без украшений; под сосенками таких домов не строили точно. Но все-таки и чересчур добротный для того, чтобы считать его современным. Потолки в подъезде высоченные, и лестница широкая.
– Дом во время нэпа строили. Это и по стилю понятно – классический конструктивизм, – объяснил Игорь Павлович, когда Алеся сказала про лестницу. – Для советской респектабельной интеллигенции. Сталин своему личному врачу в первом подъезде квартиру подарил. А вот здесь раньше скамеечка стояла между вторым и третьим этажами. В этой нише. Я ее помню еще. Чтобы можно было отдохнуть, если подниматься устал. В детстве очень удивлялся: как это два этажа пройти и устать?
Теперь уже не удивляется, конечно. Но все-таки он поджарый, быстрый и на третий этаж поднялся легко.
В квартире было тихо и как-то сонно. Алеся умела различать жилье, в котором нет молодых людей, это было как раз такое.
– Ты, Игореша? – раздался голос из дальней комнаты.
– Да, мама, – крикнул Игорь Павлович. – Лежи, не вставай. Ванная вон там, – сказал он Алесе. – Мойте руки и приходите в мамину комнату.
В ванной Алеся поняла, что квартира эта очень хорошо отремонтирована, то есть ремонт в ней совсем не заметен: ощущения старческой замызганности нет, но и новодела не чувствуется тоже. Что можно было сохранить, то сохранили, а что пришлось заменить – ванну, краны, – то заменили в схожем стиле.
Моя руки, Алеся посмотрела в зеркало. Собственный взгляд показался ей растерянным, чуть ли не испуганным. Хотя что особенного происходит? Не раз ведь делала платные уколы на дому, как и любая медсестра.
Она поколебалась, какое полотенце взять, и взяла свежее из тех, что стопкой лежали на полке в углу.
– Вот, мама, – сказал Игорь Павлович, когда она вошла в комнату и поздоровалась. – Это Алеся, сегодня она тебе капельницу поставит.
– Спасибо, Алеся. – Старушка улыбнулась. – А то я уже и сама переполошилась, что день пропущу, и сына переполошила. Как курица. Меня Ирина Михайловна зовут.
Она была полная, рыхлая и сидела в подушках на широкой кровати. Но выглядела ухоженно, даже волосы были тщательно покрашены в естественный русый цвет.
Между кроватью и стойкой для капельницы лежали на тумбочке аптечные коробки.
– А можно назначения ваши посмотреть, Ирина Михайловна?
Алеся улыбнулась, произнося это. Таких пациенток она различала сразу. Они действительно готовы переполошиться из-за любой ерунды чуть не до обморока, но так же легко успокаиваются, как только видят уверенность и доброжелательность. Доверчивы они до детскости, и это доставяет им немало бед. Но Алесе такая доверчивость всегда нравилась. Обманывать она никого ведь не собирается, а если человек доверчивый, то он и не лезет с занудными расспросами, и очень удобно не рассказывать перед каждым уколом, не был ли твой отец алкоголиком и какие отметки у тебя были в медицинском колледже.
Капельницы были назначены в поликлинике, лекарства такие, которые Алеся и сама бы назначила для поддержания сердечной деятельности. Ничего особенного, в общем. Если есть во всем этом странность, то лишь в том, почему Игорь Павлович не вызвал медсестру из любой платной службы, которых по Москве миллион с хвостиком.
– Я и сам переполошился слегка, – сказал он.
– Нет-нет, это именно я тебя переполошила! – возразила Ирина Михайловна. – Сам ты не склонен паниковать, и правильно.
– Но Алеся действительно квалифицированная медсестра. – В его голосе не слышалось ни отзвука сомнения. – Так что моя паника оказалась кстати. Неизвестно, кого бы я второпях в интернете нашел.
– Капельницы хорошо переносите? – спросила Алеся.
– Прекрасно, – ответила Ирина Михайловна. – Нет никакой необходимости ложиться в больницу!
«Значит, предлагали», – поняла Алеся.
И сразу пожалела, что согласилась ставить капельницу на дому. Даже не пожалела, а испугалась. Неизвестные люди, и кто знает, что у них на уме… – Давайте давление померяем, – сказала она.
– Сто шестьдесят на восемьдесят, – сразу же откликнулась Ирина Михайловна. – Это мое рабочее.
– Сто шестьдесят не должно быть рабочим, – заметила Алеся. – Что вы принимаете?
Давление именно таким и оказалось, и пока старушка перечисляла свои лекарства, Алеся подготовила капельницу. Когда ставила ее, Игорь Павлович смотрел, как она это делает. Мама называла это «над душой стоит» и терпеть не могла, но Алеся еще в колледже к этому привыкла, и сразу после учебы, когда начала работать в больнице, каждое ее движение оставалось под контролем. А как иначе? Случись что, кто кому будет объяснять, что медсестра была неопытная?
Вены у Ирины Михайловны оказались плохие, но Алесе попадались и похуже.
– Чаю выпьете, кофе? – предложил Игорь Павлович, когда капельница была поставлена.
– Нет, я здесь послежу, – отказалась Алеся.
Мало ли какая у больной окажется реакция. Лучше не отходить ни на шаг. Об этом она, правда, говорить ее сыну не стала.
– Я сюда и принесу, – сказал он. – Так чай или кофе?
Алеся думала,
