КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

В бегах от самого себя (СИ) [FicFest] (fb2) читать онлайн

Возрастное ограничение: 18+

ВНИМАНИЕ!

Эта страница может содержать материалы для людей старше 18 лет. Чтобы продолжить, подтвердите, что вам уже исполнилось 18 лет! В противном случае закройте эту страницу!

Да, мне есть 18 лет

Нет, мне нет 18 лет


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

========== Часть 1 ==========


Я ничего не чувствую.


Голова звенит, и уши заложило после взрыва. Весь в копоти и дыму я сидел посреди хаоса, который так старались ликвидировать все, кого можно вызвать, набрав 911. Вокруг люди бегали туда-сюда: спасатели резали дыру в крыше автобуса, полицейские ставили ограждение от зевак и журналистов, которые уже вовсю сверкали вспышками, а медики мигали светоотражающими крестами на спине, склоняясь над очередным раненым.


Я ничего не чувствую.


Даже сквозь вату в ушах я слышал множество сирен со всех сторон, а громче всего — стоны пострадавших. У меня не было хоть капли сочувствия для них, я лишь хотел, чтобы они заткнулись, и не мешали сосредоточиться.


Я ничего не чувствую.


Запястье выгнулось под неестественным углом, и кость торчит наружу. Я прекрасно знал свои повреждения, косолапо отмеченные в карте: перелом левого запястья со смещением, перелом второго, третьего и четвертого пальца левой руки, трещина в шестом ребре справа и множественные ушибы мягких тканей. Я прекрасно помню, как сидел под искусственным оливковым деревом перед ТРЦ и спокойно ждал своей очереди. Почему так?


Я ничего не чувствую.


Расположившись буквально в первом ряду, я даже отвернуться не мог, ведь тело не двигалось, поэтому в деталях видел, как двое парамедиков проводят сердечно-легочную реанимацию моему ровеснику, но безуспешно. Ещё один накладывал окклюзионную повязку омеге с открытым пневмотораксом. Мимо пронесли альфу с ожогами третьей степени. По сравнению с ними, я легко отделался, поэтому вовсе не возражал, что они занимаются не мной.


Но это тогда. Тогда невесть откуда взявшаяся броня защищала меня от боли, страха и паники. Я был спокоен, собран и безразличен ко всему.


Я ничего не…


Первым пришёл ужас. Пришёл, как и всегда теперь, стоило только ощутить зарождающуюся пульсацию в руках, рёбрах и тех мелких порезах по всему телу. Я должен собраться. Должен напомнить себе, как всё было на самом деле. Всё было не так. Это не по-настоящему.


Я ничего…


Мне было так же далеко до того ледяного спокойствия как вплавь до Южного полюса. Пульсация медленно перерастала в тупую боль, обещающую гораздо больше. Времени не просто мало. Его нет вообще. Тело налилось невыносимой тяжестью, а веки не слушались, как бы не хотелось их прикрыть и не видеть рябивший в глазах рубиновый пиджак. Я приказал себе взять себя в руки, но те были сломаны. Я хотел вдохнуть полной грудью, но не мог из-за трещин в рёбрах. Я хотел успокоиться, но сердце начинало стучать всё сильнее, ведь боль постепенно становилась нестерпимой. Из глаз хлынули слёзы, и руки затряслись, но по ощущениям стать хуже уже не могло.


Я…


Я закричал.


Кажется, что агония продолжалась целую вечность, но это неправда. Холодные маленькие руки вытащили меня из кошмара уже через пару минут, как и всегда.


— Мёрфи. Мёрфи! Всё хорошо, это я, всё в порядке!


Всё не было хорошо. Тело ещё плохо слушалось после сна и того парализующего ужаса, поэтому я не смог ни отлепить чужие руки от себя, ни помешать омеге забраться ко мне в постель под одеяло.


— Уйди.

— Никуда не уйду, — ответил Билли и, прижавшись щекой к груди, пробормотал, — сердце колотится как перед инфарктом.


Я вздохнул. Он будто грелся об меня, становясь более тёплым, и руки, совсем недавно напоминавшие ледышки, приобрели обычную температуру. Мой сводный брат умиротворяюще сопел в грудь и успокаивающе гладил по спине. Я понимаю, он пытается помочь, но его запах… Против воли я зарылся лицом в жёсткие платиновые волосы и вдохнул полной грудью. Течка у малого всегда начиналась с самого утра как в институте благородных омежек. Аромат у него был до боли обычным, но жутко сильным, а ещё туда примешивался запах цветочного шампуня и персикового молочка для тела. Слишком приятное знакомое сочетание.


— Уйди, — взмолился я, резко потянув за ткань на спине, но услышал только клацанье кнопок, и вот Билли уже прижимается к груди голыми плечами.


Да что ж за напасть! Сладкий, чистый и невинный запах омеги забивался в ноздри, а после оседал в лёгких. Я бы жизнь отдал, чтобы не дышать этими лупоглазыми ушастыми феромонами. Или лучше, не наслаждаться этим.


— Я никуда не уйду! Мы договаривались, что буду будить и помогать. А ещё ты обещал рассказать, что снится.

— И рассказал — снится авария, в которую попал в прошлом году, — ругался я, пытаясь вклинить руки между ним и собой.

— Я знаю — это ещё не всё! С того момента уже год прошёл, а кошмары начались недавно. Если бы твой папа узнал…

— Нет, — отрезал я и, подняв его подбородок, столкнулся с выпученными малахитовыми глазами, — ты ему не скажешь.

— Но Мёрфи…

— Нет!

— Тебе становится хуже. Я теперь бужу тебя каждый день, а ты просыпаешься в ужасе. Вот даже сейчас ещё трясет!

— Трясет, потому что ты пахнешь и лезешь ко мне в постель! Совсем голову потерял?

— Ой!


Это сработало даже лучше, чем я думал. Билли мигом выскочил из-под одеяла и застегнул кнопки на аквамариновой пижаме с Лило и Стичем. Он зарделся и смотрел в пол, придумывая, что сказать, пока я усиленно и направлено думал: страшилище, страшилище, страшилище. Но как и во сне, мои внушаемые мысли больше не работали. С каждым днём я контролировал себя всё хуже, а броня, которая раньше так хорошо меня защищала, теперь таяла как лёд по весне. И самые ощутимые удары наносило это пугало. Милое, застенчивое и очаровательное пугало с самыми лучшими намерениями.


— Я беспокоюсь о тебе. Очень. Я пытался быть деликатным последние три недели, но это не работает, поэтому скажу прямо. Это нормально быть ненормальным. Нормально — чувствовать себя плохо и обращаться за помощью, когда сам не справляешься. Тебе лучше поговорить со специалистом.

— Поговорю, когда буду готов, — отбрил я и поднялся на ноги, даже не пытаясь скрыть стояк, оттягивающий боксеры, чтобы малой поскорее съебнул и не искушал меня. — Давай на выход.

— Сделай мне кофе, пожалуйста, — попросил он, делая вид, что совсем не замечает оказываемого воздействия, хотя у него даже шея покраснела.

— Сделаю, малыш, топай уже.

— Я не малыш, — пробубнил омега, взявшись за ручку в ванную комнату, — всего на год младше.


Дверь за ним закрылась и через секунду щёлкнул замок. Хотел бы я сказать, что вдохнул с облегчением, но для этого здесь надо как следует проветрить. Чёрт возьми! Я посмотрел на себя в винтажное зеркало в серебристой оправе с пегасами по бокам и потряс головой, будто хотел резкость навести, но всё осталось по-прежнему: короткий ёжик русых волос, впалые щёки с острыми скулами и фиолетовые круги как оправа для светло-карих глаз. Скоро моё состояние станет явным, и я не смогу скрывать его от папы. Хотя перестать грызть губы очень помогло улучшению внешнего вида, но моя новая тактика избегания кошмаров нет. Ложиться в постель, когда рубит уже нещадно, не способствует здоровому внешнему виду. И мне на это поебать. Если бы я хотел пережить свою травму, то последовал бы совету Билли. А я хочу просто забыть обо всём.


Я потянулся и оглянулся вокруг. Иногда просыпаясь посреди ночи, я не могу понять, где нахожусь, хотя уже четыре месяца живу в этом доме, а эта комната полна моих вещей. Кто бы мог подумать, что из Вест Адамса — района с самым высоким уровнем преступности в Лос-Анжелесе, мы с папой окажемся в Малибу, где через круглое окно моей спальни видно побережье и бескрайний океан? Сейчас солнце под прямым углом проникало в комнату, и та вся светилась из-за белых стен, а мебель из тёмного дерева, отполированная маленькими руками нашего китайца-домработника с непроизносимым именем и неопределяемым возрастом, сверкала, демонстрируя удивительный узор. Вся моя одежда легко поместилась в небольшой шкаф, а у папы и отчима была целая гардеробная рядом с их личной ванной комнатой. Столько личного пространства, а ванная у нас с Билли одна на двоих! Не то, чтобы я прям жалуюсь, но едва ли возможно за пару минут отыскать там станок или гель для бритья среди целой кучи омежьих баночек-скляночек, хотя Билли нельзя назвать неаккуратным.


Родители всегда находятся на другом уровне, поэтому Клинт — это целиком и полностью папина забота, а вот с Билли мне предстояло жить под одной крышей, так что стоило узнать его получше. Не просто узнать, а залезть в голову. На это нужно время, но я придумал способ гораздо быстрее.


Четыре месяца назад в день окончательного переезда в этот новый дом я распахнул дверь комнаты Билли, когда тот ушёл погулять. В нос сразу ударил запах ванили, будто из пекарни, и я замер на пороге. Чёрт, это будет непросто. Очень легко копаться в вещах людей неряшливых и неаккуратных, ведь они сами не помнят, что и куда положили, но Билли, что вовсе не странно, оказался совсем другим. Светлая, вся в бежевых тонах, комната могла побороться за звание самой чистой комнаты омежки-подростка. На книжных стеллажах все выстроено по категории, а потом по автору; на рабочем столе кроме ноутбука стоит только стакан с карандашами и прислонённый к нему прозрачный подстаканник в виде сердца; постель заправлена будто под линейку. Никаких вещей на спинке стула, забытых чашек или разбросанных украшений. Стерильная чистота. Это не нормально, уж я-то разбираюсь в таком.


Распахнув шкаф, я только больше убедился в этом — вещи развешены по длине рукава, а потом по цвету. На полке со штанами действовала та же система. Меня больше интересовал ящик с бельем. Не сочтите извращенцем раньше времени, я искал его вовсе не за тем, о чём можно подумать в первую очередь. Все свои маленькие секреты люди хранят в “труднодоступных” местах: ящик с бельём, ящик с носками, вентиляция, под матрасом, между книг, в неприметной коробке в глубине шкафа, и всё непременно в пределах спальни. Это кажется логичным, ведь эту территорию не так просто осмотреть… если ты дома. А с другой стороны, площадь поисков резко сужается от целого дома до небольшой комнаты. Что же выбрал малыш?


Я был готов к неудаче, но это не потребовалось — милый дневничок с ртутного цвета блёстками нашёлся под матрасом. Жаль, что он оказался не таким умным как хотелось, но это только облегчило мне задачу. Устроившись на полу, я начал листать надушенные страницы, распространяя вокруг аромат цветов. Почерк Билли удивительно разборчивый, с небольшим наклоном влево и завитушками напоминал старые письма, но небольшие наклейки и стразы не давали полностью погрузиться в это ощущение. Я не знал сколько у меня времени, поэтому читал по диагонали, медленно собирая воедино калейдоскоп чужой жизни.


Билли удивительно много рефлексировал по поводу всего на свете, так что его чувства, расписанные на столько страниц, были весьма понятны, как и он сам, ведь записи велись каждый день. Я всегда поражался людям, что могли каждый день записывать что-то в дневник. Это кажется глупым, ведь событий обычно просто не набирается, но только не у Билли за прошедший год. Весьма прозаично я узнал, что папа не вклинился в чужую семью, уведя из неё альфу, как казалось раньше, ведь семьи по сути уже не было. Отец-омега Билли плотно подсел на кокаин. Дальше шла типичная история со спасением проклятых: разговоры, интервенции, уговоры, ультиматумы, вечное враньё со стороны омеги в ответ и увёртки, реабилитационная клиника, побег из неё, снова клиника и снова побег. Закончилось всё тем, что его арестовали за нарушение общественного порядка после того, как он вынес из дома все украшения, а после заложил их в ломбард. Даже ту цепочку, что ныне покойный дедушка подарил Билли на шестнадцатилетие. Рядом красной ручкой было написано: ПОЧЕМУ???


Ох, Билли, всё просто. Зависимые очень похожи на таких как я в том плане, что мы не очень-то сентиментальны и готовы на многое для достижения своей цели. Тогда я на секунду оторвался и попытался порефлексировать на тему того, что папа не уводил альфу из семьи, а просто оказался в нужном месте в нужное время. Хм-м-м, нет, не проняло. Даже если бы я прочитал, что отца Билли пришлось на помойку выселить для нашего с папой счастья, я бы кивнул и перевернул страницу, ведь чужие несчастья тогда волновали меня гораздо меньше, чем вероятность неосторожности с моей стороны теперь, когда я знаю то, чего знать не мог.


И тут я наконец-то наткнулся на первое упоминание о папе. Билли писал, что заметил, как изменился отец — стал счастливым альфой со светящимися глазами и морем энергии. Он не стал юлить и сразу рассказал омеге про моего папу. Что же, для подростка тот отреагировал на удивление спокойно, ибо подкрепляющие факторы сработали. Билли любит отца и, как каждый ребёнок, желает тому счастья, а с его биологическим отцом оно стало недостижимым. Перед нашей первой встречей в ресторане он всю голову себе сломал, размышляя о том, какими же мы окажемся, что абсолютно бесполезно, ведь от его ожиданий ровно ничего не зависело. Хотя в отношении меня, они оказались занижены донельзя — он лишь написал, что хотел бы, чтоб я не был придурком.


О, в жизни есть более неприятные личности, чем придурки, Билли. Например, психопаты, читающие твой личный дневник в своих собственных целях. Осталось самое малое — узнать его мнение о себе и папе, а после положить блокнот на место. Я перевернул страницу и оказался в таком недалёком воскресеньи две недели назад от того момента. Билли очень подробно описал папу, естественно, упустив всё самое главное. До папиного перформанса мне было так же далеко как до Луны пешком. Уметь создавать такое первое впечатление — настоящий талант, который доступен только тем, кто хорошо понимает чужие эмоции. А у меня в последний год с этим туговато, ибо эмпатии ноль. Понять, что чувствуют окружающие, гораздо сложнее, когда сам ничего не чувствуешь.


Но мне нужно понять Билли. Благо, это не сложно, ведь у меня в руках был его дневник. Наконец в конце листа появилось мое имя — Мёрфи… Именно так, с тремя точками, а на следующей странице выяснилось, что это был конец записи за тот день. Хм-м-м, чтобы это значило? У него нет мыслей на мой счёт? Я настолько не понравился, что не захотел обо мне писать? Или настолько понравился?


Я снова вспомнил то воскресенье.


С первого брошенного взгляда на этого омегу стало понятно, что он отличается, но по началу я не сразу понял чем именно. Во внешности его были яркие специфические мазки, которые пришлись бы по вкусу далеко не всем, но в то же время выделяли его среди других омег. Натуральные платиновые волосы, широкое лицо, выпуклые малахитового цвета глаза и заметная лопоухость, которая только прибавляла очарования. Зря он пытался скрыть её под волосами.


Изъяснялся он вполне бодро, но зажато. Я же, подражая папе, решил проявить к нему интерес и открытость, сдобренные большой порцией тех самых, натренированных за этот год, улыбок в уголках глаз. Тогда Билли улыбнулся в ответ, подсел ближе, развернул корпус ко мне и стал рассказывать об устройстве новой школы, куда мне только предстоит пойти после Нового года. Слушать его было трудно, ибо стоило оказаться ближе, как сразу стало заметно — он идеален. В буквальном смысле. На здоровом розовом лице не было ни единого красного пятнышка, чёрной точки или расширенной поры, кожа не шелушилась от сухости, полные алые губы с ровным контуром без чешуек и трещин увлажнены сверкающим бальзамом. Прекрасные изящные руки с аккуратным маникюром он складывал перед собой на столе как первоклассник. Ещё на его теле совсем не было волос, даже намёка на щетину. Разве это возможно? Не знаю как он, а вот я мгновенно влюбился глазами. Билли не был самым красивым в мире омегой, но определённо — самым-самым ухоженным.


Единственное — укладка с чёлкой ему совсем не шла, ибо лицо делала квадратным. Волосы были жёсткие и явно вьющиеся, но Билли выпрямил их утюжком, чтоб спрятать уши, создавая настолько нереалистично-гладкую причёску, что аж руки заламывались от желания её взъерошить.


После ужина мы поехали погулять на побережье Малибу, куда мне с папой предстояло переехать, и уже по дороге омега добавился ко мне во всех соцсетях, дал свой номер телефона и пригласил поиграть в аэрохоккей на выходных.


Не похоже, чтобы я ему не понравился. Дальше в дневнике я ещё четырежды встречал своё имя, но оно каждый раз было зачёркнуто. Зато шесть раз упоминался этот придурочный парень омеги Рассел, с которым мне не повезло познакомиться позже.


Он оказался редкостным дебилом как для капитана команды по футболу. Фильмы вечно представляют таких персонажей не шибко умными, создавая некий образ-стереотип, который аж никак не соответствует реальности. Я сам не играл в футбол, но был им заинтересован, когда узнал о тайных кодах для обозначения связок и позиций на поле, а так же то, что футбол занесён в Книгу рекордов Гиннеса как спорт с наибольшим количеством правил. Разве подобное может поместиться в голову кому-то вроде Рассела? Не-а, мозгов у него маловато. Неудивительно, что футбольная команда моей новой школы плотно застряла в середине турнирной таблицы как жирный кот в кошачьей дверце.


И без подсказок дневника я прекрасно знал, что у отчима омега по струночке ходит и свои “особые дни” проводит дома, а Рассел приходит к нему в гости, и они сидят с открытой дверью. Что стало новостью, так это то, что Билли вовсе не стремился переходить на новый уровень отношений со своим парнем. Невинности омеги я вовсе не удивился, скорее тому, как же он умудрился её сохранить, встречаясь с Расселом. Хотя, если бы у меня вдруг появился шанс оказаться между ног чистенького, невинного и очаровательного Билли, я бы тоже сжал яйца в кулак и приготовился ждать столько, сколько потребуется.


Чуять его во время течки было странно. Вернее, напротив, абсолютно обычно. Странность заключалась в том, что отныне я обязан был делать вид, будто не замечаю его деликатного состояния. Мы ведь теперь семья! Вот только родственниками от этого не стали, так что мой хуй продолжал вежливо вставать в его присутствии, следуя заложенному природой этикету.


Вынырнув из воспоминаний четырёхмесячной давности, я отправился на первый этаж за кофе, уже на лестнице уловив запах свежеиспечённых вафель. Конечно, отчим и папа проснулись гораздо раньше, ведь им предстоит закинуть нас в школу по дороге на работу. Работу, где они собственно и встретились. Ой, да все знают эту историю: богатый замужний альфа трахает своего секретаря-омежку, обещая уйти от мужа и давая клятвы в вечной любви. Особенно наивные и романтичные на это велись, не понимая почему-то, что в рыбном отделе мясо не купишь. У замужнего альфы уже есть супруг, так нахер разводиться и менять одно на другое, если можно иметь обоих? Я тогда буквально без души ходил после аварии как Сэм Винчестер, поэтому словами гораздо грубее расписал всё папе, когда он наконец рассказал о своём новом бойфренде. Сейчас за тот эпизод хочется себе по морде дать, ведь папа сначала грустно кивал и потом плакал всю ночь, а на утро позвонил альфе, чтобы закончить бесперспективные отношения. С другой стороны, через пять дней Клинт приехал с документами подтверждающими развод и кольцом из белого золота с пятикаратным бриллиантом. Кому расскажи, не поверят. А именно так всё и было!


И вот херак — мы уже не живём в панельной квартирке, папа бросает подработки, я бросаю подработки, и мы переезжаем в ахуевший дом на побережье. Это только начало истории о Золушке, коим стал мой папа. Брендовые вещи, ювелирные украшения, хорошая еда, здоровый сон, а главное — счастье, сделали своё дело — папа расцвёл. У него исчезли круги под глазами, руки стали нежные, волосы пушились, а улыбка не сходила с лица. Глядя на него теперь, я мог по-настоящему радоваться, как у меня не получалось даже во время той королевской свадьбы, где я набухался как скотина, а Билли всячески старался меня отрезвить, спрятав от гостей. Я чуть притормозил возле гигантской кухни, декорированной в красном свете и оборудованной по последнему слову техники: суперсовременная плита, мощная вытяжка, бесшумная посудомойка, холодильник с экраном и потрясающая профессиональная кофемашина, купленная специально для папы. Он напевал и пританцовывал под радио возле дымящей вафельницы, а Клинт с улыбкой бросал на него взгляды, всё отвлекаясь от ноутбука перед собой.


— Доброе утро.

— Привет, Мёрфи.

— Доброе утро! — с белоснежной улыбкой кинозвезды поприветствовал меня папа и помахал деревянной лопаткой. — Будешь вафли, солнышко?


Внешностью я вообще ничем не напоминал своего отца-альфу, которого видел лишь на старой фотографии в альбоме, а вот папа выглядел омежьей версией меня. Всё те же русые волосы, впалые щеки с высокими скулами как у аристократов и два раухтопаза вместо радужки глаз. Подобное вычурное описание не я придумал, папа всегда так говорит.


— Буду, только кофе сварю.

— Я сам сделаю! Садись-садись, налетай, — ответил он и подвинул ко мне тарелку с вкусно пахнущими хорошо пропечёнными квадратами с шоколадом и бананом.


Отчим сидел рядом за круглым прозрачным столом, поглощая завтрак и попивая двойной эспрессо без сахара. Он кивнул мне и уставился обратно в ноутбук, где что-то набирал левой рукой. Клинт Томпсон с первого взгляда производил впечатление магната: массивные Роллексы на левом запястье, дорогой серый костюм в синюю полоску и галстуком в тон, иссиня-чёрные волосы приглажены гелем, а подбородок выпирает как у суперзлодея. Билли, как и я, полностью пошёл в папу-омегу, позаимствовав у отца только огромные малахитовые глаза.


— Как спалось? — спросил папа под звук кофемолки, откуда тут же пополз очешуительный аромат. — Какой-то ты уставший.


Думаю, надо пояснить, как же папа ни разу за три недели не слышал моих криков, хотя их спальня была у меня прямо за стенкой. Всё просто — между “детскими” спальнями и родительской стояла особая звукоизоляция, так что они могли у себя в комнате хоть дискотеку устраивать, а ни у меня, ни у Билли не будет ничего слышно. Само собой, что эти улучшения стены были сделаны вовсе не для тайных дискотек.


— Всё нормально, сам не знаю от чего эти синяки. Надо у Билли попросить патчи под глаза или что-то вроде. Он точно знает, что делать.

— Кстати, — услышав имя Билли, встрепенулся Клинт, — пожалуйста, сходи, подгони его, чтоб уже спускался завтракать. Нам нужно выехать пораньше, а то не успеем заехать домой перед командировкой. Пусть поторопится.


Кивнув, я глотнул кофе, который папа успел приготовить, использовав красную супернавороченную кофе-машину, которая не уступала технике в заведениях. Мы оба успели в своё время поработать баристами, так что теперь обеспечивали Томпсонов первоклассным свежайшим кофе. Теперь подобные подработки остались далеко в прошлом благодаря Клинту.


А уж подарок, который он сделал мне на Рождество… И я сейчас вовсе не о флагмане Самсунга говорю. Клинт постучался ко мне в комнату две недели назад. Он спросил о делах, настроении, предстоящему переводу в новую школу, а потом, больше не оттягивая коту яйца, перешёл к главному.


— Какие у тебя планы на будущее?

— Что ты имеешь в виду?

— После окончания школы. Я говорил с Тэйлором. Раньше об этом речи не шло, но сейчас всё поменялось — ты можешь пойти в колледж. Билли уже присматривается, хотя ему поступать через полтора года, так что… Расспроси его. Кажется, он много знает о колледжах Лос-Анжелеса, но стремится именно в тот, что в Малибу. Может, ты тоже не захочешь уезжать далеко от дома?


Он улыбнулся, похлопал по плечу, показывая, что разговор закончен и оставил меня в раздумьях. Сначала я, конечно, мысленно воскресил в памяти каждое сказанное отчимом слово. Что было важнее всего? Не само сообщение, не ожидание всеобъемлющей благодарности, а Билли. Всё в мире Клинта крутилось вокруг сыночка-омежки. Он вроде бы и сказал, вот тебе возможность, выбирай, что с ней делать! Но в то же время шепнул между строк, мол, вот ещё есть мечты Билли, и они должны быть исполнены, а тебе лучше в этом поучаствовать. Пф-ф-ф, это же мелочи жизни! Я не думал, что колледж в принципе мне светит, а тут вдруг приветственно распахнулось столько дверей, хоть сквозняк продавай. Важно ли, что они сто процентов одобрены именно в пределах Малибу? Да посрать, хоть на Северном полюсе. Если я буду за заботу о Билли получать такие плюшки, то до конца жизни буду его охранять. Тем более, это совсем не сложно, ведь он просто милашка.


Я резко распахнул дверь ванной, погруженный в свои мысли, но громкий визг быстро заставил прийти в себя. Омега покраснел до самой груди, а пальцы сжимали полотенце перед собой так сильно, что аж побелели. Он только принял душ и ещё не успел выпрямить волосы, так что я впервые видел эти мягкие волны над открытым лбом, отчего его лицо перестало казаться квадратным.


— Мёрфи, пожалуйста, выйди, — попросил омега, уставившись в пол, — я же не одет.

— Оставь волосы в покое, — ответил я, глядя в зеркало справа, где прекрасно было видно спину с выступающими позвонками и маленькую, но округлую задницу. — Тебе так идёт гораздо больше.

— Мёрфи…

— Обещай, что оставишь, и я уйду.

— Хорошо. Ладно. Я… Ты только…

— Уже ухожу.


Бросив последний взгляд в зеркало, я шагнул обратно в коридор и закрыл за собой дверь. О-о-ох! Посмотрев вниз, я обнаружил, что пижамные штаны натянулись в паху. Хотелось подрочить, выпустить пар по-быстрому, но вряд ли я смогу сейчас представить кого-то кроме влажного после душа Билли без полотенца, который вроде бы так близко и так далеко. Хотя, всего пару месяцев назад подобных мук выбора и не возникло бы. Эх, уже то, что я скучаю и сожалею о потере себя прежнего, говорит о том, что теперь я с каждым днём становлюсь всё меньше похож на себя прежнего. Я постучал, наученный недавним опытом.


— Эй, ты уже оделся? Могу зайти?

— Д-да, конечно!


Вообще я охерел жаловаться на общую ванную, ведь на самом деле места здесь было предостаточно для двоих: помещение размером с мою прошлую комнату в панельной квартирке выложено тёмно-серой плиткой, длинная синяя столешница с двумя раковинами и двумя овальными зеркалами над ними, а напротив чёрная ванна размером с лодку, настолько глубокая, что я вместе с Билли спокойно бы там поместился. Так, стоп, что-то я уже замечтался! Шагнув обратно за порог, я включил мощную вытяжку, чтоб не соблазняться сильным течным ароматом сводного брата.


Омега стоял перед своим зеркалом в зелёных брюках и белой рубашке с эмблемой школы на кармане, размазывая по лицу крем. Волосы остались в таком же беспорядке, будто он их бурей сушил, а не феном. Он потрогал торчащие кончики и, состроив жалобную моську, повернулся ко мне.


— Гнездо же на голове, — пожаловался он, будто теперь требовалось моё особое разрешение, чтобы переделать причёску.


Вздохнув, я взял его синюю расчёску и, осторожно придерживая чужую голову, провел щёткой по волосам налево от лица. Пара движений и гнездо превратилось в пышную волнистую укладку, а ушки оказались полностью открыты, как и лоб. Его лицо вправду перестало быть квадратным, как и представлялось, но Билли больше волновали уши, которые теперь едва прикрывались волосами.


— В Южной Корее, Китае и Японии, — начал перечислять я, убирая пряди назад, и слегка коснулся мочек, поймав его взгляд в отражении, — очень популярна операция на ушах, чтобы сделать их более заметными. Люди платят большие деньги, чтобы добиться того, что дано тебе природой.

— Я выгляжу глупо.

— Ты выглядишь мило, — отрезал я, сжав ладони на его худых плечах. — Можно потратить много времени, чтобы стать кем-то другим, и не преуспеть, потому что ты не сможешь стать никем, кроме самого себя. Не трать время.

— Ты говоришь как взрослый.

— Взрослых не существует, — ответил я и улыбнулся, не забыв сощурить глаза, чтобы выглядеть дружелюбнее. — Помоги мне с галстуком, я не умею их завязывать.

— О, а ты не пойдешь в душ?

— Я был там до тебя, когда вернулся с пробежки.

— Ты и побегать успел? Но я же тебя разбудил.

— Я не собирался спать, просто прилёг отдохнуть, — ответил я, шагнув обратно в комнату.


Совру, если скажу, что бегаю очень часто и вообще ахуеть какой спортсмен, но обстановка здесь располагает. После стольких лет постоянного напряга и настоящей беготни между учёбой, работой и домом здесь я откровенно скучал. Жизнь стала до ужаса медленной, и привыкнуть к новому темпу пока не получилось.


Знаменитая эйфория бегуна мне оказалась доступна в отличие от ребят, которые только ныли, да лёгкие откашливали после кросса. А побегать здесь было где — вышел на побережье и беги себе, антилопа гну, дыши морским воздухом, наслаждайся потрясающим видом и жизнью в целом. Так что да, обстановка располагает.


Скинув пижамные штаны, я быстро натянул такие же зелёные брюки, белую рубашку и накинул на шею галстук в бело-изумрудную полоску. Для такого тёплого пиджака с плотной подкладкой на улице было в самый раз, не придётся даже куртку надевать сверху.


— А ты каждый день бегаешь? — спросил Билли, когда, подняв мой воротник, стал крутить узел.

— Нет, просто проснулся по старому графику. До моей старой школы добираться больше часа.


Старшая школа Вест Адамс — настоящий рай, если ты начинающий преступник. Там никому до тебя нет дела, учителя тратят больше времени на заполнении бумажек и борьбой с отсутствием дисциплины на своём уроке, чем собственно обучением. В последний год мне было на всё плевать, так что я весьма прохладно отнёсся к предложению перевестись в школу для богатых в Малибу, тем более многие на старом месте меня очень жалели после аварии и бывало оценки ставили за так. Но в декабре, прямо перед Рождеством, две банды что-то не поделили и начали перестрелку прямо в школе. Никто не умер, но были пострадавшие, в том числе и среди тех, кто в потасовке собственно не участвовал. И тогда папа завёлся. Верещал как резанный, как не хочет, чтобы меня убили. Он и так чуть не потерял меня в аварии в отличие от… Того, кому повезло меньше. Короче, единогласно, хотя мой голос не учитывался, меня перевели в школу в Малибу, когда оставалось доучиться всего один несчастный семестр.


— Оу, а здесь совсем рядом, — вклинился в мои мысли Билли. — Папа подбросит нас. Тебе понравится наша школа! Там строго с дисциплиной, но многие преподаватели имеют профессорскую степень.


Школа для богатых. Я очень примерно представлял, что же меня там ждёт. Но это абсолютно не важно. До конца моего обучения осталось четыре месяца, а я зарёкся вкладываться в отношения, которые продлятся не больше полугода. Столько мороки ради нихуя! Стоит поберечь силы на колледж, который мне теперь более чем светит.


— Вот, готово, — сказал омега, светясь довольством, и поправил воротник, а потом отошёл в сторону, чтобы я полюбовался на результат в зеркало.

— Да я просто красавчик!


Билли с улыбкой пихнул меня в плечо и отправился вниз на завтрак. Чёрт, я так и не сделал для него кофе!


========== Часть 2 ==========


Мы заехали на мост, и я смотрел на сверкающую водную гладь, будто усыпанную миллиардом бриллиантов, которая так быстро проносилась мимо. Белоснежная Мазератти приятно урчит мощнейшим мотором машины премиум-класса, а весёлая музыка, льющаяся из стереосистемы, как нельзя кстати подходит настроению, но папа вдруг прикрутил звук и откашлялся, будто ему неожиданно ком встал в горле. Я мгновенно напрягся. Он всегда так делал, когда предстояло сообщить что-то неприятное.


— Я тут говорил с мистером… Господи, всё время забываю его фамилию! Так уж получилось, столкнулись в торговом центре. Скоро День рождения Ламара… Мёрфи, что ты творишь?!


А я распахнул дверь на скорости пятьдесят километров в час. Билли аж побледнел от страха, когда я ему улыбнулся и отстегнул ремень безопасности. Он явно увидел это в моих глазах — готовность выйти из машины прямо на ходу, поэтому забарабанил по спинке водительского сиденья:


— П-папа, папа, тормози!


За спиной тут же раздались гудки, а я, подхватив рюкзак, оказался посреди дороги. Улыбка примерзла к лицу, а пальцы еле сгибались, чтобы показать фак в лобовуху всем нетерпеливым водителям. Гудки я перестал слышать — уши заложило. Боже, пиздец, пожалуйста, только не сейчас! Но сердце только больше колотилось, пробивая дыру в груди, судя по ощущениям. Я услышал чмоканье губ над ухом, когда перебирался через забор на тротуар, а потом ветер принес запах клубничного бальзама для губ, и меня затошнило, так что я перегнулся через перила моста и сплюнул вязкую слюну. До воды было где-то этажа три. Если прыгнуть вниз головой, настолько быстро всё закончится?


Я ничего не чувствую.


Лжец. Лжец. Лжец.


Я быстро двинулся дальше, стараясь не обращать внимания на волны жара, заставляющие потеть как свинья. Со свистом выдохнув, я уже успел попрощаться с завтраком и смириться, что расстанусь с ним в самое ближайшее время, когда холодные ладошки сомкнулись вокруг левого бицепса. Ощущение оказалось такое, будто на мне якорь повис, заземлив до предела. То, что нужно! Я даже не помню, как повернулся, обхватил Билли за талию и прижал к себе. Этот сильный омежий запах вытеснил все остальные: несуществующий, океана и загазованности от машин. Медленно, но верно организм переключался на возбуждение, а я ему не мешал, будто так и надо. Вряд ли Билли, который нежно тёрся о моё плечо щекой, стоя на носочках, представлял, что я сейчас мечтаю его трахнуть, причём совершенно специально нагоняя похоти.


Ну давай уже, перерубайся!


Наконец сердце затихло, а тело окончательно переключилось в режим размножения, и только тогда я выпустил омегу из своих загребущих рук. Его светлые бровки стояли домиком, а выпуклые глаза смотрели обеспокоенно. С этой укладкой он и правда выглядел ещё привлекательнее. Мне захотелось закатить глаза и зарычать. Да, давай, сводного брата ещё закадри и выеби! Тебе же мало проблем!


Злость и гнев я уже очень хорошо чувствовал. Разблокировал, блять!


Стараясь теперь отвлечься от омеги, я оглянулся по сторонам. Машины продолжали ехать бесконечным потоком, и белая Мазератти уже наверняка съехала с моста. Ну, конечно, им пришлось поехать дальше. Здесь вообще нельзя останавливаться. Поэтому папа мне без конца названивал. Я игнорировал вибрацию в заднем кармане, но малой вытащил свой телефон и принял вызов, махнув рукой, мол, иди вперёд.


Ну я и пошел. На самом деле погодка стояла отличная — в самый раз для прогулки: океан сверкает аж до самого горизонта, свежий ветер обдувает разгорячённое тело, высушивая пот, а солнце греет кажется не только кожу, а и саму душу. Ни намека на чуть было не разыгравшуюся бурю.


Я ничего не чувствую.


Правда.


Спокоен как океан сейчас.


Билли схватил мою ладонь и стал весело раскачивать руку, подпрыгивая рядом на каждом шаге. Я не мешал ему, но и не поддерживал.


— Родители ждут где-то за углом?

— Не-а, я убедил их уехать.

— Умница, — от души похвалил я и сжал пальцы вокруг его лапки.

— Да ну тебя, ты и с моста сиганешь, лишь бы не говорить о том, о чём не хочешь.

— Спасибо.

— Упрямство — это не комплимент.

— С каких пор?


Я до самого конца моста позволил себе держать омегу за руку. Странно? Мне плевать.

***

Первый школьный день превратился для меня в сплошное разноцветное пятно. Честно сказать, я ожидал большего. В фильмах такое событие как главный герой новичок, который вдруг перевёлся посреди учебного года, кажется ни для кого не проходит незамеченным. Лучший друг на все года вырастает из-под земли, стоит только пару шагов пройти по школьному коридору, стервы всех мастей тут же начинают тебя ненавидеть и строить козни, хулиганы мечтают избить, а посреди всего этого потрясающий и ужасный Я. Ну, как-то так.


На самом деле ничего подобного не случилось. Билли в конечном счёте привёл меня к светло-бежевому четырёхэтажному зданию в греческом стиле, которое изо всех сил старалось косить под древность, хотя было видно, что здесь и там краска ещё не обсохла. Не в буквальном смысле. Над входом ветер играл с изумрудным флагом школы, чьё название я не потрудился прочесть на золотой табличке перед воротами. Вместо этого уставился на белоснежную статую, которую предстояло обойти по дуге, чтобы попасть в главный корпус. Это оказалась Афина в своём самом частом изображении: греческое платьице без рукавов, тиара на голове, богиня Ника в правой руке и копьё в левой. Что ж, она богиня мудрости, это понятно, но какое отношение она имеет к академии для богатых в Малибу? Даже Билли не смог ответить на этот вопрос.


Но он водил меня к секретарю, в столовую и по классам как заботливый папа-омежка. Это омрачалось одним единственным фактом — Рассел. Естественно, этот неуклюжий громила с кривыми зубами и чёрной щёткой вместо волос таскался везде за своим парнем, и всё время тянул к нему свои грабли. На это было неприятно смотреть — точь-в-точь Кинг Конг с омежкой в руках прямиком из всем известного фильма. Ну это же уже не моё дело, но заставило задуматься о собственных потребностях, упорно игнорируемых весь последний месяц. Хоть я и зарёкся заводить здесь отношения, но гон-то никуда не делся. Мне всё ещё нужен омега. Как же это, блять, трудно! Казалось бы, что может быть проще? Я всегда был хорошим поваром, если речь шла о том, как получше себя подать. Блюдо из внешних данных, щепотка лести, парочка фальшивых обещаний, огонь предстоящего гона и вуаля, омеги мечтали оказаться со мной в одной постели.


Как только сняли гипс после аварии я, недолго думая, оказался там со своим одноклассником по старой школе. Тогда с бронёй это было просто, а сейчас…


Я ничего не чувствую.


Лжец. Лжец. Лжец.


По коже будто пробежал миллион маленьких насекомых, а вновь обретённое чувство вины не позволяло спокойно смотреть на фото в Инстаграме омеги, с которым познакомился на уроке истории.


Покачав головой, я продолжил листать фото Дирка, пытаясь убедить себя, что он очень привлекателен. Но не знает о существовании геля для умывания. И не обтягивающих шмоток. И того, где находится Греция, ибо не смог показать её на карте. Ну блять, серьёзно? Перед школой же ебаная Афина Парфенос стоит!


“Господи, в контексте секса и вязки это не имеет значения!” — кричал я себе же в ответ, рассматривая свой лучший вариант на экране мобильного.


Лучший вариант. Уже был омега, про которого я так думал.


Я сидел на молочно-белом диване в гостиной в своём новом доме и был в полной безопасности. По идее. На самом деле я теперь нигде не чувствовал себя в безопасности, зная, что флэшбэки могут накрыть в любой момент, превратив меня в трясущееся плачущее ничтожество. Я ненавидел это так же сильно, как и стыдился. С трудом уняв дрожь в искалеченных руках, у меня получилось отогнать образы каштанового облачка волос и аромат клубничного бальзама для губ.


Я люблю папу, но сейчас хотел бы его придушить.


— Что делаешь? — раздался над ухом голос Билли, и он попытался заглянуть в экран моего флагманского Самсунга, но я прижал его к груди, пряча.

— Всё тебе скажи.

— У тебя от меня тайна? Ты там омегу рассматриваешь? Я могу помочь! — тут же затараторил малой, с ногами запрыгнув на диван. — Я всех-всех в школе знаю! Так, кто тебе нравится?

— Нравится — громкое слово.

— Всегда ты так, не хочешь говорить о своих чувствах.


Потому что у меня их долгое время вообще не было. И мне это очень нравилось.


— Чурбан.

— Нет, я думаю, ты просто боишься, — ответил Билли, заглянув в лицо.

— И чего же? — не стал спорить я.

— Влюбиться по-настоящему.

— Я не собираюсь это делать в ближайшее время.


В ответ омега лишь хмыкнул.


— Чувства не спрашивают разрешения, чтобы прийти.


Сердце пропустило удар, когда Билли чуть подался вперёд, обдавая своим естественным запахом и ароматом цветочного шампуня. Я не дал себе времени порефлексировать на эту тему, а рванулся вперёд, укладывая на лопатки омегу, что тут же завопил и забился в моих руках, зная о последующих действиях, и я не разочаровал. Словно играя на арфе, я быстро пробежался по чужим рёбрам, а Билли издал смешной хрюкающий звук.


— А-а-а, перестань! — взмолился он, но я крепко держал его ноги, зажав между коленями, не давая и шанса выбраться, продолжая щекотать.

— Чувства не спрашивают разрешения, чтобы прийти, — ответил я и забрался пальцами в подмышки, так что Билли сначала завыл, а после захохотал срывающимся голосом, метаясь как уж на сковородке.


class="book">Он смеялся так искренне и звонко, что мне захотелось не останавливаться никогда, но вошедшие в зал отчим и папа не оставили выбора.


— Бог ты мой, что за крики? — спросил отчим.


Пришлось выпустить омегу из крепкой хватки, и тот мгновенно вскочил на ноги, а после пальчиком обвинительно указал в мою сторону.


— Он меня щекочет!

— Я просто хотел, чтобы ты больше смеялся, — разведя руками ответил я, с удивлением отмечая, что улыбка на губах вовсе не натянута. Мне было весело. По-настоящему.

— Неправда, он просто не хотел показывать мне омегу, который ему нравится.

— Ой, на, смотри сколько хочешь!


Я разблокировал телефон и отдал ему в руки, а после повернулся к родителям.


— Вы уже едете? Не рано?

— Не хотим попасть в пробку, — отозвался папа, держась за локоть супруга, и так стрельнул глазами в мою сторону, что следующие слова прозвучали как угроза. — Как только я вернусь, мы поговорим.

— Будьте умницами! — вклинился отчим, сжимая ручку чемодана и покачивая его из стороны в сторону. — Мы вернёмся завтра вечером, а до этого времени, чтобы здесь не случилось, дом должен остаться на месте. И, пожалуйста, не палитесь перед нами своими подростковыми делами, а то нам всем будет неловко.


Клинт мне нравится. Он никогда не относился ко мне как к ребенку, ничего не навязывал и в принципе даже не пытался заниматься моим воспитанием. Честно признаться — заниматься было нечем. Я не создаю проблем, веду себя хорошо и дружу с его сыном. Чего ещё желать отчиму?


Я забрал телефон из тонких рук, глянув на омегу лишь мельком, но тут же заметил неладное. Уголки губ опущены, а смотреть он стал исподлобья, опустив голову.


— Что такое?


Клинт поставил чемодан на пол, будто резко расхотел ехать в свою командировку, и нахмурил брови, готовый разобраться с любой проблемой. Папа быстро мимикрировал, ставя свою сумку рядом, прям, говоря, да, любимый, мы не уедем, пока не решим все затруднения твоего сына. Билли смутился от такого внимания и, не особенно правдоподобно приложив руку ко лбу, проблеял:


— У меня что-то разболелась голова. Я лягу спать пораньше. Вам уже нужно выходить, а то вдруг попадете в пробку. Хорошей дороги!


Он обнял сначала своего папу, потом моего, и, не отрывая ладони от головы, мелкими шажками поторопился наверх. Клинт проводил его обеспокоенным взглядом, в то время как папа незаметно подавил неуместную зевоту от усталости и вновь принял полагающийся участливый вид. Моя очередь играть.


— Я с ним поговорю. Какао сделаю и дам ибупрофен, всё будет в порядке.

— Хорошо, — выдохнул альфа и, подхватив чемодан, протянул мне руку, — остаёшься за старшего. Если что — звони.

— Вас же меньше суток не будет. Что может случиться?


Тогда я ещё не знал, что всё пойдёт по пизде раньше, чем они сядут в самолёт.

***

Вопреки своему заявлению, омега пошёл не в комнату, а заперся в ванной. Ну ладно, это давало мне время сделать какао для него, капучино для себя и на скорую руку слепить пару сэндвичей с копчёной курицей. Билли, как всегда, долго проторчал в душе, так что когда шум фена прекратился, я дал ему ещё десять минут на переодеться и потупить перед тем, как с двумя кружками и тарелкой коленом постучаться в чужую комнату.


— Да! — раздался ответ, и я толкнул дверь ногой.


Билли сидел на кровати, разглаживая покрывало, а из-под подушки в форме сердца торчал уголок блестящего дневничка. Давно я его не видел! Может, зря, потому что никак не мог объяснить себе произошедшие в омеге изменения. Он ерзал на месте и явно нервничал, но старался казаться спокойным, а ещё сдувал с лица длинные пряди абсолютно ровных волос. Он вернул старую укладку, снова превратив лицо в квадрат, вот только привыкнуть обратно к челке не мог так же быстро.


— Я сделал какао и сэндвичи, будешь?


Он выдохнул как-то горестно и, зажмурившись, покачал головой.


— Нет, я скоро ухожу.

— Да ладно тебе, хоть какао выпей, — протянул я, шагнув через порог, хотя меня не приглашали. — Ты же знаешь, что я идеален в приготовлении какао, как ты любишь. Даже зефирки добавил.


Примостив кружку на тумбу, я устроился на кровати, грея пальцы о свой капучино, а тарелку поставил рядом на покрывало. Билли грустно смотрел в кружку, будто она лично его чем-то расстроила, но даже не притронулся к ней, хотя ненавидел пить остывшее. Я выхватил из-под подушки отблеск ртутного блокнота и едва удержался от того, чтобы не подмигнуть в ответ. Ну держись, бля! Всё тайное станет явным, как только омега уйдет по своим делам. Я слишком расслабился, не стоило выпускать его из поля зрения, ибо это легко может обернуться боком. Совсем недавно повторял, что Билли как открытая книга, но вот сейчас понятия не имею, о чём он думает.


— Я не понимаю, — признался я, на это раз выбрав открытую тактику, — только что всё было нормально, а тут вдруг ты…

— Всё и сейчас нормально.

— Неправда, ты врёшь. Я вижу. Билли, я — твой друг, мне обо всём можно рассказать, ты же знаешь.

— Мёрфи.

— Да?

— Обнимешь меня?


Фу-у-ух. На самом деле, я не хотел его обнимать. Вернее, даже очень хотел, учитывая течку и эти идеальные пухлые губки под блестящим бальзамом, но этим дело бы не ограничилось. Он слишком притягателен. Не уверен, что смогу сдержаться, я и так почти не дышу. Я взял его руку в свою и впервые в жизни не нашёл нужных слов. Кожа на тыльной стороне ладони такая нежная, казалось, проведи ногтем и сразу хлынет кровь. Сложив наши руки будто в молитвенном жесте, его холодные хрупкие кисти до самых запястий утонули в моих ладонях. Я поднял голову и только сейчас понял насколько близко оказался. Глубокие малахитовые глаза смотрели так пристально, открытые во всю ширь, что я подумал, будто могу упасть в эту трясину, если не сделаю, что-нибудь, чтобы зацепиться за твердую землю. Кашлянув, я поспешно отодвинулся, а Билли тут же спрыгнул с постели.


— Мне уже пора.

— Куда ты?

— Погулять, — ответил омега и направился на выход, забыв спрятать дневник обратно под матрас.


Я поспешил следом вниз по лестнице.


— Куда? Когда вернёшься?

— Я не должен перед тобой отчитываться, — непривычно грубо отрезал Билли, влезая в небесно-синие кеды. — Если мой папа будет звонить, скажи, что я сплю. Пока-пока.


Омега накинул тёмно-серую куртку и был таков.


Я запер за ним дверь, надеясь, что он не забыл ключи, и допил капучино одним глотком. Сразу же зачастило сердце и захотелось ещё, но мне уже точно хватит, а то ночью не засну. Можно было бы посидеть, задумавшись над поведением Билли и изменениями в его настроении, но не хотелось тратить на это столько времени. Особенно, если все ответы ждут меня под подушкой в форме сердца. Это тоже было примечательно — рассеянность вовсе не в духе Билли. Как он мог забыть спрятать дневник?


Я уселся на пол в комнате омеги, чтобы не мять покрывало, а потом вытащил блестящий блокнот из-под подушки. В принципе я не собирался читать записи за все четыре месяца. Ну, можно пролистать, конечно… Нет, вдруг Билли за жвачкой вышел? Тогда до самого главного не доберусь. Ладно, пусть будут последние несколько недель.


Сразу обозначу, что ожидал увидеть своё имя. Твой сводный брат орёт по ночам и иногда ведёт себя неадекватно. Вполне заслуживает записи и обдумывания, но к увиденному я оказался совсем не готов. Быстро пролистав дневник до самого конца, я по меньшей мере сотню раз встретил своё имя, а его было очень просто заметить — каждый раз омега заключал его в сердечко.


Билли в меня влюблён.


Задушив неуместное чувство радости, я захлопнул блокнот и уже было собрался положить его на место, когда вспомнил, что вообще не за этим его читал. Сразу открыв последнюю страницу, я пробежался глазами по записи за этот день. Ну вот, народная мудрость гласит — никогда не говори, что не может стать ещё хуже, ибо нет того, что закону Мёрфи не под силу. Я постарался отстраниться и воспринимать это как бы со стороны. По сути, Билли делал то же самое, что и я, — пытался не заводить запретных отношений со своим сводным братом. Но разве можно устоять перед моими грустными карими глазами, глубоким голосом и аурой, что так отличала меня от остальных альф. Это не я так о себе говорю, а омега слово в слово написал подобное в дневнике. Он старался держаться на расстоянии, но когда начались кошмары, то не смог остаться в стороне. Билли воображал как приятно было бы обо мне заботиться, если бы мы встречались. Он хотел спать рядом, гладить мои волосы и обнимать, чтобы плохие сны не могли меня беспокоить. Всё это было так мило и так неправильно, поэтому он держал чувства в себе, выплескивая их только на бумагу.


Что же может быть хуже, чем испытывать взаимную, но запретную симпатию? Сейчас объясню.


Билли встречается с Расселом, альфой, который уже давно хочет порезвиться на лужайке, где ещё никто не резвился. Вот только омега не горел желанием, находя тысяча и одно оправдание, а сегодня его папа уехал, и я, за четыре месяца ни разу не проявивший симпатию к кому бы то ни было, признаюсь, что мне нравится Дирк. Хотя, вообще-то ничего подобного я не говорил, но омега позволил себе интерпретировать информацию по-своему. И поэтому, несмотря на то, что причинно-следственная здесь отсутствует, решился на близость. Мол, пора уже, встречаемся долго, нечего за девственность держаться да и альфа, который нравится, хочет с другим закрутить. Короче, если решение уже принято, то любые аргументы сгодятся для подкрепления.


Сунув дневник на место — под матрас, я бегом покинул комнату омеги, на ходу делая дыхательные упражнения, чтобы успокоиться. Вернее, чтобы не начать нервничать. Только разбуди хоть одно чувство и от него уже не отделаться.


Ну как он только мог решиться подарить свой цветочек, так сказать, кому-то вроде Рассела? Как вообще начал с ним встречаться? Иногда видишь омегу на улице: сверкающие глаза, белая с иголочки одежда, волосы на ветру развеваются, а рядом идёт прямо натуральное чмо в тренниках, за руку его дёргает и кричит ещё что-то недовольно. Омега же в ответ смущается, вжимает голову в плечи и кивает, со всем соглашаясь.


Когда я был помладше, то не понимал, почему омега не зарядит ему промеж глаз и не уйдет с гордо поднятой головой, но я вырос и тогда только допёр. Там, где меня учили проявлять инициативу, омег учат сидеть тихо. Там, где я должен влезть в драку и отстоять свою честь, омега должен стерпеть. Он — хранитель семейного очага и отец в первую очередь, который должен быть примером. Ага, примером как быть удобным для всех и каждого. Только внушив юным омежкам, что, не имея альфы, они — ноль без палочки, и обрушив их самооценку до уровня плинтуса, можно обеспечить таких как Рассел парой.


А что касается ожиданий, то это вообще анекдот. К омеге список требований длиннее, чем при приеме на работу, а к альфе только длинный список оправданий. Не жди, что альфа будет подтянутый и модельной внешности, любить можно не за это. Не ищи только состоятельного, не будь меркантильным. Ну и что, что он небольшого ума, зато хозяйственный, вот полку прибил как ровно. Занижаешь уровень требований у половины населения и вуаля, демографический кризис стране никогда не грозит. Когда я это понял, то первой мыслью было что-то вроде — эй, а как этого никто ещё не заметил? Да заметили и уже давно. Вот только даже длиною в день, самой распрекрасной, очень понятной и развёрнутой лекции не хватит, чтобы вытащить всё то дерьмо из головы, которое вливали туда годами.


У Расселов всегда будут зайчики Билли.


Но конкретно сейчас именно я, хоть и косвенно, толкнул омегу в кривые руки футболиста, ведь он хотел избавиться от чувства, которое я не заметил. Я настолько часто повторял себе, что мягкий и дружелюбный Билли без двойного дна так мне понятен, что буквально ослеп в его отношении. Надо было прочесть его дневник давным-давно, не расслабляться, а теперь оказывается, что я опоздал на пару часов. А опоздал ли?


Билли у меня на быстром наборе после папы. Он обычно берёт трубку на третий гудок и всегда называет по имени. Мёрфи. Из его уст моё имя было таким непорочным, прям по-ангельски. Но в этот раз омега не отвечал. А что бы я ему сказал? Что прочёл его дневник? Что Рассел его не заслуживает? Что Дирк мне совсем не нравится?


Глупость.


Я пальцами прижал яремную вену и поднял руку с часами, чтобы проверить, не показалось ли, но всё верно — семьдесят шесть. Зачастило. По-настоящему зачастило. Я бы испугался даже, но страх не помогает, в отличие от дыхательных упражнений и глотка холодной воды.


Я полчаса ходил по дому, не в силах присесть, но в итоге заставил себя усадить жопу на кухонный стул и запустил ПАБГ, хотя играть сейчас не хотелось. Но мне просто необходимо было отвлечься! И жанр королевская битва, где ты должен собрать ресурсы, всех убить и остаться один, вполне подходит. Прошёл ровно час, когда хлопнула входная дверь, и я подскочил на месте от неожиданности, мигом сворачивая игру.


Уже вернулся? Ну, учитывая габариты Рассела, о выносливости речь не шла, так что Билли хоть отмучился быстро. Так, надо вести себя обычно, ведь по идее я совсем-совсем ничего не знаю об их сегодняшних занятиях, прости господи. Я открыл холодильник и вытащил Маунтин Дью, выглянув из-за дверцы холодильника. Билли раскидал свои кеды по прихожей и стоял спиной, сражаясь с молнией на куртке, а после громко высморкался в салфетку. Я сначала решил, что у малого аллергия, но после пары очень громких всхлипов и того, что омега буквально с воем повис на своей куртке на вешалке, стало понятно — он рыдает и явно не из-за мелочи. Внутри у меня всё похолодело и клянусь, что одно мгновение я не мог даже с места сдвинуться, ведь ноги будто примерзли к полу, но это прошло.


— Эй, Билли, ты чего там? — окликнул я его, направляясь в сторону коридора, оставив не открытую зелёную банку на столе, как вдруг малой вскинулся как испуганный зайка и рванул вверх по лестнице. — Стой!


Даже с форой, что дало промедление, я почти смог догнать его, но омега успел захлопнуть дверь ванной перед носом, чуть не прищемив мне руку. Тут же послышались щелчки, запирающие оставшиеся две двери. Болван! Надо было сразу бежать к другой двери, мог бы успеть.


— Алло, Билли, что случилось?

— Ничего! — прорыдал он, захлебываясь всхлипами, а после включил воду.

— Открой дверь, — как можно спокойнее попросил я, тарабаня кулаком по дереву. — Эй, ты слышишь?


Но малой уже не отвечал, только подвывая как раненое животное, и от этих звуков мурашки бежали по коже. Кто любит, когда омега плачет, ещё и с таким надрывом? Тем более зайчик Билли. Я стучал ещё и дёргал ручку, но без толку. Омега горько плакал с другой стороны и ни на что не отвечал, но я уже знал, что произошло. Руки сжались в кулаки и отказывались разжиматься.


Рассел. Ебаный напористый танк. Я уже видел, как он пыхтит, стараясь залезть Билли в трусы. Может, омега испугался или просто передумал в последний момент, но альфа ведь уже был в шаге от желаемого. Такой как Рассел не стал бы отступать, когда настолько близок. Для массивного игрока в футбол схватить и хорошенько прижать, чтоб не рыпался, маленького омегу не составит труда. Ярость поднималась во мне как цунами, готовое смести целый город на своём пути. Я бы отправился к Расселу прямо сейчас, снарядившись бейсбольной битой, но не мог оставить Билли. Кровь бурлила в венах, и я быстро придумал как перенаправить эту энергию. Совсем не хотелось пугать омегу, но мягкая тактика сейчас с ним не работает. Нужен другой подход. Поэтому я со всей дури впечатался коленом в дверь так, что она аж затряслась на петлях.


— Ты забываешь из какого я района, Билли. Я вышибу эту дверку к хуям, если ты не откроешь! Отцу сам будешь объяснять, почему мне пришлось это сделать. А может позвонить ему прямо сейчас?


Для убедительности я снова ударил ногой, а Билли наконец закопошился.


— Не надо! Пожалуйста! Я сейчас! — нервно согласился он и щёлкнул замком.


Господи, выглядел он жутко: лицо красное и опухшее как воздушный шарик, белки огромных глаз испещрили лопнувшие сосуды, а обкусанная нижняя губа дрожала. Честно, сердце сжалось, и омегу захотелось обнять, прижать к себе, но я бы не рискнул — пахло от него просто божественно. Застыв на месте, я дышал ртом.


Я ничего…


Я…


Я схожу с ума.


Я больше не смогу использовать свою мантру, ибо чувства затопили до самых краёв, и это было ужасно. Я хотел, чтобы это закончилось. Это кошмар, жуткая встряска. У меня всё прекрасно, всё замечательно, и ноль причин так себя чувствовать, но я видел заплаканное лицо Билли и дышать становилось трудно. Я едва осознавал, что делаю, когда шагнул вперёд и стал стирать слёзы с его покрасневших щёк и просить, шепча:


— Пожалуйста, прекрати… Билли… Я не могу так. Это слишком тяжело.


В груди жутко болело, тянуло и разрывало, будто сердце вооружилось ножом и пыталось прорезать себе путь наружу. Я сжал холодные пальцы омеги меж ладоней, мечтая согреть. Мечтая, чтобы его перестало трясти. И меня тоже. Я смотрел на тонкие руки Билли с открытыми беззащитными запястьями. Только сейчас стало заметно, что он не в своей футболке, а джинсы чуть спозли на бёдра без ремня. Сразу видно — одевался в спешке. Новая волна гнева накрыла с головой, но я заставил себя не скрипеть зубами. Злость немного привела меня в чувство, и порядок действий сложился в голове.


— Стой здесь, даже с места не двигайся, — приказал я, погрозив омеге пальцем, — и дверь не закрывай, а то выбью как обещал без дополнительных предупреждений. Вернусь через тридцать секунд. Жди.


Вылетев из ванной, я промчался по коридору и распахнул дверь в родительскую спальню. Здесь было темно из-за плотных коричневых штор, ведь и папа, и отчим любили поспать подольше, а не вставать вместе с солнцем. Кровать кинг-сайз с бордовым балдахином вместе с резными итальянскими тумбами и сундуком в изножье, в самом деле создавали впечатление, что вошёл в спальню монарха, но меня интересовала одна из дверей, что по обе стороны королевского лежбища. Ванная у родителей гораздо больше нашей, ещё там есть отдельная душевая кабинка и джакузи, однако сейчас мне нужен был неприметный шкафчик за зеркалом над раковиной — аптечка. Я открыл его и изучал найденные лекарства в одинаковых оранжевых баночках с белой крышкой, пока не нашёл нужное. Вытрусив на руку горсть круглых небесно-голубых таблеток, я взял оттуда всего одну и уже по пути обратно разделил её на две части.


Билли меня послушался и остался стоять на месте, глотая слёзы и обнимая себя дрожащими руками. Ничего, зайчонок, сейчас полегчает. Я набрал воды в стакан для полоскания и, закинув половинку таблетки в рот, запил её.


— Выпей это, — сказал я, протягивая омеге стакан.

— Что это? — спросил он, но не сопротивлялся, когда я надавил ему на подбородок и закинул полтаблетки в рот, а запил её водой.

— Валиум. Тебе надо успокоиться, и мне тоже, а пока можешь рассказать, что случилось.


Билли мгновенно закрылся и, опустив голову, постарался отступить назад, но хрена с два я это позволю! Вцепившись в худые плечи, я потряс его, вынудил поднять голову и зацепил взглядом. Никакого выбора. Ноль.


— Ты расскажешь. Что произошло?


На самом деле я бы хотел залить себе в уши воск, чтобы не слышать ответ, но реальность от этого не изменится. Я должен это услышать. Должен быть рядом, как он был со мной, когда я в нём нуждался, даже не признаваясь в этом. Билли всхлипнул, вдохнув глубоко, и я не торопил его, видя, что он готов начать.


— Мы с… Расселом должны были сегодня… Понимаешь…

— Понимаю, — перебил я, чтобы чуть ускорить процесс и не заставлять много говорить об этом, — дальше.

— Всё было… Ужасно. Я переживал, не мог расслабиться перед… Но Рассел сказал, что уже пора начинать, и тогда…


Омега замолчал и зажмурился, а кожа пошла мурашками, и он вжал голову в плечи. Я успокаивающе потёр его руки, где кожа стала гусиной, и шёпотом спросил, чтоб не спугнуть:


— Тогда что?

— Он попытался… вставить. Ничего не получалось. Мне стало больно, но он сказал, что я должен потерпеть. Я правда старался, очень, а он так сильно давил там внизу, что я… Я уже не мог терпеть! — вдруг закричал он, а из глаз снова брызнули слёзы, и Билли вцепился в мою футболку. — Неужели должно быть так больно? Очень больно! Я сказал “стоп”. Сказал “хватит”, но…

— Он не послушал.


Омега снова зажмурился и помотал головой, а пальцы, сжимающие ворот моей футболки, побелели.


— Он так навалился, я думал, что не справлюсь с ним, но… Собрался с силами и ударил его. В кадык, как папа учил. Он упал на пол, а я убежал.

— Так он не…

— Нет.


В этот момент гора свалилась у меня с плеч. Я вспомнил как дышать и, крепко прижав к себе омегу, полной грудью вдохнул его запах, который так будоражил, но сейчас даже успокаивал. Я гладил его по спине, пока он всхлипывал, пропитывая солью ткань футболки на груди, а потом отстранился и взял его лицо в ладони, как особо хрупкую вазу, глядя прямо в малахитовые глаза.


— Ты должен сосредоточиться. Не дать этому событию повлиять на всю твою жизнь. Вспоминая о нём, думай только об этом, — твердо говорил я, сжав в кулак его маленькую ладошку и приставив к своему кадыку. — Ты не дал подавить себя, не сдался, был силён и дал отпор. Вспоминай момент удара, он же захрипел, да?

— Точно. Так схватился за горло.

— О, поверь, ему было очень неприятно. Трудно дышать после такого удара, и болеть потом будет долго.

— Хорошо, — проныл омега, не переставая лить слёзы.

— Ты молодец. Уверен, это был классный удар.


Билли кивнул, стирая влагу с щёк, а я перешёл к следующей не менее важной задаче.


— Так, мы сейчас вызовем такси и потихоньку поедем в управление шерифа, надо…

— Нет! — выкрикнул омега, выпучив глаза. — Я никуда не поеду!

— Билли, он пытался тебя изнасиловать.

— Но не изнасиловал. Я отбился, всё в порядке.

— Всё не может быть в порядке.

— Я не поеду! Ты не понимаешь!

— Так объясни!


Я тоже перешёл на крик, ведь возмущение пёрло из меня как кипящее молоко из кастрюли. Мне даже не представлялось, что омега может заартачиться в этом вопросе. Какого хрена? Если бы на меня кто-то напал, я бы хотел, чтоб урод получил по заслугам. Но у Билли было другое мнение.


— Я не хочу, чтобы все узнали. На меня будут показывать пальцем, в газете напишут, ведь моего отца узнают на улице. Как он будет себя чувствовать, когда подобное случилось, а его даже в штате не было? Особенно после тех ужасов, что творил папа-омега… Мёрфи, ты многого не знаешь, у нас был тяжёлый год, — признался омега в том, что я на самом деле знал и не должен был знать. — В школе вообще никто не поверит, мы же встречались, и я сам к нему пришёл… Я не хочу. Я хочу, чтобы всего этого не было. Я хочу жить так, будто ничего не случилось.

— Но это случилось.

— Нет, — помотал головой омега, неожиданно проявляя твердость со слезами на глазах, — я отбился. Он не успел сделать, что хотел.

— Билли…

— Сказал — никакой полиции. Я так хочу.


Я выдохнул и потёр шею. Не могу сказать, что понимаю. Совсем. Но это его желание. Можно пойти в обход, а после принять последствия, вот только пользы не будет. Без заявления жертвы, без экспертизы ничего доказать нельзя.


— Ты уверен? Хорошо подумай. Если ты захочешь обвинить его позже, то доказать факт насилия уже будет невозможно. Это надо делать сейчас.

— Я уверен. Хочу поскорее залезть в душ и смыть с себя всё, — он потёр кожу на плечах и, потоптавшись на месте, поморщился. Я тут же переместил взгляд на спадающие джинсы, не зная как бы поделикатнее спросить.

— Там у тебя… Всё нормально? Или болит?

— Я… Не знаю. Мне надо посмотреть. Вроде что-то тянет… Не пойму.


Я покрутился на месте, испытывая непривычную нервозность. Руки немного тряслись.


— Ладно, ты лезь в душ, я принесу тебе одежду, а потом жду внизу. Обязательно спускайся, не будь один. И не задерживайся здесь, Валиум скоро подействует, так что заснешь посреди процесса, и голову себе расшибёшь.

— Хорошо, — легко согласился омега и уже третий раз за день включил воду, но я не спешил уходить.

— Слушай, Билли. Если ты не хочешь идти в полицию, то… Это не значит, что надо оставить Рассела безнаказанным. Есть и другие способы воздействия.

— Боже, Мёрфи, я ничего такого не хочу! Пообещай, что не станешь ничего делать, — потребовал Билли и, схватив мою руку, ощутимо её потряс. — Обещай, живо.

— Обещаю, — с сожалением ответил я и, высвободившись из холодного капкана ледяных пальцев омеги, шагнул в его комнату.


Закрыв дверь, я прижался к ней спиной, ощущая дежавю. Только благодаря длинной футболке Билли не увидел, что член у меня стоит колом, будто пытается дотянуться до омеги. Я больше не чувствовал свою броню, она полностью растаяла, но видно ниже пояса были другие законы. Гормонам плевать, что Билли мой сводный брат и только-только пережил насилие. Им всё дай.


Помотав головой, я залез в чужой шкаф, в который раз удивляясь царившему там порядку. Китаец-прислуга убирался во всем доме кроме комнаты Билли — каждый четверг омега драил её сам. Я спросил как-то, а зачем, если работник всё равно нанят?


— Но он же будет копаться в моих личных вещах! Трогать их и ставить куда попало. Нет, моя комната — моя крепость.


И вот я роюсь в его шкафу. Но Билли вроде бы не был против. Я выбрал для него белую футболку со звёздами и чёрные шорты, а после заглянул в ящик с бельём. Да уж, осматривать его в первый раз было гораздо легче, когда мне по большому счёту было плевать на Билли. А сейчас получается…


Стоп.


Хоть не думать об этом я могу себя заставить.


Я дёрнул из органайзера первые попавшиеся трусики и повесил одежду на ручку со своей стороны, а потом постучал в дверь.


— Малыш, одежда снаружи.


Блять, я сказал “малыш”?


— Угу, — отозвался Билли, а я потопал вниз.


Понимаю, что это скорее эффект плацебо, но мне казалось, что я уже чувствую успокоительное действие таблетки. Мысли стали тяжёлые и неповоротливые, но это именно то, чего сейчас так хотелось. Чем-то даже похоже на броню… Как бы не подсесть на Валиум, раз он настолько хорошо помогает!


Я запустил фильм на плазме и, двигаясь как в замедленной съёмке, второй раз за день стал готовить какао с маршмеллоу для Билли в большой высокой чашке с ромашкой на боку. Глаза начали открываться и закрываться будто со скрипом, и я зевал, взбивая молоко. Стало немного морозить и жутко захотелось прилечь, поэтому я поставил чашку и Маунтин дью на стеклянный кофейный столик и буквально упал на очень мягкий молочно-белый диван, а тот прямо поглотил меня. Ох, какой кайф! Хотя, я бы сейчас и посреди дороги прилёг, мурча какой же удобный асфальт. Качество изображения на плазме было просто улёт, так что я легко погрузился в созерцание красот Новой Зеландии и не услышал, как омега подкрался сзади.


— Хоббит? — спросил Билли и протяжно зевнул.


Выглядит он уже гораздо лучше. Омега вымыл голову, вернув ту волнистую укладку, что шла ему больше, и приклеил золотые патчи под глаза от припухлости, но белки так и остались перевиты красной сеткой сосудов. Сразу видно, что он плакал.


— На первой странице был, не захотел больше ничего искать.

— Как-то холодно, — пожаловался омега и потёр предплечья.

— Я подкручу термостат и возьму плед, а ты пока садись и пей какао.


Билли кивнул и уже через пару минут я укутал его в изумрудный пушистый плед, а сам устроился рядом. Веки налились тяжестью, и я бы заснул, если бы не приходилось постоянно напоминать себе дышать ртом, игнорируя течный аромат омеги. Билли тоже сморило от успокоительного. Он всё время заваливался на меня, начиная дремать, но я не мог его вынести, поэтому отпихивал обратно. Однако, он снова, и снова откидывался на меня, поэтому пришлось отодвинуться.


— Ты приятно пахнешь, — сонно пробубнил омега, а потом вдруг перекинул ноги через моё колено и заглянул прямо в глаза. — Почему ты всё время меня отталкиваешь?


Не знаю, наверное, у меня мозги размякли от Валиума, но я сказал следующее:


— Ты слишком притягательный.


“Надо откусить себе язык”, — решил я, а Билли вдруг потянулся ко мне, положив ладошку на грудь.


Касание его губ было легким как пёрышко и целомудренным, без единого движения, но в груди у меня разгорелся Великий Лондонский пожар. Губы тихо чмокнули, когда омега оторвался, а во рту ужасно пересохло, будто язык превратился в Сахару за считанные секунды. Я ощущал чужое дыхание с запахом какао на лице, и от этого мурашки бежали по всему телу. Билли покраснел, а зрачки съели радужку его малахитовых глаз, тогда он снова оставил на губах этот лёгкий, но такой будоражащий поцелуй. Он наклонил голову и вжался носом в ключицу, а я обхватил его руками, с удивлением осознавая, что потерял способность говорить. Но это не пугало. Словами такое не описать.

***

Почувствовав запах дыма, я захотел умереть. Боль не приходила постепенно как в прошлый раз — теперь с неё все начиналось. В ушах звенело, но я, как всегда, слышал и звук работающей пилы, и вой сирен, и отсчёт, что вели парамедики, качая грудную клетку пациента, которому не суждено вернуться с того света. Я уже знал, как это работает. Если открою глаза, то не смогу их закрыть, а если не открою, то это продлится вечно, замкнув меня во временной петле худшего момента в моей жизни.


Всё обязательно закончится. Но сначала я должен его увидеть.


Распахнув глаза, я забыл о сломанных руках. Обо всех повреждениях в принципе. Разве меня мучили кошмары до этого? Нет, вот сейчас начался настоящий ужас — вместо Ламара на асфальте лежал Билли, и парамедики склонились над ним. Один качает сердце, второй — вдувает воздух в лёгкие.


Это невозможно. Его там не было!


Но… какая, в сущности, разница, Ламар или Билли?


Горло сдавил спазм, а из глаз хлынула Ниагара. Я знал, чем всё закончится. Окровавленное измученное тело Билли останется мёртвым. Парамедики долго над ним старались, ведь он такой милый и такой молодой. Даже слишком молодой для смерти. Слезы катились одна за другой, капая с подбородка на грудь, чтобы прожечь там дыру, которая окончательно уничтожит остатки от моего сердца. Наконец, так же как и было — один хлопнул другого по плечу, и они остановились. Затем поднялась рука с часами, что сверкнули в свете солнца, скользнув по моему залитому слезами лицу тёплым солнечным зайчиком.


Время смерти.


Тогда я умер. Моя душа мечтала устремиться следом, и я не мог её остановить — она просто раскололась, распалась, разбилась вдребезги, и тогда я впервые ощутил:


Я ничего не чувствую.


И то было блаженство.


Сейчас я лишь мечтал о нём. Атлас словно переложил на меня небесный свод, и я согнулся под этой ношей.


Я потерял Билли. Потерял, потерял, потерял — эхом звучало в голове.


Не в силах больше выносить это, я закричал.


Билли тряс меня что есть сил, будто хотел сотрясение устроить, но это мгновенно вытащило моё сознание из кошмара. Я подскочил на месте и спрыгнул с дивана. До жути захотелось на край света убежать. Буквально. Но омега схватил меня за руки, заставляя остаться на месте. Слезы катились по щекам, а в горле словно застрял металлический ёршик для мойки посуды. Омега так смотрел на меня, до предела распахнув глаза и подняв светлые брови, что я мечтал провалиться под землю. Его лицо отображало худшее из чувств — жалость. Резко я перестал быть для него защитником, превратившись в того, кого самого нужно спасать. Я не хотел, чтобы Билли меня таким видел, поэтому быстро стёр влагу с лица тыльной стороной ладони и прохрипел:


— Здесь очень неудобно спать. Я пойду к себе.

— Мёрфи…

— Я хочу побыть один, не ходи за мной.


Но омега не слушал меня и поднимался по лестнице следом, возмущаясь.


— Эй, так не годится! Сам ты запретил мне быть одному.

— Это другое.

— Почему?

— Потому что мне не нужна твоя помощь, чтобы справиться со своими проблемами, — как можно твёрже ответил я и, закрыв дверь перед его носом, щёлкнул замком, наконец спокойно вдыхая носом.

— Эм, ну если тебе что-то понадобится… — донёсся из-за двери обиженный голос Билли, и я сжал зубы, заставляя себя остаться безразличным и не впускать его.

— Я знаю, где тебя найти.


Больше всего на свете мне хотелось лечь и заснуть, переключив этот кошмарный день. Я уже не мог выносить подобные переменчивые настрои, которые то поднимали на вершину, то втаптывали в грязь. Словно я катался на американских горках. Ужас, который охватил меня, когда я думал, что Рассел его изнасиловал. Радость, что пленила всё тело, когда Билли меня поцеловал. И снова ужас, когда в моём привычном кошмаре омега занял место Ламара. Чувствовать весь спектр эмоций снова оказалось слишком тяжело.


Но то был ещё не конец.


Разъярённой фурией Билли ворвался в комнату со стороны ванной, так резко распахнув дверь, что та с грохотом ударилась о стену позади. Он держал в руках свой блестящий дневник так, будто хотел залепить им мне по морде. Не сомневаюсь, так и было. Я сразу же понял, что произошло.


— Занимательное чтиво?! — закричал он, топнув ногой и взмахнув дневником, аж ветром обдал. — Я помню, что оставил блокнот под подушкой, а он оказался под матрасом, где я его обычно прячу. Но ты ведь это знаешь!

— Билли…

— Вот почему ты так ломился ко мне! Ты знал, что, скорее всего, я не просто поссорился с Расселом, ведь прочёл всё о наших планах на вечер. Кем ты себя возомнил? Кто дал тебе право читать мои записи, копаться у меня в вещах, чтобы их найти? В душе у меня копаться. Как ты только мог?

— Я просто хотел помочь, — выдавил из себя я.

— Оправдываешься? Это всё, что ты можешь сказать? Дневник — очень личная вещь, я туда всё-всё писал, даже то, что я тебя… — не закончив, он зарычал, сжав голову руками. — Видеть тебя не могу, ты, скотина!


Билли выбежал из комнаты, громко хлопнув дверью, а я, не раздеваясь, залез под одеяло и спрятал голову под подушкой. Ещё одно хорошее случилось со мной этим вечером — отрубился я мгновенно.


========== Часть 3 ==========


Билли не просто со мной не разговаривал, он делал вид, что меня вовсе не существует. Утром проигнорировал кофе, что я для него сварил, завтракал, уставившись в телефон, а когда приехал шофёр, чтобы отвезти нас в школу, то уселся на переднее сиденье. Я пытался с ним заговорить, но омега только хмурился и качал головой. Понятия не имею, сколько продлился бы этот бойкот, однако стоило наступить первой перемене, как стало известно, что у Билли гораздо более серьезные проблемы, чем нарушение его личных границ таким ужасным мной.


Новый слух мгновенно облетел всю школу — Рассел оттрахал Билли как последнюю шлюшку и бросил. Честно, вот кем надо быть, чтобы творить такое? Даже во времена, когда я жил без души как Сэм Винчестер в шестом сезоне, то не творил подобную хуйню. Меня вообще тогда крайне забавлял стереотип, мол, психопатам только младенцев на завтрак подавай. Бред же. У тебя агедония, не способность получать удовольствие. Ну, получать его так, как другие нормальные люди. Это не так уж плохо, ведь расстраиваться тоже трудно, просто скучно. Хочется всплесков… А, тогда понятно. Все зверства от скуки.


Рассел же просто гандон. Или наоборот очень продуманный. Пока омега никому не рассказал, что альфа пытался его изнасиловать, тот быстренько состряпал историю, в которой вышел молодцом. Что, я его насиловал? Ну нет, всё было по согласию, а он так говорит, потому что я его бросил. Но самое главное — своим ребятам он показывал какое-то фото на телефоне. Сам не видел, ибо Рассел предусмотрительно снимок никому не пересылал, однако говорят, что Билли на нём голый, и его лицо более чем узнаваемо. Хорошее доказательство близости, если оно вообще существует, а не альфа просто подговорил своих миньонов распространить слушок. Очень умно.


Рассел — один, Билли — ноль.


Эх, бедняга! Он совсем один, а у Билли есть я. Было тяжело, но я ничего не писал ему, не искал встречи и избегал возможности столкнуться в коридоре. Мне жаль, солнце. Для того, чтобы разозлиться по-настоящему, нужно больше времени, давления и стресса, а тогда он сам меня найдёт. Если интересно, то я уже придумал, что буду делать, и руки прям чесались приступить. Не дожидаясь согласия. Но Билли ведь такой мягкий и милый, поэтому вчера просил меня ничего не делать, так что вряд ли обрадуется моей самодеятельности… Вряд ли. Надежда ещё есть, хотя её стало маловато, когда большая перемена закончилась, а Билли так и не связался со мной. Даже обидно. Но! Как я уже сказал, злости нужно время. Особенно, если она должна поселиться в таком зайчонке как Билли.


Омега стоял напротив моего класса биологии, когда я вышел оттуда последним, едва удержавшись от улыбки. Он ничего не сказал, просто мотнул головой, чтобы я следовал за ним. В принципе, у Билли на лице всё было написано, да и общий нервный вид в купе с этой осанкой черепахи, которая отчаянно хочет спрятаться в панцирь, не оставлял простора фантазии. Мы присели возле статуи Афины на газон, и омега протянул мне Фанту, а также открытую пачку Гонзо. Ничего не скажешь, обед чемпионов. Но мы же всё любим заедать стресс. Еда — самый простой способ сделать себя счастливым. Исключая дрочку.


— Это не значит, что я тебя простил за дневник.

— Ладно.

— Всерьёз! Твоё поведение недопустимо, ты же будто в душе у меня копался. Видел, что я… Ты мне… Короче! Я всё ещё злюсь! Но… на тебя меньше, чем на Рассела.


Знаю, на это и была вся надежда. Сам того не зная, альфа вручил мне подарок судьбы, а себе поставил подножку.


— Ты же слышал, да? — спросил Билли, глядя на Афину, будто на самом деле обращался к ней, но следил за мной боковым зрением, и я кивнул в ответ. — Не думал, что подобное произойдет со мной. Рассел… всех убедил.

— Фото сыграло большую роль.


Омега наклонил голову к скрещенным ногам, и прикрыл глаза, нервно выдёргивая пучки травы, зарываясь в газон пальцами.


— Так фото всё-таки существует.

— Я не давал разрешения его делать. Пытался закрыть рукой… Чёрт возьми! Если он загрузит его куда-нибудь… — начал омега, но эта ужасающая перспектива слишком пугала его, чтобы закончить. Он поднял голову и, сощурив малахитовые глаза, посмотрел на меня, закусывая губу. — Ты говорил… Можешь разобраться с ним.

— Так и есть.

— Только не в физическом плане!


Я усмехнулся.


— Очень приятно, что ты так в меня веришь, но я вряд-ли смогу победить его в обычной честной схватке. Есть тактика лучше старой доброй лобовой атаки.

— Что ты имеешь в виду? — приглушённо поинтересовался Билли, придвинувшись чуть ближе. — Каков план?

— А это важно? — с улыбкой спросил я и потянулся руками вверх, выгибая спину, а взгляд омеги быстро скользнул под задравшуюся футболку.

— Я будто гангстера заказываю, — пробурчал Билли, стараясь скрыть смущение.

— Своего личного гангстера. Не волнуйся, я всё сделаю как надо. Поезжай домой, отдыхай и наслаждайся жизнью. Скажи родителям, что я скоро буду.

— Мёрфи…

— Не переживай, малыш, я обо всём позабочусь.


От того как он смутился от этого ласкового обращения внутри всё запело. Я смогу заслужить его прощение, а наказать ублюдка — станет первым шагом на пути к этому.


Улыбнувшись как акула, я вскочил на ноги, ведь судя по времени, мне уже более чем пора. Нужен примерно час. Даже полчаса, если буду работать быстро. Поэтому я помахал омеге и был таков.


Тренировка футболистов началась пятнадцать минут назад, а значит, они успели переодеться и вовсю гасают на поле. Расписание я видел ещё вчера, когда был на экскурсии по школе, а Расселу что-то понадобилось в раздевалке. Если бы не этот эпизод, то осуществить задуманное мне было бы гораздо труднее. Что же такого важного в помещении раздевалки? Сейчас объясню. Тогда я издалека увидел изумрудныешкафчики, прям очень красивые для обычной раздевалки, но самое главное — с дисковыми кодовыми замками на три цифры. Теперь понятно? У трехзначного дискового кодового замка всего тысяча возможных комбинаций от 000 до 999. На то, чтобы перебрать каждую, много времени не уйдет, а если меня кто-то застукает, могу сказать, что хочу пройти отбор в футбольную команду. Вернусь завтра и продолжу, времени же вагон.


Не встретив никакого сопротивления, я легко попал в раздевалку. С поиском нужного шкафчика тоже быстро справился — третий в четвертом ряду слева. Честно, я вовсе не верю в удачу или везение, но код сто двенадцать? По-другому и не назовешь. Не теряя времени даром, я разблокировал чужой телефон простым квадратом, который Рассел вчера чертил при мне, после того как помыл руки перед обедом в столовой. Всё-таки полезно запоминать подобные мелочи.


Фото Билли я тоже нашёл быстро — омега лежал на постели с раздвинутыми задранными ногами, но с ужасом тянулся к фотографу одной рукой, а второй — вниз, чтобы прикрыть небольшой очень симпатичный член. Да, это прямо то, что нужно. Отправив себе фото, я удалил его и с телефона, и с облака, а потом почистил переписку, оставив его только себе. С одной стороны — трофей, а с другой — Билли на нём так некрасиво испуган. Уверен, что смог бы его уговорить на что-то менее пошлое и более эротичное, чтобы выглядело как искусство. С этой мыслью я положил телефон на место и закрыл шкафчик, щёлкнув замком. Осталось самое интересное.

***

Рассел живёт в милом домике недалеко от школы с папой-омегой. Это я знаю от Билли, конечно. Мы проезжали здесь мимо на машине, и он указал пальчиком на этот дом в деревенском стиле — лужайка с плодовыми деревьями перед старинным жёлтым крыльцом с качелями. Легко запомнить.


Перед резной бежевой дверью была ещё белая москитная дверца, так что я постучал прямо в неё. Долго ждать не пришлось, и навстречу мне вышел омега, которого я как раз и ожидал увидеть в роли отца Рассела — низенький и суховатый, с пергаментной кожей вокруг глаз, злыми морщинами вокруг рта и очками на цепочке на шее. Одет он был так, будто собирается в филармонию — мягкий коричневый костюм и бордовые мокасины.


— Здравствуйте, мистер Уоллис.

— Здравствуйте, — ответил омега и прищурился, будто хотел получше меня рассмотреть, — Рассел сейчас на тренировке…

— О, но я пришёл не к нему, а к вам.

— Ко мне? — удивился омега и тут же испуганно отступил на шаг, когда я рванул на себя москитную дверцу. Уверен, вид у меня был более чем пугающий. — Я не разрешал входить! Я вызову полицию!

— Я не собираюсь входить в ваш жуткий дом. Здесь ужасные вещи происходят, — ответил я и, разблокировав телефон, показал ему фото, кивнув на очки. — Наденьте очки и взгляните. Узнаёте его? Это мой сводный брат — Уильям Томпсон, но все зовут его Билли. Вы наверняка с ним знакомы, ведь они встречались с Расселом, — пояснил я, а затем свернул фото и показал сообщение в чате. — Собственно, он мне его и отправил. Думаю, хотел скинуть парочке своих друзей, а я попал в список по ошибке.

— Я не понимаю…

— Сейчас объясню. Видите ли, Билли только недавно исполнилось семнадцать, он несовершеннолетний, а вот это, — я снова открыл фото, — детская порнография, за распространение которой, предусмотрен реальный срок. Так понятно?


Омега сначала покраснел, потом побледнел и схватился за грудь, где видно очень-очень быстро стучало сердце. Он протянул руку и попытался схватить меня за плечо, но я увернулся.


— Прошу, зайди в дом.

— Я уже сказал, что не зайду в этот дом.

— Пожалуйста, давай поговорим. Обсудим… — затормозил он, что-то обдумывая, а после встрепенулся, будто нашёл решение. — Чего ты хочешь? Денег? Скажи сколько, я заплачу, только удали фото.

— Деньги меня не интересуют.

— Тогда что?


Я медлил, рассматривая растения на крыльце, чтобы заставить его ещё больше нервничать. Сам же был спокоен как удав. Здесь я в своей стихии, можно так сказать. Мистеру Уоллису я не сопереживал и даже представить не мог, что он чувствует, лишь надеялся, что ему очень плохо, и он последует моему плану.


— Он сфотографировал моего брата без согласия. Думаю, это и так видно. А после этого попытался изнасиловать.

— Я не верю, такого не может быть… — залепетал омега, приложив руку ко рту, закрывая губы.

— Но так и было. Билли вернулся домой почти раздетый, в слезах и шаге от настоящей истерики. Это сделал Рассел. Он травмировал его физически, а уж психологически… Билли не захотел идти в полицию, даже когда на следующий день ваш сын всей школе растрезвонил, что у них был секс, показывая это фото избранным. Мой брат — хороший человек.

— Но если он не хочет, чтобы об этом знали… — тут же вцепился в мои слова омега, но быстро замолчал и посмотрел в пол, когда встретился со мной глазами.

— В тот раз я позволил ему решать и пожалел об это позднее, а сейчас… Жизнь Рассела только в моих руках. И я совсем не похож на моего хорошего брата. Я бы подождал ещё три недели и отнёс фото в полицию в день совершеннолетия Рассела, чтобы его арестовали и судили уже как взрослого, — сказал я, выкладывая на стол последний козырь, который мистера Уоллиса особенно впечатлил, ибо он снова стал бледнеть. — Я бы так и сделал, но как это поможет Билли? Ему придётся выступать в суде, смотреть на это фото снова, и снова вспоминать события того вечера, как вспоминает их каждый раз, когда встречает Рассела в коридоре. Вот чего я хочу — чтобы его там не было. Я хочу, чтобы он раз и навсегда исчез из жизни моего брата. Переведите его в другую школу.

— Ему осталось доучиться всего один семестр…

— Мне поебать, чтобы уже завтра я его не видел. Сегодня был его последний учебный день. И это ещё не всё. Раз уж я отпускаю насильника на все четыре стороны, то не хочу, чтобы он радовался жизни, будто ничего не было. Думаю, это будет справедливо, — сказал я и сперва выдержал драматичную паузу, а потом продолжил. — Он больше не играет в футбол, вы запретите ему тренироваться.

— Но он же капитан. Квотербек.

— Был. Я буду следить за ним в новой школе и если узнаю, что он снова играет…

— Боже, — выдохнул омега, сжав переносицу, — он не поступит в колледж, если не будет играть.

— С судимостью за детскую порнографию он не то, что учиться, он даже мусор не сможет устроиться убирать. Вы, главное, помните об этом, и решение будет просто принять.

— Хорошо. Я всё сделаю. Ты удалишь фото?

— После выпускного.

— Как мне быть уверенным, что ты не пойдешь в полицию позже, или когда я переведу Рассела в другую школу?

— А ваше душевное спокойствие меня не волнует. Вы вырастили морального урода. Делайте, как я сказал, и надейтесь, что сын больше никого не изнасилует. Всего плохого.


Я резко повернулся на пятках, спустился с крыльца и обернулся только у поворота — мистер Уоллис всё ещё стоял в дверях как приколоченный. Мне было на него плевать и внутри ничего не шевелилось, но стоило только представить, как облегчённо вздохнет Билли, когда узнает, что больше не увидит своего бывшего, как губы растянула улыбка. Абсолютно искренняя.


Билли. Теперь он под моей защитой.

***

Мой папа и отчим вернулись вчера вечером крайне уставшие и тут же завалились спать, даже не подозревая, сколько всего произошло за этот короткий период их отсутствия. Омега со мной всё ещё не общался по-прежнему, но уже хотя бы не делал вид, будто меня нет.


В школе мы не виделись, но результат моей работы был налицо, поэтому я вовсе не удивился, когда Билли постучался ко мне поздно вечером перед сном. То, что он подошёл так близко и с ногами забрался ко мне на кровать, ведь хороший знак?


— В школе переполох. Мистер Уоллис забрал документы Рассела, чтобы перевести его в другую школу. Все шепчутся, когда я прохожу мимо. Думают, что это мой отец запугал Рассела, и он бежит в страхе. Даже футбольная команда мне в глаза не смотрит и обходит по дуге, а ведь я забрал их капитана и передал другой школе.

— Это не важно. Куда бы он не перевёлся, играть в футбол ему нельзя.

— Ты это серьёзно?

— Серьёзно.

— Но он очень любит футбол!

— Надеюсь, что так, но теперь любить он его может только на расстоянии.


Этот шок и потрясение на лице омеги быстро превратились в радость, но он попытался её скрыть. Злорадство вовсе не в духе зайчика Билли, даже по отношению к таким как Рассел. Сощурив малахитовые глаза, он спросил:


— Как ты это сделал?

— А это важно? — снова ответил я вопросом на вопрос и сказал то, что уже какое-то время назад сформулировалось в голове. — Я хочу, чтобы ты знал — теперь никому не позволено тебя обижать. Даже мне. Я обещаю, что больше не предам твоё доверие.

— Знаешь, что? Я очень хочу тебе поверить. Но не могу сделать это всем сердцем, ведь ты сам мне не доверяешь. Я прощу тебя, обещаю, только… расскажи мне про Ламара.


Сердце вдруг пропустило удар и замерло в груди на мгновение, чтобы через секунду пуститься вскачь. Руки похолодели, и я сжал их в кулаки.


— При чём здесь Ламар?

— Не строй дурачка, тебе не идёт. Я прочитал о той аварии, как только ты мне о ней рассказал — бульдозер протаранил автобус, оба бензобака взорвались, — сказал омега, а я вздрогнул от этого короткого, но ёмкого описания. — А позавчера твой папа назвал его имя, и ты вышел из машины на ходу, чтобы только не говорить о нём. Как всегда делаешь, когда речь заходит о том дне. И я вспомнил, что уже видел это имя. В списке погибших.


Двое парамедиков склонились над моим ровесником в ярком рубиновом пиджаке. Они очень старались, но тёмные глаза Ламара так и продолжили смотреть в небо, куда улетела его душа. Тогда я видел его в последний раз. Не пришёл на похороны и не навещал его могилу никогда. Я сглотнул и вдохнул поглубже, чтобы не дать пролиться подступившим слезам.


— Вы встречались? — спросил Билли, я просто кивнул, и в тот самый момент солёная капля всё же покинула уголок глаз.

— Я… Я не хотел с ним встречаться. Не собирался, — зачем-то сообщил я омеге, будто оправдывался. — Просто думал провести с ним время. Он был жутко шумный, такой скандалист, ещё и с СДВГ. Да и не встречался я никогда с цветными. Без расизма, просто культуры у нас разные…


Я понятия не имел, зачем это рассказываю. Какая теперь разница?


— Но ты влюбился, — подсказал омега.

— Сам не понял как… Он… весёлый был, очень милый, и я так ему нравился. Ревновал ко всем жутко и прям сцены закатывал, — сказал я, стирая мокрые дорожки со щёк. — Зацеловывал меня до смерти, всё лицо вечно было в его клубничном бальзаме.

— Приятно наверное, — абсолютно серьёзно ответил Билли.

— Очень, — выдохнул я.

— Покажи мне его. У тебя же остались фото?


Я вытащил телефон из кармана и стал листать галерею. Много времени это не заняло, ведь фоток я почти не делал, когда был не в себе. Поэтому совсем скоро вернулся на год назад и замер. Билли помог открыть последнее для Ламара фото в тот самый день аварии.


Я оборжаться был готов, когда он пришёл ко мне в рубиновом пиджаке, джинсах и лакированных туфлях, ведь мы всего-то собирались в кино поехать.


— Ух ты ж, хастлер! — воскликнул я и засмеялся, увидев его на пороге, а омега вытащил из кармана своё зеркальце-расчёску и со всего размаха ударил в грудь.


Никому нельзя было над ним смеяться.


На фото он стоял, скрестив руки, на фоне зарисованной граффити стены и выглядел так, будто вообще случайно зашёл в район для бедных.


— Красивый, — прокомментировал Билли, приблизив лицо со сверкающей белозубой улыбкой.

— Да. Точно. Я сказал ему, что такого элегантного как-то неловко на автобусе везти. Он хмыкнул и посоветовал поскорее заработать на машину. Даже милостиво пообещал подождать.


Омега прыснул и продолжил листать мою жизнь назад, а кадры закрутились как в обратной перемотке. Вот Ламар пускает слюну, заснув у меня на коленях и обнимая своего любимого плюшевого барашка. Вот мы устроили пикник на пустынном пляже на закате, где займёмся сексом, как только стемнеет. Вот мы сидим на бейсбольном матче, где я решил разориться и купить нам еды, а Ламару огромную перчатку, чтоб махать с трибуны. Я больше не мог на это смотреть. Все те непролитые слёзы теперь стекали по щекам с удвоенной силой и неясно было как остановить этот потоп. Холодные тонкие руки обхватили за спину, и омега прижался к груди.


— Нас разбросало в стороны во время столкновения. Он разбил собой стекло и ударился об асфальт с такой силой, что… — сказал я и зажмурился, но заставил себя продолжить. — Ламар был ещё жив, когда я его нашёл. Он пытался мне что-то сказать. Так смотрел на меня, схватив за руку… Я бы сделал для него что угодно.

— Уверен, он тебя очень любил.

— Он бы ужаснулся, глядя на меня весь этот год. Понимаешь, когда он… Когда его не стало, то что-то сломалось во мне. Я потерял способность чувствовать хоть что-то, даже боль, и жил вот так. Я назвал это бронёй, ведь она меня защищала. Я потерял Ламара и получил столько травм, но мне было плевать. Совсем. Мне было так легко… Но это длилось недолго.

— Ты влюблен в меня? — с места в карьер бросился Билли.

— Да, и жутко этого боюсь, — признался я, отклонившись назад, чтобы посмотреть в малахитовые глаза. — Прости, но я не хочу этого чувствовать, не хочу волноваться о тебе, не хочу, чтобы моё личное счастье снова зависело от другого. Мне было гораздо лучше без всего этого.

— Чувства не спрашивают разрешения, чтобы прийти. Или вернуться.


Омега встал с постели и направился к себе, оставляя меня в полном замешательстве. Я впервые открылся кому-то за очень долгое время, показал свою настоящую уязвимость. Мог ли я стать слабым в его глазах? Тем, кто достоин только жалости? Но спросить о таком напрямую было бы глупо, поэтому я спросил другое:


— Постой! Так ты прощаешь меня?


На мгновение, когда Билли замер в дверях, глядя на меня так пристально, будто видит насквозь, я подумал, что он заберёт своё обещание назад. Скажет, что я больной. Что ему меня жаль.


— Я в тебя влюблён.


Это был самый лучший в мире ответ.

***

Папа по-настоящему великолепен в приготовлении жульена. Хотя, он в принципе был великолепен в приготовлении чего-либо. Кулинария всегда была его страстью. Вечно он смотрел всякие кулинарные шоу по телику и тащился от Гордона Рамзи. Даже на те копейки, которые составляли наш семейный бюджет, он умудрялся готовить с изюминкой, а для специй у нас вообще был отдельный ящик, который в полном составе перекочевал на новую кухню и стал занимать целый шкафчик.


Ох, а уж с навороченной бытовой техникой, купленной специально под него, и свежайшими продуктами премиум-класса папин талант расцвёл буйным цветом. Времени у него теперь было гораздо больше, и свободное он проводил на своей персональной красненькой кухне. Думаю, он тоже не мог привыкнуть к свободному времени и замедлившемуся ритму жизни, так что все силы вливал в любимое хобби.


Жульен был ежегодным Рождественским блюдом, исключительно праздничным, ведь туда входили не самые дешёвые ингредиенты, что совсем не подходят для обычного ужина, вроде шампиньонов, куриного филе и особого сыра, без которого будет вообще не то. Но с недавних пор всё изменилось, поэтому жульен сейчас стоит передо мной в качестве повседневного ужина.


Вечерок выдался тёплый, поэтому папа сервировал белый типа деревенский стол на задней террасе с видом на золотой песок побережья и крайне умиротворённый океан. Билли рассказывал своему папе о проекте по французскому, ковыряя вилкой жульен, который вовсе не был для него этаким деликатесом, а Клинт слушал сына настолько внимательно, что казалось ещё минута, и он достанет блокнот, чтоб начать записывать. Пока они были заняты беседой, мой папа тихо кашлянул, привлекая внимание.


— Не воображай, будто я забыл о той твоей выходке. Мы поговорим после ужина.

— Мне нужна помощь психотерапевта.


Разговор о проекте по французскому резко прекратился, и три пары глаз поражённо уставились на меня, но я усиленно делал хорошую мину при плохой игре, будто подобное заявление что-то само собой разумеющееся.


— Я плохо сплю, потому что мне почти каждую ночь снятся кошмары об аварии. Снится Ламар. Я кричу во сне. Уже около трёх недель.

— О боже, милый… — пролепетал папа, прижав одну руку ко рту, а вторую — протянув мне через стол. — Почему ты не сказал? Ты не должен справляться со всем один.

— Я не был один, — ответил я, сжимая папину руку, и посмотрел на омегу, — Билли помогал мне всё это время, будил, когда снились кошмары. Я просил его ничего тебе не рассказывать, хотя он был против. Он с самого начала знал, что мне нужна помощь. Специальная помощь. Сейчас я с ним согласен.


За столом воцарилась тишина, которую деликатно прервал Клинт, сдержанно кашлянув в кулак. Он всегда был человеком дела. Тем, кто не тратит время на обсуждение проблемы, а тут же принимается за её решение.


— Есть на примете один хороший специалист. Думаю, что смогу набрать его сразу после ужина.

— Спасибо.

— Что ему сказать? Когда ты готов начать?

— Скажи, что, скорее всего, у меня ПТСР, и я готов начать как только, так сразу. Я устал быть несчастным.


Малахитовые глаза омеги смотрели на меня с нескрываемым восхищением, что лишний раз подтверждает — я всё делаю правильно.

***

Говоря, что устал быть несчастлив, я даже не подозревал, что счастье свалится мне на голову этим же вечером. Я читал 1984, когда Билли зашёл ко мне в комнату через дверь ванной в белоснежном лёгком халатике. Самым спокойным в мире голосом омега попросил меня выключить настольную лампу, поэтому я совсем не ждал подвоха и в самом деле решился дара речи, когда он развязал пояс, и халатик упал на пол.


Полностью обнажённый омега наступил в круг лунного света, что проникал через открытое окно, и оказался словно в свете софита, что придал его идеальной коже оттенок алебастра. Он смотрелся как божество из иного мира.


Я подвинулся и поднял одеяло, чтобы Билли забрался и лёг рядом. Надо сказать, сердце у меня уже стучало как ебанутое. Мысль о том, что этот желанный омега сам лёг ко мне в постель полностью голым, сводила с ума. Я провёл ладонью по груди, привлёк ближе к себе и коснулся губ. Билли целовался несмело, стараясь глушить звуки, но я надавил на его подбородок, вынуждая разомкнуть губы. Он слегка подрагивал, но рот распахнул и обнял за шею. Руки и ноги у малого как всегда казались ледышками, но я собирался как следует его согреть, забрасывая чужую ногу к себе на бедро и прижимаясь пахом. Погладив упругую ягодицу, я большим пальцем огладил горячую, но сухую промежность, и сжал в ладони поджавшиеся яйца. Билли задрожал сильнее и выдохнул мне в рот. Его холодные руки даже близко не были такими смелыми, порхая по груди и плечам. Я сместил его руку вниз и сжал пальцы вокруг своего раскаленного члена, зная, что жар чувствуется и через ткань пижамных штанов. Билли несмело водил по стволу, пока я медленно и осторожно ввинчивал в него палец всего на одну фалангу, но омега зажимался так, будто в него поезд толкают. Нужны особые меры и, к счастью, для Билли я был готов их применить.


— Переворачивайся на живот.


Кажется, его это даже порадовало, ведь он тут же спрятал лицо в подушке и вцепился в неё обеими руками. Блять, он так непривычно смущается! У меня ещё не было целки. Прям никогда. Обычно все омеги уже понимали чего хотят и что я могу дать, так что переворачивались и выгибались как коты, а не вжимались в кровать так, будто хотели просочиться сквозь неё и спрятаться под. Хорошо, что я знаю, как превратить омегу в такого котика.


Вжавшись лицом меж ягодиц, я припал губами к маленькому колечку мышц. Билли резко заёрзал на месте и явно хотел куда-то убежать, крикнув так возмущённо.


— Мёрфи!

— Тихо, — зашипел я и отвесил звонкий шлепок по ягодице, — родители прямо за стенкой.

— Ну Мёрфи, — уже тише проблеял омега и постарался отползти в сторону, но я хорошо надавил на поясницу, поэтому он только барахтался словно маленькая черепашка.

— А что ты думал, я буду делать, когда поворачивался?

— Ну это… Вставлять.

— Ох, боже, надо уроки полового воспитания вводить в школе, — пробормотал я, глядя на наливающийся красным отпечаток ладони на ягодице. — Как же я вставлю член, если ты палец едва пускаешь?

— Ну-у, — протянул Билли, ёрзая на месте, но ответа я ждать не стал и приник снова, прижав бёдра омеги к постели.


Что-то он там ещё дёргался, а ножки подрагивал уже от другого. Совру, если скажу, что профи или прям обожаю лизать, но для Билли готов выложиться по максимуму. К тому же, этого чистюлю можно с головы до ног облизать с улыбкой на лице. Чем больше я старался, тем больше разъезжались его ноги, пока одна не стала свисать с постели. Он так расслабился, что я легко проникал языком внутрь на всю длину, трахая, как делал бы членом. Омега вжался в подушку лицом и приглушённо постанывал, выгибая поясницу навстречу. Не будь родители дома, я бы захотел услышать его погромче. Ха, может, в следующий раз. Честно, последнее, о чём я сейчас хочу думать, так это о завтрашнем дне. Перевернув его обратно на спину, взял член в кольцо губ и потёр уздечку языком.


— Подожди!


Звучал Билли гораздо увереннее. Он вдруг толкнул меня на спину и так по-деловому потянул вниз штаны, дёрнув завязки. Прямо захотелось ему уступить, ведь омега резко перестал жаться, будто стал крайне в себе уверен. С чего бы…


— О, блядь, чтоб тебя нахуй! — выкрикнул я гораздо громче, чем следовало, и прикусил сжатый кулак. Просто Билли… ломанулся в сферу влияния, так сказать.


Я тут же выбросил из головы мысли аля, где он этому научился? Какая разница? Сейчас омега очень умело трудится именно над моим членом. Даже не ожидал подобной порно техники — он брал глубоко с гортанным звуками и пускал много слюны. Только в глаза не смотрел, зажмурился, а из уголков глаз тонкими струйками бежали слёзы.


— Эй, — я потрепал его по волосам, — слишком глубоко не обязательно делать. Мне такое не в кайф.


Хотя было даже очень в кайф, но только с физической точки зрения. Я очень примерно, но представлял, что удовольствие омеги в порно при таких отсосах наигранное, а в реальности весьма слабое или вообще отсутствует. Билли открыл глаза и отстранился, продолжая работать рукой вокруг ствола.


— Тебе не нравится?

— У тебя слёзы выступили.

— Мне нормально, — уверил омега, стирая влагу со щёк, и добавил, — я специально учился.

— Как?

— Ну, в книге писали корень языка массажировать во время чистки зубов.

— В книге по глубокому минету?

— По шпагоглотанию.


Я бы рассмеялся, но Билли снова насадился горлом, поэтому прелестей членораздельной речи я лишился надолго. Этот шпагоглотатель в самом деле мог бы в цирке выступать! Так чмокал вокруг головки и пил меня как через соломинку. Я только пальцы в волосах сжимал и постанывал, глядя как блестящий ствол исчезает и появляется в алых отполированных губах. Почувствовав, что подхожу, я отстранил омегу.


— Мне пора кое-что поискать.

— О, а я принес!


Билли засунул руку в карман валяющегося на полу халатика, извлёк голубой хрустящий квадратик и передал мне. С одной стороны, мне хотелось переспросить что-то вроде, бля, так ты реально хочешь, чтобы целку тебе сводный брат сбивал? А с другой стороны, я же не долбоёб. Если пришёл голый и с презиком в кармане, то обо всем уже подумал, нечего заострять. Поэтому разорвал упаковку и раскатал резинку по члену. Билли улёгся на спину и развёл колени, покраснев до самой груди. Я заставил его приподняться, чтобы пропихнуть подушку под бёдра, а сам устроился между.


— Будет сильно распирать — окей. Становится больно — командуй “стоп”.

— Л-ладно.


Я взял смазку с внутренней стороны бедра и распределил её по члену. Билли, закусив губу, глядел вниз, и я навис над ним, целуя приоткрытый рот, чтобы отвлечь, и прошептал на ухо.


— Я осторожно, малыш. Просто не напрягайся.


Билли шире раскинул ноги и выдохнул. Он расслабил губы и впустил мой язык внутрь себя одновременно с членом. Я толкался легко, почти без нажима, и хотя шло плотно, но омега не дёргался и не просил остановиться, отвечая на поцелуй. Он только громко дышал и сжимал плечи, чуть царапая кожу.


— Всё.

— Всё? — переспросил Билли, будто не поверил, а потом вдруг расслабился так, будто сейчас лужей подо мной растечется. — Не больно. Совсем не больно!

— Я за тебя рад.

— Я очень боялся!

— Понимаю.

— Ты так хорошо всё сделал.

— Что и говорить, я просто молодец.


Билли ударил ладошкой по моей груди, и я стал медленно продвигаться назад. И вперёд. И назад. Скользить становилось всё лучше, но я не разгонялся, сосредоточившись на том, чтобы держать темп. Омега так приятно меня сжимал и учащённо дышал, вжавшись носом между шеей и плечом, пряча лицо. Я бы хотел его видеть, но думаю, так бы он ни за что не расслабился.


— Там всё горит, — прошептал он мне на ухо, крепко обхватывая за шею.

— Это от трения. Ускорюсь немного?

— М-м-м.

— Билли?

— Д-да, — отозвался омега и ещё тише добавил, — можно не немного.


Ох, малыш! Я ускорился и так захотелось развернуть его, поставить раком и оттрахать сзади как следует, чтобы шлепки бёдер были как аплодисменты. Но такое точно не для первого раза. Сейчас хотелось утопить его в нежности, поэтому я не отрывался от его губ, однако значительно ускорился.


Подрагивающие ноги Билли всё сильнее сжимались за спиной, глаза закатывались, и он стискивал меня в себе. Совсем скоро. Я стал двигаться гораздо резче, входя в него до разбухшего узла. Омега стал метаться по кровати так, что я едва его удержал и успел зажать рот ладонью, когда Билли протяжно застонал, выплёскиваясь себе на грудь и сдавливая собой. Я мигом отправился следом, и на пару секунд мир исчез в ослепительной вспышке. Улыбка прилипла к лицу, поэтому я как даунич снимал и завязывал презерватив.


— Подожди, а это… всё? — спросил Билли, приподнявшись на локтях, а я поражённо уставился на него.

— Извини, я подумал, что раз ты кончил… Хочешь сразу ещё раунд?

— Ну я… не об этом, а… как же узел? Вязка?

— Малыш, посмотри на него, — сказал я, показывая на тот самый надувшийся бейсбольный мячик в основании члена, — он в тебя не влезет. Ни в первый раз, ни во второй.

— Оу, а я думал… это же момент единения…

— Момент единения никуда не делся. Иди сюда.


Я улёгся рядом, обнял своего омегу, закинув его ногу к себе на бедро, и накрыл нас одеялом. Теперь он наконец-то согрелся, даже руки тёплые.


— Я всё думаю… — снова сообщил Билли, и я уже решил, что “думать” — это его дурная привычка, — что будет дальше? В смысле, родители могут узнать. Даже если мы будем очень осторожны…

— Ты знаешь закон Мёрфи?

— Конечно, я же смотрел Интерстеллар. Всё, что может пойти не так, пойдёт не так. Тебя папа тоже в честь этого закона назвал?

— Не думаю. Кстати, в фильме используется более мягкая формулировка — всё, что может произойти, произойдет. Но я не к этому веду. Чуть позднее Артур Блох опубликовал книгу, где сформулировал следствия из закона Мёрфи. Мне больше всего нравится это — если четыре причины возможных неприятностей устранены, то обязательно найдется пятая.

— И что же здесь может нравиться?

— То, что нет смысла искать эти четыре причины. Даже искать одну, смысла нет. Предсказать будущее невозможно. Действуй обдуманно, но не перегибай, ведь сыграть вокруг всего всё равно не получится.

— Предлагаешь не париться?

— Предлагаю не сходить с ума и жить с мыслью, что родителям не суждено узнать то, что им знать не нужно.

— Хорошо. Мне подходит. Но всё-таки… Раз уж закон назван твоим именем, постарайся шепнуть Вселенной пару слов в нашу пользу.

— Договорились, — с улыбкой ответил я и прижал малого к себе теснее, — сделаю всё, что в моих силах.

***

Очутившись во сне, я не хотел открывать глаза, но и проснуться не мог. Мне так не хотелось после тех откровений и близости снова будить Билли своими криками. Если бы он только мог остаться со мной до утра! Уверен, тогда кошмары бы отступили, напуганные моей радостью, но…


Я вдохнул поглубже и сразу понял, что видение изменилось. Впервые с самого начала этих кошмаров. Не было ни снующий людей, ни пострадавших, а самое главное, нет автобуса. Нет разрушений, хаоса и паники. Вообще ничего нет. Пустота. Обычно эта улица заполнена машинами и людьми, но сейчас вокруг ни души. Я сам материализовался посреди дороги, как раз там, где произошла авария, а на моём месте на скамейке под искусственным оливковым деревом кто-то сидел. Вокруг человека была какая-то дымка, и тот сливался с ней, будто был из мира духов, поэтому я смог разглядеть его только когда подошёл ближе.


И тут же забыл как дышать — спиной ко мне сидел Ламар. Он был одет точно так же, как и в последний день: распахнутый рубиновый пиджак, обычные потёртые джинсы, а на ногах блестящие чёрные туфли. Омега поправил кудри, придирчиво глядя на себя в отражение, и достал из кармана клубничный бальзам. Он смотрелся в своё зеркальце-расчёску с чёрной пантерой, что обвивала хвостом рукоятку, пока красил большие пухлые губы, причмокивая, чтобы распределить бальзам. После он покрутил головой, осматривая результат, а потом вдруг посмотрел прямо на меня в отражение, но так и не повернулся. Его тёмные глаза смеялись и светились радостью, но это слово прозвучало жёстко, как приказ, в который он вложил всю свою волю:


— Люби!


Я рад подчиниться.


fin.