Тоннель без света в конце (СИ) [Ярозор] (fb2) читать онлайн

========== Часть 1 ==========

— Снимайте куртки, рюкзаки сразу складывайте в мешки или трансы, там пятнадцать метров ползти по грязи и глине.

Я бросил пуховик прямо в снег и остался в толстом чёрном свитере. Сонька и Макс свои куртки аккуратно сняли, свернули трубочкой и засунули в рюкзаки. Бажен, наш проводник, стоял в утеплённом комбезе цвета хаки и натягивал на бритую голову шапку, затем поверх — налобный фонарик.

В заброшенные каменоломни можно было попасть по узкому глинистому тоннелю, который уходил под землю под углом градусов так в сорок пять. Лаз находился в ебенях области на берегу небольшой речушки. Вход кто-то заботливо прикрыл деревянным навесом с прибитым «сводом правил» пещер.

Оповестить близких.

Записать своё имя в журнале на входе.

Не мусорить.

Не паниковать.

Уважать пещеры и их хозяина.

— Бажен! Что ещё за хозяин пещер? — поинтересовалась Сонька, утрамбовывая рюкзак в потёртый транс.

— Хозяин — он и есть хозяин. Следит за порядком. Тем, кто к нему относится с уважением, помогает, а тем, кто пакостит и вандализм устраивает, вредит.

— Пакостит — это как? Как можно напакостить внутри пещеры? — почесал репу Макс.

— Да как угодно, солнце. Стырить заныканные вещи или элементарно нассать в каком-нибудь местном сакральном месте, — с ухмылкой ответила вместо Бажена Сонька, заплетая в косу длинные каштановые волосы.

Девчонкой она была боевой и опытной во всяких экзотических развлечениях. С ней и её парнем Максом мы два года вместе учились в универе. До того, как некоторое время назад меня отчислили.

Именно она позвала меня полазить по пещерам — «Матвейка, харе сидеть дома, как сыч, жизнь после отчисления не заканчивается».

Она не знала, что моя закончится достаточно скоро, и виной тому отнюдь не отчисление. Я хлопнул по широкому карману на моих брюках. Обезбол на месте.

— Ну что, кто первый? — Сонька присела на корточки и заглянула в лаз. Просунула вниз руку и достала верёвку, за которую, видимо, нужно держаться при спуске и подъёме. — Ого, да тут прям всё оборудовано для отдыхающих. Ребята, не забудьте поставить каменоломням пять звёзд в Гугле…

— Эти пещеры вам не хухры-мухры, тут место довольно опасное, — сказал Бажен. — Точной карты ни у кого нет, много ответвлений, узких проходов, всяких незаметных замаскированных лазов. По два фонаря и комплект батареек точно у всех есть?

Бажен был старше нас лет на пятнадцать. С Сонькой и Максом он познакомился, когда те ездили дикарями в Крым. В подземных лабиринтах Бажен, судя по рассказам Соньки, ориентировался, как у себя дома.

— Я в этих каменоломнях уже больше десяти лет не бывал, — к моему неудовольствию заявил он. — В студенчестве тут гулеванили, конечно, Новый год отмечали. А сейчас сюда мало кто ходит, народ перебазировался в другие места…

Он первым начал спускаться в лаз. Я толкнул Соньку локтем и поджал губы.

— Ну чего ты надулся, Матвейка? Всё нормально будет, не заблудимся. Бажен охренительно ориентируется, — подмигнула она и полезла под землю следом за проводником.

Макс хлопнул меня по плечу, поправил резинку, стягивающую на затылке отросшие по плечи светлые волосы, и тоже начал спускаться вниз.

Ну ладно. Меня никто насильно не заставлял сюда идти, отказывать поздно. К тому же я ведь сам хотел пожить как можно более насыщенной жизнью перед… Да не перед чем. Просто пожить. Получить яркие впечатления, кайф и заряд адреналина.

На слово «смерть» у меня было какое-то подсознательное табу, я старался не произносить его даже в мыслях.

Натянув тряпичные рабочие перчатки, я схватился за верёвку и начал осторожно спускаться. Тоннель вскоре стал горизонтальным, но очень узким — передвигаться приходилось на четвереньках. Перед собой видел крепкую задницу Макса, облачённую в армейские штаны. Покосился на неё и опустил взгляд на вязкий влажный пол.

Мы ползли таким образом минут пять. Бажен что-то вещал впереди, но его слов почти не было слышно. Постепенно тоннель стал шире, и следом за своими спутниками я заполз в круглый грот. Но потолок здесь был низким, встать в полный рост не получится.

— Опа, тут никого не было последние две недели, — сказал Бажен, листая лежащую на камне тетрадку.

— Это что ещё? — спросил я.

— Журнал. Сюда записываются все, кто забрасывается в Систему, — ответил Бажен.

— Систему?

— В пещеры. Пишем фамилии, время заброски, примерное время, когда собираемся выброситься. На обратном пути из журнала выпишемся.

— Так что не парься, Матвейка. Заблудимся — люди увидят наши имена в журнале, поймут, что мы не вышли, и отправятся на поиски, — сказала Сонька.

Я не стал спрашивать, когда и какие люди увидят, если тут, как сказал Бажен, никого не было уже несколько недель. Молча записал своё имя, молча полез дальше вслед за товарищами, таща за собой упакованный в мешок рюкзак за лямку из репшнура.

Мы остановились перед двойным ответвлением. Бажен посветил налобным фонарём в обе стороны и скомандовал двигаться вправо. Через несколько метров мы наконец вышли в грот с нормальным высоким потолком, где можно было выпрямиться во весь рост, не боясь удариться головой.

— Вот здесь, — Бажен ткнул пальцем в угол, и под потолком я увидел едва заметную узкую дыру. — Здесь заныкаем вещи: куртки, посуду, котелок и так далее. Народу нет, и хорошо — меньше вероятности, что их кто-нибудь стянет. С собой возьмите самое необходимое — фонари, батарейки, воду, еду.

Я открыл рюкзак и полазил по карманам, но второго фонаря не нашёл, как и батареек. Пиздец, дома, что ли, оставил? Готовил ведь, собирался положить… Моя забывчивость что, последствие опухоли?

Я решил не говорить никому о том, что проебался с запасным фонарём. А какой смысл? Только Сонька назовёт раздолбаем. Объяснять ей, что у меня проблемы с башкой, не хотелось. Хотелось вообще об этих проблемах забыть хотя бы ненадолго.

Я поёжился — в пещере было довольно прохладно. Градусов так плюс семь, не больше. Изо рта шёл пар. При свете налобного фонаря на стенах можно было различить какие-то надписи, граффити и даже дорожные знаки.

— Сейчас осмотрим тут пару интересных мест, потом вернёмся, пообедаем и пойдём прогуляемся в другую сторону, — сказал Бажен.

— Бажен, слыш, а тут смертельные случаи были вроде, да? — поинтересовался Макс, снова заставив меня поднапрячься.

— Были. Вот сейчас я вам про один и расскажу. Пошли.

Мы гуськом двинулись за проводником. Я пытался запоминать повороты, глаза цеплялись за камни, иногда встречающиеся надписи на стенах и статуэтки, очевидно, вылепленные из местной глины. Направо, налево, снова направо через узкую дыру, в которую широкоплечий Макс протиснулся с большим трудом. Да даже дрыщеватому мне пришлось поднапрячься. Лаз был настолько маленький, что и на четвереньки встать не получалось.

— Это шкурник. Пока пролезешь, всю шкуру себе сдерёшь, — пояснил мне Макс. — А в начале мы шли по ракоходу.

— Потому что передвигались раком, ага?

— Ну да. Схватываешь на лету, — усмехнулся он.

Мы вылезли из шкурника в нормальный тоннель, снова куда-то свернули. Шли некоторое время молча. Темно, холодно и тихо, как в гробу, пришла мне в голову дурацкая мысль. Я уже давно сбился со счёта, сколько мы прошли поворотов, и забыл, на каком из них куда поворачивали. Успокаивало то, что Бажен двигался вперёд довольно уверенно, хотя иногда ненадолго зависал перед развилками. Но если б меня сейчас попросили найти путь назад, я бы точно этого сделать не смог.

— Вот, пожалуйста, грот Литвина, — объявил Бажен, когда мы зашли в небольшой зал с глиняным холмиком посередине. Холмик был украшен маленькими статуэтками, глину для которых явно брали прямо с него, либо с пола. Я рассмотрел не особо искусно вылепленных грудастых женщин, мужчин с большими членами, каких-то животных, кентавров.

— Это что, чья-то могила? — спросила Сонька.

— Ну да. Литвина. Хороший был парень, умный, помогал людям. Спелеолог опытный, много здесь ходов открыл. Если кто потеряется, так он на все спасательные работы выезжал. Систему знал как свои пять пальцев, говорили, что он даже родился под землёй. Жаль парня, молодой совсем был, вас ненамного старше.

— И что с ним стало? — спросил я, трогая пальцем одну из фигурок.

— Его здесь завалило глиной. Поговаривают, что неслучайно. Это ещё в пятидесятых годах произошло. Парень диссидентом был, всякую запрещённую литературу распространял. Так что вполне могли кокнуть, причём, может, даже кто-то из тех, кого он считал друзьями. Хотя на несчастный случай тоже было похоже, всё же обвалы здесь периодически случаются. Так что берегите потолок, ребятки.

— Он что, прям тут… лежит? — я кивнул на холмик.

— Ну да. Когда его нашли, он уже мёртвым был. Решили здесь и похоронить. Парень много сделал для пещер, теперь служит Хозяину, помогает заблудившимся. Местная традиция — слепить что-нибудь из глины Литвину на память на месте его, так сказать, последнего пристанища. Тогда он за тобой присмотрит. А в соседнем гроте можно оставить для него подношение — сигареты там, консервы и всякие полезности.

Я отполз подальше. Было стрёмно думать о том, что прямо здесь закопан мёртвый человек. Убитый, возможно, кем-то из своих товарищей за то, что его мировоззрение отличалось от общего курса.

Но глину в руки я всё же взял. Попытался вылепить из неё дракона, но получилось, конечно, хреново.

— У нас Матвей вон тоже своего рода диссидент, — подала голос Соня, сосредоточенно вылепливая сердечко. — Его из универа исключили за участие в митинге.

Я равнодушно пожал плечами. На универ мне уже было почти плевать, хотя обиду всё ещё чувствовал. Но в любом случае, теперь это не самая страшная моя проблема.

Мы осмотрели ещё несколько местных достопримечательностей. Подземный бассейн с чистой родниковой водой — я сначала не хотел оттуда пить, но потом подумал, что всё равно вода у меня в кране в разы грязнее. Прибитые к потолку качели на цепях. Зал со сталактитами и зал с каменной «барной стойкой», на которой стояли бутылки недешёвого алкоголя. Макс тронул одну, потряс другую, третью и разочарованно протянул:

— Пустые…

— Ну конечно, а какой идиот тут полные оставит? — хмыкнула Соня.

Мы побродили ещё немного, Бажен что-то рассказывал, но я чувствовал себя крайне неуютно. Коридоры, шкурники, камни, плиты… Всё такое одинаковое, всё давило на меня, а вокруг под землёй, кроме нас, нет ни одной живой души. Как Бажен вообще запоминает все повороты? Это же нереально. Чёрт, вдруг мы заблудимся или уже заблудились?

— А вот здесь, кажется, недавно как раз был обвал. Я этого места не помню, — задумчиво сказал Бажен.

— Давайте вернёмся, — тут же сказал я.

— Вернёмся, вернёмся. Так, кажется, сюда. Хотя может, и нет, но давайте попробуем.

Он пролез в очередной шкурник, Сонька, переглянувшись с Максом, полезла следом.

— Бля, не нравится мне это, — буркнул тот.

— Думаешь, заблудились? — спросил я.

— Да не должны. В любом случае, спокойно, не паникуем.

Мы проползли по тоннелю, выпрямились, прошли ещё несколько десятков метров по подземному лабиринту и вышли к залу, где оставили вещи. Узнав его, я едва не вскрикнул от восторга.

— Ну вот, вернулись другим путём, — сказал Бажен. — Ну что, тащите бензин и горелку, поесть приготовим.

Мы достали кастрюлю, вылили в неё холодный суп и поставили на горелку. Чтобы согреться, пригубили по кружке прихваченного Сонькой домашнего вина в пластиковой бутылке.

Винище всегда ещё больше развязывало Соньке язык. Вот и сейчас она выпила полкружки и принялась читать мне мораль.

— А я тебе говорила, Матвей, сходи ты к декану, скажи, мол, всё осознал, исправлюсь, незаконные акции посещать не буду. Напиши заявление, и тебя восстановят.

Злость из-за несправедливости происходящего в моей жизни снова взыграла во мне.

— Отстань, Сонь. Не собираюсь я туда возвращаться и что-то там осознавать.

— Да и не надо ничего осознавать, Воскресенский. Просто приходишь к декану и делаешь вид, что раскаиваешься, а сам за спиной скрещиваешь пальцы и мысленно посылаешь его на хуй. Ему плевать на твои принципы, Матвей, всем на них плевать. А ты свою жизнь губишь.

У меня не было желания что-то ей доказывать. Вспоминать, как после моего задержания в универе внезапно всплыли какие-то несуществующие прогулы и долги. И как меня быстренько исключили в назидание всем.

Я собирался летом попытаться поступить в какое-нибудь другое место, но потом у меня нашли неоперабельную опухоль. Денег лечиться нет, от родителей ничего особо не осталось. Отец по пьяни прибил мою мать, когда мне было четырнадцать. Он запер меня в комнате, я до сих пор помню её истошные крики. Я орал из окна, просил вызвать полицию, кто-то из прохожих это сделал, но менты так и не приехали. Точнее, приехали часа через четыре, когда уже было поздно. Мудака посадили, меня забрала к себе тётка. Забрала без особого желания, но жить было вполне сносно, если забыть о том, что меня каждую ночь мучили кошмары. Я прожил у тётки до семнадцати, потом поступил в универ и съехал в общагу. А через полтора года меня задержали во время митинга, на который я пошёл, держа плакат с криво написанным лозунгом против домашнего насилия.

После того, как у меня обнаружили опухоль, я решил просто забить на всё и прожить оставшуюся жизнь, как хочу. Пока могу ходить, а таблетки спасают от боли. Я признался в любви бывшему однокласснику, был послан нахер и заблокирован в соцсетях, и от этого почувствовал странное облегчение. Напился в клубе, впервые в жизни потрахался с парнем, выкурил косячок и разок вмазался по вене. А теперь вот сижу в огромном подземном лабиринте, осознаю, что времени у меня осталось немного, и я точно не намерен его тратить на то, чтобы ходить в универ и стелиться перед деканом.

Сонька продолжала что-то говорить, Макс поддакивал ей, Бажен мешал суп в алюминиевой кастрюле. Я поднялся, размял ноги. Слушать Соню мне надоело до чёртиков.

— Пойду отолью.

— Помнишь, где сортир, да? Направо, потом снова направо и налево. Смотри не перепутай, и оба фонаря возьми, — сказал Бажен. — Погодь, давай вместе сходим, сейчас с супом разберусь.

— Да найду сам, — буркнул я.

Направо, налево, направо. Кажется, в прошлый раз мы ссали не здесь. Ладно, плевать. Я был на взводе, злился на Соньку и на свою судьбу. Расчехлился, полил камни, пошёл обратно. Вроде ход был пошире? Да нет, всё правильно я иду. Тут все тоннели узкие, как комариная жопа.

А вот такого широкого прямоугольного зала я точно не помнил. Видимо, таки свернул не туда. Я вернулся, прошёл по коридору, понял, что и здесь тоже не был. Меня забил озноб, пришлось через силу заставить себя успокоиться и отставить панику.

Вокруг — гробовая тишина. Как бы я ни прислушивался, голосов товарищей расслышать не мог. Особенность пещер, так сказал Бажен? Камни поглощают все звуки. Зашёл за угол и уже не слышишь, что говорят люди, оставшиеся позади.

До моих ушей донёсся глухой звук, словно где-то что-то упало. Может, это мои спутники меня хватились, и стучат по камням, чтобы я услышал? Хотел уже двинуться туда, но вдруг почувствовал, что стало ещё холоднее. Кажется, сразу на десяток градусов. Сердце забилось, как бешеное, когда я посветил своим единственным фонарём в темноту и увидел фигуру в плаще. Из-под капюшона блеснули глаза, отражая свет фонаря. Это явно не кто-то из моих друзей. Меня накрыл какой-то первобытный ужас, тело похолодело ещё больше. Я развернулся и бросился бежать, снова услышал сзади глухой звук, а затем оглушающий грохот. Дальше, ещё дальше, прочь из этого проклятого места! Я не хочу подыхать сейчас, хочу ещё немного пожить!

Я потерял счёт времени, пока бежал, петляя по коридорам. Сколько там прошло, десять минут, двадцать? Полчаса? Дышать было тяжело, каждый вдох отдавался болью в грудной клетке, сильно кололо в боку. Я стукнулся головой о низкий потолок, фонарь замигал, слетел с моей головы и упал на землю.

Чёрт, нет! Только не потухай! Пожалуйста!

Но он потух. Я нащупал его, щёлкнул переключатель, но ничего не произошло. Какого хрена я оставил дома батарейки и запасной свет?

Дрожа от холода и ужаса, я пополз куда-то в кромешной тьме. Нащупал стену, сел к ней спиной и замер. Что теперь делать? Как выбраться? Как выйти отсюда? Что за звуки были позади, обвал? И кто преследовал меня, неужто сам дьявол?

Нельзя вот так сидеть, надо двигаться, согреваться. Но я не мог найти силы подняться, только крепче обнимал себя и вжимался в угол. Мне чудились шаги, чудилось, что меня вот-вот кто-то схватит ледяными костлявыми руками за шею. Казалось, что сейчас моих волос кто-то коснётся…

Я сдохну здесь. Присоединюсь к Литвину или как его там. Интересно, для меня тоже сделают памятное место? Назовут ли этот зал гротом имени Матвея Воскресенского?

Вряд ли. Я ведь для пещер ничего не сделал. В спасательных работах не участвовал. Я даже собственную мать спасти не смог.

Мне вдруг стало жарко. А вот думать удавалось с трудом, глаза слипались. Уже было плевать, что за жуткую фигуру я увидел в коридоре, случился ли обвал и найдут ли меня друзья. Темнота вокруг меня, темнота в моём сознании.

========== Часть 2 ==========

Дети подземелья рисовали небо,

Дети подземелья рисовали солнце.

И небо было цвета чёрного хлеба,

И солнце было круглым, как дно колодца.

Дети подземелья играли в прятки.

Те, кого находили, продолжали жить дальше,

И вновь убегали в темноту без оглядки

В поисках места без света и фальши.¹

Я вздрогнул и открыл глаза. Тёплый свет свечей, одеяло на моих плечах… Сидящий ко мне спиной человек, читающий странное стихотворение негромким хриплым голосом.

На нём был комбинезон и свитер. Из-под шапки торчали тёмно-русые волосы.

— Эй… — неуверенно подал голос я.

Незнакомец обернулся. Внимательные тёмные глаза, бледная кожа, круги под глазами, острые скулы и впалые щёки.

— Очухался? — спросил он всё таким же хриплым глухим голосом, с явным усилием, словно у него в глотке было что-то, что мешало ему говорить. — Доброго тебе, друг.

— Привет. Эм, я Матвей.

— Марк.

Он пожал мне руку. Его ладонь была такой же бледной, как лицо, и холодной, как кусок льда.

— Ты давно меня нашёл?

Марк пожал плечами.

— Смотря с чем сравнивать.

Бля, мне сейчас вообще не до идиотского философствования.

— Спасибо тебе, — всё же вспомнил о вежливости я. — Мне казалось, что сдохну тут. Слушай, я тут заплутал немного, мои друзья остались в гроте недалеко от выхода. Там высокий потолок, куча граффити и дорожных знаков. Ты не мог бы, пожалуйста, проводить меня туда?

— Мог бы. Но тем же путём обратно не вернуться, — ответил Марк, глядя в стену.

— Бля… Кажется, я слышал, как что-то падает. Там обвал случился, да?

— Ага… Хозяин Системы решил поиграть.

Я с содроганием вспомнил, как нёсся сам не зная куда по запутанным коридорам. Нахрена вообще пошёл так далеко? Поссал бы за углом. Хотелось верить, что ребята под обвал не попали.

— До другого выхода долго идти придётся. Вот, — Марк достал из лежащего рядом с ним транса банку консервов, вилку и флягу, — поешь пока.

Я открыл крышку и только тогда понял, как сильно голоден. Не успел ведь даже супа поесть.

— Спасибо, Марк. Слушай, а ты-то сам чего один ходишь тут?

Он пожал плечами.

— Мне нравится здесь. И выйти надолго я не могу, тянет обратно.

Я вспомнил, как Бажен рассказывал о сумасшедших, которые живут в пещерах неделями, не вылезая на поверхность. Наверное, Марк один из них. Они запасаются едой, фонарями и целыми днями напролёт лазают по пещерам, либо просто бухают. Но всё же странно, что Марк бродит здесь в одиночестве, Бажен сказал, что обычно такие экстремалы ходят компаниями.

— А сколько идти до выхода?

Он снова пожал плечами.

— Тебе — довольно долго.

Мне захотелось взвыть. Ещё несколько часов в темноте, среди камней, постоянно беспокоясь, что потолок рухнет на голову. Хотя присутствие рядом Марка внушало уверенность, что когда-нибудь я всё же снова увижу небо.

Вот тебе, блять, и впечатления, вот тебе и яркие насыщенные последние деньки, пока я всё ещё могу стоять на ногах.

— Возьми, — Марк вручил мне два налобных фонаря. — Я видел, что с твоим случилась неприятность.

Падающий на землю единственный источник света… Он мигает и разбивается, а я оказываюсь один в темноте…

Я поёжился, отгоняя стрёмные воспоминания. Как же мне повезло встретить Марка.

— Да уж, было бы обидно сдохнуть здесь, — сказал, наблюдая, как Марк пальцами гасит свечки и натягивает перчатки.

— Это очень обидно и неприятно, — усмехнулся он, направляясь к выходу из грота. — Хотя свои достоинства тоже есть. Тебе могут сделать памятное место. Десятки лет поколения спелеологов будут помнить и уважать тебя.

Я последовал за ним.

— Ты о Литвине? — мне вспомнился грот с глиняной могилой. — Жаль парня, конечно. Интересно, его реально убили?

— Да. Но убийцы долго не прожили. Система такого не прощает.

Я вслушивался в его глухой и словно обволакивающий всё вокруг голос, стараясь не думать о том, что идти нам ещё хрен знает сколько. Присутствие Марка рядом удивительным образом успокаивало. Я даже согрелся, сбросил с плеч и скатал в трубочку одеяло. Марк взял его у меня, и мне показалось, что холод его рук почувствовался даже через толстые рабочие перчатки.

Когда мы остановились у подземного родника, Марк протянул мне флягу и небольшой плотный мешок на карабине. Я снова заглянул в лицо моему неожиданному спасителю и понял, что он, скорее всего, мой ровесник. Ну, может, чуть старше, немного за двадцать.

— Можешь положить сюда запасной фонарь. И воды себе набери.

Рядом с ним почему-то не было страха и напряжения, которые я чувствовал, когда мы несколько часов назад петляли по тоннелям с Баженом. Марк вызывал во мне абсолютное доверие. Это доверие противоречило голосу разума, изгоняло из сознания объяснимый в моей ситуации страх.

— Не расслабляйся, — Марк усмехнулся, положил руку на моё плечо и слегка сжал.

— Как ты так классно ориентируешься здесь? Бля, тут же все тоннели одинаковые.

Он прыснул и снова взглянул на меня.

— Я здесь родился.

— Ага, конечно, — буркнул я. — И как тебе здесь живётся?

— Лучше, чем на поверхности, — фыркнул он. — А тебе-то самому там как?

Я нахмурился, чувствуя, что эмоции начинают рваться наружу. Заткнуть бы себе рот чем-нибудь, хоть грязной перчаткой. Но, в конце концов, я вижу этого человека в первый и, скорее всего, последний раз. Он просто идеально подходит для того, чтобы пожаловаться, какой пиздец происходит у меня в жизни.

Пока мы шли, я рассказывал ему, как меня задержали на митинге с плакатом, неплохо так огрели дубинкой, как грёбаного охуенно опасного преступника. Рассказывал, почему я вообще попёрся туда. И как меня потом несправедливо исключили из универа.

— Да уж, понимаю тебя, Матвей. Века идут, а ничего не меняется, — сочувствующие сказал Марк.

— Да плевать уже, я смирился. Ничего никому не докажешь. Те менты, которые не приезжали на вызов, пока тварь убивала мою мать, в итоге отмазались, никакого наказания не понесли. Зато обычного студента можно отпиздить из-за сраного плаката, посадить в обезьянник и исключить из универа, — меня словно прорвало. Я присел на камень, чтобы отдышаться, и продолжил. — Но да похуй, это уже неважно, я всё равно скоро сдохну из-за ёбаной опухоли в моей башке, которую нихуя нельзя вырезать.

Марк молча присел рядом и прижал меня к себе. Я уткнулся ему в грудь, чувствуя, как он гладит меня по дрожащим плечам и спине. От него пахло глиной и сыростью, и этот запах был приятным, захотелось зарыться носом в складки свитера.

— Жизнь несправедлива, но рефлексировать по этому поводу бесполезно. Не думай о смерти, но и не бойся её. Она не так страшна, как кажется.

— Ты-то откуда знаешь? — прошептал я.

— Знаю, — он усмехнулся и выключил фонари — сначала мой, а затем свой. Мы оказались в абсолютной темноте. — Тебе сейчас страшно?

— Нет. Потому что ты рядом. Потому что я не один и знаю, где нахожусь.

— Там ты тоже будешь не один. Не бойся. Представь, что попадёшь в место, которое тоже хорошо знаешь. В котором тебе спокойно и уютно. Думай о нём, и страх перед неизвестностью отступит.

Я особо не вдумывался в то, что он говорил. Меня успокаивал его хриплый голос, запах глины и сырой земли. Он достал одеяло и накрыл нас, продолжая обнимать меня. Хотелось прижаться ещё крепче и теснее. От Марка веяло холодом, но в то же время с ним под одеялом было хорошо и уютно.

Кажется, вскоре я задремал. Сквозь пелену сна и положив голову ему на грудь, смутно чувствовал, что что-то не так. Чего-то не хватает… В самом Марке? Впрочем, плевать.

***

Я очнулся в одиночестве. Рядом в пустой консервной банке горела свеча. Марка рядом не было.

Включив фонарь, я осмотрелся. Разве мы сидели здесь? Блять, эти тоннели везде одинаковые.

Куда подевался Марк? Я посветил в одну сторону, в другую. Из грота вёл один-единственный узкий проход. Я неуверенно двинулся вперёд, готовый в любой момент повернуть обратно — не хватало ещё снова потеряться здесь. Метр, два, три… Низкий потолок, узкий проход в следующий подземный зал. Глиняный холм, статуэтки… Это же грот Литвина! О́тсюда до места, где мы остановились с Сонькой, Баженом и Максом, всего пара поворотов.

— Марк! Марк, мы дошли!

Но его нигде не было. Я подождал ещё немного. Чёрт, там ребята наверняка меня обыскались. Поворот, ещё один. Знакомый грот с дорожными знаками и граффити. Отсюда до выхода через ракоход прямо, никуда не сворачивая.

Только где все? Ни вещей, ничего. Я посветил фонарём на пол, увидел на мягкой глине множество следов. Они были здесь раньше? Моего рюкзака в том месте, где я его оставил, не оказалось.

— Марк! Ты где?

Наверное, стоило бы вернуться в тот тоннель, где проснулся, и дождаться Марка. Но было сложно заставить себя снова ступить в узкий штрек. Я вспомнил про журнал, который лежит на входе в каменоломни. Решил, что оставлю в нём пометку, и Марк, если хватится меня, наверняка догадается его проверить.

Я опустился на четвереньки и полез в сторону выхода. С трудом верилось, что ещё немного, и мои глаза увидят дневной свет. Или уже ночь? Похуй, главное, что наконец-то выберусь на поверхность.

Вот и грот с журналом. Я сел на корточки, открыл тетрадь и с недоумением уставился на последнюю заполненную страницу. Первое марта и целый столбик имён. Наверное, больше десятка.

Какое, нахрен, первое марта? Сегодня шестнадцатое февраля. Ну максимум семнадцатое.

Я снова пролистал журнал. Каждый день — длинный список посетителей. Наконец долистав до шестнадцатого февраля, я увидел наши имена. Судя по всему, мои спутники вышли в тот же день, а моё имя было несколько раз обведено и подчёркнуто, ниже большими корявыми буквами написано: «Пропал!»

Пиздец.

Я бросился в сторону выхода, уже видя перед собой дневной свет. Тоннель уходил наверх под углом, я схватился за верёвку и полез, помогал себе руками, кажется, обломал ногти до мяса, но продолжал карабкаться. Ещё немного, ещё шаг, и надо мной затянутое тучами небо. Я упал на землю, перекатился на спину и уставился вверх.

Жив…

Голову пронзила резкая боль. Твою мать, всё ведь было нормально последние несколько часов. Или дней? Хрен знает, сколько прошло времени.

— Эй, парень! Эй! Ты как?

Ко мне кто-то подошёл, тронул за плечо, но мой взгляд расфокусировался, перед глазами поплыло.

***

Лёжа на кровати с ноутом, я тупо скроллил стену паблика, посвященного местным пещерам. Смутно надеялся найти там его посты или комментарии.

Я пробыл под землёй больше двух недель. Как выжил — непонятно. Сонька рассказала, что поиски организовали в тот же день, собрали добровольцев-спелеологов… Потом подключилось МЧС. Они пытались разобрать обвал, прочесали километры штреков, но меня так и не нашли.

Я сказал ей, что мне помог какой-то местный диггер. Но всё же мы с ней оба не могли понять, как можно было пробыть под землёй две недели. Мне казалось, что прошло не больше суток.

Марк, Марк, Марк… Странный парень с бледной кожей и гипнотическими карими глазами. Он не выходил у меня из головы.

Дорвавшись до интернета, я первым же делом попытался найти его в соцсетях. Открыл группу, посвященную пещерам. Среди подписчиков людей с таким именем оказалось двое. Одного я сразу отмёл — с фоток на меня смотрел суровый бородатый краснолицый мужик. А вот страница другого была закрыта, на аватарке — фотография туманного леса. Личные сообщения тоже закрыты. Я обвёл мышкой значок «Добавить в друзья», но кликнуть на него так и не решился.

Моя опухоль меньше не стала. Прогнозы были неутешительны — скоро я смогу только лежать пластом на кушетке, обколотый обезболом, и ждать смерти.

Зачем я вообще вышел из пещер? Нужно было остаться там. С ним.

Марк и смерть, смерть и Марк. Вот что занимало мои мысли. Как там он говорил, в ней нет ничего страшного? Думать о том, что попаду в знакомое место, где мне будет хорошо? Я поднапрягся, но такого места представить не смог. Квартира тётки так и не стала мне родным домом, а в воспоминания о детстве то и дело врывался пьяный отец. Он запирал меня в комнате, и до меня доносились душераздирающие крики матери.

О том, что я скоро сдохну, даже тётка не знала. В последнее время мы редко общались, хотя она периодически по примеру Соньки выносила мне мозг уговорами восстановиться в вузе, которые я благополучно пропускал мимо ушей. После того, как меня выперли из общаги, я снял крошечную комнату. Жил там один, иногда по мне приходили Сонька с Максом и вытаскивали куда-нибудь, туда же я привёл парня из клуба несколько недель назад.

Может, позвать Марка в гости? Написать ему, мол, хочу отблагодарить. Нет, это будет выглядеть двусмысленно. Но, чёрт, я был бы не против отсосать ему, так сказать, в качестве благодарности, хотя делал это всего один раз. Но ещё больше мне хотелось просто снова прижаться к нему, почувствовать запах глины и сырой земли, его руку на моём плече, услышать хриплый глухой голос…

Но… Нет. Зачем? Ещё немного, и я сдохну. Какой смысл пытаться сблизиться с ним? Да и кто вообще сказал, что ему это надо? Он явно обнимал и кутал меня в одеяло просто из жалости, а не потому, что ему нравятся такие полудохлики, как я. И что ему вообще нравятся парни.

На кнопку «Добавить в друзья» я так и не нажал. Вместо этого тупо валялся, рефлексировал и листал стену паблика. Игнорировал звонки от тётки и сообщения Сони. Обнимал подушку и представлял, что это Марк лежит рядом со мной. У него губы бледные, даже какие-то синеватые… Наверняка такие же холодные, как и руки. Я возьму его ладони в свои, согрею дыханием, обведу пальцем линию скул…

Я лез себе в трусы, обхватывал напряжённый член, водил ладонью вверх и вниз, думая о Марке, представляя, как он целует меня своими синими губами. Думал о том, что было бы, если б я вдруг выздоровел, если б исчез проклятый монстр в моей голове. Вот тогда точно написал бы ему, позвал к себе, и гори всё синим пламенем.

Размазывая по ладоням горячую сперму, я понял, что хочу снова оказаться под землёй. Меня тянуло туда, безумно сильно тянуло.

Марк… Его не было в сети несколько дней. Наверняка он всё ещё там, в пещерах.

***

Я пролистал журнал, ища в нем фамилию Марка, подсмотренную на странице в соцсети. Ничего не было. Более того, за последнюю неделю сюда забрасывались всего два человека, и оба вышли ещё позавчера.

Я пролистал дальше. Дошёл до шестнадцатого февраля, увидел, что мою фамилию вычеркнули. «Найден, жив», — гласила подпись рядом. Ещё страница, ещё и ещё. Январь, декабрь, ноябрь…

Но его фамилии не было. Я захлопнул журнал и с сомнением посветил вглубь штрека. В этот раз у меня было сразу три запасных налобных фонаря. Но всё равно лезть одному дальше по тоннелю было стрёмно.

Мне было до смерти страшно, когда я заблудился и бежал прочь от обвала. А потом хорошо и уютно, когда встретил Марка. Пещеры звали меня обратно, притягивали, словно магнитом.

Я записал в журнал своё имя, перекинул через плечо транс и пополз вперёд. По прямой несколько метров, миновав развилку, и вот грот с дорожными знаками.

— Марк? — нерешительно позвал я.

Разумеется, мне никто не ответил. Камни отбрасывали на стены пещеры причудливые и пугающие тени. Мне казалось, что кто-то наблюдает за мной, вот-вот приблизится, сломает фонарь и утащит в темноту.

— Марк… — снова позвал я. На этот раз шёпотом.

Набрался решимости и посветил в каждый угол. Никого нет.

Я стянул шапку, на всякий случай набрал в неё несколько камней. Двинулся вперёд, решив найти грот, где проснулся неделю назад в одиночестве, без Марка.

Кажется, туда можно пройти через грот Литвина. Я дошел до могилы, бросая за собой камешки. Мельком оглядел её, свернул направо, полез через узкий тоннель. Кажется, здесь.

— Марк?

Тишина. Глупо было надеяться, что встречусь с ним здесь. Даже если он в Системе, то, скорее всего, бродит хрен знает где. Этих подземных лабиринтов — десятки километров.

В сети он так и не появлялся. По крайней мере, до сегодняшнего утра.

Я вернулся в грот Литвина и сел перед могилой. Отщипнул от неё кусок глины, вылепил двух человечков. Поставил их рядом, лицами друг к другу, так, что они будто бы обнимали друг друга.

Придурок ты, Матвей.

Я с психу ударил по стене и побрёл обратно. Вернулся в грот с дорожными знаками, подхватил оставленный там транс с вещами и пополз к выходу. Выписался из журнала, вылез из дыры, а после стянул перчатки, достал телефон и зашёл во «ВКонтакте». Марка по-прежнему в сети не было.

— Зациклился на нём, как ебанутый, — со злостью сказал сам себе.

Ну, а что мне ещё делать? Какой смысл в моей жизни? Нужно просто лечь и ждать смерти?

Я бросил транс на землю и пнул ногой. Потом ещё раз и ещё раз, пока он не закатился в дыру.

Отчаянно матерясь, я снова полез вниз. Скатился на заднице, стараясь не задевать головой потолок, затем встал на четвереньки и осмотрелся. Транса нигде не было.

— Просто заебись.

Я посветил фонарём в каждый угол, за каждый камень, но ничего не нашёл.

А может, ебись оно всё ракоходом? Что у меня было в трансе? Еда, свитер, термос и запасные фонари — да и хрен с ними. Паспорт, ключи от квартиры… Твою мать!

Кажется, в тот момент я спятил окончательно. Психуя, пополз вперёд, проигнорировав журнал, в который нужно было бы снова записаться. Добрался до грота с дорожными знаками. Пнул какую-то плиту, свернул в тоннель, другой, третий. А как обратно? Направо или налево?

— Найди меня теперь, блять, Марк, найди. Пожалуйста, блять, найди, — шептал, едва сдерживаясь от желания стянуть с головы единственный оставшийся фонарь и разъебать его об стену.

— Ну-ну. Не надо так злиться, — послышался откуда-то сбоку насмешливый хриплый голос. — Береги источник света, друг мой чайник.

— Марк! — я повернулся на голос и увидел в метре от себя бледное, почти белое лицо с синеватыми губами и весёлыми карими глазами.

— Ну да. Ты, кажется, звал меня? — усмехнулся он, протягивая мне ледяную ладонь.

Радость от встречи с ним вмиг сменилась стыдом и нерешительностью. И что теперь сказать? Зачем я ходил здесь в одиночестве и орал его имя?

— Хочешь прогуляться, а? Понравилось в прошлый раз? — он подмигнул мне и кивнул в темноту.

— Ага, хочу. Только я свои вещи проебал.

— Эти, что ли? — Марк дёрнул плечом, и я только сейчас заметил, что у него за спиной висит мой транс.

— Да. Капец, это ты его спрятал?

Марк снова усмехнулся и протянул мне транс.

— Бери фонари и самое необходимое, и пошли. Куртку и всё остальное тут спрячь, потом заберёшь.

Я шагал вслед за ним, смотрел на его спину и думал, что больше всего на свете мне сейчас хочется прижаться к нему. Пофигу, что вижу его во второй раз в жизни. Слишком мало времени у меня осталось, третьего раза может не быть, поэтому нужно наслаждаться каждой секундой.

— Куда мы идём?

— Музыку послушаем. Или ты хочешь в какое-то определённое место?

Ага. К тебе в трусы.

— Нет. Мне всё равно.

Главное, что с тобой.

Я шёл за ним, полз по шкурникам, стараясь не отставать. Было тяжело, но говорить ему об этом не собирался. Но он словно чувствовал, притормаживал в нужный момент и оглядывался на меня.

Наконец тишину Системы нарушило громкое и настойчивое стучание капель по твёрдой поверхности. Мы вышли в зал с высоким потолком, в дальнем конце которого я рассмотрел маленькое подземное озеро шириной не больше пяти метров. С потолка во многих местах срывались капли, они гулко ударялись о воду в озере и камни вокруг него, создавая странную мелодию со своим сложным ритмом.

Марк уселся на каменную плиту, я примостился рядом, с наслаждением вдохнул его запах. Глина и сырая земля, как и в прошлый раз. Идеально.

— Что за место? — спросил я, вытягивая ноги и стараясь незаметно и ненавязчиво подсесть ещё ближе.

— Грот пьяного музыканта. Над нами подземная речка. Ты только вслушайся. Пропой мысленно какую-нибудь песню, и капли сами подстроятся под её ритм.

Я задумался, но, как назло, в этот момент абсолютно все песни вылетели у меня из головы. Не петь же теперь «Миллион алых роз» или «Цвет настроения синий».

К счастью, на ум пришли строчки из Numb. Я закрыл глаза, настроился на ритм, и в звуке капель, кажется, и правда услышал что-то похожее.

— I’ve become so numb

I can’t feel you there

Become so tired

So much more aware…

— Это ещё что за песня? — фыркнул Марк.

— Это же Линкин Парк. Не узнал? Я так ужасно пою, что ли?

— Да нет, хорошо ты поёшь. Но я не знаю такого артиста.

— Это не артист, а группа! Да ты гонишь, как можно не знать Линкин Парк? Какие песни ты вообще слушаешь?

— Ну… — Марк задумался. — Военные, например. Или Утёсова, Михайлова…

— Стаса?

— Что? — он непонимающе посмотрел на меня.

— Стаса Михайлова?

— Нет. Павла.

— Ладно, — я задумался. — Вот Цоя ты точно должен знать. Давай споём «Звезду по имени Солнце»?

— Я её тоже не знаю, — снова весело заявил Марк, поднимаясь на ноги.

— Да ладно, группу «Кино» не знаешь? — я поднялся вслед за ним. — Прикалываешься же. Ты сколько в этих пещерах сидишь вообще, со времён динозавров, что ли?

— Уже долго, — Марк уже открыто смеялся. — Даты по журналу на входе иногда отслеживаю, но в целом мне на них плевать.

— Да ты хиккан девяностого уровня, — я в шутку пихнул его в бок, но не удержал равновесие на скользкой глине и начал падать.

Марк подхватил меня, сжал ледяные пальцы на моём локте. Я вцепился в его свитер, а потом уткнулся в складки носом, как отчаянно хотел последние несколько дней.

— Совсем одиноко, да? — Марк скользнул рукой по моей спине и осторожно провёл вдоль позвоночника.

— Пиздец как. Ты вообще первый человек, которому я рассказал про болезнь.

— А почему ты больше никому не рассказывал?

— Да не вижу смысла. Никого особо не волнует моя жизнь.

— Ну-ну. А как же твои друзья? Они переживали, когда ты пропал. А тётя?

— Не знаю. Мне кажется, им тоже особо не до меня, и не хочется их грузить.

— Тебе кажется, — Марк взял меня за плечи, отстранил и заглянул в глаза. — Будет некрасиво уйти, не попрощавшись. Ты имеешь такую возможность, в отличие от тех, кто погибает внезапно. Скажи близким всё, что не успел сказать. Поблагодари тётю за то, что приютила. Она ведь любит тебя. Поблагодари Соню и Максима за то, что помогали тебе в университете. Они действительно считают тебя другом.

Я смотрел ему в глаза, ловил каждое слово. Не задумывался даже, откуда Марк всё это знал. Он говорил так уверенно, словно мы знакомы всю жизнь, словно он в курсе всех моих проблем, страхов и переживаний.

Он отпустил меня, стянул перчатки и зачерпнул воды из озера. Я наблюдал за ним и думал, что никогда ещё ни с кем не чувствовал такой душевной близости. Разумом понимал, конечно, чтовсё это фигня, что просто мне отчаянно нужен кто-то надёжный и понимающий рядом, а Марк меня спас, поэтому я так быстро к нему прикипел. Но сердце стремилось к нему, желало, чтобы он снова меня обнял и погладил по плечу.

Комментарий к Часть 2

¹ Я точно не знаю, кто автор этих строчек. В интернете они выложены на разных сайтах под разными никами/псевдонимами. Судя по всему, они принадлежат Владимиру Шейнину. Текст взят отсюда: https://webkind.ru/text/94411928_m54341583p945812135_text_pesni_deti-podzemelya-live-in-mg-17102010.html

========== Часть 3 ==========

На следующий день я снова собрался в пещеры, причем с решительным намерением задержаться там. А разве что-то держало меня на поверхности? Я съездил в торговый центр, купил спальник, котелок и даже несколько свечей. Романтика, блять. Ну а почему бы и нет? Скажу Марку, мол, взял их, чтобы экономить батарейки в фонарях.

Накануне мы бродили с Марком по Системе несколько часов. Слушали ритмичное стучание капель по камням и водной глади озера, лепили из глины всякую хрень. Он укрывал меня плащом и клал руку на плечо, когда мне становилось холодно. Собственно, симулировать это и дрожать я принимался при первой удобной возможности.

Но остаться в Системе на ночь он мне не разрешил. Аргументировал тем, что у меня нет спальника. Довёл до выхода, похлопал по плечу и сказал: «Не забудь попрощаться с близкими».

Когда я вылез на поверхность, у меня снова дико разболелась голова, снова захотелось вернуться под землю. Обезбол помог, но не до конца. Домой я ехал на автобусе, потом на электричке и снова на автобусе в общей сложности около двух часов. И решил, что на следующий день непременно вернусь. Со спальником.

А ночью снова дрочил под одеялом, представляя, как целую синие губы, глажу бледную холодную кожу под свитером и вдыхаю запах сырой земли. Мысли о том, что это всё, блять, немного странно, и сам Марк странный, упорно отгонял.

В пещеры я поехал сразу из магазина. Сидя в электричке, всё-таки снова зашёл к Марку на страницу и кликнул «Добавить в друзья». Но в сети его не было больше двух недель.

Электричка, снова автобус, километр по грязи под противным мартовским дождём и промозглым ветром. Ноги ватные, перед глазами плывёт. Мимо деревенского кладбища с покосившимися крестами. Я посмотрел на них и торопливо отвёл взгляд. Почувствовал, что меня тошнит, но вместо того, чтобы остановиться и отдохнуть, только ускорил шаг, рискуя в любой момент потерять равновесие и упасть в грязь. Мерзкое по-весеннему яркое солнце до боли, до слёз резало глаза. Мне стало легче, только когда взялся за верёвку и скатился вниз, под землю.

На четвереньках, потом на животе через узкий тоннель, пометка в журнале. Можно было бы обойтись и без неё, но вдруг Марка не найду, а он потом увидит в тетради моё имя и поймёт, что я был здесь — вот такую логическую цепочку провёл мой больной мозг.

— Марк!

Мой голос эхом разнёсся по гроту с дорожными знаками.

— Марк, ты тут?

Может, он бродит где-то в нескольких километрах отсюда и не слышит меня? Тогда стоит подождать его здесь. Этот грот — своеобразное место стоянки местных спелеологов. Марк рано или поздно должен вернуться сюда.

Я ждал его час, другой, третий. Успел за это время выпить весь чай из термоса. Где же ты, Марк?

Оба прошлых раза я встретил его случайно, заплутав в коридорах. Но вероятность, что так может произойти снова, казалась очень маловероятной. Я всё же прошёлся по ближайшим тоннелям, стараясь не отходить далеко. Окинул взглядом могилу Литвина и двух обнимающихся человечков из глины, которых слепил в прошлый раз. Я разве в самый центр их тогда поставил? Мне казалось, что они были где-то с краю.

Всё же не рискнув идти дальше, я вернулся на место стоянки, достал из транса спальник. Пристроился в углу на широкой ровной каменной плите, зажёг пару свечей, сунул их в консервные банки. Лёг и без особого успеха попытался устроиться поудобнее. Было дико холодно и, что уж говорить, стрёмно. Вспоминался обвал, чья-то странная фигура в темноте. Может, это плод моего воображения? Или это был Марк? Но фигура стояла прямо там, где падали камни, они бы его прибили к чёртовой матери. Но он ведь потом появился передо мной живой и здоровый.

Забавно, ведь вышло так, что это непонятное видение косвенно спасло меня. Заставило броситься прочь в другую сторону, иначе плиты и камни непременно рухнули бы мне на голову.

А ещё в прошлый раз я не спросил у Марка, какого хрена так получилось, что мы пробыли под землёй две недели.

Поверх спальника я накинул ещё и куртку, но согреться всё равно не получалось. Нужно было, наверное, не жмотиться и купить подороже и получше. Руки дрожали. Радовало лишь, что голова не болела. Удивительно.

— Это ты так подготовился к ночёвке?

Я вздрогнул, забегал глазами по гроту и наконец увидел Марка, причём неожиданно близко — он сидел в моих ногах, прислонившись спиной к выступающим из стены камням.

Моё сердце забилось быстрее от волнения и радости, что он, наконец, пришёл.

— Привет, Марк. Я же говорил, что вернусь. Мне здесь нравится. Понимаю, почему ты не хочешь выходить на поверхность.

— Правда? Почему же?

— Я не знаю, как объяснить… Это место тянет к себе. Мне тут хорошо, — хорошо, когда ты рядом, ну да неважно. — Я почему-то не чувствую боли. И вот как в детстве — спрятался под одеялом, и никто тебя не найдёт. Здесь меня тоже никто не найдёт, все проблемы остались наверху.

Он слушал мой чуть дрожащий голос и внимательно смотрел в глаза. Кажется, у меня даже щёки гореть начали.

— И здесь ты, — добавил я совсем тихо и замолчал.

Его бледные губы тронула улыбка, но она была печальной.

— Ты так ничего и не рассказал своим близким, — он не спрашивал, а утверждал.

— Нет. Я вообще не хочу возвращаться.

— Зря ты так. У тебя ещё есть немного времени. Если закончишь все дела, уходить будет проще и спокойнее. Но выбор за тобой.

Выбор… Был ли он у меня вообще когда-нибудь? Просто происходил какой-то пиздец, а мне приходилось как-то выгребать, жить, карабкаться.

Марк сел ещё ближе ко мне на каменную плиту, а я уткнулся ему в плечо. Слушал, как громко колотится моё сердце. Оно словно заглушило все остальные звуки, я даже не слышал сердцебиения Марка, хотя его грудная клетка была в каких-то нескольких сантиметрах от моего уха.

Я совсем забыл о том, что, когда находился в пещере в одиночестве, она казалась мне жутким и стрёмным местом со странными и подозрительными тенями на стенах. С Марком было уютно, спокойно… И не больно.

— Вчера ты сказал, что перед смертью нужно представить место, где мне хорошо. Я буду представлять это место. И тебя, — сказал, заглянув ему в глаза.

Ласковый тёплый взгляд на контрасте с холодной ладонью, приобнявшей меня за талию, действовал гипнотически. Я просто подался вперёд и коснулся его губ. Они и правда были ледяными, как и руки.

К моему удивлению, он не оттолкнул меня. Только чуть улыбнулся, не отодвинулся и не ответил на поцелуй. Интересно, как это понимать? Мне дали зелёный свет? Я решил продолжить проверять границы дозволенного. Провёл языком по его нижней губе — она была сухой и шершавой, на вкус какой-то сладковатой.

Я тяжело, как-то судорожно выдохнул, почувствовал, как дрожат мои руки, сжимающие его свитер. Когда я успел перебраться к нему на колени? И почему он позволил мне? Он тоже меня хочет?

Марк стянул перчатки, его ладонь коснулась моей спины под одеждой, вызвав мурашки по всему телу. Я вздрогнул и вцепился в Марка, подрастеряв всю решимость. С парнем из клуба было проще — мы оба были пьяными и обдолбанными, и никаких чувств, кроме животного желания трахаться, тогда не было. С Марком по-другому — хочется его близости, хочется слышать его голос, чтобы, когда придёт моё время, прокручивать это воспоминание в сожранном опухолью мозгу. До тех пор, пока буду в состоянии о чём-то думать.

Я целовал его шею, такую же бледную, как и лицо, даже в тёплом свете свечей. Водил руками по груди, животу под комбезом, но в глаза не смотрел — почему-то боялся. Когда опустил ладони ещё ниже, Марк вдруг перехватил их и дотронулся губами до каждой.

— Тебе это нужно? — спросил он шёпотом.

— Да! Мне нужно. Очень.

Я попытался вырвать руки, но не смог. Марк заставил меня приподняться, развернул спиной и снова усадил к себе на колени. Провёл сверху вниз через свитер от моей груди по прессу — его кисти были костлявыми, с длинными паучьими пальцами и отчётливо проглядывающими венами. Прикосновения казались такими ласковыми и осторожными, никто никогда не трогал меня вот так. Я забыл обо всём — о том, что хотел задать ему несколько вопросов насчёт моего первого посещения пещер, о том, что скоро умру, о том, что по-прежнему не слышал, как бьётся его сердце.

— Ты такой тёплый. Согрей мои руки, — хрипло попросил он.

Я сжал его ладони, поднёс к лицу, принялся целовать и дышать на них, растирать пальцами.

— Тепло… — прошептал Марк мне на ухо, а моё тело словно прошибло током, я выгнул спину, вытянул и раздвинул ноги, внизу живота так приятно тянуло…

Он залез мне под свитер и футболку, его ладони хранили мою собственную теплоту. Коснулся сосков, поцеловал в шею и потёрся о моё плечо щекой. Хотелось увидеть его лицо, но он не давал мне развернуться. Я прекратил попытки, когда он расстегнул пуговицу и молнию на моих штанах, сжал член через ткань трусов.

— Там тоже тепло? — спросил я срывающимся голосом.

— Жарко, — прошептал Марк.

Я толкнулся ему в ладонь, отчаянно хотелось, чтобы он наконец снял с меня трусы, а ещё хотелось коснуться и его тоже. Тело к телу, моя теплота и его холод.

— Не дёргайся. Не нужно. Я сам всё сделаю, — проговорил он с явным усилием.

— Я тоже хочу дотронуться до тебя…

— Расслабься. Это необязательно, — он наконец потянул вниз мои трусы, освобождая напряжённый член.

Я вздрогнул от пещерного холодка, коснувшегося оголённой и разгорячённой кожи, но это было безумно приятно. Марк обхватил ствол, медленно оттянул кожу вниз, обнажая покрасневшую головку, заставив меня невнятно простонать.

— Хочу, чтобы ты… меня, — сказать слово «трахнул» я почему-то не мог. Оно казалось слишком грязным и недостойным того, что между нами происходит.

Он уткнулся лбом мне в плечо и ничего не ответил, продолжая неторопливо надрачивать член одной рукой, касаясь и сжимая мой сосок другой. Прижимался ко мне, кажется, со всей силы. Я тихо хныкал сквозь сжатые зубы, хотя, кроме нас, здесь никого не было, и никто бы не услышал. Шарил по земле, пытаясь нащупать свой рюкзак. Хорошо, что я предусмотрительно кинул в карман презервативы и смазку, хотя и был на девяносто девять процентов уверен, что они не понадобятся.

— Марк… — снова прошептал я, протягивая ему упаковку и тюбик.

Видя, что он колебается, я отстранился, выдавал смазку на свою ладонь, коснулся себя сзади. Надорвал зубами упаковку с презиком, сам надел на два его пальца, опустил кисть к своим ягодицам. Хотелось сразу заняться сексом по-нормальному, но я понимал, что сначала нужно растянуть, иначе нихрена не выйдет, и ему со мной не понравится.

— Твоя кожа очень горячая, — сказал он, утыкаясь носом куда-то между моей шеей и ключицей.

Я почувствовал, как он гладит двумя пальцами между моих ягодиц, медленно и как-то неуверенно толкает один внутрь.

— Вот так хочешь? — спросил, одновременно продолжая гладить и сжимать мой член другой рукой.

— Да-а-а…

Это слишком охуенно. Первый и до этого момента единственный мой партнёр так не церемонился, подготовке особо много времени не уделил, поэтому поначалу с ним было пиздец как больно, это ощущение не притупили даже наркотики. Чёрт, почему я не познакомился с Марком раньше? Тогда бы мне и в голову не пришло искать под кайфом любовника на одну ночь.

Я чуть прогнул спину, двинул бёдрами. Сам насаживался на его палец, вздрогнул, когда он задел простату. Повторил движение ещё раз и ещё, одновременно наслаждаясь его прикосновениями к моему члену. Рука, сжимавшая ствол, у него была сухая, стоило бы добавить смазки, но я кайфовал и без этого.

— Добавь второй, — попросил, одновременно перехватывая его ладонь с немой просьбой дрочить помедленнее.

Он втолкнул второй палец, а я упёрся ладонями в его сведённые колени и отставил задницу. Жар в паху и внутри был охуительно приятным, долго я такими темпами не продержусь. Отвлечься на что-то? Подумать про свою болезнь, про то, как меня отпиздили и засунули в обезьянник? Да нет, к чёрту, хотелось забыть обо всём. И благодаря Марку неприятные мысли из головы мгновенно улетучились.

— Марк, я готов, кажется… Вставь мне, — мой голос стал почти жалобным.

Но он продолжил надрачивать и иметь меня пальцами, только ощутимо ускорил движения. Касался губами моей щеки и шеи, никак не отреагировал, когда я протестующе замычал, пытаясь перехватить его руку на своём члене и заставить замедлиться. Камни и плиты в свете свечей расфокусировались перед моими глазами, и уже было плевать на то, что я хотел почувствовать в себе его член. Движения моих бёдер тоже стали быстрее и резче, я негромко простонал, чувствуя, что у меня перехватывает дыхание, и кончил ему в ладонь. Сзади словно пульсировало и сжималось, ноги дрожали, я обессиленно откинул голову на его плечо и тяжело выдохнул.

Ладно, ещё успеем трахнуться по-настоящему, пока ведь никуда уходить не собираюсь.

— Давай теперь сделаю тебе, — отдышавшись, я поправил штаны и свитер, опустился перед ним на колени и потянулся к его ширинке.

Но он перехватил мои руки — на ладонях была смазка и моя горячая сперма.

— Не нужно. Лучше иди сюда.

— Почему? Ты что… Ты не хотел?

В полутьме я не мог понять, стоит у него или нет, а дотронуться он не давал.

— Не в этом дело… Матвей, успокойся.

— Бля… Только не говори, что ты из жалости, — я вырвался из его рук, встал на ноги. — Ты это сделал просто потому, что мне было нужно? Ты не хотел этого…

Он молчал, смотрел печально. Тогда я просто схватил свой транс и направился к выходу из пещер.

В горле был ком, щёки горели, глаза подозрительно щипало. Но я старался ни о чём не думать, действовал на автомате. Дополз до журнала, вычеркнул своё имя, выбрался наружу. Почувствовал резкую боль в голове и тошноту, механически закинулся таблетками, механически побрёл через рощу и мимо кладбища к остановке. Дождался автобуса и сел, прислонившись лбом к стеклу, уставился невидящим взглядом на грязь и голые деревья за окном.

Доехав до вокзала и сев в электричку, я всё же достал свой телефон и открыл ВКонтакте. Увидел, что Марк зашёл в сеть и принял мой запрос в друзья.

***

Я лежал в кровати и думал о том, что произошло между мной и Марком. Осознавал, что поступил крайне тупо, свалив от него и не попытавшись поговорить. Но я просто не знал, как себя вести. Было противно от мысли, что он делал это просто из жалости.

Не хотелось вспоминать о том, что всё произошедшее вообще не имеет никакого смысла. Что не о том стоит мне переживать. А чего я ожидал, в конце концов? Что этот диггер воспылает ко мне нежными чувствами? В принципе, логично, что он просто меня пожалел. Да, странным способом. Но он вообще весь странный. Как и всё, что происходило со мной в пещере.

Я повертел в руках телефон и всё же зашёл к нему на страницу. Его фотографий не было, только какие-то абстрактные картинки. Лес, горы, река… А вот это, кажется, тот самый грот с дорожными знаками. Я бездумно пролистал снимки перед тем, как всё же решиться написать ему.

«Привет. Извини за то, что произошло. Я не должен был так себя вести. В любом случае, спасибо тебе за всё».

Я положил телефон на живот и уставился в потолок. Голова кружилась. Шторы были плотно задёрнуты, потому что от яркого дневного света у меня сильно болели глаза.

Может ли произойти какое-то чудо, благодаря которому опухоль в моей голове исчезнет? Просто испарится, рассосётся, как по волшебству. Я представил, как врач в онкоцентре удивлённо разводит руками и говорит мне: «Вы абсолютно здоровы». Радостный я лечу домой, открываю дверь, а на кухне мать готовит ужин. Счастливая, без синяков под глазами и разбитых губ. Обнимаю и целую её в щёку, в этот момент в комнату входит Марк…

Я судорожно вздохнул и прижал к лицу подушку. Думал ведь, что смирился с неизбежным. Нихрена. А в последнее время моё состояние определённо только ухудшалось. Боль и тошнота на поверхности накатывали постоянно. Я ловил себя на мысли, что мне всё чаще нужно приложить усилия для того, чтобы вспомнить какие-то обычные детали своей жизни. Например, имя тётки, название моего универа. И даже сколько мне лет.

Телефон пиликнул оповещением из ВК. Марк ответил? У меня похолодели руки, я схватил телефон и зашёл в сообщения.

«Ты о чём вообще? Мы разве знакомы?»

Чёрт. Неужели это не он?

«Ты не был три дня назад в каменоломнях?» — написал ему в ответ, чувствую себя крайне глупо. Может, он специально делает вид, что меня не знает?

«Нет».

«Извини. Ошибся».

Твою ж мать. Нужно было сначала хотя бы убедиться, что это он.

Мне захотелось всё бросить и снова рвануть в пещеры. Но я не мог представить, что скажу Марку, встретившись с ним лицом к лицу. Но всё же на следующий день отправился уже до боли знакомым маршрутом в любимое подземелье.

Мой спальный мешок лежал там, где я его оставил. Где Марк ласкал меня, заставляя выгибаться, стонать и просить вставить мне.

Я без особой уверенности и энтузиазма позвал его. Конечно, мне никто не ответил. Прошёлся по ближайшим знакомым коридорам. Никого.

Разве этот коридор вёл к гроту с дорожными знаками? Я с удивлением осмотрелся, понимая, что вернулся к своему спальному мешку. Побрёл по другому штреку, но почему-то через некоторое время снова вышел туда, откуда начал свой путь.

Кажется, меня в тот момент накрыла непонятная злость. Я просто бросился вперёд, не разбирая и не запоминая дорогу. Камни, плиты, одинаковые проходы, лазы, шкурники… И снова чёртов грот с дорожными знаками. Да какого хрена?

— Пошёл ты, Марк! — зло прошептал я и пошёл к выходу.

Может, он в кои-то веки вылез на поверхность? Только как его теперь найти?

Вернувшись домой, я подумал, что, возможно, Бажен знает Марка и как связаться с ним в соцсетях или по телефону. Попросил у Соньки номер нашего проводника. Она обрушилась на меня с возмущением, что снова пропал и занимаюсь самоедством вместо того, чтобы делать что-то полезное. В принципе, она была права, но разве это важно сейчас? Что полезного можно сделать в моём положении?

— Бажен, привет, это Матвей. Слушай, ты не мог бы мне помочь? Я пытаюсь найти одного диггера. Это он помог мне выйти, когда я потерялся. Знаю только его имя — Марк. Ты с ним знаком?

Бажен помолчал, потом тихо спросил:

— А как он выглядит?

— Ну, карие глаза, волосы тёмно-русые, бледный такой, — заебись описание, Матвей.

— Говоришь, он тебе помог найти дорогу назад? Это с ним ты блуждал две недели?

— Ну да. Вообще я не знаю, как так вышло. Мне казалось, что прошло не так много времени.

Бажен снова завис на несколько секунд. А потом быстро заговорил:

— Матвей, не сочти меня поехавшим, но помнишь, я показывал вам могилу Литвина? И говорил, что он, по местным легендам, помогает попавшим в беду спелеологам. Так вот, угадай, как его зовут?

Бледная холодная кожа, синие губы, запах глины и сырой земли. «Согрей мои руки, Матвей».

Что за дичь.

Я молча положил трубку и уткнулся в подушку. Марк… Кто же ты такой? Плод моей больной фантазии? Призрак пещеры или её хозяин?

Но твои руки были осязаемы. Твой запах я до сих пор чувствую на своём свитере.

***

— Может, ляжете в хоспис? Я знаю хорошее место, — сочувственно предложила медсестра. Кажется, она пришла ко мне домой, чтобы уколоть обезбол. Самостоятельно это сделать не получалось.

Я пробормотал что-то невнятное. Скорее отрицательное, чем утвердительное.

— Ладно, ложиться необязательно. Есть ведь паллиативная помощь на дому, не в стационаре. Можно дам ваш адрес своим знакомым из хосписа?

Я машинально кивнул и закрыл глаза, почти молясь, чтобы обезбол быстрее подействовал. В голове была боль и туман.

Мне что-то нужно сделать… Что-то очень важное. Марк говорил мне это сделать. Но это было важно для меня самого. Ещё бы немного времени… Совсем чуть-чуть.

Кажется, обезбол хорошо подействовал. Даже в голове удивительным образом прояснилось.

***

— Матвей… Родной мой, — тётя задрожала, из её глаз полились крупные слёзы.

Она обняла меня, погладила по волосам. Так делала моя мать в далёком детстве. Тётя тоже пыталась это сделать несколько раз после моего переезда к ней, но я не давался. Замыкался в себе и не хотел ничьего сочувствия и поддержки.

А сейчас отталкивать её не стал. Руки тёти были тёплыми и мягкими, почти как у моей матери.

— Я найду деньги, родной… Возьму кредит, займу у знакомых… Мы поедем за границу и вылечим тебя.

— Не получится. Опухоль неоперабельная. Я пытался связаться с разными клиниками, отправлял результаты анализов, но везде мне отвечали одно и то же. Прости, что так поздно сказал тебе. И… Спасибо тебе за всё. Я тебя люблю.

— Я тоже люблю тебя, сынок…

***

Соня и Максим, узнав о моей болезни, наперебой загалдели над ухом. Он предлагал съездить к какому-то знакомому супер классному онкологу и ещё раз провериться, она советовала каких-то живущих в глубинке целителей, мол, хуже всё равно не будет. Меня даже позабавили эти предложения.

— Ребят, спасибо вам за заботу. Вы классные, правда. Спасибо вам за всё, за то, что никогда не позволяли мне заскучать, помогали в универе и вообще… Я был замкнутым и с трудом сходился с людьми, но вы очень классные друзья, которые растормошили меня и заставили стать увереннее в себе.

Сонька крепко обняла меня, Макс обнял нас обоих. Было приятно и тепло.

На следующий день с утра пришли двое волонтёров из хосписа. А я ведь совсем забыл о них.

Накануне тётя умоляла меня снова переехать к ней, но я отказался. Они с Соней и Максом собирались прийти ко мне днём, и скорее всего с новыми уговорами перепровериться и связаться с зарубежной клиникой. Они все находились на стадии отрицания.

Вчера я разговаривал с ними вполне бодро — по крайней мере, старался — и уверял, что время в запасе у меня есть. Двигался и вёл себя, как вполне здоровый человек. Но сегодня мне опять стало хуже. Боль с каждой минутой становилась сильнее, хотелось хоть как-то прекратить это — шагнуть в окно, вскрыть вены, как угодно, лишь бы больше ничего не чувствовать. Я, наверное, действительно сделал бы что-то с собой, но из-за слабости в теле не мог даже подняться с кровати.

Один из волонтёров сделал мне укол, что-то спросил. Его слова дошли до моего сознания с трудом.

— Ты хочешь чего-нибудь? Может, есть какое-то желание, которые мы бы могли выполнить?

— Да… Отвезите меня в пещеры… — с трудом выговорил я. — Там мне не будет больно.

— Пещеры? Где они находятся? — парень внимательно посмотрел мне в глаза.

Я невнятно объяснил, он кивнул и посмотрел на своего товарища.

— Саш, давай выйдем на секунду, — сказал тот.

В коридоре они говорили очень тихо, но я почему-то всё равно слышал. Кажется, все мои чувства были обострены до предела.

— Саш, ты с ума сошёл? Ты реально собрался везти его в пещеры?

— Ну а что? Это его желание. Последнее. Что нам стоит его выполнить? У тебя есть машина…

— Ему покой нужен. А если он умрёт по дороге?

— И что будет? Он в любом случае скоро умрёт.

— Ну да, только отвечать за то, что угробили пациента, придётся нам.

— А где написано, что он наш пациент? Он не подписывал никакие бумаги, его ещё не вносили ни в какие базы. Мы в любом случае можем сказать, что он просто наш друг, который попросил отвезти его в пещеры.

Второй парень всё же сдался, и уже через полчаса я лежал на заднем сиденье машины. По дороге несколько раз отключался, а Саша принимался тормошить меня, явно боясь, что я отбросил коньки.

Скоро я увижу Марка… В этом не было сомнений. От этой мысли даже боль отступала, а сознание прояснилось.

Теперь мне не казалось, что моё время пришло слишком быстро. Я не сожалел даже о двух неделях, которые непонятным образом пролетели в пещере. На поверхности я занимался хернёй, пробовал наркоту, и неясно, сколько бы ещё глупостей успел наделать. Даже хорошо, что в моём распоряжении не было ещё двух недель на то, чтобы сотворить какую-то дичь.

— Это здесь? — спросил Саша.

— Да… Тут тропинка идёт вниз.

Они провели меня между деревьями, помогли спуститься с оврага. Вот и вход в каменоломни. Я нашёл в себе силы схватиться за верёвку и сползти вниз. Саша и его товарищ спустились следом, но мне уже было всё равно. Я просто уставился в темноту широко открытыми глазами.

Думать о том, что попаду в место, где мне будет хорошо… Где будет Марк.

Я закрыл глаза. В конце тоннеля нет света. Но он мне больше не нужен.