Кошевой Запорожской Сечи (СИ) [Валерий Федорович Евтушенко] (fb2) читать онлайн

   Кошевой Запорожской Сечи.

   Глава первая. Переяславская рада.

   С тех памятных событий лета 1652 года, когда после неудачи казаков под Берестечком Серко возвратил свой полк на Дон, прошло больше семи лет, срок и сам по себе не малый, да к тому же богатый событиями, изменившими судьбу всего малороссийского края. Сам Серко оказался причастным к ним лишь косвенно, так как остался зимовать на Дону , поэтому в сражениях при Белой Церкви и Батоге не участвовал. В родные места он возвратился только к осени 1653 года, когда Хмельницкий с войском стоял под Жванцем, а Тимофей Хмельниченко погиб в Сучаве и Богун доставил его тело в Чигирин. Пропустив эти события ,Иван накоротке повидался с матерью и, узнав о том, что Ислам -Гирей в очередной раз подвел Хмельницкого, заключив сепаратный мир с королем, отправился в Чигирин. Последнее время Иван проводил наНизуу , где уже знали о готовящемся присоединении Войска Запорожского под царскую руку, поэтому запорожцы выбрали его представителем Сечи для участия в предстоящей раде. В Чигирине он и встретился с гетманом, который обрадовался его появлению и произвел в полковники Корсунского полка, где оказалось вакантное место.

   -Все ,друже Иван,- сказал Богдан, правда, не особенно радостным голосом,-пора метаний наконец закончилась. Царь берет нас под свою руку. Я уже отправил Богуна в Переяславль встречать царского посланника Бутурлина и по его приезду мы все тоже съедемся туда на раду.

   То что гетман не особенно радуется грядущему переходу под царскую руку Ивану было понятно. За шесть лет со времени начала восстания против поляков гетман и старшина чувствовали себя на отвоеванной территории полноправными хозяевами и условия Зборовского мира их и казаков, вошедших в реестр, вполне устраивали. Однако разгром под Берестечком и условия навязанного Потоцким Белоцерковского мира возвратили их в положение, существовавшее до 1648 года, превратив по сути в городовых казаков, вынужденных помогать ляхам угнетать собственный народ. Правда, победа под Батогом, благодаря которой в южно русских землях не осталось регулярных польских войск изменила ситуацию, но не надолго. Новая неудача под Жванцем в очередной раз показала, что всеми своими успехами, начиная от Желтых вод казаки обязаны исключительно татарам, а сражения у Зборова и под Жванцем убедительно подтвердили, что Хмельницкий никакой не союзник хана, а всего лишь его вассал, мнение которого сюзерену не особенно интересно. Именно под давлением сложившихся обстоятельств Хмельницкий и вынужден был строить хорошую мину при плохой игре, приветствуя решение царя Алексея Михайловича принять Войско Запорожское под свою руку с большой пышностью встретить царских посланников.

   Однако, планы гетмана оказались слегка нарушенными. Бутурлин уже 23 декабря прибыл в Переяславль, где с большой помпой его встретил Павел Тетеря, а сам гетман, генеральная старшина и представители казацких полков правого берега, вынуждены были задержаться из-за неустойчивой погоды на Днепре. Наконец, 7 января все собрались в Переяславле и после короткой встречи с царским посланником, гетман в ту же ночь созвал полковников и старшину на малую или тайную раду.

   Все уже и так знали, что царь Алексей Михайлович берет Войско Запорожское с городами и селами под свою руку, поэтому гетман не стал подробно останавливаться на этом, сразу перейдя к сути дела.

   -Прежде чем принять окончательное решение, хочу чтобы каждый высказал свое мнение по поводу того переходить нам под царскую руку или же оставаться под властью Речи Посполитой, а может есть смысл принять предложение турецкого султана, который уже не первый год предлагает нам свой протекторат.

   Наступило продолжительное молчание. Все присутствующие, как и сам гетман, хорошо знали, что продолжать с поляками борьбу, которая длится уже скоро шесть лет, становится все труднее и труднее. Украинские города пустеют, население бежит за Днепр в московские пределы, единственный союзник- крымский хан ведет свою игру и очень ненадежен, хотя без поддержки татар запорожцы проиграли бы даже первое сражение под Желтыми водами. Было также понятно, что поляки не прекратят военных действий и, собрав новые силы, уже нынешней весной пойдут на них войной. Свои плюсы были в переходе под руку султана, но серьезным препятствием являлся вопрос веры, казацкая чернь и южнорусский народ не примут мусульманского владычества.

   Первым взял слово полтавский полковник Пушкарь, один из тех, кто вместе с Хмельницким являлся организатором казацкого восстания весной 1648 года.

   -Возврата к прежней жизни у нас нет,- сказал он,- ляхи не успокоятся, пока не уничтожат все наши вольности, а нас самих не превратят в рабов. Турки-басурманы, если мы станем вассалами султана, нас не поддержит не только народ, но и чернь. С московитами у нас одна вера, множество наших людей уже давно нашли защиту на Слободщине, где живут мирно и спокойно. Раз белый царь соизволяет принять Войско Запорожское под свою руку, то так тому и быть.

   Большинство остальных полковников и старшины, хотя и не без колебаний, поддержали Пушкаря, но Иван Богун выступил против.

   -Вы хотите сменить одно ярмо на другое,- резко заявил винницкий полковник.- Царь, может, и добрый, но бояре и воеводы его мало чем отличаются от польских магнатов и будут использовать казаков, как пушечное мясо.

   После Берестечка Богун пользовался у казаков большим авторитетом, а сам гетман ценил его за верность и то, что тот никогда не пытался оспорить его власть. Поэтому многие, если не явно, то молчаливо согласились с винницким полковником.

   Узнав, что Бутурлин будет требовать принести присягу царю, а царь, ответной присяги войску приносить не станет, заколебалась и часть остальных.

   -А предусмотрено ли составление договора с условиями, на которых Войско перейдет под царскую руку?- поинтересовался генеральный судья.

   -Нет,- ответил Богдан,-царь просто издаст об этом свой указ, но включит туда пункты наших предложений, которые мы представим в Москву. Имеется в виду численность реестра, порядок взыскания налогов и так далее. Но выработкой наших условий займемся позже, когда пройдет рада.

   Затихшие было споры вспыхнули с новой силой. Богун и брацлавский полковник Сербин заявили, что приносить присягу царю не будут, Серко поддержал их от имени Запорожской Сечи.

   Но большинство генеральной старшины, успевшей за годы военного лихолетья почувствовать себя новой украинской шляхтой, опасались потерять приобретенные богатства, понимая, что в случае возвращения польских панов им не удастся сохранить вновь приобретенный статус, поэтому не возражали перейти под царскую руку. Средний слой старшины- сотники и есаулы вообще в большинстве своем считали, что речь идет о равноправном союзе с Москвой, а не о переходе в московское подданство.

   После тайной рады в тот же день назначена была явная рада. С раннего утра довбыши в течение часа били в барабан, чтобы народ сходился на центральную площадь. Наконец, в окружении старшины появился гетман, обратившийся к собравшимся с речью. Хмельницкий. одетый в шубу подаренную ему царем Алексеем Михайловичем, в шапке с двумя страусиными перьями, скрепленными крупным бриллиантом, с булавой, усыпанной драгоценными камнями за поясом, напомнил, что уже на протяжении шести лет длится война за веру, казаки не имеют своего царя и дальше так жить нельзя. Поэтому и собрана рада, чтобы выбрать себе государя из четырех кандидатур: турецкого султана, крымского хана, короля польского или православного Великой Руси государя царя и великого князя Алексея Михайловича

   В ответ на обращение гетмана собравшиеся на площади казаки и мещане завопили: "Волим под царя восточного православного!". Полковник Тетеря, обойдя площадь по кругу, еще раз уточнил единодушное ли это мнение. "Все единодушно"- раздался ответ.

   Тогда гетман произнес: " Будь так, да Господь Бог наш укрепит нас под его царскою крепкою рукою". На эти слова народ ответил: " Боже, утверди! Боже укрепи! Чтоб мы вовеки все едино были".

   Затем послами были оглашены полученные ими от царя и Боярской Думы инструкции. Смысл их сводился к тому, что вся "казацкая территория" в границах Зборовского мира, то есть, приблизительно, включая нынешние Полтавскую, Киевскую и Черниговскую области, а также часть Волыни и Подолии, присоединяется под именем Малой России к Московскому государству, то есть входит в его состав, как отдельный административный округ. Позднее, весной 1654 года, этому административно-территориальному образованию, уже теперь Московского государства, была предоставлена некоторая автономия с довольно широкими полномочиями гетманской власти. В последующем эти территории и сама эпоха правления гетманов получили у малороссийских историков название Гетманщины, хотя это чисто образное, вымышленное определение, типа Смутного времени. Фактически же эта ограниченная автономия была создана по типу калмыцкой. Сохранялось местное управление, особый суд, выбор гетмана вольными людьми. Гетман имел право принимать послов и сноситься с иностранными державами. Сохранялись права шляхетского, духовного и мещанского сословий. Официально вводился реестр в количестве 60 000 человек, но предел охочих казаков не ограничивался. Малороссия должна была платить государю ежегодную дань, но без вмешательства царских сборщиков. Забегая вперед, следует отметить, что до конца своих дней Хмельницкий не выплатил Москве ни рубля в виде дани, а все деньги, поступающие от налогов и сборов, использовал на собственные нужды, в частности, на комплектование войск, которых у него было гораздо больше, чем предусматривал реестр. Главное, чего добился Хмельницкий, заключалось в сохранении прежней системы административно-территориального деления и управления территориями казацкими полковниками. По решению царя при необходимости в Малороссию могли прибывать царские воеводы, но только в качестве командующих подчиненными им войсками.

   На официальной церемонии принесения присяги не обошлось без казуса, о котором предвиделось еще на малой раде. Принеся присягу на верность царю, гетман и старшина в свою очередь настаивали на том, чтобы и послы принесли присягу за царя ( как это было принято у поляков). Московские послы отказались это сделать, а Бутурлин разъяснил, что " польские короли неверные, не самодержавные, не хранят своей присяги, а слово государево не бывает переменно". Этот инцидент явно продемонстрировал гетману и его окружению, что ни о каком равноправии в отношении с Москвой у них не может быть и речи, с этого момента казаки и народ Малороссии становятся подданными царского величества.

   Из Переяславля послы поехали по городам для приведения к присяге лиц духовного звания и мещан. Несмотря на то, что сам митрополит Сильвестр Косов встречал их, не доезжая Киева, за полторы версты до Золотых ворот, особого желания присягать на верность Москве он не имел. Другие представители духовенства не только не присягнули сами, но не пускали для принятия присяги подвластных им шляхтичей, монастырских слуг и вообще людей из всех монастырских владений. Такое прохладное отношение духовенства к результатам Переяславской рады объясняется просто. Сильвестр Косов, сам по происхождению шляхтич, был избран митрополитом киевским в то время, когда Хмельницкий освободил южнорусские земли от поляков, и притеснений православной вере в Киеве уже не было. Поляки не пустили его участвовать в работе сейма, но зато у себя в Киеве он никому не подчинялся- константинопольский патриарх был далеко. При подданстве же Малороссии московскому государю избежать власти патриарха московского было невозможно, и с прежней самостоятельностью приходилось распрощаться. Местное духовенство по тем же причинам также не испытывало притеснений в отправлении службы, а к великорусским священникам относилось свысока, считая вообще весь московский народ грубым и невежественным.

   Полковая казацкая старшина и приставшие к казакам русские шляхтичи в большинстве своем были солидарны с Иваном Богуном, опасаясь, что они будут лишены своих новообретенных прав и привилегий. Их идеалом было независимое казацкое государство и приносили присягу многие из них, скрепя сердце, только по крайней нужде.

   Что касается большинства населения, то народ присягал на верность царю без принуждения, хотя и не без недоверия. Многие боялись, что московиты начнут вводить на Украине свои порядки, запретят носить сапоги и черевики, а переобуют всех в лапти.

   В конечном итоге, большинство населения Малороссии, хоть и не без колебаний, приняло присягу на верность московскому царю. В начале марта 1654 года в Москву прибыли посланники гетмана Хмельницкого: генеральный судья Самойло Богданович Зарудный и переяславский полковник Павел Тетеря с просьбой утвердить т.н. "статьи Богдана Хмельницкого" о льготах и привилегиях для Войска, существо которых было приведено выше. Многие историки и украинские, и российские, путая понятия, называют их "переяславским договором", хотя ни о каком договоре с царем речь никогда не шла. Они были утверждены без проволочек, а гетману в наследственное владение был подарен город Гадяч.

   Принимая Войско Запорожское с его городами и землями в свое подданство, Москва, безусловно, руководствовалась интересами укрепления безопасности своих южных рубежей, но все же в большей степени стремлением использовать складывающуюся благоприятную ситуацию для возвращения отошедших к Польше по Деулинскому и Поляновскому мирным договорам исконно русских территорий, в том числе Смоленска.

   В царском окружении понимали, что дальнейшая проволочка в удовлетворении просьб Хмельницкого о принятии его с войском в московское подданство, толкнет гетмана на союз с Османской империей, посол которой прибыл в Чигирин еще весной 1653 года, и в таком случае казаки вместе с турками и крымской ордой станут непосредственной угрозой южным границам государства. Учитывая традиционно напряженные отношения с Речью Посполитой и Швецией, геополитическая ситуация для Москвы при этом сложилась бы крайне неблагоприятно. Медлить же дальше было нельзя, так как турецкая дипломатия в последнее время активизировали свою деятельность. Утверждения поляков о том, что Хмельницкий принял, или готов принять ислам ( во всяком случае, перейти в турецкое подданство), имели под собой почву. Даже посольство Бутурлина в Переяславле в январе 1654 года гетман встречал в турецкой одежде, подаренной ему султаном, лишь накинув поверх нее шубу- подарок русского царя. Этот факт был сам по себе глубоко символичен ибо наглядно показывал, как потомок польского шляхтича, став украинским казаком вынужден метаться между православием и исламом. И не в силу двоедушия или лукавства, а исключительно в связи с тем, что так для него сложились обстоятельства.

   В случае же положительного решения вопроса с Малороссией Москва получала надежного союзника в лице Богдана Хмельницкого, войско которого при необходимости могло насчитывать и несколько сотен тысяч человек. Таким образом, о безопасности юго-западных границ Московской державы можно было не беспокоиться, а царские войска получали возможность сосредоточить свои усилия на смоленско-вильненском направлении.

   О подготовке войны с Речью Посполитой в Москве не скрывали. Царь Алексей Михайлович, делая смотр своим войскам на Девичьем поле 28 июня 1653 года, выступил перед ними с речью ( через думного дьяка), в которой указывалось на неизбежность скорой войны. 28 октября в Успенском соборе царь объявил: " Мы, великий государь, положа упование на бога и на пресвятую богородицу и на московских чудотворцев, посоветовавшись с отцом своим, с великим государем, святейшим Никоном патриархом, со всем освященным собором и с вами, боярами, окольничими и думными людьми, приговорили и изволили идти на недруга своего, польского короля...".

   Одновременно с этим активизировалась и дипломатическая активность Москвы. Царские послы побывали в Лондоне, Париже, Стокгольме и Вене с разъяснением политики Московского государства в отношении Речи Посполитой.

   В начале 1654 года война Польше была официально объявлена и началось выдвижение войск. 27 февраля выступил в Вязьму боярин Далматов-Карпов, 17 марта в Брянск отправился князь Алексей Никитич Трубецкой, в мае в поход в направлении Смоленска выступили главные силы во главе с самим царем Алексеем Михайловичем .

   Однако, пока царь только собирался выступить в поход, поляки во главе с Чарнецким ранней весной уже вторглись в Подолию и на Брацлавщину. По пути их продвижения все местечки, села и слободы превращались в руины. В захваченном Немирове несколько сотен людей укрылось в каком-то подвале и задохнулись от дыма при пожаре. В местечке Ягубцы население выступило на защиту города и примерно 4000 человек полегло на его валах. Поляки осадили Брацлав, но он упорно оборонялся, и осада успеха не имела. Войска Чарнецкого намеревались штурмом взять Умань, однако полковник Иван Богун, возглавивший оборону города, успел выстроить сильные фортификационные сооружения, сквозь которые поляки пробиться не смогли. В свою очередь казацкая пехота, скрываясь за шанцами, вела губительный огонь по тяжелой польской кавалерии и драгунам. Столь упорная оборона Умани вынудила Чарнецкого 4 июня снять осаду города, прекратить дальнейшее наступление, а затем, как и в прошлую военную кампанию, вовсе покинуть Малороссию, не достигнув поставленных целей.(1)

   (1)Но все это было несколько позже, в то время, когда Войско Запорожское "с городами и землями", которые получили название Малой Руси, перешли под царскую руку и таким образом часть русского народа, находившаяся под польским владычеством, соединилась с большей его частью, то есть Московским государством. Поэтому все мифы о воссоединении Украины с Россией не более, чем вымысел, получивший распространение ( вопреки исторической правде и здравому смыслу!) в советский период и поддерживающийся сегодня националистами всех мастей на Украине и в России. К таким же мифам и легендам относятся сказки о некоем "переяславском договоре" или " соглашении".

   На самом деле 8 января 1654 года Бутурлин объявил собравшимся в Переяславле представителям Войска Запорожского монаршую волю о том, что по просьбе гетмана московский государь принимает его с Войском Запорожским под свою руку. При чем сразу было четко оговорено, что теперь население Малой Руси должно принести присягу на верность царю, но тоже в одностороннем порядке. С момента принятия этой присяги, Малая Русь ( но никакая не Украина, как государство, которого и в помине в то время не было) стала входить в состав Московского государства. Никаких специальных актов, договоров или иных условий в Переяславле в январе принято не было. Имелось решение царя Алексея Михайловича, односторонний акт монаршей воли, основанный на решении земского собора, который был реализован. Уже позднее в феврале -марте царь также в одностороннем порядке объявил т.н. "статьи Богдана Хмельницкого" относительно привилегий и льгот малороссийским казакам. На их основании в первые годы Малая Русь получила относительную автономию под гетманским управлением, которая уже в начале 60-х годов ( при Юрии Хмельницком) была значительно ( если не полностью) ограничена.

   Серко сразу после Переяславской рады отправился на Сечь. В этот раз Верныдуб с ним не поехал, решив повидать родных. Расставаясь, они договорились о том, что встретятся на Запорожье позже, но обстоятельства сложились таким образом, что все пошло не так , как предполагалось.

   Глава вторая. Мотря.

   Как обычно, казаков на Сечи зимовало мало, а из его куреня они почти все разбрелись по паланкам. Отчитавшись перед кошевым о результатах Переяславской рады, Иван, предоставленный сам себе, решил съездить на Дон, благо зима выдалась не слишком суровой. Все же он решил добираться туда не по прямой дороге через Самару и Конские воды вдоль Днепра, а сделать небольшой крюк на север с выездом на старую полтавскую дорогу, по которой когда-то впервые попал на Дон. Путь таким образом удлинялся на сотню верст, но зато было меньше шансов нарваться на какой-нибудь бродячий отряд татар. Торопиться ему особо было некуда, поэтому только к концу четвертых суток он оказался в Мерефе, бывшем хуторе беглых поселян с правой стороны Днепра, который теперь разросся до небольшого городка. Знакомых здесь у него не было, но не ночевать же на улице и Иван постучал в ворота одного из домов, из окон которого пробивался слабый огонек свечи. Дверь дома открылась и на резное крыльцо вышла женщина в наброшенном на плечи полушалке.

   -Кто там ?- спросила она приятным грудным голосом.

   -Запорожский атаман Серко, еду на Дон- ответил Иван,- будь ласкова ,пусти переночевать.

   Женщина спустилась с крыльца, подошла к воротам и откинула засов. Лица ее под наброшенным полушалком видно не было, но по голосу и фигуре было понятно, что она не старше тридцати лет.

   -Заезжай, коня поставь на конюшню, там и мой конь стоит. Подкинь в кормушку сена и заходи в хату.

   Она показала, где конюшня и вернулась в дом.

   Серко отвел коня в конюшню, снял переметные сумки с припасами на дорогу и поднялся на крыльцо.

   Хозяйка встретила его у двери, показала, где раздеться и провела в горницу.

   Теперь, при свете зажженых свечей, он смог рассмотреть ее поближе. Это оказалась молодая женщина с крупной грудью, гибким станом, ростом с него самого, со спадающими на плечи, словно крылья ночи,волосами.. Но взглянув в ее лицо он едва не остолбенел, настолько его черты пробудили в нем давно забытые воспоминания.

   -Горпына ты ли это?- выдохнул он и его рука сама потянулась, чтобы перекрестить лоб- ведь его давняя наставница в науке чародейства Горпына или Солоха умерла на его руках шесть лет назад. Кольцо на его руке блеснуло в свете свечей и женщина воскликнула:

   -Откуда у тебя это кольцо? И почему ты называешь меня именем моей матери!

   -Так ты Мотря!- в свою очередь воскликнул казак.- Она назвала мне твое имя, но где тебя искать, сказать не успела. Хотя и молвила, что на Левобережье. Но это были ее последние слова.

   -Откуда ты знал мою мать?- в ее голосе прозвучало сомнение.

   -Это случилось почти четверть века тому назад,- ответил Иван.-Я возвращался тогда из Сечи. Вечерело , собиралась гроза...

   В его памяти всплыли события тех дней его юности, когда он познакомился с загадочной чаровницей, которая вначале едва не убила его...

   ... В тот день Иван был уже далеко от Запорожья, в верховьях Базавлука. Отсюда начинался печально знаменитый Черный шлях, по которому полтора столетия совершали свои набеги на земли Литвы и Польши крымские татары. Этой же, вытоптанной миллионами конских копыт дорогой, почти ежегодно они угоняли в Крым многотысячные полоны из русских, поляков, литвин, молдован. Сейчас, в конце июля, когда стояла удушливая жара, а степь местами полностью выгорела, татарских чамбулов здесь не должно было быть, а встречи с мелкими разъездами конных степняков Серко не особенно опасался. Поэтому он ехал не торопясь, придерживаясь берега Базавлука, где было достаточно и зеленой травы для коня и воды, где в тенистой дубраве можно было переждать пик дневного зноя. Здесь в широкой, привольной степи, пересекавшейся многочисленными речками, речушками и их притоками, водилось множество всевозможной водоплавающей птицы (от гусей до чирков), перепелок, куропаток. Можно было встретить и дроф или дудаков - этих великанов между птицами, размером с крупного индюка и весом пуд с четвертью, мясо которых считалось деликатесом у польской знати. Не раз испуганная перепелка вспархивала прямо из-под конских копыт, или дремавший заяц вдруг очумело выскакивал из-за ближайшего куста и мчался куда-то в степь. Водились здесь звери и не столь мирные, как зайцы. Каждую ночь то издали, то вблизи раздавался вой волков или хортов, как их называли в Южной Руси. Правда, звери в эту пору голодными не были и сами избегали встреч с людьми, да, по правде сказать, волков Иван и не боялся...

   Вечерело. Багровый солнечный диск скатился к самому горизонту, от реки уже потянуло вечерней прохладой. В последних лучах заходящего солнца облака окрасились в кроваво-красный цвет, что очень не понравилось Ивану. "Похоже, ночью разразится гроза"- подумал он. Перспектива провести ночь под проливным дождем не прельщала казака, надо было где-то искать укрытие. Приподнявшись в стременах, он стал осматривать степь, но признаков человеческого жилья нигде не обнаружил. " Надо найти какой-нибудь байрак, на дне которого можно будет укрыться хотя бы от ветра",- решил он, продолжив путь. Действительно, проехав с полверсты, Иван заметил глубокий овраг, поросший густым кустарником. С противоположной стороны к нему примыкала густая дубрава. Иван остановился, раздумывая спускаться в байрак или попытаться укрыться на ночлег в дубраве, когда вдруг в сгущающихся сумерках ему показалось, что где-то там вдалеке среди высоких дубов мелькнул огонек.

   Углубившись в дубраву, он понял, что не ошибся. Свет шел из подслеповатого оконца какого-то здания, стоящего между деревьями. При ближайшем рассмотрении оказалось, что это покосившийся деревянный дом, к которому примыкала какая-то пристройка. На корчму или постоялый двор это здание было мало похоже, так как, во-первых, стояло вдалеке от дорог, а во-вторых, нигде поблизости не было видно не только просторного двора для возов, но даже и обыкновенной коновязи. Между тем, уже стемнело, небо затянуло тучами, на горизонте вовсю бушевали зарницы. Первая крупная капля дождя скатилась по щеке Ивана, за ней другая. Серко спешился и, ведя коня на поводу, подошел к двери. Дубовая дверь, хотя выглядела такой же старой, как и весь дом, оказалась достаточно крепкой. Постучав несколько раз по ней рукояткой нагайки, Иван стал ждать ответа. Прошло несколько минут, когда, наконец, из-за двери глубокий женский голос спросил: " Кто там в такую погоду?"

   -Казак с Луга,- ответил Иван обычным паролем запорожцев.

   Прошло еще несколько минут, дождь усилился. Иван уже хотел было постучать еще раз, когда дверь распахнулась и на пороге появилась высокая женская фигура с факелом в руке.

   Оглядев казака и коня, женщина, лица которой Иван не сумел разглядеть, с едва скрытой насмешкой в голосе сказала:

   -Запорожец, значит. Ладно, ставь коня под навес и заходи в хату.

   -А где тут навес?- не понял Серко.

   -Заверни за дом, увидишь. Там и сено есть - ответила женщина и захлопнула дверь.

   Действительно, завернув за угол дома, Иван увидел там огороженный навес со старой коновязью на десяток лошадей. Приглядевшись он понял, что лошадей здесь не привязывали уже давно. Немного дальше в углу навеса стояла копна сена. Разнуздав и расседлав коня, казак привязал его к коновязи и бросил в кормушку охапку сена. Достав из переметной сумы овес, он отсыпал в кормушку добрых пять фунтов, после чего из другой переметной сумы достал корец горилкы и приличный кусок копченого свиного окорока. Закрыв дверь навеса на засов, Серко отправился в дом. Дождь уже заметно усилился, падая крупными каплями, развесистые молнии перекраивали небо почти каждую секунду, раскаты грома, подобно орудийным залпам, не стихали ни на минуту. Едва Иван успел вскочить в оставшуюся незапертой дверь, как после особенно сильного раската грома, с разверзшихся небес хлынул настоящий водопад.

   Изнутри дом выглядел несколько приличнее, чем снаружи. Прямо из сеней дверь вела в просторный зал, к которому примыкало несколько комнат. В центре зала стоял широкий стол, на котором уже было несколько блюд с закусками. Хозяйка вышла навстречу Ивану, приглашая его к столу. Теперь он ясно сумел рассмотреть ее в свете нескольких ярко горящих свечей. На вид женщине было лет сорок, лицо ее сохранило следы былой красоты, а стройной фигуре с тонкой талией и высокой грудью могла позавидовать не одна Иванова сверстница. Жгучие черные глаза хозяйки этого странного дома, казалось, проникали в самую душу Ивана, как бы намереваясь прочитать все его мысли, но внезапно ожившее подсознание казака выставило мыслеблок, не давая проникнуть в его голову чужому разуму. Обостренным чувством Серко понял, что для женщины это явилось неприятной неожиданностью, она удивленна и растеряна. "Ого, -подумал Иван.- да, похоже, она не из простых, надо будет держать ухо востро!"

   Ужин проходил в молчании. Хозяйка, назвавшаяся Горпыной, не отказалась пригубить чарку горилки из корца предложенную Серко. Сам он выпил целый ковш, закусывая предложенной гостеприимной хозяйкой едой, состоявшей в основном из нескольких куропаток, грибов, овощей и фруктов. На вопрос о том, давно ли она здесь живет, Горпына дала расплывчатый ответ, из которого Иван понял только, что у нее здесь нечто вроде корчмы. Для себя же он сделал вывод, что здесь разбойники и конокрады, которых немало скитается по степи, прячут угнанных лошадей, чтобы затем их перегнать на Запорожье и выгодно продать.

   После ужина Горпына показала Ивану комнату, в которой он должен был устроиться на ночлег, и ушла, оставив ему в плошке огарок свечи.

   Иван с плошкой в руке внимательно осмотрел комнату, но ничего подозрительного не обнаружил. На двери изнутри имелся засов, который он задвинул, изолировав себя, таким образом, от возможных неожиданностей. Достав из ножен саблю, Иван положил ее на кровать справа от себя и улегся сам, загасив свечу. Войдя в состояние мысленной концентрации, а затем, погрузившись в транс, он как бы отделил свое сознание от тела и мысленно осмотрел весь дом. Не обнаружив никаких признаков присутствия в нем посторонних людей, кроме хозяйки в соседней комнате, он погрузился в сон, однако, как учил его Киритин, оставил в своем мозгу своеобразный бодрствующий маячок, участок мозга, который не спал.

   Сколько прошло времени, когда бодрствующее подсознание, подало ему сигнал к пробуждению, Иван не знал, однако, открыв глаза, понял, что за дверью кто-то возится. Гроза давно прекратилась, и свет полной луны лился в комнату через окошко в задней стене комнаты. Вечером в темноте и блеске молний Иван подумал, что оно закрыто слюдой, но сейчас понял, что окно стеклянное. В свете луны казак ясно рассмотрел, как засов на двери, закрытой им лично вечером, медленно сдвигается в сторону. Нащупав рукоять сабли, Иван с любопытством ожидал, что будет дальше. Засов медленно сдвигался, и он вдруг вспомнил, как год назад таким же образом усилием мысли ему удалось сдвинуть засов на двери турецкой башни.

   Наконец, засов сдвинулся до упора, дверь медленно открылась, но в комнату вне ожидания никто не вошел. Хотя нет, опустив взгляд ниже, Иван увидел огромного черного кота, который неторопливо перебирая лапами, медленно приближался к его кровати. От неожиданности и внезапно охватившего его ужаса, волосы на голове Ивана ощутимо поднялись дыбом. Глаза кота горели зеленым светом, усы топорщились, зубы оскалились, словно, в усмешке. Внезапно кот прыгнул на кровать и, поднявшись на задние ноги, замахнулся передней лапой с длинными острыми когтями, целясь в лицо Ивану. В то же мгновение свистнула казацкая сабля, и быть бы коту без головы, но в последний момент тот сумел увернуться от удара. Только кусочек передней лапы с когтем упал на кровать. Сделав чудовищный прыжок, он с громким душераздирающим "ммяуу" выпрыгнул прямо за дверь, которая так и осталась открытой.

   Достав кресало и трут, Серко высек огонь, зажег огарок свечи и стал внимательно осматривать постель. Искать ему пришлось недолго, в ногах кровати лежал отрубленный окровавленный человеческий палец.

   Подняв палец, Иван внимательно осмотрел его. Палец явно был женским, скорее всего, указательным, но к удивлению казака выглядел так, словно, был пальцем древней старухи, а не молодой сорокалетней женщины. Завернув его в платок и спрятав в карман, Иван , взяв в одну руку плошку, а в другой держа саблю, направился в комнату хозяйки. Как он и ожидал, дверь оказалась открытой, женщина в длинной белой рубахе сидела на кровати, правая рука ее была обмотана тряпкой.

   Когда Серко вошел, она подняла голову и недобро усмехнулась:

   -Что ж, я в твоей власти, можешь меня зарубить!

   -Зачем ты хотела меня убить?- спросил казак.- Разве я тебе сделал что-то плохое?

   -Я потомственная ведьма в десятом поколении,- ответила она с вызовом,- по-другому я поступать не могу. Каждый, кто переступил порог этого дома, обречен...

   -Ну, положим, не каждый,- усмехнулся казак.

   -Да, с тобой ошибка вышла, - не стала спорить ведьма,- слишком поздно я поняла, что ты тоже из наших.

   -Ну, не совсем из ваших, - поправил ее Иван,- положим, я душу нечистому не продавал.

   -Да, тебя учили не колдовству, а чарам, и учитель у тебя был не простой, ой не простой, - согласилась Горпына.

   -А что ты знаешь о моем учителе?- насторожился Иван.

   -Только то, что очевидно, - пожала плечами колдунья,- это аватар кого-то из великих...

   Иван не понял, что она имеет в виду и сменил тему:

   -Так, значит, ты заманиваешь сюда прохожих, потом убиваешь, а коней , деньги и другие вещи продаешь?

   -Если бы все обстояло так, как ты говоришь, не проще ли мне было жить не в гуще дубравы, а у дороги?- с сарказмом в голосе спросила она.- Да, если бы ты не обладал даром, дидька лысого ты бы нашел мой дом.

   -Тогда объясни, что ты здесь делаешь?

   -Я уже давно, очень давно живу здесь и никто сюда ко мне не заглядывал много лет. Я отгородилась от внешнего мира и не хочу больше заниматься тем, что делала когда-то,- неохотно ответила женщина.- Много времени назад я творила зло, но уже давно, много десятков лет никому вреда не причиняю. Живу здесь одна, ловлю рыбу, собираю грибы, ягоды, выращиваю овощи, есть у меня тут неподалеку лан жита, тем и питаюсь. Но вот вчера, черт принес тебя и снова что-то в душе всколыхнулось...

   -Ладно, довольно причитать - сказал казак, опершись на обнаженную саблю,- а мне то, что теперь с тобой прикажешь делать?

   -Теперь я в твоей власти,- безучастно ответила колдунья,- можешь меня зарубить, противиться тебе я не могу.

   -Не хочется что-то убивать тебя, -задумчиво ответил Иван,- не привык я с бабами воевать. Да и ничего плохого ты мне не сделала, не за что мстить тебе. Опять же приютила на ночь...

   -Ну, как знаешь, - с надеждой в голосе сказала колдунья,- одно скажу-подаришь мне жизнь, не пожалеешь.

   -Кстати, возьми свой палец, - достал казак из кармана тряпку, в которую тот был завернут,- может пригодится?

   -Вот спасибо, - оживилась Горпына,- конечно, он и сам отрастет, но так проще.

   Она достала палец из тряпочки, сдернула перевязку с руки и приложила его к обрубку. Спустя несколько минут палец прирос, словно, никогда и не был отрублен. Женщина оглядела его со всех сторон, повернула несколько раз ладонь с растопыренными пальцами и осталась явно довольной.

   -Почему палец выглядел так, будто это палец глубокой старухи?- поинтересовался Иван.- А сейчас он смотрится, как палец молодой женщины.

   -На самом деле я гораздо старше, чем выгляжу, - неохотно ответила Горпына.- Настолько старше, что и говорить об этом не хочу. Отделившись от тела, палец и стал выглядеть так, как должен.

   -Хорошо, не будем об этом,- опять переменил тему Серко,- но вот скажи, ты могла бы меня обучить вот так же сращивать кости. Врачевать раны я и сам немного умею, но срастить кость за считанные мгновения...

   -Ты добрый человек и неиспорченный юнак,- после некоторой паузы сказала колдунья,- я научу тебя не только искусству лечить болезни и сращивать кости. Ты отмечен даром. Да и наставник у тебя был чрезвычайно сильный характерник, он тебя научил гораздо больше того, что я сама умею. Но ты еще будешь долго раскрываться, чтобы постичь все, что можешь постичь. Хотя подтолкнуть твое развитие я могу. Ты уже сейчас готов к постижению искусства создания тульпы. Могу тебя также научить наводить на врагов морок. Но для этого тебе придется задержаться у меня на некоторое время...

   Лукавая улыбка мелькнула на ее красивом лице, но Иван не придал этому значения, ответив, что для обучения этой науки ему никакого времени не жаль.

   -Ну, если не жаль, значит, так тому и быть, -заключила колдунья.

   Внимательно выслушав рассказ казака, Мотря печально произнесла:

   -Мне тогда было пять или шесть лет, я жила здесь в Мерефе у бабушки. Мама появилась тут лишь после того, как бабушки не стало. Мы долго жили вместе, но вот уже пять лет, как она уехала куда-то к далеким родичам на Брацлавщину и не вернулась. О ее судьбе мне ничего не было известно. Ты сказал, что она умерла у тебя на руках. Как это случилось?

   -Узнав, что ляхи вторглись в пограничье,-начал рассказ Иван,- я повел свой полк охочекомонных туда, чтобы встать у них на пути. На подходе к Шульжинцам стало известно, что впереди нас прошел полк моего побратима Ивана Донца, направленный гетманом Хмельницким на помощь тамошним казацким гарнизонам. Но оказалось, что он попал в засаду и там идет жаркий бой. Мы поспешили на помощь...

   ...Появление в центре Шульжинцев Серко с его людьми застало собравшихся на площади нескольких сотен поляков врасплох. Видимо, никто из них не ожидал внезапного нападения, поэтому, пока большая часть их товарищей вела бой с окруженными на краю местечка казаками Донца, они нашли себе более подходящее занятие. В центре площади был установлен столб, к которому была привязана какая-то простоволосая женщина в длинной рубахе. Вокруг столба были навалены вязанки хвороста, дров и несколько снопов прошлогодней соломы, которую кто-то уже поджег факелом. Удушающий дым окутал привязанную к столбу женщину, а огонь уже перекинулся на сваленные кучей вокруг столба хворост и дрова. Еще совсем немного и огонь охватил был несчастную, но в это время прогремел слитный залп из ружей и пистолетов и часть поляков, сраженные выстрелами, упали на брусчатку мостовой. Те, кто уцелел, бросились врассыпную, спасая свои жизни, но всадники, словно ангелы мести, догоняли убегавших и без всякой жалости рубили их саблями. Когда с поляками на площади было покончено, все устремились к окраине местечка, где еще оборонялись казаки Донца.

   Сам Серко, сердце которого внезапно учащенно забилось при виде женщины, которую поляки собирались сжечь на костре, спрыгнул с коня, вместе с несколькими поспешившими ему на помощь охотниками, разбросал уже занявшийся хворост и перерезал веревки, обвивавшие ее тело. Голова женщины была бессильно опущена вниз, длинные седые волосы закрывали лицо, спускаясь ниже груди. Видимо, от пережитых страданий она потеряла сознание. Серко отбросил с ее лица седые космы и не смог сдержать вырвавшегося из груди стона :

   -Горпына!!

   Старуха с трудом открыла затуманенные болью глаза и вдруг на какую-то долю секунды ее лицо изменилось, на нем словно промелькнул образ молодой женщины, которую Серко знал когда-то давно. Спустя мгновение лицо вновь приобрело прежний старческий вид и она с трудом произнесла заплетающимся языком:

   -Не Горпына, Солоха я. А ты пришел... я знала, что придешь...

   Ее голова вновь бессильно спустилась на грудь и она умолкла.

   -Эй, кто там! Воды мне!- бешено выкрикнул Иван. Кто-то из его людей тут же протянул полковнику кожаную флягу с холодной водой. Серко брызнул ею в лицо Солохи и та вновь пришла в себя.

   -Как ты здесь оказалась? Почему ляхи хотели тебя сжечь?- взволнованно спросил Иван, поддерживая голову женщины в ладонях.

   -Я давно здесь живу,-еле слышно ответила она.- Кто-то из местных сказал ляхам, что я колдунья и помогала казакам...Они пытали меня...Хотели сжечь, как ведьму...Теперь я умираю...Но я знала, что появится тот, кому я передам все свое искусство и тогда умру спокойно...Вот ты и пришел...

   -Ты неумрешь,- твердо сказал Серко,- мы сейчас же найдем лекаря и он тебе поможет.

   -Никто мне уже не поможет, - на ее лице мелькнула слабая улыбка.-Я сама лучше любого лекаря умею врачевать , ты это знаешь, но и мое искусство бессильно превозмочь то, что давно предначертано свыше.

   Она вновь умолкла, затем собрав последние силы , произнесла:

   -Наклонись ко мне, Иван. Ближе.

   Иван наклонился к ее лицу, Солоха широко раскрыла выцветшие старческие глаза и вдруг его словно поразило молнией- такой могучий поток энергии перешел от Солохи к нему, наполнив все его естество непонятной чудовищной энергетической силой так, что даже волосы поднялись на голове.В следующее мгновение лицо старой чаровницы стало удивительно умиротворенным и спокойным, на нем даже появилось выражение какого-то неземного блаженства.

   -Найди мою доню... Мотрю,- прошептала Солоха, взяв его слабеющей рукой за рукав жупана,-она тоже чаровница и, когда понадобится совет, обращайся к ней... Она живет на Левобережье в...

   Не договорив последнего слова, Солоха вдруг дернулась, предсмертная конвульсия исказила ее лицо, она вытянулась во весь рост и испустила дух...

   Слушавшая Серко с напряженным вниманием девушка , смахнула рукой набежавшую слезу и казак только сейчас заметил, что один глаз у нее зеленый, другой карий.

   -Так твоя мать правду сказала, что ты тоже колдунья?- мягко спросил Иван, положив свою ладонь на ее руку.

   -Нет,- покачала головой Мотря, сжав руку казака,- я душу дьяволу не продавала, просто научилась чарам у бабушки и у матери. Я умею многое, но никогда не использую свое искусство во вред людям. В Мерефе я известна, как целительница и знахарка, люди приходят ко мне за помощью, когда заболеют и я им всегда помогаю.

   Глава третья. Поход в ногайские улусы.

   Так в тот раз и не доехал Иван до Дона-внезапно вспыхнувшее чувство закружило обоим головы и уже неделю спустя они стояли под венцом в местной церкви. Свадьбу отметили скромно, у Ивана знакомых в Мерефе не было, а со стороны невесты присутствовало несколько человек. Как это бывает у мужчин в возрасте за сорок, Серко даже помыслить не мог оставить любимую жену хоть на один день, тем более, что она вскоре понесла и родила ему первого сына, а спустя год и второго. Дети росли здоровыми и не по годам смышленными, счастливые отец и мать души в них не чаяли. Даже известие о смерти Богдана Хмельницкого Иван воспринял довольно спокойно, понимая, что гетман умер не столько от старости ,как от крушения своих надежд на создание с помощью шведского короля отдельного княжества с казацким самоуправлением. Именно поэтому он отправил на помощь шведам казацкий корпус во главе с Ждановичем и Богуном, чем и вызвал недовольство царя Алексея Михайловича. После похорон Хмельницкого гетманом стал его сын Юрий, избранный на эту должность еще при жизни отца. Серко понимал, что до гетманской булавы тот еще не дорос ни умом, ни годами, но рассчитывал, что со временем тот наберется и ума, и опыта. Однако уже вскоре ему стало известно, что на Корсунской раде фактически гетманскую власть взял в свои руки Выговский, а Юрия отправил на учебу в Киев. Уже через несколько месяцев до Ивана дошли слухи, что Выговский рассорился с Запорожьем и полтавским полковником Мартыном Пушкарем. Кошевой Яков Барабаш не признал результаты Корсунской рады, так как она была проведена без участия Сечи, а Пушкарь оспаривал ее легитимность, так как она прошла без его участия. Далее вражда между ними перешла в открытую войну и Выговский осадил Пушкаря и Барабаша в Полтаве, призвав на помощь татар.

   Серко , дотоле мало интересовавшийся тем, что происходит в Малороссии, решил отправиться на Сечь. Мотря, умевшая предсказывать будущее, не возражала, так как знала, что ему ничего не грозит.

   Однако,Сечь уже оказалась не той, что была раньше. Старые запорожцы в большинстве своем ушли с кошевым на помощь Пушкарю, новые плохо знали обычаи Запорожья. После гибели Пушкаря на Сечь хлынули толпы дейнек, которые плохо уживались со значными казаками. Все же авторитет Серко сыграл свою роль и он вскоре стал одним из самых уважаемых атаманов. Немного раньше здесь появился и Остап Верныдуб, которому Серко очень обрадовался.

   К тому времени уже стало ясно, что Выговский замыслил измену и на Сечь ушли даже генеральный судья Иван Беспалый, переяславский полковник Суличич и генеральный есаул Иван Ковалевский, а чуть позже здесь появился и Юрий Хмельницкий , бросивший учебу в Киеве и сбежавший на Запорожье. Все они не без оснований опасались за свои жизни, так как Выговский предавал суду тех, кто был несогласен с ним.

   Беспалый не случайно был избран генеральным судьей и пользовался уважением за свой ум и мудрость. Вскоре он был выбран кошевым атаманом и отправился в Москву, чтобы заручиться поддержкой царя и бояр. В целом его поездка оказалась успешной, но на Сечь он больше не вернулся так как приглянулся князю Ромодановскому и тот выдвинул его на должность гетмана казацких полков, которые остались верными Москве. Таким образом он стал гетманов левой стороны Днепра, а Выговского продолжали поддерживать казаки правой стороны.

   Тем временем Выговский , понимая, что теряет поддержку у казаков, стал устанавливать все более тесные контакты с крымским ханом. Магомет Гирей не мог упустить счастливой возможности безнаказанно пограбить Малороссию,поэтому принял предложение гетмана помочь в противостоянии с Пушкарем и повел свою орду к Полтаве.

   Русские воеводы, в первую очередь, князь Ромодановский довольно безучастно относились к распрям между Пушкарем и Выговским, не без основания считая это внутренним делом самих казаков. И тот , и другой направляли в Москву своих посланцев обвиняя друг друга во всех смертных грехах вплоть до измены. Кошевой Барабаш поддерживал Пушкаря и тоже слал доносы на гетмана. В этой ситуации Ромодановский и царские посланники не поддерживали ни одну, ни другую сторону, предлагая порешить дело мирным путем, тем более, что Выговский был избран полноправным гетманом при поддержке Ромодановского.Иначе московские власти поступить не могли, так как явной измены в поступках Выговского не усматривалось, а Пушкарь оспаривал легитимность его избрания гетманом, не имея на то достаточных оснований. После гибели Пушкаря на Сечь стали доходить вести о том, Выговский изменил царю и осенью 1958 года подписал в Гадяче договор с представителями Речи Посполитой. В мае 1659 года в Варшаве состоялся сейм на котором было решено о создании отдельного Русского княжества во главе с Выговским. Царскому правительству об этом было известно, однако мер в отношении гетмана -изменника Алексей Михайлович не принимал. Казаки левой стороны Днепра такой кажущейся нерешительности царя, да и не только казаки, но и некоторые воеводы, не понимали, но на то были свои причины. Дело в том, что поляки уже на протяжении нескольких лет вели с царем Алексеем Михайловичем дипломатическую игру, уверяя его, что хотя избрать его своим королем. Еще Богдан Хмельницкий незадолго до смерти предостерегал царя доверять полякам, утверждая, что они его обманут. Однако Алексей Михайлович все же надеялся, что может стать польским королем и таким образом необходимость военного противостояния отпадет. Со своей стороны и Выговский опасался, что если объединение Москвы и Варшавы произойдет, то Войско Запорожское утратит даже ту эфемерную автономию, которое было получено по статьям Богдана Хмельницкого. Если же раньше удастся добиться у Речи Посполитой создания отдельного Русского княжества, по примеру Литовского, то в таком случае у него будут и примерно такие же права. Собственно говоря, это и была главная причина подписания Гадячских трактатов. При таких обстоятельствах Москва не видела смысла окончательно рвать с Выговским, поскольку поляки заверяли царских дипломатов , что провозглашение его польским королем произойдет уже на сейме в мае 1659 года. Все же царское правительство решило усилить войска Шереметьева в Киеве, для чего в Путивле была сформирована армия под командованием князя Трубецкого, общей численностью примерно 35 тысяч человек. В начале апреля князь вышел из Путивля в направлении Киева, однако при подходе к Конотопу узнал, что полковник Гуляницкий захватил город и ожидает подхода Выговского. После некоторого колебания Трубецкой осадил Конотоп, не желая оставлять в тылу своей армии сильный гарнизон неприятеля, да еще с вероятностью того, что сюда может подойти сам Выговский с основными силами. Осада продолжалась долго т безуспешно, а тем временем в Варшаве 10 мая начался сейм, который утвердил статьи Гадячского трактата. Тогда же царским посланникам, присутствовавшим на сейме, стало наконец ясно, что царя обманули и провозглашать его польским королем никто не собирается. В довершение ко всему в конце июня под Конотоп прибыл Выговский и крымский хан с ордой. Им удалось завлечь в ловушку кавалерию князей Пожарского , Львова и гетмана Беспалого , которая почти вся погибла. Трубецкой не решился продолжать движение на Киев , а вернулся в Путивль.

   Однако Беспалый, зная , что хан со всей ордой преследует князя. а войск в Крыму не осталось, послал гонца на Сечь к Серко и Юрию Хмельницкому, который к тому времени был избран кошевым атаманом, предлагая воспользоваться отсутствием орды в Крыму и напасть на ногайские улусы, фактически оставшиеся без защиты. На раде запорожцы решили удовлетворить просьбу гетмана левой стороны Днепра и повоевать ногайцев, тем более, что незадолго до этого татары угнали в Крым большой полон малороссиян. Территория ногайцев в былые времена включала в себя часть современного Ставропольского края, Северный Дагестан, часть Кубани и Чечни. Но в 17 веке под Ногайской степью, куда решили совершить набег запорожцы, понимали часть территории Крымского ханства к северу и северо-востоку от Перекопа, где находились улусы ногаев или точнее их кочевья. Эта территория, известная в те давние времена, как Дикое поле, граничила с Запорожьем и начиналась сразу за Днепром. Отобранный для похода контингент запорожцев возглавил сам кошевой Юрий Хмельницкий, а есаулом при нем был Иван Серко.

   Казаки , передвигаясь вдоль левого берега Днепра добрались до Конских вод и отсюда скрытно подобрались к ближайшему ногайскому улусу Высланные вперед конные разведчики вскоре возвратились, сообщив, что нападения там никто не ожидает, а взрослых татар, способных носить оружие, мало. Предстоящая военная операция не требовала ни особого военного таланта, ни ума , ни хитрости, поэтому под утро, когда татары мирно спали в своих кибитках, запорожцы окружили улус со всех сторон и тех из татар, кто пытался оказать сопротивление, просто вырезали. Захватив женщин и детей в плен, казаки отправились к следующему улусу, где повторилось все то же самое. Дым от сожженных улусов поднимался н степью, плач и стенания стояли над татарскими селениями, о т которых остались одни только головешки. Казаки не щадили ни старых ,ни малых, угоняя в полон только женщин помоложе и подростков. Захватив и предав огню еще два улуса ногайцев ,Хмельницкий и Серко решили возвращаться на Запорожье, так как весть о нападении на ногайцев уже могла дойти до хана. Татарские бахмата , несмотря на их неказистый вид отличались быстротой бега и могли преодолеть тридцать верст без остановки, так что задерживаться здесь без необходимости было опасно.

   Действительно, Магомет Гирей ,узнав о дерзком набеге запорожцев на свои владения, был взбешен и обвинял во всем Выговского, а затем поворотив орду, возвратился в Крым. Однако, гетману он все же оставил 15 тысяч татар, чего для продолжения военных действий против войск князя Ромодановского было явно недостаточно.

   Позже послы наказного гетмана Ивана Беспалого докладывали в Москве, что "...в Запорожье полковник Серко, собрался с Запорожаны, ходил воевать около Белаго города, и Ногайские улусы, которые кочевали близко Самаринки... и повоевав улусы, пошел было к Киеву на помочь к боярину и воеводам к Василию Борисовичу Шереметеву; и Выговский де, послыша то, послал было для перейму, чтоб Серка к Киеву не допустить, полковника своего Тимоша с войском..., а Серко того Тимоша со всем войском побил, и ушел Тимош к Выговскому только сам третей."[

   Магомед Гирей, узнав о захваченном запорожцами полоне, потребовал отдать его, но Хмельницкий и другие атаманы ответили, что пусть хан вначале возвратит захваченных ранее в плен малороссиян. Кроме того, они предупредили хана, что,если он вторгнется вновь в московские пределы, они снова совершат нападение на ногайскую орду.

   Глава четвертая. Конец гетманства Выговского.

   Конец августа 1659 года, как это часто бывает на Украине, выдался сухим и жарким. Степь за днепровскими порогами местами выгорела, но большей частью высокая зеленая трава в рост человека еще сохранялась, особенно в глубоких байраках и по берегам обмелевших речек и речушек, со всех сторон несущих свои воды к седому Славуте. В былые годы в здешних местах в конце лета вовсю кипела жизнь. Гигантские дрофы весом под два пуда, жирные куропатки, рябчики, перепела и другая живность целыми стаями выводили здесь свое потомство, благо пищи для птиц в степи всегда было вволю. В пронзительно голубом бездонном украинском небе парили ястребы и коршуны, высматривая свои жертвы. В густых березовых рощах вольно плодились и размножались тетерева и глухари. По берегам речек и озер в плавнях селилось множество цаплей, журавлей, диких гусей, уток, чирков и другой водоплавающей птицы. В байраках , поросших густым кустарником, рыли свои норы зайцы и лисицы, а по ночам на охоту в степь выходили волки или хорты, как их называли на польский манер. На изобилие волков в здешних местах указывали даже названия днепровских островов Хортица и Малая Хортица.

   Хотя ниже Кременчуга местный люд не селился, но и совершенно пустынными берега Днепра- Славуты никогда не были. С самой ранней весны и до поздней осени в днепровских лесах можно было встретить бортников, смолокуров, охотников за дичью. Животных здесь водилось множество, особенно диких свиней, для которых осень с ее вызревшими в борах желудями предоставляла хорошую возможность накопить на зиму запасы сала. Рыбаки спускались из южгл-русских городов и сел вниз по Днепру до самых порогов к Княжьему острову, где в изобилии водилась рыба разных сортов- от обыкновенной плотвы до белорыбицы, лосося, стерляди и осетра. Все лето пойманную рыбу солили и сушили, а затем целые караваны рыбацких лодок, поднимаясь вверх по Днепру, доставляли ее на рынки Чигирина, Черкасс, Корсуня , Киева, Чернигова и Полтавы. Заготовкой дичи, рыбы, меда, дегтя, древесного угля, селитры промышляли здесь и запорожские казаки, продавая затем плоды своих промыслов заезжим купцам, которые летом и осенью часто появлялись на Сечи.

   Так было когда-то, но с началом казацких войн многое изменилось. Больше десяти лет непрерывных походов, битв и сражений опустошили южнорусский край. Походы гетмана Богдана Хмельницкого против поляков, а поляков против Хмельницкого основательно разорили здешние места. За это время сотни тысяч татарских коней прошли по Черному шляху от Кичкасова перевоза до самого Львова, а сколько полона угнали крымцы за Перекоп, одному Богу известно. Обезлюдела вытоптанная конскими копытами степь, обезлюдело выжженное карательными набегами поляков Приднепровье, обезлюдела и вся правобережная Украйна, откуда народ валом валил на левый берег Днепра в московские пределы, стремясь найти спасение там от военного лихолетья.

   Запорожская Сечь тоже видала времена получше. Старые казаки помнили еще, когда Марко Жмайло, Тарас Трясило или Павлюк выводили из Запорожья на битву с панами тридцатитысячное войско, но теперь на Чертомлыке, где кошевой Лутай в 1652 году основал новую Сечь, запорожцев насчитывалось едва несколько тысяч. Трения с гетманами у сечевиков начались еще при покойном Хмельницком, но с теперешним, Выговским, они вылились в настоящую войну. Еще два года назад, когда кошевой Яков Барабаш поддержал полтавского полковника Мартына Пушкаря в его противостоянии с гетманом, тот замыслил задушить Запорожье костлявой рукой голода и перекрыл все торговые пути, ведущие на Низ. Несладко тогда пришлось запорожцам, но к счастью, блокада продержалась недолго, а потом Выговскому стало не до них.

   За последний год многое изменилось. Когда выяснилось, что Выговский вступил в союз с поляками и предал московского царя, много казаков, в том числе и из старшины, не желая признавать Гадячские статьи, оставили гетмана и присоединились к царским войскам либо ушли на Запорожье. Год назад на Сечь прибыл даже Юрко Хмельницкий, сын старого Хмельницкого, которого, памятуя заслуги отца перед товариществом, казаки избрали кошевым атаманом. Сбежали от Выговского генеральный есаул Ковалевский и генеральный судья Иван Беспалый, ставший позднее левобережным гетманом под рукой московского царя. Пополнилось Запорожье и опытными бывалыми казаками, часть которых недели две тому назад с Юрком Хмельницким и Ковалевским ушла на Украину, где вспыхнуло восстание против Выговского. Однако, и на самой Сечи оставалось еще несколько тысяч запорожцев, готовых поддержать Юрия в его противостоянии с ненавистным гетманом-узурпатором. Ждали только сигнала, ведь для большинства казаков именно Хмельниченко и являлся настоящим гетманом Войска Запорожского, причем дважды выбранным на эту должность: первый раз в июле 1657 года еще при жизни своего великого отца, а второй - в августе того же года сразу после похорон Богдана. Все знали, что Выговский был при нем лишь "гетманом на час", позднее узурпировавшим власть.

   Поэтому, когда на Сечь прискакал на взмыленном, измученном коне Иван Брюховецкий, бывший управитель Богдана Хмельницкого, его "старший слуга", с письмом к товариществу от Юрия Хмельниченко, который просил оказать ему содействие на выборах нового гетмана обеих сторон Днепра вместо Выговского, запорожцы ни минуты не колебались, как им поступить. Да и времени на раздумья не оставалось. Брюховецкий на экстренно созванной раде рассказал, что у Юрия Хмельницкого в борьбе за гетманскую булаву серьезные соперники. Основной из них- брат его матери, первой жены Богдана Хмельницкого, его родной дядя Яков Сомко, недавно возвратившийся с Дона, где он скрывался от Выговского. В Переяславле Сомко вместе с тамошним наказным полковником Тимофеем Цецюрой подняли мятеж против гетмана и выступили в Приднепровье. На гетманскую булаву претендует и нежинский полковник Василий Никифорович Золотаренко, шурин Богдана по его последней жене. Кроме того, есть еще ныне действующий гетман левобережных казаков Иван Беспалый, да и Выговский не намерен добровольно отдавать власть и у него есть свои сторонники. Он укрепился в гетманской ставке в Чигирине и рассчитывает на содействие крупного польского отряда во главе с коронным обозным Анджеем Потоцким, которого в помощь ему направил король Ян Казимир. Объединенная рада по выборам гетмана обеих сторон Днепра назначена в Германовке, в полусотне верст от Киева, на 11 сентября и туда съедутся представители казацких полков Заднепровья и Приднепровья.

   Выслушав Брюховецкого, запорожцы единогласно постановили отправить на выборы в Германовку сильный казацкий отряд и довести раде требование Запорожской Сечи об избрании гетманом обеих сторон Днепра Юрия Хмельницкого. Сборы были недолги, решили обойтись без обоза и артиллерии. Повел конные запорожские полки на Чигирин против гетмана-изменника сам Иван Дмитриевич Серко, один из наиболее авторитетных сечевых атаманов. Рядом с ним на могучем гнедом жеребце ехал его старинный друг и побратим есаул Остап Верныдуб.

   -Как думаешь ,Остап, -спросил Серко приятеля, когда далеко впереди блеснула голубая лента Тясмина,-не нагрянуть ли нам сначала в Чигирин в гости к пану гетману?

   -Боюсь, что пан гетман не особенно обрадуется таким незваным гостям,- ухмыльнулся Верныдуб.

   Но погостить у Выговского им не удалось. Несмотря на критическое положение , в котором он оказался, действующий гетман не намерен был никому уступать булаву. Когда накануне прибытия в Чигирин запорожского отряда там взбунтовались казаки местного полка, гетман по его собственным воспоминаниям, верхом, в одной сукманке бросился бежать в лагерь Анджея Потоцкого, где и укрылся. Запорожцы тем временем отправились к Германовке, где была и ставка Хмельницкого.

   У Выговского не было никакого желания собирать раду,но под давлением собственного окружения, он вынужден был это сделать и вместе с Потоцким двинулся к Германовке, где с ним соединился и Хмельницкий. Простояв несколько дней в ожидании сбора полков, они вдвоем 11 сентября явились на раду.

   Гетман применил тактический прием: рассчитывая привлечь на свою сторону собравшихся, он приказал своим сторонникам Прокопию Верещаке, который был одним из руководителей делегации Войска Запорожского на сейме в Варшаве, и Ивану Сулиме читать статьи гадячского трактатата, попутно разъясняя, какие выгоды получит от него Малороссия и казаки. Но Выговский не учел, что на раду прибыли не все полки, а в основном те, кто поддерживал Цецуру, Сомко и запорожцы с Иваном Серко. С первых минут чтения трактата докладчиков стали прерывать выкриками с мест. Гетмана обвиняли за разорение местечек и сел на Левобережье, за жестокие казни своих противников и даже полковников и старшин. Иные кричали, что он продает Украину крымскому хану, что возводит клевету на московского царя. Многих пугала все возрастающая власть Выговского, который из выборного предводителя, подчиненного товариществу, желал стать несменяемым воеводой киевским и русским князем. Если раньше его поддерживала большая часть старшины, для которой он был лишь первым среди равных, то теперь многие из зависти, другие по причине личного высокомерия и нетерпимости гетмана , перешли на сторону его противников. Обиделся на гетмана Тимофей Носач, который, хотя и возглавлял депутацию от Войска на сейме, не получил шляхетского достоинства. Ярым противником Выговского стал Иван Ковалевский, вынужденный в свое время , опасаясь за свою жизнь, бежать на Сечь. Те казаки, кто не получил дворянства, завидовали получившим шляхетское достоинство и тоже выступали против гадячского трактата. Многие из них раньше ошибочно считали , что все казаки станут шляхтичами, а на деле оказалось, что лишь немногие, выбранные по произволу гетмана, и они-то станут вместе с ним властвовать над остальными. По мере чтения статей рада превратилась в неистовую междоусобную драку. В ход пошли сабли и пистоли, Верещака и Сулима были изрублены в куски; сам Выговский избежал смерти , укрывшись в лагере Анджея Потоцкого. "И бежал он, - говорил летописец, - как бежит обожженный из пожара". Некоторые из убежавших вместе с ним советовали Выговскому отправиться в Крым к хану. Турецкий посол, прибывший накануне к нему, от имени Порты обещал защищать гетмана. По мнению турецкого правительства, Турция давно уже имела право на Малороссию, потому что одиннадцать лет охраняла ее своим оружием от разных неприятелей. Выговский отверг предложение посла признать над собой власть Османской империи,и несмотря на то, что жена его находилась в Чигирине, вместе с Анджеем Потоцким отправился в Белую Церковь. Но и казаки последовали за ним. Недалеко от Белой Церкви собралась снова рада. На этой раде Выговский был заочно отрешен от гетманства и гетманом провозглашен Юрий Хмельницкий.

  Рада направила к Выговскому посланников, которые потребовали, чтобы и требовали, чтоб он лично явился и торжественно сложил булаву. Выговский не поехал. Рада прислала к нему каневского полковника Лизогуба и миргородского Лесницкого. Они заявили, что если Выговский, сам не хочет ехать, то прислал бы бунчук и булаву. Гетман не согласился и на это предложение. Наконец, после вмешательства Потоцкого он рассудил здраво, что воле всего казачества противиться бесполезно и сказал: "Я отдаю бунчук, но с тем условием, что Войско Запорожское останется в непоколебимой верности королю".

  Полковники обещали, что так и будет. Выговский вручил булаву и бунчук брату своему, Данилу, и вместе с послами отправил его на раду. Потоцкий послал с ними польского полковника Корчевского, с тремя требованиями: во-первых, чтоб казаки дали присягу в верности королю; во-вторых, чтобы разрешили панам возвратиться в свои имения; и,наконец, выпустили жену Выговского и других польских людей, находящихся в Чигирине, для чего дали бы заложников.

  По дороге эти послы встретили казацкое войско. Казаки грозили силою схватить Выговского, показывали длинное обвинение, написанное на раде, и требовали, чтоб поляки его оставили. "Каждый из нас, - отвечал Корчевский, - лучше рад - и не раз, а несколько раз - готов умереть, нежели постыдно оставить усердного слугу короля".

  Но казаки успокоились, когда узнали, что Выговский добровольно отказывается от гетманства. Бунчук и булава были сложены на раде, а казаки радостными окликами провозгласили Юрия Хмельницкого гетманом.

   Подняв над головой булаву, Юрий спросил: "кого желаете признать государем, - польского короля или московского царя?"

   Старшины и простые казаки закричали, что они желают короля. Но на этой раде собралось немного представителей от полков, через несколько дней оказалось, что большинство было вовсе не на стороне короля.

   "Благодарю вас за верность", - сказал Корчевский, и перешел к двум другим пунктам.

   С женой Выговского проблем не возникло. Что же касается требования разрешить возвращения панов в свои имения, "... то они, - писал Потоцкий позднее в своем донесении королю-, отложили рассуждение об этом на дальнейшее время, а исполнение будет разве в день судный".

  По окончании рады обозный Носач, полковники Гуляницкий и Дорошенко прибыли в Белую Церковь и передали Выговскому письменные заверения гетмана и всех старшин в том, что они доставят ему жену и поляков из Чигирина.

   Так завершилось гетманство Выговского, с ним прекратило свое кратковременное существование и Великое Княжество Русское.

   Серко по этому поводу сказал Верныдубу:

   -Не созрели, брат, наши сиромахи до обретения незалежности и в обозримом будущем к этому нет никаких предпосылок. Мы все русские люди от единого корня с московитами, мы едины по крови , по вере, по своему мировоззрению. От ляхов же мы переняли только хвастовство,лукавство, зазнайство, тщеславие и высокомерие.

   -Да и нужна ли нам эта незалежнисть,- согласился Остап,-вспомни с чего все началось? Казакам нужно было признание ляхами их привилеев и вольностей. Они это получили. Хмельницкий просил установить реестр в двенадцать тысяч, а сейчас только в реестре их шестьдесят, охочекомонных же можно набирать без ограничения. Какого ж еще дидька надо? Унии нет, москали никого из селян не притесняют, наоборот, царские воеводы нас же и защищают.

   -Все так,- задумчиво добавил Серко,- но главная наша беда в отсутствии единства, согласия и стремления к достижению общей цели. Буквально все - от последнего посполитого до казацкого полковника только и знают, что рассуждали о вольности и незалежности, и никто, подобно польским шляхтичам, не хотел признавать над собой никакой власти. Оно и понятно, тесное общение с поляками на протяжении сотни лет не могло не сказаться на характере южнорусских людей, вольно или невольно перенявших у польской шляхты впитанную с молоком матери склонность к анархии.(1)

   (1)Концепция создания независимой Украины сложилась только в ХIХ веке в очень узком круге малороссийских историков и писателей, а впервые реализовалась и то на непродолжительное время в 1918 году. Тогда же под влиянием манифеста украинских сепаратистов "Истории руссов" был создан и пропагандировался миф о некоем полугосударственном образовании "Гетманщина", о которой современники ничего не знали. В частности, Величко в своей летописи казацкие территории, присоединенные в 1654 году к Московскому государству называет Малой Русью, также, как они именовались и в официальных московских документах. Современные украинские историки и некоторые российские их последователи пошли еще дальше, создав новый миф о якобы существовавшем во времена Б.Хмельницкого самостоятельном "казацком государстве".

   Междоусобные смуты периода гетманства Выговского вконец расстроили Украину нравственно и физически. "Сила казаков ослабела в бурях междоусобных, - писал позднее сам он к королю,- громаднейшие полки, - Полтавский, где было сорок тысяч населения, Миргородский, где было тридцать тысяч, Прилуцкий и Ирклеевский погибли вконец; города и села зарастают крапивою". За 12 лет непрерывных военных действий некогда цветущий и благодатный край превратился в пустыню. Там, где еще 10-15 лет назад зеленели сады и колосились хлеба, не росла даже трава, вытоптанная сотнями тысяч конских копыт. Некогда зажиточные селения оказались стертыми с лица земли, а на месте многолюдных местечек и городов остались одни развалины. Десятки, а может и сотни тысяч жителей этого края погибли в междоусобных войнах, столько же было угнано татарами в Крым и продано в рабство. Моровое поветрие, неурожай и голод стали постоянными спутниками оставшихся в живых. Все, кто имел тяготение к мирному труду, бросали насиженные места и перебирались в Слободскую Украйну под защиту московского царя, другие же брали в руки косы, вооружались, кто чем мог, и шли в казаки. Землю никто не обрабатывал и плодородная почва постепенно вырождалась в солончаки. Таким образом "дело Выговского оказалось непрочным не от московских войск, а от народного несочувствия", но "сочувствия" не наступило и после избрания гетманом Юрия Хмельницкого.

   Глава пятая. Измена Хмельницкого.

   Окончательное утверждение Юрия гетманом приднепровскими казаками произошло в Расаве близ Ртищева. Там же были выработаны 14 статей взамен пунктов Богдана Хмельницкого для утверждения царем , на которых, по мнению генеральной старшины, Войско Запорожское вновь бы переходило под царскую руку. Эти статьи были доставлены прилукским полковником Петром Дорошенко князю Трубецкому, но тот утвердить их отказался, потребовав, чтобы была созвана новая рада в Переяславле с участием всех казаков, в том числе левобережных, и самого гетмана. По-видимому, и Хмельницкий и его полковники опасались туда явиться, поэтому Трубецкой выслал в Чигирин в качестве заложника окольничего Андрея Васильевича Бутурлина. Только после этого, 9 октября Юрий переправился на левую сторону Днепра. С ним в Переяславль прибыли генеральный обозный Тимофей Носач, войсковой судья Иван Кравченко, генеральный есаул Иван Ковалевский; полковники: черкасский Андрей Одинец, каневский Иван Лизогуб, корсунский Яков Петренко, прилуцкий Петр Дорошенко, кальницкий Иван Серко ( он к тому времени снова был произведен в полковники ), а также сотники и казаки от каждого полка.

   К тому времени Иван уже давно изменил свои взгляды о службе Московскому царю, поэтому к новым статьям , точнее условиям перехода Войска под руку царя, отнесся с изрядной долей скептицизма.

   -Пункты Богдана утверждал царь своим указом,- сказал он Верныдубу,- а разве у князя две головы, чтобы изменять царский указ? Глупцы! Если же князь будет наделен полномочиями утвердить эти четырнадцать статей, то казацкие права и вольности тем более будут существенно ограничены ибо он не из тех, кто пойдет на поводу у казацких хотелок.

   В Переяславле гетмана и всю приднепровскую делегацию торжественно встретили не только казаки, но и ратные люди Трубецкого. 10 октября 1659 года состоялась встреча Хмельницкого с князем. Трубецкой в приветственной речи похвалил гетмана от царского имени за то, что тот не примкнул к изменнику и выразил надежду, что он будет и впредь верно служить государю. Остальной приднепровской старшине было объявлено, что их вины царь также прощает. Затем князь сказал, что, когда соберутся остальные, то в Переяславле будет проведена рада по окончательным выборам гетмана и утверждению статей договора о новом статусе Войска.

   15 октября все оказались в сборе. Помимо старшины и черни Левобережья, в Переяславль прибыл из Киева боярин Василий Борисович Шереметев. В работе рады приняли участие окольничий князь Григорий Григорьевич Ромодановский, а также и Беспалый ( который формально в понимании князя Трубецкого продолжал оставаться наказным гетманом, но через два дня был избран генеральным судьей Войска). При предварительном согласовании статей договора возникли разногласия. В частности, предлагалось в Новгород - Северском, Чернигове, Стародубе и Почепе ввести воеводское правление, против чего гетман и старшина категорически возражали.

  Наконец, 17 октября состоялась сама рада. Как и ожидалось, Юрия избрали ( скорее утвердили) гетманом обеих сторон Днепра и одновременно были утверждены статьи нового договора. В целом они повторяли условия царского указа 1654 года , однако, как и предвидел Серко, содержали и некоторые дополнительные ограничения гетманской власти и казацкого самоуправления с учетом накопленного негативного опыта в этих вопросах.

   Прежде всего, подчеркивалось, что гетман и Войско Запорожское являются составной частью вооруженных сил Московского государства, находятся на государевой службе и любые изменнические настроения в Войске должны караться вплоть до смертной казни. О всяких "ссорных делах" предписывалось доносить непосредственно царю.

   Без царского приказа Войско Запорожское не имело право вступать в войну с кем-либо или же оказывать кому-либо помощь, а если такое случится, то виновные в этом подлежат смертной казни.

   В городах Переяславле, Нежине, Чернигове, Брацлаве и Умани предусматривалось размещение царских воевод со своими войсками для обороны от неприятеля, но без права вмешиваться в дела казацкого самоуправления. Прибывшие с ними ратные люди должны были размещаться на постой у городских и деревенских жителей, реестровые казаки от этой повинности освобождались.

   Гетману запрещалось сноситься с иностранными державами и принимать их послов, а также самостоятельно назначать полковников и другую старшину. Их избрание должно было проводиться на раде с учетом мнения всей черни и только из казаков своих полков. Этот пункт вызывал яростный протест казацкой старшины, но представители Москвы в этом вопросе ни на какие уступки не шли.

   С другой стороны, и казаки без царского повеления не имели права заменить гетмана, если даже, по мнению Войска, он совершил преступление. Об этом следовало донести царю, затем провести разбирательство и, если вина гетмана будет доказана, то на раде, назначенной государем, провести новые выборы.

   На полковничьи и другие командные должности надлежало избирать исключительно православных христиан. Новокрещенных и иноверцев избирать запрещалось, так как " от них большая смута в Войске и междоусобицы и козакам делаются налоги и тесноты".

   Казакам разрешалось заниматься виноделием ( производить вино, пиво и мед), но в отношении объемов продажи спиртного вводились незначительные ограничения.

   Этот "договор" был также дополнен запретом размещать казацкие гарнизоны на территории Белоруссии, чтобы не вступать в конфликт с московскими ратными людьми. Этот пункт касался в основном Старого Быхова, где еще с времен Хмельницкого оставался казацкий полк Ивана Нечая, женатого на сестре нового гетмана.

   Недовольство Юрия Хмельницкого и старшины вызвала статья, наделявшая любого малороссиянина правом сноситься напрямую с Москвой и лично явиться туда с жалобой или доносом. Однако для московского правительства эта статья имела важное значение, так как позволяла быть в курсе всех событий, происходящих в Малороссии. Всех, кто прибывал в Москву с ходатайством, жалобой, доносом или с каким-либо предложением, подробно расспрашивали о состоянии дел в крае, эти показания записывались в отдельные книги. Многие из приезжих за ценную информацию получали подарки или другие пожалования, поэтому со временем доносительство стало выгодным занятием.

   Однако дополнения к пунктам Богдана Хмельницкого 1654 года не внесли каких-либо изменений в положение простого народа, на что рассчитывали мещане и посполитые, выступая против попыток Выговского присоединить Украину к Польше. Более того, в отдельных вопросах их положение еще ухудшилось, так как они стали нести обязанности по обеспечению постоя московских ратных людей, обязаны были снабжать подводами и лошадьми царских гонцов, им было запрещено заниматься виноделием. Крестьяне, примкнувшие к казакам, но не вписанные в реестр, подлежали выдаче своим владельцам.

   Конечно, было ясно, что Москва извлекла уроки из истории четырех лет взаимоотношений с Малороссией, поэтому не намеревалась далее мириться с казацкой вольницей, чтобы вновь не стать заложников честолюбивых амбиций нового гетмана или его окружения. Но с другой стороны, возникает сомнение, что эти дополнения разрабатывались в Москве. Для этого просто не хватило бы времени, так как с момента избрания Юрия Хмельницкого гетманом до Переяславской рады прошло меньше месяца, а на дорогу из Переяславля в столицу и обратно даже гонцу требовалось не менее четырех недель. Похоже, что эти дополнения к прежнему царскому указу были разработаны в стане Трубецкого и лишь после их утверждения представлены в Москву.

   Что касается гетмана - изменника и его ближайших сторонников, то, согласно дополнениям к договору, Иван Выговский с семьей и детьми, а также его братья и родственники Данила, Василий, Юрий и Илья подлежали выдаче царским властям для последующего наказания. Никто из Выговских впредь в Войске Запорожском служить не имел права. Ближайшие сподвижники прежнего гетмана - Григорий Лесницкий, Григорий Гуляницкий, Антон Жданович и ряд других лишались своих должностей и впредь к войсковому управлению не должны были допускаться. Некоторые из бывших полковников остались простыми казаками, а другие, как, например, Жданович перешли на королевскую службу. Видимо, все же польской Короне Жданович послужил недолго, так как в начале 1660 года он в составе войск Станислава Потоцкого принимал участие в осаде Могилева ( на Днестре) и был захвачен в плен оборонявшими город сторонниками Юрия Хмельницкого. О дальнейшей судьбе славного казака ничего не известно.Аналогичным образом и Иван Богун позднее перешел на службу Великому князю Литовскому.

   Переданный Трубецкому Данила Выговский по дороге в Москву умер, Василий, Юрий и Илья были сосланы в Сибирь, но позднее помилованы. 4 декабря царские воеводы взяли приступом Старый Быхов и пленили Ивана Нечая, а также укрывавшихся там других сторонников Выговского.

   Каждая из статей на раде голосовалась отдельно, и в конечном итоге, они были приняты в московской редакции, а 14 статей, предложенных в Расаве, были отвергнуты.

  Власть гетмана распространялась на обе стороны Днепра и на каждой из них были выбраны свой судья, свой есаул и свой писарь. Без царского на то повеления гетману запрещалось казнить кого - бы то ни было, даже при наличии решения войскового суда.

   Утвержденные на раде статьи были записаны в специальную книгу, подписаны гетманом и переизбранной старшиной. Генеральный обозный Носач, судья Беспалый, есаулы Ковалевский и Чеботков, полковники - черкасский Одинец, каневский Лизогуб, корсунский Петренко, переяславский Цецура, , миргородский Павел Охрименко ( Апостол), лубенский Засядько, прилуцкий Терещенко и нежинский Василий Золотаренко оказались неграмотными ( или прикинулись такими?). За полковников, которые не были на раде, потому что несли службу на границе против татар и поляков: чигиринского Кирилла Андреева, белоцерковского Ивана Кравченко, киевского Василия Бутрыма, уманского Михаила Ханенко, брацлавского Михаила Зеленского, паволоцкого - знаменитого Ивана Богуна, подольского Остапа Гоголя подписался лично гетман.

   Конечно, новая редакция царского указа не шла ни в какое сравнение с положениями статей гадячского договора, заключенного поляками с Выговским. Однако, для черни эта разница принципиального значения не имела, поскольку основные казацкие вольности и привилегии для Войска в целом оставались прежними и аналогичными тем, что были оговорены в Гадяче Выговским с польским посланником Беневским. Для старшины же новые условия не мог быть привлекательным, поскольку не только не наделял полковников и сотников новыми привилегиями, но и существенно ограничивал возможность злоупотреблений ими своей властью. Кроме того, гетман фактически ставился под контрольцарских воевод, размещавшихся в стратегически важных городах Малороссии, в то время, как согласно прежних пунктов Богдана Хмельницкого , подчинялся лично государю.

   Но делать было нечего. Трубецкой отказался даже обсуждать те 14 статей, которые были представлены ему Хмельницким и Дорошенко на основании решения рады в Расаве. Собственно, иначе князь поступить и не мог, так как они предусматривали, например, право гетмана принимать иностранных послов, участвовать в выработке мирных договоров с татарами, поляками и шведами. Согласно этим предложениям, царь не имел права отказать в утверждении гетмана избранного на раде, состоявшей исключительно из войсковых людей. Предлагалось запретить сношения кого-либо, помимо гетмана, с Москвой, а киевский митрополит должен был оставаться в подчинении константинопольского патриарха. Царские воеводы не должны были размещаться в малороссийских городах, кроме Киева.

   Естественно, Трубецкой не мог пойти на такие условия, поскольку было ясно, что в Малороссии необходимо навести и поддерживать твердый порядок, а казацкие вольности и свободы ( особенно, что касалось гетмана и старшины) свести к минимуму. Слишком дорогой ценой обходилась Московскому государству казацкая вольница, и чересчур много крови было пролито из-за амбициозных устремлений казацкой старшины. Однако, вряд ли кто в царском окружении мог предположить, что Малороссию ожидают еще более страшные испытания, благодаря этой самой вольнице и непостоянству малороссийских казаков, все возрастающие амбиции которых в вопросах независимости и самоопределения, не соответствовали уровню их экономического и военно-политического потенциала, а также и самосознания основной массы населения.

   Серко, как и большинство полковников, статьи не подписал . сказавшись неграмотным, хотя это было не так. Просто он не хотел быть причастным к документу, значительно ограничивающему и ту куцую автономию, которая была предоставлена Войску Запорожскому на основе пунктов Богдана Хмельницкого. В глубине души он понимал, что ужесточение условий принятия царем казаков под свою руку вызвано непостоянством и изменчивостью настроений в казацкой среде. Если король еще был готов мириться до поры с ненадежностью казацкого войска, то царь Алексей Михайлович терпеть такое положение дел не будет. Сам Иван, как никто другой, понимал, что Юрий Хмельницкий мало пригоден для должности гетмана, но все же его кандидатура из всех возможных была наиболее предпочтительной.

   Понимали это и в Москве, поэтому гетман был окружен доверенными людьми Ромодановского и Трубецкого, которые и советовали ему принимать решения, а со своей стороны информировали воевод о том, что происходит в гетманской ставке. Серко же после избрания Хмельницкого посчитал свою задачу выполненной и хотел было возвратился на Запорожье. Но в начале 1660 года гетман выделил ему 5000 охочекомонных казаков и заблокировать выходы из Перекопа на Малороссию, в то время, когда Шереметев планировал выступить в поход против Речи Посполитой на юго-западном направлении.

   Татары, как огня, боялись грозного сечевого атамана, одно лишь имя которого наводило на них ужас и иначе , как "швйтаном" его не называли. В перерывах между набегами на ногайские улусыон много времени проводил в семье, где у них с Мотрей подрастали сыновья и две маленькие дочки. Иван не прекращал совершенствоваться и в чародействе так как искусство создания тульп, наведения морока способность отведения глаз не раз выручали его в реальных сражениях. С помощью Мотри он также освоил телекинез и силой мысли мог передвигать предметы и людей, сломать дерево в обхват толщиной или остановить несущуюся на полном скаку лошадь. Мотря помогла ему совершенствовать прежние навыки лечения и залечить огнестрельное или сабельное ранение для него не составляло большого труда. Однако, как Иван не старался ,но овладеть способностью перемещаться силой мысли у него не получалось

   -Видимо, в тот раз тебе помогло не только кольцо моей матери, но и особое состояние разума,-рассудила Мотря.- Если окажешься в похожей ситуации, может и опять получится

   Между тем , в то время пока Серко терроризировал татар у Перекопа, обстановка в Малороссии все более осложнялась. Даже простым казакам становилось понятным, что новый гетман ни талантом, ни умом не походил на своего великого отца. В казацких рядах началось брожение, умело подогреваемое не только бывшими соратниками Выговского, такими как, Гуляницкий, Лесницкий,но и теми, кто сам метил заполучить гетманскую булаву Цецюрой, чувствовавшим себя незаслуженно обойденным, Яковом Сомко,Василием Золотаренко и даже бывшим левобережным гетманом Иваном Беспалым. Сам Юрий Хмельницкий тоже имел причины быть недовольным Москвой, так как были арестованы мужья его сестер,служившие с Выговским, а с ним никто из воевод не считался. Юрий, рано потерявший мать, рос в окружении женщин, отец его воспитанием не занимался, поэтому он вырос капризным, ранимым подростком, мало похожим на старшего брата. Но он чисто по-женски умел глубоко затаить обиды и внешне их никому не выдавать.

   Но если ситуация в Малороссии даже после избрания нового гетмана обеих сторон Днепра, была достаточно сложной, то не лучшим образом обстояли дела и в Московском государстве. И для самого царя и для его окружения стало, наконец, понятным то, о чем два года назад предупреждал еще покойный Хмельницкий: они оказались обманутыми поляками. В то время, когда Польшу можно было стереть с лица земли и забыть о ее существовании, Москва, наоборот, подала ей руку помощи, объявив войну Швеции. Война эта не вызывалась какой-либо объективной необходимостью, а велась лишь из-за того, что Алексею Михайловичу был обещан польский трон. Более того, царь помешал и Ракочи укрепиться на польском престоле и крепко обидел Войско Запорожское, отказав послам Богдана Хмельницкого участвовать в выработке условий мирного договора с Польшей. Несмотря на всю проявленную осторожность, Москва не вняла предупреждению Пушкаря и запорожцев о тяготении Выговского к полякам и Крыму, сделав ставку на гетмана-изменника, что и привело впоследствии к драматическим событиям в Малороссии.

   После гадячского трактата просчеты царского правительства становились особенно заметными на фоне деятельности его воевод Трубецкого, Ромодановского и других, из-за просчетов или нерешительности которых, Малороссия едва вообще не вышла из московского подданства. Из всех военачальников, отправленных царем в Малороссию, один Шереметев пока что действовал активно и успешно. Он не только отразил все попытки Выговского овладеть Киевом, но в конце года выступил против Анджея Потоцкого и нанес ему серьезное поражение, захватив обоз.

   По мнению царского окружения, новые условия избрание гетманом Хмельницкого с одновременным ограничением гетманского самоуправления должно было в какой-то мере изменить ситуацию в Малороссии и дать возможность сосредоточиться на решении задач по заключению мирного договора со шведами. В этом вопросе Карл Х, уже вступивший в переговоры о мире с Польшей, легко пошел навстречу Москве, так как воевал еще и с Данией, а к Московскому государству у него никаких претензий не было.

   Однако, хотя переговоры со Швецией проходили в целом успешно, они явно запоздали. Постепенно поднимающаяся из руин после трех перенесенных ею войн, Речь Посполитая набирала новые силы и отнюдь не собиралась мириться с тем, что Малороссия возвратилась в московское подданство.

   Если на дипломатическом поприще полякам в последние годы и удалось достичь серьезных успехов, заставив царя поверить в реальность его избрания королем Речи Посполитой, то все же на театре военных действий преимущество сохранялось на стороне Москвы. За четыре года войны московские воеводы фактически заняли всю Литву и большую часть Белоруссии. Несмотря на измену Выговского, удалось удержать за собой и Малороссию. В начале 1660 года воевода князь Иван Хованский взял крепость Брест, а стольник Семен Змеев нанес поражение полякам под Слуцком. Однако, с этого времени военное счастье изменило Москве и инициатива постепенно стала переходить к польско-литовской стороне.

   Весной 1660 года Польша заключила со Швецией Оливский мир, вопрос о котором был решен еще в конце предыдущего года, и приобрела возможность усилить восточную группировку своих войск. Уже в начале марта коронный обозный Анджей Потоцкий вместе с Выговским стали вести наступательные действия в районе Могилева ( на Днестре), но, правда, без особых успехов. Однако, в скором времени на соединение с ними должен был подойти коронный гетман. Получив сообщение о предполагаемом наступлении поляков на Украину, Шереметев решил выступить им навстречу. Помимо собственных войск к нему присоединились 11 казацких полков во главе с наказным гетманом Тимофеем Цецурой. Имея под своим началом 60-тысячное войско, Шереметев летом 1660 года стал выдвигаться на Волынь. На этом операционном направлении ему противостоял коронный гетман Станислав Потоцкий с 10-тысячной армией. По царскому указу для охраны малороссийских городов выступил окольничий князь Осип Щербатый и один из воевод Ромодановского Петр Скуратов. В их задачу входила оборона Киева и прилежащих местечек на время отсутствия Шереметева.

   Казалось бы, удача сопутствует московской стороне и можно было рассчитывать одновременными ударами с северо-востока и юго-запада нанести полякам серьезное поражение. Однако 18 июня объединенное польско-литовское войско во главе с Сапегой, Чарнецким, Полубинским и Кмитицем само нанесло в районе Борисова сильное поражение войскам князя Хованского, заставив его отступить к Полоцку.

   Тем временем Шереметев начал выдвижение по направлению ко Львову, а Юрий Хмельницкий с 25-тысячным казацким корпусом по договоренности с ним двигался в том же направлении параллельным курсом. Разведка в московском войске, по-видимому, отсутствовала и по этой причине Шереметев не имел сведений о том, что к коронному гетману Станиславу Потоцкому, стоявшему у местечка Любар, присоединился маршал Любомирский и 60-тысячная орда буджакских татар, подошедшая со стороны Силистрии. Ввиду превосходства противника в живой силе, московский воевода вынужден был перейти к обороне и в течение 5 и 6 сентября, став укрепленным лагерем, отбивал атаки поляков и татар. В этих боях он потерял 1500 своих ратников и 200 казаков, но ситуацию осложнило отсутствие в его войске провианта. Чтобы избежать голода, он вынужден был отправить трехтысячный отряд на поиски продовольствия, однако отряд был перехвачен татарами, частично пленен, а частично уничтожен.

   Вместо того, чтобы сразу отступить к Чуднову и укрепиться в нем, Шереметев, рассчитывая, по-видимому, на помощь от Хмельницкого, продолжал еще в течение десяти дней оставаться на месте, предпринимая бессмысленные вылазки против поляков. Наконец, когда казаки, едва не взбунтовавшись, уже намеревались в ночь на 16 сентября уйти самостоятельно, он уговорил их остаться до утра, так как из принятых в те времена понятий воинской чести, не хотел скрыться от неприятеля тайком. На рассвете в виду неприятеля воевода начал отступление в направлении Чуднова. Его войска под прикрытием вагенбурга отходили в полном порядке, отражая атаки противника, тем не менее, по ходу отступления боярин потерял 400 телег и девять пушек. Конечно, быстро двигаться он не мог, поэтому поляки обошли его и заняли удобную позицию у Чуднова, захватив замок и высоты над городом. Все же Шереметеву удалось в его окрестностях разжиться провиантом и он разместил свой лагерь в не очень удачном месте на равнине неподалеку от городских стен. Поляки попытались взять его лагерь штурмом, но были отброшены, а Шереметев, продолжал укреплять свой стан, ожидая помощи от Юрия Хмельницкого.

   О том, что гетман Хмельницкий на подходе для поляков не было тайной. Потоцкий остался охранять обложенного со всех сторон Шереметева, в тылу которого находилась речка Тетеря, а Любомирский скрытно выступил навстречу запорожскому гетману и встретил его под Слободищем в нескольких верстах от Чуднова. Хотя появление Любомирского и оказалось для казаков неожиданностью, они в завязавшемся бою отнюдь не потерпели поражения. Правильно будет сказать, что противники оказались равными по силе и после первого столкновения остановились друг против друга, не считая себя побежденными. Безусловно, казаков тревожил в первую очередь вопрос: где Шереметев?

   Ответ на него был получен практически сразу. Хмельницкому поступила грамота от Выговского, находившегося при Любомирском, в которой он сообщал, что Шереметев разбит, уничтожить остатки его войска не составит труда, а Хмельницкого, если он сложит оружие и встанет на сторону Речи Посполитой, король простит.

   Хотя в грамоте Выговского относительно поражения Шереметева в целом сообщалась правда, положение боярина, как и самого Хмельницкого было отнюдь не безнадежным. Если бы оба войска, стоявшие друг от друга на расстоянии нескольких верст, соединились, они могли бы рассчитывать, по меньшей мере, на беспрепятственное отступление к какой-нибудь сильной малороссийской крепости. Вполне возможно, что в этом случае они могли бы приступить и к активным боевым действиям, ведь их объединенное войско насчитывало бы порядка 70 тысяч, даже с учетом потерь, понесенных Шереметевым.

   В отсутствие Любомирского, московский воевода предпринял попытку напасть на Потоцкого и пробиться на соединение с Хмельницким, однако коронный гетман сумел отбить его атаки, а вечером к нему опять присоединился и Любомирский. Если бы Хмельницкий последовал за ним и пришел на помощь Шереметеву, они, без сомнения, одержали бы победу, но гетман остался на месте и вступил с поляками в переговоры.

   4 октября 1660 года Шереметев сделал еще одну отчаянную попытку вырваться из окружения, но, потеряв убитыми 3000 человек, вынужден был вернуться в лагерь. Хмельницкий же, оставаясь безучастным свидетелем происходящего, на следующий день прислал в польский стан предложения о мире.

   8 октября он явился к полякам лично, а 9 октября направил письмо Цецуре, призывая его перейти на сторону короля. Юрий Хмельницкий знал, что перяславский полковник обижен на царское правительство за то, что не был вознагражден за мятеж против Выговского и надеялся, что честолюбивый Цецура оставит Шереметева со своими казаками.

   Действительно, его расчет оказался верным.11 октября гетман получил ответ, в котором полковник писал, что отделится от Шереметева, если удостоверится о том, что гетман свободен и находится в польском стане. Хмельницкий выехал на возвышенное место, став под бунчуком. Увидев его, Цецура с 2000 казаков вырвался из табора и направился к Хмельницкому. Татары не поняли в чем дело и вступили с ним в бой. Пока поляки сумели вмешаться и объяснить, что происходит, казаки потеряли около 200 человек.

   Хотя большая часть казаков оставалась с Шереметевым, измена Цецуры произвела на боярина тягостное впечатление. Больше помощи ждать было не от кого и надеяться не на что. Воевода оборонялся еще две недели, а затем 23 октября 1660 года вступил в переговоры с поляками.

   В конечном итоге, чудновское дело закончилось тем, что Шереметев вынужден был сдаться. Поляки передали его татарам и затем в Крыму он провел долгие 22 года.

   Известия о разгроме непобедимого прежде Шереметева, потери крупнейшего контингента московских войск в Малороссии и измене запорожского гетмана в Москве были восприняты очень болезненно. К тому же, почти одновременно 24-26 сентября у села Губарево в Белоруссии от Сапеги с Чарнецким потерпел поражение князь Юрий Долгорукий с 25-тысячным войском, а в начале октября эти же польские военачальники разгромили 12-тысячный отряд князя Хованского, высланный на помощь Долгорукому.

   Для московского государства наступили трудные времена. Вновь, как и после поражения под Конотопом, в Москве стали реально опасаться нападения татар и казаков на приграничные воеводства, тем более, что крымцы вторглись на территорию Войска Донского и напали на Черкасск. Оставшиеся в Малороссии воеводы ссорились между собой и посылали царю доносы друг на друга.

   Между тем, польское правительство принимало все меры для того, чтобы не упустить выпавший во второй раз шанс укрепитьсяв Малой Руси.Это было тем более необходимо, что в малороссийских городах, в том числе и в Киеве, продолжали оставаться московские воеводы, а среди казаков правого берега не было единства и далеко не все они желали воссоединения с Польше..

   Юрий это понимал, поэтому созвал 10 ноября в Корсуне раду, на которой намеревался сложить с себя гетманские полномочия и удалиться в монастырь. К этому его, в частности, склоняли и сторонники Выговского, вынашивавшего мысли вернуть себе гетманскую булаву. Однако такое намерение никак не совпадало с интересами польского правительства, которое слабохарактерный Юрий устраивал, как нельзя лучше. Вторичное избрание гетманом Выговского, к чему тот всей душой стремился, не устраивало королевское окружение, так как многие понимали, что он станет проводить независимую политику и им будет намного труднее управлять.

   До начала рады в Корсунь прибыл Беневский ( в то время уже один из польских воевод ) и, побеседовав с Юрием, убедил его принять булаву, объяснив, что если он откажется от гетманства, то будет избран Выговский, который непременно станет мстить ему за прошлое. Эти аргументы Юрий счел весомыми, поэтому не стал отказываться от булавы, которую Беневский и вручил ему 10 ноября 1660 года на раде старшины, а на следующий день и на черной раде с участием около 20 тысяч черни. По совету Беневского войсковым писарем был избран Павел Тетеря, а обозным Тимофей Носач. Когда казакам были зачитаны статьи гадячского договора, на основании которых правобережная Украина вновь стала входить в состав Польши, поднялся большой шум. Казаки кричали, что если бы в свое время Выговский эти статьи им объявил, то они не поддались бы Москве. Конечно, ВКР в полном объеме восстановлена не была, но все же какая-то попытка создать на правом берегу Днепра государственность была вновь предпринята.

   В то время, как в Корсуне приднепровские казаки избирали себе гетмана, в Переяславле проходила рада казаков Заднепровья. Инициатором ее проведения стал Яков Сомко, который клялся в своей верности Москве и был избран наказным гетманом. Одновременно в Москву прибыл кошевой Запорожской Сечи Иван Брюховецкий, уверяя бояр в своей преданности царю. Иван Серко, отделившийся от Запорожья и промышлявший со своими охотниками против татар, также встал на сторону царя. Таким образом, некогда единое Войско Запорожское раскололось на две половины, одна из которых сохранила верность Москве, а другая признала над собой верховную власть Речи Посполитой.

   Глава шестая. Борьба за гетманскую булаву.

   После выявившейся измены гетмана Хмельницкого Иван Серко со своим отрядом превратился как бы в отдельную воинскую единицу , действовавшую фактически автономно. Само собой понятно, что он перестал быть винницким полковником, хотя и так числился им чисто номинально. На Сечь он тоже возвращаться не стал, прежде всего по той причине, что настоящих запорожцев там остались считанные единицы, а большая их часть состояла из дейнек и ненавидела значных. Их кумиром стал Иван Брюховецкий, оставшийся на Запорожье, которого провозгласили не только кошевым атаманом и гетманом, чего прежде никогда не бывало. На Левобережье тем временем шла борьба за гетманскую булаву, обладателем которой одно время стал Сомко, но Василий Золотаренко оспорил решение рады, считая его нелегитимным.

   Из-за последних событий для царского правительства Малороссия стала напоминать чемодан без ручки - и бросить нельзя и нести невозможно. За все шесть лет вхождения казацкой территории в состав Московского государства в царскую казну не поступило ни рубля, все налоги и сборы с населения оставались у гетманов или полковников. В то же время содержание в малороссийских городах царских войск требовало больших затрат, осуществлявшихся за счет московского правительства. По самым скромным подсчетам потери Москвы в живой силе убитыми и пленными за это время составили не менее 70-80 тысяч человек.

   Ко всему прочему, измена уже второго гетмана позволило полякам в начале 1661 года перехватить инициативу и перенести военные действия на Левобережье, где ими было предпринято наступление в направлении Нежина.

   Сложившаяся ситуация не позволяла царскому окружению безоглядно доверяться и левобережным казакам, убеждавшим Москву в своей верности. Ни для кого не было секретом, что и Сомко, и Золотаренко находятся в родственной связи с Юрием Хмельницким, а Брюховецкий в свое время был слугой старого гетмана и одним из доверенных лиц Юрия, оказавшим ему немалую помощь при избрании на гетманский пост. Кроме того, было известно, что Полтавский, Миргородский и Прилуцкий полки не хотят подчиняться Москве и тяготеют к Хмельницкому.

   Всем было понятно, что пора определиться с кандидатурой левобережного гетмана,но назначенная рада не состоялась, так как в это время поляки во главе с Чарнецким и Хмельницким при помощи татар попытались захватить Нежин. В ходе ожесточенных боев, продолжавшихся весь январь и февраль, Золотаренко, Сомко и царским воеводам, удалось очистить Заднепровье от противника. К концу марта 1661 года на сторону Москвы перешли Полтавский, Прилуцкий и Миргородский полки, лишь Остер продолжал оказывать сопротивление. В Приднепровье также поляков практически не осталось, все ушли в коронные города. В Москве, где реально опасались, что после победы над Шереметевым польские полководцы вторгнутся в московские пределы, вначале не могли понять, что заставило их уйти из Малороссии. Некоторые даже думали, что шведы вновь вступили с Польшей в войну. Однако все объяснялось проще - у Речи Посполитой не оказалось денег для выплаты жалованья солдатам, которые в связи с этим отказались продолжать воевать.

   Однако, если польская казна оказалась пустой, то и в Московском государстве состояние финансов выглядело не лучшим образом. Денег на нужды войска катастрофически не хватало, тем более, что, если на юге Москва получила временную передышку, то на границах с Литвой война была в полном разгаре. Тем временем, началась смута и в Заднепровье. В апреле под Нежином все-таки состоялась рада, на которой часть казаков хотели избрать гетманом Сомко, а другая половина выступала за Золотаренко.

   Запорожье, где уже в то время усилилось влияние Ивана Брюховецкого, который и сам помышлял о гетманской булаве, решили соблюдать нейтралитет.

   Иван Серко, узнав о готовящейся раде, на нее не прибыл, так как у обоих претендентов сторонников было примерно одинаково и усиливать чью -либо сторону он не хотел. Ис Сомко, и Золотаренко он был знаком шапочно и ни одного, ни другого не считал достойным гетманской булавы.

   -Оба они в свойстве и с Богданом, и с Юрком,- делился он с Верныдубом своими мыслями,- но талантами военачальников не обладают. К тому же ходят слухи, что Сомко любитель выпить. Богдан, правда, тоже одно время не чурался оковитой, но он хоть рассудок сохранял.

   Сам Серко, если в молодости и позволял себе выпить чарку другую, уже лет десять как в рот не брал ни капли спиртного.

   Не придя к единому мнению, на раде решили избрать Сомко временно наказным гетманом, а там будет видно. Но на самом деле в Москве колебались с окончательным решением, кому отдать предпочтение, так как возникла реальная возможность снова без кровопролития подчинить себе и западную сторону Днепра. Дело в том, что у Юрия Хмельницкого практически не осталось войска - не было чем платить жалованья казакам. Сам он находился в Чигирине только с генеральным писарем Тетерей и судьей Григорием Лесницким. Король, которому самому нечем было платить войску, помощи ему не оказал. Татары также оставили его и ушли в Крым.

   Покинутый своими союзниками Юрий Хмельницкий обратился к царю с посланием, в котором оправдывался в своей измене, тем, что вынужден был поступить так по принуждению полковников, а лично сам он готов и впредь верно служить великому государю. В Москву и ранее доходили сведения, будто он посылал к константинопольскому патриарху монаха Шафранского с просьбой освободить его от присяги королю. Было известно, что Юрий также договаривался с Брюховецким и Сомко, чтобы они напали на него и тогда, он, как будто поневоле, сдался бы им. Эти слухи были широко распространены в Польше, где также поговаривали, что Хмельницкий хочет остаться гетманом, но под покровительством Турции.

   Как бы то ни было, но не воспользоваться шансом снова объединить Малороссию, в царском окружении не могли, но замысел не удался ,так как в октябре к Хмельницкому прибыл хан с татарами и гетман вынужден был идти вместе с ним за Днепр, где они осадили Переяславль.

   Тем не менее, до конца 1661 года обстановка в Малороссии оставалась стабильной. Золотаренко и Сомко, хотя и враждовали между собой, однако их преданность Москве сомнения не вызывала. Запорожье, ставшее после подавления восстания Пушкаря приютом для бедных казаков и поспольства, усиливало свое влияние среди простого народа Малороссии. Кошевой гетман Брюховецкий рассылал по всему краю своих агентов, которые распространяли слухи, что он стоит за простой народ и, если его изберут гетманом Войска Запорожского, то все станут казаками.

   Короче говоря, сил воевать с Москвой не осталось ни у короля,ни у Хмельницкого однако татарская угроза сохранялась. В январе 1662 года крымская орда ворвалась в московские земли на севском направлении, где татары захватили в плен больше 20 000 человек, однако, воеводе Григорию Федоровичу Бутурлину удалось нанести им серьезное поражение и освободить пленных. Одновременно и сам хан, двигавшийся с другой стороны на Путивль, был отражен князем Иваном Ивановичем Лобановым-Ростовским и вынужден был возвратиться в Крым.

   Весной в Козельце была проведена новая рада без царского указа, на которой в гетманы был выбран Сомко, однако Золотаренко это решение не признал, в виду того, что чернь на ней отсутствовала.

   Между тем, король подкрепил Хмельницкого своими войсками, а хан- татарами, что позволило гетману западной стороны перейти Днепр и совершить нападение на Сомко, стоявшего лагерем вблизи Переяславля. Сомко мужественно оборонялся, имея в своем распоряжении только несколько сотен казаков. Взять город с ходу Хмельницкому не удалось и он приступил к его осаде. Узнав об этом, князь Григорий Ромодановский со своими ратными людьми и Нежинским полком Василия Золотаренко поспешил на помощь наказному гетману. Хмельницкому пришлось снять осаду и отступить к Днепру, где, не доходя Канева, он разбил свой лагерь. Ромодановский, Сомко и Золотаренко настигли его там и приступили к штурму. Вначале Хмельницкий оборонялся мужественно, но, когда татары обратились в бегство, войско Ромодановского ворвалось в табор. Немецкая пехота, засевшая в окопах, оказала отчаянное сопротивление и была вся уничтожена: тела их, как сообщает летописец, лежали друг на друге. Хмельницкому с небольшим отрядом удалось скрыться.

   Но разгром правобережного гетмана не привел к единству среди казаков на левом берегу Днепра. Если раньше только Сомко и Золотаренко писали друг на друга доносы, то после осады Переяславля на Сомко направил жалобу царю и воевода Чаадаев, писавший, что во время обороны Переяславля Сомко пьянствовал, активности не проявлял и даже сговаривался с Хмельницким соединиться с ханом.

   В это же время к борьбе за гетманскую булаву присоединился и третий соперник Сомко и Золотаренко - кошевой гетман Сечи Иван Брюховецкий. Он с большим отрядом запорожцев был отправлен Сечью на раду в Козельце, но узнав о походе Хмелньницкого, прибыл в помощь Ромодановскому. К тому времени, правда, тот уже бежал за Днепр, а Брюховецкий остался при Ромоданоском, которому пришелся по душе. Хитрый и предприимчивый бывший "старший слуга" Богдана Хмельницкого быстро разобрался в ситуации и включился в борьбу за гетманскую булаву, с помощью, как тогда было модно, тривиальных доносов.

   У бояр в Москве голова шла кругом - кому верить? Как разобраться, какой из доносов правдив, а какой- навет? Воеводам в малороссийских городах тоже нельзя было доверять в их оценке того или иного казацкого лидера, потому что они были люди пришлые и тонкостей взаимоотношений в казацкой среде до конца не понимали. В конце концов гетманом выбрали Ивана Брюховецкого, хотя некоторые царские воеводы считали это ошибкой.

   Юрий Хмельницкий, потерявший в этой кампании 1662 года около двадцати тысяч немцев, поляков и казаков находился в Чигирине, умоляя короля прислать подкрепление, так как он почти остался без войск. Не получив от короля помощи, гетман в конце года самостоятельно сложил с себя полномочия и постригся в монахи под именем инока Гедеона. Вместо него на раде был выбран гетманом правой стороны Днепра Павел Тетеря, однако, насколько легитимным было это избрание, сказать трудно.

   Глава седьмая. Иван Серко и Григорий Косагов.

   Неудача королевских войск на Левобережье роковым образом повлияла и на осложнение ситуации на правом берегу Днепра. О готовящемся новом походе короля царскому правительству стало известно еще в конце 1663 года, поэтому было время предпринять некоторые превентивные меры. Пока в Брянске собирались войска под командованием князя Черкасского, Григорий Ромодановский отрядил одного из своих командиров, будущего генерал -поручика Григория Ивановича Косагова, на Сечь, чтобы договориться с запорожцами о совместных действиях.

   Серко в междоусобицах претендентов на гетманскую булаву не участвовал, а вскоре после того, как Брюховецкий присоединился к Ромодановскому, возвратился на Запорожье. Большинство его охотников разбрелись на зиму , кто куда, как это было принято у запорожцев, а Иван, избранный кошевым атаманом, оставался на Сечи буквально с горсткой казаков. Косагов прибыл в конце ноября и передал Серко предложение князя.

   -Не ко времени князь Ромодановский задумал набег на татар,- с легкой досадой сказал кошевой, выслушав Косагова.- Если бы об этом речь зашла месяц назад, мы могли бы для такого дела и несколько тысяч казаков найти, а сейчас их на Сечи едва ли три сотни наберется. Остальные разошлись зимовать по домам. Так уж повелось на Сечи с незапамятных времен. Можно их, конечно, созвать для похода, но это дело не одного дня.

   -Что ж,- сказал Косагов, поднимаясь из-за стола,- придется, значит, мне одному с моими людьми татар воевать.

   -А сколько у тебя людей?- поинтересовался Иван.

   -Три десятка донцов , да шестьдесят калмыков,- хмуро ответил его собеседник.

   -Гмм,- хмыкнул Иван,-не густо, поскупился князь дать больше людей или на запорожцев рассчитывал?

   -У него у самого каждый человек на счету,- буркнул Косагов- .Король собрал большое войско, с ним коронный гетман Потоцкий, польный гетман Чарнецкий, наказной казацкий гетман правой стороны Богун, крылатые гусары. Дело жаркое предстоит.

   -Чарнецкий и Богун, говоришь,- нахмурился Серко,-два давних заклятых врага теперь сошлись под одними знаменами. У пана ляха в подарок от Богуна под Монастырищем серебряное небо досталось...

   -Ладно, кошевой, - перебил его Косагов,- раз помощи Сечь оказать не может, то я не стану терять времени, отправлюсь в степь один.

   -Экой ты горячий,- усмехнулся Серко. Он встал из-за стола и , положив руку на плечо московского гостя, усадил его назад.- Об отказе от участия в набеге на татарские улусы я речь не вел, а говорил лишь о том, что для такого дела людей маловато. Но может оно и к лучшему...

   -Так , ты все же дашь запорожцев?- оживился Косагов.

   -Я и сам пойду с тобой, только больше сотни казаков вряд ли удастся найти, Сечь ведь тоже охранять надо.. Впрочем, для того, чтобы панику посеять в татарских улусах, наших сил хватит, но, если придется столкнуться с крупным чамбулом , то тут уж как Бог даст.

   Косагов с чувством признательности пожал руку кошевому атаману и деловито спросил:

   -Когда выступаем?

   -Дня два -три придется подождать,- ответил кошевой,- мои разведчики на днях должны возвратиться из- под Перекопа,надо знать к чему нам там готовиться. Да и без рады я такой поход сам объявить не могу. Да и твоим людям не помешает несколько дней отдохнуть с дороги.

   Как и рассчитывал Серко, подготовка не заняла много времени.На раде, собранной в тот же день было решено выделить людей для похода, вместо Ивана старшим на Сечи остался Остап Верныдуб, не очень довольный таким решением приятеля. Понимая чувства побратима, Серко сказал:

   -Пойми Остап, я должен быть уверен, что в наше отсутствие на Сечи будет все в порядке, а зная, что ты здесь за старшего, я буду спокоен.

   Остап вздохнул, но спорить не стал и занялся обеспечением уходящих запорожцев всем необходимым к походу.

   Два дня спустя, когда Косагов навестил кошевого, в его кабинете он застал человека, по виду татарина, одетого в лисью шапку и нагольный кожух из овчины.

   -Знакомься, Григорий, это Азамат, лазутчик, которого мы ждали, я тебе о нем говорил. Он будет нашим проводником. В улусах все спокойно нас там никто не ждет. Если у тебя все готово, выступаем завтра.

   У тех, кто не был знаком с обычаями запорожцев , порой создавалось мнение, что это буйный народ, не терпящий никакой дисциплины, вольница, которая хотела - шла грабить татар или турок, не хотела -- шла воевать с ляхами, а то и с Москвой. На самом деле на Сечи существовали свои обычаи, за нарушение которых можно было даже поплатиться жизнью. В походе нельзя было пьянствовать, обсуждать приказы наказного гетмана или кошевого атамана, если тот сам возглавлял поход. Убийство товарища в ссоре каралось смертью, как и неподчинение командирам. Решение о походе принималось на раде, где и формировался командный состав для него.

   Любому походу против турок и татар предшествовала глубокая разведка, благо информаторов у запорожцев было много. На самой Сечи было немало татар выкрестов, которые прекрасно знали все Дикое поле и появляясь там, не вызывали ни у кого подозрений. Да и старые запорожцы знали местность до самого Перекопа неплохо, так как не раз тут бывали. Сам Серко впервые побывал в Крыму больше сорока лет назад и за это время мало что изменилось. Все та же степь, солончаки, десятки речек и речушек-притоков Днепра, но ближе к Перекопу она становилась похожей на полупустыню, где трудно было найти даже корм для коней. Поэтому, главным образом казаки загружали вьючных лошадей запасами фуража и даже воды, так как ближе к Перекопу ее было мало. Правда, уже начался декабрь , но предстоящая зима могла быть и бесснежной, так что запасы воды были не лишними.

   До Конских вод особых мер предосторожности отряд Серко не предпринимал, но затем в степь далеко вперед и по сторонам стали высылать конные дозоры.

   -Отсюда можно идти прямо на юг до самого Перекопа,- объяснял Серко Косагову,- а на восток лежат владения Ногайской орды. Думаю,нам следуют навестить в первую очередь ногайцев, а там видно будет.

   Косагов не возражал, полагаясь на кошевого, о котором ходили слухи, как об опытном запорожском атамане, хорошо знавшем повадки татар.

   Серко применил ту же тактику, как и три года назад, но в этот раз все взрослые татары находились в своих улусах, а у Серко и Косагова было слишком мало сил, чтобы окружить весь улус Поэтому ,несмотря на внезапность нападения, татары быстро сориентировались, что нападавших не так уж и много. Пошли в ход тугие луки, засвистелт острые стрелы, засверкали в отблесках пожара кривые сабли. Но в руках калмыков были не менее грозные луки, тем более ,что они стреляли из темноты, а мечущиеся между кибиток татары были видны, как на ладони, в свете нескольких подожженных строений. Донцы и запорожцы также не сидели без дела, их сабли в эту ночь досыта напились татарской крови. Когда скоротечный бой закончился полной победой объединенного отряда, Серко, вытирая саблю о тулуп убитого татарина, сказал Косагову:

   -Прикажи своим людям собрать трофеи,но детей и женщин пусть не трогают. Большинство взрослых воинов мы перебили, но части из них удалось ускакать. Нам нельзя терять времени, надо следовать за ними и постараться догнать раньше, чем они успеют поднять тревогу.

   Однако, как они не спешили, беглецы оказались проворнее и успели достичь следующего кочевья прежде , чем их преследователи. Поэтому атаковать пришлось сходу и эффекта внезапности не получилось. К счастью, в этом улусе взрослых мужчин оказалось меньше и разъяренные сопротивлением нападавшие уже никого не щадили- ни женщин, ни детей, ни стариком. Все же и в этот раз части татар удалось скрыться и уйти от погони.

   -Они ускакали на восток,- с досадой сказал Серко,-значит, Карачи-мурза, уже сегодня вышлет против нас крупный чамбул. Поэтому путь на восток нам заказан

   Косагов молча кивнул, он знал, что предводитель ногайцев Карачи- мурза в свое время помог Хмельницкому под Пилявцами и без него казаки вряд ли побелили бы Калиновского при Батоге. Это был старый , опытный воин и Григорий не испытывал особого желания встретиться с ним в бою.

   -Конечно, сам он вряд ли станет во главе чамбула, чтобы расправиться с двумя сотнями непонятно откуда взявшихся бродяг,- размышлял Иван,- у него достаточно для этого опытных командиров. Но и нам надо бы свернуть в сторону, не ровен час наскочим на крупный татарский отряд.

   -А куда свернем?- не понял Косагов.

   -Пойдем к Перекопу,- ответил Серко.- Там, правда. командует Тугай бей, с ним тоже лучше не встречаться с такими силами, как у нас, но , может, тогда и ногайцы не погонятся за нами, а повернут назад.

   -Но погоди,атаман,- сказал озадаченный Косагов,- разве Тугай-бей,не погиб под Берестечком.

   -Погиб,- подтвердил Серко,- но у него осталось три брата, вот они ненавидят Карачи-мурзу, обвиняя его в смерти старшего брата. А один из них и есть перекопский бей.

   -Как это они его обвиняют?- не понял Косагов.

   -Тогда под Берестечко Тугай -бей повел своих татар в атаку на князя Богуслава, а Карачи-мурза вместо того, чтобы поддержать его, вышел со своими людьми из боя, захватив попутно табун буджакских татар. Хан бросился в погоню, чтобы помирить их, и все войско ринулось за ним. Так хан, по крайней мере, объяснял об этом инциденте в письме к султану.

   Все же Серко не рискнул двигаться прямо к Перекопу, а отошел верст на тридцать к западу, где они и устроили привал. На всякий случай он оставил Азамата и нескольких запорожцев постарше неподалеку от разгромленного улуса , наказав наблюдать за обстановкой и объяснив, где их найти в случае необходимости.

   Ночь прошла спокойно, только откуда-то издали временами доносился волчий вой, да лай лисиц. Едва рассвело в лагерь на взмыленных конях примчались Азамат и один из запорожцев.

   - Крупный чамбул преследует нас,- сказал Азамат,- они обнаружили ваши следы и идут сюда. Один из наших погиб, нам удалось оторваться, но не больше, чем на верст пять.

   -Если татарин взял след, - помрачнел лицом кошевой,- он с него уже не сойдет.- А сколько их там?

   -Точно не знаю,- развел руками Азамат, но так думаю, четверть обычного чамбула.

   -Четверть говоришь?- еще больше помрачнел Серко.-Это в пять раз больше, чем нас!

   Азамат молча развел руками.

   Косагов , внимательно слушавший их разговор, вскинул бровь.

   -Получается нам предстоит сразиться с тысячью татар?- спросил он.

   -Выходит так,- пожал плечами кошевой. Он несколько секунд помолчал, собираясь с мыслями, затем сказал:

   -Прикажи калмыкам стрелять без передышки, стрел у нас хватит. Донцы пусть поддержат их стрельбой из пищалей. И еще, что бы ты или твои люди не увидели, не обращайте внимания и ничему не удивляйтесь. Займем круговую оборону и встретим противника, как положено.

class="book">    Косагов отдал команду, калмыки выстроились в линию, натянув тетивы на свои смертоносные луки, донские казаки и запорожцы стали перед ними. Едва отряд закончил построение, как впереди показалась темная масса татар, широкой дугой пытаясь охватить отряд казаков и калмыков.

   -Тактика у них всегда одна,- сплюнул Серко,- ну да ладно. Может оно и к лучшему.

   Он сжал шенкелями бока коня и выехал вперед.

   -Ты куда?- воскликнул Косагов, но кошевой не ответил. Он стоял, молча вглядываясь в даль, неподвижный, как скала.

   Прошло несколько минут, расстояние до первых шеренг татар сократилось до двухсот шагов. Они не стреляли, видимо, рассчитывая взять дерзких пришельцев живыми.

   Косагов не стал ждать и подал команду стрелять. Калмыки вскинули луки и в морозной тишине запели первые стрелы. Донцы и запорожцы тоже открыли стрельбу из ружей и пистолей. До первых шеренг атакующей конницы было еще далеко, поэтому только несколько всадников свалилось в коней. В следующий момент в рядах наступающей конницы непонятно почему возникло смятение. Всадники на полном скаку заворачивали коней, пытаясь удрать, но натыкались на задние ряды, напиравшие на передних. Калмыки не понимали, что происходит, но стали пускать стрелы с удвоенной быстротой. Уже не один десяток татар свалился под ноги коней, а паника в их рядах продолжалась. Повсюду раздавались крики "Алла" и вопли ужаса. И действительно им было от чего прийти в ужас- ведь вся степь перед ними пылала огнем, ветер раздувал пламя и столбы пламени уже накатывались на передние ряды.

   Серко, контролировавший иллюзию огненной бури, понял, что, если пламя дойдет до первых шеренг, татары поймут, что никакого огня нет, а то, что они видят-чистая иллюзия. Поэтому, огненная буря пропала также внезапно, как и возникла, но перед татарами выросло , словно из-под земли несколько сотен запорожцев, которые летели на них на конях с саблями в руках. Стрелы их не брали, пролетая сквозь них, зато ни один выстрел калмыков не проходил зря. К тому времени казаки успели перезарядить ружья и грянул новый залп, выбивший из передних шеренг несколько десятков ногаев. Естественно, ни калмыки, ни донцы, ни запорожцы не видели пожара и тульп, поэтому стреляли прицельно, хотя и терялись в догадках, почему в рядах татар возникла паника.

   " Все это хорошо,- подумал между тем Серко,- но их все равно еще много, пора применять тяжелую артиллерию". Он поднялся в стременах и тульпы исчезли, но над степью прозвучал такой громогласный волчий вой, что даже у донцов и запорожцев волосы встали дыбом. Несколько минут ничего не происходило, но внезапно вся степь пришла в движение. Это из байраков, нор и укрытий понеслись на ногаев стаи волков. Голодные хищники, повинуясь мысленному приказу чародея, прыгали на всадников, сбивали с ног коней, рвали людей и лошадей на куски. В считанные минуты перед потрясенным Косаговым и его людьми снег, слегка припорошивший жухлую траву, превратился в кровавое болото, в котором бились в агонии разорванные на части люди и лошади. Задние ряды татар разворачивали коней с криками "Шайтан, шайтан!" пытались удрать , но рассвирепевшие волки, опьяненные кровью, не давали им уйти. Из всего чамбула меньше сотни ногаям удалось спастись и они неслись в свои улусы, охваченные безудержным страхом.

   -Что это было?- спросил потрясенный Косагов, подъехав к кошнвому, когда татары и преследовавшие их волки , скрылись вдали.

   -Об том тебе лучше не знать,- ответил Серко, вытирая испарину со лба.-Теперь нам можно повернуть к Перекопу и потрепать там еще два-три улуса.

   Набег получился удачным и, разорив два ближайших улуса, Серко с Косаговым возвратились на Запорожье. Разделив у Самары добытые трофеи : оружие, лошадей, драгоценности, которые обычно татары возили с собой в кибитках, а также несколько сот пленных , они распрощались и разъехались в разные стороны весьма довольные друг другом. Главная задача, ради которой Косагов прибыл на Сечь, была выполнена, хан не рискнул оказать помощь королю Яну Казимиру, стоявшему под Белой Церковью и тот в одиночку переправился на Левый берег. Вначале полякам сопутствовала удача, но натолкнувшись на сильное сопротивление городов, король отошел к Глухову, где был атакован войсками князя Ромодановского и казаками гетмана Брюховецкого. Начавшееся довольно удачно наступление поляков захлебнулось и король с остатками своих войск весной 1664 года ушел за Днепр.

   Глава восьмая. Тягинь.

   Возвратясь на Сечь, Серко не стал там долго засиживаться, а получив известия, что королевские войска ведут бои на Левобережье, решил воспользоваться этим и нанести полякам удар с тыла, откуда они его точно не ожидали. Попутно он посчитал удачным осуществить давно вынашиваемый план нападения на Тягинь. Этот богатый турецкий город вблизи устья Днестра запорожцы не навещали едва ли не со времен Сагайдачного, поэтому жители его о возможном набеге казаков даже не помышляли.

   Рада поддержала замысел кошевого, поэтому он срочно разослал на волость и по паланкам свои указы о предстоящем походе и в скором времени на Сечи собралось несколько тысяч казаков. Поскольку был разгар зимы и реки на пути к Тягиню покрылись льдом, решено было выступить в конный поход. Расстояние до Тягиня по прямой составляло чуть больше четырехсот верст и пройти его Серко рассчитывал дней за десять, так как обоз с собой брать не стал, погрузив запасы продовольствия, фуража и бочки с порохом на вьючных лошадей. Единственным препятствием на пути отряда мог оказаться только Южный Буг но в сотне верст от впадения в Черное море он был не очень широким и там имелись броды. Для похода было отобрано около двух тысяч казаков, и в третьей декаде января конный отряд под командованием Серко и Верныдуба вышел из Сечи. Важно было сохранить внезапность, поэтому, миновав Южный Буг, они оставили лиманы к югу и , пройдя севернее Хаджибея, скрытно подобрались к Тягиню. Этот город уже в то время представлял собой обширную и удобную гавань на Днестре, откуда и получил свое название. Бурный и стремительный Днестр никогда не замерзал, извиваясь кольцами словно змея. На его высоком правом берегу еще во времена Сулеймана Великолепного была построена мощная крепость по европейскому образцу бастионного типа. В ней же находилась резиденция местного паши и располагался турецкий гарнизон. От крепости к Днестру тянулись городские кварталы, торговая площадь, портовые постройки. Деревянный мост соединял оба берега реки и охранялся турецкими стражниками. Бывать здесь ни Серко,ни Верныдубу не доводилось, но план Тягиня , заранее составленный лазутчиками, у них имелся.

   Еще на Сечи, ознакомившись с ним, Остап заметил, что взять крепость штурмом нечего и надеяться.

   -Да и как мы вообще попадем в Тягинь?

   -Относительно крепости ты прав,- согласился кошевой атаман,-но гарнизон в ней не очень большой так что, если подорвать ворота, сломить сопротивление турок будет не сложно.. А как пробраться в Тягинь, у меня есть план. Такой город и особенно крепость постоянно нуждается в продовольствии: овощах, фруктах солениях, мясе. Там не меньше семи -восьми тысяч народу, а это значит, что возы с продуктами и фуражом из окрестных сел постоянно снуют в город по мосту. Вряд ли стража очень уж тщательно проверяет эти возы, особенно, если быками правят местные молдаване. Нам просто надо будет купить у валлахов с десяток возов , загрузить их бочками, а в них разместить не только кукурузу, вяленую рыбу, овощи ,но и с десяток казаков.

   Лицо Верныдуба по мере того, как он слушал приятел, светлело. Когда Серко закончил излагать свой план, Остап воскликнул:

   -А что, пожалуй, это может сработать! Тем более, у нас на Сечи молдаван с полсотни наберется.

   Реализуя свой план, кошевой остановил отряд верстах в тридцати от Тягиня ( там ,где сто лет спустя был основан Тирасполь- прим. автора) в редком лесном массиве, а сам отобрал с десяток запорожцев- молдаван и, переодевшись в обычную селянскую одежду, отправился на покупку возов и всего прочего в ближайшее селение. Сторговались довольно быстро, Серко не скупился и заплатил щедро. Заодно прикупили с десяток комплектов национальной молдавской одежды и постолов, а также небольшую отару овец голов на пятнадцать.. Отсюда к Бендерам можно было пройти и по берегу Днестра, но посовещавшись с куренными атаманами, Серко предпочел придерживаться плана , выработанного им ранее.

   Казаки подошли к Бендерам и , укрылись в одном из байраков, которых тут было много. Возы загрузили овощами и сеном, в бочках с сухой рыбой и кукурузной мукой разместились запорожцы. Овец гнали рядом с возами, чтобы не дать стражникам тщательно их обыскать Возницы взялись за возы, а Серко, отдал распоряжение Верпныдубу с наступлением темноты подойти поближе к днестровскому берегу.

   -Как Воз перекинется, мы откроем ворота и помашем вам факелами. Вы должны немедля ворваться в город! Прежде всего отправь полторы тысячи казаков к воротам крепости, чтобы блокировать гарнизон. Не мешкая, взрывайте ворота и врывайтесь в крепость. По пути я к вам присоединюсь. Они нас не ждут и внезапное нападение решит все.

   Солнце уже стояло низко на горизонтом, когда на мост въехало десяток повоз ,запряженных быками. За ними шла отара блеющих овец. На каждом возу сидел погонщик быков в национальной молдавской одежде , подгоняющий длинным бичом медлительных животных.

   -Откуда вы взялись так поздно,-недовольным тоном спросил молдованина, сидевшего на первом возу,- начальник стражи,-скоро ворота закроются.

   Погонщик быков, путая турецкие слова с молдавскими стал объяснять, что едут они почти тридцать верст, а с отарой овец двигаться сложно, постоянно отстают , надо останавливаться поджидать. Тем временем овцы сгрудились около возов , жалобно блея и опустошая содержимое желудков прямо на доски моста. Стражники стали ругаться, так как убирать мост придется им.

   -Шайтан вас забери с вашими овцами,- сердился и начальник стражи,- проезжайте на площадь, там места много. Уплатите торговую пошлину сборщику податей.

   Подгоняемые погонщиками быки не спешно тронулись с места, колеса прогремели по доскам моста и возы въехали в ворота, которые почти сразу захлопнулись за ними.

   -Удачно кошевой все рассчитал,- шепнул один погонщик быков другому, в аккурат успели к закрытию ворот.

   Едва возы въехали на торговую площадь, как к ним подошел сборщик податей. Получив положенную плату, он определил им место, где поставить воды и разгружать товар.

   -Вы пригнали овец,это хорошо, а то уже начались перебои с мясом,- сказал он,- завтра с утра интенданты из крепости заберут их у вас. А что там еще у вас на возах?

   Погощики называли товар и он удовлетворенно кивал головой, как и предполагал Серко, продовольствие и фураж в городе всегда были нужны. Наконец, сборщик податей ушел, а погонщики стали осторожно постукивать по бочкам, где находились казаки, интересуясь, не задохнулся ли кто.К счастью, все обошлось, казаки хоть и остались в бочках, но устроились там с большим комфортом.

   Стемнело, но время тянулось медленно.На площади было много торговцев, пылали костры, люди готовили ужин. Казаки тоже развели костер, так как становилось довольно холодно, и кутались в свитки и серьмяги. Наконец, ближе к полуночи на площади все стихло. Овцы сбились в кучу возле возов и тоже уснули. Тогда , соблюдая осторожность , из бочек стали вылезать запорожцы. Они изрядно продрогли в холодных бочках, поэтому теснились ближе к огню. У ворот несли службу два стражника, но до них было далеко, а все остальные на площади уже спали или , по крайней мере дремали.

   Греясь возле костра, продрогший Серко посматривал на небо, усыпанное звездами. Но вот Воз стал переворачиваться.

   -Пора,- подал команду Иван и, десяток запорожцев бесшумными тенями скользнули к воротам , где несли службу полусонные часовые. Снять их было делом нескольких минут. Ворота распахнулись, один из казаков подал факелом сигнал, что ворота открыты.Запорожцы под командой Верныдуба уже давно подобрались к берегу, поэтому, едва увидев сигнал,Остап скомандовал ; "Гайда!". Конские копыта простучали по деревянным доскам моста, всадники влетели в распахнутые ворота и большая их часть понеслась к крепости, где часовые на стенах не сразу поняли, что происходит и откуда взялась эта масса людей и лошадей. Со стен крепости раздались редкие выстрелы но по приказу Верныдуба казаки уже заложили под ворота крепости три бочки пороха и подожгли фитиль. Взрывом снесло не только ворота, но и кусок стены, куда сразу же устремились запорожцы К тем, казакам , что были с Остапом, в это же время присоединились и три сотни запорожцев под командой Серко. На площади он оставил двести человек, которые приступили к повальному грабежу.

   После взрыва ворот крепости, ее гарнизон упал духом и сопротивления практически не оказал, а ,когда погиб и паша , многие янычары побросали оружие и взялись. Впрочем, таких было не много, почти все защитники крепости были убиты.

   После взятия Бендер запорожцам достались огромные трофеи: конские табуны,оружие, порох, дорогая одежда и драгоценности, а на кораблях в порту были захвачены тюки с материей, ковры, предметы роскоши. Чтобы увезти все это понадобилось три сотни телег. Были освобождены невольники, а также взято несколько тысяч полона.

   На третий день, пробив днища всех кораблей в гавани и затопив их, казаки оставили Бендеры, предав город огню, а подойдя к Южному Бугу разделились. Весь обоз с трофеями и пленными под охраной пятисот казаков во главе с Верныдубом отправился на Сечь, а кошевой решил вторгнуться в пределы Брацлавщины. К казакам присоединилась и большая часть освобожденных невольников.

   -Ты на Сечи особенно не засиживайся,- сказал Иван побратиму на прощание,- собери побольше запорожцев и догоняй нас,дело тут предстоит жаркое.

   Конец третьей книги.