доверительно шепнуло. – Ты не думай, смерть – штука не красивая и мало кому к лицу. Единственный для тебя выигрышный вариант – это попасть в какую-нибудь бандитскую переделку, ну там, стать случайным свидетелем, а потом пуля прямо в сердце, ты со вздохом падаешь на спину, раскинув руки, волосы красиво рассыпаются на земле, голова склоняется на бок… Потом медики будут мчаться с твоим телом в больницу, приговаривая: «Разряд… Еще разряд… Мы теряем ее…» И по щеке какого-нибудь особо впечатлительного санитара скатится скупая мужская слеза, и он подумает: «Ах, она была так молода… И так красива… И так нелепо погибла…» – существо так увлеклось рассказом, что не заметило, что Лика стоит уже на второй перекладине и решительно заносит ногу над ограждением, не понимая, от чего хочет избавиться: от жизни или от неуместной болтовни странного мохнатого создания. – Впрочем, уже поздно что-то менять. Эээ! Ты осторожнее там!
Существо взмахнуло клюкой, и в тот же миг старенькое ограждение не выдержало, надломилось, и Лика повисла над бездной, из последних сил цепляясь за ржавые балки и беспощадно визжа. Беличьи ушки существа съежились, и, прикрывая их лапками, оно поспешно заковыляло к краю крыши, путаясь в длинных полах волочащегося за ним пальто, постанывая и жалобно причитая:
– Ох, люди, люди! Ну, что ж ты орешь-то! Ох, уши мои!
Существо свесилось с крыши, оказавшись прямо над Ликой, и осведомилось:
– Ну, чего орешь? Ты же этого и хотела! Давай, разжимай ручонки и лети!
– Помоги! – выкрикнула Лика.
– Ох, люди, люди! Ты бы сначала подумала, от чего отказываешься, а потом долбала булыжником по замку. Ну, вот чего у тебя случилось? Хахаль бросил? Ой, да не ты первая, не ты последняя. Ты же «Москву, что слезам не верит» сто раз смотрела, Катериной восхищалась. Ой, да тебя же судьба ждала удивительная – популярность, богатство, толпы поклонников. А теперь что? Только силуэт мелом на асфальте да, в лучшем случае, заметка из трех строк в разделе «Происшествия». Вот и говорю – дура!
Железная балка заскрипела и, вздрогнув, провисла еще больше. Одна рука Лики сорвалась и, визжа, она замахала ею в воздухе, пытаясь найти хоть что-то, за что можно зацепиться.
– Что передумала? Спасите-помогите теперь?
Лика хотела что-то сказать, но горло сжалось в тугой комочек и не слушалось, поэтому она часто закивала и умоляюще уставилась на существо мокрыми от слез глазами.
– Ох, люди-люди…Никакого сладу с вами. Я же не развлекаться сюда пришел, а по делу, понимаешь, по делу!
Лика умоляюще смотрела на него, беззвучно шлепая губами, будто выброшенная на берег рыба.
– И не могу я тебе помочь! – в голосе существа начали проскальзывать плаксивые нотки. – Просто так – не могу, понимаешь? Не в моей это природе, устроен я так!
Лика снова закивала, готовая на все.
– Значит хочешь спасти жизнь в обмен на душу? – вздохнуло существо.
Балка снова заскрипела, прогнулась, в глаза Лике посыпалась ржавая труха. Она снова завизжала, от чего ушки существа стали едва заметны, а рожки нагло уставились в небо, и из последних сил прокричала:
– Да-да-да!
Существо вздохнуло, хлопнуло мохнатыми лапками и протянуло одну из них девушке. Их разделяло около полутора метров пустоты, но почему-то Лика без труда дотянулась и изо всех сил вцепилась в протянутую лапку. Существо едва слышно взвыло, но не разжало руки. Лика почувствовала, как что-то внутри нее забилось, будто до смерти перепуганный зверек в клетке, почувствовала, как сквозь ее ладонь в ладонь существа перетекает какая-то сила… и в следующий миг девушка оказалась на крыше, в безопасности. Ее бил озноб, хотелось забиться в уголок, сжаться в крошечный комочек и ни о чем не думать. Особенно о том, что только что произошло. Лика попыталась высвободить руку из мохнатой лапки существа, но оно продолжало цепко держать ее.
– Ну вот, и что мне теперь делать? – прохныкал он. – Я же еще маленький, я же только учусь! Эх, ладно…
Не отпуская девушку, он порылся в кармане пальто свободной лапкой и выудил из него невесть откуда взявшуюся чайку. Та уставилась на Лику стеклянными глазами и жалобно закричала.
– Теперь все. Живи. – объявило существо и, вырвав из крыла птицы одно перышко, отпустило ее на свободу. Чайка взмыла вверх и закружила над домом, все так же пронзительно вскрикивая. А Лика обессилено опустилась на нагретую солнцем черепицу.
Чертенок повертел в лапке перо и, вздохнув, снял пальто и накинул его на плечи дрожащей девушке:
– Вот, милая, погрейси, погрейси. Теперь все хорошо будет. – он повертел перышко в лапках и сунул его в незаметный кармашек на животе. – Что ж вы, люди, жить хотите лишь перед самой смертью! Эх…
Чертенок нагнулся, чтобы подобрать клюку, когда над ним раздался третий, насмешливый голосок.
– Ну что, дурик, опять начудил? Сделал лабораторную?
Он поднял глаза и увидел сидящую на антенне юную ангелицу.
– А ты, что тут делаешь, пернатая, – презрительно фыркнул он, разгибаясь и занимая оборонительную
