меня, достал, – зло процедил сквозь зубы Васька, медленно поднимаясь с земли.
– Ну, счас начнётся, – нервно хихикнул Витёк,
– Ага, – поддержал его Санёк, вставая.
– Мужик, наплачешься ты с нами, – усмехнулся Васька, демонстративно разминая пальцы.
– Ах ты, щенок, – мужчина протянул руку и схватил Ваську за ворот рубашки.
– Папа, папа, – закричал за оградой сынишка.
Васька извернулся, и что было сил, ударил противника в пах. Мужчина, охнув, присел на корточки, выпуская ворот рубашки.
– А это тебе за щенка, – Васька ударил с разворотом ногой в лицо.
Мужчина упал на землю, обливаясь кровью. Васька стал яростно пинать его ногами. К нему подскочили дружки, и возбуждённо покрикивая, избивали уже не двигающегося мужчину.
– Папа, папа. Не бейте папу, – подбежал к ним мальчик.
– Тебе папа нужен? – вскричал опьянённый дракой Васька, и, не сдерживаясь, ударил мальчика по голове. Тот, хрипнув, упал на землю, задёргался и затих.
– Сматываться надо, – сдавленно проговорил Санёк, в ужасе смотря на неподвижно лежащие тела, и попятился к выходу.
Витёк, оцепенело уставившийся на тело затихшего мальчика, вдруг закричал и, что было сил, бросился к калитке. За ним Санёк. Отталкивая друг друга, они с трудом протиснулись в калитку, побежали по аллее.
Васька ещё несколько секунд смотрел на дело свой рук, затравленно оглянулся по сторонам, и побежал напрямую, через заборы…
Солнце продолжало бесстрастно изливать на землю очередную порцию августовского зноя. Наливались спелостью помидоры, ягоды. На отдельных участках копошились над грядками дачники, увлечённые своей работой, равнодушные ко всему, что не касается их дачных участков…
1987 год.
Полынь – трава горькая
Моей матери посвящается.
1949 год.
По небу ползли тяжёлые свинцовые тучи. Порывы холодного ветра волнами пробегали по пшеничному полю, разнося запахи земли, хлеба и полыни.
У дороги стояли двое мужчин. Оба в брезентовых плащах, в кепках.
– Как думаешь, комиссар, – проговорил один из них, что повыше ростом, – хлеб сдадим?
– Не знаю, Иван, не знаю, – вздохнул второй. – Сам видишь, хлеб на корню гниёт. Поля полынью поросли.
– Да-а. На быках, да на бабах далеко не уедешь.
Председатель колхоза Иван Тимофеевич достал папиросу, закурил.
– Холодновато, – пыхнул он дымом.
– Осень ранняя, – парторг глубже засунул руки в карманы плаща.
– Эх, нам бы ещё пару недель погоды. Может, и успели бы хлеб убрать, – председатель глубоко затянулся дымом. – Придётся сдавать весь хлеб, – проговорил он, выпуская дым.
– И семенной?
– И семенной.
– А людям что скажешь, – парторг угрюмо посмотрел на председателя. – И чем за трудодни рассчитаешься?
Председатель окутался папиросным дымом.
– Разрешим дрова рубить в ближнем лесу. Да и горох ещё остался.
– И разрешить оставшуюся на полях картошку собирать. Все равно ведь сгниёт.
– Картошку? Посмотрим, – председатель затоптал папиросу. – А за хлеб, если не сдадим что по плану положено, с меня, да и с тебя не только шкуру спустят.
– А люди?
– А что люди? Такую войну прошли, выжили. И сейчас справятся. А у меня партийный билет один. Да и голова – тоже.
– Ладно, поехали.
Председатель, а за ним парторг направились к телеге.
– Слушай, комиссар, – председатель повернулся к парторгу, – надо школьников привлечь. Четвёртый, пятый классы в поле. Пусть хоть полынь из пшеницы повыдёргивают. А старших – на уборку картофеля.
– Четвёртый – то зачем? Малые ведь.
– Ничего. Сам видишь, не сегодня-завтра дожди начнутся. А так хоть без полыни косить будет можно.
– Вижу, – парторг зло сплюнул. – Родители могут не отпустить.
– Да брось ты, – отмахнулся председатель. – Надавишь на сознательность. Пообещаешь, что, мол, накормишь детей. Тогда сами приведут.
Председатель стегнул жеребца.
– Не подействует, скажешь, – саботажники, мол, правительственное задание срывают. В общем, сам знаешь, что говорить.
Роза, как обычно, встала рано. Солнце только послало свои первые лучи из-за горизонта. Но все старшие ушли ещё раньше. Мать – на ферме, отец пропадает в полевой бригаде. И братья вместе с ним. А сегодня и Роза, как взрослая, тоже идёт работать в поле. Работать, а не как раньше – отнести старшим обед. Сегодня всем классом выезжают. Ой, не опоздать бы.
Она быстро собралась, взяла приготовленную для неё краюху хлеба и бутылку с водой и убежала.
Возле школы было оживлённо. Деловитые первоклашки проходили мимо бурлящей толпы учеников, стоявших кто с узелком, а кто и с пустыми руками, и скрывались за расхлябанной дверью старой, с обшарпанными стенами, школы. Роза снисходительно поглядывала на них. Мелкота. Учиться идут.
Вместе с учительницей подошла бригадир. Звали её Мария Ивановна, но за глаза называли "Иваныч" – за мужскую привычку не выпускать папиросу изо рта, за засаленную телогрейку и за огромные кирзовые сапоги. Солдатская вдова. Муж её погиб в сорок втором, осталась одна с тремя детьми на
