этого прозвища-то Иван, пока ещё был мелким, набил себе немало шишек, без раздумий бросаясь в драку с заведомо более сильными парнями. Получал, конечно, но не сдавался, кидался на обидчика, пока мог, пока не сбивали с ног — и так постепенно завоевал уважение у всех ребят маленького городка, в котором проживал с матерью Ниной Петровной и старшей сестрой Лизаветой. Отца не было — погиб в Гражданскую, на Перекопе, когда в рядах конармии Будённого гнал беляков в Крыму. Отцом Иван очень гордился, при случае доставал доставшуюся по наследству будёновку и всем ребятам рассказывал, какой лихой кавалерист был геройски погибший отец. И сам мечтал стать кавалеристом… да вот судьба в лице военного комиссара области распорядилась иначе, и призывник Иван Дубов был зачислен в пехоту. Служил достойно, и там, на Родине, и здесь, в братской Монголии.
— Гиблые места, — выпустив дым, посетовал Бибиков. — Дров даже — и тех нет, за семьсот вёрст привозить приходится… Не говоря уже о чём другом.
Да уж, критиковать командование было за что: связи нет, снабжение — чёрт-те как, жили в ямах, даже карт нормальных — и тех не хватало. Бывали случаи, что присланные из Союза части теряли ориентацию и по несколько дней блуждали в степи. Комдива Фекленко, конечно, в открытую не ругали, но…
Иван на всякий случай ушёл от скользкой темы:
— Как думаете, товарищ сержант, нападут самураи?
Бибиков усмехнулся, протёр рукавом сержантские треугольники на малиново-красных петлицах:
— Конечно, нападут, товарищ боец, тут и думать нечего! Иначе б с чего мы здесь?
Оба помолчали, любуясь тем, как на востоке, за рядами зеленовато-бурых сопок, поднималось жёлтое знойное солнце.
Дубов прислушался:
— Кажется, гудит что-то!
— В голове у тебя гудит, — усмехнулся сержант. И тут же насторожился. — Хотя… И в самом деле — гудит.
Он посмотрел в небо. Иван тоже поднял глаза — да, с запада приближались стремительные серебристые точки… быстро превратившиеся в самолёты!
— Бомбардировщики, — уважительно произнёс Бибиков. — Эсбэшки.
— А вон и истребители, — Иван поддакнул. — «Чайки».
Сержант присмотрелся:
— Не, не «Чайки». «Ишачки» — И-15. У «Чайки» крылья другие, да и колеса убираются.
— Не колеса, товарищ сержант, — шасси, — осторожно поправил Дубов. — Да, это точно не «Чайки»…
— Самураев бомбить полетели… — Бибиков потянулся.
— Бомбить? Бомбить?!
Ивана вдруг словно ожгло, и он поспешил поделиться своими предположениями со старшим по званию, более опытным человеком.
— Да не могут они просто так, ни с того ни с сего, японцев бомбить полететь! — волнуясь, быстро заговорил Дубов. — Нас же на каждой политинформации о провокациях предупреждают… А раз сейчас летят, значит… значит…
Тут и Бибиков дёрнулся, даже самокрутку выронил:
— Хочешь сказать — самураи в атаку попёрли?!
Иван сглотнул слюну:
— Думаю, так, товарищ сержант…
— Что же наши-то…
— Так связь-то, сами знаете какая… Хотя, может, после подъёма что скажут…
И тут же трубачи проиграли подъем, и все пустое пространство меж сопками начало заполняться народом. На ходу одёргивая гимнастёрки, красноармейцы выпрыгивали из ям и немногочисленных — в основном, конечно, для офицеров — палаток.
— Первый взво-о-д… Стройся!
— Второй — становись!
— Третий…
Не прошло и пары минут, как выстроилась вся рота. На зарядку, как и всегда. Впрочем, кажется, нет… Иван углядел у командирской палатки запылённую «эмку» командира полка. Ничего себе, какое начальство пожаловало! И — с утра. Значит, и в самом деле что-то затеялось.
— Товарищи бойцы! — после положенных по уставу приветствий обратился к красноармейцам комполка Иван Михайлович Ремезов — плотный, не старый ещё мужчина в ладно сидевшей на нём гимнастёрке с прямоугольниками в красных петлицах. — Только что сообщили по рации — японцы начали наступление и сейчас пытаются форсировать реку Халхин-Гол. Выступаем на помощь, товарищи бойцы…
Ну и дальше. Про то, что враг будет непременно разбит и самураи получат достойный отпор.
Надо отдать должное, говорил комполка недолго и, сообщив о японском наступлении, приказал готовиться к походу. От расположения полка, стоявшего неподалёку от монгольского городка Тамсаг-Булак, до Халкин-Гола было километров сто, а то и все сто двадцать. Учитывая почти полное отсутствие дорог — часов пять-шесть ходу. Это если на грузовике, а не пёхом.
Подумав, командование решило осуществить переброску полка по частям — кому повезёт, на «полуторках», а остальные — пешком. Те, кто на грузовиках, естественно, должны будут вступить в бой первыми… Наконец-то!
Поправив на плече винтовку, Дубов подбежал к руководившему погрузкой старшине Старогубу — усатому крепышу-украинцу, кажется, из Запорожья.
— Разрешите, товарищ старшина?
— Где твой взвод?
— Вот… уже все готовы…
— Сержант! Загружайтесь!
Перевалившись через низкий борт,
