду, вино, жаркое, хлеб и фрукты.

Как видим, эти торжественные обеды были совсем не похожи на приятельские трапезы в Шуази, где полностью накрытые столы поднимались из-под пола и где прислуживали пажи Малого Конюшенного двора.

Другим правилом этикета, соблюдаемым так же строго, как и проба кушаний, было право входа в королевские покои. Вход через главную дверь предоставлялся только дворянам. Те, кого называли простолюдинами, будь то даже Шевер или Вольтер, должны были входить через боковые двери.

Мы увидим, каким образом Вольтер все же вошел через главную дверь.

Разделение обязанностей, приводившее к тому, что каждый хотел делать лишь то, что строго предписывалось ему правилами его должности, служило порой причиной странных затруднений.

Так однажды королева, прохаживаясь по своей парадной спальне, заметила пыль на кровати и показала ее г-же де Люин.

Госпожа де Люин послала за камердинером-обойщиком королевы, чтобы он показал эту пыль камердинеру-обойщику короля.

Камердинер-обойщик короля заявил, что ему нет дела до этой пыли, поскольку, хотя камердинеры-обойщики короля действительно следят за обычной кроватью королевы, они не могут прикасаться к парадной кровати, считающейся всего лишь предметом мебели, когда королева на ней не спит. А так как королева не спит на своей парадной кровати, то эта пыль на совести смотрителей королевской мебели.

В продолжение двух месяцев не удавалось найти того, в чьи обязанности входило смести эту пыль; наконец, по прошествии двух месяцев, королева сама смела ее перьевым опахалом.

Скука преследовала несчастную королеву даже в Трианоне, где она довольно часто обедала со своими придворными дамами и проводила вечера в узком кругу.

Однажды между зеленщицей и управляющим замка возникла серьезная ссора, которая прервала тамошние празднества и на протяжении двух лет мешала королеве ужинать в Трианоне. Зеленщица, вопреки мнению управляющего, утверждала, что поставлять в замок свечи надлежит ей; управляющий, со своей стороны, хотел сам располагать этим правом; между тем королева, не желая никого из них обижать, перестала ездить в Трианон или приезжала туда только днем, но не оставалась там ужинать.

Впрочем, домашняя жизнь бедной королевы была невообразимо скучной. Ее обычное окружение составляли кардинал и герцогиня де Люин, президент Эно и отец Гриффе. В этом кругу этикет не соблюдался; все садились без позволения, и часто, поскольку разговор бывал по большей части мало оживленным, половина собравшихся спала, в то время как другая половина наблюдала за тем, как она спит.

Герцог де Люин был самым большим соней и самым большим молчуном из всего этого общества, поэтому в насмешку королева называла его г-ном Горлопаном.

Король, со своей стороны, вел совершенно иное существование. По мере того как он вступал в жизнь, присущая ему склонность к распутству становилась все заметнее, и вначале редко случались дни, когда в королевских покоях не играли бы по-крупному, поскольку король проигрывал или вынуждал проигрывать своих противников по три-четыре тысячи луидоров за один вечер.

Когда король выигрывал, он клал выигрыш в свой потайной денежный ящик; когда же он проигрывал, проигрыш брали из государственной казны. Эта его страсть к игре распространилась впоследствии с ломберного стола на коммерческие спекуляции.

По окончании игры приступали к ужину; король пил много, причем главным образом шампанское; опьянев, он оставался в руках г-жи де Помпадур, которая делала с ним до следующего утра все, что хотела.

У короля был превосходный повар, не только изучивший все правила своего искусства по лучшим гастрономическим сочинениям и у самых лучших знатоков гастрономии, но еще и позаимствовавший у самых опытных врачей не менее важное умение приготовлять возбуждающие кушанья, с помощью которых королю удавалось снова и снова повторять безумные ночи наподобие ночей герцога Орлеанского.

Более того, нередко во время карнавала король, принцы и их фавориты бегали не только по маскированным балам, но и по улицам Парижа и Версаля.

Что же касается дофина, которому, как мы сказали, уже исполнился двадцать один год, то его воспитывали в обстановке самого странного, а порой и самого нелепого угодничества. Подобно святой Марии Алакок, уже в возрасте четырнадцати месяцев, по словам ее историка, проявлявшей величайшее отвращение к греху, дофин уже в возрасте шести лет подавал величайшие надежды.

— Монсеньор, — говорил ему в 1735 году архиепископ де Крийон, — духовенство уважает в вас самую царственную кровь, которая когда-либо существовала и из которой вы заимствуете те высокие добродетели, какие однажды с блеском явите миру.

Поэтому, когда дофину сказали, что герцог де Шатийон, его гувернер, обязан во время торжественных церемоний прислуживать ему на коленях, юный принц поинтересовался:

— А почему не всегда?

Даже наказания назначались ему с целью усилить надменность его характера. Так что этот царственный отрок, которого этикет должен был бы утомлять, наказывался за свои проступки отменой этикета. Если ему случалось совершить какой-нибудь серьезный проступок, его посылали к мессе в сопровождении одного лишь выездного лакея; если же проступок его был тягостным, гвардейцам запрещали отдавать принцу честь на его пути.

Так что к двенадцати годам дофин был одним из самых неприятных маленьких существ, какие только бывают на свете.

— Злой ребенок! — сказала ему как-то раз его мать. — Вероятно, однажды вы причините мне много горя…

Ребенок повернулся к ней и промолвил:

— Однако согласитесь, сударыня, что вам было бы очень досадно не иметь меня вашим сыном, особенно со времени смерти герцога Анжуйского.

Этот ответ не свидетельствовал о добром уме дофина, но зато обнаруживал в нем ум проницательный.

В двенадцать лет дофин начал становиться более рассудительным, и в нем можно было разглядеть немалую силу, главную основу которой составляла воля. Поскольку он страдал от флюса на правой щеке, врачи сочли своевременным вскрыть эту опухоль, и Ла Пейрони сделал принцу разрез вдоль щеки до подбородка. Королю при этом стало дурно, так что пришлось дать ему нюхательную соль; но дофин остался невозмутим и без единой жалобы и без единого стона выдержал операцию. Несколько дней спустя его зубной врач предупредил герцога де Шатийона, что принцу необходимо выдернуть коренной зуб на той стороне, где была рана. Принц попросил дать ему какое-то время, чтобы на это решиться, и, решившись, сам позвал хирурга и хладнокровно перенес операцию.

Через несколько дней ему вырвали второй зуб, потом третий, и он перенес боль с той же бесстрастностью.

Однажды кардинал де Флёри, играя с ним в карты, как некогда играл с Людовиком XV в его детстве, спросил дофина:

— Можно ли полагаться, монсеньор, на дружбу, которую вы мне теперь выказываете? Дружба государей, как уверяют, долго не длится.

— Тем не менее у вас сохранился достаточно хороший доступ в сердце короля, — ответил дофин, обращаясь к кардиналу, — чтобы вам не нужно было жаловаться.

В возрасте тринадцати лет, находясь в Версале и пользуясь отлучкой герцога де Шатийона, уехавшего в Парижа, дофин развлекся тем, что придумал историю с отравлением царицы. Юный принц подробнейшим образом обосновал причины отравления, растолковал, почему русским вельможам, которых он обвинил в этом преступлении, было выгодно его совершить, и разъяснил, какие изменения в Европе может повлечь за собой смерть царицы; в итоге эту ложную новость сочли достоверной, настолько вероятной делали ее приведенные им исторические подробности, и в качестве официального известия обсуждали в покоях дофина. На другой день, после возвращения г-на де Шатийона, всем стало ясно, что это был розыгрыш.

В пятнадцать лет, узнав, что одна придворная дама не причащалась на Страстной неделе, он подошел к ней и спросил:

— Вы исповедовались, сударыня?

— Да, монсеньор.

— Вы не ревностная католичка, сударыня. Кто ваш духовный наставник?

— Францисканский монах, — ответила дама, смущенная этими вопросами.

— Вы поступили бы лучше, взяв в духовники миссионера дворцовой часовни, — заметил принц, — он проявлял бы большую строгость.

И он удалился с таким видом, какой в подобных обстоятельствах принял бы Людовик XIV.

Когда встал вопрос о женитьбе дофина на инфанте Марии Терезе Испанской, ему было четырнадцать лет и он не познал еще ни одной женщины; так что он без конца говорил о своих планах прогулок и путешествий с дофиной.

— Хорошо, — сказала ему мадам Аделаида, — говорите о вашей жене, превозносите прекрасный цвет ее лица, благородство ее облика, белизну ее тела. Но ведь у нее рыжие волосы.

— Меня уверяли, что у нее добрый характер, — ответил дофин, — и мне этого достаточно.

Однажды он сказал одному из своих друзей:

— Если я стану когда-нибудь королем, то буду жить в Сен-Жермене и построю там дворец, пытаясь, однако, использовать здания, которые там уже есть.

— Монсеньор, — ответил ему тот, с кем он разговаривал, — этот план плохо согласуется с другим планом, который ваше высочество носит в своем сердце: облегчить положение народа.

— Хорошо, — промолвил дофин, — я подумаю о том, что вы мне сейчас сказали.

На другой день он снова обратился к своему другу:

— Вы правы, всегда строят больше, чем нужно, и дороже, чем можно. Я подумал о том, что вы мне вчера сказали, и даю вам слово, что никогда не буду ничего строить.

Дофин, очень любивший ружейную охоту, имел несчастье случайно застрелить г-на де Шамбора и после этого никак не мог утешиться.

Жена г-на де Шамбора осталась беременна. Дофин был крестным отцом новорожденного и во время крещения, увлеченный порывом сердца, нарушил какое-то правило этого обряда, относящееся к ребенку; дофина хотели поправить, сказав ему:

— Монсеньор, так не принято.

— Но мне кажется, — горестно ответил дофин, — что убивать отца ребенка и мужа жены тоже не принято.

Женатый уже пять лет, дофин неизменно вел себя как добрый и честный муж. Поэтому, как мы уже говорили, г-жа де Помпадур опасалась дофина бесконечно больше, чем королеву.

Госпожа де Помпадур, о чем мы уже тоже говорили, была представлена ко двору в 1745 году, но, поскольку ей нельзя было быть представленной под своим именем г-жи Ленорман д'Этьоль и к тому же у нее были кое-какие причины порвать с этим именем, которое она носила довольно плохо, фаворитка попросила короля сделать для нее то, что он сделал для г-жи де Шатору. Король согласился на это и подарил ей маркизат Помпадур.

Род Помпадуров, который восходил к XII веку, пресекся в 1722 году в лице маркиза де Помпадура, сыгравшего определенную роль в заговоре Челламаре.

В отличие от герцогини де Шатору, г-жа де Помпадур не выставляла своих условий наперед, но ничего не потеряла от того, что сделала это после.

Начала она прежде всего с того, что лишила должности генерального контролера Орри, отказавшегося сделаться ее покорнейшим слугой, и заменила его своим ставленником.

Кроме двух распространенных версий касательно ее отца, г-на Пуассона, по одной из которых он был скототорговцем из Ла-Ферте-су-Жуара, а по другой — поставщиком провизии в дом Инвалидов, существовала еще третья версия, которая делала из него лихоимца, осужденного некогда на виселицу.

Господин Пуассон, по слухам, был одним из главных приказчиков братьев Пари, которые покровительствовали ему, при том что сами, напомним, находились под протекцией г-жи де При; преследуемый Фагоном, который не смел наброситься на них самих, так как им покровительствовал герцог Бурбонский, Пуассон был приговорен к повешению; но поскольку, как говорится, никогда не повесят того, у кого найдется сто тысяч ливров, чтобы откупиться от петли, Пуассон избегнул виселицы и укрылся в Гамбурге.

Выше мы рассказывали о том, как командор де Тьянж играл роль короля Станислава в 1733 году. Пуассон встретился с ним в Гамбурге, рассказал ему о своих злоключениях и попросил похлопотать за него у генерального контролера, чтобы тот подал апелляцию на этот приговор. О деле Пуассона весьма часто говорили кардиналу де Флёри, но так ничего и не смогли от него добиться; однако в конце концов одна дама, г-жа де Сессак, приятельница г-жи Пуассон, стала так докучать кардиналу, что он позволил пересмотреть это дело.

В 1741 году приговор 1726 года был отменен.

Братья Пари оказывали большую помощь г-ну Пуассону.

Генеральный контролер был смертельным врагом братьев Пари, и потому первой заботой г-жи де Помпадур, как только она пришла к власти, стало ниспровержение Орри.

Отправленный в отставку, Орри удалился в Берси, куда приезжали все порядочные люди Франции, чтобы вписать свои имена в его книгу посетителей.

Господина Орри сменил г-н де Машо, интендант Валансьена.

Впрочем, г-н де Машо, человек порядочный и умный, начал с того, что спас Францию от великого голода 1749 года, закупив достаточное количество гречихи.

Госпожа де Помпадур наполовину обманулась в своих ожиданиях: у нее хватило власти ниспровергнуть врага, но недостало власти заменить его другом.

Чтобы возместить маркизе этот ущерб, король отдал в ее распоряжение должность главноуправляющего королевскими постройками, на которую она могла назначить кого угодно.

И она назначила на эту должность своего брата, которого сделали маркизом де Вандьером и которого при дворе поспешили окрестить маркизом д'Авантьером.

Что же касается личного богатства г-жи де Помпадур, то оно росло следующим образом.

Через полгода после того, как о ее любовной связи с королем стало известно, она имела уже сто восемьдесят тысяч ливров годового дохода, одно жилище при дворе и прочие во всех королевских дворцах, а также маркизат Помпадур.

В 1746 году она купила у откупщика Русселя поместье Ла-Селль за сто пятьдесят пять тысяч ливров и потратила шестьдесят тысяч ливров всего лишь на перестройку замка.

В том же году король подарил ей семьсот пятьдесят тысяч ливров на покупку поместья и замка Креси.

В том же году король дал ей пятьсот тысяч ливров из надбавки к стоимости должности казначея королевских конюшен.

Наконец, в том же году он учредил в ее пользу вторую должность, стоившую пятьсот тысяч ливров.

Таким образом, менее чем за год фаворитке было явным образом подарено около двух миллионов ливров.

Первого января 1747 года Людовик XV подарил ей к Новому году украшенную бриллиантами записную книжку с гербом Франции посередине и с одной из трех башен, которые г-жа де Помпадур избрала своим гербом, на всех четырех углах.

В этой записной книжке находился вексель на сто пятьдесят тысяч ливров, подлежащий оплате предъявителю.

Третьего марта маркиз де Вандьер получил от короля должность управляющего Гренельским охотничьим округом, подкрепленную грамотой на получение ста тысяч ливров от его преемника на этой должности.

В 1749 году г-жа де Помпадур захотела иметь особняк в Фонтенбло; король дал ей на эти цели триста тысяч ливров.

В том же году она попросила у короля замок Оне, чтобы добавить красот поместью Креси; король подарил его фаворитке, прибавив к этому четыреста тысяч ливров.

В 1750 году она захотела приобрести павильон Бренборьон, расположенный выше Бельвю; король купил его, заплатив двести тысяч ливров.

В 1751 году г-жа де Помпадур подумала, что пришла пора сделать что-нибудь и для своего отца; король купил поместье Мариньи и поспешил подарить его г-ну Пуассону.

В 1752 году г-жа де Помпадур пожелала иметь поместье Сен-Реми, прилегавшее к поместью Креси; это была безделица, приносившая всего двенадцать тысяч ливров дохода, и потому король, стыдясь предложить своей фаворитке такой маленький подарок, прибавил к нему триста тысяч ливров для приобретения особняка в Компьене.

В 1753 году маркизе понравился великолепный дворец графа д’Эврё; она говорит об этом Людовику XV, который тотчас же дает ей на покупку этого дворца пятьсот тысяч ливров. Но, войдя туда, г-жа де Помпадур находит его недостойным себя и тратит еще сто тысяч ливров, чтобы сделать его пригодным для жилья.

На этот раз парижане не могли удержаться: они разразились бранью против куртизанки, облепили стены дворца пасквилями, и, поскольку, стремясь расширить дворцовый сад, она захватила без всякого предупреждения часть того пространства, которое тогда называли Кур-ла-Рен, а теперь называют Елисейскими Полями, собравшаяся толпа народа напала на рабочих и рассеяла их, забросав камнями.

Примерно в это же самое время между г-жой де Помпадур и королем Пруссии велись переговоры о покупке Нёвшательского княжества. Фаворитка, успевшая нажить себе врагов во Франции, хотела на случай разрыва со своим августейшим любовником или его смерти обеспечить себя убежищем за границей, где она могла бы спокойно жить не только за счет своих явных капиталов, но и за счет тех незримых капиталов, о которых никто не знал и которые были рассредоточены по банкам Генуи, Венеции, Лондона и Амстердама; однако эти переговоры кончились ничем.

От всех этих покупок, от этого царского богатства, что делать с которым она не знала, проистекала польза для художников: нужно было украшать все эти дворцы, нужно было воспроизводить во всех видах либо образ фаворитки, либо ее прихоти. Люди искусства составляют ту единственную знать, для которой не существует разночинцев; такие люди, как Верне, Латур и Пигаль, сделались обычными сотрапезниками г-жи де Помпадур; им досталась немалая часть того богатства, которое должно было вызывать угрызения совести у фаворитки. С того времени искусство вошло в материальную жизнь, оно преобразовалось, чтобы быть не только приятным, но и полезным, и снизошло до малейших подробностей меблировки. Те тысячи безделушек, какими окружает себя женщина, те тысячи оригинальных вещиц, какими она услаждает свои взоры, те тысячи прихотливых фигурок, какими она забавляет свое воображение, стали предметами искусства, и даже сегодня наши модные женщины еще берут под защиту своего вкуса тот легкомысленный и дорогостоящий стиль, которому маркиза де Помпадур дала свое имя.

Впрочем, следует сказать, что никогда игра с мельчайшими деталями не заходила так далеко, как в ту эпоху, которую мы пытаемся изобразить; то была вечная подмена природы искусством. Та блистательная выдумка Господа, которую именуют цветами, сотней разных способов копировалась и воспроизводилась иглой, кистью или в виде изделий из фарфора. Однажды г-жа де Помпадур принимала Людовика XV в своем чудесном замке Бельвю, стоившем ей миллионы. Дело происходило зимой, причем в одну из суровых зим; маркиза повела своего царственного любовника в покои, смежные с огромной оранжереей, где распустились самые свежие и самые необычные для этого времени года цветы. Розы, лилии и гвоздики пестрели там повсюду в весеннем изобилии; это было, как говорили в ту эпоху, царство Флоры, и все эти цветы, поражавшие своей свежестью, в то же самое время настолько удивляли своим благоуханием, что король попросил собрать ему букет, чтобы взять его с собой в Версаль.

— Соберите его сами, государь, — с очаровательной улыбкой промолвила фаворитка, повиснув на руке Людовика XV. — Входите.

Король вошел в оранжерею и, попытавшись сорвать первый цветок, тотчас же понял свою ошибку. Весь этот прелестный цветник был сделан из настоящего саксонского фарфора, а чудные запахи, так восхитившие короля и едва ли не победоносно заменившие благоухание всех этих цветов, исходили от нежнейших эфирных масел, искусственно вызванные испарения которых примешивались к атмосфере оранжереи, наполняя ее ароматом.

Король не мог прийти в себя от этого мира чудес и рассказывал о нем так, как Аладдин по возвращении из своих прогулок по подземелью должен был рассказывать о волшебных садах, по которым он бродил.

Однако даже среди всего этого у Людовика XV по-прежнему бывали приступы печали, часы меланхолии и минуты отвращения ко всему, и их ничто не могло победить. Так вот, даже в этом отвращении ко всему, в этой меланхолии, в этой печали искусство отыскало выгоду для себя. Желая развлечь своего царственного любовника, г-жа де Помпадур не прибегала, как это делала г-жа де Ментенон ради самого скучливого человека во Франции, к религиозным церемониям и талантам священников, а пользовалась театральными представлениями и талантами поэтов. Дюфрени, Мариво и Колле господствовали в этом театре, который, подобно меблировке того времени, может быть назван театром Помпадур. Мольер был при великом короле всего лишь комнатным слугой; Вольтер был при Людовике XV дворянином королевских покоев.

На этих представлениях, служивших целью всех интриг и вызывавших больший интерес, чем в прежние времена спектакли в Марли, присутствовало весьма небольшое число зрителей. Этими зрителями были король, королева, дофин, мадам Аделаида, мадам Виктория, мадам София, мадам Луиза, герцог Шартрский, принц де Тюренн, герцог д'Айен, герцог де Ришелье, г-н де Майбуа, маркиз де Вильруа, г-н де Таванн, граф де Лорж, г-н д'Аржансон, г-н де Куаньи, г-н де Круасси, г-н де Герши, г-н де Шансене, маршал Саксонский, аббат де Берни, Вандьер, Турнеам, де Брионн, Спонхайм, де Субиз, де Бель-Иль, де Сен-Флорантен, де Пюисьё, де Шеврёз, де Люксембург, де Дюрас, де Шон, д’Эстиссак, де Кастри, де Гонто, де Сегюр, де Ланжерон, де Понс, де Баши и Фризен.

Актерами были граф де Майбуа, Мёз, д'Айен, Круасси, де Вуайе, де Дюрас, Клермон д'Амбуаз, Куртанво и Вильруа.

Актрисами — г-жа де Помпадур, г-жа де Бранкас, г-жа де Понс и г-жа де Сассенаж.

Таким образом в 1747 году играли «Тартюфа», но почти секретно, не в присутствии дофина, принцесс и королевы. Граф де Ноайль, принц де Конти и герцог де Жевр настойчиво добивались приглашения, но так и не смогли получить его.

Роли в «Тартюфе» исполняли герцог де Ниверне, Мёз, д'Айен, Лавальер, Круасси, г-жа де Сассенаж, г-жа де Понс и г-жа де Бранкас.

В 1749 году играли «Заключенный и расторгнутый брак», сочинение Дюфрени; граф де Майбуа имел огромный успех в роли президента; маркиз де Вуайе, Круасси, Клермон д'Амбуаз и Дюрас были осыпаны аплодисментами.

В 1752 году играли «Венеру и Адониса», героический балет. Слова были Колле, а музыка — Мондонвиля. Шевалье де Клермон играл роль Марса, г-жа де Помпадур исполняла роль Венеры, виконту де Шабо досталась роль Адониса, г-же де Бранкас — роль Дианы.

Некоторые из этих дам и кавалеров приобрели славу истинных артистов. Лавальер отлично исполнил роль уездного судьи, герцог де Дюрас — Блеза, г-жа де Бранкас прекрасно выступила в роли мельничихи, а г-жа де Помпадур — Колетты. Клермон д'Амбуаз, Куртанво, Люксембург, д'Айен и Вильруа превосходно пели. Наконец, Дегесс, де Куртанво, де Бёврон и Мельфор с огромным успехом танцевали.

Герцог де Лавальер был директором этой достославной труппы.

В 1748 году было приказано построить зал для личных удовольствий Людовика XV, а лучше сказать, г-жи де Помпадур.

Тем временем народ, о котором забыли, вспоминая о нем лишь в связи с налогами, мало-помалу перестал называть Людовика XV Возлюбленным, а затем возроптал. Сосредоточим же свое внимание на этом ропоте, поскольку он стал первом раскатом грозы, разразившейся в 1793 году.

Мы вступаем в период упадка монархии: идти по этому склону XVIII века нам придется быстро, ибо спуск по нему очень крутой.

XV

Финансовые трудности. — Господин де Руйе сменяет г-на де Морепа. — Господин де Машо. — Указ о двадцатине. — Ответ Людовика XV на увещания Парламента. — Жалобы знати, духовенства и провинциальных штатов. — Ссылка бретонских дворян. — Господин де Бомон становится архиепископом Парижским. — Философская школа. — Отказ в предсмертном причастии. — Господин Беррье, начальник полиции. — Указы против нищих и бродяг. — Похищения детей. — Бунты. — Переустройство ночной стражи. — План строительства укреплений и казарм вокруг Парижа. — Дорога Мятежа. — Русский князь. — Кровавые бани. — Господин де Шароле. — Бракосочетание г-жи де Буффлер с герцогом Люксембургским. — Военная знать. — Смерть Морица Саксонского. — Учреждение Военной школы. — Рождение герцога Бургундского. — Маркиз де Мариньи. — Олений парк.

Ссоры между лучшими друзьями, между мужьями и женами, между любовниками и любовницами часто случаются из-за недостатка денег; увы, разлад между народом и королем редко бывает по иной причине.

Рассказывая о состоянии финансов в годы Регентства, мы говорили о том безденежье, в каком оказалась Франция; однако после всех безумств, о которых мы только что поведали, дело стало еще хуже, и, поскольку рудокопы подошли к концу истощенной жилы, министры осознали, что источники доходов скоро иссякнут.

Обычно болезнь такого рода дает себя знать сменой кабинета министров.

Итоги морских сражений последней войны ясно показали, в какое плачевное состояние впал наш военно-морской флот, такой процветающий при Кольбере и такой заброшенный при Флёри. Господин де Морепа, сделанный виновным в этом несчастье, а вернее сказать, обвиненный в сочинении четверостишия против фаворитки,^[4] оставил должность военно-морского министра, уступив ее г-ну де Руйе, в то время как славный Орри, по экю выжимавший из кардинала де Флёри те двенадцать тысяч ливров, какие он дал королеве на уплату ее благочестивых долгов, и предоставивший в начале Фландрской войны восемьдесят миллионов ливров для поддержания чести Франции, вышел в отставку вследствие истощения казны и нападок со стороны фаворитки, уступив свою должность г-ну де Машо д’Арнувилю.

Став министром, г-н де Машо оказался в таких же затруднительных обстоятельствах, как и г-н Орри; его затруднения были даже большими, поскольку с каждым днем денежные запасы уменьшались, а потребности делались все более необузданными. Необходимо было покрывать государственный долг, восполнять дефицит; однако народ был настолько разорен, что привести в порядок финансы какими-либо известными средствами не представлялось возможным. И потому г-н де Машо принял решение прибегнуть к помощи духовенства, дворянства и провинциальных штатов, истинные богатства которых известны не были.

Эти сословия сохранили старинное право самим налагать на себя налоги и платить королю в виде безвозмездного дара лишь определенную сумму, сбор которой, в соответствии с еще одной привилегией, они распределяли между собой по своему усмотрению.

Впрочем, с самого начала нашей национальной монархии было установлено, что короли не являются неограниченными властителями и что народ должен им лишь то, чем он сочтет нужным вознаграждать их, особенно в отношении денег; однако в описываемую эпоху народ представляли только дворянство, духовенство и провинциальные штаты; остальной народ ни во что не ставили, и, тем не менее, как раз на него ложилось бремя всех налогов.

Именно это основополагающее правило явилось впоследствии главной причиной Революции.

И вот, находясь в этих затруднительных обстоятельствах, г-н де Машо отправил на регистрацию Парламентом знаменитый указ о двадцатине.

Герцог Бурбонский, оказавшись в подобных обстоятельствах, потерпел провал со своим указом о пятидесятине, ставшим причиной его опалы. Калонну, предложившему подобную подать под видом местного налога, тоже предстояло потерпеть провал.

По получении этого указа Парламент тотчас же послал к королю трех своих президентов, чтобы подать ему ремонстрацию. Однако вместо всякого ответа король приказал Парламенту зарегистрировать данный указ уже на другой день.

Вернувшись в лоно своей корпорации, три президента сообщили своим коллегам о решении короля, объявившего о своем желании получить от них положительный ответ до двух часов пополудни. Парламент устал от борьбы. Изгнанному Людовиком XIV, изгнанному регентом, ему нисколько не хотелось быть изгнанным Людовиком XV. Было решено, что президент Большой палаты вернется к королю и попросит его проявить сострадание к своему народу, а затем, если король будет настаивать на своем желании, умыть руки, подобно Пилату, и приступить к регистрации указа.

Король отказал посланцу, и Парламент зарегистрировал указ.

Как только он был зарегистрирован, король потребовал осуществить заем в пятьдесят миллионов.

Это дало Парламенту повод обратиться к королю с новыми увещаниями, хотя, как видно, король не обращал на них особого внимания.

Отвечая парламентским чинам, король ограничился следующими словами:

— Господа, на мой взгляд, вы и без того изрядно замешкались с тем, чтобы подчиниться моей воле, и я предупреждаю вас, что дальнейшая задержка может вызвать у меня лишь раздражение.

Однако парламентские чины, обладая на этот раз большим мужеством, заявили, что они не знают, как совместить это новое увеличение государственного долга с указом о двадцатине, предназначение которого состоит в том, чтобы уничтожить его; однако король, находясь в окружении своего почтового совета, ответил им тоном господина, причем господина недовольного:

— Господа, я в достаточной степени выказал доброту и желаю, чтобы моему приказу повиновались сегодня же.

Парламент пришел в замешательство от такого ответа и попросил короля хотя бы указать продолжительность действия указа о двадцатине.

Однако король, раздражаясь все сильнее, заявил:

— Господа, я крайне удивлен, что моему приказу еще не подчинились, и требую, чтобы указ о займе был зарегистрирован завтра же утром. Ступайте!

На другой день Парламент зарегистрировал и этот второй указ.

Оба указа вызвали всеобщее неудовольствие.

Указ о двадцатине рассердил дворянство, духовенство и представителей третьего сословия.

Указ о займе пятидесяти миллионов рассердил народ.

Дворянство, духовенство и представители третьего сословия провинций Артуа, Бургундии, Бретани и Лангедока во всеуслышание жаловались на то, что двор, устанавливая двадцатинный налог на любое имущество, стремился уничтожить их право предоставлять государю безвозмездный дар; подчинившись этому требованию, они оказались не только обременены новой податью, но и, лишенные впредь возможности делать вид, будто дар их приносится добровольно, утратили внешние признаки своих свобод; король, установив эту подать приказным порядком и поручив взимать ее своим чиновникам, действовал в ущерб правам дворянства, духовенства и представителей третьего сословия, обладавших привилегией самим собирать налоги, и таким образом даже остатки прежних свобод французов исчезли полностью.

Это стало причиной возмущения всех сословий государства против кабинета министров.

Провинциальные штаты Бретани собрались на внеочередное заседание; фракцией духовенства руководил епископ Реннский, фракцией дворянства — г-н де Роган.

Королевские комиссары передали волю короля собранию, которое после обсуждения заявило, что в Бретани двадцатинный налог собираться не будет.

Вспомним, что нечто подобное уже происходило в Бретани в годы правления регента.

Вслед за тем начались совещания дворянства, духовенства и представителей третьего сословия, происходившие по отдельности, и в итоге было принято решение обратиться с увещаниями к королю; затем, после того как депутаты всех трех сословий заявили, что никто не должен подавать деклараций о своем имущественном положении, ассамблея прекратила свою работу, невзирая на королевский приказ не покидать Ренн под страхом обвинения в непослушании.

Комиссары, со своей стороны, получили приказ противиться своеволию депутатов в вопросе о податях.

Это то, что касается провинциальных штатов Бретани.

Между тем, когда о двадцатине было объявлено штатам Артуа, они ответили вначале, что подчиняются всему, касающемуся материальной помощи, в которой нуждается король, но просят установить им подати в соответствии со старинными местными обычаями; однако им было отказано в этом.

Тогда они предложили удвоить прежние подати, но с условием, что форма взимания налогов сохранится.

Однако двор ответил им, что у них требуют не увеличения податей, а выяснения, посредством деклараций, имущественного положения каждого частного лица, с целью взимать со всех соразмерно равные налоги и тем самым неукоснительно соблюдать справедливость.

В итоге двор приказал интенданту провинции потребовать подачи этих деклараций. Кое-кто с грехом пополам подал их, и двор, осведомленный о бунте в Бретани и опасавшийся, что бунт может охватить всю Францию, заявил, что доволен этими декларациями, сколь бы ущербными они ни были на самом деле.

Известия о провинциальных штатах Лангедока были куда более тягостными, ибо обычаи этой ассамблеи требовали, чтобы королевские комиссары изначально сообщали ей о тех наказах, какие они получили. Поскольку же эти наказы короля состояли в том, чтобы требовать впредь от Лангедока не безвозмездный дар, а подушную подать и двадцатину, как если бы речь шла о простом налоге, который собирали в провинции, находившейся под управлением интенданта; поскольку, ко всему прочему, эти обычаи требовали, чтобы прибывшие от двора комиссары наносили визит каждому депутату штатов, дабы добиваться его согласия на безвозмездный дар, и поскольку, наконец, эти новые наказы короля отменяли прерогативы, обычаи и права провинции, штаты отказали в установлении двадцатины в Лангедоке, и Ларошфуко, архиепископ Альби, председательствовавший в собрании, заявил, что штаты не только отвергают двадцатину, но и не смогут дать согласия на безвозмездный дар до тех пор, пока король не отступится от своих притязаний, противоречащих старинным привилегиям штатов.

На этот раз речь шла уже не об отказе, а о вызове, брошенном двору; и потому герцогу де Ришелье было поручено заявить от имени короля, что штаты Лангедока должны подчиниться ему и лишь после этого он выслушает их замечания; король приказал маршалу распустить штаты, если они откажутся исполнить это требование.

Штаты Лангедока отказались и были распущены.

Этот государственный переворот, со стороны казавшийся опасным, на самом деле таковым не являлся.

Штаты Лангедока были далеко не столь же опасными, как штаты Бретани, устроенные так, что голосовать там имели право все дворяне, а большинство в этих штатах составляли несколько сот бедных дворян, совершенно неизвестных двору: во времена спокойствия и в ходе обычных обсуждений на них еще можно было как-то влиять, но, когда речь шла об опасности, которая угрожала бретонской конституции, являвшейся гарантией для всех, они вступали в союз против королевского деспотизма и, присоединяясь к другим депутатам, образовывали связку, которую не могла разорвать никакая сила, не мог разъединить никакой подкуп.

Однако в Лангедоке все обстояло иначе.

В Лангедоке, напротив, штаты состояли из небольшого числа епископов и двух десятков наследственных баронов, которых кабинету министров было легко подчинить или подкупить. Именно так и было сделано: двор разъединил их, вел переговоры с каждым из них по отдельности и позволил им собираться впредь лишь при условии, что они попросят у короля прощения за свое непослушание.

И потому 3 сентября 1757 года лангедокские депутаты в большинстве своем явились в Версаль и заявили королю, что они раскаиваются в том, что имели несчастье прогневать его.

Благодаря этому проявлению покорности они получили разрешение собираться вновь; однако епископы и бароны утратили прерогативу, которой они очень дорожили: принимать с очередным визитом королевских комиссаров, когда речь шла о безвозмездном даре.

Однако в обмен на это, дав согласие выплачивать двадцатину, они добились, что взимать ее будут местные чиновники.

Что же касается штатов Бретани, то они твердо стояли на своем, отказываясь даже от предложения взимать двадцатинный налог с помощью смешанной комиссии, состоящей из королевских уполномоченных и их собственных представителей.

В итоге двор, доведенный до крайней степени раздражения из-за этого сопротивления, подверг ссылке тех, кто выказал наибольшее противодействие его воле.

Вот имена дворян, подвергшихся ссылке, и названия мест, куда они были сосланы:

епископ Реннский, председатель ассамблеи, был сослан в Ренн, что стало подлинным изгнанием для человека, привыкшего проводить жизнь в Париже;

г-н де Ла Бенере — в Ангулем;

г-н де Кератри — в Изиньи;

г-н де Керсосон — в Иссуар;

г-н де Пире, вместе со своей женой, — в Сент;

г-н де Сен-Перн дю Латте — в Невер;

г-н де Бегассон — в Витто в Бургундии;

его племянник — в Гере;

г-н де Кергезек — в Ганна́ в Оверни;

г-н де Лангурла — в замок Бель-Иль;

г-н де Ле Ментье — в замок Торо;

г-н де Варенкур — в Мон-Сен-Мишель;

г-н де Труссье — в Сомюр.

И, наконец, г-н де Со, сенешаль Кентена и г-н де Бешар были отправлены в тюрьму как виновные в самом открытом сопротивлении.

Весьма необычным в этой истории было то, что епископ Реннский, отправленный в ссылку королем, в то же самое время оказался и в немилости у штатов Бретани, что, как говорили, поставило его в положение г-на де Ланже, проигравшего в один и тот же год две судебные тяжбы: одну — с женой, обвинившей его в неспособности делать детей; другую — с любовницей, потребовавшей от него возмещения за то, что он сделал ей ребенка.

Однако самые большие препятствия, какие предстояло встретить королю, возникли со стороны духовенства. Как только указ был обнародован, епископы, оказавшиеся в это время в Париже, в большом волнении собрались у архиепископа, являя своими жалобами куда более серьезную опасность, чем судейские чиновники и провинциальные штаты, поскольку впереди собственных интересов они ставили интересы Господа, и, нападая на их привилегии, правительство нападало на привилегии Церкви. На этой встрече церковники заключили тайный союз с дофином, своим набожным сторонником, на которого, как им казалось, они могли рассчитывать, даже если речь шла о лиге против короля, его отца.

Со времени смерти регента иезуиты, как нельзя более набравшие силу уже в годы его правления, под именем молинистов захватили всю церковную власть. Пор-Рояля более не существовало, церковные науки были заброшены; на смену великим проповедникам и знаменитым священникам времен Людовика XIV пришли люди куда более скромных достоинств; Массийон, последний из великих гениев церковной кафедры, умер в 1742 году.

Между тем скончался архиепископ Парижский, и церковная партия назначила на место г-на де Бельфона, бывшего архиепископа Арля, г-на Кристофа де Бомона, архиепископа Вьенна.

Прибыв в Париж, г-н де Бомон, который, несмотря на свое крайнее честолюбие, хотел выглядеть так, будто его принуждают занять эту должность, бросился к ногам Людовика XV и, вместо того чтобы поблагодарить короля за милость, какую тот оказал ему, стал умолять избавить его от бремени, подобного архиепископству Парижского, где ему придется бороться с ересью не менее опасной, чем ересь янсенистов. Король поднял его и пообещал оказывать ему помощь своим покровительством. Это было все, чего желали иезуиты, которые при виде направленной против них ненависти народа ощущали нужду в поддержке со стороны королевской власти.

Господин де Бомон не противоречил себе; он был или, по крайней мере, хотел казаться непреклонным среди этого двора, который можно было упрекнуть за его чрезмерную распущенность, и потому, далекий от мысли воспользоваться привилегией, связанной с его титулом герцога де Сен-Клу и званием пэра и заключавшейся в возможности поцеловать в щечку дочерей короля, когда его будут представлять им, остановился при виде этих юных принцесс, которые, заранее зная об этом церемониале, подставили пастырским устам архиепископа свои очаровательные свежие щечки, и дважды пятился назад, подчеркнуто отказываясь таким образом от этой чести, хотя имел на нее право и она была предложена ему столь изящно.

Галантный и пронырливый в годы учебы, угодливый и миролюбивый во времена своего пребывания в Байонне и Вьенне, он вдруг сделался жестким и несгибаемым в Париже, силясь убедить Францию, что все его беспокойство объясняется действенной любовью к ближнему, а его непомерное честолюбие есть не что иное, как пылкое стремление к единству веры. Едва водворившись в архиепископстве, он взял на себя роль великого инквизитора Франции, простирая внимание церковной полиции даже на злачные места, вникая в дела любого рода, вмешиваясь во все интриги, пуская в ход всю энергию своего воображения, чтобы покровительствовать своим приверженцам и досаждать своим врагам; не имея одаренности, он пользовался огромным влиянием; не имея талантов, он отыскал средство сделаться необходимым и грозным.

Однако наряду с недостатками, о которых мы сказали, г-н де Бомон обладал и исключительными достоинствами.

В то время как высшее духовенство Франции жило на широкую ногу, соперничая в роскоши с самыми богатыми вельможами и делая, подобно им, долги, которые оно возвращало ничуть не лучше, чем они, г-н де Бомон, напротив, служил образцом благопристойности, размеренности и упорядоченности; он тратил на себя не более трети своих доходов, а остальное раздавал бедным, которые, однако, не питали к нему любви; его подаяния не останавливались у границ Франции и по другую сторону моря отыскивали ирландских бедняков в воспетом поэтами Зеленом Эрине, столь опустошенном и разоренном в наши дни; но при всем том, твердый в стремлении сохранить исключительные права привилегированных каст и гордый до заносчивости в отношении древности своего рода, г-н де Бомон издержал сто тысяч экю, желая доказать, посредством родословной в двух томах ин-фолио, что он обладает выдающейся знатностью и происходит из старинной дворянской семьи. И потому, едва только был обнародован указ о двадцатинном налоге, архиепископ, рассматривавший церковные богатства и десятину как средство поддерживать могущество религии, призвал к себе полтора десятка епископов из числа тех, кто был в это время в Париже, и стал советоваться с ними по поводу решения, которое ему предстояло принять; все они придерживались одного и того же интереса и потому единодушно решили, что духовенство Франции постарается употребить все приемлемые средства для того, чтобы сохранить прерогативу предоставлять королю безвозмездный дар и ни за что не позволить насильно обложить себя налогом.

Это решение, принятое в архиепископстве Парижском на совещании под председательством г-на Кристофа де Бомона, было разослано всем епископам Французского королевства, и все они, проявляя полнейшее единомыслие, ответили г-ну де Машо отказом, образец которого прислал им г-н де Бомон.

Король ощущал свое бессилие; все его окружение пребывало в состоянии растерянности; вместо тех великих мужей, красноречие и веру которых нередко сравнивали с красноречием и верой отцов Церкви и которых звали Фенелон, Боссюэ, Мабийон, Кальме и Ноайль, рядом с ним находилось духовенство, ценившееся исключительно низшими сословиями. В число этих церковников входили: Бовилье, который создал ученые труды на темы Священного Писания, но, преследуемый иезуитами, был вынужден покинуть свою епархию; аббат Пюсель, златоуст, который, возможно, принес бы честь Церкви, если бы вследствие присущего ему духа противоречия не обрек себя на забвение в стенах Парламента; аббат Нолле, которого влияние Буайе лишало всякой надежды на вознаграждение; аббат де Берни, которого его поэзия, несколько легкомысленная, лишала всякой надежды на благоволение со стороны Церкви; аббат Велли, который жил впроголодь; аббат Верто, который, живя на заработки от своих книг, не имел времени что-либо менять в написанных им сочинениях; аббат де Сен-Пьер, которого, несмотря на его знатное происхождение, уже давно исключили из Академии и лишили духовного сана; и, наконец, аббат де Мабли, родственник г-на де Тансена, вначале опекаемый им, но вскоре порвавший со своим покровителем из-за презрения, которое тот у него вызывал.

С другой стороны, выдающиеся мужи, талантливые писатели, далекие от мысли подражать писателям великого века, черпавшим поддержку у Людовика XIV и монархии, представителем которой он являлся, в целом были не слишком благосклонны к интересам двора и его устоям. Вольтер предавал презрению трон и осмеянию — религию; Монтескьё, ниспровергая устаревшие идеи, размышлял о новых законодательных принципах; Руссо привнес во Францию республиканский дух Женевы; Бюффон пытался поставить естествознание выше всех прочих наук. Короче, ни один из великих умов того времени не оставил без внимания философский вызов, столь роковым образом брошенный ему духом народной свободы, который, подобно джинну из «Тысячи и одной ночи», заключенному в кувшин, ждал лишь того неосторожного рыбака, что должен был выпустить его на свободу, сломав печать Соломона.

Так что в борьбе, которую король вел за введение двадцатинного налога, его противниками выступали дворянство, духовенство и интеллигенция.

И вот теперь, в своей попытке позаимствовать пятьдесят миллионов ливров, он получил противника еще и в лице народа.

Расскажем, до какого уровня дошло противодействие народа.

Это противодействие имело три причины:

отказ в причастии;

королевский указ о нищих и бродягах;

распространившийся слух о том, что король, дабы оправиться от любовных излишеств, принимает ванны из крови.

Господину де Бомону, желавшему осложнить положение двора, пришла в голову мысль вбросить религиозную проблему во все эти денежные и мирские споры.

Он обнаружил, что бывший глава янсенистов, знаменитый кардинал де Ноайль, некогда ввел правило требовать у умирающего свидетельство об исповеди, прежде чем священник мог законным образом дать ему Святые Дары и елей; так что г-н де Бомон обрел пример в прошлом, дабы обосновать свое поведение. И потому он, архиепископ-молинист, распорядился требовать у умирающих свидетельство об исповеди, как это сделал в свое время архиепископ-янсенист, и никто не мог порицать его за это.

Более того, двор, против которого он боролся политически, не мог покинуть его в этой религиозной борьбе, иначе двор покинул бы церковную партию.

К тому же, даже если бы король пожелал остаться нейтральным в этой новой распре, г-н де Бомон непременно получил бы поддержку со стороны дофина.

И г-н де Бомон, как принято выражаться, взял быка за рога.

Первый отказ в причастии, имевший причиной отсутствие свидетельства об исповеди, получил советник парижского Шатле.

Тот, кто отказал ему в причастии и стал таким образом исполнителем воли архиепископа, был уставным каноником конгрегации Святой Женевьевы и звали его Буэттен.

Ни законные требования родственников умирающего, ни их мольбы не подействовали на каноника. Тщетны были и приказы Парламента: Буэттен, не опасаясь никакой судебной ответственности, не стал объяснять парламентским чинам причины этого отказа, заявив, что обязан давать отчет в своих действиях одному лишь архиепископу. Парламент постановил взять Буэттена под стражу и предъявил г-ну де Бомону требование соборовать не только советника Шатле, которому с каждым часом становилось все хуже и который рисковал умереть без предсмертного причастия, но и других янсенистов, оказавшихся в подобном положении.

Прелат ответил, что готов соборовать всех советников, какие есть на земле, и всех янсенистов, какие есть на свете, лишь бы только они предъявили справку об исповеди.

Тем временем больные умерли, и Церковь, вначале отказавшая им в предсмертном причастии, отказала им теперь и в погребении.

Парламент вновь распорядился взять под стражу Буэттена и повторно отправил архиепископу требование соборовать умирающих.

Это означало объявление войны.

Король сделал попытку продолжать опираться на обе партии.

Он поддержал требование, которое Парламент предъявил архиепископу, и осудил парламентский указ об аресте каноника.

Тем временем, видя, что смерть уже близка, советник Шатле решил исповедоваться кюре церкви святого Павла, который дал ему справку об исповеди. После этого викарий решил причастить его, но, как рассказано в мемуарах, откуда мы позаимствовали эти подробности, сделал это так грубо и непристойно, что умирающий даже не смог дождаться от него предсмертного увещания.

Однако никто из тех, кто последовал примеру несчастного советника Шатле, не удостоился ни соборования, ни погребения в освященной земле.

Отказ в предсмертном причастии распространился на провинции и на сельскую местность; в области, подсудной Парижскому парламенту, в этом отношении особенно отличились архиепископы Санса и Тура, а также епископы Амьена, Орлеана, Лангра и Труа.

Народ открыто жаловался на правительство, под властью которого человек не мог ни заработать себе на жизнь, ни добиться правосудия, ни обрести могилу.

Философы, со своей стороны, зубоскалили и высмеивали г-на де Бомона в нечестивых стихах.

Вот пример таких стихов:

В итоге народ воспринимал отказ в предсмертном причастии иногда всерьез, иногда с насмешкой.

Если он воспринимал этот отказ всерьез, толчок испытывала королевская власть.

Если же он относился к нему с насмешкой, расшатывалась религия.

Тем временем г-н Беррье, новый префект полиции, обнародовал собственные указы, вызвавшие в Париже более серьезные волнения.

Господин Беррье был во всех отношениях приверженцем г-жи де Помпадур.

Получив благодаря ей должность начальника полиции, он был беззаветно предан фаворитке; это он составлял те скандальные донесения о происшествиях в монастырях, гостиных и борделях, которые так развлекали Людовика XV при его пробуждении.

Господин Беррье издал несколько отличных указов, однако непреклонный характер и грубые манеры начальника полиции навлекли на него ненависть народа.

Его указы, первый из которых датирован 8 июня 1747 года, возобновляли запрет на ввоз, печать и продажу книг, вредоносных с точки зрения религии и добронравия.

Еще один указ, датированный 9 мая 1749 года, касался кормилиц-крестьянок, которые приезжали в Париж, чтобы взять там питомцев;

указ от 8 ноября 1750 года касался чистоты улиц; указ от 16 января 1751 года — бродячих акробатов;

и, наконец, указ от 6 января 1753 года устанавливал правила вождения конных экипажей в Париже.

В числе всех этих распоряжений был и чрезвычайно суровый указ, касавшийся бродяг и нищих.

Выше мы говорили о том, какое брожение вызывали отказы в предсмертном причастии, однако эти отказы не особенно затрагивали народ. Народ не входил во все тонкости споров янсенистов с молинистами, споров, построенных почти всегда на отвлеченных понятиях; однако он ощущал, что в основе всех этих пререканий лежит осквернение святых понятий, и понимал, что если умирающий просит о причастии, то отказать ему в этом — кощунство. И потому каждый раз, когда из дверей церкви выходил священник со Святыми Дарами, вокруг него собиралась толпа и, как уже было сказано, возникал скандал.

Однако вскоре был затронут и сам народ, причем непосредственно.

Указ, направленный против нищих и бродяг, был исключительно суровым: этих людей ловили всюду, где их можно было поймать, и, как в Англии, записывали в матросы или колонисты.

Примеры подобных похищений случались в годы Регентства, в эпоху системы Джона Ло, когда требовалось населить Канаду и Луизиану.

Как легко понять, во главе этих похищений не всегда стояло неукоснительное соблюдение правосудия; к примеру, некая г-жа Коньян устроила похищение своего мужа, чтобы свободнее встречаться с любовником. Это происшествие наделало большой шум, и, воспринятое со своей смешной стороны, оно весьма повеселило Людовика XV и весь двор, как вдруг случилось куда более серьезное событие, к которому и двор был вынужден отнестись серьезнее.

В мае 1750 года, имея целью потребовать выкуп с какой-то женщины, полицейский агент похитил у нее ребенка. Пребывая в отчаянии и полагая, что ребенок погиб, мать стенает так громко, что ее крики слышатся во всем квартале Сент-Антуан. Откликаясь на эти крики, народ собирается на улицах; женщины вступаются за несчастную мать; ползут слухи, будто и в других кварталах столицы похитили детей, которых никто никогда больше не видел. В разгар этих слухов, волнений и криков раздается голос человека, заявляющего, что врачи прописали королю кровавые бани для восстановления здоровья, подорванного распутством.

От подобных обвинений, не нуждающихся в обосновании, всего лишь шаг до бунта. Как раз в это же самое время, причем в ста шагах от того места, где звучат эти слухи, полицейский стражник хочет арестовать ребенка, просящего милостыню; ребенок начинает кричать, мать зовет на помощь. Арестовать ребенка будто бы хотят не для того, чтобы поместить его в приют, а для того, чтобы убить его, чтобы сделать с ним нечто столь же гнусное, как то, что происходило на пиршестве Пелопидов. Народ принимает сторону матери, полицейского стражника убивают, и огромная толпа, возбужденная, разъяренная, угрожающая, выходит из предместья и устремляется к дому г-на Беррье, требуя предать суду Парламента полицейских агентов, которые похищают детей, чтобы продать их кровь камердинерам короля.

Господин Беррье, вовремя предупрежденный, успел бежать через сад.

Народ намеревался перелезть через ограду и угрожал разнести в клочья все в доме, как вдруг ворота открылись сами собой: кто-то говорит, что это было сделано по приказу офицера полиции, другие утверждают, что это собственными руками сделала г-жа Беррье. Как только путь толпе был открыт, она остановилась, не решаясь что-либо предпринять. Одни говорили, что если ворота вот так открыли, то это сделано для того, чтобы заманить в ловушку тех, кто в них войдет; другие говорили как о чем-то совершенно достоверном, что полицейский дом заминирован. Слухи эти выглядели правдоподобными, и толпа отступила.

Вскоре к дому г-на Беррье прибыло несколько отрядов военной свиты короля — солдат французской и швейцарской гвардии с ружьями наизготове и черных мушкетеров с саблями наголо.

Толпа обратилась в бегство, ринувшись назад в предместье, однако месть настигла ее и там.

Несколько человек, замеченных среди самых ярых зачинщиков бунта, были схвачены и повешены; большое количество бунтовщиков отправили в тюрьму; но, поскольку похищения детей и в самом деле имели место, Парламент, находившийся в плохих отношениях с королем, решил выяснить, что же происходило на самом деле, и своим указом от 25 мая 1750 года постановил, «что он будет вести расследование в отношении виновников тревожных слухов, повлекших за собой народные бунты, а также в отношении тех, кто похищал детей, если таковые найдутся».

Между тем этот бунт, длившийся всего лишь три часа, чрезвычайно напугал короля. Его страх дал себя знать прежде всего полным переустройством ночной стражи, которая до этого состояла лишь из одной роты горожан, то есть ремесленников, не имевших единой формы и действовавших в силу старинного феодального закона, который предписывал горожанам охранять столицу и осуществлять в ней ночной дозор. Теперь, в соответствии с королевским приказом, были созданы десять пеших рот, которые оплачивал и обмундировывал город, и две конные роты. Эти двенадцать рот, находившиеся под начальством командира стражи, которого назначали из числа бригадных генералов и генерал-лейтенантов, должны были наблюдать за спокойствием в городе и поддерживать в нем повиновение королю.

Кроме того, г-н д'Аржансон приказал графу фон Лёвендалю составить план фортификаций и казарм, которыми следовало окружить Париж. Предстояло перевооружить Бастилию, довести ее гарнизон до восьмисот человек и нацелить ее пушки на густонаселенные части Парижа: скрещивая свой огонь с огнем пушек Венсена, эти пушки должны были держать под прицелом предместье Сент-Антуан и господствовать над предместьем Сен-Марсель.

Но с противоположной стороны Парижа, то есть со стороны ворот Сент-Оноре, ничто не смогло бы сдержать бунт, и потому был принят план создания системы казарменных помещений, которые должны были служить одновременно укреплениями и укрытиями для гвардейцев.

Были построены три такие казармы.

Первая, сооруженная позади Военной школы, на дороге в Севр и Вожирар, предназначалась для французских гвардейцев.

Вторая, построенная в Рюэле, между дорогами в Версаль и Сен-Жермен, предназначалась для швейцарских гвардейцев.

И, наконец, третья, построенная в Курбевуа и предназначавшаяся для 2-го полка французских гвардейцев, должна была господствовать над Сеной и паромной переправой Нёйи, пресекая в случае надобности всякое движение по этому пути в сторону Версаля.

В 1750 году явно предвидели события 1789 года.

Кроме того, начиная с этого времени король отказался от всяких сношений со столицей, которую он так любил и где он был так любим; он порвал с Парижем, который за пять лет до этого встречал его как триумфатора, устилая дорогу на его пути цветами и зелеными ветвями; с Парижем, некогда городом радости, удовольствий и празднеств, ставшим теперь городом оскорблений и угроз.

И, чтобы дать понять столице, что между ней и ним нет более ничего общего и что, даже направляясь в свои замки Компьень или Фонтенбло, он никогда впредь не будет проезжать через нее, король приказал проложить ту широкую дорогу, которая соединяет Булонский лес с Сен-Дени и которую еще и сегодня называют дорогой Мятежа.

Но странное дело, именно на этой дороге 13 июля 1842 года разбился насмерть герцог Орлеанский, единственная подлинная преграда между последними остатками той монархии, историю которой мы теперь пишем, и приходом той республики, которая была подготовлена у нас скорее десницей Божьей, нежели человеческими руками.

А было ли все же что-нибудь достоверное во всей этой жуткой истории с похищенными детьми и в страшном обвинении насчет кровавых бань? Да нет, ничего определенного, всего лишь полицейская запись, которую приводит Пёше и которую, вслед за ним, мы приведем как возможное, но маловероятное объяснение, возлагая при этом всю ответственность за него на этого автора.

В 1749 году в Париж прибыл татарский князь; у нас нет нужды объяснять нашим читателям, что князья — это подлинные русские владыки, исконные владыки, если можно так выразиться; этот князь, мужчина лет тридцати или тридцати пяти, был настоящим великаном, внуком тех титанов, которые во времена бунта Юпитера штурмовали небо; он был сказочно богат и привез с собой одну из тех азиатских свит, о каких мы у нас во Франции не имеем никакого представления: в этой свите было около сотни слуг. Привлекая к себе внимание красотой своей внешности, великолепием своих одежд и грубостью своих манер, князь очень быстро приобрел известность в Париже — мы говорим «в Париже», ибо князю, находившемуся в опале у императора Ивана VI, было заявлено, чтобы он и не думал являться в Версаль; однако князь дал себе слово вознаградить себя за это изгнание из Версаля, встречаясь не столько с приличной компанией, сколько с дурной.

Татарину посчастливилось оказаться в Париже в тот момент, когда никто там не был в моде. Он воспользовался благоприятным случаем, и, неслыханное дело, в течение полугода все разговоры в гостиных, да и везде велись исключительно об этом красивом и богатом татарине.

После того как он провел в столице восемь или десять месяцев, предаваясь неумеренным удовольствиям, внезапно распространился слух, что татарский князь имел честь подхватить какой-то губительный недуг, нечто вроде проказы или слоновой болезни. Врачи, к которым он обратился за консультацией, заявили, что случай этот чрезвычайно интересен для медицины, даже не подозревавшей о существовании подобного недуга, да еще в столь острой стадии, но крайне прискорбен для князя, которому никогда от него не излечиться. Его друзья впали то ли в искреннее, то ли в притворное отчаяние, но князь, в то время как они полагали, что расстаются с другом навсегда, весело попрощался с ними, заявив, что эта болезнь всего лишь безделица и что он назначает им встречу через полгода, на которую явится совершенно исцеленным.

Дав это обещание, он отбыл.

Врачи не стали перечить ему по поводу его возвращения, но, едва он отбыл, заявили, что Париж может носить траур по русскому князю, поскольку тут его уже никогда не увидят.

Прошел год; этого времени с избытком хватило бы на то, чтобы забыть даже десять русских князей, и потому ни малейшей памяти о нем здесь не осталось, как вдруг в Париже и Версале распространился слух, что татарский князь вернулся совершенно исцеленным и что от болезни, которая поразила его и которую все медики объявили смертельной, не осталось и следа, как если бы ее никогда и не было.

Медики стали во всеуслышание возмущаться и даже попытались отрицать, что приехал тот же самый князь, однако те, кто был знаком с ним, узнали его, и кавалеры, а главное, дамы подтвердили его личность.

Врачам пришлось признать очевидное; однако они пришли к единому мнению, что подобное чудо могло совершить лишь какое-то тайное и неизвестное в Европе лечение.

Но в чем заключалось это лечение, способное вернуть не только жизнь, но и молодость и красоту? Ведь князь возвратился во Францию не только полный жизни, которую он едва не потерял, но и вновь наделенный молодостью и красотой, которую он уже утратил.

Нетрудно догадаться, как все приставали с расспросами к князю, но никто не проявлял при этом большей настойчивости, чем граф де Шароле, который, подхватив в свой черед какой-то острый лишай, пребывал под угрозой оказаться примерно в таком же положении, в каком он видел князя, перед тем как тот покинул Париж, чтобы подвергнуться таинственному лечению, вернувшему ему здоровье.

И потому граф де Шароле проявил такую настойчивость, что князь, состоявший в довольно тесной связи с ним, но не желавший ничего говорить ему о лечении, которому подвергся, предложил выписать из Москвы врача-монгола, вернувшего ему самому здоровье. Граф согласился на предложение князя, предоставив ему полную свободу договариваться с ученым медиком Абен-Хакибом о денежной стороне вопроса.

Два месяца прошли в ожидании. По прошествии этих двух месяцев князь явился к графу де Шароле, приведя с собой белобородого старика, которому на вид было более ста лет; невзирая на свой почтенный возраст и на то, что ему насилу удавалось передвигать ноги, он сохранил живой, полный огня взгляд и отпечаток чего-то сатанинского, сквозившего во всем его облике.

Сразу было видно, что ученый монгол принадлежал к той школе искателей философского камня, которая не отступает ни перед какой жертвой, чтобы найти его, и жертвует чем угодно, даже жизнью своих ближних, во имя этой неосуществимой мечты алхимии.

Лечение, назначенное монгольским врачом, состояло в следующем.

В течение двух месяцев, прервав всякие сношения со своими любовницами, граф де Шароле должен был питаться исключительно рыбой, овощами и легкими печеньями, пить лишь оршад и лимонад и спать в комнате, расположенной так, чтобы ни один из обитателей дома не спал на одном этаже с графом или этажом выше.

Эта спальня, помимо трех дверей, должна была иметь три окна: одно, выходящее на север, второе — на восток, третье — на запад; граф должен был входить в нее лишь для того, чтобы спать в ней, вступать туда с левой ноги, а выходить оттуда — с правой; не пить там, не есть там и не удовлетворять там никаких естественных нужд.

Каждый день, вставая с постели и ложась спать, он должен был произносить мысленно, не шевеля при этом губами, молитву, составленную на каком-то неведомом языке, но записанную французскими буквами; наконец, каждый день, перед второй трапезой, он должен был принять ванну с настоем из ароматических трав, собранных в определенное время, в определенном месте и при определенных условиях; что это были за травы, он так до конца и не узнал.

Такова была кабалистическая сторона этого лечения.

А вот его материальная сторона.

Каждую пятницу врач забирал у больного восемь унций крови; затем, взамен этих восьми унций испорченной крови и посредством какого-то хитроумного устройства, он впрыскивал ему в отворенную вену равное количество человеческой крови; кровь эту следовало извлечь извен ребенка, который еще не достиг половой зрелости и тело которого подверглось перед этим каким-то таинственным обрядам, оставшимся неизвестными графу; наконец, в последнюю пятницу месяца доктор прописывал ванну, состоявшую на три четверти из бычьей крови и на одну четверть — из человеческой.

Все это повторялось четыре раза, что в итоге было равносильно одной ванне, состоявшей полностью из человеческой крови.

По окончании такого лечения, рассчитанного на два месяца, граф де Шароле должен был исцелиться.

Само собой разумеется, что как раз в эти два месяца происходили упомянутые нами исчезновения детей, ставшие причиной бунта, о котором мы рассказали выше.

По словам летописца-архивиста, у которого мы позаимствовали эти подробности, Людовик XV, обвиненный в преступлении, в каком некогда обвиняли Людовика XI, приказал полиции отыскать истоки всех этих слухов, и полиция была вынуждена открыть Людовику XV правду, изобличив истинного виновника, которым оказался не кто иной, как принц, принадлежавший к его семье.

Хотя граф де Шароле не входит в число тех людей, кого трудно было бы оклеветать, подчеркнем, что, не имея привычки обвинять бездоказательно, мы не рассматриваем это обвинение как имеющее серьезное историческое обоснование и признаемся, что приведенное Пёше в копии письмо, где граф рассказывает о случившемся и просит прощения за преступление, в котором его обвиняли и в котором он признается, кажется нам по стилю настолько не похожим на письмо принца, что, вместо того чтобы вызвать у нас убежденность в его вине, оно отняло у нас эту убежденность, если, конечно, она существовала.

Но, найденная в архивах полиции копия этого письма, независимо от того, подложная она или подлинная, являет собой, тем не менее, весьма примечательный документ: подлинная, она удостоверяет, до какой степени может дойти порочность человеческой натуры у тех, кому обеспечена безнаказанность; подложная, она показывает, до какого уровня уже в 1750 году поднялась, словно локальное наводнение, ненависть народа против принцев и королей, которой в 1793 году суждено было превратиться в повсеместное наводнение.

Поскольку крупные события, только что изложенные нами, охватывают 1750, 1751, 1752, 1753, 1754, 1755 и 1756 годы, дополним рассказ о них некоторыми частностями и тем самым завершим историю этих шести лет, в течение которых, помимо прочего, зародилась Канадская война, но ей мы посвятим отдельную главу.

Одной из таких частностей, более всего позабавившей двор своей оригинальностью, стало неожиданное бракосочетание герцогини де Буффлер и герцога Люксембургского.

Двадцать восьмого июня 1750 года, когда Людовик XV гостил в Бельвю у г-жи де Помпадур, герцог Люксембургский явился к нему с просьбой почтить своей подписью только что заключенный контракт, содержавший в себе условия его вступления в брачный союз с герцогиней де Буффлер.

Госпожа де Буффлер, овдовевшая за три года до этого, впервые появилась при дворе в 1734 году; она сделалась придворной дамой примерно в то самое время, когда Людовик XV отказался от супружеских отношений с королевой; любезная, обворожительная, исполненная очарования, она быстро заняла видное место в беспутном обществе замка Шуази.

Господин де Трессан придал своей песенкой дополнительную известность этой уже весьма известной особе.

Песенка г-на де Трессана начиналась следующим куплетом:

Маркиза де Буффлер распевала эту песенку наравне с другими, но, дойдя до последнего стиха, говорила:

— Право, не помню, как дальше.

Вот каким образом был решен вопрос об этой свадьбе, которую должны были праздновать на другой день.

За несколько дней до этого г-жа де Буффлер, устав от вдовьей жизни, горести которой, впрочем, она должна была замечать меньше, чем кто бы то ни было, приехала к герцогу Люксембургскому, уже давно числившемуся ее любовником.

— Господин маршал, — сказала она, входя к герцогу, — в эту ночь мне пришла в голову некая мысль.

— Какая же, герцогиня?

— Вам следует жениться на мне.

— А к чему это? Мне кажется, что в нашем положении мы и так почти женаты.

— Это правда; но я делаю вам такое предложение не по этой причине, а для того, чтобы называться маршальшей; титул благозвучный, и он мне нравится; вдобавок, если вы принесете мне титул, то я принесу вам другой, и если вы сделаете меня маршальшей, то я сделаю вас командиром гвардейцев.

— Черт возьми! Что же вы не сказали мне этого сразу, любезная герцогиня?! И когда мы подпишем брачный контракт?

— Я приеду к вам сегодня вечером с моим нотариусом.

— Итак, до вечера?

— До вечера.

Это был тот самый контракт, поставить подпись на котором герцог Люксембургский просил Людовика XV, и король поставил ее.

Неделю спустя герцог Люксембургский действительно получил должность командира гвардейцев, ставшую вакантной после смерти маршала д'Аркура.

Первого ноября того же года король учредил военное дворянство, приобретаемое по праву не только теми, кто дослужится до генеральского чина в королевской армии, но и теми, кто дослужится по крайней мере до капитана, если только их отец и дед служили в том же чине: «Patre et avo militibus».

Это было похвальное уравновешивание постыдного права купить себе дворянство за деньги, которым обладал первый попавшийся откупщик.

Десятого декабря в замке Шамбор, подаренном ему королем, умер маршал Саксонский; он ввел в армию новую теорию, основывавшуюся на воинственном характере французского народа и состоявшую в том, чтобы почти всегда возлагать успех сражения на пехоту.

— В руках французов, — говорил маршал Саксонский, — ружье всего лишь рукоятка штыка.

Поскольку из-за веры, которую исповедовал маршал Саксонский, король не мог оказать ему такие же погребальные почести, какие были оказаны г-ну де Тюренну, он приказал похоронить его в Страсбурге и все издержки по перевозке, погребению и сооружению гробницы возложить на королевскую казну.

Пигалю поручено было создать памятник победителю при Фонтенуа и Рокуре, и он исполнил это поручение.

Маршал Саксонский умер в возрасте пятидесяти четырех лет.

Двадцать второго января 1751 года король основал Военную школу, где могли бесплатно получить кров, стол и воспитание пятьсот французских дворян, преимущественно тех, чьи отцы умерли на службе короля или еще служили в королевской армии; это стало дополнением к замыслу учреждения дома Инвалидов, однако Людовик XIV начал с конца.

Двенадцатого сентября того же года дофина родила герцога Бургундского.

По этому случаю король позволяет уменьшить на четыре миллиона сбор податей, а город Париж выдает замуж шестьсот девушек.

Поданному примеру следует г-жа де Помпадур, которая в один заход выдает замуж всех достигших брачного возраста девушек из своих поместий, что составляет в общей сложности более семисот браков; при виде этого г-н де Монмартель, хранитель королевской казны, устраивает еще триста браков.

Со своей стороны, точно так же поступили гильдии и общины в провинциях, равно как и особы, желавшие доставить удовольствие королю и г-же де Помпадур, так что в итоге две тысячи браков стали следствием этих благополучных родов дофины.

Президент Леви, автор «Исторического дневника Людовика XV», подсчитал, что за четырнадцать лет эти две тысячи браков принесли государству прибавок населения в пятнадцать тысяч человек.

Само собой разумеется, что по поводу этих шестисот браков, на каждый из которых город выделил приданое в шестьсот ливров, было сочинено немало песенок.

Как обычно, мы приведем здесь одну из них в качестве образчика; из нее видно, что припев «Как славно все же нищим быть!» придумал вовсе не Беранже:

Четвертого февраля 1752 года в аббатстве святой Женевьевы, куда он удалился за несколько лет до этого, умирает герцог Орлеанский, успев перед этим сжечь самые прекрасные картины своей галереи, поскольку на них была изображена нагота.

Двадцать девятого июня в Риме умирает знаменитый кардинал Альберони. Тот самый, с кем мы познакомились по поводу заговора Челламаре и кто устроил пожар в Европе, чтобы сделать Испанию той державой, какой она стала впоследствии; и действительно, к моменту его смерти Испания владела Королевством обеих Сицилий, которое он захватил силой, и герцогствами Пармским и Пьяченцским, на которые он предъявлял требования.

Двадцать восьмого февраля 1753 года в свой черед умирает герцогиня Менская.

Двадцать третьего августа 1754 года дофина родила сына, получившего имя герцога Беррийского и ставшего впоследствии королем Людовиком XVI.

Смерть Монтескьё, графа фон Лёвендаля и принца Домбского стали важнейшими событиями 1755 года.

Год 1756-й, в продолжение которого под покровительством герцога Орлеанского распространяется оспопрививание во Франции, наполнен в основном событиями Канадской войны.

Кстати говоря, в продолжение этих шести лет могущество г-жи де Помпадур не уменьшается, а возрастает. Дело в том, что наряду с крайней жадностью к деньгам и поместьям, в которой можно упрекнуть фаворитку, ей были присущи и великие достоинства. Она обладала тем художественным вкусом и теми благородными чувствами, какие полностью отсутствовали у короля. Когда король подло уступает Англии, пообещав выслать из Франции принца Карла Эдуарда; когда, подчиняясь приказу Лондонского кабинета, он приказывает арестовать принца прямо на улице и препроводить его к границе Франции, куда тот прибывает, показывая на своих запястьях следы веревок, которыми ему скручивали руки, г-жа де Помпадур всей своей властью противится этому изгнанию и этому аресту; она рискует своим влиянием и своим богатством в этой борьбе, без оглядки говоря правду своему царственному любовнику. Затем, наконец, когда дело уже сделано, она одна при дворе произносит вслух слова, которые в Европе произносят шепотом:

— Государь, это подлость!

Как и те, кто оказался в беде, могущественную опору имеет в ее лице искусство. Благодаря ей Вольтер получает доступ ко двору и добивается должности дворянина королевских покоев, которую продает затем за шестьсот тысяч ливров. Благодаря ей он держится при дворе, несмотря на свои выходки и вольности. Время от времени он вынужден искать спасения в бегстве и скрываться то у г-жи дю Шатле, то у герцогини Менской; но, как только небо проясняется, как только, подобно солнечному лучу, на устах короля появляется первая улыбка, маркиза призывает беглеца, он боязливо возвращается, пишет стихи в честь короля, которого ненавидит, и в честь фаворитки, которую презирает; ставит «Семирамиду», которая проваливается; сбегает в Пруссию; с успехом ставит «Катилину» и, всегда алчущий славы, а скорее, шума, заставляет д'Аламбера сказать о нем:

— Вот человек, у которого славы на миллион, а он хочет ее еще на грош!

Дело в том, что искусство является для г-жи де Помпадур важнейшим средством сохранить власть над Людовиком XV, скучающим все больше и больше.

Людовик XV страдает единственной болезнью, от которой нет лекарства, — разочарованием. Взгляните на портрет Людовика XV кисти Ван Лоо; он написан как раз в то время, к которому мы подошли; на нем король, изображенный в полный рост, тянет руку к остаткам молодости, которая убегает от него; но, прожив две трети своего зрелого возраста, он уже начинает замечать старость, которая поджидает его. Это все тот же лоб, если и не широкий, то, по крайней мере, благородный и высокий; это все те же голубые глаза, такие ясные под черными ресницами, с таким красивым разрезом под безупречными бровями; все тот же нос, по которому легко распознать одного из Бурбонов; все те же губы, тонкие и насмешливые, доставшиеся ему от Савойского дома; но вглядитесь в этот лоб, в эти глаза, в эти губы, поищите выражение чувств, которое художник хотел всеми силами скрыть, и вы обнаружите усталость во всем. Недостает лишь пустой чаши в нижней части этого портрета, чтобы сделать его символом Разочарования.

Так вот, этого короля следовало забавлять любой ценой. И потому скорее для него, чем для г-жи де Помпадур, по плану, похожему на грезу, воздвигается замок Бельвю. «Создайте мне сады Альцины, описанные Ариосто», — говорит г-жа де Помпадур художнику Буше, и Буше принимается за дело. Госпожа де Помпадур предоставила золото, мрамор и порфир; Лемуан обтесал эти камни, и вдвоем с Буше они создали жилище феи.

И потому, видя все эти старания угодить ему, Людовик XV улыбается, предоставляет г-же де Помпадур право табурета, сажает ее подле королевы, заставляет принцесс целовать ее в лоб — ее, дочь любовницы откупщика Турнеама, той женщины, которой после ее смерти сочинили следующую эпитафию:

Ее, дочь Пуассона, который был приговорен к повешению и который однажды вечером, за ужином с финансистами, разгоряченный вином и переполненный желанием говорить правду, развалился в кресле и сказал:

— Знаете, что заставляет меня смеяться? То, что я вижу нас всех в окружении такого блеска и великолепия! Чужестранец, войдя сюда, принял бы нас за принцев, а между тем вы, господин де Монмартель, — сын кабатчика; вы, господин де Савалетт, — сын торговца уксусом; ты, Буре, — сын лакея; ну а я, да что тут говорить, все знают, чей я сын!

Но не только ради г-жи де Помпадур король Людовик XV предает забвению законы придворного этикета; ее брату, которому он дал титул маркиза де Вандьера и которого г-н де Морепа прозвал маркизом д'Авантьером, следовало сменить это имя, служившее поводом к насмешкам: его назовут маркизом де Мариньи, а чтобы этот прелестный шурин короля действительно обрел вид маркиза, ему дадут должность секретаря ордена Святого Духа. Он получит особую голубую ленту, освобождающую от доказательств знатности. Однако в отношении него фавор оказывается не таким уж неуместным. Молодой человек увлекается рисунком, геометрией и архитектурой. В девятнадцать лет он получает должность главноуправляющего королевскими постройками, и, в том возрасте, когда любой другой думал бы лишь о том, чтобы пользоваться этим фавором, он понимает, что его надо заслужить. Вместе с Суффло, Кошеном и Лебланом он отправляется в Италию, проводит там два года и возвращается оттуда если и не первоклассным художником, то, по крайней мере, первоклассным ценителем произведений искусства. Титул маркиза де Мариньи он получил перед самым отъездом.

— Ну что ж, — промолвил он, — французы прозвали меня маркизом д’Авантьером, итальянцы будут называть меня маркизом де Мариньером; это естественно, ведь по рождению я Пуассон.

— Государь, — сказал он однажды королю, — я не могу понять, что со мной происходит: стоит мне уронить носовой платок, как два десятка голубых лент наклоняются, чтобы поднять его!

По возвращении из Италии маркиз де Мариньи полностью посвящает себя искусству; это он добивается жалованной грамоты для Академии архитектуры и учреждает школу Римской архитектуры. Он хочет завершить строительство Лувра, разместить там библиотеку, коллекцию медалей, музей и собрание античного искусства; но прежде всего он хочет поселить там художников, чтобы они имели собственный дворец.

Живи его сестра дольше, все это он осуществил бы.

Пока же он учреждает открытую для публики выставку картин в главной галерее Лувра; собирает большую коллекцию полотен Рубенса; за пенсион в десять тысяч ливров покупает у Пико секрет, как переводить произведение живописи, не нанося ему ущерба, с одного полотна на другое. Именно таким образом он спасет от гибели шедевр Андреа дель Сарто и «Святого Михаила» Рафаэля.

Год 1789-й предал анафеме фаворитов и фаворитов, но помиловал маркиза де Мариньи!

Тем временем, правда, его сестра основывала куда менее почтенные учреждения.

Бедная женщина полагала, что миссия, которую г-жа де Ментенон считала невыполнимой, то есть миссия развлекать человека, неспособного ничем развлечься, вполне заслужила папского отпущения грехов.

И потому она придумала Олений парк.

Впервые в истории фаворитке пришла в голову мысль устроить сераль для своего любовника.

Но маркиза, будучи женщиной умной, понимала, что ее царственный любовник был прежде всего рабом привычки и что смена наложниц служила для него развлечением, которое нисколько не было опасно лично ей.

Так что же представлял собой Олений парк? Багдадский или самаркандский гарем, из которого любую рабыню изгоняли сразу после того, как она удостаивалась чести разделить ложе со своим повелителем. Те, что лишались при этом лишь своей чести, получали денежное вознаграждение: им давали приданое, и, благодаря этому приданому, их выдавали замуж за кого-нибудь из среды крупной финансовой буржуазии и королевских откупщиков; те же, что становились беременными от короля, видели впоследствии, как их детей продвигают по духовной или военной части.

Так что г-жу де Помпадур мало беспокоили все эти минутные наложницы, если только сама она оставалась любимой султаншей или, по крайней мере, Шехерезадой, которая должна была посредством своего ума, своих навыков и своих сказок развлекать султана в продолжение тысячи и одной ночи.

XVI

Противостояние Англии и Франции. — Разрыв. — Господин де Жюмонвиль. — Вашингтон. — Господин де Вилье и г-н де Контркёр. — Атака французских судов английской эскадрой. — Объявление войны. — Планы Англии. — Барон фон Дискау. — Господин де Монкальм. — Взятие Менорки герцогом де Ришелье. — Его триумфальный въезд в Париж. — Замысел Генриха IV установления христианской республики в Европе. — Мария Терезия и г-жа де Помпадур. — Аббат де Берни. — Его импровизация. — Он сменяет г-на де Руйе в должности государственного секретаря по иностранным делам. — Договор между Англией и Пруссией. — Союз Франции с Австрией.

Ровно за сто лет до нынешнего дня, когда мы пишем эти строки, Англия и Франция, эти два старинных врага, противостоявшие другу другу в битвах при Креси, Пуатье и Азенкуре, приготовились продолжить на Атлантике континентальную войну, которую они вели между собой уже пять столетий и которая на глазах у нас была приостановлена в 1745 году сражением при Фонтенуа.

Бросим взгляд на карту мира, какой она была в 1750 году, и скажем несколько слов о сравнительной мощи этих держав.

Сто лет тому назад Англия имела в Индии лишь пять факторий: Бомбей, Биджапур, Мадрас, Калькутту и Чандернагор.

В Северной Америке ей принадлежали Ньюфаунленд и та прибрежная полоса, что тянется, подобно бахроме, от Акадии до Флориды.

Ее единственным владением на Багамской банке были Лукайские острова; из Малых Антильских островов ей принадлежал лишь остров Барбуда; в Американском заливе — Ямайка.

Наконец, в экваториальной части океана Англия имела в качестве корабельной стоянки лишь печальной памяти остров Святой Елены.

Франция, напротив, имела двойное превосходство над ней как на континенте, так и по части колоний.

Она владела всей линией построенных Вобаном крепостей, которые являются ключом к Нидерландам и тянутся от Филипсбурга до Дюнкерка. Ее войска оккупировали Корсику, и по договору 1748 года она приобрела покровительственное влияние на Геную, Модену, Парму, Пьяченцу и Гвасталлу.

Как колониальная держава она владела почти всеми Антильскими островами. Ее колонии Акадия, Канада и Луизиана расширялись день ото дня. Ей принадлежали Квебек, Монреаль, Мобиль и Новый Орлеан; крепости Фронтенак, Сен-Шарль, Сен-Пьер и Морепа наперегонки воздвигались на Канадских озерах. Форт Королевы господствовал над рекой Ассинибойнов. На Виннипегских озерах она имела крепости Дофин и Бурбон. В Африке ей принадлежали Сенегал и Горея. Она колонизировала Мадагаскар и имела в качестве корабельных баз на пути в Индию, где ей принадлежало преобладающее влияние, острова Иль-де-Франс, Бурбон, Сент-Мари и Родригес.

Дойдя в нашем повествовании до 1848 года, мы дадим сравнительную картину того, что Франция завоевала, и того, что нами было утрачено.

Вернемся теперь к причинам нашего нового разрыва с Англией.

По Утрехтскому договору Англия получила часть Акадии. Границы земель, уступленных Англии, и земель, удержанных нами, были плохо определены и оставили предметом спора своего рода ничейную территорию.

На этой территории, право собственности на которую было более чем сомнительно, англичане построили крепость Несессити, поместив там довольно сильный гарнизон и доверив командование над ним майору Вашингтону. Командующий французскими войсками в долине реки Огайо, г-н де Контркёр, приказал г-ну де Жюмонвилю, одному из своих офицеров, отправиться в крепость Несессити и доставить туда письмо, в котором французский командующий просил майора Вашингтона не нарушать, посредством незаконного завладения этой территорией, мир, царящий между двумя державами, и удалиться на ту часть английских земель, что не подлежала никакому спору. Господин де Жюмонвиль берет с собой тридцать человек и выступает в путь, как вдруг на небольшом расстоянии от крепости начинается ружейная пальба, и г-н де Жюмонвиль замечает, что он полностью окружен неприятелем. Тогда он один становится между нападающими и своим небольшим отрядом, приказав ему остановиться, после чего подает рукой знак и, выступая в качестве парламентера, признанного противником, начинает читать письмо. Но при первых же его словах ружейная пальба начинается во второй раз, и он падает мертвым вместе с восьмью из своих солдат; остальные двадцать два человека взяты в плен; лишь один канадец спасается бегством и приносит французскому командующему известие об этом нарушении международного права.

В то время как канадец шел с этим известием к г-ну Контркёру, майор Вашингтон отдал точно такие же приказы, какие он отдал бы во время объявленной войны, и, став во главе четырехсот человек, двинулся на французские аванпосты; но, пройдя всего несколько льё, он был уведомлен индейцами, что навстречу ему идет многочисленный отряд, имея целью отомстить за убийство Жюмонвиля.

И действительно, г-н де Вилье, брат убитого, получил от командующего задание наказать убийц г-на де Жюмонвиля и освободить пленных. Майор Вашингтон отступил в форт и там ожидал французов.

Господин де Вилье осадил форт, и, после энергичной обороны, Вашингтон, теснимый с еще большей энергией, вынужден был сдаться. Капитуляция, оказавшаяся для англичан выгоднее, чем они могли ожидать, гласила, что гарнизон беспрепятственно отступит на свою территорию, сохранив при этом оружие и обоз.

Однако смерть Жюмонвиля была признана убийством. Со своей стороны, майор Вашингтон обязался отослать назад французских пленных, которые уже были отправлены в Бостон; но странным образом число их с двадцати двух уменьшилось до семи, и невозможно было понять, куда девались остальные пятнадцать.

Майор Вашингтон был тем самым Вашингтоном, которому Франция, всегда забывчивая, много лет спустя, во время войны за независимость, оказала помощь.

Убийство Жюмонвиля было совершено 24 мая 1754 года, а захват форта произошел 3 июля того же года.

Франция обратилась с протестом к Лондонскому кабинету, но, как всегда, Лондонский кабинет дал уклончивый ответ; затем вдруг, без всякого объявления войны и ускоряя развязку сложившегося двусмысленного положения, англичане стали совершать на море то, что король Фридрих Прусский намеревался делать на континенте, и в Париже стало известно о захватах купеческих судов и даже военных кораблей британскими эскадрами.

Эти враждебные действия начались на Ньюфаундлендской банке, то есть в тех самых краях, где незадолго до этого случилось событие, о котором мы только что рассказали.

Восьмого июня 1755 года, через год после гибели Жюмонвиля, адмирал Боскауэн, командуя английской эскадрой из тринадцати военных кораблей, встречается с французскими кораблями «Алкид» и «Лилия», с притворным дружеским видом подходит к ним, но внезапно окружает их и атакует.

«Алкид» находился под командованием г-на Окара, а «Лилия» — под командованием г-на де Лоржериля.

Эти два корабля составляли часть эскадры г-на Дюбуа де Ла Мотта.

Предлогом к нападению стал отказ обоих французских капитанов подчиниться требованию адмирала Боскауэна салютовать английскому флагу.

После героического сопротивления оба корабля были захвачены.

Спустя несколько дней был в свой черед неожиданно атакован корабль «Надежда», плававший под белым флагом. Господин де Бувиль, командовавший «Надеждой», сражался как лев и, будучи отвезен в Лондон, заявил, что считает себя не пленником цивилизованной нации, а рабом шайки морских разбойников.

Эти три события могли быть приписаны случайности, подобно тому, как англичане называли случайностью гибель Жюмонвиля, хотя в тексте капитуляции форта Несессити она была признана убийством.

Так что какое-то время еще существовала надежда получить, посредством переговоров, удовлетворение за это двойное нарушение международного права, как вдруг в Версале стало известно, что в продолжение истекшего месяца англичане захватили в общей сложности триста кораблей: семьдесят четыре судна, шедшие с наших островов; пять невольничьих судов, груженных двумя тысячами негров; двадцать шесть судов с товарами и провизией для наших островов; одно судно, шедшее в Гвинею; два корабля Ост-Индской компании: один — шедший в Сенегал, а другой — возвращавшийся оттуда; шестьдесят шесть судов, занимавшихся рыбной ловлей на Ньюфаундлендской банке; два судна, возвращавшиеся с китобойного промысла; двадцать два судна с провизией, шедшие в Канаду или возвращавшиеся оттуда с продовольствием, и двадцать семь судов, совершавших большие каботажные плавания, а также семьдесят пять барок, шхун и других небольших судов, совершавших малые каботажные плавания как вдоль берегов Франции, так и в колониях.

Таким образом, вследствие этой морской облавы около десяти тысяч французов оказались в английском плену.

Государственным секретарем по иностранным делам в Лондоне был в то время Генри Фокс, получивший впоследствии титул лорда Холланда, личный враг Франции, которому предстояло завещать нам в лице своего сына, Чарльза Фокса, врага еще более ожесточенного, а главное, еще более опасного.

Припертый к стенке Версальским кабинетом, спрашивавшим у него, как могли во время мира совершаться действия, подобные тем, какие мы только что упомянули, Генри Фокс ответил, «что состояние войны между государствами не всегда проистекает из действительных сражений и может быть следствием определенных мер, свидетельствующих о враждебных намерениях; что вооружение Франции шло на глазах у всех; что она приготовила крупные эскадры и беспрестанно перевозила войска в Канаду; что в подобных обстоятельствах британское правительство должно было принимать во внимание лишь свои собственные интересы и действовать энергично, дабы сохранить достоинство нации».

За этим вызывающим ответом последовала еще более вызывающая нота, в которой г-н Фокс требовал немедленно разоружить французский флот и снести до основания укрепления Дюнкерка; только после этого он был готов дать объяснения по поводу дел в Канаде и вообще в Северной Америке.

Господин де Руйе ответил от имени короля, «что происходящее является не чем иным, как планомерным морским разбоем в большом масштабе, недостойным цивилизованного народа; что Англия захватила не только суда короля Франции, но и купеческие корабли, на сумму более тридцати миллионов, и что Версальский кабинет требует незамедлительного удовлетворения за этот враждебный поступок».

После того как английское правительство ответило отказом на это требование, г-н де Мирпуа, французский посол в Англии, потребовал свои паспорта: война была объявлена.

Впрочем, замыслы Англии не замедлили обнаружиться. Через месяц после морского боя, в котором «Алкид» и «Лилия» потерпели поражение вследствие численного превосходства неприятеля, в долине Огайо, возле форта Дюкен, произошло столкновение между французами и англичанами, находившимися под командованием генерала Брэддока. Англичане были полностью разгромлены, их офицеры убиты, их обозы и провиант захвачены, и при этом были найдены инструкции, данные генералу Лондонским кабинетом; дата, стоявшая на этих инструкциях, доказывала, что во время полнейшего мира английское правительство сделало все приготовления, чтобы перейти границы Акадии и захватить большую часть наших колоний в Америке. Главный план англичан заключался в том, чтобы послать крупные эскадры, которым предстояло преградить французам вход в реку Святого Лаврентия, в то время как четыре армии должны были напасть на французские колонии с тыла. Отдельное задание, намеченное в этом плане генералу Брэддоку, состояло в том, чтобы захватить форт Дюкен и подняться вверх по реке Огайо для соединения через озеро Эри с г-ном Шерли, ожидавшим его в форте Осуиго с пятью тысячами солдат, судами и артиллерией. Соединившись, они должны были, действуя согласованно, захватить Ниагару и Фронтенак. Тем временем полковник Джонсон должен был овладеть фортом Фредерик, озером Шамплейн и рекой Ришелье и, таким образом, подготовиться к тому, чтобы весной захватить город Монреаль, тогда как другой английской армии предстояло подняться по реке Святого Иоанна до Квебека.

К счастью, попав в руки французов, этот обширный план провалился. Эскадра генерала Дюбуа де Ла Мотта, лишившаяся «Лилии» и «Алкида», насчитывала еще семь кораблей. Она высадила на берег барона фон Дискау с десантными войсками. Французы были в состоянии дать отпор, и дикари, ненавидевшие англичан, обещали быть нашими сильными союзниками.

К несчастью, сразу по прибытии барон фон Дискау, разгромив возле озера Георга полуторатысячный отряд англичан и прогнав их вплоть до ретраншементов генерала Джексона, был ранен и взят в плен.

Но, сдерживаемые нашими войсками и находясь под их наблюдением, англичане были вынуждены не только отказаться от того обширного плана, который мы только что изложили, но и перейти к обороне. Впрочем, французы ждали прибытия нового военачальника, которому предстояло взять на себя командование нашими войсками.

Этим новым военачальником был Луи Жозеф де Сен-Веран, маркиз де Монкальм, то есть один из храбрейших генералов французской армии. Кровь Гозонов, которая текла в его жилах, не выродилась. Именно в его владении по-прежнему находился огромный Драконов лес, где его предок натаскивал своих собак, готовя их к нападению на змея. Карьера генерала будет короткой, но блистательной, славной и быстрой, как полет бомбы, которой предстояло вырыть ему могилу.

Между тем в Европе англичанам вот-вот должны были нанести неожиданный удар, подобный тому, какой сами они готовили в Америке. Англичане имели в Средиземном море военно-морскую базу, которой они дорожили наравне с Гибралтаром и, возможно, даже отдавали ей предпочтение. Филипп V во времена своих несчастий выронил из рук эту жемчужину. Англичане подобрали ее и сделали одним из украшений своей короны.

Этой базой был остров Менорка.

Захватив Менорку, мы пресекли бы сообщение англичан с королем Сардинии, их союзником, и затруднили их судоходство в Левант и Италию. Гавань Маона, одна из лучших в Европе, давала надежное убежище их флотилиям, блуждавшим в Средиземном море, этом огромном озере, вход в которое находится в их руках, но истинными хозяевами которого являемся мы.

В случае неудачного развития войны возвращение Маона могло снять много трудностей на пути восстановления мира; в противном случае Маон, ставший нашим владением, мог служить предметом переговоров с Испанией, которая в обмен на него дала бы Франции все, чего та хотела иметь в Мексиканском заливе.

Правда, крепость Святого Филиппа слывет неприступной; ну что ж, туда отправят Ришелье: этот генерал предпочитает внезапные атаки и безрассудные нападения. Разве в битве при Фонтенуа английская колонна не считалась несокрушимой? Но Ришелье разгромил ее!

Ришелье получает полное командование над сухопутными и морскими силами; в его сундуки насыпают пятьдесят тысяч луидоров, ему дают Йерский флот под командованием г-на де Ла Галисоньера, состоящий из двенадцати линейных кораблей, и присоединяют к ним восемнадцать транспортных судов. Эта великолепная эскадра поднимает паруса. И куда же она направляется?

Это станет известно, когда крепость Святого Филиппа будет взята.

Море — союзник англичан. На другой день после отправления флота поднимается буря, которая нарушает порядок следования флота; три дня корабли блуждают, рассеянные по морю, но 19 апреля соединяются в виду Менорки.

Двадцать третьего апреля маршал едет разведать место для своего лагеря и одновременно бросает взгляд на крепость Святого Филиппа.

Она представляет собой гладкую со всех сторон скалу в окружении высеченных в граните рвов глубиной в тридцать футов. Проложить траншею к скале невозможно, и она непробиваема даже для пушки. Это цитадель, которую следует брать приступом; дело упирается в то, чтобы найти достаточно длинные лестницы.

Между тем Ришелье посылает меноркским дамам поклоны, отправляет им фрукты и конфеты и интересуется, есть ли в продукции Франции что-нибудь, что доставило бы им удовольствие.

Он опасается, что его солдаты могут наброситься на прекрасное испанское вино, которым наполнены погреба в городе, и говорит им:

— Ребята! Тот из вас, кто напьется допьяна, не будет иметь чести появиться в траншее.

Тем временем поступает сообщение о приближении какого-то флота; это флот адмирала Бинга, который идет на помощь Менорке; маршал де Ришелье уступает Ла Галисоньеру тысячу солдат в подкрепление его морским пехотинцам. Брать штурмом крепость и сражаться на море будут одновременно. Жителям Менорки предстоит увидеть сразу два зрелища.

В итоге английский адмирал разбит наголову, и в тот же день Ришелье овладевает передовыми укреплениями.

Наконец в ночь с 27 на 28 июня три форта из пяти захвачены, и в полдень 28 июня три парламентера приносят проект капитуляции, который обсуждают до конца дня и подписывают в тот же вечер.

Двадцать девятого июня все форты сдались, и герцог де Фронсак, сын герцога де Ришелье, отправился с этим известием в Компьень.

Господину де Ришелье нечего было больше делать в Менорке, но, чтобы покинуть свое завоевание, ему требовалось для этого разрешение короля.

К несчастью, у герцога было при дворе меньше друзей, чем врагов, и г-жа де Помпадур входила в число последних.

Госпожа де Помпадур возымела счастливую мысль выдать свою дочь Александрину за герцога де Фронсака; она сказала об этом пару слов герцогу де Ришелье, который ответил ей, что он почел бы за величайшую честь такой брачный союз, но, поскольку герцог де Фронсак имеет честь принадлежать по матери к Лотарингскому императорскому дому, он не может без согласия императрицы принять на себя подобное обязательство.

Госпожа де Помпадур поняла этот ответ, и дело тем и кончилось, но из-за этого ответа и из-за того, что при первой встрече с герцогом она произвела на него мало впечатления, маркиза затаила злобу против победителя Маона.

Тем временем все старались подорвать авторитет г-на де Ришелье в глазах короля.

В итоге герцог был вынужден притвориться больным, чтобы получить отпуск, в котором, благодаря свидетельствам его врачей и угрозе, что он будет вынужден взять его сам, если ему не дадут его, уже не осмелились отказать.

Въезд маршала в Париж стал настоящим триумфом, однако Людовик XV принял его холодно.

— А, вот и вы, господин герцог! — промолвил король. — Ну, как вы нашли меноркские смоквы? Говорят, они очень вкусны.

— Превосходны, государь, — ответил Ришелье, — однако нужно иметь длинные лестницы, чтобы их доставать.

И с этими словами он сам повернулся спиной к королю.

В момент отъезда герцога де Ришелье на Менорку при дворе еще колебались, с кем лучше заключить союз на континенте — с Фридрихом или с Марией Терезией.

Хотя, по словам г-на де Ришелье, его сын имел честь принадлежать к Лотарингскому императорскому дому, герцог не был сторонником союза с Австрией.

Традиционной целью великих государственных деятелей Франции было ослабление мощи Австрийской империи.

Генрих IV, кардинал Ришелье и Людовик XIV стремились к этому ослаблению.

Как раз в тот момент, когда нож Равальяка остановил поход в Юлих, Генрих IV наметил вместе с Сюлли обширный план, лишь прологом которого должен был стать этот поход.

Этому плану предстояло изменить облик Европы, которая, под названием христианской республики, должна была сделаться всемирной конфедерацией.

Послушайте, господа якобинцы 1793 года и вы, господа монтаньяры 1848 года, в чем состоял план Генриха IV.

Потом вы скажете нам, встречалось ли вам, с тех пор как вы стали сочинять ваши теории, нечто более либеральное, как говорили в царствование Карла X, более радикальное, как говорили в царствование Луи Филиппа, и более демократичное, как принято говорить сегодня.

Он намеревался захватить Австрию, которая причинила ему столько вреда и которая спустя сто лет одним лишь своим девизом AEIOU — «Austria est imperanda orbi universo»^[5] —обнаруживает присущее ей стремление властвовать над миром.

Взяв Вену, он провозгласит крестовый поход и изгонит турок из Европы.

Затем он создаст христианскую конфедерацию, в которую войдут пятнадцать государств: шесть наследственных монархий, пять избирательных монархий, четыре республики.

Шестью наследственными монархиями станут Дания, Швеция, Англия, Франция, Испания и Ломбардия.

Эта последняя монархия, возведенная в достоинство королевства в пользу герцога Савойского, будет состоять из Савойи, Монферрата, Миланской и Мантуанских областей.

Пятью избирательными монархиями станут:

Рим, который прирастет Неаполем и Калабрией;

Германская империя;

Богемия, к которой он присоединит Лужицу, Силезию и Моравию;

Польша, которая прирастет за счет земель, отнятых у русских;

Венгрия, которая прирастет за счет части Австрии, Тироля, Каринтии и земель, отнятых у турок.

Четырьмя республиками станут:

Итальянская республика, которая будет состоять из всей Северной Италии, заключенной между Ломбардией, папскими владениями и Венецией;

Венецианская республика, которая прирастет Сицилией;

Гельветическая республика, которая прирастет областью Франш-Конте;

и, наконец, Бельгийская республика.

Все эти государства должны были иметь совместный верховный совет, которому надлежало поддерживать всеобщий мир, предотвращать распри, выносить решения по поводу споров, оборонять границы, руководить военными действиями против тех, кто будет объявлен общим врагом, и, наконец, заботиться о безопасности, благосостоянии и процветании всего этого сплоченного союза.

Знал ли Равальяк о глубокой любви к человечеству, таившейся в сердце, которое он пронзил на углу улицы Железного ряда 14 мая 1610 года?

Так вот, эта вынашиваемая Генрихом IV мечта об ослаблении Австрии, ставшая планом, а порой делавшаяся реальностью в руках кардинала Ришелье и Людовика XIV, была отброшена Людовиком XV из-за рокового влияния г-жи де Помпадур.

И в самом деле, этот Австрийский дом, ничем не прославленный и почти никому неизвестный три с половиной века тому назад, возвысился в монархии Карла V лишь потому, что постоянно боролся против всех начал свободы. В этой борьбе он потерял Швейцарию, Голландию, Испанию и Неаполь; однако его подданными еще оставались венгерцы, богемцы, брабантцы, тосканцы и австрийцы. Его господство еще простиралось от Турции до Филипсбурга, от Атлантического океана до Средиземного моря.

Он был уже далеко не тем, чем являлся за двести лет до этого, но был еще куда сильнее того, чем ему предстояло стать.

На какое-то время, в 1738 году, вся эта империя свелась к одной лишь Венгрии, и Германия облегченно вздохнула.

Мария Терезия увидела перед собой бездну, оценила ее глубину и, вновь обретя могущество, поняла, что сохранить это могущество ей удастся лишь с помощью Франции.

Но разве была вероятность победить присущую Франции инстинктивную неприязнь к Австрии и доказать неправоту политики трех людей такого масштаба, как Генрих IV, кардинал Ришелье и Людовик XIV?

Вдобавок, разве противниками Марии Терезии не были король, дофин, министры, да и весь французский народ?

И кто же должен был стать ее союзником в подобной борьбе?

Госпожа де Помпадур.

Госпожа де Помпадур, дочь г-на Пуассона, приказчика, который едва не был повешен, гризетка, которой невероятно посчастливилось, когда она в первом браке вышла замуж за откупщика, — союзница Марии Терезии, дочери и наследницы цезарей!

До чего же удивительное дело политика и как же уравнивает сословия свойственный ей эгоцентризм!

Хотя г-жа де Помпадур уже почти поднялась до уровня Людовика XV, на сколько еще ступеней предстояло опуститься Марии Терезии, чтобы оказаться вровень с г-жой де Помпадур!

Однако Мария Терезия собственноручно написала письмо этой женщине и в нем назвала ее своей кузиной.

Этот союз Франции с Австрией был настолько странным, настолько неслыханным, настолько маловероятным, что, когда г-н фон Кауниц, австрийский посол в Ахене, впервые заговорил с г-ном де Сен-Севереном о том, чтобы г-жа де Помпадур была послана в этот город, дабы любой ценой заключить мир, г-н де Сен-Северен отказался потворствовать подобному замыслу.

Но, едва только Мария Терезия сообщила своей кузине о планах союза двухдержав, г-жа де Помпадур, менее искушенная в политике, чем Генрих IV, кардинал Ришелье и Людовик XIV, соблазнилась тем, что ее, которую Фридрих именовал не иначе, как Юбкой II, будет называть кузиной Мария Терезия.

Ну и что же нужно было сделать, чтобы прийти к этому союзу Франции и Австрии?

Да пустяк, с точки зрения фаворитки: отправить в отставку старых руководителей министерств, все еще питавших по отношению к Австрии предубеждения Людовика XIV, кардинала Ришелье и Генриха IV, и поставить во главе министерства иностранных дел человека ничтожного или безгранично преданного ей.

Такого рода, как Польми, Руйе, Мора или Беррье.

Наиболее опасным противником для нее был г-н де Морепа, который придерживался раз и навсегда установленных представлений, и в этих представлениях Австрия была природным врагом Франции. Сам он был человек занимательный, и Людовик XV любил его; ежедневно встречаясь с королем, он обладал сильным влиянием на него. Кроме того, министра очень сильно любил дофин, а дофин — и это знали все — был врагом Австрии; возможно, он и умер из-за этой своей враждебности.

Господин де Морепа имел неосторожность сочинить эпиграмму и был отправлен в ссылку.

Мы рассказывали также о том, как был отправлен в ссылку г-н д'Аржансон.

Господину де Машо было велено подать в отставку.

Помимо противодействия, которое д’Аржансон мог оказывать политике фаворитки, откуда еще проистекала ее ненависть к нему?

Скажем об этом.

Однажды какой-то друг г-жи де Помпадур является к министру, бросает взгляд на письмо, которое тот писал, и догадывается, что речь в нем идет о появившейся в то время карикатуре.

Эта карикатура изображала г-на д'Аржансона восседающим в карете, Машо, в роли кучера, сидящим на козлах, а короля, в роли лакея, стоящим на запятках.

Письмо начиналось словами:

«Мой лакей только что уволил, наконец-то, моего кучера».

И в самом деле, как раз в то утро король, давая г-ну Машо приказ подать в отставку, написал ему письмо, копию которого мы приведем ниже.

Друг г-на д’Аржансона тотчас доносит о том, что он увидел, г-же де Помпадур, она доносит об этом королю, и тот, придя в негодование, пишет теперь уже г-ну д'Аржансону письмо, которое мы видели своими глазами и жесткости которого вполне может послужить извинением этот анекдот.

Мы уже упоминали, что г-на д’Аржансона и г-на де Машо заменили на их должностях г-н де Польми и г-н де Мора.

Говорили мы и о том, что в государственный совет был включен аббат де Берни.

Впрочем, аббат Берни был милым и, более того, порядочным человеком. Он обладал французским остроумием во всем его блеске и сочинял прелестные стихи, которые отдавали дамским салоном куда сильнее, чем ризницей. И потому Буайе, учитель дофина, терпеть не мог аббата. Отстраненный вследствие этой ненависти от всех церковных бенефициев, аббат де Берни решил вступить в соперничество с ним и стать на сторону г-жи де Помпадур.

И вот однажды, когда он ужинал вместе с королем и фавориткой и она открыла бутылку шампанского, половина содержимого которой попала в бокалы, а половина пролилась на стол, он сымпровизировал следующие стихи:

Человек, сочинивший такие очаровательные стихи, безусловно должен был быть великим политиком, и потому в июне 1757 года он сменил г-на де Руйе в должности государственного секретаря по иностранным делам.

Так что союз с Марией Терезией был заключен тихо и незаметно. Тремя сообщниками в этом деле выступили г-н фон Штаремберг, посол королевы Венгерской, аббат де Берни и г-жа де Помпадур.

Вот что предложила Мария Терезия:

«Императрица отдаст Южные Нидерланды герцогу Пармскому и оторвет таким образом, с помощью принца из династии Бурбонов, англичан от Голландии. Крепость Люксембург, этот австрийский Гибралтар у севера Франции, будет снесен. Она уступит Франции Монс. Польша будет провозглашена свободной, а ее корона наследственной. Швеция завоюет Померанию, а Дания будет приглашена вступить в союз. Россия станет договаривающейся стороной, и, поскольку Франция находится в состоянии войны с Англией, хотя эта война еще и не объявлена, такая лига великих континентальных держав ослабит морское могущество Англии, от союза с которой Австрия откажется навсегда».

Этот план, вполне отражавший характер Марии Терезии, был обширным и смелым. Людовик XV не был способен заглядывать ни так далеко, ни так высоко, и потому он отверг его. Тогда Мария Терезия попросила Людовика XV представить его план. Король прибегнул к помощи г-на де Берни, который предложил план, вместившийся в две строчки:

«Взаимные гарантии держав обоих монархов, включение Пруссии в альянс, исключение из него Англии».

Именно в это время стало известно, что в начале 1756 года был заключен союз между Англией и Пруссией.

Так что Пруссия была исключена из этого замысла, который был упрощен в еще большей степени и в итоге свелся к одной-единственной строчке:

«Взаимные гарантии держав обоих монархов».

Договор между Францией и Австрией был подписан 9 мая 1756 года.

XVII

Снова о Парижском парламенте и отказах в причастии. — Совет. — Совместная комиссия. — Приговор епископу Орлеанскому. — Кассация. — Королевские грамоты. — Парламент отказывается отправлять правосудие. — Изгнание и тюрьма. — Господин де Фужьер в Руане. — Король становится судьей. — Открытие ассамблеи духовенства. — Рождение графа Прованского. — Епископ Труа. — Герцог Бурбонский. — Отставка советников. — Опасность мятежей. — Оскорбительные письма г-же де Помпадур. — Угрозы против королевской семьи. — Дамьен. — Королю нанесен удар. — Арест Дамьена. — Гвардейцы короля. — Письмо Дамьена королю Людовику XV. — Великий прево. — Дамьен в Париже. — Казнь. — Опала г-на д'Аржансона и г-на де Машо. — Господина де Руйе сменяет аббат де Берни. — Смерть Фонтенеля.

В течение всего этого времени религиозные и политические распри, вызванные введением двадцатинного налога, шли своим ходом.

Парламент, как мы уже говорили, вынес обвинительное заключение против кюре церкви святого Стефана-на-Холме, однако решением государственного совета король отменил это постановление.

Парламент не счел себя побежденным и 18 апреля 1752 года издал постановление в форме нормативного акта, содержавшее категорический запрет отказывать в причастии под предлогом непредъявления свидетельства об исповеди или несогласия с буллой «Unigenitus».

И тогда король создает комиссию, составленную наполовину из церковных деятелей и наполовину из государственных чиновников.

Со стороны Церкви он включил в нее кардиналов де Ларошфуко и де Субиза, архиепископа Руанского и епископа Ланского; со стороны чиновничьего сословия — г-на Трюдена, г-на де Ла Гранвиля и г-на д'Орьяка, государственных советников, и г-на Жоли де Флёри, бывшего генерального прокурора Парламента.

В 1753 году комиссия проделала положенную любой комиссии работу, то есть не сделала ничего, и потому распри обострялись все больше и больше.

Восемнадцатого января Парламенту доносят о различных случаях отказа в причастии, имевших место в Орлеане: в причастии было отказано монахиням из монастыря Сен-Лу, из монашеской общины при городской больнице и из других обителей.

Парламент постановляет провести расследование и 23 января приговаривает епископа Орлеанского к штрафу в шесть тысяч ливров, подлежащему безотлагательной выплате.

Двадцать четвертого января государственный совет рассматривает это дело и отменяет постановление Парламента.

Парламент постановляет обратиться к королю с ремонстрациями по поводу решения государственного совета.

В ответ на это 22 февраля, поскольку противодействие Парламента лишь увеличивало число отказов в причастии, вместо того чтобы уменьшать его, и к тому же духовенство оспаривало само право парламентских чинов выносить решения по таким вопросам, король, посредством приказной грамоты, отправленной в Парламент, предписал ему, под страхом обвинения в непослушании, отложить все судебные преследования и судопроизводства, касающиеся вопроса об отказах в причастии, до тех пор, пока он не решит противное.

Двадцать третьего февраля Парламент постановляет обратиться к королю с ремонстрациями по поводу этой грамоты.

Четвертого мая эти ремонстрации предъявлены королю, который отказывается принять их и приказывает зарегистрировать приказную грамоту от 22 февраля.

Седьмого мая Парламент постановляет, что он не может подчиниться воле короля, не нарушив при этом своего долга и своей присяги.

Парламент прекращает отправлять правосудие.

После этого президенты и докладчики по делам прошений отправлены в ссылку; четверо из них арестованы и препровождены в тюрьму.

Большая палата в полном составе переведена в Понтуаз.

Парламенты Экса, Тулузы и Руана следуют примеру Парижского парламента; в частности, парламент Руана подвергает судебному преследованию епископа Эврё. Эта судебная процедура представляется двору чересчур энергичной, и 1 августа решением государственного совета он отменяет ее; затем, дабы от нее не осталось и следа, по приказу короля в Руан отправляется маркиз де Фужьер: он приказывает предъявить ему парламентские реестры и в его присутствии вычеркнуть из них постановления и решения этого суда.

После этого парламент Руана постановляет обратиться с ремонстрациями к королю.

Парламент Ренна, не тревожась по поводу расправ, чинимых королевской властью, в свой черед вступает в борьбу: 19 августа 1754 года он за отказ совершить молебен за упокой души кюре из Карнака своим постановлением приговаривает к штрафу в шесть тысяч ливров, подлежащему безотлагательной выплате, епископа Ваннского и приказывает ему, под страхом считаться нарушителем законов королевства и зачинщиком церковного раскола, совершить этот молебен в течение недели.

Четвертого сентября король упраздняет королевскую палату, учрежденную им для отправления правосудия в отсутствие парламентских чинов, восстанавливает деятельность Парижского парламента, принимающего решение зарегистрировать указ от 2 сентября, который предписывает всем хранить полное молчание в отношении религиозных споров, и поручает Парламенту следить за исполнением этого указа. После чего он сам, вместо Парламента, становится судьей.

Второго января 1755 года за разрешение отказывать в причастии он отправляет в ссылку, в Мери-на-Сене, епископа Труа.

Пятнадцатого января за отказ в причастии г-же Перт постановлением Парламента взят под стражу кюре церкви святой Маргариты в Париже.

Восьмого мая того же года он приговорен к пожизненному изгнанию.

Восемнадцатого марта выходит постановление Парламента о том, что в решении Орлеанского капитула касательно отказа в причастии, сделанного сьеру Кунью, члену этого капитула, имеется правонарушение; одновременно генеральному прокурору предписано обжаловать как правонарушение любое принуждение к исполнению буллы «Unigenitus».

Четвертого апреля постановление государственного совета отменяет постановление Парламента ввиду того, что несколькими решениями короля булла «Unigenitus» объявлена законом Церкви и государства.

Двадцать третьего мая в монастыре августинцев открывается ассамблея духовенства; она предоставляет королю шестнадцать миллионов ливров и завершает свои заседания составлением циркулярного письма, обращенного к архиепископам и епископам Французского королевства и излагающего чувства участвовавших в этой ассамблее прелатов в отношении степени уважения, которое надлежит оказывать булле «Unigenitus».

Парижский парламент усматривает в этом нарушение декларации от 2 сентября, предписывавшей хранить молчание в отношении буллы, и направляет его величеству новые увещания, а парламенты Руана, Экса и Бордо издают приказы о запрете этого циркулярного письма как противного законам и обычаям королевства.

Семнадцатого ноября 1755 года на свет появляется граф Прованский, который впоследствии станет королем Людовиком XVIII.

Двенадцатого апреля 1756 года Парламент приказывает разорвать и сжечь рукой палача пасторский наказ епископа Труа в отношении церковного раскола.

Шестого июня этот прелат, в свой черед, оглашает пасторское послание, которым он осуждает и отменяет парламентское постановление, под страхом отлучения от Церкви запрещая читать его и хранить.

Однако король, в свой черед, отправляет его в ссылку вглубь Эльзаса, в аббатство Мюрбак.

Тринадцатого апреля появляется на свет герцог Бурбонский, который станет отцом герцога Энгиенского, расстрелянного во рву Венсенского замка, а сам умрет уже в наше время, повешенный на задвижке окна в своем замке Шантийи.

Двадцать первого августа король устраивает в Версале торжественное заседание Парламента со своим участием и повелевает там зарегистрировать три декларации:

первая касалась введения нового двадцатинного налога, подобного тому, что действовал с 1749 года;

вторая продлевала на десять лет дополнительный сбор в два су с каждого ливра десятины;

третья продлевала действие некоторых ввозных пошлин в Париж.

Семнадцатого декабря выходит постановление Парламента, содержащее запрет на распространение папского бреве от 16 октября.

Наконец, 23 декабря происходит торжественное заседание Парламента с участием короля, и на нем Людовик XV требует обнародовать и зарегистрировать в его присутствии следующее:

1° декларацию, которой он возобновлял порядок соблюдения молчания, предписанного в отношении буллы; приказывал, чтобы дела, касающиеся соборования и предсмертного причащения, выносились на решение королевских судей исключительно в качестве гражданских правонарушений, и сверх того освободил от судебного преследования всех, кто был виновен в таких проступках в прошлом;

2° указ, упразднявший две следственные палаты и должности президентов всех пяти следственных палат;

3° декларацию, содержащую положение о дисциплине Парламента.

В тот же день президенты и советники следственных палат и палат прошений, а также несколько советников Большой палаты, понимавших, что их общественное положение меняется тремя этими постановлениями, подали канцлеру заявления об отставке со своих должностей.

Упомянутые решения короля положили конец распрям, но не погасили ненависть. Все эти отказы в предсмертном причастии и погребении, все эти постановления Парламента, все эти контр-постановления государственного совета, ссылка парламентских советников и президентов, отсутствие судебного ведомства, все эти столь суровые и столь обременительные налоги вызывали нечто вроде штормовой ряби в народе, который, на протяжении шести лет не видя более своего короля и слыша о нем только от сборщиков налогов, судебных приставов и полицейских стражников, вначале разучился любить его, а затем постепенно научился ненавидеть его. И потому вот уже два или три года доклады начальника полиции выглядят мрачными и угрожающими; он не скрывает от короля угрозы, ежедневно звучащие в его адрес; он побуждает г-жу де Помпадур остерегаться какого-нибудь злодеяния. Маркиза, со своей стороны, получает письмо за письмом; почти все они полны оскорблений; некоторые указывают на готовящиеся заговоры; то это заговор против короля, то заговор против нее, то, наконец, заговор против герцога Бургундского, бедного ребенка, которому пророчат ту же смерть, от какой умер другой принц, чье имя он носит, и который вскоре действительно умрет.

В воздухе уже видится кинжал Макбета.

Пятого января 1757 года, около пяти часов вечера, Людовик XV, приехавший в полдень из Трианона, чтобы повидаться со своими дочерьми, принимает решение вернуться туда. Выйдя из своих покоев вместе с дофином и частью придворных, он направляется к лестнице, внизу которой его ожидает карета. Во дворе темно и холодно; все облачены в рединготы, а на короле их два, причем один из них на меху.

Внезапно, в ту минуту, когда он ставит ногу на покрытую бархатом подножку кареты, какой-то человек прорывается к нему, и король восклицает:

— Ах, меня страшно ударили кулаком!

Но затем, просунув руку под камзол и вытащив ее оттуда всю в крови, он кричит:

— Я ранен!

После чего, оглядевшись вокруг и заметив рядом с собой человека в шляпе, он произносит:

— Вот тот человек, который нанес мне удар; задержите его, но не причиняйте ему вреда.

Один из выездных лакеев бросился на убийцу и задержал его. Переданного в руки телохранителей, этого человека препроводили в зал стражи и там обыскали.

При нем все еще находилось оружие, которым он только что нанес удар королю.

То был складной нож с двумя лезвиями, одно из которых, широкое и острое, имело форму клинка обычного ножа, а другое по виду напоминало лезвие перочинного ножа; однако это второе лезвие было длиной в пять дюймов.

Как раз им он и воспользовался, чтобы нанести удар, но у убийцы хватило времени и присутствия духа на то, чтобы обтереть его. Кроме того, при нем нашли тридцать семь луидоров, несколько серебряных монет и книгу под заглавием «Христианские наставления и молитвы».

Он не пытался ни спастись бегством, ни скрыть свое имя и заявил, что его зовут Франсуа Дамьен.

Отметим, что это же имя носил Равальяк.

Затем, как если бы его охватили угрызения совести, он воскликнул:

— Пусть поберегут господина дофина! Пусть господин дофин не выходит сегодня из дому!

Эти возгласы заставили предположить, что у Дамьена были сообщники. Доверие к такому предположению увеличилось, когда один из придверных стражников заявил, что за четверть часа до попытки убийства он слышал, как какой-то человек спросил у Дамьена:

— Ты готов?

И Дамьен ответил ему:

— Я жду.

И вот тогда, в продолжение этого внесудебного допроса, гвардейцы, желавшие добиться от убийцы более полного признания, начали пытать его.

Дамьена подвели к камину и стали калеными щипцами терзать ему икры. Но, как ни велика была боль, испытываемая преступником, он почти не издавал криков; к тому же он вскоре упал на руки истязавших его солдат, которые, будучи дворянами, вскоре пресытились этой палаческой работой.

Тем временем прибыл великий прево Франции, в полномочия которого входило проводить расследование преступлений, касающихся оскорбления величества, завладел Дамьеном и приказал препроводить его в тюрьму.

Там его подвергнул допросу г-н Леклер дю Брийе, один из заместителей великого прево.

Вот что выяснилось вследствие этого первого допроса.

Родился Дамьен в Аррасской епархии.

Вначале он был батраком, затем завербовался в какой-то провинциальный полк, но вскоре дезертировал, стал подручным повара, потом служил ливрейным лакеем в двадцати различных домах, откуда каждый раз вылетал вследствие недостаточного усердия в службе, вызванного его привычкой присутствовать на заседаниях во Дворце правосудия, где он обращал на себя внимание как горячий сторонник Парламента.

Несколько раз, когда парламентские чины подвергались ссылке, многие слышали, как он с горячностью высказывал упреки по этому поводу; особенно возбуждался он, говоря о маркизе. 3 января он сел в наемную карету, приехал в Версаль и поселился в гостинице недалеко от дворца. На другой день его видели бродящим в одиночестве и в самых безлюдных местах. 5 января он подошел непосредственно к дворцу.

В шесть часов вечера ему удалось нанести удар королю и его схватили.

После первого допроса он попросил позволения написать письмо королю. Такое позволение было преступнику дано; ему дали чернила, перо и бумагу, и он написал:

«Государь!

Я глубоко сожалею о том, что имел несчастье приблизиться к Вам; но если Вы не встанете на сторону Вашего народа, то не пройдет и нескольких лет, как Вы, господин дофин и несколько других лиц погибнете. Досадно думать, что жизнь такого доброго государя окажется в опасности вследствие чрезмерной снисходительности к духовным лицам, которым он жалует свое полное доверие, и если Вы не соблаговолите незамедлительно исправить это положение, то произойдут и другие великие беды, ибо Ваше королевство не находится в безопасности. К несчастью для Вас, Ваши сановники подали в отставку, хотя все зависит только от них, и, если Вы не проявите доброту к Вашему народу, приказав, чтобы умирающих причащали перед смертью, в чем им отказывают после заседания Парламента с Вашим участием, и дело дошло до того, что по приказу из Шатле была распродана утварь священника, причастившего умирающего и вынужденного после этого бежать, то, повторяю, Ваша жизнь не будет в безопасности. Считая свое мнение совершенно справедливым, я осмеливаюсь уведомить Вас о нем через посредство офицера, подателя сего письма, которому я полностью доверяю. Архиепископ Парижский — виновник всех смут, ибо это по его приказу запрещено причащать умирающих. Мною совершено ужасное преступление против Вашей священной особы, но то, что я осмеливаюсь принести Вам это чистосердечное признание, дает мне надежду на великодушное милосердие Вашего Величества.

ДАМЬЕН».

Дамьен состоял в браке, у него была жена и дочь: обеих арестовали, равно как взяли под стражу его отца и брата.

После того как у убийцы вырвались слова «Пусть поберегут дофина, и пусть в течение дня он не выходит из дому!», были приняты самые тщательные меры предосторожности; к принцу поспешно явились его мать и сестры, а в его передней была выставлена охрана.

Что же касается короля, который проявил вначале столь сильное хладнокровие и первыми словами которого стало распоряжение не причинять никакого зла убийце, то он вернулся в свои покои и лег в постель.

Внезапно его охватил страх, что нож был отравлен.

Страх этот был настолько велик, что он передал свои властные полномочия дофину и принял решение исповедоваться.

Из Версаля в Париж донесся общий крик:

— Короля убили!

Тотчас же, словно сами собой, громко зазвонили колокола всех церквей, и архиепископ Парижский приказал отслужить сорокачасовые молебствия, как это принято в дни великих бедствий.

Хотя королевский хирург Ла Мартиньер во всеуслышание заявил, что ранение, полученное королем, опасности не представляет, в этом убедились, лишь когда он снял повязку и все увидели, что рана не только легкая, но и чистая.

Страхи тотчас улеглись и открылось поле для догадок.

Каковы были причины этой попытки убийства? Имел ли убийца сообщников? И, наконец, какое судебное ведомство будет заниматься его делом?

Пятнадцатого января, уже оправившись от ранения, Людовик XV разрешил последний вопрос, поручив расследовать это преступление Большой палате Парижского парламента.

Семнадцатого января убийцу увезли из Версаля. Никогда, даже из-за куда более важных арестованных, не было предпринято подобных предосторожностей; вечером, в четверть одиннадцатого, он покинул тюрьму, где его содержали.

У ворот стояли три кареты, запряженные четверкой лошадей.

В три часа утра эти три кареты въехали в Майский двор Дворца правосудия. Арестованного высадили у дверей Консьержери, поместили в подвесную койку, укрытую толстым шерстяным одеялом, перенесли в таком виде в старинную башню Монтгомери и бросили там на охапку соломы. Четыре сержанта день и ночь дежурили у его дверей, а восемь других разместились в комнате над его камерой; под ней дежурили десять французских гвардейцев, а на площади Майского двора был поставлен отряд из семидесяти французских гвардейцев, находившийся под командованием лейтенанта, младшего лейтенанта и двух знаменщиков, которых сменяли каждые двадцать четыре часа.

Кроме того, были отданы самые строгие приказы в отношении того, чтобы на всем пути Дамьена в Консьержери никто не оказался у него на дороге; запрещено было даже вставать у дверей и окон, чтобы поглядеть на него, и имелся приказ стрелять в тех, кто нарушил бы этот запрет.

Суд над Дамьеном, как и суд над Равальяком, был мрачным и таинственным. Два этих человека были одной закалки.

Твердый телом, твердый душой, Дамьен, подобно Равальяку, не сделал никаких разоблачений, которые, если бы он сделал их, бросили бы тень на столь высоких особ, что эти разоблачения держали бы в секрете, равно как и те, каких так и не добились от Равальяка.

Подобно Равальяку, Дамьен был приговорен к казни, полагающейся цареубийцам.

Двадцать восьмого марта 1757 года, в три часа пополудни, за ним пришли в тюрьму, дабы препроводить его на Гревскую площадь. Были приняты все меры предосторожности, чтобы воспрепятствовать беспорядкам и позволить казни пройти весь тот страшный путь, какой ей был предписан.

Около пяти часов дня Дамьена возвели на эшафот, где его раздел палач; какое-то время у него была возможность рассмотреть свои члены, которые были покалечены пыткой и вот-вот должны были оказаться разорванными в ходе четвертования. Все удивились спокойствию, с каким он осматривал свое тело, и твердости его взгляда, когда он перевел глаза с себя на окружавшую эшафот толпу.

Эшафот возвышался на пять футов над землей и имел в ширину футов восемь-девять.

Дамьен был привязан к помосту сначала веревками, а затем железными цепями, переброшенными через его руки и бедра.

Рука, которая нанесла удар, должна была быть наказана первой. Ему стали жечь ее над жаровней, в которой горела сера; в ту минуту, когда огонь вспыхнул, он испустил страшный вопль, но тут же смолк. Едва эта первая боль прошла, он стал наблюдать за тем, как ему сжигают руку, без гнева, без проклятий и даже без жалоб.

Когда рука была сожжена, приступили к пытке клещами; железными щипцами, этим жутким орудием пытки, ему вырывали куски мяса из рук, груди и бедер; затем во все те места, где зияли кровавые раны, стали лить расплавленный свинец, кипящее масло и горящую смолу.

При каждом новом увечье, при каждом новом ожоге он испускал крик, а затем смолкал.

Но все это было лишь предварением казни.

Когда эти пытки закончились, Дамьена положили на небольшую деревянную раму, которая находилась на высоте постромок лошадей и была достаточно узкой и короткой для того, чтобы его ступни и кисти рук выступали за нее.

И вот тогда толпа смогла насладиться отвратительным и неожиданным зрелищем; как ни сильны были лошади, мышцы и сухожилия человеческого организма в течение целого часа боролись с ними: подстегиваемые кнутом, лошади трижды бросались вперед, и Дамьен трижды притягивал их обратно. В конце концов палач перерубил ударом топора главные мышцы; после этого оторвалась сначала одна нога, затем другая, потом рука; однако Дамьен был все еще жив, и лишь когда оторвалась вторая рука, этот безобразный обрубок человеческого тела согласился, наконец, умереть.

Он умер, унеся свою тайну в могилу, как это сделал некогда Равальяк и как это предстояло сделать Лувелю. И потому в пособничестве убийце стали обвинять янсенистов, иезуитов, парламенты, архиепископа Парижского и даже самого дофина.

Вслед за этой казнью король отправил одну приказную грамоту г-ну д’Аржансону, военному министру, а другую — г-ну де Машо, военно-морскому министру.

Письмо г-ну д’Аржансону было составлено в следующих выражениях:

«Уменя нет более нужды в Вашей службе; я приказываю Вам прислать мне прошение об отставке с должности государственного секретаря по военным делам и всех прочих связанных с ней постов.

После чего Вам следует удалиться в Ваше поместье Лез-Орм».

А вот письмо г-ну де Машо:

«Нынешние обстоятельства вынуждают меня просить Вас вернуть государственную печать и подать прошение об отставке с должности государственного секретаря по делам военно-морского флота. Будьте по-прежнему уверены в моем покровительстве и в моем уважении к Вам. Если у Вас есть желание просить меня о милостях для Ваших детей, Вы можете сделать это в любое время. Вам надлежит оставаться некоторое время в Арнувиле. Я сохраняю за Вами пенсион в тридцать тысяч ливров и почести, полагающиеся хранителю печати».

Какова же была причина этой опалы? Никто этого не знал; однако г-н д'Аржансон и г-н де Машо принадлежали к парламентскому сословию, а Дамьен, как мы говорили, изъявлял фанатичную приверженность к парламентам.

Возможно также, что, подобно тому как это некогда, во времена высылки г-жи де Шатору, случилось с г-ном де Морепа, они решили, будто ранение короля опаснее, чем это было на самом деле, и, справляясь о состоянии здоровья его величества, забывали интересоваться самочувствием фаворитки.

Примерно в это же самое время король заставил подать в отставку также г-на де Руйе, но падение министра иностранных дел имело иную причину.

Маркиз де Польми, племянник г-на д'Аржансона, сменил своего дядю в должности военного министра.

Господин де Мора занял должность г-на де Машо.

Аббат де Берни занял должность г-на де Руйе.

Не забудем упомянуть, что в разгар всех этих событий скончался Фонтенель, старейший из литераторов той эпохи и образцовейший из эгоистов всех времен.

Ему было сто лет без одного месяца.

XVIII

Политика Англии. — Договор с Россией. — Господин де Л'Опиталь. — Господин де Валори. — Четыре великие державы. — Война против короля Пруссии. — Поход короля Фридриха. — Саксонцы терпят поражение. — Песенки. — Формирование войск. — Господа де Роган, де Брольи и де Майбуа. — Союзники Франции. — Швеция вступает в коалицию. — Письмо Вольтера. — Герцог Камберлендский. — Неаполь и Испания. — Канада. — Господин де Ришелье. — Клостер-Цефенское соглашение. — Письма короля Фридриха королю Англии и герцогу де Ришелье. — Ответное письмо герцога. — Краткий перечень сражений войны. — Парижский мирный договор. — Взгляд на английскую державу.

Едва Англия увидела, что война в Канаде и в Индии началась, она задумала развязать у нас европейскую войну.

Между Англией и Россией имелся договор на случай, если Франция вторгнется в Ганновер, любимейшее владение Георга II. Пятидесятитысячному войску русских надлежало быть готовым действовать в помощь Англии; взамен этой траты живой силы Англия, как всегда, потратила деньги и заплатила российской императрице, причем вперед, сто тысяч фунтов стерлингов.

Благодаря дипломатическому искусству маркиза де Л’Опиталя, нашего чрезвычайного посла при российском императорском дворе, этот договор был расторгнут.

Англия, обманувшись в своих надеждах с этого бока, повернулась в сторону Пруссии.

Договор между этими двумя державами был подписан 16 января 1756 года, и маркиз де Валори, французский посол в Берлине, в скором времени сообщил Людовику XV, что король Фридрих намерен идти на Саксонию в качестве союзника Лондонского кабинета.

Между тем как раз в это время было решено провести в Вене встречу, на которую четыре великие державы должны были послать своих представителей. Этими представителями были: маршал д'Эстре от Франции, граф Апраксин от России, граф Даун от Австрии и граф фон Розен от Швеции.

Цель этой встречи состояла в том, что выработать план совместной кампании против короля Пруссии; если в своем ненасытном честолюбии и вечной жажде к завоеваниям он снова нарушил бы, невзирая на Вестфальский договор, мир в Германии, четыре державы должны были объединиться против него, общими силами сокрушить его и вернуть Пруссию в те границы, какие некогда имело Бранденбургское курфюршество.

Но, пока все это обсуждается, Фридрих принимает окончательное решение: у него восемьдесят тысяч солдат под ружьем, тогда как союзники не имеют ни одной армии в боевой готовности, и вот шестьдесят тысяч солдат под командованием принца Фердинанда Брауншвейгского уже наступают на Лейпциг.

Курфюрст Саксонский, Фридрих Август II, испускает крик, исполненный одновременно удивления и отчаяния. Он приносит жалобу сейму и императору; он спрашивает, что означает это ужасающее нарушение германского права и с каким намерением Пруссия захватывает Саксонию, не объявив ей войны?

Но Фридрих с присущей ему простотой отвечает, что если он и вторгся в Саксонию, то сделал это из опасения, что император Австрийский опередит его; что ему известны планы четырех держав, представители которых собрались в Вене, чтобы договориться о совместных действиях против него, и что захваченные им владения послужат ему залогом, отвечающим за целостность Пруссии.

Тем временем он окружает саксонскую армию, берет ее в плен, отнимает у нее боевое снаряжение, продовольственные склады и оружие, чтобы они не попали в руки неприятеля, который мог бы использовать их против него. Он возвратит их по окончании кампании, если, как он надеется, союзники будут вести себя с ним любезно.

Пока же он занимает Лейпциг и Дрезден. Возможно, дела пойдут так, что ему удастся удержать их за собой.

Пруссия, эта огромная змея, которая хвостом упирается в Тьонвиль, а головой в Мемель, всегда жаждала проглотить Саксонию.

У нас первой ввязалась в войну песенка, выступив на стороне курфюрста Саксонского. Песенка у нас всегда наготове: она дремлет на своем луке и колчане со стрелами, но, пробудившись, стреляет без промедления.

Незадолго до этого в Балансе казнили Мандрена. В нарушение международного права солдаты полка фландрских волонтеров, переодетые крестьянами, захватили его в Сен-Жени-д’Аосте, то есть в савойском городке.

Действовали они по приказу Людовика XV, который и не мог подозревать, что однажды солдаты Наполеона тоже незаконно проникнут на чужую территорию, чтобы захватить принца из рода Бурбонов, как если бы они вторглись туда для того, чтобы захватить разбойника.

Песенка берет себе оружие там, где может, выбирает сравнение там, где его находит. То, что сделал Фридрих, не было поступком короля, это было разбойное нападение; и потому он даже не подосадовал на то, что его сравнили с разбойником: каждому по делам его.

Франция уже не имела возможности отступить: ее договоренности с Саксонией и Империей были вполне определенными. Была набрана армия численностью в сто тысяч человек; чтобы сохранить нейтралитет Соединенных Провинций, их известили о том, что границы Голландии ни в коем случае нарушены не будут; армию разделили на три корпуса: командование одной отдали Шарлю де Рогану, принцу де Субизу; командование второй — Виктору Франсуа де Брольи, сыну старого маршала; и, наконец, командование третьей — Иву Франсуа Демаре, графу де Майбуа.

Это были совсем не те люди, какие требовались для того, чтобы бороться с человеком такого масштаба, как король Фридрих; но маршал Саксонский уже умер, маршал фон Лёвендаль тоже умер, г-н де Бель-Иль был стар и к тому же состоял в дружбе с Фридрихом Великим, а герцог де Ришелье, только что взявший Маон, захватил его так, как он захватывал все, то есть напав на него врасплох; он обладал храбростью, позволявшей совершить блистательную атаку, а не хладнокровным умом, способным наметить план кампании. Это был командир мушкетерского полка, а не главнокомандующий армией. Однако приходилось довольствоваться тем, что имелось.

Со своей стороны австрийская армия, с которой мы намеревались согласовывать наши передвижения, и русская армия, которая, вступая в кампанию, должна была принимать во внимание наши действия, тоже не имели полководцев, наделенных выдающимися способностями и достойных того, чтобы можно было не рассуждая уступить им руководство кампанией. Принца Евгения уже не было в живых, а Пикколомини сменил фельдмаршал Даун, выслужившийся в офицеры из рядовых. Таким образом немецкая военная школа пришла на смену савойской школе.

Впрочем, эта армия была посредственной, хотя она и приобрела громкую славу в войне против турок, и перворазрядными войсками в ней считались лишь венгерские гренадеры, богемская пехота, кроаты, гусары и пандуры, то есть все те, что не были австрийскими.

Русская армия численностью в восемьдесят тысяч человек выступила в поход под командованием фельдмаршала графа Апраксина, который свои первые кампании против турок проделал под началом фельдмаршала Миниха, того самого, кто на наших глазах осаждал Данциг.

Русская армия, созданная Петром I была в ту эпоху тем же, чем она является еще и сегодня, то есть бесстрастной машиной, на которую умелый машинист всегда может рассчитывать, которая движется вперед и отступает назад лишь по приказу своих командиров и которую можно уничтожить, но нельзя победить.

«Русского солдата мало убить, чтобы он упал, — говорил Наполеон, — его нужно еще толкнуть».

Что же касается Саксонии, то она, как мы говорили, имела армию в тридцать пять тысяч человек, но эти тридцать пять тысяч человек, как мы тоже говорили, в самом начале кампании были окружены, рассеяны и обезоружены. Таким образом авангард коалиции исчез, оставив в руках Фридриха все течение Эльбы, где он мог действовать по своему желанию, и превосходнейшие стратегические позиции — Пирну, Дрезден и Лейпциг.

Швеция, со своей стороны, обнародовала манифест, в котором было объявлено, что в качестве гаранта Вестфальского договора она не может воздержаться от ввода своих войск во владения короля Пруссии и в округ герцогства Померания, дабы отомстить за нарушение государственного устройства Империи и принудить этого государя дать требуемое удовлетворение.

В итоге, благодаря посланным ему субсидиям в два миллиона, шведский король привел в готовность тридцатитысячное войско, которому предстояло действовать в Померании; это было превосходное старое войско, еще сохранившее традиции Густава Адольфа и Карла XII.

Таким образом, Фридрих увидел, что против него и его восьмидесятитысячного войска идут сто восемьдесят тысяч французов, разделенных на три армии: Ганноверскую, наступавшую прямо на английские континентальные владения; Вестфальскую, угрожавшую Пруссии с фланга, и Силезскую, которой предстояло действовать совместно с австрийцами против Силезии и Саксонии; восемьдесят тысяч отборных русских солдат, которые должны были напасть на него с севера и во фланг; сто сорок тысяч австрийцев и тридцать тысяч шведов, то есть всего четыреста тридцать тысяч человек.

Но все кругом были настолько заранее уверены в том, что Фридрих со своим гением и своим войском, так хорошо приученным к принятой в его роду тактике, сможет не только сопротивляться врагам, но и победить их, что Вольтер написал ему в октябре 1757 года следующее письмо, исходившее от довольно плохого француза, что правда, то правда, но вместе с тем от хорошего пророка:

«Государь! Я был принят Вашим Величеством с величайшей благосклонностью; я безраздельно принадлежал Вам, а сердце мое будет принадлежать Вам всегда. Наступившая старость оставила мне весь мой живой интерес к тому, что касается Вас, уменьшив его ко всему остальному… Я мало осведомлен о нынешнем положении дел, но я вижу, что Вам, обладающему доблестью Карла XII и намного превосходящему его умом, придется сражаться с куда большим числом врагом, чем их было у него, когда он вернулся в Штральзунд. Однако нет никакого сомнения в том, что Вы будете пользоваться у потомства большей славой, чем он, поскольку Вы одержали столько побед над врагами, которые были намного закаленнее в войне, чем его враги, и поскольку Вы, в отличие от него, сделали столько добра своим подданным, поощряя искусства, основывая поселения, украшая города. Я оставляю в стороне другие Ваши таланты, столь же высокие, сколь и редкие, которых одних было бы достаточно, чтобы обессмертить Ваше имя. Ваши величайшие враги не могут отнять у Вас ни одного из этих достоинств, и потому слава Ваша недосягаема».

Правда, Фридрих имел в качестве союзника того самого грозного герцога Камберлендского, который после поражения в битве при Фонтенуа отправился, словно Антей, набираться новых сил, получая их от прикосновения к родной земле. Там он на глазах у нас разбил, будто стекло, фортуну Стюарта; затем, когда Карл Эдуард удалился, он подавил мятеж в Шотландии, сделав это с такой жестокостью, что на континент вернулся с прозвищем Мясник.

Его армия состояла из ганноверцев и гессенцев, числом не более пятнадцати или двадцати тысяч.

Как видим, ни Неаполь,ни Испания не вмешивались в эту чисто морскую распрю между Францией и Англией, но, за исключением этих двух государств, половина мира была в огне, поскольку противники уже сражались на реке Святого Лаврентия, в Мексиканском заливе, на Мадагаскаре, в Индии и в Сенегале и вот-вот должны были начать сражаться на берегах Эльбы, Рейна и Мааса.

Военные действия начинаются 6 апреля 1757 года: принц де Субиз посылает отряд австрийских войск завладеть Клевским герцогством.

Восьмого апреля другой отряд захватывает Везель; за одну неделю Клевское и Гельдернское герцогства оккупированы полностью, за исключением города Гельдерна. Спустя несколько дней осажденный Гельдерн сдается без боя, и 23 августа прусские войска, защищавшие герцогство, отступают вначале в Липпштадт, но затем, вынужденные оставить и его, идут в Билефельд на соединение с ганноверскими и гессенскими войсками, находящимися под командованием герцога Камберлендского.

Между тем маршал д'Эстре прибывает в Везель и принимает на себя командование армией.

Первые операции маршала направлены против герцога Камберлендского, стоящего лагерем в Билефельде; своими маршами и контрмаршами он беспокоит его так, что герцог, опасаясь оказаться в окружении, переходит за Везер, чтобы защищать Ганноверское курфюршество, и оказывается перед необходимостью принять битву у Хастенбека, что вынуждает его в конечном счете отдать французам город, Ганноверское курфюршество и Брауншвейгское герцогство.

Двадцать восьмого июля маршал д'Эстре берет город Хамельн, где он находит шестьдесят три орудия и где к нему присоединяется Вестфальская армия, предводительствуемая герцогом де Ришелье, который, будучи по возрасту самым старшим маршалом, принимает на себя командование обоими корпусами.

Герцог де Ришелье застает армию герцога Камберлендского в разгаре отступления. Он дает немного отдохнуть своим войскам, а затем пускается в погоню за английским генералом, оттесняет его в Ферденское герцогство, 28 августа вступает в Ферден, гонит дальше ганноверцев и гессенцев, продолжающих отступать перед ним, овладевает Бременом, принуждает неприятеля отступить к Штаде и прижимает его к морю.

И вот тут, хотя герцог де Ришелье мог потопить и английского принца, и ганноверские войска, и гессенских солдат, хотя двадцать пять тысяч человек могли исчезнуть в водах океана, он подписывает 10 сентября в Клостер-Цефене договор, согласно которому под ручательством его величества датского короля английский принц обязывался распустить свои вспомогательные войска; перейти за Эльбу с частью своего войска, которое он не мог разместить в городе Штаде и его окрестностях; не позволять гарнизону этого города предпринимать какие бы то ни было враждебные действия и, наконец, вплоть до заключения мира оставить Бремен и Ферден во власти французских войск.

История не торопится выносить суждение по поводу подобных поступков, однако народ, всегда делающий это без промедления, назвал павильон, который был построен герцогом де Ришелье на углу бульвара и улицы Шуазёль и на который он потратил два миллиона ливров, Ганноверским.

Но, как бы то ни было, этот договор, в предположении, что он будет выполнен, делал нас полновластными хозяевами всех владений английского короля в Германии, равно как и владений его союзников, и давал нам возможность направить новые подкрепления императрице и курфюрсту Саксонскому, одновременно открывая нам дорогу для переноса войны в Магдебургское герцогство.

И потому, несмотря на победу, одержанную им под Прагой 6 мая над австрийцами, которыми командовали принц Карл Лотарингский и фельдмаршал Даун, король Пруссии осознает шаткость положения, в котором он оказался, и пишет королю Англии следующее письмо:

«Государь, я недавно узнал, что стоит вопрос о заключении договора, касающегося нейтралитета Ганноверского курфюршества; неужели у Вашего Величества так мало твердости и постоянства, что из-за нескольких военных неудач Вы поддались унынию? Разве наши дела настолько плохи, что их невозможно поправить?

Подумайте, государь, о том шаге, какой Вы намерены предпринять, и о том, на что Вы заставляете меня решиться. Вы причина несчастий, готовых обрушиться на меня. Я никогда не отказался бы от союза с Францией, не будь тех прекраснодушных обещаний, какие Вы мне дали. Я не раскаиваюсь в том, что заключил договор с Вашим Величеством, но не оставляйте меня столь вероломно на милость моих врагов, после того как из-за Вас мне противостоят все силы Европы. Я рассчитываю на то, что Ваше Величество вспомнит о своих обязательствах, которые были повторены еще раз 26-го числа прошлого месяца, и не заключит ни одного соглашения, в которое не был бы включен и я».

И действительно, положение Фридриха было серьезным. Выиграв сражение под Прагой 6 мая, он проиграл 18 июня сражение у Хоценице, вследствие чего был вынужден 20-го числа снять осаду Праги. Принц Карл Лотарингский тотчас же воспользовался случаем и, совершив вылазку, напал на прусский арьергард и убил в нем две тысячи человек. Кроме того, на всем пути Фридриха его неотступно преследовали австрийские гусары, эта свора, всегда готовая обрушиться на отступающего врага. Наконец, соединившись, принц Карл и фельдмаршал Даун за два месяца вынудили его вывести прусские войска из Богемии, в то время как русская армия, взяв 5 июля город Мемель, вступила в Герцогскую Пруссию, армия принца де Субиза двинулась на Саксонию, а шведы приготовились напасть на Померанию.

Таким образом, поражение герцога Камберлендского нанесло последний удар по надеждам Фридриха; поэтому одновременно с письмом королю Англии он отправил герцогу де Ришелье следующее послание:

«Я понимаю, господин герцог, что на тот пост, какой Вы занимаете, Вас поставили не для того, чтобы Вы вели переговоры. Тем не менее я совершенно убежден, что племянник великого кардинала Ришелье рожден не только для того, чтобы выигрывать сражения, но и для того, чтобы заключать договоры. Я обращаюсь к Вам под впечатлением уважения, которое Вы внушаете даже тем, кто не знает Вас лично. Речь идет, сударь, о безделице — о заключении мира, если на то будет согласие. Я не знаю, какие Вам даны инструкции, но, в предположении, что король, Ваш повелитель, получив уверенность в быстроте Ваших успехов, даст Вам возможность позаботиться о восстановлении мира в Германии, я посылаю Вам г-на Дельшете, которому Вы можете полностью доверять. Тот, чьи статуи воздвигли в Генуе в ознаменование его заслуг; тот, кто, невзирая на громадные препятствия, завоевал остров Менорку; тот, кто уже вот-вот овладеет Нижней Саксонией, не может сделать ничего более достославного, чем позаботиться о возвращении мира в Европу. Бесспорно, это будет прекраснейшим из Ваших лавров. Позаботьтесь же об этом, сударь, проявляя ту энергию, которая позволяет Вам столь быстро добиваться успехов, и будьте уверены, что никто не будет Вам за это более признателен, господин герцог, чем Ваш преданный друг

ФРИДРИХ».

Герцог де Ришелье поспешил ответить на это письмо следующим посланием:

«Государь, каким бы превосходством Вы, Ваше Величество, ни обладали во всех областях, мне, возможно, удалось бы добиться куда большего успеха, не сражаясь с таким героем, как Вы, а ведя с ним переговоры. К тому же я полагаю, что оказал бы королю, моему повелителю, услугу, которая стала бы для него предпочтительнее побед, если бы я мог поспособствовать заключению всеобщего мира; но я уверяю Вас, Ваше Величество, что не имею ни инструкций, ни представления о том, какими средствами этого можно достигнуть. Я пошлю письмо с уведомлением о предложении, которое Вы, Ваше Величество, соблаговолили мне сделать, и буду иметь честь дать Вам отчет в том, о чем мы договорились с г-ном Дельшете.

Я осознаю, как мне и должно, цену лестных отзывов, полученных мною от государя, который вызывает восхищение всей Европы и который, осмеливаюсь сказать, в еще большей степени вызывает восхищение у меня лично; и все же мне очень хотелось бы иметь возможность заслужить его благосклонность, оказав ему услугу в великом деле, совершить которое он, по-видимому, желает и которому, по его мнению, я могу содействовать.

Пользуюсь случаем представить Вашему Величеству доказательства своего глубочайшего почтения и пр.

РИШЕЛЬЕ».

Однако все это нисколько не успокаивает Фридриха. Король Англии ему просто не отвечает, а ответ герцога де Ришелье уклончив. Прежде чем инструкции, которых ожидает герцог, придут к нему из Версаля, круг, в который зажат Фридрих, может стянуться до такой степени, что удушит его. Поэтому, как Ганнибалу при Заме, как Катону в Утике, как Бруту в Филиппах, ему приходит в голову мысль о самоубийстве. Подобно Гамлету, он рассуждает о смерти и жизни и в этом мрачном разговоре отводит Вольтеру роль своего Горацио.

Вольтер отвечает ему:

«Государь, Вы хотите умереть! Я не стану говорить здесь о горестном ужасе, вызываемом во мне этим намерением. Умоляю Вас, подумайте, по крайней мере, о том, что на той высоте, на какой Вы находитесь, у Вас нет возможности видеть, каково общественное мнение и каков дух времени. Как королю Вам никто этого не скажет; как философ и как великий человек Вы видите лишь примеры великих людей древности. Вы любите славу и полагаете ее сегодня в том, чтобы умереть таким способом, какой другие люди избирают редко и какой ни одному из государей Европы никогда не приходил в голову со времен падения Римской империи. Прибавлю, ибо теперь пришла пора высказать все, что никто не будет смотреть на Вас как на мученика свободы. Следует признать свою вину, государь; Вам известно, в скольких дворах воспринимают Ваше вторжение в Саксонию как нарушение международного права. Что скажут при этих дворах? Что Вы отомстили себе сами за это вторжение. То, что я разъясняю Вашему Величеству, есть сама истина. Тот, кого я называю Северным Соломоном, скажет себе об этом больше в глубине собственного сердца. Человек, который является всего лишь королем, может считать себя чрезвычайно несчастным, если он утратит свое государство; но философ может обойтись без государства. Притом, никоим образом не вмешиваясь в политику, я не могу поверить, будто у Вас не осталось достаточно владений для того, чтобы по-прежнему быть значительным сувереном. Так стоит ли труда быть философом, если Вы не умеете жить в качестве частного человека или, оставаясь сувереном, не умеете сносить превратности судьбы?

Поверьте, государь, и пр.

ВОЛЬТЕР».

Таковы были разумные доводы, которые Вольтер высказал Фридриху; однако тем, что более всего склонило Фридриха к решению остаться в живых, стали неудачные маневры, проделанные принцем де Субизом.

Фридрих, как мы уже говорили, вследствие совместных маневров союзных войск попал в центр большого круга, который постепенно суживался, как это бывает в тех облавах в Индии, где у царя зверей, все более теснимого со всех сторон, в определенный момент остается лишь одна возможность: искать проход в том месте, какое менее всего защищено слонами и охотниками. Фридрих оглядывается вокруг себя и берет в расчет, что самым слабым местом в кольце окружения является то, где стоят немецкие отряды и находящиеся под командованием принца де Субиза французские вспомогательные войска; что там находятся солдаты, собранные из всех провинций Германии: вюртембержцы, баварцы и баденцы; что французские солдаты не доверяют своим союзникам, а союзники ненавидят французов, что принц де Субиз и принц фон Саксен-Хильдбургхаузен завидуют друг другу; что у неприятеля там шестьдесят тысяч солдат, но разношерстных, а у него тридцать пять тысяч, но сплоченных и бесстрашных. И Фридрих прорвется сквозь ряды французов, вюртембержцев, баденцев и баварцев; он одержит победу над принцем де Субизом и принцем фон Саксен-Хильдбургхаузеном; битва, которую он даст, будет называться битвой при Росбахе и, подобно битвам при Мальплаке, Рамильи и Гохштедте, числиться среди самых крупных наших поражений.

Известие о поражении при Росбахе было получено в то время, когда при дворе царило праздничное настроение: дофина только что произвела на свет сына, названного графом д’Артуа.

Два из последних внуков короля родились в злосчастный час. Герцог Беррийский, которому предстояло стать Людовиком XVI, увидел свет в разгар распрей двора с Парламентом и народных бунтов, которым сорок лет спустя предстояло превратиться в революцию.

Граф д'Артуа, которому предстояло стать Карлом X, родился накануне военного поражения.

Хотя принц де Субиз и совершил промахи, подобающие плохому генералу, он вел себя лично как храбрый солдат. Оставшись последним на поле сражения, он со шпагой в руке трижды шел в атаку на врага; наконец, не имея рядом с собой никого, кроме двух швейцарских полков, построившихся в каре, он пытался, но тщетно, поддерживать порядок при отступлении, которое из-за бегства немцев вскоре обратилось в полный разгром.

Личное мужество принца де Субиза не помешало тому, что его жестоко высмеивали в песенках; вот одна из тысячи таких эпиграмм:

А вот другая:

С этого времени король Пруссии не говорит больше ни Ришелье о мире, ни Вольтеру о самоубийстве.

Кроме того, к нему пришла неожиданная помощь. Хотя король Георг и не ответил ему на письмо, он, тем не менее, отказался утвердить Клостер-Цефенское соглашение, заключенное между герцогом де Ришелье и герцогом Камберлендским, и ганноверцы, невзирая на то, что статья договора понуждала их прекратить все действия вплоть до заключения мира, снова взялись за оружие и выступили в поход, вследствие чего в руках у герцога Брауншвейгского оказалась превосходная армия.

Именно тогда Ришелье понял сделанную им ошибку и написал немецкому принцу:

«Ваше Высочество!

Хотя на протяжении уже нескольких дней я видел передвижения ганноверских войск, формирующихся в целые корпуса, я никак не мог вообразить, что целью этих передвижений являлось нарушение соглашения о нейтралитете, заключенного 8 и 10 сентября между Его Королевским Высочеством герцогом Камберлендским и мною. Однако беспрестанно приходящие ко мне из всех штабов известия о дурных намерениях ганноверцев раскрыли, наконец, мне глаза, и теперь можно ясно видеть, что составлен план разорвать соглашение, которое должно было быть свято и нерушимо. Но если Вы, Ваше Высочество, совершите какое-нибудь враждебное действие, то я доведу дело до последней крайности, полагая себя вправе действовать так по законам войны: я превращу в пепел все дворцы, королевские дома и сады; я разорю города и деревни, не пощадив даже самых убогих лачуг; одним словом, страна эта испытает все ужасы войны. Я советую Вашему Королевскому Высочеству подумать об этом и не вынуждать меня прибегать к мщению, столь противоречащему человеколюбию французского народа и моему личному характеру».

Поскольку у нас нет возможности следить за всеми подробностями континентальной войны и войны морской, то мы приведем лишь даты и итоги главных сражений, данных на суше и на море и составляющих эпизоды борьбы, которая закончилась подписанием 10 февраля 1763 года в Париже мирного договора между королем Франции, королем Испании и королем Англии, а затем подписанием 15 февраля того же года в Губертсбурге, в Саксонии, мира между императрицей и королем Пруссии.

КОНТИНЕНТАЛЬНАЯ ВОЙНА

Битва при Лиссе, или Лейтене, в которой Фридрих разбивает союзников, вдвое превосходивших его силой, убивает и ранит у них тридцать тысяч человек и вслед за которой он захватывает Бреславль и берет в плен восемнадцать тысяч человек, составлявших гарнизон этого города.

Битва при Цорндорфе, в которой Фридрих теряет десять тысяч человек, но убивает и ранит двадцать две тысячи русских.

Битва при Хохкирхе, в которой Даун, в свой черед, разбивает Фридриха, убивает у него десять тысяч человек и захватывает у него сто пушек.

Битва при Кунерсдорфе, в которой пруссаки начинают с того, что захватывают сто пушек, а заканчивают тем, что теряют всю свою артиллерию. Каждая из сторон потеряла в этом сражении по двадцать тысяч человек и похвалялась тем, что одержала в нем победу.

Битва при Максене, в которой Даун принуждает восемнадцать тысяч пруссаков сложить оружие.

Битва при Лигнице, ставшая образцом военной тактики и стратегии, когда Фридрих, окруженный четырьмя армиями, которые намереваются атаковать его одновременно, бросается на одну из них, разбивает ее и выходит из окружения.

1760. Битва при Торгау, последняя, в которой Фридрих командует лично. Даун теряет в ней двадцать тысяч человек.

1762. Битва при Фрайберге, выигранная принцем Генрихом Прусским; ею и заканчивается кампания 1762 года.

ВОЙНА НА МОРЕ

11 марта 1756 года г-н Дюшаффо, командуя 34-пушечным кораблем «Аталанта», захватывает 64-пушечный английский корабль «Уорик». Командир дивизии д'Обиньи, не желая лишать г-на Дюшаффо славы, остается зрителем этого сражения, находясь на борту 56-пушечного корабля.

27 марта 1756 года французы захватывают форт Буль, в котором англичане сосредоточили значительные запасы провианта.

13 апреля 1756 года французская эскадра под командованием г-на де Боссье отправляется в Канаду; она доставляет туда г-на де Монкальма, который принимает на себя командованием войсками.

17 апреля 1756 года 40-пушечный «Аквилон» и 24-пушечный «Верный», действуя вблизи Рошфора, выводят из строя английский 56-пушечный линейный корабль и 30-пушечный фрегат.

20 июня 1756 года туземцы восстают против англичан и изгоняют их из форта Уильям в Калькутте и из всех колоний, которыми те владели на Бенгальском берегу; ущерб, причиненный Англии, оценивается в пятьдесят миллионов.

12 июля 1756 года английская эскадра захватила вблизи Луисбура французский корабль «Радуга».

14 августа 1756 года г-н де Монкальм овладевает фортами Осуиго, Онтарио и Георг; потери англичан состоят из тысячи шестисот пленных, семи военных линейных кораблей, двух транспортных судов, ста пятидесяти орудий, огромного количества военного снаряжения и съестных припасов. Этим успехом французы обязаны прежде всего мужеству г-на Риго де Водрёя, который, переправившись вплавь вместе со своими канадцами через реку Шуаган, прервал связь между фортами Георг и Осуиго. Господин де Монкальм в продолжение всей этой экспедиции потерял лишь шесть человек.

Через два дня после этого г-н де Вилье, брат г-на де Жюмонвиля, убийство которого стало причиной этой кровопролитной войны, убивает у англичан четыреста человек и восемьдесят берет в плен.

19 января 1757 года адмирал Бинг, который был послан на помощь Менорке и, как мы видели, потерпел неудачу в своей миссии, предан суду, приговорен к смерти и казнен.

11 февраля 1757 года г-н де Керсен разрушает несколько английских поселений на Африканском берегу.

21 мая 1757 года г-н де Водрёй сжигает английские склады на озере Святого Причастия и уничтожает четыре 10-пушечные английские бригантины, две галеры и триста пятьдесят транспортных судов.

10 мая 1757 года в Канаду прибывает г-н Дюбуа де Ла Мотт с отрядом из пятисот человек; он доставляет продовольствие в Квебек и Луисбур.

9 августа 1757 года г-н де Монкальм захватывает форт Уильям-Генри, гарнизон которого состоит из двух тысяч пятисот человек.

21 октября 1757 года г-н де Керсен одерживает в Сан Доминго победу над пятью английскими кораблями и сорока каперными судами и отправляет во Францию торговый флот, который они намеревались захватить.

11 февраля 1758 года г-на Дюкена, командира эскадры, окружает английская эскадра, состоящая из шестнадцати кораблей и пяти фрегатов, и он попадает в плен.

С 1 мая по 4 июня 1758 года г-н де Лалли, главнокомандующий в Индии, овладевает фортами Куддалор, Сент-Дэвид и Девикотта.

5 июля 1758 года, укрепившись с шестью тысячами французов в Тикондероге, г-н де Монкальм наносит поражение восемнадцати тысячам англичан, убивая у них четыре тысячи человек, в том числе генерала Хау.

1 сентября 1758 года англичане высаживают десант на берега Бретани. Господин д’Эгийон вынуждает их вернуться на суда и берет у них в плен семьсот человек.

16 января 1759 года англичане нападают на остров Мартинику, но им дают отпор.

17 августа 1759 года происходит морское сражение у Лагуша; четырнадцать английских кораблей действуют против семи французских: «Кентавр», «Смельчак» и «Скромник» захвачены, а «Океан» и «Грозный» сожжены.

10 сентября г-н д’Аше наносит поражение английской эскадре адмирала Покока и снабжает Пондишери провиантом и боевыми припасами. Тысяча сто солдат полка Лалли разбивают тысячу семьсот англичан и четыре тысячи туземцев и захватывают четыре орудия и две артиллерийские повозки.

17 февраля 1760 года капитан Тюро, французский корсар, высаживает десант в Ирландии, захватывает Каррик и накладывает на него контрибуцию. Однако на обратном пути из этой экспедиции он терпит поражение и гибнет.

17 сентября 1760 года, через год и два дня после смерти Монкальма, город Монреаль и вся Канада сдаются англичанам.

10 февраля 1761 года англичане отнимают у нас Маэ на Малабарском берегу, а затем, 7 июня, остров Бель-Иль-в-Море.

3 ноября 1762 года военные действия прекращаются, и в Фонтенбло подписываются предварительные условия мира между Францией, Англией, Испанией и Португалией.

Мир этот постыден для Франции: по нему она уступает Англии и утверждает за ней Акадию, Канаду, остров Кейп-Бретон и все другие острова и побережья залива и реки Святого Лаврентия — полторы тысячи льё одним росчерком пера!

Взамен этого Англия уступает Франции острова Сен-Пьер и Микелон. Миссисипи станет границей американских владений двух этих государств, исключая город Новый Орлеан.

Кроме того, король Англии отдает французскому королю Бель-Иль, Мартинику, Гваделупу, Мари-Галант и Дезираду в том состоянии, в каком эти острова находились до их завоевания.

Франция, в свой черед, уступает Англии остров Гренаду и Гренадины.

Нейтральные острова — Сент-Винсент, Доминика и Тобаго — останутся за Англией.

Остров Сент-Люсия и остров Горея возвращены Франции, которая уступает Великобритании и утверждает за ней побережье Сенегала с фортами и факториями Сен — Луи, Подор и Галам.

В Восточной Индии Англия возвращает Франции все форты и фактории, которыми та владела в 1759 году. Взамен этого Франция возвращает приобретения, сделанные ею с этого времени.

Остров Менорка и крепость Святого Филиппа возвращаются Великобритании.

Франция возвращает все земли, принадлежавшие курфюрсту Ганновера и другим князьям Империи.

Англия возвращает Испании остров Кубу вместе с крепостью Гавана.

Наконец, испанцы уступают англичанам Флориду, крепость Сан-Агустин и залив Пенсаколы.

Со времени этого мирного договора начинается упадок Франции и возвышение Англии. Со времени Парижского договора Англия не останавливалась более в своей жажде власти, которой она домогалась в ходе европейских смут; каждая война, которую затевал Сент-Джеймсский кабинет, стоила ему миллиард, но зато она приносила ему какой-нибудь порт, остров или континент; ей уже принадлежит весь известный мир, но мало того, вскоре и весь неизвестный мир окажется в ее власти, и через сто лет этот огромный морской паук развесит свою паутину во всех пяти частях света.

В Европе ей будет принадлежать Гельголанд;

в Азии — город Аден, который господствует над Красным морем, подобно тому как Гибралтар господствует над Средиземным морем;

в Индийском океане — Цейлон, огромный полуостров Индостан, Непал, Лахор, Синд, Белуджистан и Кабул;

в Бенгальском заливе — острова Сингапур, Пинанг и Суматра, территория площадью сто пятьдесят тысяч квадратных льё, способная прокормить сто пятьдесят миллионов людей;

в Океании — половина Австралии, земля Ван-Димена, Новая Зеландия, Норфолк, Гавайи и протекторат Полинезии;

в Африке — Батерст, острова Иль-де-Лос, Сьерра-Леоне, часть побережья Гвинеи, Фернандо-По, остров Вознесения и остров Святой Елены, Капская колония, Порт-Наталь, Маврикий, Родригес, Сейшельские острова и Сокотра;

в Америке — Канада, северный континент, простирающийся от Ньюфаундлендской банки до устья реки Маккензи, почти все Антильские острова, Тринидад, часть Гвианы, Мальвинские острова, Белиз и Бермуды.

Сегодня она предусмотрела все и готова на все.

Возможно, что рано или поздно она пророет канал через Панамский перешеек: у нее есть Белиз — часовой, стоящий на посту.

Возможно, она проложит канал через Суэцкий перешеек: у нее есть Аден — дозорный, несущий вахту.

И тогда проход из Средиземного моря в Индийский океан будет принадлежать ей.

И ей же будет принадлежать проход из Мексиканского залива в Тихий океан.

И тогда в шкафу Адмиралтейства будет лежать ключ от Индии и ключ от Океании, подобно тому как сегодня у нее уже есть ключ от Средиземного моря.

Но это еще не все: благодаря своему званию покровительницы Ионических островов она бросает якорь у выхода из Адриатического моря и у входа в Эгейское море; она ступает ногой на землю древних эпирцев и современных албанцев. Когда Ирландия откажется давать ей своих крестьян, а Шотландия — своих горцев, когда солдатские рынки, которыми заправляют немецкие князья, закроются для нее, поскольку в Германии не станет князей, она будет вербовать солдат среди этих воинственных племен древнего Эпира и античного Пелопоннеса; она будет держать на Корфу эскадру, которая сможет за несколько дней дойти до Дарданелл; она будет держать на Кефалонии войска, которые смогут за одну неделю добраться до вершины Гемских гор; находясь там, она уравновесит влияние России, и ей будет достаточно иметь всего несколько вооруженных судов, чтобы уничтожить всю торговлю на австрийском побережье.

Таким образом, союз Франции с Марией Терезией, который вверг нас в Канадскую войну, не только поставил под угрозу настоящее, но и навредил будущему.

В ходе войны издержали денег:

Австрия — триста миллионов;

Франция — семьсот миллионов;

Англия — шестьсот миллионов;

Пруссия — четыреста миллионов;

Россия — триста пятьдесят миллионов;

Швеция — сто миллионов;

Саксония — восемнадцать миллионов.

Всего: два миллиарда шестьсот миллионов.

Потеряли солдат:

Франция — двести пятьдесят тысяч;

Пруссия — двести тысяч;

Австрия — сто пятьдесят тысяч;

Россия — сто двадцать тысяч;

Англия — шестьдесят тысяч;

Швеция — двадцать пять тысяч;

Германский союз — тридцать тысяч.

Война 1741 года, длившаяся девять лет и возникшая из-за того, что Фридрих решил отнять Силезию у Марии Терезии, стоила вдвое больше денег и погубила вдвое больше людей.

Таким образом, Италия, Германия, Нидерланды, все Средиземноморье, Канада, Индия — словом, Европа, Америка и Азия убивали друг друга в течение шестнадцати лет потому, что в Германии был мужчина по имени Фридрих, которому хотелось владеть Силезией, и женщина по имени Мария Терезия, которой не хотелось, чтобы он этой областью владел; потому, что во Франции был слабый король, позволивший вовлечь себя в их распрю; наконец, потому, что подле этого короля находилась некая г-жа де Помпадур, которая по соглашению с австрийской императрицей, называвшей ее своей кузиной, обещала кардинальскую шапку некоему аббату по имени Берни и герцогство-пэрство некоему человеку по имени граф де Стенвиль.

Посмотрим, в самом деле, что происходило во Франции в продолжение этой войны, вынудившей нас следить за тем, что творилось в трех частях света.

XIX

Аббат де Берни. — Его богатство. — Он хочет выйти из союза с Австрией. — Госпожа де Помпадур проявляет недовольство. — Граф де Стенвиль-Шуазёль. — Его поведение в отношении кардинала де Берни. — Отставка кардинала. — Фавор г-на де Шуазёля. — Его делают герцогом. — Господина де Берни отправляют в ссылку. — Госпожа де Помпадур и королева. — Маркиза причащается на Пасху. — Раскол среди иезуитов. — Дофин. — Его ссылают в Медон. — Парламент. — Религиозные обряды дофина. — Семья Шуазёлей. — Вступление на престол Петра III. — Екатерина II. — Русская держава.

Аббат де Берни, который из будуара г-жи де Помпадур вел переговоры с австрийским министерством и заключил с ним договор 1 мая 1756 года, был назначен в сентябре того же года послом в Вену, чтобы укрепить его; затем, когда это было сделано, он вернулся в Париж, был принят 2 января 1757 года в государственный совет и в июне назначен министром иностранных дел. Первопричиной этого фавора явился договор 1756 года, наградой за который должна была стать кардинальская шапка, а для таких двух католических держав, как Франция и Австрия, добиться возведения аббата в кардинальский сан было делом несложным.

Кроме того, аббат де Берни, хотя он и был врагом иезуитов и чуточку философом, имел определенное отношение к возведению на папский престол венецианца Реццонико, который, став папой, принял имя Климент XIII.

Став министром иностранных дел в июне 1757 года, аббат был назначен 2 февраля 1758 года командором ордена Святого Духа, а в конце того же года получил, наконец, кардинальскую шапку.

Чтобы аббат мог жить в соответствии со всеми эти новыми званиями и титулом графа, который добавил к ним король, следовало обогатить нового кардинала. Поэтому король предоставил ему пенсион из своей личной казны, покои в Лувре и должность каноника в Лионском капитуле; к этому он прибавил аббатство Сент-Арну в 1755 году, аббатство Сен-Медар в Суассоне в 1756 году, приорство Ла-Шарите в 1757 году и, наконец, аббатство Труа-Фонтен в 1758 году.

Тем не менее, сделавшись графом, министром, кардиналом и богачом, аббат стал догадываться, что союз с Австрией был делом пагубным и что Семилетняя война, ставшая следствием этого союза, оказалась губительна не только для Франции, но и для его собственной популярности. И потому он попытался вести переговоры о мире, даже если для достижения этой цели пришлось бы выйти из союза с Австрией.

Но это вовсе не устраивало г-жу де Помпадур, и потому, перестав видеть в кардинале своего старшего приказчика, она тотчас же стала смотреть на него как на человека, которого следовало ниспровергнуть.

В то время нашим послом в Вене был граф де Стенвиль-Шуазёль, сын г-на де Стенвиля, посланника великого герцога Тосканского при французском дворе. Прежде он служил в армии под началом г-на де Ноайля, исполняя должность заместителя начальника штаба инфантерии. Это был человек не очень привлекательный внешне, но остроумный, безмерно честолюбивый и наделенный отважным характером, вполне соответствовавшим его честолюбию. Он не проявлял особую непреклонность в отношении тех правил, какие политика и дипломатия числят среди заурядных добродетелей, и явно стремился внушать к себе скорее страх, чем уважение.

Аббат де Берни обратился к нему, чтобы достичь мирных целей, которые он поставил перед собой взамен своей прежней политики.

Господин де Шуазёль не колебался, чью принять сторону — кардинала де Берни или г-жи де Помпадур, состоявшей с ним в прямой переписке. Он сообщил о депешах кардинала де Берни императрице Марии Терезии, представляя ей министра иностранных дел как человека опасного и упавшего духом и, следовательно, как человека, которого надо выгнать с его поста. Мария Терезия, обнаружив в г-не де Шуазёле такого доброго австрийца, без всяких колебаний пообещала ему министерскую должность кардинала де Берни, отставка которого была решена в Вене еще до того, как Людовик XV догадался, что влияние его министра пошатнулось.

Вскоре кардинал де Берни осознал, что против него затевается. Будучи человеком весьма умным, он понял, что противостоять г-же де Помпадур, Марии Терезии и г-ну де Стенвиль-Шуазёля ему не удастся, и вследствие этого подал прошение об отставке в пользу г-на де Стенвиль-Шуазёля. Отставка была принята; г-на де Шуазёля вызвали из Вены и сделали герцогом, подобно тому как аббата де Берни прежде сделали кардиналом.

Это дало королю Фридриху повод сказать:

— Аббата де Берни сделали кардиналом за то, что он сделал ошибку, и лишили его министерского поста за то, что он хотел исправить ее.

Но этого было недостаточно, ибо кардинал остался в государственном совете и продолжал настаивать на мире как на единственном средстве, способном вытянуть Францию из того положения, в каком она оказалась; и потому Мария Терезия продолжала выступать против него. Герцог де Шуазёль и г-жа де Помпадур подготовили приказ о его ссылке, который они положили перед глазами короля и который король подписал.

Отделавшись от Берни, герцог де Шуазёль, уже почти ставший министром, сделался пэром; он выплачивал свои долги, богател, продвигал вперед свою семью и обнадеживал г-жу де Помпадур в отношении княжества Нёвшатель, на которое она не переставала обращать свои взоры и в котором одном только видела для себя верное убежище против вражды дофина в случае смерти короля.

Бедная женщина, находившаяся в возрасте тридцати восьми или тридцати девяти лет, не догадывалась, что она сойдет в могилу прежде него. В XVIII веке любовницы королей умирали молодыми.

Как только кардинал де Берни был удален, г-н де Шуазёль, лотарингец по происхождению и в особенности по характеру, сын человека, занимавшего должность посла австрийского императора и в этом качестве получавшего пенсион от Австрии, стал проявлять себя настоящим австрийцем при французском дворе.

Придя к власти, г-н де Шуазёль понимал, что ему следует сделать выбор между иезуитами и Парламентом, как прежде он сделал выбор между г-жой де Помпадур и дофином.

Выбирая между фавориткой и дофином, г-н де Шуазёль сделал выбор в пользу фаворитки.

Чтобы быть последовательным, ему следовало принять сторону Парламента против иезуитов.

Объяснить, почему он был поставлен перед необходимостью поступить таким образом и почему г-жа де Помпадур была доведена до того, что стала воспринимать орден иезуитов как своего врага и, соответственно, объявила ему войну, означает дать еще один пример того, как ничтожные причины приводят к великим последствиям.

В 1745 году г-жа Помпадур была представлена ко двору; став маркизой, она в 1746 году пожелала быть и придворной дамой королевы.

Нетрудно понять, как королева восприняла представление г-жи де Помпадур ко двору; однако она была так добра, так бесконечно предана прихотям своего августейшего супруга, что герцогиня де Люин согласилась взять на себя труд повергнуть к стопам королевы просьбу г-жи де Помпадур.

Королева ответила, что все должности придворных дам заняты или обещаны другим.

— В таком случае, — заявила г-жа Помпадур, проявляя настойчивость, — доложите ее величеству, что я почла бы за величайшую честь быть сверхштатной придворной дамой.

Госпожа де Люин отправилась к королеве, чтобы изложить ей эту новую просьбу, а затем вернулась к фаворитке.

— Ну так что? — спросила ее маркиза.

— Дело в том, — ответила г-жа де Люин, — что ее величество желает сохранить в своей свите установленное правило.

— И в чем же состоит это правило? — поинтересовалась г-жа де Помпадур.

— В том, чтобы придворные дамы регулярно исповедовались и, по крайней мере, причащались на Пасху; это правило соблюдается также в свите госпожи дофины.

— Но я-то ведь причащаюсь на Пасху, — промолвила г-жа де Помпадур.

— Королева этому верит, — ответила г-жа де Люин, — но поскольку общество в этом не убеждено, то необходимо, чтобы оно поверило этому, подобно королеве; и вот тогда королева охотно даст вам свое согласие.

В свое время Генрих IV заявил:

— Париж стоит мессы.

Госпожа де Помпадур заявила:

— Должность придворной дамы стоит исповеди и причастия.

Однако г-жа де Помпадур совершила большую ошибку. Хотя стычка отца Перюссо и г-жи де Шатору должна была послужить ей наукой, она обратилась к иезуитам, чтобы исповедоваться и причаститься.

Исповедовать г-жу де Помпадур было для ордена иезуитов важным делом, поэтому между святыми отцами случился раскол, и они разделились на две партии.

Веротерпимая партия хотела, чтобы г-жу де Помпадур просто-напросто исповедовали и причастили, не ставя ей никаких условий.

Однако другая партия, состоявшая из подлинных иезуитов, не любившая г-жу де Помпадур, порицавшая ее правила жизни, ненавидевшая ее философов и недолюбливавшая аббата де Берни, решила отказать ей в отпущении грехов, пока она будет оставаться при дворе и подле короля.

В итоге, поскольку мнение второй партии восторжествовало, иезуиты отказали г-же де Помпадур в отпущении грехов и в причастии.

Отсюда и проистекала ненависть фаворитки к ордену иезуитов, и потому, увидев в 1755 году, что ее власть полностью упрочена, она с тех пор вместе с аббатом де Берни решила изгнать иезуитов из Франции.

Почти в то самое время, когда это решение было принято, иезуиты, повсюду имевшие шпионов, узнали о нем: один переписчик, к которому нисколько не питали недоверия, дал настоятелю обители святого Антония в Париже отчет обо всем, что ему стало известно по этому вопросу.

Между тем, независимо от того, исповедовалась г-жа де Помпадур или не исповедовалась, королева была вынуждена уступить, и по приказу Людовика XV г-жа де Помпадур была представлена 8 февраля 1756 года ко двору в качестве сверхштатной придворной дамы.

Одно из условий такого представления состояло в том, что новую даму должен был поцеловать дофин.

Дофин, принужденный к этому отцом, поцеловал фаворитку, но затем, обернувшись, показал ей язык.

Одна добрая душа, уловившая в зеркале эту гримасу дофина, донесла о ней г-же де Помпадур, которая в ту же минуту пожаловалась королю на эту публичную обиду, убеждая его, что дофин, не оказывая уважения его любовнице, тем самым не оказывает уважения ему самому.

Король тотчас же приказал дофину отправиться в Мёдон и оставаться там вплоть до нового распоряжения. Королева и министры пытались успокоить короля, но он был непреклонен.

Известие об этой ссылке и о том, что стало ее причиной, дошло до Парламента; озлобленный Парламент ожидал лишь подходящего случая, чтобы издать глухой ропот, который всегда пробуждал народ, каким бы дремлющим он ни был. Господин де Мопу явился к Людовику XV и высказал ему упрек по поводу ссылки принца, принадлежавшего не столько королю, сколько государству, властителем которого дофину рано или поздно предстоит стать. Король согласился на возвращение сына, но на условии заявления с его стороны, что он не показывал языка г-же де Помпадур; дофин сделал это и вернулся ко двору, однако стал после этого злейшим врагом фаворитки.

Вот почему, объявляя себя сторонником фаворитки, г-н де Шуазёль становился противником дофина и, принимая сторону Парламента, объявлял войну иезуитам.

Что же касается благорасположения дофина к ордену иезуитов, то это ни у кого не вызывало никакого сомнения.

До сведения короля доводили, что дофин не только с величайшей точностью исполняет христианские обряды — а поскольку Людовик XV был в глубине души человеком верующим, он полагал такое поведение принца правильным, — но еще и ежедневно служит утрени и хвалитны, словно деревенский кюре, и отец упрекнул сына за такую чрезмерную набожность.

Дофин воспринял упреки отца почтительно, но, как и прежде, продолжал служить хвалитны и утрени.

Однажды королю донесли, что дофин совершает нечто куда более многотрудное, чем богослужения, и в одеянии иезуита проводит часть ночи распростертым перед распятием.

На этот раз король отверг услышанную историю как вымысел, но однажды, когда он возвращался к себе около трех часов ночи, один из близких к г-же де Помпадур придворных предложил ему лично убедиться в такого рода ночном занятии дофина.

Король согласился, ибо у него еще оставались сомнения; его провели в покои дофина, дверь которых открыли для того, чтобы дать проход королю, и он, дойдя до гостиной, заметил в спальне сына человека в одеянии иезуита, неподвижно стоявшего на коленях перед распятием.

Человек этот стоял спиной к королю, и тот не мог видеть его лица; но кто еще, кроме дофина, мог находиться в три часа ночи в спальне дофина?

Так что король не мог более не верить, что принц виновен в этой чрезмерной набожности.

И в самом деле, в глазах короля, который с заплетающимся от возлияний языком и ослабевшими от распутства ногами возвращался в три часа ночи с какой-то оргии, должно было быть преступлением то, что его сын, молодой принц двадцати пяти лет от роду, на его глазах молился и приносил покаяние, но не за свои грехи, ибо дофина могли упрекать лишь за то, что он вел чересчур благочестивую жизнь, а за грехи своего отца.

Кроме того, как мы уже говорили, дофин высказывался против союза с Австрией, что послужило для г-на де Шуазёля еще одной побудительной причиной стать его противником.

Тем не менее г-н де Шуазёль понимал, что в этой борьбе, которую он намеревался вести против первого принца королевского дома, против наследника короны, ему недостаточно было иметь на своей стороне короля, Марию Терезию, г-жу де Помпадур и Парламент; ему нужно было еще, чтобы вся его собственная семья была при должностях, чтобы все его родственники были при власти, дабы предупреждать его о малейшем посягательстве на его авторитет, подобно тому как паука предупреждает об опасности малейшее дуновение ветра, заставляющее дрожать его паутину.

И он стал посвящать в свои намерения и вводить в курс самых тайных своих планов сестру, женщину умную и по характеру склонную к интригам.

Беатриса, графиня де Шуазёль-Стенвиль, была канониссой, подобно г-же де Тансен, и, какуверяли, у нее имелось еще и то сходство с г-жой де Тансен, что она любила своего брата любовью куда более сильной, чем братской; впрочем, подобные обвинения часто встречаются в эпоху, которую мы пытаемся описать, и им надо доверять всего лишь в той степени, в какой доверяют пересудам придворных.

Графиня де Шуазёль-Стенвиль была вызвана в Париж, где сначала попытались, но без успеха, выдать ее замуж за принца де Бофремона, который уклонился от такого брака; спустя короткое время после того, как данная попытка провалилась, графиня вышла замуж за герцога де Грамона, согласившегося на этот брачный союз, поскольку г-н де Шуазёль дал ему обещание снять запрет с его имений.

С этого времени герцогиня де Грамон держала у себя довольно значительный двор, что заставляло г-жу де Помпадур хмурить брови.

Стоило герцогу де Шуазёлю сделаться министром, а графине де Шуазёль стать герцогиней де Грамон, как все Шуазёли, какие были на свете, начали прибывать ко двору. Достаточно было называться Шуазёлем и принадлежать к какой-нибудь мужской ветви этого рода, чтобы получить хорошую должность.

Для начала герцог де Шуазёль, ставший 10 декабря 1758 года пэром, устраивает так, что в должности посла в Вене его сменяет граф де Шуазёль.

В 1759 году Леопольд Шарль де Шуазёль-Стенвиль назначен архиепископом Альби, в ожидании архиепископства Камбре, которое ему обещано.

В 1760 году графа де Шуазёля, посла в Вене, производят в кавалеры ордена Святого Духа, а одна из дам де Шуазёль становится канониссой Ремирмонского капитула и аббатисой монастыря святого Петра в Меце.

Став кавалером ордена Святого Духа, граф де Шуазёль, посол в Вене и генерал-лейтенант австрийской службы, оставляет посольство и в чине генерал-лейтенанта вступает во французскую армию.

Некоторое время спустя герцог де Шуазёль предоставляет самому себе пост губернатора Турени и должность главноуправляющего почтой и присоединяет министерство иностранных дел к военному министерству.

Он пользуется этим обстоятельством для того, чтобы сделать г-на де Шуазёля-Бопре генерал-майором, г-на де Шуазёля де Ла Бома, служившего младшим лейтенантом в полку шотландской тяжелой конницы, — командиром драгунского полка д'Обинье, а графа де Стенвиля — генеральным инспектором инфантерии.

Распорядившись таким образом церковными, дипломатическими и военными должностями, герцог де Шуазёль переходит к министерским постам.

Граф де Шуазёль, бывший посол в Вене, кавалер ордена Святого Духа и генерал-лейтенант королевской армии, в мае 1761 года назначается полномочным послом на Аугсбургском конгрессе; 13 октября того же года он назначается министром иностранных дел, впоследствии завладевает военно-морским министерством, становится пэром Франции, принимает титул герцога де Пралена и получает должность наместника Бретани, в то время как его жена получает право табурета у королевы.

Госпожа де Шуазёль-Бопре становится аббатисой монастыря святой Глоссинды;

г-н Клериад де Шуазёль — кардиналом;

г-н де Шуазёль-Бопре — генерал-лейтенантом;

виконт де Шуазёль — пехотным бригадиром;

г-н де Шуазёль де Ла Бом — генерал-майором;

и, наконец, барон де Шуазёль — послом при короле Сардинии.

Все эти Шуазёли, которых мы только что перечислили — мужчины и женщины, офицеры, послы, министры, кардиналы, губернаторы провинций, бригадиры, генерал-лейтенанты, генерал-майоры, — составляли то, что стало называться династией Шуазёлей — династией, повиновавшейся герцогу де Шуазёлю, своему главе, по одному его жесту, по одному его слову.

Лишь один Шуазёль всегда поступал наперекор ему; этого Шуазёля звали Шуазёль-Романе, поскольку он был женат на дочери Романе, президента Большого совета; он состоял дядькой при дофине, а жена его, по слухам, какое-то время была любовницей короля.

В итоге он был посажен в Бастилию.

Господин де Шуазёль, не имевший и четырех тысяч ливров годового дохода, когда его назначили министром, женился 14 декабря 1750 года на мадемуазель Кроза, которая была внучкой знаменитого миллионера, числившегося под номером 221 в списке подвергнутых в 1716 году денежному взысканию, и отец которой купил себе титул маркиза дю Шателя и де Кармана; она была ангелом при жизни мужа и святой после его смерти.

Итак, г-н де Шуазёль поддерживал Марию Терезию всеми своими силами, как вдруг неожиданное событие заставило ее заключить мир.

Умерла российская императрица Елизавета, оставив престол Петру III.

Петр III был личным другом Фридриха.

Вступив на престол, Петр III немедленно вышел из коалиции и приказал своим войскам присоединиться к войскам Фридриха; противостоять такому крутому повороту дел возможности не было.

По этой причине и был заключен столь губительный для нас Парижский договор, в соответствии с которым Фридрих не потерял ни пяди своей земли.

Правда, Петр III недолго оставался на престоле: в том же году, когда он сделал Екатерину II императрицей, она сделала его узником.

Неделю спустя Петр III умер в тюрьме, и у Вольтера, называвшего Фридриха II Северным Соломоном, стало на одного друга из числа коронованных особ больше.

Благодаря этому Екатерина получила прозвание Северная Семирамида, которое потомство сменило на другое: Северная Мессалина.

На самом деле именно с царствования Екатерины II начинается расширение пределов России, и, раз уж нам довелось коснуться этого вопроса, мы не можем удержаться от желания показать нашему читателю перечень континентальных приобретений этой державы, как прежде мы показали ему перечень колониальных приобретений Англии.

Сто лет тому назад Россия простиралась от Киева до острова Святого Лаврентия, от великих гор Алтая до Енисейского залива, и можно было думать, что именно для того, чтобы обозначить ее границу, Беринг открыл пролив, которому, умирая, он оставил свое имя.

Однако Россия не остановилась на этом.

Она вырвалась за прежние киевские пределы.

Скандинавская змея, которая охватывает своими извивами седьмую часть земного шара, развернула свои кольца и распахнула пасть, чтобы проглотить Пруссию; на западе одна из ее челюстей сегодня уже касается Вислы, а другая — Ботнического залива; на востоке, распрямившись, она перепрыгнула через Берингов пролив и не останавливалась до тех пор, пока не столкнулась с англичанами у подножия горы Святого Ильи и Баклендских гор; и, словно гребнем на своей спине, она ощетинилась теперь зубчатым морским побережьем, которое, будучи последним краем мира, вырисовывается на фоне Северного Ледовитого океана от реки Пясины до Медвежьих островов и от Пясинского озера до мыса Святой Нос.

В итоге за сто лет Россия отторгла:

от Швеции — Финляндию, Або, Эстонию, Ливонию, Ригу, Ревель и часть Лапландии;

от Германии — Курляндию и Жемайтию;

от Польши — Литву, Волынь, часть Галиции, Могилев, Витебск, Полоцк, Минск, Белосток, Каменец, Тарнополь, Вильну, Гродно и Варшаву;

от Турции — часть Малой Татарии, Крым, Бессарабию, побережье Черного моря, протекторат Сербии, Молдавии и Валахии;

от Персии — Грузию, Тифлис, Эривань и часть Черкесии;

от Америки — Алеутские острова и северо-западную часть архипелага Святого Лазаря.

Ее наибольшая протяженность — три тысячи восемьсот льё.

Ее наибольшая ширина — тысяча четыреста льё.

В ней насчитывается семьдесят миллионов жителей.

С другого берега Черного моря она взирает на Турцию, готовясь захватить ее.

Затем, если однажды ей удастся присоединить к себе Швецию, она закроет пролив Зунд на западе, Дарданеллы — на востоке, и никто больше не сможет проникнуть в Черное море и в Балтику, два огромных зеркала, в которых уже отражаются: в одном — Санкт-Петербург, в другом — Одесса.

XX

Замысел изгнания иезуитов. — Опасения г-жи де Помпадур и г-на де Шуазёля. — Философы. — Парламент. — Народ против Общества Иисуса. — Опасения Людовика XV. — Работа философов и составителей компиляций. — Господа Буше, Пино и Ле Пеж начинают атаку. — Возобновление судебного процесса о коммерции иезуитов в Индии. — Изучение устава ордена. — Книги, сожженные рукой палача. — Колебания Людовика XV. — Он пишет письмо генералу ордена. — Ответ генерала. — Указы провинциальных парламентов. — Изгнание иезуитов. — Роспуск ордена. — Острота Вольтера. — Его суждение об «Общественном договоре». — Литературные публикации. — Череда смертей. — Принцы. — Госпожа де Помпадур.

Когда Шуазёли были пристроены к должностям, Парижский договор подписан, а Мария Терезия получила, или почти получила, удовлетворение, появилась полная возможность заняться тем великим делом, какое с давнего времени заботило г-жу де Помпадур, г-на де Шуазёля и философов.

Мы имеем в виду изгнание иезуитов.

Госпожа де Помпадур и герцог де Шуазёль ясно видели, что они погибнут, если после смерти короля, которому было тогда пятьдесят три года, останется в живых дофин и будут продолжать господствовать иезуиты.

Напротив, уничтожив этот орден, они не только приобрели бы расположение к себе народа, но и лишили бы будущего короля, сына или внука Людовика XV, одного из средств вредить им.

Философы были открытыми врагами иезуитов. Вольтер, хотя и воспитанный иезуитом, д'Аламбер, Дидро и тот коронованный философ, что помогал изгонять иезуитов из владений других королей, но не изгонял их из своего собственного государства, Фридрих, с давних пор преследовали этот орден.

Парламенты питали к иезуитам неприязнь не меньше, чем философы. Благодаря своему собственному влиянию иезуитам всегда удавалось уклониться от влияния Парламента, добиваясь от королей, духовными наставниками которых они были, разрешения, чтобы их дела рассматривались в Большом совете, то есть органе правосудия, являвшемся орудием в руках министров, а не настоящим судебным ведомством. Отсюда и ненависть к ним парламентских чинов.

Со своей стороны народ, приписывавший этим монахам убийство Генриха IV, покушение на жизнь Людовика XV и отказы в погребениях, в продолжение уже десяти лет приводившие в негодование Париж, менее всего был расположен поддерживать иезуитов.

Главное противодействие плану изгнания иезуитов могло исходить от Людовика XV и от Римской курии, полностью управлявшейся при папе Клименте XIII иезуитами.

Что касается Людовика XV, то он не был определенно настроен ни за, ни против Общества Иисуса: он просто бессознательно боялся его.

Для начала ему напомнили, как иезуиты вели себя по отношению к нему во время его болезни в Меце. В то время Людовик XV проявил слабодушие, близкое к трусости, и эту свою трусость он никогда не простил иезуитам.

Кроме того, их влияние на дофина — влияние, удалявшее от него молодого принца и внушавшее ему неизбывное презрение к фаворитке, — еще больше увеличило чувство неприязни, которое он питал к ним в глубине души.

Произошедшее в 1757 году покушение на убийство, в котором Парламент обвинял иезуитов, возможно столь же безосновательно, как это делали иезуиты, обвинявшие в нем Парламент, окончательно внесло тревогу в сознание короля.

И потому всем было ясно, что оставалось лишь нанести последний удар, но не для того, чтобы сделать короля своим союзником, а хотя бы для того, чтобы он остался нейтральным.

С этой целью философов стали подстрекать к нападению на иезуитов, в то время как составители компиляций принялись собирать все, что можно было извлечь на свет, из тираноубийственных теорий писателей и проповедников ордена.

Картина всех этих теорий, представленная глазам Людовика XV, ужаснула его, и, не желая или, может быть, не осмеливаясь принять участие в этой грандиозной борьбе, он предоставил действовать г-же де Помпадур и г-ну де Шуазёлю.

Буше, знаменитый янсенист того времени, адвокат Пино и Ле Пеж, бальи Тампля, входивший в окружение принца де Конти, открытый враг иезуитов, обнародовали: одни — памфлеты, другие — вопиющие факты, с целью подготовить Францию к этой грандиозной гибельной развязке.

Наконец, Бертен и Беррье служили агентами г-жи де Помпадур в Парижском и провинциальных парламентах.

Когда все было подготовлено, противники иезуитов заняли выжидательную позицию, решив воспользоваться первым представившимся случаем для того, чтобы открыто напасть на иезуитский орден.

Уже давно было известно, что иезуиты вели в Индии постыдную коммерцию, но влияние ордена было настолько велико, что оно заглушало все протесты и жалобы. 19 ноября 1759 года отец Лавалетт и отец Саси, иезуиты, были признаны банкротами на три миллиона, но судебный процесс на этом остановился.

Герцог де Шуазёль возобновил его, и приговором от 8 мая 1761 года было постановлено, что иезуитские обители во Франции и генерал ордена должны нести ответственность по денежным обязательствам отца Лавалетта и отца Саси.

Кредиторы подняли страшный крик, и тогда стало видно, сколько врагов во Франции имело Общество Иисуса.

После этой атаки на иезуитов со стороны их коммерции, правительство атаковало орден со стороны его устава.

Иезуитский орден был основан Игнатием де Лойолой, знатным испанцем, который родился в 1491 году и, тяжело заболев, дал в 1534 году обет отказаться от всех земных благ и трудиться на поприще обращения в христианскую веру неверных, если Бог возвратит ему здоровье. Бог внял его мольбе. Игнатий де Лойола вернулся к жизни, основал в Париже свой орден, затем отправился в Рим, уговорил в 1540 году папу Павла III утвердить этот орден и в 1541 году был избран его генералом.

С этого времени Общество Иисуса стало быстро распространяться не только в Италии и во Франции, но и во всей Европе, в Индии, в Азии — во всем свете. Во Франции иезуиты обосновались в 1651 году, при Генрихе II, и им было доверено воспитание юношества. Изгнанные из Франции в 1596 году, они были снова призваны туда в 1603 году королем Генрихом IV; с этого времени иезуиты приобрели во Франции то влияние, каким, как мы видели, они пользовались при Людовике XIV, в эпоху Регентства и при Людовике XV.

Изданный правительством приказ изучить устав ордена испугал иезуитов. Поскольку он был составлен начальниками ордена, имевшими нужду в папах и королях, чтобы учреждать свои обители и получать для них денежные пожертвования, то, очевидно, в нем имелось много произвольного.

И потому обсуждение этого устава и его обнародование в эпоху великого расцвета философских идей, могло оказаться чрезвычайно пагубным для ордена; по этой причине дофин, парижский архиепископ, г-н де Ла Вогийон и все те, кто покровительствовал иезуитам и поддерживал их, упрашивали короля не проводить такого публичного исследования и оставить за собой право изучить этот документ. Людовик XV дрогнул и поручил изучить устав иезуитов своему совету. Однако Парламент, видя, что это расследование ускользает от него, Парламент, поддерживаемый г-ном де Шуазёлем, признал папские буллы, послания и установления противозаконными и, не имея возможности исследовать устав иезуитов, принялся за разбор их сочинений.

В итоге была составлена новая подборка таких изречений цареубийственного толка, что Парламент смог дать приказ сжечь рукой палача целое собрание книг, вышедших из самого сердца ордена.

С этого времени Людовик XV смотрел на иезуитов не иначе как на зачинщиков убийства и даже как на убийц.

Что же касается существа дела, то Парламент признал, что во Франции с присутствием иезуитов лишь мирились и что нет ни одного законного акта, который одобрил бы их водворение здесь, ибо верховные суды никогда не хотели вносить в роспись их документы и короли почти всегда были вынуждены собирать с этой целью особую палату.

Незадолго до этого Людовик XV распорядился передать дело об иезуитах в свой совет; однако Парламент, видя, что оно ускользает из его рук, после заседания, продолжавшегося пятнадцать часов, признал такое обжалование незаконным. Аббат Терре придерживался мнения, что допустить перенос дела об уставе ордена в совет возможно. Аббат де Шовелен, исполненный ненависти и злобы, как это присуще горбунам, напротив, придерживался мнения, что этот перенос следует отменить. Лаверди поддержал аббата де Шовелена, написавшего два доклада об уставе иезуитов.

Лишь у тринадцати магистратов хватило смелости высказаться в пользу Общества Иисуса.

Это были Терре, Менон, Тюдер, Ла Гийоми, Лезонне, Саюге, Фаржон, Барийон и президенты Мопу, д'Ормессон, д'Алигр, Сарон и Моле.

Однако король инстинктивно чувствовал, что уничтожить орден иезуитов, преследуемый парламентскими чинами, философами и куртизанками и, напротив, поддерживаемый дофином, значило нанести страшный удар религии и, следовательно, монархии. Он не мог дать себе отчета в этом ощущении, которое, словно предчувствие собственной опасности, вселяло в глубину его души потребность сопротивляться; но, тем не менее, он его испытывал.

Как все слабохарактерные люди, он остановился на половинчатом решении и приказал написать в Рим, чтобы спросить генерала иезуитов, не согласится ли он на некоторые изменения ордена; однако тот, выказывая покорность воле Божьей и твердость христианских первомучеников, ответил: «Sint ut sunt, aut non sint», то есть «Пусть будет так, как есть, или не будет вовсе».

Генерал ордена предпочел, чтобы здание скорее полностью разрушилось, чем из него вынули хотя бы один камень.

И потому здание разрушилось.

Шестого августа 1762 года Парламент вынес приговор.

Согласно этому приговору, Общество Иисуса распускалось, иезуитам запрещалось носить орденское платье, жить в повиновении генералу ордена и другим своим начальникам, поддерживать с ними какую бы то ни было переписку прямо или косвенно; им повелевалось освободить обители, находившиеся в их ведении, и запрещалось жить общиной, но при этом предусматривалась возможность назначить каждому из них, по его просьбе, денежное вспоможение, необходимое для прокормления; наконец, им запрещалось носить сан каноника, владеть бенефициями, возглавлять кафедру или занимать какую-нибудь должность.

Этот приговор стал образцом для всех провинциальных парламентов, которые, один за другим, изгнали иезуитов из своих судебных округов.

Затем приговором от 9 марта 1764 года из Франции были изгнаны те иезуиты, которые отказались принести клятву, предписанную этим постановлением.

Наконец, королевским указом от ноября 1764 года было объявлено о роспуске Общества Иисуса.

Как нетрудно понять, изгнание иезуитов дало обильную пищу для эпиграмм и песенок. Вот одна из них:

Игнатий де Лойола, основатель ордена, раненный картечной пулей во время осады Памплоны, был хромым.

Господин де Шовелен, автор двух докладов, послуживших роспуску ордена, был горбатым.

Затем появился следующий ответ несчастным армейским командирам, жаловавшимся на то, что их отправили в отставку:

А вот четверостишие, автор которого дает оценку одновременно иезуитам и Парламенту:

Однако уже не только провинциальные парламенты последовали примеру Парижского парламента, но и Испания, Неаполь и Парма последовали примеру Франции.

— Ну — ну, — со своим разрушительным смехом произнес Вольтер, видя эту всеобщую облаву на иезуитов. — Теперь, когда поохотились на лис, надо поохотиться на волков.

Эту последнюю охоту взял на себя 1789 год.

Еще и сегодня, хотя с тех пор прошло восемьдесят восемь лет, об этом великом проявлении парламентской самостоятельности и королевского деспотизма, не могут судить хладнокровно; еще и сегодня слово «иезуит», неправильно понятое, неправильно примененное, неправильно определенное, является бранью. Почему же это происходит? Дело в том, что Общество Иисуса, появившееся едва ли не последним в хронологии религиозных орденов, встало во главе всех религиозных братств и нацелилось на неограниченное верховенство. Не имея никакого средства принуждения, не обладая никакой университетской привилегией, иезуиты мало-помалу подчинили себе народное образование; их коллежи были переполнены школьниками, и, выйдя из коллежа, школьники, ставшие взрослыми людьми, до самой могилы сохраняли со своими бывшими учителями ту бессознательную связь, какая соединяет пчелу с ульем, из которого она вышла, и это при том, что у иезуитов не было никакой силы, кроме поучения, никакой власти, кроме слова; в конце концов они соединили в своих руках два противоположных края общества, занимаясь просвещением народа и являясь духовными наставниками королей. Иезуиты пустили такие глубокие корни в почву, что, невзирая на приговор 1764 года, которым их орден распускался, несмотря на королевский указ 1767 года, которым он изгонялся, и несмотря на папское бреве 1773 года, которым он запрещался, они, всего лишь через три года после того, как папским бреве 1801 года их орден был восстановлен, снова появились во Франции под именем Отцов веры, а в 1816 году, уже под именем Общества Иисуса, снова приобрели всю ту власть, какую смогла отнять у них лишь революция 1830 года.

Когда речь у нас пойдет о Людовике XVI и революции 1789 года, мы вернемся к изгнанию иезуитов и к тому влиянию, какое оказало это изгнание на разрушение религии и уничтожение королевской власти.

Именно в тот период времени, какой мы только что описали, Жан Жак Руссо публикует последовательно «Новую Элоизу», «Эмиля» и «Общественный договор», сочинения, которые в момент их появления произвели далеко не такое впечатление, какое они стали производить позднее.

«Новая Элоиза» была издана в 1759 году, а «Эмиль» и «Общественный договор» появились в 1762 году.

Вот что написал об этой последней книге, когда она вышла в свет, Вольтер:

«"Общественный договор", хотя скорее он внеобщественный, примечателен лишь несколькими грубыми бранными словами, которые гражданин Женевы адресует королю, и четырьмя бесцветными страницами, содержащими нападки на христианскую религию; эти четыре страницы представляют собой лишь извлечения из Бейля, но не стоило труда быть плагиатором. Гордец Жан Жак находится теперь в Амстердаме, где грузу перца придают куда большее значение, чем его парадоксальным суждениям».

Примерно в это же время Дидро ставит на сцене своего «Внебрачного сына» и публикует «Нескромные сокровища», «Жака-фаталиста» и «Монахиню». Барон Гольбах издает «Письма Евгении, или Предупреждение против предрассудков» и «Систему природы», а Гельвеций — свою книгу «Об уме»; затем, наконец, безымянные авторы выпускают в свет гадкие книги вроде «Кума Матьё», «Здравомыслия кюре Мелье», «Терезы-философа» — литературы, предназначавшейся в первую очередь для будуаров, но потом опустившейся до лупанариев, начинавшейся с Кребийона-сына, а закончившейся маркизом де Садом.

Впрочем, в то самое время, когда в общество проникает разложение, в королевский двор проникает смерть. Старшая дочь короля, красавица-принцесса, вышедшая замуж за инфанта герцога Пармского, приехала в Версаль, чтобы повидаться со своим братом. Людовик XV не осмелился проделать над собственными детьми тот опыт, какой герцог Орлеанский проделал над своими. Оспа по-прежнему ходила по дворцу, словно лев из Священного Писания, quarens quem devoret.^[6] Молодая принцесса попала под ее жестокую лапу и менее чем через неделю умерла, с лицом, истерзанным ее огненными когтями.

Пятого марта 1760 года умерла в свой черед г-жа де Конде, старинная подруга короля, которую он за сорок лет до этого велел изобразить на охоте вместе с ним, причесанной, как Диана-охотница, и сидящей верхом на рыжей лошади.

Двадцать третьего июля того же года заплатил дань природе граф де Шароле; однако о нем король нисколько не сожалел: это был жестокий охотник на людей, который, унаследовав аркебузу Карла IX, стрелял по крышам в кровельщиков и in anima vili,^[7] опытным путем, изучал, что такое предсмертные муки. К концу жизни он обитал среди лесов и не появлялся более при дворе.

Двадцать второго марта 1761 года умер герцог Бургундский (это имя было роковым для дофинов, носивших его), несчастный десятилетний ребенок, оставивший своего брата, герцога Беррийского, наследником эшафота; то был прелестный ребенок, добрый и милый. Играя с одним из своих товарищей, он упал, опрокинутый им на землю, и ушибся. Не желая никому ничего говорить из опасения, что виновника этого происшествия будут бранить, он умер от нарыва. Эта потеря была тяжелой для Людовика XV; король любил его, как дед может любить своих внуков.

Король полагал, что он уже в расчете со смертью, как вдруг к нему пришли с известием, что г-жа де Помпадур умирает.

Это было поразительно, особенно для него, поскольку он виделся с ней каждый день.

Дело в том, что г-жа де Помпадур, для которой нравиться королю было первой обязанностью и я бы даже сказал чуть ли не высшим долгом, заботилась лишь об одном: скрывать от короля свой недуг.

Но чем же страдала г-жа де Помпадур?

Была ли это одна из женских болезней, тяжких и неумолимых? Или это был, как полагала г-жа де Вентимий, как полагала г-жа де Шатору, как полагала она сама, яд — средство не менее верное и скорее ведущее к цели?

Вот что рассказывали, а вернее, вот что рассказывала она сама.

Министром финансов в то время был Бертен, ставленник г-жи де Помпадур, и г-н де Шуазёль, стремившийся заполучить всю власть, захотел присоединить финансовое ведомство к тем министерствам, какими уже завладели его родственники и он сам.

Впрочем, финансы тогда находились в страшном беспорядке, и 1 декабря Парламенту было поручено изучить возможность преобразования финансового ведомства. И тут г-жа де Помпадур вспомнила о том, что говорил ей по этому поводу кардинал де Берни; ей пришло на память, что ее бывший фаворит вроде бы излагал когда-то превосходные планы на этот счет; но главное, она стала замечать, что герцогиня де Грамон весьма часто появляется при дворе и ее брат старается, чтобы она стояла как можно ближе к особе короля и как можно чаще попадалась ему на глаза. Госпожа де Помпадур сочла, что оставлять г-на де Шуазёля во главе правительства опасно для Франции и лично для нее; она приняла у себя кардинала де Берни, который, со своей стороны, трижды встречался с королем, и на их третьей встрече вопрос об отставке г-на де Шуазёля был решен.

Герцог де Шуазёль узнал об этом небольшом заговоре, составленном против него, и на другой день г-жа де Помпадур заболела.

Мы не станем поддерживать обвинения г-жи де Помпадур против г-на де Шуазёля, как прежде не поддерживали обвинения г-жи де Шатору против г-на де Морепа: каждый раз, когда при дворе неожиданно и скоропостижно умирала какая-нибудь важная особа, там непременно начинало звучать обвинение в отравлении.

Как бы то ни было, находясь в Шуази, неожиданно, прямо во время увеселительной прогулки, г-жа де Помпадур была поражена болезнью, которую сначала сочли просто мучительной, но которая вскоре сделалась смертельной.

Госпожу де Помпадур перевезли из Шуази в Версаль.

Людовик XV наблюдал за развитием болезни маркизы, не проявляя ни малейшего беспокойства; чувство, которое он питал к ней и которое из вожделения перешло в привычку, претерпело, по-видимому, новое изменение и свелось в итоге к желанию соблюдать приличие. Король был внимателен и заботлив к больной, как если бы она была всего лишь его другом. Каждый день герцог де Флёри приносил королю бюллетень о ее здоровье. 15 апреля 1764 года он пришел к королю как обычно, но без бюллетеня.

Госпожа де Помпадур умерла.

Она понимала, что умирает, и перед лицом смерти показала себя мужественнее, чем можно было ожидать. Утром последнего дня ее пришел навестить священник церкви святой Магдалины; около одиннадцати часов он стал прощаться с ней.

— Подождите еще немного, господин кюре, — сказала она ему, — и мы отправимся вместе.

Вместе с жизнью маркизы прекратилась и заботливость короля.

Тело фаворитки положили на носилки, и его понесли двое чернорабочих. Король стоял у окна, когда мимо него проходил этот позорный кортеж. С неба, затянутого облаками, упало несколько капель воды. Король протянул руку и промолвил:

— Бедная маркиза! Видимо, в последнем ее путешествии ей предстоит плохая погода.

Маркиза де Помпадур была похоронена в парижском монастыре капуцинок, в часовне, купленной ею за год до этого для своего погребения и принадлежавшей прежде семье Креки.

Маркизе де Помпадур сочинили три эпитафии.

Вот они:

Вторая лаконичней, а главное, энергичней:

Третья написана на латыни и наделена всей твердостью эпиграммы Марциала:

Чтобы грамматически правильно перевести это последнее двустишие, нужен не иначе как г-н де Морепа, но, поскольку г-н де Морепа забыл оставить нам свой перевод, мы предоставляем каждому из наших читателей возможность сделать перевод этой эпитафии самостоятельно.

XXI

Дофин. — Его последние минуты. — Мария Жозефа Саксонская, дофина. — Ее просьбы к Людовику XV. — Господин де Шуазёль. — Его опасения. — Его ненависть к дофине. — Обещания Людовика XV. — Арман и Пельтье. — Господин Лешевен, старший служащий. — Буакайо и аббат Герре. — Дофина покровительствует г-ну д'Эгийону. — Чашка шоколада, выпитая 1 февраля. — Дофина заявляет королю, что она отравлена. — Противоядие. — Смерть дофины. — Толки и ропот в Версале. — Вскрытие тела. — Заявление четырнадцати врачей. — Тревога Людовика XV. — Он сближается с королевой. — Печаль королевы. — Станислав Лещинский получает ожоги и умирает. — Лотарингия вновь присоединяется к Франции. — Смерть королевы. — Череда смертей. — Две партии при дворе. — Господин де Шуазёль и г-н д'Эгийон.

Смерть г-жи де Помпадур, как мы сказали, не произвела глубокого впечатления на Людовика XV. Как бы ни привык человек к какому-нибудь игу, бывают минуты, когда это иго становится для него тягостным. И потому Людовик XV воспринимал себя как человека, которому возвратили свободу. К тому же с какого-то времени г-жа де Помпадур приобрела в политике и религии куда большее влияние, чем Людовику XV подобало позволить ей приобрести. В политике она вовлекла его в союз с Австрией, к которой он с юности питал неприязнь, а в религии заставила его изгнать иезуитов, к которым он с юности питал расположение. Ну а кроме того, находясь в открытом противостоянии с дофином и дочерьми короля, г-жа де Помпадур была вечной причиной семейного разлада. Да, ее смерть лишила Людовика XV установившихся привычек, которые были ему приятны, но ведь ее жизнь нарушала покой, который был ему необходим.

Так что в глубине души Людовик XV, по всей вероятности, не был огорчен тем, что он избавился от г-жи де Помпадур.

К несчастью, смерть обосновалась при французском дворе и не намеревалась так просто покидать его: ей требовались более многочисленные, а главное, более именитые жертвы.

С конца 1760 года дофин стал замечать, что здоровье его ухудшается; он нередко признавался своим ближайшим наперсникам, г-ну де Ришелье, г-ну де Мюи и г-ну де Ла Вогийону, что предчувствует свою смерть. Посторонним и придворной черни он объяснял причину своего ослабления и бледности лица простудой, подхваченной им во время поездки в Компьень и повлекшей за собой легочное заболевание, от которого он страдал все более и более; но своим друзьям, тем, кто был всем сердцем предан ему, тем, чья жизнь переплелась с его жизнью, он откровенно признавался, что полагает себя отравленным медленным ядом.

В начале декабря он почувствовал себя хуже и однажды, после тяжелой ночи, послал за своим врачом. Несколько услужливых друзей окружили кресло, в котором сидел принц.

Врач, за которым послали, вошел в комнату и пощупал пульс больного. Признаки болезни явно были серьезными, ибо врач вздрогнул.

Принц заметил его беспокойство и, взяв его за руку, вполголоса сказал ему:

— Любезный Ла Брёйль, не будем никого пугать.

И он в самом деле увел врача в соседнюю комнату, чтобы скрыть от окружающих, насколько это было в его власти, опасность болезни, которой он страдал.

С этого времени у дофина более не было надежды, и тем, кто его окружал, следовало приготовиться к его смерти.

Первой женой дофина была юная принцесса испанской крови, настоящая роза Севильи, образ которой он еще долго носил в своем сердце, хотя и вступив после ее смерти во второй брак.

Вместо смуглолицей Марии Терезы в объятиях дофина оказалась благодаря этому второму браку светловолосая дочь Саксонии, и понадобилась вся любовь, вся кротость, вся преданность этой женщины, чтобы занять в жизни принца то место, какое прежде занимала в ней его первая супруга.

И только в тот час, когда смерть уже угрожала ему, принц смог воздать должное этому ангелу, которого Господь послал к его изголовью и который не покидал его ни днем, ни ночью; она постоянно находилась рядом, склонив голову к его постели, и ее свежее дыхание смешивалось с лихорадочным дыханием больного; ревниво относясь ко всякой посторонней помощи, она стала преданной сиделкой своего мужа, тщетно умолявшего ее избегать тлетворных миазмов его долгой и странной болезни.

Только из-за нее, только из-за некоторых членов своей семьи дофину жаль было расстаться с жизнью. Он был набожен с детства, и все прожитые им дни, вплоть до последнего, являли собой одно долгое устремление к Небу. Накануне смерти он сказал своему духовнику:

— Клянусь вам, отец мой, будь у меня воля выбирать между жизнью и смертью, я бы тысячу жизней принес в жертву желанию как можно скорее увидеть Бога и познать его!

Что же касается Людовика XV, то он был все тем же; он вел себя так, словно умирал не его сын, не наследник славной и прекрасной короны Франции, а какой-то посторонний человек, свойственник или дальний родственник. Именитому умирающему оказывались со стороны короля всевозможные заботы, всевозможные знаки уважения, но все это делалось с сухими глазами, с холодным лицом, с опустелой душой.

Через полуоткрытую дверь Людовик XV следил за тем, как протекали и усиливались предсмертные муки дофина, отражавшиеся на его лице. Он распорядился о погребальном кортеже, и, поскольку все это происходило в Фонтенбло и час смерти принца должен был стать также и часом отъезда двора, он предупредил придворных, чтобы они были готовы к возвращению в Версаль на другой день или через день.

Лежа на своей постели, несчастный принц видел все это: узлы, которые бросали через окна, дорожные сундуки, которые выносили через двери комнат; он видел, как нагружали кареты, как посылали за лошадьми.

— Ах, любезный Ла Брёйль, — печально сказал принц своему врачу, — мне следует поторопиться умереть; ведь по правде сказать, я прекрасно понимаю, что этой задержкой вывожу из терпения всех!

То ли испытывая усталость, то ли уже ощущая признаки болезни, от которой ей вскоре предстояло умереть, принцесса, изнуренная лихорадкой, должна была удалиться к себе, и произошло это в ночь, предшествовавшую кончине дофина; но он и во время своих предсмертных мук думал о ней и посылал спрашивать, как она себя чувствует.

Дважды он принимал предсмертное причащение; для его столь набожного сердца это служило утешением и почти облегчением.

— Как только мои родные уйдут отсюда, вы станете читать надо мной отходные молитвы, не так ли? — спросил он своего духовника.

— Нет, — ответил ему священник, — еще не время, и вы, ваше королевское высочество, находитесь не в таком опасном положении, как полагаете.

— Это не столь важно! Все равно читайте их, — настаивал умирающий, — эти молитвы так прекрасны; они всегда глубоко трогали меня, даже в те времена, когда я не имел в них такой нужды, как сегодня.

Только за два часа до смерти дофин лишился сознания. До этого времени он утешал окружавших его, говоря:

— Я не очень страдаю; это невероятно, как легко умирать!

И он не лгал: он умер легко, как и должен умереть праведник; произошло это 20 декабря 1765 года.

Тем не менее король оказался чувствительнее к этой потере, чем можно было полагать. Через несколько минут после того, как скончался его сын, в комнату короля привели его внука и доложили:

— Господин дофин!

— Бедная Франция! — воскликнул Людовик XV. — Пятидесятипятилетний король и одиннадцатилетний дофин!

Почти в это же самое время, заливаясь слезами, в комнату Людовика XV в свой черед вошла вдова принца и, бросившись к ногам короля, стала просить его быть для нее, бедной чужестранки, отцом и покровителем. Она желала сама воспитывать своих детей, получить звание главной надзирательницы над их образованием, сохранить свое положение при дворе и как можно более приблизиться к особе короля.

Бедная женщина заботилась о будущем, в то время как все ее будущее заключалось в том, что вскоре ей предстояло занять место в гробнице своего супруга! Король немедленно уехал в Шуази, где он провел целую неделю, уклонившись от выполнения траурного этикета.

Между тем народ пребывал в отчаянии от смерти дофина, воспринимая ее как великое несчастье. Прохожие останавливались на Новом мосту, преклоняли колени перед статуей Генриха IV и молились. Казалось, что траур, который надели вдова и сироты, покрыл всю Францию.

Останки дофина отвезли в Санс, где они покоятся в подземелье кафедрального собора. Лишь его сердце было доставлено в Сен-Дени.

Король пообещал дофине все, что она у него просила; однако министерству Шуазёля нисколько не хотелось, чтобы вдова настолько сблизилась с королем и, возможно, овладела его умом. По рождению эта принцесса была саксонкой и, как все немецкие принцессы, получила превосходное воспитание. Она говорила на всех языках, даже на латинском. В случае смерти короля Людовика XV она, естественно, было бы призвана на регентство; но Саксонский дом был досконально осведомлен об интересах союза германских государств, одним из членов которого он являлся. Саксонский дом знал лучше, чем любой другой владетельный дом, сколько Франция потеряла из-за своего альянса с Австрией. И потому было важно воспрепятствовать дофине, которая, как мы сказали, была из Саксонского дома, войти в слишком близкие отношения с королем.

Для начала, чтобы создать помеху этим близким отношениям, Габриель, архитектор г-на де Шуазёля, заявил, что покои, которые просила для себя дофина и которые находились возле покоев короля, непригодны для жилья. Король решил удостовериться в этом лично, и ему действительно показали балки, выглядевшие настолько непрочными, что вместо той квартиры, какую она просила, он предоставил ей все малые покои.

Спустя некоторое время дофина попросила предоставить должность для одного любимца своего покойного мужа; однако герцог де Шуазёль, желавший, чтобы все милости проистекали от него и прежде всего старавшийся не допускать к должностям тех, кому покровительствовала дофина, уговорил короля обнародовать и скрепить своей подписью решение о том, что впредь все вновь создаваемые должности надо будет покупать.

В то время финансами управлял Лаверди, ставленник г-на де Шуазёля. Он оценил эту должность в сто пятьдесят тысяч ливров, чтобы тот, за кого просила дофина, человек бедный, неспособен был ее купить. Однако дофина добилась от короля обещания предоставить это место бесплатно, что еще более усилило ненависть к ней г-на де Шуазёля. Поэтому министр употребил все возможные средства для того, чтобы король взял назад данное им слово; но, против своего обыкновения, король сдержал его.

Мы говорим «против своего обыкновения», ибо Людовик XV редко исполнял свои обещания, коль скоро эти обещания вызывали какие-нибудь возражения со стороны министра или даже канцелярских служащих.

Приведем пару примеров.

В труппе Французской комедии состоял очень заслуженный актер по имени Арман, так часто забавлявший короля своей игрой, что однажды вечером, после спектакля, встретив его в Шуази на своем пути, король сказал ему:

— Арман, я назначаю тебе пенсион в сто пистолей.

Актер поклонился и в восторге вернулся к себе домой.

Разбираясь в театральных постановках лучше, чем в постановке дела в канцеляриях, Арман полагал, что одного слова короля будет достаточно, чтобы получить в королевском казначействе обещанные ему деньги. И потому, по прошествии года, он явился туда с распиской в руке. Будучи знаком со всеми чиновниками, он был превосходно принят ими; однако они заявили ему, что получить денег он не может, поскольку не включен в платежную ведомость. Удивившись такому затруднению, Арман отправился к герцогу д'Омону, в присутствии которого король оказал актеру эту милость, и рассказал ему о том, что с ним случилось.

Первый дворянин королевских покоев выслушал его, сохраняя важность, а затем, когда он кончил, заявил ему:

— Да вы наглец!

— Почему это наглец, монсеньор?! — вскричал Арман.

— Да, сударь; знайте, что лишь я, исполняя должность первого дворянина королевских покоев, вправе назначить вам пенсион, а то, что вам сказал король, это пустые слова!

Арман поклонился, вышел и помчался к своим товарищам, чтобы попросить у них совета. Товарищи посоветовали Арману сделать так, чтобы короля уведомили о том, что случилось с актером. Арман последовал их наказу, и Людовик XV узнал о том, что произошло.

— Ах, Боже мой, бедный малый! — сказал король. — Все это чистая правда: ну да, я назначил ему пенсион, но более это меня не касается; пусть он договаривается с д'Омоном.

После этого ответа Арман прекрасно понял, что ему следуетпроститься со своим пенсионом в сотню пистолей. И действительно, на протяжении нескольких лет все оставалось в прежнем положении, и лишь благодаря посредничеству мадемуазель Клерон, которая, даровав первому дворянину королевских покоев свое высшее благоволение, потребовала утвердить данное королем слово, бедный Арман увидел свое имя внесенным в благословенный список королевских милостей, или, лучше сказать, в список милостей герцога д'Омона.

Король имел несколько камердинеров-часовщиков, и было заведено, что старшина этих слуг получал пенсион в шестьсот ливров.

Когда этот человек умер, Людовик XV сказал Пельтье, сделавшемуся старшим между камердинерами-часовщиками:

— Любезный Пельтье, теперь вы будете получать пенсион.

Пельтье, зная все обычаи двора и наученный примером Армана, история которого наделала много шуму, не стал полагаться на слова Людовика XV и отправился к своему начальнику, первому дворянину королевских покоев, просить его согласия на пенсион, который уже был назначен королем. Первый дворянин королевских покоев велел написать об этом министру, г-ну д'Амело, и тот ответил, что он представит это прошение королю и прикажет подготовить соответствующую бумагу.

Пельтье имел на своей стороне министра, короля и первого дворянина королевских покоев; располагая такой тройной опорой, он полагал, что ему надо лишь протянуть руку, чтобы получить свой пенсион.

Но Пельтье ошибся: он забыл заручиться поддержкой еще одной могущественной особы; этой могущественной особой являлся г-н Лешевен, старший служащий канцелярии королевского двора, и бумага так и не была подготовлена. Проходит год, а бедный Пельтье не получил еще ни одного экю из этих шестисот ливров. Он снова идет к первому дворянину королевских покоев, который снова пишет министру, но министр не осмеливается противоречить своему старшему служащему, имея, несомненно, причины поступать с ним осторожно. Дело длится еще год, после чего Пельтье смиряется и заканчивает тем, с чего ему следовало начать, то есть наносит визит старшему служащему. Расстроганный этим поступком, Лешевен читает Пельтье нотацию по поводу иерархии власти и в конце концов, спустя двадцать семь месяцев после обещания, данного королем, подготавливает нужную бумагу.

Буакайо, хирург королевской армии, представляет его величеству докладную записку, где просит выплатить определенную сумму, которую ему давно и по закону должна казна. Король, удивленный тем, что эта сумма все еще не выплачена, собственноручно пишет внизу этой записки:

«Мой контролер финансов прикажет выплатить Буакайо в течение месяца означенную в этой записке сумму, которую ему должны и в которой он нуждается.

ЛЮДОВИК».

Имея в руках это распоряжение, хирург мчится в ведомство главного контролера финансов, с трудом пробирается к аббату Терре, предъявляет ему свою записку, снабженную собственноручной пометкой короля, и, полный уверенности, ожидает, что эта пометка произведет нужное действие.

— Что это такое? — спрашивает аббат Терре.

— Вы же видите, сударь, — отвечает хирург, — это приказ выплатить сумму, которую мне должна казна.

— Вот так шутка! — восклицает аббат.

И он швыряет записку Буакайо, который в изумлении поднимает ее.

— Но позвольте, сударь, ведь это воля короля!

— Да, но не моя!

— Однако его величество…

— Вот пусть его величество вам и платит, коль скоро вы к нему обращаетесь.

— Но…

— Ступайте, сударь, у меня нет более времени слушать вас!

И аббат Терре выставляет за дверь Буакайо; пораженный таким приемом и не зная, какого святого заступника просить о помощи, хирург обращается к дежурному капитану, который спешит выпроводить его на улицу; тогда он идет искать поддержку у герцога де Ришелье, но добраться до него ему не удается; однако он находит нового секретаря, недавно взятого на службу маршалом, и показывает этому секретарю приказ короля. Пораженный дерзостью генерального контролера, секретарь, будучи еще новичком в своем ремесле и полагая, что король что-нибудь да значит в своем королевстве, берет записку, идет к маршалу и говорит ему, что аббат Терре только что совершил невероятно чудовищный проступок, за который, если бы о нем стало известно королю, этот министр подвергся бы величайшим неприятностям.

После этого он рассказывает ему слово в слово, как было дело.

— Любезный друг, — говорит герцог де Ришелье своему секретарю, — вы глупец, если не знаете, что самое плохое покровительство во всем королевстве — это покровительство короля; коль скоро аббат сказал, что Буакайо ничего не получит, то и вы скажите Буакайо, что он ничего не получит; что же касается вас, любезный, то постарайтесь научиться таким делам, ведь это азбука нашего языка; ну а без этого, как бы я ни желал вам добра, мне нельзя будет держать вас у себя на службе; ступайте.

И, как и предсказал г-н де Ришелье, Буакайо ничего не получил.

Возвратимся теперь к бедной дофине, которой несколькими обмороками, случившимися во время болезни ее мужа, было дано знать, что ее здоровье тоже тяжело пострадало; вскоре она сделалась настолько слаба и состояние ее стало казаться врачам настолько опасным, что они ограничили ее питание одной лишь молочной пищей. Такая диета принесла, по-видимому, определенное улучшение в состояние дофины; это улучшение сохранялось какое-то время, и в январе 1766 года врачи заявили, что они считают принцессу спасенной.

«К несчастью, — говорит мрачная хроника, которая отмечает на своих страницах кончины королев, умирающих молодыми, — принцесса захотела вмешаться в политику».

Дофина покровительствовала герцогу д'Эгийону и несколько раз настойчиво говорила о нем королю. Она предлагала составить совершенно новое министерство, в состав которого вошли бы герцог д'Эгийон, г-н де Мюи, епископ Верденский и президент де Николаи.

Если верить все той же хронике, обычная чашка шоколада разрушила весь этот прекрасный план. Принцесса выпила эту чашку шоколада 1 февраля 1767 года и в тот же день заявила королю, что ее отравили. Принцесса Аделаида дала ей три дозы того прославленного противоядия, о котором мы уже говорили и которое г-жа ди Верруа привезла из Савойи, покинув тамошний двор; но все было тщетно! Дофина умерла в пятницу 13 февраля, в возрасте тридцати пяти лет.

То, что дофина говорила перед смертью, страшным эхом отозвалось в Версале. Как только она закрыла глаза, епископ Верденский, г-н де Мюи, герцогиня де Комон, маршал де Ришелье и г-н де Ла Вогийон поверили в отравление. Обвинение было настолько явное, что вскрытие тела августейшей покойницы было сделано в присутствии четырнадцати врачей, заявивших, однако, что они не нашли никаких следов отравления.

Все эти смерти, случившиеся одна за другой, все эти обвинения, сопровождавшие их, увеличили печаль короля и, казалось, какое-то время имели на него столь сильное влияние, что заставили его переменить образ жизни. С беспокойством было замечено, что он сблизился со своей супругой, скромной и благочестивой принцессой, которая жила как святая среди царедворцев, куртизанок и отравителей.

Королева и сама была погружена в страшную печаль: незадолго до этого она вследствие несчастного случая потеряла своего отца, короля Станислава Лещинского. В середине февраля старик заснул в кресле перед горящим камином, пламя охватило его платье, и он получил сильные ожоги.

Двадцать третьего февраля 1766 года он умер в возрасте восьмидесяти восьми лет, и с его смертью Лотарингия была снова присоединена к Франции.

Дочь пережила его лишь на два года. После продолжительной и тяжелой болезни она умерла, в свой черед, 24 июня 1768 года.

Несчастная принцесса, которая с двадцати пяти лет была только тенью королевы, которая видела, как любовницы ее супруга занимали ее место на ложе и на престоле и которая, в свой черед, исчезла как тень!

Ужас, охвативший Версаль после смерти Великого дофина, герцога Бургундского, герцогини Бургундской, герцога Беррийского и герцога Бретонского, спустя полвека снова распространился в том же самом месте и в той же самой семье.

И в самом деле, в течение короткого времени смерть нанесла жестокие удары по королевскому двору Франции.

Переберем в памяти эти жертвы: инфанта, герцогиня Пармская; герцогиня Орлеанская; принцесса де Конде; дофин Франции; его старший сын, герцог Бургундский; дофина; графиня Тулузская; король Станислав Лещинский и, наконец, королева, супруга Людовика XV.

При виде всех этих мертвых тел ужас объял принцессу Луизу. Она бежала из Версаля, удалилась в монастырь кармелиток и полностью посвятила себя Богу.

На обвинения в отравлениях не скупились; вся Франция роптала в один голос: кардинал де Люин, Николаи, граф де Мюи, герцог д'Эгийон, маршал де Ришелье, архиепископ Парижский; все вельможи, все прелаты, составлявшие партию дофина, а их было немало; все, кто ожидал, что после деспотического и развращенного царствования, при котором люди жили в течение пятидесяти лет, начнется царствование благопристойное и отеческое; короче, голоса всех заинтересованных в продолжении жизни тех особ, которые только что умерли, во всеуслышание заявляли, что все эти смерти не были естественными, и обвиняли в них г-на де Шуазёля.

Более того, назвав того, в чьей голове созрел этот гибельный замысел, указали и на цареубийственную руку, исполнившую его. Льёто, врача королевских внуков, обвинили в том, что он приготовил отравленные лекарства. Вместо всякого ответа он удовольствовался тем, что в начало своего труда «Практическая медицина» поместил гравюру, посвященную болезни Александра Македонского.

На этой гравюре победитель царя Пора изображен между своим врачом и доносчиками: вместо того чтобы поверить обвинению в отравлении, он опустошает кубок, который, как ему сказали, был отравлен.

Впрочем, независимо от того, справедливым было это обвинение или нет, оно произвело страшный шум. Это обвинение породило ненависть королевских дочерей и герцога Беррийского к герцогу де Шуазёлю.

Людовик XVI, слабодушный и незлопамятный, всегда проявлял упорство лишь в этом вопросе, и дрожь, которую он невольно испытывал при виде г-на де Шуазёля, свидетельствовала о том, что он видел в нем отравителя своего отца, даже не давая себе труда скрывать это.

Старый король, делавшийся все более развращенным и при этом все более набожным по мере того, как он старел, казалось, на какое-то время повернулся лицом к одному лишь Богу. Завещание Людовика XV датировано днем смерти его сына. Видя, что сын отправился на Небеса, он подумал, что ему не следует терять времени и что он сам со дня на день может быть призван совершить такое же путешествие.

С этого времени двор раскололся, причем еще глубже, на две партии. Во главе одной находился герцог д'Эгийон, во всеуслышание обвинявший г-на де Шуазёля в измене и отравлении.

Герцог д'Эгийон имел на своей стороне дофина, вельмож, которых мы только что назвали, архиепископа Парижского, французское духовенство и иезуитов.

На стороне герцога де Шуазёля, главы другой партии, были императрица Мария Терезия, парламенты, янсенисты, поэты, экономисты и философы.

Позднее мы увидим, какая песчинка, брошенная на весы, склонила их в пользу герцога д'Эгийона.

XXII

Эшафот. — Людовик XV. — Высказывание г-жи де Помпадур. — Граф де Лалли-Толлендаль. — Его происхождение. — Начало его военной карьеры. — Он становится полковником. — Он с отличием сражается при Фонтенуа. — Его назначают губернатором наших владений в Индии. — Его первые шаги. — Его успехи. — Он захватывает Куддалор и форт Сент-Дэвид. — Его наступление. — Он захватывает Мадрас. — Разграбление города. — Предательство наемников. — Возвращение Лалли. — Пондишери. — Бедственное положение крепости. — Поражение французского флота. — Бунт войска. — Захват Пондишери. — Лалли взят в плен и привезен в Лондон. — Версальские враги Лалли. — Лалли под честное слово возвращается во Францию. — Лалли сажают в Бастилию по его просьбе. — Прошение правительства и высшего совета Пондишери. — Лалли не дают возможность предстать перед военным трибуналом. — Дело передается палатам Парламента. — Секретарь г-на де Лалли. — Начало судебного процесса. — Поведение обвиняемого. — Его вера в милосердие короля. — Бритва. — Плац-майор Бастилии. — Лалли лишают его орденов. — Лалли приговорен к смерти. — Советник Паскье. — Паскье-Кляп. — Гревская площадь. — Палач Сансон. — Воспоминание из юности Лалли. — Казнь. — Сын графа де Лалли. — Госпожа де Ла Эз и мадемуазель Диллон. — Слова Людовика XV, обращенные к г-ну де Шуазёлю.

Мы прошли мимо события, наделавшего много шуму в Париже, — смерти, которая произвела во Франции впечатление не меньшее, чем самая громкая из упомянутых нами смертей достославных особ.

Вот уже много лет бездействовал эшафот, эта опустевшая театральная сцена, на которой дворянство не играло больше свою последнюю роль.

Последними, кто по политическим мотивам был приговорен к смерти на эшафоте, были несчастные молодые люди из Бретани, о казни которых мы рассказывали выше: Монлуи, Понкалек, Талуэ и Куэдик.

Министерство кардинала де Флёри было вполне миролюбивым. К тому же Людовик XV не отличался жестокостью; он был всего лишь вспыльчив. Во время парламентских распрей у него не раз были поползновения пролить кровь. Госпожа де Помпадур говорила:

— Я учусь умерять гнев короля, ибо, начни он проливать кровь, весь королевский двор, мне это известно доподлинно, был бы затоплен ею.

Тот, для кого предстояло восстановить этот эшафот, предназначавшийся для знати и бездействовавший тридцать семь лет, был граф Тома Артур де Лалли-Толлендаль, человек со знатным, громким именем, звучавшим при дворе Стюартов с равной самоотверженностью, независимо от того, были Стюарты королями или пленниками, жили они в Виндзоре или в Сен-Жермене.

С тех пор как Стюарты обосновались во Франции, граф де Лалли стал французом. В возрасте восьми лет он поступил на военную службу и был привезен своим отцом, заместителем командира ирландского полка Диллона, в Жиронский лагерь, где получил боевое крещение. Спустя четыре года, то есть в возрасте двенадцати с половиной лет, он стоял в карауле у траншеи перед Барселоной.

Вскоре Лалли стал командиром полка, носившего его имя. Затем, в 1740 году, в возрасте тридцати восьми лет, он был произведен в генерал-лейтенанты; в 1745 году он отличился в сражении при Фонтенуа; наконец, в 1756 году король назначил его губернатором наших владений в Индии.

Лалли был человек храбрый и сведущий; он прибыл в этот старый мир с ненавистью к англичанам и стремлением к славе. Он начал с того, что одержал победу. Спустя тридцать восемь дней после его прибытия в Индию ни одного красномундирника не оставалось на всем Коромандельском берегу. Захват Куддалора и Сент-Дэвида опьянил его; он захотел идти дальше, несмотря на неблагоприятное время года, несмотря на недостаток ресурсов, несмотря на возражения своих генералов. Безрассудная отвага составляла его силу. Он положился на нее и пошел на Танджавур. Англичане позволили ему продвигаться вперед, а сами вернулись назад, одержали над одним из его генералов победу в сражении в Ориссе и захватили город Мачилипатнам.

Тем временем Лалли осадил Мадрас и взял его приступом.

Войска уже давно не получали жалованья и испытывали недостаток во всем. И потому генерал был вынужден позволить своим солдатам добывать себе индийские деньги — пагоды и рупии. Частные дома, общественные здания и храмы были разграблены. Повсюду совершались ужасные бесчинства, однако солдаты, пресыщенные разгулом и добычей, и офицеры, отправившиеся в поход бедными и ставшие теперь богатыми, молчали и не выказывали своего недовольства, хотя бы какое-то время.

К несчастью, один лишь город Мадрас попал под власть французов. Все форты по-прежнему принадлежали англичанам. Лалли приказал проложить траншею и стал изо всех сил готовить атаку на форт Сент-Джордж. Однако у него недоставало средств для приступа. Лалли, полагавший, что все должно уступать клинку железной воли, вместо убеждения всякий раз использовал насилие.

Мало-помалу французы устали находиться под командованием этого высокомерного ирландца. Наемники — а они составляли половину армии — прислушались к предложениям англичан и перешли на службу к врагу. В итоге через месяц после захвата Мадраса генерал Лалли, пребывавший в ярости, увидел, что у него нет возможности удержать за собой город, снял осаду форта Сент-Джордж и отступил к Пондишери, который он застал лишенным всех тех ресурсов, какие в тот момент сделались для него самыми необходимыми, то есть продовольствия, солдат и денег.

Французская эскадра, с самого начала войны охранявшая крепость, была атакована английским флотом, имевшим численное превосходство, и после славного, но бесполезного сражения отплыла к острову Бурбон; таким образом, вступив в Пондишери, губернатор был вынужден ограничиться своими собственными средствами.

Но вскоре и эти его собственные средства были обращены в ничто вследствие бунта солдат, которые, не имея других денег, кроме тех, что им удалось награбить в Мадрасе, требовали выплатить им недополученное жалованье. Солдатам были должны за полгода.

Перед лицом этого бунта Лалли оставался таким же, каким он был всегда: жестоким и высокомерным. Везде, где он шел против бунта и атаковал его в лоб, он подавлял его; но в тылу погашенное им пламя разгоралось снова, причем сильнее прежнего.

Именно в разгар этих внутренних раздоров англичане осадили Пондишери, отказали ирландскому генералу в капитуляции, которую, возможно, они предоставили бы французскому генералу, силой ворвались в Пондишери и, овладев городом, жестоко отомстили за разграбление Мадраса. Лалли вместе со своим штабом был взят в плен и отправлен в Лондон.

Нетрудно понять, какой шум вызвало в Париже это полное поражение. Столица французских владений в Индии захвачена, губернатор со своим штабом в плену — после череды побед, о которых еще продолжали разговаривать, невозможно было сразу осознать столь полное и столь гибельное по своим последствиям поражение.

Лалли имел много врагов при Версальском дворе: несчастье ирландского генерала придавало силу их доводам. Они ставили под сомнение не только способности губернатора, не только его храбрость, но еще и его честность.

По их словам, все беды экспедиции стали следствием растраты казенных денег, помешавшей выплачивать жалованье войскам.

Лалли-Толлендаль услышал эти обвинения, находясь в Лондоне. Его гордость не могла их снести. Он попросил, чтобы его под честное слово отпустили во Францию, и его просьба была исполнена. Он прибыл во Францию, веря, что ненависть и клевета разбегутся при виде его львиного взора; но, будучи опытным полководцем, он очень скоро увидел, что позволил врагу занять слишком выгодную позицию, чтобы его можно было выбить оттуда.

И тогда Лалли решил обжаловать приговор суда придворных, обратившись к суду короля. Он попросил Людовика XV оказать ему милость, позволив отправиться в Бастилию; эту милость ему немедленно даровали, и он был заключен туда 1 ноября 1762 года.

За три месяца до этого, 3 августа, правительство и высший совет Пондишери подали королю прошение, в котором говорилось, «что, поскольку их честь и их доброе имя были чрезвычайно оскорблены обвинениями со стороны сьера де Лалли, они просят у Его Величества правосудия и проведения суда, который оказал бы им это правосудие».

К их прошению была приложена докладная записка, имевшая целью доказать, «что совет и несчастная индийская колония были подавлены с начала и до конца под властью деспотичного губернатора, который никогда не знал ни правил чести, ни благоразумия, ни даже человеколюбия; что граф де Лалли один отвечал за все управление и администрирование компании, как внутри нее, так и вне, равно как и за все доходы с земель и угодий, которыми она владела; что он виновен в потере Пондишери, поскольку крепость сдалась лишь вследствие недостатка продовольствия, между тем как один он имел в руках средства снабдить ее съестными припасами, а именно: деньги, чтобы купить земные плоды и собранный урожай, и войска, чтобы все это охранять».

Если бы расследование этого дела проводилось военным трибуналом, то Лалли, несомненно, был бы оправдан; но, поскольку все хотели его смерти, расследование дела было передано палатам Парламента и судебной палате.

Мы сказали, что все хотели смерти г-на де Лалли.

И вот почему ее хотели; мы приведем даже не одну причину этого, а целых три причины.

Его смерти хотели,

1) чтобы заставить иностранные государства поверить, что ирландец нам изменил (такая измена спасала честь знамени);

2) чтобы удовлетворить старинную ненависть, существовавшую между г-ном де Шуазёлем и г-ном де Лалли — Толлендалем, назначенным, вопреки желанию министра, губернатором Индии;

3) чтобы погубить, одновременно с г-ном де Лалли, г-на де Сен-При, его родственника, лангедокского интенданта, намеченного партией дофина в состав министерства, которое рано или поздно должно было заменить министерство Шуазёля.

Кроме того, существовал пример в прошлом. Англичане указали нам путь, отрубив голову адмиралу Бингу.

Докладчиком по этому серьезному делу был назначен г-н Паскье, советник Большой палаты, которому в свое время поручалось вести дело Дамьена.

Вначале Лалли мог легко обмануться в отношении того, какая ему была уготована участь. Бастилия смягчила для него свои суровые правила и ограничила их одним лишь заключением. Господину де Лалли было разрешено совершать прогулки, г-н де Лалли мог принимать своих друзей, г-н де Лалли получил даже позволение иметь при себе секретаря.

К несчастью, тюремное заключение не смягчило необузданный и раздражительный характер узника. Напротив, его натура приобрела дополнительную раздражительность. Несчастный секретарь, преданность которого к своему хозяину побудила его к доброму поступку — разделить с ним тюремное заключение, был плохо вознагражден за эту преданность. Выходки узника начали помрачать рассудок секретаря. Он сделался печален, молчалив и беспокоен, и однажды вечером, когда комнатный слуга бросил на Колодезном дворе Бастилии тазик со свернувшейся кровью, набравшейся от кровопусканий, которые делал тюремный хирург, несчастный молодой человек, уже страдавший нервным расстройством, испугался при виде этой крови, сочтя ее следствием какой-то тайной казни. Его нервное расстройство тотчас же превратилось в помешательство; в истерическом припадке он рухнул на пол, крича:

— Но я же ничего не сделал! Я ни в чем не виновен! Нельзя отрубать мне голову за преступления, которые я не совершал! Выпустите меня на свободу! Я хочу на свободу!

Однако, опять-таки к несчастью для секретаря, всякий, кто в качестве слуги вступал в Бастилию, мог выйти из нее лишь тогда, когда его господин получал свободу или умирал. И потому секретарю не возвратили свободы, о которой он просил. Между тем его помешательство усилилось: бедняге постоянно мерещился эшафот. Было решено перевести его в Шарантон. Решение выполнили, секретаря увезли, и Лалли остался один.

Тем временем дело губернатора рассматривалось в суде, но рассматривалось оно крайне медленно; самые важные свидетели находились в Мадрасе и Пондишери, то есть в четырех тысячах льё от Франции; поэтому судопроизводство не смогло открыться ранее 6 июля 1763 года.

В продолжение целого года своего тюремного заключения Лалли нисколько не терял присутствия духа. Он знал ненависть к себе клана Шуазёлей, у него не было никаких сомнений в строгости Парламента, но в ответ на беспокойство, которое выражали его друзья, он невозмутимо говорил:

— Король помилует меня.

Начавшееся судебное разбирательство с первых дней велось с возмутительным пристрастием. Кроме того, подсудимый сам возбуждал всеобщую ненависть к себе и усугублял неприязнь, которую все испытывали к нему, мощью своих ответов и силой своих обвинений, ибо из обвиняемого, каковым он являлся, Лалли становился по многим пунктам обвинителем.

Заседания суда были ожесточенными, и каждый день, возвращаясь в свою камеру, Лалли мог заметить, что надзор за ним делается все строже. Время от времени его охватывали мрачные предчувствия.

Однажды, когда цирюльник брил ему бороду, что обычно происходило в присутствии тюремщика, Лалли забавы ради стянул у цирюльника одну из его бритв. Закончив свое дело, цирюльник потребовал отдать ему запасную бритву, которой не оказалось в его сумке. Тогда Лалли признался, что он взял ее с тем намерением, чтобы в следующий раз побриться самостоятельно. Это рассердило тюремщика, и он потребовал у Лалли бритву, но тот не пожелал вернуть ее. Приказания насчет узника были, несомненно, крайне строгие, ибо, не докладывая об этом происшествии коменданту Бастилии, тюремщик тотчас позвал на помощь, ударил в набат и призвал стражу. В одну минуту тюремный коридор наполнился солдатами и в камере узника послышались угрозы.

И тогда, смеясь, генерал вернул бритву, ставшую причиной всего этого волнения.

Однако он был настолько уверен в милосердии короля, что весь этот шум, поднявшийся из-за бритвы, не смог раскрыть ему глаза.

Тем не менее слова, сказанные ему однажды плац-майором, пролили жестокий свет в его затененное сознание.

Карета, в которой Лалли возили на заседания Парламента, никогда не ездила без многочисленного конвоя; кроме того, в нее всегда садился вместе с ним плац-майор. Однажды утром вокруг этой кареты столпился народ. Лалли хотел было выглянуть из нее, чтобы посмотреть, что стало причиной этого шума, но плац-майор, всегда проявлявший доброжелательность к Лалли, сказал ему:

— Осторожно, господин генерал; я имею приказ убить вас, если вы подадите хоть малейший знак народу или он проявит к вам хоть малейшее участие.

Лалли отодвинулся вглубь кареты и задумался.

Но это еще не все. В тот момент, когда уже можно было догадаться, что судебный приговор будет через несколько дней вынесен, первый президент, обративший внимание на стремление генерала являться в суд, облачившись в мундир со знаками своего воинского звания и с королевскими орденами, которыми он был награжден, приказал плац-майору Бастилии снять с него эполеты, голубую орденскую ленту и все его ордена.

Когда плац-майор, предупредив узника о тех злонамеренных приказах, какие он получил в отношении него, попросил его снять с себя знаки отличия, Лалли ответил, что их могут сорвать с него, но сам он их ни в коем случае не снимет.

Приказ был отдан, и плац-майору следовало подчиниться ему; он позвал к себе на помощь: завязалась борьба, и, лишь повалив узника на землю, сумели сорвать с него, обратив их в клочья, его эполеты и орденские ленты.

Все эти проявления жестокости были ненужной травлей, которая должна была открыть глаза Лалли, однако он никак не мог поверить, что его приговорят к смерти.

Шестого мая 1766 года Лалли испытал жестокое разочарование.

Парламент вынес приговор, и граф был осужден на смерть как изобличенный в измене интересам короля, государства и Ост-Индской компании, равно как в злоупотреблении властью и незаконных поборах с подданных короля и иностранцев.

Казнью было назначено отсечение головы, и совершиться оно должно было на Гревской площади.

Выслушав этот приговор, тем более страшный, что Лалли никак не желал предвидеть его, генерал накинулся с бранью на своих судей, называя их палачами и убийцами.

В этот момент к нему подошел кюре Святой капеллы, призывая его успокоиться.

Однако Лалли с гневом оттолкнул его и воскликнул:

— Ах, сударь, оставьте меня в покое хотя бы на минуту!

И он сел в отдаленном уголке зала.

Примерно в течение десяти минут никто не мешал ему предаваться горестным размышлениям; затем плац-майор, чрезвычайно взволнованный, подошел к Лалли, чтобы взять его и препроводить обратно в Бастилию.

И тут Лалли вспомнил, сколько раз он бывал нетерпелив и груб с этим человеком, всегда добрым и всегда исполненным уважения к нему, и промолвил:

— Сударь, простите меня за все мои грубые слова; я старый солдат и не привык повиноваться кому-либо, кроме короля. Мой скверный характер почти всегда заводит меня дальше, чем мне хотелось бы!

— Перед лицом несчастья, подобного вашему, сударь, — отвечал плац-майор, — я не помню и никогда не буду помнить ничего, кроме уважения, которое мне следует оказывать вам.

— Что ж, тогда обнимите меня, — сказал Лалли. — Я сожалею о том времени, которое прошло у меня в ненависти к вам; теперь я прекрасно понимаю, что вы исполняли свои обязанности.

И они вместе вернулись в Бастилию.

Как только узник вошел в свою камеру, его спросили, не хочет ли он принять исповедника.

— Как! Уже?! — воскликнул он. — Стало быть, они так торопятся лишить меня жизни?

— Сударь, — ответил посланец, — я полагаю себя вправе уверить вас, что этот визит священника делается ради услуги.

— Ну что ж! — произнес Лалли. — Соблаговолите сказать ему, что я приму его позднее; теперь я устал и хотел бы немного отдохнуть.

Лалли оставили одного, и он действительно уснул.

С этого времени никто из друзей осужденных, никто из его знакомых не мог больше пройти к нему. И тогда родственники генерала, зная, что ему не дадут помилования, и желая спасти его от позорной смерти на эшафоте, пришли на площадь Бастилии в надежде, что он выйдет на балкон или покажется у окна и тогда они смогут подать ему знак, чтобы он покончил с собой.

Но Лалли спал.

Его разбудили, чтобы сказать ему, что президент Паскье, который был докладчиком по его делу, желает поговорить с ним.

Лалли соскочил с постели и произнес:

— Да, впустите его, пусть войдет, пусть войдет!

Во взгляде генерала была такая сила, что президент, встретившись с ним взглядом, остановился на пороге.

— Сударь, — промолвил Паскье, первым прервав молчание, — король так добр, что готов простить вас, если вы выкажете хоть малейшую покорность; итак, признайтесь в ваших преступлениях и назовите ваших сообщников.

— В моих преступлениях! — воскликнул Лалли. — Стало быть, вы их не раскрыли, если пришли просить меня, чтобы я признался в них? Что же касается моих сообщников, то, поскольку я ни в чем не виноват, у меня их нет. А теперь послушайте, что я вам скажу: ваш поступок оскорбителен для меня, и вы последний из тех, кому я позволил бы говорить мне о помиловании. Убирайтесь вон, подлец, и чтобы я вас больше не видел!

— Но, сударь, — сказал Паскье, — одумайтесь, это пыл овладевает вами.

— О, тебе прекрасно известно, что пыл овладевает мною! Ты и рассчитывал на этот пыл, чтобы осудить меня; но кровь марает того, кто ее проливает, и моя пролитая кровь оставит на тебе несмываемое пятно!

Лалли сделал шаг к нему, и Паскье закричал:

— На помощь!

В камеру вбежали тюремщики.

— Пусть ему заткнут рот кляпом! — приказал Паскье. — Он оскорбил короля.

Услышав слова «Пусть ему заткнут рот кляпом!», узник пришел в ярость; он бросился на президента, но тюремщики остановили его и, позвав на помощь себе двух солдат, повалили старика на пол, а затем, подчиняясь приказу Паскье, вставили ему в рот кляп.

Народу стало известно об этой гнусности, и с тех пор народ называл Паскье не иначе как Паскье-Кляп.

После парламентского докладчика к узнику впустили исповедника. Услышав благочестивые увещания священника, Лалли, как могло показаться, успокоился, но это спокойствие было притворным; он раздобыл ножку циркуля, и прямо в ходе своей речи капеллан вдруг заметил, что узник покрылся бледностью.

За мгновение до этого Лалли вонзил себе эту ножку циркуля в грудь, в нескольких линиях от сердца.

Священник позвал на помощь; осужденного схватили и связали.

— Я промахнулся, — произнес Лалли, — ну что ж, теперь очередь палача.

Осужденному не пришлось ждать долго. Первый президент Парламента, узнав от Паскье об отпоре, который дал ему генерал, а от тюремщиков — о его попытке самоубийства, приказал передвинуть казнь на более ранний срок.

Эту новость сообщили Лалли.

— Тем лучше! — сказал он. — В тюрьме они заткнули мне рот кляпом, но, возможно, у них не хватит смелости сделать это, когда они поведут меня на эшафот, и тогда… О, тогда я заговорю!

Эти слова тоже стали известны судьям. Народ проявлял сочувствие к Лалли, и Лалли, заговорив, мог побудить народ к бунту, ибо Парламент не пользовался популярностью. И тогда, под предлогом, что осужденный, дабы избежать казни, может, как это водится на Востоке, проглотить свой язык, на генерала набросились снова, связали, заткнули ему рот кляпом и связанного, с заткнутым ртом отнесли его, исходящего от ярости пеной, но бессловесного, в окруженную стражниками телегу, которая ехала вслед за тележкой Сансона.

При виде этого несчастного, которого с кляпом во рту везли на казнь, при виде этого старика, на лице которого были заметны следы насилия со стороны палачей, народ открыто зароптал. Но были приняты все меры предосторожности: вдоль всей дороги, по которой предстояло проследовать приговоренному, были расставлены внушительные войска, так что, помимо ропота, у зрителей не осталось никакой иной возможности выразить Лалли свое сочувствие.

Зрителей было множество, и, со времен казни графа Горна, на Гревской площади не собиралось такого блестящего общества.

Почти вся знать съехалась туда в своих каретах, но не из любопытства, а для того, чтобы оказать честь осужденному.

При виде этого старый генерал обрел спокойствие, и лицо его прояснилось, как если бы он находился на поле битвы. Ему предстояло дать последнее сражение; однако на этот раз он был уверен, что не выйдет из сражения живым, поскольку то была борьба с самой смертью.

И он с высоко поднятой головой вступил в эту борьбу.

Взойдя на площадку эшафота, по ступеням которого он поднимался твердым и решительным шагом, Лалли устремил на толпу долгий и спокойный взгляд; его уста были немы, но в этом последнем призывном взгляде было куда больше красноречия, чем его могло быть в самой выразительной речи.

Казнить г-на де Лалли должен был Сансон-отец, но он уступил эту честь своему сыну, несмотря на странное обязательство, которое за тридцать пять лет до того он добровольно взял на себя в отношении этого осужденного.

Однажды вечером юный г-н де Лалли вместе с несколькими молодыми повесами возвращался из своего небольшого дома в Сент-Антуанском предместье, предназначавшегося для развлечений; молодые люди были навеселе, как это приличествовало вельможам, получившим воспитание во времена Регентства; внезапно они заметили какой-то уединенный дом, стоявший посреди очаровательного сада и ярко освещенный изнутри. И действительно, в доме царило веселье, и за оконными стеклами, словно обезумевшие тени, мелькали танцоры и танцорки. В голове вертопрахов зародилась мысль: принять участие в этом празднестве. Лалли постучал в калитку; но в доме все были так поглощены своим приятным занятием, что лишь когда наши несносные молодые люди вовсю разбушевались, какой-то слуга отворил калитку и спросил их, что им угодно.

— Что нам угодно? — переспросили молодые люди. — Нам угодно, чтобы ты пошел и сообщил своему хозяину, что четверо молодых сеньоров, проходя мимо и не зная, чем заняться в остальное время ночи, спрашивают его, не позволит ли он им принять участие в этом празднике?

Слуга колеблется; ему кладут в руку луидор и толкают его вперед; он входит в дом, и наши четверо молодых вертопрахов, при всей неприличности своего поступка соблюдая приличие, ожидают на пороге, пока им будет дано разрешение войти.

Через несколько минут слуга возвращается вместе со своим хозяином.

Это был человек лет тридцати, с мрачным взглядом и суровым лицом.

— Господа, — сказал он, — мой слуга только что сообщил мне о высказанном вами желании, которое делает мне невероятную честь: желании принять участие в празднике, устроенном по поводу моей свадьбы.

— Ах, — воскликнули молодые люди, — так сегодня ваша свадьба? Прекрасно! Нет ничего веселее, чем свадебные балы. Ну так что, договорились, вы принимаете нас в число ваших гостей?

— Я уже сказал вам, господа, что делаю это с величайшим удовольствием; но все же необходимо, чтобы вы знали, кто тот человек, который будет иметь честь принять вас в своем доме.

— Это человек, который празднует сегодня день своей свадьбы, — вот и все, что нам нужно знать!

— Разумеется, господа, все так; но вам нужно знать еще кое-что, ибо тот человек, который сегодня празднует свою свадьбу, это…

И он на мгновение смолк, не решаясь продолжить.

— Это? — повторили хором молодые люди.

— … это палач!

Его ответ несколько охладил пыл молодых людей. Однако г-н де Лалли, самый разгоряченный из четверых, не захотел отступить назад.

— Вот как! — сказал он, с любопытством глядя на новобрачного. — Вот как! Так это вы, любезный друг, отрубаете головы, вешаете, сжигаете, колесуете и четвертуете? Очень рад познакомиться с вами!

Палач почтительно поклонился.

— Сударь, — сказал он, — что касается простых смертных — воров, богохульников, колдунов, отравителей, — то я предоставляю эту работу моим помощникам: для подобных негодяев вполне годятся подручные; но, когда мне случается иметь дело с молодыми людьми благородного происхождения, каким был граф Горн, с молодыми вельможами, какими являетесь вы, я никому не уступаю чести отрубить им голову или переломать им кости и беру эту работу на себя. Так что, господа, если когда-нибудь времена господ Монморанси, Сен-Мара или Рогана возвратятся, вы можете рассчитывать на меня.

— И вы даете слово, господин Парижский? — рассмеявшись, спросил Лалли-Толлендаль.

— Даю, господа, даю!.. Ну так что, вы все-таки войдете в мой дом?

— Почему нет?

— В таком случае, входите.

Четверо молодых людей вошли. Их представили новобрачной; они протанцевали всю ночь напролет и на другой день рассказали об этом приключении в Версале, где оно имело большой успех.

Через тридцать пять лет генерал Лалли, старик с седыми волосами, с кляпом во рту, приговоренный к смерти, снова оказался лицом к лицу с тем угрюмым новобрачным, у которого он был гостем в первую ночь после его венчания.

Однако казнить старика должен был сын палача, первенец в этом браке.

Лалли встал на колени. Сансон-сын, тот самый, кому двадцать семь лет спустя предстояло снести с плеч голову куда более достославную, поднял меч правосудия, но, поскольку рука у него дрожала, он нанес неверный удар, который лишь рассек череп несчастного старика.

Лалли упал ничком, но почти сразу поднялся.

Тотчас же в толпе раздалось страшное проклятие, вырвавшееся из ста тысяч уст. Сансон-отец, одним прыжком оказавшись рядом с Лалли, вырвал окровавленный меч из рук сына, который и сам готов был рухнуть на землю, и с быстротой молнии снес генералу голову с плеч.

Среди всех этих криков ужаса можно было различить крик горести.

Этот крик издал мальчик лет четырнадцати или пятнадцати.

Поясним, кто был этот мальчик.

Накануне, после исповеди и прежде чем получить отпущение грехов, г-н де Лалли признался священнику, что лишь одно заставляет его сожалеть о своей жизни — то, что он оставляет одиноким и затерянным в этом мире сына, которому неведомо его происхождение и которого он велел под именем Трофима тайно воспитывать в Аркурском коллеже.

Он хотел перед смертью увидеть этого мальчика, прижать его к своему сердцу и назвать его своим сыном.

Исповедник исполнил волю генерала; но день этот был праздничный, и мальчик, которого очень любил один из его преподавателей, уехал вместе с ним и должен был вернуться лишь на другой день утром.

Священник подождал мальчика и, когда тот возвратился, сообщил ему одновременно о его происхождении и о его несчастье. Желание Лалли еще могло быть исполнено: на дороге к Гревской площади мальчик мог увидеть в последний раз своего отца!

Священник и подросток кинулись к месту казни. Туда же поспешно двигалась и многочисленная толпа. Это большое стечение народа замедляло шаги священника; мальчик оставил его и рискнул пробираться вперед один.

Но, как ни спешил он попасть на Гревскую площадь, ему удалось увидеть лишь то, как его отец упал, поднялся и упал снова.

Лишь в руке палача он увидел голову человека, чей последний взгляд искал, возможно, его в этой толпе, но искал тщетно.

Этим мальчиком был граф де Лалли-Толлендаль, которого кое-кто из нашего поколения еще мог видеть и с которым я был знаком.

То, что я сейчас рассказал, поведал мне он сам.

Все знают, что главной и единственной заботой этого благочестивого сына стали хлопоты о восстановлении доброго имени своего отца, чего он и добился, наконец, в 1778 году.

В 1789 году он стал депутатом Генеральных штатов и выделился там среди ораторов правого крыла.

В 1790 году он эмигрировал, вернулся в 1792-м, был арестован, сумел бежать, возвратился во Францию в 1801 году, вошел в Палату пэров в 1815-м и был избран в Академию в 1816-м.

Друзья несчастного генерала делали все возможное, чтобы добиться от Людовика XV смягчения приговора.

Госпожа де Ла Эз бросилась к ногам короля. Мадемуазель Диллон, родственница генерала, не могла добраться до Людовика XV, но она написала ему письмо, умоляя его прислушаться к показаниям г-на де Монморанси и г-на де Крийона, хороших судей в том, что касается храбрости и чести, — показаниям, которые Парламент отказался выслушать.

Но все оказалось напрасно. Король, а вернее, его министр, был неумолим. Позднее Людовик XV раскаялся в этой суровости, близкой к жестокости.

Мальчик, получив жалованные грамоты, удостоверявшие его происхождение, был передан мадемуазель Диллон.

В конце концов сомнения Людовика XV перешли в угрызения совести, и однажды кто-то услышал, как Людовик XV сказал г-ну де Шуазёлю:

— К счастью, не я буду отвечать за пролитую кровь, ибо вы обманули меня.

Граф де Лалли-Толлендаль, последний носитель этого имени, умер в 1830 году.

XXIII

Генуя и Корсика. — Компьенский договор. — Граф де Марбёф. — Паоли. — Борьба против Франции. — Маркиз де Шовелен на Корсике. — Он терпит поражение. — Граф де Во. — Бегство Паоли. — Рождение Наполеона Бонапарта в Аяччо. — Госпожа дю Барри. — Ее первые шаги. — Господин де Лозен. — Граф Жан дю Барри. — Игорный дом. — Печеные яблоки графа Жана дю Барри. — Господин Фиц-Джеймс. — Лозен уходит в сторону,но затем возвращается. — Договор между Лозеном и мадемуазель Ланж. — Лебель, камердинер короля. — Господин де Шуазёль и мадемуазель Ланж. — Герцог де Ришелье и герцог д'Эгийон. — История Жанны. — Предсказание герцога де Ришелье. — Мадемуазель Ланж нравится королю. — Она выходит замуж за графа дю Барри. — Она представлена ко двору. — Датский король в Париже и актрисы Оперы. — Переговоры о женитьбе дофина. — Австрийский императорский дом. — Воспитание эрцгерцогини. — Наказы императрицы. — Наказы дофина. — Прибытие дофины во Францию. — Предзнаменования.

В то время как в Париже и Версале совершались события, о которых мы только что рассказали, на одном из островов Средиземного моря произошла смена владычества, которой предстояло в будущем оказать необычайное влияние на Францию и всю Европу.

Седьмого августа 1764 года Генуэзская республика, изнуренная той борьбой, какую она на протяжении двухсот лет вела с Корсикой, обращается к Франции с просьбой о помощи и подписывает с нами Компьенский договор, по которому король Людовик XV берет на себя обязательство держать в течение четырех лет гарнизоны в крепостях Аяччо, Кальви, Альгайола и Сен-Флоран.

Командование этой экспедицией было поручено графу де Марбёфу, и французские войска высадились на берег Корсики в декабре 1764 года.

Паскуале Паоли был героем Корсики; уже десять лет он воевал с Генуей за свободу своего отечества. Видя высадку французов, он понимает, что из Франции прибывают настоящие губители корсиканской независимости. Он тотчас отправляет письмо г-ну де Шуазёлю, но, в то время как между ним и первым министром Франции устанавливается переписка, дающая генералу Паоли некоторую надежду, Людовик XV заключает 15 мая 1768 года договор с Генуей, устанавливающий правила присоединения Корсики к Франции.

Как только об этом договоре становится известно на Корсике, Паоли выступает с возражением против соглашения, в соответствии с которым один народ, не посоветовавшись с ним, отдают другому народу. Затем, видя, что его протесты бесполезны, он готовится продолжить, уже против Франции, ту борьбу, какую он и его отец столь блистательно вели против Генуи.

Вначале счастье, казалось, улыбается упорному защитнику свободы своего отечества. Людовик XV посылает на Корсику своего старого друга Шовелена, ловкого придворного, но неопытного генерала, который, подставив неприятелю чересчур растянутые боевые линии, позволяет силам, на треть меньшим его собственных сил, разгромить его по частям. Французский лагерь возле Сан-Николао захвачен. Борго взят приступом на глазах у главнокомандующего; ужас овладевает французами настолько, что пятьдесят корсиканцев наносят поражение восьми гренадерским ротам.

Терять время было недопустимо. Людовик XV отзывает г-на де Шовелена во Францию и ставит на его место графа де Во, который, имея под своим командованием двадцать две тысячи солдат, зажимает корсиканцев между двух огней и 9 мая 1769 года разбивает их при Понте-Ново.

Поражение в этой битве рассеяло все надежды генерала Паоли; он поспешно отплыл в Ливорно, а оттуда вместе с братом и племянниками перебрался в Англию.

С этого времени остров по-настоящему стал нашим.

Спустя три месяца после бегства Паоли, 15 августа 1769 года, в Аяччо появился на свет ребенок по имени Наполеон Бонапарт, который договору 15 мая 1768 года обязан тем, что родился французом.

Довольно странно, что эта экспедиция на Корсику дает нам повод представить нашим читателям женщину, которая было еще совершенно неизвестна в начале января 1769 года и которой, тем не менее, в следующие пять лет предстояло играть столь важную роль при французском дворе.

Мы намерены поговорить о графине дю Барри, в ту эпоху еще не звавшейся графиней дю Барри, но и не звавшейся уже Жанной Вобернье; она называла себя мадемуазель Ланж.

Каким же образом воспоминание о мадемуазель Ланж связано с экспедицией на Корсику? Нам это расскажет сейчас г-н де Лозен.

Лозену шел тогда двадцать второй год; он был адъютантом г-на де Шовелена и любовником знаменитой княгини Чарторыйской, которая, переодевшись в мужское платье, проделала вместе с ним Корсиканскую кампанию.

На балу в Опере он познакомился с прелестным домино, которое сообщило ему свое имя и дало свой адрес, то есть имя и адрес своего любовника, графа Жана дю Барри.

То, что его любовница давала этот адрес молодым и красивым вельможам, входило в расчеты графа Жана дю Барри. У графа дю Барри собиралось буйное общество молодых кавалеров и молодых дам и велась карточная игра.

Будучи слишком мало щепетилен, чтобы заботиться о том, что делали другие женщины, и слишком мало ревнив, чтобы беспокоиться о том, что делала его любовница, он все свое внимание отдавал игре и, несомненно, это благодаря ему появилась на свет перевернутая пословица: «Несчастлив в любви, так счастлив в игре».

Явившись к графу Жану дю Барри, Лозен тотчас же заметил, что он попал в ужасный притон; однако дурная компания нисколько не пугала молодых вельмож двора Людовика XV, и, в то время как его друг Фиц-Джеймс отвечал на заигрывания мадемуазель Ланж, Лозен, с картами в руках, сражался с графом дю Барри, игравшим, по словам Лозена, в домашнем халате и со шляпой на голове, поскольку эта шляпа — хотя носить ее в присутствии людей такого благородного происхождения, как Лозен и Фиц-Джеймс, было несколько неприлично — имела целью удерживать два печеных яблока, которые в качестве лечебного средства граф должен был прикладывать к глазам.

Вид ли этих двух печеных яблок или же память о польской княгине отвратили Лозена от желания оспаривать у своего друга обладание прекрасной мадемуазель Ланж? Этого нам Лозен не говорит; однако он сообщает нам, что за несколько дней до своего отъезда ему стало известно, что та, которой он пренебрег, была представлена королю и произвела глубокое впечатление на его величество.

Лозен, прозревая, без сомнения, будущее, не хотел уехать из Парижа, не попрощавшись с любовницей графа, которая приняла его так любезно, что было очевидно: если она и отдалась Фиц-Джеймсу, то причиной этого стало лишь ее отчаяние.

Он нашел ее еще любезней и еще улыбчивей, чем прежде, и, когда мадемуазель Ланж сказала ему, что, несмотря на его отъезд, она не забудет его, он ответил:

— В таком случае помните, что если вы станете любовницей короля, то я захочу командовать армией.

— На мой взгляд, — ответила она, — вы недостаточно честолюбивы; если я стану любовницей короля, то сделаю вас по крайней мере первым министром.

— Ба!.. А как же господин де Шуазёль? — спросил Лозен.

— Господин де Шуазёль? Я его ненавижу, — ответила Ланж.

— И по какой же причине? Поясните, сделайте одолжение, — сказал Лозен.

Ланж была добрая девушка и никогда не заставляла себя упрашивать; как выяснилось, причиной ее ненависти к Шуазёлю были все те же злосчастные печеные яблоки Жана дю Барри.

Мадемуазель Ланж подсказали, что приблизиться к королю можно посредством г-на де Шуазёля. Господин де Шуазёль нашел молодую женщину очаровательной, однако он тоже увидел эти роковые печеные яблоки, и то беспокойство, какое они заставили его испытать, явилось причиной оказанного им мадемуазель Ланж пренебрежения, которое она простила Лозену, но никоим образом не хотела простить г-ну де Шуазёлю.

Итак, Лозен уехал из Парижа, увозя с собой обещание мадемуазель Ланж, что если ей удастся стать когда-нибудь любовницей короля, то она будет другом Лозену и врагом г-ну де Шуазёлю.

Но как же все-таки, несмотря на эгоистическую разборчивость г-на де Шуазёля, мадемуазель Ланж увиделась с королем? Сейчас мы это расскажем.

Дело в том, что в конце концов мадемуазель Ланж выбрала настоящую дорогу, от которой она сначала отклонилась.

Она обратилась к Лебелю.

Лебель, которого нам уже случалось упоминать в подобных обстоятельствах, был камердинером короля и изобретателем такого замечательного заведения, как Олений парк, с которым столь философски мирилась г-жа де Помпадур.

Придворный этикет требовал, чтобы ни один король не прикасался ни к одному блюду, пока с него не сняли пробу. В течение долго времени роль дегустатора в отношении любовных связей Людовика XV исполнял герцог де Ришелье, но в конце концов, вступив в тот возраст, когда любая синекура кажется предпочтительней столь беспокойной должности, он поручил Лебелю исполнять обязанности, от которых ему самому пришлось отказаться.

Лебель увидел мадемуазель Ланж, был очарован ее красотой, нисколько не испугался печеных яблок графа Жана дю Барри и представил герцогу де Ришелье столь подробный отчет о сокровище, которое ему довелось повстречать, что герцог пожелал удостовериться, по крайней мере зрительно, что в рассказе Лебеля нет никакого преувеличения.

Герцог удостоверился и остался доволен.

После этого в помощники взяли герцога д'Эгийона и, на случай успеха, сформулировали условия договора с новой фавориткой. Однако от нее потребовали полного отчета о ее прошлой жизни, чтобы быть готовыми противостоять как злословию, так и клевете.

Прекрасная Магдалина не скрыла ни одного из своих грехов, и вот что она рассказала о себе.

Она родилась в Вокулёре, родине Жанны д'Арк, в 1744 году, следовательно, ей было двадцать четыре года; она была дочь кухарки и монаха; вначале она звалась Жанной Вобернье и под этим именем начала свое обучение у модистки. Из магазина модистки она перешла в другое заведение, намного менее почтенное, но куда более известное — к г-же Гурдан. Там она сменила свое имя и стала зваться Лансон. Однажды вечером полупьяный граф Жан дю Барри встретил ее на углу улицы и поднялся к ней, а на другой день увез ее к себе; потом, в момент денежных затруднений, он продал ее Ради де Сент-Фуа, начальнику канцелярии министерства иностранных дел, позднее вернувшему ее графу дю Барри, который на этот раз поставил ее, уже под именем мадемуазель Ланж, управлять игорным домом, где ее видел Лозен и где с ней свел знакомство Лебель.

Подобная исповедь заставляла призадуматься. И потому сначала Лебель и герцог д'Эгийон испугались такого прошлого мадемуазель Ланж. Один лишь герцог де Ришелье держался твердо и заявил, что таланты, которые за время своей бурной и полной приключений жизни приобрела Жанна Вобернье, непременно встретят благосклонный прием у короля, чья немощь увеличивалась с каждым днем. Так что Ришелье посоветовал Жанне действовать прямо противоположно тому, как действовали другие женщины, пользовавшиеся до этого момента милостями короля, то есть не разыгрывать невинность, подобно им, и нисколько не скрывать присущих ей талантов.

Ришелье был отличным пророком; дела пошли именно так, как он предвидел, и даже лучше. В объятиях мадемуазель Ланж король Людовик XV грезил о прекраснейших днях своей юности, и вскоре стало заметно, какую власть над ним вот-вот должна была взять его новая фаворитка.

Однако следовало дать ей какое-нибудь имя; слишком многие знали ее как Жанну Вобернье, как мадемуазель Лансон или как мадемуазель Ланж, чтобы она сохранила за собой какое-нибудь из этих имен. У графа Жана дю Барри был брат Гийом дю Барри; его вызвали в Париж, женили на Жанне Вобернье, дали ему сотню тысяч ливров в обмен на его имя и отослали обратно в провинцию, а графиню дю Барри тем временем представили ко двору, как это некогда было сделано с г-жой д'Этьоль, маркизой де Помпадур.

Лишь тогда г-н де Шуазёль осознал, какую ошибку он совершил, придав слишком большое значение печеным яблокам графа Жана дю Барри.

Тогда же появилась знаменитая песенка «Прекрасная бурбонезка», при всей своей оскорбительности не имевшая другого следствия, кроме того, что она забавляла Людовика XV и г-жу дю Барри, которые сами напевали ее в присутствии г-на де Шуазёля, чтобы министру было известно, что они ее знают.

Между тем было объявлено о скором приезде в Париж датского короля Кристиана VII. Это был юный и красивый государь, и потому новость о его приезде привела в волнение двор, город и, главное, театральный мир.

Как только стало известно, в каком особняке он поселится, все соседние дома заполнились самыми красивыми женщинами Парижа. Некоторые из них договаривались с обойщиком, и он развешивал их портреты в его спальне и в его туалетной комнате. Мадемуазель Гранди, актриса Оперы, пошла дальше всех и послала ему свой портрет, на котором она была изображена в наряде Венеры, домогающейся яблока прекрасного Париса.

Находясь в Париже, датский король виделся лишь с энциклопедистами, и, по слухам, все потуги парижанок оказались тщетными.

Тем временем г-н де Шуазёль вел переговоры о деле, которое должно было нейтрализовать влияние графини дю Барри: речь шла о бракосочетании дофина с австрийской эрцгерцогиней.

Императорская семья была богата по части принцесс. Уже давно вынашивался замысел связать кровными узами Бурбонов и германских императоров; вначале поговаривали о том, чтобы снова женить короля, но король чувствовал себя слишком старым для женитьбы. В итоге решили женить не короля, а дофина, и г-ну де Бретёю было поручено изыскать среди юных австрийских эрцгерцогинь ту, которая более всего соответствовала бы короне Франции.

В Версальском дворце можно еще и сегодня увидеть картину, написанную по этому случаю. Она представляет Марию Терезию в Шёнбрунне: прославленная императрица-королева изображена на ней в расцвете зрелой, но еще свежей красоты в окружении юных девушек, похожих на нераспустившиеся бутоны; среди этих юных девушек, по ее пепельным волосам, по ее кротким голубым глазам, по ее матовой и вместе с тем сверкающей коже и, наконец, по характерной австрийской губе, следствием смешения лотарингской и кастильской крови, можно узнать Марию Антуанетту в возрасте тринадцати лет.

Мария Антуанетта Жозефина Иоганна Австрийская родилась в Вене 2 ноября 1755 года.

За два года до того, как покинуть Шёнбрунн, Мария Антуанетта уже знала, что ей суждено стать женой наследника французского престола. Господин де Шуазёль лично избрал ей наставника, аббата де Вермона, так что она в совершенстве говорила на французском языке и с такой же легкостью изъяснялась по-английски, по-итальянски и на латыни.

Мария Терезия велела обучать свою дочь латыни из признательности к этому языку. Разве не на нем она держала речь перед своими верными венгерцами и разве не на нем ее верные венгерцы дали клятву умереть за нее?

Воспитание юной эрцгерцогини по части занятий искусством было не менее тщательным, чем по части филологии; Гардель был ее учителем танцев, а Глюк давал ей уроки музыки, сделавшие ее поклонницей этого вида искусства; наконец, она прелестно рисовала.

Что же касается политической стороны воспитания, то Мария Терезия не доверяла этого никому и заботилась, чтобы Мария Антуанетта, став по внешнему виду и по манерам француженкой, в душе оставалась австриячкой.

Как мы уже сказали, это бракосочетание было решено в политике двух государств за два года до того, как принц Лотарингский получил поручение отправиться в Вену, чтобы официально просить руки Марии Антуанетты. Согласие на брак было дано.

Вся Европа затрепетала при этом известии, которое, по-видимому, надолго упрочивало австро-французский союз и, следовательно, изменяло всю политику северных государств. Что же касается Франции, то она стала готовиться к пышным празднествам, обычно сопровождавшим вступление в брак ее королей.

В это время вышел в свет один из первых экономических памфлетов; он назывался:

Эти празднества, перечень которых автор памфлета приводит, должны были, по его словам, обойтись Франции в двадцать миллионов.

Перечислив все издержки, он добавляет:

«Я предлагаю ничего из всего этого не делать, а вычесть эти двадцать миллионов из годовых налогов и в особенности из податей; таким образом, вместо того чтобы забавлять богатых бездельников двора и города пустыми и мимолетными увеселениями, власти наполнят радостью печальную душу хлебопашца, заставят весь народ принять участие в этом событии, и тогда в самых отдаленных концах королевства люди будут восклицать: "Да здравствует Людовик Возлюбленный!" Этот вполне новый способ устраивать празднества покрыл бы короля славой намного более истинной и более долговечной, чем вся пышность и блеск азиатских празднеств, а история сохранила бы для потомства память об этом поступке куда охотнее, чем пустые подробности великолепия, обременительного для народа и крайне далекого от истинного величия монарха, отца своих подданных».

Памфлет приписывали Жан Жаку Руссо.

Как нетрудно понять, король не последовал этому совету.

Мария Антуанетта выехала из Вены, снабженная наказами матери; в их числе было следующее наставление, написанное собственноручно императрицей-королевой:

«Список вельмож, рекомендуемых Марии Антуанетте

Австрийской ее матерью императрицей Марией Терезией

в момент ее отъезда из Вены для вступления в брак

с дофином Франции.

СПИСОК ЗНАКОМЫХ МНЕ ОСОБ

Герцог и герцогиня де Шуазёль.

Герцог и герцогиня де Прален.

Отфор.

Дю Шатле.

Д'Эстре.

Д'Обетер.

Граф де Брольи.

Братья де Монтазе.

Господин д'Омон.

Господин Жерар.

Господин Блондель.

Ла Бове, монахиня.

Ее подруга.

Дюфоры: при всяком случае свидетельствуйте этой семье вашу признательность и ваше внимание.

То же самое в отношении аббата де Вермона. Судьба этих людей трогает мое сердце. Моему послу поручено иметь о них попечение. Мне жаль, что я первая нарушаю свои собственные правила, состоящие в том, чтобы вообще никого не рекомендовать; но вы и я слишком многим обязаны этим людям, чтобы при всяком случае не стараться быть им полезными, если мы можем делать это без излишних обязательств со своей стороны.

Советуйтесь с Мерси.^[9] Я рекомендую вам вообще всех лотарингцев, в тех вопросах, в каких вы можете быть им полезной».

Возможно, небезынтересно привести здесь список лиц, которых, со своей стороны, рекомендовал, умирая, дофин. Мы увидим, к какому столкновению в Версале должны были привести эти два перечня рекомендаций.

«Список некоторых особ, рекомендуемых

господином дофином тому из его детей,

кто наследует Людовику XV.^[10]

ГОСПОДИН ДЕ МОРЕПА. Бывший министр, впавший в немилость, но сохранивший, насколько мне известно, свою приверженность к истинным правилам политики, которые г-жа де Помпадур не признавала.

ГЕРЦОГ Д'ЭГИЙОН. Происходит из семьи, прославившейся политическим подходом, к которому Франция рано или поздно должна будет вернуться во имя своей безопасности. С годами он сформируется и сможет быть полезен во многих отношениях. Его принципы в отношении королевской власти столь же безупречны, как и принципы его семьи, которые со времен кардинала Ришелье не претерпели никакого изъяна.

ГОСПОДИН ДЕ МАШО. Мой отец удалил от себя этого человека, упрямого по характеру и с некоторыми заблуждениями ума, но предельно честного. Духовенство ненавидит его за жестокие действия по отношению к нему; но годы заметно смягчили его характер.

ГОСПОДИН ДЕ ТРЮДЕН. Пользуется славой человека честного и верного, обладает широкими познаниями.

КАРДИНАЛ ДЕ БЕРНИ. В конечном счете он получил награду за услуги, оказанные им Австрийскому дому. Однако его политический подход к этой державе продуман с большей осмотрительностью, чем подход герцога де Шуазёля. Его удалили потому, что он недостаточно сделал для императрицы и вспомнил, наконец, что он француз. Умерив свою чересчур известную враждебность к той сильной партии в духовенстве, что более всего привязана к нашему дому, он может сделаться весьма полезным.

ГОСПОДИН ДЕ НИВЕРНЕ. Обладает умом и приятностью в обхождении; его можно назначать в посольства, где без подобных качеств не обойтись; именно на такие места его следует ставить.

ГОСПОДИН ДЕ КАСТРИ. Годен для военной службы; обладает честностью и знанием дела.

ГОСПОДИН ДЕ МЮИ. Олицетворенная добродетель; он унаследовал все качества, которыми, как мне известно понаслышке, обладал г-н де Монтозье; он тверд в добродетели и чести.

ГОСПОДИН ДЕ СЕН-ПРИ. Продвигались г-жой де Помпадур, однако имеют способности и желание продвигаться. Отца следует отличать от сына и шевалье; когда-нибудь последний сможет стать весьма полезным.

ГРАФ ДЕ ПЕРИГОР. Осмотрительный и честный человек.

ГРАФ ДЕ БРОЛЬИ. Обладает энергией и умом, равно как и политическими приемами.

МАРШАЛ ДЕ БРОЛЬИ. Обладает способностями командовать войсками в случае войны.

ГРАФ Д'ЭСТЕН.^[11] Обладает талантами, какие положено иметь при его звании.

ГОСПОДИН ДЕ БУРСЕ. Обладает, равно как и барон д'Эспаньяк, твердыми познаниями.

ГОСПОДИН ДЕ ВЕРЖЕН. Пребывает в посольствах. Обладает весьма упорядоченным умом и способен вести продолжительное дело, основываясь на правильных началах.

В ПАРЛАМЕНТЕ, в СЕМЕЙСТВАХ ПРЕЗИДЕНТОВ, есть даровитые люди, весьма усердные в исполнении своих обязанностей; есть также несколько таковых и среди советников.

ПРЕЗИДЕНТ ОЖЬЕ. Обладает характером, пригодным для трудных и бурных переговоров; ведь среди судейских чиновников есть буйные головы и люди, неспособные быть использованы нигде, кроме Парламента, по причине особого устройства их ума.

Что же касается духовенства, то г-н де Жарант взрастил в этом сословии чересчур много лиц, достойных того, чтобы с ними не считались. Он встал на путь, противоположный пути своего предшественника, желавшего иметь духовенство образцовое и приверженное к религии. Господин де Жарант отобрал слишком много людей, подобных ему самому.

ЕПИСКОП ВЕРДЕНСКИЙ. Он чересчур известен, чтобы иметь надобность в рекомендации, так же как и его семья, приверженность которой к нашему дому хорошо известна.

ГЕРЦОГ ДЕ ЛА ВОГИЙОН. Он равным образом чересчур известен, чтобы иметь надобность быть рекомендованным. Он вкладывал столько души в то, чтобы сделать своих воспитанников принцами честными, просвещенными и даровитыми, что это никогда не будет забыто. Я скажу то же и о других лицах, участвовавших в воспитании детей королевского дома Франции.

Что же касается БЫВШЕГО ЕПИСКОПА ЛИМОЖСКОГО, то его добродетель, его чистосердечие, его доброта говорят более чем достаточно в его пользу.

Есть и другие лица, вполне достойные рекомендации; но, помимо того, что у них есть должности, все они связаны дружескими или родственными узами с вышеупомянутыми особами; так что говорить о них я не стану.

АРХИЕПИСКОП ПАРИЖСКИЙ (БОМОН). Его следует считать одним из столпов религии, и наша семья обязана поддерживать его, как по совести, так и ради собственной выгоды, чего бы то ни стоило. Нежная мать моих детей скажет об этом намного больше; она сумеет отличить добро от зла, и здесь нет надобности доказывать, насколько она достойна любви и преданности».

Юная принцесса отправилась в путь с наставлениями матери, радостная от того, что едет во Францию, исполненная надежды на будущее, исполненная веры в настоящее.

Тем не менее ее испугало одно предзнаменование.

Стены спальни, предоставленной ей в первом доме, в котором она остановилась на земле Франции, были затянуты обоями со сценами евангельского рассказа об избиении младенцев; там было изображено столько пролитой крови и столько разбросанных трупов, а черты лиц были переданы с такой правдивостью и выразительностью, что юная принцесса попросила отвести ее в другую комнату, не смея лечь спать в этой.

В Компьене состоялась ее встреча с женихом, церемониал, позднее повторенный для Марии Луизы и не принесший, как и во втором случае, счастья Франции. Мария Антуанетта, в соответствии с правилами этикета, бросилась к ногам Людовика XV, который поднял ее, поцеловал в обе щеки, а затем, в ожидании брачного благословения, проводил ее в Ла-Мюэт, где ей была представлена графиня дю Барри.

Госпожа дю Барри тоже значилась в списке Марии Терезии: императрица помнила об услугах, оказанных Австрии г-жой де Помпадур, и, как видно, хранила признательную память о ней.

Так что Мария Антуанетта, к великому отчаянию Шуазёлей, была весьма расположена к г-же дю Барри.

Версаль оделся в парчу и золото, а между тем новое предзнаменование преследовало юную дофину вплоть до ее въезда в Мраморный двор.

В ту самую минуту, когда она ступила ногой на порог дворца, над замком разразилась неистовая гроза, и удары молний, сопровождавшиеся долгими и протяжными раскатами грома, огненным кольцом опоясали, казалось, весь горизонт.

Она испуганно взглянула на маршала де Ришелье, находившегося подле нее.

— Нехороший знак! — промолвил он, покачав головой.

И в самом деле, маршал де Ришелье не был сторонником союза с Австрией.

На другой день дофина отправилась в Париж, и зрелище, ожидавшее ее там, успокоило ее в отношении предчувствий, которые она испытала накануне. Все парижане вышли на улицы, чтобы встретить ее; она проезжала по столице, слыша крики толпы: «Да здравствует дофин! Да здравствует дофина!» Эта радость была настолько горячей, что Мария Антуанетта испытывала своего рода упоение.

— Вы видите вокруг себя, ваше высочество, — сказал ей г-н де Бриссак, — двести тысяч влюбленных в вашу особу!

Но к каждой радости судьба примешивала свое предостережение; на каждом празднике смерть взимала свою дань.

Известно, какой огромной оказалась дань, собранная ею на площади Людовика XV, где должны были пускать фейерверк, один только завершающий сноп которого обошелся в шестьдесят тысяч ливров. В то время застраивали улицу Рояль-Сент-Оноре и предместье. Жулики устроили давку; в толпе испугались этого непонятного волнения, внезапно охватившего все это людское море. Каждый хотел бежать; кто-то бросался в канавы, кто-то задыхался в тесноте, кого-то давили о стены.

Полиция призналась, что там было найдено двести трупов.

Парижане же втихомолку говорили, что вслед за этой давкой около тысячи двухсот трупов было брошено в Сену.

Всего лишь за месяц это было уже третье предзнаменование, и, как видим, не менее страшное.

Последнее происшествие произвело сильное впечатление на дофина.

Незадолго до этого он получил две тысячи экю, которые король выдавал ему каждый месяц; он послал эти деньги г-ну де Сартину, сопроводив их следующим письмом:

«Я узнал о несчастье, случившемся из-за меня, и глубоко опечален им. Мне принесли деньги, которые король посылает мне каждый месяц на покрытие моих мелких расходов; располагая лишь этой суммой, я посылаю ее Вам; окажите помощь самым несчастным.

Свидетельствую Вам, сударь, свое глубокое уважение.

ЛЮДОВИК АВГУСТ.

Версаль, 1 июня 1770 года».

В разгар всех этих событий дофина произвела очень сильное впечатление. Вот ее портрет, представленный одной из рукописных газет того времени:

«Ее высочество дофина довольно высока для своих лет; она худощава, не будучи тощей, и вообще такова, какой должна быть еще не вполне сформировавшаяся молодая особа; она превосходно сложена, и все части ее тела чрезвычайно соразмерны. У нее красивые белокурые волосы; полагают, что впоследствии они станут пепельнокаштановыми. Овал ее лица, несколько удлиненного, безупречен; брови у нее густые в той степени, в какой это может быть у блондинки; глаза голубые, но не бесцветные: они обладают живостью, исполненной ума. Нос орлиный, немного заостренный к концу; рот мал, хотя губы полные, в особенности нижняя, которая известна под названием австрийской. Белизна ее кожи ослепительна, а цвет лица у госпожи дофины вполне может избавить ее от необходимости прибегать к румянам. Поступь у нее истинно царская, но надменность осанки умеряется в ней кротостью, и, глядя на эту принцессу, трудно отказаться от чувства уважения и одновременно нежности к ней».

Тем не менее одной этой красоты было недостаточно, чтобы успокоить Людовика XV.

Он был не особенно уверен в возмужалости своего внука, герцога Беррийского, никогда не выказывавшего ни малейшего желания сблизиться с какой-либо женщиной. Поэтому накануне его свадьбы король позвал к себе г-на де Ла Вогийона, наставника дофина, и поинтересовался у него, было ли воспитание Людовика Августа полным в том объеме, в каком оно должно у человека, который на другой день вступает в брак. Господин де Ла Вогийон, никоим образом не полагавший, что обязанности, связанные с его должностью, могут простираться так далеко, с удивлением посмотрел на короля, что-то пробормотал и наконец признался, что ни слова не говорил дофину о тех делах, в которых, по мнению короля, дофину следовало разбираться. И тогда Людовик XV, видя, что при любом раскладе г-н де Ла Вогийон будет плохим наставником по части уроков, касающихся супружества, придумал хитроумное средство открыть глаза молодожену. Он приказал развесить вдоль стен коридора, который вел из комнаты герцога Беррийского в покои дофины, гравюры из изданного аббатом Дюлораном в 1763 году «Современного Аретино», не оставлявшие желать лучшего в отношении самых темных вопросов науки, в которой герцог де Ла Вогийон, по его собственному признанию, был плохим учителем, и затем поручил камердинеру дофина посоветовать своему господину, вручая ему свечу, внимательно разглядеть при свете этой свечи гравюры, развешанные на стенах.

Все было сделано согласно приказу, но, несмотря на эту предосторожность, на другой день пронесся слух, заставивший Людовика XV сказать:

— Право слово, если бы моя сноха не была столь честной женщиной, я бы сказал, что этот бедолага не мой внук!

Не забудем упомянуть здесь о серьезном споре, вспыхнувшем во время придворного бала. В тот самый вечер, когда состоялась эта свадьба, которой предстояло закончиться столь странным образом, принцы Лотарингского дома и даже их родственники по боковой линии, такие, как принц де Ламбеск, возымели притязание занимать в танце место непосредственно после принцев крови и впереди пэров Франции. Король, желая дать доказательство своего уважительного отношения к Марии Терезии, просившей о такой чести для этих принцев и принцесс, своих свойственников, согласился на подобное нарушение прав пэрства. Вследствие чего последовал протест со стороны герцогов и пэров, которых возглавил г-н де Брольи, епископ-граф Нуайонский.

В ответ король направил им следующее письмо:

«Посол императора и императрицы-королевы на аудиенции, которую он имел у меня, обратился ко мне с просьбой от имени своего государя — а я обязан верить всему, что он говорит, — удостоить принцессу Лотарингскую особым вниманием по случаю бракосочетания моего внука с эрцгерцогиней Марией Антуанеттой Австрийской.

Поскольку танцы на бале составляют единственное дело, неспособное повлечь за собой неприятные последствия, ибо выбор танцующих зависит исключительно от моей воли, без различия должностей, званий и чинов, исключая принцев и принцесс моей крови, которые не могут быть ни поставлены в сравнение, ни помещены в один ряд с любым другим французом, и поскольку, помимо прочего, у меня нет желания вводить какие бы то ни было новшества в то, что принято при моем дворе, я рассчитываю, что вельможи и дворянство моего королевства, в силу верности, покорности, привязанности и даже дружбы, которую они всегда свидетельствовали мне и моим предшественникам, не дадут повода ни к чему такому, что могло бы быть неприятно мне, особенно в этих обстоятельствах, когда я желаю засвидетельствовать императрице мою признательность за подарок, который она сделала мне и который, надеюсь, будет отрадой остатка моих дней.

ЛЮДОВИК».

Несмотря на этот призыв, весьма напоминавший просьбу, большинство герцогов и пэров проявили упорство и не явились на бал.

XXIV

Мария Антуанетта объявляет себя соперницей г-жи дю Барри. — Скачки на ослах. — Остроумный ответ дофины. — Парикмахер Леонар. — Причудливые прически. — Бракосочетание герцога Орлеанского с г-жой де Монтессон. — Герцог д'Эгийон. — Он разбивает англичан в сражении при Сен-Ка. — Реплика г-на де Ла Шалоте. — Его заключают в тюрьму. — Интриги. — Влияние графини дю Барри. — Торжественное заседание Парламента. — Господин де Мопу-сын. — Прозвище, которое дает ему маршал де Бриссак. — Заговор против г-на де Шуазёля. — Портрет короля Карла I. — Кушанья г-жи дю Барри. — Король Шуазёль. — Фаворитка и апельсины. — Письмо г-жи де Грамон. — Ссылка г-на де Шуазёля и г-на Пролена. — Знаки сочувствия, которые получает г-н де Шуазёль. — Аббат Герре. — Его ответ королю. — Портрет Шуазёля, написанный Людовиком XVI.

В продолжение некоторого времени все взоры во Франции были обращены на ее высочество дофину и все интересовались лишь тем, что она говорила и что делала.

О Марии Антуанетте было нетрудно судить, и вскоре все уже знали, какого быть о ней мнения.

Поскольку с первых дней своей семейной жизни, а точнее, с первых ее ночей Людовик XVI явно ощущал лежавшую на нем тяжелую вину и ему хотелось заставить свою молодую жену забыть о ней, он предоставил полную свободу прихотям Марии Антуанетты и ее мимолетным желаниям.

Мария Антуанетта воспитывалась в Шёнбрунне со всей обычной у немцев вольностью, и потому труднее всего ей было подчиниться правилам этикета французского двора. Герцогиня де Ноайль, которой было поручено напоминать юной принцессе об исполнении этих правил, когда та от них отступала, получила от дофины прозвище госпожа Этикет, и это прозвище закрепилось за ней.

Впрочем, Мария Антуанетта понимала, что, дабы иметь возможность поступать по-своему и вести себя на свой лад, надо прежде всего добиться того, чтобы ее полюбил старый король. Преуспеть в этом ей было нетрудно: принцесса подошла к Людовику XIV с его уязвимой стороны и милостиво повела себя с его любовницей.

— Какую должность занимает при дворе госпожа дю Барри? — спросила однажды Мария Антуанетта г-жу де Ноайль.

— Ну, — с некоторым замешательством ответила г-жа де Ноайль, — на ней лежит обязанность нравиться королю и развлекать его.

— В таком случае, — заявила дофина, — предупредите госпожу дю Барри, что в моем лице она имеет соперницу.

И действительно, Мария Антуанетта нравилась королю и развлекала его. Красивая, живая, одухотворенная, игривая, остроумная, решительная, она, едва появившись при дворе, наполнила его благоуханием юности и вольности, веселившим старого короля. Она стала для Людовика XV тем же, чем была для Людовика XIV герцогиня Бургундская. И потому дедушка боготворил свою внучку, которая, нисколько не соблюдая этикет, приходила к старику по утрам и вечерам в домашнем платье и подставляла ему для поцелуя лоб; и потому король многое спускал ей, в том числе и многочисленные шалости.

Театром этих сумасбродных увеселений становились чаще всего сады Трианона. Юные принцы и юные принцессы устраивали там скачки на ослах, наподобие скачек на лошадях, моду на которые незадолго до этого привез из Лондона в Париж англоман герцог Шартрский.

Однажды во время таких скачек Мария Антуанетта свалилась со своего осла. Ей хотели помочь подняться.

— Нет, нет, — сказала она, — поскорее найдите госпожу Этикет, и она скажет вам, по какому установленному церемониалу следует поднимать дофину, упавшую с осла.

Острота была тем более пикантной, что дофина свалилась на землю самым нескромным образом; но, поскольку она была достаточно хороша собой, а главное, прекрасно сложена, это происшествие не особенно огорчило ее. И потому, когда граф д'Артуа в отсутствие своего брата сделал ей комплимент, на который ни за что не решился бы дофин, она промолвила в ответ:

— Ну конечно! Когда ездишь верхом на осле, надо быть готовым к тому, что с него можно упасть.

Мария Антуанетта была кокеткой, любила наряжаться, и туалет занимал значительное место в распорядке ее дня. У нее были превосходные волосы, и она довела до крайних пределов искусство делать прически.

Первый мастер, которому она доверила укладывать ей волосы, был некто Ларсенёр; до этого времени женщин причесывали женщины. Мария Антуанетта способствовала тому, что парикмахеры вошли в моду.

Немалой известности добился на этом поприще Леонар; дело в том, что Леонар обладал подлинным дарованием. По правде сказать, требовалось большое воображение, чтобы помогать кокетству Марии Антуанетты. Именно ему обязаны теми причудливыми прическами, которые в продолжение пяти или шести лет изумляли Париж, прическами дерзкими и рискованными: это были прически в виде ежа, сада, горы, леса, цветочной клумбы, и каждая из них изображала в натуральном виде тот предмет, чье имя она носила.

После морского боя, который дал англичанам г-н де Ла Клошеттери, появились прически по образцу его фрегата «Красотка». Женщины носили у себя на голове целый фрегат!

Согласимся, что это вполне заслуживало звания академика причесок, которое присвоил себе Леонар.

Правда, мадемуазель Бертен именовала себя министром мод.

В 1817 или 1818 году мне показывали Леонара, который был еще жив в то время. Он занимал пост главного инспектора похоронных контор, причем эту должность ему предоставили в тот момент, когда он добивался привилегии на открытие театра комической оперы.

Между тем королевский двор несколько отвлекло от того пристального внимания, какое он уделял дофине, бракосочетание герцога Орлеанского с г-жой де Монтессон, очаровательной женщиной, с которой, как поговаривал кое-кто, он уже давно жил как супруг, хотя другие, напротив, утверждали, что ему так и не удалось ничего от нее добиться. Желание обрести опору в окружении короля подтолкнуло герцога Орлеанского к г-же дю Барри, ибо он рассчитывал, что она поможет ему добиться от Людовика XV позволения заключить этот неравный брак. Так что он поведал о своем замысле фаворитке, которая присущим ей тоном ответила ему:

— Ну хорошо, пузан, так и быть, женитесь на ней, а там посмотрим!

Полагаясь на это обещание, обеспечивавшее ему поддержку г-жи дю Барри, пузан продолжил начатое дело и женился.

Бракосочетание совершилось, а точнее, завершилось тайным образом в Виллер-Котре, где герцог Орлеанский собрал весь свой двор, не знавший или делавший вид, что не знает, в чем состоит цель этого собрания.

Утром того дня, на который была назначена церемония, столь давно ожидаемая им, герцог Орлеанский лично наметил дневные развлечения для всех приглашенных гостей: охоту, прогулки в коляске и пр., и пр., а затем сел в карету и отправился в Париж, чтобы венчаться.

Становясь на подножку кареты и обращаясь к нескольким своим друзьям, он произнес:

— До свиданья, господа! Я вот-вот обрету счастье, единственная досадная сторона которого состоит в том, что оно не сможет быть известным всем. Покамест я оставляю вас, господа; я вернусь поздно и вернусь не один, а в сопровождении человека, который будет предан моим интересам и моей особе в той же степени, что и вы.

И действительно, в шесть часов вечера к главному крыльцу подъехала карета; она привезла герцога Орлеанского, который вошел в зал, держа под руку г-жу де Монтессон. Тотчас же маркиз де Балансе, один из самых близких друзей герцога, подошел к г-же де Монтессон и назвал ее вашим высочеством, после чего этому примеру последовали все присутствующие.

Когда новобрачным пришло время отправляться в спальню, г-н де Балансе подал герцогу ночную рубашку и увидел, что, в соответствии с самыми строгими правилами супружеской галантности, принц полностью выщипал волосы у себя на теле.

Людовик XV признал этот брак, но отказал г-же де Монтессон в титуле ее высочества.

Тем временем борьба между г-ном де Шуазёлем и герцогом д'Эгийоном продолжалась.

Скажем пару слов об Армане Виньеро-Дюплесси, герцоге д'Эгийоне, который играл столь важную роль в последние годы царствования Людовика XV и сын которого играл столь жалкую роль в первые годы Революции.

Герцог д'Эгийон родился в 1720 году; уже в юности он явился ко двору и был представлен там под именем герцога д'Аженуа. Это тот самый герцог д'Аженуа, в которого была влюблена г-жа де Шатору, упавшая в обморок, несмотря на присутствие короля, когда ей стало известно о ранении герцога д'Аженуа во время атаки на Кастельдельфино, куда король нарочно послал его, чтобы разлучить с ним свою фаворитку.

Напомним, что г-жа де Шатору, в противоположность г-же де Помпадур, всегда была противником Австрии. Герцог д'Эгийон разделял ее убеждения, служившие также убеждениями его дяди, герцога де Ришелье; так что он вполне естественно оказался приверженцем партии дофина и врагом г-на де Шуазёля и парламентов.

Когда парламент Бретани начал бунтовать против короля, оказывая сопротивление нескольким королевским указам, герцог д'Эгийон, являвшийся тогда военным губернатором этой провинции, употребил там такую энергию и такую жестокость, что это привело к отчуждению между ним и независимыми по своей природе бретонцами, которые сделались несправедливыми к нему.

Когда в 1758 году англичане высадили десант на побережье Бретани, герцог д'Эгийон разгромил их при Сен-Ка и вынудил снова погрузиться на суда; однако бретонцы утверждали, что герцог д'Эгийон не внес в эту победу весь тот вклад, какой ему следовало внести в нее лично, и обвиняли его в том, что во время сражения он отсиживался на мельнице.

— Герцог д'Эгийон покрыл себя славой в сражении при Сен-Ка, — заявил кто-то в присутствии г-на де Ла Шалоте.

— Мукой, вы хотите сказать, — ответил генеральный прокурор парламента Бретани.

Острота была колючая; она застряла в горле у герцога д'Эгийона, и он стал проявлять еще большую жестокость.

Тогда бретонцы ожесточились против него и, со своей стороны, обвинили его в лихоимстве и вероломстве, ходатайствуя о его отставке и оказывая тем самым помощьг-ну де Шуазёлю, инстинктивно ощущавшему необходимость уничтожить герцога д'Эгийона и делавшему все от него зависящее, чтобы добиться этой цели. Вынужденный бороться одновременно против первого министра и против парламента, герцог д'Эгийон употребил все доступные ему средства и, в свой черед, обвинил Ла Шалоте в заговоре, направленном на свержение монархии. Ла Шалоте был заключен в тюрьму и стал кумиром парламента. Волнения в Бретани усилились.

Герцог д'Эгийон учредил некую видимость нового парламента, но созданный им особый суд подвергся осмеянию. Наконец, устав от всех этих неурядиц, правительство сместило герцога д'Эгийона с должности военного губернатора Бретани и заменило его герцогом де Дюрасом. Это смещение с должности, явившееся поражением герцога д'Эгийона, придало новые силы парламентам, которые возобновили свои жалобы на губернатора, уже бывшего. Дело о взяточничестве герцога было перенесено в Парижский парламент, выступивший против обвиняемого и грозивший наказать его в судебном порядке. И вот тогда герцог д'Эгийон и его дядя герцог де Ришелье осознали необходимость создать себе опору в окружении Людовика XV и вывели на сцену г-жу дю Барри.

Как мы видели, интрига удалась как нельзя лучше. Через г-жу дю Барри герцог д'Эгийон добился от короля приказа, который прекратил начавшийся против него судебный процесс; Парламент, со своей стороны, предвосхищая тот приговор, какой ему надлежало вынести, утвердил постановление, которым герцог д'Эгийон обвинялся в поступке, пятнавшем его честь, и временно, вплоть до вынесения приговора, отстранялся от исполнения обязанностей пэра.

В качестве ответа на это постановление король приказал провести торжественное заседание Парламента в Версале; на этом заседании герцог д’Эгийон сидел среди пэров.

Поясним, в каком состоянии находились дела в тот момент, к которому мы подошли.

В то время руководил Парижским парламентом Мопу-сын, который был его первым президентом; однако Мопу метил выше.

Он хотел быть канцлером.

Для того чтобы государственная печать не ускользнула от него, он обещал г-ну де Шуазёлю свою поддержку против герцога д'Эгийона, а герцогу д’Эгийону — свою поддержку против г-на де Шуазёля и, опираясь на обе враждовавшие партии, получил должность канцлера после отставки своего отца, который занимал ее до него.

Это был пятидесятишестилетний человек среднего роста, которого враги считали страшным, несмотря на его красивые живые глаза, исполненные огня и ума. Он имел нечто жестокое во внешности и обладал желчным характером, придававшим желто-зеленый цвет его лицу, в силу чего маршал де Бриссак называл его президентом Лимоном. Это прозвище, пользовавшееся большим успехом, побудило президента делать то, что по вечерам делают актеры в театре, то есть покрывать лицо белилами и румянами. В итоге внешность его выглядела менее мрачной, а его медоточивая речь брала на себя труд привлечь к нему тех, кого не могла покорить эта подправленная внешность. Он был вкрадчив, изворотлив и жаден до похвал, с какой бы стороны они ни приходили. Назначенный президентом Парламента, он спросил у человека, к которому у него было доверие, что думают о нем при дворе. Тот, к кому был обращен этот вопрос, вначале стал отнекиваться, не желая отвечать, но, вынуждаемый высказаться, признался, что при дворе все считают Мопу спесивым и неприступным.

— И всего-то? — ответил первый президент. — Ну что ж, вскоре они изменят свое отношение ко мне.

И действительно, с этого времени он сделался кротким, любезным, предупредительным; сталкиваясь с ним, самый мелкий канцелярский служащий видел его благожелательный взгляд и его улыбающееся лицо. Будучи человеком прозорливым, он обратил взгляд в будущее и рассчитал, что старому министру не удастся взять верх над молодой фавориткой. И потому, вступив в должность канцлера, он явным образом повернулся лицом к г-же дю Барри. Чтобы не пугать фаворитку, он перестал носить длинную судейскую мантию и забросил черную карету, на которой прежде передвигались канцлеры. Наконец, словно простой смертный, г-н Мопу играл с ее негром и ее обезьянкой, с Замором и Мистигри: Замор поедал конфеты, которые приносил ему канцлер, а Мистигри стаскивала с него длинный парик.

Вдобавок он называл г-жу дю Барри своей кузиной, хотя такое свойство выглядело куда менее несуразным, чем свойство императрицы Марии Терезии и г-жи де Помпадур.

В продолжение этого времени делалось все возможное, чтобы вызвать охлаждение Людовика XV к г-ну де Шуазёлю.

Граф де Брольи, который имел поручение следить за перепиской, касающейся иностранных дел, и получал сообщения от тайных агентов, шпионивших за ходом дел у союзников и одновременно за аккредитованными у них послами, предупреждал короля, что г-н де Шуазёль предан Австрии в большей степени, чем Франции.

Госпожа дю Барри раздобыла превосходный портрет кисти Ван Дейка, изображающий Карла I и являющийся в наше время одним из главных украшений музея Лувра, и повесила его напротив дивана, сидеть на котором имел обыкновение король.

— Что это за портрет? — поинтересовался Людовик XV.

— Это портрет Карла Первого, государь.

— А зачем он тут повешен?

— Чтобы напомнить вашему величеству о судьбе этого несчастного короля.

— И в связи с чем вам угодно напомнить мне о его судьбе?

— Такая же судьба ожидает и вас, государь, если вы не уничтожите ваш парламент.

Как-то раз, явившись к г-же дю Барри, король обнаружил, что кушанья у нее стали намного лучше, чем прежде.

— Что стало причиной такой счастливой перемены? — спросил Людовик XV.

— Дело в том, что я прогнала моего Шуазёля; а когда вы прогоните вашего?

Королю была подана записка, доказывавшая, насколько подобные факты могут быть доказаны, что г-ну де Шуазёлю было обещано Марией Терезией небольшое суверенное княжество, с полной гарантией передать его по наследству, если он сумеет возместить Австрийскому дому ущерб от потери Силезии.

С этого времени герцог де Ришелье, герцог д'Эгийон и фаворитка стали называть г-на де Шуазёля не иначе, как королем Шуазёлем или корольком.

Наконец, было перехвачено и передано г-же дю Барри письмо герцогини де Грамон, которая объезжала провинции и подстрекала парламенты.

Однажды утром, явившись к фаворитке, король застал ее жонглирующей двумя апельсинами.

— Лети, Шуазёль! Лети, Прален! — приговаривала она. Король поинтересовался у нее, что это за новая игра.

— Качели, государь.

С этими словами она вручила королю письмо герцогини де Грамон; дело было 24 декабря 1770 года.

Уже давно устав от всех этих жалоб, то и дело звучавших в его окружении, король нуждался лишь в поводе, чтобы уволить министра, и воспользовался той возможностью, что была ему предложена.

Он взял перо и написал г-ну де Шуазёлю:

«Мой кузен!

Недовольство, которое вызывает у меня Ваша служба, вынуждает меня сослать Вас в Шантлу, куда Вы должны отправиться в двадцать четыре часа; я бы сослал Вас гораздо дальше, если бы не питал особенного уважения к Вашей жене, здоровье которой меня чрезвычайно заботит. Берегитесь, чтобы Ваше поведение не заставило меня принять иное решение. Засим, кузен, да хранит Вас Господь.

ЛЮДОВИК».

Затем, взяв другой лист бумаги, он написал г-ну де Пралену следующие строки:

«У меня нет более нужды в Вашей службе; я отсылаю Вас в Прален, куда Вы должны отправиться в двадцать четыре часа.

ЛЮДОВИК».

Господин де Шуазёль имел на своей стороне поэтов, энциклопедистов, философов и газетчиков. Все они, словно по команде, принялись громко кричать, так что можно было подумать, будто Франция погибла из-за того, что оказался в опале человек, более всех других на свете настроенный против Франции. В итоге выражение Овидия «donec eris felix»^[12] сделалось на ту минуту самой ложной поговоркой на земле, и, в отличие от всех прочих, именно в грозовое для него время г-н де Шуазёль насчитал самое большое число своих друзей.

Более того, верность попавшему в беду г-ну де Шуазёлю, которая была не чем иным, как оппозицией против г-жи дю Барри, стала модной. Накануне своего падения г-н де Шуазёль был всего лишь министром; на другой день после своего падения он оказался главой партии и обрел силу человека, являющегося выразителем идеи. Парламенты ощутили, что вследствие опалы министра их положение пошатнулось, и поняли, что для них вот-вот начнется полоса серьезных преследований; к тому же отставка г-на де Шуазёля означала возвышение герцога д'Эгийона, а возвышение герцога д'Эгийона означало гибель парламентов.

Вот что говорится в мемуарах того времени:

«Никогда еще уход министра со своей должности не вызывал такого сильного отголоска; опала г-на де Шуазёля стала его триумфом. Хотя ему было предписано никого не принимать в последний день своего пребывания в Париже, огромное количество людей самого разного рода толпились у его дверей, расписываясь в книге посетителей, а герцог Шартрский, близкий друг министра, преодолел все преграды и бросился в его объятия, орошая его слезами. На другой день, когда г-н де Шуазёль должен был уехать, те, кто не смог увидеть его накануне, расположились на его пути, и вся дорога оказалась заставлена с обеих сторон каретами, образовавшими две бесконечные вереницы».

Однако все эти изъявления сочувствия к опальному министру нисколько не устрашили герцога д'Эгийона; он мужественно и без колебаний подобрал тяжелое бремя, свалившееся с плеч Атланта, и, взяв на себя министерство иностранных дел, решил вместе с канцлером Мопу создать триумвират, третьим членом которого должен был стать аббат Терре.

Мы рассказали о том, что представлял собой герцог д'Эгийон, рассказали о том, что представлял собой канцлер Мопу; расскажем теперь о том, что представлял собой аббат Терре.

Аббат Терре был высокий и нескладный человек с дурной осанкой, уродливым лицом и глубоко посаженными глазами, с начисто лишенной обаяния речью и с трудом изъяснявшийся, но от природы наделенный крепким здоровьем, мощным темпераментом, быстрым восприятием, проницательным умом и превосходной способностью суждения, особенно в делах. В Версальском дворце ему уже давно поручали самые деликатные дела, самые щекотливые доклады, и даже его враги восторгались четкостью и ясностью его слога, точностью и логичностью его изложения вопроса; когда тяжущиеся стороны обращались к нему, чтобы представить ему доводы в отношении их спора, он подытоживал все за и против в этом деле с такой ясностью, что верой в правильность закона проникался даже тот, кому это было невыгодно; кроме того, он был остроумен, циничен и быстр на ответ.

— Как вы находите устроенные мною празднества в Версале? — спросил аббата Терре король Людовик XV.

— Я нахожу их бесценными, государь, — ответил аббат.

Эти празднества стоили двадцать миллионов.

— По правде сказать, аббат, — упрекнул его архиепископ Нарбоннский, — вы берете деньги из карманов французов!

— А откуда, по-вашему, я должен их брать? — простодушно ответил аббат.

И потому все поднимали против него крик, но он имел привычку говорить:

— Надо давать возможность кричать тем, с кого сдираешь шкуру.

Парижане пользовались этим разрешением и даже злоупотребляли им.

— У аббата Терре нет совести, — говорили они, — он лишает нас надежды и доводит до нищенства.

Однажды он обнаружил, что улица Пустого Кошелька сменила название: ночью какой-то шутник соскреб прежнюю надпись и написал: «Улица Терре».

Впрочем, он был великим манипулятором в финансовых вопросах; орудовавший деньгами с презрением человека, который всю жизнь только ими и занимался; упразднявший, восстанавливавший, уничтожавший, ликвидировавший; отбиравший у людей четверть, треть и половину доходов; в точности знавший, какой груз может нести на себе несчастный навьюченный осел, который именуется народом, и до каких пор, не ломаясь, может гнуться его спина; делавший все это так, как любой другой делает простое арифметическое вычисление, — одним движением губ, одним взмахом пера, одним росчерком; заставлявший еженедельные газеты месяцами поднимать шум; выпускавший из Бастилии толпы людей, которые оказались там лишь потому, что дурно отзывались о налогах; носивший прозвища Избалованный Ребенок, поскольку он добирался до всего, и Длинный Веник, поскольку, добираясь до всего, он не должен был влезать ни на какие подставки; посмеивавшийся над шутками, которые отпускали в его адрес, и повторявший повсюду остроту того славного малого, который, едва не задохнувшись в толпе, переполнившей Оперу, воскликнул: «Ах, господин аббат Терре, почему вас нет тут, чтобы нас всех уполовинить!»; обладавший черствой душой, но не из-за бесчеловечности своего характера, а из-за своей бесстрастности; пожертвовавший, словно последней из посторонних, баронессой де Лагард, своей любовницей, которую уличили в низкопробном грабеже, и открыто принесший ее в жертву, дабы избежать подозрения в сговоре с ней, он, в конечном счете, всегда применялся к обстоятельствам и готов был перерезать горло своим друзьям, родственникам, братьям и даже самому себе у алтаря Необходимости.

Закончим эту главу портретом опального министра, набросанным рукой самого Людовика XVI.

Правда, этот портрет датируется 1777 годом, но, хотя он написан спустя семь лет после той эпохи, о какой мы теперь говорим, его вполне естественно поместить здесь.

«Герцог де Шуазёль был одарен от природы тем, что царедворцы редко получают от нее, а точнее, тем, что легкомысленность их воспитания, испорченность нравов и изнеженность духа редко позволяют им иметь и почти всегда подавляют: я подразумеваю характер.

Смелый, предприимчивый, решительный, он имел в душе запас энергии, сделавший его способным к гордыне; он имел достаточно таланта для того, чтобы прослыть гением, и достаточно возможностей для того, чтобы заставить других предполагать в нем этого таланта еще больше.

Душа его была исполнена силы, он жаждал славы и обладал такой твердостью в решениях, что пренебрегал преградами и преодолевал подводные камни, полагая дело осуществимым, коль скоро оно задумано им.

Герцог де Шуазёль имел жестокий характер; он ни перед чем не останавливался, чтобы добиться успеха в разработанных им планах; но в нем проявлялись и черты человека слабого, когда он пользовался чьей-то помощью, чтобы спрятаться и действовать исподтишка.

Он обладал единственным в своем роде характером, который мне не доводилось наблюдать ни у кого больше, ибо он расточал щедроты государства в пользу одного-единственного иностранного правительства и отдавал предпочтение возможным наградам перед наградами гарантированными, которые уже были в его собственных руках.

В том краю, где страшатся привидений, герцог де Шуазёль создал себе восторженных друзей, людей пылких, сделавших его опасным; он подавлял королевское величие.

Перед тем как возвыситься, он не пренебрегал никакими средствами, чтобы угодить фаворитке покойного короля. Достигнув той высоты, на какую ему хотелось подняться, он не сделал в сторону другой фаворитки ни одного шага, чтобы остаться у власти. В характере этого человека имелась некая неуступчивость и непреклонность, что делало его пригодным лишь для определенной деятельности.

И потому памятником его пагубного управления осталась лишь скала в Средиземном море, обагренная кровью во время двух смертоубийственных кампаний и в конце концов, ценой невероятных издержек, захваченная, чтобы ничего не принести нам и повлечь постоянные расходы.

Осуществленное им уничтожение ордена иезуитов произвело лишь пустоту, которую, к великому ущербу для воспитания молодежи и для словесности, еще не смогла заполнить никакая другая корпорация.

Его смычка с парламентами разрушила многие узы, связывавшие подданных с их повелителем. Пришлось распустить эти судебные органы, а затем восстанавливать их. Надо будет еще очень долго и с большой осторожностью зондировать эту рану.

Его союз с Австрийским домом хорош тем, что он устранил бич войны с этой державой и тем самым позволил нам преследовать сегодня англичан, не опасаясь диверсий в тылу; однако союз этот противоречит нашим интересам своей великой новизной и тем, что он позволяет императорам совершать в Европе все то зло, какое им выгодно причинять нашим старинным дружеским связям на Севере.

Замужество королевы целиком является делом его рук; он вел переговоры об этом браке и заключил его с намерением укрепить союз с Австрийским домом; однако необходимо проследить, не усилило ли влияние данного союза отдельные неприятные стороны, которые мы обнаруживаем в этом договоре.

Семилетняя война, которую, к стыду Франции, герцог де Шуазёль вел на суше и на море, явилась еще одним бедствием. Чтобы исправить зло и изгладить бесчестие, которые она принесла Франции, стала необходимой вторая война.

Герцог де Шуазёль поддерживал и защищал философию. Мотивы такого поведения непостижимы, равно как и мотивы других крупных действий его министерства; итогом этого явилось возникновение во Франции партии, с которой стало необходимо вести иногда переговоры или пускать в ход осторожность. Он привил философию кое-кому из французского духовенства, что служит совершенно новым явлением в политике.

Герцога де Шуазёля упрекают и в действиях другого рода, причем упрекают в них достаточно открыто. Когда одно или несколько неслыханных преступлений остаются сомнительными в глазах большинства людей, сама природа этих злодеяний запрещает говорить о них и приходится ограничиваться тайными стенаниями по поводу испорченности эпохи и общества.

Франция сопротивлялась государственному перевороту, устроенному г-ном де Шуазёлем, и пагубным деяниям, порой диктовавшимся ему, в вопросах политики, чужими влияниями или иностранной державой, с которой нам приходится жить в мире, но за которой мы должны беспрестанно вести наблюдение.

Если бы г-н де Шуазёль был министром сегодня и задумывал пагубные операции того рода, какие нам довелось увидеть, разве Франция смогла бы еще сопротивляться? Чтобы мирно пользоваться нашими территориальными богатствами, мы нуждаемся лишь в отдыхе и покое и в мудром управлении правительством. Суетный, тщеславный и честолюбивый министр, вмешивающийся в дела умозрительной политики, всегда будет приносить несчастье Франции, а г-н де Шуазёль, с начала своего министерства и вплоть до своего изгнания, без конца занимался разрушением того, что установили мудрость, опыт и принципы прошлых веков, и устанавливал то, что принципы, опыт и мудрость держали на отдалении или ограничивали.

Правительство постоянно трудилось над тем, чтобы держать парламенты в подчинении, а г-н де Шуазёль беспрестанно настраивал парламенты против властей.

Правительство уже много веков служило в Европе защитником второстепенных государств, а г-н де Шуазёль заключил союз с Австрией, вторгшейся в эти государства, дружба и поддержка которых была нам так необходима.

Правительство во все времена оказывало покровительство тому достославному ордену, который воспитывал юношество в покорности и давал ему знания в области искусства, наук и блистательной литературы, а г-н де Шуазёль позволил преследовать этот достославный орден парламентам, его врагам, и оставил юношество под влиянием идей философии или опасных взглядов парламентов.

Правительство делало все возможное, чтобы поддерживать на севере континента прусскую монархию, чтобы уравновешивать с помощью этого нового государства превосходство естественных врагов Франции, а г-н де Шуазёль расточал нашу казну и нашу живую силу для того, чтобы уничтожить эту монархию, принеся тем самым пользу нашему естественному врагу.

Правительство никогда не позволяло сочинителям прививать народу идеи, противные счастливой и мирной форме монархии, такой, какая она существует во Франции, а г-н де Шуазёль открыто настраивал теперешних философов, янсенистов и парламенты против нынешнего устройства государства, против Церкви, против королевской власти.

Таким образом, г-н де Шуазёль постоянно трудился, во всех ведомствах, которые были доверены ему, над тем, чтобы разрушить то, что он застал установленным самым разумным образом, и никогда не сумел ничего создать, кроме:

открытого бунта философов и парламентов — и теперь приходится усмирять это опасное возмущение;

открытой борьбы нашего естественного врага против нашего старого друга короля Прусского и других второразрядных государств — и теперь приходится искать примирения с королем Прусским.

Морское превосходство англичан явилось следствием гибельной войны, которую г-н де Шуазёль вел против них. И теперь, проявляя присущее нам достоинство, мы вынуждены восстанавливать нашу морскую торговлю, которая находилась в состоянии процветания в царствование Людовика XIV и упадок которой начался в период бедственной для нас Семилетней войны.

Таким образом, г-н де Шуазёль был для Франции всего лишь иностранцем, и душа его всегда находилась за пределами того ведомства, которым он руководил; отсюда следует ответ на вопрос, а мог бы г-н де Шуазёль, без ущерба для Франции, вернуться на министерскую должность. Поощряемое им расточение средств привело к расстройству финансов. В годы его управления наш военно-морской флот был разрушен. Наши войска беспрестанно терпели поражение на континенте. На дела Франции оказывала влияние наша старая соперница. Стало быть, г-н де Шуазёль был бичом для Франции и различных органов ее управления».

Впрочем, находясь в ссылке в Шантлу, г-н де Шуазёль отплатил Людовику XV презрением за ссылку, а дофину — оскорблением за ненависть.

Вот что он говорит о Людовике XV:

«Король был чрезвычайно смел, когда предстояло совершить зло, и проявлял мужество лишь в этом случае; зло, которое он мог совершить, доставляло ему ощущение жизни и нечто вроде возбуждения, похожего на гнев. В такие минуты король ощущал, что у него есть душа; однако для того, чтобы совершить добро, души у него не было».

Что же касается дофина, то его опальный министр щадит ничуть не больше; по его словам, г-н де Ла Вогийон разговаривал с принцем лишь о благородстве его происхождения и о всесильности королевской власти, которой ничто не должно оказывать сопротивления. Августейший ученик герцога был неучтив, груб, не проявлял ни малейшего интереса к женщинам и имел привычку по всякому поводу беспричинно повторять три лишенных смысла слова: «Ба. — Бака. — Бакала».

И потому, рассуждая о будущем, которое должно было стать следствием ошибочного воспитания, полученного дофином, и дурного примера, поданного королем, герцог де Шуазёль говорит:

«Если этот принц останется таким, каков он теперь, следует опасаться, как бы его глупость и вызванные ею презрение и смех не привели вполне естественным образом государство к упадку, который отнимет у короля Людовика XVI трон».

Господин де Шуазёль мог быть плохим министром, но, как видно, он был достаточно хорошим пророком.

Однако низвержение г-на де Шуазёля не решало всех проблем: оставались еще парламенты.

Герцог де Шуазёль подтолкнул судебное ведомство к бунту против абсолютной власти короля, и вопрос об уничтожении этого судебного ведомства был решен.

Полный поворот в политике, проводившейся г-ном де Шуазёлем в отношении Европы, произошел в одну минуту.

Господин де Шуазёль подтолкнул короля Испании к разрыву с Англией; но, едва только известие об опале г-на де Шуазёля дошло до Мадрида, король Испании дал англичанам полное удовлетворение в отношении Фолклендских островов и Порт-Эгмонта, служивших поводом для распри, и даже не пожелал изучить природу своих прав на эту территорию.

Придерживаясь своей проавстрийской политики, г-н де Шуазёль обращался со второстепенными государствами с презрением, никак не вязавшимся с покровительством, которое Франция всегда оказывала этим государствам; но, как только г-н де Шуазёль пал, Ибрагим-эффенди, посланник бея Туниса, был допущен на аудиенцию к королю.

Шведскому кронпринцу Густаву был оказан прием, достойный давнего союза, всегда связывавшего Швецию и Францию. Наконец, был заключен чисто семейный союз с королем Сардинии посредством брака графа Прованского, младшего брата дофина, с одной из принцесс Савойского дома.

Мы говорили о том, что вопрос об уничтожении судебного ведомства был решен; однако решить такое было легче, чем исполнить.

Судебное ведомство было всемогуще, а король, которого в насмешку называли Людовиком Добродушным, был слаб.

На стороне парламентов в большинстве своем стояли пэры, которых невидимыми узами связал с ними герцог де Шуазёль; они пользовались поддержкой Австрийского дома, негласно раздававшего несколько сотен тысяч ливров парламентским советникам. Наконец, на стороне парламентов стояли янсенисты, в любые времена и в любых обстоятельствах поддерживавшие их против королевского двора и Римской курии.

Герцога д'Эгийона, главу антипарламентской партии, поддерживали:

г-жа дю Барри, вместе с которой он пользовался милостями короля;

канцлер Мопу, который постоянно представлял Людовику XV парламенты как учреждения, способные уготовить ему трагическую судьбу Карла I;

аббат Терре, который устал от криков и жалоб в его адрес, без конца раздававшихся со стороны парламентов;

архиепископ Парижский, г-н де Бомон, который на протяжении десяти лет оспаривал законность их решений;

и, наконец, иезуиты, которые проливали слезы на руинах своего разрушенного ордена.

Партии стояли лицом друг к другу, приготовившись к нападению и обороне: сражение не могло заставить себя ждать.

За шестнадцать дней до изгнания г-на де Шуазёля парламент Парижа прекратил исполнять свои обязанности, в то время как все провинциальные парламенты, бунтовавшие против короля, продолжали множить число ремонстраций, по поводу каждой из которых г-жа дю Барри говорила:

— Вот еще один шаг к тому, чтобы свергнуть вас с престола, государь.

Канцлер Мопу дал Парижскому парламенту приказ возобновить исполнение своих обязанностей, если он не хочет навлечь на себя гнев короля.

Парламент ответил, что он с покорностью, но не исполняя своих обязанностей, ожидает наступления событий, которые ему угрожают.

Королевской власти был брошен вызов, и герцог д'Эгийон принял его.

Для исполнения принятого решения выбрали ночь с 19 на 20 января.

В полночь все парламентские чины были разбужены именем короля. В спальни к ним входят мушкетеры, предъявляют им приказ возобновить исполнение своих обязанностей и требуют дать ответ, не допускающий никаких околичностей: «да» или «нет».

Кое-кто из них подчиняется; но, собравшись на другой день, они ободряются, набираются твердости и единодушно отказываются следовать приказу.

За этим отказом немедленно следует уведомление об указе королевского совета, которым их должности объявляются конфискованными. Мушкетеры, уже побывавшие у них, являются к ним снова, на этот раз с приказом о ссылке, которому они должны подчиниться безотлагательно. На место Парламента ставится большой совет, который должен его заменить.

Архиепископ Парижский, опьяненный победой, лично совершает то богослужение, какое называли красной мессой, и новый парламент тотчас же в насмешку получает имя парламента Мопу.

Однако при этом происходит глубокий раскол даже среди принцев королевской семьи. Граф де Ла Марш, сын принца де Конти, и принц де Конде, которому г-н де Мопу дал устное обещание женить на мадемуазель де Конде, его дочери, графа д'Артуа, признали новый парламент. Герцог Орлеанский, действуя по настоянию г-жи де Монтессон, уступил мгновенно, однако принц де Конти даже слышать не хотел ни о каком примирении с новым судебным ведомством.

Граф де Клермон по примеру принца де Конти протестовал против того, что было совершено, и, страдая смертельной болезнью, умер, не дождавшись, чтобы король, затаивший против него злобу за проявленную им оппозицию, хотя бы раз справился о его здоровье.

Пэры также протестовали против упразднения старинного судебного ведомства, но исключительно для проформы.

Вот так свершилось это великое событие, главным рычагом в котором послужила г-жа дю Барри и все плоды которого пожал герцог д'Эгийон.

— Франция, — воскликнула г-жа дю Барри, обращаясь к Людовику XV, — твой кофе уё…ет!

Многому, как мы видим, предстояло повторить судьбу кофе короля Франции.

XXV

Политика герцога д'Эгийона. — Руководством ему служит памятная записка дофина, сына Людовика XV. — Следовать этому плану в отношении Австрии оказывается затруднительно. — Поведение герцога д'Эгийона в отношении второстепенных государств. — Господин де Верженн в Стокгольме. — Раздел Польши. — Докладная записка, поданная герцогом д'Эгийоном королю.

Как мы уже говорили, политика герцога д'Эгийона явилась полной противоположностью политике г-на де Шуазёля. Он смело продолжал ее, опираясь на памятную записку дофина, отца Людовика XVI.

Вот выдержка из этой памятной записки, на которую опиралась политика герцога д'Эгийона.

«Мне следует постоянно помнить, — говорит дофин, — что множество правительств было уничтожено, что несколько королевских династий в Европе пресеклись и что главные государства, которые меня окружают, это соперники дома Бурбонов.

История свидетельствует, что двумя главными из них являются Англия и Австрия.

Из этих двух соперников Англия наименее опасна. Франция должна помнить, что она может как иметь, так и не иметь военно-морской флот, ибо государства, у которых его нет, прекрасно живут за счет своего земледелия, своей торговли и своей природной промышленности. Нас, даже и без военно-морского флота, весьма уважали и боялись в годы министерства кардинала де Флёри, которому мой отец полностью передал заботу об управлении государством.

Стало быть, то, что Англия будет иметь большее или меньшее преобладание на морях, может лишь несколько увеличить или уменьшить благосостояние Франции, не нанося ей существенного ущерба. Это Англия должна рассчитывать на свою торговлю как на обязательное условие поддержания нынешнего положения; стало быть, Англия — не та соперница, какой надо страшиться в первую очередь.

У Австрии же куда больше поводов и возможностей враждовать с нами, и это опасно для нас; в наших интересах наблюдать за ней, окружать ее со всех сторон и мешать ей вредить нам, ибо ее политика заходит дальше, чем допускает ее религия; это новая европейская держава, которая на наших глазах вышла из ничтожества и, за счет своих соседей и с великой опасностью для нас, возвысилась при Карле V до уровня всемирной монархии.

И потому мне следует стараться отыскивать в истории моих предков сведения о тех средствах, посредством коих они отняли у Австрийского дома Испанию, Неаполь, Лотарингию, часть Нидерландов, Эльзас, Франш-Конте и Руссильон, и не забывать, что я не придерживаюсь наблюдательной политики. Австрия ответит мне на это напоминанием о том, что она отняла у моих предков с начала своего существования, а это не такие уж давние времена, и все помнят, что представляла собой Франция при Карле Великом.

Мои предки, по крайней мере из той ветви, к какой принадлежу я, неизменно придерживались изложенных выше принципов, как вдруг во Францию прибыл человек, лотарингец душой и по происхождению, который в данный момент причиняет несчастье этой стране.

Герцог де Шуазёль, получающий пенсион от Австрийского дома, задумал подкрепить первоначальные идеи аббата де Берни, имевшего интерес угодить Австрии; тот и другой заложили основы тех величайших несчастий, какие угрожают моей династии, если австрийские принципы когда-нибудь возьмут в ней верх. Лет десять тому назад герцог де Сен-Симон дал мне просмотреть очень толковую памятную записку на эту тему, где он доказывает, что Франция не сможет сохраниться, если не будет вести постоянную борьбу против Австрийского дома. Эта записка найдется в моих бумагах; в ней доказывается, что нельзя останавливаться до тех пор, пока Австрийский дом не будет низведен до положения какого-нибудь нынешнего курфюршества.

Тем не менее мой отец, руководствуясь принципами, критиковать которые мне непозволительно, заключил союз с Австрийским домом, нанеся этим ущерб интересам малых государств, которые мои предки со славой для себя поддерживали и защищали; он никогда не хотел вникнуть в причины преступного безрассудства г-на де Шуазёля, разрушившего здание, которое в течение многих веков укреплялось самыми вдумчивыми и самыми преданными нашему дому государственными мужами.

Несомненно, договоры следует чрезвычайно скрупулезно соблюдать; однако деликатность имеет границы, и, когда государству станет по опыту ясно, насколько обременителен для подданных договор, связывающий руки Франции, которая живет лишь благодаря тому, что имеет возможность использовать свою военную мощь, оно, не объявляя войны императору, безусловно положит пределы договору, ограничивающему нас со всех сторон и мешающему нам быть французами».

К несчастью, следовать этому плану в отношении Австрии было затруднительно. Союзный договор 1756 года по-прежнему существовал, и не было никакого благовидного предлога для того, чтобы разорвать его. Более того, Мария Антуанетта, несомненно, уже обладала властью над дофином, и если он выказывал столь великую ненависть к г-ну де Шуазёлю, то происходило это вовсе не потому, что г-н де Шуазёль был агентом Австрии, а потому, что, как полагал дофин, г-н де Шуазёль был виновен в смерти его отца. К тому же король, который, несмотря на свой преклонный возраст, не лишал себя никаких удовольствий, мог в любую минуту умереть; тогда все оказалось бы в прежнем положении и г-н д'Эгийон, подобно древнеримскому учителю ворона, мог бы сказать: «Opera et impensa periit».^[13]

И потому он принялся потихоньку готовить Европу к тому, что рано или поздно роковой договор 1756 года будет на глазах у нее отменен.

Как мы уже говорили, австро-французским союзом были напуганы прежде всего второстепенные государства. Герцог д’Эгийон стал успокаивать их, выслушивать, привечать.

Он начал с того, что примирил Швецию и Данию, двух наших естественных северных союзниц с тех пор, как Польша, все еще существовавшая как королевство, перестала существовать как держава.

Герцог де Шуазёль постоянно досаждал швейцарцам, нашим давним союзникам. Он имел привычку говорить: «Подл, как швейцарец!» При этом, задевая их интересы, он основал порт Версуа на Женевском озере.

Герцог д'Эгийон прервал начавшиеся там работы.

Герцог де Шуазёль отнял у папы графство Венессен и город Авиньон; по его словам, это было сделано для того, чтобы возместить потерю колоний, а в действительности, для того, чтобы порадовать философов, нападавших на религию.

Герцог д'Эгийон принес Ганганелли публичные извинения и вернул ему город и графство.

Англия, видя нашу тесную связь с Австрийским домом, встала на сторону Фридриха II. Этот союз Англии с Фридрихом означал войну против нас. Герцог д'Эгийон заложил основы мирного договора и торгового соглашения с Англией, которые должны были восстановить дружеские отношения, существовавшие в течение тридцати лет после заключения Утрехтского мира.

Со времен знаменитых походов Карла XII, истощивших людские и денежные ресурсы страны, Швеция, напуганная этим королевским всевластием, которое увлекло за собой в бездну целый народ, делала все возможное, чтобы обуздать власть своих королей; она разделилась на группировки, прислушивавшиеся к России, Австрии, Дании и королю Пруссии. Влияние Франции, столь значительное в Швеции во времена Густава Адольфа, сменилось австрийским влиянием; эту утраченную позицию следовало вновь завоевать. Густав III желал выйти из-под опеки, которую навязывали ему народ и знать. Будучи еще кронпринцем, он написал г-ну де Шуазёлю об этом своем желании; однако г-н де Шуазёль воздержался от того, чтобы воздать должное требованиям юного принца, ибо это означало чересчур явно обидеть Австрию. Герцог д'Эгийон, напротив, не соблюдал подобной осторожности. Он вызвал г-на де Верженна, нашего бывшего посла в Константинополе, из ссылки, куда тот был отправлен г-ном де Шуазёлем, снабдил его инструкциями и отправил в Швецию, вернувшись, таким образом, к правилам старой французской дипломатии: «Возвышай слабых, уничижай сильных».

Присутствие г-на де Верженна принесло свои плоды: в Швеции произошел переворот, вернувший королю Густаву III власть, которую прежде делила с ним знать, и освободивший его от русского, австрийского и прусского влияния. Этот переворот совершился в течение пятидесяти четырех часов, причем без всякого кровопролития, 18 августа 1772 года.

Правда, двадцать один год спустя граф Горн, граф Риббинг и Анкарстрём взяли у Густава III кровавый реванш.

Мы уже описывали состояние слабости, в какое впала в разгар европейских конфликтов Польша, с тех пор как ее перестала поддерживать могучая рука Франции. Екатерина II, имевшая виды на этот несчастный народ, дала ему короля и, совершенно уверенная в ничтожности этого короля, приготовилась вторгнуться в его королевство.

Герцог де Шуазёль увидел в союзе дворов Берлина и Санкт-Петербурга всего лишь отступничество от союза с Веной и Версалем, но Венский двор видел дальше: он видел, что Версальский двор, истощив живую силу и деньги, стал посредственным помощником с тех пор, как Россия отдалилась от него; именно тогда г-н де Шуазёль дал приказ г-ну де Верженну подтолкнуть Турцию к войне против России. В случае победы турецких войск могущество, а главное, престиж Российской империи должны были ослабнуть; в случае же поражения турок Россия приблизила бы свои владения к австрийским владениям и обеспокоила бы этим Империю, которая испытала бы еще большую нужду в нас. Напрасно г-н де Верженн растолковывал г-ну де Шуазёлю всю бесполезность этой войны и предсказывал ему те губительные последствия, какие она будет иметь: министр приказал нашему послу действовать в том же духе, а затем, в ответ на новые возражения г-на де Верженна, отправил его в отставку и приказал ему удалиться в Бургундию, где тот с тех пор и оставался, не имея ни влияния, ни должности.

В итоге произошло именно то, что предсказывал г-н де Верженн: Турция потерпела поражение, как мы это уже говорили по поводу празднеств, устроенных Потемкиным императрице Екатерине II; русские войска вторглись в Молдавию, и кони донских казаков утоляли жажду в Дунае. И тогда Австрия, испуганная тем, что земли, завоеванные русскими, и ее собственные территориальные владения оказались в соприкосновении, сблизилась с королем Пруссии, добиваясь от него нейтралитета в случае войны. Таким образом, старый Фридрих, почти самозванец в великой семье европейских монархов в момент своего восшествия на престол, захудалый курфюрст Бранденбурга, как его еще называли в начале царствования, в старости оказался обласкан двумя великими северными державами и стал вершителем европейских судеб, в то время как г-н де Шуазёль, желавший лишить его трона, был сослан в Шантлу.

Вследствие этого сближения Австрии и Пруссии возникла мысль о разделе Польши.

Все усмотрели в этом выгоду для себя.

Так что дело было быстро решено между северными державами, которые даже не сочли нужным обсудить его с Францией.

Австрия ввела свои войска в Спиш, а Пруссия — в Познанское воеводство. Екатерина захватила Варшаву.

Известие об этом грандиозном политическом четвертовании вызвало сильное потрясение в Версале.

Герцог д'Эгийон подал королю следующую докладную записку:

«Подумайте, какую веру может питать Франция к дружбе Австрийского дома и чего нам ждать от дома, связанного с королем одновременно узами мирного договора и узами брачного союза. В один прекрасный день Венский двор изъявляет желание увеличить свои владения за счет короля Пруссии, и тогда он поднимает для совместных с ней действий против этого государя Францию, Россию и Швецию. В другой раз Венский двор изъявляет желание расширить свои земли за счет Польши, нашего лучшего друга, и тогда он сближается с королем Пруссии, нашим врагом, и вступает в союз с ним и царицей, которая как никогда прежде раздражена против нас.

С другой стороны, безмерному честолюбию молодого императора Иосифа II нет равного. Он дожидается лишь того момента, когда будет править один, чтобы осуществлять тот замысел, какой он обдумывает теперь у себя в голове; у него есть дальний прицел на Баварию; он зарится на венецианский Фриуль; он хочет восстановить судоходство на Шельде, закрытое по условиям стольких мирных договоров; он желает завладеть Боснией; а кто сказал, что он забыл об утрате Лотарингии, Эльзаса и Силезии? Разве тот, кто осмеливается отнять у нас лучшего из наших друзей, тот, кто лишает его владений, не способен, если он это может, вновь захватить те земли, какие мы у него отвоевали? Разве тот, кто пренебрегает столь важным альянсом, как альянс с Версальским двором, чтобы во вред нам совершить неслыханное вторжение, не способен создать союз против нас? Итог нашего альянса с Венским двором, альянса, забравшего у нас такое количество людей и денег, состоит в том, что мы остались без друзей и на севере Европы существует направленная против нас грозная лига, в которую входят Вена, Берлин и Санкт-Петербург. В одно мгновение эти три державы могут поставить под ружье триста тысяч солдат; в одно мгновение они могут по собственному усмотрению ввести их на территорию слабых государств, которые им осталось захватить; в одно мгновение они могут завершить полное уничтожение Польши. Франция без союзников, Франция с ее нынешними малыми возможностями для сопротивления, Франция, истощенная последней войной, которая была затеяна ради поддержки Австрийского дома и ради того, чтобы содействовать ему в возвращении его владений, оказалась в труднейшем кризисе; она доведена до унизительнейшего молчания; она вынуждена подавлять свой собственный характер и развивать в себе характер нации-наблюдательницы, которая оправдывает всето, что сегодня делают, даже не советуясь с ней. Куда подевались те времена, когда без согласия французского короля никому в Европе не разрешено было выстрелить из ружья?

Но, каким бы критичным ни было сегодня политическое положение Франции, у нее остаются, тем не менее, ресурсы, равные ресурсам Северной лиги, а может быть, и превосходящие их.

Но сколько же предубеждений, как подлинных, так и надуманных, надлежит нам разрушить, чтобы подготовить альянс с державой, дружба с которой в этот момент необходима королю, дабы пресечь замыслы северных держав! Если мы пожелаем заключить союз с Лондонским двором, сколько источников вражды иссякнет! Сколько предубеждений будет преодолено! Есть основания полагать, что Сент-Джеймский кабинет считает нас весьма причастными к смуте в Америке. Характер г-на де Шуазёля и война, которую он хотел снова развязать против Англии в обстоятельствах, когда положение европейских дел могло облегчить наше неотложное и необходимое сближение, способны были служить достаточным поводом для того, чтобы держать Лондон в опасении, что мы по-прежнему являемся его врагами.

Несмотря на такое положение дел с Лондонским кабинетом, зрелище Севера, сплотившегося, объединившегося, вооружившегося и вторгшегося во владения наших друзей, вынуждает меня предложить королю контрлигу Юга, состоящую из Франции, Испании, Англии и Сардинии. Новые узы, соединившие нас с королем Сардинии, обеспечивают нам его дружбу; Испания позволит убедить себя с большим трудом, поскольку г-н де Шуазёль чрезвычайно настроил ее и против Лондонского кабинета, и против моего министерства. Что же касается короля Англии, то сколько же у нас есть средств для того, чтобы ослабить эту вечную борьбу и это враждебное соперничество, препятствующие нашим торговым связям! Я изложу сейчас его интересы, связанные с разделом Польши.

Вся Европа убеждена, что этот раздел превращает прусскую монархию в настоящую морскую державу; из положения военного и земледельческого государства она переходит в положение торговой и морской державы, и, подобно тому, как в течение последних лет мы видели короля Пруссии вторгающимся во владения своих соседей, которые были сильнее его, подобно тому, как мы затем видели его обороняющим эти владения от всей Европы, которая хотела отнять их у него, в течение нескольких ближайших лет мы сможем увидеть, как благодаря своей скупости и своей активности он сделается королем Балтики. Коль скоро он завладеет Данцигом, Висла станет для него новой Темзой; в итоге эта монархия, столь мало ценимая и столь мало известная, всего за несколько лет может превратиться при короле Фридрихе в государство, опасное как для континентальных держав, так и для морских; Англия об этом знает, а эта нация настолько просвещена в вопросах своей торговли и своих интересов на море, что в данный момент в Лондоне поднимается невероятно оглушительный шум против превращения прусской монархии в торговую и морскую державу.

С другой стороны, Россия, угрожая Константинополю и явным образом обнаруживая свои замыслы в отношении судоходства по Черному морю и, возможно, по Средиземному, может захватить всю английскую морскую торговлю в этих краях. Какой повод для альянса против Северной лиги! Какая возможность для нас помочь англичанам в их борьбе с опасностями, которые угрожают им, а заодно и нам! Я предлагаю королю изучить с присущей ему мудростью такую точку зрения, и, поскольку Север объединился и вооружился против наших друзей, поскольку Австрия оставляет нас наедине с нашими собственными ресурсами, мне видится лишь одна возможность противостоять этой грозной лиге — создание альянса четырех держав, способных послужить ей противовесом: Франции, Англии, Испании и Сардинии.

Я представлю развитие этих положений в последующих докладных записках».

XXVI

Старость Людовика XV. — Его уныние. — Смерть витает вокруг него и собирает жатву. — Маршал д'Армантьер. — Господин де Шовелен. — Предсказание, сделанное на Сен-Жерменской ярмарке. — Господин де Шовелен на ужине в малых покоях. — Игра в вист с королем. — Смерть г-на де Шовелена. — Уныние Людовика XV. — Его поездки. — Госпожа дю Барри. — Бомарше. — Гезман. — «Севильский цирюльник». — Господин де Фронсак. — Похищение, поджог и насилие. — Поэт Жильбер. — Маркиз де Сад. — Епископ Тарбский и г-жа Гурдан. — Глюк и Пиччини. — Два лагеря. — Новые развлечения. — Скачки. — Жокеи. — Куртизанки. — Людовик XV. — Память о г-не де Шовелене. — Аббат де Бове. — Опасения короля. — Предсказания по поводу апреля. — Скоропостижные смерти. — Лебель и дочь мельника. — Предварительным осмотром пренебрегают. — Оспа. — Архиепископ. — Шуазёли. — Госпожа дю Барри. — Герцог де Ришелье. — Лорри и Бордё. — Ла Мартиньер. — Страх короля. — Госпожа дю Барри удаляется. — Епископы. — Герцог д’Эгийон. — Возвращение г-жи дю Барри. — Последнее свидание. — Господин де Ла Врийер. — Герцог де Фронсак. — Версальский кюре. — Заявление короля. — Его последние минуты. — Он впадает в беспамятство. — Дочери короля. — Его смерть. — Софи Арну и г-жа дю Барри.

По правде сказать, одно обстоятельство лишало все эти события той важности, какую они должны были иметь.

Людовик XV, которому было всего лишь шестьдесят три года, казался на десять лет старше герцога де Ришелье, которому было семьдесят шесть. Людовик XV, некогда красивый кавалер с голубыми глазами, тонким слухом и твердой поступью, терял зрение; Людовик XV становился глухим; Людовик XV не мог уже сесть на лошадь иначе, как с помощью скамейки, которую ему подставляли под ноги. Скука, кружившая над его головой с молодости, обрушилась на старика, вцепилась в него и терзала его. К тому же вокруг него исполнялся тот роковой спектакль, какой сопровождает людей, совершающих свои последние шаги в жизни. Все те вокруг, кого он любил чувственной любовью, умерли: г-жа де Вентимий, г-жа де Шатору, г-жа де Помпадур: все те, кого он любил родственной любовью: сын, внуки, сноха, жена, друзья, — тоже умерли. Маршал д'Армантьер, товарищ его детских игр, родившийся в один год с ним, умер. Оставались лишь г-н де Шовелен и герцог де Ришелье.

Предметом особого внимания со стороны короля был прежде всего г-н де Шовелен. Король проявлял чрезвычайный интерес к его здоровью. Каждую минуту он справлялся о самочувствии г-на де Шовелена у него самого и у других; эта великая дружба, поселившаяся в сердце, эгоизм которого был общеизвестен, удивляла всех. Но однажды ее причину узнали.

Оказалось, что на одной из Сен-Жерменских ярмарок г-н де Шовелен попросил какого-то балаганного колдуна погадать ему, и тот предсказал, что г-н де Шовелен умрет за полгода до короля.

Это предсказание дошло до ушей Людовика XV, что и стало причиной его заботы о здоровье г-на де Шовелена.

Так вот, этому последнему страху, или, если угодно, последнему предостережению, суждено было в свой черед осуществиться.

Двадцать третьего ноября 1773 года король ужинал в малых покоях, у графини дю Барри, и от ее имени пригласил на этот ужин г-на де Шовелена. Господин де Шовелен принял приглашение, но попросил короля не заставлять его есть насильно, поскольку он чувствовал себя не совсем хорошо. И в самом деле, за ужином г-н де Шовелен, начавший перед этим играть в вист с его величеством, съел всего лишь два печеных яблока, а затем продолжил игру. По окончании партии г-н де Шовелен встал и оперся о кресло г-жи де Мирпуа, игравшей за другим столом. В то время как он любезничал с этой дамой, король, находившийся напротив маркиза, заметил, что лицо его исказилось.

— Что с вами, Шовелен? — спросил его король.

Господин де Шовелен открыл рот, чтобы, несомненно, ответить королю, но не смог произнести ни единого слова и упал навзничь.

Тотчас же послали за врачами, но, когда они приехали, маркиз был уже мертв.

Со времени смерти г-на де Шовелена короля редко видели улыбающимся. Можно было подумать, что призрак маркиза идет с ним рядом при каждом его шаге. Немного отвлекала короля лишь езда в карете, и путешествия участились. Король ездил из Рамбуйе в Компьень, из Компьеня в Фонтенбло, из Фонтенбло в Версаль, но никогда не направлялся в Париж: он ненавидел Париж после его бунта по поводу кровавых бань.

Однако все эти прекрасные резиденции, вместо того чтобы развлечь короля, наводили его на мысли о прошлом, прошлое пробуждало воспоминания, а воспоминания вели к размышлениям. Вывести его из этих печальных, горьких и глубоких размышлений могла одна только г-жа дю Барри, и поистине жаль было видеть, с каким трудом старается эта молодая и красивая женщина разогреть если уже и не тело старика, то его сердце.

Тем временем общество разлагалось, подобно монархии. За грунтовыми водами философии Вольтера, д'Аламбера и Дидро последовали ливни скандалов Бомарше. Бомарше опубликовал свои знаменитые «Мемуары против советника Гезмана», и этот судебный чиновник, член суда Мопу, не смел больше появляться на своей скамье.

Бомарше репетировал «Севильского цирюльника», и уже шли разговоры о дерзостях, которые будет произносить на сцене философ Фигаро.

Выходка герцога де Фронсака вызвала скандал.

Две выходки маркиза де Сада вызвали ужас.

Господин де Фронсак, не обладавший ни привлекательностью, вызывающей любовь, ни остроумием, удерживающим любовь на привязи, грубый и торопливый распутник, успешно шел по стопам графа де Клермона, убийце которого молодой Людовик XV заранее пообещал помилование. Любовниц ему поставляли лакеи, похищавшие юных девушек и бросавшие их в постель своего господина, а из этой постели г-н де Фронсак передавал их в Оперу.

Дело в том, что Опера освобождала девушку из-под отцовской власти, и родители уже не могли потребовать вернуть им дочь, как только она предъявляла контракт, подписанный ею с Академией музыки.

Но одна девушка оказала сопротивление. Она была незнатного происхождения; возможно, она была влюблена, и это придавало ей силы. Придя в ярость от этого сопротивления и горя желанием овладеть ею, герцог де Фронсак совершил в течение одной ночи три преступления, каждое из которых наказывалось в те времена смертью: поджог, похищение и насилие.

Однажды ночью он поджег дом этой юной девушки. Об этом была предупреждена Гурдан. В связи с графиней дю Барри мы уже говорили об этой знаменитой своднице. Какая-то женщина, подосланная ею, подбирает бездыханную жертву, под предлогом оказания ей помощи уносит ее и привозит в непотребный дом. Как только она оказывается там, появляется Фронсак. Девушка зовет на помощь, кричит, защищается, борется; Фронсак толкает ее в особое механическое кресло, где ее руки и ноги оказываются зажаты, где всякая защита становится невозможна и где насилие в конце концов совершается.

Начинается предварительное следствие, но дело удается замять. Молчат все, кроме поэта, который издает негодующий крик, как он это уже делал по поводу Лалли-Толлендаля.

Послушайте Жильбера: это он воздал должное и виновнику преступления, и правосудию, оставившему преступление безнаказанным.

Таким образом, сын герцога де Ришелье превзошел отца, да еще как далеко.

Когда у герцога недоставало денег, он ограничивался тем, что закладывал свой орден Святого Духа, и поплатился за это следующим куплетом:

Имелись, правда, некоторые возбуждающие пастилки, именовавшиеся «пастилками Ришелье», однако этим пастилкам было очень далеко до шпанских мушек маркиза де Сада.

Скажем несколько слов о маркизе де Саде, одном из самых любопытных олицетворений конца века Людовика XV. Это был красивый вельможа, в то время уже тридцатипятилетний, родившийся во дворце принцессы де Конде, придворной дамой которой была его мать. Утверждали, что он происходил от прекрасной Лауры. Это вполне возможно: несмотря на свою платоническую любовь к Петрарке, прекрасная Лаура имела двенадцать детей. Получив воспитание в коллеже Людовика Великого, он в возрасте тринадцати лет поступил в легкую конницу. Он участвовал в Семилетней войне, а затем, против своей воли, женился на г-же де Монтрёй.

Маркиз де Сад был богат, молод, красив, он носил достойное уважения имя; откуда же тогда этот заколдованный ум? Откуда это порочное сердце? Откуда эти гнусные желания? Откуда эта жажда крови?

Однажды вечером, в Страстную субботу, он идет по площади Побед и там к нему подходит женщина, которая просит у него милостыню. Маркиз останавливается и смотрит на нее: она молода и красива; он расспрашивает ее, желая узнать, владеет ли она другим ремеслом, более приятным и более прибыльным. Но она женщина честная; по-видимому, эта честность трогает его; он проникается жалостью к ее нищете и предлагает ей взять ее в качестве экономки и поставить во главе своего дома. Она соглашается; он кладет ей в руку кошелек и назначает ей на следующий день встречу у себя дома в Аркёе. Бедняжка не испытывает никаких опасений и в назначенный час является туда. Маркиз ждал ее; он закрывает за ней двери и начинает домогаться ее, а когда она отказывается уступить ему, хватает шпагу и принуждает раздеться; затем он привязывает нагую женщину к стойке кровати, бичует ее, перочинным ножиком делает надрезы у нее на теле и льет в них кипящий воск, а после этого уходит, оставив ее всю в крови и ожогах. Она с трудом освобождается от своих пут, подбегает к окну и зовет на помощь, а затем, слыша на лестнице шум и предпочитая смерть возобновлению своих страданий, бросается в окно.

Тем временем маркиз спокойно вернулся в Париж. Он надежно закрыл дом и полагал, что крепко связал свою жертву; несомненно, он надеялся, что женщина умрет с голоду.

Однако было возбуждено уголовное дело, ему дали ход, и маркиз де Сад был приговорен к шести неделям тюремного заключения в замке Пьер-Ансиз.

По истечении шести недель он выходит оттуда, забыв о несчастной девице Келлер, которая, помимо тех ран, какие он ей нанес, сломала себе ногу и руку, выпрыгнув из окна. Маркиз удаляется в свой прекрасный замок Лакост недалеко от Марселя, а в июне 1772 года приезжает в Марсель, устраивает там бал, на который приглашены самые очаровательные женщины города, и во время этого бала заставляет их отведать пастилки со шпанской мушкой.

Через час этот бал превращается в древнеримскую оргию. Три женщины умирают, пять или шесть сходят с ума.

Маркиз де Сад сбегает, похитив свояченицу, и парламент Экса приговаривает его к смерти как отравителя.

Однако приговор парламента Экса отменен, и маркиз выкупает свою голову за пятьдесят франков.

Он возвращается и публикует «Жюстину».

Общество идет уже не к пропасти, а к сточной канаве.

Чтобы не отставать от этой мерзости, шевалье де Нерсиа публикует в 1770 году «Фелицию, или Мои проказы».

Молодой священник пишет послание об опасности воздержания.

Все эти истории весьма постыдны, весьма грязны, но короля забавляют лишь они. Господин де Сартин делает из них некий дневник (это еще одна идея изобретательной г-жи дю Барри), который король читает по утрам, лежа в постели, и который иногда, за счет своего бесстыдства, в конце концов пробуждает в нем любострастие. Этот дневник составляется во всех непотребных домах Парижа, и особенно в заведении знаменитой Гурдан, имя которой мы произносим уже в третий раз.

Однажды король узнает из этого дневника, что г-н де Лорри, епископ Тарбский, возвращаясь накануне в Париж, имел наглость привезти с собой в закрытой коляске Гурдан и двух ее воспитанниц. На сей раз это уже было слишком; король велит предупредить великого раздавателя милостыни, и тот вызывает к себе епископа.

По счастью, все объясняется случайностью, к вящей славе целомудрия и милосердия прелата: возвращаясь из Версаля, епископ Тарбский увидел трех женщин, стоявших на дороге возле сломанной кареты; проникшись жалостью к их затруднительному положению, он предложил им место в своем экипаже. Гурдан нашла предложение забавным и приняла его.

Но никто не хотел поверить в наивность прелата, и все говорили ему:

— Как! Вы не знакомы с Гурдан?! Поистине, это невероятно!

В разгар всего этого была объявлена знаменитая музыкальная война между глюкистами и пиччинистами: двор разделяется на две партии.

Дофина, юная, поэтичная, музыкальная, ученица Глюка, считала наши оперы лишь собранием более или менее приятных песенок. Когда она увидела представления трагедий Расина, ей пришла в голову мысль послать своему учителю «Ифигению в Авлиде», призвав его погрузить в волны музыки благозвучные стихи Расина. Через полгода музыка была готова, и Глюк сам привез свою партитуру в Париж.

Едва приехав, Глюк стал фаворитом дофины и получил право в любое время появляться в малых покоях дворца.

Требуется привыкнуть ко всему, и особенно к грандиозному. Музыка Глюка не произвела при своем появлении того впечатления, какого следовало ожидать. Пустым сердцам, уставшим душам не нужна мысль, им достаточно звука: мысль утомляет, а звук развлекает.

Старое общество предпочло итальянскую музыку, предпочло звонкую погремушку благозвучному органу.

Госпожа дю Барри — и из чувства противоречия, и потому, что немецкую музыку выдвигала на первый план дофина, — встала на сторону итальянской музыки, и послала Пиччини несколько либретто. Пиччини в ответ прислал партитуры, и в итоге молодое и старое общество раскололись на два лагеря.

Дело в том, что в среде этого старомодного французского общества пробивались совершенно новые идеи, подобно неведомым цветам, что растут в щелях между разошедшимися плитами сумрачных дворов, между растрескавшимися камнями старого замка. Это были английские новшества: сады с тысячью убегающих вдаль аллей, с множеством лужаек, с цветочными клумбами и просторами газонов; коттеджи; утренние прогулки дам без пудры и румян, в простых соломенных шляпах с широкими полями, украшенных васильком или ромашкой; мужчины на прогулке, правящие горячими лошадьми и сопровождаемые жокеями в черных шапочках, коротких куртках и кожаных штанах; четырехколесные фаэтоны, производившие фурор; принцессы, одетые как пастушки; актрисы, одетые как королевы; это были Дюте, Гимар, Софи Арну, Ла Прери, Клеофиль, украшавшие себя бриллиантами, в то время как дофина, принцесса де Ламбаль, г-жа де Полиньяк и г-жа де Ланжак желали украшать себя лишь цветами.

И при виде всего этого нового общества, идущего в неведомое, Людовик XV все ниже клонил голову. Тщетно сумасбродная графиня вертелась вокруг него — жужжащая, как пчела, легкая, как бабочка, сияющая, как колибри. Король лишь время от времени с трудом поднимал отяжелевшую голову, и казалось, что на лицо его с каждым мгновением все явственнее ложится печать смерти.

Дело в том, что время истекало; дело в том, что пошел шестой месяц со дня смерти маркиза де Шовелена; дело в том, что близилось начало мая, а 23 мая исполнялось ровно полгода с того дня, как королевский фаворит умер.

К тому же, как если бы все сговорились присоединиться к зловещему предзнаменованию, аббат де Бове, произнося при дворе проповедь, в своем поучении о необходимости готовить себя к смерти, об опасности умереть без покаяния, воскликнул:

— Еще сорок дней, государь, и Ниневия будет разрушена!

Поэтому, думая о г-не де Шовелене, король думал об аббате де Бове; поэтому он говорил герцогу д'Айену:

— Двадцать третьего мая будет полгода, как умер Шовелен.

Он поворачивался к герцогу де Ришелье и произносил шепотом:

— Этот чертов аббат де Бове говорил о сорока днях, не правда ли?

— Да, государь, а почему вы спрашиваете?

Не отвечая Ришелье, Людовик XV добавлял:

— Я хотел бы, чтобы эти сорок дней уже прошли!

Но и это было еще не все: в Льежском альманахе говорилось по поводу апреля:

«В апреле одна из самых известных фавориток сыграет свою последнюю роль».

И потому г-жа дю Барри вторила сетованиям короля и говорила об апреле то же, что он говорил о сорока днях:

— Я бы очень хотела, чтобы этот проклятый апрель уже прошел!

В этом проклятом апреле, так страшившем г-жу дю Барри, и в течение этих сорока дней, ставших мучением для короля, предзнаменования множились. Генуэзский посол Сорба, с которым король часто виделся, был сражен внезапной смертью. Аббат де Ла Виль, придя к утреннему выходу короля, чтобы поблагодарить за только что пожалованное ему место управляющего канцелярией министерства иностранных дел, рухнул к ногам его величества, сраженный апоплексическим ударом. И, наконец, когда король был на охоте, рядом с ним ударила молния.

Все это лишь усиливало его мрачность.

Все связывали надежды с приходом весны. Природа, сбрасывающая в мае свой саван; земля, вновь покрывающаяся зеленью; деревья, вновь надевающие свои весенние наряды; воздух, наполненный живыми пылинками; дуновения живительного огня, прилетающие с ветром и кажущиеся душами, что ищут тело, — все это могло вернуть какую-то жизнь этой инертной материи, какое-то движение этому изношенному механизму.

Примерно в середине апреля Лебель увидел у своего отца дочь мельника, и ее необычайная красота поразила его. Он счел девушку лакомством, способным пробудить аппетит у короля, и с воодушевлением рассказал ему о ней. Людовик XV без особой охоты согласился на эту новую попытку развлечь его.

Обычно, прежде чем явиться к королю, девицы, которых Людовик XV должен был почтить своими королевскими милостями, подвергались осмотру врачей, затем проходили через руки Лебеля и, наконец, являлись к королю.

На этот раз девушка была столь свежа и столь красива, что всеми этими предосторожностями пренебрегли, но если бы они и были приняты, то даже самому искусному медику, конечно, трудно было бы распознать, что девушка уже несколько часов была больна оспой.

В юности король уже перенес эту болезнь, но через два дня после свидания с девушкой она проявилась вторично.

В то время давала о себе знать еще одна трудно излечимая болезнь, и потому, когда парижанам сообщили, что Людовик XV умер от оспы, или, как ее еще называли, малого сифилиса, это дало им повод говорить:

— У великих мира сего ничего малого не бывает!

На эту тему сочинили также следующую эпитафию:

Ко всему добавилась злокачественная лихорадка, осложнившая положение больного.

Двадцать девятого апреля появилась первая сыпь, и архиепископ Парижский, Кристоф де Бомон, поспешил в Версаль.

Положение на этот раз была необычным; причащение, если чувствовалась в нем необходимость, могло иметь место только после изгнания наложницы, а эта наложница, принадлежавшая к иезуитской партии, главой которой был Кристоф де Бомон, ниспровержением министерства Шуазёля и ниспровержением Парламента оказала, по словам самого архиепископа, столь большие услуги религии, что невозможно было подвергнуть ее бесчестью согласно канону.

Во главе этой партии, вместе с г-ном де Бомоном и г-жой дю Барри, стояли герцог д'Эгийон, герцог де Ришелье, герцог де Фронсак, Мопу и Терре.

Все они были бы опрокинуты тем же ударом, какой свалил бы г-жу дю Барри; поэтому у них не было никакой причины выступать против нее.

Партия г-на де Шуазёля, проникавшая всюду, даже в проход за кроватью короля, напротив, требовала изгнания фаворитки и скорейшей исповеди; это было весьма любопытно видеть, поскольку именно партия философов, янсенистов и безбожников побуждала короля исповедоваться, тогда как архиепископ Парижский, монахи и поклонники благочестия желали, чтобы король отказался от исповеди.

Таково было необычное состояние умов, когда 1 мая, в половине двенадцатого утра, архиепископ явился навестить больного короля.

Узнав о прибытии архиепископа, бедная г-жа дю Барри на всякий случай скрылась.

На встречу с прелатом, намерения которого не были еще известны, отправился герцог де Ришелье.

— Монсеньор, — сказал герцог, — заклинаю вас не пугать короля этим богословским предложением, убившим стольких больных. Но если вам любопытно услышать о забавных грешках, то располагайтесь: я стану исповедоваться вместо короля и расскажу вам о таких прегрешениях, подобных которым вы не слыхивали за то время, что состоите архиепископом Парижским. Ну, а если мое предложение вам не нравится, если вы непременно хотите исповедовать короля и воспроизвести в Версале те сцены, какие устраивал господин епископ Суассонский в Меце, если вы хотите с шумом спровадить госпожу дю Барри, то подумайте о последствиях и о ваших собственных интересах; вы обеспечиваете этим триумф герцога де Шуазёля, вашего злейшего врага, в избавлении от которого вам так содействовала госпожа дю Барри, и ради пользы вашего врага преследуете вашего друга; да, монсеньор, вашего друга, и какого друга! Ведь еще вчера она говорила мне: «Пусть господин архиепископ оставит нас в покое, и он получит кардинальскую шапку; я за это берусь, и я вам за это ручаюсь».

Архиепископ Парижский предоставил г-ну де Ришелье говорить, ибо, хотя в глубине души он придерживался того же мнения, ему надо было делать вид, что его убеждают. По счастью, к маршалу присоединились герцог д'Омон, принцесса Аделаида и епископ Санлисский, давшие прелату оружие против самого себя. Он сделал вид, что уступает, обещал ничего не говорить, отправился к королю и действительно не сказал ему ни слова об исповеди; это доставило августейшему больному такое удовольствие, что он тотчас велел позвать г-жу дю Барри и целовал ее прекрасные руки, плача от радости.

На другой день, 2 мая, король чувствовал себя немного лучше; вместо Ла Мартиньера, его постоянного медика, г-жа дю Барри прислала ему двух своих врачей — Лорри и Бордё. Обоим докторам было прежде всего велено скрыть от короля природу его болезни, умолчать о положении, в котором он оказался, и самое главное — избавить от мысли, будто он болен настолько, что ему необходимо обратиться к священникам.

Это улучшение в состоянии короля позволило графине на мгновение свободно вздохнуть и вернуться к обычному злословию и привычным шуткам; но в ту самую минуту, когда своим воодушевлением и остроумием ей удалось заставить больного улыбнуться, Ла Мартиньер, которому не был запрещен доступ к королю, появился на пороге; оскорбленный предпочтением, которое было оказано Лорри и Бордё, он подошел прямо к королю, пощупал его пульс и покачал головой. Король не мешал ему, со страхом глядя на него; страх этот еще больше увеличился, когда он увидел обескураживающий знак, сделанный Ла Мартиньером.

— Ну что, Ла Мартиньер? — спросил король.

— Ну что, государь, если мои коллеги не сказали вам, что случай тяжелейший, то они либо ослы, либо лжецы.

— Что у меня, по-твоему, Ла Мартиньер? — спросил король.

— Черт побери, государь! Это нетрудно увидеть: у вашего величества оспа.

— И ты говоришь, что у тебя нет надежды, друг мой?

— Я не говорю этого, государь: врач никогда не теряет надежды. Я говорю лишь, что если вы, ваше величество, христианнейший король не только по имени, то вам следует подумать.

— Хорошо, — промолвил король.

Затем, подозвав г-жу дю Барри, он сказал:

— Вы слышали, душенька? У меня оспа, а это болезнь из самых опасных, во-первых, из-за моего возраста, а во-вторых, из-за других моих недугов. Ла Мартиньер только что напомнил мне, что я христианнейший король и старший сын Церкви; душенька, возможно, нам придется расстаться. Я хочу предотвратить сцену, подобную той, что была в Меце. Сообщите герцогу д'Эгийону то, что я вам сказал, и пусть он условится с вами, как нам расстаться без огласки, если моя болезнь усилится.

В то время как король говорил это, вся партия герцога де Шуазёля начала громко роптать, обвиняя архиепископа в угодничестве и говоря, что он, дабы не потревожить г-жу дю Барри, готов дать королю умереть без причастия.

Эти обвинения дошли до слуха г-на де Бомона, и он, чтобы заставить их стихнуть, решил обосноваться в Версале, в обители конгрегации лазаристов; это позволило бы ему обмануть общественное мнение и использовать благоприятный момент для совершения религиозных церемоний, чтобы пожертвовать г-жой дю Барри лишь в том случае, если состояние короля станет совсем безнадежным.

Третьего мая архиепископ возвратился в Версаль. Приехав туда, он стал ждать.

Тем временем вокруг короля происходили постыдные сцены.

Кардинал де Ла Рош-Эмон держался того же мнения, что и архиепископ Парижский, и хотел, чтобы все совершилось без шума. Но иначе обстояло дело с епископом Каркасонским, который усердствовал, воспроизводя сцены, происходившие в Меце, и громко требуя, чтобы короля причастили, чтобы наложница была изгнана, чтобы каноны Церкви были соблюдены и чтобы король подал пример раскаяния Европе и христианской Франции, которые он соблазнял дурным примером.

— Да по какому праву вы мне даете советы? — воскликнул выведенный из терпения г-н де Ла Рош-Эмон.

Епископ снял с шеи пастырский крест и поднес его чуть ли не к носу прелата.

— По праву, который дает мне этот крест, — сказал он. — Научитесь, монсеньор, уважать это право и не дайте своему королю умереть, не получив причастия Церкви, считающей его своим старшим сыном.

Все это происходило на глазах герцога д'Эгийона. Ему стало понятно, какой скандал вызовет подобная дискуссия, если она разразится публично.

И он пошел к королю.

— Ну что, герцог, — спросил его король, — исполнили вы мои повеления?

— Относительно госпожи дю Барри, государь?

— Да.

— Я хотел подождать, пока ваше величество повторит их. Я никогда не стану проявлять поспешность, разлучая короля с теми, кто его любит.

— Благодарю, герцог; но это необходимо. Зайдите за бедной графиней и без всякого шума отвезите ее в ваш загородный дом в Рюэле; я буду признателен госпоже д'Эгийон за заботы о ней.

Несмотря на этот вполне определенный приказ, г-н д'Эгийон вовсе не хотел пока что ускорять отъезд фаворитки и спрятал ее во дворце, объявив, что она уедет на следующий день. Это сообщение заставило немного утихнуть требования священников.

Впрочем, герцог д'Эгийон правильно поступил, оставив г-жу дю Барри в Версале, ибо 4 мая король вновь потребовал ее к себе, и чрезвычайно настойчиво, и тогда герцогу пришлось сознаться, что она еще здесь.

— Так позовите ее, позовите! — вскричал король.

И г-жа дю Барри вернулась в последний раз; в последний раз гниющие губы умирающего коснулись ее розовых уст, а его рука, покрытая гнойничками, скользнула в ее руку.

— Ах, графиня, графиня! — воскликнул король. — Как жаль мне терять эту трогательную красоту! Но нам следует расстаться; уезжайте, графиня, уезжайте!

Графиня уехала вся в слезах. Бедная женщина, которая была доброй, легкомысленной, приветливой, покладистой, любила Людовика XV так, как любят отца.

Госпожа д’Эгийон усадила ее в карету вместе с мадемуазель дю Барри-старшей и увезла в Рюэль, чтобы там ожидать развязки.

Но стоило карете выехать за пределы последнего двора, как король снова потребовал к себе графиню.

— Она отбыла, — ответили ему.

— Отбыла? — повторил король. — Значит, настал и мой черед отбыть. Прикажите молиться мощам святой Женевьевы.

Господин де Ла Врийер тотчас же написал Парламенту, имевшему право в подобных случаях дать приказ отпереть или запереть древнюю святыню.

Дни 5-го и 6 мая прошли без разговоров об исповеди, о предсмертном причастии и о последнем миропомазании. Версальский кюре явился было с целью подготовить короля к этой благочестивой церемонии, но встретил герцога де Фронсака, который дал ему честное слово дворянина выбросить его в окно, если он скажет об этом хоть слово.

— Если я не разобьюсь насмерть при падении, — ответил кюре, — то вернусь через дверь, ибо это мое право.

Но 7 мая, в три часа утра, сам король настоятельно потребовал позвать аббата Моду, бедного священника, чуждого интригам, добродушного служителя Церкви, которого дали ему в исповедники и который к тому же был слеп.

Исповедь короля продолжалась семнадцать минут.

Когда она окончилась, герцоги де Ла Врийер и д’Эгийон хотели отсрочить предсмертное причастие, но Ла Мартиньер, испытывавший особую вражду к г-же дю Барри, которая подослала королю Лорри и Бордё, сказал, подойдя к нему:

— Государь, я видел ваше величество в весьма трудных обстоятельствах, но никогда не восхищался вами так, как сегодня; если вы мне верите, вы немедля закончите то, что так хорошо начали.

После этого король приказал снова позвать аббата Моду, и тот дал ему отпущение грехов.

Что же касается шумного возмездия, которое должно было торжественно уничтожить г-жу дю Барри, то о нем речь не шла. Великий раздаватель милостыни и архиепископ совместно составили следующую формулу, оглашенную во время соборования:

«Хотя король должен давать отчет в своем поведении одному только Господу, он заявляет, что раскаивается в соблазне, коему подверг своих подданных, и желает отныне жить лишь ради поддержания веры и ради счастья своих народов».

Королевская семья — к ней прибавилась принцесса Луиза, вышедшая из своего монастыря, чтобы ухаживать за отцом, — встретила Святые Дары внизу лестницы.

Король принял предсмертное причастие.

После этого, обратившись к епископу Санлисскому, он произнес:

— Посмотрите, не пристала ли, к нечастью, гостия к гною из моей сыпи.

Он открыл рот, и епископ успокоил его, сказав, что гостия проглочена.

В то время как король принимал Святые Дары, дофин, которого, поскольку он еще не переболел оспой, держали вдали от короля, написал аббату Терре следующее письмо:

«Господин генеральный контролер!

Прошу Вас дать распоряжение раздать двести тысяч ливров беднякам парижских приходов, дабы они молились за короля. Если Вы находите эту сумму чрезмерной, то вычтите ее из содержания госпожи дофины и моего.

ЛЮДОВИК АВГУСТ».

В течение 7-го и 8 мая болезнь усилилась; король чувствовал, что его тело буквально распадается на куски. Покинутый придворными, которые не решались оставаться подле этого живого трупа, он не имел теперь других сиделок, кроме трех своих дочерей, не покидавших его ни на минуту.

Король был объят ужасом; в этом ужасном разложении, охватившем все его тело, он видел прямую кару Неба; в его глазах та невидимая рука, что метила его черными пятнами, была десницей Божьей. В бреду, тем более страшном, что вызван он был не лихорадкой, а мыслью, король видел языки пламени, видел огненную пропасть и звал своего исповедника, бедного слепого священника, последнего своего заступника, чтобы тот протянул руку с распятием между ним и огненным озером. И тогда он сам брал святую воду, сам откидывал простыни и покрывала, сам со стонами ужаса обливал святой водой все свое тело; потом просил дать ему распятие, сжимал его обеими руками и пылко целовал, восклицая:

— Господи! Господи! Предстательствуй за меня, за меня, самого великого грешника, какой когда-либо существовал!

В этих ужасных и безнадежных тревогах прошел день 9 мая. В течение этого дня, который был не чем иным, как одной долгой исповедью, ни священник, ни дочери его не покидали; его тело было добычей самой отвратительной гангрены, и, еще живой, король-труп издавал такой запах, что двое слуг упали, задохнувшись, и один из них умер.

Утром 10 мая сквозь растрескавшуюся плоть стали видны кости его бедер. Еще трое слуг упали в обморок. Ужас охватил Версаль, и все обратились в бегство.

Больше во дворце не было ни одной живой души, кроме трех благородных дочерей и достойного священника.

Весь день 10 мая был непрерывной агонией: король, уже мертвый, будто не решался умереть; казалось, он хочет броситься вон из кровати, этой предварительной могилы; наконец, без пяти минут три, он приподнялся, протянул руки, устремил взгляд в какую-то точку комнаты и воскликнул:

— Шовелен! Шовелен! Но ведь еще не прошло полгода… И, откинувшись на подушки, он умер.

Какую бы добродетель ни вложил Господь в сердца трех принцесс и священника, все они, когда король умер, сочли свою задачу выполненной; к тому же все три дочери заразились той болезнью, какая только что убила короля.

Забота о похоронах была возложена на главного церемониймейстера, который отдал все распоряжения, не входя во дворец.

Не удалось найти никого, кроме версальских чистильщиков отхожих мест, чтобы положить короля в приготовленный для него свинцовый гроб; в этом последнем жилище он лежал без бальзама, без благовоний, завернутый в те же простыни, на которых умер; затем свинцовый гроб поместили в деревянный ящик, и все это вместе отнесли в часовню.

Двенадцатого мая то, что прежде было Людовиком XV, перевезли в Сен-Дени. Гроб был поставлен в большую охотничью карету; во второй карете ехали герцог д'Айен и герцог д'Омон; в третьей — великий раздаватель милостыни и версальский кюре.

Два десятка пажей и с полсотни стремянных верхом на лошадях, с факелами в руке, замыкали кортеж.

Погребальное шествие, отправившись из Версаля в восемь часов вечера, достигло Сен-Дени в одиннадцать. Тело было опущено в королевский склеп, откуда ему предстояло выйти лишь в день осквернения Сен-Дени, и вход в подземелье тотчас же не только замуровали, но и законопатили, чтобы ни одно испарение этого человеческого гноища не просочилось из жилища мертвых туда, где пребывали живые.

Мы рассказывали о радости парижан по поводу смерти Людовика XIV; не меньшей была их радость, когда они увидели, что избавились от того, кого тридцатью годами ранее прозвали Возлюбленным.

Над кюре церкви святой Женевьевы посмеивались, говоря, что мощи не подействовали.

— На что же вы жалуетесь, — отвечал кюре, — разве он не умер?

На следующий день г-жа дю Барри получила в Рюэле приказ о ссылке.

Софи Арну в одно и то же время узнала о смерти короля и о ссылке г-жи дю Барри.

— Увы! — сказала она. — Вот мы и осиротели, не стало у нас ни отца, ни матери.

Это было надгробное слово, произнесенное на могиле правнука Людовика XIV.

— Х…ое начало царствования, — промолвила г-жа дю Барри, принимая именное повеление, которое вручил ей герцог де Ла Врийер.

Это была вступительная речь, предварившая царствование Людовика XVI.

XXVII

Взгляд в прошлое. — Обстановка в Европе ко времени смерти Людовика XV. — Восшествие Ганганелли на Святой престол. — Папское послание об упразднении иезуитского ордена. — Семья Марии Терезии. — Георг III. — Его помешательство. — Екатерина II. — Она приказывает Григорию Орлову задушить ее мужа. — Вознаграждения. — Васильчиков, второй кесарь. — Северная Семирамида. — Ее завоевания. — Ее путешествия. — Потемкин. — Его волшебные постройки. — Триумфальная арка. — Лесть французских философов. — Фридрих II. — Его политика. — Его смерть. — Густав III. — Его замыслы. — Казнь Струэнзе. — Абдул-Хамид занимает трон путем переворота в серале. — Упадок Османской империи. — Внуки Людовика XIV.

Подойдя к концу одного из самых долгих царствований в истории французской монархии и намереваясь вступить в царствование, которому суждено было завершиться гибелью этой монархии, мы непременно должны бросить взгляд назад и перебрать в памяти те события, о каких было рассказано выше.

Ко времени смерти Людовика XIV французская монархия если и не сияет во всей своей славе, то, по крайней мере, все еще сохраняет весь свой авторитет.

Становясь все слабее, Людовик XIV, как ни странно, обладал даром оставаться великим. Но со времени Людовика XIV порода великих людей словно начинает вымирать: нет более Тюренна, нет Бервика, нет Конде, нет Бобана, нет Фуке, нет Расина, нет Корнеля, нет Мольера, нет Боссюэ, нет Фенелона; талант приходит на смену гению, навык — на смену науке, вычурность — на смену стилю.

Но вот Людовик XIV умирает, и, как если бы все ждали лишь его смерти, чтобы разворотить то здание монархического единства, возведение которого с таким тяжелым трудом подготовил Ришелье и которое с такой ловкостью отстаивал и с такими усилиями достроил Мазарини, регент распыляет государственную власть, учредив советы. Людовик XIV все делал сам, даже то, что ему приказывала делать г-жа де Ментенон; регент предоставляет распоряжаться всем Дюбуа. Людовик XIV проповедовал строгость нравов, доводя набожность до ханжества; регент доводит распутство до бесстыдства, а безразличие к вере до кощунства. Разорившись, Людовик XIV не решается предпринимать какие бы то ни было финансовые операции, обласкивает откупщиков, водит Самюэля Бернара по Версалю; регент позволяет Джону Ло ниспровергнуть все известные к тому времени финансовые теории и заменить звонкую монету бумажными деньгами, душит финансистов за горло до тех пор, пока они не возвращают награбленные триста миллионов, и отправляет Бурвале на Гревскую площадь. Затем, подобно тому как Ришелье, умирая, тащит вслед за собой Людовика XIII, Дюбуа умирает, увлекая регента в могилу, соседнюю со своей.

Мы наблюдалиминистерство герцога Бурбонского, влияние братьев Пари и влияние г-жи де При; при его министерстве, как и при министерстве аббата Дюбуа, казнокрадство продолжается, разврат усиливается, распутники становятся вождями своего поколения. Наконец он вводит налог под названием пятидесятины, тяжелым бременем ложащийся на дворянство и духовенство, и вследствие бурного негодования дворянства и духовенства отправляется в ссылку в Шантийи.

И тогда является миролюбивый кардинал де Флёри, робкий по натуре человек, но фанатичный священник, слабохарактерный в политике, твердый в вере, который шаг за шагом захватывает власть и, словно без всякого участия с его стороны, восстанавливает финансы, но не создавая новых источников поступления денежных средств, а подбирая их, где придется; который дрожит от страха, когда при нем заводят разговор о войне, и, тем не менее, продолжает антиавстрийскую политику Генриха IV, Людовика XIII и Людовика XIV, сажает одного из Бурбонов на неаполитанский трон, помогает Пруссии завоевать Силезию, захватывает Нидерланды, присоединяет к Франции герцогство Барское и готовит присоединение Лотарингии.

И тогда начинает появляться поколение людей уже не гениальных, а просто талантливых: Бель-Иль, Лёвендаль, маршал Саксонский и Шевер — по части военной; Руссо, Вольтер, д'Аламбер, Дидро, Буланже и Реналь — философы вместо поэтов.

Наконец, после пятнадцати лет управления государственными делами, Флёри умирает, оставив свою должность г-ну де Шуазёлю.

И тогда, в очередной раз, все меняется — и нравы, и политика. В годы министерства г-на де Шуазёля царствуют философы, которых преследовал Флёри; мы вступаем в союз с Австрией, разорванной на части Людовиком XIV, который отнял у нее Испанию, обе Индии и Франш-Конте. Следствием этого альянса становится гибельная Семилетняя война, утрата наших колоний в Канаде, захват наших колоний в Индии. Подобно тому, как герцог Бурбонский установил пятидесятину для дворянства и духовенства, Машо хочет установить двадцатину и запретить духовенству, рост которого пугает его, приобретать новую собственность. В ответ на это духовенство объявляет знаменитую подрывную войну, о которой мы рассказывали и в которой его оружием становится отказ в предсмертном причастии. Война заканчивается покушением на убийство, предпринятым Дамьеном; Парламент обвиняет в нем янсенистов, иезуиты — янсенистов, а янсенисты — дофина.

Иезуиты расплачиваются за преступление, которое они не совершали, и подвергаются изгнанию.

Примерно тогда же Людовик XV задумывается о роке, который стал преследовать нас с тех пор, как мы подали руку помощи Австрии, и пытается вырваться из-под влияния Марии Терезии и г-на де Шуазёля. Однако в Версале поселяется смерть. Умирает г-жа де Помпадур, умирает дофин, умирает дофина, умирает герцог Беррийский, умирает королева. У короля появляется новая фаворитка, которая в конечном счете ниспровергает г-на де Шуазёля и ставит на его место г-на д’Эгийона. И тогда, уже в третий раз, положение дел в Европе меняется. Мы снова устанавливаем связи с малыми государствами Европы, которыми долгое время полностью пренебрегали, и, невзирая на брачный союз дофина с дочерью Марии Терезии, наш альянс с Австрийским домом ослабевает с каждым днем.

Изменения происходят и во внутренних делах, парламенты уничтожены, и, в разгар полного отхода от политики Шуазёля, Людовик XV умирает, оставляя престол Людовику XVI и Марии Антуанетте.

Впрочем, на протяжении шестидесяти пяти лет во Франции не было настоящего короля.

С 1710-го по 1715 год г-жа де Ментенон, духовник и незаконнорожденные принцы управляли королем.

С 1715-го по 1725 год Дюбуа, Джон Ло, д’Аржансон и так называемые висельники управляли регентом.

С 1725-го по 1727 год г-жа де При и герцог Бурбонский управляют государством.

С 1727-го по 1742 год аббат де Флёри управляет королем.

С 1742-го по 1771 год это делают г-н де Шуазёль и г-жа де Грамон.

Наконец, с 1771-го по 1774 год королем управляют Мопу, д’Эгийон и Терре.

Ну а теперь посмотрим, как над всем этим мужским господством берет верх влияние женщин. В продолжение ста лет Европа принадлежала женщинам; в продолжение ста лет в мире на самом деле царствовали шесть женщин.

Читатели нашей книги «Людовик XIV и его век» видели, какое влияние оказывала г-жа де Ментенон в последние тридцать лет царствования короля.

Они видели, какое влияние оказывала на Филиппа V княгиня дез Юрсен.

Они видели, что Филипп V вырвался из-под влияния княгини дез Юрсен лишь для того, чтобы попасть в руки принцессы Пармской, своей второй жены.

Именно она наследует в Мадриде власть Людовика XIV. На протяжении почти тридцати лет эта женщина нарушает спокойствие всего юга Европы, желая добиться, чтобы рожденные ею сыновья правили в Парме и Неаполе. Пока она деятельно царствует, пока она строит свои честолюбивые интриги, вся остальная Европа пребывает в бездействии. Франция служит ей орудием, Италия служит ей театром. Ради ее выгоды проливаются потоки крови в Италии, Германии и Нидерландах. Фридрих II завладевает Силезией, испанская королева — Неаполем.

В 1740 году появляется Мария Терезия. На протяжении двадцати трех лет она, благодаря свой славе, является царицей Центральной Европы.

Пока Мария Терезия царствует в Вене, г-жа де Помпадур царствует во Франции. Именно г-жа де Помпадур, а не король выступает за союз с Марией Терезией; именно г-жа де Помпадур предает Французское королевство и получает за это вознаграждение.

В 1763 году в свой черед появляется Екатерина II, блистательная, как Полярная звезда, восходящая над ее головой. Именно она наследует влияние г-жи де Помпадур; именно она заключает союз с Марией Терезией, и две эти женщины властвуют над Европой.

Воля Италии и подчиненных государств Германии сломлена.

Англия возмещает свои потери.

Франция ввергнута в разложение.

Швеция охвачена внутренними смутами.

Дания пытается оправиться после государственного переворота, приведшего к казни Струэнзе.

Испания отворачивается в сторону, чтобы, пока она делает вид, что не думает о других, никто не думал о ней.

Стало быть, на протяжении ста лет Европа была охвачена смутами из-за прихотей пяти или шести женщин, и заметьте, что эти сто лет представляют собой самый просвещенный век монархического правления.

Госпожа де Ментенон нарушала спокойствие Европы для того, чтобы стать женой короля Людовика XIV.

Княгиня дез Юрсен нарушала спокойствие Европы для того, чтобы оставаться любовницей Филиппа V.

Королева Испании нарушала спокойствие Европы для того, чтобы дать короны своим сыновьям.

Мария Терезия нарушала спокойствие Европы для того, чтобы уничтожить Прусскую монархию.

Госпожа де Помпадур нарушала спокойствие Европы для того, чтобы отомстить прусскому монарху.

Наконец, Екатерина II нарушала спокойствие Европы для того, чтобы ослабить Турцию и расчленить Польшу.

Так ради чего, во имя какой цели, в течение целого столетия народы проливали свою кровь, растрачивали свою казну, захватывали территории и людей?

Чтобы посадить Бурбонов на троны Неаполя и Пармы;

чтобы отдать Лотарингию королю Франции;

чтобы отдать Силезию королю Пруссии;

чтобы короновать любовника Екатерины II;

чтобы уничтожить могущество Турции,

и, наконец, чтобы расчленить Польшу.

И потому, когда народы догадаются, что их обманули, какой же страшной окажется их месть!

Ну а теперь скажем несколько слов о том, в каком состоянии умирающий король Людовик XV оставил Европу для Франции и Францию для своего преемника.

ЕВРОПА

Вся Европа не спускает глаз со смертного ложа Людовика XV, ибо ей известно, что между Людовиком XVI и его дедом существует коренное различие во взглядах.

Стало быть, на пути между гробницей умершего короля и троном его преемника должна была немедленно начаться новая политика, противоположная той, какая велась в продолжение последних тридцати лет; вот-вот должны были вернуться изгнанники или появиться новые люди, и, в любом случае, отзвук тех изменений, каким предстояло произойти во Франции, то есть в мозгу Европы, должен был докатиться по разветвленным нервным жилкам до самых отдаленных точек земного шара.

Начнем с Рима; если Франция является головой политического мира, то Рим является сердцем христианского мира.

РИМ

Папский трон занимает Климент XIV, родившийся 31 октября 1705 года и избранный папой 19 мая 1769 года; по словам одних, его имя — Винченцо Антонио, по словам других — Лоренцо Ганганелли. Франция способствовала его избранию, и папская тиара отыскала в монастыре святого Франциска бритую голову монаха, который, на этот раз, одержал победу над потомками семейств Орсини, Колонна и Памфили.

Однако Ганганелли, добрейший и милейший человек, верный своим обещаниям и своей дружбе, не соответствовал уровню событий, которые, подобно морскому приливу, накатывались своими европейскими волнами на Ватикан, этот маяк мира; он обладал итальянским характером, склонным устранять все противоречия посредством взвешенных решений. Главным деянием его царствования стало уничтожение ордена иезуитов. То ли вследствие нерешительности, то ли, как говорил он сам, ему хотелось самым тщательным образом все взвесить, прежде чем принять такое великое решение, у него ушло пять лет на то, чтобы пойти на этот шаг; но ни угрозы, ни анонимные послания, ни пророчества Бернардины Ренци не смогли помешать ему обнародовать 21 июля 1773 года послание об упразднении иезуитского ордена. Правда, как только это послание было обнародовано, Ганганелли охватывает запоздалый страх, похожий на угрызения совести. Звучащие со всех сторон похвалы философов, которые поют ему гимн мирской славы, не могут заглушить голос совести, которая беспрестанно ропщет в глубине его души.

— Questa suppressione mi darà la morte^[14] — беспрестанно повторяет он с тяжелым вздохом.

И в самом деле, для всех очевидно, что верховный понтифик скорым шагом идет к могиле, и, чтобы послать папское благословение христианнейшему королю, который вот-вот должен испустить дух, он поднимается с собственного смертного одра.

Имя Ганганелли станет еще одной записью, которую страсть, эта безумица, порой берущая в руки перо истории, внесет в перечень злодеяний иезуитов.

АВСТРИЯ

Мария Терезия правит в Вене. Нам она известна: это кузина г-жи де Помпадур, это та наша старая подруга, которая принесла нам больше зла, чем все наши враги вместе взятые. Союз с ней во время Семилетней войны стоил нам наших владений в Индии и территории протяженностью в полторы тысячи льё в Канаде. Она же, несмотря на союз с нами, была вынуждена отдать Силезию королю Фридриху II; правда, она возместила себе этот ущерб, ухватив, в сговоре с прусским королем и российской императрицей, свою долю добычи при четвертовании Польши. В 1765 году ее сын Иосиф II был коронован императором, и они правят совместно: сын управляет Империей, а мать — своими наследственными владениями. Помимо Иосифа II у нее есть еще два сына: Леопольд I, который будет править после своего брата, и Максимилиан, который станет курфюрстом Кёльнским, и дочери: Мария Кристина, которая правит в Нидерландах; Мария Елизавета, которая умрет аббатисой в Инсбруке; Мария Амалия, которая станет герцогиней Пармской; Мария Каролина, которая будет королевой Неаполитанской и заплатит за свое изгнание массовыми убийствами в 1798 году, и, наконец, Мария Антуанетта, которая, сойдя с французского трона, отправится в тюрьму Консьержери, а из тюрьмы Консьержери — на эшафот.

Мать воспитывала последнюю из своих дочерей в предвидении, что та станет однажды королевой Франции, и Мария Антуанетта, чуть было не выйдя замуж за деда, вышла замуж за внука и привнесла в Версальский двор тот австрийский дух, который будет бороться с национальным духом Людовика XVI до тех пор, пока не победит его.

Мария Терезия родилась в 1717 году и, следовательно ей только что исполнилось пятьдесят четыре года. Но, хотя это уже не возраст расцвета всех сил, волей она обладает еще сполна.

АНГЛИЯ

Георг III царствует в Лондоне уже четырнадцать лет. Родившись в 1738 году, он только что достиг тридцатилетнего возраста. Провидение приберегает для него в тайниках будущего долгую жизнь, то есть долгую печаль; он окончательно присоединит Ирландию к своей короне, он подчинит себе всю Индию; однако Америка вырвется из его рук, и, пораженный безумием в 1787 году, он в 1811 году будет объявлен неспособным править и станет влачить эту горестную жизнь вплоть до 1820 года.

В то время, к которому мы подошли, он начинает тревожиться по поводу противодействия со стороны герцога Камберленда, герцога Ньюкасла и г-на Питта, которому он дал титул лорда Четэма; между тем, повернув ухо в сторону Америки и внимательно прислушиваясь, он то и дело вздрагивает, когда из-за океана до него доносятся глухие раскаты грома.

РОССИЯ

На севере всходит, словно Полярная звезда мира, Екатерина II, родившаяся в 1729 году и вышедшая в 1745 году замуж за Карла Петра Ульриха, герцога Голыптейн-Готторпского, племянника императрицы Елизаветы, которого императрица назначила своим наследником. Ее муж становится императором в 1762 году, и в том же году она становится вдовой. Ее муж умирает, задушенный в тюрьме после семи дней заключения, так не терпелось будущей царице занять трон!

И кто же задушил его? Говорят, это сделал Григорий Орлов. Впрочем, фаворит имел на это право. Разве не был он внуком одного из тех мятежных стрельцов, которых Петр I казнил своей собственной рукой? Григорий Орлов лишь отплатил мужу Екатерины II тем, что муж Екатерины I сделал с его дедом. Однако, поскольку оказанная им услуга была громадна, награда ему будет огромной. Григорий Орлов станет командующим артиллерией. Императрица построит для него мраморный дворец, на котором, дабы опровергнуть поговорку «Неблагодарен, как царь», она начертает: «Дар признательной дружбы». Но это еще не все: она предложит ему тайный брак с ней, от которого он, честолюбец, откажется, не подумав о том, что этот отказ нанесет ему урон. И вот, в то время как она посылает его в Москву, чтобы подавить бунт и устранить последствия чумы, в то время как она приказывает отчеканить медаль и возвести триумфальную арку с надписью «Орловым от беды избавлена Москва», его заменяет в сердце императрицы и на ее ложе новый любовник, Васильчиков. Именно он, преемник Понятовского и Григория Орлова, продолжит ту череду кесарей, как их называли, которые, в количестве двенадцати — и это не считая безвестных узурпаторов, — должны были управлять Россией и Екатериной, что не мешало Фридриху II ставить ее в своих письмах между Ликургом и Солоном, а Вольтеру — называть ее Северной Семирамидой: несомненно потому, что царица Семирамида тоже удушила своего мужа, Нина. Впрочем, у этой женщины была крепкая голова на плечах и честолюбивая душа подле развращенного сердца. В то время, к которому мы подошли, императрица была занята тем, что вела Россию к положению великой державы, успев перед этим подчинить себе Польшу и посадить на трон Ягеллонов короля, которого она вышвырнула из своей постели. Она пошла войной на турок и отняла у них Азов, Таганрог и Кинбурн. Благодаря независимому Крыму ее новые флоты господствуют в Черном море и вступают в соединение с ее старыми флотами, которые через Гибралтарский пролив вторгаются в Средиземное море и впервые посещают острова Греческого архипелага. В это самое время императрица передвигает границы своей громадной империи по другую сторону Кавказа, который она завоюет, не сумев покорить его; в это самое время она с целой толпой царедворцев путешествует по Волге и Борисфену, высмеивая бури на этих реках, подобно тому как Цезарь высмеивал бури на Анио, и при этом раздает самым образованным вельможам своего двора отдельные главы «Велизария» Мармонтеля, чтобы перевести их на русский язык, и одну главу оставляет себе, намереваясь перевести ее сама. Затем, узнав, что архиепископ Парижский выпустил пастырское послание, направленное против «Велизария», она посвятила перевод этого сочинения архиепископу Санкт-Петербурга. В это самое время, на дороге длиной в тысячу льё, нынешний фаворит Потемкин, некогда гвардейский подпоручик, который 9 июля 1762 года познакомился со своей государыней, подав ей на площади Санкт-Петербурга темляк своей сабли; Потемкин, который заместил Понятовского, Орлова, Васильчикова и всех прочих, даже не поинтересовавшись их именами и не заботясь о том, что стал одной из прихотей этой новоявленной Мессалины, — так вот, на дороге длиной в тысячу льё Потемкин поспешно сооружает целый несуществующий мир. Театральные декорации, волшебные миражи, иллюминации; города, которые живут лишь один день, танцевальные залы, которые стоят лишь одну ночь; деревни, которые вырастают за сутки там, где накануне татары пасли свои стада; крестьяне, которые спешно, пока императрица вкушает ночной сон, отправляются в путь, чтобы наутро в другом месте создать видимость населения, такого же фальшивого, как и то, что она видела сегодня, и будут сопровождать ее до самого конца этого чудесного, феерического, неслыханного путешествия, к триумфальной арке, несущей на себе надпись:

«Дорога в Византий».

За этим стоят сладостные мечты о завоевании Константинополя, которые Екатерина II лелеет так же, как лелеял их Петр I, ее предшественник, и как будут лелеять их Александр и Николай, ее преемники.

Тем временем ее восхваляет Дидро, ее восхваляет д'Аламбер, ее восхваляет Вольтер. Какое значение имеет для этих злобных философов старинная политика Франции, возложившей на Турцию, свою союзницу, задачу остановить русское продвижение на восток? Какое значение имеет для них погубленная торговля в Средиземном море? Екатерина мстит за них презрением к Людовику XV, а это все, чего требует спесивое себялюбие этих строителей новой Вавилонской башни, которая именуется «Энциклопедией».

ПРУССИЯ

Там по-прежнему правит Фридрих II, постаревший Фридрих II, шаткой походкой и с согбенной спиной бредущий к могиле; им французские философы завладели тоже; Вольтеру, который хвалит его, он возвращает похвалу с процентами, однако те проценты, какие выплачивает ему король, являют собой презрение; действуя по своему королевскому расчету, он пользуется всеми этими людьми, но в глубине души он прекрасно понимает, что все эти люди опошляют свое перо и приносят в жертву честь Франции к вящей славе Женевы, Голландии и Пруссии. Сам он не хотел ничего, кроме Силезии, ибо лишь обладание ею способно было обеспечить ему спокойный сон; но после завоевания Силезии ему нужно завоевать общественное мнение. Вот ради чего он пользуется услугами этих философов, которые продают свою лесть, но не за деньги, а за похвалу: это обмен любезностями между повелителем и его сторонниками; это взаимное нежное поглаживание короля философами и философов королем. Из Потсдама и Сан-Суси король взирает на Версаль и улыбается. Версаль более ничего не может сделать против него, но не с тех пор, как он одерживает победы в битвах, а с тех пор, как он сочиняет стихи. Враги, которых он выставляет отныне против короля Франции, это уже не старые победители в сражениях при Лобозице и Росбахе, а союзники философов; он спокоен: какое бы зло ни принесла Франции недавняя Семилетняя война, «Система природы», «Общественный договор» и «Философский словарь» принесут ей зла еще больше. Как печально для него было умереть в 1786 году и не увидеть своими моргающими глазами 10 августа, 21 января и 16 октября!

ШВЕЦИЯ

В Швеции царствует Густав III. Ему двадцать восемь лет; уже три года он находится на троне и борется против политической оппозиции, продавшейся русской и английской партиям; это преданный союзник Франции, который вместе с Данией составляет противовес русскому могуществу и заменяет нам Польшу, перешедшую в руки Екатерины; он только что подавил смуту 1772 года и готовит против Дании войну, так и не состоявшуюся.

ДАНИЯ

В Копенгагене король Кристиан VII только что захватил абсолютную власть, которая вскоре породит у него безумие. Не первый ли приступ болезни, от которой он в итоге умер, подобно Георгу III, заставил его вынести Струэнзе страшный приговор, жертвой которого только что стал несчастный министр? Как бы то ни было, 28 апреля 1772 года тот, кто за три месяца до этого пользовался безграничной властью над королем, королевой и дворянством, был лишен всех своих званий и титулов, ему отрубили руку, отсекли голову, а тело четвертовали и колесовали. Как видно, Кристиан VII был суровым судьей!

ТУРЦИЯ

В Константинополе, по дороге к которому Потемкин возит Екатерину и который он издалека, из-под сводов триумфальной арки показывает ей, только что произошел дворцовый переворот, осуществленный в мечети Айюба. Абдул-Хамид, освобожденный из тюрьмы, был провозглашен в мечети Айюба преемником Мустафы III, своего брата. Сорок четыре года из своих пятидесяти лет он провел в старом серале, занимаясь изготовлением луков и стрел. Старый и слабый, он появляется в тот момент, когда у Турции, пытающейся встать на ноги, уже не будет ни мощи Мехмеда II, ни его гения. Увы! Он будет присутствовать при упадке Османской империи, не имея возможности остановить его. Будучи узником, он видел, как турки оказались разбиты Салтыковым, Каменским и Суворовым и великий визирь Мухсин-заде, запертый в своем Шумлинском лагере и не имевший возможности ни отступить, ни сражаться, ни получить помощь, был вынужден запросить постыдный мир. Став султаном, он увидит, как все турецкие провинции по другую сторону Дуная будут захвачены Екатериной, зарившейся на них, и Потемкиным, обещавшим их своей повелительнице; он увидит, как Хотин, служивший ключом к Днестру, перейдет в руки этих упорных завоевателей, шаг за шагом приближающихся к Босфору, который отдан сегодня в их власть падением Венгрии. В конце концов он умрет в разгар подготовки к новой войне, оставив трон своему племяннику Селиму, которого задушат двадцать лет спустя.

Ну а вся остальная часть Европы принадлежит дому Бурбонов. Фамильный пакт отдал каждому из внуков Людовика XIV по трону: Карл III, король Испании, это внук Людовика XIV; Фердинанд IV, который правит в Неаполе и, наряду с Людовиком XVI, своим свояком, является самым молодым из правящих государей, это внук Людовика XIV; наконец, герцог Пармский, испанский инфант, который родился в один год с Фердинандом и, как и он, приходится свояком Людовику XVI, это еще один внук Людовика XIV.

Таким образом, 11 мая 1774 года Бурбон правит во Франции, Бурбон правит в Испании, Бурбон правит в Неаполе и Бурбон правит в Парме.

Пройдет тридцать шесть лет, и все это обильное потомство Людовика XIV, державшее тогда в своей власти половину Европы, будет с протянутой рукой переходить из города в город, убегая от человека, который в то время, будучи всего лишь шестилетним ребенком, играет камешками в гавани Аяччо.

XXVIII

Политика Франции с 1610 по 1754 годы. — Потери Австрийского дома. — Замыслы Филиппа II. — Они терпят провал в Англии и во Франции. — Генрих III. — Генрих IV. — Образ действий Марии Медичи. — Ее изгнание. — Ее смерть. — Людовик XIV. — Людовик XV. — Императрица Мария Терезия. — Австрийский альянс. — Господин де Берни. — Король. — Дофин. — Господин де Шуазёль. — Мария Антуанетта. — Наполеон. — Духовное состояние Франции. — Королевская власть. — Знать. — Куртизанки. — Олений парк. — Письмо кавалера ордена Святого Людовика. — Острота г-на д'Эстре. — Госпожа де Грамон. — Госпожа де Тансен. — Принцесса Аделаида. — Господа де Ришелье, де Бриссак, де Ноайль. — Титулы. — Госпожа Божон. — Госпожа де Шон. — Брачные союзы дворян. — Дворянин-шлейфоносец. — Духовенство. — Нравы куртизанок. — Мадемуазель Софи Арну и г-н Терре. — Актрисы Рокур, Дюте, Ла Герр, Гранвиль. — Литература.

Со времен Генриха IV и вплоть до г-жи де Помпадур, то есть с 1610 по 1754 годы, Франция сохраняла с такой же заботой, с какой в Древнем Риме сохраняли огонь на алтаре Весты, направленную на ослабление Австрийского дома дипломатическую политику, начатую Генрихом IV и продолженную Ришелье, Мазарини и Людовиком XIV.

И в самом деле, Австрийский дом, во времена Карла V заявлявший, что солнце не заходит над его громадными владениями, утратил Руссильон, Бургундию, Эльзас, Франш-Конте, Артуа, Эно, Камбрези, Испанию, Неаполь, Лотарингию, Барруа, Силезию и Вест-Индию.

Кто же все это отнял у нее? Это сделала Франция, действуя в собственных интересах, в интересах своих государей или своих союзников.

И потому два этих королевства должны были испытывать стойкую ненависть друг к другу, особенно если учесть, каким образом Австрия мстила, мстит и будет мстить за себя.

Филипп II задумывает сделать из Испании, Франции, Англии и Австрии то, что он называет христианской монархией; ради этого он женится на кровавой Марии, дочери Генриха VIII, и содержит на жалованье Лигу во Франции. В Англии он терпит провал, не сумев короноваться королем Великобритании. Во Франции от тоже терпит провал, ибо Генрих III намеревается вести переговоры с Генрихом Наваррским.

Молодой лигист по имени Жак Клеман убивает Генриха III.

Остается Генрих IV, но Генрих IV протестант и Генрих IV не держит в своих руках Париж. Однако Генрих IV переходит в католичество, Париж капитулирует, и Генрих IV становится королем Франции.

Лигисты трижды безуспешно пытаются убить победителя в битвах при Арке и Иври. Наконец, в тот момент, когда Генрих IV задумал создать лигу против Габсбургов, в тот момент, когда он замышляет поход в Юлих, утраченный Австрией, нож Равальяка валит его, залитого кровью, в объятия герцога д'Эпернона, на которого, наряду с Марией Медичи, дочерью австриячки, ложится обвинение в причастности к его смерти.

Сколько же стоила Филиппу II эта лига, которую он на протяжении двадцати лет содержал во Франции? Бумаги, которые найдут после смерти испанского короля в его личном портфеле, ответят вам на этот вопрос: пятьсот четырнадцать миллионов золотом! Но вот Генрих IV умирает, и что же делает его вдова? Она увольняет Сюлли, разбазаривает двадцать четыре миллиона, которые ее муж запрятал в Бастилии и Арсенале, выдает свою дочь замуж за короля Испании и женит своего сына на Анне Австрийской. И вот тогда восстает весь прежний двор Генриха IV, и первым это делает Людовик XIII. На совете в Лувре принимают решение продолжить политику Генриха IV, и Мария Медичи, изгнанная беспощадным Ришелье и беспечным Людовиком XIII, вскоре умрет в Кёльне, в доме своего художника Рубенса.

Это урок для жены Людовика XIV. Вместо того чтобы пускаться в интриги, подобно Марии Медичи, или изливаться в жалобах, подобно Анне Австрийской, Мария Тереза становится печальной, смиренной, молчаливой, и, в продолжение всего царствования великого короля, Испания является чуть ли не французской провинцией.

Вплоть до 1756 года Людовик XV продолжал политику, унаследованную от прадеда. Именно он при помощи Испании отбирает у Австрии Неаполитанское королевство и помогает Фридриху отторгнуть от нее Силезию, которую позднее будет тщетно пытаться отнять у него.

И вот тогда Мария Терезия, уже не знавшая, как она писала герцогине Лотарингской, останется ли у нее хоть один город, где могли бы пройти ее роды, унижается до лести г-же де Помпадур; вот тогда она начинает называть кузиной ту, которую Фридрих называет Юбкой II; вот тогда она делает г-на де Шуазёля герцогом, а аббата де Берни — кардиналом.

Мы вступаем в союз с Австрией, что приводит нас к Семилетней войне и к потере двухсот тысяч людей, восьмисот миллионов ливров, наших владений в Индии и территории протяженностью в полторы тысячи льё в Канаде.

После этого кардинал де Берни осознает свою ошибку; Людовик XV пребывает в нерешительности; дофин открыто выступает против союза с Австрией.

Кардинала де Берни отправляют в ссылку; Людовик XV чудом избегает удара ножом, который держит в руках Дамьен; дофин умирает от яда.

В конечном счете политика г-на де Шуазёля берет верх, и альянс с Австрией укрепляется посредством брачного союза Марии Антуанетты с дофином.

В это время один лишь Господь Бог знал, во что должен был обойтись этот альянс Франции и ее королю.

Вероятно, у Наполеона случилось какое-то помутнение в глазах, когда сорок лет спустя он в свой черед взял в жены дочь цезарей и ценой потери своей популярности в 1810 году и своего трона в 1814 году приобрел приятную возможность сказать: «Мой бедный дядюшка Людовик Шестнадцатый!»

Вот такой была в политическом отношении Франция, утратившая свои владения в Индии и свои владения в Америке.

Ну а теперь скажем о том, какой она была в духовном отношении.

В этом плане дело обстояло так: король, знать и духовенство уничтожили нравственность, философы уничтожили религию.

Людовик XV подал пример любовных связей низкого пошиба; до него короли Франции думали об уважении к себе, выбирая любовниц.

Любовницами Генриха IV были Габриель д’Эстре, маркиза де Верней, Шарлотта де Монморанси.

Любовницами Людовика XIV — мадемуазель де Лавальер, г-жа де Монтеспан, г-жа де Ментенон.

Людовик XV начинал так же, как они; но от герцогини де Шатору он перешел к г-же д’Этьоль, а от г-жи д'Этьоль — к Жанне Вобернье.

Несчастная Франция, отданная в руки таких особ, как Помпадур и дю Барри!

Вот послушайте, какую эпитафию народ сочинил своему королю:

Посмотрим теперь, в каком состоянии пребывает знать. Да, она еще насчитывает сорок три кресла герцогов-пэров в Парижском парламенте. Одни только Ришелье имеют там три таких кресла: Ришелье, Фронсак и д'Эгийон; Роганы — тоже три: Монбазон, Шабо и Субиз; Шеврёзы — два: Люин и Шон. Но как поддерживают они свой ранг, эти последние наследники великих родов Франции? Они женятся на дочерях финансистов. Это называлось унавозить свои земли. Или же бросаются в коммерцию. Можно вспомнить о происходивших в годы Регентства тяжбах герцога де Ла Форса, имевшего три бакалейные лавки. Граф де Лораге был фабрикантом фарфора; герцог де Шуазёль торговал портупеями и шлемами; г-н де Майбуа держал лесной склад, а г-н де Гемене поступил и того лучше: он обанкротился.

Однако при этом они содержали куртизанок, которые обходились по тысяче луидоров в месяц; усыпали бриллиантами известных актрис и имели удовольствие слышать, как в лицо им распевают песенку:

Более того, главный упрек, который знать бросала Людовику XV, состоял вовсе не в том, что он брал себе в любовницы женщин из мещанской среды, девушек из простонародья и даже публичных девок, а в том, что он не брал себе любовниц из благородных семейств и тем самым лишал ее исключительного права, которое, как она полагала, ей принадлежало.

И потому, когда стало известно о создании Оленьего парка, со всех сторон посыпались просьбы от матерей и отцов, расхваливавших своих дочерей, и от братьев, расхваливавших своих сестер. У вас это вызывает сомнение, не правда ли?

Тогда прочтите письмо некоего кавалера ордена Святого Людовика; оно сохранилось до нашего времени все в тех же архивах полиции. Этот любопытный документ даст представление о степени разложения тогдашнего общества лучше, чем все то, что мы могли бы сказать по данному поводу.

Письмо адресовано лично г-ну Беррье: вы ведь еще помните г-на Беррье, бывшего министра?

«Ваше сиятельство!

Отец семейства, дворянин, чей род происходит от парижских эшевенов, возведенных в дворянство два столетия тому назад, и чьи предки никогда не совершали ничего неподобающего, обращается к Вам, охваченный горячей любовью к священной особе короля, дабы известить Вас о том, что ему посчастливилось быть отцом девицы, являющейся подлинным чудом красоты, свежести и здоровья. Прилагаемые при сем справки докторов, хирургов и врачей послужат Вам доказательством сказанного; кроме того, свидетельства двух повивальных бабок удостоверяют несомненную девственность этого милого ребенка.

Льщу ли я себя чрезмерной надеждой, Ваше сиятельство, домогаясь для моей третьей дочери, Анны Марии де Мар***, которой исполнилось пятнадцать лет, права вступить в благословенное заведение, где обучают особ ее пола, предназначенных для пылкой любви нашего короля?

О Ваше сиятельство, какой приятной наградой за мою тридцатичетырехлетнюю службу в качестве капитана полка М*** и за службу двух старших братьев моей возлюбленной дочери, один из которых служит офицером во флоте, а другой состоит чиновником в Высшем совете, стала бы такая милость! Моя старшая дочь воспитывалась в Сен-Сире и вышла замуж за сьера Р***, ординарного дворянина королевских покоев. Моя младшая дочь — монахиня в монастыре *** в ***.

Возможно, возражение вызовет изрядный возраст молодой особы. Но, несмотря на свои пятнадцать лет, она обладает младенческим простодушием и до сих пор не знает о различии полов. Ее воспитала мать, достойная супруга, образец добродетелей, пример целомудрия, всегда старавшаяся сделать свою дочь пригодной для того, чтобы понравиться нашему возлюбленному королю, который обнаружит в ней бесценные сокровища, по праву ему принадлежащие.

Я буду с великим нетерпением ожидать, Ваше сиятельство, Вашего ответа. Если этот ответ окажется благоприятным, он станет благословением Божьим для целой семьи, которая всегда будет Вам слепо и страстно предана.

Имею честь быть,

Ваше сиятельство,

Вашим смиреннейшим и покорнейшим слугой,

шевалье де Мар***».

Да и в самом деле, почему бы этому славному человеку не предложить королю свою дочь? Ведь сказал же как-то раз Людовику XV один из господ д’Эстре:

— Государь, утверждают, что король возжелал мою сноху. Если это так, я надеюсь, что он не нанесет мне оскорбления, взяв в качестве посредника кого-нибудь другого, а не меня?

Откуда, по вашему мнению, проистекала великая ненависть г-жи дю Барри к г-ну де Шуазёлю?

Дело в том, что г-н де Шуазёль, побывав любовником своей сестры, г-жи де Грамон, пожелал затем сделать г-жу де Грамон любовницей короля.

И разве д'Аламбер, этот герой «Энциклопедии», подкидыш, найденный на ступенях церкви Сен-Жан-ле-Рон, не был сыном г-жи де Тансен, канониссы, и, вероятно, ее брата, кардинала де Тансена?

Ну и, наконец, разве не было на свете некоего графа Луи де Нарбонна, который состоял в свите принцессы Аделаиды и, как утверждали, мог называть Людовика XV своим отцом и своим дедом?

Мы говорили о создании Оленьего парка; согласно расчетам, там в продолжение десяти лет побывало около тысячи девушек из всех классов, всех сословий.

Во что они обошлись государству, можно увидеть в статьях экономистов.

Так остались ли среди всей этой знати люди, имевшие хоть какое-нибудь достоинство?

Их можно пересчитать по пальцам; это:

герцог де Ришелье, храбрец, внесший, однако, своим распутством большой личный вклад в упадок нравственности той эпохи;

маршал де Бриссак, отличавшийся духом древнего рыцарства, видевший, к какой пропасти все идет и утверждавший, что канцлер Мопу уничтожает у нас монархию;

герцог де Ноайль, имевший привилегию говорить покойному королю самую суровую правду;

и, наконец, герцог де Дюрас и принц де Бово, которые незадолго до этого предпочли утратить свои губернаторские должности, но не поддерживать политику канцлера, и выступили против роспуска прежнего Парламента.

Послушайте, кстати, как Вольтер высказывается о царедворцах, которые

Под знатью, само собой разумеется, мы понимаем высшую знать, то есть дворян, известных своими воинскими званиями или придворными должностями; все те, что относились к судейскому сословию, даже если бы их дворянство восходило к сотворению мира, не могут быть зачислены в этот класс; судейские крючки ни в коем случае не могли обедать за одним столом с принцами крови, а их жены не могли быть представлены ко двору.

Любой пехотный лейтенант, если только он был дворянин, имел право пройти куда угодно впереди канцлера Франции.

Что же касается титулов маркиза, графа, виконта и барона, то они уже ровным счетом ничего не значили; титул вовсе не делал человека знатным, ибо все присваивали себе титулы самым бессовестным образом. Вот пример:

«Вас просят принять участие в похоронном шествии и погребении превысокой и премогучей дамы Елизаветы Бонтан, супруги пре высокого и премогучего сеньора Никола Божона, государственного советника, секретаря короля и его двора, главного сборщика налогов финансового округа Ла-Рошели».

И кто же такой метр Никола Божон? Разбогатевший финансист. Аббат Терре, умевший извлекать выгоду из всего, нашел средство извлекать выгоду и из подобного тщеславия.

Вечно озабоченный тем, как увеличить налоги и повысить сбор подушной подати в Париже, он приказал сборщикам налогов облагать людей сбором не по их капиталам, а по их титулам. Все самозванные маркизы, графы, виконты и бароны были обложены таким же сбором, как и настоящие бароны, виконты, графы и маркизы. Три дня спустя конторы откупщиков были заполнены исключительно людьми, пришедшими отречься от своих титулов и просить о пощаде, но все было тщетно; они были внесены в податные списки и с тех пор могли предъявлять эти налоговые выплаты в качестве одного из доказательств своего дворянства.

Мы уже упоминали остроту маркиза де Шона, сказавшему своему сыну, который отказался жениться на дочери сьера Боннье, человека ничтожного, но невероятно богатого:

— Вы делаете ошибку, сын мой: разоренные земли тучнеют от навоза.

Вот почему к тому времени, к которому мы подошли, то есть к 1774 году, неравные браки стали явлением настолько распространенным, что не было, вероятно, уже ни одной семьи, сыновья которой могли бы стать мальтийскими рыцарями, не получая на то папского разрешения.

Граф д'Эрувиль женился на мадемуазель Лолотте, любовнице английского посла графа Албемарля.

Маркиз де Монтье женился на мадемуазель де Варенн, воспитаннице г-жи Пари, одной из известнейших парижских сводниц.

Один дворянин, настоящий дворянин, представитель самой благородной и самой старинной знати, маркиз де Ланжак, женился на г-же Саббатини, любовнице герцога де Ла Врийера, при непременном условии, что он никогда не притронется к ней.

Наконец, мы видели, как Гийом дю Барри женился на мадемуазель Ланж, чтобы сделать ее титулованной любовницей Людовика XV.

Воинская честь потеряла престиж в той же степени. Граф де Ла Люцерн и г-н де Ла Можери затевают судебную тяжбу, обвиняя друг друга в желании убить противника, но от дуэли решительно воздерживаются.

Граф де Майбуа получает должность главного управляющего военным ведомством в награду за то, что скандальная судебная тяжба, подробности которой можно найти во всех газетах того времени, доказывает совершенную им государственную измену.

Граф де Ланжак становится кавалером ордена Святого Людовика, хотя и не отслужил необходимого для получения этой награды срока, по той причине, что сьер Герен, хирург принца Конти, оскорбил его, выходя из Оперы, а он поостерегся оскорбить его в ответ.

Другой кавалер ордена Святого Людовика носит шлейф за кардиналом де Люином.

История не сохранила нам его имени, но она сберегла для нас остроту маркиза де Конфлана. Однажды маркиз начинает громко возмущаться против обычая, в соответствии с которым кардинал может заставить дворянина носить шлейф его платья.

— Но вы-то должны знать, маркиз, что такой обычай существует, — отвечает ему кардинал де Люин, — ведь у меня когда-то был в качестве дворянина-шлейфоносца один Конфлан.

— Это возможно, — соглашается маркиз, — в нашей семье всегда бывали бедняги, которым, чтобы выжить, приходилось тянуть черта за хвост.

Что же касается духовенства, то оно исповедовало безбожие и поощряло разврат. Поскольку все высшие церковные должности приберегались для знати, духовенство подражало ей в распутстве. Аббат де Бове, с таким блеском и таким мужеством произносивший в присутствии короля великопостную проповедь, не имел возможности получить епископский сан, ибо был сыном шляпника (позднее он все же стал епископом Сенезским), в то время как г-н де Ла Рош-Эмон был без всяких затруднений сделан кардиналом, хотя он сожительствовал с женщиной, сделавшей его отцом семерых детей. Кардинал де Берни начинал с того, что был весьма светским аббатом и весьма легкомысленным поэтом. Известно, что он преуспел, став угодником г-жи де Помпадур. Господин де Монтазе, архиепископ Лионский, который в качестве примаса Галлии провел преобразование Парижского архиепископства, открыто жил с герцогиней Мазарини. Архиепископ Тулузский, Бриенн, с которым мы снова встретимся позднее, был безбожником или что-то вроде того. Епископ Санлисский, академик, никогда ничего не написавший и не прочитавший, даже собственные пастырские послания, сделал карьеру благодаря г-же дю Барри, подобно тому как г-н де Берни возвысился благодаря г-же де Помпадур. Принц Луи де Роган, коадъютор епископа Страсбургского, будущий главный актер драмы с ожерельем королевы, был удален из Парижа, поскольку замыслил похвальный план переспать последовательно со всемипарижскими девками, несомненно с целью их исправления, и план этот уже был наполовину исполнен, как вдруг его прервали на полпути. Господин Дено, епископ Верденский, бывший епископ Реннский, похвалялся тем, что за время заседаний провинциальных штатов в Нанте поимел сто пятьдесят юных девиц, обладавших тем редким талисманом, с помощью которого Жанна д'Арк изгнала англичан. Более того, он похвалялся тем, что наставил рога всем членам Реннского парламента, имевшим хорошеньких жен, поскольку, по его словам, это был единственный способ, которым человек его звания мог отомстить судейским.

Епископ Орлеанский, напомним, был известен тем, что ведал листом церковных бенефициев, которым, на самом деле, распоряжалась мадемуазель Гимар; это дало повод мадемуазель Софи Арну сказать:

— С чего бы этому шелковичному червю Гимар быть таким тощим, кормясь на таком сочном листе?

Более того, он имел любовницей собственную племянницу. И потому в 1764 году распевали во все горло язвительную песенку:

Ну а епископ Ваннский, г-н Амело, обладал всеми возможными склонностями.

Со своей стороны, знатные дамы тоже не оставались позади. Одни, находя, подобно г-же де Ришелье, что у вельмож недостает энергии, брали в любовники конюшего или какого-нибудь другого слугу своего мужа. Другие вербовали любовников в театре и приводили к себе актеров, не давая им времени переодеться и снять румяна.

— Что подумали бы мои предки, увидев меня в объятиях комедианта? — воскликнула некая благородная дама, приходя в себя в объятиях актера Барона.

— О, об этом очень легко догадаться, — ответил он. — Они подумали бы, что вы шлюха.

В те времена часто говорили: «Ворует, как герцогиня».

Среди куртизанок, забавлявших все это испорченное общество, первой, как по своему значению, так и по алфавитному порядку, была мадемуазель Арну, ради которой граф де Лораге совершил столько безумств; ее отличали вытянутое худое лицо, некрасивый рот, крупные обнаженные зубы, темная и жирная кожа, но восхитительные глаза; как у актрисы у нее был не очень сильный голос, но играла она изумительно, со всей страстью, и обладала дьявольским остроумием: говоря о трех своих подругах, мадемуазель Шатовьё, мадемуазель Шатонёф и мадемуазель Шатофор, она заявляла: «Все они — шато-шаталки»; своей товарке мадемуазель Вестрис, итальянке и мастерице на все руки, которая сама никогда не беременела, а ее корила за постоянные беременности, она отвечала: «Что поделаешь, милочка! Мышь, у которой всего одна норка, легко поймать!»; однажды, в тот момент, когда из фойе Оперы выгоняли огромную собаку, непонятно каким образом проникшую туда, она сказала своей подруге мадемуазель Дюплан, находившейся на содержании у какого-то мясника: «Поберегись, Дюплан! Мне кажется, что обижают посыльного твоего любовника!»; в то время, какое мы описываем, она взяла в сердечные любовники молодого архитектора и, отвечая тем из своих товарок, что упрекали ее за столь скромный выбор, говорила: «Что поделаешь! Столько людей пытались разрушить мою репутацию, что я вынуждена была взять кого-нибудь, кто мог бы ее восстановить»; взяв в мимолетные любовницы мадемуазель Виржини, юную певицу, дебютировавшую тогда в Опере…

У вас возникли сомнения? Ну что ж! Читайте. У нас есть все доказательства. Эта подробность взята из «Записок Башомона», том VII, стр. 188:

«11 июля 1774 года. — Порок женоложства стал весьма распространенным среди наших оперных девиц: они не делают из него никакой тайны и вполне доброжелательно относятся к этому грешку. Мадемуазель Арну, хотя она и давала доказательства иного рода, произведя на свет несколько детей, отдается этому удовольствию; у нее была девица по имени Виржини, которой она пользовалась для этого назначения. Теперь эта девица сменила место службы, перейдя к мадемуазель Рокур из Комеди-Франсез, страстно любящей особ своего пола, и отказала маркизу де Бьевру, чтобы в свое удовольствие предаваться этой страсти. Недавним вечером, когда сьер Вант насмехался в Пале-Рояле над мадемуазель Виржини за ее разрыв с мадемуазель Арну, именуемую на ее разгульных увеселениях Софи, та, став свидетелем этого злословия, дала кавалеру весьма увесистую пощечину, которую он принужден был встретить смехом, попросив прощения у любезной трибады».

Порой мадемуазель Арну покушалась на особ более высокого ранга, чем ее товарки. 4 января 1774 года она написала следующее письмо аббату Терре:

ПИСЬМО МАДЕМУАЗЕЛЬ АРНУ, АКТРИСЫ ОПЕРЫ, ГОСПОДИНУ АББАТУ ТЕРРЕ, ГЕНЕРАЛЬНОМУ КОНТРОЛЕРУ ФИНАНСОВ, ПО СЛУЧАЮ РАСПРОСТРАНИВШИХСЯ СЛУХОВ О ТОМ, ЧТО ОНА ПОЛУЧИЛА КРУП В ОТКУПНОМ ВЕДОМСТВЕ БЛАГОДАРЯ НОВОМУ ОТКУПНОМУ ДОГОВОРУ, ПОДПИСАННОМУ 1 ЯНВАРЯ.

«Ваше сиятельство!

Мне всегда доводилось слышать, что Вы мало цените искусство и актерские дарования: это безразличие приписывали суровости Вашего характера. Я нередко защищала Вас от этого первого упрека; что же касается второго, то мне было бы трудно восстать против единодушного крика всей Франции. Однако я не могу убедить себя, что человек, столь восприимчивый к чарам нашего пола, как Вы, может иметь каменное сердце. Только что Вы доказали противоположное. Вы проявили заботу о нас в разгар важнейших дел, связанных с Вашей министерской должностью. Будучи вынуждены обременить народ податью в сто шестьдесят два миллиона, Вы сочли своим долгом выделить некоторую ее часть для музыкального театра и других зрелищных заведений. Вам известно, что небольшие дозы мадемуазель Аллар,^[17] г-на Кайо^[18] и мадемуазель Рокур^[19] являются надежным наркотиком для того, чтобы успокоить болезненные последствия операции, которую Вы скрепя сердце провели над ним. Являясь настоящим государственным мужем, Вы воспринимаете членов общества соответственно пользе, которую они имеют в Ваших глазах. Во времена войны государство несомненно придает огромное значение воину, который проливает свою кровь во имя отечества; но во времена мира вид увечного солдата служит лишь тому, чтобы пробудить печаль и вызвать сетования и ропот француза, и так чересчур расположенного к жалобам. И тогда, напротив, нужны люди, которые развлекают его и веселят. Певец и танцовщица становятся необходимейшими людьми, и различие в вознаграждениях, устанавливаемых этим двум видам граждан, соразмерно тому представлению, какое о них имеют. Лишь с великим трудом и после многих ходатайств и раболепствований покалеченный офицер выцарапывает себе скудную пенсию; выплата ее возлагается на королевскую казну, своего рода решето, под которым нужно долго держать ладонь, чтобы собрать хоть каплю воды. К актеру относятся с большей щедростью; он похож на общественную пиявку, существо необходимое, из которого в итоге выдавливают в нашу пользу ту чистейшую субстанцию, какой оно насытилось. Вне всякого сомнения, именно подобному взгляду, Ваше сиятельство, именно глубокомыслию Вашей политики я должна приписать ту лестную награду, какой Вы удостаиваете мой скромный талант. Говорят, что Вы дарите мне круп; это слово пугает меня во всех отношениях, но такой круп — из золота. Вы заставляете меня ехать верхом за спиной Плутоса. У меня не сомнений, что, вышколенный Вами, он будет ехать мягко и осторожно. Я вверяюсь ему под Вашим покровительством и отправляюсь вместе с ним в рискованные странствия. Пусть же взамен, Ваше сиятельство, Вам никогда не попадется строптивый круп! Пусть все те крупы, какие Вы пожелаете погладить, опустятся под Вашей ласковой рукой; пусть самый спесивый из них доверится Вам и с восхитительной дрожью воспримет бремя Вашего сиятельства, предчувствуя благополучнейшее путешествие каждый раз, когда Вы будете мчаться по благословенным полям Идалии!

С глубочайшим почтением,

Ваше сиятельство, и пр.»

Аббат Терре ответил ей:

«Вас неправильно осведомили, мадемуазель: Вы не имеете крупа в новом откупном договоре; таким образом, Вы не будете скакать за спиной какого-либо откупщика; однако Вам вполне позволено заставить кого-нибудь из них скакать впереди или позади Вас. Такое спаривание будет для Вас не менее полезным; оно даже проще в том отношении, что требует очень небольших начальных вложений.

Искренне Ваш, мадемуазель, и пр.»

Мадемуазель Рокур предавалась лесбийскому разврату еще откровеннее, чем мадемуазель Софи Арну. Она учредила орден Весты и стала его верховной жрицей. Этот орден, состоявший из женщин, на одной из своих церемоний поклялся в вечной ненависти к мужчинам. Правда, клятва эта не всегда точно соблюдалась, даже верховной жрицей, свидетельством чему служит еще один абзац из «Записок Башомона»:

«75 октября 1774 года. — Внезапно вспыхнувшая ссора между мадемуазель Арну и мадемуазель Рокур превратилась в открытую войну. Сьер Беланже, рисовальщик ведомства Королевских забав и любовник мадемуазель Арну, выступил на ее стороне против маркиза де Виллета, кавалера мадемуазель Рокур, и речи рисовальщика были настолько резкими, что маркиз решил перейти к насильственным действиям и уничтожить наглеца, осмелившегося оказывать ему сопротивление. Поскольку эта сцена происходила в присутствии многих свидетелей, Беланже, опасаясь злопамятства маркиза, подал жалобу на него в уголовный суд. Тем временем в дело вмешались посредники, и, путем весьма нелепого соглашения, было условлено, что соперники сойдутся лицом к лицу, держа шпагу в руке, после чего их разведут в разные стороны; так и было сделано».

Мадемуазель Рокур открыто сожительствовала с г-жой П***. Госпожа П*** имела от своего первого брака сына, называвшего мадемуазель Рокур папой.

Мадемуазель Ла Герр, о которой шла речь в песенке, приведенной нами выше, была еще более решительной и смелой; красотка обладала круглым и румяным, словно роза, личиком, и с ней, или ради нее — как установил умирающий Малерб, можно выразиться и так и этак, — герцог де Буйон промотал восемьсот тысяч франков за три месяца.

Мадемуазель Дюте имела столь же громкую славу к концу года 1774-го от Рождества Христова. Вероятно, никакое описание ее примет не будет точнее того, что мы отыскали в шуточной заметке под названием «Диковинки Сен-Жерменской ярмарки»:

«Механизм № 6. — Весьма привлекательный и любопытный автомат (мадемуазель Дюте). Он изображает красивую женщину, которая совершает все физические действия: ест, пьет, танцует, поет и двигается, как настоящий человек, как одушевленное тело, наделенное разумом. Постороннего обирает подчистую. Вы были бы обольщены, заставив его говорить; знатоки от этого отказываются, а любители предпочитают заставлять его двигаться».

Господин де Дюрфор, как это понятно из песенки, был любителем, который на время обладал правом заставлять механизм № 6 двигаться.

Мадемуазель Дюте вначале была обычной танцовщицей кордебалета и звалась Розали; своим успехом она была обязана счастливому обстоятельству: герцог Орлеанский выбрал ее для того, чтобы она дала брачные уроки его сыну герцогу Шартрскому, Филиппу Эгалите в годы Революции. Удовлетворенный тем, как она исполнила свои обязанности наставницы супружеских отношений, герцог Орлеанский дал ей сто тысяч ливров и своими заслуженными похвалами ввел ее в моду. После этого к ней пристрастился граф д'Артуа, отчего стали злословить, что, заработав несварение желудка от сухого печенья из Савойи,^[20] он приехал отведать горячего чайку в Париж. После этих двух морганатических браков она, вероятно, возомнила себя принцессой крови и явилась на прогулку в Лоншан в карете, запряженной шестеркой лошадей; однако публика была до того возмущена подобным бесстыдством, что не только освистала куртизанку, но и помешала ее карете занять место в веренице экипажей.

Что же касается Ла Прери, то, как утверждает скандальная хроника того времени, эта особа чертовски напоминала зеленую трясину, на что и указывало ее имя. Она была любовницей принца де Субиза, который не перегружал ее работой, оставляя ей время вести кое-какие дела с аббатом Терре и другими.

Одной из самых известных дам этого рода вскоре предстояло оказаться на короткое время изолированной от общества и дать Людовику XVI возможность принять решение, достойное Суда Соломона.

Речь идет о мадемуазель Гранвиль.

Мадемуазель Гранвиль состояла на содержании у парламентского докладчика Шайона де Жонвиля и, в свой черед, содержала какого-то военного, пожертвовать которым парламентский докладчик не раз ее призывал. Мадемуазель Гранвиль каждый раз обещала ему выполнить его требование, но тайком продолжала принимать своего сердечного друга. И вот однажды, извещенный своими шпионами, г-н Шайон де Жонвиль явился к ней в неурочный час и застал нимфу вместе с ее любовником. Однако, вместо того чтобы испугаться этого неожиданного нападения, они объединили свои усилия, схватили судейского, втолкнули его в соседнюю комнату и дали ему возможность наблюдать через стеклянную дверь этой комнаты, как они возобновили свое занятие там, где оно было прервано. Затем, когда, по словам Мольера, «дело продвинулось так далеко, как это только было возможно», несчастного парламентского докладчика освободили из заключения и выставили за порог, посоветовав ему быть в следующий раз менее бестактным.

Однако по прошествии нескольких дней, видя, как иссякают воды той благодатной реки, из которой она привыкла пить и которая зовется Пактолом, куртизанка спокойно поразмыслила, явилась к своему официальному любовнику, признала свою вину, бросилась ему в ноги и попросила у него прощения. По ее словам, она не по собственному побуждению нанесла подобное оскорбление столь почтенному человеку: у нее были опасения, что вспыльчивый военный, каким она знала того, кто оказался у нее дома, может причинить какой-нибудь страшный вред безоружному и беззащитному сопернику. Такое не повторится. Она осведомлена о великих заслугах советника и недостойных поступках солдата. Ее объятия открыты для советника, ее двери закрыты для солдата.

Это случилось как нельзя кстати; парламентский докладчик уже давно замыслил месть и, пребывая в убеждении, что мадемуазель Гранвиль, несмотря на все свои уверения, по-прежнему обманывает его, решил привести эту месть в исполнение. Метр Шайон де Жонвиль был человек весьма образованный и где-то вычитал, что один судейский вроде него, метр Ферон, за три столетия до этого жестоко наказал Франциска I за похожее оскорбление. Он прибегнул к тому же источнику, из какого адвокат Фрерон добыл такой же товар, и приготовился уступить свое приобретение целиком или частично мадемуазель Гранвиль.

К несчастью для парламентского докладчика, порочная красавица была вовремя предупреждена, и, когда он явился к ней, чтобы привести свою месть в исполнение, она, встретив его, изложила ему во всех подробностях задуманный им план и предупредила его, что весь Париж уже знает о том, какой он омерзительный человек.

Однако мадемуазель Гранвиль, хотя она и водила знакомство с судейскими, знала их еще недостаточно хорошо. Разгневанный советник отправляется к начальнику полиции, заявляет там, что мадемуазель Гранвиль наградила его тем, чем он сам намеревался одарить ее, и требует возврата двадцати тысяч франков банковскими билетами, которые за месяц до этого он дал куртизанке.

Начальник полиции не решается взять на себя расследование подобного правонарушения. Он докладывает о нем королю, который объявляет, что банковские билеты приобретены мадемуазель Гранвиль добросовестным путем, однако приказывает заключить ее в монастырь Сент-Пел ажи.

Другими известными куртизанками были: мадемуазель Дюбуа из Комеди-Франсез, которая исправно вела свою бухгалтерию и, по ее подсчетам, к 18 сентября 1775 года имела уже шесть тысяч пятьсот двадцать семь любовников;^[21] Фанни, Окар, Юрбен, Фельма, Фанфан, Ренар, Жюли, Лолотта, Кенси, Лилия и Мире, очаровательная певица, так настойчиво заставлявшая петь своего последнего любовника, что он умер и на его надгробии написали музыкальную фразу: «Ля-ми-ре-ля-ми-ля».

Все это стремительно разрушало устои общества, подобно тому, как черви разрушают подводную часть судна, впиваясь в него, истачивая его и сверля до тех пор, пока каждый из них не проделает свою лазейку и судно, набрав воды, не пойдет ко дну и не утонет.

Впрочем, распутство короля, принцев, знати, духовенства и судейского сословия докатилось и до низших классов; у них тоже появились свои малые покои, разместившиеся в Пале-Рояле; они почитывали сборник похабных песенок XVIII века, именовавшийся «Сквернословом»; они покупали брошюрки грязных писак, ремесло которых состояло в том, чтобы собирать порочащие сведения о сильных мира сего и, под страхом разоблачить их поведение, вымогать у них деньги; наконец, они листали непристойные книжки, в огромном количестве разложенные на прилавках букинистов.

И в самом деле, только с 1760 по 1774 годы вышли в свет:

«Сатурнин, или Привратник картезианского монастыря», опубликованный без указания имени автора в 1760 году;

«Современный Аретино», сочинение аббата Дюлорана, который, опубликовав «Современного Аретино» в 1763 году, с указанием Рима в качестве места издания, уже трудился над «Кумом Матьё»;

«Фелиция, или Мои проказы», сочинение шевалье де Нерсиа, опубликованное в 1770 году, с указанием Амстердама в качестве места издания;

«Венера в течке, или Жизнь знаменитой распутницы», опубликованная в 1771 году;

«Школа дам», подражание «Алоизии» Мерсиуса, трижды переизданная;

«Софа» Кребийона-сына;

«Нескромные сокровища» и «Монахиня» Дидро.

К нашей чести будет сказано, что с начала нынешнего века не было издано ни одной книги, подобной этим сочинениям.

Но тогда их издавали, тогда их читали, и народ, подражая сильным мира сего в ожидании того времени, когда он станет их врагом, кичился распутством и безбожием и насмехался над всем святым, над покровительством со стороны знати, отпускал грубые шутки по адресу монастырей и обителей, преследовал насмешками священника, проходившего по улице, редко посещал церкви, но часто ходил в игорные дома, ресторации, кабачки и бильярдные; наконец, он переименовывал своих детей, давая им вместо имен святых имена героев Греции и Рима.

Кроме того, для него учредили лотерею и ломбард, две бездны, а вернее, две сточные канавы, способные поглотить одновременно деньги народа и его нравственность.

Мы увидели сейчас, что король, принцы, знать, духовенство и судейские сделали с нравами. Теперь мы увидим, что философы сделали с религией.

XXIX

Философы.

В середине XVIII века сошлись вместе три человека, проникнутые глубочайшей ненавистью к христианству.

Это были Вольтер, д'Аламбер и Дидро.

Вольтер ненавидел религию потому, что он ненавидел все чистое и завидовал всему великому. С чего бы ему было чтить еврейского Христа? Он в достаточной степени опорочил Жанну д'Арк, этого французского Христа.

Даламбер ненавидел религию потому, что, будучи сыном канониссы и аббата, он, бедный подкидыш, издавал свои первые младенческие писки на ступенях церкви, и, поскольку церковь была негостеприимной, а канонисса и аббат виновными, он возложил на религию ответственность за свое преступное рождение и свое сиротство.

Дидро ненавидел религию потому, что был безумен по своей натуре и, испытывая восторг перед хаосом собственных идей, предпочитал выдумывать тайны сам, а не воспринимать тайны Евангелия.

Впрочем, пришло время разрушать. Когда судьба пожелала сжечь храм Дианы, на свет появился Герострат.

Дидро попеременно является атеистом, материалистом, деистом и скептиком, но всегда остается нечестивцем.

Тем не менее следует отдельно сказать о его первых произведениях. Он входит в философский мир, публикуя свое «Рассуждение о достоинстве и добродетели».

В этой книге он выступает не только деистом, но еще и верующим; нам надо простить его, ведь ему всего лишь тридцать лет.

«Не бывает добродетели без веры, — говорит он. — Атеизм оставляет порядочность без поддержки и косвенно подталкивает к развращенности».

Год спустя выходят в свет «Философские мысли». Здесь налицо прогресс, хотя прежний человек еще виден и христианин еще не перерядился в одежды философа.

«Есть три разряда атеистов, — говорит он, — истинные атеисты, атеисты-скептики и те, кто хотел бы, чтобы Бога не было, и, прикидываясь, будто они в этом убеждены, живет соответственно. Это бахвалы атеизма. Я ненавижу подобных, ибо они лжецы. Что же касается настоящих атеистов, то я жалею их, ибо всякое утешение для них обречено на провал… Остаются скептики; я молю Бога за них, ибо им не хватает познаний».

Однако вскоре он публикует «Письмо о слепых в назидание зрячим».

Его героем там оказывается пребывающий на ложе смерти слепорожденный, которого священник, явившийся к нему, побуждает признать Бога-творца и который отказывается делать это, ссылаясь на то, что никогда не видел в мире того, чем его хотят заставить восторгаться.

За эту книгу Дидро был отправлен в Венсен и оставался там три месяца.

Во время этого трехмесячного заключения Дидро задумывает «Энциклопедию» и, обретя свободу, заводит разговор о ней с д'Аламбером.

Д'Аламбер соглашается помогать ему. Они набрасывают на бумаге план грандиозного замысла, и сразу после утверждения этого плана д’Аламбер публикует «Проспект» и «Систему человеческих знаний».

В 1760 году Дидро уже полностью обращается в безбожника. Он пишет своему брату и призывает его «отречься от чудовищных воззрений».

Этими чудовищными воззрениями является христианство.

Подождите, все только начинается. В «Жизни Сенеки» он напишет, «что единственное различие между ним и его собакой заключается в одежде».

Так что он уже не верит в душу.

Ну а затем настает черед «Философских принципов относительно материи и движения».

«Движение, — говорит в самом начале Дидро, — неотделимо от материи».

Идти дальше нужды уже нет: Дидро не верит в Бога.

И вот тогда, преследуя христианство, не веря больше в душу, не веря больше в Бога, он начинает нападать на общество, которое еще верит во все это.

Почитайте его «Дополнение к "Путешествию Бугенвиля”, или Диалог между А и В о нежелательных последствиях связывания нравственных идей с физическими действиями, которые таковых не предполагают».

Автор следует за Бугенвилем на Таити и пребывает на вершине счастья: наконец-то он нашел страну, нравы которой являются естественными. И в самом деле, сдержанность и стыдливость — это химера; супружеская верность — упрямство и наказание; в обществе правильно устроенном, то есть в обществе естественном, женщины, как в «Государстве» Платона, свободны, и любые законы, предписывающие единобрачие, считаются насильственными и оскорбляющими природу.

Ну хорошо, пусть это бредни мечтателя, но вот нечто посерьезнее.

Послушайте его «Разговоры отца с детьми, или Опасность ставить себя выше законов».

Разумеется, такое название выбрано для того, чтобы обеспечить выход книги, чтобы выманить королевскую привилегию на ее издание у какого-нибудь сонного цензора.

Читаем:

«Для мудреца не существует законов. Поскольку все склонны к возражениям, именно ему принадлежит право судить о тех случаях, когда следует покориться законам или же освободиться от них».

При таких условиях во Франции каждый год обнаруживаются пятьсот мудрецов, которых отправляют на каторгу.

Затем он публикует «Нескромные сокровища», «Жака Фаталиста» и «Монахиню».

Возьмите в руки издание Нежона и прочтите те пассажи, какие мы не осмеливаемся привести здесь; там есть место, где он излагает свои мысли поочередно на латыни, по-английски и по-итальянски, ибо даже он, циник в полном смысле слова, не осмеливается излагать их по-французски.

Наконец, появляется знаменитый дифирамб, носящий заглавие «Элевтероманы, или Одержимые свободой» и содержащий знаменитое двустишие:

Пусть скажут теперь о притеснении мысли в царствование Людовика XV!

У д'Аламбера нет такого пыла, у д'Аламбера нет такой горячности: он действует со спокойствием истинного философа и почти всегда похож на упорного, молчаливого и невидимого минёра, с каждым глухо звучащим ударом своего заступа все более расшатывающего здание, которое он хочет сокрушить. Д’Аламбер хладнокровен, осторожен, лукав, почти всегда скрыт от людских глаз и, показываясь, показывает ровно то, что, на его взгляд, должно быть замечено. Он инстинктивно прячется, и война, которую он ведет, это не война главы партии: командовать он предоставляет Вольтеру. Нет, это война командира стрелков, который посмеивается из-за кустов и под защитой скалы хлопает в ладоши, видя, как падает враг, подстреленный им из укрытия. Постоянно настороже, он предвосхищает реплику, которая может бросить на него тень, и ответный удар, который может настичь его. Он всегда идет, окутанный облаком, подобно тем воителям Гомера, которых какое-нибудь дружественное им божество хочет избавить от опасности. Ему достаточно иметь кружок единомышленников; сорока человек, которые рукоплещут произнесенной им речи, хватает ему для того, чтобы этот день стал для него триумфальным. Это вербовщик безбожия: он заманивает, обучает, вводит в курс дела второстепенных новобранцев, раздает задания, ведет незначительную переписку. Плохой, скудный, манерный, вычурный, путаный, низкопробный, отвратительный писатель, прозаик для третьего сословия, но при этом первоклассный математик.

Посудите же, как это философское благоразумие проявлялось у него даже во взаимоотношениях с его лучшими друзьями — если не сказать сообщниками! — посудите, как мало он нуждался в том, чтобы быть убежденным в своих идеях, и насколько мало, по-видимому, ему был нужен алгебраический циркуль для точного измерения мысли!

Вольтер, проповедовавший безбожие и вечно боровшийся с сомнением, пишет ему и Фридриху:

«Все, что нас окружает, является царством сомнения, а сомнение является неприятным состоянием.

Существует ли Бог, такой, каким его считают? Существует ли душа, такая, какой ее воображают? Существуют ли связи в природе, такие, какие их устанавливают ученые? Стоит ли на что-нибудь надеяться после короткого мига земного существования? Была ли у Гелимера, лишенного своего государства, причина расхохотаться, когда его показали Юстиниану? И была ли у Катона, страшившегося увидеть Цезаря, причина покончить с собой? Не является ли слава всего лишь иллюзией? И разве невежественный, спесивый и потерпевший разгром Мустафа, совершающий в неге своего гарема всевозможные глупости, счастливее, если у него хорошее пищеварение, чем герой-философ, у которого оно скверное? Равны ли все человеческие существа перед лицом Верховного существа, вдыхающего в природу жизнь? И в таком случае будет ли душа Равальяка равна душе Генриха IV? Или же ни у того, ни у другого души не было? Пусть со всем этим разбираются философы; что до меня, то я в этом ничего не понимаю».

«Признаюсь Вам, — отвечает д'Аламбер, — что позиция автора "Системы природы" в отношении существования Бога представляется мне чересчур твердой и чересчур догматичной и что я не вижу в этом предмете ничего, кроме скептицизма здравомыслящего человека. Слова "Что мы знаем о Боге?" служат для меня ответом на все умозрительные вопросы, а вывод, который следует присоединить к этим словам, состоит в том, что, раз мы ничего о Боге не знаем, то нам, несомненно, и не столь важно знать о нем более».

Несколько позднее он добавляет:

«Умозрительное нет не кажется мне намного более мудрым, чем да, и слова "Это неясно" являются единственным разумным ответом почти на все подобные вопросы».

Вероятно, поборников разрушения можно было бы простить, будь они тверды в своих убеждениях; но, как видите, они таковыми не были.

И потому д'Аламбер постоянно упрекает нетерпеливого Вольтера, который старше его на двадцать три года и которому уже шестьдесят восемь лет, в нетерпеливости и в чересчур поспешных действиях, способных, в конечном счете, бросить на него тень.

«Если род человеческий просвещается, — пишет он Вольтеру, — то это происходит потому, что его просвещают постепенно».

Именно эта мысль заставила д'Аламбера присоединиться к плану издания «Энциклопедии».

И действительно, первые тома этого огромного собрания следовало написать с большой осмотрительностью, чтобы не напугать духовенство; и все же, невзирая на все предосторожности, указом королевского совета от 7 февраля 1752 года два первых тома издания запрещены, а печать остальных томов приостановлена на полтора года. Однако д'Аламбер, Дидро и Вольтер добиваются разрешения продолжать издание и продолжают его. Выходят пять новых томов. Церковники бьют тревогу, кричат о безбожности этих книг, и указом королевского совета от 3 марта 1759 года редакторов лишают привилегии на издание. Д'Аламбер опасается бросить на себя тень и, верный своему характеру, отходит в сторону. Дидро настаивает, упорствует, просит, привлекает на свою сторону директора издательства, рисуя в выгодном свете доходы, которые принесет в подобном предприятии торговля, и герцог де Шуазёль, который объединил нас в союз с Австрией, запретил орден иезуитов и стремился завершить свой труд, принимает решение, что издание «Энциклопедии» не только продолжится, но и не будет подвергаться никакой цензуре.

Именно благодаря этому разрешению становится возможно опубликовать следующие максимы, почти все вышедшие из-под пера д'Аламбера:

«В природе нет существа, которое может быть названо первым или последним. Есть бесконечная вселенная, простирающаяся во все стороны». (Статья «ЭНЦИКЛОПЕДИЯ».)

«Что за важность, мыслит материя или нет? Разве это влияет на справедливость или несправедливость, на безнравственность и на любые истины какой-либо системы воззрений, будь то политических или религиозных?» (Статья «ЛОКК».)

«Жизнь и одушевленность есть всего лишь физическое свойство материи. Единственное различие, существующее между некоторыми растениями и такими животными, как мы, состоит в том, что они пребывают в покое, а мы бодрствуем, что мы — животные, которые чувствуют, а они — животные, которые не чувствуют». (Статья «ЖИВОТНОЕ».)

И потому Вольтер пишет д'Аламберу:

«Во время войны между парламентами и епископами философы будут пребывать в благоприятных условиях. У вас появится возможность высказывать во всеуслышание истины, которые двадцать лет тому назад никто не осмелился бы произнести». (Письмо д'Аламберу, 13 ноября 1756 года.)

Честно выполняя призыв учителя, д'Аламбер, как можно видеть, громоздит в «Энциклопедии» одну истину на другую, что приводит к немалому успеху, и 4 мая 1762 года д'Аламбер может написать Вольтеру:

«Что касается меня, то в этот момент я все вижу в розовом цвете; я вижу, что веротерпимость восстановлена, протестантов призывают возвращаться, священники женятся, причастие отменено, а фанатизм сокрушен настолько, что его нельзя больше заметить».

Ну а теперь перейдем к этому учителю, который проповедует и действует одновременно, являясь мозгом, замышляющим заговоры, и вместе с тем рукой, наносящей удары; к этой роковой звезде, рядом с которой все выглядят лишь планетами и которая увлекает весь мир в вихрь атеизма и нечестия!

Вольтер настойчив куда больше, чем Дидро, отважен куда больше, чем д'Аламбер. Отважный до наглости, он, неуважительно относясь к Священному Писанию и при этом опираясь на него, извращает и искажает его тексты; ложно истолковывает слова Отцов Церкви; меняет местами «да» и «нет»; наносит удары всюду: впереди себя и позади себя, направо и налево. Не столь важно, кто им ранен, лишь бы он ранил! Одна из пущенных им наудачу стрел непременно попадет в королевскую власть или религию. Вспыльчивый, гневливый, необузданный, он скрытничает лишь против своей воли и, как это полагается вождю, вынужден утаивать свои замыслы. Разумеется, он предпочел бы, по его собственным словам, объявить религии открытую войну и «умереть на груде христианских святош, принесенных в жертву у его ног» (письмо д'Аламберу, 20 апреля 1761 года). Однако ему понятно, что следует «наносить удары и тотчас прятать руку» (письмо д'Аламберу, май 1761 года), действуя, в конечном счете, в качестве заговорщиков, а не ревностных бойцов.

Но как же дорого обходится такая скрытность этому Агамемнону воинства скептиков! Дело в том, что, в полную противоположность д'Аламберу, которому достаточно сорока рукоплещущих ему слушателей, Вольтеру нужна всеобщая известность от Парижа до Берлина, от Ферне до Стокгольма, от Женевы до Санкт-Петербурга.

— У этого человека славы на миллион, — в раздражении говорил д'Аламбер, — а он жаждет ее еще на грош.

Вольтер родился в 1698 году и умер в 1778-м. Он властвует целый век; Сатана даровал ему долгую жизнь, ибо труд его громаден.

Поэтому он приступает к своему труду смолоду.

— Несчастный! Ты будешь знаменосцем безбожия! — кричал Вольтеру, в то время еще простому школяру коллежа Людовика Великого, иезуит Леже.

И действительно, Вольтер растет среди людей безбожного общества XVII века и атеистического общества XVIII века. Он ученик Шольё, он завсегдатай дворца Вандома. Ссора с г-ном де Роганом вынуждает его искать убежище в Англии, и именно там, как сообщает нам Кондорсе, Вольтер поклялся посвятить свою жизнь ниспровержению религии. И он сдержал слово.

Клятва эта наивна и удивляет даже в нашу эпоху. Почитайте «Жизнеописание Вольтера» (Кельское издание).

— Зря стараетесь, — говорит ему однажды Эро, начальник полиции, — вам все равно не удастся разрушить христианскую религию.

— Это мы еще увидим, — отвечает Вольтер.

«По правде сказать, — говорит автор "Орлеанской девственницы", — я устал без конца повторять им, что двенадцати человек оказалось достаточно для того, чтобы установить христианство. Ну а я имею желание доказать, что нужен всего лишь один, чтобы разрушить его».

«Ну разве возможно, — пишет он 24 июля 1760 года д'Аламберу, — чтобы пять или шесть достойных людей, вступив в сговор, не добились успеха, действуя по примеру двенадцати негодяев, которым это удалось?»

Двенадцать негодяев — это апостолы.

Вольтер принимается за дело, и, поскольку почва хорошо подготовлена, семена падают на благодатную землю.

Так что спустя два года после начала своей атаки на этих двенадцать мошенников он пишет Дидро, который по-прежнему пребывает в сомнениях и мечется из стороны в сторону, подобно часовому маятнику:

«Какое бы решение Вы ни приняли, я поручаю Вам гадину; ее необходимо истребить у порядочных людей, оставив у сброда, для которого она и была создана».

Гадина — это просто-напросто христианская вера.

После того как слово найдено, Вольтер уже не использует никакого другого.

Восьмого сентября 1768 года он пишет:

«Дамилавиль должен быть весьма доволен тем презрением, в какое гадина впала у всех порядочных людей Европы. Это как раз то, чего всем хотелось и что было необходимо. Никто и не намеревался просвещать сапожников и служанок; такое занятие — удел апостолов».

Дело в том, что атака была единодушной; дело в том, что удары сыплются по мере возможности. Раскол среди заговорщиков, и в самом деле, был маловероятен, если принять во внимание указания вроде тех, что были даны в 1761 году:

«О философы, друзья мои! Вам следует двигаться вперед сомкнутыми рядами, подобно македонской фаланге. Ее удавалось победить, лишь когда она была рассеяна… Пусть же истинные философы создадут братство, подобно франкмасонам; пусть они объединятся, пусть поддерживают друг друга и остаются верны друг другу! Такая академия будет обладать большими достоинствами, чем академия Афин и все академии Парижа».

Какова же была радость философа из Ферне, когда он увидел, что семена всходят и затеянный им крестовый поход приносит плоды:

«Победа на нашей стороне, — пишет он Дамилавилю, открыто проповедовавшему атеизм. — Уверяю Вас, что пройдет совсем немного времени и под знаменами наших врагов останется лишь сброд, а нам этот сброд больше не нужен ни в качестве сторонников, ни в качестве противников. Мы являем собой отряд храбрых рыцарей, защитников истины, и допускаем в свои ряды лишь хорошо образованных людей. Вперед же, храбрый Дидро! Вперед, неустрашимый д'Аламбер! Присоединяйтесь к моему дорогому Дамилавилю, нападайте на фанатиков и негодяев! Оплакивайте Блеза Паскаля и презирайте Отвиля и Аббади так, как если бы они были Отцами Церкви».

Эта радость становится куда больше, когда он встречается с Фридрихом II. Какой триумф для него числить среди своих последователей победителя в сражении при Розбахе! Приводить в качестве доказательства своих высказываний такой веский довод, как аплодисменты коронованного слушателя! Иметь ученика, который на слова учителя отвечает такими словами:

«Дабы ответить Вам со своей обычной откровенностью, признаюсь, естественно, что все, касающееся Человекобога, нисколько не нравится мне в устах философа, который должен быть выше общеизвестных заблуждений. Оставьте великому Корнелю, старому болтуну, впавшему в детство, пошлый труд рифмовать "Подражание Иисусу Христу" и черпайте лишь в себе самом то, что Вы должны сказать нам. Можно говорить о небылицах, но только как о небылицах, и на мой взгляд лучше хранить глубокое молчание о христианских небылицах, канонизированных их древностью и легковерностью людей темных и глупых».

Это мысли Фридриха о христианской вере. А желаете знать, что он думает о бессмертии души?

«Знакомый мне философ, человек, определенный в своих суждениях, считает, будто мы располагаем достаточно правдоподобными фактами, чтобы прийти к убежденности в том, что post mortem nihil est^[22] (или что смерть есть вечный сон). Он утверждает, что человек не является двойственным существом и что мы всего лишь материя, одушевленная посредством движения. Этот странный философ говорит, помимо прочего, что нет никакой связи между животными и Высшим разумом».

Спустя пять лет Фридрих наберется мужества и признается, что этот странный философ не кто иной, как он сам.

«Я вполне уверен, — говорит он, — что не являюсь двойственным по природе; из этого следует, что, по моему мнению, я обладаю лишь одной сущностью [чтобы говорить откровенно, выражайтесь проще]. Мне известно, что я являюсь животным, наделенным способностью ощущать, двигаться и мыслить; из этого я делаю вывод, что материя может мыслить, равно как обладает свойством быть электрической».

Нет ничего заразительнее примера, нет ничего слаще восхваления. И вот уже все монархи, видя, как их собрата, короля Пруссии, восхваляют философы, желают услышать похвалы и в свой адрес.

Прежде всего это Иосиф II, в свой черед сделавшийся философом. Он допущен к тайнам антихристианского заговора и приобщен к ним Фридрихом.

Два старых врага забывают о двенадцати годах войны и вступают в союз против общего врага — Христа.

И потому Вольтер торопится сообщить д'Аламберу об этом огромном завоевании, только что совершенном философией.

«Вы доставили мне подлинное удовольствие, — пишет он 28 октября 1769 года, — не преувеличивая значение бесконечного и оценивая его по достоинству. Но вот нечто более интересное: Гримм уверяет, что император является нашим сторонником; это большая удача, ибо герцогиня Пармская, его сестра, настроена против нас».

Ну а теперь необходимо поблагодарить Фридриха; эту задачу тоже берет на себя глава секты:

«Один богемец, наделенный большим умом и обладающий немалыми философскими познаниями, по имени Гримм, известил меня, что Вы приобщили императора к нашим сокровенным тайнам; это хорошая добыча для философии».

Добыча была стоящей, и вскоре после этого начинается война. Иосиф II упраздняет три четверти монастырей, захватывает церковные владения и изгоняет из их келий даже кармелиток, которых бедность их ордена и безупречность их устава, казалось бы, должны были защитить от жадности государя и реформаторского пыла философа.

Поступательное движение продолжается, добыча возрастает. 25 ноября 1770 года д'Аламбер пишет:

«Мы имеем на нашей стороне императрицу Екатерину, короля Пруссии, короля Дании, королеву Швеции, ее сына, многих князей Империи и всю Германию».

И потому Вольтер, со своей стороны, в том же месяце и почти в тот же день пишет Фридриху:

«Мне неизвестно, что думает Мустафа о бессмертии души. Я полагаю, что он не думает вовсе. Что же касается императрицы России, а также Вашей сестры-королевы, короля Польши и кронпринца Густава, сына королевы Швеции, то, полагаю, мне известно, что они думают об этом».

Таким образом, подсчет показывает, что раздавить гадину Вольтеру помогали один император, одна императрица и четыре короля.

В XII и XIII веках шли в крестовый поход за Христа; в XVIII веке идут в крестовый поход против него.

И потому восторг, который философы испытывают перед Екатериной, даже превосходит их восторг перед Фридрихом.

«Мы втроем, — пишет ей Вольтер, — Дидро, д'Аламбер и я, воздвигаем Вамалтари».

На что Екатерина отвечает:

«Оставьте меня на земле: здесь мне будет сподручней получать Ваши письма и письма Ваших друзей».

Вскоре и король Дании, не желая остаться позади, присоединяется к лиге.

Палач Струэнзе, своего врача и фаворита, он еще в молодости имел склонность к философии; в семнадцатилетнем возрасте он приезжает во Францию и в Фонтенбло заявляет:

— Это господин де Вольтер сделал меня человеком и научил меня думать.

И вот, когда философы заручились поддержкой государей, когда, по словам Вольтера, философия одержала полную победу и ему удалось раздавить гадину, он украдкой, мало-помалу, перешел от религии к королевской власти, от алтаря к трону.

Но вот что удивляет во всем этом и доказывает, что его подталкивает рок и что ему поручена миссия, которую он исполняет: Вольтер любит королей, Вольтер любит монархию; особенно любит он аристократические милости, которые исходят от трона; дворянский титул, полученный им во Франции, делает его счастливым; камергерский ключ, полученный им в Пруссии, переполняет его восторгом; поэтому всю первую половину своей жизни он занят тем, что восхваляет монархов — Людовика XIV, Генриха IV, Карла XII, Петра I, Екатерину II и Фридриха; поэтому он пишет Мармонтелю письма вроде следующего:

«Принимая во внимание покровительство со стороны г-на де Шуазёля и г-жи де Помпадур, Вы можете без опаски посылать мне все письма. Всем известно, что мы любим короля и государство, и это не у нас такие люди, как Дамьен, слышали бунтарские речи… Я осушаю болота, строю церковь и возношу молитвы за короля. Мы бросаем вызов всем янсенистам и всем молинистам, предлагая им превзойти нас в преданности королю… И потому, любезный друг, король должен знать, что философы преданнее королю, чем все фанатики и лицемеры его королевства». (13 августа 1760 года.)

Подобное изложение своих роялистских убеждений Вольтер адресует не только Мармонтелю. Взгляните на следующую выдержку из письма Гельвецию (оно датировано 27 октября 1760 года):

«Выгода короля состоит в том, чтобы число философов возрастало, а число фанатиков уменьшалось. Ведь мы спокойны, а все эти люди смутьяны. Мы граждане, а они подстрекатели. Верные слуги короля возьмут верх в Париже, в Воре и даже в Делисе».

Тьерио, философ-экономист, посылает ему «Теорию налогов».

«Я получил "Теорию налогов", — пишет ему в ответ Вольтер. — Теория эта заумная, нелепая, и все подобные теории появляются весьма некстати и способны внушить иностранцам, что мы не имеем денежных средств и что оскорблять нас и нападать на нас можно безнаказанно. Но таковы уж эти забавные граждане, эти забавные друзья людей! Пусть они приедут, подобно мне, на окраину королевства, и тогда они быстро изменят свои убеждения. Они поймут, насколько необходимо чтить короля и государство. Право, находясь в Париже, все воспринимаешь превратно».

Таким образом, приведены три доказательства вместо одного. Их можно было бы привести и пять, но нам кажется, что трех будет вполне достаточно.

Но обождите. Наступает день атаки на королевскую власть. Вольтер, невзирая на все свои уверения, ответит на боевой клич; одним из первых он выйдет на ристалище; впрочем, уже давно он нападал на королевскую власть, атакуя ее в своих стихах, как в театральных пьесах, так и в посланиях; но у поэзии свои вольности, у рифмы свои нужды.

Некий академик из Марселя отправил ему письмо с приглашением посетить дочь древней Фокеи.

«Я принял бы Ваше приглашение, — отвечает ему Вольтер, — будь Марсель все еще греческой республикой, ибо я очень люблю академии, но ку да больше люблю республики. Счастлива страна, где наши повелители приходят к нам и не сердятся, если мы не приходим к ним!»

Как видим, Вольтер придерживается мнения д'Аламбера: он действует постепенно, идет вперед шаг за шагом. Он еще не проклинает монархии, но уже любит республики. Мы проследим за тем, как будут развиваться его республиканские взгляды.

Вот письмо д'Аламбера, доказывающее, что он идет вперед тем же шагом, что и учитель; оно датировано 19 января 1769 года и адресовано Вольтеру:

«Вы любите свободу и разум, мой дорогой и прославленный собрат, ибо невозможно любить одно, не любя другое. Так вот, имеется один достойный философ-республиканец, которого я рекомендую Вам и который поговорит с Вами о философии и свободе: это г-н Дженнингс, камергер короля Швеции, человек, пользующийся величайшим уважением и величайшей славой у себя на родине. Он достоин того, чтобы Вы свели с ним знакомство, и сам по себе, и в силу его восторженного отношения к Вашим сочинениям, которые так способствовали распространению двух этих чувств среди тех, кто достоин испытывать их».

Что вы скажете об этом философе-республиканце, одновременно являющемся камергером короля Швеции?

И не думайте, что Вольтер заблуждается по поводу участи, которую деятельность философов уготовила будущему.

Прочтите следующую выдержку из письма маркизу де Шовелену и скажите мне, ошибся ли этот пророк несчастья.

«Все, что я вижу, сеет семена революции, которая произойдет неминуемо и свидетелем которой я не буду иметь удовольствия стать. Французы всегда запаздывают, но в конце концов приходят к цели. Мало-помалу свет настолько распространится, что все вспыхнет при первом же поводе, и тогда начнется такая славная кутерьма!

Счастливы молодые люди: они увидят замечательные события!»

Это письмо датировано 2 марта 1764 года.

Таким образом, за двадцать шесть лет до того, как эта славная кутерьма началась, Вольтер предвидел ее; за двадцать шесть лет до того, как эти замечательные события произошли, Вольтер предсказал их.

Посмотрите, что двадцать шесть лет спустя, в субботнем номере от 7 августа 1790 года, говорит «Французский Меркурий», давая разбор книги «Жизнеописание Вольтера» Кондорсе:

«По-видимому, можно заранее изложить те причины, по каким человечество останется в вечном долгу перед Вольтером. Нынешние обстоятельства дают для этого прекрасный повод. Нельзя увидеть все то, что он сделал, но именно он сделал все то, что мы видим. Просвещенные наблюдатели, те, что сумеют написать историю, засвидетельствуют тем, кто умеет размышлять, что главным творцом этой великой революции, которая удивляет всю Европу и которая распространяет во все стороны надежду для народов и тревогу для королевских дворов, является, бесспорно, Вольтер. Именно он первым обрушил самый грандиозный оплот деспотизма: церковную и поповскую власть. Если бы не было уничтожено иго священников, никогда не было бы уничтожено иго тиранов. Они вместе тяжелым грузом давили на наши головы, и, когда первое из них было сброшено, вскоре должно было быть сброшено и второе».

Ну а теперь к этой работе могучей энциклопедической троицы, работе каждодневной, беспрестанной, согласованной в своем поступательном движении и похожей на работу военного инженера, который может сказать, в какой именно день осаждаемый им город будет вынужден сдаться, мысленно присоедините частную работу Руссо, Бейля, Реналя, Гельвеция, Гримма и барона Гольбаха, и у вас будет точное представление о том содействии, какое философы оказали революции, историю которой мы намереваемся написать.

Но не думайте, что, когда эта работа, наполовину тайная, наполовину явная, совершалась, она не повергала в ужас те сословия государства, каким на протяжении долгих веков вменялось в обязанность защищать монархическую форму правления как охранительницу общества. И прежде всего это касается духовенства, начисто лишенного веры и нравственности, но не лишенного прозорливости. Его предостережения, его соображения, его предсказания следуют одно за другим.

Для начала пробегите глазами следующие жалобы. Правда, они адресованы г-ну де Ломени, архиепископу Тулузскому, которому, чтобы стать отличным архиепископом, недостает лишь одного: веры в Бога.

«Мы не станем повторять, — говорили Людовику XV епископы на ассамблее 1765 года, — что Ваше Величество имеет безотлагательный интерес остановить развитие новой философии, пагубными плодами которой являются только что заклейменные нами труды и которая перещеголяла философию, похороненную Евангелием, и возродилась из ее праха, но не для того, чтобы восстановить культы и жертвоприношения, и не для того даже, чтобы довольствоваться ложной мудростью языческого Рима и Афин, а для того, чтобы разрушить и унизить все то, что свято для людей.

Ваше Величество чересчур хорошо осведомлены о тех выгодах, какие приносит народам христианская религия, а главное, о той мощной поддержке, какую она оказывает власти королей, чтобы не воспринимать безбожие, пытающееся разрушить ее, как самое большое бедствие, которое может постичь нынешнее царствование.

Это бедствие, на которое мы жалуемся, перестанет разрушать государство лишь тогда, когда книготорговля будет подчинена точно исполняемым правилам.

Именно так полагали и действовали Ваши прославленные предшественники, когда лютеранство, причинив перед этим горе Германии, попыталось проникнуть во Францию. Благочестие великих королей и должностных лиц, представителей их власти, позволило принять строгие меры для того, чтобы поставить преграду перед пагубными книгами. Эти меры содержатся в законах 1542, 1547 и 1551 годов.

Мы умоляем Вас, государь, повелеть показать Вам эти законы и установления. Ваше величество увидит в них примеры мудрости и строгости, достойные подражания. Вы увидите, что авторов, книготорговцев и тех, кто покупал подобные книги, приговаривали к строгим наказаниям; против тех, кто прятал их и, проявляя упорство, хранил, применяли такой способ, как увещательное послание.

Мы крайне далеки, государь, от желания чинить помехи гению или останавливать развитие человеческих познаний; однако мы должны разъяснить Вашему Величеству, что зараза, угрожающая Вашему государству, сравнима с заразой лютеранства, против которого Ваши прославленные предшественники приняли столько мер.

МЫ ПОДОШЛИ К РОКОВОМУ МОМЕНТУ, КОГДА КНИГОТОРГОВЛЯ ПОГУБИТ ЦЕРКОВЬ И ГОСУДАРСТВО.

Духовенство является тем из всех сословий государства, кому в первую очередь надлежит поддерживать нравы, веру и ДАЖЕ ОСНОВНЫЕ ЗАКОНЫ МОНАРХИИ. Будет справедливо и мудро, если книготорговлю поставят под наш надзор и нас призовут к управлению в той области, где мы так заинтересованы упредить злоупотребления.

Мы не добиваемся установления нового закона и ограничиваемся просьбой, обращенной к Вашему Величеству, снова ввести в действие прежние законы.

Бедствия, которые нам угрожают, делают исполнение этих законов еще более необходимым.

Вашему духовенству, государь, известно, что Ваше Величество нередко отдает приказы, которые пресекают ту свободу, с какой столько пагубных книг распространяется среди Вашего народа. Однако если все те, кому доверено исполнять Ваши приказы, не соизволят открыть глаза на нарушения или же, своим молчаливым согласием, будут делать вид, что хотят установить согласие между безбожием и правительством, то, несмотря на благие намерения Вашего Величества, вера у нас неизбежно ослабнет и рано или поздно Франция устремится во тьму заблуждений».

Все это относилось к пагубным книгам, бесстыдным книгам, о которых мы говорили выше. Что же касается философских книг, то спустя пять лет духовенство восстает и пишет королю:

«Безбожие питает злобу к Богу и людям одновременно. Оно не удовлетворится, пока не уничтожит всякую божественную и человеческую власть.

Если Ваше величество подвергнет сомнению эту печальную истину, то мы в состоянии предъявить Вам ее доказательство в безбожной книге, недавно распространенной среди Вашего народа и носящей благовидное название "Система природы".

В ней открыто проповедуется атеизм. Автор этого произведения, самого преступного из всех, какие осмелился породить человеческий разум, полагает, видимо, что он причинил еще недостаточно зла людям, проповедуя им, что на свете нет ни свободы, ни Провидения, ни Бестелесного существа, ни загробной жизни. Он распространяет свои взгляды на человеческие общества и людей, которые руководят ими. Он видит в этих обществах всего лишь презренное скопление невежественных и испорченных людей, раболепствующих перед священниками, которые обманывают их, и государями, которые их притесняют. Он видит в счастливом согласии власти и священства всего лишь союз против добродетели и рода людского. Он учит людей, что короли не имеют и не могут иметь над ними никакой другой власти, кроме той, какой народам угодно доверить им; что народы вправе УРАВНОВЕШИВАТЬ, УМЕРЯТЬ И ОГРАНИЧИВАТЬ ИХ ВЛАСТЬ, ТРЕБОВАТЬ У НИХ ОТЧЕТА И ДАЖЕ ОТСТРАНЯТЬ ИХ ОТ ТРОНА, если сочтут это полезным для своих интересов.

Он призывает народы храбро пользоваться этим правом и заявляет им, что они не познают подлинного счастья до тех пор, пока не вынудят своих монархов быть всего лишь представителями народа и ИСПОЛНИТЕЛЯМИ ЕГО ВОЛИ».

Встревожившись, Людовик XV отвечает священникам:

«Я приветствую настоятельные просьбы духовенства. Я считаю безбожие бедой тем более опасной, что оно умеет обходить те преграды, какие устанавливают для того, чтобы остановить его продвижение. Моя любовь к религии и ее связь с благополучием моего государства должны стать для ассамблеи ручательством моей бдительности. Новые приказы, которые я намерен отдать, послужат доказательством того особого внимания, какое я всегда буду оказывать представителям духовенства».

Парламент, со своей стороны, тоже действует. 18 августа 1770 года он приговаривает к сожжению книги «Разоблаченное христианство», «Бог и люди», «Система природы», «Священная зараза», «Разрушенный Ад» и пр., и пр.

Наконец в 1772 году прелаты возобновляют свои предостережения.

«На этот раз, — говорят они, — безбожие чересчур нагло злоупотребляет писательским искусством, стремясь разорвать узы, которые накладывает на человека христианская вера и его зависимость от Бога. Книги становятся повсеместной чумой, приводящей народ в уныние. В этом причина брожения умов и того прискорбного переворота в общественных нравах, который происходит каждодневно и завершается у нас на глазах. Мы считаем невозможным, государь, не сообщить Вашему Величеству, что в нескольких провинциях протестанты устраивают собрания, дабы отправлять свой культ. Они более не делают этого в обстановке тайны и мрака, в котором прежде пытались укрыться, чтобы избежать судебного преследования. Мы не будем повторять, государь, сколь опасны такие сообщества».

В числе тех сообществ, о каких говорят здесь епископы, есть одно, о котором Вольтер, со своей стороны, тоже сказал пару слов.

Это сообщество франкмасонов, породившее тамплиеров XII века и иллюминатов XVIII столетия.

XXX

Франкмасоны. — Тамплиеры. — Иллюминаты.

Всякое тайное общество, созданное с политической или религиозной целью, состоит, сообразно иерархическому положению, которое занимают его члены, из зрячих и слепых.

Слепые довольствуются явной целью.

Зрячие вникают в скрытую цель.

Точно так же обстоит дело с обществом франкмасонов, которое для шотландцев восходит к тринадцатому веку, для немцев — к пятнадцатому, для французов — к восемнадцатому, а для людей из любой страны, желающих изучить его путь сквозь века, теряется в непроницаемом мраке начала времен.

Масонские ложи начали возбуждать беспокойство правительств в середине XVIII века.

Генеральные штаты Голландии первыми проявляют озабоченность в отношении этого таинственного общества, явившегося неизвестно из какой страны, идущего неизвестно к какой цели и хранящего секрет, который оно открывает лишь стойким людям, после того как эти стойкие люди подвергаются страшным испытаниям.

Шестнадцатого октября 1735 года франкмасоны, прибывшие из Англии, собираются в Амстердаме, в доме на улице Стил-Стег, который они арендовали для того, чтобы устроить там ложу, как вдруг фанатичная толпа, возбужденная духовенством, врывается в зал заседаний, ломает мебель и учиняет жестокую расправу над членами общества, не успевшими покинуть ложу.

Франкмасоны подают жалобу; но, вместо того чтобы удовлетворить их требование, 30 октября того же года Генеральные штаты заявляют, что, хотя поведение членов этого общества не представляет никакой опасности для социального спокойствия, их собрания, тем не менее, запрещаются, дабы упредить неприятные последствия, которые они могут повлечь за собой.

Десятого сентября 1737 года Франция следует примеру Голландии. Полицейскому комиссару по имени Жан де Л’Эспине становится известно, что очередное собрание франкмасонов должно состояться в Ла-Рапе, в питейном заведении под вывеской «Сен-Бонне». Он отправляется туда, заявляет тем, кого застает там, что подобные собрания запрещены вследствие общих положений королевских указов, а также постановлениями Парламента, и франкмасоны удаляются, несмотря на возражения герцога д'Антена, внезапно появившегося во время речи Жана де Л’Эспине и резко отчитавшего его.

Год спустя начальник полиции Эро сам приступает к действиям против правонарушителей. 27 декабря 1738 года он лично отправляется в Суассонский дворец на улице Двух Экю, берет под стражу нескольких франкмасонов и заключает их в тюрьму Фор-Л'Эвек.

Пятого июня 1744 года приговором Шатле франкмасонам запрещается создавать ложи, а собственникам домов и трактирщикам — принимать у себя их собрания, под страхом уплаты штрафа в три тысячи франков.

Со своей стороны, в 1738 году Климент XII выпускает против франкмасонов знаменитую буллу, предавшую их анафеме и позднее воспроизведенную Климентом XIV.

В 1737 году Гастон, последний великий герцог из рода Медичи, проникается беспокойством по поводу масонских объединений, которые начинают создаваться в Тоскане, и доносит на них Клименту XII как на распространителей теорий, достойных осуждения.

Восемнадцатого февраля 1739 года в Риме сжигается рукой палача сочинение в защиту франкмасонства, изданное в Дублине.

Наконец в 1748 году совет Берна запрещает масонские ложи во всей Швейцарии.

Каковы же были подлинные причины гонений, происходивших во Франции, Голландии, Италии и Швейцарии? Именно это мы и попытаемся сейчас рассказать.

Мы не состоим ни в какой масонской ложе, и, стало быть, никто не сможет упрекнуть нас в том, что мы выдаем тайну этой секты. Все, что мы о ней знаем, является всего лишь итогом наших собственных расследований.

Как всегда, в поисках источника любого знания нашему современному обществу следует обращаться к истории Египта. Таинственный Египет, дитя Индии и отец Греции — это колыбель охватывающей весь западный мир цивилизации, которая спустилась вниз по Нилу с его Элефантиной, Фивами и Мемфисом, а затем, веером развернувшись по тысяче протоков Дельты, распространила свою оплодотворяющую силу на мир Сарданапала, Набонасара, Александра Македонского, Ганнибала и Юлия Цезаря.

У египтян каждое профессиональное умение предполагало этап ученичества или подвергалось испытаниям, дабы наставник или мастер были вполне уверены в призвании ученика или соискателя.

В зодчестве, особенно в зодчестве религиозном, образование велось так же, как и в других областях знаний. Молодые люди, обучавшиеся этому искусству, одновременно посвящались в религиозные таинства и образовывали, не относясь к священству, некую касту, или корпорацию, которая по планам, начертанным жрецами, возводила храмы и другие сооружения, посвященные культу богов. Эти зодчие пользовались большим уважением у египетян, и на развалинах города Сиена, среди гробниц первых фараонов восемнадцатой династии, можно увидеть несколько саркофагов, в которых погребены начальники работ или надзиратели каменоломен Сильсилы.^[23]

Египтяне выводили свои колонии в Грецию. Эти колонии приносили с собой их тайны и их общественные установления. Однако их исконные боги, упоминавшиеся на другом языке, приняли другие имена: Осирис назывался Вакхом, или Дионисом; Исида именовалась Церерой; египетские Памилии превратились в греческие Дионисии. И потому нет ничего удивительного в том, что секта строителей храмов обнаруживается не только в Египте, но и в Греции.

Жрецы Диониса, или Вакха, возводят первые театры, устраивают первые драматические представления. Феспид, создатель трагедии, увидел в небольшом городке Аттики, на празднестве в честь Вакха, певца, взобравшегося на стол и устроившего нечто вроде диалога с хором. А поскольку такие примитивные представления, увиденные Феспидом и усовершенствованные им, были связаны с культом божества, то зодчие, которым поручалось возведение этих зданий, благодаря обряду посвящения становились близки к жречеству.

Их называли дионисовыми мастеровыми. Все это происходило примерно за тысячу лет до нашей эры. Такие мастеровые обладали исключительным правом на строительство храмов, театров и общественных зданий по всей стране. Руины построенных ими зданий свидетельствуют еще и сегодня о необычайной высоте мастерства этих зодчих, которые со временем становятся очень многочисленными и появляются в странах, соседних с Грецией. Следы их обнаруживаются в Сирии, Индии и Персии.

За триста лет до рождества Христова цари Пергама отдают им для поселения город Теос. И вот тогда они сплачиваются в братство, обладающее полнейшим сходством с братством франкмасонов XVII века.

У них есть особый обряд посвящения; у них есть пароли и опознавательные знаки; они разделены на обособленные общины, или ложи, которые именуются коллегиями, синодами и товариществами.

Эти ложи носят благовидные названия: одна именуется общиной Аттала, другая — общиной соратников Эсхина. Каждая их них управляется начальником и председателями, или надзирателями, избираемыми ежегодно. Члены общин именуются братьями, и на своих тайных церемониях братья используют орудия своего ремесла. В определенные моменты они устраивают совместные застолья и общие собрания. На этих застольях они произносят символические здравицы, на этих собраниях они присуждают награды самым опытным мастеровым. Среди них нет неимущих, ибо самые богатые должны оказывать вспомоществование бедным. Если мастеровой заболевает, все обязаны прийти ему на помощь. Если больной, имеющий заслуги перед братством, умирает, ему устанавливают надгробный памятник на кладбищах Сеферихисара или Эраки, подобно тому как за две тысячи лет до этого памятники зодчим устанавливали в городе Сиена их предки.

Аттал, царь Пергама, входил в это братство.

Братство, как мы уже говорили, действовало в Египте, Греции и Малой Азии, Сирии, Персии и Индии; в Финикии, которая входила в Сирию и представляла собой узкую полосу земли, тянувшуюся от Арадоса до Тира вдоль берега Средиземного моря, тоже были подобные сообщества.

Евреи, пришедшие, как и финикийцы, из Египта, тоже освоили там ремесло каменщика.

И потому, невзирая на нежелание евреев смешиваться с любыми другими народами, каменщики-евреи и каменщики-финикийцы сообща строили храм Соломона, сооруженный, как утверждает Иосиф Флавий, по плану храма Геракла и Астарты, построенного в Тире.

Так вот, эти мастеровые, строившие храм и не говорившие на одном языке, поскольку одни были египтянами, а другие — евреями и финикийцами, узнавали друг друга посредством паролей и тайных знаков, которые были одинаковыми для каменщиков из всех стран.

Отсюда и та легкость, с какой устанавливаются сношения между Иудеей и Финикией. Вот почему царь Тира позволяет Соломону рубить лучшие кедры в Ливанских горах; вот почему по просьбе Соломона он посылает ему Хирама, своего зодчего, человека опытного и ставшего для него вторым отцом; вот почему он велит уложить срубленные деревья на плоты и на этих плотах переправить в Иоппию, откуда Соломону было уже легче перевезти их в Иерусалим.

«И исчислил Соломон всех пришельцев, бывших тогда в земле Израилевой, после исчисления их, сделанного Давидом, отцом его, — и нашлось их сто пятьдесят три тысячи шестьсот.

И сделал он из них семьдесят тысяч носильщиков и восемьдесят тысяч каменосеков на горах и три тысячи шестьсот надзирателей, чтобы они побуждали народ к работе».^[24]

Хирам руководил всей работой.

Чуть позже мы увидим, какие подробности относительно строительства храма и его описания масонское предание заимствует из этих двух глав Библии.

«И вот тогда, — говорит Скалигер, — образуется товарищество, которое берет на себя заботу содержать храм в порядке и украсить его портики и члены которого принимают имя рыцарей Иерусалимского храма».

Из этого товарищества рыцарей Иерусалимского храма выходит секта ессеев, в которую, по словам Евсевия Кесарийского, был посвящен Иисус.

Мастеровые храма появляются в Риме при Нуме, за семьсот четырнадцать лет до нашей эры. В Риме учреждаются коллегии зодчих (collegia fabгоrum); их основателями были греки, которых Нума выписал из Аттики. Эти товарищества именуются также fraternitatеs.^[25]

Эти товарищества, эти братства, эти коллегии зодчих имели особые льготы, особую подсудность и отдельных судей. Они пользовались налоговой неприкосновенностью, продолжавшейся у них в годы империи и в средние века; вот поэтому они и стали называть себя вольными каменщиками, или франкмасонами.

Самым знаменитым товариществом вольных каменщиков было товарищество из города Комо, именовавшееся magistri comacini, то есть «мастера из Комо».

Именно эти товарищества застраивают всю Италию религиозными сооружениями, в то время как некоторые из них, образовав обширный союз, переваливают, с одной стороны, через Альпы, а с другой — через Апеннины и распространяются по всем странам, где католичеству недостает церквей и монастырей.

Теперь эти товарищества вольных каменщиков состоят не только из итальянцев, но и из греков, испанцев, французов, португальцев, бельгийцев, англичан и немцев.

Примерно в конце XV века те, кто был принят в эти ремесленные и артистические товарищества в качестве почетных членов и покровителей, начинают учреждать особые товарищества, которые оставляют без внимания материальную сторону дела и закладывают основы его мистической стороны. В 1512 году Флоренция предлагает нам образец одного из подобных товариществ ученых и политических деятелей. Его символами являются мастерок, молоток и наугольник, а покровителем — святой Андрей, покровитель шотландских каменщиков.

Тем временем чисто артистические товарищества продолжают выполнять свой великий труд. Именно они усыпали всю Европу теми гигантскими гранитными цветами, которые еще и сегодня вызывают восторг у поэтов и отчаяние у архитекторов. В XIII и XIV веках они возводят кафедральные соборы в Кёльне и Мейсене, а в 1440 году — в Валансьене; в 1385 году строят монастырь Баталья в Португалии и монастырь Монте Кассино в Италии. Во всех этих сооружениях они оставляют свои символические знаки. Так, в кафедральном соборе Вюрцбурга, перед дверью погребальной комнаты, высятся две колонны, на капители одной из которых начертано имя Иахин, а на стволе другой — имя Во аз: оба они из репертуара масонов. Так, наконец, фигура Христа, занимающая тимпан правого портала церкви Сен-Дени, держит левую руку под прямым углом к груди, на уровне подбородка, — такая поза характерна и для нынешних франкмасонов.

Более точные сведения, какими мы располагаем в отношении масонских обществ той эпохи, сохранил для нас аббат Грандидье. Эти сведения он почерпнул из старого реестра товарищества каменщиков Страсбурга, возводивших там кафедральный собор. Это удивительное творение было начато в 1277 году под руководством Эрвина фон Штайнбаха и закончено лишь в 1439 году. Каменщики, строившие это сооружение, были разделены на три разряда: мастера, подмастерья и ученики. Они собирались в месте, которое именовалось hütte, ложей, что равносильно латинскому слову mасегiа, и использовали в качестве эмблемы орудия своего ремесла: наугольник, циркуль и нивелир. Они узнавали друг друга по особым знакам и принимали в свое братство в качестве вольных членов лиц, не связанных с ремеслом каменщика. Наконец, хорошо всем известный знак — наугольник и циркуль, окружающие букву С, — служил торговой маркой Иоганна Грюнингера, занимавшегося издательским делом в Страсбурге в 1525 году.

В Страсбурге, как и повсюду, эти товарищества имели начальника, руководившего всем братством, и по мастеру на каждые десять человек, командовавшему девятью остальными.

Однако именно в Англии возобновляются масонские таинства, унаследованные от римлян, ни на мгновение не утраченные, но напуганные, если можно так выразиться, войнами пиктов, скоттов и саксов и вновь начавшиеся, как только эти последние становятся мирными властителями острова. К обломкам национальных традиций они тотчас же присоединяют внешние силы. Они приглашают в Англию зодчих из Франции, Италии, Испании и Константинополя, которые, правда, возвращаются к себе на родину перед лицом набегов датчан, но соприкосновения с которыми оказывается достаточно для того, чтобы воскресить все прежние умения каменщиков, и Этельстан, внук Альфреда Великого, придает им новую жизнь, приказав построить несколько церквей и несколько дворцов. Помимо того, на общей ассамблее братства, которая происходит в Йорке в июне 926 года и которой руководит Эдвин, младший из сыновей короля, составляется, обсуждается и принимается устав, предназначенный для масонов Англии.

Вскоре членство в масонском братстве входит в моду; принцы и короли охотно вступают в него и гордятся своим титулом великого мастера. Именно тогда появляется орден тамплиеров, который наделен духом честолюбия и понимает, что можно сделать из этой сети сообществ, покрывающей весь мир; он захватывает ложи каменщиков в Англии, Франции и Италии, прячет вынашиваемые им политические замыслы под маской человеколюбия своих деяний: наводит мосты, строит больницы, прокладывает дороги, которые до сих пор носят его имя, поддерживает в порядке три древнеримские дороги в Испании, со сказочной быстротой возводит те тысячи церквей с каменными колокольнями, которые народное предание еще и сегодня приписывает ему и которые вздымают свой гранитный гребень во Франции, в Испании и в Италии, особенно в Италии, где и в наши дни эти церкви по-прежнему называют della Massone или della Maccione, то есть Масонскими.

Чтобы набрать большую силу, английское масонство нуждалось в гонениях. И в этих гонениях недостатка не было: в 1425 году по настоянию епископа Винчестерского, наставника Генриха VI, в то время еще несовершеннолетнего, был издан указ против масонов, а 27 декабря 1561 года, когда братство проводило свое ежегодное собрание в Йорке, королева Елизавета отправила отряд вооруженных солдат, чтобы разогнать его. Однако солдаты, вместо того чтобы разогнать ассамблею и очистить ложу, были введены в храм, пребывая в убеждении, что это нисколько не противоречит их обязанности чтить королеву и подчиняться законам королевства, и сами были приняты в масоны, пройдя перед этим необходимые испытания.

После этого королева Елизавета отказывается от преследований масонов и своим указом отменяет указ Генриха VI.

В Шотландии масонство принимает такие же масштабы, однако в 1437 году Яков II отнимает у масонов право избирать великого мастера и доверяет эту должность Уильяму Сент-Клеру, барону Рослину, и его наследникам по прямой линии, чье право на такое наследство было подтверждено в 1650 году шотландскими масонами.

Наконец в 1703 году ложа Святого Павла в Лондоне, позднее именовавшаяся ложей Древности № 2, принимает решение полностью изменить облик братства.

В этом решении говорилось, что «отныне все привилегии масонства перестанут быть уделом исключительно масонов-строителей и пользоваться ими будет позволено людям различных профессий, если только они должным образом прошли испытание и были посвящены в орден».

Со дня этого решения, принятого в начале философского века, которому предстояло породить таких людей, как Вольтер, Руссо, Монтескьё, Дидро, д'Аламбер, Реналь, Гельвеций и Гольбах, ведет отсчет новая эра масонства.

Этим же временем, по всей вероятности, датируется и его превращение: из артистического оно сделается политическим и совершит в пользу свободы то дело, которое тамплиеры хотели поручить ему в пользу собственного честолюбия и которое, с таким размахом начатое, было внезапно прервано судом над ними и казнью их великого магистра.

Ну а теперь от «Истории масонства» г-на Клавеля перейдем к «Истории якобинства» аббата Баррюэля и к суду над Калиостро.

Это никоим образом не значит, что аббат Баррюэль считает масонство таким безобидным, каким оно представлено у современного историка. Напротив, аббат Баррюэль видит в масонстве вечный заговор против королевской власти, тайну которого знали лишь великие мастера в эпоху античности, тамплиеры в средние века и розенкрейцеры в нынешние времена.

Вот в чем, согласно г-ну Клавелю, заключалась тайна, открытая великим мастерам. Мы приводим выдержку из его сочинения дословно.

«Хирам-Авия, знаменитый зодчий, был послан Хирамом, царем Тира, к Соломону, чтобы руководить работами по сооружению Иерусалимского храма. Число работников было огромным. Хирам-Авия распределил их, в соответствии с тем опытом, каким они обладали, на три разряда, для каждого из которых было установлено определенное жалованье.

Это были разряды учеников, подмастерьев и мастеров. Ученики, подмастерья и мастера имели свои отдельные таинства и узнавали друг друга с помощью жестов, паролей и особого рода прикосновений. Ученики получали свое жалованье у колонны В, подмастерья — у колонны И, а мастера — во внутреннем помещении, и храмовые казначеи выплачивали жалованье работнику, явившемуся за ним, лишь после того, как его звание тщательно проверялось привратником. Три подмастерья, видя, что строительство храма подходит к концу, а они так и не сумели получить пароли мастера, решили силой вырвать их у достопочтенного Хирам-Авии, чтобы в других странах выдавать себя за мастеров и присваивать не полагающееся им жалованье.

Этим трем негодяям, которых звали Иувела, Иувело и Иувелум, было известно, что каждый день, в полдень, Хирам-Авия молится в храме, пока работники отдыхают. Они выследили его и, увидев, что он вошел в храм, тотчас устроили засаду у всех трех дверей: Иувела — у южных, Иувело — у западных, Иувелум — у восточных, а затем стали ждать, когда он соберется выйти. Хирам направился вначале к южным дверям; там он обнаружил Иувелу, который потребовал у него пароль мастера и, в ответ на его отказ сообщить ему этот пароль раньше положенного времени, сильно ударил его по горлу двадцатичетырехдюймовой линейкой, находившейся у него в руках.

Хирам-Авия бросился к западным дверям. Там он обнаружил Иувело, который, в свой черед не сумев добиться от него пароля мастера, нанес ему страшный удар в грудь железным наугольником.

Пошатнувшись от этого удара, Хирам-Авия собрал все оставшиеся у него силы и попытался убежать через восточные двери. Однако там он обнаружил Иувелума, который, вслед за своими сообщниками, потребовал у него пароль мастера и, не добившись своего, так сильно ударил его колотушкой по лбу, что несчастный зодчий мертвым упал к его ногам.

Трое убийц, собравшись вместе, стали выпытывать друг у друга пароль мастера. Поняв, что им так и не удалось вырвать его у Хирама, и пребывая в отчаянии от того, что им не удалось извлечь никакой выгоды из этого преступления, они думали теперь лишь о том, чтобы скрыть его следы. С этой целью они забрали тело убитого и спрятали его под грудой щебня. Когда же наступила ночь, они вынесли его из Иерусалима, чтобы похоронить далеко в горах. Поскольку достопочтенный мастер Хирам-Али, вопреки своему обыкновению, более не появлялся на стройке, царь Соломон приказал девяти мастерам отправиться на его поиски. Мастера прошли одну за другой разные дороги и на десятый день прибыли на вершину Ливанских гор. И там один из них, изнемогая от усталости, прилег отдохнуть на какой-то бугор и неожиданно заметил, что земля, из которой состоял бугор, была свежекопанной. Он тотчас позвал товарищей и поделился с ними сделанным наблюдением. Сочтя своим долгом раскопать землю в этом месте, они вскоре обнаружили тело Хирам-Авии и с великой печалью увидели, что достопочтенный мастер был убит. Не смея, из уважения к покойному, заходить в своем расследовании дальше, они засыпали могилу и, чтобы отметить ее местонахождение, воткнули туда срезанную ветку акации.

После этого они вернулись к Соломону и доложили ему о своей находке.

Услышав эту скорбную весть, Соломон ощутил, что в сердце его проникла глубочайшая печаль. Он рассудил, что лежавшее в могиле мертвое тело и в самом деле может быть лишь телом его главного зодчего Хирам-Авии, и приказал девятерым мастерам выкопать труп и доставить его в Иерусалим. Особо он велел им поискать на теле убитого запись с паролем мастера, заметив, что, если они не найдут ее, придется сделать вывод, что она пропала. На такой случай он приказал им хорошенько запомнить жест, который они сделают, увидев труп зодчего, и, слово, которое они произнесут в эту минуту, дабы этот жест и это слово использовались впредь вместо утраченного знака и утраченного пароля. Девять мастеров надели фартуки и белые перчатки и, придя на вершину Ливанских гор, выкопали тело зодчего».

На этом рассказ о тайне мастеров обрывается, и как раз для того, чтобы отыскать заветный знак и заветное слово, и было создано масонство, вот уже три тысячи лет тщетно ищущее это слово и этот знак.

Нетрудно понять, насколько разочарован бывает человек, прошедший через страшные вступительные испытания масонства, пробывший целый год учеником и два года подмастерьем и достигший, наконец, звания мастера, которого он жаждал, чтобы узнать этот великий секрет, как вдруг выясняется, что секрет этот еще предстоит отыскать и представляет он собой не что иное, как пароль, который Хирам-Авия давал мастерам-каменщикам, строившим Иерусалимский храм!

Правда, по утверждению аббата Баррюэля, масонская тайна имеет куда более дальний прицел, и, в то время как масонам низших степеней выдают в качестве тайны ордена предание о Хирам-Авии, масонам высших степеней рассказывают историю Мани.

Вначале скажем пару слов о Мани.

Мани является основателем секты манихеев; он родился в Персии спустя примерно двести двадцать лет после рождения Иисуса Христа. В возрасте семнадцати лет он был куплен богатой вдовой из города Ктесифон, которая уделила много внимания его образованию, дала ему вольную и оставила в наследство все свое состояние. И вот тогда Мани присоединяется к учению Теребинта и его учителя, египтянина Скифиана, и начинает проповедовать. Согласно Мани, сотворение мира должно быть приписано двум началам: одному, в высшей степени благому, которое есть Бог, дух, свет, и другому, в высшей степени злому, которое есть дьявол, материя и тьма. Это смесь буддизма и христианства, в которой, однако, Зороастр берет верх над Мани. Согласно Мани, Ветхий Завет есть творение князя тьмы; согласно Мани, Иисус Христос вышел из света и явился, но не в действительности, а лишь в качестве духа, дабы спасти род человеческий.

Сам же он — не кто иной, как божественный Параклет, предвещенный Иисусом его ученикам. Поэтому он принимает звание апостола Христа; поэтому он предает гласности собственное евангелие, основными положениями которого служат догмат переселения душ и запрет на все виды мяса; поэтому он посылает в Индию, Египет и Китай двенадцать своих учеников по образцу двенадцати апостолов; его секта получает такое развитие, что персидский царь Шапур сам становится манихеем. Но его рвение длится недолго. Сын царя заболевает и умирает на руках у Мани, обещавшего его выздоровление. И тогда царь отрекается от новой веры. Мани брошен в тюрьму и находится под угрозой смерти. Однако ему удается бежать, и, став беглецом, он обходит вдоль и поперек Индостан, Китай и Туркестан, зарабатывая на жизнь благодаря своим талантам живописца и скульптора, проповедуя свое учение и создавая себе многочисленных последователей. Наконец, желая поразить умы своих современников с помощью чуда, похожего на чудо воскресения, Мани делает в пещере, обнаруженной им и неизвестной никому другому, запасы провизии на целый год; затем он объявляет своим ученикам, что намерен отправиться на Небо и вернется лишь спустя год, дабы принести им повеления Бога. И в самом деле, по прошествии года, проведенного им в пещере, Мани появляется снова перед своими учениками, наделенный, по его утверждению, второй жизнью и принеся с Неба книгу с изложением своего учения, написать которую за этот год уединения у него был досуг. Это чудо принесло Мани великую известность, и, поскольку примерно тогда же его гонитель, Шапур, умер, Ормузд I, сын царя и его наследник, позволил Мани вернуться в Персию, осыпал его благодеяниями и назначил ему для проживания замок Даскара, который было приказано построить специально для него в Систане. Для Мани начинается великая эпоха. Его учение, находясь под покровительством Ормузда, обретает многочисленных последователей среди христиан. И тогда, ослепленный успехом, Мани принимает звание Параклета, которое, как он уже заявлял прежде, было предвещено ему Иисусом Христом; затем, прикрываясь этим званием, он пишет письмо Марцеллу, мужу, известному своим богатством и благочестием. Марцелл тотчас же пересылает его письмо Архелаю, епископу города Карры, и тот приглашает Мани приехать к нему и вступить с ним в открытый спор. Мани принимает вызов и излагает свое учение, проявляя великую изворотливость и яркое красноречие. Однако Архелай полностью опровергает своего противника, и католическое учение выходит из этого спора победителем.

Это поражение становится сильным ударом для Мани, но оно всего лишь пустяк в сравнении с немилостью, которая его ожидает. Ормузд, его покровитель, умирает, и Бахрам I, его сын и наследник, фанатичнопреданный старому культу своих предков, принимает решение уничтожить манихейскую секту и ее главу. И потому, посредством притворной благожелательности вызвав у Мани ложную уверенность в собственной безопасности, он приказывает подвергнуть учение пророка своего рода суду, заманивает Мани на этот суд, велит ему изложить созданное им учение и немедленно совершить какое-нибудь чудо, способное доказать его божественную миссию, а затем, поскольку никакого чуда не происходит, приказывает взять Мани под стражу, заживо содрать с него кожу и, набив эту кожу соломой, повесить ее у ворот Гундешапура.

Приказ был исполнен почти сразу.

Так вот, по утверждению аббата Баррюэля, именно ученики Мани, именно несчастные манихеи, спасшиеся от гонений со стороны Бахрама и нашедшие убежище в Африке, Азии и Европе, стали источником всех еретических сект, известных на Западе, главным образом во Франции, под названием альбигойцев, катаров, патаренов и булгар. И, наконец, именно у манихеев тамплиеры позаимствуют их главные таинства, а поскольку монахи-воины одновременно состояли в масонских братствах и были руководителями всех европейских лож, то на ритуалах приема в масоны, в особенности тех, что будут происходить после разгрома ордена, политическая тайна придет на смену тайне артистической и предание о Хирам-Авии, сохраненное для масонов низших степеней, заменится для масонов высших степеней преданием о Мани.

Так, по утверждению аббата Баррюэля, древняя манихейская церемония, носящая название Бема, это в точности та же церемония, какая используется при приеме в высшие степени масонского братства. Манихеи собирались вокруг катафалка, поднятого на такое же число ступеней, сколько степеней есть в масонстве, и воздавали великие почести тому, кто лежал на этом катафалке и кто был уже не Хирам-Авия, у которого пытались выведать утраченный секрет, а Мани, за смерть которого клялись отомстить.

И кому же могли отомстить за смерть Мани, преданного смерти в конце III века, и Жака де Моле, казненного в начале XIV века?

Королям.

Согласно аббату Баррюэлю, масонское братство было чисто цареубийственной организацией, куда вошли, чтобы слиться воедино, три секты: масоны, манихеи и тамплиеры, и откуда в XVIII веке вышла секта иллюминатов, высшие чины которой носили звание розенкрейцеров, а верховный глава — титул кадоша (тамплиера) и которая называла себя исправленным масонством древнего и строгого соблюдения.

Вот клятва иллюминатов:

«Во имя распятого Бога-Сына поклянись разорвать телесные связи, какие еще соединяют тебя с отцом, матерью, братьями, сестрами, женой, родственниками, друзьями, любовницами, королями, начальниками, благодетелями — с любым человеком, которому ты обещал верность, послушание, благодарность или службу.

На зови место, видевшее твое рождение для жизни в иной сфере, куда ты попадешь лишь после того, как отречешься от этого зачумленного мира, этого гнусного отброса небес.

С этой минуты ты освобожден от так называемой клятвы, принесенной родине и законам.

Поклянись открывать новому вождю, признанному тобой, все то, что ты увидишь или совершишь, прочтешь или услышишь, о чем узнаешь или догадаешься, а также выведывать и разузнавать все то, что не откроется твоему взору само.

Поклянись чтить и уважать аква-тофану^[26] как надежное, быстрое и необходимое средство, способное посредством смерти или одурманивания очистить землю от тех, кто стремится обесценить истину или вырвать ее из наших рук.

Поклянись избегать Испании, избегать Неаполя, избегать всякой проклятой Богом земли. Поклянись, наконец, избегать искушения открыть кому бы то ни было услышанное на наших собраниях, ибо быстрее, чем небесный гром, невидимый и неминуемый кинжал поразит тебя всюду, где бы ты ни находился.

Живи во имя Отца, и Сына, и Святого Духа!»

Вот что рассказывает сам Калиостро об одном из обществ иллюминатов, в которое он был принят.

Мы ни слова не изменяем в его рассказе.

«Я уехал во Франкфурт-на-Майне и встретился там с г-ном *** и г-ном ***, которые являются главами и архивариусами масонства с уставом строгого соблюдения, именуемого иллюминатами. Они пригласили меня выпить вместе с ними кофе. Я сел в их карету, не взяв с собой, ибо они так меня попросили, ни свою жену, ни кого-либо из своих слуг. Они привезли меня в деревню, находившуюся в трех милях от города. Мы вошли в дом, выпили кофе, а затем отправились в сад, где я увидел искусственный грот. Освещая себе путь фонарем, которым они запаслись, мы спустились на четырнадцать или пятнадцать ступеней в подземелье и вошли в круглый зал, посреди которого я увидел стол. С него сняли крышку, и на дне его оказался железный ящик, который тоже открыли и в котором я заметил большое количество бумаг. Двое моих спутников вынули оттуда рукописную книгу, сделанную в форме молитвенника; на ее первой странице было начертано:

"МЫ, ВЕЛИКИЙ МАСТЕР ТАМПЛИЕРОВ…"

За этими словами следовал текст клятвы, составленной в самых ужасных выражениях, которые я не могу припомнить точно, и содержавшей обещание уничтожить всех монархов-деспотов. Клятва была написана кровью, и под ней стояло двенадцать подписей, включая мою, стоявшую первой, причем все они тоже были начертаны кровью. Я не могу припомнить имена всех тех, кто поставил там свои подписи, за исключением господ ***. Это были подписи двенадцати великих мастеров иллюминатов, но, по правде сказать, мой росчерк был сделан не мною, и я не знаю, как он там оказался. То, что мне сказали по поводу содержания этой книги, написанной на французском языке, и то немногое, что я из нее прочитал, еще раз убедило меня, что эта секта решила нанести свои первые удары по Франции, а после падения французской монархии должна была ударить по Италии и, в особенности, по Риму; что Хименес, о ком я уже говорил, был одним из главных руководителей этой интриги и что сообщество имеет огромное количество денег, разложенных по банкам Амстердама, Роттердама, Лондона, Генуи и Венеции. Мне сказали, что источником этих денег служат взносы, которые из расчета пяти луидоров с человека ежегодно выплачивают сто восемьдесят тысяч масонов и которые служат, прежде всего, для содержания руководителей, во вторую очередь для содержания эмиссаров, посылаемых ими во все королевские дворы, и, наконец, для того, чтобы поддерживать в исправном состоянии корабли, вознаграждать всех тех, кто затевает что-либо против монархов, и оплачивать все прочие нужды секты. Мне стало известно также, что все ложи, как в Америке, так и в Африке, число коих доходит до двадцати тысяч, обязаны посылать ежегодно, в день Святого Иоанна, по двадцать пять луидоров каждая в общую казну. В конце концов они предложили мне денежное вспоможение, заявив, что готовы отдать мне даже свою кровь, и я получил от них шестьсот луидоров наличными.

Затем мы вернулись во Франкфурт, откуда на другой день я вместе с женой отправился в Страсбург».

Понятно, почему Калиостро отпирался от своей подписи: он отвечал судьям, и приведенный нами фрагмент извлечен из протокола его допроса.

Калиостро и сам был создателем нового масонского общества, как это следует из нижеследующего устава, данного им ложе, которую он основал в Лионе:

«СЛАВА, ЕДИНЕНИЕ, МУДРОСТЬ,

ДОБРОДЕЯНИЕ, БЛАГОДЕНСТВИЕ.

Мы, Великий Кофта, основатель и великий мастер масонства древнего египетского устава, действующего во всех восточных и западных частях земного шара, доводим до сведения всех тех, кто увидит настоящее послание, что, поскольку во время нашего пребывания в Лионе многие члены здешней ложи, следующей обычному уставу и носящей название "Мудрость”, изъявили нам о своем желании подчиняться нашему руководству и воспринимать от нас необходимые познания и полномочия, дабы понимать и распространять масонство в его истинном виде и в его изначальной чистоте, мы откликнулись на эти чаяния, пребывая в убеждении, что, подавая им знаки нашего благорасположения, мы будем иметь сладостное удовольствие трудиться во имя славы Всевышнего и во имя блага человечества.

И посему, достаточным образом определив и удостоверив в беседах с председателем названной ложи и многими ее членами полномочия и власть, какие у нас есть в этом вопросе, мы с помощью тех же самых братьев создаем и учреждаем навечно в Лионе данную египетскую ложу и делаем ее материнской ложей для всего Востока и Запада, присваивая ей навсегда отличительное имя "Побеждающая Мудрость" и назначая в качестве ее непременных и несменяемых руководителей и пр., и пр.»

Этот устав, наряду с другими эмблемами, нес на себе изображение креста с тремя буквами — L.P.D. Эти три буквы были первыми буквами следующих трех слов:

LILIA PEDIBUS DESTRUE!

(«Растопчи лилии ногами!»)

Вспомните теперь, что среди прочих философских знаменитостей, входивших в масонские ложи XVIII века, числились Кондорсе, Вольтер, Дюпюи, Лаланд, Бонвиль, Вольне, Фоше, Байи, Гильотен, Лафайет, Мену, Шапелье, Мирабо, Сиейес, Гольбах и герцог Орлеанский (Филипп Эгалите), и у вас появится искушение поверить, что мнение аббата Баррюэля в отношении смычки между франкмасонами и философами не лишено оснований и правдоподобия.

И вот в этих политических, философских и общественных обстоятельствах, только что изложенных нами, Людовику XVI, самому бесхарактерному человеку из всего своего рода, предстояло взойти на трон.

В чем же причина подобного вырождения? Сейчас мы это объясним.

Чтобы сохранять различные виды животных и даже растений в состоянии продолжительной молодости и постоянной крепости, природа предписывает скрещивание пород и смешение семейств. Вот почему в растительном царстве главным средством, сохраняющим доброкачественность и красоту видов, является прививка; вот почему у людей брак между близкими родственниками служит причиной вырождения особей. Природа страдает, чахнет и вырождается, когда несколько поколений воспроизводятся в пределах одного и того же рода. И, напротив, природа оживает, восстанавливается и крепнет, когда какое-нибудь стороннее и новое порождающее начало включается в зачатие.

Вот почему все великие династии основывают герои, а завершают собой эти династии люди бесхарактерные. Посмотрите на Генриха III, последнего из Валуа; посмотрите на Гастона, последнего из Медичи; посмотрите на кардинала Йоркского, последнего из Стюартов; посмотрите на Карла II, последнего из Габсбургов.

Так вот, эта главная причина вырождения династий, то есть внутрисемейные браки, дававшая себя знать во всех монарших домах, потомков которых мы только назвали, в династии Бурбонов ощущалась сильнее, чем в какой бы то ни было другой, поскольку нигде не зло употребляли подобными браками больше, чем в династии Бурбонов. Кровь, которая текла в жилах тех, кто царствовал во всей Европе, считалась, и в самом деле, настолько ценной, настолько великой, настолько священной, что ее не полагалось смешивать ни с какой кровью, уступавшей ей в благородстве; и потому, подчиняясь предрассудку католических королевских домов Европы вступать в брачные союзы лишь с равными себе, Бурбоны должны были при заключении браков не выходить за пределы монарших семей Флоренции, Савойи, Австрии и Испании.

Проследив, к примеру, родственную цепочку от Людовика XV к Генриху IV и Марии Медичи, обнаруживаешь, что Генрих IV является прапрапрадедом Людовика XV пять раз, а Мария Медичи — его прапрапрабабкой пять раз.

Проследив родственную цепочку от него к Филиппу III и Маргарите Австрийской, обнаруживаешь, что Филипп III является трижды его прапрапрадедом, а Маргарита Австрийская — трижды его прапрапрабабкой.

Таким образом, из тридцати двух прапрапрадедов и прапрапрабабок Людовика XV шесть человек принадлежат к дому Бурбонов, пять — к дому Медичи, одиннадцать — к дому австрийских Габсбургов, три — к Савойскому дому, три — к Лотарингскому, два — к Баварскому, а замыкают этот перечень принц из дома Стюартов и датская принцесса.

В итоге именно самому слабому из всей династии было уготовано самое тяжелое бремя, когда понадобился король, которому предстояло бороться против этой выродившейся знати, против этого развращенного общества, против этих философов-развратителей, против этих тайных и открытых врагов, окружавших со всех сторон монархию, эту преобразующую силу Генриха IV и Людовика XIV, двух гигантов династии.

Господь, чьи замыслы предустановлены, использовал в своих целях доброго, но выродившегося и бессильного монарха, которому, после того как он звался герцогом Беррийским и дофином Франции, предстояло последовательно называться королем Франции и Наварры, Людовиком Благодетельным, восстановителем свободы, королем французов, господином Вето и Луи капетом.

ДОКУМЕНТАЛЬНЫЕ СВИДЕТЕЛЬСТВА

Выше мы говорили о знаменитом письме мадемуазель де Валуа г-ну де Ришелье.

К этому письму был приложен следующий документ:

СВИДЕТЕЛЬСТВО

о рождении и воспитании несчастного принца,

отторгнутого кардиналами Ришелъе и Мазарини

от общества и подвергнутого заточению

по приказу Людовика XIV.

(Составлено на смертном одре воспитателем принца.)

«Несчастный принц, которого я воспитал и оберегал до конца своих дней, родился 5 сентября 1638 года в половине девятого вечера, когда король ужинал. Его ныне царствующий брат родился в полдень, когда его отец обедал. Однако насколько пышно и торжественно было отмечено рождение наследника, настолько же печально и сокрыто от всех было рождение его брата. Король, оповещенный повивальной бабкой о том, что королева должна родить второго младенца, велел остаться в ее спальне канцлеру Франции, повивальной бабке, главному дворцовому капеллану, духовнику королевы и мне, дабы мы стали свидетелями того, что произойдет и что он пожелает сделать, если родится второй ребенок. Король уже давно был предупрежден предсказателями, что его супруга родит двух сыновей; ибо много дней назад в Париж явились пастухи, объявившие, что им было божественное внушение, после чего в Париже стали толковать, что, если королева родит, как они предсказали, двух дофинов, это будет величайшее несчастье для государства. Парижский архиепископ велел запереть этих прорицателей в Сен-Лазар, потому как народ был в волнении; все это заставило короля задуматься, ибо он опасался беспорядков, которые могли бы произойти в королевстве.

Случилось все, как и было предсказано прорицателями; то ли звезды оповестили пастухов, то ли Провидение пожелало предостеречь Его Величество насчет бедствий, которые могли обрушиться на Францию. Кардинал, которого король нарочным известил об этом пророчестве, ответил, что к такому надо быть готовым; в рождении двух дофинов ничего невозможного нет, и в этом случае надо будет старательно укрыть второго, поскольку в будущем он может, пожелав стать королем, начать войну против брата, создать новую лигу в государстве и завладеть престолом.

Король страдал от неопределенности, но тут королева стала кричать, и мы испугались, что начались вторые роды.

Мы немедля послали за королем, который, представив, что станет отцом двух дофинов, чуть не лишился чувств. Он сказал монсеньору епископу Мо, что просит его поддержать королеву. "Не покидайте мою супругу, пока она не разрешится от бремени. Я смертельно боюсь за нее". Сразу же после родов король собрал нас — епископа Мо, канцлера, сьера Онора, повивальную бабку г-жу Пероннет и меня — и в присутствии королевы, чтобы и она могла услышать, объявил, что мы ответим головой, если проговоримся о рождении второго дофина, и что он желает, чтобы его рождение стало государственной тайной, с целью предотвращения возможных бед в будущем, ибо в салическом законе ничего не говорится о наследовании короны в случае рождения у короля двух старших сыновей одновременно. Итак, предсказание сбылось, и королева, пока король ужинал, родила дофина, который был миловидней и красивей, чем первый; новорожденный непрестанно плакал и кричал, словно заранее сожалел, что явился на свет, где ему предстояло претерпеть столько страданий. Канцлер составил протокол об этом необычайном рождении, единственном во всей нашей истории, но Его Величеству первый протокол не понравился и он велел сжечь его в нашем присутствии; он заставил переделывать протокол несколько раз, пока тот не удовлетворил его, хотя главный дворцовый капеллан возражал, считая, что Его Величество не должен скрывать рождение принца. Однако король на это ответил, что действует так в интересах государства.

Затем король велел нам подписать клятву. Первым поставил подпись канцлер, после него главный дворцовый капеллан, затем духовник королевы, а последним я. Клятву подписали также хирург и повивальная бабка, принимавшая роды, и король унес эту бумагу вместе с протоколом, и мне больше никогда не доводилось слышать о них. Припоминаю, что Его Величество советовался с монсеньором канцлером насчет формулы клятвы, и долго тихо что-то обсуждал с кардиналом, после чего повивальная бабка унесла младенца, родившегося вторым. Было опасение, как бы повивальная бабка не проболталась о его рождении, и она мне рассказывала, что ей неоднократно грозили смертью, если она проговорится; нам, свидетелям его рождения, тоже навсегда запретили говорить об этом ребенке даже между собой. Ни один из нас до сих пор не нарушил клятву; Его Величество ничего так не страшился, как гражданской войны, которую могли начать два этих близнеца, и кардинал неизменно поддерживал его в таком страхе и добился, чтобы ему поручили надзор за воспитанием этого ребенка. Король приказал нам тщательно осмотреть несчастного принца, у которого была родинка над левым локтем, желтоватое пятнышко на шее, с правой стороны, и крошечная родинка на правой икре, ибо Его Величество совершенно разумно предполагал, в случае кончины первенца, заменить его царственным младенцем, которого он доверил нашему попечению; потому он и велел нам поставить наши подписи на протоколе сразу же после своей и приложил к нему в нашем присутствии малую королевскую печать. Что же сталось с пастухами, предсказавшими рождение второго принца, о том я ничего не слышал, да и не интересовался. Вполне возможно, что господин кардинал, взявший на себя заботы об этом таинственном младенце, мог выслать их из страны.

Что касается раннего детства второго принца, то г-жа Пероннет заботилась о нем, как о своем ребенке, но со временем все стали считать его бастардом какого-то вельможи, ибо по тому, как она пеклась о нем, и по расходам на него все решили, что это любимый сын некоего богача, хотя тот его и не признал.

Когда же принц чуть подрос, кардинал Мазарини, на которого перешли заботы по его воспитанию после его высокопреосвященства кардинала Ришелье, поручил его мне, дабы я дал ему образование и воспитал его как королевского сына, но блюдя тайну. Госпожа Пероннет продолжала заботиться о нем вплоть до самой своей кончины и была весьма привязана к нему, а он еще более был привязан к ней. Принц получил в моем доме в Бургундии образование, какое приличествует королевскому сыну и брату короля.

Во время беспорядков во Франции я неоднократно имел беседы с королевой-матерью, и Ее Величество, как мне показалось, опасалась, что если о рождении этого ребенка станет известно при жизни его брата, молодого короля, то как бы иные недовольные подданные не воспользовались этим и не подняли мятеж, ибо многие врачи полагают, что близнец, родившийся вторым, был зачат первым и, следовательно, по всем законам королем является он; хотя, впрочем, другие не согласны с этим мнением.

Тем не менее даже подобные опасения не смогли принудить королеву уничтожить письменные свидетельства о рождении второго принца, поскольку она предполагала, в случае несчастья с молодым королем и его смерти, объявить, что у нее есть второй сын, и заставить признать его. Она не раз мне говорила, что хранит эти письменные доказательства у себя в шкатулке.

Я дал несчастному принцу образование, какое желал бы получить сам, и даже сыновья государей подтвердили бы, что лучшего трудно было бы желать.

Единственно могу себя упрекнуть в том, что невольно стал причиной несчастий принца, хотя и не желал того; поскольку, когда ему исполнилось девятнадцать лет, у него возникло настоятельное желание узнать, кто же он, и так как он видел мою решимость не отвечать на этот вопрос и тем большую непреклонность, чем сильней он умолял меня, то решил скрыть от меня свое любопытство и притворился, будто верит, что является моим сыном, плодом незаконной любви.

Когда мы бывали наедине и он называл меня отцом, я отвечал, что он заблуждается, но не боролся с заблуждением, которое он высказывал, быть может, только для того, чтобы заставить меня заговорить; я позволил ему считать себя моим сыном, но он не успокоился на том и продолжал изыскивать способы дознаться, кто он на самом деле. Так прошли два года, и тут моя пагубная неосторожность, каковой не могу себе простить, позволила ему узнать о своем происхождении. Он знал, что король часто присылает ко мне гонцов, и я имел несчастье оставить шкатулку с письмами королевы и кардиналов. Что-то он вычитал из них, а об остальном с присущей ему проницательностью догадался и впоследствии признался мне, что похитил самое недвусмысленное и самое определенное письмо, касающееся его рождения.

Помню, как его любовь и почтительность ко мне, которую я в нем воспитывал, сменились озлоблением и грубостью, но поначалу я не мог понять причину столь резкой перемены в его поведении, ибо еще не знал, что он рылся в моей шкатулке, но он так никогда и не признался, каким способом он это сделал: то ли с помощью слуг, которых не хотел мне назвать, то ли каким другим способом. И все-таки однажды он имел неосторожность попросить показать ему портреты покойного короля Людовика XIII и ныне царствующего государя. Я ответил, что у меня имеются только крайне скверные портреты и что я жду, когда живописец исполнит новые, лучше, и тогда покажу их ему. Мой ответ не удовлетворил его, и он попросил позволения съездить в Дижон. Впоследствии я узнал, что он намеревался увидеть там портрет короля, а затем отправиться ко двору, который по случаю бракосочетания короля с инфантой пребывал в это время в Сен-Жан-де-Люзе, и там сравнить себя с королем и проверить, похожи они или нет. Когда я узнал про это его намерение отправиться туда, я более не оставлял его одного.

Молодой принц был прекрасен тогда, как Амур, и именно Амур помог ему получить портрет своего брата: уже несколько месяцев ему нравилась молодая домоправительница, он всячески ласкал и ублажал ее, и она дала ему портрет короля, вопреки моему запрету слугам давать ему что-либо без моего дозволения. Несчастный принц увидел на этом портрете себя, и это было тем более просто, что портрет этот мог вполне сойти за изображение как того, так и другого. Это привело его в такую ярость, что он прибежал ко мне со словами: "Вот мой брат, а вот я!" — и показал похищенное у меня письмо кардинала Мазарини.

Я испугался, как бы принц не бежал и не явился на свадьбу короля. Я отправил Его Величеству депешу, сообщив про вскрытие шкатулки, и попросил новых указаний. Король велел кардиналу распорядиться, и тот приказал заточить нас обоих вплоть до новых повелений, а также велел дать понять принцу, что причиной нашего общего несчастья стала его дерзость. Я страдал вместе с ним в тюрьме, пока не понял, что высший судья судил мне покинуть сей мир, и все же не могу для спокойствия собственной души и спокойствия своего воспитанника не сделать это заявление, которое укажет ему способы выйти — если король умрет бездетным, — из того недостойного положения, в каковом он пребывает. Да и может ли вырванная против воли клятва принудить сохранять в тайне невероятные события, про которые обязательно должны узнать потомки?»

Таков этот исторический документ, который регент предоставил принцессе и который должен повлечь за собой множество вопросов со стороны любителей занимательных историй. И в самом деле, кто был этот воспитатель принца? Бургундец или же просто владелец замка либо дома в Бургундии? На каком расстоянии от Дижона находилось его владение? Бесспорно, то был известный человек, поскольку при дворе Людовика XIII он пользовался безусловным доверием, то ли по причине занимаемой должности, то ли как любимец короля, королевы и кардинала Ришелье. Можно ли из реестра дворянских семей Бургундии узнать, кто в этой провинции после свадьбы Людовика XIV исчез вместе с молодым воспитанником лет двадцати, жившим у него в доме или в замке? Почему этот документ, которому уже около ста лет, не подписан? Может быть, он был продиктован умирающим, у которого уже не осталось сил подписать его? Каким образом документ вышел за пределы тюрьмы? Вот мысли, какие он порождает. Конечно, он вовсе не убеждает нас, будто этот юный принц — тот самый узник, что известен под именем Железной маски. Однако все изложенные там факты настолько хорошо соответствуют личности этого таинственного персонажа, о котором мы знаем несколько исторических анекдотов, что, по-видимому, они позволяют заполнить большой пробел в записках о нем и дают нам представление о начале его истории. Я намерен привести здесь имеющиеся в нашем распоряжении достоверные сведения о нем начиная с того момента, когда он был передан в руки Сен-Мара, как дополнение или продолжение данного свидетельства, ничего не говоря о литературных спорах, которые оно вызывало.

И в самом деле, как только были опубликованы «Записки о Персидском дворе», целая толпа литераторов принялась спорить по поводу сути этой тайны: Вольтер, который привел факты, но не снял с них покрова загадочности, хотя был осведомлен о существе вопроса лучше, чем кто-либо другой; Сен-Фуа, отец Гриффе, Ла Ривьер, Линге, Лагранж-Шансель, аббат Папон, Пальто, г-н Делаборд, а также несколько других авторов, опубликовавших в различных журналах, но в основном в «Парижской газете», различные исторические анекдоты на эту тему. Я приведу здесь те, что представляются мне подлинными, позволив себе выделить в них разрядкой те слова, какие, на мой взгляд, характеризуют этого узника как весьма высокопоставленную особу и в первую очередь указывают на то, кем он был на самом деле.

Первым автором, заговорившим об этом персонаже, стал анонимный сочинитель «Тайных записок о Персидском дворе». Он приводит несколько достоверных фактов, которые всегда таковыми и воспринимались, но ошибается по поводу сути тайны, полагая, что узником в маске был граф де Вермандуа.

«Этот узник, — говорит он, — был сдан на руки коменданту островов Сент-Маргерит, заблаговременно получившему от Людовика XIV приказ никому не позволять видеть нового арестанта. Комендант обращался с узником с величайшим почтением. Он сам прислуживал ему за столом и принимал в дверях тюремной камеры блюда из рук поваров, ни один из которых никогда не видел лица заключенного. Однажды принц вздумал нацарапать на дне тарелки свое имя, действуя кончиком ножа. Какой-то слуга, в руки которого попала эта тарелка, решил угодить начальству и отнес ее коменданту, надеясь на награду. Однако несчастный ошибся: его тут же прикончили, чтобы похоронить вместе с ним столь важную тайну. Железная маска несколько лет оставался в тюрьме на островах Сент-Маргерит. Его извлекли оттуда лишь для того, чтобы перевезти в Бастилию, когда Людовик XIV в благодарность за верность назначил коменданта островов Сент-Маргерит командовать этой крепостью. И в самом деле, со стороны короля было весьма благоразумно связать Железную маску с судьбой человека, которому его поручили, ибо открываться новому доверенному лицу, который мог оказаться менее преданным и менее исполнительным, означало бы действовать против всяких правил. Соблюдая предосторожность, в тюрьме на островах Сент-Маргерит и в Бастилии на принца надевали маску, когда по болезни или какой-нибудь другой причине ему нужно было кому-то показаться. Несколько заслуживающих доверия особ утверждали, что им доводилось видеть этого узника, постоянно носившего маску, и рассказывали, что он обращался к коменданту на "ты", а тот, напротив, относился к нему с безграничным почтением».

«Через несколько месяцев после смерти кардинала Мазарини, — говорит Вольтер в своей книге "Век Людовика XIV (это второе сочинение, где говорится о таинственном узнике), — произошло событие, которому не было примера, и, что не менее странно, никто из историков ничего о нем не знает. В замок Сент-Маргерит, находящийся в море у берегов Прованса, отправили какого-то неизвестного арестанта, роста выше среднего, молодого, с красивым и благородным лицом. По дороге туда он носил маску, подбородник которой был снабжен стальными пружинами, дававшими ему возможность есть, не снимая ее. Имелся приказ убить его, если он снимет маску. Узник оставался на этом острове до тех пор, пока один особо доверенный офицер по имени Сен-Мар, комендант Пиньероля, назначенный в 1690 году комендантом Бастилии, не приехал за ним на Сент-Маргерит и не отвез его, по-прежнему в маске, в Бастилию. Маркиз де Лувуа, до этого приехавший на остров повидаться с заключенным, разговаривал с ним стоя и с уважением, граничащим с почтительностью. Незнакомец был доставлен в Бастилию и размещен там наилучшим образом, как только было возможно в этом тюремном замке. Ему не отказывали ни в каких его просьбах. Более всего он имел склонность к тончайшему белью и кружевам. Он играл на гитаре, ему подавали наилучшие яства, и комендант весьма редко садился в его присутствии. Старый тюремный врач, которому нередко доводилось лечить этого странного человека, рассказывал, что никогда не видел его лица, хотя часто осматривал его язык да и все его тело. По словам этого врача, узник был превосходно сложен и у него была несколько смуглая кожа; интересовался он лишь своим голосом и никогда не жаловался на свое положение, не делая намеки на то, кем он мог быть. Один знаменитый хирург, зять врача, о котором я говорю, пользовавший маршала де Ришелье, может засвидетельствовать сказанное мною, а г-н де Бернавиль, преемник Сен-Мара на посту коменданта, не раз подтверждал мне эти подробности. Этот неизвестный умер в 1704 году и был похоронен ночью в приходе Сен-Поль. Усиливает удивление то обстоятельство, что, когда узника отправили на острова Сент-Маргерит, ни одна сколько-нибудь значительная персона в Европе не исчезла.

Господин де Шамийяр был последним министром, знавшим эту необыкновенную тайну. Второй маршал де Ла Фейяд, его зять, на коленях умолял умирающего тестя сказать ему, кто же все-таки был этот незнакомец, известный всем лишь под именем Железной маски. Шамийяр ответил зятю, что это государственная тайна и он поклялся никогда не разглашать ее.

Таинственный узник, несомненно, был значительной персоной, ибо вот что произошло в первые дни его пребывания на острове. Комендант сам ставил ему кушанья на стол, а затем удалялся, закрыв камеру. И вот однажды, пользуясь ножом, узник нацарапал свое имя на серебряной тарелке и через окно бросил ее в сторону лодки, стоявшей почти у самого подножия башни. Рыбак, которому принадлежала эта лодка, подобрал тарелку и принес его коменданту. Тот пришел в удивление и спросил у рыбака:

— Прочел ли ты, что написано на этой тарелке и видел ли ее кто-нибудь в твоих руках?

— Я не умею читать, — ответил рыбак, — а тарелку нашел только что, и никто ее не видел.

Крестьянина держали под стражей до тех пор, пока комендант не убедился, что бедняга в самом деле не умел читать и тарелку никто не видел.

— Ступай, — сказал он ему, — твое счастье, что ты не умеешь читать.

Один из очевидцев этого происшествия, вполне достойный доверия, еще жив».

А вот что он пишет о Железной маске в своем «Философском словаре»:

«Автор "Века Людовика XIV" первым заговорил о Железной маске как о реальном историческом персонаже: дело в том, что он был весьма осведомлен об этом историческом анекдоте, который удивляет век нынешний, будет удивлять потомство и является абсолютно правдивым. Однако его ввели в заблуждение по поводу даты смерти этого незнакомца, столь невероятно несчастного: узник был похоронен на кладбище прихода Сен-Поль 3 марта 1703 года, а не 1704-го.

Вначале он пребывал в заключении в Пиньероле, затем — на островах Сент-Маргерит, а после них — в Бастилии, постоянно находясь под охраной одного и того же человека, Сен-Мара, которому было суждено увидеть его смерть. Отец Гриффе, иезуит, познакомивший читающую публику с "Дневником Бастилии", выверил все даты. У него был легкий доступ к этому дневнику, поскольку он занимал весьма щекотливую должность исповедника узников Бастилии.

Железная маска является загадкой, ключ к которой может придумать каждый. Одни говорят, что это был герцог де Бофор; но герцог де Бофор был убит турками во время обороны Кандии в 1669 году, а Железная маска был в Пиньероле уже в 1662 году. К тому же, как можно было напасть на герцога де Бофора, находившегося среди своего войска? Каким образом его перевезли во Францию и никто ничего об этом не знал? И почему его заключили в тюрьму? Зачем на него надели маску?

Другие видят в нем графа де Вермандуа, побочного сына Людовика XIV; но он умер на глазах у всех от оспы в 1683 году, находясь в армии, и был похоронен в небольшом городке Эр недалеко от Арраса; так что тут отец Гриффе заблуждается, хотя большой беды в этом нет.

Некоторые подумывают о герцоге Монмуте, которому по приказу короля Якова II прилюдно отрубили голову в 1685 году, и утверждают, что это он был Железной маской. Но для этого потребовалось бы, чтобы он воскрес, чтобы время обратилось вспять и на смену 1685 году пришел бы год 1662-й, чтобы король Яков, никогда никого не миловавший и по этой причине заслуживший все свои несчастья, помиловал бы герцога де Монмута, вместо которого казнили бы совершенно похожего на него человека. Пришлось бы отыскать его двойника, у которого достало бы любезности позволить прилюдно отрубить ему голову, чтобы спасти герцога Монмута. Всей Англии пришлось бы купиться на этот обман, а королю Якову настойчиво попросить Людовика XIV соблаговолить стать надсмотрщиком и тюремщиком на его службе. Затем, доставив это маленькое удовольствие королю Якову, Людовик XIV непременно должен был бы проявлять точно такое же уважение к королю Вильгельму и королеве Анне, с которыми он воевал, и старательно сохранять на службе у двух этих монархов свое звание тюремщика, которым почтил его король Яков.

Когда все эти иллюзии рассеиваются, остается понять, кто был этот узник, постоянно носивший маску, в каком возрасте он умер и под каким именем был погребен. Вполне очевидно, что коль скоро ему не разрешали выходить во двор Бастилии, коль скоро беседовать с врачом ему позволяли лишь в маске, то вызвано это было опасением, как бы в его чертах не увидели какого-нибудь чересчур бросающегося в глаза сходства. Он мог показывать врачу язык, но не лицо. Что же касается его возраста, то за несколько дней до своей смерти он сам сказал аптекарю Бастилии, что ему, по его мнению, около шестидесяти лет, и сьер Марсолан, хирург маршала де Ришелье, а впоследствии герцога Орлеанского, регента, зять этого аптекаря, повторял мне это несколько раз.

Наконец, зачем было давать ему итальянское имя? Его постоянно называли Маркиали. Тот, кто пишет данную статью, знает, быть может, на этот счет больше, чем отец Гриффе, но большего он не скажет».

Лагранж-Шансель был третьим историком, который заговорил об узнике, заточенном на островах Сент-Маргерит; он сам находился в заключении там же спустя некоторое время после того, как Железную маску перевезли в Бастилию, и вполне мог располагать определенными сведениями.

«В пору моего пребывания на островах Сент-Маргерит, — пишет он, — заключение там Железной маски уже не было государственной тайной, и я узнал подробности, о которых историк, более строгий в своих исследованиях, чем г-н Вольтер, вполне мог бы дознаться, подобно мне. Это чрезвычайное событие, которое он относит к 1662 году, спустя несколько месяцев после смерти кардинала Мазарини, на самом деле произошло в 1669 году, то есть через восемь лет после кончины его высокопреосвященства. Господин де Ла Мот-Герен, комендант островов в пору моего заточения там, уверял меня, что этим узником был герцог де Бофор; его считали погибшим при осаде Кандии, однако тело его, если верить всем тогдашним реляциям, так и не смогли найти. Господин де Ламот-Герен говорил мне также, что сьер де Сен-Мар, переведенный сюда комендантом из Пиньероля, относился к этому узнику с великим почтением, всегда сам подавал ему еду на серебряных блюдах и нередко по его просьбе доставлял ему самую дорогую одежду; когда узник заболевал и у него возникала нужда во враче или хирурге, он был обязан под страхом смерти показываться в их присутствии только в железной маске, а щетину на лице мог выщипывать, лишь когда оставался один, стальными щипчиками, очень блестящими и красивыми. Такие щипчики, из числа тех, что служили ему для этого употребления, я видел в руках у г-на де Формануара, племянника Сен-Мара, лейтенанта вольной роты, которой была поручена охрана узников.

Несколько человек рассказывали мне, что, когда Сен-Мар отправлялся занять должность коменданта Бастилии, куда он перевез узника в железной маске, они слышали, как тот спросил своего сопровождающего:

— Так что, король намерен лишить меня жизни?

— Нет, принц, — ответил Сен-Мар, — вашей жизни ничто не угрожает, вы должны лишь позволить проводить вас.

Более того, от некоего Дебюиссона, служившего прежде кассиром знаменитого Самюэля Бернара и переведенного на острова Сент-Маргерит после нескольких лет пребывания в Бастилии, я узнал, что там он был помещен с несколькими другими заключенными в камеру, находившуюся под той, где содержался неизвестный, и они имели возможность переговариваться через дымоход камина и делиться своими мыслями, но когда они его спросили, почему он с таким упорством утаивает от них свое имя и свои злоключения, то в ответ услышали, что это признание будет стоить жизни ему, а равно и тем, кому он откроет эту тайну.

Как бы то ни было, теперь, когда имя и звание этой жертвы политики не являются более тайной, затрагивающей интересы государства, я счел своим долгом сообщить публике о том, что мне стало известно, и тем самым пресечь распространение вымыслов, которые каждый придумывает по своей прихоти, доверившись автору, стяжавшему громкую славу посредством небылиц с той видимостью правды, какая вызывает восхищение в большей части его сочинений, даже в "Жизнеописании Карла XII"».

Аббат Пагон, проезжая через Прованс, посетил место заключения Железной маски и рассказывает:

«Именно на остров Сент-Маргерит был привезен в конце прошлого века знаменитый узник в железной маске, чье имя, возможно, мы никогда не узнаем. Всего несколько человек прислуживали ему и имели возможность говорить с ним. Однажды, когда г-н де Сен-Мар беседовал с узником, не заходя в камеру и стоя в коридоре, чтобы издали видеть всякого, кто подходит, сын одного из его друзей, привлеченный их голосами, приблизился к ним; заметив это, комендант тотчас закрыл дверь камеры, бросился навстречу молодому человеку и встревоженно спросил, слышал ли он что-нибудь. Молодой человек ответил отрицательно, но комендант в тот же день выпроводил его с острова, а в письме своему другу написал, что эта оплошность могла дорого обойтись его сыну и что он отсылает его из опасения, как бы тот не совершил еще какой-нибудь опрометчивый поступок.

Второго февраля 1778 года я полюбопытствовал войти в бывшую камеру несчастного узника; свет в нее проникает через единственное окно на северной стороне, обращенное к морю; оно пробито в чрезвычайно толстой стене, на высоте пятнадцати футов от дозорного пути и забрано тремя рядами решеток, установленных на равном расстоянии друг от друга. В крепости я встретил семидесятидевятилетнего офицера вольной роты, охранявшей крепость, и он поведал мне, что его отец, служивший в той же роте, несколько раз рассказывал ему, будто однажды подручный хирурга заметил под окном узника что-то белое, колыхавшееся на волнах; он выудил этот предмет и отнес его г-ну де Сен-Мару; это оказалась рубашка тончайшего полотна, довольно небрежно сложенная и сплошь исписанная узником.

Господин де Сен-Мар развернув ее и, прочитав несколько строк, с весьма озабоченным видом спросил у этого малого, не читал ли он из любопытства, что там написано; тот стал заверять, что ничего не читал, однако через два дня его нашли мертвым в постели.

Офицер много раз слышал рассказ об этом происшествии от своего отца и от тогдашнего капеллана тюрьмы и считает его неоспоримым фактом. Другой факт также кажется мне достоверным, ибо все свидетельства о нем я собрал в тех же местах и в Леринском монастыре, где память о нем еще сохранилась.

Искали служанку для узника. Некая женщина из деревни Монжен предложила свои услуги, пребывая в убеждении, что на этой службе она составит состояние детям, но, когда ее сказали, что ей нельзя будет больше видеться с ними и даже сохранять какие-либо связи с другими людьми, она отказалась разделить заточение с узником, знакомство с которым обошлось бы так дорого. Мне следует еще добавить, что на двух краях форта, со стороны моря, выставляли часовых, которые имели приказ стрелять по судам, подплывавшим ближе определенного расстояния.

Женщина, прислуживавшая узнику, умерла на острове Сент-Маргерит. Отец офицера, о котором я только что говорил, в определенных делах пользовался доверием г-на де Сен-Мара и часто рассказывал сыну, что однажды ночью он принял в тюрьме труп и на своих плечах отнес его на кладбище. Он думал, что умер сам узник, но оказалось, как я уже говорил, что умерла его служанка, и вот потому и искали другую женщину, чтобы заменить ее».

Было известно, что в 1698 году Сен-Мар, сопровождая узника в Бастилию, остановился вместе с ним в своем поместье Пальто, и потому Фрерон, желая опровергнуть Вольтера, написавшего о Железноймаске, обратился за подробностями к владельцу поместья Пальто, и тот ответил следующим письмом, которое было помещено в июньский номер «Литературного года» за 1768 год:

«Поскольку, судя по письму г-на де Сент-Фуа, отрывок из которого Вы привели, Человек в железной маске по-прежнему волнует воображение наших писателей, я расскажу Вам, что мне известно об этом узнике. На островах Сент-Маргерит и в Бастилии он был известен лишь под именем Ла Тура. Комендант и другие офицеры относились к нему с уважением; он получал все, что им дозволено было предоставлять узнику. Он часто совершал прогулки, и лицо его при этом всегда было скрыто маской. Только после выхода "Века Людовика XIV" г-на Вольтера, я узнал, что маска была железная и на пружинах; возможно, мне забыли рассказать об этом обстоятельстве, однако маску он носил лишь на прогулке или когда вынужден был являться перед посторонними.

Господин де Бленвилье, пехотный офицер, имевший доступ к г-ну де Сен-Мару, коменданту островов Сент-Маргерит, а затем Бастилии, неоднократно рассказывал мне, что судьба Ла Тура возбуждала его любопытство до такой степени, что однажды, желая удовлетворить его, он надел мундир и взял оружие солдата, который должен был заступить в караул на галерее под окнами той камеры, какую на островах Сент-Маргерит занимал этот узник, и со своего поста прекрасно разглядел его: тот был без маски, бледен лицом, высок, хорошо сложен, но с несколько полноватыми икрами, и сед, хотя был еще в цветущем возрасте. Почти всю ту ночь он провел расхаживая по камере. Бленвилье добавил, что узник носил одежду коричневого цвета и ему давали красивое белье и книги; что комендант и офицеры, разговаривая с ним, стояли с непокрытой головой, пока он не предлагал им сесть и надеть шляпы, и что комендант и офицеры нередко составляли узнику компанию и обедали вместе с ним.

В 1698 году г-н де Сен-Мар был переведен с должности коменданта островов Сент-Маргерит на ту же должность в Бастилию. По дороге туда он остановился вместе с узником в своем поместье Пальто. Человек в железной маске прибыл туда в дорожных носилках, следовавших за дорожными носилками г-на де Сен-Мара. Их сопровождали несколько верховых. Крестьяне вышли встретить своего сеньора. Господин де Сен-Мар ел вместе с узником, который сидел спиной к окнам столовой, выходившим во двор. Крестьяне, которых я расспрашивал, не могли видеть, в маске он ел или нет, но зато они хорошо разглядели, что у г-на де Сен-Мара, сидевшего напротив узника, рядом с тарелкой лежали два пистолета. Им прислуживал только один лакей; выходя за блюдами, которые ему приносили в переднюю, он тщательно закрывал за собой дверь столовой. Когда узник проходил по двору, на нем постоянно была черная маска. Крестьяне отметили, что им удалось увидеть только его губы и зубы; он отличался высоким ростом, а волосы у него были седые. Господин де Сен-Мар спал на койке, которую ему поставили рядом с постелью человека в маске.

Господин де Бленвилье сообщил мне, что, когда в 1704 году узник скончался, его тайно похоронили в приходе Сен-Поль, а в гроб насыпали какое-то едкое вещество, чтобы уничтожить труп. Я ни от кого не слышал, что у него был иностранный акцент».

Когда они прибыли в Бастилию, г-н Дюжонка, королевский наместник этой крепости, сделал следующую запись о прибытии узника (отец Гриффе, иезуит, был первым, кто опубликовал два этих любопытных отрывка, извлеченных из архивов крепости, откуда никогда не выходил наружу ни один листок бумаги; но он служил в Бастилии исповедником, а в те времена у иезуитов и у коменданта этой крепости, были, несомненно, свои причины предавать гласности такого рода истории).

«В четверг 18 сентября 1698 года, в три часа пополудни, — пишет Дюжонка, — г-н де Сен-Мар, комендант Бастилии, прибыл с островов Сент-Маргерит и Сент-Онора, чтобы вступить в эту должность, и привез с собой в дорожных носилках узника, чье имя не называется, которого он с давнего времени содержал в заключении в Пиньероле и который обязан всегда носить маску; до ночи он был помещен в башню Ла-Базиньер, а в девять вечера я самолично препроводил его в третью камеру башни Ла-Бертодьер, каковую камеру, получив приказ г-на де Сен-Мара, я до прибытия узника позаботился обставить всем необходимым.

Когда я сопровождал узника в названную камеру, — добавляет г-н Дюжонка, — со мной шел сьер Розарж, которого г-н де Сен-Мар тоже привез с собой и которому было поручено прислуживать названному узнику, а стол ему обеспечивал сам комендант».

Последние любопытные подробности, собранные о Железной маске, были даны г-ном Линге, который долгое время содержался в Бастилии и получил определенные сведения о нем от самых старых офицеров и служителей крепости; он передал свои записи г-ну Делаборду, и тот опубликовал их в небольшом сочинении об этом узнике:

«Узник носил бархатную маску, а не железную, по крайней мере в те годы, какие он провел в Бастилии.

Комендант сам прислуживал ему за столом и уносил его грязное белье.

Когда он шел к мессе, ему строжайшим образом запрещалось разговаривать и показывать свое лицо; солдатам-инвалидам был дан приказ стрелять в него, и их ружья были заряжены пулями, так что ему поневоле приходилось таиться и молчать.

Когда он умер, всю мебель, находившуюся в его пользовании, сожгли; разобрали плиты пола, сбили потолок, обыскали все углы и закоулки, все места, где можно было спрятать листок бумаги или лоскут материи; одним словом, тюремщики хотели выяснить, не оставил ли он какой-нибудь знак своего пребывания там. Господин Линге уверял меня, что в Бастилии еще есть люди, которые знали эти факты от своих отцов, старых служителей крепости, видевших там Железную маску».

Этот несчастный узник, мученичество которого продолжалось долгие годы, умер, наконец, в 1703 году в Бастилии, проведя там пять лет и два месяца! И точно так же, как было зарегистрировано его прибытие туда, в книге записи заключенных была зарегистрирована и его смерть:

«Понедельник 19 ноября 1703 года. Неизвестный узник, всегда носивший черную бархатную маску, которого г-н де Сен-Мар привез с собой с острова Сент-Маргерит и которого он уже давно охранял, вчера после обедни почувствовал себя плохо и сегодня около десяти вечера умер, не испытав никакой тяжелой болезни. Господин Жиро, наш капеллан, принял у него вчера исповедь. Умер он так внезапно, что не успел причаститься, и наш капеллан наставлял его перед самой кончиной. Похоронили его во вторник 20 ноября в четыре часа пополудни на кладбище Сен-Поль, в нашем приходе. Похороны обошлись в сорок ливров».

Однако его имя и возраст от приходских священников утаили, и в записях в церковной книге, сделанных в тот день, о погребении узника сказано следующее:

«В году тысяча семьсот третьем, ноября девятнадцатого дня, Маркиали, от роду сорока пяти лет или около того, скончался в Бастилии, и тело его было погребено на кладбище прихода Сен-Поль в присутствии г-на Розаржа, майора, и г-на Реля, гарнизонного хирурга Бастилии, в чем они и расписались:

Розарж, Рель».

Доподлинно известно, что после его смерти был отдан приказ сжечь все, чем он пользовался, как то: белье, одежду, матрацы, одеяла, вплоть до дверей его камеры, деревянных частей кровати и стульев. Его серебряную посуду переплавили, стены камеры выскребли и заново побелили; дошли в предосторожностях до того, что сняли каменные плиты пола, опасаясь, надо думать, как бы он не спрятал между ними записку или не оставил какой-нибудь знак, по которому можно будет распознать, кто он был.

Я оставляю все эти исторические документы и записи об узнике в маске на рассмотрение критикам и любопытным, но в итоге все равно окажется, что Железная маска был значительной персоной; что постоянная забота, с какой ему под страхом смерти приказывали скрывать свое лицо, свидетельствует о великой опасности, угрожавшей ему в случае, если он покажет его; что, следовательно, при одном только взгляде на его лицо можно было распознать, кто он был; что сам он скорее испытывал желание дать знать, кто он, а не желание обрести свободу; что, поскольку никакой принц не исчез во Франции после смерти Мазарини, Железная маска мог быть лишь фигурой значительной и вместе с тем неизвестной в то время и что правительство было чрезвычайно заинтересовано в том, чтобы скрывать его имя, его злоключения и его положение, коль скоро был отдан приказ убить его, если он назовет себя.

Из этих документов следует также — и такие свидетельства поражают более всего, — что где бы ни находился этот несчастный, будь то на острове в Провансе, будь то в дороге, будь то в Париже, ему неизменно приказывали прятать свое лицо; стало быть, в любом конце Франции вид лица этого узника мог раскрыть какую-то тайну двора.

Наконец, следует учесть, что лицо узника было скрыто со времени смерти Мазарини и вплоть до его собственной смерти, случившейся в начале нынешнего века, и что правительство дошло в предосторожностях до того, что дало приказ обезобразить умершему лицо или, как утверждали некоторые, похоронить его без головы.

Стало быть, на протяжении целого полувека его лицо могло быть узнано во всей Франции.

Стало быть, на протяжении целого полувека во Франции имелся какой-то заметный человек, лицо которого было известно во всех краях Франции, даже в тюрьме, стоящей на острове, и напоминало лицо узника, являвшегося современником этого человека.

Так что же это было за лицо, столь повсеместно узнаваемое, если не лицо Людовика XIV, его брата-близнеца, сходство с которым у него было таким разительным? Так что государственная тайна, которую скорее можно назвать преступлением Людовика XIV, представляется вполне раскрытой, и, если еще остается некоторое сомнение по этому поводу, то причиной его служит неправдоподобие жестоких приказов, отданных непосредственно комендантам государственных тюрем, хладнокровно убить столь знатного принца, если он откроет свой секрет.

Людовик XV выказывал себя куда более человеколюбивым, чем Людовик XIV, и, по достижении своего совершеннолетия, непременно освободил бы этого узника, если бы тот еще жил тогда; желая узнать о его злоключениях, он часто приставал с расспросами к регенту, и герцог Орлеанский неизменно отвечал ему, что его величество сможет узнать об этом лишь по достижении совершеннолетия.

Накануне того дня, когда оно должно было быть провозглашено в Парламенте, король снова поинтересовался, будет ли он посвящен в эту тайну, как и во все прочие тайны Французского королевства.

— Да, государь, — в присутствии многих вельмож ответил регент. — Открыв ее сегодня, я нарушил бы свой долг, но завтра я буду вынужден ответить на те вопросы, какие вашему величеству будет угодно мне задать.

На другой день, когда в присутствии вельмож своего двора Людовик XV отвел принца в сторону, чтобы выведать у него этот секрет, все не спускали глаз с короля и заметили, что герцог чем-то взволновал чувства юного монарха. Придворные не могли ничего понять, но король, удаляясь от герцога Орлеанского, громко произнес:

— Ну что ж, если он еще жив, я дам ему свободу.

Людовик XV был верен этой тайне даже больше, чем герцог Орлеанский. Но, когда отец Гриффе и Сен-Фуа стали обсуждать в своих сочинениях, столь известных, загадку Железной маски, опровергая взгляды друг друга, у Людовика XV вырвались в присутствии нескольких придворных слова:

— Да пусть спорят; никто еще не сказал правды о Железной маске.

В этот момент в руках у короля была книга отца Гриффе.

Известно, что дофин, отец Людовика XVI, часто просил покойного короля сказать ему, кто был этот знаменитый узник.

— Вам лучше не знать этого, — ответил ему отец, — это слишком опечалит вас.

Известно также, что г-н Делаборд, который был старшим камердинером Людовика XV и с которым его величество иногда беседовал на различные темы, связанные с историей, литературой и изящными искусствами, рассказал королю какой-то новый любопытный факт, касающийся Железной маски.

— Вы хотели бы, — сказал ему государь, — чтобы я что-нибудь сказал вам на эту тему. Так вот, вы разбираетесь в ней не больше других, но можете быть уверены, что тюремное заключение этого несчастного не нанесло вреда никому при дворе и что у него не было ни жены, ни детей.

Людовик XV проявлял такую же сдержанность в разговорах с г-жой де Помпадур и другими своими любовницами, которым очень хотелось узнать, кто был этот таинственный персонаж; но тщетно они терзали короля, не желавшего, чтобы его об этом даже спрашивали.

Наконец замечу, что пристрастие узника к очень тонкому белью, обязанность приобретать которое взяла на себя жена коменданта крепости на острове Сент-Маргерит, проистекало исключительно из малоподвижного образа жизни, который он все время вел; пребывание на свежем воздухе с его переменчивостью, самые обычные телесные движения, какие совершают, живя среди людей, и работа всех органов чувств непременно лишили бы его той чрезмерной чувствительности, какая присуща монахиням, молодым людям, получившим изнеженное воспитание, и чересчур впечатлительным женщинам; кровь, когда человек бездеятелен, приливает к самым крайним точкам тела; кожа, которая его покрывает, освежается; осязание становится безукоризненным, чувствительность отменной, и воздействие внешней среды дает себя знать с большей силой посредством столь восприимчивого чувства. И напротив, те, кто привык путешествовать или много ходить, сельские жители и те, кто занят тяжелыми работами, менее чувствительны к влиянию внешней среды. Так что не следует удивляться тому, что принц, оказавшийся в заточении с самой юности, не имевший навыка в ходьбе, незнакомый с воздействием свежего воздуха на органы чувств и с движениями человека свободного, имел крайне восприимчивую кожу: тонкое белье было для него не предметом пристрастия, а подлинной необходимостью.

Таковы все сведения об этом удивительном персонаже, какие мне удалось собрать. Я хотел бы, чтобы были проведены все возможные изыскания с целью выяснить имя его воспитателя и обследованы все архивы, где может храниться протокол о рождении Людовика XIV. Было бы правильно порыться в Счетной палате и в Королевской библиотеке, ибо эти новые исторические сведения заслуживают внимания со стороны критиков и ученых. Если их открытия подтвердят, что этот узник в самом деле был братом-близнецом Людовика XIV, они сделают еще более дорогой для всех французов память об этом необычайном узнике, который так долго был предметом общего любопытства, и в еще большей степени заклеймят позором самоуправные приказы министров и тиранов.

КОММЕНТАРИИ

При отсылке к комментариям из предыдущего тома номера страниц выделены курсивом.

X

5 … Первой армией командовал принц де Конти; второй — маршал де Ноайль; третьей — маршал Мориц Саксонский; четвертой — маршал де Куаньи. — Принц де Конти — здесь: Луи Франсуа де Бурбон-Конти (см. примеч. к с. 258), пятый принц де Конти.

Маршал де Ноайль — здесь: Адриен Морис де Ноайль (см. примеч. к с. 20).

… 22 февраля 1744 года… наш флот, находившийся под командованием адмирала Кура, разгромил английский флот в сражении у Тулона. — Адмирал де Кур — Клод Элизе де Кур де Ла Брюйер (1666–1752), французский флотоводец, вице-адмирал Средиземноморского флота.

22 февраля 1744 г. находившаяся под его командованием французская флотилия, действуя совместно с испанской флотилией под командованием Хуана Хосе Наварро (1687–1772), разгромила у мыса Сисье к юго-западу от Тулона британский флот, блокировавший этот порт.

6 … нежно обнял дофина, написал несколько строк дофине… — Речь идет о будущей дофине — Марии Терезе Испанской (1726–1746), дочери испанского короля Филиппа V и Елизаветы Фарнезе, с 1745 г. первой супруге дофина Луи Фердинанда (см. примеч. к с. 230).

… отослал г-жу де Шатору и г-жу де Лораге в Плезанс, загородный дом Пари-Дюверне… — Плезанс — старинный замок вблизи селения Ножан-на-Марне, в 10 км к востоку от центра Парижа, сменивший много владельцев и в 1726 г. приобретенный финансистом Пари-Дюверне (см. примеч. к с. 202), который полностью перестроил его; в 1818 г. замок был снесен, а окружавший его парк распродан по частям.

… взял с собой отца Перюссо, своего духовника… — Перюссо, Сильвен (1678–1753) — иезуит, известный проповедник, провинциал Бордо, с 1743 г. и до конца жизни духовник Людовика XV.

… Епископ Суассонский, его капеллан, и маркиз де Верней, кабинет-секретарь, следовали за ним в другой карете. — Епископ Суассонский — Франсуа Фиц-Джеймс (1709–1764), французский прелат и богослов, епископ Суассона с 1739 г., главный капеллан короля (с 1742 г.); третий сын маршала Бервика.

Маркиз де Верней — Эсеб Жак Шапу (1695–1747), сеньор, а затем маркиз де Верней, кабинет-секретарь короля, а также вводитель послов и иностранных государей (в 1728–1743 гг.).

… Речь идет о г-же д’Этьоль, которой впоследствии суждено было играть столь важную роль под именем маркизы де Помпадур. — Помпадур, Жанна Антуанетта Пуассон Ленорман д’Этьоль, маркиза де (1721–1764) — фаворитка (с 1745 г. и до конца своей жизни) короля Людовика XV; родилась в семье служащего провиантского ведомства Франсуа Пуассона (1684–1754) и его жены с 1718 г. Луизы Мадлен де Ла Мот (1699–1745), но настоящим ее отцом, возможно, был любовник матери, богатый откупщик Шарль Франсуа Поль Ленорман де Турнеам (1684–1751), уделявший большое внимание ее воспитанию и в 1741 г. выдавший ее замуж за своего племянника Шарля Гийома Ленормана д’Этьоля (1717–1799); заняв положение официальной фаворитки короля, она оказывала значительное влияние на дела государства, широко покровительствовала ученым, писателям, художникам и стала законодательницей мод.

… Несколько раз она показывалась в Сенарском лесу во время королевской охоты… — Сенарский лес — лесной массив на юго-востоке Иль-де-Франса, примерно в 30 км от Парижа, на стыке департаментов Сена-и-Марна и Эсон; с 1314 г. входил в королевский домен и служил местом королевских охот.

7 … Двенадцатого мая король прибыл в Лилль. — Лилль (фламанд. Рэйсел) — город и крепость на севере Франции, во Французской Фландрии, в соврем, департаменте Нор, его административный центр; известен с XI в.; отошел к Франции в 1668 г.

… Пятнадцатого мая он устроил смотр войскам в Сизуэнском лагере. — Сизуэн (Cisoing; у Дюма ошибочно Giromy) — селение в 12 км к юго-востоку от Лилля.

… Семнадцатого мая он начал осаду Менена. — Менен — город на северо-западе Бельгии, в провинции Западная Фландрия, вблизи французской границы; на протяжении 1579–1830 гг. подвергался осаде 22 раза и в 1668–1713 гг. входил в состав Франции.

Осажденный французскими войсками 17 мая 1744 г., в ходе войны за Австрийское наследство, Менен капитулировал 4 июня 1744 г.

… Семнадцатого июня король приступил к осаде Ипра. — Ипр (фр. Ypres, голл. leper — Ипер) — город на северо-западе Бельгии, в провинции Западная Фландрия, близ границы с Францией.

Ипр был взят французскими войсками 27 июня 1644 г., после двенадцатидневной осады.

… должен был… отправить обеих дам в Дюнкерк. — Дюнкерк — см. примеч. к с. 62.

… граф де Ла Сюз, главный квартирмейстер двора… — Граф де Ла Сюз — Луи Мишель Шамийяр (1709–1802), граф де Ла Сюз, главный квартирмейстер королевского двора с 1716 г., генерал-лейтенант (1748); внук генерального контролера финансов и государственного секретаря по военным делам Мишеля Шамийяра (1652–1721).

… Покои для фаворитки были приготовлены в аббатстве Сент-Арну, помещения которого епископ Марсельский, будучи его настоятелем, отдавал внаем первому президенту… — Аббатство Сент-Арну — бенедиктинское аббатство, основанное в VI в. в Меце; во время Революции оно было упразднено, и в его зданиях разместилась артиллерийская школа.

Епископ Марсельский — здесь: Анри Франсуа Ксавье де Бельзёнс де Кастельморон (см. примем, к с. 109), епископ Марселя с 1710 г., являвшийся аббатом-коммендатором аббатства Сент-Арну.

Первый президент — вероятно, имеется в виду Луи Бенинь де Шазо (1704–1751), первый президент парламента Меца.

8 … Кассера, врач из Меца… заявил, что он не ручается за жизнь короля… — Биографических сведений об этом медике (Саззега), упоминаемом в мемуарах герцога де Ришелье, найти не удалось.

… Партия принцев состояла из герцогов Шартрского, Буйонского, Ларошфуко и Вильруа, г-на Фиц-Джеймса, епископа Суассонского, главного капеллана, и отца Перюссо, иезуита, духовника его величества. — Герцог Шартрский — имеется в виду Луи Филипп I Орлеанский (см. примеч. к с. 258), до 1752 г. носивший титул герцога Шартрского.

Герцог Буйонский — здесь: Шарль Годфруа де Ла Тур д’Овернь (1706–1771), герцог Буйонский; сын Эмманюэля Теодоза де Ла Тур-д’Оверня (1668–1730), герцога Буйонского, и Марии Арманды Виктории де Ла Тремуй (1677–1717); великий камергер Франции в 1728–1747 гг.

Герцог де Ларошфуко — здесь: Александр де Ларошфуко (1690–1762), пятый герцог де Ларошфуко (с 1728 г.).

Герцог де Вильруа — Луи Франсуа Анн де Невиль де Вильруа (см. примеч. к с. 150), четвертый герцог де Вильруа (с 1734 г.).

… между принцами, епископом Меца и главным капелланом, г-ном Фиц-Джеймсом, достигнута договоренность… — Епископ Меца — Клод Шарль де Рувруа де Сен-Симон (1695–1760), французский прелат, епископ Меца в 1733–1760 гг., дальний родственник герцога де Сен-Симона, знаменитого мемуариста.

13 … вызвал к себе г-на де Шансене и приказал ему передать королю слова хирурга. — Господин де Шансене — вероятно, имеется в виду Луи Кантен де Ришбур (1689–1760), маркиз де Шансене, в 1710–1757 гг. первый королевский камердинер.

15 … Госпожа де Бельфон, г-жа дю Рур и г-жа де Рюбампре оказались единственными провожатыми изгнанниц… — Госпожа де Бельфон — вероятно, имеется в виду Мария Сюзанна Арманда дю Шатле (ок. 1715–1754), с 1733 г. жена Шарля Бернардена Годфруа Жиго (ок. 1706–1747), маркиза де Бельфона, генерал-майора (1744) и коменданта Венсена; с 1745 г. придворная дама дофины.

Госпожа дю Рур — вероятно, имеется в виду Мария Антуанетта де Гонто-Бирон (1700–1770), дочь маршала Шарля Армана де Гонто-Бирона (1663–1756) и его жены с 1686 г. Марии Антонины Ботрю де Ножан (1662–1742); супруга Луи Клода Сципиона де Гримоара де Бовуара (1688–1752), графа дю Рура, генерал-лейтенанта (1748); с 1745 г. придворная дама дофины.

Госпожа де Рюбампре — вероятно, имеется в виду Анна Франсуаза Елизавета де Л’Арбалет де Ла Борд (1707–1775), виконтесса де Мелён, с 1731 г. жена Луи де Майи (1696–1767), графа де Рюбампре, генерал-лейтенанта (1748), главного шталмейстера дофины; с 1745 г. придворная дама дофины.

16 … они едва не были растерзаны на куски в Ла-Ферте-су-Жуаре… — Ла-Ферте-су-Жуар — городок в Иль-де-Франсе, в 55 км к северо-востоку от Парижа, в соврем, департаменте Сена-и-Марна.

… король беспрестанно звал к себе доктора Дюмулена… — Дюмулен, Жак (1666–1755) — французский врач, один из известнейших столичных медиков, с 1728 г. консультировавший Людовика XV.

17 … прибыл курьер, передавший королеве позволение ехать до Люневиля, а дофину и старшей дочери короля — до Шалона. — Люневиль — город в Лотарингии, в 300 км к востоку от Парижа, в соврем, департаменте Мёрт-и-Мозель; став герцогом Лотарингским, Станислав Лещинский держал в Люневиле свой двор.

Шалон (Шалон-на-Марне; с 1998 г. — Шалон-в-Шампани) — старинный город на северо-востоке Франции, в Шампани, на реке Марна, в 150 км к востоку от Парижа; административный центр соврем, департамента Марна.

… в первой берлине, рядом с ней, находились г-жа де Люин, г-жа де Виллар и г-жа де Буффлер, а во второй — г-жа де Флёри, г-жа д’Антен, г-жа де Монтобан, г-жа де Сен-Флорантен и г-жа де Флавакур… — Госпожа де Люин — см. примеч. к с. 250. Госпожа де Виллар — Амабль Габриелла де Ноайль (1706–1771), с 1721 г. жена Оноре Армана де Виллара (1702–1770), второго герцога де Виллара (с 1734 г.); придворная дама (с 1727 г.) Марии Лещинской, а с 1742 г. ее камерфрау.

Госпожа де Буффлер — см. примеч. к с. 321.

Госпожа де Флёри — Анна Магдалина Франсуаза д’Окси де Монсо (1721–1802), с 1736 г. жена Андре Эркюля де Россе (1683–1748), первого герцога де Флёри; придворная дама королевы с 1739 г. Госпожа д’Антен — см. примеч. к с. 321.

Госпожа де Монтобан (Montauban; у Дюма ошибочно Montau) — Катерина Элеонора Евгения де Бетизи де Мезьер (1706–1767), с 1722 г. жена Шарля де Роган-Рошфора (1693–1766), принца де Монтобана; придворная дама Марии Лещинской с 1729 г.

Госпожа де Сен-Флорантен — вероятно, имеется в виду Амелия Эрнестина фон Платен (1701–1767), с 1724 г. жена графа де Сен-Флорантена (см. примеч. к с. 320).

…В Суассоне королева получила депеши от д’Аржансона… — Суассон — старинный город на северо-востоке Франции, в ПО км к северо-востоку от Парижа, в соврем, департаменте Эна.

… в Вердене получили приказ остановиться. — Верден — город на северо-востоке Франции, в Лотарингии, на реке Маас, в 260 км к востоку от Парижа и в 130 км к западу от Меца; столица духовного княжества, отошедшего к Франции в 1648 г.

18 … герцог де Шатийон, наставник молодого принца, продолжил путь… — Герцог де Шатийон — Алексис Мадлен Розали де Шатийон (1690–1754), генерал-лейтенант (1734), гувернер дофина в 1735–1744 гг., герцог и пэр Франции (1736); зять канцлера Вуазена (см. примеч. к с. 63), дочь которого, Шарлотта Вуазен (1692–1723), была его первой женой.

… г-жа де Таллар, со своей стороны, тоже поехала дальше вместе с принцессами… — Госпожа де Таллар — Мария Изабелла Анжелика Габриелла де Роган (1699–1754), дочь Эркюля Мериадека де Рогана (1669–1749), герцога де Роган-Рогана, и его первой жены (с 1694 г.) Анны Женевьевы де Леви (1673–1727); внучка герцогини де Вантадур; с 1713 г. жена Мари Жозефа д’Отёна де Ла Бом-Таллара (1683–1755), герцога де Таллара; в 1735–1754 гг. гувернантка дочерей Людовика XV.

… в особенности сокрушалась принцесса Аделаида… — Принцесса Аделаида — Мария Аделаида Французская (1732–1800), четвертая дочь Людовика XV и Марии Лещинской, пережившая всех своих братьев и сестер.

19 … Герцог де Пентьевр, заболевший оспой, остался в Меце. — Герцог де Пентьевр — см. примеч. к с. 249.

… Герцогиня Шартрская и принцесса де Конти заявили, что они уезжают на войну и появятся в окопах у осажденного Фрайбурга. — Герцогиня Шартрская — здесь: Луиза Анриетта де Бурбон-Конти (1726–1759), младшая сестра Луи Франсуа де Бурбон-Конти, пятого принца де Конти, с 1743 г. супруга герцога Шартрского. Принцесса де Конти — здесь: Луиза Елизавета де Бурбон-Конде (1693–1775), мать герцогини Шартрской, вдовствующая принцесса де Конти.

Фрайбург — Фрайбург-им-Брайсгау, город в Германии, в земле Баден-Вюртемберг, в 20 км к востоку от Брайзаха, являющегося центром исторической области Брайсгау; основан в 1120 г.; был взят французскими войсками 7 ноября 1744 г.

… герцогиня Моденская и ее дочь отправились в Страсбург. — У Шарлотты Аглаи Орлеанской, гецогини Моденской (см. примеч. к с. 14), было пять дочерей; здесь, вероятно, имеется в виду старшая из них, Мария Тереза Моденская (1726–1754), ставшая вскоре (29 декабря 1744 г.) супругой герцога де Пентьевра.

… Саверн, лежавший на его пути в армию… — Саверн (нем. Цаберн) — город на востоке Франции, в Эльзасе, в 40 км к северо-западу от Страсбурга, на реке Зорн, в соврем, департаменте Нижний Рейн.

… Король… подписал именной указ об аресте герцога де Шатийона и его жены… — Речь идет о второй жене герцога де Шатийона: ею с 1725 г. была Анна Габриелла Ле Венёр (1699–1781), вдова Роже Констана де Мадайяна де Маникана (ок. 1683–1723).

… он с великим трудом добился разрешения переехать для лечения в замок Льёвиль… — Имеется в виду замок Лёвиль-сюр-Орж в 28 км к юго-востоку от Парижа, в долине реки Орж, принадлежавший в то время родственникам герцога де Шатийона: хозяйкой замка была Мария Вуазен (ок. 1700–1746), младшая сестра первой жены герцога, вдова Луи Тома Оливье дю Буа де Фьенна (1688–1742), маркиза де Лёвиля; этот замок (одна из старых форм его названия — Льёвиль) был снесен в 1751 г.

… герцогу понадобилось отправиться на воды Форжа… — Имеются в виду лечебные минеральные воды в городке Форж-лез-0 в Верхней Нормандии, в соврем, департаменте Приморская Сена, вошедшие в моду после того как в 1632 г. их посетил Людовик XIII.

XI

20 … Майбуа, которого прозвали генералом тринитариев, предоставил своему коллеге всю свободу действий. — Тринитарии — монашеский орден, основанный в 1199 г. французским богословом Жаном де Мата (1150–1213) и пустынником Феликсом де Валуа (1127–1212) для выкупа у мусульман пленных христиан; быстро разросся во Франции благодаря покровительству короля Филиппа II Августа (1165–1223; правил с 1180 г.), затем распространился в Испании, Италии, Польше и других странах.

Маршала де Майбуа стали в насмешку называть «генералом тринитариев», когда он получил запоздалый приказ идти на помощь окруженной в Праге французской армии.

… Сегюр, овладевший Верхней Австрией, постыдно вывел из нее все свои войска… — Сегюр, Анри Франсуа, граф де (1689–1751) — французский военачальник, генерал-лейтенант (1738), генеральный инспектор кавалерии, губернатор графства Фуа в 1737–1751 гг., участник войны за Австрийское наследство.

… Ноайль, по вине своего племянника Грамона, дал королю Георгу II возможность бежать с поля битвы при Деттингене… — Грамон, Луи де (1689–1745) — французский военачальник, генерал-лейтенант; сын герцога Антуана V де Грамона (1671–1725), маршала Франции, и его жены Марии Кристины де Ноайль (1672–1748), сестры маршала Адриена Мориса де Ноайля (см. примеч. к с. 20) герцог де Грамон (с 1741 г.); погиб в битве при Фонтенуа. Георг II (1683–1760) — король Великобритании и курфюрст Ганновера с 1727 г.; сын Георга I (см. примеч. к с. 61) и его жены с 1682 г. Софии Доротеи Брауншвейг-Люнебург-Целльской (см. примеч. к с. 275); командуя союзной армией в Деттингенском сражении, стал последним английским монархом, который лично вел британские войска в бой.

Деттинген (Dettingen; у Дюма ошибочно d’Eltingen) — деревня в Баварии, на реке Майн, в округе Нижняя Франкония, в 30 км к юго-востоку от Франкфурта-на-Майне.

27 июня 1743 г., в ходе войны за Австрийское наследство, близ Деттингена произошло сражение, в котором англо-ганноверские и австрийские войска под командованием короля Георга II нанесли поражение французской армии, находившейся под началом маршала де Ноайля; победе союзников в этом сражении во многом способствовали ошибочные действия герцога де Грамона.

… партизан Менцель не раз совершал набеги по эту сторону нашей границы… — Менцель, Иоганн Даниель фон (1698–1744) — немецкий офицер, уроженец Лейпцига, служивший в 1728–1740 гг. в русской армии, а с 1740 г. — в австрийской; командир гусарского полка, генерал-майор.

Партизанами в XVIII в. называли легкие маневренные отряды, преимущественно кавалерийские, действовавшие отдельно от основной армии и направлявшиеся в тыл и на фланги противника с целью нарушать его коммуникации.

21 … Вот что она писала Ришелье, находившемуся тогда в Монпелье… — Монпелье — город на юге Франции, в исторической провинции Лангедок; административный центр соврем, департамента Эро.

… вместе с мадемуазель Эбер встала на его пути. — Мадемуазель Эбер — старшая горничная герцогини де Шатору.

22 … король поднялся, вышел из Тюильри и, перейдя Королевский мост, приказал сопроводить его незаметно к г-же де Шатору, жившей на Паромной улице, вблизи якобинского монастыря. — Королевский мост, связывающий павильон Флоры (это остаток сгоревшего в 1871 г. дворца Тюильри) на правом берегу Сены с Паромной улицей на левом берегу реки, был построен в 1685–1689 гг. на средства короля Людовика XIV.

Якобинский (доминиканский) монастырь, основанный вблизи Паромной улицы в 1632 г., просуществовал до 1792 г., когда он был закрыт, а его здания были отданы под музей Артиллерии.

23 … Госпожа де Шатору потребовала, чтобы… герцог де Ларошфуко и Бальруа были изгнаны. — Бальруа — Жак Клод Огюстен де Ла Кур (1694–1773), маркиз де Бальруа, первый шталмейстер герцога Орлеанского, генерал-лейтенант (1738).

24 … Герцог Буйонский получил приказ удалиться в герцогство Альбре… — Герцогство Альбре — см. примеч. к с. 191.

25 … В минуты просветления сознания она исповедовалась у отца Сего… — Сего (Ségaud; у Дюма ошибочно Legaud) — Гийом де Сего (1675–1748), французский иезуит, придворный проповедник в 1729–1745 гг.

… Ланге, тот самый кюре церкви святого Сульпиция, который в свое время проявил себя столь строгим к бедной герцогине Беррийской… — О кюре Ланге см. примеч. к с. 162.

Герцогиня Беррийская — см. примеч. к с. 14.

26 … она была погребена в часовне святого Михаила церкви святого Сульпиция. — Гробница герцогини де Шатору в парижской церкви святого Сульпиция не сохранилась.

… заперся в Трианоне в обществе г-жи де Буффлер, герцогини Моденской и г-жи де Бельфон… — Трианон — имеется в виду Большой Трианон, дворец на территории Версальского парка, построенный в 1687–1688 гг. архитектором Жюлем Ардуэном-Мансаром для Людовика XIV в качестве частной резиденции, где король мог отдохнуть в кругу ближайших приближенных, забыв о строгостях придворного этикета.

XII

28 … он возложил свои надежды на маркизу де Рошшуар… — Имеется в виду Огюстина де Коэткен (1722–1746) — дочь Жюля Мало де Коэткена (ок. 1695–1734), графа де Комбура, и его супруги с 1721 г. Марии Шарлотты Элизабет Николаи (ок. 1705–1785); с 1735 г. жена Шарля Огюста де Рошшуара (1714–1743), пятого герцога де Мортемара, погибшего в сражении при Деттингене; 29 декабря 1744 г., после безуспешных попыток стать фавориткой Людовика XV, вышла замуж вторым браком за Луи Шарля Лотарингского (1725–1761), графа де Брионна, но через полтора года, 3 июня 1746 г., умерла от чахотки.

… возводили бальные залы то в одном месте, то в другом: сегодня на Вандомской площади, завтра на площади Побед. — Вандомская площадь, расположенная в правобережной части Парижа, к северу от улицы Сент-Оноре, была создана в 1699–1720 гг. по планам архитектора Жюля Ардуэна-Мансара (1646–1708) на том месте, где прежде находился Вандомский дворец; с 1699 г. и вплоть до Революции называлась площадью Людовика Великого; нынешнее название получила в 1799 г.; имеет форму прямоугольника шириной 22 м. и длиной 124 м.

Площадь Побед, находящаяся в правобережной части Парижа, к северо-востоку от Пале-Рояля, и имеющая форму круга диаметром 80 м, была создана в кон. XVII в. с целью увековечить военные победы короля Людовика XIV в Голландской войне 1672–1678 гг. и украшена его конной статуей.

… торговцы цветами превращали его в сады Исфахана или Багдада. — Исфахан — один из древнейших городов Ирана, расположенный в центральной части страны; старинный ремесленный центр; в 1598–1722 гг. столица государства Сефевидов.

Багдад — город на Ближнем Востоке, на берегу реки Тигр, столица Ирака; основан в 762 г. как столица государства Аббасидов; в IX–XIII вв. крупнейший культурный и экономический центр региона, имевший население около миллиона человек; в 1258 г. подвергся нашествию монголов, что положило конец его процветанию; в 1638 г. был захвачен турками и до 1917 г. находился в составе Османской империи.

29 … танцевали аллеманду и англез с веселостью и увлечением… — Аллеманда — старинный парный танец немецкого происхождения, отличающийся плавными размеренными движениями; в XVII–XVIII вв. на основе этого народного танца возник бальный танец оживленного характера, получивший большое распространение во Франции.

Англез — общее название европейских танцев XVII–XVIII вв., имевших английское происхождение.

… Галлан переводил «Тысячу и одну ночь», Монтескьё писал «Персидские письма», Вольтер ставил на сцене «Заиру»… — Галлан, Антуан (ок. 1646–1715) — французский востоковед, антиквар, переводчик и писатель; полиглот, с 1709 г. профессор арабского языка в Королевском коллеже, член Академии надписей и медалей (1701); перевел на французский язык сборник сказок «Тысяча и одна ночь», сделав известным в Европе этот памятник арабской и персидской словесности, сложившийся окончательно к нач. XVI в.; двенадцать томов его перевода были изданы в 1704–1717 гг.

О Монтескьё и его «Персидских письмах» см. примеч. к с. 58. «Заира» — см. примеч. к с. 265.

… полулежащей в одной из тех перламутровых раковин, какие на полотнах Буше служили колесницами для его Венер и Амфитрит. — В своем творчестве Буше (см. примеч. к с. 295) весьма часто обращался к аллегорическим и мифологическими сюжетам, особенно связанным с Венерой; в число его самых известных картин входит «Триумф Венеры» (1740).

Амфитрита — в древнегреческой мифологии дочь морского бога Нерея и Дориды, супруга Посейдона.

… она не была и простолюдинкой, как Жанна Вобернье… — Жанна Вобернье (1743–1793) — последняя официальная фаворитка Людовика XV (с 1768 г.), незаконнорожденная дочь Анны Бекю (1713–1788), портнихи из лотарингского городка Вокулёр, и, вероятно, монаха-капуцина Жан Жака Батиста Гомара де Вобернье (1715–1804); бывшая модистка, вышедшая в 1768 г. фиктивным браком за графа Гийома дю Барри (1732–1811) и ставшая известной под именем графини дю Барри; была казнена во время Революции.

… другие утверждают, что ее отец был поставщиком мяса в дом Инвалидов… — Франсуа Пуассон (1684–1754), отец маркизы де Помпадур, комиссар провиантского ведомства, за финансовые злоупотребления был заочно приговорен в 1725 г. к повешению и бежал из страны.

Поставщиком мяса в дом Инвалидов (см. примеч. к с. 69) был, видимо, отец Луизы Мадлен де Ла Мот, тесть Франсуа Пуассона.

… она вышла замуж за г-на Ленормана д’Этьоля, богатейшего откупщика. — Ленорман д’Этьоль, Шарль Гийом (1717–1799) — французский финансист, сын Эрве Гийома Ленормана дю Фора (1673–1751), главного казначея Монетного двора, и его жены с 1709 г. Анны Элизабет де Франсин (ок. 1690–1765); с 1741 г. супруг Жанны Антуанетты Пуассон, родившей от него двух детей.

30 … Бине, родственник прекрасной Дианы и камердинер дофина, стал посредником в этой новой любовной связи. — Бине, Жорж Рене (1688–1761) — сеньор де Буажиру, старший камердинер дофина (с 1735 г.), дальний родственник матери г-жи д’Этьоль.

… на нем присутствовали герцог Люксембургский и г-н де Ришелье. — Герцог Люксембургский — Шарль II Фредерик де Монморанси-Люксембург (см. примеч. к с. 301), герцог де Пине-Люксембург.

… г-н Ленорман, обожавший жену, находился в имении г-на де Савалетта, одного из своих друзей… — Господин де Савалетт (Savalette; у Дюма ошибочно Lavallette) — Шарль Пьер Савалетт (1713–1797), французский финансист, интендант Тура, владелец поместья Маньянвиль (Маньянвиль находится в 4 км к юго-западу от города Мант-ла-Жоли, в 60 км к западу от Парижа).

… Именно там он узнал от г-на де Турнеама, что жена покинула дом… — Господин де Турнеам — Шарль Франсуа Поль Ленорман (1684–1751), сеньор де Турнеам, богатый французский откупщик, опекун Жанны Антуанетты Пуассон и любовник ее матери, дядя Ленормана д’Этьоля; в 1745–1751 гг. главноуправляющий королевскими постройками, академиями и мануфактурами.

31 … Командовал англичанами, голландцами и ганноверцами герцог Камберлендский. — Имеется в виду принц Уильям Август (1721–1765) — третий сын короля Георга II и его жены с 1705 г. Каролины Бранденбург-Ансбахской (1683–1737); герцог Камберлендский (с 1726 г.); английский военачальник, главнокомандующий британской армией в 1744–1757 гг.; командуя в 1745 г. союзными войсками во Фландрии, потерпел поражение в битве при Фонтенуа.

32 … Седьмого мая король был в Понт-а-Шене. — Заметим, что все приведенные далее подробности относительно битвы при Фонтенуа автор позаимствовал из четырехтомной «Истории французской армии и всех ее полков» («Histoire de l’Armée et de tous les régiments»; 1847–1850) французского военного историка Адриена Паскаля (1815–1863).

Понт-а-Шен (Pont-à-Chin; у Дюма, вслед за А.Паскалем, Pont-Achain) — населенный пункт в 3 км к северу от Турне.

… или позволить ему овладеть Турне. — Город Турне (см. примеч. к с. 287), осажденный французскими войсками 25 апреля 1745 г., капитулировал 22 мая; цитадель города, в которой укрылся голландский гарнизон, держалась до 19 июня.

… то была изрытая оврагами, зажатая между Фонтенуа и лесом Барри равнина… — Лес Барри — лесной массив к востоку от Фонтенуа (см. примеч. к с. 295).

… армия упиралась правым флангом в Антуан, а левым — в лес Барри… — Антуан — городок в Бельгии, в провинции Эно, в 6 км к юго-востоку от Турне и в 2 км к западу от Фонтенуа, на правом берегу Шельды.

… батарея из шести шестнадцатифунтовых орудий, стоявшая по другую сторону Шельды… — Шельда (фр. Эско) — река в Западной Европе, длиной 430 км, протекающая по территории Франции, Бельгии и Нидерландов; берет начало в Арденнских горах; впадает в Северное море, образуя эстуарий.

… могла обстрелять с фланга любую армию, которая попыталась бы выйти на равнину, отделяющую Антуан от Перонна… — Перонн — деревня в 3 км к югу от Антуана.

… построил перед мостом у Колонна… предмостное укрепление… — Калонн — селение на левом берегу Шельды, в 2 км к северо-западу от Антуана.

… Молодой князь Вальдекский со своими голландцами угрожал Антуану… — Имеется в виду Карл Август Фридрих Вальдек-Пирмонтский (1704–1763) — князь Вальдек-Пирмонта (наследственное имперское княжество в Германии, в Нижней Саксонии) с 1728 г., сын Фридриха Антуана Ульриха (1676–1728), первого князя Вальдек-Пирмонтского (с 1712 г.), командующий голландской армией в ходе войны за Австрийское наследство.

… со времен битвы при Пуатье ни один король не участвовал в сражении вместе со своим сыном… — 19 сентября 1356 г., во время Столетней войны, близ Пуатье (см. примеч. к с. 86) произошла кровопролитная битва между английской армией под командованием наследного принца Эдуарда Вудстока (1330–1376) и войсками французского короля Иоанна II Доброго (1319–1364; правил с 1350 г.) закончившаяся разгромом французской армии и пленением короля и предопределившая дальнейший ход Столетней войны.

У Иоанна II Доброго было четыре сына, которых родила ему Бонна Люксембургская (1315–1349), его первая жена (с 1332 г.), и все они участвовали в битве при Пуатье:

Карл (1338–1380) — с 1364 г. король Карл V, прозванный Мудрым; Людовик (1339–1384) — герцог Анжуйский с 1360 г., титулярный король Неаполя с 1382 г.;

Жан (1340–1416) — герцог Беррийский с 1360 г.;

Филипп (1342–1404) — с 1363 г. герцог Бургундский Филипп II, получивший прозвище Смелый.

… со времен Тайбурской битвы, выигранной Людовиком Святым, ни один из его потомков не одержал значительной победы над англичанами… — Тайбур —селение на юго-западе Франции, в соврем, департаменте Приморская Шаранта, расположенное возле стратегически важного моста через реку Шаранта, который связывал юг и север Франции.

21 июля 1242 г. возле этого селения войско короля Людовика IX и его брата Альфонса де Пуатье (1220–1271) одержало победу над объединенными войсками мятежного графа Гуго де Ла Марша (ок. 1185–1249) и английского короля Генриха III (1207–1272; король с 1216 г.).

Людовик IX Святой (1214–1270) — король Франции с 1226 г.; сын Людовика VIII (1187–1226; правил с 1223 г.) и его жены с 1200 г. Бланки Кастильской (1187–1252); проводил политику централизации власти, что способствовало развитию торговли и ремесел; отличался благочестием, славился добродетелью и справедливостью; возглавлял седьмой (1248–1254) и восьмой (1270) крестовые походы; умер от дизентерии во время последнего похода, находясь в Тунисе; канонизирован в 1297 г.

… Король… переехал мост у Колонна, а затем расположился возле Ла-Жюстис-де-Нотр-Дам-о-Буа, примерно в трех четвертях льё от этого моста… — Ла-Жюстис-де Нотр-Дам-о-Буа — имеется в виду расположенная у поля битвы Фонтенуа, возле старинной пустыни Нотр-Дам-о-Буа, возвышенность, на которой, видимо, некогда находилась виселица (la justice — здесь: «виселица»).

34… пятнадцать батальонов составляли левое крыло и растянулись за лесом Барри вплоть до Горена… — Горен (Gaurain; у Дюма ошибочно Gauvin) — деревня в 5 км к северо-востоку от Антуана; в 1977 г. соединилась с соседней деревней Рамкруа и теперь именуется Горен-Рамкруа.

… батальон партизан, которых называли грассенцами, был размещен в лесу Барри… — Имеется в виду батальон добровольческого полка, сформированного 1 января 1744 г. Симоном Клодом Грассеном (1701–1776), сеньором де Глатиньи, капитаном Пикардийского полка, и именовавшегося «Аркебузирами Грассена».

35… приказал генерал-майору Ингольдсби овладеть лесом Барри и захватить оба редута. — Ингольдсби, Ричард (?–1759) — английский офицер, бригадный генерал; после битвы при Фонтенуа был предан военно-полевому суду, признан виновным в неподчинении приказам герцога Камберлендского и отправлен в отставку.

… английские офицеры, во главе которых находились Кемпбелл, Албемарль и Черчилль, поклонились им… — Кемпбелл — сэр Джеймс Кемпбелл (ок. 1680–1745), английский политический и военный деятель, член парламента в 1727–1741 гг., генерал-лейтенант (1742), смертельно раненный в сражении при Фонтенуа.

Албемарль (Albemarle; у Дюма ошибочно Albermale) — Уильям Кеппель (1702–1754), второй граф Албемарль, английский военачальник и дипломат, генерал-лейтенант, участник битвы при Фонтенуа; английский посол в Париже в 1749–1754 гг.

Черчилль — здесь: Джордж Черчилль (?–1753), внучатый племянник герцога Мальборо; английский военачальник, генерал-лейтенант (1743), тяжело раненный в сражении при Фонтенуа.

… граф де Шабанн и герцог де Бирон, вышедшие из рядов навстречу англичанам, а также все французские офицеры тоже поклонились. — Шабанн, Франсуа Антуан, граф де (1687–1754) — французский военачальник, генерал-лейтенант (1744); в битве при Фонтенуа командовал дивизией.

Герцог де Бирон — Луи Антуан де Гонто-Бирон (см. примеч. к с. 321), взявший на себя в сражении при Фонтенуа командование полком французских гвардейцев после гибели герцога де Грамона.

… лорд Чарльз Хэй, капитан английской гвардии, сделал четыре шага вперед… — Лорд Чарльз Хэй (ок. 1700–1760) — английский офицер, участвовавший в сражении при Фонтенуа в должности подполковника первого полка пеших гвардейцев; адъютант короля Георга II (1749), полковник (1749).

… граф д’Антерош, лейтенант гренадер, также сделал четыре шага вперед… — Граф д’Антерош (d’Anteroche; у Дюма — de Hauteroche) — Жозеф Шарль Александр д’Антерош (1701–1784), граф д’Антерош, французский военачальник, генерал-лейтенант, герой битвы при Фонтенуа.

36… полковник швейцарской гвардии г-н де Куртен, а также подполковник, четырнадцать офицеров и двести семьдесят пять солдат его полка пали убитыми и ранеными при этом первом залпе. — Имеется в виду Морис де Куртен (1692–1766) — командир полка швейцарской гвардии («полк Куртена») с 1744 г., имперский граф (с 1742 г.), генерал-лейтенант (1748).

… В числе убитых были господа де Клиссон, де Ланже и де Ла Пейр. — Господин де Клиссон — Шарль Поль Бернар де Советр (?–1745), маркиз де Клиссон, капитан полка французских гвардейцев, убитый в сражении при Фонтенуа.

Господин де Ланже — Шарль Франсуа Уэль (1704–1745), маркиз де Ланже, бригадный генерал, убитый в сражении при Фонтенуа. Господин де Ла Пейр — Гаспар де Ла Пейр (1705–1745), капитан гренадер полка французских гвардейцев, бригадный генерал, смертельно раненный в сражении при Фонтенуа и скончавшийся 30 мая 1745 г.

… Королевский полк… укрылся за редутом, оборонявшимся полком Короля. — Полк Короля — пехотный полк французской армии, созданный в 1663 г. и переименованный в 1791 г. в 105-й пехотный полк.

… Маршал послал маркиза де Мёза к королю… — Маркиз де Мёз — Анри Луи де Шуазёль (1689–1754), маркиз де Мёз, французский военачальник, генерал-лейтенант (1738), кавалер ордена Святого Духа (1745); участвовал в сражении при Фонтенуа в должности адъютанта короля.

… Граф д’Апшье приехал умолять короля удалиться. — Апшье, Клод Анне, граф д’ (1693–1753) — французский военачальник, генерал-лейтенант (1744), кавалер ордена Святого Духа (1746); в битве при Фонтенуа командовал дивизией и был тяжело ранен.

… г-н де Герши со своим Корабельным полком принял английскую колонну в штыки. — Корабельный полк, сформированный в 1638 г. и первоначально являвшийся отрядом морской пехоты, просуществовал под этим названием до 1791 г. (ныне именуется 43-м пехотным полком). Граф де Герши (см. примеч. к с. 321) был его командиром в 1734–1745 гг.

… колонна находилась уже не далее как в шестистах шагах от короля, заявившего герцогу д’Аркуру, что он решил умереть там, где стоит. — Герцог д’Аркур — здесь: Франсуа д’Аркур (1689–1750), второй герцог д’Аркур (с 1718 г.), старший сын герцога Анри д’Аркура (см. примеч. к с. 34), маршала Франции, и его жены с 1687 г. Марии Анны Клод Брюлар де Жанлис (1669–1750); французский военачальник, маршал Франции (1746); в сражении при Фонтенуа командовал правым крылом французской армии.

37… г-н де Пикиньи находит четыре пушки, которые тотчас же нацеливают на колонну; герцог де Шон собирает свою легкую кавалерию, г-н де Субиз — свою тяжелую конницу, г-н де Грий — своих конных гренадер, г-н де Жюмийяк — своих мушкетеров, а герцог де Бирон обороняет в это время с Пьемонтским полком селение Антуан. — Господин де Пикиньи — Мишель Фердинан д’Альбер д’Айи (1714–1759), герцог де Пикиньи, а с 1744 г. шестой герцог де Шон; сын Луи Огюста д’Альбера д’Айи (см. примеч. ниже), пятого герцога де Шона, и его жены с 1704 г. Марии Анны Ромен де Бомануар; французский государственный и военный деятель, бригадный генерал (1743), участвовавший в битве при Фонтенуа в качестве адъютанта короля; генерал-лейтенант (1748); физик-любитель, президент Академии наук (в 1746, 1750 и 1759 гг.).

Герцог де Шон — Луи Огюст д’Альбер д’Айи (1675–1744), пятый герцог де Шон, французский военачальник, маршал Франции (1741).

Господин де Субиз — имеется в виду Шарль де Роган (см. примеч. к с. 313), принц де Субиз, в чине генерал-майора участвовавший в битве при Фонтенуа.

Господин де Грий — Гаспар де Грий-Робиак (1687–1767), шевалье, а затем бальи де Грий, мальтийский рыцарь (с 1702 г.), капитан-лейтенант конных гренадер в 1744–1759 гг.» генерал-лейтенант (1758).

Господин де Жюмийяк — см. примеч. к с. 296.

Пьемонтский полк, один из старейших пехотных полков французской армии, был создан в 1569 г. и до 1585 г. носил имя Бриссака; в 1791 г. был преобразован в 3-й пехотный полк.

… в нее вклиниваются сначала Нормандский полк, затем ирландцы, затем Королевский полк. — Нормандский полк — пехотный полк французской армии, сформированный в 1615 г. и до 1617 г. называвшийся полком маршала д’Анкра; в 1791 г. он был переименован в 9-й пехотный полк.

В битве при Фонтенуа покрыл себя славой полк Диллона, сформированный в 1690 г. из ирландских эмигрантов; в 1791 г. он был переименован в 87-й пехотный полк.

38… Битва при Фонтенуа стала началом ряда побед, которые в конечном счете привели к подписанию Ахенского мира. — Имеется в виду подписанный 18 октября 1748 г. в городе Ахен на западе Германии мирный договор, положивший конец войне за Австрийское наследство.

… Восемнадцатого июля граф фон Лёвендаль приступом берет Гент. — Граф фон Лёвендаль — Ульрих Фридрих Вольдемар, граф фон Лёвендаль (1700–1755), известный европейский военачальник, немецкий дворянин, уроженец Гамбурга, состоявший на службе у Дании, Австрии, Саксонии (с 1722 г.), России (с 1737 г.) и Франции (с 1743 г.); генерал-аншеф российской армии (1740), генерал-лейтенант французской армии (1743 г.), маршал Франции (1747); граф Священной Римской империи (с 1741 г.).

Гент — город в Бельгии, административный центр провинции Восточная Фландрия; расположен у места впадения реки Лис в Шельду, в 45 км к северо-западу от Брюсселя; в XI–XIV вв. один из самых крупных городов Европы, столица графства Фландрия.

… Брюгге отворяет ворота маркизу де Сувре. — Брюгге — главный город бельгийской провинции Западная Фландрия, в средние века один из важнейших центров европейской торговли; расположен в 40 км к северо-западу от Гента.

Маркиз де Сувре — см. примеч. к с. 295.

… король овладевает Ауденарде, Дендермонде сдается герцогу д’Аркуру, Остенде и Ньивпорт — графу фон Лёвендалю и Алст — маркизу де Клермон-Галлеранду. — Ауденарде — см. примеч. к с. 287.

Дендермонде (фр. Термонд) — город в Бельгии, в провинции Восточная Фландрия, в 25 км к востоку от Гента; расположен у места впадения реки Дандр в Шельду; был взят французскими войсками под командованием герцога д’Аркура 12 августа 1745 г., после пятидневной осады.

Остенде — портовый город в Бельгии, в провинции Западная Фландрия, на берегу Северного моря; расположен в ПО км к западу от Антверпена.

Ньивпорт — портовый город в Бельгии, в провинции Западная Фландрия, на берегу Северного моря, в 15 км от французской границы и в 18 км к юго-западу от Остенде.

Алст (фр. Алост) — город в Бельгии, в провинции Восточная Фландрия, на реке Дандр, на пол пути между Брюсселем и Гентом, в 12 км к югу от Дендермонде.

Маркиз де Клермон-Галлеранд — Пьер Гаспар де Клермон-д’Амбуаз (1682–1756), маркиз де Галлеранд, французский военачальник, генерал-лейтенант (1738); кавалер ордена Святого Духа (1724), главный шталмейстер герцога Орлеанского.

… Король… идет на Лёвен, Лир, Арсхот, Херенталс и крепость Святой Маргариты, которые сдаются ему без боя. — Лёвен (фр. Лувен) — старинный город в Бельгии, в 30 км к востоку от Брюсселя, на реке Дейле; ныне административный центр провинции Фламандский Брабант.

Лир (фр. Льерр) — город в Бельгии, в провинции Антверпен, в 16 км к юго-востоку от Антверпена.

Арсхот (фр. Аршо) — город в Бельгии, в провинции Фламандский Брабант, в 15 км к северо-востоку от Лёвена.

Херенталс — город в Бельгии, в провинции Антверпен, в 16 км к северо-востоку от Лира.

Форт Святой Маргариты — одна из крепостей в кольцевой системе укреплений Антверпена, находившаяся в 12 км к юго-западу от города, у места впадения в Шельду реки Рупел, напротив городка Рупел монде.

… Двадцатого мая взят Антверпен, 30-го захвачена его цитадель. — Антверпен — город на севере Бельгии, центр одноименной провинции; расположенный на обоих берегах нижнего течения Шельды, является крупным морским портом.

… Двадцатого июля сдается Монс, 2 августа — Шарлеруа, 19 сентября — Намюр. — Монс — город в Бельгии, в 50 км к юго-западу от Брюсселя; административный центр провинции Эно.

Шарлеруа — город в Бельгии, в провинции Эно, на реке Самбра, в 50 км к югу от Брюсселя; основан в 1666 г. как крепость испанцами и назван ими в честь малолетнего короля Карла II.

Намюр — см. примеч. к с. 30.

… маршал Саксонский 11 октября выигрывает сражение при Рокуре… — Рокур (Року) — селение в Бельгии, северо-западное предместье Льежа, вошедшее в 1977 г. в состав этого города.

11 октября 1746 г., в ходе войны за Австрийское наследство, близ Рокура произошло сражение между французской армией Морица Саксонского и армией союзников под командованием Карла Лотарингского, закончившееся победой французов.

… Кампания 1747 года открывается вторжением французских войск в Зеландию и захватом крепостей Слёйс и Эйзендейке графом фон Лёвендалем. — Зеландия — провинция на юго-западе Нидерландов; главный город — Мидделбург.

Слёйс (фр. Л’Эклюз) — город в Зеландии, вблизи бельгийской границы, сложившийся вокруг старинной крепости, которая была перестроена в 1702 г.; был взят французами 22 апреля 1747 г.

Эйзендейке (голл. IJzendijke; фр-Ysendyck — Изендик; у Дюма ошибочно Dislendick) — городок в 6 км к востоку от Слёйса, в описываемое время сильная крепость; был взят французскими войсками 24 апреля 1747 г.

… крепости Ла-Перль и Лифкенсхук захвачены г-ном де Контадом. — Ла-Перль — форт в системе укреплений Антверпена, находившийся на левом берегу устья Шельды, между фортом Лифкенсхук и располагающимся к юго-востоку от него фортом Святой Марии.

Лифкенсхук — крепость на левом берегу устья Шельды, в 10 км к северо-западу от Антверпена, сооруженная в 1579 г. и входившая в кольцевую систему укреплений Антверпена; перестроенная в 1811 г., она сохранилась до наших дней.

… Первого мая г-н де Монморен овладевает фортом Филиппина, а 15 сентября граф фон Лёвендаль захватывает неприступную крепость Берген-оп-Зом. — Господин де Монморен — Жан Батист Франсуа де Монморен (1704–1799), маркиз де Сент-Эрем, французский военачальник, генерал-майор (1745), генерал-лейтенант (1748), комендант замка Фонтенбло.

Филиппина — небольшой городок в Зеландии, вблизи бельгийской границы, в 6 км к юго-западу от города Тернёзена; в описываемое время довольно сильная крепость.

Берген-оп-Зом — город на юго-западе Нидерландов, в провинции Северный Брабант, на реке Зом, у места ее впадения в Восточную Шельду (старое устье Шельды), в 30 км к северу от Антверпена, основанный в 1287 г.; в описываемое время одна из сильнейших нидерландских крепостей; был взят французскими войсками 15 сентября 1747 г., после двухмесячной осады.

39… 13 апреля 1748 года осажден Маастрихт, который сдается 40 мая. — Маастрихт — город на юго-востоке Нидерландов, административный центр провинции Лимбург.

… военные действия, которые вели в Италии герцог де Ришелье и граф Броун, прекратились. — Броун, Улисс Максимилиан (1705–1757) — австрийский военачальник ирландского происхождения, имперский фельдмаршал (1749); участник войны за Австрийское наследство, в ходе которой, в 1746–1748 гг., он командовал корпусом в Италии, и Семилетней войны.

… маркиз де Сен-Северен, посланник Франции на Ахенском конгрессе, верно следовал указаниям своего государя. — Маркиз де Сен-Северен — Альфонс Мари Луи, граф де Сен-Северен д’Арагон (1705–1757), французский дипломат, посол в Швеции (1737–1741), в Польше (1744–1745), полномочный посол на Ахенском конгрессе, заседания которого продолжались с 24 апреля по 18 октября 1748 г.; кавалер ордена Святого Духа (1749).

XIII

40 … экспедиция принца Карла Эдуарда в Шотландию… — Стюарт, Карл Эдуард (1720–1788) — внук английского короля Якова II Стюарта, свергнутого в результате «Славной революции» (1688); т. н. «Молодой претендент» на английский трон; старший сын Джеймса Фрэнсиса Эдуарда Стюарта (см. примеч. к с. 46), которого называли «Старый претендент», и его супруги с 1719 г. Марии Клементины Собеской (1702–1735); получив в 1743 г. от отца звание принца-регента, боролся за английский престол, но в битве при Каллодене 16 апреля 1746 г., во время восстания якобитов 1745–1746 гг., войска шотландских горцев под его командованием потерпели сокрушительное поражение от правительственных войск; в 1766 г., после смерти отца, объявил себя королем Карлом III; жил в Риме и Флоренции.

… смерть испанского короля Филиппа V в Буэн-Ретиро… — Буэн-Ретиро — королевский дворец, построенный в 1630–1640 гг. по планам испанского архитектора Алонсо Карбонеля (ок. 1590–1640) у восточной окраины тогдашнего Мадрида и служивший летней резиденцией испанских монархов; был разрушен в 1808 г., во время наступления французской армии на Мадрид. Король Филипп V умер 9 июля 1746 г. вследствие инсульта.

… смерть графа де Бонневаля в Константинополе… — Бонневаль, Клод Александр, граф де (1675–1747) — знаменитый французский авантюрист, младший отпрыск старинного лимузенского рода; тринадцати лет поступил на службу в королевский флот, затем перешел в армию и дослужился до чина полковника французских гвардейцев (1701), блестяще воевал под началом Катина, Вильруа и Вандома; в 1704 г. за оскорбление госпожи де Ментенон был приговорен к смертной казни, но успел бежать в Германию; благодаря покровительству принца Евгения Савойского получил чин генерал-майора австрийской армии и с отличием сражался с французами и турками, однако затем поссорился с принцем и был разжалован; отправленный в Нидерланды, оказался замешан в крупную ссору, в результате которой во второй раз был приговорен к смертной казни, замененной, однако, тюремным заключением сроком на один год; выйдя на свободу, отправился в Турцию, поступил на службу к султану и перешел в мусульманскую веру (1730), приняв имя Ахмет и получив звание паши; стал командиром турецкой артиллерии и оказал султану большие услуги в войне с Россией; в качестве награды был назначен правителем острова Хиос, однако вскоре попал под подозрение турецкого правительства и отправлен в ссылку; умер в Константинополе.

… смерть шевалье де Бель-Иля, убитого в ходе атаки на укрепления Экзиля… — Экзиль (ит. Эксиллес) — город в Италии (Пьемонт), недалеко от границы с Францией, в долине Сузы, в 60 км к западу от Турина; известен своей мощной крепостью, сооружение которой восходит к XII в.

Шевалье де Бель-Иль, которому летом 1747 г. было доверено командование французской армией, имевшей целью вторгнуться в Пьемонт, погиб 19 июля 1747 г. в кровопролитном сражении на высокогорном плато Ассьетта, на подступах к крепости Экзиль.

… смерть г-на де Вентимия, архиепископа Парижского… — Шарль Гаспар Гийом Вентимий дю Люк (см. примеч. к с. 227), архиепископ Парижский, умер 13 марта 1746 г.

… Отправившись из Нанта на судне «Дютейе», претендент прибывает в конце июля к острову Барра, одному из Гебридских островов… — «Дютейе» («Dutaillay»; в исторической литературе часто встречается искаженное написание этого названия — «Dutelle», и как раз в таком виде приводит его Дюма) — 18-пушечный каперский фрегат водоизмещением 150 т, принадлежавший богатому нантскому судовладельцу и работорговцу Антуану Уолшу (1703–1788), сыну ирландского эмигранта и ревностному якобиту; назван в честь тогдашнего комиссара Нантского порта.

Гебриды — архипелаг в Атлантическом океане, у западных берегов Шотландии; состоит из Внутренних и Внешних Гебридов, разделенных проливами Литл-Минч и Норт-Минч и внутренним Гебридским морем. Остров Барра, площадью 60 км², является самым южным из крупных островов Внешних Гебридов; его главный населенный пункт — Каслбей.

Принц Карл Эдуард высадился 23 июля 1745 г. на островке Эрискей, лежащем в проливе между островами Барра и Саут-Уист. Заметим, что все сведения об экспедиции, предпринятой в 1745 г. принцем Карлом Эдуардом, Дюма позаимствал из сочинения Вальтера Скотта (1771–1832) «История Шотландии» (1829–1830), которое стало известно во Франции благодаря добротному переводу, выполненному французским писателем Огюстом Жаном Батистом Дефоконпре (1767–1843).

… он переправляется в Шотландию и 25 июля 1745 года высаживается на берег в Мойдарте. — Мойдарт — местность на западном побережье Шотландии, в области Лохабер, входившая во владения Макдональдов из Кленранальда. Принц Карл Эдуард высадился там на северном берегу залива Лох нан Уам, недалеко от селения Арисейг.

41 … Семью спутниками принца Карла Эдуарда были: маркиз Туллибардин, изгнанный из отечества за участие в восстании 1715 года; сэр Томас Шеридан, бывший воспитатель принца; сэр Джон Макдональд, офицер, состоявший на службе у Испании; сэр Фрэнсис Стрикленд, английский дворянин; Келли, тот самый, что был вовлечен в дело, именуемое заговором епископа Рочестерского; Эней Макдональд, парижский банкир; и, наконец, Бьюкенен, который по поручению кардинала де Тансена отправился в Рим, чтобы привезти принцу Карлу приглашение вернуться во Францию. — Маркиз Туллибардин — лорд Уильям Мюррей (1689–1746), маркиз Туллибардин (с 1709 г.), шотландский дворянин, один из вождей якобитов, активный участник мятежа 1715 г.; после битвы при Каллодене был взят в плен и умер в тюремном заключении.

Сэр Томас Шеридан (1684–1746) — ирландский дворянин, в 1715–1745 гг. воспитатель принца Карла Эдуарда, сын Томаса Шеридана (1647–1712), секретаря короля Якова II; умер в Риме.

Сэр Джон Макдональд (?—?) — ирландский дворянин, кавалерийский офицер.

Фрэнсис Стрикленд (?–1746) — наставник герцога Йоркского (см. примеч. кс. 48), младшего брата принца Карла Эдуарда.

Келли, Джордж (?—?) — ирландский священник, секретарь епископа Рочестерского, приговоренный в 1723 г. к изгнанию. Епископ Рочестерский — Фрэнсис Аттербери (1663–1732), английский церковный и политический деятель, литератор, епископ Рочестерский в 1713–1723 гг., сторонник Стюартов; обвиненный в заговоре против короля Георга I, был в 1722 г. заключен в Тауэр, а в следующем году лишен духовного сана и приговорен к изгнанию; умер во Франции.

Эней Макдональд (?—?) — шотландский дворянин, с юности живший в Париже и ставший там банкиром; участник экспедиции принца Карла Эдуарда; в 1746 г. был взят в плен английскими войсками и приговорен к смертной казни, но затем помилован и отпущен на свободу, после чего вернулся во Францию и, вероятно, погиб в годы Революции.

Бьюкенен (?—?) — секретарь Энея Макдональда.

… То был отец нашего знаменитого маршала Макдональда. — Макдональд, Жак Этьенн Жозеф Александр (1765–1840) — французский полководец, маршал Франции (1809); сын Нейла Макдональда (1719–1788), шотландца-якобита, эмигрировавшего во Францию, и его жены с 1764 г. Марии Александрины Гонан (?–1800); офицер королевской армии, перешедший на сторону Революции; участник революционных и наполеоновских войн; был известен бескорыстием и прямодушием.

… Пока маркиз разговаривал с нами, Кленранальд скрылся из виду… — Кленранальд — здесь: Ранальд Макдональд из Кленранальда (?–1776), «Молодой Кленранальд», будущий восемнадцатый глава клана Ранальдов, сын Ранальда Макдональда из Кленранальда (1692–1766), «Старого Ранальда», семнадцатого главы клана.

… священник по имени О’Брайен тотчас же сказал нам… — Никаких сведений об этом персонаже (О’Впап), упоминаемом В.Скоттом, найти не удалось.

42 … пользуясь поддержкой лорда Ловата и имея в качестве подкрепления сотню вооруженных клейморами горцев клана Грантов из Гленмористона… он… преодолевает Чертову лестницу, берет Форт-Уильям, врасплох захватывает Перт, вступает в Эдинбург, устремляется на Престонпенс, где сэр Джон Коуп собрал армию, обращает эту армию в бегство, проникает… в Англию, овладевает Карлайлом… проходит через Манчестер и достигает Дерби. — Лорд Ловат — Симон Фрейзер (1667–1747), глава клана Фрейзеров из Ловата, 11-й лорд Ловат, за свою хитрость прозванный Лисом; якобит, казненный в Тауэре 9 апреля 1747 г.

Гранты — горный клан Шотландии, известный с XIII в.; во время якобитского восстания 1745–1746 гг. одна из ветвей этого клана, Гранты из Гленмористона, выступила на стороне принца Карла Эдуарда и приняла участие в сражении при Престонпенсе.

Чертова лестница — чрезвычайно узкое и извилистое ущелье в нескольких километрах к югу от Форт-Огастуса, на военной дороге, которая была проложена по берегу реки Тарфф в горной гряде Корриаррак генералом Джорджем Уодом (1673–1748), главнокомандующим британской армией в Шотландии в 1725–1740 гг., и носит его имя.

Форт-Уильям — крепость на западе Шотландии, в Хайленде, на северной оконечности фьорда Лох Линне, построенная в 1690 г. и названная в честь короля Вильгельма III (1650–1702; правил с 1689 г.); утратив к сер. XIX в. свое военное значение, была снесена в 1894 г.

Перт — город в центральной части Шотландии, на реке Тей, административный центр области Перт и Кинросс; расположен в 130 км к юго-востоку от Форт-Уильяма и в 60 км к северу от Эдинбурга.

Эдинбург — столица Шотландии, ныне административный центр одноименной области; расположен на восточном побережье Шотландии, на берегу залива Фёрт-оф-Форт Северного моря; основанный в VII в., начал возвышаться с XII в, но после унии Шотландии с Англией в 1707 г. утратил свое политическое значение. Престонпенс — городок в 15 км к востоку от Эдинбурга. 21 сентября 1745 г. близ него произошло сражение, в ходе которого мятежное ополчение принца Карда Эдуарда одержало крупную победу над правительственными войсками генерала Джона Коупа.

Коуп, сэр Джон (Соре; у Дюма ошибочно Соууе; 1690–1760) — английский военачальник и политический деятель; генерал-лейтенант, главнокомандующий британской армией в Шотландии в 1745 г.; член парламента в 1722–1741 гг.

Карлайл — город на северо-западе Англии, в 15 км к югу от границы с Шотландией; административный центр графства Камбрия.

Манчестер — город на северо-западе Англии, один из крупнейших в стране; ныне является административным центром графства Большой Манчестер; расположен на реке Ирвелл, в 165 км к юго-востоку от Карлайла.

Дерби — старинный город на севере Англии, на реке Деруэнт, в 80 км к юго-востоку от Манчестера.

43 … проходит через Дамфрис и Глазго… — Дамфрис — город на юге Шотландии, на реке Нит, в 100 км к юго-востоку от Глазго; административный центр области Дамфрис и Галлоуэй.

Глазго — крупнейший город Шотландии, расположенный в центральной части страны, на реке Клайд, в 30 км к востоку от ее устья; основан в VI в.; является административным центром одноименной области.

… осаждает Стерлинг, который, обороняясь, дает генералу Хоули время собрать войско. — Стерлинг — старинный город в центральной части Шотландии, административный центр одноименной области; находится в 36 км к северо-востоку от Глазго.

Войска принца Карла Эдуарда безуспешно осаждали Стерлинг с 6 января 1746 г.

Хоули, Генри (Hawley; у Дюма ошибочно Lawlay; 1679–1759) — английский военачальник, генерал-лейтенант; с декабря 1745 г. по 1746 г. главнокомандующий британской армией в Шотландии.

… идет на неприятеля, встречает его у Фолкерка и заставляет фортуну подарить ему последнюю улыбку… — Фолкерк — город в центральной части Шотландии, административный центр одноименной области; расположен в 20 км к юго-востоку от Стерлинга.

17 января 1746 г. близ Фолкерка произошло сражение, в ходе которого шотландское ополчение под командованием принца Карла Эдуарда одержало победу над правительственными войсками, находившимися под началом генерала Генри Хоули.

… узнав о приближении герцога Камберландского и его армии, он удаляется в Инвернесс и, все более и более теснимый королевскими войсками, оказывается перед необходимостью принять знаменитое Каллоденское сражение. — Инвернесс — город на северо-востоке Шотландии, в устье реки Несс, впадающей в залив Мори-Ферт Северного моря; административный центр области Хайленд.

Каллоден — деревня в 5 км к востоку от Инвернесса; 16 апреля 1746 г. вблизи нее правительственные войска под командованием герцога Камберлендского (см. примеч. к с. 31) менее чем за час разгромили мятежное ополчение принца Карла Эдуарда Стюарта.

…Он помнил о Карле I, которого шотландцы продали Кромвелю. — Карл I (1600–1649) — король Англии и Шотландии с 1625 г.; сын Якова I (1566–1625; король Шотландии с 1567 г. и король Англии с 1603 г.) и его жены с 1589 г. Анны Датской (1574–1619); в период Английской революции проиграл войну с войсками парламента и 30 января 1649 г. был казнен.

Кромвель — см. примеч. к с. 152.

…И тогда началось то удивительное бегство, каждый шаг которого проследили Джон Хьюм в своей «Истории мятежа» и Джеймс Босуэлл в своем «Путешествии на Западные острова Шотландии»… — Хьюм, Джон (1722–1808) — шотландский священник, драматург и историк, автор «Истории мятежа 1745 года» («History of the Rebellion of 1745»; 1802); во время якобитского восстания 1745 г. волонтером воевал на стороне правительственных войск.

Босуэлл, Джеймс (Boswell; у Дюма ошибочно Roswell; 1740–1795) — шотландский адвокат, писатель и мемуарист, автор изданной в 1791 г. двухтомной биографии английского литературного критика, лексикографа и поэта Сэмюэла Джонсона (1709–1784), его старшего друга. Здесь имеется в виду путевой очерк «Путешествие на Западные острова Шотландии» («А Journey to the Western Islandes of Scotland» (1775) Сэмюэла Джонсона, посвященный долгому путешествию на Гебриды, которое автор предпринял летом и осенью 1773 г. вместе с Джеймсом Босуэллом; в 1785 г. Джеймс Босуэлл, в свой черед, опубликовал собственный «Дневник путешествия на Гебриды с Сэмюэлом Джонсоном» («The Journal of a Tour to the Hebrides with Samuel Johnson»), и два этих произведения, в которых довольно подробно рассказано о злоключениях принца Карла Эдуарда в Шотландии после его поражения в Каллоденской битве, обычно публикуют вместе.

… принц добрался до Гортулега, принадлежавшего лорду Ловату. — Гортулег (Гортлик) — поместье Томаса Фрейзера (ок. 1698–1774), третьего владетеля Гортулега, камергера лорда Ловата, находившееся на восточном берегу озера Лох Несс, в 36 км к юго-западу от Каллодена.

… принц поспешил направиться в замок Инвергарри… — Инвергарри (Invergarry; у Дюма ошибочно Inverrary) — замок вождей клана Макдональдов из Гленгарри, стоявший на западном берегу озера Лох Уич, у места впадения в него речки Гарри, в 40 км к юго-западу от Инвернесса; руины замка сохранились до наших дней.

44 … до тех пор, пока жил, а вернее сказать, влачил существование несчастный род Стюартов. — Стюарты — королевская династия Шотландии (1371–1649, 1660–1694 и 1702–1707), Англии (1603–1649, 1660–1694 и 1702–1707) и Великобритании (1707–1714); ее основателем был шотландский король Роберт II Стюарт (1316–1390; правил с 1371 г.); последним правившим монархом из этой династии стала британская королева Анна Стюарт (1665–1714; правила с 1702 г.), после смерти которой престол Великобритании унаследовал Георг I (1660–1727) из Ганноверской династии, потомок Стюартов по материнской линии, протестант, а Джеймс (Яков) Фрэнсис Эдуард Стюарт (1688–1766), брат королевы, и его сыновья, которые были потомками Стюартов по мужской линии, но католиками, оказались исключены из линии наследования, что стало причиной нескольких якобитских восстаний.

… чаша, которая долгое время являлась собственностью сэра Адольфуса Отона, главнокомандующего в Шотландии… — Отон, сэр Джеймс Адольфус Дикенсон (1720–1780) — английский военачальник, генерал-лейтенант (1770), главнокомандующий британскими войсками в Шотландии с 1770 г.

… Из Инвергарри Карл Эдуард перебрался на Лонг-Айленд, где он надеялся отыскать французское судно… — Лонг-Айленд — одно из названий Внешних Гебрид, крупнейшими из которых являются острова Льюис, Саут-Уист, Норт-Уист и Бенбекьюла.

… наконец, он прибыл на Саут-Уист… — Саут-Ист — остров в архипелаге Внешние Гебриды, площадью 320 км²; главные поселения — Килбрайд и Лохбойсдейл.

… Там, в дикой гористой местности Коррадейл, его спрятали в лачуге дровосека. — Каррадейл — живописная и труднодоступная долина в горах восточной части острова Саут-Уист.

… генерал Кемпбелл высадился на Саут-Уисте, собрал Макдональдов Скайских и Маклаудов из Маклауда, врагов принца… — Генерал Кемпбелл — здесь, вероятно, имеется в виду Джон Кемпбелл (ок. 1693–1770), четвертый герцог Аргайл, британский политический и военный деятель, генерал-лейтенант (1747).

Макдональды — самый большой горный клан Шотландии, имевший большое количество ответвлений; несколько замков вождей этого клана находилось на острове Скай.

Маклауды — горный клан Шотландии, территориально связанный с островом Скай; резиденцией одной из двух ветвей этого клана, Маклаудов из Маклауда, был замок Данвеган на северо-западе острова.

… Этой женщиной была знаменитая Флора Макдональд, родственница семьи Кленранальда… — Флора Макдональд (1722–1790) — якобитская героиня, шотландская девушка, которая сумела помочь принцу Карлу Эдуарду, скрывавшемуся от правительственных войск, покинуть Шотландию; дочь Ранальда Макдональда из Мильтона (1696–1723) и его жены Марион Макдональд из Гриминиша (?–1771); сирота, воспитывавшаяся под надзором главы клана Макдональдов из Кленранальда; падчерица Хью Макдональда из Армадейла; с 1750 г. супруга капитана Алана Макдональда из Кингсберга (1722–1792).

… ее отчим принадлежал к клану сэра Александра Макдональда… — Имеется в виду сэр Александр Макдональд (1711–1746), седьмой баронет Слейт.

… Карл Эдуард прибыл в Килбрайд на острове Скай… — Скай — крупнейший остров в архипелаге Внутренние Гебриды, площадью 1656 км², административно относящийся к области Хайленд; главный населенный пункт — Портри.

Килбрайд — небольшое поселение на юго-востоке острова Скай, близ берега залива Лох Слапин.

… этим помощником стала жена самого сэра Александра, леди Маргарет Макдональд. — Маргарет Макдональд (ок. 1715–1799) — дочь Александра Монтгомери, девятого графа Эглинтона, с 1739 г. вторая жена сэра Александра Макдональда.

… она решила доверить принца Макдональду из Кингсберга… — Александр Макдональд из Кингсберга (?–1772) — шестой владетель Кингсберга, интендант баронета Слейта, будущий свекр Флоры Макдональд.

… она отправилась в Кингсберг, где и оставила принца. — Кингсберг — небольшое поселение на севере острова Скай.

… из Кингсберга он перебрался на остров Разей… — Разей — небольшой островок, площадью 62 км², в составе Внутренних Гебрид; расположен между островом Скай и собственно Шотландией.

… оттуда он направился во владения лэрда Маккиннона. — Имеется в виду Йен Ду Маккиннон (1682–1756), 29-й глава клана Маккиннонов (с 1700 г.).

… его высадили на берегу залива Лох Невис. — Лох Невис — залив на западном побережье Шотландии, в округе Лохабер, напротив юго-восточного края острова Скай.

… достиг, наконец, Страт-Гласских гор. — Страт Гласс — небольшая горная гряда, тянущаяся вдоль речки Гласс, примерно в 15 км к западу от озера Лох Несс; максимальная высота — 457 м/ (гора Карн нам Бад).

… слуга офицера, ехавший с поклажей своего господина в Форт-Огастус… — Форт-Огастус — крепость в Северо-Шотландском нагорье, у южного края озера Лох Несс, построенная в 1729–1742 гг., накануне якобитского восстания 1745 г., и названная в честь Уильяма Августа, герцога Камберлендского.

… Сын одного золотых дел мастера из Эдинбурга, по имени Родерик Маккензи, который служил офицером в армии Карла Эдуарда… скрывался на склонах долины Гленмористон. — Маккензи, Родерик (?–1746) — эдинбургский купец, продолживший в 1744 г. дело своего отца, золотых дел мастера; якобитский герой; став в 1745 г. офицером гвардии Карла Эдуарда, пожертвовал собственной жизнью ради спасения принца.

Гленмористон — долина небольшой горной речки Мористон, длиной около 8 км, в Северо-Шотландском нагорье, вытекающей из озера Лох Несс, изобилующей водопадами и впадающей в озеро Лох Клуани.

… найти в Баденохе двух своих верных сторонников: Клуни и Лохила. — Баденох — историческая область в Северо-Шотландском нагорье, крайне слабо заселенная; главное поселение — Кингусси.

Клуни — Эван Макферсон из Клуни (1706–1764), двенадцатый глава клана Макферсонов из Клуни, владевший землями в Баденохе и Лохабере; один из вождей якобитского восстания 1745 г. Лохил — Арчибальд Кэмерон из Лохила (1707–1753), один из ближайших сподвижников принца Карла Эдуарда во время восстания 1745 г.; покинув вместе с принцем в сентябре 1746 г. Шотландию, он тайно вернулся туда в 1753 г., чтобы принять участие в заговоре против короля Георга II, но был схвачен, приговорен к смерти и казнен 7 июня 1753 г.

… два французских фрегата прибыли в Лохнануаг… — Лохнануаг (или Лох Нам Уам) — залив на западном побережье Шотландии, расположенный к югу от залива Лох Невис, на широте острова Эгг.

… принц высадился близ Морле в Бретани… — Морле — портовый город на северо-западе Франции, в Бретани, в соврем, департаменте Финистер.

… принц был препровожден в Венсен, причем, возможно, в ту самую камеру, куда спустя пятьдесят лет предстояло попасть герцогу Энгиенскому. — Герцог Энгиенский — Луи Антуан Анри де Бурбон-Конде (1772–1804), герцог Энгиенский, принц крови, единственный сын Луи Анри Жозефа де Бурбона (1756–1830), девятого и последнего принца Конде; с начала Революции эмигрант; сражался против Республики в корпусе своего деда; после этого жил в Великом герцогстве Баденском; в ночь с 15 на 16 марта 1804 г. был захвачен там французской кавалерией, отвезен в Венсен, предан военному суду, обвинен в организации покушений на Наполеона и спустя пять дней, 21 марта, расстрелян во рву замка.

… он удалился в Бу ион, а затем в Рим, где соединил свою жизнь с графиней Олбани, еще более известной своими любовными отношениями с поэтом Альфьери… — Буйон — город на юге Бельгии, в провинции Люксембург, в 96 км к юго-западу от Льежа.

Олбани, Луиза Каролина, графиня (1752–1824) — дочь немецкого князя Густава Адольфа цу Штольберг-Гедерна (1722–1757), генерала на австрийской службе, и его жены с 1751 г. Элизабет Горн (1733–1825); с 1772 г. жена Карла Эдуарда Стюарта, который был старше ее на тридцать два года; их брак, который был заключен по настоянию французского правительства, желавшего продолжения рода Стюартов, был несчастливым и остался бездетным; с 1774 г. они жили во Флоренции под именами графа и графини Олбани; графиня в 1780 г. покинула мужа и остаток жизни провела во Флоренции, став неразлучной подругой Витторио Альфьери (с 1786 г. они открыто жили вместе).

Альфьери, Витторио, граф (1749–1803) — итальянский поэт и драматург; автор комедий, трагедий и стихотворений различных жанров.

… Последний из Стюартов, кардинал Йоркский, умер в столице христианского мира в 1807 году. — Кардинал Йоркский — Генрих Бенедикт Стюарт (1725–1807), младший брат принца Карла Эдуарда Стюарта, всю жизнь проживший в Папской области; герцог Йоркский, последний представитель мужской линии Стюартов, с 1788 г. якобитский претендент на английский и шотландский престолы; католический прелат, кардинал (1747), с 1761 г. кардинал-епископ Фраскати; умер 13 июля 1807 г. во Фраскати (город в 20 км к юго-востоку от Рима).

… Один и тот же надгробный камень покрывает останки обоих братьев… — Братья Стюарты похоронены в Риме, в крипте базилики святого Петра, рядом со своим отцом. Увековечивающий память всех трех Стюартов мраморный обелиск работы итальянского скульптора Антонио Кановы (1757–1822), созданный в 1817–1819 гг., установлен в самой базилике.

… его сын, принц Астурийский, наследовал ему под именем Фердинанда VI… — Фердинанд VI Бурбон (1713–1759) — испанский король с 1746 г., сын Филиппа V и его первой жены (с 1701 г.) Марии Луизы Савойской (1688–1714); отличался мягким характером и был подвержен меланхолии, приступы которой усилились после кончины жены, Барбары Португальской (1711–1758), и способствовали сокращению его дней; фактически не принимал участия в делах управления; однако в его царствование в стране был проведен ряд реформ в духе просвещенного абсолютизма.

… Клод Александр, граф де Бонневаль, едва не был уволен маркизом де Сеньеле, морским министром… — Маркиз де Сеньеле — Жан Батист Антуан Кольбер (1651–1690), маркиз де Сеньеле, старший сын Кольбера и его жены с 1648 г. Мари Шаррон де Менар (1630–1687); государственный секретарь по делам военно-морского флота в 1683–1690 гг., продолжавший на этом посту дело отца.

… Сражения у Дьепа, Ла-Хога и Кадиса доказали, что ни граф де Бонневаль, ни г-н де Сеньеле не ошиблись. — Дьеп — старинный портовый город в Верхней Нормандии, в соврем, департаменте Приморская Сена, на берегу Ла-Манша.

10 июля 1690 г., в ходе войны Аугсбургской лиги (1688–1697), на широте Дьепа, близ мыса Бевезьер (англ. Бичи-Хед) на южном побережье Англии, французский флот под командованием вицеадмирала Анна Иллариона де Костантена (1642–1701), графа де Турвиля, одержал в морском сражении решительную победу над объединенным англо-голландским флотом под командованием английского адмирала Артура Херберта (1648–1716), графа Торрингтона, и голландского адмирала Корнелиса Эвертсена (1642–1706). Вероятно, это сражение и имеется здесь в виду.

Ла-Хог (Ла-Уг) — мыс на северо-западе Франции, в Нижней Нормандии, на северо-восточном берегу полуострова Котантен, близ селения Сен-Ва-Ла-Уг (в соврем, департаменте Манш).

29 мая 1692 г. близ этого мыса произошло морское сражение, в ходе которого объединенный англо-голландский флот под общим командованием английского адмирала Эдварда Рассела (1653–1727), первого графа Орфорда, одержал победу над французским флотом под командованием Турвиля.

Кадис — древний портовый город на юге Испании, в Андалусии, на берегу Кадисской бухты Атлантического океана; административный центр одноименной провинции.

27 июня 1693 г. в 200 км к северо-востоку от Кадиса, близ португальского городка Лагуш, произошло крупнейшее морское сражение, в ходе которого французский флот под начальством Турвиля разгромил объединенную англо-голландскую эскадру под командованием английского адмирала Джорджа Рука (1650–1709), что стало для французов реваншем за поражение при Ла-Хоге. Вероятно, это сражение и имеется здесь в виду.

… В 1701 году он получил под свое командование Лабурский пехотный полк… — Созданный в 1692 г. в провинции Лабур на юго-западе Франции, Лабурский полк, командиром которого граф де Бонневаль являлся в 1701–1704 гг., был расформирован в 1714 г. и включен в состав Орлеанского полка.

… но в 1704 году поссорился с г-ном Шамийяром… — Шамийяр, Мишель (1652–1721) — французский государственный деятель, в 1699–1708 гг. генеральный контролер финансов, в 1701–1709 гг. государственный секретарь по военным делам.

… подружился с маркизом де Лангаллери, который из французской службы перешел на службу императору. — Лангаллери, Филипп де Жантиль, маркиз де (ок. 1656–1717) — французский офицер, с блеском служивший в армии и в 1704 г. ставший генерал-лейтенантом; в 1706 г. перешел на сторону неприятеля и стал кавалерийским генералом на службе у императора, сражался под началом принца Евгения Савойского; затем служил в Польше и наконец, перейдя в протестантизм (1711), обосновался в Гааге, где стал вести переговоры с турецким послом о своем участии в экспедиции турок, имевшей целью захват Италии (он должен былвозглавить этот поход, сплотив французских протестантов); после того как об этих переговорах стало известно императору, генерал был заключен в тюрьму, где он и умер после полутора лет пребывания под стражей; в сочинении «Война в Италии» (1709) пытался оправдать свою измену; опубликованные в 1743 г. «Мемуары маркиза де Лангаллери» считаются подложными.

49 … принц Евгений, видевший его в рядах французской армии во время битвы при Луццаре… — Луццара — селение на севере Италии, в провинции Реджо нель Эмилия, на правом берегу реки По; 15 августа 1702 г. франко-испанские войска под командованием герцога Вандомского в кровопролитном сражении близ этого селения разгромили австрийцев, находившихся под командованием принца Евгения Савойского.

… В битве при Турине… ему выпало необычайное счастье спасти жизнь собственному брату, маркизу де Бонневалю… — 7 сентября 1706 г. близ Турина произошло сражение, в котором франкоиспанская армия, находившаяся под командованием герцога Филиппа II Орлеанского и генерал-лейтенанта Луи д’Обюссона де Ла Фейяда (1673–1725), потерпела сокрушительное поражение от австрийской армии под командованием принца Евгения Савойского и герцога Виктора Амедея II, после чего была вынуждена снять осаду Турина, начавшуюся за четыре месяца до этого, 14 мая, и вскоре покинуть Пьемонт.

Маркиз де Бонневаль — Сезар Фебус, маркиз де Бонневаль (1671–1746), бригадный генерал (1704); в битве при Турине был тяжело ранен и взят в плен.

… первым при взятии Алессандрии, одним из первых среди штурмующих замок Тортоны… — Алессандрия — укрепленный город в Италии, в Пьемонте, в 90 км к юго-востоку от Турина; на берегу реки Танаро, центр одноименной провинции.

Тортона — см. примеч. к с. 292.

…в Папской области, где ему покалечило руку… — Имеется в виду один из эпизодов войны за Испанское наследство: вторжение в 1708 г. имперских войск во владения папы Климента XI, вставшего в этом конфликте на сторону испанского короля Филиппа V.

… он присутствует при встрече принца Евгения с маршалом де Вилларом в Раштатте… — Раштатт — город на юго-западе Германии, в Южном Бадене, вблизи французской границы. На конгрессе, проходившем в Раштатте с 26 ноября 1713 г. по 7 марта 1714 г., был подписан договор между Францией и Священной Римской империей, завершивший войну за Испанское наследство.

… выступает против турок, способствует победе при Петроварадине… — Петроварадин — см. примеч. к с. 287.

… он погребен на кладбище в Пере… — Пера (соврем. Бейоглу) — район в европейской части Константинополя, расположенный на холме и окруженный водами Босфора и бухты Золотой Рог; еще со времен Восточной Римской империи здесь селились генуэзские купцы, что наложило отпечаток на внешний облик района; эта часть города доныне является средоточием посольств, консульств и других учреждений зарубежных стран.

… Год 1160-й Хиджры. — Хиджра (араб, «переселение») — исламский календарь, исходная дата которого соответствует 16 июля 622 г. по юлианскому календарю; историческим событием, давшим название новому календарю и ставшим началом мусульманского летосчисления, стало вынужденное переселение (Хиджра) пророка Мухаммеда из Мекки, где его преследовали идолопоклонники, в Медину; вести летосчисление с Хиджры стали в 637 г. (заметим, что принятый у мусульман лунный год короче солнечного на 10, 11 или даже 12 дней, и потому 1160 год Хиджры приходится на 1746–1747 гг. по григорианскому календарю).

50 … господа Дарно, де Гоа, де Грий, де Бриенн и де Донж пали рядом с ним. — Этот список офицеров, погибших 19 июля 1747 г. вместе с шевалье де Бель-Илем, Дюма позаимствовал из «Исторического дневника» Ж.Леви.

Господин Дарно (Darnaut; в тексте опечатка: Damant) — Габриель Дарно (1684–1747), генерал-майор (1745).

Господин де Гоа — Луи де Биран (1721–1747), граф де Гоа, бригадный генерал, командир полка Бурбонне.

Господин де Грий — Никола Антуан де Грий (1704–1747), начальник главного штаба Пьемонтской армии.

Господин де Бриенн — Франсуа де Ломени (ок. 1724–1747), маркиз де Бриенн, командир полка Артуа с 1745 г.

Господин де Донж — Ги Луи де Лоприак (1724–1747), маркиз де Донж, командир Суассонского полка, смертельно раненный 19 июля 1747 г. и скончавшийся шесть дней спустя в Бриансоне.

… аббат д’Аркур, увещевавший его перед смертью, хотел доказать ему религиозные истины. — Аббат д’Аркур — Луи Абраам д’Аркур (1694–1750), доктор богословия, декан собора Парижской Богоматери, звавшийся аббатом д’Аркуром; командор ордена Святого Духа; третий герцог д’Аркур (1750).

XIV

52 … пятнадцатилетний мальчишка, которого она часто видела в лесу Ланьи. — Вероятно, имеется в виду лес в окрестностях городка Ланьи-на-Марне, расположенного в 28 км к востоку от Парижа.

… этому чрезмерному чувству любви скандальная хроника приписывала появление на свет г-на де Нарбонна. — Нарбонн-Лара, Луи Мари Жан, граф де (1755–1813) — французский военный деятель и дипломат, принадлежавший к знатному пармскому роду; его мать, Франсуаза де Шалю (1734–1821), с 1749 г. супруга герцога Жана Франсуа де Нарбонн-Лара (1718–1806), придворная дама мадам Аделаиды, была любовницей Людовика XV; он воспитывался при дворе вместе с детьми Людовика XV и был очень на него похож (поэтому его считали незаконным сыном короля); примкнул к Революции в ее начале; сопровождал дочерей Людовика XV в эмиграцию и затем был назначен военным министром (декабрь 1791 г. — март 1792 г.); после падения монархии эмигрировал; вернулся, когда к власти пришел Наполеон, и служил ему, получив чин дивизионного генерала (1809); участвовал в кампании 1812 г.

53 … Те, кого называли простолюдинами, будь то даже Шевер или Вольтер, должны были входить через боковые двери. — Шевер — см. примеч. к с. 327.

… показала ее г-же де Люин. — См. примеч. к с. 250.

54 … Ее обычное окружение составляли кардинал и герцогиня де Люин, президент Эно и отец Гриффе. — Кардинал де Люин — Поль д’Альбер де Люин (1703–1788), французский прелат, кардинал, епископ Байё в 1729–1753 гг, епископ Санса в 1753–1788 гг.; деверь герцогини де Люин, младший брат ее мужа.

Президент Эно — Шарль Жан Франсуа Эно (1685–1770), французский писатель, историк и драматург; президент Первой палаты прошений Парижского парламента в 1710–1731 гг.; член Французской академии (1723); в 1753–1768 гг. главноуправляющий двором королевы Марии Лещинской.

Отец Гриффе — Анри Гриффе (1698–1771), французский иезуит, историк, королевский проповедник; преподаватель коллежа Людовика Великого; после запрета ордена иезуитов эмигрировал в Брюссель.

… Герцог де Люин был самым большим соней и самым большим молчуном из всего этого общества… — Имеется в виду Шарль Филипп д’Альбер (1695–1758), четвертый герцог де Люин, входивший в ближайшее окружение королевы Марии Лещинской и оставивший интересные мемуары о дворе Людовика XV, которые охватывают период с 1735 по 1758 гг.

55 … Подобно святой Марии Алакок, уже в возрасте четырнадцати месяцев, по словам ее историка, проявлявшей величайшее отвращение к греху… — О святой Марии Алакок см. примеч. к с. 259.

… говорил ему в 1735 году архиепископ де Крийон… — Крийон, Жан Луи де Бальб де Бертон де (ок. 1684–1751) — французский прелат, архиепископ Тулузский в 1727–1739 гг., архиепископ Нарбоннский в 1739–1751 гг.

57 … Дофин… имел несчастье случайно застрелить г-на де Шамбора… — Господин де Шамбор (Chambors; у Дюма ошибочно Chambon) — Ив Жан Батист, маркиз де Ла Буассьер де Шамбор (1726–1754), бретонский дворянин, королевский шталмейстер с 1745 г.; по неосторожности был смертельно ранен во время ружейной охоты 16 августа 1755 г. дофином и умер четыре дня спустя.

… Жена г-на де Шамбора осталась беременна. — Женой маркиза де Шамбора была с 1754 г. Мария Тереза Ле Пти д’Авен (1732—?), родившая 31 января 1756 г., через пол года после смерти мужа, сына — Луи Жозефа Жана Батиста, маркиза де Ла Буассьера де Шамбора (1756–1840), будущего дивизионного генерала (1820).

58 … Род Помпадуров… пресекся в 1722 году в лице маркиза де Помпадура, сыгравшего определенную роль в заговоре Челламаре. — Маркиз де Помпадур — см. примем, к с. 87.

… Пуассон, по слухам, был одним из главных приказчиков братьев Пари… — Братья Пари — см. примем, к с. 202.

… преследуемый Фагоном, который не смел наброситься на них самих… — Фагон, Луи (1680–1744) — французский финансист, сын лейб-медика короля, государственный советник (1715), главный интендант финансов в 1714–1715 и 1722–1744 гг.

… избегнул виселицы и укрылся в Гамбурге. — Гамбург — крупнейший портовый город Германии, расположенный на севере страны, у места впадения реки Эльбы в Северное море, и вплоть до объединения Германии в 1871 г. имевший статус суверенного государства; ныне является одной из шестнадцати земель ФРГ.

… г-жа де Сессак, приятельница г-жи Пуассон, стала так докучать кардиналу… — Госпожа де Сессак — Жанна Тереза Пелагея д’Альбер де Люин (1675–1756), с 1698 г. супруга Луи Гийома де Кастельно де Клермон-Лодева (1629–1705), марказа де Сессака; двоюродная бабка четвертого герцога де Люина.

59 … Орри удалился в Берси… — Берси — селение у юго-восточной окрестности Парижа, на правом берегу Сены, вошедшее в 1860 г. в городскую черту. С 1708 г. Филибер Орри владел там загородным домом, т. н. Малым замком Берси, принадлежавшим прежде герцогу де Жевру, а в 1750 г., после смерти Орри, приобретенным герцогом де Пентьевром. В 20-х гг. XIX в. замок был снесен, а его обширный парк распродан по частям.

… Господина Орри сменил г-н де Машо, интендант Валансьена. — Машо д’Арнувиль, Жан Батист (1701–1794) — французский государственный деятель, интендант Валансьена (1744–1745), генеральный контролер финансов в 1745–1754 гг., государственный секретарь по делам военно-морского флота (1754–1757), хранитель печати (1750–1757); умер в тюрьме во время Террора.

… она назначила на эту должность своего брата, которого сделали маркизом де Вандьером и которого при дворе поспешили окрестить маркизом д’Авантьером. — Имеется в виду Абель Франсуа Пуассон де Вандьер (1727–1781) — младший брат маркизы де Помпадур, в 1751–1773 гг. главноуправляющий королевскими постройками, академиями и мануфактурами, маркиз де Мариньи (1754). Данное ему издевательское прозвище «маркиз д’Авантьер» (d’Avant-hier) созвучное с названием его владения Вандьер (Vandières)? означает «маркиз Позавчерашний».

… В 1746 году она купила у откупщика Русселя поместье Ла-Селль… — Руссель, Жак Жереми (1712–1776) — французский финансист, королевский советник, откупщик (с 1735 г.).

Ла-Селль — замок в селении Ла-Селль-Сен-Клу возле Сен-Клу, в 12 км к юго-западу от Парижа, в соврем, департаменте Ивелин, приобретенный маркизой де Помпадур в 1748 г. у королевского камердинера Франсуа Башелье с целью наблюдать за строительством дворца Бельвю и купленный у нее в 1750 г. Жаком Русселем; значительно перестроенный, он сохранился до нашего времени.

… король подарил ей семьсот пятьдесят тысяч ливров на покупку поместья и замка Креси. — Креси — дворец в селении Креси-Куве, расположенном в 80 км к западу от Парижа, вблизи города Дрё; построенный Луи Александром Вержю (1676–1763), маркизом де Креси, на развалинах прежнего замка, он в 1746 г. стал собственностью маркизы де Помпадур, которая расширила его и украсила, а в 1757 г. продала герцогу де Пентьевру; в годы Революции дворец был уничтожен и превращен в каменоломню.

60 … В том же году она попросила у короля замок Оне… — Оне — загородный дом маркизы де Помпадур, находившийся в нескольких километрах к востоку от дворца Креси, в селении Оне-су-Креси, на берегу речки Блез, притока реки Эр.

… В 1750 году она захотела приобрести павильон Бренборьон, расположенный выше Бельвю… — Бельвю — загородный дворец маркизы де Помпадур, построенный в 1748–1750 гг. вблизи Медона по планам архитектора Жана Кайто Лассюранса (1690–1755); проданный в 1757 г. маркизой Людовику XV и после смерти короля находившийся в пользовании его дочерей, он был разграблен во время Революции и снесен в 1823 г.

Бренборьон («Безделушка») — небольшой двухэтажный павильон вблизи дворца Бельвю, на берегу Сены, построенный в годы Регентства и приобретенный маркизой де Помпадур в 1750 г.; был снесен в 1954 г.

… король купил поместье Мариньи и поспешил подарить его г-ну Пуассону. — Мариньи-ан-Орксуа — небольшое селение на северо-востоке Франции, в Пикардии, в соврем, департаменте Эна, бывшее имение королевского хирурга Ла Пейрони, ставшее 29 января 1750 г. собственностью Франсуа Пуассона, отца маркизы де Помпадур; унаследованное в 1754 г. его сыном, Абелем Франсуа Пуассоном, было возведено в достоинство маркизата.

… В 1752 году г-жа де Помпадур пожелала иметь поместье Сен-Реми, прилегавшее к поместью Креси… — Возможно, имеется в виду селение Сен-Реми-сюр-Авр, расположенное в 10 км к северу от Креси-Куве.

… прибавил к нему триста тысяч ливров для приобретения особняка в Компьене. — Небольшой павильон, построенный для маркизы де Помпадур в 1754 г. в Компьене и именовавшийся Компьенским эрмитажем, был снесен в 1795 г.

… В 1753 году маркизе понравился великолепный дворец графа д'Эврё… — О дворце графа д’Эврё см. примеч. к с. 98.

… она захватила без всякого предупреждения часть того пространства, которое тогда называли Кур-ла-Рен, а теперь называют Елисейскими Полями… — Кур-ла-Рен («Аллея королевы») — длинная аллея, проложенная в 1618 г. королевой Марией Медичи в западном направлении от Тюильри, в сторону селения Шайо, и ставшая началом нынешних Елисейских Полей; обычное место прогулок знати того времени.

… между г-жой де Помпадур и королем Пруссии велись переговоры о покупке Нёвшательского княжества. — Нёвшательское княжество — суверенное владение у восточных границ Франции, со столицей в городе Нёвшатель (нем. Нойенбург) на северо-западной оконечности Нёвшательского озера.

После пресечения в 1707 г. французской Орлеан-Лонгвильской династии князей Нёвшателя, правившей там с 1458 г., его жители избрали своим князем прусского короля Фридриха I (1657–1713; король с 1701 г.), надеясь, что географическая удаленность Нёвшателя от Пруссии позволит им оставаться более свободными; власть прусских монархов над кантоном продолжалась вплоть до революции 1 марта 1848 г. — с перерывом в 1806–1813 гг., когда князем Нёвшательским был наполеоновский маршал Луи Александр Бертье (1753–1815); в 1814 г. Нёвшатель вступил в Швейцарскую конфедерацию, оставаясь при этом по решению Венского конгресса (1815) княжеством под управлением прусского короля.

61 … такие люди, как Верне, Латур и Пигаль, сделались обычными сотрапезниками г-жи де Помпадур… — Верне, Клод Жозеф (1714–1789) — французский живописец, рисовальщик и гравер, один из самых выдающихся пейзажистов своего времени.

Латур, Морис Кантен (1704–1788) — знаменитый французский портретист, работавший преимущественно в технике пастели; с 1750 г. носил звание королевского живописца.

Пигаль — см. примеч. к с. 295.

62 … рассказывал о нем так, как Аладдин по возвращении из своих прогулок по подземелью должен был рассказывать о волшебных садах, по которым он бродил. — Имеется в виду заглавный персонаж арабской народной сказки «Аладдин и волшебная лампа», включенной Антуаном Галланом в его перевод «Тысячи и одной ночи».

… Дюфрени, Мариво и Колле господствовали в этом театре… — Дюфрени, Шарль (ок. 1657–1724) — французский драматург и журналист, автор многочисленных комедий.

Мариво — см. примеч. к с. 58.

Колле, Жан Батист (?–1787) — французский драматург и либретист.

… Этими зрителями были… принц де Тюренн, герцог д’Айен, герцог де Ришелье, г-н де Майбуа, маркиз де Вильруа, г-н де Таванн, граф де Лорж, г-н д’Аржансон, г-н де Куаньи, г-н де Круасси, г-н де Герши, г-н де Шансене, маршал Саксонский, аббат де Берни, Вандьер, Турнеам, де Брионн, Спонхайм, де Субиз, де Бель-Иль, де Сен-Флорантен, де Пюисьё, де Шеврёз, де Люксембург, де Дюрас, де Шон, д’Эстиссак, де Кастри, де Гонто, де Сегюр, де Лонжерон, де Понс, де Баши и Фризен. — Весь этот длинный список Дюма составил, опираясь на мемуары герцога де Ришелье.

Принц де Тюренн — Годфруа Шарль Анри де Ла Тур д’Овернь (1728–1792), принц де Тюренн, с 1771 г. герцог Буйонский.

Господин де Майбуа — вероятно, имеется в виду Ив Мари Демаре (1715–1791), граф, а затем маркиз де Майбуа, французский военачальник, генерал-лейтенант; сын маршала де Майбуа (см. примеч. к с. 326)', умер в эмиграции, в Маастрихте.

Маркиз де Вильруа — возможно, имеется в виду Габриель Луи Франсуа де Невиль (1731–1794), маркиз, а затем (с 1766 г.) пятый герцог де Вильруа.

Господин де Таванн — Шарль Мишель Гаспар де Со (1713–1784), граф де Таванн, бригадный генерал.

Граф де Лорж — Ги Луи де Дюрфор (1714–1775), граф, а с 1758 г. второй герцог де Лорж; генерал-лейтенант (1748).

Господин д’Аржансон — здесь: Марк Пьер де Вуайе де Польми д’Аржансон (см. примеч. к с. 204).

Господин де Куаньи — вероятно, имеется в виду Жан Антуан Франсуа де Франкето (см. примеч. к с. 295), маркиз де Куаньи. Господин де Круасси — Жан Батист Кольбер (1703–1777), маркиз де Круасси, генерал-лейтенант (1744).

Господин де Герши (Guerchy; у Дюма опечатка: Querchy) — см. примеч. к с. 321.

Господин де Шансене — см. примеч. к с. 13.

Аббат де Берни — Франсуа Иоахим де Пьер де Берни (1715–1794), французский церковный и государственный деятель, дипломат и поэт, кардинал (1758), член Французской академии (1744); фаворит Людовика XV; после успешного выполнения нескольких дипломатических миссий получил пост государственно секретаря по иностранным делам (1757–1758); в 1764–1790 гг. архиепископ Альби; с 1769 г. посол при папском престоле; не принял Французскую революцию, остался в Риме и умер там в крайней бедности.

Брионн — Луи Шарль Лотарингский (1725–1761), граф де Брионн (с 1743 г.), главный шталмейстер Франции (1753–1761).

Спонхайм — Христиан IV Пфальц-Цвайбрюккенский (1722–1775), герцог Цвайбрюккенский с 1735 г., немецкий князь, франкофил, под именем графа фон Спонхайма проводивший каждый год по нескольку месяцев при французском дворе и имевший собственную резиденцию в Париже; покровитель наук и искусств.

Субиз — здесь: Шарль де Роган (см. примеч. к с. 313), принц де Субиз.

Сен-Флорантен — Луи III Фелипо (см. примеч. к с. 320), граф де Сен-Флорантен.

Пюисьё — Луи Филожен Брюлар де Силлери (1702–1770), маркиз де Пюисьё (с 1723 г.), французский дипломат, государственный секретарь по иностранным делам в 1747–1751 гг.

Шеврёз — Мари Шарль Луи д’Альбер де Люин (1717–1771), с 1735 г. герцог де Шеврёз.

Люксембург — имеется в виду Шарль II Фредерик де Монморанси-Люксембург (см. примеч. к с. 301), герцог де Пине-Люксембург. Дюрас — вероятно, имеется в виду Эмманюэль Фелисите де Дюрфор (1715–1789), четвертый герцог де Дюрас, сын Жана Батиста де Дюрфора (1684–1770), третьего герцога де Дюраса и маршала Франции; французский военачальник, политик и дипломат, маршал Франции (1775); посол в Испании в 1752–1755 гг., губернатор Бретани, член Французской академии (1775).

Шон — возможно, имеется в виду Мишель Фердинан д’Альбер д’Айи (1714–1759), шестой герцог де Шон.

Д’Эстиссак — Луи Франсуа Арман де Ларошфуко (1695–1783), герцог д’Эстиссак (с 1737 г.), хранитель королевского гардероба. Кастри (Castries; у Дюма опечатка: Castres) — Шарль Эжен Габриель де Ла Круа (1727–1801), четвертый маркиз де Кастри (с 1743 г.), главнокомандующий кавалерией (с 1748 г.), государственный секретарь по делам военно-морского флота (1780–1787), маршал Франции (1783).

Гонто — вероятно, имеется в виду Луи Антуан де Гонто-Бирон (см. примеч. к с. 321).

Сегюр — граф Анри Франсуа де Сегюр (см. примеч. к с. 20).

Ланжерон (Langeron; у Дюма опечатка: Laugeron) — Луи Теодос Андро (1675–1779), третий граф де Ланжерон (с 1702 г.), генерал-лейтенант (1744).

Понс — Эмманюэль Луи Огюст де Понс (1712–1791), шевалье, затем граф де Понс, первый дворянин покоев герцога Орлеанского (с 1752 г.), генерал-лейтенант (1759).

Баши (Baschy; у Дюма опечатка: Daschy) — возможно, имеется в виду Франсуа де Баши (1701–1777), граф де Сент-Эстев, французский дипломат, посол в Португалии (1752–1757) и Венеции (с 1762 г.).

Фризен — Август Генрих фон Фризен (1727–1755), французский военачальник, генерал-майор, племянник графа Морица Саксонского, унаследовавший от него замок Шамбор.

63 … Актерами были граф де Майбуа, Мёз, д’Айен, Круасси, де Вуайе, де Дюрас, Клермон д’Амбуаз, Куртанво и Вильруа. — Вуайе — Марк Рене де Вуайе де Польми д’Аржансон (1722–1782), маркиз де Вуайе, затем граф д’Аржансон; сын графа д’Аржансона, военного министра; генерал-лейтенант (1752), комендант Версаля; известный меценат.

Клермон д’Амбуаз — вероятно, имеется в виду Жан Батист Луи де Клермон д’Амбуаз (1702–1761), маркиз де Клермон д’Амбуаз, генерал-лейтенант (1744).

Куртанво — Франсуа Сезар Ле Телье (1718–1781), маркиз де Куртанво.

… Актрисами — г-жа де Помпадур, г-жа де Бранкас, г-жа де Понс и г-жа де Сассенаж. — Госпожа де Бранкас — Луиза Диана Франсуаза де Клермон-Галлеранд (1711–1784), во втором браке (1738) супруга Луи I де Бранкаса (1663–1739), третьего герцога де Виллара, овдовевшая спустя год после свадьбы; придворная дама принцесс Анриетты и Аделаиды.

Госпожа де Понс — вероятно, имеется в виду Мария Шарлотта Лаллеман де Бе (ок. 1721—?), с 1736 г. супруга графа Шарля Филиппа де Понс де Сен-Мориса (1709–1771), генерал-лейтенанта; придворная дама дофины.

Госпожа де Сассенаж — Мария Франсуаза Камилла де Сассенаж (1704–1786), с 1718 г. супруга Шарля Франсуа, маркиза де Сассенажа (1704–1762), своего кузена, придворного кавалера дофины.

… Таким образом в 1747 году играли «Тартюфа»… — «Тартюф, или Обманщик» («Tartuffe ou l’imposteur») — знаменитая комедия Мольера, поставленная впервые (в первой редакции) в Версале 12 мая 1664 г.; затем (во второй редакции), 5 августа 1667 г., в театре Пале-Рояля и, наконец (в третьей и окончательной редакции), 5 февраля 1669 г., в том же театре.

… Граф де Ноайль, принц де Конти и герцог де Жевр настойчиво добивались приглашения… — Граф де Ноайль — см. примеч. к с. 308.

Принц де Конти — Луи Франсуа де Бурбон-Конти (см. примеч. к с. 258), пятый принц де Конти.

Герцог де Жевр — Франсуа Иоахим Потье (1692–1757), герцог де Жевр с 1722 г.

… Роли в «Тартюфе» исполняли герцог де Ниверне… Лавальер… — Герцог де Ниверне — Луи Жюль Манчини-Мазарини (см. примеч. к с. 295), третий герцог Неверский.

Лавальер — Луи Сезар де Ла Бом Ле Блан (1708–1780), герцог де Лавальер с 1739 г., знаменитый библиофил.

… В 1752 году играли «Венеру и Адониса», героический балет. Слова были Колле, а музыка — Мондонвиля. — «Венера и Адонис» — балет, поставленный впервые 27 апреля 1752 г. в замке Бельвю.

Мондонвиль, Жан Жозеф Кассанеа де (1711–1772) — французский композитор, дирижер и скрипач; придворный капельмейстер (с 1740 г.).

… Шевалье де Клермон играл роль Марса… виконту де Шабо досталась роль Адониса… — Шевалье де Клермон — вероятно, имеется виду Жан Батист Шарль Франсуа де Клермон д’Амбуаз (1728–1792), маркиз де Клермон д’Амбуаз, известный вначале под именем шевалье де Клермона де Галлеранда; генерал-майор (1780), погибший при штурме дворца Тюильри 10 августа 1792 г.

Виконт де Шабо — Луи Огюст де Роган-Шабо (1722–1753), виконт де Шабо (с 1751 г.).

… Лавальер отлично исполнил роль уездного судьи, герцог де Дюрас — Блеза, г-жа де Бранкас прекрасно выступила в роли мельничихи, а г-жа де Помпадур — Колетты. — Речь идет о персонажах комедии «Три кузины» (1700) французского драматурга и актера Флорана Картона Данкура (1661–1725), поставленной в театре маркизы де Помпадур 27 февраля 1747 года.

… Наконец, Дегесс, де Куртанво, де Бёврон и Мельфор с огромным успехом танцевали. — Дегесс — Жан Батист Франсуа Дегесс (1705–1779), французский танцор и хореограф, пользовавшийся покровительством маркизы де Помпадур; уроженец Гааги; в 1738–1757 гг. балетмейстер театра Итальянской комедии.

Бёврон — Анн Франсуа д’Аркур (1727–1797), маркиз, а затем (с 1784 г.) герцог де Бёврон, генерал-лейтенант (1780).

Мельфор — Луи Драммон (1721–1788), граф де Мельфор, французский генерал, происходивший из семьи шотландских эмигрантов, генерал-лейтенант (1780).

XV

64 … оставил должность военно-морского министра, уступив ее г-ну де Руйе… — Руйе, Антуан Луи (1689–1761) — французский государственный деятель, государственный секретарь по делам военно-морского флота в 1749–1754 гг., а затем, в 1754–1757 гг., государственный секретарь по иностранным делам.

65 … Колонну… тоже предстояло потерпеть провал. — Калонн — см. примеч. к с. 144.

66 … умыть руки, подобно Пилату… — Понтий Пилат (ок. 10 до н. э. — ок. 39 н. э.) — наместник (прокуратор) римской провинции Иудея в 26–36 гг., в правление которого, согласно Евангелию, был распят Иисус Христос По свидетельству евангелиста Матфея, Пилат, по требованию толпы приговорив Иисуса к распятию, «умыл руки перед народом» (Матфей, 27: 24), то есть совершил ритуальное омовение рук в знак своей непричастности к грядущей казни праведника.

67 … фракцией духовенства руководил епископ Реннский, фракцией дворянства — г-н де Роган. — Епископ Реннский — Луи Ги де Герапен де Вореаль (см. примеч. к с. 311).

Господин де Роган — Луи Мари Бретань Доминик де Роган-Шабо (1710–1791), пятый герцог де Роган (с 1738 г.), пэр Франции, принц де Леон, генерал-лейтенант (1781), глава фракции знати в провинциальных штатах Бретани.

… невзирая на королевский приказ не покидать Ренн… — Ренн — город на северо-западе Франции, в Бретани, административный центр департамента Иль-и-Вилен; в описываемое время столица провинции Бретань и место заседания парламента.

68 … Ларошфуко, архиепископ Альби, председательствовавший в собрании, заявил… — Ларошфуко, Доминик де (1712–1800) — французский прелат, кардинал (1778), архиепископ Альби (1747–1759), архиепископ Руана (1759–1791), депутат Генеральных штатов (1789).

69 … Вот имена дворян, подвергшихся ссылке, и названия мест, куда они были сосланы… — Дюма позаимствовал все эти имена и топонимы из мемуаров герцога де Ришелье, повторив допущенные там ошибки, которые в нашем переводе исправлены. Разъясним эти топонимы и приведем биографические данные тех немногих персонажей из этого списка, которых нам удалось идентифицировать.

Ангулем — город на юго-западе Франции, в 130 км к северу от Бордо, столица исторической провинции Ангумуа; ныне административный центр департамента Шаранта.

Изиньи — вероятно, имеется в виду селение Изиньи-сюр-Мер в Нижней Нормандии, в соврем, департаменте Кальвадос.

Иссуар — городок в Оверни, в департаменте Пюи-де-Дом.

Сент — город на юго-западе Франции, в соврем, департаменте Приморская Шаранта, на реке Шаранта; столица исторической области Сентонж.

Невер — город в центральной части Франции, на правом берегу реки Луары, у места впадения в нее реки Ньевр; столица исторической области Ниверне и герцогства Неверского; ныне административный центр департамента Ньевр.

Витто — селение в Бургундии, в исторической области Осуа, в 45 км к северо-западу от Дижона, в департаменте Кот-д’Ор.

Гере — город в центральной части Фанции, в Лимузене, один из главных городов средневекового графства Ла-Марш; ныне административный центр департамента Крёз.

Ганна — городок в Оверни, в соврем, департаменте Алье, в 15 км к западу от Виши; его средневековый замок неоднократно использовался в качестве тюрьмы.

Замок Бель-Иль — вероятно, имеется в виду цитадель в городке Ле-Пале на острове Бель-Иль-ан-Мер у побережья Бретани, датируемая 1549 г., перестроенная Фуке и не раз служившая государственной тюрьмой.

Замок Торо — мощная морская крепость на северо-западе Бретани, у входа в бухту Морле на южном берегу Ла-Манша, построенная по планам Вобана в 1689–1745 гг. и с 1720 г. служившая время от времени государственной тюрьмой.

Мон-Сен-Мишель — знаменитое укрепленное аббатство на скалистом острове у северо-западного побережья Франции, относящемся ныне к департаменту Манш.

Сомюр — город на западе Франции, на левом берегу Луары, в соврем, департаменте Мен-и-Луара, известный своим мощным старинным замком.

Господин де Пире — Гийом Габриель Мари Жозеф де Ронивинан (1712–1796), маркиз де При, женой которого с 1732 г. была Франсуаза Луиза Эмилия Видлу (1713–1767).

Господин де Сен-Перн дю Латте — вероятно, имеется в виду Пьер Пласид Мари Анн де Сен-Перн (1720–1784), сеньор дю Латте с 1730 г.

Сенешаль Кентена — Жан Родольф Барон (1716–1794), сеньор дю Тайя, адвокат, сенешаль Кентена (Кентен — городок в Бретани, кантональный центр в департаменте Кот-д’Армор), депутат от третьего сословия в штатах Бретани в 1748–1752 гг., отправленный в августе 1752 г. в ссылку в Монморийон и получивший свободу лишь два года спустя; в 1785 г. был возведен в дворянство.

70 … что… поставило его в положение г-на де Ланже, проигравшего в один и тот же год две судебные тяжбы… — Здесь явно имеется в виду Рене де Кордуан, маркиз де Ланже (1628—?), который в 1659 г. по иску своей супруги с 1653 г. Марии де Сен-Симон (ок. 1639–1670), был в судебном порядке признан импотентом и разведен с ней, но в 1661 г. женился снова, на этот раз на Диане де Монто-Навайль (ок. 1628–1717), сводной сестре маршала де Навайля, и имел от нее семерых детей, однако все его попытки оспорить после этого успеха решение суда ни к чему не привели.

… Пор-Рояля более не существовало… — Пор-Рояль — см. примем, к с. 81.

… Массийон, последний из великих гениев церковной кафедры, умер в 1742 году. — Массийон, Жан Батист (1663–1742) — французский прелат, известный проповедник; епископ Клермонский (1717), член Французской академии (1718).

… церковная партия назначила на место г-на де Бельфона, бывшего архиепископа Арля, г-на Кристофа де Бомона, архиепископа Вьенна. — Бельфон, Жак Бонн-Жиго де (1698–1746) — французский прелат, епископ Байонны (1735–1741), архиепископ Арля (1741–1746), архиепископ Парижа с 14 марта по 20 июля 1746 г., скончавшийся от оспы.

Бомон, Кристоф де (1703–1781) — французский прелат, епископ Байонны (1741–1745), архиепископ Вьенна (1745–1746), архиепископ Парижа (1746–1781).

71 … воспользоваться привилегией, связанной с его титулом герцога де Сен-Клу и званием пэра… — Кристоф де Бомон был пятым носителем ненаследственного титула герцога де Сен-Клу, созданного в 1674 г. и привязанного к должности архиепископа Парижского.

… отыскивали ирландских бедняков в воспетом поэтами Зеленом Эрине… — Зеленый Эрин — поэтическое название Ирландии.

72 … великих мужей, красноречие и веру которых нередко сравнивали с красноречием и верой отцов Церкви и которых звали Фенелон, Боссюэ, Мабийон, Кальме и Ноайль… — Фенелон — см. примеч. к с. 41.

Боссюэ — см. примеч. к с. 144.

Мабийон, Жан (1632–1707) — французский монах-бенедиктинец, историк, родоначальник палеографии и дипломатики.

Кальме, Огюстен (1672–1757) — французский монах-бенедиктинец, эрудит, комментатор Священного Писания.

… Бовилье, который создал ученые труды на темы Священного Писания, но, преследуемый иезуитами, был вынужден покинуть свою епархию… — Бовилье — Франсуа Оноре Антуан де Бовилье де Сент-Эньян (1682–1751), французский прелат, епископ Бове в 1713–1728 гг.

… аббат Пюсель, златоуст, который, возможно, принес бы честь Церкви… — Пюсель, Рене (1655–1745) — французский магистрат, племянник маршала Катина; иподиакон, церковный советник Большой палаты Парижского парламента (1684), член совета веры в эпоху Регентства, янсенист; с 1694 г. аббат-коммендатор бенедиктинского монастыря святого Леонарда в Корбиньи.

… аббат Нолле, которого влияние Буайе лишало всякой надежды на вознаграждение… — Нолле, Жан Антуан (1700–1770) — французский священник и физик-экспериментатор, известный своими исследованиями в области электричества, молекулярной физики и оптики; член Парижской академии наук (1739).

Буайе, Жан Франсуа (1675–1755) — французский прелат, епископ Мирпуа в 1730–1736 гг., воспитатель дофина (с 1736 г.); известный проповедник, член Французской академии (1736); обскурант и ожесточенный противник янсенистов, придумавший т. н. «свидетельство об исповеди», без которого умирающий не мог получить предсмертного причастия.

… аббат де Берни, которого его поэзия, несколько легкомысленная, лишала всякой надежды на благоволение со стороны Церкви… — Берни — см. примеч. к с. 62.

… аббат Велли, который жил впроголодь… — Велли, Поль Франсуа (1709–1759) — французский иезуит; историк и переводчик, автор компилятивной «Истории Франции» (ее первые тома вышли в 1755 г.), которую он успел довести лишь до царствования короля Филиппа Красивого.

… аббат Верто, который, живя на заработки от своих книг, не имел времени что-либо менять в написанных им сочинениях… — Верто, Рене Обер де (1655–1735) — французский священник и плодовитый историк, стремившийся в своих сочинениях прежде всего поведать о драматической стороне исторических событий, а не скрупулезно изложить их; автор многих исторических трудов, в том числе «Истории Мальтийского ордена» (1726), в которой, среди прочего, речь шла о происходившей в 1522 г. осаде турками Родоса, тогдашней резиденции ордена; рассказывают, что, когда автору предложили уточнить некоторые факты, касающиеся этого важного исторического события, он ответил словами, вошедшими в поговорку: «Моя осада уже закончена».

… аббат де Сен-Пьер, которого, несмотря на его знатное происхождение, уже давно исключили из Академии и лишили духовного сана… — Сен-Пьер, Шарль Ирене Кастель де (1658–1743) — французский писатель, публицист и дипломат, поборник идеи вечного мира; пятый сын Шарля Кастеля (?–1676), маркиза де Сен-Пьера, и его жены с 1642 г. Мадлен Мари Жиго де Бельфон (ок. 1624–1664); член Французской академии с 1695 г.; за свои сочинения, где он критиковал Людовика XIV за несправедливые войны и отмену Нантского эдикта, в 1718 г. был исключен из Академии.

… аббат де Мабли, родственник г-на де Тансена… — Мабли, Габриель Бонно де (1709–1785) — французский просветитель и философ, автор трудов по международному праву; родственник кардинала де Тансена и до 1746 г. его секретарь.

… Бюффон пытался поставить естествознание выше всех прочих наук. — Бюффон, Жорж Луи Леклер, граф де (1707–1788) — французский математик, физик, геолог и естествоиспытатель, с 1739 г. директор Ботанического сада в Париже; автор трудов по описательному естествознанию, подвергавшихся жестокому преследованию со стороны духовенства.

… подобно джинну из «Тысячи и одной ночи», заключенному в кувшин, ждал лишь того неосторожного рыбака, что должен был выпустить его на свободу, сломав печать Соломона. — Имеется в виду заглавный персонаж «Сказки о рыбаке», вытянувший из моря медный кувшин, запечатанный свинцом с оттиском перстня царя Соломона, сына Давидова, который заточил туда джинна-вероотступника.

… Тот, кто отказал ему в причастии… был уставным каноником конгрегации Святой Женевьевы и звали его Буэттен. — Буэттен (Bouettin; у Дюма опечатка: Bonetin) — Пьер Франсуа Жоашен Буэттен (?–1787), кюре парижской церкви святого Стефана-на-Холме, уставной каноник конгрегации Святой Женевьевы, в 1754–1787 гг. пятьдесят второй аббат монастыря Уаньи в Отёнской епархии.

… решил исповедоваться кюре церкви святого Павла… — Вероятно, имеется в виду старинная церковь святого Павла-в-Полях, находившаяся в правобережной части Парижа, на улице Сен-Поль, на месте домовладений № 30–32; она была закрыта в 1790 г., а через девять лет снесена.

75 … в этом отношении особенно отличились архиепископы Санса и Тура, а также епископы Амьена, Орлеана, Лангра и Труа. — В описываемое время главами указанных диоцезов были:

Жан Жозеф Ланге де Жержи (1677–1753), архиепископ Санса в 1730–1753 гг.;

Бернарден де Россе де Флёри (1718–1781), архиепископ Тура в 1750–1773 гг.;

Луи Франсуа Габриель де Ла Мот (1683–1774), епископ Амьена в 1733–1774 гг.;

Никола Жозеф де Пари (1680–1757), епископ Орлеана в 1733–1753 гг.;

Жильбер Гаспар де Монморен де Сент-Эрем (1691–1770), епископ Лангра в 1734–1770 гг.;

Матьяс Понсе де Ла Ривьер (1707–1780), епископ Труа в 1742–1758 гг.

76 … Беррье, новый префект полиции, обнародовал собственные указы… — Беррье, Никола Рене (1703–1762) — французский государственный деятель, протеже маркизы де Помпадур, начальник полиции в 1747–1757 гг., государственный секретарь по делам военно-морского флота в 1758–1761 гг., хранитель печати в 1761–1762 гг.

77 … в эпоху системы Джона Ло, когда требовалось населить Канаду и Луизиану. — Канада — здесь: французская колония, основанная в 1534 г. на северо-востоке Северной Америки, на берегах реки Святого Лаврентия, и территориально соответствующая франкоязычным провинциям Квебек и Онтарио нынешнего государства Канада; часть т. н. Новой Франции; в 1763 г., по условиям Парижского мирного договора, положившего конец Семилетней войне (1756–1763), перешла под власть Великобритании.

… некая г-жа Коньян устроила похищение своего мужа… — Подробность о госпоже Коньян (Сотап; у Дюма опечатка: Сотаи) заимствована из сочинения Капфига.

… ее крики слышатся во всем квартале Сент-Антуан. — Сент-Антуан — восточный квартал в правобережной части старого Парижа, сложившийся вокруг аббатства святого Антония-в-Полях и в описываемое время населенный в основном беднотой. Бунт 16 мая 1750 г., о котором рассказывает здесь Дюма, начался на улице Нонен-д’Йер, расположенной в этом квартале.

… чтобы сделать с ним нечто столь же гнусное, как то, что происходило на пиршестве Пелопидов. — Пелопиды — в древнегреческой мифологии потомки Пелопса, царя Пелопоннеса, Фиест и Атрей, на которых за злодеяние отца боги наслали вражду: они боролись между собой за царскую власть в Микенах, и в ходе этой борьбы Атрей убил сыновей Фиеста, приготовил из их мяса жаркое и, призвав Фиеста на пир, угостил брата этим блюдом. Этот чудовищный миф стал сюжетом трагедии Вольтера «Пелопиды, или Атрей и Фиест» (1772).

… это собственными руками сделала г-жа Беррье. — Женой начальника полиции была с 1738 г. Катрин Мадлен Жор де Фрибуа (ок. 1717–1802), дочь богатого откупщика, немало способствовавшая карьере своего мужа.

79 … со стороны ворот Сент-Оноре… ничто не смогло бы сдержать бунт… — Ворота Сент-Оноре — здесь: ворота в западной части городской стены Парижа, построенные в 1632–1634 гг. в конце улицы Сент-Оноре, там где она переходит в улицу Предместья Сент-Оноре; эти ворота, находившиеся примерно в километре к западу от прежних ворот Сент-Оноре, возведенных в кон. XIV в. и разрушенных в 1636 г., были, в свою очередь, снесены в 1773 г.

… Первая, сооруженная позади Военной школы, на дороге в Севр и Вожирар, предназначалась для французских гвардейцев. — Военная школа — имеется в виду Королевская военная школа, которая была создана указом Людовика XV от 22 января 1751 г. и величественное здание которой было построено в 1751–1780 гг. по планам архитектора Анжа Жака Габриеля (1698–1782) в левобережной части Парижа, рядом с домом Инвалидов.

Севр — селение (ныне город в департаменте О-де-Сен) в 10 км к юго-западу от центра Парижа.

Вожирар — южное предместье Парижа, в 1860 г. вошедшее в городскую черту.

… Вторая, построенная в Рюэле, между дорогами в Версаль и Сен-Жермен, предназначалась для швейцарских гвардейцев. — Рюэль — селение (ныне город Рюэй в департаменте О-де-Сен) в 12 км к западу от центра Парижа, на левом берегу Сены.

… третья, построенная в Курбевуа… должна была господствовать над Сеной и паромной переправой Нёйи… — Курбевуа — селение (ныне город, относящийся к департаменту О-де-Сен) в 8 км к северо-западу от центра Парижа, на левом берегу Сены.

Нёйи (ныне город Нёйи-на-Сене) — селение в 8 км к западу от центра Парижа, на правом берегу Сены, напротив Курбевуа. Начиная с сер. XII в. в Нёйи существовала паромная переправа через Сену, служившая важным элементом дороги из Парижа в Нормандию.

… приказал проложить ту широкую дорогу, которая соединяет Булонский лес с Сен-Дени и которую еще и сегодня называют дорогой Мятежа. — Дорога Мятежа, вначале официально называвшаяся дорогой Принцев, а с 1848 г. — проспектом Ворот Майо и предназначавшаяся для того, чтобы связать Версаль с Сен-Дени в обход Парижа, была проложена в 1730 г., задолго до бунта 1750 г.; впоследствии она оказалась перерезана новой крепостной стеной, окружившей город в 1841–1844 г., часть ее вошла в городскую черту, и отдельные ее участки получили собственные названия.

… именно на этой дороге 13 июля 1842 года разбился насмерть герцог Орлеанский… — Герцог Орлеанский — здесь: Фердинанд Орлеанский (1810–1842), старший сын и наследник Луи Филиппа I, последнего французского короля; до 1830 г. герцог Шартрский; погиб 13 июля 1842 г. в результате несчастного случая: разбился насмерть, выскочив на ходу из коляски, лошади которой понесли.

… полицейская запись, которую приводит Пеше… — Пёше, Жак (1758–1830) — французский литератор, журналист, статистик и архивист префектуры полиции в 1815–1827 гг., автор шеститомного сочинения «Записки, извлеченные из архивов полиции Парижа, дабы служить изучению истории морали и полиции» («Mémoires tirés des Archives de la Police de Paris, pour servir à l’histoire de la morale et de la police»; 1827). Подробности, связанные с бунтом в Париже в мае 1750 г., изложены во втором томе этого сочинения.

80 … В 1749 году в Париж прибыл татарский князь… — Ж.Пёше называет этого русского вельможу «knès Trespatky»: трудно сказать, что скрывается за этой причудливой транскрипцией имени.

… был настоящим великаном, внуком тех титанов, которые во времена бунта Юпитера штурмовали небо… — Здесь имеются в виду гиганты — в древнегреческой мифологии смертные потомки древних богов, огромные чудовища с человеческим телом и драконовым хвостом, не признавшие владычества Зевса (рим. Юпитера), который свергнул своего отца Кроноса, и начавшие по призыву богини Геи штурмовать Олимп; все они погибли в бою.

… князю, находившемуся в опале у императора Ивана VI, было заявлено, чтобы он и не думал являться в Версаль… — Иван VI (Иоанн Антонович; 1740–1764) — российский император с 17 (28) октября 1740 г. по 25 ноября (6 декабря) 1741 г., правнук царя Ивана V, внучатый племянник императрицы Анны Иоанновны, внук ее старшей сестры Екатерины Иоанновны (1691–1733), сын принцессы Анны Леопольдовны Мекленбург-Шверинской (1718–1746) и ее мужа с 1739 г. герцога Антона Ульриха Брауншвейг-Вольфенбюттельского (1714–1774); правление при императоре-младенце возглавлял сначала Бирон, а затем регентшей стала Анна Леопольдовна; был свергнут Елизаветой Петровной, затем всю жизнь томился в тюрьмах и был убит в возрасте двадцати четырех лет при попытке его освобождения.

Заметим, что что Ж.Пёше датирует приезд таинственного князя Trespatky в Париж 1749 г., когда царя-младенца Ивана VI уже много лет не было на престоле.

83 … Людовик XV, обвиненный в преступлении, в каком некогда обвиняли Людовика XI, приказал полиции отыскать истоки всех этих слухов… —Людовик XI (1423–1483) — король Франции с 1461 г.; старший сын Карла VII (1403–1461; провозглашен королем в 1422 г.) и его жены с 1422 г. Марии Анжуйской (1404–1463); деспотичный, коварный и умелый политик, заложивший основы абсолютной монархии и сделавший Францию экономически сильной и могущественной державой; стремясь к централизации государства и укреплению короны, не гнушался в борьбе с противниками, в основном крупными феодалами, ни обманом, ни террором, ни подкупом, ни клятвопреступлением.

… завершим историю этих шести лет, в течение которых… зародилась Канадская война… — Французская колония Канада была одним из важнейших театров Семилетней войны (1756–1763), и Канадской войной, видимо, автор называет происходившие там военные действия; в англоязычной литературе эта война именуется Франко-индейской.

… неожиданное бракосочетание герцогини де Буффлер и герцога Люксембургского. — Брачный союз вдовствующей герцогини де Буффлер (см. примеч. к с. 321) и герцога Люксембургского (см. примеч. к с. 301), также овдовевшего за три года до этого, был заключен 29 июня 1750 г.

84 … Господин де Трессан придал своей песенкой дополнительную известность этой уже весьма известной особе. — Господин де Трессан — Луи Элизабет де Ла Вернь (1705–1783), граф де Трессан, французский писатель, поэт и переводчик, известный своими переделками средневековых рыцарских романов.

85 … герцог Люксембургский действительно получил должность командира гвардейцев, ставшую вакантной после смерти маршала д’Аркура. — Маршал Франсуа д’Аркур (см. примем, к с. 36), умерший 10 июля 1750 г., в 1718–1750 гг. занимал должность капитана 3-й роты французской гвардии, и именно на этой должности его сменил герцог Люксембургский.

… в замке Шамбор, подаренном ему королем, умер маршал Саксонский… — Шамбор — королевский замок в долине Луары, в 14 км к востоку от Блуа, построенный по приказу короля Франциска I в 1519–1547 гг.; архитектурный шедевр эпохи Ренессанса. В 1725–1733 гг. он служил резиденцией Станислава Лещинского, а 25 августа 1745 г. Людовик XV отдал заброшенный к тому времени замок во владение Морицу Саксонскому, назначив маршала его пожизненным комендантом, и там прославленный военачальник провел последние годы своей жизни; умер он 30 ноября 1750 г.

… король не мог оказать ему такие же погребальные почести, какие были оказаны г-ну де Тюренну… — Маршал де Тюренн был удостоен высшей посмертной почести: его похоронили в базилике Сен-Дени, в усыпальнице французских королей. Однако в 1793 г., во время Революции, гробницу маршала осквернили, его прах был на несколько месяцев выставлен на всеобщее обозрение в базилике, затем перевезен в музей Французских памятников, открытый в 1795 г., а в 1800 г. перезахоронен в доме Инвалидов.

… Пигалю поручено было создать памятник победителю при Фонтенуа и Рокуре… — Монументальная гробница Морица Саксонского, созданная Ж.Б.Пигалем, была установлена на клиросе протестантского храма святого Фомы в Страсбурге, над склепом, где покоятся останки прославленного военачальника, погребенного вначале в т. н. Новом храме этого города.

… Двенадцатого сентября того же года дофина родила герцога Бургундского. — Герцог Бургундский — Луи Жозеф Ксавье (1751–1761), герцог Бургундский, старший внук Людовика XV, в девятилетием возрасте умерший от костного туберкулеза.

… г-н де Монмартель, хранитель королевской казны, устраивает еще триста браков. — Монмартель, Жан Пари де (1690–1766) — французский финансист, один из братьев Пари, крестный отец маркизы де Помпадур, хранитель королевской казны в 1724–1755 гг.

86 … Президент Леви, автор «Исторического дневника Людовика XV», подсчитал… — Этот подсчет приведен на стр. 535 второго тома сочинения президента Леви (см. примеч. к с. 19).

… припев «Как славно все же нищим быть» придумал вовсе не Беранже… — Беранже, Пьер Жан (1780–1857) — французский поэт-песенник, убежденный демократ; сумел преобразить избранный им жанр песни, поднявшись до лучших образцов лирической и политической поэзии.

Здесь имеется в виду рефрен «Vivent les gueux!» стихотворения «Нищие» («Les gueux»; 1812) Беранже.

… Четвертого февраля 1752 года в аббатстве святой Женевьевы, куда он удалился за несколько лет до этого, умирает герцог Орлеанский… — Аббатство святой Женевьевы, располагавшееся в левобережной части Парижа, на возвышенности, где теперь стоит Пантеон, было основано королем Хлодвигом I в 502 г.; во время Революции аббатство упразднили, а старинную монастырскую церковь, служившую местом погребения святой Женевьевы (423—ок. 512), покровительницы Парижа, и к кон. XVIII в. обратившуюся в руины, в 1802–1807 гг. снесли.

Герцог Луи I Орлеанский (см. примем, к с. 13), отличавшийся чрезвычайной набожностью, удалился в аббатство святой Женевьевы в 1742 г. и провел там последние десять лет своей жизни.

… Двадцать девятого июня в Риме умирает знаменитый кардинал Альберони. — О кардинале Альберони, умершем 26 июня 1752 г., см. примеч. к с. 78.

87 … Двадцать восьмого февраля 1753 года в свой черед умирает герцогиня Менская. — Герцогиня Менская (см. примеч. к с. 11) умерла 23 января 1753 г.

… Двадцать третьего августа 1754 года дофина родила сына, получившего имя герцога Беррийского… — Герцог Беррийский — Луи Огюст (1754–1793), третий внук Людовика XV, будущий король Людовик XVI, правивший в 1774–1791 гг. и казненный во время Революции, 21 января 1793 г.

… Смерть Монтескьё, графа фон Лёвендаля и принца Домбского стали важнейшими событиями 1755 года. — Эти смерти случились соответственно 10 февраля, 27 мая и 1 октября 1755 г.

… он вынужден искать спасения в бегстве и скрываться то у г-жи дю Шатле, то у герцогини Менской… — Госпожа дю Шатле — Габриель Эмилия Ле Тоннелье де Бретёй, маркиза дю Шатле (1706–1749), французская писательница; получила блестящее образование; молодость провела при дворе Людовика XV, окруженная интеллектуалами и поклонниками; разойдясь с мужем, маркизом Флораном Клодом дю Шатле-Ломоном (1695–1750), за которого она вышла замуж в 1725 г., в 1733 г. сблизилась с Вольтером, вынужденным в 1734 г. бежать из Франции после того, как его сочинения были приговорены Парламентом к сожжению, и до самой смерти прожила с ним в своем поместье Сире в Шампани.

88 … ставит «Семирамиду», которая проваливается; сбегает в Пруссию; с успехом ставит «Катилину»… — «Семирамида» («Sémiramis») — трагедия Вольтера, поставленная впервые на сцене Комеди-Франсез 29 августа 1748 г.

В 1751 г., подозреваемый в политической неблагонадежности, Вольтер бежал в Пруссию, с королем которой, Фридрихом Великим, он с 1736 г. находился в переписке; однако два года спустя он покинул Пруссию и поселился в Швейцарии, где жил почти до самой смерти.

О трагедии Вольтера «Катилина» см. примеч. к с. 59.

… Взгляните на портрет Людовика XV кисти Ван Лоо… — Здесь, вероятно, имеется в виду парадный портрет Людовика XV (масло по холсту, 157x144 см), написанный придворным французским художником Луи Мишелем Ван Лоо (1707–1771) ок. 1760 г. и хранящийся ныне в Муниципальной библиотеке Версаля.

… Создайте мне сады Альцины, описанные Ариосто… — Альцина — персонаж поэмы «Неистовый Орландо» итальянского поэта Лудовико Ариосто (1474–1533), фея, хозяйка волшебного острова, вселяющая любовь к ней всех, кто попадает на этот остров, и превращающая их в деревья, камни, ручьи и животных.

89 … вы, господин де Монмартель, — сын кабатчика; вы, господин де Савалетт, — сын торговца уксусом; ты, Буре, — сын лакея… — Господин де Савалетт — здесь: Шарль Савалетт (1683–1756), французский финансист, составивший себе огромное состояние благодаря спекуляциям с акциями банка Джона Ло; королевский откупщик (1724–1749); внук лавочника, торговавшего уксусом в квартале Маре, сын богатого нотариуса; отец упоминавшегося выше Шарля Пьера Савалетта (см. примеч. к с. 30).

Буре, Этьенн Мишель (1709–1777) — богатейший французский финансист, состояние которого оценивалось в сорок миллионов ливров; с 1741 г. королевский откупщик, с 1752 г. директор почтового ведомства; разорившись на операциях с недвижимостью, покончил с собой, приняв яд.

… Вместе с Суффло, Кошеном и Лебланом он отправляется в Италию… — Суффло, Жак Жермен (1713–1780) — знаменитый французский архитектор, представитель неоклассицизма; по его планам в 1758–1789 гг. было построено здание Пантеона в Париже.

Кошен, Шарль Никола (1715–1790) — французский гравер и рисовальщик, сопровождавший маркиза де Вандьера в его путешествии по Италии в 1749–1751 гг.

Леблан, Жан Бернар (1707–1781) — французский священник, писатель и переводчик, адвокат Парижского парламента; историограф ведомства Королевских построек.

… итальянцы будут называть меня маркизом де Мариньером; это естественно, ведь по отцу я Пуассон. — Здесь игра слов: фр. Мапшег означает «Моряк», а Ротззоп — «Рыба».

90 … собирает большую коллекцию полотен Рубенса… — Рубенс, Питер Пауэл (1577–1640) — знаменитый фламандский живописец и дипломат.

… за пенсион в десять тысяч ливров покупает у Пико секрет, как переводить произведение живописи, не нанося ему ущерба, с одного полотна на другое. — Пико — здесь: Робер Пико (1705–1782), французский художник-реставратор, изобретатель перевода живописи на новое основание; отец реставратора Жана Мишеля Пико (1744–1814).

… Именно таким образом он спасет от гибели шедевр Андреа дель Сарто и «Святого Михаила» Рафаэля. — Андреа дель Сарто (настоящее имя — Андреа д’Аньоло ди Франческо; 1486–1530) — итальянский живописец, представитель флорентийской школы Высокого Возрождения. В 1750 г. Р.Пико перенес на новое полотно картину Андреа де Сарто «Милосердие» («La Charité»; масло по холсту, 185x137), написанную ок. 1518 г. для французского короля Франциска I и хранящуюся ныне в музее Лувра.

Знаменитую картину «Святой Михаил, поражающий дьявола» (268х160 см) великого итальянского живописца архитектора Рафаэля Санти (1483–1520), созданную в 1518 г. по заказу папы Льва X для подарка королю Франциску I, великому магистру ордена святого Михаила, Р.Пико отреставрировал в 1751 г., перенеся изображение с дерева на полотно; ныне она хранится в Музее Лувра.

… И потому она придумала Олений парк. — Олений парк — особняк в одноименном квартале города Версаля, предназначавшийся для встреч короля с часто менявшимися юными любовницами; инициатором создания этого дома свиданий, который многие считали просто гаремом, стала в 1752 г. маркиза де Помпадур.

… если только сама она оставалась… Шехерезадой, которая должна была посредством своего ума, своих навыков и своих сказок развлекать султана в продолжение тысячи и одной ночи. — Шехерезада — героиня сборника сказок «Тысяча и одна ночь», сюжетным обрамлением которого служит история прекрасной и мудрой Шехерезады, сумевшей укротить жестокого царя Шахрияра.

XVI

91 … Англия и Франция, эти два старинных врага, противостоявшие другу другу в битвах при Креси, Пуатье и Азенкуре… — Креси-ан-Понтьё — селение на севере Франции, в Пикардии, в соврем, департаменте Сомма. Близ него 26 августа 1346 г. состоялось одно из важнейших сражений Столетней войны, в ходе которого английские войска под командованием короля Эдуарда III Плантагенета (1312–1377; правил с 1327 г.) одержали решительную победу над французской армией, находившейся под началом короля Филиппа VI Валуа (1293–1350; правил с 1328 г.) и в несколько раз превосходившей численностью английскую армию.

О битве при Пуатье см. примеч. к с. 33.

Азенкур — небольшое селение на севере Франции, в соврем, департаменте Па-де-Кале. 25 октября 1415 г., в ходе Столетней войны, рядом с этим селением произошла битва, в которой английская армия под началом короля Генриха V (1387–1422; правил с 1413 г.), разгромила французскую армию, значительно превосходившую ее численностью и находившуюся под командованием коннетабля Шарля I д’Альбре (ок. 1370–1415). Следствием этой победы англичан стало подписание 21 мая 1420 г. в Труа постыдного для французов договора, в соответствии с которым Генрих V объявлялся наследником французского престола.

… Англия имела в Индии лишь пять факторий: Бомбей, Биджапур, Мадрас, Калькутту и Чандернагор. — Бомбей (с 1996 г. Мумбаи) — портовый город на западе Индии, на побережье Аравийского моря; основанный ок. 1672 г. как торговая фактория Ост-Индской компании и военный опорный пункт англичан, вскоре стал основной базой английской колонизации Западной Индии; ныне является административным центром штата Махараштра.

Биджапур — город на западе Индии, в индийском штате Карнатака; с 1818 г. находился под управлением Британской Ост-Индской компании.

Мадрас (с 1996 г. Ченнаи) — город на юго-востоке Индии, на берегу Бенгальского залива, основанный англичанами в 1639 г.; ныне является административным центром штата Тамилнад. Калькутта (с 2001 г. Кблката) — портовый город на северо-востоке Индии, в дельте реки Ганг, до 1911 г. являвшийся столицей Британской Индии; образовался в кон. XVII в. из фактории английской Ост-Индской компании, построенной ею крепости и близлежащих деревень; в XVIII–XIX вв. служил опорным пунктом английских колонизаторов и базой их проникновения в центральные районы Индии; ныне является административным центром штата Западная Бенгалия.

Чандернагор (соврем. Чанданнагар) — небольшой город на северо-востоке Индии, в дельте Ганга, в 30 км к северу от Калькутты; основанный ок. 1673 г., он до 1950 г. (с перерывами) был владением Франции и служил одним из важнейших французских торговых портов в Индии.

… В Северной Америке ей принадлежали Ньюфаундленд и та прибрежная полоса, что тянется, подобно бахроме, от Акадии до Флориды. — Ньюфаундленд — остров площадью 111 390 км² у северовосточных берегов Северной Америки, отделяющий залив Святого Лаврентия от Атлантического океана; ныне является частью канадской провинции Ньюфаундленд и Лабрадор.

Акадия — французская колония в Северной Америке, на востоке современной Канады, основанная в 1604 г. и включавшая полуостров Новая Шотландия, провинцию Нью-Брансуик (Новый Брауншвейг) и несколько соседних островов в Атлантическом океане; завоеванная во время войны за Испанское наследство англичанами, она по условиям Утрехтского мира отошла к Великобритании.

Флорида — полуостров на юго-востоке Северной Америки, омываемый с востока водами Атлантического океана, а с запада — Мексиканского залива; бывшее владение Испании, проданное ею в 1819 г. США и ставшее в 1845 г. 27-м штатом США.

…Ее единственным владением на Багамской банке были Лукайские острова; из Малых Антильских островов ей принадлежал лишь остров Барбуда; в Американском заливе — Ямайка. — Багамская банка — обширная песчано-коралловая отмель площадью около 180 000 км², расположенная в западной части Атлантического океана, к юго-востоку от Флориды.

Лукайские острова (ныне называются Багамскими) — архипелаг общей площадью 10 070 км² в области Багамской банки, состоящий из 700 островов и 2000 коралловых рифов и первоначально населенный индейским племенем лукайянов; его крупнейшие острова: Андрос, Нью-Провиденс, Большая Багама; в 1718–1973 гг. являлся британской колонией.

Малые Антильские острова — юго-восточная часть Антильских островов, архипелага в Атлантическом океане, расположенного между Северной и Южной Америкой и огромной дугой окаймляющего с севера и востока Карибское море; в эту часть архипелага, которая делится на Подветренные и Наветренные острова, входят около 50 островов, крупнейшими из которых являются Тринидад, Тобаго, Мартиника, Бас-Тер, Гранд-Тер, Антигуа, Барбуда, Барбадос, Сент-Люсия, Маргарита и др.

Барбуда — остров площадью 161 км², входящий в группу Наветренных островов и с 1666 по 1981 гг. являвшийся английской колонией; ныне входит в состав государства Антигуа и Барбуда. Американский залив — вероятно, имеется в виду т. н. Американское Средиземноморье: Мексиканский залив и связанное с ним Юкатанским проливом Карибское море.

Ямайка — остров площадью 10 991 км² в Карибском море, относящийся к группе Больших Антильских островов и с 1655 по 1962 гг. являвшийся английской колонией.

… в экваториальной части океана Англия имела в качестве корабельной стоянки лишь печальной памяти остров Святой Елены. — Святая Елена — небольшой скалистый остров в южной части Атлантического океана, площадью 122 км², главный город и порт — Джеймстаун; с 1657 г. находился под управлением английской Ост-Индской компании и служил местом стоянки судов, совершавших плавание из Англии в Индию и обратно; ныне входит в состав британской заморской территории Острова Святой Елены, Вознесения и Тристан-да-Кунья, созданной в 2009 г.

На острове Святой Елены с 17 октября 1815 г. до дня своей смерти (5 мая 1821 г.) находился в ссылке Наполеон Бонапарт.

… Она владела всей линией построенных Бобаном крепостей, которые являются ключом к Нидерландам и тянутся от Филипсбурга до Дюнкерка. — Вобан, Себастьен Ле Претр (1633–1707) — выдающийся французский военный инженер, маршал Франции (1703); с 1678 г. руководитель ведомства, отвечавшего за строительство фортификационных сооружений, портов и каналов во Французском королевстве.

…по договору 1748 года она приобрела покровительственное влияние на Геную, Модену, Парму, Пьяченцу и Гвасталлу. — Имеется в виду Ахенский мирный договор (см. примеч. к с. 38), завершивший войну за Австрийское наследство.

92 …Ей принадлежали Квебек, Монреаль, Мобиль и Новый Орлеан… — Квебек — город в Канаде, в устье реки Святого Лаврентия, административный центр одноименной провинции; основанный французами в 1608 г., в 1759 г. был захвачен английскими войсками. Монреаль — город на реке Святого Лаврентия, основанный французскими колонистами в 1642 г.; был занят британскими войсками после капитуляции 8 сентября 1760 г.; ныне является вторым по величине городом в Канаде.

Мобиль (англ. Мобил) — портовый город в Луизиане, в 230 км к северо-востоку от Нового Орлеана, в одноименной бухте Мексиканского залива, относящийся ныне к штату Алабама США; был основан французами в 1702 г. и получил название по имени обитавшего там индейского племени; до 1720 г. являлся столицей французской колонии; в 1763 г. был передан Великобритании. Новый Орлеан — город на юге США, в штате Луизиана, у места впадения реки Миссисипи в Мексиканский залив; основанный в 1718 г. французами и названный в честь регента Филиппа II Орлеанского, с 1722 г. служил центром французской колонии Луизиана; в 1803 г. был вместе со всей Луизианой продан США.

… крепости Фронтенак, Сен-Шарль, Сен-Пьер и Морепа наперегонки воздвигались на Канадских озерах. — Форт Фронтенак был построен в 1675 г. Луи де Бюадом (1622–1698), графом де Фронтенаком, губернатором Новой Франции в 1672–1682 гг., у восточной оконечности озера Онтарио, вблизи истока из него реки Святого Лаврентия, там, где теперь стоит канадский город Кингстон; 27 августа 1758 г. его захватили английские войска.

Форт Сен-Шарль был построен в 1732 г. на западном берегу Лесного озера, которое находится на границе Канады (провинции Манитоба и Онтарио) и американского штата Миннесота; в 1749 г. этот форт, сооруженный, как и все упомянутые ниже, французским офицером, купцом и исследователем Пьером Готье де Варенном, сьером де Ла Верандри (1685–1749), был покинут.

Форт Сен-Пьер был сооружен в 1731 г. на западном берегу озера Рейни-Лейк («Дождевого»), расположенного на границе канадской провинции Онтарио и американского штата Миннесота.

Форт Морепа был построен в 1735 г. в устье реки Ред-Ривер, впадающей в озере Виннипег.

… Форт Королевы господствовал над рекой Ассинибойнов. — Форт Королевы был построен в 1738 г. на правом берегу реки Ассинибойн (эта река, длиной 1070 км, протекает по канадским провинциям Саскачеван и Манитоба и впадает в реку Ред-Ривер в городе Виннепег).

… На Виннипегских озерах она имела крепости Дофин и Бурбон. — Виннипегские озера — группа озер в Северной Америке, в канадской провинции Манитоба: Виннипег (площадь 24 000 км²), Виннипегосис (5370 км²), Манитоба (4624 км²) и Сидар (1321 км²). Форт Дофин был построен в 1741 г. на западном берегу озера Виннипегосис.

Форт Бурбон был сооружен в 1741 г. на северном берегу озера Виннипег.

… В Африке ей принадлежали Сенегал и Горея. — Сенегал — страна в Западной Африке, начиная с сер. XVI в. подвергшаяся французской колонизации и до 1960 г. остававшаяся французской колонией.

Горея (Горе) — островок площадью 0,182 км² в Атлантическом океане, в Дакарском заливе на берегу Сенегала; на протяжении нескольких столетий служил крупным центром работорговли; с 1677 г. принадлежал Франции.

… Она колонизировала Мадагаскар и имела в качестве корабельных баз на пути в Индию, где ей принадлежало преобладающее влияние, острова Иль-де-Франс, Бурбон, Сент-Мари и Родригес. — Мадагаскар — огромный остров в Индийском океане, площадью 587 040 км², расположенный в 400 км к востоку от юго-восточного побережья Африки; попытки французов колонизировать остров предпринимались еще в XVIII в., однако официальной французской колонией он стал лишь в 1896 г.; с 1960 г. составляет основную часть одноименного государства.

Иль-де-Франс (Ile de France — «Французский остров») — название в 1715–1810 гг. острова Маврикий площадью 2040 км², расположенного в юго-западной части Индийского океана и входящего в группу Маскаренских островов, которые лежат на морском пути из Восточной Африки в Австралию; в 1598 г. он был занят голландцами, назвавшими его Маврикий по имени нидерландского принца Морица (Маурициуса) Оранского (1567–1625); в 1710 г. голландцы покинули остров, и в 1715 г. он перешел в руки французской Ост-Индской компании; в середине столетия Компания обанкротилась и в 1765 г. продала остров со всеми строениями королю Людовику XV; в 1810 г. он был завоеван англичанами; с 1968 г. стал независимым государством.

Остров Бурбон — название до 1793 г. (фактически до 1848 г.) вулканического острова Реюньон площадью 2512 км², входящего в группу Маскаренских островов и лежащего в 700 км к юго-востоку от Мадагаскара; открыт португальцами в 1598 г.; затем был французской колонией; с 1946 г. является заморским департаментом Франции.

Сент-Мари (соврем. Нуси-Бураха) — остров площадью 222 км² в Индийском океане, у восточного берега Мадагаскара, отделенный от него проливом шириной в 6 км.

Родригес — вулканический остров площадью 109 км², относящийся к группе Маскаренских островов и находящийся на расстоянии 650 км к востоку от Маврикия; назван по имени его первооткрывателя, португальского мореплавателя Диогу Родригеша (ок. 1490–1577); с 1725 по 1809 гг. являлся французской колонией, а затем перешел под власть британцев; с 1968 г. является частью независимого государства Маврикий.

… англичане построили крепость Несессити, поместив там довольно сильный гарнизон и доверив командование над ним майору Вашингтону. — Форт Несессити — небольшое временное укрепление, построенное в 1754 г. солдатами отряда Джорджа Вашингтона в долине Огайо, в 20 км к юго-востоку от нынешнего города Юнионтаун в штате Пенсильвания.

Вашингтон, Джордж (1732–1799) — американский государственный деятель, отец-основатель и первый президент США (1789–1797); будучи уроженцем английской колониальной провинции Виргиния, он с 1752 г. состоял в местном ополчении и в в качестве офицера участвовал в военных действиях против французов и их союзников-индейцев.

… Командующий французскими войсками в долине реки Огайо, г-н де Контркёр, приказал г-ну де Жюмонвилю… отправиться в крепость Несессити… — Огайо — река на востоке США, левый приток Миссисипи, длиной 1579 км; образуется у города Питтсбург (штат Пенсильвания) слиянием рек Аллегейни и Мононгахила и впадает в Миссисипи возле городка Кейро (Каир) в штате Иллинойс.

Господин де Контркёр — Клод Пьер Пекоди (1706–1775), сеньор де Контркёр, французский офицер, уроженец Канады, командир форта Дюкен.

Жюмонвиль, Жозеф Кулон де Вилье де (1718–1754) — французский офицер, уроженец Канады, командир отряда канадских ополченцев, убитый 28 мая 1754 г. в стычке недалеко от форта Несессити, в небольшом ущелье, которое называется теперь долиной Жюмонвиля; это убийство стало одним из поводов к началу Франко-индейской войны.

… г-н де Вилье, брат убитого, получил от командующего задание наказать убийц г-на де Жюмонвиля… — Вилье, Луи Кулон де (1710–1757) — французский морской офицер, сводный брат Жюмонвиля, принудивший 3 июля 1755 г. к капитуляции форт Несессити, которым командовал майор Джордж Вашингтон.

… Вашингтон обязался отослать назад французских пленных, которые уже были отправлены в Бостон… — Бостон — один из старейших городов США (основан в 1630 г.) на севере Атлантического побережья; расположен у места впадения в Массачусетский залив небольших рек Чарльз и Мистик, на берегу удобной закрытой бухты; административный центр штата Массачусетс и крупнейший город Новой Англии.

… Эти враждебные действия начались на Ньюфаундлендской банке… — Ньюфаундлендская банка — обширная шельфовая отмель в Атлантическом океане, у острова Ньюфаундленд, площадью около 280 000 км²; один из богатейших районов рыболовства.

… адмирал Боскауэн, командуя английской эскадрой из тринадцати военных кораблей, встречается с французскими кораблями «Алкид» и «Лилия»… — Боскауэн, Эдуард (1711–1761) — английский флотоводец и политический деятель, вице-адмирал (1755), адмирал (1758), член парламента (с 1742 г.); 8 июня 1755 г., в мирное время, командуя эскадрой, базировавшейся на т. н. Североамериканской станции, захватил вблизи Ньюфаундленда французские военные корабли «Алкид» и «Лилия».

«Алкид» — 64-пушечный французский линейный корабль водоизмещением 1100 т, спущенный на воду в Бресте в 1743 г.; был списан из военно-морского флота Великобритании в 1772 г.

«Лилия» — 64-пушечный французский линейный корабль, водоизмещением 1100 т, спущенный на воду в Бресте в 1746 г.

… «Алкид» находился под командованием г-на Окара, а «Лилия» — под командованием г-на де Лоржериля. — Окар (Hocquart; у Дюма ошибочно Moquart) — Туссен Окар де Бленкур (1700—ок. 1772), французский морской офицер, капитан первого ранга (1746).

Лоржериль — вероятно, имеется в виду Луи Франсуа Никола де Лоржериль (1708–1762), французский морской офицер, капитан первого ранга.

… Эти два корабля составляли часть эскадры г-на Дюбуа де Ла Мотта. — Буа де Ла Мотт, Эмманюэль Огюст Каидёк, граф дю (1683–1764) — французский флотоводец, с 1762 г. вице-адмирал Средиземноморского флота.

… Спустя несколько дней был в свой черед неожиданно атакован корабль «Надежда»… — «Надежда» — 74-пушечный французский военный корабль, спущенный на воду в Тулоне в 1722 г., водоизмещением 1400 т; возвращаясь из Новой Франции с семью ротами солдат на борту и для облегчения веса вооруженный всего лишь 22 пушками, был захвачен 11 ноября 1755 г. в Бискайском заливе англичанами и настолько пострадал в ходе морского боя, что они сожгли его четыре дня спустя.

… Господин де Бувиль, командовавший «Надеждой», сражался как лев… — Господин де Бувиль (Bouville; у Дюма ошибочно Douville) — Луи Альфонс Жубер (1703–1775), виконт де Бувиль, французский военный моряк, капитан первого ранга (1751), командир эскадры (1764); два года провел в английском плену.

95 … Государственным секретарем по иностранным делам в Лондоне был в то время Генри Фокс, получивший впоследствии титул лорда Холланда, личный враг Франции, которому предстояло завещать нам в лице своего сына, Чарльза Фокса, врага еще более ожесточенного, а главное, еще более опасного. — Фокс, Генри (1705–1774) — британский политический деятель, в 1746–1755 гг. государственный секретарь по военным делам, в 1755–1756 гг. государственный секретарь по делам Южного департамента (то есть министр иностранных дел), в 1757–1765 гг. государственный казначей армии; первый барон Холланд (1763).

Фокс, Чарльз Джеймс (1749–1806) — английский политический деятель, многолетний лидер оппозиции вигов в Палате общин; третий барон Холланд, второй сын Генри Фокса и его жены с 1744 г. Каролины Леннокс (1723–1774); министр иностранных дел (в 1782, 1783 и 1806 гг.); выступал против войн с американскими колониями и с Французской республикой, считая, что они вредят английской торговле.

… г-н де Мирпуа, французский посол в Англии, потребовал свои паспорта… — Господин де Мирпуа — Гастон Пьер Шарль де Леви (1699–1757), маркиз, а затем (с 1751 г.) герцог де Мирпуа, французский военачальник и дипломат, маршал Франции (1757), посол в Англии в 1749–1755 гг., губернатор Лангедока с 1755 г.

… в долине Огайо, возле форта Дюкен, произошло столкновение между французами и англичанами, находившимися под командованием генерала Брэддока. — Форт Дюкен — французская крепость, построенная в 1754 г. у места слияния рек Аллегейни и Мононгахила, образующих вместе реку Огайо, там, где теперь стоит Питтсбург (город в штате Пенсильвания США); названная в честь маркиза Мишеля Анжа Дюкена де Менвиля (ок. 1700–1778), губернатора Новой Франции в 1752–1755 гг., эта крепость была взорвана самими французами, которые были вынуждены покинуть ее после своего поражения в состоявшемся рядом с ней бою 13 сентября 1758 г.; англичане построили на ее месте форт Питт, давший начало новому городу.

Брэддок, Эдуард (1695–1755) — английский военачальник, генерал-майор (1754), главнокомандующий британскими войсками в Северной Америке в 1755 г., в начале Франко-индейской войны; получив смертельное ранение в сражении в долине Огайо 9 июля 1755 г., скончался спустя четыре дня.

96 … преградить французам вход в реку Святого Лаврентия… — Река Святого Лаврентия, длиной 1197 км, вытекающая из озера Онтарио и дающая системе Великих озер сток в Атлантический океан, является крупнейшей водной артерией в Северной Америке; с нач. XVII в. ее долина служила центром французской колонизации этого края.

… захватить форт Дюкен и подняться вверх по реке Огайо для соединения через озеро Эри с г-ном Шерли, ожидавшим его в форте Осуиго… — Озеро Эри, по которому теперь проходит граница между Канадой и США, площадью 25 700 км², входит в систему Великих озер Северной Америки (Верхнее, Гурон, Мичиган, Эри и Онтарио).

Шерли, Уильям (1694–1771) — английский колониальный администратор, губернатор Массачусетса в 1741–1749 и 1753–1756 гг., губернатор Багамских островов в 1760–1768 гг.; после гибели Э Брэддока временно исполнял должность командующего британскими войсками во Франко-индейской войне.

Осуиго — английский форт (французы называли его Шуаган), построенный в 1727 г. на южном берегу озера Онтарио, у места впадения в него реки Осуиго, там, где теперь стоит одноименный город, относящийся к штату Нью-Йорк США; 10 августа 1756 г. был захвачен и разрушен французскими войсками.

… они должны были… захватить Ниагару и Фронтенак. — Форт Ниагара — французская крепость, построенная в 1726 г. на южном берегу озера Онтарио, у места впадения в него реки Ниагара, там, где теперь стоит городок Янгстаун, относящийся к штату Нью-Йорк США; был захвачен англичанами 26 июля 1759 г.

О форте Фронтенак см. примеч. к с. 92.

… полковник Джонсон должен был овладеть фортом Фредерик, озером Шамплейн и рекой Ришелье… — Джонсон, Уильям (ок. 1715–1774) — британский военачальник, командующий колониальным ополчением и туземными отрядами в Северной Америке в годы Семилетней войны; в 1755 г. за свои военные победы удостоился титула баронета; с 1756 г. и до конца жизни занимал пост главноуправляющего северным департаментом по делам индейцев.

Форт Фредерик — имеется в виду французская крепость Сен-Фредерик на южной оконечности озера Шамплейн, построенная в 1734 г. и предназначавшаяся для контроля над озером и защиты границ Новой Франции от вторжений англичан; была названа в честь Жана Фредерика Фелипо де Морепа, государственного секретаря по делам военно-морского флота; разрушена в 1759 г. Шамплейн (фр. Шамплен) — озеро площадью 1269 км², расположенное на границе между Канадой и США; названо в честь Самюэля де Шамплена (ок. 1567–1635), французского путешественника и основателя первых французских колоний в Канаде.

Ришелье — река в Канаде, в провинции Квебек, длиной 124 км; берет начало на северной оконечности озера Шамплейн и впадает в реку Святого Лаврентия; названа в честь кардинала Ришелье.

… другой английской армии предстояло подняться по реке Святого Иоанна до Квебека. — Река Святого Иоанна — вероятно, имеется в виду река Сент-Джон, длиной 673 км, которая берет начало в штате Мэн США, служит в двух местах границей между США и Канадой, протекает по канадской провинции Нью-Брансуик и впадает в залив Фанди возле города Сент-Джон.

… Она высадила на берег барона фон Дискау с десантными войсками. — Дискау, Иоганн Арманд, барон фон (1701–1767) — саксонский офицер на французской службе, генерал-майор (1748), комендант Бреста, назначенный в 1755 г. командующим французскими войсками в Канаде; одержал победу в сражении при озере Георга (8 сентября 1755 г.), но спустя всего два дня, 10 сентября, был разбит в бою возле форта Эдуарда и взят в плен; перевезенный затем в Англию, он оставался пленником до конца войны.

… барон фон Дискау, разгромив возле озера Георга полуторатысячный отряд англичан… был ранен и взят в плен. — Озеро Георга (Лейк-Джордж; прежнее французское название — озеро Святого Причастия) расположено на северо-востоке США, в штате Нью-Йорк, у подножия хребта Адирондак; этот длинный и узкий водоем относится к бассейну реки Святого Лаврентия и имеет площадь 114 км².

Сражение, в котором барон фон Дискау одержал победу над отрядом Уильяма Джонсона, произошло у южной оконечности озера Георга 8 сентября 1755 г.

… Этим новым военачальником был Луи Жозеф де Сен-Веран, маркиз де Монкальм… — Луи Жозеф де Монкальм-Гозон (1712–1759) — маркиз де Сен-Веран (с 1735 г.), французский военачальник, главнокомандующий французскими войсками в Канаде с 1756 г., генерал-лейтенант (1758); был смертельно ранен 13 сентября 1759 г. в битве при Квебеке и скончался на другой день.

… Кровь Гозонов, которая текла в его жилах, не выродилась. — Маркиз Луи Жозеф де Монкальм-Гозон был потомком Жана I де Монкальма (1407–1479), сеньора де Сен-Верана, и его жены с 1438 г. Жанны де Гозон (?–1472), внучатой племянницы Дьёдонне де Гозона, великого магистра ордена иоаннитов.

… Именно в его владении по-прежнему находился огромный Драконов лес, где его предок натаскивал своих собак, готовя их к нападению на змея. — Легенду о том, как Дьёдонне де Гозон (?—1353), дворянин из Лангедока, будущий 27-й великий магистр ордена Святого Иоанна Иерусалимского в 1346–1353 гг., победил с помощью двух своих бульдогов чудовищного дракона, пожиравшего людей и скот на острове Родос, тогдашней резиденции ордена, Дюма рассказывает в своей книге путевых впечатлений «Юг Франции» (1841), в главе «Кро и Камарг». Согласно легенде, Дьёдонне де Гозон в течение нескольких месяцев готовил своих собак и свою лошадь к сражению с драконом, построив в лесу близ своего замка чучело этого чудовищного змея и приучая их не бояться его.

… Карьера генерала будет короткой, но блистательной, славной и быстрой, как полет бомбы, которой предстояло вырыть ему могилу. — Маркиз де Монкальм, смертельно раненный 13 сентября 1759 г., во время осады Квебека английскими войсками (26 июня—18 сентября 1759 г.), и умерший на другой день, был похоронен в Квебеке, подвергавшемся ежедневному мощному бомбардированию из 10-и 13-дюймовых мортир и 24-и 32-фунтовых пушек, в часовне полуразрушенного монастыря Урсулинок, в яме, которую оставила там одна из английских бомб (в городе не нашлось даже гроба для прославленного генерала, и его похоронили в наспех сколоченном ящике).

97 … Англичане имели в Средиземном море военно-морскую базу, которой они дорожили наравне с Гибралтаром… — Гибралтар — колония и крепость Англии на юге Пиренейского полуострова, на северном берегу Гибралтарского пролива, связывающего Средиземное море с Атлантическим океаном; крепость, основанная арабами в VIII в., в 1462 г. была окончательно отвоевана у арабов кастильцами, а в 1704 г. захвачена Англией, владычество которой над этой территорией было закреплено Утрехтским миром (1713).

… Этой базой был остров Менорка. — Менорка (фр. Минорка) — один из расположенных в Средиземном море Балеарских островов, принадлежащих Испании, площадью 695 км²; в 1708 г., во время войны за Испанское наследство, был оккупирован англичанами, создавшими на нем свою военно-морскую базу; в 1756 г., во время Семилетней войны, был захвачен французами, однако по условиям Парижского мира (1763), британское правление на острове было восстановлено; в 1802 г. был возвращен Испании.

… Гавань Маона, одна из лучших в Европе, давала надежное убежище их флотилиям… — Маон (фр. Пор-Маон) — древний портовый город на восточном берегу Менорки, ставший во время британского владычества военно-морской базой и столицей острова; обладает естественной глубоководной гаванью длиной 5 км и шириной 0,9 км.

… крепость Святого Филиппа слывет неприступной… — Крепость Святого Филиппа (исп. Кастильо де Сан-Фелипе) — мощный форт на восточном краю острова Менорка, в селении Эс-Кастель на южном берегу гавани Маона, охранявший вход в нее; бывшая испанская крепость, перестроенная англичанами; был взят французскими войсками 28 июня 1756 г. после семидесятидневной осады, начавшейся 18 апреля.

… ему дают Йерский флот под командованием г-на де Ла Галисоньера… — Ла Галисоньер, Ролан Мишель де Баррен, граф де (1693–1756) — французский морской офицер и колониальный администратор; губернатор Канады в 1747–1749 гг., командир эскадры (1750), генерал-лейтенант военно-морских сил (1755); в 1756 г. был поставлен во главе базировавшейся в Тулоне средиземноморской эскадры, которая участвовала в Менорской экспедиции маршала де Ришелье. Корабли этой эскадры, на борту которых было пятнадцать тысяч солдат, вышли из Тулона 10 апреля 1756 г., сделали короткую остановку на Йерских островах (эта группа небольших островов в Средиземном море находится к юго-западу от Тулона, вблизи города Йер) и уже оттуда взяли курс на Менорку.

98 … это флот адмирала Бинга, который идет на помощь Менорке… — Бинг, Джон (1704–1757) — британский флотоводец, вице-адмирал (1747); 20 мая 1756 г. находившаяся под его командованием английская эскадра, пришедшая на помощь осажденному в Маоне английскому гарнизону, потерпела поражение от французского флота, после чего адмирал отказался от попыток снять блокаду и вернулся в Гибралтар, за что был подвергнут военному суду, приговорен к смертной казни и расстрелян 14 марта 1757 г. в Портсмуте, на палубе линейного корабля «Монарх».

… герцог де Фронсак, сын герцога де Ришелье, отправился с этим известием в Компьень. — Герцог де Фронсак — здесь: Луи Антуан Софи де Виньеро дю Плесси (1736–1791), герцог де Фронсак, сын маршала де Ришелье и его второй жены (с 1734 г.) Елизаветы Софии Лотарингской (1710–1740); французский военачальник, генерал-лейтенант (1780), четвертый герцог де Ришелье (с 1788 г.); отец Армана Эмманюэля де Виньеро дю Плесси (1766–1822), пятого герцога де Ришелье, знаменитого градоначальника Одессы (с 1803 г.) и генерал-губернатора Новороссийского края (1805–1814), премьер-министра Франции в 1815–1818 и 1820–1821 гг.

… Госпожа де Помпадур возымела счастливую мысль выдать свою дочь Александрину за герцога де Фронсака… — Александрина Ленорман д’Этьоль (1744–1754) — законная дочь маркизы де Помпадур, оставшаяся под присмотром матери, когда та стала фавориткой короля, и воспитывавшаяся, как принцесса; мать вынашивала несколько амбициозных планов ее замужества, но им не суждено было сбыться: девочка умерла в девятилетием возрасте.

99 … в тот момент, когда нож Равальяка остановил поход в Юлих, Генрих IV наметил вместе с Сюлли обширный план… — Равальяк, Франсуа (1578–1610) — школьный учитель из Ангулема, фанатичный католик, 14 мая 1610 г. убивший Генриха IV ударом кинжала; был схвачен, судим и четвертован.

Юлих — княжество на западе Германии, в долине Рейна, со столицей в одноименном городе (расположен в 50 км к западу от Кёльна), с 1356 г. имевшее статус герцогства; с 1423 г. состояло в унии с герцогством Берг, а с 1521 г. — с герцогством Клеве; смерть в 1609 г. бездетного Иоганна Вильгельма (1562–1609), герцога Киевского, Бергского и Юлихского с 1592 г., привела к т. н. войне за Юлих-Клевское наследство (1609–1614), в которой Франция приняла активное участие.

Сюлли, Максимилиан де Бетюн, барон де Рони, герцог де (1559–1641) — французский государственный деятель, ближайший соратник короля Генриха IV, главноуправляющий финансами (1597–1610), главный начальник артиллерии (1599–1610), губернатор провинции Пуату (с 1603 г.), маршал Франции (1634); автор многотомных мемуаров (впервые они были напечатаны тайно, в его замке Сюлли, ок. 1638 г.).

О проекте переустройства Европы, задуманном Генрихом IV, рассказано в последней, тридцатой книге мемуаров Сюлли.

… более либеральное, как говорили в царствование Карла X, более радикальное, как говорили в царствование Луи Филиппа… — Карл X (1757–1836) — французский король в 1824–1830 гг., последний из старшей ветви династии Бурбонов; внук Людовика XV, младший брат Людовика XVI и Людовика XVIII, до вступления на престол носивший титул графа д’Артуа; стремился к восстановлению дореволюционного королевского абсолютизма; летом 1830 г. предпринял попытку ликвидировать конституционные гарантии, установленные Хартией 1814 года, что вызвало 27 июля восстание в Париже — т. н. Июльскую революцию, вынудившую его отречься от престола и эмигрировать, после чего власть в государстве перешла к младшей ветви Бурбонов — Орлеанам.

О короле Луи Филиппе I см. примеч. к с. 258.

… одним лишь своим девизом AEIOU — «Austria est imperanda orbiuniverso» — обнаруживает присущее ей стремление властвовать над миром. — AEIOU — аббревиатура, которую император Священной Римской империи Фридрих III Габсбург (1415–1493; император с 1452 г.), эрцгерцог Австрии с 1457 г., включил в свой герб и помещал на принадлежавших ему ценных вещах и на сооружениях, построенных под его покровительством; заметим, что наряду с приведенной Дюма интерпретацией этой аббревиатуры существуют десятки других ее истолкований.

100 … Богемия, к которой он присоединит Лужицу, Силезию и Моравию… — Лужица (нем. Лаузиц) — историческая область на северо-востоке Германии, на стыке Богемии и Силезии, к югу от Бранденбурга; до 1635 г. находилась в составе королевства Богемия, затем стала частью Саксонии, а в 1815 г. отошла к Пруссии.

Моравия — историческая область, расположенная к востоку от Богемии и к югу от Силезии; с 1626 г. входила в состав империи Габсбургов; ныне является частью Чешской республики.

… прирастет за счет части Австрии, Тироля, Каринтии… —Тироль — историческая область в Восточных Альпах; в настоящее время ее большая часть образует федеральную землю Тироль в Австрии, а меньшая, южная, — часть автономной области Трентино-Альто-Адидже в Италии.

Каринтия — историческая область в Восточных Альпах, с главным городом Клагенфурт, граничащая на востоке с Тиролем и на юге с Италией и Словенией; с 1335 г. была владением Габсбургов; ныне является федеральной землей Австрийской республики.

… Гельветическая республика, которая прирастет областью Франш-Конте… — Гельветическая республика — имеется в виду Швейцарский союз, возникший в 1291 г. и с 1513 г. состоявший из тринадцати кантонов.

Франш-Конте — см. примеч. к с. 261.

…в сердце, которое он пронзил на углу улицы Железного ряда 14 мая 1610 года… — Улица Железного ряда (Ла-Ферронри) расположена в центральной части старого Парижа, перпендикулярно улице Сен-Дени, к западу от нее; нынешнее название носит с 1229 г.

102 … г-н фон Кауниц, австрийский посол в Ахене… — Кауниц, Венцель Антон, граф фон (1711–1794) — австрийский государственный деятель и дипломат, ведавший в 1753–1792 гг. иностранными делами; посол в Брюсселе (1744–1746), представитель Австрии на переговорах в Ахене (1748); посол во Франции (1750–1753), инициатор заключенного в 1756 г. союза с Францией, возведенный в 1764 г. в достоинство имперского князя.

… Такого рода, как Польми, Руйе, Морд или Беррье. — Польми — здесь: Марк Антуан Рене де Вуайе (1722–1787), маркиз де Польми, племянник графа д’Аржансона; французский государственный деятель, дипломат и писатель, государственный секретарь по военным делам в 1757–1758 гг.; член Французской академии (1748), составитель знаменитой библиотеки Арсенала.

Руйе — см. примеч. к с. 64.

Mopâ — Франсуа Мари Перанк де Mopâ (1718–1771), французский государственный деятель, генеральный контролер финансов в 1756–1757, государственный секретарь по делам военно-морского флота в 1757–1758 гг.

104 … сообщниками в этом деле выступили г-н фон Штаремберг, посол королевы Венгерской, аббат де Берни и г-жа де Помпадур. — Штаремберг (Starhemberg; у Дюма ошибочно Naremberg) — граф Георг Адам фон Штаремберг (1724–1807), австрийский дипломат, посол во Франции в 1753–1766 гг., принимавший деятельное участие в подписании Версальского договора между Австрией и Францией (1756); кавалер ордена Золотого Руна (1759).

XVII

105… вынес обвинительное заключение против кюре церкви святого Стефана-на-Холме… — Церковь святого Стефана-на-Холме (Сент-Этьенн-дю-Мон) — приходская церковь в левобережной части Парижа, на холме Святой Женевьевы, построенная в 1494–1624 гг.

106 … Со стороны Церкви он включил в нее кардиналов де Ларошфуко и де Субиза, архиепископа Руанского и епископа Ланского… — Кардинал де Ларошфуко — здесь: Фредерик Жером де Ларошфуко (1701–1757), французский прелат, кардинал (1747), епископ Буржский в 1729–1757 гг., посол в Риме в 1745–1747 гг., великий раздаватель милостыни в 1742–1745 гг.

Кардинал де Субиз — Франсуа Арман де Роган-Субиз (1717–1756), князь-епископ Страсбурга в 1749–1756 гг., кардинал (1747), член Французской академии (1741), великий раздаватель милостыни в 1745–1748 гг.

Архиепископ Руанский — Никола де Со-Таванн (1690–1759), французский прелат, кардинал (1756), епископ Шалонский в 1721–1733 гг., архиепископ Руанский в 1733–1759 гг., великий раздаватель милостыни в 1748–1759 гг.

Епископ Ланский (де Ьаоп; у Дюма ошибочно де Ьуоп, т. е. Лионский) — Жан Франсуа Жозеф де Рошшуар (1708–1777), французский прелат, кардинал (1761), епископ Ланский в 1741–1777 г.

… со стороны чиновничьего сословия — г-на Трюдена, г-на де Ла Гранвиля и г-на д’Орьяка, государственных советников, и г-на Жоли де Флёри, бывшего генерального прокурора Парламента. — Трюден, Даниель Шарль (1703–1769) — французский административный деятель, глава департамента мостов и дорог в 1744–1769 гг., проложивший тысячи километров дорог во Франции; основатель Королевской школы дорог и мостов (1747), инициатор создания сборника карт дорог Французского королевства — знаменитого 62-томного «Атласа Трюдена», составленного в 1745–1780 гг.

Ла Гранвиль, Жюльен Луи Биде де (1688–1760) — интендант Оверни в 1723–1727 гг., Фландрии в 1730–1743 гг., а затем Эльзаса; с 1750 г. государственный советник.

Орьяк, Гийом Кастанье д’ (1702–1765) — государственный советник, первый президент Большого совета.

Жоли де Флёри — см. примеч. к с. 16.

… в причастии было отказано монахиням из монастыря Сен-Лу… — Имеется в виду бенедиктинский женский монастырь святого Лупа в восточном предместье Орлеана, основанный в 1249 г. и ставший в 1640 г. аббатством.

… приговаривает епископа Орлеанского к штрафу в шесть тысяч ливров… — Епископ Орлеанский — Никола Жозеф де Пари (1680–1757), французский прелат, епископ Орлеанский в 1733–1754 гг., ожесточенный противник янсенистов.

… парламент Руана подвергает судебному преследованию епископа Эврё. — Епископ Эврё — Пьер Жюль Сезар де Рошшуар (1698–1781), французский престол, епископ Эврё в 1733–1753 гг. и епископ Байё в 1753–1676 гг.

… по приказу короля в Руан отправляется маркиз де Фужьер… — Фужьер, Франсуа, маркиз де (1695–1768) — французский военачальник, генерал-лейтенант, наместник Бурбонне.

… молебен за упокой души кюре из Карнака… — Имеется в виду бретонский священник Рене Лепикар (1691–1754), с 1739 г. кюре в селении Карнак в Бретани, находящемся в 25 км от Ванна; янсенист, которому было отказано в предсмертном причастии.

… приговаривает к штрафу в шесть тысяч ливров… епископа Воинского… — Епископ Ваннский — Шарль Жан де Бертен (1712–1774), французский прелат, епископ Ваннский в 1746–1774 гг.

… он отправляет в ссылку, в Мери-на-Сене, епископа Труа. — Епископ Труа — Матьяс Понсе де Ла Ривьер (1707–1780), французский прелат, известный проповедник, епископ Труа в 1742–1758 гг.; умер в аббатстве Сен-Марсель в Париже.

Мери-на-Сене — селение на северо-востоке Франции, в Шампани, в департаменте Об, в 25 км к северо-западу от Труа.

… за отказ в причастии г-же Перт постановлением Парламента взят под стражу кюре церкви святой Маргариты в Париже. — Госпожа Перт — Анна Элизабет Миддлтон (1690–1774), дочь графа Чарльза Миддлтона (ок. 1650–1719) и его жены с 1682 г. Катрин Браднелл (1648–1743), с 1709 г. жена лорда Эдуарда Драммонда (1690–1760), девятого графа и шестого титулярного герцога Перта, сторонника янсенистов, сына шотландского эмигранта-якобита.

В причастии ей отказал Шарль Бернарден Ложье де Боресёй (1712–1794), кюре церкви святой Маргариты в парижском предместье Сент-Антуан (эта церковь XVII в., посвященная Маргарите Антиохийской, сохранилась до наших дней), дуайен приходских священников Парижа.

… в решении Орлеанского капитула касательно отказа в причастии, сделанного сьеру Кунью, члену этого капитула, имеется правонарушение… — Кунью, Филипп (1767–1754) — каноник Орлеанского капитула, доктор богословия, противник буллы «Unigenitus».

108 … Двадцать третьего мая в монастыре августинцев открывается ассамблея духовенства… — Эта ассамблея проходила в Париже, в монастыре больших августинцев (он находился на левом берегу Сены и был разрушен в годы Революции), с 23 мая по 4 ноября 1755 г.

… Семнадцатого ноября 1755 года на свет появляется граф Прованский, который впоследствии станет королем Людовиком XVIII. — Людовик XVIII (1755–1824) — французский король в 1814–1815 и 1815–1824 гг.; младший брат Людовика XVI; до восшествия на престол носил титул графа Прованского; в начале Революции эмигрант; после казни в 1793 г. Людовика XVI провозгласил себя регентом при малолетнем племяннике, считавшемся роялистами законным королем Людовиком XVII, а после сообщения о его смерти в тюрьме (1795) — французским королем.

… отправляет его в ссылку вглубь Эльзаса, в аббатство Мюрбак. — Мюрбак (Murbach, нем. Мурбах; у Дюма ошибочно Muerbach) — знаменитое бенедиктинское аббатство, основанное в 727 г. в Эльзасе в долине ручья Мурбах, в 4 км к северо-западу от городка Гебвиллер (нем. Гебвайлер), и прекратившее существование во время Революции, в 1790 г.

… герцог Бурбонский, который станет отцом герцога Энгиенского, расстрелянного во рву Венсенского замка, а сам умрет уже в наше время, повешенный на задвижке окна в своем замке Шантийи. — Герцог Бурбонский — здесь: Луи VI Анри Жозеф де Бурбон-Конде (1756–1830), единственный сын Луи V Жозефа Бурбона (1736–1818), восьмого принца Конде, и его жены с 1753 г. Шарлотты де Роган-Субиз (1737–1760); с 1818 г. девятый (и последний) принц Конде; после начала Революции эмигрировал; в 1792–1801 гг. служил в корпусе дворян-эмигрантов, сражавшихся против Республики и состоявших под командованием его отца; затем жил в Англии; после расстрела герцога Энгиенского (см. примеч. к с. 47), своего сына и наследника, остался последним носителем имени Конде; 27 августа 1830 г. покончил жизнь самоубийством при невыясненных обстоятельствах — это произошло в его замке Сен-Лё (а не Шантийи!), снесенном пять лет спустя, — завещав значительную часть состояния своей многолетней любовнице-англичанке Софи Доуз (1790–1840), баронессе де Фёшер; это завещание вызвало скандальный судебный процесс со стороны законных наследников, в который были замешаны важные особы.

Шантийи — см. примеч. к с. 98.

109 … В воздухе уже видится кинжал Макбета. — Имеется в виду эпизод из трагедии Шекспира «Макбет»: заглавному герою, замыслившему убить короля Дункана, мерещится кинжал, орудие убийства:

Что вижу я перед собой? Кинжал,

И рукоять ко мне? Схвачу тебя! (II, 1; перевод М.Лозинского.)

110 … Он… заявил, что его зовут Франсуа Дамьен. — Дамьен, Робер Франсуа (1715–1757) — француз-простолюдин, который 5 января 1757 г., взяв напрокат шляпу и шпагу и затесавшись в Версале в толпу придворных, попытался заколоть складным ножом короля Людовика XV и нанес ему неглубокую рану в правый бок; 28 марта того же года был четвертован на Гревской площади.

111 … его подвергнул допросу г-н Леклер дю Брийе, один из заместителей великого прево. — Анн Леклер дю Брийе (? — ок. 1760) — королевский советник, заместитель великого прево Франции, расследовавший дело о покушении Дамьена.

… Родился Дамьен в Аррасской епархии. — Аррас — город на севере Франции, столица исторической области Артуа, центр епархии; ныне административный центр департамента Па-де-Кале.

112 … Дамьен состоял в браке, у него была жена и дочь: обеих арестовали, равно как взяли под стражу его отца и брата. — Дочь Робера Франсуа Дамьена и его жены с 1739 г. Элизабет Молерьен, уроженки Меца, звали Мари Элизабет. Он был сын крестьянина Пьера Жозефа Дамьена (1681—?) и имел двух братьев: чесальщика шерсти Антуана Жозефа Дамьена (1712–1789) и лакея Луи Дамьена (1726–1784).

113 … королевский хирург Ла Мартиньер во всеуслышание заявил, что ранение, полученное королем, опасности не представляет… — Ла Мартиньер, Жермен Пишо де (1697–1783) — французский хирург, с 1747 г. личный хирург Людовика XV, а затем Людовика XVI, государственный советник (1771).

… В три часа утра эти три кареты въехали в Майский двор Дворца правосудия. — Имеется в виду парадный двор парижского Дворца правосудия, куда въезжали кареты с подсудимыми.

115 …Он умер, унеся свою тайну в могилу, как это сделал некогда Равальяк и как это предстояло сделать Лувелю. — Лувель, Пьер Луи (1783–1820) — рабочий-седельник, бонапартист, ненавидевший Бурбонов и 13 февраля 1820 г. смертельно ранивший принца Шарля Фердинанда Бурбона (1778–1820), герцога Беррийского, второго сына графа д’Артуа, будущего короля Карла X; принц на другой день скончался, а убийца был приговорен к смерти и 7 июня 1820 г. гильотинирован на Гревской площади.

… Вам следует удалиться в Ваше поместье Лез-Орм. — Лез-Орм — поместье в одноименном селении в провинции Пуату, между Туром и Пуатье, с 1729 г. принадлежавшее графу д’Аржансону.

… Вам надлежит оставаться некоторое время в Арнувиле. — Арнувиль — принадлежавшее Жану Батисту де Машо поместье в одноименном селении, которое расположено в 18 км к северу от Парижа и ныне относится к департаменту Валь-д’Уаз; в 1758 г. оно было возведено в достоинство графства.

116 … в разгар всех этих событий скончался Фонтенель… — Фонтенель (см. примем, к с. 58), родившийся 11 февраля 1657 г., скончался 9 января 1757 г.

XVIII

… Ганновер, любимейшее владение Георга II. — Ганновер — немецкое княжество на северо-западе Германии; его историческим ядром было герцогство Брауншвейг-Люнебург (существовало с 1235 г.), столицей которого с 1636 г. стал город Ганновер (постепенно и само герцогство стало называться Ганноверским); с 1692 г. курфюршество; в 1714 г. ганноверский курфюрст Георг Людвиг стал королем Англии Георгом I (уния между Великобританией и Ганновером существовала до 1837 г.). В 1807 г. Ганновер был присоединен Наполеоном к образованному им в Германии вассальному Вестфальскому королевству, а по решению Венского конгресса стал королевством и вошел в Германский союз; после Австропрусской войны 1866 г. превращен в прусскую провинцию; ныне входит в состав земли Нижняя Саксония.

… Благодаря дипломатическому искусству маркиза де Л’Опиталя, нашего чрезвычайного посла при российском императорском дворе, этот договор был расторгнут. — Маркиз де Л’Опиталь — Поль Франсуа де Галлучо де Л’Опиталь (1697–1776), французский военачальник и дипломат, маркиз де Шатонёф-сюр-Шер; генерал-лейтенант (1745); посол в Королевстве обеих Сицилий (1739), чрезвычайный и полномочный посол Франции в Санкт-Петербурге в 1757–1760 гг.

117 … маркиз де Валори, французский посол в Берлине… сообщил Людовику XV… — Валори, Луи Ги Анри, маркиз де (1692–1774) — французский военачальник и дипломат, покровитель искусств и наук; генерал-лейтенант (1748), посол в Пруссии в 1756 г.

… Этими представителями были: маршал д’Эстре от Франции, граф Апраксин от России, граф Даун от Австрии и граф фон Розен от Швеции. — Маршал д’Эстре — здесь: Луи Шарль Сезар Ле Телье (см. примеч. к с. 205).

Апраксин, Степан Федорович (1702–1758) — русский военачальник, генерал-фельдмаршал (1756); сын стольника Федора Карповича Апраксина и его жены Елены Леонтьевны Кокошкиной; пасынок графа Андрея Ивановича Ушакова (1672–1747), начальника Тайной канцелярии в 1731–1746 гг.; президент Военной коллегии (1746); в начале Семилетней войны главнокомандующий действующей армией, одержавший 30 августа 1757 г. победу над прусской армии у деревни Гросс-Егерсдорф в Восточной Пруссии; оказавшись вскоре после этого замешанным в политические и придворные интриги, был отстранен от командования, арестован, в течение трех лет находился под судом и в конце концов скоропостижно скончался.

Даун, Леопольд Йозеф, граф фон (1705–1766) — австрийский военачальник, фельдмаршал (1756), президент Гофкригсрата в 1762–1766 гг., главнокомандующий австрийскими войсками в Семилетней войне.

Розен, Густав Фридрих, граф фон (1688–1769) — шведский военачальник и государственный деятель, с 1739 г. член государственного совета; в ходе Семилетней войны короткое время командовал шведскими войсками.

… шестьдесят тысяч солдат под командованием принца Фердинанда Брауншвейгского уже наступают на Лейпциг. — Принц Фердинанд Брауншвейгский (1721–1792) — прусский военачальник, генерал-фельдмаршал (1758); шурин короля Фридриха II, женатого с 1733 г. на его сестре Елизавете Кристине Брауншвейгской (1715–1797); в 1757–1762 гг. командующий британско-ганноверской армией, противостоявшей попыткам Франции захватить Ганновер; при нападении на Саксонию осенью 1756 г., с которого открылся европейский театр Семилетней войны, он, имея тогда чин генерал-лейтенанта, возглавил одну из колонн прусской армии, шедшей на Лейпциг, и захватил этот город.

… Курфюрст Саксонский, Фридрих Август II, испускает крик, исполненный одновременно удивления и отчаяния. — Имеется в виду польский король Август III (см. примеч. к с. 266), носивший как саксонский курфюрст имя Фридрих Август II.

… Пока же он занимает Лейпциг и Дрезден. — Эти крупнейшие саксонские города были захвачены прусскими войсками соответственно 29 августа и 8 сентября 1756 г.

118 … Пруссия, эта огромная змея, которая хвостом упирается в Тьонвиль, а головой в Мемель, всегда жаждала проглотить Саксонию. — Тьонвиль — город в Северной Франции, на реке Мозель, в департаменте Мозель, близ границ с Люксембургом и Германией. Мемель (соврем. Клайпеда) — древнейший литовский город, морской порт на берегу Балтийского моря; в 1252 г. был захвачен рыцарями военно-монашеского Ливонского ордена, которые дали ему название Мемель; с 1525 г. принадлежал Прусскому герцогству, в 1629–1635 гг. — Швеции, с 1701 г. — Прусскому королевству; с 1871 г. находился в составе Германской империи, в 1920 г. был передан в ведение Антанты, в 1923 г. возвращен Литве, в 1939 г. захвачен Германией, в 1945 г. возвращен Литве.

… Незадолго до этого в Балансе казнили Мандрена. — Мандрен, Луи (1725–1755) — знаменитый французский разбойник, пользовавшийся любовью и поддержкой простого народа; главарь шайки контрабандистов, орудовавших в Дофине; был схвачен отрядом французских солдат на территории Савойи и колесован 26 мая 1755 г. на главной площади Баланса.

Баланс — город на юго-востоке Франции, в Дофине, являющийся ныне административным центром департамента Дром.

… захватили его в Сен-Жени-д’Аосте, то есть в савойском городке. — Сен-Жени-д’Аоста (Saint-Genis-d’Aoste; у Дюма ошибочно Saint-Genis-Dost) — городок на юго-востоке Франции, в департаменте Савойя, в 20 км к западу от Шамбери, с 1908 г. носящий название Сен-Жени-сюр-Гьер. Мандрен был задержан в ночь с 10 на 11 мая 1755 г. в замке Рошфор-ан-Новалез в 7 км к востоку от этого городка, в то время принадлежавшего Сардинскому королевству.

… однажды солдаты Наполеона тоже незаконно проникнут на чужую территорию, чтобы захватить принца из рода Бурбонов… — Речь идет о незаконном аресте герцога Энгиенского (см. примеч. к с. 47) на территории Великого герцогства Баденского.

119 … командование одной отдали Шарлю де Рогану, принцу де Субизу; командование второй — Виктору Франсуа де Брольи, сыну старого маршала; и, наконец, командование третьей — Иву Франсуа Демаре, графу де Майбуа. — Принц де Субиз — имеется в виду Шарль де Роган (см. примеч. к с. 313), принц де Субиз.

Брольи, Виктор Франсуа, второй герцог де (1718–1804) — французский военачальник, маршал Франции (1759), российский генерал-фельдмаршал (1797); сын маршала Франсуа Мари де Брольи (см. примем, к с. 55); участник многих сражений Семилетней войны; 11 июля 1789 г., накануне захвата Бастилии, был назначен военным министром, но спустя пять дней эмигрировал, с 1792 г. состоял в контрреволюционном корпусе Конде, а в 1796 г. поступил на российскую службу и состоял на ней до 1799 г.

Граф де Майбуа — см. примеч. к с. 62.

… Пикколомини сменил фельдмаршал Даун, выслужившийся в офицеры из рядовых. — Пикколомини, Оттавио Эней Джузеппе, князь (1698–1757) — австрийский военачальник, фельдцейхмейстер (1748); скончался 25 января 1757 г. от инсульта.

Фельдмаршал Леопольд Йозеф фон Даун был сын австрийского фельдмаршала Вириха Филиппа фон Дауна (1669–1741) и начал свою военную карьеру в возрасте тринадцати лет, сражаясь под началом отца с испанцами на Сицилии.

… перворазрядными войсками в ней считались лишь венгерские гренадеры, богемская пехота, кроаты, гусары и пандуры… — Кроаты — иррегулярная легкая конница австрийской армии, формировавшаяся главным образом из хорватов; использовались в основном для неожиданных атак на обозы, устройства засад и т. п.; славились необычайной храбростью, но при этом отличались склонностью к грабежу, что делало их бичом населения.

Пандуры — пешие иррегулярные войска австрийской армии; формировались из жителей горных районов страны; использовались для действий на пересеченной местности и были известны своими насилиями и грабежами.

… под началом фельдмаршала Миниха, того самого, кто на наших глазах осаждал Данциг. — О фельдмаршале Минихе см. примеч. к с. 270.

… оставив в руках Фридриха все течение Эльбы… и превосходнейшие стратегические позиции — Пирну, Дрезден и Лейпциг. — Эльба (Лаба) — одна из крупнейших рек в Центральной Германии, длиной 1165 км; берет начало в Чехии, в Судетских горах, затем протекает по Германии и впадает в Северное море к северо-западу от Гамбурга.

Пирна — город на востоке Германии, в Саксонии, на Эльбе, в 17 км к юго-востоку от Дрездена.

… она не может воздержаться от ввода своих войск во владения короля Пруссии и в округ герцогства Померания… — Померания (Поморье) — историческая область на севере Польши, примыкающая к Балтийскому морю; средневековое герцогство, в сер. XIV в. перешедшее под власть тевтонских рыцарей, в нач. XVII в. захваченное Швецией, затем, начиная с 1679 г. и вплоть до 1815 г., поэтапно завоевывавшееся Пруссией и ставшее ее провинцией; с 1945 г. входит в состав Польши.

… шведский король привел в готовность тридцатитысячное войско… — Королем Швеции в это время был Адольф Фредрик (Адольф Фридрих; 1700–1771) — родной дядя императрицы Екатерины Великой и двоюродный дядя Петра III; князь-епископ Любека с 1727 г., регент Гольштейна с 1739 г., шведский кронпринц с 1743 г. и король Швеции с 1751 г.

… это было превосходное старое войско, еще сохранившее традиции Густава Адольфа и Карла XII. — Густав II Адольф (1594–1632) — король Швеции с 1611 г., сын Карла IX (1550–1611; король с 1604 г.) и его второй жены (с 1592 г.) Кристины Гольштейн-Готторпской (1573–1625); в результате Русско-шведской войны 1614–1617 гг.» закончившейся подписанием Столбовского мирного договора, лишил Московское государство выходов к Балтийскому морю; прославился как один из крупнейших военных деятелей и полководцев времен Тридцатилетней войны (1618–1648); погиб в сражении при Лютцене (16 ноября 1632 г.).

… когда он вернулся в Штральзунд. — С ноября 1714 г. обороной Штральзунда (см. примеч. к с. 287), осажденного прусско-датско-саксонскими войсками, руководил лично Карл XII, вернувшийся из своего пятилетнего турецкого сидения, однако за несколько дней до капитуляции (24 декабря 1715 г.) он покинул крепость.

… отправился, словно Антей, набираться новых сил, получая их от прикосновения к родной земле. — Антей — в греческой мифологии великан, сын бога моря Посейдона и богини земли Геи; жил в Ливии (так древние греки называли известную им часть Африки) и заставлял всех людей, приходивших в его владения, бороться с ним. Антей был непобедим в единоборстве, пока касался матери-земли, от которой получал все новые силы. Геракл победил Антея, подняв его в воздух и задушив там.

… принц де Суб из посылает отряд австрийских войск завладеть Клевским герцогством. — Клевское герцогство — феодальное владение в нижнем течении Рейна, входившее в состав Священной Римской империи и имевшее столицей город Клеве (ныне относится к земле Северный Рейн — Вестфалия ФРГ); статус герцогства обрело в 1417 г.; с 1521 г. состояло в унии с соседними герцогствами Юлих и Берг; в 1701 г. стало частью Прусского королевства; в 1757–1762 гг. было оккупировано французской армией.

… Восьмого апреля другой отряд захватывает Везель… — Везель — город на западе Германии, на правом берегу Рейна, в земле Северный Рейн — Вестфалия.

… Клевское и Гельдернское герцогства оккупированы полностью, за исключением города Гельдерна. — Гельдернское герцогство — феодальное владение на северо-западе Европы, с 1339 г. герцогство, северная часть которого (Нижний Гельдерн) вошла в 1581 г. в состав Соединенных Провинций и носит ныне название Гелдерланд (главный город — Арнем), а почти вся южная ее часть (Верхний Гельдерн) отошла в 1713 г. к Прусскому королевству и входит теперь в состав Германии (округ в земле Северный Рейн-Вестфалия, с центром в городе Гельдерн).

Гельдерн — город на западе Германии, на берегу реки Нирс, в 25 км к юго-западу от Везеля, вблизи голландской границы.

… прусские войска, защищавшие герцогство, отступают вначале в Липпштадт, но затем, вынужденные оставить и его, идут в Билефельд… — Липпштадт — старинный город на западе Германии, в земле Северный Рейн — Вестфалия, на реке Липпе, в 150 км к востоку от Гельдерна.

Билефельд — город на западе Германии, в земле Северный Рейн — Вестфалия, расположенный в 40 км к северо-востоку от Липпштадта и в 90 км к юго-западу от Ганновера.

… герцог… переходит за Везер, чтобы защищать Ганноверское курфюршество, и оказывается перед необходимостью принять битву у Хастенбека… — Везер — река в Германии, длиной 451 км, берущая начало близ города Мюнден в Нижней Саксонии и впадающая в Северное море у города Бремерхафен.

Хастенбек — селение в Нижней Саксонии, ныне вошедшее в черту города Хамельн. 26 июля 1757 г. близ него состоялось сражение, в котором французская армия маршала д’Эстре одержала победу над Обсервационной армией герцога Камберлендского.

… Двадцать восьмого июля маршал д’Эстре берет город Хамельн… — Хамельн — город в Нижней Саксонии, на берегу реки Везер, окружной центр.

123… оттесняет его в Ферденское герцогство, 28 августа вступает в Ферден… — Имеется в виду небольшое княжество Ферден (секуляризированное одноименное епископство), располагавшееся в Нижней Саксонии, в низовье Везера, и имевшее столицей город Ферден на берегу реки Адлер, правого притока Везера; входило в состав герцогства Бремен-Ферден, которое включало, помимо него, герцогство Бремен и столицей которого был город Штаде; с 1648 г. являлось владением Швеции, которая в 1715 г. уступила его Ганноверскому курфюршеству.

… овладевает Бременом, принуждает неприятеля отступить к Штаде и прижимает его к морю. — Бремен — город и порт в низовье Везера, в 60 км от Северного моря и в 80 км к юго-западу от Гамбурга; был основан в 787 г. и уже в IX в. стал значительным торговым центром; в 1358 г. вошел в Ганзу; в 1656 г. получил права вольного города; в XVII–XVIII вв. отстоял свои права в борьбе со Швецией и Ганновером; в 1810 г. был включен во Французскую империю и стал административным центром департамента Буш-дю-Везер; после падения империи Наполеона вновь обрел права вольного города и входил в Германский союз; в 1867 г. вошел в Северогерманский союз, а с 1871 г. находился в составе Германской империи; ныне — центр одноименной федеральной земли. Штаде — город на севере Германии, в Нижней Саксонии, вблизи левого берега эстуария Эльбы, в 30 км к западу от Гамбурга.

… он подписывает 10 сентября в Клостер-Цефене договор… — Клостер-Цефен — бывший бенедиктинский монастырь у восточной окраины городка Цефен в Нижней Саксонии, расположенного между Бременом и Гамбургом.

… народ… назвал павильон, который был построен герцогом де Ришелье на углу бульвара и улицы Шуазёль и на который он потратил два миллиона ливров, Ганноверским. — Участвуя в военном походе в Ганновер, закончившемся капитуляцией англо-ганноверских войск герцога Камберлендского в Клостер-Цефене, маршал де Ришелье открыто занимался в Ганновере мародерством и на награбленные деньги построил в 1758–1760 гг. в Париже, на бульваре Итальянцев, в саду своего дворца, т. н. Ганноверский павильон, архитектором которого был Жан Мишель Шевоте (1698–1772); в 1930–1932 гг. это изящное сооружение в стиле Людовика XV было перенесено в парк замка Со.

Улица Шуазёль, северный конец которой упирается в бульвар Итальянцев, была проложена в 1779 г. по территории, где прежде стоял дворец Шуазёль, с чем и связано такое название.

… открывая нам дорогу для переноса войны в Магдебургское герцогство. — Магдебургское герцогство — феодальное владение в центральной части Германии, бывшее архиепископство с главным городом Магдебург на Эльбе, которое было в 1648 г. секуляризировано, а в 1680 г. присоединено к Бранденбургу.

… несмотря на победу, одержанную им под Прагой 6 мая над австрийцами, которыми командовали принц Карл Лотарингский и фельдмаршал Даун… — 6 мая 1757 г., в ходе Семилетней войны, вторгшаяся в Богемию прусская армия под началом короля Фридриха Великого разгромила в кровопролитном сражении у стен Праги австрийскую армию, которая находилась под командованием принца Карла Лотарингского (см. примем, к с. 329) и остатки которой были после этого блокированы в Праге.

124 … он проиграл 18 июня сражение у Хоценице… — Хоценице — хутор в Чехии, у западной окраины городка Колин, расположенного в 50 км к востоку от Праги. 18 июня 1757 г. близ него произошло сражение (в истории оно осталось под названием битвы у Колина), в ходе которого австрийская армия под командованием фельдмаршала Дауна нанесла крупное поражение прусской армии, находившейся под началом короля Фридриха Великого.

… русская армия, взяв 5 июля город Мемель, вступила в Герцогскую Пруссию… — Герцогская Пруссия — восточная часть Прусского королевства, территория бывшего герцогства Прусского, со столицей в Кёнигсберге, которое возникло в 1525 г. и в 1618 г. соединилось с маркграфством Бранденбургским, дав начало княжеству Бранденбург-Пруссия, возведенному в 1701 г. в достоинство королевства.

125 … я посылаю Вам г-на Дельшете… — Никаких сведений об этом персонаже (Delchetet, или d’Elchetet), фигурирующем в переписке короля Фридриха II и герцога де Ришелье, найти не удалось.

… Тот, чьи статуи воздвигли в Генуе в ознаменование его заслуг… — 17 октября 1748 г. сенаторы Генуэзской республики решили в ознаменование заслуг герцога де Ришелье, командовавшего до 1748 г. французскими войсками в Генуе, установить в здании сената его мраморную статую.

126 … как Ганнибалу при Заме, как Катону в Утике, как Бруту в Филиппах, ему приходит в голову мысль о самоубийстве. — Ганнибал (ок. 247–183 до н. э.) — карфагенский полководец и государственный деятель, непримиримый враг Рима.

Зама — древний город в Северной Африке, близ которого 19 октября 202 г. до н. э. римская армия наголову разгромила карфагенские войска, находившиеся под командованием Ганнибала; следствием этой победы Рима стал крайне невыгодный для Карфагена мир, по которому он не только терял все свои внеафриканские владения и утрачивал роль великой державы, но и лишался почти всего флота и должен был выплачивать колоссальные контрибуции. (Заметим, что Ганнибал покончил жизнь самоубийством через двадцать лет после этого поражения.)

Катон — Марк Порций Катон Младший (или Утический; ок. 96–46 до н. э.), древнеримский политический деятель, убежденный республиканец, противник Юлия Цезаря, прославившийся своей прямотой и честностью; после поражения в битве при Тапсе (46 до н. э.) покончил с собой в городе Утика в Северной Африке (поэтому Катона и стали называть Утическим, чтобы отличать от Марка Порция Катона Старшего, его деда, знаменитого римского консервативного политического деятеля).

Брут, Марк Юний (85–42 до н. э.) — древнеримский политический деятель; в 46 г. до н. э. наместник Цизальпинской Галлии; один из вождей заговора, направленного на сохранение республиканской власти сената и приведшего к убийству Юлия Цезаря; вслед за убийством диктатора бежал из Рима; после того как в октябре 42 г. до н. э. собранное им войско потерпело при Филиппах (античный город на севере Греции, в Восточной Македонии, находившийся в 15 км к северо-западу от портового города Неаполь, соврем. Кавалы) поражение от войск Октавиана и Антония, покончил жизнь самоубийством.

… Подобно Гамлету, он рассуждает о смерти и жизни и в этом мрачном разговоре отводит Вольтеру роль своего Горацио. — Горацио — персонаж трагедии Шекспира «Гамлет» (1601), друг заглавного героя, произносящего в первой сцене третьего акта трагедии свой знаменитый монолог «Быть или не быть».

127 … принц де Субиз и принц фон Саксен-Хильдбургхаузен завидуют друг другу… — Саксен-Хильдбургхаузен, Йозеф Фридрих, принц фон (1702–1787) — имперский военачальник, фельдмаршал (1744), с 1780 г. принц-регент герцогства Саксен-Хильдбургхаузен на юге Тюрингии; в начале Семилетней войны главнокомандующий имперской армией, действовавшей в Саксонии совместно с французами против короля Фридриха; после поражения при Росбахе (5 ноября 1757 г.) сложил с себя верховное командование.

… битва, которую он даст, будет называться битвой при Росбахе и, подобно битвам при Мальплаке, Рамильи и Гохштедте, числиться среди самых крупных наших поражений. — Росбах — селение в Саксонии (ныне входит в черту городка Браунсбедра), в 30 км к западу от Лейпцига. Близ него 5 ноября 1757 г. прусский король Фридрих Великий разгромил союзную франко-имперскую армию под командованием принца де Субиза и принца фон Саксен-Хильдбургхаузена.

О битвах при Мальплаке и Гохштедте см. примеч. к с. 32.

О битве при Рамильи см. примеч. к с. 31.

… дофина только что произвела на свет сына, названного графом д’Артуа. — Речь идет о будущем короле Карле X.

129 … борьбы, которая закончилась подписанием 10 февраля 1763 года в Париже мирного договора между королем Франции, королем Испании и королем Англии, а затем подписанием 15 февраля того же года в Губертсбурге, в Саксонии, мира между императрицей и королем Пруссии. — Парижский мирный договор, подписанный 10 февраля 1763 г. и положивший вместе с Губертсбургским миром конец Семилетней войне, был заключен между Францией и Испанией с одной стороны, и Великобританией и Португалией — с другой. Губертсбург — охотничий дворец в Саксонии, вблизи селения Вермсдорф, в 40 км к востоку от Лейпцига, построенный в 1721–1724 гг. курфюрстом Фридрихом Августом I (он же польский король Август II Сильный); 15 февраля 1763 г. в этом дворце, разоренном во время Семилетней войны пруссаками, был подписан мирный договор между Австрией, Пруссией и Саксонией.

… Битва при Лиссе, или Лейтене, в которой Фридрих разбивает союзников… и вслед за которой он захватывает Бреславль… — Лисса (Дойче Лисса; соврем. Лесница) — западное предместье Бреславля (см. примеч. к с. 328), на берегу речки Быстрица, в 1928 г. вошедшее в городскую черту.

Лейтен (соврем. Лютыня) — селение в Силезии, в 12 км к западу от Бреславля и в 6 км к западу от Лиссы.

5 декабря 1757 г. 32-тысячная армия Фридриха Великого разгромила близ Лейтена 80-тысячную австрийскую армию, которой командовал принц Карл Лотарингский.

… Битва при Цорндорфе, в которой Фридрих теряет десять тысяч человек… — Цорндорф (ныне Сарбиново) — селение в Пруссии (ныне в Любушском воеводстве на западе Польши), в 9 км к северу от города Кюстрин (ныне Костшин-над-Одрой).

25 августа 1758 г. близ Цорндорфа состоялось сражение между прусской армией Фридриха II и русской армией под командованием генерал-аншефа графа Вильгельма фон Фермора (Виллим Виллимович; 1702–1771), которое не имело решительных последствий, но было отмечено необычайным кровопролитием.

… Битва при Хохкирхе, в которой Даун, в свой черед, разбивает Фридриха… — Хохкирх (Гохкирхен) — селение в Саксонии, в Лужице, в 6 км к востоку от Баутцена.

14 октября 1758 г. прусская армия под командованием Фридриха Великого потерпела близ Хохкирха поражение от австрийской армии, находившейся под началом фельдмаршала Дауна.

… Битва при Кунерсдорфе, в которой пруссаки начинают с того, что захватывают сто пушек… — Кунерсдорф (соврем. Куновице) — селение в Силезии, напротив города Франкфурт-на-Одере, относящееся ныне к Любушскому воеводству на западе Польши.

12 августа 1759 года близ Кунерсдорфа союзная русско-австрийская армия под командованием генерал-аншефа Петра Семеновича Салтыкова (1700–1772) и фельдмаршал-лейтенанта барона Эрнста Гидеона фон Лаудона (1717–1790) одержала победу над прусской армией, находившейся под началом Фридриха Великого.

… Битва при Максене, в которой Даун принуждает восемнадцать тысяч пруссаков сложить оружие. — Максен — селение в Саксонии, в 15 км к югу от Дрездена, входящее ныне в состав коммуны Мюглицталь. 21 ноября 1759 г. близ Максена состоялось сражение между австрийской армией под командованием фельдмаршала Дауна и прусской армией под начальством генерал-лейтенанта Фридриха Августа фон Финка (1718–1766), закончившееся пленением прусского командующего и всей его армии.

… Битва при Лигнице, ставшая образцом военной тактики и стратегии… — Лигниц (соврем. Легница) — старинный город в Силезии, относящийся ныне к Нижнесилезскому воеводству в Западной Польше. 15 августа 1760 г. в сражении близ Лигница королю Фридриху Великому удалось вырваться из окружения и избежать поражения, разбив правый фланг австрийской армии, находившийся под командованием фельдмаршал-лейтенанта Лаудона.

130 … Битва при Торгау, последняя, в которой Фридрих командует лично. — Торгау — городок в Германии, в Саксонии, на Эльбе, в 50 км к северо-востоку от Лейпцига.

3 ноября 1760 г. в кровопролитном сражении близ Торгау прусская армия под командованием Фридриха Великого одержала трудную победу над австрийской армией фельдмаршала Дауна.

… Битва при Фрайберге, выигранная принцем Генрихом Прусским… — Фрайберг — старинный город на востоке Германии, в Саксонии, в 80 км к юго-востоку от Лейпцига.

Генрих Прусский (1726–1802) — прусский военачальник, генерал-лейтенант (1757), младший брат короля Фридриха II; с 1761 г. командующий прусской армией в Саксонии.

29 октября 1762 г. близ Фрайберга состоялось сражение, в котором прусская армия под началом Генриха Прусского одержала победу над австрийской армией под командованием фельдмаршала графа Андраша Хадика фон Футака (1710–1790), что окончательно отдало под власть Фридриха Великого ббльшую часть Саксонии. Это сражение стало последней битвой Семилетней войны.

… г-н Дюшаффо, командуя 34-пушечным кораблем «Аталанта», захватывает 64-пушечный английский корабль «Уорик». — Шаффо, Луи Шарль де Бене, граф дю (1708–1794) — французский военный моряк, вице-адмирал; с 1754 г., имея чин капитана первого ранга, командовал фрегатом «Аталанта» и 11 марта 1756 г. напал у берегов Мартиники на английский корабль «Уорик», нанеся ему сильные повреждения и заставив его спустить флаг.

«Аталанта» («Atalante») — французский 36-пушечный фрегат, спущенный на воду в 1754 г. и потопленный англичанами 16 мая 1760 г. в сражении при Невиле в Квебеке.

«Уорик» («Warwick») — 60-пушечный английский линейный корабль четвертого ранга, построенный в 1733 г. в Плимуте; захваченный французами в 1756 г., он находился в составе французского флота до 1761 г., а затем был списан.

… Командир дивизии д’Обиньи, не желая лишать г-на Дюшаффо славы, остается зрителем этого сражения, находясь на борту 56-пушечного корабля. — Обиньи, Шарль Александр Морель д’ (1699–1781) — французский флотоводец, вице-адмирал Средиземноморского флота (1780); в 1756 г. был командиром дивизии, в состав которой входил фрегат «Аталанта», и 11 марта 1756 г., находясь на борту флагманского 74-пушечного корабля «Осторожный» («Le Prudent»), наблюдал за боем «Аталанты» и «Уорика».

… 27 марта 1756 года французы захватывают форт Буль… — Форт Буль — небольшой английский форт, находившийся к юго-востоку от форта Осуиго (см. примеч. к с. 96), на реке Вуд-Крик, в том месте, где теперь стоит город Ром (штат Нью-Йорк), и имевший гарнизон около восьмидесяти человек; был построен в 1755 г. для защиты важного торгового пути и назван по имени своего командира, Уильяма Буля.

… 13 апреля 1756 года французская эскадра под командованием г-на де Боссье отправляется в Канаду… — Господин де Боссье — Луи Жозеф де Боссье де Л’Иль (1701–1765), французский военный моряк, капитан первого ранга (1749), командир эскадры (1765); в 1756 г. командовал эскадрой из шести судов, доставившей в Квебек маркиза де Монкальма.

… 17 апреля 1756 года 40-пушечный «Аквилон» и 24-пушечный «Верный», действуя вблизи Рошфора, выводят из строя английский 56-пушечный линейный корабль и 30-пушечный фрегат. — Рошфор — портовый город на западе Франции, в соврем, департаменте Приморская Шаранта, на правом берегу реки Шаранта, в 16 км от места ее впадения в Бискайский залив; основан в 1666 г. по инициативе Кольбера как военный порт и судостроительный центр. Входившие в эскадру Боссье 42-пушечный фрегат «Аквилон» водоизмещением 700 т, который был спущен на воду в 1733 г. в Тулоне и находился под командованием капитана Морвиля, и 24-пушечный фрегат «Верный» водоизмещением 850 т, который был спущен на воду в 1750 г. в Рошфоре и находился под командованием капитана Лизарде, вывели из строя линейный корабль «Колчестер» (капитан О’Брайен) и фрегат «Рысь» (капитан Вернон).

… 20 июня 1756 года туземцы восстают против англичан и изгоняют их из форта Уильям в Калькутте… — Форт Уильям — британская крепость, построенная в 1701–1706 гг. на реке Хугли, одном из рукавов Ганга, названная в честь английского короля Вильгельма III (1650–1702; правил с 1689 г.), служившая одним из главных оплотов британского владычества в Индии и давшая начало Калькутте (см. примеч. к с. 91).

20 июня 1756 г. восставшие туземцы, которыми руководил бенгальский наваб Сирадж уд-Даула (ок. 1733–1757), захватили крепость и замучили в ней множество английских пленных.

… 12 июля 1756 года английская эскадра захватила вблизи Луисбура французский корабль «Радуга». — Луисбур — французская морская крепость на восточном берегу острова Кейп-Бретон (фр. Иль-Рояль), расположенного к северо-востоку от полуострова Новая Шотландия и относящегося теперь к канадской провинции Новая Шотландия; находилась рядом с нынешним одноименным городком; была построена для защиты Квебека и названа в честь Людовика XIV; осажденная 8 июня 1758 г. англичанами, капитулировала сорок восемь дней спустя и в 1760 г. была снесена.

50-пушечный французский фрегат «Радуга», который вез солдат и военное снаряжение для гарнизона этой крепости, был захвачен вблизи нее англичанами.

… 14 августа 1756 года г-н де Монкальм овладевает фортами Осуиго, Онтарио и Георг… — Эти три английских форта находились в устье реки Осуиго, на южном берегу озера Онтарио: форт Осуиго — на западном берегу реки, Онтарио и Георг — на ее восточном берегу.

… Этим успехом французы обязаны прежде всего мужеству г-на Риго де Водрёя… — Водрёй, Пьер де Риго, маркиз де (1698–1778) — французский военный моряк и колониальный администратор, последний губернатор Новой Франции (1755–1760).

… переправившись вплавь вместе со своими канадцами через реку Шуаган, прервал связь между фортами Георг и Осуиго. — Шуаган (соврем, название — Осуиго) — река длиной 38 км, впадающая в озеро Онтарио у его юго-восточного края.

… 19 января 1757 года адмирал Бинг… предан суду, приговорен к смерти и казнен. — Адмирал Бинг (см. примеч. к с. 98) был расстрелян 14 марта 1757 г.

… 11 февраля 1757 года г-н де Керсен разрушает несколько английских поселений на Африканском берегу. — Керсен, Ги Франсуа де (1703–1759) — французский военный моряк, командир эскадры (1756); в 1756 г., получив под свое командование эскадру из трех линейных кораблей и трех фрегатов, был отправлен кберегам Гвинеи.

… г-н де Водрёй сжигает английские склады на озере Святого Причастия… — Озеро Святого Причастия — то же, что Лейк-Джордж (см. примеч. к с. 96); его воды через речку Ла-Шут стекают в расположенное к северу от него озеро Шамплейн.

… 9 августа 1757 года г-н де Монкальм захватывает форт Уильям-Генри… — Форт Уильям-Генри — английская крепость на южном берегу озера Лейк-Джордж, построенная в 1755 г.; была названа в честь принца Уильяма Августа, герцога Камберлендского, и его племянника, принца Уильяма Генри (1743–1805), герцога Глостера; после капитуляции была разрушена французами.

… г-н де Керсен одерживает в Сан-Доминго победу над пятью английскими кораблями… — Речь идет о морском сражении 21 октября 1757 г. вблизи гавани селения Кап-Франсе (соврем, город Кап-Аитьен на северо-западе Гаити), административного центра французской колонии Сан-Доминго (см. примеч. к с. 169); английской эскадрой в этом сражении командовал капитан Артур Форрест (ок. 1716–1770).

… 11 февраля 1758 года г-на Дюкена, командира эскадры, окружает английская эскадра… и он попадает в плен. — Господин Дюкен — Мишель Анж Дюкен (1700–1778), маркиз де Менвиль, французский военный моряк и колониальный деятель, командир эскадры (1755), губернатор Новой Франции в 1752–1755 гг.; 28 февраля 1758 г. близ испанского города Картахена потерпел поражение в морском бою с британской флотилией под командованием адмирала Генри Осборна (1694–1771), спустил флаг на флагманском корабле «Грозный» и был взят в плен.

… С 1 мая по 4 июня 1758 года г-н де Лалли, главнокомандующий в Индии, овладевает фортами Куддалор, Сент-Дэвид и Девикотта. — Господин де Лалли — граф Томас Артур де Лалли (1702–1766), барон де Толлендаль, французский военачальник и колониальный администратор, по происхождению ирландец; генерал-лейтенант (1757); в 1757–1761 гг. главнокомандующий французскими войсками в Индии; потерпев поражение от англичан, капитулировал 14 января 1761 г.; по возвращении во Францию был заключен в Бастилию, обвинен в измене и злоупотреблениях и обезглавлен. Куддалор (фр. Гонделур) — портовый город на юго-востоке Индии, на Коромандельском берегу, в 20 км к югу от Пондишери; ныне относится к индийскому штату Тамилнад и является административным центром одноименного округа. Куддалор был захвачен войсками Лалли-Таллендаля 4 мая 1758 г.

Сент-Дэвид — сильная английская крепость, защищавшая Куддалор со стороны моря; капитулировала после шестидесятидневной осады, 2 июня 1758 г.

Девикотта — английская крепость на Коромандельском берегу, стоявшая на небольшом острове в устье реки Коллидам (северный рукав реки Кавери), к югу от Пондишери.

… укрепившись с шестью тысячами французов в Тикондероге, г-н де Монкальм наносит поражение восемнадцати тысячам англичан, убивая у них четыре тысячи человек, в том числе генерала Хау. — Тикондерога — ирокезское название французской крепости Карийон, построенной в 1755–1757 гг. у южной оконечности озера Шамплейн, у места впадения в нее реки Ла-Шут.

6–8 июля 1758 г. близ этой крепости произошло одно из самых кровопролитных сражений Франко-индейской войны, в ходе которого французские войска под командованием маркиза де Монкальма разгромили английские войска, находившиеся под началом генерала Джеймса Аберкромби (1706–1781).

Хау, Джордж, виконт (ок. 1725–1758) — английский бригадный генерал, погибший 6 июля 1758 г. в сражении у форта Карийон.

… Господин д’Эгийон вынуждает их вернуться на суда… — Господин д’Эгийон — Эмманюэль Арман де Виньеро дю Плесси-Ришелье (см. примеч. к с. 311), герцог д’Эгийон (с 1750 г.).

11 сентября 1758 г. в сражении при Сен-Ка (селение в Бретани, в 20 км к западу от Сен-Мало) 7-тысячное войско герцога д’Эгийона, в то время военного губернатора Бретани, разгромило 10-тысячный британский десант под командованием генерала Томаса Блига (1685–1775), высадившийся 3 сентября в соседнем селении Сен-Бриак: во время этого сражения две тысячи англичан было убито и семьсот взято в плен.

… 16 января 1759 года англичане нападают на остров Мартинику… — Мартиника — остров площадью 1128 км² в центральной части архипелага Малые Антильские острова; с 1664 г. был владением французской короны; в настоящее время является заморским департаментом Франции.

…17 августа 1759 года происходит морское сражение у Лагуша… — Лагуш — приморский город на юге Португалии, в 35 км к востоку от мыса Сан-Висенти, крайней юго-западной оконечности Европейского континента.

18–19 августа 1759 г. близ этого города развернулось морское сражение, в ходе которого английский флот под командованием адмирала Эдуарда Боскауэна нанес поражение французскому флоту, шедшему из Тулона под начальством командира эскадры Жана Франсуа де Берте де Ла Клю-Сабрана (1696–1764).

… «Кентавр», «Смельчак» и «Скромник» захвачены, а «Океан» и «Грозный» сожжены. — «Кентавр» — французский 74-пушечный линейный корабль водоизмещением 1800 т, спущенный на воду в Тулоне в 1757 г.; захваченный англичанами в сражении при Лагуше, вошел под прежним названием в состав британского военно-морского флота и затонул в 1782 г. во время бури.

«Смельчак» — 74-пушечный линейный корабль водоизмещением 1685 т, спущенный на воду в 1749 г.; захваченный в сражении при Лагуше, до 1784 г., имея прежнее название, находился в составе британского военно-морского флота, а затем был продан.

«Скромник» — 64-пушечный линейный корабль водоизмещением 1150 т, спущенный на воду в Тулоне в феврале 1759 г.; захваченный анличанами в сражении при Лагуше, был включен в состав британского военно-морского флота, сохранив свое назание; был списан в 1800 г.

«Океан» — 80-пушечный линейный корабль, спущенный на воду в Тулоне в 1756 г.; в бою при Лагуше был флагманским кораблем. «Грозный» — 74-пушечный линейный корабль, спущенный на воду в 1752 г.

…г-н д'Аше наносит поражение английской эскадре адмирала Покока и снабжает Пондишери провиантом и боевыми припасами. — Аше, Анн Антуан, граф д’ (1701–1780) — французский морской офицер, капитан первого ранга (1743), командир эскадры (1756), вице-адмирал Средиземноморского флота (1770).

Покок, сэр Джордж (1706–1792) — британский флотоводец, адмирал синего флага; в 1757–1760 гг., имея звание контр-адмирала (с 1756 г.), командовал Ост-Индской эскадрой.

Пондишери (с 1954 г. Пудучерри) — портовый город на северо-востоке полуострова Индостан, административный центр одноименной союзной территории Индии; основанный французами в кон. XVII в., до 1954 г. являлся столицей Французской Индии.

… Тысяча сто солдат полка Лалли разбивают тысячу семьсот англичан и четыре тысячи туземцев… — Полк Лалли, который был создан во Франции в 1744 г. из ирландских эмигрантов, находился под командованием Томаса Артура де Лалли-Толлендаля и героически сражался в битве при Фонтенуа; в 1762 г. он был расформирован, и его солдаты вошли в состав полка Диллона.

… капитан Тюро, французский корсар, высаживает десант в Ирландии, захватывает Каррик… — Тюро, Франсуа (1727–1760) — французский корсар, базировавшийся в Дюнкерке; в феврале 1760 г., во время Семилетней войны, имея под своим началом небольшую флотилию из пяти фрегатов и экспедиционный корпус численностью около тысячи двухсот человек, совершил набег на северо-восточное побережье Ирландии, но не смог захватить Белфаст и на обратном пути погиб у острова Мэн в морском сражении с британским военным флотом.

Каррик (Каррикфергус, ирл. «Скала Фергуса») — город на северо-востоке Ирландии, в 18 км к северо-востоку от Белфаста, на северном берегу залива Белфаст-Лох, сложившийся вокруг сильной морской крепости.

… англичане отнимают у нас Маэ на Малабарском берегу, а затем, 7 июня, Бель-Иль-в-Море. — Малабарский берег (по названию исторической области Малабар на юге Индии) — побережье юго-запада полуострова Индостан, омываемое водами Аравийского моря и простирающееся к югу от горной цепи Западные Гаты до его южной оконечности (мыс Кумари); длина его составляет 845 км.

Маэ — французский форт на Малабарском берегу, построенный в 1724 г.; ныне небольшой город в одноименном округе союзной территории Пудучерри.

Бель-Иль-в-Море — французский остров в Бискайском заливе Атлантического океана, у побережья Бретани, площадью 86 км²; ныне относится к департаменту Морбиан.

… уступает Англии и утверждает за ней Акадию, Канаду, остров Кейп-Бретон… — Кейп-Бретон (фр. Иль-Рояль) — остров площадью 10 311 км², лежащий у восточного побережья Канады, к северо-востоку от полуострова Новая Шотландия; ныне относится к канадской провинции Новая Шотландия.

… Взамен этого Англия уступает Франции острова Сен-Пьер и Микелон. — Сен-Пьер (площадью 26 км²) и Микелон (площадью 216 км²) — острова в Атлантическом океане, в 20 км к югу от Ньюфаундленда, в проливе Кабота; единственная сохранившаяся у Франции частица ее североамериканских владений; ныне имеет статус ее заморского сообщества.

… король Англии отдает французскому королю Бель-Иль, Мартинику, Гваделупу, Мари-Галант и Дезираду… — Гваделупа — остров площадью 1434 км², который входит в группу Наветренных островов в Карибском море и, напоминая своей формой бабочку, состоит в действительности из двух островов: Бас-Тер (ее западное крыло) и Гранд-Тер (восточное крыло), разделенных узким проливом; ныне входит в одноименный заморский департамент Франции.

Мари-Галант — остров площадью 158 км², входящий в группу Наветренных островов и расположенный в 30 км к юго-востоку от берегов Гваделупы; ныне является владением Франции и относится к ее заморскому департаменту Гваделупа.

Дезирада (Ла-Дезирад) — остров площадью 21 км², также входящий в группу Наветренных островов и расположенный к востоку от Гваделупы; ныне является владением Франции и относится к ее заморскому департаменту Гваделупа.

… Франция… уступает Англии остров Гренаду и Гренадины. — Гренада — самый южный остров из группы Наветренныхх островов; имеет площадь 310 км² и ныне является главной частью одноименного островного государства.

Гренадины — цепь вулканических островов в южной части Наветренных островов, расположенная между островами Сент-Винсент и Гренада; их общая площадь составляет 86 км²; ныне южная часть Гренадин входит в государство Гренада, а северная относится к другому островному государству — Сент-Винсент и Гренадины.

… Сент-Винсент, Доминика и Тобаго — останутся за Англией. — Сент-Винсент — остров площадью 344 км², входящий в группу Наветренных островов; ныне является основной частью государства Сент-Винсент и Гренадины.

Доминика — остров площадью 754 км², входящий в группу Наветренных островов и расположенный между Гваделупой и Мартиникой; ныне является независимым государством, носящим название Содружество Доминики.

Тобаго — остров площадью 303 км², расположенный к югу от Гренады и ныне составляющий вместе с расположенным к юго-западу от него Тринидадом независимое островное государство Тринидад и Тобаго.

… Остров Сент-Люсия и остров Горея возвращены Франции, которая уступает Великобритании и утверждает за ней побережье Сенегала с фортами и факториями Сен-Луи, Подор и Галам. — Сент-Люсия — остров площадью 616 км² в группе Наветренных островов, расположенный между островами Сент-Винсент и Мартиника; на протяжении полутора веков являлся яблоком раздора между Францией и Англией, пока в 1814 г. окончательно не перешел под британскую юрисдикцию; с 1979 г. является независимым государством, входящим в состав Содружества наций.

Сен-Луи — город на западном побережье Африки, на севере Сенегала, основанный французами в 1659 г. на одноименном острове в устье реки Сенегал, в 260 км к северу от Дакара, близ границы с Мавританией; на протяжении многих лет был столицей французских колониальных владений в Западной Африке.

Подор — селение (ныне город) на севере Сенегала, в 215 км к востоку от Сен-Луи, на реке Сенегал.

Форт Галам (иное название — форт Сен-Жозеф) — французское укрепленное поселение на северо-востоке Сенегала, построенное в 1702 г. на реке Сенегал, в негритянском королевстве Галам.

… Англия возвращает Испании остров Кубу вместе с крепостью Гавана. — Остров Куба, самый крупный из Больших Антильских островов, площадью ПО 860 км², являлся с нач. XVI в. по 1898 г. колониальным владением Испании.

Гавана, укрепленный портовый город на северо-западном побережье Кубы, был основан испанцами в 1515 г. и с 1563 г. служил административным центром этой испанской колонии, в продолжение нескольких веков являясь главным форпостом Испании на Антильских островах. 13 августа 1762 г., после двухмесячной осады, Гавана была захвачена англичанами, но через год по условиям Парижского мирного договора возвращена Испании.

… испанцы уступают англичанам Флориду, крепость Сан-Агустин и залив Пенсаколы. — Сан-Агустин (соврем. Сент-Огастин) — город в северо-восточной части Флориды (см. примеч. к с. 91), на атлантическом побережье, основанный в 1565 г. испанцами и ставший в 1763 г. административным центром новой британской колонии Восточная Флорида; ныне относится к штату Флорида США.

Пенсакола (см. примеч. к с. 169) с 1763 г. являлась административным центром новой британской колонии Западная Флорида.

… каждая война, которую затевал Сент-Джеймсский кабинет, стоила ему миллиард… — Сент-Джеймсский кабинет — обиходное название британского правительства в XVIII — нач. XIX в. (Сент-Джеймс — дворец в Лондоне, служивший в 1698–1809 гг. основным местопребыванием королевского двора; прежде этой цели служил Уайтхолл, уничтоженный пожаром в 1698 г.).

… В Европе ей будет принадлежать Гельголанд… — Гельголанд — остров площадью 1,7 км² на юго-востоке Северного моря, в Гельголандской бухте, входящий ныне в состав федеральной земли Шлезвиг-Гольштейн ФРГ; в 1807 г. был захвачен Великобританией и принадлежал ей вплоть до 1890 г.

… в Азии — город Аден, который господствует над Красным морем… — Аден — портовый город на юге Аравийского полуострова, на берегу Аденского залива Аравийского моря; в 1839 г. был захвачен англичанами и до 1967 г. служил административным центром британского протектората Аден; ныне является одним из крупнейших городов Йеменской республики.

… в Индийском океане — Цейлон, огромный полуостров Индостан, Непал, Лахор, Синд, Белуджистан и Кабул… — Цейлон (с 1972 г. Шри-Ланка), остров площадью 65 610 км² у юго-восточного побережья Индостана, в 1802 г. был захвачен англичанами, которые вытеснили оттуда прежних колонизаторов, голландцев, и в 1802 г. объявили его британской колонией, каковой он и оставался вплоть до 1948 г., когда ему был предоставлен статус доминиона; полную независимость обрел в 1972 г.

Непал, расположенный в Южной Азии, в Гималаях, утратил в результате Англо-непальской войны (1814–1816) около трети своей территории, и вся его внешняя политика перешла под контроль англичан.

Лахор — древний город на востоке нынешнего Пакистана, вблизи границы с Индией, столица провинции Пенджаб; в 1848 г. был захвачен британскими войсками и включен в состав Британской Индии.

Синд — историческая область на территории нынешнего Пакистана, охватывающая нижнее течение Инда, граничащая на севере с Пенджабом и ограниченная с юга Аравийским морем; с 1843 г. являлась провинцией Британской Индии.

Белуджистан — историческая область на побережье Аравийского моря, на стыке Ближнего востока и Индостана, населенная белуджскими племенами и оказавшаяся ныне разделенной между сопредельными государствами: Пакистаном, Ираном и Афганистаном; до 1947 г. большая ее часть считалась территорией Британской империи.

Кабул, крупнейший город и столица Афганистана, впервые был захвачен британскими войсками в 1839 г., во время Первой англоафганской войны (1839–1842), однако в начале 1842 г. они были изгнаны оттуда восставшими афганцами, и лишь в ходе Второй англо-афганской войны (1878–1881) англичанам удалось захватить Кабул снова и добиться лояльности афганского правительства.

… в Бенгальском заливе — острова Сингапур, Пинанг и Суматра… — Сингапур — остров площадью 617 км² в Юго-Восточной Азии, у южной оконечности полуострова Малакка, у южного входа в Малаккский пролив; в 1819 г. стал британской колонией; ныне является основной частью одноименного островного государства. Пинанг (Pinang; у Дюма опечатка: Sinaag) — остров площадью 285 км² у западного побережья полуострова Малакка, в 1786 г. ставший владением Британской Ост-Индской компании; в 1826–1942 гг. вместе с Сингапуром и Малаккой составлял британскую колонию Стрейтс-Сетлментс; ныне входит в одноименный штат государства Малайзия.

Суматра — остров площадью 473 000 км² в Юго-Восточной Азии, входящий в состав Больших Зондских островов и отделенный Малаккским проливом от полуострова Малакка; с XVII в. и до сер. XX в. был колонией Нидерландов; англичане имели лишь небольшую колонию Бенкулу на южном побережье острова, но в 1824 г. они уступили ее голландцам.

… в Океании — половина Австралии, земля Ван-Димена, Новая Зеландия, Норфолк, Гавайи и протекторат Полинезии… — Земля Ван-Димена (с 1855 г. Тасмания) — остров площадью 64 519 км², расположенный в 240 км к югу от берегов Австралии и составляющий теперь большую часть австралийского штата Тасмания; был открыт в 1642 г. голландским мореплавателем Абелем Янсзоном Тасманом (1603–1659), назвавшим его в честь Антония Ван Димена (1593–1645), генерал-губернатора Голландской Индии в 1636–1645 гг.; в 1824 г. стал отдельной британской колонией.

Норфолк — остров площадью 35 км², лежащий в южной части Тихого океана, в 1412 км к востоку от Австралии, владением которой он является.

Гавайи — архипелаг в северной части Тихого океана, в 3800 км к западу от побережья Калифорнии, состоящий из двадцати четырех островов и атоллов и имеющий общую площадь 28 311 км²; был открыт в 1778 г. английским мореплавателем Джеймсом Куком (1728–1779), который дал ему название Сэндвичевы острова в честь Джона Монтегю (1718–1792), графа Сэндвича, первого лорда Адмиралтейства; на протяжении всего XIX в. являлся независимым королевством; в 1898 г. был аннексирован Соединенными Штатами, и теперь большая часть его островов составляет 50-й штат США.

… в Африке — Батерст, острова Иль-де-Лос, Сьерра-Леоне, часть побережья Гвинеи, Фернандо-По, остров Вознесения и остров Святой Елены, Капская колония, Порт-Наталь, Маврикий, Родригес, Сейшельские острова и Сокотра… — Батерст (с 1973 г. Банжул) — город на западе Африке, расположенный на острове Святой Марии, у места впадении реки Гамбия в Атлантический океан; основанный в 1816 г. англичанами, был назван в честь Генри Батерста (1762–1834), британского государственного секретаря по делам колоний в 1812–1827 гг.; ныне является столицей республики Гамбия.

Острова Иль-де-Лос (Iles de Loss; у Дюма ошибочно îles de Léon) — небольшой архипелаг у западных берегов Африки, в 10 км к западу от Конакри, столицы республики Гвинеи, которой он теперь принадлежит; с 1755 по 1904 гг. был владением Великобритании.

Сьерра-Леоне («Львиные горы») — здесь: полуостров на западном побережье Африки, обладающий удобной гаванью, у входа в которую англичане основали в 1787 г. город Фритаун, столицу нынешней республики Сьерра-Леоне; освоенная вначале португальцами, эта территория в 1800–1961 гг. принадлежала Британии.

Фернандо-По (с 1973 г. именуется Биоко) — остров площадью 2017 км² у западных берегов Африки, в Гвинейском заливе Атлантического океана; открытый в 1471 г. португальским мореплавателем Фернандо По (?—?), до 1778 г. принадлежал Португалии, потом перешел во владение Испании; в 1827 г. был захвачен англичанами, но в 1843 г. отвоеван испанцами; с 1968 г. входит в состав республики Экваториальная Гвинея.

Остров Вознесения — вулканический остров площадью 91 км² в южной части Атлантического океана, в 1287 км к северо-западу от острова Святой Елены (см. примеч. к с. 91); открытый португальцами в 1501 г., в 1815 г. стал владением Великобритании; ныне входит в состав британской заморской территории Острова Святой Елены, Вознесения и Тристан-да-Кунья.

Капская колония — переселенческая колония на территории современной Южно-Африканской республики, с центром в городе Капстад (соврем. Кейптаун), основанная в 1652 г. Нидерландской Ост-Индской кампанией; господствующее положение в ней занимали потомки европейских, главным образом нидерландских колонистов — буры; в 1806 г. эта колония была захвачена Великобританией, и буры оставили ее, основав на захваченных у африканского населения землях республику Трансвааль (1856) и Оранжевое свободное государство (1852), которые, в свою очередь, были захвачены англичанами в результате Англо-бурской войны 1899–1902 гг.

Порт-Наталь (соврем. Дурбан) — крупный портовый город на восточном побережье Южной Африки, основанный в 1835 г. англичанами, а затем входивший в состав бурской республики Наталь, которая просуществовала с 1839 по 1843 гг., а затем перешла под управление англичан, которые назвали его Дурбаном в честь сэра Бенджамена д’Урбана (1777–1849), британского губернатора Капской колонии в 1834–1838 гг.; ныне входит в состав ЮАР и является одним крупнейших городов этой страны.

Сейшельские острова — архипелаг в западной части Индийского океана, у восточного побережья Африки, общей площадью 455 км²; в 1794 г. был захвачен Великобританией и оставался ее колонией вплоть до 1976 г.; ныне является островной республикой.

Сокотра — архипелаг в западной части Индийского океана, у входа в Аденский залив Аравийского моря, общей площадью 3814 км²; с 1834 по 1967 гг. находился под властью Великобритании; ныне является частью территории республики Йемен.

… в Америке — Канада, северный континент, простирающийся от Ньюфаундлендской банки до устья реки Маккензи, почти все Антильские острова, Тринидад, часть Гвианы, Мальвинские острова, Белиз и Бермуды. — Маккензи — крупнейшая река Канады, длиной 1738 км, берущая начало в Большом Невольничьем озере, пересекающая всю страну с юга на север и впадающая в море Бофорта на ее северном побережье; названа в честь шотландского путешественника Александра Маккензи (1764–1820).

Тринидад — остров площадью 4821 км² в Карибском море, у северо-восточного побережья Южной Америки, напротив Венесуэлы; с 1797 г. находился под юрисдикцией британской короны; ныне является основной частью государства Тринидад и Тобаго. Гвиана — регион на северо-восточном побережье Южной Америки, к юго-востоку от Венесуэлы, оказавшийся разделенным на три колонии: Британская Гвиана (с 1966 г. независимая республика Гайана), Голландская Гвиана (с 1975 г. независимая республика Суринам) и Французская Гвиана, являющаяся ныне заморским департаментом Франции.

Мальвинские острова (англ. Фолклендские острова) — архипелаг в юго-западной части Атлантического океана, к северо-востоку от Огненной земли; состоит из двух крупных и более 750 мелких островов и скал, общей площадью 12 173 км²; находясь на пути из Атлантического океана в Тихий, обладает важным стратегическим значением; ныне имеет статус британской заморской территории. Белиз — город на восточном берегу полуострова Юкатан в Центральной Америке, в устье одноименной реки, впадающей в Карибское море; в 1840–1970 гг. был столицей колонии Британский Гондурас (с 1981 г. независимая республика Белиз).

Бермуды — архипелаг в северо-западной части Атлантического океана, в 900 км от Северной Америки, состоящий из 150 островов и рифов общей площадью 52 км²; назван по имени открывшего его в 1515 г. испанского мореплавателя Хуана Бермудеса (?–1570); ныне имеет статус заморской территории Великобритании.

… рано или поздно она пророет канал через Панамский перешеек… — Панамский перешеек, соединяющий Центральную и Южную Америку, является узкой преградой на пути из Атлантического океана в Тихий, так что до 1914 г., когда на нем в конце концов был построен судоходный 82-километровый Панамский канал, суда, следовавшие на западное побережье Америки с ее восточного побережья и из Европы, должны были огибать мыс Горн.

… она проложит канал через Суэцкий перешеек… — Суэцкий перешеек, соединяющий Азию (Синайский полуостров) и Африку, одновременно отделяет Средиземное море от Красного моря, имея в самом узком своем месте ширину 116 км. В 1859–1869 гг. через него был проложен бесшлюзовый канал длиной 160 км, который соединил портовый город Порт-Саид на Средиземном море с городом Суэц (араб. Ас-Сувайс), стоящим у северной оконечности Суэцкого залива Красного моря, и избавил морские суда от необходимости огибать мыс Доброй Надежды на пути из Европы в Азию. Грандиозные работы по сооружению этого канала (его торжественное открытие состоялось 17 ноября 1869 г.) были выполнены французской акционерной «Всеобщей компанией Суэцкого морского канала», во главе которой стоял дипломат и предприниматель Фердинан де Лессепс (1805–1894).

134 … благодаря своему званию покровительницы Ионических островов она бросает якорь у выхода из Адриатического моря и у входа в Эгейское море… — Ионические острова — группа расположенных в Ионическом море, у западных берегов Греции, островов, самыми крупными из которых являются семь: Корфу, Паксос, Лефкас, Итака, Кефалония, Закинф и Китира; по условиям Парижского мирного договора 1815 г., эти острова стали протекторатом Великобритании и именовались Ионической республикой; к Греции они были присоединены лишь в 1864 г.

… она будет вербовать солдат среди этих воинственных племен древнего Эпира и античного Пелопоннеса… — Эпир — историческая область на северо-западе Греции, населенная в древности иллирийскими племенами.

Пелопоннес — историческая область на юге Греции: южная часть Балканского полуострова, соединенная с его северной частью узким Коринфским перешейком.

… она будет держать на Корфу эскадру, которая сможет за несколько дней дойти до Дарданелл… — Корфу (греч. Керкира) — остров площадью 593 км², второй по размерам среди Ионических островов и самый северный из них.

Дарданеллы — пролив между Европой (Галлипольский полуостров) и Азией (полуостров Малая Азия); соединяет Эгейское и Мраморное моря; длина его 61 км, а ширина от 1,2 до 6 км.

… она будет держать на Кефалонии войска, которые смогут за одну неделю добраться до вершины Гемских гор… — Кефалония — самый крупный из Ионических островов, площадью 781 км², лежащий между островами Закинф и Лефкас.

Гемские горы — старинное название Балкан, горного хребта на территории Болгарии, пересекающего страну с востока на запад (протяженность хребта — 555 км, а его максимальная высота — 2376 м, гора Ботев).

135 … обещала кардинальскую шапку некоему аббату по имени Берни и герцогство-пэрство некоему человеку по имени граф де Стенвиль. — Граф де Стенвиль — Этьенн Франсуа Шуазёль (1719–1785), граф, затем (с 1758 г.) герцог де Стенвиль и пэр Франции; старший сын Франсуа Жозефа де Шуазёля (ок. 1695–1769), маркиза де Стенвиля, и его супруги с 1717 г. Франсуазы Луизы де Бассомпьер (ок. 1694–1758); французский государственный деятель, исполнявший в 1758–1770 гг. должность первого министра, хотя и не носивший этого звания официально; посол в Риме (1753–1757) и в Вене (1757–1758), государственный секретарь по иностранным делам (1758–1761 и 1766–1770), государственный секретарь по военным делам (1761–1770), государственный секретарь по делам военно-морского флота (1761–1766); в 1770 г. был отправлен в отставку.

XIX

… имел определенное отношение к возведению на папский престол венецианца Реццонико, который, став папой, принял имя Климент XIII. — Климент XIII (в миру — Карло делла Торре Реццонико; 1693–1769) — римский папа с 6 июля 1758 г.

136 … к этому он прибавил аббатство Сент-Арну в 1755 году, аббатство Сен-Медар в Суассоне в 1756 году, приорство Ла-Шарите в 1757 году и, наконец, аббатство Труа-Фонтен в 1758 году. — Об аббатстве Сент-Арну в Меце см. примеч. к с. 7.

Бенедиктинское аббатство святого Медарда в Суассоне было основано в 557 г. королем франков Хлотарем I (ок. 498–561; правил с 511 г.); ныне от него сохранилась лишь крипта.

Приорство Ла-Шарите — имеется в виду бенедиктинское приорство Богоматери в селении Ла-Шарите-на-Луаре в Бургундии, основанное в 1059 г. и находившееся в зависимости от могущественно аббатства Клюни; в 1791 г. оно было закрыто, и до нашего времени дошла лишь великолепная монастырская церковь. Цистерцианское аббатство Труа-Фонтен, находившееся в селении Труа-Фонтен-л’Аббе в Шампани, было основано в 1118 г.; ныне от него остались лишь руины; кардиналу де Берни было суждено стать его последним аббатом-коммендатором.

… сын г-на де Стенвиля, посланника великого герцога Тосканского при французском дворе. — Герцог де Шуазёль был старший сын Франсуа Жозефа де Шуазёля (ок. 1695–1769), маркиза де Стенвиля, в 1727–1736 гг. посла герцога Лотарингского в Париже, в 1741–1750 гг. посла великого герцога Тосканского при французском дворе.

139 … дал настоятелю обители святого Антония в Париже отчет… — Вероятно, имеется в виду находившаяся на улице Сент-Антуан в северо-восточной части Парижа резиденция иезуитов: они обосновались там в 1580 г. во дворце Ла-Рошпо, который позднее, в 1627–1647 гг., был перестроен ими в обитель (ныне от нее сохранилась лишь церковь святого Павла и святого Людовика).

140 … Господин де Мопу явился к Людовику XV и высказал ему упрек по поводу ссылки принца… Господин де Мопу — здесь: Рене Шарль де Мопу (1688–1775), французский государственный и судебный деятель, первый президент Парижского парламента в 1743–1757 гг., хранитель печати в 1763–1768 гг.; отец Рене Никола де Мопу (1714–1792), канцлера Франции в 1768–1790 гг., хранителя печати в 1768–1774 гг.

141 … Беатриса, графиня де Шуазёль-Стенвиль, была канониссой… — Беатриса де Шуазёль-Стенвиль (1730–1794) — младшая сестра герцога де Шуазёля; канонисса капитула в городке Буксьер-о-Дам на северо-востоке Франции; с 1759 г. супруга Антуана VII де Грамона (1722–1801), хозяйка светского салона.

… попытались, но без успеха, выдать ее замуж за принца де Бофремона… — Имеется в виду либо принц Шарль Роже де Бофремон (1713–1795), кавалер ордена Золотого Руна (1789), либо его младший брат Луи де Бофремон (1714–1781), вице-адмирал.

… графиня вышла замуж за герцога де Грамона… — Имеется в виду Антуан VII де Грамон (1722–1801) — седьмой герцог де Грамон (с 1745 г.), принц де Бидаш, бригадный генерал.

142 … в должности посла в Вене его сменяет граф де Шуазёль. — Граф де Шуазёль — Сезар Габриель де Шуазёль (1712–1785), французский военачальник, дипломат и государственный деятель, первый герцог де Прален (1762) и пэр Франции; генерал-лейтенант, посол в Вене в 1758–1761 гг., государственный секретарь по иностранным делам в 1761–1766 гг., государственный секретарь по делам военно-морского флота в 1766–1770 гг.; сын Юбера де Шуазёля (1664–1727), графа де Шевиньи, и его второй жены (с 1711 г.) Луизы Антуанетты де Бово (1686–1737), дальний родственник герцога де Шуазёля.

… В 1759 году Леопольд Шарль де Шуазёль-Стенвиль назначен архиепископом Альби, в ожидании архиепископства Камбре… — Шуазёль, Леопольд Шарль де (1724–1774) — французский прелат, епископ Эврё в 1758–1759 гг., епископ Альби в 1759–1764 гг., архиепископ Камбре в 1764–1774 гг.; брат герцога де Шуазёля.

… одна из дам де Шуазёль становится канониссой Ремирмонского капитула и аббатисой монастыря святого Петра в Меце. — Имеется в виду Шарлотта Евгения де Шуазёль-Стенвиль (ок. 1724–1816) — родная сестра герцога де Шуазёля, канонисса капитула Ремирмонского аббатства, существовавшего до 1790 г. в селении Ремирмон в Лотарингии (соврем, департамент Вогезы); с 1760 г. аббатиса древнего монастыря святого Петра в Меце.

… герцог де Шуазёль предоставляет самому себе пост губернатора Турени… — Турень — историческая область на западе центральной части Франции, в бассейне Луары; главный город — Тур; ее территория разделена ныне между департаментами Эндр-и-Луара, Луар-и-Шер и Эндр.

… Он пользуется этим обстоятельством для того, чтобы сделать г-на де Шуазёля-Бопре генерал-майором, г-на де Шуазёля де Ла Бома, служившего младшим лейтенантом в полку шотландской тяжелой конницы, — командиром драгунского полка д’Обинье… — Господин де Шуазёль-Бопре — скорее всего, имеется в виду упоминаемый ниже Франсуа Мартиаль де Шуазёль-Бопре, но он получил чин генерал-майора двумя годами раньше, в 1759 г.

Господин де Шуазёль Ла Бом — Клод Антуан Клериад де Шуазёль (ок. 1733–1794), граф де Шуазёль Ла Бом, французский офицер, командир драгунского полка (1761), генерал-майор (1762), генеральный инспектор кавалерии (1764); племянник кардинала де Шуазёля, сын Шарля Мари де Шуазёля (1698–1768) и его жены с 1728 г. Шарлотты де Бассомпьер (1704–1782).

… в мае 1761 года назначается полномочным послом на Аугсбургском конгрессе… — Аугсбург — старинный город на юго-западе Баварии, столица Швабии, исторической области в верховьях Рейна и Дуная. Летом 1761 г. в Аугсбурге должны были проходить переговоры о заключении мира, однако они закончились провалом.

… его жена получает право табурета у королевы. — Женой герцога де Пралена с 1732 г. была Анна Мария де Шампань Ла Сюз (1712–1783), придворная дама дофины.

… Госпожа де Шуазёль-Бопре становится аббатисой монастыря святой Глоссинды… — Имеется в виду Мария Франсуаза Шарлотта де Шуазёль-Бопре (1719—?) — дочь Никола Антуана де Шуазёль-Бопре (1680–1727), маркиза де Шуазёля, и его жены с 1714 г. Анны Шарлотты д’Иветто-Дифло (1696–1789), младшая сестра упоминаемого ниже Франсуа Мартиаля де Шуазёль-Бопре, с 1761 г. аббатиса монастыря святой Глоссинды.

Монастырь святой Глоссинды — древнее бенедиктинское аббатство, основанное в 604 г. святой Глоссиндой Шампанской (580–610) в Меце, в то время столице Австразии, и упраздненное в 1792 г.; здание монастыря, неоднократно перестраивавшееся, служит теперь резиденцией местного епископа.

… г-н Клериад де Шуазёль — кардиналом… — Клериад де Шуазёль (Cleriadus de Choiseul; у Дюма ошибочно: Clésia, duc de Choiseul) — Антуан Клериад де Шуазёль-Бопре (1707–1774), французский прелат, архиепископ Безансона с 1755 г., кардинал (1761); младший сын Антуана Клериада де Шуазёля (1664–1726), маркиза де Бопре, и его жены с 1695 г. Анны Франсуазы де Барийон де Моранжи (?–1745).

… виконт де Шуазёль — пехотным бригадиром… — Имеется в виду Рено Сезар Луи де Шуазёль (1735–1791) — сын Сезара Габриеля де Шуазёль-Пралена и Анны Марии де Шампань, носивший в молодости титул виконта де Шуазёля, с 1785 г. второй герцог де Прален; французский офицер, дипломат и политический деятель, пехотный бригадир (1762), генерал-майор (1770), посол при Неаполитанском дворе (1766–1771), депутат Генеральных штатов (1789).

… барон де Шуазёль — послом при короле Сардинии… — Шуазёль, Луи Мари Габриель Сезар, барон де (1734—ок. 1796) — французский дипломат, в 1765–1792 гг. французский посол в Турине; сын Франсуа Бернара де Шуазёля (?–1749) и его жены с 1730 г. Шарлотты Луизы де Фудра.

… этого Шуазёля звали Шуазёль-Романе, поскольку он был женат на дочери Романе, президента Большого совета… — Имеется в виду Франсуа Мартиаль де Шуазёль-Бопре (1717–1791) — бригадный генерал (1747), генерал-майор (1759), генерал-лейтенант (1762); командир Фландрского полка в 1746–1751 гг., генеральный инспектор пехоты (1751), менин дофина.

Его первой женой с 1751 г. была Шарлотта Розали де Романе (ок. 1733–1753), некоторое время слывшая любовницей короля Людовика XV, дочь Пьера Жана Романе (1685–1751), президента Большого совета, и его жены с 1717 г. Марии Шарлотты д’Эстрад (1696-?).

… женился 14 декабря 1750 года на мадемуазель Крозд, которая была внучкой знаменитого миллионера… и отец которой купил себе титул маркиза дю Шателя и де Кармана… — Женой герцога де Шуазёля была с 1750 г. Луиза Онорина Кроза (1735–1801) — внучка финансиста Антуана Кроза (см. примеч. к с. 168), дочь Луи Франсуа Кроза (1691–1750), маркиза дю Шателя и де Кармана, и его жены с 1722 г. Марии Терезы де Гуффье (?—1746).

Заметим, что титул маркиза дю Шателя приобрел еще в 1714 г. Антуан Кроза; в 1738 г. этот титул унаследовал от отца Луи Франсуа Кроза, который присоединил к нему титул маркиза де Кармана, купленный им в 1741 г.

… Умерла российская императрица Елизавета, оставив престол Петру III. — Петр III Федорович (1728–1762) — российский император с 25 декабря 1761 г. (5 января 1762 г.); сын герцога Шлезвиг-Гольштейн-Готторпского Карла Фридриха (1700–1739; герцог с 1702 г.) и дочери Петра I, Анны Петровны (1708–1728); в 1741 г. как внучатый племянник Карла XII был избран наследником шведской короны, а в 1742 г. был объявлен своей теткой императрицей Елизаветой Петровной (см. примеч. к с. 204) ее наследником и с этого времени жил в России; в 1745 г. его супругой стала принцесса Ангальт-Цербстская (будущая Екатерина II); вступив на престол, своим демонстративным пренебрежением к православию и интересам России вызвал недовольство всех сословий империи, 28 июня (9 июля) 1762 г. был отрешен от власти и через короткое время убит с ведома Екатерины II.

144 … Благодаря этому Екатерина получила прозвание Северная Семирамида, которое потомство сменило на другое: Северная Мессалина. — Семирамида — легендарная царица Ассирии, жена мифического царя Нина, историческим прототипом которой считается ассирийская царица Шаммурамат, жена царя Шамшиадада V (правил в 823–811 до н. э.); древние авторы приписывали ей основание Вавилона, многие грандиозные постройки, завоевательные походы и многочисленные любовные приключения; имя ее как символ могущественной, но порочной властительницы употреблялось в мировой литературе еще со времен античности.

Мессалина (ок. 20–48) — третья жена (ок. 39 г.) римского императора Клавдия (10 до н. э. — 54 н. э.; правил с 41 г.), мать двух его детей; правнучка Октавии Младшей и Марка Антония; заслужила репутацию необузданно распутной, властной, коварной и жестокой женщины; была казнена с согласия Клавдия за участие в заговоре против него.

… Сто лет тому назад Россия простиралась от Киева до острова Святого Лаврентия… — Остров Святого Лаврентия — остров площадью 4640 км², расположенный в южной части Берингова пролива, в 80 км к востоку от Чукотки; был открыт Берингом в августе 1728 г., в день поминовения святого Лаврентия; является владением США и относится к штату Аляска.

… от великих гор Алтая до Енисейского залива… — Алтай — горная система, расположенная на стыке России, Казахстана, Монголии и Китая; протяженность ее — 1850 км, ширина — 1300 км, а максимальная высота — 4509 м. (гора Белуха, венчающая Катунский хребет).

Енисейский залив — залив Карского моря, эстуарий Енисея, одной из величайших рек России (длина ее 3487 км); имеет длину около 225 км, а его ширина у входа составляет 150 км.

… можно было думать, что именно для того, чтобы обозначить ее границу, Беринг открыл пролив, которому, умирая, он оставил свое имя. — Берингов пролив расположен между самой восточной точкой Азии (мыс Дежнёва) и самой западной точкой Северной Америки (мыс принца Уэльского); соединяет Северный Ледовитый океан (Чукотское море) с Тихим океаном (Берингово море); его минимальная ширина составляет 86 км; назван в честь русского мореплавателя, датчанина по происхождению, Витуса Беринга (1681–1741), который прошел этим проливом в 1728 г.

… одна из ее челюстей сегодня уже касается Вислы, а другая — Ботнического залива… — Ботнический залив, расположеный в северной части Балтийского моря, между западным побережьем Финляндии и восточным побережьем Швеции, отделен с юга от остальной части моря Аландскими островами.

… не останавливалась до тех пор, пока не столкнулась с англичанами у подножия горы Святого Ильи и Баклендских гор… — Гора Святого Ильи — гора высотой 5489 м. в Северной Америке, на юго-востоке Аляски, вблизи ее границы с канадской территорией Юкон и берегом залива Аляска; вершина одноименного хребта длиной 480 км, протянувшегося по Аляске и северо-западу Канады; открыта в июле 1741 г. экспедицией Беринга.

Баклендские горы (monts Bucklands) — неясно, что здесь имеется в виду; возможно, речь идет о горах на северо-востоке Аляски.

… от реки Пясины до Медвежьих островов и от Пясинского озера до мыса Святой Нос. — Пясина (у Дюма ошибочно Pianina вместо правильного Piasina) — река на севере Сибири, в Красноярском крае РФ, длиной 818 км, берущая начало в озере Пясино и впадающая в Пясинский залив Карского моря, к северо-востоку от Енисейского залива.

Медвежьи острова — архипелаг из шести островов общей площадью около 60 км², расположенных в Восточно-Сибирском море Северного Ледовитого океана, к северу от устья Колымы, и административно входящих в состав Якутии.

Пясинское озеро (у Дюма ошибочно lac Praniskoé вместо правильного Piasinskoë) — Пясино, озеро площадью 725 км² в Красноярском крае, в 20 км к северо-западу от Норильска.

Святой Нос (у Дюма ошибочно cap Sassé вместо правильного cap Sacré) — мыс на одноименном полуострове в Якутии, на южном берегу моря Лаптевых, у входа в пролив Дмитрия Лаптева.

… Россия отторгла: от Швеции — Финляндию, Або, Эстонию, Ливонию, Ригу, Ревель и часть Лапландии… — Або (соврем. Турку) — город на юго-западе Финляндии, у места впадения реки Аурайоки в воды Балтийского моря; известен с XII в.; до 1809 г. — центр шведской администрации Финляндии, в 1809–1812 гг. — столица Великого княжества Финляндского.

Ливония — здесь: область расселения финно-угорского племени ливов, земли по северной стороне Даугавы и прибрежные территории Рижского залива.

Ревель (нем. Реваль) — в 1219–1917 гг. официальное название Таллинна, города и порта на южном берегу Финского залива Балтийского моря, столицы Эстонии.

Лапландия — регион в Северной Европе, охватывающий север Норвегии, Швеции, Финляндии и Кольский полуостров РФ и населенный финно-угорским народом саами (устаревшее название — лопари); в 1809 г., по условиям Фридрихсгамского мирного договора, завершившего Русско-шведскую войну 1808–1809 гг., восточная часть Лапландии (провинция Лаппи) отошла к России.

… от Германии — Курляндию и Жемайтию… — Курляндия — историческая область в западной части Латвии, к западу от реки Даугавы, входившая с 1253 г. в состав владений Ливонского ордена, с 1561 г. — герцогства Курляндии, а с 1795 по 1917 гг. — Курляндской губернии Российской империи.

Жемайтия — историческая область на северо-западе современной Литвы, между низовьями рек Неман и Виндава (соврем. Вента); в 1795 г., вследствие третьего раздела Речи Посполитой, вошла в состав Литовской губернии Российской империи, в 1801 г. — Виленской, а потом — Ковенекой.

… от Польши — Литву, Волынь, часть Галиции, Могилев, Витебск, Полоцк, Минск, Белосток, Каменец, Тарнополь, Вильну, Гродно и Варшаву… — Волынь — историческая область на северо-западе Украины, охватывающаясовременные Волынскую и Ровненскую области, а также части Житомирской, Тернопольской и Хмельницкой областей; отошла к Российской империи в 1795 г. Галиция — историческая область в Восточной Европе, ныне разделенная между Украиной и Польшей и охватывающая территории современных Ивано-Франковской, Львовской и Тернопольских областей Украины, а также Подкарпатского и Малопольского воеводств Польши.

Могилев — город на востоке Белоруссии, на реке Днепр; областной центр; известен с 1267 г.; входил в состав Речи Посполитой до ее первого раздела (1772), а затем отошел к России.

Витебск — город на северо-востоке Белоруссии, на Западной Двине, при впадении в нее реки Витьба, областной центр; в 1772 г. вошел в состав Российской империи, в 1796 г. стал центром Белорусской, а в 1802 г. — Витебской губернии.

Полоцк — древний город в Витебской области Белоруссии, в устье реки Полоты, при впадении ее в Западную Двину.

Белосток — город на северо-востоке Польши, ныне административный центр Подляского воеводства; в 1795 г., после третьего раздела Речи Посполитой, отошел к Пруссии, по Тильзитскому миру (1807) был передан Российской империи и стал административным центром Белостоке кой области; с 1920 г. (с перерывом в 1939–1944 гг.) входит в состав Польши.

Каменец (Каменец-Подольский) — древний город в Хмельницкой области Украины, известный с XI в.; сильная крепость, с 1463 г. принадлежавшая Польше, в 1672 г. захваченная турками, в 1699 г. возвращенная Речи Посполитой, а в 1793 г., после второго раздела Речи Посполитой, отошедшая к Российской империи.

Тарнополь (с 1944 г. — Тернополь) — город на западе Украине, административный центр нынешней Тернопольской области; в 1540–1772 гг. принадлежал Речи Посполитой, затем, вплоть до 1918 г. (с перерывом в 1809–1815 гг.) входил в состав Австрийской империи, а с 1918 по 1939 гг. — Польши.

Вильна (Вильно) — прежнее (с XIV в. до 1917 г.) название старинного литовского города Вильнюса, стоящего на реке Вилии (лит. Нерис) и основанного в XII в.; с 1323 г. этот город был столицей Литовского государства, с 1569 г. входил в состав Речи Посполитой; с 1795 г. российский губернский центр; в 1920–1939 гг. находился во владении Польши; с 1939 г. — снова столица Литвы.

Гродно — древний город на западе Белоруссии, на реке Неман, вблизи литовской и польской границ, областной центр; известен с 1127 г.; был одним из крупнейших городов Речи Посполитой и после ее третьего раздела (1795) отошел к России.

…от Турции — часть Малой Татарии, Крым, Бессарабию, побережье Черного моря, протекторат Сербии, Молдавии и Валахии… — Малая Татария (или Европейская Татария) — устаревшее название земель на северном берегу Черного моря, в низовьях Днепра и Дона.

Валахия — историческая область на юге Румынии, между Карпатами и Дунаем, княжество, с XVI в. находившееся под турецким господством; по условиям Адрианопольского мирного договора 1829 г., завершившего Русско-турецкую войну 1828–1829 гг., получило автономию под протекторатом России, который продолжался до 1856 г.; в 1859 г. объединилось с соседним Молдавским княжеством, также находившимся в 1829–1856 гг. под российским протекторатом, в единое княжество Валахии и Молдавии, вассальное по отношению к Османской империи, которое в 1878 г., в ходе Русско-турецкой войны 1877–1878 гг., провозгласило независимость и с 1881 г. именовалось Королевством Румыния.

… от Персии — Грузию, Тифлис, Эривань и часть Черкесии… — Тифлис (с 1936 г. — Тбилиси, что означает на грузинском языке «Теплый») — древний город в долине Куры, который, согласно преданию, был ок. 480 г. основан царем Вахтангом I Горгасалом в лесах вблизи Мцхеты и при его сыне, царе Дачи II, правившем двенадцать лет после смерти отца, стал столицей Восточной Грузии; столица единого Грузинского государства с 1122 г. и вплоть до его распада в 1466 г. на три царства (Картли, Кахети и Имерети), затем столица самостоятельного Картлийского царства (1490–1762) и Картли-Кахетинского царства (1762–1801), присоединившегося в 1801 г. к Российской империи; с 1801 г. административный центр Тифлисской губернии; в 1918–1921 гг. столица независимой Грузинской республики, затем — Грузинской ССР, а с 1991 г. — независимой Грузии.

Эривань (в русской транскрипции с 1936 г. — Ереван) — древний город в левобережной части Араратской долины, столица Армении; датой его рождения считается 782 г. до н. э., когда на одном из здешних холмов была построена урартская крепость Эребуни; в армянских источниках впервые упоминается в 607 г.; в XVI–XVII вв. служил ареной опустошительных османо-сефевидских войн и многократно переходил из рук в руки; окончательно вошел в состав Персии в 1639 г.; с сер. XVIII в. столица независимого Эриванского ханства; захваченный русскими войсками в 1827 г., в ходе Русско-персидской войны 1826–1828 гг., по условиям Туркманчайского мирного договора (1828) отошел к России.

Черкесия — здесь: древнее название северных предгорий Кавказа, земли черкесов (адыгов).

145 … от Америки — Алеутские острова и северо-западную часть архипелага Святого Лазаря. — Алеутские острова — архипелаг из ПО островов вулканического происхождения, огромной дугой протянувшийся от Аляски до Камчатки и ограничивающий с юга Берингово море; с 1794 г. он находился под управлением Русско-американской торговой компании, а в 1867 г. был вместе с Аляской продан США.

Острова Святого Лазаря — здесь: устаревшее общее название островов к югу от Аляски, у западных берегов Канады, расположенных выше 53° северной широты: архипелага Королевы Шарлотты и архипелага Александра, общей площадью 35 000 км², принадлежавшего прежде России и в 1867 г. вместе с Аляской и Алеутскими островами проданного США. На острове Баранова, входящем в этот архипелаг, в городе Новоархангельске (соврем. Ситка), в 1808–1867 гг. находился административный центр русских поселений в Америке.

… если однажды ей удастся присоединить к себе Швецию, она закроет пролив Зунд на западе… — Зунд (дат. Эресунн) — пролив между островом Зеландия (Дания) и Скандинавским полуостровом (Швеция), наряду с несколькими другими датскими проливами соединяющий Балтийское море с Северным.

… два огромных зеркала, в которых уже отражаются: в одном — Санкт-Петербург, в другом — Одесса. — Одесса — город и порт на Украине, на северо-западном побережье Черного моря, основанный русской армией в 1792–1794 гг. на месте турецкой крепости Хаджибей; нынешнее название получил в 1795 г.; в 1796 г. вошел в состав Новороссии и позже стал ее административным центром.

XX

146 … Вольтер, хотя и воспитанный иезуитом, д'Аламбер, Дидро… с давних пор преследовали этот орден. — Учителем Вольтера был Шарль Поре (1675–1741) — французский иезуит, поэт, литератор и педагог, с 1708 г. преподававший риторику в коллеже Людовика Великого.

Д’Аламбер — см. примеч. к с. 144.

Дидро, Дени (1713–1784) — французский писатель и философ-материалист; один из основателей и редакторов знаменитого издания «Энциклопедия, или Толковый словарь наук, искусств и ремесел»; автор многих философских трудов и критических очерков о французском искусстве; ему принадлежат также многочисленные художественные произведения (романы, повести, новеллы, драмы).

147 … Буше, знаменитый янсенист того времени, адвокат Пино и Ле Пеж, бальи Тампля, входивший в окружение принца де Конти, открытый враг иезуитов, обнародовали: одни — памфлеты, другие — вопиющие факты… — Буше, Филипп (1691–1768) — французский аббат и журналист, первый редактор янсенистской газеты «Церковные новости», яростный враг буллы «Unigenitus».

Пино Пьер Оливье (?—1790) — адвокат Парижского парламента, переводчик с португальского и итальянского языков, автор памфлетов, направленных против иезуитов.

Ле Пеж (Le Paige, или Lepage — Лепаж) — Луи Адриен Ле Пеж (1712–1802), французский адвокат, янсенист, входивший в окружение Луи Франсуа де Бурбон-Конти (см. примеч. к с. 258), пятого принца де Конти; глава судебного округа Тампля.

… Бертен и Беррье служили агентами г-жи де Помпадур в Парижском и провинциальных парламентах. — Бертен, Анри Леонар Жан Батист (1720–1792) — французский государственный деятель, интендант Лиона (1754), начальник полиции Парижа в 1757–1759 гг., генеральный контролер финансов в 1759–1763 гг.

Беррье — см. примеч. к с. 76.

… отец Лавалетт и отец Саси, иезуиты, были признаны банкротами… — Лавалетт, Антуан де (1708–1767) — французский иезуит, глава католической миссии на Мартинике, торговые операции которого привели в итоге к запрещению иезуитского ордена.

Саси, Жан Пьер Доминик де Тирмуа де (1689–1772) — французский иезуит, управляющий делами католических миссий на Наветренных Антильских островах.

… Иезуитский орден был основан Игнатием де Лойолой… — Игнатий де Лойола — см. примеч. к с. 259.

148 … уговорил в 1540 году папу Павла III утвердить этот орден… — Павел III (в миру — Алессандро Фарнезе; 1468–1549) — папа римский с 1534 г., своей буллой «Regimini militantis ecclesiae» (лат. «К правлению воинствующей Церкви») от 27 сентября 1540 г. утвердивший иезуитский орден.

…Во Франции иезуиты обосновались в 1651 году, при Генрихе II… — Генрих II (1519–1559) — французский король с 1547 г., второй сын Франциска I (1494–1547; король с 1515 г.) и его первой жены (с 1514 г.) Клод Французской (1499–1524), царствование которого отмечено возобновлением войны с Габсбургами и суровым преследованием гугенотов.

… г-н де Ла Вогийон и все те, кто покровительствовал иезуитам… — Господин де Ла Вогийон — Антуан де Келен де Стюер де Коссад (1706–1772), первый герцог де Ла Вогийон (1758), французский военачальник, генерал-лейтенант (1747), с 1758 г. воспитатель детей дофина.

… Аббат Терре придерживался мнения, что допустить перенос дела об уставе ордена в совет возможно. — Терре, Жозеф Мари (1715–1778) — французский государственный деятель, аббат, советник Парижского парламента, государственный советник (1770), генеральный контролер финансов в 1669–1774 гг., государственный секретарь по делам военно-морского флота в 1770–1771 гг.

… Аббат де Шовелен, исполненный ненависти и злобы, как это присуще горбунам… — Шовелен, Анри Филипп де (1714–1770) — аббат, каноник собора Парижской Богоматери, советник Парижского парламента, непримиримый враг иезуитов; сын Жермена Луи де Шовелена (см. примеч. к с. 249).

… Лаверди поддержал аббата де Шовелена… — Лаверди, Клеман Шарль Франсуа (1724–1793) — французский государственный деятель, адвокат Парижского парламента, генеральный контролер финансов в 1763–1768 гг.

… Это были Терре, Менон, Тюдер, Ла Гийоми, Лезонне, Саюге, Фаржон, Барийон и президенты Мопу, д’Ормессон, д’Алигр, Сарон и Моле. — Менон — Этьенн Менон д’Инво (1721–1801), французский судебный и государственный деятель, президент Большой палаты (1753), государственный советник (1766), генеральный контролер финансов (1768–1769).

Тюдер — Клод Тюдер (?–1799), каноник собора Парижской Богоматери, советник Большой палаты Парижского парламента.

Никаких определенных сведений о Ла Гийоми, Лезонне, Фаржоне и Барийоне (La Guillaumie, Lezonnet, Faijon, Barillon) — все эти парламентские чины упоминаются в данном контексте в мемуарах герцога де Ришелье — найти не удалось.

Саюге — Леонар Саюге д’Эспаньяк (1709–1781), аббат, советник Большой Палаты Парижского парламента.

Мопу — см. примеч. к с. 140.

Д’Ормессон — Луи II Франсуа де Поль Лефевр д’Ормессон (1718–1789), первый президент Парижского парламента в 1788–1789 гг. Д’Алигр — Этьенн Франсуа д’Алигр (1727–1798), президент Большой палаты с 1752 г., первый президент Парижского парламента в 1768–1771 и 1774–1788 гг.

Сарон — Жан Батист Гаспар Бошар де Сарон (1730–1794), французский магистрат, астроном и математик, с 1755 г. президент Большой палаты, первый президент Парижского парламента в 1789–1791 гг.

Моле — Матьё Франсуа Моле (1705–1793), президент Большой палаты, первый президент Парижского парламента в 1757–1763 гг.

… приказал написать в Рим, чтобы спросить генерала иезуитов, не согласится ли он на некоторые изменения ордена… — Имеется в виду Лоренцо Риччи (1703–1775) — итальянский иезуит, восемнадцатый генеральный настоятель ордена иезуитов в 1758–1773 гг.; в 1773 г., после роспуска ордена, был арестован и умер в заключении, в замке Михаила Архангела.

150 … Игнатий де Лойола… раненный картечной пулей во время осады Памплоны, был хромым. — Памплона (баск. Ирунья) — город на севере Испании, у подножия Западных Пиренеев, столица Верхней Наварры, завоеванная в 1512 г. войсками кастильского короля Фердинанда Католика (1452–1516); ныне административный центр автономной области Наварра.

В 1521 г. Памплону осадили французские и наваррские войска, стремившиеся отвоевать город у испанцев, и 19 мая принудили его к капитуляции, однако он недолго оставался в их руках. Тридцатилетний Игнатий Лойола принимал участие в обороне Памплоны и был тяжело ранен.

151… снова появились во Франции под именем Отцов веры… — Отцы веры Христовой — религиозная конгрегация, созданная в 1797 г. итальянцем Никколо Пакканари (1773–1811), обосновавшаяся затем в нескольких странах Европы и просуществовавшая вплоть до полного восстановления ордена иезуитов в 1816 г.

… Жан Жак Руссо публикует последовательно «Новую Элоизу», «Эмиля» и «Общественный договор»… — «Юлия, или Новая Элоиза» («Julie ou la Nouvelle Héloïse») — роман Ж.Ж.Руссо, вышедший в свет в 1761 г. в Амстердаме. В основе его сюжета — протест полюбивших друг друга девушки-дворянки и юноши-разночинца против консервативного общества и сословных предрассудков.

«Эмиль, или О воспитании» («Émile, ou De l’éducation»; 1762) — воспитательный роман Ж.Ж.Руссо, заложивший основы новой педагогики.

«Об общественном договоре, или Принципы политического права» («Du Contrat social ou Principes du droit politique») — философско-политическое сочинение Ж.Ж.Руссо, опубликованное в 1762 г.

152 … Вот что написал об этой последней книге, когда она вышла в свет, Вольтер… — Дюма приводит здесь выдержку из датированного 25 июня 1762 г. письма Вольтера к Этьенну Ноэлю Дамалавилю (1723–1768), французскому литератору, другу философов.

… эти четыре страницы представляют собой лишь извлечения из Бейля… — Бейль, Пьер (1647–1706) — знаменитый французский философ и писатель, протестант, с 1681 г. живший в Роттердаме; автор четырехтомного «Исторического и критического словаря» (1695–1697).

… Дидро ставит на сцене своего «Внебрачного сына» и публикует «Нескромные сокровища», «Жака-фаталиста» и «Монахиню». — «Внебрачный сын» («Le Fils naturel») — прозаическая пьеса Дидро, поставленная впервые в 1757 г. в Сен-Жермен-ан-Ле.

«Нескромные сокровища» («Les Bijoux indiscrets»; 1748) — роман Дидро, написанный во фривольном духе, но не чуждый современным ему проблемам и сатире; его первое издание было анонимным.

«Жак-фаталист и его хозяин» («Jacques le Fataliste et son maître») — философский роман Дидро, написанный ок. 1773 г. и впервые изданный посмертно, в 1796 г.

«Монахиня» («La Religieuse») — антиклерикальный роман Дидро, который рассказывает о трагической судьбе девушки, насильно заточенной в монастырь; завершенный ок. 1760 г., он был впервые издан в 1796 г.

… Барон Гольбах издает «Письма Евгении, или Предупреждение против предрассудков» и «Систему природы»… — Гольбах, Поль Анри, барон (Пауль Генрих Дитрих; 1723–1789) — французский философ немецкого происхождения, писатель, энциклопедист; унаследовав от дяди баронский титул, обосновался в Париже и посвятил свою жизнь философии и науке.

«Письма Евгении, или Предупреждение против предрассудков» («Lettres à Eugénie ou Préservatif contre les préjugés»; 1768) — атеистическое сочинение Гольбаха, проникнутое ненавистью к суевериям и религиозным идеям.

«Система природы, или О законах мира физического и мира духовного» («Système de la nature, ou Des loix du monde physique et du monde moral»; 1770) — философское сочинение Гольбаха, содержащее всестороннее обоснование материализма и атеизма.

… Гельвеций — свою книгу «Об уме»… — «Об уме» («De I`Esprit») — философское сочинение Гельвеция (см. примеч. к с. 121), опубликованное в 1758 г. и в том же году осужденное Парижским парламентом на сожжение.

… безымянные авторы выпускают в свет гадкие книги вроде «Кума Матьё», «Здравомыслия кюре Мелье», «Терезы-философа»… — «Кум Матьё, или Превратности человеческого ума» («Le Compère Matthieu ou les Bigarrures de l’esprit humain»; 1766) — сатирический роман, автором которого был Анри Жозеф Дюлоран (1719–1793), французский писатель и философ, бывший монах.

«Здравомыслие кюре Мелье» («Le Bon sens du curé Meslier»; 1772) — анонимное сочинение, автором которого считается барон Гольбах, а заглавным персонажем выступает Жан Мелье (1664–1729), французский философ-материалист, атеист, утопический коммунист, католический священник.

«Тереза-философ» («Thérèse philosophe»; 1748) — французский эротический роман, авторство которого приписывают Жану Батисту де Буайе, маркизу д’Аржану (1704–1771), французскому романисту и философу.

… Старшая дочь короля, красавица-принцесса, вышедшая замуж за инфанта герцога Пармского, приехала в Версаль, чтобы повидаться со своим братом. — Мария Луиза Елизавета Французская (1727–1759), старшая дочь Людовика XV, в 1739 г. ставшая женой инфанта Филиппа Испанского (1720–1765), будущего герцога Пармского (с 1748 г.), сына короля Филиппа V и его второй жены Елизаветы Фарнезе, умерла 6 декабря 1759 г.

… Пятого марта 1760 года умерла в свой черед г-жа де Конде, старинная подруга короля… — 4 марта 1760 г. умерла двадцатитрехлетняя Шарлотта де Роган (1737–1760), принцесса де Конде, первая жена (с 1753 г.) Луи V Жозефа де Бурбон-Конде (1736–1818), восьмого принца де Конде, которая никак не могла быть старинной подругой короля Людовика XV.

153 … Двадцать второго марта 1761 года умер герцог Бургундский… — Имеется в виду малолетний Луи Жозеф Ксавье (см. примеч. к с. 85), герцог Бургундский, старший внук Людовика XV.

154 … герцог де Флёри приносил королю бюллетень о ее здоровье. — Герцог де Флёри — здесь: Андре Эркюль де Россе де Рокозель (1715–1788), второй герцог де Флёри, пэр Франции.

… ее пришел навестить священник церкви святой Магдалины… — Имеется в виду прежняя церковь святой Магдалины, находившаяся в западном парижском предместье Виль-л’Эвек, на месте домовладения № 8 на бульваре Мальзерба; построенная в 1659–1698 гг., она была снесена в 1798 г. Маркиза де Помпадур была прихожанкой этой церкви.

155 … Маркиза де Помпадур была похоронена в парижском монастыре капуцинок, в часовне… принадлежавшей прежде семье Креки. — Имеется в виду монастырь капуцинок, сооруженный в кон. XVII в. на месте нынешней улицы Мира, которая соединяет Вандомскую площадь с бульваром Капуцинок; в 1792 г. монастырь был упразднен, и в его здании разместился сначала Монетный двор, затем цирк, а в 1806 г. оно было снесено.

Маркиза де Помпадур купила один из склепов в церкви этого монастыря, принадлежавший прежде семье Ла Тремуй, и была погребена там рядом со своей матерью и дочерью.

… Третья написана на латыни и наделена всей твердостью эпиграммы Марциала… — Марциал, Марк Валерий (ок. 40—ок. 104) — выдающийся древнеримский поэт-эпиграммист, эпиграммы которого, отличающиеся остроумием и выразительностью, были направлены на обличение распущенности и падения нравов жителей Римской империи.

XXI

156… он нередко признавался своим ближайшим наперсникам, г-ну де Ришелье, г-ну де Мюи и г-ну де Ла Вогийону, что предчувствует свою смерть. — Господин де Мюи — Луи Никола Виктор де Феликс д’Ольер (1711–1775), граф де Мюи, французский военачальник и государственный деятель, генерал-лейтенант (1745), маршал Франции (1775); в 1774–1775 гг. государственный секретарь по военным делам; один из шести менинов дофина, ставший его другом.

157 … Любезный Ла Брёйль, не будем никого пугать. — Ла Брёйль, Дени Потье де (1722–1807) — французский врач, лейб-медик дофина и его супруги.

… Вместо смуглолицей Марии Терезы в объятиях дофина оказалась благодаря этому второму браку светловолосая дочь Саксонии… — 9 февраля 1747 г., менее чем через год после смерти своей первой жены, юной испанской инфанты Марии Терезы Рафаэлы (1726–1746), скончавшейся 22 июля 1746 г. после родов, дофин Луи, семнадцатилетний вдовец, женился во второй раз: его новой женой стала Мария Жозефа Саксонская (1731–1767), дочь польского короля Августа III и его супруги с 1719 г. Марии Жозефы Австрийской (1699–1757), родившая мужу девять детей, из которых трое стали королями Франции: Людовик XVI, Людовик XVIII и Карл X.

159 … Прохожие останавливались на Новом мосту, преклоняли колени перед статуей Генриха IV и молились. — Новый мост, соединяющий остров Сите с правым и левым берегами Сены, считается старейшим в Париже; строительство его начали при Генрихе III в 1578 г., а закончили в 1607 г. при Генрихе IV.

Бронзовая конная статуя Генриха IV, работу над которой по заказу Марии Медичи начал итальянский скульптор Джамболонья (1529–1608), а закончил его ученик Пьетро Такка (1577–1640), была установлена в 1614 г. на западной оконечности острова Сите, на небольшой эспланаде у Нового моста, и стояла там до Революции, пока ее не уничтожили в 1792 г.; во время Реставрации, в 1818 г., на прежнем месте была установлена копия этой статуи, созданная скульптором Франсуа Фредериком Лемо (1772–1827).

… Останки дофина отвезли в Санс, где они покоятся в подземелье кафедрального собора. — Санс — город в Бургундии, на берегу Йонны, относящийся ныне к департаменту Ионна.

Дофин был погребен, согласно его предсмертной воле, в кафедральном соборе этого города, одном из самых старых во Франции, построенном в 1135–1534 гг. и посвященном святому Этьенну. Там же была похоронена и умершая два года спустя Мария Жозефа Саксонская. Во время Революции могилу дофина и его жены осквернили, останки их бросили в общую могилу, а установленный им в 1777 г. на клиросе собора надгробный памятник работы Гийома Кусту разбили.

… Габриель, архитектор г-на де Шуазёля, заявил… — Габриель, Анж Жак (1698–1782) — французский зодчий, один из основоположников классицизма; сын и внук архитекторов; с 1742 г. первый королевский архитектор и директор Академии архитектуры; по его планам были построены королевский дворец в Компьене, Малый Трианон в Версальском парке и здание Военной школы на Марсовом поле в Париже.

160 … В труппе Французской комедии состоял очень заслуженный актер по имени Арман… — Имеется в виду Франсуа Арман Юге (1699–1765) — французский комический актер, носивший сценическое имя Арман; дебютировал в Комеди-Франсез в 1723 г., а в начале 1760-х гг. стал старейшиной труппы.

… Арман отправился к герцогу д’Омону… — Герцог д’Омон — см. примеч. к с. 301.

161… лишь благодаря посредничеству мадемуазель Клерон… бедный Арман увидел свое имя внесенным в благословенный список королевских милостей… — Мадемуазель Клерон — сценическое имя знаменитой французской актрисы Клер Жозефы Лери (1723–1803), дебютировавшей на сцене Комеди-Франсез в 1736 г., с успехом игравшей как в трагедиях, так и в комедиях и завершившей свою театральную карьеру в 1765 г.

… Людовик XV сказал Пельтье, сделавшемуся старшим между камердинерами-часовщиками… — Вероятно, имеется в виду Антуан Пельтье, один из четырех королевских камердинеров-часовщиков, занимавший эту должность по крайней мере с 1749 г.

… Первый дворянин королевских покоев велел написать об этом министру, г-ну д’Амело… — Вероятно, имеется в виду Жан Жак Амело де Шайу (см. примеч. к с. 296).

164 … новое министерство, в состав которого вошли бы герцог д’Эгийон, г-н де Мюи, епископ Верденский и президент де Николаи. — Епископ Верденский — Эмар Франсуа Кретьен Мишель де Николаи (1721–1769), французский прелат, епископ Верденский с 1754 г.; входил в ближайшее окружение дофина.

Президент де Николаи — Эмар Жан де Николаи (ок. 1709–1785), маркиз де Гуссенвиль, французский магистрат, первый президент Счетной палаты Парижа в 1734–1773 гг., старший брат епископа Верденского.

… епископ Верденский, г-н де Мюи, герцогиня де Комон, маршал де Ришелье и г-н де Ла Вогийон поверили в отравление. — Герцогиня де Комон — вероятно, имеется в виду Аделаида Люсия Магдалена де Галар де Брассак (1739–1829), внучка герцога Армана де Номпара де Комона (1679–1764), герцога де Ла Форса, унаследовавшая от него в 1764 г. герцогский титул; с 1757 г. супруга Бертрана Номпара де Комона (1724–1773), своего родственника.

165 … Ужас, охвативший Версаль после смерти Великого дофина, герцога Бургундского, герцогини Бургундской, герцога Беррийского и герцога Бретонского… — Речь идет о череде внезапных смертей, случившихся в королевской семье в 1711–1714 гг. (см. примеч. к с. 10).

… При виде всех этих мертвых тел ужас объял принцессу Луизу. Она бежала из Версаля, удалилась в монастырь кармелиток… — Имеется в виду принцесса Мария Луиза Французская (1737–1787), младшая дочь Людовика XV, ставшая в 1770 г. кармелитской монахиней.

… Льёто, врача королевских внуков, обвинили в том, что он приготовил отравленные лекарства. — Льёто, Жозеф (1703–1780) — французский врач, анатом, лейб-медик Людовика XVI.

… в начало своего труда «Практическая медицина» поместил гравюру, посвященную болезни Алесандра Македонского. — «Краткий курс практической медицины» («Précis de médecine pratique») — главный труд Ж.Льёто, выдержавший в 1760–1766 гг. четыре издания и принесший ему широкую известность.

Александр Македонский (356–323 до н. э.) — царь Македонии, покоритель Греции, Малой Азии, Палестины, Египта, части Индии и других стран; создатель обширной империи, распавшейся после его смерти; согласно легенде, умер от отравления.

…На этой гравюре победитель царя Пора изображен между своим врачом и доносчиками… — Царь Пор (?—?) — индийский раджа, владевший землями между реками Гидасп и Ченаб в бассейне Инда и в битве при Гидаспе (326 г. до н. э.) потерпевший сокрушительное поражение от Александра Македонского, который вторгся в его владения; однако, оценив его мужество и благородство, великодушный победитель сохранил за ним престол и даже расширил территорию его царства.

XXII

167… несчастные молодые люди из Бретани, о казни которых мы рассказывали выше: Монлуи, Понкалек, Талуэ и Куэдик. — См. примеч. к с. 105.

… Тот, для кого предстояло восстановить этот эшафот… был граф Тома Артур де Лалли-Толлендаль… — Граф Тома Артур де Лалли-Толлендаль — см. примеч. к с. 131.

… независимо от того, были Стюарты королями или пленниками, жили они в Виндзоре или в Сен-Жермене. — Виндзор — резиденция английских монархов в одноименном городке на юге Англии, в 35 км к западу от центра Лондона, в графстве Беркшир; замок, заложенный ок. 1070 г. королем Вильгельмом Завоевателем, постепенно разраставшийся и многократно перестраивавшийся.

… он… был привезен своим отцом, заместителем командира ирландского полка Диллона, в Жиронский лагерь… — Отцом Тома Артура де Лалли-Толлендаля был ирландский дворянин Джерард О’Лалли (?–1737), якобит, эмигрировавший в 1688 г. во Францию, поступивший на французскую службу и женившийся на француженке Анне Марии де Брессак (ок. 1680–1708); с 1708 г. подполковник знаменитого ирландского полка Диллона, командиром которого был его двоюродный брат Артур Диллон (1670–1733); в 1734 г. получил чин бригадного генерала.

Жирона — город на северо-востоке Испании, в Каталонии, административный центр одноименной провинции; много раз за свою историю осаждался французскими войсками.

…он стоял в карауле у траншеи перед Барселоной. — Речь идет об одном из важных эпизодов войны за Испанское наследство — осаде Барселоны, каталонской крепости, которую с 25 июля 1713 гг. по 11 сентября 1714 г. осаждали франко-испанские войска под командованием герцога Бервика. Осада закончилась капитуляцией крепости.

168… ни одного красномундирника не оставалось на всем Коромандельском берегу. — Коромандельский берег — восточное побережье полуострова Индостан, от его южной оконечности, мыса Коморин, до дельты реки Кришна; омывается водами Бенгальского залива Индийского океана и имеет протяженность около 700 км; в XVII и XVIII вв. не раз становился театром военных действий между англичанами и французами, боровшимися за обретение контроля над торговлей с Индией.

… Он положился на нее и пошел на Танджавур. — Танджавур — здесь: небольшое средневековое княжество на юго-востоке Индии, на Коромандельском берегу, со столицей в одноименном городе, относящемся ныне к штату Тамилнад и расположенном в устье реки Кавери, в 400 км к югу от Мадраса.

… одержали над одним из его генералов победу в сражении в Ориссе и захватили город Мачилипатнам. — Орисса — историческая область на востоке Индии, ныне одноименный штат (с 2011 г. называется Одиша); главный город — Бхубанешвар.

Французы располагали в то время значительными территориями на Орисском берегу, но, после того как 13 июня 1758 г. Лалли отозвал командовавшего там бригадного генерала Шарля Жозефа Патисье де Бюсси-Кастельно (ок. 1718–1785) и назначил на его место маркиза де Конфлана, французские войска были разгромлены 9 декабря 1758 г. в сражении при Кондуре и вытеснены оттуда англичанами.

Мачилипатнам (Масулипатнам) — портовый город на юго-востоке Индии, на Коромандельском берегу, в устье реки Кришна, относящийся ныне к штату Андхра-Прадеш.

Мачилипатнам, за стенами которого укрывался маркиз де Конфлан, был взят англичанами 7 апреля 1759 г., после тридцатидневной осады.

… генерал был вынужден позволить своим солдатам добывать себе индийские деньги — пагоды и рупии. — Пагода — здесь: старинная золотая индийская монета, стоимость которой равнялась трем серебряным рупиям. Пагоды и рупии чеканились во Французской Индии начиная с 1720 г.

… стал изо всех сил готовить атаку на форт Сент-Джордж. — Форт Сент-Джордж — первая английская крепость на юго-востоке Индии, на Коромандельском берегу, построенная в 1639–1644 гг. и ставшая центром, вокруг которого сложился город Мадрас.

170 … чтобы погубить, одновременно с г-ном де Лалли, г-на де Сен-При, его родственника, лангедокского интенданта… — Господин де Сен-При-Жан Эмманюэль Гиньяр (1714–1785), виконт де Сент-При, президент Большого совета с 1747 г., с 1751 г. интендант Лангедока, с 1764 г. государственный советник.

171 … Докладчиком по этому серьезному делу был назначен г-н Паскье, советник Большой палаты… — Паскье, Дени Луи (ок. 1696–1783) — советник Парижского парламента с 1718 г.

… Было решено перевести его в Шарантон. — Шарантон — здесь: лечебница для психических больных, основанная в 1641 г. в одноименном городке, который находится в 6 км к юго-востоку от центра Парижа, у места слияния Сены и Марны, в соврем, департаменте Валь-де-Марн; она существует и ныне и носит имя знаменитого французского психиатра Жана Этьенна Доминика Эскироля (1772–1840).

176 … ехала вслед за тележкой Сансона. — Сансоны — династия парижских палачей, несколько поколений которой исполняли свои обязанности на протяжении 1688–1847 гг. Основателем ее стал руанский палач Шарль Луи Сансон (1635–1707), переселившийся в Париж. В описываемое время парижскими палачами были его внук Шарль Жан Батист Сансон (1719–1778) и правнук Шарль Анри Сансон (1739–1806).

… со времен казни графа Горна, на Гревской площади не собиралось такого блестящего общества. — Горн, Антоний Иосиф, граф (1698–1720) — нидерландский дворянин, сын князя Филиппа Эмманюэля Горна (1661–1718); недолгое время служил в чине капитана в австрийской армии, затем поселился в Париже и 22 марта 1720 г. совершил там из корыстных побуждений убийство богатого биржевого дельца; через четыре дня после этого, 26 марта 1720 г., был колесован на Гревской площади.

… Казнить г-на де Лалли должен был Сансон-отец… — То есть Шарль Жан Батист Сансон.

178… если когда-нибудь времена господ Монморанси, Сен-Мара или Рогана возвратятся, вы можете рассчитывать на меня. — Монморанси — здесь: Генрих II де Монморанси (1595–1632), французский военачальник, сын Генриха I де Монморанси (1534–1614), коннетабля Франции (1593), и его второй жены (с 1593 г.) Луизы де Бюдо (1575–1598); крестный сын короля Генриха IV; адмирал (1612); губернатор Лангедока (1614), вице-король Новой Франции (1620–1624); маршал Франции (1630); за участие в антиправительственном заговоре герцога Гастона Орлеанского был казнен в Тулузе 30 октября 1632 г.

Сен-Мар, Анри Куафье де Рюзе д’Эффиа, маркиз де (1620–1642) — фаворит Людовика XIII, с 1639 г. главный шталмейстер; сын маршала д’Эффиа; начало его карьеры фаворита положил кардинал Ришелье, покровительствовавший его семье; однако позднее Сен-Мар примкнул к противникам первого министра, стал участником очередного заговора против него (возглавлявшегося герцогами Орлеанским и Буйонским) и после провала заговора был казнен 12 сентября 1642 г. в Лионе.

Роган — здесь: Луи де Роган-Гемене (1635–1674), младший сын принца Луи VIII де Роган-Гемене (1598–1667) и его жены с 1619 г. Анны де Роган-Гемене (1606–1685), звавшийся шевалье де Роганом; великий ловчий Франции в 1656–1669 гг.; в 1674 г., обремененный долгами, принял участие в проголландском заговоре против короля Людовика XIV, был арестован и казнен перед входом в Бастилию 27 ноября того же года.

… Сансон-сын, тот самый, кому двадцать семь лет спустя предстояло снести с плеч голову куда более достославную… — Подразумевается казнь короля Людовика XVI, которого 21 января 1793 г., через двадцать семь лет после казни генерала Лалли-Тоннендаля (6 мая 1766 г.), гильотинировал Шарль Анри Сансон.

179… велел под именем Трофима тайно воспитывать в Аркурском коллеже… — Аркурский коллеж — один из коллежей Парижского университета, основанный в 1280 г. Раулем д’Аркуром, каноником Парижского капитула и советником короля Филиппа IV, и его братом Робертом д’Аркуром (?–1315), епископом Кутанса с 1291 г., и закрытый в 1793 г.; здание коллежа, находившееся в левобережной части Парижа, на месте нынешнего лицея Святого Людовика, было снесено в 1795 г.

… Этим мальчиком был граф де Лалли-Толлендаль, которого кое-кто из нашего поколения еще мог видеть… — Лалли-Толлендаль, Трофим Жерар, маркиз де (1751–1830) — французский политический деятель, депутат Генеральных штатов (1789), пэр Франции (1815), член Французской академии (1816); узаконенный внебрачный сын генерала Лалли-Толлендаля и его любовницы графини де Мольд, придворной дамы дочерей короля.

180 … Госпожа де Ла Эз бросилась к ногам короля. — Госпожа де Ла Эз — Мари Элен Элизабет О’Флин (1732–1818), с 1755 г. супруга Луи Франсуа Ле Кордье де Бигара (1709–1780), графа де Ла Эза, дальняя родственница генерала Лалли-Толлендаля, называвшая себя его племянницей и претендовавшая на его наследство.

… Мадемуазель Диллон, родственница генерала, не могла добраться до Людовика XV, но она написала ему письмо, умоляя его прислушаться к показаниям г-на де Монморанси и г-на де Крийона… — Мадемуазель Диллон — Мари Диллон (?—1786), старшая сестра Артура Ричарда Диллона (1721–1806), архиепископа Нарбоннского с 1753 г., старая дева; близкая подруга генерала Лалли-Толлендаля, принявшая большое участие в воспитании его сына.

Маркиз Жозеф Огюст Монморанси (1714–1783) и шевалье де Крийон (?—1786) — бригадные генералы, товарищи по оружию генерала Лалли-Толлендаля, сражавшиеся вместе с ним в Индии.

XXIII

181 … Седьмого августа 1764 года Генуэзская республика… подписывает с нами Компьенский договор… — Заключив этот договор, Генуэзская республика, по существу говоря, расписалась в том, что она не в состоянии одна справиться с борцами за независимость Корсики, провозгласившими в 1756 г. Корсиканскую республику.

… Людовик XV берет на себя обязательство держать в течение четырех лет гарнизоны в крепостях Аяччо, Кальви, Альгайола и Сен-Флоран. — Аяччо — столица Корсики, портовый город, расположенный на западном берегу острова; основан в 1492 г. генуэзскими колонистами.

Кальви — город на северо-западном побережье Корсики, в 150 км к северу от Аяччо.

Альгайола — небольшое селение на северо-западном побережье Корсики, в 16 км к северо-востоку от Кальви; построенная там генуэзцами крепость сохранилась до нашего времени.

Сен-Флоран (коре. Сан Фьюрендзу) — городок на северном берегу Корсики, в 40 км к северо-востоку от Альгайолы, основанный в 1440 г.

… Командование этой экспедицией было поручено графу де Марбёфу… — Марбёф, Луи Шарль Рене, граф де (1712–1786) — французский военачальник, участвовавший в усмирении Корсики и с 1770 г. являвшийся военным губернатором острова; покровитель семьи Бонапартов, по протекции которого юный Наполеон Бонапарт попал в Бриеннскую военную школу.

… Паскуале Паоли был героем Корсики… — Паоли, Паскуале (1725–1807) — корсиканский политический и военный деятель, глава правительства Корсиканской республики в 1755–1769 гг.; сын Джачинто Паоли (1690–1768), одного из лидеров борьбы корсиканцев за независимость.

… Людовик XV заключает 15 мая 1768 года договор с Генуей, устанавливающий правила присоединения Корсики к Франции. — По договору, подписанному в Версале 15 мая 1768 г., Генуя уступала Франции остров Корсику на условиях выплаты ежегодной ренты в размере двухсот тысяч ливров в течение десяти лет.

… Людовик XV посылает на Корсику своего старого друга Шовелена… — Шовелен, Франсуа Клод Бернар Луи, маркиз де (1716–1773) — французский дипломат и военачальник, генерал-лейтенант (1749); посол в Турине в 1753–1764 гг.; приближенный Людовика XV, с 1760 г. хранитель королевского гардероба; скоропостижно скончался на глазах короля во время карточной игры.

… Французский лагерь возле Сан-Николао захвачен. — Сан-Николао — селение на северо-восточном побережье Корсики, в 35 км к югу от Бастии.

… Борго взят приступом на глазах у главнокомандующего… — Борго — городок на северо-восточном побережье Корсики, в 15 км к югу от Бастии. 8 октября 1768 г. близ Борго произошло сражение между французской армией и войсками Корсиканской республики, закончившееся разгромом французов: они потеряли шестьсот человек убитыми, тысячу ранеными и семьсот пленными.

… отзывает г-на де Шовелена во Францию и ставит на его место графа де Во… — Граф де Во — Ноэль Журда (1705–1788), граф де Во, французский военачальник, генерал-лейтенант (1759), маршал Франции (1783); в 1769–1770 гг. военный губернатор Корсики, сумевший в течение одного года полностью усмирить остров.

… 9 мая 1769 года разбивает их при Понте-Ново. — Понте-Ново (коре. Понте Нову) — маленькая деревня на севере Корсики, в 30 км к юго-западу от Бастии, на реке Голо, близ селения Кастелло-ди-Ростино, на дороге в городок Корте (коре. Корти), являвшийся в 1756–1769 гг. столицей Корсиканской республики.

9 мая 1769 г. близ Понте-Ново произошла решающая битва, в которой корсиканские войска, находившиеся под командованием Паскуале Паоли, потерпели поражение от французских войск, что положило конец существованию Корсиканской республики и независимости острова.

… он поспешно отплыл в Ливорно… — Ливорно — портовый город в Италии, в Тоскане, на западном берегу Лигурийского моря, в 20 км к югу от Пизы.

… вместе с братом и племянниками перебрался в Англию. — Имеется в виду Клементе Паоли (ок. 1711–1794), старший брат Паскуале Паоли и его товарищ по оружию; в июне 1769 г. он вместе с тремя сотнями своих соратников отплыл на английском судне в Ливорно и находился в эмиграции вплоть до 1790 г.

… Мы намерены поговорить о графине дю Барри… — См. примеч. к с. 29.

… Нам это расскажет сейчас г-н де Лозен. — Господин де Лозен — здесь: Арман Луи де Гонто-Бирон (1747–1793), внук Шарля Армана де Гонто-Бирона (см. примеч. к с. 139), маршала Франции, носивший сначала титул графа де Бирона, затем маркиза де Гонто (1758), герцога де Лозена (1766), герцога де Бирона (1788); французский военачальник, генерал-майор (1784), генерал-лейтенант (1792); депутат Генеральных штатов, вставший на сторону Революции; сыграл видную роль в Американской войне за независимость и в революционных войнах Франции и, обвиненный в измене, окончил жизнь на эшафоте; покоритель женских сердец, автор интересных мемуаров, охватывающих период с 1747 по 1783 гг. и опубликованных впервые в 1821 г.

… он был адъютантом г-на де Шовелена и любовником знаменитой княгини Чарторыйской… — Княгиня Чарторыйская — Изабелла Дорота фон Флемминг (1746–1835), дочь графа Георга Детлефа фон Флемминга (1699–1771) саксонско-польского генерала, и его супруги с 1744 г. Антонины Чарторыйской (1728–1746); с 1761 г. жена Адама Казимира Чарторыйского (1734–1823), главы магнатского рода Чарторыйских; красавица и светская львица, в молодости не отличавшаяся строгой нравственностью, а в зрелые годы прославившаяся исступленным патриотизмом.

… имя и адрес своего любовника, графа Жана дю Барри. — Барри, Жан, граф дю (1723–1794) — любовник Жанны Вобернье, устроивший в 1768 г. ее фиктивное замужество с Гийомом дю Барри, своим младшим братом; был казнен в Тулузе в эпоху Террора.

183… его друг Фиц-Джеймс отвечал на заигрывания мадемуазель Ланж… — Фиц-Джеймс — здесь: Жан Шарль Фиц-Джеймс (1743–1805), внук маршала Бервика, старший сын Шарля Фиц-Джеймса (1712–1787), маршала Франции, четвертого герцога Фиц-Джеймса, и его жены с 1741 г. Виктории Гойон де Матиньон (1722–1777); граф, затем пятый герцог Фиц-Джеймс; французский военачальник, генерал-майор (1780).

185 … Она родилась в Вокулёре, родине Жанны д'Арк… — Жанна д’Арк (1412–1431) — национальная героиня Франции; простая деревенская девушка, в ходе Столетней войны возглавившая народную борьбу против англичан; в 1429 г., командуя французской армией, освободила от осады Орлеан и предотвратила нашествие англичан на Южную Францию; в 1430 г. попала в руки англичан, церковным судом была обвинена в ереси и 30 мая 1431 г. сожжена на костре в Руане; в 1920 г. была канонизирована католической церковью. Вокулёр — городок на северо-востоке Франции, в Лотарингии, на левом берегу реки Маас, в 40 км к юго-востоку от города Бар-ле-Дюк, относящийся ныне к депаратаменту Мёз; в этом городке Жанна д’Арк в феврале 1429 г. начала свою героическую деятельность, убедив Робера де Бодрикура (?–1454), командира местного гарнизона, проводить ее в Шинон к дофину Карлу, будущему Карлу VII.

Жанна д’Арк родилась в Домреми (с 1578 г. Домреми-ла-Пюсель), небольшой деревне на северо-востоке Франции, в долине реки Маас, в 20 км к югу от Вокулёра, в соврем, департаменте Вогезы.

… она перешла в другое заведение, намного менее почтенное, но куда более известное — к г-же Гурдан. — Гурдан, Маргарита (?–1783) — знаменитая парижская сводница, содержавшая начиная с 1759 г. несколько дорогих и модных публичных домов в Париже, клиентами которых были многие аристократы.

… он продал ее Ради де Сент-Фуа, начальнику канцелярии министерства иностранных дел… — Ради де Сент-Фуа, Шарль Пьер Максимилиан (1736–1810) — французский финансист и дипломат, в 1759 г. атташе в Вене, с 1764 г. казначей военно-морского флота, с1774 г. посол при дворе герцога Цвайбрюккенского, с 1776 г. управляющий финансами графа д’Артуа; любовник и покровитель Жанны Вобернье, будущей графини дю Барри.

… У графа Жана дю Барри был брат Гийом дю Барри… — Барри, Гийом дю (1732–1811) — армейский капитан, с 1 сентября 1768 г. официальный супруг Жанны Вобернье, получивший за свою сговорчивость солидный пенсион, чин полковника и богатое поместье.

186… Тогда же появилась знаменитая песенка «Прекрасная бурбонезка»… — «Прекрасная бурбонезка» — появившаяся осенью 1768 г. сатирическая песенка, направленная против графини дю Барри и с необычайной быстротой вошедшая в моду.

… Между тем было объявлено о скором приезде в Париж датского короля Кристиана VII. — Кристиан VII (1749–1808) — король Дании и Норвегии с 1766 г., сын Фредерика V (1723–1766; король с 1746 г.) и его первой супруги (с 1743 г.) Луизы Великобританской (1724–1751); страдал душевным заболеванием и начиная с 1769 г. правил государством лишь номинально.

… Мадемуазель Гранди, актриса Оперы, пошла дальше всех… — Мадемуазель Гранди (?—?) — второстепенная французская танцовщица, выступавшая на сцене Парижской оперы в 60-х гг. ХVIII в. и имевшая любовников среди самых высокопоставленных особ.

… она была изображена в наряде Венеры, домогающейся яблока прекрасного Париса. — Согласно древнегреческому мифу, троянский царевич Парис должен был выбрать из трех богинь — воительницы Афины, богини любви Афродиты (рим. Венеры) и Геры, супруги Зевса, — самую красивую и вручить ей яблоко с надписью «Прекраснейшей» («яблоко раздора»); в итоге он отдал яблоко Афродите, обещавшей наградить его любовью любой женщины, которую он пожелает.

… г-ну де Бретёю было поручено изыскать среди юных австрийских эрцгерцогинь ту, которая более всего соответствовала бы короне Франции. — Бретёй, Луи Огюст Ле Тоннелье, барон де (1730–1807) — французский дипломат и государственный деятель, посол в Санкт-Петербурге (1760–1763) и Вене (1774–1783), министр королевского двора (1783–1788), первый министр Франции (11–14 июля 1789 г.).

… Она представляет Марию Терезию в Шёнбрунне… — Шёнбрунн — загородный дворец австрийских императоров, расположенный в западном предместье Вены (ныне в черте города) и окруженный большим парком; строился начиная с 1696 г. по проекту архитектора Иоганна Бернхарда фон Эрлаха (1656–1723) и в основном был закончен к 1713 г.

187 … можно узнать Марию Антуанетту в возрасте тринадцати лет. — Мария Антуанетта — Мария Антония Йозефа Иоганна Габсбург-Лотарингская (1755–1793), младшая дочь императора Франца I Стефана и императрицы Марии Терезии, с 1770 г. супруга дофина Людовика Жозефа, будущего короля Людовика XVI; в 1774–1792 гг. королева Франции; после народного восстания 10 августа 1792 г. и захвата Тюильри подверглась тюремному заключению, суду и казни (16 октября 1793 г.).

… Господин де Шуазёль лично избрал ей наставника, аббата де Вермона… — Вермон, Матьё Жак де (1735–1806) — французский аббат, доктор Сорбонны, библиотекарь в библиотеке Мазарини, наставник Марии Антуанетты в Вене, помогавший юной эрцгерцогине совершенствоваться во французском языке; в 1770–1789 гг., кабинет-секретарь королевы, ее доверенное лицо и советник.

… Гардель был ее учителем танцев, а Глюк давал ей уроки музыки… — Гардель, Клод (?–1774) — придворный балетмейстер Станислава Лещинского, отец знаменитого французского танцовщика и балетмейстера Пьера Габриеля Гарделя (1758–1840); известным танцовщиком и балетмейстером был также его старший сын Максимилиан Гардель (1741–1787).

Глюк, Кристоф Виллибальд (1714–1787) — австрийский композитор, крупнейший реформатор оперы XVIII в.; с 1754 г. дирижер и композитор придворной оперы в Вене, обучавший юную эрцгерцогиню Марию Антуанетту игре на клавесине; в 1774–1779 гг. жил и работал в Париже.

… принц Лотарингский получил поручение отправиться в Вену, чтобы официально просить руки Марии Антуанетты. — Неясно, кто здесь имеется в виду. Официально руки Марии Антуанетты просил 16 апреля 1769 г. от имени дофина маркиз де Дюрфор (1716–1787), французский посол в Вене в 1767–1770 гг.

… Список вельмож, рекомендуемых Марии Антуанетте Австрийской ее матерью императрицей Марией Терезией… — Дюма мог позаимствовать этот список, подлинник которого был обнаружен в августе 1792 г. в секретере королевы, из комментариев к «Запискам о частной жизни Марии Антуанетты, королевы Франции и Наварры» Жанны Луизы Анриетты Кампан (1752–1822), первой камеристки королевы Марии Антуанетты, изданным в 1822 г.

… Герцог и герцогиня де Шуазёль. — Напомним, что женой герцога де Шуазёля с 1750 г. была Луиза Онорина Кроза (см. примеч. к с. 143).

… Герцог и герцогиня де Прален. — Женой герцога де Пралена с 1732 г. была Анна Мария де Шампань (1712–1783)

…. Отфор. — Отфор, Эмманюэль Дьёдонне, маркиз д’ (1700–1777) — французский посол в Вене в 1750–1753 гг.

… Дю Шатле. — Вероятно, имеется в виду Луи Мари Флоран де Ломон д’Арокур (1727–1793) — герцог дю Шатле (1770), французский дипломат, посол в Вене в 1761–1766 гг. и в Лондоне (1768).

… Д’Эстре. — Имеется в виду Луи Шарль Сезар Ле Телье (см. примеч. к с. 205), герцог д’Эстре, маршал Франции, посол в Вене в 1756 г.

… Д’Обетер. — Обетер, Анри Жозеф д’Эспарбе де Люссан, маркиз д’ (1714–1788) — французский военачальник и дипломат, посол в Вене в 1753–1757 гг.; губернатор Бретани (1775), маршал Франции (1783).

… Граф де Броль0и. — Брольи, Шарль Франсуа, граф де (1719–1781) — французский дипломат и военачальник; глава французской тайной разведки при Людовике XV; посол в Польше в 1752–1758 гг., генерал-лейтенант (1760), военный губернатор Франш-Конте в 1761–1770 гг., кавалер ордена Святого Духа (1757); младший сын маршала-герцога Франсуа Мари де Брольи (см. примеч. к с. 55).

… Братья де Монтазе. — Имеются в виду младшие братья умершего к описываемому времени Антуана Мари де Мальвена (1711–1768), графа де Монтазе, бригадного генерала (1748), прикомандированного в 1757 г. к австрийской армии, генерал-лейтенанта (1760), губернатора Мало (1664): Антуан де Мальвен де Монтазе (1713–1788), французский прелат, архиепископ Лионский с 1759 г., и Жак Антуан де Мальвен (1715–1807), полковник, представленный в 1758 г. императрице Марии Терезии, бригадный генерал (1761), граф де Монтазе (с 1768 г.).

… Господин д’Омон. — Вероятно, имеется в виду герцог д’Омон (см. примеч. к с. 301).

… Господин Жерар. — Неясно, о каком Жераре (Оёгагд) идет речь в этом списке.

… Господин Блондель. — Блондель, Луи Огюстен (1696–1791) — французский дипломат, посол в Вене в 1749–1750 гг., государственный советник (1756).

… Ла Бове, монахиня. — Никаких сведений об этой особе (La Beauvais) найти не удалось.

189 … Дюфоры… — Имеются в виду Эмерик Жозеф Жак Сиврак (1716–1787), маркиз де Дюрфор, герцог де Сиврак (1774), французский дипломат, посол в Вене с февраля 1667 г. по май 1770 г., которому было поручено вести переговоры о браке герцога Беррийского с эрцгерцогиней Марией Антуанеттой, и, вероятно, его родственник Эмманюэль Фелисите де Дюрфор (см. примеч. к с. 62), герцог де Дюрас.

… Советуйтесь с Мерси. — Мерси-Аржанто, Флоримон, граф де (1727–1794) — австрийский дипломат и государственный деятель, посол в Париже в 1766–1789 гг., генерал-губернатор Австрийских Нидерландов в 1792–1794 гг.

… Список некоторых особ, рекомендуемых господином дофином тому из его детей, кто наследует Людовику XV. — Вероятно, этот список Дюма также позаимствовал из «Записок» госпожи Кампан.

… Господин де Морепа. — См. примеч. к с. 144.

… Господин д’Эгийон. — См. примеч. к с. 311.

… Господин де Машо. — См. примеч. к с. 59.

190 … Господин де Трюден. — См. примеч. к с. 106.

… Кардинал де Берни. — См. примеч. к с. 62.

… Господин де Ниверне. — Имеется в виду герцог де Ниверне (см. примеч. к с. 295).

… Господин де Кастри. — Имеется в виду маркиз де Кастри (см. примеч. к с. 62).

… Господин де Мюи. — См. примеч. к с. 156.

… он унаследовал все качества, которыми… обладал г-н де Монтозье… — Господин де Монтозье — Шарль де Сент-Мор (1610–1690), маркиз (1644), а затем герцог (1664) де Монтозье; французский государственный деятель, отличавшийся строгой нравственностью и прямотой; бригадный генерал, губернатор Сентонжа и Ангумуа; с 1668 г. воспитатель Великого дофина, сына Людовика XIV.

… Господа де Сен-При. — Имеются в виду Жан Эмманюэль Гиньяр (см. примеч. к с. 170), виконт де Сент-При, и, вероятно, его сын Франсуа Эмманюэль Гиньяр (1735–1821), граф де Сен-При, французский дипломат и государственный деятель, посол в Лиссабоне (1763), Константинополе (1768–1785) и Голландии (1787), государственный секретарь по делам королевского двора (1788–1789), министр внутренних дел (1790–1791).

… Граф де Перигор. — Имеется в виду Габриель Мари де Талейран-Перигор (1726–1795), носивший с 1768 г. титул графа де Перигора; губернатор Пикардии (с 1770 г.), генерал-лейтенант (1780).

… Граф де Брольи. — См. примеч. к с. 188.

… Маршал Де Брольи. — См. примеч. к с. 119.

… Граф д’Эстен. — Эстен, Жан Батист Шарль Анри, граф д' (1729–1794) — французский военачальник, генерал-лейтенант и адмирал; участник Семилетней войны и Американской войны за независимость (1775–1783); казнен во время Террора.

… Господин де Бурсе, Обладает, равно как и барон д’Эспаньяк, твердыми познаниями. — Бурсе, Пьер Жозеф де (1700–1780) — французский военный инженер, генерал-лейтенант (1762).

Эспаньяк, Жан Батист Жозеф де Саюге д’Амарзи, барон д’ (1713–1783) — французский военачальник и военный историк, генерал-лейтенант, адъютант маршала Морица Саксонского, его друг и биограф; комендант дома Инвалидов в 1766–1783 гг.

191 … Господин де Верженн. — Верженн, Шарль Гравье, граф де (1719–1786) — французский государственный деятель и дипломат, посол в Константинополе (1755–1768) и Стокгольме (1771–1774), государственный секретарь по иностранным делам в 1774–1786 гг.

… Президент Ожье. — Ожье, Жан Франсуа (1703–1775) — французский магистрат и дипломат, президент Кассационной палаты Парижского парламента в 1729–1761 гг., государственный советник (1764).

… Что же касается духовенства, то г-н де Жарант взрастил в этом сословии чересчур много лиц, достойных того, чтобы с ними не считались. — Имеется в виду Луи Секстий Жарант де Ла Брюйер (1706–1788) — французский прелат, в 1747–1758 гг. епископ Диня, в 1758–1788 гг. епископ Орлеана; в 1758–1771 гг. ведал распределением церковных бенефициев и за это время успел раздать 75 епископских кафедр и 337 аббатств.

… Епископ Верденский. — См. примеч. к с. 164.

… Герцог де Ла Вогийон. — См. примеч. к с. 148.

… что же касается бывшего епископа Лиможского… — Имеется в виду Жан Жиль дю Коэтлоске (1700–1784) — французский прелат, епископ Лиможский в 1739–1758 гг., затем наставник внуков Людовика XV, член Французской академии (1761).

… Архиепископ Парижский (Бомон). — См. примеч. к с. 70.

192 … церемониал, позднее повторенный для Марии Луизы и не принесший, как и во втором случае, счастья Франции. — Имеется в виду эрцгерцогиня Мария Луиза Австрийская (см. примеч. к с. 293), с 1810 г. вторая супруга Наполеона I.

… новое предзнаменование преследовало юную дофину вплоть до ее въезда в Мраморный двор. — Мраморный двор Версальского дворца, располагающийся непосредственно перед королевскими покоями, вымощен плитами черного и белого мрамора, с чем и связано его название; небольшой по размерам, он переходит в просторный Королевский двор.

193… сказал ей г-н де Бриссак… — Имеется в виду Жан Поль Тимолеон де Коссе-Бриссак (см. примеч. к с. 57), герцог де Бриссак.

… какой огромной оказалась дань, собранная ею на площади Людовика XV, где должны были пускать фейерверк… — Площадь Людовика XV (соврем, площадь Согласия) — центральная площадь Парижа, расположенная между Елисейскими Полями и садом Тюильри; в центре этой площади, созданной в 1757–1772 гг. по проекту архитектора Габриеля, 20 июня 1763 г. был установлен конный памятник Людовику XV, простоявший до 11 августа 1792 г., когда памятник снесли, а площадь переименовали (в 1792–1795 гг. она носила имя Революции, в 1795–1814 гг. — Согласия, в 1814–1826 гг. — Людовика XV, в 1826–1828 гг. — Людовика XVI, в 1828–1830 гг. — Людовика XV, а с 1830 г. и по сей день называется площадью Согласия); в эпоху Террора служила местом казней.

… В то время застраивали улицу Рояль-Сент-Оноре и предместье. — Улица Рояль-Сент-Оноре (соврем. Рояль — «Королевская»), проложенная в 1758 г., соединяет площадь Согласия с находящейся к северо-востоку от нее площадью Мадлен.

… он послал эти деньги г-ну де Сартину… — Сартин, Антуан Раймон Жан Гуальбер Габриель де, граф д’Альби (1729–1801) — французский государственный деятель, начальник полиции в 1759–1774 гг., государственный секретарь по делам военно-морского флота в 1774–1780 гг.

194 …Он приказал развесить вдоль стен коридора, который вел из комнаты герцога Беррийского в покои дофины, гравюры из изданного аббатом Дюлораном в 1763 году «Современного Аретино»… — Дюлоран, Анри Жозеф (1719–1793) — французский писатель и философ, бывший монах; автор антиклерикальных памфлетов и сатирических романов.

«Современный Аретино» («L’Arétin moderne») — сочинение Дюлорана, написанное в раблезианском духе и изданное впервые в 1763 г. в Амстердаме.

195 … принцы Лотарингского дома и даже их родственники по боковой линии, такие, как принц де Ламбеск… — Принц де Ламбеск — Шарль Эжен Лотарингский (1751–1825), принц де Ламбеск (с 1761 г.), шестой герцог д’Эльбёф (с 1763 г.), главный конюший Франции (1761–1791); старший представитель французской линии Лотарингского дома, состоявший в 1770 г. в свите эрцгерцогини Марии Антуанетты, своей дальней родственницы и невесты дофина, во время ее переезда во Францию; генерал-майор (1788), во главе Королевского немецкого полка безуспешно пытавшийся навести порядок в восставшем Париже в июле 1789 г.

… протест со стороны герцогов и пэров, которых возглавил г-н де Брольи, епископ-граф Нуайонский. — Брольи, Шарль де (1733–1777) — французский прелат, епископ-граф Нуайонский с 1766 г., пэр Франции; младший брат маршала-герцога Виктора Франсуа де Брольи и графа Шарля Франсуа де Брольи.

… Посол императора и императрицы-королевы на аудиенции, которую он имел у меня, обратился ко мне с просьбой от имени своего государя… — В 1765 г., после смерти императора Франца I Стефана, мужа Марии Терезии, на императорский престол был избран их старший сын Иосиф II (1741–1764), брат Марии Антуанетты, правивший вместе с матерью вплоть до ее кончины в 1780 г.

XXIV

197 … Госпожа де Ноайль, которой было поручено напоминать юной принцессе об исполнении этих правил… — Госпожа де Ноайль — Анна Клод Луиза д’Арпажон (1729–1794), дочь Луи де Северака (1667–1736), маркиза д’Арпажона, и его супруги с 1715 г. Анны Шарлотты Ле Ба де Монтаржи (1697–1767); с 1741 г. супруга Филиппа де Ноайля (1715–1794), герцога де Муши; придворная дама королевы Марии Лещинской, а затем дофины Марии Антуанетты, которая прозвала ее госпожой Этикет.

… Театром этих сумасбродных увеселений становились чаще всего сады Трианона. — Сады Трианона — восточная часть Версальского парка, территория бывшего селения Трианон, которую к 1668 г. полностью выкупил Людовик XIV и на которой находятся теперь дворцы Большой Трианон (см. примеч. к с. 26) и Малый Трианон, построенный в 1762–1768 гг. и ставший частной резиденцией королевы Марии Антуанетты.

… наподобие скачек на лошадях, моду на которые незадолго до этого привез из Лондона в Париж англоман герцог Шартрский. — Герцог Шартрский — здесь: Луи Филипп Жозеф Орлеанский (см. примеч. к с. 258), с 1785 г. герцог Орлеанский, будущий Филипп Эгалите.

198 … граф д'Артуа в отсутствие своего брата сделал ей комплимент… — Граф д’Артуа — младший брат дофина, будущий король Карл X (см. примеч. к с. 99).

… Первый мастер, которому она доверила укладывать ей волосы, был некто Ларсенёр… — Ларсенёр (?—?) — личный парикмахер Марии Антуанетты, занимавший эту должность до 1779 г.

… Немалой известности добился на этом поприще Леонар… — Леонар — Жан Франсуа Отье (1758–1819), личный парикмахер королевы Марии Антуанетты, знаменитый мастер дамских причесок, носивший прозвище Леонар; во время Революции эмигрировал и до 1814 г. жил и работал в России.

… После морского боя, который дал англичанам г-н де Ла Клошеттери, появились прически по образцу его фрегата «Красотка». — Ла Клошеттери, Жан Исаак Шадо де (1741–1782) — французский морской офицер, капитан первого ранга (1778), командир 30-пушечного фрегата «Красотка» («La Belle Poule»), который 17 июня 1778 г., в ходе пятичасового боя у берегов Бретани, вблизи портового города Роскоф, дал отпор 32-пушечному английскому фрегату «Аретуса», пытавшемуся принудить его к сдаче; это столкновение стало поводом для войны, которую Франция начала официально вести против Англии с 10 июля 1778 г., выступив на стороне восставших британских колоний в Северной Америке.

… мадемуазель Бертен именовала себя министром мод. — Бертен, Роза (настоящее имя — Мари Жанна; 1744–1813) — талантливая парижская модистка, с 1772 г. владевшая магазином в предместье Сент-Оноре и являвшаяся поставщицей Марии Антуанетты; своими изделиями была известна далеко за пределами Франции; во время суда над королевой отказалась давать показания против нее; в 1792 г. эмигрировала.

… в тот момент, когда он добивался привилегии на открытие театра комической оперы. — Придворный парикмахер Леонар был к тому же успешным театральным деятелем, директором театра комической оперы, который он и итальянский скрипач и композитор Джованни Баттиста Виотти (1755–1824) открыли в 1789 г., накануне Революции, в одном из залов дворца Тюильри.

… бракосочетание герцога Орлеанского с г-жой де Монтессон… — О госпоже де Монтессон см. примеч. к с. 258.

199 … маркиз де Балансе, один из самых близких друзей герцога, подошел к г-же де Монтессон… — Маркиз де Балансе — Эктор Жозеф д’Этамп (1736–1788), маркиз де Балансе, камергер герцога Орлеанского.

… сын которого играл столь жалкую роль в первые годы Революции. — Имеется в виду Арман Дезире де Виньеро-Дюплесси де Ришелье (1761–1800) — сын министра д’Эгийона, с 1788 г. герцог д’Эгийон; депутат Генеральных штатов, вставший на сторону Революции; ходили слухи, будто во время вторжения толпы простонародья в Версаль 5–6 октября 1789 гг. его видели переодетым рыбной торговкой, что дало повод к насмешкам над ним; в 1791–1792 гг. сражался в рядах революционной армии и получил чин генерал-майора, но затем оказался под подозрением, был отстранен от командования и в сентябре 1792 г. эмигрировал.

200 … ей стало известно о ранении герцога д’Аженуа во время атаки на Кастельдельфино… — Кастельдельфино — крепость на севере Италии, в Пьемонте, в провинции Кунео, в 70 км к юго-западу от Турина; в ходе войны за Австрийское наследство дважды становилась театром сражения между войсками сардинского короля и вторгавшейся в Пьемонт французской армией: 7–10 октября 1743 г. и 19 июля 1744 г.; здесь имеется в виду первое сражение, закончившееся поражением французов, которые были вынуждены вернуться в Дофине.

… заявил кто-то в присутствии г-на де Ла Шалоте. — Господин де Ла Шалоте — Луи Рене Карадёк (1701–1785), сеньор де Ла Шалоте, с 1752 г. генеральный прокурор парламента Бретани, янсенист, ярый враг иезуитов, способствовавший их изгнанию из Франции; прославился своей борьбой с произволом герцога д’Эгийона, занимавшего в то время пост военного губернатора Бретани; в 1765 г. был арестован по ложному обвинению и два года находился под следствием, а затем отправлен в ссылку.

201 … правительство сместило герцога д’Эгийона с должности военного губернатора Бретани и заменило его герцогом де Дюрасом. — Имеется в виду Эмманюэль Фелисите де Дюрфор (см. примеч. к с. 62), герцог де Дюрас.

… руководил Парижским парламентом Мопу-сын, который был его первым президентом… — Мопу-сын — Рене Никола де Мопу (1714–1792), французский судебный и государственный деятель, старший сын Рене Шарля де Мопу (см. примеч. к с. 140); первый президент Парижского парламента в 1763–1768 гг., канцлер Франции в 1768–1790 гг., хранитель печати в 1768–1774 гг.

202 … г-н Мопу играл с ее негром и ее обезьянкой, с Замором и Мистигри… — Замор (ок. 1762–1820) — чернокожий мальчик-индус, который жил в доме графини дю Барри, выполняя роль пажа и одновременно своего рода диковинной игрушки; избалованный, но одновременно и униженный таким отношением, он был в числе тех, кто выдал графиню, вернувшуюся из Англии в свой замок Люсьен близ Парижа осенью 1793 г. «Комендант Люсьена», как его в шутку называл король, был членом Якобинского клуба и рассматривал свой поступок как обязанность гражданина и патриота Французской республики.

… Госпожа дю Барри раздобыла превосходный портрет кисти Ван Дейка, изображающий Карла I и являющийся в наше время одним из главных украшений музея Лувра… — Ван Дейк, Антонис (1599–1641) — знаменитый фламандский живописец и график; автор замечательных, виртуозных по живописи портретов, отличающихся тонким психологизмом и благородной одухотворенностью; работал в Антверпене, Генуе и Лондоне.

Ван Дейк написал несколько портретов Карла I. Здесь имеется в виду его картина «Король Карл I на охоте» (масло по холсту, 266x207); написанная ок. 1635 г.; она с 1738 г. находилась во Франции и каким-то образом оказалась в собственности графини дю Барри, которая в 1775 г. продала ее Людовику XVI; ныне хранится в Лувре.

203 … Недовольство, которое вызывает у меня Ваша служба, вынуждает меня сослать Вас в Шантлу… — Шантлу — замок в Турени, в соврем, департаменте Эндр-и-Луара, в 2 км к югу от Амбуаза, с 1760 г. принадлежавший герцогу де Шуазёлю, который полностью его перестроил и удалился туда вслед за своей отставкой; после смерти герцога замок сменил несколько владельцев и в конце концов был полностью разрушен в 30-х гг. XIX в.

204… я отсылаю Вас в Пролен… — Прален — небольшое селение в Шампани, в 30 км к югу от Труа, в соврем, департаменте Об; родовое владение Сезара Габриеля де Шуазёль-Пралена, возведенное в 1762 г. в его пользу в достоинство герцогства-пэрства; находившийся там замок сеньоров де Праленов был разрушен в годы Революции.

… выражение Овидия «donec eris felix» сделалось на ту минуту самой ложной поговоркой на земле… — Публий Овидий Назон (43 до н. э. — ок. 18 н. э.) — крупнейший римский поэт, автор «Любовных элегий», «Науки любви» и поэмы «Метаморфозы»; в 9 г. н. э. был сослан в город Томы (ныне порт Констанца в Румынии), где ему было суждено умереть и где им были написаны «Скорбные элегии» и «Письма с Понта», в которых он жаловался на свою судьбу изгнанника.

Дюма приводит здесь первые слова знаменитого стиха «Donec eris felix, multos numerabis amicos» («Пока ты счастлив, не сосчитать вокруг друзей») из «Скорбных элегий» (I, 9, 5).

205 … он мужественно и без колебаний подобрал тяжелое бремя, свалившееся с плеч Атланта… — Атлант — в древнегреческой мифологии титан, сын Напета и Климены, брат Прометея; после поражения титанов был приговорен поддерживать на крайнем западе земли небосвод.

… упрекнул его архиепископ Нарбоннский… — Имеется в виду Артур Ричард Диллон (1721–1806) — французский прелат, по происхождению ирландец, архиепископ Нарбоннский с 1753 г.

206 … улица Пустого Кошелька сменила название… — Улица Пустого Кошелька (Вид-Гуссе), находящаяся в правобережной части Парижа, соединяет площадь Побед с расположенной к северу от нее улицей Май; ее необычное название связано, вероятно, с тем, что грабители нередко опустошали на ней кошельки прохожих.

… пожертвовавший, словно последней из посторонних, баронессой де Лагард, своей любовницей, которую уличили в низкопробном грабеже… — Баронесса де Лагард — Анна Тереза д’Амервиль (?—?), сестра графа Габриеля Франсуа д’Амервиля (1724–1792), вдова барона Жубера де Лагарда (?—?), официальная любовница аббата Терре, открыто торговавшая его протекцией и за полтора года заработавшая на этом около двух миллионов ливров.

211 … король Испании дал англичанам полное удовлетворение в отношении Фолклендских островов и Порт-Эгмонта, служивших поводом для распри… — Порт-Эгмонт — первое британское поселение на Фолклендских островах (см. примеч. к с. 133), на острове Сондерс (расположен в северо-западной части архипелага), существовавшее в 1765–1776 гг. и служившее поводом для территориальных претензий англичан на весь архипелаг; было названо в честь Джона Персеваля (1711–1770), с 1748 г. второго графа Эгмонта, первого лорда Адмиралтейства в 1763–1766 гг.

… Ибрагим-эффенди, посланник бея Туниса, был допущен на аудиенцию к королю. — Эта аудиенция имела место 31 января 1771 г. Заметим, что правителем Туниса в то время был Али II Бей (1712–1782), правивший с 1759 г.

… Шведскому кронпринцу Густаву был оказан прием, достойный давнего союза, всегда связывавшего Швецию и Францию. — Кронпринц Густав — имеется в виду Густав III (1746–1792), король Швеции с 12 февраля 1771 г., старший сын короля Адольфа Фредрика (1710–1771; правил с 1751 г.) и его жены с 1744 г. Луизы Ульрики Прусской (1720–1782); двоюродный брат российской императрицы Екатерины II, племянник прусского короля Фридриха II; в феврале 1771 г., находясь в Париже, узнал о скоропостижной смерти своего отца; в 1772 г. произвел государственный переворот, устранив от власти аристократическую олигархию, и правил затем в духе «просвещенного деспотизма»; в 1792 г. готовился к войне против революционной Франции, но был убит в результате заговора.

… был заключен чисто семейный союз с королем Сардинии посредством брака графа Прованского, младшего брата дофина, с одной из принцесс Савойского дома. — Граф Прованский (см. примеч. к с. 108), будущий король Людовик XVIII, 16 апреля 1771 г. женился на принцессе Марии Жозефине Луизе Савойской (1753–1810), дочери будущего сардинского короля Виктора III Амедея (1726–1796; правил с 1773 г.) и его супруги с 1750 г. Марии Антонии Фернанды Бурбонской (1729–1785); их брак остался бездетным.

213 … Архиепископ Парижский, опьяненный победой, лично совершает то богослужение, какое называли красной мессой… — Красная месса — см. примеч. к с. 177.

… Граф де Ла Марш, сын принца де Конти, и принц де Конде, которому г-н де Мопу дал устное обещание женить на мадемуазель де Конде, его дочери, графа д’Артуа, признали новый парламент. — Граф де Ла Марш — Луи Франсуа Жозеф де Бурбон (1734–1814), граф де Ла Марш, с 1776 г. шестой и последний принц де Конти; сын Луи Франсуа де Бурбона (см. примеч. к с. 258), пятого принца де Конти, и его жены Луизы Дианы Орлеанской (1716–1736); французский военачальник, генерал-майор, участвовавший в сражениях Семилетней войны; в 1771 г. встал на сторону канцлера Мопу, что привело его к ссоре с отцом; в самом начале Революции эмигрировал, затем вернулся во Францию, но в 1797 г. был выслан из нее и умер в Барселоне.

Мадемуазель де Конде — Луиза Аделаида Бурбонская (1757–1824), дочь Луи V Жозефа де Бурбон-Конде (1736–1818), восьмого принца де Конде; ее планы выйти замуж за графа д’Артуа не осуществились, она стала монахиней и в 1786–1790 гг. была последней настоятельницей Ремирмонского аббатства.

… Граф де Клермон… умер, не дождавшись, чтобы король… хотя бы раз справился о его здоровье. — Луи де Бурбон-Конде, граф де Клермон (см. примеч. к с. 138), скончался в Париже 16 июня 1771 г.

XXV

214 … мне следует стараться отыскивать в истории моих предков сведения о тех средствах, посредством коих они отняли у Австрийского дома Испанию, Неаполь, Лотарингию, часть Нидерландов, Эльзас, Франш-Конте и Руссильон… — Руссильон — историческая область на юге Франции, между Пиренеями и Средиземным морем, с главным городом Перпиньян; в средние века графство, с 1172 г. находившееся во владении арагонских королей; в 1463 г. была оккупирована войсками Людовика XI и оставалась под французской оккупацией вплоть до 1493 г.; в 1642 г., вследствие вмешательства Людовика XIII в очередное восстание в Каталонии, снова была занята французскими войсками и в 1659 г., в соответствии с условиями Пиренейского мира (7 ноября 1659 г.) окончательно присоединена к Франции.

215 … герцог де Сен-Симон дал мне просмотреть очень толковую памятную записку на эту тему… — Вероятно, имеется в виду Жан Арман де Рувруа (1699–1754), четвертый герцог де Сен-Симон (с 1746 г.), младший сын знаменитого мемуариста.

216 …г-н д’Эгийон, подобно древнеримскому учителю ворона, мог бы сказать: «Opera et impensa periit» — Как рассказывает в своем сочинении «Сатурналии» древнеримский писатель Амвросий Феодосий Макробий (ок. 370-после 430), Октавиан после своей победы при Акциуме купил за большие деньги ученого ворона, приветствовавшего его словами «Да здравствует Цезарь, император-победитель!»; прослышав об этом, один бедный сапожник решил в свой черед подзаработать: он приобрел ворона и долго и безуспешно учил его произносить поздравительную фразу, каждый раз повторяя упорно молчавшей птице: «Плакали мои труды и мои денежки!» (лат. «Opera et impensa periit»). В конце концов ему удалось научить ворона выговаривать приветственные слова, однако Октавиан, услышав их, отказался покупать ученую птицу, сказав, что дома у него достаточно таких поздравителей; и тогда ворон, в голове у которого застряла жалобная фраза хозяина, произнес: «Плакали мои труды и мои денежки!»; это насмешило Октавиана, и он купил ворона.

… он основал порт Версуа на Женевском озере. — Версуа — небольшой город на западе Швейцарии, на северном берегу Женевского озера, в 10 км к северу от Женевы, недалеко от границы с Францией, которой он принадлежал в 1601–1815 гг. Герцог де Шуазёль планировал заново отстроить этот портовый город, превратив его в соперника соседней Женевы, но этим планам не дано было осуществиться.

Женевское озеро (фр. Леман) — крупнейшее озеро в Альпах, площадью 582 км², расположенное на границе Франции и Швейцарии и питаемое водами реки Роны, которая через него протекает.

… Герцог де Шуазёль отнял у папы графство Венессен и город Авиньон… — Графство Венессен — историческая область на юге Франции, вокруг города Авиньон (см. примеч. к с. 228) с 1274 по 1791 гг. владение римских пап; в 1791 г. было присоединено к Франции (ныне его территория входит в департамент Воклюз). Французская оккупация графства Венессен и Авиньона длилась с июня 1768 г. по апрель 1774 г.

… Герцог д’Эгийон принес Ганганелли публичные извинения… — Ганганелли — имеется в виду Климент XIV (1705–1774), римский папа с 1769 г., в миру Лоренцо Джованни Винченцо Антонио Ганганелли.

217 …Он вызвал г-на де Верженна, нашего бывшего посла в Константинополе, из ссылки… — Господин де Верженн — см. примеч. к с. 191.

… Этот переворот совершился в течение пятидесяти четырех часов, причем без всякого кровопролития, 18 августа 1772 года. — В августе 1772 г. двадцатишестилетний Густав III произвел государственный переворот, уничтожив существовавший до этого в Швеции полуреспубликанский строй, при котором власть в государстве принадлежала риксдагу и правительству, и установив монархическую власть.

… двадцать один год спустя граф Горн, граф Риббинг и Анкарстрём взяли у Густава III кровавый реванш. — Король Густав III стал жертвой заговора группы шведских аристократов: 16 марта 1792 г., во время бала-маскарада в стокгольмской Королевской опере, его смертельно ранил выстрелом из пистолета шведский дворянин, отставной офицер лейб-гвардии Юхан Якоб Анкарстрём (1762–1792), и через две недели, 29 марта, король скончался.

Помимо Анкарстрёма, непосредственного убийцы, который был схвачен, бит плетьми и 27 апреля 1792 г. обезглавлен, в заговор входили граф Адольф Людвиг Риббинг (1765–1843), приговоренный в мае 1792 г. к смерти, но затем помилованный и эмигрировавший во Францию, и граф Клас Фредрик Горн (1763–1823), приговоренный к вечному изгнанию и эмигрировавший в Данию.

… Екатерина II, имевшая виды на этот несчастный народ, дала ему короля… — Имеется в виду Станислав Август Понятовский (см. примеч. к с. 285).

218 … Турция потерпела поражение, как мы это уже говорили по поводу празднеств, устроенных Потемкиным императрице Екатерине II… — Заметим, что это первое упоминание Г.А.Потемкина в данном сочинении.

Потемкин, Григорий Александрович (1739–1791) — выдающийся государственный и военный деятель России, фаворит Екатерины II; граф (1774), генерал-фельдмаршал (1784), светлейший князь Таврический (1783); принимал активное участие в проведении внутренней и внешней политики государства, был президентом Военной коллегии; участвовал в первой русско-турецкой войне (1768–1774) и был главнокомандующим русскими войсками во второй войне с Турцией (1787–1792); руководил хозяйственным освоением Северного Причерноморья, строительством Черноморского торгового и военного флотов; провел реформы русской армии; способствовал развитию торговли и укреплению авторитета России на международной арене.

… Вследствие этого сближения Австрии и Пруссии возникла мысль о разделе Польши. — Речь идет о т. н. первом разделе Польши — осуществленной в 1772 г. аннексии части земель Речи Посполитой тремя соседними государствами — Прусским королевством, Австрийской империей и Российской империей; в результате этой аннексии Речь Посполитая утратила треть своей территории и половину своего населения.

… Австрия ввела свои войска в Спиш, а Пруссия — в Познанское воеводство. — Спиш (нем. Ципс) — историческая область на северо-востоке нынешней Словакии, с главным городом Левоча (нем. Лойчау); небольшое княжество, находившееся в описываемое время под управлением Польши и оккупированное австрийскими войсками в сентябре 1770 г.

Познанское воеводство — историческая область на западе Польши, с главным городом Познань (нем. Позен); в результате первого раздела Речи Посполитой значительная часть территории этого воеводства отошла к Прусскому королевству.

219 … безмерному честолюбию молодого императора Иосифа II нет равного. — Император Иосиф II — см. примеч. к с. 195.

… он зарится на венецианский Фриуль… — Фриуль (Фриули) — историческая область на северо-востоке Италии, с главным городом Удине, входящая ныне в состав региона Фриули-Венеция-Джулия; ее восточная часть с 1516 г. находилась под контролем австрийского императора, а западная часть вплоть 1797 г. принадлежала Венецианской республике, но затем, по условиям Кампо-Формийского договора, отошла к Австрии.

… он хочет восстановить судоходство на Шельде… — Судоходство по Шельде (см. примеч. к с. 32) было запрещено со стороны Соединенных Провинций по условиям Мюнстерского договора (30 января 1648 г.), подписанного между Испанией и Соединенными Провинциями, и открылось лишь в 1792 г.

… он желает завладеть Боснией… — Босния — историческая область в центральной части Балканского полуострова, составляющая большую часть нынешнего государства Босния и Герцеговина, со столицей в городе Сараево; с 1463 г. входила в состав Османской империи; в 1878 г. была аннексирована Австрией.

220 … Коль скоро он завладеет Данцигом, Висла станет для него новой Темзой… — Темза — река на юге Великобритании, длиной 334 км; начинается на возвышенности Котсуолд, протекает в черте Лондона и впадает в Северное море; многие века служит важнейшей транспортной магистралью для ведения международной торговли через Лондонский порт.

XXVI

222 … Маршал д’Армантьер, товарищ его детских игр, родившийся в один год с ним, умер. — Армантьер, Луи де Конфлан, маркиз д’ (1711–1774) — французский военачальник, генерал-лейтенант (1746), маршал Франции (1768); скончался 18 января 1774 г.

… на одной из Сен-Жерменских ярмарок г-н де Шовелен попросил какого-то балаганного колдуна погадать ему… — О Сен-Жерменских ярмарках см. примеч. к с. 71.

… г-н де Шовелен встал и оперся о кресло г-жи де Мирпуа… — Госпожа де Мирпуа — Анна Маргарита Габриелла де Бово-Кран (1707–1798), дочь принца Марка де Бово-Крана (см. примеч. к с. 294) и его второй жены Анны Маргариты де Линьивиль (1686–1772); во втором браке (с 1739 г.) жена Гастона Пьера Шарля де Леви (1699–1757), герцога де Мирпуа (1751), маршала Франции (1757); входила в ближайшее окружение короля Людовика XV.

223 … За грунтовыми водами философии Вольтера, д'Аламбера и Дидро последовали ливни скандалов Бомарше. — Бомарше — см. примеч. к с. 144.

… Бомарше опубликовал свои знаменитые «Мемуары против советника Гезмана»… — «Мемуары против г-на де Гезмана» («Mémoires contre М. de Goëzman») — четыре памфлета Бомарше, выпущенные в 1773–1774 гг. и беспощадно осмеивавшие нравы французского судопроизводства. Поводом к их написанию была проигранная автором тяжба относительно его справедливых имущественных претензий к компаньону по коммерческим операциям, а также угрожавшее ему судебное преследование по лживому обвинению в клевете на разбиравших его дело судей. Несмотря на происки королевских сановников, осудивших памфлеты и его самого, Бомарше в конце концов выиграл процесс и стал признанным писателем-трибуном.

Гезман, Луи Валантен (1729–1794) — советник Большой палаты Парижского парламента, выступавший докладчиком по делу Бомарше; его супруга, госпожа Гезман, играла роль посредницы, при помощи которой Бомарше и его противник пытались подкупить самого Гезмана.

… Бомарше репетировал «Севильского цирюльника», и уже шли разговоры о дерзостях, которые будет произносить на сцене философ Фигаро. — «Севильский цирюльник, или Тщетная предосторожность» («Le Barbier de Séville ou la Précaution inutile»; 1775) — бессмертная комедия Бомарше, в которой автор выступает против аристократических привилегий; впервые была сыграна 23 февраля 1775 г. на сцене Комеди-Франсез.

… Выходка герцога де Фронсака вызвала скандал. — Здесь имеется в виду Луи Антуан Софи де Виньеро дю Плесси (см. примеч. к с. 98), герцог де Фронсак.

224 … Послушайте Жильбера… — Жильбер, Никола Жозеф (1751–1780) — французский поэт-сатирик; самыми известными его сочинениями считаются «Восемнадцатый век» (1775) и «Моя апология» (1778), выдержку из которой приводит дальше Дюма.

225 … Это был красивый вельможа… родившийся во дворце принцессы де Конде, придворной дамой которой была его мать. — Матерью маркиза де Сада была Мария Элеонора де Майе (1712–1777), придворная дама принцессы де Конде, с 1733 г. супруга графа Жана Батиста Франсуа Жозефа де Сада (1701–1767).

Принцесса де Конде — здесь: Каролина Гессен-Рейнфельс-Роттенбургская (см. примеч. к с. 251), супруга Луи IV Анри де Бурбон-Конде, седьмого принца де Конде, герцога Бурбонского.

… несмотря на свою платоническую любовь к Петрарке, прекрасная Лаура имела двенадцать детей. — Петрарка, Франческо (1304–1374) — итальянский поэт, писатель-гуманист и дипломат; писал по-латыни и по-итальянски; автор философских трактатов и любовных сонетов, принесших ему славу и признание.

Лаура — муза Франческо Петрарки, его платоническая возлюбленная, которую он воспевал в своих сонетах; ее принято отождествлять с Лаурой де Нов (1308–1348), с 1325 г. женой Гуго II де Сада, родившей ему одиннадцать детей.

… Получив воспитание в коллеже Людовика Великого, он в возрасте тринадцати лет поступил в легкую конницу. — Коллеж Людовика Великого — учебное заведение, основанное иезуитами в 1550 г. в Латинском квартале, в парижской резиденции Гийома Дюпра (1507–1560), епископа Клермонского с 1530 г., и первоначально именовавшееся Клермонским коллежем; с 1682 г., когда его взял под свое покровительство Людовик XIV, стало называться коллежем Людовика Великого; на протяжении 1792–1870 гг. несколько раз меняло свое название и теперь именуется лицеем Людовика Великого.

…Он участвовал в Семилетней войне, а затем, против своей воли, женился на г-же де Монтрёй. — Супругой маркиза де Сада в 1763 г. стала Рене Пелажи Кордье де Лоне де Монтрёй (1741–1810), дочь Клода Рене Кордье де Лоне де Монтрёя (1715–1795), с 1743 г. президента Высшего податного суда, и его жены с 1740 г. Мари Мадлен Массон де Плиссе (1721–1789).

… назначает ей на следующий день встречу у себя дома в Аркёе. — Аркёй — ближайший южный пригород Парижа, расположенный всего лишь в 5 км к югу от центра столицы и относящийся ныне к департаменту Валь-де-Марн.

226 … маркиз де Сад был приговорен к шести неделям тюремного заключения в замке Пьер-Ансиз. — Пьер-Ансиз — крепость неподалеку от Лиона, на правом берегу Соны, воздвигнутая в XII в. как резиденция местных владетелей; с XVI в. служила государственной тюрьмой; ее узниками побывали многие знаменитые персонажи французской истории; тюрьма была разрушена во время Революции, в 1794 г.

… забыв о несчастной девице Келлер… — Имеется в виду Роза Келлер, героиня «скандала в Аркёе», случившегося 3 апреля 1768 г., тридцатишестилетняя уроженка Страсбурга, вдова кондитера.

… Маркиз удаляется в свой прекрасный замок Лакост недалеко от Марселя… — Лакост — замок XI в. в одноименном селении в Провансе, в соврем, департаменте Воклюз, в 60 км к северу от Марселя, с XVII в. являвшийся владением семьи де Садов; ныне от него остались лишь руины.

… Маркиз де Сад сбегает, похитив свояченицу… — Имеется в виду Анна Проспер де Лоне де Монтрёй (1751–1781), младшая сестра супруги маркиза де Сада, соблазненная им.

… Он возвращается и публикует «Жюстину». — «Жюстина, или Несчастья Добродетели» («Justine ou les Malheures de la vertu») — роман маркиза де Сада, изданный впервые в 1791 г. и являющийся расширенной версией его повести «Злоключения добродетели», которая была написана четырьмя годами ранее и при жизни автора не публиковалась.

… шевалье де Нерсиа публикует в 1770 году «Фелицию, или Мои проказы». — Шевалье де Нерсиа — Андре Робер Андреа де Нерсиа (1739–1800), французский поэт, драматург и романист, авантюрист и шпион, автор фривольных сочинений, в том числе четырехтомного эротического романа «Фелиция, или Мои проказы» («Félicia ou Mes Fredaines»), который впервые был издан в 1775 г. в Лондоне и до конца века переиздавался еще восемнадцать раз.

227… г-н де Лорри, епископ Тарбский, возвращаясь накануне в Париж, имел наглость привезти с собой в закрытой коляске Гурдан и двух ее воспитанниц. — Лорри, Мишель Франсуа де Куэ дю Вивье де (1727–1803) — французский прелат, епископ Ванса в 17 631 769 гг., епископ Тарба в 1769–1782 гг., епископ Анже в 1782–1802 гг., епископ Ла-Рошели в 1803 г.

… В разгар всего этого была объявлена знаменитая музыкальная война между глюкистами и пиччинистами… — Пиччини (Пиччинни), Никколо (1728–1800) — итальянский оперный композитор, представитель неаполитанской оперной школы, автор 127 опер; в 1776 г. по приглашению французского двора переселился в Париж, где сторонники итальянской оперы противопоставляли его Глюку (см. примеч. к с. 187), что вызвало т. н. «войну глюкистов и пиччинистов».

… Когда она увидела представления трагедий Расина, ейпришла в голову мысль послать своему учителю «Ифигению в Авлиде», призвав его погрузить в волны музыки благозвучные стихи Расина. — Имеется в виду пятиактная трагедия Ж.Расина «Ифигения» («Iphigénie»), впервые поставленная 18 августа 1674 г. на сцене временного театра в Версале.

Эта трагедия стала основой либретто трехактной оперы Глюка «Ифигения в Авлиде» («Iphigénie en Aulide»), впервые поставленной 19 апреля 1774 г. в Парижской опере. Автором либретто был Франсуа Луи Ган Ле Блан дю Рулле (1716–1786), французский атташе в Вене.

228 … это были Дюте, Гимар, Софи Лрну, Ла Прери, Клеофиль, украшавшие себя бриллиантами, в то время как дофина, принцесса де Ламбаль, г-жа де Полинъяк и г-жа де Ланжак желали украшать себя лишь цветами. — Дюте, Розали (1748–1830) — танцовщица Парижской оперы, натурщица и куртизанка; любовница графа д’Артуа; подруга госпожи дю Барри; автор мемуаров, впервые опубликованных в 1833 г.

Гимар, Мари Мадлен (1743–1816) — одна из самых известных танцовщиц Парижской оперы во второй пол. ХУШ в., в 1762–1789 гг. прима-балерина, имевшая репутацию куртизанки и пользовавшаяся особым покровительством принца де Субиза.

Арну, Софи (1740–1802) — знаменитая французская оперная певица, выступавшая на сцене Парижской оперы в 1757–1778 гг. и считавшаяся лучшим сопрано своего времени; пользовалась большим успехом в высшем свете благодаря своему необыкновенному голосу и остроумным высказываниям; была любовницей герцога де Лораге и родила от него четырех детей.

Ла Прери — Мари Анна Калам Ла Прери (ок. 1750—?), актриса Парижской оперы, официальная любовница принца де Субиза, ставшая в 1780 г. женой балетмейстера Максимилиана Гарделя (1741–1787), а затем — журналиста Жана Тома Рише де Серизи (1759–1803).

Клеофиль (?—?) — танцовщица Парижской оперы, с 1775 г. содержанка испанского дипломата Педро Пабло Абарка де Болеа (1718–1798), графа де Аранда, посла в Париже в 1773–1787 гг.

Госпожа де Ламбаль — Мария Тереза Луиза де Савуа-Кариньян (1749–1792), дочь Луи Виктора Савойского (1721–1778), князя де Кариньяна, и его супруги с 1740 г. Кристины Генриетты Гессенской (1717–1778); с 1767 г. жена Луи Александра де Бурбона (1747–1768), принца де Ламбаля, правнука Людовика XIV, овдовевшая в девятнадцать лет; одна из самых знатных дам французского двора, преданная подруга Марии Антуанетты, в 1774–1775 гг. управлявшая ее двором; отстраненная в результате придворных интриг, осталась верной королеве; во время Революции разделила с ней тюремное заключение и погибла в тюрьме во время сентябрьской резни.

Госпожа де Полиньяк — Иоланда Мартина Габриель де Поластрон (1749–1793), дочь графа Жана Франсуа Габриеля де Поластрона (1722–1794) и его жены Жанны Шарлотты Эро де Вокрессон (1726–1756); с 1767 г. супруга Армана Жюля де Полиньяка (1746–1817), маркиза, а затем (с 1780 г.) первого герцога де Полиньяка; ближайшая подруга Марии Антуанетты, воспитательница ее детей, одна из самых ярких фигур королевского двора; имела на королеву большое влияние и даже обвинялась в противоестественных отношениях с ней; принимала большое участие в придворных интригах и расхищении казны; в начале Революции эмигрировала и умерла за границей, в Вене.

Госпожа де Ланжак — Мари Мадлен де Кюзак (1725–1778), дочь генерал-майора Ришара Эдмона де Кюзака (1687–1770) и его первой жены Марии Анны Фиц-Джеральд, вначале то ли жена, то ли наложница итальянского графа Джорджо Саббатини, моденского посланника, а затем любовница герцога де Ла Врийера, выдавшего ее замуж за Этьенна Жозефа де Леспинасса (1727–1809), маркиза де Ланжака.

… аббат де Бове, произнося при дворе проповедь… — Аббат де Бове — Жан Батист де Бове (1731–1790), французский священник, известный проповедник, епископ Сенеза (1774–1783), депутат Генеральных штатов (1789). Здесь речь идет о проповеди, которую он произнес в присутствии Людовика XV в Страстной четверг 1774 г.

… Еще сорок дней, государь, и Ниневия будет разрушена! — В своей проповеди аббат де Бове процитировал слова библейского пророка Ионы, посланного Богом возвестить жителям Ниневии о том, что на их город падет Божье наказание, обличавшего их бесчестие и призывавшего их к покаянию (Книга пророка Ионы, 3: 4). Ниневия — древний город в Северной Месопотамии, на территории Ирака, на восточном берегу Тигра, напротив современного Мосула, основанный в V тысячелетии до н. э.; в VIII–VII вв. до н. э. — столица Ассирии; в 612 г. до н. э. был завоеван, разграблен и разрушен мидянами.

… он говорил герцогу д’Айену… — Имеется в виду Луи де Ноайль (см. примеч. к с. 295), герцог д’Айен.

229 … в «Льежском альманахе» говорилось по поводу апреля… — Альманахами (от араб. al-manah — «календарь») в средние века назывались астрономические и календарные таблицы (сначала рукописные, потом печатные), издание которых с XVI в. стало ежегодным; с XVII в. к ним стали прибавлять астрологические заметки, предсказания и разные известия. «Льежский альманах», выпускавшийся в городе Льеже, столице Льежского духовного княжества, с 1626 по 1792 г., был одним из важнейших изданий такого рода, рассчитанных на самые широкие слои населения.

… Генуэзский посол Сорба, с которым король часто виделся, был сражен внезапной смертью. — Сорба, Агостино Паоло Доменико (1715–1771) — генуэзский дипломат, полномочный посол во Франции с 1754 г.

… Аббат де Ла Виль, придя к утреннему выходу короля, чтобы поблагодарить за только что пожалованное ему место управляющего канцелярией министерства иностранных дел, рухнул к ногам его величества… — Ла Виль, Жан Игнас де (1690–1774) — французский священник и дипломат, управляющий канцелярией министерства иностранных дел, член Французской академии (1746); умер 15 апреля 1774 г.

231… к маршалу присоединились герцог д’Омон, принцесса Аделаида и епископ Санлисский… — Епископ Санлисский — Жан Арман де Бессюэжуль де Роклор (1721–1818), французский прелат, епископ Санлисский в 1754–1801 гг.; архиепископ Мехелена в 1802–1808 гг.; исповедник Людовика XV и Людовика XVI; член Французской академии (1771).

… вместо Ла Мартиньера, его постоянного медика, г-жа дю Барри прислала ему двух своих врачей — Лорри и Борде. — Ла Мартиньер — см. примеч. к с. 113.

Лорри, Анн Шарль (1726–1783) — парижский врач, один из самых известных практикующих медиков своего времени.

Бордё, Теофиль де (1722–1776) — французский врач и поэт, автор ряда научных работ по медицине; личный медик графини дю Барри и друг Дидро.

233 … Кардинал де Ла Рош-Эмон держался того же мнения, что и архиепископ Парижский… — Ла Рош-Эмон, Шарль Антуан, граф де (1692–1777) — французский прелат, кардинал (1771); епископ Тарбский (1729–1740), архиепископ Тулузский (1740–1752), архиепископ Нарбоннский (1752–1763), архиепископ Реймский (1762–1777); великий раздаватель милостыни (1760–1777).

…Но иначе обстояло дело с епископом Каркасонским… — Имеется в виду Арман Базен де Безон (1701–1778) — французский прелат, епископ Каркасонский в 1730–1778 гг.

… я буду признателен госпоже д’Эгийон за заботы о ней. — Госпожа д’Эгийон — Луиза Фелицата де Бреан де Плело (1726–1796), дочь Луи де Бреана (см. примеч. к с. 270), графа де Плело, и его жены Луизы Франсуазы Фелипо де Ла Врийер (1707–1737); с 1740 г. супруга Эмманюэля Армана де Виньеро дю Плесси де Ришелье, будущего герцога д’Эгийона; придворная дама королевы (с 1748 г.).

234 … Госпожа д’Эгийон усадила ее в карету вместе с мадемуазель дю Барри-старшей… — Мадемуазель дю Барри-старшая — возможно, имеется в виду Мари Элизабет дю Барри (1726–1808), старшая из трех сестер фиктивного супруга графини дю Барри, королевской фаворитки.

… Господин де Ла Врийер тотчас же написал Парламенту… — Имеется в виду Луи III Фелипо (см. примеч. к с. 320), герцог де Ла Врийер.

… король настоятельно потребовал позвать аббата Моду… — Моду, Луи Никола (1724–1781) — французский священник, исповедник Людовика XV в 1764–1774 гг. и Марии Антуанетты в 1776–1778 гг.

XXVII

238 … отправляет Бурвале на Гревскую площадь. — Финансист Поль Пуассон де Бурвале (см. примеч. к с. 44) подвергся тюремному заключению, но казнен не был.

239 … Руссо, Вольтер, д’Аламбер, Дидро, Буланже и Реналь — философы вместо поэтов. — Буланже, Никола Антуан (1722–1759) — французский инженер-дорожник, литератор, философ, историк древности и полиглот, автор нескольких статей «Энциклопедии» и изданного посмертно сочинения «Исследование о происхождении восточного деспотизма» (1761).

Реналь, Гийом Тома Франсуа (1713–1796) — французский священник, писатель, философ и историк, самым известным сочинением которого является «Философская и политическая история европейских владений и торговли в обеих Индиях» (1781), осужденная Парижским парламентом на сожжение.

241 … Дания пытается оправиться после государственного переворота, приведшего к казни Струэнзе. — Струэнзе, Иоганн Фридрих (1737–1772) — датский государственный деятель, по происхождению немец; придворный врач, фаворит и любовник датской королевы Каролины Матильды (1751–1775), супруги Кристиана VII, страдавшего психическим заболеванием и неспособного к государственному управлению; всесильный временщик, глава тайного королевского совета, в течение двух лет, с 1770 по 1772 гг., проводивший в Дании смелые и прогрессивные реформы, которые, однако, ущемляли самолюбие датской аристократии; 17 января 1772 г., в результате государственного переворота, был отстранен от власти и 28 апреля того же года казнен.

243 … одержал победу над потомками семейств Орсини, Колонна и Памфили. — Орсини — римский княжеский род, из которого вышло несколько римских пап; известен с XII в.

Колонна — могущественное римское семейство, представители которого были наследственными врагами рода Орсини и на протяжении многих веков оказывали сильнейшее влияние на избрание пап; известно с XI в.

Памфили — аристократическое итальянское семейство, обосновавшееся в Риме в XV в. и особенно возвысившееся после того, как в 1644 г. римским папой под именем Иннокентия X стал один из его представителей — Джованни Баттиста Памфили (1574–1655).

… ни анонимные послания, ни пророчества Бернардины Ренци не смогли помешать ему обнародовать 21 июля 1773 года послание об упразднении иезуитского ордена. — Бернардина Ренци (?—?) — жительница городка Валентано в области Лацио, слывшая пророчицей и накануне упразднения иезуитского ордена выступавшая с мрачными предсказаниями; именовала Климента XIV не иначе как Антихристом и пророчила ему скорую смерть.

Папское послание от 21 июля 1773 г., которым орден иезуитов упразднялся, носит название «Dominus ас Redemptor» (лат. «Господь и Искупитель») по первым его словам.

244 … у нее есть еще два сына: Леопольд II, который будет править после своего брата, и Максимилиан, который станет курфюрстом Кёльнским… — Леопольд II (1747–1792) — третий сын Марии Терезии и Франца I Стефана, великий герцог Тосканы в 1765–1790 гг., император Священной Римской империи с 1790 г., преемник Иосифа II.

Максимилиан Франц (1756–1801) — младший сын Марии Терезии и Франца I Стефана, архиепископ-курфюрст Кёльна в 1784–1801 гг., великий магистр Тевтонского ордена в 1780–1801 гг.

… Мария Кристина, которая правит в Нидерландах; Мария Елизавета, которая умрет аббатисой в Инсбруке; Мария Амалия, которая станет герцогиней Пармской; Мария Каролина, которая будет королевой Неаполитанской и заплатит за свое изгнание массовыми убийствами в 1798 году… — Мария Кристина (1742–1798) — дочь Марии Терезии, с 1766 г. супруга герцога Альберта Казимира Августа Саксонского (1738–1822), герцога Тешинского, последнего наместника Австрийских Нидерландов (1780–1793), которыми он управлял вместе со своей супругой, младшего сына польского короля Августа III.

Мария Елизавета (1743–1808) — дочь Марии Терезии, в 1781–1806 гг. аббатиса капитула благородных дам в Инсбруке.

Мария Амалия (1746–1804) — дочь Марии Терезии, с 1769 г. жена Фердинанда I (1751–1802), герцога Пармы, Пьяченцы и Гвасталлы в 1765–1801 гг.

Мария Каролина (1752–1814) — дочь Марии Терезии, с 1768 г. супруга Фердинанда I (1751–1825), короля Неаполя и Сицилии с 1759 г.; в декабре 1798 г., после вторжения в Неаполь французской армии и провозглашения там Партенопейской республики, бежала вместе с семьей на Сицилию; после того как в июне 1799 г. французские войска покинули Неаполь, там была учинена жестокая расправа над республиканцами.

… Георг III царствует в Лондоне уже четырнадцать лет. — Георг III (1738–1820) — король Великобритании и курфюрст Ганновера с 1760 г.; внук Георга II, сын Фредерика (1707–1751), принца Уэльского, и его жены с 1736 г. Августы Саксен-Гота-Альтенбурге кой (1719–1772); стремился к личному правлению страной; периодически страдал умопомешательством и в 1811 г. окончательно сошел с ума; в годы его царствования Англия стала ведущим участником европейских коалиций против революционной, а потом наполеоновской Франции.

245 … он начинает тревожиться по поводу противодействия со стороны герцога Камберленда, герцога Ньюкасла и г-на Питта, которому он дал титул лорда Четэма… — Герцог Ньюкасл — имеется в виду Томас Пелэм-Холлс (1693–1768), первый герцог Ньюкасл, британский государственный деятель, премьер-министр в 1754–1756 и 1757–1762 гг.

Господин Питт — здесь: Уильям Питт Старший (1708–1778), первый лорд Четэм (1766), британский государственный деятель из партии вигов, военный министр в годы Семилетней войны, премьер-министр в 1766–1768 гг.

… Говорят, это сделал Григорий Орлов. — Орлов, Григорий Григорьевич, граф (1734–1783) — российский военный и государственный деятель; гвардейский поручик, фаворит Екатерины II, один из организаторов дворцового переворота 1762 г., приведшего ее на престол; получил за это графский титул, чин генерал-майора, звание генерал-адъютанта и огромные богатства и чуть было не стал морганатическим супругом императрицы; в 1765–1775 гг. занимал должность командующего артиллерией русской армии; появление у императрицы новых фаворитов лишило его влияния на нее, и в 1775 г. он вышел в отставку, жил в Западной Европе, а после смерти своей любимой жены Екатерины Николаевны Зиновьевой (1758–1782) впал в тихое помешательство.

… Разве не был он внуком одного из тех мятежных стрельцов, которых Петр I казнил своей собственной рукой? — Согласно легенде, дедом графа Орлова был стрелец Иван Орел, участник стрелецкого бунта 1698 г., за мгновение до казни помилованный царем Петром I, которого поразило мужество этого человека перед лицом смерти; однако в действительности его дедом был скромный стряпчий Иван Иванович Орлов (?–1693).

… она посылает его в Москву, чтобы подавить бунт и устранить последствия чумы… — Речь идет о чумном бунте, который вспыхнул в Москве 15 сентября 1771 г., во время эпидемии чумы 1770–1772 гг., унесшей жизни шестидесяти шести тысяч человек, и в ходе которого был разгромлен Чудов монастырь в Кремле, приступом взят Донской монастырь и растерзан архиепископ Амвросий (в миру — Андрей Степанович Зертис-Каменский; 1708–1771); на подавление бунта были направлены войска под командованием Г.Г.Орлова, сумевшего с помощью самых решительных мер всего за несколько дней восстановить порядок в городе.

… она приказывает отчеканить медаль и возвести триумфальную арку с надписью «Орловым от беды избавлена Москва»… — В ознаменование заслуг Г.Г.Орлова в подавлении московского чумного бунта была отчеканена золотая медаль, на аверсе которого находится профильное изображение Г.Г.Орлова, а на реверсе — изображение древнеримского героя Курция, во имя спасения отчизны бросающегося в пропасть, и надпись «Россия таковых сынов в себе имеет», а в Царском селе, на дороге в Гатчину, в 1771–1782 гг. построена по плану архитектора Антонио Ринальди (1710–1794) триумфальная арка с надписью «Орловым от беды избавлена Москва», т. н. Орловские ворота.

… его заменяет в сердце императрицы и на ее ложе новый любовник, Васильчиков. — Васильчиков, Александр Семенович (1746–1813) — корнет лейб-гвардии Конного полка (с 1765 г.), представитель древнего дворянского рода, фаворит императрицы с лета 1772 г. по весну 1774 г.; 1 августа 1772 г. был пожалован в камер-юнкеры, месяц спустя (2 сентября) — в камергеры, в 1773 г. — в генерал-поручики; после окончания своего фавора и выхода в отставку (1774) получил пенсион в двадцать тысяч рублей и жил в собственном роскошном доме в Москве, собирая западноевропейскую живопись и скульптуру.

246 … что не мешало Фридриху II ставить ее в своих письмах между Ликургом и Солоном, а Вольтеру — называть ее Северной Семирамидой: несомненно потому, что царица Семирамида тоже удушила своего мужа, Нина. — Ликург — полулегендарный законодатель Спарты, живший в VIII в. до н. э.; преобразователем государственного строя Спарты, который стал основой ее могущества.

Солон (ок. 640—ок. 558 до н. э.) — афинский государственный деятель, законодатель и поэт, один из т. н. семи мудрецов Древней Греции.

Нин — легендарный основатель древней ассирийской монархии, покоривший многие земли Передней Азии, основатель Ниневии; по одной из версий, был убит по приказу своей жены Семирамиды.

… успев перед этим подчинить себе Польшу и посадить на трон Ягеллонов короля, которого она вышвырнула из своей постели. — Ягеллоны — королевская династии, которая правила в Польше (1386–1572), Венгрии (1440–1444, 1490–1526), Литве (1377–1392, 14 401 572) и Чехии (1471–1526) и основателем которой стал Ягайло (Ягелло; ок. 1352–1434), сын Ольгерда (Альгирдас; ок. 1296–1377), великого князя Литовского с 1345 г., и его второй жены (с 1349 г.) Ульяны (Юлиания; ок. 1325—ок. 1392); великий князь Литовский (1377–1392) и король Польский с 1386 г. под именем Владислава II Ягелло.

… Она пошла войной на турок и отняла у них Азов, Таганрог и Кинбурн. — Азов — древний город на левом берегу Дона, недалеко от места его впадения в Азовское море; в 1471 г. был завоеван турками, которые превратили его в крепость, препятствующую выходу в море; в 1696 г. был взят Петром I и превращен в военную базу, но в 1711 г., после неудачного Пруте кого похода, возвращен Турции; в 1736 г., во время Русско-турецкой войны 1735–1739 гг., был взят русскими войсками и окончательно присоединен к России. Таганрог — портовый город на северном берегу Азовского моря, в Таганрогском заливе, в 70 км к западу от Ростова-на-Дону, в соврем. Ростовской области; основан около мыса Таганий Рог в 1698 г. по приказу Петра I как крепость и гавань для военных судов; к России был окончательно присоединен в 1774 г., в следующем году получил статус города Азовской провинции и вскоре стал крупнейшим внешнеторговым портом на юге России.

Кинбурн — турецкая крепость в устье Днепра, на Кинбурнской косе, в нынешней Николаевской области Украины; по Кючук-Кайнарджийскому миру (1774) отошла к России; в 1855 г., во время Крымской войны, была занята войсками союзников и после их эвакуации в 1856 г. заброшена.

… она с целой толпой царедворцев путешествует по Волге и Борисфену, высмеивая бури на этих реках, подобно тому как Цезарь высмеивал бури на Анио… — Здесь речь идет о плавании Екатерины II по Волге со 2 (13) мая по 5 (16) июня 1767 г.; в своем письме от 7 мая 1767 г. Мармонтелю императрица писала: «Не знаю, как пометить свое письмо: я на корабле, среди Волги, при столь крепкой погоде, что многие дамы назвали бы ее ужаснейшей бурей».

Борисфен — древнегреческое название Днепра, вниз по течению которого, от Киева до Херсона, Екатерина II спустилась в 1787 г., во время своего знаменитого Таврического путешествия.

Анио (Аньене) — небольшая речка в Италии, в области Лацио, длиной 99 км, левый приток Тибра, впадающий в него в Риме.

… раздает самым образованным вельможам своего двора отдельные главы «Велизария» Мармонтеля, чтобы перевести их на русский язык, и одну главу оставляет себе, намереваясь перевести ее сама. — Мармонтель, Жан Франсуа (1723–1799) — французский писатель, пользовавшийся европейской известностью; автор трагедий, философских романов, новелл, оперных либретто и мемуаров, оставшихся неоконченными; член Французской академии (1763) и ее непременный секретарь с 1783 г.

«Велизарий» («Bélisaire»; 1767) — философский роман Мармонтеля, осужденный Сорбонной за проповедь веротерпимости (31 января 1768 г.); его заглавным персонажем стал византийский полководец Велизарий (ок. 504–565), успешно воевавший против персов в Азии, вандалов в Африке и гуннов в Европе, но к концу жизни подвергшийся опале; роман представляет собой на самом деле изложение вопросов государственного права в форме беседы престарелого Велизария с юным царедворцем Тиберием, любимцем императора Юстиниана.

Коллективный перевод этого романа, выполненный группой царедворцев и самой Екатериной II (она перевела его девятую главу) во время плавания по Волге в мае-июне 1767 г., был напечатан осенью 1768 г. в типографии при Московском университете и при жизни императрицы выдержал пять изданий.

… она посвятила перевод этого сочинения архиепископу Санкт-Петербурга. — Перевод «Велизария» был посвящен епископу Тверскому в 1763–1770 гг. Гавриилу (в миру — Петр Петрович Петров-Шапошников; 1730–1801), с 1770 г. архиепископу Санкт-Петербургскому и Ревельскому и митрополиту (1783).

247… За этим стоят сладостные мечты о завоевании Константинополя, которые Екатерина II лелеет так же, как лелеял их Петр I, ее предшественник, и как будут лелеять их Александр и Николай, ее преемники. — Речь идет о т. н. Греческом проекте Екатерины 11 — воссоздании Византийской империи на руинах Османской империи. Этот геополитический замысел вынашивали и ее внуки: Александр I (1777–1825) — российский император с 1801 г., и Николай I (1796–1855) — российский император с 1825 г.

… спесивое себялюбие этих строителей новой Вавилонской башни, которая именуется «Энциклопедией». — Вавилонская башня — в Ветхом Завете (Бытие, 11: 1–9) огромная башня «высотою до небес», которую начали возводить одновременно с городом потомки Ноя; предостерегающий символ человеческой гордыни, олицетворение могущественной силы, противной Богу, который покарал строителей, смешав их языки, так что они перестали понимать друг друга, и рассеяв их по всей земле.

«Энциклопедия, или Толковый словарь наук, искусств и ремесел» («Encyclopédie, ou Dictionnaire raisonné des sciences, des arts et des métiers»; 1751–1780) — знаменитое 35-томное французское справочное издание, представляющее собой систематический свод научных достижений своего времени; во главе этого издания, насчитывающего 71 828 статей и 3129 иллюстраций, стоял Дидро, которому помогал д’Аламбер. Энциклопедистов, в число которых входили также Монтескьё, Руссо, Вольтер, Гольбах, Гельвеций и среди которых были наиболее передовые ученые и писатели Франции, объединяло, несмотря на известную разницу в их взглядах, неприятие феодального общества и церковного мировоззрения. «Энциклопедия» сыграла выдающуюся роль в идейной подготовке Французской революции.

… Из Потсдама и Сан-Суси король взирает на Версаль и улыбается. — Потсдам — город на востоке Германии, в 20 км к юго-западу от Берлина, на реке Хафель, служивший резиденцией прусской королевской семьи; ныне является административным центром федеральной земли Бранденбург.

Сан-Суси (от фр. sans souci — «без забот») — летний дворец короля Фридриха Прусского, находящийся в восточной части Потсдама; построен в 1745–1747 гг. по планам архитектора Георга Венцеслауса фон Кнобельсдорфа (1699–1753).

… это уже не старые победители в сражениях при Лобозице и Росбахе, а союзники философов… — Лобозиц (соврем. Ловосице) — город на северо-западе Чехии, в 60 км к северо-западу от Праги, на берегу реки Лабы. 1 октября 1756 г., в начале Семилетней войны, в сражении при Лобозице 28-тысячная прусская армия под началом Фридриха II одержала победу над 34-тысячной австрийской армией, которой командовал фельдмаршал Броун.

О сражении при Росбахе см. примеч. к с. 127.

248 … «Система природы», «Общественный договор» и «Философский словарь» принесут ей зла еще больше. — «Философский словарь» («Dictionnaire philosophique»; 1764) — сочинение Вольтера, задуманное автором как орудие в борьбе против религии и внесенное римской курией в список запрещенных книг.

… Как печально для него было умереть в 1786 году и не увидеть своими моргающими глазами 10 августа, 21 января и 16 октября! — Имеются в виду узловые события Великой Французской революции: 10 августа 1792 г. восставший народ захватил королевский дворец Тюильри, что привело к низложению Людовика XVI и падению монархии; 21 января 1793 г. был казнен Людовик XVI; 16 октября 1793 г. была казнена Мария Антуанетта.

… дворцовый переворот, осуществленный в мечети Айюба. — Мечеть Айюба (Эйюпа), одна из главных мусульманских святынь Турции, была построена турками-османами в 1458 г., спустя пять после завоевания ими Константинополя, на том месте, где, согласно преданию, был погребен Абу Айюб аль-Ансари (576–674), верный сподвижник пророка Мухаммеда, погибший во время осады Константинополя арабами в 674–678 гг. и похороненный у стен осажденного города; в этой мечети происходил торжественный обряд опоясывания каждого нового султана мечом Османа I Гази (1258–1326), основателя османского государства.

… Абдул-Хамид, освобожденный из тюрьмы, был провозглашен в мечети Айюба преемником Мустафы 111, своего брата. — Абдул-Хамид (1725–1789) — турецкий султан с 21 января 1774 г., сын султана Ахмеда III (1673–1736; правил в 1703–1730 гг.), сменивший на троне своего брата Мустафу III; в его царствование был заключен унизительный для турок Кючук-Кайнарджийский мирный договор (1774), завершивший Русско-турецкую войну 1768–1774 гг., произошло присоединение Крыма, объявленного в соответствии с этим договором независимым государством, к Российской империи (1783), и началась Русско-турецкая война 1787–1791 гг., закончившаяся победой России и подписанием Ясского мира.

Мустафа III (1717–1774) — султан Османской империи в 1757–1774 гг., занявший трон после смерти своего двоюродного брата Османа III (1699–1757; султан с 1754 г.) и объявивший в 1768 г. России войну, которая закончилась через шесть лет, уже после его смерти, поражением Турции.

… у Турции, пытающейся встать на ноги, уже не будет ни мощи Мехмеда II, ни его гения. — Мехмед II аль-Фатих («Завоеватель»; 1432–1481) — турецкий султан в 1444–1446 и 1451–1481 гг., сын султана Мурада II (1401–1451; правил в 1421–1444 и 1446–1451 гг.); в мае 1453 г., после 53-дневной осады, захватил Константинополь.

… турки оказались разбиты Салтыковым, Каменским и Суворовым… — Салтыков, Иван Петрович, граф (1730–1805) — русский полководец, генерал-фельдмаршал (1796); сын генерал-фельдмаршала Петра Семеновича Салтыкова (1700–1772), московский главнокомандующий в 1797–1804 гг.; участник Семилетней войны и русско-турецких войн 1768–1774 гг. и 1787–1791 гг. Каменский, Михаил Федотович (1738–1809) — русский полководец, генерал-фельдмаршал (1797); участник Русско-турецкой войны 1768–1774 гг.; одержав 9 (20) июня 1774 г. вместе с А.В.Суворовым решающую победу в сражении при Козлуджи и изолировав великого визиря Мухсин-заде в Шумле, принудил его к подписанию Кючук-Кайнарджийского мира; отличался свирепым нравом и был зарублен своим крепостным.

Суворов, Александр Васильевич (1729–1800) — знаменитый русский полководец, генералиссимус (1799), военный теоретик; участник русско-турецких войн; в 1799 г. командовал русскими войсками в Италии и Швейцарии.

249 … великий визирь Мухсин-заде, запертый в своем Шумлинском лагере и не имевший возможности ни отступить, ни сражаться, ни получить помощь, был вынужден запросить постыдный мир. — Мухсин-заде Мехмед-паша (?–1774) — османский государственный деятель, великий визирь в 1765–1768 и 1771–1774 гг.

Шумла (соврем. Шумен) — город на северо-востоке Болгарии, в котором тогда находилась ставка великого визиря Мухсин-заде. Кючук-Кайнарджийский мир, завершивший Русско-турецкую войну 1768–1774 гг. и подтвердивший территориальные завоевания России, был подписан в селении Кючук-Кайнарджи (ныне Кайнарджа на северо-востоке Болгарии, близ румынской границы) 10 (21) июля 1774 г.

… он увидит, как Хотин, служивший ключом к Днестру, перейдет в руки этих упорных завоевателей, шаг за шагом приближающихся к Босфору, который отдан сегодня в их власть падением Венгрии. — Хотин — город в Черновицкой области Украины, на правом берегу Днестра; известен с X в.; с 1359 г. входил в состав Молдавского княжества и был сильной крепостью на его северной границе, защищавшей переправу через Днестр; в 1713 г., в ходе Северной войны, турки отторгли его от Молдавии, которая с 1538 г. была их вассалом, и разместили в нем сильный гарнизон; на протяжении русско-турецких войн городом несколько раз на короткое время овладевали русские войска (в 1739, 1769, 1788 и 1807 гг.); в 1812 г. он окончательно отошел к Российской империи.

Днестр — река в Восточной Европе, длиной 1352 км, протекающая по территории Молдавии и Украины; берет начало в Карпатах и впадает в Днестровский лиман, залив на северо-западном побережье Черного моря.

Под падением Венгрии подразумевается, вероятно, подавление русскими войсками Венгерской революции 1848–1849 гг., решающую роль в котором сыграл русский экспедиционный корпус под командованием генерал-фельдмаршала И.Ф.Паскевича (1782–1856).

… он умрет в разгар подготовки к новой войне, оставив трон своему племяннику Селиму, которого задушат двадцать лет спустя. — Селим III (1761–1808) — турецкий султан в 1789–1807 гг., сын Мустафы III и преемник своего дяди Абдул-Хамида, пытавшийся реорганизовать Османскую империю по европейскому образцу; 29 мая 1807 г., в результате восстания янычар, был отстранен от власти и взят под стражу, а через год, 28 июля 1808 г., задушен.

… Фамильный пакт отдал каждому из внуков Людовика XIV по трону: Карл III, король Испании, это внук Людовика XIV; Фердинанд IV, который правит в Неаполе и, наряду с Людовиком XVI, своим свояком, является самым молодым из правящих государей, это внук Людовика XIV; наконец, герцог Пармский, испанский инфант, который родился в один год с Фердинандом и, как и он, приходится свояком Людовику XVI, это еще один внук Людовика XIV — Фамильный пакт — здесь: договор об оборонительном и наступательном союзе, заключенный между Францией и Испанией 15 августа 1761 г. в Париже и, в соответствии со своей 21-й статьей, именовавшийся «фамильным пактом между всеми ветвями августейшего дома Бурбонов».

Карл III (1716–1788) — сын испанского короля Филиппа V и его второй жены Елизаветы Фарнезе, правнук Людовика XIV; в 1731–1734 гг. герцог Пармы (под именем Карла I), в 1734–1759 гг. — король Неаполя и Сицилии (под именем Карла VII), где он провел ряд реформ, принесших ему большую популярность, а в 1759–1788 гг. — король Испании (под именем Карла III), где он также провел много реформ в духе просвещенного абсолютизма, укрепивших королевскую власть и улучшивших экономическое и военное положение страны; во внешней политике ориентировался на союзнические отношения с Францией.

Фердинанд IV (1751–1825) — третий сын испанского короля Карла III и его жены с 1738 г. Марии Амалии Саксонской (1724–1760), праправнук Людовика XIV; с 1759 г. король Сицилии (под именем Фердинанда III) и Неаполя (под именем Фердинанда IV); с 1768 г. супруг Марии Каролины, старшей сестры Марии Антуанетты; придерживался крайне реакционных взглядов, отличался жестокостью и вероломством; в 1799 и 1806–1815 гг., во время вторжений французских войск, бежал на Сицилию; в 1816 г., после изгнания наполеоновских ставленников, принял титул короля Соединенного королевства обеих Сицилий — под именем Фердинанда I.

Герцог Пармский — Фердинанд I (1751–1802), герцог Пармы, Пьяченцы и Гвасталлы в 1765–1801 гг.; сын герцога Филиппа I (1720–1765; правил с 1748 г.) и его жены с 1739 г. Луизы Елизаветы Французской (1727–1759), праправнук Людовика XIV; с 1769 г. супруг Марии Амалии Австрийской, старшей сестры Марии Антуанетты.

XXVIII

250 … Австрийский дом… утратил Руссильон, Бургундию, Эльзас, Франш-Конте, Артуа, Эно, Камбрези, Испанию, Неаполь, Лотарингию, Барруа, Силезию и Вест-Индию. — Артуа — историческая область на северо-востоке Франции, составляющая ныне территорию департамента Па-де-Кале; главный город — Аррас; отошла к Франции по условиям Пиренейского мира (1659) и Нимвегенского мирного договора (1678).

Эно (нем. Геннегау) — историческая область на северо-западе Европы, охватывающая территории по обе стороны нынешней франко-бельгийской границы; с IX в. графство со столицей в городе Монс, благодаря династическому браку присоединенное в XI в. к Фландрии; ныне северная ее часть входит в состав Бельгии (провинция Эно), а южная — Франции (часть департамента Нор).

Камбрези — историческая область на севере Франции, с главным городом Камбре; ее территория относится ныне к департаменту Нор; отошла к Франции по условиям Нимвегенского мирного договора.

Барруа — см. примеч. к с. 288.

… Филипп II задумывает сделать из Испании, Франции, Англии и Австрии то, что он называет христианской монархией… — Филипп II Испанский (1527–1598) — испанский король с 1556 г., сын императора Карла V, отрекшегося от испанского престола в его пользу, и его жены с 1525 г. Изабеллы Португальской (1503–1539); один из самых могущественных испанских монархов; страстный приверженец католицизма, жестоко преследовавший в своих владениях протестантов и еретиков; в 1580 г. подчинил Португалию; в результате Нидерландской революции потерял Северные Нидерланды (1581); потерпел поражение в своих попытках завоевать Англию и восстановить там католичество (1588).

… ради этого он женится на кровавой Марии, дочери Генриха VIII, и содержит на жалованье Лигу во Франции. — Мария I Тюдор (1516–1588) — королева Англии с 1553 г., дочь Генриха VIII и его первой жены (с 1509 г.) Екатерины Арагонской (1485–1536); ярая католичка, вступление на престол которой сопровождалось попытками восстановить в Англии католическую веру и жестокими репрессиями против протестантов (отсюда ее прозвище Мария Кровавая); с 1554 г. супруга наследника испанского престола, будущего испанского короля Филиппа II.

Генрих VIII Тюдор (1491–1547) — английский король с 1509 г.; жестокий и сластолюбивый тиран, в годы правления которого укрепилась неограниченная монархия; в 1537 г. власти короля были подчинены сохранявшие до этого времени определенную независимость пять северных графств и Уэльс; в 1534 г. он ввел в Англии протестантизм: на основании специального акта принял титул главы английской церкви, что сделало ее независимой от римского папы; по указам короля проводилась конфискация церковных земель, за бесценок переходивших в руки дворянства и буржуазии; политическая и религиозная борьба в годы его правления сопровождалась массовыми и жестокими казнями.

Под именем Лиги во Франции XVI в. известны две организации воинствующих католиков: Католическая лига (1576) и ее преемница Парижская лига (1585); обе они возглавлялись герцогом Генрихом I де Гизом (1550–1588), стремившимся к ограничению королевской власти, а затем притязавшим на королевский престол; лигисты вели жестокую войну против гугенотов и их вождя Генриха Наваррского, ставшего в 1589 г. королем Франции.

… Жак Клеман убивает Генриха III. — Король Генрих III был заколот в замке Сен-Клу под Парижем 1 августа 1589 г. доминиканским монахом Жаком Клеманом (1567–1589), ярым католиком, действовавшим по наущению Лиги, и на следующий день скончался. Убийца попытался бежать, но был схвачен и заколот королевскими гвардейцами; позднее его тело было четвертовано и сожжено.

… Лигисты трижды безуспешно пытаются убить победителя в битвах при Арке и Иври. — Арк (с 1882 г. Арк-ла-Батай) — селение на севере Франции, в Верхней Нормандии, в соврем, департаменте Приморская Сена, в 6 км к юго-востоку от Дьепа. С 15 по 29 сентября 1589 г. близ Арка шло сражение между армией Генриха IV и войсками Католической лиги, находившимися под командованием герцога Карла де Майена (1554–1611). Новому королю удалось одержать победу в этой многодневной битве лишь благодаря прибытию 23 сентября пятитысячного английского подкрепления, присланного английской королевой Елизаветой I.

Иври (соврем. Иври-ла-Батай) — городок на севере Франции, в Верхней Нормандии, в соврем, департаменте Эр, в 65 км к западу от Парижа. 14 марта 1590 г. близ Иври произошло сражение, в котором армия Генриха IV разгромила лигистов под командованием Карла де Майена.

… в тот момент, когда он замышляет поход в Юлих, утраченный Австрией, нож Равальяка валит его, залитого кровью, в объятия герцога д’Эпернона, на которого, наряду с Марией Медичи, дочерью австриячки, ложится обвинение в причастности к его смерти. — О немецком княжестве Юлих и о Франсуа Равальяке, убийце Генриха IV, см. примеч. к с. 99.

Герцог д’Эпернон — см. примеч. к с. 245.

Мария Медичи (1573–1642) — дочь великого герцога Тосканского Франциска (Франческо) I (1541–1587; правил с 1574 г.) и его жены (с 1565 г.) эрцгерцогини Иоганны Австрийской (1547–1578); королева Франции, вторая жена Генриха IV (с 1600 г.), мать Людовика XIII; при жизни мужа политическим влиянием не пользовалась; после его убийства (1610) была провозглашена регентшей; в 1617 г. в результате государственного переворота была отстранена от власти своим сыном Людовиком XIII и его фаворитом, герцогом Люином; принимала активное участие в выступлениях знати против короля и кардинала Ришелье, пытаясь вернуть себе власть; умерла в изгнании, в Германии.

251 … выдает свою дочь замуж за короля Испании и женит своего сына на Анне Австрийской. — Старшая дочь Марии Медичи, принцесса Елизавета Французская (1602–1644), в 1615 г. стала супругой будущего испанского короля Филиппа IV (1605–1665; правил с 1621 г.), а ее сын, французский король Людовик XIII (1601–1643), в том же году женился на принцессе Анне Австрийской (1601–1666), старшей сестре Филиппа IV.

… Мария Медичи, изгнанная беспощадным Ришелье и беспечным Людовиком XIII, вскоре умрет в Кёльне, в доме своего художника Рубенса. — После своего бегства из Компьеня в 1631 г. Мария Медичи до 1638 г. жила в Брюсселе, потом в Амстердаме, а затем переехала в Германию, в город Кёльн (ныне входит в состав земли Северный Рейн — Вестфалия), который являлся в то время столицей духовного княжества, и умерла там 3 июля 1642 г., причем в том самом доме, где провел детство Рубенс (см. примеч. к с. 90).

252 … Вероятно, у Наполеона случилось какое-то помутнение в глазах, когда сорок лет спустя он в свой черед взял в жены дочь цезарей… — Имеется в виду Мария Луиза Австрийская (см. примеч. к с. 293), дочь императора Священной Римской империи Франца II, с 1810 г. вторая супруга Наполеона I.

… Любовницами Генриха IV были Габриель д’Эстре, маркиза де Верней, Шарлотта де Монморанси. — Габриель д’Эстре — см. примеч. к с. 215.

Маркиза де Верней — Екатерина Генриетта де Бальзак д’Антраг (1579–1633), маркиза де Верней, дочь Франсуа де Бальзака д’Антрага (ок. 1541–1613), губернатора Орлеана, и его второй жены (с 1578 г.) Мари Туше (1549–1638), бывшей любовницы короля Карла IX; любовница Генриха IV, заменившая ему умершую Габриель д’Эстре (1599) и родившая от него сына Гастона Анри де Бурбона (1601–1682) и дочь Габриель Анжелику (1603–1627); в 1604 г. вместе со своим отцом и сводным братом участвовала в провалившемся заговоре, имевшем целью признание ее сына дофином в ущерб будущему Людовику XIII, но избежала наказания.

Шарлотта де Монморанси (1594–1650) — дочь коннетабля Генриха I де Монморанси (1534–1614) и его второй жены (с 1593 г.) Луизы де Бюдо (1575–1598); в 1609 г. была выдана Генрихом IV, домогавшимся ее любви, замуж за принца Генриха II де Бурбон-Конде (1588–1646), который слыл гомосексуалистом и потому, как надеялся король, должен был стать покладистым мужем, но который, тем не менее, вскоре после свадьбы, спасая молодую жену от домогательств короля, бежал с ней сначала в провинцию, а затем в Брюссель, под защиту Испании, и вернулся во Францию лишь после смерти Генриха IV.

… Роганы — тоже три: Монбазон, Шабо и Субиз; Шеврёзы — два: Люин и Шон. — Монбазон — имеется в виду Жюль Эркюль Мериадек де Роган-Гемене (1726–1800), герцог де Монбазон с 1757 г., пэр Франции.

Шабо — вероятно, имеется в виду Луи Антуан Огюст де Роган — Шабо (1733–1807), с 1775 г. носивший титул герцога де Шабо.

Субиз — Шарль де Роган (см. примеч. к с. 313), принц де Субиз, с 1749 г. герцог де Роган-Роган, пэр Франции.

Люин — вероятно, имеется в виду Мари Шарль Луи д’Альбер (1717–1771), пятый герцог де Люин (с 1758 г.) и герцог де Шеврёз (с 1735 г).

Шон — возможно, имеется в виду Луи Жозеф д’Альбер (1741–1792), седьмой герцог де Шон (с 1769 г.).

253 … Можно вспомнить о происходивших в годы Регентства тяжбах герцога де Ла Форса, имевшего три бакалейные лавки. — Герцог де Ла Форс — Анри Жак де Номпар де Комон (1675–1726), герцог де Ла Форс, пэр Франции, член совета Регентства, член Французской академии (1715); горячий сторонник системы Джона Ло, владевший огромным количеством акций созданного им банка и затеявший накануне ее краха скупку бакалейных продуктов, намереваясь продавать их затем втридорога через подставных лиц; однако его склад, находившийся в парижском монастыре больших августинцев, в 1721 г. был разграблен, а против него самого возбуждено судебное дело.

… Граф де Лораге был фабрикантом фарфора; герцог де Шуазёль торговал портупеями и шлемами; г-н де Майбуа держал лесной склад, а г-н де Гемене поступил и того лучше: он обанкротился. — Граф де Лораге — здесь: Луи Леон Фелисите де Бранкас (1733–1824), граф, а затем (с 1755 г.) третий герцог де Лораге, шестой герцог де Виллар; просвещенный и экстравагантный аристократ, занимавшийся науками и искусством; вместе с химиком Жаном Дарсе (1725–1801) изобрел особую разновидность прочного фарфора, изделия из которого выпускались в 1764–1768 гг., но не для продажи, а для подарков его друзьям и знакомым.

Господин де Майбуа — имеется в виду Ив Мари Демаре (см. примем. к с. 62), граф, а затем маркиз де Майбуа.

Господин де Гемене — имеется в виду Анри Луи Мари де Роган (1745–1809), принц де Роган-Гемене, наделавший огромных долгов (они достигали 33 миллионов ливров!) и объявивший в 1782 г. о своем банкротстве, которое произвело невероятный шум и разорило многих людей.

… Буйон, всем храбрецам пример, // Страдает по мамзель Ла Герр… — Буйон — здесь: Шарль Анри де Ла Тур д’Овернь (1728–1792), принц де Тюренн, затем герцог Буйонский (с 1771 г.), пэр Франции, великий камергер Франции в 1747–1775 гг.; сын Шарля Годфруа де Ла Тур д’Оверня (см. примеч. к с. 8), герцога Буйонского.

Ла Герр, Мари Жозефина (1755–1783) — певица Парижской оперы, дебютировавшая в 1772 г.; дочь галантерейщика, содержанка герцога де Буйона.

… Певица из Оперы, с огромным успехом выступавшая в «Осажденной Цитере». — «Осажденная Цитера» («La Cythère assiégée») — здесь: трехактная опера-балет Глюка, поставленная впервые в Парижской опере 1 августа 1775 г.; является переделкой одноактной комической оперы, либретто к которой написали драматурги Шарль Симон Фавар (1710–1792) и Бартелеми Кристоф Фаган (1702–1755) и которая впервые была поставлена в 1738 г.

… Дюрфору подавай Дюте… — Дюрфор — возможно, имеется в виду Ги Луи де Дюрфор (1714–1775), второй герцог де Лорж, французский военачальник,генерал-лейтенант (1748).

254 … прочтите письмо некоего кавалера ордена Святого Людовика; оно сохранилось до нашего времени все в тех же архивах полиции. — Дюма позаимствовал это любопытное письмо из упоминавшегося выше сочинения Ж.Пёше (см. примеч. к с. 79) «Записки, извлеченные из архивов полиции Парижа» (том II, стр. 197–199).

Об ордене Святого Людовика см. примеч. к с. 327.

… Письмо адресовано лично г-ну Беррье… — Беррье — см. примеч. к с. 76.

… Моя старшая дочь воспитывалась в Сен-Сире… — Сен-Сир — см. примеч. к с. 10.

255 … разве д'Аламбер, этот герой «Энциклопедии», подкидыш, найденный на ступенях церкви Сен-Жан-ле-Рон, не был сыном г-жи де Тансен… — Старинная церковь Сен-Жан-ле-Рон, примыкавшая к северному приделу собора Парижской Богоматери и первоначально являвшаяся баптистерием, в 1748 г. была закрыта и снесена (она стояла на уровне домовладения № 18 по улице Клуатр-Нотр-Дам).

… разве не было на свете некоего графа Луи де Нарбонна, который состоял в свите принцессы Аделаиды и, как утверждали, мог называть Людовика XV своим отцом и своим дедом? — О графе Луи де Нарбонне см. примеч. к с. 52.

256 … и, наконец, герцог де Дюрас и принц де Бово… выступили против роспуска прежнего Парламента. — Герцог де Дюрас — Эмманюэль Фелисите де Дюрфор (см. примеч. к с. 62), четвертый герцог де Дюрас.

Принц де Бово — Шарль Жюст де Бово-Кран (1720–1793), второй принц де Бово, французский военачальник, маршал Франции (1783); член Французской академии (1771); губернатор Лангедока с 1747 г. и Прованса в 1782–1790 гг.; государственный секретарь по военным делам (1789).

… Вас просят принять участие в похоронном шествии и погребении превысокой и премогучей дамы Елизаветы Бонтан, супруги превысокого и премогучего сеньора Никола Божона… — Божон, Никола (1718–1786) — французский финансист, с 1770 г. придворный банкир, государственный секретарь, генеральный откупщик, женой которого с 1753 г. была Луиза Елизавета Бонтан (?–1769), дочь королевского камердинера Луи II Бонтана (1703–1747); в 1773–1786 гг. владелец дворца Эврё (нынешнего Елисейского дворца); благотворитель, основатель больницы и сиротского дома (1784); его именем названа улица на северо-западе Парижа, проложенная в 1842 г.

257 … Мы уже упоминали остроту маркиза де Шона, сказавшему своему сыну, который отказался жениться на дочери сьера Боннье… — Маркиз де Шон — скорее всего, имеется в виду Луи Огюст д’Альбер д’Айи (1675–1744), четвертый герцог де Шон (с 1710 г.), французский военачальник, маршал Франции (1741). В 1734 г. его младший сын Мишель Фердинан д’Альбер д’Айи (см. примеч. к с. 37), будущий шестой герцог де Шон, женился на Анне Жозефе Боннье де Ла Моссон (1718–1787), отцом которой был финансист Жозеф Боннье де Ла Моссон (1702–1744), государственный казначей Лангедока.

… Граф д’Эрувиль женился на мадемуазель Лолотте, любовнице английского посла графа Албемарля. — Эрувиль, Антуан де Рикуар, граф д’ (1713–1782) — французский военачальник, генерал-лейтенант (1748), главный инспектор кавалерии, с 1754 г. военный губернатор Гиени.

Мадемуазель Лолотта — Луиза Гоше (1725–1765), актриса, носившая сценическое имя Лолотта, куртизанка, ставшая первой женой графа д’Эрувиля.

Граф Албемарль — Уильям Кеппель (см. примеч. к с. 35), второй граф Албемарль, английский посол во Франции в 1749–1754 гг., умерший в Париже 22 декабря 1754 г.

… Маркиз де Монтье женился на мадемуазель де Варенн, воспитаннице г-жи Пари, одной из известнейших парижских сводниц. — Маркиз де Монтье (Montier; у Дюма ошибочно Moutier) — Луи Клеман дю Во (1734—после 1778), с 1752 г. маркиз де Монтье, из-за долгов утративший в 1765 г. этот титул и поместье Монтье и носивший затем титул маркиза Клемана дю Ме; капитан гренадер, кавалер ордена святого Людовика (1760).

Госпожа Пари — вероятно, речь идет о Жюстине Пари (?—1773), компаньонке Маргариты Гурдан.

… маркиз де Ланжак женился на г-же Саббатини, любовнице герцога де Ла Врийера… — Маркиз де Ланжак — Этьенн Жозеф де Леспинасс (1727–1809), маркиз де Ланжак, знатный дворянин из Бургундии; храбрый офицер, начавший военную службу в возрасте тринадцати лет и отличившийся во многих сражениях; полковник гренадер (1757), бригадный генерал (1768), генерал-майор (1790); супруг Мари Мадлен де Кюзак (см. примеч. к с. 228).

… Граф де Ла Люцерн и г-н де Ла Можери затевают судебную тяжбу… — В 1764 г. офицеры граф Анри Габриель де Бриквиль де Ла Люцерн (?—?) и Эжен Може де Ла Можери (?—?) затеяли судебной тяжбу из-за кобылы стоимостью в двенадцать луидоров, которую первый продал второму и которая оказалась запаленной; эта тяжба, наделавшая много шуму, продолжалась шестнадцать лет и закончилась в 1780 г. победой Ла Можери.

258 … Граф де Майбуа получает должность главного управляющего военным ведомством в награду за то, что скандальная судебная тяжба… доказывает совершенную им государственную измену. — Граф Ив Мари Демаре де Майбуа (см. примеч. к с. 62) был обвинен маршалом д’Эстре в измене во время сражения при Хастенбеке, состоявшегося 26 июля 1757 г., в ходе Семилетней войны.

… Граф де Ланжак становится кавалером ордена Святого Людовика… — Граф де Ланжак — Огюст Луи Жозеф Фидель Арман (1748–1732), граф де Ланжак, сын Этьенна Жозефа де Леспинасса, маркиза де Ланжака; французский офицер, полковник гренадер (1770), получивший 13 марта 1771 г. орден Святого Людовика; генерал-майор (1816); считался сыном герцога де Ла Врийера.

… сьер Герен, хирург принца Конти, оскорбил его, выходя из Оперы… — Скорее всего, имеется в виду Жорж Мартен Герен (1710–1791) — французский военный хирург, главный хирург больницы Милосердия и роты Черных мушкетеров.

Ссора, о которой здесь идет речь, происходила у дверей Парижской оперы 23 марта 1771 г.

… она сберегла для нас остроту маркиза де Конфлана. — Вероятно, имеется в виду маркиз Луи Анри Габриель де Конфлан д’Армантьер (1735–1789) — кавалерийский офицер, генерал-майор, сын маршала д’Армантьера (см. примеч. к с. 222).

… Господин де Монтазе, архиепископ Лионский, который в качестве примаса Галлии провел преобразование Парижского архиепископства, открыто жил с герцогиней Мазарини. — Монтазе, Антуан де Мальвен де (1713–1788) — французский прелат, в 1748–1759 гг. епископ Отёнский, в 1759–1788 гг. архиепископ Лионский (с этой церковной должностью с 1079 г. сопряжен титул примаса Галлии); член Французской академии (1756).

Герцогиня Мазарини — Луиза Жанна де Дюрфор (1735–1781), герцогиня Мазарини с 1738 г.; дочь Эмманюэля Фелисите де Дюрфора (1715–1789), герцога де Дюраса, и его первой жены (с 1733 г.) Шарлотты Антуанетты де Ла Порт (1719–1735), единственной дочери герцога Мазарини; с 1747 г. супруга Луи Мари Ги д’Омона де Рошбарона (1732–1799), шестого герцога д’Омона; мать Луизы д’Омон-Мазарини (1759–1826), будущей княгини Монако (с 1777 г.), которую, по слухам, она родила от Монтазе, своего любовника.

… Архиепископ Тулузский, Бриенн, с которым мы снова встретимся позднее, был безбожником… — Бриенн, Этьенн Шарль де Ломени де (1727–1794) — французский церковный и государственный деятель, кардинал (1788), член Французской академии (1770); епископ Кондомский в 1760–1763 гг., архиепископ Тулузский в 1763–1788 гг., архиепископ Сансский в 1788–1790 гг.; глава правительства в 1787–1788 гг.

… Епископ Санлисский, академик, никогда ничего не написавший и не прочитавший… — Жан Арман де Бессюэжуль де Роклор (см. примеч. к с. 231), епископ Санлисский, стал в 1771 г. членом Французской академии, не имея никаких литературных заслуг, исключительно благодаря поддержке со стороны герцога де Ришелье.

… Луи де Роган, коадъютор епископа Страсбургского, будущий главный актер драмы с ожерельем королевы, был удален из Парижа… — Луи де Роган — Луи Рене Эдуар де Роган-Гемене (1734–1803), принц де Роган, французский прелат и дипломат; кардинал (1778); сын Эркюля Мериадека де Роган-Гемене (1688–1757) и его жены с 1718 г. Луизы Габриеллы Жюли де Роган (1704–1780); коадъютор епископа Страсбургского (1759–1779), князь-епископ Страсбургский (1779–1801), великий раздаватель милостыни (1777–1786); член Французской академии (1761); посол в Вене (1772–1774); оказавшись втянут в аферу с ожерельем королевы, был предан суду, но оправдан; во время Революции эмигрировал и жил в своих владениях в Германии.

Аферой с ожерельем королевы принято называть дерзкое похищение драгоценностей, произошедшее в Париже в 1785 г. и окончившееся громким судебным процессом в Парижском парламенте в 1785–1786 гг. В руках придворных ювелиров после смерти Людовика XV осталось заказанное им для графини дю Барри, но еще не оплаченное бриллиантовое ожерелье. Ювелиры предложили его Марии Антуанетте, однако она не решилась его купить, поскольку ожерелье было чрезвычайно дорого, а финансы государства пребывали в весьма расстроенном состоянии. Тогда в дело вмешалась приближенная королевы, Жанна де Ла Мотт (1756–1791), уговорившая Луи де Рогана, своего любовника, тайно купить от имени Марии Антуанетты ожерелье и тем поправить пошатнувшуюся политическую и придворную карьеру кардинала. По некоторым сведениям, Роган был влюблен в королеву и надеялся заслужить ее милости этой покупкой. Ла Мотт устроила Рогану ночью в саду Версаля свидание со своей сообщницей, и та, притворившись королевой, подтвердила согласие на сделку. Роган и Мария Антуанетта (по официальной версии, королева ничего не знала о покупке) были обмануты Ла Мотт, похитившей ожерелье. Когда очередной взнос за него не поступил (Роган внес только задаток), ювелиры обратились к королеве. Дело раскрылось, Роган, Ла Мотт и ее сообщники попали под суд. Однако этот процесс (а двор надеялся полностью оправдать королеву и осудить Рогана) не достиг своей цели. Осуждены были лишь Ла Мотт и ее подручные, а Роган оправдан. На Марию Антуанетту же пало подозрение в соучастии в афере, что сильно подорвало престиж монархии. В виновность королевы верили многие современники и позднейшие историки.

259 … Господин Дено, епископ Верденский, бывший епископ Реннский, похвалялся… — Господин Дено (Оезпоз; у Дюма опечатка: Оепзоз) — Анри Луи Рене де Но (1717–1793), французский прелат, епископ Реннский в 1761–1769 гг., епископ Верденский в 1769–1793 гг.

… Епископ Орлеанский, напомним, был известен тем, что ведал листом церковных бенефициев… — Епископ Орлеанский — Луи Секстий Жарант де Ла Брюйер (см. примеч. к с. 191).

… Мы так живем и в Дине, и в Париже! — Динь (с 1988 г. Динь-ле-Бен) — город на юго-востоке Франции, в Провансе, в соврем, департаменте Альпы Верхнего Прованса, с IV в. центр епархии. Луи Жарант был в 1747–1758 гг. епископом Диня.

… епископ Ваннский, г-н Амело, обладал всеми возможными склонностями. — Амело, Себастьян Мишель (1741–1829) — французский прелат, епископ Ваннский в 1775–1790 гг.

… находя, подобно г-же де Ришелье, что у вельмож недостает энергии… — Неясно, о какой именно госпоже де Ришелье, которую упоминает в данном контексте Ж.Пёше в своем сочинении, идет здесь речь.

… воскликнула некая благородная дама, приходя в себя в объятиях актера Барона. — Барон, Мишель (1653–1729) — знаменитый французский актер и драматург, друг Мольера; именно ему приписывают колкую остроту, которую приводит далее Дюма.

260 … мадемуазель Арну, ради которой граф де Лораге совершил столько безумств… — Граф де Лораге — имеется в виду Луи Леон Фелисите де Бранкас (см. примеч. к с. 253), граф, а затем третий герцог де Лораге, любовник Софи Арну, родившей от него четырех детей.

… говоря о трех своих подругах, мадемуазель Шатовьё, мадемуазель Шатонёф и мадемуазель Шатофор, она заявляла: «Все они — шато — шаталки»… — Французское слово château («шато») переводится как «замок», и имена этих трех актрис, товарок Софи Арну, не отличавшихся, видимо, высокой нравственностью, буквально означают: «Старый замок», «Новый замок» и «Сильный замок».

… своей товарке мадемуазель Вестрис, итальянке… — Мадемуазель Вестрис — Тереза Вестрис (1726–1808), французско-итальянская танцовщица, выступавшая в Неаполе, Палермо и Вене, а затем, с 1751 г., на сцене Парижской оперы; старшая сестра знаменитого танцовщика Гаэтано Вестриса (1729–1808), отличавшаяся весьма свободным образом жизни.

… она сказала своей подруге мадемуазель Дюплан… — Мадемуазель Дюплан — Франсуаза Клод Мари Розали Кампань (1745—после 1793), певица Парижской оперы, носившая сценическое имя Дюплан; дебютировала в 1761 г.

… взяв в мимолетные любовницы мадемуазель Виржини, юную певицу, дебютировавшую тогда в Опере… — Мадемуазель Виржини — танцовщица Парижской оперы, любовница Софи Арну и мадемуазель Рокур, куртизанка, которая заработала лишь в течение своей двухмесячной поездки в Лион в 1773 г. шестьдесят тысяч ливров, беря, в зависимости от возраста своих клиентов, от пятнадцати до двадцати пяти луидоров за одну ночь.

… Эта подробность взята из «Записок Башомона», том VII, стр. 188… — Имеются в виду «Тайные записки по истории литературной жизни во Франции с 1762 года по наши дни» («Mémoires secrets pour servir à l’histoire de la République des Lettres en France depuis 1762 jusqu’à nos jours») — анонимная хроника событий культурной жизни Франции с 1762 по 1787 гг.; представляя собой компиляцию злободневных новостей тех лет, это 36-томное издание, выходившее в Лондоне с 1777 по 1789 гг., содержит огромное количество любопытных фактов и является бесценным источником исторических сведений о литературе и театре того времени. Прежде авторство «Записок» связывали с именем писателя Луи Пти Башомона (1690–1771), однако теперь считается установленным, что начал это издание в 1777 г. Матьё Франсуа Пиданса де Меробер (1727–1779), разносторонний французский литератор, секретарь Башомона, а продолжил в 1779 г. Бартелеми Франсуа Жозеф Муффль д’Анжервиль (1728–1795), литератор и адвокат.

… сменила место службы, перейдя к мадемуазель Рокур из Комеди-Франсез, страстно любящей особ своего пола, и отказала маркизу де Бьевру… — Рокур, Франсуаза (1756–1815) — знаменитая французская актриса, дебютировавшая в Комеди-Франсез в 1772 г.; куртизанка, имевшая огромное количество любовников и любовниц.

Маркиз де Бьевр — Франсуа Жорж Марешаль (1747–1789), маркиз де Бьевр, французский комедиограф, прославившийся своими каламбурами.

261 … сьер Вант насмехался в Пале-Рояле над мадемуазель Виржини за ее разрыв с мадемуазель Арну… — Никаких сведений об этом персонаже (Ventes) найти не удалось.

… она получила круп в откупном ведомстве… — Круп (фр. croupe) — здесь: нечто вроде пенсиона, назначавшегося определенным лицам в момент подписания откупного контракта и выплачивавшегося откупщиком. Это слово имеет абсолютный омоним в значении «задняя часть корпуса лошади», что и обыгрывает далее в своем письме Софи Арну.

… небольшие дозы мадемуазель Аллар, г-на Кайо и мадемуазель Рокур являются надежным наркотиком… — Аллар, Мари (1738–1802) — известная французская танцовщица, выступавшая с 1756 г. на сцене Комеди-Франсез, а в 1761–1781 гг. — на сцене Парижской оперы.

Кайо, Жозеф (1733–1816) — французский актер и певец (тенор-альтино и бас), дебютировавший в театре Итальянской комедии в 1760 г. и навсегда оставивший сцену в 1772 г.

262 …Вы заставляете меня ехать верхом за спиной Плутоса. — Плутос — в древнегреческой мифологии бог богатства и изобилия, сын Деметры, богини земледелия.

… когда Вы будете мчаться по благословенным полям Идалии! — Идалия — античный город на острове Кипр, в котором находился храм, посвященный богине любви Афродите.

263 … Сьер Беланже, рисовальщик ведомства Королевских забав и любовник мадемуазель Арну, выступил на ее стороне против маркиза де Виллета… — Беланже, Франсуа Жозеф (1744–1818) — французский архитектор-неоклассицист; начинал свою артистическую карьеру в 1767 г. рисовальщиком в ведомстве Королевских забав, готовя декорации придворных празднеств, а спустя десять лет стал придворным архитектором графа д’Артуа и построил для него замок Багатель (1777) в Булонском лесу.

Королевские забавы (фр. Menus-Plaisirs du Roi) — придворное ведомство, занимавшееся устройством празднеств, церемоний, концертов и спектаклей.

Биллет, Шарль, маркиз де (1736–1793) — французский литератор и политический деятель; отставной офицер, посвятивший себя литературе и пользовавшийся покровительством Вольтера, который был другом его матери; любовник мадемуазель де Рокур; депутат Конвента (1792).

… как установил умирающий Малерб, можно выразиться и так и этак… — Малерб, Франсуа де (1555–1628) — французский поэт, оказавший большое влияние на развитие поэтического языка; теоретик классицизма, установивший строгие правила стихосложения.

264 … граф д’Артуа женился на принцессе Марии Терезе Савойской… — Супругой графа д’Артуа, будущего короля Карла X, стала в 1773 г. принцесса Мария Тереза Савойская (1756–1805), дочь короля Виктора Амедея III (1726–1796; правил с 1773 г.) и его супруги с 1750 г.

Марии Антонии Испанской (1729–1785), родившая мужу четырех детей.

… приехал отведать горячего чайку в Париж. — Здесь игра слов: фамилия актрисы Duthé означает «чай», «чайку».

… возомнила себя принцессой крови и явилась на прогулку в Лоншан в карете, запряженной шестеркой лошадей… — Лоншан — здесь: парк королевского аббатства Лоншан, основанного в 1255 г. на юго-западном краю Булонского леса и разрушенного в годы Революции; в XVIII в. его аллеи служили местом прогулок, куда съезжались богатые парижане, соревнуясь между собой в роскоши своих экипажей, резвости своих лошадей и блеске ливрей своих слуг. В 1857 г. на этом месте был открыт знаменитый парижский ипподром Лоншан.

… эта особа чертовски напоминала зеленую трясину, на что и указывало ее имя. — Имя Ла Прери (фр. La Prairie) означает «Луг».

… принять решение, достойное Суда Соломона. — Речь идет о библейской легенде, получившей название Суда Соломона. К царю Соломону обратились две женщины-блудницы, родившие в одно и то же время и в одном и том же доме по ребенку, один из которых вскоре умер; каждая из них утверждала, что в живых остался ее ребенок. И тогда Соломон сказал: «Рассеките живое дитя надвое и отдайте половину одной и половину другой» (3 Царств, 3: 25). Истинная мать из-за жалости к сыну тотчас отказалась от такого решения, а равнодушная обманщица согласилась с ним. Так царь узнал, какая из двух женщин — мать этого ребенка, и отдал его ей.

… Речь идет о мадемуазель Гранвиль. — Мадемуазель Гранвиль — Марселина Клодина Гранвиль (?—?), актриса Парижской оперы, известная куртизанка; по приказу Людовика XVI была заключена в августе 1774 г. в монастырь Сент-Пелажи.

… Мадемуазель Гранвиль состояла на содержании у парламентского докладчика Шайона де Жонвиля… — Жонвиль, Огюстен Жан Франсуа Шайон, барон де (1737–1807) — французский судебный деятель, парламентский докладчик (с 1762 г.), с 1768 г. президент Большого совета и государственный секретарь; известный масон.

265… иссякают воды той благодатной реки, из которой она привыкла пить и которая зовется Лактолом… — Пактол (соврем. Сарт-Чайи) — небольшая река в Малой Азии, в Лидии, длиной 25 км, воды которой, согласно преданиям древности, несли много золотоносного песка.

… метр Ферон… за три столетия до этого жестоко наказал Франциска I за похожее оскорбление. — Согласно легенде, французский король Франциск I (1494–1547; правил с 1515 г.), отличавшийся любвеобильностью и умерший от сифилиса, подхватил эту болезнь от своей любовницы, жены адвоката Жана Ферона, который нарочно заразился сифилисом и наградил им свою неверную супругу, чтобы отомстить королю.

266 … приказывает заключить ее в монастырь Сент-Пелажи. — Сент-Пелажи — женский монастырь в юго-восточной части Парижа, основанный в 1665 г. известной благотворительницей Мари Бонно де Рюбель (1629–1696), госпожей де Мирамион, и служивший исправительным домом, куда по приказу короля заключали неверных жен и куртизанок высокого пошиба; в 1790 г. он был превращен в тюрьму и использовался в этом качестве до кон. XIX в. (тюремные здания снесли в 1899 г.).

… мадемуазель Дюбуа из Комеди-Франсез… — Мадемуазель Дюбуа — Мари Мадлен Блуэн (1746–1779), французская актриса, носившая сценическое имя Дюбуа; пайщица театра Комеди-Франсез, дебютировавшая в 1759 г. и оставившая сцену в 1773 г.

… «Английский шпион», издательство Леопольда Коллена, 1809. — «Английский шпион» — здесь: двухтомное издание «Английский шпион, или Переписка двух милордов об общественных и личных нравах французов» («L’Espion anglais ou Correspondance entre deux milords sur les moeurs publiques et privées des français»), которое вышло в Париже в 1809 г. и составителем которого был Жан Туссен Мерль (1789–1852), французский драматург и литератор; написано в форме посланий английского шпиона при французском дворе и представляет собой сокращенную версию десятитомного издания «Английский шпион, или Переписка милорда Во-Все-Глаза с милордом Во-Все-Уши» («L’espion anglais ou Correspondance secrète entre milord All’Eye et milord All’Ear», которое выходило в Лондоне в 1779–1785 гг. и принадлежит перу упоминавшегося выше Матьё Франсуа Пиданса де Меробера.

Леопольд Коллен (?—?) — парижский издатель и книготорговец кон. XVIII — нач. XIX в., лавка которого находилась на улице Жи-ле-Кёр близ площади Сен-Мишель.

… они почитывали сборник похабных песенок XVIII века, именовавшийся «Сквернословом»… — Вероятно, имеется в виду четырехтомное сочинение «Сквернослов, или Сборник сатирических песен, стихотворений и других произведений» («Le Sottisier, ou Recueil de chansons, poésies et autres pièces satyriques»).

… «Сатурнин, или Привратник картезианского монастыря», опубликованный без указания имени автора в 1760 году… — «Привратник картезианского монастыря, или Мемуары Сатурнина» («Le Portier des Chartreux ou Mémoires de Saturnin») — порнографический роман французского писателя Жана Шарля Жерве де Латуша (1715–1782); впервые был издан в 1745 г. под названием «История дона Бугра, привратника картезианского монастыря» («Histoire de Dom Bougre, portier des Chartreux»), а затем многократно переиздавался начиная с 1771 г.

267… «Венера в течке, или Жизнь знаменитой распутницы», опубликованная в 1771 году… — «Венера в течке, или Жизнь знаменитой распутницы» («Vénus en rut ou la Vie d’une célèbre libertine») — анонимный порнографический роман, изданный впервые в 1771 г. (указанные на его титульном листе место издания и имя издателя — Luxurville, chez Hercule Tapefort, — являются вымышленными).

… «Школа дам», подражание «Алоизии» Мерсиуса, трижды переизданная… — «Школа дам, или семь фривольных бесед Алозии» («L’Académie des dames, ou les Sept entretiens galants d’Alosia») — эротический роман французского писателя и историка Никола Шорье (1612–1692), впервые напечатанный в 1659 г. в нескольких экземплярах в Лионе, на латинском языке, под названием «Алои- зия Сигея Толедская, или Сотадические беседы Луизы Сигеи о таинствах Амура и Венеры» («Aloisiæ Sigeæ, Toletanæa, Satyra sotadica de arcanis Amoris et Veneris. Aloisia hispanice scripsit, latinitate donavit Joannes Meursius»), и выдававшийся за сочинение испанской поэтессы Луизы Сигеи (1622–1560), переведенное с испанского языка на латынь известным голландским филологом Иоанном Мерсиусом (Иоганн ван Мерс; 1579–1639); начиная с 1680 г. роман много раз издавался в разных переводах на французский язык.

XXIX

268 … Когда судьба пожелала сжечь храм Дианы, на свет появился Герострат. — Герострат (?—356 до н. э.) — житель древнегреческого города Эфес, который, желая прославиться, поджег знаменитый храм Артемиды (рим. Диана) и был казнен за это преступление своими согражданами, постановившими никогда не упоминать его имени.

… Он входит в философский мир, публикуя свое «Рассуждение о достоинстве и добродетели». — «Рассуждение о достоинстве и добродетели»(«Essai sur le mérite et la vertu») — перевод сочинения «Inquiry concerning Virtue and Merit» (1699) английского философа Энтони Эшли Купера Шефтсбери (1671–1713), выполненный Дидро в 1745 г.

… Год спустя выходят в свет «Философские мысли». — «Философские мысли» («Les Pensées philosophiques») — сборник афоризмов, опубликованный Дидро в 1746 г.; изданный анонимно и тайно, он стал его первым самостоятельным произведением; 7 июля 1746 г. был приговорен Парижским парламентом к сожжению.

… вскоре он публикует «Письмо о слепых в назидание зрячим». — «Письмо о слепых в назидание зрячим» («La Lettre sur les aveugles, à l’usage de ceux qui voient»; 1749) — произведение Дидро, сыгравшее важную роль в его становлении как противника религии.

… За эту книгу Дидро был отправлен в Венсен и оставался там три месяца. — Дидро находился в заключении в Венсене с 24 июля по 3 ноября 1749 г.

269… сразу после утверждения этого плана д'Аламбер публикует «Проспект» и «Систему человеческих знаний». — «Проспект» («Le Prospectus») — рекламный проспект издания «Энциклопедии», составленный д’Аламбером и опубликованный в конце 1750 г.; в нем излагались задачи издания и условия его подписки. «Наглядная система человеческих знаний» («Le Système figuré des connaissances humaines») — классификация накопленных человечеством знаний, в виде таблицы помещенная д’Аламбером в конце его статьи «Предварительное рассуждение» («Le Discours préliminaire»), которая открывала первый том «Энциклопедии» (1751) и содержала очерк происхождения и развития наук.

… Он пишет своему брату и призывает его «отречься от чудовищных воззрений». — Речь идет о письме, датированном 29 декабря 1760 г.: оно адресовано аббату Дидье Пьеру Дидро (1722–1787), младшему брату философа.

… В «Жизни Сенеки» он напишет… — «Рассуждение о жизни философа Сенеки, о его сочинениях и о царствованиях Клавдия и Нерона» («L’Essaie sur la vie de Sénèque le philosophe, sur ses écrits, et sur les règnes de Claude et Néron») — политическое эссе Дидро, опубликованное впервые в декабре 1778 г.

… затем настает черед «Философских принципов относительноматерии и движения». — «Философские принципы относительно материи и движения» («Les Principes philosophiques sur la matière et le mouvement») — философское эссе Дидро, опубликованное впервые в 1770 г.

… Почитайте его «Дополнение к “Путешествию Бугенвиля”, или Диалог между А и В о нежелательных последствиях связывания нравственных идей с физическими действиями, которые таковых не предполагают». — «Дополнение к “Путешествию Бугенвиля”, или Диалог между А и В о нежелательных последствиях связывания нравственных идей с физическими действиями, которые таковых не предполагают» («Le Supplément au Voyage de Bougainville, ou Dialogue entre A et В sur l’inconvénient d’attacher des idées morales à certaines actions physiques qui n’en comportent pas») — философские диалоги Дидро, изданные впервые в 1796 г. Бугенвиль, Луи Антуан де (1729–1811) — французский мореплаватель, математик, член Лондонского Королевского общества и Парижской академии, дипломат; руководитель первого французского кругосветного путешествия, подробно описанного им в книге «Кругосветное путешествие на королевском фрегате “Будёз” и флейте “Этуаль” в 1766–1767, 1768 и 1769 годах» («Voyage au tour du monde par le fregate du roi le Boudeuse et le flute L 'Etoile en 1766–1767, 1768 et 1769»; 1771).

… Автор следует за Бугенвилем на Таити… — Таити — остров площадью 1042 км² в южной части Тихого океана, в архипелаге островов Общества (или Товарищества), открытых английскими мореплавателями в сер. ХУНТ в; в первой пол. XIX в. — туземное королевство, на котором развернули свою деятельность английские миссионеры, постепенно подчинившие себе остров; в 1842 г. остров перешел под протекторат Франции и ныне входит в ее заморское сообщество Французская Полинезия.

… женщины, как в «Государства» Платона, свободны… — Платон (428/427–348/347 до н. э.) — величайший древнегреческий философ, уроженец Афин, ученик Сократа; в диалоге «Государство» («Поλιτεια»), написанном около 360 г. до н. э., изложил созданное им утопическое учение об идеальном государстве, в котором введена общность имущества и женщин.

… Послушайте его «Разговоры отца с детьми, или Опасность ставить себя выше законов». — «Разговоры отца с детьми, или Опасность ставить себя выше законов» («Les Entretiens d’un père avec ses enfants, ou Danger de se mettre au-dessus des lois») — философские беседы Дидро, опубликованные впервые в 1781 г.

270 … Затем он публикует «Нескромные сокровища», «Жака Фаталиста» и «Монахиню». — См. примеч. к с. 152.

… Возьмите в руки издание Нежона… — Нежон, Жак Андре (1738–1810) — французский литератор, переводчик и философ-материалист, член Французской академии (1803); друг Дидро и его литературный душеприказчик, выпустивший в 1798 г. его 15-томное собрание сочинений.

… знаменитый дифирамб, носящий заглавие «Элевтероманы, или Одержимые свободой»… — «Элевтероманы, или Одержимые свободой» («Les Éleuthéromanes ou les Furieux de la liberté») — тираноборческое стихотворение в дифирамбическом стиле, написанное Дидро в 1772 г. и опубликованное лишь четверть века спустя, в сентябре 1796 г.

… Он всегда идет, окутанный облаком, подобно тем воителям Гомера, которых какое-нибудь дружественное им божество хочет избавить от опасности. — Гомер — легендарный странствующий слепой поэт Древней Греции; согласно античным источникам, жил в период XII–VII вв. до н. э.; считается автором эпических поэм «Илиада», повествующей о событиях Троянской войны, и «Одиссея», рассказывающей о приключениях мифического героя по имени Одиссей во время его возвращения на родину по окончании этой войны.

271 … Была ли у Гелимера, лишенного своего государства, причина расхохотаться, когда его показали Юстиниану? — Гелимер (ок. 480—ок. 553) — последний правитель королевства вандалов и аланов, существовавшего в 439–534 гг. в Северной Африке, на территории нынешних Туниса, Ливии и Алжира; правил в 530–534 гг.; потерпев поражение в битвах с византийцами, был лишен власти и в качестве пленника отправлен в Константинополь. Юстиниан I (Флавий Петр Савватий Юстиниан; ок. 483–565) — византийский император с 527 г., полководец и реформатор; проводил политику сохранения рабовладельческого строя; вел завоевательные войны, стремясь восстановить Римскую империю; провел кодификацию римского права.

… была ли у Катона, страшившегося увидеть Цезаря, причина покончить с собой? — Катон — см. примеч. к с. 126.

… невежественный, спесивый и потерпевший разгром Мустафа, совершающий в неге своего гарема всевозможные глупости… — Имеется в виду турецкий султан Мустафа III (см. примеч. к с. 248).

273 … Статья «ЛОКК». — Локк, Джон (1632–1704) — английский философ, просветитель и материалист, политический мыслитель (создатель политической доктрины либерализма) и естествоиспытатель, член Лондонского королевского общества; разработал эмпирическую теорию познания.

274 …Но как же дорого обходится такая скрытность этому Агамемнону воинства скептиков! — Агамемнон — богатый и могущественный царь Микен, брат спартанского царя Менелая, жену которого похитил троянский царевич Парис, что стало причиной Троянской войны, в которой Агамемнон возглавлял войска греческих героев.

… от Ферне до Стокгольма… — Ферне — поместье на юго-востоке Франции, в соврем, департаменте Эн, в 10 км от города Жекс, вблизи швейцарской границы, которое было куплено Вольтером в 1758 г. и в котором он постоянно жил до 1778 г.

… кричал Вольтеру, в то время еще простому школяру коллежа Людовика Великого, иезуит Леже. — Леже (Le Jay; у Дюма ошибочно Leray) — Габриель Франсуа Леже (1657–1734), французский иезуит, латинист и переводчик; преподаватель риторики в коллеже Людовика Великого, школьный учитель Вольтера.

… Он ученик Шольё, он завсегдатай дворца Вандома. — Шольё — см. примеч. к с. 58.

Молодой Вольтер не раз бывал на ужинах в Тампле, резиденции Филиппа де Вандома (см. примеч. к с. 215), так что, скорее всего, дворцом Вандома назван здесь Тампль.

… Ссора с г-ном де Роганом вынуждает его искать убежище в Англии… — Имеется в виду Ги Огюст де Роган-Шабо (см. примеч. к с. 217).

… именно там, как сообщает нам Кондорсе, Вольтер поклялся посвятить свою жизнь ниспровержению религии. — Кондорсе, Мари Жан Антуан Никола де Карита, маркиз де (1743–1794) — французский ученый, математик, экономист, социолог и философ, сторонник Просвещения; член Французской академии (1782); как политический деятель во время Французской революции примыкал к жирондистам; покончил с собой, находясь в тюрьме.

Его перу принадлежит «Жизнеописание Вольтера» («La Vie de Voltaire»), опубликованное впервые в 1787 г. в Женеве. Дюма приводит здесь цитату из этого сочинения.

275 … Почитайте «Жизнеописание Вольтера» (Кольское издание). — В 1784–1789 гг. в Келе (город на юго-западе Германии, в земле Баден-Вюртембург), в типографии, созданной с этой целью Бомарше, было выпущено знаменитое 70-томное собрание сочинений Вольтера. «Жизнеописание Вольтера», написанное Кондорсе, входило в семидесятый том этого издания.

… говорит ему однажды Эро, начальник полиции… — Имеется в виду Рене Эро (см. примеч. к с. 229).

… говорит автор “Орлеанской девственницы”… — «Орлеанская девственница» («La Pucelle Jeanne»; 1755) — ироикомическая поэма Вольтера, одно из лучших его поэтических произведений, от которого он публично отрекся, опасаясь преследований за ее вольномыслие; в 1757 г. была запрещена римским папой и внесена в индекс запрещенных книг.

… Дамилавиль должен быть весьма доволен… — Дамилавиль, Этьенн Ноэль (1723–1768) — французский литератор, друг Дидро, д’Аламбера и Вольтера.

276 … Оплакивайте Блеза Паскаля и презирайте Отвиля и Аббади так, как если бы они были Отцами Церкви. — Паскаль, Блез (1623–1662) — выдающийся французский математик, механик, физик, литератор и философ, защитник христианства.

Отвиль, Клод Франсуа Александр (1686–1742) — французский священник и религиозный писатель; член Французской академии (1722) и ее непременный секретарь (с 1742 г.); яростный противник атеизма.

Аббади, Жак (1654–1727) — французский богослов, протестант; религиозный писатель, автор сочинения «Трактат об истинности христианской веры» (1684).

… Оставьте великому Корнелю, старому болтуну, впавшему в детство, пошлый труд рифмовать “Подражание Иисусу Христу”… — «О подражании Иисусу Христу» — см. примеч. к с. 253.

278 … Гримм уверяет, что император является нашим сторонником… — Гримм — см. примеч. к с. 144.

… герцогиня Пармская, его сестра, настроена против нас. — Имеется в виду Мария Амалия Австрийская (см. примеч. к с. 244).

… Мы имеем на нашей стороне… королеву Швеции, ее сына… — Королева Швеции — Луиза Ульрика Прусская (1720–1782), сестра Фридриха II, с 1751 г. королева Швеции, мать кронпринца Густава, ставшего в 1771 г. шведским королем под именем Густава III (см. примеч. к с. 211).

280 … Взгляните на следующую выдержку из письма Гельвецию… — Гельвеций — см. примеч. к с. 121.

… Верные слуги короля возьмут верх в Париже, в Воре и даже в Делисе. — Воре — замок в Нижней Нормандии, в селении Ремалар (соврем, департамент Орн), принадлежавший Гельвецию.

Делис («Отрада») — имение Вольтера в Швейцарии, в кантоне Женева, где он жил с марта 1755 г. по октябрь 1760 г.

… Тьерио, философ-экономист, посылает ему «Теорию налогов». — Тьерио (Thieriot, а не Thiriot, как у Дюма) — Никола Клод Тьерио (1697–1772), французский писатель, друг юности Вольтера и литературный корреспондент короля Фридриха II.

«Теория налогов» («La Théorie de l’impôt»; 1760) — сочинение Виктора де Рикети (1715–1789), маркиза де Мирабо, французского философа и экономиста, носившего прозвище «Друг людей», отца знаменитого революционного деятеля Оноре де Мирабо; за это сочинение он был на неделю отправлен в Венсенский замок, а затем на два месяца в ссылку.

… Некий академик из Марселя отправил ему письмо с приглашением посетить дочь древней Фокеи. — Фокея (соврем, город Фоча в Турции, в провинции Измир) — торговый город на западном побережье Малой Азии, основанный в IX–VIII вв. выходцами из Фокиды (область в Центральной Греции); в VII в. до н. э. чрезвычайно активно вела колонизацию Геллеспонта и в западной части Средиземного моря, основала Массалию (соврем. Марсель) и Алалию (на Корсике); в пер. пол. VI в. ее флот господствовал в Западном Средиземноморье, но затем фокейцы были вытеснены с Корсики и из Испании этрусками и карфагенянами.

281 … это г-н Дженнингс, камергер короля Швеции… — Вероятно, имеется в виду Джон Дженнингс (1729–1773) — шведский металлозаводчик и политический деятель, по происхождению ирландец; камергер (1767), гофмаршал (1770).

282 … Посмотрите, что двадцать шесть лет спустя… говорит «Французский Меркурий»… — Имеется в виду выходивший в Париже в 1672–1825 гг. еженедельник светских и литературных новостей «Французский Меркурий» («Mercure de France»).

… они адресованы г-ну де Ломени, архиепископу Тулузскому… — Имеется в виду Эгьенн Шарль де Ломени де Бриенн (см. примеч. к с. 258).

285… он приговаривает к сожжению книги «Разоблаченное христианство», «Бог и люди», «Система природы», «Священная зараза», «Разрушенный Ад»… — «Разоблаченное христианство, или Рассмотрение начал христианской религии и ее последствий» («Le Christianisme dévoilé, ou Examen des principes & des effets de la religion chrétienne») — сочинение Гольбаха, впервые напечатанное в Нанси в 1766 г.

«Бог и люди, сочинение богословское, но разумное» («Dieu et les hommes, oeuvre théologique, mais raisonnable») — сочинение Вольтера, опубликованное под псевдонимом «доктор Осборн» в 1769 г. в Берлине.

«Система природы» («Le Système de la nature») — см. примеч. к с. 248.

«Священная зараза, или Естественная история суеверия» («La Contagion sacrée, ou Histoire naturelle de la superstition»; 1768) — сочинение Гольбаха.

«Разрушенный Ад, или Доказательное рассмотрение догмата о вечности мук» («L’Enfer détruit, ou Examen raisonné du dogme de l’éternité des peines») — перевод сочинения «A Discours of the Torments of Hell»(1658) английского баптистского пастора Самюэля Ричардсона (?—?), выполненный Гольбахом и изданный впервые в 1769 г.

XXX

286 … собираются в Амстердаме, в доме на улице Стил-Стег… — Амстердам — крупнейший город и столица (с 1795 г.) Нидерландов; торговый, промышленный и финансовый центр страны; с XVII в. один из самых больших городов Европы; порт при впадении реки Амстел в залив Зёйдер-Зе.

Стил-Стег (букв. «Тихая аллея») — улица в самом центра Амстердама, носящая теперь название Палейстрат («Дворцовая улица»).

287 … Полицейскому комиссару по имени Жан де Л'Эспине становится известно, что очередное собрание франкмасонов должно состояться в Ла-Рапе, в питейном заведении под вывеской «Сен-Бонне». — Л’Эспине, Жан де (?—?) — судебный следователь Шатле, королевский советник.

Ла-Рапе — местность на юго-восточной окраине старого Парижа, на правом берегу Сены, в районе нынешней набережной Ла-Рапе; в описываемое время там находились винные склады и питейные заведения.

… франкмасоны удаляются, несмотря на возражения герцога д’Антена… — Имеется в виду Луи де Пардайян де Гондрен (1707–1743), с 1722 г. второй герцог д’Антен, бригадный генерал (1734), генерал-майор (1743); в 1739–1743 гг. великий мастер масонов во Французском королевстве.

… начальник полиции Эро сам приступает к действиям против правонарушителей. — Эро — см. примеч. к с. 229.

…он лично отправляется в Суассонский дворец на улице Двух Экю, берет под стражу нескольких франкмасонов и заключает их в Фор-Л’Эвек. — Улица Двух Экю, на которую выходил фасад Суассонского дворца (см. примеч. к с. 98), была поглощена проложенной в 1854 г. улицей Берже.

Фор-Л’Эвек — старинная тюрьма на улице Сен-Жермен-л’Осеруа в самом центре старого Парижа; с 1222 по 1674 гг. была епископской; как государственная существовала с 1674 по 1783 гг.: в нее заключали несостоятельных должников, а также актеров, театральных деятелей и драматургов; в 1783 г. она была снесена по королевскому указу.

… в 1738 году Климент XII выпускает против франкмасонов знаменитую буллу, предавшую их анафеме и позднее воспроизведенную Климентом XIV. — Климент XII (в миру — Лоренцо Корсини; 1652–1740) — римский папа с 1730 г.; осудил тайную организацию масонов в булле «In eminenti apostolatus specula» (28 апреля 1738 г.), которая стала первой в череде подобных папских установлений. Климент XIV — см. примеч. к с. 216.

… Гастон, последний великий герцог из рода Медичи, проникается беспокойством по поводу масонских объединений… — О Джованни Гастоне Медичи см. примеч. к с. 294.

… Восемнадцатого февраля 1739 года в Риме сжигается рукой палача сочинение в защиту франкмасонства, изданное в Дублине. — Имеется в виду книга «Похвальное историческое описание общества франкмасонов» («Relation apologétique et historique de la société des Francs-Maçons»; 1738) французского врача, журналиста и романиста Готье де Фаже (?—?), местом издания которой, вероятно в целях маскировки, был указан Дублин.

… совет Берна запрещает масонские ложи во всей Швейцарии. — Берн — немецкоязычный город на западе Швейцарии, столица одноименного кантона и с 1848 г. фактическая столица Швейцарской конфедерации («федеральный город»); основан в 1191 г.; к конфедерации присоединился в 1353 г.

288 … спустилась вниз по Нилу с его Элефантиной, Фивами и Мемфисом, а затем, веером развернувшись по тысяче протоков Дельты, распространила свою оплодотворяющую силу на мир Сарданапала, Набонасара, Александра Македонского, Ганнибала и Юлия Цезаря. — Нил — величайшая река Африки, длиной около 6700 км; берет начало на Восточно-Африканском нагорье, протекает по Судану и Египту и впадает в Средиземное море, образуя обширную дельту с многочисленными рукавами.

Элефантина — древнеегипетский город, находившийся на одноименном острове (соврем. Гезирет-Асуан) на Ниле, в черте нынешнего города Асуан, на южной окраине страны.

Фивы — греческое наименование древнеегипетского города Уасет в верховьях Нила, в 500 км к югу от Каира, рядом с соврем. Луксором, политического и религиозного центра, а в разные времена — столицы Древнего Египта.

Мемфис — древнеегипетский город, столица страны в эпоху Древнего царства (2700–2200 гг. до н. э.); находился на границе Верхнего и Нижнего Египта, в 20 км к югу от Каира; в течение нескольких тысячелетий служил крупнейшим культурным, административным и торговым центром, но с возникновением Александрии пришел в упадок и разрушился.

Дельта — здесь: Нижний Египет, северная часть Египта, расположенная к северу от Каира и охватывающая дельту Нила. Сарданапал — см. примеч. к с. 246.

Набонасар (Набу-нацир) — царь Вавилонии, правивший в 747–734 гг. до н. э.

Александр Македонский — см. примеч. к с. 165.

Ганнибал — см. примеч. к с. 126.

Цезарь, Гай Юлий (ок. 100–44 до н. э.) — древнеримский полководец, политический деятель и писатель; в 58–51 гг. до н. э. завоеватель Галлии; диктатор в 49, 48–46 и 45 гг. до н. э., а с 44 г. до н. э. — пожизненно; автор «Записок о галльской войне» и «Записок о гражданской войне»; был убит заговорщиками-республиканцами.

… на развалинах города Сиена, среди гробниц первых фараонов восемнадцатой династии, можно увидеть несколько саркофагов, в которых погребены начальники работ или надзиратели каменоломен Сильсилы. — Сиена (соврем. Асуан) — древний город в Верхнем Египте, речной порт на правом берегу Нила, ниже первого порога, в 840 км к югу от Каира.

Джебель эс-Сильсила —гористая местность в 65 км к северу от Асуана, подступающая с обеих сторон к Нилу; там находились знаменитые каменоломни, действовавшие начиная с фараонов XVIII династии (1550–1292 гг. до н. э.), одной из самых известных династий Древнего Египта, и вплоть до греко-римского периода.

… Клавель, «История франкмасонства». — Клавель, Франсуа Тимолеон Бег (1798–1852) — французский литератор, историк, масон, автор книги «Иллюстрированная история масонства» («Histoire pittoresque de la Franc-Maçonnerie»; 1843), из которой Дюма позаимствовал все приведенные в данной главе сведения об этом тайном обществе.

… Осирис назывался Вакхом, или Дионисом; Исида именовалась Церерой; египетские Памилии превратились в греческие Дионисии. — Осирис — в древнеегипетской мифологии бог возрождения, царь загробного мира, сын бога земли Геба и богини неба Нут, отец Гора и Анубиса.

Вакх (Дионис) — в древнегреческой мифологии бог растительности, виноградарства, виноделия и производительных сил природы.

Исида — в древнеегипетской мифологии богиня плодородия, жена и сестра бога Осириса, символ женственности и супружеской верности.

Церера (гр. Деметра) — древнеримская богиня плодородия, покровительница земледелия, дочь Сатурна и Реи.

Памилий (Pamilia, а не Pamélia, как у Дюма) — древнеегипетское фаллическое празднество в честь бога Осириса.

Дионисии — древнегреческие празднества в честь бога Диониса, ежегодно устраивавшиеся в Афинах начиная с сер. VI в. до н. э.

… Феспид, создатель трагедии, увидел в небольшом городке Аттики, на празднестве в честь Вакха, певца… — Феспид (VI в. до н. э.) — древнегреческий актер и драматург, уроженец Аттики (область на юго-востоке Средней Греции), которому приписывают введение в хоровую трагедию актера, исполняющего речевые партии.

289 … За триста лет до рождества Христова цари Пергама отдают им для поселения город Теос. — Пергам — античный город на западе Малой Азии, в исторической области Мизия, в 283–133 гг. до н. э. столица Пергамского царства, один из крупнейших культурных и экономических центров эллинистического мира; его руины находятся вблизи современного турецкого города Бергама. Теос — античный портовый город в Малой Азии, находившийся в 40 км к юго-западу от Смирны (соврем. Измир); служил местом поселения дионисовых мастеровых и славился самым большим в античном мире храмом Диониса, построенным архитектором Гермогеном.

… ему устанавливают надгробный памятник на кладбищах Сеферихисара или Зраки… — Сеферихисар — турецкий город в 4 км к востоку от развалин Теоса, относящийся к Измирской области. Эраки (Eraki) — возможно, имеется в виду селение Хереке (Негеке; соврем. Дюздже) в 4 км к северу от Сеферихисара.

… Аттал, царь Пергама, входил в это братство. — Три пергамских царя из династии Атталидов носили такое имя: Аттал I Сотер (269–197 до н. э.), правивший с 241 г. до н. э.; Аттал II Филадельф (ок. 220–138 до н. э.), правивший с 159 г. до н. э.; Аттал III Филометор (171–133 до н. э.), правивший с 138 до н. э.

… представляла собой узкую полосу земли, тянувшуюся от Арадоса до Тира вдоль берега Средиземного моря… — Тир (соврем. Сур в Ливане) — приморский город в Финикии, в древности один из крупнейших центров торговли, ремесел и база дальних морских торговых экспедиций; наивысшего расцвета достиг в нач. I тыс. до н. э.; в 332 г. до н. э., после семимесячной осады, был штурмом взят Александром Македонским; в 638 г. перешел во владение арабов-магометан, в 1124 г. был захвачен крестоносцами, в 1291 г. — мамлюками, в 1516 г. вошел в состав Османской империи и в течение четырех веков находился под властью турок.

Арадос — древний финикийский город, располагавшийся на небольшом острове (площадью 6 км²) в 180 км к северу от Тира, напротив соврем, сирийского города Тартуса, и служивший важным центром торговли и мореплавания; ныне на его месте находится небольшая рыбацкая деревня Арвад.

… сообща строили храм Соломона, сооруженный, как утверждает Иосиф Флавий, по плану храма Геракла и Астарты, построенного в Тире. — Храм Соломона — имеется в виду т. н. Первый Иерусалимский храм, построенный царем Соломоном на горе Мориа в 967–961 гг. до н. э. и поражавший великолепием своей архитектуры и богатством убранства; он простоял триста восемьдесят лет, в течение которых его не раз оскверняли и грабили, и в конечном счете был разрушен в 586 г. до н. э. халдеями.

Иосиф Флавий (ок. 37—ок. 100) — древнееврейский военачальник и историк, автор книг «Иудейская война», в которой речь идет об антиримском восстании 66–71 гг., и «Иудейские древности», в которой излагается история евреев от сотворения миря до Иудейской войны. О строительстве храма Соломона рассказано в «Иудейских древностях» (книга VIII, главы 2–3).

Говоря о воздвигнутых тирским царем Хирамом храмах в честь Геракла и Астарты, Иосиф Флавий, следуя примеру греков, называет Гераклом финикийского бога Мелькарта, бога-покровителя мореплавания и города Тира.

Астарта (Иштар) — богиня любви и плодородия в финикийском пантеоне.

290 … царь Тира позволяет Соломону рубить лучшие кедры в Ливанских горах… — Царь Тира — здесь: Хирам I Великий (ок. 989–936 до н. э.), царствовавший в 969–936 гг. до н. э., друг царя Давида и его сына Соломона, помогавший ему строить храм.

Ливанские горы — горный хребет на территории нынешнего Ливана, протянувшийся на 160 км вдоль побережья Средиземного моря; склоны этого хребта, максимальная высота которого составляет 3088 м. (гора Курнат ас-Сауда), были покрыты некогда знаменитым ливанским кедром, но теперь от этих рощ почти ничего не осталось.

… он посылает ему Хирама, своего зодчего… — Имеется в виду Хирам-Авия (Хирам-Абифф), мастер из Тира, начальник строительства храма Соломона; персонаж Библии и масонской легенды, которую Дюма излагает ниже.

… переправить в Иоппию, откуда Соломону было уже легче перевезти их в Иерусалим. — Иоппия (Яффа) — древний портовый город на берегу Средиземного моря, некогда служивший якорной стоянкой для Иерусалима, который расположен в 65 км к юго-востоку от него; ныне входит в состав израильского городского муниципалитета Тель-Авив-Яффо.

… после исчисления их, сделанного Давидом, отцом его… — Царь Давид — см. примеч. к с. 54.

… Паралипоменон, книга II, глава 2. — Паралипоменон (гр. «упущенное») — две канонические книги Ветхого Завета, являющиеся обобщенной летописью священной библейской истории, начиная с родословия еврейского народа и заканчивая вавилонским пленением.

… И вот тогда, — говорит Скалигер… — Скалигер, Жозеф Жюст (1540–1609) — французский филолог и историк, выдающийся эрудит, один из основателей современной научной исторической хронологии, издатель и комментатор античных текстов.

Приведенное далее высказывание Скалигера содержится в его книге «Elenchus Trihaeresii Nicolai Serrarii» (сар. 22, р. 441), изданной в 1605 г.

… секта ессеев, в которую, по словам Евсевия Кесарийского, был посвящен Иисус. — Ессеи — еврейская религиозная секта, получившая распространение в первой четверти II в. до н. э. и подготовившая почву для восприятия христианства; составляли обособленное и замкнутое братство, стремились к достижению высшей степени благочестия и, полагая, что религиозная жизнь в городах безнадежно испорчена, селились в безлюдной местности на берегу Мертвого моря.

Евсевий Кесарийский (ок. 263—ок. 340) — римский церковный писатель, историк; с 313 г. епископ Кесарии Палестинской; автор «Церковной истории» (324–325) в 10 книгах, охватывающей период от основания церкви до 324 г. и принесшей ему титул «отца истории церкви», «Хроники» (истории от сотворения мира до двадцатого года правления римского императора Константина) и ряда других сочинений.

… Мастеровые храма появляются в Риме при Нуме, за семьсот четырнадцать лет до нашей эры. — Нума Помпилий — второй легендарный царь Рима, правивший с 716 по 673 гг. до н. э.; ему приписывается учреждение жреческих коллегий и ремесленных цехов.

291 … Самым знаменитым товариществом вольных каменщиков было товарищество из города Комо… — Комо — древний город на севере Италии, в Ломбардии, расположенный у юго-западной оконечности одноименного озера.

… святой Андрей, покровитель шотландских каменщиков. — Святой Андрей — Андрей Первозванный, один из учеников Иисуса Христа, брат апостола Петра; считается заступником Шотландии, России, Греции и Румынии.

… В XIII и XIV веках они возводят кафедральные соборы в Кёльне и Мейсене, а в 1440 году — в Валансьене; в 1385 году строят монастырь Баталья в Португалии и монастырь Монте Кассино в Италии. — Кёльнский собор, памятник готической архитектуры Германии, был заложен в 1248 г.; строительство его продвигалось чрезвычайно медленно до 1437 г., после четырехсотлетнего перерыва возобновилось в 1842 г. и закончилось лишь в 1880 г.

Мейсен — город на востоке Германии, в Саксонии, на Эльбе, в 25 км к северо-западу от Дрездена; основан в 929 г.; в 1423–1485 гг. являлся столицей Саксонского маркграфства.

Мейсенский собор, посвященный святому Иоанну и святому Донату, один из самых красивых готических соборов в Европе, был построен в 1250–1410 гг., но в 1413 г. его западные башни пострадали от удара молнии и были восстановлены лишь в 1909 г.

Кафедральный собор в Валансьене (см. примеч. к с. 107) был снесен в 1798 г.

Монастырь Баталья (Batalha; у Дюма опечатка: Balatha) — доминиканский монастырь Санта Мария да Виктория в городе Баталья на западе Португалии, возведенный в 1386–1517 гг. по обету португальского короля Жуана I (1357–1433; правил с 1385 г.) в знак благодарности Деве Марии за одержанную им победу над кастильцами в битве при Алжубарроте (14 августа 1385 г.).

Монте Кассино — старинный бенедиктинский монастырь на юге Италии, на холме возле городка Кассино, в 90 км северо-западнее Неаполя, основанный в 530 г. Бенедиктом Нурсийским (ок. 480–547), родоначальником западного монашества.

… в кафедральном соборе Вюрцбурга, перед дверью погребальной комнаты, высятся две колонны, на капители одной из которых начертано имя Иахин, а на стволе другой — имя Во аз: оба они из репертуара масонов. — Вюрцбург — старинный город на юге Германии, в Баварии, на реке Майн, известный с 704 г.; с 741 г. является центром римско-католической епархии.

Кафедральный собор Вюрцбурга, построенный в романском стиле, был сооружен в 1045–1075 гг.; почти полностью разрушенный в 1945 г., во время бомбардировки города авиацией союзников, он был восстановлен к 1967 г.

Иахин (Яхин) и Воаз (Боаз) — названия двух парных колонн в притворе Иерусалимского храма: «И поставил столбы пред храмом, один по правую сторону, другой по левую, и дал имя правому Иахин, а левому имя Воаз» (2 Параполименон, 3: 17). Датируемые XI в. колонны, на которых начертаны эти имена, по сей день стоят в Вюрцбургском соборе.

… Более точные сведения, какими мы располагаем в отношении масонских обществ той эпохи, сохранил для нас аббат Грандидье. — Грандидье, Филипп Андре (1752–1787) — французский священник и историк, королевский историограф Эльзаса, архивариус архиепархии Страсбурга, один из первых исследователей масонства.

292 … Эти сведения он почерпнул из старого реестра товарищества каменщиков Страсбурга, возводивших там кафедральный собор. — Страсбургский собор, который посвящен Богоматери и строительство которого началось в 1176 г. при Филиппе I фон Хайзенберге (ок. 1130–1191), епископе Кёльнском с 1167 г., свой нынешний вид приобрел в основном к 1439 г., когда зодчий Иоганн Хюльц из Кёльна закончил возведение знаменитого ажурного шпиля его северной башни, в результате чего общая высота здания составила 142 м. (до 1874 г. это была самая высокая церковь в Европе).

… Это удивительное творение было начато в 1277 году под руководством Эрвина фон Штайнбаха… — Эрвин фон Штайнбах (ок. 1244–1318) — эльзасский архитектор и скульптор, один из главных создателей Страсбургского собора.

… хорошо всем известный знак — наугольник и циркуль, окружающие букву 6, — служил торговой маркой Иоганна Грюнингера, занимавшегося издательским делом в Страсбурге в 1525 году. — Грюнингер, Иоганн (ок. 1455—ок. 1532) — немецкий печатник и издатель, работавший в Страсбурге с 1483 г. и издавший за время своей деятельности около трехсот книг.

… напуганные… войнами пиктов, скоттов и саксов… — Пикты — название группы племен, составлявших древнее население Шотландии; в IX в. были покорены скоттами и смешались с ними. Скотты — группа кельтских племен, которые переселились с востока Ирландии на территорию современной Шотландии в IV в. и, подчинив себе пиктов, создали в 843–848 гг. собственное государство, получившее в английском языке название Scotland — «Земля скоттов».

Саксы — германское племя, жившее на северо-западе современной Германии; с сер. V в. вместе с северо-германскими племенами англов и ютов стали переселяться в Британию, в течение нескольких столетий покорив и вытеснив с острова кельтские племена бриттов и ассимилировав кельтскую знать.

… Этельстан, внук Альфреда Великого, придает им новую жизнь… — Этельстан (ок. 894–939) — король Англии с 924 г., сын Эдуарда I Старшего (ок. 874–924; король с 899 г.) и его первой жены Эгвины.

Альфред Великий (ок. 849—ок. 899) — король Уэссекса (англосаксонское королевство на юге Британии) с 871 г., отец Эдуарда I Старшего.

…на общей ассамблее братства, которая происходит в Йорке в июне 926 года и которой руководит Эдвин, младший из сыновей короля… — Йорк — старинный город на северо-востоке Англии, на реке Уз, в графстве Северный Йоркшир; возник в I в. н. э. на месте римского поселения Эборикум; в X в. вошел в состав английского государства.

Эдвин (Edwin; у Дюма ошибочно Corvin) — принц Эдвин Уэссекский (?—933), сводный брат Этельстана, сын Эдуарда I Старшего и его второй жены (с 899 г.) Эльфледы.

… Именно тогда появляется орден тамплиеров… — Тамплиеры (или храмовники) — военно-монашеский орден рыцарей Храма (фр. Temple); был основан в Палестине ок. 1119 г. французскими рыцарями во главе с Гуго де Пейном (ок. 1070–1136) и свое название получил от Иерусалимского храма, вблизи которого находилась резиденция тамплиеров. Целью ордена была борьба с мусульманами; устав его был очень строг: рыцари приносили обеты послушания, бедности, целомудрия и т. п. Вместе с тем, орденом были собраны огромные богатства, он занимался банковской деятельностью, а его члены были известны своим беспутством и интересом к восточной магии. В XIII в., после изгнания крестоносцев с Востока, орден переместился в Европу, где в 1307 г. он был разгромлен во Франции королем Филиппом IV (1268–1314; правил с 1285 г.), желавшим захватить его богатства, а в 1312 г. распущен папой Климентом V (в миру — Раймон Бертран де Го; 1264–1314; папа с 1305 г.).

293 … в 1425 году по настоянию епископа Винчестерского, наставника Генриха VI, в то время еще несовершеннолетнего, был издан указ против масонов… — Кардинал Винчестерский — Генрих Бофорт (ок. 1375–1447), английский церковный и политический деятель, звавшийся кардиналом Английским; сводный брат короля Генриха IV, внебрачный сын Джона Гонта, герцога Ланкастерского (1340–1399), и его любовницы Екатерины Свинфорд (1350–1403), узаконенный в 1397 г., после того как его родители поженились; канцлер Англии (1403–1404; 1413–1417, 1424–1426), епископ Линкольнский (с 1398 г.), епископ Винчестерский (с 1404 г.); кардинал (1426); в 1422–1437 гг., в годы малолетства Генриха VI, один из регентов королевства; папский легат в Германии, Венгрии и Богемии (с 1427 г.); член суда, приговорившего к смерти Жанну Д’Арк.

Генрих VI (1421–1471) — английский король из династии Ланкастеров, царствовавший в 1422–1461 и 1470–1471 гг.; единственный сын и наследник короля Генриха V (1387–1422; правил с 1413 г.) и его жены с 1420 г. Екатерины Валуа (1401–1437); в марте 1461 г. был низложен Эдуардом IV (1442–1483; король в 1461–1470 и 1471–1483 гг.) и заключен в Тауэр, где впал в безумие; восстановленный на престоле 30 октября 1470 г., он был снова низложен 11 апреля 1471 г. и, вновь заключенный в Тауэр, спустя сорок дней, в ночь с 21 на 22 мая, предан там смерти.

… королева Елизавета отправила отряд вооруженных солдат… — Елизавета I Тюдор (1533–1603) — английская королева с 1558 г.; дочь Генриха VIII (1491–1547; правил с 1509 г.) и его второй жены (с 1533 г.) Анны Болейн (ок. 1507–1536); покровительствовала промышленности и торговле, с исключительной жестокостью преследовала противников англиканства; ко времени ее царствования относится начало превращения Англии в мировую морскую державу; в годы ее правления была отражена попытка испанского вторжения и усилилась колониальная экспансия.

…в 1437 году Яков II отнимает у масонов право избирать великого мастера и доверяет эту должность Уильяму Сент-Клеру, барону Рослину… — Яков II Стюарт (1430–1460) — король Шотландии с 1437 г., сын Якова I (1394–1437; король с 1406 г.) и его жены с 1423 г. Джоанны Бофорт (1404–1445).

Уильям Сент-Клер — Уильям Синклер (1410–1484), третий граф Оркнейский, первый граф Кейтнесс, барон Рослин, первый лорд Сент-Клер (1449); лорд-канцлер Шотландии в 1454–1456 гг.; строитель знаменитой Рослинской капеллы в шотландской области Мидлотиан, в деревне Рослин; согласно преданию, Яков II назначил его главой масонов, сделав эту должность наследственной.

… в 1703 году ложа Святого Павла в Лондоне, позднее именовавшаяся ложей Древности № 2, приняла решение полностью изменить облик братства. — Начальное название этой масонской ложи, одной из четырех, существовавших в Лондоне, связано, вероятно, с тем, что ее член, знаменитый архитектор сэр Кристофер Рен (1632–1732), заново отстраивавший в это время Лондон после опустошительного пожара 1666 г., руководил сооружением кафедрального собора Святого Павла, который строился в 1675–1708 гг.

294 … от «Истории масонства» г-на Клавеля перейдем к «Истории якобинства» аббата Баррюэля и к суду над Калиостро. — Баррюэль, Огюстен (1741–1820) — французский иезуит, журналист и историк, в своих сочинениях стремившийся доказать, что революция во Франции была не стихийным народным восстанием, а заговором тайных сообществ, которые готовили ее в течение многих десятилетий, помогая либеральной буржуазии захватить власть, и ставший одним из основателей конспирологии; автор пятитомного сочинения «Памятные записки по истории якобинства» («Mémoires pour servir à l’histoire du Jacobinisme»; 1797–1799), проникнутого духом ненависти к деятелям Просвещения XVIII в. Все, что Дюма рассказывает в этой главе о великой философской троице — Вольтере, Дидро и д’Аламбере, — заимствовано им из этого сочинения.

Калиостро, Алессандро, граф (настоящее имя — Джузеппе Бальзамо; 1743–1795) — знаменитый авантюрист, алхимик и чародей-шарлатан, один из лидеров европейского масонства, заглавный персонаж романа Дюма «Джузеппе Бальзамо» (1846–1848); оказавшись в центре скандала с ожерельем королевы, был заключен в Бастилию, но затем освобожден и выслан из Франции (1786); в сентябре 1789 г. был арестован в Риме папской инквизицией, подвергнут суду и в 1791 г., признанный виновным в ереси, приговорен к публичному сожжению, однако смертную казнь ему заменили пожизненным заключением, и спустя четыре года он умер в папской тюрьме Сан Лео в горах Эмилии-Романьи.

296 … масонам высших степеней рассказывают историю Мани. — Мани (216—ок. 273/276) — древнеперсидский духовный учитель, художник и поэт, основатель синкретического религиозно-философского учения, претендовавшего на роль универсальной религии, получившего распространение в III–XI вв. от Северной Африки до Китая и названного по его именем манихейством.

Отметим, что все биографические сведения о нем Дюма позаимствовал из «Всеобщего биографического словаря» Мишо (том XXVI, стр. 469–472).

… он был куплен богатой вдовой из города Ктесифона… — Ктесифон — древний парфянский город, находившийся на левом берегу Тигра, в 30 км к юго-востоку от Багдада; во II–III вв. являлся столицей Парфянского царства, а затем — персидских правителей Сасанидской империи; в 637 г. был захвачен арабами и пришел в запустение.

… Мани присоединяется к учению Теребинта и его учителя, египтянина Скифиана… — Все эти подробности жизни Мани, вошедшие в статью «Всеобщего биографического словаря» Мишо и, вероятно, вымышленные, содержатся в антиманихейском трактате «Деяния Архелая», согласно которому некий религиозный учитель Скифиан (Scythianus; у Дюма опечатка: Seytianus), живший в Верхнем Египте и проповедовавший дуализм, надиктовал своему ученику Теребинту четыре книги, составлявшие суть его учения; Теребинт после этого отправился в Вавилонию, завоевал там славу пророка и поселился в Ктесифоне у некой вдовы, но вскоре умер, вдова же купила себе ребенка, дала ему хорошее образование и подарила ему книги Скифиана, обогатившие его знания и позволившие ему начать проповедь, которую он вел, взяв себе имя Мани.

… Это смесь буддизма и христианства, в которой, однако, Зороастр берет верх над Мани. — Зороастр (Заратуштра) — древнеиранский пророк и религиозный реформатор, основатель одной из древнейших мировых религий (зороастризма), живший, согласно преданию, в VI в. до н. э.

Мани считал Зороастра, Будду и Христа своими предтечами.

297 … Сам же он — не кто иной, как божественный Параклет, предвещенный Иисусом его ученикам. — Параклет (гр. «Утешитель») — в Новом Завете одно из имен Духа Святого. Во время Тайной вечери Иисус наставлял своих учеников: «Утешитель же, Дух Святый, которого пошлет Отец во имя мое, научит вас всему и напомнит вам все, что я говорил вам» (Иоанн, 14: 26).

… персидский царь Шапур сам становится манихеем. — Шапур (Schahpour; у Дюма ошибочно Sehaphono) — Шапур I (? — ок. 272), шахиншах Сасанидской державы, правивший с 241 г., сын Ардашира I (ок. 180–241; правил с 224 г.), основателя царской династии.

… Ормузд I, сын царя и его наследник, позволил Мани вернуться в Персию… — Ормузд I (? — ок. 273) — сын Шапура I, полководец, правитель Хорасана, а после смерти отца — шахиншах, правление которого продолжалась всего лишь около года; отличался большой веротерпимостью.

… назначил ему для проживания замок Даскара, который было приказано построить специально для него в Систане. — Даскара — арабское название сасанидского города Дастагерд, построенного Ормуздом I недалеко от Ктесифона и служившего одной из царских резиденций; в 628 г. был захвачен византийцами и пришел в упадок.

Систан — историческая область, охватывающая территории на юго-востоке Ирана и юго-западе Афганистана и входившая в состав Сасанидской державы; в 640 г. была захвачена арабами.

… он пишет письмо Марцеллу, мужу, известному своим богатством и благочестием. — Марцелл — житель города Карры, упоминаемый в «Деяниях Архелая», богач, которого Мани пытался обратить в свою веру.

… Марцелл тотчас же пересылает его письмо Архелаю, епископу города Карры… — Архелай (? — ок. 280) — епископ города Карры (тур. Харран) в Северной Месопотамии, активный борец с манихейством, автор полемического трактата, составленного в форме записи религиозного диспута Архелая с Мани («Acta Archelai») и послужившего для большинства средневековых европейских христианских историков главным источником сведений о манихеях.

298 … Бахрам I, его сын и наследник, фанатично преданный старому культу своих предков, принимает решение уничтожить манихейскую секту… — Бахрам I (?—276) — шахиншах Сасанидской империи, брат Ормузда I и его преемник, правивший в течение трех лет; отойдя от политики веротерпимости, которую проводил его предшественник, принял сторону проповедников зороастризма и бросил пророка Мани в тюрьму, где тот и умер от истощения.

… набив эту кожу соломой, повесить ее у ворот Гундешапура. — Гундешапур (Джундишапур) — второй по величине город империи Сасанидов, основанный ок. 271 г. шахиншахом Шапуром I и находившийся в 14 км к юго-востоку от современного города Дизфуль на западе Ирана; в 636 г. был завоеван арабами и спустя некоторое время пришел в упадок.

… стали источником всех еретических сект, известных на Западе, главным образом во Франции, под названием альбигойцев, катаров, патаренов и булгар. — Альбигойцы — приверженцы ереси XI–XIII вв., получившие название от города Альби в Лангедоке и подчинявшиеся южнофранцузскому диоцезу церкви катаров; распространение альбигойства и конфликты с католиками послужили поводом к крестовым походам против альбигойцев в 1209–1229 гг., следствием чего стало полное крушение всей южнофранцузской цивилизации.

Катары (гр. «чистые») — последователи христианского религиозного движения в XI–XIV вв. в ряде стран Западной Европы, впитавшего идеи манихейства и считавшегося официальной церковью опасной ересью; придерживались дуалистических воззрений, весь материальный мир считали созданным Дьяволом и освобождение от зла представляли себе только как полное преодоление плоти; проповедовали крайний аскетизм, отрицали церковную иерархию, Ветхий Завет и таинства; подвергались преследованиям со стороны католической церкви, но были весьма популярны, ибо, помимо всего прочего, в их учении содержались элементы социального протеста.

Патарены — участники религиозного антицерковного и антифеодального движения беднейших слоев городского населения Северной Италии в XI–XIII вв., одна из ветвей катаров.

Булгары (богомилы) — последователи ереси X–XV вв., возникшей на Балканах, в Болгарии, и оказавшей определенное влияние на французских катаров; основателем ее стал болгарский священник Богомил, по имени которого она получила название.

299 …И кому же могли отомстить за смерть… Жака де Моле, казненного в начале XIV века? — Жак де Моле (ок. 1243–1314) — с 1292 г. двадцать третий и последний магистр ордена тамплиеров, в который он вступил в 1265 г.; с 1275 г. сражался на Святой Земле, которую тамплиеры вместе с другими крестоносцами покинули в 1291 г., после падения Акры; 13 октября 1307 г. был по приказу французского короля Филиппа IV арестован в Тампле, парижской резиденции ордена, и спустя семь лет, 18 марта 1314 г., сожжен на костре как впавший в ересь.

… секта иллюминатов, высшие чины которой носили звание розенкрейцеров, а верховный глава — титул кадоша… — Розенкрейцеры — здесь: рыцари Розы и Креста, масоны, имеющие восемнадцатую степень посвящения в тридцатитрехградусной системе степеней, которая принята в шотландском обряде масонства. Рыцарь Кадош (др. — евр. «святой») — «великий избранник», масон, имеющий тридцатую степень посвящения.

… Поклянись чтить и уважать аква-тофану… — Аква-тофана («вода Тофаны») — сильнодействующий тончайший яд, который приобрел громкую известность в Италии в кон. XVII — нач. XVIII вв.; название получил по имени знаменитой сицилийской отравительницы Тофаны (?–1719), считавшейся изобретательницей этой смертоносной жидкости.

… Яд, употреблявшийся в Перудже. — Перуджа — город в Средней Италии, столица области Умбрия.

300 … Я уехал во Франкфурт-на-Майне… — Дюма позаимствовал объяснительную записку Калиостро, которую он приводит здесь, из книги «Жизнеописание Джузеппе Бальзамо, известного под именем графа Калиостро» («Vie de Joseph Balsamo connu sous le nom de comte Cagliostro»; 1791), являющейся переводом сочинения «Краткая история жизни и дел Джузеппе Бальзамо, называемого графом Калиостро» («Compendio della vita, е delle gesta di Giuseppe Balsamo denominato il Conte Cagliostro») итальянского юриста Джованни Барбери (1748–1821), руководившего следствием по делу Калиостро, суд над которым проходил в Риме в 1789–1791 гг. Франкфурт-на-Майне — один из крупнейших городов Германии; расположен в земле Гессен, на реке Майн, в 30 км от места ее слияния с Рейном; известен с VIII в.; был императорской резиденцией; уже в средние века славился своими ярмарками и являлся важнейшим финансовым и коммерческим центром; до 1806 г. был свободным имперским городом, а в 1806 г. Наполеон превратил его в столицу Великого герцогства Франкфуртского; в 1815–1866 гг. — вольный город, местопребывание сейма Германского союза; в 1866 г. вошел в состав Пруссии.

… Хименес, о ком я уже говорил, был одним из главных руководителей этой интриги… — Томас Хименес — испанский масон, упоминаемый в книге Джованни Барбери.

302 … среди прочих философских знаменитостей, входивших в масонские ложи XVIII века, числились Кондорсе, Вольтер, Дюпюи, Лаланд, Бонвиль, Вольне, Фоше, Байи, Гильотен, Лафайет, Мену, Шапелье, Мирабо, Сиейес, Гольбах и герцог Орлеанский (Филипп Эгалите)… — Кондорсе — см. примеч. к с. 274.

Дюпюи — вероятно, имеется в виду Шарль Франсуа Дюпюи (1742–1809), французский ученый, философ и политический деятель, член Конвента и Совета пятисот.

Лаланд — вероятно, имеется в виду Жозеф Жером Лефрансуа де Лаланд (1732–1807), французский астроном, известный масон. Бонвиль, Никола де (1760–1828) — французский журналист и издатель, известный масон, сторонник Революции.

Вольне, Константен Франсуа Шасбёф де Ла Жироде, граф де (1757–1820) — французский просветитель, философ, ученый-востоковед и политический деятель, член Учредительного собрания.

Фоше, Клод (1744–1793) — французский священник, проповедник, журналист и политический деятель; конституционный епископ в Кальвадосе (1791); член Конвента, голосовавший за тюремное заключение Людовика XVI; гильотинирован 31 октября 1793 г.

Байи, Жан Сильвен (1736–1793) — французский астроном и политический деятель, член Французской академии (1783); первый председатель Учредительного собрания и первый мэр Парижа (1789–1791), сторонник конституционной монархии; казнен 11 ноября 1793 г.

Гильотен, Жозеф Игнас (1738–1814) — французский врач и политический деятель, профессор анатомии, член Учредительного собрания; пропагандировал новое орудие для отсечения головы во время казни, введенное во Франции в годы Революции и по его имени названное гильотиной.

Лафайет, Мари Жозеф Поль Ив Рок Жильбер де Мотье, маркиз де (1757–1834) — французский военачальник и политический деятель; сражался на стороне американских колоний Англии в Войне за независимость (1775–1783); участник Французской революции, сторонник конституционной монархии, командующий национальной гвардией; после свержения Людовика XVI пытался поднять войска в защиту короля, но потерпел неудачу и эмигрировал; поскольку в лагере, враждебном Революции, он считался одним из главных ее вождей, был сразу же арестован и несколько лет (до 1797 г.) провел в заключении в Германии и Австрии; после переворота 18 брюмера вернулся во Францию, однако при Наполеоне политической роли не играл; во время Реставрации был депутатом, видным деятелем либеральной оппозиции; сыграл заметную роль в Июльской революции 1830 года, поддержав кандидатуру Луи Филиппа Орлеанского на трон, однако вскоре после воцарения нового короля перешел в умеренно-демократическую оппозицию режиму; в последние годы жизни снова пользовался большой популярностью.

Мену — вероятно, имеется в виду Жак Франсуа де Мену де Буссе (1750–1810), французский военачальник и политический деятель; депутат Генеральных штатов, присоединившийся к Революции; бригадный генерал (1792), дивизионный генерал (1793); граф Империи (1808); участник Египетской экспедиции, которую он начал в качестве командира дивизии; женившись на богатой египтянке, перешел в мусульманскую веру и взял себе имя Абдаллах; после убийства Клебера (14 июня 1800 г.), соперником которого он был, принял на себя командование армией; потерпел несколько поражений от англичан и, оказавшись окруженным в Александрии, был вынужден капитулировать; вскоре после возвращения во Францию стал губернатором Пьемонта, затем был губернатором Тосканы (1808) и Венеции (1809).

Ле Шапелье, Исаак Рене Ги (1754–1794) — французский адвокат и политический деятель, депутат Генеральных штатов, председатель Учредительного собрания; инициатор закона о запрете стачек и рабочих коалиций, принятого в 1791 г. и названного его именем; был гильотинирован 22 апреля 1794 г.

Мирабо, Оноре Габриель Рикети, граф де (1749–1791) — один из виднейших деятелей первого этапа Французской революции, автор политических памфлетов, блестящий публицист и оратор, пользовавшийся огромной популярностью; сын Виктора де Рикети, маркиза де Мирабо (см. примеч. к с. 280); депутат от третьего сословия, один из лидеров Генеральных штатов и Учредительного собрания, сторонник конституционной монархии.

Сиейес, Эмманюэль Жозеф (1748–1836) — французский политический деятель и публицист, аббат; депутат Генеральных штатов, Учредительного собрания и Конвента, сторонник конституционной монархии; в 1799 г. был членом Директории; в годы правлении Наполеона Бонапарта (1799–1814) занимал ряд высоких постов и получил титул графа Империи (1808); во время Реставрации жил в изгнании.

Гольбах — см. примем, к с. 152.

Филипп Эгалите — см. примем, к с. 258.

303 … Проследив родственную цепочку от него к Филиппу III и Маргарите Австрийской… — Филипп III (1578–1621) — испанский король с 1598 г., внук императора Карла V, сын и преемник Филиппа II (1527–1598; король с 1556 г.) и его четвертой жены (с 1570 г.) Анны Австрийской (1549–1580), приходившейся ему племянницей.

Маргарита Австрийская (1584–1611) — внучка императора Фердинанда I (1503–1564; император с 1556 г.), седьмая дочь эрцгерцога Карла II (1540–1590) и его жены с 1571 г. Марии Анны Баварской (1551–1608), приходившейся ему племянницей; с 1599 г. супруга Филиппа III, родившая ему восемь детей, мать французской королевы Анны Австрийской.

ДОКУМЕНТАЛЬНЫЕ СВИДЕТЕЛЬСТВА

304 … Выше мы говорили о знаменитом письме мадемуазель де Валуа г-ну де Ришелье. — Мадемуазель де Валуа — Шарлотта Аглая Орлеанская (см. примеч. к с. 14), мадемуазель де Валуа, дочь регента, в 1717–1719 гг. любовница герцога де Ришелье, будущая герцогиня Моденская.

Здесь имеется в виду рассказанная в мемуарах герцога де Ришелье история о том, как юная мадемуазель де Валуа, которая была безумно влюблена в герцога и которую он просил узнать у регента тайну Железной маски, вырвала у отца этот секрет, уступив его кровосмесительной страсти, и вместе с любовным письмом отправила герцогу важнейший документ о происхождении таинственного узника, добытый ею такой дорогой ценой.

Заметим, что выше о ее письме ничего не говорилось и весь текст этого дополнения, непонятно, впрочем, с какой целью здесь сделанного, представляет собой длинную и дословную выдержку из мемуаров герцога де Ришелье (том III, глава 9), в которой местоимение «я» не имеет к Дюма никакого отношения.

… Парижский архиепископ велел запереть этих прорицателей в Сен-Лазар… — Парижский архиепископ — здесь: Жан Франсуа де Гонди (1584–1654), первый архиепископ Парижский (с 1622 г.), дядя кардинала де Реца.

Сен-Лазар — монастырь святого Лазаря, бывший лепрозорий у северной окраины Парижа, с 1632 г. служивший резиденцией конгрегации лазаристов и заодно приютом, больницей и тюрьмой; в первые дни Революции был разграблен и сожжен.

305 … Он сказал монсеньеру епископу Мо, что просит его поддержать королеву. — Епископ Мо — Доминик Сегье (1593–1659), французский прелат, епископ Осера в 1631–1637 гг., епископ Мо в 1637–1659 гг., духовник Людовика XIII; младший брат канцлера Пьера Сегье.

… король собрал нас — епископа Мо, канцлера, сьера Онора, повивальную бабку г-жу Пероннет и меня… — Канцлер — Пьер Сегье (1588–1672), французский государственный деятель, юрист; президент Парижского парламента в 1624–1633 гг., хранитель печати с 1633 г., канцлер Франции с 1635 по 1672 гг.; член Французской академии (1635), покровителем которой он стал после смерти кардинала Ришелье.

Сьер Онора — известный в то время парижский хирург и акушер.

Госпожа Пероннет — Перонн дю Мустье (?–1648), вдова Пьера де Лапланша, акушерка Анны Австрийской, которая в 1644 г. послала ее в Англию принимать роды у английской королевы Генриетты Французской, родившей тогда свою младшую дочь Генриетту Марию (1644–1670), будущую герцогиню Орлеанскую.

307 … отправиться ко двору, который по случаю бракосочетания короля с инфантой пребывал в это время в Сен-Жан-де-Люзе… — Сен-Жан-де-Люз — приморский городок на юго-западе Франции, в бухте юго-восточной части Бискайского залива, вблизи испанской границы; ныне относится к департаменту Атлантические Пиренеи.

309… начиная с того момента, когда он был передан в руки Сен-Мара… — Сен-Мар, Бенинь Довернь де (1626–1708) — отставной мушкетер, во второй пол. XVII в. последовательно исполнявший обязанности коменданта крепостей-тюрем Пиньероль (с января 1665 г.), Экзиль (с мая 1681 г.), Сент-Маргерит (с 30 апреля 1687 г.) и Бастилия (с 18 сентября 1698 г.), в которые он привозил с собой таинственного узника в маске.

… как только были опубликованы «Записки о Персидском дворе»… — Имеется в виду анонимное сочинение «Тайные записки по истории Персии» («Mémoires secrets pour servir à l’histoire de Perse»), опубликованное в 1744 г. в Амстердаме и в завуалированном виде рассказывающее о скандалах во Французском королевском дворе после смерти Людовика XIV. Авторство этой книги приписывают французскому литератору Антуану Пеке (1704–1762).

Заметим, что в приведенной далее выдержке из этого сочинения имена и названия смело изменены: принц Джафар стал Железной маской, шах Аббас — королем Людовиком XIV, тюрьма на острове Ормуз превратилась в тюрьму на острове Сент-Маргерит, а крепость Исфахан — в Бастилию.

… Сен-Фуа, отец Гриффе, Ла Ривьер, Линге, Лагранж-Шансель, аббат Папон, Пальто, г-н Делаборд, а также несколько других авторов, опубликовавших в различных журналах, но в основном в «Парижской газете», различные исторические анекдоты на эту тему. — Сен-Фуа, Жермен Франсуа Пуллен (1698–1776) — французский литератор, отставной мушкетер, автор двадцати комедий, имевших шумный успех, и книги «Исторические очерки Парижа» («Essais historiques sur Paris»; 1754–1757); его перу принадлежит также небольшой очерк «Письмо по поводу человека в железной маске» («Lettre au sujet de l’homme au masque de fer»; 1768).

Анри Гриффе (см. примеч. к с. 54), в 1745–1764 гг. занимавший должность исповедника узников Бастилии и эмигрировавший в Брюссель после упразднения ордена иезуитов, был автором изданного в 1769 г. в Льеже сочинения «Трактат о разного рода доказательствах, служащих установлению истины в истории» («Traité des différentes sortes de preuves qui servent à établir la vérité en Histoire»), в главе XIV которого он привел выдержки из дневника Этьенна Дюжонка, заместителя коменданта Бастилии.

Ла Ривьер (La Rivière) — неясно, кто здесь имеется в виду.

Линге, Симон Никола Анри (1736–1794) — французский адвокат, литератор и публицист, в 1780–1782 гг. находившийся в заключении в Бастилии и после своего освобождения опубликовавший в Лондоне книгу «Записки о Бастилии» («Mémoires sur la Bastille»;1783); гильотинирован во время Революции.

Лагранж-Шансель — см. примем, к с. 81.

Папон, Жан Пьер (1734–1803) — французский литератор и историк, аббат-ораторианец, автор книги «Литературное путешествие по Провансу» («Voyage littéraire de Provence»), изданной в 1780 г. в Париже.

Пальто — Гийом Луи де Формануар (1712—?), сеньор де Пальто, внучатый племянник Сен-Мара; агроном, изобретатель многоярусного деревянного улья; его письмо к Фрерону, содержащее некоторые подробности о Железной маске, было опубликовано в журнале «Литературный год» в 1768 г.

Делаборд, Жан Бенжамен (1734–1794) — французский литератор, композитор, издатель и финансист; старший камердинер Людовика XV; автор сочинения «История Человека в железной маске, заимствованная из “Века Людовика XIV” Вольтера» («Histoire de l’Homme au masque de fer tirée du Siècle de Louis XIV par Voltaire»), изданного в Лондоне в 1783 г.

«Парижская газета» («Journal de Paris») — французская ежедневная газета, выходившая в Париже в 1777–1840 гг.; публиковала литературные новости, рецензии на спектакли и истории из жизни Парижа.

… ошибается по поводу сути тайны, полагая, что узником в маске был граф де Вермандуа. — Вермандуа, Луи де Бурбон, граф де (1667–1683) — сын Людовика XIV и мадемуазель де Лавальер, узаконенный отцом; с двухлетнего возраста носил звание генерал-адмирала Франции; умер в шестнадцатилетнем возрасте, во время осады Кортрейка французскими войсками.

… Этот узник… был сдан на руки коменданту островов Сент-Маргерит… — Острова Сент-Маргерит — см. примеч. к с. 99.

310 … говорит Вольтер в своей книге “Век Людовика XIV”… — «Век Людовика XIV» («Le Siècle de Louis XIV») — историческое сочинение Вольтера, опубликованное впервые в Берлине в 1751 г. под псевдонимом Франшвиль.

… офицер по имени Сен-Мар, комендант Пиньероля… — Пиньероль (ит. Пинероло) — крепость в Пьемонте, имевшая важное стратегическое значение; завоеванная войсками Франциска I в 1536 г., по Като-Камбрезийскому мирному договору (1559) была оставлена за Францией, однако в 1574 г. возвращена Савойе королем Генрихом III; в 1630 г. вновь была захвачена Францией и принадлежала ей до 1706 г., используясь в качестве государственной тюрьмы.

… Маркиз де Лувуа, до этого приехавший на остров повидаться с заключенным, разговаривал с ним стоя… — Маркиз де Лувуа — см. примеч. к с. 144.

311 … г-н де Бернавиль, преемник Сен-Мара на посту коменданта, не раз подтверждал мне эти подробности. — Бернавиль, Шарль Ле Фурнье де (1744–1718) — комендант Бастилии в 1708–1718 гг.

… был похоронен ночью в приходе Сен-Поль. — Имеется в виду приход церкви Сен-Поль (с 1802 г. Сен-Поль-Сен-Луи), построенной в 1627–1641 гг. на улице Сент-Антуан, неподалеку от Бастилии, и первоначально принадлежавшей иезуитам.

… Господин де Шамийяр был последним министром, знавшим эту необыкновенную тайну. — Шамийяр — см. примеч. к с. 48.

… Второй маршал де Ла Фейяд, его зять, на коленях умолял умирающего тестя… — Маршал де Ла Фейяд — здесь: Луи д’Обюссон (1673–1725), герцог де Ла Фейяд, французский военачальник, маршал Франции (1724); зять Мишеля Шамийяра, на дочери которого, Марии Терезе Шамийяр (1689–1739), он женился в 1701 г.; во время войны за Испанское наследство командовал в чине генерал-лейтенанта французскими войсками в Дофине и Савойе.

Его отцом был Франсуа III д’Обюссон (1631–1691), герцог де Ла Фейяд, французский военачальник, маршал Франции (1675), губернатор Дофине (1681–1691).

… вот что он пишет о Железной маске в своем «Философском словаре»… — «Философский словарь» — см. примеч. к с. 248.

312 … Отец Гриффе, иезуит, познакомивший читающую публику с “Дневником Бастилии”, выверил все даты. — Имеется в виду дневник Этьенна Дюжонка (см. примеч. к с. 317).

… Одни говорят, что это был герцог де Бофор; но герцог де Бофор был убит турками во время обороны Кандии в 1669 году… — Герцог де Бофор — см. примеч. к с. 31.

Кандия — см. примеч. к с. 216.

… был похоронен в небольшом городке Эр недалеко от Арраса… — Эр — вероятно, имеется в виду городок Эр-сюр-ла-Лис, расположенный в 50 км к северо-западу от Арраса (см. примеч. к с. 111) и относящийся ныне к департаменту Па-де-Кале.

На самом деле, граф де Вермандуа был похоронен в кафедральном соборе Арраса.

… Некоторые подумывают о герцоге Монмуте, которому по приказу короляЯкова II прилюдно отрубили голову в 1685 году… — Монмут, Джеймс Скотт, герцог (Джеймс Крофте; 1649–1685) — внебрачный сын английского короля Карла II (1630–1685; правил с 1660 г.) и его любовницы, красавицы-англичанки Люси Уолтер (ок. 1630–1658); когда его отец занял английский престол, он явился ко двору (1662) и был принят там с большими почестями; в 1663 г. женился на чрезвычайно богатой Анне Скотт, графине Баклю (1651–1732), и принял ее имя; в том же году был пожалован титулом герцога Монмута; в 1667 г. получил право носить королевский герб; в 1668 г. стал командиром королевской конной гвардии, а в 1670 г. — командующим всеми вооруженными силами королевства; в 1679 г. был направлен в Шотландию для замирения там восстания и с этого времени все больше и больше связывал себя с протестантским движением; в 1683 г. оказался замешан в заговор, имевший целью убийство короля; после смерти Карла II попытался поднять восстание против его брата и преемника Якова II и провозгласил себя командующим всей протестантской армией, но вскоре потерпел поражение, был схвачен и казнен 15 июля 1685 г. в Лондоне.

Яков II Стюарт (1633–1701) — английский король в 1685–1689 гг., младший брат и преемник Карла II, не имевшего законных детей; был свергнут с престола в результате т. н. Славной революции в 1689 г.

… Людовик XIV непременно должен был бы проявлять точно такое же уважение к королю Вильгельму и королеве Анне… — Король Вильгельм — Вильгельм III Оранский (см. примеч. к с. 46). Королева Анна — Анна Стюарт (см. примеч. к с. 62).

313 … сьер Марсолан, хирург маршала де Ришелье, а впоследствии герцога Орлеанского, регента, зять этого аптекаря, повторял мне это несколько раз. — Марсолан, Жан (?—?) — старший хирург герцога Орлеанского.

… Господин де Ла Мот-Герен, комендант островов в пору моего заточения там… — Ла Мот-Герен (?—?) — комендант островов Сент-Маргерит, мужественно оборонявший их в 1707 г., во время войны за Испанское наследство, от австро-савойских войск.

314 … видел в руках у г-на де Формануара, племянника Сен-Мара, лейтенанта вольной роты… — Господин де Формануар — здесь: Луи де Формануар (ок. 1664–1724), сеньор де Дисмон, племянник Сен- Мара, капитан роты вольных стрелков на острове Сент-Маргерит.

… от некоего Дебюиссона, служившего прежде кассиром знаменитого Самюэля Бернара… — Дебюиссон (Dubuisson) — никаких сведений об этом персонаже найти не удалось.

Самюэль Бернар — см. примем, к с. 294.

… доверившись автору, стяжавшему громкую славу посредством небылиц с той видимостью правды, какая вызывает восхищение в большей части его сочинений, даже в “Жизнеописании Карла XII”. — Имеется в виду сочинение Вольтера «История Карла XII, короля Швеции» («Histoire de Charles XII, Roi de Suède»), изданное впервые в 1731 г.

315 … свидетельства о нем я собрал в тех же местах и в Леринском монастыре… — Леринский монастырь — древний католический монастырь, находящийся на острове Сент-Онора, одном из Леринских островов; основан в 410 г. Гоноратом Арелатским (ок. 365–429), епископом Арелата (Арля); в 1789 г. был разрушен, но в 1859–1869 гг. отстроен заново; в настоящее время принадлежит ордену цистерцианцев.

… Некая женщина из деревни Монжен предложила свои услуги… — Монжен (Mongin) — имеется в виду селение (ныне городок) Мужен (Мойдта) в Провансе, близ Грасса.

316 … Сен-Мар, сопровождая узника в Бастилию, остановился вместе с ним в своем поместье Пальто… — Принадлежавшее Сен-Мару поместье Пальто находилось в Бургундии, в селении Армо (соврем, департамент Йонна), в 35 км к северо-западу от Осера.

… Фрерон, желая опровергнуть Вольтера… — Фрерон, Эли Катрин (1718–1776) — французский журналист, литературный критик и полемист, выступавший с критикой Просвещения XVIII в.

… ответил следующим письмом, которое было помещено в июньский номер «Литературного года» за 1768 год… — «Литературный год» («L’Année littéraire») —

литературный журнал-десятидневник, основанный в 1754 г. Фрероном, который оставался его главным редактором до конца своей жизни; прекратил существование в 1790 г.

… Господин де Бленвилье, пехотный офицер, имевший доступ к г-ну де Сен-Мару… — Имеется в виду Жозеф де Формануар (?—1731), сеньор де Бленвилье, второй племянник Сен-Мара, офицер в полку Бюжи.

317 … г-н Дюжонка, королевский наместник этой крепости, сделал следующую запись о прибытии узника… — Дюжонка, Этьенн (?—1706) — бывший королевский гвардеец, с октября 1690 г. и до самой смерти (29 сентября 1706 г.) заместитель коменданта Бастилии; с первых дней своей службы вел личный дневник, добросовестно внося в него данные об узниках этой тюрьмы.

… до ночи он был помещен в башню Ла-Базиньер, а в девять вечера я самолично препроводил его в третью камеру башни Ла-Бертодьер… — В Бастилии было восемь башен, и все они носили собственные имена.

Примечания

1

Вот продолжение этих бюллетеней вплоть до того дня, когда король оказался вне опасности: «13-го — кровопускание из ноги; ночь очень тяжелая; утром, в половине двенадцатого, исповедовался; в пять часов снова пущена кровь из ноги; ночь с 13-го на 14-е довольно спокойная. 14-го — в восемь часов вечера кровопускание из ноги; с девяти часов вечера чрезвычайное усиление жара. 15-го — король впадает в своего рода агонию; в полдень спокойствие возвращается. 16-го — в час после полуночи небольшое усиление жара; утром чувствует себя намного лучше. Ночь с 16-го на 17-е беспокойная. Ночь с 17-го на 18-е хорошая. 18-го — усиление возбуждения и жара, но голова свободна от болей, пульс ровный, речь связная. В ночь с 18-го на 19-е король спит очень спокойно. 19-го — налицо начало выздоровления». (Примеч. автора.)

(обратно)

2

Принцессой король дружески именовал г-жу де Шатору. (Примеч. автора.)

(обратно)

3

Из награбленного грабителями (лат.)

(обратно)

4

Вот это четверостишие, которое г-жа де Помпадур, находясь в Шуази, однажды обнаружила под своей салфеткой:

Идет маркиза, дивных чар полна,

И там, где только что прошла она,

Цветы белеют — ландыши в апреле?

Увы, то не цветы: всего лишь бели! (Примеч. автора.)

(обратно)

5

Австрии суждено править всем миром (лат.)

(обратно)

6

Ища, кого поглотить (лат.). — Первое послание Петра, 5: 8.

(обратно)

7

На малоценном существе (лат.)

(обратно)

8

Почиет здесь царица Рыб, что лилий насосалась всласть!

Так стоит удивляться, что ей от белей привелось пропасть? (лат.)

(обратно)

9

Граф де Мерси, австрийский посол в Париже. (Примеч. автора.)

(обратно)

10

Этот список, наряду с несколькими другими документами, не менее

важными, был доверен г-ну де Николаи. (Примеч. автора.)

(обратно)

11

Это граф д'Эстен, адмирал военно-морского флота. (Примеч. автора.)

(обратно)

12

Пока ты счастлив (лат.). — «Скорбные элегии», I, 9. 5.

(обратно)

13

Плакали мои труды и мои денежки (лат.)

(обратно)

14

Этот запрет принесет мне смерть! (Ит.)

(обратно)

15

Певица из Оперы, с огромным успехом выступавшая в «Осажденной Цитере». (Примеч. автора.)

(обратно)

16

Вольтер, «Об умеренности во всем».

(обратно)

17

Танцовщица Оперы. (Примеч. автора.)

(обратно)

18

Певец Итальянского театра, ушедший на покой. (Примеч. автора.)

(обратно)

19

Новая актриса Французского театра. (Примеч. автора.)

(обратно)

20

Незадолго до этого граф д'Артуа женился на принцессе Марии Терезе Савойской, умершей в 1805 году. (Примеч. автора.)

(обратно)

21

«Английский шпион», издательство Леопольда Коллена, 1809. (Примеч. автора.)

(обратно)

22

После смерти нет ничего (лат.)

(обратно)

23

Клавель, «История франкмасонства». (Примеч. автора.)

(обратно)

24

Паралипоменон, книга II, глава 2. (Примеч. автора.)

(обратно)

25

Братства (лат.)

(обратно)

26

Яд, употреблявшийся в Перудже. (Примеч. автора.)

(обратно)

Оглавление

X

XI

XII

XIII

XIV

XV

XVI

XVII

XVIII

XIX

XX

XXI

XXII

XXIII

XXIV

XXV

XXVI

XXVII

XXVIII

XXIX

XXX

ДОКУМЕНТАЛЬНЫЕ СВИДЕТЕЛЬСТВА

КОММЕНТАРИИ

  X

  XI

  XII

  XIII

  XIV

  XV

  XVI

  XVII

  XVIII

  XIX

  XX

  XXI

  XXII

  XXIII

  XXIV

  XXV

  XXVI

  XXVII

  XXVIII

  XXIX

  XXX

  ДОКУМЕНТАЛЬНЫЕ СВИДЕТЕЛЬСТВА

*** Примечания ***