взглянет на его великана, еще острее ощутит радость жизни.
Всех пожрет людоед: и Мигеля с Лусией, и Агустина и донью Фелипу, прекрасную владелицу книжной лавки. А пока что мы сами живем и жрем. Сила током проходит по телу. Хорошо сознавать свое превосходство над тупым великаном на стене. Хорошо понимать, что он всесилен и бессилен, угрожающе злобен и жалко-смешон. Хорошо потешаться, издеваться, измываться над его тупостью, прожорливостью и коварством, пока сам еще сидишь за столом и жрешь. А умрешь — все равно останется картина на стене вечной насмешкой над глупым великаном.
Он еще не очень ясен,
Тот колосс. Зеленоватый
Фон с коричневым оттенком.
Черновато-грязный колер,
Но пронизанный каким-то
Изнутри идущим светом.
Вот стоит гигант, разверзнув
Пасть, и крошечного жрет он
Человечка… Скоро Гойя
Своего гиганта плотью
Облечет, из мрака вытащит
его на свет. Он должен
Пригвоздить к стене колосса!
Гойя встал. И поговорку
Вновь припомнил:
«Мертвых — в землю.
А живых — за стол!» Велел он
Подавать на стол. А как же!
У него пока все зубы
Целы, аппетит — отменный!
Агустин пришел. Увидев
Друга вновь в рабочей блузе,
Удивился… Гойя с хитрой,
Но веселою ухмылкой
Пояснил: «Ну вот, как видишь
Я работаю. Да. Нечто
Новое решил я сделать.
Не хочу и не могу я
Бесконечно любоваться
Голою стеной. Я должен
Увенчать ее картиной,
Чем-то острым, чтоб сильнее
Аппетит взыграл! Ты понял?
Завтра я начну!»
На этом заканчивается первый из двух романов о художнике Франсиско Гойе.