Возрастное ограничение: 18+
ВНИМАНИЕ!
Эта страница может содержать материалы для людей старше 18 лет. Чтобы продолжить, подтвердите, что вам уже исполнилось 18 лет! В противном случае закройте эту страницу!
— А точно сработает? — Петька перегнулся Жеке через плечо, с опаской разглядывая старый полуистлевший фолиант, разложенный на столе.
— Конечно не точно! — огрызнулся Жека. — Это же не пошаговый рецепт макарон по-флотски, а магия! Я тут половины слов не понимаю!
Последнее было наглой ложью. В бабкиной книге Жека не понимал вообще ничего. Но ронять репутацию в присутствии одногруппника не хотелось. Жека и так прослыл на потоке нелюдимым и странноватым. На самом деле причиной тому была банальная стеснительность, мешающая заводить друзей. Причем до такой степени, что свободное время Жека предпочитал проводить в компании не людей, а комнатных растений, обрушивая на них всю свою нерастраченную нежность и заботу. Он так усиленно опекал свой маленький домашний ботанический сад, так активно поливал, окучивал, опрыскивал и подкармливал, что вскоре начисто извел все, что ранее зеленело на подоконнике. Все, что у него осталось, это одинокий, как он сам, гибискус Арсений. Почему гибискус звали Арсением, Жека вряд ли ответил бы. Но лично ему было понятно с первого взгляда, что именно Арсений, а никто другой. Арсений прожил у него на подоконнике три года, благополучно переехал с ним в общагу, внимательно выслушивал все, что Жека на него выливал, и оказался самым стойким из всех комнатных растений. И вот теперь Арсений погибал. Чах, желтел и клонился к земле. Горю Жеки не было предела, ибо у него на глазах загибался ни много ни мало лучший друг. Все дорогостоящие подкормки были испробованы, и скоро стало ясно, что медлить больше нельзя. День-два — и Арсений отправится в свой зеленый рай, читай — превратится в компост. Пора было принимать экстренные меры. И вот тогда-то Жека наконец и вспомнил про бабкину книгу…
— Слушай, а может, и правда пожрать чо наколдуешь? — с надеждой прервал Жекины раздумья Петька, у которого при упоминании макарон мысли потекли в другую сторону.
— Я ж ведьмак, а не Макдональдс, — пожал плечами Жека.
— Ведьмак — это брутальный качок с пергидрольными патлами, — протянул Петька, обшаривая холодильник на предмет съестного. Ничего не нашел и окончательно потерял интерес к процессу. — А ты просто странный.
— Ну бабка моя была ведьма, а я, значит, ведьмак, — неуверенно пробурчал Жека, рассеянно перелистывая страницы, покрытые мелкой вязью абсолютно нечитаемых заклинаний. — Кроме того, свою книгу она мне завещала. Как своему преемнику.
На самом деле книгу по преданию она должна была передать своей первой внучке. Но по злому року у нее рождались сначала исключительно сыновья, а затем внуки. Так что Жеке книгу бабка отдала, бросив: «Ты больше всего на бабу похож, вот и бери». А уж как ей пользоваться, и вовсе никто не знал. Бабка отошла той же ночью. Тихо и мирно. А Жека забросил книгу как ненужное барахло на верхнюю полку стеллажа и забыл до поры до времени. А сейчас вот вспомнил. Последняя надежда, так сказать.
— Тут вряд ли про комнатные растения, — снова материализовался за плечом Петька, обозревая картинку, на которой черная курица без головы заливала алой кровищей алтарь, утыканный черными же толстыми свечами.
— У бабки в огороде все росло и колосилось, — возразил Жека, быстро перелистывая кровавую жуть. — Даже дед корни пустил, а уж на что бабник был. Должно получиться. Во… смотри-ка. Вот тут, похоже, «гибискус» написано…
Он ткнул в верхний абзац и по слогам принялся читать:
— Эбескутерия гибискутарэ кватиро мортэ авило каре…
В этот момент пол под ними ощутимо вздрогнул, а настольная лампа моргнула. Петька побледнел. Оба замерли как зайцы, но больше ничего странного не происходило.
— Так, я пошел, — Петька торопливо подхватил свой рюкзак с пола и опасливо покосился на Жеку. — Как бургеры научишься наколдовывать, звякни…
— Ты куда? — разволновался Жека, лишившись поддержки, и, услышав, как хлопнула входная дверь, пробурчал: — Иди-иди… обжора.
Но Петька уже исчез. Жека задумчиво подергал себя за отросшие патлы, бросил печальный взгляд на Арсения и решил не сдаваться. Встал для верности, откашлялся и начал по новой, драматично завывая и упираясь ладонями в стол для прочности:
— Эбескутерия гибискутарэ кватиро мортэ авило каре…
***
Зов Волох услышал сразу, хоть тот и был слаб и тонок. Но этот призыв он услышал бы из тысячи. Тем более, что отведенный ему срок как раз подходил. Не сказать чтобы он специально ждал. Юджиния была той еще штучкой, и ее обещания ничего не стоили. Но уж больно сердце прихватило. Хотя нет у демонов никакого сердца, а у инкубов и подавно. Просто выражение красивое. Но ведь тосковал он по-настоящему. Поэтому, услыхав призыв, встрепенулся, раздул ноздри, хрустнул суставами в предвкушении и ринулся молнией туда, откуда шло заклятие.
Юджиния совсем не изменилась. Только волосы зачем-то обрезала. А так… Та же мелочь: от горшка два вершка, воробьиные косточки, черные волосы. И чем брала — непонятно. Теперь стояла, оперевшись на стол, босой стопой чесала голень и бормотала рассеянно заклинание. У Волоха аж дыхание захолонуло от предвкушения. Сладка была Юджиния, терпка, как дикая вишня. Кто у кого душу чуть не украл сорок лет назад, он так и не понял. Одиннадцать раз молодая ретивая ведьма сама призывала. Да не просто стыдливо отдавалась, а валила на кушетку, верхом запрыгивала и, пока все соки из Волоха не вытягивала, не успокаивалась. Он одиннадцать раз мог забрать ее душу, но почему-то медлил. А двенадцатого раза не последовало. Юджиния как в воду канула. Тогда он не выдержал и заявился к ней сам. Увидел ее такую же, как сейчас, только волосы длинные и платье, а не штаны какие-то. Она помешивала что-то вкусно пахнущее на плите и мурлыкала веселый мотивчик. Увидев Волоха, не удивилась, но и не обрадовалась. Причина обнаружилась без лишних слов. Тут же на диване невозмутимо пил пиво какой-то левый мужик. Обычно Волоху было все равно, с кем без него в земной жизни совокуплялись, а тут кольнуло то ли досадой, то ли ревностью.
— Зря пришел, — спокойно подтвердила его догадки Юджиния. — Не твоя я больше.
— На «это», что ли, променяла? Что ты в нем нашла? — возмутился Волох. Мужик был самый обычный, смертный, да еще и датый. Без дара. Волоха даже не увидел. Демон хмыкнул и горделиво расправил широкие плечи. Поиграл мускулами под гладкой мерцающей кожей, тряхнул длинными черными волосами и воззвал к Юджинии. А его зову трудно было противиться. Невозможно. Глаза у Юджинии заволокло. Она сглотнула шумно и беспокойно покосилась на мужика, словно тот мог услышать их разговор. Отступила назад и прошептала:
— Так ведь женская любовь жестока, Волох, — и прежде чем он успел возразить, произнесла быстро: — Отпускаю тебя.
Он зарычал, но было поздно. Его подхватило и поволокло от нее все дальше и дальше, засасывая в черную воронку. Только и успел различить ее последние слова:
— Вернется к тебе моя душа. Жди после перевоплощения через сорок лет. Только будь с нею бережен.
Ох, как же он рвал и крушил! Как прорывался к ней. Но Юджиния кем угодно была, но не дурой. Защита на ней стояла мощная — любовь к земному существу. Только и смог сделать, что проклясть ее род до седьмого колена. Чтобы ни одной девочки не родилось. И чтобы не было кому книгу заклятий передать. И вот дождался-таки. Сама позвала…
***
Жека почти впал в отчаяние. Он уже четверть часа бубнил непонятные слова, а ничего не происходило, если не считать мелкого вибрирования пола и слетевшей со стола чашки с недопитым чаем. Арсений, стоящий тут же на столе, казалось, поник еще больше.
— Может, с выражением надо? — почесал кончик носа Жека и стал завывать заклятие на манер «Стужа мглою небо кроет». Внезапно у левого плеча всколыхнуло воздух и кто-то по-хозяйски сложил руки на его пятой точке.
— Юд-ж-жиния, — дохнуло горячим в ухо.
— Не понял? — опешил Жека, быстро оборачиваясь, и обомлел. За его спиной стоял то ли оживший Джим Моррисон, то ли кто еще, но личность была колоритная. Высокий брутальный качок с обнаженным безволосым торсом, и в таких обтягивающих штанах, что пришлось глаза отводить стыдливо. Откуда незнакомец взялся в комнате, было непонятно, хотя по общаге кто только не шарился, особенно после степухи. Видать, Петька, спеша в столовку, дверь забыл за собой захлопнуть как следует. И теперь к прочим Жекиным проблемам прибавился неадекватный неформал. — Ты кто такой?
Незнакомец тоже при виде Жеки не обрадовался. Хмуро глянул на него, потом на фолиант на столе и сложил руки на груди.
— Где Юджиния? — спросил недовольно. Как будто он не к Жеке ввалился, а к себе домой.
— Нет тут никакой Юджинии, — пожал плечами Жека, потихоньку наливаясь волнением. Незнакомец, как ни крути, был раза в полтора больше него, зрачки в его глазах были черные, расширенные на всю радужку, и ментальными проблемами от него тащило за версту.
— А книга тут откуда? — еще больше помрачнел гость, окидывая Жеку тяжелым взглядом.
— Книга моя, — твердо сказал Жека и для верности положил на фолиант ладонь. Уж больно глаза у мужика были нехорошие. — Мне она от бабы Жени досталась.
— Юджиния, — понимающе кивнул визитер.
— Да не! — отмахнулся Жека. — Говорю же, Женей звали бабку, как и меня. Померла недавно.
При слове «померла» вновь прибывший качнулся и осел в старенькое продавленное кресло, жалобно ухнувшее под его весом. Обхватил голову руками и забормотал что-то на тарабарщине, разобрать которую не представлялось никакой возможности.
— Филолог, что ли… — пробурчал Жека, внимательно рассматривая парня, продолжающего причитать что-то на своем не русском. Вскоре все затихло и странный гость задумался. Думал он долго, минут десять. Жека успел соскучиться и метнулся чайник поставить. Закон общажного гостеприимства.
— Вот что… — наконец обратил на него внимание гость. — Я — Волох, верховный инкуб. Юджиния должна была книгу отдать наследнику женского пола, а таких не было, уж я-то знаю. Так что отдай ее мне. Я верну ее туда, откуда она взялась.
— Точно филолог… — пробурчал Жека и вдруг застыл соляным столбом, замечая то, что ранее было скрыто от его взгляда: вокруг кресла, на котором сидел Волох, обвился черный хвост, похожий на сытую опасную гадюку. Только длинный и с аккуратным плоским сердечком на конце. Жека почувствовал, как кончики пальцев заледенели. С одной стороны, хорошо, что не филолог, но с другой стороны… Хвост!
— Иди ко мне, смертный, — вдруг поманил его острым черным когтем странный визитер, и видя, что тот застыл, быстро облизал губы длинным красным языком и нетерпеливо пристукнул хвостом по полу. Жека попятился, врезаясь в стол задницей, и чуть не сел на открытую книгу. Никуда идти он не собирался. Как и отдавать книгу. Имущество, как-никак, да и единственная память о бабке.
— На тебя что, не действует? — нахмурился демон.
— Что не действует? — пришла пора хмуриться Жеке.
— Мой зов, — покачал головой Волох и снова возвысил голос: — Иди ко мне!
Жека недоуменно пожал плечами.
— А что, должен действовать?
— Ты что, меня не хочешь? — не поверил Волох и внезапно рассвирепел. — Да при звуке моего голоса все женщины текут как подтаявшее мороженое!
С этими словами он легко поднялся из кресла и приблизился к Жеке гибкой черно-золотой змеей. Хвост его обвился вокруг Жекиной талии, жаркие руки скользнули по бокам, коснулись бережно. Губы тронули губы ласково, без нажима. Приятно в целом. Жека бы даже проникся, может, если бы не фиговое настроение от того, что Арсений погибал прямо тут на столе и не явное желание инкуба скоммуниздить бабкину книгу.
— Ну как? — хрипло шепнул ему в губы Волох. — Чувствуешь жар и тяжесть в чреслах?
Женька честно прислушался к себе и помотал головой.
— Неа, — протянул он. — Я ж не девица.
Волох некоторое время переваривал информацию. Потом хлопнул себя по лбу и застонал, словно у него клыки заболели.
— Слушай, — взмолился он, — просто отдай мне книгу. Надоело, что неудовлетворенные дамочки к себе вызывают как стриптизёра.
— Что значит отдай? — возмутился Жека, хотя зубы еще клацали от пережитого ужаса. — Это моя книга!
— Что ты будешь с ней делать, смертный! — воскликнул Волох. — Ты же с ней обращаться не умеешь.
— Не твое дело, — в запале буркнул Жека, запоздало подумав, что Волох все же демон и способен нарисовать ему неприятностей по полной, но не отдавать же добро. — Сейчас разберусь и наколдую себе чего-нибудь полезного. Например, горшочек с золотом.
— Много ты у Юджинии золота видел? — фыркнул Волох, на время отступая и прикидывая, с какой бы стороны зайти к странному всклокоченному типу с такими знакомыми серыми глазами. Что-что, а кровушка Юджинии в парне была. Тут Волох отчетливо понял, что парень хоть и меньше воробушка, а нервы вымотает не хуже бабки своей. — А вот расплачиваться потом за содеянное придется по полной. Отдай книгу, говорю! Целее будешь.
Волох картинно повалился в кресло и прикрыл глаза ладонью, поглядывая сквозь пальцы за реакцией парня на сказанное и давая ему возможность все обдумать. А точнее, накрутить себя на всю катушку.
Жека тем временем задумался. Из золота у бабки были коронка да простое колечко с рубином. Правда, она еще деда называла Золотцем, но тот на слиток драгметалла даже в банный день не тянул, да и характером обладал сварливым донельзя. Так что та еще выгода. И тем не менее интерес гостя к книге был налицо и, как ни страшно было Жеке оставаться один на один с похотливым инкубом в комнате, он решил как следует поторговаться.
— Три желания! — сказал он твердо и скрестил руки на груди жестом, подсмотренным где-то то ли в «Бригаде», то ли в другом кино про бандитские разборки. Не за чемодан с долларами базарили, ясен пень, но тоже вещь не последняя.
Демон взглянул с интересом:
— Смертный, я ж не золотая рыбка. Я инкуб. Я трахаться умею красиво. Давай я лучше тебя до экстаза доведу? Клянусь, тебе понравится! — И снова воззвал: — Иди ко мне!
— Да не пойду я к тебе, — вскипел Жека. — Тоже мне Анжелина Джоли. Не можешь три желания, тогда Арсения вылечи! А то у него хлороз инфекционный.
— Я не лечу срамные хвори, — скривился Волох. — Могу травницу подсказать толковую тебе и парню твоему. Вылечит вас с Арсением в мгновение ока.
— Да нет, — отмахнулся Жека и смутился. — Арсений вот.
С этими словами он слегка съехал задницей по столу, открывая вялого Арсения для обзора.
— Это Арсений? — Волох подавил желание как следует протереть глаза. — Слушай, я всяких извращенцев на своем веку повидал, но чтобы молодой здоровый парень с горшком бегонии блудил, это…
— Он мой друг! — покраснел Жека.
— Все так говорят, — пробормотал Волох, потом встал из кресла, прошелся до стола и задумчиво потыкал в Арсения пальцем. Тот отреагировал незамедлительно: желтый лист отломился и спланировал на столешницу. Вместе с листом взвился и Жека.
— А ну лапы убери от него! — прорычал он, отталкивая варвара и хватаясь за лист так, словно надеялся его прилепить обратно. Потом махнул рукой и положил обратно на стол.
— Слушай, смертный, а соитие у тебя когда было в последний раз? Девушка у тебя есть? — поинтересовался Волох, следя за манипуляциями Жеки, и стоило тому открыть рот, как сам же и заткнул его пренебрежительным жестом. — Можешь не отвечать. Все с тобой понятно. Ладно, озвучивай свои желания, малахольный. Чем смогу — помогу.
***
В квартире у доцента Маниловой Ксении Эдуардовны Волох материализовался ближе к полуночи. К женщине нужно приходить, когда она на грани сна и яви. Когда ее сознание грезит о Стасе Михайлове, а чресла наливаются желанием отдаться инструктору по латинским танцам. А Ксении Эдуардовне явно всего этого очень хотелось. Судя по яркой обложке книги, лежащей прямо тут же на пестром покрывале. Там смуглый, не знающий о существовании рубашки мужчина целовал блондинку, грудь которой так и норовила вывалиться прямо в подставленные мускулистые мужские руки. Так что как божий день было понятно, что заслуженный преподаватель на ночь читала вовсе не «Основы биохимической инженерии». А судя по закладке, чью роль успешно выполнял фантик от шоколадной конфеты, Ксения Эдуардовна как раз добралась до той части романа, где пылающий тестостероном герой уже успел сорвать первый поцелуй и, возможно, даже мацнуть героиню за коленку. Сама Манилова в преддверии ночи споро накручивала волосы на бигуди, а ее цветастый плюшевый халатик так плотно обтягивал зону приложения усилий, что Манилова была похожа на волнующуюся клумбу цветов. Волох тяжко вздохнул и пророкотал низким медовым голосом:
— Иди ко мне, смертная!
Манилова застыла с бигуди в руке и машинально пролепетала, даже не успев испугаться:
— Вы по какому вопросу, товарищ?
— По вопросу завтрашней сдачи студентами третьего курса зачета по «Молекулярной биологии». Предлагаю его отменить, — промурлыкал Волох, сделал шаг вперед и упал с головой в цветочную клумбу…
***
— Ну че, готов? — Петька деловито тиранул Жеку плечом, заставляя вздрогнуть всем телом. Жека как раз держал под прицелом входную дверь и заметно нервничал.
— Совсем не готов, — пробурчал он. Озабоченно глянул на телефон, проверяя, который час, и снова принялся костерить себя на все корки. Это надо же было додуматься до того, чтобы проблему в виде сдачи зачета по молекулярной биологии доверить залетному демону, явившемуся к покойной бабке с непонятными намерениями. Хорошо хоть книгу Жека догадался с собой прихватить и в сумке припрятать, а то кто его знает. Сам Волох вчера вечером, выслушав первое желание, ничего не сказал и испарился в воздухе, видимо решив слинять не прощаясь. С тех пор Жека его не видел. — Ей невозможно сдать, она же и по учебнику, и по конспектам, и по тетради гоняет. Ты сравнительный анализ динамики хромосом в митозе и мейозе делал? Вот и я не делал…
— Вдруг она заболеет и не придет? — с надеждой пробормотал Петька, по примеру Жеки поглядывая на часы.
— Смеешься? — хмыкнул Жека. — Она в эпидемию гриппа, когда две трети преподавателей полегло, как ни в чем не бывало в универе тусовалась, и когда в столовке рыбой все траванулись, ей хоть бы хны. Она гвозди способна переваривать и на снегу спать ради молекулярной организации клеточных структур. Я не знаю, что должно произойти, чтобы она не пришла…
Тут Жека осёкся, потому что с другого бока стало неожиданно припекать и Волох тяжело навалился на его плечо. При свете аудиторных люминесцентных ламп он выглядел вполне себе сносно и даже не особо отличался от остальных студентов. Курткой какой-то разжился на манер рокерской, хоть и надел ее на голое тело. Хвоста, слава богу, было не видать. Парень как парень, если отбросить тот факт, что девичий контингент аудитории вокруг инкуба заметно разволновался. Смущение, покрасневшие щечки, лихорадочно блестевшие глазки и охи-вздохи расходились по аудитории кругами, и центром всего этого безобразия явно был Волох. Жека даже взревновал где-то в глубине души. Все-таки Волох на его зов приперся. Хоть и к бабке, как оказалось, упокой господи ее душу и все такое.
— Слушай, это было непросто, — отдулся тем временем Волох. — Может, это желание за два зачтем? Там работы было непочатый край! Ты себе хотя бы в общих чертах представляешь, что такое женщина в самом соку, но без должного ухода?
— Не знаю и знать не хочу, — содрогнулся Жека, вспоминая Манилову.
— Так и знал, что ты гей, — весело осклабился Волох и принялся за старое. — Иди ко мне!
— Так зачета не будет? — Жека увернулся от сложенных призывной трубочкой губ инкуба, но в эту минуту входная дверь громко бахнула и в аудиторию ввалилась Манилова собственной персоной.
— Эх ты… — обиженно протянул в сторону Волоха Жека. — Бракодел!
Волох неопределенно пожал плечами и кивнул на запыхавшуюся Ксению Эдуардовну, словно подчеркивая, что самое главное впереди. Жека тоже уставился на Манилову, которая как раз доковыляла до своего стула и рухнула на него как подкошенная. Одну руку она прижала к припухшим румяным губам, второй нашарила на столе бутылку воды и жадно приложилась к ней. На застывшую перед ней, словно перед коброй, группу биологов она даже не смотрела. Половина ее волос торчала как попало, вторая половина все еще была накручена на ярко-голубые бигуди. Выдув бутылку до дна, Манилова мечтательно уставилась в окно, подперев щеку пухлым кулачком.
— Весна… Пора любви! — пропела она томным низким голосом. — Вся природа просыпается и отдается страсти! Даже пчелки совокупляются! Я тут сиди с вами!
Тишина в аудитории наступила гробовая. Где-то на задних рядах бахнулась на пол книга, пробуждая заслуженного преподавателя к действиям.
— Всем автомат! — приложила она пухлой ладошкой по столешнице. — Давайте зачетки, а то я уже на Бали путевку купила. Буду отдыхать там в гамаке и заниматься любовью на пляже. Надоели вы мне хуже горькой редьки.
— Как ты это сделал? — восхищенно присвистнул Жека, роясь в сумке в поисках зачетки.
— Опыт не пропьешь. Хочешь и ты таким расслабленным будешь? — хмыкнул инкуб и предпринял новую попытку. — Иди ко мне?
— Фиг тебе, — цыкнул Жека. — Второе желание гони.
***
— Еще раз… Как это называется? — Волох недоверчиво покосился на огромную исходящую паром миску.
— Пельменьи! — прошамкал Жека, стараясь не захлебнуться в собственной слюне. — Ой, божечки, вкуснотища какая! Давай хватай вилку!
— Нет, спасибо, — скривился Волох. — Мы, инкубы, питаемся исключительно сексуальной энергией.
— Ну и дурак! — беззлобно обронил Жека. — Сексуальной энергией особо не обожрешься. Да и чаек с ней не попьешь. И вообще, чтобы свое «фу» тут кривить, попробуй сначала.
Волох недоверчиво покосился на чмокающего от удовольствия Жеку и опасливо взял вилку. Наколол на нее странный шарик в тесте и аккуратно откусил. Жека посмотрел на него с интересом и заботливо пододвинул банку.
— Со сметанкой давай! Вкуснотища! Или с маслом и перцем! Баба Женя, Юджиния твоя то бишь, офигенно пельмени лепила. И ела их с уксусом.
Волох прожевал, прислушался к ощущениям и пожал плечами. Потом наколол на вилку второй пельмень и отправил в рот уже целиком, предварительно как следует обмакнув в сметану.
— Ну, я в принципе понимаю, почему твоим вторым желанием было «обожраться пельменей «от пуза», — хмыкнул он. — В людской еде есть что-то, а процесс насыщения чем-то сродни удовлетворению страсти.
— Пельмени лучше секса, — уверенно заявил Жека, снова набивая рот. Волох аж вилкой брякнул от возмущения.
— Позволь мне доказать тебе обратное, смертный, — прорычал он. — Иди ко мне!
— Слушай, угомонись уже, — вяло отмахнулся от него Жека вилкой с наколотым на ней пельменем. За двое суток он уже успел привыкнуть к Волоху. Тот в принципе был не страшный, если на хвост внимания не обращать. Только домогался при каждом удобном случае. А так нормальный парень, разве что смазливый и весь бабами обвешанный.
— Слушай, смертный, — вдруг осенило Волоха. — А ты секс-то пробовал?
Жека густо покраснел и бодро соврал:
— Само собой пробовал. И даже много раз!
Волох ловко наколол очередной пельмень на вилку, обмакнул в сметану и с видимым удовольствием зачавкал. Прожевал, и тут же потянулся за следующим, роняя невзначай:
— А с людьми?
— Блин, да иди ты! — возмутился Жека.
— Лучше ты, — оживился инкуб. — Иди ко мне!
Но Жека снова отмахнулся и сделал вид, что полностью погружен в процесс еды.
— Ну-у… так нечестно, — закатил глаза Волох. — Я вот попробовал пельмени и должен сказать, что они прекрасны, как яйца ангела. Так же и ты должен попробовать секс, прежде чем говорить «фу»!
— И попробовать я должен с тобой, разумеется, — буркнул Жека.
— Иди ко мне? — распахнул объятия Волох.
— Третье желание! — осек его Жека, отодвигая тарелку. Есть больше не хотелось.
***
Волох испытывал целую гамму эмоций, среди которых преобладали злость, растерянность и голод. Подтачивало со всех сторон. Во-первых, после дегустации пельменей его желудок настойчиво стал взывать о пище как минимум три раза в сутки. Волох уже попробовал макароны, сосиски, яичницу, жареную картошку и еще очень много разного. Стоило набить бурчащий желудок, и на какое-то время наступало спокойствие и тянуло в дрему. Но как бы сыто и хорошо ни было после съеденного, его подтачивал другого рода голод, не имеющий к еде никакого отношения. Потому что сам Жека был желаннее самого сочного и большого пельменя. И стоило Волоху заглянуть в светлые серые глаза, как настроение портилось еще больше. Поскольку на него вешалось пол-общаги, а Жека был абсолютно, категорически и тотально глух к его зову. Зато вокруг Арсения вертелся и день и ночь. И третьим желанием его, конечно же, стало, чтобы этот вяленький цветочек поправился. Хотя Волох с большим наслаждением вышвырнул бы горшок с Арсением прямо на улицу. Но самый главный парадокс заключался в том, что Волох мог попросту отнять книгу и свалить с ней туда, откуда явился. Причем в первый же день. То, что в Жеке нет силы Юджинии, ему стало очевидно сразу. Удивительно, как отчаянный пацан вообще до него дозвался. Однако он все еще был здесь и даже возился с тремя желаниями неугомонного Жеки, что по сути являлось поводом задержаться рядом с нелюдимым, странным и ужасно одиноким, если не считать загибающегося Арсения, парнем.
А задержался он основательно. Для начала поселился на второй койке в комнате Жеки, нанеся с этой целью визит комендантше общежития и вымотавшись там так, что отсыпался двое суток, развалившись на теперь уже своей законной кровати. Записали его как Волохова, студента филфака. Отоспавшись и обосновавшись, новоиспеченный студент Волохов метнулся в библиотеку, набрал там пособий по уходу за растениями, выспросил всю историю болезни Арсения и, отогнав квохчущего как наседка Жеку, принялся изучать вопрос. Через неделю научился сам варить пельмени и избегать встреч с взволнованной, помолодевшей и румяной комендантшей. Вечерами они с Жекой занимались каждый своим: Жека изучал конспекты, а Волохов изучал Жеку. Тот сидел за столом, подвернув под себя ногу, как это обычно делала Юджиния, и сосредоточенно чему-то хмурился. Замечая пристальные взгляды соседа, отчаянно алел ушами, но ничего не говорил. В их житие-бытие даже наметилась какая-то стабильность, вот только Арсений, сука, не желал выздоравливать. Его листочки все так же вяленько клонились к земле и с каждым днем все больше лепестков облетало на стол. Оно и понятно. Агроном из Волохова был так себе. Даже таз пельменей он раздобыл с помощью поварихи студенческой столовой. А на цветок своей сексуальностью и кубиками на животе не повлияешь. Да и кубики как-то подыспарились после макарон и сосисок.
Однажды, когда Жека был на парах, а Волох бесцельно слонялся по комнате от окна к двери, раздумывая, что бы еще такого попробовать, чтобы вдохнуть в сраный гибискус новую жизнь, но постоянно утекая при этом мозгами к Жеке, который, падла, сегодня сбил все одеяло к ногам и спал, так завлекательно оттопырив попу в полосатых труселях, что Волохову пришлось несладко. Даже посетила грешная мысль смотаться до поварихи или комендантши. Комендантша располагалась ближе, зато у поварихи можно было разжиться пирожками с мясом. Волохов плотоядно облизнулся, но тут же шумно выдохнул, признавая поражение. Жека, несмотря на отсутствие магического дара, влиял на него хуже Юджинии. Или лучше Юджинии. Волохов запутался и раздраженно запулил почти надетую куртку в угол. И застыл, пораженный догадкой как молнией. Медленно дошел до стола и уставился на Арсения, словно ждал знака. Хотя какой там знак. Цветок и цветок. И все же лицо Волохова расплылось в улыбке, и он, приблизившись для верности прямо к пожухлому бутону, прошептал:
— Ладно, отдай ему цветок, а то видишь, как убивается. Я все понял. Отпускаю тебя, Юджиния. У меня теперь Жека есть. И да, я все помню. Буду беречь его.
***
Жека ввалился в комнату, устало сковыривая кроссовки с ног и прислушиваясь. С появлением Волохова подступы к комнате стали осаждать толпы девиц. Даже Жеке доставало женского внимания, хотя их целью явно был инкуб. Вот он их как мед приманивал. Жека злился, психовал, но виду не подавал. В конце концов уговор был такой — Волохов приводит Арсения в норму, Жека отдает ему бабкину книгу и все довольны. Вот только Арсений не желал поправляться, а Волохов попросту прописался у Жеки в комнате. Жека первое время дергался, а потом забил. Потому что сам инкуб, кажется, интересовался только им и подкатывал при каждом удобном случае. А случаев в тесной общажной комнате было предостаточно. То там тиранешься, то тут заденешь. Да и бередила мозжечок мыслишка, что за сыр-бор такой вокруг Волохова, что все как с ума посходили. Он даже ревновал слегка к комендантше. Да и вообще, почему бы не попробовать? Волохов попробовал пельмени, и вон как ему понравилось. С этими мыслями Жека протиснулся в комнату из маленькой прихожей и встал как вкопанный.
Сосед лежал на кровати и мирно похрапывал. На груди у него покоилась открытая брошюра «Особенности ухода за комнатными растениями», а на тумбочке у кровати стоял живой и невредимый Арсений, усыпанный яркими розовыми цветами. У Жеки аж в носу защипало от того, какие они оба были красивые: и Арсений, и Волохов, чьи длинные волосы разметались по подушке, а губы изогнулись во сне в улыбке. Причем непонятно было, кто краше: Арсений или Волохов. Оба были хороши и оба вроде как… семья?
Ресницы Волохова дрогнули, словно он почувствовал посторонний взгляд. Открыл глаза, глянул на Жеку и улыбнулся:
— Я пельмени сварил. Будешь?
— Нет, — покачал Жека, стаскивая куртку, а за ней и джинсы. — Иди ко мне?..
***
Язык Волохова, казалось, был везде. Вот секундой назад горячо вылизывал Жекино ухо, и вот уже обводит верхний позвонок, скользит вниз по линии позвоночника, вызывая не толпу даже, а целую орду мурашек. Язык покружил вокруг копчика и, помедлив, нырнул между полупопий. Жека только и мог что жалобно постанывать. Громко уже не получалось — голос сорвал. Но неистощимый на ласки инкуб не останавливался. В растянутый и сладко саднящий анус снова скользнул член инкуба, и он снова принялся плавить в своих руках, вдавливать бедрами в постель и выбивать хриплые невнятные стоны, подводя Жеку все ближе к развязке. Тот кусал подушку в тщетных попытках заглушить то, что рвалось с языка, но вскоре сдался и по общажным коридорам пролетело эхом, наполненное восторгом и ликованием:
— Божечки! Это лучше, чем пельмени!!!
Это было громко. Так громко, что этажом ниже Петька с того же биофака и первокурсник Жорик с матфака оторвались от кастрюли и насторожились.
— Чо это? — торопливо облизал ложку Жорик, плотоядно косясь на кастрюлю, которая, кстати, не являлась их собственностью, а была нагло умыкнута с общей кухни, стоило ее хозяйке Катьке Копыловой отвлечься на телефонный звонок. А впрочем, ворами себя ни Петька, ни Жорик не считали и кастрюлю было решено вернуть обратно, тем более что суп в ней уже закончился.
— Это Жека, — опознал Петька. — Не обращай внимания. Он со странностями.
— Еще бы не со странностями, — хмыкнул Жорик, гремя ложкой в кастрюле. — Что может быть лучше пельменей?
