текстильного завода, из-за чего она из белой становилась тревожно-мутной, как штормящее море. В окнах домов иногда показывались утренние люди, и на одном из лиц Пашка тоже разглядел неестественно сверкающую синеву.
Когда улица кончилась, он миновал пустыри и вышел к дальней, неогороженной части парка, за которой возвышался холм, с до сих пор не засыпанным котлованом. Это была неофициальная могила помещика Большелапова, не имевшая ни креста, ни даже памятного камня.
Дальше, на поляне, располагалось пожарище – от усадьбы помещика сохранилась лишь фасадная каменная стена жилого особняка и приготовленные для строительства нового дома материалы, ставшие холмами почерневшего мусора. Разбогатев во время войны на пошиве солдатской формы, летом семнадцатого года хозяин затеял перестройку и даже пригласил архитектора из столицы, но ничего построить они так и не успели.
Вместо предполагаемого нового дома на холме теперь зияла лишь глубокая яма с остатками фундамента – помещик планировал заложить просторный подвал, чтобы там заниматься своими оккультными опытами – кажется, так называл их молодой учитель истории, совсем немного проработавший у Пашки в школе и в скором времени куда-то исчезнувший.
Ещё он рассказывал о том, что Большелапов в последние годы увлекся тёмными учениями, и крестьяне серьёзно опасались, как бы он чего на них не накликал. Говорили даже, что после победы Октябрьской революции помещик сильно испугался, что у него всё отберут, и попытался провести обряд – вызвать нечто потустороннее, способное ввергнуть мир в ещё больший хаос. Слуги его к тому времени уже разбежались, но кто-то из них успел предупредить деревенских о том, что помещик велел снести в яму какие-то предметы и готовится к сатанинскому ритуалу. Ночью крестьяне зажгли факелы, взяли вилы, поднялись на холм и увидели там нечто такое, после чего сбросили Большелапова в яму и живьём закопали, а дом его разграбили и спалили.
Сейчас сюда никто не приходил, даже пьяницы и хулиганы, но Пашка не испытывал никакого страха на этом пепелище – лучшего места для уединения было не найти. Пашка прошёл мимо парадной стены особняка с остатками крыльца и нашёл удобное место. Надел барабан и взял в руки палочки, немного покрутив их на пальцах, чтобы размять замершие кисти.
Здесь, среди сосен, было совсем холодно, сквозь их верхушки просвечивала плотная ткань облачного неба без надежды на прорыв и появления солнца. Пашка подумал, а может ли само небо начать бликовать, и пришёл к мысли, что это уже, наверное, будет последняя стадия вторжения в его мир этих непостижимых сил и тогда начнётся то, что верующие в Бога старушки называют Концом Света.
Он начал разминку с простых отрядных маршей, а когда отогрел пальцы, то заиграл более сложные вариации на их тему. Он импровизировал, из его рта пошёл пар, тут же исчезая, словно испугавшись гула туго натянутого барабанного диска.
Теперь, разогнавшись, Пашка пытался настигнуть своё вчерашнее вдохновение, и в этом ему помогала превосходная акустика опустевшего леса. Правда он чуть не сбился, когда увидел, как тёмно-бордовый, цвета засохшей крови Блик, пульсируя, поднимается вверх по сосне.
Но Пашка уже чувствовал связь со своим барабаном, в приступе отваги он подошёл к дереву ближе и задал ещё более быстрый, пулемётный ритм, глядя, как потревоженное его игрой, состоящее из тёмного света существо, проворно забирается вверх по стволу.
– Ага, не нравится! – разошёлся Пашка и, чеканя шаг, двинулся вперёд, представляя себя предводителем строя солдат, идущих на прорыв вражеских укреплений.
В лесу приходилось постоянно замечать и переступать корни, при этом оставаться сосредоточенным на игре, но так даже лучше для тренировки – легче потом будет маршировать на плацу. Пашка вышел из сосняка и принялся взбираться на холм, где мечтал возвести усадьбу чудак-помещик, но чем ближе он поднимался к его вершине, тем явственнее осознавал: «А может, крестьянам тогда и было, чего опасаться?»
Потому что новый, грязно-оранжевый Блик стекал прямо с холма – Пашка видел, как он вильнул в сторону, потревоженный барабанной дробью. И когда мальчик достиг вершины, сомнений у него больше не оставалось.
Неизвестно, на каком именно этапе своих действий встретил смерть безумный помещик, но Блики выходили теперь именно из этого котлована, из похожей на воронку ямы, ставшей могилой для Большелапова. Были ли они как-то связаны с ним или просто сами по себе нашли через двадцать три года потревоженную ткань мироздания, Пашка не знал. Но он смотрел с холма на невзрачный городок и чувствовал, что застывший в ноябрьском холоде Молчанск полон тихого страха, а это любимое лакомство Бликов, которых, кроме него, здесь никто почему-то не видит.
И возвращаясь домой, он заметил ещё одну странную вещь – блики боялись Памятника. Это было единственным местом, к которому они не приближались. Пашка специально это проверил, покружив по окрестностям и вернувшись обратно к
