В жизни многое может случиться. Некоторые люди называют себя фаталистами. Они смотрят на мир сквозь опущенные веки, безропотно принимая падающие на их долю испытания. Для них жизнь — не более, чем сотканная чужой волей нить. Я не понимал их. Считал, что наша жизнь всегда в наших руках. Что от наших действий, слов и решений зависит ход судьбы. Я был уверен в этом, когда-то.
Но не теперь. Выискивая ответ на дне стакана, в полном одиночестве, я больше не уверен в своей власти над судьбой. Бессилие, неспособность предпринять хоть что-то обезоруживает. Ты пытаешься найти причины, объяснение случившегося. Пытаешься понять, где прокололся, чем запустил цепь обернувшихся катастрофой событий. Ищешь вину и не можешь найти. Поднимая взгляд со дна стакана, я часто всматриваюсь в лица девушек и вижу ее глаза. Ее оскал. Тень на лице каждой встречной. И ни годы одиночества, ни алкоголь не способны вытравить ее из памяти.
Помню тот день так, будто это произошло вчера. На дворе стояла первая половина июня, и палящий зной выжигал городские кварталы. Местами можно было застать оплавившийся асфальт. Я возвращался из магазина с бутылкой кока-колы и плиткой шоколада. Было невыносимо жарко и я уже начинал жалеть о покупке шоколада. От палящего ада не спасала ни кепка, ни очки, а легкие кроссовки-сеточка казались мне сковородкой.
Я немного даже позавидовал Лизе. Моя любимая сидела дома, под двумя вентиляторами и занималась черт-знает-чем, не зная жарищи. Ускорил шаг, представив ее тело, покрытое каплями пота. Жара давила сексуальное возбуждение, но я все равно чувствовал тягу к ней. Будто огромный магнит тащил меня через дворы к заветной пятиэтажке.
По пути встречались молодые девушки в легких платьях, что так любила и Лиза. Но я не смотрел на них, сосредоточив взгляд на испещрённой трещинами поверхности тротуара. Все мысли стремились к ней. Как оказалось — напрасно.
Я не заметил ее. Возможно, она заприметила меня в момент, когда проходил мимо магазина «Универсам», а может, вела с самого начала. Темная худая фигурка в легком оливковом платье и широких очках-каплях словно тень двинулась за мной.
Изредка я останавливался и, следуя природной паранойи смотрел по сторонам. И увидел, как она села на лавочку, опустив взгляд в телефон. Я не обратил на нее внимания, а потому продолжив путь не заметил, как она двинулась следом.
До дома оставалось минут десять и я, недолго думая решил срезать путь. Короткая дорога пролегала через не самую людную часть города, где, тем не менее, не ошивалась отмороженная шпана. Наверное, в каждом городе населением свыше пятьсот тысяч есть такой тихий, безлюдный и будто мертвый район. Его парковая зона поросла крупным кустарником, где дети, наверное, когда-то строили шалаши.
Решил ускориться. Мало ли чего может выползти из подъезда? Не то чтобы я боялся гоников, но влезать в драку как-то не хотелось. Из-за спины донеслось легкое цоканье. Я полуобернулся, заметив медленно идущую за мной девушку.
«Почему она ходит здесь одна? — подумал я, продолжая путь. — Ее же изнасиловать могут?»
И через минуту мне был дан ответ. Я вздрогнул, почувствовав, как острый шип коснулся спины. Она стояла позади, прижимая нечто острое мне к пояснице. Белая рука легла на левое плечо, пальцы смяли футболку.
— Какого…
— Заткнись, — рявкнула она. Я едва не закричал, когда шип двинулся, почти втыкаясь мне в позвоночник. Страх молнией пробежал по телу. Сомнений не было — это нож. Мысленно выругался, понимая, что едва ли смогу хоть как-то обезоружить девицу и теперь останусь без телефона и денег. — Это нож.
— Ебанутая что-ли?! Убери!
— Не-а, — тихо хохотнула она. — Знаешь анатомию? Мой любимый предмет. Сейчас острие у поясничных позвонков. Если ты дернешься или попробуешь закричать, я легонько надавлю на ручку и лезвие войдет тебе между позвонков и перерубит спинной мозг. Ты сразу потеряешь сознание от болевого шока, а проснёшься уже в дивном мире инвалидных колясок, — ее голос был тихим, вкрадчивым и чудовищно безликим. Что-то в нем не давало закричать, что-то убеждало в искренности угрозы. Воображение нарисовало, как нож проходит через позвонки, и я кричу в агонии. Как ползу по пустырю волоча за собой безжизненные ноги. Я почувствовал тянущий ужас, в лицо ударил жар, язык начал неметь. Меж тем острие уже почти протыкало кожу, причиняя острую боль.
— Че тебе надо? — скрывая дрожь спросил я.
— Сейчас мы с тобой пройдемся во-он к тем кустам, — она указала на заросли. — Ты будешь идти медленно, или не будешь никогда. Понял?
— Да.
— Пошел.
Лезвие вонзилось в кожу, и я едва не закричал. Идти было невыносимо тяжело. Страх сковывал по рукам и ногам. Я не зассал, когда в подворотне гопота угрожала мне и Лизе битой, но теперь дрожал как осиновый лист перед девушкой с мертвым голосом и острым ножом. Мне бы оскорбиться, но в тот миг последнее, о чем я мог думать — это гордость.
«Что ей нужно? Почему она тащит меня в кусты? Почему не ограбит сразу? Ведь на улице и так никого нет? — вопросы без ответа»
Вскоре мир поглотил запах свежей листвы. Она завела меня в тень кустов, все так же не позволяя шевельнуться. Острые ветки полоснули по лицу, за шиворот упало что-то шевелящееся, но ей было плевать на мои трудности. Когда улица скрылась за сплошным массивом она велела мне остановиться.
— Стой. Руки за спину, — холодно скомандовала она.
— Ты из ментовки? — спросил я. — Я не… — я вскрикнул, когда лезвие прорезало кожу, касаясь кости. Боль заставила меня выгнуться, и она дернула меня назад. Я почувствовал запах ее духов, жар ее тела.
— Я сказала, руки за спину, уебок, — холодно повторила она. — Сейчас же.
— Ладно-ладно! Хорошо!
Я сделал как она сказала. Через миг что-то горячее обхватило мои запястья. Не успел я сообразить, как руки оказались скованны впивающимся металлом.
«Наручники?! — лихорадочно подумал я. — Какого хуя?!»
— Ну вот, так-то лучше, — сказала она, убирая нож.
Она вышла из-за спины и я, наконец, сумел разглядеть ее как следует. Сказать, что ее внешность удивила — ничего не сказать. Бледная как мел кожа, губы без помады, средней длинны волосы, скрывающие уши. Ее можно было бы назвать красавицей, если бы не глаза. Они казались стеклянными. Она смотрела не меня так, что страх стиснул горло. Ни до, ни после, я не видел ни у кого таких глаз. Будто девушка, стоящая предо мной, уже была мертва. В руке она сжимала обоюдоострый нож с длинным лезвием и черной рукояткой.
— Тебе нравится то, что ты видишь? — спросила она. Я замялся, не зная, что ответить в буре опустошающего страха. Она легонько улыбнулась, шагнула чуть-назад и я увидел, как ее нога отрывается от земли.
Я вскрикнул от выворачивающей боли. Удар коленом оказался сокрушительным. Будто кто-то пробил мне пах, схватил мочевой пузырь и вырвал через член. Я рухнул на землю, задыхаясь, с силой сжимая ноги. Боль поглотила весь мир, лишила рассудка. Я валялся у ее ног, отчаянно пытаясь совладать с агонией.
— Упс, немного слишком, да? — хохотнула она. — Ну ничего, я подожду.
Спустя несколько мучительных минут боль немного отступила, и я поднял взгляд на мучительницу. В стеклянных глазах вспыхнули адские огни. Черная туфелька уперлась мне в плечо и с силой толкнула, заставив лечь на спину. Камни больно впились в пальцы. Я попробовал встать, но она буквально наскочила на меня, прижав лезвие мне к горлу.
Я замер, удивленно и испуганно глядя в глаза.
— Тебе нравится то, что ты видишь, гандон?
— Д-да, — еле выдавил я.
— Посмотрим, — хмыкнула она.
Лезвие отошло от шеи и двинулось вниз. Метал прошел по футболке, миновал живот и застыл у молнии бридж. Я охренел, когда бледные пальцы мучительницы принялись расстегивать ширинку. Ни о каком возбуждении и речи быть не могло. Я был напуган, был в смятении. И ей это не понравилось.
Спустив бриджи до колен, она оценивающе осмотрела член.
— Обрезанный? Ты че, еврей?
— Н-нет.
— А и хуй с ним, — отмахнулась она.
Я побелел, когда лезвие двинулось к члену. Острая сталь коснулась самого основания, обводя его как обводят карандашом контуры стакана. Мучительница улыбнулась, поднимая на меня безумный, садистский взгляд.
— Смотрел Игру Престолов? — спросила она, слегка нажимая на нож. — Давай поиграем в Рамси Болтона.
— Нет! Пожалуйста, нет, — простонал я, дрожа от ужаса. Лезвие резало кожу и маленькие капельки крови появлялись на побелевшей коже. Я увидел, как лезвие вонзается глубже, как кричу в агонии, истекая кровью, как мучительница сжимает отрезанный член точно свечку и швыряет его в кусты. Как он шлепается, изливая кровь, заливая ей пивные банки и битое стекло. — Нет! Что угодно, только не это! Прошу!
— О, а я как раз хотела предложить альтернативу, — ехидно засмеялась она, убирая нож. — Приятную альтернативу.
Она села мне на колени, зафиксировав ноги, пальчики обхватили член и сжали так, что я не сдержал болезненный вскрик. Она улыбнулась, и улыбка ее больше походила на оскал хищника. Она принялась мять член с безумным остервенением, уделяя больше внимания краснеющей головке. Я почти не чувствовал удовольствия, только страх, удивление и боль. Вторая рука впилась в мошонку и едва не согнула меня пополам. Оттолкнув меня, она принялась катать яйца будто антистресс-шарики.
— Лучшее бы тебе его поднять, уебок, — прошептала она. — А то ведь терпение у меня не резиновое. Могу потерять интерес к альтернативе.
Содрогнувшись от тона, которым это было сказано, я закрыл глаза, пытаясь хоть немного расслабиться. Я представил Лизу, снедаемую жарой, и острая боль пронзила сердце. Чувство вины перед ней нарастало тем сильнее, чем интенсивнее становились «ласки» мучительницы.
Природу не обманешь, и механическая стимуляция сделала свое дело. Я не занимался сексом почти две недели, организм был не прочь и довольно быстро послал мозг и сердце куда подальше. Пальцы мучительницы стали доставлять мне уродливое, изощрённое удовольствие.
— Так-то лучше, — хохотнула она, отпуская мою возбужденную плоть. Лезвие коснулось основания пульсирующей головки. — Если кончишь раньше меня, я укорочу его ровно на шляпку. Срежу как гриб и заставлю тебя сожрать. Понял? Понял?!
Я кивнул.
Мучительница улыбнулась. Из покрасневших губ на головку члена спустилась вязкая слюна. Как следует смочив его, она двинулась выше, недвусмысленно запуская свободную руку под платье. Будто в замедленном действии, увидел, как она отодвигает черные трусики правее и прицеливается. Пальчики обхватили головку члена, направляя его, и, через миг она со стоном опустилась на меня.
Я зажмурился, пытаясь сосредоточиться на эрекции. Чувство обхватившего член влажного жара могло стать роковым. Узкие стенки киски сжали его тисками, смазывая соком. Через миг она заерзала. Круговые движение бедер вводили член в нее с безумным, обжигающим ритмом.
Примитивное, дикое удовольствие, чувство вины и страх пульсом били в голову. Я открыл глаза, рассматривая мучительницу. Она смотрела на меня, покусывая губы. Одной рукой водила лезвием мне по животу, другой ласкала оголенную грудь.
Жар в паху нарастал. Наслаждение, смешанное с болью едва уловимым пульсом било в яйцах. Мошонка касалась ее раскрасневшихся ягодиц. Мучительница побагровела, ее дыхание сбилось, и я ощутил мощный пульс стенок влагалища. Сок горячей слизью залил меня, позволив хозяйке уже не вращаться — скользить по мне.
Стиснул зубы, пытаясь сдержать скручивающийся в паху пылающий узел.
— О да, — прошептала она запыхавшись. — Можете же, если правильно попросить. Считай, что Рамси Болтон обошел тебя стороной.
Я облегченно выдохнул, все еще борясь с пиком наслаждения. Вдруг, точно ледяная молния в голову ворвалась мысль: «Она не останавливается».
— Хватит, — задыхаясь сказал я. — Я сейчас кончу.
— Я знаю, — ехидно прошептала она, ускоряясь. — А у меня как раз цикл подошел.
— Что? — испуганно спросил я. Тянущий огонь в паху становился невыносим, но я отчаянно держался. Мысль о том, что эта сумасшедшая тварь хочет от меня забеременеть внушала ужас и отвращение. Я отчаянно выгнулся, пытаясь сбросить ее, но бедра прочно зафиксировались на мне.
— О, еще! Давай, повырывайся!
— Нет, черт. Черт ах-х!
Я не выдержал. Яйца свело и внизу живота взорвался рай. Я судорожно вздохнул от накатившего наслаждения, лишившего рассудка. Член сокращался, обильно наполняя мучительницу горячей спермой. Она продолжала двигаться, хоть и медленнее, заставляя меня полностью опустошаться.
Пик наслаждения спал, и я сокрушенно посмотрел ей в глаза, такие же холодные и мертвые. Она ехидно улыбалась, поправляя волосы.
Она освободила меня, когда оделась и вытерла все выделения. Чтобы я не побежал за ней, мучительница полностью стянула с меня бриджи и швырнула в глубь кустарника. Я долго не поднимался, глядя как она уходит прочь, оставляя меня одного. Раздавленного, униженного, с чувством гнили на душе. Я не мог пойти в полицию. Что бы я им сказал?
Кто-то скажет: «О чем тебе жалеть? Ты ведь потрахался с классной телкой!». Но едва ли кто-то поймет, насколько тяжело оказалось пережить это. Ее мертвые глаза, ее звериный оскал так и не выветрился из памяти. Прошли годы, но в каждой девушке я вижу ее. С Лизой мы расстались почти сразу. Она так и не поняла, почему я вдруг перестал заниматься с ней любовью, почему от ее ласок я шарахался как от огня.
И теперь я здесь. Просаживая последние деньги в баре, уничтожая печень, ища ответ на дне стакана. Одинокий. Я спрашиваю граненное дно снова и снова, но ответа нет. Как нет и понимания того, что случилось тогда. Возможно, я сошел с ума. Возможно, лишился мужественности, но с каждым днем все сильнее утопая в водке, я, понемногу, нахожу ответ на вопрос:
Она… меня…изнасиловала?
