сюда, мудила жирный, — начал он. — Мы на углу Девяносто девятой и Второй. Деньги. Деньги гони.
Он пригрозил, что отвезет меня чуть подальше, кварталов на двадцать, и выпихнет из машины, прямо там. Когда черномазые со мной разберутся, сказал он, от меня только рожки да ножки останутся.
В заднем кармане у меня завалялись несколько купюр от прошлой поездки. Я просунул в щель перегородки двадцатку. Водитель отщелкнул замки, и я выкарабкался наружу. Ну что тут еще скажешь.
И вот я стою со своим портфельчиком в потоках сокрушительного света и островного дождя. За мной высятся корсетные ребра промзоны Эф-Ди-Ар-драйв и водные массы… Дело, наверно, уже к восьми, но плаксивое дыхание дня все так же прикрывает свой блеск, угасающий блеск, совершенно ни к черту — под дождем, под струями. На той стороне грязной улицы в дверном проеме вымершего винного магазинчика маячат трое черных подростков. Но я слишком крупная дичь, и метать заводки им явно грустно, Я вызывающе прикладываюсь к бутылке, купленной в дьюти-фри. По моему времени уже первый час ночи. Фильм просто тошнотворный. И это ведь только начало.
Я пытался поймать такси, но без толку. Это же Первая, а не Вторая, почти трущобы. Все такси направляются в обратную сторону, рвут когти по Второй и Лексингтон-авеню. Какие-то полминуты в Нью-Йорке — и уже меряю шагами асфальт, долгая прогулка по Девяносто девятой.
Знаете, еще месяц назад я бы так не поступил. Честное слово, не поступил бы. Тогда я, главным образом, избегал. А теперь только и жду, что еще произойдет. И ведь происходит. Будто никак иначе нельзя. Остается лишь смотреть в оба и ждать… Говорят, инфляция — санитар этого города. Засучив рукава, бакс приступает к расчистке авгиевых конюшен. Но и здесь происходит. Спуски ешься по трапу самолета, озираешься, вдыхаешь полной грудью — и приходишь в себя в одном нижнем белье где-нибудь южнее СоХо[1] или в больничной койке на растяжке, на груди серебряный поднос и перевитый ленточкой счет, и тип в белом говорит: «Доброе утро, сэр. Как вы себя чувствуете? С вас пятнадцать тысяч долларов…» Происходит даже здесь — и что-нибудь ждет, не дождется, чтобы произойти со мной. Я это чувствую. Последнее время жизнь кажется мне леденящей кровь шуткой. Последнее время она стала обретать, не побоюсь этого слова, форму. Что-то ждет, не дождется. И я жду. Скоро ему надоест ждать — не сегодня, так завтра. Что-нибудь ужасное может произойти в любой момент. В этом и ужас.
На нашей планете страху нечего бояться. Страх живет себе припеваючи. Все мы пляшем под его дудку. Ей Богу. И нечего морочить себе голову, сестренка… Когда-нибудь я наберусь духу и подойду прямо к нему. Подойду прямо к страху. Кто-то ведь должен это сделать. Подойду прямо к нему и скажу: «Ну ладно, стояк. Хватит. Довольно помыкать нами. Наконец нашелся кто-то, кому это осточертело. Все, баста. Выйдем, разберемся». Говорят, все задиры в глубине души трусы. Страх — задира, но что-то подсказывает мне: его не запугать. Полагаю, на самом деле страх невероятно отважен. Страх выведет меня черным ходом, прислонит к стене среди ящиков и пустых бутылок и покажет, где раки зимуют… Это может стоить мне зуба-другого или подбитого глаза, даже сломанной руки. Страх способен увлечься, как это иногда бывает — сплошной разрушительный инстинкт, никаких тормозов. Может, мне понадобятся помощники или инструмент, или старый добрый уравнитель. Нет, если как следует подумать, оставлю-ка я лучше страх в покое. Когда доходит до драки, я храбр как лев — или беспечен, или безразличен, или просто несправедлив. Но страх по-настоящему пугает меня. Слишком он хорош в драке, да и все равно я слишком боюсь.
Я прошагал квартал на запад, потом повернул к югу. На Девяностой шестой я приступом взял остановившееся у светофора такси — просто рванул дверь и зашвырнул на сиденье свой чемоданчик. Водитель развернулся, и наши взгляды с треском скрестились.
— «Эшбери», — второй раз сказал я ему. — На Сорок пятой.
Он довез меня куда сказано. Я доплатил ему остаток в два доллара плюс еще чуть-чуть. Деньги перешли из рук в руки крайне красноречиво.
— Спасибо, друг, — произнес он.
— Не за что, — ответил я. — Это вам спасибо.
Я сижу на кровати в номере отеля. Номер очень даже ничего, очень. Жаловаться абсолютно не на что. Соотношение качество-цена выше некуда.
Зубы болят по-прежнему, плюс возник новый очаг. Челюсть справа и сверху, так сказать, на северо-западе, явно распухла. Не иначе абсцесс какой-нибудь хренов, нерв задет или десна пошаливает. Черт, придется лечить. То-то доктор подскочит. Эти мои крокодильи зубы, мои английские зубы, пожалуй, не лучше, чем у среднего американского трупа. Более того, попаду на деньги. За все такое здесь надо платить и платить, как вы знаете, как я уже говорил. Надо морально подготовиться к тому, что обдерут как липку. Все прохожие, все статисты и исполнители эпизодических ролей требуют постоянных расходов, да еще каких. Скорая помощь
