Все дороги ведут в Рим (СИ) [Katunf Lavatein] (fb2) читать онлайн

========== Часть 1 ==========

— Как — не женишься?

— Ну-у, — протянул Марсель и замолчал. Судя по глазам возлюбленной — надолго, и дай Боже, чтоб не навсегда. Интригующий опыт в виде секса в поезде прервался, толком не начавшись, ну и зачем было тратиться на купе? Роскошное такое, между прочим, купе, в отдельном вагоне поезда, где все ехали с закрытыми дверями, расширенным меню обедов и баром в двух шагах.

Поезд легонечко качнуло — распахнувший пасть рюкзак, оставленный на краю диванного сиденья в порыве страсти, едва-едва сдвинулся на волосок. Чего не скажешь о настроении любовницы. Эта крошка, без сомнения, была прекрасна не только внешне, но и внутренне — во всяком случае, Марселю раньше не попадались такие экспонаты, выкрикивавшие в постели цитаты Ницше. В первый раз он обалдел настолько, что не решался перезвонить ей ещё неделю, а потом это восьмое чудо света со слезами смеха на глазах объяснило, что это у неё особенность такая. Фишка.

Фишки фишками, но один у милой был серьёзный недостаток — некоторая несдержанность в эмоциях. Что и можно будет пронаблюдать через три, два, один…

— Не любишь меня, значит, — она слезла и одёрнула короткую кофточку, едва закрывающую пупок. — Понятно.

— Почему же, люблю, — осторожно отозвался Марсель и сразу же за этим совершил огромную ошибку: — Только не плачь.

Ошибкой это было по двум причинам. Первая — в глазах напротив уже бурлили эдакие соляные озёра, готовые вот-вот излиться прямо на него. Вторая — тон, которым было сказано сие. Чего б ему стоило чуть-чуть убавить обречённость в голосе?

— Ах так…

— Я ничего не обещал! Мы ни о чём не договаривались, — нервничать перед отступлением — тоже не лучший ход, но подружка, познакомившая их месяцем ранее, предупредила Марселя о том, что кареглазая жертва философии может в расстройстве чувств «слегка психануть». Марсель запомнил. — Ну, хорошая моя, поверь — муж из меня так себе…

Договорить он не успел — первая затрещина была слабой, потому что сопровождалась рыданием. Пока любовница собиралась с духом перед новой тирадой и, вероятно, пощёчиной, Марсель успел весьма оперативно скатиться с раздвижной кровати на пол, подскочить, натянуть брюки и морально приготовиться к бою. В его опыте случалось всякое, например, выпрыгивание из окна со второго этажа, так как к даме сердца внезапно пришёл старший брат.

Прыгать с поезда он пока не собирался.

— Все-е вы такие, — завывала милая, хлюпая носом и неспешно опуская ноги на качающийся пол. — Сначала — одно, потом — дру… другое…

— Не было такого, зая, сама подумай! — Хуже не придумал — назвать интеллигентную красотку заей. Чтобы как-то сгладить неловкость, Марсель продолжил маршировать по граблям и опустился на колени перед краем кровати, чтобы заглянуть в глаза любовнице. — Мы как хотели? Свободные отношения? Свободные отношения. Ты сама это предложила… И вообще, кто первый заметил, что я, гм…

— Кобель? — очаровательно улыбнулась плачущая возлюбленная.

— Немного, — не стал отпираться Марсель.

— Я думала, мы построили здоровые семейные отношения, — если б не слёзы, можно было бы решить, что она читает с листа. Однако листа не было. — Всё так хорошо складывалось…

— Да, замечательно, не спорю, но я пока не…

Вслед за этим поклонница Ницше издала какой-то странный высокий звук сродни визгу бешеной птицы и в ответ на попытку объятия царапнула его по руке. Отпрянув, Марсель пожалел, что не расспросил получше её подругу — в каком там смысле милая собралась психовать? Неважно, сейчас определённо пора драпать. Собирать манатки, уносить ноги и всякое такое.

Каким-то образом милая это почуяла, и Марселю стало не до рюкзака. Получив ещё пару боевых ссадин, на сей раз — на щеке, он отбросил попытки примирительно обняться и, убедившись, что ширинка застёгнута, выскочил в тесный коридор. Подлые двери не хотели закрываться, пока в них прорывалась воющая, рыдающая и царапающаяся леди, а Марсель ещё и не хотел ей ничего прищемить (поэтому мужественно прищемил себе ногу). В общем, сцена побега не удалась, а ещё он, кажется, не очень вежливо врезался в проводницу.

— Простите, — сказал он, с третьего раза ставя на поднос уроненный кувшин — хорошо, что пустой. — Семейная сцена. То есть, не семейная, но…

— Понятно, — равнодушно отметила проводница. — Не прищемите ногу дверью, сэр.

— Спасибо. О, да, конечно… Я уже. Неважно, — пробормотал Марсель, видя, как двери ме-едленно раздвигаются в стороны. — И вам не хворать!

В элитных вагонах персонал ко всему привыкший: Марселю доводилось ездить в таких, и чаще всего он был среднестатистическим богатым пассажиром, который, впрочем, никому не мешал за пределами своей территории. И вот, пожалуйста, разгар скандала. Его это не смущало, извиняться перед всем поездом не тянуло тем более, а вот очутиться в безопасном месте очень даже хотелось.

Подумать как следует он не успел — смертоносная плачущая любовница уже стояла напротив, намереваясь вытрясти из него хоть какое-то подобие раскаяния. Марсель сделал шаг назад, уткнулся спиной в двери соседнего купе, молниеносно раздвинул их и прыгнул внутрь.

— Трус несчастный! — взвыло в коридоре, и на хлипкие раздвижные двери обрушился град женских ударов, то ногтями, то кулаками. О нет, они же не выдержат! Разумеется, речь о дверях — за ногтями «зая» следила очень хорошо. Стальные оказались ногти… Марселю пришлось навалиться на дверцы изнутри, чтобы они уж точно никого не подставили и не оторвались заодно. — Мне же говорили, с самого начала!.. Ошибалась я, понятно тебе?! Не за глаза красивые… а за кошелёк!.. Так ты ж ещё, падла эдакая, интеллигент!

— Спасибо, милая, — пробормотал Марсель, сдерживая напор любви и ненависти, от чего уже начинало болеть плечо. — И образцовый семьянин.

— Оттуда ничего не слышно, в глаза скажи!

— Хватит кричать, здесь люди спят! — рявкнул он в ответ и наконец добился тишины.

С одной стороны, орать о том, чтоб не орали, не самый умный поступок за сегодняшний день.

С другой, врываться без спроса в чужое купе — тоже не фонтан.

Нервозность скандала была какой-то жаркой, то ли из-за незадавшегося секса, то ли из-за неожиданных скачек по коридору. Теперь внутри зашевелился неприятный холодок: ситуация, прямо скажем, не в пользу Марселя, но ногти по ту сторону двери всё ещё царапали поверхность, пусть и слабее… Нет, сначала она прорыдается и вообще подумает о своём поведении. Марсель обречённо обернулся через плечо, чувствуя себя застуканным с поличным домушником. Правда, домушники не оправдываются.

— Здравствуйте, — он натянуто улыбнулся, морально готовясь получить дубинкой по голове. Как-никак, неприлично так вторгаться, а в элитном вагоне кто попало не ездит, и дубинка вполне могла оказаться автоматом. Но его ничем не треснули: в купе был только один мужчина, примерно его возраста, и, имелось у него оружие или нет, по стечению звёзд и обстоятельств решил не стрелять. Только положил книгу на колени и разглядывал вошедшего, причём от этого взгляда Марселю почему-то захотелось провалиться сквозь землю. — Извините, — искренне добавил он, ощутив неуместное желание покаяться на этом же месте во всех смертных грехах. — Гм, я вам помешал. Это было несколько… грубо. И нагло.

— Есть такое, — неожиданно улыбнулся пассажир и перевёл взгляд на двери. — Кажется, выбора у вас не было?

— О, конечно, был. Позволить ей снять с себя скальп, — оказалось, «она» ещё не ушла, а Марсель сказал слишком громко, поэтому в дверь снова заколотили. Простонав что-то невнятное, Марсель с новыми силами прижался к хлипкой раздвижной стеночке, надеясь, что маникюр любовницы её не пробьёт насквозь. — Я бы вышел через окно, — продолжил оправдываться он, не совсем понимая, почему — сосед по купе пока не собирался жаловаться проводнику, если вообще собирался, просто наблюдал. Пристально так… — Обычно это удаётся, ну, знаете, соседние балконы, пожарные лестницы. Первые этажи… С поезда я бы так не сошёл.

— Ну почему же, сошли бы. Один раз, — любезно подсказал пассажир, и они рассмеялись, что, правда, было максимально неуместно со всех сторон; особенно со стороны коридора, но что ж поделаешь теперь.

— Выйдешь — точно сниму! — крикнула дама сердца и, судя по звуку, отошла. Марсель нервно сглотнул и приоткрыл дверцы на щёлочку. Ничего не произошло, и он оттянул правую створку на максимум, а потом получил в лицо своим рюкзаком и ветровкой. — Но лучше даже этого не делай! Скотина!

С громким безобразным лязгом дверцы схлопнулись. От возмущения Марсель не нашёлся с ответом — одно дело, выпихивать любовника в коридор, другое — совать его шмотки в соседнее купе. Допустим, в купе он прыгнул сам, но…

— Я понимаю, если вам захочется меня убить, — как можно вежливее сказал Марсель, прижимая к груди вещи, — но можно я тут ещё немного посижу? Если, конечно, не отвлекаю…

Незнакомец молча кивнул на незанятую скамью, как ни в чём не бывало возвращаясь к книге. Что он обо всём этом думает, понять было сложно, но Марсель надеялся, что минуток через двадцать возлюбленная наконец одумается и к ней хотя бы можно будет войти. Он спешно покидал вещи и какое-то время рассматривал свои царапины, за исключением тех, что на лице, потом не выдержал — ну не было в жизни такой ситуации, чтобы промолчать.

— Скорее всего, она скоро успокоится, и я вас покину, — счёл своим долгом сообщить Марсель, не совсем уверенный в том, что его слушают. Останавливало ли его это когда-нибудь? Нет. — Вообще-то, спокойная девушка, но с заскоками… Не думал, что её выбесит такая ерунда, тем более — заранее оговоренная. Забыла, наверное. Но что ж, у каждого свои недостатки. Нет прекрасной поверхности без ужасной глубины, и всё такое…

— Ницше, — рассеянно заметил попутчик, переворачивая страницу. На Марселя он больше не смотрел, вероятно, насмотревшись на сцену ранее.

— Ницше. Кто бы мог подумать, что это милое создание, цитирующее Ницше, расцарапает мне лицо.

— Значит, у ужасной глубины оказались когти.

— Ага, — вздохнул Марсель и откинулся на спинку раскладного диванчика, вытягивая ноги. — Хорошенькие, кстати… С французским маникюром.

Помолчав немного, он продолжил болтать:

— Ведь должен же быть в женщине какой-то баланс. Не это устаревшее «глупая, зато красивая» и наоборот, а что-то более глубокое… Какое-нибудь внутреннее равновесие, которое не позволяет эмоциям бить через край, особенно когда не надо. Знаю, звучит как сексизм, но я о конкретных истеричных примерах… Между прочим, есть у меня одна знакомая, идеальный пример этого равновесия. Если уж и даст подносом по голове, то осознанно и за дело. Вот это уже баланс.

— Воистину, — поддержал попутчик, не отрываясь, впрочем, от книги. Марсель извернулся, проявив чудеса гибкости, и смог прочитать: «Титан». — Но вот небезызвестный Драйзер считает, что, прежде чем прийти в равновесие, чаши весов должны колебаться, что вполне логично. Так что не удивляйтесь, если вы сначала получите удар подносом и лишь потом узнаете, за что.

— И то верно, — повеселел Марсель, ничуть не беспокоясь о поджидающих за дверьми когтях. Хотя они, кажется, уже втянулись. — Почему бы нам не поболтать немного о равновесии, скажем, за ужином в вагоне-ресторане? Я угощаю. Я виноват… Сегодня, например?

— Не стоит, — не было никаких сомнений в том, что незнакомец читал, но прямо сейчас Марсель был готов поклясться, что он смотрит в одну точку выше книжных страниц.

— Но почему?.. Ладно, давайте хотя бы обменяемся контактами, я бы с радостью…

— И это тоже лишнее. Я выхожу через полчаса.

Марсель хотел было сказать, что через полчаса остановки нет, и вообще поезд только тронулся, но станцию и впрямь объявили — через двадцать минут, а из окна было видно, как рельсы за дальним поворотом ведут прямо к незнакомому вокзалу. Ну что ж за день такой! По каким-то необъяснимым, но мощным причинам Марселю не хотелось разрывать это знакомство, и он не столько собирался заглаживать вину, сколько жаждал почесать языком о Драйзере — не каждый день встретишь интересного спутника, да ещё и таким интересным способом. Увы, другая сторона этого самого интереса не проявляла, скорее наоборот. Марсель надеялся, что он просто спешит и инцидент с нарушением приватности ни на что не повлиял.

Когда дверцы с шорохом приоткрылись, он едва не свалился со скамьи от неожиданности.

— Простите, — в щёлочке виднелась очень виноватая мордашка с красными от слёз глазами, но всё ещё очень симпатичная. — Мне так стыдно, этого не должно было произойти. Мы, пожалуй, пойдём… да, родной?

— Разумеется, — с облегчением выдохнул снова родной Марсель. — Иди, я догоню. Всё в порядке. Ещё раз извините, — вещи из рюкзака вылетели в полёте, так что пришлось задержаться и подобрать их, чем он не преминул воспользоваться: — Если вы всё же передумаете, моя визитка… очень неудачно осталась в купе…

— Значит, вашей визитке так было суждено. — Загадочный пассажир захлопнул книгу, и этот жест определённо служил окончанием разговора. — Остерегайтесь когтей, берегите равновесие. И галстук не забудьте…

Подобрав в последний момент выскользнувший галстук, Марсель выбрался в коридор с чувством полного провала. Так безжалостно его даже женщины не отшивали. Никогда!

Впрочем, его утешили. Бурно и сполна. Отвлечься пришлось лишь раз, когда с верхней полки свалилась сумочка и любовница кинулась её подбирать, пока ничего не пролилось. Тогда же Марсель прислушался, валяясь с закрытыми глазами головой к коридору, к шагам и хлопанью дверей. Нет, правда вышел, не соврал, но что ж такое… И жаль, очень жаль, что визитку он профукал! В искусстве красиво навязаться Марселю не было равных. До этого дня.

— Продолжим? — мурлыкнула любовница, ловко забираясь под тонкое одеяло. Поезд тронулся, и их слегка качнуло друг к другу. Баланс…

— Конечно. Только не царапай меня больше, я не мазохист.

— Прости, — раскаяния в этих глазах было столько, что Марсель предпочёл не развивать тему садо-мазо, а вернуться к старым добрым нежностям. В конце концов, царапины, полученные в ходе любовных утех, куда приятнее тех, что тебе дарят в неравном бою.

*

Окна, выходящие на Пражский град, были одной из самых весомых причин любить этот уникальный дом — не каждое утро проснёшься с видом на великолепную крепость самых разных стилей, состоящую из потрясающих башен, замков, лестниц и прочей очаровательной старины. Конечно, не так уж и хорошо отсюда видно — деревья мешают и дорога, да и весь комплекс в один взгляд не поместится, но местечко замечательное. Правда, чтоб проснуться, надо для начала заснуть, а Марсель только вошёл, и сразу кидаться на подушку в его планы не попадало.

— Душа моя, при случае передай Констансу, что этот дом — лучший из его домов.

— Сам и передашь. Вечером семейный ужин, — Марианна обняла его со спины, уткнувшись подбородком в плечо и, вероятно, глядя в ту же сторону. — Ты представляешь, я только вчера узнала, что моя любимая башня называется Далиборка. Забавное слово… Ты сильно голоден? Можно накрыть на стол пораньше, сегодня я никого не принимаю.

— А как же я? — деланно возмутился Марсель и получил тычок в бок. — Ай. Голоден, как обычно, ты же меня знаешь. Но всё же…

— Будто я не знаю, что твоя подруга сошла в соседнем городе. Поживи какое-то время без женского внимания, друг мой.

— Зачахну и умру.

— Ой, как же…

Марианна скрылась, оставив после себя лёгкий фиалковый аромат. Вообще-то она стоила куда дороже и башни Далиборки, и всех других башен, и, наверное, домов, содержащихся в разных городах Европы её покровителем Констансом, но для друзей всегда есть скидочка. Повезло, что сейчас они в Праге — Марсель приехал по делам, продвигать компанию отца, пустившую корни в Париже и разрастающуюся с пугающей скоростью, и останавливаться в гостинице ему почему-то не хотелось.

Солнце садилось, тёплый вечер складывался очень приятно и предвещал вкусный домашний ужин. Пока было время, Марсель разобрал вещи — обычно он не тяготел к идеальному порядку, но рюкзак за последнее время настрадался, и всё внутри было кувырком. Принял душ, вернулся в спальню на втором этаже, переоделся, передвигаясь по знакомому дому практически с закрытыми глазами, выудил из тесного шкафчика подходящую под настроение рубашку. По ощущениям и не скажешь, что работать приехал — как в отпуске, разве что пара неприятных дел помимо переговоров (переговоры он любил: откровенно говоря, поэтому Марселя на такие встречи и отправляли в любой конец материка). Сколько там можно пуговиц расстегнуть? Парочку уж ему точно простят. Остановившись напротив зеркала, Марсель придирчиво окинул себя взглядом и остался доволен, лишь слегка задержался, рассматривая шрам на лбу. Незаметный, симпатичный, а главное — не болящий в дождь, он ему даже нравился, как нравился и многим девушкам. И в глаза на бросается, как пресловутая молния у Гарри Поттера — просто полоса над правой бровью, как символ того, что биться в автокатастрофе — больно.

Ему повезло как выжить, так и оклематься, и все кругом твердили, что всё благодаря оптимизму и жизнелюбию. Склеивать ласты Марселю и впрямь не хотелось, но он не считал, что сделал что-то особенное, пока лечился. Рыдала у койки мать, но она всегда рыдает. Переживали друзья, но на то они и друзья. Что ж, пожалуй, пострадавший и впрямь держался лучше всех, а самые страшные моменты забылись, как их и не было — жизнь снова была прекрасна и замечательна, а главное, вернулась в прежнее русло.

Поначалу и врачей, и его самого беспокоили некоторые провалы в памяти, но со временем они заполнились, и самый большой вклад вносила как раз Марианна. Давняя дружба — нечто вездесущее, да и забылось всего ничего — полгода, максимум — десять месяцев. Некоторые эпизоды выпали из школьных лет, но эту гадость Марсель вспоминать не собирался. Восстановить память о том, что он делал в настоящее время, было куда важнее, и с этим ему любезно помогли.

Полгода спустя, если не меньше, он уже снова ездил по делам, подписывая контракты, договариваясь о сотрудничестве и пару раз давая интервью от имени отца. Батюшка, кстати, был доволен и не заикался о том, что наследнику надо беречь голову и валяться дома — наследник тоже так не считал, тем более что с головой у него всё было в полном порядке.

Ну, а о том, что Марсель большую часть времени в Праге посвятит не переговорам, а развлечениям, отец и так прекрасно знал, так что обманутым не остался никто.

*

Ужин был великолепным, как и всё в доме Констанса. Хозяин, он же покровитель и официальный супруг Марианны (в каком-то смысле — спонсор, но не только её одной), при первой же встрече, произошедшей достаточно давно, показался Марселю воплощением гостеприимства, таким же он оставался и по сей день. Дрессированные птички пели в клетках по углам, и вместе с ними щебетал Констанс, пересказывая гостю последние новости.

— Но в ближайшее время никто посторонний к нам заходить не будет, — строго сказал Констанс. Вообще-то строгий тон — не его конёк, не сильно сочетается с безобидной внешностью, но куда деваться, даже невысокому и кругленькому Констансу приходится проявлять жёсткость. — Да, дорогая?

— Конечно, дорогой, я пока ни с кем не договаривалась, — заверила его Марианна, аккуратно разрезая ножом идеально прожаренный кусочек говядины. — Только два раза сама зайду в гости, и на этом всё.

— Вот и правильно. Когда в доме друзья, время должно уделяться друзьям, — назидательно произнёс Констанс, возвращаясь к беззаботной трапезе. — Марсель, друг мой, я давно хотел показать вам пару интересных мест по ту сторону реки. Так вышло, что не добрались туда в прошлый раз, если вы помните…

— Не помню, но охотно верю, — не соврал Марсель. — Вы не стесняйтесь, напоминайте. Как заметил мой старый друг по институту, можно заново шутить старые шутки… Впрочем, не так уж много я забыл, чтобы он за этот период превратился в мирового комика.

— Ваш оптимизм всегда поражал меня в самое сердце, поражает и теперь. Знаете ли, многие ломаются и от меньших травм, а вы угодили в страшную аварию, едва не потеряли память…

— Но ведь не потерял, — Марсель и впрямь всегда был дружелюбным и относительно (для своих) безобидным человеком, но некоторые вещи стали его раздражать, например — попытки родных и близких раздуть из мухи слона или стирать с него пыль, как с хрустальной вазы, по которой пошла трещина. К счастью, так делали немногие, нервная матушка да нервный Констанс. — Поверьте, я могу пересказать всё, чем занимался за это время, в чём мне немало помогла ваша супруга. Да и документы подтверждают, что я не только вас посетил, но и съездил в Рим…

— Вот именно, дорогой, — пропела Марианна и незаметно, под столом, положила Марселю руку на колено. Успокаивала? Да он даже голоса не повысил! Нет, всё-таки ещё один человек слишком уж переживает по пустякам. — Всё хорошо, и не будем возвращаться к прошлым печалям.

Продолжили беседовать о ерунде, а потом о делах более серьёзных — о блюдах на ужин, которые и впрямь радовали и глаз, и сердце, и желудок. Примерно как на рабочих совещаниях, Марсель поддерживал разговор, а сам думал о Риме. Жаль, конечно, что он не помнит саму поездку, но остались билеты, чеки, фотографии достопримечательностей… Всё это не заменит личных впечатлений, но, опять же, ничто не мешает путешествие повторить.

Дружелюбие дружелюбием, но Марселю никогда не нравилось, когда у него что-то отбирали — даже если этим чем-то были незначительные кусочки памяти, а воришкой — судьба и стечение обстоятельств. А смысл обижаться на судьбу? Видимо, мировому равновесию было угодно, чтобы так произошло…

— Идеально сбалансированный вкусовой букет, — проговорил Констанс, и эта фраза была похожа на камешек, брошенный в тихую-тихую воду. Бульк…

— Идеальный баланс, — повторил Марсель, пробуя вино. — И впрямь потрясающе. Друзья, я не люблю недоговорок… Мы уже об этом говорили за этим столом?

— О вине? Разумеется, много раз…

— Нет, о балансе. О равновесии, — пояснил Марсель, глядя на Констанса. Тот помолчал, пожевал губами, затем медленно кивнул.

— Да, дорогой мой, так оно и было. Мы беседовали о философии прямо здесь, о, если я не ошибаюсь, в тот же час. Принести вам экземпляр каких-нибудь сочинений?

— Нет-нет, просто вспоминаю. Не утруждайте себя.

Вот так всё легко и просто: забыл — спроси, вспомнил — уточни, и никаких тебе драматических ночных кошмаров, полузнакомых силуэтов в толпе и прочих тоскливых шаблонов, которые Марсель самую малость ненавидел после того, как наслушался о них от матери. Жалко, конечно, матушку, но она драматизировала всегда по поводу и без, а он — в порядке, и никакая дрянь не нарушит это равновесие памяти и забытья.

========== Часть 2 ==========

На бывшего однокурсника наткнулся случайно — проходя между институтом и синагогой, когда он выбегал из пятизвёздочного отеля на набережной Влтавы. Пока они шли навстречу, приветливо улыбаясь, Марсель механически подсчитал, на сколько лет затянулось невольное расставание — не то чтоб намного, но Мевен определённо не знал об аварии, следовательно, какие-то вещи можно говорить, а каких-то — не стоит. Что ж, любое суждение нуждается в проверке.

— Сколько, говоришь, не виделись? — как бы невзначай уточнил Марсель, выбираясь из крепких приятельских объятий.

— Да года три, если так подумать, — однокурсник подвоха не заподозрил и дал честный ответ, за что ему спасибо. — Хотя когда мы там пересеклись, пару месяцев назад? Это не считается.

— Настолько не считается, что я даже не помню, где это было, — подтолкнул его Марсель. Всего лишь невинная провокация, которая никому не испортит карму.

Изредка поглядывая на часы, Мевен без вопросов пересказал последнюю встречу; вполне обыденная ситуация, учитывая, что они оба — люди бизнеса и носятся по миру, не глядя на календари. Марсель сделал вид, что прекрасно помнит, как заехал в гости и выпил какой-то коктейль (припомнил мятный вкус и, тыкнув пальцем в небо, угадал), а также, разумеется, помнит о флэшке, которую оставил зачем-то приятелю. Вообще-то, жить с незначительными провалами в памяти оказалось куда проще, чем его запугивали тогда в больнице: главное — уметь добиваться нужной тебе информации, и вообще — добиваться, а уж с этим у него проблем не было никогда. Может, кто-то бы и осудил. Если б узнал.

— И ты не поверишь, она у меня с собой, — заметил Мевен, снова бросая взгляд на часы. — В номере… Знаешь, когда ещё увидимся, может, я отдам?

— Ты спешишь. Я же не дурак, срывать важную встречу, тем более — не свою, — у самого до назначенного часа ещё оставалось время, как раз чтобы прогуляться пешком, но однокурсник проявил настойчивость — естественно, из благих намерений, и через пять минут у Марселя на руках была ещё и флэшка. На ней, по словам приятеля, были «фотографии из отпуска» — так, во всяком случае, ему было сказано при вручении. Откровенно говоря, Марсель не стал бы называть поездку в Рим исключительно отпуском, ведь — как гласят документы и даже пресса — кое-что он там сделал, и у отца появился пусть и скромный, но всё-таки филиал в Трастевере.

Другой вопрос — зачем он отдал это Мевену. В двадцать первом веке хватало сетевых хранилищ и памяти на персональных компьютерах, чтоб не передавать из рук в руки флэшку, как раньше — фотоальбом. Пожалуй, это было единственное, что Марселя слегка удивило, но он виду не подал. Зачем человека беспокоить, тем более, у обоих важная встреча на носу.

Неизвестно, как всё прошло у старого друга, но у него — замечательно. При том, что батюшка разросся — то есть, простите, разрослось его влияние — уже не на одну страну, а пиарщики работали на совесть, долго расхваливать компанию не пришлось: собеседники и так всё прекрасно знали. В общем, дела складывались прекрасно: Марселю как официальному представителю сети буквально предложили сотрудничать самые известные пражские специалисты в этом деле, а ведь предполагалось, что это он должен был их убеждать. Решив не мелочиться, хитроумный наследник всё равно вывел разговор в нужное русло, польстив будущим соратникам, и это лишь ускорило дело, и из конференц-зала он вышел ещё до захода солнца, чтоб не сказать «счастливо вылетел». Удовлетворение от верно сделанной работы и почёсанного языка (ещё неизвестно, что важнее) несколько оттенило загадочно-философские размышления последних дней, и, пожалуй, чаша весов накренилась в сторону беззаботного счастья.

И было вполне ожидаемо, что этой чаше теперь приспичит поколебаться.

*

Рейд по лучшим ресторанам города они уже завершили, и в планах снова назревал домашний ужин. Убедившись, что он никому пока не нужен, Марсель с чувством выполненного долга позвонил отцу: отчёт затянулся на добрых сорок минут, зато удалось вытянуть из пространных, хоть и мудрых, батюшкиных речей некое подобие похвалы. Долг перевыполнился и стал требовать отдыха, в связи с чем удовлетворённый и удовлетворивший наследник вытащил ноутбук, переживший уже не одно путешествие, не одну деловую сделку и не одну любовницу. Как раз есть время, чтобы просмотреть фотографии, этим и займёмся.

Если что-то и разочаровывало Марселя в этой жизни, это явно были не отпускные фотки, но стало как-то грустно. Все эти кадры он уже видел и знал, потому что — естественно! — отсылал их Марианне. Музей Ватикана, Катакомбы Присциллы, Латеранская базилика с полюбившимися ему колоннами, местные станции метро, парки, сады, памятники… Типичный набор типичного туриста, ничего особенного, а главное — всё знакомое. Вот, кстати, снимок с Марианной, присоединившийся к путешествию на какое-то время: они стоят на фоне какого-то старинного музея (или не старинного, но располагавшегося во вполне себе «возрастном» здании), в лёгкой летней одежде, но всё равно элегантной и не вызывающей; помнится, это фото так понравилось Констансу, что он даже поставил его в рамочку. Вот он сам на фоне какой-то смешной статуи, уже и не вспомнить, в каком месте… Все те же фотографии, перенесённые потом на личный диск, и стоило их вообще забирать? А отдавать — стоило? Смысл?

Смысл потерялся. Ну и чёрт с ним. Марселя не тянуло в сотый раз пересматривать одно и то же, раньше он занимался этим, чтобы вспомнить, но в итоге сдался и удовлетворился пересказами Марианны и парочки коллег, помогавших заключать договор в Риме. Съездит заново и посмотрит всё заново, проблем-то… Взгляд зацепился за незнакомую картинку в нижнем углу экрана. В основном чтобы утешить страдающую мать, Марсель вызубрил наизусть порядок этих кадров и теперь мог с уверенностью сказать, что кое-что было лишим. Или наоборот? Слегка нахмурившись, он ткнул на картинку и какое-то время разглядывал её с выражением вежливого изумления на лице. Никто не видел непосредственно лица, ну и что ж ему, не выражать, что ли? Ещё раз… Никаких сомнений, на личном носителе этой фотки не было.

Точно так же, как и этих людей.

Всё бы было ничего, стой они на фоне, попади они случайно в кадр или окажись из чьей-нибудь чужой папки — того же Мевена, например. Но это определённо было не так. К тому же, среди совершенно незнакомой компании Марсель обнаружил себя, и он определённо был её частью.

Эти двое — его друзья? Рядом — их подруги? Почему он ни разу не видел кого-то из них, с тех пор как вернулся домой? Едва знакомые коллеги, приятели и соседи по самолёту так не фотографируются. Фактически обнявшись и… да что ж такое, куда все пропали? Что он опять потерял?

Такой поворот Марселя не устраивал совершенно. Одно дело — когда от тебя что-то утаивает нерадивый подчинённый, другое дело — собственная жизнь. Одно — секретики любовницы, на которой ты и так не женишься, другое — кажется, друзья… Из всех соображений, пришедших в его голову, самым безобидным было то, что они ничего не знают. А что, возможно! Что у мужчин, что у женщин лица южные, пусть у сестёр — Марсель не сомневался, что они одной крови — определённо кровь греческая, они вполне могли познакомиться в Риме и там же и остаться.

Было бы прекрасно, подумал Марсель, не повисни он на этой фотографии на плечах у давешнего попутчика из соседнего купе. Одно это уничтожало предположение о том, что его, Марселя, не узнали.

— Не знаю, в чём дело, но оно мне не нравится, — озвучил он ноутбуку, решительно ломясь в следующую папку в поисках очередных «старых новых» кадров. К сожалению, в этот момент постучал Констанс.

— Вы с кем-то беседуете? Прошу прощения, — хозяин дома вполне оправданно решил, что он болтает по видеосвязи, что ж…. почти. — Кушать подано, друг мой. Можете пригласить вашего собеседника, у нас всегда всем рады.

— О нет, я сам с собой, — Марсель покосился на экран. Как-то раз он уже приглашал собеседника, и тот предпочёл сделать вид, что они незнакомы. Как интересно. — Уже спускаюсь.

Констанс весело покатился вниз, разумеется, окликнув по ходу супругу. Недолго думая, Марсель перехватил Марианну на полпути и затащил к себе.

— А ты не слишком откровенен, друг мой? — усмехнулась Марианна, остановившись на пороге, но держа его за руку. — Констанс поймёт, конечно, но…

— Представь себе, я не за этим. У меня к тебе один вопрос, ничего серьёзного, — в один клик на экран вернулась весёлая фотография, от которой почему-то становилось тоскливо. — Ты же моя сокровищница памяти, подскажи, не знаешь ли кого…

Какое-то время она честно созерцала картинку, ощупывая взглядом лица и фоновый пейзаж, потом медленно покачала головой.

— Не знаешь? Жаль…

— Прости, мне не знакомы все твои друзья, — тихо сказала Марианна, поправляя и без того идеально зачёсанную прядь. — Может быть, они остались в Риме? Все похожи на местных.

— Я тоже так подумал. Извини за беспокойство, — говорить о странной встрече он пока не стал, тем более, раз Марианна никого не знает — смысла в этом ноль.

Насладиться ужином в полной мере не удалось: в неразбавленное любопытство против воли плеснули горечь, которая принимала облик то настороженности, то раздражения, то обиды. Теперь Марсель уже не сомневался в том, что этот человек его узнал; если задуматься и как следует вспомнить детали, это становилось очевидно. В отличие от того, почему на этом всё закончилось. Было интересно, очень интересно, но ещё и досадно, в голове роились беспочвенные догадки; а вдруг что-то такое случилось, отчего все начали его избегать? Не мог же Марсель натворить что-то настолько ужасное, чтоб его предпочли забыть? Все в один голос твердили, что он не изменился ни тогда, ни теперь, оставаясь общительной душой компании, да и самому как-то не верится в такой коварный образ — врождённое человеколюбие, обходящее стороной лишь откровенно противных типов, штука серьёзная, её просто так не вытравишь… Либо хорошо, либо никак. Ненавидеть Марселю не нравилось, это грустно, противно и занимает много времени. А могло ли произойти такое, чтоб возненавидели его?

— Вы сегодня задумчивы.

— Прошу меня извинить, — Марсель не сразу сообразил, что Констанс обращается к нему. Надо выбираться на поверхность, причём срочно. — Задумался слегка… Я прослушал что-то важное?

— И да, и нет. Я рассказывал Марианне, как приготовлено это мясо, — изысканный кулинар дремал в Констансе, но иногда он просыпался и начинал являть себя во всей красе.

— Какое «нет»?! Это очень важно, — встрепенулся Марсель. И, между прочим, не покривил душой: загадки загадками, а кушать хочется всегда.

Хорошая компания и вкусная еда своё дело сделали, и ворочающаяся внутри тоска свернулась в клубочек, поскулила и легла спать — наконец-то. Самое время, ведь они перешли к винам. Если бы хозяева не потеряли штопор, выпивать начали бы раньше. Если бы хозяева не потеряли штопор, не перерыли бы вверх дном все кухонные ящики. Если бы хозяева не потеряли штопор… много чего бы не произошло, но так уж, вероятно, было суждено.

Искомое обнаружилось вовсе не там, где его искали — в одном из выдвижных ящиков не буфетницы и не секретера, а в скромном настенном шкафу, висевшем в коридоре аккурат между кухней и гостиной, где они ужинали. Марсель уже схватился за штопор и собирался громогласно оповестить весь дом о своей находке, но наткнулся на то, чего, по всей видимости, видеть был не должен. В полутьме шкафчика пряталась снятая со стены рамка, прислонённая к внутренней стенке. Констанс не любил снимать фотографии, только вешать. Что он мог убрать с чужих глаз, а главное — зачем?

Если бы это касалось его напрямую, Марсель бы не постеснялся упрятать рамку в карман, а уж потом тихо вернуть на место. Или закатить в лоб скандал, если б увидел на ней себя. Увы, его там не было, что лишало возможности манёвра — зато были сразу два знакомых лица. Фотографировали в той же родной гостиной, но стол отодвинут в угол, чтобы в центре комнаты можно было скромно вальсировать. Танцоры хороши, даже в застывшем кадре видно, что они умеют двигаться и делают это красиво, а уж каково сочетание — классическая красавица Марианна в платье с глубоким вырезом и розой в тёмных волосах ничуть не уступала своему напарнику, с которого тоже хоть картину пиши. Вообще-то, осознал Марсель, у него очень запоминающееся лицо, что чертами, что несомненным отпечатком харизмы, и никакая посттравматическая амнезия в оправдание не годится. Правда, в поезде он так не улыбался, да и чёрные волосы отросли ниже плеч — что ж, фотография сделана не пойми когда, зато уж точно здесь.

— Никто не нашёл? — послышался из-за угла взволнованный голос Марианны.

Марсель убедился, что рамка стоит на месте, вытащил штопор и закрыл дверцу.

— Вот он, душа моя, — свой голос звучал как будто со стороны и абсолютно ничем не выдавал увиденного. — Вы бы ещё дальше припрятали.

— О, ну наконец-то! Спасибо, — она взяла прибор в свои руки, заглянула в глаза Марселю — открыто, благодарно и с извечной теплотой, какую порой не увидишь во взгляде родной матери. Марсель тоже улыбнулся, он знал, что улыбается, потому что механизм работал сам собой, и жизнерадостно чесать языком обо всём на свете он мог на автопилоте. А вот мысль о том, что эта женщина, любовница и подруга точно так же соврала глаза в глаза, показалась странной. Они знакомы. Кем бы ни был этот человек, они знакомы. И весьма близко…

Не портить же весёлый вечер своими претензиями, хотя очень сильно хотелось закатить скандал в духе матушки. Марсель с новыми силами рассказывал какую-то увлекательную историю, которую слышал на той неделе в Париже, и подливал Марианне вина, размышляя о том, первый ли это раз, когда она ему лжёт.

*

Через какое-то время Марсель пришёл к неутешительному выводу, что от него кое-что скрывают — намеренно, расчётливо и по своей особенной системе. На стенах обнаружились ещё две дырочки и следы от старых рамок, снятых, вероятно, не так давно, но копаться в чужих ящиках в поисках самих фотографий он не стал. Стал бы — хладнокровно и без малейших угрызений совести, да только никак не мог поверить, что от него и впрямь прячут кусочки прошлого. Причём те люди, которым он так верил! А в людях Марсель разбирался, и мозаика не хотела складываться ладно: ни Марианна, ни Констанс ну ни в каком страшном сне не могли искренне желать ему зла.

Слишком много непонятностей на одной чаше весов и незамутнённая любовь к друзьям — на второй. Долго они, эти весы, планируют колебаться? Или только начали?

Да к чёрту гадать, если можно спросить прямо. Тем более, рано или поздно он покинет Прагу, и тогда все ниточки потеряются.

— Чем занимаешься? — вместо стука Марсель прислонился к дверному косяку, сложив руки на груди и беззастенчиво заглядывая в комнату: Марианна вообще не запиралась, когда дома были только свои. Она обернулась, не выпуская из рук расчёски, и теперь в сделанном под старину трюмо отражались безупречные локоны, лёгшие на оголённое плечо.

— Собой, — губы, сложившиеся в чарующую улыбку, были не накрашены, но всё равно ярки и манящи. — А что, свободный вечер?

— Если твой уже занят, я последую твоему примеру и куда-нибудь схожу.

— Я никуда не иду. Разве что к тебе, — она и впрямь собиралась или это сюрприз такой? В любом случае Марсель не был против. Главное — не забыть, чего он хотел… Помимо того, чего любой уважающий себя мужчина захотел бы при виде Марианны.

Эта искусница своего добилась — когда за окном окончательно стемнело, Марсель даже не сразу вспомнил, чего, собственно, должен был… и кому… и на кой? Но память, как ни иронично с её стороны, быстро расставила всё по местам. Он повернул голову набок, разглядывая с такого ракурса роскошную женщину на роскошной постели, усыпанной цветами. Одеялом накрылись лишь по пояс, и смотреть Марианне в глаза становилось затруднительно.

— Легче?

— Что, прости?

— Стало ли тебе легче, друг мой, — нараспев повторила она, не отводя взгляда и играя рукой с его волосами, отросшими и, кстати, выгоревшими в Риме. Светлость так и не сошла, ну и отлично, всем понравилось. — Ты последнее время где-то не здесь. Совсем чуть-чуть, но я это чувствую.

— Такое случается. Я в порядке, — Марсель внимательно посмотрел ей в лицо, но, чёрт возьми, всё было как обычно. Впервые он засомневался в справедливости своих неозвученных нападок, но факты говорили обратное. — Зачем Констанс снял фотографии?

— Что? — на две секунды Марианна не смогла скрыть ни удивления, ни странной, но отчётливо читающейся беспомощности, затем сделала неглубокий вдох и пришла в себя, однако этого хватило. — Иногда он меняет рамки. Ты заметил дыры в стенах?

— О да, и не только в стенах. Прости за прямоту, но я не люблю ни пробелов в памяти, ни сговоров за спиной; а первые здесь могут быть только у меня.

Она резко села, отвернувшись, и смотрела в одну точку на стене. Марсель не ожидал такой быстрой реакции, поэтому подвинулся не сразу. Лицо Марианны было бледным, а губы не улыбались, как и глаза.

— Извини, это было грубо. Я не хотел, — он легонько коснулся белого плеча. — Пожалуйста, объясни, что дурного я сделал в те десять месяцев. Я покаюсь, честное слово.

— Дурного? — Марианна казалась ещё более удивлённой, на этот раз она смотрела ему в глаза. — Нет, Марсель… ты никому не сделал ничего плохого, уж в этом я и сама готова поклясться. Ты бы не стал… разве что врагам…

— Хорошо, но что насчёт друзей? — она отчаянно помотала головой, всем своим видом прося прекратить этот разговор, но Марсель остановиться не мог. — Почему меня избегают? И почему вы с Констансом в этом участвуете?

— Кто тебя… — Марианна оборвала себя на полуслове. — Пожалуйста, перестань. Я ненавижу лгать, но ещё больше я ненавижу нарушать данные обещания… Поверь мне, поверь, если ещё можешь — ты не сделал никому зла… Боже, какая же я сейчас ужасная. Обманываю тебя в собственном доме! Будь моя воля…

— Вместо чьей? — Марсель ещё не договорил, а уже догадался. Память не возвращалась ни образами, ни идеями, ни словами, но некоторые вещи становились очевидными. — Ладно, — примиряюще сказал он, — прости, что я так напираю, но очень уж странно всё сложилось. Я не будутебя расспрашивать, раз ты обещала…

— Правда? — Марианна повисла у него на шее и крепко-крепко обняла. — Спасибо! Не думай ничего дурного… Ни о себе, ни обо мне, если можешь.

— Конечно-конечно. Просто хочу заметить, что если кто-то думал, что от меня легко что-то скрыть, — проворчал Марсель, — то этот кто-то ошибался.

Подруга рассмеялась, и в её звонком смехе отчётливо читалось облегчение. Поглаживая её по спине, Марсель продолжал размышлять, и это было непросто — увы и ах, жизнь не фильм, где одна чёткая сцена сменяет другую, а в рекламную паузу можно выйти покурить. Просто на привычную картину мира наслаивалась другая, мелкими деталями и незначительными полунамёками, и выглядели они так, словно были в голове всегда. Он бы многое отдал, чтобы посмотреть кино о собственной малость забытой жизни, но всё происходило совсем не так.

Надеялся он и во сне, и снова напрасно. Ни одного проклятого красочного сновидения. Один раз Марселю мерещилось какое-то метро, и на этом всё. Как восстанавливать память своими силами — непонятно, не идти же к психологу или к ведьме под мостом, которая за кругленькую сумму будет делать вид, что ворожит над твоим сознанием! К счастью, существовали пути попроще, и он на следующее же утро позвонил приятелю, занимавшемуся сбором и сортировкой информации, и вежливо попросил найти контакты одного человека с фотографии. Не прошло и двух часов, как на руках у Марселя оказался телефон Луиджи Джильди.

— А с тобой я пока не разговариваю, — капризно сказал Марсель, покосившись в левый угол снимка, и набрал номер. Странное дело, только сейчас он начал слегка нервничать — все уверения Марианны в том, что он ни перед кем не виноват, куда-то делись, а подозрения вернулись.

Будет забавно, если номер не тот. Или если Луиджи вообще не в курсе, что произошло.

Но сомнения развеялись, едва трубку сняли. Конечно, телефонная связь искажает звук, но Марселю не надо было многого, чтобы узнать голос, а затем в голове тут же нарисовался образ Луиджи, прижимающего мобильник к уху плечом, чем-то занятого и оттого раздражённого. На фоне кричали чайки, там определённо должны быть чайки! Это же Луиджи, его всегда тянуло к морю, как можно забыть?

— Слушаю вас, алло, — повторил сын известного итальянского бизнесмена, владельца нескольких крупных пароходов и пары туристических фирм. Как же Луиджи не терпел помогать ему с организацией круизов, а всё из-за того затонувшего лайнера!

— Добрый день, — воспоминания нахлынули слишком мощным потоком, и теперь их требовалось отогнать. — Я бы хотел поговорить с Луиджи Джильди, это вы?

На том конце провода резко замолчали. Чайки и впрямь надрывались, а Марсель как наяву видел перед собой изумлённое лицо друга, замерший в одной точке взгляд и сдвинутые брови.

— Марсель? — пробормотал Луиджи. В тихую водную гладь в очередной раз за эти дни бросили крупный камень. Бултых! Брызги разлетелись во все стороны, попробуй собери… — Это ты?

— Утром точно был Марсель, — он уже улыбался до ушей, что бы там ни произошло — радость от собственной победы грела душу, а что ещё важнее — осознание, как же он чертовски рад услышать голос друга. — Сейчас — не знаю, но я очень тебе рад. Не отвлекаю?

— Нет, что ты, — несколько выкриков на незнакомом языке, шорох, птицы замолчали. — Теперь точно нет. Извини за бестактный вопрос, просто… мне сказали, что ты не помнишь… где-то последние полгода?

— Около десяти месяцев, если быть точнее. Хотя, знаешь, за последние полминуты я уже вспомнил столько, что в голове не помещается. Как твои яхты?

— Прекрасно, — Луиджи звучал растерянно, но всё равно радостно. — А я не звонил, ведь… Неважно, забудь. У тебя всё хорошо?

— Лучше не бывает, — за исключением того, что его обманывают направо и налево, всё и впрямь было замечательно. — Слушай, мы ведь познакомились в августе, да?

— Конечно, так и было. И ты, скорее всего, обо мне не вспоминал, потому что август входит в эти самые десять месяцев, — Луиджи озвучил его мысли вслух. — Ох, ну и история, голова кругом. Хочешь спросить что-нибудь ещё? Как ты вообще на меня вышел?

— Долгая история… Спросить хочу, но не тебя, — Марсель не был уверен, но всё внутри кричало о том, что Луиджи не сможет объяснить, что за чертовщину они тут устроили. Потому что, о да, не он её устраивал. Устраивал не он. — Как странно это работает… Я не столько вспоминаю, сколько знаю заново, если так вообще можно выразиться.

— И тебе очень повезло, — серьёзно заметил Луиджи. — Один мой родственник так головой приложился, что до сих пор не может есть без посторонней помощи. А ты, видите ли, знаешь!

— Ну, всего на свете я уж не знаю, — скромно сказал Марсель, и они рассмеялись. — Но кое-что и впрямь встало на свои места. Спасибо, что не сбросил звонок, кстати.

— Я бы не стал, — теперь в его голосе послышалось едва уловимое напряжение. Весы снова закачались, чтоб их… — Гм, говоришь, встало на свои места?

— Да, частично. Чем дольше говорим, тем больше, — он не мог сказать, приехал в Рим один или в компании, но глупый язык выдал сам: — Мы приехали, а буквально через пару часов ты уже вынимал пробки из бутылок.

— Угу, — пробормотал Луиджи, которого, видимо, сбило с толку упоминание каких-то пробок. После небольшой паузы он заметил ещё тише и ещё печальнее: — Рокэ меня убьёт.

Бам! Это уже не метафорический камушек упал в метафорическую воду, а с комода на пол брякнулся кошелёк. Марсель молча проследил взглядом за летающей вещью и рассеянно подумал, что это, должно быть, сквозняк.

— Извини, вот сейчас мне пора, — чересчур бодро сказал Луиджи. Интересно, он догадался, что сболтнул лишнего, или просто занервничал? — Звони в любое время. Приезжай, кстати, тоже — сам я пока вырваться не могу. Ты же хочешь побывать здесь ещё раз?

— Разумеется, именно этого я и хочу. Спасибо за приглашение, — всё-таки ведение переговоров на автопилоте — очень полезный навык: пока Марсель собирался с мыслями, он параллельно закончил разговор вежливо, весело и как ни в чём не бывало, а потом ещё и позвонил приятелю, повторно поблагодарив его за раздобытый номер. Чего не сделаешь, если привыкнешь. Справляться с потоком взявшихся из ниоткуда ярких обрывочных воспоминаний он не привык.

Они и впрямь были похожие на вновь приобретённые знания, на возрождённый навык: как если бы, допустим, ты три года назад бросил лепку из глины, а сейчас вернулся, и пальцы сами собой умело формируют будущее изделие. То же самое происходило в голове. Марсель не совсем понимал, как, но он будто вернул на полку утраченные книги — теперь он не помнил, но чётко знал, что вино было красным, Луиджи долго отказывался пить, но в итоге всё равно выпил, на лодке дул сильный ветер, римские улочки были горячими, наземные и подземные поезда — и вовсе жаркими, а ещё они опускали головы в фонтан, чтобы хоть немного охладиться… Бедный Луиджи, у него своих проблем хватает, а тут ещё чужая память… Но его невесту давно похоронили… Кому-то предназначена автокатастрофа, кому-то — морское дно… Но их достали, Луиджи рассказывал, как смотрел на бледных мертвецов… Господи, неужели всё это правда было?!

Немного придя в себя, Марсель снова ощутил острое желание поболтать с фотографией.

— Убьёт, говоришь, — он перевёл взгляд с Луиджи на Рокэ. — Это если я его предварительно не убью.

Как ни крути, очевидно было лишь одно — зря он тогда позволил этой скотине сойти с поезда. Не то чтоб он помнил о Рокэ что-то конкретное, но то, что его теперь хрен сыщешь, это факт.

========== Часть 3 ==========

Голова разболелась в первый раз после больницы, и это стало неприятной неожиданностью. Уезжать, конечно, не сегодня, но Марсель и раньше терпеть не мог головную боль, исходящую не от похмелья, а он вчера не взял в рот ни капли, хотя надо было! Надо было нажраться до чёртиков и завалиться спать, а не думать о красивых итальянских девочках! За окном барабанил дождь, Прага вымокла до нитки. Это не могло остановить Марселя от прогулки по городу. Он сильно не любил мокнуть и мёрзнуть, но не сидеть же дома, глядя в стену… Марианна ушла, а Констанс точно что-то заподозрит. Марсель на то и Марсель, чтобы трещать без умолку и всякое такое, уж это-то он про себя знал точно — ни в коем случае нельзя предаваться воспоминаниям в позе истукана, в психушку сдадут и будут абсолютно правы.

Поэтому, вооружившись таблеткой обезболивающего, плащом и зонтом, он вышел в дождь, оказавшийся, кстати, не таким уж страшным. Направился по улице, битком набитой красивыми и бросающимися в глаза зданиями посольств, сделал огромный крюк, следуя знакомому ресторанному маршруту — всё, чтобы не ходить вдоль реки, ведь там дуло сильнее и было мокрее в два раза. Безумная прогулка: скажи кто Марселю, что он будет добровольно шататься под дождём дольше получаса, он бы не поверил. Но нужно было подумать, не столько подумать в полном смысле слова, сколько «посоображать», побыть при этом одному, ни на кого не отвлекаясь. В голове царил такой хаос, что его было просто необходимо расставить по полочкам. Только вот полок не хватало, потому что за последний год — точнее, десять месяцев — произошло столько всего, что захочешь — не уместишь.

Всего раз поговорив с Луиджи и вспомнив его имя, Марсель восстановил в памяти почти всё, что знал о друге, и многое, что с ним ассоциировалось. В тумане оставались лишь их совместные римские дела, но знакомство — знакомство было как на ладони, и душераздирающие рассказы о прошлом друг друга, сразу после бокала на брудершафт… Нет, всё-таки память — отвратительная вещь. Кто же это сказал? На этот раз не Ницше?

Сложнее было со всем остальным. Складывалось впечатление, что всё это время он занимался чем-то непривычным, и оттого не получалось воплотить в голове хотя бы смутный образ. Машина билась уже на границе, и почему он оказался на границе не в поезде и не на самолёте, Марсель тоже не знал, просто раньше это его не смущало. Мало ли, где…

Прямо в ухо прокричали что-то на чешском, и Марсель вернулся с небес на землю — оказывается, ноги принесли его к знакомому бистро, а там какие-то добровольцы концерт давали прямо на пороге. Ну надо же, он, задумавшись, чуть мост не перешёл. Ничего оригинального не пели — каверы на известные композиции на разных языках, но выходило интересно, и он остановился послушать, пока зонт окончательно не прошило этим железобетонным дождём. На ступеньках сидели вчерашние студенты (а может, и сегодняшние) и, пряча инструменты под навесом, голосили песни. Может, не очень профессионально, зато с душой… Но откуда ему знаком этот порог? В такие заведения Констанс ни ногой, а как ещё…

— Out of my life, out of my mind, — надрывался остроносый блондинчик, микрофона у него не было — был пустой бокал в руке для комического эффекта, но пел неплохо. — Out of the tears we can’t deny… We need to swallow all our pride and leave this mess behind…

Известная песня, почему бы и нет. Марсель какое-то время постоял рядом, неожиданно для себя радуясь тому, что его тут никто не знает. Можно стоять себе с каким угодно лицом, хоть задумчивым, хоть потерянным, и не выпадать из привычной картины мира своих близких — они-то попросту этого не видят. Ему и самому, по правде, не улыбалось долго страдать и ходить с постной рожей, но раз уж ходится — почему бы и нет?

— Out of my head, out of my bed…

— Не хочу показаться грубым, но кто так играет? — Рокэ наконец соизволил посмотреть на самодельную сцену, и, признаться, хорошо, что его оттуда не слышали. — Это не так уж трудно, и я даже не профессионал…

— Всё-то ты знаешь, — всплеснула руками Марианна, передавая бокал через стол. Марсель принял его в руки, заинтересованно следя за перепалкой; интерес к алкоголю как-то поутих. — Сыграй сам… Может, и споёшь заодно…

— Ещё чего. Я так делаю, только когда напьюсь, — все присутствующие дружно потянулись к бутылке, чтоб налить ещё, и он засмеялся. — Нет.

— Я протестую, — заметил Констанс, аккуратно складывая салфеточку вчетверо. Вот уж кто смотрелся в дешёвом бистро, как совершенно неуместный человек. — Вы обещали.

— Обещал, но вам, а не всем случайным посетителям заведения. Название которого я, к слову, даже не помню.

— Подсказать? — Марсель без запинки выговорил хитровымудренное местное название и сам удивился, как это сделал.

— Предатель, — протянул Рокэ, глядя на него поверх бокала. Потом опрокинул залпом и, под радостное восклицание Констанса, быстро поднялся — надо предполагать, пока не передумал. — Вы так уверены, что мне дадут гитару в руки, а не гитарой по голове? И учтите, на английском петь не буду…

Никто в маленьком зале не возражал; впоследствии выяснилось, что некоторые даже знали испанскую версию, которая слегка отличалась по тексту, но не по смыслу.

— Esto es final, sabes, no oigo tus mentiras esta vez, te dejo sola con tus lágrimas falsas…

Как странно один текст накладывался на другой, почти как воспоминания. Словно мощное дежа вю, чувство непричастности к настоящему моменту выбивало из колеи, и даже если б дождь усилился и ливнем окатил Марселя с ног до головы, он бы почувствовал вряд ли — он едва был здесь, застряв на границе прошлого и настоящего и изо всех сил ловя подробности. К сожалению, кто-то толкнул его локтем в бок, и страшная в своей реальности, почти осязаемая иллюзия развеялась, как наваждение, как дым; в голове лишь застряли испанские куплеты, словно он слышал их сотни раз и мог повторить по памяти в любое время суток. Olvídame, olvida los momentos pasamos juntos…

*

— Вы меня напугали, дорогой друг, — укоризненно вещал Констанс, глядя на него снизу вверх и протягивая полотенце. — Впрочем, нет, идите сразу в горячий душ и переоденьтесь во всё сухое, вы же вымокли до нитки! Как так можно?

— К сожалению, дождь мокрый, — развёл руками Марсель, которому почему-то стало смешно. — И так вышло, что я оказался прямо под ним — потому что небо находится над головой…

— Я рад слышать в вас именно вас, а не кого-то иного, но это никак не поможет вам скорее высохнуть, — сбить хозяина с пути истинного не под силу никому. — Даже не вздумайте сопротивляться, я сейчас же займусь горячими напитками.

Ну он же не дурак, в самом деле, отказываться от такого рая на земле. Тепло и уют и впрямь помогали отключать мысли, хотя ещё не факт, что это было именно тем, в чём он нуждался. Как же жаль, что сейчас нет никакого дела, неожиданно для себя затосковал по работе Марсель — вот бы что отвлекло… А так придётся прикидываться, что у него всё прекрасно и никаких вопросов.

Может, сослаться на усталость и тихонько посидеть наверху? Как же… Раньше срабатывало безотказно, но то было до аварии. Никому в голову не приходили всякие гадости, а теперь вот приходят. Осознавая, что те редкие моменты, когда он и впрямь не хочет никого видеть, выпадают в такое неудачное время, Марсель едва не взвыл — быть тем самым весёлым парнем замечательно до той минуты, когда тебе не захочется кого-нибудь покусать, а деться будет некуда. Но он же не мог позволить себе кидаться на людей, на друзей — тем более, что б они там ни задумывали в его отсутствие!

Неужели раньше жизнь была такой уж беззаботной, что его это не волновало? Значит, произошло что-то переломное, и не факт, что в лучшую сторону, но что?

Чем дольше он думал и злился, тем очевиднее ниточки сходились в одной точке, подобно световым лучам фонарей, изо всех сил старающихся показать ему, где лежит потерянная вещь. В голове постепенно созревал новый план, осуществить который не помешала бы ни работа, ни постоянные разъезды — скорее, всё это было бы на руку. Решено, как только он покинет Прагу…

— …нагрел вино, — сообщил Констанс, ставя на стол высокий прозрачный бокал с ручкой причудливой формы — вероятно, кто-то когда-то подарил. — Взял на себя смелость подмешать туда немного имбиря и корицы. Конечно, не глинтвейн, но, согласитесь, и не дождь!

— Бесспорно. Дождь — это ужасно, — капли забарабанили по окнам сильнее, словно услышали и обиделись. — На него надо смотреть из дома, а не бегать по улицам. А вот тот, кто придумал глинтвейн, определённо гений.

— Только мы никак не узнаем, кто, — заметил Рокэ, развалившись в кресле напротив с такой же кружкой, но наполовину пустой. Он умудрялся одновременно выглядеть частью этого дома и страшно выбиваться из интерьера, что, впрочем, никого не возмущало, даже древнего изобретателя глинтвейна, окажись он по случайности здесь. — Мне доводилось слышать версию о древних римлянах, но, откровенно говоря, древним римлянам не было нужды вино греть — у них и так тепло… Вот Северная Европа…

— Все дороги ведут в Рим, — патриотично заметил сидевший с ногами на диване Луиджи. — И не только. Античность — колыбель европейской культуры, иногда мне кажется, что изобретение телевизора тоже готовы приписать древним грекам…

— Как ты быстро перешёл на греков, — возмутился Марсель и едва не утопил в кружке кусочек сушёного лимона. — Хотя, пожалуй, сообщать о жертвоприношении Дионису в вечерних новостях было бы куда удобнее. Бедные древние греки, сколько утраченных возможностей!

— О чём это вы? — поинтересовалась Марианна, появляясь на пороге с небольшим подносом. Она была в том самом платье, в котором танцевала… минуточку, она ещё не танцевала…

— О том, как в колыбели варили первый глинтвейн, — заявил Рокэ и залпом допил оставшееся.

— …и тогда стали добавлять пряности, — воодушевлённо вещал Констанс. Марсель порадовался, что хозяин дома смотрит в бокал, и сам перевёл взгляд на пустые стулья и незанятый диван. Дежа вю. Усиленное дежа вю. А в тот раз имбиря было поменьше… — Насколько мне известно, единого рецепта нет, ведь каждый добавляет то, что его душе угодно, но если вы спросите меня — без имбиря, корицы, кардамона гвоздики и кусочков фруктов даже говорить не о чем! Согласитесь?

— Воистину, — Марсель внимательно посмотрел на коричную палочку, нагло торчащую из бокала, и зачем-то сдвинул её пальцем на полсантиметра правее. — Но и без пряностей вполне неплохо. Кстати, Констанс…

— Да, друг мой?

— Вы сильно расстроитесь, если не проведёте прощальный ужин? Я бы хотел уехать пораньше, не в обиду вашему гостеприимству. Появились дела…

— Я страшно обижусь, — ответил хозяин дома, — и никогда-никогда не забуду, как скоро вы нас покинули.

Спорить с ним было страшновато, и Марсель согласился потянуть ещё один день. Пренебрегать столь приятным расположением было грубо и глупо, а билетов он пока не покупал — значит, сиди и располагайся дальше.

Марианна, вернувшись и расправив в прихожей зонт, тоже не сильно обрадовалась его отъезду. Марселю показалось, что, помимо обычной тоски расставания, её беспокоит что-то ещё, но чем дальше в лес — тем больше ему кажется.

— Появились дела, — повторил он и не смог сделать ни шагу в сторону, угодив в дружеские объятья. От её волос пахло дождём и немного — фруктами, что невольно напоминало о глинтвейне с его пряностями.

— Какие же? — ресницы щекотно прошлись по его шее. Иногда так бывает, что чужую улыбку чувствуешь кожей, даже не глядя в глаза.

— Очень важные и безумно интересные, — заверил её Марсель. — Не говоря уж о том, что с работой я разделался. В этом городе уж точно.

— И что же, уезжаешь? Прямо сейчас? — она и впрямь переживала, если не лгала очень искусно, и Марсель покорно проследовал наверх, запоздало порадовавшись, что прибрался в своей спальне — весьма условно, но хоть как-то. — Не может такого быть.

— Не сейчас, завтра вечером. Неужели думала, что твой супруг меня отпустит?

— Ты мог уйти, никому не сказавшись, — ровно ответила Марианна, присаживаясь на край кровати лицом к окну. Он сел рядом, в равной степени готовый и поболтать, и поболтать без слов.

— Я-то?

— Ты. Никто не ожидал, но однажды ты так уже сделал, — грустная улыбка проступила на её лице, растворяя маску равнодушия. Марсель слегка растерялся — он оставил всякие попытки узнать что-то от неё, и вот подруга сама, по доброй воле, намекает на что-то, что он определённо забыл. — Удивлён?

— Немного. Значит, у меня были причины, — хотелось бы верить в это, а не в то, что он смотался на юг и там сошёл с ума, из-за чего теперь видит галлюцинации. — Душа моя, определись, пожалуйста, ты со мной разговариваешь или нет? Я не настаиваю.

— Так и знала, ты собрался выяснять всё сам, — она резко вздохнула и, соскользнув с кровати, сменила позу, оказавшись у него на коленях, спиной к окну. — Если не уже… потому и бросаешь меня здесь…

— Никто тебя не бросает, — для большей убедительности Марсель обнял её за талию. — Не подозревай меня в подобных гадостях. Вернусь же! Сюда грех не вернуться. Впрочем, если ты будешь в Дрездене, я с удовольствием вернусь в Дрезден. Никогда там не был, кстати.

— Мне больше нравится Прага, — шепнула Марианна, нежно касаясь губами его шрама над бровью. — Здесь хорошо. Здесь произошло много хорошего… Жаль, что нельзя так жить всегда…

— Должно быть равновесие, — задумчиво отозвался Марсель. — Даже в этом. Если бы всегда всем было хорошо, это стало бы смертельно скучно… Терпеть не могу страдать, но зато потом все развлечения становятся ярче в разы.

— Ты прав… — Марианна слегка склонила голову, собираясь поцеловать его в губы, и устроилась поудобнее, чтоб не соскользнуть с колен, но остановилась, глядя куда-то в сторону двери. А они дверь закрыли? Похоже, что нет.

— Ни в коем случае не хотел прерывать ваши упражнения в эквилибристике, — негромкий голос, явившийся средоточием мирового сарказма и убийственной иронии заодно, Марсель узнал сразу. На этот раз узнал. — Но, боюсь, уже прервал. Марианна, Коко ищет тебя внизу. Ищет и не находит, бедняга, я решил ему помочь…

— Спасибо, Рокэ, — улыбнулась Марианна, обвивая руками шею Марселя. — А ты вовремя.

— Я не бываю не вовремя. В противном случае, меня просто нет, — Марсель не выдержал и обернулся, стараясь не уронить Марианну, и изобразил самый укоризненный взгляд, на который был способен. Надо признать, у Рокэ это вышло лучше. — Ну что? — переспросил он, скептически вскинув бровь.

— Ничего. Я хочу тебя треснуть.

— Бей сразу в голову, — посоветовал Рокэ и широко ухмыльнулся: — Людям, оказавшимся в одной лодке, проще друг друга понять…

— Не вздумайте драться в моём доме, — пригрозила Марианна. — Я сейчас спущусь, но если хоть звук…

— Не будет ни звука, я здесь ненадолго. Ближе к ночи вернусь, — он резко развернулся и скрылся в коридоре, шаги затихали на лестнице, на первом этаже — как всегда при гостях — зачирикали птички Констанса.

— Хорошо, что ты ещё не уехал, — подытожила Марианна, ускользая из объятий и поправляя воротник. — Пойдём вниз, наверняка Констанс хлопотал об ужине.

— Хороший расчёт, — поправил Марсель. — Совместными усилиями, надо полагать.

— Что с тобой? Не злись.

— Я не могу не злиться, — прозвучало странно, но ведь правда же. — Не грусти, не на тебя. Наверное… Что за военная кампания? Мне теперь нельзя уехать из Праги?

— Но ты же хотел знать правду! — всплеснула руками Марианна.

— Я бы преотлично узнал её сам, раз он так не хочет меня видеть!

— Не кричи, — она слегка охрипла, и это остудило пыл. В самом деле, разорался… — Я знаю, что ты звонил Луиджи… Рокэ бы не приехал, если б не хотел…

— А сразу нельзя было? — Марсель улыбнулся как можно естественнее, прекрасно понимая, что Марианна не виновата. Она нахмурила брови:

— Сразу?

— Сразу. В поезде. Я не говорил? Мы оказались в соседних купе, — отрешённое молчание подталкивало к продолжению рассказа. — Естественно, я ничего не понял… Хотел познакомиться заново… Не то чтоб меня сильно задел отказ, но потом я нашёл эти фотографии. Да он же просто удрал, — Марсель уже понимал, что иначе быть не могло, но если б он не начал говорить — не смог бы этого вспомнить, узнать заново. — Ближе к ночи — это когда? Я готов хоть на три прощальных ужина, вопросов у меня хватает.

— Это тогда, когда будет нужно, — Марианна вздохнула и поправила локоны, что показалось несколько нервным жестом. — Послушай… Вы ещё наговоритесь, но я возьму на себя смелость сказать то, что Рокэ никогда не скажет… Или нет, я вообще не знаю, что скажу, но не могу не сказать. Ты имеешь полное право обидеться на всех нас, но мы хотели, как лучше… Ты говоришь, соседние купе? Я бы ни за какие деньги в мире не согласилась оказаться на месте Рокэ. Он сделал всё, чтобы ты больше никогда не сталкивался… с тем, с чем столкнулся, и тут ты просто появляешься рядом!

— Не тревожься, прошу тебя, — она и впрямь дрожала, как осиновый лист. — Какие страшные тайны, я, честно, верю, но Марианна… я без понятия, с чем я там столкнулся. Я не помню ни черта.

— И не помнил бы! — воскликнула она, вскинув голову. По щекам потекли слёзы. — Чего б тебе стоило не вспоминать!.. Хоть кто-то жил бы весело и спокойно… Мы так тебя за это любили и любим сейчас… Ты был словно из другого мира, самый весёлый и лёгкий человек. Тебе не было места рядом с нами, ты сделал его сам… И как всё кончилось? Я думала, что сойду с ума! Мы стояли, как истуканы, и думали, что ты умер, пока Рокэ вытаскивал тебя из горящей машины…

— Подожди, — голова шла кругом, поскольку каждое её слово пробуждало прошлое, сталкивало с вершины горы здоровенную неостановимую лавину. А ещё надо было, чёрт возьми, успокоить плачущую женщину. Марсель сделал шаг вперёд, и она сама опустила голову ему на плечо, держа руки безвольно опущенными вдоль тела. — Тише, тише…

— Ты вспоминаешь?

— В общих чертах. Если вдуматься, такое трудно забыть, — настроение, образы, атмосфера, дурацкие навязчивые мысли и повторяющиеся идеи теперь вертелись в голове, но даже при желании Марсель не смог бы связать их в одно целое. — А «мы» — это кто? Ладно, извини, неважно… В конце концов, мне теперь есть к кому пристать…

— Марианна! — вместе с Констансом прокричали его птички. — Дорогая, это не может ждать, у нас остаётся так мало времени до ужина, а поваров я отпустил! Ты поможешь мне с соусами, дорогая?

— Иду! — отозвалась Марианна, резко отстраняясь. Вблизи её глаза казались совсем огромными, но слёз в них уже не было — ни слезинки. — Пожалуйста, не принимай близко к сердцу всё, что я наговорила. Но мне показалось это важным. Ты ведь совсем не помнишь Рокэ, он может показаться… резким или немного злым. Или очень злым, но на самом деле всё не так…

— Я помню, — поняв, что это чистая правда, Марсель сначала фыркнул, а потом и вовсе рассмеялся. — Не переспрашивай, я, кажется, его отлично помню. И знаешь что? Всё ещё мечтаю треснуть чем-нибудь тяжёлым.

*

Ужинали втроём, поскольку Рокэ так и не явился, и только его оставленная в качестве залога сумка давала понять, что это был не мираж. Констанс был умышленно задобрен привезёнными в подарок семечками для птиц, каковые здесь не продавались, и только поэтому хозяин не бушевал, хоть и повторил несколько раз, что страшно обижен. Марсель попытался вытянуть из него что-нибудь ещё, но старый добрый Коко был непреклонен — с достоинством не вмешивался в то, что его не касалось.

— Вы знаете, — добавил он перед тем, как покормить птичек и уйти спать, — я всегда рад гостям, разумеется, если они мои добрые друзья. Неважно, сколько вы потеряли и сколько приобрели, друг мой, вы можете прийти ко мне в любое время суток — естественно, если я сам не в отъезде, увы, такое бывает…

— Спасибо, — растроганный Марсель посмотрел ему вслед, потом одумался. Что ж такое, как на войну провожают. Марианна наговорила всяких ужасов и тут же попросила забыть, Констанс прочёл прощальную речь, как будто отпевание. Вся надежда на Рокэ, и, будем откровенны, весьма сомнительная эта надежда. Либо получишь голой правдой по лицу, либо свихнёшься на самом деле и отправишься сколачивать себе гроб.

Входная дверь подала признаки жизни уже за полночь. Из-под накрытых тканью на ночь клеток кто-то несмело чирикнул полтора раза, но на него шикнули.

— Не бейте посуду слишком громко, — прошептала Марианна, снимая с полки бокалы, которые они только что вымыли и поставили на место.

— Я ничего не обещаю, — отшутился Марсель. За последние часа два он уже смертельно устал отшучиваться, потому что… да чёрт возьми, слишком многое толкалось в голове, а он не мог вываливать это всё на гостеприимных супругов! Неважно, на кого, всё равно вслух не выйдет — забытые ощущения кололи пальцы и нетерпеливо выбивали дробь в висках, мол, вспоминай, вспоминай, ты был таким-то, ты делал то-то… Утешало, что он не слетал с катушек и, в принципе, вёл себя как обычно. Не утешало, что приходится переваривать это всё сейчас.

— Не надо. Разбудите Констанса и птичек, — настаивала Марианна, комично скрестив руки на груди и подойдя к нему вплотную.

— Ради твоих птичек — что угодно. Тогда обещаю, — они случайно соприкоснулись носами, и это вышло безумно мило.

— Нежности, — протянул Рокэ, проходя мимо них в гостиную. — Омерзительно.

— Я тебя укушу, — заметила ему вслед Марианна. — Очень больно и жестоко…

— Жду с нетерпением.

— А сейчас я ухожу спать, и только попробуйте подраться, — наказала хозяйка и исчезла на лестнице, умело огибая птичьи клетки в полутьме. Марсель немного помедлил, выбирая вино, но ему было всё равно, что пить, так что процесс сильно не затянулся. Память продолжала вести себя отвратительно — он безошибочно определил любимое кресло Рокэ, но совершенно не знал, что ему сказать.

То есть, знал, но Марианна же попросила не ругаться.

— Наливай себе, я не буду.

— Так уж и не будешь?

— Пока незачем, — Рокэ проследил за тем, как он наполняет бокал, но больше ничего не сказал. Марсель уже догадался, что ждать можно до бесконечности, однако так и не придумал, с чего начать. Разве что с начала, но что делать, когда начал было как минимум два?

— Я страшно обижен, — тогда начнём с главного. Интонация получилась — нечто среднее между матушкой и Коко. — Почему ты в поезде ничего мне не сказал?

— Не хотел и не собирался, — объяснил Рокэ, опираясь на левый подлокотник и прямо глядя на собеседника через стол. — Потому и не сказал. Согласись, логично.

— Не соглашусь, потому что мне это не нравится, — пошёл в атаку Марсель, не преминув перед этим глотнуть вина — не столько перед разговором, сколько после мыслей. — Ты же меня узнал…

— Тебя трудно не узнать. Если грустно, можешь считать это комплиментом. Но я всё ещё не понимаю, с какой стати должен был что-то предпринять. И как ты себе это представляешь, скажи на милость? Поверил бы первому встречному незнакомцу?

— Смотря во что…

— Да хоть в Санта-Клауса. Марианна так старалась, чтоб ты ничего обо мне не услышал, было бы свинством пустить её старания насмарку.

— А заставлять её врать — не свинство?

— Самое настоящее, — Рокэ улыбнулся одними губами. — Свинство, издевательство, подлость, дрянь. Решение было общим, но идея принадлежала мне, так что повторю тебе то же, что сказал остальным: если совесть слишком хрупкая, валите всё на меня. Марианна солгала? Умничка, но я её об этом просил. Коко снял фотографии со стен? И отлично придумал, я не догадался, что мелькаю на них чаще положенного. Виновник найден, можно спокойно отчаливать домой.

— Как бы не так, — возмутился Марсель. — Ты и впрямь думаешь, что я этим удовлетворюсь? Что случилось на самом деле и чем я, чёрт возьми, занимался эти полгода?

— Не думаю, так… робко надеюсь, — нет, он издевается. Странно, если б не контекст, Марсель был бы счастлив это слышать. — Я тебя уже много раз просил не лезть не в своё дело и вообще отстать, грубо говоря. Душа болит уже от одной мысли о том, что придётся повторять всё это заново…

— О, не утруждай себя, отстану я нескоро.

— Либо пей больше, либо успокойся, — сухо сказал Рокэ, не сводя с него взгляда. — Марианна просила обойтись без истерики, так что постарайся держать себя в руках.

— Я абсолютно спокоен, — светски улыбнулся Марсель, — за исключением того, что меня все обманывают. Мне так не нравится. Такое ощущение, что я кого-то убил, а вы почему-то никак не можете в этом признаться.

— Масштабно, — заметил собеседник. — Даже слишком. Нет, обошлось без трупов.

— Страдаю, между прочим, — давить на жалость — тоже способ. — Слишком много информации на мою бедную голову. Она теперь снова болит.

— Так перестань выклянчивать информацию, и всё у тебя будет замечательно, — ухмыльнулся Рокэ и, мать его, был прав. Ошибочка вышла.

— А это уже от меня не зависит! Куда ни глянь — везде что-то о чём-то напоминает. Дежа вю, конечно, звучит красиво, но я же рано или поздно всё вспомню и…

— Ты бы ничего не вспомнил, если бы тебе не помогали.

— Я бы рано или поздно заметил несостыковки и начал искать, причём в первую очередь — тебя!

— И не нашёл бы. В отличие от нашего друга Джильди, я свои номера где попало не оставляю. К тому же, это произошло бы много лет спустя. Стал бы ты копаться в прошлом, будучи, скажем, состоятельным владельцем компании и счастливым семьянином?

— Нет, но сейчас я стал, — разговор не заходил в тупик, он просто бился, подобно теннисному мячику, из одного тупикового угла в другой. Марсель выпил ещё, он не закусывал и не собирался, и попробовал ещё раз с нуля: — И что в этом такого страшного? Что именно я, по-твоему, знать не должен?

— Всё, что с тобой приключилось с мая по февраль, — неожиданно ответил Рокэ, продолжая сидеть неподвижно, как шедевр мировой скульптуры. — Переговоры, поездки, преследования. Хуана, Антонио, Карло, Луиджи, Юлию, Елену, меня. Ответил на вопрос?

Ответил, ещё как. Каждое имя звучало подобно спусковому крючку, вызывая в памяти невнятный, но неостановимый всплеск, заставляя невидимые весы не просто колебаться, но полностью выходить из-под контроля.

— Вспоминаешь? — знакомый голос доносился будто бы сквозь толщу воды. Воды, которая до сего дня лежала себе тихо, но была готова бурлить и пениться, как море в шторм. — Иногда было весело. Иногда — нет. Начиналось всё проще, чем закончилось, но тебе чертовски повезло не только выжить и не остаться инвалидом, но и избавиться от всего, что тебя связывало с этой угрозой. Тебя никто не заставлял и ты никому не должен, так зачем лезть обратно в пекло?

— Вспоминаю, но медленнее, чем ты говоришь… — какая хрупкая ножка у бокала, вот-вот разломается на части. — Ладно, допустим, мне так лучше, но неужели я там никому не нужен?

— Не нужен.

— Не верю. Настолько не нужен, что вы все дружно решили оградить меня от опасности? Какой, кстати, опасности?

— В данную минуту — никакой. А так, не знаю, это не ты ли на машине подорвался? Думаешь, это просто так произошло?

Может, он что-то ответил, может — нет. Бокал снова был пуст, а в ушах звенела музыка ветра. Или как называется эта штука, которую над дверью в магазине повесили? В каком магазине, почему он опять оказался чёрт знает где?

— Хорошо, — снова дом Констанса и Марианны, снова ночная Прага. Марсель аккуратно поставил пустой бокал на краешек стола. В голове не то чтоб прояснилось — стало абсолютно пусто. — Я жутко болтливый и неуместный, толку от меня ноль, я всех раздражаю, и в первую очередь — тебя. Почему бы не избавиться от меня более простым способом? Пулю в лоб, столкнуть на рельсы?

Ещё не договорив, он понял, что несёт что-то не то, но дело довершил алкоголь, смешавшийся с одолевающими изнутри противоречивыми эмоциями. А чем не выход, раз всё так мрачно сложилось? Рокэ молчал, глядя на него так же пристально, как в поезде, потом медленно провёл ладонями по закрытым глазам, снова посмотрел в упор.

— Ты это серьёзно?

— Чисто теоретически, — что-то в тихом голосе заставило Марселя рвануть на попятную. — Нет, вообще не серьёзно. Прости. Я правда не знаю, что происходило и происходит, и… И я же не пойму, пока кто-нибудь не объяснит. Но это можешь только ты…

— Я всё ещё не хочу, — он резко поднялся и вернулся со вторым бокалом. — Налей… Было очевидно, что кончится этим.

— Чем? Вином?

— Нет. Мне следовало понять ещё в вагоне, что просто сойти с поезда не получится. Вечно ты навязываешься так, что не избавиться, — Рокэ сказал это на удивление монотонно, как будто не отчитывал и не издевался, а просто констатировал факт. Впрочем, наверное, так оно и должно было звучать.

— Это сильно плохо? — уточнил Марсель, пожалуй, впервые в жизни чувствуя некоторую вину за свою настырность. — Я кому-то этим навредил?

— Нет, — он странновато улыбнулся, как будто передумал на полдороги, и поставил бокал на подлокотник кресла. Боже, ну конечно, на подлокотник, куда же ещё.

— Тогда рассказывай. Я готов, — храбро произнёс Марсель, не очень-то ощущая эту самую храбрость изнутри, но любопытство было сильнее. В коридоре снова чирикнул какой-то певучий воробей с хронической бессонницей и тут же заткнулся.

— Прошлой весной убили одного из моих подчинённых, — Рокэ так долго говорить отказывался, что теперь эти слова казались громом среди ясного неба; впрочем, учитывая суть, они были бы таковыми и в более мирной обстановке. Он говорил не медленно и не быстро, разглаживая этикетку на полупустой бутылке и смотря куда-то на край стола, левее глаз слушателя. — К сожалению, очень не вовремя: он помогал вести переговоры с нашими партнёрами, самыми важными на тот момент партнёрами — владельцами главной местной газеты. Дело было недалеко отсюда, в Брно. Марко не вызывал подозрений, так как числился известным журналистом, и у него было достаточно опыта, обаяния и денег, чтоб никто после пары встреч — разумеется, выданных за рабочую текучку безо всяких последствий — не заподозрил, что несчастный случай у реки — вовсе не несчастный случай. Заказное убийство одной политической сволочи должно было пройти тихо и незаметно.

— И оно прошло?

— Конечно. Я нашёл замену, и мы успели договориться даже на три дня раньше, чем планировали, — Рокэ выжидающе заглянул ему в лицо: — Дальше сам?

— Это был я, — растерялся Марсель. Ответ лежал на самой поверхности воды, стоило лишь ткнуть его носом… Он точно забывал? Как будто это произошло вчера. — У меня были знакомые в этом издательстве, и…

— Опыт, обаяние и деньги, совершенно верно.

— Помню, как я с ними говорил, но что именно? Я знал, что собираюсь покрывать убийство?

— Конечно, знал. Я сразу тебе сказал, рассчитывая, что ты как порядочный человек струсишь и сделаешь вид, что ничего не слышал.

— И что я?

— Оказался непорядочный.

— Вот как… И это убийство, оно прошло гладко? Никого не посадили?

— Как видишь, я здесь и даже не в тюремной робе, — любезно пояснил Рокэ. — Да, прошло. Если ты ещё не припоминаешь, это можно назвать своеобразной работой по найму. По отдельности: нас можно нанять и мы можем убить, но за хорошие деньги и по предварительной договорённости с заказчиком. Чаще всего это политики, предприниматели или журналисты (я и про клиентов, и про их цели). Мы также позволяем себе не браться за заказы, откровенно не стоящие того. По некоторым сволочам могила плачет, других же заказывают из-за личной неприязни, если у заказчика размеры кошелька — единственное преимущество, мы можем отказаться, и пусть нанимает себе любого уличного головореза.

— Это легально?

— Нет. Нелегальная, международная, проверенная и знающая своё дело сеть — и потому безнаказанная. Мы всем рано или поздно нужны, пойди что не так — во многих странах Европы нас вытащат те, кто должен был засадить за решётку.

— И кто у вас главный? Ты?

— Частично… Есть и поглавнее. Не хочешь спросить про Марианну?

— Информация, — догадался Марсель. — Обхаживать таких богатых клиентов — никуда не денешься, будешь знать всякое… А что у неё было раньше? Ладно, это личное… Подожди, а Констанс в курсе?!

— Частично, — повторил Рокэ, слегка улыбнувшись. — Скажем так: он знает почти всё, за исключением того, что пару раз Марианна убивала. Сошлись на том, что это был случайно оказавшийся рядом я. Мне можно…

— Луиджи занимается оружием и транспортом, верно? И ещё… и что-то ещё.

— У него неплохие связи с итальянской мафией. Иногда нужны не элитные убийцы с претензиями (это про меня, если что), а банда потомственных головорезов, хорошо знающих местность. Впрочем, обычно мы объединяемся.

— Круто, — пробормотал Марсель и откинулся на спинку кресла. Удивительно, как она не покачнулась, ведь всё вокруг так миленько плыло. Ну чисто качели. А они за разговорами выпили куда больше, чем казалось. Раньше не замечал…

— На сегодня хватит.

— Не-ет, ещё чего. Ты же только начал! Сейчас ка-ак уедешь и… и нет тебя…

— А потом ты выскочишь из-за угла, удирая от очередной психованной любовницы, — возмутился Рокэ и пнул его под столом. От неожиданности Марсель подпрыгнул и икнул. — От тебя хрен спрячешься, знаешь что?

— А тебя хрен отыщешь! Равновесие, разве нет?

— Тихо, не ори… Всеспят. А мы всё пьём. Не многовато ли информации на твою, гм, бедную голову?

— Этого хватит, я вспомню… постепенно… если получится. Я без понятия, как это работает, — признался Марсель. — Но можно теперь немного с конца?

— Погоня, — Рокэ придвинул своё кресло к столу и разложил в непонятном порядке две пробки и одну крышечку, которая, кажется, принадлежала банке из-под птичьего корма. — Вот это мы с Луиджи, а это — злобные древние римляне, которые хотят нас убить.

— За глинтвейн? — переспросил Марсель, пытаясь понять, кто из них сильнее пьян.

— Допустим, за глинтвейн. Мы с Луиджи доехали до моста, — мостом послужила скрученная в трубочку салфетка. Она постоянно разваливалась, и Рокэ пришлось замотать её другой салфеткой, дополнительно обозвав скотиной и мразью. Марсель не мог возражать, поскольку помогал держать салфеточный мост и вообще был уверен, что они заняты безумно серьёзным делом, хотя оба пять минут не могли найти пробку, лежавшую прямо посреди стола. — Потом он вышел, и я поехал один. Они должны были отстать, но почему-то…

— Пристали?

— Пристали.

— Как я?

— Как ты, один в один. Так вот, я от них уезжаю… а они никак не сворачивают…

— Вот сволочи, — прошептал Марсель, шмыгнув носом. — Ка-ак так можно?

— И не говори! В общем, нагоняют, — Рокэ придвинул одну пробку почти вплотную к другой, потом передумал и увеличил дистанцию между ними. В дело пошла крышечка. — И тут приезжаешь ты…

— На крышечке?!

— Да… Нет! Ты же не идиот. Ты приехал на машине.

— Слава Богу… и откуда?

— Вот отсюда, — крышечка проскрипела от угла стола к самому центру, где торчали пробки. — Ты их подрезаешь и… вы бьётесь. А я ещё еду.

— Чего-то ты долго едешь…

— Так я же впереди! Сначала обрадовался, что оторвался, потом вижу — что-то не так. Ну, знаешь, — Рокэ оторвался от стола и театрально развёл руками, — взрывы такие… Пшшш.

— Кошмар, — Марсель таращился на метафорические взрывы во все глаза. — Больно, наверное?

— У себя спроси. Эти мрази уцелели и полезли добить меня — не уследили в темноте за номером, решили, что попали… Не убили меня только потому, что в машине оказался ты. И быстро слиняли, поскольку поняли — зашибли невинного гражданина…

— А я что, умер?!

— Марсель… ты сегодня такой болван…

— Чёрт, и впрямь… Я же здесь.

— Конец, — завершил Рокэ и звякнул крышечкой об стол. Марсель крышечку отобрал и бережно переложил на салфетку: сам о себе не позаботишься — никто не позаботится. — Так что ты никого не убивал. Сам чуть не убился, но это тебе в голову не пришло.

— А зачем я это сделал? — пробормотал Марсель, подпирая голову кулаком и гоняя по столу пробки. — Я пока не помню. Ты не знаешь?

— О, я бы очень хотел узнать, но одно тебе точно скажу — тебя никто об этом не просил. Тебя вообще там не должно было быть! В этой крышечке…

— Рокэ…

— Иди к чёрту. В машине.

— Но зато все живы, — обрадовался Марсель. — Тебя же не сбили? И меня не сбили, вот он я! И даже эти уроды, мрази, ублюдки живы!

— Да чтоб они сдохли, — поморщился Рокэ, одним махом убирая со стола все пробки, крышки и салфетки. — Тоже мне… дети божии… если и так, то явно приёмные.

— Я больше не буду подрываться на крышечке, честное слово, — прошептал Марсель как можно убедительнее, вцепившись ему в плечо. — Теперь ты можешь взять мою визитку.

— Нужна мне твоя визитка…

— Очень нужна. Сейчас схожу, подожди…

Далеко он не ушёл — стоило подняться на ноги, как пол качнуло не хуже дурной лодчонки в шторм, а потрясающей пестроты мебель Констанса решила поиграть в красочный калейдоскоп. Сначала было неприятно, но потом стало очень весело. Калейдоскоп успокоился, затем снова пустился в пляс — в ход пошли стены и шкафы… Затем под головой очутилось что-то мягкое… Господи, зачем он так нализался? Нервы успокоить? Ну… ладно.

— Рокэ…

— М?

— Мы где?

— В гостях, — в глазах прояснилось, и Марсель смог его разглядеть, слегка повернув тяжеленную, прямо-таки чугунную голову. Рокэ сидел на краю дивана, скрестив ноги, и допивал вино из горла.

— А мы лежим?

— Это ты решил полежать. На полу. Пришлось наняться грузчиком… но мне не впервой…

— Рокэ, — Марсель протянул руку и с третьей попытки схватил его за локоть. — Знаешь что… Вот что бы ты без меня делал?

Рокэ прищурился, внимательно глядя на него, зачем-то кивнул и рассмеялся:

— Я бы, наверное, закусывал… Спокойной ночи.

========== Часть 4 ==========

Главный вокзал Праги этим утром казался особенно красив, возможно, потому что у него не было похмелья. На модерновых башенках устроились птицы, на бордюрах — люди с чемоданами, на душе — тоска… Ну, не совсем тоска, так — лёгкое замешательство с привкусом алкоголя. Провожали Констанса, отбывавшего по делам в Будапешт. Там у него, насколько помнил Марсель, было несколько прибыльных заведений, нуждающихся в хозяйском внимании. Ни один из тех домов не был столь приятен, как пражский, но там и нельзя было перекантоваться по-дружески — всегда занято другими клиентами.

Наблюдая за тем, как супруги сосредоточенно разговаривают о чём-то в полуметре от скамьи, Марсель подумал, какой же всё-таки забавный этот Констанс. Исключительно внешне. Пару раз добрый друг злился в его присутствии, превращаясь в злобную фурию, но это лишь подтверждало правило. Марианна вон тоже не та, кем кажется… Вернее, та, просто с дополнительным источником дохода, если можно так назвать… Боже, да сплошная мафия кругом. А сам? Сам не лучше. Не то чтоб в голове воцарился идеальный порядок, но Марсель прекрасно помнил эту знаменательную сделку. И сами переговоры, о да, переговоры прошли блестяще. То ли потому, что он схватывал на лету всякие интересные криминальные делишки, то ли потому, что вовремя заметил у Рокэ пистолет.

— Гм, может, я чего-то не понимаю, — от звука собственного голоса хотелось повеситься, но любопытство превыше всего. — Но мы-то здесь зачем? Чай, не на войну провожаем, а они прекрасно болтают вдвоём.

Рокэ открыл глаза, придирчиво посмотрел на воркующую парочку, сказал «дружба требует жертв» и снова прикинулся спящим. А может, и не прикинулся. Удобная, кстати, лавочка. На такой можно остаться жить, если эти двое в ближайшее время не закончат миловаться.

Какой удачный момент, чтобы собраться с мыслями — как же жаль, что в голове шаром покати. Слишком много всего нужно обдумать, так что Марсель махнул рукой и решил не думать вовсе. Решение показалось удачным, и он обрадовался:

— Жизнь прекрасна.

— Да? — так он всё-таки не спит.

— Да, весьма. Ты не согласен?

— Почему же…

Мимо пропрыгала ворона, которую, между прочим, никто об этом не просил. Марсель с досадой посмотрел на крылатое создание: оно так мельтешило перед глазами, что хотелось запустить ей в глаз… пробкой, например. Вчера он удивлялся, что адекватность дала сбой после одной бутылки, а утром обнаружил ещё несколько «одних бутылок» под столом.

— Ну, какие планы? — Марианна подошла уже одна. В неприметных джинсах и такой же ветровке, она радикально отличалась от себя же, и это было помощнее всяких дежа вю. А сидит хорошо… — Друзья, я с вами разговариваю…

— Я хочу в Рим, — брякнул Марсель первое, что пришло в голову. — У меня там даже дела есть. Проверю отцовский филиал, уволю кого-нибудь…

— Прелестные планы, а какой энтузиазм! Рокэ?

— Он хочет в Рим, — Рокэ приоткрыл глаза, чтобы посмотреть на Марианну. — Дальше прослушал.

— Ты собирался в Дрезден или я что-то путаю?

— Это ты собиралась в Дрезден. Насколько мне известно, там пока некого убивать.

Ворона проскакала к другому концу скамьи, видимо, надеясь, что кто-нибудь её покормит. Какое счастье, её дурацкие перья больше не мельтешат перед глазами: такими темпами и голова совсем пройдёт.

— Пожалуйста, будь осторожен, — Марианна присела рядом и положила ему руку на плечо. Какая же она всё-таки красивая, а неприметная повседневная одежда даже подчёркивала это. — Тшш, не перебивай. Я знаю, что всё в порядке, но это не мешает мне беспокоиться…

— Не беспокойся, иначе мне придётся чувствовать себя неловко, а я не умею. Всего лишь хочу побывать там. Свалиться на голову Луиджи, — о двух сёстрах Марсель умолчал, понимая, что не успел ничего выяснить или вспомнить: не столько не хотел, сколько предчувствовал что-то масштабное. К тому же, он бы не признался в этом вслух, но одна из них своей улыбкой почему-то причиняла боль. — Честное слово, меня не тянет ввязываться ни в какой криминал или брататься с итальянской мафией.

— Так ты уже, — пробормотал Рокэ, а Марианна всплеснула руками:

— Ну и что? Раньше тебя тоже не тянуло!

— Значит, сверну шею красиво и буду героем… О, минуточку… Это что, сумка Констанса?

— Боже мой! — она вскочила и схватила в руки портфель, как бы невзначай прислонённый к ножке скамьи. — Надеюсь, поезд ещё не ушёл…

— Коко — настоящий друг, — заметил Марсель, глядя ей вслед. — Очень удачно получилось. Люблю Марианну всей душой, но чрезмерное беспокойство ухудшает аппетит. Мой, естественно. И задевает гордость. Вот объясни дураку, почему я не зацикливаюсь на одной-единственной травме в своей жизни, а она на моей — да?

— Потому что ты валялся на асфальте с окровавленной головой и без сознания, а Марианна стояла рядом и была вынуждена на это смотреть. За других обычно волнуешься больше, чем за себя.

Марсель покосился на него, но решил промолчать. Пропасть между тем, что Рокэ говорил и делал, была слишком большая, а ещё кривая местами. Где-то шире, где-то уже…

— Пожалуй. Наверное… Ты со мной в Рим поедешь?

— Издеваешься?

— Нет, я так и думал, но…

— Это ты со мной в Рим поедешь, — отрезал Рокэ и, выпрямившись на скамье, опустил глаза на ворону. Ворона нагло и выжидательно посмотрела на него, пару раз повела клювом, будто оценивая обстановку, и оглушительно каркнула на всю Прагу. Марсель поморщился. — Не каркай ты, сука, — еле слышно сказал Рокэ, и птица беззвучно раззявила клюв. — Убью…

Ворона не то чтоб поняла, но захлопала крыльями в противоположную сторону. Молча. Марсель издал какой-то странный звук между довольным фырканьем и сочувственным смешком. Сказал бы что-нибудь умное, честное слово, но похмелье — вещь жестокая и болтунов не жалеет. Как выяснилось, не только их.

*

Билеты на поезд взяли сегодня же. «Либо ты едешь сейчас, либо ты вообще не едешь» звучало как угроза, и Марсель был вынужден согласиться; он, конечно, сам этого хотел — если на минуточку перестать отвлекаться на окружающий мир и застрять в себе, становилось очевидно, что, пока он не разберётся во всём до конца, не сдвинется с мёртвой точки. Но как же собраться, нагуляться… Проспаться, в конце концов… Ничего из этого ему совершить не удалось — как ни крути, требовалось объясниться с начальством, с какой такой радости он весело улепётывает на юг. К счастью или к сожалению, начальство было тождественно батюшке, а что такое батюшка — словами не объяснить, можно только родиться его сыном. Но лучше не надо.

— Я рассчитываю на ваше благоразумие и искренне надеюсь, что ваше возвращение на юг никак не связано с той аварией, — выдал отец, и Марсель обомлел. Он только что полчаса сочинял на ходу восхитительную легенду насчёт предложений для нового филиала и старого товарища по институту, который крутится в сфере пиара и мог бы чем-то помочь, и на тебе. — Возможно, то, что вы найдёте, вам не понравится.

— Прошу прощения за паузу, я не знал, что вы настолько осведомлены.

— Я осведомлён ровно настолько, насколько нужно, — обстоятельно ответил собеседник. — Насколько нужно мне, разумеется. Откровенно говоря, у меня вызывают опасения некоторые знакомства, заведённые вами в тот период.

— И поэтому вы молчали?

— Естественно. Вы, будучи человеком беспечным и, на мой вкус, чересчур доверчивым, ухитрились связаться с мафией, к счастью — не от имени фирмы, к сожалению — всё остальное. Предполагаю, вы это уже знаете.

— Да, немного. Не переживайте, имидж предприятия не пострадает, что бы я там ни делал.

После небольшой паузы батюшка проговорил:

— Я хотел бы отметить, что имидж предприятия важен в той же мере, что и ваша многострадальная голова. Или даже меньше. Постарайтесь проследить за тем, чтобы она тоже не пострадала.

— Спасибо, — он даже немного осип от неожиданности. Эдакое проявление тёплых чувств было завуалировано целиком и полностью в отцовском духе, но всё же оно было. — Отец, вы сказали, что я подружился с итальянской мафией?..

Закинув удочку, Марсель немного подождал. Он специально изобразил некую интонацию незавершённости, надеясь, что батюшка выдаст что-нибудь ещё. Батюшка не выдал.

— Именно так я и сказал, — сухо ответил отец. — Ваше дружелюбие порой весьма наивно, а упрямство — непробиваемо. Захотите подружиться с убийцей — вам и это не составит труда, чего нельзя сказать об убийце. Думаю, я рассказал достаточно. Всего хорошего.

О да, более чем. Всего лишь подтвердил, но подтвердил весомо. Марсель не хотел так сразу это признавать, однако батюшка прав насчёт доверчивости. Раньше приходилось сомневаться в каких-то людях, а в каких-то — не приходилось, но это всегда можно было проверить. Так и появлялся со временем круг самых близких, и именно этот круг решил обвести его вокруг пальца. Во благо, конечно. Ложь во благо — звучит прекрасно. Сладенько так и очень безопасно, никаких тебе приключений и вообще интересной жизни.

От отца хотя бы ждёшь… если не беспокойства, то твёрдого намерения. Во всяком случае, Марсель не мог на него обидеться, в отличие от Марианны, на которую полагался во всех мелочах касательно своей несчастной памяти, и как же искусно она врала! Разумеется, друзья хотели как лучше, пусть им его и не хватало (Марсель был твёрдо убеждён, что так оно и было, несмотря на отсутствие прямых доказательств и на выражение лица Рокэ при виде него). Рано или поздно он бы перестал задавать вопросы, примирился бы с тем, что есть, и — это уж точно — прожил бы увлекательную и весёлую жизнь, полную всяческих событий, без выдранного из головы лоскута памяти.

Но отнятое надо возвращать.

Спрятав мобильник в карман, Марсель небыстро прошёлся по скверу, располагавшемся вблизи от вокзала. Время ещё было, а Рокэ уже не было. Ну, он где-то здесь. Наверное. Может быть… Во всяком случае, туманно обещал. При мысли о том, что, не встреться они случайно в поезде, ничего бы не изменилось, стало как-то не по себе. Очень сильно не по себе, как если бы по сердцу резанули ножом.

Столько нетипично негативных эмоций за последнее время — просто ужасно. Марсель решительно заткнул просыпающегося внутри одомашненного нытика. А как заткнуть грёбанную правду, во всю глотку кричащую о том, что всё складывается не так весело и прекрасно, как он всегда любил? Что ж, значит, придётся смириться. На какое-то время.

Рокэ нашёлся: опасный убийца сидел на скамье, пил третий стаканчик кофе и меланхолично крошил птичкам какой-то чешский бублик. Крылатые радостно жрали — живое напоминание о том, что для счастья надо не так уж много, и со зверюг следует брать пример.

— А мне? — поинтересовался Марсель, плюхнувшись рядом и запуская руку в пакет с бубликами.

— Тебе покрошить или сам справишься? — отозвался Рокэ, пристально наблюдая за одной нагло жравшей птицей. О, да это же ворона. — Как думаешь, это она или другая?

— По-моему, все дуры. У них же принято каркать, когда никто не просил.

— Я раньше не замечал, сколько у тебя общего с воронами.

— А вот не обижусь. Буду болтаться под ногами и лопать твои бублики…

— Зря… Я бы на твоём месте был осторожнее. Ты ничего не знаешь и срываешься в другую страну с практически незнакомым человеком, который, между прочим, слегка вооружён.

— Но я же тебя помню, — а вот можно было промолчать, между прочим. Сомнительное заявление… Рокэ обернулся, наконец оставив трапезничающих ворон, и посмотрел ему прямо в глаза, ища то ли доказательств, то ли, напротив, обмана или дурной актёрской игры.

— Да ну? И что же именно?

— В общих чертах, — Марсель не мог точно определить, растерялся он или смутился, но что-то стало неуютненько. — Нечто среднее между плохо запомнившимся сном и общим… впечатлением.

— Как это твоё впечатление поможет определить, вру я или нет? Вряд ли оно прямым текстом говорит, на какой станции мне приспичит выпустить тебе пулю в лоб. Это может быть искусно выстроенная ложь, а за твою голову кто-нибудь мог бы отвалить немалую сумму.

— Тогда бы ты давно меня прикончил. Чем сильнее отводишь глаза, тем меньше это работает.

Марсель смутно догадывался, что за эти слова его прикончат с большей вероятностью, чем за настоящий заказ.

— Досадно, — заметил Рокэ, но интонация у него была скорее довольная. Марсель перевёл дух, и в этот момент ворона всё-таки каркнула. Знакомо так. Переглянувшись, они почти одновременно швырнули в неё остатки бублика, и птица осталась в полной растерянности — обижаться или жрать, пока не отобрали. Какая всё-таки сложная штука эта жизнь!

*

В купе было тепло и уютно, чего не скажешь о погоде за окном — она испортилась, полил дождь, а в узком коридоре между купе люто свистел ветер. Поход в вагон-ресторан превратился то ли в испытание, то ли в марафонский забег, но кушать хотелось сильнее — похмелье отступило, голод с жаждой, соответственно, вступили в свои права. Да и вообще, немножечко страдать не означает подохнуть с голода.

Наевшись и согревшись, Марсель поймал себя на том, что совершенно не хочет слушать про всякие гадости. Неловко как-то, он же сам об этом просил. Впрочем, в этом плане ему крайне повезло со спутником: Рокэ по доброй воле ничего рассказывать не собирался, и в кои-то веки сия дурная привычка оказалась на руку. Вытянув ноги и старательно делая вид, что он пялится в окно, Марсель украдкой пялился на друга; во всяком случае, на того, кто по всем параметрам этим другом являлся, но, кажется, не считал нужным вести себя соответственно. Всегда ли так было? Определённо да, потому что не удивляло. Тем не менее, Рокэ пока был единственным, кто рассказывал ему правду. Не считая того, что приходилось упрашивать три часа. И, разумеется, не считая и того, что он же эту правду скрыл.

Чёрный без узоров свитер казался до боли знакомым, как и обстановка — и вовсе не потому, что они не так давно столкнулись в поезде. Возможно, это было раньше… Кто б теперь знал точно, что было на самом деле, а чего не было!

— А самолётом было бы быстрее, — брякнул Марсель, нарушая тишину.

— Не хочу самолётом, — категорично, ничего не скажешь.

— Зато без пересадок…

В голове тут же вспыхнула картинка, не очень чёткая, но достаточно яркая — они сидели на полу аэропорта в три часа ночи, поскольку задержали второй самолёт, и… с кем это было? Кто — они? Почему вкус кофе и картонный стаканчик с изображением самолётика помнится лучше, чем всё остальное?

— Что, голова болит? — внезапно поинтересовался Рокэ, поднимая на него глаза. Марсель от неожиданности обалдел:

— Нет, что ты… Не беспокойся, — судя по тому, что этот беспокоящийся недоверчиво прищурился, фыркнул и заржал, фраза была лишней.

— А ты уверен, что ни с кем меня не путаешь? Единственное, что я собирался уточнить — какое чудо произошло, чтобы ты молчал…

— Сейчас как перестану, — мстительно сказал Марсель, и спутник изобразил досадливую гримасу. — Да-да, конечно… Я просто понять не могу, ты расскажешь что-нибудь ещё или это бесполезно.

— Расскажу.

— Но ты же не хотел.

— Передумал… — Рокэ наконец отложил книгу и, откинувшись на спинку сиденья, уставился в окно. — Не обольщайся на свой счёт, это нечто среднее между долгом и чувством ответственности. Если б я не явился по твою душу после того, как ты начал что-то находить, остальные бы меня просто сожрали.

— Я думал, они тебя безоговорочно слушаются.

— Оговорочно, — съязвил он. — Хотя результат меня устраивает — слушаются, да. Надо полагать, ты всё ещё дуешься на Марианну?

— Немного… Я же у неё все подробности выпрашивал, зная, что она была со мной в Риме. Представляю, как ей было нелегко скрыть столько народу и событий.

— Пока ты дрых на диване, эта чудесная женщина устроила мне разнос. На кухне утром. Не отрицаю, что ей и впрямь было нелегко, но она сама на это пошла — можно спросить Констанса, он тоже в курсе дела.

— Так сама пошла или ты заставил?

— Никого я не заставлял, — поморщился Рокэ, — не настолько страшный, хотя и с пистолетом… Мы договорились, что так будет лучше, все были согласны. Но если бы Марианна решила рассказывать тебе правду и только правду, что бы я сделал? Имела полное право, хотя и не стала им пользоваться.

— Неужто всю правду?

— Почти. Примерно та же история, только без моего участия.

Марсель попытался представить, как выглядела бы такая версия. Пожалуй, с югом всё просто — на фотографиях, которые он успел увидеть, Рокэ появлялся редко, видимо, не любил, а что до предыстории — да что угодно, хотя бы Луиджи. Вполне достоверно: ехать на юг, чтобы заключить деловую сделку, и сгребать по пути все знакомства с итальянцами, тем более, приятные знакомства. Но всё равно…

— Раз всё повторяется, значит, так надо для мирового равновесия, — проговорил Марсель вслух. — Без тебя мозаика не складывается.

— А со мной она забрызгивается кровью.

— Да ладно, ты же не…

— Не убийца? Убийца.

— Ну что ты привязался к этим убийствам? — возмутился Марсель. — Может, мне нервы пощекотать захотелось.

— Сам бы не привязался, — отозвался Рокэ, глядя на смазанный дождём пейзаж и явно не воспринимая переносный смысл фразы. — Равновесие, кстати, хорошо звучит. Лучше, чем «судьба»… По сути, то, что называют судьбой, является отсутствием выбора: что бы ты ни делал, в конце окажешься в одной и той же точке.

— А как же «выбор есть всегда» и прочее?

— Очаровательно, но только на бумаге. Я в молодости тоже считал, что, если захочешь что-то сделать, можно с лёгкостью наплевать на весь мир и совершить задуманное, кто бы тебе ни перечил. Оказалось, что нельзя. Между прочим, слова «нельзя» в моём великолепном плане тоже не было.

Марсель слушал внимательно: всё внутри кричало о том, что это он слышит впервые. Перебить по привычке хотелось, но он сдержался.

— Выбор, конечно, всегда есть, — Рокэ продолжал говорить, щурясь на что-то невидимое за окном. Казалось, ему всё равно, слушает кто-нибудь или нет. — Когда этот выбор за тобой. Если за тебя решили другие, становится сложнее. Если эти «другие» так или иначе к тебе привязаны — просто безнадёжно.

— Кхм, и поэтому насчёт моих воспоминаний решали вы?

— Поэтому ты сейчас со мной едешь, — огрызнулся спутник, и Марсель притих. — Согласен, неприятно, когда скрывают правду, но иногда лучше перебеситься и забыть.

— И как же я, по-твоему, проверю, стоило перебеситься или не стоило? — притих ненадолго. Не держать же язык за зубами, когда тебя поучают. — Не попробуешь — не узнаешь. А если мне не понравится, значит, равновесие наконец-то устаканится и оставит нас в покое. К слову, что ещё такого я должен знать? Переговоры, сотрудничество, эм… и сразу автокатастрофа?

— Спроси Луиджи, — интонация была убийственно любезна, с упором на «убийственно». — Уж он-то темнить не будет, не то что я.

— Я убивал кого-нибудь? — напрямую спросил Марсель.

— Нет, — казалось, Рокэ удивил его вопрос. — Почему ты вообще об этом подумал?

— Не знаю. Когда связываешься со всяким криминалом, могли и заставить шлёпнуть кого-нибудь.

— Считай, обошлось. Не все наши занимаются исключительно чёрной работой. Сотрудничество — подходящий термин, ты именно что сотрудничал, причём на добровольной основе, без всяких формальностей и подписей — считай, по-дружески помог парочке головорезов. Но за деньги. Насколько я знаю, эти средства потом пошли на твою же операцию. Что до Рима, ничего особенного ты там не делал…

— Вот спасибо…

— Цыц. Не считая собственных, то есть отцовских, дел и этой канители с аварией, ты был типичным туристом и практически не вмешивался в наши дела.

— Практически?

— Об этом спроси Елену. Вы такие разные, а вмешиваетесь примерно одинаково.

Елена… Грустная улыбка, строгое платье, поход в театр, чёткий классический греческий профиль, блеск лезвия в хрупких руках… Почему это всё так тоскливо? Ведь они же не расстались врагами, что вообще произошло?

— А она ответит? — рассеянно спросил Марсель, постукивая пальцами по столу. Всё было так странно и до жути зыбко, казалось, отвлечёшься на долю секунды — забудешь и то, что вспомнил с таким трудом.

— Конечно, куда денется. Не переживай на этот счёт, тебя все любят, — после этого он опять уткнулся в книгу, а жаль, Марсель упустил выражение лица Рокэ при слове «любят». Одиннадцать из десяти, что оно было брезгливым, но чем чёрт не шутит.

Усиливающийся ливень и размеренно покачивающийся вагон будто бы сговорились и дружно склоняли ко сну. По небу хрен разберёшь, но ночь, наверное, тоже наступила. Вот бы и сон пришёл так же незаметно, ан нет — не повезло. Раньше, не считая того момента, когда он впечатался машиной в машину, Марсель мигренями не страдал — некоторые считали, что поэтому он всему и радуется. Бред, конечно, но прямо сейчас он был готов согласиться. Стоило прилечь и закрыть глаза, как тупая непрошеная боль начала перекатываться туда-сюда по несчастному черепу, словно какой-нибудь дурацкий мячик. Убедить себя в том, что это своеобразное похмелье, и всё… Ну конечно! То же самое ведь — расплата за давнишнее веселье. Интересно, если бы он не лез обратно в прошлое, не лез бы сейчас от боли на стенку?

Размышляя о том, как он умудрился стать главным героем низкопробного боевика про амнезию, Марсель то ли заснул, то ли сделал вид — так или иначе, показалось, что заснул, а сознание тем временем демонстрировало всё подряд. Картинки из далёкого прошлого, неловкие ситуации с первого курса (отвратительно), круговорот замужних и незамужних девушек и женщин в его личной жизни, много Марианны… Надо перестать на неё дуться, хотела как лучше… Сколько знал отец? Пользовался ли он когда-нибудь услугами наёмников, чтобы устранить опасных конкурентов? А переговоры прошли хорошо, он был на высоте… Брно, какое смешное название для города, будто кто-то ворчит во сне…

— Я рада, что ты сейчас с нами, — Елена редко улыбалась широко, будто стесняясь слегка выступающих вперёд зубов, но Марсель в первый же день сказал, что они прекрасны, и подруга сияла чаще. Они стояли в театральном фойе в ожидании второго акта — в простом, но элегантном платье и в костюме соответственно.

— Спасибо, конечно, но почему? Я ничего не делаю, путаюсь у Рокэ под ногами и спаиваю Луиджи. Или вам нужен был галантный кавалер для походов в театр? Тогда всё складывается прекрасно.

— Не всем нужно делать что-то конкретное, — теперь она не улыбалась, но серьёзно смотрела ему в глаза, решительно сжав пальцами запястье спутника. Пальчики у Елены хрупкие, казалось бы, а хватка — ого-го. — Мне трудно объяснить это вслух, но ты просто присутствуешь в нужное время в нужном месте. То, что ты оказался с нами, как будто предначертано судьбой — что-то ещё должно произойти… А может, и не должно, но нашей мрачной компании не хватало кого-то независимого. И весёлого.

— Не такие уж вы и мрачные, — Марсель скромно пропустил мимо ушей остальные комплименты.

— Сами по себе — нет, но занимаемся мрачными делами. Казалось бы, я привыкла к такому с самого детства, как бы отец ни пытался устранить нас с Юлией от бизнеса и от того, какими методами бизнес ведётся иногда… Но всё равно каждый раз беспокоюсь за них.

— За кого ты там беспокоишься? Луиджи достаточно только свистнуть, чтоб за его спиной выросли эти вот киношные мафиози с сигарами в зубах, а Рокэ на моих глазах уложил пятерых, ни разу не промахнувшись.

— Да, всё так, — она рассеянно отвела взгляд, будто услышав вместо одних слов совершенно другие. — Всё это не значит, что нам не нужен кто-то другой. Ты словно…

В этот момент открыли зал, хлынула толпа, и они не договорили. Марсель бы многое отдал, чтобы дослушать, но, вероятно, не судьба. Не предначертано.

*

Рокэ растолкал его достаточно щадящим методом, но всё равно в голову как будто били чугунным утюгом. Марсель даже не пытался сделать вид, что сейчас запорхает бабочкой — мало того, что вставать, так ещё и больненько слегка. Он вообще спал? Видимо, да.

— Уже?

— Надо пересесть на другой поезд, если не хочешь оказаться в депо. Вещи я уже собрал, — добавил он, когда Марсель потянулся за рюкзаком, валявшимся где-то на полу. — Ты обычно копаешься, так что…

— Копаются кроты, — с достоинством простонал Марсель, зажмуриваясь обратно. — А я задерживаюсь.

— Задерживается поезд, а ты опаздываешь, — парировал Рокэ. — И рискуешь задницей. Если я ещё в теории способен на жалость, то о проводниках этого не скажешь.

И ведь правда. Преодолев все муки Ада, Марсель наконец выбрался на платформу — даже не посмотрев, какого города — и вдохнул с облегчением свежего воздуха. Ладно, не помер, и так сойдёт. Хотя вид у него, наверное, потрясающий. Сногсшибательный. И убийственно непривлекательный, но кадрить тут вроде некого, а Рокэ обещал не удирать.

В каких же они отношениях с Еленой? Кроме того, что в хороших? Марселю не нравилось то, что он по-разному помнил разных людей — с Луиджи в голову приходили ассоциации вроде крика чаек или запаха морской воды, а также выражение лица; память о Елене принесла вполне понятный, но ни о чём не говорящий эпизод… Он также не смог бы рассказать ничего толкового о Рокэ, но каким-то образом то ли знал, то ли чувствовал его самого, предугадывая реплики, реакции и улавливая перемену настроения. Неужели они за те десять месяцев успели так притереться? И почему сейчас не получается? Впрочем, учитывая его категорическую скрытность — Марсель не был уверен, что он и раньше смог бы что-нибудь рассказать.

— А зачем приезжала Марианна? — до смерти хотелось узнать другое, но, пожалуй, не сейчас.

— В основном с тобой повидаться, — отозвался Рокэ, изучая расписание поездов. Табло висело на стене и противно мерцало, так что Марсель тут же отвернулся, поморщившись. Ну к чёрту, какая разница, в какой он стране. — Ей показалось забавным, что из всех возможных кандидатов я выбрал тебя, её старого приятеля, совершенно об этом не подозревая. Больше ей так не кажется, какая же досада.

— Да уж… И что же, мы правда мотались по городу и фоткались с достопримечательностями?

— Вы мотались и фоткались. Меня не приплетай.

— Ты тоже там есть!

— Мимо проходил и случайно задержался. Поверь, мне чем меньше компрометирующих снимков — тем лучше…

— Что такого в совместной фотке с друзьями на станции метро? — удивился Марсель.

— Да ничего, но один дотошный парень умудрился и из этой фотки раздуть историю, — ехидно улыбнулся Рокэ. Треснуть бы, да нечем.

— Хоть какой-то выбор я сделал, — хмыкнул Марсель, пытаясь перевести разговор в другое русло. Вышло не очень смешно. — Гм, извини. Ты вчера рассказывать начал…

— Считай, что уже закончил, — сухо сказал Рокэ, не дослушав. Метафорическая стена казалась практически ощутимой. — Никаких страшных тайн в моей истории нет, но это не значит, что я люблю её рассказывать. Спроси Луиджи, он случайно знает.

— Как скажешь… Но мне уже жаль Луиджи, ему придётся говорить несколько суток кряду.

— Ну и поговорит, ему полезно. А то иногда всё ещё пытается замкнуться в себе и трагически спиться. Кажется, перестал… Ты помнишь, почему?

— Боюсь ошибиться, но его невеста…

— Да, утонула. За несколько дней до свадьбы. Больше он никого не любил, во всяком случае — старался, но в последний раз, когда я их навещал, выражение лица Юлии говорило об обратном.

Сестру Елены Марсель помнил так же, как её саму — лицо и какие-то намёки на характер. Пышечка была весёлой и доброй, а ещё её тянуло на опасных мужчин, судя по всему. Хотелось бы знать, какой была бедная возлюбленная Луиджи.

Размышляя о том, как бы сделать процесс воспоминания менее болезненным, Марсель отключился от мира реального и просто брёл за Рокэ по платформе, как ребёнок за мамой в магазине. Сравнение так себе, но выглядело смешно. Очнулся он только врезавшись в плечо спутника.

— О, крайний путь, — зачем-то сказал Марсель, глядя на убегающие вдаль рельсы. — Минуточку… Это разве не в обратную сторону?

Рокэ отрешённо посмотрел на табличку, красовавшуюся рядом с краем платформы, медленно перевёл глаза на рельсы, пробормотал «блять» и пошёл обратно. Марсель тоже ускорил шаг, смутно припоминая, что до поезда осталось минуты две, хотя все силы уходили на то, чтобы не заржать. Почему-то складывалось впечатление, что это всё уже когда-то было.

========== Часть 5 ==========

В лицо пахнуло угасающим южным жаром: эдакой вечерней теплотой, слегка разбавленной прохладным ветерком, запахами машин со стоянки, выносного кофе и сигарет. Тёмное небо над привокзальной площадью, освещённое фонарями, казалось мягким — жаль, не дотронешься до него никак. Всё это, опять же, уже было, но Марсель решил больше не придавать значения наплывам дежа вю и вообще не отвлекаться на это всё. Какие, к чёртовой матери, трюки подсознания, когда кругом такая красота!

— Опаздывают… Кричи, если увидишь знакомые лица. Ах да, — ухмыльнулся Рокэ.

— Иди нахрен, — радостно отозвался Марсель. Лиц тут никаких, между прочим, не видно, потому что темно, но он старался. Плохим зрением не страдал, однако физиономии проходящих мимо людей смазывались и теряли очертания, как будто они слепились в одно целое с теми, кто проходил здесь год или полгода назад.

И что-то ещё не давало покоя — раздражаться на дурацкие предчувствия можно было до бесконечности, в этот раз Марсель решил от них не отмахиваться, исключительно ради разнообразия. Он приехал куда хотел и к кому хотел, но предвкушение скорой встречи с близкими, в общем-то, людьми радостным не было — скорее, тревожным. Не мог же он и впрямь, как положено, испугаться… того, от чего его все подряд предостерегали.

— Прошу прощения за занудство, мне тут точно рады? А то мало ли, денег задолжал, — нарочито бодро поинтересовался он. Как и следовало догадаться, обмануть Рокэ не удалось.

— Чего ты боишься? — вполголоса спросил он, и, признаться, ответить было нечего. Марсель молча пялился на друга в ожидании то ли другого вопроса, попроще, то ли небопадения, то ли ещё чего. Молчать нельзя, все сразу чувствуют подвох, но он и впрямь не мог объяснить этого словами — в отличие от всего остального в этом грешном мире. Глупость, конечно. Но в жизни есть место и глупостям… — В любом случае, уже поздно.

— Меня ждут? Мило…

— Поздно бояться, я имел в виду. Но ты ещё можешь уйти, — пояснил Рокэ, снова всматриваясь в разукрашенную неоновыми огоньками полутьму. В этом освещении он казался каким-то не таким, но, с другой стороны, «не таким» было всё остальное, кроме него. Марсель сдержал неуместный порыв придвинуться поближе, это было бы нелепо и вообще так себе. — Я сказал, что приеду, но о тебе речи не шло.

— Правда?

— Насколько ты можешь мне верить, да. Решил, вдруг ещё передумаешь.

Как ни странно, после этих слов он передумать не мог никак. Трусливо как-то, хотя, чёрт возьми, с каких это пор он храбрецом заделался?! Марсель задумался и никак не мог найти этот момент. То ли когда согласился помочь наёмнику, то ли когда сел за руль в последний раз. В самом деле, больше не садился, но вспомнил об этом лишь теперь.

— Ладно. Хорошо. Ты прав. Очень прав, — быстренько успокоившись, Марсель снова вперился взглядом в автобусную остановку. — А откуда они вообще должны приехать и на чём? И сколько «их»?

— Ещё б я знал. Обычно я опаздываю, — меланхолично поделился Рокэ. И при этом застегнул куртку до горла, да ну не может быть, в такую погоду нельзя мёрзнуть. — Видимо, это месть…

— Холодная?

— Весьма.

— Прям как погода в Риме, да? — удержаться было невозможно. Рокэ закатил глаза, протянул руку и схватил его за оголённое запястье. Когда кусок льда прикладывают, и то теплее становится! Марсель проорал что-то невнятное и шарахнулся в сторону.

Дежа вю усиливалось.

Со стороны площади крикнули что-то в ответ, и Марсель решил было, что разбудил древнее римское зло, но это оказались свои. Как только он их увидел, все дурацкие опасения как в воду канули. Лица оставались вдали, но вот силуэты, как выяснилось, ни с чем не спутаешь. И — да, они спешили сюда… Сейчас главное — не подвиснуть, как старый компьютер, не справляющийся с потоком информации.

— Я так соскучилась! — маленьким, но приятно увесистым вихрем на него налетела Юлия. Пышечка обхватила за шею обеими руками, и Марсель автоматически пригнулся — так бывает, когда постоянно подстраиваешься под рост разных партнёрш и не хочешь ломать шею. — Ты обещал мне фотографии переслать, забыл, что ли?

— Прости, из головы вылетело, — он тут же сориентировался, что Юлии ничего не сказали, и это было понятно — что-то подсказывало, что одна из сестёр не сильно в курсе дела. Пока они обнимались, Марсель вспомнил кое-что ещё: в общих чертах характер этой весёлой пышечки и, гм, одну увлекательную ночку, которой он не просил, но получил. Случайно так.

— А вы быстро, — Луиджи выглядел точь-в-точь так, как должен был. Почему бы этой, прости, Господи, блядской памяти не сработать чуть пораньше? Ведь всё так просто! Столько упущенных возможностей… Марсель ничего не ответил, продолжая утыкаться носом в завитые локоны Юлии, и глупо улыбнулся против своей воли. Луиджи… Хорошо-то как… Тот, видимо, смутился и отошёл к Рокэ поздороваться. — Привет. Ты холодн…

— Да что ты говоришь, — мрачно ответил Рокэ, и рукопожатие едва не переросло в членовредительство, однако не переросло. Что там дальше было, Марсель не видел, потому что Юлия таки отцепилась и уступила дорогу сестре. Елена оказалась именно такой, какой он успел её вспомнить — не столько внешне, сколько внутренне: она не кидалась на шею и вообще молчала, но взгляд был таким живым… Знать бы, о чём она думает сейчас.

— Здравствуй, — Марсель надеялся, что голос звучит достаточно любезно или хотя бы пристойно, потому что все мысли сошлись на молодой женщине в чёрном и сером. Одни привлекают бойкостью или яркостью, Елена была не такой. Острый ум и поразительная храбрость, вот что всплыло в голове.

Она кивнула, разглядывая его как в первый раз, затем подалась вперёд и порывисто, крепко обняла. Ничего интимного, но Марсель не смог бы назвать момента в своей жизни, когда был бы более рад такому объятию.

— Тебя не хватало, — негромко произнесла Елена, прижимаясь щекой к его шее. Марсель в ответ легонько погладил её по спине, находясь в каком-то неописуемом блаженстве и гадая, что бы покрасивее ответить, но она продолжала: — Я не жалею, что мы решили оставить тебя в стороне, но о том, что ты снова с нами, я жалею ещё меньше.

— Какая честность, — пробормотал он, немного сбитый с толку. Ладно, ерунда, зато какая женщина! Отошла так же быстро, как подскочила, но без явного смущения на лице. Просто удивление — точно, им же не сказали. Сюрприз вышел.

— Мы немного задержались на Виа Марсала, — объяснил Луиджи, тряхнув кудрявой головой в сторону нужной улицы. — Не знаю, что там произошло, но проехать невозможно. Ты надолго? Где остановишься?

— Хороший вопрос, — об этом он и впрямь не подумал, но снять номер — не проблема. Марсель улыбнулся и начал излагать что-то пространное об отцовской работе, всё, что угодно, лишь бы не коситься вправо, где Елена встречала Рокэ долгим и чувственным поцелуем, а он ей отвечал. Вот чего в мозаике не хватало. Можно было догадаться… Обидно не стало, вовсе нет, только очень-очень грустно. Казалось бы, куда уж хуже.

— Хватит нести ерунду, — возмутился Луиджи, услышав про гостиницу. Он ничего не заметил, и спасибо ему за это большое: притворяться легче, когда тебе хоть кто-то верит. — Поедешь ко мне, места полно. Трастевере, говоришь? Та же контора, куда ты в прошлый раз дважды ездил?

— Контора? — в свою очередь возмутился Марсель. — Ты поосторожней со словами, это, между прочим, самое важное детище моего отца! Не считая меня и всех остальных… Но я не помешаю? Не то чтобы я за это переживал, но, знаешь, тень вежливости…

— Ого, у тебя появилась тень, — подыграл Луиджи.— Конечно, не помешаешь, я вообще-то тебя ждал.

Поболтали ещё немного, отыскали машину Луиджи — на парковке местами было не протолкнуться. Умиротворение со временем заглушило все остальные чувства, а мысли о предстоящем ужине и вине сработали ещё лучше. Прикидывать, кто и как будет умещаться на заднем сиденье, не пришлось, поскольку Рокэ ехать отказался.

— Как так? — выразила всеобщее расстройство Юлия, уцепившись за дверцу машины.

— Дела, — кратко ответил он, не поддаваясь на уговоры. Марсель случайно поймал вопросительный взгляд и улыбнулся на всякий случай, мол, всё нормально, хотя не факт, что от него требовалось именно это.

— А для кого я Амароне купил? — вздохнул Луиджи, заводя мотор. — Ты же понимаешь, завтра уже не будет.

— Думаешь, я сам не выпью? Давайте, напивайтесь и травите байки, а я на метро, — ничего больше не сказав, Рокэ развернулся и быстрым шагом отправился обратно к вокзалу, где, кажется, был один из входов на подземные станции. Марсель пожалел по другой причине — так ему сидеть впереди, а мог бы сзади, в малиннике, так сказать. Хоть какое-то утешение должно быть у него или нет?!

*

Одно дело — ломать голову над неподвижными фотографиями в гордом одиночестве, совсем другое — рассматривать их же в компании людей, готовых рассказать про каждую трещинку на асфальте, попавшую в кадр. Вспоминать оказалось так просто, и теперь все клише про амнезию, используемые в психологических триллерах, снова казались далёкими и до жути смешными — так же не бывает, ну что вы, в самом деле. А может, ему просто море было по колено из-за количества выпитого — Марсель не разбирался, только радовался, что всё так хорошо закончилось.

Через какое-то время он и вовсе забыл о том, что что-то забывал — этакая ловушка разума, сначала заключившая память, а потом отпершая дверь маленьким блестящим ключиком. Может, пробелы в голове и остались, но в одном Марсель точно был уверен: он здесь и сейчас находится в окружении замечательных, а главное — своих людей, своих друзей, которых чёрт знает каким чудом нашёл и теперь ни за что не собирался отпускать. Наверное, они чувствовали то же самое, а может — и нет, но было весело, как никогда. Точнее, как тогда — он же помнил все свои ощущения. Похоже на проявленную старую плёнку, только качественнее в разы.

Одно непонятно — он просто наслаждается моментом или раньше и впрямь никогда такого не было? Ни одного из школьных или институтских приятелей или даже коллег Марселя, с которыми он тесно или не очень общался, нельзя назвать неприятным или скучным человеком — иначе бы они и не разговаривали даже, но… Все эти связи были и интересны, и увлекательны, одна в них особенность — как сказала бы любовница «Ницше», фишка — каждая из них легко заменялась другой. Скажем, позови его в клуб не приятель с дружественной фирмы, а бывший однокашник, вечер бы не изменился: вечер бы прошёл так же хорошо, как всегда.

Оказывается, некоторых людей в своей жизни не заменишь никем другим, как бы ты ни старался.

— …много Брехта, Чехова и Шекспира, — Елена склонила голову к его плечу, сосредоточенно рассматривая вино на донышке бокала. Марсель встрепенулся и постарался восстановить нить разговора, но, кажется, его ответа не требовалось. — Я так жалею, что не застала его в живых. Разумеется, есть постановки и есть актёры, есть даже те, кто готов не менять ни строчки и не переставлять ни единой декорации на сцене, если так сказал великий режиссёр — такие есть в любом театре, но, увы, больше становится и новаторов.

— Все мы по отношению к предкам — новаторы, — ничего умнее придумать не успел, а всё почему, а потому что слушать надо было внимательно.

— Так и есть, но иногда хочется просто посмотреть пьесу… Не такую, конечно, как в древности, когда люди с утра до вечера сидели под палящим солнцем и наблюдали за одними и теми же мужчинами в разных масках, заменяющих выражение лица. Но, знаешь, я иногда такая зануда, — неожиданно сердито воскликнула она, дёрнув плечом. — Хочу, чтоб было, как раньше — и точка! А так нельзя…

— Нельзя, если речь идёт о чём-то более личном, ты же не хотела прожить всю жизнь десятилетней, например. Но насчёт искусства… Пусть творят, что хотят, разумеется…

— Не пусть, — Елена обычная была целеустремлённой, Елена подвыпившая становилась упрямой. Вот бы её это портило, было б всё гораздо проще, но нет… — Ты видел когда-нибудь перформанс?

— Какой именно? С меня хватило статьи о том, где надо ходить мимо голых людей.

— Примерно такой… Но это странно, — она рассмеялась, без стеснения показывая зубы, — не то чтоб я о тебе дурного мнения, но чем тебе не понравились голые люди?

— А я тебе объясню. Люди должны быть голыми в нужное время и в нужном месте, — менторским тоном сказал Марсель, и собеседница и вовсе покатилась со смеху, чего с ней обычно не происходило. — В случае, если эти люди — женщина, им дозволяется случайно оказаться в том месте, которое моя постель. Если эти люди — мужчина, им не дозволяется. Ну или чтоб меня там не было.

— Господи, ну как мы к этому пришли? Я минут сорок рассказывала про Джорджо Стрелера… Извини, я слишком много о своём театре…

— Не извиняйся, ладно? Если б мне не нравилось, я бы с тобой туда не ходил…

Страшно хотелось её обнять, и момент подходящий, но нет. Продолжая сидеть бок о бок с погрузившийся в думы об искусстве подругой, Марсель заново обвёл взглядом помещение. Просторная гостиная в доме Джильди с видом на что-то там (какая-то милая площадь с огоньками, не суть важно — все дороги ведут в Рим), они вдвоём на широком диване с высокой спинкой, где-то в углу негромко играет музыка, а куда подевался хозяин? А, они же у окна… Юлии идёт это платье, если б не приспичило страдать по её сестре…

— Идите сюда, — позвал Луиджи, не очень трезво, но решительно махнув рукой. Хорошенькое дело, раньше он не выносил всех этих телефонных фотосессий у распахнутого окна, а теперь привык. Ну и правильно сделал, надо же не только скорбеть, но и развлекаться, а в идеале — сократить объёмы скорби до минимума.

Пересекая комнату, Марсель едва не врезался в стоящее особняком кресло — одно из многих, их тут целая коллекция, миланская какая-то фирма производства; другими словами — ничего особенного, но в последнее время мелочи оказываются куда влиятельнее лежащих на поверхности крупных вещей.

— Кыш из моего кресла.

— Почему сразу кыш?! — возмутился было Марсель, но Рокэ отступать не собирался — собирался, вероятно, вытащить его отсюда за шкирку. — Оно самое удобное…

— Вот ты и ответил. Так уж повелось, — вещал он уже со своего законного места, поставив бокал на узкий подлокотник и закинув ногу на ногу, — что здесь сижу я, и сижу я здесь всяко дольше, чем ты…

— Марсель, ты идёшь?

— Иду. Уже пришёл, — тьфу ты, снова заглючило. Ладно, пожалуй, с насмешками над психологическими триллерами лучше повременить. Если всё это правда было, значит, и та сцена в Праге — не выдумка, не плод задолбавшегося воображения? Надо будет спросить у Рокэ, что за песня… когда он, разумеется, соизволит явиться…

Olvídame, olvida los momentos pasamos juntos… «Забудь меня». Просто грустная песенка про любовь, спетая на разных языках. «Забудь меня»… Он же не знал, что так будет, верно?

Вид собственного лица на экране напротив сработал отрезвляюще — грех фотографироваться с такой задумчивой рожей, когда все кругом пьяные и сам не лучше. Марсель решил, что грустные песни про любовь — это хорошо, и решительно обнял Елену, притянув её к себе. Не возражала, а кто ж возразит? Селфи — жестокое искусство, хочешь не хочешь, а всех перетрогаешь, пока вы не уместитесь в одном кадре без потери подбородков и ушей.

*

Проводили женщин, усадили их в такси, немного подышали ночным воздухом — сколько сейчас, часа два, два с половиной? Точнее, дышать вызвался Марсель, нарезав пару кругов по ближайшему скверу, а Луиджи курил у дома. В голове было пусто, но приятно — не та пустота, которая отдаётся эхом от стен и создаёт ещё более неприятный звук, чем отсутствие звука, скорее — радостное опустошение, когда всё встало на свои места и беспокоиться больше не о чем. Впрочем, как обычно, но он бы не почувствовал разницы, не произойди вся эта послеаварийная канитель. Это и есть равновесие?

— Хочешь узнать что-нибудь ещё или уже разобрался? — спросил Луиджи, когда они вернулись в тепло. Не то чтоб на улице стоял собачий холод, но всё же не жара. — Мне не сложно, если что… Хоть с сотворения мира, я выпил.

— Я тоже, поэтому не надо никакого сотворения, — а что ему надо? Большой и чистой любви, что ли? Или дурацких старых тайн? — Расскажи что-нибудь про работу вашу. Я внимательно слушал, но ничего не понял.

— Ты и в тот раз ничего не понял, — утешил его Луиджи и хмыкнул. — Нет, серьёзно, это не та вещь, которая легко объясняется. Не то чтоб у нас была какая-то чёткая организация… Формально она есть, поскольку есть иерархия — главари, представители, но если что — нас нет.

— Я понял, что нелегальщина. И что убиваете, тоже понял…

— Откуда?! — Луиджи выглядел смущённым. — Нет, доводилось, но… Я думал, ты не помнишь. Не знаешь… То есть, ты опять вернулся, зная, что… зависаешь с наёмниками?!

— Боже мой, Луиджи, меня один раз это не остановило — не остановит и второй… Вы ж не на меня нацелились.

— И то верно, но откуда?

— Да что ты прицепился? Рокэ рассказал, — смущение плавно перешло в настоящий культурный шок. — Что не так?

— Просто взял и рассказал, — Луиджи покачал головой и с задумчивым видом подлил вина в бокал; отпил, передумал, потянулся к секретеру за коньяком. — Да. Ясно… — Марселю ничего ясно не было, но он терпеливо ждал, рассчитывая, что физические упражнения в виде потягушек за бутылкой взбодрят собеседника. Они взбодрили. — Я как-то упустил вариант, что он может передумать…

— Нет-нет, ты не так понял. Мы случайно пересеклись, потом я случайно нашёл пару фоток, случайно пристал к Марианне — вот и понеслось, — Марсель виновато развёл руками, приблизительно начиная осознавать, что он не просто смахнул чужое домино, но и протоптался по фишкам.

— Твоя настойчивость делает тебе честь… Хотя, наверное, я бы тоже не оценил, если б меня за нос водили, — признал Луиджи. — Извини, это было не очень хорошо с нашей стороны. Самим тошно, но так уж решили.

— Я это уже слышал, можешь не повторять… Сейчас уже неважно. Мне бы только соотнести, гм, взгляды на жизнь, — звание самого настойчивого нужно подтвердить, причём немедленно. — Почему ты на это согласился, лично ты?

— Да волновался я за тебя, — простой и честный ответ немного выбил из колеи, возможно, потому что он уже привык разговаривать с Рокэ. — Мы все, конечно, здорово подружились, но ты был единственным, кто вообще не имеет отношения к этим… не столько убийствам, сколько к образу жизни. Ни у меня, ни у девочек, ни тем более у Рокэ и его людей выбора нет вообще и никогда не было, и мы действительно были сбиты с толку, когда ты появился, а потом никуда не делся.

— И что же, у вас в этой неосязаемой криминальной тусовке новичков не принимают?

— Скорее, временно нанимают так же, как нас самих. Тебя вот Рокэ взял на переговоры, на этом и надо было закончить… — Луиджи выпил ещё и укоризненно на него посмотрел. — А ты не захотел ничего заканчивать…

— У меня были дела в Риме…

— Да ты их на ходу выдумал!

— На ходу выдуманные дела в Риме, — исправился Марсель. — Ну, приключений захотелось, бывает. Пришили бы меня, и дело с концом.

— Иди ты, — Луиджи немного побледнел после этих слов. — Ерунду говоришь… Ты — наш друг, а пришить можно только того, кого заказали…

— Извини, извини. Я же не знаю, что тут ерунда, а что нет, — интересная у них у всех реакция на его смерть, льстит, конечно, но почему-то Марселю казалось, что не всё так просто. Несмотря на то, что в искренности собеседников он сомневаться уже перестал. — И я, насколько я помню, продолжил мешаться под ногами…

— Да, тебе так хотелось посмотреть на заказное убийство не с экрана телевизора, что мы не устояли, — не без сарказма заметил друг. — Другое дело, что ты и впрямь разобрался…

— В чём же?

— Не хочу об этом говорить, но за тем ты и пришёл, — вздохнул Луиджи и почему-то отставил бокал. — Небольшая бойня в порту, дело обычное, но там не обошлось просто «клиентом» и исполнителем. За убитого решили отомстить его родственники — так же нелегально, как его прикончили мы. Такое случается, чаще всего родичи ополчаются или нанимают кого-то ещё, чтобы — извини за глупость — убить убийцу… Замкнутый круг, а всё из-за того, что кому-то более влиятельному понадобились деньги или мешали лишние конкуренты. Они разбираются со своими делами, мы выполняем грязную работу, потом нас же за это преследуют — но обратиться за помощью, естественно, не к кому. Вот и не обращаемся.

— Жуть какая, и впрямь порочный круг.

— Воистину… И, в общем, поскольку дело было здесь, я должен был узнать, что против нас кто-то помышляет. К сожалению, — Луиджи невесело улыбнулся, — один из моих людей работал на ту самую компанию, что на нас разозлилась. За дело, прямо скажем. Поэтому мы ничего не знали до последнего. Все друг друга прикрывали, а мы остались в дураках.

— И что же? Они отомстили?

— И да, и нет. Достали сначала до Антонио, — перед глазами мелькнула и исчезла очередная бабочка памяти — у Антонио были весёлые глаза и звонкий смех, а потом Антонио не стало. — Тогда всё стало ясно, и мы решили убраться куда подальше, но слегка опоздали. Да, если я не говорил, им нужен был Рокэ, потому что…

— Это как раз понятно и без слов…

— Да, и мы поехали во Францию, — Луиджи сделал паузу, задумавшись о чём-то далёком, и сделал он это зря — Марсель не думал об этом уже несколько часов подряд, и вот перед глазами снова возникла ночная трасса. — Не доехали. Была погоня, мы разделились. Впервые в жизни видел, как Марианна отстреливается… Юлии не было, слава Богу, вот Елене не повезло — она хотела с нами, но обычно она не присутствует при таких… опасных ситуациях.

Вот и погоня. Рокэ и Луиджи — в одной машине, дамы — в другой, потом Луиджи пересаживается к ним, всё это Марсель уже слышал, но никак не мог вспомнить. Видимо, потому что его там не было. Он был не там.

— …третья машина, — продолжал Луиджи. — Ты должен был появиться сзади, ну, знаешь — незнакомое авто, гражданский, может позвать полицию… Ты не рассчитал поворот и выскочил спереди…

Марсель отрешённо кивнул. Вот тебе и погоняли… Не то пугало, что он промахнулся поворотом и едва не лишился за это головы. А то, что он сделал это специально.

Луиджи не знал этого и не мог, а знал ли Рокэ? Теперь всё вспоминалось слишком чётко. Параллельно трассе ехать неудобно, но авто потянуло не самую лучшую дорогу, пусть и не предназначенную для таких убийственных гонок. Пятеро на одного… Они палили по колёсам и добивались своего… Оружия, конечно, тоже не поровну.

Не рассчитал поворот? Ей-богу, чего там рассчитывать — всё видно, как на ладони, а водитель из Марселя не самый худший. Он прекрасно помнил, как хладнокровно высчитывает скорость, время и расстояние, чтобы перекрыть дорогу преследователям. По плану всё кончалось не так грустно, но — так и быть — не рассчитал он всё же силу столкновения. Было не до того, потому что надо было спасать Рокэ. Знал он об этом или нет… О том, что его вот-вот догонят и отстреливаться будет нечем — разумеется, да.

Как же они все правы — припёрся, понимаешь, какой-то легкомысленный весёлый парень и давай участвовать в общественной жизни. Марсель отлично знал, что не пожалеет, и не пожалел, даже когда раздался этот страшный скрежет и скрип колёс. Более того, он знал, что сделал бы это снова, но о таком вслух не скажешь.

Ведь вполне заслуженно спросят — почему? Память о Рокэ всё ещё оставалась какой-то дырявой, потому что его вечно рядом не было, но уверенности в том, что он чертовски нужен, хоть отбавляй.

— Всё нормально? — обеспокоенный голос Луиджи раздался как-то внезапно, и стало понятно, что они молчат последние минут пятнадцать. Марсель и сам удивился, но что ж поделаешь.

— Конечно, просто сопоставляю данные. Я ж про аварию первым делом спрашиваю. А дальше что было?

— Дальше — столкновение. Пока мы собирались в одном месте все, эти уроды уже удрали, — с досадой в голосе пробормотал собеседник. Было видно, что ему не очень хочется это вспоминать; Марсель поймал себя на том, что он, конечно, сочувствует, но в целом — безжалостная скотина. Надо было пить меньше и расспросить Рокэ до конца, он бы рассказал и ещё три раза пошутил про голову, а Луиджи того и гляди впадёт в депрессию. — Рокэ тебя вытаскивал, пока мы стояли, как истуканы, потом я звонил… во все службы сразу, они пытались привести тебя в чувство… Ничего не помнишь?

— Вообще ничего. Не думаю, что это возможно, — вежливо заметил Марсель. — Я помню усы главврача, но вряд ли тебе это интересно… Свои есть…

— Нету, — проворчал Луиджи, потирая лицо. — Щетина одна. Юлии не нравится… Так вот… Всё, иди нафиг, я не хочу больше об этом говорить! Тебе легко спрашивать, ты в отключке валялся…

— О да, мне было очень легко валяться… Меня в этом уже упрекали, не переживай.

— Ты и так почти всё знаешь, — с каким-то недоумением констатировал друг. — Я, признаться, не учёл, что Рокэ расскажет… Всё время забываю, что он к тебе хорошо относится.

Такое заявление требовало хоть какой-то реакции, и Марсель честно выпил полбокала залпом. Сказать было нечего, помимо того, что он несколько обалдел. Приятно, конечно… Интересно, каково тогда остальным. Против своеобразных манер своего друга Марсель ничего не имел, но, откровенно говоря, чтобы с ним общаться, нужны были стальные нервы и подходящее настроение.

Кстати говоря.

— Ты упоминал отсутствие выбора, — заметил Марсель, как бы невзначай притрагиваясь к бутылке. Луиджи обречённо вздохнул и непонимающе посмотрел на него. Вроде выпили прилично и одинаково, но Марсель никак не мог понять, он всерьёз протрезвел от всех этих разговоров или ему кажется.

— Ну, упоминал. Ты решил за одну ночь из меня всё вытянуть? Уже светает!

— Ну и хорошо, под утром ляжем. Тебе же завтра никуда не надо.

— Сегодня, Марсель.

— Как скажешь, это мне до лампочки! А ты обещал, — скоро давить на жалость во имя собственной памяти войдёт в привычку. — Когда мы ещё так посидим?

— Да когда угодно, — упёрся Луиджи и был совершенно прав. Однако что-то подсказывало, что… нет, это, конечно, не глюки и даже не интуиция — или всё-таки она? Короче, Марсель был готов костьми лечь, но раздобыть все возможные ответы здесь и сейчас. И это определённо как-то отразилось на его лице. — Эх, была не была… Но тогда налей ещё, раз уж такой назойливый. Когда я сказал, что ни у кого из нас не было выбора, я имел в виду, что у каждого из нас своего рода семейный бизнес. Мой отец, как и его предки, занимается кораблями, только раньше мы — они — доски сбивали и крепили мачты, а мы вот держим порт, торгуем судами и всякое такое. Но в какой-то момент, в прошлом, что ли, веке мой родич вляпался в неприятную ситуацию и был вынужден прибегнуть к помощи местной мафии. Долг отплатить не смог, и пошло-поехало — наша фамилия крепко повязана со здешним криминалом. Не со всем в целом, тут свои банды и своя иерархия, ты не поймёшь… Короче говоря, мы взаимно покрываем друг друга, и ни одна сторона не может предать другую: в таком случае отец или я обратимся в полицию, а нас попросту убьют. Вот и сотрудничаем, так сказать.

Как-то так я и попал в этот водоворот против своей воли. Не могу сказать, что недоволен, как ни крути — ко всему привыкаешь, и со стороны я веду самую обычную жизнь. Дольше всего торчу в порту, там приятнее… когда там не убивают… Там, знаешь ли, площадку для стрелок устроили. Чуть кому надо выяснить отношения — сразу в порт! А я и помогаю организовать, потому что… потому что мне деться некуда. И, к тому же, лучше пусть подобного рода вещи происходят в одном и том же месте, а не вспыхивают в разных точках города и пригорода.

Я бы любил этот порт… Речь, кстати, о том, что в Остии, если не знаешь… Очаровательное место, я с детства любил корабли и море, а эта пристань ещё и в какой-то мере мне принадлежит — что может быть лучше! Рано утром, когда вода спокойная, она приобретает всевозможные оттенки, которых даже словами не описать — и вряд ли наш глаз способен оценить всё это разнообразие, так, разве что слегка… Мне нравится вид, если стоять у колонны и смотреть на выстроившиеся ровными рядами мачты, они как будто подпирают небо. Туристов не много и не мало, зависит от времени года и популярности водного транспорта, но на берегу моря люди меняются в лучшую сторону, меня ни разу не раздражала толпа. Не считая одного… неважно. В общем, отличное место, если не знать, сколько крови проливалось на песке. Есть там одна насыпь, которую очень полюбили для таких вот встреч… Жили б мы на несколько веков назад — была бы приличная дуэль, а теперь что? Драка дворовых котов, не больше!

Впрочем, и дворовые коты бывают разные. Одни только шипеть горазды, другие глотку перегрызут — подчиняются, сам понимаешь, вторым. Так наше дружественное братство впервые объединилось с кем-то со стороны…

— Неужели местной мафии сил не хватило кого-то зарезать?

— Ох, как тебе сказать, не всё так просто и весело… Но нет, инициатива была не их. Захожу я в один прекрасный день в свою любимую арку между колоннами, — Луиджи улыбнулся своим воспоминаниям, глядя куда-то сквозь бокал, — там наш Дон стоит с лицом белее мела и молчит, а Рокэ подробно ему объясняет, на какую глубину Дона он может засунуть пистолет в случае отказа… Консильери, бывший консильери, ещё пытался что-то вякнуть, если не знаешь — это вообще-то его работа, переговоры всякие вести, ну так не вышло…

— Меня там не было, но вижу как наяву.

— Да, сцена потрясающая. Меня по всегдашней договорённости никто не трогал, а я слушал это всё и пытался не заржать. В общем, потом выяснилось, что Дон в молодости знал отца Рокэ — насколько я понял, не столько «знал», сколько «знал на собственной шкуре».

— Загадочные семейные приключения, — пробормотал Марсель, подпирая щёку рукой и глядя на разошедшегося рассказчика. Вот, считай, и киношку посмотрел.

— Ага, так и познакомились. С девочками проще, их никто ни к чему не принуждал. Юлия так и вовсе не в курсе, разве что слегка, вот Елена… Её не только театры вместо магазинов больше привлекают, но и бизнес вместо замужества… Вытянула из отца всё, что могла, а отец её осел в Милане и продаёт, покупает, продаёт, покупает…

— Покупает что?

Луиджи замялся, тяжело вздохнул и медленно-медленно выговорил:

— Не то, что продаёт. Я забыл… Но если бы ты меня не спаивал…

— Ты бы молчал тогда. Неважно, продолжай…

— Продаёт и покупает, — упрямо повторил Луиджи. Речь могла идти как об уникальных платьях, так и об акциях, главное — чтоб не о человеческих органах. — И не всегда честно. Ладно, так и быть, почти всегда — нечестно, зато бизнес процветает. Иногда приходится устранять конкурентов… Это, конечно, не политическое убийство, но денег у него и влияния теперь — ого-го… Так с нами познакомилась уже Елена. Как ты понимаешь, её никто не звал и ничего не сообщал, эта чудо-женщина сама всё выяснила и явилась посмотреть на «место встречи». Пришить клиента выпало Хуану, Рокэ и я болтались неподалёку и еле-еле её удержали… И знаешь, что же успокоило нашу бесподобную подругу? Не то, что мы не пустили её на место убийства, а то, что пообещали рассказать, как это происходит…

— Она прекрасна, — вздохнул Марсель и выпил за это. — Серьёзно, других таких нет. Я пробовал, я знаю.

— Да, — протянул Луиджи, внимательно на него посмотрел и ничего не добавил. — Гм, так вот… Что ещё… Держу пари, про себя Рокэ не сказал ни слова.

— Примерно так, но ты же понимаешь, что мне страшно интересно.

— Ну, ладно… Раз мне рассказал, не такие уж и секреты… Не знаю, откуда начать, но с себя не хочу начинать. В общем, если возвращаться к отсутствию выбора, если Рокэ решит выбраться из этого дерь…мового круга — ему будет труднее всех это сделать. Рядовой исполнитель ещё может выйти не вперёд ногами, ему же грозит унаследовать если не всю их сеть по найму, то как минимум местную её часть… У себя местную, я имею в виду.

— Почему мне кажется, что он это проверял?

— Потому что не первый день его знаешь… Проверял, давно, когда понял, что никуда не деться. Как он мне рассказывал, упрямо пытался вести нормальную жизнь — не столько не хотел убивать за деньги, на это ему было плевать, сколько не хотел быть похожим на отца и братьев, уже, к слову, покойных братьев (как ты можешь догадаться, умерли они не в своей постели). Действительно пытался, но ему не дали… — Луиджи помолчал и продолжил изменившимся голосом: — У тех, кто часто убивает или просто видит насильственную смерть, особый нюх на себе подобных. Рокэ и бровью не поведёт, если перед ним кого-нибудь разорвёт на куски, во всяком случае — сейчас, но он же и не станет добивать уже мёртвое тело, сбрасывать отрубленные головы в реку и всякое такое. Не делай такое лицо, ты думал, фильмы про преступников на пустом месте сняты? Так вот… В общем, всем было очевидно, что из него выйдет блестящий потомственный убийца, который будет работать чисто, аккуратно и без истерики. Некоторые всё-таки с ума сходят, когда получают в руки пистолет… Одного не учли — он этого не захотел.

— И что, заставили? — Марсель поймал себя на том, что совершенно не хочет знать, как.

— Угу. Радикальным методом, хотя и то мягко сказано. Рокэ было чуть за двадцать, он проигнорировал последний ультиматум, а на следующий день убили его невесту. Недвусмысленно дали понять, что нормальная жизнь — это для кого-то другого, мол, будь добр прекратить комедию и займись тем, чем должен…

Я бы ни за что не стал об этом расспрашивать, даже если бы что-то узнал, но так вышло в разговоре. Может, тебе уже говорили, что моя невеста тоже умерла, и тоже за несколько дней за свадьбы, но она утонула на круизном лайнере, путешествуя с родными. Я тогда чуть с моста не прыгнул, но мы все уже были знакомы, в каком-то смысле даже дружили, ну и все по очереди пытались меня остановить… Не помню, как мы к этому пришли, но выпивали точно — я тогда очень много пил, и Рокэ рассказал мне это всё… Знаешь? Не самая жизнеутверждающая история, строго наоборот. Но я хотя бы понял, что живут и не с таким.

Марсель представлял себе «отсутствие выбора» несколько иначе. Чем дальше в лес — тем грустнее, а главное — выхода и впрямь не видать, даже если прорубать его своими руками.

— Ну, это всё было давно, — наигранно улыбнулся Луиджи и прищурился на окно. — Ты глянь, уже совсем светло… Нам бы проснуться хотя бы к обеду, может, хватит?

— К какому нахрен обеду? Я до вечера даже пытаться не буду, — пригрозил Марсель. На том и порешили, впрочем, даже без предварительной договорённости он бы раньше и не встал.

========== Часть 6 ==========

Будь проклято… всё! А в первую очередь — собственная глупость. Похмелье похмельем, вот о чём Марсель напрочь забыл — так это о своей несчастной голове. Каждый раз, когда он упрямо и против воли всего сущего восстанавливал в памяти те или иные эпизоды, наутро настигала пусть и не мигрень, то максимально неприятная головная боль. А смешивать-то, мать вашу, зачем было?! Кто бы его вчера остановил…

Валяясь на кровати в гостевой комнате и мрачно ругаясь про себя, благо его никто не видел, не слышал и осудить не мог, Марсель припоминал, говорили ли что-нибудь по этому поводу врачи. А они говорили, и ещё как! Если уважаемый пациент решит со временем восстановить кусочки памяти, то ему следует делать это с осторожностью, так как любая перегрузка на повреждённые ткани чего-то, куда-то, он прослушал, в общем — башка будет трещать неизбежно.

Что он, что семья — все дружно махнули на этой рукой. Кто — Марсель? Что делать — восстанавливать, да ещё и решительно? Боже упаси, ему же будет просто лень! Да ни одному живому существу на этой планете не пришла бы в голову мысль, что Марсель добровольно кинется на поиски прошлого и, более того, не остановится после первой же мигрени. Как всегда, все кругом оказались правы, кроме него — не надо было лезть, тебя ж просили.

Час или полтора спустя полегчало, и он с недоумением пытался понять, почему так обозлился на окружающий мир. Сам виноват — и ладно, любая боль проходит, пройдёт и эта. Марсель с облегчением обнаружил в себе самого себя и решительно попытался встать, что, кстати, тут же вернуло его к мысли «не надо было лезть». За окном уже стемнело, надо же хоть поужинать в качестве завтрака…

Он нашёл в себе силы прийти в чувство и спуститься в гостиную, ну или куда там надо идти, чтобы встретить хоть кого-нибудь. Жилплощадь пустовала, но какие-то голоса доносились. Марсель доверился интуиции и пошёл на них, так что вскоре обнаружил диван, а на нём — Луиджи. Друг валялся на спине с отсутствующим лицом и, кажется, страдал.

— Доброе утро, — вежливо сказал Марсель, покосившись на часы. Восемнадцать сорок пять.

— Сгинь, — замогильным голосом ответил Луиджи, не поворачивая головы. — Доброе утро.

— А я всегда был за ЗОЖ, — светским тоном заметил Рокэ из своего кресла и красноречиво поднял бокал. — Ваше здоровье, господа.

— Ты-то? — простонал Луиджи и протестующе дёрнул ногой в его сторону. — Марсель, отдёрни шторы, пожалуйста, солнца уже нет…

Какие из штор, их тут море… Марсель честно прошёлся вдоль окон и отдёрнул всё, что их прикрывало. Это как любовницу раздевать, только окна. После чего без разрешения налил себе бокальчик, предварительно найдя его на кухне, и вернулся к остальным.

— Я жду отчёта. Вы вчера все сплетни пересказали или не успели? — поинтересовался Рокэ, ни к кому конкретно не обращаясь. Но Луиджи, вероятно, не собирался сегодня изображать любезного собеседника.

— Не знаю, где у этих сплетен край, но мне хватило, — ответил за него Марсель. — Любопытной кошке… дали кувалдой по башке.

— Современное переложение?

— В алкогольных реалиях.

— Смейтесь потише, сволочи, — снова подал голос Луиджи. — Я не кошка, но кувалда была щедрая. Нельзя столько пить…

— И это тоже, — Марсель подумал и решил поделиться своими соображениями. В конце-то концов, он тут меньше всех расположен к скрытности, ведь так? — У меня от такого количества информации голова треснет, прошу прощения за дурную отсылку.

— Поэтому тебе и не рекомендовали этой головой работать, — не преминул поиздеваться Рокэ. — Нас с Марианной не послушал — врача бы послушал.

— А ты откуда знаешь?

— Подошёл и спросил, чего тут знать? Просто дождался, пока твоих родных в палате не было.

— Поня-ятно, — протянул Марсель и загадочно замолчал. Или просто замолчал. Хотелось узнавать ещё, но он представлял, сколько ещё мелочей может вспомнить, и желание сразу куда-то пропадало. Разумеется, он всё выяснит или вспомнит до конца, только не сейчас. — Я, конечно, страшно любопытный… но не сегодня. А почему ты в таком приличном виде?

— Должен быть в неприличном? — осведомился Рокэ, одёргивая рукав пиджака. — Отец Елены устраивает выставку, открытие, к слову, через сорок минут. Все его любимые машинки, яркие лампы, обе дочери и, естественно, выпивка. Вам тоже можно, но что-то я не вижу энтузиазма…

— Передай им всем мои искренние сожаления, — недвусмысленно обозначил свою позицию Луиджи.

— Через сорок минут? А ехать долго? — Марсель не то чтоб сомневался, но смысл туда тащиться? С другой стороны, когда это он отказывался от подобных предложений? — А мне точно можно?

— Можно, одевайся. Через десять минут…

— Чего-о?

— Через пятнадцать. Только из уважения к количеству выпитого.

*

Благослови, Господь, таблетки от головы, иначе бы эти софиты стали последним, что Марсель видел в своей жизни. Три этажа огромных залов, просторных и почти без мебели, забитых дорогими автомобилями и не менее дорогими гостями. Тут и там курсировали официанты и официанточки, от количества местных и приезжих богачей в глазах рябило, и Марсель порадовался, что захватил с собой самое парадное, что у него было. Он мог себе позволить костюмчик и подороже, но терпеть не мог этих вычурных салонов… Главное — не выделяться из толпы своим внешним видом, а остальное приложится.

— Владелец выставки в курсе моего существования? — на всякий случай уточнил Марсель, пока они стояли чуть поодаль от ближайшей толпы, изучая столик с напитками.

— Вас друг другу представляли, — коротко ответил Рокэ, то ли увлёкшись винной картой, то ли не желая рассказывать больше. Марсель немного подождал, но никаких глюков, связанных с батюшкой Елены, не проявилось.

— На тебя там какой-то товарищ пялится, на пирата похож. Мне кажется, он не очень рад.

— Скорее всего, не кажется, — Рокэ обернулся, нашёл недовольную рожу в паре метров от стола, вежливо улыбнулся и отсалютовал бокалом. Недовольная рожа испугалась и отошла. — Его фамилия, кажется, Карбоне, и он не совсем пират — разве что в Интернете… Однажды ему пришлось попросить у меня помощи, а потом его заклятый враг попросил у меня помощи…

— Хочешь сказать, пришил у каждого по человечку?

— Как-то так. Но недоволен он не поэтому. При первой встрече я случайно назвал его Каброне… Между прочим, не смешно — мне пришлось объяснять, что на слэнге это не только «козёл» в отрицательном смысле, но и похвала. Было нелегко, но, как видишь, жив пока.

Марсель с трудом представил себе эту ситуацию, однако справился. Козёл-пират уже отошёл, так что можно было продолжить дегустировать. В чём прелесть таких мероприятий, если тебе не нужна машина, но ты случайно сюда попал — особая атмосфера светской вечеринки. Не всем такое нравится, но Марсель с самого детства постоянно попадал на подобные мероприятия, в основном благодаря семье, поэтому чувствовал себя в своей тарелке.

Ещё он умудрился встретить коллегу из отцовского филиала, тоже сюда приглашённого, и они быстренько обсудили планы и дела. Как хорошо, что теперь не нужно ехать в Трастевере. Он бы с удовольствием съездил, но ещё с большим удовольствием — послал к чёрту, так что сложилось крайне удачно. Можно сразу позвонить отцу, но поблизости показались дочери хозяина, а за ними — и он сам. Марсель напрочь забыл спросить, как зовут-то батюшку, и приготовился выкручиваться.

Хитрожо… просто очень хитрый товарищ, этот безымянный батюшка. Ведёт себя соответственно статусу, но видно, что умеет не только соответствовать. Чем-то на дядюшку похож, хорошо, что они не знакомы. Марсель убедился, что отец семейства знает его крайне поверхностно, и успокоился — никаких подводных камней не будет. Эта уверенность пребывала с ним до тех пор, пока Фома (наконец-то его окликнули! Хоть бы кто имя на дверной табличке написал, уроды!) не предложил ему пройтись по галерее вдвоём.

— Оставляете меня без кавалера, отец, — возмутилась Юлия. — Марсель, ты же не против составить мне компанию на этот вечер?

— Конечно, не против. Более того, я должен был предложить это первым, — и в самом деле, сглупил, но уже поздно. Рокэ с Еленой стояли чуть поодаль, стоит признать, что они смотрелись потрясающе, как бы ни хотелось верить в обратное. Никакой чёрной зависти он не испытывал — не по характеру, да и, как ни крути, любил обоих, но всё же… — Пойдёмте, конечно, я с радостью прогуляюсь вместе с вами.

Неизвестно, зачем он понадобился этому Фоме: минут двадцать Марсель добросовестно выслушивал не сдавшуюся ему информацию о дорогих автомобилях. Вот уж чем не особенно интересовался, так это машинами, а уж после аварии — тем более. Судя по всему, об аварии Фома не слышал, иначе б постеснялся хотя бы для виду! Как и ожидалось, вскоре пожилой человек с хитрыми глазами перевёл разговор на другую тему.

— Я удивлён снова видеть вас здесь, — приятным голосом сказал Фома, останавливаясь на небольшом выступающем балкончике и глядя на равномерно забитый людьми и машинами зал свысока. — Не подумайте ничего дурного, я не шпион и не сую нос в чужие дела, но предпочитаю знать, чем и с кем занимаются мои родные дочери. Вы всё же решили связать свою судьбу с убийствами за деньги? Или того потребовало благополучие фирмы вашего отца?

— Всё в порядке у нашего отца, — любезно парировал Марсель, чувствуя, что его пытаются задеть через родственные связи. — Лучше не бывает. И нет, я пока не собираюсь менять род деятельности. Почему вы так решили?

— Не могу понять ваших мотивов. Любой другой на вашем месте, поняв, с кем связался, постарался бы больше так не делать, — Фома смотрел вниз, любовно наблюдая за дочками. Юлия болтала с какими-то дамами в блестящих коктейльных платьях, Елена, по-видимому, знакомила Рокэ с какими-то людьми, опираясь на его руку. При взгляде на вторую Фома слегка нахмурился.

— Почему же вас вообще это беспокоит? — можно позволить себе немного дерзости, он тут вообще никто и звать никак, несмотря на отцовскую фамилию. — Простите за грубость, но понять ваших мотивов я тоже не могу.

— Мои просты — я всегда думаю о детях. Вы близки с моими девочками, и я хочу знать, отличаетесь вы от других их друзей или нет, — пояснил Фома. Марсель ему не верил, хотя звучало убедительно. Чего он хочет-то, прости, Господи? Выпихнуть его из Италии немедленно без права на возвращение или что?

— Насчёт друзей вы верно заметили, — он решил сказать правду, чтоб потом не отдуваться за выдуманную на ходу ложь. Пусть подавится. — Меня здесь держат исключительно дружеские чувства, без какой-либо привязки к роду деятельности близких мне людей.

— В вас есть интересный стержень, — неожиданно сказал Фома, — но на первый и на последующий взгляд вы, простите уж, чересчур доверчивы… И легкомысленны в выборе друзей. Поверьте, я говорю всё это из добрых побуждений… — Елена куда-то отошла, но взгляд Фомы не переместился вслед за ней. Стало ясно, что смотрит он на Рокэ. — Люди бывают разные, мой дорогой Марсель. Некоторые, и в этом совершенно нет их вины, на дружбу в общем понимании просто неспособны. И если попробовать вмешаться, можно очень больно обжечься.

Марсель схватил первый попавшийся бокал с подноса проходящей мимо официантки и, сделав вид, что отпил, крепко сжал его в руке. Он от себя такого не ожидал, но больше всего на свете хотелось сбросить этого Фому головой вниз на его любимые машины.

— Мне казалось, что вы несколько выше того, чтобы судить людей по их профессии, — Марсель надеялся, что ещё хоть как-то улыбается и вообще не выдаёт поднявшейся внутри волны гнева.

— Но вы же не будете спорить с тем, что любая профессия накладывает отпечаток. Несмываемый, — улыбнулся он в ответ. — Кровь тоже не всегда смывается. Простите, кажется, мне нужно подойти к старому другу — он не решается нас прервать…

Какое-то время он стоял один, пробуя на вкус то, что оказалось кокосовым ликёром, и тупо пялясь на блестящие капоты внизу. Непонятно было лишь, зачем Фома всё это наговорил. В то, что хотел предостеречь, не верилось. Планирует посватать кого-то из дочурок? Жених из Марселя выгодный, только вот дочурки заняты. Неожиданно пришла в голову мысль, что Фома переживает за выбор Елены, что ж, это хоть что-то объясняло, но всё равно… Обидно было — жуть. И в то же время Марсель был уверен, что похожий разговор у него с кем-то уже был.

— Вы только не увлекайтесь, — заметил Рокэ, когда они стояли на какой-то из платформ польского вокзала в ожидании поезда. — Каждое приключение хорошо в меру.

— Разумеется. Это приключение уже закончилось, а так нам просто по пути, — Марсель скрестил пальцы в карманах пальто, искренне надеясь, что собеседник не заметил, как он подменил билеты в кассе. Главное, чтобы Рокэ не выставил его из купе, когда всё-таки обнаружит… — Вы же не думаете, что я заинтересуюсь настолько, что буду по людям палить? Я не буду. Я не умею…

— Но всё-таки вам следовало бы воспринять это более серьёзно. На ваших глазах убили человека, убили за деньги, по всем нормам морали — несправедливо. Никакое подобие совести у вас там не зачесалось?

— Ничего не зачесалось, спасибо за беспокойство. Как вы уже заметили, я весьма несерьёзен… И то, что не касается меня или важных для меня людей, по большей части идёт лесом.

— Практичный подход, — Рокэ посмотрел на него, обернувшись через плечо, стоял он на самом краю платформы и чисто теоретически мог бы прыгнуть, но, разумеется, не стал. — Но всё же с вас станется по людям не палить, а не в своё дело сунуться. Я понимаю, что головорезы — люди во всех отношениях интересные, но в первую очередь в них (в нас) совершенно справедливо видят именно головорезов.

— Вы это к чему?

— К тому, что вам не помешает сначала проверить зрение, а потом поменять билеты обратно.

— Сейчас обижусь. Во-первых, на то, что вы так откровенно не хотите делить со мной купе, — заявил Марсель, подметив вдали приближающийся поезд. — Я, вообще-то, тоже ничего, и со мной можнопоговорить, как вы могли заметить ещё в прошлый раз. Во-вторых, нормальное у меня зрение. И вы что, всерьёз считаете, что я вот смотрю на вас и вижу ходячее оружие? Это же просто глупо.

Рокэ промолчал, через какое-то время отвёл глаза и отошёл от края, когда ревущий поезд пронёсся совсем близко. Марсель пока не понял, что сказал, по его скромному мнению — он говорил совершенно очевидные и недвусмысленные вещи, но был готов поклясться, что железобетонное равнодушие в лице собеседника сменилось откровенным непониманием, пусть и ненадолго.

Сейчас он смотрел вниз с пустого балкончика, рассеянно покачивая туда-сюда пустым бокалом, и думал, что, пожалуй, недооценил своих тогдашних слов. Это должно было обрадовать, но на сердце почему-то стало тяжелей.

Никого из своих в обозримых пределах не наблюдалось, и Марсель невольно проникся симпатией к кокосовому ликёрчику — тот, пусть и не лимонный, тоже оказался ничего. Однако, как и всё хорошее, имел свойство быстро кончаться. Может, именно нелюбовь к быстрым концовкам хороших приключений привела его сюда? Ага, значит, башку разбить — тоже хэппи-энд? Не похоже, ой не похоже…

— Далеко он тебя утащил, — Рокэ подошёл так тихо, что Марсель подпрыгнул и едва не уронил пустой бокальчик кому-нибудь на голову. — Кстати, с этого балкончика очень удобно целиться.

— Как ни странно, я тоже сейчас об этом подумал. Но в другом контексте.

— Бокалом тоже убить можно, — он встал рядом, опершись на перила, и заинтересованно посмотрел вниз, оценивая, скольких человек способен уложить бокал. — Если постараться. Чего Фома наговорил?

— Ерунду всякую, — о которой почему-то не хочется рассказывать, по крайней мере — сейчас. — Если обобщить, Фоме нравятся его дочери, ты ему не нравишься… ещё что-то было… Ах да, его заинтересовал мой стержень.

— С мужчинами такое случается, — хмыкнул Рокэ. — А насчёт себя что-то сомневаюсь. Ему не нравится то, что я нравлюсь Елене, но Фома прекрасно помнит, как он оказался здесь.

— Ты реально всех его конкурентов уложил?

— Лично — только одного, и тогда они не соперничали. Но поспособствовал, хотя в основном этим занимались приятели Луиджи. Он рассказывал?

— Ты придираешься, да? У нас была только одна ночь!

— За одну ночь можно даже человека сделать, а вы поговорить толком не успели?

Марсель хотел что-то на это ответить, но передумал и расхохотался, махнув рукой. Рукой с бокалом… Когда внизу раздался звон, он с трудом заставил себя заткнуться.

— Фома ещё спрашивал, не собираюсь ли я убить кого-нибудь, — добавил Марсель, отпрянув от края балкончика в тень. — Гм. Я, конечно же, сказал «нет».

— Трупов не видно, — лениво заметил Рокэ, глядя вниз. Между прочим, он мог бы и поймать посудину… — Если ты стесняешься, мы можем уйти.

— Мне без разницы, но уйти — звучит здорово. Вообще-то я люблю людей, но эти автолюбители какие-то… неприятные, что ли?

— Есть такое. Я видел коридор, в котором людей поменьше, можно попробовать выйти там.

Основная программа была выполнена, а сопровождение дочерей Фомы весь вечер не входило в расписание — во всяком случае, так сказала Юлия, так что они попробовали. К сожалению, не только Рокэ знал тайные ходы, и на пороге им попались какие-то настырные знакомые (чьи именно — Марсель не разобрал, потому что говорливый картавый товарищ обращался к обоим, а ещё немного косил). В итоге ему показали дорогу обратно в главный зал, и больше они в этой жизни не встречались.

Для своего мероприятия Фома арендовал целую виллу с огромным садом в придачу. Когда они приехали, было уже темно, и Марсель не успел разглядеть, действительно ли они проехали под аркой здоровенной кирпичной стены, похожей на часть старой крепости, но сейчас задержался неподалёку от яркого фонаря и убедился, что так оно и было. И не скажешь, что в роскошном, даже вычурном, доме напротив сейчас горят люминесцентные лампы и красуются новомодные автомобили.

— Нравится контраст? Сейчас ещё покажу, — пройдя под аркой, Рокэ свернул налево, в сторону от центра, надо полагать; пришлось ускорить шаг, чтобы догнать его и не заблудиться (хотя кто здесь путает дорогу, это вопрос). Оказалось, что между продолжением бывшей крепости и жилыми домами находилась ещё одна тесная улица, по которой как раз могли пройти двое. Бордюры были заняты то неправильно припаркованными автомобилями, то какими-то старыми досками, хотя всё это не выглядело грязно, и шли прямо по проезжей части, поскольку машин не было.

Чуть дальше, где стена прерывалась, открывая дорогу к соседней улице, по ту сторону автотрассы виднелась очередная современная вила, в то время как здесь, за крепостью, прятались обычные жилые домики этажей в пять-семь — невысокие, разномастные и добрые. Несмотря на стандартную подсветку современного крупного города, над входными дверями некоторых домов горели старинного вида уличные фонари.

— Вот это действительно впечатляет, — восхитился Марсель, остановившись в той точке, откуда были видны и старые, и новые дома. Рокэ оттащил его назад, и тут же по той же самой точке проехалась машина, возмущённо посигналив им несколько раз подряд. — Ну извините, задумался… Чего он так реагирует, я же не ушибся.

— И в самом деле, это-то его и беспокоило. Хотя я всё больше убеждаюсь, что головой ты ушибся сильнее, чем думаешь.

— Что опять не так? Я роняю посуду, потому что предварительно пью из неё алкоголь, а не потому что…

— Роняй сколько хочешь, только не в меня. Ты за весь вечер сказал меньше, чем я, а это неправильно, — пояснил Рокэ и повёл его дальше по чудесной улице, разделяющей миры.

— Очень тронут твоим беспокойством, но это никак не связано, хотя… Связано, но не напрямую. Столько всего нового, я имею в виду — старого, — слушая себя со стороны, Марсель задумался, точно ли кокосовый ликёрчик был хорошим выбором. Единственным — это факт. — Гм, заново. Просто пытаюсь утрамбовать в голове всё то, что и так в ней раньше лежало, но почему-то выпало. Кстати, последние десять минут я думал о древних римлянах, которые могли воевать за этой стеной. За глинтвейн.

— Ты помнишь такую ерунду? — удивился Рокэ, глядя на стену снова — видимо, с большим уважением к древним римлянам, Марсель не разглядел.

— А может, Луиджи рассказал?

— С трудом представляю себе Луиджи, который начинает рассказ с пьяных посиделок в Праге, пусть они ему и нравятся. Если я хоть немного разбираюсь в людях, ты должен был услышать нечто среднее между семейной хроникой Джильди и моей драматизированной биографией.

— И про девочек.

— И про девочек, хотя, по совести говоря, сказать что-то интересное можно только о Елене.

— Получается, мы ещё и мотались туда-сюда, поскольку были в Праге минимум два раза, — Марсель решил не нарушать канонов самого себя и думать вслух, чтобы всем было уютнее. — И в какой-то из них ты танцевал с Марианной, а в другой — шёл дождь.

— Ты всё перепутал, хотя… Не помню, сколько раз, но Луиджи сразу же уехал обратно. Что-то там без него в порту не ладилось. Ты всё-таки что-то вспоминаешь сам?

— Да, к сожалению. Это самый дурацкий и неудобный способ. Похоже на глюки, — охотно объяснил Марсель. Вообще-то, глюки казались чем-то личным, поскольку были непонятны и могли вызвать лишние вопросы, но это же Рокэ. — Я как-то раз минут на двадцать застрял у кафе, где играли музыку, и не мог понять, почему. А потом померещилось, что мы сидим внутри с Коко и Марианной и заставляем тебя петь.

— Было дело.

— Ура, значит, не глюки. Ещё что-то вроде усиленного дежа вю — не просто ощущение, что я уже был в этой комнате, а чёткое воспоминание о том, что я в этой комнате делал. Почти как в кино, но не совсем… Я бы обрадовался, если бы начал видеть всё в чёрно-белом — ну, знаешь, сразу становится понятно, что ты не сошёл с ума, а просто видишь флэшбэк.

— Ну, знаешь… Если б я начал видеть всё чёрно-белое, я бы как минимум насторожился.

— Ладно, пример не очень… Короче, такого нет, и я просто не понимаю, что происходит. Сижу на диване, зная, что сейчас вечер и нас четверо, потом вижу в кресле тебя — а за окном день. — Когда он сказал это вслух, ситуация стала ещё более бредовой, и Марсель вздохнул. — Так, ладно, хрен с ним. Скоро я всё вспомню и перестану чувствовать себя психом. Скажи, что это в рамках нормы, и я успокоюсь…

— С учётом травмы, с тобой всё нормально, — соврал он или нет, а легче стало в самом деле. — Во всяком случае, врач предупреждал, что подобие галлюцинаций — обоснованных, разумеется — имеет место быть. Раз они похожи на дежа вю, а не на психоделические кошмары с говорящими стенами, причин для беспокойства и вовсе нет.

— А этого он отцу не сказал. Ты там из врача всю мою биографию вытряс, что ли?

— Просто попросил.

— Без оружия, я надеюсь?

— Вежливо попросил, — Рокэ непринуждённо рассматривал чей-то резной балкончик, и Марсель впервые в жизни всерьёз забеспокоился о своём враче. — Насколько я понял, от тебя утаили некоторые моменты, потому что не рассчитывали, что тебе вообще придётся вспоминать.

— Да уж, никому в голову не пришло, что я не поленюсь. Обидно даже, — стоило лишь начать, и язык снова развязался, что от него и требовалось. — Такое ощущение, что я десятилетний школьник, которого не выпускают во двор погулять с друзьями.

— Тебе не десять лет, вот ты и вышел сам.

— Как-то так… Хотя не было у меня в десять таких друзей, чтобы ради них выползать на улицу, когда можно книжку почитать. Зато теперь есть.

Какое-то время шли молча, не наблюдая ни древних римлян, ни глинтвейна. Люди попадались, но по большей части — как силуэты за окнами своих домов. В такое-то время, как ни крути.

— Ты всё ещё в настроении отвечать на мои дурацкие вопросы?

— Почему бы и нет. Дурацких пока не было…

— Это льстит. Как мы познакомились? — Марсель не собирался спрашивать что-то конкретное, но вопрос сам на ум пришёл. Наверное, от него ожидалось что-то вроде «каково это — стрелять человеку в голову, видя его глаза», точнее, не от него, а от кого-то другого, оказавшегося бы на его месте.

— В поезде. Я ехал в Польшу и никого не трогал, ты вломился ко мне в купе…

— Нет-нет, я не про этот раз!

— А ты думаешь, всё так просто? — Рокэ улыбнулся как-то странно, или это в темноте не видно ни черта, но улыбка вскоре погасла. — Было всё в точности то же самое. Естественно, я читал другую книгу, а ты удирал от другой скандальной девушки, но суть та же…

— Не может быть. Так не бывает, — пробормотал Марсель, и не успел он закончить, как понял — всё правда до единого слова.

— Не бывает, однако было. Девушка мириться не спешила, мы разговорились — я как раз искал человека, это ты уже знаешь.

— А в вагоне-ресторане были креветки, — и как он мог забыть?

— Очаровательно, Марсель. Креветок ты помнишь лучше, чем меня, да?

— Не расстраивайся, ты лучше креветок! Просто детали быстрее на ум приходят… Нет, теперь я всё помню. Надеюсь, это не стоило мне очередной мигрени, гм. Я что, правда удрал в чужое купе уже два раза?

— Ничему тебя жизнь не учит.

— Может, в третий раз не буду.

— Разве по той причине, что мы уже знакомы.

За ерундовыми разговорами, напрочь лишёнными смысла, но не обаяния, выбрались из тёмных переулков в более освещённую часть города; дома выше пяти этажей возвращали в современную реальность, примерно как рекламные щиты и значки метро вместо сделанных под старину фонарей и крепостных стен (к слову, они могли быть как реконструированными остатками древности, так и декоративной подделкой более поздних веков — чёрт их знает, эти стены, они (вопреки канонам психоделических кошмаров) разговаривать не хотели). Вспоминалось легко и без глюков, хоть пляши от восторга. От этого Марсель удержался, хотя и с трудом — так и распирало как-нибудь выразить собственную радость.

— Мы с Марианной недавно сетовали на то, что жизнь, состоящая из сплошных непрерывных радостей, радостной не будет всё равно. Мол, всегда должно случаться что-то дурное, чтобы хотя бы ощутить разницу.

— Это я слышал, — кивнул Рокэ, и Марсель вспомнил, что где-то в тот момент он и пришёл. — Ты к чему?

— Не знаю, так… Думал, это всё грустнее закончится. За исключением пары неприятных мигреней, у меня вообще нет претензий к этой жизни. Все нашлись, всё вспомнилось, всё прекрасно.

— Как у тебя всё просто.

— А что не так?

— Не увлекайся, — это он тоже уже говорил, примерно с таким же отрешённым лицом. Только на фоне был вокзал, а не светящаяся в темноте вывеска метро. — Фома, конечно, та ещё хитрая скотина со своими мотивами, но даже он прав насчёт опасных связей. Каждого из нас могут убить в любой момент, врагами обрастаем гораздо быстрее, чем гонораром за их смерти. Что ты дальше будешь с этим делать? Останешься на тёмной стороне, по факту помогая наёмникам искать новые головы?

— Могу не помогать, а приезжать на каникулы, в перерывах между вашими убийственными развлечениями.

— Не можешь.

— Почему? Загадочные законы местной мафии? Нельзя войти в одну реку дважды?

— Да потому что ты не умеешь тихо сидеть в стороне. Скажешь нет?

Марсель развёл руками, думая, как бы уйти от прямого ответа. Вопрос бы рано или поздно встал ребром, но сейчас-то за что? Очевидно, Рокэ не разделял его представлений о приятном весёлом вечере… Откровенно говоря, с таким образом жизни даже завтрашний день представлялся как далёкое недосягаемое будущее; Марсель собирался решать на ходу и по обстоятельствам, и никакого плана, даже для отвода глаз, у него не было вообще.

Прежняя безбедная жизнь и без того была связана с постоянными разъездами, так как он в основном представлял отца в разных странах и городах. Так какая разница, с кем ездить и каким маршрутом? Когда в голове всё встало на свои места (в последние несколько часов), Марсель наконец вспомнил, как сформулировал для себя этот самый ответ уже давно. И сейчас не знал, как об этом сказать, ведь звучало до стыдливости утопично. И уморительно наверняка… Рокэ не оценит… Но кому ещё скажешь, что самыми лучшими за сознательную жизнь моментами стали эти случайные и оттого бесценные встречи на вокзалах, разъезды в дорогих и не очень вагонах, бесконечные километры рельсов и разговоры обо всём подряд между двумя странными и непостоянными работами? Мол, как-то так — дорогой друг, я бы с радостью составил тебе компанию и в следующий раз; мне без разницы, куда ехать, дело везде найдётся, а если нет — можно сменить маршрут; в одиночку наверняка кататься грустно, почему бы, собственно, и нет?

— Вообще-то, была у меня идея. Тебе не понравится, — знать бы ещё, сколько у него времени, чтобы ляпнуть решающую глупость. Марсель поднял глаза на уличный указатель и с изумлением уставился в окна дома Луиджи. — Ой, да мы уже…

— Оставайся в Риме, — Рокэ проигнорировал тот факт, что они пришли, остановившись в нескольких шагах от входа. — Или переезжай в Прагу, как понравится. Возможно, я преувеличиваю, а Фома просто трусит. Дружба с сыном судовладельца и элитной проституткой ещё никого не прикончила.

— Я хочу с тобой.

— Куда? — ровным голосом переспросил Рокэ, не улыбаясь и глядя на него как-то исподлобья; даже не удивился, хотя, может, надеялся, что Марсель удовлетворится предложенным. Он бы с радостью.

— Повсюду, — аж голос охрип, но что ж поделаешь. Кто бы объяснил, что врать любовнице в тысячу раз проще, чем говорить правду лучшему другу. — Гм, звучит глобально, я, конечно, не имел в виду пожизненное рабство… Но, скажем, в качестве попутчика…

По правде говоря, Марсель ожидал чего-то вроде категоричного «нет» и пинка под задницу, но пауза слегка затянулась.

— Если никого из нас завтра не убьют, — сказал Рокэ, — я, так и быть, подумаю над этим.

========== Часть 7 ==========

Оказывается, дома никого не было до обеда, так как Луиджи ездил по делам, а больше никто его не навестил. Марсель обнаружил это задним числом, поскольку до обеда честно дрых без задних ног. Потом сделал два звонка по работе и один — отцу, отец одобрил ситуацию с римским филиалом и предложил провести заслуженный отдых там же, видимо, прекрасно зная, что этим наследник и занимается без лишних указаний. Короче, очередное приятное ленивое утро без подвоха, перетекающее в точно такой же день — пока не затрезвонил телефон. Стационарный, домашний, из-за чего Марсель и засомневался, а стоит ли ему вообще реагировать.

Столько глупых фильмов начинались с того, что главный герой берёт трубку и… А может, фиг с ним? Ведь тогда телефону следовало зазвонить несколько дней назад.

— Добрый день, — вежливо сказал Марсель, и то, что он никак не являлся хозяином дома, волновало его в последнюю очередь.

— Марсель, это ты? Луиджи мне не отвечает, — встревоженный голосок Юлии звенел из трубки, как недавно вся трубка целиком. Кажется, она там взволновалась не на шутку.

— Не переживай, наверное, занят…

— Не в этом дело… Ты один?

— Да, а что?

— Я нашла кое-что, — диапазон эмоций собеседницы скакал от сухого напряжения до грани истерики, и это было не очень хорошо. — Не знаю, как… и знаете ли вы, но, конечно, ничего не знаете… Ты знаешь, где его компьютер стоит? Я отправлю на почту…

— Знаю. Пароль тоже. Это не может подождать до Луиджи? Всё-таки его личный ящик, а я иногда вспоминаю, что копаться в чужих документах…

— Это больше касается тебя, — сдавленно вздохнула Юлия. — Всё, мне пора бежать, а то отец узнает, что я узнала… Никуда лучше не выходи, хотя… хотя, если всё так, ничего не поможет…

На этом она трубку бросила, оставив Марселя в полном замешательстве. Любопытство было сильнее, и он поднялся в рабочий кабинет Луиджи, без зазрения совести занимая его место за столом. Вряд ли там что-то серьёзное или личное, а Юлия наверняка преувеличивает, как это свойственно впечатлительным женщинам. Она, конечно, веселушка та ещё, но перенервничать тоже могла.

Но что такое касается непременно его, и причём тут отец — то бишь Фома? А главное, как послушная дочурка забралась в его файлы? Это более свойственно её сестре…

В свеженьком письме без заголовка и темы висел увесистый файл с текстом и изображениями, в котором Марсель без особого удивления обнаружил досье на самого себя. Никаких страшных подробностей в нём не было — дата рождения, фамилия да имя, контакты, сведения об образовании, о месте работы. Фотография не самая лучшая, но что ж поделаешь. Зачем-то приложены сканы билетов на поезда, судя по датам — прошлая весна, когда он больше ездил по восточноевропейской части… Вот, например, тот самый билет на поезд в Прагу. Подумаешь, кто-то сливает информацию о своих пассажирах богатому дяденьке, тоже мне — новость. Чего Юлии так волноваться? Или не знала, что такие, как её батюшка, могут собирать информацию про кого угодно, просто чтобы? Глядя на пару строк в конце документа, Марсель несколько раз перечитал их, не совсем понимая, что имеется в виду. А смысл был кристально ясен, просто он никак не ожидал этого увидеть. Да и никогда не доводилось читать письменные заказы на убийство. Видеть предполагаемую дату своей смерти, которая, к слову, должна была свершиться около года назад, это ещё ничего — рядом значилось имя Рокэ напротив недвусмысленной надписи «исполнитель».

Не реагируя на вибрацию телефона в кармане, Марсель перечитывал всё это до тех пор, пока глаза не заболели; потом наконец перестал, откинулся на спинку кресла и уставился куда-то поверх крышки ноутбука. Ясно. Понятно. С самого начала Рокэ должен был его убить. Ну, а с чего б ему ещё соглашаться на назойливого попутчика, когда он вообще никаких попутчиков на дух не переносил?

Телефон перестал, надо бы выяснить, кому он был нужен полчаса назад. Из коридора послышались шаги, и в комнату не спеша вошёл Луиджи, удивившись бесцеремонному вторжению, но ничего против не сказав.

— Юлия меня с работы сорвала, — немного разочарованно сообщил он, садясь на место гостя. — Что надо — непонятно. Кофе будешь? Кстати, мне компьютер нужен…

— Да. Кофе — да, — автоматически улыбнулся Марсель и непринуждённо потянулся к столу, надеясь успеть удалить письмо. — Тут ничего такого, она и меня попросила посмотреть…

— Давай уж. Я что, зря с корабля прыгал? Хоть и не в воду, — бедный ничего не подозревающий хозяин дома пересел за стол. Решив, что с этим уже ничего не поделать, Марсель пошёл на кухню, лихорадочно соображая, что к чему.

С одной стороны, он должен был быть мёртв уже давно. Задолго до начала своих весёлых приключений.

С другой, «если никого из нас завтра не убьют…»

Не складывается, как ни крути.

Луиджи был мрачнее тучи, а неподслащённый кофе хватил залпом, хотя слегка об этом пожалел. Какое-то время он метался перед столом, подбирая слова и никак не решаясь, потом выпалил:

— А я-то и поверил! Глупо было думать, что… всё и впрямь так хорошо складывалось… Я ничего не знал, — Марсель ждал, что он ещё умного скажет, но пока было понятно, что и для Луиджи письмецо оказалось сюрпризом. Притворялся он так себе, можно верить. — Наивный придурок. Я про себя, если что… Нет бы додуматься и тебя предостеречь… Вообще-то я обрадовался, когда вы впервые вместе приехали… Сразу хватили на брудершафт, весело было. Нда, очень весело… А он…

— Так, минуточку, — решительно вмешался Марсель. Интонация этого «а он» ему не понравилась совершенно. — Ты не в ту сторону думаешь. Я не…

— Юлия права, — Луиджи его совершенно не слушал. — Сиди дома и никуда не выходи. Она успела мне сказать, что обнаружила это всё то ли в недавно загруженных у отца, то ли где-то там на виду… Раз тебя и впрямь заказали, за тобой могут явиться в любую минуту…

— Луиджи, год прошёл! — пришлось немного поорать. — Это во-первых… Во-вторых, из всех ста с лишним подходящих моментов, чтобы меня убить…

— Вот ты и расслабился, — резко перебил собеседник, останавливаясь напротив стола. — Ты не думай, что заказное убийство — это всегда прийти и пальнуть в лоб. Иногда и впрямь приходится рассчитывать на десять шагов вперёд, чтобы закончить работу. Особенно когда мешают всякие… аварии…

— Я тебя сейчас тресну, — с улыбочкой пригрозил Марсель, и — о чудо — это подействовало. — Меня вот больше беспокоит, что этот файл нашёлся у Фомы. Я ему мешаю или кому-то из его сотрудничков?

— Одной из дочерних фирм, — сдавленно пояснил Луиджи. — Ваши конкуренты… Не знаю, в курсе ли ты, но открытие филиала в Риме пошло на пользу твоему отцу, но не закрытым…

— Да, да, кому-то там пришлось захлопнуть ставни, — теперь он припоминал, а ещё лучше — догадывался, зачем мог понадобиться мёртвым. Одно дело — торговать сырами в лавке, другое — разворачивать огромную пиар-кампанию по всей Европе, вытесняя всяких местных мастодонтов и вообще, грубо говоря, обнаглев. Марселя, как и его братьев, восхищал батюшкин напор. И в какой же момент он пересёк границу безопасности? — Хорошо, насчёт меня вопросов нет. Убить заразу и всякое такое. Почему я должен впадать в панику именно сейчас?

— Вчера вы были у Фомы. Договор, который ты видел, явно достали со дна ящика, стряхнули пыль и обновили. Понимаешь, — Луиджи снова заколебался, подбирая слова, — если бы Рокэ отказался, там стояло бы новое имя… Думай о нём, что хочешь, но он не отказался.

— Могу понять, я иногда весьма приставучий.

— Уже не до шуток, это ты понимаешь?

— Давай только без нотаций, — Марсель представил вчерашний вечер, постарался додумать каких-нибудь кровожадных деталей, но не вышло. Получалось, что — допустим — оставив его грустно выпивать на балкончике, Фома нашёл Рокэ и они заново договорились, а потом — чего потом? Трогательные бродилки по ночным улицам, разговоры про креветок в поездах, глупые воспоминания и ещё более глупая попытка сказать правду? Да в этот вечер креветки бы с большей вероятностью убили друг друга! Если, конечно, Рокэ не решил своеобразно попрощаться…

Но каким же это казалось бредом. В роли коварного лжеца, способного целый год мастерски морочить голову и изо дня в день таскать маску, Марсель куда увереннее представлял себя. Если Рокэ решал убивать, он убивал… Удивительная прямота, особенно в связке с такой же удивительной скрытностью… И, говоря начистоту, врал он не очень. А передумывал — запросто.

— Ты прав, мне тоже не нравится это всё, — неожиданно признался Луиджи, как-то разом поникнув. — Что-то я… резко среагировал. Но всё-таки факты…

— Предлагаю засунуть эти факты…

— Нет, но твоё упрямство тебя в могилу сведёт…

— Воистину, его сведёт, — Рокэ появился так же неожиданно, как всегда, но Марсель с Луиджи подпрыгнули едва ли не до потолка. — Вы что, дверь не слышали?

— Нет, — пробормотал Луиджи, выпрямляясь в кресле и не сводя с него глаз. Марсель искренне надеялся, что этот горячий итальянский парень не держит под столом пистолет, а всё-таки оценивает ситуацию трезво. Хотя, с точки зрения Луиджи, он-то как раз думал правильно…

— Ну и зря. А то не дом, а проходной двор, одни убийцы шастают, — когда человек в приподнятом настроении, это всегда мило, но Рокэ, наверное, не догадывался, насколько это пришлось некстати. Марсель без особого волнения смотрел, как он неторопливо разбирает оружие — был тут у Луиджи выдвижной ящичек, в который никто, кроме узкого круга людей, старался не залезать. Стоило бы хоть понервничать. Стоило бы, если б он поверил.

— На дело? — поинтересовался Луиджи почти нормальным голосом.

— Да, есть одно. Лежит, пылится, меня ждёт, — пробормотал Рокэ, сосредоточенно рассматривая какой-то пистолет. — Верно говорят, что некоторые вещи нельзя откладывать в долгий ящик. К счастью, за это время мои намерения ни капли не изменились…

— Стабильность — залог успеха, — брякнул Марсель, не удержавшись. Если уж и впрямь о его смерти речь идёт, то хоть пошутит перед царствием небесным.

— И что же, прямо здесь? — Луиджи привстал, слава Богу, у него в руках оружия не было. Рокэ обернулся через плечо, посмотрев на него, как на ненормального.

— Перекрестись, Луиджи… Ты ж потом кровь с дивана не ототрёшь. Убивают здесь почти всегда в одном и том же месте, и это порт. Тебе разве не сказали?

— О чём? — растерялся тот. Впрочем, Марсель тоже ни хрена не понимал и понимать отказывался, но чувство, что он был прав, только усиливалось. — Да, там сегодня какая-то встреча, но о тебе речи не шло…

— Обо мне не шло, — ухмыльнулся Рокэ, — так я сам приду. Но вам не советую. Посидите дома, сварите глинтвейн, красное вроде оставалось…

Он стремительно вышел, не реагируя на оклики — вялые, поскольку обалдевшие. Луиджи покачал головой и опустился обратно в кресло, а потом сразу же вскочил.

— Что бы там ни было, я должен это видеть.

— А больше ты ничего сказать не хочешь? — возмутился Марсель.

— Ты прав, я виноват, всё плохо, — вкратце обрисовал ситуацию Луиджи, быстро собираясь. — Мне, конечно, неловко так быстро менять мнение, но раз так… останься и впрямь здесь…

Остаться? Всё поменялось — всё в порядке, его не убьют, во всяком случае — не сегодня, и, может быть, всё сложится хорошо… «Если никого из нас завтра не убьют, я, так и быть, подумаю над этим», сказал Рокэ. А ведь «завтра» — то есть, сегодня — убить могут и его.

— Я бы прогулялся, — решительно заявил Марсель, не обращая внимания на крепкое ругательство, прилетевшее со стороны Луиджи. — Не переживай, незаметно так… Меня вообще никто не заметит…

— Тебя-то?! Ты с ума сошёл! Ещё раз говорю, что, кажется, я был отвратительно неправ, но если Рокэ сказал остаться — может, послушаешься его наконец?

Всё это убийственно логично, само собой. Марсель и сам не мог толком объяснить, на кой-чёрт ему этот дурацкий — прости, семейство Джильди — порт, какие-то чужие убийства… Казалось бы, не его — и ладно, но как-то не по-дружески. Совсем.

— Мы недалеко и ненадолго, — добавил он. — Если хочешь, даже из машины вылезать не будем. Я просто хочу, э… посмотреть на убийство. Как в тот раз, помнишь? Вы же меня с собой взяли.

— Тогда тебе ничего не угрожало. И мы ещё не знали, что ты можешь повредиться даже без угрозы, — проворчал Луиджи.

— Так и быть, за руль сядешь ты, — ослепительно улыбнувшись, Марсель двинул ему по плечу. — Ну, давай. Предчувствие хорошее.

Предчувствие было гаже некуда, но это — про себя.

Казалось, Луиджи не переспорить и придётся остаться дома, однако через пять минут друг вернулся с ключами от машины, виноватым лицом и чистосердечным признанием в том, что он свинья; с последним можно поспорить, но Марсель позлорадствовал и не стал. А то передумает ещё.

— Одного тебя оставлять нельзя, — распинался Луиджи, нетерпеливо постукивая пальцами по рулю. — Совсем нельзя. Но если мы даже вдвоём будем торчать дома, а дом окружат…

— Кому надо нас окружать?

— Не знаю, но тут что угодно может произойти, если помнишь. Ты только пообещай, что не будешь делать глупостей.

— Конечно-конечно. Я тут думаю о Фоме… Вчера он как будто пытался меня предупредить, и это теперь кажется странным.

— Может, передумал, а отозвать постеснялся — хрен его знает! Вообще он мог прощупывать почву, мол, не догадываешься ли ты, что давно должен быть трупом. Насколько я знаю от Юлии, это вполне в духе её отца. Мне больше интересно, на что Рокэ рассчитывал, — Луиджи продолжал думать вслух, выруливая на дорогу и постоянно проверяя зеркало заднего вида. — Хотя, знаешь… начинаю понимать, что он имел в виду… Вот ведь зараза! Нет бы прямо сказать!

— Сейчас ты не лучше, знаешь ли…

— Отстань… Мы же зачем всё это затеяли вокруг тебя? Никому не понравилось, что ты пострадал ни за что, и каждый вешал вину на себя, потому что — ну, понятно, почему… Ты ведь мог и умереть, а всё равно легко отделался. Решили, что раз уж тебе посчастливилось всё забыть, мы как-нибудь переживём, но сохраним твою несчастную голову.

— Я слышал разные версии, и в одной из последних выяснилось, что при желании мы могли бы общаться. Так?

— Так, — неохотно признал Луиджи и вздохнул. — Но мы ж понимали, что всё связано… Рокэ говорил, главное — чтоб не упоминали его, а как ты себе это представляешь? Зато теперь я понял, почему. Я очень долго верил в красивую версию, что, мол, он не хочет больше жертв вокруг себя… из-за себя. Как-то раз даже прямо так сказал. И ведь не соврал, обрати внимание! Какая разница — «убьют из-за меня» или «убью я»?

— И в самом деле. А что, треснуться головой — гарантия того, что по твою душу больше никто не явится?

— В каком-то смысле, знаешь, да. Ты понимаешь, все стороны наверняка цеплялись за то, что ты никогда не вернёшься — или вернёшься слишком поздно. На твоё место поставили бы кого-нибудь другого, бизнес бы вёлся, но не так блестяще. Ты всё-таки кого угодно уболтать можешь, вот и доболтался… Так вот, никому в голову не приходило, что…

— Что я вернусь, — нетерпеливо закончил Марсель. Дежа вю, не дежа вю, это ему уже говорили, причём не один человек и не так давно.

Если вспомнить, что ему говорили ещё, ситуация становится кристально ясной. И даже немного неловко за собственную недогадливость. Рокэ столько раз намекал, едва ли не прямо говорил, что можно было понять — не всё так жизнерадостно, как хотелось бы… Да, все эти «я тебя и пристрелить могу» никак не выглядят как реальная угроза, но чёрт возьми. Чёрт возьми.

— Ты прав, — сказал он, обернувшись к Луиджи. — Нет бы прямо сказать!

— Ага, теперь понимаешь, — ухмыльнулся тот. — Иногда он просто невозможен. Ну, практически всегда.

— Нет, подожди, тут должна быть логика. Если бы я знал правду? Что бы я мог сделать?

— Много чего… Нанять кого-нибудь со стороны и, прошу прощения, убить убийцу. Сказать отцу, чтобы он тебя заменил на кого-нибудь.

— Да иди ты, — возмутился Марсель. Всё это казалось каким-то чужим, ему бы в голову не пришло так поступать. А что бы пришло? — Стой, а почему мы только обо мне говорим? Если бы ты узнал, Елена или Марианна, да кто угодно?

— Об этом я не подумал, — голос стал напряжённым. — Ну, я бы точно не пришёл в восторг. И мы бы не смогли тебя защитить, потому что стали бы соучастниками… Нет, не стали бы… Да будь оно всё проклято, ни черта не понимаю!

Они то ли удачно, то ли нет застряли в пробке, и это давало форму для раздумий. Марсель попробовал и так, и эдак, с одной стороны прикинул, с другой — думать устал смертельно и решил оставить всё, как есть, но в голову тут же полезли непрошеные воспоминания, и они волоком тащили за собой новые вопросы. В поезде Рокэ говорил про ответственность и долг — свой, надо полагать, но за что? Да за спасённую жизнь… А отплатить такое можно лишь одним способом — абсолютно взаимным. Марсель уставился в окно, предполагая, что выражение лица у него сейчас провокационно-обладевшее. Господи, как же всё очевидно. И Рокэ вовсе не такой загадочный, как всем кажется — надо просто слушать, что он говорит, и не забывать думать своей головой…

Жаль только, что эта голова думает только задним числом. Допустим, возвращение долга. Красивое, бесспорно. Греет душу мысль, что не убивать его было решено немного раньше — Марсель слегка надеялся, что он сумел произвести впечатление того, кого будет жалко сразу прикончить. О том, что в криминальной среде делают с теми, кто не выполняет свою работу, гадать не хотелось. Да и в конце-то концов, друзья они или нет? Хотя бы чуть-чуть? Вряд ли Рокэ сказал бы «да», но он и не сказал бы «нет»…

То же самое с этим дурацким убийством. Ни да, ни нет. Вместо того, чтобы разглагольствовать о своём решении с совершенно не свойственной ему прямотой, взял и молча сделал по-своему, что, между прочим, говорило куда больше, чем сотни глупых трогательных слов.

Марсель считал, что глупые трогательные слова — тоже очень даже ничего, но каждому своё.

— Я разобрался.

— М?

— Это личное, — брякнул Марсель, подразумевая, что не сможет повторить цепочку вслух. Да и вправду немного личное, и не только для него. — Лучше скажи, как у вас там с организационными моментами… Ты говорил, можно отказаться?

— Отказаться от дела можно, если ты очень крутой и тебе деньги не нужны. В большинстве случаев наёмники не отказываются, так как им плевать, кого резать — они всего лишь своими руками выполняют чужую грязную работу, и при этом вся кровь должна оставаться на совести заказчика. Как-то так это работает в идеале. Пока понятно?

— Пока да. Насколько я помню, по этой вашей смутной иерархии Рокэ скорее вверху, чем внизу?

— Ну, скорее вверху, — пробормотал Луиджи. Кажется, он уловил какую-то не очень приятную мысль, то ли ту же самую, то ли ещё какую. — Марсель, я, честно, не совсем разбираюсь — я чаще общался с мафиози… У всех свои правила… Дерьмо. Почему он не отказался? Фома бы пальцем о палец не ударил! А это демонстративный отказ прямо в лицо начальству и проблемы с репутацией для всей хреновой организации.

— Что-то такое я и хотел услышать. То есть, не хотел, — исправился Марсель. — Давай прямо, что с ним теперь сделают?

Луиджи немного помолчал, вцепившись в руль обеими руками и буравя взглядом забитую дорогу, потом мрачно процедил сквозь зубы:

— Я в этом не специалист, но, кажется, кому-то пиздец.

*

Когда они наконец доползли до порта, стало совершенно непонятно, на кой они это сделали. Всё закрыто, никого нет, красивые кораблики тихонько качаются на воде. Закатное солнце бьёт по волнам, и ослепительно яркие блики заставляют слезиться глаза.

— Тут хоть кто-нибудь есть? — поинтересовался Марсель, плетясь за Луиджи по незнакомым (или знакомым?) местам и ища его любимые колонны. Нашлись, кстати, чуть поближе к воде.

— Без понятия… Дерра-Пьяве! — на оклик Луиджи из-за какого-то гаража непонятного Марселю назначения вышла фигура, то ли закоренелый моряк, то ли такой же мафиози, но при виде Джильди он обрадовался и зажестикулировал руками.

— Босс, тут такое было! Да вы всё знаете небось.

— Ничего не знаю, — рявкнул босс, вышло убедительно. — Рассказывай.

Марсель зря понадеялся, что они сейчас всё узнают. Хороший человек, и лексика интересная, но толку — ноль. Начать с того, что Дерра-Пьяве изначально опустил имена всех действующих лиц, пользуясь определениями «те» и «эти». Самое обидное, что Луиджи, похоже, в пояснениях не нуждался. А Марсель вот нуждался, но что-то никто не спешил ему объяснять.

— Они, значит, так и стояли, — вещал Дерра-Пьяве, показывая на арку из колонн. В диком оранжевом освещении она была какой-то страшной. — Там и тут. Нам не то чтоб не велено вмешиваться, не совсем не велено, но свои тёрки есть свои тёрки, чужакам на советы не положено, как ни крути. Кабы мы разборки устроили, вы понимаете, эти бы тоже бровью не повели, глазом не моргнули. А босс-то ихний на днях на тот свет отправился, я вот совсем недавно узнал — значит, главаря нового выбирать надо, а кого? Ну понятно, кого, но это надо было видеть! Он им мало того что, считай, на ботинки плюнул, так ещё и этого пристрелил, с чётками, который при бывшем типа консильери был. Я так понял, за какое-то старое дело, они что-то очень умное при том сказали, я б захотел — не понял.

— А дальше что? — Луиджи, казалось, понимал каждое слово и вообще следил за ходом событий. Везёт ему.

— Дальше — стреляться, — охотно ответил Дерра-Пьяве и добавил пару смачных ругательств. — …туды их всех через качель, чтоб у нас так каждый капо умел! А вообще хитро, сначала назначиться, а потом всех на тот свет отправить. Было за что, судя по глазам. Так они и сделать ничего не могут — сначала обалдели, конечно, потом прочухались, всё ж таки надо как-то задницу спасать. Ну и драка всех со всеми. Дальше, звиняйте уж, отошёл, — виновато прервался он. — Нам же надо было никого не впускать да не выпускать, сами знаете. Местным-то совсем ни к чему всё это знать, не говорю уж про туристов всяких да и просто горожан.

— Понятно, — чего тебе, блин, понятно?! Марсель укоризненно посмотрел на Луиджи, Луиджи не среагировал и продолжил расспрашивать своего коллегу на каком-то неведомом языке — все слова знакомые, а суть потерялась; как всегда, придётся всё делать самому. Хотя что именно он собирался делать, тоже неясно.

Если он правильно понял то, что понять априори невозможно, а именно — речь Дерра-Пьяве, ничего особенного в порту не случилось, просто Рокэ пришёл и всех поубивал. Звучит как-то нереально, с другой стороны — реальней некуда.

Убедившись, что его никто не поймал за локоть, не схватил за шкирку и вообще не заметил, Марсель пошёл гулять на пристань. Пожалел об этом сразу же, поскольку кладка всюду была залита кровью. Не равномерно, само собой, это вам не компот на кухне проливать. Разномастными броскими пятнами, похожими на следы. Первый труп, попавшийся в прибрежной полосе, выглядел отвратительно, и Марсель убедил себя, что ничего не видел — и тем более не нюхал, а то бы прогулка совсем испортилась. Подумаешь, немножко мертвецов… Что ж он, в кино не ходил, что ли… И уж точно не зря напрашивался на это посмотреть.

Видимо, уцелевшие уже удрали, поскольку стонущих раненых он тоже не нашёл. Либо непосредственно тела, либо остатки мозгов, которые уже никому не пригодятся. Ну и кровищи здесь, можно подумать, что огненное закатное солнце вытекло в море и теперь лижет пятки сухому берегу.

Мысль о том, что он ведёт себя по-идиотски, пришла в голову слишком поздно. А вдруг ещё не все ушли?! Кто угодно может принять его за постороннего свидетеля и выстрелить из-за ближайшей колонны! Или даже в упор, что он сделать-то успеет? Но уходить пока рано, да и не уйдёт он, пока не убедится… Лучше не убеждаться… Они ещё не съездили в Вену, они вообще никуда не съездили… Марсель побрёл дальше вдоль яхт, прислушиваясь внимательнее. Если его всё-таки убьют, он хотел бы предварительно выругаться вслух.

Стук и шорох, похожий на шаги, прямо за спиной — чуть с ума не сошёл, но развернулся в прыжке, не чтобы сдачи дать, а просто от испуга. Вот ведь дрянь! Толстая белая чайка шла за ним по пятам и клевала окрасившийся багряным песок в поисках жратвы.

Задрав клюв, чайка посмотрела прямо на Марселя, придирчиво склонила голову, а потом оглушительно заорала. Один раз.

— Ах ты крылатая падла! — завопил Марсель громче чайки, не в силах больше сдерживать накопившееся напряжение. — Чтоб тебя кто-нибудь в задницу клюнул, тварь! Пожрать больше негде было? Падальщицей заделалась? Да я из-за тебя чуть от страха не помер, прожорливая курица!..

Пока он набирал воздух для продолжения тирады, из-за дальней колонны послышался смех. Выдохнув с облегчением, Марсель передумал орать и пошёл туда; чайка, кстати, улетела, тоже утратив интерес.

— И ты туда же, — он плюхнулся рядом на песок, надеясь, что это вышло укоризненно и вообще красноречиво. Если бы Рокэ не пошевелился, Марсель бы принял его заочередной труп. Впрочем, при ближайшем рассмотрении всё оказалось не так страшно — вновь приобретённый друг был ранен в руку и в ногу, но не умирал, да ещё и развлекался на полную катушку, судя по всему. — Вот если бы она не заорала, я бы мимо прошёл. А если бы заорала чуть раньше, я бы поскользнулся на чужих мозгах и не дошёл вообще. Хватит ржать! Ну что ты за человек такой? Можно хотя бы иногда смеяться, когда я смешно шучу, и НЕ смеяться, когда по жанру полагается плакать?!

— Не указывай мне, что делать, — заявил Рокэ, щурясь на солнце. — И подержи вот это. Я тут, на минуточку, кровью истекаю…

— Я вижу! — отчитывать всё, что движется, наконец-то расхотелось; притихнув, Марсель послушно держал какую-то белую тряпку, ранее бывшую рукавом. Ну и не такая уж она теперь и белая. — Помочь?

— Ни за что. Ты не умеешь…

— Ерунда, уж рану зажать… Поверь, я тебя не прикончу! Ты же меня не стал. Мы в курсе, кстати. У Юлии обострилось любопытство, и…

— Это я понял. У вас с Луиджи были такие забавные лица, когда я зашёл, — заметил Рокэ, зажимая другой тряпкой слабо кровоточащую рану чуть выше локтя. Одной рукой выходило не очень, но Марсель тактично промолчал. Господи, какая антисанитария, когда можно будет позвать врача? Или в таких случаях не зовут врача? В конце концов, перестрелка… — Спасибо, кстати, что не набросились с претензиями, потому что я опаздывал сюда.

— И что здесь было-то? Я пока ничего не понял.

— На днях скончался мой отец. Об этом я узнал от Фомы, хотя мог бы от семейства, но, кажется, больше никого и не осталось. При всех своих деяниях старик умудрился умереть в своей постели, поэтому все растерялись — он не назначил наследника, которому перейдут все эти трупы и прочие нерешённые дела. Решили, что это буду я, но, зная мой характер…

— Ни на что не надеялись, я так понимаю.

— Примерно так. Луиджи предысторию рассказывал? Долгое время все ждали, что я разозлюсь и прибью отца, предварительно закатив истерику, мол, всё из-за него. Не дождались… Что бы там между нами ни было, убивать собственного родителя мне не хотелось. Удивительно благородно для наёмника.

— И когда его не стало…

— Его не стало, а кое-кто остался в живых. До сегодняшнего дня, — голос стал жёстким и холодным, и Марселю пришлось напомнить себе, что он в этом не участвовал. — В это трудно поверить, но моя семья — когда они были живы, разумеется — была против некоторых радикальных мер. Я узнал об этом случайно и задним числом, но решение убить всех, кого я любил, принадлежало нашему «серому кардиналу». Он своего добился, всегда добивался.

— До сегодняшнего дня?

— Именно.

— Как так — всех? — растерялся Марсель, не подумав, насколько это бестактно. — Я думал, там была только девушка… Извини.

— Не помню уже, кому что рассказывал… Был ещё один человек, — Рокэ смотрел куда-то в одну точку на воде, и, наверное, не среагировал бы, если б у него перед лицом махнули рукой. — Его довели до суицида, но при других обстоятельствах. Мы случайно познакомились где-то на стороне, и дурак потащился за мной, мол — терять нечего, а все, кому терять нечего, идут убивать… Другие ясно дали понять, что это не так работает. Оказался не на своём месте, а из таких организаций уходят только на тот свет.

— Вот оно что, — пробормотал Марсель, невольно представляя восемнадцатилетнего себя на месте того парня. И ведь могло бы быть и такое. Наконец-то история собиралась в единое целое, только вот она ему совсем не понравилась. — Ну, главная сволочь убита, это хорошо… А дальше?

— Каждому своё, — Рокэ ответил не сразу, запрокинув голову и уткнувшись затылком в колонну; вообще-то, для раненого он слишком много трепался за последние пять минут. — Сволочам — могила, семейному бизнесу — крышка… Мне — потеря крови… и работы…

— Эй, не умирай тут… И что смешного опять? Ты с ума сошёл?

— А ты не видишь? — переспросил он, криво усмехаясь. Совсем, совсем невесело.

— Вижу, — Марсель придвинулся поближе, стараясь не задеть ни одной царапины, и крепко его обнял. Кажется, в первый раз, хотя чёрт знает… Рокэ не возражал, впрочем, пусть хоть вырывается — главное, что перестал смеяться, как ненормальный… Откровенно говоря, так не смеются, а рыдают, но он же всё делает наоборот. — Мне кажется, самое время для тупых вопросов. Тебе не кажется? Ну я всё равно спрошу. Почему ты меня не убил?

— Ты слишком любишь жизнь. Я тоже. А вообще… — Как же, оказывается, не хватало этих ноток сарказма. — Крайне затруднительно убить человека, который в первые же полчаса предлагает свою компанию, книгу, дружбу и креветок в вагоне-ресторане… Это было так настойчиво, что я, признаться, подумал, а не тебе ли заказали меня…

— Нет, ещё чего. Я просто коммуникабельный, — скромно сказал Марсель и подумал, что этими тремя словами можно описать вообще всё, что когда-либо с ним происходило.

*

Вагон поезда уютненько качался, за окнами медленно и величаво проплывали поля, провода и деревья. Вжавшись в стенку, чтобы пропустить спешащую проводницу с горячим чайником, Марсель убедился, что она отошла на безопасное расстояние, и пошёл дальше. Вещей было немного, всего одна сумка, но даже этой сумкой надо размахивать аккуратнее — однажды он так человека зашиб. Всякое случается, когда ты альтернативно осторожный — другими словами, слон в посудной лавке.

Добравшись до нужного купе, Марсель вежливо стукнул кулаком, отодвинул дверцу и спросил:

— У вас тут не занято?

Рокэ сделал вид, что тянется за пистолетом, не отрываясь от книги, и Марсель довольно доложил:

— Я специально задержался, чтобы это сделать. Тебе понравилось?

— Смертельно, — заверил его друг. — Тебе кто-нибудь говорил, что шутка в третий раз уже не смешная?

— А это не шутка! Я действительно спрашиваю разрешения.

— Вот это и впрямь смешно, Марсель. Ты-то спрашиваешь?

— Для разнообразия, — пояснил он, падая на сиденье и вытягивая ноги. — Ух, я жуть как устал, так спешил… опоздать, в смысле… Ты нашёл работу?

— Конечно, за полгода можно было её даже потерять и найти ещё одну. Век информации — полная ерунда. Самой информации полно, но пользоваться ей умеют единицы: никому даже в голову не пришло заподозрить меня в убийствах.

— Неужели никто не проверял, чем ты занимался раньше?

— Я сказал, что работал телохранителем, и на этом всё… Между прочим, — Рокэ укоризненно посмотрел на его недоверчивое лицо, — какое-то время я им и вправду был…

— Правда и ничего, кроме правды. Всё как я люблю, — не удержался Марсель и тут же сменил тему: — Остальные уже приехали? Мне кажется, Елена должна дневать и ночевать в местном оперном театре…

— Думаю, этим она сейчас и занята. Кстати, мы расстались, — то ли он уловил некоторую паузу перед заветным именем, то ли и так всё было очевидно. Прошло время с последней поездки в Рим, но Марсель поймал себя на том, что с кем бы ни гулял, не может выкинуть из головы одну грустную улыбку.

— Как так? Вы же были, прямо… очень, — слова куда-то делись, и он поспешил добавить: — Забудь. Я ничего не говорил. То есть, я спрашивал, но нормальным человеческим языком…

— Так и быть, никому не скажу… Но всё к тому шло. Она грустила, скучала по тебе и никак не могла это выразить, а у меня не было настроения отказывать, — Рокэ сообщил эти поразительные новости таким тоном, как будто зачитывал прогноз погоды. — Не то чтоб мы любили друг друга, но, наверное, хотели. Во всяком случае, она хотела.

— А ты нет? Неужели совсем? Может, мне всё-таки впервые в жизни немножко снесло голову, но она же чудо как хороша, — немного возмутился Марсель.

— Не знаю. Они всё-таки совсем не похожи.

Поезд тряхнуло, и с выдвижного стола грохнулся стакан. Сначала показалось, что ничего ему и не было, однако посудина всё-таки разбилась — трещина дала о себе знать, когда вагон повело в другую сторону, и половина стакана осталась лежать, а вторая — поползла вбок.

— На счастье, — хмыкнул Марсель, потянувшись за осколком. — Хотя какой дурак придумал бить посуду на счастье?

— Философ какой-нибудь. Они все немного дураки, — предположил Рокэ, подбирая второй осколок. — Тебе не кажется, что равновесие восстановилось?

— Опять? Нет, не кажется…

— А по-моему, вполне. Ведь кто-то из нас всё-таки должен был умереть? Не знаю, как ты, а я не против, если этим кем-то окажется стакан.