В больнице пахло отвратительно. Вечный запах медикаментов смешивался в непроницаемое, тошнотворное облако с сердцевиной из боли, страха и отчаянья, со сладостно-гнилой верхней нотой из напрасных надежд.
Я столько времени провела в этом здании, что и сейчас могла по памяти нарисовать план со всеми входами-выходами и эвакуационными ходами, которые, конечно же, были негодны. Как и всё в этом чёртовом мире.
Настроение было прескверным, и не без причины.
Уже четвёртый час я буравила взглядом дверь с отвратительной отделкой: несимметричной, смешавшей в бредовом кошмаре элементы трёх совершенно разных стилей - неудавшаяся претензия на постмодернизм. Эта омерзительная дверь вела в операционную.
Не первый год отец вёл непрекращающуюся борьбу со смертью.
Эта операция была его последним боем.
Врачи, отец и я - мы все это знали.
Потому, когда началась беспокойная беготня медсестер и ассистентов под доносившийся тонкий механический писк ушедшей жизни, я даже не удивилась.
Глаза застилала дымка, а неприлично громкий вопль отчаянья, вырвавшийся из моего горла, заглушила сирена.
Во мне была пустота. Я не осознавала ничего. Не видела суетящихся и бегущих в панике людей, не чувствовала запаха гари - ещё более мерзостного, чем обычный медикаментозный, не понимала, что в удивительно прохладный летний день стало уж слишком жарко, а рёв противопожарной сирены принимала за свой крик души.
Наконец, сквозь пелену захлестнувшей меня боли, проступили очертания реального мира.
- Пожар, девушка!
Меня подхватили под локоть и грубо дёрнули вверх, отрывая от стула. Бумаги, лежавшие на моих коленях, вспорхнули испуганной стайкой белых птиц.
- Что? - прохрипела я и закашлялась от дыма.
- Горим! Беги!
Меня толкнули в спину с такой силой, что я почти свалилась на пол, чудом сохранив вертикальное положение. Но вместо того, чтоб, как обычно, огрызнуться на такое поведение, мысленно возблагодарила своего спасителя и ринулась в указанном толчком направлении.
Спаситель, увидев что я очнулась от своего транса, больше не стал со мной возиться и ринулся вперёд. Дым становился гуще, и я всё чаще на бегу врезалась в острые углы и стены.
Столкновение на полном ходу со стеной в том месте, где должен был быть проход к эвакуационной лестнице, вышибло из меня дух.
Тихонько сползла по стене вниз.
Тупик.
Пришла мысль что это даже иронично - в один день никого из Оресовых не станет. Пришла и ушла.
Волосы противно липли к взмокшему лбу, и я тряхнула головой. Внизу дышалось ощутимо легче, но это не надолго. Ползком отправилась дальше по этажу, к обычной лестнице.
Кажется, я была последней выбирающейся из огня, и по дороге мне никто не встретился. Мимолётное облегчение вспыхнуло в моей душе. Даже не представляла, что бы стала делать в иной ситуации - спасать чью-то жизнь или свою.
Находясь в сознании только лишь из чистого упрямства, кубарем скатилась по лестнице. Ухватившись за дверной косяк, с усилием поднялась на ноги. Дверь на улицу была плотно прикрыта и ощущалась какой-то чересчур тяжёлой, когда я её толкнула и наконец выбралась наружу.
Жадно вдохнув чистый воздух, тут же закашлялась.
Когда приступ прошёл, стала дышать более мелко и осторожно.
Глаза слезились, и в первый момент показалось, что они подводят меня. И во второй момент тоже. И во все последующие.
Вместо улочки, которую я прискорбно хорошо знала, перед моим взором предстало нечто, что иначе как галлюцинацией не назовёшь. Впрочем, ничего внеземного не увидела. Пока ещё.
Зато увидела вместо спокойного спального района с серыми многоэтажками оживлённую узкую пешеходную улочку с двухэтажными разноцветными домиками. Обернувшись, убедилась в своей догадке: из одного такого же я только что и вывалилась. Из яркого такого, голубенького.
Решив не стоять на месте, а выяснить, что произошло, я пошла по направлению к основному потоку людей, наплевательски топча чей-то любовно подстриженный газон. С людьми заговаривать откровенно боялась: а вдруг я действительно умом тронулась и это тут же обнаружится? Дальше в моей фантазии меня незамедлительно увозила белая машинка с огоньками и добрыми докторами. Нет уж, хватит с меня машин с докторами!
На меня странно косились прохожие, заставляя привычно прятать исписанные чернилами руки в рукава, но это не особо помогало. Чернила змеились нестираемым клеймом и по моей шее, и по ладоням, и по пальцам - всему, что было не скрыто одеждой.
Впрочем, к такому мне не привыкать. Обстановка новая, а взгляды старые. Ничего необычного.
По крайней мере, они не тыкали пальцами и не заговаривали со мной - и на том спасибо.
Следуя за людьми, вышла на открытую площадь - видимо, центр города. Она была круглая, окружённая со всех сторон рядом домов, между которыми змеились дорожки вглубь города. По одной такой же только что
