Статья 2 кодекса инквизиторов. Помогай слабым и немощным, помогай попавшим в беду. Наставляй на путь истинный и проповедуй волю богов, не забывая, что сначала слово, а только потом меч…
«И какой чёрт меня только заставил сюда сунуться?!» – ругался сам на себя Реммет за то, что решил помочь несчастной красотке. Удивительно вообще в принципе слышать такое сочетание, как «инквизитор – несчастная красотка». Но это была не слуховая иллюзия и не галлюцинация, и даже не магия. Реммет действительно ввязался в передрягу из-за женщины, а теперь уже сомневался, что выберется живым и здоровым, по ходу дела отбиваясь палашом от головорезов.
История крайне прозаичная: едет тёплым летним днём инквизитор по дороге и видит прекрасную, юную деву в солдатской форме в составе небольшого конвоя из семи ландскнехтов, сопровождавших её в дороге. По всем правилам приличия познакомились, оказали друг другу знаки внимания и почтения, как это положено. И вдруг она спрашивает, куда Реммет отправляется. Тот сначала думал, что сказать: или солгать ей, что колдуна выслеживает, либо же оборвать разговор на полуслове и резко одёрнуть девушку, мол, с инквизитором языком чешешь, а не с каким-то смердом, сумасшедшая. Но глядела она на него так мило, так испуганно и так кротко, скромно, что сердечко Реммета аж ёкнуло в груди. А там он и тут же честно признался, мол, едет, куда глаза глядят, шляясь по юго-западным землям материка без дела.
Там она и предложила ему присоединиться к своему маленькому освободительному походу. Суть была такова: у неё есть возлюбленный такого же юного возраста, да только дурачина по рассказу леди тот ещё. Сам вроде бы сын далеко не беднейшего землевладельца лорда Ванкреда Парадайса, известного округе своей прагматичностью и рассудительностью, а так же тремя сыновьями Корвином, Винсафом и Нистрамом. Так вот младший из них далеко не в отца пошёл: по слухам кутить любил, в карты играть, да во всякие авантюры ввязываться. В этот раз в одну вкрутился, да не выкрутился и попал в плен к бандитам. Возлюбленная его, когда узнала о похищении, с ужасом обнаружила, что отец за сыночка-дуралея впрягаться не собирается, а потому решила сложа руки не сидеть: собрала несколько отрядов наёмников и поспешила своему суженому на выручку. А когда увидела инквизитора, то решила, мол, тот в бою с бандитами неплохим подспорьем будет.
Реммет поначалу хотел отказаться. Не вариант ему всяких малолетних глупцов с горячей кровью и куском навоза в голове вместо мозгов из плена спасать. Пусть мирские этим и занимаются. Их проблемы. Но потом, стоило только девушке взглянуть на него своим кротким, юным и даже соблазнительным взглядом и напомнить о том, что помогать нуждающимся это одна из главных обязанностей инквизитора по кодексу, согласился.
По плану её всё должно было состояться быстро. Лагерь бандитов стоял у опушки леса. Один отряд должен был атаковать слева, другой справа, а третий, состоящий из метких стрелков (отряда бывших мушкетёров из числа наёмников, оставшегося без работодателя), прикрывать атаку прицельной стрельбой из зелёнки. Вроде всё просто, как два пальца. На деле же стрелки в назначенный момент почему-то прикрывать огнём бойцов ближнего боя не стали. Ещё одна проблема заключалась в том, что бандитов было человек пятьдесят, а два отряда девушки насчитывали двадцать рубак, да семь стрелков. Собственно, без их огневого прикрытия ситуация и стала практически безвыходной.
Так теперь Реммету приходилось отчаянно отбиваться от головорезов, да ещё и следить, чтобы этого малолетнего сумасброда, за которым пришли, не убили. Задача не из лёгких, но благо выполнимая. Инквизитор успешно рубил всех направо и налево, получив всего несколько неглубоких порезов от врага. Притом удивительно, но даже с таким соотношением сил атакующим удалось перехватить инициативу: как ни крути, инквизитор – хорошее подспорье для победы в бою. А тут ещё и к концу заварушки те самые стрелки-наёмники присоединились, начав пальбу из-за кустов, выпустив пару пуль в оставшихся врагов. Так, в конце концов, бандиты были побеждены.
Уставший Реммет вытер пот со лба и осмотрелся, выискивая взглядом цель. Юный повеса сидел связанным у костра. Правда, сейчас выглядел скорее как доходяга – весь измученный, измождённый, да с испуганными от произошедшего зелёными глазами. Одет в лохмотья, давно нестрижен и с неряшливой козлиной бородой – чудо в перьях, если одним словом. Инквизитор поспешил развязать его, и только юноша вырвался, как тут же принялся избивать ногой труп одного из бандитов.
– Сука! Тварь! Урод! Паскуда! Сын шлюхин! – приговаривал он и пинал мёртвое тело до тех пор, пока не грохнулся без сил на землю, устало дыша и сухо откашливаясь.
– Да простят его Боги за гнилой язык… – вполголоса произнёс Реммет. Вот только не ожидал, что юнец это услышит.
– Чего?! – воскликнул он в ответ, – за гнилой язык?! Да он заслужил, чтобы его на кол посадили за то, что делал со мной!!! Забавы ради заставлял вылизывать ему ботинки, чтобы блестели, подкидывал мне в еду живых тараканов, кидал под ноги ядовитых змей, чтобы я визжал, как истеричная сука им на потеху, и это то, о чём мне ещё не так стыдно говорить!!! А о другом… – чуть притих, потом снова громко закричал, – да я их трупы расчленю и на заборах домов их родителей насажу головы, а ноги с руками подкину под дверь!!! Они у меня такими слёзами зальются, гниды!!!
– Ух, ты! Какой злючий щеночек… – иронично подметил один из стрелков, вышедших из леса, – это тебя надо было выручить? – усмехнулся, – по-моему, это их надо было от тебя спасать, настолько ты суров… – рассмеялся.
– А ты ещё кто?! – обозлено спросил юноша. Шутки эти ему явно были не по душе.
– Велеон Пантри, ещё недавно – королевский мушкетёр, а сегодня уже вольный ландскнехт, – с ухмылкой преклонил голову наёмник, – пришли за попавшим в беду лордиком.
– Сначала называешь меня щеночком, а теперь лордиком?! – ярости парня предела не было. То бандиты его унижали, теперь и освободители делают то же самое. Он всё-таки из уважаемой семьи, а тут какое-то грязное животное к нему в такой уничижительной форме обращалось…
– Прошу прощения, если оскорбил вас, милордик, – широко улыбнулся, не скрывая презрительного оскала, – не хотел задеть тонкие струнки вашей душеньки…
– А вы вовремя… – вмешался Реммет, стараясь не допустить новых напастей. И казалось ему, что если б остался в стороне, то пришлось бы беднягу спасать уже из лап наглых и озверевших наёмников.
– Мы в лесу наткнулись на отряд стрелков из числа разбойников. Они нас и задержали. А потом, как пришли, даже не хотелось вмешиваться, настолько красиво ты, инквизитор, их рубил. Я за красивый мордобой! Потому когда вижу как какой-то мастер умело владеет оружием так же, как ты, стараюсь ему не мешать, чтобы насладиться величайшим из всех изобразительных искусств – убийством человека. Сложное ведь занятие. Нужно уметь под правильным углом рубить голову, быть юрким и гибким. В общем, ты, инквизитор, просто мастер, – говорил всё это Велеон неспроста. Инквизиторов уже давно преследовала слава церковных псов, умеющих только головы рубить, да права в силу своего положения качать. А как до войны, в отличие от солдат, инквизиторы в качестве бойцов никуда не годились. Были, как правило, недисциплинированны, могли побежать с поля сражения при первой же опасности. Правда, справедливости ради, хоть и не для битв их готовили, но наёмники и егеря, бывало, за копейки служившие королям и герцогам, частенько с завистью и недопониманием смотрели, как инквизиторов кормят и поят бесплатно, а их, иногда честных и справедливых старых вояк гнали в шею из каждого трактира. Отсюда и ненависть наёмников и егерей к церковникам. Частенько такие вот конфликты становились причиной дуэлей. А вот уже они, почти всегда заканчивались гибелью наёмников и егерей, хуже подготовленных к одиночным схваткам.
– Инквизитор? – удивился юноша.
– Ничего страшного, – отвечал Реммет Велеону, – главное, что не оставили нас здесь наедине с бандитами специально, чтобы вам больше золота досталось, – и ухмыльнулся. Наёмник же в ответ ничего не сказал, только гневно оскалился, но специально дождался, пока Реммет отвернётся, чтобы тот недовольства Велеона не заметил. Видимо, не хотел наёмник долгих проповедей на тему того, какой же он всё-таки злой и нехороший человек. А, может быть, не хотел преждевременно терять награды за освобождение парня. Ведь стоило бы только инквизитору об этом обмолвиться хоть словом в разговорах с другими наёмниками, так тут же Велеона с его людьми без суда и следствия вздёрнули бы на ближайшем дереве.
Освобождённый парень же недоумённо смотрел то на Реммета, то на наёмников, не понимая, что происходит. А после в поисках ответов двинулся за инквизитором, который решил здесь надолго не задерживаться, дабы, не дай Бог, не влезть в очередную передрягу, потому быстрым шагом направился к лошади.
– Эй, церковник! – окликнул его.
Реммет обернулся.
– Для тебя я господин инквизитор, а не церковник. И, тем более, не употребляй по отношению к моей персоне междометие «эй». Хорошо?
Освобождённый юнец смутился и растерялся от такого жёсткого ответа..
– Прости, просто сам понимаешь, через что я прошёл… – после призадумался и добавил, выделив последний слог, – простите…
– Вот и славно. А я рад, что ты свободен, – без лишних эмоций отвечал Реммет.
– Просто у меня так много вопросов… – продолжал юноша, – почему здесь вы. Где люди моего отца? Кто вам заплатил за наёмников? Зачем вы стоите здесь, когда должны колдунов ловить на окраинах материка?
В ответ Реммет просто кивнул на всадника в плаще, быстро приближавшегося к ним.
– И что? – недоумевал парень, – кто заплатил?
Тут и всадник подъехал.
– Я заплатила. – После сразу же, как оказалось, всадница стянула с головы капюшон и предстала себявзору окружающих. Это была та самая девушка, которую Реммет повстречал перед тем, как ввязаться в передрягу.
– Альма? – улыбнулся юноша.
– Нистрам… – кротко повела вверх девушка уголки рта и спустилась с лошади.
Они тут же обнялись, и губы их слились в столь жарком и страстном поцелуе, будто видятся в последний раз. От этого Реммету стало не по себе.
– А где отец? Где его рейтары? – спросил Нистрам.
– Он сказал, что палец о палец не ударит, чтобы тебя спасти, – отвечала Альма.
– Что?! – парень явно был шокирован, узнав, что родному отцу на него плевать.
Девушка пожала плечами.
– Я пыталась уговорить его, но этот старый пень ни в какую не соглашался.
– Быть такого не может… – лицо Нистрама исказилось в болезненной гримасе.
– Может! – спокойно и твёрдо отвечала Альма, опустив глаза.
– А откуда ты тогда взяла деньги на наёмников? – испуганно спросил Нистрам, перебив её.
Девушка сначала долго мялась, а потом, чуть поникнув, отвечала:
– Украла у твоего отца…
– Чёрт! – воскликнул Нистрам, понимая, что попал из огня, да в полымя, – нашла, у кого украсть! Он же нам головы поотрубает за такое…
– А ты думаешь, у меня был другой вариант?! Быть может, лучше я заплатила бы всем этим наёмником собственным телом, дабы они тебя спасли, раз уж твой любимый папочка, этот старый козёл, решил плюнуть на своего сына с высокой колокольни?! – гнев Нистрама сию же минуту сменился на досаду, – и вообще, мог бы и спасибо сказать…
– Прости, просто… – Нистрам долго не мог подобрать нужных слов, а потом всё-таки выдавил из себя, – спасибо, – и обнял Альму. Та вместо лишних слов мигом залилась слезами.
– Главное, что ты жив. А деньги… Мы их как-нибудь достанем, – и крепко прижала к себе возлюбленного.
Потом обернулась, желая поблагодарить инквизитора за помощь, но того уже и след простыл.
– А где он?
Когда они с Нистрамом его догнали, тот уже собрался, сел на лошадь, да готов был двинуться дальше, куда глаза глядят, но Альма его остановила.
– Господин инквизитор! – тот обернулся, – хотела поблагодарить вас за помощь…
– Мир вам, да любовь и благословение моё, да опека богов в придачу! – отвечал Реммет и махнул рукой в знак прощания.
– Я знаю, что инквизиторы не пьют ни вина, ни браги, но хотела бы вас поблагодарить за помощь щедрой платой, а не пустым словом.
– Мне ничего не нужно! – отрезал инквизитор, – по кодексу нам должно помогать попавшим в беду бескорыстно, и я своё дело сделал. А пить мне действительно нельзя…
– А ещё я знаю, что голодный инквизитор – беда на головы всех живых, – Реммет удивлённо обернулся, исподлобья взглянув на девушку. Выражение это появилось вследствие постоянных разъездов инквизиторов по материку, в ходе которых хорошо и плотно поесть воинам церкви удавалось редко. Альма широко улыбнулась, будто предчувствуя утвердительный ответ, – позвольте, я накормлю вас так плотно, чтобы пузо ещё дня два было набито? Заодно отпразднуете освобождение Нистрама вместе с нами.
И вновь внутренний голос умолял Реммета не соглашаться и уходить дальше по своим делам. Но…
– Хочешь меня накормить, говоришь?
***
И вот Реммет спустя почти день пути от лагеря головорезов ближе к вечеру оказался в шумном трактире, стоявшим на окраине деревни Раендон, разместившейся на перекрестке дорог, одна из которых вела в столицу Торнгамского графства. И пребывал инквизитор среди пьяных наёмников, страдающих сквернословием, удушающей вони из-за перегара, а также нелепых и некрасивых народных песен, режущих слух фальшью мелодии в отличие от церковных. В общем, окружало его всё то, чего он должен был сторониться. Оставалось лишь обрушаться: «И зачем я только согласился…»
Впрочем, все дурные мысли ушли прочь, когда на первое подали наваристый суп, а сразу вместе с ним салат из овощей и варёной курочки в качестве лёгкой закуски. А потом и большое второе, состоявшее из свиного мяса на мангале и запеченной в углях картошки на гарнир. На десерт много ягод и целая бутыль квасу. От такого буйства ароматов всякой разной вкуснотищи у Реммета просто голову вскружило, и он тут же принялся поедать эти блюда, набивая своё ненасытное брюхо.
Альма с довольным видом посмотрела на вроде бы счастливого инквизитора, а после подошла к пустовавшему центральному столу с довольно толстым мешком монет и высыпала всё содержимое на стол, выкрикнув:
– Вторая половина вашей награды, солдаты!
Наёмники, восславив Альму и богов, тут же принялись разгребать золото, распихивая его себе по карманам, при этом вовсе забыв по выпивку, которую, кстати говоря, также оплачивала Альма, чему Нистрам по понятным причинам был крайне не рад. Самыми хваткими, разумеется, были ландскнехты во главе с Велеоном. Им и досталось больше всего, коль многие из сражавшихся с разбойниками других наёмников погибли в ближнем бою, оставшись без прикрытия стрелков из леса. Но и остальным досталось немало…
В ужасе был, пожалуй, только Нистрам, рассуждая на тему того, что скажет отцу, когда тот достанет их из-под земли, чтобы выпотрошить внутренности в поисках украденного золота. Только Альма вернулась к столу, суженый окинул её гневным взглядом, а после, понимая, что жив только благодаря её инициативе, поникнул от ощущения собственной беспомощности и неполноценности. Стал долго, устало и томительно смотреть в полупустой стакан и наблюдать за лопающимися пузырьками из выдыхающейся, отвратной на вкус для его дворянской персоны деревенской браги.
Долгое время они так просидели в полном молчании, слушая байки наёмника по имени Крипер про его боевые и постельные подвиги. Потом Альма обняла Нистрама и спросила:
– Что с тобой?
– Ничего, – отвечал тот, – просто всякая дурь в голову лезет.
– О дури подумаешь в другой раз, а сейчас повеселись. Улыбнись хотя бы. Всё-таки спасли тебя, как-никак. Не находишь?
Нистрам, сморщившись, чуть отпил, а потом молвил:
– Странно, что отец меня бросил… Неужели он и вправду сказал, что не станет мне помогать?
– Тебе в точности пересказать наш с твоим папашей разговор?
– Желательно.
Альма хлебнула вина и начала:
– Когда к нам пришло письмо с требованием о выкупе, на собрании этот старый козёл сразу сказал, что это твои проблемы, и ради тебя он ни одним из своих конников не пожертвует. Твои старшие братья поначалу пытались папаше возразить, мол, негоже брата так в беде оставлять, мол, пусть он и неправ, пусть он дурень, но он наш брат и твой сын. Отец покрутил головой у виска и сказал, что глупо спасать человека, если он беспросветный мудак, обожающий вновь и вновь разбивать лоб о лежащие на видном месте грабли. Мол, спасали уже тебя и не раз, а ты так никаких выводов и не сделал. Поэтому защищать тебя больше смысла и нет.
– Ну, да! – возмущённо воскликнул Нистрам, искренне негодуя, – отцу-то наплевать. Он Корвину всё отдаст, и у того на руках все богатства отца окажутся, потому что тотстарший. Винсаф собрался военную карьеру делать при дворе короля Неймедена. А что мне? Выкручивайся, как хочешь, потому что младший. Ни помогать, ни поддерживать никто не станет. Вот я и выкручиваюсь: ищу варианты. Всего-то три раза у меня дела не по плану пошли, считая этот. В остальном всё хорошо выходило. Я вполне достаточно денег накопил. Да и если бы сделка не прогорела, у нас с тобой уже давно бы своя мануфактура появилась, и не зависели бы мы ни от кого.
– Кстати, а что произошло? Почему они тебя схватили? – поинтересовалась Альма.
– Изначально в сделке была сумма в двести семьдесят тысяч цельдиев, но потом этот подонок решил повысить цену до миллиона, – Нистрам пожал плечами, – всё и покатилось не пойми куда.
– А я тебе говорила, что мутные они какие-то были! – возмутилась Альма, – благо хоть в этот раз не карточный долг был, как в прошлый.
– Спасибо, что напомнила! – психанул Нистрам, – и без тебя в курсе, что тогда было куда хуже даже, чем сегодня…
– Ну, всё! Хватит, пожалуйста! – Альма дёрнула суженого за плечо, – не порти настроение ни себе, ни другим. И вообще плюнь ты на всё. По крайней мере, сегодня. Ради меня. М? – вопросительно глянула на Нистрама.
– Ладно… – он кивнул головой, но на лице его было видно одно сплошное разочарование от происходящего.
А дальше пошло веселье, какое даже и на пирах королевских не всегда таким зажигательным бывает. Брага с вином текли ручьём, все пели, танцевали, а пара наёмников подыгрывала на лютне и шалмее. Сидевший до этого поникшим Нистрам зажигал больше всех: травил анекдоты, рассказывал байки о своих приключениях, танцевал с Альмой и заливал в себя пойло, будто заправский сельский алкаш. И чем сильнее напивался, тем более буйным становился.
Один лишь Реммет сидел в уголке, стараясь лишний раз не отвлекаться. Пребывал наедине с собственными мыслями. Пытался всё доесть побыстрее, чтобы пораньше слинять под шумок, пока не дошло до классического пьяного мордобоя и не пришлось бы разукрашивать пьяные рожи этих чёртовых ландскнехтов. А учитывая, что Велеон уже давно точил зуб на инквизитора за то, что тот посмел предположить, якобы он и его люди не помогли в нужный момент, чтобы взять себе больше золота, то было понятно, что с ними драться придётся точно, если начнётся пьяный дебош. А уставший Реммет ломать кости на пальцах от ударов о крепкие черепа наёмников совсем желанием не горел. Ему вообще хотелось скорее приступить к работе и заняться розыском магов, нежели тут дышать перегаром от этих нажравшихся животных. И чем дольше он тут сидел, тем больше, как ему казалось, преступлений совершают колдуны. От этого инквизитору становилось ещё более неуютно. А знай бы он, что произойдёт совсем в скором времени, то ушёл бы незамедлительно, дабы не лезть в чужие проблемы. Но, увы, непруха…
Впрочем, когда это Реммету вообще хоть когда-нибудь везло?
Начиная с момента окончания весёлой, народной песни про ушлых пиратов, ограбивших торговый караван эльфов, идущий к зелёным островам, всё пошло по нисходящей.
– Друзья! – громогласно воскликнула Альма. Притом настолько, что Реммет даже удивился её внутренней силе, способной заставлять затихать толпы пьяных, видавших виды мужланов. Ещё больше поразила её крепкая глотка, как у матерящегося сапожника. Ну, не бывает таких у девочек, а у неё рык настоящей тигрицы. Разумеется, наёмники мигом затихли, – хочу произнести этот тост в честь единственного человека, который пошёл на дело бескорыстно. – Реммет тут же покраснел, как помидор, – желаю выпить за инквизитора Реммета из Зельдена! Ситуация у меня была не из лучших. Папаша моего суженого отказался помогать спасать своего сына и моего будущего мужа, обещанного богами и судьбой. А на вас, свору чёртовых наёмников, я потратила все украденные у этого старого козла деньги, – ландскнехты начали одобрительно кричать, прославляя щедрую леди Альму, – и лишь один Реммет пошёл спасать моего суженого за спасибо, безвозмездно, ибо их кодекс обязывает его помогать всем нуждающимся. И я клянусь, что он – самый добросовестный из всех инквизиторов! Пример всем! Самый сильный боец из находящихся тут, да и вообще… – девушка чуть не расплакалась, пока говорила, – просто человечище! Спасибо тебе, Реммет из Зельдена за то, что ты есть! Этот кубок вина в честь тебя!!!
– А чёрта-с два я буду за него пить! – возразил Велеон и встал, после чего обратился ко всем в трактире, – лучше пейте за меня, как за самого крутого и безбашенного солдата на материке! – его стрелки одобрительно загудели, а остальные в трактире явно не горели желанием с нм согласиться. Но и гула восьми, считая Велеона, хватало, чтобы сделать вид, будто с мнением этого наёмника был согласен весь трактир.
И когда воцарилась тишина, Альма не растерялась и спокойно ответила:
– Следующий тост будет за тебя, храбрый Велеон! А пока мы пьём за Реммета.
Поначалу тот, услышав, что Альма с его мнением не согласна, захотел было, осадить девицу. Совсем ведь обнаглела, раз не захотела соглашаться с мужиком. Но потом вдруг вспомнил, кто ему заплатил, после широко улыбнулся и воскликнул:
– Да ну и чёрт с ним! За грёбаного инквизитора!!!
Зал взорвался одобрительными криками и стуком посуды друг о друга. Потом тишина, пока все пьют. И снова гам, от которого у Реммета чуть голова не разболелась. Единственное, чего он сейчас желал, так это тишины, потому вышел из-за стола, желая подышать свежим воздухом. Но только встал, как это тут же заметила Альма, выставила перед ним руку и спросила:
– Реммет, всё в порядке?
– Да…
– Тогда куда это ты намылился?
– Подышать свежим воздухом, храбрая, юная леди. Только и всего…
– Нет! – помотала головой, – я тебе не верю, – улыбнулась, – ты просто под шумок захотел от нас слинять…
– Клянусь, леди, что даже в мыслях этого не было.
– Не лги мне, Реммет!
– Инквизиторы не имеют права лгать…
– Всё равно не верю! И понимаю, конечно, что ты, пожалуй, к таким шумным пирам не привык, но, пожалуйста, не покидай нас. Я так хочу, чтобы ты отдохнул, порадовался вместе с остальными. Ты ведь для этой победы сделал больше всех… – очаровала инквизитора взглядом, смешавшим в себе жалость, мольбу, обаяние и милость, – пожалуйста, останься!
Против такого умилительного коктейля даже крепкий духом Реммет устоять не мог.
– Ладно…
– И ещё одно… – продолжила Альма, – не называй меня леди. Я ей стану только как выйду замуж за Нистрама. Да и после свадьбы не позволю меня так называть. Я ведь просто обычная дочь купца. Просто Альма. Ты выполнишь для меня эту просьбу? Хорошо?
– хорошо, ле… Альма.
– Вот и славно, – отвечала девушка, села за стол, повелевала, – а ну-ка, иди сюда! – и принялась целоваться с Нистрамом, да с такой страстью, что смущённому Реммету пришлось чуть отвернуться, лишь бы не видеть этого безобидного для обывателя, но крайне пошлого для инквизитора действа, как страстный поцелуй двух влюблённых.
К большому сожалению это заметил и Велеон, к тому времени до того напившийся, что уже языком двигать мог с трудом. Правда, это не остановило его в желании пристать к Реммету, потому как свербело у него от того разговора с ним после боя, и сдержать возмущения и ненависти к инквизитору он уже не мог. Но это только если был честен, сказав, что задержался из-за других бандитов. Если же тогда наврал, то сейчас просто боялся Реммета как огня. Ведь инквизитор же мог рассказать об обмане другим наёмникам, выжившим в том бою. И когда они поймут, что их использовали как мясо другие, то будут совсем не в восторге. Другими словами, сразу перережут Велеону и его людям глотки, а их золото заберут себе. В этом случае инквизитора проще было убить. Видимо, поэтому сейчас Пантри и собирался спровоцировать церковника на конфликт в ходе которого надеялся убить его. Но тут же возник другой вопрос: а сорвётся ли Реммет? Или останется невозмутимым – таким, каким и должен быть истинный защитник веры? А смогут ли восемь наёмников победить одного инквизитора, а, главное, захотят ли вообще против церкви идти?
В любом случае подходил наёмник далеко не с добрыми намерениями. Инквизитор понял это сразу, а потому напрягся, только Велеон нарисовался напротив.
– Привет Реммет! – воскликнул он, улыбнулся и приподнял кружку с брагой. Инквизитор промолчал. И только Велеон понял, что взаимности в ответ не получил никакой, то сразу же возмутился, – ты это чего не здороваешься, а?! Я тут к тебе подхожу с добрым сердцем, с доброй душой, а ты… – Реммет продолжал молчать, – фу, какой невоспитанный! А я был о тебе иного мнения! Хотел похвалить, между прочим, за то, как ты сражался с этими бандитами, – начал активно жестикулировать, проливая брагу, – раскидывал их своим палашом направо и налево, как настоящий, сука бля, лев! – внезапно пролил чуть браги на инквизитора. Тот крайне возмущённо взглянул на наёмника.
– Ну, молодец… – рассмеялась отвлёкшаяся от поцелуев с Нистрамом Альма, сделав вид, что это была нелепость. На деле же она прекрасно поняла, что ландскнехт решил пристать к Реммету сознательно, специально провоцируя на конфликт.
– Ой! – смутился Велеон и рассмеялся, – прости.. – и махнул рукой, – ты не ссы, оно быстро выветривается. Или попросишь кого-нибудь постирать, – рассмеялся, – хотя… Я в курсе, что вы целибат соблюдаете, – помотал головой, – ужасная участь. Ни подрочить, ни поебаться, – Реммет тяжело вздохнул, покраснев от последних слов наёмника, водившего вверх-вниз ладонью, согнутой в пальцах, изображая самоудовлетворение. Велеон сразу же заметил реакцию инквизитора, – да ладно тебе, не смущайся. Я тоже долго ходил не присунув свою шпагу, – взглянул на Альму, – в прекрасные, юные, девственные ножны, – снова посмотрел на Реммета, – если ты понимаешь, о чём я, – улыбнулся и выпучил глаза, – но как пошёл на первое дело и получил за это деньги, то сразу толпу шлюх снял, которые сосали у меня до самого утра, оставив мозоли на залупе. Я клянусь, так и было! – наёмник ухмыльнулся. Реммет оскалился.
– Велеон, отстань уже от инквизитора! – возмутилась Альма.
– Дайте, пожалуйста, я договорю, леди, – взглянул на неё остекленевшими от алкоголя глазами наёмник. Потом вновь взглянул на Реммета, – знаешь, за что я получил первые деньги? Знаешь? Штурмом взял один замок. А там вырезал всех его обитателей вплоть до младенцев. На глазах одного из них изнасиловал его молодую мамашу, а потом перерезал ей горло, – рассмеялся, – крехтела, как свинка, – пустился в дикий хохот и начал стучать кружкой по столу, разлив вокруг всю брагу.
– Велеон! Что ты несёшь?! Это же мерзость… – ужаснулась Альма.
– Да, я такой… – вздохнув, отвечал наёмник, а потом вновь переключился на Реммета, – ответь-ка мне на один вопрос, инквизитор. А ты часто теребонькаешь? Я, конечно, понимаю, что целибат, все дела… Но нельзя же всю жизнь провести, ни разу не спустив хотя бы на пол! – удивился, – или реально ни разу? Слушай, а правда, что у тех, кто не дрочит, яйца пухнут? А ещё говорят, что вы, инквизиторы и прочие церковники, втихаря друг с дружкой сношаетесь, называя сие действо братской любовью. Это правда?
– Тебе виднее. Говорят, ландскнехты этим частенько помышляют, отправляясь в дальние походы…
Как только Реммет это произнёс, даже бровью не поведя, Велеон просто взбесился, покраснел, а глаза его загорелись диким пламенем. Он на такое хамство в качестве ответа точно не рассчитывал: чтобы кто-нибудь ещё сомневался в том, что Велеон Пантри – настоящий мужик… Кроме того, инквизитор, сказав это, даже бровью не повёл. Ничего в нём не выдало ни страха, ни волнения, ни безудержной ярости, что ещё больше взбесило наёмника.
– Да ты как, сука, смеешь?! – проорал он во всю силу и стукнул по столу кулаком, да так сильно, что весь зал затих. – Чтобы какая-то церковная сволочь так разговаривала с Велеоном Пантри – героем Рельданских войн, битвы на Изумрудном озере и при Бунтонском холме?! Да ты нарвался…
– Успокойся! – воскликнула Альма.
– Сержант, давайте выпьем! – выкрикнул кто-то из его людей. Потом уже другой из их числа быстро подошёл к Велеону.
– Командир! Пошли пить брагу! Оставь этого придурка в покое…
– Отвали! – рявкнул тот, – хочу посмотреть, сколько мужского есть в этом вонючем церковнике…
– Побольше твоего, так это точно. – Ухмыльнулся инквизитор и выпил квасу.
Наёмник тут же стукнул ладонью по кружке, и весь напиток оказался у Реммета на лице. Тот поставил её на стол и чуть оскалился. Казалось, что вот-вот начнёт драку, но вмешался Нистрам.
– Оставь инквизитора в покое, вонючий ландскнехт, и знай своё место!
Велеон тут же переключился на него.
– Кто это тявкнул? Маленькая собачонка своей пассии, которая настолько неспособна за себя постоять, что достопочтенной леди, – кивнул на Альму, – даже пришлось тебя, ссыкуна мелкого, из плена спасать?!
– Не смей со мной говорить в таком тоне! В отличие от тебя я дворянин, а потому не посмею, чтобы какая-то шавка позволяла себе на меня тявкать!
– Посмею, только дальше что? – кивнул в его сторону, – что ты мне сделаешь? Папочке нажалуешься? Ему на тебя насрать. Или твоя дорогая заплатит мне, чтобы я сам себя заколол? – усмехнулся.
– Немедленно прекрати!!! – вскочил юноша с неистовым желанием врезать наёмнику по морде.
– Успокойся, щенок! – вдруг встрял Реммет.
– Щенок?! – изумился Нистрам.
– А разве нет? – спросил инквизитор, – разве не тебя спасали всей толпой прошлой ночью? Вот когда научишься быть способным за себя постоять, тогда и поговорим. А пока ты просто маленький, тявкающий щенок! – повернулся к Велеону и улыбнулся, – по сравнению с нами-то, с мужиками это точно.
Тот, несказанно удивившись, тоже ответил улыбкой, потряс указательным пальцем и воскликнул:
– А вот это ты молодец, церковник! – и рассмеялся. Реммет в ответ взял и приподнял пустующую кружку кваса. Наёмник одобрительно кивнул, – боги с тобой, инквизитор! Пока у нас с тобой перемирие! – тыкнул ему в лицо пальцем, – но ненадолго.
– Без проблем, – кивнул Реммет.
– Вот и славно! – Велеон обернулся к своему подчинённому, хмуро взглянул на него и спросил, – что ты там говорил про бухло? – и как не бывало их.
Только они ушли, инквизитор облегчённо вздохнул, а таверна снова наполнилась гомоном веселящихся наёмников. Лишь одному Нистраму было не до смеха. Он некоторое время гневно сверлил Реммета глазами, а потом возмущённо буркнул:
– Тебя, между прочим, защищал, а ты меня опозорил на глазах у всех!
– А я твоей помощи и не просил! – взглянул на юношу инквизитор, – и не попрошу.
– А я тебе больше помогать не собираюсь! И защиты от меня тоже не жди! – отрезал Нистрам.
– Интересно даже от кого? Смотрю на тебя и понимаю, что в телохранители брать такого, как ты, разве что комаров отгонять. Впрочем, если не боишься, слепней, оводов, шершней, ос и пауков, пользы от тебя в походе будет чуточку больше. Но я сомневаюсь, что они тебя не пугают.
Тот в ответ ничего не сказал. Прозвучал лишь возмущённый, надменный короткий смешок, и оскорблённый Нистрам вышел из-за стола с гордо поднятой головой.
Реммет взглянул на Альму, явно пребывавшую не в восторге от всего этого. Та также посмотрела на инквизитора, не скрывая своего огорчения.
– Унизив его, сбавил градус конфликта? Молодец, инквизитор…
Тот, усмехнувшись, пожал плечами.
– Стараюсь, – после короткой паузы добавил, – а вот тебе в следующий раз стоит думать, кого с собой на дело берёшь. Этот Велеон… – помотал головой с хмурым видом, – я таких моральных уродов давно не видывал.
– Какие были… – печально пожав плечами, отвечала Альма, – хотя, если бы я знала, что он убивал младенцев и насиловал женщин, никогда бы его не взяла. Одного только не пойму. Зачем ему было к тебе приставать?
– Чтобы меня спровоцировать, а потом убить.
– И зачем ему убивать тебя?
– Если я скажу, то кровопролития точно будет не избежать. По крайней мере, остальные наёмники, я уверен, будут услышанному совсем не рады. Так что пускай мои слова не покинут уст, и да не допустят сегодня боги кровопролития.
– Да без проблем, – отвечала Альма, – мне и других хлопот сегодня по горло хватает…
– Скоро их станет ещё больше… – Реммет кивнул на Нистрама, который принялся донимать наёмников. Видимо, пытался доказать им на словах, что он не пустое место, каким его выставили Велеон с инквизитором. Правда, вряд ли знал, что в глазах солдат сделать это можно только поступками, а никак не пламенными речами. Не той степени развития ума контингент вояк, чтобы бросаться в спор в подобной компании с красивыми словами и оборотами, но без достоинств и заслуг за плечами. Но судя по его выразительной мимике, произвести впечатление на наёмников очень старался.
Альма с досадой вздохнула, наблюдая, как громко он там орал, чуть ли не бодаясь с остальными. Потом глазами, полными мольбы, вновь посмотрела на Реммета.
– Если ему будет грозить опасность, ты поможешь?
– Честно говоря, если и ударю палец о палец, то только если боги заставят. Тем более, я без палаша. Драться в рукопашную, конечно, умею, но целую толпу подготовленных наёмников, сколь пьяны бы он ни были, не осилю. Побитая морда и переломанные кости не стоят одного малолетнего, инфантильного выскочки, не способного следить за своими словами в обществе тех, кто ему сердце из груди без труда может вырвать, – отвечал Реммет и покачал головой, глядя на Нистрама, уже перешедшего на повышенные тона с одним из наёмников.
– Зря ты так, – отвечала Альма, – он не плохой человек. Просто пока ещё найти себя не может. А, может быть, уже и нашёл, но какая-то неведомая сила не даёт ему открыть дверь, за которой и есть это самое простое человеческое счастье.
– То, что он не плохой, я даже не сомневаюсь, да и дверь эта волшебная действительно не каждому поддаётся. Одно тревожит: если не найдёт и не откроет, то есть крайне высокая вероятность, что потеряется навеки. И желательно в этот момент не находиться с ним рядом, чтобы нас тоже не зацепило.
– Тогда мне суждено сгинуть… – с досадой отвечала Альма и высушила кружку браги.
Инквизитор поднял брови от удивления.
– Я вообще заметил, что ты с ним нянчишься, как с младшим братом каким-то. Любовью двух возлюбленных здесь и не пахнет: любая другая бы давно от такого отвернулась, да ушла к кому-нибудь более достойному. А ты его спасаешь, чуть ли не сопли подтирая. Коль нужна ему вторая мама, пусть ищет, авось и найдёт. Себя же губить ради него не стоит. Вот потому и хочется спросить: какой смысл? Да и есть ли?
– Есть! – твёрдо отвечала девушка и покивала головой, как бы соглашаясь сама с собой, – точно есть! Когда я с ним познакомилась, он был… Другим, совсем другим – человеком, с которым не пропадёшь и в самую страшную беду. Если тебе интересно, могу рассказать.
– Валяй. – Улыбнулся Реммет. Ему и самому стало интересно узнать побольше об этом молокососе, пусть по годам инквизитор и был немного старше Нистрама.
– Когда познакомились, – начала Альма, – нам было по восемь лет. И произошла эта встреча при самых пренеприятнейших обстоятельствах. В тот день в Ральт, где жила наша семья, к бургомистру в качестве гостя приехал отец Нистрама Ванкред Парадайс. Среди встречавших лорда был и мой отец, как один из самых видных купцов нашего городка в то время. По идее там должна была быть и я, но вместо этого пошла гулять по окраинам, гоняя ворон. Как раз видела одним глазом момент заезда лорда Ванкреда в Ральт, перед тем как пошла гулять дальше. И, к моему несчастью, наткнулась на пару хулиганов чуть старше меня. Они начал приставать, дёргать за косички. В общем, делали всё, чем занимаются обыкновенные паршивцы. И когда я думала, что уже не отвяжусь от них, появился Нистрам, решивший при въезде в город слинять о старшего брата. Он был… – Альма рассмеялась, – с щитом и мечом из дерева. Воскликнул: «Не смейте тронуть прекрасную принцессу, разбойники!» – и ринулся на них. А эти его так сильно избили… Как сейчас помню Нистрама, валявшегося в грязи, получавшего удары по ногам, по спине… Он же за меня там страдал! Я пыталась помочь, но сделать ничего не смогла, разумеется, – усмехнулась, – куда мне против мальчишек. А эти хулиганы прекратили, когда перепугались, увидев, что тот не двигался – думали, что убили его. В тот момент и слиняли. Потом я с трудом подняла Нистрама на ноги, отмыла от грязи. Он поблагодарил, попрощались, было, но, когда начали расходиться, оказалось, что нам по пути. Потом родители нас сильно ругали, этим сорванцам отрубили по кисти правой руки – всё-таки они на сына лорда руку подняли, а старшего брата Нистрама этот старый козёл наказал пятью ударами плетью за то, что недосмотрел. Мы же с Нистрамом после этого случая дружить начали. Старались видеться чаще.
Альма довольно улыбнулась и пустила скупую слезу.
– Это был поступок достойный мужчины, – кивнул Реммет.
– А что потом было… – довольно улыбнулась Альма, – он мне во время одной из прогулок из тоненькой веточки молодого кустарника колечко сделал и предложил стать его женой, представляешь?
– Ничего себе! И потом ты, наверно, рассмеялась или, быть может, дала ему пощёчину?
– Нет. Я ответила согласием, – пожала плечами Альма, глядя в пустоту, – так что мы с ним уже, считай, обручены, Реммет. И мне с ним теперь по жизни… – последние слова проговорила ни много, ни мало обречённо.
– Ну-с, колечко из веточки, это серьёзно. Прямо, обязывает ко всему.
– Эй! Хватит, Реммет! – усмехнулась Альма, глядя на инквизитора, не скрывавшего иронии, – знаю, что глупо, но в своих мечтах я всё так себе и представляла. А потому счастлива.
– Да я ничего не говорю! – отвечал тот, помотав головой, – действительно интересно и романтично. Да и приятно осознавать, что в наше время молодёжь не забывает о том, что такое честь, верность и клятва. Вы будете хорошей парой, – сам же до сих пор удивлялся тому, что Альма в нём нашла, объяснив для себя их юностью.
– Просто я хочу, чтобы ты понимал, почему я так его люблю и ценю, что готова ради него и в огонь, и в воду лезть, и даже нянчиться, пусть он дурень, каких ещё поискать надо. Вы, понятное дело, этого не понимаете и не поймёте. Никто не понимает. Но для меня это как единственный луч света, пробивающийся сквозь плотный строй туч. Это настоящая любовь.
Ирония с лица Реммета тут же исчезла, и он искренне улыбнулся Альме, ответив:
– Вы молодцы. Я счастлив видеть, как любите друг друга. Надеюсь, боги благословят ваш союз.
– Да! – кивнула девушка, – именно так. В этом можешь не сомневаться. А ещё будь уверен в том, что я скажу сейчас, – нахмурилась, – я верю в него. Убеждена, что уже завтра Нистрам станет человеком, которым я буду гордиться. Он ещё совершит поступки, за которые про него будут слагать легенды. Нистрам только выглядит, как инфантильный дурачок. Но таким себя только выставляет, поверь. Он другой, хороший. Он человечище с огромным сердцем! Ни капельки не сомневаюсь в этом, и очень хочу, чтобы не сомневался и ты.
– И не посмею думать иначе, – отвечал Реммет, преклонив голову.
И вдруг вся таверна услышала мощный удар кружки с брагой по столу. Это был Велеон, гневно глядевший на перепугавшегося от такой неожиданности Нистрама.
– Да я ни в жизнь не поверю, что ты на такое способен, трепло…
– Я докажу тебе! – отвечал Нистрам и взглянул на трактирщика, – а ну неси яблоко, смерд!!!
Наёмники порядком посмеялись над словом смерд. Они с собой так какому-то карасю обращаться бы не посмели. Трактирщик же, глядя на Нистрама, то ли испуганно и покорно, то ли покраснев от ярости, но исполнил его указание точно, быстро и покорно. Хотя, боялся больше не его, а наёмников, понимая, что те могут при желании устроить в его трактире.
– Только здесь не стрелять… – робко пробормотал он.
– Тебя не спросил! – грубо отвечал Велеон и тут же забрал яблоко из его рук, а потом поставил на стол.
– На что спорим?
Нистрам, трясущийся от страха, удивился:
– А какой смысл спорить?
– А ты думаешь, коли говоришь, что сможешь, будучи пьяным в дупель, с расстояния от входа в таверну до противоположной стены выстрелить точно в яблоко на голове у человека, то так мы тебе сразу и поверим? – грозно взглянул на юнца Велеон, сказав это даже не запнувшись, хотя был изрядно расслаблен от браги и вина, – я, например, не верю. Поэтому и хочуповысить ставки.
– Да я не знаю даже… – Нистрам уже чувствовал, что зря чесал языком, но нелёгкая, заставившая доказывать, что сын Ванкреда Парадайса не пустое место, его повела, очевидно, совсем не в ту сторону, чему сам юноша явно был не рад. Правда, с собственной гордыней справиться был не в состоянии, а потому иначе поступить уже не мог.
– Да чего ты там не знаешь?! Какого хера заднюю даёшь?! – возмутился Велеон, – коли говорил, что можешь, так и доказывай, раз мужик! Каждый, у кого яйца есть, за свой базар отвечает. Вот и отвечай, щенок, а не скули!
– На что спорим? – тут же твёрдо спросил Нистрам. Когда Велеон назвал его щенком, у него лицо резко исказилось в гримасе гнева и боли, да такой сильной, что, казалось, это оскорбление он слышал не впервой, но ответить на него что-либо был попросту неспособен, ибо в жизни ничего толком не добился. Выходит, действительно щенок в сравнении с остальными. Потому и вынужден был сейчас всё это проглатывать, даже не зная, что и ответить, а делать это ему было невероятно противно. Всё-таки Велеон мешал с грязью не абы кого, а сына самого лорда Ванкреда Парадайса – героя многочисленных войн, уважаемого во многих королевствах человека.
Глаза наёмника сверкнули:
– Ну, что ж… Коли попадёшь в яблоко, я все деньги, как свои, так и моих наёмников тебе отдам, – люди его рассержено завыли, но Велеон любое недовольство резко пресёк, – молчать! – потом снова взглянул на Нистрама, – А коли промахнёшься, то заплатишь нам втрое больше, чем мы должны будем тебе, если попадёшь, – протянул кисть, – по рукам?
– А почему это вы мне заплатите в однократном размере?
– Потому что я-то знаю… – рассмеялся Велеон и помотал головой, – ты не попадёшь, щенок.
– Попаду! – глаза Нистрама налились яростью, а кулаки сжались так сильно от переполнявшей его злобы, что, казалось, сам себе пальцы сломает.
– Так докажи… Щенок, – наёмник протянул руку.
– По рукам! – воскликнул Нистрам, и они с Велеоном обменялись крепким рукопожатием. Точнее первый с невероятным трудом терпел боль от крепкой, как тиски, руки наёмника.
– Ну, вот! Каждый в трактире теперь свидетель. И это хорошо, а то я думал, ты сольёшься, как трусливая собачонка. Но ты целеустремлённый, и это мне нравится. Что будет дальше, посмотрим. Ну, а пока напивайся, – ухмыльнулся тот, – чтобы быть в дупель, как мы и условились…
Нистрам загорелся азартом.
– Трактирщик, браги!
Боги наши, что тут потом началось! Трактир превратился в настоящий базар, где крики, духота и ор сводили с ума все посторонних. При этом Нистрам, и так с трудом говоривший от вдарившего в голову хмеля, почти без передышки выдул восемь или десять кружек браги, доведя себя до такого состояния, что его сначала вырвало, а потом ещё и качался из стороны в сторону, будто матрос в сильнейший шторм, задевая ещё при этом уголок каждого стола.
Всё это время беспокоившаяся Альма с большой опаской смотрела то на своего суженого, превратившегося в настоящий овощ, то на безучастно наблюдавшего за происходящим Реммета. Тот же не придавал серьёзного значения событиям, отвечая на её вопросы:
– Да ты не волнуйся! Сейчас он напьётся до такой степени, что вырубится. Потом мы его под шумок отнесём спать. Наёмники сами уснут и всё забудут под утро. Да и стрелять здесь трактирщик не позволит. А на улице темно, стрелять там нельзя, кроме как разве что наугад. Так что не волнуйся! Никаких проблем не будет.
Но Альма была испугана так, что успокоиться уже была не в состоянии. Руки тряслись, а голос дрожал.
– Я не знаю, Реммет…
– Да всё хорошо будет! Не переживай!
– Если что поможешь? – она вновь взглянула на инквизитора тем же взглядом, растерзавшим своей милостью его сердце тогда при первой встрече. И вот сейчас снова. И чувствовал Реммет, что лезть в это дело не надо, что ни к чему хорошему ситуация не приведёт, но отказать Альме был не в состоянии.
– Помогу.
– Поклянись своей честью и достоинством, инквизитор! Поклянись богами!
Реммет вздохнул.
– Клянусь честью, достоинством и богами, что помогу.
– Хорошо… – облегчённо вздохнула Альма, кивнув инквизитору. Только эти слова его и успокоили её душу, хотя ещё пару мгновений назад она себе места не находила. Реммет же в очередной раз корил себя и кодекс инквизиторов, что вынужден был помогать людям, которых в мирской жизни послал бы куда подальше, забив и на честь, и на благородство. Но сделать с этим к большому сожалению для себя и счастью для Альмы ничего не мог. Лишь с подозрением глядел на одного из ландскнехтов Велеона, зачем-то выходившего наружу, а потом быстро вернувшегося обратно.
Тем временем Нистрам уже дошёл до кондиции. С трудом стоя на ногах, он в полусознательном состоянии опёрся на стол и куковал, опустив голову. Заметивший это один из наёмников осмотрел беднягу и торжественно объявил, похлопав юнца по плечу:
– Пацан готов к великим свершениям!
– Шикарно! – хлопнул в ладоши Велеон.
Нистрам очнулся и спросил:
– Всё? Мы готовы?
– Разумеется! – отвечал наёмник, потирая руки, – тебя только и ждём.
Тут вмешался трактирщик.
– Стрелять только на улице! – потребовал он.
– Тебя не спросил… – усмехнулся Велеон.
– Если хочешь пальбу устроить, делай это снаружи, но здесь я не позволю.
– Там темно, если ты не заметил.
– Ну, слушайте… Раз так, то, может быть, отменим всё? – пробурчал себе под нос Нистрам.
– Не! – отвечал Велеон, – для чистоты эксперимента здесь будем стрелять, и баста! – и рявкнул он так, что у трактирщика поджилки затряслись.
– Если посмеешь, то я выгоню тебя! – чуть заикаясь от страха, отвечал тот.
– Меня? – усмехнулся наёмник, – я так не думаю.
И вдруг тот человек Велеона, что выходил на улицу, вытащил из-под колета пистолет, нацелив его на трактирщика. Тот опешил от такой наглости, да тут ещё и сам Велеон хорошенько врезал ему по морде. Несчастный грохнулся на землю, потеряв несколько зубов, до того сильным был удар у Пантри. Потом наёмники схватили сына трактирщика и подтащили его к стенке, несмотря на мольбы отца.
– Готов? – спросил Велеон, исподлобья взглянув на Нистрама.
– Да! – отвечал тот.
– Тогда дайте ему ствол.
Наёмники выполнили приказ командира, дали суженому Альмы пистолет, и тот медленно направился ближе к выходу из трактира, встав рядом около двери. По его уверенному и хмурому виду казалось, что готов он идти до конца, но в глазах читалась растерянность. Впрочем, попробуй, да разгадай, что в мыслях у пьяной морды творится. Порою это даже самый великий ясновидец разгадать не сможет, а тут ещё Нистрам так нажрался…
– Он хорошо стреляет? – спросил у Альмы Реммет.
– На трезвую голову с такого расстояния по кувшинам вполне, – взволнованно отвечала она, всё сильнее переживая за своего суженого. Поначалу верила словам инквизитора, мол, Нистрам напьётся до такой степени, что даже стоять не сможет. А вместо этого он, как назло, выглядел со стороны вроде бы крепким, как огурчик, если сравнивать с какими-нибудь алкашами из смердов. Иной раз вообще могло показаться, якобы был абсолютно трезв. Но стоило присмотреться, как тут же становилось понятно, с каким трудом ему даются попытки не упасть на пол, развалившись в позе морской звезды. Потому стоит отдать должное тому, насколько сейчас был упрям в своём желании показать, каков он в деле – Нистрам, сын Ванкреда Парадайса. Такое упорство бы каждому человеку, да в нужное русло. Авось, так и забудут все люди про войны, природные ненастья, болезни и прочие неприятнейшие напасти. А, может быть, все бедствия усугубят.
– Стой ровно и не смей трястись! – потребовал Велеон от сына трактирщика. Тот с трудом старался устоять на ногах, ставших для его отяжелевшего от страха тела двумя хлипкими, тоненькими хворостинками, которые при желании, как может показаться, и взглядом сломать можно.
– Пожалуйста, господин… Помилуйте! – мальчишке было очень тяжело.
– Ровно встал, сосунок!!! – кое-как сын трактирщика успокоился, и Велеон поставил яблоко ему прямо на макушку, потом взглянул на Нистрама и отошёл, добавив, – как будешь готов, стреляй!
В зале настала столь гробовая тишина, что даже было слышно муху, летающую под потолком. Каждый взгляд фокусировался поочерёдно то на Нистраме, то на несчастном мальчике, стараясь буквально словить каждое сокращение мышцы от напряжения. Весь трактир ждал заветного выстрела настолько терпеливо, что никто даже пот со лба не осмеливался вытереть, лишь бы не пропустить выстрел, а моргнуть – это и подавно.
Нистрам, слегка покачивая пистолетом, пытался прицелиться. Тряс голову, чтобы взбодриться, щурился, морщился. Глядя на всё это, Реммет с досадой мотал головой и даже прошептал еле слышно: «Лишь бы осечка…»
И как только, казалось, напряжение достигло своей кульминации, а палец был готов нажать на спусковой крючок, Велеон, глядевший то на Нистрама, то на Альму, вдруг воскликнул:
– Стоп!
Сын трактирщика тут же упал в обморок. Наёмники, увидев это, дико расхохотались, буквально взорвались. И от этой истерики чуть земля не задрожала. Всё накопившееся напряжение выходило из них так резко и быстро, что сдержаться они были не в состоянии.
– Вот слабак… – послышалось где-то в глубине толпы.
И вновь всё осёк Велеон.
– Тишину сделали, волчары!!! – и окинул всех взглядом. Подобрал с пола падшее яблоко, потом, задумавшись, молвил, – я тут сидел и думал, мужики, а не пора ли нам повысить ставки? – все взволнованно навострили уши, – сами посудите. Нашему многоуважаемому (с какой надменностью и высокомерием он это произнёс, можно только удивляться) Нистраму не хватает мотивации, как мне кажется. Поэтому я хочу повысить ставки. Если попадёт в яблоко, заплатим ему пятикратно, если нет, то он нам. Если попытается дать заднюю, заплатит в десять раз больше! – толпа взволнованно загудела, но быстро угомонилась, ожидая очередного слова от Велеона, – по-моему, это хорошая мотивация, но не настолько. Нам нужно что-то действительно интересное, полное азарта и адреналина. А Нистраму источник дополнительной мотивации, чтобы лучше целиться. Согласны?
– Да! – почти хором закричали пьяные наёмники.
– Именно поэтому я прошу, чтобы храбрая леди Альма встала прямо тут у стены с яблоком на голове, в которое и будет целиться наш храбрый и удалой Нистрам, – осмотрел своих, – как смотрите, народ?
Толпа одобрительно заорала, стуча кружками об столы, а Реммет же, заслышав это, предпочёл почитать про себя какую-нибудь коротенькую молитву, ибо после предложения Велеона был уверен, что Нистрам отступить не пожелает.
После такого наглого и бессовестного фактически ультиматума наёмника, на кону стояла не только его честь, но ещё и огромнейшая сумма денег. Очевидно, что Велеон прекрасно понимал степень неплатёжеспособности Нистрама, потому, скорее всего, надеялся содрать эти деньги с его отца – известного богача на многие вёрсты вперёд. Суженый Альмы, наоборот, понимал, что если проиграет, то такую сумму денег просто не поднимет, а если выиграет, то и все украденные для найма ландскнехтов цельдии сумеет отцу вернуть. Так что иного выхода, кроме как рискнуть, Нистрам не увидел, именно поэтому его ответ на предложение Велеона был очевиден.
И пока все веселились, только молодым возлюбленным сейчас было не до смеха, криков или приятных слов для всех трёх богов. Они напряжённо глядели друг на друга, не говоря ничего, старались даже звука не издать. Каждый ожидал первого слова от партнёра, не от себя, будто ступали сейчас по лезвию ножа, боясь оступиться. Впрочем, и без всяких слов по одному только напряжённому и одновременно растерянному выражению лица Нистрама, а также гневу и недоумению, исходившему от Альмы, было понятно, как каждый из них относился к возникшей проблеме. И вроде бы показалось, что девушка не говоря ни слова одним только взглядом сумела отговорить Нистрама и не рисковать. Создавалось такое чувство, что вот уже ещё чуть-чуть, и Нистрам сдастся, согласится заплатить наёмникам, какой бы высокой ни была сумма, но тут же вмешался Велеон.
– Я смотрю, у нашего лордика нет стержня мужского, – схватился ладонью за пах, – раз поклялся, что сможешь это сделать, так сделай. А если ссыкло и трепло, то так и скажи. Никто не будет тебя трогать или осуждать. Но это при условии, если язык в жопу раз и навсегда засунешь и заплатишь нам бабки, про которые уговор был. А будешь и дальше выёбываться, морду тебе разукрасим так, что мать родная не узнает. В этом ты уж не сомневайся, – прищурился, – или погоди-ка… Быть может, твоя дама сердца вставать не хочет? Так ты заставь! Кто у вас там мужик? Ты или она? – рассмеялся, – хотя, чего я спрашиваю… Раз уж она тебя из передряги вытаскивала, а не наоборот, то тут всё ясно – ты баба. Выходит, что выбор очевиден, да, малец?
Даже подумать страшно, какая буря бушевала в этот момент в душе у Нистрама. Лицо его перекосило от ярости и боли, ибо он и в страшном сне представить не мог, что родившись сыном одного из самых известных лордов западных королевств, будет во взрослом возрасте терпеть такие унижения от вонючего, грязного, мерзкого, аморального и крайне невоспитанного ландскнехта, по которому проклятый Маггот в своих подземных темницах боли и ужаса плачет. Парень озлобленно взглянул на Велеона, потом на Альму и повелевал ей вполголоса:
– Встать к стене!
Та ушам своим поверить не могла, потому трясущимся от растерянности тихим, слабым голоском переспросила:
– Что?
– Встань к стене! – произнёс он громче.
– Нистрам, что ты такое говоришь?! – по щеке её пробежали первые слёзы.
– Живо!
– Пожалуйста, Нистрам, успокойся!
– Я приказываю тебе! – чётким командным голосом продолжал он.
– Прекрати! Не надо!
Парень прорычал, будто лев:
– Ты клялась в верности мне. В верности и послушании, как жена послушна мужу! Так?
– Нистрам, я…
– Встать к стене, сука!
– Что?! – в истерике закричала Альма.
– К стене!!!
Тут вмешался Реммет.
– Нистрам! – тот озлобленно покосился на инквизитора, – Ради всего святого, возьми себя в руки! Хочешь этого или нет, но ты не попадёшь с такого расстояния в столь маленькую цель, как бы тебе ни хотелось обратного. Главное, запомни, что отступить не стыдно. Хуже потом будет переживать последствия, поверь…
– Не говори мне о последствиях, инквизитор! – огрызался Нистрам, – у меня при любом раскладе всё будет плохо. Но если не рискну, единственным выходом будет петля на шее. А я смогу попасть, так что не отговаривай!
– Ошибаешься. Выход всегда есть.
– Эй! – возмутился Велеон, – закрой-ка свой хлебальник, церковник! Не мешай котёнку становиться истинным львом, достойным сыном отца. И не препятствуй ему в праве воспользоваться своими яйцами, которые тебе отрезали после таинства, и дать шанс мальчишке доказать нам, что он настоящий мужик, а не размазня! – посмотрел на Нистрама, – не слушай инквизитора, дружище! Настаивай на своём и будешь красавой в глазах мужиков! – кивнул на своих.
Глаза юноши тут же загорелись огнём.
– К стене, – он ледяным взглядом посмотрел на Альму без малейшей нотки сочувствия и сожаления с лицом каменным, да настолько, что, казалось, вся его любовь, все чувства к ней исчезли в доли мгновения. Какой-то неведомо откуда взявшейся морозной стужей повеяло от Нистрама в этот момент. Такой, которая вытрясла из бедной девушки всю душу, после чего та тут же успокоилась, а слёзы перестали течь по её щекам бурной рекой, смывавшей до этого момента всё на своём пути. После Нистрам добавил остывшим голосом с ноткой лёгкой хрипотцы лишь одно короткое, – живо…
Альма, недолго думая, спокойно ответила:
– Как пожелаешь…
Поднялась со скамьи и, нахмурившись, двинулась к стене, попутно разглядывая любопытные лица остальных наёмников, которые уже поспешили сделать свои ставки на точность выстрела и в умах своих пожалеть бедняжку, которую скоро заберёт к себе бог смерти.
И, разумеется, на попадание никто не поставил. Некоторые догадки были связаны с тем, что прострелит в несчастной девушке Нистрам, промахнувшись: голову, ногу или живот. Остальные вполне логично предполагали, что пострадает сегодня только стена трактира.
Когда Альма встала подле Велеона, тот с широкой ухмылкой на роже подал ей яблоко, а она в ярости схватила его, потом развернулась к Нистраму, гордо вытянула спину, приподняла подбородок и поставила спелый зелёный плод на голову. Что всех поразило в этот момент, так это то, что девушка дышала спокойно, не тряслась, не дёргалась, а взгляд её прекрасный источал такую болезненную печаль, что некоторые наёмники сразу отвернулись, почувствовав, как сжалось сердце у них в груди. Ещё бы! Такая красота может погибнуть…
И вот Нистрам взвёл курок. Наступила тишина, какой и на кладбище не услышишь. А тут даже шум в ушах был различим с тем, какой бывает только тогда, когда мочками уха прикроешь слуховые каналы, дабы исключить любые посторонние звуки.
Так и ожидали все развязки в полном напряжения зале таверны, а она предательски долго не наступала. Нистрам и так, и сяк целился, но сконцентрироваться для меткого попадания не мог.
– Отступи, Нистрам, – чуть слышно произнёс Реммет, но всё было без толку.
Парень собрался, сконцентрировался, успокоился, удивительным образом смог перестать раскачиваться из стороны в сторону. Прицелился. Вздохнул и выдохнул в момент нажатия на курок.
Выстрел!
Упавшее на землю яблоко без намёка на попадание прикатилось к ноге Велеона. Тот подобрал его, откусил внушительный кусок и, усмехнувшись, самодовольно произнёс:
– В яблочко!
Бездыханное тело Альмы с простреленной головой упало на пол. Лишь губы её дёргались в предсмертной агонии, алая кровь залила всё лицо и пол, глаза закатились, а дыхание спустя пару мгновений прекратилось.
Нистрам поначалу даже не понял, попал ли он или нет. На долю секунды обрадовался, когда упало яблоко: думал, что как всегда метко положил в цель. Но стоило только Альме упасть, как тут же ошарашено уставился на её тело. Губы с руками задрожали, а ноги будто набили ватой. Даже сейчас он толком не осознал, что убил свою любовь. В голове возникли глупые мысли, мол, а вдруг это неудачная шутка его возлюбленной? А, может быть, потеряла сознание от волнения? Или ещё хуже: вдруг это галлюцинация от опьянения?
Трясущимся голосом он прошептал:
– Альма… – уронив пистолет на пол, двинулся к ней под аккомпанемент из смешков, хрюканья и настоящих истерик людей Велеона, которые, увидев гибель девушки, не смог сдержать смеха, глядя на Нистрама, всё быстрее возвращавшегося из пьяного бреда в обыденную для всех реальность. И чем ближе подходил, тем сильнее была истерика от осознания того, что только что случилось, – Альма!
Остальные наёмники с грустью сняли шляпы, положив руку на сердце. Лишь Велеон и тот наёмник, что принёс пистолет, испытывали восторг от происходящего. Они оба ставили на выстрел в голову.
Продолжая выкрикивать имя Альмы, Нистрам ринулся к ней, пал на колени, в ужасе, заливаясь горькими слезами, обнял её бездыханное тело и начал жалобно выть, захлёбываясь в собственных соплях. И выглядел он так жалко, что у ландскнехтов это вызвало ещё больший хохот.
Не меньше Нистрама в этот момент из-за смерти девушки переживал, пожалуй, только Реммет. Сидел, горько горюя за бедняжку, даже не подозревавшую, что спасение её возлюбленного обернётся позже смертью от его же рук. Тех самых, что готова была целовать днями и ночами, не переставая испытывать к нему безумную любовь. Закрыв глаза, инквизитор начал читать коротенькую молитву за упокой и трогать себя ладонью в тех местах, где были переломаны кости полубога Идвенса, казнённого дикими мурайшитами Молотом боли за свою веру и полубожественное естество. Когда закончил, то встал и собирался, было, уходить, но, взглянув на униженного и жалкого Нистрама, у которого из носа вытекла длиннющая сопля, и наёмников, кидавшихся в него обглоданными костями, разжалобился и понял, что более в стороне оставаться не может. Поэтому вышел на улицу.
А в трактире после рокового выстрела творилась настоящая вакханалия, будто армия Маггота вырвалась из своих замурованных богами подземелий наружу и решила свести бедного Нистрама с ума. Он сидел весь бледный, казалось, уже протрезвевший, держал на руках окровавленную голову Альмы и гладил её пропитанные гемой волосы. Закончились уже и слёзы, и глотка его охрипла от диких завываний, он просто сидел весь холодный, глядя в никуда и слушая лишь хохот и восторженные крики наёмников Велеона, разбогатевших сегодня на порядок. Тот же никак не унимался, упиваясь собственным моральным уродством: бросил съеденное наполовину яблоко, глянул на беднягу Нистрама и воскликнул:
– Предложи мне кто-нибудь поспорить, я бы, скорее, желающего заключить пари послал к чёртовой матери, нежели стал вытворять подобные фокусы. Возможно, кто-нибудь и смог бы, но пьяным, да с такого расстояния… – наёмник помотал головой, а Нистрам тут же взглянул на Велеона, будто пытаясь сжечь того взглядом. Тот же пожал плечами и сухо добавил в конце, – это невозможно.
– И трезвым-то никто не сможет! – почти вторил ему принёсший пистолет ландскнехт.
– Но это уже не так важно, – развёл руками Велеон и рассмеялся, – ибо ты нам задолжал сегодня столько денег, что расплачиваться, наверно, до старости будешь. Одно только интересно, щенок… – почесал подбородок, – как отрабатывать будешь? Ртом или жопой?
Наёмники снова стали хохотать, уже почти катаясь по полу от смеха. Когда притихли, Нистрам дрожащим от переполнявших его ненависти и внутренней боли голосом, как одинокий маленький козлик, зашедший в лес к голодным волчарам, блеял:
– Да как вы смеете в час такой скорби спрашивать меня о деньгах?!
– Мы теперь с тобой можем делать всё, что захотим, лордик. Долги ведь нужно возвращать, не забывай. Если не отдашь, то не убьём, но и не отпустим. Зато мучиться тебе придётся долго… – протянул звук «о», дабы ярче показать, в какую передрягу попал бедняга Нистрам.
Внезапно раздался выстрел. Следом все находившиеся в здании услышали треск упавших на пол осколков разбившейся бутылки – её уронил один из ландскнехтов за самым дальним от выхода столом испугавшийся не на шутку от такой неожиданности. Потом повернулись в сторону выстрела и увидели около входа Реммета, засовывавшего пистолет, за которым он вышел, за пояс. Следом он тут же достал два и прицелился в наёмников. Невероятно, но с той же позиции, что Нистрам, инквизитор попал в лежавший на столе помидор, находившийся на столе, где сидел тот самый вояка, уронивший бутылку. Расстояние было в полтора раза более дальнее от стрелка, нежели то, где стояла Альма с яблоком на голове. Тот наёмник, что принёс пистолет для Нистрама, шокировано обернулся и взглянул на Реммета.
– Не может быть! – он сам поверить не мог, что мгновение назад вторил Велеону, якобы подобный выстрел и трезвый на таком расстоянии не сумеет сделать. Теперь же сидел с открытым ртом, глазам своим не веря.
Реммет медленно начал подходить к Нистраму, целясь во врагов из пистолетов. Ландскнехты мигом притихли. Лишь Велеон, гордо подняв голову, вышел вперёд и встал между инквизитором и Нистрамом.
– Куда это ты попёр, церковник?! – остановил Реммета, упираясь рукой в его грудь. Тот остановился.
– Забрать парня и тело его женщины с собой, дабы вам не достались… – спокойный голос инквизитора нервировал Велеона.
– Чёрта-с два, церковник! Его жопа теперь нам принадлежит. А тебе бы по уму спасаться бегством. Нас тут три десятка, а ты один.
– Вас всего восемь, – прищурился Реммет.
Сразу после этих слов со спины к Велеону подошёл один из его людей и оттянул своего командира назад, проговорив вполголоса:
– С ума сошёл?! Кому угрожаешь?! Это же инквизитор, мать его ети! Если хоть пальцем его тронем, нас церковники достанут, и тогда в следующий раз только на попойке у Маггота в его ледяных подземельях встретимся! Ты прости, но я желанием не горю без головы остаться. Остальные того же мнения. Одумайся!
Велеон обернулся и увидел, как трусливо его люди опустили свои глаза вниз, всем видом показывая, что не желали лезть на инквизитора. Сказать, что он сейчас был своими разочарован, ничего не сказать. Реммет же, приметив это, иронично отметил:
– Теперь ты остался один. Не страшно против меня идти? – чуть улыбнулся. Наёмник в ответ ничего в этот раз не сказал. Лишь взглянул на Реммета и то ли огрызнулся, то ли улыбнулся ему, после чего отошёл назад, нервно покусывая губы. Инквизитор же прошёл вперёд и молвил Нистраму, – бери тело и уходим!
Тот с невероятным трудом смог взвалить на себя мёртвую Альму, которую до трагедии на руках подкидывал. А сейчас еле стоял с ней наперевес с трясущимися руками и коленками, после чего медленно, пошатываясь, направился к выходу, умоляя богов лишь об одном – не уронить тело.
Реммет же взял в руки пистолет, который дал Нистрам наёмник, внимательно изучил его и с удивлением обнаружил, что ствол был чуть загнут вниз. Инквизитор покачал головой и засунул пистолет за пояс. Потом огляделся, поклонился по всем правилам этикета и тут же удалился из трактира следом за Нистрамом.
Что потом произошло, с трудом можно объяснить. Оставшийся внутри трактира Велеон, вроде бы отступивший перед могуществом, авторитетом и властью инквизитора, вдруг начал упрекать своих в трусости. Ярости его не было предела, а истошные крики наёмника хорошо слышались и на улице. И чем сильнее разрывалась его глотка, чем больше мата источал его сгнивший язык, тем лучше Реммет понимал, что без пролитой крови он, увы, из этого проклятого трактира не уедет.
Только услышал настоящий рёв, выходя на улицу: «Я это просто так не оставлю!!!» – тут же достал палаш и дагу, приготовившись встречать Велеона.
Тот выскочил из трактира так, будто там пожар начался. Весь был от злобы покрасневший, яростно рычал, и только нашёл взглядом инквизитора, тут же воскликнул:
– Я твою голову требую, церковник!
– Приди и возьми… – спокойно отвечал Реммет, развёл руками и встал в боевую стойку. Велеон, качаясь, будто медведь-шатун по весне от всего выпитого им алкоголя, взял свою шпагу с дагой и медленно пошёл на инквизитора, на деле больше вызывая смех, нежели угрозу. Но инквизитор даже не собирался сбрасывать соперника со счетов, недооценивая его способности.
Наёмник подошёл к своей лошади, достал шпагу и дагу и встал напротив Реммета.
Посмотреть на схватку вышли все, кто находился в трактире. Встали в полукруг и приготовились ловить каждое движение фехтовальщиков.
Но, увы, интересной схватки не вышло, ибо нажрался в трактире, как свинья, не только Нистрам. Стоило Велеону пойти на выпад, как Реммет тут же воспользовался его хмельной заторможенностью, быстро парировал удары, выбил из рук шпагу, в развороте рубанул ландскнехта по животу, выпустив наружу кишки, и тот сию же секунду пал на колени, стараясь, удержать руками вываливавшиеся на уличную грязь внутренности. Народ ахнул от жуткой картины, а Велеон испуганно приоткрыл рот, не в силах поверить в такой исход. В глазах его читались шок, растерянность и ужас – он явно не думал, что не сумеет одолеть инквизитора, очевидно, переоценив свои силы.
Тот же, увидев открытый рот наёмника, тут же воткнул туда палаш, острие которого вышло наружу между шеей и затылочной костью. Наёмник в последний раз взглянул на Реммета, хрипло постанывая, а он лишь помотал головой, да спокойно молвил:
– Это тебе в наказание за грязный и гнилой язык… – вытащил палаш и вытер кровь о рубашку Велеона, после чего тот грохнулся на землю с таким звуком, будто в грязь уронили огромный мешок с навозом.
Наёмники из остальных отрядов испуганно глянули на инквизитора, а тот, нагло ухмыльнувшись, отдал им честь, оделся и сел на лошадь. Люди Велеона же были порядком возмущены. Один из них вышел вперёд и ткнул пальцем на Нистрама, который положил тело Альмы на свою лошадь и оседлал её следом.
– Стой-ка, инквизитор! Паренёк проиграл спор, поэтому торчит нам деньги! Если уедет, то как он их нам отдаст?
Реммет исподлобья осмотрел людей Велеона, цокнул языком, недовольно помотал головой, а потом улыбнулся, да воскликнул остальным ландскнехтам:
– Наёмники! Солдаты! Мы с вами вместе пролили свою кровь, спасая парня, – кивнул на Нистрама, – потеряв по итогам множество наших убитыми в схватке с теми головорезами. И наверняка не только меня в той мясорубке волновал кое-какой вопрос. А почему нас не прикрыли огнём согласно плану Велеон и его люди? Они оправдывались тем, что не успели на бой вовремя. Якобы, их задержали несколько разбойников. Это ложь, друзья! Они специально не пришли на помощь, чтобы мы все погибли, а они б остались в живых и получили больше денег от леди Альмы. Прощать их за это, как простил только что я, или наказывать, как только что покарал Велеона, решать только вам. Но как представитель церкви считаю, что если убьёте их за обман, то это будет справедливая расправа в соответствии с законом мироустройства и «Великой Альдой». А если у властей к вам появится вопрос, почему перегрызли глотки этим подонкам, скажете, что вас благословил Реммет из Зельдена. И ничего вам за это не будет. А мне же остаётся только сердечно попрощаться, друзья! Желаю вам не остаться по жизни с пустым кошельком, ландскнехты!
Наёмники нервно переглянулись. Один из людей Велеона трясущимся голосом промямлил:
– Да вы чего, мужики? Он же врёт! Чего вы так на нас смотрите то, а?! Эта инквизиторская шавка нагло лжёт!!!
Но оправдания его слушать уже никто не хотел.
– Мужики, мочи их!
Началась драка, переросшая по мере того, сколько народу добиралось до оружия, в мясорубку и перестрелку. Реммет же с Нистрамом под шумок ринулись прочь, оставив за спиной эхо разгорающейся схватки.
***
Покинув трактир уже после заката, они пару часов плутали в темноте, пока на их счастье из-за туч не выглянула полная луна. Её свет позволил путникам найти рядом с дорогой небольшую поляну, окружённую редкими деревьями и остановиться здесь на ночлег. Там же неподалёку Нистрам решил похоронить и Альму. Конечно, куда лучше было бы привезти тело девушки домой, да предать земле плоть несчастной там. Но когда её отец разузнал, что его дочка шляется с самым убогим из сыновей Ванкреда Парадайса, то пообещал той, если вернётся домой, прибить её труп с выпущенными кишками над воротами своей усадьбы. Потому везти тело Альмы туда было бессмысленно. Так и решил Нистрам предать её тело земле здесь. Укутал её в свой плащ, быстро выкопал неглубокую могилу, да засыпал землёй, а Реммет прочитал заупокойную молитву.
Потом протянул Нистраму пистолет.
– У него ствол кривой.
Тот взял оружие, осмотрел его, с горечью вздохнул и выдавил из себя:
– Значит, если бы не это, то попал бы? Значит, шанс был? – ещё больше поникнув, взглянул на инквизитора, но тот уже отошёл и начал заниматься своими делами. Нистрам же поначалу пистолет захотел выбросить, но потом засунул за пазуху. А потом тоже принялся свои вещи разбирать.
Как закончили, развели костёр и сели греться возле него, да слушать треск головешек. И были преисполнены они раздумий и тревог.
Первым молчание решил нарушить Нистрам, ибо после произошедшего он к тому времени достаточно протрезвевший просто не мог найти себе места, переваривая то, что произошло. Мысли, разбросанные по углам его разума, похожего на свалку, как фрагменты мозаики, никак не могли соединиться воедино. Лицо сильно корчилось от душевной боли. В таком состоянии Нистраму этот диалог был жизненно необходим, чтобы успокоить себя и найти объяснение произошедшему. А так как общаться было больше не с кем, он и обратился к нахмурившемуся Реммету с единственным вопросом:
– Как я буду наказан богами в загробной жизни?
– А никак… – сухо отвечал инквизитор, явно не расположенный к беседе.
– Никак? – удивился Нистрам.
– Абсолютно.
– А почему?
Реммет недовольно поглядел на своего спутника.
– А разве этим вечером не ты наказал сам себя, убив возлюбленную? Тебе не кажется, что такого наказания было предостаточно?
Нистрам стыдливо опустил взгляд, уткнувшись глазами в костёр.
– Я просто уничтожил себя…
– Вот то-то и оно, – пожал плечами Реммет и подкинул дрова в костёр. Пламя разгорелось сильнее, чуть обжигая лица, будто Маггот решил слегка позабавиться с грешниками.
Нистрам чуть усмехнувшись, отвечал.
– Просто хотел узнать. Надеялся на что-нибудь особенно невыносимое, – кивнул на костёр, – думаю, я это заслужил. Хочется попросить богов, чтобы не жалели…
Реммет помотал головой.
– Богов можешь попросить о чём хочешь, и они дадут. Только какой в твоём случае толк? Разве это изменит тебя? Сделает лучше?
– То, что нас не убивает… – начал, было, возражать Нистрам.
– Чушь собачья! – рявкнул Реммет, перебив своего несчастного спутника – тебя уже ничего сильнее не сделает, потому что изначально путь пропащий выбрал. Слушал я ваш с Альмой разговор. Ты говорил, что выкручиваться приходится, потому что отец всё наследство старшему сыну отдал, а тебя без гроша оставил и, считай, фамилии своей лишил. Интересно мне, как долго ещё будешь крутиться? Пока рядом не погибнут все близкие, а родовой замок отца не сожгут такие вот отъявленные негодяи, как Велеон, которым ты по дурости своей денег задолжал?! Предыдущая проблема, из-за чего ты в плен к разбойникам попал, тоже случилась, потому что за языком не следил и чушь порол?! У тебя, я заметил, он уж очень длинный – до Дарвунда доведёт, если потребуется. Только вот выживешь ли ты в следующий раз, это совсем другой вопрос. И ладно, если погибнешь сам, но, как видишь, и другие могут отправиться к праотцам по твоей вине. Да и кому будет охота спасать тебя вновь? В следующий раз никто палец о палец не ударит, чтобы помочь, ибо ты сам выбрал тропинку через трясину, чтобы путь скоротать. А застрянешь там, и даже боги тебя не услышат. В этот раз они простили и свели нас вместе. Именно поэтому ты жив, а не отдаёшь долг наёмникам собственным телом, как они хотели. Но в следующий раз меня рядом не будет. Кто тебя спасёт тогда? Как выкрутишься?
– Что-нибудь придумаю… – буркнул себе под нос Нистрам, съёжившись. Потом рассмеялся от бессилия, понимая, какую глупость сморозил. Реммет хмуро глянул на него и тяжело вздохнул. А когда тот успокоился, продолжал, – мне ведь всегда очень хотелось, чтобы Альма мной гордилась, чтобы над головой её была крыша, а в погребе не иссякали запасы еды и вина. Учитывая, что на наследство она могла не рассчитывать после того, как убежала из отчего дома, а для меня отцом была уготована судьба стать офицером на службе у императора Бревета, то особых перспектив на достойную, обеспеченную жизнь у нас никогда и не было. Разве что я бы смог вступить в армию к какому-нибудь королю за неплохое жалование, только вот военщина… Это совсем не моё. Потому и решил искать возможности заработать другим способом. За это время я и торговал, и в карты на деньги играл, и в авантюры пускался, и мошенничеством занимался… – выдержал паузу, – и даже почти основал собственную мануфактуру, но… – пожал плечами, – увы, ничего не вышло. Делец из меня не очень.
– А в чём ты себя смог бы проявить? – тут же спросил Реммет.
– Мне всегда хотелось в составе королевских экспедиций отправиться на восток и заниматься изучением неизведанных земель: рисовать карты, изучать животных и растения.
– Чего ж ты им не стал?
– У нас с Альмой была любовь. И ради моих стремлений к познанию непознанного терять её уж очень не хотелось… – потом добавил, – только не подумай, что делаю её виноватой в своих неудачах. Нет. Я сам сделал этот выбор. И готов был за него отвечать…
– Готовые отвечать за слова не ищут золотых гор там, где можно увидеть только миражи, ибо это безответственно. Надо было следовать пусть по долгому и тернистому пути, но по которому тебя вели жизнь и судьба, а не искать короткого, но опасного, через который даже трижды благословенный богами не пройдёт. Ты же решил, что сможешь, да и других за собой потянул в погоню за пустой надеждой. И вот результат. Ответственный человек так бы никогда не сделал, а ты, что ни говори, возлагаешь ответственность не на себя, а на других. Так что и тут помалкивай.
– Но я же сказал, что не делаю…
– Помалкивай! – перебил Реммет, но Нистрама последние слова задели настолько, что он себе места не находил.
– Вот так всегда! Хочешь излить душу человеку, а он в ответ вместо того, чтобы посочувствовать, пожалеть, выльет на голову ушат мочи вперемешку с говном. Будто думает, что без него мало…
– Ты и без меня отлично сам себя сейчас жалеешь. Только в этом и проблема конкретно в твоём случае. Обычно так делают ничтожества, неспособные собраться с силой и построить себя. Только и делают, что сутки напролёт жалуются на жестокую жизнь, не в силах что-либо исправить, хотя выход всегда есть. Согласен? – Реммет вопросительно уставился на Нистрама. Тот же предпочёл промолчать, стыдливо опустив взгляд. Инквизитор продолжал, – допустим, что согласен…
– Ну-ну… – вполголоса вставил Нистрам в ответ, усмехнувшись.
– Просто в этом и проблема! – продолжал Реммет. – Перед тем, как ты убил Альму, она говорила со мной о тебе и убеждала, что её любимый Нистрам – это на самом деле хороший человек, просто немного потерявшийся. Она не просила, она требовала, чтобы я поверил в тебя. Уверовала, что обещанный ей судьбой ещё станет тем, кем Альма будет гордиться. Не учитывала она только одного: нытики таковыми стать не могут. И сейчас я как раз вижу совсем не того человека, в которого она заставляла меня поверить. Что это означает? А значит это, что ты просто сейчас предаёшь и позоришь её память. Вот, что ты делаешь.
– Заткнись! – прошипел Нистрам.
– И не подумаю, – усмехнулся инквизитор, хитро прищурив глаза.
– Если так, то хотя бы пистолет дай, чтобы я застрелился… – жалобно протянул в ответ бедняга.
– Ты серьёзно? – церковник приподнял брови от удивления.
– Вполне.
– Про это забудь, – Реммет помотал головой, – очень плохая идея.
– А мне кажется, хорошая.
– Забудь, я говорю…
– Пошёл ты! – Нистрам встал, подошёл к лошади Реммета и достал пистолет. Тут же в пару прыжков рядом оказался инквизитор. Выхватил ствол из рук и уложил беднягу на живот, надавив коленями на болевые точки спины.
– Пожалуйста, убей меня!!! – закричал Нистрам то ли в истерике от боли душевной, то ли от физической.
– Трус ты… – отвечал Реммет, – сначала наломал дров, а теперь надеешься, что не надо будет за косяки отвечать в этой жизни?! А что в таком случае богам скажешь при встрече?! Будешь ныть о своей несчастной судьбе, как мне сейчас, о несбывшихся планах и надеждах, а потом трусливо трястись и надеяться, что высшие простят и смилуются?! Серьёзно думаешь, что это тебе поможет?
Нистрам прошипел:
– А разве боги не прощают? В «Великой Альде» я читал, что покаяние – это дога к прощению! И почему трус?! Попробуй на себя руки наложить! Чтобы это сделать, нужно быть человеком с сердцем храброго льва, как у меня! Поэтому тебе и не понять!
– Правда?
Реммет прицелился и выстрелил выше головы Нистрама.
– Мамочки! – воскликнул тот сразу же после вспышки и в ужасе затрясся, заревел, истекая соплями. Удивительно осознавать, как быстро несчастный бедняга вдруг полюбил жизнь, не желая расставаться с амбициозными планами на будущее, в которые, не имея возможности реализовать, просто верил, предаваясь сладостным мечтаниям, но забывая о жестокой реальности.
Реммет с улыбкой помотал головой, засунул пистолет за пояс и отпустил беднягу.
– Сядь и успокойся.
Нистрам с трудом повиновался, тяжело дышал, не успевал вытирать свежие сопли и слёзы, жалобно постанывал. Потом, чуть успокоившись, промямлил:
– Зачем?
– Затем, чтобы посмотреть, как сильно ты на самом деле хочешь жить.
– И что выяснил?
– Я понял, что смерть для тебя – это слишком простой выход из сложившейся ситуации, – отвечал Реммет, – не скажи мне Альма, что верит в тебя, я бы связал твоё жалкое тельце крепко-накрепко, утром привёз бы в ближайший город к бургомистру с требованием провести суд. И уже после полудня за эту выходку в трактире тебя бы вздёрнули на глазах у всего города. Тебе повезло, что она любила, испытывала жалость и верила. Только и только из уважения к ней, к её силе, решимости, храбрости и непоколебимости перед ликом смерти в последнее секунды перед выстрелом, я не убью тебя, Нистрам. И пока нахожусь рядом, не позволю убить другим, даже тебе самого себя. Хочешь жить, не хочешь – пока я тут, это не тебе решать. А умереть… Умереть ты сможешь потом сам, когда разойдёмся, удавившись в какой-нибудь уборной на удавке через шею, как дворовая псина. Смерть, какую ты по-настоящему заслужил, ибо гибели от пули достойны только самые храбрые. Но если вдруг пожелаешь доказать мне, что Альма была права насчёт тебя, что она тебе небезразлична, а память о ней важна даже для такого трусливого эгоиста, как ты, сначала совершающего глупости, а потом думающего, как бы не понестиответственность за проступок, то взять и умереть ты просто не имеешь права.
Нистрам, немного успокоившись к тому моменту, усмехнулся.
– И ради чего жить теперь, когда моя любимая мертва?!
– Подумай.
– Я не знаю! Я ничего не умею! Учили всегда тому, к чему по жизни не тянуло. Потому не затягивало, потому не учился, потому и не знаю, потому и не умею, – голос был трясущимся и растерянным.
– Так ты, в конце концов, так вот и сказал бы Альме? Что ничего не знаешь и не умеешь? Не стыдно? Она в тебе мужчину видела, а не размазню. Скажи ей такое честно в лицо, и сразу бы её потерял. Какой женщине нужен бесперспективный слизняк? Неужели, ты действительно не видишь вообще никакого выхода из болота, куда загнал себя? Неужели ты всерьёз не знаешь, куда податься?
– А, может быть, подскажешь, как быть, раз такой мудрец?! А то я слишком тупой – не понимаю… – у Нистрама от ярости снова начиналась истерика.
– Тебе надо жизнь изменить, дурень! – воскликнул Реммет, – меняться к лучшему! Перестать заниматься самодурством и лезть в авантюры с сомнительными перспективами, а потом трусливо отказываться от обязательств и в конце ныть о тяжёлой жизни в надежде на прощение. Вот, что нужно делать!
– И как, интересно, мне изменить жизнь, если я ничего больше не могу и не умею, твою, сука, мать?!
Реммет от досады покачал головой.
– Для начала перестать сквернословить…
Нистрам то ли удивился, то ли возмутился.
– Вот это да! И после этого сразу же мне станет лучше? Чудеса просто! С сегодняшнего дня прямо и начну. А потом что?
– Хватит ёрничать! – нахмурился Реммет.
– Нет, не хватит, инквизитор! Нет, не хватит! Говоришь загадками, упрекаешь, унижаешь, что есть сил! Это специально?! Пытаешься выставить меня тупорылым придурком?! Сознательно меня так мешаешь с грязью?! А зачем?! Чтобы поднять свою самооценку за счёт моей?! Я угадал?! Так вот знай, что мне от твоих слов не больно! Я уже к страданьям и терзаньям привык! У меня иммунитет на оскорбления! Можешь и дальше продолжать сколько угодно затаптывать меня в грязь, считая, что я на то только и достоин, раз не вылезаю из своего свинарника, что назвал дворцом! С меня твои унижения, как с гуся вода! – гордо поднял голову, – и вообще, я сын лорда Ванкреда Парадайса, героя многочисленных войн, гениального кавалерийского стратега и грозы для врагов! В моей крови течёт кровь великих предков. А ты передо мной – пыль под ногами! Наверняка, даже не знаешь, как отца звали! В инквизиторы таких с радостью берут. Ну, а я имя своего отца помню! Поэтому и унизить ты меня не сможешь, ибо сам ничтожный слизняк! А если уж ты серьёзно решил помочь, то будь добр ответить, что мне делать! Я же сказал, что столкнулся в жизни с множеством трудностей. Случается же так. И не всегда по моей вине. Как быть в таком случае, чтобы не пропасть? Я считаю, коли помочь хочешь из уважения и почтения перед Альмой, то и сделать должен всё по уму. А по уму мне уже не говорун унижающий и без толку мотивирующий нужен, что упрекает по каждому поводу, а поводырь, Реммет! Поводырь. Вот, кого мне не хватает! Вот тот, кто поможет пройти через эту тьму в душе и голове! Поводырь тыкнет пальцем и укажет путь, поможет мне слепому найти себя в этом мире, а не оставит одиноким беспомощным там, где потеряюсь без поддержки. Мне нужен тот, кто не даст споткнуться о камень и поддержит в трудную минуту. В таком человеке я нуждаюсь, а не в персональном любителе оскорбить и унизить во всём и вся. Поводыря мне и не хватает, инквизитор. Именно он мне нужен: тот, кто выведет из терний к свету. Так что прошу тебя выбрать одно из двух, Реммет: либо ты умолкаешь, наплевав на память Альмы, а потом мы расходимся и дальше ведём себя, как хотим и можем. Либо же ты покажешь нужный путь и спасёшь меня, инквизитор, раз считаешь, что он есть, хоть я его и не вижу, сколько бы ни искал.. Я позволяю тебе. Веди меня, Реммет…
– Боюсь, ты сейчас каждым своим словом доказываешь, что не согласишься. Зачем тогда мне тебя вести? Какой смысл тебе следовать за мной? – на оскорбления Реммет тактично отвечать не стал, ибо парень от ярости, казалось, уже готов был вызвать инквизитора на дуэль. Потому заставлять его извиняться и отвечать за слова было глупо – дело бы закончилось новым ковопролитием, которого Реммет из симпатии к Альме допустить не мог.
– А у меня есть выбор?! – усмехнулся Нистрам, растерянно бегая глазками и немного оскаливаясь, – Сам же сказал, что я своей жизни не хозяин теперь. А если считаешь, что я должен продолжать жить, терпеть удары молота судьбы и страдать от всего, что натворил в трактире с Альмой, вместо того, чтобы закончить своё жалкое и никчёмное существование, то куда мне деваться? Говори, что предлагаешь, Реммет. Пожалуй, я готов ответить согласием на любой твой план, каким бы абсурдным он ни казался.
Инквизитор тяжело вздохнул, нахмурился ещё сильнее и отвечал:
– Исправить собственные ошибки и встать на путь истинный позволит только служение богам.
Нистрам от досады развёл руками и ухмыльнулся.
– Ну, да! Ну, да! Как же можно было не догадаться. А я ещё, дурак, наивно надеялся, что подаришь мне лютню, заставишь быть бардом, и начнём путешествовать с тобой по материку, где я начну сочинять песни о твоих подвигах, пока ты сам будешь убивать страшных чудищ. Если тебе интересно, на такое бы я согласился сразу. А так… – помотал головой и выдержал паузу, следом убрал с лица ухмылку, сделал кислую мину и спросил, – и что мне предстоит сделать?
– Когда станешь учеником у монахов, для начала выучишь Великую Альду от сих, до сих. Чтобы от зубов отскакивало, когда спросят. Потом ознакомишься с текстами разных преподобных, живших до нас – они дополнят твоё понимание Великой Альды и научат правильно проповедовать народу волю богов. Между делом будешь помогать, бедным, больным и немощным, а ещё работать в поле и собирать урожай. Свободное же время уделишь молитвам к богам и будешь просить прощения у Альмы. После, когда отучишься и получишь рясу, отправишься, куда пошлют. Будешь там читать людям проповеди и помогать им не заблудиться в нашем тернистом, греховном мире, а также искать путь к богам. Только так заслужишь прощение благими делами, а также оправдаешь надежды Альмы. А коли ж нет, то и страдать тебе, забыв про покой.
– А, может быть, я всё-таки заслужил истязания от рук слуг Маггота в его подземельях ужаса? – усмехнулся Нистрам.
– Уверен, Альма бы так никогда не сказала. Хочешь исправиться в её глазах за то, что натворил, иди по праведному пути, заслужи благодать богов. Тогда её слова сразу же возымеют вес, перестав быть пустыми.
– Пустыми?! – возмутился Нистрам.
– А как же? – удивился инквизитор, – разве ты подтвердил за сегодня хоть одним своим поступком, что не являешься опьянённым собственной гордыней мальчишкой, творящим глупости? Таким я сегодня увидел тебя, а она утверждала обратное. Тут без разницы, как кости лягут, всё против тебя.
– В этом ты прав, – кивнул Нистрам, окончательно успокоившись, потом замялся, – просто… Мне… Мне тяжело принять решение, понимаешь? Я и так ошибок совершил в своей жизни предостаточно, а эта вполне может оказаться для меня последней, после чего в монашеской келье и повешусь от безнадёги, чего, по сути, и заслуживаю, как ты правильно говорил.
– Каждый следующий шаг делать всегда тяжело. Но на месте устоять не получится. Судьба, как и время – любит перемены. И если будешь не готов к грядущей буре, то она тебя сметёт. Даже не сомневайся.
– А ещё тяжелее потом держать ответ за ошибку перед собой и другими. В противном случае снова, как и обычно… – Нистрам усмехнулся, – придётся обвинять в неудаче всех, кроме себя. Понимаешь, да? Вот бы вообще никогда и ни за что на свете ответ не держать. Живёшь, да не тужишь. Никому ничего не должен, ничто и никто тебя не тревожит.И если дойдёт до того, что приставят нож к горлу, заставят, не иметь долгов, не брать на себя никаких обязательств, то тогда лучше подохнуть. Без обязательств жить легче…
– Но, увы, невозможно, – сухо отвечал Реммет.
Нистрам продолжал:
– А ещё легче делать так, как ты: никогда не совершать ошибок.
Инквизитор рассмеялся.
– Думаешь, я никогда в жизни не оступался? Да каждая казнь очередного мага для меня испытание, ведь магия, как известно, бывает не только безумной, но и благоденственной. И те, кто придерживается учения последних, как правило, никаких преступлений не совершают. Бывают и те, кто раньше страдал от безумия, но потом решил перейти на путь благоденствия и совершил за последнее время такие поступки, по сравнению с которыми житие многих праведных таким уж правильным и безгрешным не кажется. Например, два года назад я настиг знаменитого колдуна по имени Йоффа Гундланг. Раньше он был тем ещё чудовищем. И подумать страшно, сколько бесчеловечных преступлений совершил. Настоящий монстр. И охотились за ним долго и безуспешно. С последней облавы на него прошло пятнадцать лет. Он тогда исчез, затаился, а потом вдруг внезапно объявился в Тирии в городке Ёльм. И знаешь, чем Йоффа занимался, когда я его нашёл? – усмехнулся, – он стал целителем.
– Целителем? – удивился Нистрам, – мне ещё прабабка про него рассказывала, до того был кровожадный чёрт…
– В том то и дело. Вроде бы и забывать про его предыдущие деяния нельзя, а вроде бы Великая Альда и учит нас тому, что обернувшийся к добру и не творивший более зла, имеет право на прощение, каким бы чудовищем ни был. Но кому какое дело до священного писания, когда впереди маячит суровая правда жизни, так ведь? И вместо того, чтобы вспомнить о милости к решившему исправить собственные прегрешения, я стал выполнять свой долг инквизитора. Мы ведь обязаны бороться с магией в любом её проявлении. Но внезапно я понял, что не могу. И это не только связано с учением Великой Альды. В тот момент я вдруг осознал, что жители Ёльма готовы умереть за мага, лишь бы не отдавать его мне. Их не страшило наказание за подобное преступление, и они были готовы заплатить за спасение Йоффы самую высокую цену в знак благодарности за его помощь в качестве лекаря, но отдавать его не желали. В тот момент я понял, что герой для них это не инквизитор, борющийся с магией, как с общепринятым злом. Наоборот, жители Ёльма держали за преступника и врага меня, поэтому были готовы ради Йоффы умереть. Поначалу думал, что маг их просто заколдовал, но, как оказалось, защищали они его сами и без всякого колдовства. Он появился в округе в тот момент, когда поветрие уже вовсю терзало несчастную Тирию. И самое ужасное во всей этой истории, пожалуй, то, что пришла на подмогу людям не церковь, которую неоднократно о помощи просили на коленях умоляя. Правда, им не прислали. Помогла целительная магия Йоффы. А теперь скажи, как можно было считать преступником того человека, во имя которого сознательно и без применения магии люди были готовы идти на смерть, лишь бы не позволить инквизитору сделать дело?
– А что, если Йоффа сам это поветрие наслал?
– Даже его силы на такие масштабы не хватило бы. Обычно колдуны ограничиваются деревнями. Даже маленькие городки типа Ёльма для магов были слишком большие по площади, а что уж говорить обо всей Тирии. Чтобы это провернуть, нужно обладать силой немыслимой.
– Тогда… – задумался Нистрам, – это сложный выбор.
– И я о том же.
– А что было дальше?
– Дальше оказалось, что Йоффа просто сдерживал своё безумие, научился держать его под контролем. Раньше я думал, что подобное сотворить невозможно. Но он смог, доказав, таким образом, свою действительно недюжинную магическую энергию силу воли. А после я его казнил, успокоив себя, что безумие всё ещё продолжало отравлять разум Йоффы. Правда, потом боги, будто надавали мне подзатыльников своим знаком свыше…
– Что за знак? – взволнованно спросил Нистрам.
– Съеденные волками тела мальчишек, что рассказали мне, где обитал маг. У северных народов это поверье означает, что пойманный, сданный преступник невиновен, а сдавшие его крысы получили по заслугам, – задумавшись, после небольшой паузы продолжал, – вот так и тревожит меня воспоминание о Йоффе. Я боюсь, что казнил невиновного, от того и не нахожу себе покоя уже несколько лет. Так что, как видишь, ошибки могут совершать все. Другое дело, способны ли мы нести за них ответ? И вопрос этот в итоге является самым простым: ответственности не хочет никто, а должны и будут нести все без исключения, начиная от королей и царей, заканчивая простыми смердами и досмердами. А если захотят выбрать смерть, чтобы это прекратить, то сделают только хуже. Прежде всего, себе, ибо загубят собственную душу. Свой молот должны нести все, и если он тяжёл от накопившихся грехов, то это исключительно твоя вина, и никого более.
– Выходит, что хочу я или нет, мне придётся жить в постоянном покаянии за смерть Альмы, и даже собственная гибель не принесёт облегчения? – Нистрам нахмурился.
– Именно, – отвечал инквизитор, – или ты думал, поплачешь по ней пару деньков, а потом дальше продолжишь жить, как ни в чём не бывало?
– Тогда… Тогда… Тогда соглашусь с тобой – я действительно должен посвятить себя служению богам, раз иначе нельзя… – быстро и энергично кивая головой, отвечал Нистрам, которому такой ответ дался столь тяжело, что он сам до сих пор поверить не мог в реальность происходящего. Плен, спор, гибель Альмы – всё это заставляло его надеяться, что реальность это на самом деле сон или чей-то неудачный розыгрыш. Но, увы, действительность жестока. Ещё ужаснее было осознавать, что на поясе не висел заряженный пистолет, чтобы выхватить его и тут же застрелиться в момент, когда возникнет непреодолимое желание. И можно было сколько угодно упрекать Реммета в том, что тот не позволил Нистраму прекратить мучения и расстаться с жизнью, но, тем не менее, в чём-то он всё-таки был прав. Смерть – это наипростейший выход из любой трудности, а вот попытаться исправиться и стать лучше, а потом решить все свои проблемы уже намного сложнее. Услышав от инквизитора про последние слова Альмы, Нистрам понял: он обязан сделать хоть что-то хорошее в своей жизни в память о ней. То, чем бы его возлюбленная искренне гордилась. Она верила, что Нистрам был человеком хорошим и достойным. И если появилась возможность доказать себе, ей (пусть она уже и на небесах, но, тем не менее) и другим, что он способен, то глупо этим шансом не воспользоваться. Нельзя подвести свою любовь и в этот раз. Нельзя сдаться и сложить руки. Нельзя опозорить светлую память о ней. Правда, проще сказать, чем сделать: такому слепцу, как Нистрам, сложно пробираться через тернистую дорогу жизни, при этом не потерявшись. Впрочем, раз Реммет вызвался быть поводырём и вывести бедного парня из тьмы и безрассудства к свету и ясной голове, то почему бы таким шансом не воспользоваться? И да, Нистраму больше не доведётся побывать участником сомнительных, приключенческих авантюр (которые он даже в некоторой степени обожал), охмурить девку из соседнего города и выиграть в карты пару монет, а потом ещё украсть несколько штук из-под носа у каких-нибудь головорезов, чтобы потом купить на эти деньги еды. Но жизнь в монастыре не даст умереть от голода, да и от безрассудства обезопасит. Нужно только работать над собой физически и духовно, и тогда любое море будет по колено. Среди минусов окажется разве что только стопроцентная ненависть отца, чьё имя Нистрам опозорит, если станет монахом, а не военным. Ванкред Парадайс знал, что обычные монахи не могут вершить насилие, поэтому презирал их за неспособность в случае чего защитить Родину. Но разве это минус, если взамен за еду и крышу над головой, у парня будет возможность исправить грех убийства Альмы и стать достойным человеком хотя бы в собственных глазах? Получается, если это и минус, то только для вояки с поленом вместо головы, а Нистрам был парнем способным, потому и понял, что настал тот самый момент, когда пора было меняться, и он не собирался его терять. В конце добавил, – я посвящу свою жизнь вере и богам…
Реммет удивлённо поднял брови.
– Ты сейчас серьёзно? Не шутишь?
Нистрам усмехнулся.
– Был бы повод, чтобы шутить…
– Учти, что решение это серьёзное. Оно изменит твою жизнь раз и навсегда, но не факт, что ты будешь от этого в восторге. Не все выдерживают испытаний веры, постов и практик самобичевания, да и конечный результат может не порадовать. На моей памяти был и такой, кто всю жизнь отдал на служение богам, а по итогам был так разочарован, что в старости отринул сан и не мог нарадоваться безудержному соитию в борделях со всеми подряд. Умер, кстати, от сердечного приступа во время очередной оргии. Он тысячу раз проклял себя за то, что служил богам, и я не могу гарантировать, что не проклянёшь и ты всё на свете, в том числе и меня, когда будешь тонуть в омуте из грёз, что сам себе понапридумывал в начале, принимая сан. Потому знай сейчас, что сможешь сдаться и вернуться к жизни мирской в любой момент. Никто и ничто тебя держать не станет, если только, конечно, сам сбежать не захочешь. Но в момент, когда дашь слабину, не забывай, почему выбрал именно этот путь: из-за кого, из-за чего. Тогда, авось, быть может, даже в самый сложный момент новой жизни ты оправдаешь надежды Альмы и сумеешь выстоять перед множеством ударов судьбы, не сдавшись после первой тысячи. Надеюсь, ты понимаешь меня…
– Прекрасно понимаю, – кивнул Нистрам, – я готов ко всему и не отступлю. Да и куда мне деваться? Останусь таким, каким был – умру. Не сумею измениться – сгину. Не соглашусь на твоё предложение – повешусь, а коли так, то подведу Альму… – в этот момент его лицо постепенно начало заливаться слезами.
– Да. – Кивнул Реммет.
– Она ведь верила в меня…
– Да.
– Я обещал подарить ей всё, а в результате лишил жизни.
– Да.
– Знал бы ты, инквизитор, как я любил её… – Нистрам вытер слёзы, устало лёг, свернулся калачиком, отвернувшись от Реммета, и начал тихонько всхлипывать, иногда бормоча себе под нос что-то бессвязное.
Инквизитор же жалеючи взглянул на беднягу, устало вздохнул и тоже прилёг. Долго пытался уснуть, но не мог, мучимый ворохом мыслей в голове. Слипаться глаза начали, только когда Нистрам затих, а после Реммет, убаюкиваемый шёпотом ночного леса и треском догорающего костра, уснул.
***
Проснулись, стоило только первому лучу солнца выглянуть из-за горизонта. Реммет еле встал, настолько уставшим был. На Нистрама вообще смотреть было страшно: мало того, что сам был бледен и слаб, так ещё и во сне содержимое своего желудка невольно вывернул на себя. Остаётся только удивляться, каким чудом счастливчик не захлебнулся собственной рвотой, умудрившись во сне повернуться на бок, когда многие пьянчуги и того не могут. Кроме этого несчастного беднягу донимали головная боль и разрывающие его сердце фантазии, мол, а вдруг ничего произошедшего вчера на самом деле не было, и Альма жива? Неспособность принять реальность такой, какая есть, заставляла Нистрама ещё больше морально страдать. От всего этого вид его несчастный вызывал в Реммете лишь жалость и сострадание по отношению к бедняге. Но тут же, вспоминая, как Нистрам дошёл до всего этого, взгляд инквизитора стал холоднее и циничнее.
Когда тот встал на ноги, то, опустив голову, подошёл к Реммету и спросил:
– Мы скоро уходим?
– Прямо сейчас.
Нистрам взглянул на инквизитора жалобным, умоляющим взглядом.
– Позволь… – сглотнул слюну, – попрощаться с Альмой…
– Только не задерживайся, – инквизитор кивнул на её могилу и повёл лошадей ближе к тракту. Пока шёл, изредка оборачивался, дабы посмотреть, что делал Нистрам. Тот стоял молча, не плакал, лишь глядел на могилу возлюбленной. Под конец поцеловал насыпь, встал и медленно пошёл до Реммета, иногда спотыкаясь по дороге.
– Я закончил… – молвил он слабым голоском, который ещё вчера был зычным и мощным, будто львиный рык, когда доказывал Велеону, что сможет попасть в яблоко. Сейчас же он чуть ли не стонал от душевной боли, терзавшей его за столь досадную ошибку. И ничто в этом мире не могло унять его страданий, кроме времени – лекарства, действующего достаточно эффективно, но не сразу и, увы, не на всех.
Выехали с утра, а потом долго-долго ехали по дороге, не обронив друг другу ни единого слова. Спустя пару часов, на развилке свернули направо от главного тракта и продолжили свой путь.
К полудню уже были на месте. С удивлением для себя Нистрам обнаружил, что оказался у ворот мужского монастыря Каэрдэн, известного на весь запад своим вкуснейшим монастырским вином, особенно популярным у королей и лордов севера.
Но точнее будет сказать, что они стояли на дороге к монастырю, ибо видеть его и простым смертным, и даже инквизиторам было запрещено. Всё это делалось для того, чтобы непрошенные гости не мешали юным бурсакам постигать Великую Альду и слово богов. По обочинам от этой дороги была высажена живая изгородь. А на половине пути стояли железные, металлические, решётчатые ворота, украшенные в центре каждой из створок изображениями церковного молота. Верхнюю же часть украшал причудливый узор из загнутых концов стоек. А рядом находилось стойло для лошадей. Сами они были закрыты всегда, и открывались только в случае прибытия в монастырь делегации Отца-понтифика. В обычное время монахи и бурсаки всегда проходили через дверь в воротах, как сейчас в выходной день – единственный за неделю, когда можно было покидать храм без исключительной нужды.
Кстати именно поэтому на практически пустующей в будний день дороге было так оживлённо сегодня. И надо было видеть растерянное лицо Нистрама, который ещё позавчера и подумать не мог, что он – повеса и редкий раздолбай согласится стать монахом по предложению инквизитора. Это что-то уму непостижимое в обыденной жизни, но ставшее реальностью в силу обстоятельств.
Сам Реммет зря времени не терял, очевидно, не желая дольше положенного нянчиться с Нистрамом. Как подошли к воротам, обратился к привратнику из числа церковных легионеров, у которых, кстати говоря, здесь была расквартирована целая центурия.
– Привратник, мне нужен настоятель Барсар!
– Кто будешь, путник? С какой целью просишь аудиенции настоятеля?
– Инквизитор третьего порядка Реммет из Зельдена. Привёл в монастырь нового ученика и хочу показать его настоятелю.
– Хорошо, я передам ваше сообщение. Ждите.
И ушёл.
Пока ждали, казалось, что стоят здесь не минуты, а часы. И даже секунды тянулись непростительно долго. Дабы скоротать время, взволнованный Нистрам спросил Реммета:
– А меня точно возьмут?
– Взять-то возьмут. Смотри, кабы не выгнали раньше времени.
– Я постараюсь. Жалко только, что домой уже вернуться не смогу.
– Если отец не стал тебе помогать, то навряд ли будет радоваться твоему прибытию сейчас. Так что насчёт него не переживай. Наоборот, старику обузы меньше. Порадуйся за него.
– Это правда! – усмехнулся Нистрам, – только я не чтобы попрощаться. Неплохо бы забрать свой томик Великой Альды, который подарила мама на десятый день рождения. Как получил его, так и не открывал: слишком легкомысленно относился к вере. Теперь вот внезапно пожалел об этом.
– Хочешь сказать, что у тебя с собой нет Великой Альды? – изумился Реммет.
Взволнованный Нистрам помотал головой.
– Нет…
– Хм… – вздохнул инквизитор и достал из вещевого мешка свою Великую Альду. Протянул её, – держи.
– Ух, ты! – удивился Нистрам, – это даже близким людям самый дорогой подарок. Ведь ты же знаешь, как ценно священное писание…
– Знаю. Я служу церкви, считай, почти с пелёнок, поэтому не надо мне об этом рассказывать.
– Это понятно. Просто сам-то что читать будешь?
– Достать себе новый томик не проблема. Но в монастырь без Великой Альды точно нельзя. Никто тебя не пустит. Только держа её у сердца ты докажешь, что хочешь вообще связать свою жизнь со служением богам. А мне её перечитывать в очередной раз времени, честно говоря, нет. Так что держи и не спорь!
– Реммет, – Нистрам с трудом подбирал слова, а глаза его сияли от счастья, – я тебе очень признателен. Ты в очередной раз меня выручаешь. Если когда-нибудь появится такая возможность, то не сомневайся – я помогу тебе: Реммету инквизитору. Своему другу.
– Попридержи коней, – помотал головой инквизитор, – во-первых, мы с тобой не друзья. Во-вторых, не дай боги мне таких разгильдяев ещё друзьями называть. В-третьих, здесь и сейчас мы виделись в последний раз. Всё понял?
– Хорошо… – с досадой отвечал Нистрам и опустил голову.
– Держи! – Реммет ткнул ему книгой в грудь. Тот нехотя взял её, уже, было, обрадовавшийся новому другу, а в ответ вместо представлявшейся взаимности получил, как показалось, лепёшкой коровьего навоза в лицо. В голове Нистрама на секунду промелькнула дикая мысль: пожелать инквизитору вечных проклятий, но, к счастью, он от этой затеи тут же отказался. Негоже проклинать человека, жертвовавшего ради тебя собственной жизнью и показавшего пускай и сомнительную, но новую дорогу в будущее.
Тут как раз и настоятель Барсар подошёл. Вместе с ним его слуга.
– Реммет из Зельдена? – спросил он, недовольно покосившись на инквизитора.
– Да, отец-настоятель.
– Это вы привели к нам нового ученика?
– Вот он, – кивнул на Нистрама, – полностью готов.
– Хм… – задумался настоятель, – а с чего бы так желать стать членом церкви? – вопросительно поглядел на Нистрама.
– Совершил ошибку. Теперь хочу её исправить… – отвечал тот настоятелю.
– Что за ошибка?
– Я…
– Говори честно и не бойся! – потребовал Барсар, – тут есть и несколько убийц с ворами: тех, кто хочет покаяться, а потом изменить свою жизнь к лучшему через служение богам. Таких мы властям не сдаём. Да и скрывать подобное не стоит. В счёт исправления перед богами покаяние и честность в счёт идёт, а не скрытность и подозрительность.
– Убил свою возлюбленную по глупости… – опустил голову Нистрам, обронив скупую слезу, когда вновь представил на секунду тот фатальный момент.
– Хорошо, что решил исправиться, – отвечал настоятель.
– Я надеюсь…
– А Великая Альда есть?
– Есть… – показал книжку Реммета Барсару.
– Хорошо. Следуй за мной, молодой человек – чуть поклонился инквизитору (тот ответил взаимностью), а потом быстро двинулся дальше по дороге, указав слуге остаться. Привратник отворил дверь и повелевал:
– Проходи!
Нистрам поначалу замешкался, но Реммет, взглянув на него, кивнул в сторону идущего вперёд настоятеля. Тот, смекнув, быстро отправился следом, и как прошёл, дверь за ним со скрежетом закрылась, будто камера темницы.
Он буквально бежал, пытаясь догнать Барсара, но изредка оборачивался, дабы снова взглянуть на Реммета. Потом кричал ему:
– Спасибо тебе! Я не забуду! Спасибо!
Реммет же не слушал. Он к тому времени двнулся, было, к лошади, но к нему подошёл слуга Барсара и спросил с волнением и любопытством:
– Отец-настоятель интересуется, насколько хорош этот ученик. Что скажешь?
– Если будет позорить церковь неповиновением, прогоняйте без всякого сожаления. Так и передай.
– Принято! – кивнул слуга, и растворился в толпе монахов, пройдя через ворота.
А Реммет же преисполненный радости на сердце, что указал заблудшей душе верный путь, сел на лошадь и отправился дальше выполнять свой долг, пообещав себе больше никогда не выручать всяких разгильдяев по просьбам влюблённых в них прекрасных и несчастных дам. И был таков, растворившись в горизонте.
В оформлении обложки использована фотография с https://pixabay.com/ru/photos/пират-хантер-баунти-парусник-пушка-4935223/ по лицензии CC0.
