придя в ужас и прося пощады: Ортон напрягал свои мышцы, лапы хищника всё больше расходились в сторону, а затем послышался хруст костей, заглушённый хрипом и воем обезумевшего от боли людоеда…
Ортон отбросил содрогающееся тело. Ему было омерзительно прикасаться к нему дольше, чем вынуждали обстоятельства. В нескольких шагах поодаль лежал валун. Юноша взял его, подошёл и с силой прицельно швырнул в голову зверя. Затем поднял камень и снова бросил в агонизирующего людоеда, добив его окончательно.
Поднял сучковатую корягу и ею столкнул труп волчары в воду реки, позволив медленно унести его дальше.
Затем окрестности потряс торжествующий крик победителя…
+ + +
…Была беспросветно-тёмная ночь. Черноту её только подчёркивали змеистые молнии, с оглушительным грохотом разрывающие небо. Каскады низвергающейся воды молотили тугую, разбухшую землю. Разбушевавшаяся стихия подавляла, устрашала людей своей грозной силой. Они трепетали в хрупких хижинах, пугаясь за свои жизни.
В эту ненастную ночь в хижине вождя разрешилась роженица. Старый ведун пророчествовал страшную, небывалую судьбу ребёнку…
– Две дороги судьбы перед ним, – говорил он, закрыв глаза, словно вслушиваясь во что-то неслышимое остальным, но доступное его внутреннему слуху. – Очень разные пути, как день и ночь, как свет и тьма, как светлое добро и чёрное зло. На одном из них – счастье и процветание народа, а на другом – его личное счастье. Он может жить, не испытывая ни забот, ни тревог, ни сомнений, не зная равных ни в чём – ни в силе, ни в уме, ни в богатстве, ни в удаче… Но придёт чёрный день и он погибнет, и всё племя тоже, а позже уйдут в небытие и все остальные народы, населяющие землю. Предотвратить это несчастие может только он один, но для этого ему прежде нужно узнать всю глубину горестей и страданий, стать самым несчастным из людей, переносить их презрение, издевательства, быть униженным и страдающим, как никто в этом мире. Жить так – вернее, существовать! – из года в год, всю жизнь, а потом придёт день, когда ему нужно будет пожертвовать ещё вдобавок и самим собой ради всех остальных людей. Именно эта судьба уготована ему свыше. Я ясно вижу печать рока на его лице…
Так говорил мудрый старец и со страхом внимали ему родители ребёнка.
Новорожденного назвали Ортоном. Вождь объявил племени, что его сын появился на свет калекой. Поэтому никто не удивлялся, что родители его никому не показывали. Вскоре от родовой горячки в несколько дней умерла мать мальчика, и теперь его тайну знали лишь двое: отец и старый ведун.
На людях Ортон показывался в одеждах, скрывающих его истинный облик, отец приучил его ходить прихрамывая, изображая хромоту. Часто вождь уводил сына далеко в лес и подолгу учил там воинскому искусству, передавал свой богатый жизненный опыт.
Мальчику шёл четырнадцатый год, когда с охоты принесли бездыханное тело его отца: спасая соплеменника, он вступил в неравную схватку с пещерным медведем и тот сокрушил храбреца, но и сам тут же пал, от нанесённой ему смертельной раны.
Ортон остался один. Какую-то поддержку ему оказывал старый ведун, но позже в конце голодной зимы он тоже ушёл из жизни. Соплеменники и раньше не любили Ортона, считая обузой калеку, а теперь откровенно презирали сироту. Заслуги его отца, их вождя, были быстро ими забыты. Юноша стоически терпел всё, помня о своём предназначении, в ожидании давно предсказанного дня.
…Много дней подряд охотники возвращались с охоты с пустыми руками. Скудная и ранее добыча сейчас исчезла совсем. Перестали улыбаться взрослые, смеяться дети. Потом начали умирать старики: они были куда слабее других. Вслед за ними голод стал забирать детей. Оставшиеся в живых не могли даже двигаться, в них жили только глаза, в которых не было ничего детского.
Ортон мучился, глядя на них. В конце концов, он не выдержал и направился в лес. Над головой сомкнулся над головой зелёным пологом. Гибкая ветка ивы шлёпнула по лицу, словно укоряя за спешку. Птичьи голоса стихли, лишь где-то вдали хрипуче продолжала старчески каркать ворона.
Он добрался до далёкой, одному ему известной прогалины. На ней рос высокий кряжистый вяз, раскинувший шатром свою крону, он словно бы стыдился стоявшей неподалёку старой осины, которая выглядела древесной старухой, доживающей последние дни. Мохнатые серёжки свисали серыми пуховыми червячками. Ветерок шаловливо трепал её листья, не решаясь тронуть вяз.
Ортон относился к осине уважительно, ибо внутри этого дерева имелось дупло, которое он замаскировал корой и ветвями. Достал из тайника спрятанное там оружие и плащ леопарда. Зиму назад этот хищник, пристрастившийся к человеческому мясу, буквально терроризировал окрестности. Ортон выследил и убил его…
Оставив старую одежду в дупле осины, облачился в плащ, он вооружился копьём и слегка искривлённым ножом, сделанным из рога тура. С ними двинулся в путь.
К вечеру остались позади лес, степь, но дичь не попадалась. Солнце осторожно коснулось самых
