Лапочка
Большая дружная Компания, управляющая добычей полезных ископаемых на просторах нашей страны – что еще надо отставному полицейскому, чтобы уверенно чувствовать себя на пенсии.
Народ в Компании все больше приличный, всегда здороваются улыбаются, но есть один недостаток – склонны к интриганству, поэтому ухо надо держать востро. Не успеешь оглянуться, а вокруг тебя уже интрижка завязалась и приличные люди с улыбочками вокруг вьются, да такими нежными голосками поют. Если развесишь уши – считай пропал, сожрут и даже не подавятся. Будут потом сокрушатся, жалеть тебя, по-прежнему улыбаться и при этом, никаких угрызений совести. Это для них как настольная детская игра, в которой кто-то должен выиграть, а кто-то проиграть – и ничего личного.
На прежней службе за такое можно было и кулаком по столу стукнуть и на повышенных тонах пообщаться, да, что там говорить, даже по роже съездить, а тут нельзя, потому что культура другая.
Конечно, на новой работе статус у тебя совсем не тот, что на прежней службе, но деньги уж больно хорошие платят, поэтому приходится крутиться.
Многое зависит и от тебя самого. Как себя зарекомендуешь, так и будут к тебе коллеги относится. Тем более, что работа непосредственно связана с людьми и их проблемами. Они, конечно, не идут ни в какое сравнение с проблемами на работе в полиции, но раз люди к тебе обращаются, значит для них это важно.
Вот, к примеру, задержался работник в офисе подольше, сидит над бумагами потеет, взял к себе в кабинет чайник из общей зоны, да уходя, от усталости, забыл его на место вернуть. А утром уже к тебе люди приходят: «Так мол и так, чайник украли. Непременно найдите – вы же у нас за безопасность отвечаете».
На прежней работе никто с такими проблемами не приходил, а если бы кто и пришел, то ему со всем уважением объяснили бы, где этот чайник найти, но тут надо искать – работа такая.
Или вот один водитель резиновые коврики из гаража к себе домой увез. Так лидер хозяйственного блока, вместо того чтобы наплевать на эти коврики или получше за оставшимися смотреть, аккурат, приходит к тебе и прямо с порога заявляет – украли. Тебе-то сразу понятно, что вопрос спорный, граничит с беспорядком на вверенном этому лидеру направлении, но делать нечего, мобилизуешь все резервы и в этот же день коврики на месте. Старушка – главная по коврикам, приходит к тебе лично, улыбается, благодарит. Вот так репутация и зарабатывается.
Но эту репутацию в один миг потерять можно, если расслабишься.
Однажды, слухи доходят, что у начальницы из внутреннего аудита при переезде на другой этаж увели коробку с элитным алкоголем. Она, зараза, вместо того чтобы прийти, поговорить, рассказать, как и что начинает интригу плести. По верхам разносит слухи, что в офисе нельзя без присмотра коробку с благородными напитками оставить. То, что это так и есть никто не сомневается: в офисе не то, что коробку – одну бутылку оставить нельзя без присмотра, но при этом все, кому она это говорит сочувственно качают головами, успокаивают, советуют идти к самому главному, чтобы тебе подгадить больше.
Но, не тут-то было. Мы слухи не для того собираем, чтобы их дальше разносить, а для того, чтобы интриганство на корню пресекать. И только начальник тебе претензию: «Слышал, у Сидоровой коробку с алкоголем украли?». А ты ему, ни секунды немедля, в ответ: «Знаем, не беспокойтесь, считайте, что уже нашли».
Начальник, человек бывалый, усмехается с недоверием, качает головой, но тут же берет трубку и набирает Сидоровой, обнадеживает ее. Положив трубку с грустной иронией в голосе говорит: «Сама небось и выпила или домой впопыхах увезла, а теперь как сорока на хвосте слухи распускает».
Надеюсь, вы понимаете, что легче найти черную кошку в темной комнате, чем оставленную без присмотра коробку с алкоголем в офисе приличной Компании. Но, как говорится, опыт не пропивается.
Первоначальные действия по поиску пропажи результатов не дают – никто ничего не видел. Оно и понятно. Алкоголь такая штука, которую так просто не разглядеть, а, кроме того, он имеет свойство испаряться.
Тогда приходится интуицию включать, да повнимательней в глаза собеседников всматриваться. А в глазах начальника административно-хозяйственного отдела какая-то нездоровая суета видна. Беру его за пуговицу пиджака, отвожу в сторону и говорю голосом, вселяющим в его сознание обреченность: «Ну что, Виктор, все на тебе сходится. Или ты сам покажешь место куда случайно коробку занесли или мы тебе это место покажем, но тогда не обижайся».
Не зря Виктор суетился. Глаза его расширяются, руками разводит, суетится еще больше, в общем, «поплыл», как на прежней работе говорили.
«Только если грузчики куда-то не туда занесли. Пойдем посмотрим у меня там комната для бесхозных вещей есть, может туда поставили», – говорит он нервно.
Идем смотреть эту комнату. Открывает он ее, а там у стеночки, в ряду с еще каким-то барахлом коробка стоит. Смотрим внутрь коробки и видим там алкоголь, отдаленно напоминающий элитный. У меня закрадываются сомнения – та ли коробка. Чтобы их развеять, сдвинув брови спрашиваю: «Точно эта». «Да точно», – отвечает Виктор слегка разочарованным голосом, – «Два дня назад ее тут не было, значит это то, что мы ищем».
Несу коробку начальнику, открываю и что мы видим: водка «Абсолют», коньяк выдержки VS, шампанское полусладкое и вино не выдержанное.
«И это она называет элитный алкоголь?» – спрашивает у меня начальник.
Смотрим друг на друга, я пожимаю плечами, а начальник продолжает: «Главное, ведь она знает каким бывает элитный алкоголь. Думала, что мы эту коробку не найдем. Ну, просто, святая женщина».
Коробка возвращается хозяйке-интриганке, она радуется, всех благодарит, кого-то, даже, целует, хотя в глазах читается «Вот, сволочи, лучше бы вы так раньше в полиции работали».
Но мы не обижаемся, делаем вид, что рады больше, чем она, просим, если что, заходить по-простому, в любое время.
Но есть в компании и приятные люди, они серьезны, улыбаются не часто, некоторые из них очень, даже, милы.
Особенно импонирует одна юристочка. Худенькая, стройненькая, глазки голубенькие. Так и хочется найти повод познакомиться поближе.
И вдруг, прихожу, однажды, в кабинет, а она возле моего стола сидит. Коллеги говорят ей: «Вот, начальник отдела пришел, Вы ему все расскажите». А сами при этом улыбаются.
Сажусь на свое место, делаю серьезное выражение лица и с интересом обращаюсь к ней: «Внимательно Вас слушаю».
Девушка оглядывается на моих коллег, а потом мне и говорит: «Вы знаете, кто-то регулярно из холодильника в обеденной зоне ворует мои котлеты».
Глядя на меня коллеги чуть не давятся со смеху. Делаю еще более серьезное лицо и прошу рассказать подробнее: из чего приготовлены, в чем она их хранит, в какой период времени, по ее мнению, происходит кража и, главное, сколько пропало.
Девушка рассказывает, что хранит их в пластиковом контейнере, пропадают они в промежутке между началом рабочего дня и обедом, а пропадает четверть, а иногда и треть котлет из принесенных.
Смотрю на нее и глаз радуется, до чего хороша. Думаю: «вот и повод поближе познакомиться». А что, так в полиции часто бывает, придет симпатичная девушка с заявлением, к ней, конечно, со всей душой отнесутся. Глядишь и отношения дружеские завязались, а может, чего и посерьезнее потом наклюнется.
Пошли мы с ней место преступления осматривать, а там у нас, как назло, видеокамеры нет. Кто заходит в обеденную зону камера захватывает, а вот, кто в холодильник лезет не видно.
Успокаиваю даму, обещаю найти гадину в два счета. Поставим скрытую камеру и возьмем подлеца с поличным. Уточняю, когда в следующий раз принесет котлеты. Она обещает через день. Договорились с ней, что котлеты она положит как обычно, а в обед мы встретимся в обеденной зоне и будем их пересчитывать.
Камеру установили в этот же вечер, остается только ждать котлеты и их пожирателя.
Через день ближе к обеду предвкушаю встречу с милой юристкой. Ведь чертовски хороша. Еле дождался обеда.
Захожу в обеденную зону, чтобы встретить там хозяйку котлет, но там пока никого нет, а на двери холодильника висит объявление, где крупными буквами написано «Ты!!! Да, да, ты – скотина, которая жрет мои котлеты. Если ты съешь еще хоть одну котлету, я положу в них иголки, и ты сдохнешь, тварь, в страшных мучениях!!!
«Кто бы это объявление мог написать? Неужели моя подзащитная?» – думаю и, одновременно, с этой мыслью холодок бежит по спине. – «Ничего себе, милая девушка. За какую-то котлету она человека убить готова, а если бы это был кусок торта?»
Вошла милая юристочка, поздоровалась, пересчитала котлеты – все на месте и говорит: «Значит объявление подействовало».
И вот, стою и думаю: «А такой лапонькой казалась. Как все-таки хорошо, что я с ней не успел поближе познакомиться. Теперь в гостях котлетки надо всегда тщательнее разламывать. Кто его знает, что там у хозяев на уме».
С тех пор у нее котлеты перестали воровать. И зачем она ко мне приходила? Сама, ведь, знает как с преступниками работать надо, любому полицейскому фору даст.
Долг
Юрий Иванович Поспелов находился в расстроенных чувствах. Примерно, полгода тому назад, он одолжил одной даме, что называется, из прошлой жизни, один миллион рублей всего на два месяца и не видел этих денег до сих пор.
Дама была вполне себе приличная, из хорошей семьи, обеспеченная, и тем неожиданнее для Поспелова была ее просьба. Естественно, она объяснилась. Причина, по которой она обращалась за деньгами была уважительная – лечение близкого родственника. Свободных денег у нее на тот момент не оказалось, а промедление было смерти подобно.
У Юрий Ивановича были отложены деньги на погашение большей части ипотечного кредита, которые он никому не собирался отдавать, и, по этой причине, поначалу, решил отказать даме из прошлого. Но потом, расчувствовался, вспомнил былое и решил, что пару месяцев перебьется, переплатит немного процентов по ипотечному кредиту, но зато поможет человеку, тем более не безвозмездно, а с возвратом.
Откровенно говоря, и тяга к дешевым эффектам тоже сыграла свою роль, признавался себе теперь Юрий Иванович.
От расписки он отказался, потому что считал дело плевым, да и обстоятельства к этому не располагали – уж слишком много было эмоций. Зная финансовые возможности дамы, полагал, что деньги вернутся даже быстрее обозначенного срока.
Однако, деньги не возвращались.
Нельзя сказать, что Поспелов бездействовал в такой ситуации. Когда он почувствовал неладное, то решил позвонить даме, и в мягкой форме, как бы между прочим, поинтересоваться ее планами по возврату денег. Это общение принесло ему облегчение, поскольку планы у дамы были самые радужные, несмотря на некоторые затруднения.
В следующий раз он звонил ей уже с тревогой в душе, понимая, что все складывается не так просто. Но и в этот раз был обнадежен и какое-то время пребывал в приподнятом настроении.
Теперь же Юрию Ивановичу было неудобно звонить, он понимал, что и в этот раз на той стороне найдется какая-то причина, поэтому предпочитал обсуждать сложившуюся ситуацию сам с собой и с хорошими знакомыми, надеясь, при этом, что все как-нибудь поправится и деньги вернутся.
Один раз, обедая в кафе возле офиса вместе с коллегой, он обмолвился о мучавших его сомнениях по поводу долга. Его сотрапезник, тоже работавший начальником отдела в юридическом департаменте их строительной конторы, примерно, одного с ним возраста, сразу откликнулся и настолько живо, что привел Поспелова в некоторое замешательство.
Раскрасневшийся пятидесятилетний крупный мужчина, опираясь ладонями о стол, подался всем телом вперед и выпучив глаза говорил полушепотом расстроенному собеседнику:
– А ты что хотел, Юра, кругом ведь одно гадьё. Никому верить нельзя, а деньги давать тем более. Думал благородный поступок сделать, а тебе в благодарность фигу показали. Даже поговорка есть такая: «не делай добра – не будет зла». Теперь это и про тебя.
Юрий Иванович, ожидавший вместо оценки своего поступка, сочувствия или совета не сразу сообразил, как на это реагировать. Прожевав и проглотив кусок мяса, он попытался найти у коллеги понимание:
– Зря ты так, Федя. Я ее давно знаю, она приличный человек, благотворительностью даже занималась.
– Да, брось ты, – сразу отреагировал Федя, – знаю я этих теток. Сегодня они благотворительностью занимаются, завтра спасают памятники архитектуры, а послезавтра уже пьесы для театра пишут. У меня у самого свояченица такая – почти каждый месяц новое увлечение. Это все у них от безделья.
– Ну, нет. Эта не такая. Она еще и работает, – пытался спасти репутацию дамы Юрий Иванович.
– Да, дело не в этом, в конце концов, – уже откинувшись на спинку стула говорил Федя, – тут вопрос принципиальный – верить никому нельзя. Я тебе случай из моего детства расскажу. Мне тогда лет десять или двенадцать было, кажется. У моей матери родственница одолжила деньги, отложенные мне на осеннее пальто. Осень наступила, родственница, кажется троюродная сестра, деньги не несет. Помню, мать сначала звонила ей, та оправдывалась, что-то обещала. Потом, как всегда случайно, выяснилось, что она набрала денег практически у всей нашей родни, жившей с нами в городе. Сумма приличная получилась. Даже какой-то родственный совет собирался – обсуждали как вернуть деньги. Кого-то на переговоры к ней отряжали. Никому, естественно, она ничего не вернула. Так и потеряли родственника. И как люди до такого доходят? До сих пор не понимаю. Ну, ладно, когда чужие – а это же свои.
Юрий Иванович представил Федю, такого же толстого красномордого в уменьшенном размере, стоящего холодным осенним утром возле школы. Все дети идут в пальто или куртках, один он, бедолага, стоит в пиджаке и думает: «какие же вы все гады».
Раньше Юрий Иванович не питал теплых чувств к немного хамоватому начальнику параллельного отдела, а теперь ему стало жаль его. «Вот так, одно неприятное событие в детстве травмирует психику и формирует черствость» – подумал он, – «а если бы родственница вернула деньги вовремя, то тогда Феденька вырос бы хорошим добрым и отзывчивым мальчиком, наверное».
«Федор, конечно, во многом был прав: люди нас окружают те еще, каждый норовит урвать от жизни кусок побольше, при этом оттолкнув соседа от этого куска», – мысленно соглашался Поспелов. Но, ему хотелось верить, что не все такие. Поэтому он не торопился отправлять репутацию дамы из прошлого в низшую категорию, хотя, по-прежнему, тревожные сомнения никуда не делись.
Следующим сочувствующим житейской проблеме Юрия Ивановича была Аллочка – весьма своеобразная личность, надо сказать. Одна часть коллег считала ее немного чокнутой, другая – своеобразной, но и те и другие Аллочку побаивались. Юрий Иванович был не исключение. Он тоже ее побаивался и старался держать определенную дистанцию в отношениях с ней. Тем более, что коллега испытывала к нему некоторый интерес, которому Юрий Иванович не хотел отвечать взаимностью.
Аллочка была моложе Юрия Ивановича на десять лет, но в свои, без малого сорок, выглядела на тридцать пять. Она увлекалась эзотерическими учениями. Поговаривали, что Аллочка гадает на картах Таро, глубоко разбирается в гороскопах и знает, как расставлять предметы по фэн-шуй. Свой таинственный образ она подкрепляла оригинальными нарядами, приходя на работу, то в образе ведьмы – во всем черном, то разодетая в цвета тропической бабочки, что особенно контрастировало с серыми зимними московскими буднями.
– Не мучайся, Юра, – сказала Аллочка, узнав о долговых проблемах своего коллеги за чашкой чая, – я дома раскину карты и все тебе скажу, как оно будет на самом деле.
– Нет, нет, только не это, – взмолился Юрий Иванович, – а то еще окажется, что деньги не вернуться, я расстроюсь, а так, у меня хоть надежда есть.
Поспелов уже пожалел, что начал с ней разговор об этом долге, поскольку неравнодушная к нему эзотеричка предлагала все новые и новые методы из своего арсенала, намекая, в том числе, на магические ритуалы, чем наводила на своего собеседника еще больший страх. «Так она и меня когда-нибудь приворожит, если не буду заходить в церковь и просить защиты у Всевышнего от всех напастей», – решил Юрий Иванович, расставшись с Аллочкой.
В следующий раз Юрий Иванович упомянул о долге, когда Софья Борисовна, отвечавшая в конторе за внутренние коммуникации, предложила всем, в ненавязчивой форме, через рассылку по электронной почте, сдавать деньги на очередной благотворительный проект, но потом стала лично обращаться к некоторым работникам, в число которых попал и Поспелов. Софья Борисовна была старше Поспелова на десять лет, и он относился с уважением к ее возрасту, чего нельзя было сказать об отношении к другим ее качествам.
Юрий Иванович изложил суть своих финансовых затруднений, рассчитывая, что сумма долга произведет должное впечатление на Софью Борисовну и она вычеркнет его из списка лиц, требующих ее личного участия при сборе денег, хотя бы на некоторое время.
– Ты не расстраивайся, Юрочка, если этих денег больше никогда не увидишь – считай, что тебе повезло, значить Господь взял за что-то деньгами, – неожиданно для Поспелова изрекла Софья Борисовна, с видом всезнающего человека, – мог ведь и здоровьем взять.
«Ничего себе, – подумал Юрий Иванович, – как легко ты с моими деньгами расстаешься, старая корова». Но говорить, то, что подумал не стал, решив действовать дипломатичнее – мало ли как еще жизнь повернется.
– Слабое, конечно, утешение, Софья Борисовна – ответил Поспелов, – Интересно, за что же он с меня деньгами взял? Я эти деньги не украл, дались они мне трудом и потом.
– Не всегда сразу ведомо за что взял, – развивала свою гипотезу Софья Борисовна, – в религии все так, не конкретно как-то, но ты все-равно покопайся в своих грешках, может и вспомнишь чего, если это для тебя так важно. Как в «Отче наш» сказано: «… прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим…». Может и тебе простить этот долг надо.
Юрий Иванович задумался. По всей видимости, слова собеседницы произвели на него какое-то впечатление и он, переваривая сказанное, думал принимать их в качестве оправдания возможной потери денег или нет.
Встречаясь, за завтраком в кафе, со своим давним приятелем, руководившим кредитным направлением одного из московских банков, где Юрий Иванович взял ипотечный кредит, пришлось также рассказывать про долг, который разрушил планы по досрочному погашению этого кредита.
Зерно, как говорится, попало в подготовленную почву, поскольку Антон, так звали банковского работника, был прагматичен, расчетлив, не эмоционален и непосредственно занимался выдачей денег в долг населению от имени банка. При этом, казалось, что у него заготовлены планы действий на все случаи жизни.
– Мда, щекотливую тему ты затронул, – начал Антон задумчиво, выслушав историю Поспелова, – Я ведь тоже не всю жизнь в долг даю от имени банка. По молодости и занимал частенько. Всякое бывало, иногда задерживал возвращение, но всегда находил правильные слова для оправданий, не мог себе позволить выглядеть в глазах заимодавцев непорядочным человеком. Репутация хорошего парня – это все что у меня тогда было, поэтому деньги всегда отдавал. Но в банке, честно говоря, насмотрелся всякого.
Помолчав немного, он осведомился:
– А ты еще раз ей позвонить не пробовал?
– Да, уже как-то неудобно беспокоить. Наверняка, есть у нее какие-то причины, – немного смущаясь ответил Юрий Иванович.
– Это мне знакомо. Сначала человек к тебе приходит и еле находит слова чтобы убедить дать деньги в долг, а потом ты за ним бегаешь и тоже ищешь слова чтобы уговорить его вернуть их тебе. Ситуация дурацкая, вроде просишь назад свои деньги, а как-то неудобно себя чувствуешь, как будто делаешь что-то не совсем приличествующее обстоятельствам.
Она тебе еще и отвечает, а у меня был случай, когда должник номер телефона поменял, хорошо, что Москва город маленький, нашелся как-то, но деньги так и не удалось вернуть, – подытожил Антон.
Возникшую в разговоре паузу прервал Антон:
– Кстати, а ты с нее расписку взял?
– Какая там расписка, – отвечал Юрий Иванович, махнув рукой, – Когда она позвонила, голос у нее срывался, а в банк, вообще, пришла заплаканная, говорила, конечно, что готова расписку написать. Но я от расписки отказался, потому что, как юрист юристу тебе скажу, на такую сумму нужна нотариально заверенная расписка, а тут человек плачет, куда его к нотариусу тащить. В общем, поддался эмоциям.
– Ну, так нельзя! – возмутился Антон, – когда речь о больших деньгах идет – нужен порядок. Понятно, что у человека проблема или, даже несчастье какое, но это про эмоции, а когда он деньги просит – это про трезвый расчет. В каком бы состоянии проситель ни был, друг он тебе или брат, ты его к нотариусу тащи, так и тебе надежнее, и его дисциплинирует.
Антон говорил это с таким уверенным видом, что Юрий Иванович представил как он даже жену или любовницу тащит к нотариусу, перед тем как подарить им дорогой подарок. «Совсем уже в своем банке профессионально деформировался», – подумал Поспелов и снова заговорил о наболевшем:
– Да, ладно, думаю, деньги она вернет. Но, могла бы позвонить, рассказать о своих проблемах, обозначить какие-то сроки возврата, я же намекал ей, что с деньгами у меня не очень хорошо стало, – с некоторым возмущением рассуждал Юрий Иванович, – я почему так эмоционально реагирую, потому что знаю – это далеко не бедная семья. У них коттедж в Москве, и дача есть, и машина, и недвижимость за рубежом. Не самые обездоленные люди. Понятно, что какие-то активы быстро не реализуешь, но сроки же обозначить можно. А перед тобой сидит человек, у которого нет ни машины, ни дачи, ни зарубежной недвижимости, в отличие от должницы, и даже миллиона рублей у этого человека тоже нет. Зато у него ипотечный кредит есть.
Выслушав эмоциональную речь собеседника, Антон, не то в шутку, не то всерьез отметил:
– Наличие ипотечного кредита, как раз, говорит о том, что в твоей жизни не так все плохо. Так что ты про это никому больше не говори, если хочешь вызвать жалость.
– Да? А я думал, наоборот, это производит впечатление, – немного расстроенным голосом проговорил Юрий Иванович.
– Ну, сам подумай, когда люди приходят в банк за ипотечным кредитом они же не говорят, что у них все плохо. Наоборот, пытаются убедить в своих радужных перспективах, – аргументировал Антон.
Увидев, что его слова не произвели на Поспелова должного впечатления, он продолжил:
– Я тебе открою маленькие секретики, из своей банковской практики. Понимаешь, люди, на первый взгляд обеспеченные, не всегда таковыми являются. Возможно, и твоя дама из этой же категории – активов много, а живых денег мало. Но с активами такие люди расставаться не торопятся, за кредитами стараются не ходить, хотя под залог чего-нибудь им бы обязательно дали деньги. Вот и побираются у таких слабонервных как ты.
Кроме того, в Москве есть такое правило: «если твой вопрос не решили в течение двух недель после обещанного срока, то его не решат никогда». Проверено временем и личным опытом, хотя бывали и редкие исключения. А в твоем случае уже три месяца прошло, с тех пор как должны были вернутся деньги. Поэтому расслабься, если ты и увидишь их когда-нибудь, то это будет не скоро.
«Ну, спасибо тебе, – сказал про себя Юрий Иванович, – мог бы по дружбе обнадежить, что скоро вернет, так нет, специально как можно хуже картинку рисует».
Не показывая, что расстроился Поспелов решил перевести разговор со своей проблемы на личность Антона и спросил:
– Да, кстати, а как ты поступаешь, когда к тебе обращаются не как к банкиру, а по-человечески, в трудной ситуации?
– А я никогда не отказываю людям, – неожиданно для Юрия Ивановича ответил Антон, – но руководствуюсь всегда одним правилом – даю не столько
сколько просят, а столько сколько мне не жалко было бы в данный момент потерять. И людям приятно и мне нервы не портит. Поэтому всегда сочувствую просителям и даже рыдаю вместе с ними в душе, но по-другому поступить не могу. Если подходить с моими мерками к твоей ситуации, то вывод таков – ты сильно превысил сумму, с которой тебе не жалко было бы расстаться навсегда. Можно, конечно, со мной не соглашаться, но такой уж я человек. А тебе все равно какое-то оправдание для этой ситуации придется придумать, иначе, чего доброго, свихнешься.
Сказав это, Антон расслаблено улыбнулся и посмотрел прямо в глаза собеседнику.
– Да, как-то все непросто для меня оказалось, – согласился Юрий Иванович, – остается успокаивать себя тем, что все что не делается – делается к лучшему. К чему лучшему все это приведет я, правда, придумать пока не могу, да и не всегда это лучшее сразу увидишь. По законам жанра – оно всегда является неожиданно.
– Так себе, конечно, оправдание, но за неимением лучшего и такое пойдет, – поддержал приятеля Антон.
После этого разговора Юрий Иванович весь день размышлял, стараясь, как говорится у юристов, сформировать позицию по поводу долга, примеряя на себя различные варианты. Но его раздумья не привносили ясности. От того, что кругом одно гадьё легче не становилось, религиозный контекст был позитивнее, но деньги от него не возвращались, а про ведьму, с ее магическими ритуалами, так, вообще, вспоминать не хотелось, настолько она его напугала. Советы Антона были хороши, но они годились на перспективу, а в сложившейся ситуации были не применимы, поэтому оставалось уповать на порядочность дамы из прошлой жизни.
Примерно в это же время, эта дама делилась с подругой и, по совместительству, бизнес-леди своими мыслями по приведению в порядок отношений с заимодавцами:
– Даже не знаю, как поступить. Конечно, все деньги я когда-нибудь верну, но может кому-то прямо сейчас они нужны? Может мне взять кредит под залог недвижимости или машину продать?
– Ты что, с ума сошла, – отвечала подруга, – а если что-то пойдет не так, останешься без недвижимости, а это ценный актив, да, и как же ты без машины? И, вообще, если бы им нужны были деньги они бы тебе их не давали, поэтому успокойся.
И она успокоилась, ни минуты не сомневаясь, что человек она порядочный и деньги непременно вернет.
А Юрий Иванович тем временем переживал различные состояния в связи с невозвратом этого долга.
Сначала он приуныл, потом начал направлять в адрес должницы различные проклятья и ругательства, но, в конце концов, чувствуя, что эти негативные эмоции плохо действуют, прежде всего, на его психику, занялся медитацией, в процессе которой настраивал себя на позитивное решение долгового вопроса.
Медитация не очень помогала, и Юрий Иванович позволял себе дополнительное расслабление при помощи крепкого алкоголя.
Как-то раз, завершая алкогольные процедуры Поспелову показалось что он услышал чей-то голос, доносившийся не то из бутылки, не то еще откуда-то. Он даже повертел головой по сторонам, но в комнате никого не было.
«Да, надо прекращать эти алкогольные возлияния, а то, чего недоброго, до чертиков допиться можно», – подумал Юрий Иванович и помотал головой из стороны в сторону.
Но чей-то голос продолжал что-то долдонить. Поспелов прислушался и до него явно дошли слова: «Отдай мне долг, отдай мне долг…».
– Ты кто? – на всякий случай спросил он вслух, надеясь, что ему никто не ответит и голос стихнет.
На некоторое время, к его радости, голос исчез, но потом проявился снова: «Я тот, кто хочет тебе помочь. Недоумки называют меня Дьяволом, но я лишь тот, кто восстанавливает повсюду справедливость».
«Ну, все, добухался, – решил Юрий Иванович. – Усну, проснусь и больше ни капли в рот, только медитация».
Он встал из-за стола и не проводя вечернего моциона отправился к кровати. Разделся и плюхнулся на нее навзнич. Закрывая глаза, хотел только одного – побыстрее уснуть, но вновь услышал голос: «Ну, что, надумал? Соглашайся и я верну тебе деньги, а должница уже будет рассчитываться со мной».
«Как же ты мне, интересно, вернешь эти деньги? – мысленно задал вопрос Поспелов и сразу услышал ответ: «Лотерея».
Юрий Иванович усмехнулся и решил не продолжать разговор, казавшийся ему одновременно забавным и страшноватым. На какое-то время образовалась тишина, в голове были слышны только пульсирующие звуки, издаваемые сосудистой системой, от излишне выпитого. Поспелов глубоко вздохнул, выдохнул и уже собирался повернуться на правый бок, как вновь услышал голос: «Купи билет лотереи, где потенциальный выигрыш может покрыть твой долг – это будет наш договор, за остальное не беспокойся».
Кажется, сразу после этих слов Юрий Иванович уснул. Проснувшись по утру с больной головой, он сразу отчетливо вспомнил вчерашний разговор и все утро, во время приведения себя в порядок, тот вертелся в его голове.
Поскольку на трезвую голову посторонний голос больше не звучал, Поспелов неоднократно, в течение дня, ухмылялся, говоря сам себе банальную фразу: «Какая же ерунда лезет в башку спьяну».
Вечером, отходя ко сну, он ожидал вновь услышать голос и даже заготовил вопрос о цене договора, который ему предложил борец за справедливость, полагая что там есть какой-то подвох, но никаких голосов не было и сон мягко накрыл его.
В последующие несколько дней воспоминания о предложенной Дьяволом сделке постепенно вытиснились повседневной суетой, но ровно до того момента, когда вместо ста рублей сдачи девушка, с другой стороны окошка на почте, предложила ему лотерейный билет ввиду отсутствия в кассе живых денег.
Юрий Иванович, даже рассмеялся, чем вызвал недоумение почтового работника, но билет взял. Был вторник, розыгрыш билетов этой довольно известной в стране лотереи проводился по субботам и транслировался по одному из телевизионных каналов. Выигрыши варьировались от ста рублей до десятков миллионов, поэтому часть этого диапазона покрывала условия договора с Дьяволом.
Ситуация показалась Поспелову забавной, но еще забавнее, считал он, она будет, если лотерейный билет выиграет необходимую для покрытия сумму долга.
Лотерейный билет был положен в верхний ящик рабочего стола. Открывая этот ящик по рабочей необходимости и видя лотерейный билет, Юрий Иванович, поначалу усмехался, но ближе к выходным появилась какая-то нервозность, связанная с возможностью выигрыша. Какой бы забавной не казалась ему эта ситуация, он, все-таки не исключал и мистического ее начала, поэтому в пятницу вечером забрал билет домой.
В субботу Юрий Иванович решил не смотреть трансляцию розыгрыша, проходившего в первую половину дня, а заняться как обычно фитнесом и попариться в бане. Проверка билета была запланирована им на после обеда.
Занимался на тренажерах он без всякого удовольствия, потому что в голову лезли мысли, связанные с тем, как распорядится выигрышем, которого пока еще не было. «Глупое занятие – распоряжаться тем, чего у тебя еще нет и неизвестно будет ли», – думал Поспелов, но отделаться от этих мыслей не мог. «Да, натуральная чертовщина получается», – решил он с надеждой, что через какие-то пару часов все закончиться, никакого выигрыша не будет ему вновь предстоит вернуться к более-менее спокойному ожиданию возврата долга.
Придя домой, Юрий Иванович почему-то решил еще помучатся ожиданиями, поэтому не сразу бросился проверять билет, а выложил из спортивной сумки в стиральную машину грязные спортивные вещи, вскипятил горячую воду и сделал себе чай. Под чаепитие он включил домашний компьютер, вошел в интернет, затем на сайт лотереи и стал вбивать номер своего билета в проверочную ячейку. Вбив все цифры, он еще раз их сверил с теми, что были на бумажном билете и нажал кнопку «Проверить билет». Напряжение и нервозность, предшествовавшие проверке у него ушли, поэтому он спокойно принял показанный на сайте выигрыш один миллион двести тысяч рублей. За вычетом налогов получалось чуть больше, чем одолженный им миллион.
Казалось бы, надо было радоваться, однако, Юрий Иванович, как человек не истово, но верующий в Бога, наоборот, крепко задумался. Во всех литературных произведениях, которые он читал ранее, никакие сделки с Дьяволом добром не заканчивались. А в сложившейся ситуации явно попахивало чертовщиной.
«Надо пока деньги не получать и спокойно все обдумать, – размышлял Поспелов, – может этот рогатый еще проявится и можно будет уточнить условия сделки или какое другое решение придет само собой».
В последующие дни душевные терзания Поспелова никуда не делись. Он то окончательно решал получать эти деньги и гасить ими остаток ипотечного кредита, то предполагал деньги получить, но оставить на некоторое время на счете в банке и посмотреть, что будет твориться дальше. Ведь он, вроде и вступил в договор, купив билет, и деньги по нему получит, но распоряжаться ими не будет, поэтому, как он считал, ситуация подвиснет.
После всех пережитых моральных мучений ему не было жалко должницы, но он не хотел ей большого вреда, а теперь когда деньги таким мистическим способом вернулись и вовсе поостыл, находился в благодушном состоянии и считал вопрос с долгом закрытым. Но ведь, был еще и Дьявол, обещавший забрать свое. «Если где-то прибыло, то где-то должно убыть, – рассуждал Юрий Иванович, – и, ладно, если он заберет у должницы только возвращенный миллион, а если он как в банке накрутит на них проценты за пользование, да помножит на алчность человека, выгадывающего как бы с наименьшими потерями для себя разрулить ситуацию с долгом. Там у них, скорее всего, на этот счет своя бухгалтерия имеется». Кроме того, ему как-то не верилось, что между ним и Дьяволом сделка на этом будет закрыта.
«Эта рогатая скотина просто так не отстанет, – с уверенностью человека, знающего кое-что о чертовщине, решил Поспелов. Немного пробыв в такой уверенности он все-таки усомнился: «Ерунда какая-то получается. Нет денег мучаешься, появились деньги, тоже мучаешься. Может это был вовсе и не голос Дьявола был?».
Попытавшись таким вопросом самоуспокоиться на некоторое время, Юрий Иванович решил: «Ладно, с этим надо прожить еще несколько дней, а там видно будет».
Всю следующую рабочую неделю он мучился вопросом переводить деньги на свой счет или нет. Его сомнения развеял приятный женский голос, позвонивший от имени Лотереи и сообщивший, что к его телефонному номеру был привязан лотерейный билет, с чем Поспелов согласился, и предложил забрать причитающийся ему выигрыш. Юрий Иванович сопротивляться не стал и обещал, как и положено по правилам лотереи, прийти в офис со всеми необходимыми документами и оформить выигрыш как положено.
Он понимал, что сейчас его подталкивали к получению денег, но когда они окажутся на его счете, останется только его воля для принятия окончательного решения по распоряжению ими и от этого ему становилось немного не по себе.
На оформление выигрыша ушло совсем немного времени, еще несколько дней на перевод, и вот, миллион с небольшим уже на счету Поспелова.
«И как теперь быть? Главное не торопиться», – уговаривал себя Юрий Иванович и даже хотел позвонить даме из прошлого, чтобы напомнить о себе и ее долге перед ним, рассчитывая, что она будет готова вернуть деньги и ему не придется закрывать сделку с Дьяволом. Но потом сам себе возмутился: «С какой это стати я должен ей звонить, если она сама не посчитала нужным хотя бы один раз мне позвонить за все это время».
Деньги лежали на счету, Поспелов был в раздумьях. Медитация, практически, не помогала и посоветоваться в таком деле, где присутствовал Дьявол было не с кем.
Юрий Иванович попробовал еще раз напиться, чтобы вновь дойти до состояния встречи с потусторонними силами, но голос так и не зазвучал, хотя после обильно выпитого он долго не мог заснуть.
С момента выигрыша прошло уже три недели, а в жизни Поспелова ничего не происходило, от чего он мучился еще больше.
Стоя на автобусной остановке, он увидел возле нее рекламный стенд с афишей благотворительного фонда и подумал, что эти чертовы деньги можно отправить туда и не мучаться. Какая разница от кого эти деньги от Черта или от Бога, главное, что они могут кому-то помочь, кроме того, это может быть компенсация тем людям, которые обратились в фонд, возможно, и вследствие действий этого рогатого.
Поспелов сфотографировал реквизиты фонда и по приезде домой с мобильного банка отправил туда все выигранные им деньги. Ему стало как-то легче, сразу потянуло в сон, и он лег раньше обычного, а на следующий день чуть не проспал выход на работу.
В последующие дни, после отправки денег в благотворительный фонд, тоже ничего не происходило, но у Поспелова появилось ощущение легкости. Он стал забывать и про долг, и про выигрыш, не жалея, что так расстался с ним, хотя понимал, что сделал он это больше от страха за свою судьбу, чем судьбу должницы.
Подействовала ли медитация или отправка денег в благотворительный фонд, а может просто, звезды так сошлись на небе, но, примерно, через месяц после описанных событий дама из прошлого сама позвонила Поспелову и заговорила с ним как ни в чем не бывало. Поинтересовалась для начала как его дела, а потом сказала, что все помнит и готова вернуть ему долг, для чего предложила встретиться в кафе недалеко центрального офиса Сбербанка.
В голове Юрия Ивановича всплыли все пережитые им состояния, он раздумывал, как ему поступить, как вести себя на этой встрече: сказать все что накипело за это время, рассказать о своих неудобствах, возникших из-за отсутствия этого миллиона, о душевных терзаниях, связанных с выигрышем в лотерею или плюнуть на все, взять деньги и радоваться их возвращению.
Они встретились в назначенное время в назначенном месте. Обнялись, оба улыбались друг другу. Дама сразу сказала: «Мне очень жаль, что так все получилось». Юрий Иванович ответил, что все понимает, при этом внимательно смотрел в ее глаза, пытаясь понять какие мысли на самом деле у нее в голове. Потом она щебетала без умолку, благодарила за деньги и ожидание их возврата рассказывая какие трудности она пережила, какими зарубежными поездками ей пришлось пожертвовать ради возврата долга, а от каких она просто не могла отказаться и по какой причине.
Поспелов улыбался, кивал головой и думал: «Какой, однако, цинизм в этой прекрасной головке, какая бессовестная натура, живущая в каком-то своем мире, где неведомы настоящие трудности. И плевать она хотела на мои проблемы. Может и стоило ее проучить, при помощи этой дьявольской сделки».
Дама тоже внимательно наблюдала за своим собеседником, пытаясь понять, насколько искренни его улыбочки, сопереживания ей, не затаил ли он какой злобы против нее и можно ли будет, если что, еще к нему обратиться в трудную минуту.
Потом она рассказала о некоторых трудностях, образовавшихся в семейном бизнесе, которые успешно разрешились всего месяц назад. Дела пошли на лад, партнеры расплатились сполна и у нее появилась возможность отдать долг.
Поспелов почему-то увязал разрешение ситуации в семейном бизнесе дамы с отправкой выигрыша в благотворительный фонд, на мгновение почувствовал в себе что-то дьявольское и посмотрел сквозь собеседницу слегка прищурив глаза, переживая непонятное ему ощущение власти, которое у него была всего месяц назад над частью судьбы сидящего перед ним человека.
– Что-то случилось? – спросила дама из прошлого, заметив изменившееся выражение лица Юрия Ивановича, в котором было что-то зловещее.
– Так, вдруг о работе вспомнил, – проявив находчивость ответил он и вновь заулыбался.
Получив деньги и расставшись со своей, теперь уже бывшей, должницей, Поспелов пошел пешком до отделения другого банка, где он намеревался погасить, ставший уже совсем небольшим, остаток ипотечного кредита. По дороге он думал уже не о деньгах, а о бывших некогда отношениях с дамой из прошлого, убеждаясь в очередной раз, что они были очень разными людьми, несмотря на кажущееся сходство.
Между ними была разница, которую сразу не заметишь «невооруженным глазом». Они могли долго разговаривать об искусстве или о более приземленных вещах, попадая в такт, не ощущая дискомфорта, но иногда, по реакции собеседницы Поспелов чувствовал, что своими высказываниями переходит границы каких-то условностей, которые для нее важны и удобны. А ему эти условности казались излишними и фальшивыми, за ними всегда чувствовалась неискренность, оставалось ощущение, что собеседница что-то скрывает. Кроме того, она часто требовала признания своей правоты и непогрешимости в ситуациях, где, по мнению Юрия Ивановича и так все было понятно.
Он, конечно, мог соответствовать предлагаемым условиям, и, иногда, лицедействовал, изображая из себя светского персонажа: говорил полунамеками, делал многозначительные паузы, сопровождаемые задумчивым выражением лица, подчеркивал ее правоту, но однажды затеял откровенный разговор, которого, в сущности, не получилось, потому что дама так и не вышла за границы условностей, а только чего-то испугалась.
Отношения постепенно сошли на нет, чему Поспелов не очень расстроился, понимая, что они живут в разных мирах, где каждому удобно и никто из них не хочет покидать свою зону комфорта ради другого человека.
И сейчас, вспомнив про эти миры, улыбнулся, полагая, что в каждом из них может быть свое понимание порядочности и справедливости. Это, безусловно, способствует возникновению противоречий, между людьми из разных миров, но к счастью, в реальной жизни они редко сталкиваютсямежду собой.
Юрий Иванович не жалел о том, что дал деньги в долг и пережил небольшую драму в связи с их несвоевременным возвратом, не в последнюю очередь, учитывая счастливый конец этой истории.
«Хорошо все то, что хорошо кончается, – подвел он итог, – но надо бы получше в людях разбираться в моем-то возрасте, тогда и проблем будет меньше. А теперь, будем радоваться, ведь могла же она вовсе не отдать деньги».
Сбежал
Сергей Васильевич Ферапонтов проснулся как обычно в семь утра, позавтракал и собирался еще немного полежать на диване, прежде чем выйти на утреннюю прогулку.
Только он прилег, в комнату вошла жена, молчавшая все утро, делая вид что сильно обиделась. Сергей Васильевич к своим семидесяти годам уже привык к этим ее приемам и даже радовался, когда она молчала, но вида не подавал. Времена, когда он что-то пытался ей доказать, давно миновали, но какое-то раздражение в их отношениях оставалось.
– Я могу надеяться, что в ближайшие дни ты разберешь весь хлам на балконе? – спросила она тем тоном, который не предполагал отказа.
– Конечно, Люсенька, я как раз думал, что и куда переносить, а что выкинуть, – соврал Ферапонтов.
– Что выкинуть я тебе сама скажу, – как всегда категорично предложила свою помощь жена.
Последняя фраза жены, безусловно облегчала задачу, если не учитывать того, что Сергей Васильевич еще до завтрака не собирался разбирать залежи всякого барахла на балконе и то, что эти залежи были причиной неоднократных скандалов. Супруги не сходились во мнении что выбрасывать, а что оставлять. Сергей Васильевич настаивал на том, что некоторые стройматериалы необходимо непременно оставить, зато можно смело избавиться от множества кастрюль, привезенных когда-то тещей. У жены было противоположное мнение. Откровенно говоря, она и сама могла бы навести там порядок – ничего тяжелого на балконе не было, но ей было принципиально важно, чтобы это сделал муж, потому что она считала это мужской работой.
Речь о приборке на балконе всегда заходила в то время, когда жена была чем-то обижена на Сергея Васильевича, но эта обида была не настолько велика, чтобы устроить полноценный скандал, а вот приборка балкона для этого годилась. А обижена жена была на то, что Ферапонтов вчера вечером вернулся с прогулки слегка навеселе, объяснив это неожиданной встречей с давнишним приятелем.
Сегодня, к удивлению жены, Сергей Васильевич не стал сразу предъявлять кастрюльные претензии, отложив их на послепрогулочное время.
Около девяти утра, когда Сергей Васильевич уже собирался выходить из квартиры зазвонил телефон. Он поднял трубку. Звонил его друг Селиверстов и грустным голосом сообщил – умер Колька Епифанов, похороны завтра.
Ферапонтов очень удивился ранней смерти однокашника, поинтересовался от чего тот умер, обменялся с собеседником еще парой формальных фраз, которые говорят в подобных случаях, и пообещал быть на похоронах.
Положив трубку, сообщил об этом грустном событии жене, которая знала о существовании Епифанова и, даже, видела его однажды на каком-то мероприятии, а затем отправился гулять.
Прогуливаясь недалеко от дома, Ферапонтов размышлял о скоротечности жизни, вспоминая свои студенческие годы, о том, что жизнь сложилась не совсем так как мечталось, а у некоторых однокашников – совсем не так как мечталось. Вспоминал Епифанова, с которым он никогда близко не сходился, потому что они были полнейшими противоположностями.
Покойный учился хорошо, старательно, алкоголь практически не употреблял, женился довольно рано, а до этого в безудержном интересе к противоположному полу замечен не был.
Нечасто встречая Епифанова уже во взрослой жизни, всегда предлагал ему посидеть, выпить, поговорить, но тот отказывался, ссылаясь на семейные дела.
Даже став пенсионерами однокашники по-разному устроили свою жизнь. Сергей Васильевич влез в полукриминальный бизнес, из которого через несколько лет с треском вылетел, оставшись целым и невредимым, да еще с приличным запасом денег. Епифанов же продолжил работать мелким клерком в том же государственном учреждении, где когда-то дорос до начальника отдела, полагая, что небольшая зарплата будет хорошей прибавкой к пенсии. Даже под семьдесят лет продолжал тянуть лямку служащего.
«Теперь уже на похоронах встречаемся чаще чем на юбилеях», – соглашались пришедшие на панихиду однокашники.
Вид у всех был печальный. Говорили о безвременной кончине Епифанова. Для мужика в шестьдесят семь лет жизнь только начинается, а тут простыл, поболел немного и умер. «Переносил болезнь на ногах, бегая в таком состоянии на работу», – говорили те, кто был в курсе, – «кажется, готовили какой-то важный отчет».
Рядом суетились коллеги по работе, взявшие на себя весь груз хлопот, связанный с похоронами. Еще два дня назад человек был незаменим при подготовке отчета, а сегодня его нет, отчет заброшен, никто своей работой не занимается, а суетятся на похоронах. «Как-то по-дурацки все получается» – думал Ферапонтов, наблюдая за происходящим.
Пригласили подойти поближе к гробу с покойным, возле которого сидели заплаканные родственники. Увидев подходящих людей, жена зарыдала громче и стала причитать:
– Как же ты нас подвел Коленька! Кто же теперь Юрочку будет в школу отводить! И дачу ты тоже не достроил! На какие деньги теперь нам ее достраивать! И обои в доме хотели поменять! Как же ты нас подвел!
До Ферапонтова слова вдовы дошли не сразу. Он подошел к гробу в скорбном молчании, ожидая услышать стандартное «на кого же ты нас покинул», но то что услышал не сразу уложилось в его голове. Предъявлять претензии покойному, которого еще не закопали было, по его мнению, верхом скотства.
По всей видимости жена хотела подчеркнуть перед собравшимися всю значимость для семейства почившего супруга, но настолько привыкла «попиливать» мужа при жизни, что не находила другой формы для похвалы, кроме претензионной.
Глядя на гроб с телом и причитающую жену, Ферапонтов отчетливо представил какая жизнь была у Епифанова: жена сидела у него на голове и едучи помыкала.
«Вот тварь», – подумал Ферапонтов, – «и правильно он сделал, что сбежал от тебя. Ничего ты Коля не потерял, наконец-то обрел покой, совершив этот дерзкий побег, когда от тебя этого никто не ждал». В этот момент ему показалось, что лежащий в гробу Епифанов улыбнулся ему, как улыбаются тому, кто разгадал твой тайный замысел.
Потом он засомневался в своих выводах, но посмотрев еще раз на жену Епифанова, представил, как она будет метать в покойника молнии, отводя Юрочку в школу или приезжая на дачу и утвердился в своей правоте.
Сергей Васильевич, возвращаясь с поминок думал уже о том, что будет говорить его жена, когда он отойдет в мир иной. Неужели и она будет припоминать ему этот балкон.
Придя домой, он снял верхнюю одежду, вошел в комнату, где жена читала книгу и с порога спросил:
– Люсь, а что ты про меня скажешь на моих поминках?
Жена оторвалась от книги, посмотрела на Сергея Васильевича поверх очков и ответила:
– Ты пьян, отстань.
– Нет я серьезно, – не унимался Ферапонтов.
– Не переживай, буду причитать: «на кого ты нас покинул». Большего ты от меня не дождешься, – ответила жена.
– Ну, спасибо тебе, а то я там такого про Епифанова наслушался.
– И что там такого про Епифанова сказали? – заинтересовалась Люся.
– Его жена сказала, что он на тот свет сбежал, так и не прибрав на балконе, хотя обещал, – ответил он с серьезным видом глядя на жену.
– Дурак, – сказала она и с обиженным видом уткнулась в книгу.
– Нет, я серьезно, почти так и сказала, – настаивал Ферапонтов и отправился на кухню пить чай.
В процессе чаепития Сергей Васильевич пришел в себя после всех похоронных переживаний, но в голове вертелись мысли о том что он оставит после себя в этом мире. Кроме детей и внуков, да московской квартиры ничего на ум не приходило.
Сделав последний глоток из чашки, Ферапонтов твердо решил завтра прибрать на балконе. Ему стало смешно и грустно от того, что он так долго препирался с женой из-за кастрюль и стройматериалов, которые, в сущности, такая ерунда перед ожидающей нас всех вечностью.
Немного про нежность
Шаг за шагом ты идешь к своей мечте – поступлению в главный кинематографический ВУЗ страны.
Сначала ты пытаешься взять его с наскока, рассчитывая поразить экзаменаторов своим желанием, оригинальностью, порывом. Отправляешь им свою писанину и мазню, полную искренности. Но они видели такого предостаточно, знают, что этому цена не велика и, даже, не допускают тебя до экзаменов.
Это не просто удар, это крах! Крах надежд, мечты о своей гениальности и неповторимости. Оказывается, ты такой же как все, ты не достоин лучшей жизни.
Не каждому в такой ситуации хватает сил собраться и снова пойти на штурм той же не покорившейся вершины. Но ты не каждый, поэтому не просто готовишься повторить попытку, а начинаешь делать это хитро и изощренно, благо современные технологии способствуют этому. Идешь на форумы, ищешь земляков, уже обучающихся в заведении твоей мечты, ходишь на специализированные тусовки и все для того, чтобы узнать секретик или несколько секретиков, позволяющих проникнуть сквозь щелочку в двери, ведущей в мир киноискусства.
Погружение в эту среду , в какой-то момент, начинает переворачивать твое сознание: ты идешь в библиотеку, читаешь мемуары, воспоминания великих кинорежиссеров и кинооператоров, пытаешься понять их, посмотреть, снятые ими кинофильмы с учетом прочитанного, и еще больше огорчаешься, понимая, какая ерунда была послана тобой в качестве выполнения творческого задания, дающего пропуск к экзаменам. Да, правильно все-таки тебя не допустили до экзаменов.
Но ошибки прошлого учтены, за год приобретен не очень приятный жизненный опыт, и ты снова идешь на штурм с новым творческим заданием наперевес.
И, чудо! Ты допущен к экзаменам. Накатывает такая эйфория, как будто ты уже поступил или ухватил мечту за хвост. Но потом наступает отрезвление и понимание, что только теперь и начинается забег к твоей мечте.
Ты попадаешь в странную среду абитуриентов. Странная она потому, что каждый второй, если не первый, здесь будущий гений. Нет, попадаются, конечно, и шалопаи, но в основном, конечно, гении.
После первого экзамена их количество резко снижается, а после второго остается и вовсе минимальным. И ты среди них! Ты держишь мечту уже не просто за хвост, ты уже обхватил ее за шею и притягиваешь к себе, чтобы покрепче ее обнять. Остается пройти собеседование, по результатам которого вынесут окончательный вердикт.
Но комиссия сидит за ширмой в той же комнате, где и ты ждешь своей очереди и разносит абитуриентов в пух и прах. Особенно горячится один совершенно седой дедок. Он, не стесняясь матерных выражений, наиболее подходящих в данном случае, объясняет экзаменуемым в чем они не правы, почему они олухи и оболтусы.
Он задает такие вопросы, на которые и в спокойной обстановке не просто найти ответы, а тут такое напряжение висит в воздухе, потому что ты в шаге от мечты. И почему-то седой дедок всегда прав. Но главный там не он. Главных там двое. Они спокойны, рассудительны, хитры. Не зря у них фамилии кошачьи. Все зависит от них.
И, вот, твоя очередь. Ты заходишь за ширму, смотришь на экзаменаторов. В отличие от тебя у них расслабленные выражения лиц, на которых читается некоторая усталость и безжалостность, потому что жалость им уже не ведома после вынесения стольких, приравниваемых к смертным, приговоров. Одним меньше, одним больше, для них уже не важно.
Поначалу все складывается удачно. Даже этот седой матерщинник, рассматривая твои фотографии одобрительно кивает, улыбается, что-то говоря при этом собеседнику справа, не обращает на тебя никакого внимания. Неужели одной проблемой меньше?
Задают какие-то вопросы, на которые у тебя есть ответы и тут неожиданно звучит: «Даем Вам последнее задание. Идите и в течение двадцати минут сделайте вашим смартфоном фотографию на тему… «нежность». Но одно условие, в кадре не должно быть больше одного человека, а лучше вообще без людей».
Первая твоя мысль: «Именно так рушатся мечты, казавшиеся уже сбывшимися», но потом откуда-то берется собранность, целеустремленность и ты уже вылетаешь из здания института. А вокруг никакой нежности нет. Вокруг одни озабоченные или разочарованные абитуриенты, проезжая часть и бетонный забор вдоль дороги. И взгляд ничего не цепляет, что можно было бы предложить этим матерым киношникам в качестве нежности.
Облачко сфотографировать или муравьишку на травинке, выбивающейся из-под асфальта? Так этого муравьишку еще найти надо. Умеют же они гады заваливать.
Последнее спасение – ВДНХ1, там парк, люди расслабленные ходят с довольными лицами, не то, что у абитуриентов. Бежать до входа далеко, поэтому решение зреет моментально – через забор. Несколько движений и ты уже на территории ВДНХ. За деревьями виднеется детская площадка с какими-то качелями, а там и мамы с детьми. Надо срочно туда, может там что-нибудь приглянется. Переходишь на бег, потому что время тает на глазах. Осталось только пятнадцать минут.
Вот оно, провидение! Маленькая девочка лежит на качелях, представляющих собой большой вогнутый диск на цепях. Она улеглась на живот и с такой, как кажется, нежностью его обнимает, пока мама тихонько раскачивает эти качели.
Это шанс. Сейчас или никогда. Объясняешь маме свои обстоятельства и умоляешь ее разрешить сфотографировать ребенка.
Мама, на которую действует магия кинематографического ВУЗа, соглашается предоставить ребенка в качестве модели. Десяток фотографий, сделанных в быстром темпе, еще одна благодарность маме, и ты уже ускоренным шагом направляешься назад, по дороге выбирая наиболее удачный кадр.
«Эх, композицию удачную, конечно выбрать можно, а вот цветовая гамма ужасная: какие-то розовые трусики, цветастое платьице, босоножки синие на черном фоне диска», – с этими мыслями преодолен забор в обратную сторону, остается еще пять минут, – «Придется нести то, что есть».
Нет, можно попробовать еще один вариант – обесцветить фотографию, может быть черно-белые тона больше подойдут для нежности. Несколько ловких движений руками и фотография превращается в черно-белую. Чуть затемнить, чуть осветлить и, кажется, найден подходящий тон.
Застаешь всю комиссию в веселом расположении духа, наверное, кто-то только что пошутил, а тебе не до смеха, тебя сейчас судить будут.
Протягиваешь фотографию: вогнутый внутрь диск, вид сверху и чуть сбоку, видны четыре цепи, держащие этот диск и уходящие наверх за пределы кадра, под диском видна тень, отбрасываемая им на поверхность детской площадки, а на диске, на животе, подняв согнутые в локтях руки вверх, в коротком платьице лежит девочка двух или трех лет. Голова ее повернута налево, глаза закрыты. Кажется, что она обнимает весь мир, который ей представляется еще плоским.
Комиссия заинтересована. Один, который с кошачьей фамилией, начинает проверять не домашняя ли это заготовка. Листает все снимки, сделанные за последнее время и убедившись, что это свежак, довольно улыбается.
Но это был бы не экзамен, если бы в дело не вмешался седой дедушка. Зная, что нет в ближайших к институту окрестностях никакой нежности он интересуется, где сделан снимок. Получив ответ все же не унимается, интересуясь как абитуриент попал туда, ведь ближайшая калитка далеко, а как лазают через высокие заборы он уже давно забыл.
Далее следует правильный ответ на этот дополнительный вопрос, и вся комиссия хохочет. Не только дедушка, но и все остальные давно уже не лазали через заборы. Их это умиляет и забавляет одновременно, наверное, каждый из них в этот момент ненадолго вернулся в молодость, когда, обдирая коленки лазал по деревьям и заборам.
Напряжение спадает, видно, что члены комиссии довольны, что-то говорят друг другу, кивают головами и тот который главный, чуть наклоняясь вперед полушепотом говорит: «Вообще-то у нас так не принято, но я Вам скажу, что Вы приняты, только, пока об этом никому не говорите».
Все. Нет сил кричать, нет сил плакать, их нет, просто, ни на что. Тихо говоришь «спасибо» и выходишь.
Только потом до тебя доходит, что свершилось чудо, что оно, действительно бывает в жизни. И это чудо произошло с тобой.
Но состояние эйфории сменяется тревогой, а, вдруг, этот с кошачьей фамилией обманет, вдруг что-то измениться, ведь люди так порочны и слабы, одновременно. Вдруг будут обстоятельства, которые окажутся выше его слова и желания видеть меня в своей группе.
Лучше об этом не думать. Это последнее испытание, в котором от тебя уже, точно, ничего не зависит.
Да, кстати, а интересно, что же еще можно было им предложить в качестве нежности, если бы было побольше времени.
Перед глазами меняются картинки летней Москвы, но все кажется каким-то не подходящим для нежности и нет сил терпеть переполняющую тебя радость, чтобы не поделиться ею с кем-нибудь, тем более, что никто из комиссии об этом не узнает…
Оказывается, людям еще можно верить на слово, и даже хитрецы с кошачьими фамилиями не исключение. Тебя официально приняли учиться на кинорежиссера. И уже начинает казаться, что до съемок собственного шедевра рукой подать.
Но потом приходит понимание, что это еще одна мечта, еще одно чудо, к которому дорога труднее и извилистее, чем только что пройденное испытание.
Дожил
«И как это все получается. Люди влюбляются, женятся, живут счастливо, а потом возникает ненависть друг к другу», – размышлял Федор Тимофеевич, держа в руках «Книгу о вкусной и здоровой пище».
К этой книге он обратился не случайно. Жена, с которой они прожили без малого сорок лет, заявила, что кормить его больше не намерена. Объяснила она все просто: ее муж перешел в категорию несостоятельных мужчин, зарабатывающих меньше своих жен, и отношение теперь к нему соответствующее.
Это отношение жена сформулировала предельно ясно: «Теперь у меня свои деньги, а у тебя свои. Покупай себе какие хочешь продукты и готовь себе, что пожелаешь».
Такого удара Федор Тимофеевич не только не ожидал, но и был искренне уверен, что не заслуживает подобного отношения.
В свои шестьдесят пять, он уже пятнадцать лет как был полковник в отставке, получал приличную пенсию, по сравнению с сугубо гражданскими пенсионерами, и немного занимался коммерцией. Правда, коммерческие дела в последние годы были не столь успешны, как сразу после выхода на пенсию, а последний год так и вовсе был пустой.
На фоне его коммерческого затишья, финансовые дела жены оставались стабильны. Она продолжала работать в государственном учреждении, где ее ценили и получала заработную плату, превышающую пенсию мужа примерно в три раза.
«Но, ведь, не только количеством денег определяется отношение супругов друг к другу», – рассуждал Федор Тимофеевич и удивлялся коварству жены, выбравшей для своего демарша не самый благоприятный, в финансовом плане, периода его жизни. – «Вот, Сашка Смелов, ни дня после выхода на пенсию не работал, живет потихоньку со своей женой в Кинешме, и никто его обедов не лишает. Здесь что-то другое, наверное, от натуры человеческой зависит. И как я проглядел эту подлую сущность».
Выбор Федора Тимофеевича, исходя из имеющихся продуктов, пал на «мясо жареное в сметане с луком». Подготавливая лук и мясо, он мысленно анализировал свои отношения с женой. Прекрасно понимая, что в последние годы их отношения были далеко не безоблачны, накопилось достаточно много взаимных претензий, вычеркнуть которые из своей жизни они были не в силах.
Да, он был не ангел, и поводов для недовольства собой давал предостаточно, но красную черту, как ему казалось, не переходил никогда.
Вот, к примеру, Василий, его однокашник, так тот в еще относительно молодые годы из семьи уходил, жил на стороне с молодой интересной женщиной, а потом вернулся в семью. Говорил, что одумался, и, вообще, никого не любил кроме своей жены, а на самом деле получил от любовницы пинка под зад по причинам, вполне себе, материального характера. Вот, его жене есть за что предъявлять претензии, потому что это был явный выход за пределы допустимого.
Конечно, Федор Тимофеевич тоже имел, в свое время, связи на стороне, но жена об этом не знала. Да, он приходил домой, частенько, крепко выпивши, но это оправдывалось производственной необходимостью, потому что люди, от которых зависел его коммерческий успех, были уж очень пристрастны к алкоголю. Жена ворчала, но относилась с пониманием, поскольку успехи мужа отражались на ней далеко не в последнюю очередь. В общем, была нормальная ячейка общества, не хуже и не лучше, чем у других. И, вот тебе, пожалуйста. На седьмом десятке человек вынужден учиться готовить себе еду самостоятельно.
Пристроив мясо на одну сковороду, а лук на другую Федор Тимофеевич задался вопросом: «Куда же девались заработанные им деньги?».
Ему частенько удавалось принимать участие в хороших сделках, в качестве третьей стороны, от чего в карманах оседали неплохие барыши. Жене он, конечно, не показывал все получаемые деньги, оставляя резервный фонд на представительские расходы, но большую их часть отдавал в совместное пользование.
Совместным это пользование только называлось. Как правило, деньги распределяла жена и оснований не доверять ей у Федора Тимофеевича не было. Иногда, он, правда, не соглашался с ее мнением и, даже, высказывал это несогласие в бурной форме, но жена всегда побеждала.
Глядя на гламурный мебельный гарнитур в большой комнате их трехкомнатной квартиры, Федор Иванович вспомнил его цену и ужасался, тем более, что предыдущий гарнитур был еще в хорошем состоянии. Припомнил также и бамбуковую мебель для дачи, споры по поводу покупки которой еще не исчезли из его памяти.
Только эти два, не обязательных, с его точки зрения, приобретения давали приличную сумму.
«А сколько еще было потрачено на всякую ерунду?» – думал Федор Тимофеевич, переворачивая мясо на сковороде. – «И теперь я несостоятельный мужчина. Вот змеюга подлая. Сколько лет прожили вместе, а не догадывался, с какой гадюкой в одной кровати сплю».
Возмущаясь цинизмом своей жены, Федор Тимофеевич все-таки понимал, что его случай далеко не самый худший. За свою военную жизнь он повидал довольно много несчастных браков, виновниками в разрушении которых не всегда бывали жены, но они, как правило, поступали с большим коварством и цинизмом.
Тут он вспомнил пример своего сослуживца, который был на десять лет его моложе, и тоже относился к поколению, выросшему еще в СССР, в среде, где принято было всю зарплату отдавать жене.
Зарплату тот жене добросовестно отдавал, но квартиру ее родителей, вокруг которой вертелась вся их жизнь, унаследовала она и в один прекрасный момент указала ему на дверь.
И кому сейчас рассказывать, что зарабатывал он гораздо больше своей жены, что за границу по несколько раз в год она ездила за его деньги, ремонт в ее, как теперь выясняется, квартире тоже он делал, вкладывая деньги и силы. А теперь, до свидания, отправляйся из Москвы доживать в свою родовую депрессивную белорусскую деревню. Случись такое лет десять тому назад, ему еще можно было построить свой угол, хотя бы в Подмосковье, а теперь и возраст не тот, и сил не так много осталось.
«И помочь человеку уже ничем нельзя, только посочувствовать можно», – с сожалением подумал Федор Тимофеевич, кладя сметану в сковородку с луком. – «Хорошо, что эту квартиру я получал сам, пробираясь по служебной лестнице и приватизирована она на меня и на жену пополам, а то бы тоже выгнала, как собаку на улицу».
Помешивая сметану с луком, пришел к выводу: «Какой же я был дурак, что практически все деньги жене отдавал. Выделывался перед ней. А вот Володька Сидоровский – молодец. Потихоньку, в тайне от своей жены, вкладывал деньги в акции, да в облигации, заначку небольшую в валюте сделал. Теперь и стабильный доход получает и уважением в семье пользуется».
Мясо было готово и сметанный соус с луком тоже. Приготовленный ранее картофель уже лежал на большой тарелке. Оставалось положить рядом с ним мясо и полить все соусом.
Прежде чем это сделать Федор Тимофеевич открыл холодильник и достал уже початую бутылку водки, поставил ее на стол рядом с рюмкой.
Завершая последние приготовления к трапезе и наливая водку в рюмку, Федор Тимофеевич пришел к выводу: «Какие все-таки бабы меркантильные стали. В поколении наших родителей таких, практически, не было».
Он выпил, закусил кусочком сочного мяса в соусе, немного посидел, прислушиваясь к себе. Потом отрезал еще кусок мяса и отправил его к себе в рот уже вместе с картошкой. Ощущения были потрясающие.
«А ведь жена так вкусно никогда не готовила», – отмечая свои кулинарные способности, подумал Федор Тимофеевич, – «Грустно, конечно, что так все получилось. И жизнь назад не отмотаешь, и жену уже так просто не поменять как пластинку на старом проигрывателе, а, с другой стороны, не так все у меня плохо: дети с внуками живы-здоровы, свой угол в Москве у меня есть, питание стало заметно лучше, сауну по выходным никто не отменял и на рюмку водки денег хватает».
Примирившись со своей, не такой уж плохой, участью, Федор Тимофеевич доел обед, улегся на кровать и уже в полудреме попытался понять: почему кому-то везет с женами, а кому-то нет. На ум приходило только сравнение с выбором лотерейного билета, где нет никакой логики, а есть только слепая удача. На этом месте своих раздумий он и уснул безмятежным сном человека, которому теперь не грозит голодная смерть.
