Естественный ход событий (СИ) [RayRoen] (fb2) читать онлайн

— Бери напитки помягче, когда захочешь повторить, — сказал он и плеснул себе коньяка. — Мне почти стыдно, что я вынудил тебя так мучить себя, — без капли жалости с привычной ухмылкой сказал командир.

— Пожалуй, все не так плохо, — перетерпев жжение прокряхтела она. — Но что-то мне не очень хорошшш… — болезненно зажмурилась Рут.

— Тошнит?

Она покачала головой.

— В голову дало?

Снова отрицательный ответ.

— Тогда что?

Девушка не отвечала. Она сидела, опустив голову и совершенно не двигаясь.

— Эй. Посмотри на меня, — спокойно сказал он, но не дождался никакой реакции и сам осторожно приподнял ее голову за подбородок.

Ее замыленный взгляд неистово заметался, она глядела куда угодно: на стол, пол, стены, потолок — лишь бы не смотреть на командира. Но вскоре ей не осталось ничего, кроме как все-таки выполнить просьбу мужчины. Рут подняла на него свои большие глаза прекрасного цвета циана, легко поблескивающие от выпитого алкоголя. Ее щеки тут же покраснели, губы сжались в тонкую линию, и вся ее поза внезапно стала хрупкой, неуверенной, будто она готова рассыпаться в руках Заксена.

— Что за вид, — с улыбкой протянул командир, пораженный представшей перед глазами картиной. Он прикрыл лиловые глаза, впившись взглядом в нежное милое личико, от чего девушка вздрогнула и покраснела еще больше. — Тебе уже точно хватит.

Она усиленно замотала головой, всем видом выражая несогласие. От резких движений ее немного повело, девушка покачнулась, чуть не упав со стула, но вовремя ухватилась за край стола. Командир не успел ничего ответить: дверь в конце зала открылась, к ним вернулся Финн. В этот момент Заксен отчетливо услышал, как облегченно выдохнула Рут.

— Сэр Инес у себя, — отрапортовал Эвклаз.

— Хорошо. Ха, я даже не знаю, кому сочувствовать больше, — ухмыльнулся командир, — тебе, единственному обделенному алкоголем, или ему, явно перебравшему.

— Меня устраивает мое положение, — усмехнулся подчиненный, сев на стул рядом с командиром, — но я совершенно не представляю, как сэр Инес дойдет до лифта. Утро будет не из легких.

— А что… будет утром? — еле ворочая языком спросила красная от выпивки и смущения Рут, ее глаза то и дело слипались, но она всеми силами старалась держать их открытыми.

— Скоро сама узнаешь, — ответил Заксен, сделав еще один глоток. — Тебя ждет та же учесть.

— Нет, — улыбнулся Финн, посмотрев на девушку, — я принесу действенное средство.

— Тогда и сэру Инесу дай, — строго сказала она.

— Тебе стоило идти в служители при храме, а не в полицейские, — хмыкнул командир.

— Служители не носят меч, — с сожалением сказала она, положив горящую щеку на прохладный стол. — Я соскучилась по своему мечу.

— Я постараюсь, Рут, и ты получишь его обратно как можно скорее.

— Хорошо, — широко улыбнулась она с закрытыми глазами и положила голову на руки, сложив их на столе. — Знаете…

Она пробормотала что-то невнятное себе в рукав, но ее голос окончательно затерялся где-то в складках ткани и вскоре совсем стих.

— Рут? — Финн положил руку на плечо девушки, слегка потряс его.

— Оставь ее, — сказал командир, услышав глубокое равномерное дыхание.

— Похоже, пора и ее отнести домой, — вздохнул Финн.

— Далеко. Положим в пустую комнату на третьем.

Конечно, у подчиненного не возникло вопросов. Он тоже не хотел, чтобы девушка случайно попалась на глаза Гончим. В штабе хватает свободных комнат, но больше всего их было именно на третьем этаже. Кроме Заксена там живет лишь сэр Инес и еще несколько человек. Чем меньше суеты, тем лучше.

— Перед уходом я дам тебе письмо, — серьезно сказал командир, смотря на спящую девушку перед собой. — Передашь Святому Юне. Не медли, запроси аудиенцию сразу, как попадешь наверх. Используй мое имя, если понадобится. И не дергайся, пока он не даст ответ. Попытаешься копнуть эту выгребную яму раньше времени — снова вышвырнут на помойку как полудохлого щенка.

— Понял, — низко сказал Финн. — Я закончу все быстро.

Он был настроен решительно. Командиру не нужно было смотреть в лицо своему подчиненному, он и без того прекрасно знал, какое выражение оно приняло при этих словах.

— Наконец снял свой очаровательный розовый намордник, Эвклаз?

Он не ответил.

— С ее лицом происходило что-то невероятное, — проговорил командир, вспомнив улыбку Рут, адресованную Финну. — Что ты ей наплел?

Эвклаз молчал с минуту, не спуская пустого взгляда со своей возлюбленной.

— Что отпущу ее, — тихо сказал он.

— Какая омерзительная ложь, — усмехнулся Заксен и допил обжигающий напиток.

— Она не более омерзительна, чем твое упрямство, — подчиненный кинул на командира полный чистой злобы взгляд.

— Кажется, я уже предупреждал тебя. Следи за поведением, Эвклаз, — угрожающе прорычал Заксен.

Финн обессиленно нахмурился и отвернулся от начальника, вынужденный принять свое поражение. Его взгляд снова упал на макушку уснувшей девушки.

— Позволь мне вернуться сюда с ней, когда все закончится, — безнадежно попросил Финн, не спуская с любимой цепкого взгляда.

— И не мечтай, — коротко ответил командир. — Я и так проявил достаточно терпения, позволив вам вместе вернуться наверх. Если постараешься, — напомнил он. — Я не стану ждать, пока ты переубедишь и покоришь ее. Суньте сюда нос — я заберу девчонку себе.

Финн понимал свое положение и явное преимущество Заксена, но мысль о том, чтобы позволить командиру быть с ней, выкручивала наизнанку, дразнила кровавым ароматом изуродованную обозленную клыкастую суть, что готова была вырваться из него в любую секунду нахождения рядом с Бранденбургом. Юноша набрал полную грудь воздуха и медленно выдохнул, представляя светлую улыбку Рут. Сердце немного успокоилось.

— Что, если она сама влюбится в меня, когда мы будем наверху? Мы вернемся как преступники.

Горящее лиловое пламя глаз командира было красноречивее любых слов. «Забудь» громыхал в голове Финна голос Бранденбурга. «Не смей. Думать. Об этом».

— Тогда она не достанется никому, — в последний раз попытался образумить командира Финн.

Заксен раздраженно глянул на девчонку, что так нагло и прочно вцепилась в его грудную клетку острыми как бритва когтями, что посмела разорвать его изнутри, разворошить и разметать уложенные в скучном сером порядке чувства.

— Меня это устраивает, — сказал он в бессильной злобе.

Финн не ответил. Он молча смотрел на спящую девушку, молча проклиная себя за слабость и командира за упрямство. Неужели ему и правда только и остается, что до конца своих дней безнадежно смотреть на нее без возможности прикоснуться, почувствовать, окружить теплом и любовью? Она никогда не ответит ему взаимностью, если он не попытается покорить ее. Но он не может. Им не будет места ни наверху, ни внизу. Душа юноши разрывалась в отчаянии. Он ругал себя за то, что в прошлом, когда они оба не знали Заксена, когда они были не видавшими проблем полицейскими, ему не хватило решимости сделать этот отчаянный преступный шаг — завоевать Рут и навсегда отправиться вниз, чтобы провести остаток своей жизни с ней. Что за безмозглый сопляк!

— Я отнесу ее наверх, — спокойно сказал он, тщательно зарыв под землю свои пылающие чувства.

— Мне по пути. Я справлюсь сам, — холодно ответил командир.

Финн мысленно взвыл, неистово желая остаться с девушкой наедине еще немного, хоть пару минут. Но он вынужден сдаться. Если начать перечить сейчас, станет только хуже. Он еще раз дал себе обещание раскрыть дело Рут как можно быстрее. Даже если всего лишь напарница… Она будет рядом. Почти каждый день, по восемь часов, будет идти бок о бок, время от времени случайно касаясь его плечом. Хотя бы так…

— В таком случае, я вынужден откланяться, — проговорил Финн.

Командир безразлично махнул ему рукой, и Эвклаз ушел прочь из зала с вывороченной наизнанку душой. Заксен проводил его взглядом и горько усмехнулся, прекрасно понимая чувства юноши. Как бы Эвклаз ни пытался скрыть бушующую в нем бурю, это совершенно невозможно, Бранденбург чутко улавливал то, что происходило с его подчиненным. Это не было бы так просто, если бы он не знал о чувствах Финна, что тот недавно во всей красе раскрыл перед ним. В нужной ситуации командир мог бы использовать их на свой вкус, эта желанная косточка стала бы идеальным инструментом дрессировки его талантливого питомца, если бы Заксен уже не решил отпустить Рут вместе с Финном.

Сейчас, когда больше не нужно держать тело и разум в уздах в присутствии подчиненных, он позволил себе немного расслабиться и сразу же почувствовал влияние длинного утомительного дня и не менее длинной ночи. Накатившая ранее усталость множилась выпитым алкоголем и мыслями о девчонке, что так умело вывела его из равновесия, совершенно не подозревая об этом. Командир решил не медлить и не ждать, пока усталость и спирт повалят его с ног, встал со стула и аккуратно поднял Рут за плечи, вынуждая ее сесть. Девушка недовольно замычала и попыталась разлепить глаза, но ей не удавалось даже голову удержать ровно. Рут силилась совладать с собой, но то и дело теряла контроль над телом и разумом.

— Зак. ннн? — удивленно промычала она, смотря на мужчину туманным взором, когда он поднял ее на руки.

Командир с удовлетворением отметил, что почти не чувствует ее веса у себя на руках, а значит его затягивающаяся рана не сильно пострадает. По крайней мере, не сильнее, чем от резких движений при стычке с Финном.

— К.да… мы? — тонким сонным голосом спросила она, когда они поднимались по лестнице.

Заксен уже взял нужный ключ и направлялся прямиком в комнату.

— Как ты думаешь? — лукаво спросил командир, мысленно усмехаясь ее забавному виду.

— Ммм… — кажется, она всерьез задумалась над его вопросом. — Снова… спать с тобой? — почти без сил выдохнула Рут.

— Сегодня без меня, — хмыкнул он. — У тебя отдельная комната.

— Жаль… — ее сонные глаза снова сомкнулись. — Мне понравилось.

Ему тоже. В полудреме девушка крепко обнимала Заксена и каждой клеточкой своего тела жалась к нему, временами меняя положение и вжимаясь еще сильнее, будто желая впитать все его тепло. Ее кожа была нежной, мягкой и прохладной, она положила щеку ему на грудь и крепко спала, пока ноздри мужчины щекотал приятный запах собственного шампуня, дополненный тонким ароматом юной девушки. Естественно, это не могло оставить его равнодушным. Но, конечно, Заксен не собирался говорить этого вслух.

Командир ковырялся в замке, стараясь открыть дверь рукой, на которую приходилось меньше веса. Это было довольно сложно, учитывая елозящую в руках девушку и отчаянно ноющее плечо.

— Сиди спокойно и держись крепче, — устало сказал он. Девушка тут же подчинилась и прижалась к нему, схватившись миниатюрными руками за его мундир.

— Очень… вкусно пахнешь, — едва слышно промычала она. Командир наконец справился с замком и открыл дверь.

— Можешь отпускать, — проговорил Заксен, встав около застланной кровати.

Она глубоко вдохнула его запах и нехотя отпустила руки. Мужчина положил девушку на кровать и сказал:

— Спи.

— Уже уходишь? — расстроенно спросила Рут, силясь разлепить тяжелые веки.

— Разумеется. Я тоже устал, — вздохнул мужчина.

— Побудь здесь еще немного, — жалостливо попросила девушка, схватив командира за рукав.

— Что я слышу? Ты ли говоришь это? — с насмешкой протянул он.

— Я, Рут Тистелла, настоятельно прошу вас, Заксен Бранденбург, остаться со мной еще немного, — уверенным пьяным голосом важно проговорила девчонка, все еще не в силах разлепить глаза. — Ты обещал поехать со мной на конную прогулку. Я очень жду, — промурлыкала она в мягкую подушку, крепка держась за рукав мундира.

Заксен с любопытством посмотрел на нее и спросил:

— Что еще я обещал?

— Ммм… Жениться на мне.

— Неужели? — приподнял он бровь.

— Храм назначил тебя. Это не так уж плохо, — тихо усмехнулась она.

Командир окончательно убедился, что девушка слишком пьяна и явно путает свои фантазии с явью. Весьма любопытная картина. Он хотел было еще спросить что-нибудь, чтобы повеселиться немного, но девушка его опередила.

— Ты правда невероятно пахнешь, Заксен… — ее голос был слаб и необычайно нежен. От этого мягкого тона, произнесшего его имя, по шее командира тоненько прошлась волна мурашек. — Раньше мне казалось, что от тебя несет холодом и смертью. Сейчас… Я думаю, это запах морозного ветра. Очень вкусно, — она снова глубоко вдохнула, желая вновь почувствовать его аромат.

— Знала бы ты, что сейчас творишь, — низко, с тенью усмешки проговорил командир. — Спи уже.

Ей не пришлось повторять вновь. Похоже, на большее ее пьяного запала не хватило, Рут тихо засопела в подушку, рука, удерживающая командира, расслабилась и упала на кровать. Заксен накинул на нее плед, что лежал в шкафу, и вышел, направляясь в свою комнату.

После сегодняшнего вечера Заксен окончательно убедился в явности чувств, что испытывает к нему девушка. Командир с иронией подумал о том, что он вынужден сдерживаться лишь потому, что сам поставил такие правила игры. Судя по всему, Рут приняла его и не сопротивлялась бы вниманию командира, но теперь он не мог позволить себе отдаться чувствам и желанию: девушка вернется в Верхний мир, у нее могут возникнуть проблемы на фоне событий, произошедших здесь, внизу. Даже если он хотел, то теперь не станет искать с девчонкой встречи, не говоря уже о более серьезных вещах. Теперь ее ждет другая жизнь, которую она так хотела. Даже если сейчас ей симпатичен Заксен, она быстро забудет его. «Если только на пару с тем выблядком не явлюсь в кошмарах» — раздраженно подумал он. И его собственные чувства угаснут рано или поздно, снова забудутся под тяжестью скуки, злобы и выстроенной кровавой рукой власти.

Командир готовился ко сну и думал с неизменным чувством абсурдности ситуации о том, что Рут наверняка ужасно разозлилась бы и не говорила ему таких откровенных вещей, если бы слышала, как недавно в зале Заксен и Финн делили ее, будто пара голодных волков добычу. Она наверняка считает себя в праве выбирать самой свою судьбу. «Не в этот раз, девочка» — усмехнулся своим мыслям командир. И Бранденбург, и Эвклаз импульсивны, сильны и ненасытны, единственный способ избежать жертв — решить ситуацию между собой прежде, чем она примет серьезный оборот. Финн не захочет служить командиру, что отнял у нее возлюбленную, а Заксен не сдержит клокочущей ярости, если будет видеть ее с кем-то еще. Но в отличие от Финна, что, не раздумывая, попытается убить Бранденбурга, ярость Заксена будет расти постепенно, умножаясь с каждым днем, унося за собой бесконечную вереницу попавшихся под руку жизней, прежде чем добраться до девчонки и ее избранника. Понимание ситуации не несет за собой ни облегчения, ни желания уступать. Командир не намерен ради нее терпеть эти мерзкие чувства, что неизменно будут возникать всякий раз, когда на глаза попадется Рут или Финн, что будут горячо влюблены друг в друга. Но и сам не станет убивать человека, которым дорожит эта девчонка, когда он нападет на Заксена с клинком, не выдержав натиска глубокой ревности.

Все могло бы быть иначе, не желай Рут вернуться в Верхний мир. Не будь у нее этой жажды, Заксен нашел бы способ усмирить ревнивого юнца, избежать жертв и получить желаемое. Но игнорируя ее стремление, он лишь загонит себя в угол, дотянет ситуацию до патовой и будет с упоением жрать плоды своего ошибочного решения: вечные попытки девчонки разобраться с делом родителей, докопаться до истины, вернуться наверх и отомстить виновнику. Таким образом, он не видел иного выхода, кроме как дать Рут то, чего она так хочет.

Наплевать на собственные желания и делать то, что должен — командир давно привык к этому. Вся его жизнь шла именно этим путем, но каждый раз в обмен на свою жертву он получал взамен хоть что-то. Признание, власть, а сейчас робкое дыхание мельтешащей где-то в глубинах его сознания человечности, что, однажды уснув, казалось, не должна была проснуться уже никогда. Он пока не знал, удачный ли это обмен, но был готов рискнуть и проверить. Заксен чуял запах перемен, что непременно вскоре произойдут в Убежище. Он должен успеть подготовиться к тому, что уготовила ему жизнь.

====== Глава 12. Пора двигаться дальше ======

Комментарий к Глава 12. Пора двигаться дальше Увидела дату последней обновы... Ухх, я и забыла, что это было так давно. Надеюсь, здесь осталась хоть одна живая душа, не утратившая надежды дождаться проду.

Если ты тут, спасибо за терпение! И приятного чтения)

Пробуждение было болезненным. Оглушающий звон в голове никак не помогал справиться с пульсирующей в висках тупой болью, все тело нещадно ломило. В горле стал сухой ком. Я подняла взгляд на тумбу и обнаружила графин с водой, а рядом наполненный доверху стакан. Я тут же поспешила осушить его, испытывая безграничную благодарность тому, кто его принес. Вода оказалась отвратительной на вкус, я сморщилась и замотала головой. От резких движений виски разболелись с двойной силой, я схватилась за голову и упала обратно на подушку, тихонько взвыв от вновь накрывшей тело агонии. Какие же это невероятные мучения… Я даже не буду пытаться встать, чувствую, это чревато плачевными последствиями. Но знать бы время…

Я не спеша обвела комнату взглядом в поисках часов. На противоположной стене виднелся небольшой экземпляр, что показывал… два часа дня?! Я вскочила на кровати и снова взвыла от боли и осознания: я не попрощалась с Финном и сэром Инесом! Скорчилась на кровати, оперев голову о руку, и грустно думала, что спешить уже все равно некуда, они ушли, и от моих стенаний и спешки этого уже не изменить.

— Что ты делаешь? — недоуменно спросил низкий спокойный голос командира. Он вошел тихо, я совершенно не слышала щелка ручки. Дело в его аккуратности или все же в ужасном звоне, что заполнил мою голову?

— Ужасаюсь, — простонала я.

— Какая неожиданность, — иронично протянул Заксен, подойдя к кровати. — Я же говорил, что тебя ждет мерзкое утро. Или, вернее, день, — хмыкнул он.

— Я ничего такого не помню, — призналась я, все еще держась за голову.

Командир наполнил стакан водой и всыпал туда какой-то порошок.

— Выпей это, — он протянул мне стакан. — Финн обещал облегчение. Судя по Инесу, я склонен ему поверить в этот раз.

Я наконец очнулась, приняла жидкость и выпила ее. Язык свернулся в трубочку от мерзкого вкуса. Ладно, не важно, главное, чтобы помогло, перетерпеть можно и не такое.

— Сэр Инес пережил такое же утро? — солидарно спросила я.

— Хуже. Его знатно прополоскало. Для вице-командира унизительное зрелище. Но после лекарства по крайней мере смог встать и напустить на себя более-менее приличный вид.

— Они уже ушли, да? — без надежды спросила я, глянув на командира. Он кивнул. — Ну почему Финн не разбудил меня?

— О, так ты и этого не помнишь, — ухмыльнулся Заксен. — Эвклаз говорил, что приходил несколько раз. Оказалось, тебя разбудить не так-то просто, да?

— Ничего не помню, — болезненно протянула я.

 — Не хнычь, ты ничего не потеряла. Скоро отправишься вслед за ними и будешь здороваться и прощаться с каждым сколько душе угодно.

— Очень смешно, — я бы состроила какую-нибудь колкую гримасу в отместку, если бы могла изобразить что-нибудь кроме страдания.

— И ты собиралась идти в таком виде до самого лифта? — хмыкнул командир. — Ты не прошла бы и полшага без чьей-либо помощи.

— Как будто я стала бы просить.

— После вчерашнего от тебя можно ждать чего угодно.

— О чем ты?

— Будь у тебя достойный соперник, ты бы подралась за лишний стакан спиртного, — его лицо исказила кривая усмешка.

— Я, наверное, должна стыдиться своего поведения, но в тот момент, кажется, тело двигалось само по себе. Предпочту не волноваться о том, что не смогла проконтролировать.

— Очень хитро.

— Но почему ты такой… — я задумалась, как можно правильно охарактеризовать его вид. — Свежий? Даже не скажешь, что ты пил.

— Я принял слишком мало, гораздо более странно было бы опьянеть от такого ничтожного количества. Вино и наливка были довольно слабы, а коньяка явно недостаточно. Это у тебя нездоровая обостренная чувствительность к алкоголю. Такая хилая, неумелая, слишком быстро пьешь и сразу теряешь контроль. Сдала почти сразу, это даже смешно.

— Если это значит, что я проиграла в каком-то негласном соревновании, то я совершенно точно не хочу участвовать вновь, — вздохнула я, стараясь игнорировать издевательский тон Бранденбурга.

— Какая скука. Вчера ты была явно готова на большее.

Я смутно припоминала, как выпрашивала у него наливку, которую получила бы после выпитой бутылки коньяка.

— Забавно, если ты мне поверил, — устало сказала я, потирая пульсирующие виски. — Сегодня я с полной уверенностью могу сказать, что способна лишь спать и ругать себя за содеянное. Не думала, что меня так легко вывести из строя всего парой стаканов.

— Даже слишком легко. Это почти противоестественно. Ты что, днем ничего не ела?

— Перекусила в обед, когда проснулась, — вспомнив корку хлеба с сыром, ответила я.

В тот день за волнением мне было совсем не до еды.

— Для осужденной ты ведешь на удивление беззаботную жизнь, раз можешь позволить себе вставать в обед.

— Беззаботную… Да, так и есть. И мне стыдно за это, — призналась я. — Я привыкла работать, праздное бездельничество не для меня. Хотя у меня много времени, я как могла постаралась приспособить и его тоже. Впрочем, ты видел сам… Чем только не займешься, чтобы не остаться совсем без дела. Хорошо, что наверху у меня нет проблем с поиском занятия.

— Тебе прямо не терпится приступить к работе, — цыкнул Заксен.

— М? — я подняла на него недоуменный взгляд. — Все лучше, чем торчать недели напролет без дела. К тому же я люблю свою работу. Делать то, что нравится, и наслаждаться этим вполне нормально.

— Для тебя. На деле это исключение из правил. Мало кто действительно любит свою работу.

— Если ты судишь по себе, я понимаю, почему ты так легко звереешь, — простонала я, взявшись за вновь взорвавшуюся болью голову, но все же выдавила мучивший меня вопрос: — Неужели ты правда не выносишь то, чем занимаешься?

Заксен недовольно фыркнул:

— Спи. Я приду через несколько часов, к тому времени должно полегчать.

Я кивнула и аккуратно опустилась на кровать. Заксен снова просто ушел от ответа. Я хотела вывести его на диалог, но в нынешнем состоянии просто не способна на это. Стоило голове коснуться подушки, разум тут же поплыл в сумасшедшем водовороте, разливая по внутреннему взору мешанину красок и звуков. Все вокруг забурлило, зашипело, и только пара тяжелых отдаляющихся шагов разбивала общий гул, но вскоре стихла где-то далеко за пределами сознания.

…

Стыдно признаться самой себе, но первые два дня после ухода Финна и сэра Инеса, я провела в практически беспробудном состоянии, лишь изредка поднимаясь по нужде и проглотить что-нибудь из еды. Я быстро почувствовала себя лучше, как выпила лекарство, что передал Финн, но сил от него не прибавилось, мне совершенно не хотелось двигаться. Почти все то время, что я спала, мне снились совершенно сумасшедшие шумные сны с участием Заксена, сэра Инеса и Финна. Единственный вечер нашего условного единения не прошел для моего разума даром, и он раз за разом всплывал в моей голове, с каждым новым витком вбирая в себя больше красок и абсурдных ситуаций. От этого внутреннего галдежа спалось совершенно невыносимо. Я почувствовала себя по-настоящему счастливой, когда проснулась в осознании, что чувствую себя достаточно бодрой и здоровой, чтобы не ложиться вновь и не смотреть бессмысленный набор цветастых картинок.

На третий день, когда тело и разум пришли в норму, я начала думать, как жить здесь дальше. Не знаю, сколько еще мне предстоит пробыть в убежище, но я четко понимала, что заработанных денег при моем образе жизни хватит надолго. Мне не обязательно начинать работать прямо сейчас, но я не представляю себя, сидящей дни напролет дома совершенно без дела. Я решила воспользоваться предложением Адаже, что накануне так вовремя озвучил довольно странную вакансию его помощницы. Если Адаже говорил серьезно, он тоже собирается мне платить, а это значит, что накопленными монетами я могу помочь нуждающимся. Такой вариант развития событий мне казался наиболее правильным, поэтому после завтрака я сразу же направилась к лекарю, чтобы уточнить детали.

— Хорошо, — равнодушно кивнул Адаже. — Можешь начать с грядок, — он кивнул на засеянный участок за окном.

— Подожди, вот так сразу? Ты даже не сказал, что конкретно я должна делать и во сколько приходить.

— А, точно, — рассеянно согласился он. — Про обязанности я говорил в прошлый раз. А жить ты будешь со мной.

Я посмотрела на него с нескрываемым сомнением. Его неуместное предложение и мое замешательство… Что-то подобное между нами уже случалось раньше…

— Не глупи, мне может понадобиться помощь в любой момент, — цыкнул он, сложив руки на груди. — На то ты и ассистентка, что должна быть в зоне досягаемости. В критической ситуации я не смогу искать тебя по всему городу.

Наши дома слишком далеко друг от друга, не будь меня рядом в нужный момент, ему пришлось бы рассчитывать на собственные силы, а в таком случае от меня, как от помощницы, совсем не будет толку.

— Ты на удивление убедителен, — согласно кивнула я.

— Разумеется.

Кажется, Адаже считал разговор законченным, он хотел было вернуться к своим делам, но я не отставала, решив разузнать все детали нашей сделки.

— Подожди, мы еще не обговорили суть моих обязательств. Ни тогда, ни сейчас ты не сказал ничего конкретного.

— Да нечего тут обговаривать, — устало закатил глаза лекарь. — Просто делай, что я говорю. Сходить там на рынок или разобраться с сорняками… Все в таком духе. Наверняка это тебе по силам, поэтому прекращай дергать меня по пустякам.

Не доставать вопросами, значит… По нему не скажешь, что он словоохотлив, но и не избегает разговоров из принципа. Видимо, со мной ему обсуждать сейчас нечего, и он не хочет тратить на меня слишком много времени. Сотрудничаем по принципу: «Жди, пока не позову, и делай, что говорю». Не скажу, что мне это нравится, но на самом деле и не отталкивает. Раз нам совершенно не обязательно разговаривать, это избавляет от изнуряющих бессмысленных светских бесед. Хм… пожалуй, я все же нашла для себя положительную сторону в его правиле.

Адаже озвучил сумму месячной оплаты, и я согласилась: она не велика, и не мала — в самый раз. Мне здесь ничего не нужно, кроме еды, но и после покупки продуктов останется небольшая часть, что я смогу отдать тем, кому повезло меньше, чем мне.

Наконец, я оставила лекаря в покое, предоставив заниматься своими делами, а сама направилась выполнять первое поручение: полоть грядки. Интересно, какую еще ручную работу мне предстоит постичь прежде, чем я вернусь к обязанностям полицейского. Если вообще вернусь… Как бы то ни было, сейчас гадать нет смысла, нужно просто выполнить очередную работу.

…

День прошел быстро, солнце медленно катилось к краю стен, тем самым извещая о неспешно наступающей ночи. Несмотря на усталость и непривычное ощущение растерянности от пребывания в малознакомом доме с малознакомым мужчиной, я была крайне довольна тем, как удачно для меня сложились события. Думаю, я не чувствовала бы себя так спокойно, если бы не верила в добропорядочность Адаже, доказанную словами Финна, сэра Инеса и давним событием в Либералитасе. Раз мне можно не опасаться его, я волне могу смириться с фактом, что мы будем спать под одной крышей.

Когда я закончила и вернулась в дом, облепленная влажной землей и мокрая от пота, Адаже кинул с места своего рабочего стола:

— Я провел анализ лекарства, которое дал Глиссаде.

— Да? — я удивилась, услышав это, потому что совершенно забыла о нашей договоренности. — И что же?

— Не яд, — коротко сказал лекарь.

Я подошла ближе и встала рядом со столом. Перед Адаже стояло множество низких стеклянных стаканов, баночек и колб, жидкость в тонких высоких пробирках была окрашена различными цветами. Выглядело удивительно красиво и сложно.

— Или по крайней мере не тот яд, что я смог бы обнаружить.

— Мне казалось, их слишком много, чтобы проводить испытания вслепую.

— Правильно казалось, — кивнул Адаже. — Но в Нижнем мире в пределах убежища и ближайших районов их круг ограничен. Если он не ненавидит тебя настолько, чтобы привозить отраву издалека, то волноваться не о чем: это лекарство должно было вылечить, а не убить.

— Ну, что и требовалось доказать, — удовлетворенно сказала я. — Большое спасибо, что помог это выяснить.

— Пожалуйста.

Когда я вышла из ванной комнаты, умывшись от грязи, Адаже оповестил о времени ужина. Когда речь зашла о необходимости приготовления пищи, мужчина на удивление серьезно настоял на том, что готовка и уборка не входят в мои обязанности, и велел ждать его. Несмотря на всю серьезность лекаря, я все равно чувствовала себя неправильно от того, что некоторыми домашними делами будет заниматься он. Но, как я ни старалась, переубедить Адаже не удалось, и мне не осталось ничего, кроме ожидания ужина.

Я села на диван и глянула на стол, на котором осталась пустая баночка из-под лекарства. Темный стеклянный флакончик совершенно неожиданно напомнил о том, что мне еще нужно забрать из дома ящик с лекарствами и некоторые вещи. Я ведь не рассчитывала приступить к работе прямо сегодня и не взяла из дома ничего из вещей. Предупредив, о своем уходе Адаже, я вышла наружу.

Улицы уже были темны. Ночь медленно вступала в свои права, она дышала над головой едва различимым за пением цикад тонким шелестом листьев. На краю убежища у одинокого дома Адаже ветер был прохладен и свеж, он ласково щекотал мои щеки, выбивал из строя пряди отросшей челки, временами застилающей мне глаза. Меж деревьев еле слышно гулял аромат замерзающей земли, робко предвещая о скором наступлении холодов. Я вдохнула его полной грудью, с легким свистом выпуская на волю сквозь неплотно сомкнутые губы. Казалось, само время остановилось и нет вокруг ни домов, ни стен, ни людей — ничего, кроме убаюкивающего мерного шелеста над головой и собственной тени, подчеркиваемой желтыми светом, бьющим из-за окна за спиной.

Сейчас дом Адаже кажется скрытыми от глаз чужаков храмом безмолвия, этаким безмятежным зеленым островком, заботливо объятым приветливой природой и защищенный ей же от волнений внешнего мира. Убаюканная тихой колыбельной листвы под внимательным взором темной ночи, я было подумала никуда не идти сегодня, остаться здесь в одиночестве… да хоть бы и до утра, почему нет. Я сама не заметила, когда успела сесть на ступеньки и погрузиться в эту песню жизни, как и не поняла, почему, очнувшись от раздумий, тут же встала и направилась к воротам. Что заставляет меня уйти отсюда и вернуться в поток сырости и гнили, что неизменно окружает эти крохотные каменные коробы? Тело двигается само, разум же, как после транса, медленно выползает из неги прямиком на холодные плиты тротуара. Едва коснувшись ногой каменной клади, я почувствовала этот нажим под лопатками, что выталкивает меня из полудремы в суровую реальность. Вот и все, закончилось мое недолгое путешествие по чертогам лабиринта неведомых ранее ощущений, заполнивших мою грудь спокойствием и тоской. Почему, оказавшись наедине, скрытая от солнца и чужих глаз, я испытала его?.. Думаю, я могу понять.

Я неспешно шла по тихим центральным улицам и думала о Заксене. И примерно половина мыслей за день тоже оказалась посвящена ему. Его на удивление приятное моим ушам имя казалось новым, свежим, будто со словами о любви к нему командир открылся для меня как новый человек. Оно так и вертелось на языке, мягко каталось в мыслях, гулко отдавалось в висках, будто голова только тем и забита, что его именем. «Заксен Бранденбург». Я удивлялась самой себе: что такого можно думать про одного мужчину на протяжение стольких часов? Ответа нет. В голове то и дело всплывает его образ, облаченный в черный плащ, цепкий спокойный взгляд лиловых глаз, направленный прямо на меня. В груди сразу просыпается что-то суетливое, теплое, будто пушистый нежный зверь спит где-то в глубине и щекочет меня изнутри при каждой смене положения. Во мне пробудились новые ощущения, совершенно невообразимые желания. Я вспоминала кадры нашей последней встречи, вечер до нее, его уверенную спокойную фигуру за столом, а я будто сижу совсем близко, смотрю на него исподтишка и тайно желаю дотянуться до его лица. Коснуться виска, нырнуть пальцами за ухо, провести ладонью по шее и зарыться в мягкие волосы. Уверена, мне не кажется, и они и правда очень мягкие. Его пряди тонкие и упругие, они ниспадают аккуратным водопадом и немного прикрывают его лоб и висок, так и хочется поправить, ощутить их прохладу у себя на пальцах.

«Касаться Заксена?». Довольно смелое желание. Я знала, откуда оно берется, но не понимала, как с ним бороться. И надо ли?.. Все эти чувства рождены тем, что Финн назвал любовью… Мне нравится, но… страшно. Я никогда не испытывала внутри ничего подобного, меня пугало это надрывное желание тут же броситься к штабу, найти его, столкнуться на улице или просто увидеть издалека. Мне не хотелось бы говорить это даже самой себе, но правда очевидна, она так и просится лечь на язык: «Мне его не хватает». Когда рядом нет никого, кто мог бы подслушать мой шепот или подсмотреть мысли… хотя бы сейчас я могу признаться себе в этом. «Не хватает». Особенно явственно это ощущается сейчас, когда я не могу отвлечься на уроки с сэром Инесом или мысли о том, как правильнее повернуть на путь к спасению своей никчемной потрепанной судьбы. Сейчас, когда запах ночного морозного ветра напомнил мои собственные слова, адресованные ему в полузабытьи. «Предпочту не стыдиться того, что не смогла проконтролировать». Так я сказала ему, еле помня о своих глупых выходках на пьяную голову, но прямо сейчас готова была провалиться под землю, вспоминая свой жалобный голос, молящий остаться со мной еще ненадолго. Хотя, возможно, я бы могла сказать это вновь… Все это ветер и спокойствие ночи, принесшие на своих крыльях его запах и низкий веселящийся смешок. Они во всем виноваты, ведь сама я бы точно не вспомнила. То-то мне сейчас так поплохело…

За этими мыслями я даже не заметила, как дошла до дома. Весь путь думала только о нем… Снова. Хорошо, хоть ноги сами домой принесли. Привычным движением я подняла щеколду и ступила во мрак пустого зала. Если подумать, у меня не так много вещей, которые можно забрать: ящичек с лекарствами, швейный набор, пара столовых приборов и новый плед, что мне пришлось купить в преддверии морозов. Благо, финансы и правда позволяли, и мне не нужно было мучиться, кутаясь в дырявое истончившееся одеяло, что осталось здесь от прошлых хозяев. Я никогда не разбрасывалась деньгами и не покупала больше необходимого, но даже сейчас мне было не по себе от того, насколько легко решился мой вопрос с выживанием. Пока многие забивались в углы под домами и стенами, моля о капле воды и крохе хлеба, я могла стабильно питаться дважды в день и спать в тепле и комфорте. Конечно, я не обязана взваливать на себя их судьбу, но чувствовала, что должна была вспомнить хоть о ком-то, кроме себя. Меня учат заботиться о себе и не спасать всех подряд, и в целом я склонялась к тому, чтобы согласиться с этим правилом. Но старые привычки… Не дают мне так просто смириться с равнодушием, пусть я и пытаюсь убедить себя быть осторожнее. Если это лишь вопрос времени и моего возраста, интересно, что я буду говорить через десять лет? Во что верить? Наверняка я останусь при своем, ведь наверху мои привычки может и не настолько полезны, как я когда-то считала, но по крайней мере не настолько вредны, чтобы отказываться от всего, во что я так упорно верила. Верила. Раз так, пусть время все решит за меня.

Собрав свои немногочисленные пожитки, я на всякий случай проверила крепление на предплечье. Кинжал сидит хорошо, достать его не составит труда. Путь сюда был спокойным, но я была слишком беспечна, погрузившись в свои мысли. Ночь на дворе, расслабляться — худшая из возможных идей. Еще раз проверив удобство крепления, я в последний раз оглядела ставшие родными стены и, запретив себе жалеть об утрате такой ценности, вышла наружу. Ну вот и все. Теперь кто-то другой найдет его и будет так же счастлив своей находке, как я когда-то. Надеюсь, я больше никогда и ни при каких обстоятельствах не буду вынуждена вновь искать себе пристанище. Не думаю, что мне повезет в следующий раз.

Несмотря на мою полную боевую готовность и сосредоточенность, путь до дома Адаже прошел без приключений. Да, чутье меня подвело, навыдумывала себе опасностей и уже была готова защищаться, но нападающих, на удивление, не нашлось. Оно и к лучшему.

Оказавшись на крыльце, я снова замерла перед открытой дверью. Да, определенно, эти звуки и запах… плохо влияют на меня, внутри тут же просыпается неясное глухое томление. Я вздохнула, готовясь оставить это чувство и мысли о нем на пороге. «Ни к чему они мне, если уж и приходится терпеть все это, то уж, пожалуйста, только на улице. Дай мне укрыться от тебя хотя бы здесь». Я толкнула дверь.

— Ты пришла, — сказал Адаже, сидя за столом. — Долго.

Вот и мое спасение. Я облегченно вздохнула и с легкой улыбкой произнесла:

— Ты живешь далеко от восточной стены, где поселилась я. Иначе никак.

— Ладно, — он равнодушно кивнул. — Ужин готов.

Я бросила взгляд на стол и заметила, что Адаже готовился к приему пищи. Судя по его фигуре, застывшей с ложкой в руке, он как раз только начал есть. Но я с удовольствием отметила, что он подготовил порцию и для меня. Я оставила вещи на полу, не уверенная, какой из столов можно занимать, ополоснула руки и села за стол. По привычке пожелала приятного аппетита, как всегда, когда ужинала с сэром Инесом, и принялась за трапезу. Проглотив первую ложку, застыла. Попробовала другую, третью, недоуменно глянула на Адаже. Он молча ел с невозмутимым видом, похоже, для него вкус еды не казался необычным. Я решила ни о чем не спрашивать и продолжила есть что-то, отдаленно напоминающее кашу с кусочками мяса. Вкус был странным. Не омерзительным, но и приятным его назвать нельзя. Каша напоминала размоченный в блюдце комковатый картон, а мясо полностью утратило свой вкус, о принадлежности плотных кубиков к продукту животного происхождения напоминали лишь разваливающиеся под зубами волокна. Не могу отделаться от ощущения, что ем декорацию к театральному номеру, а не свежеприготовленное блюдо. Наверное, мне просто предстоит привыкнуть к этому. Опустошив половину тарелки, я все же не сдержалась и усмехнулась, прикрыв рот рукой.

— Если больше не осилишь, можешь оставить, — как ни в чем не бывало сказал Адаже.

— Нет-нет, все в порядке, я доем. Твоя еда…

— Отвратительна.

— Очень похожа на мои первые попытки готовить, — закончила я. — Ты недавно начал готовить сам?

— Уже несколько лет, — нахмурившись, ответил он.

Я потеряла дар речи.

— Для многолетней практики результат довольно скудный, — осторожно сказала я.

— Знаю.

— Как ты… учился? — я пыталась выяснить, почему его попытки оказались провальными.

— Я готовил, — сказал он, откинувшись на спинку и сложив руки на груди.

— Наобум? Без книг и рецептов?

— Не важно, — отмахнулся Адаже. — Мне нет до этого дела.

Я тупо уставилась на него, не уловив сути высказывания.

— Пока эта еда способна насытить, вкус не имеет значения, — терпеливо пояснил он.

— Интересная позиция, — только и смогла выдавить я.

Остаток трапезы мы провели в полном молчании. Все это время я гадала, стоит ли предлагать свои нехитрые умения. Я сомневалась, не уверенная, как он отнесется к этому. Но, в конце концов, оценив перспективу употреблять подобную пищу каждый день, решила все же вторгнуться в привычный ему порядок вещей.

Я взяла со стола тарелки и направилась к раковине, решив как бы между делом выдвинуть предложение:

— Знаешь, Адаже…

— Замри сейчас же! — неожиданно громко крикнул он и направился ко мне.

Я застыла, гадая, что произошло. Спешно искала взглядом хоть что-нибудь, представляющее опасность, но так ничего и не нашла. Я куда-то вступила или оно настолько маленькое, что не видно невооруженным глазом? Мысли лихорадочно носились в голове, пока Адаже в двашага не пересек расстояние между нами и не забрал у меня из рук посуду. Он поставил ее в бочку, наполненную водой.

— Я сам.

— Что?.. Ладно. Тогда я уберу со стола, — я хотела взять тряпку, но остановилась под хмурым взглядом Адаже.

— Уборкой занимаюсь я, — почти враждебно сказал лекарь.

— Д-да, мы же уже обсуждали… Уборкой занимаешься только ты, — озадаченно протянула я.

— Именно.

— Но почему?

— Не позволю отбирать у меня веселье, — сказал он, искоса смотря на меня.

— Веселье? Любишь уборку, значит.

— Очевидно, — кивнул Адаже, принявшись за мытье посуды. — На сегодня ты свободна.

— Ладно, — мне не оставалось ничего, кроме согласия.

Я обвела взглядом уже знакомую комнату в поисках занятия. У меня совершенно нет идей. Я неуверенно прошлась по периметру, обошла вдоль стен и в итоге просто вернулась к Адаже. Он уже закончил с мытьем посуды и теперь аккуратно вытирал столешницу тряпкой с легкой приятной улыбкой. Я засмотрелась, удивленная подобным зрелищем, но быстро пришла в себя. Точно! Мы остановились на вопросе готовки. Точнее, даже не тронулись. Я дождалась, пока Адаже закончит свое необычное развлечение, и привлекла к себе внимание.

— Адаже. Ты готовишь не очень хорошо, верно?

— Хуже, чем «не очень», — скривился он.

— И ты это признаешь.

— Ты все слышала, нет нужды повторять.

— Тогда позволишь мне?

Его алые глаза расширились, он издал короткий удивленный звук и спросил:

— Умеешь готовить?

— Я только учусь, но у меня уже есть определенные успехи, — уверенно сказала я.

— Тогда нет, — отрезал он. — Не хочу тратить ингредиенты на твое обучение.

«Наверное, стоило говорить убедительнее» — подумала я, но сдаваться не намеревалась. У меня получится определенно лучше, чем у него.

— Видишь вот это? — я выудила из ящичка некоторые столовые приборы, что забрала из дома. — В сумме они стоили совсем не мало. Стала бы я тратить деньги на что-то подобное, если оно не принесет результата?

Он с сомнением посмотрел на горку утвари в моих руках.

— Умеешь этим пользоваться?

Я кивнула.

— Сможешь лучше меня?

Я кивнула убедительнее.

— Тогда разрешаю, — смягчился Адаже.

Я с облегчением вздохнула и положила приборы на стол. Раз нас приняли, они достойны места на кухне.

— Ты можешь оказаться не такой бесполезной, как я полагал, — сказал Адаже.

— Если ты считал меня бесполезной, зачем вообще нанял?

Он не ответил, вместо этого ушел в другой край комнаты, открыл дверцу шкафа и достал оттуда небольшую книгу в темном переплете.

— Ты просила. Я принес.

— Точно, спасибо, — сказала я, подойдя к Адаже и взяв в руки книгу. — О чем она?

— Узнаешь, как прочтешь.

— Логично… Сколько я за нее должна?

Он озвучил сумму и добавил:

— Вычту из зарплаты.

Меня это вполне устраивало. Я его поблагодарила и открыла первую страницу книги, чтобы хоть предположить, о чем она может быть. Увидела ровный строй едва знакомых закорючек и против воли вспомнила вечер в кабинете Заксена, когда я несколько часов подряд расшифровывала досье. Сейчас, когда усилиями командира и Финна дело родителей сдвинулось с мертвой точки, я испытывала только приятные чувства, вспоминая ту ночь. Но вместе с тем и каплю разочарования: все решится без меня, мне остается только сидеть здесь и ждать, пока за мной не придут. Было ощущение, как в далеком-далеком детстве, когда матушка оставила меня гостить у кузенов и обещала забрать в конце дня. Сейчас то же самое. Взрослые люди решают взрослые вопросы, а я, маленькая бесполезная девочка, жду, когда за мной придут и вернут домой. Но ничего не могу поделать. Я — главная подозреваемая. Никто и близко не подпустит меня к следствию. Не говоря уже о том, что расследовать убийство родственников строго запрещено. Не знаю, на что я рассчитывала раньше. Не нарушив закон по какому-либо из пунктов, я бы ни за что не добралась до истины самостоятельно. Мне повезло, что Заксен способствовал началу повторного расследования. Интересно, как он сумел. Наверное, он обладает большим авторитетом, чем я думала? Может быть, спрошу его, когда представится возможность.

— Идем спать, — позвал Адаже, вырвав меня из мыслей. — Хотя, кажется, у тебя и стоя неплохо получается.

— Что? — я не поняла его.

— Ты застыла и долго не двигалась. Как лошадь. Лошади дремлют стоя, ты знала?

— Конечно, — меня смутило его сравнение. — Но спят-то лежа. Идем.

Я сделала шаг и направилась за Адаже. Он показал комнату, где мы будем спать. Кровать одна. Очевидно, Адаже не тот человек, что будет спать со мной в одной кровати, и, будучи моим начальником, он не станет спать на диване, что стоит рядом. Значит, диван предназначался мне… Если Адаже не рассчитывает на то, что я буду спать на полу. Я с сомнением глянула на лекаря и помотала головой, отогнав эти глупые мысли. Медик без лишних слов достал постельное белье и кинул мне. Я без промедления направилась к дивану и начала застилать его.

— Сообразительная. Рад, что тебе не нужно объяснять каждый шаг, — сказал Адаже, искоса глядя на меня, снимая шарф и расстегивая жакет.

— Тебе не было бы так просто, если бы я уже не работала пару раз до этого, — призналась я. — На прошлых местах меня удивляло слишком многое, чтобы работодатели могли избежать вопросов. Первое время мне приходилось уточнять каждую мелочь.

— Тогда я тем более рад, что избежал этой участи, — слегка улыбнулся медик. Он уже принялся расстегивать рубашку, и я поспешила отвернуться.

Мы же спим в одной комнате, это нормально, что он переодевается перед сном. Но не совсем нормально, что совершенно меня не стесняется. Наверное. Или для Нижнего мира в порядке вещей и это? Я сняла жакет и рубашку, осталась в одной майке, что прикрывает бюстгальтер. Если с этим все понятно, то как быть со штанами? Я зависла, не уверенная, как поступить.

— Я выключаю свет, — сказал Адаже и покрутил вентиль лампы.

Я мысленно поблагодарила его, разделась и быстро завернулась в одеяла на диване. На удивление удобно, даже мягче, чем моя прошлая кровать. И гораздо теплее. У Адаже прекрасный дом.

====== Глава 13. Встряска ======

— Ты должна была встать раньше меня, — недовольно проговорил Адаже, нависая надо мной.

Пару минут назад он разбудил меня звоном лопатки о сковороду, и я пыталась вразумить его, что это не совсем нормально. Лекарь был иного мнения.

— Ты вызвалась готовить.

Я кивнула.

— Тогда вставай раньше. Ты должна будить меня, а не наоборот. Или хотя бы успевать закончить до моего пробуждения.

— Хорошо, поняла, — сказала я, потерев замыленные глаза.

— Я рад, — без тени улыбки сказал Адаже.

Вставать раньше будет проблематично, я привыкла просыпаться так, как попросит организм, потому что у меня давно не было четкого графика. Придется строить режим вновь. И только сейчас я заметила, что Адаже только-только принялся переодевать пижаму. Значит, он тоже недавно встал. Отлично, я не опоздала так сильно, как думала, успею наверстать упущенное, если приготовлю что-то простое. Я потянула руку к стопке сложенной ночью одежды, вытянула из нее штаны и быстро натянула их под одеялом. Отлично, с этих пор так и буду переодеваться. Я вскочила на ноги, быстро размяла затекшие плечи и потянулась за рубашкой. Как можно быстрее натянула оставшуюся одежду и выскочила из комнаты, с удовлетворением отметив, что я с легкостью обогнала Адаже, который до сих пор не переоделся.

Я заглянула в кухонный шкаф и выбрала пару продуктов, из которых могу быстро состряпать нехитрый завтрак. Помидор, яйцо и тост. Адаже точно хватит? Я всегда завтракала скромно, но не была уверена насчет лекаря. Не хочу вернуться в комнату и застигнуть его врасплох. Сделаю пока то, что есть, а уже потом исправлюсь, если понадобится.

…

— Приятного аппетита, — пожелала я Адаже, когда мы уселись за стол.

Он ответил взаимностью и принялся за еду. Я последовала его примеру. Думаю, от Адаже ждать похвалы бессмысленно, особенно за такое простое блюдо. Это не так уж важно, я способна самостоятельно оценить его и вынести вердикт: получилось лучше, чем вчерашний ужин лекаря. Если в первое мгновение приготовленное и поданное мужчиной блюдо казалось приятным открытием, то после горькая правда раскрылась во всей красе, и этот жест совершенно потерял свое очарование. Я на мгновение вспомнила удивительный вкус завтрака, что однажды принес мне Заксен. По щекам мелко пробежали мурашки, нос заполнился приятным ароматом, а разум — пеленой. Сейчас, как и тогда, это утро кажется чем-то невероятным, волшебным, будто такого никогда не могло быть наяву. Но на самом деле было. И на самом деле то прекрасное блюдо приготовил повар Гончих, а не Заксен лично мне, сам же командир, судя по проигрышу в соревновании, готовит не лучше Адаже. Почему-то эта горькая правда казалась мне очаровательной. Причины известны… Блин. Просила же оставить меня в покое хотя бы в стенах дома… Неправильно столько думать о Заксене, неправильно углубляться в чувства еще больше.

— Я было перестал жалеть, что нанял тебя, — сказал Адаже с недовольным лицом. — Ты показалась достаточно амбициозной и быстрой. А на деле зависаешь без причины. Нервирует.

Я заметила, что застыла с вилкой навесу и поспешила исправить это недоразумение. Я бы хотела не думать о Заксене по крайней мере тогда, когда я работаю. И вообще не думать о нем. Но пережитые эпизоды сами лезут в голову, как их ни гони. Мне еще предстоит научиться игнорировать их.

Я хотела было начать разговор с Адаже, чтобы отвлечься, но меня опередили.

— Адаже! — отчаянно кричала женщина, непрерывно колотя в дверь. — Адаже!!!

Я вскочила со своего места быстрее Адаже и поспешила открыть дверь. За ней стояла женщина с ребенком на руках. Это был мальчик лет четырех, его заплаканное лицо было бледно, глаза закатились, тонкая рубашка медленно напитывалась кровью в районе живота. Я быстро приняла ребенка из рук недоумевающей матери.

— На стол, быстро! — скомандовал Адаже, доставая инструменты, я повиновалась. — Сколько времени прошло?

— Н-не больше десяти минут! — в панике прокричал женщина. — Я его сразу к вам…

Адаже кивнул и проговорил:

— Шанс есть. За дверь. Обе!

Я выволокла на улицу сопротивляющуюся женщину и закрыла дверь. Я хотела бы помочь Адаже, но ему лучше знать, принесу я больше пользы или вреда в данной ситуации. Мое сердце колотилось как сумасшедшее. Я не раз видела сильно раненных людей, не раз была сама в подобной ситуации. Но другое дело — ребенок. Я все еще чувствовала его вес у себя на руках, морозящее душу и сердце прикосновение холодеющей кожи. Мне показалось, что он в ужасном состоянии. Но Адаже я верила больше, чем себе, а потому не переставала прокручивать в голове его слова. «Шанс есть». Адаже сможет. Мальчик выживет. Все будет хорошо. «Шанс есть».

Я не смотрела на мать. Мне было достаточно ее всхлипов и беспокойного шарканья перед входом дома. Не хочу еще и смотреть. Не хочу говорить. Мои слова не помогут, ей нужен лишь вердикт Адаже: «он будет жить». Мать ждала именно этого. И я вместе с ней.

Прошло много времени. Женщина уже не кружила у лестницы, она села на ступеньки, сгорбилась, будто сама была глубоко ранена, и качалась вперед-назад, периодически останавливаясь, чтобы протереть потное лицо трясущимися руками и затем вновь начать свои отчаянные убаюкивания. Я не решалась ни двинуться, ни вздохнуть громче положенного. Казалось, для меня самой время замерло, и картинка навсегда застыла на статичных качаниях женщины передо мной. Из звуков остался лишь глухой шорох за дверью и шелест листвы над головой.

Щелкнула ручка двери — мы обе подскочили, как от выстрела. На пороге показался Адаже.

— Он будет жить, — сказал лекарь.

Женщина взвыла, упав на колени перед Адаже. Она схватилась обеими руками за грудь и тянула на себе рубашку, ее золотые глаза тут же наполнились слезами, рот искривился в болезненном спазме. Она то прятала лицо в руках, то вновь поднимала его к Адаже, неустанно выпаливая благодарности, ползая перед ним на коленях, обдирая полы старого трухлявого платья.

— Принеси препарат А… — Адаже повернулся ко мне и на секунду запнулся. — Вторая полка снизу, первый флакон справа, поймешь по красной обмотке. Ложку не забудь.

Я тут же ринулась в дом, к полке. По пути боковым зрением видела хрупкую фигуру мальчика, что лежал на столе, а рядом в тазе множество алых бинтов и тампонов. В нос ударил густой запах крови, меня замутило от представшего вида, но я не позволила себе остановиться, быстро нашла нужный флакон, захватила ложку и помчалась на улицу. Адаже сидел перед стенающей женщиной и ждал меня. Он налил лекарство и быстрым движением внес в рот матери, придерживая ее за голову. Женщина скривилась и отпрянула от лекаря, вытирая рукавом алые губы. Ее взгляд из замыленного стал ясным, она быстрым неловким движением вытирала красные и мокрые от слез щеки и страдальчески смотрела на Адаже, открыв рот в недоумении.

— Я сказал, он жив. Придите в себя, вы нужны ему в полном рассудке, — строго сказал Адаже.

— Д-да… — растерянно кивнула женщина. — Да, вы правы. Простите, — она подняла полы платья и встала на трясущиеся ноги, направляясь в дом.

— Обопритесь о меня, — сказала я, подставив ей плечо. Женщина активно закивала, проглотив вновь подступившие слезы и приняв мою помощь.

Мы подошли к столу, где без сознания лежал ее сын на окровавленной ткани. Женщина ахнула, глянув на него, и тут же ринулась к мальчику, лихорадочно водя руками над его телом, боясь тревожить швы, но не находя отдушины для накрывшей ее паники. Она только и могла, что наклониться над ним и зарыться руками в белесых тонких волосах, шепча благодарности в его бледный лоб.

Я, ошеломленная, стояла рядом с Адаже и молча смотрела на представшую перед глазами картину. Мы стояли так еще некоторое время, пока мать не пришла в себя и не отошла от сына, чтобы вновь поблагодарить Адаже.

— С-спасибо вам, — в который раз прошептала она сдавленным голосом.

— Все закончилось. Ему нужен покой, здоровое питание и регулярный уход за раной, чтобы восстановиться как можно быстрее.

Лицо женщины побледнело. По ее впалым щекам и ободранному грязному платью было видно, что она сама давно не видела ни денег, ни пищи. Но тело ее сына выглядело более-менее крепким, значит, она частенько отдавала свою порцию ребенку. Весь вид женщины говорил о бедности и сложной жизни, но она не проронила ни слова жалобы, услышав рекомендации Адаже.

— Вы хорошо постарались, — мягко сказал лекарь. — Не будь вы так преданны заботе о сыне, он не пережил бы этого ранения.

Мать лишь молча улыбнулась ему тонкими истрескавшимися губами и кивнула в знак благодарности. Затем потянулась к тощему мешку, где, предположительно, лежала пара монет. Наверное, оставлены на самый крайний случай. Очевидно, женщина посчитала, что вот он наступил.

— Не стоит, — остановил ее руку Адаже.

— Но как же?.. — робко спросила она слабым голосом.

— Я рад, что смог помочь вам. Но как, считаете, буду спать, думая, что затем вы или он умерли от голода?

Женщина в который раз поблагодарила Адаже.

— Как вас зовут?

— Лайна, — тихо сказала она. — А моего мальчика зовут Нирон.

— У вас есть дом?

Лайна кивнула. Я с грустью подумала, что для района убежища этот вопрос совершенно нормален.

— Я буду приходить к вам некоторое время заменить повязки Нирону. Проведете меня?

Женщина вскинула голову, выпалив:

— Я сама! Сама буду к вам приходить. Пожалуйста, — тихо добавила она.

Я удивилась ее просьбе, но Адаже, похоже, ничего не смущало.

— Хорошо. Но в таком случае вам придется нести его на руках.

— Я понимаю.

— За перевязку тоже ничего не нужно, — предупредил Адаже. — Только приходите каждый день, не пропускайте процедуру, пока я не разрешу.

Она благодарно кивнула и направилась к сыну.

— Подождите, — остановила ее я и подошла вплотную.

Лайна удивленно посмотрела на меня и остановилась. Я взяла ее руку в свою и вложила в нее горсть монет. Женщина протестующе покачала головой, стараясь вернуть мне деньги.

— Вам они нужнее, — твердо сказала я. — У меня есть кров и пища. Сейчас, пожалуйста, позаботьтесь и о себе тоже. Купите еды или теплой одежды. Не списывайте себя со счетов. Здесь хватит на некоторое время и вам, и сыну.

Ее золотые глаза вот-вот были готовы вновь наполниться слезами, нижняя губа едва задрожала, от чего мне стало не по себе. Я не хотела больше ее слез, мне лишь хотелось помочь. А потому я как можно менее навязчиво напомнила о сыне, что тут же подействовало: Лайна вновь потянулась к нему и подняла на руки ребенка. В который раз мать поблагодарила Адаже и на слабых ногах направилась к выходу.

— С ней ведь все будет в порядке? — обеспокоенно спросила я, когда Лайна покинула дом.

— Будет. Она слаба умом и телом, но не духом.

— Слаба умом… Страшно представить, что привело ее в такое состояние.

Я вздрогнула, вспомнив насмешливые голоса Гончих, прижимавших меня к земле, огромные грубые руки и обозленное красное лицо мужчины, что чуть не сотворил со мной ужасное. С ней произошло подобное? Хуже. Я помню свое состояние в ту ночь. Мне снова просто повезло. Рядом оказался командир, что выдернул меня из лап того чудовища и после подтолкнул к восстановлению. В случае Лайны удача была не на ее стороне. Может, с ней произошло и вовсе совершенно иное, куда хуже. Страшное настолько, что я не могу даже предположить.

— Перестань, — неожиданно строго сказал Адаже.

Я недоуменно посмотрела на него.

— Что бы ты там сейчас не думала, прекрати, — повторил он. — Ты ей не поможешь больше, чем уже сделала. Раз помогла, нет нужды разделять ее печаль. Впереди еще много людей. Как бы страшно и сложно ни было, мы не можем вникать в судьбу каждого. Важно лишь то, сколько мы спасем. Сегодня ты помогла одной душе. Побереги силы для остальных.

Адаже научился справляться с тяжестью своего ремесла, наверняка он видит подобное слишком часто, чтобы остро реагировать на каждого.

— Мне точно стоит научиться твоему равнодушию, — вздохнула я. — Если не хочу поседеть раньше времени.

Я глянула на Адаже и несколько светлых прядей, что так неестественно выбивались из ровного смоляного цвета его волос. Похоже, они достались ему при рождении, но как нельзя кстати подходили под специфику работы и связанное с ней нервное напряжение.

— Иди есть, — сказал лекарь.

— А ты?

— Здесь нужно прибрать.

— Я помогу.

— Нет.

Адаже был непреклонен. Я решила не настаивать. Но и есть в одиночку не хотела. Вместо этого я взяла инструменты для работы в саду и направилась на улицу, кинув медику:

— Не хочу есть, пока ты работаешь. Позови, когда закончишь.

Адаже вздохнул и знаком приказал мне идти. Мне не очень нравилось работать в саду, но сидеть без дела после такой встряски было бы совершенно невыносимо. Тем более продолжать ковырять зажаренное яйцо, обильно пропитанное помидором, пока Адаже за спиной вычищает залитый кровью стол и пол. Даже думать об этом было тошно. Я предпочла занять руки работой, а голову — задачей. Думать ни о Лайне, ни о Гончих, ни об их командире не хочу. Работа. Только работа. Пока что этого довольно.

…

Прошло немало времени, прежде чем Адаже позвал меня обратно. Когда я вошла в дом, в нос сразу ударил запах спирта и еще чего-то до предела чистого. Не могу понять. Я глянула на стол, где раньше лежал ребенок. Адаже хорошо постарался, стол, да и комната в целом выглядели чистыми, ни намека на пропущенное пятно или пылинку.

— Ты хорошо постарался. Все просто сверкает, — резюмировала я.

— Рабочее место должно оставаться чистым, — сказал Адаже. — Кровь и грязь — идеальная среда для размножения бактерий. Для медкабинета это недопустимо.

Я молча согласилась с ним. Сколько себя помню, все врачи серьезно относились к чистоте своих рабочих мест и инструментов. Адаже не был исключением, и это прекрасно.

Мужчина сел за стол и принялся за еду. Я последовала его примеру. В тарелке оказалось не очень много, но пищу выбрасывать нельзя, значит, остается доесть ее.

Остаток дня прошел спокойно. Я занималась огородом, а Адаже отправился в город. Он привык работать один, и я решила не ломать привычный ритм его жизни, вместо этого просто выполняя доверенную часть работы. Когда он вернулся, ужин уже был готов, после трапезы мы немного побеседовали и вскоре легли спать.

На следующий день тоже не происходило ничего необычного, кроме того, что Лайна не появлялась до самого вечера. Адаже не задавал вопросов, просто делал то, что должен, и констатировал перспективу скорейшего выздоровления Нирона. Сын, полная противоположность матери, был разговорчив и очень весел. Он задавал много вопросов, слишком много для молчаливого Адаже, так что временами я переключала внимание мальчика на себя, чтобы медик мог продолжать работу, не отвлекаясь на пустую болтовню. Это не сильно помогало лекарю, фоновый шум все еще утомлял его, но хотя бы отвечать не приходилось. Позже он сдержанно признался, что оценил мой жест. Его осторожная похвала была мне только в радость: «значит, я все делаю правильно».

Так прошло еще несколько дней.

— Выглядит хорошо, — удовлетворенно кивнул Адаже, сняв с Нирона повязки. — Дальше можете обрабатывать самостоятельно. Я объясню технологию и дам все необходимое.

— Слышала, мамочка? — радостно воскликнул Нирон. — Мы можем и твою рану обработать.

Лайна вмиг побелела, когда мы с Адаже недоуменно повернулись к ней.

— У вас есть рана? — серьезно спросил Адаже.

— Да, вот тут! — мальчик показал на себе, положив ладонь на бедро.

— Почему вы не сказали?

— Да что я… Обычное дело, — едва слышно сказала Лайна. — Главное, чтобы Нирон был в порядке.

— Он будет в порядке. Но для этого о нем нужно заботиться. На кого вы оставите эту ответственность, если однажды не сможете встать с постели? — голос Адаже был строг, он отчитывал мать за легкомысленность как настоящий доктор. — Покажите бедро.

— Н-н-нет, не надо, я в порядке, — тоненько залепетала она и замахала руками.

— Но, мамочка, тебе же больно! Покажи ему, дядя доктор хороший! — большие грустные глаза сына не оставили ее равнодушной, Лайна неуверенно кивнула и подошла к Адаже.

— Покажите сами, — строго сказал медик.

Женщина тихонько всхлипнула и подняла платье. Края раны были рваными и багровыми от засохшей невымытой крови, она блестела от гноя и источала неприятный запах, который не был так заметен раньше, запрятанный многослойной юбкой и ядреным запахом мази, что медик накладывал на повязку Нирона. По лицу Адаже на секунду скользнула злость, но он быстро подавил ее и сказал ровным голосом:

— Она инфицирована. Вам стоило показать раньше, она прошла бы гораздо легче и менее болезненно. К тому же намного дешевле, если это вас беспокоило больше всего. Сядьте сюда.

Он указал на место рядом с ребенком, Лайна грустно кивнула и повиновалась.

— Почему вы так затянули? — спросила я, расстроенная этим зрелищем.

— Мамочка боялась жаловаться при бабушке, — грустно сказал Нирон. — Да, мам?

— Что? Почему?

— Потому что бабушка не любит, когда мы жалуемся, — невинно сказал мальчик.

— Но здесь только мы, тут нет никакой бабушки.

— Мама не верит, — пожал плечами мальчик. — Она говорит, что бабушка все видит и потом кричит на нее, если мама грустит. А потом берет нож и машет им. Это я сам видел. Вот так! — он хотел было замахнуться и показать, но, видимо, рана дала о себе знать, и мальчик быстро успокоился.

— Так тебя ранила бабушка, а не Гончая? — удивленно спросила я.

— Ага, — кивнул он. — Было страшно. И больно. Но теперь все хорошо, бабушка больше не вернется. Дядя Гончая уложил ее спать, — как ни в чем не бывало сказал Нирон.

— Шшшш, — зашипела на него мать, полностью игнорируя манипуляции Адаже, что старательно вычищал ее ужасную рану. Она будто вовсе не чувствовала, что медик делает нечто ужасно болезненное.

Я ошарашенно смотрела на них двоих, пытаясь собрать картину воедино. Понимает ли Нирон то, что говорит на самом деле? Он понял, что его чуть не убили? Понял, что и сам радуется убийству? А что Лайна? Если она родилась в убежище, значит, всю жизнь терпела нападки сумасшедшей бабки. Тогда именно это затуманило ее рассудок?

— Зато теперь мы живем только вдвоем, — не унимался Нирон. — И мамочка больше улыбается.

Я не знала, что ответить. Меня поразило, как жестоко жизнь обошлась с этими людьми. Замученная матерью и голодом женщина и ее сын, в память которого буквально вырезаны кровавые воспоминания, а в судьбу вплетена нить жизни едва разумной матери. Он будет расти, постепенно все больше набираясь понимания ситуации, капля за каплей теряя живость и беспричинную радость, что сейчас переполняют его. Если и это тоже не результат действий полоумной старухи.

— На этом все, — сказал Адаже, закрепив повязку. — Ваша рана требует еще больше внимания, чем Нирона. Обязательно приходите завтра.

Лайна кивнула и спустилась на пол. Сын последовал за ней и ждал, пока Адаже даст обещанные повязки и лекарство. Лекарь колебался мгновение и покачал головой:

— Приходите завтра. Я должен понаблюдать за вами.

— Н-н-но… — Лайна хотела запротестовать, но быстро остановилась. — Хорошо. До завтра.

— До свидания! — радостно попрощался Нирон и потянул Лайну к выходу, щебеча ей детские глупости.

Я стояла как вкопанная, чувствуя тошнотворный ком в районе желудка.

— Ты и к этому привык? — глухо спросила я Адаже, когда входная дверь захлопнулась за посетителями.

— К этому, и хуже. К разному, — коротко ответил мужчина.

Мне хотелось забыть о том, что я услышала и узнала. Жить в неведении куда проще, сейчас я убедилась в этом. Ни страшных образов, ни мыслей, ни страхов, ни бесполезного мешающего беспокойства за чужую жизнь. Без всего этого легче. Я не хочу больше узнавать подобного, потому что совершенно бессильна. Как бы мне ни хотелось помочь им, я ничего не могу. Совсем ничего.

— Не думай, — строго сказал Адаже, положив книгу мне на голову. — Мне не нужен в доме второй я. Сложно ужиться.

— Ты признаешь это, — грустно усмехнулась я.

— Делаю вид, — с легкой улыбкой сказал Адаже. — Я буду убирать.

Я кивнула и ушла на улицу, привычно вернувшись в огород. Пока я старательно вкапывала сорняки, все никак не могла выбросить эту ситуацию из головы. Адаже говорит мне отпускать мысли. Наверное, и самому очень легко сойти с ума, пропуская через себя судьбу каждого несчастного. Интересно, что сказал бы Заксен? Он тоже знал о подобном? Нет, наверняка, знал о вещах куда более страшных, но, как и Адаже, предпочел принимать это как должное, не вникая с головой, не переживая боль каждого как свою. Или и вовсе думал совершенно не так, по-своему. И пока что я просто не могу представить, что это за мышление, при котором можно спокойно спать по ночам, зная обо всех кошмарах этого жестокого мира. Хотела бы я спросить, как мне справляться с подобным. Но на примере Заксена и Адаже казалось, что единственный способ — избавиться от чувств. Я пока на такое не способна. Все что могу я — переболеть. Со временем станет легче.

…

Новое утро я как обычно начала раньше Адаже. Привычно натянула штаны под одеялом и вылезла наружу за рубашкой и жакетом. Я бросила взгляд на Адаже и поняла, что сегодня он проснулся раньше обычного: медик молча наблюдал за моими сборами сонным взглядом.

— Доброе утро, — поприветствовала его я.

— Доброе утро, — сказал лекарь и потянулся в кровати, переваливаясь со спины на бок.

— Я позову, когда закончу, можешь поспать.

— Знаю, — лениво ответил он и закрыл глаза.

Я вышла во вторую комнату и подумала, что вместо яичницы и каши можно сделать яичные конвертики с сыром. Вчера вечером Адаже вручил мне книгу по кулинарии, там я и приметила рецепт. Достаточно просто и питательно для завтрака. Вполне подойдет.

Я уже раскладывала завтрак по тарелкам, когда Адаже, одетый и причесанный, вышел из комнаты.

— Сегодня пойдем на рынок, — коротко сказал он и положил на стол список запланированных покупок.

Я глянула на листок и с удовлетворением отметила, что вполне могу пойти одна: мы все это уже покупали раньше, и я помнила, где находятся нужные магазины. Все это я передала Адаже.

— Хорошо, иди, раз так хочешь, — кивнул медик и взял в руки вилку, готовый приступить к завтраку. — Приятного аппетита.

Я пожелала ему того же и присоединилась к трапезе.

— Ты все-таки учился готовить, а не действовал наугад, — изрекла я мысль, что посетила меня вчера, когда увидела многочисленные заметки по краям рецептов. — Насколько я могу судить, ты был старательным учеником. Тогда почему не довел дело до приемлемого результата?

— Пустая трата времени, — просто ответил медик.

— Разве правильно приготовленные продукты не приносят больше пользы?

— Я не чувствую особой разницы, — пожал он плечами. — Хотя, должен признать, у тебя получается хорошо. Не то, чтобы это сильно заботило меня, но вкусная еда довольна приятна.

Сдержан и скуп на комплименты. Похоже, ему действительно не важен вкус еды. Хотя мне временами казалось, что Адаже наслаждался получившимися блюдами. Ну, видимо, и правда только казалось.

Я глянула на список, что оставил лекарь и увидела там пару ингредиентов, что Адаже использовал для изготовления мази, которую обычно накладывал на раны Нирона, Лайны и других раненных. Я краем глаза следила за работой Адаже, чтобы при случае предложить свою помощь и сделать работу со знанием дела. Не уверена, что мне представится такая возможность, но лучше перестраховаться. И вообще знания лишними не бывают. Весь накопленный опыт рано или поздно может пригодиться в этой непредсказуемой жизни. Так вот, насколько я могла заметить, к Адаже приходило достаточно мало клиентов из убежища. Позже он объяснил мне, что основной доход получает за пределами стен. Похоже, его работа там была востребована, доктор в Нижнем мире с голоду точно не умрет. Но, тем не менее, ему тоже нужно было восполнять припасы, они стоили немало.

— Адаже, не плати мне зарплату.

— Ты не так плоха и заслуживаешь своей доли за работу, — равнодушно ответил лекарь.

— Мне не нужны эти деньги, — покачала я головой. — Хватит пищи и крыши, которые ты даешь. Я все равно собиралась отдавать зарплату нуждающимся, но не хочу выступать судьей, что будет выискивать достойного помощи. И тебе нужны деньги для восполнения лекарств и материалов, которые ты безвозмездно отдаешь людям в трудной ситуации.

— Собираешься навсегда поселиться у меня? — недовольно сощурился Адаже.

— Нет, расслабься, — усмехнулась я. — Я говорю это, потому что уверена, что смогу скоро покинуть тебя. Точнее, как уверена… Есть некий шанс. Он довольно велик, — я говорила с паузами, дополняя слова наплывающими мыслями. — Может, ничего не выйдет, и у меня возникнут проблемы, если ты выгонишь меня. Хочется, верить, что это не так. Но, если что, у меня пока есть некоторые накопления… Хотя я уже приняла решение раздать их…

— Давай сначала, — устало сказал Адаже. — И по делу.

— Ладно, — я собралась с мыслями и рассказала о своей ситуации: — Командир Гончих отправил Финна расследовать мое дело. Меня обвинили ложно, так что доказательства невиновности должны найтись. Рано или поздно. В общем, мне не нужны деньги, раз я живу у тебя.

Взгляд медика был откровенно ошарашенным. Я не была уверена, что конкретно из всего сказанного повергло его в шок, поэтому решила дождаться прямого вопроса.

— Ты что-то задумала? — с подозрением спросил Адаже.

— Что?

— Дурачишь меня.

— Нет. Зачем мне это?

— С чего бы командиру Гончих помогать тебе? Охмурила его?

— Охмурила? Ты о чем?

— Использовала женские чары и добилась своего через постель. Бред. Он не тот тип людей. Или ты так невероятна? — он осмотрел меня странным взглядом. — Хотя это не мое дело. С моей стороны было грубо озвучивать свои мысли.

— Так, стоп. Давай сначала, — с ухмылкой процитировала я Адаже.

— Забудь. Я сказал лишнего, — обычным ровным голосом ответил медик.

— Не забуду. Ты действительно сказал лишнее, потому что неправильно все понял, — раздраженно сказала я, запоздало узнав в брошенных им словах непристойный подтекст. — Я не делала ничего из того, о чем ты подумал. И, по правде, я вообще никогда не делала этого. Ни по расчету, ни как-либо еще, — я нахмурилась, уязвленная его словами, вынужденная объяснять такие постыдные вещи.

— Нет? — удивился он. — Как ты тогда зарабатывала? Хотя нет. Можешь не объяснять. Раз ты собираешься скоро уйти, узнавать друг о друге больше — пустая трата времени.

— Довольно грубо.

Адаже пожал плечами.

— Хватит того, что я ошибся на твой счет и надумал лишнего. Извини за резкие слова. Меня сбили с толку отметины на твоем теле, — сказал мужчина, отвернувшись от меня.

Странно, его тон не меняется почти никогда, даже сейчас, когда он извиняется. Я с удивлением заметила, что меня начинает раздражать его равнодушие. Очень удобная позиция.

— Из-за них ты решил, что я торговала телом, — прозрела я. — А сейчас подумал, что покупателем был командир.

Адаже кивнул.

Это открытие больно кольнуло мою гордость. Мы не так близки, чтобы беспокоиться о его мнении, но все же я не смогла избавиться от явного чувства омерзения, что испытала к Адаже, так низко опустившего меня в своих глазах.

Он посмотрел на меня нечитаемым взглядом, забрал пустые тарелки и направился к бочке.

Я следила за его движениями и обдумывала, как со стороны выглядит вся эта ситуация. Другие тоже подумали, что я отдала себя за шанс вернуться наверх? Сэр Инес и Финн считают так же? И остальные, кто узнает об этом случае. Наверное, все это выглядело действительно невероятно, учитывая характер Заксена. Я не была готова к такой неприглядной пошлости, что просматривалась в контексте его поступка. Я уже давно поняла, что правда не имеет значения, пока большинство считает по-своему. Хорошо, что я не успела сказать никому, кроме Адаже. Хотя не говорила бы и ему, если бы только могла предположить, что он истолкует новость подобным образом. Мне стало ужасно обидно за то, какой дешевой и пустой он увидел меня в этот момент.

— Приду к обеду, — сухо сказала я, взяла со стола список и деньги и вышла на улицу.

Сбегать вот так слишком по-детски. Но сейчас его взгляд действует на меня удушающе, не хочу терпеть это. У меня есть дела в центре на сегодня, я в праве прикрыться ими, чтобы позже не отчитываться перед Адаже за свой уход.

Мерзко. Мерзко до тошноты. Я уже знаю, что многие в убежище продают себя. Знаю. Но средства к существованию — не то же самое, что симпатия командира. Желание выжить не равняется тяге жить сладко за счет связей. Я слышала ту нотку презрения, что скользнула на секунду в его голосе при тех омерзительных вопросах. Я впервые столкнулась с подобным отношением со стороны союзника. Значит, вот, как выглядят со стороны хорошие отношения с Заксеном.

Наверное, я должна быть рада, что хотя бы сейчас начала понимать это. Что бы я о себе ни думала, на самом деле все-таки постепенно училась толковать мимолетные знаки, что тут и там сквозили из уст людей вокруг. Начиная от Гончих, что под различными невинными предлогами настаивали на грязных вещах, заканчивая лавочницами, что в моем присутствии неустанно намекали Адаже на постель. Я теперь понимаю все это. Я взрослею. Стремительно, неожиданно быстро и резко мне довелось узнать множество шокирующих вещей, о которых я раньше и не думала. Я единственная такая глупая, недогадливая? Или все прошли через подобное? Боль и кровь, похоть и грязь, что окружают меня со всех сторон, и перекрывающие все остальное яркие светлые чувства к одному единственному? Здесь происходит слишком многое.

Я остановилась на краю улицы. На душе было мерзко. До того гадко, что хотелось зарыться под землю, лишь бы не чувствовать на себе грязный липкий след от слов Адаже. Я даже пожалела, что так поспешно оставила свой дом, мне некуда вернуться сейчас, когда совершенно не хочется идти обратно к лекарю. Я замотала головой: «Нет. Моя обида не стоит чьего-то шанса на кров». Мне стоило признать, что рано или поздно придется вернуться к медику. И еще важнее то, что настоящие проблемы начнутся в том случае, если Адаже не захочет пускать меня по каким-то своим соображениям. Сейчас я завишу от него, нравится мне это или нет. И я сама на это подписалась.

Я вздохнула, прижавшись спиной к стене дома, у которого остановилась. Руки непроизвольно сжались в кулак, челюсть напряглась и сжималась так сильно, что зубы больно заныли в лунках. Я зла. И еще больше закипаю от того, что не могу выплеснуть эти эмоции разом. Замахнуться, ударить, закричать… Нет. Снова подавить, заглушить, переболеть. Мне негде скрыться, негде отдаться эмоциям. Я вжалась в ледяную стену сильнее, лишь бы не сорваться, не совершить что-нибудь, о чем я потом пожалею. Просто перетерпеть…

Не знаю, как долго я стояла, прилипнув к стене и закрывшись в собственных мыслях, силясь успокоиться, но, когда очнулась, центральная улица уже наполнилась людьми. Действительно, сколько я простояла? Достаточно, чтоб понять: пора двигаться. Я хочу еще немного потянуть время, прежде чем вернуться домой, но и перебарщивать нельзя: я привязана обещанием вернуться до обеда. У меня еще есть некоторые дела, которые нужно выполнить до заката. Можно и позже, конечно, но в таком случае мне придется ориентироваться на тусклый свет лампы, а не на щедрые переливы солнца. Сегодня нужно было начать сбор и подготовку трав к сушке. Когда вчера Адаже сказал мне об этом, я почувствовала приятное удивление от того, что лекарь доверил мне что-то большее, чем просто прополку грядок. Но сейчас, после отвратительного утреннего разговора, от радости не осталось и следа. Мне нечем гордиться. Просто предстоит выполнить работу, вот и все.

Я вздохнула и отлепилась от стены, ясно понимая, что медлить больше нельзя. Путь до дома Адаже предстоит неблизкий, время тоже ждать не станет. Но по крайней мере мой прошлый дом очень близко отсюда. Я хочу проверить, нашелся ли ему хозяин. Довольно эгоистично называть дом своим, я там жила не так уж долго, и он мне не принадлежал на самом деле, но все же мне было интересно, что там происходит теперь.

Я повернула на нужную улицу и направилась к дому. Подходить вплотную к окнам не стоит, мало ли сейчас там кто-то есть, не хочется создать неловкую ситуацию. Я прошла мимо окон на некотором расстоянии несколько раз, стараясь не привлекать слишком много внимания и не глазеть так явно. Внутри кипела жизнь. Мужчина средних лет стоял посреди комнаты и что-то прятал за спиной, пока четверо детей кружили вокруг него и что-то задорно выкрикивали. Должно быть, он принес им игрушку, сладость или что-то необычное. Мужчина активно закивал одному из детишек и собирался показать свой подарок, но один из ребят заметил меня и посмотрел прямо в глаза. Растерявшись, я не придумала ничего лучше, кроме как помахать ему в знак приветсвия. Он широко улыбнулся и указал на окно, привлекая внимание остальных. Я поспешила прижаться к стене, спрятавшись от их глаз. Ой, как неловко-то! Пока никто не вышел посмотреть на нежданного визитера, я поспешила уйти оттуда и спрятаться за углом.

На моем лице расплылась улыбка. Я пошла прочь от дома, радуясь своему маленькому открытию. Работа лекаря была наполнена криками, кровью и гноем, и я, как ассистентка Адаже, не могла не видеть этого. Тот маленький светлый эпизод, свидетельницей которому я только что стала, разлился по моей душе мягким сладким бальзамом. И не так уж важно, что наговорил грубый замкнутый медик, пока в мире способны происходить добрые прекрасные вещи. Я быстро пробежалась по рынку, закупив все по списку, от хорошего настроения общаясь с торговцами любезнее обычного. Взамен они щедро одарили меня вульгарными намеками и небольшими подарками. Я не смотрела, что они дают, решив не обращать внимания на неприличные шутки, отвечала им милой улыбкой и направлялась к следующей позиции.

Когда вереница шуток и улыбок подошла к концу, я судовлетворением отметила, что справилась быстрее обычного, к тому же незапланированно получила для Адаже пару бонусов. Не знаю, насколько они нужны ему, но мне «чистейшие основы из самой Темперантии» и «высококачественные экстракты» различных экзотических растений точно ни к чему. Я направилась к дому, как и весь день до этого, внимательно оглядываясь по сторонам в надежде увидеть Заксена. Но как ни вглядывайся в даль многочисленных переулков, командира нигде не видно. Сегодня тоже не судьба. Не знаю, зачем я хочу встретить его. Что я сделаю, если случайно столкнусь с ним или увижу издалека? Очевидно, ничего такого, что стоило бы моих переживаний, но ничего не могу с собой поделать. Мне просто нужно на мгновение убедиться, что он все еще где-то рядом. Я обреченно вздохнула и направилась домой.

Когда я пришла, Адаже сидел за медицинским столом спиной ко мне и размельчал травы. Я не стала начинать диалог, вместо этого взяла садовый нож и привычно отправилась в огород. Вчера Адаже дал короткие инструкции сбора и сушки каждого растения, а после дополнительно написал на листочке, чтобы я ничего не перепутала. Его старания окупились сполна: нам можно не разговаривать, и мне не придется постоянно отвлекать его вопросами. К тому же, нечто подобное я уже делала раньше, когда работала с Лу и Адисом, потому не боялась понять неправильно какой-либо из пунктов.

Я принялась за работу, уже привычным движением срезая растения и раскладывая их в выданную корзину. Лу и Адис хорошо постарались, когда объясняли мне специфику их работы, и я могла понять логику в особенностях заготовки каждого растения. Хотя, конечно, и не помнила тонкости для каждой группы наизусть, потому временами обращалась к подсказкам Адаже, когда переходила к следующему виду. Надеюсь, у Лу и Адиса все хорошо, думаю, они нашли себе кого-то, более подходящего для подобной работы, и вскоре смогут восстановиться. А Риелит и Мерло? Наверняка у них все прекрасно. Либералитас тоже не самое безопасное место, но по крайней мере у Риелит теперь есть приличная работа и более-менее защищенное обиталище. Хотела бы я проведать их, провести вместе еще немного времени, но не всем желаниям суждено сбыться. Хватит и того, что они в порядке. Я уверена в этом.

Мысли лениво заменяли одна другую, вскоре я перестала думать о чем-то конкретном, изредка внутренне проговаривая случайные фразы и тут же забывая их. Тем и хорош физический труд. Отлично отвлекает от всего, что не касается дела. Хочешь-не хочешь, рано или поздно расслабишься и забудешь о переживаниях за монотонной рутиной. А даже если голова вновь взорвется фонтаном неудержимых мыслей, отвлечение на них не сильно скажется на качестве работы. Надеюсь.

…

«Интересно, как я привыкну к жизни наверху. Патруль улиц Верхнего мира зачастую спокойный и умиротворяющий. Я всегда начеку, но, по правде говоря, не заметить опасность практически невозможно: все вокруг начинают галдеть и разбегаться. И нападения с оружием чрезвычайно редки в отличие от убежища. Но я ведь уже полицейский второго ранга, верно? Точнее, почти. Меня ждет работа иного плана, более серьезная. Или до нее на второй ступени тоже нужно дослужиться? Интересно, как Нижний мир повлияет на меня. Смогу ли я относиться ко всему так же, как и раньше? В конце концов во мне произошло слишком много перемен, чтобы они могли бесследно исчезнуть, стоит мне шагнуть за пределы дверей лифта. Посмотрим».

…

«Через несколько дней надо прийти к Глиссаде. Работа есть работа, пусть и довольно странная. Я ведь делаю все правильно? Питаюсь хорошо, много работаю и даже в камере тренировала тело, чтобы не позволить себе ослабнуть. Надо возобновить тренировки. Работа в огороде непроста, конечно, но не настолько эффективна. Я наверняка все равно слабее, чем в день своего прибытия в убежище. Неравномерные нагрузки и нерегулярное питание слишком сильно отличаются от тренировок в участке и сытных столов, которые нам накрывали слуги. Образ жизни преступницы все же делают свое дело, я постепенно слабею. Когда вернусь, могут возникнуть проблемы, если я не сумею быстро восстановиться.

…

«После сбора крови долго прихожу в себя. Надо будет заранее предупредить Адаже о своем состоянии».

…

«Я не предупредила Заксена, что теперь живу здесь. О нет, он же не знает! Как найдет меня, когда придет время? Надо сказать ему! А, нет… Спокойно. Это же Заксен. Глиссаде когда-то сказал, что командир способен найти свою жертву на краю земли как настоящая гончая. Верно, он уже нашел меня однажды и навсегда вырвал из Либералитаса без шанса вернуться. Меня — жертву. Как странно все обернулось».

…

«Так, эти уложить прямо сейчас, пока не почернели. Хм, их не так много. Очень уж требовательные?»

…

Когда я закрыла за собой амбар, уложив все растения на сушку, солнца уже не было видно. Не знаю, как я не свернула шею в темноте этой забитой вещами деревянной коробки, но на сегодня работа выполнена, и я могу быть спокойна. Еще пара дней, и богатые зеленью грядки опустеют совсем. Надо будет посадить что-то на зиму? Не знаю, что за растения сажают перед холодами, но выясню, когда Адаже даст задание.

…

«Я давно не готовила про запас, сделаю сегодня больше порций. Тогда завтра можно будет поспать подольше. Еще и на вечер останется. Сэр Инес давал рецепт, я его так и не опробовала, надо это исправить».

…

Я посмотрела на мешок продуктов, который принесла с рынка, и с разочарованием отметила, что мне не хватает нескольких важных ингредиентов. «Обязательно куплю, когда пойду на рынок в следующий раз, а пока что пожарю картофель с яйцом». Я принялась за дело.

…

— Ужин готов, — позвала я Адаже и села на свое место.

Если подумать, мы с утра совершенно не разговаривали. Думаю, есть напротив друг друга будет не очень комфортно. Наверняка Адаже того же мнения, потому и не идет за стол.

— Приятного аппетита, — привычным ровным голосом сказал лекарь, разбив мои предположения.

Он сел напротив и взял вилку. Ну, по крайней мере за едой мы можем не беседовать и совершенно точно не обязаны смотреть друг на друга. Хоть какой-то плюс в его молчаливости.

Периферическим зрением я видела, как лекарь взял кусок картофелины, отправил в рот и застыл.

— Яйцо, — сказал Адаже, прожевав пищу.

— Что «яйцо»?

— В блюде. Ты снова добавила яйцо. Яйцо с помидором. Яйцо с хлебом. Мясо с яйцом. Омлет. Яичные конвертики. И вчера в супе я точно видел яйцо, — болезненно скривился он.

— Все правильно, это был щавель. Там должно быть яйцо, — невозмутимо ответила я.

— А здесь? — он приподнял вилку. На ней лежали ароматные кусочки горячего картофеля, смешанного с яйцом.

— Что не так?

— Жареный картофель — самостоятельный продукт. Зачем переводить ингредиенты?

— Вкусно же.

Адаже вздохнул и отправил вилку в рот.

— Можешь поумерить свою страсть? — спросил он.

— Страсть?

— Не добавляй его всюду.

— Почему? Мне нравится, блюда с ним готовятся очень просто.

— Вкус моей еды либо был отвратителен, либо отсутствовал вовсе, но это в любом случае лучше полного отсутствия разнообразия, — недовольно сказал Адаже. — Когда я поверил тебе и отдал кухню, не думал, что ты превратишь наш рацион в это.

— Я ведь не всегда добавляю его, — запротестовала я. — Как же каши?

— Сверху точно было яйцо.

— А сырники?

— Внутри. К тому же в добавок ты его сварила и дала отдельно.

— А тушеные овощи?

— Не было такого, — он сложил руки на груди.

— А, точно. Это собиралась сделать через пару дней, — опомнилась я.

— Там нет яйца? — с ноткой надежды спросил Адаже.

— Нет. Но я могу добавить, если попросишь.

— Обойдусь, — серьезно ответил лекарь.

Я смотрела на его лицо, что явно выражало горечь обманутых ожиданий, и не смогла сдержать смешок.

— Ты говорил, что употреблять белок крайне важно для здоровья. Видимо, я перестаралась. Впредь не буду готовить блюд с яйцом, — пообещала я.

— Спасибо, — слегка улыбнулся Адаже.

— Но я думала, вкус еды тебе не важен.

— И все же подобное вынести довольно сложно, — слегка скривился мужчина.

— Жалоба принята и отправлена на рассмотрение. Мы сделаем все возможное, чтобы исправить это недоразумение, — серьезным ровным голосом сказала я, выпрямившись на стуле.

— Что это было?

— Просто вспомнилось, — пожала я плечами. — Когда матушка пришла в банк по своим вопросам, женщина за стойкой ответила ей как-то так. Проблема вскоре разрешилась. Вот и я приняла твою жалобу, как та женщина за стойкой.

— Ясно, — кивнул медик.

Беседа себя исчерпала, и мы продолжили есть. Вскоре мужчина снова нарушил молчание:

— Утром я наговорил лишнего, — сказал Адаже, глядя мне в глаза. — Нет. Не только говорил, но и думал. Прости.

Я удивилась тому, как внезапно он начинал говорить неожиданные вещи. Но в этом весь Адаже.

— Не хочу врать тебе. Я могу тебя простить, но мне потребуется некоторое время.

— Сколько? — как обычно прямо спросил он.

— Не знаю. Не слишком много, я полагаю, — так же честно ответила я. — Просто… немного. Внезапно отменить чувства невозможно, верно? — я слегка улыбнулась ему.

— Верно, — согласился Адаже, уголки его губ едва заметно поднялись.

— Но, Адаже, можешь сказать, что конкретно ты думал? Я хотела бы посмотреть на себя со стороны.

— Зачем?

— Я учусь понимать людей и себя. Анализировать чувства и поведение.

— Зачем?

Меня начал нервировать его вопрос.

— Потому что я запуталась, — нахмурившись, выпалила я. — Заксен помог мне. Благодаря ему я могу вернуться наверх с чистым именем. С моей стороны все выглядит совсем не так, как воспринял это ты. Очевидно, у тебя и у людей вокруг мышление отличается от моего, вы видите то, что я в упор не рассмотрю.

— И зачем тебе это? — не унимался лекарь. — Все это не будет иметь значения в Верхнем мире.

— Просто… Мне надо. Не важно, там или здесь, не хочу чувствовать себя глупым ребенком.

— В любом случае, я не могу сказать ничего кроме того, что уже сказал, — ответил лекарь.

— Попробуй объяснить, что именно натолкнуло тебя на такие мысли. Подробнее, чем утром.

— Что натолкнуло, говоришь, — он с мгновение смотрел на меня и начал говорить: — Ты молода, симпатична и не так глупа, какой кажешься поначалу. Но всего лишь преступница. Одна из тысяч.

Адаже серьезно посмотрел на меня, откинувшись на спинку стула.

— С другой стороны командир Гончих. Холоден, расчетлив, безжалостен. Ничего не делает просто так. Только убивает, — Адаже сощурил алые глаза. — Осужденная водит дружбу с надзирателем, что без зазрения совести рубит других, таких же преступников? В иерархии убежища ты для него даже не единица, ты — ноль.

Я вздрогнула, пораженная силой его мрачных слов.

— Что ему может понадобиться от тебя, такой невинной маленькой девочки? По логике вещей ты сама не несешь для него никакой ценности. Только молодое тело.

— Чтобы поразвлечься и забыть, — закончила за него я.

— Именно. Забыть или убить.

— Он так уже делал?

— Не знаю, — пожал плечами Адаже. — Может, да, может, нет. Вряд ли вообще кто-либо знает.

— Ясно, — сказала я, мысленно прокручивая его слова. — К тому же ты видел синяки. Теперь я понимаю, почему ты подумал так.

— Это не дает мне права озвучивать свои отвратительные мысли тебе в лицо, — сказал лекарь, нахмурив брови. — Извини за это.

— Постараюсь, — легонько кивнула я.

— Ваши с ним дела меня не касаются, но ты должна понимать, что большинство подумает так же, как и я, видели они засосы или нет. Будь готова, если соберешься болтать об этом.

— Не соберусь. Мне хватило тебя.

— Ты вроде способна обучаться, так что поверю на слово.

Я решила не отвечать.

— Значит, ты никогда не делила с мужчиной постель?

Поняла, что он говорит не буквально. И правда учусь.

— Нет, — помотала я головой.

— Понятно. Я ошибся на твой счет дважды.

— Правда? А когда второй раз?

— По правде, это был первый. Когда осматривал тебя.

— И что ты подумал?

— Я уже говорил.

— Не помню.

— Не хочу повторять. Это не имеет значения, — нахмурился медик. — Я был не прав и прямо сейчас недоволен собой за поспешные выводы. Поэтому прими мое признание о совершенной ошибке и забудь все, что я сказал.

— Странная просьба, ты ведь сам затронул эту тему.

— А теперь с радостью ее закрою, — раздраженно кинул он и тут же сказал, не дав шанса на сопротивление: — Сегодня мне больше не нужна твоя помощь, можешь быть свободна.

— Мм, спасибо, — я ответила без капли воодушевления, но все же решила не спорить с ним. — Я не прочь отдохнуть, день показался ужасно длинным.

— Понимаю. Ты хорошо поработала.

— Слышать похвалу от тебя непривычно, — призналась я.

— Ты просто не заслужила ее раньше, — улыбнулся Адаже. — Но я по крайней мере могу сказать, что не жалею, что нанял тебя.

— Из твоих уст эти слова звучат как предельная степень признания.

— Как знать, — пожал он плечами. — Во всяком случае не презрение.

— Верно, — слегка улыбнулась я, встала со стула и погрузила опустевшую тарелку в бочку.

Мыть посуду мне все еще нельзя, и я чувствую себя странно, оставляя Адаже убирать грязь за меня. Но таково его желание, я не хочу забирать у него любимое дело, пусть и настолько специфическое.

Хоть я и сказала, что устала, после этого откровенного разговора наверняка не смогу уснуть так легко. Не хочу вновь и вновь прокручивать слова Адаже, ворочаясь в постели, так что не буду даже пытаться пойти спать сейчас. Я гадала, чем могла бы заняться, но не могла придумать никакого дела. Я снова осмотрела комнату в поисках подсказки и приметила книгу, что Адаже принес из Нижнего мира специально для меня. Я ведь так и не прикоснулась к ней. Если и появлялась свободная минутка, я так и не садилась за чтение, отмахиваясь другими делами. Внутренне решила, что мне это больше не нужно, я добилась своей цели, прочитав досье. Сейчас я благодарна себе за ошибочное суждение, потому что у меня появилась отличная возможность занять мысли настолько, что в них не останется и капли места на обдумывание слов Адаже. Я устала от бесконечного потока волнения, сомнений, желаний и тоски. Уверена, если углублюсь в нашу беседу, снова не почувствую ни капли облегчения, в копилку только добавится внушительная горсть вопросов, на которые я не сумею найти ответа. После всего услышанного они уже заполнили меня до краев, во мне больше не осталось сил на разбор каждой детали. Не сегодня. Не сейчас. Я хочу отдохнуть от всего этого. Пусть тяжелое долгое обучение будет мне оправданием за побег от себя.

====== Глава 14. На грани ======

Следующие недели были тяжелыми: ужасный ливень лил как из ведра, прекращаясь лишь на пару часов, чтобы вновь вонзиться в мягкую землю потоком ужасающей силы. Как объяснил мне Адаже, продолжительные ливни для убежища являлись серьезной причиной для волнения: в сезон дождей растительность росла значительно сильнее, забирая из мягкой почвы основную часть питательных веществ, что в долгосрочной перспективе приводило к обеднению урожая. Для жителей, не желающих принимать пайки от Гончих, скудное плодоношение было подобно смерти. Но главная опасность состояла в том, что в этот раз вслед за дождем в убежище пришло тяжелое заболевание, что быстро губило жизни старых и ослабших. Адаже много работал, откликаясь на каждую мольбу о помощи. Он исходил весь район вдоль и поперек, оказывая помощь всем, кто пострадал от жестокой шутки судьбы, а я, как его ассистентка, неизменно следовала за лекарем, куда бы ни завело его ремесло.

Когда ливни прекратились, земля высохла, а количество заболевших постепенно начало сокращаться, я вздохнула с облечением: скоро это закончится, все станет как прежде. Но что не давало мне покоя — угрюмое изможденное лицо Адаже. Он мало ел и спал в эти дни, но его настроение стремительно ухудшалось не от физической усталости, а от морального давления, что он испытывал каждый раз, когда из его рук ускользала жизнь, что он так старался сохранить. Первое время я злилась на него за то, что он игнорировал некоторых пострадавших, даже не пытаясь помочь им, но смягчилась, когда поняла истинную причину его жестокой позиции. Время в его работе играло большую роль, и он не хотел тратить его на тех, кого не сможет излечить, сколько бы ни затратил сил и лекарств. Избирательность была необходима лекарю, чтобы успеть спасти того, у кого был шанс пережить эту схватку со смертью. Но и его опыта порой было недостаточно, чтобы удержать ослабших, утомленных вечной борьбой людей. Временами казалось, что до выздоровления осталось всего ничего, но болезнь внезапно наносила свой коварный удар и пожирала несчастных за считанные дни. Каждую смерть Адаже принимал на свой счет. Его лицо мрачнело все больше, и, когда в районе наступили тихие дни, от привычного спокойствия лекаря не осталось и следа: за этот период умерло семь пациентов, чье выздоровление не вызывало у Адаже ни капли сомнения, и еще больше тех, кому он не ставил уверенных прогнозов. Среди погибших оказались Лайна и Нирон. Мальчика сожгло заживо собственное тело. Лайна ничего не могла сделать: она бредила в лихорадке и не могла заметить плачевного состояния сына. Она чудом выкарабкалась из лап болезни, но слабая чуткая душа не выдержала утраты смысла ее жизни. Когда мы с Адаже пришли к ним в дом на регулярный осмотр, доктор констатировал смерть обоих. Мать умерла от разрыва сердца.

Мне стоило стыдиться облегчения, что я испытала, когда увидела их бледные лица, но я не могла побороть этого низкого омерзительного чувства. Мысли о том, сколько боли они испытали и сколько им еще предстояло, не отпускали меня до того рокового дня. Болезнь сильно подкосила Лайну, даже выздоровление не избавило бы ее от мучительных осложнений. Она могла остаться инвалидом и в любом случае уже не протянула бы достаточно долго, чтобы увидеть взросление сына. Нирон был вынужден повзрослеть слишком рано, чтобы суметь выжить самостоятельно в этом жестоком мире. Адаже всеми силами старался излечить мать, но уже дал мне понять, что заберет мальчика себе, если она не выкарабкается. Вместо хороших новостей в их бедном доме нас ждали хладные трупы. В тот день я лишилась всяких чувств. Я запрещала себе думать о них, пока мы кружили по улицам и домам убежища в вечной борьбе за жизнь выживших, и только глубокой ночью, услышав размеренное дыхание Адаже, позволила себе залиться слезами. Разрывающая изнутри боль стекала по щекам вместе с солеными каплями, пропитав мою подушку, но так же, как и слезы, высохла к утру, оставив за собой лишь глухое напоминание — новый рубец на душе. Горечь сменилась смирением.

Адаже переживал случившееся как собственную ошибку и долго не мог прийти в себя. Я уже заметила эту существенную разницу между нами: пока я переживала за живых, лекарь болезненно отпускал мертвых. Чувство вины держало его за горло мертвой хваткой, стремительно выпивало силы, и, кажется, готово было вот-вот иссушить его. Но когда мне казалось, что он достиг своего предела и вскоре упадет без сил под тяжестью совести, Адаже будто воскресал со своей неизменной мантрой: «я должен спасти того, кого могу спасти» — и продолжал работать с еще большим усердием.

Сегодня было первое утро, когда мы могли позавтракать спокойно. Эпидемия постепенно сходила на нет, вскоре жизнь в убежище вернется в привычный ритм. Как объяснил Адаже, все не закончилось бы так быстро, не среагируй Гончие на ситуацию. Я и сама прекрасно это понимала. Каким бы хорошим врачом ни был Адаже, но в одиночку справиться с целым районом невозможно даже при полном отсутствии сна. В спальном комплексе для рабочих Гончие открыли пункт помощи пострадавшим и лечили изможденных жителей под надежным руководством Глиссаде. На время открылся второй пункт выдачи пайков, порции стали несколько больше, Гончие работали быстро, перестав издеваться над просящими пищи. Я не видела командира, но мысленно была благодарна Заксену за оперативное вмешательство. Уверена, именно он дал распоряжение начать активные действия. Больше-то и некому. Адаже не дал мне размечтаться и напомнил о том, что большое количество трупов лишь стало бы источником по-настоящему тяжелой инфекции. Врачей внизу слишком мало, без вмешательства сверху решить эту ситуацию не представлялось возможным. Что бы я себе ни думала, Заксен был вынужден подавить болезнь, пока она не нанесла серьезного ущерба Гончим и самому командиру. Мне же уже не важны причины. Достаточно и того, что весь этот кошмар наконец закончился.

— Я схожу сегодня на рынок, — сказала я Адаже за завтраком. — Хочу в конце концов уже приготовить овощи с мясом, как хотела тогда. Отпразднуем возвращение спокойных дней.

— Буду ждать, — серьезно сказал лекарь. — Когда я указал на обилие яиц в твоих блюдах, имел в виду, что ты больше не должна использовать их. Я уверен в этом. Совершенно точно я имел в виду именно это, — настойчиво сказал Адаже, прямо смотря на меня. — Я не просил забыть все рецепты и готовить только яичницу.

— Знаю, я прекрасно поняла тебя еще в тот раз, — вздохнула я. — Но я купила слишком много, их нужно было для начала доесть, прежде чем покупать что-то новое.

— Ты ими все шкафы забила что ли? — скривился Адаже.

— Нет. Или да? Почти.

— Так и знал. Хорошо, что не решился проверить.

Я, очевидно, перестаралась, когда при каждом походе на рынок покупала мешок яиц. Адаже все еще ест мои блюда лишь потому, что способен вытерпеть вкус куда омерзительнее, чем то, на что жалуется сейчас. Боюсь, даже его силы скоро иссякнут.

— Их больше нет. Сегодня я пойду за продуктами. Обещаю не покупать яиц.

— Ты обещала в прошлый раз, — недоверчиво сощурился Адаже. — Поверю тогда, когда увижу сумку собственными глазами.

— Договорилось.

Взяв деньги и список покупок для Адаже, я покинула дом. На сегодня у меня не так много дел, я наконец-то могу расслабиться и никуда не спешить. Завтра мне предстоит поход к Глиссаде. Я должна была отправиться к нему намного раньше, но он приметил меня на улице, когда я возвращалась с рынка с травами для Адаже, и перенес встречу. Это было вполне ожидаемо: Глиссаде был занят с пациентами даже больше Адаже, я всегда видела его на пункте помощи, когда мы с лекарем выбирались в город. В один из таких дней я предложила Адаже скооперироваться с Гончими, будучи уверенной, что ни Глиссаде, ни кто-либо другой не отказался бы от его помощи, но в ответ на это медик нахмурился и посмотрел на меня так, что в последствии у меня и мысли не возникло предлагать подобное вновь. Я не поняла, что послужило причиной его реакции, ведь при мне Адаже уже помогал Гончим, но не стала доставать его вопросами. Остаток дня он был сам не свой и никак не хотел идти на контакт. Я решила оставить его в покое.

Итак, завтра вечером я пойду к Глиссаде. Если подумать, я до сих пор не предупредила Адаже, вечно забывала во внезапно накрывшей нас суете. Мне стоит сказать ему хотя бы сегодня. Как ни крути, лучше поздно, чем никогда. Но все же он мой работодатель и мог рассчитывать на меня завтра. Надо в следующий раз быть более собранной и говорить о таких вещах заранее. Скажу сразу, как увижу его. Быстро куплю все необходимое и вернусь домой.

Я ускорила шаг и направилась к овощным лавкам. Кружила между навесами, высматривая необходимые продукты, и уже готова была совершить покупку, как меня отвлекла суматоха у лавки, что расположилась напротив. Мужчина стоял перед лавочницей и что-то тихо говорил ей слабым голосом. Владелица лавки была явно настроена не слишком дружелюбно, ее тон становился все громче, и теперь я могла разобрать пару обрывистых фраз:

— Не хватает… Это не мое дело!.. Всем тяжело…

Я решила подойти ближе и направилась к ним, но не заметила мужчину, что шел передо мной, и ощутимо ударилась о него плечом, потеряв равновесие и сильно согнувшись, чтобы не упасть лицом в землю. Послышался резкий звон монет. При столкновении с моего пояса слетел мешочек с деньгами. Я коротко извинилась перед мужчиной за невнимательность, подняла кошелек и продолжила свой путь.

— Мужчина, приходите, когда соберете достаточно. Что я могу сделать? Я так же хочу есть, как и вы! От моего бизнеса не останется и воспоминания уже к закату, если я буду слушать каждого, такого несчастного, как вы. Уходите, если ничего не будете брать! — голос немолодой женщины был резок, она явно устала от попрошаек и не собиралась уступать.

— Что здесь происходит? — спросила я для привлечения внимания, уже вполне набравшись понимания ситуации.

— Да вот! — махнула она рукой на ссутулившегося мужчину. — Просит продать ему вот это все, представляете? — лавочница приподняла мешок с продуктами и показательно потрясла им, обозначив вес. — Я объясняю, не хватает, ну не хватает вам!

— Да-да… Просто ей очень нужно… — едва шевеля губами прошептал незнакомец.

Я глянула на мужчину. Сальные каштановые волосы прилипли к щеке, неровная щетина покрыла половину его лица, под тусклыми дымными глазами виднелись темные мешки. Я осмотрела его еще раз с ног до головы, почувствовав смутное ощущение чего-то знакомого. Точно!

— Это же вы живете неподалеку с детьми, — удивленно воскликнула я.

— Кто вы?.. Откуда меня знаете? — спросил он, повернувшись ко мне.

Если мгновение назад у меня были некоторые сомнения, то прямо сейчас они полностью развеялись. Это точно был мужчина, который поселился в доме, где раньше жила я. Не удивительно, что в исхудавшем незнакомце я не приметила того полного энергией отца, что готовил сюрприз ребятишкам. Вся его фигура осунулось, а кожа поблекла. От былого здорового задора не осталось и следа. Передо мной стояла бледная тень маленького счастливого воспоминания, частью которого я случайно стала.

— Это не важно, — слегка улыбнулась ему я. — Я куплю все это, — сказала удивленной лавочнице. — Берите еще, если вам что-то надо.

— Почему вы помогаете мне?

— Потому что хочу. Не знаю, что произошло с вами, но я очень надеюсь, что у вас все будет хорошо.

— Спасибо вам, — прошептал он.

— И возьмите это, — я протянула ему горсть монет.

Мужчина смотрел на небольшую горку в своих руках и поднял на меня пораженный взгляд.

— Когда смогу, я обязательно верну все, — его голос стал уверенней, в нем затеплилась нотка надежды. — Где вас найти?

— Надеюсь, нигде, — усмехнулась я. — Не думайте ни о чем, я даю вам их, потому что могу. Надеюсь, они вам помогут.

— Да… Да, конечно, непременно помогут, — улыбнулся он одними губами. — Но назовите хотя бы свое имя.

— Я Рут.

— Спасибо вам. Меня зовут Давр. Если когда-нибудь понадоблюсь, ищите меня по этому имени.

— Вряд ли это случится, но я рада узнать ваше имя, — улыбнулась ему я.

Я уже говорила Адаже, что не хочу выступать судьей в судьбе нуждающихся, выбирая из несчастных самых обездоленных. Я собиралась отдать все деньги Адаже, когда настанет мой час покинуть Нижний мир, уверенная, что лекарь найдет им верное применение. Но в этот раз не смогла молча наблюдать за бедой этого мужчины зная, что могу помочь ему. Я чувствовала на себе некую ответственность, став свидетельницей маленького счастья и сменившего его вскоре горя в жизни этой необычной семьи.

Давр еще раз поблагодарил меня, забрал продукты и побрел в сторону дома под ошарашенным взглядом лавочницы. Вот так-то. Я далеко не святая, но после отвратительного по своей природе чувства, что обуяло меня при гибели Лайны и Нирона, как человек чувствовала себя немного лучше, вмешавшись в судьбу этого мужчины. Трудно сказать, кому это было нужнее на самом деле: мне или ему. Не хочу даже думать об этом. Продолжу двигаться по плану.

Я хотела вернуться к покупкам, но в один миг осознала, что кому-то из детей Давра могла понадобиться медицинская помощь. Как я не сообразила сразу? Нужно было спросить его! Я не в праве решать за Адаже, брать ли ему пациентов, но должна хотя бы попытаться разведать обстановку, чтобы при необходимости постараться убедить медика. Если случай не слишком запущенный, он наверняка согласится помочь. Я должна спросить!

Я быстрым шагом двинулась в направлении, в котором скрылся мужчина. Если он шел домой, этот маршрут был немного длиннее, но я поначалу тоже пользовалась им, не зная короткого пути. Заодно укажу ему дорогу. Я повернула за угол в темный переулок, через который лежал путь до дома, и остановилась, ошарашенная: Давр лежал на земле, пригвожденный устремленным к его горлу кончиком ножа.

— Давай деньги сюда! — веселясь прокричал напавший, размахивая ножом перед лицом поверженного.

— Ты здоров как бык и легко можешь заработать себе на пищу. Прошу, оставь меня в покое! — взмолился Давр.

— Ну что ты, я ведь не зверь какой, — нараспев протянул бандит, — мне не нужно все.

Всего половина, этого вполне достаточно. У тебя много, я видел собственными глазами. Куда тебе столько? Поделись со мной, а? Мы ведь все варимся в одном котле, должны держаться вместе, не думаешь?

— Ни на секунду, — выплюнул мужчина в ногах.

— Ай-ай! Слишком много достоинства для того, кто собрался жить за счет девчонки!

— Слишком много гнили для того, кто родился в Верхнем мире, — ответила я, выйдя из тени. — Отпусти его!

— А-а, вот и наша святая! — рассмеялся бандит. — Родился в Верхнем мире, говоришь? О да, мы же все ангелы во плоти, верно? Да что-то крыльев я не вижу. Эй, мы все уже здесь! Ты, я, он! Что вы строите из себя, а? Ты… Настоящая гнида. Лицемерие бьет через край. Рожа благороднее самого Святого Юне, а на деле ты такая же мразь, как и все здесь.

— Прекращай свой бессвязный бред и проваливай отсюда, — зло прошипела я, медленно подступая к нему.

— Не то что? Забьешь меня насмерть своим неподъемным кошельком? А давай! Давай! Что я должен сделать, чтобы ты отдала его? Найти каждого похотливого пса в этой помойке и отлизать ему? Мм, долго перед ними ползать пришлось, чтобы набрать столько. Коленки не стерла? Жалко тебя, давай утешу. Покруче всех вместе взятых утешу, — он грязно облизнулся, исказив рот в широкой улыбке. — Пха-ха-ха! Что, слюнки потекли? И не мечтай. Ты хуже тряпки, о тебя даже ноги вытирать тошно. От одного взгляда на тебя тянет блевать, — он убрал нож от лица своей жертвы и направил лезвие на меня, сделав шаг навстречу.

— Беги! — крикнула я Давру и одним мощным скачком выбила землю из-под ног бандита.

Мужчина замешкался, не решаясь оставить меня одну.

— Твааааарррь! — напавший зарычал как в припадке и бросился на меня, вознеся нож над головой. Он сделал один мощный долгий замах, но я легко увернулась от него и быстрым движением достала кинжал из-под рубашки. Как раз вовремя: психопат напал снова, движение оказалось куда быстрее и точнее, я едва успела защититься.

— Беги, говорю! Я с ним справлюсь! — настойчивее крикнула я и ногой оттолкнула от себя бандита.

Давр попятился, сомневаясь некоторое время, но после очередного успешно отраженного удара наконец скрылся за поворотом. Отлично, больше не нужно отвлекаться на него. Я перевела взгляд на бандита и отскочила на два шага, психопат махал ножом перед моим лицом, его лезвие неустанно рассекало воздух у меня перед носом. Пора это прекращать. Я перевернула оружие рукоятью к телу мужчины и встретила его замах стремительным движением навстречу запястью. Он болезненно вскрикнул и выронил нож на землю, я тут же ударила его под дых и повалила на лопатки, приставив лезвие к горлу.

— Ты проиграл. Признай свое поражение.

— Л-ладно-ладно, — кряхтя сказал он с неловкой улыбкой. — Наш ангелочек оказался просто милейшим демоном, да? — усмехнулся мужчина, судорожно откашливаясь в попытке восстановить дыхание.

— Заткнись, — приказала я. — Если ты еще хоть раз нападешь на безоружного, я найду тебя и заставлю пожалеть об этом.

— Я понял, правда, — приниженно оскалился мужчина.

— Поклянись, — настояла я.

— Клянусь не нападать на безоружного, — он примирительно поднял обе руки, лежа на земле.

— Я запомнила тебя, — сказала, убрав оружие от его горла, но не думая прятать его раньше времени. — Задумаешь гадость, даже не надейся, что я оставлю тебя в покое.

Он закивал, медленно поднимаясь на ноги. Отряхнул штаны сзади, разодранный жакет, поправил рукава рубашки. И одним быстрым движением ударил блеснувшим в дневном свете кулаком мне в живот. Я была начеку и дернулась в сторону, но не смогла увернуться: в бок врезалась резкая острая боль такой силы, какой еще не ощущала никогда прежде, отступила на два шага назад, левой рукой схватившись за болезненное место. Пальцы коснулись чего-то холодного, шершавого, из-под металлического стержня медленно вытекало нечто теплое. Все сразу стало ясно. Я вскинула голову и встретилась взглядом с ухмыляющимся нахальными глазами, черными, как сама бездна. Стиснув зубы, кинулась к мужчине, правой рукой делая сильный твердый замах по диагонали.

— Ааррргх!!!

Мужчина неистово закричал и упал на одно колено, он быстрым движением достал из-под сапога заточку и сделал попытку атаковать снова. Я была быстрее. Каждый замах отдавался в ручке кинжала мелкой вибрацией. Острое короткое лезвие без проблем рассекло кожу, мышцы, я чувствовала их мелкую дрожь у себя под пальцами. Я нанесла ровно три уверенных удара, прежде чем встретить сопротивление в виде кости и отступить от мужчины под силой прокатившейся по кисти боли. Я отвлеклась от визжащего бандита всего на мгновение, но ему этого было достаточно: держась за грудную клетку, он кинулся на меня и повалил на землю, усевшись сверху и, зажав заточку в обеих руках перед моим лицом, вскинул руки над головой в быстром замахе:

— Встретимся на том свете, сука! — вскричал он и с мерзким визгом и оглушающим хрустом сломленной марионеткой грохнулся на меня. Длинная заточка с тонким звоном упала на землю у моего уха.

Надо мной в свете тусклого дневного неба с окровавленным мечом в руках стоял Бранденбург.

— Заксен! — удивленно воскликнула я.

— Развлекаешься, я смотрю, — хмыкнул он, стряхнув кровь с меча и вернув очищенное о ткань оружие в ножны.

— Если бы, — вздохнула я и попыталась скинуть с себя труп мужчины.

Я старалась игнорировать пронизывающую тело боль и тошнотворный комок в горле, что нарастал с каждым движением и намеревался вовсе задушить меня, когда я почувствовала, как разодранная до мяса грудь мужчины стремительно напитывала мою рубашку горячей кровью. Я сделала пару жалких попыток выбраться из плена, но тело погибшего было слишком тяжелым, я смогла лишь немного свесить его в сторону. Командир Гончих не стал больше смотреть на мои мучения и ногой скинул труп на землю. Я тут же последовала взглядом за движением и увидела торчащий из-под разрезанной рубашки кусок воспалившейся кожи, что во всей красе раскрывал разодранные мышечные волокна и светлые участки оголившейся кости. Я резко отвернулась и отползла к краю улицы, зажмурившись как можно сильнее. Пред глазами встала картина неестественно изогнутого туловища, густой хруст и торчащее наружу мясо. Я почувствовала болезненный спазм, желудок вывернуло наизнанку, в горло ударил обжигающий тошнотворный вкус желчи и крови. Я опустила голову и увидела торчащий из моего бока кривой металлический стержень. Меня вырвало снова, глаза застлала пелена, совершенно нечем дышать. Я повернулась к Заксену, но замыленным взглядом увидела лишь нарастающее черное пятно, окруженное алыми разводами.

— Рана глубокая, — как из-под воды послышался низкий голос командира. — Гайтен! Отнеси девчонку в медчасть.

— Есть!

Я проморгалась и увидела, как высокая фигура Гончей вышла из-за спины командира и стремительно приближалась ко мне. Я собралась с силами и встала, кинула последний взгляд на Заксена. Его лицо было напряжено, командир хмуро смотрел на меня и коротким движением головы приказал следовать за Гончей. Я кивнула и подошла к мужчине, глянула на него снизу-вверх и, не успев ничего сообразить, оказалась у него на руках. От тряски закружилась голова, я стиснула зубы и крепко сжала все еще лежащий в руке окровавленный кинжал.

Заксен проводил девушку взглядом и выругался про себя. Рут выглядела плохо, ее травма могла оказаться опасней, чем показалась на первый взгляд. Командир хотел бы сам проводить ее, убедиться, что ее жизни ничто не угрожает, но прямо сейчас он должен быть в другом месте. Заксен приказал подчиненным вернуться на посты, раздраженно сплюнул на землю и развернулся в вихре своего черного одеяния, направляясь к воротам стен.

Сегодня утром из Верхнего мира пришло короткое послание от Финна, он известил командира о времени своего визита в Нижний мир. Прямо сейчас Бранденбург направлялся ему на встречу, ожидая услышать важное заявление бывшего подчиненного. Он рассчитывал получить информацию о ходе расследования, но предчувствовал некоторые трудности: извещение Эвклаза было явно отправлено в спешке, иначе он изложил бы суть дела еще в письме и сообщил о том, что Рут может вернуться наверх. Что-то явно было не так.

Бранденбург пришел вовремя: когда он подходил к лифту, двери уже медленно разъезжались перед лицом Финна.

— В чем дело, Эвклаз? — без прелюдий спросил командир.

— Дело затянулось, — так же быстро ответил Финн. — Рут может вернуться, ее невиновность уже доказана. Но все только началось, замешанных слишком много. Недавно мы выяснили, что Глиссаде погряз в этом дерьме каждой клеткой своего тела. Это он подставил Рут. Я пришел за ним.

Заксен застыл, услышав эти слова, но уже спустя мгновение дал приказ: «За мной, живо!» — и быстрым широким шагом двинулся прочь от лифта.

Подчиненный удивился резкости командира, но сразу же последовал за ним.

— Найди Адаже и тащи в лазарет. Девчонка сильно ранена, она у Глиссаде, — быстро сказал Заксен по пути к воротам.

— Что?! — Эвклаз был поражен. По его спине пробежал холодный пот, в душе пробудился страх за девушку и явное желание убивать.

— Чего ты ждешь? Иди сейчас же! — привел его в чувство Заксен.

Эвклаз коротко кивнул, пробужденный приказным тоном Бранденбурга, и бегом кинулся к дому медика. Заксен так же быстро устремился в штаб. Он опасался, что в этот раз Глиссаде не упустит шанса использовать тяжелую рану девушки как оправдание ее смерти, и наконец заберет ее тело в расход для своих целей, как давно того желал. Бранденбург шумно выругался, он надеялся, что интуиция подводит его, но и сам не верил в такую щедрость судьбы.

Мы добрались до штаба быстро. Мужчина, которого Заксен назвал Гайтеном, внес меня в кабинет и сообщил о приказе командира оказать мне помощь.

— Я понял. Положи ее на стол, — сказал Глиссаде. — Дальше я сам, можешь идти.

Гончая попрощался с медиком и вышел.

— Так-так, и снова ты здесь, — с улыбкой проговорил Глиссаде, подготавливая инструменты. — Я думал, мы договорились встретиться завтра.

— Так уж вышло… Снова… Простите, — едва выдавила из себя я. Пред глазами все плыло.

— Тише, тише, — успокаивающе проговорил медик и ввел что-то мне в руку. — Поговорим позже, ладно?

Я не знала, что произошло дальше. Боль постепенно утихла, затерялась в круговороте тумана, голова опустела, я хотела закрыть глаза и скорее уснуть, но не могла даже моргнуть. Я видела лицо Глиссаде, которые быстрыми отточенными движениями что-то делал с моим телом. В его руках то появлялись, то исчезали инструменты и окровавленные тампоны, какие-то растворы, повязки и снова инструменты. Я хотела посмотреть, но, ни одна мышца сейчас не была мне подконтрольна. Мой взгляд застыл на возвышающейся фигуре Глиссаде, что временами отходила от меня и вскоре приближалась вновь.

— Кажется, этого достаточно, — выдохнул медик, довольный своей работой. — Достаточно, чтобы ты не истекла кровью раньше времени, — мягко улыбнулся он мне.

Его лицо показалось мне жутким, оно выглядело странно. Я еле осознавала увиденное.

Возможно, мне просто показалось.

— Я человек спокойный, ты знаешь, — продолжил свой монолог Глиссаде, — но есть одна вещь, что ужасно раздражает меня. Например, вот это, — он приблизил к моему лицу длинную, наполовину багровую заточку. — Своими выходками ты ужасно подводишь меня, — вздохнул медик. — Стоит нам договориться о дате процедуры, нарываешься на неприятности. Просто отвратительное поведение, ни капли ответственности. О, знаю-знаю, ты хочешьсказать, что это не твоя вина. Но мы оба понимаем, что это не так, верно? В прошлый раз я был терпелив и не стал комментировать такое вопиющее хамство, но сегодня не могу не поделиться с тобой своим разочарованием. Мы отложили такой важный день на несколько недель, я рассчитывал получить свою долю в полном объеме, но ты не слишком-то мила со мной, знаешь?

Он разочарованно покачал головой.

— Хотя, должен признаться, я тоже не очень красиво поступил с тобой. В прошлый раз ты потеряла достаточно много крови, с моей стороны было грубо забирать еще. Но таков уговор, в обмен на комфортную сытую жизнь ты должна была обеспечивать меня кровью. Я сильно рисковал, ты ведь могла и оставить меня ни с чем, умерев раньше времени. Мне не стоило идти на поводу у Заксена, нужно было покончить с тобой раньше. Но я решил растянуть его удовольствие и дать время поразвлечься с тобой. Хотя ты все равно не протянула бы долго, — усмехнулся Глиссаде, — ни один человек не переживет того, что я готовил для тебя. Не слишком-то нормально терять столько крови каждые полтора месяца, знаешь ли, особенно для такой миниатюрной девчушки. Мм, ты еще слышишь меня?

Я слышала, но ничего не могла понять, его голос доносился откуда-то издалека, и я никак не могла соединить в единую цепочку непрекращающийся поток слов.

— О, вижу, что слышишь. Значит, я могу продолжить. Говорить с тобой одно удовольствие, сегодня ты просто прекрасный слушатель. На чем мы остановились? — с притворной задумчивостью спросил Глиссаде, приготавливая инструменты, которых я не видела. — А, да. Я был удивлен, когда ты приняла мое предложение. Поразительное легкомыслие. Хотя у тебя все равно не было выбора, ведь в случае отказа у меня был готов неплохой план провернуть все так, чтобы сэр Заксен не злился на меня за то, что я отобрал у него игрушку. Все-таки наш любимый командир не из щедрых, он не собирался отдавать тебя так быстро. Но я уже понял, что с тобой по-хорошему не получится, ты слишком любишь встревать в неприятности. Прости, но мне не интересно ждать несколько лет, прежде чем получить возможность приступить к следующему этапу. Я придумал несколько интересных способов забрать тебя быстрее. Например, развитие ужасной болезни, которая несомненно подкосила бы тебя, выпей ты лекарства, что я дал. Прекрасное средство, даже и не помню, как получил его, так давно хранил как раз для особого случая. Я хотел устроить небольшое шоу с неизвестной заразой, что внезапно сразила тебя вскоре после выздоровления. Ужасная трагедия «ведь она была не из слабых», — с напущенной грустью проговорил медик, но вскоре его голос снова стал весел и расслаблен. — Все, что тебе было нужно, это пить лекарства согласно моим указаниям. Первая половина — лекарства, вторая — яд. Прекрасно, не правда ли? Но даже и хорошо, что ты так грубо отказалась от моей помощи, это избавило меня от некоторых трудностей по обработке крови. Сегодняшнее событие мне нравится куда больше. Очень походит на то, что я намеревался совершить вскоре. Как тебе нравится больше: «заказное нападение» или «случайная травма, несовместимая с жизнью»? Второй вариант звучит как прекрасное оправдание твой гибели, не находишь? Думаю, даже ты не станешь отрицать, что все выглядит как нельзя лучше.

Глиссаде улыбнулся каким-то своим мыслям и продолжил монолог.

— За что я люблю Заксена, так это за его рассудительность и политику невмешательства. Прекрасный союзник. Немного импульсивный и опасный, конечно, но никто не идеален. Никогда мне не мешает, сотрудничать с ним одно удовольствие. Полагаю, он считает меня достаточно ценной пешкой, чтобы позволить спокойно разгуливать по доске и забирать его любимые фигуры? Ха-ха, сколько в нем самомнения! Но я не против, мне импонирует его привычка получать свое. В таком деле мораль и этика лишь мешаются, в великих свершениях нет места колебаниям. Ему идет этот звериный оскал. По своему украшает, не находишь? К тому же в нем отлично развито чувство прекрасного. Видела бы ты, какие шедевры он может создать из отбросов. Ой, о чем это я? Ты же как раз знакома с одним таким. Прекрасная работа. Цельная, завершенная, величественная. Не без моего вмешательства, разумеется, я тоже постарался на славу. Но тем больше поводов для гордости, верно? Наверное, самому хвалить себя не слишком культурно, но, боюсь, прямо сейчас право голоса тут есть только у меня.

Он посмотрел на меня сверху-вниз, потянулся к моей голове и, полагаю, погладил волосы. Я не чувствовала его прикосновений, но могла догадаться по характерному движению. Его рот расплылся в мягкой улыбке:

— Как бы я ни был разочарован, должен признать, что ты самый ценный сосуд, который я когда-либо встречал. Но слишком хрупкий, — он убрал руку и потянулся к резиновой трубке, закрепленной на длинной стойке. — Слишком неаккуратна, ты и без моего вмешательства разбилась бы слишком быстро. Такая напрасная трата материала, я просто не мог этого допустить, — он совершил несколько движений, и вскоре по трубке потекла алая дорожка. — Я попросил друзей из Верхнего мира доставить тебя ко мне в целости. Хотя я не думал, что они убьют твоих родителей, прости за это. Но. ерунда. Это не так уж важно на самом деле.

Что он говорит? В голове шумно. Все внутри наполняется ватой, мое тело будто уносит вверх. Я не чувствую ни боли, ни холода, только голова кружится все сильнее и нарастающий шум в висках мешает разобрать слова Глиссаде. Он еще шевелил губами, но я не понимала его слов. Медик приблизился к моему лицу и произнес что-то, после чего закрыл пальцами глаза. Вокруг остались только мерный шум текущей по венам крови и непроглядная тьма.

Командир Гончих бесцеремонно ворвался в медкабинет и увидел на операционном столе Рут. В локтевой вене игла, скрепленная с длинной резиновой трубкой, по которой медленным потоком текла ее кровь. Заксен первым делом вынул иглу из руки под возмущенный возглас лекаря и нащупал пульс. Слабый, еле бьется. Увидев ее потускневшую кожу и сбивчивое неровное дыхание Бранденбург опасался, что она ускользнет из его рук, рассыпется между пальцами как песок, но быстро оценил ситуацию и понял, что прямо сейчас, когда ее рана не кровоточит, а кровь все еще течет в русле, Рут никуда не исчезнет. Ее состояние требует срочного вмешательства, но сам он не имеет достаточных знаний и навыков, и вынужден довериться Финну с Адаже.

— Заксен! — зло воскликнул Глиссаде, привлекая внимание командира. — Не вмешивайся в процедуру, мы только начали!

Командир повернулся к нему, сдерживая рвущуюся наружу ярость, чтобы не прикончить лекаря раньше времени.

— Уверен, что не разрешал тебе забирать ее с потрохами, Глиссаде, — с нажимом сказал командир, — так какого черта ты здесь устроил?

— Сколько еще ты прикажешь мне ждать? Я привел ее сюда для своих целей, а не в угоду тебе. И приложил немало усилий, штопая ее раны и восстанавливая здоровье. Я терпел достаточно долго, так что в полной мере заслуживаю, наконец, получить свое вознаграждение. Она мне нужна, Заксен, найди себе другую игрушку, — зло проговорил лекарь, но продолжил немного спокойнее, все же не сумев скрыть раздражение в голосе: — В убежище полно малолеток, специально для тебя я найду наиболее похожую по параметрам, пользуйся сколько угодно. Мне же подойдет лишь Рут, ее участие в проекте необходимо.

— Поздно трепыхаться, — зло ухмыльнулся командир. — Меня не интересуют твои больные сказки про ходячие трупы.

— Трупы?! — голос лекаря сорвался. — Не смей оскорблять мою малышку! — взревел Глиссаде.

— За выслугу лет я проявлю каплю признательности и позволю продолжить твои жалкие потуги. Можешь и дальше собирать свой паззл. Из крыс подземелья.

— Что за глупые шутки? — нахмурился лекарь.

— Я не в том настроении, чтобы шутить. Всего лишь предлагаю провести остаток жизни в темнице наедине с твоей прекрасной куклой.

— Я сказал: не смей! Называть! Ее! Так! — лицо лекаря неестественно исказилось, он достал из кармана халата пистолет и направил на Заксена.

Раздался выстрел. Лекарь остолбенел, маска ярости вперемешку с недоумением застыла на его лице и осталась неизменной, когда мужчина с глухим грохотом замертво упал на пол. Пуля вошла прямо в лоб. Командир опустил пистолет. В очередной раз он оказался быстрее своего потенциального убийцы. Заксен посмотрел на тело лекаря сверху-вниз и подавил движение руки, тянущейся к сигарете. Не здесь, не сейчас. Пока Рут ждет помощи на операционном столе, Заксен не может позволить своей слабости наполнить медкабинет табачным дымом. Он посмотрел на миниатюрный силуэт девушки и должен был признать, что впервые за последние годы вновь почувствовал себя бессильным. Прямо сейчас ему не оставалось ничего, кроме ожидания того, кто действительно может помочь. Он не стал даже приближаться к столу еще раз взглянуть на девушку, зная, что это ничего не изменит.

Дверь открылась, резко врезавшись в стену. В кабинет влетел Финн и на секунду застыл, увидев командира перед трупом Глиссаде и лежащую на операционном столе Рут. Прямо за ним вбежал Адаже и, тяжело дыша, окинул комнату изучающим взглядом, первым на глаза попался Глиссаде. На лице мужчины застыло мучительное выражение при виде обездвиженного тела в белом халате.

— Ему уже не помочь, сосредоточься на том, кого можно спасти, — нахмурился Бранденбург, повернувшись к Адаже.

Взгляд алых глаз поймал фигуру девушки на столе, медик подбежал к ней и быстро осмотрел, оценивая состояние.

— Острая кровопотеря, — вынес он вердикт. — Нужно переливание, у нее начинается гипоксия. Помогите найти физраствор.

— Не нужно, возьми у меня. Ее кровь не содержит антигенов, переливание безопасно, — спешно объяснил Финн.

— Ищите, — нетерпеливо ответил Адаже. — На проверку нет времени, я не могу положиться только на твоих слова, Финн. Ошибка будет стоить ей жизни.

— Адаже, — крикнул командир медику, — в пакете кровь Рут, используй ее.

Лекарь глянул на алую пухлую подушку и, проглотив удивление, принялся оценивать пригодность техники. Он подготовил найденную иглу, нащупал локтевую вену девушки и начал переливание, постоянно контролируя частоту сердечных сокращений, дыхание и пульс. Процедура шла гладко. Прошло немало времени, прежде чем наполненный ее кровью пакет наконец опустел. Показатели состояния девушки были сомнительными, но худшее уже позади.

— Жить будет. Но ей нужно время восстановиться, — сказал медик, обрабатывая место укола.

— Я должен был сегодня вернуться наверх с ней и Глиссаде, а не сообщать о трупе и предсмертном состоянии Рут, — устало протер лицо Финн.

— Пока пойдешь один. Можешь вернуться через несколько дней, наверху ей окажут гораздо более качественную помощь. Но сейчас Рут лучше не таскать по мирам как мешок картошки, — сказал Адаже, старательно игнорируя имя Глиссаде.

— Она останется здесь, — ответил командир, — комнат хватает.

— Рут нужен уход и контроль за состоянием. Я не смогу среагировать, находясь на другом конце убежища.

— Можешь остаться, — спокойно ответил Заксен. — Здесь есть все необходимое, к тому же путь до лифта короче, отсюда идти будет легче.

— Да… Разумно. Тогда мы будем в соседних комнатах, и вы обеспечите нас питьем, перевязкой и пищей, — выдвинул требование Адаже.

— Как скажешь, — согласился командир.

— Но что здесь вообще произошло? — подал голос Финн.

— Весьма распространенное явление. Жадность. Мусор жаждал наживы, а психопат — крови. Видимо, ее кровь и правда какая-то особенная, как ты сказал. Розелит очень не хотел терять ее.

Адаже вздрогнул, услышав фамилию, но промолчал.

— Хотя, должен признать, все произошло слишком быстро. Меня совсем не радует то, что случилось.

На некоторое время в комнате повисло молчание. Каждый думал о своем. Заксен чувствовал, будто убил свое отражение. Такой же больной, жестокий и легко оправдывающий свои пытки человек распластался на полу опустевшей оболочкой. Командир знал, что ничем не лучше того, кого убил собственными руками, но все же считал себя победителем: он здесь, все еще чувствует биение жизни в руках и дыхание чувств в душе. Он прекрасно осознает свое положение как командира и как человека, четче видит уязвимые точки, существование которых уже давно начал отрицать, чтобы убедить себя в собственной безупречности. Он хотел бы ненавидеть Рут за внесенные в уклад жизни перемены или хотя бы позволить себе вдоволь насладиться этой наглой упертой девчонкой. Но знал, что ему остается лишь вышвырнуть ее в Верхний мир как нашкодившего котенка и забыть, оставшись наедине лишь с собственным стремлением примириться с самим собой.

А душа Адаже при каждом взгляде на Глиссаде разверзалась черной бездной в осознании факта того, что здесь и сейчас цель всей его жизни разрушена в считанные секунды неизвестными ему мотивами. Он хотел бы понять великую цель Глиссаде, но лишь злился от осознания бессмысленности накрывших его переживаний и глубокого чувства ненависти и разочарования, что он испытывал при каждой мысли об отце. Отныне все его вопросы и домыслы останутся без ответа, и он вынужден смириться с фактом, что этого уже не изменить.

Финн к погибшему не испытывал ничего, кроме отвращения. Но был по-настоящему рад впервые за долгое время, зная, что его любовь жива и вскоре вернется к нему.

— Здесь делать нечего, — коротко сказал командир. — Нужно унести отсюда девчонку и кончать уже со всем этим.

— Я возьму, — вызвался Финн и поднял Рут на руки. Девушка оказалась даже легче, чем он предполагал, и Финн на секунду испугался, что в таком хрупком теле не хватит сил для борьбы за жизнь, но быстро отогнал эти абсурдные образы.

— Идем, — скомандовал Бранденбург.

====== Глава 15. Стены родного дома ======

Сознание плыло, перед глазами беспрерывно мелькали цветастые картинки, сменяясь одна за другой, сталкиваясь и тут же разбиваясь на мелкие осколки, как стеклышки калейдоскопа. Отвратительное яркое месиво. Я временами просыпалась ненадолго и видела перед собой крупные размытые пятна. Они что-то говорили мне, но я совершенно не понимала сказанного, и, честно говоря, не хотела вникать в суть, а потому закрывала глаза и снова засыпала, возвращаясь на карусель сознания.

Как позже рассказал Адаже, я провалялась в таком состоянии два дня, прежде чем очнуться и осознать, что происходит вокруг. Он коротко рассказал мне о том, что случилось, когда Финн ворвался к нему и позвал в штаб, и добавил, что раз я пришла в сознание, мне стоит как можно скорее вернуться наверх, объяснив это тем, что Верхний мир более обеспечен в плане лекарств и условий и больше подойдет для скорейшего выздоровления. Я хотела задать ему несколько вопросов, но, кажется, он не был настроен на разговор. Адаже сказал, что известит командира о том, что я могу вернуться домой, и вскоре вышел, оставив меня наедине с собой.

Адаже показался мне намного более угрюмым и уставшим, чем когда-либо. Я еще не видела его лицо таким тусклым и пустым. Хотела бы я знать, что у него стряслось, но чувствовала ту границу, что он установил между нами, и ясно понимала, что мне не стоит ее переступать. Верно, мы знакомы не больше пары месяцев, к тому же это одна из наших последних встреч, наверняка он считает, что нет смысла открываться мне. Осознавать это было неприятно, но я была готова принять эту его черту и не раздражать Адаже своими вопросами.

Со вчерашнего дня у меня не было посетителей, кроме незнакомого парня, приносившего мне еду. Когда после подачи ужина Гончая ушел, и в комнате повисла тишина, в мою память врезались воспоминания того рокового вечера. Глиссаде пытался меня убить. Он много говорил и выложил все, что в нем накипело за то время, пока он должен был быть любезен и мил со мной, чтобы не спугнуть свою жертву. Все это время он оберегал и лечил меня мечтая на самом деле избавиться, когда придет время. Откармливал как скот на убой. Но самое главное, что это именно по его вине родителей не стало. Я утратила их навсегда из-за каких-то абсурдных стремлений сумасшедшего врача, решившего поиграть чужими жизнями.

Я с раздражением подумала о том, что открывшаяся черта Глиссаде очень похожа на командира, каким я помню его будто из прошлой жизни. Заксен тоже замешан в этом деле? Разумеется, нет, иначе он не помог бы мне вернуться и найти виновного. Он не стал бы действовать во вред себе. Но правда в том, что командир знал о том, что Глиссаде использует меня для своих целей. Возможно, ему известно гораздо больше, чем удалось выяснить мне. Эта мысль ужасно бесит.

Я почувствовала глубокое разочарование собой, что так слепо верила ополоумевшему лекарю и что забыла об истинном лице командира. Мой мир отличается от того, каким его видят эти люди. В нем справедливость сильнее авторитета, а доброта искренняя и чистая, проявление заботы исходит из сердца, а не из желания получить награду взамен. Мой мир прост, наивен и честен. Точнее, был таким. Если именно мой образ мысли привел к гибели родителей, если из-за него я вечно балансирую на грани, значит, он ни черта не стоит. Вспомнив все произошедшее, я поняла, что необдуманные поступки, в справедливости которых у меня не возникало ни капли сомнения, зачастую приводили к большим бедам. А толчком для запуска этой железной машины стало воспаленное чувство чести. И пусть мне кажется, что я все сделала правильно, какая же это на самом деле глупость. Моя приспособленность к реальной жизни равняется нулю.

Я откинулась на подушки и расслабилась. При движении бок стянуло острой болью. Да, вот он: итог моего вмешательства в естественный ход событий. Я приподняла майку и посмотрела на место ранения. Оно было закрыто пропитанной чем-то повязкой. Не стоит ее снимать, посмотрю, когда меня будут перевязывать. Я закрыла глаза и вздохнула. Сил нет терпеть все это.

Вскоре в комнату постучались. Посетитель, не дожидаясь ответа, ступил за порог моей комнаты и предстал передо мной во всей красе своего черного одеяния. Сердце пропустило удар. Я так давно хотела его увидеть, но он пришел только сейчас, когда мои сомнения настолько сильны. Я посмотрела на него снизу-вверх и почувствовала, как в груди что-то сжалось от этого пронзительного взгляда. Я не видела его несколько недель и жила все это время с Адаже. Глаза давно привыкли к худощавой тонкой фигуре лекаря, и сейчас командир казался еще выше и крупнее, чем прежде. Его уверенная поза, небрежно зачесанные волосы и эта легкая улыбка, едва коснувшаяся его губ… Весь его облик помимо воли вызывает во мне трепет. Я так скучала. Ну почему он пришел только сейчас?

— Вижу, ты наконец в сознании. Это радует, — сказал он.

— Я очнулась еще вчера.

— Знаю, — ухмыльнулся Заксен, — но вчера было рано. Сегодня готова идти?

— Уже? — удивилась я.

— Наверху тебя давно ждут.

— Кто ждет?

— Люди, — хмыкнул командир. — Уж не знаю, как Храм допустил это, но твоя история стала достоянием общественности, и прямо сейчас неравнодушные граждане люто негодуют, что тебя, как они говорят, насильно удерживают в этой норе с преступниками.

Его голос был насмешлив, Заксен не собирался скрывать своего презрения к изнеженным наивным людям Верхнего мира.

— Но откуда ты обо всем этом знаешь?

— По-твоему мы в лесу живем? Нет ничего сложного в том, чтобы быть в курсе событий Верхнего мира. Было бы желание слушать этот бред.

Бред… Жестко, но похоже на правду. Когда-то так легко выбросили из жизни мою семью и меня саму, сейчас, не зная ни меня, ни Нижний мир, подняли бессмысленный шум. На секунду меня разозлило их лицемерие, но я тут же успокоилась от осознания, что раньше и я была не лучше. Ярая защитница закона и порядка, та еще заноза в заднице, как назвал меня командир. Все это было будто не со мной.

Я поймала на себе взгляд командира, тело пронзило электрическим разрядом до самых пят. «Успокойся, не в стену же ему смотреть». Я глубоко вздохнула, пытаясь унять колотящееся сердце, и без лишних слов поставила ноги на пол. Я не чувствую в себе сил, но все равно должна попытаться, иначе не смогу уйти.

— Неплохо. Полдела сделано, осталось встать на ноги, — сказал Заксен, оперевшись о стену и сложив руки на груди, наблюдая за мной.

— Ты вообще не помогаешь.

Он испустил короткий смешок и подошел ко мне, протянул руку. Я посмотрела на него в нерешительности, снова встретилась с его цепким взглядом и потеряла остатки сил. Так, нет, сейчас вообще не время думать о его глазах. Я мысленно поблагодарила Заксена за воздержание от колкостей, вложила свою руку в его и, используя ее как опору, поднялась на ноги. Как и ожидалось, Заксен держал меня крепко, чувствую, даже если я потеряю равновесие, он не даст мне так просто упасть. Хоть я уверена в командире, все же не хочу проверять, я просто не выдержу его близости. Он и так наверняка чувствует, как бешено колотится мой пульс.

— Готова идти? — спросил Заксен.

— Да.

Командир согнул руку в локте и предложил опереться о нее, пока я не буду уверена в своих силах. Я согласилась и вцепилась в него как в последнюю надежду, почувствовав сильную слабость в ногах. Лучше уж я повисну на руке Заксена, чем упаду лицом в пол.

— Мы сразу к лифту? — спросила я, когда он закрыл дверь комнаты и повел меня дальше по коридору.

— Можешь, конечно, — пожал плечами Заксен. — Но я бы советовал тебе привести себя в порядок и переодеться.

Я согласилась с ним и мысленно поблагодарила. Моя майка была вся влажная от пота, от нее исходил душный жар мокрой ткани, тело и волосы тоже явно нуждались в уходе. Я убедила себя, что мой вид не так уж важен, раз я возвращаюсь из Нижнего мира, и он вызовет не так много недоумения у встречающих, но на самом деле просто успокаивала себя этими мыслями. Чистая и опрятная я буду чувствовать себя куда увереннее.

Мы снова пришли к кабинету Заксена. Ну да, меня не должно было это удивлять. Командир вручил мне полотенце, оставил сменную одежду и вышел за дверь. Я тщательно вычистила тело от пота и грязи и волосы от жира, изо всех сил борясь с охватившей тело слабостью. После бадьи с водой душ, хоть и вызывает у меня некоторые проблемы, все кажется даром богов. Хорошо, что это изобретение дошло и до Верхнего мира.

Когда я закончила водные процедуры и решила одеться, увидела на месте сменной одежды свою форму полицейского. Я не обратила внимания раньше, и сейчас ее нахождение в этом мире кажется неестественным, запретным. Надев ее, поняла, что форма немного висит. Может, все-таки не моя? Я осмотрела плечо, куда нанес удар Заксен в день первой нашей встречи. Ровный тонкий разрез был на месте. Действительно моя, я так и не успела занести форму к портному. Подумать только, все началось с этой глупой раны. Не будь той битвы, я не попала бы к Глиссаде, и он никогда не узнал бы о моем существовании, не захотел бы получить мою кровь. Родители были бы живы, а Финн и я никогда не увидели бы тягот этого серого мира. Все началось в тот роковой день. У меня уже нет сил злиться на себя, Заксена или Глиссаде. Ничего уже не изменить. Но сколько бы лет ни прошло, этот день я не забуду уже никогда.

Мне не оставалась ничего, кроме как откинуть мрачные мысли и продолжить свое нехитрое занятие. Прибрав за собой разбрызганную воду и старую одежду, я вышла в кабинет. Заксен допивал кофе и рассматривал какие-то бумаги из тех, что величественной стопкой нагружали его стол. Он обратил на меня внимание и спросил, готова ли я идти.

— Готова, — уверенно сказала я, почувствовав наконец, как силы вернулись ко мне. — Но сначала я хочу попрощаться с Адаже и забрать кинжал.

…

— Непривычно идти рядом с тобой без веревки, — полушутливо сказала я.

— Можешь благодарить Финна, — хмыкнул командир. — Он прислал твою форму. Гончая в паре с полицейским вопросов не вызывает.

Когда мы прошли чуть меньше половины пути, небо уже стемнело. Все же я провела в ванной слишком много времени. Вопреки ожиданиям Адаже не горел желанием говорить со мной. Мы лишь обменялись парой малозначимых фраз и разошлись. Он мрачнее тучи, и сейчас я не в силах это изменить. Я сказала ему об оставленных деньгах и об истинном назначении лекарств, что дал Глиссаде, предоставив Адаже самому искать мои вещам применение. Затем я вернулась в комнату и забрала кинжал, который подарил Заксен. Это оружие мне очень понравилось, я по достоинству оценила его мощь в том отвратном бою и была искренне рада тому, что Заксен не собирался его отбирать.

Я вновь поблагодарила командира за кинжал, зная, что другого шанса выразить свою признательность у меня не будет.

— Хоть он мне понравился, признаться, с большим удовольствием я повешу его на стену, чем использую вновь. Ощущение утекающей жизни под лезвием выворачивает меня наизнанку. Не могу поверить, что кому-то это действительно нравится.

Командир промолчал. И тут я поняла, кому выразился свои мысли. Заксен ведь уже не раз говорил, что наслаждается этим.

— Ты правда любишь убивать? — осторожно спросила я, искренне надеясь услышать отрицательный ответ.

— Да, — равнодушно ответил командир.

— Но почему?

— Ты так и не поняла? — он повернулся ко мне, в его лиловых глазах слабо мерцали желтые искры света. — А ведь почти прикончила того подонка.

— Но мне совершенно не понравились эти ощущения. Рвущаяся кожа, мышцы, удар о кость… Каждый раз при воспоминании комок подкатывает к горлу.

— Пхах… Ты совсем зеленая, — без злобы ответил Заксен. — Убивая, я знаю, что все еще сильнее их. Каждая отнятая жизнь — свидетельство моей силы.

— Сила проявляется и в том, чтобы не заносить меч над слабыми.

— Либо я, либо они, — твердо ответил командир. — Другого варианта нет.

Я хотела возразить, но Заксен перебил меня:

— Включи голову и вспомни девчонку, что подставила тебя. Слабая, беззащитная, наверняка нуждается в опеке больше твоего. Так ты думала? Наверняка. И облажалась по полной. Или вспомни придурка, с которым дралась. Если бы нас не оказалось рядом, думаешь, он пожалел бы тебя? Вспомни его взгляд и задай себе вопрос: убьет или отпустит? Уверен, верный ответ найти будет раз плюнуть.

Я промолчала. Он был прав.

— То-то же, — хмыкнул Бранденбург. — Язык силы — единственный, доступный каждому. Любой способен понять его.

— Но не принять.

— Может быть. Но это не мои проблемы.

Его слова пронзили меня насквозь своим хладнокровием. Командир говорил жестко, без тени сомнения и раскаяния. Он выражался по отношению к слабым грубо, как в день нашей первой встречи. Я чувствовала себя паршиво. Заксен был прав, для меня давно не секрет, каков он сам и какими методами добивается своего. Кровью, слезами, истощением, потерей рассудка. Одним словом, его оружие — агония. Путь к намеченной цели неизменно лежит через страдания. Но сейчас, когда я не вижу всего этого своими глазами, не чувствую на себе, я позволяю сердцу так бешено колотиться при виде командира. Зная обо всем, что он творит, позволяю себе желать его присутствия, вновь почувствовать его прикосновения. С каких пор я принимаю его таким, каков он есть? С тех самых, когда он сменил демоническое обличие на человеческое. Когда показал мне свою иную сторону. Ту, что способна заботиться о других. Вместо необдуманной жестокости я увидела рассудительную величественную силу, что спит до тех пор, пока не найдется тот, кто посмеет пробудить ее. Или просто я сумела убедить себя в этом. Медленно, но верно кровожадный монстр превратился в разумного человека. В меру заботливого, в меру язвительного, в меру серьезного. Все в меру. И только далекие воспоминания болезненного прошлого резонно настаивают на том, что я всего лишь забыла о той его черте, что на самом деле никак не вкладывается в так удобно выстроенные мной границы допустимого. Я забыла. И только сейчас проснулась, наконец начала вспоминать.

Мне было бы легче переубедить себя, очнуться, взорваться негодованием и оттолкнуть его, если бы все это время Заксен пытался застлать мои глаза пылью. Уверить в своей невинности, доброте и бескорыстных побуждениях. Но ничего подобного он никогда не говорил. Вместо этого изредка напоминал о своей истинной натуре и насмешливо упрекал меня в излишней доверчивости. Я сама виновата в том, что игнорировала его слова. Мне некого осуждать за то, что вся моя суть прямо здесь и сейчас разрывается надвое. Я вспомнила о его жестокости, я знаю, как он обращается с преступниками. И я же помню его теплые руки и спокойный ровный голос, что так филигранно выводит меня из заполненной паникой и отчаянием скорлупы. Что из всего этого я могу принять, а что забыть, будто ничего никогда и не было? Я хотела бы спросить сэра Инеса. Почему он так уверенно стоит на стороне Заксена? Доверяет ему целиком и полностью, не забывая при этом о том, какие ужасные вещи может сотворить человек, что прямо сейчас идет рядом со мной. Хотела бы я спросить хоть у кого-то, дозволено ли мне любить его. Дозволено ли знать обо всем и молча смотреть со стороны, обращая внимание лишь на ту его часть, что так добра и терпелива к тем, кого он подпустил к себе.

— Мне хватило всего пары фраз, чтобы окончательно запутаться в себе, — едва слышно сказала я.

— Все беспокойства, что относятся к Нижнему миру, здесь же и останутся, когда ты уйдешь, — не оборачиваясь ответил командир на мое глухое высказывание.

— Ты говоришь так, будто знаешь, о чем я думаю, — мой голос звучал болезненно, я совершенно его не контролировала.

— Не знаю. Но это уже не имеет значения.

— Для меня имеет. Все эти беспокойства пусть и останутся здесь навсегда, но на самом деле я никогда не забуду о них. И если я не могу разобраться в себе даже сейчас, когда мое решение ни на что не влияет, что мне делать со своей неопределенностью в будущем?

— О чем ты думаешь?

Я глянула на него, будто одного взгляда хватит, чтобы разрешить мои сомнения. Увы, это работает не так просто.

— Говорят, в последнее время ты не издеваешься над жителями.

— Кто говорит?

— Некоторые люди, — неопределенно повела плечами. — Почему вдруг?

— Из прихоти, — Заксен был невозмутим.

— Вот так просто? — раздраженно спросила я.

— Чего ты добиваешься?

— Я хочу узнать, откуда такие перемены. Внезапно, как по щелчку. Ни пыток, ни издевок, а на их месте шутки и помощь. Я совершенно запуталась. Мне хочется думать, что ты изменился, но это так наивно, что я начинаю злиться на саму себя за глупость.

— Так вот, в чем дело. Хочешь обелить меня надеждами, что я не тот, за кого ты меня принимала все это время.

— Это похоже на то, что я думаю. Да, — немного поразмыслив, призналась я.

Молчание неподъемным грузом повисло в воздухе. Все, что слышно сейчас — сбивчивые голоса за хлипкими дверьми домов, наши шаги и перекрывающий все остальные звуки колотящийся в висках пульс.

— Как, думаешь, ты выглядишь в моих глазах? — внезапно спросил Заксен.

Я совершенно не ожидала подобного вопроса и не была до конца уверена, как его трактовать.

— Как ты относишься ко мне? — переспросила я.

— Именно.

Его вопрос выбил меня из колеи. Я пыталась посмотреть на себя его глазами, понять причины, мотивы его поведения, вспоминала все сказанные им слова, что давали мне какую-либо оценку. Ничего не помогало. Что бы ни думал командир, он был аккуратен в высказываниях и не выдавал своего истинного отношения.

— Я… я не знаю.

— Наберись смелости и предположи хоть что-нибудь, — настоял он.

Если бы это было так просто. Все, что у меня получалось в данный момент, это зацепиться за слова сэра Инеса.

— Может, как к товарищу?

— Что за вздор, — устало сказал Заксен, бросив на меня такой взгляд, будто в этом мире я не понимала совершенно ничего.

— Тогда, как к глупому ребенку, — от этой мысли разочарование колко прокатилось по груди. — Но тебе плевать на невинность детей и женщин. Я сделала что-то, что отличило меня от других. И ты принял на себя ответственность за заботу обо мне. Спас, успокаивал, учил как умел, дал защиту и шанс спасти свое обреченное будущее.

— Все твои предположения абсурдны до предела, — без тени усмешки сказал командир, на его хмурое лицо легла тень явного раздражения, он был крайне недоволен мной. — Ты права только в том, что несколько отличилась в моих глазах.

Он замолчал на некоторое время. Меня так и подмывало расспросить подробнее, но вместо этого я набралась терпения и ждала, пока Заксен сам не начнет говорить. Наградой за сдержанность стал ровный равнодушный голос командира:

— Это правда, некоторое время назад я перестал отыгрываться на жителях. Я намерен изменить курс жизни убежища. Правда и в том, что причиной тому являешься ты. Но не питай ложных надежд, — его сощуренные глаза недобро сверкнули в тусклом свете фонаря, Заксен был серьезен до крайности. — Если мои усилия не приведут к желаемому результату, я вернусь на проверенную тропу.

— Но почему? И что ты собираешься делать? — я очень хотела знать больше. Во мне снова затеплилась надежда на лучшее наперекор его предупреждению.

— Это только мое дело, — отрезал командир. — Ты хотела верить, что я не так плох? Я дал тебе повод подумать над тем, почему ты можешь не ненавидеть меня. Но грешнику не стать святым по мановению пальца, и я не стремлюсь откупиться от содеянного. Единственное, что тебе следует запомнить теперь: все мои причины и цели тебя больше не касаются. С тех пор, как ты ступишь за пределы дверей лифта, это место останется в прошлом. Вместе со всеми проблемами разрушенного мира, так же окажутся пусты для тебя мои нынешние слова. Все твои страдания по поводу истинных причин смены моего настроя забудутся так же быстро, как родились. Перестань уже тратить силы впустую на чувство вины за доверие врагу.

От последней фразы тело прошибло ледяной иглой.

— Ты не хочешь посвящать меня в свои планы, потому что это пустая трата сил. Но стал бы, если бы я не собиралась вернуться наверх?

— Намереваешься остаться?

— Нет.

— Тогда прекращай.

— Ответь. Этот вопрос последний. Даю слово, — я обещала нам обоим. Мне еще предстоит научиться не интересоваться его жизнью.

Думаю, будет просто, когда я покину убежище. А пока что нужно просто держать себя в руках и ждать.

— Возможно, нам нашлось бы, что обсудить, — коротко сказал командир.

— Мне достаточно и этого. Спасибо.

После всего, что сказал Заксен, появилось смутное ощущение, будто мы отдалились друг от друга, не успев толком распробовать близость. Что ж, это вполне ожидаемо, учитывая сложившуюся ситуацию. Мы разойдемся по мирам, будем жить по совершенно разным правилам и видеть так отличающихся друг от друга людей. Выбеленный до блеска, опутанный законом Верхний с четко налаженной системой, и покинутый предками Нижний, что в пыли и грязи неустанно роет тоннель на пути к выживанию. Изучив жизнь здесь, внизу, я верю, что этот холодный серый мир со временем преобразится. Зажатый бетонными плитами, пустит ростки не в обход, а напролом, раскрошив каменную гробницу, что пыталась захоронить его. Мне хочется верить, что Заксену удастся проложить новый путь без крови и гнили, хочется верить, что люди последуют за ним. Мне бы хотелось увидеть это воочию. Но пора уже подумать о себе, ведь мне еще только предстоит собственная дорога длиною в жизнь.

До приезда лифта по словам Заксена осталось не больше двух минут. Всего две минуты, и мы попрощаемся навсегда. Я посмотрела на его спокойное лицо и задалась вопросом, чувствует ли он то же, что и я сейчас? Эту невероятную тоску от одной лишь мысли, что мы никогда не увидимся вновь. Наверняка нет. Он вернется к своим делам и сразу же забудет обо мне. Я чувствовала себя ужасно глупо из-за переживаний, обуявших мою душу. Меньше минуты до приезда лифта, а я переживаю о том, что никогда не увижу мужчину, которому до меня нет никакого дела. Мне до мурашек, до боли хотелось коснуться хотя бы его руки, унести с собой это тепло, но мне остается лишь перетерпеть это жгучее желание и молча стоять с ним бок о бок в ожидании лифта.

Двери раскрылись. Я помедлила пару секунд и сделала шаг вперед. Заксен остался снаружи. Я обернулась на него и снова встретилась со спокойным прищуренным взглядом командира.

— Прощай, Заксен, — сказала ему я, не найдя слов лучше.

— Бывай. Постарайся наверху встревать в неприятности реже, чем здесь, — с легкой улыбкой сказал он.

Двери закрылись, по легкой дрожи пола я поняла, что лифт двинулся вверх. Ну вот и все. Я возвращаюсь домой.

…

Когда лифт остановился, а двери открылись, я увидела в коридоре одиноко стоящего Финна. Он сразу направился ко мне с широкой счастливой улыбкой, бодро поприветствовал меня.

— Привет, Финн, — вымученно улыбнулась ему я.

— Наконец-то ты здесь, — с облегчением вздохнул напарник.

— Да, даже не верится. Что ж, идем?

Он кивнул, и мы направились к выходу. Коридор и улицы были пусты.

— Я, конечно, не ожидала пышного приема, но после слов Заксена думала, здесь будет больше народу.

— Ты же знаешь, сюда кого попало не пускают. Но люди и правда хотели сами взглянуть на тебя. Потому мы не стали оглашать время прибытия и решили вести тебя вечером, чтобы народ не пялился. Из-за расследования сейчас здесь неспокойно. Верхушку проверяют на вшивость, вычисляют всех причастных к сговорам и действиям против Храма.

— Да, точно, Глиссаде говорил что-то про друзей из Верхнего мира. Не думала, что корни запрятаны так глубоко. Ты хорошо постарался, Финн.

— Это еще не конец. Да и я был не один, — пожал он плечами. — Заксен позаботился о том, чтобы святой Юне был в курсе произошедшего, он подключил своих следователей. Но даже так все раскрылось не слишком-то быстро. Не представляю, сколько бы еще времени прошло, прежде чем я докопался до истины, не работай над делом столько народу.

— У-удивительно, — взволнованно сказала я. — Не думала, что все так серьезно. Но разве гибель Глиссаде не завела дело в тупик?

— Нет, совсем нет. Это на Глиссаде мы вышли через других людей, а не наоборот, его смерть ничего не портит, — равнодушно ответил Финн. — Эванс был сговорчив и выдал всех, кого мог, он нам ощутимо облегчил дело.

— Эванс? Фицжеральд?

— Да. Это он подставил тебя. По указке отца.

— Мой будущий зять приказал сыну убить родителей, чтобы по просьбе Глиссаде спустить меня вниз?

— Да. И нам еще предстоит выяснить, случалось ли подобное раньше.

— У меня в этом нет ни капли сомнений, — скривилась я. — Радует только то, что правда раскрылась, и эти люди перестанут творить свои мерзкие дела.

Финн согласно кивнул.

— Ты говоришь, сейчас неспокойно. Наверняка у полицейских много работы. Держу пари, сэр Кордоа не так весел, как обычно?

— А, ты ведь не знаешь, — опомнился Финн. — Сэр Кордоа тоже причастен ко всему этому. И еще несколько сотрудников.

— Наверное, как раз те, что не разрешили тебе начать расследование в прошлый раз. После всего этого я уже не знаю, чему удивляться.

— Меня здесь уже тоже ничто не удивит, — угрюмо сказал Финн. — Особенно после того, как мы узнали, что эти самые полицейские однажды устранили напарника сэра Инеса. Хотя правда всплыла быстро, передряга была еще та. На меня чуть не навесили обвинение в нанесении увечий сотрудникам порядка. Какая ирония, — хмыкнул напарник. — Нам снова повезло, рядом оказался святой Юне.

— Здесь столько всего произошло, — удивилась я. — Сэр Инес в порядке?

— Более чем. Вместе с новым начальником трудится во благо общества. Твое и его дела связаны, так что мы работаем над ними вместе. Осталось не так уж много, но все же… Надеюсь, вскоре мы покончим с этим.

— Да, надеюсь.

Мы давно шли по пустым дорогам тихого города, приветливо мигающего нам уличными фонарями. За новостями я совсем не обратила внимания на окружение вокруг меня, и прямо сейчас была поражена контрастом. Час назад я шла с командиром по полуразрушенной брусчатке Нижнего мира, вдыхая зловоние улиц и щекочущий ноздри морозный аромат, исходящий от Заксена, а сейчас вокруг тишина, свежесть и поражающие своей красотой и аккуратностью фасады самых разнообразных домов. С непривычки я чувствовала себя чужой в чистом красивом мире, будто зашла на чай и буду вынуждена вскоре покинуть этот гостеприимный дом.

— Куда мы идем? — опомнилась я. Насколько могу судить, маршрут похож на дорогу к моему дому, но судить пока рано. И в любом случае тот дом теперь принадлежит Храму.

— Домой, конечно же, — улыбнулся Финн. — Так как твоя невиновность доказана, власть решила вернуть тебе особняк.

— Такой огромный мне одной, — вздохнула я. — Без них там будет уныло и пусто.

Напарник с сожалением посмотрел на меня, но промолчал.

— Извини, я не должна была этого говорить. Поставила тебя в неловкое положение.

— Ты делаешь этосейчас, — улыбнулся Финн. — Я все понимаю. Но нам хотя бы есть, куда вернуться.

— Почему ты говоришь это так грустно?

— Дело в сэре Инесе. Его семья оказалась не готова к возвращению сына спустя столько лет. Он вынужден жить в гостинице.

Интересно, это связано с бедностью его семьи или с предвзятым отношением к человеку, столько лет жившему среди преступников.

— А твоя семья рада тебя видеть?

— Трудно сказать, — горько усмехнулся напарник. — Я чувствую, как пристально они смотрят мне вслед, когда я ухожу на службу. Даже знать не хочу, о чем думают, когда смотрят на меня так. Они не особо спешат начать со мной разговор на эту тему.

— Как же все странно.

— Тебя тоже ждет подобное отношение. Несмотря на то, что официально ты невиновна, многие относятся ко всей этой ситуации крайне подозрительно. Не знаю, что у них вместо мозгов, но некоторые всерьез верят в теорию заговора, который ты якобы готовишь. Пока что это только сплетни и перешептывания, я и сам услышал случайно лишь краем уха от матушки.

— Получается, ты и сам распространяешь абсурдные сплетни, — легко улыбнулась я.

— Прости… Решил, ты должна знать об этом.

— Да, спасибо. Но сплетни на то сплетни, рано или поздно на них все и закончится.

Финн согласился.

Мы дошли до дома, я предложила напарнику войти, и, к моей радости, он согласился.

— Дом кажется таким пустым, — грустно сказала я, включив свет.

Я медленно прошлась от коридора до зала, неспешно осмотрела каждый шкаф, каждую попавшуюся под взгляд статуэтку из великого множества тех, что матушка принесла на очередную тумбу, чтобы навести в доме уют. Она любила приносить домой украшения и подолгу размышлять, где они будут смотреться лучше всего. Я никогда не понимала этой ее страсти. Как и любви к платьям, серьгам и кулонам. Но самой причудливой из всех привычек была та, что вынуждала ее покупать новые зонты. В гардеробной один небольшой шкаф отдан как раз на коллекцию зонтов, что она покупала у самых разных мастеров, стоило им придумать новые необычные узоры или применить редкую ткань. Нам с отцом оставалось лишь покориться ее необъяснимой любви к милым вещам и ждать новой покупки. Наверняка в тайне матушка мечтала, что ее дочь будет ходить с ней по магазинам и оценивать новую шляпку или туфли. Прости, матушка, я совсем не такой человек.

Вещей отца было вокруг не так много. Вполне ожидаемо, все необходимое он хранил в своем кабинете и никогда не выносил оттуда работу, предпочитая вести дела на одном месте. Собранный амбициозный мужчина на государственной должности и легкая на подъем женщина, искренне любящая домашние хлопоты. Не назначь Храм их в пару друг другу, они наверняка никогда бы не встретились. И все же они полюбили друг друга. Что стало точкой соприкосновения? Искренняя доброта, что они излучали одним своим видом? Это их сроднило? Сейчас я сожалению, что никогда не интересовалась ни ими, ни их отношениями. Если подумать, я была не самым благодарным ребенком. Жаль, я не могу наверстать упущенное сейчас, когда признательность и скорбь переполняют меня.

Я обошла весь дом и вернулась в столовую. От мысли, что их жизнь оборвалась здесь, в месте, где мы улыбались друг другу и принимали пищу за повседневными разговорами, к горлу подкатил тошнотворный комок. Мне хотелось уничтожить хотя бы комнату, чтобы не вспоминать ту ночь и их тела на полу. Но мне придется привыкнуть. Если буду обедать здесь в одиночестве, всегда буду ощущать их присутствие, как и сейчас? Надеюсь, нет, иначе я никогда не смогу жить спокойно.

— Прости, что заставила тебя ждать, — обратилась я к Финну. Он остался в гостиной, решив не мешать моему общению с воспоминаниями.

— Ты в порядке?

— Да… Да, вполне. Мне просто предстоит привыкнуть к этой тишине. Так неестественно для нашего дома, — улыбнулась я. — Хочешь выпить?

— Завтра рано вставать, так что, может, на выходных? — неуверенно предложил Финн.

— При чем тут ранний подъем? — не поняла я, но осознание быстро нагнало меня. — А, так вот ты о чем. Нет-нет, я про чай. Если он еще есть, конечно… Я как-то забыла посмотреть. Никогда не пользовалась нашей кухней, даже не знаю, где лежат продукты.

— Поищем? — спросил Финн, встав с кресла.

Мы отправились на кухню и на удивление быстро нашли чай, заварили его и вернулись в гостиную. Остаток вечера я рассказывала Финну о тех сумасшедших неделях, когда в убежище проснулась эпидемия. Он, в свою очередь, рассказал немного о процессе расследования. Мы провели спокойный вечер за беседой о том да сем, и это было настолько же неестественно, насколько необходимо мне в тот момент.

Следующая неделя пронеслась быстро, я и заметить не успела. Расследование шло полным ходом, но, как и ожидалось, я все еще не могла принимать в нем участия, и всю информацию получала от Финна или сэра Инеса. Непривычно было то, что мне больше не нужно было возвращаться на патруль улиц, эта работа осталась за полицейскими первого ранга. Пока я не могла работать в паре с Финном, в основном выполняла административную работу. Позже, если верить словам напарника, мы будем откликаться на более серьезные дела, работа выстроена таким образом, чтобы, по возможности, распределить задания для новичков второго ранга по мере возрастания сложности. Так проще приспособиться, ошибок совершается меньше. Начиная от обвинения в несанкционированной любви, заканчивая особо крупными хищениями или убийствами. Кажется, на смену спокойному патрулированию улиц скоро придет настоящая взрослая работа.

Меня познакомили с новым начальником полиции. Как я и ожидала, это был бывший заместитель Кордоа сэр Каспий Волтер. Я плохо его знала, но насколько могла судить по отношению подчиненных и манере держаться, решила, что он будет достойным лицом силовой структуры. Думаю, под его начальством отдел полиции со временем заработает лучше прежнего и принесет еще больше пользы обществу. Я мысленно вернулась к командиру и вспомнила его методы, но быстро откинула эти мысли: верные подчиненные, вышколенные законами Верхнего мира, это не то же самое, что разрозненные группы бывших полицейских и толпы преступников. Насколько я могла понять по бумагам, которые заполняла изо дня в день, большая часть жителей убежища попали в тюрьму за дело, а не из-за несправедливости закона. И хоть я все еще желала им лучшей доли, не могла не согласиться с мыслью, что они не так невинны, как я думала раньше.

За эту неделю я поняла и то, что общественность действительно была взволнованна фактом предательства со стороны политиков и некоторых сотрудников полиции. Все, кто раньше знал меня, так или иначе выражали либо соболезнования утрате, либо предположения об истинных мотивах предателей. И если первая категория людей хоть и утомила меня своими жалостливыми речами, вторую терпеть было совершенно невыносимо, когда они все как один вещали о готовящемся государственном перевороте. Сейчас это всего лишь пустые слова, какими бросаются тут и там, чтобы унять скуку от отсутствия сплетен, но раньше, как сказал Финн, теория имела большую популярность и породила массу беспокойств. Несмотря на гуляющие по миру волнения, Святой Юне среагировал быстро и подал свой голос во всеуслышание успокаивающими уверенными речами, чем только укрепил доверие народа. Будучи в Нижнем мире, я никак не могла услышать тех его слов, но мысленно посчитала, что от этого ничего не потеряла, ведь политические распри мне не были интересны.

Помимо двух категорий, что не стеснялись подходить ко мне и начать разговор, существовала еще и третья, в которую входило большинство жителей нашего города. Эти люди смотрели на меня издалека, указывали пальцем и шептали друг другу свои тайные мысли, не спуская с меня подозрительных взглядов. Если раньше для подобных людей я была женщиной полицейским, которая скоро сломается под тяжестью службы или не выдержит грубого мужского коллектива, то сейчас я просто испорченная. Негодная. Грязная. Запятнанная. Потому что больше полугода провела внизу, среди отбросов общества. Я такая же. Я одна из них. Слыша их отвратительные разговоры, я гадала, как собираюсь охранять их сон, если моя форма полицейского для них теперь является не доказательством благих побуждений, а наиболее заметным маркером: «Эй, смотри, эта та девчонка-полицейский вернулась из тюрьмы». Проходя мимо, я против воли слышала их ужасные предположения о моей судьбе и гадала, сколько им потребуется времени, чтобы забыть о моем прошлом. Меня поражала и эта грязь в их мыслях, которой я не замечала или не понимала раньше. Сейчас, когда усилиями Эльткрида и Заксена я вижу суть их мерзопакостных разговоров, мне не остается ничего кроме удивления собственной слепоте. Неужели раньше я правда не понимала сути этих высказываний? Теперь ясно, почему Адаже и командир так удивлялись моей недогадливости. Я правда была невыносимо глупа. Мне хочется верить, что я действительно выросла и поумнела за время, проведенное внизу.

…

— О, не волнуйтесь, я позабочусь о том, чтобы ваши волосы приобрели былую роскошь, — мягко сказала мастер, осмотрев мою потрепанную прическу, и принялась за приготовления.

Поначалу я не обращала внимания на недоуменные возгласы за спиной, но вскоре это стало совсем невыносимо. Люди узнавали меня на улицах и открыто ужасались видом моей прически, состоянием кожи и «каким-то не таким» взглядом. Такое повышенное внимание к моей персоне выматывало. Волосы отросли и стали неопрятными, а кожа и ногти выглядели хуже, чем когда-либо, но не настолько, чтобы вызывать столько волнения со стороны прохожих. Не будь я печально известной осиротевшей дочерью политика, прожившей несколько месяцев в тюрьме, никто бы и не подумал указывать мне на мой несчастный пошарпанный вид. Но им нравилось. По какой-то неведомой мне причине им нравилось смотреть на меня такую: бледную, исхудавшую, поблекшую. Выискивать печаль в моих глазах. Смотреть в них и гадать, что же произошло внизу с «этим несчастным ребенком», с упоением смаковать тему моего прошлого, а после с напущенной печалью в голосе предлагать мне руку помощи.

За спиной послышался резкий тонкий возглас: «Да что ты!».

Я посмотрела на отражение в зеркале. У входа в зал две немолодые дамы перешептывались между собой, не стесняясь глазеть на меня:

— Да точно тебе говорю! — шипела женщина в отвратительной огромной шляпе той, что нервно теребила нежно-желтый шелковый бант на шее. — Информация от надежного источника, — важно кивнула она.

— Немыслимо, — шептала дама с бантом. — Какая гадость… Никогда бы не подумала, что она на такое способна. Омерзительно. Да если бы…

Она запнулась на полуслове. Они заметили мой взгляд из зеркала, направленный прямо на них, и, видимо, посчитали его слишком «мерзким» для их величественных персон, потому что в следующую же секунду поспешили на выход, что-то беспокойно шепча друг другу.

«И что с ними не так?». Я устало вздохнула и через зеркало осмотрела остальных посетителей зала. Немногочисленные гости просто сидят на своих местах и изредка переговариваются с мастерами. Некоторые уже успели мне высказать свое мнение по поводу произошедшего, но вскоре отстали и вернулись к своим делам. Сейчас никому нет до меня дела. Так и должно быть. Но вот есть же ненормальные, как эти две… И, к сожалению, такие неприятные люди самые заметные и самые громкие. Распространяют фальшь и грязь за спиной и успокоятся лишь тогда, когда их силами из маленькой едва не засохшей лужи родится зловонное болото. По какой-то неизвестной мне причине, подобные речи доставляют им невероятное удовольствие, что прекрасно видно по блестящим в восторге глазам и едва сдерживаемой тощей улыбке, нарочито неумело скрываемой за веерами.

— Простите за ожидание, — над ухом прозвенел бодрый голос парикмахера. — Можем приступать.

…

Прошла еще одна неделя, и дело об измене Храму, плавно вытекшее из дела об убийстве моих родителей, объявили закрытым. Виновные были пойманы и допрошены, бумаги почти заполнены, и оставалась всего пара незначительных деталей, по завершению которых обвиненные отправятся в тюрьму. Сэр Инес и Финн, уставшие от долгого масштабного дела, пригласили меня отдохнуть вечером в местном баре. Я не видела причин для отказа, поэтому вскоре мы втроем уже сидели в конце зала и обсуждали пережитую неделю. Вспомнив свое состояние после первой попытки приема алкоголя, я заказала себе лишь сок, позволив в этот раз мужчинам расслабляться без меня.

— С вами все будет в порядке? — спросила я у сэра Инеса. — В прошлый раз вы явно перебрали, не боитесь повторения?

— Нет, не боюсь. Я буду аккуратнее. А если и переборщу, снова одолжу у Финна то средство, — сказал он, с легкой улыбкой глянув на моего напарника.

— Увы, больше не дам, — усмехнулся он. — Адаже здесь нет, а в тот раз я отдал вам последний флакончик.

— Вот как, — вздохнул сэр Инес. — Удивительно, но здесь, наверху, я никогда не видел чего-то настолько действенного.

— Разве не странно? Адаже всегда говорил, что его условия внизу на порядок хуже здешних, — сказала я.

— Тогда я тем более не могу представить, как он сделал что-то настолько качественное.

— Кстати, Финн, а как твой сон? Тебе легче?

— Да, намного, — спокойно улыбнулся напарник. — Когда ты вернулась, я стал спать лучше, даже врачи не понадобились. Спасибо за беспокойство.

— Так проблема была во мне? — усмехнулась я.

Финн не ответил, лишь странно улыбнулся, пожал плечами и добавил:

— Всякое происходило. От всех событий и волнений о твоем благополучии откуда взяться сну?

— Звучит пугающе. Я рада, что сейчас ты в порядке.

Мы быстро ушли от этой опасной темы и продолжили непринужденный разговор. Мужчины порядком выпили, мне оставалось лишь догадываться, каких усилий им стоит сохранять эту непринужденную позу, когда больше всего на свете хочется расслабиться. Тем не менее, разговор шел легко, мне было приятно в компании Финна и сэра Инеса.

— Зовите меня просто Инес, — слегка нахмурился мужчина, услышав мое обращение. — Мы уже столько пережили, что формальность здесь просто неуместна.

— Вы уверены?

— Разумеется, — примирительно улыбнулся коллега.

— Если подумать, ты только Инесу говоришь «сэр», — согласился Финн. — Даже к Бранденбургу не обращалась так официально.

— Тут другое, — запротестовала я. — Я просто не могла обращаться к нему уважительно, когда на самом деле питала только ненависть. А потом уже менять обращение было бы глупо, — пожала плечами.

— Кстати говоря, сегодняшний прием в Храме был хорош. Закс добился своего. Как всегда, — усмехнулся Инес.

— О чем вы? — недоумевал Финн. Я от него недалеко ушла.

— Заксена вызвали на Совет. Только не говорите, что вы не знали.

— Мы не знали, — призналась за двоих я.

Инес вздохнул и сделал глоток.

— Храм как-то узнал о намерении Закса улучшить условия жизни и работы людей, планирующиеся реформы, перестройки и сотрудничество с соседним районом. У них возникли вопросы. Ему отправили приглашение на подъем в Верхний мир.

— Впервые слышу об этом, — призналась я.

 — Не удивительно, у нас не пишут о делах Нижнего мира, — ответил Финн.

— Верно, — кивнул сэр… точнее, Инес. — Если коротко, у Храма возникли вопросы, не собирается ли Заксен построить собственную власть наперекор интересам Храма. В конце концов убежище все еще находится в подчинении Верхнего мира, активность Гончих вызвало серьезное беспокойство со стороны ассамблеи.

— А что он собирается делать? И что решил Храм?

— Как я уже сказал, он даст людям возможность беспрепятственно работать и открывать свои дела. Раньше право получить лицензию существовало едва ли не на словах. Получить ее было практически невозможно. Еще Заксен снова попытается вступить в сотрудничество с правителем одного из районов. Если все пройдет так, как он задумал, он собирается сделать то, что когда-то давно начал другой командир, задолго до него: перестроить убежище и дать ему полноценную жизнь.

— Звучит как-то… за гранью реальности, — с сомнением произнес напарник.

— Да. Но тем лучше, разве нет? — повернулась я к Финну. — Конечно, люди там не святые, но приличных гораздо больше, чем кажется. Разве они не достойны лучшей жизни?

— Может да, может нет. Не мне судить. Если все это значит, что он отойдет от своих варварских методов, меня все устраивает.

— Но тогда почему его вызвали на Совет? Разве плохо то, что он делает?

— Трудно сказать, — пожал плечами Инес. — Мнения по этому поводу разделились. Кто-то не видит в его планах причин для беспокойства, но другие весьма взволнованы. После раскрытия серьезных внутренних проблем, Храм боится потерять контроль над такой значительной территорией. Вы видели ее размеры и знаете, сколько людей живет там. Они боятся, что, скооперировавшись с другими районами, Гончие получат достаточно сил, чтобы противостоять воле Храма. В таком случае у него начнутся большие проблемы и сложный в моральном плане выбор — куда девать преступников, когда убежище откажется их принимать?

Если так подумать… Территория убежища действительно невероятна. Целиком и полностью она забита теми, кого Храм признал преступниками. Я могла понять их опасения, вся система, построенная Храмом, вмиг рухнет, если они не смогут поддерживать численность и состав населения в задуманном виде. Преступники станут для них серьезной помехой.

— Некоторые члены Совета просили Закса оставить свои планы и жить по правилам Храма — довольствоваться выдаваемым количеством пайков и избегать контакта с соседними районами. Но в то же время отказались увеличить поставки. Проще говоря, сделка исключительно в интересах Храма. Заксену удалось переубедить их, выдав преимущества своего плана и чисто манипулятивную тактику, — усмехнулся Инес. — Во-первых, в случае успеха Храм может сохранить значительную часть ресурсов, со временем прекратив финансирование Гончих. Во-вторых, им пришлось напомнить, что Гончие — не изгнанники, а работники Верхнего мира.

— И это подействовало? — удивился Финн.

— Более-менее. В целом я могу понять ход их мыслей. Гончие — силовая структура Храма. Они все еще числятся людьми Верхнего мира, но несут службу внизу. Правительство обязано защищать их интересы, выплачивать достойную зарплату и гарантировать надлежащие условия труда, однако… Их просто забыли, оставив на произвол судьбы в чужом мире. Гончие живут в той же тюрьме, что и люди, хоть и имеют больше власти. Но жизнь в тех условиях далека от роскоши Верхнего мира. Проще говоря, Гончие достойны гораздо большего, чем дает правительство, и ассамблея прекрасно знает это.

— И как это должно было сработать?

— Так, что, если Гончие откажутся выполнять свою работу внизу, Храму нечем задавить их. Кроме Гончих некому следить за той территорией. Они не могут вернуться наверх, но раз уж встал вопрос о сотрудничестве с другими районами, вполне могут обойтись без скудных подачек Храма, найдя покровителей в лице гораздо более щедрых правителей, ищущих силы. Иначе говоря, все может закончиться забастовкой. Опять же, для Храма такой исход дел смерти подобен.

— Все это звучит так серьезно, — удивилась я. — Но никто никогда не говорил о таком, разве нет? Будто Гончие просто не знают о своем влиянии и настоящей силе.

— Никто не задумывается. К тому же, исход может быть и другим, но подай информацию в таком ключе — и противник подумает дважды, прежде чем игнорировать твои интересы. Заксен умело подергал за нужные ниточки и заставил ассамблею попотеть. Я был там в качестве представителя полиции и видел их лица, — сдержанно улыбнулся Инес.

— Так чем все закончилось? Его оставили в покое?

— Да. Но с парой условий. Положительный момент — немного увеличили размер поставок и жалование Гончим. В качестве признательности за службу, как выразились позже. Отрицательный — назначили регулярные визиты в Убежище. Хотят лично видеть результаты плана Заксена и заодно убедиться, что Гончие не планируют восстаний против Храма.

— И как часто они будут спускаться туда?

— Никто не знает. Это будут неожиданные визиты, предупреждение о которых вышлют накануне.

— Хотят подстраховаться.

— Именно так. Ну и последнее: они действительно могут отменить финансирование через пару лет. Вроде как компромисс за увеличение власти Гончих над районом. Многие не согласны, ведь в таком случае Гончим нет нужды слушаться Храма, другие же хотят таким образом наказать их, мол, в случае провала, они вновь вернутся под крыло ассамблеи. Очень спорный момент, он еще будет обсуждаться.

— На сцене играют страх и жадность, — усмехнулся Финн.

— А что говорит Святой Юне? Он ведь тоже участвовал в Совете?

— А, да, разумеется, — неловко ответил Инес. — Он признает труд Гончих и выступает за достойную его оплату. Похоже, он принял сторону Заксена.

— Просто невероятно, — вновь вслух удивилась я.

Я задумалась о том, что решил провернуть Заксен. Позволить людям применить свои знания и навыки, предложить услуги за плату и начать жить без подачек и издевок Гончих. Наверное, сам он собирается постепенно ввести что-то вроде налогов, чтобы Гончие получали прибыль от их деятельности? Но все это невозможно начать без доступа людей к материалам и деньгам, которых в убежище как таковых почти и нет. Ему за этим нужен Эльткрид? Позволить наладить систему оборота на официальном уровне? Но почему не покупать материалы в Верхнем мире? Как же мне мешает то, что я ничего не знаю о политике и торговле. Я не вижу и не понимаю того, какой следующий шаг предпримет Заксен, как он собирается подавать информацию людям и, главное, что даст взамен Эльткриду. Весь его план звучит действительно невероятно. Сложно и в каком-то смысле опасно, ведь в случае провала авторитет Гончих уже будет не тот, что раньше. Он не боится так рисковать? Если его это и волнует, то, видимо, не настолько, чтобы отказаться от своей затеи, и я безумно рада этому.

— Но разве сейчас не слишком опасно для реформ? — спросила я. — В убежище спустится с десяток бывших полицейских и несколько беспринципных политиков. Я не знаю, что могут предпринять люди, подобные им, но они ведь не знают прежних порядков и могут провернуть за спиной у Заксена что-то опасное.

— Не думаю, — покачал головой Финн. — Что они могут без денег и власти? И, главное, что им может понадобиться в этой дыре, кроме свободы? Хотят они того или нет, им придется смириться и приспосабливаться так же, как и всем.

— Верно. Но верно и то, что сейчас внизу наступят тяжелые времена. Я отправлюсь туда, чтобы продолжить помогать Заксу как вице-командир.

— Что? — в один голос спросили я и Финн.

— Я позвал вас сказать об этом. Я ухожу вниз. В этот раз навсегда.

— Но почему? Вы… Вы ведь так хотели вернуться, — растерялась я.

— Для определенной цели. Найти виновного в гибели напарника и стать начальником полиции, чтобы однажды повлиять на положение дел в убежище. Первый пункт я уже выполнил, а для реализации второго лучше, чем сейчас, возможности не найти. К тому же здесь меня больше ничто не держит. И положение ничего не значит без возможности пустить силы на благое дело. Сейчас внизу от меня будет больше пользы. Без семьи и жилища мне совершенно не за что цепляться, но и ждать милости от Храма я не хочу.

Я понимала его и больше не думала спорить. Что ему скажешь после такого уверенного тона? По нему видно, что Инес не будет жалеть о своем решении. К тому же я прекрасно понимала его позицию. Мне тоже не хотелось жить по расписанию, что уготовил нам Храм. И у меня самой, кроме Финна и Инеса здесь никого нет, а большинство людей относится ко мне с подозрением и явным пренебрежением, зная о моем прошлом. Думаю, разглашение деталей дела — последний гаденький подарок Храму от одного из политиков. Что ж, вопреки их планам, от него пострадала только я.

— Когда вы уходите? — спросил Финн.

— Завтра в обед вместе с Заксом.

— Он еще здесь? — удивилась я.

— Да, в гостинице, где остановился я. Завтра мы уйдем вместе.

Сердце пропустило удар. Заксен так близко, мне ужасно хотелось увидеть его. Я даже не знаю зачем, просто обменяться парой фраз. Нет, что за бред. Это ни к чему не приведет, мне стоит унять свои глупые мысли. Я сделала большой глоток прохладного сока и зажмурилась в попытке выкинуть из головы лицо командира. Так только хуже. Финн и Инес продолжали разговор, но я уже не слушала, занятая борьбой с самой собой. Когда я наконец вырвалась из этого беспокойного болота и снова слышала слова коллег, они уже обсуждали совсем другие вещи. К моему облегчению, вскоре и я смогла присоединиться к разговору. Я провела остаток вечера беседуя с коллегами в отчаянных попытках не думать о Заксене.

====== Глава 16. Решение ======

На следующий день Финн и Инес выглядели еще более уставшими, чем накануне. Видимо, все же перебрали вчера. Тогда можно сказать, Финну повезло, что это день должен был быть посвящен работе с бумагами, а не с людьми. Что до Инеса, ему оставалась лишь уладить какие-то свои дела перед уходом, его служба продолжится уже внизу. Я смотрела на часы и поняла, что лифт скоро отъедет. Инес не ждал, что его будут провожать, решив, что вчерашнего вечера для прощания вполне хватило, но он ведь и не запрещал приходить, верно? Осталась всего пара минут, но я могу успеть.

Я вскочила со своего места, кинула Финну обещание скоро вернуться и помчалась в зал. Что движет мной? Почему я сорвалась с места? Зачем мне все это? Я не знала и не хотела даже думать об этом. Просто бежала по пустым коридорам к лифту. Когда я открыла дверь в зал, так и застыла на пороге. Что-то сказав друг другу, Инес и Заксен вошли в лифт. Они повернулись лицом ко мне, и командир наконец увидел меня.

— Рут? Что вы здесь делаете? — удивленно спросил Инес.

По лицу Заксена скользнуло удивление, но вскоре его тонкие губы расплылись в легкой улыбке. У него такой вид, будто он даже сейчас, не говоря ни слова, насмехается надо мной. Я хотела бы крикнуть им хоть что-то, но не могла пошевелить губами, так и осталась смотреть, как двери лифта медленно скрывают от меня лукавый смеющийся взгляд Заксена.

Когда они уехали, меня будто обдало ледяной водой, я наконец очнулась и двинулась прочь из зала не в силах ответить себе на вопрос: «Что это было?». Сердце колотилось как сумасшедшее. Перед глазами снова встал пронзительный взгляд командира. Я мысленно взвыла, стыдясь импульсивности, что заставила меня примчаться сюда. Как это выглядело со стороны? Что подумал Инес? А Заксен? Кажется, командир знал истинную причину моего прихода. Мне хотелось провалиться сквозь землю от этой неловкой мысли. Лучше бы я вообще не приходила. Хотя кого я обманываю?..

— Куда ты ходила? — послышался голос Финна, я не заметила, как вернулась обратно в кабинет, где мы должны были работать сегодня. — Что с твоим лицом?

— А что с моим лицом? — как ни в чем не бывало спросила я.

Финн удивленно посмотрел на меня и покачал головой. Я села на свое место и выдохнула. Нужно срочно создать вид активной деятельности, пока еще кто не заметил моего состояния. Я взяла ручку и склонилась над бумагами. Спустя пару минут Финн подошел ко мне:

— Не эти. Эти, — сказал он, сунув мне под нос другую стопку бумаг.

— Да, точно, спасибо, — ответила я.

— Ты уверена, что все в порядке?

— Да, в полном.

— Может тебе взять перерыв?

— Хм… Да, пожалуй. Я спущусь вниз, возьму кофе. Тебе принести?

— Кофе? — удивился напарник. — Может, чай? Ты никогда не берешь кофе.

— Да что-то захотелось. Так что, принести?

Он неуверенно кивнул, и я поспешила покинуть кабинет.

…

Прошла пара месяцев с ухода Инеса. Мы с Финном начали выходить на вызовы и приступили к расследованиям. Я искренне надеялась, что смогу уйти в работу с головой и забыть о перешептываниях за спиной, о тех взглядах, что без устали кидают на меня горожане. Сколько еще должно пройти времени, прежде чем они оставят меня в покое? И сколько еще мне нужно, чтобы забыть о мысли, что поселил в меня Инес в тот последний вечер? Я противилась как могла, гнала мысли прочь, стоило им вернуться к лифту, к убежищу, вверх по улице к штабу, к кабинету командира. Но всегда проигрывала. Я хотела вернуться так же, как вице-командир. Оставить этот мир навсегда и вернуться вниз, в разрушенные руины, что сейчас стараются воскресить командир и его заместитель.

Я много думала и никогда не решалась озвучить свои мысли Финну. Я не могла сказать, что он выглядел счастливым, но по крайней мере его лицо было расслабленно, и улыбка была почти как прежде, он старательно скрывал произошедшие с ним в убежище перемены. Я пыталась расспросить его, как он жил, будучи Гончей, но Финн всегда уходил от ответа, и я решила, что давить на него вновь было бы совершенно неуместно. Мне казалось, что наши с ним отношения сильно изменились. С одной стороны, они окрепли под тяжестью пережитых тягот, но в то же время я испытывала сложность в выражении своих беспокойств.

Я совсем не та, что прежде, у меня больше не выходило искренне наслаждаться своим предназначением. Я думала, что, избавляясь от преступников, делаю мир лучше. Но что на самом деле? Мир не так мал, как я думала раньше, и сейчас то, что я делаю здесь, наверху, казалось мне совершенно бессмысленным. И наша огромная страна казалась мне теперь до боли тесной, когда за ее пределами простираются такие просторы. Совсем иные законы, правила, порядки. Люди совсем иные. Не лучше и не хуже. Просто другие. Пусть и из Верхнего мира, спуск дал им новые лица. Или же они изначально отличались от остальных? Я даже не могла себе толком ответить, почему так уверенно разделяю людей, но как ни старалась, не могла отделаться от этого ощущения.

Моя борьба продолжалась долго и мучительно. Я старалась переубедить себя и уверить в верности выбранного пути, убеждая отказаться от совершенно ужасной затеи. «Мне там не место». «Меня там не ждут». «Я никому не буду нужна». В глубине души живет надежда, что меня примут с распростертыми объятиями, но полезно и правде в глаза посмотреть, как однажды сказал командир. Мое появление там будет совершенно неуместным. И все же… Почему меня так тянет вернуться?..

Возможно, я тянула бы с решением еще дольше, если бы на днях не пришло известие, что скоро мне назначат суженого. Сердце сжалось, все внутри кричало слова протеста, душу рвало на части в порыве сбежать отсюда как можно дальше, только бы не слышать этих слов. Мне найдут мужчину. Меня положат в одну постель с незнакомцем и будут ждать детей. Нет. Нет-нет-нет! Я не хочу! Если раньше я просто старалась не думать об этом, сейчас не могла смириться с этой мыслью. Конечно, я утрировала. Нам дадут время привыкнуть друг к другу, сблизиться. Но рано или поздно это произойдет. В дом придет письмо от Храма с пожеланиями роста нашей прекрасной крепкой семьи. Я узнала все от Финна, он был хорошо осведомлен в подобных вещах, так как в свое время интересовался об этом гораздо больше моего. Все всё знали, лишь я всегда жила в каком-то детском плюшевом мире, так удобно игнорируя все, что меня не радовало. Но те сладкие времена прошли, сейчас, если я не хочу следовать этому закону, мне остается сделать то, чего я хочу на самом деле: вернуться в Нижний мир.

Я колебалась некоторое время, но все же решилась действовать, а потому попросила аудиенции у Святого Юне. Я была уверена в том, что никто не будет препятствовать моему спуску: в Гончие не шли по собственной воле, каждый новый сотрудник был как большой трагедией для Верхнего мира, так и щедрым подарком для убежища. Точнее, мне казалось так. Я не знала истинного положения вещей, но подобное отношение казалось мне верным. Да, меня не станут останавливать. Но хотя бы сейчас я должна позаботиться и о Финне.

Молодая девушка в форме служительницы храма привлекла мое внимание и сказала, что я могу идти. Я не стала медлить и вошла в зал. Это было просторное помещение с огромным столом, во главе которого на высоком стуле восседал Святой Юне. Я поклонилась ему и просила разрешения начать говорить.

— Хорошо. Но перед этим сделай одолжение: присядь, — улыбнулся он мне. — Не могу смотреть, как ты мнешься у двери.

— П-простите, — смущенно проговорила я, села на ближайший стул и сделала глубокий вдох, успокаиваясь. — Святой Юне, я пришла просить вас о милости.

— Вполне ожидаемо, — усмехнулся Святой. — За другим ко мне не обращаются. Чего ты хочешь?

— Остановить машину закона для одного человека, — сказала, в почтении опустив голову.

Святой Юне заинтересовался. Я чувствовала, что он с любопытством смотрел на меня и ждал продолжения. Наверное, я перегнула, начала слишком туманно.

— Я — полицейский второго ранга, хочу вступить в состав Гончих.

— Я знаю, кто ты, и у меня нет интереса препятствовать тебе, — спокойно сказал он. — Что ты хочешь от меня?

— Прошу, не отправляйте моего напарника вслед за мной. Он не ответственен за мое решение и не должен страдать из-за него. Но и я больше не вижу в себе сил служить Верхнему миру.

— Вот как, — задумчиво протянул Святой Юне. — Не видишь в себе сил? И что же тебя так вымотало? Прошу ответь. И подними, наконец, голову, не с макушкой же мне беседы вести.

Я подняла голову и посмотрела на него. Можно ли мне быть честной? Я не уверена. Передо мной Святой Юне, я не должна сказать того, что может оскорбить его, иначе, кто знает, может я вернусь вниз быстрее и жестче.

— Я хочу нести пользу людям. Но чувствую, в Нижнем мире, мне места больше, чем здесь.

— Ммм… Не верю. Попробуй еще раз.

Я сглотнула. Так и не научилась убедительно врать? Ужасное упущение с моей стороны.

— Отношение горожан душит меня. Я перестала быть для них полицейским, работать с ними, когда во мне видят лишь отброса из Нижнего мира, очень сложно. Прошло много времени, но мне все еще не продохнуть от их грязных предположений.

— Могу тебя понять. Раньше подобного не случалось, мало кто знал о прошлом вернувшихся. Или же никто не возвращался? Признаться, я уже и не помню, — усмехнулся Святой Юне. Мне же было не до смеха. — Но это ведь не все? Давай, закончи свое откровение, раз уж начала.

— Святой Юне! — я не могла ему перечить, но и правда была слишком опасна для меня. С другой стороны, кажется, он не собирается меня подставлять.

— Смелей, — улыбнулся он. — У меня времени полно, но ты, похоже, хочешь покинуть это место как можно скорее. Постарайся уж.

— Хорошо, — неуверенно кивнула я. — Внизу… Внизу остался человек… Точнее, много людей, очень важных мне. Здесь у меня не осталось никого, кроме Фин… напарника, но там…

— Не отвлекайся, ты начала очень неплохо, — все с той же улыбкой сказал Святой Юне.

— Там… остался человек, к которому я испытываю запретные чувства.

— Ну вот и все, ты призналась! — воскликнул Святой Юне. — Мне никогда не понять этого, — равнодушно продолжил он.

От смены его настроя по спине пробежал холодок. Я попалась? Теперь он обвинит меня в нарушении закона и снова объявит преступницей? Как же глупо закончить так после всех усилий Финна… Я мысленно ругала себя за излишнюю доверчивость, от которой так и не смогла избавиться.

— Расслабься, — спокойный голос Святого развеял мои дурные мысли. — Я правда этого не понимаю, но я же не зверь какой, верно? Твоя забота о напарнике похвальна, к тому же я неплохо повеселился, наблюдая за тобой. Решено! Я выполню твою просьбу. Ты можешь вступить в отряд Гончих. Можешь быть спокойна, я дам распоряжение Каспию, твой напарник, Финн Эвклаз, останется здесь. Я попрошу назначить ему напарника из выпускников училища. Надо будет придумать, как синхронизировать их разницу в опыте в подходящей работе, чтобы обоим было комфортно, — задумчиво протянул он. — Ну, что-нибудь придумаем. Думаю, никто не будет возражать.

— Спасибо вам огромное! — в чувствах воскликнула я.

— Ой-ой, а ты громче, чем я ожидал, — усмехнулся Святой Юне, закрыв ухо ладонью.

С этим невинным выражением на лице он был ужасно похож на забавляющегося подростка. И все же этот человек и правда позволил мне вернуться, и я больше могу не волноваться о будущем Финна. Я действительно была ужасно счастлива. Святой Юне взял небольшой листок и ручку, что лежали подле его руки, написал пару строк, поставил подпись и печать и протянул мне распоряжение.

— Это все? Или ты еще о чем-то хотела попросить?

— Все, Святой Юне. Еще раз спасибо! Я пойду.

— Ладно-ладно. Хех, мои дети такие чувственные, — махнул он мне рукой. — Удачи там, внизу. Может, однажды еще встретимся.

— Да. До свидания, Святой Юне.

— Иди уже, — улыбнулся он мне.

Я вышла за дверь и прислонилась к стене. Подняла распоряжение на уровень глаз и удивилась, как просто и быстро все прошло. Всего пара предложений на листке бумаги, и моя мечта исполнена. Не стоит медлить, я должна сказать Финну. Он наверняка не разделит моего восторга, но это уже не важно. Я позаботилась о том, чтобы мое решение не навредило ему, остальное не имеет значения. Лишь бы самой потом не пожалеть. Нет, этого наверняка не случится.

Я вернулась к работе и продолжала выполнять свои обязанности, терпеливо ожидая конца дня. Когда смена была завершена, Финн, как обычно, предложил провести меня до дома. Но мне не хотелось вести важный разговор на улице, среди толпы народу. Не найдя места тише, я предложила ему подняться на стену. Оказывается, для полицейских второго ранга нет никакой проблемы в том, чтобы подняться в башни стен, а оттуда — наружу. Там действительно было тихо: никто не нес караула. Оказавшись наверху я поняла причины. Здесь слишком высоко, даже если вдруг разглядишь нарушение, докричаться до патрульных практически невозможно, а спускаться решить проблему самостоятельно слишком долго, всякий преступник давно умчится прочь. Нападения извне, разумеется, тоже ждать не приходилось.

— Зачем мы пришли сюда? — спросил Финн, когда мы остановились у изгороди, смотрящей на площадь перед храмом.

— У меня для тебя важные новости. — сказала я и достала из кармана мундира распоряжение Святого Юне, протянула его Финну.

— Что это? — спросил напарник, прочитав приказ.

— Свидетельство тому, что тебя не отправят вниз вслед за мной. Я собираюсь вернуться в Нижний мир.

— Что? Но, Рут, зачем? — мучительно спросил Финн.

— Я так хочу. Мне здесь не место. Даже жизнь преступницы внизу мне казалась приятней, чем нынешнее нахождение здесь. Я ухожу. Хотя не стала бы этого делать, если бы Святой Юне не удовлетворил мою просьбу, — призналась я. — Но все в порядке, тебе назначат нового напарника, так что я могу уйти спокойно.

— Ты издеваешься надо мной, да? — страдальчески спросил Финн. — Скажи, что это злая шутка. Блин, ты правда ходила к Святому Юне за этим, — протянул он, глянув на печать. — Ты вообще понимаешь, что делаешь?

— Надеюсь. Но не могу сказать точно. Я просто следую своему внутреннему зову, вот и все.

— И тебя это устраивает? Ты будешь Гончей, — пытался вразумить меня Финн.

— Я знаю.

— Ты будешь подчиняться Бранденбургу. Сама ведь идешь ему в лапы. Надеешься, он не воспользуется этим?

— Воспользуется? Что ты имеешь в виду?

— Ты правда думаешь, что он оставит тебя в покое? Первым же делом он наверняка прикажет тебе изрубить какую-нибудь невинную семью.

— Но ведь Инес уже сказал…

— Что он меняет методы? И ты ему веришь? Первым же делом этот монстр сломает в тебе тебя же. Разрушит человека, опустошит душу. От тебя самой не останется ничего, кроме лица.

— Это произошло с тобой, Финн?

— Это происходит с каждым, — зло ответил напарник. — Каждый Гончая в том проклятом месте по уши в крови. Инес, я, другие. Все до единого. А владеет этим океаном смерти Бранденбург. Ты хоть понимаешь, куда собираешься вернуться? Спустись туда — никогда не сможешь жить нормальной жизнью.

— Я уже не могу, — горько усмехнулась я.

— Ты всегда старалась избегать смерти. Но теперь станешь убийцей.

— Уже стала.

Финн пораженно уставился на меня.

— Один подонок напал на безоружного, требуя денег. Я вмешалась и победила в поединке, но стоило мне расслабиться, он напал вновь. Я не поняла, что случилось со мной в тот момент. Я просто… Подняла на него кинжал и исполосовала всю его грудь. Он непременно умер бы от шока или потери крови, даже если бы Заксен не вешался и не спас меня. Как раз из-за этого я и оказалась тогда у Глиссаде.

— Это совсем другое, — раздраженно сказал Финн. — Ты защищала слабого.

— И продолжу это делать, — уверенно сказала я. — Я верю Заксену и Инесу. Если они сказали, что убежище будет жить по новым правилам, значит, так и будет.