известным полярником Арефием Ивановичем Минеевым своему другу во время войны. После войны его опубликовала московская газета. Вот это письмо с незначительными сокращениями:
"Это произошло 27 августа 1942 года в 1 час 30 минут ночи.
В этот поздний час, когда над островом царила торжественная тишина ночи, раздался сигнал тревоги. С наблюдательного поста мне сообщили, что на горизонте показался неизвестный корабль. Не прошло и десяти минут, как вооруженные отряды диксоновцев заняли отведенные участки обороны.
Я прильнул к биноклю. Пристально вглядываюсь в чернеющую даль моря. Напряженно осматриваю горизонт. Вот в окуляре возник силуэт корабля. Он быстро приближался к острову. По контурам определяю в незнакомце военный корабль. Я лихорадочно слежу за ним. Вот он уже совсем близко. Полным ходом он вошел по входным створам в гавань острова и стал на рейде в проливе Вега, в двух милях от берега.
Передо мною стоял немецкий линкор "Адмирал Шеер", оснащенный двадцатью восемью орудиями, десятью крупнокалиберными пулеметами и восемью торпедными аппаратами.
"Что же будет дальше?" подумал я. И в то же мгновение, короткие, как блеск молнии, в разных концах корабля почти одновременно взметнулись огненно-красные вспышки. Оглушительные звуки разрывов потрясли воздух.
Первые же снаряды полностью уничтожили "туманную станцию". Смешно было думать, что она представляла собой важный военный объект. Ее задачей являлось предупреждать суда во время тумана о близости берега. С этой целью мы установили на станции мощный сигнал — "ревун", звуки которого были слышны в радиусе пятнадцати километров.
В момент обстрела на "туманной станции" находилась большая группа промышленников. Вместе с ними были жены и дети. И все они, до единого человека, погибли под обломками станции.
Затем линкор перенес огонь на баню и электрическую станцию.
Несколько снарядов попало в бочки с соляровым маслом. Мгновенно возник пожар.
Неожиданно обстрел прекратился. Но через несколько минут пушки загрохотали вновь. На этот раз линкор начал обстреливать жилые дома диксоновцев. Крохотный участок острова, с такой любовью возделанный и застроенный полярниками, подвергся особенно жестокому обстрелу. Снаряды крошили жилые дома, оставляя в стенах дымящиеся дыры.
И вдруг случилось невероятное: с берега заговорила пушка. Ее выстрелы были негромки, едва различимы в грохоте канонады.
Кто же был этот смельчак, отважившийся вступить в единоборство с линкором?
Это стрелял молодой артиллерист Николай Корняков — пассажир, которого вместе с его устаревшей пушкой, давно уже снятой с вооружения, мы должны были отправить с первым попутным кораблем.
Корняков бил по линкору методически, с ровными интервалами между выстрелами. Он тщательно целился и действовал при этом с поразительным спокойствием. У него было мало снарядов, и потому так бережно расходовал их этот русый, широкоплечий смельчак. Он не замечал ни взрывов, ни осколков. Он видел только цель, которую надо поразить как можно скорее.
Мы отлично видели, как все шесть снарядов, пущенных с берега, дали прямые попадания. Но последние три выстрела были решающими в этом небывалом поединке человека с линкором: все три снаряда угодили в корму.
Сквозь клубы черного, плотного дыма, мгновенно окутавшего корабль, рванулись языки пламени. Тогда линкор пустил дымовую завесу. Струи дыма вылились на поверхность воды, скрыв за собой очертания линкора. "Адмирал Шеер" под прикрытием дымовой завесы поспешил покинуть гавань острова Диксон. Когда завеса растаяла в воздухе, линкора уже не было видно".
* * *
Отлет назначен через час.
Мы, пассажиры, сидим на берегу "Бухты летчиков" — так здесь называют небольшой залив.
Наша машина, большая, серебристая, неподвижно замерла на темнозеленой воде. Механики осматривают моторы.
Летчик уже выходил на крыльцо общежития, поглядывая на часы и на небо.
Скоро я снова увижу Енисей — на этот раз под вздрагивающим дюралюминиевым крылом. Как огромная немая карта, будет простираться внизу земля, и я буду узнавать знакомые острова, протоки, прибрежные селения.
Мы промчимся над одной из великих рек Азиатского материка. Древние жители Сибири называли ее Иоандези и Енасе — "большой водой", "широкой рекой". Землепроходцы переиначили эти названия, и тогда на старинные карты впервые легла извилистая линия Енисея.
Енисей! Какой сибиряк не встрепенется, услышав это слово. Любит он этого неистового богатыря, сурового, могучего, прекрасного в своей дикой красе, которая поразительно оттеняет величие тайги, гор и степей сибирских, точно так же как раздолье Волги дополняет и украшает картину необъятной русской равнины.
За то еще любит сибиряк свой Енисей, что видит он на его берегах удаль, которая раньше и во сне не снилась. Это удаль свободного и трудолюбивого народа, создающего по воле партии удивительные
