Ради Инглиш [Э.М. Харгров] (fb2) читать онлайн

Ради Инглиш

Серия: Ради любви #1 (про разных героев)

Переводчик: Екатерина Шишигина

Редакторы: Диана Коркина, Анна Ковальчук (до 2 части 2 гл.), Александра Кузнецова (со 2 части 3 гл.)

Вычитка: Каролина Б., Александра Гладкова

Русификация обложки: Мадам Х 

ПРОЛОГ

Бек

Около шести лет назад

— Бек, тебе лучше спуститься вниз.

На улице всё ещё темно. Сейчас декабрь, солнце встанет не раньше половины восьмого. Я приехал домой на рождественские каникулы. И почему мой отец будит меня в такую рань?

— Что? — стону я.

— Вытаскивай свою задницу из кровати и тащи ее сюда. Сейчас же.

Я знаю, что, когда он говорит подобным тоном, лучше не спорить. Поэтому я вынужден выбраться из теплой, мягкой постели и потащиться на кухню. Родители стоят у кухонной стойки, не отрывая глаз от картонной коробки. Мама протягивает мне письмо.

— Что это? — спрашиваю я.

— Я не знаю, оно лежало здесь. — Она смотрит на коробку.

— Подарок на Рождество? — подумалось мне. — Не рано ли?

— Я бы не сказал, что рано, будь я на твоем месте, — отвечает отец.

Потирая сонные глаза, я пытаюсь привести мысли в порядок. Прошлой ночью была крутая вечеринка. Как обычно все ребята собрались вместе, приехав домой из колледжей. Я даже не помню, во сколько явился домой.

— Кто-нибудь может объяснить мне, что происходит?

Неожиданно для себя, я слышу детский плач.

— Мы надеялись, что это ты нам объяснишь. — Мама смотрит на меня.

— Чей это ребенок? — Я ничего не понимаю.

— Бек, прочти уже это чертово письмо! — Терпение отца явно на исходе. — Оно лежало на коробке с ребёнком на крыльце. Я вышел забрать газету. Теперь прочти письмо, чтобы мы поняли хоть что-то.

Я смотрю на конверт в его руке. На нём мое имя. Я вскрываю письмо и достаю сложенный вдвое лист. Такие листы обычно используются для тетрадей на пружинках. Провожу пальцами по левому краю и немного трушу, вообще-то чертовски сильно трушу. Я не испытываю желания читать это письмо.

Подняв глаза, я вдруг снова оказываюсь пятилетним мальчиком, на которого укоризненно смотрят его родители, испепеляя взглядами. Я сглатываю слюну, но от этого ее становится только больше.

— Бек, — мягко подталкивает меня мама к неизбежному.

Кивнув, я разворачиваю бумагу и начинаю читать.

Бек,

Я пыталась. Я действительно пыталась. Но это слишком. Я отдаю её тебе. Всё оказалось намного тяжелее, чем я думала. Если она не нужна тебе, отдай её на усыновление. В коробке под пледом ты найдешь все юридические документы, подписанные адвокатом и мной. У тебя полная опека. Я передаю тебе все права на неё. Если тебе интересно, она была зачата на той вечеринке в доме братства в ноябре, в наш выпускной год. Сомневаюсь, что ты помнишь всё, ведь мы были чертовски пьяны. Я не виню тебя, в этом и моя вина. В документах указано, как меня зовут. Уверена, ты сделаешь анализ ДНК, который я и сама советую сделать. Но её отец — ты, поскольку ты единственный, с кем я была. К юридическим документам так же приложена ее медицинская карта. Она здорова, если тебя это волнует. Я не поэтому отдаю ее. И как ты уже понял, я не смогла сделать аборт, как планировалось.

Прости меня. Полагаю, я не создана для материнства.

Эбби

Я стою как замороженный.

— Ну? — Отец ждет объяснений. Я передаю ему письмо. А потом каким-то чудом нахожу в себе смелость заглянуть в коробку и быстро окидываю взглядом свою дочь. Я даже не знаю её имени. Но от ее зелёно-голубых глаз невозможно оторвать взгляд. Казалось, я не дышу целую вечность. Мне безумно хочется прикоснуться к ней, но я боюсь, потому что никогда не держал на руках ребёнка. Не причиню ли я ей боль? Она ведь такая хрупкая.

— Давай. Возьми ее, Бек, — шепчет мама.

С трясущимися руками я прикасаюсь к ней. Ее бледно-розовый плед соскальзывает вниз, и передо мной предстает крошеное тельце, одетое в бледно-розовый костюм. Её ручки и ножки ударяются друг об друга. На её маленькой головке небольшой пушок, и я трусь об него щекой. Это самое мягкое, до чего я когда-либо дотрагивался. Мне не хочется её отпускать.

— Что ж, ребёнок, похоже, у тебя у самого теперь ребенок, — ворчит отец.

Мама хихикает и произносит:

— А у тебя, похоже, теперь есть внучка.

— Пап, ты прочёл письмо? — спрашиваю я.

— Угу.

— Ты не мог бы проверить её медицинскую карту? Я хочу знать, как её зовут.

Папа недолго роется в бумагах, а потом сообщает:

— Хм. Здесь написано, что её зовут Инглиш. Инглиш Бекли Бриджес.

— Инглиш.

И что мне, блин, делать с ребенком?

Вдруг раздается громкий звук, и я чувствую, как вибрирует моя рука. По комнате разносится зловонный запах.

— Ох, что это? — спрашиваю я.

Папа смеется, лезет в коробку и протягивает мне пластиковый коврик:

— Я знаю одну вещь, которой ты точно будешь заниматься. Вероятно, сын мой, ты будешь менять подгузники. Постоянно.

Я слышу его непрекращающийся смех, пока он идет через гостиную. 

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ МИСС МОНРО

Глава 1 Шеридан 

Наши дни

Цепким взглядом я прохожусь по всем материалам, которые тщательно продумала и развесила на стенах, в поисках малейшего недочёта. На ногтях практически не осталось лака, поскольку я содрала его в процессе развешивания учебных пособий. Я хмурюсь, анализируя еще раз, почему выбрала именно эту профессию. Без сомнений, моя соседка, пробравшись в кабинет, предложила бы мне с десяток идей, как лучше его украсить, чтобы он радовал глаз. Думаю, она бы порекомендовала мне повесить на стену декоративные подушки ручной работы или роскошные произведения искусства, а также те крутые вещи из использованных поддонов с Pinterest. И уж точно она бы предложила использовать те новые парты с маленькими дырками для карандашей и ящичками для книжек. К сожалению, я не располагала ни большим бюджетом, ни временем. Мой желудок урчит от волнения и что такого? Это ведь мой первый день в школе. Мой самый первый день. То время, которого я ждала и ради которого работала всю свою жизнь. Ладно, возможно, не всю жизнь, но тем не менее. Через несколько минут в эту дверь вбегут двадцать два шестилетних ребёнка с мозгами вроде поролоновой губки. И если я не смогу правильно наполнить эти губки, навсегда убью их любовь и интерес к учёбе.

Драматично? Возможно. Я учитель начальных классов и именно моя задача предоставить им шанс полюбить школу. Если я облажаюсь, они возненавидят школу и это будет на моей совести. Кроме того, это самый первый день, когда я в качестве их духовного наставника. Я только-только окончила колледж и вот я здесь. Настало время изменить этот мир! Работа моей мечты, карьера и путь, который я выбрала.

Выдохнув токсичный оксид углеводорода, я наполняю легкие свежим воздухом. А потом слышу их. Легкая вибрация маленьких ножек по кафельному полу и крики детских голосов. В центре всего этого стоит директор — Сьюзен Джордженсен, которая велит детям успокоиться и построиться в одну линию вдоль коридора. Я еле сдерживаюсь, чтобы не засмеяться, потому что раньше слышала те же самые слова от директора своей школы. Дверь открывается, и директор просовывает голову внутрь.

— Мисс Монро, вы готовы встретиться с вашими новыми учениками?

— Да, конечно.

Я скрещиваю пальцы и молюсь.

Она держит дверь открытой, пока друг за другом входят дети, их так много, как муравьёв в муравейнике. Улыбка сменяет хмурый взгляд, и я не могу сдержать восторга, который приходит на место волнения. Они выглядят невероятно напуганными, выстроившись передо мной в ряд. Картина умилительная. О. Боже. Мой. Как же я смогу не влюбиться в каждого из этих маленьких спиногрызов? С ними я непременно буду похожа на мятую картошку.

— Доброе утро, ребята. Меня зовут мисс Монро, и в этом году я буду вашим учителем. Как ваше настроение?

Тут же один маленький мальчик засовывает в рот большой палец и начинает его сосать. Несколько девочек смущенно улыбаются мне, а пару мальчишек смотрят по сторонам, не обращая на меня внимания. Сьюзен бросает на меня многозначительный взгляд, указывая на дверь, и выходит из кабинета. Заранее приготовив своё рабочее место, я подхожу к первому ряду и начинаю называть детей по именам, указывая им на их места. Заполнив наполовину второй ряд, я произношу имя Инглиш Бриджес, но ответа не получаю, поэтому продолжаю дальше. Когда я рассадила три четверти детей, дверь класса открывается и в проходе появляется женщина около сорока лет с ребенком на шее.

— Извините, что отрываю вас, это случайно не первый класс? — спрашивает она на выдохе.

— Все верно, — отвечаю я с улыбкой. — Я могу вам помочь?

— Простите за опоздание. Меня зовут Анна Бриджес, а это Инглиш, Инглиш Бриджес.

— Ах, да.

— Вы не будете против, если я попрошу вас выйти в коридор на пару слов?

Я смотрю на еще не рассаженных учеников и спрашиваю:

— Не дадите мне несколько минут, чтобы я смогла рассадить остальных?

— Конечно.

Я смотрю ей вслед и заканчиваю рассадку оставшихся школьников.

— Теперь оставайтесь все на своих местах, я скоро вернусь. Помните, нельзя вставать со своих мест. Вы поняли меня?

— Да, — отвечают дети.

Я выхожу в коридор, где меня ждет Анна Бриджес. Она все ещё держит на руках Инглиш.

— С Инглиш все в порядке? — спрашиваю я.

Анна закатывает глаза. Конечно, Инглиш не может увидеть этого. Мне становится интересно, что же всё это значит.

— С ней все хорошо. У нее просто произошла небольшая проблема а-ля «я-не-хочу-идти-в-школу», но я сказала ей, что, если она не пойдет, вырастет необразованной.

Я слышу приглушенный голос:

— Я не стану необразованной. Я умная. Я могу учиться по тем школьным видео, которые смотрю по телевизору.

Хмм. Она довольно хорошо развита, поэтому я говорю:

— Но, Инглиш, а как же ты заведёшь новых друзей и будешь участвовать в весёлых школьных мероприятиях?

— Школа — это не весело.

— Хмм. А тебе нравился садик?

— Да, — бурчит она.

— И как же ты поняла, что тебе не понравится первый класс, когда ты ещё в нём не была?

Её плечи почти достают до ушей, когда она демонстрирует мне преувеличенное пожатие плечами.

— Вот что. Почему бы тебе не поучиться неделю? Потом ты решишь, понравилось тебе или нет.

Маленькая девочка поднимает голову и смотрит на меня. Светловолосая кудрявая головка приветствует меня взглядом зелено-голубых глаз. Моё внимание также привлекает ее одежа. Калейдоскоп цветов — полосатые гетры и цветная рубашка, которые каким-то образом сочетаются на ней. Все остальное розового цвета. Не понимаю, кто кого будет учить.

— Хорошо. А вы обещаете, что она мне понравится?

— Я не могу тебе этого пообещать, Инглиш, но я сделаю всё, что в моих силах.

Она разворачивается лицом к женщине и произносит:

— Ладно. Пойдём.

— О, сладкая, я должна уйти.

— Нет! Не оставляй меня, Банана!

Банана?

Женщина переводит на меня взгляд и улыбается.

— Да, она зовет меня Банана. Оригинальное сочетание бабушки и Анны, не правда ли?

Замешательство, скорее всего, светится у меня на лбу, как неоновая вывеска.

Женщина уточняет:

— Поскольку меня зовут Анна, мне в голову пришла блестящая идея, что вместо бабушки пусть зовет меня бабушка Анна, но она не смогла выговорить это, поэтому теперь я — Банана. Это еще ничего. Я уже привыкла, когда она зовет меня Большая Банана. Это причина для многих шуток.

Я прикрываю рот, чтобы удержать вырывающийся из него смех.

— Так значит вы бабушка?

— Моего сына сейчас нет в городе, поэтому на мне сегодня родительские обязательства. Ой, я почти забыла. Вам разрешено получать сообщения во время уроков? Он так нервничает, что не смог присутствовать в её первый день в школе, поэтому я сказала, что попрошу вас написать ему одно или пару сообщений, если это возможно.

Подобное участие со стороны родителя меня только радует. После всех тех историй, что нам рассказывали во время учёбы в колледже о безразличных родителях, я сильно волновалась по этому поводу.

— Вообще, мы просим родителей писать на электронную почту, но в этом случае я буду рада написать ему сама. Не представляю, как он волнуется. Можете дать мне его номер?

Она тут же протягивает мне бумажку с именем и номером телефона.

— Я передам ему, что вы напишете, и сообщу, как вас зовут.

— Идеально. Ну что, Инглиш, ты готова начать своё обучение?

Она протягивает мне ладошку, но потом оборачивается и восклицает:

— Банана, скажи папочке, что я сегодня под радугой.

— Хорошо, Медвежонок, я передам ему. — Она улыбается и поднимает большой палец вверх. Полагаю, быть под радугой — это хороший знак.

Когда мы входим в класс, всё хорошее тут же заканчивается, а внутри царит полный хаос. Ученики носятся как угорелые, гоняясь друг за другом, и кричат так, будто они на детской площадке. Мне нужно принять меры. Я тут же прохожу в начало класса и хлопаю в ладоши. Не помогает. Тогда выкрикиваю:

— Ученики, займите свои места.

Никакой реакции. Складывается ощущение, что сейчас перемена. Я засовываю пальцы в рот и издаю самый мощный и громкий свист. Если только свист и может их успокоить, что ж, пусть будет так.

Они все застывают и поворачиваются в мою сторону.

— Разве я не сказала вам оставаться на своих местах?

Они кивают.

— Когда я задаю вам вопрос, я ожидаю услышать от вас слова, а не жесты. А именно: «Да, мисс Монро, или нет, мисс Монро», вам все ясно?

— Да, мисс Монро.

— Итак, разве я не дала вам чётких указаний не вставать со своих мест?

— Да, мисс Монро.

Я провожу рукой перед собой.

— И это вы называете оставаться на своих местах?

— Нет, мисс Монро.

— Это настоящий позор, потому что сегодня я приготовила для вас угощение, а вы, пробыв в классе всего пятнадцать минут, не смогли следовать моим указаниям. Похоже, вы не получите никакого угощения.

— Простите нас, мисс Монро. Мы не думали, что вы расстроитесь, — пищит тоненький голосок.

— Пожалуйста, займите свои места.

Я жду, пока все займут свои места, и показываю Инглиш её место. Как только ребята сели, я продолжаю:

— Я расстроилась. Если бы для меня это было неважно, я не попросила бы вас оставаться на местах. И… если вы сомневаетесь или хотите задать вопрос, вы должны спрашивать.

Инглиш поднимает руку.

— Да, Инглиш.

С широкой улыбкой на лице она спрашивает:

— Поскольку я вела себя хорошо, могу ли я получить свое угощение?

Могу сказать, что она невероятно умна.

— Посмотрим. Для начала я собираюсь пройтись по всему классу, чтобы каждый из вас назвал своё имя, и мы смогли познакомиться друг с другом.

Где-то во время всего этого суматошного утра, я вспоминаю, что должна написать Беку Бриджесу.

«Ваша мама попросила меня поставить вас в известность о первом дне Инглиш в школе. Я рада сообщить, что у нее все в порядке. Можете в любое время ответить на мое сообщение. Шеридан Монро.»

Я ожидаю тут же получить ответ, поскольку Анна объяснила, как сильно он переживал о том, что не был со своей дочерью в её первый день в школе, но ответа не следует. Возможно, он занят и не увидел сообщения. Час спустя я опять проверяю телефон, но ответа по-прежнему нет. Мне становится интересно, получил ли он вообще мое сообщение. Поэтому пишу ему еще одно.

«Здравствуйте, мистер Бриджес. Это Шеридан Монро, учительница Инглиш. Хотела сообщить, что ее день проходит хорошо. Она все улавливает и заводит новых друзей.»

У меня нет времени ждать ответа. Ученики шумят вокруг Кейна, и когда я смотрю в их сторону, в центре всего вижу Инглиш. Она кричит на всех мальчишек:

— Ну я вам сейчас наваляю.

— Ладно, мы здесь так не общаемся. Это невежливо, Инглиш.

Инглиш топает ногой и говорит:

— Он толкнул меня, мисс Монро, и я сказала ему больше так не делать, но он опять это сделал. Мой папа сказал не позволять никому задирать меня.

И как с этим поспоришь?

— Джордан, ты толкнул Инглиш?

— Нет.

Кто-то из них врет и мне нужно выяснить, кто именно.

— Хорошо, один из вас говорит неправду. Кто в этой комнате видел, что произошло?

Скромная темноволосая Мелани делает шаг вперед.

— Они оба.

Итак, мне предстоит разобраться в этой мыльной опере.

— Мелани можешь рассказать, что случилось?

Она кивает.

— Он толкнул её, а она сказала: «Перестань». А потом добавила, что сможет побороть любого мальчика в классе.

Я смотрю на Инглиш, которая выпячивает нижнюю губу. Вина написана на её лице.

— Что ж, это будет вам уроком. Никаких задираний в классе или на детской площадке среди других мальчиков и девочек. Всем все понятно?

Звучит хор голосов:

— Да, мисс Монро.

— Хорошо. На этот раз никакого наказания, но, если это повторится, я доложу директору.

Море улыбающихся лиц приветствует меня довольными взглядами.

Оставшаяся часть дня проходит без происшествий, и к его концу я отвожу детей к выходу. Вернувшись в класс, проверяю телефон и не вижу никакого ответа от мистера Бриджеса. Какой заботливый отец.

Так и проходит мой первый день в школе. 

Глава 2 Шеридан 

— Как прошёл твой первый день? — спрашивает Мишель, моя соседка.

— Ох, они бешеные. Я даже не успеваю передохнуть. Серьезно, я не могла даже сходить пописать. И это правда.

— Ой, да не преувеличивай.

— Нет, честно. И есть еще одна маленькая девочка, Инглиш, которая… не знаю, как и описать её. Она сказала всем мальчикам, что сможет одолеть любого из них.

Мишель давится своим вином.

— Вот блин!

— Ага, блин. И что на это можно сказать? Ки-и-ия? — Я пытаюсь сдержать смех, но не удается.

— Эпично.

Я потираю глаза, потому что от контактных линз они жутко горели.

— Надеюсь, я не облажаюсь с этими детьми.

Вспоминаю то, чему учили меня преподаватели, заложив в мою голову цель — всегда искать новые идеи, хотеть становиться лучше. Вдруг я начинаю сомневаться в своих способностях.

— Что за взгляд? — Мишель знает меня слишком хорошо.

— Нет никакого взгляда.

Она указывает на меня пальцем.

— Тебе меня не провести. Я знаю тебя лучше, чем ты думаешь.

— Просто я всегда боялась облажаться со своими первыми учениками.

— Ты не облажаешься. И знаешь почему?

— Почему?

— Потому что ты самый заботливый человек, которого я знаю. Вот почему. Так что перестань волноваться.

Когда возле тебя нет никого, кто бы мог заботиться о тебе, проще делать это самому. Ну, практически никого. Есть Мишель. Мой якорь. Правда, когда у неё появляется новый парень, она полностью помешана на нём.

— А о чём ты думаешь сейчас?

Я смотрю в её огромные глаза и выдаю правду:

— Как было бы здорово рассказать маме с папой о моем первом дне в качестве учителя.

— Да, и они очень гордились бы тобой, Шеридан. Ты же знаешь это, правда?

Она права. Я знаю. Но правда в том, что их больше нет, и я никогда не смогу поговорить с ними о чём-либо, поделиться своими идеями, попросить совета, просто прибежать домой в надежде получить крепкие объятия. Тяжело быть одной. Я не хочу жаловаться, ведь, если быть честной, то ни к чему хорошему это не приведет, да и родителей моих не вернёт.

— Не грусти, Шер. Ты так долго работала ради этого. И ты станешь той учительницей, которую будет помнить каждый ребенок, а родители будут молиться на неё.

— Ты уверена?

— Абсолютно.

На следующее утро маленькая армия моих муравьев шагает в класс. Когда они занимают свои места, я прошу открыть домашнюю работу, которая была задана им днём ранее. По большей части, день проходит на удивление хорошо, если не считать несколько ссор. Я даже раздаю им угощение, которое обещала вчера. Пришло время ланча и маленькой переменки. Я вздыхаю, отчаянно нуждаясь в перерыве. Поскольку я не была на этой неделе старостой по раздаче еды в кафетерии, направляюсь в сторону преподавательского столика.

— Как у тебя дела, Шеридан? — Я поворачиваю голову и вижу директора Сьюзен, которая сидит позади меня.

— Эти маленькие спиногрызы могут свести с ума, правда?

Она смеется и произносит:

— Твоя правда. Они беспощадны. Есть какие-нибудь проблемы?

— Нет. Кажется, им пока всё нравится.

— Что ж, это и есть показатель. Для тебя этот год что-то вроде вызова, проверки на прочность.

— Пока им нравится учиться, у меня не будет проблем.

— Шеридан, фокус в том, чтобы они полюбили учебу настолько сильно, чтобы не могли оторваться от самого процесса.

— Я знаю. Это и есть моя цель. Сделать учебу весёлой и интересной.

В комнату начинают заходить другие преподаватели, один из которых уводит Сьюзен за собой. Она удивительная, и я надеюсь, она и дальше будет таким директором, который поддерживает решения преподавателей. Прямо сейчас она передает мне такой заряд энергии. Надеюсь, всё так и останется.

Закончив с обедом, я возвращаюсь обратно в класс. По дороге заглядываю в кафетерий и проверяю учеников. Каждый хватает что-то с чужих подносов, но всё кажется безобидным.

После обеда мы занимаемся математикой и естественными науками, и к концу дня я решаю поиграть с ребятами в игру.

— Как насчёт того, чтобы немного повеселиться? Хотите сыграть в игру?

Все ученики приходят в восторг и прыгают на своих стульях. В углу класса стоит стул, на котором я читаю им истории, поэтому решаю использовать его. Ученики окружают меня, а я беру большие карточки с алфавитом.

— Давайте все вместе поиграем в алфавит.

Они кивают, и мы приступаем к игре.

— Хорошо, кто может назвать слово, которое начинается на букву «А»?

Все идет отлично, пока мы не доходим до буквы «В». Кажется, эта буква вызывает у них трудности, пока Инглиш не поднимает руку и громко выкрикивает:

— Я знаю, я знаю. Вагина!

Двадцать одна пара глаз тут же поворачивается к ней, но, когда она делает вид, будто ничего не произошло, то снова обращаются ко мне. Но до того, как я успеваю что-либо сказать, Инглиш выпаливает:

— Ну, вы же знаете, — а потом указывает пальцем вниз, как раз на то, о чём говорит. Все выглядит так, будто двадцать одна голова наблюдает за теннисным матчем. Они смотрят то на меня, то на неё. Я же просто теряю дар речи: вся способность говорить пропадает. Меня предупреждали, что нужно быть готовым к «нежданчикам», но эта ситуация — совсем новый уровень.

А затем… Инглиш кладет вишенку на торт:

— Ну знаете, там же, где и пенисы растут.

Во имя любви ко всему, за что? Все походит на снежный ком, скатывающийся с горы. Роберт засовывает руки в карман и опускает взгляд на промежность Инглиш. Я точно знаю, о чем именно он думает, и мне срочно нужно сменить тему, но я не успеваю сказать и слова, как Миллисента выкрикивает:

— У моего младшего брата есть пенис. Ему сделали на нем операцию, когда он родился, и теперь маме приходится его мыть. — Потом она смеется — Если он писает, все это оказывается на штанах, если мама забывает надеть подгузник.

Инглиш добавляет:

— А у меня нет братика. Только папа. И я уверена, у него большой пенис, потому что он и сам большой.

— Ладно, ребята, кто-нибудь может назвать слово на букву «К»?

— Мисс Монро, а почему ваше лицо такое красное?

«Господи боже, да потому что мы разговариваем о пенисах и вагинах».

— Хмм, думаю здесь немного жарко. Так кто хочет попробовать букву «К»?

Я едва могу сосредоточиться на окружающей меня катастрофе. Я молюсь лишь о том, чтобы ни один из них не пришел домой и не рассказал о случившемся. О, мой бог. Что, если они сделают это? Сьюзен меня убьет. Я едва слышу, как кто-то называет кита.

— Мисс Монро? А у китов есть пенисы? — Теперь даже малькам интересно.

— Отлично. Кит — хорошее слово. Что насчет буквы «Р»? Она довольно трудная, — говорю я с энтузиазмом.

— Рентгеновый, — выкрикивает Инглиш, прыгая на стуле и хлопая в ладоши. В каком доме она растет? Я даже не знаю, что ответить.

— Это не совсем слово, Инглиш. Можешь придумать что-нибудь другое?

Мигель вопит:

— Рентген!

— Очень хорошо, Мигель.

Я вижу, как своим ответом задеваю чувства Инглиш, но не уверена, что теперь делать. Может она назовет последнюю букву:

— Кто что знает на букву «З»?

Около пяти учеников кричат в унисон:

— Зебра!

Большинство начинает смеяться, но только не Инглиш. Ее светлые кудряшки свисают вперёд, а подбородок упирался в грудь.

— Молодцы, класс, а поскольку вы так хорошо играли, у меня есть для вас сюрприз.

Я вытаскиваю домашнее шоколадное печение, которое принесла ученикам.

Когда подхожу к Инглиш, она бормочет:

— Нет, спасибо.

— Может, ты возьмешь немного домой и сможешь съесть потом? — Я сажусь за её парту, и девочка выглядит по-настоящему несчастной. Вероятно, мой тон строже, чем я думала. Мне нужно быть с ней более внимательной. Она, должно быть, очень чувствительна.

Звенит звонок, означающий конец урокам, и дети друг за другом выходят в коридор. Сьюзен наблюдает за всеми ними, что хороший знаком. Я смотрю, как школьники выбегают к ждущим их машинам или автобусам, но Инглиш выглядит очень грустной. Всю ночь я думаю лишь об этом. 

Глава 3 Шеридан 

Мне требуются три недели, чтобы войти в привычный режим. Я запоминаю имена каждого ученика, его любимый предмет и что-нибудь ещё, что ему нравится. Теперь я кручусь вокруг этого. И правду говорят, что если обучать ребенка с помощью игр и кино, то они будут впитывать в себя информацию, как тело солнечные лучи на пляже. Они становятся ненасытными, когда понимают, о чём идет речь.

Но Инглиш находится на каком-то другом уровне. Ее любимое слово «Почему». Иногда я очень хочу отдыха, потому что она высасывает из меня все силы своими вопросами. Её причудливые наряды заставляют меня смеяться. Никогда не знаешь, во что она будет одета, в клетку или горошек, во что-то красное или розовое. Очевидно, она любит легинсы, потому что носит их каждый день. Узоры, яркие цвета или просто черный, именно так выглядит её выбор одежды. Она очень любит цвета. Вероятно, её отец позволяет ей выбирать их самостоятельно. Меня она просто очаровала. Это как смотреть на разнообразную палитру художника каждый день.

Меня волнует лишь её переменчивое настроение. Один день она светится от счастья, а на другой — унылая и подавленная. Я даже проверила ее руки на наличие синяков, предположив о домашнем насилии. Я не могу быть пристрастной, но это тяжело, потому что чувствую, что ей не хватает объятий. И я не понимаю почему. Может, потому что мне они тоже нужны.

На следующей неделе состоится родительское собрание. Родители будут заходить в школу после работы с четырёх до восьми часов, что сделает мою неделю просто ужасной. Я подготавливаюсь ко всему заранее, потому что уверена, неделя будет загруженной.

Настает понедельник, и мои первые восемь встреч проходят просто замечательно. Родители восторгаются моими навыками и благодарят за работу с их детьми. Во вторник все повторяется. В среду проходят лишь две беседы, а еще две назначены на четверг. Моим последним посетителем должен стать Бекли Бриджес, отец Инглиш. Уже пять часов, а мистера Бриджеса так и нет. Я жду его до шести и всё тщетно. Меня это просто бесит. Ведь это касается его ребенка, и если он не может найти время, чтобы прийти и посмотреть на её успехи в школе, то это говорит многое о нём, как об отце. 

Глава 4 Бек

Чертовы авиалинии. Всегда всё в спешке, а аэропорт Атланты хуже всех остальных. Я смотрю на свои часы уже в сотый раз и не могу понять почему. Все равно это не ускорит события. Наконец, мы подходим к выходу, и целая вечность уходит на то, чтобы открыть эту долбанную дверь. Я практически сбиваю с ног стюардессу, пока выбираюсь оттуда, потому мне просто необходимо явиться на родительское собрание. Последнее, чего мне хотелось — это пропустить его. Инглиш для меня всё и узнать об её успехах в школе невероятно важно.

Но у судьбы снова другие планы. Мой грёбанный багаж пропал. Я не мог взять его с собой из-за размеров, но что могло произойти? Это всего один перелет. Один чертов перелет без пересадок, и они теряют мой гребанный багаж. А в сумке оборудование для моей камеры и сама камера с новыми брендовыми линзами. Так что теперь я стою в очереди у бюро потерянных вещей, пытаясь определить местоположение своего чертового багажа, стоимостью в двадцать тысяч долларов. Слава богу, он застрахован. Проверив ещё раз свои часы, я понимаю, что никаким образом не успею вовремя на родительское собрание.

И, конечно, движение на дороге просто кошмарное. Ну почему это случается именно со мной? Я куда-то тороплюсь и опаздываю. Нахрен все! Не говоря уже о том, что, по словам отца, я получил ещё одно письмо. Ударив руками по рулю, я позволяю себе использовать серию ругательств. Хорошо, что Инглиш не в машине.

Мне стоило проверить сообщения до того, как сел за руль, но я уже и так опаздываю. 

Глава 5 Шеридан 

Все еще ожидая мистера Бриджеса, я вспоминаю, что у меня есть его номер телефона, поэтому отправляю ему сообщение, напомнив о назначенной встрече. Я снова жду. Ничего. Спустя ещё тридцать минут, я понимаю, что он считает своё время дороже моего, поэтому собираюсь уходить домой. Выходя спиной из класса, чтобы закрыть дверь на ключ, я врезаюсь во что-то позади себя. Я поворачиваю голову, чтобы понять, на кого нечаянно налетела, поднимая глаза всё выше и выше, пока не останавливаюсь на паре зелено-голубых глаз. Ещё лучше оказываются ярко-розовые губы. Вот же дерьмо! Он запускает пальцы в светлые волосы, густые и немного волнистые, и мне отчаянно хочется самой провести по ним ладонью.

— Мисс Монро? — У него глубокий хриплый голос, как будто он только что проснулся.

— Да.

— Я Бекли Бриджес, отец Инглиш. Простите, что опоздал. Меня не было в городе, и я только что вернулся, — говорит он немного резковато для извинения.

— О. Что ж, вообще-то я уже собиралась уходить, но в таком случае…

— Хорошо, — прерывает он меня. — Это не займет много времени.

«Что? Речь идет же о твоём ребенке, бога ради».

— Эм, да, но…

— Отлично.

Он внимательно смотрит на меня. Я открываю дверь и прохожу внутрь. Мы оба занимаем свои места, я сажусь за стол, а он на стул, который я приготовила заранее. Мне приходится достать все свои вещи из сумки, что занимает некоторое время, а он просто сидит и раздражительно постукивает пальцами по столу. Когда я начинаю доставать папки, одна из них цепляется за сумку, и всё содержимое разлетается по сторонам. Все бумаги рассыпаются по полу в полнейшем беспорядке. Я поднимаю голову и вижу, как он выгибает брови его брови и наклоняется вперед, опустив локти на скрещенные ноги.

Вот ублюдок. Он пытается смутить меня или посмеяться надо мной. Или, по крайней мере, мне так кажется. Я начинаю раздражаться, пока опускаюсь на колени, чтобы прибрать устроенный беспорядок. Он не предлагает помочь, но я четко ощущаю на себе его пронизывающий взгляд. Проклятье!

Собрав все свои бумаги, я кладу их в правильном порядке. Опустившись на стул, я ищу в них имя Инглиш.

— Так проходило каждое ваше собрание? — Его язвительный комментарий заставляет меня стиснуть зубы.

— Все верно, мистер Бриджес, я целенаправленно роняла папки с рабочими бумагами на пол, чтобы потом не суметь найти ничего нужного, а потом складывала обратно по порядку. — Улыбаюсь я приторно сладко. А потом добавляю: — О, и это при том, что я ждала каждого родителя, — я смотрю на часы, — приблизительно по часу и сорок пять минут.

— Полагаю, я заслужил это…

Если он собирается еще раз принести свои извинения, то не на ту напал.

Я произношу грубый комментарий и продолжаю перебирать документы. Увидев имя Инглиш, я вытаскиваю бумагу и продолжаю.

— Итак, Инглиш очень умна, она продемонстрировала отличный словарный запас…

— Да, давайте перейдем сразу к делу. Скажите мне лучше то, чего я не знаю. У неё отличный словарный запас, хорошо с математикой и другими «бла-бла-бла» предметами. Чему мне нужно уделить внимание дома?

Прежде чем подумать, я выпаливаю:

— Начните меньше разговаривать о пенисах, вагинах и рентгенах, а лучше чаще обнимайте ее.

Он со стуком опускает ногу на пол, а разворот плеч вдруг становится шире:

— Не потрудитесь объяснить?

Я определенно задела его. Он в бешенстве. Его полные розовые губы сжимаются в твердую линию.

Мое объяснение по поводу игры в алфавит никак не удовлетворяет его. Наоборот, он заводится еще больше.

— Итак. Позвольте прояснить. Вы играли в игру и просили детей называть слова на каждую букву. И моя дочь, по своей невинности, отвечала на ваши вопросы, и в её защиту скажу, мы не искажаем анатомические вопросы в нашем доме, мисс Монро. Мы не называем вагины пи-пи, а пенисы ви-ви. Мы не делаем шумиху вокруг всего этого, а называем вещи своими именами. И что произошло, когда она ответила вам?

Я тут же краснею перед этим мужчиной, как цветок под августовским солнцем в Джорджии. Теперь мне срочно нужно вернуть свою уверенность назад.

— Дело в том, мистер Бриджес, что Инглиш не должна говорить такие вещи в классе.

— Нет, мисс Монро, дело как раз в том, что если ваши ученики говорят что-то подобное, то это вам нужно быть лучше подготовленной, чтобы урегулировать тему. Это что, сейчас лучшее на что способны преподаватели? — возмущается он.

Это уже слишком. Вся уверенность и вера в себя, которая появилась у меня за прошедшие несколько недель, разлетается крахом из-за нескольких сказанных слов.

Его взгляд прожигает меня насквозь, когда он спрашивает:

— Есть ли еще какие-нибудь вопросы по поводу Инглиш, потому что, если вы собираетесь и дальше продолжать обсуждать подобную ахинею, можете нашу встречу считать завершенной.

Мне не приходит на ум ни одной умной мысли, чтобы ответить этому ужасному человеку. Мистер Бриджес самый большой мудак на свете.

Слёзы начинают застилать глаза, но я избавляюсь от них, заставляя себя улыбнуться и покачать головой. Он поднимается, и не сказав ни единого слова, вылетает из класса. Я даже не дала ему заполнить некоторые документов — я не произнесла и звука. Господи. Я сижу приклеенная к стулу и спустя лишь час нахожу в себе силы подняться и выйти оттуда.

Добравшись до дома, у меня всё ещё трясутся руки, когда я поворачиваю дверную ручку. Мишель сидит там и ждет меня.

— Очередная звездная встреча с учителем года? — спрашивает она весёлым голосом.

Я прикрываю ладонью рот, а в голове повторяется одна и та же мысль: «Ты не будешь плакать, ты не будешь плакать». Я приструниваю эту мысль и активно киваю головой.

Подруга выпрямляется на диване.

— Что, к черту, произошло?

Она хочет знать.

Я пересказываю ей все мельчайшие детали нашего разговора. Она так же шокирована, как и я.

— Видишь, именно в такие моменты я нуждаюсь в своих маме или папе. Они бы посоветовали мне, что делать. — Я сжимаю руки, и клянусь, мне хочется ударить того парня.

— Может у него был плохой день? — решается спросить она тихим голосом.

— Боже, Мишель, что мне теперь делать? Мне придется звонить ему, потому что он не подписал несколько документов по Инглиш. Не знаю, смогу ли быть вежливой с этим придурком.

Она начинает массировать свой лоб и произносит:

— Передай их через его дочку. Мои учителя постоянно так делали.

Сняв очки, я начинаю пощипывать переносицу, чтобы унять появившуюся боль.

— Мне нужно обсудить это с директором. Надеюсь, она не подумает, что я не в состоянии справиться с подобными проблемами.

— Да как он мог? Он же даже не дал тебе шанса.

На следующее утро, я приезжаю в школу пораньше, надеясь застать Сьюзен, чтобы обсудить свою маленькую проблему. Когда она слышит мои объяснения, мне практически приходится попросить говорить тише.

— Что он сделал? — спрашивает она еще раз.

— Вы слышали. Я действительно не знаю, как вести теперь себя с ним.

«Потому что он кусок дерьма, и я его ненавижу».

Она несколько секунд стучит ручкой по столу, а потом произносит:

— Давай отправим документы через девочку. Она очень умная, так?

— Да. И игра в слова была вполне невинна. Оглядываясь назад, я понимаю, что не должна была упоминать об этом перед ним и позволить ему меня спровоцировать, это все моя вина.

— Я понимаю, почему ты так злишься. Он пришел с опозданием, кстати, на твоем месте я давно бы ушла. Он повёл себя как сволочь. Вероятно, тебе и не стоило поднимать эту тему, но ты подумала, что ему захочется услышать о том, как одарен его ребенок.

— Все так. Именно это и интересовало остальных родителей.

— О, кстати, твои отзывы невероятные. Послушай, не волнуйся ты об этом. Продолжай делать то, что делаешь, ты потрясающий учитель. Ты искренне заботишься о своих учениках. Все пройдет, Шеридан.

Сьюзен подняла мне настроение касательно всей этой ситуации, но я никак не могу отделаться от плохого настояния после той встречи.

Счастливые лица моих учеников заставляют меня воспрянуть духом, и день проходит очень хорошо, пока не наступает время идти на детскую площадку. Всё проходит довольно невинно, пока Инглиш не начинает играть в мяч в компании мальчиков. Она не из тех девочек, которые проводят время с другими девочками. Это обычное для неё поведение. Но потом она находит палку, и всё происходит как в замедленной сьёмке. Она берёт палку, держит её обеими руками и машет из стороны в сторону, а потом делает вид, будто отрубает одному из одноклассников голову. Подразумевается, что всё это понарошку, но кончик палки оказывается заострённым, из-за чего случайно царапает шею мальчика. Тот сразу же преувеличивает, хватаясь за шею и начиная кричать:

— Моя голова сейчас отвалится!

И начинается хаос. Со всех углов сбегаются учителя, включая меня, и начинают осматривать орущего мальчика, пока Инглиш повторяет ему:

— Да брось ты, это всего лишь царапина. — Потом она продолжает: — Перестань вести себя как неженка и веди себя как взрослый.

Вся правда в том, что мне хотелось упасть на землю и смеяться, потому она права. Мне становится интересно, делает ли это Джордан только, чтобы привлечь к себе внимание? Сьюзен берет Джордана за руку и ведет в кабинет медсестры. Теперь мне предстоит разговор с Инглиш.

— Инглиш, где ты взяла палку?

— Там, — она указывает на запрещенную территорию.

— Ты ведь знаешь, что вам запрещено ходить туда, верно?

Она выпячивает нижнюю губу и кивает.

— Тогда почему ты так поступила?

— Мне захотелось взять палку, чтобы поиграть в «Звездных воинов».

«А-а-а, так значит — это был светящийся меч».

— Хорошо. Но всё равно ты поступила плохо. Ты понимаешь это, правда?

— Я играла в шутку, а Джордан ведёт себя как ребенок.

Я протягиваю руку, чтобы Инглиш отдала не палку.

— Видишь этот острый конец? Именно он порезал его. Иногда даже те вещи, которые выглядят безобидными, могут навредить.

— Не думаю, что сильно задела его. Это всего лишь царапина. Я постоянно их получаю.

— Да, но все могло быть и хуже. И возможно такие царапины не причиняют тебе той же боли, что и Джордану.

— Джордан приставал ко мне.

— Почему ты не сказала мне об этом?

— Потому что нехорошо быть ябедой.

Мне стоит посмотреть, что там с Джорданом. Я протягиваю ладонь, и Инглиш вкладывает в нее свою.

— Может, пойдешь со мной?

Мы направляемся в кабинет Сьюзен, где я рассказываю краткую версию о случившемся. Она говорит, что Джордан попросил медсестру позвонить его маме, но я в любом случае собиралась это сделать.

Когда приезжает миссис МакЛин, я ожидаю, что она поступит, как любой другой родитель — отмахнётся и забудет. Это лишь небольшой порез. К утру его, скорее всего, уже не будет видно. Но нет. Она хочет, чтобы вызвали отца Инглиш. Сьюзен и я смотрим друг на друга, она закатывает глаза, а я раздуваю ноздри. Джордан сейчас выглядит, как примадонна.

— Шеридан, я могу позвонить ему, если ты хочешь, — предлагает Сьюзен.

— Нет, всё в порядке. Я позвоню. — Сказать по правде, я бы лучше запустила себе бамбук под ногти, вместо того чтобы разговаривать с ним. Я возвращаюсь в класс и нахожу его телефон, приготовившись к невероятному подвигу. 

Глава 6 Шеридан 

— Бриджес.

— Мистер Бриджес, это Шеридан Монро, учительница Инглиш.

— Я знаю, кто вы. С ней всё в порядке?

Он прерывает меня, чем злит еще больше. Почему? Несмотря на то, что его голос груб, как ад, он всё равно звучит очень сексуально. Должен же быть закон, запрещающий это.

— Да, но произошел несчастный случай. Вы не могли бы приехать в школу, пожалуйста?

Мистер Бриджес резко спрашивает меня в ответ:

— Инглиш? Она пострадала?

— Нет, с ней всё в порядке. Произошло небольшое разногласие с другим учеником.

В ответ мертвая тишина. Я даже думаю, что связь прервалась:

— Мистер Бриджес?

— Да.

— О, я подумала, что мы разъединились.

— Нет. Я всё ещё здесь, — резко отвечает он.

— Так вы сможете приехать? Я имею в виду в школу?

Боже! Он наверняка подумает, что я тупица. Сможете приехать? Что за хрень?

— Да. Уже выезжаю.

Все пятеро ждут его в кабинете директора. И когда появляется отец Инглиш, начинается шоу. В Бекли Бриджесе есть нечто, что я не заметила в нашу первую встречу. Например, его впечатляющее телосложение, накаченные мышцы, будто вылепленные талантливым скульптором, или то, как он занимает собой всю площадь комнаты. Его волосы прикрыты вязаной шапкой, на ногах темные джинсы, которые очерчивают контуры его задницы. Я знаю, что это он, потому что как только открывается дверь, Инглиш кричит:

— Папочка!

Он присаживается на корточки и обнимает малышку, затем спрашивает:

— Что случилось, Инглиш?

Отец Инглиш обхватывает ладонями её щеки, затем слегка целует её в губы. Крошечные ручки обвивают его шею, девочка не перестает хихикать, пока он поднимается на ноги. Это действительно тот же самый человек, который вёл себя, как брюзга на родительском собрании? Или в его тело вселился кто-то иной, кто-то более приятный?

Сьюзен прерывает проявление чувств.

— Мистер Бриджес, у нас сегодняпроизошел небольшой инцидент.

Директор не успевает продолжить, потому что со своего места вскакивает миссис МакЛин.

— Я бы даже сказала, что ваша дочь приставала к моему Джордану и практически отрубила ему голову. — У неё невероятно писклявый голос.

Не хочу врать о том, что я по нескольким причинам не отрываю взгляда от мистера Бриждеса. И это не только из-за произошедшей ситуации. Уголок его полных, слишком-идеальных-для-мужчины-губ поднимается вверх, и, если бы я так пристально не смотрела на него, вероятно, и не заметила бы этого. Потом эти губы сжимаются в тонкую линию, а глаза пристально изучают миссис МакЛин. Он выдерживает долгую, некомфортную для остальных паузу — в чем, кстати, очень хорош — а затем произносит:

— Да, я вижу, что ваш сын смертельно ранен. Кто-нибудь вызвал скорую?

Его бесстрастное замечание практически сражает меня наповал, хотя я понимаю, что не должна поддаваться этому.

— Мистер Бриджес, сейчас не время для шуток. Ваша дочь — хулиганка, и должна быть серьезно наказана.

После того как миссис МакЛин замолкает, она наклоняется вперед и начинает постукивать ногой. Его это не удивляет, он невероятно зол. Не могу сказать, что виню его.

Инглиш повисает на его шее и видно, как напрягаются его мышцы от гнева.

— Миссис… как вы сказали вас зовут?

Я подпрыгиваю и заявляю:

— МакЛин. Её зовут миссис МакЛин.

Он даже не смотрит в мою сторону.

— Миссис МакЛин, я никогда не воспитывал Инглиш хулиганкой, несмотря на разные обстоятельства, но её так же учили не позволять кому-либо обижать её. — Мистер Бриджес произносит это острым, как сталь, голосом, от чего меня даже передергивает.

— Моя дочь никогда не врет. — Он поворачивается к Инглиш и спрашивает более мягким голосом. — Инглиш, ты приставала к этому мальчику?

— Нет, сэр.

— Ты ударила его специально?

— Нет, сэр. Я играла с палкой, как с лазерным мечом. Я не думала, что ею можно отрезать голову. У него лишь небольшая царапина, сэр. Но ведь он обижает меня постоянно.

Он убирает прядь светлых кучерявых волос с её лица и спрашивает:

— Обижает тебя? Как?

— Он толкает меня, ставит подножки, и я падаю, папочка.

— Ты кому-нибудь рассказывала об этом?

— Нет, сэр.

— Почему?

— Ты сказал, что ябедничать плохо.

Мистер Бриджес округляет глаза, и на секунду на его лице мелькает недовольная гримаса.

— Это правда, но, когда тебя кто-то обижает, как сейчас, ты не должна молчать.

Потом своими невероятно зелено-голубыми глазами он смотрит на миссис МакЛин, и та начинает что-то говорить, но сразу же останавливается, когда замечает его приподнятые брови. А потом он произносит все тем же леденящим голосом:

— Миссис МакЛин, думаю сейчас у вас гораздо более серьезные проблемы, чем царапина на шее сына. Если он не перестанет издеваться над моей Инглиш, вам придётся иметь дело с более весомыми проблемами. Я ясно выражаюсь?

Меня это просто убивает. Неужели я настолько паршивый учитель, что не заметила всего происходящего? Неужели это могло происходить целый год, и я бы так и оставалась слепа?

Сьюзен и я обмениваемся еще один взглядом, а потом она обращается к миссис МакЛин:

— Думаю, мне стоит перевести Джордана в другой класс.

— Не могу поверить, что вы сделаете это, — выплевывает миссис МакЛин.

— Разумеется, мы сделаем это. Дедовщина не поощряется в нашей школе. Если мы узнаем, что это повторяется, нам придётся искать для него другую школу. И теперь, когда мы знаем, что его ранение было сильно преувеличено, Джордану стоит пойти в свой новый класс, чтобы он смог адаптироваться там.

Джордан не выглядит счастливым от всего этого.

— Мистер Бриджес могу я поговорить с вами и Инглиш в частной обстановке?

Мы проходим в небольшой конференц-зал, присоединённый к кабинету Сьюзен.

— Прости меня за всё случившееся. Инглиш, когда Джордан обижал тебя?

— Когда вы не смотрели. Или на игровой площадке, где никто не видел.

«Маленький подлый засранец».

— Инглиш, можешь пообещать мне кое-что? С этого момента, если что-то подобное случится с тобой или кем-то другим, рассказывай мне об этом, пожалуйста. Ты не будешь выглядеть ябедой. Ты сделаешь это для меня?

Она улыбается и кивает в ответ.

— И еще одно. Никаких больше палок на детской площадке.

— Ладно.

Я смотрю на мистера Бриджеса и извиняюсь за то, что оторвала его от работы.

— Это моя обязанность — быть родителем, — грубо отвечает он. А потом целует дочку на прощание.

Я наблюдаю, как он уходит, пока Инглиш не спрашивает:

— Вам понравился мой папа?

— Хм? Что? — Потом я понимаю, что практически глазею на мужчину на глазах его дочери, даже когда он заставляет меня чувствовать себя полной идиоткой.

— Что ж, да, он приятный человек.

Думаю, моя ложь уместна.

— У меня нет мамы. Она ушла, когда я была ребенком и не вернулась.

Вау. Эта та часть истории, которую я не должна была знать.

— Папа делает картинки. Много, очень много. И у него есть настоящие большие камеры.

— Твой папа фотограф?

— Ага.

Дети. Они выложат абсолютно все.

Инглиш берет меня за руку, и мы направляемся в сторону класса.

— Почему вы заставили Джордана пойти в другой класс? Я не боюсь его.

Я останавливаюсь и присаживаюсь, чтобы наши глаза оказались на одном уровне.

— Мы поступили правильно. Когда один ученик обижает другого, верным решением будет развести их по разным сторонам. Поскольку не ты была виновна в этой ситуации, то и не тебя переводить в другой класс. А только Джордана.

— Папа говорит мне никогда не разжигать огонь, но я не совсем уверена, что это значит.

— Это значит не начинать первой.

— О, тоже самое сказала Банана. Деда иногда называет меня «шимпанзе». Он говорит, что я сорванец. Банана хочет, чтобы я играла с куклами, но они такие скучные.

Потом она вытаскивает язык и корчит гримасу. Мне хочется рассмеяться. А ведь я похожа на неё. В детстве я тоже предпочитала бегать и бросать мяч, нежели играть в куклы.

— Я могу поделиться с тобой секретом?

Ее миндалевидные глаза становятся огромными, как шары.

— Да! Я люблю секреты.

— Ладно, обещаешь никому не говорить?

— Обещаю.

Наклонившись вперед, я шепчу ей на ухо:

— Я тоже никогда не любила кукол. Когда я была приблизительно твоего возраста, у меня была большая кукла и я отрезала ей волосы. Боже! У меня были такие неприятности. И знаешь почему?

— Потому что она выглядела глупо?

— И это тоже. Но еще потому, что я думала, они опять отрастут, но нет. Когда моя мама узнала о случившемся, очень огорчилась из-за куклы. Кукла была очень необычной, хотя она перестала быть такой, когда я поиздевалась над ней.

Инглиш начинает хохотать, от чего я тоже смеюсь.

Оставшаяся часть дня проходит без инцидентов, поскольку мы находимся в классе. Никто не спрашивает о том, куда подевался Джордан, и я решаю рассказать им завтра. Когда я рассказываю классу правду — никто ничего не говорит. Очевидно, Джордан не нравится и остальным ребятам. 

Глава 7 Бек

— Я пойду, даже если это против моих принципов.

Мама с папой усмехаются. Они ходили за мной несколько месяцев, уговаривая куда-нибудь выбраться. Они говорили, что я ещё слишком молод, чтобы проводить все своё свободное время с дочерью. Но это именно то, чего мне хотелось, особенно сейчас. Боже, не могу представить, что произойдет, если…

— Папочка, просто представь, что с тобой идут Анна и Олаф. Ты так повеселишься. Может там, куда ты пойдешь, будут играть «Отпусти и забудь». И, возможно, ты сможешь потанцевать так же, как танцуем мы с тобой, — говорит Инглиш.

Подобная мысль заставляет меня усмехнуться.

— С ними все равно не так весело, как с тобой.

Мама практически выталкивает меня за дверь, и теперь я еду тусить в ночной клуб в пятницу вечером, что является непривычным для меня времяпровождением. 

Глава 8 Шеридан 

— Ты еще не готова? — кричу я Мишель по ту сторону двери. Эта девчонка собирается целую вечность.

— Уже иду, — слышится в ответ. Двадцать минут спустя подруга выходит из комнаты, пританцовывая, в полной готовности отправиться в город.

— Так ты выглядишь куда более наряженной, чем я. Мне стоит переодеться? — На ней короткое черное платье, а на мне джинсы.

— Не-а, — отвечает Мишель, после того как оглядывает на меня. — Выглядишь потрясающе. Джинсы отлично сочетаются с этими сапогами.

Она всегда говорит, что я хорошо выгляжу, даже если мне не помешало бы скинуть пару килограмм. Конечно, у меня не огромные бедра, но я бы всё отдала, чтобы быть такой худой, как Мишель.

Взглянув на её платье, я по-прежнему сомневаюсь.

— Ты ведь сказала это в шутку?

Она обходит меня и говорит:

— Нет, ты выглядишь идеально. И мне нравятся твои кудряшки. Ты никогда не оставляла волосы вьющимися.

— Знаю. Они меня бесят. Я обычно пользуюсь утюжком.

— Тебе стоит чаще их такими оставлять.

Когда такси подъезжает, мы забираемся в него и отправляемся в путь. Вечер пятницы, и нам обеим просто необходим отдых в конце рабочей недели. В клубе полно народу, играет наша любимая группа. Мы танцуем, отлично проводим время, пока посреди ночи я не замечаю его. Бекли Бриджес. Он стоит у танцпола и наблюдает за мной. Я не могу представить, чтобы такая девушка, как я, могла его заинтересовать. Но вот он, стоит и смотрит на меня, а в его глазах полыхает огонь. Губы слегка приоткрыты, он всем телом опирается на стену. Я не могу определиться, проигнорировать мне его или поприветствовать взмахом руки? Поэтому я поднимаю ладонь и слегка шевелю пальцами в воздухе.

Если этим жестом я надеюсь получить от него реакцию, то должна предположить, что ответа не последует. Бек лишь один раз моргает. И всё. Он стоит вдали со своим идеальным ртом и сияющими глазами, а его взъерошенные волосы выглядят так, будто он только что встал с постели. Это невозможно не заметить.

«Уфф, ненавижу его».

За всю жизнь я встречалась с несколькими парнями. Их было немного, но и я ведь не идеальная кукла Барби, которых так любят большинство мужчин. К тому же есть важный фактор — время. Я постоянно загружена в школе, надрывая свою задницу, чтобы финансово оставаться на плаву. Я должна погасить долги за учебу в колледже, поэтому у меня не остается много времени на свидания. Дело совсем не в том, что мне не хочется общения с мужчинами. У меня есть друзья среди них. Но этот мужчина — черт, я не могу подробно описать его. Ему бы подошло слово «козел», но я вижу, как он общается со своей дочерью. Поэтому этот вариант отпадает.

Пока он прожигает взглядом во мне дыру, Мишель хватает меня за запястье и уводит в сторону бара.

— Время для «Космо», — она делает для нас заказ.

— Видела парня вон там?

Она смеется слишком громко, прямо мне в ухо и мне приходится отодвинуться.

— Здесь сотня парней, нельзя ли подробнее?

Я бросаю взгляд через плечо в его сторону, чтобы убедиться, что он не смотрит, но его там уже нет.

— Не важно. Он уже ушел.

— Ты знаешь его?

— Это был отец девочки, который вел себя со мной как мудак.

Мишель округляет гуды, а затем произносит:

— Здесь? В клубе? Что этот старик тут делает?

— С чего ты взяла, что он старик?

— Что ж, я подумала, раз он отец, ну знаешь…

Разумеется, она подумала именно так.

— Нет, он не сильно старше нас. И он, — я выдыхаю, — он опасен. Давай закроем эту тему.

— Подожди. Что? Ты не можешь сказать дерьмо, вроде этого, и перейти на другую тему. Что ты имеешь в виду под словом «опасен»?

Я закусываю губу, пытаясь выразиться яснее:

— Скажем так. Будь мне двенадцать, его постер висел бы у меня над кроватью.

— Ты, должно быть, шутишь? — Она толкает меня в плечо, и я отступаю на шаг.

— Даже не думала.

Накручивая на палец свой локон, она спрашивает:

— Блондин или брюнет?

— Светлый блонд. Я точно рассмотрела это, думаю его волосы сочетают несколько оттенков светлого. Хотя, когда я видела его в последний раз, он был в шапке, а в первую нашу встречу я так злилась, что не обратила внимания.

— Хм. Цвет глаз?

— Боже. Потря-блять-сающие. Зелено-голубые. Огромные. С бесконечными ресницами. А губы темно-розового оттенка.

— Насколько высокий? — продолжает допрос она.

— Очень. И мускулистый настолько, что мне хочется… Скажем так, он как банка арахисового масла, а ты знаешь, как я люблю его. И он носит такие футболки, которые подчеркивают его мышцы.

— Святое дерьмо. Звучит потрясающе.

— Ага. И довольно сильно. — Я облизываюсь, будто попробовала леденец.

Мишель машет ладонями, будто ей жарко.

— Я должна увидеть этого опасного парня. Где он?

— Не знаю, но он по-настоящему странный. Практически односложный.

— Что ты имеешь в виду?

— Допустим, мы с тобой общаемся, и ты спрашиваешь меня, что я думаю по поводу этого напитка. А в ответ я лишь молчу. Ты спрашиваешь снова, а я пожимаю плечами. Ну, или что-то в этом роде. А когда он говорит, выглядит, как полный придурок. Единственный раз, когда он сказал больше пары-тройки слов, это во время школьного инцидента с его дочерью. И это все.

— Может у него газы?

Я хочу согласиться, пока смысл её слов не доходит до меня, и я смеюсь.

— Ты сумасшедшая стерва. Ты ведь знаешь это?

— Именно поэтому ты меня и любишь.

И это правда. Она всегда находит способ поднять мое настроение. Мы через многое прошли. Все старшие классы. Когда в моей жизни начало происходить всякое дерьмо, мои остальные друзья не знали, как себя вести со мной и что говорить. Но не Мишель. Я помню тот день, когда она пришла ко мне на практику по кроссу. Я завязывала свои кроссовки, делая двойной узел, она ткнула меня своим кроссовкой.

— Хей, я просто хотела сказать, что я здесь в любое время, если захочешь поговорить или еще что-то понадобится. Знаешь, что?

— Что? — Я была в замешательстве, поскольку хоть мы и дружили, но все равно не так близко.

— Когда жизнь бросает в тебя тухлыми яйцами, просто не ешь их. Брось ими в того, кого ненавидишь.

— А-а? — Я пыталась понять смысл сказанных ею слов, но не получалось.

— Что, неужели это прозвучало так глупо?

А потом мы обе рассмеялись. Именно так и началась наша дружба, которая со временем становилась лишь крепче.

— Ага, а ты определенно пользуешься этим.

Музыка продолжает громко звучать, поэтому мы возвращаемся на танцевальную площадку, и именно тогда я снова замечаю его. Мрачный пристальный взгляд прожигает меня, и я знаю, что он наблюдает за мной. Покрутившись в такт музыки, я вижу, как он снова стоит у стены со скрещенными руками. На какое-то мгновение наши глаза встречаются, и хоть это длится всего долю секунд, я ощущаю сильный дискомфорт. Не обращая на него внимания, я возвращаюсь к играющей группе. Я избегаю нашего зрительного контакта. Хуже всего то, что он так чертовски красив.

Несколько мужчин подходят ко мне, приглашая танцевать, и мне странно делать это под пристальным взглядом мистера Бриджеса. Я запрещаю себе смотреть на него, но при каждом удобном случае, бросаю взгляд в его сторону. В один момент он стоит там, а в другой — его уже нет. Я чувствую облегчение и начинаю танцевать, не думая ни о чем. Вдруг Мишель заявляет:

— Сейчас ты хорошо проводишь время. Но что произошло до этого? Ты будто одеревенела на долю секунды.

— Мне просто было нужно, чтобы подействовал «Космо».

Несколько песен спустя, мы снова направляемся в бар и заказываем ещё по коктейлю.

— Хорошо, что мы приехали на такси, — говорю я.

— Ага, особенно после недели, которая была у тебя, не думаю, что тут можно обойтись без алкоголя.

Обаятельный, сексуальный, темноволосый парень прерывает наш разговор и уводит Мишель танцевать. Я остаюсь одна возле бара, что мне не очень нравится.

— Могу я предложить еще один? — спрашивает бармен.

— Да, только на этот раз водку с содовой, пожалуйста. И не могли бы добавить несколько долек лимона?

— Конечно.

Я облокачиваюсь на барную стойку, смотрю направо и вижу его. Я больше, чем заворожена, наблюдая за тем, как он потягивает темного цвета напиток из своего стакана. Бурбон, виски, скотч? Мне становится интересно, каким из пороков он воспользуется сегодня. Он опускает стакан, а его длинные идеальные пальцы круговыми движениями потирают лоб. Поскольку я всегда любопытна, мне не составляет труда осмотреться вокруг и понять, что он пришел один. Или… стойте. К нему подходит женщина. Очень привлекательная женщина. Она наклоняется, и перед его глазами предстает декольте значительного размера. Она продолжает держать свою руку на его предплечье и одновременно что-то говорит ему. Они разговаривают, а я стою и наблюдаю. Из-за декольте перед его лицом, он не может заметить, что я шпионю за ним. Она открыто флиртует с ним. Её соблазнительная улыбка и то, как она облизывает губы, явно говорят о предложении поехать к ней домой, ну или о чем-либо подобном. Неужели она смеется над тем, что он говорит? Я не могу точно это сказать, потому что не вижу его лица. Меня вообще удивляет, что он что-то ей сказал. Она продолжает говорить, но потом вдруг хмурится, а ещё через какое-то время поворачивается и уходит прочь.

Это еще больше привлекает моё внимание к загадочному мистеру Бриджесу. Этот мужчина кардинально отличается от человека, с которым мне пришлось общаться, и человека, которого я видела рядом с Инглиш. И сейчас он сидит один, без друзей или женской компании, что ещё больше подогревает мой интерес к нему. И пока я нахожусь в своих размышлениях, причина моих раздумий поднимает на меня взгляд. Жар его зелено-голубых глаз выводит меня из оцепенения. Он лениво моргает и его трепетный взгляд пригвождает меня к полу.

— Эй, что ты там увидела?

Голос Мишель практически заставляет меня выпрыгнуть из сапог.

— Н-ничего. Совсем ничего, — отвечаю я, покачивая головой из стороны в сторону.

— С тобой все в порядке?

— А-а-ага. — Обаятельный парень, который увел её танцевать, сейчас стоит возле нее, обнимая её за плечи. Я наблюдаю за тем, как её рука поднимается к его. Должно быть, это её новая находка.

— Ох, Шеридан, это Оливер.

Мы обмениваемся приветствиями, и они заказывают ещё выпивку. Я не отрываю взгляда от другого конца бара, где сидит мистер Бриджес. Он продолжает следить за мной. И вдруг он поднимает свой бокал.

Оливер и Мишель уходят ещё потанцевать под музыку, поэтому я решаю рискнуть и подойти пообщаться с мистером Загадкой. Добравшись до него, я касаюсь его плеча.

— Привет.

В ответ я наблюдаю лишь приподнятые брови.

— Так это ваш обычный способ для развлечений? Я никогда не видела вас здесь до этого.

Теперь приподнимается уголок его рта, но на этом все.

— Вы всегда такой разговорчивый?

— Когда мне есть, что сказать.

Либо этот человек груб сам по себе, либо просто не желает общаться.

— Что ж, было приятно пообщаться.

«Козел».

С меня хватит. У меня и так сейчас непростое время, так теперь я еще встречаю грубых людей. Настолько грубых, что практически уверена, что скоро начну выпрыгивать из своей шкуры. Но этот парень для меня загадка, именно поэтому я не могу перестать думать о нём. Ну и, разумеется, еще из-за его необыкновенного ребенка, которого я вижу каждый день. Как могло получиться, что такой грубый, мрачный человек произвел на свет такую необыкновенную, общительную, очаровательную маленькую девочку?

— И что заставило тебя так сильно нахмуриться? Твои брови практически превратились в одну. — Мишель стоит рядом со мной с её новым парнем на час.

Я отмахиваюсь.

— Ничего такого. Хорошо провели время? — подмигиваю я ей.

— Конечно. Надеюсь, ты тоже веселишься.

Я понимаю, о чём именно она говорит. Она чувствует себя виноватой за то, что покинула меня, но со мной всё в порядке. Ей тоже нужно веселиться.

— Все отлично.

Я осматриваюсь вокруг.

— Подожди. Ты нашла его?

— Что-то типа того.

— Что блин, это должно значить?

Мне не хочется погружаться во всё это, поэтому я сменяю тему.

— Оливер, ты отсюда родом?

— Не совсем. Я вырос в часе езды отсюда. А переехал сюда лишь полгода назад, но мне нравится. Я работаю в IT-компании.

— Стой! Я что-то запуталась, — говорю я.

Он рассмеялся.

— Говоришь, как Мишель.

Эти двое так мило смотрятся вместе, что я не удивляюсь, когда они опять отправляются танцевать. Кто-то подходит ко мне с предложением потанцевать, и я соглашаюсь. Мы практически не разговариваем, потому что музыка на самом деле очень громкая, но хорошая. Несколько песен спустя, я жестом прощаюсь с ним и направляюсь в сторону бара за ещё одним прохладительным напитком, чтобы утолить жажду. Возле бара столько народу, что самое удобное место оказывается возле мистера Загадки. Я наконец-то могу протиснуться чуть ближе и оказываюсь рядом с ним.

— Что я могу вам предложить?

— Мне…

— Водка, содовая и лайм.

Бармен смотрит на меня для подтверждения заказа, и я могу лишь кивнуть, поскольку нахожусь в полном шоке. Неужели он так внимательно следил за мной, что обратил внимание на то, что я пью? Немного жутковато. Бармен придвигает ко мне только что сделанный напиток, и я почти полностью осушаю его.

Я практически допиваю напиток до льда, когда передо мной снова появляется бармен, и я киваю ему, чтобы повторил.

— Мне кажется, вам стоит притормозить.

Произносит Бек глубоким, хриплым голосом. Мне не хочется отвечать ему, но я все-таки говорю:

— Не-а, все отлично. Сегодня пятница, — ухмыляюсь я. Но ухмылка получается какой-то однобокой.

Мишель привлекает мое внимание, стоя через три ряда людей от меня. Одними шубами она произносит:

— Мы уходим. Ничего, если я оставлю тебя? Ты можешь поехать с нами в такси.

— Нет, я в порядке. Повеселитесь, — должно быть, я кричу это слишком громко, поскольку мистер Загадка странно на меня смотрит.

«Не веди себя с ним, как полная идиотка. Шеридан Л-У-З-Е-Р. И так всегда. Я подожду, пока они не уедут, и сама поймаю такси».

— Лузер, ха?

Я отшатываюсь, когда смотрю на него. Комната немного кружится. Алкоголь ударяет мне в голову.

— Что вы имеете в виду?

— Вы сказали, что вы идиотка и лузер.

Я тут же открываю рот и одновременно прикрываю его ладонью.

— Я сказала это вслух? — Это звучит, как «Яскзлаэтвслх»?

Он опускает и поднимает голову. Один раз. Я не собиралась говорить это вслух. Какого дьявола! Должно быть я напилась. Думаю, пришло время уезжать. Стоп. Потянувшись за сумочкой, я вспоминаю, что не брала её. Все мои вещи у Мишель. А Мишель уехала. Теперь у меня серьезные проблемы.

— Да чтоб меня дрючили!

— Что простите?

Погрузившись во всё то дерьмо, которое со мной происходит, я не обращаю внимание, что мистер Загадка пристально следит за моими разглагольствованиями.

— И что мне теперь делать? Во имя всех паршивых членов в этом клубе, как меня угораздило так вляпаться? Отсосите, придурки.

Я начинаю бить себя по голове, но потом перестаю. Подняв голову, я вижу огромные глаза. Он слышал мой бубнеж? Господи всемогущий, надеюсь, что нет.

— У вас какая-то проблема или вы разговариваете так и со своими учениками?

Он слышал. Каждое слово. Мои щёки тут же вспыхивают, как огни на девятом кольце ада. На моем лбу и верхней губе выступает пот. Я хватаю лежащую на барной стойке салфетку, и недолго думая, начинаю яростно вытираться. Уверена, пот буквально струится у меня по рукам. Когда до меня наконец-то доходит, чем я занимаюсь на публике, меня сразу накрывает волной стыда. Из меня извергается поток слов, который я не в силах остановить.

— Я… я… я идиотка. Моя подруга уехала, а все мои вещи были у нее, и я не смогу добраться до дома. И теперь я не знаю, что мне делать. Я живу слишком далеко, поэтому собиралась заказать такси, но не смогу это сделать, потому что у меня нет телефона, кредитной карты или наличных, и я не могу позвонить ей, чтобы она меня забрала отсюда. А если я уйду, им придется вызвать полицию, так как я не заплатила по счету, а она, скорее всего, заплатила только за свой, и у неё моя кредитка, и она уехала, и я верещу, как глупая курица. О, боже, появись, пожалуйста, сейчас в этом баре и спаси меня от полнейшего унижения.

— Уже слишком поздно, вам не кажется? — Эта лишенная любых эмоций фраза застревает у меня в голове.

Если я ожидала, что он придет мне на помощь, я дико заблуждалась. И что же я делаю? Я разворачиваюсь и направляюсь в противоположную сторону. Держа голову прямо и делая вид, что у меня всё под контролем. Только я понятия не имею, что мне делать. Моя гордость не позволяет просить о помощи. Да я бы никогда и не сделала это. Я выхожу на улицу и прохожу несколько кварталов в сторону дома в этих мать его сапогах, которые решила сегодня надеть. Рядом со мной останавливается машина, и я слышу голос:

— Забирайтесь в машину. 

Глава 9 Шеридан

За очень короткое время мое состояние от веселого и расслабленного переходит в слегка опьяненное. Услышав его голос, я делаю все возможное, чтобы не шлепнуться своей пьяной задницей на землю.

— Я? — указываю большим пальцем на свою грудь.

Окно со стороны пассажирского сидения опущено, и Бекли наклоняется ближе.

— А с кем еще я могу здесь разговаривать?

— И правда, с кем? — бурчу я. — Ты ведь так многословен.

— Залезайте.

Подняв руку, я машу ею в воздухе, но жест получается слегка дурацким.

— Пфф. Со мной все в порядке. Я могу и прогуляться. — И как только эти слова выскакивают из моего рта, я спотыкаюсь и еле ловлю равновесие, чуть не впечатавшись лицом в асфальт. — Упс, — хихикаю я.

— Мисс Монро. В машину. Живо.

Уперев руки в боки, я разворачиваюсь к нему лицом и заявляю:

— Вы мне не начальник. К тому же, вы мне не нравитесь. — Я горжусь тем, что смогла противостоять ему. Удостоверившись, что крепко стою на ногах, продолжаю свой путь домой, пока каблук не застревает в трещине асфальта, и я не подворачиваю лодыжку. В школе я занималась спортом и знаю, что означает этот звук.

— ААА, трахните меня дважды большим и толстым фаллосом. И что мне теперь делать? — Каблук сапога застревает в трещине тротуара, и я плюхаюсь на задницу. Я слышу звук останавливающегося мотора и хлопнувшей двери, но больше меня интересует, как я смогу добраться до дома со сломанным каблуком и подвернутой лодыжкой. Из-за того, что мысли скачут с места на место, я не обращаю внимание, как меня обхватывают две накаченные руки и поднимают с земли.

— Господи, да вы, должно быть, невероятно сильный, раз смогли поднять такую огромную задницу, как моя. — В следующий момент я понимаю, что сижу в удобной машине, в которой пахнет кожей. — Здесь гораздо удобнее, чем в такси, на котором я приехала. Но я не хочу ехать в вашей машине. Я тебя ненавижу. Ты придурок.

— Где вы живете? — спрашивает Бекли.

— А что, если я не скажу вам? Тогда вы не сможете отвезти меня домой.

— Мисс Монро. — Его голос не мягкий и не дружелюбный, поэтому я сдаюсь.

— Возле Publix^[1].

Он бурчит что-то в ответ, но я не слышу, что именно. Прикрываю глаза, потому что сидения в машине такие удобные, и я просто не могу сопротивляться. Мне очень хочется спать.

— Мисс Монро, какой у вас адрес?

Я тараторю ему свой адрес, и мы едем дальше. Вскоре я чувствую, как меня трясут.

— Приехали.

Моргая ото сна, я выглядываю в окно и спрашиваю:

— Куда?

— К вашему дому.

— Это не мой дом.

Он сейчас, вероятно, очень зол. Беркли издает звук похожий на то, будто он сдерживается из последних сил.

— Вы назвали мне именно этот адрес.

— Да, но здесь нету Publix. — Я указываю большим пальцем себе за спину. — И дом, который мы снимаем — белый.

— Какой у вас адрес? — шипит он сквозь стиснутые зубы.

Я называю адрес.

— В тот раз вы назвали другой.

Наконец, мы добираемся до моего дома, но у меня нет ключей. Черт, придется сказать ему об этом. Как же меня это бесит. А потом я смотрю на него с таким лицом, на котором и так все написано.

— Что еще?

— У меня нет ключей.

Он ударяет руками по рулевому колесу. Потом смотрит на меня, улыбнувшись.

— Может ваша соседка уже дома?

— Оо, я бы не надеялась на это.

Я открываю дверь, и когда делаю шаг, стопу пронзает резкая боль, прострелившая по всему позвоночнику

— Ай! — Я падаю вперед на колени. — Я в норме. Все отлично. Видите? — И ползу в сторону двери.

— Мисс Монро, можете прекратите это?

Я останавливаюсь, когда передо мной оказываются две длинные ноги. Кажется, я смотрю на гору Эверест, пока поднимаю голову в поисках его глаз.

— Ну, да здравствует растяжение. — Он даже не усмехается. Господин Сама серьёзность.

— Не двигайтесь. Я проверю вашу ногу.

Как бы не так.

— Вскрывать будем?

Он смотрит на меня как на слабоумную, какой я, очевидно, и являюсь.

— Я не собираюсь этого делать. — Он вытаскивает свой телефон. — Звоните своей подруге.

— Не могу.

— Почему?

Корчу гримасу и говорю, конечно, глупость, но правдивую:

— Я не знаю ее номера.

Он проводит рукой по волосам.

— Невероятно.

— Она стоит у меня на быстром наборе. Запоминать ее номер нет нужды.

— Вот умора. Даже моя шестилетка знает мой номер.

— Да, да, я поняла. — Блин, голова начинает болеть с той же силой, что и лодыжка. Я поднимаюсь и прыгаю мимо него к порогу. — Посмотрите, я в полном порядке. Я останусь здесь, пока она не вернется, и все будет окей.

— Вы, должно быть, шутите.

— Нет, но я сейчас плохо соображаю. Я много выпила, и у меня болит голова и лодыжка. И все, что я хочу — это поспать. — Мои слова звучат невнятно, хотя и стараюсь произносить их четко.

— Что насчет родителей? Уверен, вы помните телефон мамочки с папочкой? — от его острого сарказма я вздрагиваю.

— Нет, — шепчу я.

— Вы ведь не серьезно. Вы не помните даже свой домашний номер?

— У меня нет родителей, это мой дом.

Внезапно я чувствую себя раздавленной. Даже в своем пьяном состоянии я понимаю, что он не заметит этого. Обычно люди говорят что-то вроде: «Я сожалею», даже если это не так. Он же не говорит и слова.

— Забирайтесь в машину.

— Нет!

— Вы не можете оставаться здесь всю ночь. Это небезопасно.

— И куда же мне податься?

— Вероятно, мне стоит отвезти вас в больницу. Чтобы осмотреть лодыжку. Вы не можете на нее наступать.

Я непринуждённо взмахиваю рукой.

— Пфф. Это всего лишь растяжение. У меня была их целая куча, когда я бегала или участвовала в марафонах. Все в порядке. Клянусь.

— Тогда я отвезу вас к себе домой. Полагаю, вариантов больше нет.

— Я не могу поехать с вами. У вас ребенок. Как это будет выглядеть, если ее учительница нагрянет в подвыпившем состоянии?

— Да уж, действительно, и как это будет выглядеть? — ехидно замечает он. Знаю, что заслуживаю порицания, но не думаю, что ему нужно добавлять излишних издевок к своим комментариям.

— Я не поеду. Тем более, вы живете не один.

Мы смотрим друг на друга, пока он не произносит:

— Вам не стоит волноваться насчет Инглиш. На этих выходных она у бабушки и дедушки.

Сдавшись, я уже начинаю идти в сторону машины, когда он снова поднимает меня на руки.

— Если вы не хотите ехать в больницу, то вам нужно, по крайней мере, приложить лед к лодыжке.

Черт, он прав. Я очень надеюсь, что не сломала ее.

Движение машины убаюкивает, и я засыпаю. Бекли трясет меня, когда мы приезжаем, и я поражена размером этого места. Чисто мужской стиль. И мне это нравится. Вход в дом расположен и в гараже. Мужчина помогает мне выбраться наружу, потому что я настаиваю на том, что смогу идти самостоятельно. Огромная кухня переходит в гостиную, где стоит большой диван. Бекли передает мне пакетик со льдом и располагает мою ногу на кофейном столике, приказав положить лед сверху.

— Вам стоит взять один пакет с собой в кровать.

— Эм, я могу поспать и здесь.

— Нет уж, у меня есть гостевая спальня.

— Я не хочу вас напрягать.

Его брови взлетают вверх. Знаю. Прозвучало дерьмово. С учетом того, что я все время его напрягаю.

— Серьезно. Этот диван больше моей кровати.

— На чем же вы спите? В люльке что ли?

Это первый раз, когда он говорит что-то отдаленно смешное, и я сама смеюсь. А потом смех становится еще сильнее, хотя шутка и не настолько удачная, но я не могу перестать. Слезы катятся по щекам и мне кажется, что я сейчас умру.

— Не настолько это и смешно. — Его пуританский образ возвращается.

— Неа. Вы ведь практически ничего не говорите, а когда говорите, то абсолютно ничего смешного в этом нет. Должно быть, кто-то украл у вас все веселье. А потом вы выдаете это. И даже если фраза не была настолько смешной, она все равно оказалась таковой, поскольку сказали ее вы, Весельчак.

— Я говорю смешные вещи.

— Нет.

— Да.

— Заткнитесь. Это глупо, — говорю я ему.

Он дотрагивается до моей ноги и расстегивает молнию сапога.

— Что вы делаете?

— Поджариваю яичницу. Что я еще, по-вашему, могу делать? Снимаю эту штуковину с вашей ноги.

— Штуковину?

— Ага. Если б вы носили что-то более нормальное, никогда бы не ушиблись.

— Значит, нормальное? Полагаю, вам бы понравилось больше, ходи я в бабушкиных калошах?

Он переключает внимание на мое лицо:

— Вы пытаетесь лезть на рожон со мной?

— Инглиш не знает, что такое «лезть на рожон»?

— Хм. Что ж, надеюсь, она также не знает, что значит «что б меня дрючили», «паршивые члены», «отсосите придурки», и «трахните меня дважды большим и толстым фаллосом».

Я тут жк вспыхиваю от мгновенного унижения.

— Ох, блядь. Это ужасно. Вы не должны были это слышать. Простите меня. И Инглиш никогда не услышит подобного от меня. Клянусь.

— Да уж, а все учителя выходят повеселиться в пятницу вечером, напиваются и ругаются как сапожники? Мне стоит начать волноваться за дочь?

Я кладу руку себе на грудь, у меня практически начинается тахикардия.

— Нет, господи, нет. Я бы никогда не подвергла ребенка такому риску. — И вот именно тогда я вижу, как приподнимается уголок его рта.

— Боже мой. Он улыбается.

— Конечно, он улыбается. Послушать вас, я полностью соответствую образу людоеда.

— Так и есть. Когда я в первый раз вас встретила, вы мне чуть голову не откусили.

— Все потому, что вы практически обвинили меня в том, что я употребляю слова сексуального характера в присутствии дочери. А сейчас выясняется, что вы ходячий лексикон, — он произносит все это шутя, поэтому тяжело сохранять строгое лицо.

Я тяжело вздыхаю. Несколько раз открываю и закрываю рот, но так не нахожусь, что ответить. Он прав. Я излила на него свой гнев из-за того, что сама же потеряла контроль на уроке. Инглиш играла в игру и называла слова, не обращая внимания на их смысл. Именно я сделала это. Схватив подушку с дивана, накрываю ею лицо.

— Ух, какой чудовищный день. Никто из детей не слышал подобных слов, и все вышло из-под контроля.

Я слежу за Бекли, когда он идет в сторону кухни, чтобы налить холодной воды в стакан. Именно тогда я обращаю внимание на комнату и осматриваюсь по сторонам. Чисто и уютно. Тут находятся вещи, говорящие о присутствии Инглиш, — потрепанный плюшевый заяц, ее туфли, толстовка и несколько раскрасок с карандашами. Но то, что действительно привлекает мое внимание, так это стены. Фотография за фотографией рассказывают об истории ее жизни, вплоть до самого младенчества. И эти фотографии определенно сделаны не простым любителем. И вдруг я вспоминаю, как она сказала мне, что ее папа делает картинки.

— Вы фотограф?

В ответ лишь кивок. Он протягивает мне стакан с водой.

— Послушайте, наверху есть гостевая комната с отдельной ванной комнатой.

— Нет, я действительно не хочу вас утруждать. Все более чем в порядке.

— Тогда устраивайтесь. Я тоже иду спать. Я принесу вам одеяло.

Мгновение спустя он возвращается с одеялом и подушкой в руках, а потом идет в сторону коридора, но останавливается.

— Сразу за кухней есть ванная.

— Ох, ладно. Спасибо. Спокойной ночи.

Пока я сижу и глазею по сторонам, замечаю еще несколько больших фотографий. По ним я понимаю, что он много путешествует и, вероятно, то, чем он занимается, приносит хороший доход, потому что дом выглядит отлично. Мне стоит отдохнуть, поэтому я ложусь на подушку, которую мне принес Бекли, и тут же проваливаюсь в страну снов.

Запах кофе проносится мимо моего носа, и я просыпаюсь. Голову пронзает боль. Я переворачиваюсь на другой бок и натыкаюсь на прекрасные глаза, наблюдающие за мной. Широко зеваю, от чего его ноздри раздуваются, как у пекинеса, который был у меня в детстве.

— Оставите и мне что-нибудь?

— Оставлю что?

— Кислород, например.

— Очень смешно, — бурчу я.

Он протягивает мне кружку, и я беру ее.

— Надеюсь, вы любите черный.

Я морщусь.

— По вашему выражению лица я понимаю, что нет.

— Я из тех девушек, которые предпочитают сливки и сахар.

Он выхватывает кружку из моих рук и идет обратно на кухню. Вернувшись, произносит:

— Держите, принцесса.

— Спасибо. — Оо, это божественно. И тут до меня доходит, насколько все это странно. — Эм, спасибо, что спасли меня прошлой ночью. Я не хотела сорвать вам вечер. — Я потираю глаза, которые чертовски сильно горят.

— Я знаю.

Приподняв свою задницу от дивана, вытаскиваю из-под нее плюшевого зайца.

— Передайте Инглиш спасибо за то, что разрешила поспать с ее другом, — говорю я, усмехнувшись.

Он забирает потрепанную игрушку из моих рук и кладет на стол. Глаза Бекли становятся темными, а губы сжимаются в тонкую линию.

— Не передам, поскольку она никогда не узнает о том, что вы были здесь. Я ясно выражаюсь? — Его тон резок, по чему могу сказать, что разозлила его.

— Простите, если сделала что-то не так. — И это была правда: я понятия не имела, почему он так разозлился.

Наши взгляды встречаются, но он не произносит ни слова.

— Если вы не возражаете, я отправилась бы домой.

Он кивает лишь раз, а потом уходит в сторону коридора. Мне нужно в ванную комнату, но когда поднимаюсь, понимаю, что моя лодыжка не в состоянии удержать мой вес. Я с трудом допрыгиваю до ванной, а потом ахаю, увидев себя в зеркале. Я похожа на енота с гнездом на голове. И понимаю, почему горят глаза. Я спала в линзах. Вот дерьмо. Я даже удивлена, что он не заорал, когда увидел меня. Волосы собрались в большой пучок, который свисает на одну сторону головы. Что бы я ни делала на том диване, выглядело это явно неприлично. Господи. Я даже не могу распутать их пальцами. Как могу, умываюсь, но, святые угодники, я в панике.

Пару минут спустя, возвращаюсь в комнату, в которой меня уже ждет Бекли.

— Я уж подумал, что вы там умерли.

— Неа, просто мне потребовалось время, чтобы прийти в себя. — Я забыла снять контактные линзы, поэтому сейчас они по ощущениям как чипсы.

Не сказав ничего в ответ, он направляется к двери, которая ведет к гаражу. Я ковыляю за ним. Вероятно, я издаю какой-то звук, потому что он тут же останавливается. Повернувшись, говорит:

— Черт. Ну хоть сегодня следите за собой.

Он серьезно? Хоть сегодня следите за собой! Мне хочется его стукнуть, но я не могу этого сделать, поскольку он должен отвезти меня домой. Должно же в этом мужчине быть что-то хорошее. Не могло не быть. И прямо сейчас я пытаюсь это выяснить. От него прямо веет раздражительностью, пока он ждет меня у двери. Я тороплюсь как могу, но эта проклятая нога не хочет двигаться. А потом мне предстоит еще и несколько ступенек вниз. Там нет перил, а Бекли уже идет в сторону машины. Он не предлагает помочь, поэтому я сажусь на попу и начинаю спускаться на ней, ступенька за ступенькой. Дверь от гаража поднимается вверх, и он открывает водительскую дверцу своего дорогого внедорожника. «БМВ», если быть точной. Машины меня не впечатляли. Я бедная, и мне нужно выплачивать кредиты за обучение в колледже. У меня есть старая машина, которая, я надеюсь, прослужит, как минимум еще лет десять.

Направившись в мою сторону, он выглядит рассерженным. Не уверена, из-за чего именно. Может из-за того, что я так долго спускаюсь. Бекли делает еще несколько длинных шагов и оказывается возле меня, произнеся:

— Ни с места. Что это вы тут делаете?

— Пытаюсь добраться до машины. А на что еще это похоже?

Он бурчит себе что-то под нос, а потом просовывает руки под меня и поднимает.

— Простите, я доставляю одни неудобства, — говорю я.

Он опять что-то бурчит, но я так и не смогла разобрать, что именно, хотя прозвучало это очень впечатляюще. Он прав. Мне не стоило так много пить прошлой ночью. Черт, я облажалась.

После того как усаживает меня на сидение, он обходит машину. Я сжимаю переносицу пальцами. Плохая привычка, приобретенная от ношения очков. Обычно я так делаю, когда ношу очки долгое время, и они начинают давить. Сейчас же моя голова взрывается от поведения Бекли.

Сделав пару глубоких вдохов, я говорю:

— Простите, что стала для вас обузой. И спасибо еще раз, что позволили переночевать у вас.

Нет ответа. Подъехав к дому, он выбирается из машины, чтобы помочь мне. После того как мы добираемся до крыльца, я снова благодарю его. Не хочу, чтобы он подумал, что я неблагодарная. Если бы он не появился, мне бы пришлось идти домой пешком, что совершенно небезопасно.

— Вы действительно поступили благородно.

И снова тишина. Я сдаюсь.

— Что ж, еще увидимся. 

Глава 10 Шеридан

Мистер Загадка трогается с места и исчезает. Именно тогда я осознаю, что мы еще ни разу не назвали друг друга по имени.

Добравшись до входной двери, я понимаю, что Мишель все еще не дома. Класс. Просто чудесно. И сколько мне теперь ее ждать? Я даже не догадалась посмотреть, сколько сейчас времени, а часы я не нашу. У нашего крыльца стоит небольшое плетеное кресло, и у меня не остается выбора, кроме как усесться в него.

Когда Оливер подвозит Мишель к дому, очевидно, что они хорошо провели время. Сидя на своем месте, я наблюдаю, как парочка вылезает из машины. Увидев меня, подруга спрашивает:

— Что ты здесь делаешь?

К тому времени моя кровь уже бушует. Я надеялась, что она хотя бы залезала в свою сумочку, чтобы обнаружить там мои вещи ителефон.

— Даже не знаю, что тебе на это ответить. Ты не могла бы открыть дверь, пожалуйста?

По лицу Мишель видно, что до нее наконец-то начинает доходить.

— Ох, черт. У меня же твои вещи. Прости.

Я поднимаюсь и практически тут же чуть не падаю из-за гребанной лодыжки.

— Что с тобой случилось? — спрашивает она, опуская взгляд.

— Просто открой дверь.

Как только путь свободен, я тут же направляюсь в душ. Помыться — первый пункт в моем списке. Второй — еда, а третий — отправиться в клинику и сделать рентген. Там то я и получаю плохие новости. У меня перелом с сильным растяжением и мне придется носить один из тех дурацких ботинок-фиксаторов, пока ортопед, которого я увижу только в понедельник, не решит, сколько именно мне предстоит с ним ходить. Просто потрясно — ну за исключением костылей, которые помогут мне передвигаться с этим ботинком.

Дома Мишель и новая любовь всей ее жизни собираются уходить. Я надеялась, что они останутся и мне не придется идти в магазин. Теперь этот план отпадает.

— Ну и? — спрашивает она.

— У меня перелом, и теперь я на костылях с этим ботинком.

— О нет. Кошмар.

— Да уж. Повезло мне. — Я пытаюсь посмеяться над ситуацией, но она меня сильно злит, а когда я злюсь — начинаю плакать. А злюсь я действительно сильно.

Мишель смотрит на Оливера и говорит:

— Мы собирались в кино, поэтому не будем мешать тебе. Звони, если понадоблюсь.

Звони, если понадоблюсь? Мне хочется, чтобы она сказала: «Эй, Оливер, давай отложим наши планы. Я нужна своей соседке, и мы можем сходить в кино в другой раз.» Но она этого не делает, поэтому я разворачиваюсь и иду в магазин, чувствуя себя развалиной из-за костылей и ботинка.

Оказывается, очень тяжело одновременно управлять костылями и продуктовой тележкой. Я добираюсь до Publix и сейчас пытаюсь управиться со всем этим, чуть не опрокинув тележку с яблоками. Правда-правда. Пока я стою и стараюсь передвигать костыли, — и при этом накладывать яблоки в пакет, — один из костылей падает на пол. И когда я наклоняюсь его поднять, тележка катится вперед. Я паникую, припрыгиваю вперед, чтобы остановить ее и практически падаю на пол. Рукой хватаюсь за полку с яблоками, и все они сыплются вниз. Яблоки раскатываются по всему полу, и ко мне на помощь сбегаются другие посетители. Но худшая часть случается тогда, когда я поднимаю взгляд и вижу его. Придурка века. Он стоит и качает головой. Я что, действительно выгляжу как лузер?

Две сильные руки поднимают меня за подмышки, которые, я уверена, уже влажные, и ставят на ноги. Потом он поднимает мои костыли и подкатывает тележку.

— Спасибо. Вы всегда оказываетесь в нужное время в ненужном месте, бормочу я.

Бекли проходит мимо меня. Я бросаю на него лишь взгляд и тут же жалею. Как же мне хочется, чтобы он не был таким привлекательным. Наоборот был уродом, неприглядным и противным, с бородавками и прыщами, и чтобы от него плохо пахло. Как от дерьма. Ну, или газов. И теперь его руки пахнут моими подмышками. Блядь. Что еще может со мной сегодня случиться?

Бедному продавцу приходится поднимать стенд с яблоками, а я направляюсь в сторону салата и бананов, тщательно стараясь ничего не уронить. К тому моменту, когда все нахожу, я полностью измотана.

Я встаю в очередь и догадайтесь, кто оказывается прямо передо мной с полностью наполненной тележкой. Господи, да у него тут еды на целый квартал.

И я не вру. Я разглядываю каждую вещь, которую он купил, и мне стоит признать, этот мужчина не покупает всякую фигню. Очко в его пользу.

— Проголодались? — спрашивает он. — Мне кажется, у вас по подбородку слюни текут.

Умник. Вообще-то я не ела с шести часов прошлого вечера, а сейчас около двух.

— Умираю с голоду. Я не ела с прошлого вечера.

На его щеках появляется легкий румянец. Хмм. Я смутила его. Я не хотела намекать на то, что это его вина. Я не потрудилась что-нибудь взять, когда уходила из дома.

— Почему ваша соседка не с вами?

— У нее свидание.

Как всегда, в ответ лишь кивок.

Он оплачивает покупки и уходит. Никакого взмаха руки, никакого «До свидания» или «Пошла ты к черту». Ничего.

Чем хорош Publix, так это тем, что они помогают вынести покупки. Погрузив все в машину, я отправляюсь домой, а теперь стою и думаю, как занести их внутрь. Может, повесить на шею? Огромным сюрпризом оказывается мистер Бриджес около моего дома.

— Я подумал, вам могут понадобиться лишние руки.

Я вылезаю из машины с намереньем открыть входную дверь, но он протягивает руку. Все так же не сказав и слова. Я кладу ключи ему на ладонь, и он хватает несколько моих пакетов. К тому моменту, как я добираюсь до верха, он открывает дверь и спускается за остальными покупки. Складывает все на кухонный стол, возвращает мне ключи и велит закрыть дверь. Я не успеваю ничего сказать, как он уже уходит. Какой же странный.

Полчаса спустя вибрирует телефон.

Я запер вашу машину.

Это мистер Бриджес.

Я тут же отправляю ответ:

Спасибо за помощь.

Эти костыли точно станут причиной геморроя на моей заднице. 

Глава 11 Шеридан

Утро понедельника начинается с посещения ортопеда. Я надеюсь, он сообщит мне, что нужно носить ботинок и пользоваться костылями неделю или около того. Но нет.

— Мисс Монро, боюсь мне придется вас огорчить, но перелом находится в сложном месте, и вам потребуется носить ботинок по меньшей мере четыре недели. Естественно, никакой нагрузки на ногу.

Я шокировано на него смотрю.

— Я не понимаю. Я даже подумать не могла, что сломала ногу.

— Переломы бываю разными, но, если он заживет неправильно, вы можете потерять способность полноценно двигать лодыжкой.

Больше ни слова. Я буду пользоваться костылями, даже если ненавижу их. Четыре недели плюс еще две на ботинок. Затем он сделает повторный осмотр. Доктор выписывает мне еще обезболивающих, но из-за них я становлюсь заторможенной, поэтому не могу принимать их днем. Придется подождать до вечера, потому что «Ибупрофен» может и слона с ног свалить.

Около половины десятого я добираюсь до школы и сменяю подменяющего меня учителя. Каждый мой ученик хочет потрогать ботинок и задает кучу вопросов, поэтому я выделяю пятнадцать минут, чтобы удовлетворить их любопытство. Потом все идет своим чередом. К середине дня я так устаю, что мне требуются зубочистки, которые я могла бы вставить в глаза, чтобы не уснуть. Я считаю каждую минуту до окончания рабочего дня.

Приблизительно за час до окончания мне требуется выйти в уборную. Вернувшись через десять минут, я замечаю, что мой телефон пропал. Я всегда оставляю его на своем столе, чтобы не пропустить сообщения от директора. Когда я выходила из класса, телефон лежал на столе, сейчас же его там нет.

— Ребята, кто-нибудь брал мой телефон?

Все поворачивают головы в сторону Инглиш, но она продолжает молчать.

— Кто-нибудь может сказать, где мой телефон?

Все молчат. Мы находимся в классе, а учебное время подходит к концу. Я решаю сменить тактику и спросить каждого ученика лично. Инглиш шестая по очереди, и когда я называю ее имя, она начинает ерзать, а потом признается, что взяла его.

Звенит звонок, и дети вскакивают со своих мест.

— Инглиш, не могла бы ты задержаться, пожалуйста?

— Но меня ждет мой папа.

— Да, я знаю. Я могу получить назад свой телефон?

Она копается в своем рюкзаке, который разукрашен в яркие цвета, — как и у большинства учеников, — и вытаскивает оттуда телефон.

— Зачем ты взяла его?

Она продолжает стоять молча, переступая с ноги на ногу. Спустя пару минут я решаю написать мистеру Бриджесу.

Вы на улице у школы?

Мистер Б.: Да

Не могли бы зайти в класс, пожалуйста? Инглиш здесь со мной.

Я не жду, что он ответит, и оказываюсь права. Немного погодя он входит в класс размашистым шагом.

— Что такое? С Инглиш все в порядке?

— С ней все хорошо. Она взяла мой телефон и не хочет говорить почему, — отвечаю я.

Он хмурится, и я почти вижу, как мечутся его мысли. Это совсем на него не похоже, поэтому я так же озадачена, как и он.

— Эй, Инглиш, почему ты взяла телефон мисс Монро?

Она начинает заламывать руки и махать ими из стороны в сторону, а потом пожимает плечами.

Его голос абсолютно спокойный — не рассерженный, как я ожидаю.

— Инглиш, ты взяла телефон. Скажи нам почему, Медвежонок.

Она опускает голову и ее белокурые локоны качаются туда-сюда. Надув губки, она произносит:

— Помнишь, ты говорил, что, когда грустишь, смотришь на мою фотографию и оказываешься под радугой.

— Да, — отвечает он.

— Я просто хотела сделать свою фотографию на телефон мисс Монро, чтобы она тоже была под радугой. Она сегодня очень грустная.

Боже мой. Этот ребенок. Можно мне обнять ее прямо сейчас?

Он опускается перед ней на корточки и произносит все тем же ласковым голосом:

— Это очень мило с твоей стороны, Медвежонок, но знаешь, что было бы лучше? Сказать ей, что именно ты хотела сделать. Понимаешь почему? Помнишь, мы как-то говорили с тобой о том, что нельзя брать чужие вещи без спросу?

— Да, но тогда это не было бы сюрпризом. Только когда я взяла ее телефон, я не смогла его открыть.

— Как насчет такого расклада? — спрашиваю я. — Почему бы нам не сделать совместное фото, которое будет всегда меня радовать, и я окажусь под радугой?

Она энергично кивает.

— Мистер Бриджес, раз уж вы фотограф, не окажете честь сфотографировать нас? — Я беру свой телефон и протягиваю ему. Он забирает его из моих рук, а я сажусь на стул, поскольку не могу присесть на корточки из-за сломанной лодыжки. Он делает снимок. И протягивает мне обратно телефон.

— Благодарю. И Инглиш, спасибо, что заметила, что я была грустной.

— Не грустите, мисс Монро. С вашей ногой все будет хорошо. Может, моему папе стоит поцеловать ее. — Она смотрит на него, а он на меня.

— Спасибо, но мне придется носить этот ботинок не снимая.

— Папочка, поцелуй ее пальчики. Ты ведь можешь поцеловать их.

Боже правый.

— Не стоит, мои пальцы ведь не болят.

— Но, мисс Монро, поцелуи моего папочки волшебные. Мне всегда становится лучше.

Сейчас я закусываю губу, изо всех сил стараясь не рассмеяться и где-то в глубине души надеясь, что и мистер Бриджес тоже.

Наконец он произносит:

— Инглиш, все потому, что это срабатывает только на белокурых маленьких девочках. У которых много-много кудряшек. И которые говорят больше положенного.

— Оо, — протягивает, и ее губки складываются в идеальную букву «О».

— До свидания, Инглиш. Увидимся завтра.

Она машет мне, пока мистер Бриджес уводит ее за руку из класса. Каждый репродуктивный орган моего тела сжимается от увиденной сцены. Они вместе так идеальны. Не могу понять, почему он так немногословен с остальными. 

Глава 12 Бек

Мы выходим из школы, а Инглиш только и говорит, что о мисс Монро и о том, что нам стоит пригласить ее на ужин. Она говорит не умолкая, пока не замечает, как я пишу смс. Вообще-то, я не в восторге от того, что мисс Монро вернется сюда. Она довольно мила, но мне нужно о стольком позаботиться, и в моей голове такое количество мыслей, что последнее, о чем я мог думать — как развеселись учительницу Инглиш.

— Папочка, давай сделаем для нее красивую картинку. Можно Анны и замка.

Ну, разумеется, «Холодное сердце».

— Может, ты нарисуешь картинку, на которой изображена Анна?

— Думаю, она обрадуется больше, если узнает, что она от нас обоих.

Она стоит прямо передо мной, сложив тоненькие ручки в умоляющем жесте. Как я мог отказать?

Протянув свою большую руку, я сдаюсь:

— Тогда давай начнем.

Она заключает меня в объятия и тащит в свою комнату, где мы рисуем картинку Анны и Инглиш, сидящих под радугой. 

Глава 13 Шеридан

Позже тем же вечером, когда я работаю над планом занятий на предстоящую неделю, на мой телефон приходит сообщение. Я сильно удивляюсь, увидев имя отправителя.

«Инглиш хотела бы пригласить вас на ужин. Завтра вечером. В 18:30.»

Приглашение меня шокирует. И это довольно странно. Интересно, а он будет на ужине? Ну, разумеется, будет. И я должна прийти к ним. Если не приду, это разобьет сердце маленькой девочки, хотя не думаю, что ее горячий папочка будет того же мнения. Как по мне, так он полный засранец. Возможно, он будет более гостеприимен в присутствии Инглиш.

«С удовольствием. Что мне принести?»

И, как всегда, без ответа. Этому мужчине не помешало бы прочитать лекцию об этикете письменного общения. Какой же он грубый. Я решаю приготовить шоколадное печенье по своему собственному рецепту — разумеется, без глютена. Какао, кокосовый сахар, кокосовая мука и топленое масло, которое вы никогда бы не почувствовали, попробовав печенье. Вкуснятина. Мои друзья обожают его, хотя и не в курсе, что оно сделано из полезных ингредиентов.

На следующий день я отправляю сообщение мистеру Бриджесу с просьбой объяснить, как добраться до них, поскольку, если честно, не помню, где расположен его дом. Он отправляет мне адрес дома, который располагается не так далеко от моего, а также пишет короткое примечание.

«И приносить ничего не нужно. Все уже готово.»

Спустя несколько минут я подъезжаю к их дому. Время почти 18:30 и, пока я достаю свои вещи из машины, уже как раз вовремя. Мне приходится попросить его достать печенье из машины.

— Я же сказал, что приносить ничего не нужно. — Его голос звучит раздраженно, с нотками неодобрения.

— Поскольку вы так мне и не ответили, я решила, что будет мило принести десерт. Это всего лишь печенье, — улыбаюсь я.

Он просто стоит и смотрит на меня. Потом моргает, слегка кивает, и не сказав ни слова, разворачивается и оставляет меня стоять в одиночестве.

— Мисс Монро! — Ко мне выбегает Инглиш и обнимает за ноги. — Ваша нога все еще болит?

— Немного, но мне уже лучше, спасибо.

— Хотите посмотреть мою комнату?

— Если твой папа не будет против.

— А почему он должен?

Ну не знаю. Может потому, что он «свинья»?

Несколько передвижений костылями — и вот мы в ее комнате. Комната похожа на волшебный мир. Я такого никогда не видела. На одной стене живописная фреска, на которой нарисованы всевозможные сказочные герои: феи, единороги, принцесса и еще несколько выдуманных персонажей. В центре всего этого меловая доска, встроенная в стену, на которой можно рисовать.

Над кроватью Инглиш висит прозрачный балдахин, который придает сказочность всему помещению. В ее комнате присутствуют все цвета радуги. Все вещи лежат на своих местах, на стенах много полок, а в углах специальные места для хранения остальных вещей. На прикроватной тумбочке, комоде и полках расположены фотографии Инглиш, ее отца и его родителей.

— Мне очень нравится твоя комната. Она потрясающая!

— Ага, у меня такая же в доме Бананы и Деды.

Ого. Впечатляет. Они скопировали ее комнату, чтобы ей было комфортно.

— Серьезно?

— А-а-га. Давайте поиграем. Не хотите порисовать?

— Хорошо.

Она достает пару альбомов для рисования, и мы начинаем рисовать, пока в комнату не заходит мистер Бриджес.

— Эй, Инглиш, может быть, мисс Монро будет удобнее на диване в гостиной, где она смогла бы дать отдохнуть своей ноге?

Ее милый ротик снова округляется, после чего девочка кивает и ее кудряшки задорно танцуют. Спустившись в гостиную, мы обнаруживаем уже накрытый стол. Креветки, салат и куча овощей. Я с удивлением наблюдаю за Инглиш, которая поглощает еду с большим удовольствием. Возможно, я придираюсь, но мне казалось, дети довольно капризные в отношении еды. Инглиш же, казалось, ест все, что положили ей на тарелку.

Мистер Бриджес предлагает мне кофе, и я напоминаю ему о принесенном мною печенье на десерт, из-за чего Инглиш восклицает:

— Нам не разрешается приносить такое в дом. Мы не едим всякую фигню.

— Аа, ну тогда я тебя обрадую, потому что эти печенюшки абсолютно натуральные: я тоже не ем фигню и подобное сладкое. Они сделаны только из полезных ингредиентов.

Инглиш смотрит на меня, а затем на своего отца. Я делаю то же самое и вижу ухмылку на его лице. Что ж, похоже, это победа. Ох, какая это ухмылка.

— Можешь взять одно печенье, Инглиш. И для протокола, я не такой уж и тиран в отношении вредной пищи.

— Простите, я не знала. Однажды я принесла в школу печенье, но Инглиш отказалась его попробовать.

Он слегка округляет глаза, а потом Бекли спрашивает об этом случае у Инглиш. Она подтверждает, что все так и было, на что он говорит, что это нормально угощаться едой в школе.

— На самом деле, я полностью вас поддерживаю в этом вопросе. Я всячески стараюсь избегать некачественную пищу, если это в моих силах. Но должна признаться, тогда в магазине я подсмотрела продукты, лежащие в вашей тележке, и была действительно впечатлена.

— Именно поэтому у вас текли слюни? — подразнивает он.

— Что ж, поэтому, а также потому, что была дико голодна.

— Расскажите, что сказал врач о вашей ноге.

— Я травмировала лодыжку и на ближайшее время этот ботинок станет моим близким другом.

Я в подробностях рассказываю мистеру Бриджесу обо всем, на что он лишь отвечает, качая головой:

— Ох уж эти ваши туфли.

Тут вклинивается Инглиш:

— Папа сказал, что сейчас женщины не носят удобную обувь.

— Но ведь девушкам нужно быть стильными, — протестую я.

Мистер Бриджес хмуро смотрит на меня. Пожалуй, мне стоило держать рот на замке. Он встает из-за стола и начинает собирать тарелки.

— Может, я помогу?

Он наклоняет голову вбок, и на его хмуром лице четко читается «Серьезно?» Он переводит взгляд сначала на мой ботинок, а потом и на костыли. Я всего лишь хочу помочь. Что тут еще скажешь?

— Инглиш.

Она отодвигает стул и начинает помогать ему. Вскоре все вымыто, и он приносит мне дымящуюся чашку кофе, сказав:

— Сливки и сахар. — Он помнит.

— Спасибо.

Потом Бекли ставит на стол тарелку с печением. Мы берем по одному, и я слежу, как он откусывает.

Его ресницы подрагивают, а зрачки расширяются, и он не перестает смотреть на меня, пока жует печение. У меня сбивается дыхание, будто двухтонный бегемот уселся мне на грудь. Я так и не съедаю свое, потому что куда интереснее наблюдать за Бекли. На моих глазах будто происходит эротическая сцена, прямо за этим столом. Он хотя бы понимает, какой эффект оказывает на меня? Мне хочется обмахнуть лицо, но боюсь, буду выглядеть глупо. Хотя, если я что-то быстро не придумаю, то с меня градом польет пот.

— Печенье очень вкусное. Папочка, можно мне еще? — голос Инглиш разрывает то сексуальное напряжение, которое чуть не сделало из меня полную дуру.

— Конечно, Медвежонок, — отвечает он хриплым голосом. — Налетай. — Она тут же хватает печение, тогда как я откладываю свое на стол и делаю большой глоток кофе, чуть не обжёгшись. Черт, я как будто выпила лаву.

— Все в порядке? — спрашивает он.

— Да, — хриплю я. — Просто немного горячий. — Я делаю глубокий вдох и начинаю обмахивать лицо, чтобы как-то остудить свой рот. На моем языке теперь точно нет кожи. — У вас случайно нет льда? — квакаю я.

— Конечно. — Он приносит мне немного льда, и я засовываю кубик льда в рот.

— Это самый горячий кофе, который я когда-либо пила, — бормочу я, посасывая лед.

— Может, в следующий раз вам стоит пить маленькими глотками.

Умник.

Допив свой кофе, я говорю:

— Пожалуй, мне пора.

— Вы не можете сейчас уйти, мисс Монро. У нас есть для вас подарок, — восклицает Инглиш, подпрыгивая на месте.

Приподняв брови, я вопросительно смотрю на мистера Бриджеса, а он лишь пожимает плечами. Инглиш выбегает из комнаты и возвращается через несколько минут с большой картинкой в руках. Улыбаясь прекрасной улыбкой от уха до уха, произносит:

— Это вам. Папочка и я нарисовали это специально для вас, чтобы вы не печалились из-за вашей ноги.

Я улыбаюсь ей. Не «ноги», а «лодыжки», но я не поправляю ее. Она так взволнованна, чего нельзя сказать о мистере Бриджесе. На самом деле, он даже начинает ерзать. Потом я смотрю на картинку и едва могу дышать. Это практически идеальная отфотошопленная фотография, на которой изображены Анна из «Холодного сердца», Инглиш, мистер Бриджес и я, сидящие под радугой над ледяным замком из мультика.

— Это потрясающе, Инглиш.

— Вам правда нравится? Мне хотелось, чтобы вы были под радугой вместе с нами.

— Думаю, вы проделали отличную работу.

Все еще чувствуя себя некомфортно, мистер Бриджес произносит:

— Если вы еще не догадались, это ее любимый мультик.

— Трудно не догадаться. — И переведя взгляд на Инглиш, говорю: — Я сохраню эту картину навсегда. Спасибо большое. — Я прикладываю картину к сердцу. Если честно, я боюсь заплакать, потому что никто и никогда не преподносил мне такого ценного подарка.

Инглиш несет свое произведение искусства, пока мы идем к входной двери.

— Спасибо за приглашение на ужин, Инглиш, мистер Бриджес. Все было очень вкусно.

— Вам не кажется, что вы уже можете называть меня Бек? — спрашивает он. Странно, до этого он никогда не предлагал перейти на «ты». Я решаю не обращать на это внимание.

Не зная, что ответить ему, лишь протягиваю свою ладонь.

— Спасибо, Бек. Кстати, зови меня Шеридан.

— Я так и планировал.

— Инглиш, увидимся завтра.

— До свидания, мисс Монро. Спасибо за печенье.

Они помогают мне сесть в машину, и я отъезжаю от их дома, помахав на прощание. Все действительно очень странно. Весь вечер Бек был очень мил, хотя временами мне казалось, что ему неуютно рядом со мной. Он реально трудный человек. 

Глава 14 Бек

Сегодня на дорогах жуткое движение, пока я еду на фотосессию. И я реально в плохом настроении. Мой придурок-босс звонил уже четыре раза, а вчера сказал, что фотографии должны быть готовы к следующей неделе. Сегодня единственный день, когда мы можем все выполнить. Суббота. День, который я люблю проводить со своей дочерью. А сейчас должен потратить полдня, а возможно и больше, с парнем, который не может разобраться со своим дерьмом.

Находясь в машине, я не могу не заметить машину, которая едет на большой скорости и лавирует между другими. Да, скорость высокая, но хуже всего то, что водитель постоянно виляет из стороны в сторону, из-за чего чуть не случается несколько аварий. Мой телефон стоит на консоли, поэтому я разблокирую его и спустя несколько секунд уже снимаю этого идиота на видео.

Но затем я вижу ее старую металлическую развалюху, к которой как раз приближается этот идиот. Она и не подозревает, что происходит позади. Матерь божья. Почему этот козел так ведет себя и почему, черт возьми, она не обращает никакого внимания на то, что происходит вокруг? Ее что, не учили придерживаться дистанции? 

Глава 15 Шеридан

Без сомнений, у меня самое ужасное настроение, которое можно только представить. Эта дурацкая вещица на моей лодыжке выводит меня из себя, из-за чего моему терпению скоро придет конец. Мы с Мишель переехали сюда в прошлом июле из-за новой работы, но я до сих пор не могу привыкнуть к дорогам в огромном городе Атланты. Для нашего местожительства мы выбрали Брукхэйвен, поскольку он расположен недалеко от работы и здесь есть все, что нам необходимо. Тем не менее, дороги за пределами нашего района или Бакхэда просто ужасны, из-за чего весь день идет насмарку. Я пользуюсь GPS-навигатором на своем телефоне, потому что моя машина насколько старая, что в ней нет подобных функций. Но так или иначе это выводит меня из себя. Я выросла в маленьком городке и училась в университете штата Джорджии, который, кстати, расположен тоже в небольшом городе. Поэтому переезд сюда стал для меня большим испытанием.

Моя десятилетняя «Хонда Аккорд» в последнее время постоянно барахлит, поэтому в субботу я собираюсь поехать в мастерскую и узнать, в чем же дело. Тыркаясь в ужасной пробке, я следую указаниям телефона. Осознав, что мне нужно пересечь три линии вправо, я в конечном счете попадаю в ДТП. Это совсем не то, что мне нужно. Если бы Мишель не зависала прошлой ночью у Оливера, она бы осталась со мной и ничего из этого не произошло. Именно эта смехотворная мысль крутится у меня в голове.

Припарковавшись на обочине, я достаю костыли, чтобы выйти из машины, и тут же сталкиваюсь с нереально злым мужчиной. Меня удивляет то, как он начинает орать мне прямо в лицо. Я настолько перепугалась из-за аварии, что даже не удосужилась вызвать полицию. Он стоит прямо передо мной, отчитывая за ужасное вождение и за то, что я подрезала его, создав опасную для жизни ситуацию на дороге. Он прижимает меня спиной к машине, и я от страха пытаюсь отодвинуться от него. Мужчина поднимает руки, и в тот момент, когда он собирается нанести удар, кто-то отталкивает его от меня. Выдохнув от облегчения, я опираюсь на свои костыли, чтобы не упасть на гравий под ногами.

А потом я слышу его голос:

— Ты в порядке?

Прикоснувшись пальцами ко лбу, приподнимаю голову и смотрю на него. В тот момент мой голос застревает где-то между глоткой и ртом. Никакого звука.

— Полиция уже в пути.

Он стоит между мной и тем взбесившимся мужиком, и в этот момент мне кажется, что он действительно беспокоится за кого-то, кроме Инглиш.

Но потом мои иллюзии быстро испаряются, словно пыль на ветру.

— Тебе не стоит позволять людям так с собой обращаться. Тебе что, никто не говорил, что нужно уметь постоять за себя? А также водить аккуратнее.

Мой потенциальный спаситель оказывается полным идиотом. Ненавижу его.

Но он все никак не может угомониться.

— Он мог ударить тебя.

А потом случается самое худшее. У меня начинает дрожать нижняя губа. Нет. Нужно быть сильнее этого. Со мной случались вещи гораздо хуже, чем это. Я не буду плакать. Никаких слез, ты слышишь Шеридан? Соберись, тряпка.

Но все эти мысли не помогают. Одна като-блядь-строфа — и я уже стою как дура с мокрыми от слез щеками. Он же наблюдает за всем происходящим. Я яростно смахиваю слезы, надеясь, что таким образом они перестанут течь.

— Не позволяй ему видеть, что он тебя задел. Ему не нужно знать, что он обладает властью над тобой.

Вот и все. Меня уже достал этот козел. Сквозь рыдания я икаю.

— Я плачу не из-за него, дебил.

Между его бровями образовывается буква V, когда он поднимает голову и я натыкаюсь на сине-зеленые шары, которые становятся все больше.

Я не даю ему возможности продолжить.

— Я не стала защищаться, потому что побоялась, что он ударит меня. Он ведь больше. Или ты не заметил этого, пока влезал между нами? — Сейчас мои икания становятся больше похожими на кошачье мяуканье, а голос практически скрипит. — Просто ничего не говори. Мне больше нравится, когда твой рот закрыт. — Жестом я показываю, как ему стоит закрыть свой рот, на молнию.

Он сжимает губы в тонкую линию и стискивает зубы. Он зол, так же, как и я, но мне фиолетово. Я опускаю костыли на землю, выпрямляюсь в полным рост, насколько мне это удается, отталкиваю его с дороги, и направляюсь к другому стоящему мужчине.

— Эй, мистер, вы полнейший кусок дерьма. Шли бы вы и сосали поросячий член. — А потом остаюсь стоять на месте в атмосфере противостояния, дожидаясь приезда полиции.

Когда полиция приезжает, мы начинаем орать друг на друга, пока нас не разнимают. Потом Бек показывает видео, которое заснял на телефон. Очевидно, он ехал позади нас и снял все, что случилось. Оказывается, виновник аварии вовсе не я, как мне казалось до этого. Во всем виноват этот придурок. Он подрезал машины направо и налево, а потом подъехал ко мне сзади слишком близко, сделав вид, будто это я его подрезала. В конечном итоге, они предъявляют ему обвинение в умышленном маневре, который привел к аварии, из-за чего тот в полной ярости.

Я должница Бека. Если бы не он, неизвестно, чем бы все закончилось.

Офицер полиции подходит к Беку и просит того переслать видео на его компьютер. А потом говорит и ему пару наставлений:

— А вы счастливчик, молодой человек. Хоть это и незаконно — пользоваться телефоном за рулем. Сьемка видео отвлекает от дороги, поэтому постарайтесь, чтобы это не вошло в привычку.

— Конечно, сэр. Вообще-то я никогда не делаю чего-то подобного. Это был особый случай.

— Хорошо. — Потом они с Беком направляются в сторону полицейской машины. И в этот момент до меня наконец-то доходит, как мне повезло оказаться здесь именно в это время.

Когда Бек возвращается, я говорю ему:

— Спасибо. И прости за то, что сказала. Очевидно, у меня сегодня не очень удачный день. Но с моей стороны было неправильно говорить тебе такие вещи. Как ты понял, что это я?

Он пожимает плечом.

— Твоя машина. Я запомнил ее. Знал, что тот водитель попадет в аварию и надеялся, что это не ты за рулем.

Потерев глаза костяшками пальцев, я говорю:

— Мое счастье, что ничего не случилось. Я лучше пойду. Я как раз записалась на проверку машины в салоне «Хонды». Спасибо еще раз.

Поскольку мой передний бампер помят совсем немного, я решаю не сильно волноваться по поводу его восстановления, ведь машина уже очень старая.

Но есть и плохие новости. Неприятным звуком оказалась трансмиссия, что означает дорогостоящий ремонт в две тысячи долларов. Я спрашиваю их, нельзя ли ее просто немного подлатать. Они отказываются. Выбор небольшой: либо оплатить ремонт, либо ездить и дальше, пока машина не умрет.

Мне хочется заорать, как чертов младенец. Мой счет в банке далек от этой суммы, поэтому, полагаю, придется воспользоваться кредитками. Каждый месяц я оплачивала свой студенческий кредит, который ограничивал мои траты.

Когда я возвращаюсь, Мишель дома, и наконец-то одна.

— Здорова, чувиха, что будем на ужин? — спрашивает она. Пока я рассказываю ей обо всем случившимся, она такая тихая, что мне становится интересно, а слушает ли она меня вообще. Потом она пододвигается ближе и обнимает меня.

— Черт, тебе действительно сегодня очень повезло. Думаю, нам стоит куда-нибудь сходить.

Что? Сходить куда-нибудь?

— А где Оливер?

— У него какие-то семейные дела. — Ее глаза бегают туда-сюда, и я знаю, что ее что-то беспокоит.

— Что не так?

Она скрещивает руки и дует губы.

— Меня кое-что тревожит. Мы все время проводим вместе, и он сказал, как сильно я ему нравлюсь. А потом у него возникают какие-то семейные дела, и он не берет меня с собой. Думаешь, это странно?

— Хм, возможно, дело не в нем, а в его семье. Может, они попросили, чтобы он никого не приводил с собой. Твоя семья когда-нибудь просила тебя не приводить того, с кем ты встречалась?

— Да, полагаю. — Она продолжает надувать губы.

— Тогда я на твоем месте не волновалась бы. Тем более, вы же встречаетесь не так долго. Сколько вы вместе? Месяц?

— Да, на этой неделе ровно месяц.

— Точно. В следующий понедельник у меня как раз обследование по поводу лодыжки.

— Тогда и я не стану волноваться. Итак, как твоя лодыжка? — Она тянется вперед и смотрит на нее, как будто может что-нибудь увидеть через большой ботинок.

— Лучше. Надеюсь, мне разрешат избавиться от этих чертовых костылей. Слишком тяжело делать покупки и другие вещи, когда обе твои руки заняты. — Эти слова вырываются раньше, чем я смогла о них подумать.

Ее лицо тут же меняется от счастливого к смущенному, будто я наблюдаю за тем, как до нее наконец-то доходит.

— Боже, я была такой эгоисткой последние несколько недель. Я бросила тебя одну справляться со всем этим. Я ужасная подруга. Худшая соседка в мире.

— Остановись. Все не так плохо. — На самом деле все обстоит иначе, но я не могу забрать свои слова назад.

— Мне нужно понять, что делать с машиной. Я хочу попросить директора дать мне дополнительную работу после уроков.

— Звучит как план.

— Может, возьму дополнительную работу на выходные. В образовательных центрах всегда нужны специалисты.

Она щелкает пальцами.

— Кстати, я хотела тебя спросить. Оливер и его сосед устраивают вечеринку в честь Хэллоуина и приглашают тебя. Я сказала, что ты придешь.

— На следующей неделе, верно?

— Да, вечеринки в честь Хэллоуина устраивают в Хэллоуин, — произносит она с сарказмом.

— Не умничай. Я пойду, если разберусь с этим. — Я указываю на костыли.

— Так мы идем куда-нибудь сегодня?

Я смотрю на нее взглядом «С ума сошла».

— Управляться с костылями в ночном клубе, попивая алкоголь, приведет к полнейшему краху.

— Понятно. А что насчет кино и попкорна?

— Думаю, я смогу сделать это.

К середине дня мы наконец-то собираемся и отправляемся в сторону ближайшего кинотеатра, в котором много залов. Мы рассчитываем отдохнуть и хорошо провести время. На выходе из кинотеатра, пока мы обсуждаем, кому что понравилось в фильме, я вдруг слышу:

— Мисс Монро.

Повернув голову вправо, я вижу Инглиш и Бека, которые также выходят из кинотеатра.

— А вы ели попкорн? — задает она вопрос.

— Конечно, ела. Это моя соседка, Мишель. Мишель, это одна из моих учениц, Инглиш, и ее отец Бек.

Пока мы стоим и беседуем, Мишель разглядывает Бека. Бек, как всегда, косноязычен, и обменявшись еще несколькими неловкими фразами, мы прощаемся. Отойдя в сторону, он вдруг спрашивает:

— Ты проверила свою машину?

— Да, и к сожалению, новости плохие. У меня полетела трансмиссия. Полагаю, моя старушка приказала долго жить. — Я корчу рожицу.

Он кивает, и они уходят.

Мишель так сильно вцепилась мне в руку, что я чувствую, как ее ногти впиваются в кожу сквозь свитер.

— Ауч!

— Прости. Но он такой симпатичный.

— Это правда, а еще он очень странный. По-моему, я за всю жизнь не смогу его понять.

Мы двигаемся дальше, и она спрашивает:

— Что ты имеешь в виду?

— В одно мгновение он милый, а в другое — замыкается и ведет себя, как настоящий придурок. Но вся теория его придурковатости разносится в пух и прах, когда я вижу, как он общается со своей дочерью.

— Может, он стеснительный, — предполагает Мишель.

— Не думаю, что дело в этом. — Мы подходим к машине и залезаем внутрь.

— Тогда что?

— Как я и сказала, не знаю. Не могу понять, в чем дело, но он реально умеет вести себя, как грубый кусок дерьма.

— Потрясающий кусок дерьма.

— Тот, на который у меня нет времени. Но его глаза. Когда он смотрит на меня, я вижу в них такую глубину, что начинаю некомфортно себя чувствовать.

— В одном ты права — эта малышка милая, как целая куча маленьких щенят.

С этим я не могу не согласиться. Инглиш самый очаровательный ребенок. И когда я рассказываю Мишель об инциденте с телефоном, она резко дергает руль.

— Эй, следи за дорогой!

— Прости, но это самая милая история, которую я когда-либо слышала.

Уже дома мне приходит сообщение. От Бека.

«У меня есть знакомый, который мог бы помочь с трансмиссией.»

Ого. Мило с его стороны.

«Серьезно? Это потрясающе. Что мне нужно делать?»

Я думаю, ответ займет несколько часов или целый день. Но не в этот раз.

«Сможешь пригнать ее к нему в понедельник утром, чтобы он ее посмотрел?»

Это ставит меня в тупик. В этот день у меня назначена встреча с ортопедом, а потом нужно ехать в школу. И как все успеть? Возможно, если я приеду очень рано, а потом закажу такси.

«Я могу привезти ее к семи. Или семи тридцати? У меня в половину восьмого прием у врача, и мне нужно будет вызвать такси.»

Ответ приходит спустя несколько минут.

«Да, можно, и я смогу подвезти тебя к врачу.»

Очень странно. Зачем ему это делать? Потом приходит еще одно сообщение.

«Встретимся там, после того как я заброшу И. в школу. Вот адрес.»

Я принимаю предложение, решив не отказываться от такого подарка. Мишель видит во всем этом что-то большее, чем нужно. Просто причина в том, что она не общалась с ним, поэтому не могла заметить его заскоков с переменой настроения.

В воскресение ночью мое тело ведет себя так, будто я выпила несколько чашек кофе с латте. Сон так и не идет. Все, что я видела, это сине-зеленые глаза, пристально смотрящие на меня. Я бросаю попытку уснуть и, взяв свой айпад, решаю почитать. В пять утра принимаю душ и наливаю себе большую чашку кофе. Мне предстоит очень изматывающий день. Иметь дело с кучей шестилеток после бессонной ночи будет реально жестко. 

Глава 16 Шеридан

По счастливой случайности, салон, где мне должны починить трансмиссию, находится недалеко от моего дома, поэтому уже в семь пятнадцать я у них с заключением из салона «Хонды» в руках. Меня встречает мужчина в возрасте, которому, вероятно, за пятьдесят. Я представляюсь, он просит называть его Джо. Он ждал меня, что хорошо. Просмотрев бумаги, Джо говорит, что хочет полностью проверить машину. Возможно, ему удастся что-то придумать и без дорогостоящей замены трансмиссии. Если такое случится, он подарит моей старушке еще один шанс на жизнь.

— Не могу ничего обещать, пока не взгляну на проблему, надеюсь, вы понимаете?

— Конечно, но, если у вас это получится, будет великолепно. У меня нет сейчас возможности покупать новую машину. Не подскажете, сколько приблизительно это займет по времени?

— Не могу точно сказать, но гораздо меньше, чем починить трансмиссию. — Он протягивает мне бумаги. — Оставьте свой номер телефона, чтобы я мог созвониться с вами.

Оставив номер, предупреждаю его, что я учитель, и если не отвечу на звонок, чтобы он оставил сообщение. Пока мы разговариваем, в салон заходит Бек и направляется к нам. Джо описывает ему ситуацию. Спустя несколько минут мы едем в сторону офиса моего врача.

— Спасибо, что подвез. Но это было необязательно.

— Знаю.

БУМ. Вот оно.

Я иду в наступление, не удосужившись подумать о том, что говорю:

— Почему ты такой грубый?

Он моргает, уставившись на меня, а потом переводит взгляд на дорогу.

— Грубый? Я лишь сказал то, что думаю.

— Иногда это звучит не так уж и приятно. Если не считать, что в большинстве случаев ты вообще молчишь.

Он вновь смотрит на меня, слегка кивнув.

— Мисс Монро, я не из тех парней, которые говорят кучу бессмысленных гребаных сладких фразочек.

— Мисс Монро?

Слегка покачав головой, он произносит:

— Шеридан.

Температура в машине поднимается до отметки «Полное неудобство».

— Я не просила тебя говорить бессмысленные сладкие фразочки. Давай просто забудем обо всем этом.

Он резко выдыхает.

— Это же ты начала весь разговор. Что чертовски раздражает.

— Раздражает? Да я вообще ничего такого не сделала, — гаркаю я.

— Сделала. Ты подняла эту тему, а теперь хочешь ее быстренько закрыть. И ты ошибаешься на мой счет. Я разговариваю. Причем много.

Да, сейчас он разговаривает, чего не очень и хочется.

Я поднимаю ладони вверх и говорю:

— Послушай, большую часть нашего времени ты общаешься очень грубо.

— Значит написать тебе о друге, который починит твою трансмиссию, и приглашение на ужин — это грубо?

Черт. Он обставляет сейчас все так, что теперь именно я чувствую себя полным дерьмом.

— Нет, ты прав. Я неблагодарная. Спасибо. — Настает время закрыть рот и свалить.

Только он все так просто не оставляет.

— Я рад, что ты посмотрела на это с моей стороны.

Да господи боже мой! Он в конец меня достает. Я стискиваю зубы так сильно, что, клянусь, они, скорее всего, хрустнут. Прямо сейчас я в состоянии грызть скалы. Он что, действительно так думает? Блин, он правда так думает!

Офис доктора находится прямо по курсу, и я не могу дождаться, когда смогу выйти из этой машины. Когда Бек подъезжает к нужному месту, я думаю, он просто высадит меня на обочине. Он же паркуется. Что он делает? Он обходит машину и открывает мне дверь.

— Ты идешь или нет?

Он что, пойдет со мной?

— Я могу пойти одна, а потом вызову такси, чтобы добраться до школы.

— Я подвезу тебя. — И на этом опять все. Его губы сжимаются в тонкую линию, поэтому смысла спорить нет.

Прием у врача — это полный провал. Сделав еще один снимок, доктор сообщает, что я должна носить ботинок еще несколько недель. Костыли так же никуда не денутся. По его словам, лодыжки — сложное место из-за строения костей, именно поэтому он хочет убедиться, что все срослось нормально, прежде чем я смогу переносить на ногу вес. Трахните меня всеми способами, а затем и мою жизнь.

Когда я рассказываю об этом мистеру Ворчуну, он делает вид, что в этом нет ничего страшного. И это оказывается последней каплей моего терпения.

— Вообще-то это огромная проблема. Покупки в магазине, стирка, я не могу ездить на работу и носить что-либо в руках. Смена постельного белья настоящий кошмар. Каждая гребанная вещь в моей жизни теперь чертово испытание.

Он смотрит на меня серьезным взглядом и говорит:

— Почему ты не сказала, что тебе на самом деле херово?

Спроси меня об этом кто-то другой, я бы подумала, что он идиот, но вопрос задает Бек, с абсолютно непроницаемым выражением лица, и я не могу сдержать смех.

— Полегчало?

— Ага, спасибо.

Потом он говорит:

— Кстати, у тебя временами реально грязный рот.

— Да. Это происходит только когда я выпью или сильно разозлюсь.

— Я заметил. Знаю, что спрашивал об этом ранее, но все же прошу, скажи, что ты не говоришь подобное при учениках?

— Только по пятницам.

У него вырывается смешок, что по-настоящему шокирует меня.

— Что?

— Я никогда не слышала, как ты смеешься.

— Я постоянно смеюсь.

— Только не в моем присутствии, — возражаю я.

— Ну, мы и не общались насколько близко.

— Что правда то правда. Но все равно. К слову, ты не очень беспечный человек.

Он сжимает губы, что говорит о том, что я попала в цель.

— У нас сейчас не лучшее время для веселья… — Он замолкает, а желваки на его скулах ходят из стороны в сторону.

— Мне жаль.

Его рука лежит на руле. Он сжимает его настолько сильно, что белеют костяшки. Мне не хочется любопытствовать, но возможно, он нуждается в друге.

— Если тебе нужно будет выговориться, я хороший слушатель.

— И что это значит?

От его резкого вопроса я подпрыгиваю на своем сиденье. Подняв руки вверх, быстро заявляю:

— Ничего. Я лишь друг, который хочетпомочь.

— Я в порядке, но я оценил предложение. — А затем Бек там громко закрывает рот, будто только что открыли банку с маринованными огурцами. Я откровенно пялюсь на него, пытаясь разгадать его, словно загадку.

— С Инглиш все в порядке?

Мы останавливаемся на светофоре, и Бек переводит на меня взгляд. Его ноздри раздуваются как у дракона.

— С Инглиш все нормально. Не приплетай ее сюда, — цедит он.

— Воу, я лишь стараюсь помочь. Извини.

Несколько минут спустя мы паркуемся на школьной парковке, и если бы не эти чертовы костыли, которые слово цепь вокруг ног, я бы со всей дури помчалась в здание школы.

— Не могу выразить, насколько сильно я благодарна тебе. Ты действительно очень выручил меня. — И это правда. Даже несмотря на то, что был полнейшей задницей.

— Прости, что сорвался на тебя. У меня выдались тяжелые дни.

Перед тем как открыть дверь, я останавливаюсь и спокойно произношу:

— Это довольно очевидно. Как я и сказала до этого, если тебе нужно поговорить, то я к твоим услугам. И я никогда не сплетничаю. — Это чистая правда.

Он слегка кивает и вылезает из машины, чтобы помочь мне.

— Увидимся в пятницу.

— Пятницу? — спрашиваю я, сбитая с толку.

— Вечеринка в школе в честь Хэллоуина, забыла? — напоминает он.

Я хлопаю себя по лбу.

— Ох ты ж блядь. — Затем резко поднимаю голову и с глазами мопса смотрю по сторонам. Быстро сканирую территорию, чтобы убедиться, что меня никто не слышал. — Все чисто.

— Ух, я забыла про костюм. А теперь еще и эти костыли.

— Нарядись в жертву дорожного происшествия.

Мое сварливое «я», произносит:

— Зато точно буду оригинальной.

— Ага. Ты можешь быть мумией, только с костылями.

А это идея.

— Да, правда будет тяжело пользоваться туалетом.

— Да ладно тебе. Ты умная. Как-нибудь выкрутишься.

Мне нужно будет все продумать, а сейчас — школа зовет. Я машу на прощание и направляюсь к дверям.

Когда вхожу в класс, мне улыбается подменявшая меня учительница. Я благодарю ее. Инглиш машет мне и спрашивает, придется ли мне пользоваться костылями до самого Рождества или я смогу отказаться от них раньше.

Стараясь сделать это как можно радостнее, я отвечаю:

— Надеюсь, что нет. Думаю, к тому времени я с ними расстанусь.

— Может быть, ко Дню благодарения? — спрашивает она.

— Да, думаю ко Дню благодарения. — Я натягиваю на лицо улыбку, хотя и не очень радостную.

Потом Инглиш подходит ко мне и протягивает листок.

— Что это?

— Я знаю, что сегодня вы ходили к врачу, и скорее всего, вам делали укол. Я ненавижу уколы, поэтому нарисовала вам рисунок, — выдает она.

Я разворачиваю листок и вижу маленькую девочку, стоящую между мужчиной и женщиной под разноцветной радугой. Мое сердце хочет запеть из-за маленькой девочки, которая стоит передо мной с милой улыбкой на лице.

Сев за свой стол, я протягиваю к ней руки и говорю:

— Такой чудесный рисунок заслуживает объятий. Обнимешь меня? Разочек?

Она оборачивает милые маленькие ручки вокруг моей шеи и крепко обнимает меня.

— Это лучший подарок, который я когда-либо получала после визита к врачу. Спасибо, что позаботилась обо мне.

— Пожалуйста. — Она убегает к своему стулу.

Остальные ученики смотрят на нас с удивлением, поэтому я разворачиваю листок и показываю всем.

— Инглиш боялась, что мне сегодня будут делать укол у врача, поэтому она нарисовала мне картинку.

На меня с ужасом смотрит весь класс.

— Но все в порядке, — быстро успокаиваю я их. — Укол не понадобился.

Мэдисон, девочка у которой не хватает двух передних зубов, выкрикивает:

— А мне постоянно делают два укола. — Она аллергик, поэтому ей обязательно нужно колоть лекарства.

— Мэдисон, почему бы тебе не рассказать об этом нам всем? — Она начинает рассказывать длинную историю своих визитов к врачу и как они калечат ее руки. На середине рассказа, я осознаю, какую ошибку совершила, поэтому решаю поторопить ее. Когда она заканчивает, я молюсь, чтобы ни у одного ребенка никогда не появилась аллергия. Вести ребенка к врачу, все равно что вытащить корову, наполовину завязшую в луже грязи.

Я быстро напоминаю детям, что несмотря на то, что уколы — это болезненная процедура, в итоге нам от них становится лучше. Никто из них на это не клюет. Легко сказать, как говорится. Оставшаяся часть дня проходит чуть легче.

Собирая свои вещи, чтобы отправиться домой, я натыкаюсь на рисунок Инглиш. Трудно отрицать, что мое сердце начинает таять каждый раз, когда я думаю об этом прекрасном ребенке. А потом мои мысли перескакивают к ее отцу. Если честно, не знаю, что и думать о нем. Его предложение насчет починки моей машины оказалось действительно милым, но потом я столкнулась с его решительным, раздражающим нравом, который заставлял скрежетать зубами. Как этот мужчина смог воспитать такого очаровательного ребенка?

Моя машина готова, и Сьюзен предлагает подвезти меня. Слава богу, работа Джо обходится лишь в двести долларов. Мне не придется работать сверхурочно, чтобы заплатить за машину, и здорово снова оказаться за рулем.

Тем же вечером мы с Мишель размышляем над тем, как должен выглядеть мой костюм мумии. Мы замотаем эластичные бинты поверх туалетной бумаги, и я смогу пользоваться туалетом. Надеюсь, за целый день все это не развалится на части.

— Тебе будет нужно только надеть майку и шорты подо все это и захватить на всякий случай еще туалетной бумаги, — подкидывает она мне идею.

— Ну, наверно, да, это сработает.

Мы проверяем наши запасы, и я решаю купить необходимое для костюма в четверг.

— Ты сможешь помочь мне обернуться утром? — спрашиваю я.

Она соглашается, но мы решаем на всякий случай встать пораньше.

В конце концов, я не уверена, что не буду выглядеть, как испорченный кусок туалетной бумаги или как мумия, попавшая в беду. Мы обе смеемся над этими вариантами. Поэтому я покупаю большой запас туалетной бумаги, обычных и эластичных бинтов. Просто на всякий случай.

Выйдя за дверь, я слышу, как Мишель продолжает смеяться. Я до сих пор не уверена, насколько идея с моим костюмом верная. 

Глава 17 Бек

— Ты уже спрашивал ее?

— Нет, пап, не спрашивал. И не начинай. Я сходил проветриться, как вы и просили. А нет, небольшая поправочка: вы с мамой не просили, а просто нудели у меня над ухом, пока я наконец не сдался. — Я уже сыт по горло этим разговором и хочу поскорее свалить, чего никак не мог сделать, потому что родители должны посидеть с Инглиш, пока я буду занят на сьемках.

— Да, и посмотри, что произошло. Рядом с тобой теперь прекрасная женщина.

— Все не так. Я протянул ей руку помощи, когда она ей понадобилась. И с чего ты взял, что она прекрасная? Ты ее даже не видел.

— Так говорит твоя мать. И я привык считать, что у нее хороший вкус. — Он не упускает шанса покрасоваться.

Застонав, я говорю:

— Оставь это, пап.

— Ты ведь тоже считаешь ее хорошенькой, верно?

— Господи.

— Так что?

— Ладно, хорошо. Она хорошенькая.

— Хмм. Тогда пригласи ее на ужин. Ты ведь знаешь, что сказал Джон. Я не пытаюсь надавить на тебя.

Посмотрев на него, я произношу:

— Тогда к чему весь этот разговор? Слушай, мне уже пора ехать. — Я выскакиваю из дома, захлопнув дверь громче, чем следовало. Уверен, когда вернусь, получу за это, но сейчас я не хочу думать о том, что он сказал. Просто не сейчас. 

Глава 18 Шеридан

Войдя в класс, никто из моих учеников не может понять, что у меня за костюм. Когда я объясняю им, они отвечают, что не знают, кто такая мумия. Учителя же продолжают смеяться и подшучивать надо мной. Даже Сьюзен не может оставаться серьезной. Одна из учительниц оделась в костюм Тинкер Белл, а я же выгляжу, как будто меня достали из помойки. Идея так вырядиться оказывается полной катастрофой.

Из-за школьной вечеринки, которая начиналась в два часа, уроки заканчиваются раньше. Были приглашены и родители учащихся, но почти все отказались. Я сильно удивляюсь, когда вижу Бека.

Инглиш одета в костюм Эльзы из «Холодного сердца», что очень соответствует вечеринке, да и костюм просто потрясающий. Ей даже уложили волосы.

Бек бросает взгляд в мою сторону, и приподнимает брови. Он осматривает меня с ног до головы, и я ожидаю саркастический комментарий. Но слышу лишь:

— Мумия, да?

— Папочка, мисс Монро выглядит очень смешно, правда?

— Правда.

Скривив рот, я киваю в качестве благодарности.

— Мисс Монро, вам нужно было попросить моего папу сделать костюм. Он их очень хорошо делает.

До того, как я успеваю оставить по этому поводу дерзкий комментарий, всех учителей просят собраться для группового фото. О боже. Я обмотана в туалетную бумагу и мое единственное желание — это сорвать ее с себя. К сожалению, сделать этого я не могу, потому что под «костюмом» на мне лишь шортики и майка. В общем, идея полностью провальна.

Подойдя к группе, я пытаюсь затесаться назад, но нет. Сьюзен просит меня встать в первом ряду, аргументируя это тем, что мой костюм запомнят еще надолго.

Мне нужно выпить — и не тот пунш, который подают здесь.

— Выглядишь напряженной. — И снова Бек. Уверена, мне придется выслушать еще не одно его поддразнивание.

— Мы можем обойтись без саркастических высказываний?

Он неуверенно кивает, и я понимаю, что у меня сейчас из ушей пар повалит. Бек поджимает губы, изо всех стараясь не засмеяться.

— Ладно. Вперед. Можешь смеяться. Все и так уже поржали.

— Ты должна согласиться, что это чертовски забавно. — А потом он начинает гоготать, и все тут же оборачиваются на нас.

Я продолжала молчать. Решив дать ему возможность выпустить это из себя, я просто стою и смотрю на него. Наконец он произносит:

— Давай же, Печенька. Пойдём, раздобудем чего-нибудь сладенького.

— Печенька? — Это еще откуда взялось?

— Хмм. Я просто не могу выкинуть из головы то печенье, которое ты принесла на ужин. — Пока мы идем к столу, он придерживает меня за локоть, что не остается незамеченным остальными.

У стола для угощений он спрашивает:

— Что из этого твой наркотик? «Сникерсы» или «Поцелуйчики»?

— «Поцелуйчики», конечно, — говорю я, не подумав, практически пропустив момент того, как он уставился на меня. Но потом я замечаю, каким взглядом он смотрит на меня, и не могу унять возникший трепет. Или возбуждение. Ну почему он настолько горяч? И почему настолько чертовски сексуален? Быстро добавляю:

— Правда мой выбор был бы другим, будь здесь батончики с арахисовой пастой в шоколаде.

Он шаркает ногой по полу и хмурит брови:

— Завтра Инглиш будет у моих родителей. У них традиция ходить по соседям за угощениями. Тебя не заинтересует ужин в моей компании? — Но до того, как я успеваю ответить, он поднимает кусочек висящей туалетной бумаги и засовывает его с краю моего топика. От прикосновения его пальцев к моей коже по позвоночнику проходит легкое покалывание.

— Я, ух, мг, да, конечно. — Ужин? Только мы вдвоем? Вот черт! Он так удивил меня, что я и не знаю, что сказать.

Засунув руки в свои потертые джинсы, он осматривает зал и вновь переводит взгляд на меня. Прочищает горло и говорит:

— Ладно. Хорошо. Тогда я заеду за тобой в семь часов?

— Да, отлично.

— Шеридан, я думаю, ты должна знать, что полностью завоевала сердце Инглиш. Она не перестает говорить о тебе.

На моем лице расплывается счастливая улыбка. Это заявление заставляет меня расслабиться, хотя я и не представляла, насколько была напряжена.

— Правда?

— Правда. Если ты ее чему-то учишь, то она запомнит это, если ей нравится учитель. Не знаю, как другие дети, но Инглиш так устроена. Но если ей не нравится преподаватель, ты не убедишь ее и в том, что солнце встает каждый день.

— Ты знал, что она нарисовала мне рисунок, когда узнала, что я пойду ко врачу?

— Нет, она не говорила об этом.

Я хихикаю и рассказываю ему про укол.

— Оо, она их терпеть не может.

Потом я рассказываю про сам рисунок.

— Хм. Интересно, должно быть, ты ей действительно очень нравишься. Никогда не видел, чтобы она вела себя так до этого.

— Невероятно.

Выражение его лица становится грустным, а глаза будто заволакивает пелена. Он стоит и смотрит на свою дочь, в то время как я вижу мужчину, испытывающего агонию. И понятия не имею почему.

— Инглиш больна? — Это первая мысль, которая приходит мне в голову, после того как я узнаю, что она боится уколов.

— Что? Нет! Почему ты так решила?

— Прости, я не хотела тебя обидеть. Просто ты так смотрел на нее. На долю секунды я даже испугалась.

Мгновение его поза кажется расслабленной, а потом Бек выпрямляется, расправив плечи, и дарит мне широкую улыбку. Хоть мысленно он и не здесь сейчас, широкая улыбка этого мужчины показывает мне потенциал того, что скрывается за этим взглядом. Он сногсшибательный, и если прямо сейчас Бек дотронется до моей груди, то я рухну прямо на месте.

— Мне стоит пообщаться с остальными детьми и их родителями. Увидимся завтра вечером. — Может, он расскажет больше за ужином.

— Да, до завтра, — произносит он, погруженный в собственные мысли.

Оставшуюся часть вечера мы практически не общаемся, но он наблюдает за тем, как Инглиш играет и общается с другими детьми. У них в семье на самом деле что-то происходит, и мне очень хочется помочь ему, но я не могу. Может, завтра. 

Глава 19 Шеридан

— Не могу поверить, что ты динамишь вечеринку в честь Хэллоуина ради ужина.

— Не говори ерунды. Ты бы сама поступила также. К тому же, идея вырядиться мумией была полной катастрофой. К концу дня у меня сзади болтались обрывки туалетной бумаги, как множество крысиных хвостиков. Это было ужасно, надо мной никогда в жизни так много не смеялись.

Мишель чуть сильнее сжимает мое плечо.

— Эй. Осторожнее. — Я слегка пошатываюсь.

— Упс. Извини. Я прям душу отведу, когда ты от него избавишься. Твой костюм чертовски раздражает.

Я прибью ее.

— Правда? С чего это вдруг?

— Ладно. Ты меня подловила, костюм мне не нравится, но я хочу, чтобы ты пришла на вечеринку Оливера.

— А вот мне тусоваться там на костылях в этом жутком костюме и цедить коктейльчики нифига не весело будет. Уж поверь.

Она показывает мне язык, но соглашается.

— Что ж, по крайней мере, у тебя свидание с горячим парнем.

— Твоя правда. Я лишь надеюсь, что он будет разговаривать.

И меня тут же накрывает паника, что надеть. Мишель будто бы читает мои мысли.

— Мне нравятся твои черные штаны и белый свитер.

— Думаешь?

— Ага, — говорит она, испарившись в своей комнате, видимо, чтобы самой начать готовиться.

Мишель уезжает около половины седьмого, выряженная, как Тряпичная Энни.

— Где ты взяла этот костюм? — спрашиваю я.

— Оливер. Он сегодня в роли Энди^[2].

— Нет, вы что, серьезно?

— Он настоял.

Я морщусь, глядя на ее внешний вид, будто унюхала что-то неприятное.

— Ну не нааааадо, — канючит она.

— Из всех моих знакомых, ты последняя, кто бы вот так оделся.

Выражение ее лица резко меняется.

— Что, все настолько плохо?

— Как последняя деревенщина, но я все равно тебя люблю. Повеселись.

— Теперь мне захотелось вырядиться, как Эльвира или в кого-то похожего на нее. И этот парик ужасно чешется.

И только ради веселья я спрашиваю:

— Ты хоть знаешь, кто носил его до тебя? Надеюсь, у него не было вшей.

Она сдергивает парик с головы и начинает орать как ненормальная:

— Фууууу! Это отвратительно. А вдруг они и вправду у них были?

— Я просто издеваюсь. Надень эту чертову штуку и убирайся отсюда.

Она смотрит на меня щенячьими глазами и спрашивает:

— Правда?

— Господи, ну конечно правда. А теперь иди, иначе твой Оли-Энди начнет волноваться, что ты замутила со Спанч-Бобом.

— Ну ты и засранка. Повеселись.

Ровно в семь в дверь раздается звонок. Бек стоит у порога крыльца. И он… Вау. На нем темные джинсы и чёрная рубашка на пуговицах с засученными рукавами. Сегодня теплый вечер, поэтому он без куртки. Я хватаю свою сумочку, перекидываю ее через плечо, беру костыли и открываю дверь. Он наклоняется и касается моей щеки губами. Эти костыли становятся моими новыми лучшими друзьями. Я чертовски уверена, что, если бы они сейчас меня не держали, — я бы уже рухнула на пол.

— Замечательно выглядишь. Гораздо лучше, чем в наряде мумии. — Уголки его губ приподнимаются в улыбке.

Ох, и как же хорошо он пахнет. Будто только что вернулся с пляжа. Будет ли это странно, если я зароюсь носом у его шеи и понюхаю? Да, пожалуй, будет. Прекрати, Шеридан. Он настолько идеальный, что мне хочется просто стоять там и глазеть на него. Ну, или прикоснуться к нему, чтобы почувствовать, что он и правда настоящий.

— Готова?

— Ага. — Весь мой обширный словарный запас будто вылетел из головы. Я иду за ним к машине, и он терпеливо помогает мне усесться. Вау, этот мужчина, должно быть, выпил пилюлю вести-себя-хорошо-с-Шеридан.

— Я подумал, что мы можем пойти в мое любимое место. У них разнообразная кухня, но специализируются они на копченостях: свинина, говядина, курица. Надеюсь, ты не вегетарианка.

— Вовсе нет. Я безумно люблю мясо. Просто стараюсь по возможности есть здоровую пищу. Ну, я уже говорила тебе об этом.

— Верно. Я помню, ты упоминала об этом на нашем ужине. — Посмеивается он. — Не считая конфет на Хэллоуине. «Поцелуйчики».

— Как же можно пройти мимо «Поцелуйчиков», верно?

Он пристально смотрит на меня.

— Это ты мне скажи. — А это еще откуда взялось? Я чувствую, как у меня начинают потеть ладошки.

От его глубокого голоса мне вдруг хочется поцелуя, и вовсе не шоколадного. Сегодня Бек выглядит гораздо раскованное, поэтому я интересуюсь:

— Вы с Инглиш хорошо провели день?

— На самом деле, да. У меня сегодня было несколько сьемок в центре города, и я взял ее с собой.

— И чем именно ты занимаешься?

— Я фотограф.

— Да, я в курсе. Инглиш говорила, что у вас есть очень большая камера.

Он смеется.

— Она действительно так сказала?

— Угу.

— У меня есть вся фотоаппаратура. Для коммерческих съемок, но также и для съемок на природе, в основном для живописных снимков. Фотографии для журналов о путешествиях, отдыхе на природе, в общем, все, что можно увидеть в National Geographic. Я много путешествую, даже слишком.

— Ого. И как ты оказался в этой профессии?

— Чистое везение. Фотография была моим хобби, и когда я учился в Технологическом институте Джорджии, у них была вакансия на работу с частичной занятостью. После нескольких проявленных фотографий, все пошло по накатанной. Все закончилось тем, что я бросил учебу из-за дочери и получил степень в этой области. Но мой бизнес пошел в гору, поэтому я не жалуюсь. Сейчас я довольно востребован и из-за этого голова идет кругом.

— Ты когда-нибудь фотографируешь людей?

— Иногда. Ты хочешь, чтобы я сфотографировал тебя?

— Господи, нет! Мне просто стало любопытно, фотографировал ли ты кого-нибудь из знаменитостей?

Заезжая на парковочную стоянку, он сказал:

— Я бы с удовольствием пофотографировал тебя. Инглиш любит это дело, но она неуправляема. Она меняет позы каждую секунду. Моя дочь сошла бы с ума от восторга, если бы ты пришла на фотосессию. Я уже слышу, как она говорит тебе, что делать. «Прислонитесь сюда. Оближите губы. Поверните голову. Опустите подбородок.» Будет весело.

Мы заходим в ресторан, и администратор провожает нас за наш столик, который оказывается кабинкой в дальней части помещения. Раздав нам по меню, она уходит. Совсем скоро нам приносят наши напитки и закуски.

— Быстро, однако.

Он ухмыляется.

— Я приходил сюда много раз вместе с Инглиш. Думаю, они узнали меня.

Ну, конечно, узнали. Как можно не заметить такой высокий привлекательный экспонат, идущий с очаровательной дочкой?

— Еще бы. Итак, скажи мне, с Инглиш все хорошо? Я довольно настойчива.

Изгиб его рта свидетельствует о том, что он недоволен.

— Сейчас с Инглиш все в порядке.

— Что это значит?

Он закусывает верхнюю губу, взвешивая варианты ответов.

— Если тебе станет легче, я обещаю, что никто не узнает о нашем разговоре.

Он пробует что-то из закусок и сглатывает.

— Дело касается биологической матери Инглиш.

— Ох. — Его ответ шокирует меня, потому что это последнее, чего я ожидала услышать.

— Мне было девятнадцать, когда родилась Инглиш. Ее оставили на крыльце нашего дома в коробке с бумагами об опеке и письмом. До того дня я и не догадывался о ее существовании. И сейчас, спустя столько лет, ее мать хочет увидеться с ней, но я против.

Мое молчание затягивается, отчего он произносит:

— Ты можешь закрыть рот, Шеридан.

Покачав головой, я говорю:

— Боже, прости.

— Все в порядке. Ты ведь не ожидала такого. Инглиш не знает правды. Она лишь в курсе, что ее маме пришлось уехать, но это все. У меня бы никогда не хватило сил рассказать ей, что кто-то не захотел такую прекрасную малышку.

— А она объяснила, почему так поступила? — спрашиваю я, находясь в полном недоумении.

— Она лишь сказала, что это выше ее сил. Если честно, я плохо помню ту ночь. Я был пьян после вечеринки, чем не слишком горжусь, но, черт, я бы никогда не променял Инглиш ни на что в этом мире. Самое странное во всем этом то, что после того, как нам ее подбросили, один из друзей отца, который работал адвокатом, раздобыл информацию на семью матери Инглиш. Очень обеспеченную семью из Мэкона. В колледже она постоянно зависала на вечеринках. Алкоголь и наркотики — это все, что мне удалось вспомнить о ней.

— Может, ее выгнали из дома. Некоторые семьи до сих пор заботятся о своей репутации. Это смешно, но как еще можно объяснить подобное?

— Твоя правда, но я беспокоюсь из-за всего этого и собираюсь еще раз навести о ней справки.

— Мудро. — Я бы тоже сильно психанула, если бы кто-то захотел видеться с моим ребенком спустя столько времени.

— Я также консультируюсь с адвокатом, — сказал он.

— Если я могу чем-то помочь, ты только скажи.

— Спасибо. Инглиш понятия не имеет, что происходит. Я волнуюсь, что будет, если она увидится с этой женщиной.

— Возможно, ты рано беспокоишься. Может, если у нее проснулись материнские инстинкты, это не так и плохо.

— Надеюсь, так и будет, но что-то внутри подсказывает мне, что это не так просто.

Я касаюсь его руки.

— Все потому, что ты хочешь защитить Инглиш от любой беды. Ты же ее отец.

Тут появляется наша официантка с едой, после чего мы приступаем к ужину. Вдруг мне в голову приходит мысль:

— Бек, она вам каким-нибудь образом угрожала? Мать Инглиш?

Он опускает вилку.

— Я не разговаривал с ней. Она прислала письмо, и каждый согласился со мной, что это не дружелюбное письмо вроде «О, привет, я бы хотела, что ты разрешил мне увидеться со своим ребенком.»

— Ой-ой.

— Ага, она сказала, что дает мне время до Дня благодарения, и если до этого дня она не увидится с Инглиш, то прибегнет к закону. Мой адвокат посоветовал не отвечать ей, что я и делаю. Все наши догадки сводятся к тому, что ей нужны деньги.

А что, если женщина просто совершила серьезную ошибку и поняла это только сейчас? Я пытаюсь аккуратно объяснить это ему.

— Возможно, то, что я сейчас скажу, будет нелегко услышать или принять, но как женщина я не могу представить, каково это — выносить ребенка, а потом просто отдать его. Вероятно, это разрывало ее на части. Поэтому, возможно, — лишь возможно, — она повзрослела и поняла, что же натворила, и теперь хочет загладить вину.

Он смотрит на меня, прищурившись.

— Ну, это первая мысль, которую озвучил мой адвокат. Но я буду драться за нее изо всех сил. После долгих изысканий всплыли вещи, которые до чертиков меня пугают. Что, если даже после того, как мы выяснили, что она прошла курс реабилитации, ей все также нужны деньги на наркотики? Она принимала их в колледже, и видимо, все зашло слишком далеко, раз ей потребовалась помощь. Я рад, что у нее оказалось достаточно мозгов, чтобы попросить о помощи. Но один вопрос не дает мне покоя: что, если она опять принимает их? Именно это нас и тревожит. Я не хочу, чтобы мой ребенок находился в такой обстановке.

— Если все так и есть, не будет ли это препятствием для нее, чтобы получить опеку?

— Необязательно. Суду нужны будут доказательства, что она снова принимает наркотики, и если мы их не предъявим, то мы в полном дерьме.

Моей пытливой натуре хочется расспросить еще о многом, но я воздерживаюсь. Я не могу перестать чувствовать симпатию по отношению к матери. Что, если бы я оказалась на ее месте? Мои родители никогда не выкинули бы меня на улицу, но в колледже я еле-еле заботилась о себе.

— Когда я училась в колледже, у меня практически не было денег. Ела всего раз или два в день. Если бы я забеременела, не представляю, что бы сделала.

Он щурит глаза, и его голос становится похожим на рычание:

— Шеридан, я рассказал тебе это не для того, чтобы ты посочувствовала матери Инглиш. Я рассказал это, чтобы ты поняла, в каком затруднительном положении я нахожусь. Ее биологическая мать никогда не находилась в той ситуации, в какой была ты. Она состояла в сестринском сообществе, ходила в престижный университет, и родилась она в богатой семье. Деньги для них не были проблемой. Возможно, ее семья не захотела марать свое имя из-за незамужней матери-одиночки или беременной девчонки без отца — я не знаю наверняка. Так или иначе, но шесть лет назад моя дочь оказалась в коробке у крыльца дома. И я ничего не слышал об этой женщине все эти годы. До сегодняшнего дня. И мне кажется это дико странным.

— Прости. Мне не стоило так говорить. Это не мое дело.

Он откидывается на спинку стула, трет глаза и вздыхает:

— Просто сама мысль о том, что Инглиш куда-то уезжает и то, что я не буду знать, как с ней там обращаются…

— Я понимаю, о чем ты. — Мне бы тоже стало дурно от такого. Но Инглиш не моя дочь, поэтому мне не стоит начинать представлять себе, что бы я почувствовала на его месте.

Внезапно он выпрямляет спину и резко произносит:

— Вероятно, мне не стоило рассказывать тебе. — Он тянется к своему напитку и делает долгий глоток.

— Иногда помогает, если выговориться человеку со стороны.

В тусклом освещении ресторана, его глаза теряют свой зеленоватый оттенок. Теперь они темные, как ночное небо, пока он продолжает сидеть и сверлить меня взглядом. Будто оценивает. Почему он всегда так пристально смотрит?

Я опускаю голову и сосредоточиваюсь на своей тарелке с едой, съев еще кусочек. Подняв голову, я вижу, что он все так же пристально смотрит на меня.

— На что смотришь?

— На тебя.

— Я вижу. Но почему? — У меня что, между зубами застрял кусочек еды? Провожу языком по зубам, но ничего не чувствую. Он же не перестает пялиться на меня.

В течение нескольких минут наши глаза не отрываясь смотрят друга на друга, после чего он прерывает зрительный контакт и продолжает есть.

По дороге домой Бек рассказывает мне, что уезжает в понедельник в Северную Канаду. Он целую неделю будет снимать полярных медведей.

— Что? Полярных медведей?

— Да.

Если бы я могла схватить его за шею и придушить, так бы сделала. Это же серьезно, а он сказал лишь «Да».

— Ты можешь наконец-то рассказать поподробнее?

— Что именно?

— Каково это снимать полярных медведей? Это опасно? Тебе когда-нибудь было страшно? Ты в первый раз снимаешь их? Ты попадал когда-нибудь в ситуации, когда твоя жизнь висела на волоске? Там, вероятно, зверски холодно? Что ты наденешь? Как доберешься туда?

— Ты хочешь, чтобы я ответил на все эти вопросы? — спрашивает он с кислой миной.

— Черт, да.

— Что ж, я буду лежать на снегу, в безопасном месте, далеко от проторенной дорожки, и ждать. Это может быть опасно, но у меня достаточно хорошие зум-линзы. Нет, это не первый раз. У меня будет гид, который отвезет меня туда. За мной никто раньше не гнался. Мы приедем, разместимся и будем ждать. Гид точно знает их поведение, если они начнут приближаться, потому что изучал их передвижения не одну неделю, а может, и месяц. И да, там холодно. Я буду находиться вблизи полярного круга, но у меня для этого есть нужное оборудование. Я прилечу в маленький городок, где меня подберет гид.

— Это так здорово.

Мой энтузиазм лопается, как мыльный пузырь, когда он равнодушно произносит:

— Это моя работа. К такому очень быстро привыкаешь.

Я жую верхнюю губу и произношу:

— Да, но ты не можешь отрицать, что это познавательно.

— Я бы лучше научил чему-нибудь своего ребенка, нежели фотографировал полярных медведей.

— В твоих словах есть смысл, но представь, что возможно однажды ты научишь ее фотографировать, и она поедет на съемки вместе с тобой.

Мы подъезжаем к моему дому, и он выпрыгивает из машины, чтобы помочь мне.

— Я отлично провела время, — говорю я, хватая свои костыли.

— Ага. Пока я не начал вести себя, как брюзга. Прости, что испортил весь вечер, — уныло заявляет он. Подхватывает меня под локоть и помогает дойти до двери.

— Все в порядке, и ты ничего не испортил. У тебя сейчас много мыслей в голове, и я это понимаю.

— Да, надеюсь все обойдется. — Он наклоняется и целует меня в щеку, после чего разворачивается и уходит.

— Бек?

Он поворачивается на ступеньках.

— Безопасной тебе поездки.

Одни кивок, и он уже в машине. 

Глава 20 Шеридан

Среда. Полдень. Инглиш выглядит немного подавленной и, думаю, все дело в том, что Бек уехал из города. На всякий случай решаю убедиться, что она не сильно расстроилась.

— Эй, малышка, у тебя все хорошо?

— На этой неделе я не под радугой, мисс Монро. Папочка уехал смотреть на полярных медведей и не взял меня с собой.

Сегодня на ней легинсы в черно-розовую полоску и бело-оранжевое платье в клетку. Мне хочется обнять и защекотать ее так, чтобы услышать смех Инглиш, потому что она невероятно милая.

— Полярные медведи, говоришь? Они разве не живут на диком холоде?

— Да, им нужно много снега, потому что у них белая толстая шкура.

— Там, должно быть, невероятно холодно? — интересуюсь я.

Она прикусывает нижнюю губу, размышляя.

— Возможно, если пойдет снег.

— Там, вероятно, так холодно, что пальцы на ногах могут превратиться в леденцы.

— Аа?

Я смеюсь.

— Ну знаешь, пальчики замерзнут так, что будут как леденцы.

— И какого вкуса они будут? — спрашивает она, смеясь. — И мне бы пришлось надеть специальные носки и ботинки. Как папочка, когда катается на лыжах.

У нее на все есть ответ.

— Что ж, когда ты вырастешь, твой папа обязательно возьмет тебя с собой.

— Но я хочу поехать сейчас. — Она выпячивает нижнюю губу.

— Верно, но твой папа хочет, чтобы ты ходила в школу и стала очень умной.

— Но он говорит, что я уже умная.

Мне нужно будет поговорить с ним об этом.

— Это правда, но есть еще столько всего, что тебе нужно будет выучить. И тогда, когда ты вырастешь, будешь знать все, что знают взрослые.

— Так, значит, я не дурочка? Папочка называет так людей, когда едет за рулем.

— Понятно, и нет, ты не дурочка. — О господи, мне действительно стоит поговорить с ним.

Звенит звонок, и все дети надевают свои куртки, чтобы пойти поиграть на детской площадке. Я забираю свои вещи, быстро навожу порядок на столе и направляюсь на детскую площадку. На улице стоит другая учительница со своим классом и еще несколькими детьми из других классов. Мы стоим и общаемся, когда я замечаю Инглиш, которая стоит возле забора и разговаривает с какой-то женщиной.

Я указываю на забор другой учительнице и спрашиваю:

— Это нормально, что та женщина разговаривает с Инглиш?

Она переводит взгляд и говорит:

— Господи, разумеется, нет. Я никогда раньше не видела ее.

— Что нам делать?

Но до того, как мы успеваем что-то сделать, Инглиш поворачивается в нашу сторону и начинает отчаянно смотреть по сторонам. А когда видит меня, тут же срывается с места и бежит ко мне. Подбегает и обхватывает своими маленькими ручками меня за талию. У нее настоящая истерика — все лицо в слезах, что совершенно не похоже на Инглиш. Момент очень неловкий. Я хочу вернуться в школу и поговорить с Инглиш, но без костылей не могу сдвинуться с места, а Инглиш вцепилась в меня так, что я даже шелохнуться не могу. Поэтому решаю воспользоваться планом «Б» и передаю свои костыли другой учительнице, которая смотрит на меня, нахмурив брови. Кивком указываю на дверь и направляюсь ко входу в школу. Она следует за мной, и все вместе мы держим путь к кабинету директора.

— Что случилось? — спрашивает Сьюзен.

Я сажусь на стул, посадив Инглиш к себе на колени, чтобы избавиться от ботинка. Но Инглиш обнимает меня за шею и отказывается отпускать. Я объясняю Сьюзен, что именно произошло.

Когда я заканчиваю свой рассказ, спрашиваю у Инглиш:

— Милая, пожалуйста, скажи нам, что случилось, чтобы мы могли тебе помочь.

— Вы же не отдадите меня ей, правда? — бормочет она мне в грудь.

— Кому? Женщине, с которой ты разговаривала? — спрашиваю я.

Инглиш так усердно и быстро кивает головой, что локоны волос падают ей на лицо и закрывают глаза. Мне приходится убрать их, чтобы взглянуть на малышку.

— Никто никуда тебя не заберет.

Я чувствую, как ее тело начинает потихоньку расслабляться.

— Она сказала, что заберет меня у папочки и что она моя мама. Я сказала, что моя мама ушла, когда я родилась и что это не может быть она. Она сказала, что вернулась и что я буду жить с ней, потому что так и должно быть. Я не хочу жить с ней. Я хочу жить с папочкой. Я сказала ей об этом, но она сказала, что не имеет значение, чего хочу я. Что я все равно буду жить с ней.

Сьюзен и я обмениваемся взглядами, и я спрашиваю у Инглиш:

— Инглиш, она еще что-нибудь сказала?

— Нет, потому что я убежала. Она напугала меня.

— Ничего не бойся, милая. Она не сможет забрать тебя отсюда, но я все-таки позвоню Банане, чтобы точно убедиться в этом, ладно?

— Позвоните и папе.

— Хорошо, я позвоню ему после Бананы.

Сьюзен смотрит на меня с любопытством, и я понимаю, что мне стоит пояснить.

— Банана — это бабушка.

— О. — Она кивает. — Я тоже кое-что проверю. — Сьюзен выходит из кабинета и возвращается спустя несколько минут. — Инглиш, я хочу, чтобы ты осталась сейчас ненадолго с мисс Сандерс. Ты сможешь это сделать?

Девочка кивает. Мисс Сандерс — ассистентка директора. Инглиш смотрит на меня, ожидая подтверждения.

— Все хорошо, сладкая. Я скоро присоединюсь к тебе.

Она спрыгивает с моих коленей, и Сьюзен отводит ее в соседний офис к мисс Сандерс. Когда она возвращается, сообщает:

— Я уже позвонила Анне Бриджес, но ты должна знать, что та женщина хотела увидеть Инглиш, заявив, что она ее мать. Поскольку у нее не было никаких документов, подтверждающих это, то, естественно, ей отказали в визите.

— О нет. Должно быть, это она. Биологическая мать Инглиш. Видимо, она попыталась добраться до нее таким способом. Нам стоит вызвать полицию?

— Это будет следующее, что мы сделаем, но давай сначала послушаем, что скажет миссис Бриджес.

Когда приезжает Анна, мы решаем, что нужно обо всем сообщить Беку.

— Он ведь тут же прилетит обратно, вы же знаете, — заявляю я.

— Да, прилетит. И будет занят медведем, и уж точно не полярным. Я позвоню и напишу нашему адвокату. Мы никогда бы не подумали, что она попробует связаться с ней подобным образом. Шеридан, ты видела ее?

— Только на расстоянии. Высокая, темные, кучерявые волосы. Но это все.

В наш разговор вклинивается Сьюзен:

— Охрана и камеры наблюдения помогут вам с ее описанием, если вам это понадобится.

— Да, не могли бы мы посмотреть на нее? — спрашивает Анна.

Мы отправляемся за видео к охране, и, разумеется, это она. Моего телосложения, но высокая, темноволосая с сильно вьющимися волосами, как у Инглиш. Она выглядит вполне безвредно, но какая женщина скажет такое ребенку? Очевидно та, которая находится в полном отчаянии.

Чисто из любопытства я выпаливаю:

— Интересно, она была под наркотиками? Нормальный человек так себя не ведет.

— Мы полагаем, что именно поэтому она и заинтересовалась Инглиш. Все из-за денег на наркотики, — говорит Анна.

— Бек рассказывал мне об этом. — Теперь и я начинаю волноваться за Инглиш. От мысли, что Инглиш будет рядом с этой женщиной, мне становится не по себе.

— Мы делаем все возможное, чтобы держать ее в стороне от всего этого. — Анна выглядит точно так же, как я себя чувствую.

У Анны вибрирует телефон.

— Это Бек.

Я пытаюсь подслушать их разговор и понимаю, что Бек беспокоится за безопасность Инглиш. Он собирается вылететь следующим же рейсом, а если будет нужно, и зафрахтует самолет.

— Она в абсолютной безопасности. Давай дождемся звонка Джона. Я напишу тебе, что он скажет. Успокойся, Бек. — Она отключается и смотрит на меня. У нее все написано на лице.

Когда перезванивает адвокат, он советует вызвать полицию. Если бы что-то случилось, это было бы на пленке. Анна отправляет сообщение Беку, и он решает вернуться домой. Он уже отснял больше, чем нужно и этого будет достаточно для сдачи материала. Сейчас он полностью настроен на полет домой.

Я смотрю на часы и понимаю, что мне нужно возвращаться к остальным ученикам. Если что, Анна знает, где меня найти, поэтому я отправляюсь в класс.

Когда все ученики возвращаются в класс, сразу интересуются, что случилось с Инглиш. Я объясняю им, что к ней подошел незнакомец, и читаю нотацию по поводу общения с незнакомыми людьми. Весь день моя голова забита мыслями о маленькой девочке, которая испугалась, что ее кто-то может забрать у отца. Я также переживаю по поводу искаженных представлениях суда по поводу того, что дети всегда должны оставаться с матерью и что они отдадут ей опеку. Если это случится, я буду волноваться, как эта женщина будет вести себя с ней. После сегодняшнего инцидента я полностью на стороне Бека. Что-то с ней не так. Кто так поступает и говорит то, что сказала она? Точно не мать, которая волнуется за своего ребенка.

На следующей неделе Инглиш не появляется в школе. От Бека никаких вестей, из-за чего я начинаю паниковать. Вдруг что-то случилось. Я отправляю ему смс, чтобы узнать, как дела у Инглиш. На этот раз он тут же перезванивает.

— Ты можешь приехать к нам? — спрашивает он.

У меня душа уходит в пятки.

— Все в порядке?

Застонав, он отвечает:

— Если можно так назвать.

Его голос звучит ужасно — удрученный и вялый.

— Я приеду сразу же, как только улажу все свои дела по поводу завтрашнего дня. Хорошо?

— Ладно. Планируй, что поужинаешь у нас. — Это не приглашение. Приказ.

— Хорошо.

— Инглиш безостановочно говорит о тебе.

— Прости.

— Нет, это, наоборот, хорошо. Из-за тебя она снова под радугой.

— Боже. Полагаю, это хорошо.

Закончив наш разговор, я опускаюсь на стул и задумываюсь о девочке, которая украла мое сердце. Не знаю, как справляются родители, когда с их детьми что-то случается. Она не мой ребенок, но каждый раз, когда я думаю о том, что ей могут причинить боль, у меня болит сердце за нее. Уверена, Бек сейчас себе места не находит. И сама мысль, что Инглиш могут с ним разлучить, — просто невыносима.

Когда я подъезжаю к их дому, уже просто не нахожу себе места. Бек открывает дверь, и его взлохмаченные волосы и небритое лицо говорят мне обо всем. Он впускает меня в дом. Его родители тоже здесь. Я никогда раньше не встречалась с его отцом, поэтому нас представляют друг другу. Инглиш не выбегает мне навстречу, как обычно это делает.

— Привет, мисс Монро. — Из-за ее грустного голоса мое сердце ухает вниз.

— Привет, Кексик. Что готовите?

— Пиццу. Папа заказал.

У каждого вырывается смешок, потому что она не до конца поняла мой вопрос. Когда я объясняю ей, Инглиш тоже начинает смеяться. Потом Анна говорит:

— Медвежонок, как насчет того, чтобы заглянуть к себе в комнату на пару минут?

— Зачем?

— Чтобы папочка и мисс Монро смогли поговорить.

— Ладно, — произносит она с большой ухмылкой на лице. И что это значит?

Когда они уходят, Бек спрашивает:

— Так?..

— Она была очень замкнута в школе. Ее болтливость также исчезла.

Бек вздыхает.

— Я подумал, тебе это тоже нужно. Она боится спать одна. Если Инглиш засыпает в своей комнате, ей снится кошмар, и она прибегает ко мне в кровать.

Прикоснувшись к его руке, я говорю:

— У нас в школе очень хороший психолог. Нам стоит показать ей Инглиш. Я думаю, она поможет ей справиться со страхами.

Отец Бека, Марк, добавляет:

— Думаю, это отличная идея. Тем более сейчас, если случится самое худшее.

— Что это значит? — спрашиваю я.

В глазах обоих мужчин читается боль. Затем Бек говорит:

— Мой адвокат сказал, есть возможность, что матери дадут право на визиты.

Такое ощущение, словно Бек пнул меня своей кроссовкой. Весь воздух испаряется из моих легких, и я осматриваюсь по сторонам, стоя там, в тишине, словно уличный мим, пока внутри меня разгорается пожар. А потом меня прорывает.

— Но ведь это… это безумие! Эта женщина заявилась на детскую площадку, наговорила Инглиш кучу гадостей, напугала ее до чертиков, а теперь вы говорите, что суд может счесть безопасным визиты этой гребанной суки?

Бек и Марк уставились на меня с широко открытыми глазами. Рот Марка то открывается, то закрывается, как у рыбы. Когда я, наконец, осознаю, что только что наговорила, тут же прижимаю руки ко рту и невразумительно бормочу:

— Простите меня.

Марк говорит Беку:

— Мне нравится ее настрой.

Бек откидывает назад голову и заливисто смеется.

Прижав ладони к щекам, говорю:

— Я не соображала, что говорила. Мой злобный рот сказал все за меня.

— Да, пап, у нее очень испорченный рот.

Не могу поверить, что Бек вот так просто толкнул меня под автобус. Я бросаю на него взгляд, полный презрения. Марк смеется и говорит:

— Ну, она не сказала ничего из того, чего бы я не слышал.

— Но мы только что познакомились с вами, и ради всего святого, я ведь учительница вашей внучки.

— Угу, я как раз пришел сюда, чтобы обсуждать систему образования, — он говорит это с таким серьезнымвыражением лица, что на долю секунды мне кажется, что он правда пришел сюда за этим, но затем усмехается и я понимаю, отец Бека просто дразнится.

— Итак, может вернемся к тому, зачем мы здесь собрались? Инглиш? — спрашиваю я.

Лицо Бека снова становится похожим на лицо волнующегося родителя.

— Я сделаю все, чтобы помочь ей. Все, что ты сочтешь нужным. Я знаю, как сильно ты за нее переживаешь, поэтому, если ты считаешь, что психолог — это хорошая идея, я только за.

— Я думаю, это хорошее начало.

— Бек, а ты уже говорил с ней о… — начинает Марк.

— Пап, не сейчас.

— Но, сын, ты ведь слышал Джона. Ты единственный, кто…

Тон Бека становится более предупреждающим.

— Пап. Не сейчас. Потом.

— Может, вы хотите, чтобы я ушла и провела время с девочками? — спрашиваю я.

Быстрое «Нет» от Бека решает все вопросы. Мне очень некомфортно присутствовать при их таинственном разговоре — это чертовски неудобно.

— Шеридан, какую пиццу ты предпочитаешь? Я собираюсь заказать в «Пицца Палацио», — интересуется Бек.

— Любую, я не привередлива.

Он идет делать заказ, и комната погружается в тишину. Может, я смогу незаметно проскользнуть к заднему выходу, и никто не заметит.

— Итак, Шеридан, ты из Атланты? — спрашивает Марк.

— Нет, сэр, из южной Джорджии. Небольшой городок Морганвилль.

Он кивает, будто это название ему знакомо.

— Вы там когда-нибудь бывали? — интересуюсь я.

— Нет, но, должно быть, это чудесное место, — отвечает он.

— Это действительно так. — Не знаю, почему я это сказала. Я никогда ни с кем не разговариваю о городе, в котором родилась, потому что это больше не мой дом.

— И как я понял, ты переехала сюда после окончания колледжа? — спрашивает он.

— Да, сэр, это моя первая работа. Я закончила университет в Джорджии весной, поэтому это мой первый год в качестве учителя.

— Моей внучке повезло, что у нее такая заботливая учительница. Она все время говорит о вас.

Мои щеки резко становятся красными, не только из-за комплимента, но и потому, что Бек смотрит на меня, не отрывая глаз.

— Ну, видимо, сейчас мы с вами в одной звездной команде, потому что она так же постоянно рассказывает про Банану и Дедулю.

— Она особенная, вы так не считаете? — спрашивает Марк.

— Так и есть, — соглашаюсь я с ним.

В этот момент, как по команде, на кухню залетает копна светлых кудряшек и обнимает меня за бедра.

— Мисс Монро, а вы останетесь у нас на ночь? Вы сможете спать со мной в моей кровати, и тогда мне не нужно будет спать с папочкой. — В ее ярких глазах читается мольба, и единственное, чего мне сейчас хочется, это посадить ее к себе на колени и обнимать всю оставшуюся жизнь. Как этой маленькой крошке удалось там быстро проникнуть в мое сердце?

— Боюсь, что нет. Мне придется вернуться домой, потому что завтра нужно идти в школу.

— А вы сможете прийти к нам в пятницу вечером на пижамную вечеринку?

— Инглиш, тебе не кажется, что мисс Монро слишком взрослая для пижамных вечеринок? — Анна спасает меня от ответа своим вопросом.

— Нет, Банана. Она не слишком взрослая. Мы с папой постоянно устраиваем пижамные вечеринки, а он такого же возраста, как и мисс Монро.

Посмотрев на меня, Бек усмехается. Я посылаю ему помоги-мне-взгляд, но он лишь качает головой, дав мне понять, чтобы разбиралась сама. Он наверняка наслаждается происходящим.

Мне на помощь приходит Марк, спрашивая:

— Шеридан, ты собираешься уехать домой на День Благодарения?

Боже. Почему он спросил именно это?

— Нет, сэр, я остаюсь здесь, — только и говорю я. Им не нужно знать о моих бедах. У них и так своих хватает.

Но вместо того, чтобы оставить эту тему, он начинает копать глубже.

— Правда? А почему не уезжаешь домой?

— Эм, вообще-то мой дом здесь.

Он хочет еще что-то сказать, но тут же себя одергивает. И больше ни о чем не спрашивает, но нужно быть идиотом, чтобы не понять, как сильно ему этого хочется. Я решаюсь положить конец интриге:

— Моя мама умерла, когда мне было четырнадцать, а отец ушел сразу за ней. Мне было восемнадцать. — Бум. Конец истории.

— Ох, Шеридан, это ужасно. — Анна обнимает меня за плечи. — Как это трагично. — Мне не хочется быть предметом обсуждения. Совсем не хочется. Мои внутренности до сих пор скручиваются в узел, когда я думаю об этом.

Но малышка Инглиш не понимает, о чем идет речь.

— Что это значит — уйти?

Бек поднимает ее на руки и усаживает на кухонный островок, за которым сижу я.

— Это значит отправиться на небушко.

— Как Бунни? — спрашивает она.

— Как Бунни, — отвечает Бек.

— Как думаешь, они ухаживают там за Бунни и кидают ему мячик?

— Думаю, кидают, — говорит Бек. Как я поняла, Бунни — это собака.

— Папочка, ты говорил, что мы заведем другого Бунни. Когда?

— Ты должна сначала спросить у Деды и Бананы, потому что именно им придется смотреть за ним, когда меня не будет в городе.

Спасибо, Бунни, за то, что все внимание переключилось на тебя.

— Может, мисс Монро сможет за ним присматривать?

Вау! Внимание опять на мне, так еще и собаку приплели.

— Ээ, что ж, я на самом деле не очень много знаю о щенках. У меня была собака, но она была уже взрослой, когда попала к нам.

Инглиш морщит носик и заявляет:

— Папочка, думаю, ей нужен новый Бунни. Когда ты будешь уезжать, она будет приходить к нам, спать в твоей кровати и заботиться о нем.

Двойное вау!

Старшее поколение начинает хихикать, а Деда, то есть Марк, говорит:

— Думаю, это блестящая идея.

Анна ударяет его локтем и журит:

— Марк.

Щеки Бека заливает легким румянцем, а я даже предположить не могу, какого цвета у меня сейчас лицо. Малиновое?

Но Инглиш не унимается:

— У папочки очень большая кровать. Здесь достаточно комнат для всех нас. Пойдемте. Я покажу.

Спустившись с островка, она хватает меня за руку и тянет за собой.

— Инглиш, позволь мисс Монро немного отдохнуть, — говорит Бек.

— Папочка, она же может отдохнуть на твоей кровати. Может, мы даже посмотрим кино.

Марк смотрит на своего сына, наклонив немного голову. Мне же остается только следовать за Инглиш. Добравшись до комнаты Бека, я сильно удивляюсь тому, какой там порядок. Как и во всем доме, здесь убрано и все на своих местах. На дорогой на вид кровати с мягким подголовником лежит покрывало. На больших окнах висят шторы, а одна из стен облицована встроенным модулем. Так же виден небольшой проход, который, как я предполагаю, ведет в ванную или в гардеробную. Хоть я там и не была, уверена, мне понравилось бы. Большой плоский экран висит между модулями, и я с легкостью могу представить Бека и Инглиш, смотрящих кино. Все выглядит идеально.

Инглиш запрыгивает на кровать и начинает скакать на ней. Я смеюсь, вспоминая, что делала то же самое в ее возрасте.

— Жалко, что ваша нога сломана, мисс Монро, а то вы бы могли попрыгать со мной.

Эта мысль заставляет меня захихикать.

Потом она хватает пульт и говорит:

— Смотрите. — Она нажимает на кнопку, и верхняя часть кровати начинает приобретать сидячее положение. — Круто, да? Папа работает за компьютером на этой кровати, пока я смотрю телевизор.

— Вижу, ты выдаешь все мои секреты. — Со стороны дверного проема раздается глубокий голос. Бек стоит, прислонившись к косяку, и наблюдает за нами.

— Папочка, давай поиграем в кувырки, а мисс Монро посмотрит.

— Не думаю, что…

Я прерываю его, сказав:

— Я бы с удовольствием посмотрела. — И еле-еле сдерживаю смех.

Он делает прыжок и приземляется лицом на кровать. Заматывается в одно одеяло, Инглиш прыгает сверху, потом заматывается в другое, пока она продолжает двигаться. Он переворачивался туда-сюда, и по всей комнате звучит звонкий смех Инглиш. Наблюдая за этими двумя, мое сердце разбивается на части, как только задумываюсь о том, что ее могут забрать. Это убьет их обоих.

В комнату входит Анна, прерывая веселье, и говорит, что привезли пиццу.

Инглиш хватает меня за руку, хотя я на костылях, и говорит:

— Когда ваша нога поправится, вы поиграете в кувырки вместе с нами.

— Я с удовольствием поиграю с тобой в кувырки, Инглиш. — И это чистейшая правда. 

Глава 21 Бек

— Пап, ничего не говори.

— Сын, я знаю, ты думаешь, что я давлю на тебя, но…

— Потому что ты давишь! — Если они не отстанут от меня с этим разговором, я просто рехнусь. — Послушайте. Я даже не знаю, как вести себя с ней, пока мы наедине. Она любит Инглиш. Но в лучшем случае, она считает меня козлом.

— Отправь ей цветы.

— Цветы? Это то же самое, что обмотать лейкопластырь вокруг артерии. Оставьте это.

— Бек. — Его тон прерывает мои разглагольствования. Отец может долго терпеть, но, когда он говорит таким голосом, значит дело дрянь. — Ты просто тянешь время. Мне эта малышка сразу понравилась, — он тычет кулаком в сторону двора, где играет Инглиш, — но ты и твоя упертость рискуете потерять ее.

— Это неправда. Это больше, чем просто….

— Я больше ничего не хочу слушать из твоего дерьма, — возмущается он. Я делаю шаг назад. Даже до того, как у нас появилась Инглиш, я практически никогда не слышал, чтобы отец сквернословил. Теперь мне нужно разобраться со всем этим, но я понятия не имею, как сделать то, что они хотят. 

Глава 22 Шеридан

За две недели до Дня Благодарения мне разрешают не пользоваться костылями. Ортопед поясняет, что мне придется носить ботинок до праздника, после чего нога должна полностью зажить, и я смогу нормально ходить. Аллилуйя!

Бек снова звонит мне и приглашает на ужин. На этот раз мы идем в ресторан, в одно из тех необычных мест, где он никогда не был. Он заказывает бутылку вина и непонятно почему кажется нервным. Он прикасается к каждой вещице на столе.

— И с кем же сегодня осталась моя любимая ученица?

— Она с моими родителями. Ей нравится там бывать. И, разумеется, они ее балуют.

— Трудно не делать этого.

Он выпивает свой бокал вина достаточно быстро, в то время как я к своему едва прикасаюсь. Мы уже сделали заказ и даже немного поговорили. Но что-то все равно его тревожит, и я не могу не заметить это.

Я предполагаю, что у Инглиш сейчас все в порядке, как и с ситуацией с судебной эпопеей, потому что он ни разу не заговорил об этом с момента нашего ужина пиццей. Ее психологическое состояние в школе стало гораздо лучше, да и она несколько раз была у терапевта. Я думала, все встает на круги своя. Но его суетливое состояние говорит об обратном.

Как только я готова задать ему об этом вопрос, он вдруг ляпает:

— Мне нужно, чтобы ты вышла за меня замуж.

Я тут же замираю, не донеся вилку до рта. Шестеренки крутятся в моем мозгу и все встает на свои места. Он ведь сумасшедший, да?

— Прости. Ты только что сказал, что тебе нужно, чтобы я вышла за тебя замуж?

Концы его темно-золотистых ресниц медленно опускается к скулам, пока он моргает. Грудная клетка расширяется, пока он вдыхает, а потом я четко слышу «Да».

— Ты что серьезно? — Потому что он сказал это так обыденно, будто заказал такси до Лунивилля.

— Я серьезно. — Он проходится по нижней губе кончиком языка, пока думает над своим ответом. — Все очень сложно.

— Ага, брак обычно таким и бывает.

Он облокачивается на стол, сцепив пальцы напротив своего рта. Молчун Бек возвращается.

— Бек, мне нужны объяснения, а не просто это.

— Могу себе представить. Все дело в Инглиш. Она обожает тебя. Настолько сильно, что говорит о тебе целыми днями. Ну, и еще о новом Бунни. Мой адвокат убежден, что, если я женюсь, буду выглядеть в более выигрышном свете, пока идет дело об опеке. — В его взгляде легко читается чувство вины.

Трахните меня быстро и жестко. Все дело в этом маленьком существе, которое проникло в мое сердце и разбросало там букеты цветов. И что теперь прикажете делать?

— Брак — большое дело. Я всегда считала, что он связан с любовью.

— Так и есть. Ты любишь Инглиш, так ведь? Я вижу это по твоим глазам, когда ты смотришь на нее, — говорит он.

— Но что насчет нас? Разве не предполагается, что люди, вступающие в брак, должны любить друг друга?

— Послушай, я понимаю, что, прося тебя об этом, выхожу за рамки всего разумного. Но я боюсь не за себя. Если Инглиш у меня заберут, я переживу это, я взрослый. Но что будет с ней? Она еще совсем мала для того, чтобы справиться со всем происходящим. Это может сломить ее на всю жизнь. В этой девочке столько любви, и меня убивает тот факт, что свет в ее глазах может потухнуть. Я не прошу для себя. Это только для нее. Я сделаю все, о чем ты попросишь. Все. Ты будешь жить у нас, и тебе не нужно будет платить за аренду. Я сделаю все, что тебе будет нужно. Ты сможешь пользоваться всем, что есть у меня. Моя семья примет тебя с распростертыми объятиями. Особенно Инглиш. Если ты пойдешь на это, я буду твоим вечным должником.

Мой скептицизм по поводу его искренности тут же испаряется, но я все еще уверена, что он сошел с ума.

— Ты реально серьезно?

— Чертовски серьезно.

— Я не могу это сделать. Брак — этот согласие на отношения между двумя людьми.

Он резко придвигается вперед, будто его сильно интересует наш разговор.

— Хорошо сказано. Именно поэтому тебе стоит согласиться. Я полностью «за» отношения между нами двумя и Инглиш. Я обожаю ее, и мне нравится общаться с тобой.

Он ведь шутит, верно? Он едва разговаривает со мной. Сейчас происходит самый нормальный разговор из тех, что был между нами. Именно поэтому меня так сильно это волнует.

Его голос становится немного резче, когда он говорит:

— Я сейчас через многое прохожу, а когда на меня давят, ухожу в себя.

Я дотрагиваюсь до волос и начинаю теребить одну из прядей между пальцами. А потом прикусываю губу, пока размышляю о происходящем.

— Перестань так делать, — резко произносит он.

— Делать что? — Я не понимаю, о чем он говорит.

— Играть со своими губами.

Выпрямившись, я отвечаю:

— Немного странное замечание, тебе не кажется?

— Нет, не покажется, будь ты на моем месте.

— И что это должно значить? — спрашиваю я, внезапно почувствовав силу дать ему отпор. — Видишь, вот еще один пример, почему ты меня бесишь.

— Это смешно.

— Нет, не смешно. Что, если этот брак не сработает? Я имею в виду, между нами. Что, если мы возненавидим друг друга? Всеми фибрами души, с учетом того, что ты и так не сильно нравишься мне.

— Об этом я также успел подумать. Я бы хотел, чтобы ты осталась с нами, пока Инглиш не исполнится двенадцать.

— Двенадцать! Это очень долгий период!

Его рука автоматически тянется к волосам.

— Минимальный возраст ребенка в нашем штате, чтобы он мог выбирать, с кем из двух родителей он хочет жить — четырнадцать лет, но они начинают прислушиваться к мнению ребенка с двенадцати лет. Я не говорю о том, что ее биологическая мать не захочет продолжать бороться на нее, но к тому моменту Инглиш будет достаточно взрослой и более приспособленной к ситуации. Мы говорим о шести годах. Знаю, что многого прошу, но я буду умолять, если понадобится.

У меня так сильно кружится голова от всего происходящего, пока я обдумываю его предложение, поэтому единственное, что я делаю — это начинаю перечислять все недостатки.

Подняв ладонь вверх, я начинаю загибать пальцы.

— Ты ведь в курсе, что не нравишься мне.

— Да, в курсе. И тебе не стоит каждый раз напоминать об этом.

Черт, он еще и нахал. Меня чертовски сильно тянет к нему в сексуальном плане. Так сильно, что хочется перебраться через стол и укусить за его губу. Но ни за что на свете я не позволю этому случиться. Подняв одновременно два пальца вверх, я добавляю:

— Ошибаешься. И да, я действительно люблю твою дочь. Тем не менее, у меня есть сомнения. Еще и договор об аренде.

Уголок его рта приподнимается. Еще одна часть его тела, которую бы я с удовольствием поцеловала.

— Я заплачу за твою аренду. Твоя соседка может оставаться там сколько пожелает, в течение этих шести лет.

Я скрещиваю руки на груди, тем самым ощущая учащенное биение сердца. Интересно, а он может это видеть?

— Я не смогу жить с тобой, если ты и дальше продолжишь играть со мной в молчанку.

— Что это значит? — Он выглядит действительно озадаченным.

— Временами ты постоянно молчишь, а когда говоришь — это всего несколько слов. Мне нужно больше.

Он расцепляет пальцы и приподнимает подбородок.

— Мне говорили о том, что я отдаляюсь, когда нахожусь под давлением. Тебе придется немного поработать со мной в этом отношении, потому что это и правда случается, даже когда я с Инглиш. А последнее время я нахожусь в постоянном стрессе.

Тихим голосом я добавляю:

— А еще перестань огрызаться.

— Огрызаться?

— Да, ты был груб со мной на родительском собрании.

Он выдыхает.

— Ладно, у меня был долгий перелет домой, мой рейс отложили, багаж потерялся, а еще я опаздывал, и потом ты предъявила мне всю эту фигню о частях тела, которая, как мне казалось, была глупой.

— Хорошо. Но говори об этом вежливо, не показывая свое неуважение. Ты бы когда-нибудь стал говорить подобным тоном с Инглиш?

— Очко в твою пользу.

Я постукиваю пальцами по столу.

— Мне нужно все обдумать. Я имею в виду, мы ведь еще даже ни разу не целовались, а уже обсуждаем женитьбу. Что, если мне не понравится, как ты… — Я вдруг таращу глаза от одной только мысли о том, что я чуть не сказала.

На его лице снова появляется нахальная ухмылка. Черт с ним. Почему он в себе всегда так уверен?

— Как я что? — спрашивает он. Он прекрасно знает, что именно я хотела сказать.

— Неважно.

— Нет, я хочу знать.

Я съеживаюсь на своем стуле.

— Это имеет какое-то отношение к «трахни быстро и жестко»? — спрашивает он, выделяя последнюю часть вопроса и при этом самодовольно улыбаясь.

Моя челюсть буквально падает на стол.

— Шеридан, я действительно не думаю, что тебе стоит волноваться из-за этого.

Мой бокал с вином очень кстати, поэтому я хватаю его и осушаю в один присест.

— У тебя есть еще какие-нибудь сомнения? — спрашивает он, поигрывая бровями.

Я не могу ничего ему ответить, поэтому он наливает мне еще вина. Засранец. Потом он придвигается ближе и начинает выводить круги на верхней части моей руки. Эти движения отдаются в моих женских местечках, что абсолютно нечестно, ведь мне совсем не нравится этот мужчина.

— Ты должна знать, что нравишься мне и ты меня привлекаешь. — Что? — Я не делаю из этого какую-то тайну. Я бы не стал крутиться возле тебя и проводить с тобой столько времени. Даже при условии, что ты понравилась Инглиш, я бы не стал этого делать, объяснил бы ей всю ситуацию, ну или что-нибудь в этом роде. Но я не сделал этого. Потому что ты мне симпатична. На самом деле, я считаю тебя невероятной. И сексуальной. И забавной. И я очень сильно хочу тебя поцеловать и сделать с тобой все остальные вещи, ходя по лезвию ножа и стараясь быть лучшим отцом и примером для Инглиш. Теперь ты это знаешь.

— Ты считаешь меня потрясающей и сексуальной? Почему? — вопрос вырывается быстрее, чем я могу его удержать.

Его выражение лица тут же становится раздраженным.

— А почему я не должен?

— Потому что парни вроде тебя не встречаются с девушками вроде меня.

— Парни вроде меня? Что это значит? — Он не просто удивлен моим заявлением, он выглядит практически оскорбленным.

— Да, посмотри на меня.

— Я это и делаю.

— Нет, я имею в виду, ты что, не видишь? Ты… ты же, блин, да ты можешь завоевать любую девушку, какую пожелаешь.

— Во-первых, ты ведешь себя так, будто я слепой. Во-вторых, мне нравится то, что я вижу. И, в-третьих, я хочу то, что находится прямо передо мной.

— В этом нет никакого смысла.

— Шеридан, я фотограф. И у меня хорошо натренированный глаз.

— Возможно, но ты ведь не видел меня голой. — Я тут же закрываю рот рукой. Какого черта я произношу дерьмо вроде этого? Я всегда наступаю на одни и те же грабли.

— Это предложение? — спрашивает он, приподняв брови.

— Что бы сказали твои друзья-парни обо мне?

Он усмехается.

— Друзья-парни? Я двадцатипятилетний отец-одиночка. Мне было девятнадцать, когда Инглиш появилась в моей жизни. Моими друзьями были крысы из братства, которые были заинтересованы только в том, чтобы трахать каждую неделю новую девушку и напиваться до потери сознания. Думаешь, я был нужен им с младенцем на руках? Мои друзья-парни разбежались от меня, как от чумы. Единственным моим другом-мужчиной был мой отец. Родители ровесников Инглиш в основном старше меня, женаты и не имеют особого желания зависать с молодым отцом-одиночкой. Поэтому у меня нет друзей.

Мы соприкасаемся пальцами, а его объяснение внезапно делает его еще более притягательным. Я хочу этого мужчину. В постели. Мне хочется знать, насколько мы подходим друг другу в сексуальном плане. Но я чертовски уверена, что он будет мной разочарован. С другой стороны, что я теряю? Ладно, отказ всегда тяжело принять, но все сходится к тому, что он заинтересован во мне. Ну, или он очень хороший актер. По крайней мере, он честно говорит о своих желаниях, поэтому стеснению нет места.

— Инглиш сегодня ночует дома?

— Нет, — говорит он с улыбкой на лице. — А что, хочешь протестировать мою большую кровать и поиграть в кувырки?

Я начинаю смеяться так сильно, что не могу остановиться.

— Не могу.

— Почему нет?

— На мне же чертов ботинок.

— У меня есть идея, — говорит он с ухмылкой на лице.

— И какая же?

— Ты можешь делать кувырки, а я прыгать на кровати.

Следующий вопрос я задаю с самым серьезным лицом, которое могу изобразить:

— Разве твоя мама не запрещала тебе это делать?

— Делать что?

— Прыгать на кровати?

Он щурит глаза и отвечает:

— Да, но ведь это моя кровать, и я могу делать на ней все, что захочу.

— Мне нужно переспать со всем этим.

— Мы можем сделать это, если хочешь.

Я смеюсь.

— Нет, я не о твоей кровати, а обо всем, что касается этого брака. Нужно многое обдумать. И как бы мне ни хотелось поиграть с тобой в кувырки, я думаю, будет лучше дождаться, пока не снимут ботинок.

Прищурив глаза, он заявляет:

— Струсила.

Скорее всего, он прав. Что, если в конечном итоге мы окажемся в одной постели и мое желание будет сильнее, чем его собственное? А что, если он решит, что я ноль в постели? Или скажет, что мои стоны похожи на слона, а не человека?

— Что скажешь, если мы вернемся ко мне и посмотрим какой-нибудь фильм? У меня есть бутылочка вина, и мы сможем обсудить все остальные вопросы.

Я мотаю головой.

— У меня есть идея получше. Может, поедем ко мне?

Он практически ничего не знает обо мне, и если он действительно готов ко всему этому, ему стоит узнать меня получше.

— Ладно, поехали.

Сегодня вечером Мишель, как обычно, ушла на свидание с Оливером, поэтому квартира в нашем полном распоряжении. Я предлагаю ему на выбор виски, водку или белое вино. Мы оба выбираем водку.

— За тебя. За нашу долгую и счастливую совместную жизнь, — говорит он.

— Немного оптимистично с твоей стороны, тебе не кажется?

Он пожимает плечами, а потом обходит гостиную, рассматривая наши с Мишель фотографии. Одна из них сделана в наш первый год в колледже.

— Тебе там нравилось? — спрашивает он, рассматривая фото.

— Где? — Я не сразу понимаю, о чем он спрашивает.

— В колледже.

— Думаю, Мишель там нравилось гораздо больше, чем мне. Я была далека от того, как настоящие студенты наслаждались своим времяпрепровождением там.

Он ставит фоторамку на место и берет другую.

— Вы близкие подруги?

— Да, — отвечаю я, улыбаясь. — Мишель и я познакомились еще в средней школе, но сблизились только в старших классах. Потом мы были соседками в колледже, а теперь мы здесь.

— И почему ты так много работаешь?

— Мне нужны деньги. — Обычно я стараюсь не касаться этой темы, тщательно избегая ее и похоронив глубоко в себе. Рассказывать ему о личных проблемах не входит в мои планы сегодня вечером. Он знает о моей ситуации совсем немного, и я планирую держать ее в секрете как можно дольше.

Он смотрит на меня своим ты-меня-не-проведешь взглядом и не сдвигается с места.

Спустя мгновение между нами появляется противостояние.

— Шеридан, тебе не кажется, что будет лучше, если мы поделимся друг с другом своими проблемами?

— Да, это будет хорошо, но прямо сейчас я не готова делиться всем этим.

Я удивляюсь, когда он ставит фотографию на место и делает шаг вперед. На этот раз в мою сторону. Обнимает своими большими руками, притягивая ближе, и шепчет на ушко:

— Иногда прошлое причиняет неприятности в настоящем. И отпустить его — лучшее решение.

— Но иногда это что-то является очень важным.

— Если это так важно, возможно, стоит поделиться со мной.

Радужки его глаз темнеют — на этот раз они скорее зеленые, нежели синие — глубокий зеленый цвет, который напоминает мне лес. Глубина его взгляда поглощает меня своей красотой. Он моргает раз, потом еще, ожидая, а я гадаю, что же сказать. То, что я держу в секрете, не должно произноситься вслух, потому что причиняет сильную боль. Я не хочу это обсуждать.

Затем выражение его лица меняется, приобретая страдальческий вид.

— Ты не доверяешь мне?

— Это не имеет никакого отношения к доверию. — И это правда. Открыться этому мужчине сложно не потому, что я не доверяю ему, а потому что мне больно даже думать об этом.

— Я не понимаю. Если ты не собираешься рассказывать, значит, не доверяешь мне. Но клянусь тебе, я, вероятно, самый честный и верный из всех людей, что ты встречала. Я не пошатну твое доверие. Обещаю.

— Не в этом дело, — настаиваю я.

— Тогда в чем же?

Клянусь, еще немного и он вынудит меня рассказать, если не перестанет настаивать.

— Эта тема очень болезненна для меня. Вот и все.

Он продолжает пристально наблюдать за мной, а потом просто кивает. Конец обсуждениям. Своей большой ладонью он берется за стакан и осушает его в один присест. Потом садится на диван. Он напоминает мне грациозного животного, когда вытягивает свои длинные ноги вперед, а потом скрещивает их в лодыжках. Как бы мне хотелось, чтобы он не был так привлекателен. Он как магнит, который постоянно притягивает к себе.

— У тебя есть мороженое? — спрашивает он.

Его вопрос сильно удивляет меня.

— Сейчас посмотрю.

Открыв морозилку, я понимаю, что она абсолютно пуста, что сразу приводит меня в разочарование.

— Прости, ничего нет.

— Тогда поехали купим его.

— Прямо сейчас? — спрашиваю я.

— Ага, а почему нет? Я постоянно хожу с Инглиш за мороженым.

— Но мы ведь выпили.

— Сколько ты выпила?

— Один бокал вина за ужином и теперь вот это. Я никогда не пью больше одного. — Я приподнимаю бокал, чтобы показать, что едва притронулась к нему.

Он одаряет меня своей ухмылкой.

— Отлично. Значит, только один бокал. Ты можешь повести мою машину, разумеется, если считаешь, что сможешь повести.

— Ты имеешь в виду из-за того, что я выпила бокал вина?

— Ага, именно.

— Все в порядке. Я больше волнуюсь за то, что поведу твою машину.

— Почему?

Я кладу руки на талию.

— Потому что у тебя дорогая машина. Моей же машине десять лет. Если я разобью твою машину, не смогу оплатить ее починку.

— Господи, Шеридан, у меня есть страховка. Перестань волноваться об этом. Поедем поедим мороженого. У меня как раз настроение для него.

Бум. И опять никакого «А не хочешь ли ты мороженого, Шеридан?» Что за бредовый подход к тому, чего он хочет. Возможно, именно так в нем играет его мужское начало. Я не знаю. Не то чтобы у меня в этом много опыта, да и серьезных отношений у меня никогда не было. Может, стоит просто спросить.

— А у меня вообще есть право голоса?

Выражение его лица бесценно, когда на нем отражается полнейший шок.

— По какой, скажи на милость, причине, ты можешь не захотеть мороженого?

— Может потому, что у меня непереносимость лактозы?

— Что за хрень! Разве ты просто не можешь выпить одну из этих таблеток перед тем, как начнешь есть?

Я наклоняю голову набок, перед тем как ответить:

— Нет, они не помогают мне.

На его лбу образовываются морщины, когда он заявляет:

— Не могу представить себе жизни без мороженого. Это как прожить день без глотка воздуха.

Я достаточно поиздевалась над ним, поэтому решаю сдаться.

— Ладно, я пошутила. У меня нет непереносимости лактозы.

Его полные губы темно-розового цвета образуют идеальную букву «О», после чего он заявляет:

— Тогда почему ты сказала это?

— Потому что ты принял это решение, не посоветовавшись со мной.

— Иисусе, Шеридан, это же просто мороженое, — резко отвечает он.

— Я знаю, но что, если я не люблю мороженое. Я ощущала, что ты давишь на меня.

Он запрокидывает голову и ухмыляется. Протянув руку, он спрашивает:

— Эй, Шеридан, не хочешь сходить и поесть немного мороженого?

— Звучит отлично.

Мы садимся в его машину, и по дороге он решает узнать о моем любимом вкусе.

— У меня его нет.

— Нет?

— Я люблю все, что не фруктовое и без орехов.

— Шоколадное? — спросил он.

— Угу. А еще арахисовое. Особенно то арахисовое масло из маленьких баночек.

— Как и Инглиш. Вы с ней похожи.

— А что насчет тебя?

— Со вкусом ореха пекан. В вафельном рожке.

— Мужчина одного вкуса.

— Полагаю, что так, — соглашается он.

— Тебе действительно стоит попробовать что-нибудь новенькое.

Я въезжаю на парковку у кафе-мороженого и выключаю фары.

— Посидим там или возьмем с собой?

— Пойдем. Это недалеко. Ты уверена, что сможешь вести с мороженым в руках? — спрашивает он.

— Конечно.

Мы возвращаемся обратно ко мне, поедая свой десерт. Я как раз собираюсь откусить свое, когда ловлю его взгляд.

— Что?

— Ты не собираешься делиться? — Он выглядит задетым. Я и не думала, что должна.

— Ой, прости.

Я протягиваю ему свой рожок, и он, не отрывая от меня своих глаз, слизывает немного мороженого. Ох, мое чертово арахисовое мороженое. Я сглатываю слюну, а из комнаты вдруг испаряется весь воздух. Он делает это специально или как? Потому что если так, то это работает. Моя бедная вагина умоляет о кусочке Бека.

— Не хочешь попробовать мое? — Он выглядит самодовольным, что говорит о том, что он не собирается делиться своим пеканом.

Разумеется, хочу, но не твое мороженое.

— Ла-адно, — говорю я, подавившись своим мороженым, когда произносила это. Ему приходится несколько раз похлопать меня по спине, чтобы я перестала кашлять.

— С тобой все в порядке?

— Ага, — кашляю я в последний раз.

Когда я, наконец, прихожу в себя, мне хочется стереть с его лица самодовольную улыбку.

— Думаю, мой вкус произвел на тебя слишком большой эффект.

— Вообще-то нет. Просто меня не очень волнуют орехи. — И только тогда до меня доходит смысл сказанного. Мое лицо тут же краснеет, словно меня обдало жаром из раскаленной духовки.

— Не фанатка орешков?

Дерьмо!

— Нет, я люблю орешки. Вообще-то, я их обожаю. Но не когда они мелко порублены и застревают в горле.

— Хм. Тогда мы должны быть аккуратны и не допускать того, чтобы в твое горло попали орехи.

У меня пропадает речь. Он слизывает последнюю каплю золотистого мороженого у края рта, и мне тут же хочется продолжить это, но уже своим языком. Я провожу пальцем по подбородку, чтобы быть уверенной, что там точно нет слюней. Насколько сильно я смогу еще опозориться? Особенно после того, что сказала насчет орехов. Господи, как низко я могу пасть?

— Так ты не против посмотреть какой-нибудь фильм? — спрашивает он.

— Давай.

— Что хочешь посмотреть?

— О, это легко. Разве я не говорила?

На его лице снова появляется ухмылка, и он спрашивает:

— Что насчет «Форсажа»^[3]?

— Трахни меня.

На этот раз я не добавляю «быстро и жестко». 

Глава 23 Шеридан

Суббота всегда была моим любимым днем недели, по большей части потому, что не нужно ехать на работу. А лучшей частью был сон. Вообще-то я жаворонок, но сегодня мне хочется свернуться калачиком в кровати и проваляться до девяти, а может, и дольше. К сожалению, утренние потребности не позволяют мне это осуществить. Откинув одеяло, я уговариваю себя подняться с кровати, когда глубокий, немного квакающий с утра голос заставляет меня замереть на полпути.

— Эй, что у нас на завтрак?

— Аааа! — ору я. А потом до меня наконец-то доходит. Мои ноги запутались в простыне, которую кто-то все никак не хочет отпускать. Руками я упираюсь в пол, отчаянно пытаясь освободиться от предполагаемого убийцы.

— Что ты там творишь? — задает вопрос убийца.

Кончиками пальцев я стараюсь дотянуться до чего-нибудь, что может послужить мне оружием, но единственной вещью, которую я нащупываю, оказывается подушка с изысканно вышитым рисунком и кружевами по краям. Я бросаю ею в него, надеясь, что это сработает. Шлепнувшись на пол, я наконец-то освобождаю ноги, после чего хватаю огромного плюшевого медвежонка-панду, которого мне подарила мама за год до смерти. Он действительно огромный. Я полагаю, что смогу использовать его в качестве защиты.

— Не подходи ко мне, или я…

— Или ты что? Ударишь меня своим плюшевым медведем? — А затем он начинает смеяться. — Надеюсь, у этого медведя крепкие орешки. — А потом ржет еще сильнее. Ох ты ж черт. Это Бек.

— Что ты делаешь в моей постели?

— Включи свет, Печенька.

Я включаю прикроватную лампу у моей стороны кровати. Он в моей постели, полностью одетый, как и я.

— Ты уснула за просмотром фильма, и я слишком устал, чтобы ехать домой. Я полагал, ты не станешь возражать. Я отнес тебя в постель. Это все. Зачем ты встала?

Опустив свою панду, я отвечаю:

— Мне захотелось писать.

— Отлично, тогда иди писай, и кстати, отличное оружие. — А потом он ложится обратно. Вот и весь разговор.

Когда я забираюсь обратно на кровать спустя несколько минут, он заявляет:

— И еще, в следующий раз, когда будешь вылезать из кровати, не стягивай с меня одеяло.

— В следующий раз? Кто сказал, что будет следующий раз?

— Печенька, нас ждет еще куча следующих раз. Вот увидишь.

Потом он тянется ко мне, пока я не обнимаю его. Такая поза заставляет меня перекатиться на один бок и оказаться вплотную к его спине. Поскольку у меня не слишком длинные руки, приходится свернуться калачиком рядом с ним. Его свежий аромат манит меня. Мне хочется прикоснуться к нему не только рукой. Я жажду исследовать изгибы его твердого тела, зарыться рукой в его густые волосы и прикоснуться к ямочкам на его щеках. Но я не такая. Именно я буду ждать решительных действий от Бека и посмотрю, что из этого выйдет. Упираясь лбом в его плечо, я начинаю думать о том, какими были бы на вкус его губы или как бы его рот ощущался на мне, между моими бедрами. Я еле-еле сдерживаю стон. Мне трудно расслабиться рядом с ним, пока мое тело пылает от вожделения. Меня до сих пор мучает вопрос, каким образом меня так сильно тянет к нему, с учетом того, что он мне даже не нравится. Проходит еще много времени, пока я не засыпаю.

Что-то щекочет мой нос. Это так сильно раздражает, что я ударяю по нему. Ничего не выходит. Я решаю, что это комар, но потом задумываюсь, какого черта делает комар в моей спальне в ноябре? Сейчас же жутко холодно, поэтому эти кусающие твари должны были улететь. Потом он появляется снова, и на этот раз я успеваю соединить ладони, поймав преступника. Только это вовсе не комар, а большой палец.

— Просыпайся, Печенька. Ты ленивая задница.

— Грр. Сегодня же суббота. И перестань надоедать мне. Я подумала, что ты насекомое.

— Именно это и было задумано. Давай же. Проснись и пой. Мы должны кое с кем съездить за блинчиками.

— А?

— Звонила Инглиш, чтобы узнать, где ее папочка.

Потирая заспанные глаза, я спрашиваю:

— Что ты имеешь в виду?

— Я говорю о том, что мои родители привезли ее домой, а папочки нету дома.

— Вот дерьмо.

— В точку. Я сказал, что у нас с тобой была пижамная вечеринка.

Эта фраза заставляет меня резко сесть.

— Какого лешего ты так сказал?

Он выглядит озадаченным.

— А почему бы и нет?

— Она плохо обо мне подумает.

— Ей всего шесть. Она ничего не знает о том, чем занимаются взрослые в кровати вместо игр в кувырки. Не накручивай.

— Как же, зато твои родители точно так подумают.

— Расслабься. Они крутые. Это они заставляли меня ходить на свидания. Давай одевайся, и поедем за Инглиш. Зная ее, могу сказать, она перезвонит через несколько минут.

Я наблюдаю за тем, как он выскальзывает из кровати, словно профессиональный танцор, и направляется в мою ванную комнату. Ладно, раз он занял ванную, каким образом я приму душ? Спустя мгновение я слышу, как включается вода, а потом и его голос:

— Эй, Печенька, не подашь мне полотенце?

Когда я вхожу в малюсенькую ванную, занавеска немного приоткрывается, и он спрашивает:

— Почему ты до сих пор одета?

— Потому что кто-то украл мой душ.

— Ах, вот почему. Примешь его позже.

Положив руки на бедра, я начинаю ждать ответа. Отодвинув снова занавеску, я не ожидаю того вида, в котором он предстает передо мной.

— Вот что получается, если много треплешь свои языком.

— Я н-не т-треплю своим я-языком. Я просто хочу принять душ, который ты занял, — выдавливаю я.

— Сходишь в душ после блинчиков. Теперь чисть зубы, о, кстати, я позаимствовал твою зубную щетку.

— Ты случайно тампонами моими не воспользовался?

Его задница прямо передо мной, пока он сушит свои волосы. Прошу заметить, он ничуть не стесняется своей наготы.

Я стараюсь сделать все возможное, чтобы никак на это не реагировать, но черт, невозможно игнорировать голого Бека. Мое учащенное дыхание щекочет губы. Большой. Сочный. Давай же, хватай его. Это первое, что приходит мне в голову. Я не хочу пялиться так открыто, хотя кого я обманываю? Конечно же хочу. Потому что Бекли Бриджес выглядит, как на одной из его потрясающих фотографий — идеал без каких-либо изъянов. Мой взгляд останавливается на его большом темно-розовом члене. Я не могу даже подумать о том, чтобы оторвать от него взгляд. У меня зудят пальцы от желания прикоснуться к нему, пока он величественно стоил передо мной.

— Шеридан?

— А?

— С тобой все в порядке?

— Хм.

Стоя всего в двух шагах от меня, он делает шаг вперед, положив ладони мне на руки.

— Ты уверена? — шепчет он с дразнящей ухмылкой на лице.

— Я, эм, полагаю, что так. — Я проглатываю комок, который начинает образовываться у меня в горле.

— Может, мне стоит тебя поцеловать, чтобы ты пришла в чувство? — Он не ждет моего ответа, а просто опускает свои губы на мои. Сначала прикусывает мою верхнюю губу, а потом начинает опускаться к нижней, к самому центру рта. Оборачивает вокруг меня крепкие руки, отрывая от пола, пока его язык проскальзывает мне в рот. Мне не остается ничего другого, кроме как ухватиться за его плечи.

Я не могу сдерживать стоны, вырывающиеся из моего рта. Сердце колотится о грудную клетку, электрические импульсы бегают по венам, попадая прямо в цель. Этот поцелуй… Такие поцелуи должны быть под запретом. Зарываюсь пальцами в его волосы, давая ему то, чего он так желает. Мой язык скользит по его языку, но мне хочется большего. Интересно, это именно то, что я чувствую напротив моих бедер? Он мне ведь даже не нравится. Или нравится?

— Как бы сильно мне ни хотелось продолжить начатое, Медвежонок убьет нас, если мы не выйдем отсюда прямо сейчас.

— Ммм.

Он опускает меня на пол, шлепнув по попе.

— Вперед, Печенька.

— Почему ты называешь меня Печенькой?

— По двум причинам. Как я уже говорил, из-за твоих чертовых печенек. Инглиш еще несколько дней не переставала говорить о них. Это действительно самое вкусное, что я когда-либо пробовал. Каждый раз, когда вспоминаю печенье, я думаю о тебе.

— А вторая?

— На вкус ты теплая и сладкая как печенье, что является лучшей вещью на земле. — Потом он обходит меня, подтолкнув к раковине.

Посмотрев на себя в зеркало, я вижу огромную улыбку на своем лице, которая, я чертовски уверена, не сходит с моего лица и на подъездной дорожке дома Бека. Мне нужно взять себя в руки.

— Порядок? — спрашивает он.

— Да.

Потом он тянется ко мне, снова целуя.

— Давай заберем эту малявку.

Мы даже не успеваем добраться до входной двери, как нам навстречу выбегает копна светлых кудряшек.

— Я уже подумала, что вы никогда не приедете.

Она приподнимает свою майку, показывая свой животик.

— Понятно, я вижу, что все голодные, — говорит Бек. — А где Банана и Деда?

— Внутри. Присматривают за новым Бунни.

— Я убью их, — бормочет он так, чтобы услышала только я.

— Всем привет, — кричит Бек, как только мы входим внутрь.

— Привет, а вот и вы, — восклицает Анна.

— Эй! Бек, ты только взгляни, — говорит Марк.

— О, нет, вы не посмели.

— Ты ведь даже не знаешь…

— Мы не можем завести Бунни.

— Он будет жить у нас, а вы сможете брать его, когда захотите.

Бек фыркает, на что я смеюсь, потому что, очевидно, у него нет никакого шанса выиграть. Инглиш прыгает как заяц, показывая всем видом свой восторг.

— Папочка, мы можем называть его Бунниор.

— Бунниор?

— Ну да, знаешь, как Бунни и Джуниор. Бунниор^[4].

Я прикрываю рот, чтобы не прыснуть со смеху. Бек смотрит на Марка с высоко поднятыми бровями, на что тот лишь пожимает плечами.

— Медвежонок, откуда ты взяла такое имя?

— Я придумала его. А теперь мы можем пойти поесть?

Бек смотрит на своих родителей и говорит:

— Закройте все, когда будете уходить, и спасибо, что присмотрели за ней.

Я тоже прощаюсь с ними, после чего Анна приглашает нас на ужин.

— У нас могут быть планы… — Бек смотрит на меня таким взглядом, будто я собираюсь отказаться. Чудной.

— Отличная идея, — добавляю я.

— Хорошо. Тогда увидимся с вами около шести.

Мы подъезжаем к кафе, где подают блинчики, и занимаем нашу кабинку. Бек и Инглиш садятся рядом, я же выбираю место напротив них. Официантка подходит к нам и заказ Инглиш вызывает у меня смех.

— Я быхотела блинчики с шоколадными чипсами, и не могли бы вы попросить повара нарисовать смешную рожицу взбитыми сливками? И чтобы он сделал ей зубы шоколадными чипсами. Папочка не любит, когда я ем много сладкого, но ведь сейчас только завтрак, так что ничего страшного. Я не хочу, чтобы у повара были неприятности из-за меня.

— Инглиш, не делай из меня людоеда.

— Что такое людоед?

— Не важно.

Бек и я тоже делаем заказ, и официантка уходит, как мне кажется, вконец запутавшаяся.

— Вы с папочкой вчера хорошо повеселились на вечеринке? Ему понравилась твоя пижама? А кровать? Тебе пришлось делиться своей подушкой? Папа иногда храпит. Он храпел прошлой ночью?

Бек прикусывает свою губу, чтобы не рассмеяться. А я несколько раз открываю и закрываю рот, не зная, что ответить.

— Мы отлично провели время, но, если бы ты была там, было бы гораздо веселее. И твой папочка спал на диване.

На лбу Инглиш появляются морщинки.

— Почему?

— Он уснул там и слишком тяжелый, чтобы я смогла перетащить его в кровать.

— Ох. — Спасибо, боже, она остановилась на этом.

Когда приносят наши блинчики, Инглиш тут же переключается на еду, не обращая внимание на наши вопросы. Если ее о чем-то спрашивали, она поднимала палец вверх, давая понять, что не может сейчас ответить. Когда она уже впихнула в свой животик столько еды, сколько могло туда влезть, спрашивает у Бека:

— Папа, мы можем оставить себе Бунниора?

Бек заканчивает жевать и отвечает:

— Посмотрим, Медвежонок. Ты ведь помнишь, что я говорил раньше.

— Да, но это было раньше. Банана и Деда сказали, что большую часть времени он сможет жить у них. И раз это так, почему нет?

Он смотрит на меня, ища поддержки, поэтому я спрашиваю:

— Откуда взялось имя Деда?

Бек усмехается.

— Она не могла выговаривать слово «Дедушка», поэтому она его укоротила. Поначалу это звучало, как «Д-да». Но потом перешло в «Деду».

— А, понятно. Очень мило сокращение.

— Так мы можем взять Бунниора? Пожалуйста.

Поймав взгляд Бека, я замечаю:

— Это безнадежно, ты ведь знаешь.

— Знаю, и я собираюсь кое-кого прибить.

— Кого, Деду? — спрашивает Инглиш.

— А кто вообще принес его, Медвежонок?

— Я. Я хочу нового Бунни.

— Ты когда-нибудь вообще думала над тем, что тебе могут сказать «Нет»? — спрашивает он.

— Ты все время говоришь мне «Нет».

Он оплачивает счет, и мы направляемся в сторону дома. Судя по всему, понятно, кто будет хозяином нового Бунни. Инглиш забегает внутрь, наполненная энергией из-за шоколадных чипсов, как и все шестилетки в ее возрасте. Пока я направляюсь в дом следом за малышкой, Бек перестает проверять почту, будто увидел призрака.

— Что случилось?

Он ничего не отвечает мне, продолжая идти в сторону своего кабинета. Я совсем забываю об Инглиш, которая где-то в доме. Потом я слышу, как она зовет меня в свою комнату.

— Давайте нарисуем картинку, мисс Монро, а потом выиграем приз.

— И какой же приз?

— Конфеты! — Она сбрасывает обувь и запрыгивает на кровать, после чего начинает скакать. — Как бы я хотела, чтобы у вас не было этого ботинка.

— Мне тоже. Так что ты хочешь нарисовать?

— Давайте нарисуем нового Бунниора.

— Хорошо.

Я беру альбом для рисования и несколько карандашей, и мы начинаем трудиться над своими шедеврами. Я тот еще художник, поэтому надеюсь, что мой рисунок хотя бы будет напоминать собаку. Так или иначе, мои мысли заняты другим. Я думаю о Беке и о том, что могло случиться.

Мы практически заканчиваем рисунки, когда слышим, как открывается входная дверь, и Анна зовет к себе Инглиш. Почему она вернулась?

Я вхожу в гостиную, Марк и Анна уже там.

— Я думала, мы подъедем только к шести часам.

— Нам позвонил Бек. Он разве ничего не сказал?

— Нет. Я была с Инглиш в ее комнате.

Их пристальные взгляды говорят о том, что что-то случилось.

— Что случилось?

— Мы приехали за Инглиш, чтобы вы двое могли поговорить наедине.

— Я не…

Бек входит в комнату и говорит:

— Спасибо, что приехали.

Он совсем не похож на мужчину, с которым мы недавно вернулись.

— Что происходит?

— Через минуту, Шеридан, — отвечает он. Затем кивает своим родителям. — Я ценю то, что вы делаете.

— Бек, дорогой, ты же знаешь, мы сделаем все для тебя.

Выражение его лица сильно меня пугает. Кажется, мышцы его челюстей вот-вот выпрыгнут из-под его кожи, и сейчас он похож на мужчину, который защищает свою собственность.

Марк говорит:

— Пойдем, Инглиш. Поедем выбирать тебе нового Бунниора.

— Серьезно? — Она смотрит на Бека, и он кивает. Сдается.

— Увидимся сегодня вечером. — Он притягивает ее к себе и заключает в объятия.

Инглиш хватает свое пальто и выходит на улицу. Когда они уезжают, Бек смотрит на меня и протягивает мне конверт.

— Это пришло по почте. Сегодняшнее число.

Увидев имя его адвоката, я тут же понимаю, о чем пойдет речь.

— Дерьмо.

— Точно сказано.

Я быстро пробегаю глазами по содержимому письма, в котором говорится, что мать Инглиш собирается получить права опеки. Она хочет получить раздельную опеку и бла-бла-бла. Именно эта часть и привлекает мое внимание. Она не собирается ходить вокруг да около.

— Ты уже звонил своему адвокату?

Он хмурится.

— Да, но он не ответил, поэтому я оставил сообщение. Все плохо, Шеридан. Мы полагали, что она будет претендовать на выходные и только. Начнет с малого. Но не раздельная опека.

Он падает на диван и начинает потирать шею. Я в полной растерянности.

— Чем я могу помочь?

— Честно?

— Да!

— Выходи за меня. Знаю, что прошу много, но именно сейчас Инглиш нуждается в этом больше всего. 

Глава 24 Бек

Письмо становится для меня сокрушительным ударом. Я ждал этого, морально готовился, но в итоге эта новость становится чертовой ядерной бомбой, разрушающей мозг, пока я снова не смогу нормально мыслить.

Не думаю, что Шеридан решится на всю эту затею с браком, и если честно, я не могу винить ее за это. Это непомерно серьезная просьба, но я надеюсь, она войдет в мое положение. Меня сильно беспокоит то, что вся эта ситуация давит и на нее. Но моя любовь к Инглиш перевешивает все. Нельзя совершить ошибку. Я сделаю все ради своей дочери. Все. 

Глава 25 Шеридан

Мне не хочется оставлять Бека в таком поникшем состоянии, но у меня нет выбора. Я не могу мыслить здраво рядом с ним. Такие решения не принимаются с бухты-барахты.

— День Благодарения в четверг. Мы могли бы уехать в пятницу, сбежать куда-нибудь.

— А что подумает Инглиш? — спрашиваю я.

— Печенька, она безгранично любит тебя. Если мы приедем домой и сообщим, что поженились и теперь ты ее новая мама, она опять будет под радугой.

— А как же школа? Думаешь, они отреагируют нормально?

— У них есть правила, запрещающие тебе выходить замуж?

Я зажимаю переносицу пальцами.

— Нет, и ты ведь знаешь, что я не об этом. Инглиш — моя ученица.

— Есть ли какая-нибудь причина, запрещающая тебе учить собственного ребенка? Мне кажется, ты будешь учить ее еще более усердно, если она станет твоей.

— Мне нужно будет узнать. Есть столько всего, о чем надо подумать.

— Скажи это еще раз. — Линии вокруг его рта и глаз стали глубже за то короткое время, что мы вернулись с завтрака. Я могу лишь догадываться, о чем он думает.

— Бек, мне нужно побыть одной и подумать обо всем.

Он берет меня за руку.

— Я понимаю. Если есть что-нибудь, хоть что-нибудь, что поможет тебе принять мое предложение, просто позвони мне. Шеридан, я сделаю все для тебя. Надеюсь, ты понимаешь это.

Эти слова не обязательны. Его сердце разрывается на части, кусочек за кусочком. А что, если об этом узнает Инглиш? К приезду домой я уже полностью вымотана. Мишель хочет знать, что случилось, но я едва могу произносить слова, поэтому сразу отправляюсь в свою комнату и принимаю душ. Я совершенно выбита из сил, но мне нужно прочистить мозги. Может, разговор с лучшей подругой сможет помочь.

Спустившись на первый этаж, я нахожу там Мишель, сидящую в одиночестве.

— Где Оливер?

— В доме своих родителей. Думаю, он не хочет знакомить меня с семьей. — Она дует губы.

— Почему ты так думаешь?

— Он никогда не берет меня с собой.

— Хм. Может, он не хочет знакомить своих родителей с тобой.

— Думаешь?

— Я не знаю, но ты могла бы спросить его.

А потом она смотрит на меня, будто впервые за вечер, и спрашивает:

— Кто умер? Ты плакала. И, как я понимаю, довольно много.

Это длинная история, и у меня нет никакого желания рассказывать ее целиком, но у меня нет выбора. Она же моя Мишель. Когда я заканчиваю рассказывать, она уже вытирает свои собственные слезы.

— О боже, не могу представить, через что проходит этот ребенок. Что ты собираешься делать?

— Не знаю. Я люблю эту малышку. Она невероятная. И когда ее мать появилась у школы…

— Подожди. Что? Она заявилась в школу?

Я рассказываю ей все, что случилось в тот день и как была напугана Инглиш.

— Это ужасно. Она сказала, что заберет ее у Бека. Нам пришлось вызвать полицию.

— Черт, Шер, это катастрофа. И что ты теперь думаешь делать?

Я стону:

— Не знаю. Ненавижу ситуацию, в которой я оказалась. Он хочет, чтобы я согласилась на шесть лет.

— Что, если ты влюбишься в него?

— Это самая нелепая мысль из всех возможных.

— Почему?

— Потому что, — отвечаю я, — я едва могу его выносить.

— Это смешно. И прекрати себя обманывать. Ты более чем неплохо ладишь с ним. Но есть еще более важный вопрос — что, если он влюбится в тебя? — Она крутит пальцем перед моим лицом.

Я машу руками, стараясь выкинуть подобную глупость из головы.

— Я волновалась неделю или даже две по поводу того, что он меня ненавидит, а ты говоришь о любви. — Это полнейший абсурд.

— Скажи мне вот что. Он тебя привлекает?

— Ты видела этого мужчину?

— Ты же знаешь, что да, и он горяч, но это не означает, что тебя к нему влечет.

— Что ж, да, это так. И самая сумасшедшая вещь во всем этом — то, что я привлекаю его, но любовь и влечение — совершенно разные вещи.

— Ладно, Шеридан, послушай меня. Во-первых, это не такая уж и сумасшедшая вещь. Ты прекрасна. И я не прекращаю говорить тебе, — посмотри уже в это чертовое зеркало. Во-вторых, если все же сделаешь это, ты будешь жить вместе с ним и его дочерью в качестве семьи, вероятно, спать вместе. Само собой разумеется, что вы влюбитесь друг в друга.

— Я поняла, о чем ты, и согласилась бы с тобой, не будь это Бек. У него постоянно меняется настроение, и он молчалив. Полагаю, это будет постоянно выводить меня из себя. Я уже говорила ему, что он не может так вести себя со мной, и он сказал, что попытается измениться, но я что-то не уверена в этом.

— Тебе нужно принять серьезное решение. А что со школой? Ты все еще сможешь обучать Инглиш?

— Я собиралась на неделе поговорить об этом с директором. Из-за того, что День Благодарения в четверг, мы уедем куда-нибудь на выходные.

Выражение лица Мишель напоминает мне, что я не все ей рассказала.

— И еще. Бек сказал, что будет платить мою часть аренды, поэтому все в порядке, и ты сможешь жить здесь сколько пожелаешь или пока не найдешь новую соседку.

— Серьезно? Круто с его стороны.

— Нет, это просто показывает, как сильно он хочет это сделать. И, Мишель, ты не можешь никому рассказывать об этом, и я имею в виду вообще никому. Если до матери дойдет слух, что мы поженились по договоренности, это серьезно навредит Беку. Я доверяю тебе все свои секреты, включая этот.

— Я всегда тебя прикрою. Он знает что-нибудь о твоих родителях?

— Он знает, что они умерли, но не знает, что именно произошло.

— Ты собираешься ему рассказать? — спрашивает она.

— Думаю, когда-нибудь, но не сейчас.

Мишель одаривает меня понимающей ухмылкой.

— Ты все-таки собираешься это сделать. Ты влюблена в эту малышку. Уже с первой недели работы в школе ты только о ней и говорила. И теперь тебе меньше всего хочется, чтобы какая-то незнакомка увезла ее против воли. Я знаю тебя, Шеридан Монро. Звони Беку прямо сейчас, и планируйте свой побег. Прекратите уже тянуть кота за хвост. Ты собираешься стать миссис Бриджес, мачехой для чудесной кучерявой шестилетки, которая похитила твое сердце. Плохо лишь то, что ты не можешь жениться на этом ребенке.

Я на автомате приподнимаю майку и прячу в ней лицо.

— Ты права, я знаю, дерьмо. И я трусиха.

Она оттягивает майку, чтоб услышать то, что я сказала.

— Что?

— Я сказала, ты права. И я до дьявола боюсь. Я не знаю, как это — быть замужем, не говоря уже о материнстве. — Тут в мою голову врезается подушка. — Воу! Зачем ты это сделала?

— Да потому что ты родилась для обеих ролей. Жены и матери. Все будет отлично. Как ты думаешь, почему ты пошла преподавать? Ты обожаешь этих спиногрызов.

Она права. Не имеет значения, насколько дети могут быть надоедливыми, они — радость моей жизни.

— Хорошо, по части детей я согласна, но замужество — это совсем другое дело.

— И тем не менее. Пакуй чемодан и выходи замуж. Позволь себе сделать это во имя любви к девочке. Если все повернется на сто восемьдесят градусов, ей понадобится твоя помощь. — Она смеется надо мной. — Я уезжаю в среду. Ты — в четверг после школы. Повеселись.

Мишель замечает, что я остаюсь сидеть на том же месте, поэтому хватает мой телефон и передает его мне.

— Позвони ему, Шер.

— Да к чему такая спешка?

— Я хорошо тебя знаю. Ты будешь сидеть здесь и обмозговывать всю ситуацию. А потом упустишь самый важный шанс в своей жизни, не говоря уже о том, что будешь сходить с ума, пока какая-то маньячка-наркоманка увозит эту маленькую девочку.

— Блядь. — Я начинаю судорожно набирать номер Бека.

Проходит четыре гудка, перед тем как он берет трубку.

— Печенька, это не к добру.

— Я сделаю это, — выпаливаю я.

— Что?

— Я сделаю это. Я выйду за тебя.

Ноль реакции. Гробовая тишина. Может, он передумал?

— Что? Ты отказываешься от своего предложения?

— Нет! Нет же. Я просто в шоке. Я думал, тебе потребуется, по крайней мере, пара дней, чтобы принять решение.

— Да, ну что ж, как видишь, не понадобилось. И давай проясним кое-что прямо сейчас. Я делаю это только ради Инглиш. Не ради тебя. Таков план. Я перееду к тебе, но как мы сообщим об этом Инглиш? А твоим родителям?

— Мои родители уже в курсе. Они часть нашего плана. Они обожают тебя.

— Хм. И они не думают, что это безумная идея?

— Вовсе нет. Они одобряют это решение.

— И как мы расскажем обо всем Инглиш? Мы скажем до женитьбы или после?

— Женитьбы говоришь?

Я перевожу свой взгляд на Мишель, и на ее лице та самая усмешка. Эта женщина наслаждается моим разговором. И почему меня это удивляет? Из нас двоих она всегда была королевой драмы, это как раз по ее части. Я уже представляю, как она потирает ладони друг об дружку.

— Печенька, тебе не кажется, что нам стоит обсудить это лично, а не по телефону?

— Возможно, ты прав.

— Я приеду за тобой через полчаса. И мы собирались поужинать с моими родителями, помнишь?

— Трахните меня. Я совсем забыла.

— А что случилось с частью «быстро и жестко»?

— Я сегодня настроена на легкое и медленное общение.

Он ничего не отвечает.

— Алло, Бек?

— Да.

— Ох, я подумала, что связь прервалась.

— Не волнуйся. Увидимся через тридцать минут.

Мишель продолжает сидеть все с той же хитрой улыбкой на лице.

— Он заберет меня через полчаса. Мне нужно начать собираться.

— Не могу дождаться, когда наконец-то его увижу.

— Ты же уже видела его. В кинотеатре, помнишь?

— Да, но это совсем другое.

Когда раздается звонок в дверь, Мишель подбегает к ней и чуть не срывает с петель. Бек едва успевает отскочить в сторону.

— Господи, подруга, ты железо тягаешь что ли? — интересуюсь я.

Она хихикает, а потом серьезно смотрит на Бека. Я кричу ему из-за ее спины:

— Заходи, Бек.

— Привет, я Бек. Мы мельком виделись у кинотеатра. — Он протягивает руку, но Мишель оцепенело пялится на него. Да что с ней такое? А потом до меня доходит. Она в ступоре.

Я тянусь к ней и шепчу:

— Мишель, у тебя слюни текут.

Она проводит рукой по подбородку, а потом смотрит на меня дьявольским взглядом из-за того, что над ней прикольнулись.

— Бек, ты помнишь Мишель?

— Рада видеть тебя снова. — Она собирается с мыслями. — Как понимаю, я могу вас поздравить?

— Полагаю, что так, — соглашается он, улыбаясь. А затем смотрит на меня и спрашивает: — Ты собрала сумку?

— Нет, мне нужно будет вернуться. Завтра в школу.

— Хорошо. Тогда поехали.

Он отворачивается, и в этот момент Мишель с широченной улыбкой на лице поднимает два больших пальца вверх. Я знаю, что она его одобряет.

Когда мы садимся в машину, он спрашивает:

— Твоя соседка всегда такая странная?

— Она просто лишилась дара речи.

— Почему это?

— Неважно. — Мужчины такие бестолковые. — Так, возвращаясь к нам. Как мы все это сделаем?

— Вегас. На этих выходных.

— Вегас? Какого черта?!

— Да. А почему бы и нет?

— Ты говоришь о церкви с Элвисом и всем сопутствующим?

Из него вырывается взрыв смеха.

— Я глубоко уверен, что у них найдется еще много других мест для женитьбы, помимо церкви Элвиса.

— Ох.

— Пожалуйста, скажи мне, что ты и правда не думала, что это единственное место в Вегасе?

— Я никогда там не была, поэтому откуда мне знать? — говорю я в свою защиту.

Он продолжает безостановочно смеяться. По-моему, я даже увидела слезы в уголках его глаз.

— Прекрати! Ты смеешься надо мной. — Это, конечно, забавно, но я не могу позволить ему знать об этом.

— Что ж, блин, Печенька, Вегас огромный. Там не ходят Элвисы и не женят людей направо и налево. Это погубило бы их свадебный бизнес.

— Неважно.

— Ты злишься.

— Вовсе не злюсь. — Моя нижняя губа практически падает на пол машины.

— Нет, злишься.

— Нет, не злюсь, но начну, если будешь меня доставать.

Он посмеивается все время дороги до дома.

— Я думала, мы поедем в дом твоих родителей.

— Поедем часам к шести. Нам нужно все обсудить.

— Верно. Итак, эти выходные. Вегас, значит?

— Да, давай уедем в среду и вернемся в субботу.

— А что насчет Дня Благодарения и Инглиш?

— Дело в том, что адвокат Эбби потребовал встречу с Инглиш в этот день.

— Как понимаю, Эбби — это мама Инглиш.

— Да. Поэтому мама с папой повезут в среду Инглиш в Диснейленд. И вернутся они только в субботу вечером. Можем сказать ей потом. Мой юрист отправит ей письмо, мол, извините, но ее нет. Но это глупо, потому что встреча — не решение суда. Ее адвокат просто написал моему о просьбе встретиться.

— И почему она захотела встретиться именно в День Благодарения? В этом нет никакого смысла.

— То же самое сказал и мой адвокат. Но она собирается добиться опеки через суд. Это лишь начало.

— Понятно. Мне стоит рассказать обо всем в школе по возвращению?

— Это только твое решение. Как посчитаешь нужным — так и будет.

— Бек, а если ее мать узнает? Я имею в виду, мы уедем и поженимся. Не подумают ли они, что мы сделали это только из-за Инглиш?

— Вероятно так, но у них нет никаких доказательств. Пока мы ведем себя перед ними, как влюбленная парочка, пока ты любишь Инглиш, что правда, это не имеет никакого значения.

То, что он сказал, вполне разумно, но я все равно боюсь до чертиков. Что, если меня попросят выступить в качестве свидетеля и мне придется сказать правду?

— Что с лицом? — спрашивает он. Я рассказываю ему о своих переживаниях.

— Не стоит волноваться. Мой адвокат не позволит им увлечь тебя в процесс без твоего согласия. Вот и все.

Так все и разрешается: Бек заказывает билеты на самолет и делает бронь в отеле. Поскольку он часто путешествует, ему удается все быстро уладить. Я сомневалась, говорить ли ему о том, что я никогда не летала.

— Сколько по времени продлится полет? — спрашиваю я.

— Около четырех с половиной часов.

— Так долго?

— Ну, Вегас находится не настолько далеко, в отличии от Западного побережья.

— Знаю, просто… Ладно, я никогда не летала и немного нервничаю.

Он вскидывает голову и прожигает меня взглядом.

— Ты никогда не летала?

— Нет, никогда.

— Да как такое вообще возможно?

Это не очень приятная для меня тема.

— Просто так получилось.

— Есть ли еще что-нибудь, что мне стоит знать?

— На самом деле нет.

Его голос ласковый и хриплый.

— Послушай, Печенька, ты делаешь большое дело для меня и Инглиш. Ты можешь рассказать мне, о чем угодно, и это останется в этой комнате. Обещаю.

— Это не такое уж и большое дело. Мой отец не летал, потому что боялся самолётов, поэтому все наши путешествия ограничивались машиной. Вот. — На самом деле это далеко не все, просто сейчас этого вполне достаточно.

— Ты уверена?

— А почему нет? — Он не верит, но у него нет выбора. Сейчас я не готова обсуждать это. И кто знает, буду ли когда-нибудь?

— Ну не знаю. Потому что тебе некомфортно в моем присутствии. Ты не позволяешь мне увидеть свой внутренний мир. Я понимаю это. Но надеюсь, когда-нибудь ты все же сделаешь это, потому что, думаю, я доказал тебе, что могу быть хорошим другом.

Мы стоим в нескольких дюймах друг напротив друга, и единственное, чего мне хочется, это поцеловать его. Тяжело думать о чем-то другом, пока он так близко ко мне. Но он лишь добавляет огня, когда произносит:

— Итак, сколько у тебя вещей?

— Все из моей спальни, и кое-что на кухне.

В своей грубой манере, к которой я уже должна была привыкнуть, он отвечает:

— Нет никакой нужды брать все это. Оставь своей соседке.

— Нет.

— Нет?

— Именно так я и сказала.

— Печенька, ты же видела кухню. Там есть все необходимое.

— Бек, эти вещи достались мне от мамы. Я не собираюсь расставаться с ними.

— Ладно. Мы заберем их, когда сможем. Твоей соседке нужно помочь их переставить?

— Я спрошу у нее, — резко отвечаю я.

— Не стоит показывать свои коготки, — журит он.

— Тогда не доводи меня.

После долгого пристального взгляда, он кивает.

— Как насчет этого? Почему бы тебе не собрать один или три чемодана, с которыми ты будешь жить у нас до Рождества, а после мы сможем перевезти все остальное?

— Звучит отлично. Спасибо. — Я мило улыбаюсь.

— Рад, что мы договорились. Теперь ты готова поговорить с моими родителями?

— Разумеется.

А потом он напоминает мне:

— Не забудь. Не говорим ничего Инглиш, пока не вернемся.

Я соглашаюсь с ним, и мы возвращаемся в машину. Надеюсь, Инглиш действительно обрадуется, как он и думает. 

Глава 26 Шеридан

Когда мы подъезжаем к дому его родителей, у меня отвисает челюсть. Они живут в районе Бакхэд, в одном из тех старых дорогих домов, о которых люди могут только мечтать. Перед домом высятся ворота из сварочного железа, к которым Беку пришлось вводить пароль, чтобы проехать внутрь. Подъездная дорожка не очень длинная, но ухоженная лужайка просто невероятная.

— Когда Инглиш подкинули сюда в коробке, отец установил эти ворота. Я жил здесь с ней, и он стал кем-то вроде чересчур заботливого Деда, — объясняет Бек.

— Здесь так красиво.

— Да, здесь мило.

На самом деле это место не просто милое, но мне кажется, он уже привык к нему, потому оно не производит на него такого же впечатления, как на меня. Мы паркуемся на круговой подъездной дорожке и, пройдя через двери, оказываемся в огромном холле с лестницей на второй этаж в конце. У нас над головами висит огромная люстра, которая вовсе не кажется дорогой, пусть мы и находимся в очень богатом доме. Наоборот, он кажется уютным и гостеприимным.

— Пойдем.

Бек идет вперед, и я следую за ним. Мы проходим вдоль длинного холла и оказываемся в гостиной, которая соединяется с кухней в дальней части дома. Комната потрясающая, со стеклянными окнами, расположенными вдоль задней стены и выходящими на террасу. Я пыталаюсь не раскрыть рот от удивления, но все тщетно. А потом мое внимание привлекает неугомонная шестилетка.

Инглиш скачет по всему дому Бананы и Деда, который, очевидно, заперт из-за нового Бунниора. Щенка спаниеля не должны были привезти раньше Рождества. Бек качает головой.

— Что? — спрашивает Марк.

— Это очень энергичная собака. Ты ведь знаешь, что с ним придется много играть. Бросать мячик. Выводить на улицу и много заниматься. Понимаешь, о чем я?

— Понимаю, и я позабочусь об этом.

— Только не говори потом, что я не предупреждал. Эм, кстати, думаю, вам стоит взять Инглиш в Диснейленд в среду вечером.

Марк спрашивает у Бека причину.

— Потому что мы с Шеридан в этот день улетаем в Вегас.

На лице Марка появляется широкая улыбка. Он подходит ко мне и привлекает в сильные объятия, которые я не получала со времен маминой смерти. Глаза печет от слез.

— Ты даже не представляешь, сколько это значит для нашей семьи, — бормочет он. — Я отвлеку маленькую забияку, пока твоя мама будет делать бронь. Вы собираетесь ей сказать?

— Когда вернемся, — отвечает Бек.

Марк кивает, а потом подходит и хватает Инглиш в охапку. Спустя несколько минут Анна уже бежала к нам, бросившись ко мне с объятиями. Она, наверное, взволнованна еще больше Марка.

— О, Шеридан, мы так рады. Ты не представляешь, как много это значит для нас. Спасибо тебе.

Я не знаю, что и сказать. «Не за что» как-то не подходит в данной ситуации.

— Я обожаю Инглиш, поэтому счастлива помочь вам. — Это звучит так жалко. Я смотрю на Бека и морщусь.

Он смеется и говорит:

— Нам лишь нужно уладить все это недоразумение вокруг Инглиш. Вот и все, Шеридан. Мы оба знаем, зачем это делаем.

Все напряжение сразу уходит.

— Да, знаем. По правде говоря, мы тоже часть этого плана. Поэтому, если тебе вдруг понадобится наша помощь, сразу обращайся.

— Спасибо. Но я правда восхищаюсь этим ребенком. Она необыкновенная, и я хочу помочь всем, чем смогу.

— Надеюсь, этого будет достаточно, чтобы удержать тигра в клетке, — произносит Анна.

— Будем надеяться. Причинить боль Инглиш — последняя вещь на земле, которую я хочу.

После моих слов радостное выражение на лице Анны тут же сменяется болезненно тревожным. Но потом в комнату врывается Инглиш и своими кривляньями полностью меняет настроение присутствующих. Анна предлагает вернуться в столовую.

Как всегда, ужин проходит под неугомонные вопросы Инглиш. Новая тема для вопросов — Рождество и Бунниор. Поскольку щенок теперь дело решенное, она пытается выяснить, какие подарки принесет ей Санта.

Бек прерывает ее, сказав:

— Медвежонок, ты, по-моему, чего-то не понимаешь. Бунниор — и есть твой рождественский подарок. Как это ты еще думаешь о том, что тебе подарят?

Это срабатывает на время, пока в ее голове крутятся шестеренки, но потом до нее доходит.

— Неа! Как Бунниор может быть моим подарком? Ведь Санта еще не приходил!

Бек бросает на каждого из нас пристальный взгляд. Марк с Анной лишь пожимают плечами, пока я не прихожу ему на помощь.

— Инглиш, Санта не единственный, кто дарит подарки на Рождество. Ты ведь знаешь это, не так ли?

Она кривит свой милый ротик и говорит:

— Угу.

— Что ж, Бунниор — это не подарок Санты.

— Хорошо.

— Поэтому те, кому уже подарили подарок, не получают его от Санты. Может быть, в следующем году.

Кудри на ее голове прыгают из стороны в сторону, когда она кивает в знак согласия. Очко в пользу Шеридан.

Когда тем же вечером Бек везет меня обратно домой, я говорю ему, что планирую все рассказать директору школы.

— Думаю, я поговорю с ней во вторник после занятий. Тогда же я узнаю, смогу ли продолжать учить Инглиш. Если нет, придется перевести ее в другой класс.

— Хмм, надеюсь, что этого не произойдет, хотя думаю, Инглиш справится с этим. Полагаю, новость о том, что ты будешь ее новой мамой затмит все остальное. 

*** 

Ко вторнику я превращаюсь в сплошной комок нервов. Я останавливаюсь напротив кабинета директора и спрашиваю у Сьюзен, могу ли с ней поговорить. Она отвечает, что могу приходить сразу, как только разойдутся ученики.

День пролетает без каких-либо неприятностей, и когда я добираюсь до кабинета Сьюзен, ее заместитель просит меня подождать пару минут, потому что та разговаривает по телефону. Мне приходится ждать дольше, чем пару минут, поэтому я возвращаюсь в свой класс, чтобы убраться в кабинете и закрыть дверь. Когда возвращаюсь, Сьюзен все еще говорит по телефону. Спустя какое-то время она зовет меня к себе.

— Присаживайся. У нас к тебе есть дело.

— Дело? — спрашиваю я.

— Оно требует определенных разъяснений. Очевидно, Инглиш рассказывает всем своим одноклассникам о том, что ты и ее отец организовали пижамную вечеринку и что он провел ночь в твоем доме.

— О боже. — На секунду я роняю голову на руки, но потом говорю: — Я не так это планировала. У нас было свидание и мы оба уснули. Он спал на диване. Я говорила ей об этом.

— Не имеет значения. Вы оба знаете, что подобные вещи могут быть неправильно поняты. Некоторые родители уже подходили ко мне, и они серьезно настроены написать жалобу. Из-за всего этого они требуют твоего временного отстранения.

— Ты, должно быть, шутишь?

— Хотелось бы, — отвечает она.

У меня вырвается ироничный смешок.

— Как ни странно, именно об этом я и хотела поговорить, потому что Бек и я собираемся пожениться на этих выходных. Инглиш пока не знает, но его родители в курсе.

— Может, когда родители узнают об этом, они не станут ничего усложнять. К сожалению, пока я должна отреагировать на их жалобу.

— И на какое время я буду отстранена?

Сьюзен потирает лоб.

— Если честно, я не знаю. Я никогда не сталкивалась с подобным. Полагаю, пока они не будут уверены, что их детям ничего не угрожает.

— Да это безумие. Я бы никогда не причинила вред детям.

— Я знаю это, Шеридан, и я сделаю все возможное, чтобы и они это поняли.

— Если меня не уволят, и я вернусь сюда, смогу ли я обучать Инглиш дальше или придется перевести ее в другой класс?

— Ты сможешь продолжать учить ее. В правилах ничего об этом не говорится. На самом деле, у нас были учителя, которые обучали своих же детей. Как выяснилось, на них возлагают еще большую ответственность, чем на других учеников.

— Так значит, после праздников я не вернусь в школу, пока мне об этом не сообщат?

Сьюзен хмурится.

— Нет, ты нужна мне здесь. Я против этого. Вся ситуация — полный абсурд, и я хочу, чтобы все знали об этом.

— Я ценю твое доверие и то, что ты веришь в меня.

Она смотрит на меня и спрашивает:

— Итак, это твоя последняя неделя с ботинком?

— Ага, думаю, я сожгу эту чертовую штуковину. — По правде говоря, вместо радости я на грани слез.

— Эй, Шеридан, выше нос. Ты выходишь замуж. Тебе есть, что отпраздновать, и это лишь маленькая неприятность на вашем пути.

— Спасибо за поддержку.

Как только сажусь в машину, я звоню Беку и рассказываю ему о том, что случилось. Он не мог поверить в происходящее. Потом он говорит:

— Не волнуйся об этом.

— Я могу потерять свою работу.

— Если это произойдет, ты можешь работать на меня. Мне всегда нужна помощь.

— Бек, спасибо, конечно, но я хочу преподавать. Я люблю свою работу. Люблю своих детей. Именно поэтому я пошла в школу. Кроме того, что, если юристы той женщины узнают обо всем этом?

Он ничего не отвечает.

— Это может как-то навредить вам?

— Не думаю. Мы никогда с тобой не спали.

— Мы не можем доказать этого. Тебе лучше позвонить своему адвокату…

— Возможно, стоит, — соглашается он.

— А потом тебе стоит решить еще раз, хочешь ли ты жениться на мне.

— Стопроцентно. Наш вылет утром. Мне плевать, уволят тебя или нет. Все ясно?

В моей голове крутится столько разных мыслей, и я не уверена, правильные ли они.

— Печенька, ответь мне.

— Да, понятно.

— А теперь, милая, езжай домой и пакуй чемоданы. Медвежонок сейчас у моих родителей. Они тоже уезжают утром, поэтому она останется на ночь у них. А ты переночуешь у меня.

Он так решительно настроен, что мне ничего не остается, кроме как просто кивнуть. Слова и воздух застревают где-то в горле.

— Шеридан, ты тут?

— Эм, да.

— Хорошо. Я подъеду к тебе около половины восьмого, и мы съездим поужинать. Как тебе?

— Хорошо. Отлично.

До меня только что доходит, что с сегодняшнего вечера я буду спать с этим мужчиной. С Бекли Бриджесом. На что я, черт возьми, согласилась? Ох ты ж твою мать. Мне нужно купить новое белье. Мое выглядит так, будто я ношу его уже более десяти лет. Шины моей машины взвизгивают, когда я выезжаю со школьной парковки и направляюсь в сторону «Таргета». Похоже, моя кредитная карта, которую я редко использую из-за постоянных долгов, сегодня будет опустошена.

Первая остановка — магазин белья. Потом мне нужно прикупить несколько маек. И последним остается магазин чемоданов, где я приобретаю миленький чемоданчик, который можно либо сдать в багаж, либо взять с собой в качестве ручной клади. Направляясь к кассе, я осознаю, что нужна новая косметичка. Я возвращаюсь обратно и выбираю себе одну. Ох, еще я забыла про дорожные шампуни, бальзамы, лосьон и всякую прочую фигню.

Мишель уже дома, когда я возвращаюсь.

— Почему ты так поздно? — спрашивает она.

Я все ей объясняю, и она проверяет мои покупки. Получив ее одобрение, я рассказываю ей о моем отстранении в школе. Она не выглядит слишком взволнованной.

— Эй! — Она взмахивает руками. — Они просто поймут, что дети говорили о том, о чем не понимали, и что в этом ничего такого нет. — А потом она хихикает. — Хотя это довольно забавно. Ты, Бек и пижамная вечеринка.

— Что ж, так и есть. Она захотела знать, понравилась ли моя пижама Беку.

— Правда?

— Да, но я сказала ей, что он спал на диване.

Мишель щелкает пальцами.

— Вот! Все, что тебе нужно, это чтобы Инглиш рассказала им об этом.

— Полагаю, что так, но ведь дети такие переменчивые. У них информация вылетает из головы за несколько секунд.

— Тогда все в шоколаде.

— Директор сказала, что поддержит меня, так что, наверное, это так.

— Перестань волноваться об этом. Ты выходишь замуж за парня, такого же горячего, как хлеб.

— Хлеб не горячий, пока его не поджаришь, — отвечаю я ей.

Она тут же стреляет в меня лукавой ухмылкой.

— Именно тогда булочки вытаскивают из духовки. Нет, серьезно, ты заслужила, чтобы тебя уже уложили. Когда, кстати, у тебя был последний раз?

— Ты не захочешь узнать. — Это было так давно, что я уже даже и не помню.

— Видишь, тебе стоит искать преимущества во всем этом.

— Но, Мишель, я не уверена, что смогу сделать это.

Если бы мысли могли кричать, то ее пугающий взгляд давно бы сделал это.

— Какого черта это должно значить? Почему ты не сможешь заняться с ним грязными делишками?

— Потому. А что, если он сам не захочет сделать это со мной?

Она указывает на меня пальцем.

— Все, мы закончили. Иди собирайся. — А потом она разворачивается и уходит прочь.

Бек будет здесь через полтора часа, и я понятия не имею, что с собой брать. В Вегасе ведь жарко, так? Или… Постойте. Сейчас же ноябрь. Нужно это выяснить. Я проверяю погоду, и оказывается, там прохладно. Хорошо, что я догадалась сделать это, иначе замерзла бы от холода. Мой шкаф выглядит так, будто по нему прошелся ураган, но вещи собраны. Или нет. Черт, я не знаю.

— Мишель! Мне нужно помощь! Сейчас же!

Она вбегает в комнату, собираясь узнать, что случилось. Проверяет чемодан и одобряет мой выбор.

— Что насчет туфель?

— Я возьму с собой свои ботинки и еще одну пару. Этого достаточно?

Она бросает взгляд на пару туфель на каблуке.

— Это для свадьбы.

— Ох, боюсь, я пока не смогу в них ходить. Это ведь мой первый выход без ботинка, забыла, что ли?

Она вытаскивает другую похожую пару, но уже без каблуков.

— Так лучше? — спрашивает она.

— Да.

— Теперь ты собрана.

— Боже, я так волнуюсь.

— Почему?

— Ты что, серьезно? — спрашиваю я.

— Нет, просто шучу. — Затем она притягивает меня в свои объятия и говорит: — Ты будешь лучшей мамой на свете. И женой тоже. И в постели. Помни — никаких зубов, пока отсасываешь ему. Пока он сам этого не попросит. А если и попросит — то только слегка.

— Спасибо. Господи. Это совсем не помогло. — Я ударяю ее кулаком по плечу.

— Что? Я лишь дала тебе быстрый тридцатисекундный курс повышения квалификации. — Она берет мой чемодан, пока я несу набитую сумку. — Давай я помогу.

Мой живот скручивает в тугой узел, и я ляпаю:

— О боже, это волнение прикончит меня.

— Успокойся. Тебе нужно выпить?

— Не уверена. Мне нужно что-нибудь. А как я буду есть?

— Просто смотри на парня, сидящего рядом с тобой, и все твои переживания быстро испарятся, — советует она.

— Ты серьезно?

— Серьезно.

В дверь звонят.

— Вот и все. — Я быстро обнимаю Мишель. — Как знать, может, через шесть лет мы снова будем соседками. — У меня вырывается смешок, похожий на сумасшедший гогот.

— Тебе нужно контролировать себя. А то он подумает, что женится на лунатике, только что выбравшемся из убежища.

Я вытираю вспотевшие ладони о джинсы.

— Ладно, ты права. Открывай дверь.

Я слышу, как она произносит:

— Привет, Бек, рада снова видеть тебя.

Мне приятно слышать, что она разговаривает с ним вот так.

Бек отвечает ей тем же, и я наконец-то выхожу к двери. Вот и все. Мой первый шаг к тому, чтобы стать миссис Бриджес.

— Привет, Печенька.

Брови Мишель ползут вверх, когда она слышит его маленькое поддразнивание. Я не пытаюсь ничего ей объяснить.

— Я готова, — говорю я, указывая на чемодан.

— Отлично, тогда поехали, — велит он, и уголки его губ приподнимаются.

Мишель удивляет меня, сказав:

— Шеридан, иди в машину, я бы хотела сказать пару слов Беку.

Я смотрю то на него, то на нее. Очевидно, он так же озадачен, как и я. Она бросает на меня взгляд, который словно приказывает мне убраться отсюда. Бек вытаскивает ключи и говорит:

— Я возьму твой чемодан, встретимся там.

— Ладно.

— Я задержу его всего на несколько минут, — добавляет Мишель.

Она выполняет свое обещание: Бек возвращается в машину уже через пару минут.

— Ты можешь стопроцентно полагаться на эту девчонку, — заявляет он.

— Что она сказала?

— Не могу сказать тебе всего, но мне приказано обращаться с тобой, как с королевой.

Надеюсь, она не станет выдавать мои секреты.

Он прикасается к моей руке и спрашивает:

— Готовы, Ваше Величество?

Сделав глубокий вдох, я отвечаю:

— Полагаю, что да.

Я смотрю, как мы отдаляемся от моего прежнего дома навстречу новой жизни. 

ЧАСТЬ ВТОРАЯ МИССИС БРИДЖЕС

Глава 1 Шеридан

Мы заходим в самолет, и Бек берет меня за локоть.

— Нам вот сюда.

Я с изумлением смотрю на места в первом классе. Я никогда до этого не летала и мне не с чем сравнивать, только сцены из кино и телевидения. Здесь очень мило. Я сдерживаюсь, чтобы не захихикать. Не важно, по какой причине, но я уверена, Бек не захочет сидеть весь полет с хихикающей девушкой.

Он забирает мой багаж и кладет его на полку над нами, а я сажусь возле иллюминатора. Посмотрев в маленькое пластиковое окно, я вижу несколько человек на асфальте, которые проверяют готовность нашего самолета. Я тут же начинаю волноваться еще сильнее, когда осознаю, что вот-вот случится мой первый полет на самолете.

— О чем ты думаешь?

— Я и боюсь, и взволнована.

— Ты о полете?

Я чувствую себя немного глупо. Скривив лицо, я говорю:

— Это странно? Я имею в виду, бояться.

— Вовсе нет. Из-за работы я привык к этому, но могу понять, почему человеку страшно, когда он летит первый раз. Мне кажется более странным то, что ты никогда не летала.

Мой взгляд сфокусирован на скрученных пальцах на моих коленях.

— Как я говорила раннее, мой отец никогда бы не полетел на самолете, а после смерти мамы мы вообще редко куда-либо выбирались. — Вся правда состояла в том, что мы вообще никуда не выбирались. Я не хочу копаться в этом еще глубже, поэтому меняю тему. — А как часто летаешь ты?

— Если нет сверхурочной работы, обычно раз или два в месяц, — говорит он.

— Сверхурочной работы?

— До этого я много работал в городе из-за всей истории с Инглиш. Я отказывался покидать город, потому что сильно волновался за нее.

Это вполне логично, о чем я и говорю ему. Мне даже немного сносит крышу от того, какой он потрясающий отец. Семья важнее работы и всего остального.

— Ты впечатлил меня, — говорю я.

— Да? Чем?

— Тем, как выстраиваешь свою жизнь вокруг Инглиш.

— Ты бы сделала то же самое.

— Возможно, но я горжусь тобой из-за этого.

Его красивые сексуальные губы растягиваются в улыбку, от чего меня бросает в жар. Было бы гораздо легче, не будь он таким симпатичным.

— Спасибо.

Экипаж самолета начинает свою речь о ремнях безопасности и прочих вещах. Бек тянется ко мне и застегивает мой ремень.

Самолет начинает движение, и я нервничаю.

— Бек, ты нервничаешь?

— Из-за чего?

— Из-за свадьбы?

— Вообще нет.

Его сине-зеленые глаза загораются невысказанной мыслью. А потом он просто берет мою руку и целует ее. Настолько интимный жест, совсем не похоже на Бека. Мое сердце начинает таять.

— Я могу предложить тебе что-нибудь выпить? «Мимозу», например.

Я киваю. Возможно выпивка — это именно то, что мне сейчас нужно.

— А можно одну прямо сейчас, пока мы не взлетели?

Он смеется.

— Да, в первом классе это возможно. Может, лучше принести кофе?

— Нет, «Мимоза» в самый раз. Вдруг она поможет мне уснуть?

— Ты устала?

— Немного.

Он смотрит на меня с любопытством.

— Ты плохо спала в моей постели?

Я не осмеливаюсь сообщить ему, что его полуобнаженное тело, лежащее рядом со мной, не дало мне и капли сна.

— Слишком много мыслей. Знаешь, вся эта история с тем, что я никогда не летала, да и вообще никуда не ездила. — Или не выходила замуж за кого-либо, кто так мило относится ко мне,хотя и был полной задницей в прошлом.

Он медленно кивает, но не думаю, что удовлетворен объяснением. Хорошая новость в том, что он не задает больше вопросов. На самом деле, я немного удивлена, потому что мне кажется, я вижу красные пятна на его щеках.

Как же вовремя в этот момент мне приносят мою долгожданную «Мимозу». Я успеваю осушить ее полностью еще до того, как самолет поднимается в воздух. А когда начинаю осознавать, в какой гигантской металлической трубе я лечу, вся логика сходит на нет, с учетом того, каким вообще образом она держится в воздухе и летит с бог знает какой скоростью. Черт. О чем вообще я только думаю? Не удивительно, что мой отец никогда не летал…

— Печенька, ты в порядке? Ты побледнела и дергаешь за подлокотник.

— Эм, а ты уверен, что здесь безопасно?

— Все в порядке. Если что-то будет не так, ты узнаешь об этом. Не волнуйся.

— И что это, нахрен, должно значить? — практически заорала я.

— Ш-ш. А вот кричать не стоит.

— Я не кричу! — Но, если подумать, я действительно кричу, потому что мужчина, сидящий впереди меня, оборачивается. Бек объясняет ему, что я впервые лечу на самолете и у меня небольшая паническая атака. Мужик все равно продолжает таращить на меня глаза, и мне хочется их ему выколоть, но слишком страшно. — Сделай медленный глубокий вдох и досчитай до четырех.

— И что от этого изменится? Самолет посадят?

Бек отвечает на удивление спокойным голосом:

— Нет, это поможет тебе расслабиться. Давай же. Попробуй.

Я медленно делаю вдох и задерживаю дыхание. Потом он говорит:

— Теперь выдохни и сосчитай до четырех. — Он продолжает подбадривать меня, пока я не чувствую себя лучше.

— Лучше?

— В какой-то мере. Мне нужна еще одна «Мимоза».

— Тебе придется подождать, пока мы не наберем высоту в десять тысяч метров.

— Я не знаю, что это значит.

Он объясняет мне, как происходит полет, что экипаж должен оставаться на своих местах, пока пилот не разрешит передвигаться по борту самолета. Это происходит, когда самолёт набирает десять тысяч метров, и если не идет речь о турбулентности, которой сегодня не предвидится.

— О, — все, что я могу сказать. — Как ты справляешься с этим все время?

Он улыбается, а я на секунду думаю, что, если забраться к нему на колени, все будет гораздо лучше. Но я бы выглядела как тряпка, а кто захочет жениться на тряпке?

— Ты привыкнешь к этому. — Он берет меня за руку и пытается улыбнуться, но это больше похоже на шутливую гримасу. — Перестань думать об этом, Печенька.

— У меня мурашки по телу от этого места, у тебя такого нет? Я имею в виду, мы находимся в ревущем куске метала, который летит со скоростью света.

Бек пододвигается ближе ко мне и говорит:

— Не все настолько плохо. Со скоростью света? — Он вскидывает брови, и фыркает.

— Ты же понял, о чем я. — Я прикусываю нижнюю губу.

— А сейчас ты ведешь себя, как Инглиш, когда она не получает желаемого.

Я хмурюсь, выпячиваю грудь вперед, и возражаю:

— Вовсе нет.

Вдруг Бек хватает меня за руку и овладевает моим ртом в страстном поцелуе. Воздух покидает мои легкие, когда Бек зарывается пальцами в мои волосы. Он наклоняет мою голову, углубляя поцелуй, пока идеальные губы вкушают и ласкают меня, пока я не забываю, в каком аду нахожусь. Затем облизывается и заявляет, что я самая вкусная «Мимоза», которую он когда-либо пробовал.

Не знаю, откуда взялась смелость, но я хватаю его за рубашку и притягиваю ближе к себе. Обнимаю его за шею, и именно я становлюсь инициатором поцелуя. Если бы мы находились где-нибудь в другом месте, кроме этого чертового самолета, я бы забралась на него сверху и позволила бы своему телу делать все, что угодно. Я чувствую, как уголок его губ приподнимается. Это хороший знак, ведь так? Я уговариваю себя, что так и есть. Он целует меня в ответ, отодвигая меня на мое место. Этот мужчина умеет целоваться. Я в этом чертовски уверена. Вдруг я слышу, как кто-то прокашливается рядом с нами. Стюардесса стоит рядом с нашими местами и робко улыбается.

Бек поворачивается ко мне и спрашивает, не хочу ли я чего-нибудь. Я заказываю еще один коктейль, а он водку с апельсиновым соком. Когда стюардесса уходит, он снова берет мою руку и целует ее.

— Мне понравилось, Печенька.

— Как и мне, — отвечаю я.

Мой страх полета тут же исчезает, и мы сидим, взявшись за руки и попивая наши напитки, — я слушаю его глубокий голос, пока он рассказывает мне о своих путешествиях. Вскоре я засыпаю, опустив голову ему на плечо, чувствуя, как хорошо рядом с этим мужчиной, который мне действительно не нравится, но который на время станет моим мужем. 

Глава 2 Шеридан

Вегас напоминает мне большой Миртл Бич, за исключением береговой линии. Мы ездили туда несколько раз на каникулы, когда я была ребенком. Там не было ничего, кроме сплошных отелей. Именно так выглядел Вегас, только здесь больше блеска и класса. Наш лимузин — Бек не хотел ловить обычное старомодное такси или заказывать «Убер» — везет нас в один из самых изысканных отелей, которые мне доводилось видеть. Заехав на территорию отеля, перед самым входом мы видим гигантскую фигуру.

— Это те самые фонтаны, про которые ты мне рассказывал? — спрашиваю я.

— Да, сначала мы поужинаем в ресторане с видом на эти фонтаны, и ты сможешь насладиться шоу, — отвечает Бек.

— Звучит изумительно.

— Я также заказал билеты в «Сирк дю солей», они как раз устраивают шоу в этом отеле.

— Серьезно? Я всегда хотела посмотреть на них, но мне все никак не выдавался шанс.

— Тебе понравится, — уверяет он, помогая мне выйти из машины. Зайдя в отель, я не могу ничего поделать с отвисшей челюстью. Вокруг располагаются потрясающие цветочные композиции, а на потолке висят настоящие шедевры, выполненные из стекла. Цветы здесь повсюду: вокруг дорожек, в горшках, — в общем, куда ни глянь — все в цветах. Здесь внутри настоящий живой сад. Бек называет свое имя, и болтает с портье так, будто они давно знакомы. Он дружелюбно общается со всем обслуживающим персоналом, пока они подтверждают его бронь на ресторан и остальные развлечения. Работник гостиницы провожает нас до нашего номера. Я продолжаю беспокоиться по поводу того, что нам будет неудобно находиться рядом друг с другом, хотя настолько влюблена в это место, что едва вспоминаю об этом.

— Ты устала? Может, тебе стоит подремать, или готова к небольшой экскурсии?

— Экскурсия. Во сколько у нас ужин?

— Около девяти. — Он подходит ко мне и берет за руку. — Я думал, мы сможем пожениться сегодня. Как тебе?

Из меня вырывается нервный смешок.

— Да, конечно. Это, типа, «Давай побыстрее покончим с этим»?

Его брови взлетают вверх.

— Нет, я не то имел в виду. Я думал, эта поездка может стать нашим небольшим медовым месяцем.

— О. — Он меня удивляет. Куда делся тот придурок, которым он был раньше? Мне становится больно от того, что он старается сделать все правильно. Мое сердце сжимается, словно в тисках. Я ухмыляюсь.

— Думаю, это будет чудесно, Бек.

Он опускает голову и с секунду смотрит на мои руки.

— Пошли. Есть одно место, куда нам нужно зайти в первую очередь.

Мы спускаемся вниз, день просто прекрасный. Не жарко, по небу бегут редкие облака, а само оно голубое. Пока мы идем, взявшись за руки, я стараюсь успеть за длинным шагом Бека. Мне приходится напомнить ему о своей лодыжке.

— Может, нам стоит поехать? Вызвать такси?

— Не стоит. Просто давай пойдем немного медленнее.

Он говорит, что нам не далеко. Магазины немного дальше.

— Покупки? Я не очень большая поклонница шоппинга.

— Ничего страшного. Мне нужно кое-что купить.

Возможно, это что-то для Инглиш, поэтому я просто продолжаю наслаждаться видом. Когда я была маленькая, мой бывший сосед говорил, что здесь больше казино, чем таблеток в упаковке «Картерс литл ливер пиллс». Что бы это ни значило. Я даже не понимала, что это таблетки для печени.

Наконец Бек заводит меня внутрь магазина, и только сейчас я понимаю, где мы находимся. Ювелирный салон.

— Нам нужны кольца.

— Ох, полагаю, что так. — Эта мысль никогда не приходила мне в голову, из-за чего я чувствую себя немного виноватой.

— Что тебе нравится, Печенька?

— Боже, я не знаю. Обычное серебро, я полагаю. Мы можем сделать гравировку сегодняшней даты внутри кольца?

— Ты получишь больше, чем кусок старого металла. Или ты выбираешь сама, или это делаю я.

Разговор ни о чем. Я не знаю, откуда начать и что искать. А потом принимаю решение.

— Выбирай сам.

— Уверена?

— Ага, потом я смогу сказать, что это действительно был сюрприз.

— Ладно, жди здесь.

— И, Бек, тебе тоже нужно кольцо. Которое будет сочетаться с моим.

Он кивает, а затем говорит:

— Понял.

Салон довольно большой, и мне кажется, что Бен выбирает целую вечность. Наконец, он ко мне, дав померить несколько вариантов, чтобы определить размер. Он улыбается и благодарит меня, после чего опять уходит. Спустя какое-то время он возвращается, и мы выходим на улицу.

— Это все? — спрашиваю я.

— Все. Теперь мы готовы. Я тут подумал, мы можем переодеться для ужина около семи часов, заказать такси, пожениться, а затем вернуться в отель, где выпьем шампанское и поужинаем.

— Так романтично.

— Думаешь?

— Да, думаю.

— Хорошо. Что ж, ты когда-нибудь была в казино?

— Да, но опыт был крайне неудачным.

— Пойдем.

Мы находимся около «Цезарь-Палас», поэтому направляемся туда. Бек устраивает мне экскурсию по всему заведению.

— Хочешь поиграть?

— Пожалуй, я только посмотрю.

Он лишь отмахивается и начинает объяснять мне, как играть, что сбивает с толку еще больше. Следующим в списке покер, где Бек даже немного выигрывает. Потом мы обедаем. Он говорит, что ему нравятся азартные игры, но не сильно.

— Меня до чертиков пугает перспектива спустить таким образом большое количество денег. Думаю, для подобных игр я слишком жадная.

— Весь смысл в том, что у тебя есть определенная сумма денег, и когда ты ее тратишь, покидаешь это место. Именно здесь многие люди попадают в беду. Они стараются отыграть свои деньги, потому что не хотят оставаться с носом.

— Это имеет смысл. Но моя сумма была бы настолько мала, что не имела бы серьезного веса, если бы я ее проиграла.

Бек смеется.

— Да, тебе стоить потратить пару сотен баксов.

— Эм. Ни за что. Это моя месячная зарплата. Если я это сделаю, мне нечего будет есть.

— Больше нет, Печенька. Ты можешь тратить их на что захочешь.

Подобная мысль полностью сбивает меня с толку.

— Я бы ни за что так не поступила.

— Тебе придется изменить свое мнение на этот счет.

Это та тема, которую мы никогда до этого не обсуждали, и мне кажется, именно это нам и следует сделать.

— Бек, я не могу так просто тратить твои деньги. Я бы, наоборот, хотела вносить долю в семейный бюджет. Я все еще оплачиваю аренду квартиры с Мишель, у меня так же кредит за обучение и расходы на машину, но я не выхожу за тебя замуж ради того, чтобы ты решил проблемы с моими счетами. Это действительно так, и я не хочу, чтобы ты думал иначе.

— Позволь мне кое-что тебе объяснить, Шеридан. Когда умерла моя бабушка, я унаследовал огромную сумму денег из трастового фонда. Я могу назвать тебе точную сумму, но это будет неуместно из-за моих инвестиций. Сумма лишь увеличивается. К тому же, я хорошо получаю, работая фотографом. Именно по этой причине деньги для меня не проблема. И я знаю, что ты не выходишь за меня из-за денег. Если бы это было так, я бы не делал тебе предложение больше одного раза. Я не хочу, чтобы ты еле-еле сводила концы с концами. Я так не живу и тем более не хочу, чтобы так жила моя жена. Понятно?

— Понятно, но я буду чувствовать себя виноватой, тратя твои деньги.

— Ты не должна. С этого момента, если ты идешь в магазин за покупками и не пользуешься семейной кредиткой, я буду возвращать тебе каждый потраченный доллар. Я ясно выражаюсь?

— Хорошо. Но я все еще хочу вносить свою долю.

— Ты будешь мамой Инглиш. Нам нужно платить все твои долги, и я хочу, чтобы ты сконцентрировалась именно на этом. И еще мы купим тебе новую машину.

— О, нет. Я не… я не могу позволить себе это.

— Я займусь этим. — Взгляд, которым он сейчас на меня смотрит, говорит о том, что мои аргументы окажутся тщетны. Тем не менее, я не позволю, чтобы мной так просто управляли.

— Бек, я куплю себе новую машину, когда она мне понадобится.

— Этот день уже настал, Печенька.

— Я знаю, что она выглядит не ахти, но это все, что я могу себе позволить в данный момент.

— Я не хочу сейчас спорить с тобой по этому поводу, но я хочу, чтобы ты кое-что поняла. Слушай внимательно. Ты будешь отвечать за Инглиш по дороге домой и обратно. И без сомнений, твоя машина не выглядит безопасной. Я хочу максимальную безопасность, когда речь заходит о дороге. Поэтому ты получишь новую машину, нравится тебе это или нет.

Трудно спорить с ним с этой точки зрения.

— Ладно, но не думаю, что осилю плату за нее. Нам стоит поделить сумму пополам.

— Я сам позабочусь об этой чертовой проблеме, — заверяет он меня.

— Что, если у нас ничего не получится?

Он хмурится.

— Тогда ты заберешь машину себе. Она будет оформлена на твое имя. Я не собираюсь покупать тебе машину, регистрируя ее на себя.

— Как скажешь. Просто не хочу, чтобы кто-нибудь подумал, что я хорошо устроилась.

— Во-первых, я не думаю, что ты получишь выгоду, выходя за меня. И во-вторых, мне плевать, что подумают другие люди.

Немного позже мы возвращаемся в наш номер, чтобы переодеться. Нам нужно принять душ, поэтому я уступаю ванную Беку. Я буду торчать в ней гораздо дольше, чтобы уложить волосы.

Я стою у одной из раковин, чистя зубы, мои мокрые волосы спадают волнами по спине, а тело закутано в плюшевое полотенце. Именно в этот момент и вторгается Бек.

— Мне вот интересно, если ты… Вау, ты выглядишь… красивой. — Он вытаскивает из моей руки зубную щетку и кладет ее на раковину. — Сплюнь.

— Чего?

— Сплюнь, — повторяет он. Я выплевываю пенистую жижу и споласкиваю рот, когда вдруг Бек резко хватает меня, разворачивает к себе и выдыхает:

— Я мечтал об этом весь день. — Сначала он слегка прикасается к моим губам, затем посасывает верхнюю губу и мягко впивается в нее зубами. Его язык резко вторгается в мой рот. Со вздохом я прижимаюсь к Беку всем телом, запуская пальцы в его густые волнистые волосы. Он стонет и отрывается от моих губ, продолжая целовать место возле уха. — Могу я убрать это чертово полотенце?

Вместо ответа я просовываю руки между нами и развязываю узел. Полотенце соскальзывает на пол, растекаясь лужицей между нашими ногами. Мы не отрываем взгляды друг от друга, но, когда полотенце исчезает, взгляд Бека тут же опускается вниз. Я же закрываю глаза от сильного смущения.

— Господи, Печенька. Посмотри на себя. Хотел бы я иметь при себе камеру. Твоя грудь идеальна. — Он прикасается к одной груди и сосок тут же сморщивается. Бек наклоняется и начинает посасывать его. У меня перехватывает дыхание, и я резко дергаю его за волосы. Я знаю, что собираюсь совершить ошибку, потому что прошло слишком мало времени. И я не самый опытный человек в этом деле. Посчитает ли он меня совсем глупенькой? Или выдаст пару нелицеприятных шуточек, из-за которых я выбегу отсюда вся в слезах? И вдруг он делает какое-то движение зубами и языком — что это? Чертовски приятно, я забываю обо всех своих сомнениях. Вместо этого мне хочется перейти черту.

— Бек, я… можем мы… — Могу я попросить мужчину трахнуть меня? Или потереться между моих ног? Что вообще правильно, а что нет?

— Быстро и жестко?

— Нет, мягко и медленно. Чтобы я могла наблюдать.

Неужели я просто сказала это?

С ухмылкой на лице, он отвечает:

— Вау. Да. Конечно. Я могу сделать это.

Неужели я слишком много вижу в его реакции и стоит ли мне вообще заострять на этом внимание? Мне кажется, я начинаю потеть из-за своей нервозности. Черт.

Он берет меня за руку и ведет в сторону огромной кровати, откуда я могу наблюдать, как он раздевается. В одежде его тело еще то зрелище, но вот в обнажённом виде оно просто невероятно. Как я могу ходить по одной земле с таким мужчиной, как Бек? Ах да, стойте. Реальность возвращается. Он ведь использует меня, чтобы достойно выглядеть в суде. Только вот сейчас меня это мало волнует.

Он сбрасывает покрывало вниз, и как только я собираюсь залезть на кровать, он останавливает меня, прикоснувшись к бедру.

— Не сейчас. — Я ерзаю под его пронзительным взглядом, из-за чего приходится соединить ноги вместе, чтобы снизить возрастающее давление именно в той точке, которая больше всего требует к себе его внимание. Он аккуратно подталкивает меня назад на кровать, но мое тело остается у края. — Отползи немного назад.

Он опускается напротив меня на колени, что немного странно, пока он не начинает вновь целовать меня жаркими губами. Его рот словно наркотик. Я не могу насытиться. Не то чтобы я когда-либо пробовала их. Но все же. На самом деле, я немного — ладно, сильно — заведена, пока он целует меня, случайно задевая зубами. В этот момент я теряю всякое опасение или секундное сомнение. Когда он отстраняется, я даже немного хнычу, но он начинает спускаться вниз по шее, к впадинке моего горла. Теперь я скулю еще сильнее.

Он раздвигает мне ноги, чтобы лечь между ними. К тому моменту, когда он добирается до своей цели, — моей киски, — мне уже хочется кричать, не знаю только почему. Блин, о чем я думаю! Конечно же, я знаю почему. Мое тело дрожит от макушки до кончиков пальцев на ногах, а возрастающее напряжение невыносимо. Оно настолько сильное, что я не могу дышать. Когда я занималась сексом, не так уж это часто и было, никогда не испытывала подобного. Даже когда использовала собственную руку. Стыдно, конечно, признаться в этом.

Он располагается прямо между моих ног и смотрит мне в глаза.

— Печенька, ты один большой десерт, а твоя киска невероятна. Мне безумно нравится, что она полностью голая. — Мишель была права. Слава богу, я послушалась ее совета и сделала восковую эпиляцию. Мое сердце так бешено стучит, что люди наверняка приняли бы этот звук за топот лошадиных копыт. Я чувствую, насколько влажная, из-за чего мне хочется свести ноги вместе, чтобы облегчить давление или, возможно, немного стимулировать клитор. Но как только Бек опускается губами на мою киску и начинает ласкать меня, я наконец-то понимаю, что значит оральный секс. Все, что было описано в книгах, снято в фильмах и обсуждалось девчонками за закрытыми дверями, было об этом. Именно в этот момент я понимаю, что у меня никогда не было настоящего орального секса. Была лишь абсурдная имитация. Его талантливый язык скользит по клитору, раскрывая, проходя по сторонам губ и проникая внутрь. Повторяет снова и снова, временами задевая клитор, посасывая и нежно покусывая. Он кружит, массирует, а когда сразу два пальца надавливают на особое местечко глубоки внутри меня, о существовании которого я и не подозревала, я не знаю, что делать. Мне хочется разорвать простыню. Я кричу, стону и выкрикиваю его имя. Постоянно. Одну вещь я знаю наверняка. Я выдрала его чертовы волосы. И возможно, сжала его лицо между ног, когда хотела большего

— Ты жадная маленькая девчонка. И черт, женщина, ты кончила, словно гребаная ракета.

Я не осмеливаюсь сказать ему, что никогда в жизни так не кончала. На самом деле, я никогда не испытывала оргазма во время сексуальных утех, не считая игры с собой. Как печально. Мне всегда казалось, что причина во мне. Оказывается, нет.

Схватив подушку, я прижимаю ее к лицу из-за смущения.

— Это плохо? — спрашиваю я. Подушка заглушает мой голос.

Он залезает на меня, но его член все еще наготове. Такой красивый и у меня в мыслях лишь одно — как засунуть эту штуку себе с рот.

Бек потирает свою щеку и говорит:

— Плохо? Почему ты так думаешь? Ты идеальна.

Я продолжаю смотреть на его член и вдруг слова как-то сами вырываются наружу.

— Я хочу его в рот. — Почему я говорю ему это? Я действительно так сказала. Никогда в жизни не говорила подобного мужчине. Почему он исключение?

— Я весь твой, Печенька. — Его режущий голос возвращает все мое желание назад. Давление опять возрастает, хотя я только что испытала самый лучший оргазм в своей жизни. Как такое может быть? Ох, черт. А если я облажаюсь в минете? Это не так и трудно, верно? Мне приходится немного раскрыть правду.

— Скажи мне, что тебе нравится. Делаю ли я все правильно или нет. Я не хочу облажаться. Я имею в виду, что и так знаю это, но все же.

Его тело трясется от смеха.

— Ты не облажаешься, но хорошо, я буду говорить. — Он поглаживает меня по щеке. Его самодовольная улыбка так сексуальна, клянусь, я чуть не кончаю вновь. Мне нужно заканчивать с этим, чтобы я могла заняться им.

Как только эта мысль приходит мне в голову, я плотно смыкаю губы вокруг его члена. Вверх, вниз, вверх, вниз, облизнуть головку, пройтись вокруг чувствительной части, а затем провести языком до основания. Я добираюсь до его яиц и тоже ласкаю их языком. Слава богу, он словно произведение искусства. Не могу представить, чтобы было по-другому. А потом я все начинаю сначала. головка, язык, посасывание. Я вбираю его так глубоко, что кончик члена упирается мне в горло. Бек стонет, прося большего. Это так меня заводит, что приходится просунуть руки между бедер, чтобы уменьшить дискомфорт у клитора. Мой рот наполнен настолько же, насколько я заведена. Немного позже он говорит, что уже близко. Мне становится интересно, не будет ли он против анальных игр. Я всегда слышала, что парням это нравится. Убрав руку от себя, я надавливаю скользким пальцем на местечко сразу под его яйцами.

— Господи! — рычит он, обхватывая мое лицо обеими ладонями, сильнее насаживаясь на меня. Он стонет во время оргазма, и теплая жидкость растекается по моему горлу.

Он трет лицо руками, а после его сине-зеленые глаза настойчиво рассматривают меня, будто ищут ответ на какой-то вопрос.

Затем он произносит, запинаясь:

— Господи, Шеридан, я… У меня такого еще не было.

— Чего именно? Минета? — скептически интересуюсь я.

Его губы кривятся в улыбке.

— Нет. Мне никогда не делали минет, чтобы я мог кончить в рот.

Странно.

— Разве это не часть минета? — Полагаю, я в этом совершенный неуч.

— Большинство женщин не любят, когда им кончают в рот.

— О. — Мое лицо становится ярко красным. — Полагаю, ты сейчас скажешь, что я чертовски наивная. И буду честна — я давно этого не делала. — И вот опять слова вырываются наружу. Я неловко чешу плечо. Гордитесь мной.

Он ложится рядом со мной, оперевшись на локоть, и оборачивает вокруг своей руки толстую прядь моих волос.

— Ты трогала себя, когда отсасывала мне?

— Эм, да.

— Ты ненасытная маленькая чертовка. — усмехается он. — Мне нравится это в тебе. И мне нравится, как ты делаешь минет.

— Все было правильно? — Боже, я чувствую себя маленьким щенком. Постойте-ка, щенки лают и скулят: они не разговаривают.

— Ты думаешь, нужно спрашивать об этом? — Он улыбается краешком губ.

— Нет, но девушкам нравится слушать, — говорю я.

— Я должен спросить: анальные игры? Тебе такое нравится? — Его взгляд устремляется на меня и я ерзаю. Может, мне не стоило этого делать?

— Я, на самом деле, не знаю, — честно признаюсь я.

— Ты никогда не делала этого?

— Нет! Я лишь слышала о том, что парням это нравится, — отвечаю я.

— Слышала? — спрашивает он, ухмыляясь.

— Да. А тебе разве нет? Ну, в смысле, тебе не нравится? — Может, он думает, что это ужасно.

— Тебе не нужен мой ответ. Но однажды, скоро, я верну тебе должок. Но сейчас у меня плохие новости.

— Плохие новости? — Это насчет анала? Неужели он может привести к чему-то ужасному? Например, к непрекращающейся диарее?

— Если мы не поторопимся, опоздаем на нашу свадьбу.

Целый ряд мыслей пролетает у меня в голове.

— Ах, это. Я-то думала, ты собираешься сказать что-то насчет анала. По крайней мере, мы обсудили тему орального секса. Единственное, что нам осталось сделать, это трахнуться.

Бек смотрит на меня и разражается громким смехом. 

Глава 3 Шеридан

Когда мы добираемся до свадебной церкви Элвис-не-Элвис, я приятно удивлена: это настоящая маленькая церквушка, с приятным и милым интерьером внутри. Там находится кованная железная беседка, украшенная множеством цветов на любой вкус. Она невероятно красивая. Мы едва успеваем приехать к началу нашей свадьбы, назначенной на половину восьмого вечера, как священник и его помощник тут же загоняют нас внутрь, чтобы мы подписали необходимые документы перед предстоящей церемонией.

— В такой важный день меня может спасти только стрижка, — говорю я.

У меня не было времени уложить свои волосы с момента нашей прогулки, поэтому сейчас они сильно вьются, что выглядит не очень, зато на мне мое платье и причудливые, но удобные туфли. Меня раздражают мои спутанные кудряшки. Беку же они нравятся, потому что напоминают об Инглиш.

— Ты действительно могла бы быть ее матерью.

— У Инглиш они аккуратные. Мои же выглядят так, будто я застряла головой в вентиляционной шахте.

— Ты слишком придираешься к себе, Шеридан. — Он прикасается к пряди завитушек, перебирая волосы пальцами.

Свадьба длится всего пять минут, и когда приходит время надевать кольца, я поражена тем, что оказывается на моем пальце. Бек купил восхитительное кольцо с бриллиантовым камнем в середине. Оно и помолвочное, и обручальное одновременно. Себе он взял платиновое. Внутри выгравирована дата нашей свадьбы.

Я думала, буду чувствовать пустоту во время церемонии, но на удивление теплое чувство растекается по телу. И это не из-за самой свадьбы, а из-за Бека, — его мягкое выражение лица внезапно становится еще добрее, он изо всех сил старается сделать этот день особенным. Этот мужчина с маленьким сорванцом на плечах продолжает завоевывать мое расположение. Хорошо это или плохо, увидим, но сейчас это именно так. Поэтому я счастлива.

По дороге в отель, я не могу перестать любоваться своим кольцом.

— Это слишком.

— Оно идеально смотрится на твоей руке, и я хочу, чтобы оно что-то значило, даже если оно не такое, какое бы ты выбрала на свою идеальную помолвку и свадьбу. Я знаю, что побег в Вегас не идеал свадьбы, но мне хочется, чтобы мы оглянулись назад и вспомнили, как хорошо провели сегодня этот день.

Я льну к нему всем телом и целую.

— Спасибо, что так тщательно все продумал.

Ужин изумительный. Как и рассказывал Бек, шоу фонтанов оказалось красочным. Еда изысканная, а Бек рассказывает мне о своем первом визите сюда. Это была его первая поездка в качестве фотографа, и он очень нервничал. Молодой и наивный, он не знал, чего ожидать, но журнал настаивал именно на нем, и он показал, на что способен. Им нужно было сделать фотографии фонтана, но Бек смог их удивить. Он сфотографировал струи так, будто каждая из них парит в воздухе. Бек умел делать хорошие кадры, и эти снимки до сих пор используются отелем для продвижения шоу фонтанов.

Ужин заканчивается ближе к одиннадцати. Я интересуюсь у Бека, не будет ли он возражать, если мы вернемся в наш номер. Я, конечно, устала под конец этого длинного дня, но у меня имеется скрытый мотив. Я хочу своего мужчину без одежды. Как только мы выходим из лифта, Бек соображает, что я задумала.

Зайдя в номер, он спрашивает:

— Быстро и жестко?

— Как я говорила ранее, медленно и нежно. Ты не обратил на это внимание.

— Ох, я обратил, миссис Бриджес. Просто подумалось, что возможно, вы поменяли свое мнение.

Он расстегивает на мне платье и лифчик. Затем я оказываюсь без трусиков.

— Полагаю, я могу сделать то же самое с твоей одеждой.

— Как только закончу с тобой.

Неуклюжими пальцами я развязываю его галстук. После задерживаюсь на его брюках и белье. Лишь тогда я замечаю, что он уже готов.

Как странно, я стою перед ним, дотрагиваясь и поглаживая его, и одновременно стесняюсь этого.

— Итак? — произносит Бек.

Он хочет, чтобы я сделала первый шаг? Хотелось бы мне быть немножко увереннее в себе.

— Итак, что?

— Ты собираешься прикоснуться ко мне?

— Да.

Я подхожу еще ближе и у меня трясутся руки. Бек сиплым голосом шутит:

— Не бойся. Ты же должна знать, что он не кусается.

— Я и не боюсь. Мне кажется, он очень милый.

На самом деле это преуменьшение, но я не хочу вознести до небывалых вершин его эго. Он напоминает мне бархат, как те растения, которые сажала моя мама, называя их Ушками Ягненка. Я боялась повредить листочки, поэтому всегда прикасалась в ним щекой, мне нравилось, как они ощущаются.

— Это хорошо, миссис Бриджес, потому что мой член и ваша киска собираются хорошо провести время. Вообще-то, я надеюсь, они станут лучшими друзьями.

— В самом деле? — шепчу я.

— В самом деле. — Его голос глубокий и резкий.

— Тогда нам стоит представить их друг другу, — предлагаю я.

— Для начала еще пара вопросов. Ты на противозачаточных? Мне бы не хотелось получить маленький сюрприз.

У меня отвисает челюсть.

— Ты думаешь, я бы так поступила?

— Вовсе нет. Я говорю о том, что нам нужно быть ответственными.

— Я согласна. Причина того, что мы здесь, как раз в твоей безответственности, — бросаю я.

— Ты абсолютно права, так и есть. Я всегда пользовался презервативами и действительно не могу вспомнить, что случилось в ту ночь из-за алкоголя. И хотя я бы ни за что на свете не отказался от Инглиш, но считаю, что беременности должны быть запланированы.

— И снова я с тобой согласна. Да, я на таблетках.

Он кивает.

— Ты чиста?

— Я никогда не проверялась, возможно, и стоило, но я была лишь с тремя мужчинами. Последние отношения закончились год назад.

Он медленно кивает.

— Что насчет тебя? — спрашиваю я.

— У меня не было отношений, кроме двух школьных историй. Я отказался от этого из-за Инглиш. Тем не менее, у меня были сексуальные партнерши, включая один раз с ее матерью. Я проверялся после появления Инглиш, и за исключением той ночи — снова повторюсь, я не знаю, что именно тогда произошло, — всегда пользовался презервативами во время секса.

— Как и я, — отвечаю я.

Он улыбнулся.

— Хорошо. Полагаю, мы решили все вопросы.

— Вопрос остается открытым: будем ли мы пользоваться презервативами? Будешь ли ты верным во время нашего брака?

Бек смотрит на меня так, будто я его ударила.

— И что это еще нахрен за вопрос? Ты думаешь, я собираюсь трахаться направо и налево?

От гнева он повышает голос, и я немного вздрагиваю от страха.

— Что ж, я знаю, что этот брак всего лишь…

— Да, это брак. Мы женаты, Шеридан. Женатые люди не ходят по сторонам.

Слезы наворачиваются на глаза, но я приказываю себе не плакать. Только я не слушаю саму себя. Проклятье!

— Ты знаешь, что я имею в виду. Наш брак… — мне приходится замолчать, чтобы вытереть слезы с лица и шмыгнуть носом, — необычный. Я не жду, что ты…

— Что ж, а я ожидаю твоей верности мне! — Большие руки обнимают меня за плечи. — Я бы не ввязался в это, не продумав все детали. Я осознавал, на что иду, и верность — часть этого плана. Надеюсь, как и для тебя.

Я закусываю губу, прежде чем ответить.

— Я никогда не смогу предать. Я сказала это, потому что решила, возможно, ты не захочешь быть все это время со мной одной. Когда зашел весь этот разговор о презервативах, мне захотелось знать, собираешься ли ты спать с другими женщинами. В этом случае я бы попросила тебя пользоваться презервативами вместе со мной.

— Черт. Шеридан, ты и я собираемся обеспечить мою дочь любящей семьей. Это не подразумевает мои побеги из дома и связи на стороне. Я хочу, чтобы ты поняла, я не такой ужасный человек. Я хочу, чтобы она увидела любовь в наших отношениях, что включает в себя спать в одной кровати. Кроме того, я бы никогда не смог так поступить.

— Мы будем спать в одной кровати? — Это глупый вопрос, конечно же, да.

— Да. А что ты думала? Ты не можешь спать в ее комнате или в комнате для гостей. Дети общаются, она может проболтаться в школе.

— Я не знаю, почему сказала это. Чертов мой язык.

— Я хочу, чтобы ты разделила со мной постель. Теперь ты — моя жена, и пока я не увижу, что именно так ты наш брак и представляешь, буду стараться делать для этого все возможное.

Мы можем еще долго обсуждать эту тему, но в итоге он все равно окажется прав. Поэтому я протягиваю руку в качестве жеста перемирия.

— Что это? — спрашивает Бек.

— Ты прав, я согласна с тобой. Давай пожмем руки в знак перемирия.

Его теплая ладонь сжимает мою маленькую, и Бек дергает меня к своей твердой груди.

— Я бы вернулся к тому, с чего мы начали, и посмотрел бы, на какие еще уловки способна эта маленькая грязная головка.

Когда я открыла рот, чтобы запротестовать, он обрушивается на меня с неистовым поцелуем. В моих легких не остается и грамма кислорода, поскольку Бек буквально поглощает всю меня.

Прижимаясь к моему рту, он бормочет:

— Довольно интересно спорить с тобой, когда мы голые. Мне нравятся твои груди с возбужденными сосками, Печенька. — Он кладет руку на мою задницу и грубо сжимает ее.

— Теперь перейдем к сексу. На кровать.

Когда я начинаю ложиться на спину, он произносит:

— Нет, я хочу тебя на своем лице.

— Что? — переспрашиваю я, но он не дает мне ответа.

От его строгого взгляда я начинаю заикаться:

— Чт-что ты имеешь в виду? — Что-то новенькое для меня. Секс — это стандартная вещь. Я думаю о нем все больше и больше, хотя была с Беком всего один раз.

Он поднимает палец и манит меня к себе. Я переползаю выше, чтобы его голова оказалась между моих ног и завороженно наблюдаю, как он раздвигает пальцами внешние губы и начинает лизать меня. Должно быть, у него волшебный язык, потому что меня как будто пронзает током от его прикосновений.

— Держись за изголовье, Печенька, и раздвинь ноги посильнее.

Я делаю, как он мне велит, посмотрев в его сине-зеленые глаза. А когда его пальцы присоединяются к языку, я начинаю терять контроль. Бек вставляет сначала один палец, затем добавляет второй, и начинает двигать ими, задевая заветную точку. Как он так быстро нашел ее? Я убила годы на то, чтобы найти эту штуку. Боже, а то, что он делает потом, заставляет меня вскочить над кроватью. Он вытаскивает один палец и начинает тереть маленькую дырочку, до которой ни один мужчина не осмеливался прикоснуться. Может, мне стоит сказать ему, что он похож на капитана Кирка в его последнем сражении. Ладно, а может и не стоит. Когда он снова входит в меня двумя пальцами, мои мысли о капитане Кирке улетают прочь, поскольку через две с половиной секунды, я испытываю самый фантастический оргазм в моей жизни.

Бек переворачивает меня на спину и спрашивает:

— С презервативом или без? Я планирую быть верным тебе.

— Как и я. Никаких презервативов.

Отбросив фольгированный пакетик в сторону, он закидывает мою ногу к себе на плечо, и очень-очень медленно погружает в меня член.

— Все хорошо?

— Ага, — выдыхаю я.

— Хорошо. Потому что прямо сейчас я собираюсь показать тебе «быстро и жестко», так что приготовься.

Именно это он и делает. Я теряюсь на границе между болью и наслаждением, и стону, когда он начинает вколачиваться в меня. Полагаю, он забыл про наше «медленно и нежно». И я не лгу о том, что вот-вот должен запеть хор ангелов, так хорошо он меня трахает.

— Не отводи глаза, Шеридан, я серьезно. — Он резко переводит взгляд на член, а потом опять на меня.

Посмотрев туда же, куда и он, я вижу его блестящий член, покрытый моей влагой после оргазма. Моя вагина сжимается вокруг него. О боже милостивый, я снова собираюсь кончить.

— Боже, твой член заслуживает золотой медали, — стону я.

Он входит и выходит из меня с таким изяществом, это гораздо больше, чем я могла попросить. Я впиваюсь пальцами в его задницу, позволив своему оргазму захватить меня. Этот момент можно описать одним словом — «Аллилуйя». Я мало что соображаю в этот момент. Бек же не останавливается. Его толчки продолжаются. Черт возьми, мой муж оказался жеребцом.

— Я хочу еще раз. Потрогай себя. Доведи себя еще раз, ради меня, Печенька.

Ему не нужно просить дважды. Я тут же потянулась к своей гиперчувствительной зоне и начинаю массировать ее непрерывными круговыми движениями. А потом не успеваю я опомниться, как его палец вновь входит в меня сзади.

— Приподнимись для меня, — приказывает он.

Я приподнимаю бедра, и его палец полностью погружается в меня.

— Я чувствую свой член внутри тебя, вот здесь.

— Ох, это…

Я больше не могу разговаривать, потому что он снова входит в меня. А потом начинает вколачиваться размеренными, медленными ударами. Его палец, его член, мой палец и черт! Я взрываюсь.

А потом приходит его черед. Его член пульсирует внутри меня. И мне нравится растекающееся внутри меня ощущение тепла.

Бек целует меня, медленно втягивая нижнюю губу в рот и нежно прикусывая ее. Он начинает опускаться вниз к моей груди, а когда нащупывает сосок, то просто срывается. Он продолжает жестко сосать и кусать меня, и я снова завожусь. Как такое вообще возможно? Он переходит к другой груди и стонет. Громко.

— На живот.

Я переворачиваюсь. Когда его тело накрывает мое, он широко разводит мне ноги своими коленями. Я чувствую, как его кончик входит в меня, а потом он врывается одним глубоким толчком. Моя спина выгибается, как арка, чтобы приспособиться к его движениям. А потом появляется еще более странное ощущение, когда он сводит мои ноги вместе — и боже — трение просто волшебное.

Мы находим общий ритм, но давление нарастает слишком быстро, и вскоре я вскрикиваю:

— Я скоро кончу.

Я дышу, словно собака жарким летом.

Как только меня накрывает оргазмом, Бек кажется совершенно диким, яростно вколачиваясь в меня в погоне за собственным удовольствием. Он падает на меня и его тяжелое тело совсем меня не пугает. Наоборот, мне даже нравится эта приятная тяжесть. Он целует меня везде, куда может дотянуться. Его голос отзывается у моего уха, когда он произносит:

— Однажды, я возьму тебя в попку, Печенька. Эта тугая задница слишком соблазнительна.

— Да что не так с вами, мужчинами, и нашей задницей?

— Она узкая. А нам нравится, когда узко, — объясняет он.

— Так моя киска не узкая?

У него вырывается резкий смешок, и я вздрагиваю.

— Твоя киска очень тугая. Она не может быть идеальнее.

— Но ты так же хочешь мою задницу?

— Конечно, хочу. Это великолепная задница. Почему я должен не хотеть? — Он скатывается с меня и ложится рядом.

— Ты сумасшедший.

— Вообще-то это ты поимела меня в задницу, — возражает он с легкой ухмылкой на лице.

— Это не одно и тоже.

— Да что ты, давай кое-что проясним. Ни один другой парень не дотронется до этой киски или задницы, — он стискивает меня еще крепче, — пока ты остаешься моей женой. Понятно?

— Понятно. — Бек чертовски серьезен насчет всего, что касается брака. Я улыбаюсь из-за мысли, что замужество зарабатывает в свою пользу одно очко. Огромное очко.

— Что это за улыбка? Ты выглядишь, как кошка, которая только что съела канарейку.

— Проглотила.

Бек приподнимает бровь вверх и спрашивает низким голосом:

— Прошу прощение?

— Проглотила. Не съела.

Его язык, тот самый, который подарил меня столько оргазмов — проходится по моей нижней губе, и я чувствую, как запульсировала моя киска. Через минуту я снова буду мокрой.

— Почему ты так смотришь на мой рот, Шеридан?

Я не утруждаю себя ответом. Лишь обнимаю его за шею и подаюсь вперед.

Наконец, я узнаю, что такое ад. Это мой муж. Черт, я могла делать с ним, все что захочу.

Двумя днями позже, в субботу, мы стоим в очереди в аэропорту, чтобы зарегистрироваться на наш обратный рейс домой. Мои джинсы натирают во всех ненужных местах. Жаль, что я просто не могу ходить голой. Бек придвигается ко мне и шепчет:

— Обещаю, что мы еще вернемся сюда и посмотрим «Сирк дю солей».

Он прикасается губами к чувствительной точке за моим ухом. Он довольно быстро нашел все мои эрогенные зоны. Этот мужчина настоящий пожар в постели. И на полу. И в холле. В душе и душевой кабине. Кажется, теперь я косолаплю.

— Ничего страшного. Мне очень понравился сервис в номере, — говорю я, засовывая язык за щеку. Мы прошли через пункт досмотра и вышли к воротам.

— Хочешь, что-нибудь купить, перед тем как сядем в самолет?

— Пакет со льдом, — сказала я, подмигнув ему.

У него недоумевающий взгляд, и поэтому мне приходится указать пальцем вниз, на место проблемы. Огоньки понимания загораются в его глазах, и он произносит:

— Хм. У меня столько идей насчет льда, Печенька.

— О, я уверена, так оно и есть.

Он обнимает меня, и мы направляемся в сторону нашего выхода. Спустя какое-то время, когда в первом классе разрешают разговаривать по телефону, у него вибрирует телефон.

— Кто это? Инглиш?

Он хмурит брови, когда читает сообщение. А потом и вовсе мрачнеет, когда отводит в сторону глаза, напомнив мне тем самым старого Бека. Я тут же паникую.

— Что случилось?

— Это Джон. Мой юрист. Он каким-то образом раскусил нас. Адвокат в курсе, что мы сбежали в Вегас.

— Как такое может быть? Мы же никому не говорили.

— Он должно быть отследил мои передвижения по номеру телефона. Но есть новость и похуже. Ему известно о твоей дисциплинарной комиссии в школе. Джон предлагает тебе уволиться.

Мое сердце уходит в пятки, поскольку мой мир, мой единственный мир, который я так хотела, рушится. 

Глава 4 Шеридан

Полет домой оказывается настоящей пыткой. Нас встречает Джон, чтобы отвезти домой. Во всей этой ситуации нет никакого смысла — ни в чем. Как он узнал обо всем так быстро? И если я уволюсь со своей должности, это только подтвердит мою виновность. По мнению Джона, все это лишь портит ситуацию, давая тем самым понять, что если — и он имел в виду ЕСЛИ — суд увидит в этом что-то неуместное, то нам нужно будет срочно менять положение дел. Мы влюбились и поженились так быстро, потому что знали, мы не хотим прожить друг без друга ни дня. Джон уверяет, что это все объясняет. Я же утверждаю, что это полная хрень. Каждый, у кого есть мозги, сразу поймет, что здесьчто-то не так, и тут же захочет вывести нас на чистую воду. Но мое мнение осталось неуслышанным. Джон смотрит на меня снисходительно, а затем цыкает — да-да, цыкает, — говоря, что я не знаю всех юридических аспектов и вообще не имею понятия, о чем говорю.

Аргументы продолжают сыпаться в мою сторону и во мне начинает зарождаться ярость.

— Я точно знаю одну вещь, если бы я была судьей и мне бы предъявили подобное оправдание, я бы не поверила ни одному вашему слову.

Джон, видимо, уже сытый по горло моим мнением, одаривает меня испепеляющим взглядом. Мое первое желание — отодвинуться от него подальше. Да, Джон — представитель закона, но я в любом случае буду продолжать настаивать на своем. Насмехаясь надо мной, он отвечает:

— Что ж, но вы ведь не судья, или я что-то путаю?

Бек наконец-то выходит из транса и осаживает адвоката:

— Хватит, Джон. У Шеридан есть право слова.

— Но, она…

Бек расправляет плечи и говорит:

— Послушай-ка меня. Она права. Уволиться — означает подтвердить свою виновность, а это нам нужно меньше всего. Мы ничего такого не сделали. Мы едва целовали друг друга, перед тем как пожениться. Факт в том, что у нее нет никакой причины для увольнения.

— И как ты собираешься все объяснить?

Лицо Бека слегка напрягается.

— Твоей задача в качестве моего адвоката — доказать то, что мать Инглиш недееспособна в роли матери. Я был уверен, что ты наймешь человека, который выяснит, что происходит у нее в жизни. Что у нас с этим? И почему мне кажется, что ты пытаешься обвинить во всем этом Шеридан? Ты и меня обвинишь?

Джон потирает заднюю часть шеи и произносит:

— Да, с этим еще нужно разобраться, но если вам предстоит явиться в суд, нужно быть готовыми к тому, что они будут задавать подобные вопросы. И мне не нужно напоминать, что суды обычно встают на сторону матери.

— Не могу поверить, что это происходит. А как же официальные бумаги, которые она подписала, передавая мне все права на ребенка? Для суда это ничего не значит?

— Бек, ты же знаешь, мы это уже обсуждали. Она заявила, что была психологически сломлена, когда подписывала бумаги, и если суд встанет на ее сторону, этот аргумент не будет иметь никакого веса. Мы не можем вернуться в прошлое и по-настоящему оценить ее психологическое состояние.

— Блядь. Шеридан, ты действительно полагаешь, что тебе не стоит увольняться? — спрашивает Бек.

— Да, я так думаю. Это даст неверное представление. — Боль в глазах Бека пугает меня. — Но я сделаю все, что ты попросишь.

Я акцентирую внимание на его просьбе, а не адвоката. Он знает, что я доверяю ему. По какой-то причине, мне не нравится этот человек. Я чувствую взгляд Джона, и он совсем не добрый. Когда мы распрощались, я затрагиваю очень щекотливый вопрос.

— Бек, ты действительно думаешь, что Джон — лучший юрист по данному делу?

— Что ты имеешь в виду?

Далее я подбираю слова очень тщательно.

— Ладно, я не очень хорошо разбираюсь во всех этих тонкостях, да и чувствую себя немного аутсайдером, поскольку не была с вами с самого начала этого дела, но мне кажется, здесь нужен человек, который имел бы практику именно в подобного рода деле.

Бек прикусывает нижнюю губу и стоит безмолвно какое-то время.

— Знаешь, Джон — друг моего отца. — Я знаю это, и теперь пообщавшись с Джоном, сильно удивлена. Не могу представить, чтобы Марк общался с кем-то подобным. На самом деле я считаю Джона козлом. Я бы не выбрала его в качестве одного из друзей Марка.

— А тебе не кажется, что именно поэтому ты считаешь себя обязанным пользоваться его услугами?

— Нет, но, когда отец позвонил ему, он сказал, что возьмется за это дело. Мы обрадовались. Будет неудобно отказаться от него на данном этапе.

— Неудобно сейчас моей заднице. Мы говорим о твоей дочери. — Я удивлена и немного зла его ответу.

— Ты полностью права.

— Это лишь мое мнение, но мне кажется, что он не разбирается в подобных делах. И я думаю, он ошибается. Возможно, так думаю только я, но мне стало бы гораздо легче, если ты услышишь еще чье-то мнение.

— Ты права.

— Давай воспользуемся компьютером и попробуем найти кого-нибудь прямо сейчас.

Это оказывается верным решением, поскольку мы находим юридический офис, который занимается подобными делами. Мы тут же звоним им. Зная, что сейчас выходные, не ожидаем получить обратный звонок. Но они тут же предлагают нам встретиться на следующий день, в воскресенье. Встречу назначают днем, надеясь, что Марк с Анной смогут приглядеть за Инглиш.

Они возвращаются во второй половине дня, и дом тут же превращается в безумный мир Инглиш, носящейся по всем углам и тараторящей о поездке в Диснейленд. Девочка без умолку говорит о персонажах, с которыми успела сфотографироваться, и горках, на которых они катались. Внезапно я чувствую огромный комок вины где-то между ребер. Мое дыхание резко учащается, а рука поднимается к тому месту, где расположено сердце. До меня вдруг доходит, что я хочу видеть все эти моменты. Хочу быть там, когда она будет прыгать вокруг Золушки и принцессы Жасмин. Как будет фотографироваться, обнимая своими маленькими ручками Микки-Мауса или Анну с Эльзой. Я еле-еле сдерживаю слезы, поэтому, извинившись, быстро отправляюсь в комнату Бека и запираюсь в ванной. Это безумие какое-то. Я не могу позволять себе так рассыпаться в присутствии Инглиш. Она не должна этого видеть.

Сбрызнув лицо водой несколько раз, я собираюсь с духом. Когда открываю дверь, Бек уже стоит там.

— Печенька, ты в порядке?

— Я уволюсь. Я сделаю все, что понадобится, Бек. Мне все равно.

А потом, когда мужчина обнимает меня, во мне буквально прорвалась плотина слез. Слова льются потоком, но понять их невозможно.

Бек обхватывает ладонями мое лицо и смотрит на меня с расстояния буквально в пару сантиметров. Затем обрушивается на мой рот в страстном поцелуе. Это не неуклюжий влажный поцелуй. Как раз наоборот. Воспламеняющий и напористый. Один из тех, после которых идет продолжение, и ты начинаешь умолять о большем. Но у нас на это нет времени, мы слышим приближающиеся шаги Инглиш. Бек отпускает меня как раз вовремя, прямо перед тем, как я успеваю справиться с дыханием, а Инглиш забегает в комнату.

— Мисс Монро, идемте. Вы должны увидеть мои рисунки. — Она берет меня за руку и тащит за собой. Я прижимаю пальцы к губам, все еще ощущая вкус Бека.

— Медвежонок, почему бы тебе не пойти на кухню. Нам нужно кое-что тебе сказать.

— Папочка, а это не может подождать? Я хочу показать мисс Монро мои рисунки с радугой.

Я неуверенно смотрю на Бека, но он лишь качает головой. Речь Инглиш можно сравнить с ездой в пятьдесят километров в час. Я едва могу уловить все сказанное. Возможно, не будь моя голова занята другими вещами, все было бы не так плохо, но это не так — в данный момент я полностью бесполезна.

— Что вы думаете? Спорим, вы бы хотели там оказаться?

— Конечно хотела бы. Не могу придумать, чего бы мне хотелось так же сильно. — Но говорю я не о том, о чем она думает.

— Медвежонок, — Бек зовет ее из-за двери. — Подойди на кухню. Банана и дедушка хотят с тобой попрощаться.

Инглиш обнимает и целует меня.

— Идемте, мисс Монро. Давайте. Нам нужно сказать «До свидания» Банане и дедушке.

Она раскачивает наши руки взад-вперед, а мне хочется обнять этого ребенка. Она как шарик счастья. Когда мы доходим до кухни, Бек хватает ее на руки и подбрасывает в воздух, усадив на кухонный уголок.

— У нас есть для тебя сюрприз, Медвежонок.

— Сюрприз?

— Да. — Мужчина тянется ко мне и придвигает ближе к себе. — Пока ты была в Диснейленде, мы с Шеридан тоже ездили в кое-какую поездку. Мы летали в Лас-Вегас. И пока мы были там, решили пожениться. Я говорю о том, что…

— Ты имеешь в виду, что теперь мисс Монро — моя мамочка? — выпаливает Инглиш.

— Что ж, полагаю, так и есть, — отвечает он.

Глупая улыбка появляется на моем лице и, как мне кажется, она настольно большая, что можно увидеть все тридцать два зуба.

Инглиш хлопает в ладоши и интересуется:

— Это значит, мы можем все вместе смотреть кино в твоей кровати, папа?

— Думаю, да.

— И мы можем есть попкорн?

— Да, и попкорн тоже.

Она смеется, а мне хочется проглотить эту улыбку. Затем она широко распахивает руки и произносит:

— Я хочу подарить тебе большие и крепкие любящие объятия, мамочка.

Гора эмоций размером с Гибралтар вырастает у меня в горле, когда я оказываюсь в невероятных маленьких ручках Инглиш и получаю от нее эти самые объятия. По щекам текут слезы. На короткий момент я забываю, что ждет нас впереди, и решаю позволить себе насладиться моментом радости, которая течет по моим венам — радость от того, что тебя любит такой невероятный ребенок.

Обнимая меня, она говорит:

— Думаю, сейчас я под самой большой в мире радугой. — Может ли этот ребенок занять еще больше места в моем сердце?

Я встречаюсь глазами с Беком сквозь ее светлые кудряшки, и его глаза тоже не кажутся сухими. Он предлагает:

— Как насчет того, чтобы всем вместе поужинать в нашем любимом ресторане?

Анна с Марком отказываются от нашего предложения, сославшись на то, что им нужно распаковать вещи. Меня посещает чувство, что они хотят дать нам время побыть втроем. До того, как они уходят, Бек отводит их в сторону. Выражение лица Марка точно говорит мне, о чем идет речь. Он кивает несколько раз, а затем они прощаются, подарив Инглиш объятия и поцелуи. Она кричит им «До свидания» и напоминает, чтобы они не забыли помолиться перед сном, а также помыть руки перед едой. Я чуть не умираю от смеха. Они же, наоборот, сохраняют серьезные лица.

Когда они наконец уходят, Инглиш просится поиграть в ее комнате со своими игрушками из Диснейленда. Я падаю на диван, но Бек тут же тянет меня в свою комнату. Или я уже должна сказать, нашу комнату. Пока это все слишком странно.

— Ты знаешь, как сильно я хочу тебя? Забирайся в кровать.

— Ты с ума сошел? — яростно шепчу я. — Мы не можем этого сделать, когда Инглиш играет внизу.

— Успокойся, моя похотливая маленькая женушка. — смеется Бек — Я лишь хочу, чтобы ты легла на кровать, а я тебя немного поласкаю. Господи, неужели у тебя все сводится к быстро и жестко?

Я резко захлопываю рот от внезапного шока.

— Сладкая, если ты не закроешь свой рот, я опущу эту сладкую попку на пол в ванной и возьму твой ротик своим членом.

— Эм… что?

— Ты слышала меня. Тебе бы этого хотелось, не так ли?

О боже, моя киска на самом деле только что сжалась от его слов? Между бедрами появляется зуд и мне приходится свести ноги вместе.

— Я задал тебе вопрос, Шеридан. — От его слов по моему телу бегут мурашки.

— Эм… да. Я бы этого хотела, — мямлю я, сжав свои мышцы в тщетной попытке облегчить боль.

Черт. Я оглядываюсь вокруг комнаты, сама не зная в поисках чего.

— Что такое, сладкая?

Он точно знает, в чем моя проблема.

— Ты уже намокла, правда?

Я бегаю глазами по комнате и пытаюсь понять, успею ли убежать в ванную, чтобы быстренько помастурбировать.

— Ты думаешь о том, как бы снять напряжение?

— Как ты узнал об этом? — пищу я.

— Твои соски выпирают сквозь майку.

— Неправда. На мне лифчик.

— Печенька, тебе стоило бы сменить лифчик. Посмотри. — Он подводит меня к зеркалу, и черт, мои соски могли бы служить указателями на шоссе. Блядь!

Бек встает позади меня и потирает выпирающие пики.

— Мне нужно гораздо больше, чем это.

— Что же это?

Не прерывая контакт наших глаз в зеркале, он надавливает на шов моих джинсов прямо по центру клитора, а я продолжаю стоять с разведенными ногами. Его средний палец создает невероятное трение сквозь грубую ткань. Я так сильно завожусь, что не проходит много времени, как я кончаю с его именем на губах.

Бек наклоняется, прошептав на ухо:

— Мой член стал еще тверже от этого звука. Твой рот заводит меня слишком сильно, Печенька. И я бы хотел оказаться на тебе, но лучше подождать до вечера. Теперь ложись на кровать, чтобы я смог обнять тебя.

— Ладно, — отрывисто выдыхаю я.

Забравшись на кровать, я уточняю:

— На эту кровать?

— А что с ней не то?

— Она как пушистое облако.

Бек прилегает рядом со мной и произносит:

— Рад, что тебе нравится. — Он поворачивается лицом ко мне и дотрагивается до моей щеки. — Инглиш так счастлива, что мы поженились.

— Господи, Бек, как она может быть настолько милой? Мне хочется съесть этого ребенка. Каждый раз, когда она что-то говорит, мне кажется, мое сердце взлетит вверх и будет порхать, словно бабочка. Это кажется ненормальным, я знаю, но она заставляет все внутри меня переворачиваться.

— Я знаю, что все это поможет ей быть под радугой. — Он целует меня в макушку, и придвигает ближе к себе. — Надеюсь, завтра мы получим хорошие новости.

— Я не позволяю себе думать о чем-то плохом. — Я целую его.

Секундой позже на кровати между нами появляется белокурая кучеряшка, и мы все вместе обнимаем друг друга. Это напоминает мне детство, когда мама и папа все еще были живы. Такие моменты кажутся особенными, но я не подозревала, насколько сильно буду их ценить. Оказавшись рядом с Инглиш, я буду беречь все эти моменты у себя в сердце и никогда их не отпущу. Она не выбирала, появляться на этот свет или нет, и уж точно не она начала ту войну, которая будет крутиться вокруг нее. Я поклялась себе, что буду защищать ее, чего бы мне это не стоило, раз уж теперь она часть моей жизни. 

Глава 5 Шеридан

В воскресное утро нам приходится постараться, чтобы уговорить Инглиш пойти в церковь без нас. Она такая любопытная. Мы не можем сказать ей настоящую причину, поэтому приходится придумывать оправдание. Бек говорит ей, что мне нужно заехать домой за кое-какими вещами, а потом немного поработать. Она сильно хмурит лоб от нетерпения.

— Почему ты не можешь поработать завтра, мамочка?

Господи, она уже зовет меня мамочкой.

— Потому что у меня есть пара дел, которые нужно сделать. Но ты можешь пойти с Бананой и Дедой, они приедут за тобой, а потом привезут обратно.

— Но я хочу побыть с вами.

Бек присаживается на корточки напротив ее лица и начинает объяснять:

— И мы тоже этого хотим, Медвежонок, но у нас есть несколько взрослых дел. Обещаю, как только мы с ними закончим, приедем за тобой и займемся чем-нибудь веселым. Как насчет посмотреть кино?

— Хорошо. А я могу получить попкорн и M&M’s?

— Твоя взяла. — Он крепко обнимает ее.

Бек, должно быть, чувствует вину за то, что позволил съесть сладости с попкорном.

Инглиш надевает тиару со стразами, а также солнечные очки в виде сердечек, которые Банана купила ей в Диснейленде. Она выглядит, как с картинки.

— Ладно, как вы думаете, это можно одеть в церковь? — Девочка указывает на свою тиару.

Бек возводит глаза к потолку, а мне приходится прикрыть рот.

— Вот что я тебе скажу. Оставь это здесь, чтобы надеть в кинотеатр.

Инглиш протягивает свой крошечный кулачок и ударила им по большому кулаку. Затем заявляет, что готова ехать в церковь.

— Тебе стоит сфотографировать ее со всеми этими вещами. Она чертовски милая в них.

Он качает головой, смеясь.

— Ага, и она это знает.

Когда она появляется из своей комнаты, на ней красно-белые лосины, черно-белая клетчатая юбка и ярко зеленый свитер. Все это выглядит чертовски мило. Бек проводит рукой по своим волосам.

— Ого, выглядишь потрясающе. Будто наступило Рождество. Мне нравится, Инглиш, — говорю я ей.

— Правда?

— Ага, я уже вижу, как в будущем ты занимаешься модой.

На ее маленьком сладком личике показывается улыбка с ямочками на щеках.

— Я люблю тебя, мамочка. Ты всегда заставляешь меня быть под радугой.

— Хочешь кое-что узнать? Ты тоже делаешь это для меня.

Ураган белокурых кудряшек обрушивается на меня, и я сжимаю Инглиш в крепких объятиях. Она целует меня в щеку, и я таю в руках этого ребенка. Может, это не такая уж и плохая идея — перевести ее в другой класс. Не представляю возможным ругать ее. Она чертовски милая.

Мы отвозим ее к Марку и Анне, а когда садимся обратно в машину, Бек едет в полной тишине.

— Ты в порядке?

— Да, просто не думал, что она так быстро примет тебя. Это… я даже не могу передать словами, Шеридан.

— Как можно ее не любить? Она особенный ребенок, это правда. Ты проделал невероятную работу.

— Нет, она всегда была такой. С первого же дня она была этим маленьким комочком любви, который никогда ничего плохого не сделает. Знаешь, как говорят, собака, которая никогда не укусит и не нападет? Золотые дети? Это все Инглиш. Меня это действительно тревожит.

— Что ты имеешь в виду?

Мужчина на секунду переводит на меня взгляд, а потом обратно на дорогу.

— Будто я не настолько хорош, чтобы иметь такого ребенка.

— Это же смешно. Ты не можешь так думать.

— Иногда мне кажется, что она — ангел. И возможно ей суждено пробыть со мной не так много времени. Именно поэтому я так чертовски дергаюсь из-за предстоящей битвы за опекунство. Как будто наше с ней время заканчивается. Ты понимаешь меня?

— Да, но я с тобой не согласна. Ты получил своего ребенка, потому что его мать отказалась от него. Бек, она оставила ее у твоей двери в коробке с письмом. Инглиш не появилась магическим образом из капусты. ДНК тому подтверждение. Это не магия. Ты ее отец, и ты потратил последние шесть лет, чтобы вырастить ее. Не сдавайся. Верь в себя. Посмотри, чего ты достиг. Она — одна из лучших учеников в классе несмотря на то, что у других детей есть оба родителя. Никогда не думай, что сделал что-то не для нее.

— Мне в этот момент не хотелось бы вести машину, чтобы я мог поцеловать тебя за эти слова.

— Это просто правда.

Его настроение остается хорошим, пока мы не поговорили с нашим адвокатом. В тот момент оба наших мира разрушались на тысячи кусочков.

— Мне кажется, вы совершили большую ошибку поженившись. То, как на это может посмотреть суд, выглядит попыткой скрыть что-то. Все выглядит так, будто мистер Бриджес — дамский угодник, а вы для него хорошая партия — молодая, привлекательная школьная учительница, которая учит его ребенка. Улавливаете мысль?

Мы киваем. Появляется ощущение, будто мне вспороли кишки.

Юрист выглядит очень убедительным со своими круглыми, как бисер, глазами и тонкими бровями.

— Могу я вас спросить? — вопрос направлен Беку.

— Конечно, — отвечает Бек.

— Вы любите ее? — спрашивает он, указывая головой в мою сторону. Бек какое-то время молчит, и мистер Морган добавляет: — Что же вы ответите, если вам зададут этот вопрос в суде?

— Я скажу то, что должен.

— Тогда это будет лжесвидетельством.

Бек ерзает на своем месте, и я спрашиваю:

— Нам стоит аннулировать наш брак или развестись?

Мистер Морган мотает головой.

— Это только все усложнит. Не знаю, кто посоветовал вам пожениться, но это был не лучший совет.

— Как насчет моей работы? — решаю я прояснить и этот вопрос.

Адвокат не был осведомлён по этому вопросу, поэтому приходится объяснять.

— Что бы там ни было, не увольняйтесь. Во-первых, это подтвердит вашу вину, во-вторых, это будет выглядеть так, будто вы вышли за мистера Бриджеса из-за денег. А это не поможет.

— Что, если меня уволят?

— Они могут отстранить вас, но я сомневаюсь, что уволят. Это, конечно, мое предположение, но они не могут опираться на показания шестилетки, которой там даже не было.

Быстро взглянув на Бека, я вижу, как сжимаются его кулаки. Это его способ справиться с ситуацией.

— Бек, лучше мы услышим все это прямо сейчас.

Он кивает, но продолжал молчать.

Мистер Морган пробегается глазами по бумагам об опеке, которые принес Бек.

— Все выглядит в порядке, но я понимаю, каким образом она будет давить на судей: тем, что была молода, когда принимала это решение.

— Она — наркоманка. Я знаю это, — сквозь зубы цедит Бек.

— Вы можете доказать это? Детектив обнаружил что-нибудь?

— Ничего.

— Кто это и как давно вы с ними сотрудничаете?

Бек отвечает ему, на что адвокат советует:

— Вам нужно уволить их и нанять кого-то другого. На людей, которые приходят и уходят из ее дома можно что-то найти.

Мистер Морган открывает компьютер и спустя несколько кликов мышкой спрашивает Бека его почту.

— Я только что послал вам несколько имен, с которыми стал бы работать, если вы меня наймете. Если же нет, вы сами можете связаться с ними. Я всегда пользуюсь их услугами, потому что они лучшие. Что ж, миссис Бриджес, а какие у вас отношения с Инглиш, за исключением того, что вы ее учитель?

— Я люблю ее, — отвечаю я.

— А конкретнее?

Своим вопросом адвокат застает меня врасплох.

— Не понимаю, что именно вы имеете в виду.

— Если мистер Бриджес уедет из города на неделю, чем вы будете заниматься с Инглиш?

— То же, что делает он. Готовить для нее еду, помогать с вечерним купанием, проверять домашние задания. Буду играть, рисовать картинки, смотреть кино. Мы можем поиграть во дворе или пойти в парк. В общем, все то, что любят делать дети. Поскольку я — учитель, мне не сложно найти занятие, которое может ее заинтересовать.

— Другими словами, вы — ее мать. Вам бы следовало сказать это в первую очередь.

— Вы просили детали, и я дала их вам.

— Как она ведет себя рядом с вами?

— Я бы сказала, довольно хорошо, учитывая то, что она уже зовет меня мамой, — произношу я.

— Если это возможно, я бы хотел увидеть ее рядом с вами, и будет хорошо, если она не будет знать о том, что я наблюдаю.

— Я не против, — отвечаю я. — Бек?

Он пожимает плечами.

— Я тоже.

— Мистер Бриджес, я понимаю, что вы злы, но это сделает все только хуже. Если вы действительно хотите получить единоличную опеку над ребенком, боюсь, вам придется пройти и не через такие испытания. Наша судебная система может быть крайне жесткой. Обдумайте пару-тройку дней все то, что мы с вами здесь обсудили, и дайте мне знать, нанимаете ли вы меня. Вам не стоит затягивать, поскольку мать хочет продвижения дела. Если у вас не будет юридического представителя, вам самому придется столкнуться с ней в ближайшее время.

— Нет, я уже все обдумал. Я нанимаю вас. Прямо сейчас. Я не могу ждать. С каждым днем шанс потерять Инглиш увеличивается, и как бы дико это не звучало, но я уже облажался.

— Нам предстоит разобрать всю степень бедствия и спланировать дальнейшую стратегию против нее. Но для начала нам нужно уволить вашего детектива и нанять нового. Я подготовлю все необходимые документы, обговорим завтра наши действия. Вы хотите, чтобы я уволил вашу фирму, или вы сделаете это сами?

— Юридическую фирму? — уточняет Бек.

— Вообще-то, обе.

— Я займусь юридической фирмой, поскольку Джон — друг семьи, и это довольно неприятная ситуация.

— Я понимаю. Мне нужен ваш контактный телефон, и ваш тоже, миссис Бриджес.

Мы даем ему наши номера телефонов, обговариваем еще пару вопросов и покидаем помещение. По дороге домой Бек молчалив и замкнут. Когда я пробую завести разговор, он мне отвечает лишь:

— Прости, что втянул тебя во все это.

— Все будет хорошо. У меня хорошее предчувствие насчет мистера Моргана. Он выглядит таким уверенным с этими его темными волосами и угловатой челюстью. Он напоминает мне вампира.

Я стараюсь немного развеселить его, но Бек не ведется на это.

— Ладно, Бек, тебе нужно натянуть счастливую улыбку, потому что мы едем за Инглиш, и я не хочу, чтобы, увидев твое лицо, она подумала, что случилось что-то ужасное. Она подумает, что это как-то связано с нами, а это нехорошо.

Он медленно и долго вздыхает, а потом мотает головой.

— Ты права. Трудно абстрагироваться от этого ужасного чувства внутри себя.

— Я знаю. И я здесь с тобой. Но этот мужчина, я не знаю. Он точно знает, что делает, и хоть это не облегчает ситуацию, но я уверена дело пойдет вперед. — Я кладу свою ладонь на руку мужа и сжимаю ее.

— Шеридан, я хочу, чтобы ты кое-что знала.

— Что?

— Несмотря на то, что мы не любим друг друга, я не сожалею о том, что мы поженились. И я знаю, что Инглиш тоже.

Тяжесть на моем сердце становится немножко легче от его слов. 

Глава 6 Шеридан

Мое отстранение в школе длится всего один день, и то потому, что школьный совет не может собраться раньше вечера понедельника. Они решают, что крайне глупо отстранять учителя от работы только из-за бессмысленной болтовни шестилетнего ребенка о пижамной вечеринке. Они разрешают мне вернуться на работу на следующий же день. Тот факт, что я вступила в брак, никак на это не влияет. Так же они разрешают Инглиш продолжать учиться в моем классе.

Первые несколько недель Беку и мне немного некомфортно жить вместе в качестве семейной пары. Конечно, ни один из нас не привык делить ванную комнату, что лишь подливает масла в огонь. Как, например, когда он ворвался ко мне в туалет, когда я писала, хотя дверь была закрыта. Или когда я точно так же наткнулась на него, потому что он не удосужился закрыть за собой дверь.

А потом еще мои месячные. Куда к черту подевался весь мой запас тампонов? А крем для бритья? Бек ни капли не стесняется своей наготы. Я же продолжаю пытаться прикрыться, когда он видит меня голой. Однажды утром, ополаскивая волосы от шампуня, я слышу щелчок от двери ванной комнаты.

— Что ты делаешь? — спрашиваю я.

— Собираюсь принять душ.

— Сейчас? — пищу я.

— Ага.

А потом его теплая рука обнимает меня за талию, и не успев полностью смыть мыло с глаз, я чувствую его губы на моих. Неплохой вариант начать новый день.

Следующие несколько недель пролетают незаметно, начинаются приготовления к Рождеству. Я бегаю по магазинам, одновременно занимаясь украшением класса и дома.

К сожалению, однажды днем Инглиш жалуется, что у нее болит живот. К обеду вся ситуация молниеносно перерастает в кишечный грипп. Бедная малышка подцепила в школе один из этих ужасных вирусов. Она плачет, а по словам Бека, она никогда не болела. В тот момент, когда он мне это говорит, она забирается ко мне на руки и ее вырывает прямо на меня.

Я отношу ее в ванную, где снимаю с нас обеих одежду, но пока делаю это, у нее начинается второй приступ рвоты. Я успеваю донести ее до туалета, хотя большая часть все равно оказывается на мне. Бек вбегает к нам с полотенцами, но он уже мало чем может помочь. Когда рвота прекращается, я полностью раздеваюсь и замечаю, как он смотрит на меня. Мужской взгляд мягкий, но каким-то странный.

— Что? — интересуюсь я.

— Ничего. — Он стоит и смотрит, пока я тщательно мою одновременно себя и Инглиш.

Выйдя из душа, Бек закутывает ее в полотенце, и протягивает мне другое.

— Спасибо, — говорю я.

Несмотря на то, что у него на руках Инглиш, Бек притягивает меня к себе и дарит нежный поцелуй.

— Спасибо, что так замечательно позаботилась о ней.

Я улыбаюсь ему и отвечаю:

— Нам нужно померить ей температуру и попытаться заставить что-то попить.

Он улыбается мне в ответ.

— Да, знаю. — Конечно, он знает. Он, наверняка, делал это раньше.

К утру ей становится гораздо лучше, но она все еще бледная, поэтому мы продолжаем поить ее водой весь день. На следующий день к нам возвращается наша вечно энергичная Инглиш.

Бек покупает огромную ель. Я совсем забыла, каково это быть в окружении маленького ребенка во время праздников. Инглиш же не перестает мне об этом напоминать. Бек развешивает рождественские носки и каждый вечер перед сном кладет туда что-нибудь новое. По утрам первым делом Инглиш бежит к камину, хватает свой носок и, ощупывая его, проверяет, не появилось ли там что-то новенькое.

— Как ты думаешь, эльфы приходили ночью?

— А ты как считаешь? Тебе не кажется, что он стал больше? — спрашивает он.

— Возможно. Видишь, — отвечает девчушка в вихре белокурых локонов, сжимая этот носок. Слава богу, там нет ничего бьющегося.

— Мамочка, видишь?

— Вижу, мне кажется, он стал больше. Но тебе стоит пойти умыться и почистить зубы. Нужно собираться в школу.

Она хмурит лоб.

— А как же завтрак?

— Мы можем позавтракать перед школой.

— Ладно. — И убегает в ванную.

— Мистер Морган звонил мне вчера, — заявляет Бек ни с того ни с сего.

— Что? — я немного шокирована, что он не сказал мне.

— Прости, вчера вечером было столько всего, что у меня просто вылетело из головы.

— Полагаю, новость хорошая, раз ты забыл.

Он поднимает и опускает мускулистое плечо.

— Он сказал, что у частного детектива появилась кое-какая информация. В ее дом постоянно приходят и уходят люди в разное время.

— Думаешь, она продает наркотики? — спрашиваю я.

— С ней живет парень, который возможно занимается этим, но в этом нет никакого смысла, если ей нужны деньги.

— Я так же подумала.

— Теперь меня вся эта ситуация волнует еще больше, раз здесь замешан мужчина.

— Она замужем?

— Нет, я не уверен, вместе ли они или он просто так зависает.

— Может, она позволяет ему там оставаться, а взамен он помогает ей с арендой.

— Возможно. Так или иначе, это все равно создает проблемы. — Бек направляется в кухню и начинает готовить для нас завтрак.

— Яйца подойдут? — интересуется он.

— Да, мне нужно закончить собираться. Я подойду помочь через минуту.

Вся эта информация о парне заставляет меня нервничать еще больше. Инглиш будет в еще большей опасности, если мы проиграем. Что, если ей придется остаться там, и они будут употреблять наркотики? Никто из нас не будет спокоен, если это так. Детектив должен что-нибудь найти.

Весь день я не могу думать ни о чем другом. Даже ученики замечают мое настроение. Инглиш несколько раз спрашивает меня, не болит ли у меня живот. Я заверяю ее, что все хорошо и я просто пытаюсь сосредоточиться на работе учителя.

К концу дня я очень рада забрать Инглиш и поехать домой, поскольку чувствую себя измотанной, как изношенный электрический провод.

Мы делаем быструю остановку у магазина, чтобы что-нибудь купить. Находясь в самом конце одного из проходов магазина, я замечаю Эбби. Длинные, вьющиеся, темные волосы, точь-в-точь, как у Инглиш. Она просто стоит и смотрит на нас. Я разворачиваю тележку и хватаю Инглиш за руку.

— Пойдем, милая. Я кое-что забыла взять.

Я стараюсь как можно скорее вернуться домой.

Бек приветствует нас. Инглиш же, как обычно, врезается в его тело, а он, как всегда, обнимает ее. Но когда поднимает на меня взгляд, ему хватает одной секунды, чтобы отправить Инглиш играть в комнату.

— Что случилось? — спрашивает он, притягивая меня в свои объятия.

Когда я все ему рассказала, он спрашивает, точно ли это была она.

— Это точно она. Кому еще понадобится просто стоять и таращиться на нас? Она, должно быть, преследовала нас, Бек.

— Скорее всего так и есть. Возможно, мне стоит начать следить за ней.

— Хорошая мысль. Мне все никак не дает покоя то, что сказал детектив.

— Печенька, последнее, что мне сейчас нужно, это волноваться еще и за тебя. — Он кладет свои ладони на мою попу и приподнимает так, чтобы наши глаза оказались друг напротив друга. — Не делай этого с собой. Мне нужно, чтобы твоя голова оставалась ясной.

Не успеваю я ответить, как его рот накрывает мой в медленном страстном поцелуе. Все мысли тут же вылетают в окно. Он хватает меня за ноги, чтобы я обхватила ими его, и в ту же секунду хочу продолжения.

Прочитав мои мысли, он произносит у моих губ:

— Мне срочно нужно быть внутри тебя, малышка.

— Но как?

Из меня вырывается гортанный смешок.

— Это будет забавно. Я всегда боялся, что меня застукают родители. Теперь же боюсь, что это сделает моя дочь.

— Что насчет ванной?

— Прямо здесь? — Бек бросает взгляд за мои плечи в сторону уборной, которая находится в нескольких шагах от нас.

— Ага. — Я прикусываю его нижнюю губу, что заставляет его двигаться. Спустя шесть больших шагов он захлопывает дверь и закрывает ее на замок.

— Раздевайся.

— Мне нужно снять трусики.

— Я могу отодвинуть их в сторону.

Как только я расстегиваю пуговицу и молнию, он стягивает с меня штаны и делает то же самое со своими. Затем отодвигает мои стринги в сторону, берет свой конец и скользит им в меня, пока я полностью не прижимаюсь к нему.

— Уже не терпится?

— Именно это меня и волнует, нас точно поймают.

— Вот черт! Я совсем забыл, — вздыхает он протяжно. — Я забыл проверить, готова ли ты, но рад, что готова.

— О, я полностью готова. А теперь поторопись.

Бек смотрит на меня затуманенным взглядом, что практически заставляет меня кончить. Я сильнее прижимаюсь к его заднице — и это все, что ему нужно. Я вдруг чувствую себя диктором на Инди 500^[5]. Но вместо «Заводите свои двигатели, джентльмены», мне хочется сказать: «Да начнется битва». Потому что Бек именно так всегда и делает. Наши тела сталкиваются, а его член идеально двигается внутри меня.

— Используй свою руку, Шеридан. Я скоро кончу.

Я опускаю руку между нами тру клитор. Мне не требуется много времени, чтобы кончить, и Бек сразу же следует за мной.

Мы заканчиваем как раз вовремя, потому что, как только поправляем одежду, Инглиш начинает выкрикивать наши имена. Бек выскальзывает из ванной первым, я же присоединяюсь к ним через минуту.

На следующее утро звонит адвокат и сообщает, что любое общение Инглиш с биологической матерью отложено до следующего года. Как никак, это хорошие новости. По крайней мере, мы проведем праздники, не боясь появления темных облаков над нашим домом.

В канун Рождества мы отправимся на обед к Марку и Энн. В прошлом Бек всегда проводил там вечер, а на утро Инглиш открывала подарки в их доме. Сейчас же мы решаем начать новую традицию и отметить Рождество в доме Бека и, пожалуй, моем тоже. Инглиш расстраивается, что Бунниору приходится уехать домой на Рождество, и ей хочется остаться там с ним. Буду честной, я не виню ее. Этот щенок само очарование. Кудри темно-шоколадного цвета, на ощупь словно шелк, пухленькое маленькое тельце и золотистого цвета глаза, которые заставляют мое сердце таять. Он самое милое существо. Как такого можно не любить?

— Банана и Деда привезут его утром. Кроме того, разве тебе не хочется посмотреть, что принес Санта?

— Но Санта всегда приносит подарки сюда, — настаивает девочка, делая акцент на слово сюда.

— Это было до того, как твой папа женился. Теперь у тебя есть мамочка, и Санта знает, что ему нужно прийти в твой дом, — сказала Анна.

Инглиш прижимает указательный палец к щеке, будто задумывается над чем-то. Должно быть, она решает, что это довольно неплохой ответ, поэтому сдается:

— Доброй ночи, Бунниор. Увидимся утром. Не забудьте сходить с ним пописать, Банана.

— Милая, это обязанность Деды.

— Деда не забудь, потому что щенки не носят подгузники, как маленькие дети, — напоминает Инглиш Марку.

— Да, мэм, — чеканит серьезным голосом Марк.

— Давай же, Медвежонок, нам нужно ехать, — говорит Бек.

Мы прощаемся со всеми и отправляемся в путь. Мне кажется, завтра будет очень долгий день.

Когда мы добираемся до дома, Инглиш чистит зубы и запрыгивает в кровать. Она вся в нетерпении от предстоящей утренней поездки. Подождав, пока она заснет, Бек и я достаем ее рождественские подарки. Я взволнована из-за всего, потому что для меня все в новинку. Я бегаю по комнате, раскладывая подарки под елкой, а также мы воссоздаем небольшие мини-сценки из животных и других игрушек. Инглиш хотела игрушечную печку, чтобы готовить торты и печения. Бек кладет ее, а еще замок Золушки и картину из мультфильма «Холодное сердце». Мне тяжело сдерживать свой восторг, поэтому я прыгаю по комнате как кузнечик.

— Ты ведешь себя как пятилетка, — комментирует Бек.

— Не могу дождаться. У меня не было подобного Рождества долгие годы. Это сказка. — Я ношусь то тут, то там, раскладывая оставшиеся вещи на нужные места, пытаясь сделать так, чтобы все выглядело особенным. Я и не замечаю, что Бек наблюдает за мной, пока не наклоняюсь за чем-то.

— Что?

— Мы никогда не разговаривали о твоей семье.

Столкновение. Удар. Мое парящее мгновение назад сердце теперь валяется разбитым у моих ног. Он не хотел этого делать, но это единственное воспоминание, которое разбивает меня на части.

— Нет, потому что у меня нет семьи. Они умерли, помнишь?

— Помню, но ты никогда не упоминала их. Большинство людей разговаривают о своем прошлом. Ты же никогда.

— Мне нечего сказать, Бек. — Мой голос звучит безжизненно даже для меня.

Я не замечаю, как он встает и подходит ко мне. Он стискивает меня в крепких объятиях. Видимо знает, что я нуждаюсь в этом. Прислонившись к нему, я позволяю себе почувствовать себя в безопасности и понимаю, что это впервые со смерти моего отца. Первый раз, когда мне не нужно беспокоиться о самосохранении. И если бы не ситуация вокруг Инглиш, я бы могла сказать, что эта жизнь чертовски близка к идеальной.

— Что бы ни произошло, я уверен, это было тяжело для тебя. До встречи с тобой меня окружала тьма. Но ты неправа кое в чем, Печенька. У тебя есть семья. Ты часть нашей семьи, не забывай об этом.

Он пальцами приподнимает мой подбородок и прижимается пухлыми губами к моим. Несмотря на то, что поцелуй короткий, по всему телу разливается тепло, и я скольжу руками вниз по его шортам, сжимаю его ягодицы. Он резко прерывает поцелуй, и я стону в знак протеста.

— Нам нужно закончить с подарками, потом я отведу тебя в кровать и смогу хорошенько трахнуть. Но сначала я хочу попробовать твою киску, поэтому давай поторапливайся.

Он тона его голоса мне хочется зажать руку между ног. Желание настолько сильное, что не понадобится много времени, чтобы кончить. Я скрещиваю ноги.

Когда он замечает, что я все еще стою на месте, бросает на меня подозрительный взгляд.

— Что? — спрашиваю я.

— Ты никогда не думала, что этот оргазм полностью мой? — Он дотрагивается до меня и подталкивает к игрушкам показывая, что нужно вернуться к работе. Мысль о сексе заставляет нас действовать. Мы оба работаем, как маньяки, завершая все в рекордное время. Неожиданно Бек хватает меня и перебрасывает через плечо, направляясь в спальню.

Зайдя внутрь, он захлопывает дверь и аккуратно укладывает меня на кровать. Наша одежда куда-то улетает, он притягивает меня к краю кровати, опускает колени и раздвигает мне ноги.

— А теперь о том оргазме, который ты сдерживала у меня за спиной. О чем ты думала, Печенька? Об этом? — Бек аккуратно входит в меня пальцем, и я чувствую, как становлюсь еще более мокрой. — Или об этом? — Он дотрагивается языком клитора и делает пару движений. — Или, возможно, даже об этом? — Бек на секунду смачивает большой палец моей влагой, а затем потирает возле дырочки моей задницы. — Так что же это было? Ты так и не ответила.

— Да, все это. Ну, может быть, только без делишек с задницей.

Бек усмехается и произносит:

— Однажды я собираюсь показать тебе все делишки с задницей. Может быть, ты позволишь мне это на мой день рождения. Как думаешь?

— Да. Черт. Трахни. Все, что угодно. Нет, не трахай все, что угодно. Господи боже. Просто трахни меня. — Я по-настоящему задыхаюсь. Я позволю ему делать все, что он хочет.

У Бека вырывается еще один низкий смешок.

— Хм. Ты знаешь, о чем я думал все это время? Как заполучу тебя. Как смогу возбудить тебя. Давай-ка посмотрим, что я смогу сделать для этой прекрасной розовой киски. — Он вводит один палец внутрь и говорит: — Ты такая узкая. Не могу дождаться, когда почувствую, как ты растянешься на моем члене.

Он начинает уверенно лизать меня, иногда замедляется, чтобы уделить особое внимание жаждущему клитору. Бек полностью накрывает меня ртом и лижет, не переставая, пока пальцы внутри меня массируют точку G. Теперь я полностью мокрая, хнычу его имя. Все это приводит к безумному оргазму. Я хватаю Бека за волосы и с диким криком содрогаюсь всем телом.

— Черт, Шеридан, как же я люблю, когда ты так делаешь. Повторяй мое имя снова и снова каждый раз, когда кончаешь.

Этот оргазм невероятно интенсивный. Я до сих пор чувствую его отголоски по всему телу. Обняв Бека руками за шею, я целую его, чувствуя свой вкус на его губах. Он тут же углубляет наш поцелуй, будто трахает мой рот. Я тотчас чувствую вновь приливающую влагу между ног.

Я могла бы целовать его вечно, и мне все равно было бы мало. И дело не в том, что он берет надо мной контроль, вытягивает мое внутреннее «я» наружу, тем самым опьяняя меня. Все дело в его звуках, которые он издает, в его бороде, которая царапает мою щеку, языке, ласкающем мои верхние, а затем и нижние губы, и как он использует свои зубы, заставляя меня стонать. Мы идеально подходим друг другу, и это не два минуса, дающие плюс — это полная гармония.

— Миссис Бриджес, моему члену жизненно необходимо трахнуть вас. Надеюсь, ваша киска будет столь добра принять меня.

Я тут же хихикаю.

— Думаю, ваша заявка будет одобрена.

— Тебя разве не заинтересует небольшая рождественская игра с твоей попкой?

Я вылупляю глаза от удивления, как в комедийном кино, и он хохочет так сильно, что трясется кровать.

— Жаль, у меня сейчас нет камеры, чтобы заснять твое выражение лица. Это бесценно.

— Что, просто вот так, ни с того ни с сего?

— Вообще-то нет, я уже полвечера заигрываю с твоей попкой.

Я морщусь

— Так и есть.

— И судя по звукам, которые она издавала, ей очень понравилось. Не так ли?

Боже мой. Я пытаюсь спрятать лицо у себя подмышкой.

— Это так глупо, — выдаю я приглушенным голосом.

— Ты куда собралась, Печенька? Я и так еле-еле тебя вижу. Кроме того, в чем проблема-то?

— В том.

— Ох, да брось. Ты же должна знать, что каждый парень мечтает проникнуть своим членом в попку его девушки. Чего тут скрывать? Не такое уж и большое дело.

— Пока это не касается твоей задницы.

— Тебе напомнить, что маленькая грязная девчонка сделала со мной в Вегасе?

— Это палец, а не член.

Бек отодвигает мое лицо из моего укрытия и гладит по щеке. Он говорит глубоким голосом:

— Ты действительно полагаешь, что я вот так просто ворвусь своим членом в твою попку? Все будет происходить медленно. — Он продолжает водить пальцем по моей щеке. — Сначала мы начнем с пальца, растянем тебя, используя тонну лубриканта, и если тебе будет больно, я остановлюсь. — Его палец медленно кружит на чувствительномместечке за ушком. — Любимая, я не из тех, кто наслаждается, причиняя боль. Обещаю, что не сделаю тебе больно. И ты не будешь просить меня остановиться.

Я снова мокрая. Так быстро. Проглотив огромный комок желания, я отвечаю:

— Ладно, я не против, когда ты говоришь подобные вещи. Но можем ли мы заняться сейчас обычным сексом, а твое предложение приберечь для особого случая? Наша годовщина, например? Таким образом, у моей задницы будет одиннадцать месяцев, чтобы подготовиться.

Он фыркает от смеха.

— И что же ты собираешься делать? Запишешь свою задницу на прокачку мышц?

Мне приходила такая мысль.

— Ты случайно не в курсе, это как-то навредит моей заднице?

— Что ты имеешь в виду?

— Это повредит ее как-нибудь?

— Миллионы людей занимаются анальным сексом. Я серьезно сомневаюсь, что это как-то может навредить тебе в каком-либо аспекте.

— Может, стоит погуглить об этом?

— Хорошо, именно так мы и поступим, — произносит он с сарказмом. Он смеется надо мной, но прямо сейчас мне нужно, чтобы он меня трахнул, поэтому я беру его член в руку и крепко сжимаю его.

— Хочешь отхватить от меня кусочек? — спрашиваю я хриплым голосом.

Он приподнимается ко мне и скользит кончиком в мою киску, а затем отодвигается назад, и продолжает делать так, пока не оказывается глубоко внутри. Я обхватываю его ногами и начинаю двигаться быстро и жестко, как мне всегда нравилось.

— Ты мне скажи. Это то, что тебе нужно, моя грязная женушка?

— Дааа, — шиплю я. — Таак хорошо.

Продолжая удерживать мои ноги вокруг себя, Бек приседает на корточки и продолжает вколачиваться в меня.

— Возьми свою грудь и сожми соски. Я хочу смотреть, как ты это делаешь.

— Что? — спрашиваю я, задыхаясь.

— Твои сиськи. Сделай это.

Мои ладони скользят по груди, и я сжимаю ее под его пристальным взглядом.

— Твои соски. Ущипни их.

Я так сильно завожусь из-за того, что он наблюдает за мной, поэтому подчиняюсь беспрекословно.

— Так? — Я щиплю свои соски. Поначалу это довольно странно, но, когда я уже близка к оргазму, напрочь забываю об этом.

Бек продолжает поднимать бедра и тереться напротив моего клитора, повторяя движения вперед и назад, о дьявол. Он поднимает ладонь и сжимает мое бедро. Когда он это делает, я совсем забываю о своих сосках. Потом он останавливается.

— Ты останавливаешься. Я останавливаюсь.

— Что?

— Твои соски. Продолжай щипать их.

— О. — Я вновь прикасаюсь к ним, и он снова начинает меня трахать. — Даа. Вот здесь. Это так хорошо.

Я стону, наслаждение слишком сильное. Ну ладно, возможно, я кричу. Рукой Бек раздвигает мои колени и продолжает двигаться во мне.

— Я вот-вот кончу. Я люблю смотреть, как ты кончаешь вокруг моего члена, Шеридан. Блядь, ты чертовски тугая.

Мой оргазм пронзает меня и через секунду Бек следует за мной.

— Идеально. — Он замедляет движения, но остается внутри. Затем он выходит, его хитрая улыбка подсказывает мне, что он доволен увиденным. Он растирает следы своего оргазма по моему животу и бугорку.

— Иисус, Шеридан, у тебя самая красивая киска, но она смотрится еще лучше с моей спермой. Я собираюсь трахать тебя несколько раз в день, только чтобы видеть это снова и снова.

Он целует меня, этот поцелуй наполнен не только страстью, но и чем-то еще. Возможно, благоговением, трепетом?

— Нам нужно поспать. Инглиш встанет около пяти.

Взглянув на часы, я обнаруживаю, что уже час ночи. Мы оба хихикаем.

— Я должен был спросить, не против ли ты поспать грязной, — спрашивает он.

— Нет, нет. — И это странно, потому что у меня никогда не было секса без презерватива. Он первый мужчина, который сделал меня грязной.

— Хорошо, потому что мне нравится, когда ты грязная. Мы примем душ утром.

Мы снова начинаем целоваться, пока не устраиваемся поудобнее и не засыпаем. 

Глава 7 Шеридан

— Папочка! Мамочка! Вставайте! Санта уже приходил! — Инглиш врывается в нашу комнату, вопя так сильно, насколько способны ее легкие, и пугая меня моими же чувствами к ней. Я вылетаю из кровати, забыв совсем о том, что полностью голая и выбегаю из комнаты под крики Инглиш: «Мамочка голая! Мамочка голая!»

К тому моменту я уже в гостиной, поэтому хватаю две подушки, чтобы попытаться хоть как-то себя прикрыть. Инглиш вовсю хохочет, указывая на меня пальцем: «Я вижу твои сиси и вагину».

— Иисус Христос на орнаменте, — продолжаю я бурчать, пока сзади не подходит Бек и не накидывает на меня большую рубашку. Без сомнений, это его рубашка.

— Лучше? — спрашивает он.

— Нет, я никогда не отмоюсь от этого.

Тем временем, Инглиш продолжает хихикать, Бек тоже посмеивается.

— Печенька, иди прими душ. Я приготовлю завтрак.

— Спасибо, Капитан.

— Видела бы ты себя со стороны, мамочка. Ты такая забавная. Не могу дождаться, чтобы рассказать Банане и Деде.

Замечательно. То, что мне сейчас нужно. Я поднимаю руку и показываю знак «пис», а потом направляюсь в ванную. Заметка на будущее: никогда не выпрыгивать голой из кровати. Никогда.

Я принимаю самый быстрый за всю историю душ, потому что не хочу находиться там, когда приедут гости. Анна с Марком привезут Бунниора на весь день. Я не трачу время, чтобы высушить волосы, и сегодня они будут кучерявыми.

Когда я снова появляюсь в комнате, Бек готовит завтрак, а Инглиш носится по комнате, изучая все полученные игрушки.

— Так что тебе принес Санта? — спрашиваю я.

Девочка указывает мне на все вокруг, и я смеюсь.

— А ты везучая.

— Ага, и на следующий год я попрошу его подарить тебе пижаму, чтобы ты больше не спала голой.

— Отличная идея.

Она никогда не забудет об этом. Надеюсь, к концу рождественских праздников произошедший инцидент окажется на задворках ее памяти, иначе все дети в школе услышат эту историю.

Я направляюсь на кухню, чтобы уточнить, не нужна ли Беку моя помощь. Он готовит яйца, сосиски и бекон.

— Если тебе не трудно, положи хлеб в духову, подсушиться.

— Конечно. Когда приедут твои родители?

— В любую минуту.

— Бек, иди в душ, я тут все закончу.

Он подходит, чтобы поцеловать меня, и направляется в ванную. Закончив все, я убираю готовую пищу в контейнер и засовываю хлеб в духовку.

Инглиш визжит, когда видит, что Банана и Деда принесли Бунниора в его маленькой переноске. Бек подходит из-за спины с мокрыми волосами и видит весь происходящий цирк в исполнении Инглиш и Бунниора. Я наконец-то могу привлечь внимание всех окружающих, пригласив их за стол завтракать. Все взрослые направляются на кухню, за исключением Инглиш. Она так взволнована, что я сомневаюсь, сможем ли мы заставиться ее сесть за стол и съесть чего-нибудь.

Беку приходится сказать ей, что, если она не поест, Анне и Деде придется увести Бунниора домой. Это срабатывает. Она проглатывает яйца и бекон и тут же испаряется.

— Все готовы открывать подарки? — спрашивает Бек.

В один голос мы кричим, что готовы. Разумеется, Инглиш первая. Сидя рядом с Бунниором и подарками от Санты, мы вручаем ей много новой одежды, потому что девочка уже выросла из всего, что у нее есть. Ей также подарили ботинки и сапожки.

Бек получает пару ушей Микки Мауса и новые боксеры в той же тематике. Мне подарили книжку-раскраску из «Холодного сердца» и такие же трусики. На вид они подошли бы только маленькой девочке. Анна заговорщицки мне улыбается. Они говорят, что в этом есть свой смысл. Я очень растрогана тем, что она выбрала для меня вещь с ее любимым персонажем.

— Спасибо, Инглиш. Мне они очень нравятся. — Я крепко обнимаю и целую ее.

— Только не надевай их с белым низом, иначе они будут просвечиваться и все увидят твои трусы, — предупреждает она.

— Я буду осторожной. Спасибо.

Мы с Беком вручаем подарки его родителям. По-настоящему крутую картину не очень известного художника, который ему нравится. На ней изображена Инглиш с тиарой на голове и забавными солнечными очками. Новая карта в гольф-клуб для его отца и новая сумочка для мамы, которую я помогла выбрать.

Они же дарят нам недельное пребывание в домике в горах, они присмотрят за Инглиш в наше отсутствие следующей весной.

Я вручаю Беку свой подарок: украшенная в рамке наша с Инглиш фотография, которую сделал Бек. Ничего особенного, но по выражению лица Бека я понимаю, что не прогадала. Он притягивает меня в свои объятия и целует.

— Это лучший подарок, который ты могла сделать для меня.

— Это еще не все.

Я протягиваю его следующий подарок и наблюдаю, как он его разворачивает. По его глазам можно все прочесть, и я понимаю, что этот раунд за мной. Сначала он щурится, а потом раскрывает глаза от удивления. Я подарила ему книгу со всеми рисунками Инглиш, которые она нарисовала за первый семестр в школе. Я сфотографировала их и соединила в одну книжку. Она получилась довольно красивой, в его глазах блестят слезы.

— Как?..

— Я нашла принтер. Сохранила все в одном файле и у меня так же есть оригиналы этих рисунков, если ты захочешь поставить их в рамку. Но я подумала, что так ты сможешь сохранить их навсегда.

Мы сидим на диване, и когда Бек перетягивает меня себе на колени и целует, я очень удивляюсь. И я говорю о полноценном поцелуе с языком, пока его родители смотрят на нас. Когда он отрывается от меня, его руки находятся по обеим сторонам моей головы, он произносит:

— Это лучший подарок, который я когда-либо получал. Спасибо.

Потом он целует меня снова. Я не отталкиваю его, потому что целовать Бека для меня сродни наркотику. Чем больше я это делаю, тем больше хочется.

Мы останавливаемся только тогда, когда Марк прокашливается. Он делает движение головой, и Бек вскакивает с дивана, скидывая меня на пол.

— Ой, извини меня, Печенька. — Он садит меня обратно на место и говорит: — Сиди здесь и не двигайся.

— Ладно.

Марк, Анна и Бек обмениваются косыми взглядами, и Бек бросается к двери, которая вела в гараж. Я слышу звук открывающейся двери гаража, а потом — ничего. Анна с Марком пытаются отвлечь меня болтовней, но мне интересно, какого черта делает Бек снаружи. Наконец-то он забегает обратно внутрь, на его лице такая широкая улыбка, будто он выиграл в лотерею.

— Ладно, пошли за мной, — говорит Бек. — Но закрой глаза. Я провожу тебя.

Он приобнимает меня, пока мы медленно выходим из главной двери на крыльцо.

— Открывай.

Я открываю глаза и вижу новый внедорожник, точно такой же, как у Бека, только серебристого цвета. На ветровом стекле красуется большой красный бант.

— Счастливого рождества, Шеридан, — шепчет он мне в ухо.

— Что? Ты даришь мне машину на Рождество?

— Да, это самая последняя модель. Иди рассмотри.

Я покорно спускаюсь по ступенькам, думая об этом огромном подарке, который не смогу принять. В этой ситуации есть две проблемы. Первая — очевидна. Тревожный звоночек звенит в голове, что я вышла за него только из-за денег. Это не та картинка, которую стоит показывать. Конечно, это немного ошибочно. Или было ошибочно. Сейчас я больше не могу сказать точно, в чем дело. И вторая, сейчас я настолько эмоциональна, что, если бы мы были одни, я бы скорее всего побежала в дом и спряталась под кроватью или сделала еще что-нибудь нелепое. Я прикасаюсь к сверкающей серебряной краске, и как бы это ни было глупо, каждой молекулой своего тела чувствую себя вроде горшочка, который вот-вот закипит — весь дрожащий и в пузырьках.

— Не хочешь сесть внутрь и попробовать проехать? — Его сексуальный голос врывается прямо в мое сердце. Подождите. Что? В мое сердце? Что здесь вообще происходит? Не выпрыгивай из штанов, Шеридан, и веди себя, как девушка, которой ты поклялась быть — жесткой и стойкой ко всему, что имеет отношение к слову «Любовь». Инглиш — это одно дело, но держи подальше свое сердце от Бека.

— Конечно. — Мой голос звучит довольно резко.

— Ты в порядке?

— В порядке. Просто в порядке. Но это не слишком?

— Нет. Помнишь, о чем мы с тобой говорили? Я хочу, чтобы обе мои девочки были в безопасности, когда вы в дороге, а эта малышка гарантирует мне это.

Правильно. Сейчас я вспоминаю. Это немного облегчает мою вину. Он не делает это ради меня. Это ради Инглиш, потому что я отвожу и забираю ее из школы каждый день. Включи свой разум.

— Давай же, пойдем!

Мы обходим ее, и это уже невозможно отрицать. Это «БМВ» шестой серии или что-то в этом роде, и она потрясающая. Как и его. Звук мотора глубокий, будто мурлычет. Мы пробегаемся по всем новомодным гаджетам и чего здесь только нет.

— А что случилось с обычными старыми машинами? — спрашиваю я.

Он смеется.

— Она тебя быстро избалует.

— Я уже водила твою машину.

— А эта еще лучше. — Я чувствую себя неблагодарной, поэтому решаю продолжить: — Спасибо, даже если бы ты подарил мне «Короллу», я бы полюбила ее также.

— Знаю, но мне хотелось, чтобы у тебя была эта. А теперь насладись ею по полной.

— Спасибо, Бек. Она красивая. Мой подарок не сравнится с твоим.

— Печенька, твой подарок в миллионы раз лучше. Он наполнен памятными событиями, которые происходят в нашей жизни, и ты не купишь это ни за какие деньги. Эта машина, — он аккуратно постукивает кулаком по колену, — прослужит, сколько, лет десять. Если повезет. А эта книжка будет со мной, пока я не умру.

Он прикасается губами к моей щеке, и я рада, что выбрала ему этот подарок.

Вернувшись домой, мы видим, как Инглиш бегает по дому, а Бунниор гоняется за ней. Гостиная выглядит, как после атомного взрыва из бумаги. Но внутри меня чувство, которое я не ощущала уже много лет. Бек обнимает меня за талию, притягивая ближе к себе, а родители Бека смеются и играют с щенком. Бунниор безумно милый, трудно не взять его на руки и не затискать.

В районе десяти часов Марк и Анна решают, что пора ехать домой. Они забирают с собой Инглиш, Бунниора и их новые игрушки. У нас запланирован рождественский обед в их доме чуть позже. Сейчас мне хочется немного вздремнуть, потому что я спала меньше четырех часов.

Мы прощаемся, обещая приехать не позже трех. Быстренько прибравшись на кухне, я смотрю на Бека и говорю:

— Мне нужно немного поспать.

— Я с тобой.

Мы залезаем в кровать, заворачиваемся в одеяло, будто в кокон, и тут же погружаемся в глубокий сон. 

Глава 8 Шеридан

Во время рождественских каникул наша жизнь идеальна. Бек берет несколько дополнительных выходных, чтобы побыть со мной и Инглиш. Думаю, тем самым он хочет укрепить семейный очаг. Но не думаю, что нам это действительно нужно, поскольку мы живем спокойной, размеренной жизнью. Инглиш приняла меня, как рыба воду, и ночью после ужина забирается ко мне на колени и засыпает, пока мы смотрим наши любимые передачи по телевизору. Несколько раз я ловлю на себе взгляд Бека, который даже умудряется сделать несколько наших фотографий.

Мы также перевозим мои оставшиеся вещи за исключением мебели. Мишель решает не искать себе новую соседку, поскольку они с Оливером проводят много времени вместе. Сегодня она попросила оставить мою мебель в спальне на случай, если приедут ее родители. Для меня это даже лучше, потому что я не знаю, что делать со всеми этими вещами.

И сейчас мы здесь, Мишель пригласила нас на их с Оливером послерождественскую вечеринку. За несколько дней до Нового года она начала умолять меня прийти, поэтому мы согласились. Я очень взволнованна, потому что мы никогда не ходили на вечеринки и забавно познакомиться с друзьями Мишель и Оливера.

Мы с Беком предлагаем свою помощь и нам доверяют принести еду из местного барбекю-ресторана. Мы также помогаем им с напитками.

Друзья Оливера оказываются очень приятными. Некоторые из них сверхзанудные и говорят лишь о технических штучках. Мы с Беком постоянно посмеиваемся над этим, потому что ни один из нас не понимает ни слова из их разговоров. Они обсуждают хакеров, взломщиков, «носочные» игрушки, червей и все в подобном роде. Поэтому мы стоим рядом и делаем вид, что понимаем, о чем они говорят. Потом мы присоединяемся к другой группе гостей.

— У меня ощущение, что я в другой стране и не понимаю ни слова, — говорю я.

— Я понимаю лишь отдельные слова, но они говорят настолько быстро, что я запутался.

Мишель скользит мимо нас, хихикая:

— Веселитесь?

— Ага. А Оливер обсуждает с тобой всю эту техническую фигню? Некоторые из этих парней выше моего понимания.

— О, он пытается, но я тут же затыкаю ему рот. Я тупа, как пробка, касаемо этого дерьма.

— Теперь мне гораздо лучше, — говорю я.

Мишель хватает Бека за руку.

— Эй, ты можешь выйти на минутку? Оливер пытается зажечь огонь, но у него что-то не получается.

— Конечно. — Бек прижимается ко мне и целует, после чего уходит за Мишель вдоль дома.

Оставшись одна, я отхожу в сторонку, чтобы не выглядеть, как покинутая всеми неудачница. Я наблюдаю за людьми. Здесь собралась довольно большая компания, а вечеринка в самом разгаре. Гости постоянно сменяются, и кажется, всем весело. Я удивляюсь, когда чувствую на своей талии чью-то руку. Кто-то прижимается ко мне, шепча на ухо:

— Что это за прекрасное создание стоит здесь в одиночестве?

Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть, кто это, и обнаруживаю, что не знаю этого парня.

— Вообще-то я не одна. Мой муж помогает разводить костер на улице.

— Хмм. Если б я был твоим мужем, не оставил бы ни на секунду.

Я отталкиваю его и, уходя, добавляю:

— Полагаю, тебе не нужно об этом волноваться, не так ли?

Слова мужчины звучат невнятно, полагаю, он много выпил.

Какая ирония. До того как вышла замуж, я едва могла дать отпор. Теперь же парень настаивает, даже после того, как я сказала, что у меня есть муж.

Когда Бек возвращается, я спрашиваю, что там с костром. Он заверяет, что все отлично, и спрашивает, как я тут справлялась. Я рассказываю ему о моем поклоннике, и Бек злится.

— Успокойся, мистер Ревнивец. Я отвадила его.

— Я хочу знать, кто это был.

— Забудь о нем. Если б я тебе рассказала раньше, ты бы надрал ему задницу, и нам пришлось бы уйти.

Его невероятные глаза пронзают меня, но я стою на своем.

— Я — большая девочка, Бек. Все в порядке.

Ему это не нравится, но он ничего не может с этим поделать. Он дуется какое-то время, но потом остывает. Оставшаяся часть ночи проходит хорошо. Когда мы уже собираемся уезжать, Мишель сообщает, что некоторые девчонки собираются организовать девичник в следующую пятницу и спрашивают, смогу ли я присоединиться. Бек настаивает, чтобы я пошла.

— Ты должна это сделать. Только потому, что ты замужем, не означает, что теперь ты не можешь выходить из дому и веселиться с друзьями.

Поэтому мы договариваемся пойти в «Свое удовольствие» в пятницу. Там с девяти часов играет живая музыка, и мы договариваемся встретиться в восемь. Мы прекрасно общаемся с подругами Мишель с работы, которых я никогда не видела. Мы выпиваем изрядное количество спиртного и, когда начинает играть группа, ввосьмером отправляемся на танцпол. Группа играет рок, а мы скачем, словно кучка малолеток. Одно только удручает — я скучаю по Беку. Я продолжаю думать о нем. И когда чья-то рука оборачивается вокруг моей талии, из-за большого количества алкоголя в крови на секунду я представляю, что это он. Поэтому на долю секунды льну к нему и медленно двигаюсь в такт, пока не замечаю лицо Мишель. Повернувшись, я вижу какого-то незнакомца и ужасаюсь от своих действий. О чем я, черт возьми, думала? Я бросаюсь бежать в сторону столика, еле сдерживая слезы. Мишель следует за мной, пытаясь меня успокоить.

— Это ничего не значит, — пытается успокоить меня подруга.

— Мне нужно домой. Это отвратительно. Если бы Бек сделал что-нибудь подобное, я бы его убила.

Положив руку мне на плечо, Мишель говорит:

— Он же не будет из-за этого ссориться. Ты ушла в музыку и отвлеклась.

— Тогда почему ты смотрела на меня так?

— Я была шокирована, потому что знала, ты не понимаешь, что творишь, — объясняет она.

— Уф, я чувствую себя ужасно.

— Ты ведешь себя, как ребенок. Будто изменила или еще хуже. Это была ошибка, Шер, — настаивает Мишель.

— Как бы не так. Я вызываю Убер и уезжаю. Прости, что испортила твою вечеринку.

— Все в порядке. Нет смысла оставаться, если ты чувствуешь себя несчастной. Тебе нужно идти.

Я обнимаю ее и уезжаю. Когда я подхожу к входной двери, Бек тут же понимает — что-то не так.

— Что случилось? — спрашивает он.

— Инглиш спит?

— Да.

Я начинаю объяснять, что произошло, и он хохочет. Притягивает меня в свои объятия, а его грудь трясется от смеха.

— Печенька, мне жаль, что это испортило твой вечер и ты почувствовала себя плохо из-за этого, но перестань пытать себя. Обычная ошибка. Ты подумала, что это я, но это не так. Конец истории.

— Ты не злишься на меня?

— Что? Почему, нахрен, я должен злиться на тебя?

— После того инцидента с парнем на вечеринке Мишель и Оливера, я просто подумала…

— Это две разные вещи. Этот случай забавный. Хотел бы я видеть твое лицо, когда ты поняла, что это не я.

— Вот тебе и девичник. Полный провал. Соснула по полной.

На его лице появляется дьявольская улыбка.

— Ну, если ты хочешь соснуть по-настоящему…

Я запускаю подушку ему в голову.

Спустя неделю мы с Инглиш возвращаемся в школу, Бек же отправляется в десятидневную поездку в Тьерра-дель-Фуэго, провинцию, расположенную в Южной Америке. Волнение из-за его такой далекой поездки только нарастает, хоть он и говорит, что с ним все будет в порядке. В конце поездки ему придется воспользоваться маленьким самолетом, потому что карта не показывала наличие какой-либо дороги. Поскольку он уже бывал там прежде, это немного успокаивает меня, хотя нервы на пределе. Из-за отсутствия нормальной телефонной связи, он будет звонить нечасто. Он отправляется на архипелаг, и будет снимать дикую природу.

— Тебе разве не страшно? — спрашиваю я его, когда помогаю собирать вещи.

— Нет. Это не первое мое родео, Печенька. Все будет в порядке. Кроме того, там есть жилая деревня рядом с гаванью. Я не буду один. Со мной поедет целая команда. Не волнуйся. Инглиш тоже начнет волноваться, а этого мне хочется меньше всего.

Он приподнимает мой подбородок пальцами, заставляя смотреть ему в глаза.

— Обещаешь?

— Черт, нет, я не буду этого обещать.

Его глубокий хохот заставляет мои гормоны закипеть. Как у него получается так влиять на меня?! Я сжимаю бедра, чтобы облегчить давление. Ну, конечно, это не помогает.

— Почему ты скрестила ноги? — спрашивает он с хитрым прищуром.

— Ты в курсе.

— Где Медвежонок?

— Смотрит кино. Даже не думай об этом.

— Ох, Печенька, я хочу сделать гораздо больше, чем просто думать об этом.

Да будь я проклята, если он этого не сделает.

Он хватает меня, относит в ванную, закрывает дверь, и у нас происходит самый горячий быстрый секс на раковине, который можно себе представить.

Когда мы заканчиваем, я не могу удержаться от вопроса:

— Ты спланировал это? Потому что у тебя пять с плюсом за скорость.

— Нет, но у тебя тоже пятерка за твою горячую киску.

Сейчас мы опять находимся к спальне. Я сгребаю две кучи его маек и прижимаю их к себе, произнеся:

— Просто пообещай, что будешь осторожен, Бек. Я серьезно.

Он тонет в моих глазах и медленно кивает.

— Обещаю.

Потом он целует меня так, будто от этого поцелуя зависит его жизнь. После он останавливается и говорит:

— Ты привнесла в мою жизнь гораздо больше смысла, чем я ожидал.

Я наблюдаю за тем, как подскакивает его кадык, когда он сглатывает. Я чувствую, что он хочет сказать что-то еще, но лишь трясу головой и добавляю:

— Позаботься о себе и Медвежонке, пока меня не будет. Я вернусь раньше, чем ты думаешь.

— Обещаю, — шепчу я. — А ты поторопись.

У нас все в порядке во время его отсутствия. Ему удается несколько раз позвонить нам, когда они ходили в деревню за провизией. Но, если не считать этих нескольких раз, новости от него мы слышим, только когда он добирается до главного аэропорта Аргентины.

За сутки до его возвращения нам звонит адвокат Бека, пытаясь его разыскать. Он просит Бека перезвонить, как только сможет, и это сильно меня тревожит.

— Я могу вам чем-то помочь? — интересуюсь я.

— Нет, но должен предупредить вас, миссис Бриджес, вам стоит подготовиться. — Его тон заставляет меня насторожиться. Этой ночью отсутствие сна гарантировано. Инглиш спрашивает меня, все ли в порядке. Она все чувствует, поэтому мне нужно быть внимательной с ней.

На следующий вечер мы встречаем Бека с улыбкой на лице и горящими глазами. Когда Инглиш бросается в его объятия, ее руки и кудри повсюду. Но как только он смотрит на меня, сразу понимает, что что-то не так.

Он вопросительно приподнимает брови, но я отвечаю ему мягкой улыбкой и мотанием головы. Я отказываюсь портить воссоединение Инглиш с отцом. Весь день она только и трещала о том, как она рада видеть его, поэтому наш разговор о мистере Моргане может немного подождать.

— Итак, Бек, в честь твоего возращения, куда бы ты хотел сходить поужинать?

— Да, папочка. В наш любимый ресторан?

— А как насчет того, чтобы заказать пиццу в нашем любимом ресторане. На дом.

— Йэй!

Инглиш хлопает в ладоши, пока мы едем в сторону дома. В Атланте в половину седьмого вечера не так много пробок, и через сорок пять минут мы уже заезжаем в гараж. Еще через пять минут Бек заказывает пиццу. Он звонит родителям, чтобы дать знать, что уже дома, и мы садимся за кофейный столик, наслаждаясь пепперони.

— Это лучшее, что можно придумать, — стонет он.

— Сказал парень, который постоянно сидит на правильном питании, — отвечаю я.

— Знаю, но здесь нет глютена. В поездке еда была ужасной. Сухие пайки просрочены, а в деревне практически не было еды. Мне казалось, я умру от голода. Было настолько плохо, что первая нормальная еда, которую я смог съесть, была в аэропорту.

Должно быть, ему действительно пришлось нелегко. Он ел только в крайней необходимости.

— Не волнуйся. Это не убьет тебя, если ты съешь подобную пищу пару раз.

— Это раздражает мой желудок. Такое ощущение, что у меня внутри гигантский жирный мяч.

Инглиш зажимает рот рукой и кричит:

— Фу, папочка. Это отвратительно.

— Я знаю, именно поэтому тебе не следует есть много.

Я бросаю в него салфеткой и говорю:

— Я уже слышу, как ты говоришь то же самое на следующей неделе.

Надеюсь, Инглиш забудет об этом разговоре, хотя это мало вероятно.

После ужина Бек отправляется в душ и настаивает на том, чтобы устроить вечерний просмотр в «большой кровати». Он вытаскивает оригинальную версию «Гадкого Я», и мы устраиваемся поудобнее. Инглиш засыпает уже через полчаса, поэтому мы относим ее в спальню и укладываем в кровать.

Когда возвращаемся, я знаю, что он ждет ответы.

— Мистер Морган звонил и сказал, чтобы ты ему перезвонил. Срочно. Он сказал, чтобы мы готовились.

— Он еще что-нибудь добавил?

— Ничего, хотя я спрашивала.

Меж его бровей образуются две глубокие складки.

— Интересно почему?!

— Не знаю. Но я не настаивала.

— Я позвоню ему утром. — Потом он сонно улыбается мне. — Я скучал по тебе, Печенька.

Он с легкостью усаживает меня себе на колени. Медленно скользит руками в мои волосы, удерживая голову так, чтобы наши губы оказались в идеальном положении для поцелуя.

Это заставляет меня вспомнить слова Мишель, которые она произнесла прямо перед тем, как закончились каникулы в школе. Мы встретились, чтобы пообедать, поскольку мы давно не виделись из-за моего переезда к Беку.

— Ты влюбилась в него, Шер. Это написано у тебя на лбу. Даже то, как ты произносишь его имя, говорит об этом: Бек, — спародировала она меня.

— Остановись, — рассмеялась я.

— Я серьезно. Ты говоришь это с таким мечтательным видом. Мягче, чем до этого. Будто строчки из песни.

— Я не знаю. То, что я чувствую к нему, появилось так неожиданно. Он такой добрый и заботливый. Не как тот осел, которого я встретила в первый раз. Я понимаю, почему Инглиш такая, какая есть. Иногда я ловлю его на том, как он на меня смотрит. Таким глубоким взглядом. Будто в этом взгляде есть то, чего нет на поверхности.

— Он влюблен в тебя. Ну, или просто сходит с ума от тебя. Его глаза всегда следят за тобой. Я не так много видела вас вместе, но то, что я видела, позволяет мне с уверенностью говорить, вы идеально подходите друг другу.

— Ты куда унеслась, Печенька? — спрашивает Бек.

Захихикав, я отвечаю:

— Просто подумала кое о чем.

— Поделишься?

— Возможно, когда-нибудь. Но не сегодня.

— Это что-то неприличное? Потому что я хочу неприличного с тобой. Прямо сейчас.

Он снимает с меня майку.

— Я соскучился по твоей прелестной розовой киске, и хочу сделать с ней много интересного.

— Расскажешь?

— Лучше покажу. — Он переворачивает меня и стягивает лосины. Когда Бек опускается к моим ногам, он произносит:

— Что это?

— Носки.

— Ха-ха. Это миньоны?

— Хей, я их фанат.

— Тогда раздвинь своих миньонов в сторону и покажи мне свою киску. Я очень голоден. Хочу увидеть там твои пальцы.

— Нет! Сделай это сам.

— Не сегодня, малышка. Или через несколько минут. — Он пробегается пальцами там, где начинается моя киска, и останавливается, разводя в стороны мои губы. — Прикоснись к себе. Сейчас же.

Я медленно прикасаюсь к себе. Такая мокрая, пальцами глажу клитор.

— Не останавливайся, пока я не скажу тебе.

Его сладкие слова действуют на меня, и я готова наброситься на него, чтобы оттрахать. Я начинаю извиваться.

— Быстрее.

— Нет, сейчас мое время. Все будет медленно.

Потом он с легкостью переворачивает меня, словно блинчик. Я стою на четвереньках, а он раздвигает в стороны мои колени, и я ощущаю его рот на себе. Черт, это так приятно. Он трахает меня языком и пальцами, пока я не выгибаюсь и не стону от оргазма. Он не останавливается до тех пор, пока мои стоны не переходят в едва слышные вздохи.

— Мой день рождения на следующей неделе, Печенька. Ты ведь знаешь, чего я хочу?

— Ах, — отвечаю я на выдохе.

— Я хочу вот сюда. — Он начинает выводить пальцем круговые движения по моей дырочке, я стону еще больше, когда он входит в меня одновременно членом и пальцем. — Обещаю, тебе понравится.

— Хорошо. Я готова. — Черт, если б он захотел этого прямо сейчас, я бы не стала его останавливать. Я безумно хочу этого парня, а я ведь только что кончила. — Просто трахни меня, Бек.

Он прижимается к моей спине, и я ощущаю его мягкое дыхание у своей щеки.

— Как ты хочешь? Жестко? Мягко? В любом случае, это будет медленно.

— Жестко.

Как только мои слова срываются с губ, он врывается меня. Затем выходит практически полностью, и моя голова готова взорваться от того, как сильно я его хочу. Я даже не понимаю, что говорю вслух.

— Полегче, малыш. Я чувствую тебя.

Он все продолжает и продолжает, пока я не дохожу до предела. Тут он спрашивает:

— Готова?

Думаю, у меня изо рта текут слюни, когда я стону:

— Даааа.

Он никогда так не делал. Он вколачивается в меня, пока я не взрываюсь оргазмом и не опадаю безвольной кучкой. Кучкой, которую придется перетаскивать, потому что я не могу ходить.

— Не двигайся.

— Если бы я могла. Я думаю, у меня сломалась киска. — Кто я, по его мнению? Чудо-женщина?

Я слышу звук бегущей воды из ванной, он возвращается с теплым полотенцем в руках, чтобы вытереть меня. Я все еще как вялая макаронина. Когда Бек забирается обратно в постель, он притягивает меня к себе и обнимает.

— Это больше, чем мечтает получить мужчина.

Это короткое предложение заставляет меня захотеть запрыгать вокруг кровати и хлопать руками, как цыпленок, выкрикивая какую-нибудь песенку. Такой любимой я себя не чувствовала со дня смерти отца. Даже если бы он не сказал этого, мое сердце уже наполнено необъятной радостью, которая готова вырваться из груди. Я беру его за руку, обнимавшую меня, и целую ее.

— Я так рада, что ты вернулся, Бек. Мне не нравилось быть без тебя.

Он целует меня в затылок и шепчет:

— Крепких снов, любимая. 

Глава 9 Шеридан

Я полагала, что Бек созвонится с мистером Морганом этим утром, поэтому не удивляюсь, когда от него приходит сообщение, начинающееся с 911. Я знаю, что все очень серьезно: «Встречаюсь с Морганом в 16:30. Ты сможешь приехать?»

Я отвечаю: «Анна сможет присмотреть за Инглиш?»

Пару минут спустя вибрирует телефон: «Да, просто забрось ее к ним после школы».

Я смотрю на опущенные головы детей, рисующих море, — любимое место, где они любят проводить свободное время. У нас урок рисования, и я останавливаю свой взгляд на одной головке. Инглиш с высунутым языком старалась изо всех сил. Ей хорошо давалось рисование. Намного лучше, чем мне сейчас, особенно хорошо ей удавались детали. Мое сердце подскакивает от мысли, что нас ждет в ближайшее время.

«Увидимся».

Мне не хочется, чтобы она заметила, насколько я за нее волнуюсь. Это трудно скрыть, поэтому день кажется бесконечным. Когда я сообщаю ей, что после школы она поедет к Банане, малышка хлопает в ладоши.

— Интересно, Бунниор уже подрос.

— Боюсь, что нет, ты же видела его пару дней назад.

— Мамочка, как ты думаешь, когда Бунниор сможет переехать к нам?

О боже, я боялась, что она когда-нибудь спросит об этом.

— Мне кажется, папочка говорил тебе, только когда научится ходить в туалет на улицу.

— Деда сказал, что на прошлой неделе он лишь раз испачкал пол.

— Да, только это был не пол, а туфли Бананы. Ты хочешь, чтобы он испортил твои ботиночки?

Она хохочет как ненормальная.

— Неееет! Это отвратительно.

— Я знаю, поэтому нам стоит подождать, пока у него наладятся дела с туалетом. А еще он вечно все грызет.

— Да, и пока он не перестанет все разбрасывать.

— Хорошая идея.

Анна открывает нам дверь, и мы обмениваемся взглядами. Она, должно быть, знает гораздо больше о предстоящей встрече, потому что в ее безумных глазах читается такой же страх, что и у меня в душе. Она сжимает мою руку, мне же хочется спросить о том, что ей известно, но она мягко качает головой, давая понять, что мне пора идти. Бек, вероятно, также сходит с ума. Мое сердце колотится, как молоток, и я подношу руку к груди. Я велю себе меньше дергаться, потому что понимаю, как нужна Беку. Поэтому успокаиваюсь, насколько это возможно, и настраиваюсь быть максимально сильной.

Когда я захожу в дом, вижу его в расстроенных чувствах. Он притягивает меня к себе, его трясет.

— Поговори со мной. Что происходит?

— Завтра у нас суд. Морган уверен, что судья будет на ее стороне. Ей дадут право видеться с ней. По меньшей мере, один день каждую неделю. Именно на это она нацелена.

— Иисус, твою ж мать. Черт, черт, черт. Но как?

— Без понятия. Я думал, у него все под контролем. Поехали.

Мы сплетаем пальцы вместе, и я говорю:

— Я поведу.

Он сейчас не в том состоянии, чтобы садиться за руль. Бек не спорит. На дорогах пробки, но мы успеваем к назначенному времени. Помощник мистера Моргана провожает нас прямо к нему.

— Мистер и миссис Бриджес, простите, что так поздно предупредил. Слушание назначено на завтра на десять утра. Это только слушание. Мы предъявляем свое видение всей ситуации. Они свое. Судья обозначит предварительные правила. Они будут временными.

— Частный детектив нашел что-нибудь на нее?

— Она либо чиста, либо хорошо маскирует свою наркотическую зависимость.

Это уму непостижимо. Я ни за что не поверю, что она чиста. Просто не могу в это поверить. Возможно, из-за тех условий, в которых она была воспитана, она научилась играть хорошую игру. Ладно, возможно, я перегибаю палку, но мне все равно.

— Я никогда не поверю в это, — произношу я.

— Миссис Бриджес, не имеет значение во что вы верите. Главное, во что поверит судья. Мои предположения таковы, что вам нужно подготовить вашу дочь к самому худшему, а именно, что с девяностопроцентной вероятностью она проведет ближайшую ночь со своей биологической матерью.

— И мы не можем откупиться от нее? — спрашивает Бек.

— Хотел бы я, чтобы все было так просто, но вы будете выглядеть крайне плохо, если она откажется. Суд не очень хорошо относится ко взяточничеству.

Бек громко ударяет ладонями по столу мистера Моргана.

— И что мы теперь будем делать?

Мистер Морган облокачивается на спинку стула и произносит:

— Ваши следующие шаги такие: вы едете домой и готовите Инглиш. Скажите ей, что ее биологическая мать хочет наладить с ней отношения. Не ждите того момента, когда это произойдет, потому что это может нанести психологическую травму вашей дочери. И позвольте мне выполнять свою работу. Я стараюсь делать все, что в моих силах, но вы должны понимать, мистер Бриджес. Суд всегда на стороне матери. Так было всегда и так будет, несмотря ни на что. Мне жаль.

Бек пораженно опускает голову, но я не собираюсь так просто сдаваться. Должен быть какой-то выход. Возможно, Инглиш придется побыть у нее раз или два, но я уверена, мы найдем выход из ситуации.

В моей голове крутятся всевозможные варианты, но Бек полностью опустошён. Когда мы заходим в лифт, я притягиваю его к себе.

— Обещаю, мы придумаем что-нибудь, не знаю пока что, но придумаем.

Он отвечает, все так же уткнувшись мне в плечо:

— Я не представляю, как скажу ей об этом.

— Я скажу ей. Я справлюсь.

— Боже, Печенька, это убьет ее.

— Нет, она будет напугана, но это не убьет ее. Мы поддержим ее.

— Что ты имеешь в виду?

Двери лифта открываются, и я произношу:

— Пойдем. У меня есть идея.

Мы едем в магазин мобильных телефонов и покупаем новый телефон. По дороге домой, я объясняю свою идею.

— Возможно, это поможет нам вытащить ее оттуда навсегда.

Бек смотрит на меня скептически.

— Диктофон?

— Да! Если она запишет что-то, пока будет находиться там, приходящих людей или что-то еще, возможно, мы сможем получить необходимую информацию. Все, что нам нужно, это намек на наркотики.

Бек соглашается со мной, и после того, как мы приезжаем домой, нам приходится обрушить на Инглиш ужасные новости. Усадив ее рядом с нами, я объясняю, что происходит.

— Ты ведь знаешь о том, что твоя настоящая мама ушла, когда ты родилась?

Она кивает. Я стараюсь выглядеть счастливой, когда продолжаю.

— Что ж, а теперь она вернулась и хочет встретиться с тобой. Мы не знаем точно когда, но думаю очень скоро.

Ее красивые глаза становятся размером с блюдце, пока она переводит взгляд с одного на другого.

— Но у меня теперь есть настоящая мамочка, мне не нужна другая.

— Это правда, но у некоторых детей есть сразу две мамочки, и она будет счастлива увидеть тебя снова. Я знаю, возможно, ты не захочешь этого, но это может быть действительно здорово. Ненадолго. Это твой дом и всегда им будет.

— Это та леди с детской площадки?

— Да. — Это именно та часть, которую я боялась больше всего.

Лицо Инглиш бледнеет.

— Но она сказала, что заберет меня от папочки.

У Бека начинают играть желваки. Он выглядит настолько заведенным, будто туго намотанная катушка, которая вот-вот взорвется.

— Мы никогда этого не позволим, солнышко. Но она твоя мама, и ей хочется узнать тебя лучше.

— Так мне не нужно будет ездить к ней надолго? — Девочка смотрит на нас двоих скептическим взглядом.

— Нет, на чуть-чуть.

Она выпячивает губу в раздумье.

— Почему она бросила меня?

Бек начинает что-то там говорить, но я выставляю руку вперед.

— Сладкая, я думаю, только она может ответить на этот вопрос, но помни, твой папа и я любим тебя больше всего на свете. А теперь иди сюда, что бы мы могли тебя обнять.

Она прыгает нам на руки, а я говорю ей:

— Ты самый лучший сахарок во всем мире.

— Я не сахарок. Я — Инглиш.

— Да, но ты такая сладкая.

Я сдуваю остатки малины с ее щеки, и она хихикает. Бек сидит тихо, обдумывая то, что он видит. Я знаю, что в его голове сейчас много мыслей, как мы пройдем через все это. Но сейчас ему стоит быть более радостным. Его угрюмый вид заставит думать Инглиш о том, что в этой ситуации что-то не так.

— И так, как дела у Бунниора? Были какие-нибудь происшествия? — интересуюсь я.

— Не сегодня. Банана сказала, что больше не оставляет обувь. Она боится опять наступить в какашки.

— Фу, не могу винить ее в этом. — Потом я смеюсь, потому что это реально смешно.

— Деда говорит, что Бунниора нужно отправить в школу. Что-то вроде школы для собак.

— Вроде уроков послушания?

— Интересно. Там его будут учить, как оставаться дома одному и поведению?

— Да, это будет просто отлично. Вы с Бананой сделали уроки?

Она так яростно закивала, что я вообще удивилась, как ее не затошнило.

— Замечательно, малышка. Поэтому у нас для тебя есть сюрприз. Мы с папочкой хотим, чтобы у тебя была возможность делать фотографии или еще что-нибудь. И мы купили тебе телефон.

— Телефон? Настоящий телефон?

— Да. Смотри.

Я вытаскиваю телефон. Она прикасается к нему, будто это домашний любимец.

— Ты не можешь носить его при себе всегда, лишь иногда, но нам нужно научить тебя некоторым функциям.

Ее брови подпрыгивают вверх, когда она говорит:

— Но я уже умею фотографировать.

— Я знаю, а ты умеешь снимать видео, чтобы этого никто не видел?

— Как по телевизору?

— Да!

Ее руки трясутся, и она просит:

— Покажи мне. Покажи, пожалуйста.

— Хорошо, ты нажимаешь вот сюда, и у тебя появляется вот это, — показываю я ей. — Это видео. Возьми телефон вот так и нажми на красную кнопку. Запомнишь?

Инглиш вся сияет, поэтому я не боюсь, что она что-то забудет. Она делает кучу фотографий Бека и меня, а также записывает несколько видео. Моя следующая задача научить ее пользоваться диктофоном.

— Инглиш, очень важно, чтобы ты никому не говорила о том, что используешь телефон, понимаешь?

— Почему?

Бек усаживает ее напротив себя, чтобы она могла видеть его глаза.

— Немногие дети в твоем возрасте имеют телефон, Медвежонок. Будет замечательно, если мы сохраним это в секрете между нами тремя, хорошо?

— Даже Банане и Деде?

— Что ж, думаю, им мы можем показать, но больше никому. И я говорю серьезно. Хорошо? Когда мы разрешим тебе брать его с собой, тыдолжна держать его в надежном месте. Обещаешь?

— Обещаю. — На ее лице появляется серьезное выражение.

— И не брать его в школу. Никогда.

Ее кудряшки прыгают в разные стороны, когда она кивает.

На следующее утро я отвожу Инглиш в школу, но сама ухожу около восьми часов. Мы встречаемся с мистером Морганом в его офисе, а затем отправляемся в суд. Мы с Беком беремся за руки, нервные и напуганные.

— Это не займет много времени, — говорит мистер Морган.

Та часть суда, которая занимается семейными делами, переполнена людьми, но нам удается проскользнуть прямо в кабинет судьи Кларион. Помещение не похоже на то, которое я ожидала увидеть. Оно маленькое, там нет отдельного кабинета судьи, а лишь место для нашего адвоката, нас и нашей команды.

Я осматриваюсь вокруг и вижу ее с самодовольной улыбкой на лице. У нее светлые кудрявые волосы, как у Инглиш, и она очень миниатюрная. Женщина довольно симпатичная, по крайней мере, я пытаюсь судить объективно. Я не могу понять, как она может заставлять своего ребенка пройти через это. На это должна быть причина.

— Всем встать, — произнес судебный пристав, когда судья зашел в комнату. Мне хватает одного взгляда на судью, чтобы понять, что нам крышка. Судья женщина. 

Глава 10 Шеридан

— Бек, ты не должен терять надежду. Если ты это сделаешь, мы проиграем. И Инглиш узнает об этом.

— Но мы больше ничего не можем сделать. Она выиграла, Печенька.

— Как бы не так. Ты действительно веришь в это?

— Да, думаю. Мы должны позволить Инглиш провести эту субботу с ней. И если судья посчитает, что все прошло хорошо, она может разрешить ночевки.

— Хорошо, и что теперь? Ты собираешься просто залечь на дно и принять это, как факт? Я собираюсь найти способ бороться. Собираюсь найти щель в ее броне и выяснить, что именно она хочет. Я знаю, здесь что-то есть, и не остановлюсь, пока не выясню это.

— Я восхищаюсь твоим мужеством, но боюсь, ничего кроме неудачи ты не получишь.

Пока я веду машину, не могу полностью уделить ему внимание, хотя и очень хочу. Но все же не удерживаюсь и говорю:

— Круто, если ты так думаешь. Но когда я все-таки выиграю, собираюсь продемонстрировать тебе всю радость своей победы прямо в лицо, сказав: «Я же говорила». Да еще так, что тебе захочется меня придушить.

Он пожимает плечами.

— Не понимаю, как ты можешь быть сейчас такой оптимистичной.

— А я и не оптимистична, просто не собираюсь позволять им проехаться по нам. Это только начало. Я поняла, что ей нужна Инглиш. Подумай об этом, Бек. Что, если ты сдашься из-за глупого решения? А потом придешь в себя и осознаешь, что же натворил. Но не думаю, что ей нужно это. Если б все было так, я бы, наверняка, поняла это.

— Возможно.

— Поэтому, сделай нормальное лицо, чтобы мы могли рассказать обо всем Инглиш, и чтобы она не поняла, что мир рухнул.

Дети потрясающие. Когда мы рассказываем все ей, она выглядит так, будто мы сообщили о поездке в зоопарк или что-то вроде того. Мы объясняем ей, что при встрече там будет еще кое-кто и ей не придется быть одной. На это она просто пожимает плечами.

В субботу мы привозим ее в зал общественной библиотеки, где нас уже ждет представитель суда. Она представляется как Милли Шафер и говорит, что будет находиться рядом во время двухчасовой встречи. Она будет наблюдать за общением матери и дочери, если что-то будет угрожать Инглиш, девочку тут же увезут. Нам разрешают остаться до приезда биологической матери, но потом по распоряжению суда нам придется уехать на озвученное время.

Инглиш прыгает вокруг, будто ничто ее не интересует в этом мире… пока Эбби не входит в зал. Один взгляд, и она тут же бросается ко мне на руки.

— Я не хочу идти к ней, мамочка. Это та самая женщина из школы.

Глаза представителя округляются, а Эбби начинает плакать. Без слез.

Инглиш не останавливается.

— Пожалуйста, не отдавай меня. Она говорила мне все те вещи на детской площадке. Ты сказала, что она не причинит мне вреда.

Она цепляется за меня, а я делаю все возможное, чтобы она оставалась в таком положении. Мне хватает одного взгляда, чтобы понять, Бек в ярости. Мисс Шафер не говорит ни слова. Женщина, должно быть, в шоке.

Потом Эбби произносит:

— Прости меня, Инглиш. Я так сильно хотела тебя увидеть, что наделала глупостей.

— Ты плохо со мной обращалась, — продолжает Инглиш. — Ты сказала, что заберешь меня навсегда от моего папочки.

Лицо Эбби меняется, она понимает, какую огромную ошибку совершила.

— Я была в не очень хорошем месте в тот день.

— Детская площадка? — спрашивает Инглиш.

— Нет, не она, — злится Эбби. — Я имею в виду, мне было одиноко без тебя, и я хотела, чтобы ты поехала со мной домой.

— У меня есть своя комната у Деды и Бананы. И у меня уже есть мамочка.

Эбби злится еще больше и произносит противным голосом:

— Она не твоя мать.

— Нет, моя.

— Все, пожалуйста, успокойтесь.

Мисс Шафер, видимо, находит свой пропавший голос.

— Давайте все присядем?

Инглиш продолжает стоять рядом, вцепившись в меня мертвой хваткой. Думаю, у меня все равно нет шанса уйти. Мы плетемся в сторону стола, и я плюхаюсь на стул, держа ее у себя на коленях.

Мисс Шафер начинает.

— Мисс Ламонт, почему вы пошли в школу Инглиш?

— Хотела увидеть свою дочь.

— Но вы напугали ее.

— Теперь я знаю это, и понимаю, что совершила ошибку, — оправдывается Эбби.

— Девочка говорит, что вы сказали ей некоторые довольно серьезные вещи.

Сначала Эбби смотрит на меня и только потом на Бека.

— Она преувеличивает. Вы же знаете этих детей.

Инглиш аккуратно слазит с моих рук.

— Это не так. Вы сказали мне это. Папочка говорил никогда не врать.

— Мисс Шафер, — перебиваю я ее. — В день, когда это случилось, я была в школе, потому что работаю там учителем. На самом деле, я — классная руководительница ее класса, и девочка была чертовски напугана тем, что случилось. Инглиш никогда не врет и не перевирает. Эта женщина появилась на детской площадке и подошла напрямую к Инглиш. Этот инцидент настольно был из ряда вон выходящим, что нам пришлось обратиться в полицию.

Было видно, мисс Шафер чувствует себя некомфортно из-за новой информации.

— Это неожиданная новость. Я вынуждена отозвать сегодняшнюю встречу и доложить об этом судье Кларион. Я сообщу вам о ее решении. А пока, мисс Ламонт, полагаю, вам следует держаться подальше от Инглиш, пока не будет принято решение.

— Но… — Эбби начинает противиться.

— Мисс Ламонт, как я уже сказала, Инглиш чрезвычайно огорчена вашим присутствием, поэтому ситуация должна быть пересмотрена. Вам сообщат о решении, как только судья Кларион его примет.

— Мой адвокат узнает обо всем и свяжется с судьей Кларион напрямую. — Эбби покидает зал взбешенной, а Бек качает головой в отвращении. Я точно знаю, о чем он думает. Ее намерения нечисты.

Мисс Шафер уже собирается уходить, поэтому я говорю ей:

— Спасибо, и простите за случившееся.

— Ничего страшного. Подобные обстоятельства лучше выяснять заранее, а не когда будет поздно.

Она посылает нам взгляд, в котором читается симпатия.

Бек забирает Инглиш, и мы собираемся уезжать. Эбби стоит у входа в библиотеку.

— Думаете, что выиграли, но это только начало, Бек. Я добьюсь своего рано или поздно.

А затем она направляется к машине.

— Что она имела в виду? — спрашивает Инглиш.

— Не знаю, — отвечает Бек.

— Я никогда не хочу идти в ее дом. Пожалуйста, папочка, не заставляй меня, — умоляет Инглиш.

— Я сделаю все возможное, сладкая. Обещаю.

Иисус. Не думаю, что мое сердце сможет этого выдержать. Эта женщина вообще из плоти и крови, чтобы вытворять подобное? Ей наплевать на Инглиш. Если б это было не так, она бы отступила назад и сделала бы какие-нибудь шаги, чтобы растопить сердце Инглиш и сблизиться с ней. Установить хоть какое-то подобие отношения, а не говорить все те гадости.

Когда мы приехали домой, Бек уходит, чтобы позвонить адвокату, а потом родителям. Мистер Морган собирается придумать новые шаги, чтобы оградить Эбби от общения с Инглиш, потому что это травмирует ее. Мы более чем «за». Бек так же хочет, чтобы частный детектив начал действовать. Возможно, чаще следить за ней в ночное время. У нее есть бойфренд, с которым она живет, но это не незаконно. Парень работает, да и Эбби тоже. Кажется, у нее есть ответы на все вопросы, но ее отвратительное отношение оставляет осадок во рту, а по всему телу пробирает дрожь. Во мне все кричит против нее.

В воскресение вечером я пытаюсь составить план занятий на неделю, но моя концентрация на нуле. Перед глазами постоянно появляется лицо Эбби, и мне жутко хочется выяснить, что она задумала. Я не сомневаюсь, что так и есть. Главное доказательство всего этого то, что она избегала смотреть нам в глаза. Когда Бек заходит в спальню, я сижу на нашей кровати, с карандашом во рту, бумаги разбросаны вокруг меня. Передо мной открыт школьный iPad, куда я вбиваю план работы.

Бек садится рядом и сжимает мою талию.

— Ты в порядке? — спрашиваю я.

— Нет, но буду. Это ожидание убивает меня. Я все время думаю. Может, нам нужно, чтобы Инглиш прошла психологический тест, который докажет, что ей не стоит видеться с Эбби.

— Я — за, если это сработает.

Он выглядит дерьмово, как алкоголик в завязке. Я накрываю ладонью его руку.

— Это должно сработать. Мы должны верить, Бек.

— Я знаю.

Он встает, и разминает шею. Потом выходит из комнаты.

В понедельник днем Бек звонит мистеру Моргану. Судья Кларион хочет снова видеть нас у себя. Встреча назначена на пятницу в десять часов. Хотела бы я, чтобы она прошла завтра и нам не пришлось бы ждать еще пять дней. У нас добавилась еще одна нервная неделя. Вести себя счастливой и нормальной рядом с Инглиш непросто. Девочка восприимчива ко всему.

К пятнице мы оба выглядим, как выжившие после урагана. Мои волосы похожи на воронье гнездо, а Бек будто засунул пальцы в розетку. Никто из нас не спал последние дни.

— Черт, Печенька, не думаю, что смогу это вынести.

— Знаю. Посмотри на нас. Мы выглядим как бездомные. Давай как-то выбираться из этого.

Он проводит руками по волосам. Теперь они выглядят еще хуже.

— Не делай так. Именно поэтому мы так плохо выглядим. Я тоже так делаю.

— Полагаю, нам стоит прекратить, — произносит он.

— Хорошая идея.

Мистер Морган встречает нас, и судя по его взгляду, понимает, что выглядим не лучшим образом.

— Не могли бы вы двое привести себя в порядок? Если судья увидит вас такими, вы никогда не получите опеку. Миссис Бриджес, не могли бы вы расчесать волосы? И вы, мистер Бриджес, тоже.

Мы отправляемся в комнату отдыха, я из сумочки достаю силиконовую расческу и скручиваю волосы в объемный пучок, надеясь, так я буду выглядеть лучше. Мистер Морган выглядит удовлетворенным моим видом. Бек тоже гораздо лучше. Он, должно быть, умылся, потому что выглядит посвежевшим.

Судья Кларион не похожа на счастливую женщину. Она практически не улыбается. Сегодня мало что изменилось. Когда мы все занимаем свои места, сразу переходим к сути дела. Она не собирается подсластить пилюлю, отругав Эбби за то, что та появилась на детской площадке. Своим отношением она напоминает мне судью Джуди. На этом сходство заканчивается. Она полностью за то, чтобы ребенок находился рядом с матерью, и ни в какую не хочет идти на уступки.

Мистер Морган пытается сделать акцент на потенциальном вреде Инглиш, указывая на посещение психолога после инцидента на детской площадке.

— Я сильно сомневаюсь, что эти эпизоды можно сравнивать, — настаивает судья Кларион.

Мистер Морган аргументирует словами психолога, который сказал, что будет неправильно, если Инглиш будет проводить время с Эбби наедине.

— Сейчас речь не об этом. Мы говорим о систематических встречах, — возражает она. Их препирательство продолжает еще несколько минут, пока судья Кларион не заявляет: — Я довольно часто сталкиваюсь с ситуациями, где дети ведут себя чрезмерно эмоционально, потому что их просят делать вещи, которые они не привыкли делать. Например, когда ты просишь их пойти в кровать, они могут начать кричать и волноваться. Я думаю, здесь похожая ситуация.

Мне кажется, моя челюсть падает на пол.

Стул отлетает назад, когда я встаю и начинаю говорить не подумав.

— Судья Кларион, я была там, видела реакцию Инглиш, и она явно нестандартная. Ее трясло, когда мисс Ламонт пообщалась с ней. Другие учителя тоже присутствовали при этом. Ее сознание очень сильно изменилось, именно поэтому нам пришлось обратиться к психологу. Она получила травму.

— Да, миссис Бриджес, я уже слышала это. А как давно вы знакомы с Инглиш?

— С прошлого августа.

— И я полагаю, это время дает вам право считать себя экспертом в поведении Инглиш. Вы знаете ее с августа как учитель и с ноября как ее мачеха. Сейчас март. Не так много времени по моим стандартам, миссис Бриджес. — В голосе судьи Кларион слышится сильное презрение.

— Нет, Ваша честь, это говорит о том, что я узнала ее.

Мой ответ ее не удовлетворил. Мистер Морган передает мне записку, в которой просит завязывать со своими аргументами. Бек сжимает мое колено, но я зла, как собака. Очевидно, что эта женщина против нас, но я не понимаю почему.

Закрыв глаза, я пытаюсь сконцентрироваться на хороших вещах: на святящем солнышке и голубом небе, потому что в этой чертовой комнате тучи над нашими головами чернее черного. Я едва слышу, что говорит эта ненормальная судья, кроме того, что в следующую субботу Инглиш снова заберут и отвезут к этой женщине. Слава богу, она также будет под наблюдением помощника судьи.

Как только мы заканчиваем, мистер Морган отводит нас в подобие комнаты. Он указывает на меня пальцем и выстреливает, как из пушки.

— Что это, черт возьми, было? Вы не можете открывать свой рот при судье, как сделали это только что. Я вообще удивлен, что она не выгнала вас оттуда, при этом не впаяв штраф за оскорбление судьи. Если вы не умеете контролировать свои эмоции, я буду сильно настаивать на том, чтобы вы больше не присутствовали на заседаниях.

Вау. Не думала, что все настолько плохо. Но стоит мне открыть рот, чтобы сказать, он добавляет:

— Я не жду от вас ответа, миссис Бриджес. Если вы не можете следовать моим указаниям, не приходите сюда. Мы находимся в слабом положении, и вы сделали только хуже.

Его слова — плевок в лицо. Я думала, что помогаю Инглиш, но в итоге только все порчу.

— Дерьмо.

— Просто для уточнения. Сейчас я возвращаюсь в офис, где попытаюсь составить план действий, чтобы уладить это дерьмо, как вы его назвали. Сказать по правде, я не уверен, что у меня получится.

Я прикрываю рот ладонью, когда до меня доходит смысл его слов. Я все испортила. Что, если теперь ничего нельзя исправить? Что, если я разрушила единственную надежду Инглиш? Не думаю, что смогу жить с этим.

Вдруг я оказываюсь в объятиях Бека, прижатая к его груди.

— Мистер Морган, я знаю, что вы делаете все возможное в ситуации Инглиш, но позвольте кое-что прояснить. Никогда больше не разговаривайте с моей женой в подобном тоне. Да, она совершила ошибку, но она любит Инглиш каждой частичкой своего тела. Вспомните об этом в следующий раз, когда захотите избавиться от нее. И не забывайте. Мы — ваши клиенты, мы платим вам не за подобное обращение.

— Хорошо, мистер Бриджес, но, если найдете свободное время, я бы хотел встретиться с вами в офисе завтра. Нам нужно разработать стратегию борьбы, чтобы выиграть дело. Если вы все еще этого хотите.

Как бы огорчен не был Бек, он заступился за меня. Он защитил меня, и я чертовски уверена, что влюбилась в своего мужа еще больше.

Когда мы садимся в машину, я беру его за руку, прося прощение.

— Тебя не за что прощать. Печенька, ты кое-что забыла. Я с тобой с тех пор, как ты учишь Инглиш. Я вижу, как вы двое относитесь друг к другу. Я замечаю, как ты смотришь на нее, от тебя исходит столько любви в ее сторону. Ты бы никогда намеренно не навредила ей, и тебе не нужно извиняться. То лишь попыталась защитить ее. В моих глазах провалился именно Морган. Он не должен был говорить тебе вообще что-либо. Я никому не позволю разговаривать с тобой в подобном тоне. Никогда. — Он обхватывает ладонью мою шею и выводит ласковые круги на линии челюсти. По каким-то странным причинам это заставляет мое сердце болеть еще сильнее. Такое чувство, что я подвела его. 

Глава 11 Шеридан

— Я подвела тебя, Бек. Но еще хуже, я подвела Инглиш.

— Ты никогда этого не делала. Нас подвела система.

— Да, по крайней мере, согласно предписанию судьи, встречи будут проходить в присутствии наблюдателя. — Положив свою руку на его, я продолжаю: — Хотела бы я помочь еще чем-то. Я чувствую себя чертовски ненужной.

— Это не так. Ты сделала куда больше, чем я надеялся.

Это придает мне сил. Бек гораздо спокойнее, чем в последние дни. И это странно. Будто на него опустили покрывало, и оттуда появился другой человек.

— Эм, что происходит? — Я подозрительно щурюсь

— Что ты имеешь в виду? — Он смотрит на меня невинными глазами.

— Час назад ты сходил с ума, а теперь ты само спокойствие.

Он медленно моргает и долго молчит. Потом Бек заговаривает.

— Я услышал, как страстно ты боролась за Инглиш против судьи, а потом стал свидетелем попытки разбить тебя на части, и полагаю, я наконец-то понял, как сильно ты мне дорога. Не пойми меня неправильно, малышка. Я буду бороться за нашу дочь зубами и когтями, но, если мы проиграем, у меня не будет ни капли сомнения, что мы сделали все возможное. А все потому, что за нашими спинами стояла ты. Поэтому понял, что могу грустить и топать ногами, но что это изменит? Я лишь огорчу Инглиш еще больше. А это последнее, чего я хочу. Поэтому я решил изменить свое поведение. Если Эбби собирается выиграть, единственно верным для нас решением будет объединиться.

— У меня голова идет кругом.

— Я не говорю о том, что мне нравится то, что сейчас происходит. Я так же не говорю о том, что доверяю ей. Но возможно, просто возможно, если мы будем вести себя уступчиво, она ошибется и ее сущность проявится наружу. Понимаешь?

В его словах есть смысл: я понимаю, к чему он ведет. Но легче сказать, чем сделать.

Я решаю не возвращаться обратно в школу, вместе с Беком мы отправляемся домой. Единственное, чего мне хочется в тот момент, это оказаться в его объятиях. Поэтому он относит меня в кровать и остается рядом. Эта сторона Бека для меня новая, но нежность, исходящая из его сердца, заставляет расти мои чувства все больше и больше.

— Так что же дальше?

— Завтра я увижусь с Морганом и выясню о дальнейшей стратегии. Уверен, он попытается свалить всю вину на нас снова, но я не позволю ему это сделать. Судья не на нашей стороне. Это понятно. И Морган зацепится за любую помощь, чтобы получить возможность выиграть дело.

В субботу утром Бек звонит адвокату, а я планирую поездку в океанариум с Инглиш. Потом Бек велит мне забросить Инглиш к его родителям, чтобы мы могли обсудить информацию, полученную от Моргана.

Позже днем я мечусь по комнате в ожидании Бека. Когда он появляется, по сжатым губам понимаю, что все плохо.

— Что случилось?

— Нам лучше присесть.

Его краткий ответ немного удивляет меня, но я не заостряю на этом внимание, потому что он расстроен.

Сев на диван, он не теряет время даром.

— Почему ты не рассказала мне о своем отце? О том, что он убил кого-то, сидя пьяным за рулем?

В его вопросе слышится обвинение.

— Что? Мой отец? — То, как он задает вопрос, сильно удивляет меня.

— Мне нужны ответы, Шеридан.

Его резкий тон шокирует меня, но горящая ярость в его глазах еще хуже.

Заикаясь, я пытаюсь ему объяснить:

— П-потому что я никогда об этом не говорю. Он свихнулся после смерти мамы. Мне было четырнадцать тогда. Я вообще не понимала, что с ним происходит. Он был директором…

— Я знаю, районной школы. Дальше.

Ошеломленная. Шокированная. Оскорбленная. Яро заморгав от надвигающихся слез, которые уже жгут мои глаза, но пока еще не появляются, я рассказываю ему свою страшную историю.

— Он стал алкоголиком. За неделю до моего школьного выпускного он напился по дороге домой и попал в аварию. Он погиб вместе с другими людьми. Женщина и ее ребенок умерли.

Бах, вот они слезы, рекой льются из моих глаз. Я всегда чувствую себя отвратительно в такой момент, потому что это причиняет боль. Жутко знать, что твой отец совершил подобное. В сердце, он для меня все еще хороший человек. Он просто не смог пережить смерть моей мамы. Поскольку дело прошлое, я отношусь к этому отстраненно.

— Что еще?

— Ч-что еще? Тебе этого недостаточно? — Я вытираю лицо майкой.

— Что насчет денег? — отрезает он.

— Денег?

— Да! Деньги, Шеридан?

— После того как семья женщины обратилась в суд, у нас ничего не осталось. Они получили все что просили и даже больше. Моя мама была единственным ребенком, оба ее родителя ушли. У моего отца были брат и сестра, но они решили остаться в стороне, будто у меня была страшная заразная болячка. Мой юрист оплатил все, каждый пенни ушел в ту семью. Но я бы и так все отдала.

Я тру глаза ребром ладони.

— Ты не прекращала рассчитывать на что-нибудь? — Он встает и начинает ходить из угла в угол.

— Что ты имеешь в виду?

— То, как это выглядит, Шеридан.

Он так зол, его слова ранят, и я, честное слово, не понимаю, о чем он говорит.

— Я не понимаю тебя, Бек.

— Я имею в виду, Шеридан, что ее адвокат считает, будто я купил свою жену. То, что я помогаю тебе выбраться из долгов, а ты помогаешь мне выпутаться из этого фиаско. Услуга за услугу. Успеваешь за моими мыслями? И теперь у Эбби есть предложение. Она хочет помириться. Она сказала, что, если я пойду на это, она отзовет все требования об опеке.

— Помиритесь? Но мы ведь женаты.

— Ей все равно. Она хочет заявить на меня свои права. Говорю ее словами, точно так же, как это сделала ты. Чтобы вырваться из долгов, я уверен. Они провели свое расследование, Шеридан.

Его взгляд режет меня, будто ножом, прямо по сердцу, раскрывая его и позволяя крови вылиться наружу. Он верит тому, что я — дерьмовый человек. Он уверен, что я специально скрыла эту информацию от него в корыстных целях.

— Мне никогда ничего не было нужно от тебя. Ты пришел ко мне, забыл?

— Да, и смотри, как это обернулось против меня.

Проглотив его омерзительные слова, я слишком обижена, чтобы продолжать с ним разговаривать. Еще одна слеза скатывается по моей щеке, но я уже не пытаюсь ее вытереть.

— Могу я узнать, что ты сделал с моей старой машиной?

— Я продал ее, а что?

— Сколько ты получил за нее?

— Тысячу. А что?

Иисус, я в полном дерьме. Полагаю, мне предстоит еще один заем, если я вообще смогу его получить.

— Могу я получить свои деньги, пожалуйста?

Посмотрев сердито на меня, он отвечает.

— Они у тебя есть. У тебя есть другая машина.

— Мне не нужна другая машина. — Проглотив комок в горле, я продолжаю: — На самом деле, мне не нужно ничего от тебя.

Когда слова вылетают из моего рта, я прижимаю руку к груди, пытаясь унять боль. Именно в этот момент прорывается дамба слез, которую я так тщательно пыталась удержать. Вытерев их, я обхожу стол и направляюсь прямо в спальню. У меня не занимает много времени собрать чемодан. Кинув кучу вещей в свой самый большой чемодан, я кое-как его застегиваю. Затем собираю все свои вещи из ванной комнаты и складываю их в спортивную сумку. Моя личная сумка занята школьными вещами, поэтому мне придется вернуться сюда еще раз, чтобы забрать оставшееся. Возможно, Мишель поможет мне. Но первое, что мне нужно сделать, это убраться отсюда. Мысль о том, чтобы остаться в доме с мужчиной, которому я доверяла и который считает меня жалким человеком, невыносима.

Пока я волоку вещи в гостиную, он стоит и смотрит на меня.

— Куда ты собралась?

— Туда, где смогу сделать твою жизнь проще. Подавай на развод. Я не против. Но пошел ты нахрен, Бек Бриджес. Я НЕ тот омерзительный человек, каким ты меня выставил. За последние четыре года я рвала задницу, чтобы получить свою степень и оплатить займы. Ты пришел ко мне. Не я. Так что иди, живи своей жизнью. Я желаю Инглиш всего самого лучшего. О тебе же я не могу сказать того же, потому что я зла и мне больно.

К дому подъезжает машина, которую я заказала через Убер. К тому времени, как добираюсь до своего прежнего дома, я превращаюсь в полнейшую развалину. Бедному водителю приходится донести мои вещи до крыльца, потому что я едва могу идти. Мишель выходит на улицу и не может понять, что происходит.

Мне понадобился целый час, чтобы успокоиться и рассказать обо всем Мишель. Она в шоке, как и я.

— Я не понимаю, как у него все поменялось от «Любви до гроба» до «Пошла ты к черту» всего за пару часов.

— Я тоже. Он был незнакомцем в том доме. Видела бы ты, как он смотрел на меня.

— А кто эта женщина, Эбби? Я имею в виду, с чего они решили, что он, женатый человек, сможет все так изменить? — спрашивает Мишель.

— Должно быть, она в полном отчаянии. И, возможно, есть мизерный процент, из-за которого я не виню ее. Инглиш — удивительный ребенок. Меня убивает тот факт, что я не смогу видеть ее каждый день.

— А как ты будешь вести себя в школе?

— Настолько профессионально, насколько это будет возможно.

— Представляю, как тебе будет трудно. — Мишель привлекает меня в большие теплые объятия. — Извини, Шер, мне казалось, он — тот самый.

— Я тоже. Полагаю, мы теперь снова соседки. — Я всхлипываю. — Оливер сегодня приедет?

— Нет. — Дует губы Мишель. — Сегодня день рождения его отца, у него семейные дела.

— Все еще не встречалась с его семьей? — Это удивляет меня, потому что реально странно.

— Нет, мы разговаривали об этом немного на Рождество, но мало к чему пришли, потому что мне пришлось уехать домой.

— Хм-м, может быть он пытается уберечь тебя.

— Или он стыдится меня.

— Серьезно? Как он может стыдиться такой красотки, как ты?

— О, ты говоришь так, потому что ты моя лучшая подруга.

— Нет, это не так, перестань напрашиваться на комплименты. Кроме того, сегодня мой вечер, — парирую я.

— И то правда.

Мой телефон вибрирует, и я думаю, что это Бек, но посмотрев на телефон, вижу имя Марка.

— Это отец Бека, — поясняю я Мишель.

— Ты собираешься ответить?

— Я не знаю.

— Я думаю, тебе стоит послушать, что он скажет.

И я отвечаю на звонок.

— Привет, Марк.

— Шеридан, могу я увидеться с тобой? Я знаю, что сейчас не лучшее время, но я бы хотел кое-что сказать, если ты позволишь.

— Ладно.

Уронив телефон на колени, я говорю Мишель:

— Он сейчас приедет. Он такой хороший человек, я не смогла отказать ему.

— Тогда я пойду в свою комнату.

Должно быть, Марк был возле моих соседей или где-то очень близко, потому что звонок в дверь раздается меньше, чем через пять минут. Когда я открываю дверь, ему хватает одного взгляда на меня, чтобы сникнуть.

— О, Шеридан.

А потом я оказываюсь в его объятиях, в которых не хочу находиться, потому что они слишком сильно напоминают мне о Беке. В этот момент я вспоминаю все его злые слова, тон его голоса, какой отвратительной он заставил меня почувствовать себя. Мое сердце щемит, слезы льются рекой. В этот раз это оказывается еще тяжелее, мне кажется, что я не могу дышать.

— Давай, милая. Дыши. Станет легче. Просто сделай спокойный, глубокий вдох.

Не знаю, сколько проходит времени, но я даже не замечаю, как мы оказываемся внутри квартиры.

— Мне никогда ничего не было нужно от него, Марк. Никогда. Клянусь. После того как отец умер, я не могла говорить о нем. Об этом знала только Мишель и ее семья. Я… часть меня умерла вместе со смертью родителей. Я не знаю. Я была без гроша в кармане и пыталась наладить свою жизнь. Ну, знаете, ходила в школу и работала нон-стоп. Едва выходила на улицу и просто пыталась жить. Вот и все.

— Я знаю, милая. Бек лишь пытается понять, что происходит, и не думает о том, что правильно, а что нет. Он так боится потерять Инглиш, что начал сражаться с единственным человеком, который дорог ему.

Этого не может быть.

— Он не может заботиться обо мне. Если б вы его только слышали. Он был омерзителен.

— Знаю. Иногда он может вести себя так. Эту черту он получил от меня. Пожалуйста, не бросай его. Инглиш любит тебя. Она постоянно говорит о тебе. А Бек: я никогда не видел, чтобы он относился к другой женщине, как к тебе. Это все очень противно, но я знаю, мы сможем все уладить.

— Не думаю, что смогу. Простите. Если он готов прислушаться к людям и поверить, что я вышла за него, чтобы выбраться из долгов, то ничего не выйдет. Если вы не заметили, Бек — взрослый мальчик. Честно говоря, то, что вы приехали сюда и пытаетесь уладить его дела, выглядит немного по-детски. Мое уважение к нему упало на самое дно.

Марк трет лицо. Иногда Бек делает так же, когда о чем-то думает или в замешательстве. Даже странно, что я раньше не замечала, насколько сильно эти двое похожи друг на друга.

— Могу я просто сказать? Бек очнется и поймет, что натворил. Сегодня, вероятно, этого не произойдет, потому что его голова как блок цемента. Но когда это случится, не знаю, завтра или в любой другой день, он будет полностью раздавлен, потому что у него сердце его матери — мягкое и доброе. Поверь мне, Шеридан. Я знаю своего сына. Когда Инглиш подкинули на крыльцо в той картонной коробке, когда он в первый раз взял ее на руки, у него не было пути назад. У него не было варианта «Смогу ли я?» Он решил сразу, что станет самым лучшим отцом несмотря на то, что сам еще был ребенком. На мой взгляд, он был и остается самым лучшим отцом. Он пожертвовал всем и продолжает жертвовать. Мы помогали, лишь когда он был в школе или на работе. Именно он вставал по ночам и менял памперсы, он держал ее на руках, когда были жар или тошнота, он делала все. Он не перекинул все это на нас, Шеридан. Это была его ответственность. Именно так он видел эту ситуацию.

Эта часть Бека мне знакома. Но тот мужчина, который оскорблял меня, ушел из моего сердца до того момента, пока я не смогу перестать думать так о нем.

— Я понимаю, он — ваш сын, и вы верите в его лучшие стороны. Я же не могу сейчас о них думать. Возможно, однажды я смогу переступить через это, но прямо сейчас… Одна только мысль о нем заставляет меня снова начать плакать. Его слова настолько сильно ранили меня, будто он точно знал, куда и как нужно бить.

— Хорошо. Но мы с Анной всегда готовы помочь тебе. Она сейчас там, на улице, в твоей машине. Бек купил ее тебе, и все документы оформлены на тебя.

— Она не нужна мне. Я не могу позволить себе такую машину. Даже ее обслуживание.

— Мы позаботимся об этом для тебя.

— Нет, не надо.

— Что ж, если дела между вами двумя не изменятся, ты сможешь продать ее и купить то, что тебе нравится. Мы поможем с этим, Шеридан. Мы с Анной считаем тебя частью нашей семьи. Не важно, что случится, так будет всегда.

Грустная, легкая улыбка появляется на моем лице.

— Спасибо. Я ценю то, что вы пытаетесь сделать. Действительно.

Он снова обнимает меня, и прямо сейчас мне хочется, чтобы мой отец оказался жив. Эти мысли сразу перетекают в другие, а потом начинаются рыдания. Боже, это когда-нибудь кончится?

Когда мои рыдания переходят во всхлипывания, он поднимается и говорит, что принесет брелок от ключей. Когда он возвращается, Анна вместе с ним, а ее лицо красное и опухшее. Она тут же обнимает меня, и мы обе снова плачем.

— Ох, Шеридан, как бы я хотела иметь возможность дать ему крепкого пинка под зад.

У меня вырывается тихий смешок, и я добавляю:

— Мне тоже.

Она отступает назад, держа меня за плечи.

— Пожалуйста, пожалуйста, позвони нам, если тебе что-то понадобится. Мы любим тебя, дорогая.

В ответ я лишь киваю.

Когда они оба уходят, Мишель проскальзывает обратно в комнату.

— Ты в порядке?

— Уже не знаю.

— Я знаю лишь одну вещь. Его родители полностью на твоей стороне. И они знают своего сына. Они правы. Он бредит, Шер.

— Ладно. Но если жизнь с ним представляет собой подобные бредни, я не уверена, что готова так жить. Что будет, когда Инглиш будет подростком и он застукает ее за сексом с каким-то парнем? Он же убьет ее или еще что-нибудь.

Мишель смеется.

— Я не шучу.

— Знаю, но это похоже на одно из тех коммерческих шоу. Надеюсь, он не сделает что-то такое радикальное. Да и если ты будешь там, не позволишь этому случиться.

— Но я не могу вынести подобные бредовые атаки с его стороны. Ладно, я больше не хочу об этом говорить. У меня мозг начинает вскипать.

— Как насчет кино?

— Только дома, потому что у меня настолько опухло лицо, что я не выйду на улицу.

— Клево, ты выбираешь.

На моем лице появляется дьявольская улыбка, и она кричит:

— О нет, только не «Миньоны!»

Когда начинается фильм, я очень быстро засыпаю. Вся эта ситуация с Беком выжала из меня все соки, и я просыпаюсь только в воскресенье утром, лежа на диване и укрытая одеялом. Одно я знаю точно. Жизнь продолжается. Так было и после смерти мамы, и после смерти папы. И я уверена, что так будет и после всего случившегося. Я не позволю этому полностью разрушить меня. У меня будет вечеринка-сожаление, потом я натяну штанишки большой девочки и отправлюсь в этот дерьмовый мир. Еще один пункт в список дерьмовых уроков для Шеридан. 

Глава 12 Шеридан

Видеть Инглиш в школе катастрофически мучительно. Когда она заходит в класс, то налетает на меня, практически сваливая с ног.

— Я скучаю по тебе, мамочка.

О, черт. Не думала о том, как буду справляться с этим. Точнее, думала, но полагала, что сильнее этого.

— Нет так сильно, как я по тебе, принцесса.

Я втягиваю носом аромат кожи девочки, и ни за что не хочу отпускать ее. Сладкий запах клубники проникает в нос, из-за чего на глазах появляются слезы. Мне хочется придушить Бека за его идиотизм.

— Дай-ка посмотреть на тебя. — Я отхожу назад и улыбаюсь. — Мне нравится твой наряд, и мне кажется, ты выросла. Ты сегодня была за рулем?

— Мама, будь реалисткой. Банана привезла меня. Я провела у них ночь, а Бунниор опять съел мои тапочки.

— Неужели?

— Ага, а потом его стошнило ими в лежак. Это так противно.

Она зажимает рот, и я хихикаю.

— Что ж, может, это преподаст ему урок, что тапочки невкусные.

— Надеюсь на это. А когда ты вернешься домой? Твоя подруга уже чувствует себя лучше?

— Эм, пока нет. — Так вот, что они ей сказали. А я-то думала. — Она все еще нездорова. Но, может быть, скоро поправится.

Оставшаяся неделя пролетает точно также: Инглиш приходит ко мне каждый день и спрашивает про Мишель. Каждый день ее лицо выглядит огорченным, будто она начинает что-то подозревать.

В пятницу Сьюзан отсаживает меня в сторонку за обедом и хочеь узнать, что происходит.

— Ты всю неделю выглядишь опустошённой. И не отрицай этого, Шеридан.

— Да, дела сейчас идут не очень гладко.

— Хочешь поговорить об этом?

— Не совсем.

— Ладно, если изменишь свое решение, моя дверь всегда открыта, — говорит она.

Поблагодарив ее, я понимаю, что мне пора вести себя иначе. Неделя скорби подошла к концу.

Тем вечером, добравшись до дома, я предлагаю Мишель:

— Не хочешь немного развеяться?

— У меня никаких планов не было.

— Как насчет того, чтобы выпить вина, приготовить ужин и немного повеселиться?

— Отлично! Жизнь настолько дерьмово коротка, чтобы грустить, — говорит Мишель.

— Да, но как мне выкинуть его из головы?

— Твое поведение, мой друг. И еще вино. — Она берет в руки бокал и чокается с моим. — А теперь послушай меня. Это очередной пинок тебе от жизни. Спиши это на горячий секс с чокнутым папочкой и иди дальше. Каждые отношения учат нас чему-то новому. Теперь ты знаешь, что тебе не нужен мужчина, который не умеет думать своими мозгами. Тебе стоит делать все первой. Об этом даже в Библии говорится. Если мужчина женится на женщине, он берет за все ответственность, за детей в том числе. Меня восхищает его отношение к дочери, я аплодирую ему за это, — но то, куда он тебя отправил, это не просто второй ряд, это чертов амфитеатр.

— Я люблю Инглиш, в этом вся проблема.

Она взмахивает своим бокалом белого вина.

— Нет, нет и еще раз нет. Ты не будешь заново об этом думать. Это не проблема и никогда ею не была. Проблема в том, что, когда он попросил тебя об этом, забыл подумать о чувствах — твоих и его — и как они повлияют на ход событий. Он не может просто так обвинять тебя. Если он проявил должную неосмотрительность в отношении тебя, начав копаться в твоем прошлом, он должен был знать о той истории с твоим отцом. Ты не пыталась что-то утаить от него. Ты просто не разговаривала на эту тему. Поэтому ты можешь любить Инглиш сколько захочешь, но Бек на сто процентов облажался и должен винить лишь самого себя.

— Мне нравится ход твоих мыслей, но это не решает моей проблемы с Инглиш. Я хочу видеться с ней за пределами класса.

— Так иди и увидься с ней. Пойди к его двери и скажи, что хочешь провести с ней день. Ну, или что-то типа того. Ты реально думаешь, что он откажет тебе?

— Вероятнее всего, нет.

— Сделай это, девочка. И я хочу сидеть в твоей машине и увидеть твое лицо, когда ты сделаешь это.

Мы громко смеемся, пытаясь внедрить меня в жизнь Инглиш. Но я спрашиваю:

— Ты не думаешь, что я могу навредить этим Инглиш?

— Шеридан, ты любишь этого ребенка, будто она твоя. Я вижу лишь хорошее в этом. Во имя Пита, она называет тебя мамочкой!

— Это правда. Я просто не хочу причинить ей боль. Это последнее, что я хочу сделать.

Мишель обнимает меня.

— Шеридан, ты не сможешь обидеть даже блоху, даже если она будет кусать тебя за задницу всю ночь.

На следующий день, собрав всю волю в кулак, я еду к Беку. Когда он открывает мне дверь, в его взгляде нет никакого отвращения, пока он стоит и смотрит на меня с порога.

— Привет, Инглиш дома? — интересуюсь я беззаботно несмотря на то, что все мои внутренности трясутся, как листок на ветру.

— Эм, да.

— Я бы хотела взять ее на день. В Леголенд.

Он наклоняет набок голову и произносит:

— Хорошо.

Но с места так и не двигается. Он просто стоит, и эти чертовы сине-зеленые словно пронзают меня. Оставайся сильной. Не позволяй ему увидеть твою слабость.

— Так что? — спрашиваю я. Я не пытаюсь быть милой. Просто хочу взять ребенка на день.

— Да. — Бек моргает дважды, медленно, а потом произносит грубоватым голосом. — Ты хорошо выглядишь, Печ…

Я оборвала его:

— Никогда больше так не называй меня. Ты потерял право на миленькие прозвища в тот день, когда практически унизил меня. — Я указываю на его плечо. — Меня зовут Шеридан. Запомни это. А теперь, может Инглиш выйти или нет? Если нет, я поеду по своим делам. — Тон моего голоса абсолютно недружелюбный, резкий и ядовитый.

— Я… Я…

— Ты что?

— Ничего. Я позову ее.

— Спасибо.

— Ты можешь зайти. — Он открывает дверь передо мной.

— Не стоит. Приведи ее к машине, если сможешь. — Я спускаюсь вниз по ступенькам, а его взгляд прожигает дыру в моем свитере. Миссия выполнена и, должна сказать, я горжусь собой.

Пару минут спустя Инглиш влетает в машину, и я крепко обнимаю ее. Мне не нужно смотреть на крыльцо, чтобы понять, что Бек наблюдает за нами. Но меня это не волнует. Я пристегиваю ее в кресле, и мы отправляемся в путь. Я взволнованна, да и она тоже, потому что ни одна из нас не была в Леголенде.

День просто потрясающий. Мы катаемся на горках, смотрим 4D-фильм три раза, потому что он понравился Инглиш, строим замки и смотрим, как они рушатся под воздействием землетрясения. К тому моменту, как мы направляемся домой, она уже спит в машине. У меня болит сердце из-за возможности потерять ее, но сегодня я слишком счастлива от эмоций, которые получила за день. Когда мы въезжаем на подъездную дорожку, Бек подходит к машине.

— Не хочешь зайти на ужин?

— Нет.

Инглиш все еще спит, поэтому ему приходится вытаскивать ее с заднего сидения. Потом он смотрит на меня через ее голову:

— Я действительно все обосрал?

— Да.

Я даю задний ход и уезжаю прочь, пока он стоит и смотрит на меня с поникшим выражением лица. Это меня задевает, но я никогда не покажу этого. Никогда. Дома я позволю себе уронить слезинку, но в голове у меня продолжают крутиться слова Мишель. Это помогает оставаться сильной.

Не могу не сказать, что не удивляюсь, — даже очень, но на утро следующего дня у моей двери стоит Бек и выглядит он весьма паршиво.

— Мы можем поговорить?

Я не вижу смысла ограждаться от него навсегда, поэтому убираю руку, позволяя ему войти. Он медленно шаркает в гостиную. Замечает смятые бумажные платочки и саму коробку, которую я забыла убрать после слезливой ночи. Он сильно зажмуривается, может быть потому, что чувствует себя нехорошо, но меня это уже не интересует.

— Я — полный засранец, прости меня.

— Мне кажется, ты должен был это понять еще неделю назад.

Он сжимает пальцами переносицу и продолжает.

— Я заслуживаю твою ненависть, твои колкие комментарии, но позволь мне закончить.

Я пожимаю плечами.

— Когда я сидел в кабинете Моргана, он все продолжал нудеть и нудеть о том, как все теперь плохо. И что лучше бы мы никогда не женились. На меня все навалилось, и я даже не заметил, как у меня начала ехать крыша. Это было полностью неправильное решение, я не отрицаю этого. Мне никогда не следовало говорить тех слов.

— Нет, не следовало. Ты ничего не знаешь о моей жизни, Бек. О том, какой жизнью я жила, а не то, что сказал тебе этот ебнутый адвокат. Но позволь просветить тебя. Однажды утром моя мама проснулась и подумала, что у нее грипп. Две недели спустя она умерла от прогрессирующей лейкемии. Мне было четырнадцать. Именно с этого момента все пошло к черту. Отец перестал разговаривать и начал пить. Пока он тонул в своем горе, на мне была уборка, готовка, закупка продуктов. Я не виню его за это, потому что у них были такие отношения, которые встретишь нечасто. Он просто не смог справиться с ее смертью. Но я осталась одна. В четырнадцать. Затем он погиб, и мне пришлось снова собирать себя по кускам. В этот раз без какой-либо финансовой поддержки. Тебе никогда не приходилось сталкиваться с этим, поэтому тебе не понять, какого это целый день ходить голодной. Яже это хорошо понимаю. А потом приходишь ты, — я указываю на него пальцем, — и обвиняешь меня во всем этом дерьме, ни разу не усомнившись в обратном. Ты просто взял и выбросил меня, как пережеванный бесполезный хлам, не получив никаких фактов.

— Ого, когда ты представляешь это все в таком виде, полагаю, я реально облажался.

— А знаешь, что еще? Знаешь, что самое плохое? Это был ты, кто пришел ко мне за помощью. Тебе следовало проверить меня, провести свои поиски и изыскания до того, как позвал замуж. Ты мог уберечь меня от всех этих неприятностей.

— Ты абсолютно права, — соглашается он.

— А теперь, я хочу, чтобы ты ушел.

— Но, Шеридан, я хочу…

— Ты все еще не понял? Здесь теперь никого не интересует, чего хочешь ты. Здесь имеет значение, чего хочет Шеридан.

— Хорошо. Но Инглиш…

— Я увижу Инглиш в школе. И проведу с ней выходные, как вчера. Но я хочу, чтобы ты рассказал ей правду, а не то, что моя соседка болеет.

Я дохожу до двери, открываю ее и жду. Около минуты я стою и смотрю на него. Наконец, он выходит, но останавливается на крыльце.

— Между нами была нечто волшебное. Есть ли шанс вернуть это?

— Если это было настолько волшебным, как ты мог разрушить это за пару минут? Видимо, наши отношения были не в начале списка твоих приоритетов.

Я захлопываю дверь и понимаю, что опять плачу. Чертов Бек. 

Глава 13 Шеридан

В понедельник в школе мне приходит срочное сообщение от Бека: «Мне нужно поговорить с тобой. ПОЖАЛУЙСТА. Это насчет Инглиш.»

Если это какой-то трюк, я полностью разорву любое общение с ним.

Звоню ему на перемене:

— Что случилось? И это должно быть что-то действительно серьезное.

— Так и есть. — В его голосе отчаяние, которого я не слышала раньше. — Адвокат Эбби настоял на домашнем визите, чтобы убедиться, что Инглиш живет в безопасном месте и здоровом окружении. Они хотят приехать завтра вечером. Ты сможешь быть здесь, пожалуйста? Шеридан, я сделаю все, о чем ты попросишь. Все. Я встану на колени, если захочешь. Это ради благополучия Инглиш.

— Конечно, я буду.

— Спасибо. — Я чувствую его облегчение. — Я никогда не смогу расплатиться с тобой.

— Я не делаю это для тебя, Бек. Я делаю это для твоей дочери. Во сколько я должна быть там?

— Ты можешь привезти ее прямо со школы? Сможешь привезти сюда свои вещи, чтобы все выглядело так, будто ты живешь тут?

Это логично, поэтому я соглашаюсь. На следующий день я вся на нервах из-за предстоящего события. Не потому, что дом окажется неподходящим Инглиш, а из-за моего общения с Беком. Это будет первый раз за долгое время, когда я окажусь рядом с ним после того ужасного дня. Мой живот так бурчит, будто я объелась на каком-нибудь фестивале.

Мы с Инглиш приезжаем домой около половины четвертого и застаем Бека, мечущегося по гостиной.

— Папочка, что готовишь? — Она идет к нему так, будто в этом мире нет абсолютно ничего плохого.

— У нас сегодня будет небольшая компания. Кое-кто придет сегодня и задаст тебе несколько вопросов, хорошо?

— О чем?

— Обо всем. Об обычных вещах. Например, о Бунниоре.

Она улыбается.

— Могу я рассказать, как он съел мою обувь?

— Если захочешь, — смеясь, отвечает Бек. — Но ты должна опустить некоторые подробности, например, диарею.

— Зачем?

— Это немного мерзко.

— Фу, а Деду пришлось убирать это.

Инглиш хохочет во весь голос. Я не могу удержаться и тоже смеюсь. У нее такой заразительный смех. Он напоминает мне поток воды, льющийся с горы.

— Почему бы тебе не взять свой рюкзак из спальни, милая? — спрашиваю я.

Она следует моей просьбе, как солдат.

— Все в порядке? — интересуюсь я.

— Да, я просто нервничаю.

— Бек, все будет хорошо.

Инспектор оказывается женщиной средних лет с добрыми карими глазами. Ее зовут Маргарет Пэрсон, и она мне кажется дружелюбной и заботливой. Она много улыбается, пока Инглиш рассказывает о Бунниоре, поездке в Диснейленд, Леголенд и как ей нравится рисовать. Потом инспектор просит Инглиш показать свою комнату.

Они уходят на какое-то время, и Бек снова поднимается на ноги и начинает мерять шагами комнату. От постоянного трения его лоб уже похож на полированный пол, поэтому я беру его за руку и говорю:

— Успокойся. Ты же не хочешь, чтобы она подумала, что ты ненормальный. — Когда я обращаю внимание на свои руки в его, понимаю, что у меня на пальце нет кольца. Дерьмо. Я не осмеливаюсь сказать ему об этом, потому что тогда он бы сошел с ума. Поэтому быстро прячу руку в карман.

— Верно. Верно.

Он делает несколько глубоких, медленных вдохов. Я знаю, что проще сказать, нежели сделать.

Вскоре миссис Пэрсон и Инглиш возвращаются в комнату. Девочка подскакивает ко мне и плюхается мне на колени. Я же продолжаю держать свою левую руку подальше от посторонних глаз.

— Мамочка, я рассказала этой леди про нашу поездку в Леголенд и как счастлива, что была под радугой. Потом я показала ей свой рисунок.

— Как это мило с твоей стороны, дорогая. Что еще вы делали?

— Я рассказала ей о школе, и о том, как ты сказала мне, что мне понравится туда ходить. И это правда. Я люблю делать домашнее задание.

— Хорошая девочка.

Бек садится рядом со мной на диван и обнимает меня за плечи, заставляя потерять равновесие. Черт, мне нужно держать спрятанной свою левую руку, поэтому я убираю ее под ногу. Он притягивает меня ближе и целует в щеку. Мне хотелось оттолкнуть его в знак протеста, но я не сделала этого. Осел. Он еще получит от меня за это.

— У вас прекрасный дом. Миссис Бриджес, а что насчет вашей семьи? — обратилась ко мне инспектор.

— К сожалению, их нет в живых.

Она сильно хмурится, а в глазах появляется боль.

— Дорогая, мне очень жаль, вы так молоды.

— Да, это было тяжело.

— Мистер Бриджес?

— Мои родители живут недалеко от нас. Инглиш довольно много времени проводит вместе с ними.

Девочка вклинивается в разговор:

— Именно там живет Бунниор. Именно там он сгрыз мои тапочки и ботинки, а потом у него началась диарея по всему дому.

— О боже. — Миссис Пэрсон выглядит напуганной.

— Боюсь, у Бунниора есть привычка кушать то, чего не следует, — замечает Бек. — Именно по этой причине он живет у моих родителей.

— Что ж, думаю это блестящая идея, — говорит инспектор, подмигнув нам. — Кто присматривает за Инглиш после школы?

На этот вопрос отвечаю уже я.

— Каждый, кто может: Анна, мама Бека, Бек или я. С тех пор, как я начала преподавать в ее школе, проблема с поездкой домой отпала сама собой.

К этому времени Инглиш уже довольно сильно вымоталась, поэтому забирается ко мне на колени и спрашивает:

— Никто не хочет нарисовать картинку?

— Не сейчас, сладкая. Почему бы тебе не подняться к себе в комнату и не порисовать? — предлагает Бек, а потом разворачивается к миссис Пэрсон и вопросительно приподнимает бровь. Она слегка кивает, а малютка уже бежит наверх.

— Спасибо. В ней столько энергии и я не люблю подавлять ее активность.

— Понимаю.

— Что ж, теперь мы одни, и я хочу сказать, что впечатлена. Вы проделали хорошую работу. Она выглядит психологически устойчивой. Как долго вы женаты?

Бек отвечает, и пока он рассказывает, подтягивает меня ближе к себе, обняв рукой. Мы сидим и выглядим, как парочка влюбленных голубков. Своим большим пальцем он обводит круги на моей руке, а потом целует в висок. Мне хочется ударить его локтем по ребрам, но не осмеливаюсь. Подобное поведение выигрышно для Инглиш, а я бы никогда в жизни не хотела ухудшить ее ситуацию. Бек определенно пользуется положением, за что точно поплатится позже. Крысиный ублюдок.

Черт. Теперь он дотрагивается носом до моего плеча, пока говорит миссис Пэрсон. Это смешно. Он делает все возможное, чтобы я не могла нормально сконцентрироваться. Я не собираюсь лгать. Эти движения заводят меня, и мне хочется все прекратить. Но что я могу сделать, не поддавшись на эту уловку?

— Итак, я сдам свой окончательный отчет к концу недели, а ваш адвокат вскоре получит копию. — Женщина придвигается немного к нам. — И я обязательно упомяну тот факт, как сильно Инглиш любит вас, миссис Бриджес, и вас, разумеется, тоже, мистер Бриджес.

Мы все поднимаемся и направляемся к входной двери, чтобы проводить ее. Когда она оказывается вне поля зрения, я разворачиваюсь к Беку.

— Что за хрень ты творишь? — шиплю я, не желая, чтобы Инглиш услышала.

— Что ты имеешь в виду?

— Все эти объятия.

— Ты имеешь в виду это?

Он протягивает руки ко мне, но я отбрасываю их в стороны.

— Остановись, Бек. Это было неуместно.

— Давай же, Печенька. Я точно знаю, что тебе это понравилось.

Я толкаю его обеими руками в грудь.

— Ты воспользовался ситуацией, это нечестно.

В уголке его губ появляется злобная ухмылка.

— Знаю. Вероятно, я должен был бы извиниться, но я не собираюсь этого делать. Я скучаю по тебе. Я скучаю по всему, что было между нами, и Инглиш тоже. — Его глаза становятся ярче от искренности слов. — Пожалуйста, возвращайся домой.

— Не могу. Мое сердце до сих пор разбито, Бек.

Искра в его глазах тут же гаснет. Он начинает что-то говорить, но в этот момент Инглиш вбегает в комнату, прервав его.

— Папочка, я голодная. Мамочка, ты поешь с нами?

Мимолетно брошенный взгляд на ее лицо почти заставляет меня сдаться, но я сдерживаюсь. Так поступить — неправильно, и как бы сильно я не любила Инглиш, сейчас я должна думать о себе.

— Нет, сладкая, мне нужно идти. Может, в следующий раз.

Она смотрит сначала на меня, затем на Бека, и понятно, что она расстроена.

— Хорошо.

Затем она обнимает меня и уходит. Мне жаль пропускать все моменты ее взросления, но я остаюсь непоколебима.

Позже вечером Мишель расспрашивает меня, но обсуждать это слишком тяжело. Мое сердце разрывается. Я хочу быть с ним, но как я могу простить ему его слова? А если что-то подобное опять повторится, пошлет ли он меня? Мишель полагает, что он выучил урок, но я все еще чувствую боль от незаживших ран.

После визита инспектора мне удается продержаться целую неделю, но все мои мысли заняты Беком и Инглиш. В субботу утром я слышу звонок в дверь. Я все еще валяюсь в кровати, читая книгу, а Мишель у Оливера. Я решаю проигнорировать звонок, но кто бы это ни был, он настойчив, продолжая держать палец на звонке. Я накидываю халат и плетусь к двери.

Там стоит Бек с идиотской улыбкой на лице, держа в одной руке Лего, а в другой охапку воздушных шариков.

— Привет, я пришел с мирным предложением.

— Кажется, что-то интересное, — комментирую я, осматривая Лего.

— Не возражаешь, если я войду? — Он подходит поближе и начинает умолять шепотом: — Пожалуйста, не выгоняй меня. Инглиш смотрит из машины.

Переведя взгляд за его плечо, я вижу девочку на переднем сидении, болтающую саму с собой.

— Ладно, заходи.

Он переступает через порог квартиры и протягивает мне Лего. На куске гофрированного картона нечто, окрашенное в лавандовый цвет. Я стараюсь не рассмеяться, прикусив губу.

— Что это? — спрашиваю я.

— А ты, случайно, не можешь сказать?

После нескольких минут рассматривания, я сдаюсь:

— Нет, извини.

— Полагаю, что это что-то из «Холодного сердца.»

Логично. Если Инглиш приложила к этому руку, это точно из ее любимого мультика.

— Хорошо. — Теперь меня осеняет. — Это ледяной замок, а вот это похоже на квадратную версию Олафа.

— Ага, — Бек смеется.

— Мило. — Я не могу перестать улыбаться.

Он протягивает связку шариков со словами:

— Это тебе. — И снова тематика из «Холодного сердца»: Эльза, Анна, Кристоф, Ганс, Олаф и Свен.

— Итак, есть ли в этом какой-то смысл?

Бек скребет подбородок.

— Вообще-то, есть. Я надеюсь, что мне удастся убедить тебя вернуться домой, потому что моя жизнь, наша жизнь, без тебя невозможна, мое сердце заморожено, Печенька. Наша жизнь не стала прежней, когда ты ушла. Я был полным засранцем и глупцом, и был полностью неправ. Я не уверен, сможешь ли ты меня когда-нибудь простить, но надеюсь, что смогу найти способ тебя убедить. Пожалуйста, возвращайся домой и растопи лед, который поселился внутри меня. Знаешь, я… Я люблю тебя, и в тот день, когда ты ушла, ты забрала мое сердце тоже. Я знаю, что разбил твое, но, если ты дашь мне шанс, я сделаю все что угодно, чтобы залечить его.

Он берет в руку один из шариков, на конце которого привязано мое кольцо. Бек снимает его с ленточки и протягивает мне. Он приподнимает брови, будто задавая вопрос.

— Бек, я…

— Я не совершу подобную ошибку дважды, если ты боишься этого.

Он надевает кольцо мне на палец и притягивает меня в свои объятия. Вдруг ни с того ни с сего я опять рыдаю — рыдаю из-за всего.

— Ты самое важное, что есть в моей жизни. Ты слышала, что я сейчас сказал? Инглиш скоро вырастет и уедет, но я хочу тебя со мной навсегда.

Его дыхание возле моего уха, и я прекрасно слышу все, что он говорить, но я едва могу дышать, не то что ответить ему.

— Я больше никогда тебя не обижу, вместо этого я буду тебя защищать. Я сделаю все, что ты захочешь. Клянусь.

Это всё, что мне нужно услышать. Я стиснула пальцами его рубашку, держалась за него, будто за спасательный круг.

— Ненавижу быть вдалеке от тебя, — заявляет он.

— Тебе больше не придется быть вдалеке. А Инглиш? С ней все в порядке в машине?

— Двери заперты. «Холодное сердце» было ее идеей. Она также сильно, как и я, хотела, чтобы ты вернулась. Она сказала, что мне нужно что-нибудь придумать, вроде Лего.

Сама мысль, что они сидели вдвоем и конструировали эту композицию, заставляет меня хихикать.

— Она очень умный ребенок.

— Давай же. Поехали домой.

— Для начала одна вещь.

— Какая?

— Я только хочу сказать, что тоже люблю тебя.

Бек одаривает меня еще одной дурашливой улыбкой. 

Глава 14 Шеридан

— Тебе понравилось? Тебе понравилось? — спрашивает Инглиш, подпрыгивая, будто мячик в машине.

— Мне понравилось. И в кого ты такая умная?

— Не знаю. Иногда я действительно много учу в школе. Мне хотелось, чтобы Олаф был в середине, но не получилось.

Повернувшись на своем сидении, я заверяю ее:

— Он идеален, Инглиш. И безумно мне понравился, я навсегда сохраню его.

— Я сказала папочке, чтобы он был милым с тобой, потому что ты — наша радуга.

— Я — ваша радуга?

Она часто кивает и пристально смотрит на меня очень похожими на папины глазами. О моё сердце!

— Хочешь кое-что знать? — спрашиваю я ее.

— А-га.

— Вы тоже моя радуга. — В качестве вознаграждения я получаю самую огромную улыбку в ответ.

— А теперь, папочка, можем ли мы поесть блины?

Бек бросает на меня взгляд и кивает.

— Конечно, Медвежонок. Ты заслуживаешь награду, поскольку твой план отлично сработал.

Потом она запевает «Отпусти и забудь» во всю мощь своих легких, и я не могу сдержаться и подпеваю ей. Лирические песни никогда особо не цепляли меня, но, пока мы поем, я чувствую, как ко мне возвращаются силы. Дойдя до строчки: «Я никогда не сдамся, прошлое в прошлом», — я знаю, что навсегда принадлежу Беку.

— Хэй, а мы не так уж и плохи, — замечает Бек.

— Ага, — отвечает Инглиш.

Затем мы начинаем петь «Попробовать все» из «Зверополиса», и мне хочется рассмеяться над попыткой Инглиш петь так же мощно, как Шакира, но шестилетке это совсем не удается. Я бросаю взгляд на Бека. Он прикусывает нижнюю губу, и я беру его за руку и сжимаю ее. Когда Инглиш заканчивает петь, мы облегченно выдыхаем.

Глубоко вздохнув, я интересуюсь:

— Что еще ты приготовила для нас? — Мой голос слегка ломается.

Она помешана на группе One Direction, поэтому начинает петь некоторые из их песен. Когда мы заезжаем на парковку нашей любимой блинной забегаловки, она все продолжает петь. У этого ребенка определенно есть дополнительная пара легких.

Когда я открываю заднюю дверь машины, Инглиш вылетает оттуда и укутывает меня объятиями, словно одеялом.

— Я так рада, что ты — моя мамочка.

— Я тоже, милая.

— Обещай, что не оставишь нас.

— Обещаю, — говорю я, кивая.

Она тыкает Бека в живот со словами:

— И, папочка, не делай больше так, чтобы она уходила.

Я выпучиваю глаза, как лягушка, потому что понятия не имела, что он был так откровенен с ней.

— Не буду, Медвежонок. Обещаю. Я люблю ее, и буду показывать ей свою любовь всеми возможными способами.

— Давай нарисуем еще одну картинку, когда приедем домой, — предлагает Инглиш.

— Отличная идея, — поддерживает Бек, сжав мою и ее руку.

Пока мы жуем наши блины, Инглиш сообщает мне, что после завтрака мы поедем в парк с Бунниором, а потом она отправится к Анне и Деде, чтобы мы могли побыть с Беком одни — ее слова, не мои.

Когда мы завозим Инглиш к ним, Марк и Анна светятся от счастья. Они обнимают меня также крепко, как и Бек.

— Ох, Шеридан, ты даже не представляешь, как мы счастливы, — произносит Анна. — Мы с Марком так сильно волновались за тебя, и за Бека, разумеется, тоже. Хотя мы больше были злы на него. Мы очень рады, что вам удалось пройти через это.

— Инглиш приложила к этому руку, но сейчас все в порядке. Хотя ему предстоит еще много работы.

— Не позволяй ему вести себя так, будто ему принадлежит весь мир. У него есть привычка вести себя так из-за этого булыжника вместо головы. Поверь мне, это хороший урок для него. Но мне жаль, что тебе пришлось страдать из-за него.

— Мне тоже. Это на самом деле было невесело, но, если данная ситуация поможет сделать наш брак крепче, я смогу справиться с этим. Я знаю, что у него доброе сердце, но больше не позволю ему так себя вести.

Она улыбается.

— Повтори это еще раз. Я никогда не видела его таким несчастным. Никогда. И Инглиш тоже.

Мы еще немного болтаем о Бунниоре и о том, что еще он успел разодрать и сжевать, но Анна говорит, что это проблема Марка.

— Я предупреждала его, но он и слушать не хотел, насколько тяжело иметь в доме щенка.

— Должна сказать, я рада, что вы все вместе заботитесь о нем. У меня никогда не было щенка, и, боюсь, это оказалось бы катастрофой.

— Так, вам двоим пора уезжать отсюда. Пора вам побыть вместе и наладить отношения, — произносит она с намеком.

Бек слышит ее и берет меня за руку.

— Я заберу Медвежонка завтра.

А затем выволакивает меня из дома.

— Что это было?

— Я вытащил тебя из их дома, чтобы побыть с тобой наедине. Я голоден, Печенька.

— Ооо, я вижу.

— Не думаю.

Шины его машины взвизгивают, как только мы выезжаем на дорогу.

— Мне кажется, ты потерял несколько тысяч миль из-за этих шин.

— Ты думаешь, меня это волнует?

Мы въезжаем в гараж, и не успев выйти из машины, он начинает целовать меня. Со вкусом черничных блинчиков и с лёгким привкусом Мокко, его любимого напитка. Это только усиливает мой голод. До Бека я всегда задавалась вопросом, что такого люди находят в поцелуях. Для меня это были лишь слюнявые движения языков и ртов. Но не для Бека. Его поцелуи не такие. Это отточенные движения, направленные на то, чтобы заставить поджиматься пальцы ног. Позвоночник покалывает, матка дрожит, и я уже не говорю про мою киску. Мы вваливаемся в дом и почти падаем на пол, но Бек подхватывает меня за бедра и несет в сторону спальни.

Его щетина царапает мой подбородок, пока он целует мою нижнюю губу, а потом начинает спускаться ниже.

— Черт, Печенька, мне действительно нужно почувствовать свой член внутри твоей киски. Яйца ноют с самого твоего ухода.

Мое тело трепещет от желания в его словах. Брюки, рубашка и белье улетают в тот же момент. Мы не успеваем добраться до постели, как мои ноги уже обернуты вокруг его талии, а его член погружен глубоко внутри меня.

— Говори со мной, малышка. Мне нужно слышать, как ты выкрикиваешь мое имя. Умоляешь меня.

— Трахни меня, Бек. Пожалуйста. Мне так сильно это нужно.

— Вот так? — Он со всей силы врывается в меня по самые яйца.

— Еще. Сильнее.

Он выходит и повторяет снова. Я спиной ударяюсь о стену, а его таз бьется о меня при каждом толчке, но меня это не волнует. Мне хочется больше.

— Ты чертовски узкая для меня, Шеридан. Я так сильно скучал по этому. — Он врывается в меня еще раз, мы бьемся друг об друга, мокрые от пота и моего желания.

— Мне нужно, чтобы ты кончила, потому что я не продержусь долго. — Бек вновь вонзается в меня, прикасаясь ко всем чувствительным местам, что приводит меня к сокрушительному оргазму. Его член начинает пульсировать, это говорит о том, что он очень близок. Сделав последнее движение бедрами, он стонет в мои губы.

Когда он, наконец, заканчивает меня целовать, в уголке его губ появляется игривая ухмылка.

— Я бы извинился за то, как трахнул тебя, но это была бы чертова ложь. Я мечтал об этом много дней и бессонных ночей, когда дрочил по-тихому. Ничто не сравнится с этим. Ты разрушила меня, малышка.

— Вот и отлично. Это по-честному.

Он относит меня к кровати, и я понятия не имею, как он вообще может идти. Я чувствую себя так, будто все мои кости расплавились. Когда он выходит из меня, его сперма начинает вытекать, поэтому я растираю ее пальчиками по своей коже.

— О, черт, это горячо. — Бек прикасается своим пальцем к тому же месту, и я тут же реагирую. — Продолжай двигать рукой, Печенька.

— Нет, мне нужно…

— Я знаю, что именно тебе нужно. Продолжай движения.

Не прекращая движений, я наблюдаю за его пронзающим взглядом. Он опускает руку на мой бугорок, усилив движения и продолжая гладить круговыми движениями. Когда я уже начинаю извиваться, он сильно удивляет меня, резко убрав руку и шлепнув по клитору.

— Иисус!

— Шшш. — Он повторяет так несколько раз, пока моя спина не выгибается от сильнейшего оргазма.

— Черт, ты только что безумно отшлепал меня.

— Нет, я собираюсь безумно трахнуть тебя. Пока ты на коленях. — Бек переворачивает меня на живот, и я ошибочно решаю, что он собирается скользнуть внутрь. Он же начинает играть со мной, подразнивая.

— Бек, — стону я. — Я хочу тебя внутри.

— Тише.

Он трется своим членом вокруг моей киски, верх и вниз, в одну сторону и в другую, но потом все-таки входит в меня, одновременно вдавливая свой большой палец в мою задницу. У меня практически закатываются глаза. Ощущение движений сразу в двух дырочках сводит меня с ума.

— Боже, Печенька.

Его яйца ударяются об меня при каждом движении внутрь. Я сжимаю простыню в кулак и, пока достигаю оргазма, продолжаю выкрикивать его имя. Все ли оргазмы похожи на этот? У меня никогда не было такого во время мастурбации. Я никогда не думала, что они могут быть такими мощными. Даже когда я использовала этого глупого кролика, они не были и близко похожи на этот.

— О чем ты думаешь, малышка? Ты слишком тихая.

— Эм. Эти оргазмы крышесносные, ведь так?

Он усмехается.

— Ага.

— Я думала, те, которые я испытываю от кролика, были хорошими. Но они не идут не в какое сравнение.

— Твой кролик?

— Ну да. Вибратор.

— Понятно. А этому кролику уже посчастливилось побывать в твоей попке?

— Конечно же нет. — Потом я смеюсь. От одной только мысли об этом.

— Что тебя развеселило?

— Вибратор в моей заднице.

Мы лежим на боку лицом друг к другу, когда он спрашивает:

— И что же в этом смешного? Я думаю, будет сексуально и забавно засунуть пробку в твою задницу.

— Пробку?

— Ага. — Он щиплет меня за сосок. — Она как раз предназначена для нее.

— Я сделаю это, если и ты сделаешь.

— Это вызов? — спрашивает он, смеясь.

— Возможно.

— Хорошо, но только если ты позволишь мне трахнуть твою попку.

— Ты и этот твой фетиш на задницы.

— Что я могу сказать. Все парни любят это. Они просто недостаточно честны на этот счет.

Мой опыт с мужчинами так мал, что я не могу ничего сказать ему в ответ.

— Ладно, я в игре. Но это ведь не навредит мне? Например, геморрой или что-нибудь еще?

У него вырывается громкий смешок.

— Нет, если все сделать правильно. Но я поищу информацию, если ты хочешь.

— Есть исследования по анальному сексу? Я в шоке.

— Исследования есть для всего. Уверен, что смогу найти последние данные и статистику, которые удовлетворят твою задницу.

У меня вырывается смешок.

— Только мою?

— Мою тоже, но только твоя будет воистину оттрахана.

— Во многих отношениях, если твои исследования окажутся ошибочными.

Мы оба смеемся, и он произносит:

— Эта тема сведет меня с ума.

— Насколько сильно, весельчак?

Я пытаюсь пощекотать его, но он успевает поймать мои руки так, чтобы я не добралась до его ребер.

Он закидывает их за мою голову и спрашивает:

— И что теперь?

— Я — твоя пленница, делай все, что захочешь со мной.

Игривость тут же исчезает и вместо нее появляется жар и напряжение.

— Все совсем не так, Шеридан. Это я твой пленник. Я никогда не мог подумать, что могу быть таким жестоким. Временами да, но не как безжалостный тип, готовый раздавить человека. Именно это я и сделал с тобой. Я бросил тебя на пол и раздавил каблуком своего ботинка, будто ты была ничем. Я не знаю, сможешь ли ты когда-нибудь простить меня, но, черт возьми, я сделаю все для этого.

— Ох, Бек. — Я толкаю его на спину и сажусь сверху. И наши языки соприкасаются в жарком поцелуе. Мы оба не можем насытиться. — Это последний раз, когда один из нас поднимает эту тему, — говорю я.

— Я люблю тебя, Шеридан. Всем сердцем. Надеюсь, ты понимаешь, насколько сильно я ошибся, и сможешь жить с этим дальше.

— Мы все ошибаемся, Бек. Важно, что ты понял свои ошибки.

— Не волнуйся, малышка. Я так хорошо это понял, что больше никогда не буду принимать нас как должное. 

Глава 15 Шеридан

В понедельник нам звонит мистер Морган и сообщает, что мы должны появиться в суде во вторник днем. Он не питает особых надежд, как и мы. В суде наш адвокат пытается хоть как-то дать отпор другой стороне, но чтобы он не говорил и чтобы не делал, это не может убедить судью, — Эбби снова выигрывает. Нам предстоит сообщить Инглиш не самые приятные новости.

Анна привозит Инглиш домой со школы, и мы объясняем ей всю ситуацию. Сначала она плачет. Ее страх прорывается наружу, и она закатывает величайшую истерику в своей жизнитакую истерику. Все длится недолго, но страх так и не уходит.

— Я боюсь ее.

— Та милая дама тоже будет с вами. Ты не будешь одна, — обещаю я ей.

— А что, если она опять бросит меня?

Бек отвечает:

— Не бросит. Послушай, ты ведь знаешь, что люди ошибаются? Они иногда совершают бездумные поступки.

Сначала Инглиш смотрит на Бека, потом переводит взгляд на меня.

— Наверное.

— Возможно, это произошло и с твоей мамой, — говорит он.

Она поднимает руку и указывает на меня пальчиком.

— Вот моя мамочка.

Бек хмурится.

— Разумеется, это так. Но иногда у детей есть две мамочки. Ты — одна из таких детей.

Инглиш обдумывает его слова некоторое время и произносит:

— У Сидней в школе тоже две мамочки.

— Вот видишь, ты не одна такая. Тебе, возможно, повезло иметь сразу двух мамочек.

Ее брови сходятся в одну, и я серьёзно сомневаюсь, что она проглотит ту байку, которую Бек пытался ей скормить.

Мне, вероятно, пора вмешаться.

— Послушай, малышка. Твоя мама хочет, чтобы ты дала ей шанс, а ты очень-очень особенная девочка. Лично я не представляю себе жизни, в которой нет тебя. Именно поэтому я понимаю, почему она хочет познакомиться с тобой поближе.

Инглиш принимается накручивать на пальчик локон.

— Как думаешь, у нее есть собака?

— Тебе стоит спросить у нее.

— Мне страшно.

— Я знаю, сладкая, но в этом нет ничего страшного. Обещаю, — уверяю я ее.

И молюсь, чтобы этот визит не прошел без присмотра уполномоченных лиц.

В следующую субботу мы обязаны снова привезти Инглиш в библиотеку. Я надеюсь, что это место не отобьет у нее любовь к книгам и чтению. Уполномоченная мисс Шафер ждет нас, а в ее глазах читалась надежда. Бек ведет себя так же, хоть и думаю, что это шоу только ради Инглиш. Все мои внутренности кричат о том, как все это неправильно.

Через несколько минут появляется Эбби и пытается быть очень любезной. Но в этой женщине нет ни малейшего намека на искренность. Ей нет никакого дела до Инглиш. Я чувствую это. Сидя боком, я наблюдаю за их с мисс Шафер общением. На лице Эбби фальшивая улыбка, — точно такую же люди натягивали на себя после смерти моего отца, и мне хочется кричать во все горло, что это фальшь, имитация, но я не могу. Мне приходится хранить молчание. Затем Эбби вытаскивает книжку-раскраску и коробку цветных карандашей из своей огромной сумки и предлагает их Инглиш.

— Вот, держи. — И протягивает все дочери.

Инглиш продолжает стоять, как столб.

— Разве ты не хочешь их?

Инглиш отвечает тихим голосом:

— Я не люблю такие книжки. Я люблю рисовать свои картинки.

Бек пытается объяснить:

— Рисование — ее хобби, и у нее неплохо получается.

— Ох, хорошо, тогда в следующий раз я принесу холст и масляные краски, — ворчливо огрызается Эбби.

Инглиш по своей наивности не улавливает всю суть и просто улыбается.

— Я была бы рада. Я люблю рисовать карандашами и красками.

У Эбби от неожиданности открывается рот, она не знает, что ответить. Мисс Шафер делает шаг вперед и говорит:

— Инглиш, а ты можешь нарисовать нам картинку карандашами?

— Я могу попробовать.

Забавно, что большинство детей ее возраста не умеют рисовать ими. Но не Инглиш. Она прошла этот этап.

Мисс Шафер указывает на раскраску, открыв первую страницу, и протягивает ее девочке. Инглиш садится и начинает рисовать. Это наш шанс уединиться. Мисс Шафер поднимает два пальца вверх, и мы киваем в ответ, зная, что можем оставить Инглиш часа на два.

Это самые долгие два часа в моей жизни. Даже Бек, который до этого находился в приподнятом настроении, начинает сходить с ума, пока не настает время возвращаться в библиотеку. Когда мы подходим к дверному проему, видим Инглиш и Эбби, склоненными над книжкой. У меня щемит сердце от этой сцены. С одной стороны, я рада, что все мирно. С другой стороны, уверена, что Эбби что-то скрывает. Я хорошо читаю людей. Мое первое впечатление о ней не было ошибочным. У этой женщины есть тайны, и тут не идет никакой речи об отношениях между матерью и дочерью.

Мисс Шафер подкарауливает нас и разрешает заходить.

Инглиш слышит шаги и поднимает голову. Незамедлительно спрыгивает со стула и начинает трещать без остановки.

— Смотрите. Я научила эту леди рисовать круглую собаку. Видите?

Инглиш указывает на бумагу. Она очень хорошо рисует анимационных персонажей, и Бек понятия не имеет, откуда она получила этот навык. Он полагал, ей досталось это от матери, но, когда мы видим рисунок, понимаем, как сильно ошибались. По крайней мере, ей удается пошутить по поводу своих навыков рисования.

— Этот ребенок действительно умеет рисовать, — сообщает Эбби.

— Да, умеет. Она посетила несколько художественных лагерей и относится к занятиям очень серьезно. Она сразу сказала, что ей не нужны раскраски, — отвечает Бек.

Это первый раз, когда Эбби смотрит на него с интересом. Возможно, лед тронулся.

Инглиш берет меня за руку и говорит:

— Пойдем, мамочка. Давай, нас ждет Бунниор.

— Кто такой Бунниор? — интересуется Эбби.

— Ее щенок, — отвечает Бек.

— Понятно, тогда через две недели? — Эбби смотрит на мисс Шафер.

Та улыбается в ответ:

— Да, если это удобно для всех, мы можем договориться на эту дату.

— Мне подходит. — Эбби смотрит на Бека, тот кивает.

По дороге к машине Инглиш болтает о том, как плохо рисовала «эта леди». Забавно наблюдать, как Инглиш не может подобрать других слов, кроме «эта леди».

— Она хорошо с тобой обращалась?

— Вроде того. Полагаю, что да. Поначалу она хотела, чтобы рисовала только я, но после того, как я нарисовала первую собаку, она попросила меня показать, как я это делаю. Поэтому я стала выучивать ее. Как ты выучивала меня в школе.

— Учила, — поправляю я.

— А?

— Ты сказала: «Выучивала». Правильно говорить «Учила».

— Хорошо.

На протяжении последующих нескольких недель мы внимательно следим за ее поведением, пытаясь заметить какие-то изменения. Но она ведет себя как обычно и ни разу не упоминает о встрече. Адвокат говорит, что раз все прошло хорошо, то он полагает, что встречи будут происходить чаще, возможно раз в неделю. Замечательно. Просто великолепно. Но потом я представляю себя на месте Эбби. Если бы я была ею, я бы тоже хотела видеться с Инглиш чаще.

Бек. Мне нужно поделиться этим с ним. Я бы никогда не подумала, что он легко справляется с этой ситуацией. Сейчас он силен духом как никогда. Но я знаю, в глубине души он постепенно разваливается на кусочки. Не знаю, как у него это получается. Он выглядит гораздо бодрее, чем я. У него появляется незапланированная поездка, но это всего лишь на неделю. Мы решаем, что пока окончательно не поймем, что будет происходить дальше, все его поездки будут длиться от недели до десяти дней. Чтобы он был в городе во время встреч Инглиш с Эбби. Это успокаивает меня, потому что вдруг что-то бы произошло, пока он будет в Африке. Не знаю, что бы делала тогда, действительно не знаю.

Бек забирает Инглиш на очередную встречу. Я решаю остаться дома. Когда они уезжают, я начинаю замешивать свое знаменитое шоколадное печение. Он возвращается, и я слышу его комментарии прямо с порога дома.

— Печенька, ты готовишь то, что я думаю?

— Конечно.

Его огромный силуэт величественно появляется на кухне.

— Ммм, — тянет он, схватив печеньку и откусив кусочек. — Еще теплое.

— Я только достала их из духовки. — Говоря это, я отправляю следующий противень в духовку.

— Сколько еще партий тебе печь?

— Эта последняя. Оглянись по сторонам.

Я указываю на еще один противень, покрытый печением.

— Ты приготовила все это, пока меня не было.

— Ага. Это легкий рецепт.

Вдруг в его глазах появляется блеск. Он хватает меня за бедра и усаживает на кухонный островок.

— Мне кажется, мы давненько этого не делали.

Его руки упираются по бокам от моих бедер, и он прижимается ко мне с поцелуем. Я останавливаю его, положив руку на грудь.

— Мне кажется, мы делали это прошлой ночью. Ты еще называл меня своей маленькой грязной женушкой.

Он натягивает щеку языком и высовывает его, слегка ухмыляясь.

— Да, но мы не делали этого здесь. На островке. Хочу, чтобы ты стала моей островной женушкой.

— Хочешь, да? Я бы предпочла быть островной женушкой на Карибах.

Я всего лишь шучу, но он воспринимает мои слова буквально.

— Правда? Потому что мы запросто можем это устроить. Только скажи, Печенька.

— Бек, я же пошутила.

— Нет, давай съездим. Мама с папой присмотрят за Медвежонком. Поехали.

— Не могу. У меня же школа.

— Весенние каникулы! — практически кричит он. — Ты помнишь, что они подарили нам домик в горах? Мы можем поехать туда позже, а вместо этого отправиться на Карибы. Они же могут поехать в горы с Инглиш.

— Черт, ты действительно серьезен.

— Да. Ты же никогда не была там. А я был бы не против, увидеть тебя голой на частном пляже.

— Ты совсем из ума выжил? Я никогда не пойду на нудистский пляж, — возмущаюсь я.

— Думаю, ты упустила ту часть, где я сказал — частный. Я никогда никому не позволю увидеть тебя голой, малышка.

— А, ты это имел в виду.

— А теперь закрой свой сексуальный ротик, я хочу пошалить. У нас не так много времени, — замечает он.

Тут пищит таймер от духовки, и я смеюсь.

— Ох, блядь. Видишь? — говорит Бек.

— Просто вытащи противень из духовки, я жду тебя здесь, — отвечаю ему.

— Можешь поспорить на свою сладкую попку, я так и сделаю.

Он бежит к духовке и вытаскивает противень так поспешно, что я хихикаю.

Вернувшись, он поднимает мои ноги на столешницу и говорит:

— Подними свою задницу.

Он стягивает мои легинсы. Они быстро оказываются на полу вместе с трусиками, майкой и лифчиком.

— Вот как я люблю. Ты, голая, на кухне, с широко разведенными ногами. Блять, Шеридан, тебя прямо-таки хочется съесть. Но не сегодня.

Он расстегивает свои джинсы и спускает их на щиколотки. Он уже возбужден, поэтому его член выскакивает из трусов, длинный, твердый и готовый для меня. Он обхватывает его рукой и поглаживает. Вверх и вниз, по всей длине. Я не могу оторвать глаз от этого зрелища. Мой рот наполняется слюной. Я хочу прикоснуться к себе, но его голос меня останавливает.

— Это все моё сегодня, Печенька. Не прикасайся.

Что? Нечестно.

Давление между ног настолько сильное, что я еле-еле могу его вынести. Поэтому я пытаюсь свести ноги вместе. Он снова меня останавливает.

— Ты такая нетерпеливая. Хочу посмотреть на тебя, а если ты сведешь ноги, я не смогу этого сделать.

Я трясу головой, когда его рука двигается к моим половым губам и раздвигает их широко. Его пальцы погружаются внутрь, а потом он вытаскивает их, размазывая мою влагу по клитору. Я извиваюсь от желания. Второй рукой он продолжает ласкать твердый член, и мне очень хочется почувствовать его внутри себя. Я начинаю скулить.

— Мне нужно, чтобы ты меня трахнул. Сейчас же.

Я пытаюсь схватить его, но он лишь усмехается.

— Проголодалась, да?

Если мое сердце застучит еще сильнее, оно выпрыгнет наружу и убежит за дверь. Он отпускает свой член и раздвигает мои бедра еще шире. Берет одну мою ногу и запрокидывает ее себе на плечо, притянув мою задницу к самому краю столешницы. Он проходится вверх и вниз по моему клитору.

— Смотри. Не отводи глаза.

Он упирается членом в мою дырочку и произносит:

— Я собираюсь растягивать твою киску так широко, пока ты не начнешь выкрикивать мое имя, кончая. Ты этого хочешь?

— Да.

Он начинает медленно входить в меня, до боли медленно. Мне хочется схватить его и прижать к себе, но я не могу дотянуться. Бек надавливает рукой мне на живот, останавливая меня.

— Просто смотри.

Когда он, наконец, полностью погружается в меня, я уже верчусь от нетерпения, и он выходит из меня. Повторяет это снова. Медленно, медленно, медленно. Я пытаюсь прикоснуться хотя бы пальцем, но он отводит его в сторону.

— Ты ведь помнишь, что это все мое?

Я тяжело дышу, словно пробежала не одну милю. Капли пота стекают по моему лбу, а я ничего толком не делаю, лишь сижу на месте.

— Наблюдай, Печенька. Это чертовски сексуально.

Я так и поступаю, начав втягиваться в процесс. Желание нарастает и нарастает, так хорошо. Удовольствие настолько сильно овладевает мной, мне кажется, что такого я раньше не испытывала. Вдруг меня пронзает ошеломляющий оргазм, накрывающий с ног до головы. Я слышу чей-то всхлип, и не сразу понимаю, что это я.

— Мне кажется, кому-то нужно прилечь.

Он поднимает меня на руки и относит в кровать.

— Какого черта, Бек. Мне кажется, ты сломал мою киску. Снова.

Он опускает меня на кровать и покрывает нежными поцелуями мое лицо, грудь и живот.

— Ты невероятна. И то, как ты ощущаешься вокруг моего члена, просто изумительно. 

*** 

Мы лежим на кровати, целуясь и воркуя, как парочка подростков, когда он спрашивает:

— Печенька, ты когда-нибудь разговаривала с кем-либо о том, что произошло с твоим отцом?

Его вопрос шокирует меня настолько сильно, что каждый мускул моего тела напрягается.

— Эм, нет. Только с Мишель. Все.

— И с ее мамой тоже?

— Ну, может быть, немного, — бормочу я.

По большей части я была сосредоточена на поступлении в колледж. Мы с Мишель были соседками, поэтому ее мама обо всем позаботилась. Она даже купила для меня спальные принадлежности, а также зарядку для телефона и многое другое, потому что у меня не было денег. Она была так добра ко мне. Мама Мишель обращалась со мной, как со второй дочерью. Я усмехнулась. Если бы не она, я бы пошла в колледж только с тем, что у меня было.

— А ты разговаривала с ней о том, что чувствуешь?

Я приподнимаю голову так, чтобы видеть его сине-зеленые глаза.

— Что ты имеешь в виду?

— У тебя случилась трагедия, причем дважды в таком молодом возрасте. Твой отец не смог помочь тебе с этим, потому что погрузился в свое горе. Мне интересно, горюешь ли ты сейчас?

— Возможно. Со мной столько всего произошло, что у меня не было времени, чтобы сконцентрироваться на его смерти. На обеих смертях.

Помню, как отец вернулся домой и еще несколько часов не мог сообщить мне, что мама ушла.

— Как ты с этим справилась, Печенька? — спрашивает он и притягивает меня к себе поближе. — Я не могу представить, что ты чувствовала в тот момент.

— Думаю, я похоронила некоторые свои чувства. Я плохо помню похороны, отец практически все время игнорировал меня. Он едва ли говорил со мной на протяжении нескольких недель. Я оставалась в своей комнате и плакала. А потом началось пьянство. Он был хорошим человеком, но это смущало моих друзей, и они прекратили со мной общаться. Я не знала, что сказать, когда умерла мама. Все бросили меня, кроме Мишель. Но мне было так стыдно говорить с ней о чем-то. Отец пил все время, а затем произошла авария. Когда в тот вечер появилась полиция, я не удивилась. Самое ужасное то, что он убил других людей.

— Он втянул тебя в ужасную ситуацию.

— Да, но он был так потерян из-за смерти мамы. Я просто рада, что это не случилось на год раньше. Меня бы отправили в приют из-за возраста. Мне, по крайней мере, было уже восемнадцать, и я собиралась в колледж. Когда я потеряла все, включая дом, мне уже было все равно, потому я уехала оттуда навсегда.

— Хм, полагаю, ты права. Так они забрали все ваше имущество?

— Ага. У нас не так-то и много было. Но семья жертв получила все. Я не виню их. Он не должен был садиться за руль. Я тоже была виновата в этом.

— А они учли все ваши обстоятельства?

— Я не сказала им. Я бы не посмела. Это всего лишь деньги, они не вернули бы им мать и дочь. Я отдала тому мужчине все, что могла.

— Но это нечестно. Ты была по уши в долгах, твой адвокат пытался это оспорить?

— Бек, это ничего не значило для меня. Я понимала, что мне придется нелегко.

— Почему?

— Потому что перерыв в работе заставил меня осознать то, что случилось.

— Но ты ведь была в колледже. Это обычно время веселья.

Положив ладонь ему на щеку, я произношу:

— Каждый по-своему учился в колледже. Как ты, например. Я же жила за счет Мишель. Для меня этого было достаточно.

Он проводит пальцами сквозь мои волосы, распутывая пряди. Он ничего не произносит, что ему не свойственно. Но его дальнейшие слова повергают меня в шок.

— Шеридан, я знаю, что наша свадьба в Вегасе была реально фиговой, даже если не брать в расчет Элвиса. Если бы я знал, что влюблюсь в тебя так быстро и стремительно, устроил бы все в церкви. Ты заслуживаешь куда большего. Я столького лишил тебя. Когда все это дерьмо с Инглиш закончится, выиграем мы или проиграем, я бы хотел обновить наши клятвы в церкви, перед людьми, которым мы дороги. Сделать все правильно. Не могу сказать, что я сильно верующий человек, хотя и верю в Бога, и ты знаешь, что Инглиш будет вместе с нами. Но я хочу, чтобы ты выбрала сама, чего хочешь. Если, конечно, тебе это интересно.

Боже, этот мужчина! Мое сердце распахивается и из него рекой течет любовь. Я набрасываюсь на него, хотя мы и лежим рядом. Потом забравшись на него, я прикасаюсь к нему губами в бесконечном поцелуе. Мое тело накрывает его, насколько это возможно, потому что он крупный мужчиной. Поцелуй длится до тех пор, пока Бек не замечает со смешком:

— Я принимаю это как «Да».

— Нет, я просто показала, как сильны мои чувства. Надеюсь, я смогла передать это через поцелуй. Твой отец был прав насчет тебя.

— Что ты имеешь в виду?

— В день, когда я ушла от тебя. После… ну ты знаешь. Он пришел ко мне и рассказал, что у тебя голова сейчас, как цемент, но сердце мягкое. Он сказал, что этим ты похож на маму.

— Хм, я не знал этого.

— Конечно, не знал. А сейчас знаешь. Сохрани в себе свое сердце. И нет, я не хочу обновлять клятвы. Мне все понравилось в Вегасе. Внутри меня бушевала куча эмоций. Это был мой первый полет на самолете, ты купил мне охренительное кольцо, наша свадебная церемония была милой, мы остановились в самом модном отеле, и у нас был самый горячий секс в моей жизни, чего я вообще не ожидала. Я бы ничего не стала менять в той поездке, за исключением звонка, который мы получили после.

Бек приподнимает бровь.

— Самый горячий секс в твоей жизни, да?

— Ну да. По крайней мере, для меня. Ну и что? А для тебя это было не так?

— Это был самый горячий секс во вселенной. Я думаю, были сообщения из НАСА о скачке температуры на Земле, которые доходили до Андромеды. Значит, ты уверена в этом? — спрашивает он.

— В чем, в повторении клятв?

— Мой поцелуй отвлек тебя до такой степени, что твоя память уже подводит? Да, повторение наших клятв. — Бек издает гортанный смешок.

— Уверена. Но, может быть, мы могли бы устроить какой-нибудь праздник, — предлагаю я.

— Меня это вполне устраивает. И мы знаем, что Инглиш это понравится. Ты можешь ее представить? Она наденет эту сумасшедшую диадему и солнечные очки в форме сердца.

Мысль о том, как она носит эти вещи, заставляет меня смеяться, и я сразу же представляю ее себе.

— О боже, но кто же будет все фотографировать?

— Печенька, тебе не кажется, что у меня есть друзья в этом бизнесе?

Ударив себя по голове, я говорю:

— Да, я идиотка.

Он прижимает свои бедра к моим и обхватывает ладонями мою задницу.

— Сексуальная идиотка.

— Фу! Ты не можешь соглашаться со мной, когда я говорю такие вещи. Ты должен сказать: «Нет, милая, ты и близко не идиотка, так что прекрати».

— Нет, ты же знаешь, я никогда так не сделаю, если это правда. Ты должна уже знать обо мне такое.

Его руки впиваются в мои ягодицы, и он прижимает свой член ко мне, снова твердый как камень.

— Бек.

— Хм?

Я сажусь сверху на него, его член зажат между моих бедер.

— Мы собираемся сделать это снова?

— А что? Или ты хотел вытащить своего Багза Банни? — хихикает он.

Его затуманенный взгляд и слегка приоткрытые губы заставляют меня сглотнуть комок в горле. Остановившись на секунду, я впитываю в себя сцену с Беком, поскольку предполагаю, он делает тоже самое со мной. Затем я поднимаюсь и медленно опускаюсь. Ах, черт, он так хорошо ощущается.

— Мне не нужен Багз Банни, когда у меня есть ты.

— У тебя самые красивые соски, которые я когда-либо видел. Я действительно счастливый человек.

Откинувшись назад, я наклоняю таз и раскачиваюсь взад и вперед, чтобы найти идеальное трение. Он подстраивается под мой ритм, но я нахожусь в моменте, теряясь в ощущениях. Моя голова откидывается назад, когда внутри нарастает давление. Бек что-то говорит, но я понятия не имею, что именно. Я теряюсь в нем, в этом, — во всем, что дает мне Бек.

Внезапно он садится, его рука обвивает мою талию.

— Открой глаза, Шеридан. Поделись со мной своим оргазмом. Ты такая красивая, когда кончаешь на меня.

Его рот так близко от моего, наше дыхание смешивается. Его глаза скорее голубые, чем зеленые, но теперь они темно-синие, как море. Они завораживают своими крошечными вкраплениями зеленого и синего, но затем он закрывает их. Его мягкие губы прикасаются к моим, сначала один уголок, потом другой, затем начинает оставлять дорожку легких поцелуев на моей шее. Все это время никто из нас не перестает двигаться. Бек возвращается к моему уху, и бормочет:

— Кончи со мной, моя сексуальная женушка.

Слегка вращая бедрами и покачиваясь внутри меня, он нащупывает пальцами мой клитор. Это прекрасный ленивый трах, и когда он мягко прижимается ко мне, давление, наконец, увеличивается до предела. Когда я достигаю оргазма, он захватывает мои губы в поцелуе и проглатывает свое имя, пока я стону. Мое тело обмякает под его сильными руками, когда он прижимает меня к своей груди, и я чувствую, как он изливается в меня.

Когда я, наконец, отдышалась, произношу:

— Кто-то снова украл мои кости.

— А ты украла мое сердце, Печенька. Но я не хочу, чтобы все было по-другому.

— Ты не крал мое. По-моему, я сама преподнесла его тебе на блюдечке с голубой каемочкой.

Мы лежим бок о бок до самой последней минуты, пока не настает время ехать за Инглиш. Он приносит мою одежду из кухни и секунду смотрит на меня, прижав кулак ко рту.

— Я никогда не думал, что буду испытывать к кому-то такие чувства, как к тебе.

И прежде, чем я успеваю ответить, он быстро уходит от кровати, и я слышу, как открывается и закрывается входная дверь. Мой желудок и сердце сжимаются. Нет, пусть этого будет много. Слишком много. Бек Бриджес — сложный человек, но он сумел полностью завладеть моим сердцем, и если бы я могла оставаться в постели весь день и ничего не делать, кроме как трахать его, я бы придумала, как это сделать.

Следующий месяц проходит удивительно гладко. Но, как и все в жизни, именно так все и происходит перед тем, как упасть на дно. 

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ МИСТЕР И МИССИС БРИДЖЕС

Глава 1 Бек

— Так как же ты набрался смелости пригласить меня на свидание? — спрашивает Шеридан. Инглиш дома с моими родителями, а мы сидим, наслаждаясь бокалом вина.

— Папа был инициатором идеи о браке. Однажды мы разговаривали с Джоном, и он упомянул, что мне нужна жена. Тогда я посмеялся над этой идеей. Но он настаивал, что это было бы здорово в ситуации с Инглиш, тем более я одинок.

Шеридан бьет меня по руке.

— Не могу поверить, что ты никогда не рассказывал мне эту историю.

Я пожимаю плечом.

— Честно говоря, это было похоже на то, будто предложили заказать невесту через интернет. А потом папа продолжал настаивать, что я одинок. Оглядываясь назад, я понимаю, что он оказался прав. Так и есть. Только думаю, я был так занят Инглиш, что не замечал этого.

Она наклоняется вперед, упирается локтем в колено и подпирает подбородок ладонью. Я не могу удержаться, чтобы не схватить прядь ее волос и не накрутить ее на палец.

— Я понимаю, почему ты так думаешь. Наличие шестилетнего ребенка не дает тебе скучать.

— Что правда, то правда. Но они видели, чего именно мне не хватает. Они продолжали настаивать, чтобы я сходил куда-нибудь на свидание. Они даже хотели, чтобы я попробовал зарегистрироваться на одном из этих сайтов знакомств.

Я не могу остановить дрожь, которая пронзает меня. Шеридан смеется.

— Эй, я знаю нескольких учителей, которые познакомились там со своими мужьями. Это не так плохо, как ты думаешь.

— Как скажешь. Во всяком случае, Джон был тем, кто сказал, что это поможет с судебным делом, но ты это уже знаешь. А потом мама начала говорить о тебе. Но после нашей первой встречи я понял, что обречен.

В первый раз, когда мой взгляд упал на мисс Шеридан Монро, я был сражен. Смесь невинности и огня, ее аквамариновый взгляд обжигал меня, как лесной пожар, подпитываемый ветром Санта-Ана.

— Да, ты был совсем не милым.

Поморщившись, я добавляю:

— Не говоря уже о том, что я так сильно опоздал на встречу, было удивительно, что ты все еще была там.

Ее южное нахальство пару раз ставило меня на место, хотя в итоге я оказался полнейшим ослом.

— Но меня поразило то, как искренне ты заботилась об Инглиш. Это было пронизано твоим тоном и резким осуждением меня.

И хотя я обращался с ней, как с дерьмом, она мне нравилась.

— Нельзя отрицать, что она была моей любимой ученицей. Но ты… когда я зашла домой в тот день, нарычала на Мишель из-за тебя. И по тому, как я рассказывала о тебе, она приняла тебя за какого-то старика. В ту ночь, когда я столкнулась с тобой в клубе, она удивилась, что там делал какой-то старый чудак.

Мы оба смеемся над этим.

— Я не мог не преследовать тебя. То, как ты двигалась на танцполе. А потом эта твоя сладкая попка в обтягивающих джинсах.

— Почему ты не поговорил со мной? — интересуется она.

— Опасался, что приведу тебя домой и оттрахаю до полусмерти. А потом смотри, что случилось. Ты травмировалась, и этот твой дрянной рот: разговоры о стояках, членах и фаллоимитаторах делали все возможное, чтобы заставить меня смеяться.

У нее отвисает челюсть.

— Почему ты вел себя так сурово?

— Потому что не хотел себя выдать. Не хотел, чтобы ты видела, как я чертовски влюблен. Раскрываться было не в моих правилах, тем более что ты была учительницей Инглиш.

Она одаривает меня дерзкой улыбкой.

— Так что? Ты влюбился в меня?

— Ох, Печенька, ты стала моей фантазией. Я даже не могу сосчитать, сколько раз я дрочил, думая о тебе: о твоих глазах, твоем ротике и этой заднице. И тогда я предложил свой план маме и папе. Как ты можешь себе представить, они были полностью «за».

В этот момент ее глаза сияют, но я собираюсь сказать ей всю чистую правду.

Схватив ее за руку, я продолжаю:

— Подожди минутку. Ты должна услышать всю историю. Итак, поначалу мне нужна была жена, чтобы завершить семью, но я так же хотел трахнуть тебя. И вот что самое дерьмовое. Я был не самым благородным парнем, но жить со стояком всякий раз, когда я думал о тебе, было нелегко. Быть женатым на тебе и не иметь возможность трахнуть тебя, эта мысль убивала. Смерть от синих шаров. Поэтому я решил завоевать тебя. Это было нелегко. Мне предстояло уговорить тебя выйти за меня замуж, когда я тебе даже не нравился. Но у меня было оружие. И имя у него — Инглиш. Я знаю, это был идиотский ход со всех сторон.

Она прикусывает нижнюю и начинает посасывать ее.

— Да, теперь ты говоришь как суперподонок.

— Я так и думал, что ты это скажешь. Дай мне закончить. Во время всего этого происходило что-то еще. Я изменился. Ты ворвалась в мою жизнь подобно циклону и воссоздала Бекли Бриджес. Когда дело доходило до Инглиш, я был просто великолепен, но именно ты заставила меня захотеть стать лучше, стать лучшим мужем из всех возможных. Ты — та, кто сделала меня таким, какой я сегодня.

— Как я это сделала?

— Ты вытащила из меня доброту. Это было что-то, чего я не знал до тебя. Ты заставила меня хотеть иметь тебя во всех отношениях, заставила меня хотеть защитить тебя любой ценой, и ты показала мне, что на самом деле значит любить другого человека. Потому что я влюбился в тебя по уши, когда меньше всего этого ожидал. Я привык думать, что Инглиш — лучшее, что когда-либо случалось со мной. Но это было нет так. Ты. Мне пришлось полюбить Инглиш. Это было естественно и у меня не было выбора. Но с тобой мое сердце открылось, ты наполнила его любовью. Я знаю, что без тебя я был бы наполовину человеком.

Она не произносит ни слова, только наклоняется ко мне и прижимается своими сладкими губами к моей щеке.

— Я еще не закончил.

— Есть еще что-то? — спрашивает она.

— Немного, — ухмыляюсь я. — Ты была моей жизнью, моей радостью, моим штурвалом во всей этой неразберихе, с которой мы столкнулись. Как я вообще мог жить без тебя?

— Даже не знаю. Я полагаю, ты был сварлив.

— По меньшей мере. Ты думаешь, я спокойный, но правда в том, что ты — причина, по которой я могу сохранять свое здравомыслие. Стоит мне только подумать о тебе, и я словно смотрю на стеклянный пруд. Хотя наш брак начинался как фарс, теперь он укоренился глубок в моей душе. Я только надеюсь, что ты чувствуешь себя вполовину так же, как я.

Ее улыбка говорит мне больше, чем мне нужно знать, но ее поцелуй дает мне знать еще больше.

— Ох, Бек, спасибо, что рассказал мне. Это так много значит. И я надеюсь, ты знаешь, что ты тоже часть моей души.

Весенние каникулы начинаются через месяц и, как и было обещано, я дарю Шеридан билеты в Ангилью. Никогда не бывая на Карибском море, она понятия не имеет, где оно находится. Поэтому я делаю единственное, что могу, — достаю карту и показываю ей. Это самая лучшая часть. Ее выпученные глаза похожи на два мяча для гольфа.

— Это далеко отсюда, не так ли?

— Ага, и погоди, пока не увидишь бирюзовую воду. Это так прекрасно. Точь-в-точь как твои глаза.

Моей наградой служит легкий поцелуй, потому что у нас зрители, а она заплатит мне позже. И я не могу дождаться.

Инглиш хлопает в ладоши, потому что Деда и Банана везут ее в горы на неделю. Бунниор поедет с ними. Этот милый маленький ублюдок. Боже, я знал, что моя жизнь будет в беспорядке с его появлением. Вечно жует и какает, где ему не положено. Мой отец — я хотел бы свернуть ему шею. Но как только мой взгляд падает на дочь, эта чертова собака выигрывает каждый раз.

— Бек, можно тебя на минутку? Наедине.

— Конечно.

Я следую за женой в спальню, наблюдая, как она покачивает задницей. Хмм. Что бы я хотел сделать.

— А ты знаешь, что это место хорошо просматривается? — спрашивает она.

— А? — я в замешательстве.

— Место, где мы остановимся. В Ангилье.

— Нараспашку?

— Да, наша ванная комната на улице. Из нашей спальне открывается вид на океан. Бек, люди увидят нас голыми. Наш душ, Бек! Как мы будем принимать душ? Смотри!

К этому моменту я уже не могу просто прикусывать губу, чтобы не завыть.

— Детка, наша вилла частная. Наш пляж частный. Там никого не будет, кроме нас.

— Да ладно тебе, Бек. Там кто-то будет. Ты не можешь держать всех подальше от пляжа.

— Да, могу. Там есть ворота и все такое.

— Ворота? Что еще за ворота?

— Гигантские, и эй, даже если нас застукают голыми, что в этом такого? Мы никого не знаем.

— Брось! У них может быть камера.

— Окей, я все проверил. Я имею в виду, действительно проверил мелкий шрифт. Единственными, кто имеет доступ на эту виллу, будем мы вдвоем и наш личный дворецкий.

— Личный дворецкий?

— Да, он доставит нам еду и напитки, а также позаботится об уборке помещения.

Я крепко держу ее голову, так что Шеридан вынуждена смотреть на меня.

— Шеридан, я не собираюсь тащить нас в какое-то сомнительное место. Это первоклассный дом с отличной охраной. Никто нас не увидит. Я обещаю. Кроме того, внутри есть еще одна ванна. Если тебе неудобно принимать душ на открытом воздухе. Увидишь, когда мы туда доберемся. А теперь поцелуй меня, моя маленькая беспокойная жена.

Мы возвращаемся в гостиную, когда раздается стук в дверь. Шеридан открывает ее, и это мистер Морган. Какого хрена он здесь делает?

— Добрый день.

— Мистер Бриджес, миссис Бриджес, мы можем поговорить?

— Конечно, — говорю я.

Оглядевшись в поисках Инглиш, я вижу ее на кухне и говорю:

— Эй, Медвежонок, почему бы тебе не пойти в свою комнату ненадолго? Маме и папе нужно поговорить по-взрослому с мистером Морганом.

Она встает со стула и говорит:

— Хорошо, но я проголодалась.

— Все в порядке. Возьми яблоко, и как только мы закончим, мы пойдем в «Пицца Паласио». Как тебе?

— Вполне честно, чувак. — Она бьет меня кулаком.

Качая головой в сторону Шеридан, я говорю:

— Мы должны прекратить смотреть так много Diners, Drive-Ins and Dives^[6].

— Судья Кларион разрешила мисс Ламонт посещать ее без присмотра, — говорит мистер Морган, когда она выходит из комнаты.

— Черт, — стонет Бек.

— Мне очень жаль, что я принес вам эту новость. В отчете представителя опекунства говорилось, что визиты проходят так хорошо, что она не видит причин не двигаться вперед.

— Мне это совсем не нравится, но я не могу сказать, что удивлен, — говорит Бек.

— Послушайте, я чувствую себя обязанным предупредить вас. Если и дальше все пойдет хорошо, это превратится в ночной визит. Если мы ничего не выясним о матери, боюсь, у вас не будет выбора, мистер Бриджес.

Боль между глаз усиливается.

— Я верю вам, но сомневаюсь, что мы это сделаем. Если они еще ничего не нашли, я уверен, что и не найдут. Она, должно быть, профессионалка в сокрытии вещей.

Кротко кивнув, Морган выходит за дверь, оставляя меня волноваться по поводу Инглиш.

Шеридан прерывает мои размышления.

— Как ты можешь быть так спокоен? Я хочу пойти и вырвать волосы у этой женщины.

— И что бы это решило?

— Ничего. Но дело не в этом.

Положив руки ей на плечи, я говорю:

— Мы должны быть сильными и показать, насколько серьезно настроены по поводу Инглиш. Она должна верить, что мы думаем о ней. Если мы будем бегать вокруг, злые и готовые оторвать Эбби голову, как будет чувствовать себя Инглиш, когда ей придется пойти туда?

Она оседает, и я чувствую, как напряжение покидает ее.

— О, Бек, неужели ты думаешь, что до этого дойдет?

— Если честно, то да. Я ненавижу это всем своим существом, но судья Кларион, кажется, в команде Эбби. И я не верю, что мы можем что-то сделать, пока не найдем на нее что-либо.

— Они активизировали свою игру, верно?

— Да. Некоторое время назад. А теперь давай отведем голодного малыша на ужин.

Инглиш болтает без умолку за обедом, не зная, что произошло с визитом мистера Моргана. Дети могут быть такими забывчивыми. И это хорошо. Шеридан, с другой стороны, слишком тихая. Я массирую ее колено, и ее бледная улыбка дает мне понять, что ее упавшее настроение нуждается в подъеме.

— Итак, Инглиш, расскажи мне, чему мама научила тебя в школе. Мы были так заняты на этой неделе, что у меня не было возможности спросить тебя.

Она прикладывает палец к щеке и говорит:

— О, мы изучаем динозавров. Знаешь ли ты, что у брахиозавра была такая длинная шея, почти как у жирафа, но намного длиннее, и он ел то, что было очень высоко над землей? Высотой с небоскреб.

И она вскидывает руки вверх, чтобы продемонстрировать это. Я кусаю губы, чтобы не рассмеяться.

— Инглиш, помнишь, что я сказала? Они питались растительностью, которая росла высоко в воздухе, иногда достигая зданий высотой в тридцать футов? Это что-то вроде двухэтажного здания.

— Угу.

Я объясняю Инглиш:

— Медвежонок, тридцать футов — это как высота нашего дома. Небоскреб похож на одно из самых высоких зданий в центре города.

Она поджимает губы, переваривая услышанное.

— А, ладно. — И запихивает в рот еще немного пиццы.

— Так ты считаешь, что динозавры — это круто? — спрашиваю ее.

— Может быть, но не так круто, как щенки.

Я подмигиваю Шеридан.

— Нет, определенно не такие крутые, как щенки. Что еще ты узнала?

— «Ай» перед «И»^[7].

Я перевожу взгляд на учителя ее группы.

— Они учат это в первом классе?

— Конечно. Ты не поверишь, какая там математика.

— Серьезно? Я же родитель, помнишь? Я проверяю ее домашнее задание.

Шеридан, похоже, была задета моим замечанием.

— Извини. Наверное, я просто не подумала. Так или иначе, технологическая эра изменила все. Дети схватывают материал и подвергаются воздействию материала раньше, чем в наше время. Так что думай о первом классе, как о детском саде в наше время.

Все это время я думал, что Инглиш это суперпродвинутый ребенок, а теперь я узнаю, что они все такие.

— Большинство детей начинают читать уже в первом классе. Они учатся в детском саду и даже в дошкольных учреждениях, в зависимости от того, куда они ходят, — продолжает Шеридан.

Я почесываю затылок.

— Бек, дети — губки для знаний. Научи их тому, что они любят, и все, чего они хотят, — это узнать больше.

— Да, папочка, как когда ты рассказывал мне о том, какие водители идиоты и как ты хочешь сбить их прямо на дороге.

Черт. Жестокая честность детей.

Шеридан хмурится, когда произносит:

— Нам с тобой нужно немного поболтать, дорогой.

— Не сомневаюсь, — говорю я с милой улыбкой на лице. Что угодно, лишь бы она была счастлива, но она права. Называть водителей идиотами — не лучший пример для моей дочери.

Когда мы возвращаемся домой и укладываем Инглиш в постель, Шеридан грозит мне указательным пальцем. Я следую за ней в нашу спальню. Она плюхается на кровать и поджимает под себя ногу.

— Ну, милый, что там насчет водителей-идиотов?

Я должен был знать, что это произойдет. Почесав затылок, я одариваю ее своей лучшей застенчивой улыбкой.

— Гм, да, это так. У меня есть небольшая дорожная ярость.

— Дорожная ярость. С нашей дочерью в машине. — Она даже не спрашивает, а просто констатирует факт и хмурится. Это нехорошо.

— Это всего лишь случайность, когда я немного возмущен. Например, когда движение плохое и люди ездят, как идиоты.

Она склоняет свою красивую головку и пронзает меня взглядом ясных глаз цвета морской волны. И я чувствую себя так, будто мне восемь лет, и я украл печенье, которое она велела мне не брать.

— Ты немного кричишь. И именно тогда, как я понимаю, ты называешь водителей идиотами?

Иисус. Я чувствую себя дерьмово. И это именно из-за нее. Иногда все дело в одном ее взгляде. С легким прищуром, словно задевает самую душу.

— Мне очень жаль. Инглиш не должна этого слышать.

— Бек, дело не только в этом. Она видит такую реакцию и думает, что это нормально — злиться на других водителей.

— Ну, иногда так и есть.

— Да, иногда. Но не все время.

— Я не делаю так все время.

Она молчит. Я опускаюсь и кладу голову ей на колени.

— У тебя привычка заставлять меня чувствовать себя дерьмом.

— Я не хочу, чтобы ты чувствовал себя дерьмом.

— Но ты…

— Бек, посмотри на меня.

Я повинуюсь и вижу безграничную любовь в ее глазах. Потом она говорит:

— Ты самый лучший отец в мире. То, что ты делаешь, то, как ты себя ведешь, и то, как Инглиш реагирует на тебя, — я так горжусь тобой, что это заставляет мое сердце сжиматься от счастья. Я не хочу, чтобы ты чувствовал себя плохо. Я лишь хочу помочь тебе подать ей лучший пример.

— Но ты же считаешь, что я неплохо справляюсь, верно?

Она одаривает меня одной из своих ослепительных улыбок, и я знаю, что все хорошо.

— Да, у тебя все в порядке. Ты отлично справляешься. Эта маленькая девочка находится под радугой с тобой каждый божий день, настолько, что светится.

— Спасибо, Печенька. За то, что поддерживаешь меня. Если я еще не сказал тебе, то мне очень повезло, что ты есть в моей жизни. 

Глава 2 Бек

Как и предвидел мистер Морган, Эбби получает визиты раз в неделю без присмотра, и Инглиш, к нашему большому удивлению, воспринимает это довольно спокойно. Эбби заезжает за ней домой и забирает на четыре часа. Первый раз ужасен для нас с Шеридан. Практически все время ее отсутствия мы без конца ходим туда-сюда по дому. Но, когда Инглиш возвращается домой, улыбающаяся и невредимая, мы чуть не падаем от облегчения.

Она лопочет о том, чем они занимались. Как они отправились в художественный магазин, где Эбби купила Инглиш вещи, которые были ей нужны для рисования. Как они вернулись к ней домой, и Эбби освободила место в комнате, чтобы она могла рисовать. Эбби наблюдала за тем, как Инглиш рисовала ей портрет Бунниора. Они поели печенья с молоком, и Эбби привезла ее домой.

Шеридан шепчет мне на ухо:

— Звучит довольно безобидно.

— Да. — Вздыхаю я с облегчением.

— У нее нет своего Бунниора, поэтому я оставила там его фотографию, чтобы она могла смотреть на него.

Любопытствуя о ее парне, я спрашиваю:

— Там был кто-нибудь еще?

Инглиш мотает кудряшками и отвечает:

— Только она и я. Как ты думаешь, смогу ли я взять с собой Бунниора, когда снова поеду к ней?

— Хм, я не уверен. Может быть, потом.

Наверное, нам следовало завести ротвейлера, чтобы Инглиш могла взять его туда в качестве телохранителя.

Инглиш бежит в свою комнату, чтобы поиграть, а Шеридан хмурится.

— В чем дело? — спрашиваю я.

— Что-то не так. Я чувствую это, Бек.

Взяв ее руки в свои, я говорю:

— Мы должны посмотреть на это с другой стороны. У нас нет выбора. Эбби будет навещать ее, и мы ничего не можем с этим поделать.

— А как насчет того, чтобы нанять другого частного детектива?

— Морган говорит, что это ребята высшего класса. Может быть, она не делает ничего плохого. Может быть, я хотел верить в худшее, потому что остался с Инглиш совсем один, делая всю грязную работу. И теперь она появляется, желая быть частью ее жизни, как будто все хорошо. Может быть, я сделал из нее монстра, хотя на самом деле это не так.

— Нет, я ни на минуту в это не поверю. Какая женщина пойдет в школу, где учится ее ребенок, приманит ее к забору, когда они будут на детской площадке, рассказывая страшные вещи? Это не то, что делает любящая мать.

— Она была в отчаянии.

— Кто вы и что вы сделали с моим мужем?

Обняв ее за плечи, я говорю:

— Печенька, я больше всего на свете хочу запачкать ее грязью, но они уже много недель пытаются это сделать. Если она плохая, должна оступиться, но до сих пор этого не сделала. Довольно трудно идти прямо по кривой дороге. Но сейчас мне нужна твоя поддержка. Инглиш нуждается в нашей поддержке. Ты не можешь ходить здесь постоянно с подозрением, потому что рано или поздно Инглиш заметит это.

Она кладет руки мне на плечи и сжимает их.

— Могу я на тебя рассчитывать? Мы же команда? — спрашиваю я.

— Да. Больше никаких плохих слов в ее адрес.

На следующей неделе я должен поехать в Нью-Мексико на съемки, но решаю отложить их. Пока все идет своим чередом и весенние каникулы не за горами, я пересматриваю свое расписание и выбираю несколько местных съемок. Есть несколько архитектурных фирм, которые пытались заполучить меня в свои каталоги, поэтому я решаю связаться с одной из них на следующей неделе. Одна из съемок должна проходить на закате, когда золотые лучи солнца падают на стеклянную стену одного из их дорогих зданий. Вершина здания немного скошена, а водный объект на нем, как предполагается, представляет собой поток, падающий вниз по склону горы. Это здание — штаб-квартира одной из тех модных компаний по производству бутилированной воды люксового класса, так что стена является отличным представлением. Довольно необычно смотреть на это издалека. Как фотограф, моя задача заключается в том, чтобы приблизить его и все же получить ощущение взгляда издалека. Заходящее солнце добавит к нему еще один элемент, с различными оттенками золота, ударяющими по стеклу, создавая эффект призмы. Некоторые вещи просто невозможно воссоздать с помощью фотошопа.

Закончив с этой съемкой, я собираю вещи и направляюсь к своей машине. Мой телефон вибрирует, и я хватаю его.

— Привет. Это Шеридан.

— Я как раз заканчиваю.

— Не езжай сразу домой. Мистер Морган звонил и просил тебя заехать.

— А он не сказал зачем?

Она вздыхает в трубку, и телефон свистит мне в ухо.

— Нет, он никогда мне ничего не говорит. Мне кажется, я ему не нравлюсь.

— Нет, дело не в тебе. Но все в порядке. Тогда я заскочу по дороге домой.

Зловещее предчувствие проникает до самых костей, но я не говорю об этом Шеридан.

Когда я захожу в офис адвоката, уже семь часов вечера. Оба администратора уже ушли. Он встречает меня в дверях.

— Боюсь, у меня плохие новости.

— Что?

— Похоже, мисс Ламонт разрешили забрать ее на ночь.

— Что? Когда это случилось? Почему я не присутствовал на слушании? — Я застигнут в врасплох. Все, что касается этого дела, заставляет меня так чувствовать. — Я думал, что раз уж я отец в этой битве за опеку, то должен, по крайней мере, быть уведомлен об этих слушаниях. Какого хрена, Морган?

— Успокойтесь, мистер Бриджес.

— Нет, не успокоюсь. Мое спокойствие осталось на улице. Это совершенно неприемлемо. Сколько у вас слушаний по опеке, где отец, у которого полная опека, не знает об этом?

Он выдыхает.

— Нас уведомили об этом только сегодня днем, когда я позвонил вашей жене. И это не было настоящим слушанием. Решение прислал ее адвокат. И по его убеждению оно основано на всех отчетах. И вы, и я знаем, что судья Кларион предпочитает женщин. Мне очень жаль, но это правда.

— Это нормально? Чтобы судья был так откровенно предвзят.

— О, у меня есть истории для вас, но я уверен, что у судьи Кларион будет какой-то юридический ответ относительно того, почему она склоняется в этом направлении. Я уверен, что речь идет о связи между матерью и дочерью и все такое. И это нормально при других обстоятельствах. Но на данный момент мы знаем, что, по всей вероятности, нет причин удерживать биологическую мать от посещений дочери с ночевкой. — Он читает это из письма с компьютера, очевидно, от адвоката Эбби, прежде чем посмотреть на меня.

Мы устраиваем состязание в гляделках, и я задаю ему следующий вопрос:

— Я спрашиваю вас об этом только из соображений конфиденциальности между адвокатом и клиентом, стоит ли мне брать Инглиш в Канаду?

— Я бы очень не советовал этого делать. Будет объявлена тревога о похищении ребенка, и вы никогда не сможете вернуться в эту страну.

— После того как суд обошелся со мной, я не уверен, что это плохо.

— Мистер Бриджес, может быть, не для вас, но как насчет Инглиш? А ваша жена? Как вы их поддержите?

Он прав. Это было бы неправильно. Деньги не были проблемой, но и я не хотел запирать Инглиш и Шеридан в одной стране.

— Вы получили ее план воспитания? Она должна была представить его в суде. Я хотел бы получить копию этого документа. Если она всю ночь проведет с Инглиш, я хочу знать, что будет происходить в эти часы. Какое окружение будет рядом с моей дочерью. Что она собирается делать. И я хочу знать, кто будет присутствовать. Будет ли там ее парень? Он вообще любит детей? Может быть, они навещали его дома в его присутствии?

— Я вижу, у вас много вопросов к ней.

— Но у меня нет ответов.

— Я постараюсь сделать все, что в моих силах. Но не могу дать вам никаких гарантий.

— Когда состоится настоящее слушание?

— Возможно, на следующей неделе.

Я сжимаю прядь своих волос.

— Ну разве это не прекрасно? У нас есть планы поехать в Ангилью. Мои родители увезут Инглиш в горы.

— Отмените это, — говорит Морган. — Судье Кларион наплевать на ваш отпуск.

— Это полный пиздец, какой только может быть.

— Добро пожаловать на войну бывших, мистер Бриджес. Это мой мир, и я постоянно имею дело с этим дерьмом. Мне жаль, что вам не повезло с Кларион. Она — худший судья на судейской скамье из всех возможных.

— Отлично. Как раз то, что мне нужно.

По дороге домой я жму на педаль газа и думаю о том, что скажу Шеридан. Злость и близко не подходит к тому, как она отреагирует. Я чувствовал себя подростком, которого только что отстранили от занятий в школе и который должен рассказать об этом родителям.

Она ждет, когда я войду в дверь, но мы не можем говорить сразу об этом, потому что Инглиш здесь. Моя отсрочка недолговечна, когда она просит Инглиш пойти к себе в комнату, чтобы закончить домашнее задание.

— Она почти победила. Ночной визит выглядит как верная смерть. Но хуже всего то, что нам придется отменить нашу поездку. Похоже, мы собираемся в суд на следующей неделе.

Реакции, которую я ожидал, не последовало. Вместо этого она обнимает меня и только говорит, что ей очень жаль.

— Поездка — не самая плохая новость. Мы всегда можем поехать в Ангилью.

Приподняв пальцем ее подбородок, я признаюсь:

— Я ожидал вспышки гнева.

— Это то, что я хочу сделать, но мы же команда, помнишь? Я давала тебе это обещание не на один день. Я сделала это навсегда. Это не значит, что мне это нравится, но я держу свое слово.

Запустив пальцы в ее волосы, я наклоняю ее голову и целую. В этот момент в комнату вбегает Инглиш и кричит:

— Я вас вижу. Мама и папа целуются. — Вот так и проходит наш маленький момент.

Несмотря на то, что мы отменили нашу поездку, мама и папа все еще берут Инглиш в горы с Бунниором. На самом деле, нет никаких причин, почему бы им не поехать туда. Это хорошо для нас, потому что, когда мы получим ужасные новости, нам не придется притворяться счастливыми. У нас было время подготовиться и рассказать обо всем Инглиш, когда она вернется домой.

День суда — это просто шутка какая-то. Я даже не знаю, почему мы здесь присутствуем. Шеридан так напряжена, ей требуются все силы, чтобы не вскочить и не закричать на цирк, свидетелем которого мы оба являемся. Адвокат Эбби представляет ее бедной женщиной, которая не могла позволить себе заботиться о своем ребенке и была вынуждена оставить ребенка с отцом, о котором ничего не знала. Каждую ночь она молилась, чтобы ее ребенок был в надежных руках, и плакала, пока не засыпала. Когда Морган пытается вставить слово, что за все эти годы она ни разу не пыталась связаться со мной, эта сука-судья отмахивается от него. Когда Морган затрагивает историю Эбби о повторном употреблении наркотиков и неудачной реабилитации, Кларион указывает на него пальцем и приказывает никогда больше не поднимать эту тему. Эбби прошла реабилитацию и доказала, что является полноценным членом общества. Все, что Морган не пытается сделать, терпит неудачу, и он падает, как самолет в огне, разбившись в своей последней попытке спасти нас. Это самое нелепое «судебное заседание», о котором я только мог мечтать. На самом деле, мое воображение не настолько креативно. Об этой судье, ее вопиющей некомпетентности и фаворитизме по отношению к женщинам, должна быть написана книга. Не то чтобы я не считаю, что женщины заслуживают того, что принадлежит им по праву, но в данном случае нас полностью игнорируют. Я покидаю зал суда в полном оцепенении.

Морган отводит нас в сторону и говорит:

— Это стало для меня делом принципа, мистер Бриджес. Кларион ошибается, и этот суд должен быть справедливым. — Его глаза полны ярости, когда он оставляет нас стоять там.

Шеридан и я идем к машине, держась за руки, и почти удушающая пелена тишины окутывает нас. Но ни один из нас не может сказать ничего такого, что могло бы улучшить ситуацию.

— Я чувствую себя одурманенной. Нет, это больше похоже на то, будто меня ударили по голове, — говорит Шеридан, глядя в окно.

— Согласен. У меня голова раскалывается.

Пока я пробираюсь сквозь пробки, мой желудок скручивается от боли. Надеюсь, я успею домой до того, как мне совсем поплохеет. Мне не повезло. Однако мы успеваем съехать с автострады прежде, чем мне приходится остановить машину.

Когда я, пошатываясь, с горящим нутром выхожу из машины, Шеридан в тревоге зовет меня по имени. Я не могу ответить. Когда она подходит ко мне на помощь, я стою на четвереньках, и она — ангел, каким я всегда ее знал, заботливый и внимательный, — шепчет мне успокаивающие слова. Наконец я сажусь на пятки, и она протягивает мне салфетки, чтобы я мог вытереть лицо и рот. Это так унизительно. Сильным должен быть я, но вот она заботится обо мне.

— Прости меня за это, — говорю я дрожащим голосом.

— За что? Ты расстроен из-за Инглиш. У тебя нет причин извиняться.

Моя слабость проходит, и я встаю, хотя все еще чувствую себя дерьмово. Она берет меня за руку и говорит:

— Давай я помогу тебе.

Она подводит меня к машине, а сама садится на водительское сидение. Нет смысла спорить. Я слишком расстроен, чтобы вести машину. Я прислоняю голову к окну. И пока Шеридан ведет машину, я смотрю на ее профиль. Сегодня она собрала волосы, но мне нравится, когда они распущены. Это напоминает мне о том, словно мы только что занимались любовью. Я останавливаюсь на этой мысли, забавно, что раньше я думал об этом как о трахе, — и хотя у нас это получалось отлично, черт возьмии, — эмоции присутствовали всегда. Время от времени она раздувает ноздри, особенно когда водитель подрезает ее, но она не произносит ни слова. Я люблю ее нос, от его милого маленького кончика до переносицы, где иногда от ношения очков у нее остается след. Она на секунду прикусывает губу, видимо о чем-то задумавшись. Без сомнения, Инглиш. Ее длинная бледная шея умоляет приникнуть к ней губами и покусать ее, и, черт возьми, у меня и так уже опух член. Если я не остановлюсь, у меня будет полномасштабный стояк, и она подумает, что я — безразличный мудак, когда мы вернемся домой и я начну срывать с нее одежду.

— Ты в порядке? — спрашивает она.

— Угу.

— Этот вздох, который ты только что издал, заставляет меня беспокоиться.

— Нет, детка, я в порядке. Спасибо, что поддерживаешь меня. Печенька?

— Да?

— Я чертовски люблю тебя. — И накрываю ее бедро своей рукой.

Она на мгновение переводит взгляд на меня, а потом снова смотрит на дорогу. Ее нежный рот слегка изгибается.

— Я тоже люблю тебя, Бек. 

Глава 3 Бек

Шеридан исчезает, когда мы возвращаемся домой, и я плюхаюсь на диван, слишком больной и расстроенный тем, что произошло. Что-то внутри меня сломалось, когда эта сумасшедшая судья отказалась слушать Моргана и вынесла свое решение. Мысль о том, что моя дочь проведет ночь в небезопасном месте, настолько отвратительна для меня, что мой мозг горел огнем в попытке справиться с этим.

Я не знаю, как долго я лежал там, мучаясь из-за всего, когда Шеридан вбежала в комнату.

— Бек, возможно, у меня есть идея, но ты должен выслушать.

— Хм… — Я прикрываю глаза рукой, поскольку пронзительная боль, раскалывающая мою голову, так и не уходит.

— Смотри.

— Детка, я могу сделать это позже? У меня болит голова.

Она не отвечает, поэтому я решаю, что она ушла. Но через несколько минут она возвращается.

— Держи. — Она стучит пальцем по моей руке.

Я выглядываю из-под руки, и она что-то мне протягивает

— Что это?

— «Ибупрофен». Прими.

Что бы она ни задумала, это, должно быть, важно, поэтому я хватаю таблетки и выпиваю принесенный стакан воды. Лекарство опускается в желудок, как свинцовый шар.

— Тьфу.

— Так плохо?

— Да, — почти стону.

Она садится рядом со мной и кладет прохладную ладонь мне на лоб, слегка массируя его.

— Может быть, то, что я покажу тебе, поможет.

— А сказать нельзя?

— Хорошо. — Она растягивает слово, как будто на самом деле не хочет говорить, но ей придется, потому что мне это нужно услышать. — Это насчет судьи Кларион. В Фейсбук есть группа, созданная людьми, которые имели подобный опыт, как и мы.

— Неужели? Ну и как это нам поможет?

— Никак, но мне показалось это интересным. У нее ужасная репутация. Эта группа пытается ходатайствовать о том, чтобы ее сняли со скамьи судей из-за ее несправедливых решений. Я не совсем понимаю, как все это работает, но эта группа насчитывает более четырехсот участников. И не все из них мужчины. Согласно некоторым вещам, которые я прочла, ее решения настолько предвзяты, и пара из них закончилась тем, что ее решение причинило вред детям. Это очень плохо, Бек.

— Шеридан, это не заставляет меня чувствовать себя лучше. На самом деле, мой измеритель тревоги только что взлетел вверх.

— Дерьмово. Это не входило в мои намерения. Что я хочу сделать, так это вступить в группу и попытаться что-то сделать. Люди вроде Кларион не должен обладать такой властью.

— Хорошо, но сейчас это нам не поможет.

Она наклоняется и прижимается своими губами к моим.

— Верно. Так вот что я нашла. Двое отцов в группе заставили своих детей использовать жучки.

— Жучки?

— Ну да, подслушивающие устройства. Какие используют в кино.

— Так ты хочешь, чтобы мы заставили Инглиш носить жучок? Это чушь собачья.

Она машет рукой, как будто отгоняет комаров.

— Нет. Что нам нужно сделать, так это заставить этих детективов положить их в ее чемодан и, возможно, в рюкзак. Может быть, положить парочку в ее куртку и туфли. Вещи, которые она оставит валяться по всему дому. Ну, знаешь, как здесь. Какую-нибудь игрушку.

— Не знаю, Печенька. А что, если они его найдут?

— Да ладно тебе, Бек. Эти штучки совсем крошечные. Они сложные и дорогие. Они могут подслушивать разговоры Эбби и ее бойфренда, когда Инглиш нет рядом. И не забудь, у нее есть телефон на всякий случай.

— Цена никогда не будет проблемой. Ты знаешь это.

— Это может сработать. Я знаю, что это возможно.

Возможно, она действительно что-то придумала. Я чешу подбородок, размышляя об этом.

— Так что? Думаешь, детективы будут околачиваться снаружи?

Она придвигается ближе ко мне, и я двигаюсь, освобождая немного места.

— Видишь, в этом вся прелесть. Им это и не нужно. Один парень сказал, что купил видеомагнитофоны, похожие на мягкие игрушки. Так что никаких подозрительных машин на улице или еще чего-нибудь. И детективы могли бы выяснить больше информации. Другой парень сказал, что купил записывающие устройства голоса, которые выглядели как четвертаки, и всюду их расклеивал.

— Интересно, насколько это допустимо в суде?

— Не очень. Но парень сказал, что отнес все записи своей бывшей жене и сказал ей, что сообщит о ней в службу защиты детей, если она не откажется от своих прав на опеку. Другой сделал то же самое, и они оба выиграли. Если бы все это было записано на пленку и имело отношение к наркотикам, мы могли бы пригрозить вызвать правоохранительные органы.

— Нам нужно поговорить об этом с Морганом. Я не хочу прыгать в осиное гнездо и делать все еще хуже, чем есть. Но, Печенька,впервые я чувствую крошечный лучик надежды. — Я притягиваю ее к своей груди и обнимаю. — Что бы я без тебя делал в своей жизни?

— О, я не знаю. Наверное, бродил бы, как заблудшая душа.

Она пошутила, но это чистая правда.

Утром я звоню Моргану и рассказываю ему, что мы придумали. Он относится ко всему без энтузиазма. Говорит, что это может обернуться кучей неприятностей.

— Как же так?

От его юридических объяснений у меня голова идет кругом, но я задаю простой вопрос:

— Если бы это была борьба за вашу дочь, вы бы это сделали?

— Да, черт возьми, я бы так и сделал.

Это все, что мне нужно услышать, чтобы принять окончательное решение.

— Мистер Бриджес, как ваш адвокат, я бы предпочел не вмешиваться в это дело. Я думаю, будет лучше, если вы свяжетесь с ними напрямую.

— Отлично. И спасибо.

В тот же вечер я встречаюсь с командой детективов. Шеридан остается с Инглиш, и я использую фотосессию как предлог. Ненавижу врать, но иногда приходится. Когда я прихожу домой, я приношу подарки для Инглиш в виде плюшевого мишки и Снупи. А еще у меня есть несколько четвертаков. В игрушки животных хитроумно встроены видеокамеры, а крошечные линзы находятся в глазах. Сначала я был настроен скептически, но они показали, как они работают, и все реально круто. В четвертаки вставлены подслушивающие устройства, и если не всматриваться, ничего не заметно. План состоит в том, чтобы положить мягкие игрушки в ее сумку и бросить пару четвертаков в рюкзак. Если мы положим одну из мягких игрушек в рюкзак, будем надеяться, что она оставит ее лежать в гостиной, и мы сможем что-нибудь накопать на нее. Инглиш имеет привычку оставлять свои вещи разбросанными, так что это может сыграть нам на руку. Единственный способ найти камеру — это разрезать игрушку на части.

Следующим вечером мы объясняем Инглиш, что она проведет ночь с Эбби в следующую пятницу.

— Но почему?

— Потому что ты ей так нравишься, что она хочет провести с тобой всю ночь напролет. — Меня почти тошнит, когда я говорю это, но что еще я могу ей сказать?! Что ее сучка-мать не бросит это нелепое дерьмо?

— О, но я действительно не хочу. — Она убегает в свою комнату.

— Ну и что мне теперь сказать?

Шеридан кричит:

— Эй, Тыковка, ты можешь вернуться сюда, пожалуйста?

Инглиш бежит обратно в гостиную и подпрыгивает, как кузнечик. В руке у нее хула-хуп.

— Сладкая, ты помнишь, как твоя другая мама покупала тебе вещи для рисования, а ты учила ее делать круглую собаку?

— Угу, — отвечает она, подпрыгивая.

— Ну, ты ей так нравишься, что она хочет провести с тобой больше, чем просто пару часов. И знаешь что? Я не виню ее, потому что хочу проводить с тобой много-много времени.

— Может ли она устроить девичник здесь?

Шеридан так терпелива. Мне хочется кричать и топать ногами, как избалованная задница. Не на Инглиш, а на ее говенную биомаму.

— Смотри, вот как это работает. Поскольку она твоя вторая мама, она на самом деле не хочет приезжать сюда. Она хочет, чтобы ты была только с ней. И поскольку мы видимся с тобой каждый день, это нечестно, что ей приходится приезжать сюда и делить тебя с нами. Ты меня понимаешь?

— У нее есть фильмы?

— Мы можем спросить. А если нет, можешь взять айпад. Тогда ты сможешь смотреть все, что захочешь.

Ее маленькие плечики приподнимаются, и она говорит:

— Только на одну ночь.

Когда наступает пятница, мы пакуем ее вещи и везем к Эбби в указанное время. Ее плюшевые друзья собраны в сумку. Шеридан проинструктировала ее, как пользоваться телефоном, и мы приняли всевозможные меры предосторожности. Я украдкой смотрю на нее в зеркало заднего вида, и мое сердце продолжает разрываться на части. Каждое из моих ребер ломается, и то, что находится за ними, разрывается, оставляя рваную рану, открытую и незащищенную.

Я прерывисто дышу, и Шеридан кладет руку мне на бедро и сжимает. Я хватаюсь за нее и сжимаю, как будто это мой спасательный круг. Как, черт возьми, я смогу оставить там Инглиш? Мысль об этом сводит меня с ума от беспокойства.

Мы въезжаем на подъездную дорожку, и Эбби подходит к двери. Я поворачиваюсь на сиденье и говорю:

— Медвежонок, веди себя прилично, и мы заберем тебя утром. У тебя есть телефон на случай, если тебе понадобится позвонить. И знаешь что?

— Что, папочка?

— Я люблю тебя больше, чем мамино шоколадное печенье, и хочу, чтобы ты хорошо провела время. Может быть, нарисуешь своей другой маме еще одну картину.

— Хорошо.

Она отстегивает ремень безопасности, и Шеридан выходит, чтобы помочь ей. Мы решили так заранее, потому что я боялся, что сломаюсь окончательно, если провожу ее до двери. Шеридан опускается на колени и говорит ей, чтобы она была под самой большой радугой и позвала кого-нибудь, если мы ей понадобимся. Потом она обнимает ее, сильно и крепко.

Они идут рука об руку к крыльцу, Эбби приветствует Инглиш улыбкой. Она поворачивается и машет рукой прямо перед тем, как войти в дом, и я чуть не теряю самообладание.

Никто из нас не смыкает глаз за всю ночь. Но самая большая новость заключается в том, что мы не получаем никаких телефонных звонков. Утром мы одеваемся, и в девять часов уже едем за Инглиш. Она выбегает к машине, и вся такая улыбчивая.

Я выхожу из машины и обнимаю ее так, будто не видел целый год.

— О боже, я скучал по тебе, Медвежонок.

— Я тоже по тебе скучала.

Но нетрудно заметить, что я скучал больше, чем она. Дети. Она понятия не имеет, какое смятение и мучение это приносит. Она забирается на заднее сиденье и щебечет, как птичка, всю дорогу до своей любимой блинной, рассказывая нам о картине, которую нарисовала для своей новой мамы.

Взгляд Шеридан опущен, когда она рассказывает это. Я тоже чувствую печаль. Разве это мелочно с нашей стороны? Может быть. Но я не могу не думать обо всем, что мы пережили из-за этого. Она все еще ничего не замечает, болтая о том, что они делали прошлой ночью.

А потом она бросает бомбу.

— Но мне не нравится Рэй. Он не очень хороший человек.

Изо всех сил стараясь вести себя беззаботно, я спрашиваю:

— Кто такой Рэй?

— Он друг той, другой мамы. Ее друг-мужчина. — Вот как она его называет.

— И почему он не милый? — спокойным голосом интересуется Шеридан.

— Не знаю. — Она откусывает кусочек шоколадных блинчиков и делает завитушки во взбитых сливках.

— Ему не понравилась ваша картина, которую вы нарисовали? — спрашивает Шеридан.

Все еще помешивая взбитые сливки, Инглиш отвечает:

— Та, другая мама, ничего ему не показала. Он не очень хорошо к ней относится. Она велела мне идти в свою комнату, а потом он наорал на нее из-за всякой ерунды. Она вошла в мою комнату, а я смотрела про Эльзу, Анну и Олафа.

Мы с Шеридан переглядываемся, и мне хочется копнуть поглубже, но Шеридан качает головой. Я позволяю ей взять инициативу на себя. У нее такой подход к Инглиш, так что, возможно, она раскроет некоторые вещи не слишком навязчиво.

— Значит, Эбби любит «Холодное сердце»? — спрашивает она.

Инглиш проглатывает свой кусок и говорит:

— Она не осталась смотреть. Иногда она заходила, но уходила, потому что этот Рэй продолжал орать на нее.

— О? — только и может сказать Шеридан.

— Да, я не думаю, что он был под радугой.

— Что-то непохоже. Расскажи мне о своей комнате.

Нижняя губа прикрывает верхнюю.

— Она вроде как небольшая. Там есть маленькая кровать и окно. Та другая мама сказала, что я могу положить свою одежду в шкаф, но зачем мне это делать?

— Может быть, потому что ты взяла с собой слишком много?

Она меняет тему разговора.

— Они там в игры не играют. У них даже мяча не было. Та другая мама сказала, что купит мне его в следующий раз.

Наконец, я набираюсь смелости и задаю вопрос:

— А что вы ели на ужин?

— Куриные палочки и картофель-фри. Я сказала, что тебе не нравится, когда я ем такие вещи, но другая мама сказала, что это нормально, когда я у нее дома.

Я прямо слышу, как Инглиш ругает ее за ужасный выбор еды. Я ловлю себя на том, что не успеваю рассмеяться.

— А что еще у тебя было?

— Конфеты. M&M’s. Мне они понравились. И у нее были картофельные чипсы.

— Хм. Очень питательно. У тебя болел живот после того, как ты съела всю эту дрянь?

— Немножко, но я боялась сказать об этом другой маме, потому что не хотела, чтобы ее друг-мужчина кричал на нее.

Я похлопываю ее по руке и говорю:

— Это было очень мило с твоей стороны, Медвежонок.

Мое сердце расширяется до размеров чертова дома, когда она говорит это. Шеридан смотрит на нее и улыбается, и ясно, она думает о том же.

— Инглиш, это было очень любезно с твоей стороны. Не многим людям придет в голову сделать что-то подобное. Я говорил тебе, как сильно люблю тебя?

Ухмылка Инглиш является достаточным ответом. Ее глаза чуть не выскакивают из орбит от счастья, и я благодарю Бога, что вчера все прошло хорошо.

Как только мы доберемся домой, я позвоню детективу. Пришло время посмотреть, что на самом деле происходило за кулисами дома Ламонтов. 

Глава 4 Бек

— Мистер Бриджес, он много кричал на нее о деньгах и ребенке. О том, сколько еще пройдет времени, прежде чем их дойная корова начнет платить. — Частный детектив дает мне отчет о том, что произошло во время ночного пребывания Инглиш.

У меня раскалывается голова.

— Итак, у нас есть подтверждение тому, что им нужны только деньги.

— Да, но мы не знаем зачем. Это может быть просто ради покупки дерьма, которое не является законным.

Я передаю ему слова Инглиш, когда после ночевки она рассказала нам о том, как груб был Рэй по отношению к Эбби.

— О, там действительно все происходило на повышенных тонах. Я бы не удивился и жестокому обращению. Но в ту ночь ничего такого не было.

— Итак, что дальше?

— Мы повторим все во время следующего ночного визита.

От этой мысли мне становится дурно. Я всерьез надеялся, что это будет разовая поездка, о чем и говорю ему.

Он откидывается назад и говорит:

— Вот что я вам скажу. За все годы, что я занимаюсь этой работой, а прошло уже больше двадцати пяти лет, мы никогда не получаем то, что нам нужно, за один визит. Извините. Я хотел бы сказать вам иначе, но позвольте добавить — это реальный прогресс.

Прогресс. Что это за прогресс, черт возьми, когда твой ребенок может быть в опасности?

Мы с Шеридан чертовски раздражены. С тех самых пор мы оба словно ходим по тонкому льду и не знаем, что с этим делать. Следующий визит Инглиш должен состояться в эти выходные, и мне надоело говорить ей, что она должна ехать. Она не хочет. Я это знаю. И если мне придется заставить ее, это убьет меня.

Каким-то чудом она не сопротивляется: собирает свою одежду и вещи в маленькую сумку, берет айпад и складывает в рюкзак несколько книг. Мы так же стараемся подложить ей специальные мягкие игрушки. Усадив ее в машину, мы отправляемся к Эбби. На этот раз я сам провожу ее до двери. Когда обнимаю ее на прощание, мне так трудно оторваться от нее, но пересиливаю себя. А потом отправляюсь домой на нашу пытку. Господи, это отстой.

Мы смотрим телевизор, когда звонит мой телефон. Странно, что кто-то звонит так поздно. Я проверяю номер звонящего, и это оказывается Инглиш.

Я поднимаю трубку и отвечаю:

— В чем дело, Медвежонок? — Я стараюсь скрыть свое беспокойство.

— Папа, мне страшно.

— Но почему?

— Злой человек кричит, а другая мама плачет.

Я включаю громкую связь, и Шеридан хватает меня за руку, впиваясь ногтями в кожу. Должно быть, мне больно, но я ничего не чувствую, кроме паники, взрывающейся в моей груди.

— Где ты находишься? В своей комнате?

— Да, я прячусь в шкафу.

Я вскакиваю на ноги и дергаю себя за волосы. Я не знаю, что ей сказать. Шеридан хватает мой телефон.

— Милая, это я. Слушай сюда, ниндзя. Помнишь, о чем мы говорили? Что, если когда-нибудь наступит момент, когда ты не будешь чувствовать себя в безопасности, ты останешься на телефоне с папой или со мной?

— Угу.

— Сейчас именно такой момент, так что продолжай говорить со мной, ладно?

Шеридан шепчет мне, что нужно позвонить детективу. Я делаю это с ее телефона. Они сообщают мне, что уже едут к Эбби.

— Мы приедем, сладкая моя, но ничего не говори. Просто оставайся в шкафу.

Я едва держу себя в руках, насчет Шеридан вообще не уверен. Когда я слышу по телефону тоненький голосок Инглиш, перепуганный до смерти, это чертовски меня бесит. Шеридан подталкивает меня к гаражу, а сама бежит на кухню.

— Что ты делаешь?

— Неважно. Просто иди к машине, — шепчет она.

Я направляюсь туда, вовремя обернувшись, чтобы увидеть, как она хватает кухонный нож. Что, черт возьми, она делает? Нет времени задавать вопросы, потому что она велит мне сесть в машину.

Подойдя к машине, я протягиваю руку к водительской дверце, но она говорит:

— Нет, я поведу.

Нет смысла спорить. Я едва могу сидеть в машине в вертикальном положении. Как, черт возьми, я могу вести машину? Я перехожу на другую сторону и сажусь на пассажирское сиденье. Телефон переключается на Bluetooth, и Шеридан зовет имя Инглиш.

— Медвежонок, мы уже едем, но оставайся в шкафу, пока я не скажу. Ты крутая ниндзя, так что я знаю, у тебя все получится, верно?

— Угу. Мне страшно. Теперь они кричат на другую маму, а она кричит в ответ.

— Кто там, милая?

— Даже не знаю. Другие злые люди. — Ее голос дрожит.

— Все будет хорошо, Медвежонок. Просто оставайся на месте. Есть люди, которые придут на помощь, но мы хотим, чтобы ты оставалась на месте. Поняла?

— Да.

— Мы уже недалеко. Будем через несколько минут, — успокаиваю ее.

Клянусь, это самая длинная поездка в моей жизни, и кажется, что мы попадаем на каждый красный светофор в городе. Но, в конце концов, мы въезжаем в район Эбби, и когда добираемся до ее улицы, я не хочу парковаться перед домом, чтобы спугнуть кого-нибудь. Я звоню в полицию, чтобы узнать, где они.

Шеридан успокаивает Инглиш.

— Эй, сладкая, послушай меня. Мы здесь, но ты должна оставаться на месте еще пару минут. Мы ждем другую помощь, чтобы посмотреть, что нам делать дальше. Ладно?

— Я хочу, чтобы ты пришла и забрала меня. — Она плачет, и мне приходится приложить все усилия, чтобы не выскочить из машины и не выломать двери.

Шеридан говорит ей:

— Я знаю, дорогая. Знаю. Но я обещаю тебе, что мы будем через минуту или две.

Я выхожу из машины, и Шеридан выпрыгивает следом за мной. Когда она это делает, то хватает хозяйственный нож. Разговаривая с одним из детективов, я начинаю злиться, что они так долго добираются сюда. Затем краем глаза вижу, как Шеридан убегает. Я не могу отпустить ее одну, поэтому следую за ней. Когда я догоняю ее, она уже близко от дома.

— Что ты делаешь? Из-за тебя нас могут поймать, — шепчу я.

— Нет, я забираю ее оттуда. Ну же. — Она замолкает, а потом говорит в трубку: — Послушай, милая. Помнишь, я показывала тебе, где находится фонарик на твоем телефоне?

Я слышу, как Инглиш отвечает:

— Угу.

— Мне нужно, чтобы ты еще немного побыла крутым ниндзя. В вашей спальне горит свет?

— Только один, у кровати. — Я слышу, как моя девочка хнычет, и это ножом вонзается мне в сердце. Хорошо, что у меня нет пистолета, потому что, если бы у меня был пистолет, сейчас в доме было бы полно мертвых людей.

Шеридан говорит ей:

— Вот что мне нужно, чтобы ты сделала. Когда я скажу, хочу, чтобы ты пошла и выключила свет, а потом встала у окна и посветила в него фонариком. Это подскажет мне, где твое окно. Ты можешь сделать это для меня?

— Думаю, да, — говорит Инглиш своим тоненьким дрожащим голосом.

— Ты хороший ниндзя. Я знаю, ты можешь, потому что ты крутая. — Шеридан смотрит на меня и снова бежит к дому. Я следую за ней. Подойдя ближе, она говорит Инглиш, чтобы та вышла из шкафа.

— Иди. А теперь выключи свет и посвети в окно. Если сможешь, я хочу, чтобы ты попробовала открыть окно. Если ты не сможешь дотянуться до него, найди стул, чтобы встать. Ладно? Ты можешь это сделать? — говорит она, пока мы бежим, поэтому ее слова вырываются с трудом.

— Да, окно над моей кроватью.

— Хорошая девочка. Встань на кровать и открой окно. Ты можешь это сделать, сладкая?

— Даже не знаю.

— А почему бы и нет?

— Я боюсь выходить из шкафа.

Черт, черт, черт.

Шеридан становится с ней строга.

— Ладно, ниндзя, пришло время проявить твердость. Нам нужно знать, где ты, и мы не сможем вытащить тебя, пока ты не выйдешь из своего шкафа и не посветишь фонариком в окно. Сделай это сейчас, Инглиш. На счет «три». Один. Два. Три.

Мы слышим скрип, а затем какое-то движение.

— Ты выключила свет в своей комнате?

— Угу, — шепчет малышка.

— Хорошо, суперниндзя, теперь посвети в окно, чтобы мы могли видеть, в какой комнате ты находишься. — Слава богу, Эбби живет в маленьком одноэтажном доме.

Мы подходим к окну, и я говорю в трубку:

— Суперниндзя, ты можешь открыть окно?

Она не отвечает, но мы слышим, как открывается скрипучее окно. Ее маленькое заплаканное личико высовывается наружу.

— Подожди секунду. — Шеридан выхватывает нож и разрезает сетку. — Бек, вытащи ее оттуда.

Протянув руку, я протаскиваю ее через окно, и она всхлипывает, когда мы бежим обратно к машине. Вот тогда-то и появляются детективы с полицией на хвосте.

Я так разозлился, что готов ударить любого, кто приблизится ко мне.

— Какого черта вы, головорезы, так долго?

— Мы должны были убедить полицию, что она в опасности. — Я отрываю руку от лица. — А по видео этого не было понятно?

Полиция ждала ордера на обыск, хотя в данном случае они, в первую очередь, посчитали, что было необходимо срочно забирать Инглиш. Когда они получат вещи Инглиш, записи с информацией исключат любой шанс на то, что Эбби получит опеку.

— Очевидно, они задолжали дилеру деньги за наркотики и собирались разработать план создания лаборатории по производству метамфетамина, чтобы расплатиться с ним. Мы думаем, они хотели, чтобы она, — объясняет детектив, указывая пальцем на Инглиш, — вымогала у вас деньги, чтобы либо помочь выплатить долг, либо финансировать лабораторию. В любом случае, мы не думаем, что она вернется туда. Похоже, кто-то даже может получить тюремный срок. И вы можете получить запрет на приближение с довольно большим расстоянием. Не говоря уже о постановлении о защите ребенка.

— Это будет спорный вопрос с судьей Кларион, — кисло отвечаю я.

— О, я так не думаю, особенно после того, что здесь произошло. — Детектив убежден, что полицейские выведут всех в наручниках, включая Эбби. А когда они найдут метамфетамин и героин в доме, это еще один гвоздь в гробу ее опеки.

Инглиш липнет ко мне, как мокрое одеяло. Я хватаю ее за руку и говорю:

— Эй, ты была потрясающей. Я говорю о настоящем ниндзя. Из тех, кто получает медаль, Медвежонок. Ты была очень храброй. Надеюсь, ты это знаешь.

Инглиш изо всех сил старается не заплакать.

Шеридан подходит к ней и говорит:

— Знаешь что? Даже самые храбрые и сильные ниндзя иногда плачут, потому что тоже боятся. Но это нормально. Это значит, что сегодня ты была более особенная, чем когда-либо.

Она протягивает руки к Шеридан и забирает ее у меня. Они садятся вместе на землю, и Инглиш начинает плакать и кричать, выплескивая тем самым свои страхи. В конце концов, она успокаивается и кладет голову на грудь Шеридан, обнимая ее, будто не хочет отпускать.

— Спасибо, что спасла меня, мамочка. Мы можем пойти домой и посмотреть «Короля льва»?

— Конечно. А почему не «Холодное сердце»?

— Я смотрела его, когда пришли плохие люди, а в «Короле Льве» у Симбы были такие же плохие люди, как и у меня. Я хочу посмотреть, как Симба победит. Так же, как и я.

Это чертовски хорошая аналогия для такого маленького ребенка.

Шеридан говорит:

— Конечно. Значит, «Король Лев». С большим количеством попкорна в большой кровати. Как тебе?

— Хорошо.

— Как насчет того, чтобы убраться отсюда? — спрашиваю я.

Шеридан хватает протянутую мною руку, но я вижу гораздо больше смысла в том, что она берет меня за руку. Это совершенно новый шаг для нас, как для семьи. Это новый старт в совершенно новую жизнь. 

Глава 5 Бек

— Позволь мне сделать это для тебя. — Я хватаю бутылку шампуня и выдавливаю из нее каплю, а затем вспениваю волосы моей жены. Тропический душ мягко смывает пену, пока я смотрю, как она скользит по ее загорелой коже. — Вот уж не думал, что ты фанатка душа на открытом воздухе, — поддразниваю я.

— Ты был прав. Все огорожено. И мне это нравится. — Она поворачивается в моих объятиях и целует меня. — Вообще-то, я бы хотела, чтобы у нас дома был такой же.

— Хм. Надо будет подумать об этом.

— Бек, нам придется переехать. Наш двор недостаточно уединенный.

— Мы можем это сделать. Я вовсе не против переезда. Ты — голая на заднем дворе, это чертовски соблазнительно.

Она проводит руками по моему мокрому телу и говорит:

— Ты и сам не так уж плох. И подумать только, когда-то я тебя ненавидела.

— Признайся. Ты никогда не ненавидела меня. Ты только думала, что ненавидишь.

Она встает на цыпочки и говорит мне прямо в рот:

— Вот тут ты ошибаешься. Ты был самым высокомерным ослом, которого я когда-либо встречала. Но, эй, посмотри, куда это нас привело. Голышом в открытом душе на пляже в Карибском море. Чего еще я могла желать?

— Когда ты так говоришь, я не могу злиться из-за того, что ты меня ненавидела.

Ее рука скользит вниз по моему прессу, затем еще дальше, пока не обхватывает мой член, — и не собираюсь лгать, я щеголяю стояком рядом голой Шеридан, — когда она скользит своей мыльной рукой вверх-вниз по моей длине.

— Нисколько. Даже если это было так, я готова сделать с тобой такое, что сделает самого злого мужчину чертовски счастливым.

Мои руки двигаются к ее заднице, и я сжимаю каждую половинку ягодиц.

— Это правда, миссис Бриджес?

— Совершенно точно.

Сверху журчит вода, и Шеридан опускается на колени. Я с благоговением смотрю, как ее идеальные губы обхватывают мой член, и она начинает сосать меня до такой степени, что я почти теряю рассудок и, возможно, даже свою религию. Прямо перед тем, как извергнуть себя в ее прекрасное горло, я останавливаю ее и поднимаю на ноги.

— Ну что, ты готова?

— Я всегда готова.

— Не думаю, что ты правильно поняла, о чем я. — Я даю ей несколько минут, чтобы осознать, что мне нужно.

Когда до нее доходит, на ее лице появляется понимающая улыбка.

— Я… Думаю, что да.

— Ты уверена?

— Ну, ты можешь быть моим капитаном Кирком.

— О, значит, я стану первым человеком, который там побывал?

Она порывисто смеется.

— Да.

Притянув ее к своей груди, я говорю ей:

— Мне очень неприятно тебе об этом говорить, дорогая, но я буду единственным мужчиной, который побывает там, где еще никого не было.

Она хлопает меня по бицепсу.

— Угу. Это само собой.

Я выключаю душ и тащу ее к кровати.

— Мы промокли, Бек, — протестует она.

— И через минуту ты будешь еще более влажной. — Я отталкиваю ее назад и ныряю между ее ног для своего дневного пиршества. Мы не занимались этим с утра, и я немного проголодался. Довожу ее до оргазма, и она скулит, когда я останавливаюсь. — Ты свое получишь. Дай мне секунду.

Я хватаю пузырек со смазкой, который спрятал в тумбочке для этого момента вместе с презервативом. Затем переворачиваю ее на колени и просовываю в нее палец. Она такая мокрая, что блестит.

— У тебя самая шикарная задница. Я знаю, что говорил тебе это бесчисленное количество раз, но этот вид просто потрясающий.

— Замолчи и трахни меня.

— Трахну. Будь терпеливой.

Убрав пальцы с ее киски, я добавляю немного смазки и медленно просовываю один в ее сморщенное отверстие. Она слегка ерзает, и я спрашиваю, все ли в порядке.

— Да, это немного странно, но хорошо.

Другой рукой я ласкаю ее клитор, но не хочу, чтобы она кончала. Хочу оставить это на потом. Когда чувствую, что она расслабляется, я скольжу пальцем внутрь и наружу, мягко растягивая ее. Она крепче прижимается ко мне, но я целую ее в поясницу, и вскоре она снова расслабляется. Когда она достаточно растянута, я вытаскиваю палец и вставляю свой кончик. Немного. Она напрягается.

— Расслабься. Прижмись ко мне немного.

Она делает это, и я проталкиваюсь в ее отверстие.

— О, черт, Печенька.

Она тяжело задыхается.

— Ты в порядке?

— Он кажется большим. Полным. Мне не больно. Скорее жжет.

— Я буду двигаться очень медленно. Обещаю. — Я едва могу говорить. Я медленно — очень медленно — продвигаюсь вперед, затем отступаю, только чтобы вернуться назад. Это занимает некоторое время, и гораздо больше контроля, чем я думал, но, когда я полностью вхожу в нее, пот льется по моему лицу от моей сдержанности. Я хочу ворваться в нее со всей силы, но не могу.

— Печенька, говори со мной.

— Все хорошо.

— Я собираюсь двигаться. Но очень медленно. Но сначала я хочу, чтобы ты растянулась на кровати, а я лягу на тебя сверху.

Она разводит руки в стороны, и я следую за ней. Я обнимаю ее рукой вокруг талии, дотрагиваясь к холмику. Затем очень осторожно покачиваю тазом, поначалу лишь слегка скользя внутрь. Потом все больше и больше, пока не слышу ее стоны удовольствия. Но я проверяю, чтобы быть уверенным.

— Удовольствие или боль?

— Все хорошо.

— А так? — Прикладываю палец к ее клитору, надавливаю на него и массирую круговыми движениями.

Ее стоны становятся громче.

— Трахни меня.

Она вздрагивает подо мной.

— Хорошо?

— Да. Хорошо.

Я целую ей шею и плечо и спрашиваю, насколько она близка.

— Очень близко.

— Быстрее или так хорошо? — Хочу убедиться, что это именно то, что ей нужно. Но, черт возьми, я собираюсь сломать одну из ее упругих ягодиц, сжимающих меня. А потом это происходит, и это странно, потому что я чувствую, как ее мышцы сокращаются по всему телу, и я выстреливаю, как фейерверк на четвертое гребаное июля.

— Господи, Печенька. О боже. — Думаю, что повторял это снова и снова несколько раз. Я слышу, как она стонет под моим оргазмом, так что я не один такой. Когда он проходит, я говорю ей, чтобы она лежала тихо, потом встаю и приношу полотенце, чтобы вытереть ее дочиста.

Она не шевелится ни единым мускулом.

— Почему ты мне не сказал? — спрашивает она.

— Не сказал тебе что? — Меня смущает ее вопрос.

— Что это будет так хорошо. Я не думала, что мне понравится.

— Значит ли это, что мы можем сделать это снова?

— Будь у меня силы, я бы рассмеялась. Может быть, не сегодня, но да.

— Я думаю, все мои гребаные исследования окупились. — Я легонько шлепаю ее по заднице.

Потом она хихикает.

— Конечно, окупились.

— Но, эй, я должен был трахнуть самую горячую задницу, известную человеку.

За эти слова я был награжден одной из ее ухмылок. Вот что мне нравится в этой женщине. 

*** 

В течение нескольких недель после слушания мы с Шеридан беспокоились за Инглиш. Мы боялись, что могут проявиться какие-либо признаки посттравматического стрессового расстройства. Мы даже попросили ее поговорить с психологом, которого она видела раньше, но никаких признаков или симптомов так и не появилось. Она всего лишь несколько раз спросила о другой маме, как она ее называла, и все.

В конце концов, мы пошли в суд последний раз, и в итоге у нас был другой судья. На этот раз мы получили судью Уилтон, и она — да, она, — вынесла решение в нашу пользу, и мы получили полную опеку. Судья рекомендовал Эбби держаться подальше от Инглиш.

Мы с Шеридан решили, что если Эбби выйдет из тюрьмы и захочет увидеться с Инглиш, то сможет сделать это у нас дома, и только в нашем присутствии. Я никогда не ставил себе целью держать ее подальше от Инглиш. Но мне не нравилось, как она хитрила и обманывала меня. Она никогда не хотела видеть свою дочь, кроме как в денежных целях, о чем я и подозревал с самого начала. Если бы она действительно хотела отношений с ней, я был бы готов работать над этим.

Учебный год закончился, и трудно поверить, что моя дочь пойдет во второй класс. Куда подевалось время? Вот так мы с Шеридан и оказываемся на Карибах в отпуске, который сперва пришлось отменить. 

ЭПИЛОГ Бек

Здесь только наши самые близкие друзья, а их немного. Я пригласил пару коллег-фотографов, у моих родителей несколько друзей, со стороны Шеридан были Мишель и Оливер, а также некоторые из ее школьных подруг, но в остальном — это встреча в небольшом кругу.

Даже после того как мы поговорили с моими родителями, Шеридан все еще думает, что наша свадьба в Вегасе была особенной, поэтому она не хочет повторять клятвы. Они с мамой скооперировались и придумали план: летняя вечеринка в доме моих родителей. Но Шеридан настояла на том, чтобы у нас был самый лучший свадебный торт, который она смогла бы найти. Она утверждала, что свадебные торты — это самая лучшая вещь на свете, и это всегда было то, чего она хотела. Я сразу же согласился с ней.

Торт выглядит просто, но она продолжает настаивать:

— Просто подожди, пока не попробуешь этого маленького ублюдка. — Моя болтливая жена. Никогда не пойму, как у такой милой и невинной девушки может быть такой рот. Но я не променял бы его ни за что на свете.

Бросив взгляд через террасу моих родителей, я замечаю, как она болтает с Мишель, которая все еще встречается с Оливером. Кто знает, что происходит с этими двумя. Мишель все еще жалуется на то, что не встречается с его семьей, и это странно, если вы спросите меня. Но когда мы рядом с ними, они кажутся такими счастливыми, какими только могут быть влюбленные. Я остаюсь в стороне и позволяю Шеридан разбираться с этим самостоятельно.

Шеридан смеется над чем-то, что говорит Мишель, и я чувствую, как уголки моих губ поднимаются в ответ. Инглиш оборачивается и бежит к двум женщинам, натыкаясь на Шеридан. Она наклоняется и обнимает ее. Инглиш надела эту сумасшедшую диадему и солнечные очки в форме сердца, а также восхитительный сарафан, который моя мама купила для нее. Каждый раз, когда я смотрю на Шеридан и Инглиш вместе, мне трудно поверить, что они не биологические мать и дочь. Они действительно очень похожи.

Фотограф и видеооператор, которые являются моими друзьями, подходят ко мне, и один из них говорит:

— Такое задумчивое выражение. Оставь его таким, Бек.

Я абсолютно ненавижу, когда меня фотографируют.

— Спасибо. Ты же знаешь, как мне это нравится.

— Через год ты будешь счастлив, что мы были здесь. И особенно, когда вон та маленькая половинка тебя будет также выходить замуж. Тогда ты сможешь оглянуться назад и сказать, почему бы тебе не надеть эту диадему на свадьбу?

Это действительно вызывает у меня бурный смех.

— Да, не могу дождаться этого дня.

Мимо проходит официант с подносом, с восхитительными закусками, и я хватаю одну из них. Это завернутый в бекон и гребешок, и он божественно-вкусный.

— Проследи, чтобы моя жена получила такую же. Это ее любимые блюда, — говорю я официанту. И тот направился в ее сторону.

Папа подходит, и фотограф говорит.

— Подожди. — И делает серию снимков. Потом замечает: — Вы так похожи.

Папа смеется.

— Да, мы похожи как близнецы.

— В твоих снах, старина. — Я хлопаю его по спине. Мой отец не так уж и стар. Сорок восемь, если быть точным. Они с мамой были всего на пару лет старше меня, когда у меня появилась Инглиш. Только они были женаты. Они сбежали, когда им было по двадцать, к большому удивлению и ужасу родителей. Две богатые южные семьи, и это было абсолютной катастрофой какое-то время. Не для них, а для их семей. Но они были так счастливы, — им было наплевать на мнения других. Они хотели быть вместе, вот и все. Это сработало и работает до сих пор. Они обожают друг друга, и надеюсь, мы с Шеридан будем все еще любить друг друга после двадцати восьми лет брака.

— Я вижу, вы отлыниваете. — Это Оливер. Он поймал меня.

— Да, я просто наблюдаю.

— Я бы сказал, что ты не любишь быть в центре внимания.

— И ты был бы прав. — Смеюсь я. — Это не мое. Я лучше фотографирую, хотя свадьбы — это хуже всего. Я стараюсь держаться от них как можно дальше.

— Почему это? — интересуется он.

— Им трудно угодить. Трудно использовать свой творческий потенциал и дать паре то, что они хотят. Кроме того, это не мое дело. Я люблю природу, дикую природу или, как это ни странно звучит, здания. Неодушевленные предметы.

— Я все понял.

У меня такое чувство, что я нахожусь в суде, потому что, когда Оливер уходит, тут же приходят друзья моих родителей. Они болтают со мной какое-то время, а потом кто-то еще подходит и сменяет их место. Теперь я загнан в угол и нуждаюсь в выпивке. Но не боюсь. Тут приходит на помощь моя красавица-жена, а с ней стакан моего любимого напитка.

Подхватив ее на руки, не обращаю внимания на зевак. Я целую ее сладкие губы и не просто слегка чмокаю. Я открываю рот, провожу языком мимо ее удивленного «О» и теряюсь в ее сладком вкусе. Сначала она напрягается и хочет оттолкнуть меня, но когда она понимает, что я находился в панцире на протяжении всего этого времени, ее тело расслабляется в моих руках. Ее рука обхватывает мою шею, а пальцы запускаются в мои волосы, путаясь в них. Мне все равно, этот поцелуй стоит каждой растрепанной пряди. Я бы сделал то же самое с ней, если бы у нее не было одной из этих причудливых причесок, как она их называет. Когда мы, наконец, отрываемся друг от друга, ее пухлые губы напоминают мне спелую клубнику, — пухлую, сладкую и сочную. Они только заставляют меня хотеть поцеловать их еще немного.

— Бек, — шепчет она мне на ухо, и в ее голосе слышится смущение. — Люди пялятся.

— Надеюсь, это так. Я хочу, чтобы им было о чем поговорить. Пусть они точно знают, насколько сильно я влюблен в свою жену.

Ее взгляд опускается, а затем снова поднимается.

— Ну, они поймут, что ты похотливый ублюдок. Это уж точно.

Я смотрю вниз и вижу свою эрекцию, четко очерченную спереди на штанах.

— Да, возможно, этот вариант не был хорошей идеей для этих штанов. Ткань слишком тонкая.

— Но, черт возьми, это чертовски сексуально.

— Думаешь, мы сможем улизнуть на несколько минут? — спрашиваю я.

— Только не после этого зрелища. Нам нужно немного подождать.

Мне нравится, как она думает.

Примерно через полчаса она ловит мой взгляд с другого конца двора, и я подмигиваю. Она заходит внутрь, и я следую за ней. Я вижу, как она ведет меня к лестнице. Предполагаю, она собирается в туалет, и оказываюсь прав. Быстро захлопываю дверь, но она кладет ладонь мне на грудь.

— У тебя есть презерватив? Чтобы я не слишком испачкалась в этом платье?

О да, я тоже подумал об этом. Если бы моя жена расхаживала по этому приему с моей спермой, стекающей по ее ногам, было бы не слишком круто.

— Задирай платье, детка. — Она поднимает свое обтягивающее платье. Я разворачиваю ее и наклоняю над столешницей. — Я ничего так сильно не хочу, как зарыться лицом в твою киску, но у нас нет времени, поэтому я собираюсь зарыться в нее своим членом.

Я натягиваю презерватив так быстро, как только могу, и раздвигаю ее губы.

— Черт, ты выглядишь такой горячей. — При этом толкаюсь в нее, и она издает долгий, медленный стон.

— Больше.

Я выхожу полностью и толкаюсь обратно, сильно и быстро. Потом очень медленно выхожу, так медленно, что она извивается, а потом с силой толкаюсь до упора. Я повторяю это несколько раз, пока она не начинает умолять меня заставить ее кончить.

— Насколько сильно ты этого хочешь?

— Очень сильно.

— Все так плохо?

— Да.

Я вхожу в нее изо всех сил, жестко и быстро, ее растянутая киска дрожит вокруг моего члена, заставляя меня кончить вместе с ней.

— Я люблю тебя, жена. — Выхожу и разворачиваю ее.

— Я люблю тебя, муж мой. Думаешь, нас хватились?

— Возможно. Нам лучше вернуться, но подожди секунду. — Я хватаю салфетку и вытираю ее, затем выбрасываю презерватив в унитаз и спускаю воду, чтобы убедиться, что он смылся. — Готова?

— Ага, — произносит она с улыбкой. — Это отличный прием.

Мы оба смеемся.

— Когда диджей будет готов?

— В любое время. Пошли.

Когда мы выходим на улицу, нам подают еще больше еды, и я беру макарун, в качестве закуски. Мне нужно напомнить Шеридан, чтобы она поела, потому что не хочу, чтобы она была истощена. Мы едим и танцуем, а вскоре приходит официант, сообщая, что пришло время разрезать торт.

Мы пробуем первый кусочек, и Шеридан права. Это самый лучший свадебный торт.

— О… Боже… Мой. Это лучше, чем тот образец, который я пробовала, — говорит она, проглатывая кусочек со стоном. — Пирог-оргазм.

— Ты говоришь так, будто готова кончить.

— Ну, он не настолько хорош, но для торта это потрясающе.

Там есть слой ванили, банана и шоколада. Это очень вкусно. Инглиш бегает вокруг, подавая всем торт, называя его тортом ко Дню Рождения. В конце концов, она сняла солнечные очки, потому что стало слишком темно, чтобы что-то разглядеть.

— Могу я выпустить Бунниора из его вольера? — спрашивает Инглиш.

— Медвежонок, не думаю, что это такая уж хорошая идея. Видишь, как он там счастлив? Если мы его выпустим, он может съесть что-то, чего ему есть не следует, и тогда его стошнит. А вдруг он накакает кому-нибудь на ногу?

— Фу, это было бы не очень хорошо.

Бунниор не гадит людям на ноги, но собака на элегантной вечеринке была бы неуместна. Она, кажется, удовлетворена моим ответом и снова ускользает в поисках другого занятия.

Вскоре диджей зовет нашу пару выйти и потанцевать, так что Шеридан и я направляемся на танцпол, который был специально построен для этого момента, и мы начинаем раскачиваться в такт музыки. И под что, как вы думаете, мы танцевали? Конечно, под песню «Отпусти и забудь» из «Холодного сердца». Мы позволили Инглиш выбрать нашу песню, и как мы и предполагали, она выбежала и присоединилась к нам. Я беру ее на руки, и мы втроем танцуем и поем. Когда ребенок поет эту песню — это выглядит забавно. На вечеринке не было ни одного человека, который бы не остановился, чтобы послушать ее.

Как только песня заканчивается, начинает играть следующая, которую она выбрала, — «Незабываемая» из ее последнего любимого мультфильма «В поисках Дори». Теперь мы с Шеридан с трудом сохраняем невозмутимое выражение лица, потому что она пыталась подражать страстным интонациям певицы Сии и делала это не очень хорошо. Я оглядываю толпу и вижу всех остальных с улыбками на лице. Когда песня заканчивается, Инглиш спрашивает:

— Как я спела?

— Ты была потрясающе хороша, малышка, — говорит Шеридан.

Потом она сжимает кулак, и они ударяют друг о друга.

Но тут Инглиш дергает меня за руку и спрашивает:

— Ты готов, папочка?

— Конечно.

Она вырывается из моих рук и отводит Шеридан в сторону. Я вижу, как она дает ей какие-то указания. Это будет либо весело, либо полный провал. Я рассчитываю на то, что ребенок спасет шоу.

Она прибегает обратно ко мне, и мы даем диджею сигнал начинать. Затем Инглиш щелкает пальцами, когда начинает играть песня One Direction «What Makes You Beautiful». У Инглиш была поставлена хореография, и я чувствую себя чертовски глупо, размахивая руками, делая воздушные сердца пальцами и ведя себя по-девчачьи, но выражение лица Шеридан стоит каждого унижения, которое я испытываю. Инглиш кружится, пока танцует вокруг меня. Я выгляжу как псих, это правда, потому что Шеридан прикрывает рот рукой, согнувшись пополам, умирая со смеху. Хорошо, что я заранее выпил несколько бокалов. Я благодарю Бога, когда песня наконец-то подходит к завершению, и Инглиш, давая мне пять рукой, заканчивает танец. Затем Шеридан подбегает к нам, и я заключаю их обеих в свои объятия.

Когда мы все перестаем смеяться и можем нормально дышать, Шеридан шепчет:

— Ох уж эта Инглиш и ее пение.

— Печенька, жаль, что ты не видела наших репетиций. Не могу сказать, сколько раз она меня ругала.

Она снова громко смеется, но затем ее лицо быстро становится серьезным.

— Подумай об этом минутку, Бек. Если бы не любовь к Инглиш, я бы здесь не стояла.

— Слава богу, что у нас есть такая прекрасная малышка.

Внезапно вокруг нас раздаются тосты и поднимаются бокалы в нашу честь. Я смотрю на свою красавицу-жену, которая все еще в моих объятиях, и произношу:

— За мою прекрасную жену. Я — самый счастливый человек на свете. — Мои губы нежно к ее губам под аплодисменты гостей.

КОНЕЦ

Примечания

1

Publix Super Markets, Inc., известная как Publix, — американская сеть супермаркетов, принадлежащая нынешним и бывшим сотрудникам.

(обратно)

2

Тряпичная Энни и Тряпичный Энди — персонажи серии детских книг, написанных и иллюстрированных Джонни Груллом.

(обратно)

3

В оригинале «Fast and Furious», или фильм «Форсаж» — игра слов, дословно «Быстро и Яростно», отсылка к ее фразе «Трахни меня быстро и жёстко».

(обратно)

4

Junior (Джуниор) — в переводе с англ. Младший.

(обратно)

5

500 миль Индианаполиса, также известная как Indianapolis 500, Indy 500 или The 500, — наиболее популярная ежегодная гонка на автомобилях с открытыми колёсами, проводящаяся в США, одно из престижнейших автомобильных соревнований в мире.

(обратно)

6

Американское телевизионное реалити-шоу о еде, где ведущий — Гай Фейри — путешествует по США, Канаде и европейским странам и посещает рестораны, кафе и закусочные.

(обратно)

7

В английском языке есть правило «I before E, except after C», которое гласит: в английских словах гласная I идет перед гласной E, за исключением случаев, когда перед ними стоит согласная C. Например: I перед E: believe, die, friend; E перед I, но после C: deceive, ceiling, receipt. Что-то похожее на наш: «Жи-ши пиши через И».

(обратно)

Оглавление

Ради Инглиш

  ПРОЛОГ

  ЧАСТЬ ПЕРВАЯ МИСС МОНРО

    Глава 1 Шеридан 

    Глава 2 Шеридан 

    Глава 3 Шеридан 

    Глава 4 Бек

    Глава 5 Шеридан 

    Глава 6 Шеридан 

    Глава 7 Бек

    Глава 8 Шеридан 

    Глава 9 Шеридан

    Глава 10 Шеридан

    Глава 11 Шеридан

    Глава 12 Бек

    Глава 13 Шеридан

    Глава 14 Бек

    Глава 15 Шеридан

    Глава 16 Шеридан

    Глава 17 Бек

    Глава 18 Шеридан

    Глава 19 Шеридан

    Глава 20 Шеридан

    Глава 21 Бек

    Глава 22 Шеридан

    Глава 23 Шеридан

    Глава 24 Бек

    Глава 25 Шеридан

    Глава 26 Шеридан

  ЧАСТЬ ВТОРАЯ МИССИС БРИДЖЕС

    Глава 1 Шеридан

    Глава 2 Шеридан

    Глава 3 Шеридан

    Глава 4 Шеридан

    Глава 5 Шеридан

    Глава 6 Шеридан

    Глава 7 Шеридан

    Глава 8 Шеридан

    Глава 9 Шеридан

    Глава 10 Шеридан

    Глава 11 Шеридан

    Глава 12 Шеридан

    Глава 13 Шеридан

    Глава 14 Шеридан

    Глава 15 Шеридан

  ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ МИСТЕР И МИССИС БРИДЖЕС

    Глава 1 Бек

    Глава 2 Бек

    Глава 3 Бек

    Глава 4 Бек

    Глава 5 Бек

  ЭПИЛОГ Бек

*** Примечания ***