<p>
ШЕСТАЯ ЗВЕЗДА</p>
Так хлынула во взор мой, к ней раскрытый,
Шестой звезды благая белизна,
Куда я погрузился, с нею слитый.
Была планета Диева полна
Искрящейся любовью, чьи частицы
Являли взору наши письмена.
<p>
Данте</p>
- А знаешь, чем клён отличается от рябины?
- Чем?
- У клёна листик как моя ладошка, вот такой! -- Маша растопырила пальцы и помахала перед Зоей.
- И такой же красный, -- сказала Зоя. -- Перчатку надень.
- Не хочу! Мне не холодно. Я вот как могу! -- Маша схватила с газона пригоршню грязноватого снега, слепила голыми руками снежок, косо запустила в толпящихся на дороге голубей. Голуби лениво расступились.
- Только руку о пальто не вытирай, а то нам мама обеим задаст! -- Зоя остановилась, достала из кармана бумажный платочек, вытерла племяннице руки.
- Обоим!
- Если бы мы с тобой были мальчиками, то было бы "обоим", -- сказала Зоя, -- а мы девочки. Поэтому "обеим".
- А Елена Николаевна всегда говорит "обоим", и про девочек тоже, -- задумалась Маша.
"Дура ваша Елена Николаевна", -- подумала Зоя, но вслух этого не сказала: Маше в группу к Дуре Николаевне ещё полтора года ходить.
- Зоя, Зоя, а можно я в лужу? Я же в резиновых сапогах!
- Только не в эту! -- испугалась Зоя. -- Там лёд на дне! Покатишься и сядешь в воду, а штаны у тебя не резиновые!
- А в какую тогда?
- А вон в ту давай, она и поглубже, -- Зоя свернула с тротуара во двор, под низко склонённые яблони. -- Там нету льда, я утром проверяла.
- Зачем ты лужу проверяла? -- вытаращилась племяшка.
- А вот, думаю, пойдём вечером с Машей из садика, и Маше захочется прыгнуть в лужу, а я ей лужу хорошую найду...
- Правда? -- Маша потянула тётю за руку и заглянула ей в честные глаза.
- Шучу! Я туда утром ключ уронила, пришлось всю обшарить, пока нашла.
Маша разбежалась и обеими ногами прыгнула в глубокую дыру на асфальте, до краёв налитую талой водой. Какой-то малыш, игравший в песочнице под бдительным присмотром бабушки, тоже рванул к луже, но был пойман за шарфик и залился рёвом.
Зоя тоже зашла в лужу, побулькала по очереди рубчатыми подошвами, чтобы смыть налипшую глину:
- Всё, анфан терибль, пойдём домой.
Услышав звон ключей и хохот Маши за дверью, Настя предусмотрительно поставила на стол тарелку, которую держала в руках: дочь всегда кидалась к ней обниматься, вышибая всё, что мама не успела убрать подальше.
- Машка! Ты мокрая вся! Вы что, в луже плюхались?
- Да-а! Обои!
- Обе, Машутка, -- вздохнула Зоя, вешая мокрую куртку на батарею. -- Обои -- это то, на чём ты фломастерами нарисовала...
Настя была на три года моложе сестры, а выглядела взрослее: макияж, модная стрижка, маникюр, каблуки, узкие юбки -- всё это она умела и любила носить: современная деловая женщина. Старшая сестра всю сознательную жизнь выглядела подростком. Берцы, джинсы, штормовка, незамысловатая причёска "хвост", вечные простенькие серебряные серёжки, подаренные ещё на тринадцатый день рождения, -- всё это не менялось со школьных зоиных времён. Школьница Зоя со старых фотографий отличалась от фельдшера Зои только меньшим количеством морщинок у глаз.
Настя вела шумную и сложную взрослую жизнь: отучилась с красным дипломом на экономиста, вышла замуж, сменила работу, родила, развелась, снова сменила работу и снова искала мужчину своей мечты... Зоя уже восемь лет ходила на свою станцию СМП одной и той же дорогой по одному и тому же графику -- сутки через трое. Только когда появилась племяшка, зоины маршруты стали разнообразнее: с Машей в поликлинику, потом с Машей в детсад, потом с Машей на танцы... Деловая женщина Настя работала строго с девяти до шести, приходила домой, устало вздыхала, с видом великомученицы готовила ужин, стирала, сушила и убирала вечно изгвазданную машину одежду, заглядывала в планшет и засыпала в одиннадцать с чувством выполненного долга. Остальное оставалось Зое. Сменившись утром после суток, забежать по дороге домой в магазин за всем, что кончилось дома, -- а что, нормально! Как раз и магазины открываются.
Личная жизнь у Насти отсутствовала, подруги пару раз в месяц приглашали её погулять в "интересные места", надеясь, что однажды её подхватит на седло и умчит принц на белом единороге. На неё действительно засматривались -- есть на что посмотреть! Но вечное выражение "одинокая с ребёнком", видимо, отпугивало даже самых стойких единорогов.
Зоина личная жизнь называлась "племяшка". Всему, что умела Маша, от завязывания шнурков до сборки объёмных конструкторов, её учила тётя Зоя -- маме некогда. Мама приводила одетую Зоей дочку в садик, сдавала воспитателям и отправлялась на работу -- забирать дитя обычно приходила тётя (если только не дежурила в этот день). Время от времени дочь Настю удивляла: оказывается, она уже умеет сама надевать колготки... и перчатки... и застёгивать мелкие пуговки... и не желает носить туфельки с джинсами, потому что это немодно... Мама плохо представляла даже, какие игрушки есть у дочери и что она с ними делает. Регулярные настины покупки кукол для Маши уже не удивляли даже саму Машу -- мама никак не могла запомнить, что дочь не играет в куклы, а любит щенков-спасателей и трансформеров с колёсиками. Разговаривать с мамой про трансформеров тоже было бесполезно...
Иногда для маминой психики было спокойнее не знать, чем занимается дочь. Однажды в новогодние праздники Настя испытала настоящий ужас, когда Маша, придя вместе с Зоей с прогулки, запела свирепым хриплым голосом: "Орррррёл Шестого легиона, орррррёл Шестого легиона всё так же ррррррвётся к небесам!" Настя села где стояла и слабым голосом вопросила пространство:
- Что... это?..
- Это песня, мама, -- объяснила добрая дочь, забираясь Насте на колени. -- Про легион.
- Зоя?! -- вскрикнула младшая сестра.
- Это Миша поёт, -- невозмутимо сказала старшая, -- с нашей подстанции.
- Вы чем занимались?! -- выясняла Настя.
- Мы гуляли в лесу, а у Миши вчера был день рождения. А сегодня они с парнями пошли на озерко и там шашлык жарили и песни пели. И нас с Машей пригласили.
- Тебе что, делать больше нечего? -- шипела Настя на кухне, когда Маша уже уселась смотреть своих щенков по телевизору. -- Ребёнка таскаешь с мужиками водку пить?!
- Настюха, они не пили, -- спокойно объясняла Зоя с набитым ртом, уплетая пиццу. -- Они же с семьями были, Машка там с детьми играла, у меня фотки есть на телефоне. Хочешь, скину?
- Ну ладно, -- не унималась Настя, -- но этот блатняк...
- Это, Настюха, не блатняк, это археология. Ты бы хотела, чтобы она Шнура в маршрутках слушала? Без купюр...
- Зойка, прекрати меня пугать!
- Ты вот зря с нами не пошла, кстати. Ты в лесу когда в последний раз была?
- Зойка, я не хочу в лес. Ты же знаешь, я не любитель походно-полевых развлечений...
- А Маше понравилось. Ты вот на неё накинулась, а даже не спросила, что она там делала. Спроси -- узнаешь много нового...
На фото Маша с двумя девочками и мальчишкой года на два постарше с упоением бегали по сугробам, лепили какое-то несуразное существо из снега, катали друг друга на санках... Были фото Маши с огромной гитарой, Маши с жареной сосиской на шпажке (дома она наотрез отказывалась есть сосиски!), Маши на плечах высоченного бородатого мужика с детской доброй улыбкой... Дочь явно была счастлива, а Настя тогда впервые задумалась, что чего-то недодаёт ребёнку... но у неё совсем нет времени...
Вообще вопросы развлечения Маши были целиком отданы во власть Зои. В парк аттракционов Настя не ходила -- у неё голова кружится, кататься на речном трамвае отказывалась -- её укачивает, в кино на мультики её тоже было не заманить -- она не может сидеть полтора часа в тёмном зале... Зою, казалось, нигде не укачивало, ничто не смущало и никогда не было скучно.
- Зойка, почему ребёнок плачет? -- спросила мама из кухни, пытаясь перекричать телевизор.
- Я тоже ребёнок. Я тоже плачу, -- сурово отвечала семилетняя Зоя, глядя на ревущую Настю, которой только что от бессилия отвесила подзатыльник. -- Ну что ты орёшь? Нельзя жрать бумагу, кишки слипнутся!
- Какие кишки? -- сквозь всхлипы спрашивала Настя.
- В животе которые. И повезут тебя в больницу живот резать. Жуй вот яблоко, мало тебе, что ли?
- Не хочу яблоко! Я к ма-аме хочу, -- хныкала Настя.
- Не лезь ты к маме, а то ещё получишь, -- старшая сестра забиралась в кресло, сажала на колени младшую и открывала ей книжку с картинками. Пока Настя тыкала пальцем в утят и кроликов, Зоя успевала прочесть пару страниц про Петю и Гаврика.
- Ты опять распустила руки?! -- Мама металась по коридору, как ракета, слетевшая с направляющих, и так же шипела и брызгалась искрами. -- Ты что себе позволяешь? Ты же девочка!
- Ну извини, -- пожимала плечами Зоя, уже третьеклассница, стягивая резиновые сапоги сперва с Насти, потом с себя. -- Что ж ты мальчика не родила?
- Как ты разговариваешь с матерью, -- мама села на табуретку, бессильно опустила руки. -- Кто тебя воспитывал...
- Дитя улицы, позор семьи, по мне надзор ПДН исплакался, -- так же безразлично и привычно сказала Зоя и повернулась к сестре. -- Давай снимай рукав, куда ты в куртке пошла, Настюха! Положи пока перчатки, потом постираем.
- Они порватые... -- печально сказала Настя, растягивая шерстяную перчатку со свежей дырой.
- Зашьём, делов-то. Пошли сапоги мыть.
- Зоя, -- не отступала мать, -- мне звонила мама Андрея. Она сказала, что ты выбила ему зуб.
- Только один? -- спокойной уточнила Зоя из ванной, где они с сестрой уже полоскали грязные сапоги под струёй воды. -- Ладно, остальные потом выбью.
- Ты что, считаешь, это нормально?! -- снова взвилась мама. -- Драться с мальчиками -- это нормально?
- Ну раз мальчики считают нормальным бросать в твою младшую дочь кирпичами... Может, мне тоже надо было кирпичом в него кинуть, а? -- Зоя с нарочито наивным выражением выглянула из ванной. -- Так я в другой раз так и сделаю, ты только скажи...
- Зойка!! Я тебя выпорю!
- Андреевскую маму выпори, чтобы маленьких не бил. Дебил.
- Не бил -- дебил! Не бил -- дебил! -- радостно запела Настя и заплясала по коридору в одном носке и с мокрыми сапогами, надетыми на руки. Она уже совершенно утешилась.
- Наоборот, Настюха: тот, кто маленьких не бил, -- тот, конечно, не дебил, -- поправила старшая сестра. -- Тащи перчатки, постираем!
- Зойка! До каких пор в коридоре пол будет не помыт? -- Мама упёрла руки в боки и нависла над старшей дочерью; Зоя даже не отвлеклась от раскрашивания цветной картинки в тетради.
- Посмотри на мать, когда я с тобой разговариваю!
- Ты не кричи, я занята, -- спокойно сказала Зоя и что-то осторожно стёрла клячкой. -- Закончу, и поговорим.
- Чем ты занята?! Картинки рисуешь? -- мать попыталась выхватить у дочери тетрадь, но Зоя, наученная горьким опытом, перехватила мамину руку и быстро запихала рисунок в ящик стола. -- Картинки она рисует! А дома грязища, хлеба нет, сестра не гуляла...
- А кто у нас глава семьи? -- Зоя наконец посмотрела на мать. -- Я? Может, мне тогда на себя алименты переписать?
- Да как ты... -- мать потянулась схватить дочь за волосы, но наткнулась на неожиданно жёсткий блок: Зоя твёрдыми пальцами стиснула её запястье и слегка вывернула, только чуть-чуть, напомнив, что это болевой приём.
- Не поднимай руку ни на меня, ни на Настюху. Забудь эту манеру. -- Она встала -- ростом она уже перегнала мать и смотрела теперь чуть сверху. -- Ты куда сегодня ходила? Никуда -- сапоги сухие. Значит, дома была. Могла бы и полы помыть, и хлеба купить, и с дочерью погулять. Расселась перед телевизором, взрослая мадама, только знаешь с отца и деда деньги тянуть. И не смей на меня орать. Я Настю ращу, а ты в телек лупишься. А теперь не мешай мне учиться, мне ГИА надо сдать на пятёрки. -- Голос Зои был спокоен и тих, но у матери глаза расширились от ужаса. -- Если завтра полы будут не помыты и еда не готова -- вызову опеку, и мы с Настей уедем в детдом. И алиментов тебе тогда будет не положено.
Зоя отпустила наконец руку матери, вновь уселась за стол и вынула тетрадь с рисунком пищеварительной системы человека; биологичка не доверяла всяким там атласам и заставляла учеников самостоятельно делать рисунки инфузорий, клеток и скелетов.
- Зоя, Зой, -- Настя возникла за спиной у сестры с виноватым видом: ей было стыдно отвлекать старшую, у которой нагрузки в медучилище были не чета школьным.- Я не могу русский сделать...
- Я тебе Пушкин, что ли? -- рассеянно сказала Зоя, уже понимая, что придётся оторваться от занятий. -- Давай сюда, чего ты там не можешь?
- Вот... надо определить, где "не-" является приставкой...
Зоя усадила сестру за свой стол, села рядом на табурет:
- Вам в классе объясняли, как делать?
- Наверно...
- А ты чем занималась? На Игоря пялилась? -- Зоя шутя щёлкнула младшую сестру по затылку. -- Показывай.
- Вот... тут надо обозначить, где приставка, а где нет.
- Оторви от слова "не-" и посмотри, получится ли другое слово. Ненастье -- отрывай "не-", что получается?
- Настье, -- Настя хихикнула.
- Есть такое слово?
- Не-ет!
- Вот видишь, значит, это не приставка, а...
- Корень! -- В глазах младшей светилось понимание.
- Часть корня. Дальше!
- Нервный... без "не-" -- это как? "Рвный", что ли?
- Есть такое слово?
- Нету!
- Ну, поняла?
- Ага... -- Настя прижалась на секунду щекой к плечу сестры. -- Спасибо...
- Иди доделывай, пока не забылось. -- Зоя вернулась к органической химии.
Войдя в прихожую, мать запнулась о небольшую сумку, на дне которой лежали кофточки и шлёпанцы. Зоя вышла из комнаты с охапкой белья в руках, аккуратно сложила всё в сумку, добавила сверху пакет, где брякала посуда.
- Эт-то что ещё такое?! -- привычно вскрикнула мать.
- Это сумка моя, не пинай, -- старшая дочь была, как обычно, невозмутима.
- Куда ещё собралась?! -- мать совершила свою обычную ошибку -- попыталась схватить что-то, принадлежащее Зое. Дочь была быстрее:
- Не трогай мои вещи.
- Куда намылилась? -- Мать всё-таки ухватила Зою за рукав, но тянуть побоялась -- помнила ещё, какие резкие приёмчики откуда-то выучила дочь.
- В общежитие.
- Это ещё зачем?! С мальчиками блудить?!
- Конечно, -- Зоя высвободила рукав и принялась укладывать в сумку учебники. -- А ещё пить, курить, материться, торговать наркотиками и воровать в троллейбусе. Я же всегда только это и делаю, всю жизнь на малолетнюю преступницу готовилась. Для этого и экзамены на "отлично" сдала, для чего же ещё. Ты, мама, у меня просто умница, воспитала меня уголовницей, уж как старалась! Спасибо тебе, кормилица, -- дочь шутовски поклонилась матери в пояс и тут же сменила тон. -- Я из твоих денег больше ни копейки не возьму: одень Настюху как положено, а не в обноски свои, купи ей сумку нормальную, косметику, пальто на осень. Кончай на дочери экономить! А я сама заработаю.
- Вот такая мне благодарность, -- мать обессиленно села прямо на пол, всхлипнула, утёрла слезу рукавом. -- Вот какую я доченьку вырастила... позаботится обо мне в старости...
- Слёзы утри крокодильи, стыдно, -- Зоя застегнула сумку, надела куртку, проверила, на месте ли телефон. -- Имей в виду: если ты сюда, в нашу квартиру, приведёшь мужика и он будет Настюху обижать, я вернусь и всё тут поправлю, как надо.
Зоя вскинула сумку на плечо и вышла из подъезда. С Настей они уговорились встретиться возле школы -- Зоя хотела оставить свой новый адрес сестре, а не матери.
Младшая сестра часто бывала у старшей в гостях: в комнате, где жили три студентки, было тесно, но уютно, весело и как-то по-взрослому: никто не держал Настю за ребёнка, не пытался воспитывать. Зоины соседки показывали ей модные журналы, помогали с заданиями по математике, учили печь чизкейк в сковородке, вязать крючком и рисовать на ногтях цветным лаком. Зоя иногда оставляла сестру у себя, когда дежурила в ночь, и утром Настя, переодевшись в захваченное из дома чистое платье, бежала в школу. Там никто не знал о её "семейных обстоятельствах".
В общаге Настя и увидела впервые Вадика. Вадик приходил вечерами, после пятой пары, вежливо выпивал чай, налитый щедрыми девицами, выдерживал порцию их шуточек и уходил вместе с Зоей гулять. Иногда, впрочем, уходили они не гулять, а в читальный зал, работавший допоздна: у студентов было полно письменных работ, а заниматься в общаге было негде -- в комнате просто-напросто не было стола.
Настя не завидовала сестре, что у неё есть парень, а у самой Насти ещё нет. Вадик казался ей каким-то слишком тихим. Невысокого роста, в очках, очень скромный, как будто боялся кого-нибудь задеть и потревожить... Настя потихоньку удивлялась, как с ним уживается энергичная быстрая Зоя. С Вадиком она становилась спокойной, задумчивой даже. Настя с типично детским, бескорыстным любопытством пыталась догадаться: чем эти двое занимаются, когда есть возможность побыть наедине? Целуются, наверно? На людях Вадик никогда не целовал Зою, только приобнимал иногда. Но в Настиной голове рисовались временами удивительные картины: как Вадик женится на Зое, как они, красивые, счастливые, фотографируются у ЗАГСа, и она, Настя, тут же, в любимом платье и с букетом цветов. Но для этого надо, чтобы Зое сперва исполнилось восемнадцать лет...
Сразу после зимних каникул Зоя отчего-то перестала звонить сестре, и Настя почти две недели не заходила в общагу. А потом её встретила на остановке Варя -- зоина соседка -- и сходу схватила за капюшон:
- Ты почему к Зойке не заходишь? Не знаешь, что ли, что у неё случилось?!
Оказалось, в середине января погиб Вадик -- всего за два месяца до Зоиного восемнадцатилетия. Он работал на "скорой", бригада выехала на ДТП, Вадик выскочил на дорогу к лежащему на разделительной полосе мотоциклисту, и внезапно вывернувший из-за машины "скорой" джип снёс его, как былинку. Протащил метров двадцать по отбойнику и только тогда остановился.
Зою выручали всей общагой: помогли с похоронами -- родители Вадика приехали, но делать ничего не могли, только плакали, -- уговорили деканат перенести зоины экзамены, раздали её мелкие долги. Только сестра не появлялась и даже не звонила -- это возмутило соседок большое всего. Мать тоже никак себя не проявляла, но это было как раз не удивительно...
А в конце весны уже Настя прибежала в общагу вся зарёванная: внезапно умерла мама. Пожаловалась на головную боль, прилегла на диван "на минуточку" -- и улыбнулась очень-очень криво! И Настя, наученная старшей сестрой, тут же вызвала "скорую". Сделали всё быстро, но это не помогло, и Настя прямо из больницы понеслась к сестре -- Зоя совершеннолетняя, значит, ей и тащить весь груз.
На поминках Зоя разругалась с соседками, на разные голоса корившими "непутёвую дочь". Мама слыла в подъезде великомученицей: как же, одна тащит двух девок, а старшая ещё и не помогает ничем, месяцами дома не бывает! Спас дело мамин брат: на похоронах сёстры увидели его вообще впервые. Оказывается, мама почти не общалась со своей семьёй, и даже о том, что её не стало, дяде сказали в органах опеки. Дядя построил соседок в колонну по две и отправил по домам, а сёстрам предложил переехать к нему: у него дети уже взрослые, трёхкомнатная квартира, считай, пустует, да и город поюжнее... Настя робко посмотрела на Зою:
- Ты хочешь?
- Спасибо, -- искренне сказала Зоя, -- вы не беспокойтесь, мы тут сами. Я в июле уже работать пойду.
Домашние запахи окутывали Зою, как тёплым одеялом, когда она после дежурства входила из продрогшего подъезда в тепло старой квартиры. Кофе, новый кожаный плащ, зажившийся на вешалке с осени, машина сладкая зубная паста, еле заметный аромат распустившегося амариллиса на кухонном окне... Принесённый с собой запах морозной улицы только делал эти запахи ещё уютнее.
Но в дружную компанию привычных запахов сегодня нагло влез какой-то пришелец и вовсю благоухал в маленькой прихожей, острый и холодный, как хамоватый и надменный пассажир в маршрутке. Зоя принюхалась: запах шёл от настиного шарфа. Ясное дело, шерсть собирает все запахи. Зоя научилась даже различать, с кем Настя выходила после работы на улицу: коллеги отчаянно курили, но грубое, как портянки, курево админа Серёги отличалось от лёгких дамских сигарет бухгалтерши Нины именно по запаху, который цеплялся за шарф. Шарф не соврёт, он парень правдивый...
Зоя притянула к себе кончик шарфа: в нос ударил мужской одеколон. Технический, видимо... Таким никто из настиных коллег не пользовался. Зоя вздохнула: будем надеяться, неразвитый вкус по части парфюмерии -- единственный недостаток нового сестрицыного знакомого.
Настя теперь частенько приходила домой позже обычного, на скорую руку готовила ужин (рецепты становились всё проще) и поскорее уходила в ванную переписываться по телефону. Зоя и Маша читали книжку, дружно пили мятный чай и шли спать. Мама занята, что поделаешь...
Как-то раз в субботу, в ночь зоиного дежурства Маша позвонила в половине девятого вечера: "Зоооя, я однааа... Мамы неееетууу!" Зоя постаралась как могла успокоить племяшку и набрала номер сестры:
- Настюха, ты на кого дочь оставила? Я же в ночь сегодня!
- Ой, я забыла! -- раздался в трубке голос Насти, заглушаемый музыкой. -- Я скоро уже домой, пусть она там не скучает...
- Ты в уме, Настюха? Ей же шесть! Какое "не скучает", она там голодная! И спать не ляжет без тебя. Позвони хоть ей, поговори с ребёнком!
- Да, да, позвоню, -- нетерпеливо ответила трубка. Зоя ещё поговорила немного с Машей, потом их отправили на вызов, и звонить стало некогда...
Утром запахи дома уже не так радостно встречали Зою: дома пахло несчастьем. Маша, непривычно надутая, сидела на кухне и безучастно смотрела какую-то развесёлую воскресную чепуху. Увидев Зою, она пружинкой сорвалась с места и повисла на тёткиной шее, хлюпая носом:
- Зооооя, я так соскууучиалась!
- Мама где? -- Зоя ссадила Машу обратно на диван и щёлкнула рычажком электрочайника.
- Спит, -- буркнула Маша. -- Я ей пол-бутерброда оставила. Больше нету потому что.
- Я купила хлеба, -- успокоила Зоя, -- сейчас мы с тобой "рыцарей в броне" наделаем!
- Только чур я буду яйцо взбивать! -- сразу повеселела племяшка.
- Давай, верный оруженосец, доверяю тебе яйцо, -- Зоя торжественно вручила Маше миску и венчик. -- Где у нас самый-самый острый нож?
- Зой, -- вдруг остановилась Маша, -- а ты спать когда? Ты же с работы!
- Вот наедимся "рыцарей" -- и буду спать, что ж мне, голодной, что ли, ложиться.
Когда Зоя проснулась, перед телевизором на кухне сидела уже Настя. В духовке что-то пеклось -- похоже, сестра сделала над собой настоящее усилие, чтобы соорудить пирог, это же не магазинные пельмени сварить.
- Настюха, -- Зоя уселась на крошечную табуретку, налила чаю, -- ты что творишь? Разве можно Машутку оставлять, да ещё в выходной?
Настя хлопнула густыми ресницами:
- Ну, я просто про время забыла, но один раз же. И вообще, что ты меня всё время отчитываешь?! Я уже взрослая женщина, между прочим!
- Тебе её совсем-совсем не жалко? -- тихо спросила сестра. -- Ты вспомни себя в шесть лет -- разве можно одной в квартире оставаться?
- Маша уже взрослая, ей пора привыкать... -- начала Настя, но под взглядом старшей сестры смешалась и замолчала.
- К тому, что маме не до неё, она уже привыкла. К сожалению... Но ты, Настюха, сейчас должна крепко подумать, что дальше будет. Твой кабальеро знает, что у тебя дочь?
- Какое это имеет отношение? -- дёрнула плечом Настя.
- В смысле "какое"? Ты хочешь мужчину одурачить? Смотри, Настюха, серьёзные мужики в такие игры не играют... Если решит, что ты ему врёшь, -- больше его не увидишь!
- Эх, Зойка, -- Настя оперла подбородок на руки, лицо её сделалось мечтательным. -- Нам вместе хорошо, он меня понимает... И ребёнок тут не помеха...
Её прервал грохот табуретки -- Зоя, редкий случай, молча повернулась и вышла из кухни.
Зима наконец закончилась, после грязной и гриппозной весны пришло наконец лето, незаметно подобрался машин день рождения. Семь лет. В соседнем дворе уже ждала семилетнюю Марию её будущая школа.
Насте пришла идея повезти дочь на праздник в какой-нибудь детский центр, но Маша упёрлась: хочу в зоопарк -- и всё, никакие другие варианты невозможны. Настя пыталась так и эдак -- дочь стояла на своём. Для Насти это означало вставать ни свет ни заря, ехать на другой конец города, шляться без толку между вонючих вольеров и постоянно покупать до сладкую вату, то попкорн, то лимонад -- всякий мусор, словом... Но машу поддержала Зоя:
- Что ты ворчишь, это ж отлично! Весь день на воздухе, на реку посмотрим, на зверей... Машутка, на паровозе поедешь?
- Это для малышей, -- гордо отвергла Маша детский паровоз, катавший цветные вагончики по всей центральной части зоопарка. В былые годы паровоз ей ужасно нравился... Теперь с малышовыми развлечениями покончено! Семь лет человеку всё-таки.
- Ладно, -- сдалась Настя, -- но только до трёх часов!
- Урааааа! -- Маша, как обычно, бросилась обнимать маму и на этот раз чуть не уронила с ног. Выросла. Настя украдкой вытерла слезинку.
Гуляли отлично -- Маша носилась, как челнок, между мамой и клетками с разной живностью, а у пруда с водоплавающими чуть сама не нырнула -- так увлеклась мандаринками и крошечными цапельками. В молчании минут пять стояла перед клеткой с спящей тигрицей, а подошедшей Зое строго сказала: "Тссс! Не разбуди!" Мимо тигрицы прошли на цыпочках.
Уже когда двинулись к выходу, Маше на глаза попалось объявление: "Шоу: кормление пингвинов! Начало: 11-00, 15-00".
- Мааама! Ну пингвины же! Ну моожно?
- Мы же договорились: в три идём домой, -- строжилась Настя, но Зоя встала на сторону племяшки:
- Ну мы же не знали про пингвинов. Ты, если не хочешь идти, посиди на качелях пока, там всё шоу -- на полчаса.
- Я... Понимаешь... Я в три договорилась, что Руслан меня заберёт.
- То есть везти Машутку домой всё равно мне одной? Тогда какая разница, останемся мы или нет? Правда, Маш?
- Да, мам, ты езжай, а мы к пингвинам!
Провожать Настю к выходу пошли все вместе. Под аркой ворот Зоя впервые увидела Руслана: ничего так, импозантный, не оборванец... Импозантный Руслан поцеловал руку Насте, повёл к машине, и Зоя отчётливо услышала:
- А дочку няня домой заберёт?
И Настя его не поправила.
В конце лета всё разладилось. Маша с волнением готовилась к школе, Зоя помогала ей, а Настя как будто и не замечала дочь. Маша бежала показывать ей новые красивые тетради, пенал и альбомы, купленные на школьной ярмарке, -- Настя равнодушно кивала, не отрываясь от телефона: Руслан писал ей постоянно. Маша мечтала посоветоваться, какой букет лучше подарить учительнице, -- Настя отмахивалась: да любой, она всё равно не запомнит, какой от кого! Дома она теперь вечно ходила хмурая, а улыбалась только когда звонил "кабальеро".
На первое сентября Зоя заранее поменялась сменами, чтобы день точно был свободен. Маша, непривычно тихая, нарядная, с громадным бантом, шагала по тротуару, обходя лужи, и прижимала к себе рыжий букет из альстромерий -- самый изящный и лёгкий, какой удалось придумать. Зоя несла её новенький рюкзак. Настя ничего не несла, а всё время нервно посматривала то на часы, то на телефон.
Нервничающих, смущённых первоклашек кое-как выстроили по классам, учительница Маши первой подошла к своим, поздоровалась, строго наказала родителям "не нагнетать обстановку" -- дети сами со всем разберутся и всё найдут, -- и повела всю толпу в школу. Маша оглянулась, помахала букетом -- Зоя сфотографировала её на телефон, показала большой палец -- мол, всё отлично, фото что надо, иди смело! Маша поискала глазами маму -- Насти уже не было видно.
Пока остальные теснились в дверях класса, учительница тихо сказала Маше:
- А я вспомнила твою маму -- она на "скорой" работает? Она к нам приезжала весной, когда у меня внук болел...
- Зоя не мама, а тётя, -- сказала Маша и вдруг заплакала.
В середине сентября очень смущённая Настя сказала, что хочет поговорить с Зоей о чём-то важном.
- Какой срок? -- деловито спросила старшая сестра.
Настя вспыхнула:
- Откуда ты заешь?!
- Когда таким тоном говорят о "чём-то важном", тема очевидна, -- пожала плечами Зоя. -- Будешь сохранять?
- Вот ты всегда такая... циничная! -- Настя, ломая руки, забегала по кухне. Зоя молча смотрела за её метаниями, подливая себе чаю.
- Я хотела сказать... мы с Русланом приняли решение жить вместе. И мы...
- А Маша?
- Что Маша? -- сбитая с мысли Настя остановилась и удивлённо посмотрела на сестру.
- Маша хочет с вами жить?
- Я... я её не спрашивала. -- Настя опустила глаза. -- Я думала... она...
- Ты думала, она останется со мной, а ты будешь жить с Русланом и родишь второго. И если у вас что-то опять пойдёт не так, ты снова сбежишь вместе с ребёнком, и нужна будет кроватка. Куда ставить будем?
Зоин голос был по-прежнему спокоен и деловит, и это главным образом и выводило Настю из себя.
- Да почему у нас всё должно пойти не так?! -- она почти кричала на сестру. -- Что не так? Только из-за того, что в тот раз...
- Настюха, -- тем же спокойным голосом сказала Зоя, -- ты не разобралась, что в прошлый раз пошло не так. Ты сказала, что ты взрослая самостоятельная женщина и сама будешь строить свою жизнь. Вот ты достраиваешь второй этаж, а жить там ты сможешь?
Настя надулась, смотрела на сестру искоса.
- Чем он занимается, твой Руслан?
- Что-то со строительством... я не вникала...
- Настюха, ну посмотри правде в глаза. Ты этого мужчину знаешь плохо, ты и себя знаешь не то чтобы очень уж хорошо. Чем он зарабатывает, кто его семья, какую жизнь он хочет -- ты понятия не имеешь, но уже готова броситься в эту жизнь с головой. А у тебя будет ребёнок. Не у вас, а у тебя.
- Зойка, я... -- Настя прижала ладони к щекам и зажмурилась. -- Я просто хочу быть счастливой! Просто, как все! Понимаешь? Как все, другие, нормальные! -- Она бессильно и беззвучно заплакала, как в детстве, когда всё-всё вокруг было плохо.
- Сядь-ка, -- предложила старшая сестра. -- Я тебе заварила чаю свежего, с кофе пора завязывать. Одну чашку с утра можно -- и хорош. Витамины для первого триместра я тебе запишу, пей обязательно! И сходи к врачу, встань на учёт, у тебя вены на ногах проступают, надо обязательно наблюдаться.
Настя машинально села, опустив плечи, взяла придвинутую сестрой кружку.
- Расписываться будете?
- Не знаю... -- вздохнула Настя. -- В прошлый раз так с разводом намаялась, ничего не хочу...
Маша взрослела на глазах. В школу она быстро привыкла ходить одна -- Зоя не каждый раз могла её проводить, дежурства у неё кончались позже, чем племяшке надо было выходить из дома. Маша сама взялась следить за наличием в доме "еды мужской" -- опытным путём обнаружилось, что в соседнем магазине продают вполне съедобные готовые пельмени, и в дни, когда Зоя была на сутках, Маша заходила за этими пельменями. А если утром бывала дома, то сама их и варила, чтобы тётка поскорее поела и легла спать.
Другим коронным блюдом у Маши была пицца, правда, продукты для неё закупали пока что вместе с Зоей. Приготовление, или, как говорила Зоя, "сборка" пиццы для Маши стала еженедельным ритуалом: по субботам кухня пол-дня была занята "сборкой", и постепенно Маша сама подобрала режим выпекания и даже научилась убирать за собой стол и мыть посуду...
Училось ей легко, только мамы всё же не хватало... Настя звонила раз-два в неделю, спрашивала, как дела, Маша привычно отвечала "хорошо", Настя так же привычно хвалила и отключалась. С Зоей она переписывалась чаще -- в основном советовалась по поводу беременности, хотя пока всё шло неплохо. Настя уже знала пол ребёнка: мальчик. Маша, когда узнала об этом, спросила Зою:
- Как назовём?
- Вообще-то такие вещи мама решает, -- удивилась Зоя.
- Ну а ты бы как хотела? -- не унималась племяшка.
- Ну, не знаю... Я не думала.
- Может, Вадим? -- Маша заглянула в глаза тётке, немножко боясь, что та отругает. Но Зоя не ругала, а только прижала её к себе:
- Может быть. Всё может быть...
Дружная компания домашних запахов снова изменилась: теперь среди них не было тонкого аромата Настиных духов и кофе. Сама Зоя кофе почти не пила, а Маша не любила "эту горечь противную", так что початая банка зёрен стояла в шкафу, ожидая лучших дней. И всё же в доме было тепло...
Зоя ожидала привычного коктейля запахов, в которые хотелось погрузиться после смены, как в перину, как в тёплую ванну, хоть ненадолго забыв все тревоги... не вышло. Злой и наглый запах мужского одеколона в смеси с валерьянкой показали, что дома беда.
Настя сидела в гостиной на диване, обутая, в шапке, только куртку сбросила на ковёр; сидела, сложив руки на огромном животе, и рыдала безутешно и безнадёжно, как в детстве. Возле неё на табуретке стояла громадная кружка с чаем, струйки пара завивались над настиной поникшей головой, и Зоя не сразу разглядела её лицо. Потом профессиональным взглядом различила свежие ссадины и громадный синяк на скуле. Подошла, села рядом:
- Он?
Настя так ничего и не сказала, только прислонилась головой к сестриному плечу и замерла. Из кухни выглянула Маша, в руке -- тарелка с чем-то. Зоя кивком показала ей: "Погоди, я сейчас" -- и заглянула в лицо сестре.
- В полицию звонила?
- Не-ет, -- всхлипнула Настя и вытерла глаза ладонью. -- Я сразу сюда-а...
Зоя стянула с неё сапоги, размотала шарф -- на белой настиной шее ярко отпечатались синяки от мужских пальцев.
- Ложись-ка, вот подушка, -- старшая сестра устроила младшую на диване, укрыла пледом. -- Валерьянки выпила уже?
- Да-а, Машка налила... -- выдохнула Настя.
- Вот и ложись, тут тепло, тихо, мы с Машуткой на кухню пойдём.
- Нет! -- Настина рука вцепилась в запястье Зои. -- Не уходи... я боюсь...
- Бойся, -- разрешила Зоя. -- Побойся немножко и спи.
Чтобы отключиться, Насте потребовалось меньше минуты. Зоя высвободила руку, тихо вышла, закрыв дверь. Маша на кухне кромсала ножом остатки батона:
- Я маме бутер сделала с мёдом, а потом испугалась -- может, ей мёд нельзя?
- Не стоит, мы ей просто с маслом сделаем.
- Там ещё кусок остался. А это тебе, -- Маша подвинула тётке большой кусок батона, щедро политый мёдом.
- А себе?
- А я не хочу, -- отвела глаза Маша.
- А-а, -- догадалась Зоя, -- хлеб кончился! Знаешь что, давай-ка мы этот бутер пополам поделим, а? Мне одной много.
- Давай!
Вдвоём они молча сжевали бутерброд, потом Зоя вынула из кармана брюк смартфон, набрала короткий номер:
- Даша, Даш, салют! Да это я, узнала? Даш, прими вызов на меня... Нет, я не на смене, я дома. На мой домашний прими. Женщина, тридцать три года, срок двадцать семь недель, травмы... Откуда? Да му... жик один избил. Да, надо на осмотр, ты уж нашим передай, пожалуйста. Нет, полицию я сама... Спасибо, Даш, ты золото!
Зоя выключила телефон:
- Ну вот, повезём маму в больницу, на осмотр. Может, придётся денька три полежать, капельницы поделать...
- Ага, -- Маша прислонилась к тёткиному плечу. -- Зоя... а ребёнку ничего не стало?
- Честно? Надо проверять, для того и в больницу едем. Но я думаю, что ничего не случилось. Напугалась? -- Зоя обняла Машу.
- Немножко...
- Всё равно ты молодец: напугалась, а всё правильно сделала -- и чай заварила, и валерьянки налила...
Маша уткнулась в Зою, как только что её мать, и так же затихла.
- Куда же мы кроватку-то для Вадьки поставим? А, Машутка?
- Посередине комнаты, -- решительно сказала Маша. -- Ребёнок должен дышать свежим воздухом.
- И откуда ты всё знаешь, а? -- Зоя со смехом посадила Машу к себе на колени. -- Ехали мы, ехали, в огород заехали...
- Зоя, ну хватит, я же уже не маленькая, -- притворно рассердилась Маша и слезла на пол.
- А раз не маленькая, тогда тащи из кладовки сумку, будем маме вещи собирать.
Из открытой кладовки дохнуло старыми домашними запахами -- шубами, кожаным плащом, лимонными корочками от моли, -- и мерзкий запах одеколона сбежал, растворился где-то, как и не было.
