Обломки эти накопляются целыми грудами, смерзаются и образуют длинные береговые валы.
В сильную стужу припай расширяется, море отступает, морские волны набрасывают новые груды осколков. Сильные бури особенно коверкают лед. Часто они раскалывают его на миллионы кусков.
Под напором ветров и течений льдины сталкиваются между собой, лезут одна на другую, громоздятся в несколько слоев, становятся стоймя и в таком виде снова смерзаются от студеного дыхания северных морозов. Такие намерзшие груды зовутся там „торосами", а стоящие льдины „стамухами". Порой они принимают вид причудливых фигур, особенно в весенние дни. Теплые ветры оттаивают их, солнце и дожди раз‘едают их спины. Узловатые сосульки хрустальной бахромой повисают на их отвесных краях.
С теплом, когда лед делается рыхлее, а над морем „живут" южные ветры, от припая отрывается кусок за куском. Огромные „тороса" и ледяные поля в несколько тысяч шагов длиной, с гулом, похожим на громовые раскаты, откалываются от припая и степенно уплывают на север.
V
Лысуны, бельки и утельги
Течением и ветром лед незаметно несет к тому проливу, который соединяет южную закрытую часть Беломорья с его северной океанической частью.
Поморы зовут его горлом. Это полоса воды верст пятьдесят шириной, а местами и больше. Юго-восточный берег его зовется Зимним Берегом, северо-западный — Терским.
Еще в феврале льдины встречают на своем пути большие „юрова кожи4“. Так величаются стада гренландских тюленей, которые в начале зимы тысячами выгребают из „океяна" в Белое море. Сотни тысяч их с незапамятных времен приплывают оттуда, от долгой полярной ночи, в поисках за удобными стоянками.
Целыми стаями вылезают они на плавающие морские льды и месяца на два превращают их в свое жилье. Эти спокойные жильцы не нуждаются в топливе. Напротив, своими телами и теплым дыханием они протаивают себе глубокие логова. Промышленники говорят, что они продувают себе насквозь сквозные ходы, через которые тюлень всегда может ускользнуть в воду. Эти ходы или отдушины тюлени поддерживают все время и не дают им замерзнуть. Едва вода покроется тонкой ледяной пленкой, они пробивают ее вновь, часто влезают и вылезают через этот лаз и обыкновенно не отходят от него на большое расстояние.
Такие намерзшие груды зовутся „торосами"
Здесь, на льдинах, утельги-самки рожают по-одному, редко по-два маленьких детенышей. Тюленята после рождения обрастают мягкой белой шерстью. В это время они зовутся „бельками". Бельки не умеют плавать и не идут в море, пока не потеряют длинную шерсть. Двухмесячные делаются серыми или „серками" и покрываются короткой жесткой щетиной.
Самцы-„лысуны“ стерегут самок и детенышей, в случае опасности делают тревогу, изредка, когда им некуда уйти, пытаются защищаться и даже могут укусить врага. Утельги почти не отходят от детей, ласкают их, лижут и кормят своим молоком. Недели проходят за неделями. Бельки жиреют и растут. Утельги, напротив, худеют и, под конец кормления, совершенно истощаются. Ведь в это время они почти ничего не едят и живут только ранее накопленным подкожным жиром.
Так делают и другие ластоногие: нерпы, морские котики, сивучи. Так делают и медведицы, которые долгое время кормят медвежат, не выходя из своих холодных снеговых берлог.
Льдины, между тем, не спеша, подвигаются течением к выходу из Белого моря. А там, у пустынных берегов, еще загроможденных снегами и льдом, за ними зорко следят тысячи поморов-тюленебойцев, стерегущих желанную добычу.
VI
На Зимнем Берегу
Дик и безлюден Зимний Берег. Десятисаженной стеной однообразно тянется он к северо-востоку. Кой-где виднеются с моря острые верхушки елей и пихт. Местами белоствольные березы толпою спускаются к самому морю по глубокому руслу какой-нибудь речки.
Особенно пустынным кажется берег к северу от реки Золотницы. Его невозмутимая тишина и угрюмое безлюдье легко наводят жуткое чувство на всякого непривычного человека.
День заметно склонялся к вечеру, когда одинокий путник с узелком за спиной и легкой берданкой, перекинутой через плечо, показался на опушке хвойного леса.
Теплая заячья шапка с наушниками закутывала его голову. Высокую тонкую фигуру тесно облегала меховая куртка до колен. На ногах были одеты длинные самоедские пимы. — Это теплые и мягкие сапоги из оленьего меха, покрывающие ногу значительно выше колена.
Несмотря на крупный рост путника, что-то почти детское было во всем его долговязом теле. Слишком тонким казался он в поясе.
Лысуны, бельки и утельги
Длинные руки как-то нескладно торчали из коротких рукавов. Раздавшиеся плечи туго натягивали чересчур узкую, расстегнутую на груди
