зачитать, но следователь замахал руками.
— Стойте, стойте! Ну, предположим, что ваша жена жива. Ну, вдруг. Что, если она захотела уйти?
— Что значит — уйти! — возмутился мужчина.
Ага! Задело за живое! А вот следователь прекрасно знал, как бывает, хочется уйти.
— Ну, уйти. Оставить вас. Спрятаться.
— Но кто же прячется, печатая роман?
Действительно.
— И потом, следователь, Марина… была — очень порядочной женщиной! Брак для нее — все! Она перезванивала, даже если задерживалась на час. Она никогда не ночевала вне дома и ни разу не дала повода, за все двадцать лет! Вы женаты?
— Да. — Следователь скривился, вспоминая вчерашние крики жены. Она все чаще кричала, и он все чаще думал о разводе.
— Ну, тогда вы знаете, как это бывает в браке.
О, это следователь знал!
Но мужчина имел в виду иное:
— Через какое-то время ты знаешь другого так же хорошо, как себя.
Пять ноль пять. Следователь сдался.
— Хорошо, запишите показания. Я посмотрю, что можно сделать.
Он отвернулся к окну, пока мужчина писал. Пятница, вечер. Еще можно успеть к Люсе. Нет, ее муж сегодня дома. Не выйдет. К Танечке? Или позвонить Зинке?
Когда Иннокентий Борисович ушел, он скомкал исписанный лист, выкинул его в мусорник и набрал Зинку. Занято. Значит, Танечка.
Перед уходом он вытащил из мусорного ведра лист и положил его в папку, которую запихнул подальше — вниз, под кучу бумаг на дне стола. Пусть будет. На всякий случай.
Дома — Иннокентий Борисович прошагал сразу в комнату, не разуваясь в прихожей — а, ну кому оно теперь надо? — долго сидел на кровати и думал. Потом снял башмак и швырнул его в угол. В одном башмаке прошел в соседнюю комнату, взял телефон, набрал номер.
— Да, привет, — сказал он в трубку. — Да, все как ты и говорил. По официальным каналам не получилось. Кто там твой гений? Диктуй адрес. Я приеду.
Марина Петровна Мишкина, в девичестве Кочубей, иронично называла свои романы пирожками, отмечая тем самым легкость и скорость их создания. Ее друзья были с этим не согласны. В один из следующих дней они собрались у Иннокентия Борисовича, чтоб обсудить создавшееся положение.
— Ну и срач тут у тебя! — сказала Катя, лучшая Маринкина подруга.
— Срач — это не характеристика дома, а состояние души. — Парировал тот. — Мы же имеем тут дело всего лишь с отсутствием линейной упорядоченности элементов. И никогда не найдем Марину, если будем отвлекаться на мелочи.
— Да молчи уж! Если б не Катя, ты бы до сих пор считал ее мертвой. — Вмешался в разговор Катин муж, Сергей.
И он был прав. Именно Катя с подругами пошла в кино на разрекламированную драму и именно она обратила внимание на совпадение сюжетных линий, не поленилась — полезла в старые папки, извлекла ранний экземпляр романа — а потом кинулась к телефону.
— Некоторые до сих пор не прочли собственную жену, — съехидничала Катя.
Вообще-то они дружили. Но тут она была права: некоторые действительно до сих пор не прочли книг своей собственной жены, и не прочли бы и дальше, если б не случилось то, что случилось.
В углу комнаты в единственном удобном кресле сидел, приглашенный на роль Пинкертона, гений собственной персоной и с иронией слушал стариков. Гению было двадцать семь, и он знал о жизни все.
— Итак, что мы имеем? — подвела итог Катерина Михална.
— Страница восемнадцать, письмо мужу, первый абзац: «И если ты все еще думаешь, я это или не я, если ты колеблешься, то это я. Помнишь пароль? У тебя родинка на попе…»
— У тебя действительно…?
— Нет. Но мы когда-то в шутку договорились, что если будут сомнения, мы используем провокационную фразу с родинкой. Только там была не попа, а…
— Конспираторы! Что еще?
— В русском варианте вместо Блейка стоит ее сонет, тот, который…
— Кстати, о Блейке: ты сказал об этом в милиции?
— Сказал.
— И даже это их не убедило?
— Милиция не любит Блейка.
Звонок в дверь прервал разговор. Пришли еще двое: Мила Сергеевна Сотник и ее друг, композитор Иванов. Достоинствами Милы были ее энергичность и ее связи. Например, ее муж был братом теперешнего министра здравоохранения.
— Ребята! Все торчком! — с порога закричала она. — Я добилась аудиенции у Челюсти.
Все обернулись к ней, а гений даже присвистнул. И только Иннокентий Борисович удивленно спросил: «Это кто?»
— А он-то каким боком сюда влез? — спросил один из присутствующих мужчин.
— Не поверите! Он сам мне позвонил! Он, оказывается, сам Маринкин поклонник и тоже смотрел фильм. Он и венок присылал на похороны, а как фильм увидел — сразу позвонил.
Мир тесен. Последние дни Иннокентию Борисычу стало казаться, что тесен даже чересчур. Людей прибавлялось, и все оказывались либо друзьями, либо поклонниками Марины. И неожиданное открытие, которое поначалу шокировало даже его самого, поддержанное друзьями, стало казаться вероятным, затем вполне возможным, а затем и
