Калейдоскоп моего сердца [Клэр Контрерас] (fb2) читать онлайн

 Калейдоскоп моего сердца Клэр Контрерас

Пролог

 Мой первый парень, моя первая любовь рассказывал мне истории о королях и королевах, о войне и мире, о том, как мечтает стать чьим-то принцем на белом коне. Я жила его рассказами о приключениях, пока он оживленно размахивал руками. Я полюбила его зеленные глаза, которые мерцали, когда я смеялась над его шутками.

Он научил меня чувственным прикосновениям и страстным поцелуям. Позже он показал мне боль от потери близкого человека, Одному он забыл меня научить, как справляться с той душераздирающей болью, появившейся после того, как он разбил мое сердце. Мне всегда было интересно, было ли это упущенным уроком. Сейчас мне интересно, может быть в глубине души он это понимал, или абсолютно ничего не чувствовал? 

Глава 1

Говорят, что единственный способ продолжить жить дальше — это отпустить. Как будто это легко. Три года воспоминаний, хороших и плохих, невозможно забыть за день. Я знаю это, потому что через пару недель исполнится год, а память о нем все также сильна, как будто он еще здесь. Его сандалии «Сан-Франциско Джайентс» все еще стоят в ванной у раковины, там, где он их оставил. Его запах все еще хранят рубашки, которые я так и не могу надеть даже на ночь. Я чувствую его присутствие. Я еще раз осматриваю дом, удостоверяясь, что ничего больше не осталось, для меня это огромный шаг — продать его.

Я упаковываю последую коробку на кухне, когда слышу звон ключей, а затем звук шагов по деревянном полу. Еще один звук, по которому я буду скучать, когда покину это место.

— Эстель? — раздается ее мелодичный голос.

— На кухне, — я вытираю руки о свои джинсы и направляюсь к ней.

— Привет. Ты много сделала вчера вечером, — говорит она, печально улыбаясь. Глаза ее блестят от непролитых слез, когда она оглядывает почти пустой дом. У нее такие же вьющиеся волосы и выразительные глаза цвета карамели, как у ее сына. Ее вид заставляет мое сердце больно сжиматься.

Я пожимаю плечами и прикусываю щеку изнутри. Изо всех сил держусь, чтобы не заплакать, тем более я уже давно не делала этого. Когда Фелисия тянет ко мне руки, чтобы обнять, я вздыхаю и стараюсь не расклеиться совсем. Я стараюсь быть сильной ради нее и Филиппа. Уайт был их единственным ребенком, и, как бы его потеря не была сложна для меня, я только могу представить себе, что чувствуют они сейчас. Обычно мы не плачем, когда видимся, но продать этот дом — это не просто попрощаться с домом. Это прощание с рождественскими утрами и ужинами на День благодарения. Как будто мы говорим: «Уайт, мы любим тебя, но жизнь продолжается». И так ведь, и есть, и это заставляет меня чувствовать себя виноватой. Жизнь продолжается, но почему без него?

— Все будет в порядке, — говорю я, вытирая мокрые щеки и отстраняясь от нее.

— Так и будет. Уайт не хотел бы, чтобы мы расстраивались из-за дома.

— Нет, он наверняка думал бы, что мы глупые, раз плачем над этими стенами, — говорю я со смешком. Если бы это зависело от Уайта, люди жили бы в палатках и мылись дождевой водой

— Да, и он бы уже месяца два назад отключил бы электричество, поскольку ты ешь только доставку, — добавляет она.

Мы качаем головами, новые слезы застилают глаза, а смех утихает, и тишина окружает нас.

— Ты уверена, что не хочешь остаться с нами? — спрашивает она меня, пока мы ходим из комнаты в комнату, убеждаясь, что ничего не оставили. Риелтор начнет показывать дом начиная с завтра, и он должен быть в идеальном состоянии для потенциальных покупателей.

— Нет. Виктор очень обидится, если я отвергну его предложение. Он вероятно начнет вспоминать, что я не захотела идти с ним в один колледж, что не люблю одну и ту же с ним футбольную команду, а еще, что я ни разу не стирала его белье в тот год в старшей школе. Думаю, именно поэтому, он так и хочет, чтобы я переехала к нему.

Фелисия, смеясь, пожимает плечами.

— Ну тогда, передавай ему от меня привет и приглашение на ужин в воскресенье. Мы будем рады увидеть его

— Конечно, — говорю я, замечая его обувь на полу.

— Ты хочешь, чтобы они остались у меня, или заберешь себе?

— Я.....— делаю паузу, чтобы глотнуть воздуха, которого мне так не хватает.

— Ты их возьмешь?

— Не думаю, что смогу оставить их себе, смотреть на них каждый день в новом доме. Я оставила себе все футболки Уайта, а его обувь точно не подойдет мне, она на пять размеров больше моей, но эта была его любимая пара.

Была. Это была его любимая пара. Мой психотерапевт советует говорить о нем в прошедшем времени. Часто, когда я это делаю, меня передергивает. Какое-то время, я просто жила иллюзией, что он просто в длительной командировке. Уайт любил путешествовать в одиночку, поскольку культуры многих стран вдохновляли его на написание картин. Через месяц я поняла и приняла, что он не вернется. Через три, по настоянию своего терапевта, я начала упаковывать его вещи в коробки, чтобы они не служили слишком ярким воспоминанием о нем.

Упаковать коробки не слишком помогло. Дом был одним большим воспоминанием, а художественную студию невозможно упаковать. Я должна была научиться жить с этим... без него. Через шесть месяцев я стала способна входить и выходить из обоих мест, при этом не испытывая жгучую боль в сердце. И теперь, спустя год, думаю, готова двигаться дальше. Чему меня научила внезапная смерть Уайта, так это тому, что жизнь коротка, и надо жить на полную катушку. Я понимаю это, но это так сложно.

— Дорогая, все что он оставил твое, ты знаешь это, — говорит Фелисия. Я не осознаю даже, что плачу, пока не чувствую соленный вкус слез на своих губах. Я пытаюсь поблагодарить ее, но слова застревают в горле под комком, который прочно там поселился.

Я последний раз оглядываюсь вокруг, обнимаю Фелисию, обещая увидеться в воскресенье. Иду к машине, оглядываюсь через плечо, мое сердце болезненно сжимается в последний раз, прежде чем я уезжаю. Уезжаю от воспоминаний… комфорта… прошлого... все это становится размытой картинкой в зеркале заднего вида, пока я еду к дому брата. В уме я составляю список дел, которые я должна сделать. Мои мысли прерывает телефонный звонок.

— Привет, как все прошло? — спрашивает Миа.

— Все прошло хорошо. Немного печально, но не ужасно.

— Извини, что не смогла быть там с тобой. Фелисия приходила, чтобы забрать некоторые из его вещей? Как она?

— Хорошо. Она хорошо выглядит.

— Мы все еще собираемся завтра вечером? — спрашивает Миа.

— Да, если мы собираемся только в один бар. Сейчас я не в настроении гулять по барам.

Миа никогда не изменяла своей дикой стороне, даже когда мы закончили учебу и начали жить "взрослой жизнью". Как бы я ни любила зависать с ней, отпаиваться на утро водой, после того как предыдущей ночью утопала в алкоголе, это не то, что я могу делать каждую неделю, в отличие от нее.

— Хорошо, никаких походов из бара в бар. В любом случае, у меня бранч в субботу утром и я не хочу дерьмово выглядеть.

— Свидание? — спрашиваю я, хмурясь, пока паркуюсь у дома брата.

— Свидание вслепую. Его зовут Тодд, он куратор в «Пеликане». Мария считает, что мы идеально подходим друг другу — говорит она, слишком выделяя «р», чтобы подрожать своей подруге итальянке.

— Хмм... Я никогда о нем не слышала, — говорю я.

Я знаю Миа всю жизнь. Наши матери были лучшими подругами, росли вместе, а их мужья тоже были лучшими друзьями. К ужасу наших матерей мы поняли, что история не повторится, так как Миа тянуло больше к плохишам, а мне больше нравились спокойные парни.

— Черт, я надеялась, что ты будешь знать о нем что-нибудь. Разве ты не всех знаешь в мире искусства? Тодд Стерн? — спрашивает она. В ее голосе я слышу надежду.

Я смеюсь от ее слов, потому что это недалеко от истины. Уайт и я открыли «Покрась все наизнанку» — галерею-арт-студию, и с нашими связями с владельцами галерей и художниками, и связями в мире фотографии Миа — мы знали почти что всех. Ну, очевидно, не всех.

— Не-а. Роб его не знает?

— Я не собираюсь спрашивать его! Ты же знаешь какой мой брат болтливый. Он пойдет и расскажет маме, и они начнут планировать мою свадьбу с парнем, которого я даже еще не видела.

Я смеюсь, зная, что она права.

— Ну я никогда не слышала об этом парне.

— Мария сказала, что он переехал сюда из Сан-Франциско, поэтому я решила, что ты слышала о нем. Новый парень в городе и все такое.

— Это не как в средней школе, Миа.

— На самом деле, это точно, как в средней школе, что приводит меня к мысли о том, что раз мы о нем ничего не слышали до сих пор, то это значит, что вероятно он страшный.

— Вероятно, ты права — говорю, смеясь.

— Черт. Стефано здесь. Дай мне знать, если нужна будет помощь у Вика. Люблю тебя.

Она кладет трубку, поэтому я откладываю телефон и выключаю зажигание. Я быстренько проверяю себя в зеркале заднего вида, чтобы убедиться, что тушь не потекла и собираю свои каштановые волосы в хвост. Достаю свою сумку с вещами, направляясь в сторону дома. Единственные звуки, которые я слышу, это хруст гравия под моими ногами и шум волн.

Ожидание гудит во мне. Я наклоняюсь, чтобы достать запасной ключ из-под коврика. Захожу в дом и зову брата, знаю он дома, так как заметила его машину в гараже. Ответа не следует. Поднимаюсь наверх в сторону свободной комнаты, комната моего брата находится внизу, что, наверное, удобно для двадцати восьмилетнего одинокого мужчины, поскольку кухня и гостиная (с огромным телевизором) всего в паре шагов от его комнаты. Когда я захожу в комнату, то не верю своим глазам. Он не только заправил мою кровать новым бельем, которые я купила и оставила здесь, он выкрасил комнату в мягкий оттенок серого, который я люблю.

Кладу сумку на кровать и иду на балкон. Балконы в этом доме одна из моих любимых особенностей и из-за них я, как бешенная, визжала, когда он решил купить этот дом. Балконы на верхнем этаже выходят на пляж, вид из них прекрасный. Когда я выхожу на балкон, телефон в моей руке пищит, сообщая о смс от Вика. Брат говорит, что появится через пару минут. Отвечая ему, иду к мольберту, который я оставила здесь в последний раз.

Прогуливаясь вокруг, я вижу надпись большими буквами «Добро пожаловать домой, цыпленок», а ниже рисунок цыпленка, которым бы гордился только пятилетний ребенок. Я смеюсь и делаю фотку на телефон, отсылаю ее Миа и маме, поскольку только они смогут понять это. Мой брат начал называть меня цыпленком, когда мне было пять лет, и я боялась темноты, как большинство пятилеток, и по каким-то причинам прозвище прижилось. Вероятно, потому что, когда мы росли, и он так называл меня, это был как вызов, который он знал я не пропущу.

Я переворачиваю страницы альбома, останавливаясь на пустой странице, прежде чем переключить мое внимание к океану. Мой взгляд улавливает разные оттенки синего, которые блестят в солнечном свете: лазурный, голубой и темно синий. Этот вид невозможно игнорировать. Этот вид напоминает, насколько я крошечная по сравнению с такими вещами. Какие крошечные все мы. Я не уверена, как долго я стою тут, просто уставившись. Просто дышу. Просто наслаждаюсь соленым вкусом на кончике языка. На мое плечо приземляется чья-то рука, и я подскакиваю, вырываясь из транса.

— Святое дерьмо, Виктор! — говорю я, прижимая руки к сердцу.

— Тебе понравился подарок? — спрашивает он со смехом, притягивая меня в объятия.

— Да, засранец, — говорю я, улыбаясь, и игриво хлопаю его по груди.

— Засранец? Я подарил тебе самый лучший подарок, и за это ты называешь меня засранцем? Это из-за самого страшного рисунка цыпленка, да?

— Ты же знаешь, я ненавижу это прозвище, — фыркаю я и захожу в дом, следуя за ним, когда он идет вниз. — Есть что покушать? Я умираю с голода.

— Скоро должны привезти, дай мне время переодеться, — говорит он, — мне скоро нужно вернуться на работу.

— Ты вернешься обратно?

— Дело, над которым я сейчас работаю, разваливается. Жена бедняги пытается отобрать у него все его состояние. Я не знаю, когда эти спортсмены поймут, что им нужно заключать проклятый брачный договор.

— Оо. — Меня передергивает немного. Это именно то, что мы с Уайтом обсуждали после помолвки, и не могли прийти к соглашению каждый раз, когда заводили эту тему. Никто бы не подумал, что художник будет заботиться об этом, но Уайт был богатым и успешным. К тридцати трем годам он продавал свои работы много лет определенным группам людей. Тем же самым группам, которые вбили ему в голову, что брак без брачного договора приведет к мелочному дележу.

Стук в дверь выводит меня из оцепенения. Подхожу к двери, думая о том, какими глупыми были наши разногласия. На момент смерти Уайта мы даже не были женаты. Его родители настаивали на том, чтобы все состояние перешло ко мне. Они пожилые, намного старше моих родителей, и они сами богаты. Они считают, что не собираются трогать деньги, и часть их действительно принадлежит мне, так как я являюсь совладелицей галереи. Все это теперь в прошлом. Не хочу об этом думать вновь, я готова начать жизнь сначала.

От этой мысли широкая улыбка расцветает на моем лице, пока я открываю дверь, она быстро превращается в широко открытый рот, когда я вижу парня в белом докторском халате и зеленых штанах. Он смотрит вниз, пытаясь убрать грязь со своих кроссовок, его темно русые волосы частично скрывают лицо. Могу увидеть только его сильный подбородок и нижнюю губу, но я тут же узнаю его. Когда он, наконец, поднимает взгляд, его зеленые глаза проходятся по моему телу, затем встречаются с моими глазами. Он медленно улыбается той самой улыбкой, от которой всегда замирало дыхание.

— Бин, — шепчу я, его улыбка становится шире, показывая ямочки.

— Привет Элли, — говорит он. Моя хватка на ручке двери усиливается. Я не видела его так давно, что забыла его голос. — А вот и еда.

Мои глаза опускаются к пакетам в его руках. Я делаю шаг назад и открываю дверь шире.

— Ой. Да. Я не ожидала тебя увидеть.

— Давно не виделись, — говорит он, заходя внутрь и останавливаясь передо мной. Задерживаю дыхание, когда он склоняет лицо и позволяет своим губам коснуться мой щеки. Я делаю все что в моих силах, чтобы не вдохнуть его знакомый запах, от которого раньше кружилась моя голова. — Мне очень приятно видеть тебя снова, — говорит он, отстраняясь. То, как он говорит, этот блеск в его глазах заставляет моё сердце учащенно биться. Как это возможно, что он может так влиять на меня до сих пор. Даже после Уайта, за это я его ненавижу.

— Тоже рада тебя видеть — шепчу я, закрывая дверь.

Хотя, я не так уж и рада. На протяжении многих лет, я узнала многое об Оливере Харте, но одно запомнила навсегда, — он опасен для моего сердца. 

Глава 2

— Ты потрясающе выглядишь, — говорит Миа, когда я захожу в бар, который она выбрала для нашего еженедельного счастливого часа.

— Как и ты, миледи, — отвечаю я, делая небольшой поклон, что вызывает у неё смешок. На ней платье в викторианском стиле с бюстье, которое создает ощущение, что её грудь вот-вот вывалится. Её светлые длинные волосы свободно спадают на плечи.

— Глупенькая, я разговаривала с родителями и Робом о студийной семейной фотосессии на Хэллоуин, у меня не было времени, чтобы переодеться до прихода сюда — она поворачивается к официантке. — Две стопки с лимоном, пожалуйста.

— Кто ты? Королева Виктория? — спрашиваю я, заглядывая под стол, чтобы посмотреть, как выглядит оставшаяся часть наряда. Когда я выпрямляюсь, она смотрит на меня, как на сумасшедшую. И я понимаю, что она понятия не имеет, кто такая Королева Виктория.

— Нет! Я Серсея Ланнистер.

— Ооохх...... — говорю я, делая глоток напитка, который поставила официантка напротив меня.

— Роб одет, как Джейми.

— Что?! — спрашиваю, выплевывая половину глотка обратно в стакан.

Пытаюсь сдержать смех, что в итоге не получается, и заливаюсь полной истерикой

— Клянусь, — говорит она, хватая ртом воздух, — ты бы видела лицо моей мамы!

Роберт брат Миа. Точнее близнец. И... очевидно, оба они не особо-то нормальные.

— Вы ребята сумасшедшие. Что они сказали? — спрашиваю я, смеясь вместе с ней.

— Мама не знает, что за хрень эта Игра Престолов. Отец был в шоке, когда понял и не хотел, чтобы мы рассылали открытки на Хэллоуин, которые она собиралась сделать. Но это был первый раз, когда мы сделали фото на Хэллоуин с Робом, с тех пор как нам исполнилось восемь лет. В любом случае она оделась, как Мэри Поппинс, а папа был Бертом.

— Ох, это мило... а вы двое... такие странные, — бормочу я. — Расскажи мне об этом парне, Тодде. Ты что-нибудь узнала?

— Его фамилия Штерн...

— Звучит так, как будто он юрист, — прерываю её.

Миа закатывает глаза.

— Он бухгалтер.

— Я думала он был менеджером?

— Я не знаю, о чем думала Мария. Клянусь, иногда мне кажется, что у нас с ней вроде языкового барьера.

— Что? — спрашиваю я, пытаясь сдержать смех.

— Это пятый парень, с которым она хотела меня свести, и он долбанный бухгалтер. Я что, похожа на ту, которая ходит на свидание с бухгалтером?

— Ну, нет, но у тебя не лучший вкус при выборе парня. Так что, может быть, это хорошая идея.

— В любом случае, — говорит она, опрокидывая стопку, а затем подает сигнал, чтобы ей принесли еще две, — как ты провела первый вечер у Вика?

Я испускаю долгий вздох... мой первый вечер у Вика. Одинокий, странный, грустный, счастливый... странный.

— Нормально, — пожимаю плечами.

Я начинаю чертить линии капельками воды на столе, Миа кладет свою руку на мою, останавливая меня, я поднимаю на нее глаза.

— Это нормально, что ты не в порядке сейчас, Элли.

— Я в порядке, хотя... — отвечаю я, нахмурившись.

— Тебе не нужно быть сильной для каждого, ты же понимаешь? Любовь всей твоей жизни умер, ты в процессе продажи вашего общего дома, переезд к брату. Слишком много всего. это нормально не быть в порядке, это нормально взять перерыв в работе, если тебе это нужно.

— Прошёл год, и я уже взяла небольшой отпуск на работе. — Я хотела ей напомнить, что после смерти Уайта я взяла два месяца отпуска, но это принесло за собой лишь одиночество. Я даже решила поехать на неделю к родителям, лишь бы не быть в этом доме. Я не могла просто забыть и быть там без него, но ты не можешь просто так отвернуться от этих воспоминания и ждать, что они, просто-напросто исчезнут. Этого не будет. Так я вернулась домой, пытаясь смириться с тем фактом, что он больше не вернётся в этот дом. Я даже записалась на консультацию к психотерапевту. Но в доме больше не было его присутствия и тех ощущений, что он рядом ... Это действительно закончилось.

— Иногда я чувствую себя последней сукой из-за продажи дома, — говорю я, — чувствую, будто вычеркиваю его из своей жизни.

Миа сжимает мою руку

— О, милая, никто никогда так не подумает. Ты должна двигаться дальше. Черт, ты молодая, умная, талантливая и к тому же веселая. Ты не можешь перестать жить из-за призрака.

Я буравлю её взглядом.

— Я не переставала жить. Я просто не хочу двигаться таким образом. Если я встречу кого-либо — прекрасно, если нет, то нет.

За последнюю пару месяцев Миа пыталась устроить мне два свидания вслепую. Даже Фелиcия пыталась уговорить меня сходить на одно, но я не была готова. Моя собственная мать пытается устроить мне свидание. Как будто кто угодно вот так просто заберет эту боль по взмаху волшебной палочки.

— Элли....

— Я просто говорю, что сейчас меня не волнуют свидания. Кроме того, мне не нужен парень. Мне нравится быть одной.

— Элли...

— Я серьёзно. Теперь я буду жить у Вика, думаю? это будет похоже на летний лагерь или вроде того. И, как нарочно, даже долбанный Оливер пришел именно в первые пятнадцать минут моего пребывания там.

— Ты видела его? — визжит Миа, прерывая меня, и несколько человек вокруг нас оборачиваются.

Киваю, делая еще один глоток.

— И что? О. Мой. Бог. Что произошло, когда он увидел тебя там? Он знал, что ты будешь там? Ты знала, что он будет там? Виктор не предупредил тебя? Святое дерьмо! — спрашивает она, что на самом деле больше похоже на визг.

— Вот почему я не хочу приглашать его.

Она стреляет в меня взглядом.

— Рассказывай. Прямо сейчас. Я хочу услышать каждую деталь случившегося. Он по прежнему такой же горячий?

— А ты как думаешь? — говорю я с коротким смешком.

— Я думаю, он, как хорошее вино, со временем только лучше. У него по-прежнему длинные сексуальные волосы? — говорит она, обмахиваясь рукой.

— Его волосы были сексуальными? Да, они по-прежнему длинные. Не такие, как раньше, но достаточно длинные, — отвечаю я, прежде чем понимаю, как это звучит.

— Нуууу, весь его пакет опций был невероятно горячим. Каково было снова его увидеть? — спрашивает Миа.

— Для него, я думаю, как в прежние времена. Для меня… не знаю. Это было...

— Как в прежние времена до или после Оливера? — она опять меня прерывает.

— Полегче с вопросами, Коломбо.

— Ты не можешь вот так просто об этом сказать и потом просто начать отмалчиваться, я хочу все знать. Просто издеваешься, — жалуется она.

— Ладно. Это было неловко. Я чувствовала, будто я в ловушке, хотя он просто стоял с едой в руках. С этими чертовыми сэндвичами и суши.

Миа пристально изучает мое лицо.

— Так значит, он знал, что ты там.

Я пожимаю плечами. Очевидно, он знал, что я буду там, если он принёс достаточно еды для нас всех. Суши не так трудно найти в Санта Барбаре, но все же. Виктор и Оливер никогда не были любителями суши. И он прекрасно знал, что я могу есть их постоянно.

— Я не задавала вопросы, — говорю я спокойно. — В основном говорили о его жизни и моих скульптурах.

— Он спрашивал о сердцах? — шепчет Миа.

Я киваю.

— Ты сказала ему, почему ты их делаешь?

— Конечно нет, я не настолько смелая. — насмешливо отвечаю ей.

Мы смотрим друг на друга, сочувственно улыбаясь, прежде чем она выпивает свой напиток.

— Итак, чем ты займёшься на этих выходных?

Я начинаю рассказывать ей, как проведу выходные. И мы говорим, о чем угодно, но только не об Оливере Харте. 

Глава 3

Я расхаживаю по студии, расставляя чистые полотна на каждый мольберт. В субботу вечером здесь будет дамская ночь, которая собирает группу незамужних женщин и это будет первая остановка их масштабной вечеринки. Помощница принесла охлажденное вино и CD диск с музыкой, которую они выбрали для вечера. Кроме присутствия на презентации в начале вечера я не собираюсь участвовать в остальной части вечера. Они привыкли платить деньги за удовольствие и обсуждать всякое разное дерьмо о своих друзьях. Последнее что им нужно от меня, так это рассуждения на тему, какие творческие штрихи я использовала в создании того или иного шедевра.

В семь часов, я иду в ванную, чтобы проверить свой макияж. Чувствую себя хорошо. На мне красная рубашка с черными бантиками на рукавах, черные туфли—лодочки и рванные узкие джинсы. В прошлом году я даже представить не могла, что буду выглядеть так. Услышав звук шагов, отрываю свой взгляд от зеркала и направляюсь к передней части галереи с улыбкой на лице, готовая приветствовать гостей. И останавливаюсь при виде Оливера, рассматривающего картины Уайта.

Сегодня на нем нет костюма, значит, у него выходной. Он одет в джинсы, которые отлично обтягивают его узкие бёдра и синюю рубашку. Оливер выглядит так, будто сошёл с обложки журнала GQ, как сказала бы Миа. Я думала, он собирается на вечеринку, о которой упоминал Вик. Сказал, что они сегодня вечером собираются сходить в "спорт бар", что в действительности является кодовым знаком — мы находим девушек для того чтобы трахнуть и ничего больше, и давайте устроим сборище холостяков, чтобы сразу стало понятно, что кроме секса больше ничего не будет

— Привет. Что ты здесь делаешь?

Оливер поворачивается и смотрит на меня.

— Каждый раз, когда я тебя вижу, ты выглядишь все лучше и лучше. Как это возможно?

Я не позволяю себе реагировать на его высказывание, так как знаю, чего он хочет от меня. Вместо этого, я сосредоточилась на картине, которую он рассматривал. Та, где изображен темный глаз с бабочками вместо ресниц. Тот глаз, что смотрит и наблюдает, как Оливер флиртует со мной.

— Я был в этом районе и решил заглянуть и увидеть это место. Надеюсь, это нормально? — говорит он, подходя ко мне ближе.

—Ты никогда не хотел увидеть его раньше, — говорю я тихо, но прозвучало это так, словно я кричала. Он никогда не был в моей студии, даже тогда, когда я послала ему приглашение на торжественное открытие галереи несколько лет назад.

Взгляд Оливера заставляет меня прирасти к месту, словно я скала, а внутренности мучительно сжаться. Я пытаюсь отстранить от себя все те чувства, которые я к нему испытываю. Он делает шаг вперёд и оказывается прямо перед мной.

— Я должен был, — говорит он. Его голос низкий, ласкающий заставляет меня закрыть глаза. Но я не поддаюсь, хотя...Я отворачиваюсь обратно к картине, которая смотрит на нас осуждающе, и сглатываю, прежде чем что-либо сказать и убедиться, что мой голос ровный, хотя внутри все натянуто, как струна.

— Зачем же ты пришёл сейчас?

— Ты уже закончила здесь? — спрашивает он, оглядываясь вокруг.

— На самом деле, я только начала. Сегодня вечером здесь состоится девичник, — не успела я закончить предложение, как заметила первую прибывшую девушку, она была одета в короткое чёрное платье, за ней прошли её пять подруг, одетые также в чёрное, за исключением одной, которая была одета в короткое белое платье, а на голове у неё сверкала тиара. Я им улыбнулась.

— Они прибыли.

— Привет, — Джиа – помощница, с которой я была на связи, тепло и приветливо улыбнулась мне.

— Боже мой, значит ли это, что он наше сегодняшнее развлечение для глаз? — сказала одна из девушек, указывая на Оливера.

— Он наша муза на сегодняшнюю ночь?

Оливер смеется, демонстрируя им улыбку, от которой девушки, конечно же, залились нелепым румянцем. У меня всегда было подозрение, что он не человек, потому что невозможно каждую девушку доводить только лишь улыбкой до обморока.

— К сожалению, для вас, нет. Это мой друг, Оливер, и сейчас он собирается на свидание, — говорю я, встречая его довольный взгляд. — Вы девочки, можете проходить в соседнюю комнату, я присоединюсь к вам в ближайшее время. Джиа, твои вещи на столе.

— Большое спасибо, — говорит она, проходя мимо. Все девушки выходят, но их взгляд по—прежнему прикован к Оливеру. Может, предложить ему постоять в качестве экспоната несколько следующих дней? Возможно это именно то, что мне нужно.

— Тааак... — говорю я, обращаясь к нему снова.

— Я пришёл, чтобы спросить тебя, не хотела бы ты присоединиться к нам сегодня вечером, — говорит он, понизив голос. Оливер протягивает ко мне руку, наматывая на палец локон моих волос.

— Зачем мне это? — спрашиваю я спокойно, делая шаг назад.

— Потому что, тебе нужно развлечься, — говорит он, переводя свой взгляд на мои губы.

Делаю ещё шаг назад, нуждаясь в большем расстоянии между нами.

— Я развлекалась вчера.

— Но, не со мной.

В памяти всплывает последний раз, когда он сказал эти слова, и мой мозг отключается. Он ухмыляется, так, как будто прекрасно знает, что творится в моей голове, сидит в первом ряду и наблюдает, зная, что главная роль отведена ему.

— Я должна идти. Меня ждут.

Оливер кивает, засовывая руки в карманы. Он опускает свой взгляд, наблюдая за мной сквозь ресницы. Это выглядит настолько сексуально и соблазнительно, что заставляет меня чувствовать неловкость. От этого взгляда моё сердце делает кульбит. Я оглядываюсь на картины Уайта в попытке подавить чувства, но это бесполезно. Он стоит там, в ярде от меня, и кусочек тоски и вины проваливается в меня.

— Возможно в другой раз, — говорит он, его взгляд по—прежнему прикован ко мне.

— Возможно.

— Место действительно красивое, Элли. Ты проделала хорошую работу.

— Спасибо. В основном этим занимался Уайт, — отвечаю я. Улыбка спадает с его лица. Смотрю на его кадык, когда он сглатывает свою гордость и кивает.

— Вы оба проделали большую работу, — говорит Оливер. — Вик дал тебе мой номер, как я его просил?

— Я редко его вижу, — говорю, зная, что это ложь. Я видела своего брата и вчера вечером, и сегодня утром, но он ничего не упоминал о номере Оливера.

— Я подумал, может он дал его тебе, и ты просто не использовала его.

— Зачем бы я использовала его? — спрашиваю, оглядываясь назад, когда из соседней комнаты раздаётся смех девушек.

— Было бы мило, если бы ты захотела сделать это ради разнообразия? — говорит он, пожимая плечами.

Моя челюсть падает.

— Было бы мило, если бы я сделала это? — повторяю я.

Мы молча смотрим друг на друга, и я жду, что он поправит себя, он ждет, что я поправлю то, что он сказал. Но ни один не произносит и слова. Мы оба знаем, что это слишком много, чтобы охватить за пару минут разговора, и лично я предпочла бы не охватывать вообще. Я вспоминаю о девушках, которые ждут меня в другой комнате, и прочищаю горло.

— Окей, что ж, увидимся позже. Удачи тебе сегодня вечером, — говорю я, направляясь в другую комнату. Я неловко киваю ему головой и поворачиваюсь чтобы уйти.

— Хотел тебя спросить, не заинтересована ли ты в посещении педиатрического отделения больницы один или два раза в неделю? — говорит он, улыбаясь. Я поворачиваюсь к нему, приподнимая бровь, и тем призываю его продолжить.

— Я подумал, ты могла бы приходить и рисовать с детьми, ну или что-то вроде того. Я знаю, тебе нравятся такие вещи. — Посещение больницы означало встречи с Оливером снова. Как будто чувствуя моё сомнение, он говорит:

— Я бываю очень занят, так как заканчиваю ординатуру, так что не смогу помочь тебе, но у меня есть друг, который поможет тебе с деталями.

— Конечно. Позвони мне и дай знать, в какой день я смогу подойти, — говорю я в последний раз, направляясь в комнату, наполненную чрезмерно возбужденными девушками. На моем лице расцветает улыбка. И тут до меня доходит, причиной этой улыбки был Оливер. Воспоминания о прошлом накатывают на меня, все те разы, когда он вызывал мою улыбку и вдруг, осматривая всю комнату, полную счастливых женщин, которые празднуют жизнь и любовь, мне захотелось плакать. Но я не стану. Он больше не имеет права вызывать мои слёзы. Больше нет. 

Глава 4

Воскресное утро начинается с ужасного металлического звона, который сильно режет по ушам. Нетвердо поднимаясь с постели, я пытаюсь отыскать источник звука.

— Что ты делаешь? — спрашиваю я, зевая.

— Дерьмо! Ты напугала меня. Я до сих пор не привык к тому, что ты здесь живёшь, — говорит Вик, наклоняясь, чтобы поднять сковородку с пола.

— По крайней мере, ты в одежде, — говорю я, глядя на бело-голубые шорты. — Так что ты делаешь? — еще раз повторяю свой вопрос.

— Ладно, это неловко, — он пожимает плечами и понижает голос до шепота. — В моей комнате кое-кто есть, и я пытаюсь приготовить завтрак.

Закрываю рот, стараясь не рассмеяться при мысли о том, что Вик пытается приготовить еду. Съедобную еду. Поворачиваю голову в направлении его комнаты.

— И я не уверен, есть ли на ней одежда, — добавляет он.

Мои глаза расширяются.

— Может, ты должен сказать ей, что я здесь.

— Да. Я думаю придётся. Ты можешь подпортить то, что я планировал, — говорит он, оглядывая кухню.

Руками затыкаю уши.

— Не говори. Я собираюсь принять душ и позавтракать с Миа.

— Ты не должна, — смеется он.

— Тссс. Молчи.

Поднимаюсь к себе, чтобы одеться, и принимаю самый быстрый душ. Мне в голову не приходили мысли, как я буду делить жильё с братом. Выходя из дома, включаю телефон, чтобы проверить сообщения от моего агента по недвижимости. Замечаю два новых сообщения от неизвестного номера.

Это мой номер. Оливер.

Я забиваю его номер в телефон и читаю следующее сообщение.

Джен хочет знать, устраивает ли тебя вторник, чтобы прийти в больницу. У нее есть свободная комната для твоих занятий по искусству.

Я открыла свой календарь, чтобы посмотреть планы на неделю и найти возможность передвинуть что-нибудь... не то, чтобы дел было очень много…

И отправляю ответ:

Вторник - это отлично. Скажи ей, чтобы уточнила время и место, куда нужно подойти.

Я не жду ответа от него, потому что на часах только девять утра, и большинство бездетных людей нашего возраста спят в это время, но мой телефон оживает, оповещая о сообщении, когда я захожу в кафе.

Я спрошу у неё. Я увижу тебя позже?

Я пытаюсь вспомнить, вдруг я что-то упускаю, но ничего не припоминаю.

Увидишь меня?

У Вика.

Не знала, что ты придёшь.

Футбольное Воскресенье.

Хмурясь, вспоминаю, сколько времени прошло с тех пор, как я последний раз присоединялась к ним в воскресенье, чтобы посмотреть футбол.

Вик постоянно забывает, что я временно живу с ним.

Ох-ох...

Стоит ли рассказать, что мне пришлось одеться и уйти из дома намного раньше, чем планировала в воскресенье.

ЛОЛ... Извини. Куда собираешься?

Собираюсь позавтракать.

Хочешь приехать? Ты можешь поспать здесь.

Я замираю, уставившись на экран телефона, ожидая еще каких-нибудь слов.

Не со мной, между прочим.

Я начинаю печатать сообщение, но сразу же его удаляю.

Ладно, это неловко. Если ты не ответишь на сообщение, то я позвоню тебе.

Мгновение спустя, телефон начинает вибрировать в моей руке. Прочищаю горло, перед тем, как ответить на звонок.

— Я не хотел говорить тебе это, — говорит он. Его голос. Боже, я так люблю его голос. Этот глубокий и шикарный, и всегда звучит так, будто он только что проснулся.

— Все в порядке. Я в порядке, правда. Спасибо тебе.

— Я не думаю, что мы когда-либо говорили по телефону, — говорит он.

— Нет, не говорили, — отвечаю я, не добавляя миллионы мыслей, которые просачиваются в мою голову. «Потому что ты мудак, потому что ты ушёл, потому что я младшая сестра твоего лучшего друга, потому что ты никогда не завел бы отношения, даже если бы твоя жизнь зависела от этого…»

— Теперь мы говорим. Ладно просто хотел убедиться, что ты правильно поняла или неправильно. Я имею ввиду, если, конечно, ты сама не хочешь этого, тогда я однозначно буду «за».

Я почти стону, слыша улыбку в его голосе.

— Оливер...

Его смешок отдаётся волнами по моему телу. Я ненавижу то, что он делает со мной.

— Я просто шучу, Элли. В любом случае, ты собираешься приготовить фасолевый соус сегодня вечером?

— Ты хочешь, чтобы я приготовила фасолевый соус?

— А Папа Римский католик?

— Если ты будешь милым и хорошо попросишь, я приготовлю фасолевый соус, Оливер. Если ты собираешься быть саркастичным мудаком, я повешу трубку.

Он вздыхает.

— Эстель Рубен, мой любимый человек во всем мире, не могла бы ты приготовить мне фасолевый соус?

Его слова вызывают у меня улыбку, хотя и не должны. Он опасен. Напоминаю себе. Это он и делал с тобой. Каждый. Божий. День.

— О’кей.

Я слышу, как захлопнулась дверь, где бы он не был, последовал шорох, затем ещё больше шороха, затем я услышала, как он тяжело вздыхает.

— Здесь полно свободного места, на постели, если ты, конечно, устала.

— Спасибо за предложение, но увидимся позже.

Слыша его смех, я кладу трубку. Сэндвич с яйцом, что я заказала, давно остыл. Как только заканчиваю есть, совершаю легкую прогулку, направляясь в студию, захожу и закрываю за собой дверь на замок. Осматривая картины на белых стенах, думаю, надо ли их менять местами. Многие из них Уайта, но большинство из них работы местных художников, в которые я влюбилась. Некоторые мои работы присутствуют, но я не выставляю их в передней части галереи. В начале галереи висят картины на продаже, а единственно, что я здесь продаю — это мой «Калейдоскоп Сердец».

Я ходила в колледж, чтобы стать учителем рисования, но сомневалась в этом. Когда я рассказала Уайту о том, что не хочу преподавать, он представил мне идею «Покрась все наизнанку». Он сказал, что таким образом моё творчество сохранится, и если я захочу, то смогу начать программу для детей. В студии мы смогли начать летнюю программу, где дети старшего возраста приходили после дневного лагеря и работали над картинами. Это был наш способ забрать их с улиц, и сфокусировать энергию в нужное русло, а, когда каникулы закончились и начались занятия в школе, дети приходили и занимались с нами в маленьких группах.

В понедельник после полудня у меня класс, поэтому надо подготовиться. Я зависла перед чистым полотном, когда мой телефон неожиданно зазвонил.

— Элли! — говорит мой брат так, будто не он практически выгнал меня из дома пару часов назад. — Забыл тебе сказать, кое-кто придёт сегодня вечером.

— О... да неужели?

— Да, к двенадцати. Как думаешь, ты сможешь приготовить фасолевый соус?

Пытаюсь сдержать рычание на его просьбу.

— Конечно. Сколько человек?

— Хммм.... я, Бин, Дженсен и Бобби... все.

— Так только четверо будут есть? — спрашиваю.

— Да, четверо.

Я быстро моргаю, интересно, собирается ли он включить меня в список гостей.

— Хорошо, пять, если, конечно, ты хочешь остаться, — говорит он и откашливается, исправляя себя.

— Кто такой Бобби? Вы вместе работаете?

— Да, он новенький. Он тебе понравится, он классный.

— Классный, как и ты, уверена, — бормочу я. Мой брат и его друзья, прикрывающиеся комиксами, выглядят, как спортсмены. Он всегда дружил с такими парнями ещё со времён школы. Представляю, как будет выглядеть Бобби. Так же, как и мой брат.

— Если хочешь, можешь позвать Миа, — добавляет он.

— Миа и Дженсен в одной комнате? Нет, спасибо.

Вик смеется.

— Между ними не все кончено?

— После того, как он оставил её, чтобы вернутся к своей бывшей? Даже не знаю, — говорю я, доставая новые кисти из упаковки и раскладывая их в серебряные чаши, расположенные у каждого мольберта.

— Он мудак, — говорит Вик. — Опять же, и она не очень смышлёная. Я бы никогда не позволил тебе встречаться с одним из моих друзей.

Я опускаю находящиеся у меня руке принадлежности на стол и облокачиваюсь на его край.

— И почему?

Он смеётся, его смех, глубокий и богатый, при других обстоятельствах вызвал бы у меня улыбку.

— Ну же, Элли. Ты же их знаешь.

Его слова заставляют меня съёжится. Я знаю их. Очень хорошо.

— В любом случае, увидимся позже. Они будут здесь в двенадцать…

— Да, я поняла Вик. Ваш соус будет готов до начала матча. Девушка уже ушла?

— Да, она ушла. Я пригласил её на ужин в среду. Оливер и Дженсен также придут с… подругами. Так что, ты познакомишься с ней.

Я делаю мысленную заметку, исчезнуть в среду вечером, и сказать Вику, что увижусь с ними позже. Возвращаясь в галерею, замечаю криво установленную работу. Одно из моих «сердец», подхожу и возвращаю его на прежнее место. Журнал, освещающий мероприятие, которое мы проводили здесь однажды, описал мои сердца как «душераздирающие, пронзительные, красивые кусочки». На витрине находится особенное «сердце», оно не для продажи. Это одна из моих первых работ и Уайт отказался от его продажи. Я использовала много пурпурного для этого особенного «сердца», каждый раз, когда солнце заглядывает сюда, пятнистые лучи фиолетового цвета отражаются на стенах.

«Если кто-нибудь попытается его купить, скажи им, что я удвою цену», - сказал он с усмешкой.

Стоя там, глядя на то, как свет отражается от него, мои мысли возвращаются к Уайту, и слезы готовы политься из глаз. Вытирая глаза, я делаю вдох и выхожу, заперев за собой дверь. Вернувшись к Вику, я слышу шум воды в ванной. Открываю бутылку вина. Как только я заканчиваю с соусом, достаю из шкафчика мультиварку, которую подарила Вику на Рождество, он явно не пользовался ей, и начинаю готовить фрикадельки. Заканчивая с готовкой, я делаю последний глоток вина, иду в свою комнату и ложусь на кровать. 

Глава 5

Не знаю сколько времени я проспала, когда шум и крики, доносящиеся из гостиной на нижнем этаже, разбудили меня. Я моргаю, пытаясь полностью прогнать сон, встаю и направляюсь в ванную. Смотрю на своё отражение в зеркале и ужасаюсь представленной картиной. Прежде чем спустится в гостиную, привожу себя в порядок, нанося немного косметики. Надеваю чёрную рубашку, один край которой свисает с плеча, и рванные джинсы. Спускаясь по лестнице, я замечаю на себе свои старые тапочки Дарта Вейдера. Но возвращаться было поздно. Меня заметили.

— Привет Элли, — кричит Дженсен, и все обращают своё внимание на меня.

— Привет Дженсен. Ты вернулся?

— Не-а, но я остаюсь на несколько месяцев, — говорит он.

— Круто. Привет ребята, — говорю я, оглядывая комнату, замечая Оливера, машущего мне, Вика и блондина, которого никогда не видела.

— Привет, — говорят они все одновременно.

— Элли, это Бобби. Бобби, это моя сестра Эстель, — говорит Вик, не отрывая глаз от телевизора.

Парень встаёт и протягивает мне руку для рукопожатия. Вообще-то выглядит он довольно хорошо: милым, соседским парнем, и это заставляет меня улыбнутся. Я была неправа, он не похож на друзей моего брата. Бобби невысокого роста и не имеет атлетического телосложения, как Вик и Оливер. Он, улыбаясь белоснежной улыбкой, пожимает мою руку. Его улыбка очаровывает меня.

— Когда ты говорил сестренка, я представлял себе подростка со скобами в зубах, — говорит Бобби, а его глаза шарят по моему телу.

Опускаю руку.

— Я уверена, когда Вик описывал меня, он представлял меня именно такой

— Это определенно не так, как бы описал тебя я.

В его тоне слышится намёк на флирт. Смотрю через плечо, чтобы посмотреть реакцию Вика, но вместо этого, мой взгляд останавливается на Оливере. Меня убивает, то, что я не могу понять, о чем он думает сейчас. Оливер не выглядит расстроенным или ревнивым, он просто смотрит.

— Не уверена, что хочу знать, как меня описывает кто-либо, — отвечаю я.

Прежде чем он говорит что-либо ещё, я разворачиваюсь и направляюсь в кухню, чтобы принести им еду, которую приготовила, умудряясь при этом уворачиваться от пивных бутылок.

— Она красивая, и она готовит? — говорит Бобби, протягивая руку к соусу. — Думаю, я хотел бы оставить ее себе.

— Да, точно, — говорит Дженсен слегка напряженно. У друзей моего брата есть пунктик. Они думают, что должны защищать меня от посторонних, как будто меня ожидает опасность вне их логова. Я думаю, помолвка с Уайтом бросила их через край, поскольку никто не предвидел этого.

— Разве ты не собираешься выдать эту речь «держись подальше от моей сестры» Бобби?

Взглядом снова нахожу Оливера и улыбаюсь ему, когда он хлопает по месту рядом ссобой. Моё тело предательски откликается, желая двигаться к нему, но разум берет верх, и я присаживаюсь рядом с Виктором.

— Брось это, — говорит Вик на комментарий Дженсена.

— Когда мы были юными, мы прослушали лекцию об этом, — объясняет Дженсен.

Я наклоняюсь в его сторону пока он рассказывает историю, которую я никогда не слышала раньше.

— Мы были маленькими, и нас не волновала Элли, потому что она нам, как младшая сестрёнка... но потом она выросла, и в любой момент любой из нас мог прокомментировать это. И тогда Вик сказал: «Не смотреть на неё, не трогать её, а если я узнаю, что кто-то из вас сделал это, я сломаю вам руки, и вы никогда больше не вернётесь в мой дом».

— К слову сказать, я бы с удовольствием получил перелом руки, — говорит Бобби, с улыбкой поглядывая на меня.

— Проблема была не в сломанной руке, проблема была в отлучении от дома! У него лучшие родители! Мы практически жили в этом доме, — говорит Дженсен, делая глоток пива. — И у меня был слишком хороший бросок, так что я не мог рисковать ради девушки. Прости Элли.

— Поверь, мне не жаль, — хихикаю я, расслабившись на диване.

— От вас, идиотов, нужно держатся подальше и Элли знает об этом, — говорит Вик, намазывая чипсы соусом.

Мои глаза находят Оливера в тот момент, когда он слегка вздрагивает от слов Вика. Наши взгляды встретились и миллионы мыслей пронеслись у меня в голове: в чем была причина? Что случилось? Неужели одобрение Вика значит для него больше чем моё? Все эти вопросы. Эти мысли мучили меня на протяжении многих лет, не смотря на мои попытки избавится от них.

— У меня серьезный вопрос, — говорит Дженсен, возвращая моё внимание. — Когда мы росли, кто был в твоём вкусе?

Я пытаюсь не рассмеяться над его вопросом и выражением лица моего брата. Виктор всегда был крутым парнем, постоянно зависающим в баре. Джуниор, Дженсен и Оливер похожи в этом плане. Джуниор единственный из этой четверки, который счастливо женат и имеет семью, в то время как остальные останутся холостяками, мне так кажется. Дженсен не тот парень, которого вы хотели бы познакомить с родителями из-за всех этих татуировок, мотоциклов. Выглядит он убийственно. Высокий и смуглый. Настоящий плохой парень.

Я смотрю на Оливера, который всегда имел легкий вид, начиная с ленивой улыбки и растрёпанных каштановых волос, в которые так и хочется запустить пятерню. Он смотрит на тебя, и ты чувствуешь себя единственной в комнате. И эти ямочки... Боже, эти ямочки. Все мои подруги хотели встречаться с недосягаемым Оливером. Он обладает магнетизмом властного мужчины. Даже, когда мы были молоды, обаяние сочилось из него как из ведра.

— Да, Элли? — говорит Оливер, и по его лицу расплывается медленная сексуальная ухмылка, а взгляд перемещается с моих губ на глаза. — Кто в твоем вкусе?

Я бросаю на него взгляд перед тем, как взглянуть на Дженсена, который наблюдал за мной с лукавой улыбкой.

— Честно? Дженсен, — говорю я, пожимая плечами.

— Бум, — кричит Дженсен. — Я, бл*дь, знал это. Так ты переспала бы со мной?

— Я этого не говорила. Я только сказала, что ты был в моем вкусе, — говорю я, смеясь. Но я не упомянула о том, что он был во вкусе всех девочек в то время.

— И именно поэтому мне пришлось угрожать им, — говорит Вик, глядя на Бобби, который посмеиваясь качал головой.

Мои глаза остановились на экране телевизора, по которому шла игра Ковбойз — Фоти-Найнес и подпрыгнула от неожиданного легкого удара по ноге.

— В самом деле? — говорит Оливер, кладя обе руки на грудь, будто был ранен. Я улыбаюсь и качаю головой.

— Мне нравится твоя обувь, — говорит он, усмехаясь.

— Я знаю, — отвечаю я, подмигивая и мысленно пинаю себя за это. Мы все ещё смотрим друг на друга, глаза Оливера вопросительно сужаются, а Бобби начинает говорить.

— Так запрет был снят? Я могу пригласить её на свидание?

— Я не хожу на свидания, — отвечаю я, отводя взгляд от Оливера.

— Это невозможно. Такая девушка, как ты, определенно ходит на свидания, — сказал Бобби.

— Девушка, как я, — отвечаю я, хихикая. Собиралась оставить как есть, но потом передумала и добавила. — Даже если бы я была заинтересована в свидании, я не стала бы встречаться с друзьями моего брата. Вы все неприятности с большой буквы Н. Разве ты не слышал речь?

— Неприятности с большой буквы Н? — спросил Дженсен.

— Мы действительно хотим поговорить обо всем этом сейчас? — говорю я, впиваясь в него взглядом, пока он понял к чему я клоню и его смех исчезает.

— Нет, ты права. Ты права. Вик был прав, — уступает Дженсен.

— Давайте оставим разговор о свиданиях моей сестры и начнём смотреть игру, — говорит Вик, грозно поглядывая на парней. Спустя несколько секунд, он начинает толкаются локтем каждый раз, когда тянется за едой. Я встаю и пересаживаюсь к Оливеру, на его любимое место.

— Ах... ты соскучилась по мне, — говорит он, как только я сажусь.

— Ну, для начала, я не могу думать, когда ты своим взглядом прожигаешь во мне дыру, и, да, ты был моим вторым выбором, так что...— я пожимаю плечами при виде его улыбки. Мы смотрим друг на друга долгое время, прежде чем он переводит свой взгляд на экран телевизора. Ещё один тачдаун засчитан, ещё один удар и длинная вереница ругательств следует за этим. Едва я хочу выйти, как Оливер садится ближе.

— Кажется, я помню другой порядок, — шепчет он хрипло в ухо, что вызывает во мне дрожь.

— Конечно, — шепчу я в ответ, не обращая внимание на бешено стучащее сердце в моей груди.

— Это правда, — он садится ближе, кладя свою руку на мою, а в моей груди происходит очередной двойной кувырок.

— У тебя свои воспоминания, у меня свои.

Выражение его лица меняется от игривого до серьезного.

— Да, наверное, — вздыхает он. — Так ты готова ко вторнику?

— Я... я очень взволнованна. Спасибо, что спросил меня, — надеюсь он понимает, насколько это важно для меня.

— Я не мог бы найти лучшего человека для этой работы, — он подталкивает мою ногу своей, и моё тело начинает вибрировать при этом прикосновении.

— Хватит заигрывать со мной, — шепчу я.

— Или что? — шепчет он, склонив голову так, что его волосы спадают на левый глаз, каждый раз шевелясь, когда он моргает.

— Или Дарт Вейдер будет вынужден достать свой световой меч.

— Поверь мне, он не захочет конкурировать с моим, — говорит он, и вибрация от его смеха передается мне.

Когда смысл его слов доходит до меня, мой рот широко открывается, и он смеётся еще пуще прежнего.

— Некоторые вещи не меняются, — качая головой, произношу я.

Его глаза темнеют.

— Иногда, они становятся лучше.

Я отворачиваюсь, решив посидеть ещё пару минут, перед тем, как вернутся в свою комнату под предлогом того, что мне нужно увидеть Миа, прежде чем отправится на ужин с родителями Уайта.

После того как я попрощалась, я продолжаю думать о словах Оливера. Клянусь, мысли об этом мужчине преследуют меня больше чем о мертвом женихе. Это расстраивает. 

Глава 6

Раньше я была из тех девушек, которые всегда смотрят на вещи с оптимизмом, но, когда жизнь делает внезапный поворот и бьет тебя по лицу, это заставляет стать реалистом. Я не циник, просто больше не смотрю на жизнь сквозь призму розовых очков.

День начался достаточно спокойно. Мама позвонила в очередной раз с предложением сходить на свидание с Дереком. Думаю, она представляла нас вместе с ним с тех пор, как мне исполнилось 6. На этот раз я сказала да. Счастливые крики, разрывали динамик моего телефона, если не больше. Казалось, будто она выпустила наружу свою внутреннюю гиену. Надо будет ей перезвонить, когда успокоится.

Сейчас галерея безупречна, именно так, как я любила. Особенно после разгрома, что устроила младшая группа. Это началось, когда тринадцатилетний Финли пригласил Веронику на свидание. Лучший друг Финли, Брэтт, видимо, тоже хотел ее пригласить, но, когда услышал их разговор, и ее согласие, он взбесился. Взбесился. В моей студии! Он бросил свою кисть в Финли, обрызгав голубой краской все стены. Мне пришлось разогнать их и вызвать родителей, чтобы они забрали мальчишек.

Поэтому я здесь уже час, отмываю краску со всех поверхностей. Единственное спасение в том, что комната, в которой мы занимаемся, является отдельным замкнутым пространством, иначе я бы не пережила, если краска попала на одно из полотен местных художников или Уайта... я бы умерла. Я падаю на задницу, когда устало, согнувшись осматриваюсь вокруг еще раз. Детские картины по-прежнему на тех мольбертах, где их оставили, и я снова смотрю на «мрачный день», над которым работал Фин. Серое небо, волны разбиваются о скалы, океан прорисован темно синими мазками настолько реалистично, что мне захотелось к воде. Я встаю, начинаю собирать вещи для встречи в больнице в отдельную коробку и отношу ее к двери. Как заклятие, вижу брызги краски на своей руке, который попали вовремя боя на кисточках. Чертовы дети.

После захода солнца температура падает, как будто кто-то поставил для него таймер — ветер точно знает, когда именно нужен его порыв, я плотнее кутаюсь от его ударов, тяну за рукава моей легкой куртки приближаясь к воде.

Я останавливаюсь и прислушиваюсь к волнам, чувствуя себя намного легче. Помимо других галерей в этом районе прибрежная зона представляла собой огромную точку продаж, когда мы получили место. Если я закрою глаза и представлю достаточно хорошо, я смогу увидеть Уайта, бегущего по пляжу с его доской в руке, его влажный костюм красиво обтягивает сильное тело. Воспоминания заставляют меня улыбнуться, даже не смотря на сердце, которое сейчас разорвется в груди.

Когда я возвращаюсь в студию, эта мысль бывает первой. Не галерея, не то, как он работал в ней, пока я пряталась в задней комнате, не наши совместные завтраки или его улыбка, когда я заходила в комнату, а именно он, бегущий по кромке воды.

Серфинг был, пожалуй, единственной вещью, объединяющей Уайта с моим братом. Когда мы впервые пришли вместе, моя мама пошутила, что я нарочно притащила домой творческого человека, как будто специально искала. Забудьте о том факте, что он был невероятно успешен, сделал над собой усилие, и надел на первую встречу с моими родителями костюм. Моя мама видела его под всем этим. Не в плохом смысле. Она выросла, чтобы принять Уайта, как сделал мой папа. Вик никогда не пытался, но и ничего не говорил. Я думаю, все они видели его как продолжение меня. Я уже была вроде аутсайдера в их мире так или иначе. Папа — дантист, мама — профессор английской литературы, поэтому все предполагали, что их дети последуют по их стопам. Но Вик стал адвокатом, а я художником. Но, несмотря на это, они всегда нас поддерживали. Они любят мою работу и ободряют меня, так что, даже если я была паршивой овцой в стаде, я никогда не чувствовала себя одиноко.

Когда я достигла песка, я сделала очень глубокий вдох и закрыла глаза, наслаждаясь моментом. Каждая секунда на счету. Живи моментом. Это жизнь и это все, что имеет значение. Это такие простые истины, но о них так легко забыть. Океан как постоянное напоминание об этом… Большие волны против скал, очищают их, но остаются очень опасными. Я сажусь на песок и смотрю на серферов, молодых и взрослых, и позволяю звукам омывать меня. Вместо того, чтобы заглушить мою накопившуюся печаль, это все режет меня надвое. Годовщина смерти Уайта была пару дней назад. Он прошел без особого поминания. Кроме меня и его родителей, просто потому что нам надо было проверить друг друга.

Чуть больше года назад я была на этом пляже по совершенно другой причине. Я видела мчащуюся по песку скорую и последовала за ней из чистого любопытства. Боже. Что было бы, если бы я не последовала за ней? Как бы я узнала? Хмурясь, я подошла к воде, осматривая небольшую толпу людей, в основном, серферов, и парамедиков. Когда я пробивалась сквозь группу людей, я чувствовала, что будто душа вылетела из моего тела. Создавалось впечатление, что меня тянет в хаос, но инстинктивно знала, что мне не надо туда...я шла очень медленно. Я мельком увидела тело на песке. Святое дерьмо...тело выглядит как...но.... Я в панике посмотрела на свой телефон, затем в сторону галереи, потом на пляж и небольшую раскрашенную лачугу, которая продавала напитки. Все это время сердце громко стучало в груди.

Мои ноги понесли меня вперед ближе к парамедикам... ближе к телу. И тогда я увидела его. Я действительно увидела его. Его длинные, светлые волосы веером рассыпались по песку, его карие глаза были закрыты, и его влажный костюм был отдернут вниз открывая торс. Мое зрение поплыло, стены, которых не было, стали сжиматься вокруг меня. Я чувствовала, как исчезаю. Как будто я была там, но не на самом деле, потому что я не должна смотреть на то, что было перед глазами. Мои колени подогнулись, когда я наконец-то достигла его, и увидела, как белы его губы, и как бледно его лицо.

— Уайт? — я слышала себя как будто со стороны, будто говорил кто-то другой...кто-то в панике, кто-то, кто потерял любовь всей своей жизни, человека без которого не видел себя. — Что случилось? Что случилось, Уайт?

Я кричала и кричала, пока паника окончательно не накрыла меня

Один из врачей сжал мне плечи, пока я смотрела, как они работают над ним. Я видела в кино миллион раз, как подключают этот аппарат, дают разряд, чтобы сердце снова начало стучать. Когда я увидела его, я упала на колени с криком. Я вцепилась в теплый песок подо мной, в то время как один из медиков пытался меня успокоить.

— Почему он не приходит в себя? — я рыдала. — Почему не позволяют подойти к нему?

— Я прошу вас оставаться спокойной!

Мои мольбы вырывались воем, а звук прилива разбивался позади нас.

— Он просто катался на серфе, —сказал кто-то позади меня.

— Это длится уже слишком долго, чтобы не уничтожить его, — добавил другой.

— Я позвонил девять-один-один, когда понял, что он слишком долго не выходит, — сказал третий. — Надеюсь он выкарабкается!

Доктор помог мне подняться с колен, когда они положили Уайта на носилки, и позволили мне сесть в заднюю часть машины скорой помощи. Я сидела рядом с его ногами и смотрела на его лицо.

— Он будет в порядке? — спросила я, наполовину рыдая, наполовину визжа.

Никто не ответил. Они просто продолжали давить на его груди и дышать в его рот. Они констатировали смерть по прибытию в больницу еще до того, как вынесли каталку. Я знала, что он ушел, еще до того, как они сказали это. Но ты осознаешь это именно в тот момент, когда слышишь это от них и от этого становится только больнее. Дни шли, а я будто потерялась. Ему было всего тридцать пять, и он был превосходным пловцом. Единственное, о чем я могла думать, что он больше не посмотрит на меня своими карими глазами. Эти руки больше никогда не нарисуют. Эти губы никогда не улыбнуться. И возвращаясь на этот пляж... всегда возвращаются воспоминания.

Вскрытие показало, что это был сердечный приступ, когда он был в воде и в легких было недостаточно воздуха, чтобы он утонул. Но единственная вещь, о которой я могла думать...ему было всего-то тридцать пять.

Я больше не плачу, когда прихожу сюда. Это место больше не ассоциируется только с плохими воспоминаниями, потому что я знаю, как он любил это место, так же, как и галерею. Сегодня, что ж ... сегодня я плачу. Сегодня я отпускаю его и буду помнить его улыбку на лице, когда мы завтракали. Я закрываю мои глаза и делаю вдох. Чувствую запах сухой краски, ее блеск. И обнимаю его крепко в памяти, также, как буду в его объятьях сегодня ночью. И пусть эти мысли разбивают меня, я надеюсь, что даже на расстоянии волны смогут смыть мою боль. Завтра я буду в порядке, но сегодня я позволю ранам кровоточить. И это тоже нормально. 

Глава 7

Один интересный факт о жизни. Никогда не знаешь, когда она покажет тебе ту или иную вещь и то, как глубоко это касается тебя, и ты не сможешь повлиять на это, но в итоге будешь благодарен ей... даже если это нечто плохое. Вот, что чувствую, когда вижу детей в инвалидных креслах, идя по коридору в больнице. Двигаясь по направлению к офису Джен, внезапно вижу Оливера, который с кем-то говорит, выходя из палаты, и останавливаюсь, как вкопанная. По-видимому, больница держит его бесконечное количество часов, потому как каждый раз, когда Вик упоминает его имя, Оливер всегда здесь.

Я все еще стою на месте, когда он закрывает дверь и двигается по направлению ко мне. Зеленая ординаторская форма и халат врача не делают ничего, чтобы хоть немного сделать его менее привлекательным. Если быть совсем честной, то выглядит он еще лучше, и он это определенно знает. Его уверенный шаг и однобокая ухмылка заставляют мое сердце громыхать.

— Ты рано, — говорит Оливер, останавливаясь на против меня.

— Нет, я вовремя, — хмурюсь я.

— Ну, это рано для тебя, ты любишь опаздывать, — ухмыляется он.

— Да, раньше я всегда опаздывала, теперь я всегда прихожу вовремя.

— Я впечатлен, — говорит он, а его игривый взгляд изучает мое лицо. В моих руках коробки, и я вынуждена подуть на прядь волос, упавшую мне на лицо. Оливер посмеивается и берет мою прядь, заправляя ее за ухо. Вроде обычный жест, но именно у него получается сделать его таким интимным. Он все еще смотрит на меня, а его рука за моим ухом, когда он подходит ближе. Я никогда не была так счастлива, обнимая коробку, потому что то, как он на меня смотрит, заставляет все внутри меня трепетать, и я не уверена, чтобы сделали мои руки, если бы были свободны.

— Что? — спрашиваю я шепотом.

— Ты действительно выросла, — отвечает Оливер, понижая голос. Он зажигает маленьких бабочек в моем животе, и они взлетают.

— Звучит так, будто ты намного старше меня.

Подрастая, Оливер очень любил напоминать, что он старше меня. Иногда он говорил это очень теплым тоном, в другие времена это звучало, как проклятие. Обычно, проклятьем это было, когда он играл в паре со мной. А однажды он сказал это...

Он мягко улыбнулся.

— Я достаточно взрослый, чтобы прекрасно все понимать.

Мой рот удивленно открывается, и я роняю руку. Он что правда это сказал?

Оливер откашливается, и кажется тоже все припоминает.

— Мне надо идти. Я не хочу сильно опоздать, — говорю я, удирая от него, пока он не остановил меня.

Что он делает?!

Что я делаю?!

Я останавливаюсь напротив таблички: Дженнифер Дарсия, помощник координатора. И стучусь в дверь. Она приглашает меня зайти, и я открываю дверь, бедром толкая ее, чтобы она закрылась обратно. Ставлю коробку на одно из пустых кресел напротив ее письменного стола и улыбаюсь.

— Привет, я Эстель.

— Присаживайся, я Джен, — отвечает она.

Мы пожимаем друг другу руки, и я сажусь на свободный стул. Она выглядит как картинка, во вкусе Оливера. Белокурые волосы, яркие голубые глаза, милая улыбка и большие сиськи. Единственная вещь, которая бросается в глаза, она намного старше. Думаю, лет на десять, что, конечно же, полностью все меняет для Оливера. Возможная версия: она слишком стара, я слишком молода.

— Спасибо тебе огромное, что делаешь это для нас, — начинает она. — Я всегда ищу новые занятия для детей, но клоуны и кино больше не так привлекают их. Просто мне хотелось, чтобы они делали что-нибудь совершенно другое, понимаешь? Если им нужно находиться здесь, они нуждаются во взаимодействии с людьми, которые не только лекарства выдают.

Она сводит брови вместе, когда заканчивает, и я уверена, она обожает детей. Я решаю, что мне нравится Джен.

— Я приложу все усилия, чтобы сделать их счастливее, — отвечаю ей, ободряюще улыбаясь.

— Спасибо, — она делает паузу. — Оливер сказал, вы давно знакомы.

Я поражена внезапной сменой темы разговора.

— Да, он лучший друг моего брата.

— Я думаю, термин, который он использовал, чтобы описать вас был «его самый любимый человек», — она улыбается мне, и я понимаю, что она хочет услышать от меня что-то личное об Оливере. Но дело в том, что её заявление лишает меня дара речи.

— Он так сказал?

— Да, сказал, — кивает Джен.

— Это ...... интересно, — учитывая все что было, хотела добавить я, но промолчала.

— Позвольте показать, ваше новое рабочее место. Вы сказали, что можете к нам приходить три раза в неделю, правильно? — говорит она, вставая.

— Я могу приходить, когда пожелаете, но вещи, с которыми я работаю не всегда даются легко.

Она смеётся и поднимает руки вверх.

— Нет, спасибо, я не хочу нести ответственность за эту катастрофу.

Джен провожает меня в соседнее крыло и, прежде чем отправится к себе в кабинет, показывает, куда идти и с кем говорить. Проходя по коридорам, я рассматриваю устаревшие фрески, украшающие стены. Единственный контраст с синим, который покрывает стены, это рыбы, плавающие в разном направлении. От увиденного, я чувствую, как нарастает паника. Кто станет рисовать аквариум в детской больнице? Это место должно быть утешением для детей и их родителей. Тряся головой от отвращения, я слышу чей-то смех.

— Я так понимаю, ты не одобряешь? — говорит внезапно возникший Оливер.

— Тебе нечем заняться? — спрашиваю я, срывая на нем своё раздражение. И направляюсь вперёд, чтобы пронестись мимо него, при этом задевая его руку.

— Я сожалею, — говорит он, заставляя меня остановиться. Я не оборачиваюсь.

— Я сожалею о случившемся, — продолжает он. — Просто... видя тебя и когда ты... Я просто .... Дерьмо. — он смеется.

Я поворачиваюсь к нему лицом.

— Все в порядке. Извинения никогда не были твоей сильной стороной.

Он съёживается, и я разворачиваюсь и ухожу. 

Глава 8

Все по-разному понимают понятие двигаться дальше. Для меня это означало продать наш общий с Уайтом дом. Для моей мамы — ходить на свидания. Так что, в данный момент я сижу напротив Дерека, который, как оказалось, славный парень. Он был очень внимательным, открывал мне двери, ждал пока сяду я, и только потом садился сам. Он поинтересовался у меня, как прошел день, внимательно слушая. Дерек неплохо выглядит, имеет хорошее чувство стиля, но почему-то мысленно я не здесь. Я постоянно отвлекаюсь, когда он рассказывает о своей работе архитектора.

— Я тебе не наскучил? — вежливо спрашивает Дерек.

— Нет, вовсе нет. Извини! Это просто… — я вздыхаю. — Это немного странно для меня.

— Я понимаю. Моя мама рассказывала о... ну, ты знаешь, — говорит он, махнув рукой в мою сторону.

— Да. Я могу говорить об этом. Это просто странно сидеть здесь с другим парнем, — улыбаясь, говорю я.

— Это твоё первое свидание после его смерти, — говорит он, с понимающей улыбкой.

— Да.

—Ты все ещё... как бы это сказать... это звучит странно, сказать, что ты одержима им, потому что он не бывший, который порвал с тобой и двигается дальше. — Его слова висят в воздухе.

— Нет, я в порядке. Правда. Я просто сижу здесь, думая о том, что будет дальше. Возьмешь ли ты меня за руку или попытаешься поцеловать, или, ну я не знаю. — Смеясь, я пожимаю плечами. — Думаю, я только что сделала это свидание еще более странным.

Дерек смеется.

— А что, если мы будем двигаться шаг за шагом? Никаких держаний за руки, и никаких поцелуев, если ты не хочешь этого. Мы даже еду еще не заказали.

— Ты прав, — говорю я, улыбаясь и чувствуя при этом, как спадает напряжение. Это просто ужин. У меня есть дурная привычка опережать многие события. Мне нужно научиться контролировать свои чувства и просто дышать. Я начинаю рассказывать Дереку о больнице и детях, с которыми работала на днях. Ужин проходит быстро и, когда он провожает меня до дома, солнце уже садится.

— Похоже, сегодня у тебя есть компания, — говорит Дерек, замечая свет в окнах.

— Да, Виктор любит, когда в доме много людей. Обидно, что он никак не может запомнить, что свет на крыльце нужно включать, — говорю я, вызывая его смех.

— Я провожу тебя, чтобы удостовериться, что ты не упадешь.

Мы доходим до двери и неловко стоим, не зная, что делать дальше.

— Так... целовать или не целовать? — спрашивает он. Я не могу видеть его лица, но улыбка в его голосе, заставляет меня чувствовать себя комфортно.

На мгновение я задумалась об этом. Я не целовалась ни с кем после Уайта, но не могу сказать, что не хотела бы узнать, на что будет похож поцелуй другого мужчины. Поцелуи Уайта всегда ощущались легкими. Они были комфортными, знакомыми. Сделав глубокий вдох, я наклоняюсь вперёд. Руки Дерека держат меня чуть выше локтя, а его губы прижимаются к моим. Мгновение спустя, включается свет и открывается входная дверь. Мои глаза распахиваются, и мы отскакиваем друг от друга, как будто нас поймали за тем, что мы делали нечто большее, чем просто целовались. Наши головы поворачиваются в сторону Оливера, который опирается на открытую дверь, скрестив руки на черной футболке. Взгляд его зеленных глаз переходит с меня на Дерека и обратно.

— Извините. Я не знал, что вы здесь, — говорит он, не выглядя при этом раскаивающимся.

— Джентльмен всегда провожает девушку до двери, — сказал Дерек, улыбаясь мне.

— Спасибо тебе за вечер, — улыбаюсь ему в ответ.

— Мне это только в радость. Я позвоню тебе завтра. Быть может, мы могли бы повторить?

Я смотрю на Оливера, который нагло наблюдает за нами.

— Конечно. Позвони мне.

Я жду, пока Дерек дойдет до своей машины, чтобы заговорить с Оливером.

— Ну? Ты уже уходишь?

— Нет, я просто услышал шум снаружи и вышел, чтобы проверить.

Его глаза, сверкают озорством и это вызывает во мне волну гнева. Направляясь в сторону двери, он хватает меня за руку и наклоняется к моему уху.

— Когда я смогу пригласить тебя на свидание? — спрашивает он.

Мой пульс ускоряется, и я вырываю руку из его хватки.

— Никогда.

Я слышу, как он смеётся за моей спиной, когда бегу по лестнице в свою комнату, как маленькая напуганная девочка. Я осознаю, что действительно боюсь. Я чертовски напугана присутствием Оливера в моей жизни. В прошлый раз, когда я подпустила его к себе, для моего сердца это закончилось не очень хорошо. Интересно, догадывается ли он об этом? 

Глава 9

Разговаривая все утро с риэлтором, я кое-что поняла: вы можете попытаться изменить свою жизнь в том направлении, в котором вам бы хотелось, но, в конце концов, ветер сам будет вести парус вашей жизни. Это отстойно. Оставшееся время, я рисую океан с балкона в моей комнате, затем собираю вещи и еду в больницу. Сразу направляюсь к кабинету Джен. Я стучусь, не смотря на приоткрытую дверь.

— Входите, — отзывается она. В отличие от других людей в больнице на работу Джен носит брюки и блузку. По крайне мере, это то, во что она была одета каждый раз, когда я видела ее. Она поднимает голову и улыбается мне, вытирая пятно на блузке.

— Извини. Чертов кофе.

— Вот, что происходит, когда ты носишь белую рубашку, — говорю я, и она смеется.

— Каждый раз одно и то же. Казалось бы, я должна уже усвоить урок.

Я смотрю вниз на свою белую рубашку и пожимаю плечами.

— Я художница, так что могу жить с этим. В любом случае, я хотела у тебя кое–что спросить.

— Конечно. Присаживайся. — Она указывает на кресла перед ней, и я сажусь на ближайший.

— Я знаю, что это, наверное, невозможно сделать, но должна спросить. Могу ли я перекрасить помещения в педиатрическом отделении?

Джен хмурится.

— Я понимаю, что это невозможно, но я должна была спросить.

— Нет, нет. На самом деле, мы должны перевести некоторых пациентов в другое крыло, чтобы установить новое оборудование. Так что, если бы ты могла все сделать в это время, то это вполне осуществимо. Мне нужно обсудить идею с боссом, хотя...

Я чуть ли не визжу от восторга.

— Комнаты будут свободны?

Джен смотрит мне в глаза и улыбается.

— Что ты придумала?

— Ну, — начала я, заламывая себе руки. Мне начинает казаться, будто я использую эту возможность в своих интересах, несмотря на то, что я была тем, кто собирался оплатить все это и потратить свое свободное время. — Я готова оплатить все. Не хочу, чтобы вы подумали, будто собираюсь компенсировать себе затраты. Также, если я смогу пригласить сюда своих друзей, мы могли бы сделать что–то действительно хорошее.

На мгновение она притихла, завязывая свои светлые волосы в хвост.

— Так ты готова оплатить краску и работу своих помощников?

— Да, конечно, — отвечаю я быстро.

Джен снова притихла, всматриваясь в мое лицо дольше, чем мне хотелось бы. Я жду ее ответа, сложа руки на коленях.

— Ты действительно хочешь это сделать? — спрашивает она наконец. — Почему?

Я резко выдыхаю, мои плечи поникли.

— Разве мне нужна причина?

— Я полагаю нет, — говорит она, пожимая плечами. — Но многие не будут делать подобное бесплатно.

— Я не многие, — отвечаю я, улыбаясь. — Если хочешь, могу поговорить с твоим боссом.

Она отрицательно качает головой.

— Я позвоню ему прямо сейчас. Сомневаюсь, что он будет против. Много лет обсуждалось, что крыло нужно отремонтировать. Я напишу тебе, как только получу ответ.

— Большое спасибо. С нетерпением буду ждать ответ, — говорю я, и направляюсь в сторону двери.

— Эстель, — зовет она меня. Я поворачиваюсь, и она дарит мне маленькую улыбку. — Миру нужно больше таких людей, как ты.

Ее слова заставляют меня гордо улыбнуться. Моя жизнь может быть очень трудной и хаотичной, но в большинство дней я ложусь спать, чувствуя себя умиротворенной мыслью, что, возможно, я сделала что–то хорошее в жизни другого человека. Я благодарю ее и направляюсь в педиатрическое отделение, пока не выставила себе полной дурой и не начала рыдать перед ней. Когда я захожу в отделение, первым, кого я увидела, был Оливер. Он стоит ко мне спиной, облокотившись на стойку сестринского поста.

Я не слышу, что он говорит, но, судя по смеху медсестер, с которыми он разговаривал, вы бы подумали, что шутил сам Джим Керри. Я уверена, что это не так. Оливер не самый лучший шутник, хотя он старается, но женщины, кажется, этого не замечают. Так же, как и я когда–то, давным давно. Я подавляю желание закатить глаза и с огромной улыбкой прохожу мимо них, приветствуя. Не задерживаясь надолго, прохожу мимо Оливера, стараясь не смотреть на его лицо, но замечаю, как он выпрямляется.

Я осматриваю комнату, которую мне выделили, мой взгляд падает на мольберты и коробки рядом с ними. Взяв стопку белой бумаги, я прикрепляю на каждый мольберт по листу, и слышу, как открывается дверь. Заходит Джемма — пухленькая, рыжая медсестра, толкая перед собой кресло-каталку. Я познакомилась с Джонни, тринадцатилетним мальчиком с ДЦП, когда я встречалась с ребятами в свой последний визит. Сейчас я поздоровалась с ним, затем с Дэнни, Мэй, Майком. Все они подростки, и все больны раком.

— Вы готовы, ребята? — спросила я, улыбаясь.

Каждый из них качает головой, все молчат. Конечно, все, кроме Джонни, играют в своих телефонах. Я вздыхаю, зная, что нас ждет впереди. Это то, с чем я имею дело каждый раз, когда ко мне в студию приходит новая группа подростков после школы. Благодаря этому, я пришла к выводу, что подростки во многом походят на новую обувь — сперва неудобная, натирающая волдыри, но как только вы ее разносите, то не жалеете ни об одном мозоле.

— Вы хотите делать здесь скучное, глупое шоу или же хотите рисовать разное дерьмо на этих полотнах? — говорю я, привлекая к себе внимание всех и сразу. Их глаза расширяются, как будто они не могут поверить в то, что я сейчас сказала.

Майк убирает свой телефон в карман и, наконец, впервые смотрит на меня. Он, не стесняясь, позволяет своим серым глазам пройтись по моему телу, как будто я какая–то девочка, за которой он собирается приударить.

— Могу я нарисовать вас? — спрашивает он. Я качаю головой, смеясь. Он, определенно, дерзкий. Мэй, кажется, не впечатлена его комментарием и закатывает глаза, положив свой телефон в задний карман и скрестила руки на груди.

— Хорошо, — начинаю я. — Во–первых, мы не рисуем людей. Во–вторых, я вижу, ты собираешься доставить нам проблемы, — говорю, указывая на Майка с поднятой бровью. — И я собираюсь позволить этому произойти, потому что в какой–то степени мне нравятся трудности... пока ты не начнешь приставать ко мне. — Стоя спиной к двери, я не знаю входят ли другие дети, пока я говорю. Но я с моей маленькой речью, как солдат, и вероятнее всего мне придется повторять ее еще несколько раз.

— Это, на самом деле, одно из главных моих правил. Да, у меня есть правила, — говорю я, когда Майк стонет. — Правило номер один: не приставать к вашему учителю. Правило номер два: держать руки при себе, — говорю, смотря на Майка и Мэй, и радуюсь, что сказала это, так как замечаю, как они покраснели. — Правило номер три: уважайте творчество друг друга, все мы рисуем по–разному и давайте будем честными — не все из нас хорошо рисуют, я в том числе. Пожалуйста, не бейте друг друга картинами или скульптурами. И, наконец, эта художественная комната — Вегас. В этой комнате мы можем говорить обо всем, о чем пожелаете. Мы можем кричать, швырять краску на холст, и никто не сможет осудить нас. Поняли?

Все медленно кивают.

—У меня вопрос, — говорит Мэй, сидя у мольберта. — Вы сказали, что плохо рисуете, но вы художник. В чем разница?

Улыбаясь ей, я отвечаю.

— Огромная разница. Лучше всего, у меня получается делать вещи своими руками. Обычно я использую битое стекло, чтобы сделать маленькие скульптуры.

— Битое стекло? — спрашивает Майк, выпучив глаза.

— Ага.

— Что вы делаете из него? — спрашивает Дэнни.

— Сердца.

— Вы делаете сердца из битого стекла? — спрашивает Мэй.

Я киваю и оборачиваюсь. От неожиданности мои руки взлетают к груди, когда я вижу Оливера, который опирается на стену возле двери, сложив руки на груди. В его зеленных глазах мелькают смешинки, и при взгляде на мое лицо его губы расплываются в широкой улыбке.

— Что ты делаешь здесь? — спрашиваю я, пытаясь унять колотящееся сердце.

— Все мои пациенты сейчас здесь. — Он пожимает плечами, засовывая руки в карманы своего белого халата.

— Оу, — отвечаю я и возвращаюсь к детям. — В любом случае позвольте показать вам, о чем я говорю. — Подхожу к коробке, лежащей на столе возле Оливера, которую принесла ранее. Моя рука задевает его, когда прохожу мимо, и его дыхание учащается, отчего мое дыхание тоже сбивается. Мне нужно успокоиться. Беру маленькую коробку и иду в другую часть комнаты, оказываясь перед всей группой. Заходит Джемма и шепчет что–то Оливеру. Я вижу, как он кивает ей в ответ, прежде чем та выходит.

— Перерыв, — объясняет он одними губами, когда видит мой взгляд. Я киваю ему и открываю коробку, осторожно доставая стеклянное сердце.

— Боже мой, — говорит Мэй и ее голубые глаза расширяются в неверии. — Вы сделали это?

— Да, — говорю я, гордо улыбаясь. На лице Оливера расплывается улыбка, которая заставляет мое сердце пропустить удар, потому что это не та улыбка, которую он использует, чтобы очаровывать девушек. Эта улыбка дарит тепло, утешение. Она появляется только тогда, когда он соглашается с тобой в чем–либо или гордится тобой. Возвращая свое внимание к сердцу, беру его в руки.

— Это мы называем 3D сердцем, так как оно не плоское, а имеет множество граней.

— Круто, — сказал Майк.

— Это действительно красиво, — соглашается Дэнни.

— Спасибо. Это моя фишка. У большинства художников есть своя особенность, которой они известны. Уорхол использовал промокшие чернила, чтобы подписывать свои работы. Ромеро Бритто использует эксцентрические цвета, и когда вы смотрите на одну из его скульптур или картин, не возникнет сомнений, чья это работа. Даже если они создают что-то другое, благодаря намеку, вы узнаете автора. Моя особенность — сердца. Я рисую их... создаю скульптуры ... Это мой «Калейдоскоп сердец». Это моя отличительная черта.

— Ооо, — восклицает Мэй. Она тянет руку, чтобы прикоснуться к сердцу, но передумывает и опускает ее.

— Возьми его, — говорю я.

— Нет, я не хочу его разбить. Оно такое красивое.

— Возьми. Ты можешь оставить его себе.

Глаза Мэй расширились.

— Ты мне его даришь?

— Да.

— Но, что, если я разобью его? — спрашивает она, нерешительно поднимая сердце, поворачивая его много раз, при этом создавая небольшие радуги по всей комнате.

— Ну, — говорю я, поднимая свой взгляд на Оливера, пристально наблюдающего за мной. — Это сердце. В какой-то момент оно обязательно разобьется. Рано или поздно кто-нибудь придет и разобьет его, это можешь сделать и ты. — Я замолкаю, мое сердце бешено бьется в груди, поскольку пристальный взгляд Оливера становится серьезным, а я стою загипнотизированная им, пытаясь освободиться от его чар. — Кроме того, я знаю девушку, которая сделала это сердце, и, если оно разобьется, она сделает новое. — Подмигивая ей, обращаюсь ко всему классу. — А теперь поговорим о картинах.

Взгляд Оливера прожигает во мне дырки в течении следующего часа, но я отказываюсь смотреть на него. Дети рисуют разные вещи: Мэй рисует сердце, Майк — эмблемы Лос-Анжелес Лейкерс, Дэнни — рыб. Все они освоились с кистью и холстом перед ними. Подхожу к каждому, помогая им усовершенствовать их движения, изучить и управлять весом своих рук. Когда заканчивается урок и наступает время вернуться каждому в свою палату, они благодарят меня, говоря уже о следующем уроке. Чувствую облегчение и тепло, которое длится всего лишь три минуты, прежде чем Оливер подходит ко мне, пока я убираю класс.

— Разбитые сердца, — говорит он, скрипя зубами. — Это логично.

— Это не разбитые сердца, это «Калейдоскоп сердец», — поправила его я.

— Какая разница, ты делаешь их из осколков.

Я медленно подхожу к нему, достаточно близко, чтобы почувствовать его теплое дыхание на своем лице, наклоняя голову, впиваюсь в него ожесточенным взглядом.

— Разница в том, что они уже сломаны, и я использую осколки, чтобы восстановить сердца. Каждое сердце должно иметь второй шанс, возможно, оно опять будет разбито. Но поскольку оно уже разрушено, большая вероятность, что будет не так больно, когда оно разобьется во второй раз.

Его глаза всматриваются в мое лицо, как будто в поисках другого ответа. Мы смотрим друг на друга долгое время, достаточно долго, чтобы мое сердцебиение ускорилось. Достаточно долго для того, чтобы он обхватил меня руками за шею и притянул к себе, обрушая свои губы на мои. Моя решимость покидает меня, когда мои руки погружаются в его волосы. Я тяну его ближе к себе, наши языки сплетаются в страстном танце. Он глубоко стонет мне в рот, и горячая волна проносится по всему моему телу, стремясь в сторону бедер. Не могу вспомнить, когда у меня был такой поцелуй. Я чувствую, что плыву и тону одновременно.

Когда мы отстраняемся друг от друга, оба тяжело дышим, и я чувствую, что все мое лицо пылает. Еще мгновение я смотрю на него — на его взъерошенные волосы, мой взгляд скользит по его губам и слегка кривоватому носу, на ямочку на подбородке. Смотрю в его ярко–зеленые глаза, которые меня уже давно очаровали. И тогда реальность обрушивается на меня, словно мяч брошенный из ниоткуда, и я отступаю от него.

— Этого не должно было случиться, — говорю я, бросаясь мимо него, прежде чем он сможет среагировать. Он не последовал за мной, и это хорошо. И даже если часть меня хотела, чтобы он побежал за мной, я не ждала, что так будет. Он никогда так не делал. 

Глава 10

Оливер 

Прошлое…

Теперь я могу многое рассказать об эволюции и о том, какими прекрасными могут вырасти гадкие утята. Вот, что я чувствовал по отношению к Эстель, когда приехал домой на летние каникулы. Я только развез пьяные задницы Дженсена и Джуниора по домам, паркуясь у дома Вика. Он был не в лучшей форме, чем они. Я же бросил пить, когда узнал, что может сделать алкоголь с печенью. Парни напоминали мне об этом дерьме всю ночь, делая ставки, сколько ещё я продержусь, пока я попивал пиво, которое мне дали несколько часов назад. В то время, как они были заняты, напиваясь и подкатывая к сомнительным девушкам, я строил планы, которые касались Триш и её головы между моих ног. Она была моделью и практически мечтой любого мужчины.

Вздохнув, я поднял Вика, зная, что он не доберётся до своей комнаты без моей помощи. Раздражало, что я должен нянчить трёх парней, которые знают, как обращаться с выпивкой, но этой ночью, они действовали как неопытные девчонки, которых мы раньше высмеивали на вечеринках. Я открыл дверь, и Вик, невнятно пробормотав благодарности, направился к своей комнате.

Покачав головой, я повернулся и запер за собой дверь, убирая ключ в один из цветочных горшков, которые его мама держала снаружи. Спускаясь по ступенькам, улыбнулся мысли о Триш, о её больших сиськах, упругой заднице, о том, как она сосала мой член. Когда я дошёл до конца дома, остановился и понял, что идти домой мне придётся пешком. Дом моей матери был всего в нескольких кварталах отсюда, но я все ещё думал вернуться в дом и остаться на ночь. Мое внимание привлекли звуки тихого плача. На мгновение я подумал, что мне показалось. Было темно и поздно, время, когда нормальный человек уже спит. Но потом, откинув свои длинные волосы назад, которые порыв ветра бросил мне в лицо, я услышал плач снова и остановился.

Осмотревшись, понял, что звуки доносились со стороны дома Вика. Я замер на мгновение, надеясь, что это была не миссис Рубен. Прошлый раз, когда мне пришлось успокаивать плачущую мать лучшего друга, мне пришлось удирать из Доджа. Неохотно, я поднял глаза и увидел маленькую фигурку, сидящую на крыше дома. Открывшийся мне вид, почти сбил меня с ног, отчасти это из–за того, что мне пришлось задирать голову, чтобы рассмотреть получше, но в основном, потому, что я мог поклясться, что это Эстель, только этого не могло быть. Девушка, сидящая там, была не ребёнком. Но потом меня осенило, когда я в последний раз видел Эстель? Я прищурился, пытаясь рассмотреть получше, но не смог. Подойдя к задней части дома, я залез на дуб, по которому поднимался миллион раз, и шагнул на крышу. Она сидела с поникшей головой, её длинные волнистые волосы, падали ей на плечи, закрывая лицо.

Когда я сел рядом с ней, она подпрыгнула с визгом. Удивление и страх отобразились на ее печальном лице. Я знал Эстель с тех пор, как мне исполнилось тринадцать, я никогда не видел её такой. Даже когда она не получила главную роль в "Щелкунчике", репетируя несколько месяцев. И сразу предположил, что причиной её слез был разрыв с парнем. Моя кровь вскипела при мысли о том, что какой–то неудачник делал это с ней.

— Что случилось? — спросил я, она вытерла слезы и покачала головой. Её лицо больше не было мокрым, за исключением слез, собравшихся у ее губ. Я никогда не замечал, насколько они были пухлыми. Я никогда не замечал, как порозовели её скулы или как она хмурит брови, когда смотрит на меня. Я бы никогда не заметил, как очаровательны её глаза. Множество оттенков делали их похожими на кусочки мрамора, которые я собирал, будучи ребёнком. Мойвзгляд медленно опустился к её шее, я заметил, как она сглотнула, затем к груди, которая теперь была полной, не такой, как в прошлый раз, когда я видел её в купальнике, тогда она была плоскогрудой. Иисус Христос, эта девушка горяча.

То, как она прочистила горло, вернуло мое внимание к ней, положив конец извращенному рассматриванию её повзрослевшего тела.

— Ты так выросла, — сказал я, прежде чем смог остановить себя, поежившись от звука моего голоса, таким нуждающимся, хриплым и, черт бы его побрал, отчаянным. Я ожидал, что она закатит глаза, как обычно делала, но эта девушка, эта долбаная девушка посмотрела на меня и улыбнулась самой сексуальной улыбкой, которую я когда–либо видел. Я только что был на вечеринке полной горячих и улыбающихся девушек, но улыбка Элли была медленной и чувственной, хотя она не прилагала никаких усилий для этого. Это просто была её улыбка, та которую видел столько, сколько себя помню. Пользоваться такой улыбкой, этой ее повзрослевшей версией было незаконно.

— Ты подкатываешь ко мне? — спросила она соблазнительным тоном, который поразил меня до чертиков.

— Это зависит... — сказал я, пододвигаясь к ней, забыв, что нахожусь в доме своего лучшего друга и это его младшая сестра. Пришедшую мне было в голову мысль о том, что Вик может нас найти, я сразу же отогнал. В тот момент под небом, полным звёзд, вместе с грустной Эстель, все, о чем я мог думать — это заставить её улыбаться.

— От чего зависит? — прошептала она.

— Сработает ли это, — прошептал я в ответ, гладя её по спине. Мне не стоило этого делать, потому что теперь я знал, что на ней нет лифчика под её тонкой кофточкой, и это знание разбудило все, что находилось у меня ниже пояса.

Она мягко покачала головой, её глаза метались между моими глазами и губами, как будто она представляла мои губы на своих. Мне не должна нравится эта идея.

— Нет, — сказала она наконец.

— Почему ты плачешь? — спросил я, убирая волосы ей за ухо, чтобы лучше рассмотреть её. Покачивание её ноги привлекло моё внимание, и я увидел, что она одета в юбку.

— Что черт возьми произошло?

— Я в четвертый раз ушибла колено в танце и, когда сегодня пошла к доктору, думала, что мне снимут бандаж как в прошлый раз, но он сказал, что у меня разрыв крестообразной связки левого колена, и я не смогу танцевать, — сказала она хриплым шепотом. Элли отвернулась, а я заметил новые слёзы, собирающиеся в уголках её глаз. — Мои мечты о Джуллиарде исчезли. Не то чтобы у меня был реальный шанс, но теперь все разрушено.

Мне нечего было ответить. Всю свою жизнь Эстель танцевала и рисовала, но танец был её страстью, её светом. В её танце вы могли увидеть её чувства, что при этом испытывала и как она это любила.

— У тебя впереди целый учебный год, Элли. Не отчаивайся. Ты сама сказала, такое случалось и раньше, — сказал я, вытирая её слезы. Она посмотрела на меня и покачала головой, но не отклонилась.

— Не так, как сейчас, — прошептала она, слизывая слезы со своих губ. — В этот раз для меня все кончено. Я знаю это.

Я прижал её к своей груди, позволяя выплакаться, это было все, что я мог сделать.

— Мне так жаль, цыпленок, — прошептал я, целуя её в макушку. Этот жест можно было расценить как братский, если бы я не закрыл глаза и не вдохнул запах её волос, представляя, как они раскинутся по моей подушке.

Она отстранилась и посмотрела на меня, вытирая слезы.

— Почему ты здесь? Разве ты не должен быть на одной из тех безумных вечеринок, о которых постоянно говоришь?

— Я был, привёз Вика и услышал, как ты плачешь.

Она кивнула перед тем, как снова взглянуть на меня.

— Итак, я выросла, — сказала она, повторяя мои слова, и улыбнулась с блеском в глазах, что заставило мою грудь сжаться, а джинсы натянуться.

— Да, выросла.

Она наклонилась ближе так, что наше дыхание слилось воедино. Если кто–то из нас подастся хоть на сантиметр вперед, наши губы соприкоснутся, и, о Боже, как же я хотел этого.

— О чем ты думаешь? — спросила она, ее дыхание щекотало мои губы.

— О вещах, о которых не должен думать, — прошептал я в ответ, опустив глаза на её губы, задаваясь вопросом, как это будет чувствоваться.

— Например? — спросила она, и её дыхание чувствовалось на моих губах.

Я закрыл глаза и откинулся назад.

— О вещах, о которых девятнадцатилетний не должен думать с шестнадцатилетней.

— Ты ведёшь себя так, будто намного старше меня, — мы по–прежнему говорили шепотом, пытаясь сохранить это сумасшествие в секрете.

— Я достаточно взрослый, чтобы знать лучше, — ответил я, наклонив голову ближе и слегка коснувшись её губ, потом провел ими в сторону, пока не добрался до уголка ее рта, и поцеловал ее там.

— Мне всегда было интересно, как это будет чувствоваться, — глубоко вздохнув, сказала она, когда мои губы скользили по ее губам.

— Ты никогда не целовалась с парнем? — спросил я, отклонившись. Что, черт возьми, не так с парнями в ее школе? Я даже не поцеловал её. По крайней мере, не по–настоящему.

Элли тихо рассмеялась и посмотрела на меня так, будто у меня выросли рога.

— Я имею ввиду, как это будет чувствоваться с тобой, — она смущенно улыбнулась и перевела свой взгляд на пространство между нами, туда, где соприкасались наши руки.

— Ты думала об этом? — улыбаясь, спросил я, желая, чтобы её признание не делало меня счастливым, но оно делало.

— Часто, — сказала Элли, пытаясь скрыть улыбку.

Тяжело вздохнув, я провел рукой по волосам и оглянулся на открытое окно. Мне нужно сменить тему. Я не мог думать о её желании поцеловать меня или о том, чтобы сделать с ней намного больше.

— Не могу поверить, что ты выбралась сюда с этим гипсом. Позволь мне помочь тебе вернуться обратно.

Я предложил ей руку и помог встать, глядя вдаль, концентрируясь на звуках океана, на чем угодно, лишь бы не смотреть на неё. Наши руки по-прежнему были переплетены, и я все ещё мог чувствовать её пристальный взгляд, обращённый на меня. Знал, что если взгляну на неё, то поцелую её по полной программе, погрузив свой язык в ее рот и посасывая ее пухлые губы. Я знал это. Но я не мог. Это было неправильно по отношению к ней и к Вику.

— Готова? — спросил я, когда потянул её за руку в направлении окна. Я смотрел, как она забралась в комнату, не оборачиваясь в мою сторону. Попрощавшись с ней, я уходил, когда она окликнула меня. Я вернулся и просунул голову в окно.

— Ты вернёшься завтра? — спросила она, и в её глазах светилась надежда.

Я взглянул на небо, надеясь, что оно скажет мне, что это была плохая идея. Вздохнув, снова посмотрел на неё.

— Я ни о чем не могу думать, кроме как об этом. — И это было правдой. В течение этого месяца я возвращался каждую ночь, после того, как ребята расходились, и рассказывал Элли все о наших приключениях. Большинство моих рассказов были наполнены предупреждениями, чего девушка не должна делать на вечеринке, поэтому, несмотря на влечение, которое я к ней испытывал, я наставлял ее как старший брат. Было тяжело держаться от неё подальше, поэтому я возвращался каждую ночь. Я полюбил наши лёгкие разговоры обо всем и ни о чем. Мне нравилось, когда она считала, что шутки у меня хреновые, и как её глаза блестели, когда я рассказывал хорошие. Но в некоторые вечера она прислонялась ко мне и спрашивала, поцелую ли я её, когда ей исполнится восемнадцать, и чтобы я сделал, если бы она была незнакомкой из моего колледжа.

Это были сложные вопросы, из–за которых я не мог мыслить здраво. Я пытался уклониться от них, улыбаясь и смеясь. Никогда не говорил ей, что, если бы она была незнакомкой из моего колледжа, я бы набросился на неё. Никогда не говорил, что если бы ей было восемнадцать, то нарушил бы своё правило и принял бы последствия. Я всегда говорил ей, что встречался лишь со зрелыми женщинами, потому что с ними было легко и они не ожидали от меня большего. Я сосредоточился сперва на школе, потом на колледже и лишние проблемы мне ни к чему. На это она всегда отвечала мне хмурым взглядом, как будто хотела бросить мне вызов и изменить моё отвращение к настоящим отношениям. Отчасти мне хотелось, чтобы она приняла этот вызов, просто чтобы посмотреть, насколько сильно она будет стараться, даже если знал, что исход будет тем же. 

Глава 11

Настоящее…

— Что ты сделала? — спрашивает Миа, сбитая с толку, что заставляет меня прикрыть лицо руками.

— Я знаю, — приглушенно бормочу.

— Посмотри на меня! Я хочу видеть, как ты на самом деле относишься ко всему этому, потому что я в шоке.

  Я опускаю руки и смотрю на нее, стараясь не засмеяться над ее выражением лица.

— О Боже мой. Тебе понравилось. Я думала, что он поцеловал тебя, и ты разозлилась, но тебе явно понравилось! Ты сошла с ума, Элли? — Я хмурюсь. — Нет, правда, — продолжает она. — Я за то, чтобы ты продолжала жить своей жизнью, но Бин? Есть миллион других парней.

— Я знаю. Я знаю. — Я выпустила разочарованное рычание. Не могу поверить, что я его поцеловала. — По крайней мере, я бросила его на этот раз.

— Я догадываюсь, — шепчет она.

— Ты догадываешься? — спрашиваю я.

— Это просто…ты ушла в прошлый раз и смотри, куда тебя это привело.

— Новый парень, а позже жених?

— Уайт был еще одним ужасным восстановлением, но я здесь не для того, чтобы говорить дерьмо о людях, которые не могут защитить себя.

  Я выдыхаю и пожимаю плечами, потому что не хотела открывать эту банку червей. Когда я встретила Уайта, он был старше, намного старше меня, мы обменялись с ним друзьями и семьей. Я стала девушкой, которой говорила, что никогда не буду для парня, но он был не просто парнем, он был намного больше. Он был моим наставником, моим другом, моим любовником, несмотря на то, что часто контролировал меня, и я иногда сталкивалась с его сумасшедшими перепадами настроения, он всегда любил меня. Он был добр ко мне.

— Я не хочу говорить об Уайте, — говорю я.

— Ты никогда не говоришь, — возражает Миа, поднимая бровь. Я знаю, что она пытается загнать меня, пытается загнать меня туда, где я теряю свой контроль, потому что ее слова находят во мне отклик, и я не могу с этим поспорить.

         — Я не хочу ругаться сейчас, Миа.

— Потому что ты знаешь, что проиграешь битву.

— Я не могу сделать это прямо сейчас, — говорю я, наконец, взяв стакан Москато и выпив все одним большим глотков, прежде чем хлопнуть им. Я достаю деньги и кладу их на стол.

— Ты серьезно уходишь из-за этого? — спрашивает она, хватаясь за меня.

— Мне нужно кое-что взять и пойти на ужин к Фелисии, я не в настроении сегодня спорить с тобой.

— Как ты собираешься двигаться дальше, если ты все еще ужинаешь с его родителями каждую чертову неделю?

Мой рот раскрывается. Не могу поверить, что она сейчас сказала это, даже после того, как поняла, насколько сильно меня это расстраивает. Я пытаюсь взять над собой контроль, гнев бурлит во мне, но чем больше я стою, тем сложнее мне это сделать.

 — В следующий раз, когда мне понадобится твой совет, я обращусь к тебе. Да и знаешь, не тебе мне советы давать! Твой бывший парень бросил тебя, чтобы жениться на своей бывшей девушке, а ты побежала к его дяде! Что за черт? — я практически кричу.

— Я не знала, что это его дядя! — она бьет ладонями по столу и встает. Возникает такое ощущение, как будто мы на боксерском ринге, а стол служит нашим судьей.

— Я…Я… — Я кладу руки на голову и сжимаю ее, пытаясь остановить надвигающуюся головную боль. — Мне нужно идти. Я не могу… Я сейчас не могу.

Я уже сожалею о том, что сказала ей. Она этого не заслужила, я знаю, но, черт возьми! Она знает, что я ненавижу, когда она начинает вспоминать Уайта. Даже когда он был жив, я отказывалась говорить о нем с ней, это всегда приводило к ссорам. К тому времени, как я добираюсь до дома Виктора, я ненавижу всех и молюсь, чтобы никто не встал у меня на пути, потому что я чувствую, как у меня внутри предостаточно злости. Дверь хлопает позади меня, и я направляюсь к лестнице, игнорируя голоса, исходящие из кухни.

— Элли? — зовет Вик.

— Да. Я здесь всего на минутку. Заберу кое-что, — кричу, достигая двери спальни, и закрываю ее. Я чувствую себя подростком, избегающим своих родителей, и сосредотачиваюсь на сборе своих мыслей, прежде чем неизбежные шаги поднимутся по лестнице. Вскоре после этого слышится стук в дверь. Я вздыхаю и иду открывать ее, но сразу же жалею об этом, так как вижу Оливера, стоящего только в плавках и с улыбкой на лице. Я отказываюсь поддаваться желанию позволить моему взгляду путешествовать по его обнаженному торсу. Мои глаза могут гореть в аду за желание сделать это. Мои руки могут следовать за ними и сидеть рядом с самим Сатаной, желая протянуть руку, чтобы приручить каштановые волосы, падающие на его лоб.

 — Чего ты хочешь? — спрашиваю, даже не пытаясь скрыть свое раздражение. Он перестает улыбаться и начинает хмуриться, скрестив руки на груди. Я отказываюсь смотреть на его руки. Абсолютно отказываюсь.

— Какая муха тебя укусила? — спрашивает он, и я начинаю закрывать дверь, но он останавливает ее своей рукой.

Я выдыхаю.

— У меня сейчас нет на это времени, Оливер. Если хочешь побесить меня, возвращайся после девяти часов, — бормочу, глядя на его голые ноги. Они не менее привлекательная вещь на его теле.

— Хорошо, — говорит он, открывая дверь шире и заходит.

— Что ты делаешь?

— Бешу тебя.

— Я же сказала после девяти. Сейчас шесть сорок, и мне нужно идти. — Я хватаю сумку с пола, заполненную фотографиями Уайта.

         — Куда ты собираешься? Другое свидание? — спрашивает он, пока ходит по комнате, поднимает все и смотрит на розовый бюстгальтер, который висит на стуле. Он смотрит на него.

— Думаю, можешь назвать это так.

Я поворачиваюсь к шкафу и роюсь в одежде, чтобы переодеться во что-то более скромное. Черная рубашка открывает всю мою спину и это не то, что я должна надеть в дом родителей Уайта без него самого.

— Мне нравится то, что на тебе, — говорит Оливер хрипло мне в ухо, заставляя меня подпрыгнуть. Я быстро поворачиваюсь, готовая оттолкнуть его, но, когда мой нос трется о его грудь, я не могу не вдохнуть. Он пахнет соленой водой и собой, таким сладким, но одновременно и мужским ароматом. Я колебалась полсекунды, но этого оказалось достаточно для того, чтобы он положил свои руки на мои. Затем он прижал их к своей теплой груди, и мое дыхание всё больше ускорилось.

— Посмотри на меня, Элли, — говорит он восхитительно низким, требовательным голосом, который заставляет мои пальцы сжаться, а глаза закатываться. У меня нет выбора, кроме как наклонить голову назад и уделить ему внимание.

— Забудь этих убогих парней, с которыми ты встречаешься. Сходи со мной.

Мое сердце вырывается из груди, перекрывая все предупреждения о надвигающемся хаосе, который обязательно придет. Я стараюсь обратить свое внимание на плакат, висящий рядом с нами, но образ целующейся пары заставляет мои глаза броситься обратно в глубокие зеленые глаза, которые горят в моих. Мой живот делает сальто, когда он так на меня смотрит. Я стараюсь вырвать свои руки, потому что эти чувства слишком страшны для меня сейчас, но он держит их крепче, поднося ко рту и целуя кончик моего безымянного пальца. Почему он выбрал этот палец для поцелуя? Я тяну сильнее, и он наконец-то позволяет моей руке упасть.

— Я не могу, — говорю я охрипшим голосом. Множество эмоций вспыхивают в его глазах, я вынуждено делаю шаг назад от его аромата, от его тепла.

— Почему нет?

Я вздыхаю и отворачиваюсь.

— Я просто не могу. — Он знает, почему нет. Он не должен задавать мне этот вопрос. — Что делает Вик?

Его тело движется так быстро, что я не успеваю отреагировать, и его большие руки хватают мои, наши лица оказываются рядом так, что мы соприкасаемся носами. Я просто смотрю с широко раскрытыми глазами, ожидая, когда его губы сократят дистанцию, но они этого не делают. Он смотрит на меня… дышит…позволяет мне дышать с ним, а потом он стонет. И этот гребаный стон преодолевает расстояние между нами и заполняет каждую клеточку моего существа.

— Чего ты хочешь, Оливер? — шепчу в его губы. — Чего ты от меня хочешь? Хочешь поцеловать меня? Хочешь трахнуть меня? Хочешь войти в мою жизнь, как ураган, которым ты являешься, и разрушить все, что я так долго восстанавливала, а затем ты снова исчезнешь?

Его губы слегка прижимаются к моим, просто момент, но он держится, как будто он собирается уничтожить меня. Но он не хочет. Он никогда не пойдет на убийство. Он просто бросает приманку, втягивает меня, а затем перерезает линию. Как и ожидалось, его руки падают, и он отдаляется от меня так же быстро, как и приблизился. Во мне пылает огонь, который я так отчаянно пытаюсь не чувствовать.

— Прости, — тихо говорит он, качая головой. Его взгляд мягок, и я почти слышу его мысли: «Никогда не должен был целовать ее. Я никогда не должен…»

Мои брови поднимаются при его извинении. Есть много вещей, которые я готова высказать ему, но внезапный, побежденный взгляд в его глазах закрывает мне рот. Наконец, я выдыхаю и отталкиваюсь от стены, чтобы сохранить между нами достаточное расстояние.

— Все в порядке… Не делай этого снова. Поцелуй на днях был ошибкой.

Я перестаю говорить и прохожу мимо него, убирая бюстгальтер в ящик для нижнего белья. На этот раз, когда я чувствую, что он подходит ко мне, я опускаю голову и выдыхаю. Ему действительно нужно перестать подкрадываться ко мне.

— Оли... — Я начинаю задыхаться, когда чувствую его мягкие и теплые губы на своей шее. Мое сердце стучит, и я замираю на месте, мои руки все еще внутри ящика. Я закрываю глаза и сосредотачиваюсь на дыхании, когда он оставляет еще один поцелуй. Раньше я не знала, что задняя часть моей шеи настолько чувствительна. Пульсация проходит через мое тело.

— Это не было ошибкой, — говорит он хриплым голосом, от которого моё тело покрывается гусиной кожей. — Ты никогда не была ошибкой. Ты хочешь, чтобы я рассказал твоему брату о своем желании встречаться с тобой? Это то, что нужно?

Я вытаскиваю руки из ящика, чтобы ухватиться за край шкафчика, и стон вырывается из моих губ.

— Этот звук, — рычит он, когда прижимается к моей спине. Я чувствую твердость его груди…его…на мне. — Этот гребаный звук сводит меня с ума, Элли, — говорит он, посасывая мою шею. Я начинаю задыхаться, и мне все равно. Я больше не знаю, чего хочу. Я не знаю, что мне нужно. Я не знаю, имеет ли значение то, что Оливер заставляет меня чувствовать это. У меня даже нет времени, чтобы винить себя, потому что даже сейчас это чужое чувство. Во мне возникает буря похоти, и мое сердце живет своей жизнью, когда его губы снова и снова опускаются на меня.

— Я не могу повторить это снова, — шепчу я. — Я не могу... О Боже, тебе нужно остановиться.

Я стону, когда он ведет своими руками вниз по моим бокам, кончики его пальцев задевают соски. Он снова надавливает на меня, толкая к комоду.

— Я был ошибкой для тебя?

— Оливер, — мягко умоляю я. Мои глаза закатываются, когда его руки начинают чувственно дразнить, сжимать так, как будто у нас есть все время в мире для его соблазнения. Как будто мы оба не знаем, что как только он выйдет из этой комнаты, все, что мы делаем, закончится… как всегда.

— Что ты хочешь, Элли? Ты хочешь, чтобы я тебя поцеловал? Ты хочешь, чтобы я трахнул тебя? Ты хочешь притворяться, что я единственный ураган в твоей жизни?

Он рычит, хватая меня за задницу. И еще один стон вырывается из меня.

Его слова доходят до меня, и мои глаза открываются. В этот момент я выскальзываю и поворачиваюсь, чтобы взглянуть на него. Его глаза приоткрыты, когда он оглядывается на меня, его волосы взъерошены и сексуальны. Черт, все в нем сексуально. Оливер Харт - это определение сексуальности в моей книге, но я слишком сердита, чтобы отвлечься сейчас.

— Я ураган? — говорю я, указывая на себя. — Я? — Я смотрю на часы и понимаю, что уже опаздываю, благодаря этому…что бы мы ни делали.

— Ты думаешь это не так? — парирует Оливер, сужая глаза.

— Ты заблуждаешься.

Я поворачиваюсь к нему спиной и стягиваю рубашку над своей головой. Я слышу его резкий вдох, и я не наслаждаюсь этим, как обычно. Прямо сейчас он вернулся в мой список засранцев.

 — Нет. Ты заблуждаешься, Эстель, — говорит он, делая шаг вперед, чтобы быть ближе ко мне, и начинает шептать на ухо. На этот раз он меня не трогает. — Ты чертовски безумная, и сейчас я безумно хочу к тебе прикоснуться и вытрахать все безумие из тебя. — Дрожь пробегает по всему телу, когда я натягиваю другую рубашку.

— Этого не будет.

— Не сейчас, но это произойдет. Не ходи на это свидание, — говорит он. Мольба в его голосе немного успокаивает меня, и я поворачиваюсь к нему лицом.

— Почему? Почему мне не идти на это свидание?

— Потому что, — дышит он, зарываясь рукой в своих волосах. Его глаза быстро разглядывают мою комнату, как будто он ищет ответ на моих гребаных стенах. Мой гнев бурлит, как какое-то дежавю, его глаза снова приоткрываются, и взгляд в них настолько силен, что я застываю. — Потому что я не хочу, чтобы ты это делала. Потому что теперь моя очередь. Потому что я давал уйти тебе миллион раз, и я не хочу упускать этот шанс с тобой. Сходи со мной. Позволь мне показать, каким я могу быть хорошим, и я не говорю о гребаном сексе, а имею в виду себя. Одно свидание, Элли.

Когда мое сердце снова начинает биться, я вздрагиваю.

— Одно свидание, — Оливер улыбается. Эта улыбка, заставляющая потерять сознание, широкая улыбка, показывающая его ямочки. — Одно свидание.

— Наши понятия о свиданиях отличаются, — говорю я, оглядывая комнату. Я смотрю на все что угодно, лишь бы не обратить свой взор на Оливера, но затем мои глаза ловят его.

— Хорошо, мы обговорим это.

Я рассмеялась.

— Хорошо, я подумаю над этим. Но если я скажу да, то мы должны обговорить некоторые правила.

Он хихикает.

— Напиши мне эти правила.

— Сделаю.

Когда я спускаюсь вниз, то слышу на кухне их с Виком голоса и заглядываю, чтобы попрощаться. Глаза Оливера сканируют меня медленно, как будто я кусок пиццы, на которую он вот-вот набросится, поэтому я быстро отворачиваюсь.

— Ты к Фелисии? — спрашивает Вик.

— Ага. Я скоро вернусь. Пока, ребята.

— Фелисия? — спрашивает Оливер, когда я уже на полпути к двери.

— Да, мама Уайта, — отвечает Вик.

— Что? — спрашивает Оливер, сбитый с толку.

Я, смеясь, иду к машине, когда сажусь в нее, вижу сообщение от Оливера.

Ты играла со мной.

Я улыбаюсь, но не отвечаю.

Какие правила?

Не прикасаться.

Не целовать. Если я придумаю что-нибудь еще, я дам тебе знать.

В пятницу тебе удобно?

Я еще не согласилась.

Но ты согласишься.

Я не отвечаю. Интересно, действительно ли он скажет Вику, что хочет пригласить меня на свидание. От этого бабочки в моем животе оживают. Потом из меня вырывается стон, когда я вспоминаю, куда еду и зачем. Может, Миа права. Оливер - последний человек, с которым я должна играть в эту игру. Он придумал чертову игру, а я просто новичок, надеющийся на победу. 

Глава 12

Оливер 

Прошлое…

С самого детства другом, с которым я больше всего общался, был Дженсен. Мы оба из неблагополучных семей. Наши семьи не были богаты, как у Виктора или Джуниора, и к пятнадцати годам мы уже подрабатывали. Несмотря на то, что мы с ним похожи, у нас были частые разногласия. Ему всегда была нужна девушка, когда последнее чего мне хотелось — быть привязанным к кому-то. Возможно, развод моих родителей повлиял на это, да и тот факт, что когда мы с моей старшей сестрой останавливались в доме моего отца каждые выходные, он открыто нам говорил о своих проблемах с моей матерью. Его главная проблема, по словам моей сестры, заключалась в том, что наши родители были слишком молоды, когда поженились, и не успели насладиться свободой. Ей было шестнадцать, когда она сказала это мне. Мне было девять. По непонятной причине ее слова запомнились мне. Вероятно, потому что я всегда искал «настоящую причину» их расставания.

  Как бы я не любил своего отца, я всегда говорил, что не стану таким, как он. Я бы не бросил свою семью только потому, что у меня зачесалось от чего-то впечатляющего. Когда я был подростком, у меня были подруги, но никто из них не смог привлечь мое внимание для того, чтобы наши отношения стали долгосрочными. Дело не в том, что я хотел пошалить или переспать с кем-то другим. Это было так же просто, как иметь разные интересы или тот факт, что я не мог не заснуть при долгом разговоре с ними по телефону. Кроме того, мне очень нравились женщины. Мне нравился их запах…вкус… я пытался разобраться в них. Моя сестра Софи часто доставала меня и говорила, что я становлюсь похожим на нашего отца, которого я не уважал, тогда мне приходилось ей напоминать, что я не был увлечен ни одной из этих девушек.

— В этом-то и проблема, Бин, ты не Джордж Клуни. Ты не можешь быть пожизненным холостяком.

— Клуни получает много задниц. Я бы не возражал быть им.

— Да, но я хочу, чтобы мои дети когда-нибудь играли с твоими, — напомнила она мне.

— Ну, я еще не нашел подходящую девушку.

В этом-то все и дело. Это было не так. Я, конечно, ни к кому не присматривался, но мне хотелось бы думать, что, если я ее трахаю, это должно быть правильным для меня. Со всеми девушками, с которыми я спал, мне никогда не хотелось разговаривать. Да, все они возбуждали меня, но это все равно не меняет дела. Последний раз я был влюблен, когда мне было двенадцать, и по словам Софи, это не считается. Во время учебы в колледже я считал, что все проблемы разрешатся сами по себе, на тот момент меня волновало только одно — веселье. Именно этим была забита моя голова, когда Вик позвонил мне, чтобы пригласить на вечеринку, которую устраивали он и его братья по братству. Он учился в Калифорнийском университете, а я в Калифорнийском Техническом Институте. Каждые выходные мы где-нибудь болтались. Я уже собирался пойти на вечеринку, но как только Вик упомянул, что Элли навестит его на этих выходных и будет как раз там, я был полностью продан, и поэтому пошел сразу принимать душ. Я избегал звонков от Пэм, моей девушки на ночь. Я был полон решимости пойти на эту вечеринку и расслабиться с друзьями, а ответить Пэм означало, что мне придется сидеть с ребенком, потому что она была одной из тех девушек, которые напивались от одного напитка, а потом еще пили десять.

Я подъехал на вечеринку и поприветствовал пару знакомых парней, прежде чем отправиться в заднюю часть дома, где Вик всегда зависал, играя в дартс. Я увидел его и засмеялся, он охранял бочонок, как будто это святыня.

 — Как дела, придурок? — сказал я, похлопав его по спине. Он отступил и повернулся ко мне с ленивой улыбкой на лице, которая заставила меня хихикнуть.

 — Бин! Возьми стакан. Хотя, возьми два. Я стою перед этим дерьмом целый час в ожидании тебя.

— Сказал бы мне принести больше пива, — говорю я, смеясь, и тянусь за красным стаканом.

— Нет, я принес тебе, — он налил мне пива и наконец-то отошел от бочки.

— Кто-нибудь еще придет? Дженсен? Джуниор?

— Дженсен…Я не знаю, что он делает, но он вернулся домой, а Джуниор поехал навестить семью Роуз.

Я тихо присвистнул.

— Становится все серьезнее.

Вик кивнул, его лицо выглядело также сконфуженно, как у меня, когда я начинаю думать о серьёзных отношениях.

 — Как угодно, но пока до меня это не дошло, мне хорошо, — сказал Вик, пожимая плечами. Я усмехнулся.

— И мне тоже.

— Я никогда не благодарил тебя… за то, что пошел со мной, — сказал он серьезным голосом. Я чокнулся с ним стаканами и пожал плечами. Я пошел с ним провериться, потому что какая-то девчонка, с которой он трахался, позвонила и сказала, что у нее ЗППП. Я не заходил с ним в кабинет или что-то еще, могу сказать он был довольно испуган из-за таких новостей, и я решил морально его поддержать. Он не хотел никому об этом рассказывать. Не уверен, что он сообщил бы мне, если бы не получил этот звонок во время нашего занятия серфингом.

 — Вот для чего нужны братья…Ты… — получил результаты, был мой вопрос, но это казалось слишком серьезным, чтобы говорить вслух на вечеринке братства, и я не был уверен, что он готов дать ответ.

 — Отрицательный, — сказал он, выпив оставшуюся часть своего пива. — Все отрицательные.

Я выдохнул с облегчением. Я не знаю, что бы чувствовал, если бы у него был другой ответ. Мы не шутили, когда называли друг друга братьями. Не могу вспомнить время, когда Вика не было бы в моей жизни, так как в наши дни это является большой проблемой, когда друзья такие же непостоянные, как погода. Он был рядом со мной всегда: от событий, связанных с разводом моих родителей, до болезни моего отца. Его родители приютили меня летом на несколько недель, пока моя мама была в командировке, а Софи в школе. Хотя ЗППП не означало смерть, но это было достаточно серьезно, чтобы заставить меня понять, как нам повезло, что мы до сих пор избегали этого дерьма.

— Ты должен использовать презерватив каждый чертовый раз, чувак, — сказал я, делая глоток пива.

— Я знаю. Я знаю.

Я стоял рядом с ним, кивая и смотря во двор, полный парней в фиолетовых рубашках и девушек, которые пили и смеялись. Был импровизированный танцпол с ди-джеем. Только несколько человек танцевали там, и одна пара, в частности, попала мне на глаза. Парень в основном просто стоял, двигаясь в два шага, в то время как девушка подняла руки, пробежав пальцами по своим длинным и коричневым волосам. Она была в коротком обтягивающем черном платье, которое подчеркивало каждый изгиб ее тела, а на ноги обуты в черные конверсы. Я был полностью загипнотизирован ею и тем, как она двигала своим телом. Как будто она танцевала стриптиз. Короткое платье едва прикрывало ее красивую задницу. Я открыл рот, чтобы сказать что-то о ней Виктору, но потом она, улыбаясь, повернулась спиной к парню, с которым танцевала, и я понял, что знаю ее.

 — Какого черта? — я чуть не зарычал.

 — Что? — Вик сказал, встретившись с моими глазами.

— Ты разрешил Элли надеть это на вечеринку? — Я знал, что звучал, как ревнивый парень, на что не имел никакого права, но здесь была девушка, которую мы все постоянно предупреждали держаться от этого подальше, всегда заботились о ней, как о собственной сестре, а потом…все это…и она здесь…и здесь был Вик.

 — Какого черта? — повторил я, глядя на него. Он посмотрел на меня, как на сумасшедшего, и посмеялся над моим выражением.

— Ей восемнадцать. Я не могу указывать ей, что надевать, и эй…Ты когда-нибудь видел, чтобы она надевала больше? Кроме того…Я стою здесь и наблюдаю за ней всю ночь, как чертов ястреб, на случай если этот засранец попробует сделать что-нибудь глупое.

Я собрал волосы, которые выпали из гульки, и подумал о том, что он сказал. Я действительно не заметил. Мы провели это лето вместе, разговаривая почти каждую ночь на ее крыше, тогда она всегда была скромно одета. Ну, не совсем, я понял это, когда углубился в воспоминания. Она всегда носила или свободные рубашки и короткие шорты, или пижамные брюки и короткие топы. Я никогда не видел ее на вечеринке, кроме ее собственной или Виктора. В те времена она не красилась и не надевала столь облегающие платья, которые заставили бы любого мужика хотеть нагнуть ее.

— Я на самом деле не заметил, нет, — сказал я, наконец.

Он засмеялся.

— Это потому, что она тебе как сестра.

Я замер. Она была как сестра какой-то момент, когда мы еще были молодыми, но не когда она повзрослела. То есть до этого лета. Я не думаю, что мое сердце может выдержать еще один из этих танцев, зная, что на месте этого парня не я.

— Кто этот парень?

 — Э-э, это Адам. Вроде она сказала его зовут Адам.

 — Она привела его? — Почему это беспокоит меня?

— Да. Миа не смогла приехать, а Элли не хотела тусоваться одна среди кучи похотливых парней и раздражающих телок, которых она не знала.

Я рассмеялся. Раздражающие телки. Это похоже на нее, но откуда мне знать? Я не знал этого об Элли.

 — Так они встречаются? — я указал на них, когда они как раз уходили с танцпола, направляясь в нашу сторону. Элли распустила волосы, пропуская их сквозь пальцы, смеялась над тем, что говорил ей Адам, и я сразу подумал, что он шутит с ней о ее заднице, потому что его глаза были направлены именно туда.

— Нет, не думаю. Она не хочет серьезных отношений.

Я взглянул на Виктора, и он пожал плечами.

 — У тебя с этим все нормально?

 Он снова пожал плечами, выпив пиво.

 — Что я должен ей сказать? Выходи замуж, Элли, тебе нужно сейчас выйти замуж? Ей восемнадцать!

 Мысли о свадьбе Элли не вызывают ничего хорошего. Я снова смотрю в ее сторону. Увидев меня, она подняла брови, а улыбка пропала с ее лица. Моя грудь немного сжалась. Что я сделал? Разве она не должна улыбаться?

 — Привет, Бин, — сказала она, приближаясь ко мне. Когда я смотрел на движение ее пухлых губ, пока она говорила, я ненавидел, что она использовала в своей речи мое прозвище. Прозвище, которое дала мне моя мать. Она называла меня бобовым ростком. Это как-то привязалось, и теперь все мои друзья так ко мне обращаются. Меня это никогда не беспокоило, когда это говорила маленькая девочка Элли, но взрослая Элли… Я хотел, чтобы она называла меня Оливером. Я хотел, чтобы она кричала Оливер. И на этой ноте я прочистил горло.

— Привет, Цыпленок, — сказал я, и моя улыбка росла, когда она сверлила меня взглядом из-за ее прозвища.

Адам засмеялся.

 — Цыпленок?

Элли застонала.

— Длинная история.

— На самом деле не такая уж и длинная, — сказал Вик. — Она в детстве боялась всего, отсюда и прозвище.

Она закатила глаза и взяла стакан с пивом, который Вик только что налил себе. Я был очарован тем, как она сексуально вытерла рот двумя пальцами и с широкой улыбкой отвечала на то, что говорил ей Адам. Я не мог сосредоточиться на его словах, я мог слышать только ее хриплый смех и видеть ее лицо…ее тело...и мне действительно нужно было это прекратить. Я знал, что мне нужно остановиться. Адам спросил что-то о том, где находится ванная, Вик ему указал направление, и я кипел от того, как Элли наблюдала за тем, как он уходит.

 — Как базилик? — спросила она Вика, который пожал плечами.

— Твое растение, а не мое.

— Ты издеваешься надо мной. Виктор, как он будет расти, если тебе все равно? — спросила она. — Я пойду посмотрю.

 — Какой базилик? — спросил я, наблюдая за ее попкой, когда она уходила.

 — Она посадила какой-то базилик на моем участке, потому что у ее квартиры нет надлежащего освещения или чего-то еще, и она думает, что я буду ухаживать за ним. Я не знаю. — Он пожал плечами.

— Ууу. Пойду посмотрю.

 — Хорошо, проследи за ней, — сказал он.

Я поднял бровь.

 — Что случилось с «ей восемнадцать»?

 — Ну, ей может быть восемнадцать с Адамом и все такое дерьмо, но не с моими братьями из братства. Это другое.

 Я уставился на него, ожидая подробностей. Он нетерпеливо выдохнул и покачал головой.

— Это неприкосновенно. Это, как если я сделаю шаг к Софи или что-то в этом роде. Ты не сделаешь этого дерьма.

Я не стал говорить ему, что Софи была старше нас и замужем, но я понял, к чему он клонит. Она была младшей сестрой Элли, мы были друзьями Вика, те, кто любил спать со всеми и паниковал из-за ЗППП. Не те парни, которых ты хочешь для своих сестер. Все равно больно осознавать, как это воспринимает Вик. Глядя на Элли, я хотел того, чего не мог иметь. Громкие звуки вечеринки угасали с каждым шагом, который я делал в сторону дома, в направлении которого она ушла. Я остановился, когда нашел ее. Она наклонилась, глядя на растение, находящееся на земле, тогда я решил хотя бы пару секунд полюбоваться ею, она так хорошо смотрелась в этом положении.

 — Когда ты решила заняться садоводством? — спросил я, подойдя ближе. Ее голова поднялась, она выпрямилась и пожала плечами.

 — Это новое. Я пытаюсь питаться здоровой пищей. Я хочу посадить свои урожаи, но в моем общежитии это невозможно.

Я стоял рядом с ней и смотрел на растение.

— Выглядит неплохо.

— Да, и пахнет неплохо, — сказала она. Я уловил улыбку в ее голосе, и это заставило меня улыбнуться.

 — Итак, как прошел твой первый семестр?

 — Было… действительно хорошо. Весело.

Я повернулся к ней, засунув большие пальцы в карманы.

— Звучит так, будто ты много веселишься.

Элли с нахмуренной улыбкой наклонила голову, пытаясь понять.

— С чего ты так говоришь?

— Не знаю. Адам…ты танцуешь с ним…Вик сказал, что у тебя нет отношений…— Я пожал плечами.

Она засмеялась, ее глаза зажглись.

— Что-то перехватила от тебя.

— Что это значит?

— У тебя никогда не было отношений. Ты наслаждаешься жизнью.

— Это другое.

— Другое? Потому что я девушка? — спросила она, скрестив руки на груди.

— Нет, — быстро сказал я. — Это не так. — Это не так. Женщины, которых я трахал, были одинокими и не в отношениях — это единственное, что было у нас общего. Но это была Элли. Это была…Элли.

— Так что это? — Спросила она. Я застонал и провел рукой по волосам.

— Я не знаю. Я…не знаю. Ты права. Ты должна делать все, что захочешь.

— Твои волосы стали длиннее, — сказала она, ее взгляд следовал от моих глаз до моего бицепса, а потом к лицу.

Я улыбнулся.

— Сейчас гораздо лучше.

Она улыбнулась.

— Повернись.

Я сделал. Мои плечи напряглись, когда я почувствовал ее руки.

— Я не могу дотянуться. Тебе придется присесть, — прошептала она мне в шею. Мои глаза закрылись, когда я пытался сдержать огонь, который пронзил меня. Я обернулся и подошел к скамейке. Она была отвратительная, и Вик пытался избавиться от нее годами, но сейчас я был рад, что она тут. Элли сидела рядом со мной, и я повернулся к ней спиной, чтобы она могла распустить мои волосы. Я съежился, когда она стянула резинку.

— Я говорила тебе перестать пользоваться ими, — сказала она, тяжело вздохнув и проведя пальцами по моим волосам. Она массировала кожу моей головы. Я едва сдерживал стон от того, как хорошо себя чувствовал. Женщины любили тянуть мои волосы, и я никогда не жаловался на это, но было что-то в прикосновениях Элли, из-за которых мое тело стало покалывать. Когда она закончила расчесывать их, она опустила руки. Пауза была достаточно длинной, чтобы я мог развернуться и встретиться с ней.

— Ты не собираешься заплести их? — спросил я, хмурясь оттого, что увидел рассеянный взгляд на ее лице. Она покачала головой, ее глаза упали мне на грудь. Я двинулся ближе, пока наши лица не оказались близко друг к другу, но она все еще не смотрела на меня.

— Элли? — спросил шёпотом. Ее глаза поднялись и меня прошибло ударом от ее цвета глаз . Они всегда напоминали мне мрамор. Мой любимый мрамор: синий, зеленый и коричневый. Мое сердце забилось от того, как она смотрела на меня. Это словно волшебный мир, живущий в ее глазах. Я хотел бы видеть себя таким, каким она видит меня. Может, я был бы другим человеком, если бы мог. Может быть, я был бы мужчиной с одной женщиной, мужчиной, который хотел бы навестить ее родителей на выходных и вступить в серьёзные отношения. Глядя на Элли, прямо в этот момент, я захотел быть этим парнем.

— Да, нахлынули воспоминания, — прошептала она. — Заплетая твои волосы, имею в виду.

Я кивнул и сглотнул, вытирая руки о бедра, чтобы не трогать ее.

— Помнишь, когда я спросила тебя, поцелуешь ли ты меня, когда мне будет восемнадцать? — спросила она шепотом. Она протянула руку и провела кончиками пальцев по моим костяшкам, как будто это клавиши пианино. Это заставило мое сердце биться быстрее.

— Да, — ответил я, но мой голос звучал хрипло.

— Ты бы хотел? — ее глаза метались к моим, а руки легли на мои. — Поцелуешь меня, Оливер?

Мое сердце билось так быстро, что я не мог больше думать. Мои губы слегка открылись, и я кивнул. Я всегда был преследователем за сладко-говорящей девушкой, но эта девушка всегда, казалось, заставляла меня терять слова. Она нарушала мой контроль. Мы двинулись навстречу друг другу, пока кончики наших носов не соприкоснулись. Мы смотрели друг на друга и, в миллиметре друг от друга, закрыли глаза. Наши рты соприкоснулись…мои губы скользнули между ее губ…ее язык проскользнул в мой рот…и как только он коснулся моего, я почувствовал огонь, загоревшийся во мне.

Поцелуй Эстель был легкий и сладкий. Наши рты двигались синхронно, как будто мы целовались с самого рождения. Наши руки держали лица друг друга, как будто мы боялись, что этот момент может закончиться. Я никогда не хотел раствориться в девичьем поцелуе так, как сейчас. Я разорвал наш поцелуй, потому что руки начали жить своей жизнью, а я не хотел делать того, о чем пожалею завтра. Ее глаза открылись. Она посмотрела на меня так, будто бы видела меня впервые, или, может быть, я так себя чувствовал, потому что хотел, чтобы так и было. Я поцеловал ее снова, на этот раз более быстро, и застонал ей в рот, когда ее руки потянули мои волосы. Мы оторвались в последний раз, тяжело дыша, когда услышали, как ее зовут.

— Это Адам. Он, вероятно, хочет уехать, — сказала она, задыхаясь.

— Ты собираешься развлекаться с ним? — спросил я, опуская голову и захватывая ее нижнюю губу зубами. Она застонала и потянула мои волосы, подвинувшись, чтобы обхватить мои бедра. Мои руки двинулись к ее бедрам по инерции. Все во мне так сильно ее хотело, всю ее. И для гораздо большего, чем просто поцелуй.

— Мне с тобой весело, — сказала она мне в губы, двигаясь на мне.

— Бл*дь, да, — простонал я, когда она сделала это снова. Наши языки встретились и, когда Эстель двинулась, я направил ее бедра навстречу моим толчкам. Это было безумие. Мы были сумасшедшими. Кто угодно с вечеринки мог повернуть за угол и найти нас там, трахающимися через одежду на этой грязной скамейке, но нам было все равно. В любом случае, мы не занимались сексом, хотя я и хотел. Я хотел вытащить свой член из штанов и проскользнуть в нее больше всего на свете, но это была Эстель, она не заслуживала быстрого траха на вечеринке братства. Ее имя стало громче, и мы быстро оторвались друг от друга. Она сидела рядом со мной, когда мы дышали, и, наконец, в углу появилась фигура.

— Элли, я везде ищу тебя. Ты все еще смотришь на это чертово растение? — Сказал Вик, подойдя к нам.

— Да, ну, мы разговаривали, — сказала она, встав и поправив платье.

— Адама тошнит повсюду. Отвези его домой, — сказал он.

Она тяжело вздохнула.

— Ты серьезно? Я не беру с собой подругу, чтобы не нянчиться с ней, а парень, с которым я пришла, ведет себя, как пьяная телка?

Я усмехнулся.

— Тебе нужна помощь?

Она пожала плечами.

— Наверное. Если ты не против.

Я встал и пошел туда, где был парень. Мы ждали, когда он закончит блевать, и я помог ему добраться до автомобиля, блестящего черного BMW, которым, по-видимому, он владел.Он был припаркован рядом с моей битой Максимой и, по какой-то причине, это пьяное маленькое дерьмо, имеющее эту машину и пытающееся подступиться к Элли, беспокоило меня. Она никогда не была меркантильной девушкой. Я знал, что ей не нужно много, но это заставило меня чувствовать себя немного неполноценным и напоминало мне, почему я должен остепениться. Я хочу надежно стоять на ногах, когда это произойдет. Я хочу машину, дом и другое, что мой разум может посчитать необходимым, но я знаю, что этого не произойдет в ближайшее время. Когда она села на водительское кресло и завела машину, я подошел к ее окну. Мы долго смотрели друг на друга, а потом она застенчиво улыбнулась.

— Мне всегда было интересно, каково это целовать тебя, — прошептала она. Я ухмыльнулся и оглядел дорогу. Все были внутри дома, поэтому я опустил голову в окно и поцеловал ее снова, не заботясь о том, что Адам сидит там. Он все равно был в отключке.

— И? — спросил я, когда отошел.

— Мне… понравилось, — ее лицо вспыхнуло, когда она это сказала. — Но не волнуйся, я знаю, что это больше не повторится.

Моя улыбка исчезла. Я хотел сказать ей, что это может стать большим. Мы учимся недалеко друг от друга. Потом я вспомнил, кто она, и понял, что ее брат никогда не одобрит то, что я встречаюсь с его сестрой. С моим послужным списком я бы сам себя не одобрил. И ей всего восемнадцать. Это ее первый семестр в колледже, и я собираюсь закончить институт, а потом пойти в медицинскую школу.

— Ты та девушка с колледжа, которая хочет веселиться, — сказал я в шутку, надеясь, что она будет отрицать. Вместо этого она улыбнулась.

— Это я и делаю. Увидимся в следующий раз, Бин.

Адам застонал рядом с ней, и мы оба замерли и взглянули на него. Он был на месте.

— Да, до следующего раза, — сказал я, когда она уехала. Я вздохнул. Мое сердце ныло, когда задние фонари исчезли за поворотом. Интересно: повторится ли это снова или все останется, как прежде. 

Глава 13

Настоящее…

Я ненавижу ссориться.

Я ненавижу быть неправой, но ссориться ненавижу больше. Я не очень хороша в обиде. Я злюсь, кричу и отпускаю. Мия же злится, кричит и цепляется за свой гнев, как пиявка. Можно не упоминать, что мы не разговариваем уже пару дней. Мне удается избегать Оливера последние несколько дней в больнице, пока я рисую виниловые пластинки и доски для серфинга с детьми. Я видела его пару раз на посту медсестер и однажды выходящим из офиса Джен. Я мельком увидела, какая у него жизнь: флирт, множество сексуальных партнеров, поздние свидания, которые у него проходили в больнице во время ночной смены. Это не те вещи, которые я хочу себе представлять, но это именно то, к чему меня приводят мысли об Оливере. Двое моих друзей, Мика и Даллас, стоят посреди коридора педиатрического отделения, и с таким же отвращением, какое было у меня, смотрят на стены. Мика теребит свои длинные светлые волосы. Могу сказать, что он нервничает из-за этого проекта. Даллас просто пялится, словно стены насмехаются над ним. Мика поворачивается первым и стреляет в меня убийственным взглядом, отчего я смеюсь.

— Хотя реально, — говорит он, когда я подхожу к ним. Мои руки сжимаются вокруг его спины, и я обнимаю его.

 — Спасибо, спасибо, спасибо, — говорю я, отрываясь от него, и делаю то же самое с Далласом.

— Дорогая, спасибо тебе, что поработаешь над минетом,— говорит Даллас, когда я отрываюсь от него, громко смеясь, пока не слышу, как позади кто-то прочищает горло. Я поворачиваюсь и вижу Оливера со странным взглядом на лице. Это заставляет меня смеяться сильнее, потому что понятно, что он слышал Далласа.

 — Привет, — говорю я. — Это Мика и Даллас. Ребята, это Оливер — друг моего брата, он именно тот, кто вовлек меня во все это.

 Они кивают друг другу, Даллас чуть выше меня пожимает руку Оливеру, а Мика выкрикивает «Привет, чувак», что звучит как укурок из Вудстока. Оливер вежливо приветствует их, затем его взгляд возвращается ко мне.

 — Можем быстро поговорить? — спрашивает он. От его напряженного взгляда у меня скрутило живот.

— Конечно. Ребята, краска там. Я думаю, мы должны сначала начать с комнаты слева. Я скоро вернусь, — говорю я, указывая на комнату, прежде чем повернуться к Оливеру. — Куда мы идем?

Он открывает дверь, показывая мне войти, но я стою. Эта сторона больницы пуста из-за ремонта, но я не хочу, чтобы кто-то увидел нас и подумал неправильно.

— Входи.

— Мы можем поговорить здесь.

 Оливер закрывает глаза и делает глубокий вдох, как будто пытается успокоиться. Когда он открывает их, они выглядят более усталыми, чем раньше.

— Пожалуйста, Элли. Просто послушай меня.

Я качаю головой, но делаю так, как он говорит, потому что я не хочу оставлять парней надолго. Он завел меня в какой-то склад с кучей шкафов вдоль стен.

— И? — спрашиваю я, повернувшись к нему лицом. Он прислонился к двери, засунув руки в карманы белого халата, и просто смотрит на меня. — Что?

— Я ничего не слышал от тебя. Я не видел тебя, а потом, когда я наконец это делаю, какой-то парень говорит о том, что ты даешь ему минет? — Он не звучит расстроенным, просто сбитым с толку, может быть, немного задетым, что смешно и невозможно, потому что мы говорим об Оливере.

— И?

 — И я скучаю по тебе.

Мое сердце немного сжимается от того, как тихо и спокойно он это говорит. Тогда я вспоминаю Уайта и его «я скучаю по тебе», он говорил это нечасто, только тогда, когда был в своих поездках. Я никогда не спрашивала его, что он делает. Я никогда не задумывалась, был ли он с другой женщиной, и даже когда Миа посадила семя сомнения в мою голову, ничего не произошло, потому что мне было все равно. Я всегда задавалась вопросом: это со мной что-то не так, что мне все равно?

— Ты не скучаешь по мне, Оливер. Кроме того, у тебя с кем-то свидание? — напоминаю ему.

 Он закатывает глаза.

— Это ерунда, я бы не назвал это свиданием.

— Зашибись, — говорю я более горько, чем предполагала. — Меня это не волнует, — добавляю быстро. Оливер ухмыляется, и я чувствую, как мое лицо становится горячим. — У меня есть дела, — говорю я, наконец, придя в себя и шагнув вперед, но он не отходит от двери.

— Ты развлекаешься с ним? — спрашивает, кивая головой наружу. Развлекаешься с ним? Забавно, так я могу спросить его: трахает ли он кого-то, но когда он спрашивает меня, он использует термин «развлекаешься». Я вспоминаю, когда мы были подростками, и мама Мии называла ее парней маленькими друзьями. — Или тебе нравится парень с длинными волосами? Я знаю, что у тебя есть к этому что-то.

Я делаю шаг назад. У меня есть пунктик насчет парней с длинными волосами, вероятно, из-за него. Я ненавижу парней с длинными волосами, благодаря ему. Я должна, но, конечно, это не так. Волосы Оливера уже не такие длинные, но все равно достаточно длинноваты, чтобы пробежать по ним руками и сжать, если его голова находится между твоих ног. У него на челюсти легкая щетина, что ощущалось бы восхитительно на внутренней стороне моих бедер.

— Почему ты так на меня смотришь? — спросил он, его голос вырвал меня из моей фантазии.

— Да? — Он делает шаг вперед прямо передо мной, мои глаза на уровне бейджика, находящегося на кармане его халата.

— Элли. Посмотри на меня, — говорит он. Медленное, скручивающееся желание появляется в моем животе. У меня есть два варианта: пройти мимо него и уйти, или посмотреть в его глаза и признать желание, которое накаливает воздух между нами, как паяльная лампа. Я выбираю последнее, потому что я идиотка, и потому что, очевидно, мне нравится, когда мое сердце измельчается неоднократно.

— Ты хочешь меня. После стольких лет, ты все еще хочешь меня.

— У меня нет сейчас на это времени. Они ждут меня, — шепчу я, пытаясь оторваться от его глаз.

 — Одно свидание, Элли. Одно свидание. Я сдержу свое слово и не буду прикасаться к тебе, обещаю.

— Ты уже кого-то трахаешь. Тебе действительно нужна другая?

Его глаза слегка сужаются.

— К твоему сведению, нет. Ты думаешь, что это для того, чтобы трахнуть тебя?

«Я не знаю» - хочу сказать. История, как правило, повторяется, но я держу свой язык за зубами.

— Я не понимаю к чему все это, — отвечаю я, отрывая глаза. Я чувствую, что задыхаюсь в этом крошечном пространстве с ним. Я пытаюсь пройти мимо, но он хватает меня за руку.

— Одно свидание.

 Я закрываю глаза и качаю головой, чувствуя слезы.

— Я еще не готова.

Он опускает руку, выглядя огорченным. Он будет жить дальше, он всегда находит, чем занять свое время. Когда я открываю дверь, я смотрю на него через плечо.

— Кстати, Даллас, парень, который говорил о минете — гей. Мика, парень с длинными волосами, был лучшим другом Уайта и он не мой тип. 

*** 

— Он симпатичный, — говорит Даллас, когда мы грунтуем стены, и я знаю, что он говорит об Оливере, поэтому я издаю хрюкающий, раздраженный звук, который заставляет его смеяться. Мои глаза устремляются к Мике, который никак это не комментирует.

 — Я просто говорю, что я бы все с ним сделал, — добавляет Даллас.

— Он, вероятно, сделал бы то же самое, если бы ты открыл ему путь. Ты старше его, симпатично выглядишь в очках и с галстуком…да, думаю он сделал бы. — Мои слова заставляют его улыбнуться и закатить глаза.

 — О чем он хотел поговорить? — Мика спрашивает, и мое сердце начинает колотиться в ушах. Его тон всегда безразличен, поэтому я не могу ничего понять, и это убивает меня.

— Пустяки.

— Ты встречаешься с ним? — он спрашивает.

Я вздыхаю. В некотором смысле, я чувствую, что Мика – это телефон на проводе между Уайтом и мной, и как только я чувствую, что перерезаю шнур, все стягивается в узел, я не могу.

— Нет, я не встречаюсь с ним! Я ни с кем не встречаюсь.

Мика тяжело вздыхает и опускает валик, прежде чем повернуться ко мне лицом.

— Он не вернется, понимаешь? Он не в поездке по миру, из которой он вернется на следующей неделе. Ты имеешь полное право двигаться дальше.

— Я не готова, — говорю я, мой голос ломается, когда я поднимаю валик и продолжаю рисовать. Я слышу металлическую ручку ролика, которую он тащит по полу, а затем шаги. Я знаю, что он позади меня, но я не оборачиваюсь. Я знаю, что, если я это сделаю, я буду плакать. Я знаю, если он продолжит говорить, я заплачу. Я не хочу здесь плакать. Я хочу, чтобы этот проект был о надежде и жизни, а не о боли и потере.

— Эта стена, — говорит Мика, стоя рядом со мной, указывая на стену. — Эта стена— твоя жизнь, Элли. Синий цвет не уродлив, и это не грустно, но мы красим его, потому что его время закончилось. Медсестры, которые приходят сюда, не забудут, как это выглядело. Дети, которые весь день пялятся на эти стены, не забудут, и, может быть, они будут скучать иногда, но мы должны дать им то, что делает их счастливыми. Жизнь коротка, жестока и болезненна, она отнимает у нас любимых также быстро, как и дает, но все же она прекрасна. Уайт хотел бы, чтобы ты двигалась дальше и была счастлива. Свидания, свадьба, дети, путешествия…делай все, что заставляет тебя чувствовать себя живой. Чем дольше ты скорбишь, тем меньше ты живешь, и ты знаешь, как мало может быть времени.

Воображаемые пальцы сжимают мое горло и сжимаются так плотно, что я даже не могу ответить. Я даже не понимаю, что плачу, пока Мика не прижимает меня к груди и рыдание не вырывается из горла. Я слышу, как что-то падает с другой стороны комнаты, и чувствую руки Далласа, обвивающие нас. Я предлагаю сегодня разойтись по домам, потому что без слез на эту стену невозможно смотреть. Когда я выхожу, то вижу Оливера, опирающегося локтями на стойку, пряча лицо в руках. Интересно, он устал или одному из пациентов плохо. Я продолжаю думать о проклятой голубой стене, и хотя у меня есть причины не делать этого, я хочу утешить его. Сортируя негативные воспоминания в прошлом, я сосредотачиваюсь на хороших и цепляюсь за них. Без дальнейших колебаний я подхожу к нему и крепко обнимаю, положив щеку на его спину. Его тело застывает.

 — Мы сходим как друзья и это не свидание, — говорю ему и чувствую, как он издает длинный вдох. Я опускаю руки, когда он выпрямляется и поворачивается лицом ко мне, подняв брови, он сканирует мое лицо. — Хорошо? — спрашиваю шепотом. Он не отвечает. Вместо этого он подносит руку к моей щеке. Я дрожу, когда он медленно пробегает пальцем по ней.

— Окей. Встреча друзей, — отвечает он.

Он пристально смотрит на меня. Я начинаю терять самообладание. Оливер знает, что мои правила свиданий не включают поцелуи, и мы даже не на свидании. Но когда его дыхание падает на мои губы, мои глаза трепещут. Но он меня не целует. Его губы приземляются в самый уголок моего рта так, как он делал это много лет назад на крыше дома моих родителей. Мое сердце жаждет, чтобы он сделал что-то более рискованное. Мои глаза медленно открываются, когда он начинает отступать, его глаза осматривают меня, как будто я какой-то экспонат.

 — Это все еще да? Я не нарушал никаких правил.

Я медленно киваю, увлеченная тем, как мысли кричат «нет». Если бы это был его дружеский поцелуй, я не думаю, что смогу пережить настоящий поцелуй от него, даже теперь, когда я знаю лучше.

— Ты отправишь мне остальные правила? Даже если мы пойдем просто как друзья? — спрашивает он, с блеском в глазах, что заставляет меня нервничать.

Я снова киваю.

— Потеряла дар речи?

— Ты застал меня врасплох, — шепчу я. Он пытается скрыть улыбку, но я вижу, что ямочки углубляются в его щеках.

— Ты только что сделала действительно плохой день намного лучше для меня, — отвечает он, поглаживая мое лицо и пробегая пальцем по нижней губе.

— Ты хочешь поговорить об этом? — спрашиваю я, откликаясь на его прикосновение.

Он качает головой и грустно улыбается.

— Этого достаточно.

Я не могу ничего поделать и улыбаюсь. Мы стоим вот так мгновение, глядя друг другу в глаза, палец на моих губах, а мое сердце в его руках, пока громкоговоритель не называет его имя.

 — Я должен идти. У тебя есть работа, и, в отличие от некоторых людей, мне нужно поспать. — Оливер кивает, опускает руку с моего лица и идет к кабинетам пациентов. —Спокойной ночи, красавица Элли.

— Спокойной ночи, красавчик Оливер, — говорю я с улыбкой. Он тоже улыбается, когда я поворачиваюсь, чтобы уйти.

— Напиши мне, когда вернешься домой, — кричит он. Я покидаю больницу, чувствуя себя намного легче, чем, когда вошла. Когда я добираюсь до своей машины и прижимаю руку к месту, где касались его губы, клянусь, что чувствую покалывание. Я закрываю глаза и пытаюсь вспомнить: заставлял ли меня Уайт чувствовать себя также. Я любила его, я действительно любила, но каждый раз, когда я рядом с Оливером, я сомневаюсь в этом. Это заставляет меня чувствовать себя ужасно. Может, я просто любила их по-разному. Может быть, Оливер был более знакомым, подростковым гормоном любви, а Уайт был более взрослым, предсказуемо стабильным видом любви. Я не могу решить, что лучше или кто. Да и не должна. Уайт ушел, и я ничего не могу с этим поделать. Так почему, идя с Оливером на дружеское свидание, я чувствую, что предаю его память? 

Глава 14

Я хожу по галерее, когда женщина открывает дверь, я останавливаюсь. Она улыбается, заправляя солнцезащитные очки в волосы. Она старше, возможно, такого же возраста, как и моя мама, с грацией балерины.

— Вы владелец? — спрашивает она, оглядываясь, прежде чем ее взгляд останавливается на мне.

— Да, — отвечаю я и иду к ней. — Эстель Рубен. Вы были здесь раньше? — спрашиваю я. Она выглядит знакомо, но я не могу ее вспомнить. В прошлом мы с Уайтом устраивали показы картин в нашей галерее, поэтому я подумала, что, возможно, она была на одном из них.

 — Вообще-то нет. Я думаю, мы могли встретиться в Нью-Йорке, — говорит она, наклоняя голову, чтобы всмотреться в мое лицо. — Ты и Уайт…

 — Жених, — я заполняю паузу. Жених, бывший жених, жених перед смертью, я никогда не знаю, что сказать незнакомцу, который знает обо мне.

— Сожалею о вашей потере, — говорит она, грустно улыбаясь. Ее мышцы лица не двигаются, когда она улыбается, и это заставляет ее выглядеть немного мрачной.

 — Спасибо вам. Вы коллекционируете? — спрашиваю ее, пологая, что мы встречались в Нью-Йорке.

— Да. Я очень долго смотрела на нее, — она поднимает тонкую руку и указывает на мою главную достопримечательность —  глаз, который наблюдает за всей галереей.

— О, — говорю я шепотом.

— Сколько? — она спрашивает. — Я пыталась ее купить, но безрезультатно.

Мои глаза расширяются от того, как ко мне приходит озарение.

— Присцилла? — говорю, поворачиваясь лицом к ней. Присцилла Вудс, помощник ее мужа звонил почти год. Я продолжала отказываться от их предложений, хотя они называли большие суммы, она хотела две мои любимые картины, и я не была готова продать их.

 — Ты помнишь, — улыбается она. — Я в городе на пару дней, поэтому решила заглянуть, чтобы узнать, готовы ли вы продать мне эти лоты.

— Этот не продается, — говорю я, прочищая горло, чтобы убедиться, что меня слышат.

— А другой? Разбитое сердце с крыльями?

Я смотрю от нее в сторону, где картина висит на противоположной стене.

— Она называется Крылатые Калейдоскопы, — отвечаю я, внезапно чувствуя комок в горле. Уайт написал ее вскоре после нашей помолвки. Он написал три, продал две и оставил одну для галереи. Я никогда не была уверена, что он продаст ее. В конечном счете, это была его картина.

 — Она прекрасна, — говорит она и подходит к картине. — Это напоминает мне о каком-то перерождении.

Я киваю и глотаю, надеясь выдержать этот разговор.

— Это и есть возрождение, — это возрождение моего сердца, моих надежд на любовь, моей личной жизни и рождение наших отношений.

— У нее нет цены, — говорит она.

 — Некоторые вещи не имеют цены.

 Она поворачивается ко мне и наклоняет голову.

— Все материальное не бесценно.

— Может быть, но не воспоминания за этим. — Мой ответ заставляет ее кивнуть в знак понимания. Ее глаза отворачиваются от моих и оглядываются на картину.

— Значит, ты не хочешь забыть о тех воспоминаниях, которые она хранит?

Я молча смотрю на картину. Я знаю, что никогда не будет достаточной стоимости для нее, чтобы окончательно стереть все эти воспоминания, они навсегда будут внедрены в мой мозг, поэтому, возможно, мне стоит перестать думать с такой точки зрения о его картинах. За последние пару недель мне удалось перевернуть новый лист. Я чувствую, что двигаюсь в правильном направлении, но, когда сталкиваюсь с отпусканием последних трех лет своей жизни, я глохну, как автомобиль при переключении передач. Я делаю длинный вдох, вдыхая вечно присутствующий запах дерева и краски, и когда выдыхаю, принимаю решение.

— Я готова отпустить это, — говорю я, мой голос стойкий и решительный. Присцилла оборачивается и хлопает руками с счастливым визгом. Это заставляет меня улыбаться, и я чувствую себя менее печальной от продажи картины.

— Я могу доставить ее в ваш дом, — говорю я.

— Я живу в Нью-Йорке, — отвечает она. — Я не ожидала, что вы полетите туда, чтобы ее доставить.

— Мы всегда это делаем, иначе я не буду чувствовать себя правильно, отправляя ее вам. Именно ее.

Она улыбается.

— Я возьму ее сама. У нас есть самолет. О ней хорошо позаботятся.

Она так говорит о ней, как если бы это был ребенок, что заставляет меня чувствовать себя немного лучше по отношению к нашей продаже.

— Я составлю документы для вас.

— У меня есть время? Просто во время обеда я должна встретиться со своей подругой через дорогу,  — говорит она, глядя на часы.

 — Конечно. Мне просто нужна информация. Я подготовлю ее и соберу к тому времени, как вы закончите.

— Идеально. Не могу дождаться момента, когда повешу ее возле камина и покажу всем свою новую картину, — говорит она.

Ее картина. Я стараюсь не позволять словам кольнуть меня, но все равно. Когда она уходит, я заканчиваю бумажную работу, снимаю картину, сжимая края холста, когда кладу ее на пол. Я складываю ноги под себя и позволяю кончикам моих пальцев провести по каждому раздробленному сердцу, красочному и красивому, и по крыльям, которые поднимают их. Слезы скользят по моему лицу, когда я прикасаюсь к каждому из них, тем самым прощаясь с ними. Я начинаю покрывать ее, один слой, два слоя, три… Думаю о серьезном взгляде Уайта, когда он смешивал акварели…взгляд восторга, когда он подбирал цвет слоновой кости для крыльев, когда его видение сошлось на холсте.

— Тебе это нравится? — спросил он. Его лицо сияло, ему стало ясно, что мне это нравится.

— Я никогда не хочу ее продавать, — сказала я, когда он засмеялся и обвил меня руками.

— Однажды мы это сделаем. Когда нам надоест смотреть на нее.

Я надеюсь, что он не думает, будто я устала смотреть на это, потому что это не так. Я не думаю, что когда-нибудь устану пялиться на его картины, но дело не в этом. Я говорю себе, что это мое прощание, и когда встаю с тяжелым сердцем, вручаю кусочек моего прошлого кому-то другому. Она никогда не будет знать историю, но ценить будет не меньше. 

Глава 15

На четвертый день затишья после нашей ссоры с Мией, я позвонила ей, мы долго говорили о разных вещах, после нашего разговора я поехала к ней в студию. Открыв дверь студии, я минутку восхищаюсь фотографиями, висящими на стене. Они изменились с моего последнего визита. Справа находится черно-белое фото женщины, лежащей в постели. Ее взгляд обращен не на камеру, а белые простыни покрывают ее тело, что видно только изгиб ее голой спины и пышные черные волосы, прикрывающие половину ее плеча. Освещение и поза делают фотографию потрясающей. Ближе к двери весит семейная фотография, на которой изображен отец в коричневых вельветовых брюках, темно-синей рубашке и в маске Чубакки, которая закрывает его лицо. Маленький мальчик рядом с ним одет также, но в маске спезназовца. Мама стоит по другую сторону от сына в узких коричневых брюках, белой рубашке и прическа, как у Принцессы Леи. Я смеюсь над тем, как это восхитительно, и пугаюсь, когда Миа выходит из-за угла. Я смотрю и замечаю, что она в красном платье и без обуви, что смешно, так как я в таком же платье только черном. Мы смотрим друг на друга и смеемся.

— Привет, — застенчиво говорю я.

— Мне жаль, что я такая идиотка, и мне жаль, что меня не было, когда ты продала эту картину, — отвечает она, повторяя то, что она сказала в нашем телефонном звонке.

— Все в порядке. Я в порядке. Мне жаль, что я сказала то, что сказала, это не мое дело.

Мы обе вздохнули и подошли, что обнять друг друга.

— Ты иногда такая сука, — говорит она мне в шею.

— Поэтому мы и друзья.

Мы отрываемся друг от друга, и я смотрю на стену перед нами.

— Мне очень нравится эта фотография.

Миа улыбается.

— Разве это не потрясающе? Это их открытка на Хэллоуин в этом году.

— Это потрясающе, — говорю я, кивая на женщину.

— Да, будуар для будущего мужа. Милая девушка. — Она поворачивает свои голубые глаза на меня. — Когда ты позволишь снять тебя? Ты была бы идеальна.

Я цокаю.

 — Я отстойная в этом. Я не знаю, как выглядеть сексуально на камеру.

Миа смеется.

 — Это то, что делает тебя сексуальной, сексуальной! Если ты будешь стараться, то будешь выглядеть идиоткой. Я помогу тебе, ты же знаешь, я знаю, как работать с магией.

— Да, конечно, — говорю я, размахивая руками вокруг студии.

 — Эй, не хочешь сняться на этих выходных?

— Съемка? Я пришла, чтобы пригласить тебя на обед и помириться, а не планировать сексуальную съемку!

— Я знаю, у меня есть модель, которую я снимаю, но она сильно заболела, поэтому не сможет участвовать в фотосессии, а это крупная съемка для местного журнала, и мне нужны фотографии на следующей неделе. Это важно, Элли. Это может быть мой шанс.

— Черт, — говорю я, издавая медленный вдох.

— Да, черт. Все модели, с которыми я работала, сказали мне «может быть».

Она выглядит так, как будто собирается плакать, и я ненавижу видеть, как она нервничает из-за работы.

— Окей. Я сделаю это, — говорю я. Я имею в виду, я делала это для нее раньше. Насколько это может быть хуже?

— Ах! Спасибо тебе! — она говорит, немного прыгая, и обнимает меня снова.

— Это…хорошо, помнишь тот раз, когда ты заставила меня фотографироваться с парнем на пляже? Это будет так? — Это было не так плохо, пока не появился Уайт. Мы резвились в воде и делали все возможное, чтобы не смотреть на камеру и притворялись, что у нас была химия, что трудно сделать с парнем, которого ты не знаешь, независимо от того, насколько он милый.

К тому времени, когда нам стало комфортно друг с другом для того, чтобы поцеловаться, появился Уайт. Он заставил меня так нервничать, что я не могла вернуться к чувству естественности с парнем. Это было ужасно. Смех Мии оторвал меня от мыслей.

— Нет, это будет в помещении и гораздо более интимно, так что хорошо, что ты еще не нашла парня.

— Ага, слава Богу за это, — говорю я нерешительно, прежде чем отправиться обратно в свою студию. Я думаю о том, чтобы взять бутерброд по пути. Позже, когда я готовлюсь к прибытию детей, я получаю текстовое сообщение от Оливера, которое заставляет меня хмуриться.

Правило №1: никаких коротких платьев.

Я долго смотрю то на смс, то на себя, а затем осматриваюсь, чтобы убедиться в том, не следит ли он за мной.

Ты следишь за мной?

??

 Ты сейчас откуда-то наблюдаешь за мной?

Телефон начинает вибрировать с его именем на экране.

— Это значит, что прямо сейчас ты одета в короткое платье? — шепчет он.

— Да, и судя по звуку твоего голоса, я предполагаю, что ты в больнице.

— Насколько короткое? — спрашивает он, игнорируя мое заявление.

— Друзья, Оливер, — напоминаю ему.

— Просто скажи мне, насколько оно короткое, ради Бога. Мне нужен визуальный контакт.

— Чуть выше колен.

— Какой цвет?

— Черный.

Я слышу, как дверь открывается и закрывается, и его дыхание возвращается мне в ухо. Я дрожу так, будто бы он стоит позади меня.

— Оно обтягивающее?

Я смеюсь.

— Ты собираешься заняться со мной сексом по телефону в три часа дня? На работе?

Он выдыхает.

— Я отправил тебе сообщение, чтобы сказать: не надевать короткое платье на свидание с другом, а ты говоришь, что ты в нем прямо сейчас.

— И? Ты говоришь так, будто это нижнее белье.

— Нет, но каждый мужчина в Санта-Барбаре будет смотреть на твои ноги и желать, чтобы они обернулись вокруг его талии, видеть твои сиськи и желать, снять платье, чтобы получить лучший вид…

— Оливер! — я прерываю, полностью растерянная. Я начинаю получать горячие вспышки и тяжело дышать, а он ведь даже ничего со мной не делает. — Друзья! — я кричу. — Друзья! Я не пойду с тобой, если ты продолжишь говорить мне эти вещи.

Он долго не говорит, я смотрю на свой экран, чтобы убедиться, что он все еще на связи.

— Что я говорил тебе об этом, Эстель? — он спрашивает, его голос имеет влияние надо мной, заставляя меня невольно дрожать.

 — Ничего, — шепчу я.

 — Ничего?

Я закрываю глаза на вызов в его голосе, зная, что должна была просто проигнорировать вопрос.

— Это не заставляет тебя хотеть, чтобы мы оказались наедине?

— С чего бы мне этого хотеть? — спрашиваю, надеясь, что мой голос звучит спокойно.

— Потому что, если бы мы были, я бы засунул руку под твое платье… — он делает паузу и шепчет. — В твои трусики.

— Кто сказал, что я их ношу? — говорю на одном дыхании.

— Ты не носишь трусики, непослушная Элли?

От улыбки в его голосе по щекам ползет румянец.

— Возможно.

— Если я протяну руку под твое платье и обнаружу, что это так, я не смогу устоять. Мне придется поднять твое платье, чтобы выяснить полностью ли ты голая под ним.

— И что, если? — спрашиваю тихо. Почему я играю в эту игру? Почему, почему, почему я занимаюсь этим? Почему мне это нравится?

— У тебя будет много неприятностей, — говорит он с грубым рычанием, которое заставляет мое сердце биться быстрее.

— Да? Какие? — дразню.

— Сначала я хочу попробовать тебя, — начинает он.

— Никаких поцелуев на свиданиях с друзьями, — издеваюсь с улыбкой.

— Я не буду целовать тебя в рот, — говорит он голосом, который заставляет мое сердце трепетать, прежде чем он продолжит, — я неторопливо поцелуями пройдусь по твоему телу вниз, пока не достигну твоих лодыжек, а затем медленно двинусь вверх, следуя языком по внутренней части твоих бедер…смакуя каждый сантиметр…

Его слова, как мурлыканье, и я задыхаюсь от яркой картины, которую он рисует для меня, как будто я чувствую его горячий язык на моей чувствительной коже.

— Я буду наслаждаться тобой, пока ты не попросишь мои губы и рот, чтобы трахнуть тебя…

— Оливер! — я пищу, стон слетает с моих губ. Я полностью просила об этом, я знаю, что я это сделала, но услышав настоящие слова от него, я чувствую себя слишком жарко, слишком обеспокоенной. Я перевожу дыхание и успеваю пропищать: — У тебя нет жизни, которую нужно спасти?

— Я на перерыве, — отвечает он небрежно, как будто он не говорил мне этих вещей. — Я на обеде.

— Ты занимаешься сексом по телефону во время обеда? — Мои глаза открываются и быстро мигают, чтобы приспособиться к свету в моей студии.

Он смеется.

— Я такой опытный.

— Окей… я отпускаю тебя, чтобы ты мог закончить свой обед.

— Тебе не обязательно. У меня сейчас такой жесткий стояк, что я должен спрятаться в этом темном шкафу, пока не смогу вернуться к своей работе.

Я вздыхаю, опустившись на сидение. Изображения его флирта со всеми медсестрами мелькают у меня в голове, прежде чем я смогу их остановить.

— Я уверена, что есть много желающих медсестер…больница готова помочь тебе с этим.

Снова тишина, затем резкий выдох.

— Хотел бы я, чтобы ты не думала обо мне так плохо.

— Хотелось бы, чтобы ты не допускал таких мыслей, но это жизнь, Бин.

— Я ненавижу, когда ты называешь меня Бином, — шепчет он, его голос внезапно превращается во что-то более глубокое, что-то более печальное.

— Причина? — Я шепчу в ответ, хотя совершенно одна.

— У меня есть свои причины, — говорит он, прежде чем откашляться. — В любом случае, проблема исчезла, поэтому не нужно вызывать подкрепление.

— Хорошо, хорошо…хорошего дня, — говорю я, не зная, что еще сказать.

— Тебе тоже.

Я положила телефон, и когда собиралась взять кусок разбитого стекла, чтобы начать скульптуру, мой телефон завибрировал.

Следующее правило: никакого Бина на свидании с другом.

Окей.

И цыпленка тоже. Только Эстель и Оливер.

Бабочки трепещут внутри меня.

E & O

Спасибо тебе. Это была тяжелая неделя. Мне нужна была улыбка сегодня.

Он говорит такие вещи, которые заставляют меня плакать. Я знаю, что его работа тяжелая и тот факт, что он хочет и дальше работать педиатром, как только закончит свою ординатуру, это то, чего я не могу понять. Видеть, каким расстроенным он был на днях, так не похоже на него. А теперь это сообщение? Это разбивает мне сердце.

Смайлик делающий реверанс: я тут весь день.

В своем платье?

Лол. В моем платье!

Никто из нас не отвечает после этого, улыбаясь, я продолжаю делать мое обычное разбитое сердце калейдоскопа. Он причина, по которой я начала делать это, хотя Уайт был тем, кто научил меня совершенствовать их, чтобы сердце не разваливалось. Я не могу не задаться вопросом: был ли это знак таким образом, но я не позволю этой мысли забраться слишком глубоко в мое сознание. Нет смысла верить в судьбу, если ты слишком упрям, чтобы сдаться. 

Глава 16

Мой дружеское свидание с Оливером будет в субботу. После нашего телефонного разговора мы не виделись, в основном, я была сосредоточена на покраске стен с Микой и Далласом. Оливер огласил мне три правила, которых я должна придерживаться на нашем свидании: удобная обувь, никаких коротких платьев и никакой помады. Мне стало смешно от последнего правила и, конечно же, я его не сдержала. Я надела джинсы, черные сапожки, белую майку с темно-зеленой курткой, в случае похолодания, выпрямила волосы и сделала макияж, а на губы нанесла красную помаду. Посмотревшись в зеркало, я улыбнулась своему отражению. До встречи с Уайтом я никогда не красилась помадой. Он был тем, кто предложил это, наряду с более взрослой одеждой. Мне понравились изменения. Он был старше меня и более осведомлен. Он прожил более полную жизнь, так что каждый раз, когда он делал предложение, я принимала это близко к сердцу. До Уайта я одевалась так, как хотела, - короткие платья, обтягивающие юбки, высокие каблуки. Он медленно избавил меня от этих вещей. Миа думала, что я идиотка. Она говорила, пока нам двадцать один, мы можем и должны хвастаться тем, что имеем.

 — Особенно ты, с телом танцовщицы, — говорила она. Раньше я носила кеды, одевалась более экстравагантно, а однажды даже проколола себе нос, но со временем я поменяла свой стиль в одежде. Я была благодарна Уайту за все, что он мне дал, но я решила, что не буду меняться.

Я спускаюсь вниз по лестнице, хватаю бутылку воды, делаю глоток и ищу закуски.

— Ты хорошо выглядишь, — говорит Вик, открывая холодильник.

Я поворачиваюсь и улыбаюсь.

— Спасибо.

— Идешь на свидание так рано?

Я смотрю на время, показывает десять часов. Оливер должен быть здесь с минуты на минуту. Я начинаю нервничать. Реальность медленно начинает заполнять мой разум. Оливер заберет меня на дружеское свидание с дома моего брата - своего лучшего друга. Очевидно, мы не думали об этом столько, сколько должны были. Мне двадцать пять. Я больше не ребенок, но для Виктора это абсолютное «нет-нет». Я знаю, потому что я слышала это снова и снова, он любит Оливера и даже представляет его как своего брата, ему бы не понравилась идея того, что он встречается со мной.

— Не свидание, — говорю я. — Я встречаюсь с Бином.

Виктор хмурится, осматривая мое лицо, но медленно кивает.

— Кажется, вас связала эта больничная фигня? — Он ставит это как вопрос. Очень любопытный вопрос. Слишком любопытный от моего брата-адвоката. Я натянуто улыбаюсь и киваю в ответ. Издается дверной звонок. Прежде чем он получит шанс сказать что-нибудь еще, я быстрее убегаю.

 — Увидимся позже, — кричу через плечо, хватая сумочку, и открываю дверь. Я выхожу наружу, даже не глядя на Оливера, который стоит так близко, что запах его одеколона окутывает меня. Мне нужно запереть дверь. Нам нужно удалиться отсюда, прежде чем Виктор выйдет и скажет что-то, что заставит нас забыть об этой дружбе навсегда.

— Торопимся? — Оливер говорит, смеясь, когда я ищу ключ в своей связке. Мои глаза приковываются к его темным джинсам, медленно следуют к узкой талии и к поло на его худом теле. Я смотрю на его лицо, покрытое щетиной, которая скрывает ямочки, и на длинные волосы, свисающие на скулы. Эти удивительные зеленые глаза горят. Черт. Он слишком хорошо выглядит для дружеского свидания. Его глаза остаются приклеенными к моим губам, когда я открываю их, чтобы ответить, и он открывает рот, чтобы сказать что-то одновременно со мной, но прежде чем любой из нас сможет что-то сказать, дверь открывается, и Виктор выглядывает.

 — Ух. Я думал, ты шутишь, — говорит он, глядя на Оливера.

— О чем? — я спрашиваю.

— Что случилось, чувак? — Оливер говорит в то же время, ударяясь кулаками с Виком.

— Она сказала, что встречается с тобой, но вела себя так, будто что-то скрывает от меня, поэтому я предположил, что она лжет.

Мое сердце грозит выпрыгнуть из груди, поэтому я смотрю в сторону.

 — Я не ребенок, Виктор, — огрызаюсь я, когда Оливер дает свой собственный ответ.

— Зачем ей что-то скрывать? — Оливер говорит, его голос полон смятения. — Ты что-то скрываешь от нас, Элли?

Моя голова дергается в его сторону.

 — Так мы едем, или вы, ребята, и дальше будете допрашивать меня? Это просто нелепо. — Я обращаю свой взгляд на Вика, который смеется и трясет головой, но всё же возвращается в дом.

— Повеселись с мисс Ворчливые штаны, — он кричит через плечо. Я показываю ему свой средний палец, что заставляет его смеяться. Я топаю вниз по ступенькам и направляюсь к черному Кадилаку Оливера. Я тяну за ручку, когда слышу его шаги, но дверь остается закрытой. Он останавливается рядом со мной, и я вижу ключи в его руке.

 — Я не собираюсь начинать свидание, дружеское оно или нет, с плохой ноты, — говорит он, заставляя меня смотреть на его красивое лицо.

 — Мне не очень нравится начинать дружеские свидания с допроса брата и

Дон-Жуана.

Его губы дергаются.

— Дон-Жуана?

— Ты понял, о чем я, — ворчу я, и это забавляет Оливера.

— Не знаю. Лучше тебе разъяснить, потому что у меня нет никаких идей.

— Оливер.

— Эстель.

— Ты знаешь правила - никаких поцелуев, никаких прикосновений, без шуток.

— И ты знаешь мои - никаких коротких платьев, никакой помады, но ты накрасилась красной помадой. Красный. И кстати, цвет свидания.

Я кусаю внутреннюю щеку, чтобы не засмеяться.

— Красный - цвет свидания?

— На этих губах.

Он смотрит в мои глаза какое-то мгновение, возникает ощущение, будто бы электрический заряд проходит по моим венам. Он разблокировывает машину и открывает мне дверь. Я сажусь внутрь и жду, пока он обойдет ее.

— Хорошая машина, — говорю я, когда он садится.

— Спасибо. Это подарок моего отца на выпускной.

Я киваю.

— Как он? — Я встречалась с его отцом только один раз, но слышала о нем достаточно.

— Он… хорошо. Женился. Он кажется счастлив, и его жена тоже хорошая. Она следит за его здоровьем, так что хорошо.

— Как твои мама и Софи? — Он быстро улыбается мне, прежде чем обратить свое внимание на дорогу вперед.

— У них все очень хорошо. Софи снова беременна, а Сандер с каждой минутой становится больше. Мама тоже хороша, она сократила работу и осталась у них, чтобы помогать Софи.

— Вау. Я впечатлена. Думаю, люди меняются.

— Ты удивишься на сколько, — говорит он низким голосом, который восхитительно действует на меня.

 — Итак, — говорю я, хлопая руками по бедрам. — Куда мы идем?

— Во-первых, завтрак. Потом виноградник.

Я поворачиваюсь к нему лицом.

— Ты пытаешься напоить меня на дружеском свидании?

Я могу сказать, что он очень старается не улыбаться и не смеяться.

— Ты накрасилась красной помадой на дружеское свидание.

Я смеюсь, вздыхаю и стону всего три секунды.

— Ты невозможен.

— Это все ты.

— Давай поговорим о чем-то другом, — говорю я, глядя в окно. — У этого автомобиля есть Bluetooth?

Оливер усмехается.

 — Да, Принцесса Эстель, проходит твою проверку?

Я перестала двигать рукой по приборной панели и положила ее обратно на колени, чувствуя, что румянец ползет по лицу.

 — Мне больше нравилась твоя старая машина, — говорю я. Брови Оливера поднимаются вверх, и он поворачивается, чтобы посмотреть на меня.

 — Тебе больше нравилась моя битая Максима, чем эта?

Я пожимаю плечами.

— Было более уютно. Это напоминает мне Бэтмобиль, и нет ничего плохого в Бэтмобиле, просто уютно.

Он трясет головой и что-то бормочет под нос, но начинает искать мой телефон, чтобы подключить его к Bluetooth. Он уже знает, что я хочу слушать свою собственную музыку, мне этого даже не нужно объяснять. Раньше я привозила свой собственный диск, когда была в машине с ним. Оливер слушает тяжелый рок и рэп, хотя я не против обоих жанров музыки, но больше предпочитаю классику. Группа Стива Миллера даже не дошла до припева, как их прервал звонок от Мии.

Оливер смотрит на меня с немым вопросом.

 — Если ты не против, — говорю я. Он нажимает на кнопку, сразу появляется голос Мии, и я даже не успеваю с ней поздороваться.

— Какое нижнее белье ты носишь? — спрашивает она. Мое лицо дважды за сегодняшний день горит со стыда. Краем глаза вижу, как Оливер прикусывает губу.

— Что? — спрашиваю я. — Миа, мы говорим по телефону!

— Не важно. Это срочно. Ты не слышишь истерический тон в моем голосе? Что ты носишь под одеждой?

Я смотрю на лицо Оливера, затем в окно, и, наконец, слегка тяну рубашку и смотрю, в какое белье я одета.

— Можешь отключить телефон? — говорю Оливеру, который отрицательно качает головой. — Пожалуйста. Это…Ужасно неловко.

— Просто ответь, — шепчет он.

— Кто это? — спрашивает Миа.

— Оливер. Мы в его машине, и ты на громкой связи.

 Она смеется.

— О мой Бог! Мне очень жаль, Бин!

— Что? — кричу я.— Не его смущают!

— Ох, но теперь он. Говори уже, в какое нижнее белье ты одета?

— Белый кружевной бюстгальтер и подходящие шортики, — говорю я, почти сквозь зубы, не спуская глаз с Оливера, прикованного ко мне одобрительным взглядом. Я хочу ударить, но знаю, что ничего хорошего из этого не выйдет, поэтому я просто скрещиваю руки на груди, как ребенок.

 — Ну, ты знаешь, что должна мне, — начинает она. — Мужская модель может прийти только в полдень. Ты будешь свободна в это время?

Я оглядываюсь на Оливера, который качает головой.

— Мы можем сделать это позже? Ну…в шесть? — говорю я, спрашивая больше его, чем ее.

— Элли! Это срочно. Мне нужно будет сделать много звонков, и никто не может быстро сняться, потому что они все в Лос-Анджелесе на каком-то модном показе.

Я вздыхаю и закрываю глаза, опираясь на подголовник.

— Можно я тебе перезвоню.

— Пожалуйста, дай мне знать в течение часа. Пожалуйста.

—  Хорошо.

 Оливер отключает звонок, когда мы припарковываемся перед маленькой хижиной у воды.

— Что это было? — спрашивает он, поворачиваясь лицом ко мне.

— У Мии будет фотосессия, и там пошло все не так, как она планировала, поэтому она попросила меня сняться в этой фотосессии, но теперь, видимо, не может найти парня.

— Ты хочешь сделать это? Я имею в виду, мы можем поесть и поехать туда…

 Я вздыхаю, глядя в окно.

— Я знаю, что это не то, что ты планировал для нашего дружеского свидания.

— Но ты хочешь быть там для своей подруги. Я понимаю, Элли. Мы можем поехать туда после.

Я поворачиваюсь к нему с улыбкой.

— Спасибо.

Он пожимает плечами, как будто это неважно.

— Ты голодная?

— Голодная.

 Мы входим внутрь и садимся на балкон в нескольких шагах от воды. Там есть группа серферов, натирающих свои доски воском, а другие в воде ждут хороших волн.

 — Все в порядке? — спрашивает Оливер, кивая на серферов.

 Я улыбаюсь.

— Прекрасно.

— Хорошо. Я не был уверен.

Понимание вспыхивает во мне, когда его глаза возвращаются к пляжу, полному серферов. — Мы можем говорить об этом. Я в порядке.

Он мягко улыбается.

— Я не хочу тебя раздражать.

— Я в порядке.

 Он кивает.

— Ты возвращалась после того, как это случилось?

— На пляж? — спрашиваю я,нахмурившись. — Конечно. Недавно была… пару дней после годовщины.

 Удивление вспыхивает в его зеленых глазах.

— Я хотел связаться с тобой после того, как это произошло. Мне жаль, что не сделал этого. Я следил через Вика, но я должен был быть там. Каждый раз, когда я думал о том, чтобы появиться в галерее или найти тебя, я…— Он вздыхает и отворачивается, оглядываясь на воду. — Я запаниковал.

 Когда приходит официантка, мы заказываем напитки и еду, я знаю, что могу просто не воспринимать все, что он сказал. Это невыход для того, чтобы сменить разговор на другую тему, но его слова продолжают играть в моей голове.

— Почему запаниковал? — спрашиваю я спокойно, отрывая кусок хлеба и намазывая его  клубничным вареньем, как делает это он. Я чувствую на себе его взгляд и смотрю, как он пожимает плечами.

— Потому что мы виделись последний раз.

— В доме моих родителей, — говорю я, кивая. Когда официант возвращается с нашими напитками, мы переводим тему, потому что это слишком для дружеского свидания.

— Итак, Доктор Харт, как дела в ординатуре? Как твои тесты? Как работа? —  спрашиваю я, улыбаясь. Оливер смеется, и на его лице появляются ямочки.

— Я рад, что все тесты позади, но думаю о них достаточно, если испорчу… чего я не сделаю, — добавляет он, подмигивая.

Я улыбаюсь.

— Нет, конечно, мистер совершенство.

— Доктор совершенство, — исправляет он, поднимая бровь.

 Мы смеемся над этим, но он быстро угасает, когда его взгляд снова становится серьезным.

 — Я могу спросить тебя кое о чем?

 — Конечно, — отвечаю я, когда официант приносит нашу еду. Он заказал яичницу с беконом, а у меня яйцо Бенедикт с авокадо. Мы двигаем наши тарелки к середине стола, чтобы делиться друг с другом, как мы это привыкли делать. Все так… естественно. Я улыбаюсь, наблюдая, как он откусывает авокадо с яйцом. Он стонет от чистого блаженства, а потом улыбается и отрезает кусочек, чтобы накормить меня. Я кладу руки на край стола и наклоняюсь к вилке, мои глаза на нем, как и его. Как только взрыв вкусов попадает на мой язык, я соответствую его стону и закрываю глаза.

 — Это так вкусно, — говорю я, заканчивая жевать. Я улыбаюсь, когда замечаю, что глаза Оливера все еще на моем рте.

— У тебя был вопрос, — напоминаю.

Он глотает и кивает.

 — Он действительно контролировал тебя? — спрашивает он. Я думаю, по моему лицу видно, как я опешила, и он быстро добавляет. — Если ты не возражаешь.

Я добавляю.

 — Я бы не сказала, что он контролировал…во всяком случае, не в плохом смысле… Я уверена, что Вик нарисовал тебе ужасную картину наших отношений, будто бы этот парень постоянно уезжает из города и оставляет ее одну, они не видятся по несколько дней, а затем возвращается и говорит ей, что она не может одеваться так, как обычно одевалась, и должна отказаться от танцевальных классов, — говорю я, имитируя сердитый голос моего брата. — Но он не заставлял меня делать такие вещи. Я делала, потому что хотела.

Лицо Оливера кривится, таким я его не видела. Это как огорчение или что-то вроде, я не знаю, но его вид заставляет мое сердце рухнуть.

Через мгновение я шепчу:

 — О чем ты думаешь?

Он смотрит на океан, и когда его зеленые глаза находят мои, этот взгляд не исчезает.

 — Я думаю… — Он останавливается, как будто думая, стоит говорить это или нет. Я киваю, поощряя его. — Я думаю о том, что не могу провести и дня, не услышав твой голос.

 Его ответ совсем не то, что я ожидала. То, как я себя чувствую, это не то, чего я ожидала. И тот факт, что мне нравятся обе вещи, приводит меня в замешательство.

— О чем ты думаешь? — спрашивает он через минуту.

— О том, что это не похоже на мое последнее свидание.

Оливер усмехается.

— С тем парнем Дереком?

— Почему у тебя такая хорошая память? — спрашиваю я, улыбаясь и покачивая головой.

— Ты собираешься с ним встречаться еще?

— Нет. Он определено не мой тип.

— И какой твой тип? — спрашивает он, его глаза падают на мои губы, которые я облизываю, потому что они пересохли.

— Определенного нет. Я просто знаю, что он не тот, — говорю я, пожимая плечами.

— Я думаю, что у тебя есть.

— Правда? — восклицаю. — Просвети меня, о, мудрый. Какой мой тип?

Оливер, сделав глоток воды, улыбается своей ленивой улыбкой и откидывается в кресле.

— Тебе нравятся парни с длинными волосами.

— Ты говоришь это только потому, что у Уайта были длинные волосы, — говорю я. Он кидает на меня взгляд. — И у тебя были длинные волосы.

— Есть,  — исправляет он.

— Раньше они были длиннее.

— Ты хочешь, чтобы я отрастил их обратно?

Я пожимаю плечами, игнорируя бабочек в моем животе.

— Для меня это не имеет значения. Что нравится Джен?

Оливер улыбается шире, потирая щетину.

— Я никогда не думал спросить ее мнения.

Я хочу запустить в него вилку из-за того, что он не отрицает своей связи с Джен. Его смешок вырывает меня из убийственных мыслей.

— Что? — звучу я более энергичной, чем есть.

— Ты такая милая, когда ревнуешь.

Мой рот раскрывается.

 — Я не ревную. Я никогда не ревную, никогда. Мне все равно, чем ты занимаешься в свободное время.

Он продолжает улыбаться мне, поднимая брови. Я закрываю глаза, когда чувствую жар на лице, потому что не могу смотреть на смех в его глазах.

— Элли, — говорит он. Я дергаюсь и открываю глаза, когда чувствую, как его большие руки ложатся на мои. — Я уже говорил тебе, что ни с кем не сплю. Теперь скажи мне, чего ты хочешь?

— Неважно чего хочу я. Спроси одну из медсестер.

Выплевываю и быстро сожалею об этом, потому что понимаю, что я действительно ревную. Оливер снова смеется.

— Их мнение тоже не имеет значение.

— Однако мой имеет, — я поднимаю бровь.

— Твой имеет, — отвечает он, его тлеющий взгляд начинает влиять на меня так, что я не могу справиться с этим.

— Какой мой тип? — спрашиваю я, убираю руки и ложу их на колени.

— Тебе нравятся мужчины постарше.

— Опять же, ты просто говоришь это, потому что Уайт был старше.

— Слишком старый, — утверждает он.

— Ничего подобного.

Его челюсть сжимается, и он косо смотрит на меня.

— Ты знаешь, как я был шокирован, когда узнал, что ты помолвлена с ним?

Мой живот сводит. Я знаю ответ. Я никогда не смогу забыть этого, но мне как-то удается покачать головой, желая, убраться отсюда, потому что я теряюсь в нем.

— Шокирован?

— Очень.

— Почему?

Оливер закрывает глаза и резко выдыхает. Как только он открывает их снова, официантка возвращается со счетом. Он платит, мы благодарим ее и выходим через боковую дверь на пляж.

— Я всегда думал, что ты моя, — говорит он. Его слова настолько тихие, что они почти теряются в порыве ветра, который обдувает наши лица, но я слышу их, как будто он кричит их мне. Что мне на это сказать? Как я могу ответить после стольких лет?

Я расслабляюсь, когда звонок Мии прерывает нас. Я закрываю глаза.

— Я забыла ей перезвонить, — говорю я ему…пляжу…прежде чем ответить.

— Элли, могу только в двенадцать. В другое время никто не может прийти.

Я смотрю на Оливера, который смотрит на меня, и отключаю телефон.

— Ты точно не против? Хочешь пойти со мной?

— И смотреть, как ты позируешь с другим парнем? — говорит он с улыбкой и пожимает плечами. — К черту. Почему нет?

Я обнимаю его и звоню.

— Я буду в двенадцать, но с Оливером.

Миа громко смеется.

— Это будет весело. 

Глава 17

Счастье - это просыпаться рождественским утром, кататься на новенькой машине или пить с друзьями… или даже первая утром чашка кофе, которая дает вам ложное ощущение, что, возможно, день будет потрясающим. Счастьем можно назвать много чего. Но раздеваться и знать, что ты согласилась на то, чтобы твой бывший любовник, или кем бы ни был, наблюдал за тобой в нижнем белье в постели с другим мужчиной, который тоже в нижнем белье? Это полная противоположность счастью.

— Элли, выходи сейчас же! — говорит Миа, стуча в дверь во второй раз. Я открываю ее немного, достаточно для того, чтобы высунуться и выйти в комнату. Кровать покрыта меховым одеялом, окно открыто, чтобы пропустить естественный свет, а в центре комнаты Оливер разговаривает с полуобнаженной моделью-парнем. Он продолжает кивать головой на то, о чем говорит ему парень-модель.

 — Этот парень гей? — спрашиваю шепотом Мию.

 — Марлон? — она спрашивает со смехом. — Определенно нет, по словам женщин, с которыми он работал раньше.

 Мои глаза расширяются. Я уже представляю, как его нежеланный стояк утыкается мне в задницу.

— Что это значит?

— Успокойся. Он настоящий профессионал. Я имею в виду, он трахал некоторых из них, после съемок. Не на моей кровати… на их.

 — О.

Я прикрываюсь халатиком и захожу в комнату. Марлон и Оливер поворачивают головы, чтобы посмотреть на меня. Оливер серьезно, в то время как Марлон улыбается будто бы модель Колгейт.

— Я Марлон, — говорит он, протягивая мне руку.

— Эстель, — отвечаю на рукопожатие.

— Я знаю, что ты раньше этим не занималась, так что расслабься, я позабочусь о тебе, — говорит он, притягивая меня к кровати. Я бросаю взгляд на Оливера, который поднимает брови и трясет головой.

 — Сколько это займет времени? —  спрашиваю у Мии.

 — Около часа, так что устраивайся поудобнее, Бин.

 — Я не уверен, что это сейчас возможно.

 Миа смотрит на него с ухмылкой.

— Не хочешь взять на себя роль Марлона?

Пока Оливер обдумывает это предложение, Миа говорит мне снять халат, что я и делаю. Взгляд Оливера скользит по моим голым ногам. Марлон уже сидит посреди кровати, поправляя свои боксеры.

— Я могу? — говорит внезапно Оливер. С широко раскрытыми глазами я смотрю на него через плечо.

— Ты серьезно? — спрашивает Миа, смотря на него.

— Если Элли не против. Я здесь не для того, чтобы срывать тебе съемку.

Миа дважды не обдумывает, прежде чем сказать ему.

 — Сними свою рубашку. Мне нужно убедиться, что ты все еще в хорошей форме, пока я не выкинула Марлона.

Я собираюсь вставить свои две копейки, когда Оливер стягивает поло через голову, и мои слова, вместе с моим зрением, теряются от вида его обнаженного тела.

— Да, все еще горячо, — говорит Миа. — Марлон, убирайся с кровати. Ты не нужен.

— Что? — спрашивает он с недоверием. — Что значит я не нужен?

— Извини. У тебя и Элли нулевая химия, а мне нужна большая химия на этой съемке.

— Мы только что встретились, — рассуждает он, вставая с кровати.

— И я уже вижу, что химии нет, — говорит Миа. — Я позвоню тебе на следующей неделе, когда Миранда вернется, и запланирую что-нибудь.

— Хорошо, — говорит он, пожимая плечами. — Повеселись, — говорит он мне и уходит, чтобы одеться. Миа поворачивается ко мне и говорит:

— Просто для ясности, я бы не вышвырнула его из постели при нормальных обстоятельствах, если вы понимаете, о чем я.

 Я смеюсь.

 — Я бы тоже.

 Оливер прочищает горло позади меня, и я смотрю на него с улыбкой.

 — Хорошо, Олли, раздевайся и ложись на кровать. Элли, устраивайся поудобнее. Хотите музыку? Я включу в любом случае, так что просто кивните.

— Ты такая больная.

Я смеюсь, когда она нажимает на свой iPod, и играет Pearl Jam- Just Breathe. Я смеюсь и смотрю на нее.

— Ты собираешься слушать именно эту музыку?

 Она пожимает плечами.

— Моя съемка - мои правила.

Оливер подходит к кровати только в черных боксерах и больше ничего. Мне нужно собраться, чтобы не поглощать его тело своими глазами. Он не очень мускулистый, как Марлон, но он прекрасен, Калифорнийский серфер-бывший-бейсбольный-питчер. Он садится на кровать и практически ползет ко мне, как чертов лев, и я начинаю чувствовать себя, как кошка в тепле, поэтому отвожу свой взгляд в сторону.

 — Ты в порядке? — спрашивает он, достаточно тихо, чтобы слышала только я. Я киваю, все еще не смотря на него. — Ты не чувствуешь, что я захватил съемку, верно? Или я все контролирую? — спрашивает он.

 Я встречаюсь с его нахмуренным взглядом и понимаю, что не чувствую этого вообще, несмотря на то, что он вроде как немного контролирует…вроде…правильно? Я имею в виду, он проклятый доктор, а не модель. Это даже не его мир!

— Я не сержусь, если это то, о чем ты спрашиваешь.

— Это не то, о чем я спрашиваю.

Он усаживается так, что его ноги вокруг моего тела, не касаются меня, но просто…вокруг, а мои ноги вместе и согнуты. Я пододвигаю их к себе и кладу подбородок на колени.

 — Ты другой человек, знаешь, — шепчу я.

 Улыбка появляется на его губах.

 — Значит, ты согласна с тем, что это было хорошее решение - отправить модель дальше трахать женщин, которых он сейчас снимет?

— Я этого не говорила, — отвечаю я, скрывая свою улыбку за ногой.

— Но ты согласна. Я знаю тебя, — тихо говорит он, проводя рукой по моей ноге так, что достигает моей руки, лежащей на колене. Он держится за кончик моего безымянного пальца, и мне вспоминается последний раз, когда он касался его.

 — У тебя одержимость моим безымянным пальцем. Ты заметил?

Он внезапно отпускает мою руку.

 — У меня?

Я киваю, не нарушая зрительный контакт.

— Ты всегда прикасаешься к нему.

 Он ничего не говорит, но что-то в его глазах заставляет мои внутренности сжаться, а его слова, сказанные раннее, возвращаются ко мне… «Я всегда думал, что ты моя». Хотелось бы набраться смелости и спросить его об этом, но я так и не могу решиться это сделать. Щелчок камеры Mии прерывает нас.

 — Хорошо, давайте приступим, я немного введу вас в курс дела, но хочу, чтобы это было настолько естественно, насколько это возможно. Мы сделаем пару снимков, где вы смотрите друг на друга, а потом решим, как действовать дальше.

 — Я немного обеспокоена твоим «потом решим, как действовать дальше», — пробормотала я, вызвав смех у Оливера.

 — Хорошо, дорогие, пусть все это сексуальное напряжение выйдет и поиграет, — говорит она, уходя. Мы с Оливером смотрим друг на друга с широко раскрытыми глазами, недоумевая, во что мы ввязались. Или, по крайней мере, я думала, что мы оба задаемся этим вопросом, его шок быстро исчезает, взгляд темнеет, а у меня все еще остается это трепещущее чувство, когда Миа уходит, чтобы открыть жалюзи. Внезапно меня осенило, что я нахожусь с Оливером, оба мы в нижнем белье и окружены расслабляющей музыкой. Я делаю глубокий вдох.

— Ты в порядке? — спрашивает он, его голос слишком низкий, слишком хриплый. Когда его пальцы пробегают по моим, я начинаю дрожать, закрываю глаза и просто киваю. Кровать прогибается, и я чувствую, что он приближается. Когда я снова открываю глаза, его нос почти касается моего.

 — Прекрасно! — говорит Миа. — Держите эту позу!

 Взгляд в его глазах приковывает меня. В любом случае я даже не могу думать о том, чтобы моргнуть.

 — Элли, не возражаешь, если я тебя попрошу снять свой лифчик? — спрашивает Миа, Оливер резко вздыхает, а его глаза расширяются. — Их не будет видно на снимках, обещаю.

 — Хммм…. хорошо.

Я не стесняюсь своей наготы, но должна признать, что все это заставляет меня нервничать.

— Помочь снять его? — спрашивает Оливер.

Нет.

— На самом деле, это были бы хорошие фотографии, — говорит Миа, и я поворачиваюсь, чтобы взглянуть на нее. Она пожимает плечами. — Что? Бин, ты же видел ее сиськи раньше, верно? Ты не возражаешь?

 — Это определенно самая неудобная форма наказания. Думаю, в следующий раз я выберу порку, — говорю я Мии, улыбаясь, и Оливер смеется. Я опускаю голову, когда он обнимает меня и находит застежку моего лифчика.

 — Тебе нужно смотреть на него, — говорит Миа. Я вздыхаю и от того, что вижу в его взгляде, понимаю, что потребуется вся моя сила воли, чтобы не отвернуться и не закрыть глаза.

Его пальцы расстегнули мой бюстгальтер, и как только он ослаб, Оливер поднял руки к моим плечам и медленно спустил лямки по моим рукам, пытаясь не соприкоснуться с моей кожей. Мой живот скрутило, мое сердце в горле, и я чувствую, что могу вырвать из-за нервов, циркулирующих внутри меня прямо сейчас. Я очень сильно молюсь, чтобы этого не случилось.

 — Хорошо? — шепчет он, дыша мне в рот.

— Отлично, — шепчу я, и наши носы слегка соприкасаются.

— Элли, положи свою правую руку на свою грудь, как будто ты их закрываешь. Бин, продолжай смотреть на нее так и пригладь свои волосы с моей стороны, — говорит Миа. Я полностью потерялась в его глазах. Я загипнотизирована тем, как он справляется со мной, глядя на меня. Я не могу ничего сделать, кроме как дышать и смотреть вперед.

 — Ты такая красивая, — говорит он. Его гортанный голос, смешанный с похотью в глазах, заставляет мой живот падать, а губы открыться. Оливер воспринимает это как приглашение приблизиться и прикоснуться к моим губам.

 — Отлично, — говорит Миа, напоминая мне, что у нас есть аудитория. — Дерьмо. Я скоро вернусь. Я забыла резервную батарею в машине.

Я отодвигаюсь, не отрывая глаз от него, и опускаю руку с груди. Ему очень тяжело не смотреть вниз. Я улыбаюсь, задаваясь вопросом, сколько времени потребуется, чтобы его глаза опустились, но они этого не делают. Он продолжает смотреть мне в глаза, прикасается к моим волосам, щекам…Он двигается вперед и раздвигает ноги по обе стороны от меня так, что наши полуобнаженные тела почти касаются друг друга.

— Как думаешь, долго ли еще нам нужно это делать? — шепчу я, перевожу свое внимание то на его рот, то на глаза.

— Не знаю. Как бы я хотел, чтобы это заняло целый день.

— Это определенно интересное дружеское свидание, — говорю я с улыбкой. Он вспыхивает своей очаровательной полуулыбкой.

— Ты все еще думаешь, что это дружеское свидание?

Дверь открывается и закрывается. Мы поворачиваем головы к Мии, при виде нас она резко остановилась.

 — Вот, черт. Эта поза! Если я смогу сделать пару снимков с этой позой, то я думаю, что работу можно считать оконченной.

Мы с Оливером снова сталкиваемся взглядами, когда она настраивает камеру.

— Почему ты это сделал? Поменялся с Марлоном. Я имею в виду, кроме чрезмерной опеки, старшего брата.

Он озадаченно смотрит на меня, что почти выглядит смешным с тем, как его челюсть отпала.

— Ты думаешь, что я тебе как старший брат?

Я пожимаю плечами.

— Ты скажи.

— Элли, я сижу в постели, с практически обнаженной тобой, делая все, что в моих силах, чтобы удержаться, потому что у нас есть аудитория, и, как ты видишь, ничего не работает. — Я смотрю вниз на большую выпуклусть в его боксерах. — Да. Очевидно, я не вижу тебя как свою младшую сестренку. Я даже не могу поверить…— он останавливается раздраженный.

— Хорошо. Посмотрите друг на друга, — говорит Миа. — Поза, держите ее.

 Его рука возвращается к моим волосам, мои снова опускаются на грудь, и мы смотрим друг другу в глаза.

— Я так сильно хочу поцеловать тебя сейчас, — шепчет он мне в губы.

— Не надо, — говорю я, тяжело дыша. — Правило.

— Мне не нравятся правила.

— Оливер, пожалуйста, не надо.

— Мне нравится, когда ты называешь меня Оливером, — говорит он, его нижняя губа оказывается между моими. Он не двигается, просто ждет, когда я сомкну свои губы и поцелую его. Затем он стонет и впивается в мой рот, прежде чем я понимаю, что происходит, я оказываюсь на спине, а он на мне, углубляя поцелуй, который не должен был произойти. Но когда его язык касается моего, а пальцы в моих волосах, я не могу не ответить взаимностью, наши тела переплетаются друг с другом. Только когда мы слышим громкий кашель, мы отрываемся друг от друга.

— Что ж… это было… — говорит Миа, размахивая руками. — Могу честно сказать, что я видела многое на съемках, но это, безусловно, было самое горячее зрелище из всех. Ладно, милые, здесь мы закончили. Идите одеваться. Элли, нам нужно поговорить.

Оливер встает с меня и притягивает к себе. Мы оба до сих пор переводим дыхание после поцелуя, но теперь, когда снова загорелся свет, и момент прошел, я чувствую тяжесть случившегося и не могу заставить себя взглянуть на него. Вместо этого, я поворачиваюсь, пытаясь найти свой халат, надеваю его и встаю. Подойдя к ванной, я не смотрю на Оливера. Во всяком случае, это то, что мы делаем. У нас бывают моменты, а потом ничего. И это даже не должно было быть моментом, так что мне некого винить, кроме себя, за то, как мое сердце готово разорваться в любую минуту. В ванной я смотрю в зеркало и прикладываю руку к губам. Почему он заставляет меня чувствовать себя так каждый раз? Я закрываю глаза, вспоминая Уайта, его губы, прикосновения, и чувствую себя виноватой за то, что у меня есть этот момент с человеком, которого он никогда не одобрит. Не то, чтобы Уайт знал Оливера, но он знал о нем. Он узнал от меня об Оливере, когда мы впервые встретились, и после этого он просто никогда ему не нравился. Он был в ярости, когда узнал, что я пригласила его на торжественное открытие галереи, потому что он сказал, что Оливер не заслуживает того, чтобы дышать тем же воздухом, что и я. Он сказал, что я слишком хороша для кого-то вроде него. В то время я верила этому, потому что, когда мы хотим во что-то поверить, мы это и делаем. Уайт любил меня, несмотря на мое разбитое сердце. Я любила его из-за Оливера. Но теперь я вернулась на круги своя и не могу понять, осталось ли во мне хоть что-нибудь, что сможет заставить меня снова любить. 

Глава 18

Я выхожу из ванной и вижу Мию с Оливером, ведущих тихий разговор. Судя по выражению ее лица, она говорит ему держаться от меня подальше, как будто я какая-то девица, попавшая в беду и не умеющая за себя постоять. Когда они слышат, как я приближаюсь, они перестают говорить и снова обращают внимание на камеру в ее руке.

 — Фотографии невероятные, — кивает она, поворачивая камеру, чтобы я могла увидеть их.

 — Вау. Не могу поверить, что это мы. Мы выглядим так… — Мои глаза обращаются на Оливера, который смотрит на меня, и я хочу потеряться в его взгляде. Я быстро отворачиваюсь и возвращаюсь к просмотру остальных снимков.

— Это тебе не навредит? — спрашиваю я, глядя на него снова. — Я имею в виду, для работы. Для твоей ординатуры или будущей работы.

Он пожимает плечами и смотрит на фотографии.

— Я хочу копии.

— Зачем? — спрашиваю немного оборонительно.

— Ваши лица будут светиться не так много, — говорит Миа, прерывая нас. — Поверьте мне, когда я закончу редактировать, вы оба захотите их заполучить.

— Для какого журнала они? — спрашиваю я.

— V!

— Черт возьми, — дышу я, глядя на Оливера, который выглядит впечатленным.

— Я знаю. Я так взволнована!

— Да. Прекрасно. Меня сейчас стошнит, — тихо говорю я.

— Почему? Это красивые фотографии.

— Да, но я позирую с полуголым лучшим другом Виктора!

— И? — говорит она.

 Я смотрю на нее как на сумасшедшую и обращаю свое внимание на Оливера, который смотрит в другую сторону. Конечно, он об этом не думал.

 — Когда их напечатают?  — спрашиваю я.

 — В… месяц? Прямо перед днем Благодарения.

 Я киваю. Думаю, если я расскажу об этом моим родителям и Виктору, прежде чем они смогут это увидеть, все будет не так уж плохо. Виктору обязательно понадобится время, чтобы это осмыслить.

— Окей. Что еще нужно?

Миа смотрит на Оливера.

 — Мне нужно поговорить с Элли. Я могу отвезти ее домой, если хочешь.

 Он смотрит на меня, почесывая затылок. Я пожимаю плечами, он пожимает плечами, а затем говорит:

— Конечно, — прежде чем поцеловать нас в щеку и уйти.

Тогда я начинаю чувствовать себя убийственно. Как он смог просто уйти?

 — Ты можешь поверить в это дерьмо? — Я говорю после того, как он уходит. — Мы просто сделали это. — Я смотрю на кровать. — И он уходит в середине нашего свидания сразу после того, как мой брат и вся общественность увидят эти фотографии. Я даже не знаю, почему я беспокоюсь.

Миа закатывает глаза.

 — Ты точно знаешь, почему беспокоишься. Он как твой наркотик. Независимо от того, как далеко ты идешь или какие сумасшедшие меры принимаешь, чтобы держаться подальше от него, вы всегда возвращаетесь туда, откуда начали.

— Не в этот раз, — говорю я категорично. — На этот раз ничего не произойдет.

Миа смеется.

 — Элли, то, что я только что увидела, говорит об обратном, — говорит она, размахивая камерой. — Ты не справишься с этим.

— Это не имеет значения.

— Ты сказала, что тебе нужно двигаться дальше.

— Да, но не с ним. Ты сама сказала, что это плохая идея.

— Может быть, я ошибалась. Может, это неплохая идея.

— О, правда? — Я закатываю глаза. — Ты поняла это после нескольких фотографий?

— Нет. Я поняла все это после разговора с ним. Я думаю, он повзрослел.

Я неистово машу в сторону двери.

— Он только что ушел! Снова!

Миа пожимает плечами.

— Да, потому что я попросила его. Ты чувствуешь себя виноватой за мысли переспать с кем-то?

— Я так не думаю. Думаю, я боюсь только его самого.

Миа наклоняется и обнимает меня.

— Любовь должна быть пугающей.

— Любовь должна быть комфортной, — отвечаю я.

— Ты действительно в это веришь?

— С Уайтом было комфортно.

— Уайт не доводил тебя до истерик, не заставлял тебя разбивать свои новые тарелки Айзека Мизрахи, потому что он не звонил или не появлялся в течение нескольких недель, когда ты узнавала, что он будет жить в четырех часах езды.

Я опускаю руки и смотрю на нее, как будто она сказала самое важное в жизни.

— Как ты думаешь, можно любить совершенно по-разному?

— Ты имеешь в виду: влюбиться без памяти или просто любить? — спрашивает она. Я пожимаю плечами, посмотрев на дверь.

 — Да, как любовь родственных душ и просто любовь.

— Любовь родственных душ? — она спрашивает, смеясь. — Насколько я могу судить, единственная моя родственная душа - это ты. И Роберт, возможно, раз он мой близнец.

 — Я не знаю… В смысле, я не хочу думать, что я не любила Уайта. Это заставляет меня чувствовать себя так плохо, понимаешь? Он умер таким молодым, и меня огорчают мысли о том, что я не была любовью всей его жизни.

— О, милая, — говорит Миа, притягивая меня к себе, когда мы идем к машине. — Но ты его так сильно любила. Ты так много бросила ради него, Элли. Танцы, друзей, время, которое ты проводила со своей семьей…

— Да, но он мне тоже многое дал. Мастерская…он научил меня оттачивать свое мастерство… и он оставил мне свой дом.

— Я не говорю, что он не был хорошим парнем для тебя, но был ли он всегда твоим? Ты же знаешь, я не согласна с этим.

Мы едем в тишине, а затем начинаем петь Taylor Swift, которую мы обе любим. Когда мы добираемся до дома моего брата, мне немного обидно, что машины Оливера там нет. Он действительно сбежал. Снова. Невероятно. Только после того, как я принимаю душ и залажу в постель, понимаю, что не могу оставить это. Не в этот раз. Я отправляю ему сообщение и смотрю на свой телефон, пока он не ответит.

Не могу поверить, что ты сбежал.

Миа сказала, что вам нужно поговорить. Я бы остался, если бы ты этого хотела.

Я хотела этого.

Почему?

Я смотрю на телефон, как будто он объяснит, почему мужчины так глупы, и решаю не отвечать ему. Бросаю его на тумбочку и натягиваю одеяло на голову. Солнце только садится, но я чувствую себя истощенной. Я сплю, пока что-то не будит меня…шепот у моего лица… руки на голове. Мои глаза открываются, и я быстро поднимаюсь.

— Это я.

 Я задыхаюсь и смотрю на Оливера рядом со мной.

— Что ты здесь делаешь? — шепчу, глядя в приоткрытую дверь. — Где Вик?

 Он пожимает плечом и кладет палец на мои губы, чтобы заставить меня замолчать.

 — Он уже отключился. Я могу остаться?

Я нахмурилась.

— Что случилось с твоей кроватью?

— Тебя в ней нет.

Я отодвигаюсь от него, так как мое сердце гремит.

— Я даже не видела твоей кровати.

— А хотела бы? — спрашивает он, понижая свой голос.

— Перестань так на меня смотреть.

— Как, милая Элли? — спрашивает он, пытаясь скрыть улыбку.

— Как будто хочешь меня съесть целиком.

— Никогда не думала, что я хочу это сделать? — Он приближается, и я задерживаю дыхание. — Без глупостей сегодня. Я обещаю. Слово скаута.

— Ты никогда не был Бойскаутом.

Он усмехается.

— Хорошо, но я обещаю, что ничего не буду делать. Я просто хочу быть с тобой сегодня.

— В последний раз, когда ты это говорил…

— Я был идиотом.

 Я закрываю глаза.

— Что насчет моего брата?

— Что насчет него?

— Что, если он придет сюда и увидит тебя?

Рука Оливера сжимает мою талию, и он тянет меня к себе, сталкиваясь носами.

— Чтобы ты хотела, я сделал, если он увидит?

— Я не знаю, — прошептала я, и мое дыхание сковал его темный взгляд.

— Ты хочешь, чтобы я сказал ему, что ты все, о чем я думаю? — спрашивает он шепотом. Я качаю головой, и наши носы соприкасаются. Я не готова к тому, чтобы Виктор узнал об этом.

— Скажи мне, почему ты хотела, чтобы я остался.

— Потому что мы не закончили с нашим дружеским свиданием.

Оливер усмехнулся.

— После этого дружеского свидания мне пришлось вернуться домой и принять самый долгий душ в моей жизни.

— Мне тоже, — говорю я шепотом, щеки горят, когда я смотрю на него сквозь ресницы. Его лицо становится совершенно серьезным, и он стонет.

— Боже, Элли, зачем ты мне это сказала?

Я смеюсь.

— О чем? Что я трогала себя, думая о тебе?

 Его глаза немного прикрылись.

— Если ты хочешь, чтобы я сдержал слово, нам нужно прекратить этот разговор.

— Ладно, — я усмехаюсь и поворачиваюсь спиной к его груди. Он прижимает меня к себе.

— Расскажи мне историю, — говорю я, зевая.

— Какую? — бормочет он, целуя меня в голову.

— Любую. Как и те, которые ты мне рассказывал, когда мы были молоды.

— Хорошо, — он делает паузу и крепче меня обнимает. — Жила была маленькая девочка по имени Кассия. Обычно она гуляла в одиночестве и говорила сама с собой.

Я толкаю его.

— С растениями, а не с собой.

 Он смеется.

 — О, верно. Раньше она говорила с растениями. Однажды маленький мальчик по имени Джетер спросил ее…

— Джетер? — спрашиваю я, глядя на него через плечо. — Как бейсболист?

Оливер смеется и качает головой, прижимаясь ко мне.

— Я и забыл, сколько еще раз ты меня будешь перебивать, — говорит он мне в шею.

— Ну, ты всегда говорил о том, какая я странная, потому что слушаю твои истории.

Его вздох посылает дрожь по моему телу.

— Хорошо, тогда перейдем к шуткам.

Я стону.

— Ненавижу твои шутки.

— Ты не можешь мне это говорить! — издевается он, когда его руки тянутся вниз по моему телу. — В чем ты?

Мои глаза открылись, и я рада, что мы в темноте.

 — Это одна из рубашек Уайта, — шепчу я.

Руки Оливера перестают двигаться по моему животу.

— Ты много его вещей хранишь?

Я отвернулась и обхватила подушку. Он делает то же самое.

 — Только рубашки. Я отдала его родителям фотографии и другие вещи, которые я не хотела видеть, но никак не могу избавиться от рубашек.

 — Это потому, что ты скучаешь по нему? — спрашивает он.

 — Плохо, что на днях меня интересовал этот же вопрос? Что все эти вопросы внезапно появляются у меня в голове?

Оливер проводит тыльной стороной ладони по лицу.

 — Какие?

 — Ты действительно хочешь знать?

 — Конечно. Я хочу знать все, что ты хочешь мне рассказать.

Я молчу еще немного и снова удивляюсь, почему он действительно занял место Марлона на фотосессии. Может быть, он просто защищал меня, на самом деле, это не был его способ пометить территорию. В конце концов, это Оливер. Он действительно не помечает территорию, он просто перемалывает на бульдозере и уходит, прежде чем он даже заметит повреждение.

 — Хорошо. Ну, когда он только умер, я чувствовала, что не могу дышать, особенно ночью, когда была одна, но со временем все стало лучше…

 — А теперь?

 — А теперь, иногда я совсем не скучаю по нему, — шепчу я. Я чувствую себя неблагодарной…неверной. Как будто это позорные мысли, не говоря уже о том, чтобы озвучивать их вслух, особенно Оливеру. Я поворачиваюсь и снова погружаюсь в тепло Оливера.

 — Это нормально если ты будешь счастлива после него. Ты знаешь это? — говорит он, снова мне в шею.

Я глотаю.

 — Полагаю, что так. Иногда я чувствую себя виноватой. Мы жили вместе. Мы были помолвлены. Это большое обязательство.

Оливер долго молчит, прежде чем заговорить.

 — Долгое время я не мог себе представить, что когда-нибудь женюсь. Ни для кого не секрет, что у меня всегда было отвращение к обязательствам, — тихо говорит он. — Не считая университета или работы, но женщины…повзрослев, я так и не нашел того, с кем хотел бы связать свою жизнь. — Он шепчет последнюю часть, и мое сердце поднимается к горлу, прежде чем он продолжит. — Кроме одной девушки. Она всегда смотрела на меня, как будто я был кем-то, хотя это не так. И конечно, удача на моей стороне, она та девушка, с которой я могу попытаться это сделать, но я не могу этого иметь. Я так старался держаться от нее подальше. — Он целует мое плечо. — Я постоянно напоминал себе, что произойдет, если мой лучший друг узнает о моих чувствах. Я держал их при себе так долго, даже после того, как девушка попросила меня поцеловать ее. И после того, как я спросил у девушки разрешения на поцелуй. И после того, как она позволила мне прикоснуться к ней в ванной на вечеринке. И после того, как она коснулась меня в чужой спальне.

— Почему ты никогда не рассказывал ей о своих чувствах? — шепчу я. Он прижимается лицом к моей шее, и я закрываю глаза, когда чувствую его дыхание.

— Потому что я был идиотом.

— Эй, Оливер?

— Да?

— Я могу спать сегодня в твоей рубашке? — шепчу я. Он сжимает меня сильнее и зарывается головой мне в волосы. Я собираюсь взять слова обратно и сказать, что я просто пошутила, когда он убирает руки и садится. Я слежу за его движением и смотрю сквозь тьму, как он стягивает рубашку со своей головы. Я делаю то же самое, медленно стягивая через голову, и бросаю ее к шкафу, в самый дальний угол комнаты.

 — Эй, Оливер, — шепчу я снова.

 — Да, Элли? — он шепчет в ответ. Я могу чувствовать, как его грудь поднимается и опускается.

 — Я хочу, чтобы ты прикоснулся ко мне. — Я закатываю глаза. Не потому, что я стесняюсь, а потому, что у меня не было этого так долго. Так, так долго. И я боюсь, какой будет его реакция. Хуже того, я боюсь, что он откажется. Он откидывает голову назад и выдыхает. Когда я думаю, что он скажет мне, что не может, или что мой брат может проснуться в любой момент, или что ему нужно идти, его руки протягивают и хватают меня. — Только если ты хочешь, — добавляю я, когда его руки перестают двигаться. От его глубокого хихиканья трясется кровать.

— Только если я захочу, — повторяет он, прислонившись ближе, его руки проходятся по моей груди с обеих сторон. — Боже, Эстель, ты не знаешь, как сильно я этого хочу.

Он подталкивает мое тело вперед, что я держусь за его плечи. Его большие руки прямо под моей грудью, поэтому я наклоняюсь немного больше, надеясь, что он поймет намек. Его смех дает мне знать, что он понял намек, но полностью игнорирует его.

 — Бин, пожалуйста, —  шепчу, сильнее впиваясь в него руками.

 — Бина сейчас нет, — шепчет он, опуская голову и оставляя нежные поцелуи от шеи до ключицы, через плечо и обратно.

— Оливер, пожалуйста, — говорю я, откидывая голову назад, когда его губы достигают впадины моего горла.

— Скажи мне, чего ты хочешь, детка. Скажи мне, где ты хочешь, чтобы я тебя касался, — он проурчал голосом, который заводил меня.

 — Везде… Везде.

Его руки, наконец, движутся наверх так, что легко задевают мои соски, пропуская дрожь через все мое сердце.

 — Еще, — говорю я, толкая его на кровать, чтобы оседлать его ноги. Я трусь об него, когда целую в губы. Он стонет мне в рот, погружая в него свой язык и исследуя, как голодный человек, ищущий свою еду. Однако давление его рук не увеличивается. Он просто продолжает мягко исследовать мое тело, как будто я сделана из стекла. Его пальцы порхают вверх и вниз: над моей грудью, вдоль моей шеи, вниз по моему животу, и останавливаются прямо над резинкой моих трусиков.

— Пожалуйста, продолжай, — говорю не своим голосом. Мои ноги дрожат, а он даже не прикоснулся к ним. Оливер отодвигает голову назад и вытягивает мое лицо на лунный свет, проходящий через окно. Он осматривает мое лицо, и я отчаянно киваю, когда он улыбается.

— Если я сделаю это, мы продолжим наше дружеское свидание? — спрашивает он. Тот факт, что он может шутить, в то время, когда мне кажется, что я разваливаюсь - немного бесит, поэтому вместо ответа, я хватаю его руки и толкаю их, намекая.

Оливер качает головой.

— Это все еще дружеское свидание?

— Я не знаю, —  шепчу, довольно громко, мое нетерпение вырывается наружу. — Мне все равно. Просто прикоснись ко мне!

Он улыбается и залазит рукой в мои трусики, его стон соответствует моему, когда он понимает, насколько я уже мокрая.

— Ты опасна для моего здоровья. Ты знаешь это?

— Тогда хорошо, что ты врач, — я хнычу, когда он вставляет свой палец в меня. Он делает круговые движения, которые заставляют мои глаза закрыться.

— Тебе это нравится? — он спрашивает мне в шею. Увеличивая темп, когда я киваю. Мои руки двигаются с его плеч, вниз по груди и в боксеры. Прежде чем он что-нибудь скажет, я накрываю рукой его длину и сжимаю.

— Иисус, бл*дь, Христос, Эстель, — он стонет, смещая свой вес, чтобы дать мне лучший доступ.

— Ты такой твердый, — шепчу я, наклоняясь вперед, чтобы поцеловать его снова.

— Ты такая влажная, — говорит он мне в губы.

— Ты такой большой, — говорю я. Я забыла, как он выглядел и чувствовался. Он посмеивается, когда я продолжаю двигать рукой, соответствуя его ритму.

 — Ты такая тугая, — стонет он, обводя мой клитор большим пальцем, пока двигает другими пальцами внутри меня.

— Я собираюсь…Я собираюсь…

 Я задыхаюсь перед тем, как в глазах запылают яркие огни. Я продолжаю двигать рукой, пока он стонет, и я чувствую горячую жидкость на руке. Мы сидим так мгновение, без слов, только тяжелые звуки дыхания. Наконец, он целует меня в лоб и встает, чтобы очиститься. Я не знаю, ожидает ли он, что я последую за ним, но, когда я смотрю на его широкие плечи, выходящие из комнаты, я не могу не задаться вопросом: было ли это ошибкой. Он приносит влажное полотенце и тщательно вытирает мне руки, и когда он возвращается снова, то занимает место рядом со мной. Никто из нас не говорит ни слова, пока мы успокаиваемся, его руки вокруг меня, будто я лежу в маленьком коконе, который, возможно, был сделан для моего тела.

— Мне нравится держать тебя в своих объятиях, — говорит он, обдавая своим дыханием мое ухо.

 Мои глаза закрываются.

— Мне тоже.

 Слишком сильно. Слишком сильно.

— Сегодня мы нарушили много правил.

— Нарушили. И очень много, — говорю я, улыбаясь в темноту.

— Когда мы пойдем на следующее дружеское свидание?

— Сегодня ты спишь в моей постели, — напоминаю я ему.

— Ты накрасилась красной помадой.

Я смеюсь.

— Ты со своей дурацкой помадой.

— Я просто сказал, что женщина красит этот цвет на свидание, когда хочет перепихнуться.

Я качаю головой и смеюсь, он тоже смеется, держа меня крепче. Какое-то время мы молчим, и я думаю, что он заснул. Чувствую себя расслабленной, и сон начинает забирать меня. Когда я просыпаюсь на следующий день, солнце бьет в мое лицо, я одна в постели. Чувство грусти заполняет меня, но я отталкиваю его в сторону. Я сама это сделала. Я попросила об этом. Я подтолкнула его. Эти мысли не облегчают боль, которую я чувствую. Я снова закрываю глаза и выдыхаю. Когда я открываю их обратно, я вижу брошенную рубашку Уайта в углу. Возможно, он не был идеальным человеком, и у нас было много разногласий, но Уайт никогда не заставлял меня чувствовать не особенной для него. Он никогда не уходил после секса, не поцеловав меня и не сказав, какой я была прекрасной. Он бы никогда, никогда не оставил меня одну в постели, не признав, что мы разделили что-то особенное.

Слезы текут с моих глаз, когда я подхожу к шкафу и забираю рубашку. Я обнимаю ее, прося прощения, потому что с моей стороны это было неправильно. Я начинаю плакать, потому что разговариваю с рубашкой, а одета в рубашку другого человека. Человека, которому я позволила прикоснуться к себе, человека, который снова оставил меня. Дверь внезапно открывается, и я смотрю на входящего Оливера. Улыбка на его лице мгновенно падает, когда он смотрит на мое заплаканное лицо. Я сжимаю рубашку моего мертвого жениха…

— Я думала, ты ушел, — говорю я хриплым шепотом. Он не двигается, не говорит, просто смотрит какое-то мгновение. Наконец, он подходит ко мне и обхватывает руками мою голову, притягивая к своей твердой груди.

— Я не собирался уходить, не попрощавшись, — говорит он мне в волосы. Я думаю обо всем, что он делал…все время, что мы делали…и интересно, будет ли на этот раз

по-другому. — У меня была отличная ночь.

— У меня тоже, — шепчу я.

Он целует мою голову.

— Я не хочу все испортить, Элли. Поэтому я дам тебе немного времени, хорошо? Не потому что я не хочу тебя… не потому что я не считаю прошлую ночь невероятной…просто потому что я не хочу давить на тебя.

Он наклоняет мое лицо, чтобы всмотреться в него, и мое сердце поднимается к горлу, эти зеленые глаза пронзают меня.

— Я хочу, чтобы это произошло.

— Хорошо, — это все, что я могу прошептать, прежде чем он отпустит меня и выйдет за дверь. Я не знаю, что с этим делать. Я не знаю, что это такое. Все, что я знаю, это то, что я боюсь хотеть его так сильно, как это делаю. Я боюсь, что снова обожгусь. 

*** 

Несколько дней спустя я просыпаюсь и надеваю синий медицинский халат, который мне дала медсестра Джемма, когда картина была еще совсем грязная. Как только я появляюсь в больнице, то вижу ее на станции медсестер, и она смеется.

— Ты здесь, чтобы помочь? — спрашивает она.

— Нет, если не хотите, чтобы иски о халатности начали появляться.

— Никогда не давать Эстель иглу. Понятно.

 Я смеюсь, покачав головой.

— Сегодня я быстро. Просто хочу убедиться, что все выглядит идеально.

— Последний день, — улыбается она. — Не буду лгать, я буду скучать по Мике.

— Ну, есть родильное отделение.

— Нееет! Не посылайте его туда! Сначала я должна сделать ставку на него!

Поговорив еще немного, я добираюсь до комнаты, в которой мы работали, и опускаю жалюзи, чтобы проверить высохла ли краска. Я улыбаюсь красоте того, что мы создали, и выбираю маленькую кисть, чтобы дорисовать облака, которые пропускают какой-то цвет.

— Я слышал, что ты здесь, — говорит Оливер позади меня, заставляя меня почти выйти за линии контура.

 — Никогда не подкрадывайся к человеку, держащему кисть.

Он смеется.

— Извини. Тебе нужна помощь? — Я перестаю красить кистью и бросаю через плечо хмурый взгляд, что заставляет его пожать плечами. — Ямогу покрасить это.

— Возьми кисть. Облака нуждаются в другом цвете. Он делает, как я прошу, и стоит рядом со мной. Я смотрю на облако, которое он рисует и переходит к следующему, что находится на расстоянии нескольких шагов дальше.

— Кстати, ты отлично выглядишь в халате, — я стараюсь не улыбаться, но проваливаюсь. — Спасибо.

— Ты была бы хорошей медсестрой, — добавляет он. Я прекращаю рисовать и поворачиваюсь к нему с поднятой бровью.

— Но не очень хорошим доктором?

— Было бы забавно, если бы я сказал, что врачи важнее, чем медсестры, но это не так. В любом случае наоборот… Я не буду делать этого. Просто скажу, что ты будешь хороша в любой профессии, где требуется общение с людьми.

— Я буду это иметь в виду, если картина не сработает, — говорю я с улыбкой.

— То есть никогда? — Он хихикает, когда переходит к следующему облаку, на противоположной стороне комнаты. — Как ты думаешь, кем бы ты была, если бы искусства не существовало?

— Мертвой.

 Оливер опускает свою кисть и смотрит на меня.

— Никогда не говори так.

 Каким-то образом, одним взглядом, он убеждает меня.

— Хорошо, хорошо, наверное, учитель или школьный советник.

 Он кивает и возвращается к живописи.

— Я думаю, то, что ты делаешь в жизни, идеально. Весь этот проект действительно невероятный.

— Просто делаю все, что могу, — я пожимаю плечами.

— Почему ты это делаешь? — спрашивает он, идя ко мне. — Я знаю, как сильно ты любишь работать с детьми, поэтому я знал, что, придя сюда и рисуя с ними, тебе будет это нравиться…но это? Это многое значит, Элли.

Я отворачиваюсь от его взгляда на облако перед собой и смотрю на стену, когда отвечаю:

— Это отстой, когда у тебя плохой день, тебе нужно вставать утром и заниматься своим бизнесом, потому что это ожидается. Представь себе, что ты болеешь, и у тебя нет выбора, кроме как приехать сюда и застрять здесь, глядя на те же четыре безобразные стены каждый день. Все мои неудачные дни кажутся такими глупыми, когда я слышу, как эти дети говорят о том, с чем они имеют дело, и они даже не жалуются ни на что, — говорю я, выпуская дыхание, когда отпускаю руку и поворачиваюсь к Оливеру лицом. Мое сердце подпрыгивает от того, что я нахожу в его глазах. Я иду к нему и вытираю краску под левым глазом. — Ты выглядишь уставшим.

 — Это то, как выглядит двадцать часов работы подряд, но, как ты сказала, они не жалуются, и это не дает мне оснований жаловаться, — говорит он. Я отпустила руку и откинулась на пятки, все еще глядя на него.

— Ты хороший человек, Оливер Харт.

 Его губы растягиваются в улыбке, и я смотрю, как его рука поднимается. Я готовлюсь к его прикосновению, но его рука так и не добирается до моего лица.

— Ты великая женщина, Эстель Рубен.

— Искусство довольно эгоистично. Я создаю вещи для себя и надеюсь, что другим это понравится, но это не похоже на большее благо, когда я что-то делаю. То, что делаешь ты, с другой стороны, совершенно бескорыстно.

 Его зеленые глаза мерцают.

— Вот, где ты ошибаешься. Эта работа может показаться самоотверженной, но помощь этим детям заставляет меня чувствовать, что я оставляю свой след. Когда я помогаю им уехать в более здоровом состоянии, в отличие от их первоначального, это так… — Он вздыхает, отводя взгляд на мгновение. Его глаза снова встречаются с моими, он выглядит совершенно счастливым. — Это все. Я чувствую, что я важен.

— Ты действительно важен, — говорю я с улыбкой.

— Как и ты. Ты думаешь, что искусство эгоистично, но я думаю, что оно довольно щедро. Я не могу этого сделать. — Он машет руками по комнате. — Я провожу бессонные ночи и бесконечные дни здесь, чтобы убедиться, что этим детям становится лучше, но помимо дней, когда я объявляю, что они могут вернуться домой, я не улыбаюсь им.

 Его слова заставляют мое сердце парить. Я возвращаюсь к стене и заканчиваю облако, над которым работаю. У Оливера есть способ сделать даже самые маленькие вещи, которые ты делаешь, более значимыми. Это часть его обаяния, я полагаю.

Мы прощаемся, балансируя на неизведанной территории. Я никогда не получала сто процентов Оливера. Насколько я знаю, только его работа получает это. В прошлом мы были друзьями…а потом больше чем друзьями…но это похоже на что-то другое. Я боюсь отпустить и получить больше, чем рассчитывала, а также боюсь ничего не получить. 

Глава 19

Оливер 

Прошлое…

Я уже не помню, когда в последний раз плакал, за исключением того дня, когда я пришел в больницу навестить отца и увидел, как его тело наполовину сгорбилось. Возможно, он не был для нас идеальным отцом, но он всегда был полон жизненной энергии. Тем не менее, видеть его таким, было выше моих сил, тогда я начал работать в качестве помощника студентов, моя работа состояла из всего: от  репетиторства до помощи в выборе классов – я был весь на нервах.

Сегодня утром я устроился за угловым столиком в кофейне возле дома моей мамы и работал над статьей по квантовой физике, пытаясь отвлечься от папиного состояния, когда Эстель села передо мной. Я вовремя поднял глаза, чтобы увидеть, как она скрестила ноги и улыбнулась мне, когда сомкнула губы на трубочке, торчащей из стакана, который она держала в руках.

— Что ты делаешь в этой глуши? — спросила она.

Я сделал глубокий вдох и опустил ручку. Я не видел ее несколько недель. Последний раз мы тусовались в переполненной закусочной. Я пошел с Виктором и взял с собой девушку, потому что понятия не имел, что Эстель будет там. Она вела себя не так, как ей хотелось. Она говорила с Мией и Дженсеном большую часть времени, но мне было неловко, когда она была там после того, как мы целовались так много раз…после того, как я хотел больше всего тех времен…и я был с другой. Я почувствовал облегчение, увидев ее сейчас, когда она заговаривала со мной, как будто все было в порядке, чего я так боялся после той ночи.

— Ты постриглась, — сказал я после вдоха.

— Только челку, и уже жалею об этом решении.

Она убрала длинную челку с лица.

— Тебе идет.

— Ты встречаешься с кем-нибудь здесь? — спросила она, оглядываясь вокруг. Вдруг стала колебаться. Я улыбнулся, думая, что она имела в виду девушку из закусочной.

— Тебя бы это беспокоило, если бы встречался?

Ее глаза расширились, прежде чем ее лицо стало немного задумчивым.

— Не совсем.

— Ты встречаешься с кем-то здесь? — спросил, надеясь, что это не так. Почему? Я не знал. Она была вольна встречаться с кем угодно, но это не значит, что я хочу быть свидетелем. На ее лице появилась небольшая улыбка, как будто она могла читать мои мысли. Я уже начал думать, что она может.

 — Нет. Я только что с ужасного свидания.

— Почему оно было ужасным? — спросил я, прислонившись немного ближе, упершись локтями о стол, как она.

 — Он все время говорил о себе. Качок. Все девушки хотят его, все парни хотят быть им, — сказала она, закатив глаза и имитируя голос парня.

Я засмеялся.

 — Это звучит довольно ужасно. Зачем вообще давать шанс качкам? — спросил я, поднимая бровь.

— Я могу вспомнить одного качка, который мне нравится, но он зануда, — сказала она с озорным блеском в глазах.

 — Расскажи мне больше об этом занудном качке.

— Ну, — начала она, бросая взгляд. Она начала крутить стаканом по столу, размазывая жидкость, скопившуюся от ее холодного кофе. — Он действительно хорошо выглядит, если ты любишь загорелых серферов с длинными волосами…и нелепыми ямочками… — Она посмотрела на меня и застенчиво улыбнулась так, что мое сердце чуть не остановилось. — Он действительно хороший парень, но ходят слухи, что он не очень любит отношения.

— Не похоже, что он хорош для тебя. Нельзя строить отношения только, если тебе нравятся его твердый прессе и ямочки.

Она ухмыльнулась.

— Я ничего не говорила о твердом прессе.

Я пожал плечами.

— Я сложил два и два. Что еще тебе нравится в этом занудном качке?

— Мне нравится, какой он умный. Мне нравится, как он заставляет меня чувствовать, когда говорит со мной, когда он смотрит на меня… — румянец распространился по ее щекам. — Когда он целует меня.

Я пытался игнорировать удары в груди.

 — Ты думаешь о парне, который не состоит в отношениях…

— У всех есть свои недостатки, и этот его, — сказала она, пожимая плечами и отвернувшись от меня.

— Что, если он был в отношениях? — даже не знаю, почему я спросил это. Это не имеет значения. Мало того, что я не был в отношениях, да я был полностью против них. Ее взгляд снова устремился на меня.

— У меня есть хорошие основания полагать, что этого не будет.

Я резко кивнул и выдохнул, глядя в сторону.

— Неужели я расстроила тебя? — она спросила, ее слова возвращают мои глаза к ее.

— Нет. Почему?

— Ты смотришь…я не знаю…ты ведешь себя странно.

— Я… — провел руками по лицу. Я не планировал рассказывать ей или кому-то еще об этом, но то, как она смотрит на меня этими красивыми, заботливыми глазами, заставило меня захотеть выложить все ей. — Мой отец в больнице.

Она ахнула и протянула руки к моим. Я позволил ей взять их. Они были маленькими и холодными, но ее прикосновение согрело меня.

— Снова? С ним все будет в порядке?

Я немного посмеялся.

— У него был еще один инсульт. Он будет в порядке, если позаботится о себе в этот раз, но он такой упрямый. Он не бросил курить. Не соблюдает диеты, не делает физические упражнения. Это сводит меня с ума.

 Эстель сжала мои руки и улыбнулась мне.

— С ним все будет в порядке. Я верю, что он изменится.

Ее слова заставили меня улыбнуться. Она видела его только один раз. Она понятия не имела, каким он был.

— Как ты думаешь, люди могут измениться?

Ее глаза мерцали. Она двинулась вперед, пока половина ее туловища не оказалась над столом, ближе ко мне. Я хотел вытащить свои руки из ее рук и прижать ее лицо к своему. Я хотел поцеловать ее и раствориться в этом чувстве. Ее лицо остановилось в сантиметрах от моего.

 — Я знаю, что могут. Они просто должны захотеть, — прошептала она на меня.

 — У тебя много веры в людей.

Она отодвинулась, откинувшись на свое место, широко и уверенно улыбнулась, подняв чашку, и снова обхватила губами трубочку.

 — Конечно.

''Ты заставляешь меня хотеть измениться… хотел сказать я. Ты заставляешь меня поверить, что я могу…''

 На следующий день, в то же время, мы столкнулись там снова, и на следующий день еще раз. Мы посидели, поговорили, рассмешили друг друга и пошли разными путями. Она заставляла меня улыбаться в те дни, когда смех казался невозможным. Она заставила меня увидеть надежду в вещах, о существовании которых я не знал. Тогда она и стала моей Эстель. Она просто не знала этого. Черт, как и я. 

Глава 20

Настоящее…

Спустя неделю моя команда моляров закончила с комнатами и коридором. Мы превратили океан в поле, заполненное цветами и играющими детьми. Все работали круглосуточно, чтобы быть уверенным в том, что мы уложимся в срок, поэтому нет необходимости говорить, что, когда мы все закончили, нашему счастью не было предела. Мы вышли в обнимку, борясь с желанием закрыть глаза от изнеможения.

— Я так хочу спать, — говорит Мика, опираясь своей головой на мою.

— Тоже, — говорю я, зевая и чуть не споткнувшись о собственные ноги. Завернув за угол, я увидела Оливера, разговаривающего с медсестрой, которую раньше я не видела. Он стоит у стены, а она прислонилась к нему, как будто он ее следующая еда. Ловлю его взгляд, Оливер немного выпрямляется, я отворачиваюсь от него к Мике и выхожу из больницы, прежде чем он подойдет ко мне. Меня убивает признание того, что я что-то чувствую, когда вижу подобное. Это расстраивает меня, потому что я не из тех девушек, которые ревнуют из-за пустяков, но когда дело доходит до Оливера, я чувствую себя собственницей. Я еду домой и засыпаю без задних ног. Я не слышу ни телефонных звонков, ни смс, ни криков брата внизу, который зовет меня поесть. Меня это даже не волнует, пока я не вижу пропущенный звонок от моего риэлтора, как можно скорее перезваниваю, надеясь на хорошие новости.

— Привет?

— Я не хочу, чтобы вы напрасно надеялись, но у нас есть возможный покупатель.

— О, слава Богу! Наконец-то!

Она продолжает рассказывать мне, сколько они предложили, и дает мне знать, что вернется ко мне, как только я ей снова понадоблюсь. Я подтягиваюсь и спускаюсь вниз, ожидая, что не увижу там моего брата, но, к сожалению, сталкиваюсь лицом к лицу не только с ним, но и с его другом с работы Бобби. И я выгляжу как дерьмо.

— Привет, Элли, рад снова тебя видеть, — говорит Бобби, улыбаясь, пока его глаза осматривают меня сверху донизу.

— Привет. Извини, что тебе приходится видеть меня в таком состоянии, но я спала…

— Восемнадцать часов, — прерывает Вик.

— Ничего себе!

— Да, черт.

— Поразительно. Думаю, я действительно устала.

— Да, полагаю. Бин звонил, спрашивал тебя.

Я нахмурилась и вытащила голову из холодильника.

— И?

— И я подумал, что это странно, — говорит Вик, пожимая плечами. — Вы много общаетесь же?

— Не совсем.

Я возвращаюсь к холодильнику, на самом деле мне ничего там не нужно.

— Он говорил, что пытался дозвониться до тебя и не смог.

— Я перезвоню ему позже. Думаю, он все равно сегодня работает.

— Да, разве сегодня не вечер Грейс? — спрашивает Бобби, подсмеиваясь и откусывая кусок кекса.

Вик не отвечает, просто смотрит на мою реакцию, которую я ему не даю. Внутри я кричу: «Кто, черт возьми, эта Грейс?», но я не могу этого допустить. Во всяком случае, это подтверждает причину, по которой мой брат ничего не должен знать обо мне и Оливере. Меня просто достает, что они, кажется, знают каждый его шаг. Это заставляет меня понять, что это не так.

— Мама тоже звонила.

— Хорошо, Вик. Ты что долбаный оператор? Я перезвоню всем, когда посчитаю нужным.

Я отворачиваюсь и возвращаюсь в свою комнату.

— Черт. Может, ей нужно больше спать.

Вик издевается.

— Она родилась стервой. 

Глава 21

Когда больше ничего не остается, беги домой к матери. По крайней мере, на утро у меня были именно эти мысли. Я не думала, что, как только ступлю на ее подъездную дорожку, на меня обрушится куча вопросов, с которыми я не хочу иметь дело. ''Ты хорошо питалась? Как живется с братом? Он хорошо питается? Как все прошло с Дереком? Я назначу тебе другое свидание, тебе понравится этот парень, обещаю. Как дела в студии? Я слышала, вы отлично поработали в больнице. И наконец…Заходи, я тебя покормлю!''

Что, конечно же, я и сделала. Я сидела за обеденным столом с видом на горы, а за ними океан. Мы с Виком любили воду, но наши родители предпочитали вид на гору Санта-Барбара. У них был дом в Малибу, куда мы ездили по выходным. Иногда мы были с ними, но в основном мы были с друзьями.

— Вик говорит, что ты много общаешься с Оливером, — комментирует моя мама, используя свой небрежный тон, как будто любопытство не окрашивает оттенки ее голоса. Я стону.

— Вик так раздражает. Мы часто видимся в больнице. Мы тусовались один раз вне работы. Большое дело!

Ее смех заставляет меня посмотреть на нее.

— Что?

Она пожимает плечами.

— Твой брат ничего не думал об этом, пока я не упомянула, странно, что вы общаетесь. Ты же ненавидишь его?

— Нет, это не так.

Я нахмурилась. Откуда, черт возьми, она взяла это?

— Я думала, что это так. Ты всегда говорила о том, каким игроком он был.

— Потому что он был, — говорю ей.

— А теперь?

Я смотрю на нее некоторое время, мои руки играют с салфеткой на столе. Люди говорят, что я ее копия. Эта мысль заставляет меня улыбаться, потому что моя мама действительно красивый человек, внутри и снаружи. Даже с ее требовательной карьерой профессора ей всегда удавалось ставить свою семью на первое место. Как сегодня, когда она увидела мою машину, въезжающую на дорогу, она сразу же взвыла. Я привыкла ей все рассказывать, но по какой-то причине я не могу говорить с ней об Оливере. Я просто не могу. Он как третий ребенок в этом доме. Это не как с Уайтом, когда я могла прийти и пожаловаться на него или сказать о нем хорошие вещи, и это не имело бы значения в любом случае, потому что он был посторонним для всех. Оливер в детстве практически жил здесь. И хотя абсолютно ничего не происходит, я не хотела бы выставлять его в плохом свете.

— Я не знаю, мам, — говорю я, наконец. — Честно, я не знаю. Уверена, Вик сможет ответить тебе.

— Но ты видишь его на работе.

— Да, и что?

— У него есть девушка? Или подружка?  —  спрашивает она, закатывая карие глаза.

 Я пожимаю плечами.

— Ты его знаешь. Он флиртует со всем, что ходит.

— Как ты думаешь, он спит со всеми из них?

 Мои глаза расширяются.

— Хорошо, это становится неловко, и снова, я не знаю.

— Иногда такие парни, как он, имеют не очень хорошую репутацию, не думаешь? Я имею в виду, он всегда был таким хорошим мальчиком.

 Я взмахиваю руками.

— Мне все равно. Почему мы говорим об этом?

Затем она улыбается, очень широко, и я тону на своем месте. Я жду, что она скажет мне, что отправит меня с ним на свидание.

— Потому что этот парень, Зак, имеет такую репутацию у дам, но я слышала, что он совсем не игрок, — начинает она.

— Мама.

— И он такой милый, Эстель!

— Мама.

— Он владеет галереей в Малибу.

— Зак Эдвин? — я практически кричу.

 Моя мама улыбается, кивает и поднимает брови, как будто она просто попробовала все печенье в банке и не попалась.

— Откуда ты его знаешь? — спрашиваю я с большим энтузиазмом.

— Ну, это забавная история, Беттина и я закупались пару недель назад и случайно вошли в его галерею. У него там великолепные вещи, но то, что привлекло наше внимание, было сердце – одно из твоих сердец. Мы вмешались, притворяясь, что ничего не знаем, и спросили его сколько стоит сердце. — Она делает паузу для драматического эффекта. — Четыре тысячи долларов. — Мой рот падает. — Он говорил, что продал последнее за три тысячи, и это единственное, которое у него осталось, но человек, у которого он купил их, не оставил карту, поэтому он не может связаться с тем, кто его сделал. Элли, с тобой все в порядке?

Я качаю головой, мой рот все еще остается открытым. Моя мама смеется и берет меня за руку.

— Ты можешь в это поверить? Полагаю, он купил их у Уайта.

Я глотаю, вспоминая себя.

— Да, Уайт упоминал, что продал ему несколько лет назад, но…поразительно…четыре тысячи долларов?

— Значит, ты не получала долю от этого? — спрашивает мама, хмурясь.

— Это не было товаром. Он продал их, чтобы избавиться, потому что я сделала слишком много для выставки, которую мы посещали, и Уайт думал, что продажа Заку будет хороша для меня позже. Очевидно, я никогда не следила, и Уайт, вероятно, забыл свои карты, как обычно, но… О Боже!

— Я знаю! — моя мама визжит.

— Хорошо, так как вы дошли до свидания?

— О. Ну, я сказала ему, что моя дочь сделала это, и он был очень впечатлен.

— Угу?

— А потом я через телефон показала ему сайт твоей галереи. Он увидел твое фото, и я заметила, как его глаза загорелись.

— Боже мой, мама, — говорю я, уткнувшись лицом в руки.

— Поэтому я рассказала ему немного об Уайте и о том, что ты свободна сейчас. Я спросила его, будет ли ему это интересно, и он ухватился за шанс.

— О Боже мой, мам! — еще раз говорю, пряча свое лицо руками.

— Ты видела его, Элли? — спрашивает она. Я смотрю на нее сквозь пальцы и киваю. — Он хорошо выглядит!

— Он чертовски горячий, но я не могу с ним встречаться! Это не пятнадцать сотен. Ты не можешь просто ходить вокруг, пытаясь привлечь ко мне людей!

— Почему, черт возьми, нет? — говорит она, нахмурившись. — Разве ты не видела те шоу по телевидению, где люди на самом деле платят, чтобы познакомиться с кем-то? Сваха-миллионер или что там?

Я тупо смотрю.

 — Нет, я не имела удовольствия смотреть это. Просто… Я не знаю, я бы с удовольствием продала ему часть своих работ, но я не могу встречаться с ним!

 — Это потому, что он игрок?

 — Что? Нет!

У Зака есть репутация игрока, и на это есть веские основания. Он обычно не встречается с людьми из индустрии, но с одной девушкой он встречался, женился, изменил и развелся в течение года. После этого он, как известно, спал с моделями, актрисами и кем-то еще, кто входил в его галерею на двух стройных ногах и короткой юбке.

 — Ты уверена в этом?

— Я уверена в этом! Я не ищу ничего серьезного, так зачем мне заботиться о его репутации?

— Я не думаю, что его репутация такая, как все говорят. Говорю тебе, он очаровашка, но я не думаю, что он спит со всеми.

— Мы закончили? Я бы очень хотела спокойно съесть свои блинчики, — бормочу я.

— Конечно, дорогая. Еще кофе?

— Конечно. Где папа?

— Он ушел на рассвете. Сегодня длинный день. Три знаменитых клиента.

— Весело.

— Да, я уверена, что мы услышим все об этом, когда он вернется. Ты останешься здесь на ночь?

Я вздыхаю и наливаю сироп на свои блинчики.

— Да, думаю, что останусь.

— Ты уверена, что не хочешь встретиться с Заком? Он живет в паре кварталов отсюда.

Мой взгляд устремляется на нее.

— Ты издеваешься.

— Что, если он просто придет на ужин? Таким образом, это будет не свидание, а способ поговорить об искусстве.

— С каких пор ты интересуешься искусством? Ты ненавидела, когда Уайт приходил и говорил об искусстве.

Она вздыхает, положив руку на сердце.

— Я никогда не ненавидела, когда он приходил! Мне просто не нравилось, как он говорил с тобой иногда.

 — Правда? Как? — спрашиваю, откусывая кусок блина. Я не хочу, чтобы она отвечала, но она все равно отвечает.

 — Как будто ты была ребенком.

Моя челюсть замедляется. Я была ребенком. Он был на одиннадцать лет старше меня и имел опыт восьмидесятилетнего.

 — Он не говорил со мной, как с ребенком, — говорю я.

— Ты была его музой…его светом, я полагаю. Я вижу это сейчас, но в то время меня нервировало то, как он хотел, чтобы ты была на его стороне каждый раз, когда друзья твоего отца были рядом. Как будто он думал, что они заберут тебя у него. У тебя никогда не было такого ощущения?

Я выстрелила в нее взглядом.

 — Конечно, было. Мужчины все такие.

Она наклоняет голову, взвешивая мои слова.

 — Я полагаю, что да. Во всяком случае, он, очевидно, любил тебя по-своему и много помогал. Но только подумай, Зак Эдвин!

 Остаток дня я провела за покупками с мамой и Беттиной (мама Мии), обсуждая Зака и его приход к нам на ужин. Мия звонила и угрожала убить меня, если я не позвоню ей, как только он уйдет. В какой-то момент, между примеркой обуви у Неймана Маркуса и выпивкой у Чили мой брат узнает обо всем этом и позвонит мне, чтобы сказать, что он убьет меня, если я пересплю с Заком, потому что он слышал, что Зак это делал со всеми, включая бывшую жену клиента. После этого я выключаю телефон. У меня достаточно терпения, чтобы выслушать Беттину и мою маму, когда они продолжают говорить обо всех парнях, за которых мы с Мией могли бы выйти замуж. Я не знаю, забыли ли они, что я была помолвлена, или они просто решили проигнорировать это. Я надеваю платье, которое купила ранее, не слишком короткое цветочное платье, обтягивающее мое тело и немного открытое на талии. Моя мама настаивает, чтобы я надела красные каблуки, потому что, по ее словам, с ними мои ноги выглядят чудесно. Когда дверь распахивается в семь часов, я практически прыгаю на своего отца, прежде чем он успевает поставить свой портфель на пол. Он смеется, как Санта Клаус, и так крепко обнимает меня.

   — Кто-то скучал по мне, — говорит он, улыбаясь, когда отпускает меня. Его когда-то песчаные каштановые волосы теперь покрыты сединой, и морщины появляются каждый раз, когда он смеется и их много. Его карие глаза блестят, когда он смотрит на меня, и я снова чувствую себя ребенком.

 — Ты единственный нормальный человек в этом доме, — шепчу я, когда он продолжает смеяться и качать головой.

— Никто не заставлял тебя оставаться наедине с твоей матерью, — шепчет он.

 — И Беттиной!

 Его глаза расширяются.

 — О Боже, тебе срочно нужно выпить бокал вина.

— Или двадцать.

Он снова смеется, положив руку мне на плечо.

— Томас! Ты дома! — говорит моя мама, широко улыбаясь, когда подходит к нам, одетая в черное платье до колен.

 — Ты хочешь довести меня до сердечного приступа, Ханна? Что на тебе надето? — спрашивает он, опустив руку с моего плеча и потянувшись к моей маме. Наблюдать за ними – все равно, что смотреть на Унесенные ветром. Последняя часть, где Ретт Батлер держит лицо Скарлетт в своих руках. Это подходит к моим родителям. Каждый. Чертов. День.

— О, прекрати, Том, ты знаешь, что Элли ненавидит публичные проявления любви, — говорит моя мама, когда обнимает его за шею. Я смеюсь, покачивая головой.

 — Нет, но я буду снаружи, если понадоблюсь.

— Почему ты настаиваешь на этом свидании? — я слышу, как мой отец шепчет ей, когда я ухожу.

 — Потому что ей нужно двигаться дальше!

— Она будет двигаться дальше, когда будет готова, дорогая. Твое вмешательство не помогает. И я позвонил Виктору, чтобы он пришел вмешаться, — говорит он.

 Я замираю с рукой на дверной ручке. У меня момент ясности, когда я думаю, что, возможно, позвоню ему ночью и вернусь домой, но затем вспоминаю, где находится дом, и решаю выйти на улицу и посидеть во дворе моих родителей.

В детстве у меня было два типа друзей: те, у кого были властные родители, и те, у кого родителям было все равно, что делают их дети. Я всегда хотела иметь второй тип родителей. Мои не были строгими, если только я не получала плохих оценок, тогда они вмешивались, когда…ну, они всегда вмешивались. Когда Уайт умер, я была благодарна за это, потому что иначе я бы сидела неделями дома без еды, если бы они практически не кормили меня ложкой. Я не удивлена, что Вик решил приехать после того, как узнал о Заке, особенно после того, как он сделал комментарий о своем клиенте. Это больше, чем его обычная защита старшего брата, это работа. Мой отец после душа присоединяется ко мне снаружи и дает бокал белого вина.

— Подумал, что тебе это понадобится, — говорит он.

 — Спасибо, — отвечаю я, делая глоток и откидываясь на подушки сиденья.

— Я слышал, ты отлично поработала в больнице.

 Я смотрю на него и улыбаюсь.

— Кажется, мы сделали это.

— Я горжусь тобой, Элли. Я всегда говорил, что искусство – пустая трата времени, и ты должна стремиться к чему-то большему, но потом ты идешь и делаешь такие вещи, от чего я не могу не гордиться тобой.

— Спасибо, — говорю я, наклонившись и поцеловав его в щеку.

— Твоя мама не сдастся, пока ты не найдешь нового парня, понимаешь? Я думаю, тебе стоит притвориться, что ты влюблена, чтобы она уже успокоилась.

— Мама не успокоится, пока у меня не появятся дети.

— Я думал, ты не хочешь детей, — говорит он, делая глоток вина. Он не смотрит на меня, когда говорит это. Его глаза где-то вдали. Он не видит мое раздосадованное лицо. Уайт не хотел детей. Я поворачиваюсь и имитирую его позу, глядя на горы, на то место, где, как я знаю, находится океан, но сейчас слишком темно.

— Я еще не решила, — говорю я наконец.

 — Иногда мы отдаем много себя людям, которых любим, — говорит мой отец. — Трудно понять, когда прекратить это делать, потому что ты чувствуешь, если любишь кого-то, то должна быть в порядке, отдавая им все. — Я киваю и пью свое вино. — Когда я женился на Эрике, — говорит он, вспоминая свою умершую бывшую жену, которую он потерял за годы до встречи с моей матерью. — Я отказался от всего, что любил. Я бросил школу и получил работу, потому что чувствовал, что должен ее обеспечивать. Это то, что делают мужчины, ты знаешь, мы обеспечиваем наши семьи. Потом я потерял ее из-за пьяного водителя и подумал: «Какова моя жизнь сейчас? У меня ничего нет». И дело в том, что я чувствовал это не из-за того, что потерял ее, а из-за того, от чего мне пришлось отказаться ради нее.

Я делаю большой глоток вина, точно зная, что он чувствует.

— И с мамой? И мы?

— Ну, к тому времени, как я встретил твою мать, я уже встал на путь истинный. Она была моложе, поэтому я ждал, когда она закончит школу, я не хотел, чтобы она совершила ту же ошибку, что и я с Эрикой. Я никогда не хотел, чтобы однажды, задумавшись о своей жизни, она пожалела о том, чего не сделала раньше.

— Ты думаешь все мужчины такие? Ждут подходящего времени, чтобы что-то сделать? — спрашиваю я, думая об Оливере.

— Нет, не все. Думаю, твой брат знает. Я считаю, что он ждет, когда его карьера расцветет, прежде чем он сойдется с кем-то, если бы он сейчас встречался с кем-то, то я бы ему сказал, что он дурак в таком возрасте принимать настолько важное решение, но он не встретил никого, кто заставил бы его пересмотреть свои взгляды, поэтому думаю, что он на правильном пути.

— Да, полагаю.

— Я хочу сказать, Элли, ты прогнулась больше, чем думаешь, когда была с Уайтом, и это не плохо. Это образ жизни. Я просто не хочу, чтобы ты вступала в новые отношения с таким же менталитетом. Независимо от того, как хорошо выглядит парень, по словам твоей мамы.

На его лице сверкает улыбка.

 — Ну, мы оба знаем, что вкус мамы немного испорчен, — говорю я, заставляя его смеяться.

— Что правда, то правда. 

Глава 22

Оливер

Прошлое…

Я всегда считал, что мне повезло иметь такого друга, как Виктор. Он был самоотверженным, безжалостным и, прежде всего, преданным. Когда мне некуда было пойти после окончания школы, а срок аренды истек, Вик ни секунды не колебался.

— Ты живешь со мной, — сказал он.

— Хорошо, скажи мне, сколько я тебе должен. Мне всего нужно пару недель, — сказал я, и он посмотрел на меня, как на сумасшедшего.

— Ты мой брат. Ты мне ни хрена не должен!

И вот так я остался в маленьком доме рядом с коттеджем, который он арендовал на лето. Летние каникулы – последнее ура, как он это называл. Последнее ура перед моим отъездом в медицинскую школу, а его – в юридическую школу в Калифорнийском университете. Жизнь была хороша в эти недели – просыпаться, ловить волны, что-то есть, пить, веселиться и встречаться с девушками, которые болтались вокруг. Мы относились к аспирантуре так, как некоторые мужчины относились к последним дням холостяцкой жизни.

 — Кому нужна одна женщина, когда мы можем иметь десять? — это были слова Вика, а затем следовали слова Дженсена: «''Братаны важнее баб''». Джуниор был единственным, кто не мог участвовать в нашем сумасшедшем лете, так как он был привязан к одной и той же девушке с первого семестра школы. Как бы мы ни смеялись над ним, я думаю, мы все слегка завидовали тому, что он нашел девушку, с которой хотел быть каждый день.

Я одеваюсь, как и каждый вечер, но я устал от того, что был весь день на солнце, и мне нужно было вставать рано утром, чтобы перевозить вещи. Один напиток…может два…потом спать, я обещал себе, когда подошел к главному дому, где уже началась вечеринка.

Один напиток, может два, затем сон, я повторил как мантру. Один напиток, может два, собирался сказать снова, когда увидел Эстель, идущую в дом. Я почувствовал медленную улыбку, появляющуюся на моем лице, когда смотрел как она расправляет волосы пальцами. Ее губы были сжаты, а глаза блуждали по комнате. Она пожала плечами, одетая в куртку, под которой была черная рубашка с вырезом, обтягивающая ее грудь, и короткая юбка с блестками, которая демонстрировала каждый изгиб ее ног.

Думаю, она почувствовала, как я пялюсь, потому ее глаза поймали мои, и она улыбнулась своей широкой улыбкой. Она сказала мне, что плохо себя чувствует, и поинтересовалась стану ли я легкой добычей. Один напиток, может два, потом сон, снова сказал себе, на этот раз пиная себя, пока шел к ней. Мои предательские ноги шли к ней, как всегда, и она стояла там, ожидая меня, как обычно.

— Я не видел тебя некоторое время, — сказал я, когда она медленно осмотрела меня с головы до ног. — Каков вердикт? — спросил, когда ее глаза наконец остановились на моих. Она слегка покраснела и посмеялась.

— Ты хорошо выглядишь, — сказала она, снова обращая свой взгляд на меня.

— Отлично выглядишь, — ответил я, от чего она улыбнулась.

— Как ты себя чувствуешь?

Прошло два месяца с тех пор, как в последний раз мы виделись. Два месяца с тех пор, как наши языки пели и танцевали, они обычно танцевали, когда мы были на одной из таких вечеринок…или в кино…или где мы могли спрятаться. Мы никогда не заходили слишком далеко, обычно целовались и касались одежды, прежде чем нас что-то прерывало. Наш перерыв не был совпадением. Я ходил на вечеринки Кэла, а не Вика, потому что чувство вины за все, что я чувствовал, когда Эстель была рядом, начинало давить на меня. Как в тот раз, когда я видел ее в торговом центре пару месяцев назад и загнал в угол в длинном коридоре, который вел в туалет. Я только хотел поговорить с ней о том, как остановить это безумие между нами, но потом она прижала мое лицо к себе и поцеловала так глубоко, что я забыл свое гребаное имя. Она была опасна для меня. То, что я чувствовал, когда был рядом с ней, было неправильно. Я запланировал наперед свою жизнь, и то, что она заставляла меня хотеть, не вписывалось в нее. Пока нет.

— Я была довольно хороша, — сказала она. Мы начали идти на кухню и схватили красные стаканы с пивом, когда добрались до стола. — Что насчет тебя? Я слышала, ты скоро уезжаешь в Беркли. Я знала, что ты поступишь.

 Я улыбнулся. В последний раз, когда я ее видел, я все еще ждал своего заявления.

— Это почти кажется сюрреалистичным.

Она наклонила голову и долго смотрела на меня, прежде чем ее губы превратились в маленькую и теплую улыбку.

— Я горжусь тобой, Оливер.

Мое сердце немного колотилось. Я улыбнулся и выпил немного пива.

— Ты все еще развлекаешься? — спросил я. Я не хотел слышать о ее личной жизни, но хотел знать все, о чем она думает. Все, что пропустил. Элли рассмеялась, когда мы вышли на скамейку и сели.

— Можно и так сказать.

— До сих пор не встретила того единственного? — я спросил, надеясь, что мой голос звучал спокойно, потому что внутри у меня все пылало.

— Может быть, да, а может и нет. Как я узнаю, что он единственный? — сказала она с ухмылкой, поджав плечами. Я посмотрел в сторону, зная, что пляж в нескольких шагах.

— Хотелось бы думать, что мы поймем, когда встретим особенного человека.

— Ты уже встретил ее? — она спросила. Я сглотнул, закрыл глаза, выпил больше пива и выдохнул.

— Я давно решил, что не буду встречаться с ней, пока не настанет время, — сказал я тихим голосом, как будто признался в преступлении. Эстель подвинулась ко мне поближе, пока наши руки не соприкоснулись, а потом положила голову мне на плечо.

— Будет ли когда-нибудь подходящее время?

— Не знаю, — прошептал я, повернувшись лицом к ее волосам.

— Я встретила парня, — сказала она внезапно тихо, и мое сердце упало.

— Да? — сказал я, допив пиво.

— Он… другой. Он милый. Старше.

— На сколько старше?

Она подняла голову, чтобы посмотреть на меня, оказавшись друг к другу нос к носу. Энергия пробежала сквозь меня, и я прислонился ближе. Потому что я ублюдок. Потому что я эгоист. Потому что хотел, чтобы эти губы были моими, и эти глаза были моими, и этот голос был слышен только мной, даже если это было только на одну ночь.

 — Старше меня, — прошептала она, прижимая нос к моему. — Старше тебя.

Я поднялся, быстро оглянувшись, адреналин пробежал по моим венам. Я ругал себя на мгновение за мимолетный момент, когда я потерялся в ее глазах.

 — Тебе нравятся парни постарше? — прошептал ей в губы.

Ее глаза вспыхнули.

 — Мне нравятся некоторые.

 — Да? —  спросил я, прикусывая ее нижнюю губу зубами.

 — Да, — задыхаясь, сказала она.

 — Ты думаешь, он единственный? — шепотом спросил я, оставляя поцелуй на краю ее губ.

— Нет, — сказала она, повторяя мои движения и оставляя поцелуй на краю моего.

— Ты когда-нибудь была влюблена, Эстель? — тихо спросил я, слегка отступив, осматривая ее глазами.

— А ты? — она прошептала, уставившись на меня, ожидая моего ответа.

— Я… — я не знал, что мне ответить, и прежде, чем я успел что-то сказать, позади нас раздались шумные голоса, и мы быстро встали. Мы повернулись, чтобы увидеть, как парни аплодируют другому, когда тот пил свое пиво. Толпа приветствовала и кричала, но потом быстро стихла, и мы снова посмотрели друг на друга.

— Я очень хочу, чтобы ты поцеловал меня, — сказала она, переводя взгляд на меня. Мое сердце быстрее забилось в груди. Я опустил голову, пока мы не столкнулись носами. — Я действительно хочу поцеловать тебя снова. Я хочу, чтобы на этот раз ты сделал больше, чем просто поцеловал.

Я задержал дыхание.

— Эстель…

— Пожалуйста.

 Я закрыл глаза на ее просьбу. Я взял момент, чтобы заглушить в своей голове громкую музыку вечеринки и сосредоточиться на том, почему этого не могло произойти. ''Виктор – твой лучший друг, и ты обещал заботиться о ней, а не причинять ей боль. Он убьет тебя. Он же твой брат. Что бы ты чувствовал, если бы он сделал это с Софи?'' Но потом я почувствовал, что Эстель стала еще ближе ко мне. Я почувствовал ее мягкое дыхание над моим ухом, и когда ее рука опустилась между нами и осела прямо на моем члене, я не мог дышать, не говоря уже о мыслях.

— Я хочу тебя, Оливер, — прошептала она. Мои глаза открылись в мгновение ока, и когда я посмотрел на нее, знал, что не смогу оттолкнуть ее, даже если бы захотел. Даже если бы должен. Она встала, схватив меня за руку, и начала идти в сторону коттеджа. Я посмотрел через плечо, чтобы убедиться, что нас никто не видел. Мои глаза сканировали вечеринку и искали Вика, но я так и не нашел его. Тогда я почувствовал себя мудаком за это. Собирался исчезнуть в комнате с его младшей сестрой и хотел убедиться, что он нас не увидит. Я должен был защитить ее от большого плохого волка, но я был здесь, чувствуя себя этим волком. Но ничего не мог поделать. Я не видел красных огней, когда дело дошло до Элли, видел только зеленый и чувствовал вещи, которые заставляли меня хотеть быть лучшим человеком для нее, хотя знал, что не могу.

Дверь открылась и закрылась за нами. Как только мы столкнулись, она прыгнула на меня, обернув ноги вокруг моей талии и обняв руками за шею, и впилась в мои губы. Я держал ее, хватая за задницу, погружая свой язык в ее рот. Я не мог не стонать, когда она слегка, всасывая, укусила его. Я поставил ее на ноги, только чтобы позволить ей снять мою рубашку. Ее глаза пылали, когда она осматривала меня: от лица до моего торса. Ее маленькие пальцы касались каждой линии, что у меня была, оставляя след огня на каждом месте, к которому она прикасалась.

 — Ты боишься щекотки, — сказала она, глядя на меня с удивлением. Я не боялся, но, когда она касалась меня вот так, мои мышцы сокращались, поэтому я пожал плечами и позволил ей думать, что будто бы боялся. Мне не хотелось торопить ее, поэтому позволил ей полностью раздеть меня. Позволил ей взять на себя инициативу и решить, что будет дальше.

— Ты красивый, — вздохнула она, когда я стоял перед ней голый. Ее рука потянулась и схватила мой член, и он подпрыгнул в ее руках. Я застонал, кусая губу и откидывая голову назад, прося всех богов, пожалуйста, дать мне достаточно терпения, чтобы не кончить в ее руки, когда она поглаживала меня вот так. Моему контролю пришел конец, и я шагнул вперед, потянувшись за подолом ее рубашки. Я наблюдал за ней и ждал ее согласия, на что она одобрительно кивнула. Сняв рубашку, я уставился на ее голую грудь. Я представлял миллион раз, как она выглядела, и ни один из них не совпадал с реальностью. Она была просто…идеальной. Я расстегнул ее юбку и позволил ей плавно упасть возле каблуков, которые были на ней. Затем я опустил голову и поцеловал ее медленным и неторопливым поцелуем, постепенно углубляясь по мере того, как мои руки касались ее тела. Мои губы оставили ее и спустились к шее, ключице, ложбинке между грудей… затем я втянул каждый сосок в рот. Она схватилась за мои волосы с глубоким стоном одобрения, поэтому я продолжал оставлять поцелуи по ее телу и над трусиками, которые я стянул зубами, а потом снял каждую туфлю.

 Я все еще был на коленях, поднимаясь выше, когда всплеск желания ударил меня, как десятифутовая волна. Я остановился и посмотрел ей в глаза, дотянувшись до ее бедер, чтобы раздвинуть их. Она пристально смотрела на меня, как будто я был загадкой, которую ей нужно было разгадать.

 — Кровать? — спросил я, когда мои руки поглаживали ее бедра. Она кивнула, губы раскрылись. Я встал и отнес ее на кровать, как невесту. Никто из нас не говорил, когда я снова двигался по ее телу, мой рот целовал, дразнил, сообщал, как сильно я хотел ее. Тело Элли сотрясалось против моих влажных губ, и она тянула меня за волосы, произнося мое имя снова и снова. ''«Оливер, о, Оливер»''. Я никогда не слышал такой красивой мелодии.

 Мои пальцы заменили мой рот, когда я вернулся к ее груди, щипая ее соски и слегка сжимая их.

— Так хорошо, — захныкала она, и я улыбнулась. Мне хотелось, чтобы она чувствовала себя хорошо. Встав между ее ног, я сделал паузу. Никогда мне не приходилось останавливаться. Я всегда находил презерватив, надевал его и продолжал. Я никогда не останавливался и не думал, что смогу войти без презерватива. Я никогда не останавливался и не хотел, чтобы между нами не было барьера. Но это была Элли. Моя Элли.

Ее руки двинулись вниз по моей груди и к моему члену, который она снова сжала.

— Я на таблетках, — тихо сказала она.

— Ты делаешь это часто? Без презерватива? — спросил я, соответствуя ее тону. Мое сердце разрывалось в ожидании. Почему я задал этот вопрос? Это имело значение? С каких пор меня волнует, что мои любовницы делают с другими партнерами?

Она покачала головой.

 — Никогда.

 Я вздохнул с облегчением, почувствовав кайф. Никогда. Я мог бы дать ей то, чего у нее никогда не было. Я не был тем, кто лишил ее девственности. Я не единственный, кто получил ее первый поцелуй, но это я ей мог дать. Наклонившись к ней, я подразнил ее складки своим членом.

— Пожалуйста, Оливер, — сказала она, двигаясь подо мной. — Пожалуйста.

Я опустил голову и поцеловал ее снова, позволяя ей попробовать себя на моих губах, простонав, когда она потянула меня за волосы, чтобы приблизить меня к себе.

— Мы начнем медленно, — прошептал я ей.

— Нет. Я не хочу медленно, — сказала она, широко раскрыв глаза. Она подняла бедра вверх.

Я ухмыльнулся.

— Я хочу медленно, — сказал я, заполняя ее одним глубоким толчком. Ее тело вжалось в кровать с визгом. Я вышел, и она вздохнула, опять вошел, она снова завизжала. — Ты все еще хочешь быстро? — спросил со стоном, когда она сжималась вокруг меня.

— Я все еще хочу быстро, — задыхалась она, насаживаясь на мои толчки. Я полностью вышел, затем медленно вошел и улыбнулся, когда оназарычала на меня. Мои толчки были длинными и тяжелыми. Я наслаждался тем, как она чувствовалась, пытался поглотить ее тепло, ее влагу – все, что мог – поэтому я не торопился. Пока она не протянула руку вниз по своему плоскому животу к месту, где наши тела были соединены, и начала поглаживать клитор, а затем я потерялся. Я поднял ее ноги и начал двигаться, действительно двигаться. Она закричала мое имя, а я застонал ее. Она царапала меня, и это заставляло двигаться быстрее. Затем она начала хныкать ''«Оливер, Оливер, я не могу, я не могу»'', когда ее голова качалась из стороны в сторону. Я вышел из нее, она ахнула и выглядела так, будто собиралась убить меня, поэтому я откинулся назад, сел, подняв ее и расположив на моих бедрах. Мы никогда не теряли зрительный контакт, и когда она взяла меня и начала двигаться, у меня снесло крышу.

То, как ее глаза искали мои, говоря: ''«Ты чувствуешь это? Ты тоже это чувствуешь? Я выдумываю?»'' Слова никогда не были озвучены. Они говорили нашими языками. ''«Ты все еще ищешь? Ты все еще веришь, что кто-то другой лучше для тебя?»'' Мы держали лица друг друга, пока не достигли оргазма. Я упал прямо за ней. Сначала это было медленно, затем всепоглощающим и мощным. Мы смотрели друг на друга, переводя дыхание, продолжая поиски вопросов… размышляя о вещах, которые мы не осмеливались спросить. 

Глава 23

Настоящее…

— Это новое платье? — спрашивает Вик, сидя передо мной за столом.

— Я купила его вчера с мамой. С мамой и Беттиной.

Вик стонет.

— Боже, какая пара. И им удалось подобрать придурка для твоего свидания, пока вы ходили по магазинам.

Я смеюсь, потому что он не совсем ошибается. Зак приходил вчера вечером укрепить мое убеждение, что свиданий у него сейчас намного меньше, чем говорится. Он красивый, обаятельный и говорит о себе девяносто процентов времени. Он использовал остальные десять процентов, чтобы сказать мне, сколько он может получить от моих калейдоскопических сердец. К тому времени, как Виктор добрался, я была готова заснуть, но я осталась, потому что он был так взволнован. По дороге в дом наших родителей у него спустило колесо, и Оливер забрал его, потому что он уже использовал свое запасное. Это привело к тому, что смущенный Оливер стоял в столовой, переводя недоумевающий взгляд с Зака на меня. Я не была уверена: ревновал он или его просто поразило то, как много говорил Зак. Во всяком случае, он ушел довольно рано, и как только он ушел, я пошла наверх.

 — Все, что он делал, это говорил о себе, — говорю я, качая головой.

— Как настоящий художник, — говорит Виктор и улыбается, когда я хлопаю его по плечу. — Тебе повезло со свиданием, да?

— Ты встречался с ним больше, чем я. Я пошла спать, — говорю я, поднимая брови.

— Все равно. Ты с ним не встречаешься. Он бабник и мошенник, и я уверен, что он замешан в каком-то странном дерьме.

— Ты говоришь так обо всех. «Я почти уверен, что он вовлечен в какое-то странное дерьмо», — я имитирую его, закатывая глаза.

 Он пожимает плечами.

— Обычно я прав.

— Ты хуже, чем папа. Ты никогда не одобришь того, с кем я встречаюсь.

— Это неправда, — говорит он, нахмурив брови. Он смотрит на закрывающуюся за мной дверь и, прежде чем я обернусь, смотрит мне в глаза. — Пока он хороший парень, а не игрок, участвующий в странном дерьме, я одобряю.

— Одобряешь что? — спрашивает Оливер, голос которого заставляет меня дрожать. Я встаю и направляюсь на кухню, оглядываясь назад и приветствуя его улыбкой.

— Вик говорит мне: с кем я могу и не могу встречаться. Не волнуйся, пока тебя нет в списке претендентов.

Вик громко смеется и бормочет что-то о том, что «еще не день». В то время как Оливер просто смотрит на меня, как будто он не может поверить, что я только что сказала это. Вместо этого я переключаю свое внимание на кладовку и сортирую хлопья. Я не знаю, из-за чего я так злюсь, но кажется, что каждый раз, когда мое сердце откликается на Оливера, все внутри меня сходит с ума. Я и так уже схожу с ума. Мое и без того сомнительное суждение исчезает. И, наконец, собственническая фишка, о которой я никогда не подозревала, – на поверхности. Единственное, что я помню, это то, что Бобби упомянул «ночь Грейс» и этого достаточно, чтобы я захотела бросить что-то в человека, который даже не мой.

— У мамы здесь только здоровые зерновые, — кричу я. — Какого черта! — кричу я, когда дверь кладовой захлопывается передо мной, и я вижу, что Оливер смотрит на меня. Я хмурюсь. — Что?

— Кто в списке? — он спрашивает, и мне нужно пару секунд, чтобы понять, о каком списке идет речь. Я смеюсь.

— Какое это имеет значение?

— Имеет, — настаивает он.

Я поднимаю бровь.

— Как «ночь Грейс»?

Глаза Оливера расширяются от шока.

— Что?

Я снова открываю кладовую, фактически заставляя его уйти с моего пути.

 — Нет никакой ночи Грейс, — громко шепчет он. Я чувствую, как его глаза прожигают меня, когда он смотрит на меня через дверь кладовки. — Есть только ночь Мэй, ночь Дэнни, ночь Патрика, ночь Джастина…ты хочешь, чтобы я продолжил? Потому что я провожу большую часть своих ночей в больнице, если только мне не повезет, а потом ночь Эстель. — Его слова оживляют мое сердце, но я отказываюсь смотреть на него. — Теперь скажи мне, кто в списке претендентов?

— Ты действительно хочешь знать? — тихим голосом спрашиваю я, закрывая кладовку. Он скрестил руки на груди. Он не в своем халате, но в футболке, обтягивающей его руки, и в идеально сидящих джинсах. Его волосы мокрые и зачесаны назад, а лицо выбрито. Он выглядит, как чертова модель, и я ненавижу это. Глупый мальчик. Глупый милый мальчик.

— Я спрашиваю.

— Иди спроси моего брата, — говорю я, кивая в том направлении.

— Я спрашиваю у тебя.

Я скрестила руки на груди и встала перед ним.

— И я говорю тебе пойти спросить его, потому что я не знаю, кто находится в утвержденном списке. Есть причина, по которой ты закрываешь кладовку у меня перед носом, или ты здесь, чтобы раздражать, Бин?

Он открывает рот и закрывает его, затем снова открывает.

— Мне нужен твой список. Мне плевать на список Виктора. Я знаю, что никогда не доберусь до него. Мне нужен тобой утвержденный список.

Я не могу придумать ответ, поэтому рада, когда мой отец приходит и прочищает горло. Отрываю глаза от настойчивого взгляда Оливера. Папины карие глаза метались между нами, а его приподнятые брови выражали сомнение.

— Не помешал?

 — Нет, — сказали мы одновременно с Оливером.

— Я слышал, что это твоя последняя неделя в больнице, — говорит мой отец, используя свой восторженный голос, когда он заходит за угол и раскрывает руки, чтобы обнять Оливера. — Поздравляю, мой мальчик. Я знал, что у тебя получится, несмотря на поздние ночи.

Я стону и пытаюсь быть бесшумной. Люди в этом доме не могут перестать говорить о прошлом этого парня? Иисус.

 — Спасибо, — смеясь, говорит Оливер. — Пришло время для реального мира.

— Ты знаешь, где будешь работать? — спрашивает мой папа, открывая холодильник.

Оливер отвечает, поворачивая лицо в мою сторону.

— Я получил несколько звонков, но я держусь за один, — говорит он. Я смеюсь, как грубая школьница, и оборачиваюсь.

 — Папа, что случилось с Лаки Чармс?

— Твоя мама больше не покупает их.

— Что? Почему? — спрашиваю я, открывая морозильник. — Нам, ребята, нечего есть!

Смех моей мамы раздается по всему дому.

— У нас нет того, чтобы вы хотели съесть, но у нас есть много другого. Присядь, я приготовлю тебе яйца.

— Я ненавижу яйца, — бормочу я. Когда стою спиной к стойке, пальцы Оливера хватают мои, и я чувствую толчок, который заставляет мои глаза посмотреть на него.

 — Ты любишь яйца, — говорит он.

Я качаю головой.

— Нет.

 — С козьим сыром? — спрашивает он, а его пальцы переплетаются с моими.

— Я люблю их немного, если есть козий сыр, — шепчу я, пытаясь вытащить свою руку из его, но он делает это невозможным. — Что ты делаешь?

— Я хочу быть в этом списке, — тихо говорит он, чтобы только я могла услышать, но мои глаза автоматически сканируют комнату, убедившись в том, что никто не обращает внимания.

— Тогда займись этим.

— Твой список или его? — спрашивает он, кивнув в направлении, где находится Виктор.

— Какой для тебя важнее.

Я протягиваю руку, чтобы убрать его волосы с лица, от чего его глаза закрываются, и мое сердце бешено колотится от нашей близости. Мой отец снова прочищает горло, и я отталкиваюсь от Оливера, давая нам достаточное расстояние, чтобы выглядеть так, будто ничего не происходит. Потому что ничего не происходит. Вообще.

— Ты хочешь кофе, Оливер? — спрашивает мой папа.

— Да, пожалуйста.

Когда я прохожу мимо, папа улыбается.

 — Твой брат убьет его. Ты ведь знаешь это, правда?

Я хватаюсь за край прилавка.

— У него нет причин.

Он смеется.

 —  Ты уверена насчет этого?

Я иду к столу и сажусь перед своим братом. Оливер сидит рядом со мной, как обычно, и мои мама с папой – также на своих местах. Мама раскладывает посреди стола омлет, яйца-пашот, тосты, желе и масло. Я тянусь за тостом. Оливер берет на себя смелость подать мне омлет с козьим сыром и беконом. Я благодарю его и ем одной рукой, а другой ерзаю с салфеткой на коленях. Мой отец смотрит на нас так, будто мы собираемся объявить о моей беременности, от чего весь завтрак я чувствую себя неловко.

— Мне нравится это платье на тебе, — шепчет Оливер, и мое лицо начинает гореть.

— Оливер, Том говорит, что ты скоро закончишь ординатуру. Ты будешь придерживаться педиатрии? — спрашивает моя мама.

— Определенно. Я люблю работать с детьми, поэтому пытаюсь найти небольшую практику, чтобы с чего-то начать.

— Ты, должно быть, так много видишь в больнице, — грустно говорит моя мама.

 — Это нелегко, — говорит Оливер, протягивая руку к моей под столом. — Это действительно заставляет задуматься о том, что у тебя есть и как нам повезло быть здоровыми.

— Так и есть. Я уверен, что это проливает другой свет на твою жизнь, — комментирует мой отец.

— Да, — отвечает Оливер, сжимая мою руку. Я чувствую, как он сжимает мое сердце. — Это заставило меня ясно посмотреть на многие вещи.

— Я думаю, что этот год открыл нам глаза на многие вещи, — начинает моя мама, пока Виктор не прерывает.

— Я не слышал о том, что это праздничный завтрак?

Я кусаю губу, стараясь не засмеяться, и смотрю на Оливера, который, по-видимому, делает то же самое. Наши руки крепче сжимаются.

— Это не должен быть День Благодарения, чтобы быть благодарными, — говорит моя мама.

— Вик просто расстроен, потому что та девушка, с которой он встречался, не появлялась пару дней, — говорю я, высовывая язык, когда он корчит лицо.

 — Все равно. По крайней мере, я не нуждаюсь в маме-свахе.

 — Я тоже не нуждаюсь! — говорю я, бросая взгляд на маму.

 — Докажи это, — говорит Вик. — Докажи это. Сходи сегодня вечером на свидание.

Я смеюсь.

— Судя по всему, ты имеешь в виду клуб, и это последнее место, где я хочу провести свидание. Кроме того, с каких пор ты хочешь, чтобы я встречалась?

— С тех пор, как ты начала указывать на мою жизнь, когда у тебя ее нет.

 Я закатываю глаза.

— Я счастлива одна, большое спасибо.

— Я просто говорю, что у меня нет проблем с поиском женщин, желающих встречаться со мной.

— У меня нет проблем с поиском парней, желающих встречаться со мной.

Он приподнимает бровь, но больше не комментирует.

— Я серьезно, Виктор.

 Он поднимает руки вверх.

— Прекращай это, Элли. Мы все еще собираемся отпраздновать мое закрытие этого дела?

— Полагаю, что да? — говорю я, пожимая плечами.

— Может быть, ты договоришься там о свидании.

— Ты так бесишь.

— Никогда не знаешь наверняка. Может быть, ты найдешь любовь в безнадежном месте, — говорит он, посмеиваясь.

— Мам, ты ничего не собираешься сказать своему идиоту сыну?

— Эстель!

— Что Эстель? Он придурок!

— Я думаю, твой брат просто хочет, чтобы ты продолжила жить своей жизнью, — заключает мой отец. — У него просто странный способ показывать свои чувства. Кроме того, кто сказал, что она не двигается с кем-то прямо у нас под носом?

Виктор насмехается.

— Во-первых, мы бы заметили. Во-вторых, мы не знаем никого, с кем бы она могла встречаться.

— Этого не происходит, — говорю я, закрываясь руками, в то время как Оливер смеется рядом со мной.

Виктор звонит Дженсену, который, кажется, приезжает в город каждые выходные, чтобы присоединиться к нам. Его приглашенные в конечном итоге: Миа, Дженсен, Виктор, Оливер, Бобби и я. О, интересно, кого Оливер и Дженсен приведут с собой, потому что Бог знает, что они не ходят на вечеринки одни, если только сами не найдут кого-нибудь там. 

*** 

— Какого черта он захотел пойти в клуб? — спрашивает Миа, когда мы перебираем ее шкаф.

— Потому что очевидно, что у Виктора нет жизни за пределами его рабочего места, которое, позвольте напомнить, состоит из разведенных, пытающихся надуть друг друга.

— Тьфу. Почему Дженсен снова здесь? Это начинает раздражать. Мне больше нравится, когда он остается на восточном побережье, — говорит она, вдруг перестает смотреть на одежду и садится на свою кровать. Я смотрю на нее и сталкиваюсь с грустным взглядом, появляющийся на ее лице при упоминании Дженсена.

— Тебе не обязательно идти, — говорю я. — Оставайся.

Миа пристально смотрит на меня.

— Ты уверена, что с тобой все будет хорошо?

— Со мной все будет в порядке. У меня будет три телохранителя, и я не могу винить тебя за то, что ты не хочешь видеть Дженсена.

Она вздыхает.

— Я просто не готова к этому.

Я сажусь рядом с ней и держу ее руки в своих.

— Я знаю.

Я не упоминаю, как Дженсен кажется расстроенным каждый раз, когда звучит имя Мии, потому что в этом нет смысла.

— Я ненавижу, что он делает тебя такой грустной.

Миа улыбается.

— Я тоже, но это жизнь.

Разговор переходит к моей одежде и волосам, когда я начинаю готовиться, и на некоторое время мы обе отпускаем призраков нашего прошлого. 

Глава 24

Когда я добралась до клуба, меня проводили в VIP-зону, где Виктор, Бобби, Дженсен и Оливер разговаривали с девушками за их столом. Громкая музыка и тусклый свет не дают мне понять, о чем они говорят. Тот факт, что никто из них достаточно долго не замечает меня, говорит о том, что они увлечены разговором. Оливер от смеха запрокидывает голову, клянусь, что чувствую, как вибрация доходит до моей груди. Или, может быть, это я близко прислонилась к динамику. В любом случае с меня хватит, поэтому я иду в противоположном направлении, прямо в бар. Я вернусь к ним после того, как наберусь храбрости, чтобы сидеть рядом с ними… рядом с ним.

Как только моя задница касается стула, я прошу выпивку и начинаю оглядывать клуб, наблюдая за движениями тел и женщинами, вышагивающими по танцполу в поисках следующей жертвы. После двух напитков я встаю и иду обратно в VIP-зону, помахав девушке, которая проводила меня до этого. Она улыбается и провожает меня обратно к Вику, а я встаю прямо перед ними, чтобы они услышали меня сквозь музыку.

— Привет.

Виктор отворачивается от женщины, практически сидящей у него на коленях, но кажется, что все женщины сидят на мужских коленях прямо сейчас. Я стараюсь не впадать в истерику, не сводя глаз с Оливера.

— Наконец-то! Ты сделала это, — говорит мой брат и выглядит действительно счастливым, когда встает обнять меня. — Это моя сестра Эстель. Она может поручиться за нас и сказать, что мы все одиноки.

Я, должно быть, корчу лицо от громкого смеха той девицы, цепляющейся за него.

— Привет, Эстель. Я Мари.

Тогда все четыре женщины представляются мне.

— Так они все одиноки, — говорит брюнетка. Она выглядит немного пьяной, с ее слишком широкой улыбкой и развязными руками на коленях Оливера. Тем не менее, мне удается улыбаться, хоть и натянуто.

— Конечно. Некоторые из них имеют больше багажа, чем другие. Выбирай сама, — я стреляю в Дженсена резким взглядом, и он с недоверием качает головой. Думаю, это было стервозно говорить. Я стону. — Я просто шучу. Увидимся позже, ребята.

Я машу им рукой и улыбаюсь, прежде чем отправиться в тот же бар, в котором была раньше. Чувствую, как кто-то садится рядом со мной, но не показываю этого. Я продолжаю потягивать свой напиток и постукивать ногтями по стойке бара, рассуждая, должна ли я остаться еще немного или позвонить Мии, чтобы мы могли куда-то сходить.

 — Что такая красивая женщина как ты делает здесь одна? — спрашивает он своим самым сексуальным британским акцентом из всех, что я когда-либо слышала. Я поворачиваюсь на сиденье и нахожу симпатичного мужчину старше меня. Он похож на бизнесмена, о чем говорит его деловой костюм.

— Не одна. Мне просто нужно было немного пространства от моей компании.

Его губы дергаются.

— Так плохо?

Мои глаза следуют за его чертами и замечают тонкие губы, темные глаза, короткие светлые кудри на голове и отсутствие бороды. Интересно, на ощупь она такая же гладкая, как кажется? Его улыбка расширяется, как и моя.

— Я здесь со своим братом и его друзьями. Празднуют какое-то дело. Это довольно скучно.

 — В таком случае, хочешь еще? — спрашивает он, глядя на мой, теперь почти-пустой, стакан водки с тоником.

 — Конечно, — говорю я, улыбаясь. — Ты здесь один?

— С коллегами по работе, — он указывает на стол, рядом с которым сидят Вик и ребята. — Ты сидишь в VIP и проделал весь этот путь, чтобы наполнить свой бокал?

Он наклоняется вперед так, что его губы оказываются рядом с моим лицом.

— Я увидел тебя и подумал, что должен представиться, прежде чем у кого-то появится шанс.

Я улыбаюсь и фокусирую свое внимание на напитке, который бармен ставит передо мной.

— Майлз, — говорит он, протягивая свою руку.

 — Эстель.

— Красивое имя. Как ты развлекаешься, Эстель? Кроме избегания торжеств своего брата.

Мои глаза находят его, и я улыбаюсь ему.

 — Я танцую.

 Он поднимает бровь.

— Покажи мне.

Я встаю, глотая напиток не в женственной манере, и хватаю его за руку, потянув на танцпол вместе со мной. Я заглядываю через плечо туда, где сидят парни, и вижу, что они все еще разговаривают, за исключением Виктора, который сейчас танцует с одной из девушек. Единственный, кто обращает на меня внимание, это Оливер, и его взгляда достаточно, чтобы зажечь огонек внутри меня. Майлз хватает меня за бедра, и мы начинаем качаться под музыку. Наконец, я закрываю глаза и игнорирую взгляд Оливера, как и все остальное. Я позволила музыке пройти через мое тело и взять надо мной верх так, что забыла, где я и с кем я.

— Ты действительно хороша в этом, — прошептал Майлз мне на ухо. — В чем еще ты хороша?

Я не могу сдержать улыбки, но все еще продолжаю танцевать и игнорирую его вопрос. Мы остаемся на танцполе, поскольку песни перешли к более провокационным, мои движения и руки Майлза на моем теле стали активнее: от талии они спустились к моей заднице. Я поворачиваюсь в его объятиях, возвращаю его руки обратно к моей талии и вижу высокую фигуру, идущую к нам. Обычно это не было бы странно, так как мы находимся в центре переполненного клуба. Мое сердце покалывает немного, когда мой взгляд находит Оливера. Я смотрю мимо него и замечаю, что Вик и Бобби увлечены дамами. Они и не заметят отсутствия Оливера. Он не успокоится, пока не доберется до меня.

 — Мне нужно поговорить с тобой, — говорит он, наклоняясь между мной и партнером по танцам.

 — Мы танцуем, — говорит Майлз, нахмурившись, но он перестает двигаться, поэтому мы втроем стоим.

— А теперь нет, — говорит Оливер голосом, от которого мои волосы встали дыбом. Майлз воспринимает это как вызов и поднимает бровь, говоря: «Ты веришь этому парню?» И, честно говоря, нет, я не могу в это поверить.

— Оливер, чего ты хочешь? — спрашиваю я. Он даже не смотрит на меня, весь его взор обращен на Майлза.

 — Я бы хотел оставить свои драки в средней школе, поэтому, просто сделай мне одолжение, убери руки с ее задницы и уйди, тогда все будет в порядке, — говорит Оливер. Гнев кипит во мне. Единственное, о чем я могу думать, это «ночь Грейс».

Слова повторяются в моей голове. «Ночь Грейс», за которыми следует забавный смешок Бобби, и вдруг я в ярости. Я сделала шаг назад и выстрелила в него убийственным взглядом.

 — В чем твоя проблема?

 — Я так понимаю, вы знаете друг друга, — говорит Майлз, качая головой. Он смотрит на меня в последний раз. — Когда вы закончите вести игру, которую он хочет, то можешь присоединиться за наш столик.

 Затем он поворачивается и исчезает в толпе, оставляя меня, смотреть на пустое место, где он только что стоял.

— Элли, — говорит Оливер, но я поднимаю руку, чтобы остановить его, разворачиваюсь и иду к задней части клуба. Женский туалет как обычно забит, поэтому я думаю, что делать дальше. Когда вижу фигуру, идущую позади меня, то бегу к ближайшему выходу, дрожа от холодного воздуха, который бьет меня.

— Эстель! — кричит он, когда дверь закрывается позади него, шум клуба исчезает вместе с ним.

— Чего ты хочешь? — говорю я. Чего он хочет? Я держу руки вместе, когда остатки алкоголя проходят через мое тело, согревая меня от наружного воздуха. Внезапно я так расстроена всем. Это должен был быть выходной. Может быть, даже ночь, когда я смогу показать Вику, что могу найти парня сама, без помощи мамы, без школы, без искусства, только я. И это глупо. Это глупо, потому что я в танцевальном клубе пытаюсь доказать то, чего не понимала. Что я вообще собиралась делать? Еще одна ночь со случайным человеком? Найти реальный шанс начать все сначала в месте, где разговор совершенно необязателен, а сухой секс является нормой? Смех ускользает от моих глупых, идиотских мыслей. И еще один следует, когда я понимаю, кто стоит за мной — единственный парень, которого я хочу, но не должна. Тот, которого я не хочу хотеть. Я боюсь хотеть.

Когда Оливер не отвечает, я поворачиваюсь к нему лицом. У него закрыты глаза, когда он протягивает руку к своим волосам, расчесывая их, будто в рекламе Пантин. Он выглядит измотанным, как человек, у которого была восьмидесятичасовая рабочая неделя, и сумевшего все же выйти сегодня вечером, чтобы помочь своему лучшему другу отпраздновать победу. Когда он открывает глаза и смотрит на меня, как будто получает второе дыхание.

— Я знаю, что облажался, Элли. Или сделал это в прошлом, — говорит он с коротким смешком, делает шаг вперед, а я стою на месте. Не хочу прерывать то, что он скажет мне, пока смотрит на меня такими глазами. — У тебя нет причин раскрываться передо мной. Я знаю, что не могу быть с тобой, Элли. Я знаю, что не должен быть с тобой. Предложение по работе, которое я получил в Сан-Франциско, а это значит, что я скоро уеду…снова. Твой брат никогда бы этого не одобрил…нас…то, что я с тобой, — говорит он, вздыхая. Он снова протягивает руки к волосам, когда встает передо мной. Мы так близко, что единственное, что между нами — это мои скрещенные руки. Он опускает лоб мне на голову и издает длинный вдох. — Так почему я так сильно хочу тебя?

— Сколько раз мы будем проходить через это? — шепчу я. Сколько раз я позволю тебе разбить мое сердце?

— Просто дай мне одно свидание, — говорит он так же тихо, поворачивая лицо так, чтобы наши носы соприкоснулись.

 — Всего одно свидание, и что потом? Ты уедешь на следующий день? — говорю я, отходя от него.

 — Дай мне время, чтобы понять это, — говорит он, умоляя мои глаза.

Я качаю головой.

— Я не могу.

— Почему нет?

— Потому что в последний раз, когда мы это делали, ты бросил меня! — говорю я намного громче, чем намеревалась. Он вздрагивает. — У нас была та ночь, и ты, черт возьми, бросил меня! Я проснулась на следующий день, а тебя не было. Все твое дерьмо пропало! Ты даже не оставил записку, просто «Бин уехал сегодня в Беркли, сказал, что встретится с тобой в следующий раз» от Виктора, который думал, что мы даже не видели друг друга на вечеринке. Ты знаешь, как это больно?

Он отводит взгляд.

 — Я думал, мы установили то, что я облажался.

— Да, что ж, тогда прекрати трахать нас всех вместе с собой!

Его глаза вспыхивают в моих.

 — Ты обручилась год спустя!

— О, я должна была ждать тебя? Я пропустила записку, где ты сказал мне, что вернешься, и у нас действительно может быть шанс на что-то? Мне так жаль, Король Оливер. Я, должно быть, пропустила это, вместе с извинениями за то, что ты оставил меня, а затем сделал меня несчастной в моем собственном…

 Его губы врезаются в мои, прежде чем я могу закончить предложение, и я толкаю его в стену позади него. Он стонет, когда я прижимаюсь своим телом к нему и проникаю своим языком в его рот. Моя голова затуманивается от его запаха, его вкуса, и намека на железо во рту, образовавшееся от наших покусывающих зубов. Мы целуемся, как изголодавшиеся друг по другу. Сквозь туман в своей голове я слышу, как кричат наши имена, но не обращаю внимания, пока не слышу, как голос становится громче, ближе, и наши телефоны начинают вибрировать.

 — Элли?

 — Бин?

Голос Дженсена пронзает нас, Оливер отрывается от моего рта и отдаляется или даже отталкивает меня. Это примерно тоже самое. Вибрация наших телефонов становится бешеной. Я смотрю вниз, вынимаю его и вижу имя Вика на экране. Мои глаза обращены на Оливера, который говорит, что ему звонит Дженсен. Мы киваем друг другу и одновременно отвечаем на звонки.

— Да, она со мной. Мы снаружи, — говорит Оливер в свой телефон.

 — Я снаружи, — говорю я Вику.

— О. Дженсен с тобой? Он вышел покурить.

 — Нет. Я никого не видела.

— Ты возвращаешься с нами? Мне не удалось потусоваться с тобой внутри.

 — Вы были немного заняты внутри, — говорю я и открываю рот, чтобы согласиться.

 — Хорошо, хорошо, мы увидимся дома. Скажи Бину, что девочки, с которыми мы разговаривали, придут, — говорит Виктор, и мой желудок скручивается. — Конечно. Скажу ему, — говорю я, глядя на Оливера, который пристально следит за мной.

Как только я вешаю трубку и кладу телефон обратно в сумочку, Оливер тянется ко мне, но я поднимаю руки, чтобы остановить его.

 — Не беспокойся. Виктор сказал, что у тебя сегодня компания. Он хочет, чтобы ты знал, что девочки придут, — говорю я, неторопливо выходя из переулка и направляясь к входу в клуб. Я вижу Дженсена, смотрящего на нас с открытым ртом. Меня даже не волнует, что он видел нас прямо сейчас. Завтра, я уверена, еще подумаю об этом, но прямо сейчас, чувствую, что мне нужно выбраться отсюда.

— Я возьму такси, — говорю я, когда добираюсь до машины и открываю дверь. Смотрю через плечо и ловлю раздосадованный взгляд на лице Оливера, прежде чем сесть в машину и закрыть дверь, а затем направляюсь в единственное место, которое я смогла бы назвать домом за последние два года. К счастью, у меня все еще есть ключ. 

Глава 25

Оливер 

Прошлое…

Крах амбиций позволяет жизни пройти мимо вас, и осознание этого уже приходит после. Люди меняются, как времена года, их жизнь меняется, и вдруг вы застряли между осенью и зимой, не зная, куда следует вам двигаться вперед или назад. Я не приезжал домой на каникулы в первые два года учебы, потому что мама и Софи сами приезжали ко мне в Беркли. Потом в один год приехали ребята на весенние каникулы, а на следующий год мы поехали в Вегас. Возвращение домой было странным, как будто все осталось прежним, кроме меня. Так я думал, пока однажды утром не встретился с нервным Виком в «Старбаксе».

— Если ты не перестанешь дергать ногой, я тебя ударю, — говорю я, поднимая глаза от учебника, который держал в руке. Мы должны были готовиться — он к вступительному тесту, а я к экзамену по генетике.

— Я просто…извини. Я просто сейчас разбираюсь с кучей дерьма.

Я положил книгу и откинулся в кресле.

— Говори.

Он закрыл глаза и выдохнул через нос, длинно и тяжело. Я не знал, чего ожидать от него. Может, он провалил тест. Может, от него забеременела девушка. Может, он завел себе хомяка. У Вика могло произойти что угодно.

— Она помолвлена, — сказал он наконец.

— Окей? — я медленно вытянулся, ожидая, когда он продолжит.

— Эстель, — сказал он, поднимая брови. — Она обручилась.

Сразу произошло несколько вещей: у меня раскрылся рот, воздух покинул мое тело, и бариста уронила кофе, который она делала, вызвав переполох в кофейне.

— Она что? — сказал я. Он кивнул, подняв брови, как будто мы на одной волне. Пока его была низкая, на своей территории, моя поднималась в горы. Я чувствовал, как огромные когти сжимаются вокруг моей шеи. Эстель помолвлена. Моя Эстель.

— Кто? Я даже не знал, что у нее есть парень, — сказал я, пытаясь сохранить свой голос спокойным, стараясь не расстраиваться, потому что тогда мои уши покраснеют, и он узнает, что что-то не так. Где, черт возьми, я был? Где, бл*дь, я был…почему мне никто ничего не сказал?

— Она уже встречалась с этим художником, Уайтом, некоторое время.

— Да, и это оказалось серьезно? — я сумасшедший? Я слышал, что это несерьезно. Или, может быть, я просто так думал.

Вик пожал плечами.

— Ну, теперь это чертовски серьезно. Они съезжаются, помолвлены…это просто… она моя младшая сестра, понимаешь? Одно дело, чтобы Джуниор пошел и обручился, но, когда Элли это делает, это похоже…я не знаю. Я чувствую, что переживаю кризис среднего возраста.

Я не мог смеяться или шутить о том, что он сказал. Я слишком зациклился на том, что Эстель помолвлена. Она переезжает к кому-то, кто не я. Кто-то, кто имеет голову на плечах и был достаточно умен, чтобы не потерять это прекрасное в своей жизни.

— Они же постоянно расстаются, нет? — я добавил еще.

— Думаю, он хочет, чтобы они этого не делали, — сказал он, кусая кончик карандаша. — Он тот еще напыщенный придурок. Думает, что лучше всех.

— Серьезно? И Эстель переезжает к нему? — я посмотрел вниз на затертый деревянный стол.

— Она говорит, что любит его, — моя грудь сжалась, но я кивнул, показывая, что слушаю. — Она говорит, что счастлива с ним, и что он научил ее многому. Я думаю, ей просто комфортно с ним. Имею в виду, он старше, он успешный, и они открывают галерею вместе.

— Они открывают галерею вместе? — спрашиваю я. Хуже и быть не может.

— Чувак. Я не показывал тебе фотографии? — спрашивает Вик, доставая свой телефон и прокручивая фотографии. Та, на которой он остановился, оказалась с их помолвки. Эстель, положив руку на грудь парня, широко улыбалась на камеру. У него были длинные светлые волосы, как у меня… борода, как у меня…и девушка, которая должна была быть моей. Темные волосы Эстель были распущены, волнистые локоны обрамляли ее лицо, а карие глаза были такими же широкими и улыбающимися, как и ее красивый рот. Я посмотрел на камень на ее пальце и быстро отвернулся. Мне показалось, что на ключицу упал камень. Я не мог дышать. Я положил телефон и посмотрел в другую сторону.

— Полагаю, она счастлива, — комментирую я, поднимая свою книгу. Чувствовал, как Вик пялится на меня, ожидал, что он спросит, почему я себя так странно веду. На этот случай у меня подготовлена небольшая речь о том, как давно я люблю его сестру и знаю, что он не одобрит, но мне все равно. Я сказал, что сделаю это. Скажи мне, молю, но он этого не сделал, только вздохнул и откинулся на сиденье.

— Я чувствую себя стариком. Моя сестра выходит замуж…

— Помолвлена, — поправил я. — У многих людей и не доходит до женитьбы.

Был бы я мудаком за то, что хочу этого? Был бы я ужасен, надеясь, что помолвка провалится? Почему меня это так беспокоило? Меня не было там. Я ушел. Я ушел. Мне некого винить, кроме себя.

— Ты хочешь прийти на вечеринку по случаю помолвки сегодня вечером?

С таким же успехом он мог бы спросить, не хочу ли я надеть розовое трико на футбольный матч.

— Что?

— Ты можешь составить мне компанию, — сказал он, смеясь над выражением моего лица. Мне нужно было увидеть ее, несмотря на обстоятельства, я согласился. Конечно, я согласился. Я бы пошел и попросил ее не выходить замуж за этого тупого художника. Или, может быть, мне просто нужно было увидеть ее, чтобы убедиться, что она действительно счастлива. Чтобы убедиться, что никакой искры между нами больше не было. Может, все, что у нас было в прошлом, исчезло теперь, когда у нее было что-то настоящее. Может, я слишком долго ждал. Конечно, ждал слишком долго. Каждая секунда, потраченная на подготовку, чтобы пойти в дом Вика, стала отсчетом времени до гибели. Я переодевался пять раз. Пять. Чувствовал себя Софи. На этой ноте позвонил своей сестре. Я никогда не рассказывал ей об Элли, потому что знал, что она не одобрит, но мне нужно было рассказать кому-нибудь, кому угодно. Мне нужно было выложить все, чтобы Вселенная услышала меня, и, возможно, сказав все Софи, это станет реальным и, может быть, Эстель разорвет помолвку…отменит свадьбу... я не знаю.

— Если ты звонишь не для того, чтобы сказать мне, что приедешь кормить Сандера, то твой голос сейчас нежеланен, — сказала она, звуча полностью уничтоженной.

— Соф, я облажался.

Она долго молчит.

— Ты…ладно, я не могу придумать, в чем бы ты мог облажаться, так что просвети меня. О, идеальный, что ты сделал?

— Ты ведь помнишь Эстель?

— Угу.

— Ну, мы вроде как перепихнулись в прошлом. Несколько раз…больше нескольких раз, — признаюсь я спокойно.

— О боже не говори мне, что она забеременела.

— Нет! Боже. Нет, — сказал я, пораженным голосом. Это худшая новость? Чтобы она забеременела от меня? Обычно я бы согласился, но сегодня это не так.

— Хорошо, и? Виктор поймал тебя и поставил тебе синяк под глазом? —  снова предположила она.

— Нет! — сказал я со стоном. — Она помолвлена!

Тишина. Единственное, что говорит мне о том, что она на линии, это агуканье Сандера.

— И ты расстроен из-за того, что больше не можешь с ней трахаться? — спросила она.

— Расстроен, потому что влюблен в нее, — сказал я тихим голосом. Я даже не признался в этом себе. — Имею в виду, я не знаю наверняка, но думаю, — добавил я. Софи рассмеялась.

— Что ж, это…— она вздохнула. — Это что-то…

— Софи!

— Бин, ты звонишь мне в середине кормления, чтобы сказать, что ты, возможно, но не знаешь наверняка, влюблен в младшую сестру твоего лучшего друга с третьего класса, и что она помолвлена с кем-то другим. Я имею в виду…У меня нет слов. Когда это началось? Когда ты это понял?

— Это началось много лет назад, но это никогда не было чем-то реальным, понимаешь?

— Достаточно реально, чтобы ты взбесился, когда услышал, что она помолвлена?

Я закатил глаза.

— Как ты можешь быть не уверен в том, что влюблен в нее? Вы поддерживаете связь?

— Нет. Нет. Мы не говорили…с тех пор. С тех пор, как я вернулся домой в прошлый раз…и даже тогда, это было быстрое неловкое привет - пока, потому что я выходил из ресторана с парой, а Эстель собиралась с ней как раз встретиться.

— А сейчас?

— А сейчас…она помолвлена на каком-то придурке.

Софи снова засмеялась.

— А ты прекрасный принц.

— Я не знаю, что мне делать. Я иду на ее помолвку, и я не знаю, что делать.

— Ты идешь на вечеринку по случаю помолвки? — спрашивает она. — Ты сошел с ума? Как думаешь, что она скажет?

— Я не знаю. Я надеюсь, она снимет кольцо и бросит его парню в лицо.

— Оли…

Я застонал. Моя сестра только подтвердила то, что я не хотел слышать.

— Может, тебе стоит отпустить ее. Может, она не была той единственной.

— Она была! Она! — сказал я, шагая по своей комнате.

— Если ты так считаешь, почему не попытался раньше? — она спросила со вздохом.

— Ты помнишь, каково было, когда папа ушел?

— Папа не уходил. Родители развелись. Есть разница.

— Неважно. Ты помнишь, когда это случилось? Что он говорил? Как он чувствовал себя, что не был готов и не мог обеспечить маму ничем?

— О, Боже мой. Ты на самом деле слушал пьяный бред отца?

— Конечно! Я был ребенком! Он был моим отцом! И все мои друзья были такими…я не знаю. У меня было видение того, кем я хочу быть, когда вырасту. Я хотел быть успешным, чтобы моей жене не приходилось работать, если только она этого хотела.

— Итак, ты планировал всю эту реальность 1950-х годов для себя и твоей будущей жены, не принимая во внимание, что жизнь на самом деле продолжается с тобой или без? — сказала она после долгой паузы.

Я выпустил резкий вдох.

—  Черт. Черт. Черт. — зарычал я, пиная стену возле шкафа.

— Ну, это моя реплика, — сказала она, когда Сандер начал плакать. — Удачи сегодня вечером. И Бин?

— Да?

— Иногда мы позволяем первым уйти, но это учит нас лелеять вторых гораздо больше.

Я пробормотал да, спасибо, и пообещал ей, что приеду завтра. Я не мог смириться с идеей позволить Элли уйти. Это плохо, что я хочу удержать ее? Я всё-таки собрался и вышел из дома. Вместо того, чтобы взять машину, я пошел к Вику. Мне нужно было подумать о том, что я собираюсь сделать, как только доберусь туда. Размышления не помогли. Когда я наконец добрался туда, я не знал, что делать. Обычно я заходил через заднюю дверь, но сегодня я был здесь не как друг Виктора, а как друг Эстель… поэтому я использовал главную дверь.

Томас, отец Виктора, открыл мне дверь с потрясённым выражением лица.

— Я не думаю, что ты когда-либо входил через эту дверь, — сказал он, нахмурившись.

— Я подумал, что должен, раз уж прошло столько времени.

— Ты все еще наш мальчик независимо от того, сколько тебе лет, и сколько жизней ты спасаешь, Доктор.

Он засмеялся тем же смехом, что и Виктор, плечи его дрожали, а ровные зубы блестели.

— Итак, большой день, — сказал я.

— Большой день…— согласился он, оглядываясь вокруг. Там было всего несколько человек, но я подумал, что это только начало.

— Вик в игровой комнате с братом Мии, а Эстель на кухне. Ее жених… где-то здесь.

Я не собирался с ним встречаться, но как только слова вышли из уст Томаса, жених с фотографии появился перед нами. Я быстро его осмотрел. Он был определенно старше меня, худее меня, немного ниже меня, но у него была улыбка, которая требовала внимания. Я знал эту улыбку, потому что видел ее на своем лице, когда смотрел в зеркало. Очевидно, у Элли был определённый типаж. Если бы он не надел ей кольцо на палец, я бы тоже улыбался.

— Уайт! Это Оливер, один из близких друзей Виктора, — сказал Томас, поворачиваясь в мою сторону. Уайт посмотрел на меня серьезным взглядом. Сначала он нахмурился, потом, словно его что-то осенило, улыбнулся.

— Конечно. Оливер! Я много слышал о тебе. Хорошо, наконец, сопоставить лицо с именем, — сказал он, предлагая мне свою руку, которую я взял и сжал немного сильнее, чем обычно.

— Интересно. Я услышал о тебе только сегодня и думаю, на этой ноте скажу, что ты счастливый ублюдок, — ответил я, заработав от него поднятую бровь. Я, наверное, должен был смягчить веселье в моем голосе особенно из-за того, что отец Элли стоял рядом, но фильтр в моей речи был невозможен.

— Знаешь, что говорят о ранних пташках, — сказал он, подмигнув, и ушел. Я хотел ударить его.

— Что она нашла в этом парне? — пробормотал я себе под нос, достаточно тихо как думал, но Томас услышал и издал смешок. Он хлопнул рукой по моей спине и проводил меня к игровой комнате. Я наблюдал, как Роберт и Виктор играли в какую-то глупую видеоигру.

— Я собираюсь выпить пива. Хочешь чего-нибудь? — спросил я, вставая.

— Ты уверен, что не хочешь поиграть? — спросил Вик, хотя он знал, что я буду играть только на приставке. Когда я не ответил, он прокричал, чтобы я принес ему пиво.

Я пошел на кухню и поприветствовал людей, которых знал. Миа спорила с кем-то по телефону, закатив глаза, и подала мне сигнал, типа можешь поверить в это дерьмо? Я увидел ее маму и маму Элли, быстро обнял их и поговорил с ними о Беркли. Я заметил Уайта через окно. Он был снаружи со своим мобильным телефоном и курил сигарету. Я остановился. Элли выходила замуж за курильщика?

Каждый намек, который я улавливал в ее жизни, казался противоположным тому, что я предполагал. Я представлял, как она рисует, делает красивые скульптуры, ест мюсли, которые она так любила, и пьёт латте. Я не представлял ее… с этим парнем. Может, с ним все в порядке. Может быть, я просто искал оправдание, чтобы ненавидеть его, но мне не понравилось, как он поприветствовал меня, как будто знал меня. Как будто слышал каждую глупую ошибку, которую я сделал, когда дело дошло до Элли, и он исправил все мои ошибки.

Когда я обошел кухню, то увидел ее и остановился у входа. Она определенно была одной из тех женщин, которые со временем становятся лучше, как хороший скотч. На ней было платье цвета слоновой кости, доходившее до колен и облегавшее тело, как перчатка. Ее туфли были золотые с шипами на пятке, а волосы спадали на спину естественными волнами, но передняя часть была короче, и каждый раз, когда она наклонялась, ей приходилось сдувать их с глаз. Я ждал, пока она встанет, прежде чем я ворвусь, потому что когда дело доходило до нас, это то, что мы делали. Мы не стучали и не просили разрешения. Мы только вторгались.

— Привет, — сказал я ей. Она ахнула и застыла, помедлив минутку, прежде чем обернуться, чтобы взглянуть на меня.

Это казалось вечностью, когда она просто смотрела на меня с широко раскрытыми глазами, явно задаваясь вопросом, какого черта я тут делаю.

— Привет, — сказала она, наконец, хриплым голосом, прежде чем прочистить горло.

— Я слышал ты… — я даже не мог сказать слов. Мой взгляд упал на ее палец. Кольцо бросалось мне в глаза. Кричало.

— Да, — сказала она. Наши глаза снова встретились. Я не знал, что сказать. Я не мог поздравить ее с тем, что мне не нравилось.

— Ты счастлива? — спросил я, приближаясь к ней. Она сделала шаг назад, ударившись о стойку позади.

— Не надо, — сказала она, поднимая руки в обороне. — Я…да…

— Значит, это он единственный? — спросил я, мой голос ровный, мое сердце ноет, мои глаза умоляют.

Она оторвала свой взгляд от моего.

— Он делает меня счастливой, если это то, что ты хочешь услышать.

Я подошел поближе.

— Этого хватает, чтобы быть единственным?

Ее глаза вспыхнули в моих, и я клянусь, в тот момент я потерял все сомнения, которые у меня остались. Прямо там, в этих глазах, в бурном море, которое она создала одним взглядом.

— Что нужно, показывает. Не уходит каждый раз, когда происходит что-то значимое. Он принимает это…Господи, Оливер, я даже не знаю, что ты хочешь от меня услышать! — она кричала на меня шепотом.

— Скажи мне, что он единственный. Скажи мне, что он заставляет тебя чувствовать то, что ты чувствуешь, когда ты со мной, — убеждал я, приближаясь к ее лицу.

Она немного посмеялась.

— Я не видела тебя сколько? Более одного года? И ты приходишь сюда,смотришь на меня вот так и говоришь о том, что я чувствую, когда я с тобой. Что я должна с этим делать, Оливер?

Я схватил ее за локти и держал, чтобы мы дышали друг другу в лицо. Запах печенья и вина проникал в мой нос, и я мог только закрыть глаза и представить, каков этот вкус на моем языке.

— Отпусти меня, — сказала она тихим голосом. — Ты не собираешься меня поцеловать. Ты не можешь поцеловать меня. Не сегодня.

— Возможно, это последний шанс поцеловать тебя, — мягко сказал я, опуская губы на ее щеку. — Возможно, это последний раз, когда я тебя обнимаю.

— Оливер, пожалуйста, — сказала она между шепотом и мольбой.

— Он заставляет твое сердце биться, как я? — прошептал я в уголок ее рта. — Он заставляет тебя чувствовать, что ты не можешь дышать?

— Мне нравится дышать, большое спасибо, — прошептала она, упав в мои прикосновения.

— Как часто ты думаешь обо мне, Элли?

— Я не отвечу на это, — сказала она, закрыв глаза, когда мои губы коснулись ее.

— Ты не мешаешь мне поцеловать тебя, — сказал я, предупреждая.

— Я должна. Если он придет сюда, он будет расстроен.

— Он не должен был оставлять тебя.

Она прижалась ко мне, слегка отталкиваясь назад. Звук каблуков, звенящих по полу, поразил меня, и я убрал руки с ее локтей, сделав шаг назад.

— Печенье готово, дорогая? Мне больше нечего давать людям, — сказала ее мама, появившись рядом с нами.

— Да, здесь. Я делаю еще одну партию и все, — ответила она.

Ханна остановилась рядом со мной с подносом в одной руке и взяла мой подбородок.

— Разве он не становится красивее каждый раз, когда приходит домой? — сказала она, ущипнув меня за щуку, и ушла.

Эстель посмотрела на спину матери, когда я слегка улыбнулся.

— Кажется, он много знает обо мне, — сказал я, когда мы снова остались наедине. Ее лицо затуманилось.

— Он знает достаточно.

— Достаточно, чтобы знать, что он должен беспокоиться о том, что мы с тобой останемся наедине?

— Достаточно, чтобы знать, что ты проблема. Смертоносная. Опасная для моего здоровья.

Я вздохнул, протягивая руку к ее волосам. Все шло не так, как планировалось.

— Так ты это делаешь? Ты собираешься выйти за него замуж? — сказал, наконец, понимая, что это проигранная битва.

— Мы обручены, Оливер. Мы будем жить вместе. Мы открываем галерею. Это все равно, что иметь ребенка, — сказала она, ее слова заставляют меня вздрогнуть. Ребенок с ним.

— Это так тяжело для меня, — прошептал я, снова становясь перед ней.

— Что у нас было…это прошло, — сказала она, уставившись в пол.

— Ты действительно в это веришь? — спросил я, приподнимая ее подбородок, чтобы она могла смотреть на меня.

— Ты должен остановиться, — прошептала она, на ее глазах выступали слезы. Я ненавидел быть их причиной. Интересно, за скольких из них я нес ответственность все эти годы? И тут меня осенило: я по-королевски облажался. Это было нелегко исправить. Это не позволило мне прийти завтра и починить тренировочное колесо, которое я случайно сломал. Или заменить холст, в который я бросил футбольный мяч. Это жизнь. Вот, что происходит, когда вы перестаете жить моментом. Они меняются, они двигаются дальше, и вы обнаруживаете, что жалеете, что не посмотрели вовремя, чтобы пойти с ними.

— Ты права, — сказал я, отступая и опуская руку. — Ты права. Извини. Если ты счастлива, то и я счастлив за тебя, Моя прекрасная Элли.

Я наклонился, поцеловал ее в щеку, в последний раз вдохнул ее запах и ушел. 

Глава 26

Настоящее…

Мой телефон разрядился через пару минут после того, как я пришла домой прошлой ночью и была благодарна за тишину. Я спала на диване, риелтор настаивал, чтобы я оставила немного мебели в гостиной. Проснувшись сегодня утром, я поднялась наверх и села посреди своей пустой комнаты, думая о том, когда я делала это в последний раз. Это было, когда Уайт настоял на новой кровати при моем переезде. Он купил дом с бывшей девушкой задолго до нашей встречи. Это не беспокоило меня, пока я не поняла, что буду спать в кровати, которую они купили вместе. Именно тогда, когда он выбросил старый матрас и сказал мне поехать в Уэст-Эльм, чтобы выбрать новую кровать, что я и сделала. Комната такая скучная, хотя и свободная, без кровати по середине. Кровать, которую я отдала его матери. Я больше не могла в ней спать. Я проспала в ней целый год после его смерти, и с этим покончено. Двигаться дальше означало отказаться от даже самого маленького чувства комфорта, которым я делилась с ним.

 И все же я была здесь, там, где начала. Дело не в том, что у меня нет личности без Уайта или нашей совместной жизни, но мне понравился простой акт возвращения домой и знания того, что я найду здесь. По какой-то причине, зная, что это место больше не будет моим, я почувствовала себя немного потерянной. Куда мне теперь идти? Конечно, я бы купила новый дом. Конечно, я бы украсила его по своему вкусу, но будет ли это чувствоваться как дом? Я беру себя в руки, спускаюсь и заглядываю в каждые комнаты. И когда я открываю входную дверь, чтобы уйти, Оливер сидит снаружи на ступеньках спиной ко мне.

— Что ты здесь делаешь? — спрашиваю я.

Он вздыхает, но не поворачивается ко мне лицом. Его рука пробегает по его волосам. Они снова становятся длиннее. Я удивлена, что у него уже нет маленького пучка.

 — У меня была запланирована речь, и теперь, когда ты наконец вышла, я даже не могу думать, — говорит он.

— Как долго ты здесь пробыл? —  спрашиваю я, присаживаясь рядом с ним на ступеньку. Он пожимает плечами, все еще не глядя на меня.

 — Это не имеет значения.

— Какую речь ты планировал произнести?

Он опускает голову между ног, положив ее в руки.

— Это проблема, Элли. Все, что я планировал сказать, заставляет меня чувствовать себя полным мудаком, когда я повторяю это в своей голове. Всю свою жизнь я готовился к вещам и планировал их, и когда дело доходит до тебя…Я полностью теряюсь, когда дело доходит до тебя, — говорит он, наклоняя лицо, чтобы посмотреть на меня.

— Не я сбиваю с толку. Я простая, — говорю я тихо, положив руки за колени, чтобы противостоять желанию прикоснуться к его волосам…бороде…его полным губам.

 — Твоя простота сводит с ума. Все в тебе сводит меня с ума. То, как ты улыбаешься мне, то, как ты смотришь на меня, то, как ты разговариваешь с этими детьми в больнице, как будто они взрослые, как будто они важны…Знаешь, не так много людей так делают. Даже я. Когда я работаю в сумасшедшие часы, то я захожу в их комнаты и обращаюсь только к их родителям. Я видел, как ты учила их рисовать, учила их делать что-то своими руками, своим временем, и как ты смотрела на них…— он останавливается, вздыхает и смотрит на меня своими вечнозелеными глазами, как будто я его мир. — Знаешь, о чем это заставило меня подумать? Я хочу иметь детей с этой девочкой, потому что каждый ребенок заслуживает того, чтобы на него смотрели так. Каждый заслуживает того, чтобы чувствовать себя важным.

Мое сердце сжимается от его слов. Я открываю рот, чтобы заговорить, но слова не идут, поэтому я подхожу ближе и кладу голову ему на плечо. Он целует меня в макушку и обхватывает рукой.

— Ты думаешь, я сумасшедший? — спрашивает он.

— Абсолютно, — говорю я, улыбаясь, поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него.  — Твои осложнения сводят с ума. Все в тебе сводит меня с ума.

Он усмехается, качая головой.

— Это звучало лучше в моей голове.

Я наклоняюсь к нему и прижимаюсь носом к его холодной щеке.

 — Я думаю это звучит довольно хорошо.

 — Ты не злишься, что я пришел сюда? — спрашивает он, протягивая мне руку.

— Как ты вообще меня нашел?

— Я позвонил Мии. Имею в виду…через некоторое время у меня было чувство, что ты не вернешься в дом Вика, а потом я позвонил Мии. Когда она сказала, что тебя там нет, я попросил у нее этот адрес.

— Эта девушка…

— Я должен ей недельный кофе.

 Я смеюсь.

— Ты собираешься потратить свою зарплату в ординатуре на ее зависимость?

 Он улыбается.

— Может быть, она не заметит, если я сам его сварю.

— Сомнительно, — говорю я. Мы оба смеемся и снова смотрим друг на друга, у меня перехватывает дыхание от эмоций в его глазах. Он мягко проводит рукой по моей щеке.

— Одно свидание, красавица Элли, — говорит он шепотом, от которого у меня сводит живот. Я делаю глубокий вдох и одновременно выдыхаю. Я хочу этого. Я верю в это.

— Одно свидание, — соглашаюсь я, улыбаясь ему.

Я оглядываюсь через плечо на дом, который делила с любимым человеком, и вздыхаю. Я не чувствую себя так плохо, как думала, соглашаясь на это свидание. Может быть, на этот раз звезды сойдутся для нас. 

Глава 27

Я предпочитаю не рассказывать брату о свидании с Оливером, потому что у меня кишка тонка. Я знаю, что он попытается остановить меня. Я не хочу слышать от него, что Оливер большой игрок и не достоин меня. Кроме того, это всего лишь одно свидание. Скорее всего, оно не будет таким, как наше дружеское свидание. В глубине души я кричу: ''"Не привязывайся пока!"'' Но дело в том, что это Бин.

Я всегда буду привязана к нему, что бы ни случилось. Я подъезжаю к дому Мии и паркую свою машину, затем поднимаюсь наверх и жду.

 — Я слышал, что у тебя свидание с Оливером, и судя по всему, вы встречаетесь. Ты потеешь, как шлюха в церкви! — говорит Роб, как только видит меня. Я бью его по плечу.

— Нет, это не так! О, Боже, это так? — направляюсь в ванную, смотрю на себя и понимаю, что он преувеличивает. Но, черт. Я нервничаю.

— Почему я так волнуюсь? И где Миа?

— Она в душе, а ты нервничаешь, потому что это твое первое свидание. В смысле настоящее свидание. Махинации не считаются, — он поднимает белокурую бровь и смеется, когда я смотрю на него.

— Мне нужно выпить, — объявляю я, направляясь на кухню.

— Нет, ты этого не сделаешь. Тебе нужно сесть, расслабиться и быть спокойной. У меня будет сердечный приступ!

— Перестань быть занудой, — бормочу я, плюхаясь на диван.

— Хорошо, но на свидании не садись так. Нет ничего более грубого, чем небрежная няня в платье.

Мои глаза расширяются, и я скрещиваю ноги, садясь вертикально.

— Будь ты проклят. Может, мне стоило надеть джинсы.

Роберт смеется, откидывая голову назад. Он так похож на Мию, когда делает это.

— Я пошутил! Боже, ты действительно нервничаешь.

— Кто нервничает? — спрашивает Миа, подходя к нам.

— Паникерша ведет себя как девственница, идущая на выпускной, — говорит Роб, от чего мы с Мией заливаемся смехом.

— Разложил все по полочкам, — говорю я.

— Она выглядит хорошо, — говорит Миа, подходя ко мне. — Это просто Бин.

— Именно. Это просто Бин…я хорошо выгляжу?

Миа показывает большой палец и кивает.

 — Ты выглядишь прекрасно, как и каждый раз, когда красишься, причесываешься и одеваешься.

— Разве это не каждый день?

— Ну, ты должна хранить красоту для особых случаев, Цыпленок.

— Сучка, — говорю я, смеясь, и прекращаю, когда слышу стук в дверь.

— О, вот он и пришел, — Роб начинает петь, как поет людоед, и мне хочется заползти в нору и умереть. Миа распахивает дверь и громко свистит.

— Похоже, кто-то хочет потрахаться сегодня вечером, — объявляет она.

И на этот раз, по-настоящему, я хочу заползти в яму и умереть. Чувствую, как горит мое лицо, когда иду к двери и говорю Мии и Роберту заткнуться. Оливер одет в темные джинсы, черные туфли, серую рубашку на пуговицах и фетровую шляпу на голове. Это просто и горячо, и подходит к моему серому платью.

 — Как будто им суждено быть вместе! — Роб заявляет громко. — Они так подходят друг другу! Это чертовски мило! Миа! Возьми камеру!

— Я ненавижу тебя, — говорю Робу, глядя на него. — Я ненавижу тебя, — говорю Мие, повернувшись к ней лицом, красным от смеха. — Я не ненавижу тебя...тоже, — говорю я, обращаясь к Оливеру. Он так улыбается, что я готова растаять от этого.

— Пожалуйста, верни ее домой к полуночи и убедись, что она не выпьет водку, — как только Миа начинает перечислять свой список, останавливается, чтобы посмотреть на мое покрасневшее лицо, и смеется. — Ого…Прости, Элли, но это так мило. Ты так не нервничала с тех пор, как потеряла девственность с Хантером Грейсоном. — Она перестает смеяться и обращается к Оливеру с серьезным лицом. — Все шутки в сторону, если ты снова причинишь ей боль, я, бл*дь, убью тебя, и говорю не о приятном тихом убийстве, а об отрезанном члене, внутренних органах повсюду. Поэтому, пожалуйста, помни об этом.

— Хорошо, пора идти, — говорю я, вытаскивая руку Оливера из двери. — Некоторые люди официально потеряли свои мозги.

Оливер согнулся пополам от смеха, когда мы спускаемся по лестнице, так что ему приходится время от времени останавливаться, чтобы отдышаться. Я даже не могу посмотреть на него, потому что мне так стыдно. Хотя я не должна так смущаться! Мы все выросли вместе! Это абсолютно нелепо. Когда мы добираемся до его машины, он вытирает слезы с глаз и открывает мне дверь. Я даже не смотрю на него, а просто уставилась вперед. Но потом он замолкает, и его рука тянется к моей на коленях. Он нежно сжимает ее, чтобы привлечь мое внимание.

— Эй, — тихо говорит он, улыбаясь глазами.

— Я рада, что тебе понравилось шоу. Мы будем здесь всю неделю, — бормочу я, заставляя его смеяться. Он подносит мою руку к своим губам и прижимается к ней. Я дрожу от ощущения колющейся щетины.

— Они хотят как лучше, — говорит он, целуя мою руку. — Ты выглядишь прекрасно. Я так рад, что наконец согласился пойти с тобой на свидание.

Это заставляет меня засмеяться.

— На самом деле? Тебя безжалостно преследовали?

— Ты даже не представляешь, — говорит он, поднимая брови. — Было утомительно уклоняться от твоих преследований.

Я наконец-то вздохнула и устроилась поудобнее на своем месте. У Оливера есть способ успокоить меня в один момент. Его пальцы гладят мое колено, и я дрожу. И полностью наэлектризована.

 — Итак, куда ты меня ведешь? — спрашиваю я, повернувшись к нему лицом. Он улыбается и смотрит вперед.

— Если я скажу тебе, это разрушит неожиданный момент свидания.

— Мы ведь не собираемся поужинать и посмотреть кино? — говорю я, сдерживая смех, когда он бросает на меня взгляд.

— Я выгляжу таким скучным для тебя?

Я пожимаю плечами.

— Я не знаю. Куда ты обычно ходишь на свидания?

Его взгляд снова устремлен на мой.

— Есть.

— И…и это все? — спрашиваю, немного не впечатленная.

— Ну, это не так, но я не думаю, что ты хочешь говорить об этом больше, чем я хочу говорить о Хантере Грейсоне.

Я отворачиваюсь и улыбаюсь.

— Достаточно справедливо.

— Если, конечно, ты не хочешь говорить о Хантере Грейсоне, — говорит он, паркуя машину на пристани.

 — Я бы не хотела, — говорю я, чувствуя, как мои щеки вспыхивают. Хантер все еще мой друг, и каждый из нас проделал довольно хорошую работу, чтобы похоронить воспоминания о ночи, которую мы провели вместе. Оливер поворачивается ко мне лицом и проводит кистью по моей щеке, не отрывая от меня взгляда.

— Я очень рад, что мы это делаем.

Я тихо улыбаюсь, смущаясь под его взглядом.

— Я тоже.

Он опускает руку, выходит из машины и, пока я собираю свою сумочку, подходит, чтобы открыть для меня дверь. Мы проходим пару шагов, прежде чем его рука накрывает мою, и он соединяет наши пальцы. Это такой маленький жест, но он поджигает мой пульс.

— Мы едем на лодке? — спрашиваю я, когда мы проходим мимо ресторана и направляемся к судам.

— Не совсем, — говорит он. — Возможно, в следующий раз.

Он наклоняет голову, чтобы посмотреть на меня, и я чувствую тепло его улыбки.

Мы подходим к краю пристани, где стоит накрытый стол. Пол вокруг него усеян свечами, и он совершенно безлюден, если не считать официанта, стоящего рядом с ним с бутылкой шампанского в руках и улыбкой на лице.

— Марио, рад снова тебя видеть, — говорит Оливер, опуская мою руку и предлагая ее официанту.

— Спасибо, Доктор Харт, — говорит он с намеком на испанский акцент, улыбаясь и кивая, берет руку, которую ему предлагают, и пожимает ее.

 — Это Эстель, — говорит Оливер. — Элли, это Марио.

— Рада познакомиться, — говорю я, протягивая ему свою руку. Как только мы садимся на свои места, Марио наливает нам шампанское, передает меню и говорит, что вернется. Мои глаза снова сканируют все: свечи, стол, лодки, солнце, которое все еще садится над океаном вдалеке и, наконец, я смотрю на красивое лицо Оливера.

— Ты знаешь, что мог бы взять меня в «Ин-Н-Аут Бургер», и я была бы так же счастлива? — он смотрит на меня, и медленная улыбка растет на его лице.

— Вечер только начинается.

Я улыбаюсь и тянусь за бокалом шампанского.

— Как ты это устроил? — спрашиваю я, когда вижу Марио, идущего к нам с подносом в руках. Он ставит его между нами, кланяется и уходит. — Где ты нашел этого парня? — спрашиваю я, когда он не слышит. Оливер усмехается, его плечи дрожат. Я люблю его ямочки, хотя они и скрыты щетиной.

 — Мы играем в двадцать один вопрос? — спрашивает он, его глаза сверкают от удовольствия.

— Можно и так, — отвечаю я, улыбаясь в ответ.

— Я познакомилась с ним, когда он привез ребенка в больницу. Он и его жена были в отчаянии, потому что Дэвид, их сын, упал и ударился головой. Поэтому я им помог.

— И вы общаетесь? — спрашиваю я, хмурясь.

— Ну, мне нужно было позвонить на дом, — говорит он, отводя взгляд.

— Ты звонишь на дом? — Он вздыхает и снова смотрит на меня.

— Обычно нет.

Я поднимаю бровь и жестом прошу его пояснить. Наконец он снова вздыхает, проводит рукой по волосам и говорит:

 — У них не было медицинской страховки, поэтому мне пришлось делать то, что я сделал.

Мое сердце сжимается в груди, я улыбаюсь, протягиваю руку и кладу ее на стол. Он поворачивает ее и держит так. Мы ничего не говорим. Я не говорю ему, какой он удивительный человек, и он не уточняет. По опыту знаю, что Оливер из тех парней, что бросаются под автобус ради тебя, а потом отрицают, что спасли тебе жизнь. Он спишет это на то, что любой бы сделал то же самое. Он не понимает, что люди не такие хорошие. Люди не откладывают свои дела ради общего блага. Оливер смотрит мне в глаза с этой тоской, с этой потребностью, пока вырисовывает круги на моей руке. На мгновение я не могу вспомнить, о чем мы говорили, что делали, где мы и какой сегодня день.

— Мы будем есть? — говорит он, сверкнув легкой улыбкой, от которой у меня замирает сердце. Я киваю, возвращаю свою руку обратно и кладу ее на колени.

— Ты уже отработал последний день в больнице? — спрашиваю я, засовывая вилку в свой рот.

— Ну, я закончил с ординатурой, так что да, но отрабатываю смены, пока решаю, что делать дальше.

— Я должна вернуться во вторник на уроки. Мэй хочет, чтобы я научила класс делать скульптуры из разбитого стекла.

Оливер поднимает взгляд от тарелки и смотрит на меня, но ничего не говорит, поэтому я продолжаю.

— Я хочу набраться сил, чтобы позволить детям прийти в студию. Джен спросит мистера Фредерика разрешит ли он мне устроить там экскурсию, чтобы они могли выбраться. Я имею в виду, если это возможно. Я уверена, что трудно охватить врачей, медсестер и прочее… Я бы хотела, чтобы этот дом уже продали, — говорю я, вздыхая.

— Что ты собираешься делать после этого?

— Сначала я планировала отдать все деньги родителям Уайта. Но потом я подумала, имею в виду…это был и мой дом. Может, я возьму немного, а остальное отдам им. Я не знаю. Это сбивает с толку. Они этого не хотят, и мне это не нужно, поэтому я метаюсь.

Оливер кивает и делает глоток шампанского.

 — Ты скучаешь по той своей жизни?

Мои глаза ищут его. Я знаю, о чем он спрашивает. Я не знаю, хочу ли я отвечать. Наконец, я вздыхаю и смотрю в сторону. Прежде чем я отвечаю, он снова говорит:

— Давайте кое-что сделаем, — сказал он, снова протягивая руку ко мне. — Оставшуюся часть свидания мы задаем и отвечаем на каждый вопрос, который только можно себе представить. Не имеет значения, насколько глупо или как трудно. Я хочу знать все. Чтобы ничего не осталось недосказанным, ясно?

— Слишком много для одного свидания, - выдыхаю я. Он сжимает мою руку.

— Может одно свидание — это все, что у нас есть.

Его ответ заставляет меня чувствовать себя раздавленной, и я думаю, что он видит это, потому что поднимает мою руку к себе и целует ее.

— Я хочу много таких свиданий, Элли. Много. Но в прошлом мы делали вещи, и мы не общались и, ну…Я не хочу, чтобы это повторилось.

Я делаю еще один вдох.

— Я не скучаю по ней. Я имею в виду, что скучаю по комфорту, идя туда и зная, что я дома. Иногда я скучаю по Уайту, — говорю я срывающимся голосом. Я глотаю слезы, которые чувствую. — Я скучаю по его увлечению искусством, жизнью и историями, которые он рассказывал мне о своих путешествиях. Это странно? — шепчу я, глядя на него, и вытираю глаза.

Он выглядит так, будто на него набросились, но все равно качает головой.

 — Это так…все нормально. Я хочу это услышать. Я не хочу, чтобы ты думала, что должна стереть свое прошлое из-за меня или забыть о нем и вашей совместной жизни. Я просто…Никогда не чувствовал, чтобы мне приходилось конкурировать с кем-то за чью-то симпатию, и теперь я чувствую, что конкурирую с призраком, и иногда воспоминания лучше, чем реальность.

Мгновение я смотрю на него, потом встаю и обхожу вокруг стола. Оливер откидывается назад, молча освобождая мне место на коленях. Я сажусь и обнимаю его за шею, положив голову ему на грудь. Его руки автоматически обнимают меня, держа меня там так идеально, как будто мое тело — это кусочек головоломки. Столько лет я мечтала сделать это с ним, и когда мы, наконец, сделаем это, над нами будет тень моего прошлого. Такова жизнь — я знаю это — но это все еще разбивает мое сердце за него… за нас.

— Поможет, если я скажу тебе, что все время, пока я была с Уайтом, он соревновался с твоим призраком? — шепчу я ему в шею, вдыхая его успокаивающий, чистый запах. Его смешок вибрирует через меня.

— Не совсем. Это означало бы, что я должен был стараться раньше. Может быть, если бы я это сделал, тебе бы не пришлось переживать такую ужасную потерю.

Я отступаю от него, чтобы посмотреть в его лицо.

 — Как получилось, что ты еще не нашел женщину? Все те женщины, с которыми ты работаешь, с которыми ты ходил в университет, умные и красивые. Как мог идеальный Оливер не найти кого-то?

Он снова посмеивается, его глаза сверкают, когда он протягивает руку и убирает волосы с моего лица. Я делаю то же самое, но оставляю руку на его шее. Он закрывает глаза и сглатывает.

— Я не идеальный, Элли. Даже близко.

—  Для меня — да, — шепчу я.

Его глаза темнеют, когда он смотрит на меня.

— Может быть, это и есть твой ответ. 

Глава 28

— По шкале от «счастлива» до «не могу перестать улыбаться от возбуждения», как бы ты отреагировала, если бы я сказал, что Миа упаковала для тебя сумку? — спрашивает Оливер, кладя свою шляпу на приборную панель.

После ужина мы сидели и говорили в основном о Уайте и доме, и теперь, когда мы вернулись в машину, я немного беспокоюсь. Я правда очень не хочу, чтобы свидание заканчивалось. Мы довольно долго ехали, слушали музыку, говорили о кино…и только когда он задает мне этот вопрос, я понимаю, что единственное, о чем мы не говорили, —это мои планы на завтра.

— Ну… — Начинаю я, останавливаясь, чтобы посмеяться. — Полагаю, ты только что дал мне выбор, от которого я должна улыбаться…действительно счастлива?

 Он улыбается и смотрит в мою сторону.

— Хорошо, потому что сумка в багажнике, и я похищаю тебя на ночь. Может быть, до конца выходных.

— Ты понимаешь, что настраиваешь себя на неудачу на любом будущем свидании?

— Никогда не сомневайся в сверх способностях, — говорит он, улыбаясь и убирая волосы с глаз. Я смеюсь и сопротивляюсь желанию наклониться и запустить свои руки в его волосы.

 — Твои волосы растут так быстро, — говорю я вместо этого.

— Да, это огромный плюс. Жаль, что мне нужно подстричь их в ближайшее время. И побриться.

— Для собеседований? — предполагаю я.

— Да, я согласился, прежде чем волосы отрасли. Никто не хочет нанимать врача с прической Man Bun.

— Они еще недостаточно длинные, но я знаю кое-кого, кто думает, что врачи с прической Man Bun — это круто.

— Ты знаешь? — говорит он, сверкая ухмылкой.

— Уверена, что знаю.

— Ее имя начинается с буквы «Э»?

— Возможно.

— Боится ли она темноты?

— Нет, — ворчу я и отвожу взгляд, заставляя его засмеяться.

— Она ненавидит мои шутки?

Мои губы приподнимаются, но я продолжаю смотреть в окно.

— Не могу представить, чтобы кому-то нравились твои шутки.

— О, но они нравятся.

— Оливер, — говорю я, обращаясь к нему с многострадальным вздохом. — Прости, что говорю это тебе, но они просто притворяются.

Он усмехается, одаривая меня смущенным взглядом.

— Притворяются? Хорошо, я понимаю это. Ты просто не слышала мои последние.

 Я кричу и смеюсь одновременно.

 — Давай послушаем их.

Он молчит, пока не останавливается на красный свет и наклоняется ко мне, опуская свой подбородок к моему плечу. На мгновение я забыла, как дышать. Затем он начинает говорить так низко, что все внутри меня сжимается, от чего я слушаю его, затаив дыхание.

— Если бы я был ферментом, — говорит он, его губы мягко щекочут над моим ухом. — Я бы был ДНК-геликазой, — продолжает он, проводя губами по моей шее. Мои глаза трепещут, и я хватаюсь за колени. — Так что я мог бы разложить твои гены.

Открываю глаза, когда он отстраняется, и мое сердце уходит в пятки от голодного взгляда в его глазах. Когда его глаза смотрят на мои губы, я больше не могу терпеть. Опускаю все отговорки, тяну его к себе и целую, сначала отчаянно, затем медленно, так что поцелуй дразнит…наши языки едва соприкасаются. Он отодвигается и удивляется на мгновение, прежде чем звук гудка вырывает нас из этого момента, и он продолжает проезжать перекресток.

— Неплохо, а? — говорит он. Я все еще пытаюсь восстановить дыхание. Облизываю губы и закрываю глаза от его вкуса.

— Это была не шутка. Это было ботанское соблазнение, — говорю я на выдохе. Не могу не улыбнуться, когда он начинает смеяться.

— Ботанское соблазнение, — говорит он, все еще смеясь.

— Следующий вопрос: ты все еще встречаешься, развлекаешься или делаешь что-то с Грейс…или с кем-нибудь еще в больнице…или где-то еще?

Я смотрю на его хмурое лицо. Когда он останавливается за машиной, стреляет в меня взглядом.

— Я говорил тебе, что нет, Элли. Думаешь, я бы настоял на свидании, если бы встречался с кем-то другим?

— Я не знаю, — пожимаю плечами. — Я не знаю, как ты работаешь в этом отделе.

Он поднимает бровь.

— Ты точно знаешь, как я работаю.

— Значит, ты больше ни с кем не встречаешься? — спрашиваю я, игнорируя его комментарий.

— Ты намекаешь, что мы встречаемся? — говорит он.

— Нет. С чего ты…

— Ты сказала, больше ни с кем, предполагается, что мы встречаемся.

— Ну, я не это имела в виду.

Он сворачивает за угол в хороший отель на воде и останавливается перед камердинером. Пальцы Оливера переплетаются с моими.

— Именно это я и хочу сказать.

Мое сердце колотится в груди, когда камердинер открывает мне дверь. Я заставляю свои ноги двигаться и выйти из машины, едва сдерживая свое самообладание. Оливер идет с двумя сумками в руках, а я иду за ним внутрь. Я смотрю вокруг, вдыхая ароматы, исходящие из спа, и читаю, что мы на побережье Сономы. Я не могу поверить, что поездка на машине оказалась такой короткой. Не то, чтобы я когда-либо была здесь, но проезжала много раз. В этот момент мы с Виком обычно начинаем препираться, потому что дорога занимает так много времени. Отхожу в сторону, когда он приближается к стойке. Я смотрю, как он разговаривает с дамой, смешит ее. У Оливера всегда была эта легкость, которая всегда с ним. Он подходит к любой группе людей, потому что показывает себя таким, какой он есть.

Оливер держится с такой уверенностью, что вы думаете, будто он владеет миром. Он из тех парней, которые могут участвовать в беседе между важными бизнесменами и врачами, и они никогда спросят, кто он. Они бы никогда не заподозрили, что он был парнем, который приехал в избитой машине и работал на двух работах, чтобы получить это. У него такая улыбка, которая очарует любого, если он не будет достаточно осторожен, и сочетается с золотым сердцем. Когда он подходит и улыбается мне, я чувствую, что таю.

— Готова? — спрашивает он. Я взяла его за руку и кивнула, следуя за ним к лифту. Понимаю, что не спрашивала его, зачем он привел меня в отель и каковы его планы. Что-то происходит со мной, когда я рядом с Оливером. Как будто все вокруг для меня исчезает. Все может развалиться, но в его объятиях я цела.

Когда мы добираемся до номера, он кладет наши сумки рядом с дверью и ждет меня, пока я осмотрюсь. Это действительно большой номер с двуспальной кроватью, скамейкой у окна, большими велюровыми диванами и камином в гостиной. Я подхожу к окну и сажусь на мягкую скамейку, касаясь рукой холодного стекла. Оливер ничего не сказал с тех пор, как мы вошли в номер, и когда я оборачиваюсь, то нахожу его подпертым к стене на другой стороне кровати, со скрещенными ногами и руками в передних карманах его джинсов. Шляпа слегка наклонена вниз, и волосы вылезают из нее. То, что я вижу в его зеленых глазах, заставляет мой желудок сжаться.

 — Почему ты стоишь там? — спрашиваю я с нервным смешком.

— Я немного беспокоюсь о том, что произойдет, если я подойду ближе, — говорит он.

Я резко вдыхаю.

— Может быть, я хочу, чтобы ты подошел поближе.

Он качает головой и сдерживает улыбку.

— Я должен был сказать это раньше, но я привел тебя сюда не для того, чтобы зайти дальше, чем ... ну, спать.

Я открываю рот, чтобы что-то сказать, но останавливаюсь и жду, пока он продолжит.

— Это все еще часть нашего свидания. Завтра, виноградники. Мы не смогли сделать это в прошлый раз.

Я подхожу к нему, останавливаюсь и наклоняю голову, чтобы посмотреть на него. Протягиваю руку, снимая шляпу с его головы, и бросаю ее на пол у камина.

— Что, если я хочу зайти дальше, чем просто сон?

Его глаза темнеют. Медленная улыбка появляется на его лице, когда он тянется ко мне и нежно ласкает мою щеку.

— На этот раз я хочу сделать все правильно, Элли. Я не хочу давить на тебя. Я не хочу, чтобы ты проснулась завтра и пожалела о том, что мы сделаем сегодня вечером.

— Не буду, — шепчу я, прижавшись к его ладони.

— В прошлый раз, когда мы спали вместе, я нашел тебя плачущей над рубашкой, — говорит он, его голос мягкий и слегка болезненный.

— Это было по-другому.

— Как? — спрашивает он, отталкиваясь от стены и обнимая меня за шею. — Расскажи мне, как это было по-другому, потому что, если что-то случится сегодня вечером, это будет намного больше, чем просто прикосновение. Ты ведь знаешь это, правда? И я имею в виду больше, чем просто физически. Даже если мы только прикоснемся или поцелуемся, это будет больше, и я не хочу, чтобы ты проснулась и почувствовала, что обманываешь его или несправедлива к памяти о нем.

Я закрываю глаза, нуждаясь в том, чтобы отвлечься от его понимающего взгляда, от любви, которую я вижу в нем. Он прав. Я знаю это, и я знаю, что он не заслуживает сожаления обо мне, но дело в том, что Оливер никогда не был сожалением. Даже когда было больно…даже когда он ушел. Даже когда он вернулся и снова разрезал меня, он не был сожалением, потому что я любила его. Уайт, возможно, не был самым понимающим человеком — и его способы заставить меня двигаться дальше не были идеальными — но он заставил меня понять любовь к тому, что это было. Это маленький слоган, с которым я отсылаю свои разбитые сердца. Уайт был тем, кто открыл мне глаза на это, но Оливер был причиной сердец и слоганов. Он был первым, кого я полюбила. Он первым разбил мне сердце, и вот он снова здесь. Интересно, как долго на этот раз? Это имеет значение? Мое сердце кровоточит.

Когда я снова открываю глаза, Оливер смотрит на меня, как будто я могу убежать. Я обхватываю его шею руками и наклоняюсь, целуя его щетинистый подбородок, сильную челюсть, а затем поднимаюсь к раковине уха.

— То, что у нас есть, не связано с той частью моей жизни. Мы живем в нашей собственной галактике, — шепчу я, целуя его мочку уха. Я улыбаюсь, когда его дыхание учащается. — Там, где проходят бури, и меркнет свет, и все перестает существовать, кроме нас.

Его руки сжимают мою талию и мягко отталкивают меня.

 — Я планировал эту ночь, где буду держать руки при себе и спать на диване, если мне придется, а затем ты говоришь такие вещи и разрезаешь каждую часть моего мозга, как только можешь.

Он опускает лицо и целует мою шею один, два, три раза…мягкие влажные поцелуи…прежде чем он не откидывается назад и снова пристально на меня смотрит.

 — Ты заставляешь меня потеряться в тебе, Элли. Как ты смотришь на меня, как ты касаешься меня… — Он не заканчивает предложение, а вместо этого опускает свои губы, чтобы встретиться с моими в долгом, медленном поцелуе. Когда наши сердца бьются о грудь друг друга, а наши языки танцуют медленное чувственное мамбо, все остальное исчезает.

Руки Оливера скользят по моему телу, пока не достигают подола платья. Он стягивает его с меня, не прерывая наш поцелуй, в то время как я расстегиваю его рубашку и помогаю ему стянуть ее с плеч. Несмотря на то, что прошло не так много времени с тех пор, как мы переспали в последний раз, я чувствую, что не видела его тело целую вечность. Я перевожу взгляд с его лица на грудь. Мои руки обводят каждый мускул, каждый контур, каждую линию, выгравированную на красивом мужчине передо мной. Мои пальцы доходят до верха его джинсов, и я начинаю расстегивать его ремень, и когда возвращаю свой взгляд к нему, то смотрю на него, а он смотрит на меня. Выражение экстаза затуманивает его лицо, когда я опускаю руку в его боксеры и испытываю его мощь, моя рука сжимается, когда он втягивает воздух между зубами.

— Элли, — говорит он хриплым шепотом, когда я опускаюсь перед ним на колени. Он отбрасывает свои ботинки в сторону, и я помогаю ему снять джинсы, боксеры, носки…и выравниваю свое лицо перед его длиной. Я наклоняюсь вперед, оставляя нежные влажные поцелуи вдоль его живота, улыбаясь, когда его мышцы сокращаются. Я продолжаю свой путь вниз, облизывая каждую сторону V-образных мышц на его боках, пока не достигаю того, что меня манит. Мой язык скользит по его длине, и он стонет, его рука впивается в мои волосы. Я повторяю движение с обеих сторон, когда моя рука держит его яйца. Он снова стонет, громче, когда я беру в рот все, что могу.

 — Элли, — снова говорит Оливер низким и гортанным голосом. Я смотрю вверх, встречая его затуманенный взгляд, и дрожь пробегает по мне, когда его руки убирают мои волосы с лица, он смотрит на меня сверху. Он хватается за мои плечи и отталкивает назад, пока полностью не выходит из моего рта, затем он подтягивает меня так, чтобы мы были рядом, грудь к груди, его нос упирается в мой лоб.

— Что ты делаешь со мной, Элли, — шепчет он мне, когда я дышу ему в грудь. — Это необъяснимо. — Он оставляет поцелуй на моем лбу и ведет меня к кровати. Оливер не торопится, расстегивая застежку моего бюстгальтера, а затем тянет лямки по плечам. Делает то же самое с моими трусиками, скользя ими по моим бедрам, отбрасывает их на пол к остальной нашей одежде. Сделав шаг назад, он смотрит на меня, действительно смотрит. Его взгляд оставляет горячий след с каждым дюймом, который он проходит, затем он смеется.

— Возможно, второй раз в жизни я не знаю, с чего начать, — бормочет он, опускаясь на колени передо мной и раздвигая мои ноги. Сначала он целует мое колено, потом поднимается по бедру, добирается до таза, задевает прядь волос, потом целует меня в живот. Когда он достигает моей правой груди, делает паузу и смотрит на меня.

 — Не могу сказать тебе, сколько раз я мечтал сделать это снова, — говорит он, скользя языком по соску. Я задыхаюсь. Мои руки поднимаются, чтобы схватить его за плечи, когда он делает это снова. Он мягко дует на мой маленький бутон, ощущение холода и жара заставляет меня дрожать. Оливер опускает свое лицо к моей другой груди, и я снова дрожу, на этот раз от ощущения его подбородка, царапающего мою кожу. Его рот смыкается на моем соске, всасывая его в рот. Когда он отстраняется и тихо дует, его рука ласкает другой сосок. Мое тело как будто горит, на грани горения, а он еще даже не покинул мою грудь.

Как будто услышав мои мысли, Оливер смотрит на меня и самодовольно улыбается, прежде чем продолжить исследовать границы. Достигнув внутренней части моих бедер, он раздвигает их в стороны и держит руками, сжимая, когда он опускает свое лицо в мой центр. Его язык погружается и пробует меня на вкус, он стонет, его рот вибрирует. Мои и без того шаткие руки находят его волосы, и я слегка их дергаю, двигая бедра к его лицу. Он держит меня за колени и поднимает свой взгляд, чтобы найти мой. Интенсивность в них настолько необузданная, настолько чистая, что я чувствую, как мой желудок начинает бушевать. В его глазах я нахожу наше прошлое и наше сомнительное будущее. Он хранит в себе печаль потерянных лет, мучительную тоску миллиона "что если" и возможность того, что могло бы быть. Я пытаюсь отвлечься…пытаюсь закрыть глаза и не обращать внимания на пыл, с которым его зеленые глаза пронзают меня, потому что я не хочу признаваться, что боюсь. Не хочу открыться и признаться, что у него все еще есть способность разрушить меня — полностью уничтожить.

Его язык снова набрасывается на меня, и я теряю всякую мысль…все причины… и кончаю под его языком. Я, наконец, закрыла глаза и простонала его имя, пока моя спина склонилась над кроватью, и оргазм пронзил меня. Поцелуи Оливера на мне, когда он поднимается по моему телу. Я открываю глаза, и он держится надо мной, руки по обе стороны от меня, и долгое время просто смотрит на меня, его глаза ищут мои. Моя рука движется между нами. Его тело содрогается, когда я сжимаю его член, медленно скользя рукой вверх и вниз, вверх и вниз, пока он не начинает тяжело дышать.

 — Наверное, нам стоит взять презерватив, — говорит он. Я качаю головой, поднимая другую руку, чтобы обхватить его за шею и прижать его лицо к своему.

 — Без презерватива, — шепчу я ему в губы. Он неподвижен, и на мгновение я думаю, что он предпочел бы использовать его. Может, он сожалеет, что не сделал этого много лет назад.

 — Элли, — говорит он, приводя дыхание в норму. Я уверена, что он собирается слезть с меня и дотянуться до презерватива, но вместо этого он обхватывает меня рукой за спину и тянет меня ближе, располагаясь между моими складками. Медленно, осторожно он толкается, давая моему телу время, чтобы привыкнуть к его размеру. Я задыхаюсь, когда чувствую, как он пульсирует во мне. Он останавливается, чтобы перевести дыхание, и усмехается мне в шею.

— Моя прекрасная маленькая Элли, — говорит он мне в шею. Улыбка в его голосе заставляет меня улыбнуться. — Ты даже понятия не имеешь, как чертовски хорошо ощущаешься.

Я выгибаю спину, призывая его продолжать, потому что у меня есть идея. У меня есть очень хорошая идея. Он двигается снова, не останавливаясь на этот раз, вместо этого, делая длинные, глубокие толчки.

 — Ты просто…поглощаешь меня, — рычит он, двигаясь быстрее, его удары становятся все сильнее, как будто он заявляет на меня права.

— Ты когда-нибудь думала об этом? — спрашивает он, его голос где-то между ворчанием и рычанием, когда он меняет наше положение так, что моя нога переброшена через его плечо, чтобы он мог еще глубже проникнуть внутрь меня.

Я кричу, киваю.

— Скажи мне, — говорит он. Оливер возвращается, чтобы посмотреть сначала на то место, где мы соединены, а затем на мое лицо, где, я уверена, он видит мое желание к нему.

— Я трогаю себя, думая о тебе, — признаюсь я тихо, мои глаза отказываются отрываться от его. Он стонет и перестает двигаться, закрывая глаза, как будто он концентрируется. — Я представляю, как ты наполняешь меня вот так, на мне, — продолжаю я, давя на него. — А иногда и сзади.

Глаза Оливера открываются, и я хныкаю, когда он медленно выскальзывает из меня, а затем сильно и быстро входит. Мои пальцы ног скручиваются, а глаза начинают закатываться, когда я хватаюсь за его задницу и заставляю двигаться быстрее. Это все, что я могу сделать, чтобы удержать себя от крика.

— Пожалуйста… — Я на самом деле умоляю. — Пожалуйста, пожалуйста, продолжай двигаться быстрее.

На его лице появляется медленная и широкая улыбка, и он делает четыре толчка. Я закрываю глаза, черт возьми.

 — Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста. Просто…быстрее…сильнее.

Но у Оливера другие планы. Он наклоняется вниз, раздвигая мои ноги, и целует голень, которую я держу возле груди. Он трется лицом о мягкую кожу, его губы двигаются вверх и вниз, касаясь бедер мягкими, медленными, длинными, жесткими движениями.

— Я хочу, чтобы это длилось вечно, — говорит он, кусая внутреннюю часть моей ноги. — Я хочу сделать маленький домик внутри твоей киски, — продолжает он, и если бы не его рука, щипающая мой сосок, и его член, входящий сильнее в меня, я бы пошутила. Но ощущение оргазма начинает назревать внутри меня, и я больше не могу думать. Он опускает мою ногу и снова перелезает через меня, его грудь чуть выше моей, так что его лицо единственное, что я могу видеть. Я не знаю, что он хочет найти в моих глазах, но я чувствую, что он в моей душе, как будто роется в потерянном и найденном. Когда я открываю рот, чтобы что-то сказать, оргазм пронзает меня, и вместо этого я кричу его имя. Как по сигналу, он стонет мое имя, и его глаза закрываются в изнеможении. Оливер испускает долгий вздох, и когда он снова открывает глаза, на его лице глупая кривая улыбка, которую я всегда любила, и это заставляет меня чувствовать, что все, что он искал, было найдено.

Мы лежали в постели голые, лицом друг к другу, его рука лениво обнимала меня за талию, а моя — его грудь. Я всегда была девушкой, которая идет по течению. Я никогда не думала о том, как меня будут воспринимать, меня это не волновало. Но лежа здесь рядом с Оливером, я думаю о будущем. Это дает мне надежду на будущее. И несмотря на то, что я сказала себе, что это всего лишь одно свидание, я не могу не думать об этом.

 — О чем ты думаешь? — шепчу я. Он прижимает мое лицо к груди, а затем целует мою голову.

— Я думаю, что это лучшее свидание, на котором я когда-либо был.

Я улыбаюсь.

— Правда?

— Да, правда.

— Ты понимаешь, что обманул меня? Одно свидание означает одно свидание, а ты планировал два свидания.

Он посмеивается надо мной.

— Я говорил тебе, что не очень хорошо разбираюсь в правилах.

— Слава Богу, — говорю я, зевая.

Я засыпаю в его объятиях, хотя с нетерпением жду нашего завтрашнегосвидания, часть меня боится покинуть эту комнату и столкнуться с реальностью. 

Глава 29

Я просыпаюсь от того, что мне слишком жарко от одеяла, накрывающего меня. Когда я открываю глаза, я понимаю, что одеяло — это Оливер. Наши тела переплетены таким образом, что я уверена, если бы был зритель этой картины, то ему не было бы понятно, где чьи конечности. Мой взгляд поднимается от его груди к растрепанным волосам, наслаждаясь каждой частичкой его тела, я удовлетворенно вздыхаю. Глаза Оливера распахиваются, и когда его сонные зеленые глаза находят мои, я восхищаюсь захватывающей дух улыбкой, которая заставляет волшебных существ загораться глубоко в моем животе.

— Привет, — шепчет он сексуальным шепотом, который усиливает мое желание.

Я улыбаюсь, чувствуя себя немного застенчивой.

— Привет.

Он поднимает руку с моей талии и пропускает свои пальцы через мои волосы, убирая длинную челку с моего лица. Он медленно наклоняется и прижимается мягкими губами к моим. Нежные маленькие укусы заставляют мои веки трепетать и закрываться. Стон срывается, когда его язык обхватывает мой, мягко кружась вокруг него и формируя начало соблазнительного танца, который заставляет мое дыхание учащаться. Оливер прерывает поцелуй теми же нежными укусами, с которых начал, и проводит губами по моей шее, груди, животу ...

Мои руки зарываются в его волосы, сжимая их в кулаках, когда он достигает моего клитора и начинает слегка сосать. Он резко проводит по нему языком, вчерашнее свидание становится свежим в нашем сознании. Моя хватка усиливается и, когда моя голова падает на бок, я задыхаюсь от ощущения его пальцев внутри меня, затем смотрю на часы.

— Мы опаздываем, — говорю я, снова задыхаясь, когда его руки поднимаются и ласкают мою грудь, щипая мои соски.

— Поверь, это будет стоить того, — бормочет он, начиная сосать сильнее.

Мои глаза закатываются.

— Оливер, — говорю я, и его имя звучит гортанным стоном.

— Эстель, — отвечает он, дуя на влажные соски, когда его пальцы продолжают двигаться внутри меня.

— Боже.

— Ммм, — стонет он, ускоряя свой язык.

Моя спина выгибается от волны тепла, которая проходит через меня. Он прокладывает себе путь наверх влажными поцелуями и вставляет головку член у моего входа. Я открываю глаза, он смотрит на меня, его глаза затуманены желанием. Он медленно облизывает нижнюю губу и кусает ее, когда входит в меня одним толчком.

 — Вот как должно начинаться наше утро, — ворчит он, полностью войдя в меня. Мои глаза закатываются. Он начинает двигаться, и я чувствую, что падаю с каждым толчком, с каждым мгновением его зеленые глаза остаются на моих, и с каждой складкой, которая образуется между его бровями, когда он заставляет меня чувствовать себя самой красивой женщиной в мире. Да, вот так должно начинаться наше утро, думаю я про себя. Так могло быть и раньше, но я не думаю, что смогла бы пережить это, когда он ушел. 

***

— Как он сделал тебе предложение? — Оливер спрашивает позже, когда мы выпили достаточное количество вина, чтобы наполнить две бутылки. Мы задавали вопросы друг другу весь день. Все началось как игра — человек, который не хотел отвечать, должен был выпить бокал вина, мы настаивали на ответе, поэтому мы бросили игру и оставили вопросы.

Я делаю большой глоток вина. На этот раз он не смеется, потому что этот конкретный вопрос также неудобен для него, как и для меня.

— Это был день, когда мы получили место для галереи. Мы праздновали дома с парой наших друзей. Даллас и Мика были там, — говорю я, делая паузу. Когда он кивает, узнавая имена, я продолжаю. — Итак, мы были дома, пили…парни шутили, девушки смеялись…и вдруг он встает на одно колено передо мной и просто делает предложение. — Пожимаю плечами, вспоминая это, и грустно улыбаюсь. Помню, как была взволнована. Я не плакала от счастья. Не была потрясена, но была так счастлива.

Оливер берет мой пустой бокал и ставит его рядом со своим, забирая наш маленький поднос с виноградом и сыром, когда мы продолжаем идти вдоль виноградника.

— Это все, чего ты хотела? — Спрашивает он. Я поднимаю глаза и вглядываюсь в его лицо. Он не кажется злым или ревнивым, просто любопытным.

— Я никогда не думала об этом до той ночи, — говорю я, пожимая плечами. — Наши отношения были своего рода…я не знаю. Я просто никогда не думала, что мы обручимся или поженимся. Мы жили вместе и все такое, можно подумать, что это будет следующий шаг, но я никогда не…— Я никогда этого не ожидала. Мне это никогда не было нужно. Я никогда не хотела этого до того дня, пока он не спросил, и потом я вдруг захотела всего. Я так не говорю, потому что не хочу поднимать все это.

 — Ты счастлива, что сделала это? Что вы обручились и съехались?

На этот раз мы останавливаемся. Я наклоняю голову, чтобы видеть его, даже когда он смотрит вдаль. Каждый раз, когда я смотрю на него, даже сейчас, мне кажется, что мое сердце разрывается. Я должна напомнить себе, что это тот человек, которого всегда хотела, действительно здесь со мной.

— Да, — говорю я, потому что это правда. Я любила его и не жалею ни минуты, что провела с Уайтом. Оливер кивает и бросает виноград в рот. Когда он не смотрит на меня, я протягиваю ему руку, засунув ее под бицепс, мне нужно прикоснуться к нему и убедиться, что все в порядке. Его взгляд пронзает мой, и уголок его рта приподнимается в несколько сожалеющей улыбке.

— Прости. Я не хочу быть убийцей настроения. Это намного сложнее принять, чем я думала.

Я протягиваю руку и провожу ею по его густым волосам. Он закрывает глаза и наклоняется ко мне, его ноздри слегка раздуваются, когда он делает глубокий вдох.

— Почему вы не поженились? Это была долгая помолвка, — говорит он, закрывая глаза. Моя рука замирает в его волосах. Я убираю ее и отступаю. Он открывает глаза, когда я это делаю, и мы смотрим друг на друга, пока я не отвечаю.

— Мы никогда не говорили об этом, — говорю я шепотом. Отвожу взгляд от его. Я должна. Единственный человек, с которым я говорила об этом, — это Миа, и хотя она держала меня за руку и целовала мою голову, я видела осуждение и сочувствие в ее глазах. Я знаю, что она думала о том же, о чем и я, но мы обе боялись произнести это вслух. Дело в том, что мы были счастливы, Уайт и я. Мы спорили, как и любая другая пара, но мы были счастливы. С ним было комфортно, и я никогда не хотела подвергать сомнению вещи из-за страха, что это будет конец наших отношений. Я думала, когда мы доберемся до этих моментов в нашей совместной жизни, то столкнемся с любыми проблемами в реальном времени.

— Никогда? — Оливер спрашивает, и я слышу хмурые нотки в его голосе.

Я отрицательно качаю головой.

— Расскажи мне что-нибудь еще, — говорит он, и то, как он делает, заставляет меня хотеть рассказать ему все, потому что в его голосе есть понимание и печаль, которые могут быть сформированы только через истинное понимание.

— Он не хотел детей, — говорю я, все еще шепча, как будто это большой секрет, который я скрываю от Вселенной. — Или, по крайней мере, он не хотел детей со мной. Я не могу быть уверена.

Рука Оливера находит мою, и я наконец поворачиваюсь, чтобы посмотреть ему в глаза. Как только я это делаю, сразу жалею, потому что выражение его лица заставляет меня плакать.

— Не хотеть с тобой детей — это безумие. Наверное, он просто не хотел. Некоторые люди этого не хотят.

Когда я молчу, он сжимает мою руку.

— Однажды ты станешь потрясающей матерью, Элли.

Он наклоняется и нежно целует меня в губы. Это не долгий, затяжной поцелуй, но его достаточно, чтобы согреть меня.

— В любом случае, — говорю я, вздохнув, беру сыр и кидаю его в рот. — Твоя очередь…Как долго ты обычно встречаешься с женщиной, прежде чем расстаться с ней?

 Его рот дергается, и я могу сказать, что он пытается не смеяться.

— Это зависит от обстоятельств.

— От женщины?

— Да, и ситуации тоже.

— Как долго? Я не уверена, стоит ли мне говорить, какие самые долгие отношения у тебя были, потому что знаю, ты их так не называешь, — говорю я, чувствуя румянец. Это более неловко, чем когда он спрашивал меня о Уайте.

Оливер смеется.

— Самое долгое…— Мои глаза сужаются, когда он громко вздыхает. — Наверное, два месяца, плюс-минус.

— И это все?

Он улыбается, проводя пальцем по моим бровям, чтобы убрать мою хмурость.

— У меня был роман с моей работой. Ты знаешь, что это всегда было моим главным приоритетом.

Я вздыхаю и обхватываю руками его торс, уткнувшись лицом в его твердую грудь.

— Спасибо тебе. Это свидание было всем. Я серьезно.

Я чувствую, как его живот сжимается, и слышу, как он глубоко дышит.

— Спасибо, что позволила похитить тебя.

Я улыбаюсь, откидывая голову назад, чтобы положить подбородок ему на грудь, когда он смотрит на меня сверху вниз.

— Ты можешь похитить меня, когда захочешь.

Все его лицо светится, когда он улыбается мне, его ямочки подмигивают, а глаза мерцают. Такое чувство, что мой День Рождения и Рождество все обернуты в одно красивое лицо.

— Я могу, — говорит он с обещанием. 

Глава 30

Я вытираю руки кухонным полотенцем и хватаю телефон, чтобы прочитать входящее сообщение от Оливера.

Выйди на улицу.

Я нахмурилась и посмотрела через плечо на открытую заднюю дверь, где стоял мой брат. Не могу сказать, чем он был занят, но почти уверена, что доской для серфинга. Я иду к входной двери и смотрю в глазок, улыбаясь при виде Оливера с руками в передних карманах его джинсов. Он одет в серую клетчатую рубашку и похожую шапочку, опущенную так низко, что его песочные волосы касаются воротника рубашки. Открываю дверь и опираюсь на нее, держа ручку, когда он бегло осматривает меня. Как всегда, его глаза оставляют след тепла, когда они путешествуют по моему телу.

— Ты выглядишь мило, — говорю я и смеюсь, когда он поднимает бровь.

— Мило?

— Мило — это комплимент.

— Для четырехлетки, может быть, — говорит он, делая шаг вперед.

Я улыбаюсь.

— Не-а. Это слово имеет пожизненный смысл. Ты можешь быть милым, даже если тебе восемьдесят.

Уголок его рта медленно поднимается, когда он наклоняется ко мне, вытягивая руки надо мной, положив на верхнюю часть дверной рамы, а его грудь приподнимается. Я мельком замечаю загорелый живот, выглядывающий из-под рубашки, и протягиваю руку, чтобы прикоснуться к нему. Он прячет свое лицо в моей шее, целует меня там и стонет, когда я крепче сжимаю его.

— Я покажу тебе, какой я милый, — говорит он низким и хриплым голосом. Я улыбаюсь и откидываю голову назад. — Где твой брат? — Спрашивает Оливер, пока его губы движутся от моего горла к плечу.

— На заднем дворе, — шепчу я, закрыв глаза и прижимаясь к нему.

— Пойдем куда-нибудь.

Я прикусываю губу, чтобы заглушить стон, когда его язык пробегается по моей ключице.

— Куда же?

— Куда угодно. Пляж, пирс, суши…куда ты хочешь.

Он целует меня вдоль подбородка и вверх по щеке.

— Ты ненавидишь суши, — говорю я, открывая глаза, чтобы посмотреть на него. Он опускает руки и выпрямляется, поглаживая мое лицо тыльной стороной ладони.

— Я могу взять темпуру.

— Окей. Я скажу Вику, что ухожу.

Оливер отходит и пропускает меня вперед.

— Что он вообще делает? — Спрашивает он, когда мы подходим к задней двери.

— Не совсем уверена. Думаю, что он чистил свои доски для серфинга.

— Воском, — поправляет Виктор, пугая меня. — Почему ты такая нервная в последнее время?

— Я не нервная, — говорю я, сглатывая, чтобы сдержать учащенное сердцебиение.

— Нервная.

Он поднимает бровь и проводит рукой по волосам.

— Что случилось, чувак? — Говорит он Оливеру.

— Ничего. Выходной.

— Я удивлен, что ты не отсыпаешься, — говорит Виктор, возвращаясь к доске для серфинга.

— Нет. Не хочу терять день. Мы с Эстель идем в ресторан японской кухни. Хочешь пойти?

Руки Виктора останавливаются на доске, и он смотрит вверх, его глаза сужаются, когда он переводит взгляд от меня на Оливера и обратно.

— Нет, спасибо, — говорит он, снова глядя на доску, а затем снова на нас. Уверена, что он слышит стук моего сердца с того места, где сидит. Я готовлюсь к неизбежному вопросу, когда он открывает рот. — Ты никогда не найдешь себе парня, если будешь продолжать тусоваться с Оливером. Ты ведь понимаешь это?

— Сколько раз ты собираешься натирать воском одно и то же место? — Спрашиваю я, поворачиваясь к нему спиной и возвращаясь в дом, чтобы скрыть свое раздражение.

— Это другая доска, — кричит он.

— Нет, это не так. Я никогда не видела, чтобы кто-то натирал доску столько раз, сколько это делаешь ты, — отвечаю я.

Слышу, как Оливер прощается перед тем, как вернуться в дом, и вскоре чувствую его позади себя.

— Некоторые люди просто не знают, как натирать воском доски, — бормочет он, его дыхание щекочет мой затылок.

— Неужели? — Спрашиваю я, сверкая улыбкой через плечо.

Он наклоняется и быстро целует меня, сильно чмокнув в губы.

— Как насчет того, чтобы показать тебе? — Говорит он мне на ухо.

— Что ты имеешь в виду? — Спрашиваю я, когда мы выходим и идем к его машине.

— Давай возьмем суши и устроим пикник на пляже.

— Мне нравится этот план.

— Я люблю этот план, — говорит он, оставляя поцелуй на моей щеке, прежде чем опускает руки и открывает мне дверь.

Когда он заказывает нам еду, то каждый раз останавливается и глядит в мою сторону, чтобы узнать, какие именно роллы мне могут понравиться. Как только он вешает трубку, мы молчим долгое время, пока Оливер снова не начинает разговор.

— Я думаю, мы должны сказать ему, — говорит он, переплетая свои пальцы с моими. Мое сердце собирается выпрыгнуть из груди от его предложения.

— Что мы ему скажем? — Тихо спрашиваю я, глядя вперед.

— Что мы вместе.

— А мы вместе? — Шепчу я, улыбаясь этой мысли.

Оливер усмехается и опускает мою руку, касаясь ладонью моего подбородка.

— Разве нет?

 Моя улыбка становится шире.

— Я не знаю, Доктор. Так ли это?

Его рука пробирается к моему затылку. Он притягивает мое лицо ближе к своему, пока кончики наших носов не соприкасаются.

— Я думаю, можно с уверенностью сказать, что это так.

— Как думаешь, какая будет реакция Вика, когда мы ему расскажем? — Спрашиваю я, дыша ему в губы.

— Он будет зол. — Останавливается Оливер, смотря мне в глаза. — На меня, а не на тебя.

— Ты не боишься, что это разрушит вашу дружбу? — Шепчу я.

Дыхание, которое он выпускает, обдувает мои губы. Он пахнет мятой — мятными леденцами, которые постоянно сосет.

— Как ты думаешь, почему я так долго держал это в себе, Элли? — Говорит он тихим голосом, оставляя поцелуй на одной стороне моего рта, а затем на другой.

 Закрываю глаза, наслаждаясь ощущением его мягких губ на мне.

— Думаю, мы должны подождать еще немного, — говорю я наконец.

Оливер отступает и смотрит на меня, ожидая объяснений. После нескольких ударов я открываю рот, чтобы высказать свое мнение, но снова закрываю, когда его телефон вибрирует. Он отвечает, говорит ресторану, что скоро будет.

— Придержи эту мысль, — говорит он, постукивая по кончику моего носа, прежде чем выйти. Я откинулась на сиденье и сделала глубокий вдох. Как мне объяснить все, что я чувствую? Не уверена, что смогу выразить это словами. Помню только то, что все говорили, когда мы с Уайтом начали встречаться. Их неодобрительный шепот становится криком в моей голове, когда я сижу тут, задаваясь вопросом, ожидает ли нас с Оливером такая же судьба. Уайт был просто случайным для всех. Оливер — наша семья. Я не сомневаюсь, что Виктор будет считать наши отношения кровосмесительными, хотя у нас нет никаких связей. Смотрю, как Оливер возвращается к машине с сумкой в одной руке и телефоном в другой. У него тревожный взгляд на лице.

— Все в порядке? — Спрашиваю я, когда он садится и закрывает дверь.

— Да, мне пришлось позвонить в больницу и проверить пациента, — отвечает он, поджав губы.

— Кто-то, кого я знаю? — Задаю ему очередной вопрос, затаив дыхание, когда он не сразу отвечает. Не знаю, что бы сделала, если бы что-то случилось с одним из детей, которых я так люблю.

— Нет. Это один из моих малышей.

— Я не знаю, как ты это делаешь, — шепчу я.

— Иногда и я тоже, — тихо говорит он, вздыхая. Оливер громко хлопает в ладоши, заставляя меня подпрыгнуть на своем месте и посмотреть на него. Он усмехается, глядя на мое лицо.

— В последнее время тебя действительно легко напугать.

Пытаюсь скрыть свою улыбку, отводя взгляд в сторону, когда он начинает ехать.

— Ты так и не ответила, почему хочешь подождать, — говорит он, как только мы выезжаем на дорогу.

Я вздыхаю.

— Просто хочу оставить это немного при себе.

— Ты хочешь, чтобы я был твоим грязным маленьким секретом, — говорит он с волчьей усмешкой.

— Я этого не говорила.

 Он пожимает плечами.

— Я не против этого. Мне нравится быть грязным маленьким секретом.

Каждый раз, когда он говорит грязный маленький секрет, что-то внутри меня шевелится. Каким-то образом Оливеру удается сделать так, чтобы все звучало сексуально.

— Я не говорю, что не хочу, чтобы кто-то знал, потому что мне стыдно или еще что-то, — говорю я, чувствуя необходимость прояснить это.

Он заезжает на парковку пляжа 1000 шагов и улыбается, когда выходит из машины, чтобы открыть мне дверь. Как только я выхожу, он открывает багажник и берет пару пляжных полотенец.

— И часто у тебя такие пикники? — Спрашиваю я, поднимая бровь и протягивая руку за полотенцами.

Оливер смеется, качает головой и обнимает меня.

— Только с женщинами по имени Эстель.

— Я могу думать о нескольких Эстель, — говорю я, слегка отталкивая его от себя и изображая гнев.

Он кивает головой, все еще улыбаясь.

— Я могу думать только об одной, с которой бы прибегнул к японской еде и взял на пляж, не требуя, чтобы она оделась в бикини.

Поджимаю губы и иду к лестнице.

— Это значит, что тебе не нравится видеть меня в бикини?

Мы идем вперед, пропуская людей, уходящих с пляжа, и Оливер наклоняется, чтобы прошептать мне на ухо.

— Ты прекрасно выглядишь в бикини, но лучше выглядишь голой, на моей кровати и с раздвинутыми для меня ногами.

Я внезапно останавливаюсь, держась за стены рядом со мной. Рука Оливера обхватывает мою талию, чтобы мы не скатились вниз по девятьсот ступеням, которые нам еще предстоит преодолеть. Поворачиваюсь в его руке и поднимаю голову, чтобы посмотреть на него.

— Ты должен держать такие комментарии на публике при себе, — говорю я.

Он прикусывает нижнюю губу, пытаясь сдержать улыбку.

— Почему? Потому что тебя это возбуждает и беспокоит? — Спрашивает он, опуская лицо, когда я киваю. Он проводит кончиком носа от моей челюсти к уху в медленной ласке, вдыхая меня при этом.

— Что, если я скажу тебе, что хочу тебя таким образом?

— Почему ты хочешь сделать это со мной, когда мы собираемся поесть на общественном пляже? — Шепотом спрашиваю я, уткнувшись ему в шею.

 Он смеется.

— Может быть, мне нравится знать, что я получу тебя.

— Ты и так получаешь меня, — говорю я, наклоняясь, чтобы получше рассмотреть его лицо.

Его зеленые глаза мерцают.

— Может быть, я хочу, чтобы ты умоляла меня отвезти тебя в мой дом, — говорит он низким голосом, пробегая рукой под моей рубашкой. Я делаю глубокий вдох, мои глаза расширяются, когда смотрю на людей, идущих мимо нас, вверх и вниз по лестнице.

 — Оливер, — предупреждаю я.

— Эстель, — говорит он, подражая моему голосу, когда его рука поднимается к моей грудной клетке и останавливается там, прямо под моей левой грудью.

— Ты хочешь вернуться домой? — Спрашиваю его прерывисто.

Губы Оливера слегка раздвигаются, когда он медленно качает головой. Когда он смотрит на меня так, как смотрит сейчас — как будто это первый раз, когда он видит меня, как будто я самая очаровательная женщина, на которую он когда-либо смотрел — я таю в его руках.

 — Я хочу сделать то, что обещал, и взять мою девушку на пикник, — тихо говорит он, прежде чем наклониться ближе и обрушить свои губы на мои. Его рот прижимается к моему, двигаясь медленно. Его язык танцует с моим в медленном соблазнении — полная противоположность быстрому огню, бегущему внутри меня. При звуке свиста одного из прохожих мы отрываемся и с коротким смешком смотрим друг другу в глаза. Он проводит кончиками пальцев по моей нижней губе и улыбается.

— Давай поедим, пока суши не испортились, и мы не оказались в скорой, — говорит он, разворачивая меня и продолжая идти.

После еды мы сидим с вытянутыми ногами и наблюдаем за пляжем, полным бегунов, серферов, загорающих и туристов.

— Думаю, что я был здесь всего несколько раз, — говорит он через некоторое время.

— Да?

— Наши родители привозили нас сюда, когда мы были еще детьми. Каждый раз, когда мы приезжали, Софи закапывала меня в песок, пока однажды она не положила на меня столько песка, что я чуть не утонул в нем, — говорит он, посмеиваясь над воспоминаниями. — Мой отец был так зол на нее сначала, потому что ему пришлось быстрее меня раскапывать, но потом я был в порядке, и мы все смеялись, пока у нас не появились слезы на глазах. — Он делает паузу и вызывает у меня грустную улыбку. — Я думаю, что это был единственный раз, когда мои родители плакали от счастья. В любом случае, когда я видел.

Я придвигаюсь ближе к нему и наклоняю голову ему на плечо. Он прижимается своей головой к моей и берет меня за руку.

— Это хорошие воспоминания, — комментирую я.

— Лучшие, — отвечает он, сжимая мою руку.

На следующей неделе мы с Оливером встречаемся также. Не на пляже. Мы разговариваем, смеемся, целуемся, занимаемся любовью и шутим. Не хочу говорить, что с ним я чувствую себя цельной, но это так - с ним я чувствую себя лучшей версией себя. И думаю, что именно это всегда привлекало меня в Оливере. Я рада, что с ним мне не нужно меняться или притворяться кем-то другим. Я - это просто я, и быть мной никогда не было лучше. 

Глава 31

В следующее воскресенье я отказалась идти на ужин в дом родителей Уайта. И даже не скрываю ничего от Фелисии.

— Я ходила на свидание на прошлой неделе, — говорю я ей

Я не упоминаю, что оно превратилась в недельное безостановочное свидание. Даже когда мы не виделись, мы говорили по телефону или писали сообщения.

— И? Как все прошло?

— Все прошло хорошо, — говорю я, задерживая дыхание. — Я… все прошло очень хорошо.

— Отлично! Я рада. Мы счастливы за тебя, Элли. Ты ведь знаешь это, правда? Мы будем рады, если ты будешь двигаться дальше. Ты молода, ты прекрасна… ты этого заслуживаешь. Уайт хотел бы этого.

Я не говорю ей, что я в этом сомневаюсь, потому что я не могу представить, чтобы он хотел, чтобы я двигалась дальше, но я все равно это делаю. Хуже всего то, что я даже не чувствую себя виноватой. Только поздно ночью, когда я одна и думаю о том, какой счастливой меня делает Оливер, что-то просачивается во мне. Как будто мое сердце уже решило, что делать, но мой разум продолжает ломаться от вины. Когда я вешаю трубку, иду вниз, чтобы сделать себе бутерброд, потому что я голодная. Кажется, если я не приготовлю что-то на день, здесь никто не ест.

— Элли, ты можешь заказать пиццу? — Виктор кричит из гостиной, после следует множество проклятий направленных на телевидение. Думаю, что Сорок-девятые проигрывают.

— Да! — я кричу в ответ.

Я заказываю пиццу, делаю свой сэндвич и кусаю его, когда иду к нему.

— Что, черт возьми, ты делал, когда я не жила здесь? — я спрашиваю, открыв рот, чтобы еще раз откусить и останавливаюсь, когда вижу, что мы не одни. Оливер протягивает мне пиво и Дженсен стреляет странным взглядом между нами. Я знаю, что это все связано с тем, что он видел, или думает, что видел, возле клуба пару недель назад. Виктор просто смотрит игру и машет рукой.

— Очевидно, я выжил, — говорит он.

Обычно Оливер похлопал бы по сиденью рядом с собой, но не сегодня. Я присаживаюсь рядом с Виктором и поднимаю ногу на журнальный столик, когда я еще раз кусаю свой бутерброд.

— Что в нем? — Дженсен спрашивает, глядя на мой бутерброд, как будто он собирается вырвать его их моих рук.

— Индейка с сыром, — отвечаю я и протягиваю ему, чтобы он взял его, потому что если скажешь сделай себе сам это приведет к спору, который я не хочу начинать, особенно с его большим ртом.

— Спасибо, — говорит он, забирая его у меня с широкой ухмылкой.

 Он подмигивает мне и издает стон, когда кусает бутерброд. Я закатываю глаза и откидываюсь на диване. Я вроде как смотрю игру, пока не привезут пиццу, а затем засыпаю, прислонившись к мускулистой руке Дженсена. Я просыпаюсь от криков Вика, и это меня пугает. Тогда я понимаю, что полностью завернута в руку Дженсена. Он прижимает меня ближе, когда я пытаюсь отодвинуться. Мои глаза находят Оливера, который расслаблен и смотрит игру, но я продолжаю смотреть, пока его взгляд не обращается ко мне. Я ловлю дискомфорт в его глазах, когда они прыгают от меня к Дженсену. Он ворчит, выдыхает и отводит взгляд. Я не знаю, чего я от него жду, но тот факт, что он ничего не делает, заставляет меня взвыть. Я не хочу, чтобы он ревновал из-за этого, было бы смешно, если бы он угрожал Дженсену, но все же. Я ругаю себя, так как я была той, кто настаивал, чтобы пока хранить все в тайне. Я попросила дать мне время, но я бы хотела, чтобы он просто сказал Виктору, несмотря на то, что я сказала. Хотела бы я, чтобы он хоть раз меня не послушал. Я вздыхаю и сильно сжимаю внутреннюю часть руки Дженсена. Он визжит и отпускает меня.

— Ты напрашивался, — говорит Виктор с хихиканьем.

— Ты сожалеешь о переезде в большое яблоко? — спрашиваю Дженсена, когда складываю ноги под собой.

— Нет. Большую часть времени мне там нравится, но я скучаю по дому… и у меня есть вещи, о которых мне нужно позаботиться здесь.

Я откидываюсь на диване и думаю об этом сценарии, задаваясь вопросом, было бы так, если бы мы с Оливером действительно встречались. Мы могли бы тусоваться с моим братом и их друзьями? Будет ли это неловко? Будем ли мы сидеть напротив друг друга, потому что он слишком боится своего лучшего друга и что он скажет о наших отношениях? Мои плечи опускаются при этих мыслях. Я смотрю вверх, когда чувствую, что Оливер смотрит на меня, и улыбаюсь, когда он постукивает рядом с ним на диване. Наконец, вопреки моему здравому смыслу, или, может быть, из-за этого, я встаю и сажусь рядом с ним.

— Я скучал по тебе сегодня, — шепчет он, как только моя задница касается дивана. Я пытаюсь скрыть свою улыбку, но терплю неудачу, когда он снова говорит громче. — Мы двигаемся? Здесь чертовски холодно.

— Конечно.

— Не холодно, — говорит Дженсен, поднимая брови на нас.

— Мы сидим прямо под кондиционером, — говорит Оливер, кивая. Я поднимаю колени так, чтобы они касались его ноги, и он приближается ко мне и тянет мои ноги, чтобы они полностью были на его коленях. Он оставляет свою руку, пробегая ладонью по моим бедрам, заставляя меня дрожать от прикосновения. Наши глаза встречаются, и мой живот делает сальто, потому что я знаю этот взгляд. Я знаю, что его взгляд упадет с моих глаз на мои губы, и тогда он оближет медленно губы, в то время как мое сердце начнет грохотать в моих ушах. Момент прерывает игра, и крики Виктора и Дженсена. Для меня не имеет это значения, потому что единственная игра, в которую я хочу играть, включает в себя длинные пальцы, которые сжимают мое бедро, и губы, которые рядом с моими. Громкий кашель возвращает нас в реальность, и мы практически отпрыгиваем друг от друга, смотря на Дженсена, который стреляет в нас взглядом, что, черт возьми, вы делаете.

— Ты в порядке? —Виктор спрашивает, отрывая глаза от телевизора и смотрит на него.

— Да, конечно. Пиво попало не в то горло.

Вик качает головой и открывает новую банку.

— Эй, Бин, что у тебя с работой?

— Я иду на собеседование в конце недели, — отвечает он.

— Сан-Фран? — спрашивает Дженсен.

—Да.

— Черт. Разве ты снова не будешь скучать по дому?

 Я очень стараюсь не смотреть на него, когда он отвечает. Я стараюсь не фокусировать свое периферийное зрение на том, как он пожимает плечами, или как его руки двигаются, когда он говорит, что будет в порядке. Я стараюсь не позволить этому пробить дыру в моем сердце, но это все равно происходит. Все это. Мы говорили о его работе и о том факте, что в его области сейчас не так много вакансий. Это не уменьшает удар, что он смотрит места далеко отсюда, когда у нас наконец наладились отношения. До тех пор, пока не упомянут о его работе, и его амбиции не возьмут верх, раздавив все это. Как обычно.

— Дом - это место, которое ты сам можешь сделать, — говорит он.

Я закрываю глаза и встаю, обхожу диван, чтобы выйти из комнаты.

— Я собираюсь сделать… — мой голос пропадает, и я просто продолжаю идти, когда не могу придумать оправдания. Я захожу на кухню, чтобы взять бутылку воды, и когда я закрываю холодильник, входит Оливер.

— Ты злишься, — шепчет он.

Я вздыхаю.

— Да, я злюсь, гений!

Он смотрит на меня так, будто ответ написан на моем лице, и тогда я понимаю, что он действительно не понимает. Он действительно не понимает, как возможность работы в Сан-Франциско повлияет на меня.

— Почему ты не рассказывал мне о собеседованиях? —  кричу я шепотом. Когда он не отвечает, я качаю головой. — Я не могу делать это прямо сейчас. Я обещала маме помочь ей кое с чем. Я должна идти.

— Ты не можешь уйти на середине разговора, — говорит он, поворачивая меня к нему лицом и смотрит мне в глаза. —Я еще даже не проходил собеседование, Элли. Я не устроился на работу.

— Но ты сделаешь это.

— Могу и нет, детка, — говорит он, его голос шепчет у моего уха.

— Ты сделаешь, — говорю я, чувствуя, как подступают слезы. — Ты сделаешь, потому что ты умный, и ты трудолюбивый, и ты закончил учебу с чертовски высоким средним балом, и любая работа будет счастлива взять тебя. Ты сказал мне, что не можешь конкурировать с призраком. Ну, а я не могу конкурировать с твоей работой.

Я отдаляюсь от него.

— Это не так, — говорит Оливер, как только Виктор заходит на кухню и натыкается на меня.

— Что случилось? — спрашивает он. — Что происходит?

— Ничего, — говорю я.

— Просто говорили о жизни, — отвечает Оливер.

— Я ухожу. И не вернусь сегодня ночью, — отвечаю я, направляясь к двери.

Виктор свистит.

— Черт, три ночи подряд? Я могу встретиться с этим ублюдком в ближайшее время? Ты сказала ему, что твой брат - адвокат, у него есть пистолет, и он знает много людей в правоохранительных органах?

— Я иду к маме домой, тупица, — говорю я, покачивая головой. Я смотрю на него, когда он движется к холодильнику, и ловлю глаза Оливера.

— Нам нужно поговорить, — говорит он. Я киваю в знак согласия и показываю ему позвонить мне.

 Через час и 100 праздничных открыток собранных и сложенных в конверты, я иду наверх, чтобы проверить свой телефон. Увидев пропущенный звонок от Оливера, я перезваниваю ему.

— Где ты находишься? — он спрашивает.

— У родителей.

— Я уже в пути.

— Что? Нет, — говорю я, глядя на беспорядок, который мне удалось сделать менее чем за десять минут пребывания в моей старой комнате.

— Оставь окно открытым.

— Оливер! Мы не подростки. Как ты собираешься залезть на дерево?

— Ты называешь меня старым? — он спрашивает, и я слышу улыбку в его голосе.

— Если обувь подходит.

— Это не так, — говорит он с небольшим рычанием, которое заставляет меня смеяться.

— Ты хочешь сказать, что у тебя маленькие ноги?

— Ты хочешь сказать, чтобы я напомнил тебе, что это не так?

Каким-то образом я смеюсь несмотря на боль в сердце.

— Хорошо. Я оставлю окно открытым.

Спустя время Оливер забирается в мое окно и располагается рядом со мной в постели, тянет меня так, что моя спина прижимается к его груди.

— Ты ехал целую вечность, — шепчу я.

— Я потратил десять минут.

— Кажется, что вечность.

— Так всегда, когда я не с тобой, — бормочет он. — Ты сказала, что не можешь конкурировать с моей работой, — говорит он мне в шею. — И я согласен. Это единственное с чем ты не можешь справиться?

Я громко выдыхаю.

— Это и та часть, где у нас удивительные выходные вместе, а затем ты оставляешь меня. Я не могу впустить тебя полностью, а потом потерять. Но я сделала это, Оливер. Я впустила тебя полностью на этот раз, несмотря на все отговорки, — отвечаю я, закрывая глаза.

Кажется, мы уже заводили эту песню миллион раз. Тем не менее, мы здесь, и я понимаю, что я предпочла бы, чтобы история повторялась, потому что другой вариант, тот, где я живу жизнью без чувств, которые он заставляет меня испытывать, когда я с ним, у меня есть все, что мне нужно. Если это любовь…настоящая любовь…как я всегда думала, это не больше чем жестокая игра в русскую рулетку. Пистолет щелкает, когда дело доходит до вас, и вы сжимаетесь в ожидании того, что это может быть только последний вздох, но затем он продолжается до следующего раунда… и так далее. А есть один раз, когда он щелкает и бьет вас, и вы просто не можете уйти.

— И я благодарен за это, Эстель. На самом деле, — он выдыхает. — Хотел бы я иметь ответы на все вопросы. Хотел бы я знать, что принесет завтрашний день, чтобы не было так сложно.

— Плевать, что принесет, Оливер.

— Это не так, Элли. Ты можешь лгать себе и говорить, что тебе все равно, и что ты просто хочешь повеселиться и взять то, что можешь, но тебе не все равно.

Я замираю.

— Ты встречаешься с женщинами и никогда не ввязываешься во что-то серьезное. Все, о чем говорит мой брат, это о то, как тебе легко уйти, и как мало тебя волнует, когда они уходят, так почему тебя волнует, когда дело касается меня?

Он оставляет поцелуй на моем плече и прижимается лицом к моей шее.

— Если мне предложат работу, которую я хочу, я скажу тебе, и мы сможем решить, что нам делать вместе, хорошо? Я не залажу в окна, Элли. Я не преследую. Я не стараюсь изо всех сил объяснять свои решения женщинам, с которыми встречаюсь. Если им не нравится что-то во мне, они свободны, как и я. Я думаю, тот факт, что я сейчас здесь, говорит о многом.

— Я знаю, это, — шепчу я.

— Значит ты веришь мне, когда я говорю, что мне не все равно? — бормочет он у меня на плече.

— Я верю тебе, и я не хочу, чтобы ты беспокоился обо мне, когда будешь там на следующей неделе.

Я сомневаюсь в том, что он будет думать обо мне. Когда он включает свое игровое лицо, он хорошо справляется и с остальным, но думаю, я должна сказать эти слова вслух. Я чувствую, что начинаю отступать, собирая рассеянные понятия надежды, которые я вкладывала в эту вещь между нами. Он издает тяжелый вздох и обхватывает мои ноги, его лицо в моей шее, и его руки вокруг моей талии… и именно так мы проводим ночь. Но даже если я сворачиваюсь в свой любимый уголок, я почти не сплю. Единственное, о чем я могу думать, это о том, что я слишком далеко зашла, как обычно, и я знаю, что не выйду невредимой. 

*** 

Несколько дней спустя, когда я шла по больнице, я увидела издалека Оливера, разговаривающего с одним из врачей, мужчиной, которого я видела, но не знаю. Я заскакиваю в художественный зал, прежде чем поймать его взгляд. Я сказала себе, что не потеряю голову из-за этого человека, даже если никогда не оправлюсь после него. Тем не менее, разговоры о его собеседованиях, мне нужно воспринимать во внимание. В последний раз, когда мы были вместе, он покидал дом моих родителей на рассвете и я сказала ему, что нам нужно притормозить. Я игнорировала его звонки, которых было и не так много. По слухам, я слышала (на самом деле от Мэй), что он работал без остановки последние пару дней, поэтому знаю, что у него не было много времени. В художественном зале я стелю газеты на длинный стол и ставлю прозрачные пустые коробки возле каждого столика. В коробках я размещаю разные стеклянные осколки, все красочные и красивые, а затем рядом с каждой коробкой кладу молоток. Когда начали приходить дети с медсестрой (сегодня это Тара), я поприветствовала каждого из них и указала на их места. Оливер входит вскоре после этого, натягивая улыбку и подмигивая мне. Он подошел к Дэнни и проверил карту, которая висит на его кислородном помпе.

— Не говорите мне, что мы собираемся ломать эти вещи, — говорит Мэй.

— Черт возьми, мы собираемся ломать вещи! — Майк кричит, поднимая кулак в воздух. Тара, Оливер и я смеемся и качаем головами от его волнения.

— Опусти молоток на время, Тор, — говорю я, поднимая бровь на Майка, который широко улыбается.

— Тор, да? — говорит он.

Я закатываю глаза.

— Запомните правила.

— Мне не очень нравятся правила, — говорит он, и я смеюсь, смотря на Оливера. Я ожидала, что он будет смеяться, но вместо этого он смотрит на Майка, что делает все это еще более комичным.

— В любом случае, отвечая на ваш вопрос, да сегодня мы будем ломать вещи.

— Но… дельфин? — Мэй вытаскивает скульптуру дельфина с коробки. — А доска для серфинга?

Я улыбаюсь и киваю.

— Это всего лишь вещи.

— Красивая вещи.

— Ну, мы собираемся сделать что-то еще красивее из них. Кроме того, если вы заметили, они все немного сломаны, — говорю я, указывая на дельфина без хвоста и плавника на серфе.

Я не замечаю, когда Оливер выходит из комнаты, но когда я посмотрела на звук закрывающейся за ним двери, мы уже хорошо работали над проектом. Мы можем сделать очень маленькие версии сердца, хотя все они больше похожи на мяч, но дети, тем не менее, в восторге от них.

— Теперь я должна отвезти их домой, чтобы испечь, — говорю я.

— Испечь их? — спрашивает Дэнни.

— Да, их нужно запечь, затем высушить, и тогда они будут готовы. Вы хотите сделать из них брелоки для ключей или просто оставить так?

— Брелок! — говорит Мэй.

Майк нахмурился.

— Мы даже не водим машину.

 Она улыбается.

— За себя говори. Я скоро буду за рулем.

— Хорошо. Я возьму брелок для ключей, — бормочет Майк. Они начинают уходить, и пока я убираюсь, дверь снова открывается, и Джен входит с парнем в костюме.

— Привет! Я так рада, что застала тебя, — говорит она, улыбаясь. — Это Крис. Он глава моего отдела, и причина почему твой проект получил зеленый свет.

Я отступаю, немного ошеломленная, потому что Крис примерно моего возраста и я удивлена, что он на должности выше Джен.

— Приятно познакомиться, — говорю я, вытирая руки о грязный фартук, который на мне. — Извините, я вроде как… грязная сейчас. — Я издала небольшой, нервный смех.

Джен улыбается.

— Эй, по крайней мере никто не может сказать, что ты не работала… — Она оглядывается и издала восторженных вздох, когда увидела, что мы сделали. — Вы сделали это сегодня? Они прекрасны!

— Они еще не готовы, поэтому я должна отвезти их домой, — говорю я, надеясь, что она уловит осторожность в моем голосе и не попытается забрать их. К счастью, она просто смотрит на них в изумлении, что заставляет меня улыбнуться ярче.

— Мне нравится, что ты сделала с этим местом, Эстель. Вообще-то, всем нравится. Комнаты, коридоры… это больше не похоже на больницу, — говорит Крис, обращая свое внимание на меня.

Джен смотрит вниз на свои часы.

— Мне не хочется вас покидать, но у меня встреча.

Она смотрит на Криса, который улыбается и кивает ей. Когда она уходит и дверь закрывается, я начинаю чувствовать себя немного неловко, просто стоя с этим парнем в костюме, и я не знаю, что еще сказать. Он оглядывается вокруг, так что я не чувствую себя странно слишком долго. Я мою руки и снимаю фартук, подпрыгивая от одной ноги к другой, прежде чем направиться к двери. Он открывает ее для меня, и мы уходим вместе.

— Как долго ты планируешь продолжать программу? — спрашивает он.

— Честно? Я не думала об этом. Я думала, что Джен скажет мне, когда я больше не буду нужна, — говорю я с улыбкой.

— Ну, вот почему я хотел встретиться с тобой на самом деле, — говорит он, останавливаясь, когда мы добираемся до станции медсестер, которая была перемещена назад, так как эта часть больницы снова открыта.

— Ты хочешь, чтобы я перестала приходить? — спрашиваю я тихо. Я бы не восприняла это лично, если бы он сказал нет, потому что знала, что это временно, но мне определенно нужно довести этот проект до конца.

Я готовлюсь сказать ему это, пока жду его ответа. Крис хмурится и смотрит на болтающих медсестер, и снова поворачивается ко мне.

— Мы можем пойти куда-нибудь и поговорить?

— Конечно. Твой офис?

— На самом деле, — говорит он, слегка прищуриваясь и выглядя застенчивым. — Не возражаешь, если мы спустимся в ресторанный дворик? Я вроде как пропустил обед… снова.

 Я смеюсь.

— Нисколько.

Пока мы спускаемся, Крис рассказал мне, что он начал работать в больнице, пока учился в колледже и перешел на более высокую должность, когда закончил обучение, и даже выше, как только он получил свою степень.

— Чем ты занимаешься, когда тебя здесь нет? — спрашивает он, забирая поднос с едой.

— Творю искусство, — говорю я, и улыбаюсь, когда он кивает, как будто создание искусства - это хобби. — У меня также есть после школьная программа для детей, которым некуда идти.

— Поразительно. Ты, должно быть, очень любишь детей, — говорит он, вытирая рот.

— Думаю, что да.

— У тебя много братьев или сестер?

— Только один. Старший брат, но у нас всегда дом был полон мальчиков, так что могу сказать, что я самая младшая из четверых, —со смехом говорю я. Я смотрю в сторону, пока он ест, и вижу Оливера, сидящего за столом на противоположной стороне комнаты. Он с тем же доктором, с которым я видела его разговаривающим ранее. Я не знаю, как я не заметила, но судя по его взгляду, он видел меня уже некоторое время назад. Я засунула руку в сумочку, чтобы достать телефон, и заметила один пропущенный звонок и два текстовых сообщения.

— Я знаю, на что это похоже. У меня два младших брата, — говорит Крис. Я издаю звук давая ему понять, что я слушаю его, когда листаю сообщения.

Ты ушла?

Неважно. Только что видел тебя.

Я хмурюсь.

— Все в порядке? — спрашивает Крис.

Я переношу на него свой взгляд.

—Да, конечно. Так что ты хотел рассказать мне о программе? —спрашиваю я, печатая сообщение.

Тоже видела тебя.

— Я хотел спросить, можешь ли ты продолжать приходить. Программа была довольно скучной, когда ее запускала последняя леди. Я думаю, что, дети не могли общаться с ней, так как она была старше и более строгой, и, честно говоря, ее искусство было не так приятно на глаз, — говорит он, улыбаясь.

— Она была ответственна за рыбу на стене? — спрашиваю я.

— Ты понятия не имеешь, как сильно я хотел перекрасить эти стены сам.

Я смеюсь над ужасающим взглядом на его лице.

— Я думала, что никто в больнице не имеет хорошего вкуса.

— Мой вкуссовершенен. В любом случае, может раз в неделю? Это тебе подходит? Мы хотели бы держать тебя здесь два раза в неделю, но я не уверен, что Совет будет готов платить за это.

Упоминание о плате удивляет меня.

— Я на самом деле не подписывалась на оплату.

— Я знаю, но каждый нуждается в чем-то, — говорит он, пожимая плечами, проверяя свой телефон.

— Не я.

Я пожимаю плечами и смотрю на свой телефон.

Я скучаю по тебе.

Мой живот затрепетал. Я посмотрела в сторону и увидела, что он все еще сидит за столом, один, и смотрит на меня.

Поэтому ты смотришь на меня так, будто злишься на весь мир?

— Те сердца, которые сделали дети, — внезапно говорит Крис. — Это то, что ты делаешь?

Я киваю.

— Ты продаешь их?

Я снова киваю.

— Да.

— Сколько они стоят?

— Ну, это зависит от размера.

— Ты делаешь их на заказ или они у тебя есть в наличие?

Я слегка хмурюсь, когда улыбаюсь.

— У меня есть сделанные, но я также принимаю специальные заказы.

 Крис резко выдыхает и трет лоб.

— Мне нужно что-то подарить своей невесте на годовщину, и я понятия не имею, что ей подарить. Ты бы подумала, что после восьми лет совместной жизни я должен знать? — Он смеется. — И мне кажется ей понравится одно из сердец.

— Ну, я могу принести одно в четверг, когда вернусь с теми, что для детей.

 Он улыбается.

— Это было бы потрясающе. Ты знаешь, где мой офис? Он на противоположной стороне от Джен.

— Уверена, что найду его.

Мы встаем в одно и то же время и неловко смотрим друг на друга, возвращаясь к нашим телефонам. Наконец, он протягивает руку, и я пожимаю ее.

— Увидимся в четверг.

Я прощаюсь и иду к столу Оливера, но он уже стоит, прежде чем я дохожу до него, он уходит в коридор. Я иду за ним в комнату рядом с ресторанным двориком. Он закрывает за нами дверь и прижимает меня к стене, целуя меня, прежде чем я смогла что-то сказать. Я тяну его за волосы, он тянет мои, и наши руки держат лица, языки сталкиваются. На вдохе я отрываюсь.

— Ты действительно скучал по мне, — тяжело дышу я. — Ты обычно пристаешь к женщинам в больничных палатах?

Оливер прижимает лоб к моему и тяжело выдыхает.

— Определенно нет. Обычно я никогда не бываю в таком отчаянии.

Он стонет, когда я впиваюсь ногтями ему в грудь.

— Расскажите мне больше об этом отчаянии, Доктор Харт, — бормочу я, прислонившись и облизывая контур его губ. Он прижал бедра ко мне, и я стону, чувствуя, как сильно он возбужден.

— Мне нужно еще одно свидание, — шепчет он мне в губы, запуская руки под рубашку.

— Ты пытаешься соблазнить меня в середине рабочего дня? —спрашиваю я, выгибая спину, когда он кладет руки под мой бюстгальтер.

— Я освободился больше часа назад, — говорит он, лаская мои соски большим пальцем.

— И ты остался?

— Я хотел подождать тебя.

— Серьезно? —спрашиваю я, задыхаясь, когда его рот опускается и он берет мой сосок.

— Мхмм, — отвечает он моей коже.

— А потом ты сидел и смотрел на меня через всю комнату?

 — Он не твой тип, — говорит он, облизывая мой второй сосок.

— Что? — Яяхватаю его за голову, чтобы остановить его движения, и он смотрит на меня.

— Тот парень, с которым ты обедала. Он не в твоем вкусе.

Я не могу не улыбаться.

— Ты думаешь, я была на свидании с парнем в столовой больницы, в которой ты работаешь?

Он издает длинный вдох, все еще держа мою грудь.

— А как бы ты это назвала?

Я смеюсь, покачивая головой, приподняв подбородок, чтобы он снова посмотрел на меня.

— Называть это свиданием было бы смешно. Тебя бы беспокоило, если бы это было так?

— Я держался, чтобы не засмеяться оттого, как он пожимает плечами и смотрит в сторону.

— Ты хочешь сказать, что привел меня сюда, потому что ревновал?

Его глаза мерцают.

— Я не буду ревновать.

— Так, если я скажу тебе, что парень, с которым ты меня видел, пригласил меня на свидание, настоящее — за пределами больницы, ты не будешь возражать?

— Он позвал? — рычит он.

— Будет ли это иметь значение?

— Да.

— Почему? — спрашиваю я, пробегая обеими руками по его волосам. Он закрывает глаза при движении.

— Потому что. — Он ластится от моих прикосновений. — Потому что…

— Угу?

Он открыл глаза.

— Потому что я хочу, чтобы это был я. Я хочу быть тем парнем, который постоянно забирает твое время.

— Так будь этим парнем, — отвечаю я.

— Я буду, — говорит он, приблизившись, чтобы поцеловать меня. — Я буду.

— Хорошо, — отвечаю я, прижимаясь к нему в ответ, желая остаться так навсегда. От реальности, что я не могу так делать каждый раз, мне больно. Как будто он чувствует, что от меня исходит беспокойство, он отдаляется и касается моей щеки ладонью.

— Это просто собеседование, Элли, — шепчет он, глядя на меня. Я делаю глубокий вдох и закрываю глаза. Однако это не просто собеседование. Это смена жизни. Жизнь коротка, напоминаю себе. Посмотри, что случилось с Уайтом. Я не заставлю Оливера чувствовать себя плохо из-за любви ко мне. Я не могу быть той девушкой, которая требует отказаться от своей мечты в обмен на мое счастье. Когда я успокоилась, я открываю глаза.

— Я знаю. Иди надери задницу на собеседовании, Бин. Делай что нужно.

Я протягиваю руку и целую его в щеку. Он снова хватает меня, но я останавливаю его.

— Позвони мне, когда вернешься.

Каким-то образом я отворачиваюсь от его больших зеленых глаз, от тех больших, теплых рук, и от чувства комфорта, которое он мне приносит. Я выхожу из комнаты и больницы, не оглядываясь назад. 

Глава 32

Сидя на одном из стульев на лужайке моих родителей, я бью большой кусок стекла и режу себе палец. Я начинаю ругаться и сосу крошечный порез на кончике пальца. Со мной такого не случалось…некоторое время.

— Сегодня нужно отпраздновать, — говорит мама, садясь рядом со мной с двумя бокалами лимонада в руках.

— Да, — говорю я, протягивая руку к стакану.

— Ты счастлива, что наконец-то продала дом?

 Я вздыхаю, отодвигаю коробку на коленях в сторону и закидываю ноги на стул.

— Счастлива, освобождена, немного взволнована.

— Не огорчена, — заявляет она. Я смотрю на нее и вижу, как она улыбается мне.

— Не огорчена, — отвечаю я, и я рада, что это правда. Может быть, это связано с тем, что я живу с Виктором уже целую вечность. Может быть я наконец-то приняла это, но часть меня всегда будет думать о потере Уайта, но я пережила это и нашла способ двигаться дальше.

— И ты продала картину Уайта, которую так любишь. Ты делаешь много больших шагов. Я горжусь тобой, — говорит она с улыбкой.

— Спасибо. Я тоже, — отвечаю я небольшим смехом.

— Но ты будешь заниматься галереей? — снова спрашивает мама, что больше похоже на заявление, чем на вопрос.

 Я хмурюсь от ее слов.

— Конечно.

— Если тебе нужна помощь в открытии чего-то нового, мы с удовольствием поможем тебе, ты же знаешь?

Я молчу какое-то время. В галерее столько воспоминаний, сколько в доме, но каким-то образом я разделяю их по-разному. Когда мы были там вместе, я была в своей студии, а Уайт был в своей. Мы не делили пространство, как делили нашу спальню.

— Спасибо, но пока я в порядке. Я подумаю, когда договор аренды закончится.

— Когда это произойдет?

— В конце месяца, — фыркаю я.

Моя мать качает головой.

 — Ты хорошо умеешь тянуть, — отвечает она с небольшим смехом. — Тут много стекла. Сколько сердец было разбито на этот раз?

Мои родители шутят над моими сердцами. Они даже не знают, как они появились, но они думают, что они красивы и поддерживают меня в том, чтобы я делала их. Первые люди, которые купили сердца, были группой разозленных пожилых женщин без свиданий на День Святого Валентина. Они говорили: «Кому вообще нужен мужчина?». На следующий год все трое были замужем. Однако последняя часть обычно игнорируется в разговоре о разбитых сердцах, потому что все предпочитают пересказывать более печальную история, которая заключалась в том, что они были разведенными, которым надоело ходить на плохие свидания.

Я улыбаюсь.

— Я рада сообщить, что эти сердца для свадебной вечеринки.

— Серьезно?

— Очень. Парень, который руководит отделением, отвечающим за художественную программу в больнице, купил одно для своей невесты, и она решила, что хочет одно для каждой из своих горничных.

— Это очень мило. У нее должно быть много денег, — комментирует она. Когда звучит голос отца, мы обе оборачиваемся на звуки его голоса, кричащего, что люди начали приходить на барбекю.

— Я уберу это, — говорю я, вставая и потягиваясь.

— Я здесь, — кричит Мия, заходя во двор. Впервые за пару дней я чувствую что-то, кроме стресса.

— Помоги мне с этим, пожалуйста, — кричу я, когда забираю одну из коробок. Она подходит ко мне и берет другую коробку.

— Они такие красивые, — говорит она, когда мы шли к дому. Мы положили их в гостиной у входной двери, оставаясь там, когда пришла ее мама. Разговор продолжился о сердцах, фотографиях Мии и мальчиках. Все одно и то же каждый раз, когда мои родители устраивают барбекю. Те же разговоры… те же люди… это никогда не устареет. Когда я была с Уайтом, я пропустила целую массу таких дней, потому что, он не очень любил на них приходить. Он сказал, что все заставляют его чувствовать себя чужаком, и мне было больно, что он так думает, поэтому я тоже не приходила. Я не жалею об этом, хотя я скучала все время. Моя семья это понимала. Они знали, если бы они были на моем месте, они бы поступили также.

Приехал Виктор с какой-то девушкой, которую я никогда раньше не видела, на буксире с ее подругой.

— Это Мэделин и ее подруга Эмма, — говорит он в качестве приветствия. — Мэделин - сестра Бобби.

Мы с Мией переглядываемся, а затем смотрим на Виктора, прежде чем приветствуем Мэделин и Эмму, которые выглядят как мои младшие сестры. Моя первая мысль  интересно, что Оливер думает обо всем этом. Мы мало говорили с тех пор, как он уехал на собеседование на прошлой неделе. Однажды ночью было несколько текстовых сообщений и телефонный звонок, когда он позвонил, «желая услышать мой голос», но ничего о том, что между нами. К счастью, я была достаточно занята, так что эти мысли посещали меня только ночью.

— Дженсен подъезжает, — говорит Вик после того, как девочки ушли. Он любит давать Мии информацию о статусе его друга. По крайней мере, он не настолько невежественен, чтобы позволить ему топтаться здесь и застать ее врасплох.

— Я думала, что он уехал на работу, — говорит Мия, ее голос тише, чем это было несколько мгновений назад.

— Изменил граффик, —говорит Вик, отворачиваясь.

— Как ты вообще оказался с сестрой Бобби? — спрашиваю я, кивая на девушек, которые сейчас разговаривают с моей мамой и Беттиной.

— Она осталась на ночь.

Я глазею на него.

— Ты переспал с сестрой своего друга? Сколько ей лет?

— Расслабься, — говорит он, смеясь над моим взглядом. — Она достаточно взрослая, и все по обоюдному согласию. Позвать их сюда было джентельменским поступком, так как они проснулись поздно, и Эмме было плохо после выпивки.

Я чувствую, что мои уши становятся горячими от его исповеди, но я стараюсь не давать просочиться своему бурлящему гневу. Он прав насчет обоюдного согласия, но он такой лицемер, так как встречается с младшей сестрой своего друга, когда все, что он когда-либо делал, это предупреждал своих друзей насчет меня.

— Где был ее брат?

— Работал над делом.

— Не могу поверить, что ты с ней переспал, — говорю я, глядя на него.

— Ей не семнадцать, — говорит он, как будто он оскорблен или что-то в этом роде. Из моего периферического зрения я вижу, как Мия скрестила руки. Я делаю то же самое и посмотрела на него, мысленно стреляя кинжалами в него. Вик смеется, а затем опустил взгляд в пол.

— Она мне нравится, понятно? — сказал он, уходя. Я обращаюсь к Мие и безмолвно говорю ей, что ненавижу его, к чему она резко кивает в согласии. После того, как наша взаимная ненависть к моему брату установлена, мы возвращаемся на улицу и наливаем себе очень большие бокалы Сангрии ее мамы.

— Ты в порядке? — спрашиваю я Мию, которая выглядит так, будто проглотила лягушку.

Когда она кивает, не говоря ни слова, мой взгляд следует от нее к Дженсену и Оливеру, которые смеются и разговаривают, когда входят, похоже, что они только что вышли из проклятой фотосессии Аберкромби. Как будто они не виноваты за наш дискомфорт и беспокойство. Их вид заставляет мои внутренности вспыхнуть.

— Ты хочешь уехать? Мы можем просто уехать, — предлагаю я, надеясь, что она согласится, но она этого не делает. Она улыбается и поворачивается ко мне с неожиданно ясными глазами.

— Нет. Твои родители очень рады, что ты здесь в этом году, — говорит она, положив руку на мою. — Я справлюсь.

— Мы всегда делаем это, да? — говорю я, грустно улыбаясь, когда смотрю, как Оливер и Дженсен идут к Вику и девушкам. Они оба приветствуют парней чрезмерно возбужденными объятиями, которые заставляют мой живот скрутиться. Я сжимаю руку Мии сильнее, когда смотрю, как Эмма практически вешается на Оливера, который улыбается ей.

— Я звоню Нейтану, — внезапно говорит она, от чего мой рот открывается.

— Ты не сделаешь, — говорю я, неожиданно для себя. Ни один из нас обычно не играет в головные игры или не пытается заставить кого-то ревновать. Я думаю, что мне никогда не нужно было заставлять Уайта ревновать, потому что он родился чрезмерно ревнивым, но Мия никогда не была такой. Друзья моего брата все похожи в одном, они уверены в себе. Настолько уверенны, что они верят, что каждая женщина поведется на них. Дженсен всегда относился к Мии так, как будто она никуда не денется, не то, чтобы он был грубым, но он принимал ее как должное. Какой бы неземной сейчас не была Мия, она противоположность Дженсена, всегда верила ему, всегда молчала, когда он был рядом, потому что он был шумным. Когда все пошло не так, она вылезла из раковины, готовая к перерождению. Я знаю, что она использует свои громкие комментарии как щит, потому что она уже не была прежней после Дженсена. Не публично. Я получаю настоящую Мию, в те времена когда она тихая и уязвимая. Я смотрю на парней, разговаривающими и смеющимися с этими девушками. И решаю… к черту… мы тоже можем повеселиться.

— Скажи ему, чтобы привел друзей, — говорю я, глядя на короткие волосы Оливера. Он подстриг их для собеседования. Конечно, они все равно длинноваты, доходят до воротника поло. Он также сбрил бороду, так что выглядит он свежее.

— Пойдем, — говорит Миа, яростно печатая в своем телефоне. — Мы обязательно вернемся.

Я следую за ней через боковую дверь и смеюсь, когда она ворчит под нос «ублюдки». Я люблю ее. Мы идем наверх в мою комнату, и она помогает мне разобраться с сердцами, над которыми я работала, пока Нейтан не позвонил, сообщая, что они снаружи. Мы практически выбежали на улицу, чтобы встретить Нейтана, Хантера (да, моего «первого» Хантера) и Стивена. С этими парнями мы тусовались в школе и колледже. Они просто веселые, милые люди.

— Я не видел тебя целую вечность, — говорит мне Хантер после того, как мы все обнялись.

— Я знаю. Что случилось с той девушкой, с которой ты встречался? Эмилия?

— У нас вроде как перерыв. Отношения на расстоянии — это тяжело, — говорит он, пожимая плечами. — Но я все же думаю, что между нами, что-то есть.

 Я улыбаюсь в ответ. Мы немного поговорили, и я полностью забыла о вечеринке на заднем дворе и парнях, которых мы хотели заставить ревновать. Я почти уверена, что Мия тоже. Это похоже на старшую школу, иногда чувствовать себя подростками это то, что нужно. Мы смеемся и шутим о днях борьбы Нейтана, и после глупой демонстрации одного из движений, где я была использована в качестве спарринг-партнера, я приземляюсь коленями на землю. Смеясь сквозь боль.

— Ты в порядке? — спрашивает Нейтан, осматривая меня.

— Я в порядке. Очевидно, слишком старая, чтобы играть в это дерьмо, но я буду жить, — говорю я, заставляя нас всех смеяться.

— Давай, залазь на мои плечи в память о былых временах, — говорит Хантер подмигивая.

Хантер, по какой-то странной причине, бежит во двор, крича что-то о зомби-Апокалипсисе. Я почти уверена, что он пытается подражать кому-то из ходячих мертвецов, но голос, который он использует, далек от этого. Я держусь изо всех сил, истерически смеясь, мои волосы развиваются взад и вперед, пока Мия, Нейтан и Стивен следуют за нами. Мы все смеемся так сильно, что толпа на заднем дворе оборачивается, чтобы посмотреть на нас.

— Прекрасно, а вот и соседи, — говорит Вик, улыбаясь, когда Хантер останавливается, чтобы поприветствовать его, все еще держа меня на плечах. Вик и его друзья всегда любили этих парней. Они занимались серфингом вместе, и я уверена, что они все еще играют в футбол на День Благодарения.

— Давно не виделись, мужик, — говорит Хантер, проходя и приветствуя всех со мной, все еще висящей на спине. Я жалуюсь на свое колено и собираюсь спрыгнуть, когда он подбрасывает меня и ловит в кольцо рук, как будто мы в команде поддержки, а вишу вниз головой, а волосы тянутся по траве.

— Ты собираешься ее отпустить? Ты знаешь, что для ее кровообращения не безопасно находиться в таком положении слишком долго, — говорит доктор Оливер, как будто кто-то спрашивал его. Все на это фыркают.

— Чувак, пожалуйста, оставь работу на рабочем месте, — говорит Дженсен.

— Ты меня опустишь? — говорю я, смеясь, пока убираю волосы с лица. Хантер смеется, смотрит на меня и качает головой. Когда он наклоняется ко мне, мои глаза расширяются. Я не думаю, что он поцелует меня или что-то еще, но все же, я внутренне волнуюсь. Он наклоняется к моему уху и громко шепчет, чтобы каждый мог его услышать.

— Зомби все еще там, но конечно, если с твоим коленом все хорошо, я могу тебя опустить.

Я смеюсь, когда он отступает и я ударяю его по груди, он шипит, и ставит меня на ноги. Я держусь за его руки для равновесия.

— Если ты хочешь меня полапать, все, что тебе нужно сделать, это попросить, — говорит он, флиртуя.

— Я говорила тебе, что мы слишком стары для этого. Теперь у меня кружится голова, — говорю я.

— Ты слишком стара для этого. Я чувствую себя хорошо. Если ты захочешь еще один заход, ты знаешь, где меня найти.

— Элли, могу я поговорить с тобой минутку? —говорит внезапно Оливер. Хантер, и я бросаем на него взгляд, как Вик и Дженсен.

— Наверное? — пищу я. Когда мои глаза встречают его ярко-зеленые глаза, мое сердце падает где-то между моей печенью и желчным пузырем. Я смотрю на Хантера и улыбаюсь.

— Я сейчас вернусь.

Он улыбается и пожимает плечами.

— Мы будем здесь. Иди сюда, Мия, ты следующая, — говорит он, бросаясь на Мию, которая смеется и отступает.

— Это только что стало интересней, — бормочет Дженсен.

— Ты не можешь позволить себе еще один синяк под глазом, — говорит Вик, когда я следую за Оливером. Он ведет меня под огромное дерево на другую сторону двора. Я иду, пока не встаю прямо перед ним, где ствол дерева блокирует нас от моего брата и остальных людей.

— Что случилось, — говорю я, держа свой взгляд на траве между нашими ногами.

— Что случилось? — говорит он. — Что случилось? Это то, что ты собираешься сказать?

Я вздыхаю и смотрю на него. Я ненавижу, что его лицо заставляет мое сердце колотиться так. Я ненавижу, что его глаза и то, как он смотрит на меня, делают все остальное таким…малым.

— Как прошло твое собеседование? — спрашиваю я. Он закрывает глаза и проводит рукой по волосам.

— Мне нравятся твои волосы, — продолжаю я. — И твоя бритая борода.

 Оливер снова открывает глаза и слегка улыбается, но я принимаю это.

 — Спасибо, и собеседование прошло отлично. Собеседование… их было два… — Он смотрит в сторону, через плечо, когда говорит это, поэтому я жду. Когда он не дает дальнейших комментариев, я с тревогой улыбаюсь.

— Хорошо. Я знала, что так и будет.

Мы смотрим друг на друга в течение долгого, молчаливого момента, и мне так хочется, чтобы он прикоснулся своими мягкими губы к моим и поцеловал.

— Итак… Хантер… — говорит он, наконец.

Я немного посмеиваюсь.

 — Мы не встречаемся или что-то еще, если это то, куда ты клонишь, — говорю я, вспоминая больницу.

— Я не… — Он перестает говорить, вздыхает и прижимается спиной к стволу дерева, наклоняя голову вверх, открывая свое горло. Я не хочу ничего больше, кроме как податься вперед и поцеловать его Адомово яблоко. — Это так тяжело для меня, Элли. Не думаю, что ты понимаешь, как тяжело.

— Что? — спрашиваю я, мое сердце поднимается к горлу, пока я жду когда он сбросит на меня бомбу.

Он снова смотрит на меня.

— Я действительно думал, что ударю его. Я имею ввиду Хантера.

Его ревность оказывает на меня такое влияние, что мое сердце вырывается из груди. Я ненавидела ревность Уайта, это раздражало меня, заставляло меня сердиться, но Оливер, говорящий об этом, заставляет мое тело петь.

 — Почему? — спрашиваю я, подходя ближе.

— Он пришел сюда, не заботясь ни о чем. Для него это так просто. Вик даже не моргнул, когда увидел вас.

— Потому что мы друзья, — шепчу я, приближаясь к нему еще ближе.

— Я знаю это, но все же. Я представлял, что произойдет, если я сделаю то же самое, и в моей голове результат не очень хороший.

— Ты хочешь сказать, что мы должны положить этому конец? — спрашиваю я, опуская взгляд на землю между наших ног.

— Нет. Я бы никогда так не сказал.

Суровость в его голосе возвращает мои глаза к нему.

— Почему?

— Мы уже прошли через это, — тихо говорит он, протягивая руку, чтобы взять мою. — Я хочу тебя.

— Так возьми меня, — отвечаю я, и его лицо темнеет. Он протягивает руки и тянет меня немного ближе.

 — Нас поймают, — шепчу я.

— Я так сильно хочу тебя сейчас, — говорит он, рыча мне в щеку. Я отстраняюсь от него и опускаю руку, глядя на него сквозь ресницы.

— Может быть, нам стоит пойти в ванную через пару минут, — шепчу я. Я хочу этого… что бы то ни было. До тех пор, пока я могу иметь его, я хочу его. Он кусает нижнюю губу.

— Пять минут.

— Пять минут, — говорю я, улыбаясь, уходя от него и направляюсь к Мии.

— Что ему было нужно? — шепчет она.

— Он сказал, что хотел убить Хантера, когда увидел, как мы вошли.

 Она смеется.

— Это было настоящее шоу. Дженсен смотрел на меня с тех пор, как мы сюда зашли.

— Ну, мы знали, что это произойдет.

— Он такой засранец. Такой симпатичный, слишком ответственный, мудак, — говорит она со вздохом, ссылаясь на Дженсена, качая головой.

— Бин устроился на работу?

Я сжимаю губы.

— У него были собеседования. Сомневаюсь, что они предложили что-то на месте.

Мысль о том, что он уедет на работу так далеко в ближайшее время, заставляет мое сердце болеть. Я решила использовать эти последние недели, или месяц вместе, чтобы быть просто вместе. Об остальном я позабочусь позже. Я справлюсь с болью, когда она придет, и я признаю, что я тайно надеюсь, что это не так.

— Ребята! Стейки готовы! — зовет моя мама. И толпа направляется в её направлении.

— Ты не пойдешь? — спрашивает Мия, когда она замечает, что я стою на месте.

— Я буду здесь. Мне нужно кое-что внутри, — говорю я, и иду противоположным путем, когда она побежала вперед, чтобы догнать Стивена, Нейтена и остальную команду.

Как только я оказываюсь в ванной, я вздыхаю от ожидания. При звуке шагов мое сердце пропускает ритм, а затем перестает биться вообще, когда Оливер входит в ванную, его присутствие владеет каждой частичкой моего внимания. Мои глаза перемещаются по длине его тела, я не думаю, что когда-нибудь устану смотреть на него.  Такое чувство, что он вызывает эту реакцию у меня так долго, сколько себя помню. Его рука тянется за спину, чтобы повернуть замок на двери, и он улыбается этой медленной, чувственной улыбкой, которая всегда заставляет меня превращаться в более мягкую версию себя. Он покрывает свои руки вокруг моей талии, притягивая меня на себя, когда его губы захватывают мои в медленном поцелуе. Это сладкий, нежный поцелуй, который завязывает мои внутренности в узел.

Мои руки тянутся к его лицу, неистово прикасаясь ко всему сразу, к его шее, к его рукам, к его рубашке… и, несмотря на то, что мы в ванной, и это должно быть быстро, но взгляд, который он бросает на меня, говорит об обратном. Он расстегивает джинсы и стягивает их вместе со своими боксерами. Его глаза разрывают каждую частичку решимости, которую я создала, когда он наблюдает, как я делаю то же самое. Я выскользнула из моих шлепанцев, моих джинсов, моих стрингов, и повернулась, упираясь в раковину, и мои глаза встречаются с его в зеркале. Когда я наклоняюсь, его взгляд мгновенно покидает мой, чтобы посмотреть на то, что я обнажаю для него. Когда его глаза возвращаются к моим, голод в них заставляет меня держаться крепче. Мои глаза задерживаются на его длине, и я облизываю губы в ожидании того, что снова почувствую его внутри себя.

Оливер двигается между моих ног, и в течение долгого времени, сжимает мою задницу ладонями, глаза закрыты, его грудь сильно расширяется. Я отступаю и призываю его войти в меня, но он продолжает ласкать меня и водить пальцами вверх и вниз по моим влажным складкам.

— Я готова для тебя, — шепчу я, дрожа от его прикосновения.

— Я знаю. — Он наклоняется и оставляет поцелуй между моими лопатками. — Ты всегда была готова для меня.

Он погружается в меня медленно, полностью, и я кусаю губу, чтобы не закричать.

— Ты так готова для меня, — говорит он, стонет, когда он набирает темп. Одна из его рук поднимается к моему плечу, а другая к моей талии, когда его толчки становятся сильнее. Я стараюсь не издавать ни звука, но ничего не могу поделать. Я чувствую себя такой полной, так хорошо.

— Шшш, — бормочет он мне в ухо, облизывая его. — Ты такая идеальная, Элли. Такая идеальная для меня.

Его слова и вид обожания, который я вижу в зеркале, заставляют мое сердце еще больше оживиться. Я толкаюсь в него, когда его зубы прижимаются к моему плечу.

 — Оливер, — я стону, кусая губу, когда его рука двигается, чтобы потереть мой клитор. Его удары оживляются, влажный звук его тела, шлепающий по моей заднице, становится все громче и быстрее.

— Элли, — он стонет против меня, а за ним идет множество, ''пожалуйста, давай, детка. Я не могу терпеть, когда ты так сжимаешь меня''. Искра вспыхивает во мне, начиная от кончиков пальцев ног до макушки головы и распространяется подобно быстрому огню, когда все внутри сжимается. Оргазм сотрясает меня, когда он кончает внутри меня.

Оливер прячет лицо в мою шею и тяжело дышит, когда моя голова падает вперед, и я пытаюсь отдышаться. Мы слышим шаги снаружи, и наши головы поднимаются, посмотрев друг на друга в тревоге. Я вздрагиваю, когда он быстро выходит из меня, давая мне одежду, и я начинаю краснеть, когда он застегивается. Мы даже не близки к тому, чтобы выглядеть нормально, мои волосы в беспорядке, наши лица блестят от пота, но я показываю ему выйти на улицу в любом случае. Он закрывает за собой дверь, но я слышу громкие голоса, как только он выходит, а затем поворачивается дверная ручка.

— Кто там, черт возьми? — у меня сводит горло от паники, когда я понимаю, что это осуждающий голос моего брата за дверью.

— Клянусь Богом, я люблю тебя. Ты мой брат, но, если там, тот о ком я думаю… — говорит он, позволяя этой мысли зависнуть и мариноваться некоторое время. Он бьет рукой о дверь. — Открывай дверь! — кричит он, заставляя меня сделать шаг назад. Но я не могу, потому что я полностью онемела. Полностью и совершенно онемевшая, когда я смотрю на дверь и новая волна предвкушения проходит через меня – не та, когда я заходила сюда. Наконец, я чувствую, как слезы заполнили мои глаза, и я иду, чтобы открыть дверь, но останавливаюсь, когда снова слышу, как он говорит.

— Эстель отсутствовала за столом… Эстель и ты единственные, кто пропал без вести. Она не в своей комнате, Мия понятия не имеет, где она… Хантер не знает, где она… и я действительно пытаюсь предположить, что она не была там с тобой, — говорит Виктор, его голос низкий и угрожающий.

— Я влюблен в нее, ясно? — говорит внезапно Оливер. Мои колени ослабевают, и у меня появляются слезы на глазах. Я поворачиваю замок на двери и открываю её. Рот моего брата полностью опускается, и как только он понимает кто перед ним, его взгляд становится убийственным.

— Моя сестра? — говорит он. — Ты трахаешь мою сестру? — он кричит, как будто ему нужно подтверждение, не видя меня перед собой. Оливер стреляет в меня взглядом, который заставляет мою грудь сжаться сильнее.

— Я влюблен в нее.

— Влюблен? — Виктор кричит, толкая его. Я бегу к ним и хватаю руку Виктора.

— Вик, остановись!

— Ты влюблен в нее? Как ты можешь быть в нее влюблен, если ты уезжаешь? Ты только что согласился на работу в четырех часах езды отсюда к северу, бл*дь, — кричит он.

— Они предложили тебе там работу, и ты согласился? — тихо спрашиваю я, мой голос дрожит, когда я отпускаю руку Виктора. Он использует момент, чтобы пройти вперед и замахивается на Оливера, ударяя его в лицо. Оливер вздрагивает и хватается за лицо, но его глаза остаются прикованными к моим.

— Я собирался поговорить с тобой об этом.

— Ты даже не сказал ей? — кричит Виктор и снова бьет его. — Ты трахаешь мою сестру и у тебя даже не хватило приличия сказать ей, что ты уезжаешь? Как долго это продолжается?

— Это между мной и ней, — говорит Оливер, выплевывая кровь, его руки сгруппированы по бокам, как будто он держится, чтобы не ударить.

— Ты и она? Нет тебя и ее! — Виктор кричит, задыхаясь и поворачивается ко мне. — Элли, тебя и Оливера нет.

Он говорит эти слова, и я не знаю, как должно выглядеть мое лицо, но, если оно раздробленное, как мои внутренности, я думаю, он это видит. Это разжигает еще один раунд гнева внутри него.

— Ты ублюдок, — говорит он, снова шагая к Оливеру, и тогда я подрываюсь и реагирую, хватаясь за руку Виктора и тащу его обратно. Как бы мне ни было больно, я не хочу, чтобы он продолжал бить незащищенного Оливера, который просто принимает избиение, словно он того заслуживает.

— Остановись, Виктор. Просто остановись, — говорю я плача.

— Ты знаешь, через что она прошла? Ты, черт возьми, знаешь, через что ей пришлось пройти за последний год? Ей не нужен такой парень, как ты, который снова сломает ее!

Виктор продолжает кричать. Наконец, к нам бежит толпа, все появляются из ниоткуда одновременно. Дженсен роняет свою тарелку на пол и бежит на полной скорости к нам, отталкивая Виктора назад.

— Этот ублюдок… — он делает рваный вдох. — Ошивается вокруг Эстель!

— Я не ошиваюсь рядом с ней! — рычит Оливер.

Виктор снова кидается вперед, но Дженсен сдерживает его.

— Я доверял тебе. Когда это началось? Я, бл*дь, доверял тебе! Ты мне как брат! Как ты мог это сделать? — кричит Виктор.

Только когда Мия подбегает ко мне и обхватывает меня руками, я понимаю, как сильно дрожу. Она пытается увести меня назад, подальше от суматохи, но я не двигаюсь с места, пока мой отец не подходит к нам.

— Виктор, в мой кабинет.Живо, — говорит он тоном, не оставляя места для обсуждения. — Оливер. В мой кабинет. Живо.

Виктор стреляет в него взглядом.

— Можешь поверить…

— Заткнись и иди в мой кабинет, и не трогай его снова.

Тишина обрушивается на нас, и Оливер пытается пройти мимо них ко мне, но я медленно качаю головой, не желая, чтобы все стало хуже. В любом случае, мне нужно подумать. Мне нужно уйти от всех и подумать. Я глотаю свои эмоции и иду к машине Мии в тишине. Моя мама и ее мама останавливают нас, чтобы обнять меня и сказать, как они сожалеют, задавая миллион вопросов. «Когда это произошло? Ты влюблена в него? Почему ты скрывала это от нас?» Но я не отвечаю. Я не говорю, что это случилось так давно, что я не помню, когда это все началось. Я не говорю, что я держала это от них в тайне, потому что хотела избежать именно того, что произошло. И, наконец, я определенно не говорю о том, как мое сердце, что оно расколото настолько сильно, что оно даже не разбилось, оно взорвалось в большом, кровавом беспорядке.

Я сажусь в машину, и парни, Нейтан, Стивен и Хантер идут с нами. Стивен и Нейтан находят способ втиснуться сзади, а я вынуждена сесть на колени Хантера спереди. Как только мое лицо касается его груди, я теряю самообладание и всхлипываю. Он просто держит меня, без слов, пока мы не добираемся до дома Нейтана, и они выходят из машины.

— Мне очень жаль, Элли, - говорят все трое, обнимая меня. Они знают, через что я прошла. Они знают, через что я прошла. Они присутствовали на похоронах и после. Они держали меня за руку в течение многих лет, когда мое сердце было только немного сколото, а позже, только немного сломано, так что это правильно, что они будут присутствовать, чтобы увидеть полную кончину всего этого. Когда я возвращаюсь в машину, мы спокойно едем на пляж, куда мы обычно ездим, когда у нас есть хорошие дни и жалкие дни. Мы идем к черным скалам, которые стали нашим третьим колесом, нашим лучшим другом, ступенькой для наших успехов и мулом для наших проблем. Как только мы садимся рядом, она протягивает мне руку… свое плечо… свое ухо… и я плачу, плачу до тех пор, будто мои слезы соревнуются с волнами в печальной, разбитой симфонии. 

Глава 33

Я считаю, что мне повезло, что я была влюблена дважды. Некоторые люди не находят людей, с которыми они будут связаны на более глубоком уровне. Я нашла двоих. Я любила обоих одинаково, но по-разному. Один был моим наставником, моим другом, моим любовником. Он открыл мне глаза на величие, на которое я была способна. Он верил в меня, когда другие думали, что я потерплю неудачу. Когда я потеряла его, я плакала каждый день, недели, горевала месяцами. Я скорбела о потери молодой жизни, любимого художника, луча света в нашем обществе и моей жизни. Я все еще скучаю по его улыбке и запаху его рук, даже после того, как он выкуривал десять сигарет. Я скучаю по тому, как он рассказывал мне о деревнях, которые он видел, и о людях, которых он встретил в них. Я даже скучаю по его вспыльчивым истерикам и тому, как он бросал краски повсюду, когда свет снаружи постепенно переходил в лунный. День, когда Уайт научил меня направлять свою боль в искусство, был днем, когда я влюбилась в него. Разбей все это вдребезги, сказал он, помогая мне разбивать тарелки и стаканы. Ненавижу этот мир, кричал он, взяв молоток для деревянных ложек. Он смотрел, как я ломаюсь, и когда я закончила, он поднял меня вместе с разбитыми кусками стекла. Один за другим, мы склеили все это вместе, и когда мы закончили, мы сделали самое прекрасное разбитое сердце, которое я когда-либо видела.

Первый мальчик, в которого я влюбилась, радовал меня рассказами о королях и королевах, о войне и мире, и о том, как он надеялся однажды стать чьим-то рыцарем в сияющих доспехах. Я жила с помощью его поздних ночных приключений, наблюдая, как он оживленно размахивал руками, рассказывая свои истории и любила, как его зеленые глаза мерцали, когда я смеялась над его шутками.

Он научил меня, каково это, когда меня ласкают и целуют. Позже он научил меня тому уровню боли, который ощущаешь, когда теряешь того, к кому привязался. Единственное, чему он забыл меня научить, это как справляться с болью, которая сжимала мою грудь после того, как он разбил призрак того сердца, которое у меня осталось. Я всегда думала, что это был пропущенный урок. Теперь я задаюсь вопросом, может он пытался понять это сам, или он просто никогда ничего не чувствовал. Мне было интересно, когда он ушел той ночью, вернется ли он. Когда все стало серьезно с Уайтом, я очнулась ночью, думая, ''что, если Оливер войдет в эту дверь прямо сейчас и попросит меня быть с ним? Я уйду? ''Я так и не нашла ответа, потому что он так и не пришел. Мне нравится думать, что я не основывала свою помолвку ни на чем, кроме моей любви к Уайту, но все же, что «что если» всегда оставалось.

В отличие от потери Уайта, я никогда не прекращала оплакивать Оливера. Я никогда не останавливалась, потому что мое сердце не успевало восстановиться, до того, когда он возвращался и снова прорывался через него. Оливер научил меня сердечной боли и тоске. Он научил меня встречать боль улыбкой, потому что, как бы прекрасна ни была жизнь, иногда она приходит к нам в формах, которые мы не узнаем. Он научил меня понимать, что самое главное в любви - настоящей, сверхъестественной, заставляющей чувствовать себя сумасшедшим, всепоглощающей, обнажающей тебя видом любви - это то, что, когда ты паришь, ты находишься выше, чем мог бы мечтать. Но когда вы падаете, вы приземляетесь внутри самых глубоких темных расщелин, и остаетесь одни, чтобы себя вытащить.

Сердца, которые я делаю разбиты, но цельные. Это калейдоскопы, которые светятся под солнцем. Они означают надежду в любви, когда вы ее потеряли, потому что, как и любовь, вы можете смотреть на калейдоскоп тысячу разных способов и каждый раз находить что-то новое. Разбитые или нет, но, если вы посмотрите достаточно внимательно, вы найдете в них что-то прекрасное, а все прекрасные вещи немного сломаны. 

Глава 34

Почему я не могу просто отправить картину? Я вздыхаю в миллионный раз, и Мия, наконец, выключает музыку.

— Хорошо, говори. Я знаю, что ты несчастна, и я знаю, как ты раздражаешься, когда ты хандришь внутри, так что давай. О чем ты вообще думаешь?

 Я снова вздыхаю.

— И перестань, бл*дь, вздыхать! — говорит она тоном, который заставляет меня смеяться.

— Извини. Я просто… Я чувствую себя идиоткой. Я знала, — я останавливаюсь, чтобы перевести дыхание и сдержать слезы. Мне так надоело плакать из-за этого парня. — Я знаю его…

— Знаешь, что меня беспокоит в нем? — говорит внезапно Мия, потянувшись за моей рукой, чтобы сжать. — Как может кто-то такой умный быть таким тупым?

Я вытираю лицо, смеясь.

— Меня уже давно терзает этот вопрос.

— Это лишь доказывает нам, что мужчины, неважно, насколько сильные, умные, насколько успешные… им просто не хватает чипа, который отличает их от прекрасного пола.

Когда наш смех утихает, я поворачиваюсь к ней лицом.

— Знаешь, что меня беспокоит в нем? Что я действительно верю, что он любит меня. Я вижу это, когда он смотрит на меня. Я чувствую это, когда он прикасается ко мне. Долгое время я задавалась вопросом, чем же это было для него, и тот факт, что я все еще не могу заставить его остаться, довольно многозначительный, не так ли?

Я откидываюсь назад на сиденье и качаю головой, из меня вырывается смешок.

— Забавно, все вы думаете, что я влюблена в призрака, и я действительно люблю Уайта, но я была влюблена в Оливера столько, сколько себя помню. И все, что я люблю в нем - это память. Хорошие воспоминания, плохие воспоминания… и это еще больнее, так как Оливер - призрак, которого я могу коснуться и почувствовать, и тот, который манит меня и околдовывает каждый раз, когда он рядом. — Я вздыхаю. — Жизнь - сука. 

*** 

Проверив картину, я сажусь в самолет как раз, когда собираюсь выключить телефон, он вибрирует от звонка Оливера. Я смотрю на него, пока он не переходит на голосовую почту, и перевожу его в режим полета. Во время перелета я смотрю фильм, который заставляет меня плакать, потому что я идиотка, решившая посмотреть тот, который был номинирован на тонну золотых глобусов. К тому времени, как я добираюсь до Нью-Йорка, я готова принять душ и завалиться в кровать, и после длительного разговора с моим риэлтором в такси, я чувствую, что мне нужно выпить. После долгого душа я остаюсь в постели и слушаю голосовое сообщение от Оливера. Мой телефон вот-вот сядет, так что я просто хочу пройти через это, прежде чем я позвоню ему ночью. Как только я слышу его голос, я закрываю глаза и обнимаю руками... себя.

— Мне так жаль, Элли, — говорит он, низким голосом. — Я знаю, что ты в Нью-Йорке, но нам нужно поговорить. Позвони мне, пожалуйста. Я понимаю, если ты занята, но я буду здесь, так что, пожалуйста…

 Моя батарея умерла, прежде чем он закончил свой разговор. Я положила его дрожащей рукой и закрыла глаза. У меня есть другие вещи, на которых мне нужно сосредоточиться прямо сейчас, и, хотя это может показаться не очень важным для остальных, но для меня это так. Продать картину Уайта это одно, но физически отпустить ее совсем другое.

На следующее утро, после прослушивания сообщения в миллионный раз, я спешила добраться до квартиры покупателя вовремя. Как только я добралась до ее квартиры, мой телефон снова загудел. Я оторвала глаза от картины, находящейся на тележке, и начала рыться в своей сумочке. Когда я его нашла, то увидела фотографию Оливера, которую я сделала однажды ночью в больнице. Его кокетливая ухмылка, мерцание в его зеленых глазах, его ямочки, все это бросается мне в глаза, когда я держу в руке звонящий телефон. Когда я больше не могу смотреть на него, я отвечаю на звонок.

— Элли, извини, — говорит он мгновенно, как будто я собираюсь повесить трубку, прежде чем он получит шанс снова. Его слова никак не облегчают боль, которую я чувствую внутри.

Во всяком случае, кажется, что его голос снова разрывает меня на части. Я делаю вдох, как только двери лифта открываются, и вот я стою в фойе. Присцилла Вудс, покупатель, владеет пентхаусом.

— Привет, — отвечаю я.

— Как прошел полет? — спрашивает он, а когда я не отвечаю, продолжает. —  Элли? Ты там?

— Да, да, я здесь, — отвечаю я, глядя на темную, обшитую панелями дверь, как будто это даст мне силы, которые нужны, чтобы пройти через этот разговор и встречу.

— Ты занята?

Я прочистила свое горло, когда дверь открылась, и колокольчик поприветствовал вошедшую светскую львицу.

— Да. Я позвоню тебе, когда вернусь домой.

Он делает долгую паузу, и я слышу спор в его голове. Создаю ли я эту проблему, или даю пространство? Когда он, наконец, снова говорит, он кажется побежденным.

— Пожалуйста. Нам нужно поговорить.

Я нажала кнопку завершить, не попрощавшись, и посмотрела на Присциллу.

— Эстель, — говорит она, улыбаясь, обращая на меня свое внимание. — Рада снова тебя видеть.

— Я тоже, Миссис Вудс. — Я подошла и протянула ей руку, которую пожала в ответ.

— Пожалуйста, зовите меня Присцилла.

Я последовала за ней, наши пятки стучали по мраморному полу ее роскошной квартиры.

— Коннор, займись этим, пожалуйста, — говорит она дворецкому. Он делает так, как она просит, и кланяется, уходя.

— Я взволнована, наконец получить свою картину, — говорит она, снова глядя на меня. — Я была удивлена, когда ты это сделала. Что заставило тебя отказаться от нее?

Я смотрю на холст, все еще покрытый слоями оберточной бумаги, и пожимаю плечами.

— Я поняла, что иногда для того, чтобы двигаться вперед, нужно отпустить прошлое, даже если это больно. Особенно, если больно, — я грустно улыбнулась. Присцилла кивает. Ее первозданные руки тянутся кдвум бокалам шампанского, ожидающим на столе. Я не заметила их там. Она протягивает мне один и делает глоток.

— Я потеряла своего первого мужа, когда мы были довольно молоды. Мы были так влюблены друг в друга. — Ее взгляд блуждает в сторону, когда она улыбается в памяти. — Он погиб в автокатастрофе. Пьяный водитель. Мы были вместе всего пару месяцев. Мы поженились после недели знакомства. Это был бурный роман, — говорит она, слегка смеясь, прежде чем сделать еще один глоток. — Когда я потеряла его, я думала, что умру, но я этого не сделала… и я снова нашла любовь в Мэтью. Мы вместе уже двадцать лет. Прошло двадцать три с тех пор, как я потеряла Эрика, и все равно не проходит и дня, когда я не думаю о нем.

Я делаю глоток шампанского в надежде унять узел в моем горле, и понимаю, что узел там не из-за Уайта.

— Вы создали прекрасную жизнь с ним, — говорю я, указывая на фоторамки, которые содержат фотографии ее с улыбающимся человеком. Другие фотографии выпускников и маленьких детей.

— У нас прекрасная жизнь, — говорит она, улыбаясь, когда ее глаза следуют за моими. Когда наши глаза снова встречаются, она полна сострадания. — Хорошо, давайте посмотрим мою новую картину.

 Ее картина. Я делаю вдох и понимаю, что на этот раз я в порядке. Я развернула холст, и когда я сорвала все слои, изображение стало видимым. Кончики моих пальцев задевают внешнюю часть глаза, и на поверхность всплывает воспоминание о том, как он рисовал ее. Это мое прощание, говорю себе. Присцилла сжимает жемчужины своего ожерелья, восхищаясь ею.

— Она даже красивее, чем я помню, — шепчет она.

— Это так, — соглашаюсь я, скручивая бумагу в моих руках, смотря на глаз, который наблюдал за мной в течение последних нескольких лет, тот, который я чувствовала после смерти Уайта.

Мы еще немного поговорили, и когда мои сердца калейдоскопа привлекли ее внимание, она пообещала позвонить мне в ближайшее время, чтобы она могла посмотреть на остальную часть моего каталога. Когда мы прощались, я оглянулась через плечо в последний раз и сохранила образ изображения того, как картина выглядит на ее стене. Я вернулась в отель и позволила себе немного поплакать о своих потерях, и когда я закончила плакать, я улыбалась. Я в порядке, несмотря на все это, и, возможно, даже лучше, чем я была. Когда стали надвигаться сумерки, и я поняла, что у меня есть еще одна ночь в городе, и мне нечего делать, я решаю взять страницу из книги Уайта и пойти исследовать его самостоятельно. 

Глава 35

Оливер

Я могу сосчитать по пальцам одной руки, сколько раз в своей жизни я испытывал беспокойство, и я не горжусь тем, что это одно из них, и, более того, что мне некого винить, кроме себя. Я не позволяю себе думать, что, возможно, на этот раз я потерял ее окончательно, потому что я отказываюсь принять такую вероятность. Я взял свой телефон и набрал номер, по которому звоню каждый день с тех пор, как она ушла.

— Что случилось? — говорит Виктор после двух гудков.

— Она уже звонила? — спрашиваю я.

— Чувак, тебе нужно остыть. Может быть, тебе стоит взять дополнительную смену или что-то еще, — предлагает он.

Я смеюсь.

— Я проработал четырнадцать часов. Последнее, что мне нужно, это дополнительная смена.

— Я не знаю, что еще тебе сказать.

Я делаю вздох. Скажи, что у меня еще есть шанс. Скажи мне, что она говорила обо мне, что она думает обо мне, и что она не отказалась от нас. Я не говорю ничего из этого, только потому, что знаю, что никогда не услышу ответа.

—  Вы с ней разговаривали? — спрашиваю я наконец. Она вернулась два дня назад, и я ничего от нее не слышал.

— Примерно две секунды. Кроме того, что она злится на меня, она была занята. Она… — он делает паузу, выдыхая. — Она вывозит свои вещи из моего дома. По-видимому, ее риэлтор получил место на пляже, в которое она влюблена, — добавляет он более низким голосом.

В которое она влюблена. Его слова кипят у меня в голове. Я хочу быть объектом этой любви. Я не достоин этого, но я хочу этого.

— Когда она переезжает? — спросил я.

— Я должен помочь ей в эти выходные. Она была занята галереей, хотя, я не думаю, что она намеренно избегает тебя, я просто думаю, что сейчас неудачное время.

— К черту неудачное время, — говорю я, ударив кулаков по рулю. Я сделал длинный вдох.

— Я… — он делает паузу. — Бин, ты мой брат, ты знаешь это. Ты помогал мне больше раз, чем я могу сосчитать, но она моя младшая сестра.

— Я люблю ее больше, чем ты можешь себе представить, — говорю я, не заботясь о том, что звучу как киска, потому что это правда.

— Я знаю. Вот почему я собираюсь поговорить с ней, но я действительно думаю, что она придет и позвонит тебе.

— Просто скажи ей, пожалуйста. Если ты поговоришь с ней раньше меня, обязательно скажи ей.

— Я сделаю это, — обещает он.  — Хорошо, мне нужно идти. Мой клиент только что пришел. 

Глава 36

Вихрь эмоций прошел через меня, когда я покинула офис своего риэлтора с ключами от моего нового дома. Когда я уходила, она пообещала, что скоро позвонит мне с некоторыми возможными местами для галереи. После обсуждения с мамой Уайта, я решила, что хочу переместить галерею ближе ко мне. В настоящее время она удобно расположена к нашему старому дому и дому его родителей, но далеко находится от моего нового дома и моих родителей. Фелиция в очередной раз дала мне свое благословение и сказала делать с ней все, что нужно. Она попросила одну из картин Уайта, но на этом все.

Я припарковалась за пределами галереи, где Даллас уже пару недель постоянно находился, и я благодарна за это. Он стоял прямо у входной двери, широко улыбаясь мне, когда я подошла.

— О Боже, я надеюсь, что ты не так приветствуешь людей, потому что с такой скоростью мои три клиента превратятся в … никого, — говорю я и смеюсь, когда он поднимает брови.

— Результат прямо перед тобой, — говорит он, показывая на себя. — Продал картину сегодня!

Мой рот неожиданно падает на мгновение, прежде чем я посмотрела на него.

— Что? Ты серьезно? Которую?

— Уайта, — говорит он, пожав плечами и идя к ней. Он нарисовал обнаженную женщину… ну, ее силуэт. Он никогда не говорил мне, кто она, но я предположила, что это его бывшая.

— Боже мой, — выдыхаю я. — Ты действительно должен продолжать работать здесь.

Даллас смеется.

— Я делаю все, что могу. Я положил бумаги в твою студию. Кстати, Оливер приходил пару раз.

Я останавливаюсь и оборачиваюсь.

— И?

— Просто сообщаю тебе. У него разбита губа. Но он по-прежнему хорошо выглядит, — говорит он подмигнув, на что я закатила глаза и улыбнулась.

Я прошла в свою студию, забрав документы и села в кресло. Пролистываю их, убеждаясь, что Даллас заполнил все правильно, и подняла глаза, когда заметила что-то перед собой. На мольберте, напротив моего стола, стоит большое белое полотно. Почерк Оливера покрывает его.

Это наш холст. Давай нарисуем его, как мы этого хотим. Я люблю тебя, всегда, Оливер.

Счастье расцветает внутри меня, когда я смотрю на него. Это так просто… то, что он… и мне это нравится. Я знаю, что я должна позвонить ему, но каждый раз, когда я думаю об этом, мое сердце сжимается при мысли о его уходе. Я заканчиваю подписывать бумаги и оставляю их на том же месте. Когда я вышла из комнаты и направилась обратно к двери, я увидела Далласа смотрящего что-то в своем телефоне.

— Когда он это сделал? — спрашиваю я, кивая в сторону своей студии.

— Прошлой ночью.

— Он знает, что меня не было здесь с тех пор, как я вернулась?

— Я сказал ему, — говорит он.

— Если он вернется, скажи ему, что я видела это. Я оставила контракт на столе. Спасибо, Даль, — говорю я, целуя его в щеку.

— Что угодно для тебя, дорогая, — отвечает он. — Я иду на обед, хочешь чего-нибудь?

— Не сегодня. Мне нужно поговорить с братом и убедить его помочь мне переехать на выходных.

— Дай мне знать, если тебе что-нибудь понадобится, — кричит Даллас, когда я закрываю дверь за собой.

По дороге к Виктору я позвонила Мие и рассказала ей о холсте.

— Это так мило, — говорит она. — Ты позвонишь ему до или после переезда?

Я со стоном припарковывала машину возле юридической фирмы Виктора.

— У меня не было времени, и я не думаю, что нужно говорить по телефону.

— По-моему, он еще не уехал в Сан-Фран, — говорит она.

— Я не знаю, чего я больше боюсь, позвонить ему и узнать, что он останется там или позвонить ему и узнать, что он останется здесь. Если он там, то он ушел навсегда. Если он здесь, то я буду надеяться, что, возможно, он останется… но это же Оливер. Он не собирается уходить с работы, которую только получил, — говорю я со вздохом, когда я выключаю зажигание своей машины и направляюсь к зданию.

— Он может удивить тебя, Элли, — успокаивающе говорит она.

— Я не знаю, хочу ли я этого от него. Я не хочу, чтобы он отказался от этой работы и возненавидел меня за это.

— Ты разберешься с этим.

Повесив трубку, я поприветствовала секретаршу Виктора и села ждать, когда закончится его встреча. Она позвонила ему сообщив, что кто-то хочет видеть его вне расписания. Он прорычал, чтобы она впустила кого бы то ни было, и я могу представить, как он потирает лоб, словно на нем тонна кирпичей.

— Я бы никогда не наняла тебя, если бы была новым клиентом, — говорю я, заходя. Его голова отрывается от рук, а глаза расширяются. Он быстро встал, но остался за столом.

— Я не ожидал тебя увидеть.

— Я заметила.

Я села за один из стульев напротив него.

— Не волнуйся, я всего на десять минут.

— Я могу отменить свою следующую встречу.

Я подняла свою руку вверх.

— Не нужно.

Его губы дергаются в улыбке.

— Ты готова поговорить со мной, не отрубив мне голову?

— Не могу обещать последнюю часть, но да, — говорю я с улыбкой.

— Сиди, — говорит он, садясь напротив меня. Я делаю глубокий вдох и выдыхаю, пытаясь понять, с чего бы начать.

— Ты пытался убить Оливера, — говорю я, делая паузу, когда он закатывает глаза и качает головой. — Парня, который избил тех парней, которые смеялись над тобой и пинали тебя в землю в шестом классе. Тот, который был с тобой, когда ты не попал в бейсбольную команду в школе и решил тоже уйти, хотя он был бы стартовым питчером. Парень, который много раз выходил из дома посреди ночи, чтобы забрать тебя с вечеринки, потому что ты был слишком пьян, чтобы сесть за руль. Тот, кто отвозил тебя домой и следил, чтобы ты добрался до своей комнаты.

— Откуда ты об этом знаешь? — спросил он тихо.

— Потому что он говорил мне. Потому что каждый раз, когда он делал эти вещи для тебя, он поднимался на крышу, чтобы поговорить со мной, потому что я была наверху.

Виктор смотрит в сторону, его глаза оседают где-то между большим баром в виде глобуса в углу его офиса и книжной полкой рядом с ним.

— Я был в бешенстве. Мы уже все выяснили, Элли. С этим просто тяжело смириться… и это Бин, понимаешь?

Я разозлилась.

— Он хороший парень, – говорю я спокойно.

— Он отличный парень, но ты моя младшая сестра. Никто не достаточно хорош для тебя, — говорит он, улыбаясь мне. Я смотрю на него и наклоняюсь вперед, упираясь локтями на его стол.

— Я не знаю, получится ли это, — шепчу я, опуская взгляд на стопку бумаг на его столе.

— Почему нет? Из-за работы?

Я киваю, снова глядя на него.

— Да. Он солгал мне. Или опустил правду.

Виктор пожимает плечами.

— Это не работает в суде, ты знаешь?

Я хмурюсь.

— Что?

— Опускание правды… это не совсем то же самое, что лгать. Если бы вы разводились…

Я подняла руки, прежде чем он сможет закончить свое предложение.

— Виктор. Ты хоть пять минут можешь говорить не о работе, разводе или суде?

Он делает извиняющееся лицо.

— Извини. В любом случае, я думаю, тебе стоит просто поговорить с ним, Элли. Выслушай его.

Я медленно киваю, отрывая глаза от него.

— Как ты поняла это? — спрашивает он. — Что ты влюблена в него, я имею ввиду.

Я пожимаю плечами, улыбаясь.

— Однажды ночью, он привез тебя после вечеринки, а я плакала над своим больным коленом. Это был день, когда я узнала, что не смогу больше танцевать. Он подошел и поговорил со мной. Я попросила его вернуться, и он это сделал. Это было невинно. Мы просто разговаривали, но ты же знаешь, как Оливер рассказывает истории. Он оживляется, и его глаза загораются, и ну… Я влюбилась в него. Я влюбилась в него такого, каким он был, с его заботливым сердцем и преданностью вам, ребята. Я думаю, что была влюблена в него с тех пор, — шепотом заканчиваю я.

— Ты была помолвлена за другим мужчиной. Очевидно, что это была детская любовь, и ты выросла из нее, — указывает он. — Просто играю адвоката дьявола, — добавляет он, пожав плечами.

— Иногда мне хотелось бы, чтобы это было так. Ты не знаешь, сколько раз я так сильно желала, чтобы то, что у нас было, было просто глупым увлечением. Я пыталась соврать себе. Я пыталась похоронить остатки своих чувств к нему бесчисленное количество раз. Ничего не работало, Вик. Сердце хочет того, чего оно хочет, а мое, очевидно, жаждет боли.

Он трет свои виски.

— Я был так зол на него. Сначала, потому что он пошел за моей спиной, а потом, чем больше я думал об этом, тем злее я становился. Он был зациклен на свиданиях, понимаешь? Если это можно так назвать. Он любит женщин. Ему нравятся женщины постарше. Я думаю, что за все эти годы он встречался только с одной девушкой нашего возраста, и это было в средней школе, поэтому, когда я узнал о тебе, я был просто… в недоумении, наверное.

— Я знаю. Я понимаю. Ты видишь Бина, игрока… парня, у которого каждый месяц новая девушка… так что я понимаю. Я тоже выросла с ним, но я искренне верю, что он любит меня. Несмотря на то, что я моложе, — говорю я со смехом. У Виктора появляется легкая улыбка на лице, когда он качает головой.

— Я думаю, он тоже тебя любит.

— Но это не имеет значения, — добавляю я. — Его профессия на первом месте, и честно говоря, я не виню его. Я это понимаю.

Он закрывает глаза и делает глубокий вдох.

— Он всегда был планировщиком… перфекционистом… тот, кому нужно, чтобы все утки были рядом, когда он атакует. Я не знаю больше никого, кто бы составлял таблицу для драфта фэнтези-футбола. — Он поднимает брови. — А я знаю много парней.

Его секретарша, сообщающая о следующем клиенте, прервала наш смех, поэтому я встала. Виктор обошел стол и обнял меня.

— Я люблю тебя, и я с тобой, ладно? Если ты хочешь быть с ним, я не против. Мне жаль, что я так взбесился, потому что ты права, если бы не Бин, никто из нас не был бы там, где мы сегодня. Хотел бы я, чтобы ты не переезжала.

Я прижалась к его груди и посмотрела на него.

— Ты просто хочешь, чтобы я осталась и готовила для тебя.

Он рассмеялся мне в лицо.

— Да, в этом плане мне нравится, когда ты рядом.

— Я не далеко переезжаю, Вик.

— Я знаю, я знаю. Так в эти выходные? — спрашивает он.

— В эти выходные, — я отвечаю с улыбкой, отступая. — И для протокола, я очень злюсь, что это случилось в тот день, когда ты признался, что встречаешься с младшей сестрой своего друга.

Виктор издает громкий смех.

— Бин сказал то же самое.

— Я уверена, что он это сделал, — ответила я, покачивая головой, когда направилась к выходу. Я натолкнулась на пожилого мужчину в костюме и извинилась.

— Ад замерз, или я только что услышал, как ты смеешься? — произнес мужчина после того, как я вышла. Секретарша Вика поблагодарила меня за то, что я настроила его на хорошее настроение, и я сделала умственную записку, чтобы отправить этим людям коробку пончиков или что-то вроде того, за то, что каждый день терпят моего придурка брата. Затем я улыбнулась, потому что знаю, как мне повезло с ним. 

Глава 37

Я не иду на ланч-свидание на который меня посылает мама, потому что мне этого хочется. Я иду, потому что она предлагает это как возможность для бизнеса. На самом деле, это скорее доставка, чем свидание, но Дерек сказал, что мы можем поесть, пока мы там, так что, я согласилась. Когда я добралась до места, я чувствовала себя ужасно плохо одетой, даже если сегодня пятница и мы едим в ресторане внутри торгового центра. Все остальные, кажется, одеты в более красивую одежду, а я в рваных джинсах, ботинках и свитере с открытыми плечами. Я положила коробку с сердцем, которое у меня купила его мать, села и начала смотреть меню, в ожидании Дерека. Когда мой телефон загудел в сумочке, и я перерывала миллион предметов, которые у меня хранятся в ней, мой Гость, наконец, появился и уселся напротив меня.

— На мгновение, я подумала, что ты не придешь, — говорю я, не глядя вверх.

— На мгновение, я подумал, что ты не поведешься, — говорит голос, и мое сердце просто останавливается. Я смотрю вверх, и вижу Оливера, сидящего в кресле, отведенном для Дерека, и по множеству причин я смущена его присутствием. Я не задыхаюсь, от того что он там, хотя, я задыхаюсь, потому что его рот все еще опухший, и у него пара швов на челюсти. Его зеленые глаза сканируют мое лицо, и его губы слегка сжимаются с тоской, которую я вижу на его лице.

— Что ты здесь делаешь?

— Забираю сердце, — говорит он, складывая руки на стол. Я издаю саркастический смех. — Я серьезно, — добавляет он.

— Окей. Ну, оно в коробке, — говорю я, кивая в сторону. Он наклонился и поднял коробку у моих ног, поднося ее к столу. Когда подошел официант, мы оба попросили больше времени и отправили его обратно. Оливер открыл крышку и заглянул в нее, вынимая сердце и бирку, с которой оно идет, прежде чем положить коробку обратно под стол. Я наблюдала, как он смотрит на сердце, переворачивая его снова и снова, свет снаружи отражается от него с каждым поворотом его руки.

— Я согласился на эту работу, потому что думал, как старый самовлюбленный Оливер, парень, который пытается создать все в своей жизни, потому что ему нужно, чтобы все было идеально, — говорит он, переводя взгляд с сердца на меня. — Мне жаль, что я не подумал спросить, что ты думаешь обо всем этом.

— Я злилась не потому что ты согласился на эту работу, я злилась, потому что ты не сказал мне, что ты согласился.

Он открывает рот, чтобы что-то сказать, но быстро закрывает его, прежде чем обратить свой взгляд обратно к сердцу в руках.

— Это твое определение любви? — спрашивает он, читая маленькую бирку. Я сглатываю и киваю.

— Любовь прекрасна, сокрушительна, трогательна, преследующая. Любовь - это все, — читает он. Его глаза поднимаются на мои. — Кто определяет любовь?

— Люди, у которых она есть. Люди, у которых она была и которые ее потеряли.

— То есть ты?

— Оба. — Я делаю паузу и оглядываюсь. — Дерек действительно не придет?

Он кладет сердце обратно в коробку, вставляя бирку и закрывая ее. Он снова посмотрел на меня, складывая руки на стол, и медленно улыбнулся.

— На самом деле нет.

— Но я разговаривала с ним.

— И он солгал, как его и просили.

Я качаю головой.

— Люди в моей жизни не знают границ.

— Сходи со мной на свидание сегодня вечером.

Мой взгляд устремляется на него.

— Зачем мне это?

— Потому что я прошу тебя, — тихо говорит он, потянувшись к моим рукам, которые я быстро прячу под столом. Если он коснется меня, я соглашусь. Я, наверное, все равно соглашусь, но, если он коснется меня, я соглашусь слишком рано.

Официант снова подходит и спрашивает нас, не хотели бы мы что-нибудь заказать, и мы оба смотрим друг на друга, так: мы остаемся? Мы уходим? Действительно ли можно есть в такое время? Каждый из нас просит воды, чтобы выиграть время.

— Итак, если я встречусь с тобой, а потом…?

Он вздыхает.

— Дай мне одно свидание, Элли.

Я имитирую его вздох и смотрю в сторону.

— Я чувствую, что мы были здесь раньше.

Оливер внезапно встает и обходит стол, садясь рядом со мной. Он поворачивает мой стул так, чтобы наши колени соприкасались, и когда он взял обе мои руки в свои, мое сердце начало колотиться в моей груди.

— Что ты делаешь? — шепчу я, оглядываясь на забитые столы с любопытными людьми, которые теперь заинтересованы в этом красивом, сумасшедшем человеке, двигающем стулья в тихом ресторане. Одна сторона его губ улыбается, и на долю секунды я теряюсь в маленькой ямочке, которую вижу, наконец, не скрытой бородой.

— Успокойся. Я не прошу тебя выйти за меня замуж… пока, — говорит он. Все мои мысли сходят с ума на секунду… Пока?

— Что ты тогда делаешь?

Оливер наклонился ко мне, приближая своё лицо к моему, и у меня задерживается дыхание. Мои глаза трепещут, когда его дыхание ласкает мое лицо, медленно двигаясь по моим щекам, моему носу… моему рту. Его воздух повсюду. Его губы коснулись кончика моего носа, моей щеки, затем уголков моего рта, и когда я больше не чувствую его дыхание на мне, я открываю глаза в его поисках.

— Я знаю, что ты была достаточно терпелива со мной в прошлом, и я прошу тебя побыть терпеливой еще раз.

Я не отстранилась, когда его руки упали на мои.

— Я не могу продолжать делать это, Оливер. Я могу смириться с тем, что нахожусь на втором месте после твоей работы, потому что знаю, насколько она требовательна, но я не могу быть брошенной каждый раз, когда ты решаешь, что-то сделать, чтобы улучшить свою карьеру, — говорю я, ища в его лице признаки понимания.

Он открывает рот, затем закрывает его, делая паузу на мгновение, позволяя своим глазам осмотреть каждую черту моего лица, как будто он забыл их в те недели, когда мы не были вместе.

— Согласиться на работу было коленным рефлексом. Я думал, как одинокий, амбициозный Оливер, и я облажался. Я часто это делаю. Я не сказал тебе об этом, потому что, когда я увидел тебя на барбекю, я знал, что не справлюсь с этой работой. Я не хочу уезжать от тебя на четыре часа. — Он делает паузу, чтобы посмотреть мне в лицо. — Ты никогда не будешь на втором месте ни в одном аспекте моей жизни, Эстель. Да, иногда все будет сложно. Да, в некоторые дни у меня может быть больше работы, чем у других, но ты никогда не будешь второй. Я обещаю тебе это. То, что у нас есть - это нечто настолько особенное. Это так реально. Я не хочу потерять это снова. — Его пальцы переплетаются с моими, пока он говорит. — Это то, о чем люди мечтают всю жизнь. Я прошу тебя пойти со мной на свидание, — говорит он, приближая руки к своему рту. — Я умоляю тебя пойти со мной сегодня вечером.

У него взгляд, который я видела на его лице миллион раз раньше, когда он меняет шину или, когда он читает карту пациента в больнице. Я понимаю, что это его решительный взгляд. Его фирменное: Я не отступлю, пока ты не скажешь «да». А потом он улыбается, этот милый, очаровательный мальчик по соседству: давай притворимся, что я не волк в овечьей шкуре. И я знаю, что не собираюсь отказывать ему.

— Это последний раз, когда я соглашаюсь на это, — говорю я после долгой паузы.

— Это последний раз, когда я спрашиваю, — ответил он, подмигивая, когда встал и потянул меня за собой. Мы собрали наши вещи и разошлись после того, как я дала ему адрес моего нового дома. Позже, дома, я задаюсь вопросом, не является ли частью его грандиозного плана попросить меня переехать с ним в Сан-Франциско. Честно говоря, не знаю, сделаю ли я это, но также не знаю, как бы я этого не сделала. Я чувствую, что ждала этого момента… всегда. Я приняла душ и оделась небрежно, как он и просил. Я надела джинсы и сапоги, и накинула шарф поверх моей простой футболки. После того, как я закрыла окна, я села снаружи на крыльце, чтобы насладиться видом, пока ждала его. Коттедж маленький, и входная дверь, на самом деле задняя дверь, так как крыльцо выходит на пляж, и на парковку.

Я не удивилась, когда услышала звук его шагов по тротуару со стороны дома. Оливер никогда не пользовался входной дверью. Он появился у крыльца, но меня не заметил, а если и заметил, то не подал виду. Я видела его глаза, когда он смотрел на воду, и улыбнулась. Его руки в карманах джинсов, лицо слегка наклонено назад, а его выражение - воплощение расслабленности. Он пропустил руку через свои светло-каштановые волосы, когда порыв ветра всколыхнул их. Через мгновение, стоя вот так, он выпрямился и повернулся ко мне лицом, его зеленые глаза сверкнули от удивления, когда он увидел меня сидящей тут.

— Я немного отвлекся, — сказал он посмеиваясь.

— Трудно не сделать этого, — отвечаю я, вставая. Виктор помог мне перевезти самые важные вещи сюда, потому что как только я получила ключи, я не хотела ждать до выходных, ждать переезда. Оливер сделал два шага, чтобы добраться до меня и вздохнул, когда посмотрел на меня свысока.

— Готова?

— Ты выглядишь так, будто сожалеешь о свидании, — говорю я со смехом. Он посмотрел через плечо, и мои глаза последовали за ним. Волны медленно впадают в песок, угасая по мере того, как солнце начинает уменьшаться. Его взгляд снова нашел мой, и он улыбнулся.

— Если бы я видел это место раньше, я бы перенес свидание сюда.

Я улыбнулась и взяла его за руку, останавливаясь, когда он начал вести меня по ступенькам.

— Машина в том направлении, — говорю я, смеясь, когда он посмотрел на пляж жалким взглядом. — Мы можем вернуться, — громко шепчу я, как будто это какой-то большой секрет. Его лицо серьезное, когда он повернулся ко мне лицом, толкая меня на шаг назад, пока моя спина не ударилась в закрытую дверь. Внезапно, словно борясь с самим собой, он со вздохом отступил назад.

— Давай, пойдем. Показывай дорогу.

Я немного ошеломлена. Часть меня хочет, чтобы он просто поцеловал меня и дело с концом. Другая часть рада, что он этого не сделал, но эта часть настолько крошечная, что я едва слышу ее. Повернувшись, я открыла дверь и закрыла ее позади нас, и медленно пошла через коттедж, чтобы он мог осмотреться.

— Тебе нравится? — спрашиваю я.

— Я думаю, что влюблен - это лучшее слово, — говорит он, глядя на меня. Мой живот немного опустился, и я улыбнулась.

Мы едем по очень знакомому маршруту, и он игнорирует вопросительные взгляды, но призрак улыбки на его лице дает мне знать, что он их чувствует. Хотя я и хочу спросить, но молчу, ожидая, когда он заговорит первым. Однако он этого не делает, всю дорогу он молчит, пока мы не добираемся до дома на холмах. Автомобиль останавливается перед воротами, и он нажимает кнопку, которая изящно открывает их. Он медленно въехал и припарковал машину на круглой подъездной дорожке.

— Я должен кое-что передать Сандеру, — говорит он. — Это займет минуту.

— Окей.

Я не уверена, стоит ли выходить из машины. Я не видела его сестру много лет. В последний раз, когда я ее видела, она носила Сандера в детской перевязке на животе и судя по тому, что говорил Оливер, ему уже почти исполнилось четыре.

Он нажал на кнопку, чтобы выключить зажигание и одарил меня улыбкой.

— Одна минута.

Я улыбнулась и вышла из машины, направляясь к багажнику вместе с ним.

— Ты, должно быть, самый аккуратный человек, которого я знаю, — комментирую я, глядя на его почти пустой багажник. Все, что у него там – белый халат и пара кроссовок, аккуратно сложенных в стороне. Он улыбается, опуская сумку на землю и стягивает черный вязаный свитер через голову. Вместе с ним тянется серая футболка с V-образным вырезом, и мои глаза остаются приклеенными к его голому животу, пока он, посмеиваясь, не тянет ее обратно вниз. Мои глаза сузились, и его рука коснулась моего подбородка, когда он прижался лицом к моему.

— От тебя, моя маленькая Элли, одни неприятности, — говорит он, сверкая зелеными глазами. Он опустил руку, взял сумку и направился к дому. Я внимательно следила за ним и наблюдала за дверью, пока мы ждали ответа.

Маленькая вспышка кудрявых коричневых волос побежала к двери, и появилось маленькое лицо Сандера на другой стороне стекла. Его большие зеленые глаза расширились в блюдца, когда он увидел Оливера.

— Это дядя Бин! — кричит он. — Мама, дядя Бин здесь!

— Я слышу тебя. Я иду, — кричит она, идя по коридору и широко улыбаясь, когда заметила меня. Оливер присел, и как только дверь открылась, Сандер бросился на него, обхватывая его руками за шею и визжа. Видеть его с этим очаровательным маленьким мальчиком почти слишком для меня.

— Давно не виделись, Элли, — говорит Софи, протягивая руку для объятий.

— Кажется, каждый раз, когда я вижу тебя, у тебя есть захватывающие новости, которыми можно поделиться, — говорю я, улыбаясь, когда мои руки потирают ее очень беременный живот. Она корчит лицо, улыбается и качает головой.

— Эта новость не планировалась.

Она жестикулирует, чтобы мы вошли внутрь, и мы следуем за ней на кухню.

— Сандер, это Эстель. Я думаю, вы встречались с ней однажды, но ты был совсем маленьким, поэтому ты, вероятно, не помнишь ее, — говорит Оливер, переворачивая его, чтобы он смотрел на меня вверх ногами.

— Привет, Эстель. У тебя красивые волосы, — говорит он, заставляя меня смеяться.

— Привет, Сандер, у тебя красивые глаза.

Оливер улыбается мне, и я чувствую, что мои внутренности сжимаются.

— У вас прекрасный дом, — прокомментировала я, оглядываясь вокруг.

— Спасибо тебе. Дэн будет рад это услышать, — улыбнулась Софи. — Как продвигается арт-бизнес?

— Все идет довольно хорошо.

Я улыбнулась, думая о проданной картине Далласом, а калейдоскопы сердец в последнее время продаются лучше.

— Я влюблена в сердца, которые ты делаешь, — говорит она.

— На этой ноте, — говорит Оливер, посадив Сандера на столешницу и потянувшись к сумке с коробкой, которую я дала ему сегодня утром. Он передает её своей сестре и снова тянеться к сумке, доставая из нее игрушку супергероя для Сандера.

— Ух ты! Круто! Спасибо, дядя Бин, — говорит Сандер, пытаясь вырвать игрушку из упаковки.

— Это так красиво, — говорит Софи, держа сердце в руках. — Спасибо тебе.

Я улыбнулась, слегка краснея и посмотрела на свои ноги. Смешок Оливера сделал мое лицо еще более красным. Мне нравится то, что я делаю. Я горжусь своим искусством, но это заставляет меня чувствовать себя странно, когда кто-то вроде Софи, от которой я вроде как ищу одобрения, рассматривает его.

— Перестань быть такой чертовски милой, — прорычал Оливер мне на ухо. Я улыбнулась и оттолкнула его своим плечом.

— Ты делаешь много таких? — спросила Софи.

— Да, но я собираюсь остановиться на некоторое время.

— Серьезно? — спрашивает она, выглядя удивленной. Я почувствовала, как Оливер тоже смотрит на меня. Я еще никому не рассказывала.

— Я чувствую, что, если я сделаю слишком много, они потеряют свою уникальность. Не то чтобы они такие особенные, но ты понимаешь, о чем я.

Я снова краснею. Я не помню, когда в последний раз чувствовала себя под микроскопом.

— Я точно знаю, что ты имеешь в виду, — говорит Софи, кивая. —Я так же отношусь к своим историям. Я люблю писать и иллюстрировать их, но иногда мне кажется, что, если я сделаю слишком много сразу, это будет просто еще одна история Софи Харт. Я понимаю.

— Да, так что я, вероятно, возьму небольшой перерыв. Я имею в виду, я все еще буду рисовать и делать их, это не то, отчего я могу отказаться, но я просто не буду их продавать.

— Ладно, ребята, нам нужно идти. Я просто хотел доставить это, прежде чем я буду занят, — говорит Оливер, целуя Сандера в лоб и помогая ему спрыгнуть со столешницы. Он обнял сестру, смеясь над тем, что она прошептала ему на ухо. Я попрощалась с Сандером и Софи.

— Вы знаете, кто у вас будет? — спросила я после того, как обняла ее.

— Мы хотим, чтобы это был сюрприз. Не имеет значения, он все равно будет, — говорит она со смехом, который заставил меня улыбнуться.

— Это довольно круто.

— Это совершенно безумно, — сказал Оливер, качая головой.

— Не начинай, Оливер.

— Я просто говорю. — Он пожал плечами. Софи закатила глаза и посмотрела на меня, указывая на него. — Вот почему он так долго добивался тебя, ты ведь понимаешь это, верно?

— Софи, — простонал Оливер.

— Я просто говорю, — ответила она, подражая ему.

Он обхватил меня за плечи, когда мы подходили к машине, уткнув лицо мне в шею.

— Ты думаешь это смешно?

— Тот факт, что все говорят, что ты окончательно анальная личность? (Анальный вектор, анальный характер по Фрейду)

— Да. — Он укусил меня за мочку уха и открыл дверь. — Кстати об анальном…

— О боже, — говорю я, кряхтя и смеясь, когда усаживаюсь на сиденье.

— Я просто говорю, — говорит он, ухмыляясь и заводя машину.

После нескольких минут споров о том, чью музыку мы будем слушать, его хип-хоп или мой фолк, мы ничего не включили, потому что его телефон зазвонил, и голос моего брата просочился через динамики автомобиля.

— Ты с моей сестрой? — спросил он сначала.

— Да, и ты на Bluetooth, — ответил Оливер.

— Привет, Элли, — сказал Виктор.

— Привет, Вик.

— Какие у вас планы? Дженсен снова в городе и хочет встретиться, чтобы выпить в обычном баре, хотите прийти? — спрашивает он. Оливер смотрит на меня.

— Это код для «приведи ее в бар на групповое свидание, чтобы она знала, что ты не серьезно к ней относишься?» — спрашиваю я, поднимая бровь на Оливера. Его рот открывается и удивленный смех сошел с его губ. Виктор молчал, пока не присоединился к смеху Оливера.

— Нет, черт возьми, — говорит Виктор.

Оливер нашел мою руку и сжал ее.

— Просто чтобы было ясно, это будет полная противоположность этому. Это будет говорить, что «я так серьезно отношусь к этой девушке и я хочу брать ее с собой повсюду, при любом шансе, который мне выпадет», — говорит он, глядя на меня, когда мы тормозим на красном свете.

— Это будет интересно, — бормочет Виктор. — Я займу для вас два места.

Мы засмеялись, как только линия отключилась.

— Я хочу, чтобы так было всегда, Элли. Всегда, — говорит он, паркуясь перед баром. Когда мы вышли, он обхватил меня рукой и потянул в свою сторону. — Я хочу привозить тебя сюда, и, если ты решишь, что не хочешь ехать, я должен получить знак, в котором говорится, что ты скучаешь по мне.

Я повернулась к нему лицом, когда мы дошли до двери.

— Я тоже хочу, — отвечаю я с улыбкой.

Мы вошли с нашими переплетенными руками, и нас встретили со свистом от Дженсена и хлопками от Виктора. Мы сели рядом друг с другом, мы разговаривали и смеялись так, как всегда, но на этот раз свободно, и кажется, что все встало на свои места. 

Глава 38

— Ты так хорошо ладишь с детьми. Ты хотел бы когда-нибудь своих? — говорю я, когда Оливер сворачивает с дороги после благотворительного мероприятия в больнице.

Его рука находит мою на коленях, и я украдкой присмотрелась к его серьезному лицу.

— Мы начинаем двадцать вопросов?

— Может быть, — говорю я, улыбаясь.

— Мы можем начать примерно… через три минуты? — говорит он. — Как ты думаешь, на скольких свиданиях мы были?

Я хмурюсь, пытаясь осмыслить это в своей голове.

— Я не знаю… Вау, я действительно не знаю, — говорю я тихо. — Определенно больше, чем я рассчитывала.

Оливер посмеивается.

— Хорошо, Элли. Очень мило, — говорит он, поворачивая на улицу где проживают мои родители.

— Что, черт возьми? — говорю я на одном дыхании, больше для себя, чем для него. Он сжал мою руку и не ответил, только подмигнул, паркуя машину на подъездной дорожке у дома моих родителей. — Ты же знаешь, что они уехали из города на эти выходные?

Оливер ничего не говорит, просто выходит из машины и быстро обходит ее, чтобы открыть мне дверь. Он схватил меня за руку и посмотрел на меня, прежде чем вздохнуть и поцеловать меня в голову. Я последовала за ним, когда он открыл боковые ворота и направился к задней части дома, проходя мимо ванной, где мы были в последний раз вместе. Он остановился, когда мы дошли до задней двери.

— Иди на кухню. Я там кое-что оставил, — говорит он.

Я пристально посмотрела на него.

— Ты собираешься залезть на дерево?

Он засмеялся.

— Ты перестанешь задавать вопросы, пока не придет время?

— Ладно, — говорю я, звуча неубедительно. Открыв дверь, я направилась на кухню. Я увидела записку, взяла её в руки и прочла надпись:

Ради твоих коленей

Я нахмурилась, пока не заметила под ней кусок разбитого черного стекла. Я боролась с подавляющими эмоциями, которые начали накапливаться в моей груди, когда я подняла его. Я вышла из кухни и направилась к лестнице. Я подняла ногу, чтобы сделать шаг, но в изумлении остановилась, когда заметила, что на каждой ступени лежит карточка с запиской, и рядом кусочек сломанного черного стекла.

Для танца.

За то время, когда я запер тебя в темной комнате.

За то время, когда я сломал твой холст.

За то время, когда я назвал тебя Цыпленком (и имел это в виду).

За каждый раз, когда я притворялся, что не вижу тебя.

За каждый поцелуй, который я не дал тебе.

За каждую ошибку, которую я допустил.

За каждое достижение, которым мы не смогли поделиться.

За каждый раз, когда я уходил.

За каждую слезу, которую я заставил тебя пролить.

К тому времени, как я добралась до своей комнаты, я держала одиннадцать разбитых кусочков черного стекла с таким же количеством записок, и по моему лицу свободно текли слезы. Я открыла дверь ногой и увидела Оливера, сидящего на крыше за окном, держащего в руках маленькую белую коробочку. Я пошла в его направлении, кладя осколки стекла на свой стол и просунув голову, приблизилась к нему. Он обхватил мое лицо руками и вытер слезы большими пальцами, но его движения заставили меня плакать еще сильнее, пока я не начала смеяться и плакать одновременно.

— Мне очень жаль. Я думаю, что слезы сейчас остановятся, — говорю я, вытирая нос рукой, становясь на колени перед ним, пока он смотрел на меня. Он открыл коробку, глядя мне в глаза, а я оторвала свой взгляд от его только, чтобы увидеть, что в коробке. В ней еще больше осколков разбитого стекла, но они все красочные и яркие.

— За каждую улыбку, — говорит он, вынимая первую часть и кладя ее рядом с нами.

— За каждую слезу, — он кладет к первой.

— За каждый смех.

— За каждый раз, когда твои глаза загораются.

— За каждую хорошую новость.

— За каждую плохую новость.

— За каждый бой.

— За каждый поцелуй.

— За каждое объятие.

— За каждое утро.

— За каждую ночь.

— За каждую ошибку, которую я постараюсь исправить.

Когда он выложил все кусочки, он посмотрел на меня.

— Я хочу 21 октября, — сказал он, и продолжил, когда я просто смотрела на него. — Я хочу путешествовать во времени и вернуться к началу. Я хочу сказать отцу, что он ошибался насчет жизни. Я хочу сказать ему, что она никого не ждет, и что нельзя обменивать любовь на мелочи, вроде денег. Я хочу залезть на эту крышу в тот день, когда влюбился в тебя и кричать. Потому что я люблю тебя, Элли. И несмотря на мои глупости и бегство, я никогда не переставал любить тебя. Я хочу вернуться на ту вечеринку и остаться с тобой в постели, чтобы поговорить об этом. — Он указывает на свой подбородок. — И мы могли бы справится с последствиями вместе. Но больше всего, я хочу вернуться в то время, когда я уклонялся от твоих вопросов о любви и говорил тебе, что я нашел ту единственную. Однажды ночью я нашел ее плачущей на крыше. Я нашел ее в кафе, когда она была так мне нужна. Я нашел ее танцующей с другим парнем и сажающей растения. Я нашел ее заботящейся о незнакомцах и детях, которым нужен был кто-то, чтобы выслушать их.

— И откуда ты знаешь, что она единственная? — шепчу я, вытирая слезы со своего лица.

Он поднес руку к моей щеке и ласково провел по ней большим пальцем.

— Я знаю, потому что, когда она не со мной, я чувствую, что мне не хватает кислорода, и даже когда я с ней, я чувствую, что не могу надышаться вдоволь. Ты спросила меня, хочу ли я детей, и ответ в том, что я хочу все, все, что ты захочешь мне дать. Я хочу твое утро и ночи. Я хочу, твои пререкания и закатывания глаз. Мне нужны твои пинки, когда я обнимаю тебя слишком крепко по ночам. Я хочу твой смех, когда я говорю тебе шутки, и твои стоны, когда я заставляю тебя чувствовать себя хорошо.

— И что же получу я? — спрашиваю я хриплым голосом.

— Ты получишь все, — говорит он, глядя на меня, словно я сумасшедшая, спрашивая об этом. — Моя карьера только начинается, и у меня миллион студенческих кредитов. У меня нет миллиона долларов, и я пока не могу купить тебе галерею. — Он делает паузу, улыбаясь мне. — Или возить тебя в сто поездок. И мне может потребоваться некоторое время, чтобы найти здесь работу с более стабильными часами, чем в больнице, но, если ты со мной, Элли, мне все равно. Мое тело принадлежит тебе. — Он положил мои руки себе на грудь. — Мой разум принадлежит тебе. Мои руки принадлежат тебе. Мое сердце принадлежит тебе. Все мое - твое. Я весь твой.

Я убрала руки с его груди и обвила их вокруг его шеи.

— За каждый раз, когда ты заставляешь меня чувствовать себя умной, — говорю я, целуя его в висок. — За то, что смотришь на меня, как на единственную девушку в мире. — Я целую край его глаза.

— Ты моя самая любимая девушка в мире, — бормочет он, закрывая глаза и глубоко вдыхая, как будто утверждая, что мой запах принадлежит ему.

— За то, что относишься ко мне, как к важному. — Я целую его щеку.

— Ты самый важный человек в моей жизни, — говорит он, открывая глаза, чтобы встретить мой взгляд.

— За то, что дал мне пространство, чтобы я могла расти. — Я поцеловала его рот. — За то, что любил меня. — Я целую его челюсть, над его швами. Он с трепетом наблюдает за мной, когда я отступаю и улыбаюсь.

— Выходи за меня, — говорит он с решимостью в голосе, что заставляет мое сердце неудержимо стучать. — Я не имею в виду обручиться на год и просто жить вместе. Я не хочу надевать кольцо на твой палец, чтобы заявить о тебе, чтобы мир узнал, что ты моя. Я хочу знать, что ты моя. Я хочу, чтобы ты знала, что я твой, и что это не те отношения, из которых мы можем легко выбраться. Я хочу твоей вечности, и я хочу, чтобы это началось сейчас. — Он делает вдох, его глаза мечутся между нами, чтобы убедиться, что я все еще с ним. — Давай завтра поженимся. Если ты хочешь большую свадьбу, мы можем сделать ее позже.

Когда я молчу слишком долго, потому что я в полном шоке, он засмеялся.

— Или нет. Если ты просто хочешь жить вместе, давай сделаем это, но я не хочу расходиться разными путями после наших свиданий. Мне не нужен один ящик в каждом доме. Я хочу, чтобы весь шкаф был полон нашей одежды, – говорит он, обхватывая с обеих сторон мое лицо. — Я хочу натыкаться друг на друга, когда мы пытаемся собраться утром. Я хочу все это, Элли. Я не…

Я наклоняюсь и целую его, глотая его слова и, надеюсь, любые мысли, идущие через его голову. Картина, которую он рисует, слишком красива для меня, чтобы не хотеть ее. Я хочу все его утро и ночи. У меня такое чувство, что я ждала этих слов от него все десять лет, и даже несмотря на то, что у меня была помолвка и жизнь с кем-то другим какое-товремя, я никогда не выбрасывала из головы вопрос что, если бы это был Оливер?

Мы долго целовались, наши языки переплетались, мои пальцы зарывались в его волосы, его руки на моем лице, и наши сердца бились друг о друга. Когда мы оборвали поцелуй, я неистово закивала, и он вздыхает самым долгим, облегченным вздохом, и выглядит так, как будто он только что выиграл в каком-то не озвученном аукционе.

— Я тоже этого хочу. Я хочу все, — шепчу я, получая от него огромную ухмылку. — Я могу переехать, ты знаешь… моя аренда на галерею почти закончилась. — Я делаю паузу, глубоко вздыхая. —Я могу переехать с тобой куда угодно, — говорю я, улыбаясь ему, когда мы возвращаемся в мою комнату.

— Переехать? Ты издеваешься? Я подумываю все вложить, чтобы купить этот дом, в котором ты живешь.

Я смеюсь.

— Я просто говорю, что, если ты хочешь уехать, у тебя есть моя полная поддержка.

— Здесь наш дом, Элли. Я хочу остаться. — Он остановился, когда достиг нижней ступеньки и поднес руку к моему лицу, лаская мои губы. — Кроме того, я простой. Мне просто нужна ты.

И это обещание, которое мы дали друг другу. Как бы безумна ни была жизнь, мы всегда будем держаться друг друга. Мы разделим наши мечты, наши неудачи, наши улыбки и наши хмурые взгляды. День за днем мы будем сводить друг друга с ума и напоминать друг другу, как мы любим друг друга. Потому что это та любовь, которая у нас есть, та, которая не приходит во флаконе, но может заполнить тысячи таких, потому что у нас есть так много, чтобы быть свободными. 

Эпилог

Оливер

Когда мы были детьми, моя сестра всегда загадывала желания на звездах. Она клялась, что все ее желания сбылись, потому что она это сделала. Поскольку она была старше и мудрее, я поверил ей, и тоже начал загадывать желания. Когда мне было пять, я мечтал об игрушечных динозаврах. Когда мне было семь, я хотел, чтобы мой отец вернулся домой. Когда мне было восемь, я хотел, чтобы мама работала меньше. Когда мне было девять, я понял, что желание, загаданное на звездах - пустая трата времени, потому что ни одно из моих желаний не сбылось.

Тем не менее, когда мне было девятнадцать, я сидел на крыше дома красивой девушки и желал, чтобы все было по-другому. Когда мне исполнился двадцать один год, я понял, что обстоятельства - это все, и я желал, чтобы мы встретились при других обстоятельствах. В двадцать шесть лет я желал, чтобы все сложилось по-другому, и чтобы я не потерял ее. В двадцать восемь лет, когда жизнь снова свела нас вместе, я перестал желать и начал делать.

И вот я здесь, в двадцать девять лет, наблюдаю, как она подходит ко мне, в длинном белом платье, перед толпой наших близких, и желаю заморозить этот момент во времени. Я хочу вспоминать, где ее выразительные, карие глаза нашли мои, и она явно опешила от эмоций на моем лице. Я знаю, без тени сомнения, что я никогда не устану смотреть, как она идет ко мне. Я услышал щелчок камеры рядом с собой и улыбнулся, когда на нас налетел порыв ветра. Он пробудил волны позади нас и заставил длинные темные волосы Эстель метаться по ее лицу. Она ловит момент, чтобы собрать их в одну руку и отодвинуть в сторону, когда я получаю объятие ее отца.

— Мне не нужно приветствовать тебя в семье, частью которой ты был все это время, но я горжусь тем, что называю тебя своим сыном. Официально. Снова, — говорит Томас с сердечным смешком и пожатием руки.

Я не ответил, предпочитая просто улыбнуться. Я не плакса, но его слова вызывают всплеск эмоций внутри меня. Я поворачиваюсь к женщине, которая является моей женой уже на протяжении последних четырех месяцев, и ухмыляюсь, чувствуя себя самым счастливым ублюдком в мире. Мы поженились на следующий день после того, как я сделал ей предложение. Как только приземлился рейс ее родителей, мы забрали их из аэропорта, позвонили Вику и Мии и попросили отвезти их в здание суда. Даже Даллас появился, чтобы помочь нам отпраздновать, что было дополнительным бонусом, так как я ассоциирую его с ее эпохой Уайта.

Я перевез свои вещи в ее коттедж на пляже и работал в больнице, пока не нашел постоянную работу, что заняло пару месяцев, но это произошло. Самое лучшее в моей работе, помимо того, что я работаю с отличной командой врачей в хорошей обстановке, это то, что мы остались в Санта-Барбаре. Когда срок аренды Эстель закончился, мы купили участок, недалеко от нашего маленького пляжного коттеджа. Там всё еще идет ремонт, и, хотя я помогаю ей, насколько могу, в конечном счете, это ее пространство для творчества. Это ее мечта, которую она воплощает в жизнь, каждый раз, когда входит туда. Я просто счастлив, что она позволяет мне быть частью всего этого.

Почувствовав руку Эстель, скользящей в мою, я улыбнулся и повел ее на церемонию, чтобы снова жениться, перед всеми нашими друзьями и семьей.

— Ты должен смотреть на него, — шепчет она.

— Я здесь, чтобы жениться на тебе, а не на нем.

Она смеется, ее глаза вспыхивают и устремляются на меня.

— Я обещаю, ты можешь смотреть на меня всю оставшуюся жизнь. Но не все время конечно, потому что это было бы совершенно жутко.

Я наклонился и поцеловал кончик ее носа.

— Как ты смотришь на то…

— Ладно, ребята, серьезно, заткнитесь, — Виктор перебил меня со стоном.

— Да, никто не хочет знать, куда шел этот разговор, — добавила Мия.

— Не показывайте ничего лишнего, — вставил Дженсен.

— Я сейчас выгоню всех отсюда, — сказал я в ответ, на что священник, откашлявшись, поднял брови с нетерпением.

Церемония продолжилась без перерывов. Мы произнесли наши клятвы, короткие и единые, и мы оба улыбнулись, вспоминая наши более длинные клятвы, которые мы читали друг другу в постели в ту ночь, когда получили разрешение на брак. Мы надели кольца друг другу на пальцы, снова взялись за руки и, как только нас объявили Мистером и Миссис Харт, повернулись друг к другу. И все вокруг нас словно исчезло. Наши взгляды встретились, мои руки коснулись ее волос, ее руки обхватили моё лицо, словно мы двигались в замедленной съемке, наши глаза сканировали каждый дюйм лиц друг друга, полностью погруженные в этот момент.

При звуке волн, разбивающихся вдалеке, глаза Эстель начали наполняться слезами, но она улыбалась, и восторг в ее глазах соответствовал тому, что я чувствовал внутри. Внезапно, прямо перед тем, как наши губы соприкоснулись, капельки дождя начали падать на нас. Мы слегка отстранились и подняли головы к небу. Наши гости начали скандировать, чтобы мы поцеловались. Множество «Поторопитесь уже! Чего же вы ждете?» — окружили нас, но мы с Эстель остались равнодушными. Мы улыбались, смеялись, и, наконец, я притянул ее лицо к своему, и мои губы сомкнулись с ее губами, принимая, давая, предлагая, прося, умоляя, обещая. Я целовал ее всем своим существом, несовершенным, но полным желания, надежды и потенциала. Возьми меня, говорил я своим языком. Позволь мне проявить себя. Я буду достоин этого, обещаю. И она поцеловала меня в ответ с тем же пылом, скрепляя нашу клятву.

Оглавление

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35

Глава 36

Глава 37

Глава 38

Эпилог