Лепесток красной розы (СИ) [Анна Миланз] (fb2) читать онлайн

1 глава

Эрик Росс

Тишина. Ни одной души вокруг.

Особенно эта темнота меня пугает до чертиков.

Делаю шаг, затаив дыхание, ибо не на шутку меня наводит мысль на то, что в любую секунду могу упасть в небытие. Не знаю, что со мной и как я тут оказался, но все это одна настоящая катастрофа, породившая живую душу из темноты.

Руками стараюсь найти поручень, чтобы лишний раз цепляться как за спасательный круг, который сможет вывести меня из этой замкнутости. Бреду вперед. Как что-то можно различить в этом месте? Я даже собственных рук-то найти взглядом не могу.

Шаг.

Еще один шаг.

Звуки шагов отражаются от стен. Мрак заставляет меня съежиться и засопеть от нехватки воздуха, будто из комнаты высасывают потоки воздуха. Не может быть такого. Это похоже на чистейший бред. Такое знакомое дежа вю, заставляющее ударить невидимой кувалдой по моим костям, от чего тут же ноги подкосились.

― Нет! ― спотыкаюсь, ударяю кулаком об пол и пытаюсь встать, но бессчетно. Я потерял контроль над своим телом, только разум со мной. Здесь и сейчас. ― Что за черт?!

Ногой ощутил позади себя чье-то присутствие. Аккуратно носком стал водить по полу, делая немыслимые круги, и тут же носок уперся, я это почувствовал через ботинок, в мягкое и безжизненное тело. Мои глаза расширились.

― Кто здесь? ― спросил, поворачивая голову по направлению темноты, откуда веяло аурой незнакомого человека. Мои слова поглотились этой тишиной, что мне казалось, будто я разговариваю с самим собой и меня никто не слышит.

В следующий миг меня ослепило. Закрыл рукой глаза, терпя жжение, что отразилось пыткой. Постепенно боль, похожая на ту, когда вырывают из твоей груди сердце, опускало, и я мог проглядеть сквозь пелену слез белые стены, испачканные кровью.

Что это?!

Дернулся, сфокусировав внимание на человеке, лежавшего поперек комнаты в самом углу. Отполз как можно дальше, задыхаясь от вдыхаемого запаха крови, меня всего затрясло, как маленького мальчишку, когда тот от страха и беспомощности был вынужден выживать в этой блеклой комнате и вторить себе «Это лишь сон». Почему же я не смог ощутить этот тошнотворный привкус раньше?

Сжался и в то же время прищурился. Передо мной, в три шага, лежала женщина, из ее головы маленькими ручейками стекала алая жидкость, образуя лужу. Хоть все тело мое отторгало любые попытки осмотреть всю эту спесь, но любопытство и некое наваждение брало надо мной вверх, затягивая в пучину необузданности. Я немного отклонился, так, чтобы мне было видно ее лицо, и обомлел. Кровь в моем теле больше не циркулировала. Я замер, как чертовая льдина, не мигая, глядя на человека, которого когда-то считал самым родным, чистым, сияющим ангелом среди падших смертников. Она умела дарить людям недостающие попытки излечить себя и позволить другим дополнить жизнь феерическими красками нашего мира. Та, что успокаивала меня, гладя по головке и читая на ночь сказки. Та, что верила в меня, даже когда хотелось опустить руки. Та, чья жизнь оборвалась у меня на глазах и своим уходом побудила возникновение нового «я».

Моя мама…

― Мама! ― громко проговорил и подорвался с места, подбегая к ней. Она не двигалась, точно закованная сетями, лежала передо мной вся бледная, истерзанная, побитая судьбой. Сердце сжалось от вида открытой раны на голове. Из груди поднялся осипший рык, который в скором времени так уныло, иронически злобно со смесью дикости вырывался наружу.

― Нет! ― проговорил чуть громче, тем временем стараясь прощупать пульс на сонной артерии или на запястье. ― Мама, прошу, живи! Не смей меня покидать! Я не хочу оставаться с этим чудовищем, породить которого смог сам дьявол. Ты не можешь так просто уйти. Не можешь!

Я и не заметил, как слезы стали одна за другой скатываться по щекам и падать на одежду женщины. Вместо них оставались мокрые круглые следы, напоминая о том, что каждая из них ― лишь секунды полного обречения. Руки беспорядочно кружили вокруг тела, не зная, как лучше взять, что, мать твою, сделать. Я должен помочь ей, она единственный лучик моей затхлой жизни. Уже ничего не может спасти меня, ибо я давно обречен на вечную погибель.

Взял ее за руку и прижал к своим губам. Холодок подкрался из-за спины, обдувая мурашками по рукам и спине, стоило почувствовать нетеплую, неприятно пахнущую выпечкой и не всегда ухоженную кожу. Даже при таком освещении я мог разглядеть, насколько кожа стала мертвенно страшной и уродливой от одной мысли о том, что ее больше нет. Дрожащей рукой дотянулся до темной пряди волос, заправил ей за ухо и до мгновенного задыхания всмотрелся в идеальное личико мамы. Губы были искусаны, на уголках прокладывались следы от крови, при этом я вспоминал, какой была ее улыбка: широкая, радушная, блаженная, лучистая, не скрывающая одобрения и понимания. Мне всегда хотелось ее видеть такой простой, без маски притворств и скудности, ведь обычно я замечал, пускай делал тайком, как по ночам ее слезы душили до посинения, сильно и громко, что уши закладывало. Щеки впали, выделяя скулы в ужасной окраске, как будто демонстрируя острие ножа. Глаза были закрыты, казалось, что она спит и вот-вот проснется, но этот сон ― «смешная» шутка для мальчика, у которого жизнь оборвалась с этой минуты. С этой злосчастной минуты.

― Мама! ― мой голос перешел на умоляющее прошение с ноткой писка. Опустил голову, понимая, что это конец всему ― начало войны. Плечи вздрагивали от частых всхлипов, пальцы увязли в крови мамы, оставляя после себя следы, ибо ничто не поможет стереть воспоминание того, как на твоих глазах все чернеет.

Пробрала нервная дрожь, забирающая все мои былые надежды и дарующая одни иллюзии несущественного вранья. Я сидел и сидел возле нее, не проявляя желание подняться. Я мог ее спасти. Мог! Но я опоздал.

И вдруг перед глазами поплыло, а следом за вереницей помех я разглядел давно позабытые моменты моего детства. Одна за другой картинки просачивались в голове, ослепляя меня и не давая осмыслить, будто от одного касания к ней я смог вернуться в прошлое и снова ощутить прелесть смерти… Ярой смерти, поглотившая дары света. Темнота, яркость, смех, черствый голос, грубость, удар, затем пропасть и снова повторяющая махинация. Голова загудела от частых порывов. Мозг кипел, он мог в любую секунду выйти из строя, воспламениться и взорваться в коробке.

Схватился руками и закричал, так как чьи-то голоса и эти постоянные ситуации, забирающие каждую мою силу справиться, усмирить и осмыслить, что все неправда, пагубно действовали на мой организм. Волна, поднимающаяся из грудной клетки, захлестнула дыхательные пути, запрещая воздуху попасть внутрь моего тела, тем временем как гул поднимался и разрывал мои барабанные перепонки.

― Я не хочу! ― взрывался и ударял кулаком об пол. Раз за разом, пока все не закончилось на одной жирной точке…

Хуже всего гнить в своих собственных страхах.

Резко открыл глаза, подорвался с места и тут же ударился головой об крышу машины. Черт! Стиснул зубы, сдерживая себя из последних сил не сделать дырку в машине. Дыхание было сбито, в висках ударяло током, а на лбу чувствовал капельки пота. Господи, сколько это будет повторяться? Протер руками лицо, и устало выдохнул. Все эти сны меня доводят до белой горячки. Я не могу видеть себя в зеркале, ведь внешний вид говорил сам за себя ― я болен. Чертовски болен, помешан.

Почесал затылок в районе, где боль пульсировала адским нажимом, и огляделся по сторонам, стараясь вспомнить последние дни.

Ханна.

Первое, что ворвалось в мое сознание, завидев вдалеке знакомую фигуру. Дернул дверь, пулей вылетая на улицу, и побежал сломя голову за девушкой, что спешила скорее скрыться в одном из подъездов. В этот раз она не может сбежать, не могу позволить этого себе. Я так низко пал в ее глазах, но правда всегда дороже восприятия. Не хочу быть долбанным бабником перед ней, не теперь.

― Ханна, стой! ― крикнул ей вдогонку.

― Оставь меня в покое! ― не оглядываясь, прошипела брюнетка.

― Да подожди!

Я смог ее догнать и ухватить за руку, притягивая к себе, но девушка ловко вынырнула из моих оков, вознося перед нами огромную дистанцию. Эти жалкие метры превратились для меня в пытливые километры. Сколько бы не старался до нее дотянуться, ее холодность, отстраненность, презрение делали все, чтобы меня превратить в неподвижную статую и не попытаться почувствовать вновь тепло ее тела.

― Не трогай меня, гад! Я вообще видеть тебя не могу после всего этого.

― Пожалуйста, любимая, дай мне все объяснить…

― Нет! Мне не нужны подробности того, как ты провел с ней тот вечер. ― Она поморщила свой ровненький носик, и улыбка сама собой коснулась моих губ. Это всегда выглядело так забавно и мило одновременно. ― Избавь меня от этих подробностей. Зря я вообще понадеялась, что между нами может быть снова что-то. Лжец!

― Я не трахал Лизи, поверь мне. Ты мне только нужна, ― выдохнул, делая шаг к ней. Девушка в ответ шаг назад.

― Браво. Спекталь продолжается.

― Я был с тобой честен. Всегда. Ты не можешь просто взять и обвинить меня по рассказу той шалавы, не посмотрев на это с моей стороны. Почему же ты вечно от меня убегаешь?

Губы Эллингтон задрожали. Она отвернулась, промолчав на мой вопрос и тогда я мог разглядеть ее идеальный профиль: ровный заостренный носик, немного вздернутый вверх, губки припухшие и выразительно очерченные, подбородок острый, но впалый. Она выглядела как никто другой волшебно и невинно. За ее спиной не было столько дерьма, вычурных кривых линий, бутафории, мешающая разглядеть в человеке настоящего искусствоведа этого мира, который из самого побуревшего представления готов его преобразить до грациозности. Это как в деле моды: всегда можно из ужасного выделить прекрасное.

Ханна Эллингтон отличалась от моих постоянных девиц тем, что она не была как они. Обычная, замызганная жизнью (в хорошем смысле), поднявшаяся из трущоб, лишь бы смыть с горизонта противоречия и глумления. В ней была стойкость и уверенность в своих действиях, выносливость ― выдержать войну, утонченность, позволяющая подчеркнуть красоту ее характера. Ведь она не та кем казалась ― заучка и интроверт, она ― цветок чистой надежды. Чистота в каждом взмахе ресниц, рук или в элегантном движении тела.

Не могла она появиться из ниоткуда в моей жизни. Поэтому я не могу все так оставить…

― Ты нужна мне… ― сипло проголосил, сделав аккуратный шаг. Девушка все также неподвижно стояла, отвернувшись от меня, и обнимала себя руками. ― Ты не представляешь, как тяжело было без тебя все эти дни. Может ты и делаешь вид, что тебе все равно, только твои глаза говорят обратное. Тело, которое горит от моих прикосновений, также нашептывает твои мысли.

― Нет, ― неуверенно прошептала Ханна и взглянула своими стеклянными глазами. ― Ты лишь хочешь видеть абстрактное, чего на самом деле нет.

Желудок скрутило от одной мысли, что мои проделки довели ее до такого состояния. Какой я придурок!

― Пожалуйста, давай поговорим. Я не хочу вечно бегать и ловить тебя.

Щеки ее зарделись.

― Так ты устал за мной бегать?! ― взревела она в новом потоке слов. Всплеснула руками и скрестила их на груди.

― Стой! Ты неправильно меня поняла, я хотел сказать…

― Ты все ясно дал мне понять! Я тебя не держу, Росс. Ты можешь быть свободен и не тратить время на попытки вернуть бедную Ханну. Меня раздражают такие парни, которые видят в своих атрофированных подвигах чувство всевышнего ублажения. Ты, ― указательным пальцем ткнула в меня, ― главный в этом строю. И уж тем более мне от тебя ничего не нужно. Запомни одно, все эти попытки были изловчены твоими прошлыми манипуляциями запудрить девушке мозги. Почему я не удивлена…

Отвернулся, точно получая по лицу смачную пощечину, и стиснул до скрежета зубы.

― И если ты считаешь, что можно мною пальчиком водить, не на ту напал. Оставь меня в покое! У меня другая жизнь и в ней больше нет тебя. Так что живи на полную катушку, Эрик Росс.

― Ханна…

Потянулся вперед, ухватывая ее за локоть, и тут же женская ладошка ударила меня по щеке. Зажмурился, терпя едкую боль, которая не только отрезвляла меня, но и проникала в каждую клетку своими острыми импульсами. Я уже не знал что делать.

― Пошел к черту! ― злобно шикнула, повернулась и гордо пошла к своему подъезду.

Я готов был вот-вот сорваться с места, нагнать ее и прижать к стене дома, чтобы знала, ее грозные предостережения возбуждают не на шутку. Мне уже даже было плевать на достоинство, лишь бы вновь ощутить вкус ее медовым губ. И пройтись носом вдоль шее, впитывая запах кожи. Насильно удержать и никому не отдать.

Но меня опередили.

Статный мужик при параде сидел недавно на скамейке, а теперь, выпрямившись во весь рост, перегородил моей девушке дорогу, сверля странным взглядом хрупкий образ. Кулаки произвольно сжались, некое предчувствие жаром обдало мой разум, заставляя двинуться вперед. Сощурил глаза, наблюдая за тем, как Ханна создает социальную дистанцию между ними, тем временем как ее голос стал настороженным.

― Что вы хотели? ― донеслось до моих ушей. Мужик даже не обращал на меня внимание, сосредоточено объясняясь перед Эллингтон.

― …Я пришел к тебе и твоей маме.

― А вы собственно кто?

― Я тот, кто когда-то сломал жизнь нам всем…

― Простите, я вас не понимаю, ― испуганно проголосила девушка, делая несколько шагов назад. ― Вы, наверное, обознались, мужчина. Извините, мне нужно идти.

― Подожди! ― Он встал снова перед ней, когда Ханна сделала рывок к двери. ― Не пугайся, я не извращенец или того хуже маньяк. Просто очень сложно сказать об этом тебе.

Он нервно поправил волосы, уложенные гелем. Закатил глаза, так как терпеть не мог все эти прихорашивания у мужчин. Даже мой отец всегда перед гостями фигурировал со своей блестящей шевелюрой.

― Что сказать?

Дернулся, направляясь к ним, потому что дело попахивало чем-то искусно грязным. Этот мужчина в смокинге не был похож на вороватого проходимца, просто что-то в сердце подсказывало, что я должен быть рядом с ней. Нас давно связывало нечто большее, чем просто секс. Я это понял, стоило ее потерять в многолюдном городе Америки.

― Ох, не думал, что наша встреча, Ханна, будет настолько волнительна. Ты вся такая красивая, очаровательная, взрослая, милая.

Я подошел ближе к ним и не мог не сдержаться, заприметив в его словам многозначительный отголосок:

― Мужик, ты не хочешь пойти своей дорогой? ― грубовато выговорил, испепеляя его фигуру дерзким взглядом.

― Эрик! ― предупреждающе сказала Ханна, затем повернулась к нему и попыталась натянуть миролюбивую улыбку: ― Простите, этот парень должен был сам идти своей дорогой.

― Я не уйду! ― убедительно изрек, встав рядом с ней. ― Не сейчас.

― Ничего, кажется, я понимаю, почему он так себя ведет, ведь в молодости я тоже был ревнивцем до тошноты. ― Мужской взгляд изучено прошелся по моему лицу, ни один мускул не дернулся, глаза были до удивления необычными, как у моей Ханны. Такие проникновенные, мирные, волна на дне зрачком бьется об берега, навевая спокойствие. Только сейчас вблизи заметил, насколько черты лица заостренные, аккуратные, без глубоких морщин и чем-то похожие на… ― Вы красивая пара.

― Мы не…

― Спасибо, ― достаточно громко и убедительно перебил Ханну и, положив руку на ее талию, притянул к себе вплотную. От одного касания ее тела к моему тепло молнией ударил в самый низ живота, прошелся по нервным окончаниям и дошел до самого щекотливого кончика, заставляя моего друга подорваться. Вечно она действует на меня опасно. ― И простите, что нагрубил. Нервы ни к черту.

Понимающе мне улыбнулся.

― Откуда вы знаете мое имя? ― видимо, посчитав, что со мной сложно тягаться, она расслабилась в моем капкане. Но напряглась из-за своего вопроса. ― Я даже вас не знаю.

― Ты меня знаешь. Марта точно рассказывала тебе.

― Вы…

Запнулась, непонимающе оценивая ситуацию, потом ее брови постепенно поползли на лоб. И чем дольше тишина затягивалась между нами, тем яснее до меня доходило, что именно скрывалось за этой личностью и какая тайна может сломать Ханну Эллингтон в очередной раз…

2 глава

За месяц до этого

Ханна Эллингтон

Новый очередной день. Пустота и тишина. Безликость и мерзкий скрежет на душе. Апатия и диссонанс. Что может быть хуже этого? А, точно, ложь.

Зарывшись головой в подушку, я категорически отреклась от внешнего мира. Все эти осиянные предметы вокруг меня давили пагубою, глаза щипало, смотреть на озорные проблески лучей, проходящие через стекло и отражающиеся на моей стене, меня только раздражали. Им было весело в данную минуту, а мне…задушить хотелось любого, кто сможет попасться на мои глаза. Особенно Росс.

Вытерла рукавом очередную скатившуюся слезу под веком и продолжала смотреть в одну точку, в которую, кажется, я была готова погрузиться. Никакие посторонние проблемы, ненужные дела не терзали мое потрепанное сердце, мир, не казавшийся чем-то прекрасным, как рассказывала мне мама в детстве, мог лишь за пределами моего убежища застрелить. Вот так просто: подставить к виску дуло пистолета, нажать на курок и пуля во мне. Я оптимист до одурения.

Услышала позади себя открывающуюся дверь, но никак не отреагировала. Мама уже который раз за этот день навещает меня. Знаю, для нее это больший стресс с моей хандрой, молчанием и отсутствием увеселения, так как единственная дочь совсем замкнулась в себе, лежит который день на кровати, уставившись в полоток либо стену, не желает говорить, так вдобавок ко всем этим идиотским неудачам температура под тридцать восемь градусов. Это такие хлопоты понять, какой стресс мог воздействовать так на меня, в чем причина всех этих ограждений от самой себя в первую очередь. Мой ответ прост ― меня обманули.

― Дочка? ― встревожено позвала меня мама. В ответ тишина. ― Доченька, пожалуйста, поговори со мной. Ты уже который день лежишь, не выходишь никуда, смотря в пространство.

Шмыгнула носом, ощущая новую волну потопа. Я не припомню, сколько прошло именно часов моих беспрерывных рыданий, только постельное белье было до ниточки сырое. Я сама была хуже некуда: волосы грязные, пришлось даже убрать в хвост, под глазами синяки, губы все искусаны до крови, что можно было заметить следы откусанной кожи, руки постоянно трясутся, и что самое отличительное из всего этого ― глаза потускнели на фоне свежих красок. Обреченность, безвыходность, вакуум бессилия кремировали внутреннее состояние.

― Бедное ты мое дитя, ― тихо проговорила она, затем почувствовала, как прогибается матрас в районе, где она села. Ее ладошка коснулась моего лба, приятно охлаждая и даруя спокойствие. Хотя мне уже ничего не могло помочь. ― Ты вся горишь. Давай выпьем с тобой антибиотик, потом дам сиропчик, который ты любила в детстве.

― Мам, ― глухо отозвалась, ― оставь меня. Я не хочу сейчас ни с кем разговаривать.

― Ханна, я не могу тебя оставить в таком состоянии. Как ты умудрилась вообще попасть под тот леденящий дождь? Сидела себе дома, потом подорвалась с места среди ночи, а в пять утра приходишь вся сырая…

Резко вскочила, повернувшись к ней, что у меня тут же закружилось все перед глазами, в голову ударила пульсирующая боль, но я устойчиво ее перенесла. Уставилась в изнеможенное лицо родительницы, когда внутри все собиралось в один эготизм.

― Оставь. Меня. В покое. Я хочу побыть одна! ― изрекла сквозь зубы и вновь отвернулась.

― Я просто пытаюсь тебе помочь, милая. ― Погладила меня по голове, плечам и спине, продолжая говорить со мной: ― Знаешь, в твоем возрасте я тоже немало страдала, падала, плакала. Те годы до сих пор являются ценными уроками, потому что за счет их я не намеревалась сдаваться, когда руки падали все ниже и ниже. Однажды, очень близкий мне человек сказал, не будь близка к тому, что видят другие, главное, слушай свое собственное сердце.

Горько всхлипнула. Водоворот неприятных слов снова захлестнул меня, и я не смогла сдержать очередную порцию слез. Они не переставали меня успокаивать или замедлять процесс полного отрешения от всего, просто доводили меня до неблагоприятного состояния. Послушай свое сердце, оно все скажет. Ни к чему хорошему это не привело.

― Ну, ты, что, ― громко ахнула она, приобнимая и потирая мою руку. Затем я расслышала легкое напевание песни моего детства, когда страхи могли забрать меня, и только песенка о мечтах способствовала выныриванию из этих глубин.

Комната не была пуста без своих звуков, наоборот, в ней появлялись другие мелодии. Обычно можно было встретить моё вечное нытье, злость, проклятья, плачь, но теперь, кажется, все стало погружаться в мир грез. Прикрыла на мгновение глаза, продолжая слушать голос мамы, и впервые за несколько дней смогла утихомирить боль в голове. Поток мыслей обрушился, белый свет хоть и погряз в луже крови, только смог снова заполнить кристалликами, весело переливающиеся разноцветными красками. Каждая строчка, слово, ритм произношения, слоги записывались на пластинку раз за разом, при этом перенося меня в тот мир, где мечты могли стать явью.

Вытерла рукавов кофты глаза, и ощутила жжение в области глазниц. Прореветь три дня, не прерываясь и не переставая думать о том вечере.

Передернула плечами от холода, от чего мама остановилась и придвинулась ближе, теперь перебирая пряди волос.

― Тебе легче, солнышко? ― заботливо поинтересовалась она, поцеловав в макушку.

Недаром говорят, мамы способны забирать боль своего дитя, если действительно любит. Моя мама не исключение.

― Спасибо, мам, ― громко вздохнула, приподнялась и повернулась к ней, крепко-крепко обнимая. Она удивилась, но все равно прижала к своей груди, отдавая тепло и свое уютное добродушие. В таких ситуациях я все больше понимаю, не стоит отдаляться от человека, который искренне желает для тебя всего самого лучшего. Наши с мамой отношения держались всегда на планке понимания и разъяснения, не доводя все до ссоры, но нельзя сказать, что в какой-то момент, особенно в свои подростковые годы, хотелось послать ее к чертям. Что было с меня взять? Только неопытность, дурость и зависимость от общественных взглядов. Сейчас же…представить не могу без нее свою жизнь. Она лучший человек, который у меня был. ― Прости, что я накричала на тебя…

― Не стоит извиняться. Ты подавлена, а это не есть хорошо.

― Знаю, ― глухо подтвердила.

― Расскажи мне, что случилось…

― Это трудно, мам, ― сглотнула застрявший ком в горле и глаза вновь защипало. Господи, что может сделать с человеком такая вещь как любовь. ― Особенно перепроходить этот квест воспоминаний.

― Постарайся не нагнетать на себя это ношу. Сделай себе установку, возведи стену и не дай съесть тебя этой проблеме, ― нежно отодвинула меня за плечи, рассматривая мое состояние.

Мое лицо ― настоящее произведение искусства. Можно на выставку отправлять.

Попыталась натянуть на губы улыбку, но уголки губ не поддавались. Маска веры, мечтания, уважения, блаженности, любви разваливалась на глазах. Из старой Ханны уходила непосредственность, которая еще могла ее спасти, на место нее появлялась ирония. Первый парень обманул, солгал, поиграл, второй ― также развел на сто или даже больше долларов. Дура. Дешевый спектакль.

― Постараюсь, ― тихо выдавила из себя и прикрыла глаза, когда губы родного человека коснулись моего лба.

― Когда тебе станет легче, я буду рядом, милая. Зови, если что…

― Хорошо.

Мама оставила меня одну, не до конца прикрыв дверь, лишь бы лишний раз не навевать на себя критические доводы. Уж я точно не собиралась тут вешаться или того хуже спрыгивать с окна. Я не та страдалица, которая ради мужика готова покончить собой средь бела дня, видите любовь коварная штука. Есть такие люди: сильные и слабые. Хоть я не оставляю никаких положительных ожиданий для мамы, но я умею балансировать между ними. Слабые, возможно, могли учудить вещи, за которые в момент оздоровления винили себя. Для сильных же есть такой удел, ― все что порождается во лжи, то скорее всего ты должен об этом узнать. Но меньше всего мне хотелось видеть глаза ненавистного мне человека, быть близко к нему и слышать, как тяжело он дышит, каким таинственным и черствым голосом ему приходится выделять слова. В последнюю очередь я захочу выслушивать оправдания, мелкие приступы самомнения, всевозможные уловки вернуть те дни.

Я бы хотела.

Увы, это ниже чести.

Ничто не может вернуться в круг, так как изначально в нем была трещина под названием Бофорт. Ненавижу ее. Никого из них. Кучка золотой молодежи, кажется, для них не существует рамок. Все может склоняться к тусовкам, выпивке, разводу, игры на публику и самая огромная точка ― драма, построенная через игру. Как в «правда или действие». В действии тебе могут предложить любую альтернативу и, конечно, ты захочешь пойти ва-банк, доказывая всему миру, какое у тебя очаровательное эго.

Потерла лоб. Меня разочаровывает в них только одно, ― двуличность. Таким особам верить нельзя. В первый день они дружелюбны, приятны, общительны, на пятый ― представленная картина разрушает твои представления о них. Честности так таковой нет, открытость на подобии идентификации, доброта связана с тщеславием. Милый обманщик.

Как же я могла поверить?

Завернулась в одеяло и положила голову на подушку, уставившись в потолок. Я возвращалась к тем дням, с чего именно все началось, только найти опору было не так-то просто. Белизна постепенно меркла перед глазами, растворяясь в темноте, что силы на мышление иссякали с каждым вздохом, а потом мои веки опустились, и сознание ушло, как и перемолотые мысли.

3 глава

Провести все утро в ванне была хорошая идея. Пар приятно обдавал лицо, освежая, тем временем как вода забирала мою напряженность, даруя благодать в виде расслабленных мышц. Как было хорошо лежать в теплой воде с пеной, веселится, как маленький ребенок с пенкой, что попала на нос, пускать, как самолетики, в воздух, что время показалось мне одной минутой.

Выбравшись из ванны, накинула халат и прошествовала в свою комнату, попутно вытирая волосы. Состояние в разы улучшилось, температура спала, но пока оставался насморк вместе с першением в горле, а также слабость в костях. Не знаю, то ли от болезни, то ли…от истощенных эмоций, которые во мне больше не гармонировали. Дома разрушены, тишина на каждом углу, серость, зыбкость, холод ― на данный момент мой внутренний мир.

Подошла к комоду, и стоило глазам наткнуться на отражение в зеркале, как ужас подкрался из-за спины. Это не была я. Точнее я, только не со всеми этими ужасными искривленными пропорциями лица. Глубокие выраженные синяки под глазами, приобретенные самый темно-синий вид, морщинки в углу глаз стали глубокие, демонстрирующие пренебрежительный вид для других, бледная кожа, которая своим видом только добавляет болезненность и усталость от внешнего мира. Наверное, мой образ можно было смело назвать костюмом на Хеллоуин. Никто бы не подумал о том, насколько боль поедает меня изнутри.

Вдохнула побольше воздуха и тяжко выдохнула. В районе сердца что-то остро кольнуло, вынуждая скривить лицо. Не нужно было быть экстрасенсом, чтобы догадаться: сердце сломали так, что от него остались одни осколки. И не было для меня открытием тот факт, что лезвия осколок резали меня изнутри, ведь в какой-то момент они помогали мне не упасть лицом в грязь.

Добравшись на гнущихся ногах до кухни, первым делом заметила записку на столе, рядом с которой были положены таблетки. Взяла в руки маленький сверток и медленно изучила содержание текста: в холодильнике есть суп, макароны и курица, мне нужно выпить эти таблетки для профилактики и то, что она сильно меня любит и целует. Ох, мамочка. Как я тебя люблю.

При упоминании еды так такого аппетита я не прочувствовала. Его не было с того самого дня. Я даже не припомню, когда в последний раз закидывала хоть что-то из продуктов в нашем холодильнике в свой рот. Даже мысль о шикарном столе не помогала слюнным железам заработать, вырабатывая как можно больше слюны в ротовой полости. Наоборот, давилась тошнотой, вспоминая мой визит к Россам. Я никогда не забуду ту атмосферу отчужденности и великого превосходства у старшего Росса. Ричард Росс никогда не пытается скрыть свой безусловный авторитет перед гостями, будь то изысканный ужин, банкет в честь пожертвования фонду нуждающимся или же просто надеть дорогой костюм и часы от Breguet. Состояние ― дело чересчур материальное. Не всегда стоит за него хвататься, как за лампу с джином.

Отложила бумажку, потянулась пальцами к таблеткам, взяла и поднесла поближе, рассматривая название. Обычные жаропонижающие и убирающие головную боль таблетки. Интересно, существует ли такие таблетки, помогающие убирать душераздирающую боль в грудной клетке и чувства, что не позволяют найти в себе компромисс. Хотелось бы такие иметь при себе.

Хмыкнула. Мечты, мечты. До хорошего не доведут.

Для того чтобы немного себя отвлечь от всего страдального напоминания о прошлом, решила себя посвятить разработке нового дизайна, который мне не так давно хотелось проработать. Конечно, его нельзя было назвать индивидуальным, так как многие приемы использованы у других модельеров мира, но попытаться стоило. Я дорисовывала как раз последнюю линию в области шлейфа, как до меня медленно начало доходить, что за то время, проведенное взаперти, я полностью ограничилась самой собой. Мне не нужен был ноутбук столетней давности, телефон, который без понятия куда дела, и излишних гостей в своем доме. И тут же себя прокляла за такое кощунство. Я же оставила свою лучшую подругу без разъяснений о том, почему вдруг я пропала с радаров, не могу взять трубку. Конечно, предсмертным состоянием нельзя было назвать, но во мне умер человек, хрупкий образ которого держался среди всего балагана внутри меня, возвышался над всеми ошибками и неудачами, позволяя давать надежду, что я смогу это пережить.

Отложила карандаш и принялась искать свой телефон среди хаоса на столе. Посмотрела под папками с эскизами и работами, заглянула в ящик в столе, разобрала все листы бумаги с какими-то набросками и, наконец, наткнулась пальцем на темный маленький смартфон. Попыталась включить, но, похоже, батарея не заряжалась уже пятый день. Потянулась за зарядкой, толкнула вилку в розетку, вставила в скважину в телефоне провод и рискнула снова воскресить своего друга.

Он заработал спустя пять секунд. Как только высветился экран блокировки с фоном красивого заката на берегу Тихого океана, сообщения посыпались одна за другой. Телефон стал вибрировать в моих руках, гудеть, пищать, что с меня вырвался нервный смешок. Да ну, я кому-то еще была нужна.

Разблокировала телефон, проверила сообщения, удалила сразу же от Эрика, также проигнорировав его пятьдесят звонков. Десять от Кимберли. Два от неизвестного человека. Пять от Грейс. И мама один раз. Ткнула в поле с именем Ким и поднесла к уху телефон, выжидая ответа с той стороны.

Она ответила сразу же после второго гудка:

― Ну, слава богу, ― как будто запыхавшись, перевела дыхание подруга. ― Ты меня так напугала своей тишиной и неизвестностью. Я такое уже напридумывала, что готова была убить себя за это…

― Привет, ― тихо проговорила.

― Это все, что ты мне хочешь сказать? ― изумилась она. ― Я удивляюсь с тебя, Эллингтон. Ты не представляешь, как я волновалась за тебя. В университете говорили, что ты заболела, хотя не было похоже на тебя. Я решила прийти к тебе, но твоя мама попросила немного обождать этот момент.

― Ты знаешь про это?..

Я не смогла произнести несколько слов, так как одна связь с ней сразу подорвало подо мной мину. Это было связано только из-за одного человека ― Аарена. Одно упоминание о друге парня просто подстреливало двух зайцев сразу же. Все, что бы я не делала, мне трудно было сдержать свои слезы и не заплакать по вине одного придурка.

Одинокая слеза скатилась по щеке. Сосредоточила взгляд на вид за окном, сжимая изо всех сил руку в кулак. Эдакая боль уймет бушующие эмоции.

― Мне рассказала Грейс. ― На том конце провода повисла тишина. Она, видимо, выжидала моего ответа на этот факт. Но затем продолжила: ― Ты в порядке?

― Возможно, ― из груди вырвался дикий возглас. ― Я не знаю, как себя чувствую, Ким.

― Ты хочешь, чтобы я приехала?

― У тебя же сейчас пара…

― Поверь, мне важнее моя подруга, чем какая-то пара по микробиологии.

Уголки губ дернулись в еле заметной улыбке.

― Так что я буду через полчаса. Жди меня, Ханна.

Кимберли Джонсон и правда появилась на пороге моего дома через двадцать девять минут сорок восемь секунд. На ней было надето пальто в серую клеточку, волосы запутались между собой, создавая небрежность, щеки немного порозовели, а от нее самой веяло прохладой, позволяя окутать меня мурашками, пускай и была в теплом халате. Я заметила в левой руке торт.

Приподняла брови, указывая указательным пальцем на десерт:

― Это…

― Это лекарство. По крайне мере мне порекомендовала Грейс.

― Тогда это все объясняет, ― хмыкнула, отойдя в сторону и позволив пройти в квартиру.

Закрыла за ней дверь и, не успев повернуться, тут же попала в капкан из объятий. Это меня даже растрогало, как раньше такого не наблюдалось. Ухватилась за талию Ким, притесняя к себе, и ощутила запах ее земляничного шампуня. Родимое тепло, позволяющее мне окутаться в нее с головой и на время перестать тревожиться сомнениями, остановила вечное кровотечение моих глупых мыслей.

Мы стояли так около минуты, не переставая удерживать друг друга, как за мелкий шанс осязать удовлетворение потребности понимания.

― Как хорошо, что с тобой все в порядке, ― первая заговорила Ким, тихонько отстранившись и удерживая меня за плечи. Она странно сузила глаза и внимательно оглядела мое лицо. ― По крайне мере все в порядке. Ты поделишься со мной?

Медленно кивнула головой.

― Пойдем тогда в гостиную. Там нам будет поудобней уплетать наш любимый десерт.

На душе стало приятно от одного воспоминания: купленный торт подругой, мы с детства обожали есть до отвала наших животов. Кондитерская, расположенная недалеко от моего дома, с каждым годом совершенствовала вкусы и добавки в свои десерты, от чего мы настолько привыкли к их выпечке, что за уши не оттянешь. Даже, можно сказать, стал традицией что ли. Беда на борту ― так ведите нас к торту.

В животе тут же заурчало. Кажется, не все уж так плачевно.

Расположившись на диванчике и принеся необходимую посуду, помогла разрезать на кусочки торт с потрясающе сладкими сливками, от чего проведя по лезвию ножа, сразу же слизнула крем, давясь этим сказочным вкусом. Как можно так тщательно взбить крем, что из глаз искры летят? Подтянув под себя ноги, поднесла тарелку ближе, отломила кусочек и, вилкой подцепив, сразу же положила в рот.

― Боже, я уже забыла этот вкус, ― промурлыкала, прикрывая от наслаждения глаза. В этот раз он был еще слаще, прямо вместе с коржами искусно таял во рту.

― Последний раз мы его ели три месяца назад, когда только узнали о нашем зачислении.

― Точно, ― слегка улыбнулась и положила к себе еще один кусочек. ― Тогда я считала, что жизнь может быть такой же, как этот торт. Немного просчиталась.

Поджала губы и впилась глазами в лицо подруги, которая напряженно оглядывала меня. Знаю, мой внешний вид был запущен, чем не сравниться с моделями, выступающие на подиумах ежедневно. Для них, кажется, не существовало такого равенства как трагедия и замкнутость. В свои худшие времена они с улыбкой могли позировать на камеру, дарить зрителям воздушные поцелуи, смеяться, красиво дефилировать, когда я вышвырнула свое уважение к себе на помойку.

― Ханна, что случилось?

Ким глядела на меня своими изумрудными глазами, словно проклятый волшебный шар. В ее взгляде было столько чувств: от сожаления до спокойствия, от волнения до запутанности, от застенчивости до любопытства. При этом я чувствовала, что она за меня. Все «за и против» были лишь каузальной основой восприятия, полностью отбрасываясь в ненужный ящик.

― Не знаю даже, с чего начать, ― печально изрекла и отложила тарелку в сторону. Оперла руку об спинку дивана, помассировала лоб, пребывая в смешанных ощущениях. ― Эта ситуация до такой степени смешная…

― Не говори так. Я же вижу, что тебе плохо. Я не припомню, чтобы ты выглядела хуже некуда за все время нашего знакомства. Твоя улыбка отражает желчный позыв, если честно. Кожа бледнее некуда, а взгляд…не горит софитами. Где же наша Ханна Эллингтон?

― Ее в очередной раз сломали. ― Голос дрогнул под наковальней. ― Так сломали, что я не чувствую свое существование на этой гребанной земле. Э-эрик, ― пискнула, давясь этим именем, как ядом, проникающий в меня, ― обманул меня, Ким. В глаза врал о своем безудержном влечении ко мне, тем временем веселясь на стороне со своей командой поддержки. Такого предательства я в жизни не встречала, включая своего бывшего…

Перевела дыхание и приоткрыла рот, чтобы продолжить, но слова застряли в горле. Горько и презренно.

― Когда я не могла дозвониться до Эрика целый день, считала, что он просто замкнулся в себе в очередной раз или же был занят. Я все нервы себе истрепала в догадках, где пропадает этот чертов парень и что случилось. Придя домой, волнение поутихло, я могла ясно соображать и просто ждать его звонка. Он мог увидеть мои тридцать пропущенных звонков и куча сообщений. Этот парень непредсказуем, где-то ненормален, но его легко было понять по ситуации, которая произошла накануне у его родителей дома. Может, эмоции не поутихли, до сих пор не мог контролировать свой нейтралитет в обществе, поэтому решил меня обезопасить от своих проблем. Хоть и была ему за это благодарна, только мы договорились, что моя или его проблема ― наша проблема.

Шмыгнула носом. Потерла глаза, слезы уже скопились в районе уголков глаз и быстро одна за другой упали на ткань обивки дивана.

― А стоило мне отвлечься на несколько часов, как неожиданно мне приходит сообщение от него. Встретится в таком месте через несколько минут. Я собралась на скоростях, бежала, как могла, что чуть меня машина не сбила. Добравшись до места назначения, ворвалась без промедлений и нашла его спину в самой отдаленной части зала. Он был там не один. Лизи, двое парней, которых видела впервые, Фейны. Это была самая унизительная подстава… Эта Лизи первая начала говорить, и после легендарного открытия, я ничего не видела перед собой, кроме лица Росса.

Помолчала несколько секунд. Пульсация распространилась по всем частям тела, задевая главный орган жизни, мне ничего не оставалось, как говорить и говорить.

― Он поспорил со своими ребятами. Должен был затащить меня в постель всеми способами джентльмена, развести как дурочку, а на утро исчезнуть с доказательствами этой ночи, чтобы получить свои честно заработанные деньги. Страшно представить, сколько я стою ради мерзкой игры. При всем этом я узнаю не лично от него, а от этой отвратительной розовой Лизи Бофорт. Она мне выплевывала все эти слова прямо в лицо, твердила, что я была никто и что мое счастье было с самого начало обречено на провал.

Джонсон поерзала на месте, перекосив лицо в гримасе недовольства вперемешку с озадаченностью. В руках она мяла подушку сильно, в какой-то момент, дико. Она явно не ожидала услышать всего этого именно в такой форме.

― Я сбежала сразу же, не дожидаясь оправданий у Эрика. Бродила около четырех часов по городу, по счастливому случаю, попав под дождь. ― Я специально умолчала ситуацию с незнакомой женщиной, так как ее слова были ценными, поэтому должны были остаться только между нами. ― Никогда бы не подумала, что могут случаться именно такие повороты судьбы в реальной жизни. Роза, подаренная им в его квартире, символ всего этого дерьма! Теперь я не могу терпеть эту разновидность цветов.

Закрыла руками глаза, затем, через несколько секунд, ко мне ближе подсела Джонсон, заключая в свои объятья и давая излить все негативные слова слезами, чтобы окончательно смыть из головы. Да, с глаз долой, из сердца вон, небось? [1] Как бы не так.

― Я уже не знаю, что мне делать, Ким… ― истерично завыла, качая от бессилия головой. ― Я так устала…

― Ты же всегда была стойкой, Ханна. Смогла выдержать удар от своего бывшего, что сейчас меняет?

― Я люблю его, ― выдавила из себя, еще больше всхлипывая и шмыгая носом.

В ответ последовала тишина.

Я сказала правду Кимберли. Такая порочная правда, что, кажется, можно увидеть на экранах телевизора, смотря очередную серию розовых соплей. Я могу даже сравнить обоих парней, ворвавшиеся в мою жизнь, и без сомнений мои чувства намного острее, безудержнее и глубже посвящены лишь Эрику Россу. Я не понимаю, как возможно так за пару месяцев в себя влюбить и одновременно погубить. Разрываться от любви, от одиночества, таять от одного касания кожи к коже, чуть ли не падать, когда соколиный взгляд долго задерживается на тебе, летать точно в небесах и забывать о таких вещах, как подготовка к «уже не за горами» экзаменам, наплевав на учебный процесс.

Проходит от силы пять минут. Я глубоко вдыхаю, заполняя легкие кислородом, пространственно глядя перед собой. Ким продолжает меня гладить по голове, не смея добавить лишних слов. Боится сделать хуже.

― Ханна, ― позвала меня подруга, вынуждая выпрямится на диване и взглянуть на нее. ― Ты должна вернуться в университет. Этим ты себя не спасешь, заваливая голову постоянными мыслями и вечными упреками о допущенной ошибке.

― Я пытаюсь, но…не могу.

― Без «не могу»! ― цыкнула она, чем удивила. Обычно от нее можно услышать тихие ответы или неудобные вопросы. ― Я знаю, какая ты, Эллингтон. Ты умеешь победить любую проблему, не способна знать такое слово, как бессильность. Черт, да ты способна любому дать по яйцам, не испытывая дискомфорт среди шепота позади тебя. Особенно вспомни ту вечеринку, когда ты вылила содержимое алкоголя на Эрика. И прежде, чем ты что-то возразишь, ― предупредила меня она, стоило мне открыть рот, ― поверь в саму себя в очередной раз. Когда-то тебя пытались раздавить, только ты сделала свой выпад, теперь нужно просто показать Россу, как ты можешь выдержать его выходку и больше не иметь с ним дела. Ты же не хочешь к нему возвращаться?

― Нет, ― в ответ отрицательно покачала головой, ―больше не хочу.

― Может не все потеряно, Ханна? Просто нужно больше времени, чтобы найти в себе силы простить его?

Отрицательно помотала головой.

― Нет, Ким. За такие ошибки никто не простит человека. Я лишилась не то что твердость под землей, а скорее веру в свои возможности. Это…так отвратительно. Мне не за что хвататься.

― Эй, ты можешь идти на компромиссы, подруга. Ты всегда так делала, когда боялась двинуться вперед. Сейчас это тот же случай. Парни ― это козлы, умеющие больно бодаться. А ты попробуй сделать щит.

― Щит… Возможно, я смогу так сделать.

― Прекрасно. Тогда за это нам нужно съесть торт, а то я его зря покупала.

Усмехнулась и потянулась за тарелкой.

― У меня есть тост, ― спохватилась она, задумавшись. ― Давай пошлем ко всем чертям придурков, которые считают свои причиндалы выше достоинства девушки. Пусть давятся своими проститутками-розами, когда луговые цветы красиво благоухают на фоне серых туч. За нас!

― За нас… ― следом за ней повторила, пытаясь понять, почему за эти промежутки времени Ким так сильно изменилась. ― Тебя не узнать, Ким.

― Я просто поняла, что значит жить на полную катушку в такие-то годы. Не все стоит материализовывать в реальность, стоит это придумать, просто доверься тому, что приготовит судьба. ― Она подмигнула мне, отправляя в рот часть крема, как украшения на торте.

Не надо было быть экстрасенсом, чтобы знать, какие чудеса для нее приготовил Аарен.

Девушка глупо улыбалась, поедая свою порцию, я же ковыряла вилкой в тарелке, медленно пережевывая кусок за куском, обдумывая слова подруги. Потом в следующую минуту лицо Ким переменилось:

― Только я не знаю, что будем делать с тем фактом, что Эрик всегда будет рядом. Я и Аарен ведь…

― Не переживай. С этим я сама разберусь. С этого дня в силу вступает одно значительное правило.

― И какое же? ― любопытно поинтересовалась Джонсон, зачерпала еще часть крема на ложку, отправила в рот, прикрывая глаза от удовольствия.

― Никаких больше парней, ни свиданий, ни флирта, ни серьезных отношений. Я впервые осознала, что хочу жить именно сейчас для себя.

― Сможешь ли ты его не нарушить?

― Смогу. Эрик Росс пусть и сломал мое сердце, которое не сможет никогда его простить, но ты права, я умею всегда побеждать, ибо я уже не «я»…

[1] И. В. Гёте ― Фауст

4 глава

― Мам, это ко мне, ― вышла из комнаты, заприметив фигуру родительницы, которая недоуменно высунула голову в проходе. ― Это Ким и Грейс.

Поравнялась с ней, прошлепав к двери, мама остановилась у стенки, оперевшись об нее, следя за тем, как я стараюсь справиться с замком и открыть дверь неожиданным гостям. Я узнала об их приходе минуту назад, когда на телефон пришло сообщение с новостью о том, что они поднимаются ко мне.

― Сюрприз! ― одновременно крикнули девочки, когда дверь полностью раскрылась, и все они разом налетели на меня. Воздуха в легких не осталось, потому что Грейс и Ким придушили своими распростертыми объятьями меня до потери сознания.

― Извини за не столь приятное появление в твоем доме, но это вынужденные меры.

― Поддерживаю, ― послышался сзади одобряющий голос мамы. ― Проходите девочки, не стесняйтесь.

― Здравствуйте, тетя Марта. Мы с поддержкой!

― Здравствуйте, ― опомнившись, Фейн младшая шагнула к женщине, протягивая руку. ― Я Грейс. Мы с Ханной недавно познакомились и за это время успели сдружиться.

Ким разделась засчитанные секунды, прошмыгнула в гостиную, оставив нас стоять посреди холла. Я закрыла дверь, поставила аккуратно ботинки в обувную полку и подошла к маме с Грейс.

Мама оценивающе пробежалась глазами по одежде, которая, кстати, говоря выделялась среди наших простых, в каких-то местах потертых (в хорошем смысле) вещей. Я подергала плечами, заприметив на дне глаз некое неодобрение, но взгляд мамы тут же сменил краски холода на жаркое лето. Протянула руку в ответ и крепко пожала:

― Я мама Ханны, можешь меня звать Мартой. Я не кусаюсь и вижу, что ты милая девушка. Таких, мне кажется, мало осталось.

― Благодарю, ― засмущавшись, Грейс все же смогла снять куртку и ботинки. Заметила, как было ей неловко знакомиться с моей мамой, хотя меня это поражало. Сами Фейны были скорее вульгарны и амбициозны в своих планах, чем всегда меня заводили в тупик, шаг за шагом вытаскивая наружу сомнения в их вычурной галантности, но при знакомстве с личной жизнью друзей, кажется, они совсем иные люди.

― Ты, Грейс, на каком факультете учишься?

― Архитектурная графика с уклоном дизайна. Можно сказать, мы с Ханной кровные одногруппницы.

― Тебе нравится учиться? ― Мама все не могла отстать от бедной Грейс, на что мне пришлось закатить глаза.

― Мам!

― Я просто пытаюсь познакомиться с юной леди, ― запротестовала мама, поднимая руки в знак капитуляровки. ― Но, думаю, лучше нам поближе пообщаться в другой раз, Грейс. Моя дочка не любит мои допросы.

― Ничего. Я понимаю вас, моя мама тоже бывает со странностями, только это естественно ― знать, с кем дружит ее дочь.

Родительница тепло улыбнулась подруге и оживилась, пропуская нас пройти вглубь квартиры. Она предупредила, что через несколько минут будут готовы кексы, так что рекомендовала помыть руки, присесть на диване, наслаждаясь обстановкой нашей скромной квартиры.

Еще с того момента, как сестра Аарена оказалась в нашей квартире, она была немного смущенной нашим приемлемым обитанием в этой квартирке. Конечно, особняк Фейном нельзя было сравнить ни в коем разе с простыми обоями, в каких-то частях пожелтевших от времени, старых досок, скрипящие под ногами каждый раз, бесценными и разнообразными предметами жития, как, например, диван, которому столько же лет, сколько и мне. Одно его спасает, бережное обращение и постеленное покрывало с декоративными подушками поверх. Мы и так старались обеспечивать квартиру более со вкусом и не захламлять всяким добром, что осталось после бабушки. Поэтому после ее смерти все вещи полетели в мусорный бак, кое-где был сделан ремонт, были куплены дополнительные свежего цвета и кремовой насыщенности декор, который придал этому месту новую жизнь.

Рыжеволосая девушка обвела взглядом гостиную, заострив внимание на статуэтке со сломанными руками, как у богинь Древней Греции, выставленные на обозрение в музеях. При этом ни один мускул не дернулся, во взгляде не пронеслась неоновая строчка об отвращении к обстановке. Эффектная девушка, с вычерненными ресницами, придающие ей экстравагантность, спокойно присела на край дивана, продолжая разглядывать вещицу на комоде в углу комнату.

― Откуда у вас такая статуэтка? ― поинтересовалась Грейс, не отрываясь глазами, будто окутываясь в сети грациозности мраморной девушки, вверх которой был оголен.

Пожала плечами.

― Мама сказала, досталось от родственников. А что?

― Просто она так похожа на одну миниабстракцию из коллекции известного скульптора. Я недавно рассматривала журналы современных деятелей искусства прошлого века, такая стоит немало денег.

― Ого, ты во многих вещах разбираешься, Грейс, ― без тени ехидства сказала, присаживаясь между ними. ― Я раньше бы не догадалась, что это поддельная вещица схожа с известными статуэтками.

― Просто зубрить надо, ― хихикнула она, повернувшись к нам. ― А вообще мы к тебе для поддержания настроения.

― Точно, ― оживилась Ким и подсела ко мне ближе. ― Я понимаю, что ты все еще не в восторге от всей этой…неразберихи, только мы не намерены тебя бросать. Ты же не собиралась сидеть целые выходные в одиночестве?

Облизнула пересохшие губы, заправив прядь волос за ухо.

― Все-таки собиралась, ― подтвердила мой ответ за счет тишины шатенка. ― А ты с мамой разговаривала?

В тот день, после того как ко мне пришла Джонсон, я все же смогла подавить в себе адскую боль, не позволяющая довериться собственной матери и рассказала ей обо всем, что случилось ночью в конце октября. Не знаю, каких мне усилий хватило выдержать свои намерения, рассказать в мельчайших подробностях об Эрике Россе, обмолвившись, что он с самого детства был помолвлен на Лизи Бофорт. Даже сейчас я могу вспомнить картину моей жалостливой сцены с мамой, когда стараешься объясниться и попробовать через слова освободить свою душу от угнетения. Это помогало с одной стороны, с другой, я боялась реакции родного человека.

Но она смотрела холодно на эту ситуацию, я не смогла прочитать ее мыслей, как будто этот случай напомнил время ее молодости.

Я не стала расспрашивать или умолять о подробностях, так как сама носила ношу под сердцем. И просто давилась всем переизбытком сожаления к себе, расположившись рядом с ней и уткнувшись в грудь, предоставленной ею. Знак поддержки был велик. Она была со мной всю ночь, позабыв о своих обязательствах.

А на следующий день облегчение окатило, стоило открыть глаза.

― Разговаривала.

Сейчас я чувствовала себя более увереннее, хоть и на моем лице читалось совсем другое.

― Супер. Ох, запах кексов не дает мне соображать четко…

― Вот и кексы, девочки! ― В комнату зашла женщина с убранными волосами на затылке в пучок и завязанным фартуком на поясе, неся в руках посыпанную сахарной пудрой выпечку. ― Не бойтесь брать, я все равно вторую партию еще делать собралась.

― Спасибо большое, ― любезно поблагодарив ее, она тут же скрылась снова на кухне.

― У тебя хорошая мама, ― вслух высказала мысль Фейн, оглядывая содержимое тарелки. ― Где я не была, везде эти мамочки только и умели угождать своему господству. Ставить правила, которые гость должен придерживаться. Твоя мама другая, такая же ухоженная, но домашняя.

― Да, с ней мне повезло. От одной мысли о мачехе Эрика у меня сердце замирает. Язык не поворачивается называть ее «мамой»! Не завидую я никому.

Ким посмеялась с набитым ртом, Грейс усмехнулась и все же взяла аккуратненький кексик в руки.

― Насчет всей заварухи, что устроил Росс, ― серьезно уже высказалась она, откинув волосы на спину. ― Ты прости меня.

― За что мне тебя прощать? ― с трепетом спросила, приобнимая ее. ― Мне не за что на тебя обижаться или того хуже, таить злобу, Грейс. Ты же не виновата в том, что была там.

― Я виновата в том, что не пошла за тобой. Я так испугалась за тебя. В состоянии аффекта ты могла пострадать…

― Но я же цела…

― И все же. Прости меня, Ханна. Ты нуждалась в опоре, за которой смогла пойти и не оглядываться назад. Я не понимала тогда, что делать в данную минуту, так как вокруг началась такая суета. Эрик…

Она замолкла, понимая, что немного натянула резину.

― Что Эрик? ― не дыша выговорила едкое имя, твердя себе, что не должна была вообще ни о чем спрашивать.

― Он устроил погром в пиццерии. Ударил Аарена, наорал на Лизи, которая все пыталась за него уцепиться и увести в свое логово. Потом…он побежал за тобой. ― Вертя в руках кекс, она погрязла в своих мыслях, будто возвращаясь в то время для определения вещей, окружавшие ее в тот момент. Взгляд потускнел, стал стеклянным, никакие эмоции не сквозили в рамках обретения бездыханности. Ей было отвратительно присутствовать и видеть картину мировой премьеры в театре. ― Как же я ненавижу Лизи. Ее умение манипулировать людьми доводит порой до моральных жертв.

― Не будем о ней. Главное, ты здесь. Я так рада твоему присутствию здесь, со мной, с нами.

― Я сейчас расплачусь, девочки, ― шмыгнув носом, Ким навалилась на нас сзади. Заставляя уголки губ дернуться. Странно. Еще вчера я могла ходить, как зомби, угрюмо поникнув голову, и смотрела бы на мир, как на злодея шуток, коварных виселиц, подзывающих своей пугающей тишиной.

― Ну-у, в последнее время Аарон плохо действует на тебя, ― заприметив на горизонте подымающуюся атмосферу, решила немного задеть нашу страстную Джонсон.

― Ты стала какой-то сентиментальной, Ким. Особенно странно ведешь себя ― у тебя появился нрав.

― Это плохо? Я этого даже не заметида, ― прищурившись, оглядела нас. ― Мне хорошо с ним, девочки. Очень.

― О-о, ― Грейс искривила миниатюрные губки без помады и загадочно посмотрела на Ким, ― подруга, ты по уши влюбилась в него. Интересно, мой брат, разгильдяй, тоже весь такой романтик.

― Он и романтика? ― сдерживая смех, воскликнула я. ― Ой, не могу. Я больше рассчитываю на красивое свидание с алкоголем, чем волнующее отправление с настоящей девушкой на настоящий вечер.

― Да ну вас!

Джонсон ткнула нас смеющихся, сдвинув широкие брови на переносице. Ее обиженный вид был поистине детским недолгим огорчением. Хотя и прекрасно понимала, что мы лишь от сердца говорим правдивые вещи. Серьезно, поверить очень сложно, наконец, в том вердикте, что парень, заядлый охотник за шалавами и вечно отдыхающий в известных клубах, смог остепениться. Ким понимала, на что идет, и, конечно, сама должна была принимать между тем знаменитый статус своего первого парня. Но влияние Аарена оказалось удивительным: подруга расцвела на глазах. Ее зажатость и неуверенность в себе позабылись по одному щелчку, как только позабылся комплекс страха.

― Не обижайся, для нас ваше сближение очень неожиданное и крайне интересное. И мы рады, если у вас все хорошо, ― поспешила успокоить нервную мисс Джонсон.

― Правда, Ким. Постарайтесь друг друга не поубивать, ибо Аарен не может быть паинькой.

Щеки шатенки покраснели.

― Оу. Теперь нам еще яснее стало.

Все разом разразились хохотом.

― Точнее некуда, ― улыбнулась и положила голову на руку стеснительной подруги. ― Мне с вами повезло. Спасибо, что пришли.

― И не вздумай без нас зарываться в песок. Чтобы не случилось, мы будем рядом. Ты замечательная девушка, Ханна.

Грейс взяла мои ладони и сжала их. По мне пробежалась волнительная дрожь, переворошив все органы, отвечающие за чувства.

― А вы замечательные подруги…

И это чистейшая правда.

Хоть нам и пришлось столкнуться в потоке времени на разных стадиях, нас сплотила неизученная учеными нить судьбы. Столько времени я могла сталкиваться с людьми, которые могли лишь брать и ничего не отдавать, быть вместе ради какой-то защиты или прикрытия, дружить из-за вынужденной меры. И только одна случайная встреча с Ким все изменила. Одно маленькое недоразумение, перетекающее в нечто большее, чем просто «знакомы».

С Ким все произошло по-другому. Она сама не знала куда идти, где можно вообще найти доверительное укрытие. И мы натолкнулись на нее. Сетование о вынужденной дружбе, которое изредка себе она твердила, было полнейшим бредом. Просто нужно научиться принимать то, что пытается до тебя донести подарок жизни. Не отторгать, а пользоваться размеренно. Возможно, это выведет тебя на другой уровень…

Так мы просидели вместе в гостиной около двух часов, разбирая любые темы и без остановки смеясь над Ким или же Грейс, у которых личная жизнь бурлила непредсказуемо. Самой только от этого на душе было пусто. Чего-то не доставало в механизме моего тела, будто ограбили ценное из всего имущества, что имелось на руках. Девчонки замечали иногда неожиданное угрюмое настроение и делали все возможное, лишь бы залить светом эту просторную комнату. И как было прекрасно заполнить легкие свежим воздухом, мирно прогуливаясь на улочках бурлящего в час пик Нью-Йорка.

Здесь было не так спокойно, как хотелось, но выдержать же можно было густую патоку. Ведь так?

5 глава

Можно было выдержать.

На улице значительно похолодало за эти дни моего пребывания только дома. Листья на деревьях все еще держали краску зелени, хотя и проглядывали большую часть желтизна и краснота, вознося в городе пестрое разнообразие. Моросил небольшой дождь, но меня спасали теплое пальто и шерстяной шарф, увязанный вокруг шеи. Я все еще была слегка помята на внешний вид да вялость присутствовала в каждой мышечной ткани, но все было терпимо.

Сегодня был первый день в университете после недельного отсутствия. Старосту я предупредила, что занесу ей медицинскую справку только завтра, так как по какой-то причине мне не смогли выдать ее еще вчера на приеме.

Машины на дорогах стояли по несколько часов в пробках, сигналы тут и там резали слух. До сих пор не могу привыкнуть к таким переполохам по утрам, пока пешком добираюсь до учреждения и со всех стороны могу заметить разные разворачивающиеся картины. Кто-то еще даже умудрился в это время отправиться на пробежку. Кто-то ребенка ввел в детский сад или школу. Старушки уныло бродили по тротуарам, немного мешая другим людям.

Добравшись до кампуса, проскочила следом за двумя девушками вовнутрь и наткнулась на фейс-контроль. Меня предупредили, что из-за частых присутствий посторонних людей на лекциях вместо действующих лиц, ввели вынужденные меры. Достала из сумки студенческий билет, показала его охраннику и прошмыгнула дальше.

В гардеробе было немноголюдно, каждый студент приходил с интервалом две минуты, пока я находилась. Встала напротив зеркала, оглядела свой внешний вид и тут же замерла, услышав у входа знакомые голоса, бурно обсуждающие одну щекотливую тему:

― Ох, Эмма, поверь, Лизи теперь ни на шаг не отстанет от Эрика. После того случая с его якобы девушкой, она только и успевает за ним ухаживать, ― сказала одна из них, что я невольно прислушалась. Я была незаметна для них.

― Он же ее вечно посылает, гонит со своей квартиры. Неужели, ей нравится терпеть такое хамство? ― возразила вторая.

― Ну, знаешь, когда они уже с детства помолвлены, то выхода так такого нет. Меня вообще удивляет, на что рассчитывала та безмозглая курица, считавшая, что Эрик ее любит? Господи, что только не напридумывают эти бездарные простолюдины, лишь бы охмурить деньги.

Сжала руки в кулаки, чувствуя, как из глубин поднимается всепоглощающая ненависть к этим хвостам на побегушках. Продолжила слушать:

― Что самое ужасное, вкус у нее отстой. Надо будет спросить у девчонок, как эту мышку вообще взяли на факультет модной индустрии, ― пискнула одна из них.

Прикрыла глаза, стала считать до десяти, чтобы не сорваться с этого места и не влепить им хорошей пощечины, освежив их мозги.

Мне никогда не нужны были деньги Росса. Никогда. Но отчитываться перед ними равно, как разговаривать со стадом козлов. Когда живешь среди богатства, для тебя существует понятие «сравнивать себя с другими, не похожими на тебя». Я стала тем примером. Они судят по тому, что в общей сложности никак не вяжется с моими принципами. Я всегда следовала по своим нормам, чужого мне не нужно.

― Ой, что с них взять. Отбросы. Фу, даже затошнило. Пойдем отсюда, мне еще нужно припудрить носик.

И они удалились.

Для меня эта новость была приемлема. Я не жалела ни Росса, ни Бофорт, ни этих куриц, считавшие меня идеальной вертихвосткой. Поманила пальчиком и сбежала с денежками. Отчасти меня зудило. Мне еще трудно было держать себя в руках и не сорваться от безвыходности, но отступать было некуда. Эрик сам решил, что для него дороже, он мне это самолично показал, не удосужившись что-то добавить в свое обвинение. Только мне уже было все равно, какие приемы он мог заготовить для возвращения меня. Я больше не вернусь.

И нас по крайне мере не существовало. Так…мелкое излишество.

Досчитала до десяти, помогая организму не опираться на глупые утверждения. Просто нужно не заострять внимание на это и дарить полный кайф от всех новых придуманных историй о моем якобы плане насчет парня.

Щелкнула языком, энергично схватила сумку и вышла из своего убежища, спеша скорее подняться по лестнице на нужный этаж и добраться до кабинета.

На середине учебного дня, наконец, выдалась минутка, отдохнуть и перекусить. Захватив с собой еду, которую утром всучила мне мама, до сих пор беспокоясь за мое здоровье, я добралась до столовой и ахнула, заметив, что все столики практически заняты.

Досконально проанализировала состояние помещения и нашла подходящее место как раз у окна, ближе к буфету. Только стоило подойти, поставить сумку на скамейку, как все места стали занимать незнакомые парни. Поразилась такой наглости, выдерживая бесстыдство по отношению к девушке. Я уверена была, они видели, что я здесь оказалась первая, но решили сделать отсутствующий вид.

― Простите, ― громко сказала, привлекая несколько пар глаз к себе. ― Вообще, я первая заняла.

― Иди, поищи другое место, птенчик, ― проголосил самый здоровый по массе дурень. ― Мы слишком устали после тренировки и хотим есть. Будь мила к нам и прояви сочувствие.

― Хотите поесть, найдите другое место, ― скрестила руки на груди, грозно посматривая на каждого исподлобья. Теперь все буквально пожирали меня глазами.

Мысленно закатила глаза, поражаясь, какие парни все однотипные. Только увидят на горизонте «овечку», не могут сдержать свой аппетит. Хоть на мне и были обтягивающие джинсы, блузка с вырезом на груди, они даже не скрывали своего интимного интереса ко мне.

― Я тоже желаю поесть, и поверьте, меньше всего мне хочется с вами разговаривать. Ко мне сейчас придут подруги…

― Пусть присоединятся к нам, мы не против, ― предложил блондин, многозначительно подергав бровями. ― Места всем хватит.

― Засунь свои перспективы в задницу, парень, ― огрызнулась, теряя терпение. Я могла бы найти другой столик, но меньше всего хочется быть в эпицентре внимания дешевых куриц, расположившиеся в середине столовой.

― Воу, а мы с зубками, ― кто-то издал восторженный звук, и ничего не пришлось, как прикрыть глаза.

― Знаете, что я могу показать вам?

Мой вопрос подействовал на них моментально. Идиоты.

― Стриптиз? ― предположил громила.

― Отсосешь мне в тубзике? ― сказал второй.

― Хочешь заняться групповухой? Это даже еще больше возбуждает. ― Все в ответ только согласились.

Искривила губы от их предположений. М-да уж.

Оперлась руками об стол, смерив каждого взглядом, и мило улыбнулась:

― Показать, как вы очаровательно продуете на чемпионате!

― Что ты сказала?

― Хорошо, повторю для глухих. Вы можете продуть на чемпионате, ибо я вашу игру видела и это, признаюсь, бездарно. Вы не можете нормально бегать по полю, натыкаясь раз за разом на игрока. А все потому, ― захватила в плен своего взгляда кусочек полиэтилена в кармане брюк громилы, ― нельзя так неосознанно употреблять эту гадость. Я же могу рассказать ректору.

Сталь замесилась в моем голосе. Мне было все равно, как я выгляжу со стороны, но парни должны научиться быть покладистыми к даме.

― Ты ему не скажешь, ― рыкнул тот самый огромный парень, сверкнув глазами, и даже понял, как ужасно засветился, ― твой рот может работать только для одного дела.

― Воздержусь. Ладно, раз не верите, тогда пойду сначала к вашему тренеру. Где он, кстати?

― Ладно, мы уступим тебе, вымогальщица! Не хватало тут еще нам проблем от тебя. С*ка! ― театрально плюнул блондин, поднимаясь с места.

Все за одним подняли свои пятые дочки, бросали на меня бушующие красные огоньки на дне зрачком. Я им приветливо помахала ручкой и шумно выдохнула, про себя произнеся «слава богу». Они прошли в другую часть зала, предоставив свободный стол в полном моем распоряжении. Расположилась на скамейке, достала из сумки контейнер с едой. Стоило открыть, как очаровательный запах ударил в нос, вызывая брожение в желудке. Как же отлично у мамы получается готовить запеканку. Но мою идиллию нарушило внезапное появление подруг.

― Привет, змей-искуситель, ― задорно пропела мне в ухо Ким, присаживаясь рядом. ― Мы оценили твою попытку выгнать тех парней.

― Еще никому не удавалось команду по баскетболу запрягать, ― заметила Грейс, устраиваясь напротив нас с подносом на руках, в котором была небольшая порция курицы в яйце и пюре, больше похожая на жижу, салатик и обычная вода.

Только сейчас заметила, что и Джонсон взяла себе в буфете что-то быстро перекусить и небольшой пакетик виноградного сока.

― Рада стараться, ― отдала честь и, взяв в руки вилку, приступила к поеданию своей еды. ― Просто им нужно бережно относиться к делам по имени наркотики. В следующий раз виноватой буду не я. Кто угодно их сдаст.

― Тебе хоть кто-нибудь понравился? ― поиграла бровями Грейс, беря в руки вилку.

― Боже упаси, такие парни меня не привлекают. Тот, что блондин, явно гей.

― Почему ты так считаешь? ― уточнила Ким.

― Рожа и ухмылка мне его не нравится.

Девушки кое-как сдержали смех.

― Твои обвинения достойны на рассмотрение дела.

Пожала плечами. Пригубила немного воды из бутылки, которую любезно мне купила Ким, потянулась за вилкой, закрепила на ней кусочек запеканки и положила в рот, как следует разжевывая.

― Какими историями вы меня удивите?

Сегодня был моей первый день после полторы недели отсутствия. На удивление, тут все по-прежнему было тихо и косые взгляды не были такими открытыми, если не учитывать компанию студенток из курса розовой бестии. Почему никто еще не растрепал такую новость? Наверное, главная была еще не на месте.

Я старалась в течение дня не брать в счет уже готовые содействия людей в этом учреждении, ведь уже однажды натыкалась на разглагольствование в моей старой школе, и делала все возможное, чтобы углубиться в учебу, поговорить с преподавателями по поводу пропусков и приготовиться к жестокой схватке с предметами на ближайшие дни и ночи.

― Во-первых, не расслабляйся, скоро экзамены, а у тебя появилось достаточно долгов, ― начала Грейс, рассудительно загибая палец.

― Спасибо, успокоила…

― Всегда пожалуйста. Во-вторых, тебе нужно будет зайти в деканат. Тебя хотели видеть еще на прошлой неделе, но ты заболела. ― Я без проблем поняла двусмысленность данного слова и вздрогнула, только сделала вид, что поедаю запеканку. Даже рыжеволосой девушке было неприятно произносить это слово в моем присутствии, зная, иные причины моего отсутствия.

― В-третьих, ― вклинилась в разговор Ким, посчитав лучшим способом ― увести разговор в другое русло, ― как твое самочувствие?

― Уже получше. Спасибо, что спросили.

Наверное, лучше. Я до сих пор не могла отделаться от боли в сердце. Иногда по ночам я просыпалась с отяжелевшим грузом на плечах, дышала часто, потому что воздуха не хватало, перед глазами стояли неразборчивые силуэты, а сердце лихорадочно ударялось об ребра. Такие приступы произошли на выходные перед тем, как на следующей неделе отправиться на учебу. Я не стала говорить никому об этом, нагружая себя больше неразберихой, но для других от этого было легче. Особенно моей маме.

Ким и так многое сделала за все эти дни, и Грейс, они как никто другой были рядом со мной в трудную минуту. Помогали мне выбраться из этой прогнившей избы для полного освобождения своей души. Я не держала обиду ни на кого, скорее я ощущала потребность выговориться и закрыть эту тему навсегда. Я четко знала границу ― никаких интрижек с парнями, ибо еще одного удара я не смогла бы перенести. И намерена придерживаться до того, как смогу доверить свое сердце кому-то другому.

Также я все еще была зла на Эрика, и нервозно относилась к предстоящей встречи лицом к лицу. Я места себе не находила целое утро, наталкиваясь взглядом на спины парней, считая, что они и есть он. Но такого позволительного жеста от парня, слава богу, не заприметила на горизонте. Меньше всего мне хотелось, только что выйдя из пучины своих недуг, ― пасть в темноту, без промедлений задыхаясь.

― Ой, мальчики к нам идут, ― пискнула Джонсон, увидев вдалеке знакомые силуэты парней. Эрик Брюс, с которым мы виделись…уже не припомню когда в последний раз, и Аарен Фейн вышагивали по направлению к нам, при этом выглядя на фоне столовой стильно, словно они на сцене.

Я невольно заметила, как напряглась, и постаралась сбросить с плеч остроту, растянув губы в вымученной улыбке.

― Привет, девчонки. Ким, ― растянул имя подруги рыжий парень, нагибаясь через стол и оставляя на ее губах легкий поцелуй. Небольшой шрам на левой брови напомнил слова сестры Аарена. Побоев так таковых больше не присутствовало на лице. Затем он перевел внимание на меня. ― Ханна, как у тебя дела?

То ли мне показалось, он произнес этот вопрос наигранной интонацией, то ли я себе уже накручивала, учитывая некую не уютность между нами. Все же Эрик его друг.

― Сейчас более-менее, ― покрутила рукой, давая знак, дальнейшего расспроса не стоит затевать, и повернулась к Эрику. ― Привет, Брюс. Давно мы с тобой не общались.

― Где-то месяц, ― обольстительно ухмыльнулся, плюхнувшись рядом с Грейс и закинув ей на плечи свою огромную руку.

Идиллия, черт возьми. Но не стала ехидничать на людях.

― Девочки тебя не обижали за все это время? ― Фейн младшая ударила локтем в его ребра, он тут же съежился, посмеявшись. ― Котенок, я же тебя знаю. Съешь любого…

Потом что-то шепнул на ухо, и по губам поняла, какой разврат может литься с этих влажных губ. Эрик перехватил мой любопытный взгляд, от чего мои щеки запылали, будто меня поймали за чем-то преступным. Быстро отвернулась. Сама Грейс поерзала на стуле, сделав вид, что ничего только что не произошло.

― Можешь не беспокоиться. Они были зайчиками. Меня скорее вот, что интересует, когда это вы сдружились? ― прищурилась, обведя долгим взглядом каждого. Последнее их столкновение в общем не привела к лучшему распутью, они огрызались как собаки на цепи.

― Ну, ― помял шею Аарен, ― Брюс помог мне в кое-каком деле, потом мы поговорили, как нормальные люди, и пришли к разглашению.

― Братишка, ты встал на путь исправления?

― Меня нельзя исправить, Грейс, ― хмуро фыркнул Фейн и уселся между мной и Ким, прижимаясь теснее к бедру подруги.

Все продолжили спорить насчет их примирения, я же доела остатки в контейнере и потянулась открыть бутылку воды, как посмотрела на вход столовой и рвано выдохнула. Сердце сделало кульбит и замерло, защемляясь между ребер.

О, боже.

Открыла рот, вдохнула полной грудью, и на выдохе ощутила острый удар в области глаз. Они стали потихоньку увлажняться, когда я смогла полноценно разглядеть фигуру Эрика Росса, решительно вышагивая в нашу сторону. Он заметил нас как раз сразу же, стоило ему зацепиться за меня. Я и не почувствовала, как руки сжали бутылку, разрывая пространство своим пластмассовым звуком, и вынуждая других оторваться от своих бурных обсуждений.

Пока Эрик направлялся к нам, мне хватило духу не упасть от переизбытка адреналина, так как мои глаза сами по себе гуляли по его фигуре, вычерчивая все пропорциональные линии тела. Я остановилась на лице и не могла ни уловить глубокую черноту под глазами, похожая на тот же цвет, что и глубина радужки. Бледный, унылый, будто побитый щенок, при этом скрывая под одной из своих интересных масок ― авторитет.

Найдя в себе силы оторваться от созерцания, поспешила сложить в сумку все вещи, и как только я поднялась со скамейки и практически бросила фразу девочкам «увидимся после пар», чуть не врезалась в мощную грудь парня.

Сердце ― обычный орган, но через него пропускается столько зарядов электронов неизведанных чувств.

― Ты уже уходишь? ― сведя брови на переносице, спросил Росс, перекрывая путь к спасению.

― Да, ― взмахнула головой, откидывая волосы назад, и посмотрела на него беспристрастным взглядом. ― У меня еще есть дела. Если ты не против, можно я пройду.

Он постоял долгое время, изучающее следя за моим лицом, словно выискивая ту щель, в которой и таились мои прежние эмоции. Увы, ему было туда не пробраться. Отныне эта зона закрыта.

― Ханна… ― из его уст мое имя звучит, как звонкий колокол, даря рай для ушей. Это могло подействовать, только мой разум затмевал любые предрассудки сердца. Больше не в жизни.

― Нет. Извини, мне нужно идти. Увидимся девочки позже.

Бросила последний взгляд на лицо парня, удерживая глазами пухлые губы, которые всего две недели назад дарили неземное удовольствие, заставляя моих бабочек переворошить все свои коконы, оставляя крохотные клочья лишь напоминанием о нашей близости и моих разбитых мечтах.

Двинулась в сторону выхода, выдерживая напор зрительного прожигания в мою спину.

Вбежала в женскую уборную и сразу же включила кран, обдавая лицо холодной водой. О. Мой. Бог. Это оказалось куда сложнее выдерживать свою точку зрения. Мне хватило одного нахождения в душном зале, как привычные устои просто пошли коту под хвост. Я кое-как могла находить в голове любой держатель, помогающий не уйти в отрыв со своим телом, не умеющее слушаться разума и повиноваться тому, что требую я. Эрик должен знать одну маленькую вещь ― я не смогу больше быть с ним. И как бы больно не было моим мышцам, сокращающиеся от мысли о нехватке чьей-то близости, прикосновения, поцелуев… Я смогу быть сдержана и выйти из временного казуса.

Посмотрела себя через зеркало, не заметив никаких ухудшений по состоянию. Руки дрожали, пока приглаживала волосы и перебирала пряди, которые за полгода отрасли мне до середины спины. Натянула одну прядку, доведя пальцы до кончиков волос, и в голову ударила мысль. При условии, что мне стоит придерживаться четкой цели, чтобы обойти коварность жизни и снова не увязнуть в обманах, я должна изменить что-то в себе. Убрать частичку старого, что так ясно отслеживается на мне о прошлом. Это будет старт в ту жизнь, которую я собиралась строить до Эрика, где все шепоты напоминают всего лишь дряхлость современного мира.

Так может начать с этого?

Стереть с себя старую жизнь и вдохнуть новую.

6 глава

На следующий день у меня была совместная лекция третьей парой со старшекурсниками, среди которых мне не составило труда отыскать взглядом прожженные бурые глаза, ни на шаг не теряющие внимание, что приковано ко мне. Добралась до своего места вся на нервах, испытывая жгучую потребность провалиться сквозь землю. Это невыносимо терпеть на себе, как будто много иголок торчат из моей кожи, давя на эрогенные точки с неистовой силой и причиняя как физическую, так и психическую боль.

Усевшись поодаль от парня, устало вздохнула, поправила короткие волосы и достала из сумки ручку с тетрадкой. Я все-таки решилась на этот шаг. Теперь меня нельзя было назвать брюнеткой, ибо мой цвет приобрел блекло пшеничный, а еще я решила состричь немалую так часть волос, оставив до плеч. Рискованно, зато результат меня объективно порадовал. Даже тяжесть как-то слегла с моих плеч.

Всю лекцию я ловила на себе взгляд Эрика, то и дело играя с ним в гляделки. Время от времени я старалась вникать в суть темы экономических отношений, что так усердно объяснял педагог, чертя на доске непонятные каракули, и у меня стойко получалось ловить аудирование, если не было малозначительного «но» ― мурашки по рукам рассыпались колючками, проникая вовнутрь странным образом. Я не могла спокойно сидеть, в некоторых случаях ерзая на стуле, пока процессы в организме бурлили и отдавали приятное тепло. Господи.

Решив, что лучше отвлечься на рисовании, я принялась вычерчивать на полях небольшой портрет нашего профессора, который в этот самый момент жестко жестикулировал руками. На миг мы встретились глазами, и у меня сердце подскочило, ударяясь о кости. Он загадочно на меня покосился, а потом как не бывало безразлично продолжил говорить.

Получилось неудобно как-то.

Через полтора часа прозвенел звонок и все тут же подорвались со своих мест. Сложив бережно вещи в сумку, стала медленно спускаться по лестнице, приложив немало усилий не смотреть в сторону, где ко мне приближалась фигура Росса. Как только он оказался по близости, терпкий запах его тела ворвался в ноздри, затемняя разум. Внизу живота собралась вязкая примесь, хищно пробираясь еще ниже. Черт бы его побрал.

Разозлившись на реакцию своего тела, двинулась быстрее, но мне так и не удалось сбежать, так как наш преподаватель требовательным голосом остановил меня на полпути до двери:

― Ханна Эллингтон, подойдите ко мне!

Прикусила язык, сдерживая в себе негатив по отношению к этому человеку, и все же развернулась. Размашистым шагом добралась до стола мистера Эндрюса, ожидая, когда он примется говорить мне о том, чем ему так любезно захотелось поделиться со мной.

Эрик остался последним, бросил на меня прожигающий взгляд, помедлив у двери, и, слава богу, вышел, хлопнув не слишком сильно дверью.

― Что случилось, мистер Эндрюс? ― решила взять инициативу в свои руки и первая задала поисковый вопрос.

― Ханна, я припоминаю, что ты болела полторы недели, и думаю, ты не переписывала конспекты по моим занятиям, ― строго проконстатировал он, сортируя бумаги на столе по стопкам и не поднимая головы. Профессор был сосредоточен на каждой мелочи, что попадалась ему под руки, хмурил брови и выразительно сжимал челюсть.

Алекс Эндрюс был обычным мужчиной по совместительству наш преподаватель, и нельзя было ни сказать о том, что популярность среди студенток у него засчитывала обороты. Он был совершенен сколько не из-за ума, а из-за внешности и телосложения. Острые черты лица, квадратная челюсть, с помощью чего можно было заметить, как сексуально напрягается челюсть, мраморные глаза, готовые сжечь любого, широкие плечи с бицепсами под белой рубашкой, что иной раз проглядываются очертания вен, узкая талия. Обворожителен был не то слово. Скольким дам он мог разбить сердца, починить, отобрать, даже представить страшно. Хотя для меня он был совсем обычным мужчиной, назвать которого «желанным» язык бы не повернулся. Не хотелось бы мне начинать отношения с преподавателем, когда устав университета запрещает заводить хоть какие-то интрижки с учителями.

― Нет, ― чистосердечно ответила. ― У меня что-то с успеваемостью?

― С ней все порядке, но может случиться, если ты как можно в ближайшее время не сдашь все долги. Скоро начнутся экзамены, а мне не хочется видеть ученика с достойными знаниями в бланке отсрочки. ― Он демонстративно сложил руки на груди, оперевшись бедром об стол и оглядев мой вид с нескрываемым интересом.

Я переступила с ноги на ногу и прикусила изнутри слегка щеку. Обстановка между нами необычайно накаляется.

― Я как раз собиралась взять весь материал по предметам у старосты группы. Рассчитываю к следующей неделе переписать все лекционные задания и подготовиться к пересдачам по самостоятельным работам. Ведь такое возможно?

Уголки его губ дернулись в слабой улыбке.

― Конечно. Мы работаем в рамках компетенций студентов, если они не наглеют.

Он намекнул мне на мою добропорядочную ответственность? Какой все же срытый комплимент.

― Хорошо. Поняла…

― Вы покрасили и отстригли волосы, мисс Эллингтон. Вам не жалко? ― вдруг ни с того ни сего поинтересовался педагог, задерживая на моем лице проникновенный взгляд. В глубине глаз полыхнуло что-то неизвестное, только тут же скрылось, не давая разгадать тайну.

― Оу, ― немного оторопела от неожиданного изменения диалога, ― н-нет, решила что-то добавить новое в свою серую жизнь.

― Эксперимент, конечно, удался хорошо. Вам идет, ― любезно улыбнулся, хотя скорее глаза улыбались, демонстрируя их огоньки, чем холодная усмешка на губах.

С каких пор преподаватели стали замечать изменения во внешности студентов?

― Спасибо, ― кровь хлынула к лицу. Никогда прежде себя не чувствовала такой стеснительной.

― Что ж, ― мистер Эндрюс хлопнул в ладоши, ― можете идти. Увидимся на следующей паре, мисс Эллингтон. Всего доброго.

― Всего доброго, ― учтиво попрощалась.

Направилась к двери, но замерла у основания, бросив снова в сторону мужчины подозрительный взгляд. Наш разговор получился чересчур разжеванным с ноткой воодушевления. Некая идентичность нашего диалога помогла мне еще больше зарываться в сомнениях.

Вышла из аудитории и направилась к лестнице. Мне хватило завернуть за угол, как каким-то чудесным образом попала в лапы самого нахала. Эрик смотрел на меня веселыми глазами, радуясь, как зверь, поймавший на охоте свою добычу. Его руки сцепились на моей талии, от чего по жилам растеклась всепоглощающая ненависть к этому человеку. Сделала шаг в сторону, чтобы вырваться из его оков, только он мощно удерживал, не давая мне сбежать, надеясь таким образом обуздать овечку для очередного пира.

Сцепила зубы, и ударила его по груди несколько раз.

― Отпусти! ― приказала ему, но он ловко их перехватил, прижимая к своей груди. В следующую секунду поменял ориентировку, прижал своим телом меня к стене, а руки поднял вверх, сильно сцепив одной рукой запястья.

Меня залихорадило от прикосновения наших тел. Он был максимально близок. Под одеждой было спрятано совершенное тело, к которому так хотелось прикоснуться. Его приталенная водолазка не давала повода быть в здравом уме. Черт.

― Отпусти меня, Росс! ― потребовала повторно.

Болезненно улыбнулся.

― Не могу, ― покачал головой.

― Ты вообще не должен касаться меня. Убери руки!

Всем телом дернулась, когда он ослабил хватку, и смогла вырвать руки, отталкивая его, чем увеличила между нами расстояние. Эта одержимость во мне к нему сплошное недоразумение. Чтобы справиться с чувствами, нужна жесткая веревка, которая поможет связать мои руки, ноги, не давая шанса приблизиться к нему.

― Если ты не забыл, то между нами ничего нет…

― Пожалуйста, давай поговорим. Я знаю, что ты меня проклинаешь за это…

― Проклинаю?! ― приподняла брови, поражаясь его сравнению. ― О, Эрик, да я тебя ненавижу! Ты же это хотел от меня услышать?

― Нет, другое.

Попытался сделать шаг, но я ловко нырнула на ступеньки, чем вызвала у него смешок.

― Такое ощущение, что ты убегаешь от маньяка.

― Я не хочу находиться рядом с тобой в любом помещении, ― низко проговорила, спустившись еще на одну ступеньку.

― Хочешь сказать, я тебе противен?

― Ты обманул меня, Эрик! ― мой голос сорвался на его имени. ― Ты использовал меня ради того, чтобы выиграть те деньжата, предложенные тебе Аареном и другими парнями. Для тебя нет значения совести или морали, ты лишь наживаешься на беспощадии.

― Это не так… Я…

Но он так и ничего не сказал, уставившись взглядом в пол. Да даже если бы из его уст вырвалась внутренняя искренность, я бы не смогла это выдержать.

Сделала глубокий вдох, на глаза стали наворачиваться слезы. Я думала, это будет легче контролировать. Снова просчиталась. Снова себя одурачила. Также как когда-то согласилась на его условия. Дрожь от кончиков пальцев пробежалась по руке,так как Эрик положил свою руку поверх моей ладони. Я не заметила, как он приблизился. Маняще близко. Катастрофически неблагонадежно. Я ощутила телом его ауру, от чего тут же свела лопатки.

Гордо приподняла голову, сталкиваясь с гранитом.

― Тогда я не понимаю, чего ты хочешь от меня. Мне кажется, у нас все предопределено, ― отстраненно проговорила и отдернула руку.

Эрик схватился за поручень лестницы, от чего костяшки пальцев тут же побелили.

― Ханна, я причинил тебе боль, но прошу, дай мне возможность это исправить. Я не хочу тебя терять.

― Я, надеюсь, это все, Росс?

― Не делай вид, что тебя не касается эта тема. Ты вообще должна была узнать это от меня лично или так бы и осталась в неведении.

― И ты выбрал второй вариант. Благоразумно, мистер Росс. Ты как всегда выбрал сторону якобы добра, а на самом деле подвернул ногу на пути к нашим отношениям. ― Сделала опасный шаг к нему, что наши дыхания сплелись в единый углекислый газ. ― Ты пал в моих глазах с того отвратительного дня. Так что будь добр оставить меня в покое.

Хотела резко ринуться, но его рука проворно схватила меня за локоть, не давая мне убежать.

― Я старался делать тебя счастливой. Раскрывать свои не лучшие стороны были последними, что ты должна была знать. Знаешь, мне нравилось тебе дарить подарки, говорить комплименты, лишь увидеть твою улыбку. Это было для меня наркотиком. Хотел оберегать, держать около себя, убивать тех, кто хоть смотрит на тебя. Поэтому я не хочу и не стану бросать тебя. Ты мое все, Ханна.

― Господи, хватит мне врать! Я знаю, что Лизи все это время находилась в твоей квартире, где вы спокойно могли отмечать победу. И я не верю, что ты мог страдать из-за какой-то мелочной потери.

― Не говори так, ― грозно прошипел, оставляя между нашими лицами несколько сантиметров.

Я опустила глаза на его пухлые губы, сдерживая позывы чувств. У меня было всего два пути решения: либо поддаться, либо выдержать. И скорее я могла склоняться ко второму, ибо самопожертвование ради чьей-то прихоти не мой конек. Совесть спать не даст, съедая каждую клетку своей неустанной сатирой.

― Я так долго пытался тебя завоевать, что в какой-то момент хотел опустить руки. Ты не представляешь, как человек мучается от удушающих чувств к тому, кто не дает ворваться в его страшные тайны. Заключая договор, я и не представлял во что себя втяну, каким посмешищем стану на глазах своих парней. Я беспамятно влюбился в тебя, Ханна Эллингтон, хватило одной секунды, как только увидел тебя впервые.

Дыхание сперло. Боже. Не может быть такого… Раньше бы я поверила, не будь правда такой обжигающей.

― Нет, нет, нет! Это ложь. Очередная твоя ложь…

― Это искренняя правда. Я никогда еще не говорил этих слов девушкам. Ты первая…

― Эрик! ― пропел чей-то женский голос за его спиной.

Росс моментально повернул голову в сторону девушки, немного отклонился, и я смогла узнать собственной персоной розовую бестию. За ложечкой засосало. Какая же честь видеть эту святую пару, боже ты мой.

― Пойдем обедать, нас уже заждались, ― сладким голосочком сказала она, надменно сверкнув глазами в мою сторону.

Сжала руки в кулаки, вонзая ногти в ладонь. Если она не уберется сию же секунду, чьей-то труп будет на моих руках и тогда мне будет все равно.

― Лизи, я занят! ― рявкнул он.

Заметила, как желваки на его лице забродили, очертание челюсти стало поистине острым.

― Да оставь ты эту безнадежную в покое, милый. Ей все равно не место в нашем обществе.

― Лучше уйди по-хорошему! ― уже теряя терпение, более громче огрызнулся Эрик.

― Что я такого сделала? ― Исказив свое кукольное лицо в гримасе обиды, девушка подошла к нам еще ближе. ― Нам же вчера было так хорошо, как и предыдущие дни. Все же я твоя будущая жена и обязана знать, о чем ты разговариваешь с этой…простушкой.

Мои глаза округлились. Приоткрыла рот, слегка посмеявшись, и вонзила свои глаза полные огня в образ студента старшего курса.

― Как мило! Пошел ты к черту, Росс! ― выплюнула ему прямо в лицо, отдернула сильно руку, что чуть не упала и побежала вниз.

― Ханна! Ханна, стой! Ты неправильно все поняла!

Я и не хотела правильно понимать. Желает провести свою жизнь с ней, пожалуйста, но в мою пусть больше не лезет. Знать подробности их личной жизни ― страшная мука для сердца. Не знаю, как оно сможет выжить, если на каждом шагу ждет новый удар.

Я практически оказалась на первом этаже, как до меня донеслись обрывки их разговора. Немного притормозила.

― Милый, я не стану лезть в твои разговоры, если только они не с ней…

― Послушай, Бофорт, что ты ко мне пристала?! Я тебе еще сказал о нашей близости вчера, послав тебя ко всем чертям. Не лезь в мою жизнь!

― У нас свадьба на носу… ― вякнула она, но ее грубо перебили.

― Бл*ть. Катись ты со своей свадьбой к другому придурку, кто купиться на твои сопли. Я не люблю тебя! Понимаешь ты это? Или твой мозг слишком мал для понимания? ― пробасил черствый мужской голос, чем вызвал табун мурашек по моей кожи. Еще никогда я видела его таким взбешенным.

― Ты не можешь так со мной поступить. С нами.

― Нас никогда не существовало. Наша помолвка в детстве была идеей наших отцов, но теперь мы по разным берегам…

Дальше я ничего не расслышала, так как понеслась со всех ног прочь с этого места. Уже подходя ближе к нужной двери, остановилась у окна и постаралась наладить взбунтовавшееся сердце, которое вырывалось из груди. Расчесала руками волосы, оглядела свой внешний вид, поправив воротник черной кофты. Видеть меня немного потрепанной девочкам лучше не стоит. Когда я все же смогла целостно вдохнуть, собралась духом и направилась в столовую…

7 глава

Несмело постучавшись в дверь деканата, я дернула за ручку. Зайдя в просторный кабинет декана, я заприметила перед собой небольшой письменный стол, на котором отсортированы были несколько стопок бумаг, расставлены по цветовой гамме карандаши, ручки, перед носом самого мужчины лежала небольшая бумажка для записей. Он как раз разговаривал по телефону и, мельком глянув на меня, указал сесть на стул, что располагался рядом со столом напротив него.

Усевшись на край стула, я обвела взглядом кабинет, отмечая про себя отсутствие разнообразия. Здесь даже полки для книг или же огромных папок сливались с долговременной скукой от покраски стен в аспидно-серый цвет и оформленного пола в мраморную плитку карамазого цвета.

― Спасибо вам, миссис Янг. Мы делаем все возможное для благоприятного нахождения здесь вашего сына. Конечно… Всего доброго, ― любезно попрощался с кем-то по телефону декан, отложив телефонную трубку в сторону.

Нервно поправил свой галстук, подняв серые глаза на меня.

― Итак, добрый день, юная леди. Чем я вам обязан? ― На щеках мистера Робертса отразились неглубокие ямочки, при этом вид его был немного изможденный и вялый. Наверное, сегодня его за ниточки хорошо подергали.

― Меня искали на прошлой неделе и просили зайти, как только появлюсь. Я Ханна Эллингтон, ― решила уточнить в конце свое имя, как тут же глаза мужчины просветлели.

― А, точно. Ханна! Да, просил, чтобы тебя направили ко мне. Это касается твоего дела.

Я поерзала на стуле, не понимая, к чему он клонит.

― Ты не переживай, с ним все хорошо, но тобой заинтересовались люди с другого университета, где перспективы на твое обучение могут быть лучше.

― Что вы хотите этим сказать? ― недоуменно уставилась на него.

Мужчина открыл первый ящик, вытаскивая оттуда незначительной толщины бумажную папку, и положил перед собой. Открыл первую страницу, и в глаза тут же бросилась моя фотография, которую делала за неделю до сдачи некоторых справок и расписок для наших личных дел. Затем перелистнул и взял в руки какую-то бумагу.

― Ты недавно принимала участие в одном конкурсе по эссе. Ты затрагивала тему проблемы моды и ее правонарушения, что очень точно отразило твои способности, Ханна. Я сам лично читал и был слегка удивлен такой подачи обработанной и проанализированной мысли, что на одном дыхании все впитывал. И это не осталось не замеченным даже в рамках нашего университета.

Он скрестил руки в замок, оглядывая содержание моего дела с неким напутствием. Я несколько раз проморгала. Мне же не могло это послышаться.

― Мне прислали рекомендацию для твоего обучения в Лондонском колледже моды.

Открыла было рот и сразу же его закрыла. В Великобритании? Отправляя тогда работу на конкурс, я не рассчитывала ни на какие вознаграждения, номинации или продвижения себя на более высокий уровень, просто было некое удовлетворение свой творческой личности, изложив на бумаге некие наброски по своей теме, что лежали в голове долгие годы. Действительно, я изучала в течение школьных годов многие направления в сфере моды, исследовала структуру, полномочия, все минусы и плюсы, программы работы и обучения и т. п. Это было немного муторно взвалить на себя, но все же…я выяснила некоторые преимущества этой работы, а мое пребывание в этом университете только закрепляло знания.

И меньше всего я ожидала услышать такую внезапную новость месяц спустя. Это неопределенный шаг, замысловатый выбор, встающий между жизнью в этом городе и моими родными людьми. Боже мой. Я даже не знаю, что и думать по этому поводу. Аж ладошки вспотели от будораживающего волнения.

― Вы хотите сказать, что меня приглашают учиться в известный Лондонский колледж? Но как такое возможно? ― немного громче высказала, но тут же отдернула себя, так как мистер Робертс сердито покосился.

― Все возможно, если ты этого не предвидишь. Наш университет входит в единую базу данных многих влиятельных модных образовательных учреждений, и нет исключения в том, что некоторые сочинения смогли просочиться в программу. И поверь, это отнюдь не дурной знак в такой сфере взаимодействия. Наши нити некоторым учреждениям приносят большие возможности для дальнейшего развития, а в частности перспективу на хорошее образование студентам. Ты, ― он указала на меня, ― одна из счастливчиков.

― Это же на другом континенте… ― выразила вслух мысли, чем вызвала на губах мужчины еле расползающую улыбку.

Я, видимо, сплю и это ― пугающий сон.

― Соглашусь, тяжело принять тот факт, что колледж в другой стране и через весь Антлантическийй океан, но он намного презентабельнее нашего. Мы беремся за поверхностную основу моды, так как оборудования и нужного материала не хватает, а Великобритания ― одна из влиятельных точек модной индустрии. Можно сказать, там всегда возможно натолкнуться на многие известные личности.

― Хорошо, я поняла вас. А что насчет оплаты за обучение? Это же огромные деньги. Перед тем как поступать, я проштудировала многие источники по получению специальности в вашем и других университетах. И в каждом могла увидеть установленную цену.

Сглотнула тяжелый ком в горле. Поступая сюда, я много тратила времени на хорошую успеваемость в своей школе, участвовала во все возможных конкурсах, мероприятиях, добавляя баллы к своим оценкам, которые очень значились для выделения мест в бюджетном секторе университета. Я ночами не спала, зарываясь руками в волосы и ожидая результаты своего зачисления. У нас с мамой невелики деньги, мы не миллионеры, чтобы так легко раздавать материальное имущество налево и направо, и на данный момент меня больше все огорчало одно нескладное дело ― если соглашаться, то для этого нужно оплатить обучение.

Хотя в какой-то степени я сама толком не знаю, нужна ли мне вообще вся эта смена обстановки и готова ли рискнуть на что-то большее, чем просто учиться. Но знать расценку ― важная часть в принятии решения.

― Вроде бы составляет от 12 000 до 16 000$ в год, конечно.

Вдохнула больше воздуха. Двенадцать тысяч. Я в жизни не держала таких денег, а после услышанного кровь в жилах застыла.

― В год… ― глухо повторила за ним, и он кивнул в знак подтверждения.

Проморгала несколько раз, облизав пересохшие губы. С одной стороны эта новость давит каким-то веселым пристрастием, давая повод не усомниться в своих способностях, с другой ― подавляет лучик надежды.

― Я понимаю, что для вас это неожиданно, только предложение не может больше ждать, и они требуют скорейшей огласки вашего решения, мисс Эллингтон. Не поймите меня неправильно, я вас не тороплю, но прошу, будьте внимательны и рассудительны к этому неизвестному определению.

― Хорошо, я постараюсь побыстрее вам сказать свой ответ. Спасибо за информацию, ― поднялась с места, наблюдая за мужчиной, как в этот же момент он закрывает папку, завязывая шнурки на бантик. ― И еще…

Мистер Робертс непринужденно поднял подбородок, ожидая моего вопроса:

― Скажите, если я откажусь от предложения, то, значит, я упущу свой шанс?

― Мисс Эллингтон, ― устало выдохнул он, приподнялся со стула и прошел к окну, что располагался за его спиной. Сложил руки за спиной, возвышаясь среди яркого света каким-то тягучим превосходством. ― Каждый из нас регулярно делает выбор, варианты выбора не имеют в себе точную подань, за которую в первую очередь стоит хвататься. Я столько раз ошибался, подводил кого-то, что, казалось, будто не существует в моей жизни чего-то действительно правильного. Но правильное всегда находилось у меня под носом, без него я бы не смог достичь поставленной цели, не смог бы создать семью, жить хорошей жизнью, радоваться каждому дню. Вы талантливая девушка и заметьте, я говорю это только вам. И вам стоит лучше всего разобраться в себе, чем стремиться к тому, чтобы сказать заветный ответ. Проанализируйте каждый кирпичик, можно ли с него вообще что-то строить, а потом себя спросите: готова ли я рискнуть? Также не забывайте искать помощь в родных, которые всегда вам смогут ненавязчиво подсказать.

― Вы говорите совсем как мой отец, ― усмехнулась я.

― Я лишь направляю вас, Ханна, ― четко выделил каждое слово мужчина, повернувшись ко мне. ― Не забывайте мои слова.

― Постараюсь. Всего доброго.

― До свидание…

Из деканата я выходила в смешанных чувствах. Прислонившись к холодной стене спиной, я долго глядела перед собой в пустоту коридора. Вот-вот должен был прозвенеть звонок, но я настолько онемела от беспорядочных мыслей, что сделать минимальное усердие равно неопределенности…

Следующие три дня пролетели для меня незаметно. Я успевала только сидеть после занятий дома или в библиотеке за конспектами и учебниками, стараясь как можно быстрее записать все важные записи. Староста группы была щедра, поделившись со мной своими конспектами, приводящее к тому, что это упрощало все мои старания забить голову за счет писанины хоть чем-то понятливым, чем информация в книгах. Мама лишь успевала по многу раз в день вздыхать от моих посиделок за столом или же компьютером, стараясь сочетать домашние задания с пропусками. И в один из прекрасных день я отключилась как раз за работой семинара, и только мама спасла меня от неудобства спать за столом, помогая переправиться через всю комнату к кровати.

Выходные я ждала прям невыносимо сильно. Стоило последним парам закончиться, как все студенты рывком потянулись к выходу из кабинета, многих сбивая или же толкая вперед. Я решила несколько минут подождать, пока толкучка не превратилась в маленькую линейку. Попрощалась с преподавателем и вышла следом за парнем в холл, в быстром темпе направляясь к лестнице.

Около гардероба меня ждала довольная Ким, переговариваясь с Аареном, видимо, на пикантные темы, что розовый отблеск на щеках разглядеть не составило труда. Прильнув плотнее к подруге, подергала бровями, вынуждая ее улыбнуться во все тридцать два зуба.

― Кокетничаем друг с другом? Как это мило, ― слащавым голосом сказала, приобнимая подругу. Фейн лишь закатил глаза к небу, скрестил руки на груди и утробным голосом изрек:

― Ты теперь будешь меня всегда стебать?

― Я еще надолго запомню твои способы соблазнять девушек, когда ты весь такой мачо. А тут…аж слезы радости бегут по моим щекам, ― театрально смахнула слезинку, посмеявшись с его сердитого лица.

― Ха-ха, нахохотался, я не могу. ― Кратко приподнял уголки губ, намекая на то, что он со мной еще поквитается. ― Я смотрю, ты при хорошем настроении. Выдался шикарный секс?

― Аарен! ― шикнула на него Ким.

― Как прелестно знать, что ты заботишься обо мне, ― наклонила голову в бок, тронув его за плечо. ― Но настроение у меня совсем от другого.

― От чего же, если не секрет? ― любопытно спросила Джонсон, тем самым отвлекая своего парня от наших подачек.

― Я, наконец, вчера дописала последние записи. Такой рай для моей руки, а то, думала, нужно будет гипс накладывать, ― скривила лицо в боли, припоминая вчерашний вечер, точнее ночь. Я только отложила ручку, как пульсация отдалась от основания изгиба кисти до кончиков пальцев, словно кровь туда вовсе не поступала. ― Чем вы собираетесь заниматься в выходные?

Оба голубка переглянулись, что от меня не скрылся интересный огонек в глазах рыжеволосого парня, хищно оглядывая свою спутницу с ног до головы. Голубо-зеленые глаза не упускали возможности довольствоваться тем, в каком образе перед ним сегодня предстала Ким. Для нее было впервой надевать на себя платье в горошек, которое мы присмотрели еще три месяца назад. И то заставить эту ярко выражающуюся девушку в своих недостатках было крайне головоломной, а вот Аарен подействовал на нее, пожалуй, по щелчку пальцев.

Но все равно, она выглядела как божий одуванчик, светясь от счастья. Мне было приятно видеть ее такой.

― Практически ничем, если не считать, что Аарен согласился провести время целый день за просмотром сериалов и поедания всякой неполезной еды, ― раскрепостившись, гордо заявила шатенка и придвинулась плотнее к парню.

― Значит, тебя не стоит тревожить? ― лукаво подметила, и подруга только усмехнулась.

― Можно и так сказать.

― А где Грейс? ― Вспомнив о сестре Фейна, обвела взглядом пробивающуюся толпу мимо нас. Господи, в этом учреждении училось столько студентов, сколько бы я не смогла родить. Они все мне казались на одно лицо. ― Неужели, быстрее нас сбежала?

― Она с Брюсом уехала на ночевку к нему загород. Ханна, ― окликнула она меня, что я тут же повернула голову, вопросительно глядя исподлобья. ― Ты же не обидишься за наши планы?

Что за вздор?

― Ким, боже, я не маленький ребенок, который должен вас попрекать и занимать меня. Я уже выросла с этого возраста и понимаю, что к чему, если дело заходит дальше приличия. Верно, Аарен?

― Но все же, я беспокоюсь за тебя. Вдруг ты…

― Не переживай, ― сделала к ней шаг, положив руки на ее плечи и сжимая, ― мне есть чем заняться в свое свободное время, а вы развлекайтесь. Я не жадничаю.

― Спасибо, ― скромно улыбнулась и оставила на моей щеке легкий поцелуй. Затем рукой зацепила локон волоса, направляя его на свет. ― Все не могу налюбоваться твоими волосами. Как ты решилась на это?

Пожала плечами, сама толком не осознавая, что толкнуло меня срезать свои любимые длинные волосы. Даже мама была удивлена такой новости, когда я появилась в дверях дома.

― Хочешь отпустить старое ― вдохни свежее. От сердца аж отлегли некоторые ситуации в самый дальний угол.

Зацепившись взглядом за свободное пространство в гардеробе, я тут же спохватилась:

― Ладно, я пойду домой. Удачно вам, голубки, провести время.

― Увидимся! Все будет хорошо, ― ободряюще добавила она, напоследок обняла и все же отпустила.

Я коротко кивнула и зашла в гардероб, прихватывая пальто с шарфом. Натягивая на себя верхнюю одежду, мне в голову вдруг ударила мысль, которую я все никак не могла пережевать за последние дни. Не укладывались некоторые детали, услышав из уст декана и прочитав на официальном сайте колледжа. Как надо было оценивать возможности, с какой подачи или же стороны надо было ухватиться. Сложно и муторно. До сих пор у меня язык не поворачивался рассказать подругам о предложении, так как понимала, что здесь вместо осознанного подхода к выводу задействуют эмоции, а это мне было важно в последнюю очередь. К тому же за время обучения в этом университете я смогла себя почувствовать как в родном доме, не было этой скованности в приспособлении с новыми людьми или напускной атмосферы, не тревожилась по поводу шепотов и слухов, передвигалась теперь свободно и легко.

Ким и Аарена след простыл, когда я вышла в холл и направилась на выход. Боже, как же я себя ощущала не в своей тарелке, толкуя с ними о планах на эти выходные. Раньше мы с Кимберли проводили большую часть времени, довольствуясь в свое блаженство различными видами деятельности, и не было никогда такого прокола, как одиночество и отсутствие ярких красок. На секунду мне подумалось, что меня могут потерять за стенами своей влюбленности, поставить в конец колоны, но я откинула эту мысль, возвращаясь с небес на землю. Не стоит оправдывать свое эго путем извращенных фантазий. Видимо, я просто все еще боюсь сталкиваться один на один со всеми взвалившимися дилеммами в моем сознании, что касаются Эрика. А это требовалось решить как можно быстрее, раз и навсегда.

На удивление я не видела его все эти дни, чему была благодарна. И хоть внутри меня боролись противоречия с желанием, добивая и без того хрупкое сердце, я держалась ровно и умело, не давая повода сломить. За исключением Бофорт. Я ее видела в поле своего зрения постоянно, как черт на могиле, и мы лишь изредка перекидывались безмолвными ругательствами, поедая глазами друг друга…

Выйдя на улицу, глубоко вдохнула и выдохнула, что концентрация горячего воздуха с холодным отразилась в атмосфере в виде пара. Опустила взгляд на парковку, замирая на месте от осознания того, что красная машина, стоявшая поближе к зданию, принадлежала только одному человеку. И меньше всего мне хотелось ожидать столкновения с этим человеком, который вызывал во мне необъятные и дикие чувства, пробирающиеся, как мороз, под одежду.

8 глава

Задержала дыхание. Припоминая наш последний разговор, мурашки бисериной рассыпались по нервным узлам, таки стремясь задеть щекотливым чувством мои органы, пока поедала мозольного цвета машину, что находилась всего в десяти шагов от меня.

Ко всему прочему, яркая картина, произошедшая в его машине, вспышкой взорвалась в моем сознании, заставляя меня съежиться от приятного разливающегося тепла по телу. Черт!

― Ханна, ― услышала со стороны знакомый голос и повернула голову, врезаясь в искаженное лицо парня в гримасе дикости.

Сегодня он выглядел менее потерянным, даже чересчур высокомерным, напрягая мышцы челюсти, от чего вычерчивались выразительные желваки. Опустила глаза на его вид, примечая, что оделся он под стать солидному мужскому полу: серое распахнутое пальто, под которым виднелась белоснежная рубашка, классические брюки и до блеска начищенные ботинки, наверное, эксклюзивной кожи.

― Что тебе? ― задала резко вопрос, закутываясь плотнее и перевязывая пояс на талии. Ветер поднимался не на шутку, хотя дождя так такого не наблюдалось.

― Мы так и не поговорили, ― ледяным голосом проговорил он, делая шаг ко мне.

― Стой. Не смей ко мне подходить. ― Я вытянула руки вперед, тем самым подавая знак защиты, и Эрик остановился.

― Хорошо, я буду стоять здесь, но ты можешь выслушать меня? ― выгнул свою идеальную бровь. ― Не вечно же тебе от меня бегать.

― Я от тебя не бегаю, а просто не желаю видеть. Это две разные вещи, Росс. И вообще, я спешу домой. Можешь обсудить свои дела с кем-то другим, меня это не интересует.

― Почему ты бежишь от меня? ― устало выдохнул он, от чего пар на секунду скрыло его лицо. ― Я, мать твою, пытаюсь выяснить, как мне быть дальше, есть ли у меня вообще возможность вернуть нас, но ты тщательно избегаешь меня.

― Подумай сам, почему я бегаю. И скажу сразу же, чтобы лишний раз не возился со мной, шанса нет. Как пепел рассыпался над водой. Нас…погубила твоя страсть быть повелителем судеб. Мне все равно на твои слова, Эрик…

― Не ври самой себе…

― А я и не умею. Просто признаю, что проглядела одну деталь в тебе.

― Почему твоя долбанная гордость мешает нам?!

― Гордость? ― нервно усмехнулась. ― Она никогда нам не мешала, наверное, это предрассудки отталкивали меня с первого нашего знакомства, ибо ты не тот человек, который достоин любви.

― Я не знаю, какого это любить, Ханна, ― уже нежнее проговорил он, делая ко мне шаг.

Меня парализовало от его слов, что уже эти сокращающиеся сантиметры между нами казались сплошной ерундой. Вроде не так давно я дала себе установку не вестись на его повадки и манеры, но каким-то чудесным образом я тянусь следом за ним. Во мне бушует обжигающий чай и крепкий кофе, смешиваясь между собой в отвратительное марево. Прикрыла глаза от заглушающей боли в ушах, сжала руки в кулаки и проглотила ядовитый ком в горле.

Вздрогнула, почувствовав на своей щеке холодные родные пальцы, и резко распахнула веки. Рвано задышала. Он был максимально близок.

― До появления тебя я мог находить спокойствие лишь в наркотиках или выпивке. Мною всегда вело одноразовый трах и никаких сантиментов. Черт, я был настоящим бабником, не знал себе значимость вещей, не хотел выходить в реальность, давился проклятыми шлюхами, не задумываясь о чем-то серьезном. Но ты…перевернула мою жизнь, детка. И это было настолько удивительно окунуться с тобой в эту бездну, что потерял себя.

― Ты сам виноват, Эрик. Ты все испортил по своей же детской глупости.

― И хочу это исправить. Мне тяжело без тебя.

Он наклонился еще ниже, сталкивая нас лбами. Заряд тока прошелся от головы во все рецепторы тела, которое так усердно стремилось к нему. Под слоем одежды мне тут же стало жарко от одного испепеляющего темного взгляда в самую душу. Боже, на что я подписалась?

Спор. Не забывай, как он паршиво с тобой обошелся.

Внутренний голос постарался перекричать крики просыпающихся чувств. Прикусила нижнюю губу, сдерживая порыв разреветься на глазах у Росса, и медленно покачала головой. Это неправильно. Я таю от одного его близкого присутствия, как такое может быть? Где мои мозги и рассудительность, когда так требуется держаться своей цели?

И, правда, он растоптал меня об асфальт, вдобавок плюнул в самую душу. Теперь же желает вернуть меня обратно. Что потом? Снова по кругу?

― Нет, Эрик, ― мягко его оттолкнула, возвышая между нами прочную стену, на сей раз которая должна была мне помочь. ― Я не могу забыть этого предательства. Не могу! К тому же ты переспал с Бофорт, когда мы с тобой только расстались. Это подло. Низко с твоей стороны!

― Я не спал с ней. Слышишь?! Я был обдолбан, что не мог нормально встать с кровати. Я сходил с ума из-за тебя, а не…

― Не хочу слышать! ― Резко шагнула назад. ― Я не могу тебе больше верить. Ты потерял мою веру в ту самую ночь.

― Ханна! ― Он попытался ухватить меня за руку, но я проворно отклонилась назад. ― Я не вру тебе! Ни сейчас!

― Ах, так значит, ты мне врал каждый день, когда мы встречались? ― попыталась вдохнуть грудью, приоткрывая рот. На мгновение я перестала жить.

― Я не это имел в виду.

― Именно это! Ты мне врал прямо в глаза, говорил все эти сладкие слова, заманивал к себе все ближе и ближе, рассказывал дурные сказки, в которые верила, что выходит на самом деле ― использовал. Ты омерзителен мне!

Развернулась, мчась со всех ног по лестнице в сторону остановки. За мной поспешно двигался Эрик, который поймал меня вначале парковки, приковывая к себе. Дернула руку и зашипела:

― Отпусти!

― Когда ты злишься, выглядишь еще сексуальнее, особенно с этой новой прической, ― самодовольно ухмыльнулся, перехватывая мои руки так, что ими вообще было невозможно шевелить. ― Почему ты решила подстричься и перекраситься именно в этот цвет?

― Серьезно?! Тебя сейчас волнует это? ― стиснула зубы и еще раз рискнула, но безуспешно.

― Ну да. Конечно, мне нравились твои длинные волосы, но с этими ты выглядишь еще жарче…

― Не думаю, что сейчас есть время ограничиваться комплиментами, Росс! Да отпусти ты меня!

― Мисс Эллингтон, у вас все в порядке? ― неожиданно к нам подошел профессор Эндрюс, от чего парень тут же меня отпустил, что позволило мне глубоко и насыщено вдохнуть.

Я гневно смерила взглядом парня, сдерживающий улыбку, и уставилась на мужчину, который озадачено временами основательно глядел на нашу ситуацию. Поправила растрепавшийся шарф, отдернула в некоторых местах пальто и вспомнила о сумочке, которую из-за безрассудства чуть не потеряла. Немного прокашлявшись, заговорила:

― Все нормально. Просто небольшие разногласия возникли, которые уже решили.

― Мне показалось, что вас насильно удерживали, ― задумчиво сказал он и оглядел с ног до головы Эрика. ― Полагаю, мистер Росс, который вечно прогуливает мои занятия?

― Так точно, ― усмехнулся он, на секунду отвернувшись. Напыщенный индюк. ― И я не прогуливаю ваши занятия, а отсутствую по причинам.

― Знаю. У меня ваши справки горой лежат в кабинете, скоро можно будет писать целую историю великого мистера Росса.

Я непринужденно прикрыла рукой рот, улыбаясь.

― У вас точно все хорошо? ― Теперь он обратился ко мне.

― Оу, да. Я уже собиралась уходить.

― Может вас подбросить, а то, кажется, мистер Росс хотел с вами еще о чем-то поговорить…

― Я и сам могу ее довезти! ― сердито изрек сквозь зубы парень, вставая перед профессором и загораживая меня. ― Нет в надобности использовать услуги преподавателя в качестве водителя.

― Пусть сама Ханна решает, ― спокойно ответил мистер Эндрюс, делая вид, что не замечает постепенно разжигающего раздражения в каждой клеточки тела парня.

Мне казалось, что мужчина был каким-то железным человеком в сию минуту: ни одна морщинка не вздрогнула, попытаясь он вмешаться в нашу дискуссию, стоял неподвижно, выказывая свое пренебрежение к обстановке.

Я даже не знала, можно ли было соглашаться на приглашения педагога, ведь это было не морально в плане наших взаимоотношений. Учебный этикет предполагал совсем иные связи, любые намеки как-то привлечь интерес либо взрослого и вполне зрелого человека, либо юного и не знающего всех возможностей в современном мире не имели с точностью ничего равного. Это как Венера и Сатурн. Но какой-то огромный свист помог мне принять решения, позабыв обо всех возможных рамках, и идти сломя голову к непоправимому. Я сама уже не понимала, что делаю, когда обошла каменную спину Росса, от чего тут же ощутила на своем затылке предупреждающее жжение. Мне все равно, не ему решать, с кем мне стоит ехать.

― Буду благодарна, мистер Эндрюс, если подвезете меня. Я очень спешу, ― любезно высказалась, следя за переменой в его лице: от натянутых, как струна, до смягчающих черт.

― Ханна, ты не поедешь с ним! ― Позади себя услышала недовольный голос, но сделала вид, что его просто не существует. Так иллюзия.

Мужчина улыбнулся одним уголком губ, двинулся в сторону и не стал оглядываться, извещать себя о хорошо подчиненной в его сети ситуации. Собрала всю свою силу в кулак.

― Ты не в праве мне приказывать, Эрик. Найди новую игрушку, которая будет намного послушней меня. И забудь уже меня, между нами все давно кончено, ― через плечо бросила, не удосужившись взглянуть в любимое лицо, и пошла к черному Мерседесу, расположенному вдалеке парковки, у самого выезд с территории кампуса.

Уловила себя на мысли, что впервые чувствовала себя не такой жалкой девушкой, которой крутят, как желают, а воистину решительной в своих действиях. И даже не страшно было сесть в машину к незнакомому человеку, ведь этот мужчина был надежным, что явно читалось в его словах, нежели мои обреченные отношения с Эриком.

9 глава

Я ловко пристегнула ремень безопасности, когда мистер Эндрюс со стороны водителя открыл дверь и сел рядом со мной. Никогда бы не смогла подумать, что преподаватели так отлично зарабатывают, имея на своих руках с прошлогоднего выпуска дорогую, например, для нашего бюджета, машину. Мужчина косо глянул, как я справляюсь с застежкой ремня, затем вставил ключ в зажигание и рев сразу же проник под слой кожи. Неловко подняла глаза на него, откинувшись на кресло.

Первую секунду своего решения я была полна сильнейшего духа, но стоило оказаться один на один в этом тесном пространстве с едва знакомым мне человеком, каждый нерв обострился. Теперь не понимала, для чего я вообще согласилась поехать с мужчиной, который хоть и привлекателен, мужественен в чертах лицах, со временем, по-видимому, изменившиеся в лучшую сторону из-за своих годов в более красочную картину мира. Любая бы здесь мечтала оказаться, лепетать о каких-нибудь ненавязчивых и кокетливых вещах, лишь бы удостоить себя чуточку вниманием этого зрелого мужчины.

Мне хотелось провалиться сквозь землю. До абсурда неправильно. Где была моя голова, когда принимала предложение?

Ты просто хотела уколоть Эрика в сердце. Нечего теперь себя винить, что сделано, того не воротишь!

Из одной причину в другую, пылкую и напускную.

― Ханна, перестаньте на меня смотреть волком, будто я прямо здесь вас заставлю сдавать мне экзамен, ― не удержавшись от моих нападок, возразил мистер Эндрюс. ― Расслабьтесь.

― Не могу. Мне так неудобно вас напрягать…

― Что вы, мне совсем несложно. У меня же есть глаза, Ханна, и вы точно не хотели с ним оставаться еще на каких-то несколько минут. Я прав? ― выдавил из себя подобие улыбки, хотя напоминало оскал. К тому же в его словах читалась нескрываемая неприязнь и отвращение, даже в некотором роде осуждение за мое безрассудство связаться с таким человеком, как Росс. ― Не беспокойтесь о маленьком моем одолжении, просто люблю помогать девушкам, когда они помощи не ждут.

― Вы, мистер Эндрюс, принц на черном коне? ― решила немного разрядить обстановку, колко подметив.

Мужчина закинул голову, расплылся в широченной улыбке и долго глядел в потолок, задумчиво и стеклянно, будто возвращался в прошлое, выискивая среди гнетущих воспоминаний что-то родное. Мне это было знакомо.

― Можно и так сказать, ― выдавил он из себя, выйдя из оцепенения. Дотронулся до коробки передачи, переключая на задний привод, и смотрел через зеркало заднего вида, при этом спросив: ― Куда я вас должен доставить?

Продиктовав ему адрес моего места жительства, он ни капельки не удивился моему району. Все же сравнивая себя и его, я могла перечислить миллион отличий, не характеризовавшие меня с этим поджарым брюнетом. Хватило просто принять к сведению его умелость в вождении и четкость в своих движениях, как пункт за пунктом выстраивался в моей голове. Где был он: на вершине небоскребов; и где была я ― среди отчужденных людей, пытающиеся выбраться из потока оскорблений, презрений и недовольств.

Дальше мы ехали в тяжелой тишине. Мистер Эндрюс постукивал в такт играющей музыки, транслируемой по радио, я же смотрела на вид за окном, перебирая в голове последние дни моего страдания. В какой-то степени университет помог мне выбраться из своей переваренной каши с комочками, только я не могла ощутить легкость от поступков или же неожиданных сюрпризов. Отовсюду били ключом, как река, эти затворнические припадки судьбы.

Громко вздохнула, что не ускользнуло от человека, сидящего рядом со мной:

― Что такое, мисс Элиннгтон? ― без намека на препирательства, поинтересовался он, одной рукой закручивая руль в левую сторону. Мы тут же встали на светофоре. ― Вас что-то беспокоит?

― Можно и так сказать, ― гулко выдавила из себя, не постеснявшись обозреть внешний вид мужского пола, старше меня максимум на десять лет.

Стройный, округленный в плечах из-за переизбытка мышц, которые ему добавляли остроты, волосы коротко подстрижены, лишь на голове, в височной области, над верхней частью уха; в районе затылка, тем самым создавая градиент из прозрачного к насыщенному цвету волос. Нос с небольшой горбинкой, брови низко посажены, добавляющий вид хмурости и надмения, глаза зеленые, чем-то напоминающие зелень в период расцветания в конце мая. Из-за перепадов света светофора, фар машин, тени ложились на профиль мужчины в интересной консистенции: не превращались в одну смесь, а подчеркивали его же лицо с точки зрения мужественности, от чего виднелись колючки, делающие из него недоступным.

Он нахмурился, сжав руль со всей силы, когда мы резко остановились. Пробка образовалась значительно. Расстояние точно около километра.

― Не хочу показаться навязчивым, но что тебя беспокоит?

О, боже. Разговаривать на свои же проблемы с преподавателем экономических отношений было до невозможности глупо, будь тут Ким или Грейс, они смогли бы уже приписать симпатию со стороны Эндрюса. Чепуха. Я даже не вижу никакого намека на дальнейшее совместное времяпровождение, хоть тут мы столкнулись из-за моей стычки с парнем.

Сама даже не заметила, как мой язык по непонятной доверчивости стал вытаскивать наружу все мои переживания. Опустила глаза на сумочку, стала теребить собачку и заговорила:

― По правде все, что навалилось на меня за последние дни. ― Подняла голову. Мужчина глядел на меня заинтересованным взглядом, надежно ловя мой и не давая вырваться. Я немного расслабилась, то ли от теплоты в машине, то ли от увеличивающейся тяготы между нами. ― Две недели назад я бы себе сказала, что в принципе не может быть таких ситуаций, вычитать которые легко на странице сентиментального романа. Из-за одной шутки вселенной, за ней потянулись другие сюрпризы.

― Это должно означать хорошо или плохо? ― приподнял он бровь, не до конца понимая мои слова. ― Ты расцениваешь свою жизнь, как наотмашь забитую сотнями ботинок.

Рассмеялась, заправив прядь волос за ухо:

― Не совсем. Я никак не могла ожидать предательства или же ограниченный в своих услугах подарок, ибо это нечто недоступное. Я так грезила тем, чтобы быть для мамы примерной дочкой, старалась приносить в наш дом больше света, нежели проблем, с которыми нам было трудно тягаться. Радовала по пустякам, старалась обделять время для совместных посиделок или же просмотров фильмов… Делала все, что было в моих силах. А за последние два года я так устала это делать. Уже сил не остается на размеренную, без приключений жизнь, о которой так лелеяла, позабыв старые воспоминания.

― Зачем тебе это забывать, если они часть тебя?

Позади нас загудели автомобили, и мистер Эндрюс тронулся резко с места, что чуть не затронул бампер впереди стоящей машины.

― Потому что это повторяется раз за разом. Когда училась в школе, меня обманули и развели, как тузик грелку. ― Он усмехнулся, расценив мой комментарий за хороший лад к своим рассуждениям. ― Придя сюда, тоже осталась с разбитым сердцем. А потом еще предложение, от которого зависит мое будущее.

― Насчет университета в Лондоне? ― уточнил, и я тут же подняла на него свои большие глаза. Он поспешил объясниться: ― Я был один из жюри, должен был оценивать работы за качественную подачу материала. Так из-за этой рекомендации у тебя трудности?

Неуверенно кивнула, уставившись в лобовое окно и проследив за перебегающимися людишками, пока многие машины выжидали своих сигналов.

― Согласен, всегда трудно выбирать, когда тебя держит сердце в родном крае, а душа хочет величественного подвига. Я тоже был между двух разъезжающих путей.

― И что вы выбрали? ― любопытно спросила, повернувшись к нему всем телом.

― Любовь. Как банально это не звучало, но так и есть. Я хотел получить образование вне штатов, поехать так скажем в Испанию, ведь с детства любил эту страну, только мое знакомство с девушкой перебило этот путь. Я влюбился в нее, как сопливый мальчишка, задаривая и радуя ее тем, что взбредет в голову. После долгих отношений мы даже съехались, но… Всегда бывают трудности. Пожалуй, сейчас не трудно вспомнить те дни, большую часть мы ссорились, как только я рассказал ей идею о моем обучении в другой стране. Держали друг на друга обиду, высказывали все недостатки, претензии, негатив на эту ситуацию, постоянно обвиняли друг друга, и никто из нас не хотел из-за своей гордости превознести иной вариант решения, покуда наши родители смогли нас остановить до невозвратного. Лишь тогда нам удалось сесть и спокойно поговорить, не вызывая лишних недоверий. Мы решили остаться в штатах и жить вдвоем. Я окончил университет, устроился работать преподавателем сначала в школе, потом здесь, моя девушка работала в своей пекарне, на которую мы вместе откладывали деньги и многие силы отдавали на реализацию.

― А где она сейчас?

Услышать пугающие отголоски прошлого в его стальном голосе было на удивление легко. Обычно мистер Эндрюс был таким замкнутым, недовольным, не подпуская никого к себе, чем вызывал многие противоречия насчет своей солидарности и манер быть более учтивым к окружающим. Только со мной, здесь и сейчас, он разговаривал в естественной обстановке, не боясь услышать осуждения. Но меня настораживало вскоре другое ― подача последних предложений; ему было больно их произносить снова и снова, словно тебе режут вены.

― Умерла, ― без тени печали сухо проговорил и перевел взгляд вперед, не давая шанса хотя бы разглядеть чуткость или ранимость от жестокой правды.

Он замолчал. Я боялась что-нибудь еще вставить. Так мы и просидели в тишине до моего дома. По мужчине было видно, что он вновь был закрыт в себе и сам того не осознавая, рассказал небольшую историю своей жизни, о которой, пожалуй, многие не знали, принимая его с таким сдержанным, насупленным и черствым характером как воспитание непутевых родителей. Мне так не думалось с первой нашей встречи. Существуют люди с масками, желая скрыть прошлое или примесь невзгод, но мы верим сказкам про них, придуманные нами сами.

Машина остановилась около подъезда. Отстегнула ремень, аккуратно глазами зацепилась сначала за смуглую кожу на руках, затем медленно подняла вверх, сталкиваясь с отстраненностью на дне зрачков. Врата закрылись.

― Спасибо вам большое, мистер Эндрюс…

― Можешь меня называть Алекс, ― вдруг мягко перебил, когда весь его вид говорил о его бессердечности, хранимая на лице. ― После сегодняшнего рассказа вряд ли можно ко мне обращаться на «вы».

Смущенная улыбка задергалась на моих губах.

― Хорошо, мис… Алекс. Всего хорошего. ― Открыла дверь со своей стороны и выбралась на улице. Дикий холод подкрался снизу, заставляя меня съежиться. Лучше бы осталась вего машине.

― Увидимся на моей паре, Ханна. Не забудь мне сдать работы, ― крикнул он мне через открытую дверь, и, махнув ему на прощание, хлопнула ею.

Я поспешила к своему подъезду. Спиной ощущала внимательный до нервной дрожи в коленях взгляд, поддавливая в себе желание взглянуть напоследок в образ мужчины, с которым мне необычайным образом удалось прокатиться в одной компании и по странному сблизится. Как только за мной хлопнула дверь, я прижалась к стене, приложила руку к груди, где бьется сердце и замерла, прислушиваясь к звукам снаружи. Шины взвизгнули, и я сразу же выдохнула, расплываясь в придурковатой улыбке. Что это сейчас было?

10 глава

Оказавшись дома, сняла с себя верхнюю одежду, отставила в сторону ботинки и прошествовала на кухню. Мама, видимо, только вернулась с работы, так как ее деловой, элегантный вид никак не соответствовал моему, ― меня можно было принять за беглянку, ибо крутящаяся на кухне женщина походила на вылитую мисс Монро. Даже прическа была убрана с точностью знаменитой девушки, всего лишь семьдесят лет назад завоевавшая миллионы сердец мужчин.

― Привет, ― сказала я, нервно сунув руки в задние карманы брюк, и прошла к столешнице барной стойке.

Мама подняла голову, пыхтя, в духовку запихала противень, с облегчением вздохнув, хлопнула руками, затем выпрямилась и прошла ко мне, заключая в свои объятья. Тонкий аромат ее духов витал по всей комнате.

― Привет, милая. Как у тебя дела? ― загадочно спросила она, потирая мое плечо.

― Нормально, как и всегда. Устала только немного.

― С кем не бывает, ― сочувственно улыбнулась. ― А ты мне ничего не хочешь рассказать?

― Что, например?

Она проследила за моими манипуляциями отдернуть с ветки ягодку винограда, расположенный в миске немного поодаль от меня, и закинуть в себе рот. Я, правда, не до конца понимала, что она хочет услышать, и какие я у нее вызываю сомнения. Отличительная черта в манере общения: напрямую не уточнить, а заходить издалека. Наверное, поэтому я ее дочка.

― Значит, не хочешь. Ладно, спрошу по-другому. Кто это тебя подвозил? ― ухитрившись, спросила она с непреклонным любопытством и толкнула меня бедрами, заставляя мысленно усмехнуться.

А-а, теперь понятно, что ее гложило. Любит же она поймать именно те моменты, когда на пороге жизни дочери появляются новые люди.

― Это мой…кмх…преподаватель по экономическим отношениям. Решил оказать помощь.

― Оу, когда это у нас педагоги стали возить студенток до дома? ― изощренно воскликнула мама в негодовании.

― Тогда, когда нужна действительно рука помощи, ― мило съязвила я, сморщив по-детски носик. ― Мам, ну ты говоришь так, будто он меня там связал и пытал. Он прилежный мужчина, поверь, с ним любая женщина захочет оказаться на краю мира.

― И ты тоже?

В то время как я прожевывала ягоду, ее вопрос меня поставил в тупик, и я тут же подавилась. Кашель прорвал пространство своим сухим и режущим скрежетом. Мама похлопала меня по спине, немного отстранившись. Махнула ей рукой, что больше не стоит «добивать свою дочь», она убрала руки.

― Боже правый, нет, конечно! Ты же знаешь мое отношение к правилам, ― возразила.

― Ну, всякое может быть… ― хмыкнула она, скрестив руки на груди. ― Но я тебе советую держать ухо в остро. Хватило нам бед от твоего…

Она умолкла, заприметив черту, за которую многие боялись зайти, ведь считали это как целесообразное вмешательство. Я же продолжила на нее испытующе смотреть, всем своим видом лишь подчеркивая маленькое значение, ― как бы больно не приходилось произносить в сердце имя, я смогла делать вид отсутствующим и безразличным, вовсе это не о нем идет речь.

― Прости, если мои слова показались грубыми, просто я так переживаю за тебя. Ты перестала откровенно разговаривать, это меня тяготит.

― Не переживай, ― утешительно положила руку на ее плечо, поджимая губы в слабой улыбке, ― я в порядке. Тем более на данный момент.

― Все же…

― Мам! У меня никогда и ничего не будет с этим мужчиной. Он…он слишком взрослый для меня. Ты такая у меня фантазерша.

― Это волнение, доченька, ― рассмеялась она, притягивая к себе. ― Как у тебя дела с колледжом? Хорошо обдумала?

― Если честно, нет. Давай куда-нибудь уедем, ― захныкала я, утыкаясь лицом в ее зеленый пиджак.

― Так проблемы не решают, милая. У тебя есть еще два дня, если что обращайся ко мне. Я всегда рядом.

― Я так люблю тебя.

― И я, моя единственная родная кровушка.

Выходные пролетели крайне долго. Возможно, мне одной так казалось. Передвигаясь в пределах территории университета, я то и дело бросала взгляд на мимо проходящих или толкающих людей, без стеснения обжимаясь на глазах у многих. Никогда не любила всеобщее внимание чего-то личного. Сморщила нос, пока разглядывала парочку, решившая съесть друг друга прямо посреди парковки. Быстро отвернулась, не желая себя провоцировать глупыми мыслями, которые могут присоединиться к войне за право выбора.

Все что я могла делать в своей комнате на протяжении выходных, это несколько раз проверять свои задания и перечитывать лекции для предстоящих самостоятельных работ; уходить в себя при определении своего истинного пути; или же куда хуже ― затрагивать больную тему, давя себя тысячи килограммовым блоком. Я могла из любых точек получать один стресс, недомогание или одновременно с ними головную боль. Места себе не могла находить, так как заковырянное решение вот-вот должно быть озвучено, а я могла лишь упираться в свои дурацкие чувства. Что-то мне не давало прийти к соглашению.

Одно меня успокаивало, ― друзья были рядом, когда это требовалось.

Было, конечно, одиноко сидеть в четырех стенах, давя взглядом полоток или же стену, ведь Ким и Грейс весело проводили свои дни, полностью оградившись от телефонов и лишних побудителей испортить им день. Я каждые минуты отвлекалась на чем-то противозаконном, теряясь в мыслях своих внутренних ощущений, а когда возвращалась, проклинала все, чтобы избавить себя от воображений с участием Росса. Иной раз руки чесались взять телефон, позвонить ему или написать, так как изводить себя домыслами по поводу его времяпровождения сущее наваждение. А потом это неожиданное решение быстро опускало меня, возвращая ясность, ― он обманул меня да вдобавок переспал с Лизи.

Я могла бы признаться себе в правоте своих чувств, ибо в глубине души все еще жила та часть Ханны, что сильно скучала по нему. Но не стану. Слишком много соблазнов.

Встряхнула головой, осмотрела корпус с конца ниточки до иголочки, не переставая себя тревожить сомнениями. Правильно ли я вообще поступаю? Может хотя бы стоит рассказать девочкам, чего именно они упускают из виду?

Пары проходили все также скучно и без надобности слушать. У нас как раз было занятие с мистером Эндрюсом, который старался до нас донести информацию, благо не было дополнительного потока старшекурсников. Это было облегчение не видеть парня, искушая себя забыться в своих ненормальных мечтах. Вспоминать запах мужского тела, чувство близости и стальных мышц, перекатывающие под слоем кожи, до умопомрачительного лишения рассудка, как бедная Кэтрин Эрншо [1]; самое опоясывающее ― это слияние наших губ. Тешить себя воспоминаниями о том, как во мне бурлила кровь, превращаясь в настоящий мед, давая прочувствовать свою сладость и тягучесть от каждого проникновения… Бр. Кажется, я просто медленно сошла с ума, просидев целые дни дома и без компании.

Углубившись в рисование портрета своего преподавателя, лишь бы отвлечься, я и не заметила, как быстро закончилась пара и многие со счастливыми лицами побежали на свободу. Собрала все вещи в сумку, стала спускаться медленно по лестнице, не прекращая следить за мужчиной. Он в обычной манере рассортировал бумаги по своим закладкам, убрал письменные принадлежности в стаканицу, поправил свой вид и тут же поднял стеклянные глаза на меня, в которых постепенно оттаивали ледники. Каким боком я решила задержаться еще немного в его кабинете, но пройти мимо тоже не хотелось, учитывая всей ситуации с нашим таинственным сближением. Я могла это забыть. По щелчку пальца, только на удивление этого не хотелось…

― Ханна, я думал, ты уже ушла, ― сипло проговорил он и снова вернулся к своим делам, исподлобья наблюдая за мной.

Я подошла к его столу немного ближе, чуть ли не опираясь бедром об край, и сжала в своих руках покрепче ручки от сумки. Аж ладошки вспотели.

― Я…я решила немного задержаться.

― Вот как, ― попытался он проговорить удивленно, хотя по его нескладному выражению было заметно, как он рад моему присутствию. ― Что-то не так?

Алекс выпрямился и уперся ладонями об край стола, оглядывая мой внешний вид с непреклонной черствостью. Рубашка обтянула мышцы мужчины, очерчивая каждую линию.

― Вообще, вся ситуация в прошлый раз показалась немного смешной, ― оттопырила большой и указательный пальцы и продемонстрировала вес «немного», почуяв за своей спиной миллион тяжелых грузов. Не думала я, что будет настолько тяжело это сказать. ― Ну, вы…ты…понимаете…

Кабинет разошелся тембровым коротким смехом, заставляя поджилки медленно расслабляясь от этого звука. Это звучало, как музыка, что способна пробудить от долгой спячки.

К щекам прилила кровь.

― Ханна, я ничего не понимаю. Не волнуйся ты так, словно я монстр, который готов тебя съесть.

Вздрогнула от последнего слова. Размяла плечи, пытаясь скрыть свое замешательство и вобрав себя как можно больше воздуха:

― Все получилось в тот день слишком быстро, ты не находишь? Я думала, что стоит заново нам познакомиться, но в более приятной обстановке.

― Хорошо, ― кивнул он, ― что ты предлагаешь?

― Может, сходим в какое-нибудь кафе после занятий… Боже, это звучит, как будто я вас на свидание приглашаю.

― На свидание ― нет, но на чашечку кофе ― да, ― уголки губ разъехались, раскрывая до неприличия милую улыбку, от чего складки на лбу разгладились. Еще несколько минут назад его можно было назвать мистером занудой. ― Встретимся тогда в кафе «Рендживаль». Кофе у них отменный да и выпечка то, что надо. Это находится через квартал, если идти от корпуса направо.

― Прекрасно, ― взмахнула руками, ударив сумкой свою ногу, ― увидимся тогда там.

― До встречи, Ханна, ― мое имя он выделил четко и как-то ласково, позволяя мурашкам пробежаться по спине от теплого брожения крови в жилах.

Улыбнулась ему кротко, застенчиво заправив прядь волос за ухо, и направилась к двери, при этом напоследок бросила заинтригованный взгляд, в котором, возможно, читалось мое возбуждение от предстоящего уединения с этим мужчиной, до кончиков пальцев пугающим и до корней волос чересчур красивым.

В обеденный перерыв я посвятила себя еще одной не доделанной работе, обмолвившись с девочками, что в следующий раз я обязательно составлю им компанию в бурных обсуждениях с их парнями. По правде, я меньше всего хотела быть среди них лишней, время от времени возвращаясь к былым кровопиющим былинам о своей жизни. К тому же попытка спрятаться от занозы в виде Росса, который своим присутствием не давал всецело спасти себя, лучше бы он пропадал по своим «причинам», нежели дергал за ниточки, как умелый кукольник.

Закрывшись от всего мира, я углубилась в чтение толстой книги, перед этим поставив телефон на будильник. А то точно здесь поселюсь…

Сделав последние записи в тетради, отложила ручку и долго крутила кисть, позволяя костям, наконец, ощутить свободу. Хоть и пытаюсь меньше себя нагружать, но, черт, эти предстоящие экзамены выбивают из-под меня почву, не давая толком расслабиться или же приняться разрабатывать новый дизайн костюма. В последнее время я думала снова начать шить, только пока теоретически к этому относилась, боясь не оправдать себя на практике.

После долгого обдумывания планов, я все же смогла подняться, собрать вещи, взять книгу и направиться к стеллажам. Обходя каждую рейку, перечитывала все названия историй, и тут же попалось свободное место. Поставила книгу на место, поводила ногтем по обложке, задумчиво глядя на ее оформление, и собиралась уже уйти, но движение со стороны парализовало меня. Стремительно, не давая одуматься, прижали сначала к себе, а потом толкнули к стеллажам, перекрывая любой проход к спасению, между ног расположилось колено варвара, и только частое дыхание было слышно в этом узком проходе. Подняла глаза, и сердце гулко упала вниз, к самым ногам.

Руки наглеца легли на мою талию, собственнически приподнимая края и так уж короткой кофты, соприкасаясь своими загрубевшими пальцами с моей кожей. Вдохнула глубже, когда ток пробежался через солнечное сплетение. Как давно я не ощущала его прикосновения.

― Привет, Ханна, ― ухмыляясь, проговорил Эрик, наклонив голову набок.

У меня дар речи пропал, опасливо косясь то на глаза, то на губы, привлекающие меня своей природной конфигурацией.

― Что ты делаешь? ― выдохнула и замерла, как только рука парня убрала с глаз мешающийся локон. Я попыталась сдержать в себе рвущиеся искры от одного касания кожи к коже.

Что он творит?

― Девочки сказали, что ты закрылась в библиотеке. Они беспокоятся о тебе, ― чуть нежно сказала он, немного ослабляя узел между нами. Я буквально приклеена к нему. Самое опасное из всего этого, вокруг ни единой души. ― Я тоже. Хотел узнать, как у тебя дела.

― Проверил? ― сухо изрекла сквозь зубы. ― Можешь тогда отпускать!

― Ну, по идеи я еще хотел кое-что спросить, но для этого нужно было удержать тебя. Так что один вопрос ― и ты свободна.

― В этом же есть уловка? ― прищурилась, уловив в его словах похожую двусмысленность.

Палец Росса погладил кожу на спине, вызывая раздражение и одновременно сотни бабочек, сталкивающиеся между собой в попытке связать сладострастный кокон. Боже правый. Ноги подкосились, стоило ему с напорством заглянуть в мои глаза, проникнуть в душу и забрать всю волю. Как же он хитер!

― Нет, ― искренне ответил он, сжимая руки на моей талии. Он специально заставлял меня чувствовать на себе жиле, которое не только было крайне неустойчиво, но и понукала Эрику продолжать меня мучить своим ужасным вкусом магнетизма. От него веяло мужской амбициозностью и укрощением, чем вызывало многих зыбких и неукротимых желаний, смешанных в один коктейль притяжения. ― Так что? Я согласен даже простоять здесь целый день в обнимку с тобой.

― Нет, спасибо, ― фыркнула я, ― такая мне компания не нужна. Ну, задавай свой вопрос. У меня мало времени осталось.

― Куда ты все спешишь? ― резво отозвался парень, напрягаясь. Я сама вся была под напряжением электричества, что буравило во мне невыносимую вспышку.

― На свидание, ― выпалила я. Решила попробовать взять себя в руки и все же отстранить этого нахала. Но не пробиваемые мускулы были тверже цемента, и как бы невзначай прошлась по бицепсам, оставляя руки на груди Эрика. ― Переходи ближе к делу.

― Что у тебя с этим придурком-преподавателем? ― попытался он выделить слова более спокойным голосом, но я слышала, как скрежетали его зубы, произнося он их вслух. Прям не мог даже думать об этой чертовой мысли, которая въелась, как надоедливая песня, повторяясь по несколько раз. ― Ты хоть понимаешь, что с этим человеком ты не можешь общаться?

Закатила глаза, когда разъяснила для себя жгучую и невыносимую ревность во всем его обличии: в глазах, в голосе, в движениях.

― Тебе какая разница? Я не маленькая, чтобы мне приказывали…

― Ханна, просто ответь на вопрос, ― настойчивее проголосил, припечатывая к себе еще плотнее.

― Даже если что-то есть, тебя уже не может касаться. Ты не мой папа, мистер Росс, ― кокетливо подметила его имя и сделала вид, будто стряхиваю с его кофты пылинку, опасаясь поднимать глаза.

Эрик изменился. Он словно получил смачную оплеуху, зверея на глазах за полсекунды.

― Ты не можешь с ним быть! Это исключено! ― рявкнул он, от чего на шее показались первые красные пятна его нарастающей агрессии.

Прикусила нижнюю губу. Надо было держать язык за зубами. Господи, сказать ему о таком, пуще моему собственноручному расстрелу. Что же я делаю?

― Эрик, не тебе решать. Ты спросил, я ответила, ― на этом наш разговор закончен.

― Я скажу, когда все!

Цокнула языком и скрестила руки на груди, выжидающе глядя исподлобья на него. По тону всегда легко уяснить одну заковырянную систему его настроения ― он не успокоится, пока не получит корректного ответа. Боже правый.

― Послушай, хочешь играть в заботливого парня, то напомню тебе, ― у нас все кончено! ― Мускул на лице парня незначительно дернулся, оповещая, что я смогла его задеть за живое. ― Потом, да оставь ты меня в покое?! Я устала, Эрик, от твоих назойливых хождений по пятам. Устала от твоих не подтвержденных слов, ибо во всем тебе говорит об обратном. Ты не тот принц на белом коне, который сможет быть надежным, любимым и самым лучшим для девушки, ты просто человек без индивидуальностей со многими проблемами и неустоями в самом себе. Устала, в конце концов, от всего, что крутится вокруг меня… ― Голос немного дрогнул, поэтому взяла над собой контроль и прибавила голосу больше железа. ― Зачем тебе вот это все? Зачем меня мучить?! Почему тебе так сложно позволить мне стать счастливее, чем вовсе оружия лезть с головой под стрельбу прошлого? Что тебе мешает? Что?!

Сорвалась на последнем вопросе, заглядывая в его пучину, ища хотя бы один ответ на все эти пустующие пункты. Но он молчит, как долбанный партизан. Приоткрывает рот и снова его закрывает, так и не удосужившись высказать единственных слов, которые, может быть, я ждала уже так давно.

― Ты не сможешь быть счастливым, если уже сейчас стараешься избегать себя настоящего, ― горько подметила и поймала броский, нахмуренный взгляд, поедающий меня всю без остатка.

Эрик немного отступил, хотя его руки так и покоились на моей талии. Рассеянность прошлась сквозь него на секунду, затем сменилась маской настоящего молодого парня, который никогда бы не стал все закрывать в себе и таить на каждого свои каждодневные порочные замыслы.

― Так не решаются проблемы, Эрик. Ты готов защищать любого, но идешь под обстрел сам, тем самым погибая, ― издала печальный смешок, хотя это можно было назвать пустующим бряканьем. Мысли разлетались, не могли выстроиться в ряд, сбивая с толку меня. Я не знала, что хотела прямо сейчас: его присутствия, прикосновений, огромной стены, каркающего напоминания…

Протерла руками лицо, поправила волосы и спиной прильнула к стеллажу, не способная устоять на ватных ногах. Меня замутило жутко: в животе так сладко все бурлило, затем смешалось с мучительной язвой, вызывая послевкусие на языке.

― Я люблю тебя, Ханна, ― вдруг шепотом сказал парень, от чего сердце забилось тщательнее и громче, что услышать мог сам Эрик.

Взметнула взгляд на него.

― Что?

― Я люблю тебя. ― Горячие руки коснулись моих щек, стирая влажные дорожки, неистовость заманивала меня в свои сети, тлетворно взывала, не давая на этот раз сбежать. Я и не могла. ― Вот в чем я себя всегда корил и не позволял этому осуществиться. Мое слабое звено, мое наказание, моя погибель.

― Эрик…

― Я не желал тебе никогда зла, детка. Сам того не осознавая, понял, что стоило бы вырывать чертову страницу из книги и начать по-другому наши отношения. Но я не смог. И мне до скрежета в сердце, до язвительной гибели, до чудовищнейших снов стыдно перед тобой. Перед нами.

― Как такое может быть? ― задала бессмысленный вопрос, положила руки на плечи парня, впиваясь в мышцы ногтями. В его глазах застыла немая красочная сторона души, которая пробудилась и заполнила все пустые места солнцем.

― Я дурак, ты сама это знаешь, ― усмехнулся он, болезненно опустив глаза на мои губы. ― Но я хочу быть твоим дураком. Всегда. А ты моей. И не принадлежать никому! ― зарычал и наклонился еще ниже, что дыхание перехватило.

Могло случиться что-то предельно опасное. Расстояние между нашими губами было катастрофически маленькое, боже, да тут даже не назвать это расстоянием, потому что он был вплотную ко мне, дышал вместе со мной, стрелял на поражение искрами, возбуждал, вызывал во мне фееричные и магнетические импульсы, поражающие выдержку. Если кто-то говорит, что пережить эти нити, не порвавшиеся из-за крепких чувств, можно любым путем, то они врут самому себе, но не главному органу, бьющемуся в сумасшедшем темпе, когда распознаешь virus ― та самая заносчивая инфекция.

Один миллиметр. Всего лишь эта несуществующая грань перед тем, его губы сначала невесомо коснулись моих, как перышко, ласкающее кожу, потом более глубже, настойчивее, страстно и огнеопасно. И небо упало, перекрывая осознание баланса на земле, звезды миллиардами крупинками посыпались на нас, опадая к ногам, чем обжигая и причиняя невыносимую боль.

[1] Кэтрин Эрншо (Линтон) ― действующий герой романа «Грозовой перевал».

11 глава

Запустила ладони в густую шевелюру, исследуя с точностью эксперта в анатомии все части строения головы, оттягивая пряди или же поглаживая корни волос. Знакомый трепет ожил и врезался в сердцевину невообразимого. Язык парня ворвался в мой рот, сплетаясь с моим в чреватом беспределе, учинял шаг за шагом разгром и дарил неземное удовольствие. Вибрация от моего стона коснулась нас обоих, подстегивая не останавливаться и сокрушаясь на наши тела в тягучей субстанции, которая проходилась от самой головы до кончиков пальцев на ногах.

Ахнула, как только Эрик коснулся нёба, от чего мурашки расползлись по спине. Притиснулась к нему крепче, ухватываясь за мужскую шею в знак спасения, не уступая проиграть. Парень своими пальцами впился в кожу на талии, что не оставляло сомнений в багровых пятнах, и беспрепятственно влиял на мое сознание, тело, душу…эмоции. За какие-то несколько секунд я перепробовала полный спектральный коктейль ощущений: боль и воскрешение, слабость и сила, страсть и наваждение, страх и безразличие. Я просто погружалась в лавину самого запретного и меркантильного безобразия между нами.

― Ох! ― выгнулась, как кобра, спиной и впилась ногтями, не желая перерывать его.

Что же я делаю?

Но ответ так и остается пустым. Потому что я сама не знаю, какого черта меня занесло в это пекло!

Эрик опускает руки ниже, сжимает ягодицы, бедрами заставляя упереться в него и прочувствовать наковальню от этого бешеного воссоединения. Я отклоняюсь, вглядываюсь в заплывшую темноту во взгляде парня, вытесняя оттуда странный отблеск огня, что пробивается ко мне. Искра пробегает в пространстве. Прикусываю нижнюю губу, когда магма стягивает низ живота. Кровь бурлит, шумом отдаваясь в ушах, и я растаиваю, как льдинка, стоило просто взять ее в руки.

Кажется, вокруг нас все обострилось.

Сильная и азартная энергетика исходила от этого самоуверенного парня. Его тело было вплотную ко мне, что одежда ― не повод для преграды, ибо я чувствовала каждую волосинку, изгибы, впадины, рельефы его тела. Затруднено задышала, ухватываясь за плечи нахала. Приблизилась к нему, несмело подняла глаза, проваливаясь окончательно в бездну, и замерла, слушая его затрудненное дыхание, наши сердца, которые стремились выпорхнуть из грудной части, чтобы вновь воссоединиться.

Затем мы снова друг на друга набрасываемся, не стесняясь получить за неповиновение правилам выговор или же исправительные работы. Эрик ухватывает меня под бедрами, приподнимает и впечатывает в полки, откуда грохотом несколько книг стали падать на пол.

Нас можно назвать экспрессивными, жалящие так, что до смерти доведешь свое сердце.

Подушечками пальцами легко прохожусь по скуле парня, щеке, доводя невидимые линии до основания овального подбородка. Эрик игриво прикусывает мою нижнюю губу, оттягивая, как умелый искуситель, и необычайно дерзко заглядывает из-под темных бровей. Целует уголок моего рта, в губы и движется вниз, к шее, покусывая и оставляя поцелуй в районе истерзанного участка.

Запрокидываю голову и еще громче вздыхаю, не сдерживая себя. Настолько воодушевляет забыться, импонирует, обезображивает, уничтожает, воскрешает, насколько во мне боготворятся истинные чувства к этому человеку. Даже остановиться невдомек, пока сознание кричит, царапает стенки специального стеклянного вакуума, в котором заключена моя любовь, окрашенная зрело восхищенной, без намека на небрежные планы, во что верят другие люди. Это не так! Не по отношению к нему.

― Молодые люди, вы совсем страх потеряли?! ― со стороны до нас доносится громкий, брезгливый, низкий голос, который разрушает всю магию небытия.

Мы открываемся, хватая ртом воздух, ибо легкие нещадно зажгло, и одновременно сталкиваемся со строптивым взглядом библиотекаря. Ноздри ее постоянно увеличиваются, когда она вдыхает, веки низко опущены, выделяя грозность, брови нахмурены. Женщина с отвращением окидывает каждого из нас диагностическим вниманием, расставив руки по бокам.

Смущение волной атакует меня. Сжимаю губы и пытаюсь ступить ногами на пол, чтобы немного поубавить недовольство женщины. Для нее, видимо, отвратительно воспринимать данную ситуацию как за невежество молодежи. Уже представить практически несложно, о чем она думает в этот момент, когда я все же упираюсь ногами в пол и отхожу от Эрика. Мне кажется, что я отошла. На самом деле он рядом со мной и мне видится, как вздымается его грудная клетка от частых вдохов. Поднимаю глаза выше, замечая, мысленное возмущение и холодность по направлению к ней.

― Разве вы меня еще в прошлый раз не поняли, мистер Росс, что это некультурно осквернять историческую атмосферу вашими извращенными проделками! ― Тыкает своим тоненьким наманикюренным пальчиком в него и затем смотрит на меня: ― А вы мисс, хоть бы совесть имели. Вроде бы опрятная и милая девушка, а повелись на это…

Кривит лицо, посмотрев на парня.

Неужели, он целовался здесь и с другими девушками?.. О, боже. Какая я дура!

Держась в равновесии с самой собой, надо мной сразу же выстраивается темная туча, оповещая о моей резкой смене настроения. Повестись так мелко на его провокационные слова, что я не смогла различить желаемое и действительное. На меня набрасывается колючая дрожь. Снова удар, снова честолюбие, снова обман…

Скверная тягость накручивает петлю в груди.

― Господи! Еще и книги уронили! Как же я устала от вас, мистер Росс. Безобразие с вами и вашими девками?! Пора уже сообщить об этом мистеру Робертсу.

Не упускаю шанс следить за Эриком, за пару слов поменявшийся в лице от размеренно равнодушного до остро разгоряченного. Сжимает руки в кулаки, поворачиваясь к ней всем телом.

― Послушайте, вы не станете ничего говорить ему! ― сквозь зубы рычит Эрик. ― Никому из нас неприятности не нужны, не так ли?

― А меня не волнует, что нужно и кому. За вами прибирать беспорядок я устала! Особенно, если здесь найду презерватив! ― вспыхнула женщина.

Приоткрыла рот, не зная, как лучше всего принять услышанное. И, кажется, Эрика нисколько не смущают слова, обращенные к нему, ведь он продолжает стоять неподвижно, глядеть желчно; ни одного сожаления или удушья не проскальзывает на дне его тьмы.

― Вы же немаленькая, чтобы отпугиваться от такой вещи, ― кисло хмыкнул он, скрестив руки на груди.

Глаза зажгло. Ему плевать на мои чувства. Это раскрывается перед моими глазами. Послушала, развесила тут уши, чтобы меня не постеснялись обмазать грязью. Какой момент-то удачный попался, прямо в точку! Омерзительно.

Сделала короткий шаг назад, незамечено проскальзывая из поля зрения Росса, еще один и еще, пока не добралась до перехода. Они все продолжали спорить, и я просто развернулась, быстрым темпом спеша к выходу из этого душного помещения. Не намерена здесь оставаться! Как же порой сложно противоречить своим чувствам; было бы удобней веско утверждать о своих апатиях другому человеку, если бы смогли изобрести изобретение, что способно стереть память. То самое, способное решить у многих проблему с насмехающей любовью.

Я уже не знала, можно ли верить в его слова или очередная ложь?

Идя по пустому холлу университета, устало прошлась рукой по лицу, не переставая глядеть в пустоту и неизвестно куда двигаться. Перед глазами стояла лишь картина моего падения или же взлета… Черт, не знаю. Это было пылко и односложно запальчиво, пронизывая ветвями и закручиваясь вокруг груди, уходило вниз, в самую чувствительную глубь, било мелкой дрожью, позволяло насладиться всеми ингредиентами пирожка, чтобы их названия отскакивали от зубов, чем увеличивала шквал пресыщения.

Не это ли дурдом?

Покачала головой и углубилась в стенах учреждения. Оставалось еще пару пар, тогда моя душа, наконец, сможет вне стен обрести покой. Мне так думалось…

Я заказала себе кофе и повернулась в сторону шоссе, мелькавшее на фоне внутри красочно обильного кафе тугими и скучными красками. Мимо проходили насупленные и вечно недовольные люди, то и дело отмахиваясь от ветра или от дождя, как от мухи. Они никак я не довольствовались тем, что погода в это время нужна была нам как глоток воздуха после длительного нахождения под водой. Они старались брать от своей жизни максимум наслаждения от пребывания в своем затворном мире, тягаться со своими приемлемыми устоями, где работа попросту не нужна, и минимум назидательности со стороны ненавистных им людей. Кажется, они всех ненавидели вокруг себя.

У меня же была жажда глотнуть какой-нибудь терпкой примеси и немного проникнуться в свои раздумья.

Помассировала лоб, разглаживая и тем самым прогоняя остатки самозабвения с этим происшествием, случившийся накануне в библиотеке. Также все эти обстоятельства с решением, экзаменами, консультациями, вдобавок ко всему прочему практика, горящая на носу уже в следующем месяце, ― вытесняли из груди воздух. Господи, вот бы сейчас сбежать и оставить после себя тишину.

Коснулась кончиками пальцев своих губ, углубившись в воспоминания, и вздрогнула, когда тепло стало сосредотачиваться в районе пупка. На мне были джинсы, слегка завышенные и хорошо сидящие на моей талии, от чего теперь вся не комфортность прослеживалась в моем животе из-за давящего ощущения переда. Выпрямилась.

Брякнул звонок, оповещая о прибытии нового гостя. Подняла глаза и столкнулась с потемневшим взглядом, который небрежно скрывали мешающие мокрые темные пряди волос, чем вызывало хмурость и отстраненность, обрамляя каменное лицо. Он стряхнул с себя остатки воды, поправил волосы и обвел глазами помещение.

Громко выдохнула через нос.

Волнение поднялось откуда-то снизу и ударило по голове, напоминая о нескольких часах ранее мою нерешительность в выражении своих мыслей. Уф, я думала, это легче принимать, когда студентка приглашает своего преподавателя на чашечку кофе, чтобы прояснить некоторые молчаливые моменты.

Мужчина встретил мой взгляд и твердо зашагал ко мне, не сводя внимания. Остановился рядом, негромко выдвинул стул, присел рядом и вкрадчиво заговорил:

― Прости, задержался. Вызвали неожиданно к декану. ― Потер ладоши, видимо, заставляя кровь разогнаться, затем подозвал к себе официанта, остановившись на глинтвейне и горьком шоколаде. ― Погода сегодня радует…

Немного нахмурилась, притронувшись к салфетке, что лежало под чашкой на блюдце. Я так и не смогла пригубить свой напиток, что привело к его охлаждению.

― Вам нравится такая погода? ― спросила приглушенно, оторвав маленький кусок мягкой салфетки и отбросив в сторону.

― Не совсем. Иногда просто навевает хорошее настроение, которое стремится к новым улучшениям. Возможно, у меня одного такого.

Приподняла уголок рта.

― Я люблю такую погоду, если под звуки дождя завернуться в плед, наслаждаться теплым какао и смотреть сериалы. Но сейчас это так недосягаемо, что я почти абстрагировалась от своих занятий.

Отодвинула нетронутую чашку и смущенно подняла на Алекса взгляд. Он улыбался глазами, принимая мои слова, как нечто знакомое в его части жизни.

― Можно же всегда вернуться к ним, ― парировал он и отвлекся на подошедшего официанта, который принес ему заказ. Дождавшись, когда парнишка уйдет, снова сипло сказал: ― То, что обретает бесценность, всегда может стать созиданием.

Смущенно отвернулась, разглядывая витрины на другом конце зала, и ощущая, как закрадывается под кожу его колючий взгляд. Он как-то странно влияет на меня.

Когда я рядом с ним, гармония сама собой проявляется рядом со мной и идет в одну ногу. С одной стороны, я себе места не нахожу, так как перед таким мужчиной раскрыта, словно книга, он умело ее читает и вовсе не стыдится своей любознательности. С другой, ― в нем есть некая вуаль безмятежности, не предшествующая чопорности и завуалированного одиночества. При этом с Эриком ― это шумный прибой в самый солнечный день. Может стать для тебя раем или же адом, если смотреть какая сила притяжения, ибо наше столкновение вызывает сильнейший ураган, что может в любую секунду нагрянуть. Забрать в свои холодные оковы, отправить на середину океана и позволить забыться, во льдах согреваясь знакомым мне жаром и близостью любимого.

Встряхнула головой, откидывая волосы на спину, и повернулась снова к мужчине.

Эрик, Эрик, Эрик…я только и делаю, что думаю о нем.

― Так ты хотела со мной поговорить, ― вдруг первым он нарушил молчание и сделал аккуратный глоток чая. ― О чем же именно?

― Вообще, в целом, ― руками показала обобщающий жест, ― так неудобно вышло перед тобой, еще и подвозил меня.

― Не волнуйся ты так, ― поспешил меня утешить Алекс, ― я ни капельки не жалею, что провел время с тобой. Ты оказалась совсем другой, не такой, какой я тебя представлял…

Другой? Что это значит?

― Когда ты присутствовала на моих занятиях, я невольно обращал внимание, как ты все время зажата и угрюма, даже если рисуешь.

Поджала губы и улыбнулась.

― Да, я видел, чем ты занималась. Но для вас это свойственно, ведь вы будущие модельеры, ― хмыкнул он, почесав нервно затылок. Только сейчас заметила, что он успел стянуть черное пальто и шарф, расположившись передо мной до боли прозрачной рубашке. На шее виднелась подрагивающая вена, скрываясь за воротником рубашки и уходящая вглубь совершенного тела. ― Потом мое мнение поменялось, стоило тебе просто вступить в дискуссию с другими студентами, предполагая свои точки зрения. Поначалу напрягло, что ты так хорошо расположена в этой части, так как многие другие только начинали постигать этакую науку экономики, но вскоре расслабило, замечая твои успехи в самостоятельных и контрольных работах.

― Ты меня сейчас хвалишь? ― поддразнила я, и он затрясся в тихом смехе.

― Возможно. Просто хочу довести свою мысль, что ты особенная девушка. Да, есть такие же образованные, продвинутые студенты, только ты представляешь другой класс познаний. Ты не просто выдаешь заученную информацию, ты ее реализуешь в своем понимании. Такое не в каждом встретишь; задай ты им вопрос, и они тебе только ответят «э-э-э».

Мы одновременно прыснули со смеха. Приятное тепло заполонило всю меня, согревая от этой тягучей погоды. В такой компании каждый мог бы быть в своей тарелке и с удовольствием проводить денек, позабыв обо всех своих делах.

― Мама всю мою жизнь растила меня одна. Ее жизнь не была сахарной: могла работать выше своей головы, ведь по специальности юрист, только молодые годы совсем нескладно вышли, что привело ее в школу. Потом ее не запланированный ребенок, то бишь я. Любимый человек сбежал, как последний трус. И что примечательное ― я никогда не видела ее грустной. Никогда, даже пусть были трудности. Она такой человек, которого огорчать или доводить до не лучших побуждений не стоит. Поэтому видя вокруг себя мир не только своими глазами, но и матери, многое обретаешь: не только умения выживать, но и понимать, почему ты живешь на этой земле.

Приподняла плечи, обнимая себя руками. Мамины слова очень четко застряли в моей голове, когда она впервые решила заикнуться о существовании моего отца, оставившего нас на произвол судьбы без единой весточки, мол, живите так, как хотите. Мне грустно было принять такой факт. Я все свои восемнадцать лет жила надеждами на возвращение «из далекого плавания» позабытого богом отца, а в итоге, это было пустой тратой. Его никогда не было в нашей жизни. Лишь обременённый фарс.

― Твоя мама сильный человек, ― заметил он, нахмуренно глядя на меня и попивая свой напиток. ― Своих я практически не помню, так как мне тогда исполнилось только два года.

― Ты упоминал в прошлый раз родителей… ― рассеяно подметила я, оперевшись подбородком об скрепленные между собой руки.

― А, это. Моим родным человеком была тетя по маминой линии. Она смогла заменить пустоту своим праздничным весельем день ото дня; чересчур эмоциональная женщина.

Ненадолго замолчали, каждый из нас переваривал полученную информацию. Его жизнь тоже была слегка непресыщенной, учесть ту связь, которая разорвалась у него с родителями. Маленьким мальчиком потерять отца и мать, а сидя передо мной, выговаривая об этом с затруднительной тяжестью на сердце. Мне знакомо это чувство. Отчасти.

― Ханна, я хочу, надеется, что это останется между нами? ― жестче выронил он, добавляя в голос нотки приказа, что таяли на основании спокойствия. ― Моя репутация и так пользуется успехом в этом университете, ― хмыкнул он и устало потер переносицу, ― не хочется быть вдвойне в центре внимания.

― Конечно. Я бы… ― Я так и не договорила, замерев от неожиданного движения со стороны моего преподавателя: он накрыл мою покоившуюся ладонь на столе, пальцами невзначай пробежавшись по контуру кисти. Это был успокаивающий жест, и я смогла только расслабленно улыбнуться, немного приникнув к спинке стула. ― Я бы не стала раскрывать чьи-то секреты. Не люблю шептаться за спинами…

― Спасибо, что ты понимаешь, ― немного сжал мою руку. ― Хотелось бы мне, чтобы наше знакомство продолжилось развиваться.

― А ты хочешь? ― немного прокашлялась, так как в горле резко стало першить. Меня сбивают иногда его слова, как будто в них намного больше смысла, чем слышится и воспринимается.

― Очень, ― мягко ответил и большим пальцем провел по бархатистой коже.

Но я не смогла ощутить электричество, пробегающее по каждым капиллярам и уходящая по венам к сердцу. Его ладонь покоилась, согревая, и позволяла мне быть под укрытием от всей суеты вокруг нас или за окном. Мне было уютно в эту самую секунду с ним, ни желания сбежать, ни деструктивности, что жалила, как пчела, никаких фривольных увечий.

Наподобие теплой постели, из которой выныривать не хотелось никогда.

Посмотрела за окно, и с лица сползла умиротворенная улыбка. По ту сторону, весь мокрый, мрачный, с ядовитым прищуром стоял под навесом кафе Эрик Росс в сопровождении с какой-то незнакомой мне девушкой. На ней была короткая куртка, и заметно было, как светлые джинсы потемнели от капель непрерывного дождя. Она засмеялась, подбегая поближе к парню, что ее белозубая улыбка ослепила.

Такая идеальная: с красивым, подтянутым личиком, на котором не прокладывались изъяны в виде черных точек или шрамов. Глаза глубоко впалые, разрез продолготоватый и выразительный с заостренным уголком, от чего взгляд скорее страстный с ноткой иронии. Высокие скулы, подчеркивающие ее худое лицо, губы пухлые, на которые, видимо, нанесла блеск. Имеется сходство с Бофорт, только без всей этой розовой мишуры и есть некая индивидуальность. Вроде бы и похожи. И в тоже время нет.

Они обмолвились пару словечками, и Эрик дернул дверь, пропуская леди вперед. Я насторожилась.

Их «милые» переговоры разорвали атмосферу, вытесняя из пространства спасительный воздух. Девушка как бы невзначай толкнула Эрика за плечо, смеясь с какой-нибудь его фразы, и последовала вместе с ним в нашу сторону. Челюсть свело от того, насколько сильно я стиснула. Я невольно заметила, что уголки губ парня подрагивают, а лицо выглядело менее подвергнутое напыщенности или же нахмуренности.

Громко выдохнула, чем привлекла внимание напротив сидящего человека.

― Что случилось? ― обеспокоился мужчина. Я ничего не ответила, да и не стоило, так как в следующую секунду он сам повернулся по направлению моего взгляда.

Они уже были близко к нам, как парень поднял голову. Сначала на лице промелькнуло удивление, взметнув брови вверх, затем медленно черты стали ожесточаться по мере понимания представленной перед ним картины. Он остановился возле нашего стола, и мне не хватило духу прекратить эту борьбу. Я хотела смотреть на него.

Таким цепким взглядом, кажется, он никогда не обделял меня, что испарина собралась между лопаток, легкие стянуло. Опустила глаза на его губы, руки, под кожей которых выделялись нити венок, и сглотнула при очередной мысли о нашем сближении в той библиотеке, где пространство сузилось, вызывая недомогание и одновременно потребность задохнуться.

― Какая неожиданная встреча, ― воскликнул он, сверкнув ненавистью, пособившая затмить его недавнюю мальчишескую безмятежность.

12 глава

Знаете, бывают такие случаи, что тебе хочется встать и быстрее выбежать из помещения, не смея даже глянуть позади себя остатки самодостаточности. Это не потому что, тебе вдруг захотелось забыть эти проведенные минуты или же сбежать от вдруг попавшегося постороннего собеседника, пожалуй, тут разгадка кроется в наших домыслах. Мы так жаждем выйти из стабильности, что не стараемся искать подвохи, берем непосредственно, невзирая на отголосок в голове.

И почему-то сейчас я чувствую на своих плечах груз от случившегося. Особенно после того, что произошло накануне между мной и Эриком.

Парень оглядывает нас поочередно своим пламенным взглядом, по-видимому, позабыв о спутнице. Мне хватает поймать в глазах всепоглощающую буйность и злость, которая растекается по его мышцам. В помещение вдруг усилился накал наших недомолвок, а от него так и веяло устрашающей отрешенностью, будто в одну секунду готов напасть.

― Не думал, что педагоги проводят свои свободные минуты в компании студенток, ― ядовито выплюнул Росс, при этом не сводя с меня своих темных глаз. Мне не нужно было спрашивать, о чем он думает, ибо наши сердца сами говорили все за нас, словно они близнецы. ― Мистер Эндрюс, разве вы не должны заниматься проверкой наших работ?

Затаила дыхание и медленно повернула голову на Алекса. Оноткинулся на спинку стула, не проявляя слабости от этого образовавшегося спектакля, который мог вызвать кучу сплетен в университете, наоборот, был настолько вольным, насколько выдавала его расслабленная поза.

― Мистер Росс, а разве вы не должны готовиться к следующей моей паре, чтобы написать итоговый экзамен?

Это поколебало Эрика, от чего взгляд подернулся дымкой.

― Я и так знаю ваш предмет от первой до последней точки в вашем конспекте, ― огрызнулся парень, делая к нему шаг.

Встала со своего места, преграждая путь. Выставила руки перед собой, только так и не смогла положить их на грудь взбешенного льва, боясь уязвить свое эго. Одно касание ― и я пропала.

― Не надо здесь устраивать цирк, Эрик, ― постаралась выговорить без запинки, чтобы другие не смогли уловить дрожь от присутствия парня почти вплотную ко мне. ― Это обычные посиделки преподавателя и студентки, где мы собирались обсудить некоторые мои ошибки в работах.

― Обычные?! ― выгнул одну бровь, перекосив лицо в звериной маске. ― Да вы тут сидите, как влюбленная парочка, если учесть, как он держал тебя за руку, после всего того, что произошло в той дурацкой библиотеке.

Проглотила ком в горле и приоткрыла рот:

― Ты все преувеличиваешь…

― Что тут преувеличивать, когда мы всего несколько часов назад целовались, я открылся тебе, а ты уже готова броситься в объятья этого мужика, которого толком не знаешь! ― громче сквозь стиснутые зубы выговорил Росс. Многие пары глаз устремились в нашу сторону, и мне тут же стало дурно.

Попыталась сделать вдох, но грудная клетка только подергивалась от моих стараний. Господи, как же теперь стыдно будет смотреть в глаза Алекса. На мгновение что-то мелькнуло на дне зрачков парня, что-то похожее на сетование, но тут же как самолет, исчез с радаров, его взгляд ожесточился, чем пригвоздил меня к полу.

― Вот скажи, зачем тебе нужно было влезать? Неужели ты не понимаешь, что без тебя было куда удобней наслаждаться приятной беседой?! ― Сжала руки в кулаки и сделала уверенный шаг к нему, что наши лица были максимально близко.

Краем глаза заметила любопытный взгляд девчонки, о которой знать бы не хотела и видеть здесь тоже. Одним своим присутствием заставляет волосы на затылке встать дыбом: весь пафос и лицемерие так и выделяется на ее идеальном личике.

― Мне противно осознавать, что ты бросаешься из крайности в крайность, Ханна…

― Ох, значит, ты считаешь, что я просто использую тебя или мистера Эндрюса? ― зашипела и ткнула в его грудь ногтем. ― Спешу тебя огорчить, ты ни черта не знаешь обо мне!

Спину закололо от пронзительного взгляда мужчины, который продолжал следить за этот перепалкой со стороны. С какой-то стороны было безопаснее ограничить его от нападок Эрика, с другой, ― как никогда нужна была поддержка. Хотя бы оптическое ощущение того, что кто-то за меня.

― Как раз только узнаю о тебе!

― Ты и так многое знал обо мне, Эрик. И, если в тебе была хоть капля уважения, ты не стал бы встревать между мной и моим преподавателем. Я не спрашиваю же, с какого перепуга ты привел сюда эту фифу, так прошу, и ты не лезь!

― Ревнуешь? ― зловеще ухмыльнулся, что руки зачесались смыть с лица желчное надмение.

― Не мечтай! Для меня ты давно вымер! ― Попыталась как можно больше яда втиснуть в слова.

Мускул скулы парня дернулся из-за удара, который рассек его былую решительность. Он оскалился, таки не произнеся больше ни слова, но продолжал смотреть на меня, вылавливать в моем взгляде другие ответы, хотя я сказала правду. Мы так ненадолго замерли: глаз в глаза, мертвенная тишина и только наши частые вздохи. Затем Эрик выпрямился и выпалил:

― Хорошо. Тебе хочется меня принимать мертвым, так пусть и будет. Ты эгоистка, Ханна, если плюешь на мои чувства. ― Шагнул назад, добавляя сантиметры. Некая пронизывающая тяжесть коснулась меня, стоило ему оставить после себя гуляющий ветер. ― Пошла ты, Эллингтон! Пошли вы все!

Прикусила губу, так как конец лезвия чрезвычайно адски пронзил мою грудь. Вдруг меня пошатнуло, и я хотела было сказать ему совсем другое, как пространство затрещало от вероломного тона.

― Мы уходим Мишель! ― рявкнул он, не дождался, пока девушка соизволит подчиниться ему, и направился на выход, даже не попытавшись оглянуться. Люди провожали его взглядом, я же вся наливалась краской, осознав, где мы вообще находимся. Боже, на глазах стольких людей.

Девушка оглядела меня еще раз, хмыкнула и, гордо приподняв подбородок, зашагала за испарившимся парнем. Я усмирила такую мучительную потребность схватить за волосы эту Мишель, что мне должны присудить премию «Невозмутимый человек года». Теперь ясно, как ее зовут, и это нисколько меня не успокаивает. Внутри больно жжет.

Повернулась к Алексу, тот смерил меня задумчивым взглядом, в связи с этим прогадать ход его мыслей было практически невозможно. Такое шоу на глазах многих людей еще и перед ним было равно хуже загрызенной совестью, ибо я уже не понимала, как после этого будет относиться ко мне мужчина, кто вправду не вызывал во мне столько противоречивых чувств, которые умышленно причиняли боль.

― Думаю, лучше нам разойтись по домам, ― заключила и потянулась за своей курткой. Глаза немного защипало, поэтому приложили максимум усилия усмирить слабость. Эрик не должен на меня влиять. У нас все кончено. ― Можешь, пожалуйста, подвезти меня?

Он кивнул и встал с места. Мы бесшумно испарились под красноречивыми взглядами, при этом заплатили каждый за себя, и также без перекидывания фраз добрались до моего дома. Но, когда я решила открыть дверь машины, тут же обратно ее захлопнула, повернулась всем телом к нему и наткнулась на недоуменное выражение на лице:

― Прости, что ты это услышал. Я не знаю, какой бес вселился в этого человека, ― вытолкнула из себя воздух, опустила глаза и нервно потрепала корешок сумки. Стыдно принимать во внимание его нахмуренность и не желание со мной разговаривать или, куда хуже, сидеть рядом. ― Я никогда бы не стала использовать людей ради каких-то целей…

― Понимаю, Ханна, ― сухо изрек он и протянул ко мне руку, приподнимая голову за подбородок. Алекс придвинулся чуть ближе. ― Мне было неприятно это слышать со стороны малолетнего сосунка, но в какой-то степени понимаю его вспыльчивость. Мои молодые годы тоже были наполнены несерьезностью и за гранью уравновешенности.

― Но он же сказал…

― У нас с тобой ничего не было в этом кафе, понимаешь? ― настойчиво проговорил он, повысив голос. ― Мы сидели и обсуждали, как унылые люди, некоторые вещи. Это уже его проблема, считать, что между нами что-то есть.

Только сейчас заметила, до чего же близко он был. Мне не составило труда разглядеть глубокие морщинки вокруг глаз, небольшой шрам на лбу, утонченные мраморные глаза обрисовывались крапинкой дремучего леса, чем только выделял необычный цвет глаз. Губы были обветрены, чем вызвало трещины в некоторых местах; овал лица квадратный, без сомнений можно было заметить напрягающиеся желваки. Я смогла даже разглядеть тайный образ, танцующий в недрах зрачка, который разгадать было уже не в моих силах. Он до сих пор остается для меня загадкой.

― Тебе не за что извиниться, по крайне мере это не ты грубила, ― усмехнулся Алекс, на минуту отведя глаза.

Салон машины наполнился тягостным жаром.

― Все же по моей вине это произошло… ― хмыкнула и оглядела сидячих бабушек на скамейке, которые не упускали возможность вставить свои пять копеек, оценивая данную машину. Они мне казались намного живее, нежели мои затекшие суставы.

― Ханна, понимаю, что не должен вмешиваться в принципе и быть назойливым. Ты точно уверена в том, что делаешь? Я в том плане, что правильно ли ты поступила, поцеловав его? ― вдруг парировал мужчина, вынуждая меня проморгать несколько раз.

Оу, вот это странный вопрос. Никак не ожидала его услышать от своего преподавателя.

― Ну…мы не так давно расстались, и пока я не знаю, может ли нас что-то снова связывать.

― То есть ты его любишь? ― Мистер Эндрюс отстранился, немного отклонившись назад, чтобы видеть меня лучше и считывать мои открытые эмоции.

Я ничего не ответила, выдерживая его пронзительный взгляд. Сердце заныло, когда та незабытая рана снова закровоточила. Возможно, для кого-то слова покажутся легкой поступью, вместе с тем идя без оглядывания, у меня же чаши весов сходят с ума из-за незнания, как быть.

Эрик Росс любит меня. И он не побоялся это сказать, тем временем я страшусь снова попасться на удочку.

― Значит, любишь, ― лишь проконстатировал он и повернулся к окну. ― Ханна, ты же пострадаешь из-за него и сильно наречешь на себя огромную и глубокую пропасть, из которой будет сложно выбраться.

― Я знаю, но, смею заметить, вы ― мой педагог и у вас нет прав решать за меня, читая сейчас нотации, ― пробормотала стальным голосом, заприметив вольность в его словах и решениях за меня. ― Наверное, я лучше пойду. Прощай, Алекс…

Выбралась из машины и громким ударом закрыла дверь машины, желая скрыться в стенах своего родного дома. Бабульки подозрительно следили за моими шагами, шептались или же смеялись, ни капельки не скрывая своих вычурных фантазий. Подошла к металлической двери и тут же услышала позади себя:

― Ханна, подожди…

Дверь хлопнула. Развернулась на пятках и встретилась с приближающей фигурой Алекса, нависающей надо мной решительной и вызывающей стеной. Приподняла подбородок, смиряя презрительным взглядом.

― Прости, не хотел на тебя давить. Я сам не понимаю, зачем такое ляпнул, ― нервно прошелся по своим волосам, подходя ко мне ближе. Я в ответ назад. ― Не пойми меня не правильно, просто я желаю только хорошее в твоей жизни, хоть мы знакомы недолго. Ты можешь легко пострадать, даже не заметив этого…

― Только это моя жизнь, Алекс, ― напомнила я ему, прерывая дальнейшее изречение. ― Я выросла и имею полное право решать самой, как впредь мне следует поступить. Если я и люблю Эрика, то об этом мне поет мое сердце. Если я хочу быть модельером, то к этому расположена моя душа. Если я готова рискнуть и пожертвовать собой, то…таково мое предназначение. Спасибо за твое беспокойство, но не думаю, что преподаватели должны так рьяно защищать студенток вне университета.

Снова повернулась, наконец, нашла ключ и разблокировала двери. Собиралась уже переступить порог подъезда, как меня удержала вдруг поймавшая за локоть рука.

― Думаю, я пожалею о своих словах, зато это будет честно. Ты не безразлична мне, Ханна. Никак студентка, а как девушка…

Боже правый.

Это шутка какая-то?

Мужчина, старше меня на десять лет, говорит мне о своих чувствах, когда это оставляет на мне раны от пуль. Нет. Я не о таком мечтала, чтобы вертеться, словно зверек, в колесе и думать об одной и той же дилемме судьбы. Его признание накладывает отпечаток, но совсем иной: с Эриком у меня горело все нутро, жар затмевал рассудок, а слова «я люблю тебя» эхом трезвонили в моем сердце. Я просто принимаю слова мужчины, как должное, лишь бы не забыть. Они ничего не вызывают, только вереницу мыслей, стрекочущих до натирания мозоли.

― Нет, ― покачала головой, ― этого не может быть. Вы же…

― Я не буду от тебя требовать ответа, просто не забывай это. Понимаю, ты в таком положении, что каждый выбор ― борьба с самой собой. И поэтому даю время обдумать.

Он делает еще один шаг, вызывая бурю негодования, только на сей раз не отступаю.

― Хорошо подумай… До завтра, Ханна. ― Наклоняется, что меня парализует, и оставляет на щеке горячий поцелуй. Щеки заливаются пунцом.

Тепло мне улыбается, не тая´ в улыбке хоть частичку самомнения, разворачивается, напоследок окинув меня растерянным взглядом, и уходит прочь. Я продолжаю смотреть на его затылок, переваривая только что-то услышанное и принимая к сведению, ― сумасшедшее электричество нашей близости не пересекало нас, оставляя такое же затрудненное присутствие двух людей рядом.

Приоткрыла рот и тут же закрыла, гуляя в своих мыслях в поисках ответа. Бабушки странно покосились на меня, но мне было до лампочки их любопытство. Важнее всего, что мне со всем этим делать?

13 глава

Проснувшись рано утром, первым делом глазами зацепилась за гуляющий свет в моей комнате, от чего сразу же сладко потянулась. Это были первые секунды небытия и полного успокоения, пока на голову не обрушились остатки прошлого дня. Одна за другой всплывали в моей памяти, я лишь успевала проглядывать кусочки моментов, от которых хотелось скрыться под землей или сбежать на другой континент. Тогда бы это точно никогда не решилось!

Перевернулась, уткнулась лицом в подушку и зарычала. Меньше всего хотелось начинать утро с раздумий. Еще мне предстояло, наконец, изъявить желание сказать свой ответ, от которого зависела моя дальнейшая жизнь. Но это так трудно, когда в принципе не знаешь, что ты хочешь.

А я хочу утонуть в знакомом терпком запахе парня.

Зажмурила еще сильнее глаза, борясь со своим отголоском в разуме. Ох, вчерашний разговор окончательно подчеркнул наши развалившиеся отношения, и не было сомнений, у каждого началась отдельная дорога, ведь учитывая, с каким отвращением он мне сказала эти слова, я знала четко ― он не станет больше связываться со мной. Что же именно я желаю получить от наших перепалок?

Я все-таки соизволила поднять свою задницу, умыться, одеться, собрать все тетради в сумку и некоторые файлы с домашним заданием, перед этим проверив содержание каждого. Ненавижу недочеты или закрученные в ужасном смысле предложения, поэтому страстно помешана на доскональном анализе. Подошла к зеркалу, расчесала волосы, ощущая под руками неудобность. С длинными я всегда справлялась, как со своими врагами, распутывала каждый комочек или же перепутавшуюся волосинку, раз за разом повторяя про себя бранные слова. Сейчас же…было более-менее комфортно не затруднять себя и сразу же, закончив дело, показаться в проеме кухни, откуда как всегда доносился изысканный запах завтрака.

― Доброе утро, ― откликнулась я и прошла к своему законному месту. Мама подняла на меня нахмуренный взгляд, потом опустила, продолжая дальше помешивать на сковороде яичницу, так и ничего не ответив.

Как-то она по особенному выглядела, не выделялась ослепительной аурой, и внешний вид был потрепан излишним недовольством. Свела брови на переносице, досконально обводя взглядом профиль ее лица и одежду. Даже на работу она собралась без настроения, нацепив то, что подвернулось под руку. Обычно она следила за собой, не носила вещи без вкуса и сочетания, добавляла какие-нибудь мелкие аксессуары, чтобы подчеркнуть аккуратность учительницы, подавая пример для школьников.

― Мама? ― мягко позвала ее, пожав плечами.

― Что, дорогая? ― безэмоционально откликнулась и продолжила глядеть в эту чертову сковороду.

Затем я заметила, что дым над едой становится густым и, уловив черные пятна, тут же подорвалась с места. Сдвинула бережно ее в сторону, отключила плиту, найдя прихватку, без оглядки сунула сковородку под холодную воду, от чего в комнате раздался звук шипения. Мама так и не издала звука, стояла молча и без выражения на лице.

С грохотом уронила на подставку раковины не выжившую еду. Если уже подгорает яичница, значит, что-то стряслось.

Повернулась к маме, которая примостилась на поставленной рядом с плитой стул и потерла устало лоб. Она как будто было совсем не со мной, в другом мире, где все ее припадки обрушились на нее, затмевая осязаемо оставаться здесь. Не уж что есть то, чего она не может мне сказать?

― У тебя что-то случилось, мамочка? ― Присела на корточки возле нее и попыталась заглянуть в родные глаза, кажущиеся единственными светлыми во всем мире. ― Ты какая-то рассеянная.

― Не переживай ты за меня, ― она слабо улыбнулась и провела рукой по волосам, ― не удалось мое утро, с кем не бывает. Лучше поторапливайся, через сорок минут начнутся занятия.

Черт! Я же могу легко опоздать.

― Ты точно хорошо себя чувствуешь? Может вызвать врача?! ― не унималась я, лишь бы подтвердить свои не опасения за ее жизнь. Только сейчас заприметила насыщенные синяки под глазами, изнеможенный взгляд, выворачивающий всю душу наизнанку. Не припомню ее в таком состоянии. ― Или попросить посидеть с тобой маму Ким…

― Я чувствую себя хорошо! ― убедительно возмутилась женщина и сжала мои руки. ― Ступай. Не забудь зайти к декану. Надеюсь, ты знаешь, что будешь делать.

В ответ я ничего не добавила, поджала губы и встала, на прощание поцеловав маму в щеку. Убедила ее, что отобедаю с подругами в университете, деньги есть и добавлять ничего не нужно. Собралась, надела ботинки и куртку, прихватила ключи с сумкой и быстрым шагом направилась в университет…

― Итак, мои любые спенагрызы, вы прекрасно понимаете, что через неделю вас ждет испытание. ― Профессор по лингвистике, отвечающий также за теорию и методику модельного бизнеса и регламентировку, и по совместительству являющийся нашим куратором, расхаживал взад и вперед, напрягая и без того драматические нотки в этом душном кабинете. Каждый второй был на внешние признаки спокоен, только их частые подергивания руками, ногами, чесотками ― выдавали их всех. ― Экзамены ― показатель того, как вы готовы идти дальше и способны ли победить свои отвратительные минусы, чтобы быть настоящим творцом! На самом деле я вас не запугиваю, а я лишь стараюсь до вас донести, как важно быть рассудительными и не пытаться спать на моих парах, мистер Смит! ― на последних словах повысил тон педагог, устремив взор на студента, что сидел в следующем ряду слева от меня.

Весь кабинет разошелся смешками и тихими перешептываниями, только этому парню был также все равно, если началась третья мировая война, ― он продолжал спать.

Я заметила перекосившееся лицо от недовольства мужчины.

― Разбудите кто-нибудь его! ― приказал он и ближе подошел к островкам. Его требование выполнили, и уже через секунду Смит устремил свои заспанные глаза на преподавателя, осознавая, как ему влетит. ― Доброе утро, Смит! Как спалось? Надеюсь, тебе снились милые принцессы и маленькие пони?

И все сорвались в очередной раз, на этот раз громче разразившись смехом. Я прикрыла кулаком свои губы, зажмурила глаза, пытаясь усмирить общественную заразу. Когда кто-то начинает смеяться, все следуют его примеру.

― Простите, сэр, тяжелая ночка выдалась… ― стал оправдываться студент, но его жестко осадили.

― А меня не волнует, какая у тебя была «ночка»! На экзамене тебя сразу же вышвырнут за дверь. Хотя кому я это объясняю, вы же, бездельники, мои слова все равно мимо ушей пропустите. ― Приподнял очки с большой оправой и толстыми линзами, размял свою переносицу и снова оглядел присутствующих. ― Ладно, перейдем к делу. Для вас у меня сюрприз, вы снова пишите тест…

Все застонали. Профессор стукнул кулаком по парте, заглушая противные стоны, которые волновали его в малозначительной форме. Что я говорю, его никогда не волновало это. Сидящая рядом со мной девушка цокнула языком и буркнула себе под нос: «Спермотозойд хренов!». Я усмехнулась с ее сравнения.

― Хватит ныть, как дети. Пора привыкать к такому ритму работы. Что касается теста, он включает в себя пять заданий. Первый и второй ― умение выделять смыслоразличительные роли в тексте, третий ― десять вопросов с вариантами ответов, четвертый ― перевести на несколько языков предложенные слова, пятый ― уметь правильно читать, понимать и выделять суть текста, а также знать, на каком языке. Поняли меня?! ― Все невесело откликнулись. ― Отлично. Староста, пожалуйста, раздай задания.

Положив передо мной один лист в формате A4, я бегло пробежалась по структуре теста и поразилась, что совсем недавно разбирала эту тему самостоятельно и хорошо помню каждую деталь. Может, мои навыки в говорении или чистописании полный ноль, но импровизация мой любимый конек, если учитывать знакомые мне на слуху или графическому изображению слова…

Я как раз вошла в заполненный зал столовой и без промедлений заприметила рыжую макушку подруги, которая активно разговаривала с Ким, и стояли в очереди. Мы в последние дни мало пересекались, находились предлоги, что требовали неотложного вмешательства, и мне трудно вспомнить, о чем мы разговаривали в последний раз.

Протиснувшись мимо недовольных дам и парней, я пристроилась рядом с девочками и с восторгом оглядела их сияющие лица, особенно в глаза бросался румяность на щеках Джонсон.

― Мы уже думали, что ты поселилась в библиотеке и у тебя там появилась бойфренд в виде книги Сандры Бурке [1], ― лукаво подмигнула мне Грейс и приобняла за плечи. ― Как последние дни, красотка? Трудно?

― Ах, полный ажиотаж. Дрючат по полной, а сегодня только среда.

― Понимаю, ― сочувственно погладила меня по плечам Ким, ― я успеваю только спать с учебниками и конспектами.

― Но ты же провела все выходные с Аареном, ― напомнила я ей, ― и мне хочется знать, как все прошло. Я надеюсь, мне не стоит ждать в следующем году крестников? Рано мне быть крестной.

Джонсон меня ударила в плечо, и я скорчила лицо, словно мне было больно. Грейс посмеялась с нас и взяла два подноса.

― Ой, мне возьми, ― попросила ее.

― Можно тогда поделить мой поднос на двоих.

― О’кей.

― Так что, мой братец не такой уж лопух, как кажется?

― Девочки, это были самые лучшие дни, но я поражаюсь тому, что в видеоиграх он обставил меня как тузик грелку, хотя я занимала почетное первое место в Martal Kombat X. Я несколько раз ему проиграла! ― воскликнула шатенка, и мы театрально с Грейс приоткрыли рты в букве «о». ― Конечно, на желание.

― Он ― бесящий геймер, ― фыркнула Грейс, взмахнула своей рыжей копной, отвернувшись к прилавкам и разглядывая сегодняшнее меню. ― Я ему продула столько раз в игре с тачками, сколько получила пинков. Моя шикарная задница долго болела от его лапищи.

Мы с Ким разразились смехом, привлекая некоторые пары глаз на нашу идиллию. Постаралась разглядеть среди горсти разновидных блюд любимый салат, но впереди стоящие люди мешали, то и дело вертя головами. Сжала челюсть и взяла бутылку виноградного сока, как только к нам подошла очередь.

― Но ты всегда легко можешь его обдумать, если найдешь лазейки. Приглядись к его махинациям и попробуй немного сбить с толку, ― хищно прищурилась Фейн, поводя бровями в неком намеке. ― Мне таково не дозволено, слава тебе господи, так что дерзай.

Я закатила глаза. Иногда меня поражает, какие могут все же всплыть в головах подруг сладенькие схемы. Хотя чему тут удивляться, все мы, женщины, умеем ловко выворачиваться, добиваясь желаемого от мужчин. Не поспорю.

Усевшись спустя двадцать минут, на мой взгляд, нескончаемой толкучки, сняла с блюда полиэтилен и пригубила небольших размеров кусочки ананаса. Девочки некоторое время переглядывались между собой, на что я не обратила никакого внимания.

― Кстати, тут говорят, что Эрик вчера устроил скандал в одном из ближайших кафе, где был профессор Эндрюс и какая-то студентка, ― вдруг мимолетно высказалась Грейс, заворачивая на вилку салат и как бы отсутствующим видом поедая его.

Я слегка поперхнулась, подняла на них удивленные глаза, понимая, к чему они затеяли этот разговор. Вот черт! Еще и весь университет узнал об этой стычке за какие-то жалкие шестнадцать часов.

Открыла рот, было уже вставить слова, как меня перебила Ким:

― И, каков наш профессор по экономике? ― страстно пропела она, сомкнула руки и подперла подбородком. ― Не хочешь поделиться своими шальными секретиками, подруга? А то Грейс тебя чуть не придушила вчера, когда узнала об этом.

― Вот-вот, ― поддакнула с набитым ртом рыжая, резко развернувшись ко мне. ― Давай уже колись, мне нужны подробности.

― Как бы ты не подавилась своими подробностями, ― мило улыбнулась ей, она в свою очередь послала мне воздушный поцелуй.

Недовольно вздохнула. Меньше всего мне хотелось рассказывать об этой путанице подругам, которые мне никак не помогут, хотя скрывать это тоже сверхнекрасиво. Как бы всё накладывается на меня, хотелось мне этого или нет, я старалась решить немного скрытно, поодаль от любопытных глаз, что норовят мне испортить жизнь. В первую очередь я не тягалась с интересами подруг, ибо в их приоритете больше лежала ответственность за самих себя, а нагружать своими нескладными ложбинами ― немного не корректно, пускай «у друзей нет слово «я». Таким образом, я была нацелена только выходить из своих умозаключений. Завершающим шагом оставалось услышать мнения близких.

Во вторую очередь, не было сомнений в «ушах» в том кафе, страшнее было понести последствия, особенно касающиеся наших взаимоотношений с Алексом. Его слова засели в моей голове, как несмываемые чернила, то ли напоминания, то ли дергая за ниточки. Не хватало мне быть втянутой в разбирательства ситуации с нами в пределах университета, ведь есть вероятность, что до декана это тоже дошло. А некоторые любители перековеркать информацию, покуда зарождаются все больше различных новых слухов.

Раз случилось такое, того не миновать.

Подняла глаза на подруг, выжидающие моего рассказа, но я смогла только сказать:

― У меня ничего нет с мистером Эндрюсом.

― Так и ничего? ― выгнув накрашенную бровь, поинтересовалась Грейс.

― Ничего, ― покачала головой. ― Могу только сказать, что Эрик повел себя не уместно в данной ситуации. Обвинил вокруг всех, кроме себя любимого.

― Но его тоже можно понять, ― печально заметила Ким, протянув ко мне свою руку. ― Увидеть девушку с другим мужчиной, так еще с самим преподавателем…

― Мы просто беседовали, Ким. Это даже свиданием не назвать.

― Свидание, не свидание, ясно одно, ― заворчала сестра Фейна, по истину становясь совершено красивой. Когда она злиться, кажется, будто свет падает на тень лица, и броский макияж кажется всего лишь невидимой краской. ― Росс ревностный козел и раздражитель.

― Я еще сказала ему, что…он умер для меня.

― Мать честная, это очень низко, Ханна.

― Знаю.

― Тогда зачем их сказала? ― недоуменно посетовала Ким, а потом задумчиво заговорила: ― Не уж то специально хотела довести его до одурения?

― Боже правый, нет! ― воскликнула. Положила с громким оглушительным ударом вилку на тарелку, придвинулась ближе, чтобы это слышать могли только они. ― Просто до этого он признался мне в любви…

― Ого! А Росс жжет, ― со смехом восхитилась Грейс, но ее пыл усмирила Джонсон, попросив заткнуться. ― Прости. Тогда я еще больше не понимаю, зачем ты ляпнула такое?

― Понять, говорил ли он мне правду тогда или же это очередная ложь…

Он не обманул меня. Зато моя совесть мучается, перекидываясь с одного берега на другой, не зная, что именно умаляет мою уязвимость. Сложно забыть ту болезненную реакцию на мои слова, которые без прекословий могла затыкать, как гвоздь, дырки не то, что в голове, а в сердце, где долго бы не заживала рана.

В сердце больно кольнуло, как следствие моих пустых раздумий. Действуешь на эмоциях, а платишься головой, стыдясь вспоминать.

― Ох, ваша история мне напоминает ходячий фильм. Ладно, не буду я здесь устраивать день «открытых дверей», рассказывая о некоторых правилах жизни, просто сделаю заключение. Ты идиотка!

― Грейс!

― Она права.

― Вот видишь, а ты выступаешь на меня, Ким. Надо бы позвать Аарена, чтобы немного отвлек тебя, ― шутливо сказала Грейс, лишь бы разрядить нашу изнеможенную обстановку. Затем оценивающе прошлась по нам, чувствуя, что каждый из нас был уже не нацелен на выяснения: началось с меня, затронула Ким, перевалилось на Грейс. ― О’кей, поговорим об этом чуть позже, давайте лучше доедать, скоро следующая пара. Ханна, у меня по расписанию с вашим курсом теоретические основы и практимум по дизайну, подождешь меня?

― Угу.

И больше никто не обмолвился. Я несколько кругов сделала в своей тарелке, вырисовывая какие-то странные линии овощей, ощущая, что аппетит окончательно пропал. Отодвинула блюдо в сторону и стала попивать сок, следя за переменой погоды за окном. Вроде бы было солнечно с утра, только на данный момент тучи затянули небо, с точностью осекая моё душевное состояние. Ох, если это только начало, то, что ждать от моего похода в деканат?

Распрощавшись с Ким, мы двинулись в другое крыло здания, что располагалось южнее на втором этаже. Наконец, преодолев бесконечные ступеньки и наслушавшись ворчания подруги, которая прокляла всех, кто делал эту злосчастную лестницу, мы двинулись к кабинету.

По таинственному толчку я решила поднять глаза с тем, чтобы осмотреться вокруг и заглянуть за окна, как мой взгляд зацепился за парочку, стоящая у окна. Парень, оперевшись задницей об подоконник, сложил руки на груди, от чего мышцы рук напряглись под слоем обтягивающей черной майки, таки норовя разорваться по шву, беседовал с той самой брюнеткой, кажется, зовут ее Мишель. Какое пресное имя!

Они любезно перебрасывались репликами, чувствуя друг между другом умиротворенное расположение, в целом погрузились в тему своей беседы. Кулаки произвольно сжались, от чего острые ногти вонзились в кожу до глубоких порезов. Эрик был настолько поглощен процессом общения, что любые посторонние мелочи не касались его поля зрения.

Я приостановилась, что не укрылось от Фейн. Та стрельнула любопытством в парочку, изменяясь в лице от беспристрастия к озадаченности.

― Ханна, ― позвала она меня.

Мне невозможно было оторваться от них. Можно сказать, даже не услышала шаги, пролетевшие мимо меня или попытки подруги найти со мной контакт. Меня парализовало. Эта Мишель поправила вечно небрежную и любимую прическу Росса, убирая с глаз мешающий локон, переместила руку на плечо, погладив, потом, как бы невзначай, дотронулась груди. Я вспыхнула и затряслась, будто повеял ветерок. Шею обвила ядовитая змея под названием ревность. Внутри встрепенулись органы, кровь в венах начала крутиться в неуравновешенном темпе, отдавая болезненными иглами по всему телу, боль которую стерпеть было нельзя. Она тронула его так, словно уже может всецело пользоваться его телом, сердцем, разумом. Всем им.

Но, черт, он мой.

Я могла сказать всего пару минут назад, что безразлична к этому человеку, только именно в эту ничтожную секунду готова засунуть планы девки в одно место.

― Ханна, между ними ничего нет, ― поспешила меня успокоить Грейс, встав передо мной и заслоняя весь обзор. ― По крайне мере я вижу это по Эрику.

― Она так смотрела на него, ― проморгала, чтобы стереть перед глазами открывшуюся сцену. ― И он не запрещал ей себя трогать, ― ненавистно проголосила, сделав шаг назад. ― Не хочу здесь оставаться. Пойдем в кабинет.

― Эм…

― Что-то не так?

― Нет, все хорошо. Пойдем.

Грейс отошла в сторону, направляясь как раз в другой коридор, а я застыла на месте, как только испепеляющий взгляд захлестнул меня в водовороте соцветия. Он, видимо, услышал нашу беседу и соизволил посмотреть на результат его умышленных проделок. В омуте темных глаз читалось испещренное наитие, которое открывалось мне со всех сторон как бы прознать то, о чем думал Эрик в данный момент. Он обнимался с девушкой, не стыдясь упасть в моих глазах, наблюдал за моей реакцией, будто специально задевая корень чувств, умело впитывал мою энергетику, отблеск кофейно-землянного градиента то играл, то ликовал.

Мне хотелось быть в его объятьях. Таять от поднимающегося давления, ибо он вызывал разные реакции тела: усталость, желание, возбуждение, покорность, всемогущество.

Глубоко вдохнула. Глаза парня потемнели еще сильнее, и тогда я прочитала весь его замысел. Я сама сказала ему, что для меня не существует Эрик Росс, смеющий воскрешать, одновременно убивать и терзать, но почему же меня все равно тянет к нему? Что я нашла в нем? С чего вдруг сердце забилось в унисон, рвясь чахнуть или же взлетать?

Наверное, потому, что я люблю этого наглого и самоуверенного парня. Всеми клеточками тела, молекулами крови, хрупкими костями, которые ломились под тяжелым взглядом.

― Ты идешь?

Нашла в себе силы отвернуться. Как бы любовь не была сильна, судьба все равно находит способы ее стереть с лица земли. Не решаясь снова поднять глаза, сделала шаг и сошла с развилки, отделяя себя и его на предательское затворничество для каждого из нас.

[1] Британский дизайнер Возможно, завтра будет небольшая глава, если нет, то в пятницу большая))

14 глава

― Ханна, добрый день! ― Взметнула голову и увидела перед собой мистера Эндрюса, в руках у которого были несколько бумаг и ежедневник, на котором отчетливо выделялись некоторые пункты. Видимо, он направлялся на следующую пару, а я только что смогла выйти с деканата, найдя в себе силы сказать свой ответ. ― Ты какая-то бледная, случилось что?

Его голос можно было сравнить с колыбельной, что звучит в унисон всем этим крикам и шуму, отпрыгивающим от стен коридора. Хотя я была рада его присутствию, мое подсознание говорило совсем об обратном. Даже тело поддакивало.

Грудная клетка приподнялась от тяжелого вздоха. Я уже который урок не могла отделаться от волнующей меня мысли, вынуждая не то что бы пропускать предложения мимо ушей, вообще летать в пространстве, упуская из виду некоторые замечания педагогов по поводу наших предстоящих экзаменов. А теперь сам виновник этой каторги стоял передо мной, смотрел на меня не мигающее, делая такой вид, как будто между нами ничего никогда не может быть. У него хорошо получается скрываться за маской беспечности, жаль, что мои нервы уже не стойкие, и нервозность сама по себе возникает.

Мимо проходящие девушки кокетливо бросили взгляд на профессора, поздоровались, а Алекс мимолетно обделил их вниманием.

― Добрый, ― шумно сглотнула, делая шаг назад, чтобы не вызвать подозрений со стороны других о моем якобы новом ухажере. Уверена, весь университет стоит на ушах именно из-за спектаклей с моим участием. Ненавижу быть в центре обсуждений. ― Вы что-то хотели, мистер Эндрюс?

― По поводу вчерашнего нашего разговора, ― блеснув многозначительностью в глазах, мужчина оперся плечом об стенку, снизу вверх просканировал мой внешний вид. Хоть на мне джинсы с теплым шелковым джемпером, кажется, я перед ним целый аспект наблюдения для лабораторных опытов. ― Ты подумала?

― Не понимаю, о чем вы, ― прикинулась дурочкой, закрывая и убирая в свою сумку книжку, которую взяла в библиотеке для ознакомления с юрисдикцией бизнеса для модельеров. ― Простите, мне нужно на следующую пару идти.

Хотела было уйти, только его настойчивая рука перегородила мне путь. Алекс огляделся назад, оценив возможность не спалиться, и встал передо мной, чтобы уж точно усадить меня на месте.

― Ханна, ты решила меня избегать? Я же все-таки твой преподаватель и видеться будем очень часто, ― понизив тон, выдохнул он.

― Вот именно! Мой преподаватель. Вы не можете признаваться в симпатии молодой студентке, а потом что-то требовать, ― зашипела я, отбрасывая его протягивающуюся ладонь в сторону.

― Я от тебя ничего не требовал.

Между нами была огромная пропасть, позволяющая не сойти с рамок. К тому же я была предельно рада этому, так как наше быстро зародившееся общение резко приобрело другой оборот, что является следствием увеличением молекул, накаляющих обстановку.

Я ему ничего не ответила, тогда он сказал:

― Хорошо. Повторю еще раз, ты подумала?

― Думала, мой ответ также неопределенный, как и вы сам.

― Поясни, ― потребовал он.

Ненадолго мужчина замешкался, отвлекшись на студентов, которые с ним поздоровались. Одна из них отделилась от группы и ненавязчиво вступила в диалог, обсуждая некоторые поправки в ее работе для предстоящей практики.

Я следила за всеми его изменениями в голосе: от мирного до грозного, временами прямого, не требующего возражений. Он что-то диктовал девушке, но я раздраженно ждала, когда решит свалить эта примерная ученица.

― После пар зайди ко мне в кабинет, я тебе дам литературу, ― напоследок ответил он, отделившись от нее и выровнявшись, что я и она казались на его уровне мелкими букашками.

Девица что-то пропищала и ушла.

― Немного отвлекся, ― покачал он головой, как бы стряхивая лишние мысли. ― Объясни мне свои слова.

― Мне нечего объяснять, ― пожала плечами, ― Вы такой закрытый человек, живущий по законам своего времени, что я лишена доступа понять вас. Я ничего не знаю о вас, как человеке. Так что судите сами.

― Вот в чем проблема. ― Почесал он подбородок, заросший щетиной, и вонзил в меня свои мраморные глаза. ― Это легко исправить.

― Только не говорите, что…

― Мы можем после занятий проводить время вместе. Так у нас появится шанс узнать друг о друге. К тому же могу помочь тебе в подготовке.

― Вы такой лестный, мистер Эндрюс, ― с укором вставила я, сощурив глаза. Но мужчина расплылся в самоуверенной улыбке, от чего показались глубокие ямочки, подчеркивающие его сексуальную направленность, легко завлекающая женщин в свои сети. Во мне же не ощущаются никакие пылкие накалы. ― Я подумаю насчет вашего предложения.

― Мы что, играем в игры? ― выгнув бровь, спросил он.

― Возможно. Извините, я пойду.

Прихватила с собой сумку, прошла мимо него, не переставая улыбаться, как довольный сытный кот. В спину глубоко засел колючий взгляд мужчины, походу, намерено стараясь выбить из меня стойкость, но я гордо расправила плечи и зашагала к кабинету.

Передвигаясь среди густого эпицентра, мне повезло выбраться оттуда целой и завернуть направо, где раскрывается продольный коридорчик с множествами дверями, за которыми открывается вид на недешевое оборудование, предназначенное только факультету модной индустрии. Из бюджета города выделили кругленькую сумму, чтобы хоть как-то повышать квалификацию студентам вне занудных лекций.

Здесь было немного темно, но конец освещал достаточно коридор. Я как раз проходила мимо большого шкафа с замком, как из-за него показалась чья-то тень. Руки неизвестного человека схватили меня, толкнули к стене, что ударилась головой об стенку, а в глазах появились веселые блики, затем ощутила дыхание, касающееся кожу и через капилляры вихрем вызывая табун мурашек от шеи и вниз по спине.

Знакомый мятный запах ворвался в ноздри.

Эрик.

― Вы даже не стараетесь скрывать этого среди стольких дотошных придурков, ― низко заговорил Эрик, придавливая меня своим телом.

Тепло моментально прошлось по груди, задевая сильно мои соски, которые неприятно потерлись об ткань бюстгальтера. Свела ноги вместе, но мужская рука грубо развела бедра и стала поглаживать внутреннюю часть, что сквозь плотную ткань джинсов ловко вызывал гамму спектральной податливости.

Руками не знала, за что ухватиться, пока сильно вздымающаяся грудь парня не уперлась в мою, притесняя и меня, и кислород. Я перестала дышать, вглядываясь в темень, в которой сверкали пламенем родные глаза.

― Как он на тебя смотрел, не передать словами, ― продолжил шептать возле моих губ нахал, продвигая руку чуть выше. ― Этот поддонок Эндрюс хотел взять на открытой публике то, что по праву принадлежит мне.

― Ты… ― Облизала пересохшие губы. ― Ты же должен меня избегать.

― Должен, детка! Только я не могу стоять в стороне, глядя на эту мерзкую картину, ― зарычал и уткнулся носом в шею, вдыхая аромат моего геля. ― Пахнешь ванилью. Обожаю этот вкус…

― Что ты делаешь?

Ногти вонзила в стену, стоило его губам коснуться точки G, мир закрутился перед глазами. Эрик немного отклонился назад, довольствуясь своим влиянием на мое тело; свет, пробирающийся в этот закоулок, наполовину окрашивал эмоции парня, безумие вперемешку с влюбленностью. Взгляд косый, но наполненный целомудренностью. Боже, что он творит?

― Хочу кое-что оставить тебе в качестве напоминания…

― И что же? ― рвано задышала.

― То, что позволит раз и навсегда узаконить мои права?! Будет доказательством полного подчинения твоего тела и сердца моим рукам! ― отрезал он, и пальцами прошелся вверх по шву джинсов, касаясь самого чувствительного места на моем теле и надавливая большим пальцем.

Ахнула и между ног болезненно отдалось в ответ, отчего трусики моментально стали мокрыми. Парень дьявольски ухмыльнулся, наблюдая за моими переменами на лице: от непонимающего до потери рассудка, такого прямолинейного, не таящего подлости, что агония накрывает меня от одного брошенного взгляда на мои губы.

Неожиданно со стороны доносятся чьи-то голоса и шаги, но Эрик в виде знатока всех лазеек в кампусе перекидывает меня через плечо и направляется к ближайшей двери, что находится в метрах ста от кабинета, где должна проходить следующая пара.

Заходит в пустующий, на вид немного облезлый, в некоторых местах потрепанный, но чистый кабинет, с глухим ударом закрывая за собой дверь. Замок щелкает и после этого он тут же ставит меня на пол.

Вглядываюсь в дикое необузданное лицо, замечая, как от желания заволокла пелена в глазах, отрезая свирепостью. Росс надвигается на меня, как лев, готовый исподтишка напасть на свою добычу, и поджилки сводит, что я тут же замираю на месте. Он подходит ко мне вплотную, от чего носом упираюсь ему в грудь. Вроде бы рост не менее ста семидесяти сантиметров, но, кажется, будто я ― маленькая Ваниллопа [1], учитывая, как возвышается надо мной парень.

― Эрик, ― с придыханием шепчу его имя и поднимаю глаза.

Опасный блеск вспыхивает.

― Держаться от тебя подальше ― пытка для меня. Ты не представляешь, что творится со мной, пока ТЫ в моей голове. Это ад!

― Ты сам себя провоцируешь…

― Неверно! ― шипит он, касаясь подбородка указательным пальцем и заставляя смотреть на него. Я вздрагиваю, как от приятного холода, коснувшийся моей кожи. ― Ты меня губишь. Это так отвратительно чувствовать, что не знаю, как от этого избавиться, как смыть с себя. Готов сорвать кожу, чтобы вместо пагубной истощенности встретить мучительную и смертельную боль.

Эрик сталкивает нас лбами. Прикрывает глаза, тем временем, как я любуюсь им в тусклом освещении. Тени ложатся на его лицо со своим таинственным отпечатком. Они то ли хаотично выстраиваются, то ли что-то пытаются мне передать.

― Мне не хватает тебя, чтобы искоренить ломающую кости потребность; я морально умираю, и ты знаешь это. Я схожу с ума, твою мать! Только ты ― лучик спасения прежде, чем я прыгну в пропасть.

И обрушивается на мои губы в глубоком, ненасытномпоцелуе, что ноги окончательно подкашиваются.

Эрик берет меня под бедра, и я моментально оплетаю ногами его талию. Мне так не хватало его губ все эти чертовы дни. Вчерашний день мог показаться бредом для поставленной цели, так как стараться держаться четких намерений ― первое в списке, с целью изменить свою жизнь после разрыва с Эриком. Но это мелкое изобилие! Пошли планы к черту!

Языки наши ведут свой бой, сталкиваясь насмерть и даря последующее наслаждение. Мычу сквозь поцелуй, запуская пальцы в любимую прическу Эрика. Мы ведем нечестный бой, но служит триггером для дальнейших развязок. Парень двигается к учительскому столу, усаживая меня на него, сбрасывает с грохотом все ненужные документы, развеивающиеся по воздуху и падающие на пол в беспорядке.

Ужас. Может я смогла бы сказать полторы недели назад, что не готова быть униженной за счет мафиозных проделок Росса, заставляющие мое тело пылать и извиваться в его руках, теперь мне было все равно. Я хочу быть здесь и сейчас. Тело к телу. Сердце к сердцу. И больше ничего.

Я так скучала по нему.

Мы продолжаем целоваться, хоть и в легких мало воздуха. Да его нет! Руки Эрика касаются моих ног, ведя дорожку мурашек к ягодицам, тискает их в сладком предвкушении и поднимается вверх, проникая под свитер. Нащупывает за спиной застежку бюстгальтера, расстегивает, затем снимает свитер и швыряет его в сторону. Проделывает тоже самое с кружевным лифом.

Соски сильно заострились под зорким прицелом парня. Втянула носом воздух, ожидая его дальнейших действий, только он также продолжал стоять слишком далеко от меня, не согревая своим телом, смотрел желанно и плотоядно, что скулы на его лице подчеркивали одичалость.

― Ты мне нужен, ― прохныкала я и потянулась к нему, захватывая края его футболки. Удивление во взгляде Эрика просочилось на секунду, всего секунду, и тут же он подорвался, помогая стянуть с него ненужную футболку.

[1] Ваниллопа фон Кекс из м/ф «Ральф»

15 глава

Я отшвырнула ненужную ткань и стала любоваться превосходством точеного тела. Пальцами дотронулась до груди, повела в низ, поддевая ногтем некоторые выпуклости, оплетая грудину, солнечное сплетение и спускаясь к кубикам пресса, которые от прикосновения напряглись под подушечками пальцев. Перед глазами открывается божественный вид на продолговатые вены, затянувшиеся вокруг рук, как стебель с шипами розы. В этот раз они заполонили каждый участок, как будто окружили и давили своим удушающим рвением оставить на руках порезы. Глубокие, которые напомнят о безобразии, что мы вытворяем. Сердца нам сами нашептывают проповедь.

Затем опустилась еще ниже, поворошила вереницу волос, уходящих под резинку штанов, и, коснувшись ремня, дернула на себя парня, приникая к губам в очередном бурном противостоянии. Эрик оттянул нижнюю губу и рьяно зарычал; запустил руки в мои волосы, закручивая на кулак и оттягивая голову в сторону, предоставляя ему возможность оставить кровавые укусы на моей шее. Застонала, стоило ему прикусить нежную кожу, и мой стон напомнил мне мелодичную арию, звучащую в стенах церкви бога матери. Но, ох, черт, мы не священные! Точно не грешники, решившие перед иконами произнести благословенную исповедь или же просить прощения за все наши проступки! Мы сами по себе чертята, жалящие друг друга и купающиеся в лаве, что замызгиваем авторитет университета, поэтому наше место в самом аду.

Росс спустился ниже, поцеловал ключицу, прикусил кожу и остановился напротив налитых грудей, овевая холодным воздухом, чем вызывает демоническое трение, что придвигаюсь к нему ближе. Он специально провоцирует, не щадит, издевается.

― Ты моя, ― шепчет он; сделал выпад, но так и не коснулся заостренных ореолов. Прикрыла глаза, находясь на границе двух миров: падшего и прозаичного. ― Ты сходишь с ума…

― Если ты сейчас же не продолжишь… ― облизываю губы, не переставая летать в забвенном пространстве, ― я встану и уйду.

Он усмехается.

Приоткрываю веки и встречаюсь с взглядом, полного неприкрытой похоти, шествующая впереди колонны, как генерал, ведя за собой миллион несказанных слов. Искорки, прыгающие по сторонам, за нас говорят наши же потаенные изъяснения.

― Ты не сможешь уйти, ― твердо заключает и касается губами чувствительного соска, посылая в него миллион заостренных импульсов.

Громко охаю, запускаю руку в его волосы, играя с прядями, пока умелый язык вырисовывает замысловатые, понятые только ему одному, круги. Взвизгиваю, когда в дело подключаются зубы, дрожу, как осиновый лист, и не перестаю следить за его проделками. Матерь божья. Что мы делаем?! Что я делаю?

Он придерживает руками меня за спину, откидывает назад, чтобы увеличить угол позволения и переходит к другой груди, снова стреляя на поражение. Внутри все скапливается в тугой узел. Нет. В бомбу, готовая взорваться от этих простых движений в крышесносном оргазме.

― Не останавливайся, ― прошу его, притягивая к себе.

― Мисс Эллингтон просит о благословении?

― Урод! ― стону.

― Дура!

― Чертов придурок!..

― Идиотка?! ― на выдохе выпаливает, а затем зубами сильно впивается в сосок.

Нет, мне не было больно. Это так остро, пронзительно, неприлично, бесстыдно. В ушах закладывает от частых вздохов, лишь бы ухватить кусочек удушья.

Ощущаю, как руки гладят мою талию, касаются живота, спускаются к бедрам, и он начинает справляться с застежкой джинсов. Стараюсь помочь ему это сделать как можно быстрее. Молния со скрежетом разрывает комнату, только ни в коем случае не пресекает нашу эротичную идиллию. Рука парня проникает в трусики, и резко впиваюсь ногтями в его предплечья, от чего там могут остаться красивые полумесяцы. Пальцами размазывает по половым губкам влагу, поддевает нужную точку, слегка углубляется, а потом резко убирает, и так несколько раз.

― Эрик…

Ухватываюсь за его могущественную шею, притягиваю к себе и целую, посылая в ответ двоякое впечатление, сначала неторопливый, легкий поцелуй, и только после этого углубляю его, только тут же отстраняюсь, когда понимаю, как он желает меня съесть на десерт и даже на завтрак, обед и ужин. Без ограничений.

― Хитро, ― оскаливается и вводит в меня один палец.

Ерзаю на месте, принимая в себя его чертов палец, задевающий стенки влагалища, и тогда он начинает двигать им, быстро, беспощадно, жестко, что, кажется, я сама начинают насаживаться на него.

Сердце вот-вот готово выпрыгнуть из груди; порция удваивается, нанося урон нежной плоти, что теперь Эрик мог услышать не только сбивчивое шептание с придыханием, но и сумасшедший пульс, бьющийся в венке на шее.

Электричество пробегается по кончикам пальцев, стоит ему выйти и снова войти, не попросившись в гости. Откидываю голову назад, принимая в себя его вторжение, перед глазами все вверх дном, нет ни начала, ни конца,

― Ты очень тугая, мягкая и такая влажная… ― Стонет одновременно со мной, большим пальцем нажимая на клитор, от чего захожу в конвульсиях. Черт! Черт! Черт! ― И это могу делать только я. Как же прекрасно это осознавать.

― Только ты, ― глухо изрекаю и пытаюсь облизнуть вновь пересохшие губы. ― Ты…ты…

― Ханна, ― зовет он меня.

Стаскивает на край стола, продолжая трахать, как долбанный сталкер; поддаюсь ему, извиваюсь, кричу и перестаю чувствовать реальный мир. Это все наяву. Он здесь, берет меня. Мы в каком-то кабинете, в университете. Потные, липкие, удрученные, горячие, жадные, ведь нам друг друга мало! Восхитительно!

― Эрик…

Медленно тлела. Мурашки коснулись оголенной части спины, когда облокотилась на локти на холодную поверхность стола; внизу начинало скапливаться в невыносимую пузырчатую магму, без возражений проделывая дыру, как окислитель, для постигающего оргазма.

Мамочки!

Сквозь гудящий шум в ушах, улавливаю звук, доносящийся за дверью. Кто-то требовательно стучит в дверь, не щадя ее шаткие петли, поэтому это только подстегивает Росса ускорить и завершить свой пламенный процесс. Я и сама ждала, словно подарка на Рождество.

Он наклонился ко мне, смял губы в грубом поцелуе, а другой рукой сжал грудь, вызывая покалывание на кончиках сосков, уходящих в глубину штиля. Тепло заостряется в грудной клетке.

Языки наши хаотично ловили друг друга, сминали, терзали, насмехались. Толчок. Я сквозь поцелуй приглушенно стону. Толчок. Ноги сводит, от чего тут же обвисают на краю стола. Сильный толчок. Ослабеваю в руках хитрого лиса, наслаждаясь проходящим по каждым мышечным тканям тлеющее послевкусие. Такое я еще никогда не ощущала. Сладкое и пряное, но слишком неприличное, ужасное, совращенное. Даже становится смешно.

Оставляю на губах Росса короткий поцелуй и повисаю на его шее, вдыхая запах мужского тела. Мы часто дышим, и только сейчас замечаю, как запотели окна кабинета из-за бушующей страсти.

В дверь снова кто-то стучит. Разносится чье-то ворчание. Магия рассеивается сразу же, когда до меня, наконец, доходит, что я натворила.

Кто-то громко предупреждают о скором вторжении, так что я тут же отстраняюсь от парня, спрыгиваю со стола и на гнущихся ногах подбираю с пола мое нижнее белье, джемпер и его футболку. Кидаю в его сторону потерявшуюся вещицу, не пожелав оглядеть его торс с капельками пота, но так хочется. Подавляю эдакое желание и наспех одеваюсь, застегиваю джинсы.

― Черт. Из-за тебя нас сейчас поймают, ― шиплю, как кобра, поправляя свои волосы. Обыскиваю комнату, никак не находя сумку и вспоминаю, что, возможно, она лежит прямо у кабинета. Черт!

― Я? А кто-то это сейчас стонал и просил меня, чтобы я не останавливался? ― Он вздернул бровь, саркастично хмыкнув. Напялил футболку, позволяя скрыть провокационный холст. На нем можно было бы рисовать красками, мукой, пока готовилась бы еда…

Прикусила нижнюю губу.

― Козел! ― только и смогла ответить, признавая свою умалишенную слабость.

― А ты киса… ― фыркнул он. ― С острыми когтями и сладкой киской. Хотелось бы снова попробовать на вкус тебя…

― И не мечтай! ― Заскрипела зубами, услышав, как замок двери начинает поворачиваться.

Нам нужно срочно спрятаться. Не хватало мне вновь оказаться в деканате, только уже совсем по иной причине. Такой, что волосы на затылке у декана встанут дыбом.

― Почему ты такой спокойный?! ― раздраженно выпалила. Покрутила головой, оценивая обстановку.

― Просто знаю, куда можно спрятаться, ― пожал он плечами и скрестил руки на груди.

― Так что ты стоишь, как истукан?

Подошла к нему ближе, толкая за грудь, но это скала даже не сдвинулась с места. На пухлых губах играет легкая ухмылка, в глазах все еще стоит пелена нынешней ситуации между нами, но в них отчетливо виден объективный флегматизм к происходящему. Он обмазывает мое лицо радушным вниманием.

Дверь дергают. Глаза расширяются, из груди вырывается тихий возглас, затем меня кто-то резко тянет за руку, и оказываюсь моментально под столом, прижатой к полу телом парня. Хочу ему возразить, но он подставляет палец к губам, давая понять, чтобы я молчала. Сукин сын!

― Я точно слышала чьи-то голоса и громкие вздохи, ― ворчит какая-то женщина, проходя мимо подиума, на котором возвышается стол преподавателя.

― Может тебе показалось, ― безразлично отчеканивает мужчина. Голос его слегка хрипит, прослеживаются нотки пессимизма, кажется, на все вокруг. ― Что ты вообще здесь хотела взять?

― Да не взять! А проверить. Эти студенты уже меру не знают в своих шаловливых штучках…

Эрик прикусывает кулак, сдерживая смех. Смотрю на него грозно, без намека на остроумие. Ему смешно, а нас могу поймать.

― Ой, отстань ты от них. Сами не лучше были в молодости…

― Вот. Я даже не могу вспоминать те времена, потому что становится стыдно за свое безрассудство. Они ― есть дети. Могут совершить кучу ошибок в один присест, попасться на крючок самого Бога. Нам, родителям, преподавателям и другим взрослым, раскаиваться из-за их мелких проделок.

― Люсинда, здесь никого нет! ― холодно парирует мужчина. ― Пошли уже отсюда. Мне другим делом еще заниматься нужно.

― Конечно, ― восклицает она, ― смотреть фильмы и есть фастфуд ― самое примечательное дело для охранника. Хорошо. Мы пойдем. ― Она как будто кое-как сдерживается лишь бы не выговорить лишнее.

Слышатся шаги, мелькнувшие в разрезе под столом. Кто-то подходит к нему, постукивает по поверхности дерева, но все же направляется на выход. Поворачиваю голову в другую сторону, чтобы попытаться рассмотреть хоть что-нибудь вне нашего прикрытия, только носом задеваю его нос, и я замираю, впитывая глубину выражения глаз.

Дверь хлопает, и мы остаемся одни. В холле раздается их голоса, которые увядают, стоит им отдалиться от кабинета.

Тепло тела парня согревает меня и вывеивает любые заскоки на виду волнения и нервов, что слабость сама собой затмевает меня. Во-первых, из-за бурлящего кипятка, в котором нам удалось искупаться, во-вторых, осознания, что мы не попались.

Собираю силу в кулаки, отталкиваю его от себя, от чего Эрик ложится рядом со мной, а я подскакиваю на ноги. У меня же еще пара должна быть. Господи, я на нее точно опоздала.

― Ты могла бы еще полежать со мной или на мне, ― нежно говорит Эрик, следом за мной вставая на ноги.

― Как-нибудь обойдусь… ― стараюсь говорить безапелляционно и без намека на мою судорожность. Я борюсь между желанием дотронуться до него или влепить пощечину.

― Снова колючки?

― Ты воспользовался мной, ― замечаю я, избегая на него смотреть. ― Взял то, что хотел, и я должна после этого растаять?

― Что? ― Он качает головой, сведя брови на переносице. ― Я тебя никогда не использовал.

― Но сейчас…

― Сейчас мы оба этого хотели!

― Я этого не хотела…

― Ну да, заметил это по твоим соскам, которые все еще ждут моей ласки и твоим лепесткам, жаждущие моего члена, как нечто священное, ― наглая ухмылка озаряет его лицо. Кривлю лицо, легко передразнивая его.

Разворачиваюсь, направляюсь к двери, позади себя ощущаю приближение, будто металл к магниту, Эрика Росса, настигающий вполоборота. Преграждает путь, заставляя меня злобно посмотреть исподлобья и скрестить руки на груди.

― Может, хватит уже бегать от меня, и все же поговорим начистоту?

16 глава

Эрик Росс

― Может, хватит уже бегать от меня, и все же поговорим начистоту?

Наверное, мои слова могли прозвучать как гребанный колокольчик, время от времени звеня в ушах своим писклявым звуком, что уши закладывает, но я правда хочу с ней расставить по полкам все прочитанные нами книги. В прямом и переносном смысле.

Еще пару дней назад я готов был просто уступить место, но знал, она почувствует себя победительницей этих голодных игр. А я не хочу ― терять ее, пробовать на вкус ее лакомое имя и только, смотреть на свой позорный проигрыш, потому что, мать твою, я ― Эрик Росс. Сын самого поддонка Ричарда Росса, заведующий не исключительно кампаниями, филиалами и выдвигающий свою кандидатуру на пост сенатора, а в частности человека, который мог проломить любого, кто встанет на его пути. Я не говорю о том, что добиться смерти, просто избавиться от лишней пешки, мешающей подобраться к королю и королеве…

Ванильный запах ее душистого тела сбивает с толку, и чертого желание прижать к этой двери неумолимо жестоко, чтобы не дать сбежать и, самое больное, под руками ощущать горячую кожу. Сардоническое искушение.

Глазки девушки смотрят укоризненно с ноткой недоверия. Губы плотно сжаты и мне хватает таких усилий не наброситься в очередной раз на девушку, что испускаю какое-то слюнявое улюлюканье про себя, понятое только мне одному.

― Пара уже началась, ― напоминает она, отступая назад, но я ловлю ее и прижимаю к стенке. Запрокидывает голову, дрожа в моей ловушке.

― Плевать, ― честно высказался и на палец накрутил прядку коротких волос. До сих пор не верится, что она решила изменить что-то в себе. С какой-то стороны мне нравилось перебирать длинные темные волосы, с другой ― с таким гармоничным перекрашиванием под пшеничный цвет она похожа на Афродиту, что заводит вдвойне. ― Неужели тебе никогда не хотелось их прогулять?

― Нет, ― неуверенно как-то выдала Ханна. На дне зрачков подозрительно сверкнуло. ― К тому же нет сомнений, что из нашего разговора хоть что-то не выйдет.

― Мы устали, Ханна, ― выдохнул. ― По нам обоим это заметно в радиусе одной мили. Каждый раз набрасываемся друг на друга, в итоге ни к чему хорошему это не приводит.

Моя девочка печально смерила меня взглядом, отведя голову в сторону:

― Может, судьба нам посылает знаки.

Хмурю лоб, от чего мои брови касаются ресниц, не понимая, к чему она ведет.

― Имею в виду, что между нами ничего не может быть.

― Ты сама-то в это веришь? ― удивленно возгласил.

Опустил руки на хрупкие плечи, немного встряхнул девушку, чтобы лишние тупые мысли не задевали здравый смысл. Она не могла сказать мне в лицо и признать в себе предвзятую идею, если только кто-то не мог наговорить такой брехни, от которой с ушей будет свисать лапша.

― Как, мать вашу, я готов тебя отпустить? А? Как?! Это невозможно! Если только пуля не застрянет в моей голове! Ибо стоя перед тобой, я признался в своих чувствах к тебе. Никто не мог подойти ко мне близко, чтобы волосы от заряда электричества поднимались вверх, сердце щемило, глаза резало, словно там миллион зубочисток, тело не подчинялось рассудку. Все эти дешевые девки были моим трофеем перед публикой: я брал, взамен ничего не отдавал. Без обязательств, без имен и продолжений. Одна ночь. А с тобой весь мир захотелось свернуть к чертям! Только с тобой…

Маленькие ручки девушки легли на мою талию. Она поддалась вперед, прижимаясь головой к груди, а макушка слегка задела мой подбородок. В некотором шоке стоял с разведенными руками. Мне же не могло это показаться?

― Я не верю в это, Эрик. Я такая дура, ― с живым голосом сказала она, тем самым, в котором, кажется, плавали искренность и блаженство на фоне беспрекословной удрученности.

― Ты не дура, ― заверил я ее, ведь мы вместе с ней оказались не самым лучшим дуэтом во всей истории человечества.

Разместил руки на ее спине, оперся подбородком об макушку и стал мягко поглаживать, слушая ее ровное дыхание и чувствуя под плотной тканью пробегающиеся волнительные мурашки.

― Я встречалась три года назад с одним парнем… ― начала она, и я тут же одеревенел, предчувствуя мою сопричастность в пустом доверии девушки. ― На первый взгляд милый, умеющий очаровывать девушек, джентльмен, капитан волейбольной команды. Звали его Люк. На такую, как я, занудную и замкнутую в себе, посмотреть просто не мог. Я еще тогда носила очки, старомодные юбки и блузки, ходила вечно с литературой, в свободное время посвящая себя в изучении классики или же книг о моде, меня даже прозвали «книжным эльфом». Моей любимой прической были длинные косички, за которые любили так сильно дергать задиристые парни и привязывать к дверной ручке девочки-сучки…

Немного отодвинулась она, от чего было видно меньше половины лица, но смог поймать болезненную ухмылку. Ханна продолжила:

― Это было похоже на сказку, самую лучшую сказку, когда прекрасный принц смог посмотреть на чудовище без вкуса и ориентиров…

― Ты не чудовище, максимум демон с сексуальной фигурой и миловидным личиком, ― возразил я, так как мне не понравилось с какой неуместной правотой она проговорила это. Будто в действительности согласна с этим по сей день.

― Так не считали мои ровесники. ― Подняла голову и столкнулась с моим буравым взглядом, притесняясь ко мне как от страха. ― Вроде бы я смирилась с этим фактом и просто терпела их насмехательства, а потом…мне показалось, что мир решил в целом надо мной поиздеваться. Тот парень заговорил со мной, вот так с пустяка и без подкатов. Люк много дней наблюдал за мной, говоря за него, пытался понять, почему я вечно зажата между своими ангелом и демоном, почему терлю эти издевки ребят, почему не стремлюсь доказать обратное… Я лишь уклончиво объясняла, не желая с ним иметь ничего общего. Хоть он мне нравился, но я знала, дружа с такими гнилыми парнями из нашего класса, есть вероятность поймать лихорадку зазнайства.

Приподнял джемпер девушки, пробираясь пальцами к бархатной кожи и стал описывать узоры, вызывая в этих местах зудящие ожоги. Мои пальцы сами горели. Гладил, оставлял красные пятна, лишь бы успокоить девушку, что в моих руках напоминала ребенка, вспоминая обрывки прошлого.

― Его чрезмерное любопытство выводило меня из себя, что в какой-то момент я взорвалась и сказала о нем и других все, что думала. И какого было мое удивление, когда он признался в симпатии. Я была в ступоре, а затем… ― Перевела дыхание и сжала кулаки, вместе с тем сминая мою футболку. ― Убежала. Долгое время делала вид «нездорового ученика», потом плюнула и рискнула появиться в стенах школы, взглянуть в глаза тому, кто посмел втоптать меня в грязь. Я посмотрела. Я стояла рядом с ним. И тогда я сломалась.

Сломалась?

― Сломалась не душевно, а внешне. Мир вокруг меня изменился, ибо наше общение постепенно перетекало во что-то большее. Я считала, это влюбленностью, возможно, дарованием свыше. Я расцвела на глазах из серой мышки в яркую девушку: сменила имидж, обзавелась новыми друзьями, зависала много времени в клубах или в братствах, необычайным образом стала встречаться с капитаном волейбольной команды, что помогло поднять мой авторитет среди ровесников, с помощью него поменяла приоритеты, взгляды, точки зрения, отрекаясь от скучных времяпровождений самой с собой. Я была счастлива. Впервые за столько лет и ничего не могло это убить. Так мне казалось.

― Что он сделал?.. ― Сглотнул желчный ком в горле, который был схож с камнем, перекрывающий пути для кислорода. Я знал, что последует за этой давящей тишины, но выжидал ее ответа.

Мне хотелось услышать это от нее.

― Наши отношения продлились год… Я собиралась прийти к Люку, так как заблаговременно договорились. У меня были ключи от его квартиры, где мы вместе с его друзьями проводили время и… ― Она замолчала, аккуратно подняла голову, словно не могла произнести вслух мысли, которые окажутся для меня подобно насмехательству.

Я кивнул, говоря этим, что не о чем беспокоится.

― И занимались личным.

Скривил лицо. Слышать из уст о ее интимной жизни с этим некто было отвращением внутри грудной клетке. Понимаю, с ним у нее больше нет никаких связей, но все же…хреново осознавать, ― какой-то придурок видел любимую в обнаженном виде во всех отношениях.

― Я пришла туда. У меня получилось подкрасться незамечено, так как моя тихость все еще сидела во мне, и я застала его с некоторыми дружками. Там еще были мои подруги.

Ханна проморгала несколько раз. Взял инициативу в свои руки, коснулся руками ее румяных щек и приподнял голову, чтобы она говорила все это мне в лицо и чувствовала на себе мою защиту. Осязаемую защиту, способную забрать побуревшие воспоминания школьных годов.

Большим пальцев погладил женскую скулу и потонул в бездне моря, сносящий любые корабли в своем шумном штиле. Никогда не перестану любоваться ее глазами, сапфировыми и зоркими.

― Они говорили о чем-то. Толком разобрать было сложно, пока не подошла чуть ближе. Мне хватило услышать только пару предложений и остекленевший, мерзкий до дрожи, грубый голос парня, которого я сильно любила. Любила. Только это уже нельзя было назвать любовью. Он, его дружки поспорили на какую-то машину и денежный выигрыш, если он со мной повстречается год и лишит девственности. Я словно потонула, хоть и стояла на твердой поверхности. Перед глазами выстроились миллионы воображаемых людей, тыча в меня пальцем и смеясь до посинения. В ту минуту я чувствовала себя использованной вещью. Грязной и сломанной. И какой-то механизм громко сломался внутри меня. Даже сейчас вспоминая, не могу точно описать всей ситуации, будто я тогда была как в тумане, но ясно выделялось одно, ― я смогла встать и защитить себя от их рук.

Руки на моей талии крепче сомкнулись.

― Парни лишь покривлялись и наговорили ехидные словечки, девушки, которых считала подругами, смотрели надменно и чванливо, не стараясь даже это скрыть. Они с самого начала дружили со мной только из-за того, что могли подобраться к цели настолько близко, насколько было возможно его захомутать. А он…Люк…ничего не сказал. Оглядел меня со всей спесью презрения, фыркнул и с равнодушием потребовал меня убраться с его квартиры. Мне было только в радость, пускай на душе кошки скреблись и жгут душил меня. Послала его ко всем чертям, бросила в него его же ключи и браслет, подаренный на мое день рождения, и убежала, не удосужившись обделить их вниманием. Боль была неимоверной. Меня предал человек, которому открылась и доверила свои секреты, страхи, мысли, мечты. Мы даже обсуждали будущее! Мерзость. Я долгое время старалась не напоминать себе о нем, сменила школу, при этом рассказав всю историю маме. Жизнь могла бы наладиться с изменением точки уязвимости, но…слухи не давали всецело дышать.

― Именно из-за него ты боялась меня? Боялась, что я окажусь копией того ублюдка?

― Угу, ― кивнула она. ― Сценарий повторился.

― Не правда, Ханна, ― мягко проговорил и губами коснулся ее горяченного лба. ― Я хочу забрать свои слова обратно. Забрать у тебя мучения и терзания, что выедают твою душу. Забрать все пролитые слезы и подарить живую улыбку. Хочу изменить то время, с чего все началось, и переиграть по-другому.

― Ох, Эрик, ― ответила Ханна и прижалась к моей груди. ― Я не знаю, могу ли верить тебе.

― Поверь мне. Я не Люк! Это факт. Потому что он упустил тебя, обнадежившись тем, что все в мире имеет свое безликое существование и прожить можно только за счет радости к материальным средствам. Я же стал понимать намного глубже. Моя мама раньше говорила мне: «Если ты не можешь оставить свою принцессу одну без своей покровительственной защиты, если жертвуешь ради нее своим долгом и честью, если идешь наперекор указу короля, значит, ты никогда не отпустишь ее.» Она права. Я устал следовать правилам своего отца, быть тем, кем не являюсь, а хочется всего лишь ощущать на своих руках нежность и любовь. Любить трепетно и властно единственного человека, кто смог меня узнать. Принять. И дарить тепло…

― Я люблю тебя, Эрик, ― выдала она и ее маленькие ручки поднялись к груди, затем к шее, оплетая ее.

Я задохнулся. Может, мои слова были самым трудным испытанием, ее признание ― грех на душу. Не в прямом смысле, но все же таящий свое коварное и обольщающее послевкусие, которое возвышает тебя, отправляет в галактику и возвращает с небес на землю. Становится легче, спокойнее и без нагрузок. Словно во мне спала тень.

― Когда ты мне признался, я думала, сошла с ума и мне все это мерещится. Верила, что должен быть другой поворот событий, где твои слова ― сплошная гниль, а вот как вышло…я сильно обожглась, сердце неустанно болело и переставало стучать, что жизнь моя казалось безутешной. Ты вспорол мои вены, от чего кровотечение только усиливалось с каждым днем, и спасти было меня равносильно смерти. Я так скучала по тебе. Так тосковала без тебя, хоть и боль никуда не уходила. Я люблю тебя. Люблю…

― И я тебя люблю, детка. Я не позволил бы тебе падать, как хрусталь, и склеивать себя миллион раз.

― Но ты так поступил…

― И пожалел об этом. Я хочу только единственную девушку на всем свете. Быть с ней рядом, целовать, обнимать, задаривать подарками и ни о чем не задумываться. Я хочу быть с тобой. Ты нужна мне! Пошел нахрен этот Люк, он не знал, чего теряет и поделом. Ты моя!

― Собственник, ― тихо посмеялась она и пальцами стала на затылке ворошить волосы, прикусив нижнюю губу.

Сократил между нами расстояние, что дыхание девушки щекотливым чувством коснулось моей кожи на губах; желание попробовать вкусные губы вихрем разрослось в жилах. Нагнулся, слегка поцеловал, оставляя на прекрасных бутонах щепетильную потребность, и любимая сама взяла в руки инициативу, так как она сразу поняла мои издевки. Приоткрыв рот, она позволила пробраться языком в рот и начать исследовать каждый закоулок. Вибрация прошлась от губ до паха в сильном напряжении по причине девичьего стона.

Если мы целовались всего несколько минут назад быстро и наотмашь, то сейчас это было чем-то больше, чем простое соединение губ. Нежно, томно, неторопливо, пробуя на вкус. Как будто этим мы старались взвалить друг на друга все свои переживания, страхи, признания, чувства, клокочущие внутри груди зверским рычанием. Наши языки тела смыкались в точке небытия, и было трудно оторваться, прекратить этот балаган посреди учебного дня.

Раньше я просто развлекался с девицами в стенах университета, теперь же я наслаждаюсь каждым дюймом: телом, губами, прикосновением, ощущениями покорности, не мнимым возбуждением. Завелся от обычного поцелуя. Боже правый!

Тяжело дыша, оторвались друг от друга, и наши взгляды схлестнулись. Я многое увидел, и многое понял для себя, ― Ханна Эллингтон впервые была расслаблена.

― Прости меня… ― обрывисто изрекла.

― За что? ― удивился я.

― За все мои ужасные негодования. Ты куда ранимее, чем представлялся на первый взгляд.

― Наверное, я должен смутиться, ― лукаво подметил я и поцеловал девушку в нос. Она зажмурилась, принимая на себя мое терпкое тепло. Уголки губ красавицы дернулись. ― Прости, что заставил тебя плакать и снова обрести боль. Я такой дурак. Что мною двигало, когда заключал спор? ― задал риторический вопрос скорее себе, чем ей.

Ханна вздрогнула от последних слов, но в глазах душа была совсем иной, робкой и невесомой.

― Просто мы не знали, что с нами будет. Пообещай мне, Эрик, кое-что.

― Что? ― Зарылся носом в ее волосы и вдохнул глубоко запах ее тела.

― Никогда не отпускай меня.

― Я больше не смогу. Обещаю. Я сильно боюсь снова потерять тебя.

И мы замерли в таком положении: обнимаясь, согревая и прислушиваясь к нашим гулким сердцам, ударяющиеся об ребра и режущие внутренности от порыва оказаться друг подле друга. Даже наплевали на идущую пару. Кожа к коже сквозь многослойную одежду, и все равно мало ее. Очень мало. Мне хотелось для нее сделать что-то самое удивительное, необъяснимое и фантастическое, как принцы в диснеевских мультфильмах. Уверен, что смогу сделать ее счастливой. Стоит менять себя прежде, чем достойно ценить редкое сокровище, с которым, кажется, весь мир расцвел.

17 глава

Ханна Эллингтон

Все остальные пары полностью нас не волновали. Сбежали сразу же, стоило разомкнуть объятья и направится в неизвестное направление. Смеясь, перешептываясь между собой, мы, как шкодники, прошли мимо охранника, которого не волновало ничего, кроме уютного дневного сна, неслись прочь из университета, грозясь этим получить «н».

Сидя в красной Audi Росса, я блаженно откинулась на спинку кресла и следила за дорогой. Машина лавировала среди кучки сонных мух, которых время от времени проклинал парень, чем вызывал по коже приятную дрожь. Мне нравилось его слушать, сидеть рядом с ним, когда наши пальцы сами собой переплетались, нравилось смотреть на его руки, умеющие ловко и без сноровки хвататься с силой за руль или переключать передачу. В частности нравилось следить за поддергивающимися мускулами на лице, то, как он хмурится, как напрягается, как нежным взглядом смотрит на меня, позволяя себе на секунду отвлечься от дороги.

Впервые на душе стало намного свободнее.

Раньше я лишь держала в себе свои старые обиды и боли, наслаивающиеся друг на друга, что корка была до ужаса твердой. Вероятно, я просто грезилась тем, что могу легко избавить себя от мучений, не подвергая натиску своих проблем других. Но я ошибалась. До этого момента.

Смотря на Эрика в том кабинете, где никто нам не мешал, никто не старался нами манипулировать, я видела перед собой копию Люка, только совсем другую, та, что была намного светлее его. Я не смогла бороться с голосом разума, твердящий, что все парни похожи друг на друга и нужно лишь придерживаться четкого плана. Но каков он? Занудный, бесценный или скудный? Все из перечисленного подходит. И, наверное, разыгравшиеся гормоны от нашей близости были эмоциональным толчком перестать повиноваться никчемным принципам, рассказать о своем мерзком прошлом и освободиться. Освободиться по-особенному. Без фальши и наигранности.

Я люблю Эрика. И прежде всего я слушала не себя, а сердце, и оно на удивление перестало носить на себе невидимый груз.

Эрик завернул на улицу, в которой стены зданий сгущались, затем рассеивались, открывая вид на открытое небо Бруклинских улиц из-за большого парка «Проспект». Машина притормозила на обочине, место которое было штраф-стоянкой после истечения определенного времени. Рассчитан час, после ― фиксируется штраф.

Мы вылезли из машины и направились в центр парка. Росс сам поймал мою руку, не позволяя мне сбежать от него, и не отпускал весь оставшийся путь. Губами поцеловал каждую костяшку, что колючие ощущения захватили мою руку. С ним просыпается не только физические реакции, сколько душевные, что улыбка расцветает на моих губах.

Свернули с центральной тропинки, продвигаясь между деревьев, листья которых разбрасывались красками или же падали нам на головы. Пугающая тишина царило между нами, и развеилась, когда Эрик первым заговорил:

― Мне сложно поверить в то, что ты со мной, ― признался честно и сильнее сжал руку. ― Не сон ли это?

Потянулась к нему навстречу, оставила на губах легкий, но такой трепетный, поцелуй и пошла нога в ногу вместе с ним.

― Не думаю, ― посмеялась я.

― Это хорошо, ― улыбнулся глазами Росс. ― Кстати, ты до сих пор сохранила мой подарок…

Ох, признаться, я даже забыла про него, видимо, полностью поддавшись пустоте и боли. Можно сказать, я его попусту не ощущала на своей коже, как холодное золото соприкасается, согревается за счет теплоты тела, навевает воспоминания, болтается в воздухе, цепляясь за мою шею, чтобы не упасть.

Рука произвольно потянулась к груди, но я тут же вспомнила, что на мне пальто и перевязанный шарф, так что рука упала обратно вниз.

― Я думал, ты захочешь выкинуть его, ― ровно парировал Эрик, хоть и слышались нотки печали.

― Да, я бы выкинула его, ― призналась, от чего дыхание перехватило. ― Только забыла про него. Я думаю, это хорошо, что так произошло, ведь твой подарок мне очень ценен. Ты подарил его мне от всего сердца, наконец, обретшее покой среди света; таким образом, сказал намного больше, чем мог бы представить.

― Ты права. Я именно тогда признался тебе в своих чувствах, лежа рядом с тобой и смотря на тебя.

Росс остановился, притянул меня к себе и поцеловал, вызывая внизу живота целое цунами фееричных ощущений. Бабочки ожили, не давая друг другу спокойствие, и причиняли сумасшедшую боль от желания оказаться с ним голыми в его постели. До умопомрачения целоваться. Смеяться во весь голос. Дышать друг другом. Биться в конвульсиях в объятьях любимого, когда наслаждение обволакивает. Открываться глубже и не бояться испачкаться. Восхитительно!

― Не думаю, что мы сможем нормально погулять. Я уже…

― Что? ― игриво спросила, делая вид, что не понимаю, о чем он. Эрик погладил меня по щеке, я на мгновение прикрыла глаза и утонула из-за покалывающего ответа кожи.

Он прижался ко мне, от чего сквозь плотную ткань смогла почувствоваться бугор. Ох, я сама на волоске.

― Ну, мистер Росс, вам нужно быть терпеливее. И вообще, я хочу задать тебе вопрос.

― Какой же? ― Наклонил голову набок, облизал чересчур медленно пухлые губы, будто специально провоцируя мои нежные нервы. Ему меня не провести.

Мы стояли посреди небольшого поля, по краям обросшего кустарниками и некоторыми деревьями, что помогали скрывать от лишних любопытных глаз наши недомолвки. На улице было холодно, ветер со всех сторон приносил с собой пронизывающую тело скованность, к тому же небо заволокло серыми тучами, но в душе царило настоящее жаркое лето, которое не сравниться ни с какими странами Африки.

― Что у тебя с этой…Мишель? ― задала вопрос, выделяя среди слов язвительно имя девушки, смакуя на вкус и морща нос, будто это имя ― фальшивая нота.

Эрик ухмыльнулся.

― Да ничего, ― весело заявил он, забавляясь моим настороженным вниманием. ― Честно, ничего. Она моя старая знакомая, попросила помочь ей в одном проекте, поэтому часто вместе тусуемся.

― Сегодня вы обнимались…

― И я видел, как ты мило ревновала. ― Победоносно улыбнулся, что улыбку тут же захотелось смыть с этого красивого лица. Ах, он поддонок!

― Ты специально ее обнял, ― договорила я за него. ― Провоцировал меня и тем самым упивался.

― Ну знаешь, кровь так приливает к члену от одного вида твоих грозных туч в глазах, а как ты напрягла свои алые губки, что я тут же захотел тебя поиметь на том подоконнике.

― Фу! Я бы не стала трахаться с тобой, где вы стояли. Нет! ― огрызнулась я и вцепилась в его предплечья. ― Какой ты засранец, Росс!

― Оу, ты еще мало обо мне знаешь, ― блеснул белозубой улыбкой и клюнул в нос. ― Но говоря первый и последний раз, я не спал и не стану спать с кем либо. Я хочу тебя единственную.

Обмякла в его объятьях, как только он произнес последнюю фразу. Собственнически, эгоистично, бессовестно. Сердце пустилось в пляс.

― Ладно, ты прощен.

― Уже лучше.

Он засмеялся, за что получил удар в грудь.

― Бьет, значит, любит, ведь так, детка?

― Бьет, значит, достал.

― Как бы не так, ― с долькой лукавства заметил он и посмотрел в сторону открывающегося вида на воду.

Гладь речки переливалась мелкими бороздами, создавая эффект гармошки. Видимо, вода пыталась передать мне какие-то звуки музыки, то плавно перетекала, то крутилась вокруг оси на определенной точке, то умиротворенно стояла, отображая серое небо.

Простояв так пару минут, мы все же решились разомкнуть объятья и направились дальше, следуя к мосту, которого прозвали «мост любви» многие пары Нью-Йорка.

― Та-ак, снова моя очередь задавать вопрос.

― Вся во внимании, ― опустила глаза на землю и стала наступать на следы людей, ходивших до нашего прибытия.

― Что у тебя с этим профессором Эндрюсом? Мне не нравится, как он на тебя смотрит…

― Ты ревнуешь, ― выдала скорее утверждение, нежели вопрос, подняла голову и заприметила на дне зрачком разнузданную неприязнь от одной мысли обо мне и этом мужчине. ― И ревнуешь сильно.

― А как быть, если этот мужик хочет мою девушку? ― Пусть он говорил с непрекословной равнодушием, только тело выдавало вовсе иные изречения: его рука вцепилась в меня мощнее, чуть ли не ломая кости под давлением раздраженности. ― Да ты даже не пытаешься его поставить на место…

― Он преподаватель, ― выдохнула я, ― между нами ничего и так не может быть. Алекс признался мне в своих чувствах…

― Алекс? Признался в чувствах?! ― взревел Росс, неожиданно остановившись, что я впечаталась ему в грудь. Подняла свои глаза и столкнулась с раскосым взглядом, сулящий немало молний. ― Да вы издеваетесь! ― зарычал и дернулся.

Я успела переместить холодные ладони на щеки парня, поняв, как руки оледенели, что нервные окончания не воспринимают еле ощутимую щетину.

Наверное, я зря ляпнула, не подготовив его к этому.

― Да, он признался! ― убедительно заговорила, чтобы привлечь его внимание. Глубокие морщинки на лбу Эрика, выдавали его состояние: возмущенное и полностью охваченное бельмом. ― Только я ничего ему не ответила, так как сама не знаю, что должна вообще сказать.

― Надо было сразу сказать «нет», ― как будто выплюнул под ноги слова. Возможно, я бы обиделась на едкое выражение парня, но я понимаю его чувства и принимаю реакцию как должное. ― На одну проблему меньше…

― Это ты так поступаешь, Эрик. Я не люблю идти наперекор своим точкам зрениям на ситуации. Рациональность никогда еще не подводила.

― Забыл, какая ты «правильная»…

― Эрик, ― мягко позвала и погладила большим пальцем его щеку. ― Не нужен мне никто другой, как ты сам только что признавался в этом мне. Во всем мире будут находиться мужчины, обаятельнее и привлекательнее, мускулистее и умнее, с манерами или же дерзкими убеждениями, они не смогут заменить тебя. Я говорю искренне. Поверь. Никто не сможет перенять от тебя твои повадки, никто не заменит твои эмоции или чувства, ведь ты всегда будешь головной болью для меня.

― Прости, ― шумно вдохнул через нос и столкнул нас лбами, также нежно беря мое лицо в свои руки. ― Не стоило устраивать сцену.

― Просто ты считаешь, что я свободно уйду от тебя. Но я сама решила пойти навстречу. Сдалась в плен тебе добровольно.

― В плен из-за моего друга.

Закатила глаза.

― И это тоже, ― саркастично пробормотала. ― Давай вот что, скажем клятвы друг другу, как обычно делают молодожены у алтаря.

― Я согласен, что ты будешь моей невестой. Хотя, ― отстранился и почесал затылок, ― нам еще рано думать о будущем. Но о детишках можно. Думаю, они были бы очень красивыми, ведь переняли бы всю твою девичью природу.

Подергала еле заметно плечами, возбужденная данной тематикой. Я как-то загадывала наперед наши отношения с Эриком, многое воображала, главное, представляла маленьких Россов, снующихся по всему дому, расположенный на берегу моря, поодаль от города; которые бы точно стали нашими копиями. Девочка пошла бы вся в отца, а мальчик ― в меня. Интересная конфигурация.

Пока что эта тема остается неопределенной, как пустой звук, ибо впредь было куда важнее определиться с настоящим временем. Со всем бременем, не дающий покоя.

― Мы поговорим об этом позже, милый. Не переходи на другую тему!

― Как скажешь! ― дурачась, отдал мне честь и расположил руки на моей талии, я же сцепила их на его шее. Угол наших взглядов немного сместился, стал более проникновенным и осмысленным.

― Давай пообещаем друг другу, что наши сердца будут чистыми. Отныне и «неизвестно что да как» между нами больше не существует границ. Мы ― одно целое. Обман, ложь, измена ― порочность. Открытость, честность, душевность ― божество. И прежде всего, ― вера, вера в лучшее и в самих себя.

― Обещаю.

― Обещаю, ― повторила за ним.

Расположила голову на его груди, прислушиваясь к размеренному дыханию. Он поцеловал меня в лоб, затем оперся подбородком об макушку моей головы, обнимая со всей своей удушающей любовью, что мне и, правда, стало нечемдышать, но отрываться от него равносильно падению ангела с облака. Уютность уступила место холоду. Нежность с помощью веера рассеялась по воздуху, на смену пришла зыбкость. Мы решили отправиться к нему домой, где всю оставшуюся ночь я была отдана на растерзание фривольному фильму. Самому запоминающемуся, без уступок и пошлости, наслаждаясь уединением. И никакие противоречия больше не забивались в моей голове, ведь я уже знала ответ, который должна сказать мистеру Эндрюсу. Только позже. Мне хочется побыть рядом с Эриком, потом уже реальный мир…

18 глава

― О, нет! Даже не смей, ― ткнула в воздухе в него вилкой, предупреждая.

Эрик хитро оскалился, надавил на край ложки и в следующую минуту отпустил, от чего сметана, разрезав воздух, попала мне прямо на его футболку. Мокрое пятно вокруг сметаны стало проявляться с максимальной скоростью, поэтому тут же принялась вытирать его. Грозно смерила довольное лицо парня, всеми возможными способами посылая его к чертям.

Он похож сейчас на маленького мальчика, умеющий только творить всякие грязные вещи. Хм. Грязные вещи? А это замечательная идея отплатить самым гуманным способом, который изо дня в день лежит в копилочке девушки.

Прикусила губу, чувствуя, как меня захватывает от предстоящей авантюры. Никогда прежде я такого не вытворяла. Плохо и не гигиенически.

Отложила вилку и завтрак в сторону, зачерпнула указательным пальцем оставшуюся сметану и облизала сначала слегка, потом взяла его целиком в рот и медленно стала посасывать. Острые накалы отдались внизу живота, стоило натолкнуться на потемневший взгляд, в котором читался ярый интерес к процессу.

― Мать вашу, ― с хрипотцой выругался Росс. Плутоватый огонек всколыхнул на дне его зрачков, и он стал наступать, тихо и неторопливо, словно выжидая какого-то подвоха с моей стороны. Обошел островок, не мигая и с легким прищуром наблюдая за мной, как за сценой в фильмах с ограничением 18+.

Я всосала палец еще глубже. Кипяток отдался по всему телу, мысли растворились, уступая место порочному вожделению. Стоять на ногах было чертовски невозможно: под прицелом зверя, приближающийся с каждым моим сладким и заманивающим чмоканием.

― Не хочешь заменить палец на что-то более привлекательное? ― глухо проговорил он, когда практически наши тела столкнулись друг с другом.

На мне была всего лишь одна футболка, а под ней ничего. На Эрике вообще не было одежды, если не считать, из-под которых выпирало чье-то могущественное достоинство, не мешающее даже представить, насколько член парня длинный и наполняющий меня до основания.

Взглядом зацепилась за дорожку волос над областью паха. Заприметила рядом выпирающие вены, чем только подчеркивали зону, затем поднялась выше, вырисовывая V-образную мышцу. Вид оголенного торса мужчины был ошеломительный и захватывающий, как будто я рассматриваю пейзаж природы, не забывая отмечать для себя все прелести мест. Трогать, гладить, ощущать. Феерично!

Мы так долго глядели друг на друга. И чем дольше играли в самую изворотливую игру, тем сильнее кровь приливала к сердцу, заставляя его ускорить ритмику и надрываться от тяжелого признания, вырываясь с груди. Временами было больно, но приятно.

― Например?

― На мой член. Он давно ждет твоего ротика.

― Оу. ― Прикусила палец, вылизав, на мой взгляд, всю сметану. Вынула его изо рта, наклонившись, дотронулась до голени, не стесняясь своей раскрепощенности, и стала подниматься выше, оставляя за собой влажную дорожку. Эрик чуть не чертыхнулся от увиденного. Я же расплылась в «ангельской» улыбке, показывая этим, сколько грехов должно пройти до конца путь благословения. Ни один!

Почти что подкралась к краю материи и остановила свои манипуляции, довольствуясь результатом несколько минутной пыткой. Мне хотелось бы продолжить издеваться над парнем, но видно было, как он на грани сорваться и вызволить на свободу всех своих святых демонов; только вот еще больше привлекает идея довести до исступления, сорвать его с цепи с сумасшедшей энергетикой, где щадить никого не станет, возьмет резко, без прелюдий, до грубых отметин, напоминающие о нашем воссоединении.

― А еще я хочу тебе засадить по самые яйца… Черт! Я помешан на тебе.

― Интересно. ― Наклонила голову набок, кокетливо дотронулась до его груди и хотела было убрать руку, как он вцепился в нее, и в следующий миг я была прижата к столешнице. ― Это не по правилам…

― Да ну? Когда это мы играли по правилам? Помниться, ты облила меня на вечеринке пивом и поплатилась тем, что контрастный холодный душ выбил из тебя всю спесь, взамен даруя какие-то другие ощущения…

― Ты мне тогда не нравился, ― соврала я и застонала, когда он поцеловал меня в шею в самой вызывающей точке. Приятная оскомина застряла на языке.

― Ложь, ― горячее дыхание вызвало цунами из мурашек, поднимающееся по позвоночнику. ― Уже тогда было предопределено наше будущее. И оно, мать твою, именно сейчас! Со мной…

Поднял голову и обжег каждый дюйм лица мрамором. Переворошил все мое прошлое, настоящее и почему-то в такой момент я поверила, что у нас есть будущее. Оно будет завтра, послезавтра, через неделю, год… Рядом со мной и не отпуская. Бред из неописуемых, только такой странный, что, кажется, закрою глаза и все превратиться в прах. Я этого не хочу.

Я хочу этого нахального и не знающего пощады парня. До сумасбродства.

― Я не хочу тебя, Эрик, ― жалобно заскрипела зубами и впилась пальцами в плечи брюнета.

Ахнула, когда руки подхватили меня и усадили на столешницу, затем беспардонно приподняли края футболки и коснулись мокрой и горячей плоти.

― Не хочешь, говоришь? ― ухмыльнулся и прошел пальцами между складками, подталкивая на ответные действия: ездить задницей по поверхности, поддаваться вперед и не останавливать проделки. ― Какая ты лгунишка!

Сквозь застывшую пелену я рассмотрела, как он припустил трусы, высвобождая на волю эрегированный член. Взял его в руку, прошелся по длине и пальцем стер выступившую мутную жидкость.

― Ты моя, Ханна. Если считаешь, что ты не можешь принадлежать кому-то из-за того, что это схоже с рабством, то ты верно думаешь. Никаких других! Только я. Рядом с тобой, на тебе, в тебе, под тобой, пока ты скачешь на мне. Моя! ― свирепее повторил, как какой-то демонический искуситель, вышибающий из груди весь дух. ― Я подарю тебе новые бездонные и привольные ощущения.

Подтверждая этим, он одним движением вошел в меня во всю длину. Глаза закрылись, и я утонула в растягивающей агонии. Там внутри было так тесно для него, заполоняя все пространство, что приносило двойное комбо. Боже, еще и без защиты. Каждая выступающая венка на члене чувствовалась внутри меня, притягательное чувствие в виде оголенных тел и душ. Эрик не стал нас искушать и сразу же приступил с атакующим маневрам, ударяясь об меня с громкими шлепками.

Всхлипнула и притянула к себе его, а через секунду избавилась от футболки и сжала рукой грудь, пощипывая заостренный сосок. Точно уже разум не на месте. Мы безжалостно терзаем друг друга. Эрик в порыве своей дикости нашел губами мои губы и унес в еще большее наслаждение, граничащее с необузданной несуразностью.

Ногами сжала талию парня, стараясь удержаться за счет него. Громче застонала, прерываясь на жалящих поцелуях, когда во мне поднималась лава, раскаляла внутренние органы, вышибала выключатель контроля, что мы как звери дрались за кусок эйфории. Не забываемого и ломающего кости кайфа.

Ни с кем другим этого не происходило. Никто не мог быть лучше Эрика. Мне не нужно было переспать с кучкой недотеп и снобов, лишь доказать свою правоту, так как под пожирающим взглядом карих глаз я становилась сама не своя. Меня высвобождали из клетки, в которой долгие годы держали взаперти, и давали вдоволь насладиться преимуществом дикой природы, раз за разом постигая законы. А между нами действовал только один закон, ― погрузись в него целиком и ты станешь никем.

И правда. Я позабыла все вокруг. Даже разрозненные слова своего профессора, свои убеждения, пытливые взгляды студентов, экзамены, которые уже не за горами, подружки, каждодневно проводящие в компании своих парней. Меня они не волновали. Я хотела быть с Эриком.

Врала я своему разуму о том, что могу устоять перед Эриком. Сломанное сердце все равно будет биться от одного присутствия любимого, хоть ты и не ведешь его. Оно хотело дать ему шанс. И я хочу быть только его, а он ― моим!

Ногтями стала водить по его спине, выцарапывая рисунки небывалого вкуса нашего секса, а когда постепенно поднимался запретный, небывалый прилив остроты, отдающий во все части тела, от чего я уже была безвольной куклой в руках умелого кукловода, который изводил меня всеми ухищренными способами. Приникла к взмокшей шее Эрика, губами вычертила невидимую дорожку и вцепилась в кожу своими зубами, снова и снова распаляясь под действием надвигающихся конвульсий. Потные, расплавленные, как сливочное масло, поддающиеся мелкой дрожжи.

Эрик сделал один толчок. Шлепок оглушил комнату. Второй. Перед глазами заплясали белые мушки. На третий раз сильно сжал кожу на моих бедрах и сделал несколько острых движений. Мышцы влагалища сжимали под этим натиском его член, ибо я уже на грани.

Стон поднялся откуда-то из глубин души. Ногти впились в твердую кожу Росса, и я почувствовала, разливающийся оргазм в каждой крупице мышц, венах, капиллярах, артериях. Боже! Это…это…какое-то помешательство! Боже правый!

Эрик напрягался усиленно, разрывая меня изнутри, сам даже подрывался на мине, но продолжал делать толчки, пока не вышел из меня и не излился на мой живот, сокрушаясь сразу же без права продохнуть на мои губы. Обмякла в его объятьях, цеплялась за него как могла, лишь бы урвать каждый кусочек произошедшего забвения. Такого между нами еще никогда не было. Глубоко и слишком осязаемо!

― Ты протрясающая девушка, Ханна, ― задыхаясь, провозглашает он и затуманенным взглядом смотрит на мое лицо. ― И никто не сможет это опровергнуть. Обещаю, ты будешь сверкать ярче звезд на небе и лучше, чем Ирина Шейк…

Сомкнула глаза, переставая дышать, ведь его признание меня заставило стать кем-то другим. Сердце стучало бешено, что в ушах закладывало, но это не от нехватки воздуха, а от моей огромной любви к нему, нежной и искренней.

― Та-ак, все-таки ты решила снова быть с Эриком? ― повторила свой вопрос в сотый раз Ким, видимо, так и не поняв мой рассказ.

Думаю, что я слишком выбилась из реального мира, витая в облаках и выказывая на эмоциях про себя уже сотый раз после проведенного, однозначно, лучшего дня в моей жизни с Эриком Россом полную кашу, которую только что проповедовала девочкам. Мы за весь вчерашний день не постарались появиться в зоне доступа сети, замкнулись друг на друге и времяпровождении за просмотром сериалов, объедании фастфуда из Мака, прибавляя лишние калории, от которых непременно избавлюсь, и занятием более высшего класса… Ну, вы сами понимаете каким.

Поэтому девочки негодовали, что со мной случилось, раз я не пришла на лекции. В итоге сейчас их лица описывали мое состояние, когда я вернулась домой перед университетом. Неверие, отсутствие логики и шок. Интересно, с выкатившими глазами от удивления я тоже выглядела страшно?

― Да, ― с улыбкой до ушей ответила ей.

― Ханна, мне стало страшно! Что случилось с тобой? Ты не загриппила? ― придуриваясь, Грейс прислонила свою руку к моему лбу, потрогала щеки и заглянула в глаза, как будто там можно было увидеть огромную дыру, откуда появятся хлопушки и выкрикнут «Сюрприз!».

Отбила назойливую руку рыжеволосой.

― Что? ― посмеялась с ее вопроса, но твердо ответила: ― Нет.

Отошла на приличное расстояние, чтобы она немного отстала от меня, пригладила любимую блузку, собственноручно переделанную под мой стиль, и юбку. За столько лет моего предпочтения к джинсам я впервые надела старую юбку со школы, не скрывающая толком ничего. Прошло более трёх лет с момента ее покупки и мои формы стали намного объемнее, что отразилось на двух ушедших дюймах длины юбки. Хоть и доставала до середины бедра, все равно чувствовала себя без низа.

Коридор почти что был пуст за исключением некоторых студентов, ожидающие своей участи под названием сдачи экзаменов. Многие курсы уже отправились на экзаменационную неделю. Скосив глаза, ловила на себе взгляды противоположного пола, разыгрывающие в своих безмозглых головках сцены с участием сдирании юбки. Надеюсь, Эрик по праву оценит мой внешний вид (придет в бешенство от длины, то и дело агрессивно оседая парней от шаловливых фантазий или им придется почувствовать вкус правого хука Росса), ведь мы еще не виделись. У него в другом корпусе, а это далеко ходить, учитывая интервалы между парами.

― Так, уже хорошо, что не грипп. Тогда уж точно лихорадка! Я в шоке с тебя, Эллингтон. Напялила впервые такую юбку, что взгляды парней только и прикованы к тебе. ― Восторг за мой выбор промелькнул в глазах девушки.

Да, сегодня я не хотела быть замкнутой в себе, и рассчитывала немного поворошить сознание и сердце Росса от одного вида моих стройных ног. Было, конечно, холодно идти в морозную погоду, слава богу, пальто было длинное. Но ожидаемый результат стоил того.

― Смотри, чтобы они остались со всеми тридцатью двумя зубами. ― Подмигнула мне, уже зная наперед исход.

― Постараюсь.

― Я одна не могу понять, как ты…вы вообще снова сошлись? Я думала, ты хотела все начать с начала без отношений. ― Ким озадаченно похлопала своими глазами цвета мха.

― Знаешь, невозможно быть повелителем своей судьбы, так как наши решения и дела приводят к тому, чего мы на подсознательном уровне добивались. По крайне мере, тому доказательство наших отношений ― я хотела отгородить от себя Эрика, но не примечательно делала все, чтобы снова быть с ним. Замечать сложно. Восприятия особого нет, ведь ты не догадываешься о своих тайных влечениях.

― Умные слова, детка! ― толкнула бедром Грейс и закинула руку мне на плечо.

― Ты точно уверена в своем выборе? ― с сомнением в голосе выразила Джонсон, явно не испытывая должного восхищения за возобновления отношений с Россом. ― То есть не думаешь ли ты, что он снова сделает тебе больно? В этот раз куда больнее…

― Ну, нет! Ты не станешь портить эти секунды! ― заворчала Грейс, потянулась за ее рукой и толкнула к нам для полного комплекта обнимашек. ― Раз Эрик боролся за Ханну, каждый раз ее доставал и доводил до самых извращенных фантазий…

― Вообще-то…

― Цыц, женщина! Я знаю, о чем ты мечтала. Я ― хранитель снов и видела, как ты издыхалась от прекрасных сновидений!

― Ты явно пересмотрела этот мультик! ― фыркаю я и скрещиваю руки на груди, от чего блузка немного обтягивает плечи.

― Не сбивайте с мысли! ― укоризненно потребовала она. ― Так. Раз Эрик боролся за Ханну, каждый раз ее доставал и доводил до самых извращенных фантазий, то все бы уклонилось в такой разворот событий. Эрик не стал тебя оставлять на произвол судьбы, тем более оправдывать свое эго наимерзким поступком. Видно, что он души в тебе не чает, Ханна. Пытается оберегать от всего, что может принести погибель, ведет себя паскудно, но как обворожительно, что кровь закипает. Верно? ― Киваю. ― Вы идеальная пара со своими тараканами в голове. И следует добавить, что между вами настоящая химия, но точно не между экранными Хардином и Тессой.

Грейс Фейн однозначно девушка с эффектным сортом, проявляющий такую сноровку разбавлять некоторые напитки своим шутливым и пузырчатым юмором, лишь бы скрасить границы нашей напряженности. Это ее большой минус. Она из тех, кто в самых худших ситуациях находит лучшее.

― Ханна, я желаю тебе всего лучшего в твоей жизни, но меня берут опасения, что…что-то может в очередной раз надломить вас.

Ким подошла ко мне, взяла за руки и крепко их сжала, посылая мне знак своего успокоения. Я понимаю ее переживания: наша дружба уже длится четыре года, за все это время мы многое пережили, поддерживали друг друга, давали советы и были неделимыми. Ей тяжело мириться с тем фактом, что тяжелейшая ноша, не утратившая по сей день свою значимость, лежит не только на мне, но и на ней. Кимберли мне стала не только другом, а сестрой, без кровных уз. И не было ни одного дня, когда я не смогла обратиться к ней за советом, словно нас связывают больше, чем общие интересы; она же искала в моей стороне защиту и вторую маму, которая знает, чего стоит опасаться от трудных дней.

― Все будет в порядке, Ким. Тебе незачем переживать. Забыла, ты сама сказала, что я сильная и выдержу любое лобовое столкновение.

― Помню, ― ободряюще улыбнулась и крепче сжала ладони. ― Не хочу быть худшей подругой, поэтому поддержу тебя в любой ситуации…

― Спасибо, ― изобразила благодарную улыбку и немного расслабилась. Как мне повезло к подругами.

19 глава

По расписанию у меня стояла дополнительная пара с профессором Эндрюсом. Конечно, меня не очень тянуло быстрей зайти в кабинет, занять свое место и ждать долгожданного звонка на урок, ибо сидеть под зорким взглядом мужчины хочется в последний момент, поэтому решила, что лучше всего перед началом занятия кое-что обдумать.

Несомненно, мне нужно рассказать все Алексу, решивший, что надежда ― главный исток для даже не зародившихся отношений между нами. Самое отчаянное было из списка тем для разговора, как-то попытаться рассказать об Эрике, между которыми явно проскальзывает ярая ненависть. Возможно, проблемой зародившихся не самых благоприятных отношений между ними являюсь я, инициатор и красная тряпка для столкновения неизбежного, но…черт, я так боюсь его реакции. Не знаю по какому поводу. Вроде бы мы чужие люди, толком не знающих друг о друге ничего. А! Только тот факт, что нас связывают невидимые нити притягательности.

Да, не хочу врать даже самой себе. В этом мужчине есть много достоинств, являющиеся для многих женщин приоритетом в выборе: спортивный, харизматичный, начитанный, лояльный, со своим набором привлекательных качеств. И нет тут неожиданного в том, что он мне нравится. С ним было приятно проводить время, пусть иногда они характеризовались отсутствием атмосферы. Но такой человек, способный не только стать для тебя другом, а больше поддержкой, не моя судьба. Сердце рвется в другую сторону, если мне оказаться поблизости с ним. Так такового волшебства с перчинкой страсти в воздухе не летает, останавливая время и даруя насладиться обществом друг друга. Мне не хочется летать в облаках, размеренно плыть в море или же согреваться в лучах солнца, я чувствую себя сосулькой, которая вот-вот должна расколоться и упасть в сугроб, чтобы проснуться от сна.

С Эриком все происходит куда насыщеннее, где краски переливаются градиентом на поверхности, по которой мы ходим. Я в омут ухожу головой, забываю вокруг себя мир, отпускаю далекие дилеммы, лишь бы они не приносили дискомфорт, улыбаюсь при рассвете, когда лежу рядом с парнем мечты и смотрю на его мерное лицо, в котором сквозит такая неподдельная мальчишеское очарование, что рука сама тянется дотронуться до его губ, подбородка, бровей, щек. Даже тяжесть уменьшается, впоследствии перерабатывая воздух внутри меня, так как дыхание прерывается от тишины и благодати.

Так что моей обязанностью считается окончание этого круга. Не буду пудрить никому мозги, не буду обманывать, не стану противиться тому, что не покидает мою голову в течение двадцати четырех часов. Честность ― залог тихого течения.

Звонок начинает звенеть, как только я подхожу к двери кабинета. Влетаю внутрь спешным шагом, и поднимаюсь на третью рейку, где обычно я люблю просиживать пары Алекса. Рядом с моим местом уже сидит девушка, с которой обычно мы делаем парные работы. Обмениваюсь с ней приветливыми улыбками, затем сажусь на стул, достаю тетрадь и ручку, готовая погрузиться в мир экономики вместе с мистером Эндрюсом.

― Добрый день, студенты. Сначала хотел бы сказать по поводу ваших проверочных работ. ― Мужчина хмуро обошел свой стол, взял с края стопку белых бумаг, начиная перелистывать под тягучую тишину, где иногда она разрывалась кашлем или бубнением. ― Написали вы ее отстояно, если честно! ― приподняв брови, словно он удивлен, продолжал смотреть работы. Некоторые студенты издали смешки. ― Смотрю, кому-то смешно. Это хорошо, хоть потопа из слез не будет.

Поднялся небольшой шум, но громкий и властный голос педагога моментально заткнул всех:

― Такими темпами мы можем с легкостью работать дровосеками! ― без намека на шутку парировал он. ― Только некоторые люди смогли справиться с ним, а некоторые как бы ни старались писать, все равно не знают ничего об экономической коррупции. Позор!

― Переписать можно будет? ― задала вопрос девица с первого ряда, кокетливо стрельнув взглядом. Боже. Они даже не пытаются скрыть свои закадычные приемчики. Как только все это терпит Алекс? ― Как-то не хочется пропускать ваши интересные пары.

Она демонстративно поправляет свою грудь, вырез футболки который, можно сказать, вызывающе приманивает. И это еще называют одеждой. Ужас. Да, моя юбка тоже не соответствует параметрам повседневной одежды, зато Эрик сумел оценить, хоть и наругал меня немного не в корректной форме. Ягодицы до сих пор горят после его жгучей ладони.

Поерзала на месте, вспоминая, как его пальцы касались внутренней части бедра, и следы от них оставались на моей коже.

― Мисс Смирнова, я кажется, еще не просил мне задавать вопросы. Не перебивайте, когда я говорю, ― отрезал мужчина, взглядом осадив пыл русской, и оглядел всю группу, долго задержав внимание на мне.

Девушка пробубнила что-то про себя и поникла, опустив голову.

― Имена тех, кто получил А и В. Адам Томпсон, Сэм Мартин, Ханна Эллингтон, Джастин Хилл, Питер Кузьмин, Медисон Кларк, Тейлор Миллер, Ана Мур и Бен Смит, что меня очень удивило. Все остальные между C и D. Теперь ваши вопросы?

Прояснив некоторые нюансы с исправлениями работ и их содержанием, мы перешли к следующей теме. Всю лекцию я успевала лишь раз глянуть на Алекса, ведь оставшееся время приходилось конспектировать материал, представленный на слайде. Сегодня он немного натянутый, держится ровно, хотя заметны периодические измены в поведении: хмурость и невольно много говорить.

Звонок звенит именно тогда, когда уже кисть окончательно онемела. Два часа писать без остановки, да что с ним сегодня не так? Многие облегченно вздохнули, поднялись со своих мест и направились на выход, завязывая разговор на тему «Какой бес вселился в мистера Эндрюса?». Многие отзывались грубо, кто-то молчал, слушая других, девушки же жалели его, считая, что у него личные проблемы.

Я задержалась около его стола. Мимо проходили студенты, задевая изредка плечом, но все мое внимание привлекало раздраженное ведение заметок, как будто он просто чирикал замысловатые надписи, а не составлял список дел. Наконец, последний покинул кабинет и, не теряя драгоценного времени, заговорила:

― Что с тобой случилось? Ты сегодня как с цепи сорвался, ― говорила мягко и спокойно, чтобы не разогнать в нем больше напряжения.

― Все в порядке. Просто не с той ноги встал, ― ответил он, не поднимая головы. Алекс написал какое-то слово и тут же его резко зачеркнул, потом и все страницу ручкой оборвал. ― Черт!

― Уверен?

― Слушай, ты хотела что-то спросить? ― сурово заявил, подняв голову. В глазах стояла страшная чернота, замызгивая бывалую собранность и беспечность. ― Мне сейчас не до разговоров о моем настроении. Если нет, то можешь идти.

Открыла рот и тут же его закрыла, не зная, что ответить. Его что ли подменили. Грубит, как наш профессор по лингвистике, не старается скрыть пренебрежения и глаза горят недобрым огоньком. Ладно, у каждого бывают худшие дни в жизни, только отрываться на других зачем?

― Вообще, да, я хотела с тобой поговорить, ― сглотнула ком в горле, выталкивая из себя не отрывистые слова. Я думала, будет легче начинать и выстоять надвигающуюся перестановку. ― Я подумала насчет твоих слов…

― Правда? ― без энтузиазма пробубнил и стал снова копаться в своих бумажках, потеряв всякий интерес к моему обществу.

― Знаешь, ― начала я, лишь бы не потерять храбрость и зацепиться за холодный прищур, как за ветку дерева, спасаясь от миллион кровожадных собак. Без фальши. Без причуд. Без фантазий. Ни к чему мне эти извилистые дороги, чтобы поймать его. ― Ты хороший человек, такие мало встречаются. Многим бы повезло с тобой, как повезло твоей девушке…

― Она умерла, ― безразлично изрек он, от чего я тут же сжала губы. ― Умерла еще год назад. Но как видишь, мне твои сожаления не нужны, так как я уже оправился после всего этого.

― Прости, я не знала…

― Ничего. Я не…не хотел тебе об этом говорить.

― Почему?

Правда, почему? Мне кажется, если ты готов открываться человеку, то стоит учитывать многие отголоски прошлого. Да вообще любого времени. Общение не строится на лжи.

Мистер Эндрюс устало провел руками по лицу, облокотившись об спинку стула, и посмотрел куда-то вдаль, застревая на определенной точке.

― Тяжело это сказать. Ты же…моя студентка. Не думаю, что в протоколе моих обязанностей входят откровения со студентами, ― кисло усмехнулся. ― Но каким-то образом я признался в этом. Очень странно.

― Что тут странного? Каждый опровергнет те слова, о которых говорить уже прискорбно. Не так ли?

― Возможно. Только в моем случае ― это желание быть открытым для тебя, ― задумчиво почесал подбородок, заросший щетиной, и поднял взгляд на меня.

Под напором этих изумрудов становишься редким исключением в эксперименте.

― Не хочу ходить вокруг, как-то увертываться от очевидного, но ты мне нравишься Ханна. Очень сильно. Не передать словами, насколько меня затянуло в эту пучину неизбежности, что я чувствую себя шизофреником, вечно думая о тебе. Меня так не распирало со своей погибшей девушкой…

Алекс поднялся со своего места, уперся руками об край стола и поддался вперед, чуть ли не сталкивая нас лбами. Мне пришлось отшатнуться, как от огня, боясь своих зазорных ощущений.

― Более того я не знаю как эти чувства подавить. Не могу. Не под силу человеку с порхающей душой.

― Мистер Эндрюс… ― попыталась запротестовать я, только он мне не дал.

― Сознаваясь тебе в тот день около твоего дома, меня затянуло в распаляющее терзание, ибо не рассчитывал вообще как-то привязываться к тебе, обосновываясь на том, что это нехватка сексуальной жизни. Оказалось куда хуже… Влюбился по уши с момента наших частых встреч. Именно из-за тебя, моих дум о тебе, я целый день на взводе.

― Алекс, ― взмолилась я, прерывая его тираду. Нет, не могу это слушать. Это больнее укола на душу, проскальзывает сквозь тебя, оставляет за собой огромную дыру, которая никак не может затянуться. ― Я…не могу.

― Что?

― Я не могу так. Прости, если тебе делаю больно. Ты симпатичен мне, но превыше всего меня моральные ценности, а также голоса, которые ведут мое сердце совсем в другую сторону.

Повисает пугающая тишина. Слышны только наши судорожные вдохи. Мы смотрим неотрывно друг на друга, и его взгляд говорит о многом, чем его язык. Он смятен, побежден и потерян. Я сама не хуже, жар ударяется в голову, от чего по мне будто проезжает машина.

― Ты с ним? ― спрашивает, еле сдерживая себя, и плотно сжимает челюсть, что игру желвак не трудно отличить.

― Прости, ― повторяю в который раз, не в силах что-нибудь еще выговорить.

― Ты желаешь себе такого «счастья»? Ханна, черт возьми, он же тебя использует. Да так не скрываемо, что студенты уже делают ставки за любой разворот событий.

― Не надо. Прошу тебя, не надо говорить того, чего ты не знаешь.

― А что я должен знать? Я вижу очевидное.

― Очевидное лишь плод твоего воображения, Алекс, ― повышаю голос, так как меня начинает бесить его резкая смена потока речи. ― Мы вместе с ним потому, что поняли, как нас многое связывает и любовь стоит выше наших принципов. Мы ― единые. Одни в этой стране, которые наперекор ядовитым обвинениям стараемся вместе двигаться дальше. Я понимаю, обидела тебя своим ответом, но, пожалуйста, не делай мне больно. Мне будет легче, если ты пожелаешь мне счастья. Чего желаю тебе!

― Боже! Ханна, если ты и, право, желаешь обрести покой в безутешном мире своих грёз, то начни сначала признавать вещи без всей мишуры под названием блестящие видения.

Прикрыла на секунду глаза, получая на себе удар. Раз за разом. Сделала шаги в сторону двери, желая скрыться отсюда как можно быстрее. Хватит. Спорить я не хочу.

Видимо, поняв мой замысел, мистер Эндрюс обошел стол и взял мою руку, притягивая к себе, но я бурно противилась. Нет. Я не желаю чувствовать его прикосновения. Видеть. И дышать с ним одним кислородом.

― Я открываю тебе глаза, Ханна.

― Мои глаза давно открыты, Алекс! ― шиплю ему прямо в лицо и выдираю руку. ― Именно сегодня я узнала тебя по-настоящему. Ты не готов отдавать девушку на произвол, это очень благородно, но хуже всего делаешь все возможное, облачая реальность в иллюзию. Это некрасиво! Я желаю тебе счастья, ты его найдешь. А меня лучше не стоит держать возле себя, как трофей. Было ошибкой начинать хоть что-то. Отныне вы ― мой преподаватель. И так останется, пока я не уйду.

Кадык напряженно дергается на его шее. На лице очерчивается угрюмость, которая порождается от отчаяния. Мужчина, стоящий передо мной, уже не напоминает фаворита студенток, мечтающих оказаться с ним в постели. Это человек со своими объективными точками зрениями, от которых воротит. Туман заблуждения рассеивается и все приводит к той двери, что скрывала в себе скверный минус.

― Извините, меня ждут. Всего доброго, ― безжизненно прощаюсь, разворачиваюсь и следую на выход. Мне ничего не прилетает вдогонку, никто не бежит за мной и не просит выслушать, все возвращается в прежнее русло.

Моя ошибка было очевидной.

Эрик Росс уже дожидается меня у гардероба, посматривая в свой мобильник и смеясь с каких-то картинок, вертящихся в ленте. Подхожу к нему ближе, специально задеваю его руку, отодвигая, и прижимаюсь всем телом, согреваясь в любимых объятьях.

― Ты долго, ― сообщает Эрик, смотрит в телефон, потом кладет его в задний карман брюк. ― Я успел соскучиться.

― Ты каждые пять секунд скучаешь. ― Обнимаю его за шею, невинно потеревшись грудью, от чего бюстгальтер начинает въедаться в кожу. Его руки располагаются на моей талии. ― Нужно было уладить кое-какие дела.

― Уладила? ― Киваю и тянусь к нему за поцелуем.

Эрик захватывает губами мою нижнюю губу, сладко посасывая, и после этого проникает языком в рот, увозя меня на своем галактическом корабле с этого света. Голова начинает кружиться. Льну к нему всем телом, ощущаю под толстой толстовкой, как его сильно заводит один простой поцелуй. Меня саму уже дерет до покраснений, ведь кровь бурлит неистово в жилах. Жар атакует с неимоверной скоростью, больше максимальной скорости автомобиля или же электрички.

Руки парня со сноровкой опустились ниже поясницы, сжали в раздирательных тисках половинки ягодиц, затем продолжили путь к краю юбки. Мы продолжали целоваться, ударяться зубами, кусать губы, языки сплетались, и посторонние нас никак не касались. Было уже все равно, что кто-то видит это. Я засмеялась, почувствовав на коже пальцы негодяя, мурашки забегали от электричества, ударяя в сердцевину чувствительности, но на этом Эрик не стал останавливаться.

Ахнула, тонко ощутив, как он приподнимает юбку.

― Не здесь, Эрик, ― засмеялась, отрываясь, и попыталась остановить его. ― У тебя совсем крыша поехала.

― Из-за тебя, ― тяжело дыша, ответил он.

― Из-за тебя тогда меня могут исключить…

― Пусть только посмеют, ― расплывается в улыбке, находясь в миллиметре от губ, и снова вероломно обрушивается на них.

― Эрик, ― с трудом выговариваю, так как язык заплетается от упоительных ощущений. ― Нам надо идти.

― Не могу сдвинуться…

― Почему? ― Хочу разомкнуть наши объятья, но парень не дает, удерживая руками меня за бедра. В голове что-то щелкает. ― Ох. Постарайся не кончить прямо на глазах у всех.

― Не все так просто, мисс Эллингтон. Твой запах меня заводит. ― Берет в руку прядку волос, как бы доказывая на действиях.

Смеюсь и все же отрываюсь от него, следуя к гардеробу. Не давний случай в кабинете профессора забывается моментально, меня отпускает и небывалая легкость кружит вокруг вновь.

― Чем планируешь заняться в выходные? ― спрашивает Эрик, вставляя ключи в зажигание и заводя мотор. Рев ненадолго оглушил нас.

― Девчонки хотят меня затащить в какой-то клуб. Считают, что я обязана немного развеется и отдохнуть перед предстоящей «катастрофой».

― Это они верно подметили.

― Вечеринка без парней, ― предупредила я его, и он удивленно вскинул глаза.

― Это шутка? Какое веселье без нас? К тому же там будет столько мерзких типов, не умеющие держать руки при себе. Нет! Я тебя не пущу, ― строго закончил он, словно в его обязанности входит попечение за мной. Ей богу, ведет себя как мой муж.

― Я не пропаду, мистер Росс, ― заверяю его я, поворачиваюсь и тяну ремень, пристегиваясь. ― Со мной будут девочки, и поверь, я умею постоять за себя.

― Это меня и пугает…

― Что?

Машина трогается с места, выезжает на центральную дорогу, разветвляющаяся на несколько ходов. Росс выбирает путь, ведущий к моему району.

― Пугает, что ты нихрена не постоишь за себя. Вот я смог бы уложить амбала одним недобрым взглядом.

― Да ну? ― саркастично выгибаю бровь.

― Баранки гну, ― передразнивает он, глянув на меня с мальчишеской полуулыбкой.

― Ты же понимаешь, что я все равно туда пойду без тебя?

Он прерывисто выдыхает и говорит:

― Знаю.

― Так что все решено, ― хлопаю в ладоши и сразу же их растираю, так как они слегка оледенели.

Заметив мои попытки разогнать кровь по пальцам, Эрик спешит мне на помощь и включает печку. Подставляю ладони к боковому сопло, кручу ладонью, и пальцы уже более-менее начинают сгибаться, а кожу пощипывает от изменения температуры.

― Только не напивайся вдребезги, ― просит Эрик, тем временем внимательно следя за дорогой. Одной рукой крутит руль, останавливает его, выравнивая машину, а на руках выступают выразительные вены, что буйно меня будоражит.

― Не могу обещать, ― прикусываю нижнюю губу.

Росс качает головой, смиряясь с моим решением и напускной решимостью настоять на своей позиции.

20 глава

― Я уже выхожу, ― прерываю в очередной раз монотонную речь Грейс.

― Я же знаю, что ты еще не собралась, ― на заднем плане доносится клубная музыка, от чего некоторые слова съедаются, но бубнение подруги я понимаю с полуслова.

― Верно, ― цокаю языком и встаю напротив зеркала во весь рост, крутясь вокруг себя.

В принципе, я должна была готовиться за полтора часа до выхода, только неожиданная слабость во всем теле после долгого гуляния всю ночь с Эриком решила настигнуть врасплох. Я выключилась, стоило упасть на любимую кровать и вдохнуть запах чистых простыней. Мама даже не пыталась разузнать по поводу моего отсутствия или же поинтересоваться нашим…как бы это назвать…положением, ибо по косым взглядам было легко догадаться, как она расчетливо относится к Россу. Ее понять можно, мамы вечно никому не доверяют, когда дело касается «женихов». К тому же на сто процентов уверена, пригласи я его на ужин, ничем хорошим бы это не кончилось. Надо время всем остынуть и понабраться мудрости.

Дотрагиваюсь до кулона в виде сердечка, проигрывая между пальцев, и долго не могу оторвать взгляд от своего внешнего вида. Среди своей одежды я ничего не могла отобрать для лучшего времяпровождения с девочками, в связи с этим Грейс вызвалась на помощь и предоставила услуги стилиста, что было кстати. Ее шкаф был с размером нашей с мамой квартиры, приводящий ужас и одновременно фурор. Возможно, платье кажется броским, чопорным, но со вкусом для моих предпочтений. Само платье с перевернутым V-образным верхом доходило до середины бедра, грудь выглядела более эффектнее, ноги стройными, позволяя мужскому полу мечтать о своих развлечениях. Черный цвет стройнил, выделял мою округлую задницу, особое внимание которой любит уделять Эрик Росс. Если получится, то он сможет снять с меня платье этой ночью. Идея потрясающая!

― Земля вызывает Ханну! Прием! ― кричит в трубку Фейн, извлекая меня из мыслей. Моргаю несколько раз. ― Давай быстрее, шевели своими модельными ножками. Все веселье пропустишь!

― Бегу-бегу, ― приподнимаю руки к верху в знак подчинения, хотя знаю, что девушка не видит меня. ― Буду через пятнадцать минут.

― Живо! ― напоследок говорит она и отключается. По комнате проигрываются короткие гудки.

Смотрю на телефон, судорожно выдыхаю и возвращаю взгляд на свое отражение. Приглаживаю руками кружево, словно не могу решиться и поехать в чертов клуб, в который меня силой затащила Грейс. Если честно, меньше всего хотелось проводить выходные в пьяной и потной суматохе, гарантии которой предвещают не самые презентабельные. Уф. Чем дольше себя загоняю, тем хуже для меня.

Окидываю оценивающим взглядом свои волосы, закрепленные с одной стороны заколками, выделяя тем самым очертания лица, макияж, ничем не отличающийся от «без макияжа» и понимаю, как это на меня не похоже. Не только в этом плане, да вообще все, что творится вокруг меня. Подруги. Мама. Эрик. Лизи. Мистер Эндрюс. Колледж в Лондоне. Изменилось до не узнаваемости. Сравнивая себя в молодые годы, хотя я все еще не старая, становится немного тоскливо от переизбытка спектральных ощущений. Скучаю по старой жизни. Скучаю по школе, пусть я ни с кем не дружила и сторонилась, как долбанный сурикат. Скучаю по мгновениям, дарующие мне долгожданный мир с самой собой. Скучаю по парню, изменивший всю систему моей жизни. Скучаю по тем дням, когда я познакомилась с Ким и стала для нее лучше родной сестры, нежели многие разукрашенные фифы. Я хочу снова пройти через все это, чтобы почувствовать нитку, погруженную в клей и приклеенную ко мне, когда я поняла, что меня ждет впереди; когда я открыла для себя стороны света, следуя за своей мечтой. Даже сейчас трудно вспомнить, что подтолкнуло меня следовать многим чертежам, наброскам, шитью, новизне и гламуру. Это осталось далеким воспоминанием, однако воспринимается как вчера.

Улыбаюсь, пока по телу растекается знакомая робкая нежность, и собираюсь с духом. Пора закрыть страницу старого дневника. Новый, лежащий в самом углу ящика, ждет своего часа.

Хватаю с кровати потертую сумочку а-ля Gucci, положив туда мобильный, ключи, карточки и салфетки, выхожу из комнаты и замираю на месте, когда из гостиной доносится грубый голос мамы:

― Не смей лезть в нашу жизнь! Ты меня бросил! Ты! Ни я сбежала, почувствовав сложность в своей жизни, ― надрывается женщина, и аккуратно выглядываю из-за угла, замечая, красные пятна от агрессии и суматошной злости на ее красивом лице и шее. ― Это ты меня послушай, твоя мама за тебя все решила много лет назад, ты согласился и сделал все, чтобы твое существование в нашей жизни не было. Помнишь такое? Молодец! Так что выкинь свои извинения в мусорное ведро, ты мне противен.

Ах, никогда я не видела свою добрую, отзывчивую и сердечную маму в таком заливистом излиянии не самых теплых слов. Притаилась, как лиса, прислушиваясь к звукам в трубке. Это был мужской голос.

― Да ты что? ― с новым потоком смеси ярости и возбуждения заверещала она. ― Джозеф, оставь меня в покое! Умоляю тебя, на старости лет не решай мою судьбу одним ударом в спину. Остановись, живи так, как жил после расставания… ― Мама горько всхлипывает и прикладывает руку ко рту, пытаясь сдержать слезливые позывы. У нее это не получается. Синяки под глазами становится в разы мрачнее, что на фоне них блеск глаз меркнет в печали и усталости. ― Все! Наш разговор закончен! Прощай… Нет, до свидание! ― ядовито цедит сквозь зубы и сбрасывает вызов.

В доме снова становится тихо, но дрожь в коленях вызывает паническую нервозность. Что случилось? Почему она так разговаривала с этим мужчиной? Кто такой Джозеф?

Вереница мыслей в одну секунду проносится перед глазами и тут же растворяется в воздухе, потому что я слышу шаги мамы. Юркую в темноту, выпрямляюсь и стряхиваю с лица бывалое любопытство и внутреннюю напряженность. Мама появляется передо мной, натыкается на меня и громко вздыхает, хватаясь за сердце.

― Ханна! Не пугай меня так, солнышко! ― Прикрывает глаза, видимо, считая до десяти, как обычно делает, как только нужно восстановить паритет со своими разногранными личностями. Пару раз сделала вздохи и посмотрела на меня: ― Ты куда-то собралась?

― Да, я тебе говорила, что с девочками пойду на вечеринку, ― умело скрыла от ее заинтересованного внимания маску я-все-слышала. ― Может быть, я не приду, но завтра утром появлюсь.

― Ладно, смотри не садись к чужим в машину и ни с кем не ходи в подворотню, ― выразила свою материнскую заботу мамочка, притягивая к себе. ― Тебе платье очень идет. Выглядишь, как маленькая Мелани [1], только сексапильная брюнетка. ― Усмехаюсь. Мама слишком сильно любит пересматривать этот фильм, иной раз складывается мнение, что мне стоит ожидать на своем пороге почтение самой актрисы. ― Не припомню, чтобы оно у тебя было.

― Это Грейс дала.

― У нее отличный вкус. Передай привет Ким и Грейс, пускай почаще заходят.

― Несомненно. Иногда я думаю, что Грейс скучает по твоим изысканным десертам, чем по мне.

Мама смеется, и бывалая тень смывается с ее лица, но еще не до конца высохшие дорожки от слез сверкают из-за поступающего сюда света.

― Что ж, не смею тебя больше задерживать. Беги, а то, наверное, тебя они уже заждались.

На прощание чмокнула в щечку маму, оглядела ее поникшее состояние, оценив это всевозможной ссорой с каким-нибудь родственником или другом. Я сильно желаю маме счастье, поэтому надеюсь на скорейший разлад в ее личной жизни. Не думаю, что любовь встречают только один раз в жизни, как многим деткам поясняет Драк [1], говоря об однократном дзине со своей женой; заводят с ними детей и в течение многих лет упиваются удушливыми эмоциями целомудрия. Возможно, мамин час не пришел, но она еще молода, чтобы приплетать ее к возрастным людям. Тридцать восемь ― это не цифра; тридцать восемь ― это познание себя.

В клубе пока что народу не в большом количестве, что дает мне возможность не суетиться вокруг себя исвободно ходить, направляясь к нужному столику. На входе очереди так таковой нет, ибо час-пик возьмет вверх ближе к десяти вечера. Сейчас еще полдевятого. Молодые девушки в белых блузках и вызывающе коротких юбках снуют от столика к столику, поспевая вовремя пробить заказ или принести его. Клуб «Радуга» современный, оснащенный многими интерактивными приспособлениями и без сомнения находится в топе среди кучки дешевых баров, поэтому не удивляюсь чрезмерному шоу разноцветных красок, полу с вставленным освещением на танц-поле, колонами, тоже преуспевающие в ультрафиолетовых лампах.

К тому же без мужчин, конечно, обойтись невозможно. Одна компания парней вообще не имеют рамок приличия, то и дело свои грязные руки распуская на многих прохаживающих мимо их столика девушек. Большая часть здесь расположились мажорчики, разбрасывая родительские деньги налево-направо и не испытывая при этом отвращения к самим себе за посягательство растрат денег на развлечения. Здесь собралась вся элита молодежи. Если выходить из не заурядных нарядов, принадлежащих многим молодым девушкам. Многие из них вырядились так, словно собрались в цирк демонстрировать свои искусно пластические движения. Бр. Воротит от одного красноречивого взгляда девушки, брошенного противоположному полу или собранию самцов, и ноги сами собой меня несут подальше отсюда. Не хочу разглядывать, как парни пытаются схватиться за все доступные части женского тела.

Девочек я нахожу сразу же. Столик располагается у огромного аквариума, встроенного в стену, что его свечение озаряет всю поверхность стола. Они успели уже купить легкий алкоголь и закуски в виде клубники, апельсинов, каких-то крекеров или что это такое и многое другое.

Их разговор между собой замолкает, когда в поле зрения появляюсь я.

― Какие люди из голливуда! Наконец, ты притащила свой зад. Думала уже вызывать полицию за пропажу, ― смеется Грейс, нагибаясь над столом. Ким подхватывает ее душераздирающее улюлюканье.

― Успели надраться? ― заносчиво говорю, располагаясь рядом с рыжей дамой и закидывая сумку на пуфик, где оставили свои сумки подруги. ― Меня не смогли подождать.

― Не переживай. Мы припасли самое горючее на твое прибытие. Девушка! ― перекрикивая оглушающую музыку, Фейн вскидывает руку, давая какой-то намек, и через несколько секунд нам приносят напитки.

Раскачиваясь, Грейс поднялась с места и придвинула к нам оставленный поднос. Официантка незаметно удаляется. Осмотрела содержимое, и горло запекло от осознания, какие тут ингредиенты смешались в один топкий коктейль. Прокашлялась, будто мне попали угли в горло, махнула перед собой рукой.

― Смотри, есть ягер бомб, лонг айленд и хиросима. Только хиросиму нужно пить так, чтобы не отключиться сразу же. Не зря в кругах барменов его прозвали «Спокойной ночи».

― Ты его пила? ― спрашивает Ким, с интересом наблюдая за руками девушки, которая расставляет перед нами коктейли.

― О, еще как! ― весело посмеялась рыжая и придвинула к себе лонг айленд. ― Отключилась моментально, даже моргнуть не успела. Так что оставлю его на потом, когда будем закругляться.

― А ты подумала, как мы доберемся до дома? ― усмехнулась, представляя картину нашего путешествия мы-пытаемся-пьяную-Грейс-дотащить-до-дома-через-весь-город.

― Конечно, вы, поднапрягшись, довезете меня до дому.

― Ага, мечтай. Лучше позвоним Эрику, пусть тебя забирает сам.

― Нет! Не смейте! ― запротестовала она и выпучила глаза. ― Он мне на утро такой разнос любит устраивать, от чего появляется адская мигрень.

― Хватит болтать! ― ликуя, говорит Ким. ― Мы пришли отдыхать. Я давно себя не чувствовала такой заведенной и мне нужно раствориться в чем-нибудь. Начну, видимо, с ягер бомба.

― Ким, ― зову ее, и она приподнимает свой бесящийся взгляд на меня. Полуулыбка красит блестящие губы, намазанные блеском, пунцовые щеки придают вид прожженной распутницы. Отношения с Аареном меняют ее, не знаю, в какую сторону только. ― Ты странная.

― Все мы немного странные.

Согласна. Не буду опровергать.

Решаюсь, что лучше всего ознакомиться с самой бомбой барменов, раз я пока в состоянии вменяемости. Последний раз я экспериментировала над алкоголем два года назад, на удивление, на ногах смогла дойти до дома да еще испачкать прихожую в своей блевотине. Мама тогда то ли переживала за меня, то ли хотела убить. Не припомню, все как в тумане, даже сам процесс проб.

Беру в руки рюмку с хиросимой, подношу к носу, принюхиваюсь к едкому запаху, что лицо искажается в гримасе брезгливости. Надеюсь, на запах он похож на бензин, но вкус намного приятнее.

― Ты рискованная женщина, Ханна, ― задорно подмигивает мне в роскошно красном атласном платье без бретелек рыжеволосая бестия. ― Давайте выпьем за то, чтобы у нас в жизни было все офигенно! Никаких придурков, подруг-сучек, друзей, людей, знающих, как нажиться за счет тебя. А еще за то, чтобы на отлично сдать все экзамены!

Поднимаем руки к верху, надрываем горло, выкрикивая звонко и протяжено «да», и чокаемся, не теряя времени закидывая в себя страшную горечь. Как только по горлу проходит хиросима, мне приходится впиться в диванную обивку пальцами, что кости начинают хрустеть. Господи, вот это сладостно-обжигающе-ухающая смесь. Горло начинает саднить, дышать становится трудно, и быстрее тянусь за клубникой, съедая несколько долек.

Через минуту волна облегчения окутывает, поднимается радушное давление и мне становится поистине хорошо. Мышцы расслабляются, в мозгу отключается предохранитель, и все действующие проблемы отходят на второй план.

Мне нужно выпить еще!

[1] Из фильма «Стильная штучка»

[2] Из м/ф «Монстры на каникулах»

21 глава

Я растворяюсь без остатка в ритмичной музыке, ловя каждый бас новыми движениями. Как раз тембр усиливается, и клуб проходится волной, готовясь принять удар прокатывающейся по всему телу энергетики блаженства. Закрываю глаза, руки плавно двигаются вверх, обводя пальцами каждый сантиметр моего тела, а тазом кручу из стороны в сторону, вспоминая, как иногда классно проводить вечера после сумасшедших деньков. И, правда, сумасшествие неимоверное, учитывая сложившиеся ситуации на этой неделе.

Гул вокруг меня озаряет пространство и все, в том числе и я, начинаем попрыгивать такту аллегро, испытывая какофонию внутри груди из-за неисчерпаемых сил и желания выпить что-нибудь крепкое. За весь час я перепробовала много разновидностей напитков, даже толком не сосчитать или же вспомнить. Мой мозг до краев набит виски, коктейлем на пляже, долбанной хиросимой, мартини, текилой и мно-о-огим другим. При этом меня не заботит, что на следующий день я буду испытывать головокружительный урон и просто перестану жить, валяясь на кровати. Выпив до дна ту мегастойкую хирасиму, мне захотелось, уйти в отрыв, перестать отнекиваться от правильности, позволить наполнить клеточки тела одурением и наслаждаться с девчонками легкомысленным весельем.

Кстати, о девочках. Затуманенным взглядом пытаюсь среди многих людей отыскать знакомые каштановые или же рыжие волосы, но взамен мне прилетают яркие образы девушек и многочисленно смазливые личики парней. Уф. Делаю поворот вокруг себя, нагибаюсь и грациозно выпрямляюсь, откидывая волосы назад. Сердце барабанит в груди несносно, словно уже не может проходить семь кругов ада, издыхает из последних сил, только я упорно возвращаюсь к тому моменту, что полностью сосредотачиваюсь на процессе танца.

Через несколько минут музыка сменяется на менее интенсивную, чем дает время немного остыть перед следующим заходом. Люди, запыхавшиеся и обессиленные, а лица напоминающие помидор, расходятся по сторонам, принимаясь пропустить по еще одной порции. Чем я и займусь следом за ними.

Проклиная с каждым шагом расстояние между танц-полом и нашим столиком, на гнущихся ногах я все же добираюсь до него и плюхаюсь рядом с Грейс. Тянусь к напиткам, которые, по-видимому, только принесли, и беру без уточнения на содержимое подноса алкогольный мохито. То, что доктор прописал!

― Ты сегодня в ударе, подруга! ― заикаясь, лепечет Грейс, облокотившись об спинку дивана. ― Даже в первый день нашего знакомства была не такой развязной. Зажатая и серая мышка, я подумала. А тут…развратный огонь! Ты что употребляла?

Каркающе смеюсь, отпиваю через трубочку мохито. Холод, отдающий ото льда, проникает во внутрь меня, и жажда моментально спадает на нет. Боже, у меня настоящая пустыня была до этой минуты.

― Тебе сказать рецепт? ― шутливо изрекла и откинулась следом за ней. Ким пристроилась головой на ногах у девушки, вертела рукой в воздухе, играя с пальцами. Грейс тем временем перебирала ее густые волосы.

― Надеюсь, эти ингредиенты доступные? ― лукаво подмигнула и потянулась за стаканом кровавой мэри.

― Еще как, ― хохотнула, давая понять, что все ингредиенты содержат исключительно большую дозировку умопомрачительного секса и долгого «запоя».

Оглянулась снова на центр зала, где некоторые парочки выстроились в рассыпную, слегка пританцовывая под музыку. Эти люди настоящие живчики. Я уже до такой степени истоптала ноги на невысоких каблуках, которые очень неубедительно посоветовала сестра Фейна (точнее впихнув мне в руки и сказав: Ты надеваешь и точка!), что придя домой, не почувствую почву под своими ногами, когда заметно протрезвею в себя.

Делаю еще одну долгую затяжку и отставляю в сторону напиток. Поправляю свои взлохмаченные волосы, в каких-то местах перепутанные между собой и торчащие в разные стороны. Спина вся мокрая, да и шея тоже.

― Ужас! В последний раз я так танцевала… ― Мысленно подсчитываю месяцы, проведенные в интерактивных ознакомлениях с новыми знаниями. ― Давным-давно.

― Когда это? ― прищурилась рыжая, рукой подцепив голову, которая готова была упасть ей на грудь.

Она выдохлась, что очень заметно по балансирующему взгляду меж оков морфея и зарослей алкоголя. Под глазами уже расположились маленькие крупинки от высохшей туши, а на губах стерлась до единой капли холодного какао помада, гармонично сочетавшаяся с платьем.

― Кажется, в прошлой жизни, ― устало начала я, расположив голову на ее плече. ― Я тогда встречалась с одним парнем. Красавец и спортсмен. Среди моих ровесников был уважаемой личностью, перечить мало кто мог или же вставать на пути. А я…одинокая, жалкая, без отличных параметров девочка в очках и безвкусной одежде, и он как-то обратил на меня внимание.

― Ого. Не могу представить тебя в захудалых шмотках и в очках. Ты мне не кажешься такой…ботаничкой?

― Это да. Разница огромная и она состоит в том, что меня изменил сам этот парень…

― Козел! ― пьяно протянула Ким, и мы все усмехнулись. ― Этот парень с одной стороны, молодец, раскрыл в Ханне потенциал, не позволяющий ей и дальше закрываться в себе, с другой ― он говнюк.

― Почему же? ― с любопытством сказала она, оглядывая нас поочередно.

― Скажем, плюсы всегда перекрывают минусы. И они играют в нечестную игру, предоставляя в первую очередь внешнюю оболочку человека, ― резюмирую я, прикрывая глаза от преспокойной атмосферы.

― Если говорить вкратце, он ей изменил, немного в другом значении.

― Вот это поворот! ― щелкнула языком Грейс и дотронулась рукой до лба, массируя. ― Уже голова кишит информацией, требующей максимальной сосредоточенности. Так что, как он тебе изменил?

― Поспорил, ― пожала плечами и выпрямилась, разминая свои мышцы для очередного удачного танца среди молодежи. ― Я не особо-то расстраиваюсь, исходя из сегодняшнего дня, но в тот день…готова была придушить этого придурка.

― Блин. Знала бы тебя еще тогда, пусть ты выглядела не такой эффектной и запоминающейся, ни за что не позволила бы этому гаду тебя унижать. Как ты выстояла? Я думала, после таких игр никто не может жить полноценно, не хвататься за надежду, не уносясь в воспоминания своих прошлых отношений. Ты мой герой, Ханна!

― Почему же это?

Поерзала на месте и устремила взгляд на девушку, чьи глаза при лазурном свете от аквариума горели чистым гранитом, ни с чем несравнимым чистотой и милосердием.

― Я, если честно, сама подверглась насмешкам со стороны своих одноклассников в средней частной школе. Я не была популярной, скорее состояла в клубах (так назывались компании). Мне тогда исполнилось четырнадцать. У нас появился в классе новый парень, казавшийся для меня эталоном красоты, что открывало перед ним дорогу в модельное агентство, а еще у него были такие милые ямочки, доводящие до обморока каждую девочку. Я в итоге тоже влюбилась! ― Показала руками жест, словно режет ладонь ладонью, ставя перед фактом, как сильно она попалась на удочку. ― Мы стали с ним встречаться спустя месяц. Джентльмен, романтик с харизмой, умеющий сводить с ума, накаченный, умный, талантливый, хорошо умел целоваться, мои подруги даже стали завидовать мне.

― Если говорить кратко, он ― воплощение принца из диснеевских мультиков, ― подытоживает Ким, поднимая глаза на нас. ― Очень знакомая ситуация…

Подруга бросает на меня красноречивый взгляд, но я делаю вид, что не уловила намека, и продолжила слушать Грейс:

― Мы повстречались от силы три месяца. Все завершилось куда ужаснее, чем у тебя, Ханна. Я чересчур ожесточенно доверилась ему, открыла душу, от чего мои сердечки в глазах перекрывали любые недостатки этого парня. Я твердо решила с ним переспать!

До моего пьяного мозга информация медленно доходит, поэтому переспрашиваю:

― Что?

― Я…рискнула с ним провести ночь.

Мы одновременно с Ким прикрыли рот ладонью, не веря своим ушам. Повисла тягучая пауза. Я, конечно, могла предположить, что Грейс немного импульсивна и всегда держится черты озорства, порой, кажется, в ее голове живут человечки с мирными намерениями и шутливыми идеями, но такого никто не мог ожидать. По крайне мере я и Ким точно.

Если сравнивать Ким и Грейс, то они как инь и янь, ибо обе составляют противоположность относительных вещей: характер, целесообразность, темперамент, умыслы, доводы. Я могла бы располагаться между ними, как некто визирь всей нашей компании.

― Что было дальше?

― Во время вечеринки мы уединились в одной из приватной комнаты. Я поначалу ничего странного не заметила, мы целовались, не торопясь, только пытались дотрагиваться до чувствительных мест через ткани, а потом раздались голоса за дверью. Мне было плевать, так как алкоголь затмевал напряженность и позволял поддаваться рукам парня, но…голоса стали слышны четче и я различила: «Вот это она плоская!» Пока он пытался меня целовать в шею, я заподозрила неладное и замешкалась. Что-то переключилось в моем мозгу, опасность так и исходила от этого парня. Аккуратно стала крутить головой в поисках каких-нибудь подозрительных вещей и наткнулась на его телефон, поставленный недалеко от нас в вертикальном положении и объектив направлялся на нас. Меня пробил озноб, сердце ухнуло и упало прямо к ногам.

― Господи! ― ахнула я и настороженно посмотрела на лицо подруги. Она вся побледнела, губы подрагивали, а голос вообще приобрел эффект металла.

Ким приподнялась с места, прическа ее была в самом кошмарном состоянии, но девушку волновал не ее вид, а скорее волнующая тревожность за ход истории. Ее волнение усилилось.

― Я прекратила сразу же его попытки, но он грубо осадил и говорил, чтобы я дала ему закончить. Мне лишь приходилось извиваться в ответ, потом я получила оглушительную пощечину и в ушах зазвенело. Он больше не действовал нежно, трепетно и бережно, и брал свое в прямом эфире, доступный для ограниченного круга людей. Если бы в этот момент не заявились незнакомые мне люди, все бы кончилось куда плачевнее, нежели выговором его родителям, штрафом и выпиской о том, что он не имеет право находиться со мной в тесном контакте или же на расстоянии руки.

― Грейс…

― Я была убита этим, девочки. Не могла толком спать, есть, жить дальше, хоть и перевелась в другую школу, ни с кем не разговаривала. Была разбитым корытом или же ковром, об который принимаются вытирать люди свои ботинки. Мне долго пришлось бороться. Два года принимала успокоительные и все время задавалась вопросом, а что бы было, коль оно свершилось?

― Не смей даже думать о таком! Этого не произошло! И хорошо! ― Обняла девушку, притянула к себе, от чего она положила голову мне на грудь, и я провела ладонью по волосам, перебирая между пальцами пряди. ― Все прошло. Он давно исчез с твоей жизни и нечего плакать из-за человека, имеющий лишь имя, но точно не человечность и разум.

― Ханна говорит правду. Огромная благодарность не бессердечным людям, только уже давно та пора прошла и перед тобой другие возможности. У тебя есть парень футболист, учишься на архитектора, имеешь таких замечательных подруг, как мы, брата, пускай он говнюк, все же заботливый и родной говнюк. Ты достигла многого в свои годы, Грейс. Не вешай нос и вытри слезы.

И правда, я не заприметила, как некоторые капли упали на щеки подруги и размазали тушь под глазами. Джонсон прижалась к нам, заполняя нашу атмосферу до краев успокоением и осознанием, как близки мы оказались в этот миг. Еще никогда мне не приходилось открываться перед людьми с такой ярой доверчивостью. Мне было больно жить в страхе предательства и унижения, но хуже питать к себе отвращение от того, как непосильно ты ведешь свою жизнь. Я о многом задумалась за этот день, хоть во мне алкоголя больше, чем у девочек, и с вероятностью на сто процентов не утрирую, что жизнь имеет звенья везения или же долгожданного упоения.

Мы так долго сидим в тишине, музыка ударяется об стены заведения и во мне снова просыпается бунтарка, полюбившая сегодняшний день за откровенность с самой собой с сочетанием шумной окрыленности.

― Давайте танцевать. Нужно себя разгрузить. Пошлите, ― перекрикиваю музыку, так как она стала еще громче, и встаю со своего места. Девочки с удовольствием соглашаются со мной, отпиваем чуть ли не половину своих коктейлей перед началом танцевального батла и направляемся к середине зала, где народ уже успел собраться в копну.

Музыка ударяется об нас, заявляя нам принять раунд. Активно следуем зову, двигаемся в такт, вокруг себя, и в следующее мгновенье зал озаряется непрерывным мерцанием яркого света, затем с небес начинает падать пена, что крик самой собой увязает в мембране мелодии.

После изнуряющих движений телом, я вся обсыпалась бисериной пота, мне пришлось последовать в женскую комнату и немного ополоснуть горящее лицо. Девушек здесь было много, что вызывало диссонанс в использовании комнаты, поэтому проторчала от силы десять минут в очереди, чтобы ощутить холодную воду на липкой коже.

Выйдя оттуда, на меня надменно бросила взгляд какая-то девица, продефилировала рядом со мной, специально задевая плечом, и, напоследок сверкнув заколкой, дверь передо мной закрыла. Какие нынче все стали чванливыми. Ничем не могут обнадежить, нежели своей королевской заносчивостью.

Последовала обратно к столику, для того чтобы пригубить новую порцию алкоголя, так как вечер только начинается, только чья-то рука на выходе из узкого коридора остановила меня, притягивая к незнакомому мне телу.

― Привет, Ханна, ― на выдохе произнесли мое имя, и знакомый голос обволок мое сознание. Я перебрала все возможные варианты, кто мог быть, и табличка с именем моего преподавателя засветилась красным.

― Мистер Эндрюс? ― ужаснулась я, стараясь выдернуть кисть из захвата. ― Опустите меня, мистер Эндрюс.

― Я наблюдал за тобой целый вечер, ― упоительно затараторил он, приближая свое наполовину искаженное лицо в лучах прожектора.

Его глаза блестели под слоем дымки, доходил запах дорогого виски вперемешку с резким одеколоном, и желудок скрутило от опасной близости наших тел. Черт! Между нами были стерты границы, тело к телу, что вызывало дискомфорт и отвержение всеми клеточками тела.

Втянула носом воздух, смиряя недовольным взглядом мужчину:

― Пожалуйста, отпустите меня. Меня ждут подруги, ― язык заплетался, хотя говорила размеренно и не выдавала своего нарастающего давления. Меньше всего хочется с ним разговаривать. ― Мы с вами все уже выяснили.

― Я так не думаю, Ханна… ― дерзко изрек, возвышаясь надо мной. Верхние пуговицы на синей рубашке были расстегнуты, из-под которой выглядывали выразительные ключицы.

― О чем вы?

Охнула, когда настырные пальцы впились в кожу на бедрах сквозь платье. Я не могла сдвинуться с места, и мы выглядели со стороны так, будто очередная милая парочка. Положение не из легких.

― Об Эрике Россе. Нам стоит обсудить, зачем ты согласилась на его слова, ― огрызнулся мужчина, сильнее надавливая на кожу. Зажмурила на секунду глаза и прикусила губу, сдерживая скуление из-за давящей боли. ― Я думал, ты рациональная девушка и знаешь в себе многое, чего никто не знал. А выясняется, ты просто выполняешь приказы этого придурка.

― Зачем вам все это?

― Не могу я отпустить тебя так просто…

Сглотнула ком в горле. Мозг не мог здраво расценивать ситуацию, то ли посылал знак предупреждения, то ли поддерживал не отступать и выслушать Алекса. Я не знаю. Какая-то часть меня давно бы оказалась в объятьях Эрика, а не выслушивала клевету на все фундаментальные вещи моей жизни. Ему какая разница?

― Вы пьяны, ― поконстатировала, стараясь увеличить расстояние между нами. И он позволяет это сделать, так что в следующую секунду, наконец, нормально заполняю легкие, ощущая на языке примесь различных запахов алкоголя от проходящих мимо людей. Я сама не в трезвом состоянии, как очаровательно, ожидать стоит чего угодно, что на следующее утро буду горько жалеть об этом. ― Давайте лучше я вам помогу дойти до вашего столика, где вы спокойно проведете до конца вечера в компании своих друзей.

― Нет, ― выставил он руку вперед. ― Ханна, выслушай меня.

― Это вы меня услышьте. Не за чем устраивать в этот субботний вечер драму на пустом месте, доказывая, что мой парень ничто, а вы весь величественный и импозантный. Я не удивлена, что вы открылись мне совсем с другой стороны. Как вообще терпела вас та девушка? Как она согласилась стать вашей, когда ни черта не имела право на мнение?..

Сразу же замолкла, вспомнив, какую грань я перешла. Открыла рот, попытавшись извиниться, и виновато его закрыла. Мать твою! Потянуло же меня такое ляпнуть! Алкоголь ― враг для языка.

Мистер Эндрюс сверкнул яростным взглядом, напряжение, просочившееся между нами, дало трещину в его терпении. От него так веяло стойким характером и непробиваемым щитом, готовый убить каждого на своем пути. Тема является под запретом с того дня, как он лишился дорогого ему человека, а я своим говорливым языком затронула самую глубь сердца. Черт!

― Не смей о ней говорить так, ― все что смог он сказать, перед тем как отвлечься на проходящих мимо девушек.

Я обводила глазами каждый пальчик, волосинку, извилину его тела, и понимала, никаких сомнений не существует помине в моих истинных чувствах к нему, ― я была сломлена и разбита, но он смог наполнить цветами радуги мое окружение вокруг. Я благодарна за это ему, и ничего больше.

― Мистер Эндрюс, спасибо вам за ваши добрые намерения. Спасибо, что были рядом и давали дельные советы, только я приняла решение, которое не подвергается влиянию других факторов: ни вы, ни моя мама, ни друзья не имеют шанса упрекнуть меня в моем решении. Между нами ничего не сможет быть, как бы это ужасно сейчас не срывалось с моих уст. Просто…вы не мой человек. Простите. Вы найдете свою половинку, но, видимо, время еще не пришло. И стоит верить в лучшее, не забывая падать духом и надеждами на изменения в вашей жизни.

― А если я не смогу тебя забыть? ― задал вопрос скорее для самого себя, но я безропотно ответила:

― Сможете. У вас это влюбленность, когда болеете мыслями о человеке, который тебе нравится. Не любовь. Любовь раскрывается хаотично, и познать можно, если действительно боитесь всем сердцем потерять любимого.

― Нет, ― покачал он головой. Руки его упали вдоль тела от бессилия, я же сделала шаг ближе к выходу.

― Извините, я пойду…

Разворачиваюсь на каблуках, делаю один короткий шаг и практически выхожу с этого душного узкого коридора, как мою руку ловит мужчина, притягивая к себе. Губы его моментально касаются моих. Раскрываю глаза, руки зависли в воздухе, тело одеревенело от тяжести, обрушавшаяся на все конечности. А потом…позволяю себе примкнуть к мужчине, расположив ладони на его плечах и чувствовать на губах вкус виски. Я хочу узнать, какая разнится между Эриком и Алексом. Хочу понять, что я ощущаю к нему.

Наш поцелуй обязуется такими ограниченными спектрами, не превосходящими всеми теми колючками в нашем неистовом сражении с Россом. Касаемся губами друг друга, языки соединяются и кружат спокойно вокруг, тем временем как за мной расстилается безумная толпа. Это больше схоже с ванилью, когда стараешься вылизать все до дна и оставить ни с чем, но никак не дарующее сладковато-покалывающее чувство внизу живота. Меня не наполняет растягивающее удовольствие. Сухо и без взаимности. Сковано и малодушно. Без передаваемого накала и намека на признание.

Все это принимает в себя мое собственное сердце.

Я пуста по отношению к нему.

Проходит не более одной минуты, как мужчина отстраняется и загадочно смотрит на меня. Моя грудь приподнимается от частых вздохов, словно меня душат, и ничего не могу вымолвить.

― Ого, кажется, мне стоит сходить за попкорном, ведь представление только начинается, ― с едкой самодовольностью кто-то говорит.

Я рефлекторно отталкиваю Алекса и поворачиваюсь к человеку, которому принадлежит этот голос.

Да что же за вечер такой?

22 глава

― Вы можете продолжать, я не против. ― В знак полного отстранения от нашей ситуации парень поднимает руки вверх. И с насмешкой добавляет: ― Даже интересно узнать, чем все кончится.

Он пожирает глазами мужчину, не стесняясь выражать в них свое самое падшее презрение. Следит за его пошатывающим телом, за лицом, на котором медленно расплывается надменное выражение. Росс приподнимает в кривой усмешке уголок рта.

― Эрик, что…

Эрик переводит свой пламенный взгляд с мистера Эндрюса на меня. В нем читается сплошное отвращение и капелька непонимания, какого хрена я вообще позволила ему меня целовать. На нем было черная футболка, символично облегающая мышцы рук и торса, но даже под ней было заметно, как тело напряжено, какой бешеный разряд прошелся от волосинки к волосинкам.

Губы иссохли от бурлящей неловкости и смущения. Меня еще никогда прежде так не унижали, что щеки вздернулись пунцом. Горло обожгло мерзкой кислятиной, словно меня готово стошнить. Кажется, я перебрала с алкоголем.

― Ты неправильно все понял, Эрик. Я не хотела его целовать. Я могу объяснить все, ― стала жалко оправдываться, подходя к нему.

Он не спускал с меня внимание, ловил каждое слово и казался таким непреступным, что под лопатками засосало. Мне впервые приходится сталкиваться с таким высокомерием, не скрывающим должным образом холодности. Передо мной был не мой парень, а кто-то другой, ибо мрачное безразличие въедалось в кожу.

― Какого хрена, Ханна? Я тебе разрешил этот день провести без меня не для того, чтобы целоваться по углам с этим придурком. Что ты вообще творишь?! ― выплюнул он, стискивая челюсть.

― Пожалуйста, давай уйдем отсюда, и я тебе все объясню…

― Мы уйдем! Потому что я сдерживаю себя из последних сил не надавать ему как следует.

― Смотрите, королевская заноза пожаловала. Как почтенно, ― фыркнул позади меня Алекс, и волна страха прокатилась по-моему позвоночнику. Что он несет?!

― Что вы там вякнули? Я не расслышал! ― Дотронулась до груди парня, сдерживая на месте. В его глазах поселилась дьявольская неконтролируемая разъяренность.

Боже, не хватало еще здесь драку устроить!

― Я говорю, мистер Росс, что с вашей стороны это низко решать все за девушку…

― А вы я смотрю умник? Хотите, профессор, почувствовать мой кулак на вашей физиономии? ― сквозь зубы выговорил и снова дернулся. Затем опустил взгляд на меня, так как возможность сорваться с цепи предостерегаю я.

Я умоляющим взглядом просила его не делать этого и просто игнорировать выходки Алекса. Он специально провоцирует, доводит до помутнения рассудка, как будто это решит многие проблемы, связанные между нами. Ни черта! Это усугубит обстоятельства в университете.

― Может, с моей стороны не этично такое говорить, но вы у меня уже вот где, ― руку приближает к шее, тряся, ― поэтому официально заявляю, ты кусок дерьма. Без папенькиных денежек ты ― никто. Ни биосоциальное существо, ни индивид. Признай это!

― Мне насрать, что вы обо мне думаете, только не смейте трогать то, что принадлежит мне! ― громко гаркнул Эрик и положил руку на мою талию, приближая к своему мощному телу. Мурашки от тона голоса бегут по рукам и шее.

Мистер Эндрюс прослеживает за рукой Эрика, давясь скверными ощущениями. Ему противно смотреть на то, как меня легко обозначают, будто я игрушка: захотел ― купил, захотел ― бросил. Он не может верить увиденному, не может смириться с фактом, что я не буду его. Алекс ― слабый человек, не знает границ и опоры, за которую нужно держаться.

― Ты разобьешь Ханне сердце, поверь мне. И, сбегая от тебя, она прибежит ко мне. Потому что ты, Росс, теряешь все, что может быть тебе дорого. Она придет ко мне, уясни это, щенок!

― Ну, все мое, терпение лопнуло! ― говорит Эрик перед тем, как мягко отодвинуть меня и рвануть в сторону Эндрюса.

Заносит руку за спину и со всего размаху кулаком ударяет в нос профессора, от чего тот моментально валиться на пол. Прикрываю рот от шока, тело парализует от увиденной крови, упавшая на рубашку Алекса. Некоторые люди остановились, удручающе посмотрели на происходящее, переговариваясь между собой и разбрасываясь вариантами произошедшего, пока мужчина пытался подняться на ноги, при этом держась за нос. Им заняться больше нечем?

Парень следил за ним неотрывно, нет, испепелял, оставляя на месте живую душу без мышц и костей. Плечи поднимались и опускались, спина Эрика напоминала дерево, ведь заметно было, как мышцы перекатывались от напряжения под слоем кожи.

Взяла себя в руки, медленно ступила к Эрику и взяла за руку, сплетая наши пальцы. Посмотрела на его профиль, где заметна была выделявшаяся выразительная челюсть, что в любой момент могла треснуть.

― Поехали домой, Эрик. Он получил свое, пожалуйста, давай уедем.

Он не мигающее смотрел на стонущее лицо нового врага, испытывая определенный шквал эмоций. Мне бы не хотелось задаваться этим вопросом на данный момент, но…как теперь сидеть на его парах? Как смотреть на этого мужчину, не вспоминая, какой переполох он устроил? Как?

― Пошли, ― со скрежетом вымолвил Эрик, повернулся и дернул меня за руку, заставляя идти за ним вслед. Он не старался оглядываться назад, изучать мое состояние или внешний вид, а пробирался сквозь толпу, намереваясь исчезнуть отсюда. Шестое чувство подсказывает, какое шоу устроит мне мой парень, окажись мы вне привилегированной зоны досягаемости.

Попрощавшись с девчонками и Брюсом, который приехал забрать их вместе с Эриком, мы вышли на освещенную и залитую прохожими улицу в этот час, следуя к машине. Ехали мы в полной тишине, и никто не осмелился выказать свое оправдание нашим совершенным поступкам. Ибо это узкое пространство с каждой секундой наполнялось нашими мыслями, и не сложно было догадаться, кто и как переживает. По Эрику легко было определить, как он рассержен на меня: взгляд устремлен на дорогу в затемненном переливе зрачка, брови сведены на переносице, от чего ямочка проломилась между ними, губы плотно сжаты и былая краска спала с них.

Зайдя в квартиру пентхауса, меня окружило со всех сторон темнота, которая через несколько секунд развеялась. Сбросила с себя пальто, положив на софу, каблуки оставила валяться посередине коридора и последовала за исчезнувшим Эриком на кухне. Показавшись среди тонны белого цвета, напоминающий безмятежный рай, я проследила за движениями парня, как тот пьет воду, оперевшись бедром об столешницу, и смотрит куда угодно, лишь бы не на меня.

Мне стало немного обидно.

― Эрик? ― негромко окликнула я его, хотя мой голос отскакивал от стен, звуча очень пугающе. Среди этих блеклых стен я была зажата, так как сгущающаяся туча вызывала зябкие мурашки.

Он ничего не ответил. Медленно перевел взгляд на меня, тем временем делая очередной глоток и отставляя стакан в сторону. Затем оттолкнулся, и хотел было ловко увернуться от меня, но я перегородила ему дорогу, ставя руки на пояс.

― Эрик, поговори со мной.

― Нам не о чем разговаривать. Ты хоть понимаешь, что ты сделала? ― со сталью в голосе выпалил Росс, приближаясь ко мне. ― Ты, бл*ть, поцеловала того урода! Этого никчемного профессора! Это не то что бы унизительно было для тебя, а больно для меня ― смотреть на паршивую картину, где мужик лапает и целует мою девушку. Мою. Девушку.

Эрик демонстративно скривил лицо, давая понять, что в нем все кишит ядом и сумеречной абъекцией.

― Я не хотела его целовать. Правда! Просто мне самой хотелось понять, что я чувствую к этому человеку. Извини…

― Что ты чувствуешь?! ― выпучив глаза, злобно удивился. ― Ты нормальная? Какая девушка станет целоваться с парнем ради понимания, «какие сопливые эмоции и чувства он вызывает»? Знаешь, мне твои извинения нахрен не нужны. И все твои объяснения.

Делает выпад влево, я следом, вправо ― встаю горой. Подернутые дымкой глаза под действием злобы и всепоглощающей бесконтрольности. На мужской шее выступает пульсирующая венка, по которой волной пробегает кипяток, а желваки на лице слегка подрагивают.

― Уйди! Я не хочу тебя видеть, ― зашипел, как кот, становясь вплотную ко мне.

Втягиваю воздух в легкие, среди запаха алкоголя улавливаю нотки моего любимого мятного шлейфа, что меня пронзает чем-то теплым.

― Эрик, пожалуйста, успокойся. Я не дам тебе уйти, пока не объяснюсь, ― мирно попыталась начать с самого начала, только меня грубо прервали:

― Нет, ― отрезал он и толкнул меня к стене. Затылком ударилась об стену, однако боль показалась самым желанным ощущением. Напряжение, которое исходило от этого парня, заводило не на шутку и в то же время пугало. ― Ты говоришь так спокойно обо всем, что натворила. Как будто для тебя это в порядке вещей. Меня это конкретно бесит! Видимо, тебе настолько понравился ваш сказочный поцелуй, что ты прям и хочешь с ним еще раз засосаться.

― Что ты говоришь? ― повысила я голос, упираясь руками в его грудь. Мышцы были по сравнению с деревом настоящими непробиваемыми камнями. ― Ты слышишь себя? Я поцеловала его только по одной причине, чтобы определиться со своими чувствами, а ты вешаешь на меня абсурдное клеймо, при этом не уточнив, зачем я это сделала.

― Твои оправдания очень некорректные, Ханна. Они не могу оправдать тебя никак. Скажи лучше правду, нежели ходить вокруг да около. Ты, правда, хочешь быть с ним?!

Что? Что за чушь? Почему ему трудно поверить в мои слова?

― Нет.

― Какого хрена тогда ты позволяешь ему распускать себя?! ― вскипел еще гуще прежнего Эрик, припечатываясь ко мне своим телом. Жар наших тел наполнился томительным ожиданием. Ох. ― Почему этот мужик решил, что обязан трогать руками тебя. А ты обязана поддаваться. Скажи, черт тебя дери! Почему?

― Эрик…

― Меньше всего я ожидал сегодня увидеть свою девушку пьяную до чертиков, которая трется в тесном коридоре со своим профессором. А она мне объясняет, что это ее очередная проверка. Зашибись. Вот это фильм, заслуживающий премии Оскара. Может мне тоже стоит пойти поцеловать своих старых знакомых, чтобы предопределиться, с кем мне лучше? Как думаешь?! ― Его ноздри раздулись, устрашая лицо.

Меня словно ударили, когда из уст Эрика вырвались эти слова. Резко от себя оттолкнула его, руки сжались в кулаки, где на кончиках пальцев оставалась вся циркулирующая кровь, пока взглядом испепеляла высокую фигуру любимого. На тело обрушилось цунами многогранных эмоций: неприязнь, неловкость, возмущение, досада. Значит, он хочет пойти к своим бывшим, которые от одного вида на стоящего за порогом парня, раздвинут свои стройные ноги и отдадут себя куда пошлее, чем эти слюнявые поцелуи.

― Да пошел ты! Можешь валить куда хочешь! Хочешь, можешь трахнуть всех своих бывших шлюх, мне будет плевать.

― Значит, та-ак, ― задумчиво почесал подбородок, обросший короткой щетиной, и ухмыльнулся. ― Тогда иди к Алексу, ― пискляво произнес его имя, ― и пусть он тебя затрахает до потери сознания. Видимо, поцелуя было мало.

Сама того не осознавая, по скрытой интуиции действую и даю хлесткую пощечину, глухо прерывающая наш позорный батл за лучший комический тет-а-тет. Веселее не назовешь. Руку обдает колюче-палящим осадком.

Он тянется рукой к щеке, на которой уже проявились следы от моих пальцев и красные отметины, разминая кожу и дергая челюстью.

― Я, Эрик Росс, не стала бы спать с кем попала! Если ты считаешь, что я похожа на продажную девку, то иди в задницу. ― Говорила ровным, слегка подрагивающим голосом, хотя в нем присутствовали отголоски моего безудержного гнева. ― Я ухожу! Ни капли здесь не останусь с тобой. Козел!

Хочу уже рвануть отсюда, куда глаза глядят, забыть весь этот кошмарный день и не видеть перед своими глазами лица идиота, считающий, что каждый должен плясать под его дудку, вот только рука, схватившая меня за локоть, притягивает плотно к рельефному телу любимого. Эрик подхватывает меня под бедрами, заставляя ногами зацепиться за его талию и увлажниться, стоило соприкоснуться промежностью сквозь плотную ткань брюк с бугром.

Все происходит в бешенном порядке: губы сами собой сплетаются в палящем зное, откладывая на дальнюю полку, да вообще выбросив в окно, только что разыгравшуюся драму между нами, и окутать себя каким-то ненормальным азартом. Зубы скрепят от столкновений, губы припухли от частых прикусываний, где-то уже начало кровоточить, так как мы умалишенные вгрызаемся друг в друга. Вкус металла из-за крови не вызывает разлад, а наоборот побуждает напиться кровью.

Не знаю как, мы добираемся до спальни Росса. Для меня оно схоже с туманом. Поднимаясь по лестнице, пришлось несколько раз споткнуться, посмеяться и снова приникнуть друг к другу. Через голову любимый стягивает платье Грейс, чуть не порвав его, остаюсь в одном нижнем белье. Во взгляде Росса колышется озорной блеск, зрачки расширяются от увиденного черного кружевного белья, который мне посоветовали надеть девочки. Приподнимаю уголок рта в хитрой улыбке. Он наклоняет голову. Шумно выдыхаю, стоит его губам коснуться самой уязвимой точки на шее за мочкой уха.

Грубые пальцы находят, слава богу, в этом сумбуре застежку от бюстгальтера и помогают стянуть с плеч его, откидывая в неизвестное направление.

Руки Эрика касаются грудей, соски которых уже так сильно жаждали незабываемых тиск, что молния ударяется в самое сердце; выгибаюсь в спине, как только он сжимает между большим и указательным пальцами сосок, играется с ним, перекатывает и оттягивает, посылая заряд в пекло разрастающего вулкана.

― Прости меня, ― шепчет он около моих губ, глядя прямо в глаза. Все былые обиды и злобы развеиваются, уступая место чему-то фантастическому и новому. Такому порой странному, но приятному. ― Я идиот.

― Крупный идиот, ― соглашаюсь с ним и выдыхаю, сплетая наши дыхания. ― И ты меня прости. Не следовало мне этого делать…

― Зато следует сделать совсем другое…

Стону в ответ, на этот раз от удвоенного воздействия на мои нежные рецепторы.

Он укладывает меня на кровать. Стягивает футболку, завораживая взглядом из-за перекатывающих мускулов под слоем кожи, откидывает назад, расстегивает ширинку, снимает штаны и нависает сверху. Без возражений целует в шею, в районе ключицы и впадину между ключиц, спускается к ложбинке грудей, порочно обводит поцелуями округлости, чередующиеся с укусами, облизывает каждый сосок и проводит линию между ребер, спускаясь ниже и ниже. Дыхание прерывается, тело немеет от предвкушения, а в ушах стоит звон от ударов сердца. Часто и сбивчиво.

Прерываю на полпути динамического исследования, руками обхватываю мужественное лицо, обрамляющее острой челюстью и живописным совершенством, притягиваю к себе, потом кистью руки толкаю, и в следующее мгновение усаживаюсь на него сверху. Он удивляется такому повороту событий, но позволяет делать все, что заблагорассудится.

Дерзко смотрю на него, водя плечами из стороны в сторону, касаюсь грудями его торса, отстраняюсь. Волосы каскадом спадают на его лицо, пока провокационно скольжу телом вперед и назад в паре сантиметров от его губ. Его дыхание такое зыбкое, вызывающее миллион мурашек по позвоночнику, перетекающие в эпицентр катастрофы.

― Ты сводишь меня с ума. ― Дует в районе шее, от чего я еще больше начинаю истекать соком.

― Знаю.

Смотрю проникновенно в его глаза и, не применяя усилия нахожу то, что он не может сказать в слух. Я сама многое распечатываю в себе через душу, которая в эту минуту принадлежит ему. Кажется, расположившись в такой позе, каждый из нас открылся по-новому, обнулив старые закалки и привычки, превознося совершенно другие безмолвные ответы. Это наша ссора не изменила привычного доверия, не кремировала нас, скорее укрепило то, что было на гране развала, ― понимание. Мы извиняемся от чистого сердца, раскрываем свои мотивы для того, чтобы подробно изучить каждого из нас.

И чем дольше течет вода, чем дольше минута перетекает в часы, тем крепче укрепляются наши любовные отношение. Мы полюбили друг друга слишком быстро, но какая разница? Для любви не существует границ и времени, для любви есть один момент, одна жизнь и одна возможность прожить эту жизнь с тем, без кого ты пропадешь.

Я помогаю стянуть с Эрика оставшуюся одежду, взамен он помогает скорее избавиться от моего промокшего белья. И приподнимается на локтях, заглядывает под другим углом своими черными, как бездна, глазами, окончательно добивая. Магма стягивает низ живота от желания ощутить в себе его член, его всего, без препятствий. Вожделение гуляет в бесноватом выражении парня, он, не стесняясь, изучает мое тело, а затем обнимает и долго, страстно и удушающее целует.

― Я задыхаюсь, Ханна, ― совсем тихо произносит он, подкрепляет свои словадействиями и головкой члена раздвигает мышцы влагалища.

Всхлипываю, принимаю его в себя, пока он растягивает момент долгожданного проникновения. Нанизывает миллиметр за миллиметром. Целует кротко каждый участок моего лица: губы, щеки, лоб, подбородок, уголок рта, ― принося еще больше непосредственные искры.

― Я буду всегда для тебя кислородом, чтобы ты смог дышать, ― запрокидываю голову, хватаюсь за его плечи и стону, наконец, ощутив его в себе.

― Я люблю тебя, Ханна Эллингтон. Нет никого дороже тебя, ты всегда будешь со мной…

― Всегда с тобой… Всегда вместе.

Всю ночь мы занимались любовью, насытиться которой было крайне невозможно. Ибо все, что мы не делали, все сводилось к нашей искренней экспансивности. И уснуть мы смогли не раньше четырех утра, когда город постепенно начинал оживать и вчерашний день запечатлелся в шкатулке самых незабываемых вещей в моей жизни.

23 глава

Первый пункт из моего списка дел гласил именно так: рассказать всем про Лондонский колледж.

На следующей неделе настанет срок сдачи экзаменов, к которым я упорно готовилась все эти дни. После начинается практика, где я проведу последние свои две недели рядом с моими близкими людьми. По правде говоря, принять такое решение было крайне тяжело, учитывая материальное положение нашей семьи и некоторые уязвимые точки, не дающие мне сформулировать в своей голове все возможные варианты решения. Как выяснилось в последний мой визит в деканат, колледж предоставляет мне возможность пройти срез знаний, от которого очень сильно может зависеть мое дальнейшее расположение: на стипендии или же предстоит откуда-то взять деньги, поэтому в моих силах сделать все возможное, потратить время и пожертвовать своим здоровьем, чтобы достичь результата.

Ну, по крайне мере я надеялась именно так поступить.

Я уделяла много времени учебе, концентрировалась на важном, только Эрик считал наоборот. Доставал, щекотал, возбуждал, оставлял без дозы, издевался, шептал не пристойные слова, на занятиях все время писал, ― делал все, чтобы довести меня до помешательства на нем. Это раздражало и в то же время радовало, что он был со мной рядом.

После того инцидента в клубе, я окончательно порвала связи с профессором и могла лишь сидеть на его парах, как хамелеон, прячась за спинами людей или применяя краски мебели. Я не желала с ним идти на контакт и, по всей видимости, мистер Эндрюс тоже решил оградить от тебя это бремя. Зато наши отношения с Эриком стали совсем иными. Если полтора месяца назад нас связывала похоть и страсть, то сейчас мы оба смотрим на наш союз как нечто важное, от которого будет трудно отказаться. Каждый из нас не может оставить друг друга хотя бы на одну секунду, ибо это и есть целая вечность. Возможно, были некоторые нестыковки с нашими мнениями и идеями, что порождало бурю, перетекавшая в бурное противостояние наших душ. Сложно сосчитать, сколько раз мы набрасывались друг на друга, жаля, но уверена, в рейтинг мы попали. В остальном все на своих местах.

Но это не самое главное, над которым время от времени я думала. Главнее ― ответственность, лежащая на мне, разъедала клетки. Я очень часто стала нервничать, так как подобрать лучшего момента и правильный разговор сводилось к паникующим последствиям в моем воображении. А что если девочки станут переубеждать меня? Что если я не смогу сказать, потому что они посчитают, что никто из нас не должен расставаться? Если они расплачутся? Какая реакция будет у Эрика? Убьет, задушит, не отпустит? И так миллион вопросов, доводящий разум до помешательства на волнении.

Захлопываю ежедневник, который стала вести не так давно, кладу в сумку и задумчиво гляжу на парковку за окном. Страшнее терять людей по сравнению с признанием. Так твердит мне мама, напоминая не забыть рассказать всем о возможности получить квалификацию в известном модном доме. Уф. Я должна.

― О чем задумалась? ― чарующий голос вырывает меня из оков задумчивости.

Парень целует меня в щеку, трехдневная щетина колит мою нежную кожу, затем обнимает за талию, давая понять, что будет нелегко выбраться из жарких объятий.

― О том, что… ― Поворачиваюсь к нему лицом, встречаясь с глупой улыбкой, украшающая пухлые губы Эрика, и обнимаю за шею. ― Очень сильно соскучилась.

― Мы виделись всего час назад, Ханна. И я еще сильней соскучился, ― с подкупающим тоном вымолвил он.

Потерся носом об мой нос, вызывая какие-то необъятные ощущения в грудной клетке, от чего становится трудно дышать, будто кислород стал форвакуумным. Вчера нам из-за наших открытых милых сцен сделали выговор по поводу нарушения личного пространства и перебор развратных вещей. Поэтому сочла нужным немного обуздать порыв Эрика как минимум до того, пока не окажемся за пределами университета.

― У тебя сейчас есть пара? ― поинтересовалась я, рукой поправляя воротник черной рубашки. Впервые в жизни он облучился в мрачную одежду: черные брюки, ботинки, и блузка. В довершении всему этому серебряная цепочка, похожая на цепь. Вылитый гроза своего района.

― Ну, не совсем пара, просто нас потащат в библиотеку, где будем изучать скучные и унылые книжки.

Эрик сказал так, будто в этой библиотеке для большей разрядки нужен человек, за счет которого легко будет спастись от скуки.

― Скучные.

― Да.

― Унылые.

Поцеловала кротко в губы, пока он не совсем счел нужным понять, что происходит, и углубить поцелуй. С порхающим весельем договорила:

― Книжки. Не думаю, что там будет так уж ужасно.

― Если ты хочешь прийти мне на помощь, я буду только рад.

Ущипнул меня за задницу. Взвизгнула, но Росс рокочущее и простодушно посмеялся. Ударила его в ответ.

― Увы, у меня по расписанию обед, ― пожала невинно плечами, пытаясь выпутаться из его объятий и сделать вид, словно наш разговор меня наскучил. ― Ничем не могу помочь.

― Можешь, ― поддакнул он, кивая. Я машинально за ним стала кивать, когда моя улыбка натянулась до ушей. Естественная и такая воздушная. ― Еще как можешь. Приходи со своей едой в библиотеку, думаю, найдется укромное местечко, где мы хорошо отобедаем.

Закатила глаза. Мы только успеваем изучить все места этого заведения, применяя практику вместо теории. И сказать, такая подача материала куда интереснее и креативнее, прячась от преподавателей. Порой страшно, но когда-то наступает момент, что от этого получаешь адреналин. Тогда последующие наши увлечения берут вверх неба, забывая все вокруг.

― Я подумаю, ― закусила губу, нагибаясь назад.

― Не надо думать, ― утвердил Эрик, тем самым завершая нашу перепалку. ― Приходи туда через… ― посмотрел на электронные наручные часы, ― двадцать минут. Только ты будешь меня кормить из ложечки.

― Эрик, ты же не маленький ребенок, ― посмеялась я, хватая сумку и встав по направлению столовой. ― Сам умеешь себя кормить, поить, одевать и мыть.

― И что? Все равно покормишь. ― Отвернулась, качая головой от бессилия перед этим парнем. ― Вот и договорились.

Неожиданно берет меня за руку и целует тыльную сторону ладони между костяшек. В этом месте начинает жечь, как жжет от прикосновения водки с раной, только совсем в другой реакции. Ток медленно поднимается вверх по руке, касается локтя, плеча, груди и уходит в глубину чувств.

― Увидимся чуть позже, детка.

Озаряет белозубой улыбкой с капелькой торжества, идет спиной в сторону лестнице, не переставая смотреть на меня. Когда он, наконец, исчезает с поля зрения, гулко выдыхаю.

Это шанс рассказать ему наедине. Он должен знать, но какого вероятность того, что после этого он не разломает большую часть мебели в библиотеке? Ее нет.

Обязавшись встретиться с девочками после университета и вместе пойти к Грейс, я направилась на второй этаж во вторую секцию, где обычно располагается зал чтения и библиотека. Некоторые студенты шли мне навстречу, бесстрастно рассматривая меня и возвращаясь к своим делам, также преподаватели, с которыми любезно перебрасывалась пару фразами. Все они ожидали от меня высшего результата, но обещать не могла. Не люблю давать обещания, когда сама не могу его точно сдержать.

Как раз выходила с центрального холла к развилкам, как увидела силуэты двух людей, и моментально дернулась обратно, скрываясь за колонной. В пяти метрах от меня стоял Эрик и Лизи, о чем-то тихо и практически шепотом переговариваясь.

― Такого не может быть, ― выразил Эрик, качая головой, как будто не станет признавать какую-то вещь. ― Ты ошибаешься насчет результата.

― Но это правда! ― истерично шикнула на него, тыкая в него какой-то бумажкой.

Девушка заправила за ухо волосы, открывая полный вид на ее безжизненное лицо. Ни макияжа, ни надменности, ни ехидности, даже одежда соответствует рамкам повседневности: не броско и без розового. Сплошное отображение серости, с которой изо дня в день сталкиваются люди, переживая в себе многие невзгоды. Эффектная блондинка превратилась в статую, показывая себя без всех масок, которые припасены в ее багаже. Что случилось?

― Я не стану верить в это, Лизи! ― зарычал парень и вцепился в кисть девушки, в которой была бумага, сжимая в своем захвате. ― Послушай, я уже все сказал три недели назад своему отцу по поводу нашей помолвки, и не стану изменять свои слова по причине твоей неожиданной беременности хрен пойми от кого. Он не может быть моим!

Беременность? Прижалась плотнее к камню, соединяясь с ним в одно вещество, и ногтями впилась в него. Гранитная плита так упала на меня, раздавливая все внутренние органы, ломая кости, просто оставляя без ничего, что в горле запершило от подступающего отвратительно комка рвоты.

Сглотнула, взяла себя в руки, чтобы раньше времени не упасть на ровном месте. Бофорт беременна. Боже. Как…как могло это получится? Этого же не бывает в жизни. Таких вычурных поворотов можно встретить на страницах книг.

― Может, потому что ты был последним, с кем я спала два месяца назад, ― всхлипнув, заявила блондинка и зажмурила глаза, когда пальцы Эрика впились в кожу. ― Мне больно! Опусти.

― Сначала скажи, что он не мой.

― Боже, Эрик, тебе сложно поверить мне? ― С мольбой в глазах посмотрела на него, выглядя при этом такой жалкой на фоне всех своих выходок.

Росс ничего не отвечает ей и только тогда она, наконец, осознает, каковы его намерения в таком возрасте к этой ситуации. Их просто нет.

― Все ясно, Эрик Росс. Мне противно на тебя смотреть, ― с отвращением выдирает руку, разминает ее и делает шаг назад, увеличивая расстояние. ― Признай, что ты боишься быть ответственным за того, кто так близко расположился рядом с тобой. Мне даже жаль твою подружку, что она не усмотрела в тебе потенциального парня, готовый ко всему, что ждет его.

― Заткнись! ― разъяренно посетовал Эрик, подходя к ней вплотную, будто сталкивая обоих. Смотрел дико и неизбежно, мышцы его сводило судорогой, так как каждую секунду плечи отводил назад. ― Не смей сюда приплетать Ханну. Я умею брать на себя ответственность, умею принимать решения, от которых будет зависеть мое будущее, но это принимать я не стану, ― показывает жестким движением руки на бумагу. ― Нам всего двадцать лет, Лизи, мы слишком молоды, и ты должна была думать, когда залетала от какого-то придурка. Зато вешаешь на меня этого ребенка.

Лизи фыркнула, на секунду отвернувшись, видимо, обдумывая, чтобы сказать. Затем оглядела с изящной многозначительностью лицо любимого.

Я забыла, как дышать, готовясь услышать дальнейшие слова.

― Окей. Если ты не готов принять очевидные вещи, тогда я поступлю по-другому.

Эрик опешил от такой резкой смены: от жалости к величию. Выгнул бровь, выжидая нападки от девушки.

― Расскажу все Ханне. Ой, да, еще твоему отцу. Думаю, мистер и миссис Росс обрадуются.

― Ты не посмеешь! ― ноздри раздулись, воодушевляя в нем беса.

Бофорт невинно улыбнулась, впуская в себя большое количество негативных эмоций, как настоящая колдунья. Она питается за счет своего тщеславия, и Эрик стал главной мишенью, ― вытрясти все, чтобы оставить ни с чем.

― Посмею, милый, ― напоследок бросила она, демонстративно развернувшись. ― Хотя мне не стоит ей рассказывать, все и само как-то прояснилось.

Эрик поднял свои стеклянные глаза на меня.

Вздрогнула от произнесенных слов, понимая, что меня заметили. Лизи оглядела каждого из нас со слащавой улыбкой, повернулась и направилась вперед, виляя задом, как профессиональная модель, чем больше раздражая. Нет, Лизи Бофорт даже с таким видом остается сукой.

Вышла из-за колонны, перевела внимание на парня, который значительно осунулся под напором моего взгляда. Мне нужны ответы на все, что здесь произошло.

― Ханна, ― начал он, но приоткрыв рот, так и замер, судорожно запуская пальцы в волосы. ― Ханна…

― Я знаю, как меня зовут. Куда интереснее узнать, что она сейчас сказала? Почему…

― Детка, я…

― Эрик, объясни мне, ― требовательно перебила, оставаясь на месте и не двигаясь. Я…больше всего боюсь оказаться в его власти и забыть все эти слова, как сон. Мне нужны ответы. Мы и так начали встречаться на обмане, а теперь пора уже открыться. ― Почему она говорит, что это твой ребенок?

― Это не мой ребенок. ― Уверенность в каждом его движении, но мне это не кажется. Тут что-то не так…

― Тогда чей?

― Я… ― затряс головой, подбирая нужные слова, и сделал ко мне шаг. ― Я не знаю, возможно, какого-нибудь левого парня. Черт! Говорю тебе, что это не мой ребенок. Поверь мне, любимая.

― Я не знаю, чему верить, Эрик, ― вдруг призналась я, забывая, как совсем недавно мы были близки. Как легко могли подойти друг к другу и заключить в объятьях. Как нам было хорошо вдвоем. Теперь же…неизвестная перегородка стоит между нами. ― Понимаешь, трудно признать твои слова ввиду того, что от ТЕБЯ залетела другая девушка и всеми способами пытается ТЕБЯ заполучить. Господи, как же это иронически все звучит.

― Тебе смешно? ― Нахмурился он.

― До нелепости смешно. Все это, ― всплеснула руками, ― все, что тебя окружает, сводится к каким-то новым играм. Сначала этот дурацкий спор, а сегодня узнается, что Бофорт беременна. Браво.

― Ты хочешь сказать, что от меня одни проблемы?

Черты лица Эрика заостряются, когда он произносит это вслух. По сей день я тщательно умиряла пыл отголоска в разуме, не старалась на него вести, только, по-видимому, все само собой решилось.

― Ты ― сам для себя проблема. Посмотри, какой результат ты получил от своих прежних привычек. Ты каким-то образом умудряешься приносить на свою задницу одни лишь конфликты, нестыковки и приключения, а страдать приходится твоим близким людям. И я…в очередной раз подвергаюсь этому. Господи! ― Устало закрыла руками лицо, погружаясь в темноту своих грез. Горько вздохнула, переваривая в себе последние минуты. ― Я же могла предположить, что все так и окажется.

Судя по всему, мой вариант ответа чересчур подвел его к краю пропасти, потому что за считанные секунды передо мной вырос совсем иной человек. Часть маски спала.

― Если ты не хотела быть со мной, то зачем простила? Зачем говорила, что любишь меня? Зачем заставила меня сходить по тебе с ума и все время быть рядом с тобой, словно ты для меня ценность? Зачем проводила со мной вечера? Зачем?! ― На последнем вопросе он сорвался. Эхом вопрос разнесся по всем коридорам кампуса, от чего я тут же съежилась. Как бы никто не осмелился посмотреть, какая драматическая картина разворачивается посреди учебного дня.

Опустила руки вдоль тела и взглянула на него.

― Потому что я действительно тебя люблю.

― Я тебя не понимаю, ― поднял плечи и скрестил руки на груди, негодующе возражая. ― Ты же так хорошо думала о том, чтобы сделать меня виноватым. Так можешь продолжать дальше.

― Ты не виноват, просто не хочешь понять, как это задевает других. Тебе плевать на мои чувства, Эрик. Даже сейчас, признаваясь мне, ты всеми способами закрывался от меня. Не давал читать то, что тебя тревожит. Это больно.

― Я не закрывался от тебя. Да, мы спали с ней, больше ничего между нами не было.

― Хорошо. Ты спал с ней до того, как мы помирились? ― поисковый вопрос задала я, с целью определится, смог ли он победить в себе эгоизм и не лгать никому.

Но в ответ последовала тишина. Тишина, за которой скрывалось многое, чего я не знала.

― Значит, спал… ― тихо изрекла, смеясь над изменившейся ситуацией.

― Я не осознавал, что тогда делал. Мною двигали алкоголь и желание как-то забыться.

― Но ты решил именно так поступить. Я все поняла. Нам не стоит обсуждать больше ничего. Мне надоело жить по твоим правилам, ― быть в неведении. Быть дурой, за чьей спиной смеются. Быть тем, кто просто помогает тебе выйти из подгребной ямы. Лучше разберись со своими демонами в голове сам, Эрик. Потому что между нами ничего никогда не получится, если ты не сможешь побороть в себе свою трусость и излишний эгоцентризм. Не впутывай меня в то, что принесет тебе поражение, пока сам не научишься выигрывать.

― Ты не уйдешь, ― обнадеживающе вымолвил он скорее для себя, нежели обманывая меня. ― Из-за этого долбанного ребенка?

― Из-за твоих слабых сторон. Решай свои проблемы без меня!

Не упуская возможности, направилась в обратную сторону, перебирая ногами так, чтобы за мной оставались огоньки от огня. Хватит всего этого неизгладимого притворства. Пора уже стать взрослыми, но кто-то отчаянно мечтает о своих вершинах, не применяя своей силы.

24 глава

Наши дни

Ханна Эллингтон

― Вы… ― Я, кажется, потеряла дар речи, когда осознание того несуществующего факта ворвалось в мое сознание.

Сколько бы годов я не представляла себе крушение корабля среди водной глади, где поблизости не было никакой живой души, все было схоже с мировыми тенденциями фильмов, как, например, «Титаник». Мама мне рассказала настоящую правду за место той сказки, за которую из года в год цеплялась, мечтая о том, чтобы все оказалось не былиной. Но настоящая причина отсутствия в нашей с мамой жизни человека, которого назвать «отцом» язык не поворачивается, ранила куда значительнее и оставила самые отрицательные эмоции по отношению к нему.

И теперь он стоял передо мной. Высокий, статный, немного сутулый, смуглый, загар не выделял его возраста. Темноволосый, хотя седина брала свое и выделялась как на отросшей щетине, так и на волосах, в частности на висках. Глаза были веселыми, в них переливались сапфиры, которые были и у меня, изо дня в день выделяли мое лицо среди темноты. Лицо с квадратной челюстью, высокими скулами и с глубоко посаженными глазами, спрятанными за очерками бровей. Он был похож на меня. Точнее…я переняла все от мужчины, восемнадцать лет который был для меня мертв.

Ноги меня не могли больше держать, благо присутствие Эрика помогало быть наплаву. Я еще злилась на него после недавнего нашего откровенного и запудренного разговора, но на место злости пришло другое чувство, ― самое глубокое и неизмеримое. Почва слишком была склизкой, облепляя меня со всех сторон.

― Я понимаю, как все это выглядит, Ханна. Спустя столько лет прийти к вам, как ни в чем не бывало, но и на это есть причины, ― объясняясь, мужчина заметно нервничал, все время поправлял свой галстук и пиджак.

Он выглядел аристократично: при дорогих часах от Rolex, зализанные волосы, наверное, недешевым гелем, опрятный костюм, сочетающийся с галстуком и белоснежная рубашка, свидетельствующие о том, что его положение в обществе выше ступени предпринимателя. Офисный вундеркинд.

― Я… ― Прокашливаюсь, так как во рту образовалась засуха, держа все это время рот приоткрытым. ― Мама знает?

― Ну, она знает о том, что я приехал в Нью-Йорк, даже знает, что я хочу увидеться с вами. Только…

― Только она не желает впускать тебя в свою жизнь обратно. Понятно. Тогда зачем я тебе нужна? Вроде бы ты хорошо жил без нас все эти годы. Я верила в причудливую легенду о том, как моряк погиб во время шторма. И всем жилось прекрасно.

― Значит, твоя мама решила меня «убить», ― усмехнулся он.

Я продолжала стоять с каменным лицом и прижиматься к знакомому телу. Эрик поглаживал рукой меня по спине, не отпускал, держал так, словно от этого зависело, угожу ли я в лапы малознакомому человеку. Главное, он был здесь в такую минуту.

Я с неприязнью во взгляде глядела на высокого брюнета, выражала в доступной форме отношение к нашему знакомству. Хотелось бы видеть в первый и последний раз.

Заметив, что мне ни капельки не смешно с его слов, он нервно пригладил волосы и на секунду неловко отвел взгляд.

― Я приехал ни к тебе, Ханна. А к вам. Нам нужно многое обсудить, что связано с прошлым и настоящим. Есть вещи, которые скрывал и я, и твоя мать.

― Как прозаично, ― смешок сам по себе вырвался, и я скрестила руки на груди. ― Моя мама не стала бы никому НИКОГДА врать. Если ты желаешь навешать на нее кучу обвинений, то засунь их в одно место. Мы в тебе не нуждаемся.

― Но, Ханна…

― Нет. Я не хочу знать, кто ты такой, какая у тебя жизнь, есть ли у тебя дети и все такое. Мне достаточно того, что мой отец живой и где-то живет. Все. Пожалуйста, возвращайся обратно.

Мужчина сделал выпад вперед, и по инерции Росс встал передо мной, загораживая любую попытку со мной завести контакт. Я критически посмотрела через плечо парня на своего отца.

― Я люблю Марту. Пусть прошло много времени, я никогда не забывал ее и все время пытался искать, так как ошибка оставляла мне не только душевную рану, так и физическую. Я многие годы корил себя за свое необдуманное решение, ибо был совсем глуп и следовал мнениям других, так прошу, дайте мне все объяснить.

В памяти всплывает обрывок разговора мамы с каким-то абонентом. Она разговаривала тогда с ним. С мужчиной, которого любила и которого в одночасье потеряла. Мой отец упустил ее по своей наивной глупости, будто его мать была центральным проповедующим источником. Это не так.

― Любишь? Какая может быть любовь, если променял человека за свое предназначение? Так не делается. Извини, мне надо идти. Я тебе ничем не могу помочь.

Я направилась к двери, за мной следом по пятам шел Эрик, остерегая от мужчины.

― Ханна!

Добралась до двери подъезда, разблокировала ее и ворвалась внутрь, перепрыгивая ступеньки. Я знала, какие оправдания будут у этого человека, но чтобы приплетать сюда обезображенную любовь, от которой пострадала моя мать, сверх нелепости и абсурда. Его выходка доказала мне одно, ― все люди любят слушать кого-то другого, нежели свое сердце.

Добравшись до двери нашей квартиры, достала ключи и с трясущимися руками все никак не могла вставить их в замок. Сердце стучало с молниеносной скоростью, совершая настоящие кульбиты и развороты на сто восемьдесят градусов с разбега. Дрожь сковывала действия, поражала чувствительность, что реагировала крайне вспыльчиво. Попыталась сделать еще раз и выругалась себе под нос, хватаясь за голову. Боже, во мне разразилась атомная война.

― Давай, я помогу. ― Вздрогнула, когда его пальцы коснулись моей холодной кожи, забирая ключ.

Немного отошла назад, давая возможность открыть дверь, и, стоило ему повернуть пару раз ключ, дверь поддалась. Я так и замерла на месте, глядя ему в глаза. Все эти дни я могла только учинять себе катастрофу под названием «кидаться из стороны в сторону», я так ненавидела его, в то же время любила; так хотела обнять и одновременно придушить; хотелось услышать голос и забыть. Все во мне противоречило по отношению к Эрику Россу. С одной стороны, было совестливо из-за того, что я оставила его в кошмарной ситуации с Бофорт и назвала проблемным, с другой, ― чувствовала себя преданной, когда он признался в этой коварной сцене. Спать с ней во время нашей ссоры ― схоже с гранатой, брошенной прямо под ноги.

И когда меня стало отпускать от иронической встречи отца и дочери, на подкорке сознания зацепилась тема про нас с Эриком. Вспомнилась вся та гниль, окружавшая нас уже целый месяц.

― Ты в порядке? ― испуганно спросил он, дернувшись ко мне и заглядывая в глаза.

Отвернула голову, боясь быть прижатой мрамором, и проронила несколько слов.

― Спасибо, все хорошо. Ты можешь идти, вдруг у тебя дела.

Обошла недоуменного парня стороной и зашла в свою квартиру. Потянулась за ручкой двери, стала ее закрывать, как Эрик протиснулся между щелью, снова раскрывая дверь.

― У меня нет дел, Ханна. Ты же сама об этом знаешь, если дело касается тебя, ― мускул на лице дернулся, когда он попытался улыбнуться одним уголком губ.

― И все же, не хочу тебя задерживать.

― Господи, ты меня не задерживаешь. Я не хочу, чтобы ты уходила в себя после случившегося. Я должен быть рядом с тобой.

― Мне не нужна поддержка и тем более твоя помощь, ― сквозь зубы выговорила, толкая парня обеими руками за порог дома. Почему когда тебе хочется остаться одной и обдумать накопившееся, все считают, что ты нуждаешься в попечении? Это выводит из себя. ― Уходи, Эрик. Я не желаю никого видеть.

― Я не уйду, ― запротестовал, убирая руки со своей груди. ― Я останусь здесь до той поры, пока ты не успокоишься. Ты до сих пор вся на нервах и можешь сделать все, все угодно.

― Да что с тобой? ― Топнула ногой и подняла голову вверх, будто молясь богу избавить меня от парня. ― Почему ты вечно препятствуешь моим просьбам?

― Потому что я хочу быть с тобой. Хочу поддержать, а не держаться от тебя на нормативном расстоянии.

Стиснула зубы, сдерживая хищного демона, готовый наброситься на Эрика. Мама, подруги, теперь он ― все думают, какая я повернутая в плане перенесения пережитых стрессовых моментов. Да, мною явно правит экспрессивная сторона, когда дело касается многих столкновений с реальностью, но я уже давно знаю, какого переживать каждый день в этом захудалом районе, терпеть над собою издевательства жизни и ставить эгоизм превыше разума.

Опустила глаза в пол, прикрыла их и медленно досчитала до десяти. За этот месяц я пережила куда больше стресса, чем за последние полтора года. Его невозможно назвать самым необычным. Хуже всего, ― ты уже не знаешь, что делать со своими внутренними переживаниями и наружными дилеммами.

― Эрик, пожалуйста, оставь меня в покое! Мне сейчас хочется побыть одной…

― Нет, ― отрицательно мотнул головой, врываясь в мое пространство своим запахом, от которого теплота распространяется по всему телу. ― Я не оставлю тебя одну. По крайне мере до прибытия твоей мамы.

Мама. Господи, мне же еще предстоит рассказать об этом увлекательном столкновении с моим биологическим отцом. Даже страшно представить, какой удар схватит её при одном упоминании этого человека.

Подергала ногой, находясь на распутье: впустить или послать к чертям Росса, но тут же обессилено сдалась, так как не хватало мне замкнуться в себе от очередной депрессии. Он прав. В таком состоянии я могу сделать все, что угодно. Меня затянет в водоворот нескончаемых подавленных терзаний.

Отступила в сторону, приглашая войти парня в нашу маленькую квартирку. С глухим ударом закрыла дверь, повернула замок. Сняла с себя быстро пальто и ботинки, отставив в сторону, и развернулась к Эрику, чуть не ударившись лбом об его подбородок. Он был максимально близко ко мне. Раздражая или же предвкушая новые во мне ощущения. С ним всегда идет все в хаотичном порядке.

― Куртку можешь положить на стул, и под ним оставить обувь. Я буду тебя ждать на кухне, ― тихо уведомила его, обойдя стороной и сделав вид, что не заметила многозначительного взгляда, проникающий под слой кожи.

Налив воду в чайник, поставила его нагреваться и полезла за чашками в шкафчик. В этот момент из прихожей донеслись шаги парня, который медленно прошел на кухню, крутя головой. Он изучал каждую мелкую деталь, что отделяла его хоромы от нашей скромной квартирки, хмурился, когда замечал что-то странное, и был настолько серьезен, точно оттеняя совсем иного Эрика Росса.

― Кофе или чай? ― безапелляционно спросила, с грохотом закрыв шкафчик.

― Кофе, ― осведомил он и продолжил дальше рассматривать маленькую кухню.

Мне не было стыдно или же растеряно в том, что он нагло ворвался в квартиру; находится среди белых простых стен и оценивает каждый предмет с таким укоризненным взглядом, что невольно думается, прикидывает цену на каждую утварь. Просто так непривычно видеть этакого богатенького парня в районе, где мало кто может себе позволить Ауди или же квартиру на Манхэттене.

Приготовив каждому из нас разные горячие напитки, я поставила на барную стойку чашки, приготовила свои любимые печенья и пригласила его за стол. Эрик, не раздумывая, уселся напротив меня.

― У вас здесь мило, ― отозвался он и помешал ложкой свой кофе. ― Не всегда видел такие дома, где семейная любовь растворяется в каждом предмете.

Облизала пересохшие губы, понимая, к чему он клонит. Признаюсь, мне жалко Эрика, что отец не ставит его ни во что и пытается им торговаться, будто он ― экспонат выставки. Никто не выбирает родителей, и он не исключение.

― Ханна.

Исподлобья взглянула на него, тем временем отпивая свой горячий чай и закусывая овсяным печеньем.

― Почему ты не стала выслушать своего…кмх, отца?

Мне показалось, что он хотел задать совсем другой вопрос, не касающийся темы, выдвинутой им сейчас. Только, видимо, он смог почувствовать, насколько во мне все запуталось и так затуманило голову, от чего я не способна в данную минуту заводить с ним разговор о нас. Ничего вообще не хочу слышать. Пока для меня тема останется частной.

― Он бросил маму в молодости из-за того, что так велела ему его мать. Поначалу я считала, что он умер, как обычно случается во многих семейных парах, а тут история получила другое значение. Мой… ― Слова застряли в горле. Трудно называть его отцом, когда он так таковым не является. Для меня. ― Этот мужчина шел вперед без мамы ради получения какого-то титула и создания идеальной семьи. Он даже не знал о том, что я появлюсь на свет через восемь месяцев, так как пропал в ту же секунду, как согласился. Именно поэтому этот человек не заслуживает ни моего, ни маминого шанса, ибо еще восемнадцать лет назад решил, что для него главнее.

― Может, ты не знаешь всей истории, почему он так поступил? ― предположил Эрик, сделав глоток и выразительно оглядев меня. В груди защемило, когда его глаза зацепились за мои губы, и огонек на дне зрачка начинал оживать. ― Имеется в виду, почему вас бросил.

― Я вижу его таким, каким представляла в своей голове: настырный, решительный, галантный и до тошноты богатый. Так что…не думаю, что в ближайшее время я захочу с ним связываться. Да вообще он больше меня не увидит.

― Почему это?

Росс нахмурился, и я тут же прикусила свой болтливый язык, чуть не проговорившись насчет места в Лондонском колледже. Черт.

― Это я так…образно. Не бери в голову.

Чтобы скрыть свое вранье, я пригубила чай. Эрик должен знать, хотя бы должен был узнать, но думаю, теперь это уже останется не важным. Мы в очередной раз запутались.

― Ханна, ― начал он и сразу же замешкался, не зная, что бы сказать в такой ситуации.

Во мне еще клокотали обрывки моего разговора с отцом, нервы истощали самый смертельный яд, а грудь сдавливало от осознания, что этот человек решил давить на слабые места и ворваться в нашу жизнь, как ни в чем не бывало. Вот только рядом с Эриком я забыла о нем. Забыла об своих кошмарных днях, проведенных без него и в новых потоках удушения.

Сидя друг напротив друга, я не могла не оторвать взгляд от кофейных глаз, отпечатывающихся в моей душе. Труднее всего было выстоять свое самообладание перед парнем. Наши коленки под барной стойкой соприкасались, создавали трение между собой, что было непозволительно для разума.

― Я… Понимаешь, я…

В прихожей зазвучал открывающийся замок, и мы оба повернули головы в проем, откуда через минуту появилась моя мама. Она выглядела немного уставшей, сгорбившейся и истощенной. Ее затуманенный взгляд остановился на нас. Мама глядела пространственно, не вникая в происходящее, а потом ее красивые губы скривились, когда глаза остановились на фигуре парня.

― Миссис Эллингтон, ― учтиво поздоровался Эрик, встал со стула и выпрямился. ― Простите, что так неожиданно.

― Очень неожиданно, ― холодно проговорила мама.

Эрик покосился на меня, сохраняя при этом маску собранности, затем снова посмотрел на мою маму и сказал:

― Тут кое-что произошло. Я не мог оставить Ханну одну до появления вас. Но я уже ухожу, мне все равно нужно по делам. Вам как раз нужно будет поговорить…

Он снова на меня посмотрел, взглядом намекая, что я обязано ей рассказать о встречи отца и дочки. Потом замявшись, пошел в коридор, оделся и, выглянув, попрощался. Я улыбнулась в ответ, говоря об этом, как благодарна ему за его поддержку. И Эрик скрылся, оставляя меня с мамой наедине.

Посмотрела на нее. Наши взгляды схлестнулись и не оставило труда разглядеть, как ее пробила мелкая дрожь от осознания, к чему приведет это затянувшееся молчание.

25.1 глава

― Пообещай мне, что не будешь больше с этим человеком разговаривать? ― взмолилась мама, беря в свои руки мои холодные ладони. Я глядела на нее, нахмурившись, но в то же время в моем взгляде читалась блеклая печаль. Я понимала ее. Понимала, почему хочет отгородиться от мужчины, которого, возможно, все еще любит.

Я смогла дрожащим голосом пояснить недавний случай, рассказать, что от меня хотел мой же отец. Ее миловидное лицо сразу же, стоило заикнуться, перекосило в гримасе злости и неприязни. Из самого сердца вырывала трудные слова, выговаривала, следила за ее реакцией, а потом замолчала, порождая вокруг нас статическое негодование.

― Ханна, пожалуйста, не слушай того, что он пытается тебе объяснить. Он легко может тебя впутать в проблемы, от которых мало-помалу страдают люди. Прошу. Мое сердце и так не намести после его появления в нашем районе, в нашей жизни, и мне не хочется даже видеть его.

― Не переживай мамочка, ― уверила ее, вырывая ладони и сжимая ее плечи. Я заглянула поглубже в окаймленные серебристой пленкой глаза, выискивая хотя бы что-то, требующие немедленного ответа. Но мама умела скрывать в себе все, чувства и эмоции. Иногда мне казалось, что она не умеет жить, подчиняясь зову материнства и полностью лишаясь своего счастья. ― Я не буду разговаривать с Джозефом…

Мама прикрыла глаза, словно принимая на себя удар хлыстом из-за произнесенного мною имени отца.

― Ох, милая, мне так жаль, что тебе пришлось столкнуться с ним один на один…

― Не совсем так. Эрик был рядом. Он старался защищать меня от него.

Кротко кивнула женщина, отвернувшись, и мысленно что-то подсчитывая.

Наше положение было слегка не объятым: мама сидела на корточках, опираясь об мои колени, я ― на стуле, расположенный около холодильника, на который обычно ставят пакеты с продуктами. Поглаживала волосы ей, пальцами массировала голову, чтобы вселить в нее успокоение от прожитых дней. Эти дни самые жгучие за прожитые годы. Таким образом, легко можно заработать мигрень или того хуже, случится удар.

― Мам, ― несмело выговорила, глядя на свои пальцы, как они утопают в светлых волосах женщины. ― Расскажи, кто мой отец.

― Твой отец… ― Уперлась лбом об мои коленки, судорожно выдохнула и снова посмотрела на меня. В ней боролись миллион противоречий. Но я должна знать, кто мой биологический отец. ― Полное имя Джозеф Кэмпбелл. Мы с ним познакомились, когда я только поступила в университет. Красивый, умный, при всех данных, очаровывающих девиц, был заядлым гонщиком на мотоциклах и умел цеплять любую девушку. Случилось так, что наша встреча оказалось самой обычной из серых будней: пробегавшая мимо девушка по направлению к знаменитому парню университета, задела меня сильно плечом и все мои вещи на руках разбросались по полу. Она даже плечом не повела, следуя вприпрыжку к нему, а мне пришлось с возмущением выругаться под нос и начать собирать миллион конспектов. Я не сразу заметила, как чья-то рука протянула мне собранные в тонкую стопку листы, и, когда я подняла голову на спасителя, дышать перестала. Передо мной на корточках сидел сам Джозеф, улыбаясь во все свои ровные белые зубы. Он что-то мне тогда сказал, а я лишь продолжала на него смотреть и считывать с его непроницаемого лица странные эмоции.

Она горько усмехнулась, вспоминая те молодые годы, ведь тогда казалось, что мир с этим человеком будет намного прекраснее.

― Мы повстречались два года. Его родители не очень восприняли новость «Сын известных адвокатов встречается с простой девушкой». Одна мысль о том, что дело может дойти до свадьбы, их сводило с ума, потому что между нами существовали очень прочные и страстные отношения, связывающие между нами не только притяжение; нечто большее. Поэтому за моей спиной искали достойную кандидатку, которая легко сможет стать источником новых вложений. Его мать… ― За последние дни я только и слышу о ней не в самом лучшем свете. И, пожалуй, она становится моим врагом, который растоптал жизнь моей мамы, решив, как бездарно будет выглядеть элита на фоне прокаженных. ― Его мать уговорила его бросить меня. И он повиновался. Взял, бросил и скрылся, даже не выслушав меня. Я уже тогда знала о тебе, Ханна. Знала, что беременна тобой от этого человека. А он…сбежал, послушав свою милую мамочку.

― Почему она тебя не любила? ― спросила до того, как успела подумать. Не может быть такого, что миссис Кэмпбелл не возлюбила маму только из-за отсутствия статуса в аристократическом обществе.

― Скорее не «не любила», а ненавидела. Она видела во мне достойного соперника или же ту, которая «сможет сломить ее сына». В мое присутствие ухитрялась обманывать близких людей, играя больного человека. И мне приходилось каждый раз уходить с того дома. Идти в общежитие сквозь черную, зябкую и устрашающую мглу, стирая попутно слезы.

― Ох, мама…

Я потянулась к ней, обнимая так, будто единственным источником воздуха была я. Ее родная кровушка, с кем прожила многие невзгоды, дарила материнскую любовь, воспитание, счастье, и пусть многим не могла обделить в связи с трудным положением. Я не хотела бы себе другую маму. Она ― моя любимая, лучшая и самая искренняя мама, сумевшая встать самостоятельно на ноги.

― Не знаю, как он теперь живет, только знаю, что женился на какой-то немецкой модели, переехали в Колумбию, появились на свет близнецы, и живут себе припеваючи, тем временем как выбросил меня из сердца.

Ее тело содрогнулось от выступивших слез, и я сама не могла сдержаться. Хуже всего видеть, как мамочка плачет, от чего на меня перекладывается огромный груз ― вместе пережить это испытание. Это больно, осознавать, какое может быть у человека сердце черствое, что в нем больше не остается места для настоящей любви, которое было в его жизни.

Мы просидели в полной тишине десять минут, плакали, не отпускали из объятий, каждый думал о своем. Как только дыхание немного выровнялось, слезы иссохли на щеках, я прошептала ей в макушку, уверенно и твердо, потому как была якорем, который спасет ее от удара судьбы:

― Я сдержу свое слово мама, и ни за что не стану подвергать тебя напасти. Он выбрал свою жизнь, так пусть живет в ней без нас.

Она отстранилась от меня, любовно разглядывала мое лицо, затем коснулась руками моих щек, большими пальцами вытирая остатки влаги, и коснулась губами лба. Таким способом она передала всю свою признательность, за то, что в ее жизни есть замечательная дочь, умеющая ценить не только свои чувства…

25.2 глава

Неделя экзаменов пролетела незаметно, учитывая, как складно получалось выходить из концепций в виде «завалов» вопросами. М-да уж, пропустить перед сессией и практикой две недели учебы ― полнейшее мучение для моей головы и нервной системы. Я буквально была выжита, как лимон, выходя из кабинетов, где принимали экзамены. Словно эти экзаменаторы хотели поиграть на пианино, но вместо клавиш использовали мои не стальные нервы, проигрывая симфонии Моцарта или же а-капеллу Шуберта. Слава богу, неделя закончилась и впереди меня ждала двухнедельная практика, после которой… я последние дни проведу в родных местах, рядом с моими близкими людьми.

В моей голове это звучит не очень воодушевленно. Кажется, будто постепенно утрачивается какой-то смысл, с которым мне посчастливилось столкнуться в местах, называемыми домом.

Медленно ступаю по коридору кампуса и мысленно прокручиваю список. Список «Отъезд в Лондон». Я составила его на этих выходных, и признаюсь, чересчур сильно втянулась в процессию ― подготовиться к новым экзаменам, собрать вещи, посетить бухгалтерию, кафедры, деканат за подписями и некоторыми документами, заказать билет, отметить, какие вещи взять и какие оставить. Мама даже назвала меня чокнутой, ведь я брала в свои руки столько дел, требующие выполнения очень длительное время. А мне хотелось сделать все заранее и забыть на Рождество и новогодние каникулы этот хаос.

Еще предстояло об этом сообщить девочкам. О, боже, это сплошное издевательство.

Не заметила, как в кого-то врезалась и растерянно захлопала глазами, когда боль отразилась в предплечье и вывела меня из транса. Подняла виновато глаза на человека, и хотела было извиниться, но слова так и застряли в горле. Передо мной стоял мистер Эндрюс, смотря на меня с настороженностью, всем видом выдавая свою грозность, как на дне его зрачков промелькнула досада. Сглотнула тяжелый ком. Мы так и не разговаривали после всего случившегося.

― Здравствуйте, мистер Эндрюс, ― решилась первая сказать, нарушая нашу затянувшуюся паузу.

Мужчина прижимал к своей груди несколько листочков, и одна из них все же выпала из стопки, падая на пол. Спохватилась, нагнулась, взяла лист с работой какой-то студентки и, выпрямившись, протянула ему руку.

Он смотрел на этот листок пристально, затем и вовсе нахмурился, явно недовольный данным жестом. Обстановка накалялась.

― Кмх, ― откашлявшись, все же отмер мистер Эндрюс и взяла с моих рук листок. ― Спасибо, Ханна.

Его голос прогремел, как железо, когда по нему бьют. И это вовсе не напоминало дельную или же деловую беседу студентки и преподавателя, скорее я в его глазах казалась кем-то противоестественным, то есть была никем. А он своей государственной должностью и ястребиным взглядом пытался это доказать, особенно когда мистер Эндрюс привередливо сканировал мой внешний вид. Неужели мы уже до такого скатились? Ненавидеть сдостоинством? Боже.

― И извините меня, я вас не увидела, ― смущенно подытожила, тем самым завершая наш разговор.

Алекс ничего не ответил. Кивнул головой, развернулся на своих лакированных ботинках и пошел прочь. Я же осталась стоять и глядеть в спину мужчины. Всегда что-то может пойти не по правилам. Мы либо командуем, либо сдаемся ― одно из действующих преимуществ жизни. Жаль, что Алекс не может понять, какого это любить и тем временем ненавидеть человека, задыхаясь в своих чревоугодьях.

После нашего непреклонного столкновения, где каждого из нас держали цепи не уютности и дискомфорта, я полностью погрузилась в инструктаж, который вела студентка выпускной группы. Она объясняла нам около часа систему прохождения практики, затем отвела нас на цокольный этаж, где располагался кабинет с необходимым материалом для работ, чуть позже провела нас в аудиторию, еще полтора часа разъясняла квалификационные распорядки и как вести документацию; распределяла на группы студентов, чтобы выстроить график посещений, а также сообщила, что в конце практики нас посетят известные модельеры.

― Они будут оценивать последними, чтобы подвести итог и выяснить, кто действительно обладает удивительным талантом и умеет создавать из ничего великолепный антураж. От этого также зависит ваше дальнейшее расположение среди них и рекомендации. Пока сказать не могу, кто именно станет экспертным жюри, но не гарантирую, что это будет рай. Вам придется работать на износ все эти две недели. Это очень мало. По своему опыту знаю. Найти задумку, воплотить ее, сделать эскизы, собрать материалы, подготовить чертежи и, наконец, создать наряд…

Когда девушка закончила говорить и объявила, что лекция окончена, многие подорвались сразу же с места, спеша покинуть помещение. Попутно собирая вещи, следила за всеми моими сокурсниками, которые переговаривались между собой, обсуждая теории насчет жюри. Всем хотелось увидеть ту или иную известную личность, я же это воспринимала, как нечто преувеличенное. Не хочется загадывать все наперед.

Когда я спустилась по ступенькам вниз, в аудитории никого не осталось, за исключением девушки. Брюнетка укладывала все демонстрационное оборудование на свое место, отключала каждый прибор. Вдохнула и рвано выдохнула, схватившись за ручку сумки. Подошла к ней ближе. Девушка, заметив движение краем глаза, вздернула голову, отсутствующим видом оглядела меня и стала ожидать моего вопроса. Мне она показалось очень знакомой.

― Прости, что отвлекаю, но можно кое-что у тебя спросить? ― без заговорщических напутствий пустилась вперед.

― Валяй, ― бросила она и повернулась всем своим телом ко мне. Я еще раз внимательно очертила взглядом каждую волосинку, морщинку на ее лице, и меня тут же осенило, кто она такая. Это же… ― Не знала, что ты увлекаешься мерчандайзингом. Казалось, ты более склонна к финансистам, которые ищут себе ценность.

― Прости? ― Не сразу поняла, к чему она клонит.

― Так, мысли вслух. Не воспринимай мои слова всерьез, просто ты мне не понравилась с самого первого дня знакомства.

Значит, я была права. Это та девушка, с которой Эрик пришел в кафе, обжимался с ней по углам и якобы она является для него только другом. Верилось нелегко, исходя из слухов и репутации в стенах учреждения.

― Оу, это взаимно.

Брюнетка вскинула подбородок, подавая вызов, сложила руки на груди и пристально уставилась на меня.

― Ты дерзкая да еще умная. Качества, которые редко тесно связаны между собой. Да, я наблюдала за тобой эти недели, ― поспешила оправдаться она, когда я удивленно выгнула бровь. ― Хотела понять, кто ты такая.

― Узнала?

― О-о, более чем. Ты точная копия меня. Я тоже не отличаюсь покладистостью или же грацией лани. Меня кстати зовут Зара.

― Ты русская?

― Да. Приехала сюда по обмену, потом оказалось, что мой балл соответствовал требованиям университета и перевелась.

Точно. А я все никак не могла понять, почему ее акцент очень искажен, что временами буквы у слов съедаются или же растягиваются до глухой звучности.

― Понятно, ― прикусила нижнюю губу. ― Меня Ханна зовут. Но думаю, ты и так знаешь.

― Конечно, Эрик мне рассказывал про тебя.

― Правда? ― изумилась и поменяла позу, скрестив ноги, словно закрываясь от чего-то. ― Что он говорил про меня?

― Ничего значительного. Просто проинформировал, кто должен ревновать его ко мне, ― лукаво выдала она и сделала такой вид, будто этого только что не говорила.

Во мне проснулись странные чувства: то ли гнев хотел передернуть меня, закипая от ухитренной сноровки Эрика, то ли благоговейный порядок держал в узде раскрепостившиеся чувства от понимания, что между ними ничего не было. Хотя это не меняет сути ― Эрик переспал с Лизи. Спал с ней, пока мы были в ссоре.

― Вообще, я подошла к тебе по-другому вопросу, ― вернулась к началу, отбрасывая тему по обсуждению Эрика в дальний ящик.

Я не могу…думать о нем, хоть и бывают уязвимые моменты, норовящие расцарапать и так покалеченное сердце. Мы за все эти дни после встречи с моим отцом больше не виделись. В стенах университета я его вообще не видела, словно человек, занимающий много места в мои мыслях, провалился сквозь землю или же стал невидимкой. Я каждый учебный день искала его взглядом, искала хоть какую-то зацепку, подтверждающая то, что Росс рядом со мной. Ничего.

― Конечно, задавай вопрос.

― Скажи, ты не жалеешь о том, что поступила именно на этот факультет, при этом не подразумевая, как все сложится в дальнейшем?

Зара встала в ступор от услышанного. Видимо, ей мало кто задавал такие вопросы или же советовался с ней, как с порицательным человеком, сделавший отчаянный шаг.

― После перевода на втором курсе, если честно, я жалела первое время, ― призналась она и вернулась к собиранию вещей, отводя глаза, но все же продолжила: ― Моя первая практика прошла ужасно. Экспертам не понравилось мое изделие, якобы оно не сопутствовало их взглядам или же тенденциям «сегодняшнего дня», поэтому завалили. Благо, баллы за мероприятия, в которых принимала участие, повлияли на текущий результат, так что я осталась и продолжила обучение. Чуть позже уже на следующий год я снова взяла раскрепощенную идею совместить броские и фланелевые стили, на этот раз представив целую коллекцию: от топов до платьев. Для них это был ужас, ― усмехнулась она и хлопнула громко дверями шкафа, возвращаясь ко мне.

― Тебе снова занизили результат? ― уточнила, хотя и так была уверена в ответе. Брюнетка казалась расслабленной, не показывая своих натянутых переживаний, только губы, плотно сжав, резюмировали о не совсем лучших временах того года.

― Меня чуть не выгнали, так как общий результат был на границе ниже нормы.

― А что было дальше?

― Я снова решила повторить трюк с этим дизайном. По крайне мере хотелось все же добиться справедливости. На тот момент времени я готова была сдаться, уступить место другим и все бросить. Сама подумай, я творческий человек и ищу красоту в тех вещах, которые, на взгляд, известных модельеров дикость и нелепость. Такие идеи никто не продвигает в модной индустрии, все стремятся подчеркивать гламур, эстетику розового или лазурного, грацию, циничность, гордость, только не эпоху тинэйджеров… ― Она подняла голову. Ее губы искривились, когда она выделила последние слова, взгляд изогнулся, и некоторые обрывки фильмом промелькнули на дне зрачков. ― И у меня получилось допиться признаний со стороны их высочества. И то, спустя два года, когда я сама многое переоценила в самовыражении своего внутреннего я. Я по натуре человек со странностями, бунтарка и вовсе не леди с порядочными манерами. Мне нет месту платьям или же костюмам, я люблю эксперимент и считаю, модельером становятся не за счет корректных рамок, а если человек ищет в себе потенциал. Но у нас все обесценивают.

― Например, авандгард?

― Именно. Это же такая мода, из-за которой руки покрываются сыпью, потому что никакой целевой значимости в ней нет. Просто вещи, созданные в пределах незамысловатых хитроумных форм. Говорят, что ассиметричны, на самом деле полный бред.

Зара перевела дыхание, локтями оперлась об стол, наваливаясь на него, и с многозначительность заглянула в мои глаза.

― Я смогла стать тем, кем являюсь сейчас. Мне от этого не холодно и не жарко, ибо понимаю, что мое предназначение уходит куда-то глубоко, где начинаются корни дерева моды. Смотря на тебя, ты тоже можешь стать лучше и своеобразней этих кукл, называющие себя модельерами, так как ты замечаешь многие скрытые мотивы. Мы с тобой похожи, Ханна. Очень. Теперь я смогла понять Эрика, что он в тебе смог найти.

Я содрогнулась, готовясь услышать значившие для меня слова.

― Ты ― стимул. Ты умеешь направлять людей, даже если это не подразумеваешь. Росс за последние месяцы сильно изменился, стал рациональнее относиться к вещам, и таким он мне нравится больше. Вот только…проблема в виде Бофорт все еще ставит под сомнение его стремление быть лучше для тебя, а себя в частности.

― Знаю, ― выдохнула и помассировала лоб, переваривая истинное значение слов. ― Это меня и пугает.

― Что? ― неудоменно переспросила.

― Что мы с ним очень разные, и место в его жизни для меня нет.

Она откинула голову и громко рассмеялась. Смех девушки заполонил пространство аудитории, дрожь, ничем не сравнившаяся с неуверенностью, отозвалась по телу. Ей слова показались смешными?

― Прости, просто это такая глупость, ― пальцем протерев под глазами остатки влаги от слез, девушка вкрадчиво заговорила: ― Ты поменьше слушай разум. Он никогда не ведет к верному пути, вечно напортачит, потом страдай, плачь, бросайся из крайности в крайности и т. д. Главное, прислушайся к сердцу. Я вижу, что между вами не только химия, где легко можно взорвать класс; вы готовы всему миру кричать о вашей любви. По этой причине я уверена, Эрик не допустит того, чтобы свадьба между ними состоялась. К тому же…Лизи точно не беременна от него.

― Что? Откуда ты знаешь? ― не веря ушам, эмоционально спросила. И тут же сдержала себя.

Господи, почему я так завелась? Это же не она беременна от Росса.

― Эрик попросил моей помощи, и я действительно хочу помочь вам. ― Пожала плечами, будто для нее помогать людям повседневность. ― Лизи не могла забеременеть от него, так как Эрик подходил к сексу с полным контролем над процессом. Он боялся быть втянут в аферу одной из шлюх, потому что все мы знаем, как многие базарятся на деньги миллионеров и как хотят их статус искоренить. Так что…

― Ты в этом уверенна?

― Полностью. А ты ― нет. ― Я печально вздохнула, лишь подтверждая ее слова, затем заметила, как настороженно девушка посмотрела на часы в телефоне. ― Черт. Мне нужно идти. Я бы с удовольствием еще поболтала, ведь я не закончила, ― подмигнула она, ― но дела ждут.

― Тебе помочь дотащить все эти документы?

― Ой, что ты. Я сама. Не думаю, что ты пойдешь в другой корпус. Ладно, я побежала. Было приятно пообщаться с тобой, но ты все равно мне не нравишься.

Я усмехнулась.

Брюнетка торопливо в одну охапку взяла документы, свои вещи и сумочку и на высоких байкерских ботинках побежала в сторону выхода. Она неожиданно замерла, повернулась боком ко мне и изрекла:

― Ханна, не забывай о том, что я только что тебе сказала. Эрик бывает иногда козлом, но он любит тебя больше, чем кого-либо другого. Пожалуйста, не сомневайся в нем, выслушай его. Не думаю, что ваша история должна закончиться на глупости под названием «Бофорт и ее внеплановая беременность». Удачи.

Мельком улыбнувшись, Зара дернула за ручку двери и скрылась в коридоре, оставив меня одну в этой аудитории. Поправив нервно волосы, с непривычки ощущаю под пальцами укороченные пряди.

Я хочу разобраться со всем дерьмом. Даже прямо сейчас, хоть и убеждена, что из-за Бофорт многое поменяется. Поменяемся мы в первую очередь…

Укутавшись в свое зимнее пальто, вышла на улицу, и морозный воздух ударил по лицу, как вода, заволакивая в сети холода. Меня затрясло, стоило воздуху проникнуть под плотную одежду. На улице уже практически середина декабря, осталось две недели до окончания семестра, также до Рождества. Уф, я еще толком не знаю, как пройдет вся эта суета, и сможем ли мы передохнуть после многих ударов судьбы. Мама все еще не может отойти после моей встречи с отцом, подруги то и дело стараются меня взбодрить, так как отказываются принимать меня за чужеродную, я же не представляю вариантов отмечать Рождество без Росса или же проводить зимние каникулы, последние дни, с ним и людьми, без которых будет тяжело в Лондоне.

Хочется по щелчку пальца всех переселить туда, как будто обладаю магией, и все, больше не о чем переживать. Но не все так просто.

Спускаюсь по скольким ступенькам, от чего ноги находятся в тягостном напряжении, затем ступаю на заснеженный асфальт и делаю один шаг, как со стороны доносится низкий мужественный голос:

― Ханна!

Выпрямляюсь, так как знаю, кому может принадлежать этак голос, появившийся в моей памяти совсем не так давно. Поворачиваю медленно голову и сталкиваюсь с морскими глазами, чей данный примитив унаследовала я.

― Что ты здесь делаешь? ― провозглашаю с ярой ненавистью, увеличивая между нами расстояние.

26 глава

― Привет, Ханна, ― запыхаясь, выговаривает каждую букву мужчина и смотрит на здание. ― Я думал, ты еще учишься.

― У меня практика, ― отрезала я, не желая вдаваться в подробности, которые явно не нужны ему. ― Я задал вопрос, что ты здесь делаешь? Разве мы не обусловились тем, что ты больше не появишься в нашей жизни? Я не хочу подводить свою маму и тем более расшатывать ей нервы.

― Понимаю, мое появление ни для кого радужно, но я хочу объясниться. Сначала мне хотелось поговорить с тобой.

Я сделала такое удивленное лицо, будто не ожидала всемирного благородства со стороны мужчины.

― Мне вот, например, с тобой не хочется разговаривать.

― Упрямая, как я, ― фыркнул Джозеф, осматривая мой внешний вид, и я заприметила беспокойство в его глазах. ― Ты замерзла?

― Что ты хотел?! ― раздраженно спросила, игнорируя его заботу по отношению ко мне. ― Если ты не объяснишься мне за одну минуту, то я свободно развернусь и уйду.

― Вечно вы, женщины, создаете условия.

― Время пошло!

― Хорошо, ― устало согласился он, хотя видно было по мимике лица, как ему не нравится, когда ставят его в неловкое положение. ― Но давай поговорим уединенно.

― Мне и здесь удобно…

На самом деле нет. Стоя уже минуту рядом с мужчиной, ветер еще сильнее поднялся, подгоняя пронизывающую погоду до дрожжи в костях. Настроение погоды сегодня не радует. Но я не желаю от него никакого попечения и тем более быть с ним один на один. Пока мы здесь среди многолюдности, это успокаивает и делает меня защищенной. Мало ли что он может устроить. Я его не знаю. И не хочу узнавать.

― Ханна, я же вижу, что ты начинаешь замерзать. Погода портится, лучше будет, если мы окажемся в каком-нибудь кафе и без препирательств поговорим. Я долго задерживать тебя не стану. Прошу тебя.

― Я не…

К нам подъезжает черный лакированный, видимо, недавно купленный Rolls Royce. Со стороны водительского места выходит молодой парень лет так тридцати, поджарый и очень смуглый, словно перебрал с кремом для автозагара, подбегает к стороне пассажирских мест, открывая перед нами дверцу авто. Брови произвольно сводятся на переносице. Смотрю на своего отца, показывающий всем своим видом, что отказ ― для него не свойственен.

Отмечаю мысленно галочкой: мой отец прирожденный лидер с тончайшим честолюбием.

Дергаю ногой, находясь на распутье выбора ― принять или же послать его к чертям, ― и, не найдя лучшего притязания, чтобы отказаться, соглашаюсь с ним поговорить где-то в другом месте. Мама меня убьет, сначала наорет, потом убьет, затем в лесу закопает.

Принимаю лестный жест со стороны парня, слабо и одновременно благодарно улыбаюсь ему и сажусь в чертову дорогую машину, где в нос сразу же врывается свежесть от кожи и дорогих обделок великолепия и стандарта репутации моего биологического отца. Меня сразу же начинает воротить от всей этой безвкусицы, за которую следует принимать, как роскошь. Я не привыкла жить по материальным ценностям и считаю, что таким образом они только физически выглядят рационально, духовно ― полная гниль.

В глубине салона примечаю холодильник, из которого сразу же, стоило сесть в машину и немного ослабить узел галстука, потянулся мужчина, отыскав там бурбон. В такие часы пить алкоголь ― понятен ценз только для богатых.

Краем глаза слежу за каждым движением его огромных рук, стараюсь выявить хоть какой-нибудь подвох в этой нарочито деловом расположении к будущему разговору. Не может вести себя человек спокойно, когда спустя столько лет встретил свою кровную дочь, о существовании которой он не подозревал. Я сама не на своем месте, горло сдавливает спазм волнения, руки то и дело за что-то цепляются, лишь бы принять факт того, что это все реальность. Что я ― его дочь.

Автомобиль трогается с места сразу же, как только водитель занимает свое место, и мы мчимся по улицам Нью-Йорка; моя безучастность в рассмотрении картин за окнами Роялса привлекает внимание Джозефа, но он ничего не говорит. И хорошо. Лучше ехать в тишине, чем подвергаться насилию что-то вроде «отцовского внимания».

Уже в ресторане «Алая Роза» нас проводят в самую дальнюю часть зала, где меньше всего имеется народу и лишних ушей. Администратор заведения удаляется, а на смену ей подходит молодая, возможно, только что заступившая на должность официантка, так как по ее вялым и нелепым движениям, пока она раздавала меню, выдает с головой.

Оглядев содержимое меню, ужасаюсь расценкам и наличию малознакомых мне блюд, и заказываю знакомую по изображению салат с соком. Мужчина напротив меня заказывает бивштекс с картошкой фри, кабачки, какой-то соус и виски. Не удерживаюсь и закатываю глаза. Боже правый, я забыла, как же легко можно бросаться деньгами.

Официантка оставляет нас одних.

― Я заметил, как ты закатила глаза. И принимаю это как знак твоего критического отношения к положению таких вещей.

― Какой ты догадливый, ― язвлю я, отвернувшись и не желая сталкиваться с его порицательностью. ― Меня мало волнует, что думает обо мне человек, который для меня является никем.

Мужчина поджимает губы, выстраивая их в одну линию.

Я специально давлю на больное. Мне не хочется знать никаких душераздирающих подробностей того, как ему пришлось справляться с событием, случившимся не так давно.

― Ханна, ― прямолинейно начинает он и складывает перед собой руки, согнув в локтях. ― Я понимаю твои чувства, понимаю, в каком свете ты меня выставляешь, но больше всего я хочу быть честен со своими близкими людьми. Пойми, у меня есть сыновья, и я делаю все возможное, чтобы они могли доверять, могли положиться на меня. Мне не нравится мысль о том, что нам с тобой, как отец и дочка, придется враждовать, ведь ты для меня многое значишь, как и твоя мама.

― Ха, ты думаешь, я стану в это верить? Я ни капельки не поведусь, ― наклоняюсь вперед и прямо сквозь плотно сжатые зубы цежу, ― моя мама тоже не станет бросаться тебе на шею после всего дерьма, которое случилось с ней. Ты бросил нас…

― Я не знал ничего о положении Марты! ― с громким оправданием гавкнул он и тут же откашлялся, заприметив, как голос его повысился. ― Я хотел…хотел для нее лучшего, чем вечное препирательство со стороны моих родителей. Они могли ее сломать! Понимаешь, Ханна, желая кому-то счастья, ты должен сам это счастье отпустить. Марта была моей любовью: подростковой и надолго отпечатавшаяся на моем сердце, что до сих пор не могу ее забыть.

― Ты послушался свою мать… ― стиснула челюсть, понимая, что с моих уст это звучит немного небрежно и неуважительно, ― бабушку…мою бабушку. Ты не объяснился перед мамой, оставил ее и не вспоминал до мгновения ока, когда выяснилось, что у тебя есть дочь…

Я прервалась. Молодая девушка подошла к нашему столику, с подноса сняла и расставила перед нами еду. Затем с натянутой улыбкой, но такими грустными глазами, пожелала приятного аппетита и удалилась.

Осмотрела содержимое своего заказа и скривилась. Аппетит как рукой сняло. Вся тревожная обстановка выбивает весь дух, ворошит побитые рубцы и кремирует, не давая возможности жить. Меня колышет от ужасных ощущений, вызванных присутствием отца.

― Я тебя не знаю. Все, о чем я узнала за эти дни ― это то, что ты жив и у тебя есть своя семья. Ты…

― Милая, ― прерывает он, как только замечает, как трудно дается дальше говорить, ― я не хочу давить ни на тебя, ни на твою маму. И поверь, меньше всего хочу делать вам больно. Я был молод, мне всего было двадцать лет; время буйных и порой идиотских мечтаний, желаний и подвигов. Я не руководствовался сердцем или же разумом, мною движела одна мысль, ― чтоб от меня все отвалили, ― усмехается Джозеф, тянет руку к моей и накрывает ее, а я в ответ ничего не говорю. Не отстраняюсь. Тепло его большой ладони по-особенному успокаивает, словно что-то воссоединилось спустя долгие годы.

Глубокие морщинки на уголках глаз выдают в такую секунду его возраст, радужка глаз наполняется синим отливом доброты, и мои былые сомнения отступают.

― Я просто хотел веселиться, получать от жизни все, что только возможно в молодости. Кайф ― единственный источник моего веселья, принимая от тусовок, наркотиков и алкоголя, да еще интрижки с разными девушками. Потом я встретил твою маму. И все изменилось. Я захотел стать кем-то другим, таким слюнявым придурком, романтиком и остервенелым ухажером, бегающий за ней по пятам. Наш роман был очень страстным, долгим и самым значимым за период того времени, когда родители просили меня поумнеть и найти достойную кандидатку на роль моей жены. Многие твердили нам, что мы подсели друг на друга, как на героин. Проводили каждые дни, не разлучаясь. А родителям это не нравилось. Я долго убеждал их в своей любви к Марте, они не верили, считали, мол, дурак, ничего не знает…

― Что тогда случилось?

Я и не заметила, как прислушалась к его рассказу и внимала себя, как будто проживаю их жизнь. Меня долгое время интересовала причина их разрыва, и вот…Джозеф откровенно, без лжи и фальши говорит мне об этом. В его голосе столько боли, ненависти к себе, привязанности и любви к маме, больше всего ― сообразительности. Ему противно вспоминать те годы.

― Они поставили условие ― либо обеспеченная жизнь с девушкой, имеющая достоянное положение в обществе, с которой возможен брак и наследники, либо она и больше ничего.

Хмыкнула. Таков поворот событий меня ни сколько не смущает. Я многое насмотрела в сериалах, многое услышала в рамках школы или университета, поэтому могла наугад нарисовать холст.

― И ты согласился на первое, ― отвечаю за него, выдергивая руку и облокачиваясь об спинку дивана. ― Как предсказуемо. Все ведутся на деньги, богатство; любовь становится объектом презрения. Тогда что ты хочешь от нас сейчас?

― Не делай из меня козла отпущения, ― хмурится мужчина. Ему не понравился резкая смена тона. ― Я не давлю на тебя и не прошу того, чтобы ты умоляла маму меня простить. Лучше нам начать искать контакт…

― Что ты имеешь в виду?

― Ничего противоестественного, поверь.

Джозеф делает паузу, уделяя внимание еде, к которой я так и не смогла притронуться. Гляжу на нее вновь, отодвигаю порцию, убеждаясь, что ничего не смогу запихнуть в себя, и выпиваю до половины сок.

― Для того чтобы установить нам контакт, ты можешь приехать ко мне на ужин в эту пятницу…

― Ни за что! ― чуть не подавившись от недовольства, пока пила напиток, изрекаю. ― Я не буду находиться в ТВОЕМ доме, есть из ТВОЕЙ посуды и знакомиться с ТВОЕЙ родней. Только через мой труп.

― Ты раньше времени не отказывайся, Ханна, ― предупреждает отец и воздухе крутит концом вилки. ― Предлагаю тебе сначала обдумать. К тому же твои братья очень хотят с тобой познакомиться.

Вздрагиваю. Братья? Для меня это слово схоже как с резьбой по дереву, вытачивая фигурки несуществующих людей.

― Что ж… ― Ничего умного в голову не приходит. ― Я подумаю, но не обещаю согласия.

― Главное ― ты подумаешь. Это уже есть хороший знак.

― Не думаю, ― бурчу себе под нос и осматриваю зал, лишь бы не сталкиваться взглядом с ним. Рядом с ним я сижу точно на бомбе, ибо могу то ли быть мирной, то ли быть как на иголках.

Отец в полной тишине доедает весь свой обед, просит счет и, стоило мне потянуться за своим кошельком, тут же меня останавливает:

― Я заплачу за нас. Не переживай.

― Мне не нужны твои деньги!

― Ханна, ― остерегающе отрезает, намекая на то, что для него мои выражения равно осколку на сердце и тому, что при лишних свидетелях не станет препираться со мной. Для него, видите ли, не гуманно.

Ничего не отвечаю и позволяю заплатить за меня.

На улице я снова начинаю с ним спорить, только уже по поводу того, как я буду добираться до дома. Неумолимо стучу зубами, оправдываясь, что и сама в состоянии вернуться домой и маловажно обстоятельство, ― добираться придется с долгими пересадками. Но мужчина оказывается напористым. Пф, кого-то это напоминает.

Обратно едем мы в таком же глубоком молчании. Отец поглядывает в планшет, который до этого был вставлен в специально отведенный отсек и проглядывает какие-то документы, я же мысленно нахожусь совсем далеко отсюда. Как буду объясняться с мамой. Как мне поступить, принять или отвергнуть приглашение. Как рассказать девочкам о Лондоне. Как я скучаю по Эрику и очень сильно хочу оказаться рядом с ним, вот только что-то останавливает. Даже слова Зары не удовлетворяют мою забродившую фантазию.

Не замечаю, насколько быстро мы доехали до моего района. Обрадовавшись, что больше не придется делить общество с моим отцом и его «интересными» молчаниями, воодушевляюсь преддверием, наконец, слинять отсюда. Машина останавливается и, не теряя ни секунды, открываю дверь.

― Увидимся, Ханна. Я жду твоего ответа, ― напоследок бросает он до тех пор, пока не закрыла за собой дверь.

― И он точно не будет положительным, ― бросаю через плечо, ступаю ногами на асфальт, погружаясь временно в холод, потом наклоняюсь: ― Пока, папа.

Захлопываю дверцу машины достаточно громко и следую к своему подъезду. Я впервые его назвала папой. О, мой бог. И знаете, на языке это обращение звучит очень объято, окутывая меня полноценностью некого чувства, которого пробую только сейчас на вкус. Мне становится понятно, чего не хватало все эти годы. Остается одна проблема: я могу это потерять, если сама допущу холодность по отношению к отцу, если мама не сможет его простить, если…это все настоящая постанова ради какого-то дурацкого отцовского долга.

27 глава

Я соглашаюсь на предложение девочек следующим днем пойти посмотреть тренировку наших футболистов. Наверное, я сильно хотела увидеть Эрика, если уже который день не могу его поймать взглядом или же узнать, что он действительно рядом со мной. Усевшись на трибуне вблизи очерченного поля в зале, девочки активно переговаривались по поводу парней, оттачивающие на площадке свои коварные маневры и искусно пластические движения в игре; то и дело бросали взгляды на своих ухажеров под определенными номерами. Я же старалась следить за каждым движением рук, тела и ног Росса, лицо которого было спрятано под каской.

Не составляло труда различать, как сильно он собран и сосредоточен на правильной циркуляции потока их команды. Тренер разделил ребят на две группы: одна ― сторона противников, другая ― сторона наших людей. Парень как раз был на стороне наших, уворачиваясь, изловчаясь или же четко перебирая ногами так, чтобы в последнюю секунду до столкновения сбить с ног противника. Дух захватывало, стоило ему из-за спины, через плечо кинуть мяч чуть ли не через весь огромный зал.

Кажется, что я вместе с ним переживала энергетику спорта, и некое двойное ощущение плавило грудную клетку. Гордость ― гордостью, но я хочу поцеловать его…

― Закончили! ― проорал тренер, свистнув в свисток, предупреждая ребят об окончании. Я вздрогнула. ― Даю пять минут отдохнуть, остыть и вернуться обратно.

Парни бросились к скамейке, на которых держат запасных, не попавших в команду, только сегодня там лежали их вещи. Я не спускала внимание с номера командира, сердце билось в унисон с каждым приближением к нам Эрика, дрожь неумолимо трепало чувствительные рецепторы. Я чересчур возбуждена этой тренировкой и будь проклято мое тело, выдавая всю сломанную выдержку.

Эрик снимает шлем, поправляет взмокшие волосы, падающие ему на глаза, кожа блестит от пота, глаза поддернуты огоньком и плотоядным предвкушением. Он безразлично оглядывает своих ребят, пока не поднимает взгляд и не сталкивается с моим. На пяти метрах от меня застывает на месте, с удивлением подмечая такое неожиданное появление девушки, которую явно избегал намеренно.

Тревожность мелькает на искаженном лице, но потом сменяется вытянутым из-под гребня отсутствующим видом. Становится как-то даже обидно и горько. Будто его не волнует, что я пришла посмотреть, как он тренируется, тем временем как лужа из слюней образовалась под моими ногами. У девчонок тоже самое, в частности у Ким. Для нее в новизну наблюдать за поджарыми спортсменами, где главным виновником вожделения является Аарен.

Парни берут по бутылкам с водой и жадно начинают высасывать. Кто-то даже умудряется снять майку, ослепляя нас своими мускулами с загаром а-ля мексиканец.

― Оу, так и глаз можно лишиться, ― вскрикивает Грейс, прикрываясь рукой от якобы яркого света, отразившегося с помощью пресса футболиста.

― Нравится? ― оскаливается тот. ― Хотя могу предложить посмотреть ниже пояса. Что думаешь, конфетка?

Фейн издает смешок. Этот парень смелый, раз решил подкатить к огненной девушке с острым язычком и нехилым оружием в виде парня.

― Чувак, остынь. Это моя девушка, если у тебя память отшибло, ― ржет Брюс, хлопнув игрока по команде по спине. Тот скривился от жесткого хлопка. Грейс победоносно ухмыляется. ― Так что иди нахер со своими желаниями, кабель. Найди другую. Например, подружки Лизи.

― Твою мать, они такие скучные, ― цокнув, жалуется парень. Проглядываю внимательнее выраженность его голубых глаз, подмечая про себя, что гармоническое сочетание темных волос и светлых глаз делает из него натурального плейбоя. ― Одна из них точно не умеет отсасывать.

Краем глаза улавливаю, как Эрик встал ближе к нам, открывая бутылку с водой и наблюдая за сценой без какого-либо желания слушать весь этот бред. Мне самой стало не по себе, стоило Брюсу напомнить о Бофорт, а тому бестолочи рассказывать о своих сексуальных прихотях.

― Эй, малышка, ― переключившись на меня, мексиканец облокачивается об перегородку и с хитрой улыбочкой смотрит на меня. ― Не хочешь сегодня составить мне компанию? Ты кажешься мне такой грустной, что хочу тебя развеселить или же…подарить незабываемую ночь. Что думаешь?

Росс вздрагивает, услышав нотки флирта. Сжимает губы в тонкую линию, взгляд наливается тяжестью, пробивающую дыру в парне.

― Слышь, Эванс, отвали от нее! ― рявкает любимый, подходя к темноволосому. Мышцы под тканью футболки наполняются горячей примесью безудержности и адреналина от подступающей неконтролируемой агрессии. Как-то быстро у нас обстановка поменялась.

― Эрик, я спрашивал ее, ― кивает головой на меня, ― Так что давай услышим мнение этой цыпочки.

― Я тебе не цыпочка, ― хмурюсь. Этот парень не умеет выражаться так, чтобы от этого не было противно другим. Словно то, что крутится у него на уме, читается на языке. Короче говоря, очень прямолинейный, напористый и…примитивный. ― И я могла бы сама ответить за себя, Эрик. Не маленькая девочка, которая умеет только глазки строить.

Парень хмыкает на мою колкость. Делает два больших шага, вставая напротив меня и, облокотившись об перегородку локтями, загадочно заглядывает в глаза. Сглатываю подкатывающий ком теплого электростата и облизываю пересохшие губы, что не укрывается от глубокого взгляда Эрика, от чего мраморные глаза становятся еще чернее.

― Я знаю, что ты умеешь лучше всего делать. ― Огонь вспыхивает на дне зрачков, разгораясь опасным предупреждением. Наклоняется ко мне еще ближе, расстояние между нами значительно сокращается, пока дыхание брюнета не щекочет кожу вокруг губ. ― И в конкретный момент времени оба хотим этого.

Я шумно выдыхаю. Это не укрывается от девочек, поглядывающие на нас лисиной осторожностью, чтобы не нарваться на мое резкое переменчивое настроение.

― Не знаю, чего хочешь ты, ― отзываюсь спустя несколько секунд, выговаривая с трудом слова, ― но я хочу увидеть поближе настоящий мужской член.

Вокруг нас все разрываются в смехе, ловя в нашей интимной близости нотки ехидства и великого безумия. Я не понимаю, что мной управляет, почему хочу как-то насолить Россу, просто обида действует на меня двойственной подачей. Скорее здесь содействует мозг, нежели разум, который в тени моей подлости готов меня сжечь на костре. Соглашусь, я сама уже жалею об этих словах. Но первобытная гордость гасит это чувство.

Эрик не отстраняется, не спешит сбежать после хлесткого удара, опирается об поверхность перегородки, смотрит в упор, поедает меня изнутри своим диким и необузданным взглядом. Он прищуривается на секунду, пытаясь выискать у меня какую-то двусмысленную оправданность. Ему плевать, что подумает после этого остальные, ему важен именно этот случай, отгородившись от реальности.

― Эй, девочки! Пошевеливайтесь! У нас осталось полчаса, затем можете хоть вечеринку закатывать, раз не можете отлипнуть от девушек! ― рявкнул на парней тренер, поочередно глядя на своих с примесью неодобрения.

Мальчики по стойке смирно выпрямлялись, развернулись, Аарен быстро поцеловал подругу в щеку, после этого пошел за всеми остальными. Брюс подмигнул Грейс и растворился в толпе, и только Эрика продолжал сохранять позу, не прерывая между нами зрительно контакта.

Я не хотела уступать ему, подводить себя, лишь бы вызывать в Эрике победную ухмылку и терпела до раздражения настойчивость. Затем неожиданно парень подтянулся, губами задел меня за щеку, от чего кровь начала циркулировать и жар бросил в лицо. Щетина колет участки нежной кожи, вызывая ответную реакцию организма, ― поддаваться вперед. Зажмуриваю глаза, когда губами еле уловимо касается моего уха через волосы.

― Если ты хочешь поиграть, ― дрожь пробегает по спине и уходит в эпицентр разгорающегося предвкушения, ― то дождись окончания тренировки. Тогда и узнаешь прелести настоящего мужского члена.

Он максимально близко ко мне. И я не могу отстраниться от него. Никак. Словно приклеена к нему.

Лизи не могла забеременеть от него, так как Эрик подходил к сексу с полным контролем над процессом…

Эрик бывает иногда козлом, но он любит тебя больше, чем кого-либо другого. Пожалуйста, не сомневайся в нем, выслушай его.

Слова Зары врываются в голову с болью.

Эрик отстраняется, натягивает на лицо беззаботное выражение, при этом на губах играет наглая ухмылка, ибо он знает, за какие звенья стоит давить, как умело изловчиться в нашем противостоянии. Руками до хруста костей впивается в бортик и отпрыгивает, напоследок бросив многозначительный взгляд. Разворачивается и устремляется за всеми в центр зала.

Девочки не теряя времени наваливаются на меня с потоком своих ощущений от открывшийся картины:

― Девочка, да вы друг в друга так втюрились, что оторвать не возможно. Почему же ты его игноришь, Ханна? Ты же сама чуть не отдалась перед всеми этому парню, а все равно строишь из себя великую нацистку, ― возмущается Грейс, закидывая мне на плечо руку.

― Потому что не все так просто, ― высказываю все, что есть в моих силах. Я будто ослабела за эти маленькие минуты, будто из меня высосали всю энергию, оставляя внутри меня последние бездыханные возможности что-то выдавить из себя.

― Ты уже который день ходишь хуже хмурой тучи. Не хочешь поделиться с нами своими переживаниями? ― взмолившись, просит Ким, пересаживаясь и садясь с другой стороны от меня. Девочки волнующе смотрят на меня, только вот из меня выкачали весь кислород, ведь мне предстоит рассказать то, что поставит под удар нашу сплоченность. ― Ханна, пожалуйста. Обещаю, мы никому ничего не скажем.

Вздыхаю, понимая, что отвертеться уже не смогу. Я хотела это сделать чуть позже, видимо, момент настал.

― Девочки, ― поднимаю глаза на каждую и, столкнувшись сначала с голубой бездной, затем с перламутровой ракушкой, слова застревают на языке. Открываю и закрываю рот.

― Ханна, ― успокаивающе гладит меня по руке Грейс.

― Я перевожусь в Лондонский колледж со следующего семестра.

Говорю очень монотонно и быстро и тут же зажмуриваюсь, боясь посмотреть на реакцию подруг. Боюсь увидеть в их глазах осуждение и непонимание. Прочитать то, как им не нравится мое решение и взамен ему приходит злость. Но ничего не происходит.

― Боже, Ханна, это же прекрасно! ― восклицает первая Ким, обнимая меня. ― Это же такой шанс попасть в страну, которая является одной из точки центра моды. Я так за тебя рада, подруга!

― Ахренеть, поздравляю! Ты заслужила это.

Приоткрываю глаза, недоуменно уставившись на них.

― И вы не станете меня за это ругать?

Они обе смеются, явно забавляясь открытым изумлением, считавшиеся на моем лице.

― Мы бы не стали тебя загонять в ловушку, убеждая в том, что должна остаться с нами и наплевать на этот колледж. Каждому из нас предстоит сталкиваться с новыми надеждами, и нужно уметь принимать и поддерживать человека, пусть горькое расставание останется отпечатком на нашем расстоянии друг от друга. ― Грейс поддается и за шею обнимает, заставляя носом уткнуться в изгиб ее тонкой шеи и вдохнуть сладкие духи.

― Грейс, права. Мы за тебя очень рады и гордимся. Не каждый способен взять себя в руки и следовать мечте…

― А что говорит на этот счет твоя мама?

― Она рада, ― неуютно пожимаю плечами, вспоминая, какая обстановка сейчас сосредоточена в «дружной» семье. ― Она хоть и пытается меня поддержать, но в связи с появлением отца…все как-то заострилось.

― Что?! ― восклицают одновременно подруги.

Обе хлопают глазами. Грейс наклоняется, словно за нами кто-то подслушивает и спрашивает:

― Почему ты нам об этом не сказала? ― возмущается рыжая, откидывает волосы назад и злобно посматривает на меня. ― Ханна, я думала, мы с тобой подруги…

― Простите, я правда собиралась вам сказать, только все пошло кувырком. Бофорт, экзамены, отец, начало практики, теперь еще наши недомолвки с Эриком. ― Роняю обессилено лицо в руки, громко застонав. ― Меня сделали чертовым метеоритом, готовым упасть на мирных жителей, никого не пощадив.

― Хорошо, успокойся. Объясни, что случилось…

Я им рассказываю все в подробностях, не упуская вставить в рассказ о приглашении, которым щедро разбросался мой отец день назад. И поэтому прошу помощи у девочек, так как одной принимать в этом участии равно неэквивалентности. Боже. Я разрываюсь между: послушать маму или зов, что со всех сторон давит на меня, заставляя сердце подчиняться ему; явиться туда и оказаться в глазах матери разочарованием. Столько лет я грезила мечтами о нашей целой семье, придумывала сказки, надеялась встретить в один из дней своего папу и вместе с ним поехать кататься на роликах или коньках, а сейчас…это стало ужасным пустословием.

― Почему ты не хочешь познакомиться со своим отцом и братьями поближе? Может, ты так найдешь разгадку в этой путанице, ― предполагает Ким, нежно погладив меня по спине.

В зале раздается громкий свисток, и я вжимаю голову в плечи от резкого взрыва в ушах. Я совсем забыла, что мы сидим на трибуне и должны смотреть на последние минуты тренировки футболистов, вот только все перевернулось куда-то в другую сторону.

― Самой бы знать, какая муха меня укусила послать его к чертям.

― Ханна, сходи на этот ужин, ― твердо просит Грейс. ― Все равно, что твоя мама станет ругаться, просто пора уже узнать, с какого этапа все пошло через одно место много лет назад. Возможно, твой папа и не отрицает того, как сильно он продолжает твою маму любить. Просто…что-то помешало ему сделать шаг к ней.

― Ты такая мудрая, аж тошнит, ― фыркаю я и театрально кривлюсь в лице, после чего получаю удар от Грейс локтем в руку.

― Не все же тебе нам байки рассказывать, ― приподняв подбородок, усмехается рыжая бестия. Джонсон хмыкает. ― Так что, ты пойдешь?

― Пойду. Аж мерзко становится, как представлю их богатый и сверкающий дом.

― Это зависть, ― попевает как бы невзначай Грейс.

― Иди ты.

Слегка ее толкаю, улыбаясь впервые за несколько дней умиротворенной улыбкой, и одновременно поднимаем головы, рассматривая парней, носящихся по залу со сверхскоростью. Скрипы от ботинок врываются в нашу уединившуюся идиллию и разрывают нити некоего тайного перешептывания теней. От былого разговора не остается и следа.

Я фокусирую внимание за перебегающим на другую сторону парня под номером 1, являющийся капитаном команды, который в следующий миг ловит ловко мяч, подпрыгнув, и делает пас другому, начиная снова лавировать меж других. Сглатываю, чуть не подавившись от слюней. Чем дольше начинаю смотреть на блестящую кожу и сканировать фигуру парня, тем сильнее разносится по венам смертельная доза возбуждения.

Следую по длинному и узкому проходу, проходящий под землей и выходящий с другого конца в другой корпус, все никак не могу отделаться от странных чувств: паника, страх, боязнь, уверенность, скептицизм. Боже, моя голова настоящий металл, раз выдерживает столько мысленных потоком и парадоксов.

Не сразу улавливаю чьи-то шаги позади себя, пока меня грубо не разворачивают лицом и не впечатывают в свое тело. Громко ахаю, когда что-то твердое упирается в мое бедро, чьи-то руки сжимают до грубых отметин талию, а мужской запах вперемешку с потом заставляют меня опьянеть моментально. Матерь божья, он успел еще снять футболку. Это же гибель для меня.

― Отпусти! ― тихо выдавливаю и медленно поднимаю глаза, успевая оценить загорелую и мускулистую грудь, выпирающие ключицы и мощную шею. Затем глазами касаюсь подбородка, пухлых губ, ровного носа и темного взгляда. ― Что ты делаешь?

― Мы не закончили, ― хриплобасит, и меня накрывает подкупающей бурей.

28 глава

― Эрик…

― Я скучал по тебе, Ханна. Чертовски скучал, ― скрипит зубами. ― И меня так убивало то, что было совсем недавно. Я не намерен терпеть подкаты со стороны других парней, потому что ты ― МОЯ! Понимаешь?! ― На последнем слове его лицо ожесточается, при этом в глазах настолько неподдельная целомудренность, что я уже не могу его оттолкнуть и использовать, как оружие, все эти слова, брошенные тогда в коридоре той блондинкой.

― Но ты…у тебя…

― У меня никогда не было незащищенного секса с Бофорт. Я понимаю, что те заявления со стороны девушки были очень…вескими и скрупулезными, но ты меня знаешь. Ты знаешь лучше кого либо, что я не стану идти наперекор своим же правилам. Ханна, ― нежно выговаривает мое имя и шершавой ладонью касается моей щеки, большим пальцем очерчивая круг от скулы и по всей щеке. ― Ты мне веришь?

― А как же…ваша ночь?

― Ты имеешь в виду во время нашей ссоры? ― Я киваю. ― Мы с ней спали, но частично. ― Не смело изрекает, поправляя упавшие волосы на глаза. ― Это просто было начало того, что могло пересечь границу прелюдий. Я был пьян. Чертовски пьян. Что вызвало галлюцинации, и я видел вместо нее тебя. Все дошло до того, что мы были голыми и чуть я в нее не вошел, пока не понял, что подо мной вовсе не ты. От нее пахло сладкими духами, кожа была слишком колючей. Поцелуи какие-то не настоящие.

― Эрик, ― дыхание спирает.

― Выглядит странно, но я не ощутил твоего присутствия, словно у нас с тобой связь. Особая связь.

Мраморные глаза загораются отблеском гнева на самого себя и укоризненностью, что смог подпустить ее настолько близко, от чего могло случиться намного не поправимее ситуация.

― Ты мне не изменял… ― Осознание простреливает голову.

― Я не стал бы. Потому что честность и доверие всегда должны быть с человеком.

― Я дура, ― признаюсь, усмехаясь с того, как это звучит со стороны. ― Господи, поверить в эту ложь, набросать себя немыслимыми представлениями о том, как ты смог мне изменить.

Взгляд Эрика теплеет. Лучиком яркого света на дне зрачков отливается сияющим снегом на солнце, словно за все эти дни он впервые способен снова впустить в себя помимо тьмы больше света.

― Эрик, прости меня. Я не стала тебя выслушивать, наговорила столько гадостей, отвергла тебя… Я тогда почувствовала себя такой незащищенной, жалкой и отвергнутой от нашего будущего, что…

Но парень не дает закончить. Резко обрывает, впиваясь губами в мои. Язык нагло раздвигает губы и проникает внутрь, возвышая меня до самой безграничной вселенной, где миллион планет, огромных и маленьких, где воздуха нет, где среди всей тишины одна сплошная темнота с рассекающимися звездами, сверкающие вдалеке. Я теряюсь в нем. Окончательно. На этот раз уже зная, какова разница между влюбленностью и любовью.

Ты и он ― и есть галактика со многими разрушениями и созиданиями, что превозносят в этот мир.

Сквозь поцелуй мычу, прижимаясь плотнее к жаркому телу. Закидываю руки на плечи, а пальцами зарываюсь в отросшую шевелюру Росса, играя или же оттягивая пряди, чем вызываю на губах парня дикую улыбку. Его руки блуждают по каждому участку тела: стискивают талию, гладят ягодицы, затем сжимают, касаются внутренней стороны бедра, распаляя и так заведенное возбуждение. Мне так мало его.

Эрик толкает меня к стене, придерживая и не давая упасть. Он резко отстраняется, хватая ртом воздух, снова припадает и оттягивает нижнюю губу, вызывая ответную реакцию в виде томного вдоха. Внизу живота скопилась куча искр, растягивая и убивая усиленной потребностью ощутить его внутри. Наши взгляды схлестаются, и сердце гулко попрыгивает к самому горлу. Столько тепла, искренности, вожделения, решимости быть для кого-то лучше, благоговенья, прощения за все глупости, причиняющие нашим чувствам боли, и, самое важное, любви. Обмякаю в объятьях парня и не в силах прекратить смотреть, как в душе у него все переворачивается, как буря утихает.

― И ты прости меня, Ханна. Я слишком люблю тебя, ― выдыхает возле моих губ соблазнительным с хрипотцой голосом, снова целует, на этот раз с осторожностью и мнимой ласковостью, беря от нашего поцелуя тонкую мягкость.

На это нас хватает не больше десяти секунд, когда в следующий миг безумство отравляет наш разум, превознося острые, бурные, отчаянные, кипяченные, жгучие ощущения. Пространство растворяется перед глазами, и я позволяю себя унести в подземный мир. Сжечь раз и навсегда. Не так ли?..

― Эрик, ― брякаю еле живая, откидывая голову назад.

Мать честная, я занималась сексом с ним в подземном коридоре, где есть вероятность встретить тренера или же товарищей Эрика по команде. Но по великой случайности, никто не решился через этот ход пересечь половину пути до центра кампуса.

― М? ― тяжело дыша, поднимает голову и кладет подбородок на плечо.

Эрик до сих пор во мне. Мышцы влагалища продолжают сжимать его напряженный член, пока оргазм заглушает любой просвет образумиться, какое безобразие здесь произошло. Да и пофиг. Я с ним. Он во мне. Тотальное единение. Мне не важно, что произойдет в следующую секунду, я хочу быть с ним здесь и сейчас.

― Нас могли поймать, ― кое-как резюмирую, так как голос сильно сел от моих криков. Благо, звукоизоляция здесь хорошая и мало кто слышал нас.

Прикрываю глаза, довольствуясь мягкостью во всем теле.

― Не могли, ― загадочно выговаривает.

Отталкивается руками, бережно опускает меня на гнущиеся ноги и выходит с меня. Мышцы ног начинают дрожать от резкого напряжения, но я все же не падаю.

Слышу, как он снимает презерватив, копошится с ним, при этом обнимая меня, и спустя несколько минут все же решаюсь открыть глаза. Минутная слабость отступает, на смену ей приходит болезненно-приятная тяга во всем теле. Неудобно было заниматься сексом у стены, теперь мышцы, будто паралон.

― Раз они здесь не пошли, ― задумчиво говорю, ― значит, они знали, что здесь будет.

Это не вопрос, а утверждение.

Самоуверенная улыбка озаряет лицо Росса.

― Козел, ― закатываю глаза.

― Заметь, твой козел.

― Мне такие рогатые и чересчур упертые козлы не нужны.

― Но ты же связалась со мной, так что терпи меня, Ханна Эллингтон.

― А может кастрация? ― ехидно подмечаю и прикусываю нижнюю губу.

Поправляю вещи, застегиваю молнию и, практически выпрямившись и приведя себя в порядок, вновь оказываюсь в цепком захвате.

― Ты же хочешь иметь детей от меня? ― вальяжно заявляет Эрик, прямо таки вжимая в себя. Ахаю и хихикаю, стоит почувствовать сталь в его штанах. Думаю, у его друга нет такого значения «отдых». ― Я вот, например, хочу от тебя как минимум два мальчика.

― Два? ― удивляюсь.

Сердце ускоряет ритм. Эрик раздумывает о детях… Это настолько неожиданно, что вовсе не укладывается в моей голове, но четко оседает в моем хрупком сердце. Оно начинает сокращаться в робкой признательности и сумасшедшем счастье.

― Угу. Чтобы все вместе тебя доставать. Одни ради маминого молока, я ― ради тебя всей.

― Даже в такой момент ты решаешься все испортить, ― ударяю его в шутку по плечу. На моем лице точно глупая улыбка.

Эрик уголком рта ухмыляется, только глаза остаются серьезными.

― Но все же… Ты бы хотела иметь от меня детей?

― Да, ― без раздумий отвечаю. ― Я желаю увидеть маленьких Россов, которые будут день и ночь ныть на весь дом, требовать внимания, а также станут копией тебя.

Оставляю на губах кроткий поцелуй, хлопаю его по плечам и, наконец, вырываюсь из его объятий. Поправляю до конца внешний вид и поворачиваюсь к парню, который все эти секунды наблюдал за мной.

― Это странно…

― Что именно? ― Опирается спиной об стенку, скрещивая руки на груди.

― Обсуждать с тобой детей после примирения. Но в то же время так волнительно и щекочущее.

Эрик улыбается живой и естественной улыбкой, развиднеть которую сквозь мантру становилось всегда сложно. И мне нравится видеть его таким, ― настоящим рядом со мной.

― Я слаб по отношению к детям. И жду того дня, когда у нас будет с тобой ребенок.

Подхожу к нему, не обращая внимание на то, как он играет мышцами груди, специально дразня.

― Эрик, ― жму плечами, не зная, как лучше всего начать. Раз откровения укореняются вдали, то пора признаться. ― Я давно хотела тебе сказать. Совсем недавно я была в кабинете декана и мне сказали, что мое сочинение хоть и не прошло дальше в рамках регионального конкурса, но получило признание в одном колледже…

Не могу посмотреть на него. И, когда я уже духом собралась продолжить говорить, я приросла к полу.

― Я знаю, что ты будешь учиться в Лондонском колледже, ― выдыхает он, и я решаюсь поднять взгляд. Он не врет. Он знал. Мраморные глаза при таком освещении не пытаются скрыть в потемках тени секреты, наоборот, выворачивает их навзничь. ― Я узнал об этом случайно…

― Случайно? ― хмурюсь, не веря этим словам.

― Ладно, пришлось уговорить декана, чтобы он поведал мне щепетильную новость.

― Почему ты мне ничего не сказал? ― я стремительно выговариваю интересующий меня вопрос, проглядывая в лице изменения: Эрик так и остается непреклонен, спокоен, словно я не оставлю его через две недели.

― Потому что втайне от тебя готовился к новому шагу.

Недоуменно уставилась на него, не понимая, к чему он клонит.

― Я решил отказаться от наследства отца. А раз намечается серьезная война, то я намерен немедленно скрыться в другом городе или же стране, чтобы начать все с чистого листа.

― Ты… Боже, Эрик! Но это же значит, что ты навсегда утратишь влияние со стороны своей семьи.

― Мне все равно на нее. Кроме двух важных людей в моей жизни ― Салли и ты. Я готов пойти на этот шаг, ибо знаю, как давно в той семье меня не уважают, не ценят и главное не чтят традиции, которые после себя оставила мама. Они хотят похоронить ее в своей памяти, только ни я. Мама всегда хотела так, чтоб я мог встать на ноги без зазрения на деньги семьи, без целей и намерений на себя со стороны отца; своими усилиями и долгими ожиданиями. И я ни за что не стану подчиняться тупым приказам…

Эрик кладет руки на мою талию и придвигает к себе ближе так, что я упираюсь руками об его голую грудь. Вздрагиваю от соприкосновения кожи к коже, однако не поддаю виду. Я вижу, как тяжело даются слова парню, кто годами жил среди черствого и замкнутого окружения, словно они были роботами, и он не мог открываться им, так как никто не мог его здраво оценить.

― Я намерен забрать воспоминания с собой, переехать в другую страну и жить с тобой…

― Ты переезжаешь в Лондон? ― неверующе вопрошаю, вцепляясь в его плечи. ― Ты не обязан следовать за мной, если знаешь, что твое место не там.

― Мое место там, где есть ты. Ханна, я хочу быть только с тобой и не могу представить то, как нас разделяют три тысячи с половиной мили. Детка?

Он берет руками мое лицо и приподнимает. Я долго смотрю в его красивые, переливающиеся в данный момент разными красками, глаза, и все же выговариваю:

― Я ошеломлена. Неужели стоит так рисковать?

― Для нас стоит идти на многие маниакальные поступки. Я не могу тебя оставить в той стране одну, без поддержки и помощи.

― А как же твоя учеба?

― Ханна, ― устало цокает Росс, опуская руки вдоль тела, ― у меня есть планы, которые строил многие годы, и поверь, я не буду там подыхать от безделья. Для нас с тобой это шанс ― открыть новые двери и войти в новую жизнь без оглядывания назад. Ты больше сомневаешься во мне, чем в себе.

― Прости, ― виновато тушусь и придвигаюсь к нему, ловля на себе сканирующий взгляд. ― Я просто не могу до конца поверить в это.

― Скажи «да» и все это закончится. Закончатся наши ужасные дни. Закончатся издевательские способы Лизи. Закончатся осуждения со стороны моих родителей. Закончится старая жизнь, где каждый из нас поизносился. Скажи!

Не всегда переезд может означать как нечто новое и позабытое старое, ведь жизнь, что кроилась там, где тебе всегда рады, брала свое начало в развитии цельности, которая не боится запачкаться или же быть раздавленной поступью преград. Эта цельность хранит в себе возможность стать совершенным, кем не мог быть с множеством ошибок и дилемм в далеком прошлом. При этом…ты уже никогда не будешь прежним.

И меня ничто не останавливает сказать заветный ответ, ибо знаю, как из «ничего» рождается универсально волшебное.

― Да… Это невероятно! Ты будешь вместе со мной жить в Лондоне! Господи…

― Ну, не господи, конечно, но да я, ― лыбится, как насытившийся кот, и тянется вперед, заключая нас в первобытное желание, ― насытиться друг другом. Поцелуй получается трепетный до мурашек по всему телу.

― Я тебя люблю, Эрик Росс, ― оторвавшись, шепчу, ладонью глажу его щеку, немного обросшую щетиной, и любовно оглядываю черты лица парня, пока внутри меня умиротворенная радость. ― И я готова начать все с чистого листа.

― Тогда нам остается только завершить незаконченные дела.

― Ты сможешь пойти со мной на ужин к отцу? ― умоляюще требую его, хоть и понимаю, что он все равно согласиться.

― Конечно. Если ты не можешь встретиться один на один со своим отцом, то я помогу тебе в этом…

29 глава

Чем ближе мы подъезжали к дому моего отца, тем сильнее я себя ощущала, как рыба в консервах. Было невыносимо глядеть вокруг себя на жилые комплексы, между которых приходилось лавировать, чтобы выехать на часть дороги, ведущую к отдаленному жилому клубу.

Я сдержала рвущийся ком волнения в себе и взглянула на водителя.

Эрик сосредоточено направлял Audi, по ее краям располагались высокие особняки с отделкой золота, стекла, бронзы, кружев, дерева и многих других, от чего пропадало всякое желание продолжать смотреть на это великолепие. Я не смогу к этому привыкнуть. Даже когда я была в гостях у Россов, я чувствовала себя лишней там. Да, была лишена роскоши, но по-простому тоже жить лучше. Дышать как-то легче.

Наконец, мы остановились около высоких ворот. Камера, расположенная сбоку, рядом с домофоном, поблескивала при освещении фонарей, а через несколько секунд ворота стали отъезжать в сторону, предоставляя возможность въехать на территорию участка. Боже мой!

Я рассчитывала тут увидеть копию богатства, как у родителей Эрика, но здесь оказалось, как у настоящих голливудских звезд: все при блистающих софитов сад, к тому же и дом, с какой-то части выделанный под барокко, никак не сочетающийся с современной окантовкой переда дома. Элита из элит. Если не брать в счет того, что за слоем забора этот дом сложно разглядеть, то он, во всяком случае, превосходит все остальные.

― Твой отец что, ограбил банк, раз живет в таких хоромах? ― присвистнул парень, выруливая на главную подъездную дорожку и останавливая машину.

― Не знаю, ― выдохнула и потерла лоб. ― У меня желание пропало находиться там. Может, развернемся и поедем обратно?

― Эй, ― Эрик положил руку на мое колено. Я медленно подняла взгляд. ― Не думай о том, какой кошелек у твоего отца. Мы сюда приехали поговорить с ним, помнишь?

― Но вся эта святость только подтверждает мои доводы о том, как он любит хвастаться перед людьми своим богатством. ― Наморщила нос. ― Почему нельзя было посидеть в каком-нибудь ресторане?

― Ты себя накручиваешь сейчас, Ханна. Расслабься. Я буду рядом.

― Знаю…

Мы придвинулись друг к другу ближе, что дыхания переплелись между собой, и я первая потянулась к нему, касаясь его пухлых губ. Эрик запустил руку в мои короткие волосы, удерживая меня за затылок, я же пальцами вцепилась в шуршащую ткань куртки. Язык парня проник в мой рот, и все мои суматошные и тошнотворные сомнения испарились, стоило с невинного поцелуя проникнуться в ожесточенный пожар. Мы целовались нетерпеливо, дерзко и одновременно с признанием, что я не заметила, как теснее стала прижиматься к нему. Ничего страшного, если нас застукают за поцелуем. Я не могу насладиться им всецело. Эти два дня тому подтверждения, так как мы практически не вылезали из кровати, за исключением моей практики ― эскизы ждали немедленного редактирования.

Неохотно отстраняемся друг от друга, потом снова приникаю к нему, наш смех вибрацией проходит по телу. Так происходит от силы три раза, потому что мне спокойнее, когда он разделяет вместе со мной эту макроскопическую пресность, да и я хочу с ним постоянно летать где-то далеко за пределами здравого разума.

― Черт, ― шипит Эрик, когда я в очередной раз вонзаю зубы в его нижнюю губу и сладко посасываю. ― Ты же понимаешь, что такими темпами нифига отсюда не выйдем?

Закусываю хитро нижнюю губу, отодвигаясь от него, при этом оценив возможность его потрепавшегося вида. Но он как всегда выглядит сногшибательно.

― Чтоб тебя не провоцировать, рекомендую пойти.

― Хорошая идея, потому что… ― Росс нервно поправляет свою шевелюру, потом опускает руку на свои штаны. Я с подлинным желанием слежу за его действиями. ― …маленький Росс не готов так опозориться.

Я рассмеялась, и первая поспешила вылезти с машины. Услышала, как с водительского места открылась дверь, после показался парень, с опаской поглядывая на дом. Мы обошли машину, вместе направились к входу, и краем глаза уловила, как напряженно передвигается Эрик. Отвернувшись, тихо хихикнула, попробовала натянуть на лицо непринужденность, но Росс заметил мое слащавое самоупоение.

Мы остановились напротив ажурной двери со сплошным вторым слоем, и я тут же потянулась к руке парня, переплетая наши пальцы. Взглянула на него из полуопущенных ресниц, выговаривая:

― Спасибо, что ты согласился со мной пойти. Сама бы я вряд ли справилась, ― устало усмехаюсь.

― Детка.

Эрик поворачивается ко мне, становится вплотную и касается шершавой ладонью кожи щеки, обводя большим пальцем скулу. Тянусь к этому прикосновению, прикрывая глаза от мимолетного наслаждения.

― Я всегда буду с тобой рядом, даже если очень далеко. Я буду в твоем сердце.

Наши лбы сталкиваются и время становится таким безвольным, что я забываю от тревогах и прочих забот, окружившие меня за последний месяц. Признание молодого человека ― самое прекрасное, что я слышала за всю свою жизнь. Он открылся мне. И я верю, что, возможно, будущее уже рядом с нами.

Снова поворачиваюсь к двери, делаю глубокий вдох и выдох, только потом решаюсь нажать на звонок. Разносится внутри дома странный звон колокольчиков. Серьезно, они живут как святые монахи?

Перед нами раскрывают двустворчатые двери через несколько секунд. Такое ощущение, что они дожидались нашего прибытия около окон. На пороге появляется сам глава семьи, всеми почтенный мистер Кэмпбелл. Мой отец принарядился со вкусом, вновь на себя цепляя великую утонченность и излишнюю надменность, которая таит, стоит ему наткнуться взглядом на меня.

Если честно, я была готова сдаться и не искать контакт с человеком, что предал мою мать, прямо перед выездом. Только знаю, как от этого зависит дальнейший расклад всех наших взаимоотношений. Мама не в курсе моего поступка и вряд ли станет после того, как узнает, расхваливать. Ни пуха ни пера, как говорится. Хотя от этого легче нисколько не становится. И один упавший мой взгляд на обстановку жизни моего отца ― добивает.

― Ханна, как я рад, что ты все-таки смогла прийти. ― Мужчина переводит взгляд на темную фигуру, которая стоит рядом со мной. ― И не одна. Проходите в дом.

Джозеф отходит в сторону, приглашая нас войти в дом. Я несмело делаю первые шаги и все же позволяю окутать мое тело комфортом, встречающий с самого порога. Как предсказуемо. Все в красивых ярких тонах, выделках каких-то узоров и позолоченных вышивок. Даже лестница выделана точь-в-точь под королевское оформление, зигзагом уходящая на второй этаж.

― Мило тут у вас, ― хмыкаю я. За мной раздается стук двери. Затем чья-то рука касается спины в районе лопаток, и меня сковывает странное ощущение.

― Чувствуй себя, как дома, ― тепло просит отец и подзывает к нам служанку.

Мы с Эриком снимаем верхнюю одежду, а мужчина уходит в столовую, перед этим проинструктировав, куда направляться. Я провожаю взглядом спину своего отца, успевая отметить, как прямо он держится. Он когда-нибудь расслабляется?

― Будь проще, ― голосит Росс, вырывая меня из мыслей. ― А то такими темпами скоро глазами будешь палить все, что видишь.

― Не могу. ― Плечи опускаются, и я качаю головой от своей бессильности. ― Меня уже начинает бесить эта его формальность.

― Эй, не забывай, для чего мы здесь. ― Парень обнимает меня, оплетая талию, и касается губами моего лба. ― Один ужин и, возможно, ты больше его не увидишь. Все в твоих руках.

Когда мы уже входим в огромную комнату, которая называется столовая, нас встречают пару незнакомых лиц. Врезаюсь взглядом в самого высокого из семейства, который, сощурив глаза, следит за каждым моим движением. Ему точно шестнадцать лет, хоть и выглядит намного старше. Кожа смуглая и идеально гладкая, от чего отбрасывает блеск, говоря о его возрасте. Кудрявый, темноволосый, а когда пытается головой встряхнуть волосы со лба, то они переливаются каким-то другим цветов. В плечах размашистый, в стойке уверенный и чересчур самонадеянный. От него прямо таки и веет опасной гордостью. Даже хитрая ухмылка говорит о многом, стоит ему заметить, насколько сильно я вооружена интересом и открыто разглядываю его. Наши глаза встречаются, и я замечаю голубизну, скрытой под серой пеленой, и в сознание врывается истинная убежденность ― это сын моего отца.

Оторвавшись от созерцания изрядно надутого индюка, замечаю подростка, стоящий рядом с ним. Парень лет двенадцати или же тринадцати. Волосы тоже завиваются, только на этот раз цвет более русый. Маленькое худое лицо, тело тощее, хотя держится он под моим вниманием вызывающе, скрестив руки на груди. Еще один сыночек.

Поджимаю нижнюю губу и убираю в дальний ящик свое смятение. Тоже мне, теплый прием.

― Ханна, познакомься. Это мои сыновья. Лео, ― встает рядом со старшим, положив руку на его плечо. ― А это Джимми, ― затем придвигает к себе подростка, обнимая их. ― Мальчики, познакомьтесь, это ваша сестра, Ханна.

― Ну, привет, Ханна, ― из уст Лео сочится неподдельный яд, но он уверенно это скрывает за якобы милостивой улыбкой.

Джозеф даже не ведет бровью.

― Привет, ― бурчу, не желая с ними завязывать контакт. Мы втроем чувствуем, как нас обременяет эта обстановка и насколько неумолимо между нами простилаются не родственные узы, а скорее угнетение от знакомства.

Вспоминаю о парне, когда он пальцами касается моей руки, встав рядом со мной.

― А это Эрик. Мой парень, ― последнее я выговариваю чуть тише, потому что вспоминаю, как недавно говорила отцу совсем о другом.

― Приятно познакомиться. ― Парень протягивает руку. Отец немного колеблется, но потом все же пожимает ее.

Ребята разглядывают Эрика с таинственным интересом, да и молодой человек не теряет времени, чтобы нацепить на лицо беззаботность и взаимно пялиться на этих двух чертят. Пускай я их не знаю, зато по глумливым и скучным взглядам становится куда яснее обычного ― они не рады моего визиту. Ну и ладно.

― Что ж, и мне приятно познакомиться. Вы, дети, рассаживайтесь. Сейчас еще подойдет моя мама, и уже тогда подадут ужин.

Когда он проходит мимо меня, я удерживаю мужчину, схватив его за локоть. Придвигаюсь ближе так, чтобы это мог услышать только он, пока мальчики позади нас занимают своим места.

― Я не хочу знакомиться с…ней, ― четко говорю в конце, ибо не знаю, как лучше называть эту женщину. ― Меньше всего хочется видеть ту, кто не мог терпеть мою мать.

― Успокойся, дитя. ― Его лица снова касается легкая улыбка. Он берет мою руку, сжимает ее, затем отстраняется, посмотрев через мое плечо в сторону сидящих. ― Все будет хорошо.

С этими словами он оставляет меня и спешит уйти, а я безмолвно пробурчав себе под нос, нацепляю на лицо спокойствие, разворачиваюсь и следую к столу. Кожу покалывает от колючих взглядов братьев. Придаю лицу как можно больше безразличия и усаживаюсь возле Эрика.

― Значит, ты и есть наша сестра, ― заявляет деловито Лео, напыщенно вздернув подбородок и скрестив руки на груди. ― Я думал, ты более…изысканнее.

Выгибаю бровь.

― Чтоб быть вашей сестрой, я должна следовать каким-то требованиям?

― Нет, просто ты, ― от одной мысли он морщит нос, ― слишком простая. Твоя одежда ― говорит об этом.

Я не тратила много времени на выбор наряда, и наугад в шкафу отобрала джинсы и белую блузку с открытыми плечами, делая акцент на то, что многие дамы предпочитают открытость в самых выразительных местах. А именно — ключицы.

― Простой быть не так уж и плохо. Я даже не стараюсь стремиться к величию, мне этого не надо.

― Тогда что ты здесь делаешь? ― Оба брата уставились на меня. Один из них нагло заострил внимание в районе груди. Паршивец.

― Дописываю до конца историю, парень, ― с язвительным акцентом добавляю в конце, привлекая его внимание. ― Я много времени не отниму, только узнаю то, что тревожило несколько дней.

― Ты…

Он не успевает закончить свою мысль, как в столовой появляется две фигуры. Уныло поворачиваюсь в сторону вошедших, и в меня как будто что-то врезается, когда я узнаю в лице женщине знакомого собеседника. Та же ровная походка, гордая осанка и кичливые движения, зато за всей этой вуалью таится другие, более скомканные и зародившиеся новой жизнью, чувства.

Я привстаю с места, стоит нашим глазам встретиться. Я помню детально наш разговор. Помню все ее слова.

«С моим мужем нам многое пришлось преодолеть, доказать обидчикам, что сильны, когда вместе. И наша любовь спасла обоих. Только…я потом из-за ослепленной любви испортила жизнь своему единственному сыну, сделала так, чтобы он никогда не женился на девушке, что так сильно любил… Да и сейчас любит.»

Статность до сих пор ее красит, да и озорной, порой лукавый блеск не выдает ее возраст, добавляя перчинку молодости. Вокруг поселяется тишина. Неотрывно смотрю на нее, на женщину, посмевшая испортить жизнь моей матери и идти со мной в контакт обманным путем. Я следовала ее словам, но, стоило узнать, кто обладатель столь гнусного авторитета, все забывается по щелчку пальца.

― Здравствуй, Ханна. Рада с тобой снова встретиться, ― ее громкий и резкий голос заставляет вздрогнуть. Сейчас она со мной разговаривает, как с какой-то глупой девчонкой, нежели с собеседником, позволяя себе расточительство признаний.

― Мама, когда ты уже успела с ней встретиться? ― недоумевает отец, посмотрев на женщину недоверчивым взглядом. ― Мы же договаривались…

― Я просто дала Ханне надежный совет, и вижу, он получил свои результаты. ― Она посматривает с весельем на парня, вставший позади меня.

Мужчина попеременно оглядывает нас, прикидывая, насколько возможен рост непредвиденной ссоры, только быстро берет себя в руки, и как прежде улыбается фирменной улыбочкой.

― Давайте немного успокоимся и все же присядем за стол. Мама, прошу.

Я плюхаюсь обратно на стул и собираюсь помассировать лоб, как рука парня меня останавливает. Пальцы Эрика начинают поглаживать бедро, успокаивая и помогая собраться с мыслями. Эмоции не помогут быть хладнокровной. Благодарно улыбаюсь ему и поверх кладу свою вспотевшую ладонь, слегка сжимая.

Служащие нарушают нашу безмолвную идиллию и ставят перед каждым сидящим за столом блюда, расставляют салаты и закуски, подливают каждому, кроме молодых людей вино, я же на все это смотрю бегло, заостряя взор на центр стола.

— Ханна, представишь нас?

Все присутствующие отрываются от своих блюд.

Скептически выгибаю бровь, но все же, прочистив горло, выдавливаю:

— Эрик, это…

— Аманда Кэмпбелл, — заметив мою паузу, вставляет. Стискиваю челюсть.

— Да. Миссис Кэмпбелл, это мой парень — Эрик.

— Что за формальности. Можешь меня называть просто бабушка.

Я ничего ей не отвечаю. Вместо этого интересуюсь другим вопросом.

― Можно узнать, зачем вы тогда ко мне подошли? Что вы хотели?

Женщина медленно поднимает голову.

― Хотела помочь. Я видела вашу сцену, и не хотела тебя оставлять в таком отчаявшимся положении. ― С снисходительной черствостью смотрит на Росса. ― К тому же. Ты моя внучка, я не могла смотреть на то, как тебе бросают грязь в лицо.

Хмыкаю на последнее заявление.

― Внучка? ― тихо повторяю. ― Кто-кто, ну уж точно я вам не внучка. Я узнала обо всех вас спустя восемнадцать лет. И мне такое говорит человек, посмевший разрушить судьбу двух любящих людей.

― Понимаю. Ты зла. Я тоже теперь не могу простить себя за такую вольность.

Еда на тарелке выглядит пусть и убедительно вкусно, вот только звуки желудка не заглушают удары моего сердца. Я и не заметила, как дыхание участилось и меня всю затрясло под давлением участившегося пульса.

― Мне все равно, ― честно выдавливаю из себя и обращаюсь к отцу: ― Я пришла сюда поговорить начистоту. У меня есть всего несколько вопросов. И после этого я уйду.

― Я думал, ты останешься на десерт…

― Нет! ― останавливаю его мольбу. ― Здесь не мое место. Меня ждет мама. Поэтому хочу узнать все, что случилось до моего рождения.

Тянусь за своим бокалом, отпивая пару глотков, для того чтобы сбавить засуху в горле. Нервная почва ― не лучший попутчик при разговоре. Через несколько секунд в теле спадает напряжение, уступая место расслабленности, хотя я все еще держу ухо востро.

― Хорошо, ― первая решает начать миссис Кэмпбелл. ― Все началось во времена, когда твой отец заканчивал университет в Бостоне.

― В Бостоне?! ― Шокировано раскрываю глаза.

― Разве тебе мама не рассказывала, что она с Бостона? ― вмешивается отец, крутя бокал в руке, чем взбалтывает вино.

Отрицательно мотаю головой.

― Так вот, ― раздраженно цедит она, не принимая тот факт, что ее перебили, и демонстративно кашляет, ― он познакомился с Мартой, как рассказал Джозеф, на вечеринке, устраивающие братства в момент рассвета первокурсников. Вышел незначительный конфликт, перешедший в отношения. Их роман длился два года, если не подводит память. И узнали мы о нем под конец их разрушившихся надежд, ведь мой сын должен был благородно продолжить род.

Кривлю губы на слова «благородно». Мы точно во времена славянских традиций, где наследники должны были ставить свои почести и долги выше любви.

― Мы заметили изменения еще в День Валентина. Мальчишка был сам не свой: нарядился, расчесался, ходил с плутоватой ухмылкой. Вообщем, походил меньше на шкодника. Меня и моего мужа очень насторожило это, а потом и вовсе не обрадовало то, что он встречается с девушкой из простой семьи. Для нас это было ударом.

― Поэтому вы решили убрать маму с дороги?

― Ну не совсем убрать, ― мрачно смеется женщина и, разрезав кусок птицы, кладет его в рот. Прожевывает и продолжает: ― Мы заботились о благополучии сына и хотели всего самого лучшего. И была вероятность, что она, твоя мама, охотится за нашими деньгами.

― Но это не так! ― горько взвыла и тут же себя укротила. ― Маме ни к чему были ваши деньги. Ей просто не хватало частички, похожая на нее.

― Знаю, дитя. Я поняла это после всего случившегося. Когда наш план был исполнен, Марта сбежала, а сын мог спокойно продолжать учиться и готовиться к предстоящему знакомству со своей невестой.

― С нашей мамой, ― выговаривает Джимми, хмуро глянув исподлобья. Старший его тычет локтем.

Ненадолго задержала на нем взгляд, отмечая, таким образом, он просто защищает честь своей матери и не стоит на него грузить свои угрозы, и вернулась к диалогу.

― Объясните мне ваш мотив! ― требую, выделяя каждое слово. ― Зачем подставлять мою маму?

― Наверное, из-за того, что нас так воспитывают, Ханна. Мы идем наперекор стереотипам современности и чтим наши устои. В нас закладывают те взгляды, которые нестандартны другим, как например, вся ситуация с твоими родителями. ― Женщина сочувственно поглядывает на своего сына и снова нацепляет на лицо маску холодности. ― Мне очень жаль, что произошло несколько лет назад. Наши поступки с покойным мужем были лишены здравого смысла. Мы даже не знали, что твоя мама будет беременна. Думаю, если бы она сказала об этом Джозефу, все было бы по-другому.

Опускаю голову и сначала медленно, затем резко качаю головой:

― Ничего бы не было по-другому. Вы не переставали бы потешаться над моей мамой, ставили бы ее в неловкие положения и каждый раз напоминали бы ее статус…

Гляжу на отца, который не спускает глаз с меня, видимо, понимая, как сильно он смог надломить себя. Я не выражаю ничего на лице, остаюсь непреклонной к излишнему проявлению то ли понятия, то ли неизвестности.

― Ханна, я понимаю, ты зла на меня и своего отца. Но не вини его. Пусть вся твоя злость будет направлена на меня, ― говорит она уверенно, но никаких намеком на истинные раскаяние и теплоту нет. Ее тон лишен чувств. Обыденность.

― Что вам сделала моя мама? ― Сдерживаю подкрадывающиеся предательские слезы.

― Что? ― Невинно хлопает глазами.

― Что. Сделала. Вам. Моя. Мама?

Думаю, этот вопрос один из самых важных. Ключ к тому, что могло стать причиной такого изощренности.

― Полюбила твоего отца.

― И поэтому так ненавидите ее? ― Нервно смеюсь. ― Это глупо.

― Когда ты станешь матерью, то лучше поймешь мои чувства, ― вставляет она напоследок и запивает слова бокалом вина. Воцаряется тишина.

Мать и дитя понятия очень близкие, но и одновременно разные. Я не могу знать точно, какая связь образуется между ними. Одно мне ясно точно — женщина, любящая своего ребенка, не будет его ставить в свои рамки, не станет загонять, как корову в стойло, а примет все его идеи с ясной головой. Потому что жить на попечении своей мамы — это пуще не знанию, как самостоятельно жить, как себя реализовать в деятельности и найти свой путь.

Она удовлетворяла свои желания. На сына ей наплевать.

― Я ухожу, ― твердо заключаю и встаю со своего места, игнорируя свои внутренние отголоски. Все равно, как это выглядит со стороны. Я услышала главное от своей бабушки и некоторые пазлы смогли собраться воедино.

Еда так и остается остывать, пока по комнате раздается скрежет стула о мрамор или камня, и следую отсюда прочь. За спиной слышу, как кто-то поднимается с места и успевает нагнать на повороте в прихожую. Меня приобнимают за плечи.

― Ханна, успокойся. Что с тобой? ― Поправив выбившийся локон, Эрик заботливо заправляет за ухо.

― Я хочу отсюда уехать. Пожалуйста.

― Ты больше ничего не хочешь знать?

― Нет, ― шепчу и хватаюсь за его рубашку, комкая.― Отвезешь меня домой?

― Хорошо.

― Подожди, Ханна!?

Мы разлепляем объятья, когда к нам подходит отец. Он расширенными глазами смотрит на меня, восстанавливает дыхание, делая глубокие вдохи и маленькие выдохи, и все же выговаривает:

― Извини меня, что все получается не так, как хотелось тебе. Видимо, что-то не может склеиться в этом ворохе тайн. ― Скованно взмахивает руками. ― И прости, что так поступил с твоей мамой. Я ее очень люблю, малышка. Никогда и никого прежде не мог разлюбить.

― Ответь честно…

Делаю к нему шаг, от чего мы равняемся. Дочка вся похожая на своего отца.

― Ты будешь бороться за маму?

Мужчина улыбается, и морщинки сразу же собираются в уголках глаз.

― Поверь, больше всего на свете хочу вернуть ее.

― Тогда тебе придется постараться, ― в ответ выдавливаю хоть и вялую, но сердечную улыбку, успокаиваясь впервые за месяц. ― Возможно, в сердце мамы до сих пор есть незабытое местечко, только немного запылившееся. Не сделай ей больно снова. — Кладу на его плечо руку и слегка сжимаю. — Пока, папа.

― Пока…дочка.

Натягиваю в быстром темпе куртку, чему следует и молодой человек, вместе выходим на морозный воздух, встречая ночную стужу во всей своей красе. Фонари глухо горят, и когда я поднимаю голову, то могу разглядеть очертания маленьких бисеринок, окружавшие меня в эту самую минуту.

― Что собираешься делать дальше?

Закрываю глаза и вновь открываю, как только на разгоряченную щеку падает снежинка. Гляжу в непроглядную и бесконечную мглу, обнимаю себя и губами шепчу:

― Скоро Рождество. Надо искать подарки.

Эпилог

― Ну, Эрик! ― сбивчиво молю, выгибаясь в спине. ― Пожалуйста…

― Чего ты хочешь, Ханна? ― шепчет возле моего уха. Губами касается мочки уха, вызывая по телу приятную истому. Этот засранец пытается меня убить, пока мучительно сладкой игрой вытаптывает из меня всего каких-то пару слов.

― Ненавижу тебя! Ах!

Из меня вырывается глухой стон вперемешку с разлившимся теплом, когда его губы касаются чувствительной точки на шее, затем манящими движениями спускается ниже. Целует ключицы и впадинку между ними, слегка прикусывает над грудью, оставляет поцелуй в ложбинке, только после этих мучений припадает сначала к одной груди, не спеша кончиком языка играя с соском, потом к другой.

Пальцами зарываюсь в шевелюре парня, ногтями царапаю кожу, и глубокий рык Эрика вибрацией проходит по мне. Наше разгоряченное желание быть всегда наедине и желательно единым целым будоражит кровь, заставляет обо всем забыть на свете и погрузиться в это укоризненное притяжение.

Мы в Лондоне уже живем около двух недель и с момента приезда ни разу не смогли провести день вдали друг от друга. Дневные дела помогают нашим головам отвлечься от постоянных ссор, флирта, недомолвок, поцелуев, прогулок, непристойных вещей в открытом месте и отличного секса, но когда наступает вечер, я ничего не могу делать кроме как лежать либо на парне, либо под ним, либо рядом. А после наступает дичайшая слабость во всем теле, дарующая временный эффект понимания, что мы творили вчера, позавчера, три дня назад или неделю назад. Даже в колледже во время лекций я постоянно возвращаюсь к вечерам, вспоминания, где были его руки и какими были его губы, горячими и со вкусом мяты. Сложно противиться шарму моего Росса.

― Ты не ненавидишь меня, ― выдыхает струю воздуха на сосок, и я содрогаюсь от колючих мурашек, осыпавших грудь. ― Тебе будет сложно ненавидеть меня.

― Я ненавидела тебя, когда ты… ― Прикрываю глаза от наслаждения, когда костяшками пальцев Эрик начинает поглаживать складки. Я была непристойно мокрой. Руками лихорадочно обвожу крепкие мускулы, за месяц значительно увеличившиеся в объеме. Парень много ходил на тренировки по футболу, а после его увлечением стал только бокс, который помогал ему направлять свой пыл и злость в другое русло. ― Когда ты…подарил мне ту розу.

― А что с ней не так? ― Исподлобья глянув на меня блестящими глазами, он кровожадно стал наблюдать за мной, спускался все ниже и ниже, улыбаясь уголками губ от того, как ничтожно я плавлюсь под его влиянием.

― Ты…ты… ― Облизываю пересохшие губы. В ушах стоит ужасный шум, дышать стало невмоготу, словно я забыла, как это делается. ― Это было подло использовать ее…в качестве трофея…

Росс резко прерывается и выпрямляется, нависая надо мной. Его лицо в опасной близости, пять сантиметром расстояние, от чего, поддавшись вперед, и наши губы сольются в поцелуе. Взглядом изучает мое лицо: глаза, нос, приоткрытые губы, щеки, только останавливается, когда наши взгляды скрещиваются.

Океан и земля сливаются друг с другом.

― Та роза не была для меня важной вещью. Это лишь было условием. Ты ― моя роза, Ханна. Красная роза, выводящая из тьмы на свет. Пусть лепестки твои быстро завяли, но ты вновь расцвела, и вместе с тобой расцвел и я.

― Один из лепестков красной розы ― это одна из наших история, ― говорю я, закидывая руки на его плечи.

Молодой человек мускулистой грудью касается моей, что соски тут же начинают тереться об его кожу.

― Одна из воспоминаний того, что я полюбил тебя.

― Я люблю тебя, Эрик.

― Я тебя больше…

Расплывается в белозубой улыбке, находясь от моих губ на расстоянии одного миллиметра.

― Я раньше. ― Я щекочу губы парня дыханием, и, заметив, как вспыхивает на дне зрачков пламя, он больше себя не сдерживает. Да он никогда себя не сдерживал.

Сталкиваясь с порывом всепоглощающего огня, важно уметь выжить в коконе искр и безумия. Я же была лишена возможности выжить, найти для себя спокойствие, потому что его на самом деле нет. Мне оно не нужно было. Счастье ― это не просто стабильность в твоей жизни. Счастье ― это когда ты можешь его с кем-то разделить, прочувствовать от корней волос до пальчиков на ногах.

И важно уметь сохранять счастье от всех вредителей, кому на самом деле от этого больно. Зависть порождается не от того, что человек слаб и неуверен в себе, просто он никогда не понимал, как надо именно жить со своим богатством внутри.

Я оказываюсь сверху. Эрик без всяких промедлений вгоняет неожиданно, дерзко и до основания член, от чего я опадаю ему на грудь. Мужские пальцы обхватывают мои бедра и начинают регулировать процесс: медленные, аккуратные и сводящие с ума, ведь растягивают тебя изнутри, толчки превращаются в терзание. Росс набирает темп и в какой-то мере того не замечая, сама начинаю оседлать его, лишь бы получить как можно больше эйфории. Неприличные звуки ударов наших тел разрывают комнату, стоны смешиваются с ужасным рычанием или же сиплым повторением наших имен.

― Я влюбился в тебя до беспамятства, ― сквозь зубы выговаривает Росс, закатывая глаза. ― И ничто не сможет убить мою любовь к тебе. Ты хочешь быть со мной? Ты будешь моей женой?

― Эрик…

Комнату оглушает звук шлепка. Там, где оказалась ладонь парня, ягодица начинает гореть, но от этого только еще острее.

Стоит головке члена коснуться внутри какой-то точки, как мышцы на ногах начинают дрожать, меня саму окутывает неимоверный шлейф легкости и пронизанного удовольствия. Эрик сам начинает напрягаться от подступающего оргазма.

― Я буду…твоей. ж-женой. А-а-а, ― на последнем слове я вскрикиваю. Оргазм подкрадывается намного сильнее, и я тут же теряю ориентировку в реальном мире. Перед глазами начинает все белеть, затем мелькают блики. Голова начинает кружиться.

Мышцы влагалища сокращаются вокруг напряженного члена, и в следующую секунду Эрик содрогается, изливаясь в меня. Чувствовать его настоящим в себе ― вещь невообразимая. И если сейчас противозачаточные помогают нам спастись от внеплановой беременности, то через два года я точно хочу родить ему мальчика. Или же девочку. Это пока. Кто знает, что меня можетждать завтра.

С этими дурными и приятными на языке мыслями устраиваюсь на груди парня, прислушиваясь к его сердцебиению и участившемуся дыханию.

Я рядом с любимым человеком в сказочной и до сих пор сверхъестественной стране. Куда еще лучше?

Последние слова, в которые Ханна не верила до тех пор, пока не встретила Эрика. Последние слова, на которых и заканчивается их история. И можно сказать лишь "Прощай, история".

Оглавление

1 глава

2 глава

3 глава

4 глава

5 глава

6 глава

7 глава

8 глава

9 глава

10 глава

11 глава

12 глава

13 глава

14 глава

15 глава

16 глава

17 глава

18 глава

19 глава

20 глава

21 глава

22 глава

23 глава

24 глава

25.1 глава

25.2 глава

26 глава

27 глава

28 глава

29 глава

Эпилог