непосильный?"
– Почему ты молчишь, Дар!?
– Не торопись. Их можно спасти. Ничего не стоит отбить Ратану с малышом, забрать их в глейсер и перенести сюда.
Лиента сидел бледный, на всем лице остались одни только глаза. Едва Андрей умолк, он с надрывом воскликнул:
– Дар! Если все так, почему вы уже не сделали этого!? Вы богоравны в своем могуществе. Но неужели вы подобны Богам в равнодушии к боли людской!? Ведь не только меня вы можете сделать счастливейшим из смертных. Пойдем по моему поселку, – сможешь сосчитать лица, состаренные горем? А хочешь, назову имена женщин, которые без слез не могут смотреть на детей, потому что их младенцев поднимали на мечах и еще живыми бросали в костры?
– Замолчи.
В наступившей тишине было слышно только тяжелое дыхание Лиенты.
– Ты знаешь, что твои обвинения несправедливы. Меня ты обвиняешь в равнодушии к вашим бедам?
– Ох, Дар, наверно, у меня мутится разум. Прости.
– Если бы все было так просто. Ты можешь думать сейчас?
– Да! Говори.
– Тогда слушай внимательно. Твоя Ратана и Нэй. С ними проще, потому что их не видели мертвыми. Допустим, ты исчезаешь на несколько дней из поселка и возвращаешься с ними. Людям говоришь, что мы возвращались в Эрит, отыскали их там. Неправдоподобно? Люди примут, потому что другого объяснения нет. Но только до тех пор, пока знание не откроет им глаза. Тогда – пусть даже пройдет несколько лет – они уличат нас во лжи и спросят: "Почему только жена и сын Лиенты?" Ты думаешь горе Алана меньше твоего? Теперь подумай о Ратане. Нэй мал и ничего не поймет. Но ей как все объяснишь? Куда денешь то время, которое прошло со дня нашествия? Вы прожили его, а она – нет, для нее это вчера. Как объяснить это ей вот так, сразу? Не отвечай, ты не знаешь ответа. Может, думаешь, я всегда все знаю до конца? Не знаю. Хочешь, еще спрошу? Про тех, кого мы можем "осчастливить"? Как вернуть им родных, кого они своими руками положили на погребальные костры? Как они их примут?
– Рассказать им, объяснить. Мне же объяснил.
– Тебя я вел к этому долго. И Ратана с Нэем всегда были для тебя живы.Лиента откинулся затылком к спинке кресла, замычал, как от нестерпимой боли.
– В дебри я тебя завел. И не уверен, что ты будешь мне за это благодарен.
– Нет, Дар, не говори так, – Лиента был, как в лихорадке. – Неужели ничего нельзя сделать?
– Прежде всего – нельзя пороть горячку. Так можно здорово наломать дров. Хоть одно хорошо, – усмехнулся Андрей, – опоздать здесь невозможно.
– Но у меня такое чувство, что Ратана и Нэй живы, только остались там. И если им не помочь, они снова погибнут. Верни мне их, Дар! – с болью вырвалось у Лиенты.
– Мы непременно что-то сделаем. Но сейчас ты должен успокоиться. Сию минуту мы ничего не решим, а потом будем думать. Холодно и расчетливо.
В голове Андрея уже складывались аргументы, которые он предъявит своим оппонентам. Что из того, что на подобные деяния – реанимация таким вот способом, – наложено строжайшее табу? Может ли это относиться к людям Нового Эрита, если они все реанимированы, по существу?
Он знал, что победить в этой драке будет много сложнее, чем в прошлый раз. Тогда у него в резерве был референдум. А сейчас… только боль за людей, судьбы которых ему не безразличны. Все было смутно и нечетко. Лишь две вещи он знал наверняка – Отряд с ним до конца. И проиграть нельзя. Потому что сегодняшним разговором он отрезал себе путь к отступлению, дал Лиенте надежду и не сможет отнять ее. И еще потому, что больше ему ничего не простится – проигрыш повлечет дисквалификацию – заигрался, Разведчик.
Зато с Лиентой они снова будут спина к спине. И победят.
