всё теми же. Жёсткий запрет на эксперименты с человеческим геномом принятый в большинстве развитых стран не позволял учёным сделать человека лучше. Или хуже. Учёные тоже ошибаются и более того - учёные те же люди, со всеми человеческими недостатками, конструктивными ошибками и тяжёлым грузом эволюционных просчётов и помарок, которые запрещено пытаться исправить. Может быть зря? Кто знает, что было бы, если запрет на широкое вмешательство в геном человека наконец отменили, как бурно обсуждали в последней четверти умирающего века?
Вот только всё стало неважно, когда землю включила в себя великая сфера. Люди опоздали, безмерно опоздали и больше не было времени чтобы копаться в себе, пытаясь исправить недостатки и стать лучше, сильнее, умнее или добрее. Или, тем более, обсуждать этичность возможности самостоятельно изменять себя с точки зрения нравственности и принятых в обществе моральных норм. Больше для этого не было времени. Времени совсем не оставалось.
В отличии от военной мысли и даже на фоне изрядно ограниченного "горизонтального" научного прогресса, социальные науки и вовсе пребывали практически в стагнации на протяжении целого века. За столетие не появилось ни одной новой, более продуктивной, формы государственного или социального устройства. Видимо вполне хватало старых - возмутительно неэффективных, но зато привычных и простых.
Коммунизм не был построен, так и оставшись потускневшей мечтой комсомольцев из первой и юных пионеров из второй половины позапрошлого, двадцатого века. Видимо современному человеку он оказался совсем не нужен в отличии от пусть ездящего, а не летающего, зато новенького и дорогого, автомобиля, тысяч и тысяч развлекательных фильмов, передач и юмористических шоу, навечно сохранённых в бесконечных архивах глобальной сети.
Может быть это правильно и закономерно? Ведь не кто-то иной, а те самые юные пионеры второй половины двадцатого века, став взрослыми, отказались от мечты. Постаревшие и погрузневшие, бывшие юные пионеры сами отреклись, действием или бездействием отказались встать на защиту того, чем грезили их отцы. Но зато они получили десятки моделей и брендов телефонов и прочих устройств, и много разного ширпотреба. А это всё-таки лучше, чем совсем ничего.
Во всяком случае, наверное, лучше.
Но это всё осталось в прошлом и уже не важно. Не столь важно. Этот век почти прошёл. Он исходил как тяжёлый сон больного человека. Как похмельная муть, от которой кружится голова и сушит горло. Новый, свежий век обещал вот-вот наступить. Манил обещаниями и сулил надеждами. Он дразнил закоренелых пессимистов какой-то детской, наивной надеждой в здравомыслие не только отдельного человека, но человечества в целом. Не имея ничего за душой, новый век мнил опровергнуть негативные прогнозы маститых аналитиков и самонадеянно обещал принести что-то хорошее, возможно, светлое. И даже, может быть, доброе.
Но это снова был обман. Один из самых больших обманов.
Новый век стал самым жестоким из всех предшествующих. Он действительно всё изменил, но вовсе не так как того ждали оптимисты и даже не так, как боялись самые закоренелые пессимисты. Всё было гораздо хуже и страшнее. Страшнее, чем кто-либо мог бы ожидать или хотя бы представить.
Великая сфера пришла на землю. На чуть-чуть загаженную, но всё равно любимую землю. Нашу единственную землю. Которую кто-то другой теперь считал своей собственной. Со всем, что на ней находится: лесами, морями, городами, реками, озёрами, горами и людьми.
...и развернулись адские врата и сонмы демонов взошли. Кровь лилась рекой и ужас царил вокруг.
...с тех пор прошло двенадцать лет
...но всё же мы до сих пор остались живы. Потеряв столь многое и сохранив столь малое, мы остались живы. Мы выжили.
Тема первая. Поезд на фронт
Октябрь в этом году выдался тёплым. Месяц перевалил за половину, а термометр продолжал показывать лёгкий минус, то и дело откатываясь к нулевой отметке, чтобы затем, натужно и судорожно, пытаться сползти к холодному полюсу шкалы. За городом лёгкий снежок успел устойчиво лечь на ветви карликовых берёз, пихт и северных кедров. А на улицах выпавшее снежное покрывало ежедневно месили тысячи ног военных и гражданских специалистов, было слякотно и скользко.
Особенно скользко становилось ранним утром, когда размоченная с вечера грязная слякоть застывала в холодные ночи причудливым полупрозрачным налётом, как ковром покрывая улицы Нового Уренгоя. Город просыпался рано и спешащие по утренним делам и заботам люди шагали осторожно, привычно ругая дворников, физически не усевающих посыпать песком и солью все улицы, дворы и переулки.
Но время идёт размеренным ходом и постепенно наступает день. Зацепившееся за горизонт самым краешком, солнце поднялось выше и выше, золотя не только тонкие усики антенн комплекса дальней связи, верхушку фонтана-паруса в парковой зоне, и мемориалы великой отечественной на площади памяти. Всё больше света проливало
