необходимую ей такую энергию «ян», вступая в связь с мужчинами. Таким образом она поддерживает в себе жизнь веками. Если это настоящий такой мужчина, то…
Сикорскому удалось освободиться от его захвата. Он резко бросился вперед, наваливаясь на бородача всем телом и прижимая его голову к земле. Бородач, продолжая по инерции говорить, стал глухо рокотать в пыли, извиваясь. Сикорский сжал ему затылок и несколько раз сильно припечатал лицом о землю, так что тот затих. Тогда он прислушался.
С вершины железной кучи вдруг раздался сухой потрескивающий голос.
— Далее, — сказал голос. — Если теоретическая критика Бернштейна и его политические вожделения оставались еще кому-либо неясными, то французы позаботились о наглядной демонстрации новой методы. Франция и на этот раз оправдала свою старинную репутацию страны, в истории которой борьба классов более чем…
И замолк.
Сикорский боком съехал с неподвижного тела настоящего мужчины и подобрался к своим кинжалам. Он сгреб их вместе с пергаментом не глядя. Глаза его были прикованы к черному остову сейфа с полуоткрытой дверцей, что наклонно врос в кучу почти у самого ее верха. Голос доносился изнутри. Спустя минуту, которая понадобилась Сикорскому, чтобы осторожно выдвинуться ближе, голос снова начал говорить:
— …и немцев мы вовсе еще не намерены подарить Кричевскому и прочим многочисленным защитникам «свободы критики». Если «самые отъявленные бернштейнианцы» терпимы еще в рядах германской партии, то лишь постольку, поскольку они подчиняются и ганноверской резолюции, решительно отверг…
Сикорский, цепляясь за куски арматуры, лез к сейфу. Сверток с кинжалами он неудобно прижимал к телу левой рукой и, спотыкаясь о невидимое железо, все время тоскливо боялся их рассыпать. Когда он очутился у сейфа, голос зачастил, словно что-то предчувствуя:
— Мы сказали, что наше движение, гораздо более широкое и глубокое, чем движение 70-х годов, необходимо воодушевить такою же, как тогда, беззаветной решимостью и энергией. В самом деле, до сих пор, кажется, еще никто не сомневался в том, что сила…
Сикорский, едва не оступившись и не покатившись вниз, с шумом пнул дверцу сейфа. Сам сейф покачнулся. Внутри его гулко перекатился тяжелый предмет. Сикорский выхватил первый кинжал и сунул его в темное чрево сейфа. Внутри острие отчетливо чиркнуло об уворачивающийся металл.
— …таким образом, налицо и стихийное пробуждение рабочих масс, пробуждение к сознательной жизни, — было сказано из сейфа.
— Пробуждение, — зарычал Сикорский, отпуская первый кинжал и одним движением вынимая из свертка другой.
Он наносил удары своими кинжалами в распахнутую квадратную пасть, отшвыривая их, только когда удары эти достигали своей странной цели. Из сейфа еще донеслось:
— …для того, чтобы воспользоваться опытом движения и извлечь из этого опыта практические уроки, необходимо дать себе полный отчет о причинах…
Затем, уже слабее:
— …но полбеды сделалось настоящей бедой, когда это сознание стало меркнуть (а оно было очень живо у деятелей названных выше групп), когда появились…
И наконец уже совершенно невнятно:
— …эта организ… необходимо… должна… не очень широ… и, возможно, конспиративной…
В глубине сейфа тяжело и звонко ударило, и когда десятый кинжал был уронен, по всему железному кладбищу пронесся тягучий вздох. Следом воцарилась тишина.
Сикорский упер уставшую руку в дверцу, прильнул к сейфовому боку и медленно сполз на колени. Ему показалось, что он сидел так много часов, пока снизу до него не донеслись стоны и ругань тяжело восходящего к вершине человека.
Это был бородач. Вид его вызывал жалость, прежде всего из-за влажных потеков слез, которые блестели грязными дорожками на припорошенном ржавчиной лице. Он был безоружен. Сикорский заставил себя встать на ноги, опираясь о сейф.
— Вы убили ее! — причитал бородач.
— Нет, — сказал Сикорский, обходя сейф.
— Вы чудовище! — выкрикнул бородач, возвысившись над ним высокой сгорбленной фигурой отчаяния. — Убийца. Бездушный варвар! Вы уничтожили чудо, за которым мужчина идет всю жизнь как в бреду! Безутешный и…
Вместо ответа Сикорский наклонил сейф, и из него выпрыгнула и обрушилась наземь, под ноги бородачу, круглая лысая чугунная голова, вся в свежих оспинах от точных кинжальных ударов. Она еще покачнулась и замерла, обратив к небу короткую отполированную эспаньолку. Бородач отшатнулся, вскрикнул, потерял равновесие и полетел вниз, увлекая за собой обломки кухонных плит и битый кирпич.
Он пришел в себя оттого, что Сикорский, сидя рядом на корточках, поливал его тонкой струйкой теплой воды из фляжки. Поодаль лежали два свертка. Один крупный, округлый, утопавший в тени, и другой, освещенный луной, пергаментный, перевитый черной лентой.
Бородач повернул голову, поморщившись от боли.
— Ничего, — сказал ему Сикорский, поворачивая флягу, —
