Йоун Оускар
Мужчина из чердачной каморки и женщина с нижнего этажа
Занимавший чердачную каморку мужчина кашлял что-то очень уж подозрительно. Кашель был затяжной, сухой и резкий. «Господи, спаси и помилуй», — говорила женщина с нижнего этажа, наблюдая, как он крадется к себе наверх, одетый в синий нанковый костюм, до ужаса тощий, ну прямо все кости наружу. Что ни говорите, а такой кашель у молодого мужчины поневоле внушает подозрения. Его худоба казалась ей уму непостижимой. Бедняжка. Спаси нас, господи, и помилуй. Впервые увидев его возле дома играющим с детьми, она от изумления лишилась дара речи. Он увертывался от ребятишек, а они догоняли его до тех пор, пока он не запыхался совсем, и тут у него начался сильнейший приступ кашля. В последний раз приступ был настолько бурным, что его скрутило не на шутку. Собственно говоря, никто ничего не знал об этом человеке, кроме того, что несколько лет тому назад, после долгих и безуспешных попыток найти хоть какую-нибудь квартиру, он получил разрешение поселиться в чердачной каморке. К счастью, у мужчины не было почти никакой мебели, только продавленный диван, на котором он спал, так что можно было и дальше спокойно держать на чердаке всякую домашнюю рухлядь. Ему разрешили поселиться там бесплатно, с единственным условием: не красть белье из сушилки, расположенной у входа на чердак, — по всей вероятности, сразу же возникли подозрения, что с собственным бельем у него туго.
Женщина с нижнего этажа каждое утро прислушивалась к его шагам на лестнице, когда он уходил на работу в своем синем нанковом костюме, висевшем на нем мешком, что при такой худобе было неудивительно. Вечером на лестнице снова звучали его шаги, когда он возвращался к себе после окончания рабочего дня.
Женщина по привычке прислушивалась, не закашляется ли он, поднимаясь к себе наверх по скрипучим ступенькам, и кашель неизменно раздавался, всякий раз пронзая ее насквозь. Он сливался со скрипом лестницы, и этот смешанный звук казался ей стоном умирающего. Она прижимала руки к животу и смотрела на детей. Господи, спаси и помилуй, до чего же подозрительный кашель у этого мужчины.
— Ребятки! — позвала она однажды. Дети подбежали к ней, а она сказала, понизив голос и сдвигая брови: — Не смейте приставать к этому мужчине с чердака.
— Да не пристаем мы к нему вовсе. Он сам с нами играет.
— Пусть так… И все-таки вам лучше держаться от него подальше.
— Но почему?
Она зашептала еще тише:
— Он опасно болен.
— А что с ним? — спросили дети.
— У него… Ну, словом, он очень, очень серьезно болен… — Она наклонилась к ним еще ближе и прошептала чуть ли не на ухо: — У этого мужчины с чердака чахотка.
— А что это такое? — удивились дети.
— Это страшная болезнь, которая изнуряет тело. Постепенно, все сильнее и сильнее. Ах, как все это ужасно. Разве вы не слышите, какой у него жуткий кашель? Это от чахотки, и тощий он тоже от этого. Я уверена, что он харкает кровью, когда бывает особенно тяжелый приступ.
— Харкает кровью! — Дети испугались.
— Ну да, у чахоточных часто идет горлом кровь. Господи, спаси и помилуй! Что может быть ужаснее, чем ждать смерти, когда болезнь грызет твое тело!
— А душу? — спросил кто-то из ребят.
— Что «душу»? — не поняла женщина. — При чем здесь душа?
— Душу она тоже грызет, эта чахотка?
Женщина в замешательстве взглянула на ребенка, словно не в силах быстро найти ответ на такой каверзный вопрос.
— Нет, конечно, — сказала она. — Успокойтесь, мои дорогие, душу она, слава богу, не трогает.
— А из чего состоит душа? — опять спросил кто-то из ребят.
— Ах ты, господи, откуда мне это знать. Ужас, до чего вы любопытны. Так не забудьте, что вам было сказано. — Когда она отпирала входную дверь, глаза ее еще были влажны от слез.
С этого дня дети уже не осмеливались играть с мужчиной с чердака. Вначале он немного удивился, но потом, очевидно, привык и проходил мимо них так же, как и мимо других детей, не останавливаясь, будто вовсе не был знаком с этими ребятишками.
Однажды он крадучись пробирался к себе и в коридоре столкнулся с женщиной с нижнего этажа. Он приподнял шляпу — она была продавлена с боков и напоминала перевернутый горшок для каши.
— У вас очень нехороший кашель, — сказала женщина с нижнего этажа, и в голосе ее слышалось неподдельное материнское участие.
— Да, — ответил мужчина с чердака.
— Очень, очень плохой кашель, — настаивала женщина. — Может быть, вам какое-нибудь лекарство поможет?
— Я принимаю лекарства и иногда чувствую себя вполне сносно. Впрочем, врач так и не сумел определить, что со мной такое.
— Что вы говорите! Здешний врач, из Рейкьявика?
— Нет.
— Большинство врачей ничего не смыслят в болезнях. Таких, кому можно доверять, среди них раз, два и обчелся. Все они только и знают, что винище лакать да за бабами волочиться. Тот, к которому вы обращались, тоже небось водку глушил?
— Нет, — промолвил
