Я всё думал – «напишу»;
Не сложилось – так скажу;
Может частью неумело;
Вот как это было дело –
Майский вечер настаёт;
Бабка Вера коз пасёт,
И с пастушеской сумой
Правит их к себе домой.
Пейзаж этот здесь привычный.
Собеседник мой обычный –
Школьных лет один – малец,
Да его ещё отец;
Дед пришаркал, сел рядком
(С пустым мятым рукавом),
В тике дёргает ногою;
Отгоняет дым рукою;
Каждый день он здесь сидит
И медалями звенит:
За Одессу, за Варшаву,
Чуть повыше вижу «Славу»;
Рядом с «Славою» «Звезда»,
Ну, а дальше борода
Золотистый ряд скрывает,
Что под нею, я не знаю;
Ясно только – дед – герой
И совсем, увы, больной;
Слаб глазами, очки носит;
Если вдруг его кто спросит:
«Дед, тебе годок какой?»
То ответит: «Ще живой.
Год у нас у всех один,
Кто сражался за Берлин».
Мы к нему, мол, одолжи,
Про медали расскажи.
Вроде знаем мы тебя,
А за что медаль твоя?
Мы, того не разумеем;
Так лишь, попросту, глазеем.
Ждать себя дед не заставил;
В уголок костыль поставил;
Стряхнул пепел с рукава;
И сказал: «Были́ дела-а́…
Что под Пе́штом, что под Прагой,
Всё бралось большою дракой;
Бились танки, бились люди,
Плавились стволы орудий;
Самолёты в облаках
Разлетались в пух и прах;
И средь этой кутерьмы,
Были ведь не только мы…».
И осёкся, было видно,
Что ему, как будто стыдно,
Иль неловко за людей.
Что-то вспомнил видно в ней,
В той войне, что зрит ночами,
Что повисла за плечами
И чем дальше те года –
Всё отчётливей видна.
«Что ж, историй всяких много,–
Дед сказал,– война не ново,
Но, скажу я за друзей,
За животных, что на ней,
Не по их совсем вине
Оказались на войне».
Помолчал, собрался с духом,–
«Земля крылась даже пухом,
Ладно, уж страдали мы,
А причём же здесь они?
И скажу вам в разговоре,
Были и средь них герои.
Вам поведаю о птице,
Так тому было случиться,
Я на «Яке» здесь летал,
Мост железный охранял;
Потому, как не крути –
Мог он целый фронт спасти.
Те мосты, что ниже были,
Немцы начисто разбили,
А Саратовский – стоял;
Немец сильно лютовал.
Ведь, минуя все заслоны,
К фронту двигались вагоны,
А в них люди, танки, пушки;
То не детские игрушки.
По мосту на Сталинград
Их везли не на парад.
Дело, было, помню, летом,
Вот гляжу, перед рассветом
Командир в блиндаж идёт
И приказ нам отдаёт:
«Вылетать, как солнце встанет.
Только луч его достанет
Леса на большой горе –
Вы уже не на земле;
Над Саратовом кружите,
Мост от фрицев сторожите.
А тебе (знать мне), приказ:
«Ты у нас, Ванюша, АС,
Тут задание особо;
Только ты гляди брат в оба;
Без ведо́мого пойдёшь.
Верю, что не пропадёшь.
Поднимись на высоту –
За предельную черту,
Чтобы враг те не заметил,
Ну а ты бы фрица встретил,
Что решит пройти тайком.
Почерк нам его знаком –
Прокрадётся тихой сапой
И когтистой стукнет лапой.
Жди его на высоте,
И высматривай везде.
В небе хоть оно не тесно,
Немец любит одно место:
Ориентира сразу два –
«Соколовая гора»,
Крест над церквью, золотой;
Там столкнёшься с немчурой.
Немца, обнаружив, сбить,
И к мосту не подпустить».
Вот взлетел я; солнце низко,
Та гора – совсем уж близко;
Прорезаю облака;
Скрылась подо мной река;
Вот уж я над облаками,
Над воздушными снегами;
Захожу я от светила,
Чтобы видно лучше было;
Тут же замечаю точку,
Но не вижу оболочку,
Нет винта и фонаря,
То привиделось, знать зря;
Явно здесь не самолёт;
В небе кто-то же плывёт?
В точке сокола узнал;
Крылья в небе распластал;
Впереди меня кружит,
Будто небо сторожит.
Знаю, он – летун отменный
И отваги беспримерной;
Да, красив его полёт,
Только он не самолёт;
Не крепка с пера броня;
Знать, родимый, кружишь зря;
Улетел бы для порядку;
Попадёшь ведь в перепалку;
Хоть летун ты и хорош –
Ни за что ведь пропадёшь.
Вот появятся здесь фрицы,
И такое заварится!
Даже бес сам не поймёт…
Тут, гляжу я – самолёт…
Нет, не свой, чужой, оттуда;
Под своего косит Иуда;
Воздух рвёт, гребёт винтами;
Тут я соколу крылами
В знак опасности качнул,
Штурвал малость повернул;
Я ему, а он, брат, мне;
Попрощались в вышине,
В небе быстро разошлись,
Я на немца, а он ввысь.
И могу сказать сейчас,
Немец был из Асов АС,
Ну и я не так уж прост,
Чтоб железо поймать в хвост.
Он на горку
Я под горку,
«Мессер» вверх – я в отворот;
Не подставить, чтоб живот.
Пулемёты небо режут,
Мысли в голову всё лезут:
«Где же сокол, что там с ним?
Что с товарищем моим?
Вдруг, убили мою птицу?
Чтоб им было не родиться!», –
Только так подумал я;
Осмотрелся – мать моя!
Вот он рядом, клюв серпом;
Когти острые крючком;
Повторяет мой вираж
И идёт на абордаж.
Ай, да сокол, ай, да птица!
С толку сбил, похоже, фрица –
Немец бьёт по птице влёт;
Накреняет самолёт;
Перья в воздухе кружатся»
«Если драться, так уж драться.
Это небо не
