Они не были друзьями.
Она бы согласилась с этим суждением, если бы сама заявила об этом, но он успел сделать это первым. С момента, как они сели в поезд:
- Мы не друзья, Грейнджер. Так что давай не будем притворяться ради работы.
- Не будем?
- Нет, не будем.
На этом всё и закончилось. Он смотрел в окно в течение всей поездки, наблюдая за осенними листьями, которые неторопливо пролетали мимо, и за рядами посаженных деревьев, однообразно сменявших друг друга. Казалось, если он отвернётся, то упустит что-то крайне важное. Как будто это было так же занимательно, как комедия по телевизору, и он должен был успеть поглотить каждый её кусочек перед тем, как начнётся реклама.
Остальная часть поездки была так же не богата событиями, как и любая другая поездка на поезде. И они вернулись в Лондон всё ещё не друзьями.
***
- Мы видим друг друга только во время этих смехотворных поездок. Почему ты не можешь поговорить со мной? Я имею в виду, не то, что бы вне поезда происходило что-то грандиозное.
- Не могу? Или не буду?
- Ну, правда, какая разница? Ты сидишь, и ты пристально смотришь и смотришь, и смотришь, а затем моргаешь и снова смотришь.
Он снова это делал. Смотрел.
***
К тому времени, как на деревьях появились почки, они должны были делить между собой купе снова.
И она решила, она думала долго и упорно и приняла сознательное решение - она больше не намерена тратить впустую четыре вонючих часа, проведённых в поезде, на полную тишину.
И она говорила. Про всё и ничто. А он смотрел в окно.
- Деревья такие красивые в это время года...
- Я не могу поверить, что "Пушки Педдл" выиграли кубок Квиддича! Ведь это уже третий раз подряд?..
- У меня есть яблоня, я посадила её во дворе. Цветы просто великолепны. И так много яблок поспело!..
- Я прочитала эту книгу, она вышла совсем недавно. Персонажи были продуманы так хорошо и казались такими таинственными... Я думала, что вычислила их всех! И в конце концов оказалась абсолютно неправа! Понимаешь...
- Я не могу сидеть здесь и говорить с тишиной, Малфой. Разве ты не можешь сказать хоть что-нибудь?
- Хоть что-нибудь.
Она улыбалась сама себе. За это время они могли бы уже сдвинуться с мёртвой точки.
***
Кондиционер в вагоне работал на полную мощность.
На одном из пассажиров был надет тёплый свитер; другой, лениво развалившись на кушетке, ухмылялся, как будто что-то забавное сидело перед ним.
- Ты чего?
- Да ничего. Просто наслаждаюсь сегодняшней тёплой погодой. Так необычно для этого времени года.
Она бросила на него сердитый взгляд.
- Ты считаешь, что я смешно выгляжу?
- Нет, просто уморительно.
Затем он отвернулся и уставился в окно. Опять.
Он снова ничего не говорил, за исключением того, чтобы принять стакан вина у тележки с напитками в то время, как она проезжала мимо.
***
- Почему мы не друзья?
Прошёл целый год. Листья снова окрасились в жёлтые, пурпурные и ярко-красные цвета.
- Потому что это не так. Ты и я? Мы просто не ладим.
- Мы прекрасно ладим. Мы ездим в одном и том же уже купе в течение года и ни разу не накричали, не оскорбили или каким-нибудь иным способом задели друг друга
- Так ты предполагаешь, что мы друзья. Это не было вопросом.
- Ну, почему бы и нет?
Он помолчал.
- Так скажи мне, друг, почему ты так ценишь мою дружбу? Это из-за мой привлекательности? Или, может быть, это моё природное обаяние? Тебе любопытно узнать о размере моего банковского счёта? Или, может быть, тебе любопытен размер у меня в штанах?
Она густо покраснела.
- Нет! Я не хочу каждый раз сидеть в купе с незнакомцем! Я провела часть своего года с тобой и знаю тебя не больше, чем в первый день, как я вошла сюда.
Он обдумал то, что она сказала:
- Так если мы поговорим сегодня, ты перестанешь донимать меня? Смогу ли я смотреть на деревья в спокойствии?
- Возможно. Может быть, ты хочешь заключить пари?
- Посмотрим.
Они поговорили.
***
Наступила зима. Из обогревателя дул обжигающий воздух, и она вспотела.
- Неужели ты не можешь отрегулировать собственную температуру тела?
Она ничего не ответила.
- Я только заметил, что ты не способна справиться с температурой воздуха; на тебе свитер. Когда ты находишься под обогревателем, возникает потребность снять с себя слои, так ты расплавишься под своей одеждой.
Она бросила на него сердитый взгляд.
- Не то, что бы я не наслаждаюсь видом из окна. Все остальные укутаны, и вот ты здесь, в майке.
Её взгляд стал ещё свирепее.
- Я имею в виду, можно подумать...
Она тяжело выдохнула и что-то пробормотала.
- Извини, я не расслышал тебя.
- Бркрна.
- Ещё раз?
- Я беременна, хорошо?, - огрызнулась она. - Мне жарко, а потом мне холодно и мне жарко, а затем холодно, извини, но здесь ужасно жарко.
Она обмахивалась рукой.
- Не обязательно было огрызаться, - он выглядел поражённым. - Мои поздравления.
- Ну, не говори таким потрясённым тоном!
- В твоём голосе определённо нет радости, - заметил он.
- А что, если я не рада?
Он взял паузу, почти неуверенный, безопасно ли теперь было говорить хоть что-нибудь.
- Только, пожалуйста, сдерживай свой рвотный рефлекс до минимума. Мы должны работать, ты знаешь.
Он выглянул в окно.
Ничего больше не было сказано.
***
- Разве ты не должна быть толще?
Она закатила глаза.
- Считаешь ли ты любезность одной из своих положительных черт?
- Но серьёзно.
- Но я серьёзна.
- Почему ты рассказала мне?
- Кому ещё я могла рассказать?
- Ты имеешь в виду, что он ничего не знает?
- Там нечего знать.
- Почему ты рассказала мне, а не ему?
- Это наше место, не так ли? Оно много всего содержит. Я посчитала, что было безопаснее всего сказать это здесь.
- Так ты бы не рассказала мне, если бы мы не были здесь.
- Наверное, нет.
Он пристально смотрел в окно.
***
- Могу я сказать кое-что?
Она смотрела в окно:
- Конечно.
- Мои слова не покинут это купе?
- Нет, если ты хочешь этого.
- Я рад, что мы друзья. Даже если это и ограничивается только этим местом.
Она взглянула на него:
- Почему эти слова не могут покинуть это купе?
- Потому что я бы никогда не сказал этого, если бы мы не были здесь.
***
Она всё ещё не была толстой, когда он увидел её в следующий раз.
- Могу я спросить кое-что?
- Для человека, который так уверен в себе, спросить разрешения - это так мало.
- Это не очень любезный вопрос. Я полагаю, что справедливо предупредить человека прежде, чем я могу оскорбить его.
- Справедливо. Спрашивай.
Он снова начал смотреть в окно:
- Ты всё ещё встречаешься с ним?
- С ним? Нет.
- Ты хоть с кем-нибудь встречаешься?
- Нет.
***
- На что ты смотришь?
- Когда я смотрю куда?
- Когда ты смотришь в окно.
- На руки.
Она посмотрела вниз.
- Руки?
- Ты когда-нибудь замечала, что во время разговора жестикулируешь руками?
- Это нормально. Ты тоже так делаешь.
- Наши руки поняли друг друга ещё раньше, чем это сделали мы.
Она улыбнулась. И он тоже.
***
- Почему мы существуем только здесь?
- Это гложет тебя, не так ли?
- Два года. Прошло два года, и всего я видела тебя только восемь раз. За это время я оставила серьёзные отношения, была на двух свадьбах, потеряла ребёнка, дважды переехала и видела шесть концертов. И из всех этих вещей, одну вещь я всегда жду с нетерпением: прибытие этого проклятого поезда и пребывание с тобой четыре часа подряд, чтобы ничего не сделать для правительства и вернуться к своей отсутствующей жизни. Это больно.
- И тем не менее ты всё ещё здесь, всё ещё сверлишь мой мозг, всё ещё ждёшь ответов. По-прежнему Грейнджер. Никогда не меняющаяся.
- Ты ждёшь, когда я стану другой?
Он посмотрел на неё:
- В последние два года ты изменяла стрижку, я бы сказал, четыре раза. Прошлой зимой ты ходила на массаж лица. Ты делала маникюр пять или восемь раз за то время, пока мы были вместе. За последние два года я подстригал волосы двадцать четыре раза. Не только это, ещё я хожу на маникюр один раз в неделю. Я регулярно хожу на лечебные процедуры для кожи. Мы приходим сюда и выглядим так же, как и прежде. Но я вижу, что твой ум постоянно изменяется, мы общаемся даже во время молчания. Я люблю приходить сюда. У нас нет ни прошлого, ни будущего. Мы можем говорить всё, что хотим. Мы друзья, мы враги, мы можем быть любовниками или ненавистниками, как мы хотим. Ты можешь поцеловать меня, я могу заняться с тобой любовью, прямо здесь, прямо сейчас, и это никогда не покинет это купе. Пока мы здесь, мы находимся в нашем собственном мире. Мы избегаем наши миры, тюрьмы наших жизней и приходим сюда, где мы те, кем мы определили себя сами.
Она была потрясена.
- Если бы ты поцеловал меня, мы должны были бы принять это и вне этого поезда.
- Мы должны принять это снаружи? - он поднял одну бровь. - Я извиняюсь, но моё лицо слишком красиво, чтобы быть субъектом такого грубого насилия.
Она захихикала:
- Не совсем так.
- А что, если бы я поцеловал тебя?
- Тогда у нас не будет шанса на спасение. Я бы хотела вырваться из этого "места без прошлого" , места, куда мы приходим, чтобы только быть. Я хочу иметь и прошлое, и будущее. Я хочу увидеть место, где я счастлива больше четырёх раз в году.
- А если бы я упустил эту возможность?
- Тогда я думаю, что буду возвращаться на наше место, в наше пространство, к нашему купе, где мы такие, какие есть, и хотя наши руки и понимают друг друга, может быть, наши сердца никогда не поймут.
Он улыбнулся.
Её руки упали, совсем уставшие от попыток понять и объяснить, что она хотела сказать. Но когда они опустились, они оказались не на её коленях, но в руках человека, находившегося перед ней; когда она подняла голову, он смотрел на неё. Удивлённый тем, где оказались его руки.
И когда он придвинулся ближе, ему казалось, что он двигается не по своей воле; и когда он уже целовал её, его глаза были так же широко открыты, как и её, пока они не закрылись, вырываясь из его мира, его "места без прошлого".
