Фолкнера.
Без десяти восемь он оглядел себя в зеркало и в общем остался доволен, особо отметив азартный блеск в глазах, румянец и энергичное в целом выражение лица.
Без пяти восемь он стоял в холле и прижимал к полу наглым немигающим взором взоры дам и дев, проносящих мимо него свои очень разного калибра достоинства.
Его добыча появилась в голубом сафари, и он сказал:
– Ты похожа на голубого лебедя.
Она просияла и тут же вздрогнула от радостного в простоте своей возгласа неизвестно откуда нарисовавшегося Пита:
– Во! Здорóво!
– Привет. Знакомься: это Пит, но увы, не американец и даже не англичанин. А это Люда.
– Очень приятно. В кабак?
– В него.
– В какой?
– В какой-нибудь.
– Меня с собой возьмёте?
– Ну конечно! – Костик даже не особенно досадовал по поводу лишнего Пита, хотя от него не укрылся Людкин интерес к Питовой личности.
– Выбирай, – сказал он Питу, кивнув головой в направлении гостиничного холла. – Сниму любую, кто тебе приглянётся.
Пит отнёсся к этому серьёзно.
– Вон та ничего, но она с мужиком.
– Да, с мужиком не годится, ищи одиноких.
– Вон те две.
– Сразу две? И они совсем ещё зелёные, Пит.
– А, ладно. Пошли так.
– Ну как скажешь. Ты видишь, на него не угодишь.
– Почему не угодишь? Мне вот нравится Люда.
– Это не мудрено. Люда нравится всем. Но вкус у тебя, однако, есть.
– Ладно, мальчики, хватит вам.
В кабак они поехали на троллейбусе, этот кабак Костик присмотрел во время дневной вылазки.
У входа в кабак стояли всё те же молодые, весёлые, энергичные и суровые граждане и Костик шепнул Питу:
– Если ты кого и словишь здесь, то только абрека, курчавого и смуглого. Ты любишь таких?
– Ничего, сниму на танцах.
В зале было довольно много свободных мест. За одним из больших столов Костик углядел трёх девиц.
– Пошли к ним, – предложил он. – Хоть одна из них должна тебе понравиться.
– Нет, давай сядем отдельно, – сказал Пит.
– Что с тобой, Пит? Ты явно не в себе… а в ком-то другом, – Костик громко и развязно швырял глыбы слов в пустоту, внезапно отделившую от него Людку. Ему казалось, что Людка должна чувствовать себя с ними так же неуютно, как газета, которую собираются прочитать и сразу выкинуть, и это раздражало его, потому что он действительно сейчас видел в ней только вещь, приобретаемую им по дешёвке для удовлетворения не самого высокого полёта потребностей.
Официантка сообщила, что спиртного уже нет, и Пит пошёл утрясать этот вопрос на кухню.
Костик презрительно смотрел в потолок, Людка загадочно улыбалась. Их молчание затягивалось, а даму всё-таки полагалось развлекать, и Костик выдавил из себя наигранно светским тоном:
– Какой чудесный ресторан.
– И какая чудесная официантка, – поддержала его Людка.
– И какие замечательные клиенты, – продолжил вдохновлённый Костик.
– И какая прекрасная скатерть.
– И как великолепны мы. Рядом с этой скатертью.
Они рассмеялись, контакт был восстановлен. Он смотрел на неё весёлыми алчными глазами и хотел одного: напиться поскорее и влюбиться на одну ночь. Он чувствовал, что вполне может влюбиться в неё, но не без памяти: он привык любить чуть более стервозных женщин, уже затронутых какой-нибудь столичной червоточинкой.
Пит вернулся с приятной новостью: ему обещали семьсот пятьдесят водки. Вскоре принесли национальное блюдо, а потом и водку в кувшине из-под бульона. Они выпили «бульончика» пару раз, Пит дошёл до нужной кондиции и, благословлённый Костиком, отправился на охоту.
– Попрыгаем? – предложил Костик.
– Пошли, – улыбнулась Людка.
Они не стали прыгать, а обнялись, она положила голову на его плечо, и они закружились в лабиринте из таких же спаренных истомлённых потных тел.
Питовы дела также двигались в нужном направлении: он привёл за их стол миловидную казашку, угостил её из кувшина, после чего они исчезли.
– А Пит – он с тобой из одной группы? – спросила Людка.
– Да нет, сосед по номеру.
– Он забавный.
Ресторан закрывался. Пит вернулся заплатить по счёту: им насчитали четырнадцать с чем-то рублей. Костик сунул ему десятку и с живейшим интересом спросил:
– Ну как?
Пит горестно махнул рукой и опять исчез.
Костик с Людкой плыли, обнявшись, в чёрном море томливого южного воздуха. Водка и звёздное небо разбудили в них сентиментальность. Людка рассказала про своё первое замужество, а Костик – историю его последней, печально завершённой любви к столичной девушке Любе.
Их общая на тот момент путеводная звезда сквозь незнакомые кварталы вывела их прямо к пригостиничному скверику.
Они сидели на уединённой скамейке под какими-то неведомыми деревьями и снова он балдел от запаха её волос, от формы её губ, от чуть надтреснутого печального голоса хлебнувшей от судьбы женщины.
– Ну почему ты родилась в Херсоне? – шептал он в промежутках между поцелуями. – Я ведь знаю, мы с тобой больше не увидимся.
– Ты приедешь ко мне.
– А ты меня пустишь?
– Тебя, такого, и не пустить?
– Значит,
