Не то чтобы Джейсон ждёт защиты на уровне паранойи Тима Дрейка, плюс-минус Пентагона (хреновая у них защита, сказал бы Джейсон) или чего-то, сравнимого с мнимой неприступностью Бэт-пещеры, но никак не того, что он спокойно пролезет в квартиру, как в старые-былые времена. Через окно. И его не пришибёт чем-нибудь.
Наверное, сказывается то, что Барбара живёт не одна, старательно вписываясь в жизнь Бёрнсайда, чтобы не увязнуть в той, второй, где есть только маски и причина их будущей всеобщей инвалидности.
Джейсон вполне себе мог бы выбить пенсию за свою преждевременную смерть, но объяснить подобное какой-нибудь чинной даме в очках за стеклом сложновато.
Проще было бы взломать того же Тима или собрать по Готэму распоясавшихся мудаков, чтобы обвязанными праздничной лентой кинуть под порог Блэкгейта.
Он порядочно ждёт на кухне, попивая растворимый кофе и мрачно бросая взгляды на настенные часы. По-хорошему, у него дел невпроворот. По-плохому, спасение мира подождёт, пока его застарелое юношенское чувство не получит в очередной раз по морде.
Щёлкает дверной замок.
Джейсон прихлёбывает. Кофе горчит химозностью на языке.
Дверь замирает, так и не открывшись. Чутьё семьи никогда не подводит. Барбара знает, что в доме кто-то чужой. И Джейсон потрудился её об этом оповестить, беспорядочно сдвинув пыльные журналы на полке у входа.
Шаги у неё тихие, неразличимые обычному человеку. Но они все прошли через одну школу, пускай и с дополнительными курсами, вроде тех, что прошёл сам Джейсон с лёгкой руки вечной занозы Брюса.
Наверное, чудо, что ему в лоб не прилетает бэтаранг.
— Джейсон! — в голосе Барбары и облегчение, и возмущение, и радость, и Джейсон вообще не знает, как это всё уместилось в одном имени.
— Привет, Барбс, — он салютует ей кружкой. Начисто белой и принтом из осенних листьев и каким-то милым зверьком. Ни дать ни взять уют квартиры обычных девчонок, занятых своей обычной жизнью днём и распивающих вино вечером под какое-нибудь кино. Или крепкий чай. С мятой там или с чем его пьют нормальные люди, а не такие, как Джейсон? И вовсе без наличия костюма с логотипом, кажется, для них всех посмертным, где-то в недрах комнаты Барбары Гордон.
Барбара хорошо прячется на виду.
Барбара живёт.
У Джейсона от этого сердце колет чем-то странным. Спокойствием?
— Тут Лига Теней заглядывала на ужин, я их спровадил, — он зубоскалит, а затем добавляет серьёзнее: — Подумай о защите квартиры лучше.
— Я не хочу вызывать больше подозрений, чем есть.
Барбара стягивает куртку и шарф. Осень в Бёрнсайде милосердна, но ветер всё равно промозглый, лезущий холодными пальцами под одежду.
— Ты каким ветром здесь, Джейсон? Мы… очень давно не виделись.
Она закатывает рукава свитера. Кончик носа у неё розовый, почти красный. И чуть шмыгает после улицы. Джейсон со своим взглядом снайпера и первоклассного убийцы предпочёл бы такое не замечать.
Барбара не спрашивает, как он залез. Не журит, что он мог напугать её соседку или соседей в принципе. Барбара знает, что нет смысла попусту сотрясать воздух.
— Заехал поздравить с новосельем и заодно не упустить пару своих целей, что решили затеряться среди твоих плясок с сынком Кобблпота, — Джейсон задумчиво постукивает пальцами по столу. — Газетные сводки так и вопят об этом.
— Да, ему не свезло со мной столкнуться, — она смешливо задирает нос и смеётся.
Его девочка. Он ухмыляется.
Барбара включает чайник. И улыбается Джейсону, смотря так, от чего он почти тушуется и ненавидит себя за это: за свой приход и глупую влюблённость в бывшую девушку почти-брата.
Влюблённость, которая никак не проходит, даже если с Барбс они не раз оказывались по разные стороны баррикад.
Даже если порой ему казалось, что она его ненавидит.
— Нормальные люди, знаешь, дарят там цветы в кадках или кофеварки на худой конец, — продолжает Джейсон. — Чтобы всё меньше людей пили эту химозину.
Он тыкает пальцем в собственную чашку.
— Но я решил, что бэтаранги из нового сплава и с удалённо срабатывающим шокером пригодятся тебе больше. Они под диваном в твоей гостиной, — и замолкает, когда Барбара подходит ближе и обнимает его.
И Джейсона дробит. Он не даёт себе подумать, прежде чем смыкает руки на её спине. Пахнет… вкусно. Сложно разобрать, да и не время. Позже. Всё позже.
Он позволяет себе на мгновение уткнуться носом в её волосы.
— Я скучала, — говорит Барбара с этими треклятыми веснушками, ямочками и глазами малахитовыми. Она отстраняется, не убирая рук с его плеч. — И спасибо тебе.
Джейсон усмехается.
— Всё на благо защитницы Бёрнсайда.
Она всё ещё стоит в кольце его рук, всё ещё держит ладони на плечах.
Джейсон чувствует себя отвратительно и прекрасно. Кто-то бы сравнил это чувство со смертью и возрождением, но он по себе знает, что вот там — прекрасного мало.
— Здесь неплохо, — говорит он. — Лучше, чем в Готэме.
— Где угодно лучше, чем в Готэме, — замечает Барбара.
Они понимающе усмехаются друг другу.
— Ты давно там был?
— Стараюсь не появляться, чтобы не добавлять здоровяку седых волос, а себе — нервных тиков.
Чайник закипает, и Барбара всё же отходит, чтобы заварить чай. На две кружки.
— Надолго ты под моё крыло, Джейс?
Вопрос с двойным дном. Джейсон знает, что каждому из защитников-суицидников его профессии не нравится, когда кто-то другой влезает на негласно разделённую территорию.
— На самую малость, — уклончиво обещает он, прикидывая, что мог бы остаться на подольше и, возможно, прикрыть самой Барбаре спину. Или устроить в городе хаос, который непременно наступает на пятки каждому из них.
Барбара ставит перед ним кружку, отодвигая уже пустую. И садится рядом, подбирая под себя ногу. Легко представить её домашнюю, с пучком на голове и в футболке со смешным принтом. И тут же — в боевом облачении и способную навалять десятку плохих парней.
Джейсон приглядывает за ней постоянно, не желая, чтобы один из них, самый гнусный, снова оказался рядом и испортил ей жизнь.
— Оставайся, насколько захочешь, — Барбара бодает его коленом. И действительно собирает волосы в пучок. — Мне так будет легче за тобой приглядывать.
— Ты ещё про мои шорты пошути.
Она смеётся. Джейсону тепло, и вовсе не от чая. Барбара стреляет в него глазами, делая маленький глоток.
Пожалуй, весь мир со своими бедами может подождать ради того, чтобы он выпил этот вечер досуха и запомнил её, девушку его мечты, такой.
— Только если среди подаренных бэтарангов не окажется ни одного красного.
========== ii. тактильный голод. ==========
Комментарий к ii. тактильный голод.
#зимниестраницы_soverry, неделя третья.
тема: тактильный голод.
таймлайн: плавает.
пост: https://vk.com/wall-137467035_2969
— Руку оторву.
В девяти из десяти случаях Джейсон бы не стал размениваться на слова. Нагая сталь всегда говорила лучше него, даже если можно было просто ею взмахнуть. Но сейчас хватает одной фразы, чтобы Грейсон закислячил и убрал руку, так и не дотронувшись до плеча. Панибратски, поддерживающе или как там ещё может быть в семье, частью которой Джейсон себя до сих пор не чувствует?
(Чувствовал ли вообще? Но это уже его тяга к драме чванливо ворчит где-то на задворках.)
Или в семье, которой их летучемышиному сбору никогда не стать с вагонеткой травм, вытащенными из недр шкафов скелетами и порывом закидать друг друга подводными камнями?
При вероятности того, что кому-то из них грозила опасность, камни, разумеется, начинали швырять в противников. Но одно другого не умаляло до сих пор.
Но всё-таки, не пристало же махать катаной или, на худой конец, монтировкой и витиевато выражаться при Барбс? Если в жизни Джейсона Тодда остались хоть какие-то якори, не дающие его скромно набитой тротилом шхуне унестись в неизведанные воды, то одним из них является скромная обладательница огнива волос и его, Джейсона, сердца. Не то чтобы о последнем она знает.
Зато, как и остальные, осведомлена, что к нему лучше не притрагиваться. Никак.
Вытащить из-под обломков? Пожалуйста. Прикрыть спину? Всегда готов.
Но в остальном, ради призрачной надежды на лучший мир и мнимую тягу Пингвина к благотворительности, не трогай.
Как-то раз Грейсон предположил, что он гаптофоб. Кажется, поедая бэт-бургер в той стрёмной кафешке, где продаются игрушки всяких отбитых, вроде них самих. С фигурки Джокера, признаться, они с Брюсом были одинаково не в восторге. Зато этот персональный хохочущий дегенерат, когда вновь откопается, будет вне себя от счастья.
Джейсон тогда не стал оспаривать: проще согласиться, чем выковыривать из-под кожи всех своих вовсе не заморских тварей и объяснять. Он вообще редко что объяснял, на своём опыте прочувствовав, что слова зачастую излишни.
На самой коже тоже подсказок хватало, но вряд ли кто-то смотрел настолько глубоко. Кроме Тима. Но у парня зрение хлеще, чем у криптонской суперсемейки, поэтому Джейсон даже не удивился, когда тот однажды просто взял и спросил:
— Это ведь началось после твоего возрождения?
Такое уж себе возвращение рыцаря, ничего не попишешь.
Джейсон кивнул. Тим кивнул в ответ. На том и порешали.
Ворчливый козёл, раздираемый внутренними проблемами, он именно с возрождения.
С остальными оказалось сложнее. С Роем, который ему ближе любого из птиц-братьев, то и дело порывающийся сграбастать за плечо; с Грейсоном, который сам по себе парень слишком тактильный. Благо, с Дэмиеном у них то холодная война, то открытое противостояние с огнём и заверениями друг друга отправить на кладбище, — не до порывов обниматься, потому что мелкий сам та ещё шоколадина. С девчонками… всё-таки с ними было проще всех.
Джейсон, так-то, тоже тактильный. Только границу переступить не может.
Границу из собственных рубцов.
Яма не смогла исцелить их все. По правде говоря, львиная доля сил волшебных ванн Р’аса явно была направлена на починку его мозгов, так что грех жаловаться. Но Джокер слишком постарался, чтобы следы остались везде: внутри, снаружи, на коже и её изнанке, в мозгах Джейсона, которые он едва по бетону не размазал. Или размазал?
По крайней мере, это объяснило бы то, что он в тепле нуждается, но на каждый шаг оскаливает зубы. Мечта психоаналитика, где на одной чаше весов жажда касаний, а на другой — заряженный глок.
Джейсон свистяще выдыхает, бездумно натирая нож. Сталь ловит синие блики работающих мониторов. Это всё действие Бэт-пещеры. В ней думается тяжелее, потому что прошлый дом то и дело хочет его сожрать. И, по-хорошему, надо убираться. Очередной кризис миновал, всем спасибо, все свободны.
С Брюсом пересекаться не хочется. Абсолютно никакого желания пытаться восстановить то, что восстановлению не подлежит вовсе.
Но Джейсон не двигается, сидя на низкой скамье, всё ещё в боевой экипировке, разве что без шлема и домино. Усталость подкрадывается пружинящими шагами, колет в многочисленных порезах, ушибах и всём том, чем Джейсон обычно покрыт в свои рабочие будни, как далматинец.
Надо уходить. Пересидеть ночь в одной из квартир, смыть всю апатию, зарядиться злостью, оформить билет куда-нибудь подальше, где проблемы с произношением названия, интернетом и властями. Но.
Возможно, всё дело в мелькающих на периферии рыжих волосах.
Да кого он обманывает, конечно, всё дело в Барбаре.
Она не такой частый гость в Готэме. Своей песочницы хватает. И Джейсон видит её так редко, что не может просто встать и уйти.
— Снова исчезнешь с радаров? — она присаживается рядом, вытягивает ноги. Порез на щеке выглядит кощунственно и правильно одновременно, напоминая, что не стоит верить беззащитности в этих зелёных глазах.
Джейсон наклоняет голову, смотря на неё. Пальцы колет, выламывает — необходимостью прикоснуться, обвести порез по краям. Или чтобы Барбара потянулась к нему сама. Каково обнимать её? Не в воспоминаниях, когда он был чудо-мальчиком, а она — той блистательной девушкой, коей и осталась в его глазах.
Пускай на запястьях нет следов шрамов, но он чувствует их везде, словно помеченный.
— Меня легко отследить по заголовкам, — Джейсон оскаливается.
Барбара качает головой. Не осуждающе, а скорее насмешливо. Заправляет взлохмаченные волосы за уши.
— Всё такой же колючий, — журит она. — Дику чуть руку не отгрыз.
Да. Он мог бы.
Но Барбаре не сможет воспротивиться. Ни за что. Пускай от неё хочется отшатнуться сильнее, чем от других. И ощутить её ладонь на щеке тоже хочется; в волосах и на плечах. Уходи, Джейсон, уходи.
Если в первый раз в могилу его загнал Джокер, то во второй это точно сделают противоречия.
— Он знает правила, — Джейсон отмахивается, бросая взгляд на монтировку, прислонённую рядом. Поганое, поганое оружие.
Барбара мягко пихает его в плечо своим. Джейсон замирает.
— Говорит тот, кто их вечно нарушает.
— Кто-то ведь должен.
Она слишком внимательно на него смотрит. Кожа зудит.
Бывшая девушка его старшего брата.
Его первая и вечная, призрачная влюблённость? любовь? Пойди-разбери.
Но она всегда будет особенной. Наверное, сама это чувствует, потому что улыбается мягко. И говорит, забивая гвозди не в крышку гроба, а в джейсоновы ладони:
— Тогда кто-то должен нарушать твои.
И накрывает его руку своей.
