сложно: достаточно симулировать в чате неадекватное поведение условного двенадцатилетнего школьника, строящего бессвязные, наполненные грамматическими ошибками предложения и выражающего эмоции посредством широкого набора соответствующих картинок. Нынче люди в мессенджерах пишут гораздо примитивнее, нежели обученные машины, а умному прикинуться дурачком гораздо проще, чем наоборот, вот и умной машине – при внесении в ее код нужных правок – относительно просто прикинуться глупым человеком. В итоге, отбросив и тест Тьюринга, я обратил внимание на игры – развлечения, ценные сами по себе в отрыве от каких-либо конкретных практических задач и ориентированные в первую очередь на веселье. Согласитесь, веселящийся компьютер значительно больше напоминал бы человека.
– Возможно, – кивнула Светлана Петровна, – однако едва ли не с самого начала программисты учили ЭВМ играть в различные игры: от крестиков-ноликов до трехмерных шахмат. А симулирующие поведение людей алгоритмы так или иначе используются во всех компьютерных шутерах, гонках или стратегиях.
Створки лифта распахнулись, и мужчина с женщиной очутились в длинном разветвленном коридоре. Далее разговор продолжился на ходу.
– Вы правы. Давным-давно машины соревнуются с людьми во всевозможных игровых дисциплинах. В 1997 году шахматный суперкомпьютер Deep Blue выиграл матч из шести партий у чемпиона мира Гарри Каспарова, а в 2016 году программа AlphaGo со счетом 4:1 обыграла в го корейского профессионала девятого дана Ли Седоля. Но еще сильнее меня заинтересовала история суперкомпьютера Watson. Созданная компанией IBM машина в 2011 году приняла участие в телевикторине Jeopardy! – аналоге российской «Своей игры» – и вышла победителем из схватки с двумя мастеровитыми соперниками: Брэдом Раттером и Кеном Дженнингсом. По правде сказать, я не был удивлен успехом Watson’а, так же как не был удивлен успехами Deep Blue и AlphaGo. И хотя задачи перед тремя перечисленными программами стояли разные, для решения компьютерам не требовалось пресловутое творческое мышление. Комбинации в шахматах и го в определенной степени просчитываются математически, а распознав ключевые слова в тексте вопроса из Jeopardy!, Watson’у, чтобы отыскать ответ, оставалось только сопоставить их со своей внушительной базой данных. Зато достижение компьютера от IBM натолкнуло меня на мысль: а в какую интеллектуальную игру обыкновенная машина обыграть человека точно не сумеет?
– И в какую же?
Выдержав приличествующую театральную паузу, Геннадий Константинович торжественно произнес:
– В «Что? Где? Когда?».
– В «Что? Где? Когда?»? – переспросила Светлана Петровна. – Не понимаю. А в чем с точки зрения мышления разница между «Что? Где? Когда?» и «Своей игрой»? И там, и там, насколько мне известно, задают мудреные вопросы, а игроки на них отвечают.
– О! Разница принципиальнейшая! Вопросы в «Своей игре» – или в Jeopardy!, причем особенно в Jeopardy! – основаны преимущественно на эрудиции, то есть на чистом знании о фактах. Скажем, вы в курсе, что такое айлурофобия?
– Ну, греческое слово «фобия» намекает на некую боязнь…
– А кого или чего?
– Э-э… затрудняюсь ответить.
– Кошек. Айлурофобия – это навязчивая боязнь кошек. Без дополнительных специфических знаний на заданный мною вопрос не ответить.
– Пожалуй. Мне, честно, даже трудно представить, как вообще можно бояться кошек – они же милые…
– Всяко в жизни бывает. Я вам привел яркий пример вопроса, целиком основанного на эрудиции. Угадать верный ответ наобум практически нереально. Вы вот правильно зацепились за слово «фобия», но дальше ограниченность познаний в греческом языке вам продвинуться не позволила. В классическом «Что? Где? Когда?» вопросы подбираются иначе. Как правило, если мы говорим действительно о добротном, традиционном ЧГКшном вопросе, то он требует минимума знаний (школьная программа плюс опыт, почерпнутый из повседневной жизни) и раскручивается благодаря рассуждениям, базирующимся на элементарной логике, ассоциациях, образном мышлении и здравом смысле – атрибутах человеческого, не машинного разума.
– Ясно. И коль скоро указанные качества присущи людям, то, по вашему мнению, исходя из их наличия либо отсутствия, допустимо провести грань между полноценным ИИ и остальными программами.
– Абсолютно точно! – воодушевился Геннадий Константинович. – На мой взгляд, машина, умеющая играть не в Jeopardy!, а в «Что? Где? Когда?» вправе претендовать на статус настоящего искусственного интеллекта. На данном предположении и строится разработанный мною тест Ворошилова, названный так по фамилии автора телевизионного «Что? Где? Когда?» Владимира Яковлевича Ворошилова.
– И в чем же состоит ваша методика?
– Она предельно проста. Я общаюсь с машиной (и да, в отличие от теста Тьюринга, я точно знаю, что мой собеседник не человек), задаю ей особым образом подобранные вопросы, а затем, получив ответы, делаю предварительные выводы о том, имеются или нет у данной машины признаки
