детей, выбрасываемых из вагона. Матери детей передавали из рук в руки и оставляли их под полотном железной дороги. Потом мы пошли на вокзал пешком. Этим приемам нас научил офицер. Мы в здание не пошли, а расположились на платформе, в конце вокзала. С вагонов начали всех выбрасывать, проверять документы — все искали нас. Ночь была темная. Нас разыскивали, освещая фонарем каждого пассажира и рассматривая у всех документы. Подходили и к нам, но мы прикинулись спящими. Один из них настаивал разбудить нас и проверить документы, но кто-то сказал, что эти люди спали еще здесь до прихода этого поезда. Когда ушли от нас, мы начали перебираться за вокзал. Мы остановились за вокзальным сараем. Две женщины пошли разыскивать знакомых. До рассвета мы уже были в городе на квартире у знакомых. Здесь мы находились два дня.
На третий день во время базара мы наняли две подводы. Уложились и тронулись в путь. Дорога была — сколько ни окинь глазом — везде степь широкая и раздольная. Мы выехали утром рано и в село Степное приехали часов в двенадцать ночи. Наши подводчики нас привезли к себе на квартиру. Утром отправили одну женщину в Урожайное сообщить о том, что мы из ссылки бежали, пусть нам на помощь высылают подводы. В Степном мы поселились в большой землянке без крыши, без окон и без дверей, внутри росли высокая лебеда и бурьян. Мы этот бурьян вырвали, настелили его вместо постели и уложили детей. Мне пришлось голодать дня четыре. Я посылала своего сына Ивана (в настоящее время комсомолец) ходить и просить пропитание. Приходилось и самой ходить и собирать. Сын и я приносили хлеб и арбузы, и этим сбором питались четыре человека: трое детей и я — мать.
В Урожайном узнали о нашем побеге. За нами приехали на двух подводах. Лошадей гнали быстро, чтобы скорее спасти бежавших и замести следы.
Из Степного мы пробирались глухой степью через татарские аулы. Ехали не по дороге, а напрямик, по высокому бурьяну. Нас приняли урожайненские камыши, где мы и поселились после бегства из ссылки. В камышах были раскинуты шатры, калмыцкие кибитки, и мы с детьми поместились в кибитках на жительство. Кругом нас стояли часовые красных партизан-камышанцев. Мы были на острове — кругом камыш, вода прилегающих озер Прикаспийской низменности, река Кума. Так и жили мы, бежавшие из ссылки, и еще семей шестьдесят, тоже скрывавшихся в камышах от белых палачей.
Мы стирали партизанам белье, пекли хлеб, ухаживали за ранеными. Наш остров белые со всех сторон осаждали. По нас стреляли из пулеметов, гремели и рвались снаряды, ухая и со стоном взрывая и разбрасывая землю по сторонам. Камышанцы во время боя забрали белогвардейский обоз с медицинскими принадлежностями и двух фельдшеров. Много было провизии, винтовок, патронов и пулеметов. Бои были ужасные. Погибло очень много красных и белых. Фельдшеры сами остались оказывать помощь раненым, а возчиков отпустили по домам, провизию и медикаменты забрали. Последний бой был в Величаевке. Были взяты в плен десять человек казаков и величаевский урядник. Урядник согласился остаться с нами, а казаков темной ночью вывезли с острова на лодках на берег озера и пустили их вольно, кто куда хочет. Оставшийся урядник сперва был помощником повара, а потом его поставили на пост в ночное время. Он ночью, взяв лодку и человека с собой, убежал к белым в Величаевку. И расположение красных на острове выдал белым. После его побега на второй день с утра начали белые посылать нам снаряд за снарядом, пулемет косил перекрестным огнем. Белогвардейский офицер, урожайненский, хотел красных камышанцев разбить и забрать в плен за несколько минут. Но не он красных забрал, а попал сам к красным в плен, его красные повесили на его же вышке, с которой он вел наблюдение.
Бои шли три дня. На третий день партизаны были разбиты. Партизанская кавалерия камышанцев была в разъезде. В этот момент нас и разбили. Партизанская пехота была в окопах. Из окопов хотел выглянуть командир — посмотреть, с какой стороны рвутся снаряды. Его ударило снарядом прямо в грудь. Начался рукопашный бой. Падали люди убитыми и ранеными прямо в озеро, в воду. Была зима, трупы убитых падали и шли под лед. Матери с детьми и раненые, какие могли двигаться, пошли по льду, но лед не выдержал, провалился — люди лезли вброд по воде, женщины несли на себе малюток-детей. Партизанский разбитый отряд разделился на несколько групп, и отступали в разные стороны: кто на Величаевку, а кто на Урожайное. На этом же острове во время боя в камышах осталась младшая сестра с детьми комиссара Мосиенко. А один ребенок — мальчик десяти лет — пошел со иной. Она оставила детей в камышах и пришла в партизанский штаб за хлебом, а дети во время боя голодали. Когда она пришла в штаб, то там уже были белые и ее забрали в плен, а две девочки — восьми и шести лет — остались на острове на произвол судьбы.
За детьми наблюдал раненый партизан. Он один видел мучительную гибель умирающих детей от холода и голода.
Дети
