Оксана Сальникова
Сказ о том, как Велес небесных коров украл
А и ветер покачал старый дуб,Пообсыпал-нащипал жёлудей,Да отнес их старику-колдуну,А и тот их сварил да и сказку смастерил.А мы слушать станем.
Было это в старые, а то и в стародавние времена, а может и еще раньше. Мир и тогда прекрасен был, может и лучше нонешнего. Всё в мире на трое поделено: Небесное царство – Правь, людской мир – Явь, подземный мир – Навь. Много там правителей поменялось. Так много за долгие лета, что и не сочтёшь, словно звезд на небе. И хорошие были, и плохие, а только мир и доныне стоит.
А наш сказ не о царе грозном, а о воре венценосном.
Жил да был в подземном царстве бог Велес. Собою статен, ой как знатен, борода колечками вьётся, слово скажет – словно реченька льется. Пришел срок – женился Велес на славной девушке, ясноглазой Виевой дочке. Не простая жена досталась Велесу – дочка великанши Бури. А звали ее Яга, а и так Ягушкой, а родный батюшка на особицу – Ясенькой.
Жил-поживал Велес-молодец со своею женой в покое и радости. Всё у них пополам: и печаль и радость. А и раз пожаловала к ним в гости сестра Велеса, Алтынка. На радостях пир закатили, ели да пили, в баньке плескались да в пляс пускались. А после Алтынку и спрошать стали: мол, как там батюшка да матушка в Прави Небесной поживают-могут. А сестра возьми да и скажи: «Плохи у нас дела, братушко Велес. Мати нашу с сёстрами умыкнули Сварожичи. И Сварог с ними во главе, разбойник. Умыкнули, на острову держат. Во святом пречистом Ирии. Не пускают нашу матушку в родные поля. Не пускают на родную сторону. Сварог со приспешниками наших коровушек доят, молоко небесное в золотые кувшины льют. Льют да пьют. Бессмертие да молодость ищут. А матушка наша да сёстры в голос ревут, сердце изболелося!» Как услышал эти речи Велес-бог, потемнел он челом, брови соболиные грозно сдвинул, скупую слезу с ресницы смахнул. «Не бывать тому боле! Надо мать идти выручать!» Подскочила Ягуся и с ними просится:
– Украдем, – кричит, – Назад твою матушку! Отобьем ее у врагов Сварожичей! Возьми и меня с собою! Уведем твоих сестер и матушку на Азов-реку.
– А и нет, – отвечает ей грозный Велес, – Нет тебе пути-дороги куда мы пойдем. Правь Златотканная тебя, жена, не пропустит. Ты рождена в Нави. Тебе выше Яви не подняться. Прости и дожидай нас дома. С нами Род! Завтра чуть в свет в путь-дорогу!
Напекла ночью Ягушка в дорогу пирогов, положила мужу чистую рубаху, снохе – пояс вышитый на подарочек. А сама села у окна лен прясть да утра дожидаться. Чем свет Велес-батюшка просыпался, чисто-начисто умывался, в платье новое обряжался. А поверх – кольчуга точеная, да и сабля, гляди-тка, золоченая. На коне – сбруя не сбруя, седло – не седло. Всё начищено да огнем горит. Щит – в руке, копиё – наготове. А и Алтынка не отстаёт, косы ловко плетет, плетет да напевает, победу зазывает. Ей – лук и стрелы в руки умелы да острый ножичек с секретом с рубиновым светом. Долго прощаться не стали, лишние слёзы только помеха в дороге. Оседлали коней-лебедей да и прощай, Навь, встречай, Правь!
А и так ли легка путь-дороженька, а и скатертью ли она стелется? Давно это было – нам неведомо, а вот старая росомаха-пряха помнит доселе, как они летели. У неё и спрошайте, а к нам не приставайте.
Три дня и три ночи, никак нельзя короче, летели-скакали Велес со сестрицею. Алтынка, на что привыкшая к трудностям, а и та в седле уснула. Уснула да и соскользнула. Хорошо еще братец ее вперед пустил да за нею доглядывал. Как увидал он, что Алтынка белым пёрышком с коня-лебедя полетела, закружилась да падает, пустил он своего скакуна во весь опор и насилу успел-подхватил. Открыла сестра сонные очи, никак в ум не возьмет, что тут деется, да где она. Устала, что там. Решил тогда Велес выбрать облако попушистее да и отдохнуть там, да и коней-лебедей, вишь совсем загнали-уморили. Солнышко – на закат, а всадники – в путь-дорогу. Ветер поднялся, за ними вслед погнался. Молния-змея жалом жалила. Гром-сторожил погремел, оглушил. А Велес с Алтынкой скачут-подгоняют, чести не роняют. Только Радужный мост проскакали, глядь, Месяц Месяцович во санях-саночках катит, тонким перстом звёзды пересчитывает.
– Эй, Месяц-браток, подскажи, будь милостлив! – молит его Велес. – Давно я в этих краях не бывал. Далече ли до Прави стозвонной, Прави поднебесной. Прави хрустальной?
Остановил свои сани Месяц да из саночек-то не вышел.
– Никакой я тебе не браток, а как есть Месяц Месяцович, за звёздами Смотрович. А тебя я признал Велес. В наших краях тебе делать нечего, поворачивай, пока цел!
Развернул сани да и укатил восвояси. А вокруг ночь опять. Темным-темно, хоть глаз выколи. Хотели уж тут ночь коротать да утра дожидать. Да летит мимо комета-красная мета. Шипит, свистит, огнём очи слепит.
– Эй, Комета-сестрица, подскажи буди ласкова. Давно я в этих краях не бывал. Далече ли до Прави стозвонной, Прави поднебесной, Прави хрустальной?
Подлетела Комета, ожгла Велеса по щеке да свистнула в самое ухо:
– Никакая я тебе не сестрица, а как есть Комета-Лисавета, свет Сурьевна. А тебя я признал Велес. В наших краях тебе делать нечего, поворачивай пока цел!
Рванулась и только ее и видели. Опечалился Велес такому приёму, поглядывает на Алтынку, кудряву бороду оглаживает, думу невесёлую думает. Только коней-лебедей стреножили, поклажу сложили, полыхнуло Северное сияние красоты несказанной.
– Эй, Сиян-батюшка, к тебе, голубь, обращаюсь. Не хотят меня тутошки принимать, не хотят ответы давать. Молодой был наломал я дров в Прави поднебесной. А теперь воротился – пускать-не пускают, от порога гонят. Подскажи, милай, как быть, куда путь держать.
Полыхнуло Сияние не по-доброму, полыхнуло да и в шар обернулось. Из шара старик Сиян вышел, стал с Велесом-богом беседу вести.
– Ну буде здравый, Велес Родович! Какими судьбами в наши поднебесныя края забрёл. Дело пытаешь аль от дела лытаешь?
Рассказал ему Велес, поведал, что хочет он спасти свою матушку, корову Земун, от воров-Сварожичей. Увели они его матушку да и держат в неволе. А с нею и Бурёна, Дона, Амелфа, ее дочери трёхрогие. Не может его сердце сыновье такой несправедливости терпеть. Покряхтел старик Сиян, поморщился.
– Так-то, так. Всё верно говоришь, сокол. Да ведь и братья Сварожичи сильны. Ты ведь уже на их небо ступил. На их добычу покусился. Вас двое – смешно. А их дюжина и один другого стоит. Тут храбростью и нахрапом дела не сделать. Тут смекалка да хитрость нужна. Стадо коров увести, это не платок за пазуху сунуть. Вот и пораскинь умом. А пока о вас Сварожичи не прознали, переночуйте у меня в чуме. Утро вечера мудренее.
Так они и сделали. Полетели-поскакали Велес с Алтынкою за радушным хозяином и оказались у старого ветхого чума. Привязали всадники уставших коней-лебедей да и в чум вошли. Вошли да удивились, ах-ну-ли! А и какого тут только богатства нет! И ковры ин словно облако мягкие, и подушки одна другой краше да цветастей, и посуда до чего мудрено украшена, тонким кружевом ин серебряным. Принимал их хозяин, потчевал, а всё больше рассказывал да подсказывал. А Велес слушал да на ус мотал. А что Алтынка?! Та почитай что сразу уснула.
Утро лучом юрту осветило. Искало гостей вчерашних, по углам шарило. А гостей-то и след простыл. До солнышка выехали, распрощались.
Ехали-летели, дорогу глядели, в густых облаках легко потеряться. Так и потерялись-таки! Стали кони спотыкаться, пофыркивать. Алтынка коня остановила и тут же в болоте увязла. А болото – заколдованное да невидимое. Оттого-то его заранее и не приметишь. А приметивши, не объедешь! А и край-то болота не видать! А хозяин того страшного места Дый-бог. Он сторожит границы Прави и болотом этой правит. Да только не страшатся Велес со сестрицею. Дал им Сиян-батюшка платочек волшебный. «Брось», – говорит, – «Его на гладь болотную. Так невидимые кочки да островки вмиг видимыми сделаются. По ним и ступайте без страха!» Так они и сделали. Кочки да островки показалися, по ним наши герои и оправились. Уж и половина пути пройдена. Вдруг что такое? Захрапел Алтынкин конь, бьет передними ногами, а только пуще вязнет. А к нему уже со всех сторон костлявые руки кикимор тянутся. За уздечку хватают, к низу тянут, зловещим смехом пугают. Бьет Алтынкин конь крылами, надрывно ржет, помощи ищет. Соскочила хозяйка с коня да под ноги себе широкий щит кинула. Свистнула она брата посвистом особым. Подоспел Велес на выручку. Стали они вместе коня тянуть-выволакивать. Да только без толку. На каждой ноге по четыре кикиморы висит, зубами впились, когтями въелись. Тут без волшебного заклинания не обойтись! Вскочила Алтынка к Велесу в седло. А Велес крикнул что есть мочи:
– Дый, а Дый, покажися, выдь! Дело к тебе есть. Буди милостлив!
Выходило-выплывало черное облако, черное облако-грозовая туча. Это сам Дый припожаловал. Припожаловал да и грозно глядит.
– Чего надобно тебе сын Рода? Зачем границу заповедную пресёк? Аль не гнали тебя? Аль взашей не проваживали?
– Всё так-так, Дый-батюшка! Многих лет тебе да и здоровьица! Не видались столько лет, а ты по-прежнему грозен да силен. Расскажу тебе всё как есть на духу. А пока, будь милостлив, вели своим кикиморам моего коня отпустить. Он
мне еще, ой, как пригодится!
Громыхнул Дый так, что кругом всё замерло. Отвалились постылые кикиморы и рванулся крылатый конь. Рванулся да из болотины-то и вылетел. Вскочила Алтынка в седло, коня треплет, осаживает. А Дый в гости-то звать – не зовёт, тут ответ держать велит. Да и старое-то Велесу-негоднику вспоминает. А вспомнить-то есть что.
Закачалась березонька, заплакала, побежал по коре инда сладкий сок. Не вернется милай друг, не покажется, никогда моя судьба с ним не свяжется!..
Давно это было, забыть уж пора. Забыть пора, дык вот не забывается. Не забывается и не забудется. Надавил Дый-змей на старую мозоль, напомнил про старую рану. Что ж придётся и сказывать…
Велес да Перун – два брата. Оба когда-то босоногие в поле бегали. Выросли, возмужали, на охоту вместе, да на вечорку. А тут вдруг приключилась беда, какой и не надо бы. Полюбили они оба одну красавицу Додолу. Уж на что есть красавицы, а та – краше всех. Волос медный, огнем горит, сердце молодецкое жжёт-обжигает. Косу рыжую на грудь положит, да из-под бровок соболиных лазоревыми глазками глянет и… прости-прощай, добрый молодец! Полюбил навек, не разлюбится! Стали братья перед ней себя показывать, один другого перещеголять желает. Перун дарит ожерелье из утренней росы, Велес – ленту из небесной радуги, Перун – лодочку из точеного дуба, Велес – подушечку из легчайшего облака. А то и на кулаках вздумают померяться, кто кого одолеет, да кто кого сильнее. А то – в пляс пойдут, тут им равных нет. Додола ленту в косу плетёт да поглядывает, поглядывает да подумывает. Вот и решила – Перун ее суженый. Свадьбу сыграли, молодым – на счастье, всей Прави – на диво. А Велес глядел на это ревниво.
Вот как-то отъехал молодой муж в соседние края по важным делам. А братец Велес скорее в гости спешит, спешит да недоброе думает. Неладное у него на сердце, нехорошее. Стучит он в ворота тесовыя, сладким голосом Додолу призывает, мол, пусти, деверя любимого погостить. А только Додола со порога отвечает, что, мол, мужа дома нет, и одному ему тут делать нечего. Ах тут Велес подскочил волчком да завертелся, мил друг. Не по его, вишь, вышло-то! Обернулся он тут птичкой-снегирём да и перелетел через ворота заветныя! Перелетел да и к открытом окну. А у окна сама Додолушка. Сидит шьет-вышивает, о муже вздыхает, песню напевает:
Милай друг мой,
Я скучаю,
Ты придешь домой,
А я встречаю.
Да на крылечке
В платочке новом
Бьётся сердечко
Скажи хоть слово!
Сел Велес-снегирёк на окошечко и слушает. А красавица увидала снегиря, удивилась. Птицу в руки взяла и в горницу занесла. Хотела зёрен дать. Только она это сделала, как птица об пол ударилась и Велесом-татем обернулась. Ах тут вскрикнула молодайка, ах и кинулась она бежать прочь. А только не за этим Велес сюда рвался-порывался, чтобы дело так бесславно кончилось. Вмиг обернул он вокруг девицы свой волшебный пояс-кушак. Потеряла Додола власть над собой. А бесстыднику-мизгирю только того и надобно. Стал он братову жену миловать-целовать. Обо всем на свете он позабыл!
А летели тем временем над крышею журавли, да и так, милые, жалобно закурлыкали. Очнулся Велес и оставил бедную Додолу. И сам восвояси улетел. Улетел соколиком, а на сердце пудовый камень. Что наделал, тать, ведь то братец твой! А на том ведь дело-то не кончилось. Родила Додола через девять месяцев сына, как две капли воды похожего на Велеса негодного. Осерчал, разгневался муж Перун, стал метать он гром и молнии. И дознался обо всем у журавушек. И не было конца его горю горькому! И брат – не брат, и жена – не жена!..
Не сумел он с собою совладать, пал его гнев на ни в чем не повинную жену. Обратил он ее божьей коровкою. А сына ее с глаз велел унести. А и с братом Перун не забыл расквитаться. Вызвал он Велеса-татя на бой. Бились они, бились, небеса огнем горели, земля под раскатами грома ходуном ходила. Три дня и три ночи не было никому покоя. Никто верх одержать не смог. Тогда проклял Перун своего брата и вместе с другими богами изгнал его из Прави. Остался его сын Ярило и без отца и без матери.
Вот она, сказка, куда завела, какую песню-то спела. Слеза на глаза набежала. Так ведь не каждая сказка добра и весела. Чаще страшная…
Вот и призывает гневный Дый Велеса-ворога к ответу. Не желает его на своей земле видеть. Разжалобить отца не получится. А и воевать только. Да на подмогу уж, небось, Дыевичи скачут. Тут Алтынка подмигнула брату – вынимай, мол, скорее волшебные гусли. Без них никак.
Велес вынул гусли яровчатые да начал по струнам перебирать-наигрывать. Струны под пальцами заплакали, заплакали да разрыдалися.
И а мати моя,
Да и родимая
А и плену живет
Да и слезы горькия льёт.
Солнца красного ей не видать,
Зелены травы ей не щипать,
Из реки воды ей не испить,
Как же, как же ей постыло жить.
Играет Велес, а Дый заслушался. Заслушался и о злобе забыл. Забыл да призадумался. Призадумался, а наши-то и бежать. Махнул Велес волшебным платочком да и по кочкам айда скакать. Алтынка за ним поспешает, да уж на этот раз оступиться ой как боится! Миновали, однако, болото.
Глядь, перед ними – степь степная да гора большая. А во степи-то цветов видимо-невидимо. А и один краше другого. Не удержался Велес слез с коня, упал в цветы лазоревые. Здесь, – говорит,– отдохнем. А сестра его торопит-понукает:
– Нельзя здесь спать. Поднимись, встань, брат. Одурманит тебя поле шёлковое, опоит тебя и уснешь навек беспробудным сном.
Только она это вымолвила, как захрапел Велес богатырским храпом. Захрапеть-то захрапел, а ин он невидимым стал! Ах ты, поле, что содеяло! Спит мой брат и разбудить не смогу! И мать не выручу и брата потеряла!
Слезла Алтынка с коня и заплакала. Бегут слёзки одна другой скорее, а и падают во траву мелким жемчугом. Мышки бежали, жемчужинки собрали да в норки унесли. Слышит Алтынка заржал Велесов конь жалобно да и молвит человеческим голосом:
– Хозяйка моя, не печалуйся! У меня к седлу сумка приторочена. Вынь из нее платочек, что Сиян-старик дал да взмахни им над тем местом, где храп слышится. Авось поможет.
Так девица и сделала. Махнула платком и вот он Велес-братец как на ладони. Ох и обрадовалась Алтынка! Давай брата будить-толкать, голосить да браниться, в носу щекотать да за волосы дёргать. А он хоть бы что даже не шелохнулся! Опять Алтынка пригорюнилась. Что и делать дальше – не знает! А тут мышки-серые подружки собрались хороводом, пищат-кричат, бегают. А самая старая, белая мышь, велит Алтынке Ладу призывать да у нее помощи просить. Поле-то ее! Стала Алтынка кликать да причитывать:
– А и матушка Ладушка, выдь покажись! Поклониться позволь, сделай милость! Я – несчастная сестра, несчастная дочь, пожалей меня горемычную!
Засияла на небе радуга-дуга, вспыхнула и погасла, а за место нее красавица Лада объявилась. Посадила Алтынку рядом с собой на траву и велела всё как есть рассказать. А как сестрица-то горький сказ свой окончила, Лада по руке Велеса провела тёплой ладонью, в лицо ему подула. Он и очнулся!
Поблагодарили брат и сестра добрую Ладу и поспешили скорее в путь-дорогу. Горы, не горы, леса, не леса, а таки долетели они до святого Ирия. Лежит он на острове Буяне, посреди бескрайнего окияна. И всё в Ирии ладно да складно, да только ой ли. На окраине дубового леса приземлились Велес и Алтынка. Стали слушать да прислушиваться, глядеть да приглядываться. Вдруг слышит сестрица: жалобно коровка застонала, застонала да тоскливо мычит. Потянула в ту сторону она Велеса, торопит брата. Нашли они среди рощицы березовой теремок ладный. А и весит на нём замок амбарный. А окошечки-то в теремке крошечныя. Да и в них ничего не разглядеть. А мычанье всё оттуда слышится. Охраны близко не видать. Стала Алтынка под окошечко и спрашивает:
– Матушка моя, коровушка Земун, отзовись. Тут ли ты? Это я, дочка твоя, Алтынка. Я тебя выручать пришла. И сына твоего, Велеса, привела в помощь.
А в ответ слышат они:
– Алтынка, доченька, ах ты, Господи, да как же ты тут? И Велес с тобой! Сыночек! Держат меня тут взаперти. И сестры ваши здесь со мною. Бурёну, Амелфу и Дону гулять выпускают. А мне только травушку косят да воду носят, солнышка красного нисколько не вижу. Придут Сварожичи к вечеру меня доить – убьют вас. Бегите, пока не поздно.
А Велес ей в ответ:
– Не печалься, матушка, не тужи. Наша правда с нами. Выручим тебя, авось. Надо только верно за дело взяться.
Простились и поспешили укрыться в густой роще. Сели обедать, Алтынка и говорит:
– Ночью я вызову грозу, а тебя, братец мой, оберну яркой молнией. Проскочишь ты в узкое оконце, осветишь всё вокруг себя и быстрее решишь, что делать.
Согласился Велес на таковую штуку. А сам думает да гадает: что и дальше-то делать будет. А и к ночи, вишь, надумал. Прихватил он с собой рубаху, что жена любимая в дорогу дала и пустились они с Алтынкою в путь.
Глядит месяц с неба черного да на черную землю, глядит-высматривает. А чего высматривает? А того! Ищет конец у сказки нашей!..
Недолго шли да дорога длинною показалась. Каждый шорох страшил-настораживал. Засели брат с сестрой в малиновых кустах, схоронилися. Алтынка давай колдовать-причитывать:
Поднимайся со печи, Ветер-старик,
Тряхни стариной, бородой с сединой,
Приходи пошуметь, повертеть, погудеть,
Молодух попугать, небо в клочья порвать.
А и сам, не сам, с собой гром прихвати,
А и сам, не сам, с собой дождь приведи,
Понадуй, побалуй, потешься!
Ох и что тут началось. Не обскажешь всё. Как тут ветер завыл, словно сто волков, закачал стволы, гнёт он травушку, слышен скрежет и скрип и незбывный плач. До костей той вой пробрал стражников, напугал, разогнал, нашим на руку. Набежала туча-тучища, черным мороком небо застила. Топнула Алтынка ногой и раздался гром, словно рухнул мир. Громыхнула-грохотнула гроза грозная. Полилася с черных туч река слёзная. Хлопнула Алтынка в ладоши, ткнула Велеса пальцем в лоб, и обернулся он яркой молнией. Полетел он стрелою к теремку заветному. Не страшны ему теперь замки да ставни! Шмыгнул он в самую что ни на есть узкую щель да и был таков. Ткнулся он об пол и опять в себя истинного обернулся, а только, вишь, сияние-то не потерял. Глядит он, а перед ним матушка его, корова Земун, с золотыми богатыми рогами, сама голубая, а узоры на ней белей белого. Да только глаза, глаза грустные. А и сёстры тут: Дона, Бурена, Амелфа. Одна – как смоль черна, рога серебром кружевным изукрашены, другая – рыжим золотом пышет, рога – цвета дуба морёного, а третья – в мать, голубая, а рога – прозрачные изумрудные. Как же все они испугалися по началу, а уж потом обрадовались. Пошло тут обнимание, да и расспросы, аханье да оханье. Да только времени то терять никак нельзя! Наказал им Велес смирно стать, и ударил он каждую ракитовым прутиком. Обернулись коровушки глиняными свистульками, кровушками-игрушками. Собрал их Велес поскорее в рубаху, завязал в узел, а сам навязал снопов-снопиков аккурат четыре штуки, воткнул в каждый по одну сторону вилы, будто рога, а по другую – веревку, будто хвост, да и схоронился сам в уголку у самой двери и стал ждать. Недолго сидел как слышит снаружи:
– Эй, Прошка, поди глянь, как там коровы!
– Да что им станет?!
– Кому говорят – погляди, больно тихо в хлеву по такой погоде. Мычать должны, бояться.
Заскрипели замки и дверь отворилась. Ражий парень из Сварожичей глянул в темноту и приметил сонных коров, да оттого, что поленился огня взять, не приметил, что коровы-то соломенные. Простофиля! А наш Велес не будь тетёхой, шмыг у него промеж ног лисою да и был таков!
Добрался он до сестры Алтынки, и поскакали они на своих быстрых конях-лебедях в обратный путь, к Азов-реченьке.
А несла Азов-река свои воды широко, глубока была да неспешная. Берега ее зелена трава изукрасила, зелена трава да алы цветики. Вокруг Солнцевой горы она обвивалася да к Азов-морю, батюшке, возвращалася.
Только по утру пропажа обнаружилась. Только по утру в погоню кинулись. А воров-то уж и след простыл. Поминай как звали, да другой раз не зевай! Ан нет, не таковы Сварожичи, не по ним такой расклад! Пустилися в погоню во все концы, в трубы трубят, всех поднять хотят. Холопы – галопом, всадники – на конях, пешие – на ногах, а и птицы-орлы впереди всех. День гнались, а к ночи нашли, догонять стали, настигнуть хотят.
Видят Велес с Алтынкой: неравны силы. Остановили в чистом поле коней, а уж до Азов-реки и рукой подать. Рукой подать да, видно, тут погибать. Обнялись на прощание брат с сестрой, достали мечи да щиты и изготовились смертный бой принять. Налетали Сварожичи, что стая воронов на тощего зайца. Потемнело небо от их числа, налетел ветер от дыханья их. Засверкали на солнце мечи, пошла сеча богатырская, кто кого. Да только кто ж кого? Даждьбог впереди всех налетает, сечет, рычит, отымает. Заслонила тогда Алтынка брата, прикрыла своим щитом, да достала на свет свои косыньки. Размахнулась одной – полетели вороги во ближайший лес, размахнулась другой – полегли вороги в гнилом овраге. А Велес скорее достал свои гусли волшебные, гусли яровчатые. Доставал гусельки да и начинал играть, начинал играть да наигрывать, наигрывать да и песню петь:
Что не три горы зашаталися
Три богатыря соезжалися
Три богатыря соезжалися
Соезжалися да прощалися.
Одному дорога – в тёмный лес была,
И его в дорогу радость повела.
А второму путь через горы был,
Он умелым и разудалым слыл.
Ну а третьему – Синий окиян,
Забиякой был и большой буян.
А поехали за невестами
За хозяйками за чудесными…
Как услыхал это пение Даждьбог, опустил он свой златой щит, опустил он свой булатный меч. Дал он знак сотоварищам, сотоварищам Сварожичам. И отпрянули вороги, посветлело небо как лазурный плат. Сел Даждьбог ин на травушку, подпер щеку кулаком, песню слушает, песню слушает, думу думает, думу думает, по щеке слеза катится. Как допел до конца песню Велес-гусляр, положил свои гусли волшебныя и склонил голову повинную. А и молвил Велес таковы слова:
– Ты, Даждьбог, и сам сын, потому поймёшь мой горький сказ. Мать свою и сестер моих я в плену не оставлю жить. Пусть сложу буйну голову, а оставить так не могу никак. Из родных краёв ты украл всех их, держишь взаперти, как тюремщик-тать.
Поднимался тут Даждьбог со травушки, поднимал на коней свою рать. Подзывал он к себе Велеса и говорил такие речи:
– Отпущу-прощу тебя, Велес-бог! Как на гуслях играл – сердце моё радовал, как песню пел – душу тронул. Забираешь ты с собой радость мою, коровушек небесных. Оставь взамен мне свою радость – гусли волшебные, яровчатые. Буду на них играть, душу тешить. Коли согласен, забирай мать и сестёр.
Без раздумий отдал свои гусли Велес. Посмотрели брат с сестрой во след Сварожичам да и отправились через Азов-реку. А на той стороне Велес развязал рубаху жёнину да и выпускал на белый свет матушку и сестёр. Погостил-побыл Велес с матушкой да и вернулся в Навь к своей жёнушке Яге Виевне.
Тут у сказочки – конец, а кто слушал – молодец!
