Сергей Овчинников
Обращение Вити Кошеля
Написано от руки и от сердца
Обращение Вити Кошеля
Рывок! Пуговицы, заботливо укрепленные аккуратными стежками, с треском поотлетали и осыпались в пыль тротуара. Колька провалился вперёд, но сбил захват и устоял. «Эх, надо было первым!» Он едва успел нырнуть под летящий прямо в глаз костлявый кулак вихрастого противника, сцепляя руки в таран, как учили. Толчок в грудь всем своим воробьиным весом. Соперник – старше и тяжелее – покачнулся и на миг тормознул, не готовый к отпору. «Поджать левую и, не расцепляя…» Правый Колькин локоть по короткой дуге прилетел и чавкнул в массивный нос Толяна, свернув его на бок. Толян заорал! Густо брызнуло алым! Потекла, побежала горячая быстрая юшка! «Ну может теперь эти с Дмитровки в следующий раз не сунутся!»
Поколачивали там пацана часто, поколотили бы, наверное, и теперь, если бы не хитрый удар, что показал ему Витька К’ошель. Тот имел множество синеватых наколок и простую науку:
– Бей первым, Колюнь! Второй номер может не встать!
Колька, хоть и не догонял ещё, что делает рядом с мамкой этот субъект, но уроки впитывал с жадностью голодного беспризорника!
Колька пристально глянул на свиту Толяна – охотников продолжить не нашлось, и он нарочито медленно подобрал пуговицы, сдул пыль и зашагал к дому. Правда, увидев в конце улицы военного с вещмешком, не удержался и припустил.
– Дядь, а вы с какого эшелона? – Выпалил он, запыхавшись, шаря глазами по плечам, чтобы определить звание, но погоны отсутствовали. Плотно заросшее лицо, с ног до головы одного цвета – серого от пыли, будто проделал весь путь пешком. Колька по привычке вгляделся, но черты лица не узнал. Это был опять совершенно незнакомый солдат.
– Я не с эшелона, я своим ходом. – Ответил тот, остановился и посмотрел на Кольку странным затуманенным взглядом, словно думал совершенно о другом.
Колька хотел ещё спросить, но уже наткнулся, напоролся на этот тоскливый, полный горечи, взгляд, скорее отвернулся и пошёл прочь.
– Завтра с утра поезд будет. – Крикнул ему в спину военный. – Сказали, последний.
Колька вздрогнул и, не оборачиваясь, прибавил шаг.
***
Во дворе Колькиного дома на лавочке за пустующим доминошным столом сидел парень в двубортном шоколадном костюме в тонкую полоску. Воротник кремовой рубашки лежал поверх на манер дорогой салфетки и усиливал источаемый гражданином запах послевоенной московской парикмахерской. На вид лет тридцати или чуть больше. Вьющиеся каштановые волосы аккуратными волнами сходили почти до плеч. Правильные черты лица немного нарушал шрам на левой щеке. Колющий и режущий взгляд говорил о вероятном наличии не менее острого предмета в одном из карманов обладателя. В руках он держал газетный кулек, полный крупных черных семечек. Он молча кивал, время от времени проходящим мимо жильцам, ловя на себе почтительные взгляды. Впрочем, взгляды случались и презрительные. Этих он не замечал.
– Витюнь, пошептаться бы. – Двое возникли внезапно. Серым цветом своих пиджачишек и кепок они почти сливались с блеклой пыльной обстановкой. Хотя, рядом с броско одетым Виктором меркло почти всё.
Отошли втроём.
– Цацку с брюлями у интендантского офицерика ты взял? – Сходу начал тот, что повыше в кепке, закрывавшей пол-лица. Помельче, с виду подручный, семенил кругами, то и дело оглядываясь.
– А что за интерес? Всё, что брал, так то моё! А цацку не помню – мож и брал. Или я что-то вовремя не занёс? – Виктор смотрел на визитера сверху вниз, сунув руки в карманы брюк.
– Витя, постой. К тебе предъяв никаких. Ты марвихер почётный, хоть и залетный. Малявы за тебя все чистые.
– Ну успокоил, Григорий! – Виктор зло оскалился.
– Но полковник тот непростым оказался, да и вещица фамильная. – Гриша изобразил подобие улыбки.
– У интенданта фамильная? Не смеши! Там немецкие клейма. – Вскипел Витька и понял, что язык подвёл.
– Ну, я же говорю, что ты. – Григорий довольно ухмыльнулся. – Значит слушай. К папе от МУРовского начальства приезжали. Цацку надо вернуть. Ты её не продал. – Гриша хмуро покачал головой. – И уже не продашь! Сроку день.
Виктор молча играл желваками.
– Ты же у нас воевал. – угрюмо продолжил Григорий. – Сдохнуть не боишься. Маруху твою накажем – учти. Вечером в семь у Даниловского, короче, и пацаненка ёйного захвати.
Виктор помрачнел.
– Понял? Ответа не слышу!
– Приведу.
***
Во двор Колька входил королём! На лавочке снова в одиночестве сидел Витька, лущил семки, щурился на ярком солнце и смотрел теперь выжидательно на медленно приближающегося пацана.
– Ну что, враг повержен? – Витька небрежно выплюнул шелуху.
– Ага. Подбит стремительным тараном! – Гордо воскликнул мальчуган, видимо подражая манерой вальяжно развалившемуся за столом учителю.
– А в кулаке что? – Насмешливо продолжал тот свой допрос.
Вместо ответа Колька разжал кулак. На ладони блестели три пуговицы с обрывками ниток. Колька улыбался теперь уже немного виновато.
– Ну, хорошо хоть не зубы! – Усмехнулся и снова шумно выплюнул шелуху.
Как обычно, некстати появилась мать.
– Ну вот, опять! – Всплеснула руками, брови домиком – уставилась на непутёвого сына. Но тот, вспомнив важное, будто не услышал:
– Мама, завтра последний эшелон с фронта! Пойдем папку встречать!?
Гримаса боли исказила её лицо, как от удара. Она быстро зашла обратно в дом, сунула руку за пазуху. Сложенный вчетверо листок был на месте. Листок со злыми буквами, расплывающимися перед глазами, после которых становилось непонятно, как жить дальше и зачем.
Сделала шаг обратно во двор, но остановилась в дверном проеме, привалившись головой к косяку.
– Я тогда один пойду! – Колька бросил быстрый взгляд на Витьку, по-своему истолковав материно замешательство.
Она хотела что-то сказать ему, одернуть, но горло перехватило. Оттого лишь закрыла глаза и плотно поджала губы. Потом порывисто сунулась к Кольке обнять. Но он вывернулся, зло сверкнув глазами, и скрылся за домом.
Виктор нагнал Кольку, обогнув дом и выйдя на улицу. Тот остановился в нерешительности, и Витька подошёл вплотную.
– Мать не дергай! Она ни при чём! Под сердцем письмо нехорошее носит – тебе показать боится. – Витька говорил быстро, вполголоса. Колька остолбенел:
– Похоронка?
– Почти. «Пропал без вести» там накорябано. – Глядя в расширяющиеся глаза Кольки и по-бабьи скривившийся рот, Витька схватил того обеими руками и несколько раз сильно встряхнул: – Слушай меня! Скажу тебе, хоть и не стоит! Слушай и молчи, понял? – Теперь он уже шипел, злобно вращая глазами вплотную к Колькиному лицу, что до того долетали брызги, и он брезгливо утирался рукавом.
– Он так-то не погиб! На ту сторону сдёрнул, к союзникам – я ему помог, а с меня так взял слово о вас с матерью позаботиться. – Витька криво усмехнулся. – Я и позаботиться! Должок у меня перед ним, что жив. Такая вот петрушка.
Колька стоял, словно громом пораженный.
– П-почему? – Он тихо произнес, вспомнив взгляд встреченного солдата.
– Нельзя ему сюда – так уж вышло. Бежал из плена. До своих не дошёл. Прятался по деревням. Наши наступали – так из сарая у одной немки его вытащили. Десятку лагерей так-то по-любому получил бы. А так свободен – кофий пьет небось, а то и шоколад. Так-то! – Виктор безжалостно выплевывал слова.
К нему вдруг прорвалось из собственного забытого как страшный сон детства. Вспомнил, как его, избитого влежку, возили словно половую тряпку по выстуженному туалету детприемника. От этих воспоминаний каждый раз внутри всё сжималось в нервный болевой комок, а он с тупым упорством продолжал его разматывать. Потому что обязательно надо было добраться, дотянуться до складок памяти, где хранились картинки жестокого, но такого сладкого возмездия. Он и сейчас успел яркой вспышкой увидеть, как маленький Витя расшибал бошки спящим обидчикам своим, как закрывались за ним самим двери с решетками.
«Я тя, малец, щадить не буду. Так хоть что-то в тебе затвердеет. Позаботился вот, скажу, если свидимся с папашей твоим»
– А немочка та очень даже! Вся такая гладкая, чистая. Одета! Я в кино таких только и видел. Приходила к нему повидаться – я в момент даже позавидовал. Я-то в карауле, он под замком. А было время в одном окопе. Война, такое дело! Да, тётя нашим не чета. Нет ты не подумай! Мамка твоя высший класс! Но замарашка в обносках. Любая курва блатная выглядит чище, хоть и ногтя твоей матери не стоит. Но та – тетенька с иконы!
Колька тонул! Сказанное обрушилось оглушающим водопадом. И вот он уже глубоко в какой-то вязкой, затягивающей пучине. Как до войны с отцом на речке, когда он совсем ещё мелкий захлебнулся и пошёл вниз, а отец за волосы выдернул его на воздух с посиневшими губами. Но сейчас отца уже не было! Он почти не слышал Витькиного горячего шипенья про немку, но услышав о матери, ухватился за неё как за спасательный круг.
– Ты всё врёшь! Мамка у меня самая красивая – я её недавно в театре видел!
Витька от неожиданности отпрянул. Сощурился и схватил Кольку за грудки:
– А ты что там делал? Ты же должен был, кажется у тетки ночевать. – Он опять злобно шипел и брызгал слюной.
– Ну, я плакал, спать не хотел. Тетка проговорилась. А театр от нее через дорогу. Ну, я упросил одним глазком смотаться. Пообещал сразу заснуть. – Кольку словно прорвало. Хотелось говорить без остановки о чем-то приятном, только бы заглушить, заслонить. Но Кошель перебил:
– Ша уже! И что ты там видел ещё?
– Ну, она в таком платье – прям невеста! На груди брошка, как звезда сверкнула!
При этих словах Витька шумно и резко выдохнул, поджал губы, но ничего не сказал, и Колька продолжил:
– С каким-то полковником, – он досадливо поморщился. – А брошки той я у нее никогда не видел.
«Вот ведь глазастый!»
– Больше ничего? – Витька с угрюмым прищуром смотрел на него исподлобья.
– Больше ничего. – Эхом выдохнул Колька. – Я сразу к тетке спать побежал – обещал же.
– Лучше бы тебе, пацанчик, об этом обо всём забыть! – Витька теперь отодвинулся и больше не шипел – говорил вполголоса и холодно. – Особенно, про театр и брошку! Да и про немку матери лучше не знать!
– Ладно пошли. Мать просила на рынок сходить.
«Ну не убьют же они пацана»
У входа на Даниловский Витька, шедший первым, обернулся к Кольке и коротко проинструктировал:
– Так, корешок, от меня не отставай, я не мамка – следить за тобой не буду. Жалом не шевели, за карманами следи, – он усмехнулся и подмигнул, – так-то у тебя в них ничего и нет.
Снова повернувшись вперед, Витька со всего ходу врезался в парадно одетого майора. Колька давно приметил видного офицера, залюбовался на ордена – даже схватил Витьку за руку, чтобы предотвратить столкновение. Но тот только зло её отдернул.
Звякнули ордена, майор пошатнулся, лицо скривилось от боли.
– Ой, извините, товарищ командир! – Витька уже будто придерживал офицера от падения. – Что, сильно задел?
– Да, ничего. Осколок. – Поморщившись, выдавил тот.
Колька глядел вслед прихрамывающему майору, а Витька уже увлекал его в шум и толкотню барахолки.
Протиснулись к продуктовым рядам.
– Так, ну давай вот эти. Мамаш, яблочки сколько? – Витька достал бумажник и не услышал ответ.
– Ого, трофейный? – Колька восторженно глядел на почти новое, красноватой кожи, портмоне.
«Твою же бога душу! А майор-то фрицев потрошил взаправду!»
Витька, молча, с каменным лицом, не глядя, сунул бабке бумажку. Та, стрельнув глазенками на мальчишку и разодетого дядю, вмиг сообразила, что ни торговаться, ни пересчитывать сдачу никто не будет. Отсыпала горсть медяков и перекрестилась уже в спину удаляющейся парочке.
На выходе вещмешок с провиантом уже вовсю оттягивал руки, и Колька взвалил его на спину. На попытки Витьки помочь молча супился и мотал головой. Челка мокла и липла ко лбу. Он то и дело сдувал её, пыхтел при этом. Витька оглядывался на него и похохатывал, но помощь уже не предлагал. Они вышли на небольшую площадь перед входом, залитую августовским солнцем. Рынок начал пустеть.
– Витёк! – Уже затихающий торговый гомон разрезал резкий окрик. Обычно сутулый Виктор вздрогнул от неожиданности и распрямился в своём шикарном костюме. Среди снующей туда-сюда бедноты он смотрелся бы самым козырным парнем. Но в моде были гимнастерки.
Вот и окликнувший его фронтовик уже приближался быстрым шагом, позвякивая орденами. Губы у Кольки непроизвольно зашевелились – он считал.
– Ну, сколько? – Подошедший неожиданно обратился и подмигнул пацану.
Они хлестко обнялись, потом молча уставились друг на друга, готовые то ли захохотать, то ли разрыдаться.
– Четырнадцать. – Прошептал Колька.
– Так ну пойдем, здесь рядом! – Нарушил молчание Виктор. Он бросил взгляд на Кольку, что-то соображая. Тот очень не хотел быть отправленным домой, и его умоляющий взгляд из-под мокрой чёлки говорил однозначно «нет».
– Пойдем, пойдем. – Охотно отозвался вновь пришедший, изумленно осматривая Виктора. – Ты гляди, приоделся! К чему этот шик, Витёк? На форму же девчонки гуще липнут.
– Андрюх, мне эта война уже вот где! Куда ни глянешь – погоны, погоны, а так-то и культяшки. Отмыться от неё наконец! – Виктор досадливо мотнул рукой.
В чайной было шумно и Кольке, ловившему каждое слово, приходилось напрягать слух. Пили мало. Говорили тихо. Да всё больше молчали и кивали.
– Из наших-то кого видел?
– Нет. Петра так перед самым концом уже. – Виктор скосил глаза на Кольку. – Вот, кстати, Николай Петрович – познакомься.
– Да ну! – Протянул руку Кольке. – Андрей.
– Николай. – Важно промямлил Колька, пожимая сухую геройскую руку.
– Батя твой нас с Витьком из такого ада вытащил. – Андрей вытер затуманившиеся глаза и вопросительно посмотрел на Виктора, тот помотал головой и глянул на Кольку.
Коля сидел, поджав губы и глотая слёзы, но уже решил, что не заплачет. Бросил ещё раз взгляд украдкой на боевые ордена. Нет, не заплачет! У дяди Вити тоже награды наверное есть. Почему он их не носит?
– Из плена он сдернул, а наши так сразу на цугундер. Хорошо не шлепнули, как предателя. Так то. – Глянул на Кольку. – Мамаше евойной прислали «пропал без вести».
Время ползло к восьми. Витя заёрзал. «Всё, надо ноги! Андрюха удачно подвернулся. Попросить дождаться Гришу с запиской…И с пацаном… Господи!»
– Эх, Петя! – Андрей подпёр голову рукой. – Помнишь, Вить, он тебя называл самым тактичным человеком в роте? Придет, говорит, Кошель и начнёт так -ать: «Так-то и так-то»
Виктор кивал и усмехался, захмелев и прикрыв глаза. Он опять вспомнил себя маленького и дрожащего с занесенной тяжеленной табуреткой над сонным врагом своим. «Господи, Кольку-то за что?» Его вдруг замутило и скрутило живот. Казавшийся поначалу вполне складным план, по всему оборачивался мерзким и подлым.
Андрей прокашлялся. Глаза его блестели. Схватил стопку с водкой, но поставил.
– Коля, слушай сюда! Папка твой – герой! – Он часто-часто поморгал, вытер рукавом глаза и продолжил. – Мы с Виктором ему жизнью обязаны. И у тебя будет отец! – Голос его вдруг сорвался. – Даже два! Мы Петра, конечно, не заменим. Но мы очень постараемся. Слышишь?
Коля кивнул и тоже заплакал.
– Верно я говорю, Вить? – Не унимался Андрей.
– Верно. – Глухо отозвался Виктор, посерьёзнев лицом.
«Похоже, Витя, уже никто никуда не идёт! Господи, как же хорошо-то!»
Разлили остатки.
– Ну, за Петра!
– Давай!
У выхода из чайной Виктора окликнули. Обернулся. Те же двое, Гриша махнул ему рукой. «Ну что Вить, надо идти». Часы на площади показывали начало десятого.
– Андрюх, глянь за парнем – отойду. – Виктор кивнул Андрею.
– Я рядом, если чё. – Андрей хлопнул Виктора по спине.
Колька поставил сидор на землю. Двое ему сразу показались неприятными.
– Ну что, принес?
– Ну! – Виктор кивнул.
– Вижу, мальца привёл. Молодец! – Григорий, вдруг что-то сообразив, схватил Витька за грудки. – Только мне цацка нужна. Или ты думал я на пацана поменяюсь?
– Да ты чё, Гринь? И в мыслях не было! – Витька оторопело уставился на Григория, но глазки, видать, сиганули туда-сюда.
– Ты, Кошель, совсем попутал или дуру гонишь? – Гриша щурился и заглядывал снизу вверх Витьке в глаза. – Ноги решил сделать?
Сухим щелчком выскочило лезвие, и острие уперлось Виктору в грудь, ровно между лацканами его дорогого пиджака.
– Доставай! Весь день пасли, никуда не дергался тайники не проверял. С тобой она!
Виктор было дернул руку за пазуху.
– Стоять! Руки! – И обернувшись к мелкому, крикнул: – Обшмонай его, Серый!
Серый подбежал, шмыгнул носом, небрежно похлопал по карманам напрягшегося и застывшего с выпученными глазами Витька. И тут же выудил из внутреннего нечто, завёрнутое в шелковый дамский платок. Заглянул внутрь, растянул губы безобразной ухмылкой:
– Онааа! Красотааа! – Он шумно втянул носом. – А запах! Тетенькой пахнет. Красиииивой! – Серый противно растягивал слова. – А ты нам, Витюш, хотел ублюдка ёйного втюхать вместо этой красоты? Ой, не по поняяяятиям, паааря!
Нож дрогнул в руке Григория и затвердел. Он нажал чуть сильней. Виктор издал глухой стон. По рубашке поползло бурое пятно. Гриша злобно скривившись, выплюнул:
– Не обмочись, фраерок, ты ещё не умер.
– Что они несут, Вить? Ты что, правда? – Андрей подбежал – в руке у него блеснул немецкий штык-нож.
Виктор, глядя на Андрея, только мотал головой и беззвучно шевелил губами «нет»
– Спокойно, солдатик! – Гриша поплотнее прихватил Виктора свободной рукой за брючный ремень. – Оружие спрячь-ка.
– Вить, что им от тебя нужно? Отдай, пожалуйста, и пойдём – Колька ждёт!
– Да он уже отдал. – Хмуро проговорил Григорий. – Или нет? – Вопрос был то ли Виктору, то ли Гриша сомневался, как поступить. – Или не всё ещё?
Вдруг он отнял руку с ножом, видимо что-то решив, и резко ударил прямо под вздох, в расплывающееся кровавое пятно кулаком свободной руки. Виктор, охнув, сложился пополам. Дернувшемуся было вперёд Андрею Гриша молча показал всё ещё готовое к бою лезвие и покачал головой. Андрей обхватил скрюченного Виктора.
– Ходи пока! – Бросил Григорий. – Папа жмурить не велел. Серый, валим!
И они растворились.
Коля, как по команде, пулей подбежал к Виктору, обхватил того ручонками и затрясся, заходясь и захлебываясь слезами, уткнувшись ему в живот. Андрей помог Виктору разогнуться, страшась заглянуть тому в глаза.
– Вить, я тебя не узнаю! Упырь какой-то тебя пером ковыряет, а ты в струнку. Ты ж его размазать мог запросто!
– А толку, Андрюх? У папы таких Гришек полна дивизия. Так-то!
– Да уж! Лучше воевать, чем…
Они замолчали.
Редкие прохожие обходили странную обнимающуюся троицу, бросая на них взгляды, полные удивления, а иногда и сочувствия.
Январь 2020
Контактные данные
Сергей Овчинников sergiobo@rambler.ru
Оглавление
Обращение Вити Кошеля
Контактные данные
