Китайские колокольчики,
кукол в кокошниках,
кофейные чашки
и тому подобную рождественскую муру
покупаю, заворачиваю в радужные бумажки,
в коробочки — с детской пылкостью, будто без них умру.
Чемодан набит сувенирами под завязку —
пищит молния, взрываются нитками швы.
Я тоже от гордости лопаюсь — сусальную сказку
волоку, как безумная, в Болгарию из Москвы.
И если подруга моя через год позвонит в колокольчик,
что почувствую сквозь эфирный рой голосов?
Так, пустячок, анестезирующий укольчик,
прививку от бездны, ее тикающих часов.
И когда другая глотнет, обжигаясь, кофе,
не вникая в смысл навязанных мною уз,
смуглая капля прочертит пушкинский профиль
на фарфоре питерском — я тоже почую вкус.
Одному подарю серебряную улитку,
другому яшмовую сову в лавчонке найду —
и продерну сквозь нашу жизнь блестящую нитку,
и мы вместе выживем в самом глухом аду.
А пока — ехидна зимняя — крутит вьюга
сор цветастый, фантики над пропастью ледяной,
вся эта канитель, мишура нам поможет любить друг друга —
золотой ключик от вечности заводной.