Девять пуль для тени [Лаура Липман] (fb2) читать онлайн

Лаура Липман «Девять пуль для тени»

Светлой памяти моих дедушек и бабушек, Лори Дивер Липман и Теодора Липмана и Мэри Джулии Мур Мэйбри и Е. Спира Мэйбри Мл. посвящается.

Спелые сливы падают,

Вот их осталось всего семь. Надеюсь, мой прекрасный возлюбленный найдет меня, Пока еще есть время…

Спелые сливы падают,

Вот их осталось всего три. Надеюсь, мой прекрасный возлюбленный найдет меня, Пока еще есть время…

Спелые сливы падают,

Я собираю их в корзинку, Надеюсь, мой прекрасный возлюбленный найдет меня, Скажите ему, как меня зовут.

Конфуций

МОЯ ИСКРЕННЯЯ БЛАГОДАРНОСТЬ…

Еще раз хочу поблагодарить не только всех своих прежних помощников — Джоан Джейкобсон, Викки Бижур и Кэрри Ферон, но также и новых консультантов, в особенности доктора Марка С. Комрада, Хитер Дюар и Тома Хортона. Мне никогда не удалось бы написать эту книгу, не попади мне в руки «Остров безвременья» Тома — только поэтому я смогла создать свой собственный таинственный остров, появившийся на страницах моего романа. Хочу отметить, что отец Эндрю Уайт — не выдуманный персонаж, а реально существовавший человек, и во время своего путешествия в Новый Свет он действительно вел дневник. Но он никогда не описывал в нем остров Неверлэнд, поскольку такой остров никогда не существовал в природе, а является исключительно плодом моего воображения. Это выдумка чистой воды.

Этот мой роман появился на свет в тот период времени, который, как позже выяснилось, ознаменовал конец моей работы в балтиморской «Сан», поэтому мне бы хотелось воспользоваться случаем и поблагодарить Рафаэля Алвареса. Он позволил мне то, что ему самому не удалось в «Рассказчике», а именно — использовать в романе подборку газетных статей, сделанную им же в 2001 году по заказу «Сан». И отдельная благодарность профсоюзу журналистов Вашингтон-Балтимор — за то, что помогал и помогает Рафаэлю, мне, а также тысячам Других сотрудников — в прошлом, настоящем и будущем — заработать себе на жизнь.

* * *

Как обычно, его день начался на воде. Так же, как когда-то у его отца. И так же, как у нее.

И не то чтобы у него хватило духу наконец честно признаться себе, что он явился сюда в это утро только лишь затем, чтобы увидеть ее. Вовсе нет — чтобы сейчас валяться в лодке, лениво наблюдая за тем, как разгорается новый день, у него была чертовски законная причина. Не удержавшись, он молча улыбнулся тому, как забавно прозвучала эта фраза: законная причина. Законная. Чудное слово, особенно применительно к его жизни, и вместе с тем на редкость подходящее. Он задумчиво покатал его на языке, смакуя каждый слог и произнося его так, как он делал когда-то в юности. За-кон-ная…

Он заранее заглушил двигатель, позволив течению отнести моторку в укромное местечко под низким, почти у самой воды, мостом. Даже среди местных не всем было известно об этой крохотной бухточке, такой неожиданной здесь, в широком течении Патапско, к югу от города и Иннер-Харбор. Да и те, кто знал о ее существовании, считали ее слишком узкой для того, чтобы какая-нибудь лодка решилась зайти сюда. Вот и хорошо, подумал он. Именно поэтому-то бухточка и приглянулась ему. К тому же раз или два он встречал тут ее. Что уже неплохо — поскольку она неизменно оставалась в лодке, вместо того чтобы слоняться по берегу и глазеть по сторонам. В общем-то трудно было представить, чтобы ей пришло в голову нечто в этом роде. Но ведь заранее никогда не знаешь, верно?

Новый день, новые дела. Неизменная отцовская присказка, он слышал ее каждое утро, но в его случае это звучало как-то уж слишком прозаически. Ведь это были годы, когда залив начал изменять им: сначала залив, а потом и политики со своими бесчисленными запретами и мораториями то на одно, то на другое. Заставить нынешнее поколение положить зубы на полку ради того, чтобы последующее каталось как сыр в масле — вот что, похожее, у них на уме. Интересно, а кто ж тогда станет собирать устриц и ловить крабов, коли рыбаки все вымрут от голода?! О нет, конечно, они любили рыбаков, но как-то уж очень абстрактно, воспевая на разные лады их традиции и славную историю. А еще все они чертовски любили поесть — конечно, если речь не шла о том, чтобы добывать эту еду своими руками. Точно такой же шум они поднимали вокруг выходцев из арабских стран, которых в городе было немало. В основном те торговали овощами и фруктами прямо с тележек, которые таскали по городу лошади. Только вот на самом деле их куда больше заботила судьба этих самых лошадей, а не их хозяев. Те же, кто делали всю черную работу, их не интересовали. В их глазах в этих существах человеческого было не больше, чем в воняющих бензином автомобилях или хлопчатобумажных джинсах. Наверное, думал он, эти парни возомнили, что еда появляется у них на столе не иначе, как по мановению волшебной палочки, и так будет всегда — если, конечно, рыбаки не станут слишком уж жадничать.

Конечно, он знал, может быть, даже лучше, чем кто-либо еще, какие штуки со временем выкидывает память, и все же готов был поклясться, что во времена его юности все было и больше, и лучше. Жареные устрицы размером с кулак просто таяли во рту, а водившиеся в изобилии крабы до десяти дюймов в ширину выглядели настоящими морскими чудовищами, которым ничего не стоило разом отхватить вам палец. А теперь… все теперь измельчало — крабы, устрицы. Его собственная семья. Даже сам этот остров.

Однако родители его не знали другой жизни, да и не хотели ее. Отец всегда считал себя счастливейшим человеком в мире просто потому, что проводил свою жизнь на вольном воздухе, иначе говоря — на воде. За эту любовь залив отплатил бедняге тем, что сократил ему жизнь на добрых пару лет. Что не доделало солнце, докончила вода, влив в его кровь смертельный яд. Его свел в могилу простой порез, усилиями местного и глухого как пень эскулапа, понятия не имевшего о такой штуке, как инфекция, перешедший в заражение крови. В результате далеко не старый еще человек сгорел как свечка. Бедняге и в голову не приходило жаловаться — даже когда заражение крови, распространившееся по всему его телу, заставило его гнить заживо. Нет, он привык принимать жизнь на ее условиях и научил своего сына поступать так же. Делай то, что ты любишь, и ты полюбишь то, что ты делаешь. Таков был девиз его отца, его кредо, которым он руководствовался всю свою жизнь, и его сын понял и принял это как должное.

Однако ему, случалось, приходило в голову, что такая любовь иногда несет с собой смерть.

Он выплыл из протоки, довольный тем, что тут все по-прежнему. Теперь он оказался на Миддл-Бранч, и его моторка, словно повинуясь собственному желанию, неторопливо направилась в сторону Черри-Хилл Марина. Он практически никогда не рисковал так делать… вернее, не часто. Но сегодня он чувствовал, что ему позарез нужно увидеть ее. И почему-то это желание возрастало с каждой минутой. Теперь уже трудно было даже представить, что когда-то он не знал ее, что она не являлась ему во сне, обещая то единственное, о чем он мечтал. При мысли о том, что их встреча была лишь случайностью, его вдруг прошиб холодный пот Что, если бы он тогда не… Что, если бы она?.. Теперь он уже не представлял себе жизни без нее.

Лениво окинув взглядом реку, он заметил парочку восьмерок, несколько четырехвесельных лодок, но ни одного ялика. Должно быть, опоздал, подумал он, и сердце у него упало. Чайки, кружа над ним, издевательски кричали, словно высмеивали его. «Слишком поздно, слишком поздно!» — слышалось ему. Команды рулевых: «Весла на воду! Табань! А теперь налегай!» — обидной насмешкой отдавались в ушах. «Слишком поздно!» — пронзительно заверещали чайки. Девичий голос, словно приняв брошенный ими вызов, взлетел к небесам: «Налегай! Налегай!» Первенство все-таки осталось за чайками. Лодки стремительно пронеслись по воде, и голоса рулевых отнесло в сторону ветром.

Но нет! Похоже, он ошибся, и опоздала как раз она. Сердце его встрепенулось, когда из-под моста Ганновер-стрит-бридж выскользнул одинокий гребец. Ему достаточно было одного взгляда, чтобы мгновенно узнать ее широкую спину, укрытую плащом густых каштановых волос. Быстрым движением он заглушил мотор, и она коротко кивнула, видимо, оценив его вежливость, но не переставая грести, чтобы не сбиться с ритма.

Ее трудно было назвать хорошенькой в полном смысле этого слова. Но он решил, что это даже к лучшему, хотя, если честно, всегда считал себя приверженцем более утонченной красоты. Но очаровательное или хотя бы просто миленькое личико выглядело бы нелепо в сочетании с тем телом, которым наградила ее природа. «Симпатичное» сказал бы другой на его месте, но ему это слово не нравилось. В его представлении оно куда больше подходило мужчине.

Тем не менее в ее внешности не было ничего мужеподобного. Разве что фигура… Что за вздор, одернул он себя. Она так красиво смотрелась на носу лодки, что невольно заставила его вспомнить о Гере, направлявшей корабль Ясона во время плавания за Золотым руном — когда-то давно он смотрел такой фильм. Глупец этот Ясон, промелькнуло у него в голове, поспешил бездумно использовать все три желания, дарованные ему всемогущей Герой, и это несмотря на ее предупреждение! Длинные ресницы богини сомкнулись, и она была потеряна для него навсегда. А ведь Ясон жаждал куда большего! Нет, нет, ничего подобного в фильме не было. Однако фильм заставил его обратиться к древнему мифу, который лег в его основу — именно на это и рассчитывала его учительница, ловким движением остановив проектор на самом интересном месте. В итоге он просто влюбился в греческие мифы и легенды, созданные, казалось, именно для него. Афродита вставала из морской пены словно только для того, чтобы подарить свою бессмертную любовь хромому, перемазанному сажей кузнецу Гефесту, единственному среди богов, обделенному красотой. Психея и Эрот, Пигмалион и Галатея. Эпиметей и Прометей, состязавшиеся между собой в попытке помочь смертным обитателям Земли…

И тем не менее легенда о Золотом руне оставалась его любимейшей — может быть, просто потому, что попалась ему первой. Даже сейчас книга волновала его воображение куда сильнее, чем фильм. Он до сих пор не мог оставаться равнодушным, читая, как Медея отомстила предавшему ее Ясону, а дойдя до того места, где новая невеста Ясона корчится в муках под пропитанным ядом плащом, в то время как сам Ясон теряет разум от стыда и ужаса перед содеянным, всякий раз чувствовал, что его пробирает дрожь.

Единственное, что не давало ему покоя, это то, что сама Медея осталась безнаказанной. Почему-то это казалось страшно несправедливым. Ну как же так?! Разве не она вначале предала собственного отца, обокрав его ради любви к Ясону, а потом, когда возлюбленный изменил ей, безжалостно убила своих сыновей? Где же справедливость? — думал он. Куда смотрели боги? Почему ни один из них не поразил молнией ее запряженную драконами колесницу, когда она возносилась на небо? Разве не должна была Медея поплатиться смертью за все то зло, которое совершила? Нет, Медея должна была умереть!

Сегодня на ней была простая майка на бретельках, и ничто не мешало ему любоваться ее плечами, какие нечасто встретишь у обычной женщины. Но ему нравилось смотреть, как вздуваются мускулы у самого основания ее шеи, а под ними образуются крохотные впадинки — как будто мужские пальцы оставили тут свои отметины после ночи любви. Он украдкой восхищался ее длинными выступающими ключицами, настолько выпуклыми, что выдержали бы тяжесть полки с книгами. Широкий прекрасный лоб мыслителя странно противоречил восхитительно пухлой нижней губе, которую она прикусила, чтобы не отвлекаться.

Он так до сих пор и не смог понять, какого цвета у нее глаза — цвет их казался таким же изменчивым, как вода залива или небо над головой. К тому же он до сих пор так и не смог отважиться подплыть к ней поближе — ведь вокруг были люди. А окажись они на твердой земле, разве хватило бы у него мужества встретиться с ней глазами?

Вот тут, в лодке, когда козырек бейсболки закрывает лицо, а стекла очков скрывают взгляд, — другое дело.

Во всяком случае, пока.

Глава 1

В то время эта идея казалась просто великолепной.

Тесс Монахэн сидела в машине возле небольшого бара в пригороде Балтимора. Было самое начало весны — лучшее время для ухаживаний и любовного воркования, лениво подумала она. И все вокруг были согласны: птицы, пчелы, даже яппи^[1] в брюках для гольфа и майках, составлявшие добрую половину населения округа Балтимор. Потому что именно этим все они сейчас и занимались.

— На редкость подходящее местечко для любителя приставать к детям. — Тесс повернула голову к Уитни Тэлбот, самой давнишней своей подруге, с которой они некогда делили одну комнату в колледже, да и теперь, случалось, бывали партнерами.

— Возможного любителя приставать к детям, — поправила Уитни, удобно устроившаяся на водительском месте своего «сабурбана». С каждым годом автомобили, которые выбирала для себя Уитни, становились все огромнее, и нынешний тоже не стал исключением. И это при том, что цены на бензин росли как на дрожжах. — У нас нет никаких доказательств, что он знал, сколько лет Мерси, когда затеял все это. Да и потом, помилуй Бог, Тесс, ей ведь уже шестнадцать! Можно подумать, ты в ее годы еще была девственницей!

— Нет, конечно — в шестнадцать-то лет! Но если он вздумал приставать к твоей двоюродной сестре…

— Троюродной! — ехидно поправила Уитни. — И то с натяжкой. Так сказать, седьмая вода на киселе!

— Сдается мне, парень уже занимался этим и раньше. И не собирается останавливаться. Твоя семья смогла решить проблему с Мерси. Но как нам помешать ему стать проблемой еще для какой-то семьи? Сама понимаешь, не каждому по карману отправить свою дочурку в частную школу куда-нибудь за границу.

— Да что ты? Неужели? — Тесс подозрительно покосилась на подругу. Но притворное изумление, написанное на лице Уитни, ясно дало ей понять, что это лишь очередной способ посмеяться над богатством собственной семьи.

Подруги мрачно уставились перед собой, молча размышляя над вопросом, все ли мужчины такие тупоумные идиоты, или все-таки встречаются счастливые исключения. Слава богу, одну девочку им удалось вырвать из лап извращенца, но мир полон юных девушек, а извращенцев в нем, наверное, еще больше. И единственное, что они могли сделать, это сократить их количество по крайней мере на одну мужскую единицу. Только вот как? Если Тесс и знала хоть что-то об отклонениях в человеческой психике — а вообще говоря, знала она немало, — так это то, что остановить такого вот чокнутого может разве что землетрясение. Или ядерный взрыв. Потому что сами они не останавливаются. А этот псих из Интернета, судя по всему, уже вполне дозрел. Достаточно только легкого толчка — и он сорвется. И таким толчком могло стать что угодно.

— Тебе вовсе не обязательно влезать в это дело, — пробормотала Уитни.

— Обязательно.

— И что потом?

— Это ты мне скажи. Как-никак, это ведь ты все придумала.

— Если честно, у меня и в мыслях не было, что дело зайдет так далеко.

С того дня, как Уитни явилась к Тесс и поведала семейную сагу о своей кузине и о том, чем та занималась по ночам в Интернете, прошло шесть недель. Стоп, стоп: не двоюродная, а троюродная сестра, а то и вовсе никто — так, седьмая вода на киселе. Ценность Мерси в глазах семьи определенно стояла невысоко, видимо, ослабленная браком между кровными родственниками.

И очень возможно, что месяца через три все закончилось бы неожиданной беременностью, поскольку бедняжка Мерси просто-таки сама напрашивалась на это, если бы не внезапно напавший на нее среди ночи приступ волчьего голода. Мерси как раз рылась в холодильнике в поисках чего-нибудь съедобного, когда ее абсолютно необразованная по части компьютеров матушка, услышав негромкую музыку, заглянула к дочурке в спальню — как раз вовремя, чтобы прочитать мерцавший на экране вопрос: «А на тебе сейчас есть трусики?» Расправа последовала незамедлительно — не прошло и нескольких дней, как винчестер буквально выпотрошили, обнаружив при этом бесчисленное количество писем, которыми обменивались Мерси и какой-то мужчина — судя по его словам, маклер двадцати пяти лет от роду. Рассвирепевшие родители Мерси тут же вытащили вилку из розетки — что в прямом, что в переносном смысле слова, разом положив конец ее виртуальному роману.

По мнению Уитни, такой исход дела позволил неизвестному подонку не только выбраться из всей этой истории сухим, но и продолжить свои ночные изыскания на предмет наличия трусиков.

Идея начать поиски некоего Муза Любоввв в его собственном мире принадлежала, конечно, Тесс. Призвав на помощь разбиравшихся в компьютерах друзей, они состряпали фальшивую учетную запись пользователя на имя несуществующей Студенточки и принялись шарить по всем закоулкам Мировой сети в поисках укромных уголков и тайных местечек, которые педофилы всего мира привыкли считать своими охотничьими угодьями.

Уитни с Тесс менялись за клавиатурой, но именно на долю Тесс выпала честь выследить и обнаружить мифического Муза Любоввв, к этому времени благоразумно сменившему «ник» на Тики-так Парень и благодаря этому действовавшему нагло и практически в открытую. Следы его отыскались не где-нибудь, а в чате, где привыкли собираться любительницы лакросса. Вскоре по его приглашению они отделились от остальных для интимной беседы вдвоем. Случилось это сразу же после того, как Тесс послала ему более или менее соответствующее действительности описание самой себя — что называется, с головы до пят. После чего со все возрастающим восхищением принялась наблюдать за тем, как виртуальный любовник начал терпеливо обольщать «старшеклассницу». Ожидая, когда на экране вспыхнет очередное послание — печатал он явно медленнее, чем она, — Тесс невольно вспомнила фильм «Ослепленный желаниями», тот самый, где дьявольски соблазнительный Питер Кук втолковывает растяпе Дадли Муру, что мужчина, дескать, может поиметь практически любую женщину, если только у него хватит терпения слушать ее часов до четырех утра. Прикинув про себя, Тесс решила, что молоденькая девушка вряд ли продержится дольше полуночи.

Но этот самый Тики-так Парень и знать не знал о ее предполагаемом возрасте, во всяком случае, вначале. Постепенно шутками и поддразниванием ему удалось вынудить ее признаться — Тесс уповала только на то, что ее уклончивые ответы вполне соответствовали образу застенчивой старшеклассницы. Она промучила его целую неделю, прежде чем созналась, что ей еще нет двадцати одного… Вернее, даже восемнадцати нет.

МОЖЕМ ЛИ МЫ ПО-ПРЕЖНЕМУ ОСТАВАТЬСЯ ДРУЗЬЯМИ? робко напечатала она.

ПОЧЕМУ БЫ И НЕТ? тут же отозвался он.

После этого накал страстей заметно усилился. Очень скоро у них уже вошло в привычку появляться в чате каждый вечер в десять часов. Налив стакан красного вина, Тесс усаживалась за свой ноутбук, с омерзением используя «ник», выбранный ею специально для этой цели. А потом, отсоединившись, напускала обжигающе горячую ванну или подолгу стояла под душем.

ЕСТЬ ЛИ У ТЕБЯ ФАЛЬШИВОЕ УДОСТОВЕРЕНИЕ ЛИЧНОСТИ? высветилось на экране монитора две ночи назад.

Ну наконец-то! Медленно же он соображает. Однако, даже несмотря на это, он умудрился не выдать себя, на что, если честно, сильно надеялась Тесс.

НЕТ. НЕ ЗНАЕШЬ, КАК ЕГО ПОЛУЧИТЬ?

Естественно, он это знал. Еще прошлым вечером, получив сообщение, что ей это удалось, он поинтересовался, знает ли она тот самый бар, который, как оказалось, был всего в нескольких минутах ходьбы от Лайт-Рэйл. Как он объяснил, это на тот случай, если она еще не умеет водить машину. Или не сможет воспользоваться семейной тачкой.^[2]

И ПОТОМ, Я ВСЕГДА СМОГУ ПОДБРОСИТЬ ТЕБЯ ДО ДОМА, спохватившись, пообещал он.

«А то как же!» подумала Тесс. Ладони у нее разом вспотели. Ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы ответить согласием. Желудок стянуло судорогой. «Интересно, а с Мерси у них тоже уже успело зайти так далеко?» — промелькнуло у нее в голове. Правда, девчонка клялась и божилась, что они ни разу не встречались, но полагаться на память компьютера тут было нельзя. В конце концов, даже в электронной почте сообщения, бывает, теряются бесследно. Да и потом, она вполне могла связаться с ним не из дома, а, к примеру, из школы, воспользовавшись для этой цели другой учетной записью пользователя.

Тесс доводилось встречаться с Мерси лишь однажды, к тому же это было почти два года назад. Но даже тогда, в начальных классах старшей школы, у этой маленькой паршивки уже было такое тело, что при одном только взгляде на нее у мужчин слюнки текли. А огромные зеленые, как у русалки, глаза с тяжелыми веками делали ее похожей на искушенную жизнью женщину. Добавьте к этому густые русые волосы, спускавшиеся почти до талии, и вы догадаетесь, что Мерси относилась к той категории девушек, чьи родители обречены поседеть раньше своих сверстников. Без сомнения, она была лакомым кусочком. Интересно, подумала Тесс, почему этот Муз Любоввв охотится исключительно на юных девушек? Возможно, его притягивает их неискушенность? Или надеется, что их глупость позволит ему выйти сухим из воды? Да и знает ли он вообще, какие они еще молоденькие, его несчастные жертвы? Или же ему на это наплевать?

Во времена ее собственной юности подобные стервятники обычно караулили юных простушек, сидя в машине возле школы. Они не прятали лица, нет — их глаза горели от возбуждения в предвкушении охоты. Может быть, поэтому тогда было труднее вскружить несчастной девчонке голову? Да и как, скажите, произвести впечатление преуспевающего бизнесмена, если у твоей старушки «импалы» помято крыло и багажник вот-вот отвалится, а ты сам то и дело вытираешь внезапно вспотевшие ладони, и губы приходится постоянно облизывать, потому что они все время пересыхают от желания, с которым ты уже не в силах совладать?

«Да, в наше время с педофилами еще можно было как-то бороться», — со вздохом подумала Тесс.

БУДУ ЖДАТЬ ТЕБЯ ТАМ В 8 ЧАСОВ, ответила Студенточка.

ВСТРЕТИМСЯ В БАРЕ, вспыхнул ответ. НА МНЕ БУДЕТ ГАЛСТУК В ЦВЕТОЧЕК.

Итог визуальной проверки бара — трое мужчин с галстуками в цветочек.

— Три галстука в цветочек! — с досадой сплюнула Уитни, — и это только в одном Хант-Вэлли! С ума можно сойти, честное слово!

— Погоди-ка… Галстук № 1, кажется, собирается уходить. Точно! А Галстук № 2, похоже, явился сюда с приятелем. Итак, дамы, позвольте представить вам нашего счастливчика, одинокого холостяка, которого я буду именовать Галстук № 3! Он любит музыку и закат солнца, обожает плавать, и еще у него есть одно любопытное хобби — клеить несовершеннолетних в Интернете. — Тесс принялась насвистывать «Свидание», барабаня в такт по приборной доске.

— И кто он, по-твоему? Мечта любой девчонки или еще один закомплексованный придурок?

— Держу пари, что второе. Да ты только взгляни на него!

Тот, о ком они говорили, устроился в самом углу, не отрывая глаз от экрана телевизора, где как раз показывали какой-то матч по баскетболу Рубашка ядовито-розового цвета болталась на щуплых, как у подростка, плечах, что в сочетании с непропорционально пухлым задом, свисавшим с табурета, как овечий курдюк, производило довольно отталкивающее впечатление.

— Пьет холодную «Маргариту»^[3], — продолжала докладывать Уитни. — Никогда не верь мужчинам, которые пьют «Маргариту»! Да еще охлажденную! Наверняка уже подмазал бармена, чтобы тот наливал тебе двойную порцию всего, что ты закажешь. Хочешь, поспорим на двадцатку, что он посоветует тебе взять «Дайкири»?^[4] Или в крайнем случае «Пину Коладу»!^[5]

— Ну и как, сойду я за семнадцатилетнюю? — спросила Тесс, с сомнением разглядывая себя в зеркальце.

— При таком-то освещении? Не смеши меня! Можешь на это не рассчитывать. Даже при том, что парню самому до смерти хочется поверить в то, что тебе еще нет восемнадцати, — без малейшего недоброжелательства в голосе буркнула Уитни. — И потом, когда это нормальный мужчина при первом свидании вообще замечал твое лицо?

Тесс опустила глаза, внимательно оглядев себя с головы до ног — бледно-розовая футболка и широкая юбка, которые одолжила ей Уитни, — и с трудом подавила вздох. «Если кто-то скажет вам, что в тридцать один год легко выдать себя за семнадцатилетнюю, пусть даже эта свистушка и пытается выглядеть на все двадцать один, плюньте ему в лицо», — мрачно подумала она. Волосы, которые она распустила, волнами падали ей на лицо — она ненавидела это ощущение. Оставалось только надеяться, что пушистые пряди, мягко обрамляющие лицо, сделают его более юным, смягчив жесткие складки у губ и в уголках глаз. Вдобавок на ней еще был такой толстый слой косметики, что лицо ее смахивало на маску какого-то идола. Тесс никогда в жизни так не красилась. Впрочем, для старшеклассниц, кажется, это обычное дело. «Что ж, может, сойдет», — подумала она.

Тики-так Парень — поломавшись, он все-таки признался, что его зовут Стив, — встал, заметив, что она направляется к его столику.

— Вы?..

— Да, это я. — Она немного нервничала, но сейчас это было даже приятно. Нервничает, значит, все идет как надо. Значит, все получится.

— Что будете пить?

— Не знаю… — помялась она. — Может, пиво?

Он окинул ее цепким взглядом:

— Думаю, «Маргарита» с клубникой лучше подойдет к твоему туалету.

«Маргарита», да еще с клубникой… Господи, это даже хуже, чем «Дайкири»! К тому же она терпеть не могла мужчин, которые в первое же свидание имеют наглость решать, что будет пить их дама. Подавив бунт в зародыше, она заставила себя покорно кивнуть. Бармен бросил на нее подозрительный взгляд, чуть заметно вскинул брови, но удостоверение личности не спросил. «Проклятие, надо же, какой глазастый!» — чертыхнулась про себя Тесс. Выходит, Уитни была права. А Стив, ожидавший увидеть семнадцатилетнюю девчонку, ничего не заподозрил!

— И это после всей нервотрепки по поводу того, как раздобыть фальшивое удостоверение личности! — шепнул он ей на ухо, слегка коснувшись ее кожи мокрыми губами. Смешок, который ему, верно, казался исключительно подходящим для лихого сердцееда, больше смахивал за блеяние. Похоже, без своей клавиатуры бедняга чувствовал себя не в своей тарелке. — Может, пересядем в кабинку?

— Да… конечно. Думаю, так будет лучше.

Они забрали со стойки свои бокалы, и Тесс машинально двинулась вперед, даже не сообразив, что перехватила у него инициативу. Но выбора у нее не было — ей нужно было усадить его так, чтобы остававшаяся в машине Уитни могла видеть их обоих.

— Ну как тебе там помогли? — спросил он.

— Где?

— Ну в том месте… куда я тебя послал. Где делают фальшивые удостоверения личности.

— Ах да… да, конечно. Все в порядке.

— Можно посмотреть?

Вот так номер! К этому она не была готова. Придется прикинуться дурочкой.

— На что?

— На твое удостоверение.

— Да, конечно. Почему бы нет? — Она извлекла свои настоящие права, выданные в штате Мэриленд, и он принялся разглядывать их в полумраке бара. Предполагается, что подделать водительское удостоверение невозможно из-за двойной степени защиты. К тому же его меняли всего два года назад. Но Тесс рассчитывала, что изготовители фальшивок все-таки стараются идти в ногу со временем. Не могла же она, в самом деле, показать ему свою лицензию частного детектива?!

— Ух ты, черт возьми! Да он работает все лучше и лучше! Эта штука выглядит в точности, как настоящая, — хмыкнул Стив. — Только вот для чего было указывать, что тебе уже тридцать один год?

Вспыхнув от смущения, Тесс отобрала у него карточку.

— Просто ошиблась. Хотела прибавить четыре года, а сказала четырнадцать.

— Итак, твое настоящее имя Тереза?

Успев привыкнуть, что все называют ее Тесс, она едва не ляпнула «нет».

— Да… но мне больше нравится, когда меня зовут Терри.

— А в онлайне ты иногда называла себя Розой.

Работа Уитни, прикинула про себя Тесс. Скорее всего, это пришло ей на ум, еще когда охота только-только начиналась. Итак, выходит, он выслеживал ее… тьфу, не ее, конечно, а Студенточку, бродил вслед за нею по сайтам для спортивных фанатов и любителей популярных телевизионных шоу!

— Хорошо бы! То есть я имею в виду, что хотела бы, чтобы меня на самом деле звали Розой. Куда красивее, чем Тереза.

— Если хочешь, я буду называть тебя Розой.

— А ты, стало быть…

— Стив. Это мое настоящее имя.

— Может, мне тоже заодно проверить твои водительские права? — кокетливо промурлыкала Тесс, старательно изображая этакую игривую семнадцатилетнюю кошечку. Хотя, сказать по совести, такая манера всегда была ей противна, даже в пору ее собственной юности.

Мужчина рассмеялся, но сделал вид, что воспринимает ее слова как шутку. Плохо. Именно на это и рассчитывала Тесс — увидеть его водительские права. Тогда бы она знала его фамилию. После этого она бы извинилась и отправилась в туалет, где дождалась бы Уитни и передала ей эти сведения. А дальше все очень просто: Уитни из ближайшего ресторана позвонила бы кому-нибудь из своих приятелей, и тот мгновенно пробил бы имя этого подонка на компьютере используя базы данных двух штатов сразу. Через четверть часа они знали бы о нем абсолютно все: домашний адрес, все его мелкие и крупные грешки и даже сколько он должен и кому. А после этого, познакомившись с ним поближе, можно было брать его, так сказать, тепленьким. Ну а потом, как водится, — внезапно вспыхнувшая головная боль, или судороги, или расстройство желудка, и, торопливо распрощавшись со своим кавалером, она бы бесследно растворилась в ночи. Ее собственная машина была припаркована за углом бара, позади мусорного контейнера.

Стив накрыл ее руку своей.

— Терри, Терри, Терри, — нараспев начал он. Видимо, ему самому это казалось страшно романтическим.

Тесс пришлось закусить губу, чтобы не поддаться искушению вырвать свою руку из его потных пальцев.

— Знаешь, лучше уж я останусь Розой.

— Розой? Ладно, пусть будет Роза. Тем более что это имя тебе очень идет. Ты такая хорошенькая, ты это знаешь? Я и понятия не имел, болтая с тобой в чате… Можно подумать, я знаком с двумя разными девушками.

«Так оно и есть, придурок! — злорадно подумала Тесс. — Ирландка из католической семьи с примесью немецкой и еврейской крови, которую ты видишь перед собой, не слишком-то похожа на хорошенькую блондиночку, словно соскочившую с глянцевой обложки „Города и Деревни“». Конечно, переписка сохраняется в памяти компьютера, так что ошибок им удавалось избегать. И тем не менее это все равно, что пытаться сойти за другого по телефону, надеясь, что твой собеседник не узнает тебя по голосу. Уитни, немного вялая, нервная и пугливая, всегда такая осторожная и осмотрительная, была полной противоположностью Тесс. Может, и неудивительно, что именно ей, с ее немного циничным равнодушием в отношении сильного пола, удалось в конце концов зацепить его.

— Ты очень хорошенькая, — повторил он, глядя ей в глаза тем взглядом, который — в его представлении, конечно — призван был обозначать душевное томление.

Будь Тесс и в самом деле наивной семнадцатилетней девчонкой, она, скорее всего, истолковала бы его только так. «Ты очень хорошенькая». Следовало бы в законодательном порядке запретить мужчинам говорить такое девушкам лет до двадцати и женщинам после сорока пяти. Сама-то Тесс знала, что хорошенькой ее никак не назовешь. Привлекательная — да. Потрясающая — конечно. Но не хорошенькая и уж, конечно, не красивая.

Однако в свои семнадцать лет она умирала от желания быть красивой. И бросилась бы на шею любому мужчине, если бы ему вдруг пришла охота назвать ее хорошенькой.

В тридцать один все было по-другому. Теперь она видела его насквозь и могла бы поспорить на что угодно, что он вовсе не такой уж крутой бизнесмен, каким желает казаться. Розовая рубашка, скорее всего купленная за гроши на какой-то распродаже, предательски полиняла под мышками. Наручные часы были слишком велики, то же самое можно было сказать и о перстне, который он носил на правой руке. Черты лица невыразительные, как будто смазанные, только глаза посажены слишком близко, да разве что в изгибе рта есть что-то отталкивающее. Прилизанные, тщательно уложенные волосок к волоску волосы выдавали желание замаскировать намечающуюся лысину.

— Ты такая хорошенькая, — повторил он в третий раз, словно это было какое-то магическое заклинание.

— Я не… — Сделав вид, что ужасно смущена его признанием, Тесс наконец высвободила свою руку и, сунув ее под стол, украдкой вытерла ее об юбку. — Что ты! Никакая я не хорошенькая!

— Глупости! Конечно, хорошенькая! И притом особенная.

Подошедшая официантка протянула им меню. На лице Стива появилось раздосадованное выражение, Тесс же, наоборот, обрадовалась. Она заказала то, что, по ее мнению, мог бы выбрать подросток: громадный чизбургер, нашпигованный всем чем только можно, жареный лук и клубничный коктейль. Заметив, как Стив поморщился, увидев, что она заказывает лук, Тесс возликовала — так ему и надо! Не будет в следующий раз приглашать на свидание детей. Откуда девчонкам знать о том, что в таких случаях лук заказывать не стоит?

— Заказать тебе еще выпить?

— Ой, я ведь и этот еще не допила!

Вообще-то она сделала всего один глоток. Тесс не выпускала из рук бокал, но пить не собиралась — сегодня вечером ей как никогда нужна трезвая голова.

— Сейчас у них «счастливый час» — два коктейля по цене одного. Потом дороже, — пояснил он.

Вот подонок! Так он, ко всему прочему, еще и скупердяй! Приятное качество, особенно в мужчине.

— Нет, спасибо. Мне вполне достаточно.

Его рука быстро скользнула к поясу. Знакомое движение, невольно отметила Тесс. Сродни рефлексу павловской собаки. Скорее всего, включился пейджер.

— Это из офиса, — объяснил он. — Проклятие! Какое-то срочное дело.

— Срочное дело? — удивилась она. — Разве у биржевых маклеров бывают срочные дела?

— У биржевых маклеров? Эээ… конечно.

— Но разве такие фирмы обычно не бывают закрыты к… — Как бы не переборщить, одернула себя Тесс. Откуда зеленой девчонке знать, во сколько закрываются офисы крупных фирм? — В общем, в конце дня?

— Да, конечно. Только если имеешь дело с большими деньгами, приходится привыкать к тому, что тебя могут выдернуть из-за стола в любое время дня и ночи. Опять же разница в часовых поясах. В… ммм… Индонезии биржи еще открыты.

— О… — Вот дерьмо! — Ну тогда, думаю, тебе лучше ответить.

— Да. Я тоже так считаю.

Телефонные кабинки располагались за рестораном — чтобы попасть туда, нужно было пройти по длинному коридору, который вел в туалет. Убедившись, что сутулая спина ее поклонника исчезла за поворотом, Тесс воровато оглянулась по сторонам и торопливо обшарила карманы его черной кожаной куртки, которую он оставил на вешалке в кабинке. Апрельский вечер был довольно прохладным, но, конечно, не настолько, чтобы нужно было надевать куртку. Вероятно, ее прихватили в расчете на то, чтобы произвести впечатление, хотя куртка явно была дешевой — грубая кожа противно царапала пальцы. Рука Тесс скользнула в карман в надежде нащупать бумажник. Хорошо бы там оказалась водительская лицензия, тогда бы она узнала его настоящую фамилию — одного этого было бы достаточно, чтобы выведать всю его подноготную. А если там еще окажется карточка социального страхования, то ему вообще конец.

Боковые карманы были удручающе пустыми — такое впечатление, что куртка куплена только вчера. Тесс украдкой встряхнула ее и насторожилась, услышав где-то в складках слабый шорох. Потом потрясла ее снова. Наверняка где-то есть и внутренний карман. С ловкостью заправского карманника она снова обшарила куртку изнутри и почти сразу же обнаружила нагрудный кармашек. В нем оказалась аптекарского вида коричневая склянка, поверх которой обычно бывает наклеен рецепт. Ура! Можно считать, что фамилия и адрес этого подонка у них есть!

Но радость ее оказалась преждевременной — рецепта не было. Тесс тупо разглядывала гремевшие внутри таблетки. И тут ее осенило — теперь она знала, почему он торопил ее допить первый коктейль, чтобы заказать со скидкой еще один.

Таблетки в бутылке на вид были ничем не примечательными — белые и плоские, их можно было принять за обычный аспирин. Но это только на первый взгляд. Присмотревшись, Тесс разглядела, что на одной стороне у них полоска, а на другой — надпись ROCHE, под которой виднелась цифра 1. Теперь она знала, что это такое — Рохинол, легкий наркотик, любимое орудие насильников. Тесс наморщила лоб, пытаясь вспомнить, что она читала об этой гадости, ведь с недавних пор он просто-таки вошел в моду и в студенческих городках пользовался необыкновенной популярностью. Проглотив его, ничего не подозревающая жертва обычно через двадцать минут теряла сознание и на следующий день не могла вспомнить ничего из того, что случилось с ней ночью. В Мексике наркотик продавался вполне легально и стоил не больше пяти долларов. А если хорошенько поторговаться, то можно было купить и за один.

Ну и что теперь делать? На вид бутылочка казалась почти полной. Неужели он уже успел бросить ей в бокал таблетку? Нет, вряд ли, покачала головой Тесс. Она видела, как бармен смешивал коктейль, а потом ни на минуту не выпускала бокал из рук. Даже за столик отнесла его сама. Вероятно, этот подонок надеялся, что она отлучится попудрить носик, а он в это время успеет подсыпать эту гадость ей в коктейль. Уж слишком настойчиво он уговаривал ее заказать еще одну «Маргариту» — ну точь-в-точь волк, когда умасливал Красную шапочку! «Подойди поближе, моя крошка, — передразнила она. — Еще ближе! Чтобы я смог вырубить тебя, а потом поиметь без особых помех!»

И тут ее словно толкнуло. Повинуясь безотчетному импульсу, Тесс кинула одну таблетку в его бокал. А потом, поразмыслив, добавила еще одну — чтобы уж наверняка.

— Проблема улажена! — пару минут спустя весело объявил вернувшийся за столик Стив. — И я велел, чтобы сегодня меня больше не дергали. Ну как, мы еще не передумали повеселиться?

— Ни в коем случае, — прошепелявила Тесс, до отказа набив рот жареным луком. Все сразу не влезло, поэтому она шумно всосала остатки, да еще при этом подправила вилкой то, что не желало влезать, а потом с наслаждением облизала перепачканные ароматным жиром губы и довольно причмокнула. Стив, лучась улыбкой, словно добрый дядюшка, наблюдал весь этот спектакль.

— До чего ж тяжелый! — пожаловалась, сгибаясь под тяжестью своей половины, Уитни. — Для такого плюгавого мужичонки, я хочу сказать.

— Знаю, — пропыхтела в ответ Тесс. Они вдвоем смахивали на упряжку волов, пытаясь дотащить обмякшее, словно бескостное тело до крохотного коттеджа Уитни. Вообще-то это был домик для гостей, притулившийся сбоку особняка, где обитало остальное семейство. Посоветовавшись, они решили, что уединенность его служит гарантией успеха их безумного предприятия, хотя, если честно, до сих пор не слишком хорошо представляли, что им делать со своим пленником. Все равно, как если бы кто-то отправился половить бычков на мелководье, а вместо этого вытащил живую морскую корову. Впечатляет, конечно, только совершенно незаконно. Да и проблем с ней не оберешься.

Таблетки свалили его только минут через сорок, когда Тесс гадала, уж не перепутала ли она. Зато когда они начали действовать, то настолько стремительно, что она слегка растерялась. Речь Стива сделалась бессвязной, язык заплетался, отяжелевшие веки смыкались сами собой.

— Что за черт… не понимаю… может, это текила…

— Лучше оплатить счет и поскорее убраться отсюда, — скомандовала Тесс, решив, что притворяться семнадцатилетней больше нет нужды. Швырнув на стол пару мятых банкнот, он добавил какую-то мелочь на чай и, пошатываясь, поднялся из-за стола, ухватившись за ее руку — то ли собираясь обнять ее, то ли чтобы удержаться на ногах.

— На чай маловато будет. И десяти процентов^[6] не наберется, — ехидно бросила Тесс.

— Я за хорошую жратву и двадцать дал бы, но вот выпивка… Выпивка у них дерьмо. Держу пари… это из-за нее мне так плохо. Проклятие, до чего же мутит!

Добавив пару долларов от себя, Тесс поволокла Стива в направлении парковки, очень надеясь, что официантка не заметит, что ее кавалер едва переставляет ноги. Оказалось, напрасно. Возле двери их остановили.

— Надеюсь, джентльмену не придет в голову сесть за руль?

— Конечно, конечно! — заверила их Тесс, звякнув ключами. — Я отвезу его сама. До самого дома.

Вообще-то, вначале она рассчитывала просто обчистить ему карманы, а потом оставить на стоянке, где-нибудь в укромном уголке. Но теперь, когда они засветились, план пришлось менять на ходу. Вполголоса чертыхаясь, она доволокла Стива до «джипа» Уитни и, пыхтя, свалила обмякшее тело на заднее сиденье.

— Что за…?! — ахнула Уитни, услышав шум за спиной. При виде мужчины на заднем сиденье ее драгоценного «шевроле» лицо у нее разом вытянулось.

— Сама не знаю, — устало пожала плечами Тесс. — Ладно, жми на газ. Пора убираться отсюда. Поехали куда-нибудь.

— Лучше всего ко мне, — со своей обычной самоуверенностью заявила Уитни.

И вот теперь он лежит на спине прямо на сосновом полу в домике Уитни и мирно посапывает, приоткрыв рот, словно спящий ребенок. Странно, но ни одной из них это почему-то не показалось умилительным.

Воспользовавшись случаем, Тесс обшарила его и в заднем кармане брюк обнаружила туго набитый бумажник. Теперь ей было понятно, почему брюки обтягивали его зад так, словно готовы были лопнуть в любую минуту.

— Микки Печтер, — прочитала она. — А вот и адрес… округ Балтимор. Карточка, водительское удостоверение… это где-то в Таусоне, в районе многоэтажек. Могу поспорить на что угодно, что никакой он не биржевой маклер. В лучшем случае мелкий лавочник, да и то вряд ли.

Она переписала его имя, адрес и дату рождения и позвонила Дори Стэрн, их компьютерному гению, которая еще накануне дала слово, что будет ждать звонка весь вечер. Ведь ей все равно платят сдельно, сладким голосом напомнила она.

Увы, все впустую. Дори сказала, что за их подозреваемым ничего нет.

— Даже штрафа за парковку в неположенном месте, — пожаловалась она. — Похоже, этот тип чист как стеклышко.

— Или просто достаточно умен, чтобы непопадаться, — мрачно буркнула Тесс, в досаде швырнув трубку.

— Дерьмо! — с чувством выругалась Уитни. — Я-то рассчитывала, что нам хоть что-то удастся нарыть.

— Но по крайней мере нам известны его имя, фамилия и номер лицензии, — проворчала Тесс. — Разве это так уж мало? Подождем, пока он очухается, и посоветуем ему оставить в покое маленьких девочек, если он не ищет неприятностей на свою задницу.

— Да, мало! — упрямо заявила Уитни. — Таких типов нужно учить, а иначе толку чуть. Нужно нагнать на него страху, чтобы впредь неповадно было пакостничать. Послушай, но ведь у него же были с собой эти таблетки! Не зря он их с собой таскает. И если он никого не изнасиловал до сих пор, то это просто вопрос времени.

Стив… нет, не Стив, Микки шумно всхрапнул, почмокал губами, но не проснулся. Пока Тесс обыскивала его, одна из пуговиц у него на рубашке отлетела, обнажив заросший густой шерстью живот. Кожа под волосами отливала синюшной белизной, словно у снулой рыбы.

Уитни склонилась к спящему. Потом, разозлившись, пнула его в живот носком мягкой кожаной туфли.

— Гляди, какой волосатый! Как обезьяна! У-у-у, ненавижу волосатых мужчин!

— С волосами у него полный порядок, но только на теле, — согласилась Тесс. — А вот на голове что-то не очень… Держу пари, и трех лет не пройдет, как появится плешь. Может, тогда у него пропадет охота приставать к молоденьким девчонкам. Так что нам с тобой просто стоит подождать — природа все равно возьмет свое.

Уитни бросила на подругу уничтожающий взгляд, но потом вдруг прищелкнула пальцами:

— Кажется, у меня появилась идея!

Она кинулась к старинному столу, за которым вполне мог бы сидеть какой-нибудь плантатор — это была одна из семейных реликвий, и принялась лихорадочно копаться в ящиках. Через минуту, издав торжествующий крик, Уитни вытащила прозрачную пластиковую папку с несколькими разлинованными листами бумаги и трафареткой.

— Собираешься надписывать пригласительные карточки к ближайшему балу? — с кислым видом поинтересовалась Тесс.

— Погоди-ка… — Уитни с заговорщическим видом промчалась мимо нее по коридору и скрылась в ванной. А через мгновение выскочила оттуда с флаконом аэрозоля, где еще оставалось немного пены для удаления волос. Видимо, бутылочка уже простояла там немало времени, поскольку на дне образовался осадок. — Правда все равно просочится наружу, верно? Так давай поведаем миру, что представляет собой этот тип.

Перевернув мужчину на живот, она проворно задрала ему на голову рубашку и с омерзением сморщилась, обнаружив, что спина у него еще более волосатая, чем живот. Потом осторожно разложила у него на спине трафаретку и, высунув от напряжения язык, принялась наносить на буквы пену — сначала Р, потом А, потом С…

— Уитни, что ты делаешь? — вмешалась Тесс.

— Хочу написать у него на спине РАСТЛИТЕЛЬ МАЛОЛЕТНИХ.

— Но это же смешно, честное слово! Кому придет в голову рассматривать его спину?! Еще только начало апреля.

— Вот-вот! Первое апреля, правда, уже прошло, но мы с тобой сегодня, подруга, сваляли такого дурака, что могли бы занять там первое место! — В этот момент Уитни пришлось прерваться, чтобы переложить трафаретку на новое место, но старая пенка успела присохнуть, буквы смазались, и она, не мудрствуя лукаво, оторвала трафаретку вместе с волосами.

— Здорово! — восхитилась Тесс. — В любом салоне за такую красоту с него бы содрали тридцать «зеленых». — Отобрав у Уитни депилятор, она придирчивым взглядом оглядела намечающуюся плешь бонвивана. Потом вместе с Уитни перекатила мужчину на спину и с помощью трафаретки старательно вывела у него на груди НЕУДАЧНИК.

— Как-то неровно получилось, — проворчала Уитни, отодрав трафаретку с налипшими на нее волосами и придирчиво разглядывая надпись.

— Нужно было бритвой, — мстительно посоветовала Тесс.

— Точно. Или «Надсом»^[7] — жаль, сразу не подумали. Впрочем, нет, это слишком уж жестоко.

Расстегнув на мужчине брюки, Тесс одним сильным рывком стянула их до лодыжек и, сладострастно улыбаясь, использовала весь оставшийся депилятор на то, чтобы изобразить на его ягодицах и ляжках нечто вроде граффити. Баллончик фыркнул — видимо, пены уже почти не осталось. «Так, теперь сюда», — решила Тесс, направив струю в то место, где волос было поменьше. На мужчине были черные нейлоновые плавки, туго облегающие тело.

— Похоже, парень не сомневался, что сегодня вечером ему что-нибудь да обломится.

— А чего же ему сомневаться, когда он знал, что у него таблетки в кармане, — буркнула Тесс. — Только вот не пойму, какого черта он прихорашивался? Кто увидит, какие у него сексуальные трусы? Ведь к тому времени, как дойдет до дела, девочка все равно уже была бы без сознания.

Когда им надоело измываться над своей жертвой, и они оставили его, почти безволосого, словно побитого молью, на парковке возле ресторана, время уже перевалило за полночь. В ресторане было темно, что неудивительно, поскольку он закрылся больше часа назад. Посовещавшись, подруги решили прислонить его к голубой «хонде». Кстати, это была единственная машина на парковке — кроме «тойоты» Тесс, естественно. Ключ, который отыскался в кармане у Печтера, легко вошел в замок на двери «хонды». Из всей одежды на ее хозяине оставались только носки и трусы, а остальные предметы туалета Тесс мстительно зашвырнула в мусорный контейнер позади винного магазина на Йорк-роуд. Усадив незадачливого донжуана поудобнее, она положила его бумажник, ключи и пейджер рядом на сиденье.

В последнюю минуту ей пришло в голову оставить у себя пузырек с таблетками, чтобы лишить подлеца его главного оружия.

— Какой-то он слишком уж розовый, — с сомнением пробормотала она.

— Мы все розовые, — безапелляционно отрезала Уитни. — Было бы куда более странно, если бы он был совсем белый. Или черный.

— Да нет… не просто слишком розовый, а просто-таки багровый! — продолжала упорствовать Тесс. — Словно краб, которого кинули в крутой кипяток. Или Шалтай-Болтай^[8] после того, как свалился со стены.

Точно! Вот на кого он похож! Вылитый Шалтай-Болтай! Правда, на разбитое яйцо он не слишком похож, и все же вид у него сейчас был не очень. Наверное, какая-нибудь сердобольная старушка даже всплакнула бы, глядя, как он свернулся в клубочек, зябко кутаясь в собственные руки, и его тонкая, какая-то синеватая кожа покрылась пупырышками, отчего все волосы разом встали дыбом.

Но стоило ей только вспомнить, какие планы он строил на этот вечер, и жалость испарилась быстрее, чем капля воды, упавшая на раскаленную сковородку. А чизбургер, тосковавший в желудке в компании жареного лука и пары глотков ледяной «Маргариты», моментально рванулся наружу.

— Давай-ка выбираться отсюда, — буркнула она, распрямившись. А потом, повинуясь какому-то безотчетному импульсу, со всей силы лягнула его на прощание, от души надеясь, что удар придется по ребрам.

Будь у нее на ногах ботинки, от такого удара он бы наверняка очнулся, но тоненькие, практически без каблука туфельки, которые она надела, чтобы казаться как можно меньше ростом, были явно не предназначены для подобных гимнастических упражнений. И все-таки удар получился достаточно весомый, чтобы оставить на нем синяк, который, как надеялась Тесс, будет напоминать о себе еще несколько дней. Так сказать, еще один сувенир — на память.

Примерно то же самое на следующий день сказали ей и копы из окружной полиции, когда привезли ее в участок.

Глава 2

Округ Балтимор обвивается вокруг Балтимор-сити словно удавка вокруг шеи повешенного. Или сжимает его, точно в тисках, — это уж как кому нравится. И округ, и город с тем же названием возникли примерно одновременно — лет 150 назад. При этом они умудрялись существовать каждый сам по себе и до сих пор нудно переругивались, обвиняя друг друга во всех смертных грехах. Город, с растущей не по дням, а по часам преступностью, задыхался, словно астматик, стремясь вырваться из петли, которую захлестнул вокруг него округ. А тот, раздуваясь от самодовольства, строго охранял свои границы от чужаков. Для родившейся в городе Тесс пересечь городскую черту было примерно то же самое, что оказаться в совершенно чужой стране.

А коротенький экскурс в законодательную систему округа, которым ее удостоили в полицейском участке, только укрепил ее в этом мнении.

— Эй, вот это мысль! — заявила она, сидя в зале суда тремя неделями позже своего знаменательного свидания с Микки Печтером. — Как вы думаете, еще не поздно подать прошение насчет экстрадиции?

— Рад, что ты еще в состоянии шутить по этому поводу, — проворчал ее адвокат и в каком-то смысле работодатель Тайнер Грей. — После того, как ты заварила всю эту кашу, я даже решил было, — когда тебя арестовали и сунули в кутузку, где ты просидела под замком до самого утра, когда у тебя взяли отпечатки пальцев, когда против тебя было выдвинуто обвинение в оскорблении действием, — что, может быть, теперь ты отнесешься к этому серьезно. Но нет, ничего подобного! Полюбуйтесь на нее только — острит себе как ни в чем не бывало! Да ведь тебя сейчас допрашивать будут, дурочка! Неужели ты этого не понимаешь?!

— Но ведь не допрашивают же, — заупрямилась Тесс. — Даже еще ни одного вопроса не задали!

— Прекрати паясничать. Условное освобождение — и это если очень повезет — означает только одно: что на тебя не станут заводить дело, при условии, что ты не нарушишь закон во время назначенного тебе испытательного срока.

— Знаешь, — философски заявила она, — в жизни каждого бывают такие моменты, когда можно либо плакать, либо смеяться. Не знаю, как ты, а я предпочитаю смеяться.

Она слегка покривила душой — за эти три недели Тесс успела изрядно поплакать, однако это была ее маленькая тайна. Она скорее собственноручно перерезала бы себе горло, чем призналась бы в этой постыдной слабости, тем более старому цинику Тайнеру. Впрочем, и любому другому тоже. Нет, с ее гордостью оставалось только одно — держать хвост морковкой. И Тесс делала это, даже когда ее не видел никто, кроме Кроу. Хотя ее возлюбленный нисколько не обманывался на этот счет. Ведь даже ее ставший притчей во языцех аппетит и то ей изменил.

Но теперь все уже почти позади, и очень скоро это превратится в еще одно дурное воспоминание, которое обычно запихивают в самый дальний уголок памяти. Может быть, когда-нибудь она, как всякий нормальный человек, сможет сократить все это до одной-единственной строчки, адресованной ее будущему биографу. Что-нибудь вроде: «В тридцать один год у меня были небольшие проблемы с законом — о нет, ничего серьезного, просто недоразумение!» Даже сам судебный термин, который используется словно специально для таких вот случаев — PBJ, освобождение на поруки до судебного слушания, — звучал на редкость невинно, как будто речь шла об арахисовом масле.

Словно подслушав ее мысли, Тайнер неожиданно объявил:

— «Неплохо бы сейчас раздобыть пончиков!» — рывком развернул кресло-каталку и выкатился в зал заседаний.

Микки Печтер сидел в первом ряду, сразу же позади обвинителя. Это был первый раз, когда после той знаменательной ночи на парковке Тесс представился случай вновь увидеть свою «жертву», как его именовали в судебных протоколах. Волосы у него на голове вновь отросли такие же тусклые, но зато они явно стали гуще, чем прежде. «Интересно, уж не удалось ли мне случайно найти средство от облысения?» — ехидно подумала она.

Кожа его тоже выглядела вполне нормально, и она невольно усомнилась в том, что Печтер и в самом деле перенес сильнейший аллергический шок, как он утверждал в своем заявлении. Глаза их на мгновение встретились, и Тесс не смогла отказать себе в удовольствии понаблюдать за той гаммой чувств, которые сменяли друг друга у него на лице: вначале оно перекосилось от ужаса — так пугается собака, заметив того, кто накануне дал ей пинка, потом на нем промелькнуло некое слабое подобие улыбки, сменившееся, наконец, неприкрытой ненавистью.

Ей с трудом удалось сдержаться, чтобы не крикнуть ему в лицо: «Извращенец!»

Тайнер незаметно ткнул ее в бок, напоминая, что при появлении судьи следует встать.

— Всем встать!

Судья Деннис Холси был довольно молод — для судьи, конечно — и ужасно некрасив. Правда, с волосами у него все было в порядке. Интересно, долго она еще будет замечать в мужчине в первую очередь волосы? Зато голова была будто приколочена к телу, настолько неуклюжему и нескладному, что сразу приходил на память монстр, созданный воспаленным мозгом гениального Франкенштейна. И тем не менее его считали подающим надежды, в своей среде он пользовался искренним и неизменным уважением коллег. Никто не сомневался, что, несмотря на отталкивающую внешность, судья Холси будет все выше взбираться по иерархической лестнице, чтобы в один прекрасный день — чем черт не шутит? — украсить свои словно вырубленные из цельного гранита плечи мантией верховного судьи штата Мэриленд.

— Судебное заседание считается открытым.

В карьере судьи Холси судебные разбирательства, когда речь шла об изнасиловании, играли особую роль. Он председательствовал почти в каждом из них и обычно бывал беспощаден. Именно из этих судебных отчетов она в основном почерпнула то, что успела узнать о таблетках. Как правило, в деле можно было отыскать с десяток уязвимых мест — к примеру, обвиняемый был белым и принадлежал к сливкам общества, а его жертва — черным. Или те, кто были еще замешаны или просто проходили по этому делу свидетелями, при проверке имели уровень алкоголя в крови, намного превышающий допустимый новым законодательством штата 0,8. Впрочем, частенько он превышал и старый, составлявший 0,1.

Судья Холси отличался еще и тем, что ни на минуту не позволял адвокатам расслабиться, и сам при этом стоял на защите интересов жертвы, никогда не давая забыть, о каком именно преступлении идет речь. Три судебных процесса, которые он вел, закончились вердиктом «изнасилование первой степени», и Холси бестрепетно вынес подсудимым приговор, по которому все они получили максимально предусмотренный в этом случае срок.

Итак, этот день мог стать днем величайшего триумфа Тесс — сложись все по-другому. А вместо этого он превратился в день ее величайшего фиаско — как и все остальное, что произошло с того вечера.

Первым сокрушительным ударом в этом деле стала аллергическая реакция, которая, по словам Микки, была у него на аэрозольную краску.

— О да, — хмыкнула Тесс, когда полиция округа Балтимора наконец-то допустила к ней Тайнера. — Тебе следовало бы взять у него срез кожи на пробу.

— Срез кожи?

— Да. Но никто об этом даже не подумал. Конечно, бедняжка покрылся сыпью! Чертов ублюдок!

— Тесс, прекрати, у него действительно были ожоги. Его даже положили в больницу.

Но это было только первой из того множества ошибок, которые она наделала. Второй стало то, что она показала Микки свою водительскую карточку. Полиция постучалась к ней уже на следующий день, имея на руках ордер на обыск — они искали оружие, обозначенное в ордере как «ядовитое химическое вещество, предположительно в спрее».

Естественно, ничего такого полицейские не нашли, зато им на глаза попалась склянка с проклятыми таблетками. Это была ошибка номер три. Глупо было оставлять у себя таблетки, тем более, что Печтер тут же объявил: он их никогда не видел. К тому же следы наркотика были обнаружены в его крови. Тайнер из кожи вон лез, стараясь доказать, что ни одна нормальная женщина не станет таскать в кармане бутылку с аэрозолем. Однако таблетки сделали свое дело, убедив всех, и в первую очередь прокурора, что именно Микки в этом деле является жертвой. И обвинитель, и копы пришли к выводу: наличие у нее таблеток неопровержимо свидетельствует о том, что преступление было задумано заранее. «Ничего подобного, — твердила Тесс. — Единственное, что мне было нужно, это узнать его настоящее имя. Чтобы потом устроить ему какую-нибудь гадость… да хоть бы шантажировать его!»

В городском суде Балтимора, стены которого повидали столько дел об убийствах, совершенных под воздействием наркотиков, и где каждый понимал, что нация уже давно проиграла войну с этим зельем, к нелепой попытке Тесс свершить правосудие отнеслись бы как к шутке дурного тона. Но здесь, в окружном суде, обвинитель был бы счастлив растерзать ее собственными руками. Ей было предъявлено обвинение в оскорблении действием, и прокурор уже потирал руки, собираясь добавить к нему другое — в совершении насилия, но свидетели это не подтвердили. К счастью, дело не попало в прессу — возможно, газетчики, среди которых было немало мужчин, просто сжалились над Микки Печтером.

На судью Холси этот случай явно произвел впечатление.

— Я никогда не мог равнодушно относиться к насилию, когда речь идет о мужчине и женщине, — сказал он Тесс и Тайнеру, вызвав их для беседы. — Что бы там ни говорили люди, это палка о двух концах. С психологической точки зрения, конечно, более вероятно, что жертвой насилия становится женщина. Но если женщина достаточно сильна… Если она, так сказать, более раскрепощена, способна ли она проявить такую же или даже большую жестокость, чем мужчина? Можете ли вы утверждать, что ваша клиентка руководствовалась исключительно стремлением защитить юных девушек от насильника, охотившегося за ними в Интернете, или у нее была другая причина? Мужчины и женщины в наши дни так враждебны друг к другу… Поверьте, я каждый день вижу свидетельства этому и иной раз ушам своим не верю. Так что война между полами далеко еще не закончена.

Тесс с радостью объяснила бы ему, зачем она сделала то, что сделала. Но вломившиеся к ней копы застали ее врасплох, и в растерянности она совершила страшную глупость — поклялась, что действовала одна. Даже Тайнеру не было известно, что в этом участвовала еще и Уитни. Поэтому теперь ей ничего не оставалось, как только сбивчиво твердить о том, что она, дескать, пыталась защитить девочку, имя которой она отказывалась назвать, ибо тогда непременно всплыло бы и имя Уитни. В результате судья Холси видел перед собой… догадались, кого? Конечно — эдакого супермена в юбке. Да и как еще можно назвать женщину, которая, опоив мужчину какой-то гадостью, тащит его, голого, на стоянку, где и оставляет на посмешище, предварительно сведя ему депилятором волосы, причем не только на теле, но и на голове?

Однако Холси был слишком опытен, чтобы не заметить, небольшие нестыковки в показаниях обеих сторон.

— Знаете, полицейским показалось несколько странным, что у Микки Печтера почти совсем нет ссадин, — вдруг сказал он, когда они с Тайнером закончили обсуждать условия ее освобождения.

— Ссадин? — эхом повторила Тесс.

— Да. Ведь вам пришлось его тащить, верно? Вероятнее всего, вы волокли его за ноги, а не ухватив под мышки. И тем не менее все ссадины, которые удалось обнаружить, оказались именно под мышками.

— А как это объясняет сам мистер Печтер?

— Твердит, что абсолютно ничего не помнит.

— Хмм… — промычала Тесс, решив, что и так сказала уже вполне достаточно. Большинство лжецов проговариваются сами — их подводит словесный понос, желание дополнить свой рассказ новыми деталями. Бедняги просто не в состоянии вовремя остановиться. Тесс прекрасно это знала, потому что сама врала, причем делала это вдохновенно. Конечно, когда этого требовало дело.

В конце концов, ее версия событий, хоть и несколько неполная, все-таки оказалась более убедительной. Может быть, потому, что Микки Печтер в роли жертвы выглядел слишком уж непрезентабельно. Он даже подпортил в компьютере жесткий диск, понадеявшись, что это даст ему возможность изменить свидетельские показания. Но Тайнер, отвалив Дори Стэрн немалый куш, попросил восстановить все, что могло очернить Печтера: его указания, как добыть фальшивую идентификационную карточку, письмо, в котором он настойчиво уговаривал Тесс явиться в бар. В подвешенном состоянии остался только один вопрос — о таблетках. Печтер стоял на своем, Тесс — на своем. Дело уже зашло было в тупик, когда вдруг всем стало ясно, что и копы, и прокурор, и даже Печтер горят желанием поскорее закончить его миром. Все — кроме судьи Холси.

— Любое насилие должно быть наказано, тем более если речь идет о цивилизованном обществе, — заявил он Тайнеру, когда адвокат обратился к нему с просьбой снять обвинение. — Какими бы ни были его намерения, какими бы ни были намерения вашей клиентки, сути дела это не меняет. Она нанесла ему ущерб и должна понести наказание. Общественные работы, думаю, подойдут как нельзя лучше.

Тайнер, уже успевший убедить Тесс в необходимости сделать все, чтобы избежать суда, охотно согласился:

— Поскольку речь идет об условном наказании сроком не более полугода, Ваша честь, у меня нет возражений.

Шесть месяцев, думала Тесс, молча сидя в зале суда. Сейчас 22 апреля, газоны перед зданием суда пестрят нарциссами и тюльпанами. По-весеннему тепло, пахнет свежескошенной травой и удобрениями. Через шесть месяцев от цветов не останется и следа, да и трава пожелтеет. Снова похолодает, дни станут короче, и лето сменится осенью. Кажется, пройдет целая вечность. Тесс понимала, что время промчится незаметно. Всего шесть месяцев — и все это закончится, забудется, как дурной сон.

Наконец объявили слушание ее дела. Неподкупная Фемида была готова вынести ей свой приговор.

Холси аккуратно поправил стоявший перед ним микрофон.

— Пострадавший просит, чтобы его заявление занесли в протокол.

— Но ведь протокола не будет, — возмутился Тайнер.

— Протокола не будет, если ваша клиентка не нарушит условий своего условного освобождения, — подтвердил судья. — Так почему бы нам не позволить мистеру Печтеру сделать свое заявление? Какой в этом вред?

Все недели до начала слушания Тесс старалась держаться достойно. Она не пыталась связаться с Печтером и высказать ему все, что она думает о нем: только ублюдок способен тащить в суд женщину, которую он собирался изнасиловать. Она не просила своих приятелей-газетчиков, которых у нее было немало в «Бикон-Лайт», опубликовать ее собственную версию событий, поскольку попытка поднять шум могла быть расценена как Давление на суд. Она просто молча кивала, слушая, как судья возмущенно рассуждает на тему насилия в отношениях между полами. Это был его конек. Возможно, Холси был очень опытным судьей, но, подобно многим мужчинам, просто обожал слушать самого себя. Это безумно раздражало Тесс, но она терпеливо внимала, не позволив себе ни единого возражения, даже ни разу не намекнув, что уж ей-то известно о насилии куда больше, чем рафинированному судье Холси.

Но когда до конца этой пытки оставались какие-то минуты, терпение ее лопнуло.

— Тоже мне — жертва! — вспылила она. — Вы спросили, какой будет вред, если мы выслушаем его заявление. Так вот, я вам отвечу: вред в том, что оно явится достойным завершением этого идиотского спектакля!

Хотя все это было сказано хриплым шепотом, голос Тесс донесся до того места, где сидел Микки Печтер, и заставил его испуганно съежиться.

На лице судьи появилось загадочное выражение. Он бросил взгляд на Тесс, потом повернулся в сторону Тайнера, который поспешил с извиняющимся видом пожать плечами, а после уставился на Печтера, моментально принявшего такой невинный вид, что Тесс не удивилась бы, увидев у него за спиной белые крылышки херувима.

— Думаю, мы должны все-таки заслушать заявление мистера Печтера, — проговорил судья. — Надеюсь, вы не обидитесь, мисс Монахэн, если я позволю себе напомнить вам, что вы как-никак преступили закон. Вернее, решив заменить собой правосудие, вы довели человека до того, что он оказался в больнице.

Потными, трясущимися руками Микки Печтер извлек из папки листок и начал читать.

— После жестокого обращения, жертвой которого я стал вечером первого апреля…

При слове «жестокого» Тесс с возмущенным видом фыркнула, но заставила себя промолчать.

— …у меня началась бессонница. Из-за болячек на спине я не могу спать. Ночью меня постоянно мучают кошмары. Я потерял трудоспособность. Мне нанесен материальный ущерб, поскольку из-за всего этого я уже не в состоянии работать сверхурочно, как раньше. С уважением, Микки Печтер.

Он выжидающе уставился на судью.

— Это все? — поинтересовался Холси.

— Вы хотите, чтобы я сказал, какого возмещения я требую?

— Вы упомянули о сверхурочной работе. Вы так много зарабатывали, мистер Печтер?

— Нет, нет, я имел в виду не только сверхурочную работу, — промямлил Печтер. — Еще расходы на лекарства. Ну и возмещение морального ущерба, естественно.

— Мисс Монахэн или ее страховая компания оплатят эти расходы — договоренность об этом уже есть.

— О да, конечно, она уже все подсчитала. Но, видите ли, речь идет о моих расходах. И моих телесных и душевных муках.

Судья был явно сбит с толку. Тесс, естественно, уже догадалась, куда клонит Печтер. Скорее всего, он решил, что заявления в суде совершенно достаточно для возбуждения гражданского иска. Подонок явно рассчитывал, что она оплатит ему потерю растительности. И хотя столь неприкрытая алчность вызвала у нее улыбку, в уме она уже лихорадочно подсчитывала, способна ли ее страховка покрыть такие расходы. Или она распространяется исключительно на ее рабочее время? Может, ради такого случая объявить Мерси Тэлбот своей клиенткой? Нет, тогда неминуемо всплывет имя девочки, а этого семья Тэлботов всячески старалась избежать.

Микки между тем продолжал:

— Я тут посоветовался кое с кем из своих друзей… и мы решили, что я могу потребовать пятьсот тысяч плюс подоходный налог пятьдесят тысяч семьсот… Впрочем, ладно, пусть будет пятьсот тысяч.

— Я сейчас расплачусь, ублюдок, — едва слышно прошипела она. Видимо, Печтер все-таки услышал, потому что вздрогнул, как от удара, и Тесс догадалась, что он до смерти ее боится. Как приятно! Она заметно повеселела.

— Вместо того чтобы так волноваться о каких-то деньгах, почему бы вам не пройти специальный курс лечения, дабы заодно избавиться от тяги к несовершеннолетним? — громко поинтересовалась Тесс.

— А я никогда и не думал, что вам семнадцать, — огрызнулся он. — Нужно быть слепым как крот, чтобы не заметить этого.

— Да тебе не удастся затащить в постель и семидесятилетнюю бабку, не усыпив ее до бесчувствия! — рявкнула Тесс.

— Сука!

— Подонок!

— Мразь!

— Сам такой!

— Шлюха!

— Евнух вонючий!

Побагровевший от возмущения судебный пристав вскочил, словно готовясь их растащить, но судья поднял руку, и судебное заседание продолжалось, как будто ничего не произошло.

— Я собираюсь вынести решение по данному делу. Что касается перенесенных мучений, то если вы считаете, что имеете право требовать возмещения, мистер Печтер, наймите адвоката и подайте гражданский иск в соответствующем порядке. А пока вынужден напомнить вам о том, что в этом случае ваш образ жизни, ваши… хм… склонности — весьма специфические — будут подвергнуты самому пристальному изучению.

Микки был явно раздавлен. Вид у него стал такой, словно судья Холси только что приговорил его к распятию на кресте.

— Так, понятно… Стало быть, денег я не получу. Только я не понимаю… неужели ей ничего за это не будет? Мне известно, что это за штука — условное освобождение. Пройдет полгода, и она окажется чистенькой, как будто ничего и не было. По-моему, это несправедливо.

— Могу заверить вас, мистер Печтер, что через шесть месяцев мисс Монахэн станет совсем другим человеком. Перевоспитание, а речь идет именно о нем, является первоочередной задачей органов правосудия. Не наказать, не покарать, а исправить!

Тесс изо всех сил закусила губу, чтобы не рассмеяться. Если Холси решил, что после покрытия всех судебных издержек, оплаты медицинских счетов и принудительных работ в центре по уходу за детьми, ставшими жертвами насилия, она морально переродится, пусть его. Но она твердо знала, что повторись все снова, она поступит так же. Ну, может быть, не станет лягаться. Однако что касается депилятора или тех самых таблеток… Ноздри Тесс мстительно раздулись. Что ж, она преподала Микки Печтеру урок, который он забудет не скоро. Может, все-таки стоило довести дело до суда? Глядишь, нашлись бы и другие его жертвы, которые бы не побоялись рассказать о его грязных делишках.

Между тем Микки уселся на свое место. Тесс встала, чтобы выслушать приговор — глаза смиренно опущены, на губах легкая, почти незаметная улыбка. Она запретила Кроу сопровождать ее в суд. Хотя Тесс отчаянно нуждалась в его молчаливой поддержке, ей не хотелось впутывать его в это дело. Зато они договорились отпраздновать вместе победу. Тесс с Кроу собирались усадить собак на заднее сиденье и отправиться за город, где те смогут вволю побегать. А потом они отыщут какую-нибудь деревенскую гостиницу или небольшой ресторанчик, в котором столики будут стоять на воздухе, чтобы не пришлось запирать собак в машине. Вот еще один важный плюс работы на себя — можно отправиться за город в любой день, хоть бы и во вторник, если стоит отличная погода, вместо того чтобы ждать воскресенья, зная наперед, что в выходные непременно зарядит дождь.

Тесс так размечталась, что почти не слушала судью. Его голос монотонно жужжал у нее в ушах, она представила, что это волны бьются о берег, и на душе у нее стало легко. Но внезапно одна фраза заставила ее очнуться.

— И, конечно, мисс Монахэн, в течение испытательного срока вы должны будете пройти курс социальной реабилитации, чтобы избавиться от ваших беспричинных вспышек ярости.

Тесс не поверила собственным ушам. Она бросила отчаянный взгляд на Тайнера, но тот только пожал плечами, недоумевая не меньше ее самой. Для Печтера же все это было пустым звуком — вид у него был отсутствующий, словно он мысленно прощался со всеми теми замечательными вещами, которые рассчитывал накупить, содрав с нее пятьсот тысяч долларов. Замотанный секретарь уже открыл папку со следующим делом. Машина правосудия на всех парах мчалась дальше.

— Мисс Монахэн, вам придется раз в месяц встречаться со специально назначенным офицером и представлять ему подтверждение того, что вы еженедельно посещаете занятия с психиатром, психологом или социальным работником. В данном случае выбор остается за вами, но суд требует, чтобы предметом этих бесед были именно неконтролируемые вспышки гнева, от которых вам необходимо избавиться.

Наконец все закончилось, и почти сразу же началось слушание следующего дела. Совершенно ошарашенная, она вышла из зала вслед за Тайнером.

— Как он до этого додумался? И разве можно заменить общественные работы на занятия с психологом?

— Выходит, можно. Наверное, в его глазах это все равно, что приговорить водителя, севшего за руль пьяным, посещать собрания клуба анонимных алкоголиков. Держу пари, он прямо сейчас до этого додумался. Хорошо, что мне не пришло в голову заявить протест. И потом, это в любом случае займет меньше времени, чем работа в приюте. Ерунда — всего три часа в неделю.

— Интересно все-таки, с чего это судье вздумалось в последнюю минуту изменить условия нашего соглашения?

Тайнер, который старался без лишней нужды не огорчать ее, немного помялся.

— Знаешь, было в твоем лице что-то такое, когда ты смотрела на Печтера, от чего у меня мурашки поползли по спине… Что-то нехорошее. Не хотел тебе этого говорить, Тесс, но, возможно, судья поступил правильно.

Глава 3

— Вы много пьете?

Назначенный судом психиатр, доктор Маршалл Армистед, монотонно бубня что-то себе под нос, листал историю болезни, и Тесс, забывшись, вдруг ляпнула все, как есть. Она так безумно устала, к тому же мысли ее витали далеко. Тесс даже толком вспомнить не могла, что она такого сказала, что вызвало неожиданный вопрос психиатра. Две рюмки, три рюмки — неужели это так много? Может, стоит признаться, что со стороны матери в ней течет французская кровь? Или лучше вообще дать отбой?

Да, пожалуй, лучше второе.

— Я имела в виду, не каждый день. Но часто бывает, что я за обедом позволяю себе бокал вина. Или два. Если обедаю с друзьями, то коктейль. Примерно раз в неделю.

— А одна вы пьете?

— Иногда случается.

— Чтобы расслабиться немного? Или что-то отпраздновать?

— Ну, я бы так не сказала…

— Вам случается по утрам страдать от похмелья?

— Никогда. — Тесс постаралась сказать это так, чтобы в ее тоне не чувствовалось ни малейшей враждебности или настороженности. — Послушайте, доктор, я догадываюсь, к чему вы клоните. Так вот, могу вас заверить, что с алкоголем у меня проблем нет.

— Хорошо, мы еще вернемся к этому. А как насчет наркотиков?

— Иногда, случается, балуюсь травкой.

Доктор насмешливо изогнул бровь на слове «случается». Занятные у него брови, подумала Тесс, кустистые, как это порой бывает у стариков, хотя на вид доктор еще довольно молод, наверное, ему и сорока нет. Он был совершенно лыс, но, казалось, ничуть не комплексовал по этому поводу. Зато зубы у него были великолепные, а мясистый нос занимал чуть ли не пол-лица. Глубоко посаженные глаза красивого орехового оттенка, так не похожие на ее собственные.

— Итак, значит, сейчас только балуетесь марихуаной, — повторил он, выделяя отдельные слова. — Должен ли я понимать это так, что раньше вам доводилось принимать и другие наркотики?

— Один раз попробовала кокаин. От него я стала тарахтеть, как пулемет, причем сама понимала, что несу полную чушь. Глотала половину слов, хотя знала точно, что спешить мне некуда. Чтобы пробовать «колеса» или «экстази», которыми увлекаются в Балтиморе, я была уже слишком стара, иначе, может быть, и рискнула бы — из чистого любопытства. Но вообще-то я не испытываю ни малейшей тяги к наркотикам.

— Тяги к наркотикам не испытываете. — Взгляд доктора пробежал по его записям. — Наверное, пьете слишком много кофе?

Тесс, тяжело вздохнув, выразительно округлила глаза.

— Проблем с кофеином у меня тоже не имеется. Я знаю это совершенно точно, поскольку даже если не выпью утром кофе, потом не мучаюсь головной болью. Кстати, травку я тоже курю крайне редко. Во-первых, ее еще нужно достать, а во-вторых, мне в моем положении следует думать о последствиях.

— О последствиях?

— Конечно, нарушение закона и все такое. А карьера у меня идет в гору, риск мне совсем ни к чему.

— И тем не менее вы ведь совершили насилие.

— Меня обвинили в совершении насилия. На самом деле это был просто проступок.

Доктор озадаченно нахмурился и снова принялся листать бумаги.

— Но вам было предъявлено обвинение в совершении насилия.

— Обвинение еще ничего не значит. И потом, кажется, презумпцию невиновности еще никто не отменял, верно? Пока обвинение не доказано, человек невиновен.

Доктор снова принялся задавать ей обычные в таких случаях вопросы, и мысли Тесс унеслись в сторону. Честно говоря, она была несколько разочарована — не такой она представляла себе больницу Шеппарда Пратта.

В конце концов, тут ведь когда-то лечилась сама Элла Фитцджеральд. Увы, золотая эпоха джаза минула безвозвратно, а пришедшая ей на смену эра повального увлечения психотропными препаратами, видимо, не способствовала процветанию. В некогда элегантных кабинетах уже явственно чувствовался запашок благородной бедности, хотя само здание до сих пор поражало блеском и роскошью. Так, в кабинете доктора Армистеда распахнутое настежь огромное окно не закрывалось только потому, что он сунул между рамами деревянный брусок, дабы легкий ветерок хоть немного разогнал стоявшую внутри духоту, с которой, видимо, уже не мог справиться старенький кондиционер. Ветхий стул, на котором устроилась Тесс, жалобно поскрипывал, робко намекая на то, что может рассыпаться в любую минуту. А подлокотники облезли до того, что она старалась к ним не прикасаться.

Доктор перехватил ее разочарованный взгляд и что-то быстро черкнул у себя в блокноте. Тесс моментально всполошилась: интересно, что он там пишет, этот эскулап? Еще, чего доброго, взбредет в голову обвинить ее в немотивированной агрессивности! Как и многие до нее, впервые попав в кабинет психиатра, Тесс гадала, удастся ли ей вообще выбраться отсюда.

— В вашей семье были случаи душевных расстройств?

— Нет, ничего такого, — почти автоматически ответила она и тут же сама засомневалась в этом. Вообще-то кое-кто из ее родственничков определенно вел себя как полный идиот. Но, с другой стороны, никто из них до сих пор не был официально признан психом, и она, выходит, сказала чистую правду. К тому же доктор уже на всех парах несся вперед, и времени поправиться у нее все равно не было. «Как вы спите?» — «По большей части прекрасно». — «Что значит — по большей части?» — «Каждому ведь когда-то случается мучиться бессонницей, не так ли?» — «И это бывает обычно после того, как вы выпьете?».

— Я вам уже говорила, что пью каждый день понемногу.

— Ну тогда, наверное, после того, как выпьете больше обычного?

— Это не совсем то, что я имела в виду.

— А что вы имели в виду?

— Если честно, то не бессонницу. Просто… мне снятся по ночам кошмары — иногда. Обычно все зависит от того, над каким делом я работаю. Видите ли, мне приходилось видеть кое-что… неприятное. Конечно, это трудно сравнить с тем, что иной раз приходится наблюдать копам, или патологоанатомам, или… — Тесс замялась.

— Или врачам, — подсказал он. — Всем им часто приходится сталкиваться со смертью.

— Да, конечно. Только это не совсем та смерть, которую приходилось видеть мне. И потом, дело ведь не собственно в смерти. Смерть в таких случаях — избавление. Мне доводилось видеть, что может один человек сделать с другим. Просто, чтобы получить то, что он хочет, если ему удастся убедить себя, что это полезно, даже иногда необходимо.

— Но примерно то же самое сделали и вы, не так ли? Это было сказано все тем же безукоризненно вежливым тоном, в котором не чувствовалось ни малейшего намека на осуждение. Тесс догадывалось, что доктор прощупывает ее, пытается заставить взглянуть на свой поступок как бы со стороны, в свете того, что она сама только что говорила, увидеть его под углом ее же собственной логики и найти ее слабое место.

И все же вопрос вывел ее из себя.

— Я пыталась остановить педофила, охотившегося в Интернете за совсем еще юными девушками!

— Насколько я могу судить, педофилом его нельзя назвать — во всяком случае, я бы не стал торопиться с диагнозом. Возможно, он действительно знакомился с несовершеннолетними, однако маленькими их ведь не назовешь, верно? Иначе вряд ли бы он назначил вам встречу в баре.

— Ладно, пусть будут несовершеннолетние. И при этом подсыпал им эту дрянь. Интересно, зачем, если он не собирался их насиловать?

— Да, я обратил внимание на упоминание об этих таблетках в деле, которое мне прислали по распоряжению судьи. Однако нам неизвестно, случалось ли ему до этого случая прибегать к балеткам.

— Но они были у него при себе. Так что это просто вопрос времени.

— И поэтому вы решили свершить правосудие своими руками?

— Впервые я услышала о нем от одной моей знакомой. Она, кстати, тоже несовершеннолетняя. Сейчас она в безопасности, но могли быть и другие, верно? Именно их я и должна была защитить. А для этого мне нужно было узнать, кто он такой.

— Вы действительно считали, что это ваш долг? Защитить их?

— Примерно так.

— А вам случалось уже прибегать к насилию, чтобы… эээ… защитить кого-то?

Тесс покачала головой. Она всегда гордилась тем, что привыкла полагаться на свои мозги, а не на Смит-Вессон. Ей вообще редко доводилось стрелять — разве что в тире.

— Неужели? А вот судья Холси специально попросил меня расспросить вас о том случае, когда вы намеревались избить мальчика. Помните — в Пигтауне? Это всплыло во время прокурорского расследования.

— Я избила мальчика в Пигтауне?! — Челюсть у Тесс отвалилась. Она даже не сразу сообразила, о чем идет речь. Невозмутимый тон, которым это было сказано, настолько не вязался со случаем, о котором шла речь, что поначалу она даже растерялась. — Послушайте, все было совсем по-другому! Этот «мальчик», как вы его называете, был убийцей, в котором не осталось ничего человеческого. Он изнасиловал молоденькую девушку, причем так, походя. Естественно, я не выдержала.

— Итак, вам все-таки не всегда удается контролировать свои эмоции?

— Да нет, почему же… просто в таких обстоятельствах…

— Но тогда пострадал мальчик. А теперь вот мистер Печтер. Вы потеряли голову, перестали владеть собой. И в обоих случаях катализатором взрыва стало насилие, совершенное в отношении совсем еще юной девушки.

— Два случая — это слишком мало, чтобы делать какие-то выводы.

— А их и в самом деле было только два?

Тесс бросила взгляд на одни из двух часов, стоявших в его кабинете. И те, и другие были маленькими, а она ожидала увидеть здесь огромный электронный хронометр, неумолимо отсчитывающий секунды и доллары — что-то вроде счетчика таксиста, пока ваш счет не распухнет до астрономической цифры. Час беседы с доктором Армистедом стоил 150 долларов, из которых 100 покрывала ее страховка. Весьма удачная сделка, по мнению Тайнера, которому пришлось пустить в ход все свои связи, поскольку чуть ли не все специалисты отказались иметь с ней дело. Кто отговаривался недостатком времени, кто — отсутствием дел с ее страховой компанией.

— Мне кажется, мое время истекло, — сказала Тесс.

— Первая беседа всегда занимает немного больше времени. Мой секретарь наверняка предупредила вас об этом, когда вы записывались на прием.

— О… — Ее руки опять принялись поглаживать исцарапанные подлокотники.

— Как насчет аппетита? — Доктор снова уткнулся в бумаги.

— Я обжора.

На губах его мелькнула улыбка. Слава богу, значит, у него все-таки есть чувство юмора.

— Половая жизнь?

— Ммм… я не лесбиянка. У меня есть приятель.

— Я просто хотел спросить, не заметили ли вы в последнее время каких-нибудь изменений в этом смысле? Может, половая активность несколько повысилась? Или, наоборот, снизилась?

Тесс задумалась. Кроу только недавно стукнуло двадцать пять, он был на шесть лет моложе ее и мог заниматься любовью почти круглосуточно, так что о какой-то неудовлетворенности с ее стороны и речи не было. Тесс тяжело вздохнула. Ну и что ей ему сказать? Что днем она регулярно ест, а по ночам так же регулярно занимается сексом?

— Ничего такого. Наши отношения удовлетворяют меня полностью. Вернее, они до сих пор — самая большая радость в моей жизни.

Он уставился на нее с таким видом,словно не верил собственным ушам. Видимо, стены этого кабинета редко слышали о хороших отношениях между людьми. Сидевшим до нее на этом стуле, скорее всего, приходилось каяться в непреодолимой тяге к воровству или склонности к фетишизму.

— Очень хорошо! Половой жизнью живете регулярно?

— Точнее, почти беспрерывно.

Снова немая сцена. Ручка его на мгновение зависла в воздухе. Потом доктор, придя в себя, осторожно осведомился:

— Что вы хотите этим сказать?

— Просто пошутила. Режим — это у меня вроде пунктика. Именно поэтому я теперь могу позволить себе есть столько, сколько мне хочется, и получать от этого удовольствие. Летом, вот как сейчас, я регулярно занимаюсь греблей, а еще бегаю и хожу в тренажерный зал. Гребля — отличная штука, к тому же не мешает думать. Зимой я просто с ума схожу, так мне не хватает гребли.

«Сумасшедшая! — одернула она себя. — Ты просто сумасшедшая!» Зачем она это сказала?! Ее уже трясло, но доктор Армистед, казалось, ничего не заметил. Он еще раз пробежал глазами свои записи, словно пытаясь составить о ней свое мнение.

— Наверное, пока достаточно, Тереза.

— Просто Тесс, доктор. — Микки Печтер тоже называл ее Терезой.

— Тесс. Я уже понял, что вы явились ко мне не по собственному желанию, а подчинившись решению суда. То, как вы держитесь, как старательно избегаете встречаться со мной взглядом, говорит о том, что у вас нет ни малейшего желания пройти курс лечения. Открою вам маленький секрет: никто не хочет. Многие из моих пациентов приходят, как и вы, потому, что так сложились обстоятельства или этого потребовал их работодатель. Все они несчастны — каждый по-своему Я ведь психиатр, а мало кто любит ходить к психиатрам.

— Или к дантистам, — буркнула Тесс. — К дантистам даже хуже, по-моему.

— Все, что от вас требуется, это являться на прием раз в неделю, и так все шесть месяцев. День недели и время выберете сами. Можете просто сказать, что у вас все в порядке, и мы поговорим о погоде или о бейсболе — на ваш выбор. Потом я сделаю отметку в вашей карточке, вы покажете ее в полицейском участке, и все будут счастливы. Ну, кроме вас, конечно.

— Я и так счастлива.

— Возможно, и так. Впрочем, у вас есть все, чтобы считать себя счастливой. Привлекательная женщина, карьера, собственный бизнес. У вас есть приятель, и вашим отношениям можно только позавидовать. Правда, мне кажется, что вы многовато пьете, но при этом я не заметил в вас ни малейшей тяги ни к алкоголю, ни к чему-либо еще в этом роде. Но все это как-то плохо вяжется с обликом женщины, которая всего лишь несколько недель назад свела у мужчины всю растительность депилятором, а напоследок еще и лягнула его изо всех сил. Вы согласны?

— С чего они вообще взяли, что это я его лягнула? — строптиво проворчала Тесс. И тут же крепко сжала губы, сообразив, что едва не выдала себя. Едва не ляпнула, что это вполне могла сделать и Уитни. Вот разозлился бы судья Холси, узнав, что она соврала во время слушания! М-да, всего один сеанс психотерапии, и она чуть было не сболтнула то, в чем не призналась бы ни одной живой душе, даже Кроу.

— У него трещина в ребре. Об этом говорится в полицейском протоколе. — Доктор бросил на нее удивленный взгляд. — А в чем дело? Почему вы так удивлены?

— Просто не знала ни о каком ребре. Но наш разговор является конфиденциальным, не так ли? Вы ведь никому не расскажете?

— Конечно. Даже судье Холси. — Доктор продолжал смотреть на нее, словно ожидая что-то услышать, но Тесс упорно молчала, хотя и возликовала в душе. Да здравствует врачебная тайна!

— Послушайте, мы ведь закончили? Помню, вы говорили, что первый сеанс займет больше, чем обычно, времени, но я договорилась встретиться с подругой около полудня в Казино-Шоп. Она пригласила меня пообедать с ней, чтобы подумать… — Тесс осеклась. «Ну вот, — мысленно выругалась она, — опять, едва не проговорилась об Уитни». Вообще-то Тесс всего лишь собиралась сказать «чтобы вместе подумать, как мне выбраться из всего этого дерьма», и сейчас ей вдруг стало жутко неудобно. Она вовсе не собиралась ему грубить.

— В Казино-Шоп? — Это был процветающий торговый центр, располагавшийся в старом здании какой-то больницы, в котором работали исключительно женщины. — Она там работает?

— Представьте себе, она там делает покупки. Видите ли, вбила себе в голову, что получила наследство, но наследство оказалось пшиком. Поэтому она скупает шейкеры для смешивания мартини и старые стаканчики для коктейлей, на которых приклеен рецепт приготовления. Хотя сейчас она перешла на коктейли из коньяка, апельсинового сока и ликера, а также на «Манхэттены». Она вообще чокнутая.

Кстати, и депилятор тоже был ее идеей. А ведь почему-то никто не усомнился в том, что это придумала Тесс. Эх, если б они только знали!

— Учту на будущее. Но, Тесс, нам с вами нужно будет как-то ладить в ближайшие полгода. Давайте постараемся, чтобы это время не пропало даром.

— Проблема в том, доктор, что у меня нет никаких проблем.

— Может, вы и правы. Но почему бы не попробовать? А вдруг будет какая-то польза, пусть даже не в том смысле, как рассчитывал судья? Вреда-то ведь не будет, верно?

Ей вдруг захотелось схватиться за живот и захромать по комнате с воплями: «Ой, схватило!», как в «Вестсайдской истории». Но вместо этого она заставила себя пожать протянутую доктором Армистедом руку и пообещать, что придет на следующей неделе.

— Я даже попытаюсь запомнить, что мне снилось, — поклялась она.

— Конечно, любопытно было бы послушать о ваших кошмарах, но это вовсе не обязательно. Содержанием снов обычно интересуются психотерапевты.

Глава 4

— Что ты об этом скажешь? — Уитни открыла пакет из бакалейной лавки и извлекла из него лампу с подставкой из грубо обработанного дерева и желтым абажуром с изображением диких уток в полете.

— Скажу, что кто-то явно ходил по магазинам, — ответила Тесс, наслаждаясь царившим в Корнер-Стэйблс полумраком. — Причем побывал в одной из тех лавчонок, где торгуют сувенирами и якобы предметами искусства.

— Конечно, я знаю, что это кич, но кич добротный, а не какая-то там безвкусица, — заявила Уитни тоном выпускницы элитного университета на восточном побережье. Впрочем следовало признать, что кое-какие основания для этого у нее были. Тонкие, слегка заостренные черты лица и светлые, подстриженные аккуратной шапочкой волосы придавали ее облику дух аристократичности, который не только чувствовался на расстоянии, но и подобно свету далекой звезды озарял все вокруг. Даже Корнер-Стэйблс выглядел намного презентабельнее оттого, что она почтила его своим присутствием. И не только он — даже эта жуткая лампа приобрела сносный вид потому, что в руках ее держала Уитни. Почти сносный.

Проблема была только в том, что Уитни не могла держать ее в руках все время. Если, конечно, не хотела сойти за статую Свободы, вздымающую свой светильник с летящими утками к самым небесам.

— Кич — он есть кич. Да к тому же еще и лампа — полная дрянь, уж ты мне поверь. Убери ее с глаз долой, а то меня по ночам снова будут мучить кошмары. Впрочем, хоть найдется о чем поговорить с доктором на будущей неделе.

— Ладно, не хнычь. Ну и как, помогает? Или он считает, что ты — безнадежный случай?

— Похоже, пока он полон надежд. Скорее всего, потому, что плохо меня знает.

Тут, наконец, прибыл их заказ — сэндвич с зажаренной на решетке отбивной для Тесс и аппетитный гамбургер, на котором остановила свой выбор Уитни. Обе были голодны как волки, а когда вы в таком состоянии, лучше Корнер-Стэйблс места не найти. Кроме всего прочего, Тесс решила, что в эти часы разумнее двинуться в северном направлении, чтобы не застрять в пробке, которых в центре города было немало. Правда, она не учла, что в наши дни окраины с их улицами, по которым стремительным потоком в несколько рядов несутся машины, тоже успели превратиться в сумасшедший дом, и потом долго чертыхалась по этому поводу. На то, чтобы проехать пять миль, отделявшие больницу от этой тихой улочки с разбросанными тут и там кафе, где можно было наскоро перекусить, и винными магазинчиками, у нее ушел без малого час.

— Эх, надо было свозить тебя к Маккэфферти, — вздохнула с сожалением Уитни, откусив громадный кусок бургера и придирчиво разглядывая его содержимое, чтобы понять, хорошо ли он прожарен. Вкус ей еще в раннем детстве испортила ее мать, для которой стряпня всегда была чем-то вроде домашней каторги. И даже теперь, когда у нее появилась возможность выбирать, пристрастия Уитни оставались неизменными и никогда не шли дальше не слишком аппетитных кусков говядины, цветом и вкусом мало отличавшихся от подошвы. — Мне лично наплевать, что я ем, а вот тебя я с удовольствием угостила бы чем-то вкусненьким. Например, филе миньон.

— Ну уж нет! — возмутилась Тесс. — Видеть не могу, что ты творишь с куском вырезки стоимостью двадцать восемь долларов. И потом, я сто раз тебе говорила: ты мне ничего не должна! Самое лучшее, что я могла сделать, — не впутывать тебя в эту историю. Господи, да узнай они только, что нас там было двое, судья непременно передал бы дело в суд! А учитывая алчность Микки Печтера, можно не сомневаться, что он постарался бы выдоить твою семейку досуха!

— Может, и лучше, если бы дело дошло до суда, — задумчиво проговорила Уитни. — Тогда этому ублюдку тоже бы досталось по первое число.

— Теоретически да. Однако когда ты стоишь перед выбором — получить шесть месяцев условно или предстать перед судом, который еще неизвестно чем закончится, сразу почему-то понимаешь, что принцип, конечно, штука хорошая, но не главная. К тому же суд — развлечение не из дешевых, знаешь ли. Да и Тайнер работает отнюдь не бесплатно. Теперь я у него в долгу, и этот долг мне еще предстоит отработать.

— Ну да, работа. Кстати, именно из-за нее я и вытащила тебя сегодня на ланч. — В те моменты, когда Уитни была поглощена собственными заботами, а такое случалось довольно часто, синеватые жилки у нее на висках, горле и возле челюсти проступали заметнее.

— Ну, в чем дело?

— У меня есть для тебя работа. Очень важное задание.

— Уитни, только не из жалости, идет? Повторяю еще раз: ты мне ничего не должна.

— Это не имеет ничего общего с нашей вылазкой. Если хочешь знать, идея нанять тебя вообще не моя. Есть один человек в правлении, который попросил меня повесить на тебя эту работенку.

— В правлении? В каком еще правлении? Кто-то из членов вашего фамильного клана?

После нескольких лет каторжного труда, за которые ей наконец удалось добиться практически всего, о чем она мечтала, Уитни вдруг вбила себе в голову, что нет ничего постыдного в том, чтобы взять на себя управление семейной благотворительностью. Ей всегда нравилось швырять деньги без счета. А еще больше ей нравилось, когда все городские знаменитости, все сливки местного общества являлись к ней клянчить деньги.

— Я бы сказала, что это скорее коалиция или консорциум, чем правление. Ничего официального, просто несколько местных некоммерческих предприятий, подвизающиеся в женских изданиях, подняли страшный шум, стремясь остановить волну домашнего насилия в штате.

— Знаю, как это сделать, — буркнула Тесс. — Нет ничего проще.

— Да ну?!

— Всякий раз, когда какой-нибудь влюбленный с разбитым сердцем хватается за пистолет, чтобы выпустить пару пуль в сердце неверной возлюбленной, нужно…

— Ну? — Еда мгновенно оказалась забыта. Теперь Уитни просто сгорала от нетерпения.

— …нужно просто убедить его в том, что в этом случае проще всего покончить с собой.

— Брось, Тесс. Это действительно серьезно. Мы намерены добиться сокращения насилия на бытовой почве. Причем в пределах штата.

— Даже не представляю, с чего тут можно начать, — пожала плечами Тесс. — Не думаю, что насилие, если оно происходит за запертыми дверями, выплывает наружу. Так что вряд ли количество таких случаев выражается очень уж большой цифрой.

— Вот именно! — всплеснула руками Уитни. — Поэтому-то никто из политиков и не хочет связываться с данной проблемой. А ведь, может, с этой категорией преступлений легче всего бороться.

— Не исключено. Давай, излагай.

— На сессии генеральной ассамблеи, которая только что закончилась, нас набралось всего четверо, так что затея выбить из комитета хоть один законопроект с треском провалилась. Председатель юридической комиссии попросту сунул его в ящик и не поставил на голосование. Не помог даже тот недавний случай… помнишь, какой-то чокнутый поубивал кучу народу, а потом взял в заложники всех родственников своей девушки. Наши достопочтенные законотворцы развели руками и заявили, что, дескать, принимать законы против идиотов бессмысленно.

— Я тебя умоляю, — хмыкнула Тесс. — Те, у кого проблемы с психикой, предпочитают считать себя вызовом обществу.

— Очень смешно, — поморщилась Уитни. — Как бы там ни было, мы не собираемся сдаваться — на следующий год снова поднимем этот вопрос, подобрав аргументы поубедительнее. Но для этого нужна информация.

— Ну а я-то тут при чем?

— Один из членов нашего правления уверен, что городское управление полиции, не в силах справиться с волной убийств и в случаях бытового насилия спускает дело на тормозах. Например, нам известно о пяти убийствах в нашем штате, следствие по которым зашло в тупик. Нужен кто-то, кто бы смог заново провести расследование, проверить работу полиции…

— Проверить работу полиции?! По старым делам?! Да вы с ума сошли! Уитни, это невозможно!

— Не такие уж они и старые — максимум шестилетней давности. Самое свежее — от минувшего декабря. И потом, мы же не просим тебя расследовать все эти случаи. Просто хотим знать, какие действия предприняла полиция, и случалось ли, что подозреваемый потом совершил насилие еще раз. Если нам удастся найти хоть один случай, когда из-за того, что полицейские работали спустя рукава, какой-то ублюдок продолжал делать свое черное дело, мы начнем сбор средств для дополнительного финансирования и повышения квалификации полиции в маленьких городках. Соглашайся, Тесс. Ведь тебе нечасто доводится отрабатывать свой гонорар и при этом еще делать по-настоящему доброе дело!

Тесс только грустно улыбнулась. Уж кому, как не Уитни, знать, что сама она, в сущности, ничего другого и не хотела. Участи частного детектива часто не позавидуешь — целыми днями копаться в чужом грязном белье. Даже те из них, кто, как она, отказывались заниматься бракоразводными делами, не могли позволить себе роскошь вечно оставаться альтруистами. Беда в том, что Тесс на дух не переносила людей, вообразивших себя чуть ли не богом, призванным творить справедливость. Правильно говорят, что благими намерениями вымощена дорога в ад.

— Мы заплатим тебе по высшей ставке плюс суточные, если тебе придется уехать из города. Члены правления не станут дышать тебе в затылок — достаточно ежемесячного письменного отчета или краткого устного доклада о результатах предварительного расследования.

— И никакой прессы.

— Что?

— Никаких газетчиков. Не хочу, чтобы кто-то из «благодетелей» на весь мир протрубил, что желает начать новый крестовый поход. Учтите: местные копы и так кривятся, когда какой-нибудь частный детектив начинает совать нос в их дела, а поднимется шумиха, так они меня вообще на порог не пустят. Поэтому нужно держать рот на замке. Сколько людей в этом вашем правлении?

Уитни принялась загибать пальцы.

— Кто-то из «Убежища», кто-то из фонда, который принадлежит нашей семье. Кто-то из «Детей Балтимора» и «Нового Решения». Кто еще? Ага, фонд Уильяма Три…

— Фонд Уильяма Три? Случайно не тот, которым руководит Луиза Дж О’Нил?

— Формально да. Но она практически отошла от дел. После того как ее бросил муж, здоровье бедняжки сильно пошатнулось.

— Ну и слава богу, — кивнула Тесс, так энергично впившись зубами в пережаренный сэндвич, что даже слегка поморщилась от боли. Ее стоматолог неоднократно предупреждал ее, что она когда-нибудь сломает зуб.

— Я в курсе, что ты терпеть ее не можешь. — Пристальный взгляд Уитни уперся в лицо подруги. — Только ты никогда не говорила мне, почему.

— Терпеть не могу? С чего ты взяла? И потом, кого — Луизу Дж. О’Нил, благодетельницу Балтимора, главную озеленительницу города и прочая, и прочая? Что ты! Как и остальные, я обязана ей всем, в том числе своей карьерой.

— Да, совсем забыла, прости. Твое первое расследование. Кажется, тот адвокат, которого убили, работал на Саймона О’Нила. Но О’Нилы не имели никакого отношения к его смерти.

«К его — возможно, — подумала Тесс, — а к другой?»

— Так что там стряслось с Саймоном? Я только сейчас сообразила, что вот уже бог знает сколько времени не слышала ничего об О’Нилах — ни единой строчки в газетах!

«А ведь я искала их, — добавила она про себя. — Причем каждое воскресенье».

— С Саймоном? А, он сбежал в Северную Каролину. Кажется, с какой-то дамочкой из адвокатской конторы. А через шесть недель умер — от сердечного приступа, если не ошибаюсь.

— Что, прямо на ней?

— Нет, конечно — это уж слишком избито, знаешь ли. Во время тренировки по гольфу. Думаю, это самое лучшее, что он мог сделать для бедняжки Луизы. Теперь никто не станет есть ее поедом, упрекая в том, что она швыряет деньги на ветер. Тем более что деньги-то ее. И все же это ее подкосило. У нее случился удар, так что пришлось отправить ее в Роланд-парк-Плейс в Кесуике. Моя мама недавно ездила проведать ее — когда-то они вместе играли в теннис.

— Помню. — Именно помня об этой дружбе, Тесс поостереглась рассказать Уитни обо всем, что в свое время сделала Луиза. — Говоришь, она отошла от дел? Стало быть, на встрече с этим вашим правлением ее не будет?

— Нет, она уже ни во что не вмешивается. Только дает деньги. Не думаю, что ее сейчас вообще интересует, чем занимается фонд Уильяма Три. Как сказала моя мать, Луиза лежит в постели, отказывается с кем-либо говорить и мечтает о смерти — твердит, что желает быть с Саймоном.

— Невероятно! С человеком, который всю жизнь унижал ее и при этом тратил ее деньги на бесчисленных девок, ни у одной из которых даже приличного образования не было.

— Среди них, кажется, затесались даже две секретарши. Однако похоже, она любила его. Иначе почему терпела столько лет?

— Понятия не имею. Может, посоветовать вашему правлению выделить некоторую сумму на решение заодно и этой проблемы? Впрочем, она стара как мир — почему вообще люди терпят, что о них вытирают ноги?

— Ты имеешь в виду женщины — мужей?

— Бывает, что и мужчины остаются с женщинами, которые совсем недостойны любви.

Покончив с ланчем, они вышли на улицу. После приятного полумрака яркое солнце ослепило их так, что пару секунд обе моргали, словно совы, ничего не видя вокруг себя и дожидаясь, пока глаза привыкнут к свету. Но этого оказалось достаточно, чтобы перед мысленным взором Тесс всплыло то, что она, казалось, похоронила давным-давно.

Она вдруг снова увидела подброшенное в воздух тело мужчины, скорченным черным силуэтом вырисовывающееся на фоне неба, а вслед за этим — зловещие контуры старого автомобиля, через мгновение пропавшего в густом утреннем тумане. Как долго это видение преследовало ее по ночам, превратившись в кошмар, который не давал ей спать! Почему она снова вспомнила этот ужас? Из-за беседы с доктором Армистедом? Или потому, что Уитни упомянула о Луизе?

— Уитни, насчет моего гонорара… Какой у вас порядок — вы делите расходы поровну или каждый жертвует соответственно размерам своего капитала?

— Соответственно, — ответила Уитни. — Наш семейный фонд, к примеру, оплатит ровно треть всех расходов. И это зависит не от возможностей каждого фонда. Скажем, «Дети Балтимора» дадут совсем немного, потому что это расследование не слишком их касается.

— А как насчет фонда Уильяма Три? Какая часть моего гонорара придется на его долю?

— Не больше десяти процентов. Они ведь занимаются строительством, так что все это не очень их интересует. Если бы их благотворительная деятельность оставалась в тени, не думаю, что они вообще раскошелились бы. До сих пор удивляюсь, как это они согласились принять участие в нашем проекте.

Итак, десять процентов. Сойдет, решила Тесс. Она постарается употребить эти деньги на какое-нибудь доброе дело и загладит свою вину перед человеком, убийство которого до сих пор остается нераскрытым. Она давно уже испытывала потребность так или иначе увековечить память о нем, заставить людей вспомнить, что когда-то он тоже жил среди них. Пусть не памятник в его честь, а что-то другое. То, что ей по силам.

В конце концов, Саймона О’Нила уже нет в живых, а Луиза О’Нил наверняка скоро последует за ним. И наступит день, когда Тесс сможет узнать, как случилось, что ее прежний приятель Джонатан Росс был убит прямо у нее на глазах.

У него было еще одно дело — на этот раз по дороге на Виргиния-бич. Многие бы на его месте выбрали шоссе 95, но хотя он крутил баранку уже много лет, так до сих пор и не смог привыкнуть к автомагистралям между штатами. Итак, он пересек Бэй-бридж, свернул на 13-е шоссе и мысленно отметил, что оказался ближе к дому, чем за все предыдущие дни.

Когда его спрашивали, чем он занимается, он отвечал по-разному, что в голову взбредет. Захоронением биомедицинских отходов, к примеру, или распродажей морепродуктов — всякий раз ответы были краткими и исключали возможность дальнейших расспросов. И все же, несмотря на успех своей выдумки, он иной раз чувствовал себя слегка задетым. Увы, люди такие нелюбопытные. Ничего не видят, ничего не слышат — словно кроты какие-то, ей богу! А те, кто живет на материке, могут думать только о самых простых вещах: о еде, о воде, о горючем. Они совсем другие.

На острове насчитывалось от силы две сотни жителей, что делало его едва ли не самым малонаселенным клочком суши в заливе: он был меньше, чем даже остров Смита, меньше, чем Тэнжир. Его родители когда-то держали тут школу, но к тому времени, как он подрос, в стареньком здании шестой класс был уже самым старшим. Более взрослых ребят возили в школу на материк: моторка приходила за ними утром и возвращалась вечером. Поэтому в старших классах большинство его друзей или переехали на материк окончательно, или поселились у кого-то из родственников. Только у него не было там ни единой родной души. Конечно, среди старшеклассников с материка было немало славных ребят, но друзей он так и не нашел. Во всяком случае, настоящих. Да и как их найти, когда все время боишься, что опоздаешь, и проклятая моторка уйдет без тебя. Ни друзей, ни тренировок — ничего. Как-то раз он заикнулся о том, что хочет записаться в команду. «Прикажешь дожидаться тебя каждый день?» — недовольно проворчал хозяин моторки. Конечно, остальные могли тоже остаться — сходить в библиотеку, сделать уроки, почитать, наконец. Но за малышами нужен был глаз да глаз, а старшие и думать не хотели, чтобы кого-то ждать.

«Это мой собственный мир, — твердил он себе, сидя в моторке, пока она летела через залив к острову. — Если я когда-нибудь женюсь, то сейчас она, скорее всего, сидит в этой же моторке». Это пугало его: мысль о том, что выбирать-то, в сущности, не из кого, казалась ужасной. На острове жили всего пять семейств — какой уж тут выбор! Все равно, что жениться на ком-то из кузин. Но ведь так принято и в королевских семьях! Ему вдруг вспомнилось стихотворение, которое, казалось, осталось у него в памяти навечно, поскольку каждый из учителей считал своим долгом заставить мальчика с острова выучить именно его. Ведь в нем и говорилось об этом острове, правда, иносказательно. «Если море унесет хоть один камень, Европа сразу станет меньше…» Он долго не мог понять, почему все так смеялись, когда он читал эти стихи. И только потом догадался. Он сам был этим камнем, о котором шла речь. А они смеялись, потому что даже унеси его море, ни один из них не заметил бы этого.

В первых классах старшей школы среди них внезапно появилась новенькая. И с первой минуты, как он увидел ее, он уже обо всем догадался. В каждом стихотворении, в каждой песне говорилось о предначертании свыше. Именно предначертанием, судьбой она и была. И она тоже это знала. Он понравился ей с первого взгляда, потом она влюбилась в него. И любила пока… Нет, похоже, любила до сих пор. Она никогда не переставала любить его, даже когда ушла от него. Он и теперь не сомневался в этом. С шестого класса для него не существовало никого, кроме нее. В ее присутствии он всегда был счастлив. Вдали от нее — она учила французский, тогда как он — испанский, а по выходным ездила на материк брать уроки музыки — изнывал от тоски и не находил себе места.

От него не ускользнуло, конечно, что ее семью другие островитяне избегают. Не явно, поскольку и Куперы, и Уинслипы, и Пети, и Слии, и даже Гудвины — все они были людьми достаточно скрытными. Вынужденные годами жить, что называется, друг у друга на голове и при этом отрезанные от остального мира, они давно уже с блеском овладели искусством скрывать свои чувства.

А они с отцом были чужаками. Гостями. И не понимали, во всяком случае поначалу, что нет ничего хуже гостей непрошеных. О нет, ничего личного, просто каждый чужак в здешних местах казался подозрительным. Но это вообще. А в частности их невзлюбили, когда пополз слушок, что ее отец что-то замышляет. Похоже, он наблюдает за ними, твердили местные старожилы. Наверняка собирается писать о них книгу. И не так, как тот парень, что написал о жителях острова Смита — никто в жизни бы не догадался, кого именно он имеет в виду. Конечно, фамилии жителей немного изменят, но совсем чуть-чуть, чтобы сразу было ясно, о ком речь. Вроде как «Дни нашей жизни», только на острове.

Одна из Уинслипов, Эгги, приходила к нему каждую неделю убираться, так вот, она собственными глазами видела кое-какие наброски в корзине для бумаг. Разумеется, она сунула туда свой нос, но большого удовольствия это ей не доставило. Он писал о них, словно о зверях из зоопарка: кто из них ходит в церковь, кто не прочь опрокинуть рюмочку, а кто любит перемывать соседям косточки… Хотя фамилии прямо не упоминались, при желании понять, о ком речь, не составило бы ни малейшего труда. Однако самым омерзительным был тон, в котором он писал. «С насмешечкой какой-то, — говорила Эгги. — Словно глумится над нами или не знаю что». Кроме того, он не брезговал и ругательствами.

И все же, когда все всплыло, их это поначалу не коснулось — ни его, ни дочери. Жители острова оказались достаточно порядочными, чтобы не взваливать на нее вину за отца. «Она вроде той уточки, что вообразила себя кошкой», — буркнула как-то раз его мать, намекая на известную всем местным историю, когда в лавчонке обнаружили кошку с новорожденными котятами и среди них одного утенка. Только много позже он сообразил, что его матушка считала Бекку обычной дурочкой. Но это потом. Пока же остров не лез в их дела, а они не совали свой нос в его. Чуть ли не в первый раз в жизни он позавидовал ребятам с материка, с их вечно пропадающими на работе родителями и обилием дорог, по которым можно гонять на машине. Впрочем, моторка ничуть не хуже машины, и заниматься в ней можно тем же самым, верно? Им с Беккой было некуда податься, да и времени особо тоже не было. А она мечтала остаться с ним вдвоем, мечтала, может быть, даже более страстно, чем он сам. Казалось, она сгорает от желания, и очень скоро он догадался, что она проделывала это и раньше, но это ничего не меняло. Она не брала с него никаких обещаний — нет, она хорошо знала, что почем, и все равно хотела его. «Еще! — умоляла она, когда им удавалось отыскать укромное местечко. — Еще!»

Как-то после обеда они взяли его моторку и устроились на небольшом клочке земли — слишком крохотном, чтобы кто-то дал себе труд нанести его на карту. Естественно, тут никто не жил — ни люди, ни птицы, ни даже комары. Здесь они занимались любовью — снова и снова, пока он не выдохся окончательно и пока не кончились презервативы. А она все просила: «Еще! Еще!» А он уже привык ни в чем ей не отказывать.

Он добрался до окраины Виргиния-бич. Огляделся по сторонам в меркнущем свете дня и понял, что пропустил свой поворот — он остался где-то позади. Милях в двух, наверное. Дело, которое ему предстояло сделать, оказалось в дурном месте. Впрочем, как и всегда. Если бы только люди знали! Но откуда им знать? Бог даст, они так ничего не узнают, если все пойдет, как надо. Именно поэтому он всегда взваливал на себя столько работы — чтобы ни одна живая душа не пронюхала о тайнах, которые скрываются за совсем простыми вещами. Он научился заставлять вещи исчезать. Он мог заставить исчезнуть все — все что угодно.

Глава 5

Пять нераскрытых дел, пять погибших женщин. Нет, не пять — один из убитых, как выяснилось, оказался мужчиной. Какой расчетливый ход со стороны правления — этот единственный случай среди всех был словно кусок, брошенный собакам, поскольку среди членов генеральной ассамблеи большинство, скорее всего, составляли мужчины. Как возликовал бы судья Холси, узнав, что среди жертв одна оказалась мужчиной. Смотрите, оказывается, и мужчины становятся жертвами домашнего насилия; женщины тоже бывают агрессивны. Так что давайте-ка, раскошеливайтесь, придурки!

Не в правилах Уитни было тянуть кота за хвост, поэтому на следующий день после их разговора все пять дел уже дожидались Тесс. Вернее, они дожидались Тесс еще с предыдущего дня, смирно лежа в бардачке «джипа» Уитни. Уитни хорошо знала Тесс, но себя знала гораздо лучше. Как доказали недавние события, ей ничего не стоило втянуть Тесс во что угодно. И вот Тесс сидела на полу в своем офисе, разложив вокруг дела, и пыталась сообразить, с чего начать. «Я вовсе не пытаюсь тянуть резину, — уговаривала она себя. — Просто думаю». Согласитесь, это совсем другое дело.

Обстановка ее офиса и сейчас отличалась благородной бедностью, располагавшей к глубоким размышлениям. А может быть, дело было не в бедности — просто его прежние обитатели оставили тут свой след, который не могла уничтожить никакая уборка. С тех пор как почти год назад Тесс купила дом в Северном Балтиморе, оставлять за собой этот офис в восточной части города не было никакой нужды. Но арендная плата была не слишком высокой, ремонт делали совсем недавно — краска еще не успела облупиться, да и добираться было близко — всего пара остановок на автобусе. А клиенты Кейес Инвестигейшнс Инк., как легко было догадаться по их доходам, в большинстве своем привыкли пользоваться автобусом. Кроме того, ей до сих пор нравилось размышлять на тему о том, что за последнее столетие семейство Бернстайн-Монахэн, так сказать, совершило полный оборот. Сейчас она оказалась как раз в том районе, откуда обе семьи уехали сразу после окончания Второй мировой войны.

Тесс бросила взгляд на тощие папки, разложенные вокруг нее, на каждой из которых значились даты рождения и смерти. Она может двигаться в хронологическом порядке или же наоборот, оставив худшее напоследок. Самый давний из этих случаев произошел чуть ли не шесть лет назад, стало быть, отыскать живых свидетелей маловероятно. Вернее, таких, которые еще хоть что-то помнят. Проглядывая список членов семьи, Тесс покачала головой — по собственному опыту она знала, сколько трудностей ждет ее впереди. На человеческую память вообще трудно полагаться, а тут еще столько лет прошло. Кто-то успел переехать, кто-то вообще все забыл. Никому нет дела до других, если что и запоминается, так только старые сплетни. Даже в небольших городках. Вернее, в особенности в небольших городках.

Хорошо бы, конечно, получить на руки настоящие дела, а не эти тощенькие папочки с газетными вырезками и лаконичными компьютерными распечатками, собранными каким-то любителем. Впрочем, откуда среди членов правления взяться профессионалам? Последние десять лет Тесс явно избаловалась, пользуясь копиями, добытыми благодаря связям, которыми она обросла в полицейском управлении Балтимора. Она могла бы отправиться в офис судмедэксперта, где когда-то проводились вскрытия всех этих пяти трупов, и добыть копии отчетов. Однако отчет о причине смерти в данном случае не главное. В первую очередь следовало убедиться в том, что следствие по каждому из убийств велось должным образом, что они не остались нераскрытыми из-за вопиющей некомпетентности полиции или возмутительного нежелания отдельных копов заниматься бытовыми преступлениями.

Три из пяти жертв, молодые женщины до тридцати, были застрелены: в двух случаях стреляли в грудь, в одном — в голову. Четвертая женщина, которой на момент смерти стукнуло уже сорок восемь, погибла во время пожара, выглядевшего на редкость подозрительно. Единственного в этой компании мужчину сбила машина во время пробежки трусцой, и осталось неясным, был ли это обычный несчастный случай. Забавно, но по поводу этого последнего случая информации было больше всего — скорее всего, потому, что жертвой оказался довольно известный доктор, возглавлявший факультет в клинике Джона Хопкинса, и все местные газеты, в том числе «Бикон-Лайт», посвятили его смерти несколько статей. Были сообщения и в вашингтонских газетах. Даже «Нью-Йорк Таймс» упомянула об этом случае.

Смерть же всех женщин прошла незамеченной, насколько вообще насильственная смерть может остаться незамеченной. Промелькнула парочка сообщений в местных газетах — обычные некрологи в одну строчку, которыми ограничиваются похоронные конторы. Только в одном случае, когда речь шла о немолодой женщине, была незначительная деталь, которая обратила на себя внимание Тесс. Похоже, у бедняги к тому времени не осталось в живых никого, во всяком случае, из числа тех, что в обычных делах именуются «круг родных и друзей». В некрологе была просьба пересылать пожертвования в адрес опекунской конторы Чесапик Бэй. Самая молодая жертва — оказавшаяся, кстати, и самой последней — не удостоилась даже простенького некролога. Все, что было в папке с ее именем, — это отпечатанный на машинке листок, на котором значились только ее имя, адрес и причина смерти. Именно она получила пулю в голову.

Отодрав от папок белые четырехугольники с данными жертв, Тесс разложила их вокруг себя, представив карту Балтимора с раскинувшимся вокруг штатом Мэриленд. Получилось некоторое подобие ломаной линии, протянувшейся с запада на восток.

Самый ранний из этих случаев произошел в шестидесяти милях к западу, на окраинах Фредерика — там от выстрела скончалась Тиффани Гантс. Чуть дальше к западу случился поджог — в Шарпсбурге, небольшом городишке на берегу Потомака. Жертву звали Хейзел Лигетти. После нее погибла молодая женщина, та самая, о которой было известно меньше всего — смерть настигла ее на самой границе округа Балтимор, возле водохранилища Приттибой. Ее имя — Джули Картер. Убийство произошло в этом году, но Тесс ничего такого не помнила. Вообще-то, очень странно, что сообщение об убийстве молодой женщины не попало в газеты. Правда, Тесс уже давно проглядывала только «Бикон-Лайт».

Далее линия протянулась в сторону Делавэра. Эта женщина встретила свою смерть в городе, основатели которого, судя по всему, обладали на редкость скудной фантазией, потому что лучшего названия, чем Норт-Ист^[9], для него не нашли. А вот родители жертвы, похоже, были наделены ею в избытке, поскольку свою единственную дочь нарекли не как-нибудь, а Люси Карменгия Фэншер. Из короткой газетной заметки о ее смерти трудно было понять, как же правильно звучит ее второе имя: Карменья или это просто производное от известной и всеми любимой марки под названием Кармен Гия.

После нее шел мужчина, врач по имени Майкл Шоу, погибший (или убитый) на шоссе 100, скоростной автостраде, соединяющей Балтимор и Аннаполис. По сравнению с другими случаями этот произошел ближе всего к городу. К тому же он был самым недавним — прошло всего пять месяцев. И самым неинтересным.

Одно было совершенно ясно: правлению придется изрядно раскошелиться, чтобы оплатить ее счета за бензин. И не важно, за какой из этих случаев она возьмется первым делом. Все равно старенькой «тойоте» Тесс предстоит намотать немало миль.

— Ну и что скажешь, Искей? — У нее уже давно вошло в привычку советоваться со своим грейхаундом, как у некоторых — ходить к гадалке. Искей лениво подняла голову, недовольно сморщилась, фыркнула, ясно давая понять, чтобы ее не тревожили, а потом уронила голову на пол с таким звуком, словно та была совершенно пустой внутри. Тесс истолковала все это как: «Перспективы весьма туманные».

— А твое мнение, Мьята? — Вторая ее собака, свалившаяся ей на голову так же неожиданно, как и первая, была превосходно выдрессированным доберманом. Уходя из дома, можно было без опаски оставить на столе миску с мясом — Мьята не потрудилась бы даже встать со своей подстилки. Зато сейчас, услышав свое имя, она навострила уши, готовая по зову хозяйки мчаться куда угодно.

— Пора ехать, — скомандовала Тесс, подумав, что у роли боса есть свои преимущества — даже если у тебя под началом всего две собаки, равнодушные к твоим блестящим умозаключениям и потрясающей проницательности. Итак, она двинется на запад, убьет два дня на Фредерик и Шарпсбург, а ночь проведет в гостинице. До каждого из них было не больше часа пути, но ей страшно не хотелось тратить время на то, чтобы возвращаться. Искей она, пожалуй, захватит с собой, а Мьята останется дома с Кроу. Заднее сиденье старушки «тойоты» вряд ли выдержит 160 фунтов собачьего веса. К тому же свои 70 фунтов Искей предпочитала располагать исключительно в горизонтальном положении.

Фредерик раскинулся почти там, где темные очертания Аппалачей впервые появляются из-за горизонта, а дороги, следуя неровностям и изгибам местности, начинают скакать вверх-вниз, словно расшалившиеся жеребята. Тесс терпеть не могла здешние просторы. В ее представлении Фредерик как был, так и оставался всего-навсего родиной Барбары Фритчи, миниатюрной старушки, якобы бестрепетно взобравшейся на Каменную Стену Джексона со звездно-полосатым флагом в руках, в то время как армия конфедератов быстрым маршем двигалась на север, к Геттисбергу. Неподалеку от въезда в город раньше красовался щит с приглашением посетить кондитерскую «Барбара Фритчи», магазинчик сувениров «Барбара Фритчи» и одноименное кафе. Теперь он исчез, но посвященные ей бессмертные строки Джона Гринлифа Уиттиера намертво врезались Тесс в память. Интересно, учат ли его нынешние школьники?

«Стреляй, если хочешь, старик, но пощади флаг своей родины», — пробормотала она.

Заштатный городишко, который Барбара Фритчи некогда так яростно защищала, теперь превратился в процветающий пригород. Люди ничего не имели против того, чтобы терять больше часа на дорогу в свой офис, если это позволяло за те же самые или даже меньшие деньги устроиться в более просторном доме с большим участком земли вокруг. Заманчиво, верно?

Тиффани Гантс жила за пределами Фредерика, неподалеку от реки Монокаси, на окраине, застроенной совсем недавно. И умерла она тоже здесь. Случилось это шесть лет назад, когда пуля неизвестного злоумышленника оборвала ее жизнь. Насколько помнила Тесс, во Фредерике выходила вполне приличная газета, так что, скорее всего, ей удастся узнать немного больше об этой совсем еще молодой женщине, которой не исполнилось и двадцати двух лет, когда ее убили. Студентка местного колледжа, она подрабатывала вечерами в магазине полуфабрикатов. Жила вместе со своим женихом Эриком Шиверсом и трехлетней дочерью от прежнего возлюбленного. В тот день, когда преступник вломился к ним в дом, Шиверс как раз уехал из города по делам. Тиффани, вероятно, просто попала под горячую руку, и взломщик выстрелил. Ее тело обнаружили на кухне.

Эрик Шиверс не значился ни в одном из телефонных справочников, а вот Гантсы отыскались без труда. В телефонной книге Фредерика их было всего двое: родители Тиффани и ее старший брат с женой. Старшие Гантсы обитали в более старом пригороде Фредерика. Естественно, не в самой фешенебельной его части, застроенной симпатичными особнячками из красного кирпича с широкими крытыми крылечками — ровесниками Барбары Фритчи. Уолли и Кэтрин Гантсы жили в другой, унылой части Фредерика, где бывшие фермерские домики были похожи на дряхлых стариков, едва стоящих на ногах от усталости. Сорок лет назад можно было сказать, что район этот, возможно, еще ждут лучшие времена, однако сейчас об этом забыли и думать. Мистер и миссис Гантс-старшие, мистер и миссис Гантс-младшие были похожи друг на друга, как горошины в стручке: тусклая, сероватая кожа, унылые, ничего не выражающие глаза. Казалось, жизнь проехалась по ним паровым катком, оставив после себя пустую оболочку.

Тесс пригласили в гостиную — немыслимая роскошь в подобном доме. Бежевый ковер от стены до стены сердито колол ей ноги, в углу красовалась дыра размером с кулак, но сама комната казалась аккуратной и чистенькой. Уолли решил говорить от лица всех, поскольку отец его, замкнувшись в молчании, казалось, ни на что уже не реагировал. Обе женщины, словно сговорившись, не сводили глаз со стеклянной двери на задний двор, где возились трое ребятишек. Одна из них, должно быть, дочка Тиффани, но Тесс не знала, живет ли она здесь или у дяди с теткой.

— Мне очень жаль, что приходится бередить старые раны, — извиняющимся тоном проговорила она, — но, возможно, это сможет чем-то помочь.

Раньше ей никогда не приходилось этого говорить — во всяком случае, не кривя душой.

— Что вы! Наоборот, мы очень рады, что вы позвонили, — откликнулся Гантс-младший. — Нам и самим всегда казалось, что шериф не очень-то старался раскрыть это дело. Конечно, все они были очень добры. Но всякий раз, когда мы старались узнать что-то поподробнее, нам отвечали, что мы, дескать, чересчур много смотрим телевизор. Следователь, правда, пообещал присвоить этому делу какой-то специальный номер, чтобы, мол, выяснить, не произошло ли чего-то подобного в других штатах.

— А какой номер? Не ВИКАП^[10] случайно?

— Да, похоже.

— Но им ничего не удалось найти?

— Во всяком случае, нам ничего не сказали. Единственное, что они точно сделали, так это разослали ориентировки во все ломбарды — искали обручальное кольцо Тиффани, микроволновку и миксер. Эрик такой аккуратный, у него сохранились гарантийные талоны ко всем электроприборам, так что их тут же вычислили бы, если бы кто-то попытался их продать. Но, как я сто раз им говорил, парень не сумасшедший, чтобы пытаться сбыть все здесь, во Фредерике. А искать где-то еще… Куда там! Можно подумать, боялись, что пара междугородних звонков сожрет весь их бюджет.

Тесс решила сыграть роль адвоката дьявола.

— Детективы обычно из кожи вон лезут, лишь бы на них не повисло дело об убийстве.

— Вот и я так думал. К тому же они, похоже, вбили себе в голову, что тут и распутывать-то нечего. Мол, какие-то ребята прикатили по I-270 прямиком из Вашингтона и решили обчистить один-два новых дома, поскольку их недавно отстроили, и не во все еще въехали жильцы. Как раз недели за две до этого из одного дома свистнули новехонький холодильник и плиту в придачу. И замок открыли так же. Только вот из дома Тиффани ничего из крупных вещей не украли. Может, потому, что Тиффани была… была…

Лицо Гантса-младшего побагровело, он изо всех сил старался сдержать слезы, застилавшие тусклые, точно застиранные, глаза. Его мать и жена плакали уже открыто — обе молча смотрели на Тесс, а слезы ручьем катились по их изможденным, бледным лицам. Только лицо отца оставалось по-прежнему каменным. А ведь шесть лет прошло, подумала Тесс. Неужели существует такая боль, смягчить которую бессильно даже время? Станет ли им легче, если убийца их дочери будет схвачен и понесет наказание?

— Мне известно, как все произошло. Выстрел оказался смертельным. Ее маленькая дочка в это время спокойно спала наверху. Дверь вскрыли ломом — много труда для этого не потребовалось.

— Нижний замок был дрянь. Никогда не мог понять, почему Тиффани не поставила задвижку. Эрик ведь то и дело уезжал из города. Конечно, она не была трусихой, но никогда бы не рискнула спуститься, услышь, что в дом пробрались грабители.

— И что бы она в таком случае сделала?

— Заперлась бы вместе с дочкой и схватилась за телефон. Тиффани была умной девочкой. И никогда бы не сделала такую глупость. Говорю вам, тут что-то не так. Никогда бы она не спустилась вниз, кабы там шуровал грабитель.

— А если представить на минуту, что это все-таки был не грабитель? Вам кажется, что расследование пошло по ложному пути? Может, вы кого-то подозреваете? Отца девочки?

Уолли явно опешил.

— Да нет, мне кажется, они сделали все, как положено… Только вот ума не приложу, почему им так и не удалось отыскать того парня? Ведь когда им позарез нужно раскрыть какое-то преступление, можно спорить на что угодно, что оно будет раскрыто. Случись вам прикончить кого побогаче, вас мигом схватят за пятки. Копы толпой ввалятся к вам в дом, примутся брать отпечатки пальцев и пшикать вокруг такой штукой, от которой следы крови светятся даже в темноте. Видел такую по каналу «Дискавери». А тут какой-то ублюдок разрядил ствол в молодую женщину, которая в жизни не причинила никому зла. Бедняжка только-только начала улыбаться, ведь прежде-то ей приходилось несладко… — Голос Уолли снова предательски дрогнул и сорвался. Он сердито шмыгнул носом, не желая показывать свою слабость.

— А почему вы говорите, что ей довелось хлебнуть горя?

— Ох… — Уолли и обе женщины переглянулись. — Да обычное дело. Связалась с дурной компанией, ну и забеременела. Пришлось бросить школу. А все этот ее дружок.

— Эрик?

— Нет, не Эрик. — Кэтрин, которую все домашние называли Кэт, в первый раз за все время отважилась вмешаться в разговор. — Эрик замечательный, он стал ее самой большой удачей. Нет, тот парень был до него. Трой Планкетт, вот как его звали. Он был старше. Пакостный такой парень, испорченный до мозга костей. Сделал Тиффани ребенка, а потом сказал, что, дескать, не мой, и два года судился с ней из-за алиментов. После анализа крови на ДНК сразу стало ясно, что он отец Дарби. И все равно он отказался платить. Сказал, денег нет.

— А шерифу не приходило в голову, что убийцей мог быть отец ребенка?

Гантс-младший, немного успокоившись, вновь взял на себя роль рассказчика.

— Они задали нам кучу вопросов — спрашивали то же, что и вы. Конечно, Трой — тот еще фрукт. Но полиция за ним приглядывает, а узнав, что Тиффани выходит замуж, он вроде поутих немного. Решил, видно, что теперь она не станет требовать с него денег.

Тесс призадумалась — она кое-что знала о защите прав несовершеннолетних детей. Ей не раз приходилось разыскивать по всей стране беглых папаш.

— Наверное, вскоре выяснилось, что он очень ошибается?

— Да, Тиффани сама сказала ему об этом за неделю или две до того… — Уолли осекся — видимо, вспоминать об этом было больно до сих пор. — Впрочем, все равно, как он раньше не платил, когда Тиффани одна тащила девчонку на себе, так и потом, когда они уже жили вместе с Эриком. А ведь кроме отца у малышки не осталось никого в целом свете. Но с него как с гуся вода. Устроится на работу, мы добьемся, чтобы ему послали исполнительный лист — глянь, его уж и след простыл! А в последнее время вообще устроился так, что получает наличными.

— И с кем же сейчас Дарби?

— С нами. — Бетти Гантс впервые решилась открыть рот. — Я ведь и так сижу с малышами Кэт, пока она на работе, вот мы подумали и решили: где два ребенка, там и третий. Она славная девочка.

— Которая из них Дарби? — поинтересовалась Тесс, бросив взгляд через стеклянные двери.

— Вы не имеете права задавать ей вопросы! — прорычал Уолли-младший, разом ощетинившись, словно дикий кот. — Малышке всего три года, она и знать не знает, что стряслось с ее матерью. На следующее утро, когда их сосед, который живет через две двери от них, заметил открытую дверь в квартиру и поднялся наверх, бедняжка еще спала.

— Девочку не разбудил даже выстрел?!

— Выходит, что так. Кстати, копы решили, что убийца воспользовался глушителем.

— Пистолет с глушителем? У взломщика, который шарит по пустым квартирам и тащит все, что плохо лежит?

Уолли только молча пожал плечами. «А как же канал „Дискавери“?» — удивилась про себя Тесс. Судя по всему, это вовсе не показалось ему странным.

— А Эрик Шиверс? Что случилось с ним?

Младший Гантс покосился на родителей, словно спрашивая у них разрешения говорить.

— О, это очень печально, — пробормотала Кэт. — Так печально…

— Эрик и в самом деле хорошо относился к Тиффани, — перехватил инициативу Уолли. — Нам всем он очень нравился. Это он убедил ее вернуться в школу. Все твердил: учись, если хочешь чего-то добиться в жизни. Вот она и пошла учиться — вечерами, конечно. А после окончания школы они собирались пожениться. Эрик оплачивал все счета, да и малышке Дарби был навроде второго отца. Только ведь по закону-то он ей не родной, верно? И когда Тиффани не стало, мы решили, что девочка должна расти в семье. Если б мои старики не оформили опеку, Трой Планкетт запросто мог бы забрать дочку себе. А этого мы не имели права допустить. Эрик все понял. И все-таки ему было тяжело смириться с этим. Очень переживал, бедный. Он ведь разом потерял и Тиффани, и Дарби.

— Весь высох, бедняга, — добавила миссис Гантс. — Все уговаривал нас, чтобы мы разрешили ему заходить к нам, видеться с девочкой, но мы подумали… нет, так только хуже будет. Видите ли, малышка-то — вылитая мать! Ну каково ему будет на нее смотреть?!

Отыскалась и фотография Тиффани Гантс — одна из тех стандартных школьных фотографий, которые есть в каждой семье. Густая копна темных волос, такие же темные глаза, тонкое, нежное личико — девушка казалась хрупкой и трогательной, словно Бэмби. Робкая улыбка придавала всему ее облику оттенок застенчивости, но ни запуганной, ни побитой жизнью Тиффани не казалось. Впрочем, напомнила себе Тесс, этому снимку уже несколько лет, на нем Тиффани еще почти ребенок.

К счастью, не зная, какая ужасная судьба ее ждет, эта девочка могла еще радоваться жизни.

Тесс украдкой снова покосилась на играющих в саду малышей. Как на грех, все трое были темноволосые и черноглазые. В конце концов она решила, что Дарби — средняя, так как младшей из девочек на вид было не больше пяти, а старшим из трех был мальчик.

— Так что же все-таки случилось с Эриком?

Судя по всему, невестке Тиффани почему-то страшно не хотелось возвращаться к этой теме.

— Он уехал на юг. Кажется, в Джорджию… Впрочем, не помню.

— В Северную Каролину, — поправила ее миссис Гантс. — Он еще потом поздравлял нас на Рождество. Несколько раз.

— Он был симпатичный, — пробормотала Кэт, смущенно покосившись на супруга. — Куда симпатичнее, чем Трой. Я была так рада за Тиффани.

— И где же был Эрик в ту ночь, когда убили Тиффани?

На этот раз ответил Гантс-младший:

— В пути. Где-то неподалеку от Спартины, штат Виргиния. Он постоянно разъезжает, знаете ли. Работа у него такая — Эрик коммивояжер, продает запчасти к фотоаппаратам. Полиция первым делом позвонила ему — велела вернуться домой, чтобы опознать… опознать…

Тесс постаралась побыстрее увести разговор в сторону:

— Скажите, а многие в городе знали, что Тиффани часто бывает дома одна?

Глаза Уолли вспыхнули.

— Неужто вы думаете…

— Я ничего пока не думаю, — осторожно ответила Тесс. Она уже успела забыть, насколько тяжело родным ворошить подобные печальные воспоминания. — Но меня сильно интересует Трой Планкетт.

Тут, наконец, в разговор вмешался и старый Гантс. Тесс вздрогнула — ей показалось, что в заржавевшем замке заскрежетал ключ.

— Паршивец достаточно жесток, чтобы убить, однако недостаточно умен, чтобы выйти сухим из воды.

— А что, Трой Планкетт все еще в городе?

Но старый Гантс уже захлопнул рот — видимо, решил, что рассказал все, что мог. Он вдруг напомнил Тесс один довольно известный цветок — тот самый, что цветет всего лишь раз в году. А когда расцветает, испускает такую вонь, что хоть из дому беги.

— Да, — откликнулся Уолли. — Время от времени уезжает куда-то, но всякий раз возвращается. Куда он денется? Вот и вся семья у них такая же — сколько помню, вечно их носит взад-вперед, словно мусор по дороге. Так что Трой где-то тут. Либо в городе ошивается, либо в кафешке. Есть тут одно такое — Безымянное.

— Безымянное?

— Точно. Мы его так прозвали — потому как названия у него нет. Просто забегаловка на обочине старого шоссе Турмаунт, ни вывески, ни названия — ничего нет. Проедете немного вперед, и после магазинчика Джона Дира наткнетесь на него. Слева от вас будет.

Тесс немного подождала в надежде получить более исчерпывающие указания, но Гантсы, видимо, решили, что будет с нее и этого. Поднявшись, она попрощалась с каждым по очереди. Ладони у них были вялые, чуть влажные, только старик Гантс неожиданно крепко сжал ее руку, а потом злобно посмотрел на нее — словно подозревал, что это она виновата в смерти его дочери. «Приятные люди», — решила Тесс. Если бы Тиффани умерла какой-нибудь другой смертью — от болезни или погибла бы в автокатастрофе, вероятно, им было бы легче. Но убийство! Наверное, по их мнению, такого с людьми их круга обычно не случается. Приятные люди не должны погибать насильственной смертью…

Гантсы показались ей такими инертными, такими безвольными, словно щепки, плывущие по течению… Будто жизнь навсегда покинула их. Неужели они всегда были такими? Тесс этого не знала. Впрочем, ей это было и не слишком интересно. Она вдруг отчаянно захотела поскорее выбраться из этого дома, не видеть на фото нежной, чуть застенчивой улыбки Тиффани, которая еще ничего не знает…

Глава 6

Старое шоссе Турмаунт было не так-то легко найти, зато Трой Планкетт оказался именно там, где ей и говорили. Тесс раза два проскочила нужный ей съезд с шоссе, причем на такой скорости, что опомнилась уже чуть ли не возле самого Кемп-Дэвида. В конце концов, плюнув, она принялась наводить справки, и тут выяснилось, что существовало шоссе Турмаунт, старое шоссе Турмаунт и вдобавок еще одно, очень старое шоссе Турмаунт — узенький проезд, вдоль которого вереницей тянулись покосившиеся домишки. Приезжая мимо, Тесс не заметила никаких признаков того, что где-то тут жили люди — кроме разве что нескольких покосившихся табличек «Проезд воспрещен» между домами. Кое-где на почтовых ящиках мелькала фамилия «Планкетт», и Тесс немного приободрилась. А в самом конце этой убогой улочки обнаружилось и кафе Безымянное — низкое, какое-то словно размазанное по земле здание, сильно смахивающее на бомбоубежище. «То, что нужно, если хочешь пережить ядерный взрыв», — хмыкнула про себя Тесс.

Тесс заказала пиво. Его принесли достаточно быстро, но в таком ужасающе грязном и липком стакане, что соперничать с ним в этом смысле могла бы только сальная усмешка бармена.

— Все дамочки в основном предпочитают светлое пиво, — подмигнул он.

— Правда? Всегда удивляюсь, когда разговор заходит о светлом пиве. И что в нем такого особенного?

Тесс пользовалась этой тактикой не в первый раз — причем с неизменным успехом. В Балтиморе этого было достаточно, чтобы у любого бармена враз развязался язык. В Балтиморе — но не здесь. Этот, наоборот, молча повернулся к ней спиной и демонстративно уставился в телевизор, где шел бейсбол, будто в жизни ничего интереснее не видел. Странно — учитывая, что телевизор был черно-белый. И даже не в этом дело: игроки, все как на подбор настоящие тяжеловесы, были совсем не такими жилистыми и мускулистыми, какими мы уже давно привыкли их видеть. Тесс не сразу сообразила, что это, наверное, запись какого-то старого матча семидесятых годов. Было в этом что-то странно трогательное — вот так сидеть в пустом кафе, наблюдая за игрой, которая закончилась больше трех десятилетий назад.

Она оглядела тесный, темноватый зал. Сюда приходили выпить пива, посмотреть бейсбол, погонять шары. Не то место, где какой-то чужак, заглянувший на огонек, мог запросто поинтересоваться у кого-то из завсегдатаев:

— Эй, вы сегодня случайно не видели Троя Планкетта?

Сидевшие в зале мужчины, казалось, даже не разговаривали — так, неразборчиво ворчали что-то себе под нос, явно не ожидая ответа.

— Это хорошо, — буркнул человек за соседним столиком.

— Да, — обронил его сосед.

— Я хочу сказать, и впрямь здорово.

— Да. И впрямь.

— Точно.

— Да уж.

На редкость бессмысленный разговор! Они могли обсуждать поданое им пиво, бейсбол, погоду, да хоть теорему Ферма! Она уже совсем было решилась попробовать сделать еще одну попытку вытянуть что-то из неразговорчивого бармена, как дверь в бар с шумом распахнулась настежь. Сидевшие в зале испуганно съежились и даже слегка вздрогнули, когда солнечный луч ужом скользнул в зал — точь-в-точь вампиры, пришло в голову Тесс.

В дверном проеме обрисовался черный силуэт мужчины. Тот, кто только что бубнил: «Хорошо!», заметив его, вяло шевельнул рукой. Похоже, скупость тут в моде, подумала Тесс, причем не только на слова, но и на жесты.

— Трой, — окликнул он вошедшего.

Уже в который раз Тесс получила возможность убедиться, что счастье порой улыбается не самым умным, а самым везучим.

— Да, — откликнулся тот.

Он плюхнулся на стул возле стойки неподалеку от Тесс и с любопытством покосился в ее сторону. Взгляд как взгляд, ничего кроме легкого удивления — наверное, именно таким взглядом запойный пьяница встречает ввалившихся в комнату розовых слонов.

— Трой Планкетт? — осведомилась она, на местный манер скупо цедя слова.

Он посмотрел на нее так, словно один из розовых слонов внезапно принялся угрожающе размахивать ножиком.

— Угу, — промычал парень.

— Я частный детектив. Из Балтимора.

Ссутулившись, он молча уткнулся носом в свое пиво, словно надеясь, что к тому времени как он снова поднимет голову, глюк исчезнет. Не тут-то было. Тесс и не собиралась исчезать.

— И чего? — с угрозой в голосе выплюнул он.

Трой Планкетт оказался невысокого роста щуплым парнем, с присущей всем коротышкам милой привычкой ощетиниваться по любому поводу. Из-под туго обтягивающих грязных джинсов торчали грубые ковбойские сапоги, каблуки которых с трудом доставали до самой верхней перекладины хромированного барного табурета. Не будь ее, коротенькие ножки болтались бы в воздухе в нескольких дюймах от пола. Кожа его была смуглой — такой, выдубленной до черноты, она бывает обычно у фермеров, вынужденных почти всю жизнь проводить на открытом воздухе. А морщинки вокруг глаз подсказали Тесс, что парню давно перевалило за тридцать. Сначала она решила, что Трой, вероятно, один из одноклассников Тиффани, но девушке, останься она в живых, сейчас было бы всего двадцать восемь. Правда, если парня привести в порядок, отмыть, приодеть, да еще отучить от привычки хамить незнакомым людям, возможно, в глазах некоторых женщин он показался бы даже привлекательным. Точнее, не женщин, а совсем еще юных девушек.

Однако сейчас он выглядел так, словно не мылся по крайней мере неделю. И к тому же он отнюдь не стремился понравиться Тесс.

— Мне бы хотелось задать вам несколько вопросов.

— Нет, — отрезал он.

— Всего парочку.

— Можете спрашивать о чем угодно. Отвечать я не собираюсь.

— А как насчет двадцатки? — вкрадчиво поинтересовалась Тесс. — За потраченное время?

Стрела попала в цель.

— Сорок долларов.

А парнишка-то оказался еще жаднее, чем она думала. На такой быстрый успех она не рассчитывала — честно говоря, Тесс планировала остановиться на шестидесяти. Вытащив из бумажника две двадцатки — новенькие, еще похрустывающие, которые она всего полчаса назад получила в местном банкомате, она положила их на стойку бара. Но не между ними — поближе к себе. И для верности еще придавила банкноты локтем.

— Шесть лет назад в городе была убита женщина.

Лицо Троя оставалось бесстрастным.

— Женщину звали Тиффани Гантс. Городские власти считают, что ее убил забравшийся в дом грабитель. Но найти его им так и не удалось.

Трою, судя по всему, было лень даже пожать плечами, потому что в ответ он только апатично повел одним из них — левым.

— Хочу, чтобы вы поняли: лично мне абсолютно безразлично, кто это сделал. Меня интересует только одно: насколько добросовестно полиция расследовала этот случай. Вы меня понимаете? Я не коп и не судейский чиновник. Я частный сыщик, меня наняли, чтобы выяснить компетентность местных органов власти и городской полиции.

Либо он не поверил ни единому ее слову, либо не хотел поверить. Вместо ответа Трой молча смотрел куда-то в угол, так что Тесс был виден только его профиль. Профиль неожиданно ей понравился. Сейчас Тесс понимала, как какая-нибудь одинокая или пережившая разочарование женщина могла увлечься им, не обратив внимание или не заметив того, что саму Тесс насторожило с первого взгляда.

— Вы меня понимаете? В данном случае я просто проверяю добросовестность полиции.

— Внутреннее расследование, да?

— Угадали.

— У меня алиби, — заявил он с таким видом, словно делал ей одолжение. — Вот так-то!

— Стало быть, вас допрашивали?

— Да уж, можете не сомневаться. Самого первого.

— Копы могут вести себя как полные скоты. Особенно когда стараются побыстрее закрыть дело.

Губы его чуть заметно скривились. Явный намек на то, куда она может засунуть свое сочувствие.

— Меня тоже как-то раз допрашивали, — добавила Тесс.

— Да ну? И что же вы натворили? Стибрили в магазине помаду?

— Нет, оказалась свидетельницей убийства.

Вот это его уже заинтересовало. Впрочем, не его первого — Тесс иной раз ловила себя на том, что слово «убийство» моментально вызывает у нее интерес. Впрочем, обычно ей было достаточно напомнить себе, как это выглядит на самом деле, чтобы вспыхнувшее любопытство мигом угасло.

— Просто видели, да? — В его устах это прозвучало, как «видеви».

— Да, именно так. И если вы думаете, что у вас в этом смысле есть передо мной преимущество, то для этого надо самому совершить убийство.

Похоже, ей удалось подобрать к нему ключик. Она постаралась произнести это чуть ли не игриво — во всяком случае, без малейшего намека на осуждение, но он повернулся к ней.

— Жаль вас разочаровывать, однако я этого не делал. Так что если копам не удалось нарыть ничего нового в деле Тиффани, стало быть, они так ничего и не знают. А у меня вообще алиби.

— Да, вы говорили. И что за алиби?

— Развлекался в постели с одной старой приятельницей, — ухмыльнулся Трой. — А уж коли я забираюсь в постель с женщиной, то мне, знаете ли, не до сна. Да и она не скоро такое забудет.

Тесс довольно убедительно изобразила смущение:

— Что вы имеете в виду?

— А то, что после меня она долго еще сидеть не сможет, — хмыкнул он.

— То есть… вы что… бьете их?!

— Еще чего! — возмущенно вскинулся он. Видимо, очевидная тупость Тесс и необходимость объясняться по поводу своих сексуальных пристрастий вывела его из себя. — Просто… В общем, я только хотел сказать, что могу заниматься этим всю ночь напролет.

— О-о! — с раскаянием в голосе протянула Тесс. — Простите, ради бога! Я вовсе не имела в виду, что вы способны ударить женщину.

Трой важно кивнул, с обычным для мужчин самодовольством приняв ее извинения.

— Если, конечно… Ведь иногда вам тоже приходилось это делать?

— Делать что?

— Бить женщин. Ну хотя бы Тиффани, к примеру. Сдается мне, не просто так копы взялись вас допрашивать. Дыма без огня не бывает, знаете ли. Думаю, были какие-то жалобы, обвинения в жестоком обращении… Вызовы в суд, может быть.

Это была всего лишь догадка. У Тесс еще не было времени проглядеть протоколы судебных заседаний. Да и Гантсы ни о чем подобном не заикались. Однако это могло бы объяснить многое — гнев отца, например, или подсознательную уверенность в том, что все члены этой семейки старательно что-то скрывают.

— Все обвинения с меня были сняты! — взорвался Трой.

— Так часто бывало раньше. Но потом законы изменились, и прокурор штата иной раз дает распоряжение дать делу ход — даже в тех случаях, если женщина хочет забрать обратно свое заявление.

— Да уж, вам достаточно только назвать человека дерьмом, и все вокруг тут же поверят! Чуть что, поднимаете визг: мол, вас избили! И как прикажете доказывать, что это не так?! Стукнется коленкой об угол холодильника, на следующий день наденет юбчонку покороче — и нате вам! А через неделю все в городе уже воротят от тебя нос, словно ты мразь какая!

— Вот-вот. Или еще припишут тебе чужого ребенка. Зато тест на ДНК мигом выведет прохиндейку на чистую воду.

— Тест на ДНК. — Трой раздраженно отодвинул в сторону пустой бокал, и перед ним мгновенно возник другой, полный до краев. Все это время бармен незаметно терся поблизости — видимо, опасался за Троя, ведь тот наверняка был одним из его лучших клиентов. — Не верю я в эти тесты. Готов руку дать на отсечение, что в один прекрасный день выяснится: все это вонючее дерьмо, ДНК это самое — просто очередной трюк, который придумали, чтобы доить нормальных мужиков. А я знать не знаю, что это за фигня такая — ДНК. Да и сами они говорят, что стопроцентной гарантии этот тест не дает. Во как!

— А копы знали о ваших прежних арестах? О тесте на ДНК? Наверное, всю душу вам вымотали по этому поводу?

Вопрос был задан слишком уж в лоб, и Планкетт мигом насторожился, снова уставившись в телевизор.

— Прошу прощения. Конечно, вам не хочется ворошить старое, — с раскаянием проговорила Тесс. — Но ведь это же не бесплатно, помните? — Она выразительно пошуршала двадцатками. — Мне нужно знать точно, как они к вам отнеслись. Как к подозреваемому? Или ваше алиби их тут же удовлетворило?

— Если честно, они не слишком вязались ко мне. Да и к чему? Ведь я этого не делал.

— Сколько раз вас допрашивали — один, два или больше? Может быть, во время допроса они применяли детектор лжи?

— Сначала они явились ко мне в дом и допросили меня там, потом принялись рыскать по округе и перетрясли всех Планкеттов, сколько их есть в городе. Видимо, убедились, что я чист. Господи, да вы хоть представляете, сколько миль мне пришлось бы проехать, чтобы толкнуть новехонький холодильник, причем так, чтобы об этом ни одна живая душа в городе не пронюхала?! Да на другой конец света! И потом, я не такой дурак. Вы ведь читали мое досье, верно?

Тесс молча кивнула — вторая ложь за этот вечер тяготила ее ничуть не больше, чем первая.

— Тогда вы могли заметить, что меня никогда не обвиняли в грабежах. Я не вор, знаете ли!

— Нет, конечно. Просто вам нравится бить женщин. И еще вы отказываетесь платить деньги на ребенка.

Планкетт резко повернулся к ней. Взгляд его из-под тяжелых, полуопущенных век казался немного сонным. Однако в этом не было и намека на чувственность.

— Послушайте, похоже, вы не понимаете. Мужчина в нашем мире должен быть мужчиной. Мне приходилось драться, и не раз. И защищать себя тоже случалось. Если у меня когда-нибудь будет ребенок, хотя я лично в это не верю, и он примется умничать, я ему врежу. Женщины постоянно толкуют о равноправии — ну и получите свое равноправие! По мне, так ничего лучшего они не заслуживают. Я бы и вас отучил совать нос в чужие дела, но Джо запрещает драки у себя в баре, а я привык уважать чужие правила. Так что, может, вам лучше мотать отсюда, пока я не разозлился окончательно. А то еще увяжусь за вами — что тогда будет?

— И как ее звали? Ту женщину? — спросила Тесс, не обращая внимания на его угрозу.

— Сами знаете. Тиффани. Тиффани Гантс. Тупые Гантсы. Ее брат учился вместе с моим младшим братишкой в старших классах.

— Я имею в виду не Тиффани. Мне нужно знать имя той женщины, которая согласилась подтвердить ваше алиби.

— Проклятие, думаете, я помню? Пять лет прошло!

— Шесть.

— Мне от этого не легче. Знаете, скольких женщин я трахнул с тех пор?

— Не знаю. А сколько их в городе, у кого Ай-Кью^[11] недотягивает даже до ста?

Похоже, Трой не понял насмешки. Или предпочел сделать вид, что не понял.

— Кто бы она ни была, ни на что большее она не годилась. Да и Тиффани, если хотите знать, тоже. Вот что меня бесит в бабах. Парень хочет просто приятно провести вечерок, ничего больше. Она согласна, твердит, что позаботилась обо всем сама: мол, не надо никаких резинок, весь кайф сломаешь. А потом заявляется с пузом, хотя знает, что никакой ребенок тебе на фиг не нужен. И еще называет тебя «папочкой»! Нет, это не для меня!

Тесс, украдкой окинув Планкетта взглядом, в душе согласилась с ним.

— Чем вы занимаетесь, чтобы заработать себе на жизнь?

— Да чем угодно. Работы всегда хватает. Просто нужно уметь ее найти. — Внезапно чуть ли не в первый раз за весь их разговор в глазах его мелькнул испуг. — Слушайте, если вы из налоговой полиции…

— Нет. Я сказала вам чистую правду. Я всего лишь частный детектив. И сейчас я расследую работу полиции. Вы меня не интересуете.

— Что ж, не люблю я их… Наш говнюк шериф и его «быки» просто землю носом рыли, так им хотелось повесить на меня это дело. Но я не убивал, и они это знали. Так что ничего у них не вышло.

Тесс щелчком отправила ему деньги.

— Считайте, что это подарок. Что-то мне подсказывает, что в налоговой декларации вы вряд ли их упомянете.

Разговор с Троем Планкеттом оказался самым полезным из всего, что ей удалось сделать за день. Как и опасалась Тесс, те, кто занимались убийством Тиффани, успели уволиться. Нет, не двинулись вверх по служебной лестнице — просто уволились. Один превратился в разъездного торговца, представляющего фирму, которая выпускает охранные системы, а другой вообще отправился учиться на фармацевта.

— На фармацевта?!

— Да, представьте, услышал, что грядет сокращение штатов, — объяснил шериф, который вступил в эту должность только после недавних выборов. Он и выглядел новеньким — весь такой подтянутый, сверкающий, как только что отчеканенный доллар, с до синевы выскобленными щеками и блестящими седыми волосами. — А с чего это вы заинтересовались тем давнишним убийством? Может, всплыли какие-то дополнительные обстоятельства? Если что-то узнаете, милости прошу. Надеюсь, будем сотрудничать.

— Да нет, обычная проверка…

— Небось, что-то со страховкой, угадал?

— Да, — кивнула Тесс. — Что-то вроде этого.

— Увы, дело я вам показать не могу — оно ведь до сих пор не закрыто. Как и любое дело об убийстве, которое так и будет оставаться в подвешенном состоянии на тот случай, если убийца, попавшись на чем-то еще, не решит вдруг сознаться. Можно ждать годы… А можно и вообще не дождаться.

— Тогда хотя бы скажите мне, допрашивали ли ее бывшего приятеля? Того самого, от которого у нее ребенок?

Шериф быстро проглядел дело.

— Троя Планкетта? А то как же! Трой у нас личность известная.

— А ее жениха, Эрика Шиверса?

— Похоже, что так. В то же самое утро два помощника шерифа съездили в Спартину, где он остановился в отеле. Одному из наших ребят пришлось потом отогнать его машину в город. Парень был в таком шоке, что не смог сесть за руль. Мне довелось слышать, что прежнего ее дружка так прижали потому, что боялись, как бы этот Шиверс сам не вздумал свести счеты с Планкеттом. Нужно было убедить парня, что Планкетт не тот, кого мы ищем. Только между нами: одно время подозревали даже ее отца с братом. Потом проверили всех, с кем она работала в магазине Шитца. Но кем бы ни были все эти парни, могу сказать одно: ни одного чокнутого или ленивого среди них не было.

— А как насчет места преступления? Не слишком опытный детектив мог не заметить какие-то детали. Или случайно их уничтожить.

Насупившись, шериф оскорбленно засопел.

— Послушайте, мисс, я лично не питаю особых симпатий к джентльмену, который занимал это кресло до меня. Может, поэтому я и выставил свою кандидатуру. Но не надо считать нас скопищем идиотов, ладно? Мои парни в своем деле собаку съели. Просто им не повезло, вот и все. И если ваша страховая компания решит вчинить иск — что ж, это дело ее и вашей собственной совести. Только не впутывайте сюда нас, понятно?

Это не совсем то, что рассчитывал выяснить комитет Уитни, подумала Тесс. Однако кто виноват, если реальность оказывается совсем другой, чем та картина, которую заранее составил в своем воображении твой работодатель?

Тесс решила остановиться на ночь поближе к тому месту, откуда она завтра начнет свое новое расследование, в Шарпсбурге. Для ночлега она облюбовала небольшой, довольно старый мотель на берегу Потомака, с вкуснейшей немецкой кухней. Единственной проблемой оказалось то, что хозяин категорически возражал против собак, и, значит, придется ждать ночи, чтобы незаметно провести Искей в номер. Надеясь как-то убить время, Тесс притормозила неподалеку от домов, в одном из которых встретила свою смерть Тиффани Гантс, и набрала номер телефона Кроу.

— Как дела?

— Пока не очень, — призналась она. — Впрочем, в начале всегда так бывает. Я сейчас как раз неподалеку от того места, где убили первую женщину.

— И как оно тебе?

— Грустно немного.

— Интересно, а ты испытывала бы то же самое, если бы не знала, что тут кого-то убили?

Не будь она уже по уши влюблена в Кроу, одного этого было бы достаточно, чтобы понять: перед ней — родственная душа.

— Знаешь, это одно из тех мест, которые явно появились на свет в расчете на светлое будущее. Но бывают такие мечты, которым просто не суждено сбыться. И расположено оно чудесно: прямо на берегу реки Монокаси. Однако все уже давно обветшало.

Озираясь по сторонам в угасающем свете дня, Тесс отметила про себя, что кое-какие детали, явно задуманные строителями с целью придать району вид процветающего — керамические таблички на стенах, фонари в виде старинных канделябров, тоже переживали не лучшие времена. Большинство фонарей, вырванные с мясом, печально раскачивались на концах проводов, таблички заржавели до такой степени, что имен владельцев разобрать было невозможно. И не только это — скамейки у домов потемнели и рассохлись от непогоды, мусорные баки сиротливо валялись на земле, а на окнах кое-где занавески заменяли газеты.

— Может быть, это все из-за того убийства, — предположил Кроу. — Люди часто стараются избегать мест, где произошло такое — говорят, там жутко жить.

— Печальное зрелище, — вздохнула Тесс. — Наверняка раньше было по-другому. Знаешь, это один из тех районов, которые появляются как грибы после дождя, когда экономика на подъеме.

— За любым подъемом бывает спад — тут уж ничего не поделаешь. Закон жизни.

Тесс подумала, что то же самое можно было бы сказать и о судьбе самой Тиффани. Казалось, жизнь улыбалась ей: новая работа, новый мужчина, новый дом, новая жизнь — и вдруг все пошло прахом. Что ж, такое случается, сказал шериф. Просто человек не вовремя оказался в том месте, где ему быть не следовало.

Странно только то, что этим местом оказалась ее же собственная кухня, да еще среди ночи.

— Если ночью заглянуть на кухню означает оказаться там не вовремя, — забыв о Кроу, пробормотала Тесс, — то кто тогда в безопасности?

— Что?

— Ничего. Только не вешай трубку, пока я не переберусь на другой берег Потомака, хорошо?

— Хорошо.

Глава 7

Шарпсбург показался ей каким-то по-домашнему уютным: сложенные из красного кирпича домики сверкали в утренних лучах солнца, приветливо подмигивая ей свежевымытыми стеклами из-под зеленых челок деревьев.

Однако убийство Хейзел Лигетти, до сих пор остававшееся нераскрытым, произошло вдали от шумных центральных улиц, явно рассчитанных на восторг туристов, в куда менее привлекательном районе города. Квартал, в котором она жила, состоял из унылых, похожих один на другой приземистых деревянных домов. Судя по тому, как выглядели дворы, они сдавались внаем — ни травинки, ни кустика — все было пустынным и заброшенным.

Кроме как раз того самого двора, где когда-то стоял дом, в котором жила Хейзел Лигетти. Спустя три года после пожара природа, казалось, взяла свое — китайские ясени решили заявить свои права на этот клочок никому не нужной земли, а у их подножия буйно цвел шиповник, угрожающе выставляя свои шипы, словно охраняя замок, где ждала своего принца Спящая красавица. Тесс пришлось продираться сквозь это хитросплетение ветвей с риском оставить тут клочья своей одежды.

Из газетных вырезок, присланных ей, она успела узнать, что источник пожара так и остался невыясненным: все, что удалось обнаружить, это лишь остатки небольшого костра, найденные в сарае в нескольких метрах от дома. Сарай тоже, конечно, исчез. Тесс принялась кружить на одном месте, прикидывая, где же начался пожар. Случилось это в марте, в не по сезону холодную ночь.

В ходе следствия предположили, что костер развел какой-то бродяга, решивший согреться, или компания подростков. В ту ночь дул довольно сильный ветер, одного этого было бы достаточно, чтобы пламя перекинулось на дом. Сосед, позвонивший сообщить о пожаре, судя по отчету службы 911, сказал, что огонь полыхает вовсю — в его тоне сквозило чуть ли не благоговейное восхищение мощью разбушевавшейся стихии. Запись сообщения перемежалась восклицаниями типа «Черт, ну и ну!» и «Вот это да!»

Впрочем, он имел полное право наслаждаться ролью восхищенного зрителя — его собственный дом стоял с наветренной стороны, да еще к тому же через дорогу. Ему лично ничто не угрожало, решила Тесс.

Хейзел Лигетти умерла, задохнувшись в дыму, — скорее всего, во сне. Налицо явный поджог, и пожар устроил кто-то из посторонних. Поскольку погиб человек, дело было квалифицировано как убийство, но убийство не преднамеренное, а по неосторожности.

Однако этот случай ни по каким статьям не подходил под определение бытового насилия. Согласно показаниям хозяина дома, Хейзел Лигетти как жила одна, так и умерла одна. У нее не было ни мужа, ни постоянного сожителя, ни приятеля, ни подруг, ни друзей. Так что отсутствие в некрологе сообщений о наличии каких-либо наследников было не случайным.

— Она была… как бы это выразиться? Не слишком привлекательной женщиной, — со вздохом заявил утром хозяин дома Херб Проктор. — Пучеглазая. Жирная. А волосенки такие жидкие, что казалось, будто голова у нее побита молью.

У Тесс чесался язык пройтись насчет его собственной «привлекательности»: обрюзгший, с отвисшим брюшком, изрытым оспой лицом и шевелюрой настолько редкий, что оставшиеся волосы можно было легко пересчитать по пальцам, Проктор вряд ли мог считаться эталоном мужской красоты.

Но вместо этого она спросила:

— А как вы считаете, могли пожар устроить нарочно, сделав так, чтобы все можно было списать на несчастный случай? Я осмотрела другие дома по соседству — любой из них вспыхнет как спичка. Они ведь все довольно ветхие, знаете ли.

Проктор возмущенно округлил глаза и осторожно пригладил остатки волос, словно опасаясь, что и они последуют за своими собратьями.

— Никому до сих пор и в голову такое не приходило! Держу пари, просто какой-то поганец баловался со спичками. А потом струсил и убежал.

— Ребенку было бы довольно трудно удержать такое в тайне.

— Нет, нет, это был несчастный случай. Страховая компания провела собственное расследование. Просто ужасно, в чем они пытались меня обвинить. Небось, вы тоже думаете, что это я устроил пожар, да? Убил женщину ради того, чтобы получить пятьдесят тысяч зеленых. Этих денег не хватило бы даже на то, чтобы отстроиться после пожара. К тому же Хейзел Лигетти была исправной плательщицей, хоть и платила немного. Не жиличка, а просто мечта. Бывают, конечно, среди жильцов такие, которые превращают квартиры в помойку, и у вас иной раз чешутся руки спалить их поскорее. Но Хейзел Лигетти была аккуратной до тошноты. Да обыщи всю округу, вряд ли найдется другая какая женщина, чтобы не курила, не водила к себе мужиков и вдобавок слышала нормально.

— Нормально слышала? — переспросила Тесс.

— Ну, я хотел сказать, чтобы не включала телевизор на полную громкость. Или приемник. Есть тут такие — врубят и наслаждаются. А соседи с воплями бегут ко мне жаловаться. Господи, да у Хейзел даже кошки не было! Она вообще не была похожа на других одиноких женщин.

— А где она работала?

— Секретаршей в департаменте здравоохранения и психической гигиены в Хагстоуне. Сама-то она себя величала заместитель управляющего.

— Ну, всем нам нравится воображать себя значительнее, чем мы есть, — хмыкнула Тесс, мимоходом отметив валявшуюся на столе довольно претенциозного вида визитку, надпись на которой гласила: Герберт Л. Проктор, ГЕО, Хэлшн Пропертиз Инк. Она закусила губу, чтобы не рассмеяться. — А вы не помните, кто занимался похоронами? И кто забрал ее тело из морга?

— Я сам.

Тесс невольно устыдилась — классический пример того, что не стоит судить о человеке по внешности.

— У нее была небольшая страховка — вернее, совсем крошечная. Пришлось доплатить из своих, чтобы проводить ее по-людски.

— И где ее похоронили?

— На местном кладбище.

— Могильная плита с фамилией есть?

— Очень маленькая и совсем простая.

Тесс нахмурилась, и Проктор кинулся оправдываться:

— Там, между прочим, у всех такие. У них так принято. Простые могилы, простые плиты.

— У кого это — у них?

— У евреев.

— Вы хотите сказать, Хейзел Лигетти была еврейкой? Выходит, Лигетти — фамилия ее мужа?

— Говорю же вам: она ни одного дня не была замужем. Сначала я решил, что она итальянка, даже как-то спросил, хорошая ли она стряпуха. Вот тогда она и объяснила, что дескать, это венгерская фамилия и у них на родине ее произносят так — Легет. Перебравшись в Штаты, они малость переделали ее, чтоб звучала получше.

— А заодно из евреев стали итальянцами.

— В конце концов, кому какое дело. К тому же это, так сказать, подняло их статус, верно?

— Хмм, — промычала Тесс, не представляя, что на это ответить. Девичья фамилия ее собственной матери была Вайнштейн. А второе имя самой Тесс было Эстер. Так звали бабулину сестру, самую старую и властную представительницу многочисленного семейства, в котором все без исключения женщины вообще отличались упрямством и властностью. «Ох, уж эта Эсси! — любила приговаривать бабуля Вайнштейн. — Ну, просто вылитая еврейская царица!» К этому имени прилагались фамилия Монахэн и россыпь веснушек на носу. И то, и другое досталось ей от отца. Может быть, поэтому ее легко было принять за славную девушку из добропорядочной ирландской семьи, естественно, католичку — и попасть пальцем в небо, потому что Тесс Монахэн никогда ею не была.

— Не подскажете, как отыскать это кладбище?

— А вам зачем?

— Должен же кто-то прочесть Каддиш^[12], — объяснила она.

— Это вроде как у нас гезундхайт?^[13]

— Типа того.

Пришлось изрядно попотеть, чтобы отыскать могилу Хейзел Лигетти, оказавшуюся в самом углу крохотного кладбища. Как и предупреждал Проктор, могильная плита была очень простой — кроме фамилии и даты смерти на ней поместились только звезда Давида и пара строк на иврите, который Тесс все собиралась, да так и не нашла времени изучить.

Неожиданностью оказалось другое — аккуратная небольшая горка камушков у самого края могильного холмика. Выходит, кто-то еще знал о том, что Хейзел Лигетти была еврейкой. Почти сразу же в мозгу Тесс молнией вспыхнула еще одна догадка: кто-то хорошо знал Хейзел, достаточно хорошо, чтобы навещать ее могилу.

Только вот кто это мог быть? Семьи у Хейзел не было, Проктор уверял, что никто из друзей на похоронах не присутствовал. Но ведь кто-то же навещал ее могилу — кто-то, кого не могла ввести в заблуждение фамилия, звучавшая совсем по-итальянски.

Впрочем, спохватилась Тесс, на могиле ведь есть звезда Давида и несколько слов на иврите. Может, какая-то сострадательная душа из тех, кто навещает ее соседей, сжалившись над всеми забытой Хейзел, аккуратно клала камушки и на ее могилу? Отыскав подходящий голыш, Тесс осторожно положила его на верх кучки. И почти сразу же ощутила странное покалывание в основании шеи — бабуля когда-то говорила, что такое обычно случается, когда кто-то наступает на твою могилу. Тесс никогда не могла понять, что это значит. Мертвые ведь не чувствуют. Можно было весь день скакать по могиле Хейзел в полной уверенности, что той на это глубоко плевать.

На обратном пути в Балтимор Тесс решила остановиться в Антьетаме. Среди всех вошедших в историю сражений времен Гражданской войны за независимость битва при Антьетаме занимала особое место в ее душе. Казалось, судьба нарочно сталкивала ее с мужчинами, которые так или иначе были связаны с той эпохой. Кроу, к примеру, просто бредил Гражданской войной и постоянно грозил присоединиться к одному из местных обществ, занимавшихся восстановлением исторической последовательности событий. Останавливало его только одно: у него не было свободного времени, чтобы маршировать в серой форме южан. (Кроу, романтик в душе, семейные корни которого уходили далеко в глубь плодородных земель Виргинии, естественно, встал бы на сторону Юга. Впрочем, как и многие из тех, кто увлекался театрализованными историческими постановками. Джонатан Росс, знавший жизнь почти исключительно из книг, черпал своизнания в основном из Фута или Кэттона. Но когда речь заходила о Гражданской войне, он с легкостью затыкал за пояс Тесс.

Скорее всего, мужчины просто теряют рассудок, когда речь заходит о Гражданской войне или войне вообще. Интересно, почему? В глубине души Тесс считала, что это у них мальчишеское, нечто вроде игры в машинки, которая с возрастом заставляет уже повзрослевших мальчиков млеть от восхищения перед танками, авианосцами и боевыми истребителями. Скажите на милость, как они умудряются помнить имена всех генералов и все битвы, в которых те принимали участие?! Для Тесс же любая война до сих пор оставалась загадкой. Ее ставили в тупик даже фильмы о войне — за исключением только, может быть, ленты «Великий Побег». Попытка выйти из окружения, спасти свою жизнь — это она еще могла понять. Но сражаться врукопашную, с рассвета и до заката, стоя по колено в крови… Нет, это уму непостижимо! Ей самой совсем не хотелось умирать.

Проклятие! Зря она позволила мыслям увести ее в этом направлении. Именно тут и крылась ловушка, которую ей ловко удалось избежать на кладбище. Но то было тогда, а сейчас ей казалось, что где-то в мозгу у нее приоткрылся люк и она падает в бесконечность. Да, конечно, когда-нибудь она тоже умрет… Перестанет существовать… Но как такое возможно?! Ей отчаянно хотелось верить в высшие силы, в реинкарнацию, да во что угодно, что позволило бы ей успокоиться, поверить в то, что она будет существовать вечно. К сожалению, это плохо получалось. Тесс подозревала, что для этого вначале нужно обрести веру, и только потом — в качестве награды, разумеется — робко надеяться либо на загробное существование, либо на то, что удастся пройти этот путь снова, пусть и в другой оболочке. Торговаться в этом случае глупо — так же глупо, как вымаливать бессмертие. Для начала необходимо хоть во что-то верить. А единственное, в чем была искренне убеждена Тесс, это в том, что она до безумия боится смерти.

Она мчалась в Балтимор на полной скорости, словно наперегонки с солнцем, упорно твердя про себя, что просто хочет вернуться до того, как наступит час пик и дороги окажутся забитыми машинами.

Глава 8

— Вы тоже когда-нибудь умрете, Тесс.

Снова наступил понедельник, и она опять сидела в кабинете доктора Армистеда, на том же самом стуле с продранной обивкой. Ей вдруг пришло в голову, что ее недавнее прозрение касательно возможности загробной жизни само по себе должно стать объектом внимания психотерапевта, но на доктора Армистеда ее признание особого впечатления не произвело. Тесс почувствовала себя неловко — словно явилась на званый обед, не имея при себе приглашения.

— Право, даже не знаю, что еще вам рассказать. Честно говоря, ничего более интересного за эту неделю со мной не произошло.

— Неужели? А как же встреча в баре с тем человеком?

— С Троем Планкеттом? Что же тут интересного? Разговаривать с людьми — моя работа. Только иногда мне приходится за это платить.

Тесс упомянула о своей работе мимоходом, просто чтобы объяснить, как она оказалась в Антьетаме, хотя это смахивало на нарушение профессиональной этики. Или нет? Сказать точно она не могла.

— Думаю, это довольно интересно. Я не мог не заметить некоторого сходства между вашим нынешним делом и тем, что привело вас ко мне.

— Сходства? Я разговаривала с этим типом в баре. Он не сделал ни малейшей попытки обидеть меня. Да и у меня, признаюсь честно, ни разу не возникло желание вцепиться ему в волосы.

— Я имел в виду другое. Вы зашли в этот бар не случайно, а с заранее обдуманной целью, которую до поры до времени вынуждены были скрывать. В конце концов, узнай вы, что этот человек много лет назад убил свою бывшую возлюбленную, вы бы не беседовали с ним в баре, а прямиком отправились в полицию рассказать о том, что вам удалось узнать.

— Ну в общем-то конечно. Но так случается не всегда. Я не провожу расследование. — Я стараюсь увидеть суть вещей. Потом пишу отчеты. Иногда мне удается наткнуться на разгадку, иногда нет. Это как веление свыше, понимаете? Бывает, люди идут мне навстречу — возьмите хотя бы домовладельца в Шарпсбурге, а бывает…

— В этом смысле у нас с вами одни и те же проблемы. Я имею в виду то, что общественность не в состоянии понять, чем мы с вами занимаемся. А так же то, как прессе случается создавать стереотипы.

— Конечно, — кивнула Тесс. Странно, что он говорит куда больше, чем она сама. Но она ничего не имела против — больше того, у нее словно камень с души упал. Идя сюда, Тесс тщетно ломала себе голову, о чем с ним говорить. Может, поэтому она и рассказала ему о посещении Антьетама, да еще с такими подробностями. Если все пойдет так, как сейчас, то эту тему можно растянуть и на полгода. До того, как стать детективом, Тесс пару лет проработала репортером, и ей ничего не стоит вытянуть из человека все, что ей нужно знать. А женщиной она была и того дольше — так сказать, всю свою сознательную жизнь. И знала, что больше всего мужчины любят говорить о себе. — Раз уж вы заговорили об этом, то признаюсь вам честно: в моей прежней деятельности пресса сыграла гораздо более плачевную роль.

— В вашей прежней деятельности?

Тесс немного удивилась — она уже привыкла считать доктора человеком, которому известно о ней все.

— До того, как стать частным сыщиком, я была репортером в газете «Стар». Потом она была переименована в «Бикон-Лайт», меня уволили, и мне пришлось спешно менять работу. Мне тогда было двадцать семь лет.

— Это тревожит вас до сих пор?

— Господи, конечно. — Тесс постаралась, чтобы это прозвучало беззаботно, и однако сама поразилась, какой острой болью отдалось в ней упоминание об этом. В памяти моментально всплыл унизительный разговор с похожей на старого бульдога редакторшей, занимавшейся подбором кадров и не потрудившейся даже заглянуть в ее резюме. Тесс внезапно почувствовала, как кровь бросилась ей в лицо — даже уши загорелись огнем.

— Почему?

— Это было единственное, что я по-настоящему любила. У меня ушло почти два года на то, чтобы снова найти себя. И то я считаю, что мне просто повезло. Впрочем, все к лучшему — на поприще детектива мне явно удалось добиться большего, чем если бы я осталась репортером. В сущности, я занимаюсь почти тем же самым — встречаюсь с людьми, расспрашиваю их, словом, собираю информацию. Но теперь мне не надо ужимать добытые мною сведения до размеров газетного столбца. Можно сказать, что сейчас я гораздо счастливее, чем была.

Доктор заговорил не сразу, словно взвешивая ее последние слова.

— Похоже, опыт все-таки неплохая вещь, — проговорил он, наконец.

— Что?

— Отказ от чего-то часто означает возможность начать новую, лучшую жизнь. Иначе говоря, конец часто становится началом.

— Если ты не в состоянии понять что-то, когда жизнь преподносит тебе такой урок в тридцать один год, тебя опасно выпускать на улицу без сопровождающего.

Доктор обиженно поджал губы. Казалось, столь резкий вывод на основе его же собственных слов неприятно задел его. Но, будучи профессионалом, он как ни в чем не бывало продолжал:

— На этот счет можно поспорить. Недаром же стихотворение Роберта Фроста «Дорога, которую ты не выбрал» находит такой отклик у многих из нас. Когда его герой тем зимним вечером стоит в лесу, он ведь далеко уже не ребенок Он взрослый, вполне сформировавшийся человек, и тем не менее остается только гадать, удовлетворен ли он выбором, который его заставила сделать жизнь. Он выбрал для себя менее проторенную дорогу. И эта дорога, как мы видим, изменила всю его жизнь.

— Да, только он умалчивает, к лучшему или к худшему. А ведь в этом вся разница, вы согласны?

— Лично я всегда считал, что к лучшему.

Тесс пожала плечами. Сама она не была так уж уверена в этом. Фросту следовало бы как-то прояснить этот вопрос.

— По-моему, вы спутали два его стихотворения.

— Простите, не понял?..

— Вы сказали, что его герой зимним вечером стоит в лесу на распутье. Но ведь речь об этом идет совсем в другом стихотворении Фроста. В этом… как его… «Чей это дом…» трам-пам-пам, и так далее. Фрост, конечно, великий поэт, но уж до того чисто американский, что просто першит в горле, словно переел лепешек из овсяной муки. Лично я предпочитаю Оудена или Йетса.

— А у вас есть любимое стихотворение?

— Есть, конечно… Только оно столь же банальное, как и «Дорога, которую ты не выбрал».

— Прошу вас не забывать об одном, — помрачнев, самым что ни на есть похоронным тоном заявил доктор. — В этом кабинете вы обязаны говорить чистую правду. Обманывать меня — все равно что твердить хирургу, к примеру, что болит у вас вовсе не колено, а шея. Пользы от этого не будет, а вот вред — наверняка. Итак… Что же это за банальное стихотворение?

— «К моей застенчивой возлюбленной». — Судя по выражению лица доктора, это ему ни о чем не говорило. — Автор Эндрю Марвелл. В нем парень пытается убедить даму своего сердца, что жизнь слишком коротка для того, чтобы тратить ее на долгие ухаживания, а потому следует брать от нее все, что она может тебе дать. — Естественно, в сочинениях, которые она писала в колледже, Тесс выражалась не столь прямолинейно и категорично, однако речь там шла именно об этом.

— Не уверен, что слышал его.

— Наверняка слышали. Его учат практически в каждой школе.

— М-да, несколько мрачновато.

— Это четверостишие всегда почему-то заставляет меня вспомнить песенку, которую мы пели, когда были детьми. «Глядя вслед похоронным дрогам, думаешь ли ты о том, что тоже когда-то будешь там?» В нем есть еще строки о том, как черви весело резвятся в глазницах черепа. Впечатляет, не так ли? Я бы сказала, очень образно.

Доктор Армистед рассмеялся, и на душе у Тесс вдруг разом полегчало.

— Я бы сказал, у вас на диво широкий спектр интересов: от Гражданской войны до поэзии Эндрю Марвелла и детской страшилки о трупных червях! Увы, это снова возвращает нас к тому, с чего мы начали.

— То есть?

— К могиле, где так темно, тихо и славно. Нравится вам это или нет, Тесс, но и вам когда-то придется оказаться там.

— Пока — да. Но, как я слышала, над решением этой проблемы уже работают. Прямо здесь, в госпитале Джона Хопкинса.

Было ли это случайностью, простым совпадением, что ее прежний кошмар снова вернулся к ней той же ночью? Вряд ли, решила Тесс. Распахнув настежь французское окно, она крадучись вышла наружу. В ее так до конца и не отремонтированном бунгало терраса была чуть ли не единственным местом, где работы были закончены. К черту доктора Армистеда и его загробные беседы, со злостью выругалась она про себя. Да и сама она хороша — незачем было бродить по кладбищу и думать о неизбежности смерти! В конце концов, Джонатан Росс вот уже два года, как в могиле. Прошло уже больше года с тех пор, когда ее в последний раз мучил во сне этот кошмар, и она снова и снова видела, как он умирает у нее на глазах.

Апрельская ночь была холодной, а на Тесс не было ничего кроме тонкой хлопчатобумажной ночной сорочки, но сейчас она даже радовалась этому — ночной холодок был отличным средством отогнать прочь дурацкие мысли. Она облокотилась о перила, глядя в темноту парка Стоуни-Ран. Кое-где в темноте мелькал свет — отблески уличных фонарей, освещавших улицы к северу и югу от нее. Но здесь, где ни в одном доме по соседству не светились окна, окружавшие ее мрак и безмолвие казались настолько плотными, словно она окунулась в головой в банку с чернилами.

Они с Джонатаном не были возлюбленными — во всяком случае, в то время, когда его убили. То, что объединяло их, было меньше и в то же время неизмеримо больше, чем любовь. Эти отношения, неожиданно и прочно связавшие их сразу после окончания колледжа, почему-то заставили обоих вдруг почувствовать себя совсем взрослыми. Они стали друг для друга чем-то вроде ориентира, по которому каждый из них ревниво сверял свои собственные успехи. К тому времени, как его настигла смерть, Джонатан уже далеко обошел Тесс в этом марафоне — ведь в газете его считали чем-то вроде восходящей звезды. Он погиб, вернее, был убит, из-за тайны, которая так и не была открыта, которую он доверил только Тесс и которую завещал ей хранить. А Тесс, к тому времени уже не работавшая в газете и, следовательно, не имевшая возможности опубликовать ее, уже ни для кого не представляла опасности. И потому осталась жива.

По крайней мере именно так в те годы считала Луиза О’Нил.

Стала ли смерть Джонатана той отправной точкой, что изменила всю ее жизнь, спрашивала себя Тесс. И не могла ответить на этот вопрос. Когда он погиб, она была неудачницей — ни работы, ни возлюбленного. Теперь же у нее были собственное дело и собственный дом, в котором сейчас спал самый замечательный в мире мужчина. Правда, авантюра с Микки Печтером здорово все усложнила. Тесс поплотнее завернулась в рубашку.

— Если ты смотришь на меня сейчас, не волнуйся, — шепнула она, подняв лицо к ночному небу. — У меня все хорошо.

Она мысленно вернулась к порученному ей делу, вспомнив о еженедельных отчетах, которые должна посылать правлению, и поразилась, как мало, в сущности, удалось ей узнать. Добытая информация вряд ли могла способствовать выделению им средств, в которых они так нуждались.

— А в общем, неплохо, — пробормотала она.

Ей достаточно было выбраться из постели всего на пару минут, чтобы Кроу тут же проснулся. Он уверял Тесс, что без нее температура в постели моментально падает на несколько градусов, но она сильно подозревала, что дело тут не в этом. Скорее всего, Искей, воспользовавшись отсутствием хозяйки, моментально забиралась на нагретое местечко, а ее зловонное дыхание могло бы разбудить и мертвого.

— У тебя же так давно не было бессонницы, — шептал Кроу, выходя вслед за ней на террасу. На нем, как обычно, не было ничего, кроме пижамных штанов, едва державшихся на его худощавых, узких бедрах, и Тесс в который раз поймала себя на том, что любуется его обнаженной грудью. Конечно, она знала, что мужчины с таким телосложением к сорока годам часто обзаводятся брюшком. Но сейчас невозможно было представить себе, что когда-нибудь эти литые мускулы заплывут дряблым жирком… Так же невозможно, как представить его себе в сорок лет.

— Мне приснился дурной сон.

— Тот же самый?

У Тесс не было секретов от Кроу. Ему было известно о Джонатане Россе, но ему бы и в голову никогда не пришло ворошить старое. Тесс была бы рада сказать то же самое о себе. Кроу вообще отличался редкой деликатностью — даже для молодого человека, имевшего все отличительные признаки однолюба.

И все-таки что-то мешало ей быть до конца откровенной с ним — может, она опасалась, что ему захочется поговорить на эту тему. А поднимать ее снова и снова значило бы позволить ночному кошмару расправить над ней свои совиные крылья.

— Нет, нет, — поспешно соврала она. — Просто обычный дурной сон.

— И кто же на этот раз стал жертвой?

Так легко слетевшая с ее уст выдумка оказалась удачной. Зато теперь Тесс отчаянно ломала себе голову, пытаясь придумать, как выкрутиться. Пришлось покопаться в памяти, чтобы вспомнить хоть один дурной сон.

— Мои родители. Впрочем, как всегда.

— И никогда я?

— Никогда.

— А ты мне расскажешь, если это буду я?

— Скорее всего, нет.

Они рассмеялись. У Тесс словно камень с души упал: она не только удачно выкрутилась, но и умудрилась напоследок сказать чистую правду. Ей действительно никогда не снился Кроу. А если бы и приснился, она бы и словечком не обмолвилась об этом ему. Эти мимолетные кошмары изматывали ее ничуть не меньше, чем бесконечно повторяющийся сон, в котором она раз за разом наблюдала смерть Джонатана. В этих снах она беспомощно махала руками, истерически кричала, но все было бесполезно: тот, кого она звала, уходил, так и не заметив ее. Интересно, чтобы сказал, узнав об этом, доктор Армистед? Впрочем, она не собиралась рассказывать ему об этом.

— Эй, — воскликнула она, решив сменить тему, — а мы сегодня занимались любовью?

— Ты разве не помнишь? Боже, какой удар по моему самолюбию!

— Прости, у меня какая-то каша в голове. Столько работы, разве все упомнишь.

— Я допоздна засиделся в клубе. А когда вернулся, ты уже спала без задних ног.

Ему поручалось покупать пластинки, которые крутили в баре его отца на Франклинтаун-роуд. Поэтому они не всегда совпадали по времени, но Тесс считала, что это даже к лучшему. По крайней мере их отношения не теряли ощущения новизны. А случись такое, неровный шрам в нижней части живота Кроу тут же напомнил бы им о том, как зыбка бывает человеческая жизнь. В тот раз она едва не потеряла его. Обернись все по-другому, носить бы ей сейчас траур.

— Так, может, исправим это? — предложила она.

— С удовольствием. — Кроу потянул ее в комнату.

— Нет, — сорвав с себя рубашку, Тесс бросила ее на пол вместо одеяла, — прямо здесь.

Он смотрел на нее, пораженный и в то же время польщенный. Раньше инициатива обычно исходила от него, а Тесс снисходительно уступала его желанию.

— Соседи услышат, — предупредил Кроу.

— Только если ты очень постараешься.

Увидев, что они занимаются любовью, он ушел. Ему не хотелось быть свидетелем их ласк. И ревность тут была ни при чем — как раз наоборот. Скорее уж он жалел ее, жалел, что она не одна. Ее бойфренд оказался совсем зеленым юнцом. Он почти не сомневался в том, что когда сам овладеет ею, их близость доставит ей доселе не испытанное наслаждение. Их жизни слились воедино — пусть она еще даже не подозревает об этом. К тому же она более чем кто-либо другой верит в судьбу. Он почти не сомневался в том, что она встретит его с радостью, будет вечно благодарна ему. Ей столько известно о всяких таких вещах — о физике, траекториях, возможностях. Всему остальному научит ее он. И расскажет ей о токсинах, о тех укромных местах, которых нет ни на одной карте мира, и где правит точный расчет.

А сейчас он ушел потому, что его ждала работа. К счастью, по работе ему нужно будет завернуть в округ Анн-Арундел. Стало быть, покончив с делом, можно будет повидать мать.

Западное побережье стало своего рода компромиссом. Ей страшно хотелось поселиться поближе к дому, что с практической точки зрения было абсолютно невозможно. Дом на острове они оставили за собой, чтобы можно было вернуться в любую минуту. А мать он перевез на материк, подыскав для нее квартирку возле реки Северн. Теперь она вечно жаловалась на ужасный вид из окон: он, мол, говорил, что из окон будет видно реку. Он этого не помнил. Потом принялась ворчать: старенький телевизор принимает совсем не столько каналов, сколько он обещал, и что все они платные. Плита оказалась не газовая, а электрическая, и это тоже плохо. Он только диву давался, где она всего этого набралась.

Однако в последнее время она почти перестала ворчать и жаловаться. И тут он с удивлением обнаружил, до какой степени ему недостает ее охов и вечного брюзжания. Мать вдруг как-то разом усохла, стала совсем крошечной и всего пугалась. Он с ужасом вспомнил, что ей нет еще и сорока пяти, однако она выглядела совсем старухой, куда старше, чем многие ее соседки. Она так и не завела себе друзей, что, может быть, и не так уж плохо. Однако ему это было неприятно. Ему было жаль мать, и в то же время это бесило его. Она ведь была еще красивой женщиной, а это проклятое место, наложив на нее свой отпечаток, превратило ее в старуху. Она постоянно смущалась — может, из-за этих снобов вокруг. По-настоящему богатые люди — а к этому времени он успел уже понять, что такое настоящее богатство, сообразив, что отец Бекки просто купается в золоте, — так вот, по-настоящему богатые люди ведут себя достаточно просто и не имеют обыкновения задирать нос, как эти спесивые индюки, кичившиеся тем, что из грязи вылезли в князи, и готовые перегрызть любому глотку, чтобы все оставалось как есть. Люди по-настоящему богатые не трясутся над своим богатством, как голодный пес над костью, они знают, что никуда оно не денется.

Хорошо хоть, что матери не нужно волноваться о деньгах. Он об этом позаботился. И все равно она беспокоилась. Она, прежде такая храбрая, такая самоуверенная, теперь переживала из-за всякой ерунды.

Когда он приехал и на цыпочках прокрался в ее комнату, она уже спала. Ее волосы как будто стали тоньше, хотя и сохранили свой глубокий каштановый цвет. Интересно, может, его собственные тоже до самой смерти останутся темными? Легонько откинув с ее лба прядь волос, он едва слышно окликнул ее: «Ма! Ма! Просыпайся! Ма!»

Она вздрогнула и проснулась. Глаза у нее были испуганные.

— Кто… что?!

— Это я, ма.

— О! — Она быстро ощупала его лицо, словно желая убедиться, что это действительно он. — Который час?

— Около семи. У меня были дела в ваших краях.

— Вот как? А платят хорошо?

— Как всегда.

— Если что, не стесняйся потребовать прибавки.

— Я зарабатываю вполне прилично, ма. Больше, чем многие, уж ты мне поверь. Тебе не о чем волноваться.

— А вот в прошлых новостях говорили…

Он тяжело вздохнул, подумав, что с таким же успехом она могла бы сказать «на прошлой неделе» и даже «в прошлом году». Мать давно уже не смотрела новости.

— Нашли кости — да, да, кости! В этом самом лесу. И даже не знают, чьи они. Говорят, какая-то женщина отправилась за молоком в самый канун Нового года и не вернулась. А случилось это лет десять назад. И вот теперь нашли одни эти кости, больше ничего. Сказали только, что ее, мол, сначала застрелили, а потом переехали машиной. И все из-за какой-то отметины, которую обнаружили на одной из костей. Просто уму непостижимо, как они обо всем догадались, правда?

— Да, — кивнул он — проще было соглашаться.

— Теперь ничего не скроешь — все равно все выплывет наружу. Может, кто-то и надеется, что спрятал концы в воду, ан нет — глядишь, все и раскопали.

— Да, бывает и так.

— Ведь даже в твоей работе — да что я говорю, ты ведь сам мне рассказывал…

— Иногда такое случается потому, что кто-то совершил ошибку. Во всяком случае, не я. Кто-то еще. Многих одолевает жадность, другие просто становятся беспечными. Вобьют себе в голову, что смогут обойтись без меня, берутся за дело сами, не соблюдая всех необходимых мер предосторожности, ну и готово. Эти ослы не заметят даже, что уже выдоили все досуха. Вот такие и попадаются, мама.

Он восхищался матерью, догадываясь о том, чего не подозревали ни ее врач, ни она сама. Взять хотя бы зверей — они ведь всегда чувствуют приближение смерти. Так почему бы его матери не чувствовать тоже? Одного он не мог понять: откуда этот страх? Из-за прошлого, что преследовало ее? Или это страх перед будущим, которого у нее нет? Неужели она с таким нетерпением ждет смерть лишь потому, что надеется с ее приходом избавиться от терзавших ее страхов? Раньше, когда он нуждался в ней, она была такой сильной. Всем, что у него есть, он обязан именно ей, своей матери. Вот этого докторам никогда не понять. Она хорошая женщина, чуткая и добрая. Она дважды подарила ему жизнь. Как это ужасно глупо, как банально, что теперь ему приходится суетиться вокруг нее. Она ведь никогда не создавала ему проблем, зато часто решала их за него.

Он приготовил ей завтрак: заварил кипятком овсяные хлопья, для красоты положил сверху ломтик банана. У матери сохранились все зубы, но по какой-то неизвестной причине она предпочитала почти протертую пищу. Возможно, придет время, когда ему придется кормить ее с ложечки. Сколько еще осталось — пять лет? Десять? Или двадцать? Тридцать? А что потом? Как избавить ее от этих последних унижений? Потом он сделал ей растворимое какао — чудовищное на вид пойло. Он сморщился, гадая, случалось ли ей читать, что написано на этикетке. Положил на блюдечко пару обезжиренных крекеров — мать любила макать их в какао, пока они не превращались в кашицу.

Доктора твердили ей, чтобы она питалась исключительно обезжиренными продуктами. А мать всегда была сластеной. И раз уж ей запретили есть ее обожаемое сдобное печенье, она упрямо покупала обезжиренные крекеры. А их почему-то было все труднее купить. Ему приходилось искать их через Интернет, делать заказ какой-то техасской фирме, специализировавшейся вот на таких выходивших из употребления продуктах. Со временем ему даже стало доставлять удовольствие общаться с женщиной, принимавшей заказ — она была такой веселой, так искренне гордилась тем, что она делала. У них много общего, думал он — в мире еще много таких дел, выполнить которые способен далеко не каждый. И очень мало таких, как он и эта вот женщина, кто по-настоящему помогает людям, исполняя их желания. Законопроект, запрещающий снимать с производства вышедшие из моды продукты — вот, что нужно округу, думал он иногда. Обезжиренные крекеры, снеки, жевательная резинка Чарльстон и многое другое…

Мать макала свои крекеры в какао, макала до тех пор, пока они не разваливались у нее в руках, потом осторожно совала в рот. Он включил телевизор. Какое-то идиотское шоу — одно из тех, где ведущий заставляет людей по утрам горланить «С добрым утром!» По углам ее рта вниз тянулись тоненькие коричневые ручейки, которые он терпеливо вытирал салфеткой. Глотать ей становилось все труднее, хотя доктора только разводили руками, не видя никаких причин этого. Временами ее мучила изжога.

— Все когда-то случается, — равнодушно проговорила она, не отрывая глаз от экрана. Он так и не понял, что она имеет в виду — прошлое или свои нынешние проблемы. — Все когда-то случается.

— Да, мама. Я знаю.

Глава 9

Тесс выплыла прямо в ясное утро — жизнь казалась ей прекрасной, порученное ей дело не сулило особых хлопот, словом, все было чудесно. Это свежее, словно умытое предрассветной росой утро было одним из тех, что вселяют надежды даже в самые робкие души. Что-то подсказывало ей, что расследование убийства, которым она собиралась заняться сегодня, и папка с документами о котором была самой тощей, окажется настолько успешным, что это вознаградит ее за все предыдущие неудачи.

Однако все ее надежды лопнули с треском, когда убитая самолично открыла ей дверь и пригласила Тесс к чаю.

Кирпичный домик на самой окраине округа Балтимор был настолько мал, что казался игрушечным. Впрочем, как раз под стать своей хозяйке. В женщине, которая рассматривала ее из-за стеклянной двери, было не более пяти футов — настоящая кукла Барби в своем кукольном домике, решила Тесс. Только у этой Барби были длинные каштановые волосы, огромные голубые глаза и нежно-розовая кожа. Она выглядела хрупкой и изящной, словно статуэтка из китайского фарфора — женщин такого типа хочется беречь и лелеять, оберегая их от суровой правды жизни.

И она была абсолютно, несомненно живой, живой до такой степени, что слегка обалдевшая от неожиданности Тесс, опомнившись, решила, что это либо родственница, либо близкая подруга погибшей.

— Я ищу кого-нибудь, кто бы мог рассказать мне о Джули Картер, — придя в себя, объяснила она.

— Думаю, вряд ли кто-то сможет рассказать вам о ней больше, чем я, — ответила та, возвысив голос, чтобы ее было слышно. Тесс поморщилась. Голос — сухой, словно прожаренный до состояния подошвы кусок мяса — совершенно не шел этому небесному созданию. В нем чувствовался легкий акцент, свойственный жителям западного побережья. Впрочем, даже не акцент, а скорее тембр его, немного смолистый, насквозь прожаренный жгучим солнцем, неизвестно почему вызывал в памяти Столовые торы, кактусы и безделушки из бирюзы. — Только мне не нравится, когда кто-то расспрашивает обо мне.

— О… вас?!

— Ну да. Джули Картер — это ведь я. Странно, что вы этого не знаете, раз уж разыскиваете меня, да еще собираетесь расспрашивать обо мне любого, кто захочет вам что-то рассказать. Кстати, а вы сами кто такая?

«Не кто, а кто такая», — невольно отметила про себя Тесс. Выбор слов рассказал ей о той жизни, которую, скорее всего, вела Джули Картер.

— Мне так сказа… то есть я так поняла. — Тесс прикусила язык, сообразив, что лучше промолчать. Прямо с порога объявить хозяйке дома, что она возглавляет список жертв в перечне совершенных убийств, — не самый удачный способ знакомства. — Видите ли, я частный сыщик. Расследую некоторые старые дела. Мне сказали, что вы… хм… были убиты. Скорее всего, ошиблись.

— Да уж, ошибочка вышла. Хотя иной раз мне и самой невдомек, жива я или уже склеила ласты. — Скрестив руки на груди, девица привалилась плечом к косяку. — Так вы из Балтимора?

— Да.

— Далековато будет.

— М-да… далековато, — промямлила Тесс, старательно отводя глаза в сторону. У нее и прежде случались проколы, но она всякий раз умудрялась выкручиваться. Однако Джули Картер поставила ее в тупик — и явно наслаждалась этой ситуацией.

— Да, я всем говорю, что этот домик — настоящая находка. Дешевый и от шоссе недалеко. А если хочешь встряхнуться немного, так кати в Балтимор! Час езды — и ты уже там. — На лице ее заиграла широкая усмешка. — Слушайте, входите, а? Выпьем по чашечке кофе.

— Почему бы и нет?

— Клево! — Девушка захлопала в ладоши, и Тесс сразу убавила ей несколько лет. Стеклянная дверь распахнулась настежь. — Только это будет не кофе, а чай. Только что вспомнила, что кофе у меня вышел. Живешь тут, как на необитаемом острове! Не то что в городе, где всегда можно выскочить в магазинчик на углу. А вот тут его шиш найдешь! Да и откуда взяться магазинчику, если тут и угла-то никакого нет! Вообще-то, тот, кто сам работает в бакалейной лавке, по идее должен иметь запас таких вещей. Но только не я. Когда у меня кончается кофе, я мечтаю только об одном — выбраться из этой дыры, у меня в холодильнике вечно шаром покати. Смешно, верно? Или нет?

Прозаически настроенная Тесс едва не пожала плечами: мол, чего ж тут смешного. Плакать нужно, если в голове каша вместо мозгов. Но в этой напускной веселости было что-то жалкое. Джули Картер наверняка чувствовала себя ужасно одинокой — молоденькая продавщица, неизвестно какими судьбами оказавшаяся в окружении семейств, принадлежавших исключительно к среднему классу.

— Чай тоже неплохо.

— Итак, выходит, кто-то считает, что я мертва, — буркнула Джули, взгромоздив на плиту чайник и шлепнув на стол плетенку с пакетиками чая. Тесс обратила внимание на то, что все пакетики были разные. — Я забираю их в ресторане, — объяснила Джули, перехватив ее взгляд. — Видели бы вы мою коллекцию пакетиков с горчицей. И с кетчупом тоже. У меня скопилась целая куча их. Так что голодная смерть мне не грозит. А кстати, какой смертью, говорите, я умерла?

— Но вы же живы!

— Да знаю я. Скорее всего, это какая-то другая Джули Картер. Спутали, наверное. Такое бывает.

— Возможно. Однако мне дали ваш адрес. Собственно говоря, больше у меня ничего нет — только имя и адрес.

— Итак, меня, выходит, убили?

Тесс, попав под очарование этого чуть хрипловатого, прокуренного голоса, завороженная им, к этому времени почти перестала прислушиваться к словам. Похоже, Джули была заядлой курильщицей. В комнате клубился синеватый дым — с таким же успехом она могла бы поселиться в пачке «Мальборо».

— Ну?

— Эээ… что?

— Так меня что — убили?

— Ваше имя фигурирует в списке жертв нераскрытых насильственных преступлений. А убийство — это, так сказать, только одно из них. — Прозвучало это довольно заумно, но Джули Картер, похоже, было наплевать.

— И как же меня убили? Застрелили? Подсыпали яду? Или пырнули ножом? — Вскипевший чайник, окончательно потеряв терпение, издал разбойничий свист, и хозяйка радушно подвинула Тесс плетенку с синими, белыми и розовыми пакетиками с чаем.

— Ничего не могу вам сказать. Да и что тут говорить — вы же живы.

— Я сама когда-то давно думала податься в частные сыщики. Но вместо этого решила открыть цветочную лавку. — Джули захохотала, словно это было ужасно смешно. — Кого я дурачу? Уж такой я человек — вечно ищу неприятностей на свою задницу. А без этого мне и жизнь не в жизнь.

— Ну, не знаю, — запротестовала Тесс. — Смотрите, какой у вас славный домик! А он действительно был славный — чистенький, аккуратный, даже при том, что штукатурка на стенах пожелтела от сигаретного дыма.

— Он не мой — я его снимаю. Вообще-то, ноги бы моей тут не было, если б не парень, с которым я тогда встречалась. Уговорил меня въехать, а потом сделал ноги. Вечно мне не везет с парнями.

Тесс вдруг осенило: может, именно в этом и кроется разгадка?

— Что — все время попадаются плохие ребята? — сочувственно подмигнула она.

— Других у меня и не бывает.

— А… вас когда-нибудь преследовали? — Почему-то Тесс показалось более приличным употребить это слово, вместо того чтобы спросить в лоб, случалось ли кому-то из ухажеров бить или оскорблять ее. — Вам никогда не случалось обращаться в суд с просьбой о защите?

— Господи, да каким же образом?! В этом-то вся проблема! Дошло до того, что стоит мне только начать встречаться с парнем, как меня так и подмывает предложить ему: «Слушай, может, тебе прямо сразу переспать с кем-то из моих подруг, чтобы поскорее покончить с этим делом?» Честно! Сдается мне, если все случится в самом начале, это выбьет его из колеи, да и я не буду чувствовать себя такой дурой!

— О… — Тесс испытала острый укол жалости.

— Они все такие разные, верно?

— Кто?

— Да мужчины же! О ком мы с вами говорим? Только все равно — стоит мне нарваться на порядочного, как сразу становится так скучно, что хоть волком вой. Хорошие-то они хорошие, только с ними одна тоска. Вроде как тот, что притащил меня сюда. Арендную плату пообещал платить, ну я и решила: черт, почему бы и нет? Только скучно же с ним было — сил нет! Делать ничего не хотел, а завалятся мои приятели, так он сразу на стенку лез. Потом заявил, чтобы я выбирала: он или они. А после вообще исчез. И что теперь прикажете делать? Кого любить? Скучных, но порядочных? Или отвязных идиотов? — Девчонка, округлив глаза, уставилась Тесс в рот, словно ожидала услышать божественное откровение.

— Думаю, по-разному бывает, — осторожно выбирая слова, пробормотала Тесс. — Это уж скорее от вас зависит.

— Да нет же, вы не поняли! Я имела в виду вас! Выглядите вы классно, да и работенка у вас не соскучишься! А вы замужем? Или так и бегаете сами по себе?

— Я… эээ… пока нет. Зато у меня классный парень. — Кроу действительно был классный. А сказать это вслух значило лишь напомнить себе, до чего же ей повезло. — Он и веселый, и надежный, и к тому же верный как собака.

— Не, так не бывает, — протянула Джули. Хрипотца в ее голосе придавала ему оттенок взрослости, противоречивший всему ее облику.

— Кстати, а сколько вам лет?

— Двадцать два.

— На вид ни за что не скажешь. Все равно, вы еще такая молодая. Сколько же у вас было парней?

— Вполне достаточно. Разного возраста, даже те, кому уже тридцатник стукнул! Вот так-то!

— Неужели и такие? Ну надо же!

Но Джули даже не заметила сарказма.

— Да, да, а мне тогда еще и семнадцати не было. Да только старики мне не по вкусу. С ними одна нудятина. А вашему дружку сколько?

Тесс мысленно подсчитала:

— Двадцать пять.

— О, так он еще ничего. И моложе вас.

Похоже, у девчушки это был своего рода пунктик, и Тесс почувствовала, что начинает потихоньку закипать. Она уже привыкла думать, что и сама легко сойдет за двадцатипятилетнюю, а тут такой удар.

— Ну, может, это тоже выход. После тридцати, я имею в виду, — великодушно продолжала Джули. — Только мне нравятся парни, которые не дрожат над деньгами. Неужели я так много хочу? По-моему, нет. Славный парнишка, немного хорошего секса и немного денег, чтобы можно было куда-нибудь съездить на уик-энд и при этом не трястись над каждым пенсом. Знаете, был у меня один, который чуть из штанов не выпрыгнул, когда я заказала третью порцию рома с кока-колой. В жизни не догадаетесь, что он сказал. «Ты уже и так набралась достаточно, чтобы выжать меня досуха!» — «Знаешь что, милый? — ответила я ему на это, — для такого дела никакой выпивки не хватит!» А потом ушла и автостопом вернулась домой. Впрочем, это уже совсем другая история.

— Да, — согласилась Тесс, чувствуя, что от всех этих бесконечных историй у нее уже начинает потихоньку кружиться голова.

— Со мной много чего случалось. А я все равно жива и держу хвост морковкой. Мне еще повезло, что я всегда выхожу сухой из воды и с непопорченной шкуркой. Хотя как-то раз я чуть было нечаянно не отхватила себе палец. — Джули закинула голую ногу на стол и выразительно зашевелила пальцами, чтобы Тесс смогла своими глазами убедиться, что указательный гораздо длиннее большого. Тесс в который раз изумилась ее миниатюрности — ножка у Джули была крохотной, белой и пухленькой, как у маленькой девочки. — Видите?

— Что?

— Мой шрам. После выпускного вечера решила побродить немного по мелководью, где рифы. Мы все тогда изрядно набрались, сняли номер в отеле и загудели по новой. А меня понесло в океан. И вдруг я почувствовала, как будто маленькая рыбка легко щипнула меня за ногу. «Пойду-ка я на берег, — сказала я своему приятелю. — А то тут рыбы кусаются». И вдруг заметила, что большой палец у меня, можно сказать, на одних соплях висит. Ну и принялась вопить. Там на берегу оказался какой-то парень, он стащил с себя футболку и замотал мне ногу. А потом меня отвезли в клинику на Тридцать третьей улице, а там никто, похоже, не знал, что со мной делать. К счастью, не был — как это они сказали? — полностью потерян кожный покров. Так что доктор в Сэйлсбери просто приляпал его на место, и порядок. Но мне целую неделю пришлось щеголять в повязке и на костылях. Попробуйте подцепить парня, когда шкандыбаете на костылях!

— Лихо… — Вся эта история несколько смущала Тесс — уж слишком неправдоподобно она выглядела. Никакого шрама она тоже не заметила. К тому же от этого беспрерывного потока слов ее стало потихоньку укачивать.

— А вот швов мне никогда не накладывали, даже в больнице. Ну, может, только когда я родилась. Ничего по-настоящему серьезного, так, чтобы оказаться на краю могилы, со мной не случалось. И героического тоже. Увы!

Джули раскачивалась на стуле и, не замечая стоявший перед ней чай, похлопывала ладонью по столу. Потом шмыгнула носом — раз, другой. Кончик носа у нее внезапно покраснел, и она стала ужасно похожа на кролика. В голове у Тесс словно что-то щелкнуло, и части головоломки разом встали на свои места: регулярные наезды Джули в Балтимор, эта утомительная манера трещать, захлебываясь словами, бессмысленный взгляд голубых глаз. Наркотики. Это может быть что угодно — от кокаина до вульгарного крэга. Ясно только одно: это какое-то возбуждающее средство.

А Джули явно торопилась довести до конца начатое. В успехе она, похоже, ничуть не сомневалась.

— Послушайте, — поспешно продолжала она. — Конечно, мы только познакомились, но я сразу догадалась, что вы очень милая. И ничуть не задираете нос. Понимаете… Наверное, все дело опять в этой неразберихе… Ну вы же знаете, как это бывает с компьютерами. Чеки… как это сказать? Замораживаются, потому что главный компьютер, тот, что в банке, завис, и вам говорят, что в ближайшие два дня денег вы не получите. Только когда они сделают трансфер или что-то в этом роде. Может, одолжите мне немного деньжат? Я бы хоть какой-никакой еды купила. Только еды, вы не подумайте! Денег хватает лишь от пособия до пособия, а если его задерживают, приходится класть зубы на полку.

Самым простым выходом было бы сунуть ей двадцатку. Самым идиотским — взяться читать мораль, потому что ей это как об стенку горох. Взвесив все, Тесс решила сыграть с ней в эту игру, вернее, подыграть. А там видно будет.

— Господи, да я бы с радостью — если б они у меня были! Наличных у меня нет, впрочем, карточки тоже. Верите, сама выскребла все до последнего цента. Даже перебрала чуток, очень уж хотелось на автоматах сыграть. А люди, на которых я работаю, такие жлобы — ни цента вперед не заплатят. Придется как-то перекручиваться до конца месяца.

Джули снова зашмыгала носом.

— Похоже на то. Потому что тот, кто сказал вам, будто я сыграла в ящик, сам явно ни черта не знает, верно? Чушь собачья, а не работа у вас — стучаться в дверь к людям, чтобы сказать им, что их давно на свете нет.

В глубине души Тесс была вынуждена с ней согласиться.

Глава 10

— Вежливость, спокойствие и умение играть по правилам.

Совет Уитни, который она прошипела на ухо Тесс, провожая подругу по коридору, ведущему в офис семейной фирмы, был хорош, что и говорить. Но, несмотря на это, Тесс моментально взвилась на дыбы, считая, что имеет полное право злиться.

— Так это игра? Прости, сразу не догадалась. А я-то, дура, считала, что делаю серьезную работу для серьезных людей, которые и в самом деле хотят сделать наш мир лучше.

— Не говори чушь! — тут же взъерепенилась Уитни, которая терпеть не могла доказывать кому-то очевидные вещи. — Не хватало еще явиться на встречу с людьми, которые тебе платят — причем весьма щедро, должна заметить, — чтобы с порога обвинить их в некомпетентности. Конечно, в процессе работы могли появиться некоторые… мм… шероховатости. Да и кто говорил, что будет легко?

— Шероховатости?! Побойся Бога, Уитни! Мне всучили дело об убийстве Джули Картер, а она, оказывается, живехонька! Хейзел Лигетти погибла при пожаре, и это, несомненно, банальный несчастный случай. А расследование во Фредерике? Конечно, может, помощники шерифа и не гении сыска, но дело свое они знают. Тут все чисто, поверь мне.

— Будем волноваться, когда придется вновь поставить этот вопрос перед генеральной ассамблеей, — отмахнулась Уитни. — А пока постарайся произвести хорошее впечатление на правление. Ты ведь работаешь на них, причем на всех сразу, уразумела?

Тесс не забывала об этом ни на минуту. Сделав глубокий вдох, как перед прыжком в воду, она привычным движением сдула прядку волос, которая вечно падала ей на лоб. Ладно, она постарается. Она очень постарается!

По замыслу Уитни, они должны были появиться последними. Это было частью игры, условия которой Тесс уже поняла: собрать всех у себя в кабинете, а потом заставить ждать. С едва скрываемым изумлением — и нетерпением — Тесс наблюдала за тем, как все члены организованной Уитни встречи разворачивают бумажные пакеты с ланчем, который они предусмотрительно прихватили с собой. Иногда содержимое пакета может многое сказать, да и не только оно — порой достаточно посмотреть, как человек держит свой пакет. К примеру, среди членов правления только один принес ланч в коричневом бумажном пакете, и им оказался единственный здесь мужчина,Нил Эймс. Он аккуратно извлек сэндвич с болонской колбасой, яблоко и пакетик сухих соленых крендельков и привычным движением разгладил сухой пакет, который, вероятно, использовался уже не в первый раз. Аккуратист, педант, немного идеалист, подумала Тесс, но с воображением у него явно негусто.

А вот женщина, оказавшаяся в самой середине стола, Мириам Гринхаус, исполнительный директор считавшегося лучшим в городе приюта для женщин, которая принесла с собой на редкость аппетитно выглядевший салат, горячую булочку с шоколадным кремом и диетическую шоколадку, похоже, не имела привычки самолично собирать себе ланч. Две другие, помоложе, лет двадцати с небольшим, тянули диетическую колу, запивая ею салат по-гречески и низкокалорийные йогурты, один вид которых приводил Тесс в уныние. Правда, рядом сидела Уитни, которая вообще не собиралась есть.

Не исключено, что это тоже было частью ее игры.

Тесс развернула собственный ланч и прикинула, что наметанный глаз детектива сказал бы о ней самой: зеленый салат с индейкой, помидор, пакетик со специями, крабовые чипсы и обычная, не диетическая кока-кола.

Что подумали о ее выборе остальные, она понятия не имела, зато знала отлично, что могла бы сама сказать о себе: яростная противница любых диет, страдающая от аллергии на любые морепродукты городская жительница, которая так бы и не узнала, как пахнут крабы, если бы производителям чипсов не пришла в голову счастливая мысль смешать их с картошкой.

— Итак, введите нас в курс дела, — попросила Мириам Гринхаус, решив взять на себя инициативу. Прирожденный лидер, она явно была из тех, кому остальные подчиняются чисто автоматически — спокойная, самоуверенная, с тем чувством превосходства, которое и позволяло ей оставаться при любых обстоятельствах спокойной и самоуверенной, поскольку вряд ли нашелся бы желающий попробовать сбить с нее спесь. — Что вам удалось раскопать на сегодняшний день? Были ли какие-то сигналы, может, намеки на приближающуюся опасность, на которые вовремя не обратили внимания?

Тесс, которая только что впилась зубами в свой сэндвич, оказалась в ловушке. Она поспешно заработала челюстями, стараясь поскорее прожевать, и длилось это чуть ли не целую вечность.

— Скорее, наоборот, — одним мощным глотком отправив в желудок все, что было во рту, невнятно пробормотала она наконец, мысленно отметив, что такое под силу не каждому крокодилу.

— Неужели совсем ничего? Но Уитни говорила, что вы побывали в округах Фредерик и Вашингтон и у вас там даже были значительные расходы.

— Я подсчитываю расходы раз в неделю. К тому же случается проехать немало миль без какого-либо… — Тесс замолчала, не совсем уверенная в правильности того, что собиралась сказать, и очень недовольная собой. Она ведь пришла сюда, чтобы надавить на них, а получается, что вместо этого она вынуждена оправдываться?

Воспользовавшись паузой, единственный мужчина в правлении влез в разговор.

— Я видел ваши издержки. Похоже, в Западной Виргинии вы устроили себе роскошный обед. Да и мотель, который вы выбрали, тоже был не из дешевых. Или вы считаете, что обычный пансион вам не подходит, и поэтому предпочли поселиться в «Бавария-Инн?»

Только в бытность ее репортером она подвергалась столь унизительному допросу, но в бухгалтерии «Стар» было принято поднимать визг даже из-за пятнадцати центов.

— Конечно, можно было обойтись и без этого, и все два дня мотаться взад-вперед. Вы ведь это имели в виду? Но в таком случае счет за мои услуги увеличился бы вдвое — между прочим, мне платят сдельно, а мои расходы на бензин, и без того немалые, составили бы минимум семьдесят пять долларов. Надеюсь, учитывая вышеизложенное, вы согласитесь со мной, что дешевле было переночевать в том отеле, который меня устроил, и заказать на ужин то, что мне понравилось.

Похоже, его выступление придало смелости остальным, и они тут же ринулись в атаку.

— А что это еще за сорок долларов, выплаченные некоему Трою Планкетту? — поинтересовалась одна из молодых женщин, которую Тесс про себя назвала Клубничным йогуртом. И даже не из-за того, что перед ней стоял пустой розовый стаканчик. Просто шелковая блузка на ней и лента в волосах были того же нежно-розового оттенка. — Вы взяли с него расписку?

— Эти деньги я заплатила Планкетту за то, что он согласился ответить на мои вопросы. В моей профессии без этого не обойтись.

Вслед за Клубничным подал голос Банановый йогурт. Ее туалет цветом ничем не напоминал банан, но волосы были всего лишь на полтона темнее, чем стоявший перед ней пустой стаканчик «Данона». Дама возмущенно округлила глаза.

— Вы платите людям за разговор? Но разве это этично?

— Вполне. Они ведь тратят на меня свое время. А я плачу столько, сколько, по моему мнению, стоит это время — или, точнее, полученная мною информация.

— И вы считаете, что разговор с мистером Планкеттом стоит сорок долларов? — Это снова был Эймс, явно гордившийся тем, что так удачно положил начало этому ливню вопросов.

— Да, считаю. Но самой удачной, в том числе и с финансовой точки зрения, была поездка на северо-запад округа Балтимор, где мне удалось встретиться с одной из «жертв» лицом к лицу. Могу вас заверить, леди и джентльмен, что Джули Картер жива и здорова. И этот факт вкупе с двумя другими тупиковыми случаями заставляет меня гадать, чем думало ваше так называемое правление, посылая меня туда — головой или, простите, задницей? Как вы вообще выбирали эти дела? Тянули наудачу? Или включили поиск по ключевым словам «Мэриленд» и «насилие», предоставив компьютеру сделать все остальное?

Уитни, покосившись на Тесс, выразительно вскинула бровь, а Уитни обладала непревзойденным умением вложить в это изящное движение самые разные чувства. Жаль только, что Тесс не овладела искусством с ходу расшифровывать ее язык жестов. И сейчас она пыталась понять, что Уитни хотела ей сказать. Может, что она зарвалась, забыв, на кого работает? Жаль… Тесс изо всех сил старалась быть милой, но когда вся эта свора накинулась на нее, упрекая в чрезмерных расходах, естественно, она сорвалась. Тесс украдкой огляделась. Йогуртовые близняшки надулись, Нил Эймс с недовольным видом ковырял карандашом стол, словно представляя себе, как вырвет ей сердце.

А вот Мириам Гринхаус, негласный лидер, выглядела довольной, как кошка, вылакавшая целое блюдце сливок.

— Вынуждена признаться, что выбор наш действительно был случайным. Мы сочли, что так будет лучше… мм… для чистоты эксперимента. Поэтому выбрали навскидку несколько незакрытых дел в штате Мэриленд и соседних крупных округах. Нил, кажется, вы этим занимались?

— Точнее, доброволец, кто-то из фонда Уильяма Три. — Ах да, конечно, Тесс совсем забыла, что он представляет фонд, возглавляемый Луизой О’Нил. Теперь понятно, почему она невзлюбила его с первого взгляда. Интуиция, как всегда, не подвела Тесс. — Причем бесплатно, — с нажимом добавил он.

— Прикажете понимать это как вызов платному специалисту? — Но шпилька, подпущенная Тесс, пропала впустую, разбившись о броню оскорбленного достоинства, которой адвокат надежно прикрыл свою грудь. Его надутый и вместе с тем скорбный вид будто говорил: «Ну да, тех, кто трудится бесплатно, обидеть всякий может!»

— Что ж, на первый взгляд два дела сулят некоторые перспективы, — продолжил Эймс. — При желании можно потребовать, чтобы дело Тиффани Гантс вновь было открыто. Насколько я понял, новый шериф считает, что при прежнем оно велось спустя рукава.

— Возможно. Но поскольку у ее дружка алиби, этот случай никак нельзя подогнать под «бытовое» или домашнее насилие. Послушайте, я встречалась с этим парнем. Конечно, он не ангел. Но и не чокнутый, решивший пробраться в дом своей прежней подружки под видом взломщика и прикончить ее ради того, чтобы не платить на ребенка алименты. У него были и другие пути увильнуть от своих отцовских обязанностей.

— Какие, к примеру? — осведомилась Мириам. Глаза ее подозрительно сузились. Вопрос финансирования, когда речь идет о содержании приютов, играет первостепенную роль. Если персоналу не удастся выбить достаточно денег из беглых папаш, дабы те не забывали о брошенных ими, а порой и жестоко избитых женах и детях, тем, скорее всего, придется совсем туго.

— Он рассказал, что хватается за любую работу, которую оплачивают наличными и которая, стало быть, не проходит по бухгалтерским отчетам. Невозможно заставить человека платить, если он гол как сокол, верно? Дохода у него нет, зарплаты нет, работы тоже нет. Кстати, и никакого имущества тоже — ни дома, ни машины. И что прикажете с него взять?

— Можно отобрать водительское удостоверение, — подсказала Банановый йогурт.

— Ох, напугали! Такой, как Трой Планкетт, сядет за руль и без него. Послушайте, вы ведь даже не можете пригрозить, что лишите его свиданий с дочерью, поскольку он сам не желает ее видеть. Этот парень скользкий как змея. Голыми руками его не возьмешь.

— И все же, — на лице Мириам появилось задумчивое выражение, — это дело, похоже, подходит нам, как нельзя лучше. Пока они жили вместе, он бил ее. А потом она была убита.

— Он была застрелена, — поправила Тесс. — Убита случайным грабителем. Или вы намерены игнорировать эту небольшую деталь?

— Предоставьте нам самим позаботиться о том, как представить этот случай. А от вас мы ждем отчетов по оставшимся двум делам. Если окажется, что и из них нечего выжать, мы снабдим вас информацией по другим. Перед нами стоит важная задача. А факты подтвердят то, что нам нужно.

Что-то в словах Мириам заставило Тесс забеспокоиться. Бог свидетель, она всей душой ненавидела насилие, особенно то, которое именуют бытовым. Да и кому оно нравится? Но она свято верила в то, во что ее приучили верить. У нее были свои принципы. К примеру, она считала, что истину нельзя искажать в угоду каким бы то ни было политическим целям.

— Послушайте, конечно, я мало читала с тех пор, как подписала договор с вашим правлением, — начала она. На лицах всех отразилось неприкрытое изумление: смотрите, оказывается, частный детектив еще и читать умеет! Брови Уитни задергались так, что это смахивало на нервный тик. — Но мне удалось наткнуться на весьма интересную статью, в основу которой были положены статистические данные, собранные Министерством юстиции. Так вот, согласно им количество насильственных преступлений, которые подходят под определение бытового насилия, за последние двадцать лет практически не уменьшилось.

— И что? — вскинулась Мириам. — Не лучшее ли это свидетельство нашей правоты? Этот сорт преступлений легче всего предотвратить, и однако их уровень снижается.

— Можно было бы сказать и так — если бы ничего для этого не делалось. Но ведь делается очень многое. Открываются новые приюты, меняются законы. И, несмотря на все эти меры, число женщин, пострадавших или убитых своими сожителями, не уменьшилось. Почему?

Прежняя доброжелательность Мириам разом исчезла, глаза ее словно подернулись корочкой льда.

— Потому что нам нужны другие законы. И, конечно, больше ассигнований. Я устала читать в газетах о мужчинах, которые убивают женщин просто потому, видите ли, что слишком их любят. Это не любовь!

Она сердито постукивала по столу в такт каждому слову, словно забивая гвозди, в чуть хрипловатом голосе ее появились визгливые нотки. И Тесс вдруг пришло в голову, что если Мириам в той же манере говорит и с сенаторами, то вряд ли ей удастся добиться желаемого.

— Согласна, — кивнула Тесс. — Всегда считала, что если перед мужчиной с разбитым сердцем встает дилемма — убить неверную или покончить с собой, уж лучше пускай наложит на себя руки. Стало быть, тут мы с вами союзники. Тогда позвольте, я продолжу. Как вам попали в руки эти фамилии?

Все таращились на нее. Вернее, одни женщины, потому что Эймс старался казаться безучастным.

— Все эти люди — они искали у вас помощи? Или обращались в какую-нибудь из ваших организаций, перед тем как их убили? Именно поэтому они оказались в вашем списке?

Долгую паузу нарушила Мириам Гринхаус:

— Это конфиденциальная информация.

— Но как-то же вам удалось это узнать, — уперлась Тесс. — Стало быть, вы имеете доступ к таким вещам.

— Имена жертвы выбирались случайно, — вмешался Нил Эймс. — Из газет, из их баз данных, примерно таким образом.

— Это я уже слышала. И делал это кто-то из ваших добровольных помощников. Но тогда каким образом туда попала Джули Картер? Фамилия указана настоящая, возраст, адрес — все верно. Только вот незадача — никто ее не убивал. Как же это случилось?

— Люди иной раз бывают поразительно небрежны, мисс Монахэн, — саркастическим тоном объяснил Эймс. — Вот вы, скажем, тоже не совсем верно указали расход горючего для вашей машины. Насколько мне известно, он составляет тридцать два с половиной доллара в час.

— Как вы получили этот список? — упрямо повторила Тесс. — Если вы не помните, я могу спросить непосредственно у того, кто сделал это для вас.

— Нет, ничего не выйдет, — рявкнул Эймс. — Вы напугаете и расстроите человека, единственная ошибка которого в том, что он искренне хотел помочь! Позвольте напомнить, что в вашем списке остались еще две фамилии. Почему бы вам не заняться ими? Кстати, именно за это вам и платят. Возможно, вы сумеете отыскать что-то, что может оказаться полезным. Боюсь только, что в округе Сесил вряд ли найдется достаточно роскошный отель — вы ведь, кажется, предпочитаете именно такие?

Мириам Гринхаус посмотрела на Тесс сочувственно. «Осторожно! — прочла в ее взгляде Тесс. — Он, конечно, полная задница, но затевать с ним новую свару было бы неразумно».

— Я дам вам знать, если что-нибудь обнаружу, — заявила Тесс, забирая со стола мятый пакет. — И впредь постараюсь указывать расход горючего поточнее.

Пару лет назад Тесс написала письмо и отправила его по адресу своей тетушки Китти. Она не была бы Тесс, если бы смогла удержаться от соблазна написать на конверте одну весьма мелодраматическую фразу: Вскрыть в случае моей смерти.

Но Китти, в свою очередь, не была бы Китти, если бы позволила себе сунуть в него нос. Она не выказала ни малейшего любопытства, даже когда Тесс, забежав к ней в книжный магазин в обеденный перерыв, попросила проверить, по-прежнему ли ее письмо в сейфе. Впрочем, Китти было не до племянницы — она копалась в компьютере, разыскивая по просьбе Кроу какое-то учебное пособие.

— Каталог, — рассеянным тоном пробурчала Китти, ероша волосы, пока огненно-рыжие кудряшки не встали дыбом, образовав вокруг головы некое подобие нимба. К счастью для нее, даже такая прическа не могла нарушить ее красоту, поскольку Китти обладала потрясающей способностью придавать налет шарма и элегантности всему, даже тем невообразимым тряпкам, которые умудрялась откапывать неизвестно где. — После того как Тайнер компьютеризировал систему, стало только хуже, хотя он клялся и божился, что я скоро привыкну. Кстати, он просил выяснить у тебя, выполняешь ли ты условия своего условно-досрочного освобождения.

— Письмо.

Китти была слишком занята, чтобы заметить нотку напряженности в голосе племянницы, но от внимания Кроу это не ускользнуло. Тесс всегда удивлялась его способности фиксировать каждую мелочь, только сейчас это было как нельзя некстати.

— Комбинация замка та же?

— Конечно, — пробормотала Китти. — Ну вот, интересно, почему он говорит, что у меня в наличии двести сорок экземпляров «Долины кукол»?! Такого просто быть не может!

Принадлежащий Китти книжный магазинчик был некогда аптекой. Сама она жила тут же, над ним. Вытащив из сейфа письмо, Тесс на лифте, установленном специально для Тайнера, поднялась на второй этаж, где были кухня и столовая, отыскала в холодильнике пиво и налила себе стакан. Потом отрезала кусок рокфора, вытащила пакетик крекеров и помыла виноград. Стоявший возле солонки конверт выглядел совершенно невинно. Тесс не нужно было распечатывать его — она и так помнила его практически наизусть.

В письме рассказывалось о том, как Луиза О’Нил заключила сделку с дьяволом, вернее, его полномочным представителем в штате Мэриленд, а именно — с Такером Фокье, пресловутым серийным убийцей. О’Нил убедила Фокье добавить еще один труп к своему послужному списку — ребенка, убитого ее сыном. К тому времени за Фокье числилось уже двенадцать трупов, так что смертный приговор ему в любом случае был обеспечен. Трупом больше, трупом меньше… И потом, какие счеты между друзьями? В особенности когда взамен тебе обещают, что твоя мать, живущая в маленьком городишке на западе Мэриленда, не будет знать нужды до конца своих дней. После этого Луиза О’Нил поместила своего ненормального сына в лечебницу для душевнобольных, где, как она пообещала Тесс, он и останется до конца жизни. По мнению Луизы О’Нил, это было справедливо.

Возможно, Тесс со временем смогла бы согласиться с ней, если бы… Если бы Джонатан Росс не был убит, когда слишком близко подобрался к разгадке этой тайны.

— Эй!

От неожиданности она даже подпрыгнула, стукнувшись коленкой о край стола.

— Проклятие, Кроу! Ну зачем пугать людей?!

— Пугать? Знаешь, если ты не слышала лифта, стало быть, витаешь где-то в облаках, — хмыкнул он, усаживаясь рядом. — Ага, письмо все еще здесь.

— Да.

— И что же заставило тебя вдруг вспомнить о нем?

— Фонд Луизы финансирует мое расследование случаев бытового насилия.

— Ты мне говорила. Но я считал, что после того удара Луиза участвует в делах фонда только номинально. Так что ты работаешь не на нее, а на фонд. А это уже другое дело.

— Может быть.

— Что — может быть?

— Может быть, это просто случайность, что фонд участвует в этом деле. Мать Уитни и Луиза в прежние времена вместе играли в теннис. Для Балтимора это обычное дело: партнеры по теннису занимаются вместе благотворительностью, а члены клуба Мэриленд нанимают на работу сыновей друг друга.

— Так сказать, цеховая солидарность, — мягко подсказал Кроу. — Выпускники одного и того же колледжа обычно поддерживают друг друга.

— Точно. Я ведь тоже родом из Балтимора. И все равно… что-то меня смущает. Уитни сказала, что это была ее идея нанять меня, но сейчас я начинаю в этом сомневаться. Фонд Три всегда больше занимался строительством, чем благотворительностью. Как сказала Уитни, если О’Нилы не могут извлечь из дела выгоду, на фига оно им. И вот теперь я не вижу в этом никакого смысла.

— Может, замаливает грехи перед смертью? Одно доброе дело искупает многое.

— Если Луиза и делает доброе дело, так только для своих.

Кроу принялся мягко массировать ей плечи. Пока его ладони не коснулись ее шеи, Тесс даже не осознавала, что дрожит, как туго натянутая струна. Да, слишком долгий путь она проделала на своей старенькой «тойоте», слишком многое успела узнать.

— Брось это, Тесс. И в буквальном, и в переносном смысле.

Она неохотно поднялась, взяла конверт и замялась, раздумывая, положить ли его обратно в сейф. Возможно, это просто ее воображение, но от письма исходил ощутимый жар — как от вот-вот готового прорваться нарыва.

Глава 11

Городок Норт-Ист оказался именно тем, чем и должен был быть, судя по названию, — стрелкой компаса, указывающей на север и восток от Балтимора. Не так уж много.

Впрочем, что это она? Тесс поймала себя на том, что несправедлива к этому маленькому городку, уютно устроившемуся в самом сердце Чесапикского залива. В нем было своеобразное сонное очарование, рассчитанное в основном на туристов, которое бессильно испортить даже неимоверное количество сувенирных лавочек, расползшихся повсюду словно грибы после дождя. В то же время Норт-Ист был самым что ни на есть настоящим городом, где люди жили и трудились круглый год.

А вода служила не только местом отдыха, но и давала работу: пристани за городом кишели лодками и крохотными яхточками даже из Филадельфии и Нью-Джерси. Правда, все здесь было далеко не столь фешенебельно, как на обычных морских курортах.

Тесс наконец поняла, что просто злится — вероятнее всего потому, что округ Сесил оказался куда дальше, чем ей казалось, а она рассчитывала управиться за один день. Это было последнее дело из списка. Тесс раздирали сомнения. С одной стороны, ей страшно хотелось отыскать хоть что-то, что удовлетворило бы ее клиентов. С другой — послать все это куда подальше, и поскорее. У нее появилось чувство, что эта ее поездка — исключительно обзорная экскурсия по беднейшим районам Мэриленда, столько унылых жизнью жилищ прошло перед ее глазами. Столько изломанных жизней и человеческих судеб — кроме, конечно, доктора Шоу. Впрочем, даже сейчас при воспоминании о его смерти ее пробирал холодок.

Решив начать сегодняшнее расследование именно с него, Тесс двинулась на юг от Балтимора, к выезду на скоростное шоссе, где Майкла Шоу сбила машина, когда он бежал трусцой. Вскоре выяснилось, что доктор жил на Гибсон-Айленд, представлявшем собой нечто вроде замкнутой общины. Собственно, это был островок в буквальном смысле слова — принадлежавший частному лицу кусок земли, огороженный со всех сторон, с бдительным охранником у ворот, чьей обязанностью было гнать непрошеных гостей прочь.

А при упоминании имени доктора Шоу суровое лицо охранника стало совсем подозрительным.

— Он какое-то время уже тут не жил, — заявил страж ворот. Тесс отметила про себя, что он избежал упоминания о смерти доктора. Осторожный парень.

— Знаю. Но его семья…

— У доктора не было семьи.

— Здесь — может быть. — Однако в голосе Тесс проскользнула неуверенность, которую чуткое ухо охранника не преминуло тотчас заметить.

— Вы ведь с ним незнакомы, не так ли?

— Нет, но…

— Что ж, значит, не судьба, — философски заметил он.

Копы из местного участка округа Анн-Арундел оказались более приветливыми, да и толку от них было больше. Без долгих уговоров они сняли для нее копию протокола, составленного сразу после смерти Шоу, а детектив, который вел это дело, даже спустился вниз побеседовать с ней. Эрл Маттер, казалось, ничуть не расстраивался из-за того, как мало ему, в сущности, удалось выяснить насчет этого дела, которое, как он упорно твердил, было обычным наездом — одним из тех, когда виновник, испугавшись, спешит удрать с места происшествия.

Маттер объяснил, что доктор занимался бегом серьезно, даже участвовал в Вашингтонском марафоне в составе команды корпуса морской пехоты. Сбили его во время сильнейшего дождя, и тело доктора, отброшенное с шоссе, скатилось в канаву, где и пролежало несколько часов. Дело классифицировали как классический случай наезда. Маттер не сомневался, что виновник его даже не узнал, кого именно он сбил.

— Это был не дождь, а настоящий вселенский потоп. Ничего нельзя было разглядеть даже на расстоянии вытянутой руки, — сказал детектив. — Не было никаких свидетельств того, что водитель потерял управление: ни следов от шин на шоссе, ни отметин в грязи на обочине, как бывает, когда машину заносит. Сдается мне, доктор незаметно для себя выбежал на дорогу. А потом его отшвырнуло так далеко в сторону, что водитель не заметил бы тела, даже если б остановился.

— Как все просто… — пробормотала себе под нос Тесс.

— Что? — переспросил Маттер.

— Не важно.

В общем-то она понимала желание детектива выгородить водителя. Сколько раз она сама покрывалась потом и судорожно била по тормозам, когда перед ней из кустов вдруг выскакивала темная тень — очередной безголовый торопыга, решивший перебежать дорогу, или велосипедист, запутавшийся, с какой стороны потока ему положено ехать. Тесс бегло проглядела протокол осмотра места происшествия.

— Тут говорится, что на нем был ярко-оранжевый светоотражающий жилет.

— Правда? — Маттер вслед за ней заглянул в протокол. — Да… Но ведь было утро. Водители уже наверняка выключили фары, так что от этого его жилета проку было мало.

— По-моему, по законам штата вы обязаны включать фары, если у вас работают «дворники». Поскольку лило как из ведра, то водитель не мог обойтись без «дворников», верно?

— Ой, только не надо рассказывать мне про законы! Тут вам не Балтимор. Местным законы не писаны, знаете ли. Они у нас не такие законопослушные, как у вас в городе.

Тесс просто ушам своим не верила. Когда-то давно местность между Балтимором и Аннаполисом, хоть и с натяжкой, можно было считать деревней. Но сейчас оба города расползлись вширь, словно слишком жидкое тесто на противне, и округ Анн-Арундел превратился в один большой пригород. И потом, свободомыслие и открытое нежелание следовать закону — несколько разные вещи.

— Словом, в чисто техническом отношении этот случай продолжает считаться насильственной смертью, не так ли? И дело остается открытым.

— Конечно. Впрочем, мы сделали все возможное, чтобы отыскать виновного. Дали информацию в газеты — может быть, кто-нибудь что-то заметил. Проверили все автомастерские — вдруг кому-то внезапно потребовалось отремонтировать помятое крыло или бампер.

— А личная жизнь самого доктора вас не заинтересовала?

— Что вы имеете в виду?

— Был ли он женат или была ли у него подружка? Кто получил наследство после его смерти?

— Был один парень, который упорно твердил, что они, мол, партнеры, но не думаю, что так и было на самом деле. — Детектив даже не пытался скрыть сарказм в голосе. — Мне кажется, сам доктор считал себя женатым, хотя у штата на этот счет имелось другое мнение. Только доктор забыл, что смерть, как правило, является без предупреждения. Завещания у него не было, поэтому все имущество оказалось под опекой. Думаю, и сейчас еще находится. Ведь после его смерти прошло всего пять месяцев.

Тесс проглядела свои заметки. Согласно имевшимся у нее данным, доктор Майкл Шоу числился в клинике Джона Хопкинса психиатром, принимал участие в некоторых глобальных проектах. А также работал по совместительству в тюремной клинике для душевнобольных — тех, кто был признан невменяемым.

— Но вы ведь поговорили с этим его так называемым партнером, не так ли? Проверили его алиби, убедились, что у них с доктором не было никаких трений?

— С тем парнем? Господи, да ведь с первого взгляда видно, что у него не хватит духу переехать даже кошку, не то, что нанять для этого киллера! Не человек, а ходячее недоразумение. Бубнил, что они, мол, незадолго до этого поссорились…

Тесс оторвала глаза от бумаг.

— Как раз из-за этого самого бега под дождем. Он уговаривал доктора остаться дома. И теперь, мол, его мучит совесть, поскольку они расстались врагами. Никогда не понимал, почему некоторые так изводятся потом. Когда перебираешь воспоминания, то понимаешь, что в жизни было и немало хорошего, разве нет?

— Не знаю, — с сомнением покачала головой Тесс. — Боюсь, многие уходят из жизни, брюзжа. Наверное, то же будет и со мной. Так что случилось с его партнером?

— Уехал. Куда-то в Калифорнию, кажется. По-моему, у него там семья. Имуществом занимается адвокат. Доктор был не так богат, как вы, может быть, думаете. Большая часть наследства — это дом. Он был продан, а вырученные деньги положены в банк. А у вас есть завещание?

Тесс слегка опешила.

— Слушайте, мне только тридцать один год.

— А мне тридцать восемь. Завещание я составил, когда родился первый сынишка, мне тогда только стукнуло двадцать пять. Нельзя так легкомысленно относиться к устройству своих дел. Обмозгуйте это на досуге.

— Не уверена, что мне вообще захочется об этом думать.

— Это уж точно, — погрозив ей пальцем, заявил детектив Маттер. — Держу пари, доктору тоже не хотелось. Поэтому-то его партнеру и пришлось отправиться в Калифорнию без гроша в кармане.

Выехав на шоссе, ведущее в Балтимор, Тесс невольно задалась вопросом о том, кто еще из тех, кто был в ее списке, не позаботился составить завещание. У Тиффани Гантс не было ничего, но зато имелась дочь. Интересно, была ли у нее страховка? Что бы ни нажила за свою жизнь Хейзел Лигетти, все отошло в казну штата, легло на один из безымянных счетов, находящихся в ведении главного контрольно-финансового управления. Джули Картер была жива, однако если у нее не хватит силы воли сойти с той скользкой дорожки, на которую она ступила, вряд ли она много оставит своим наследникам. Итак, четверо. Осталось выяснить судьбу последнего, пятого.

Люси Фэншер, ты — последняя надежда моих отчаявшихся любителей. Если в твоем убийстве обнаружится хотя бы какой-то намек на бытовое насилие, мне повезло.

Однако как же она умудрилась упустить из виду вопрос с завещанием, костерила себя Тесс, направляясь в сторону Первилля. Она так увлеклась, что едва не проскочила поворот на Дэйри-Квин. Ну вот, пожалуйста, чертыхнулась Тесс, ругает местных копов за неумение распутать дело, а сама едва не проморгала один из главных моментов в каждом расследовании.

К вечеру она уже жалела, что не может покопаться в этом деле как следует. Хорошо еще, что у нее хватило ума всякий раз просить копию результатов вскрытия.

Тесс просто еще не приходило в голову что несчастный, получивший пулю в голову, может быть найден в расчлененном виде.

Глава 12

К тому времени, как Тесс удалось отыскать коттедж, где жила Люси С. Фэншер, день уже близился к вечеру. Немного, конечно, но и то хорошо. Как выяснила Тесс, в округе больше не было никаких Фэншеров. Единственным человеком с такой фамилией была Люси, а единственным документом, где она фигурировала, — штраф за превышение скорости. Впрочем, нет, она упоминалась также в списке тех, кто не заплатил штраф, на который уже наросли сложные проценты.

Ехала со скоростью 50 миль в час при разрешенной не более 40. Тесс проверила дату выдачи штрафа: 29 октября, три с половиной года назад. За два дня до того, как она умерла.

Она просмотрела статьи в местной газете, «Элктон Демократ». Даже на первый взгляд в заметках явно чего-то не хватало, но Тесс великодушно объяснила это неопытностью местных репортеров. Видимо, этой самой Марго Дункан не часто приходилось писать о насильственных смертях. Но тем больше оснований для местного листка украсить сообщение об убийстве леденящими душу подробностями, вместо того чтобы ограничиться неуклюжей мешаниной из фактов да избитых, осторожных фраз, которые рождали вопросы, а не отвечали на них. В первой заметке говорилось только, что полиция штата, работая бок о бок с транспортным управлением штата Мэриленд, занята расследованием насильственной смерти Люси С. Фэншер. В следующей, вышедшей двумя днями позже, сообщалось о некоей загадочной заминке в деле. При этом скупо упоминалось о том, что полиция округа Сесил ведет расследование уже вместе с полицией штата и стражами порядка из транспортного управления штата Мэриленд. Здесь же было отмечено, что причиной смерти, согласно заключению патологоанатома, стала огнестрельная рана груди. И больше ни слова. Марго Дункан, видимо, не сочла нужным сообщить читателям о причинах таинственной заминки, и о том, почему для расследования убийства решено было объединить силы трех разных ведомств.

Через год после гибели Люси в газете еще раз промелькнула ее фамилия — это было ежегодное сообщение о насильственных преступлениях, так и оставшихся нераскрытыми, «что весьма тревожит обитателей нашего патриархального Норт-Иста». Люси училась в колледже округа Сесил, а в свободное время подрабатывала в небольшой фирме по продаже недвижимости. Друзей, похоже, у нее не было, во всяком случае, обнаружить их не удалось даже газетчикам, а детективы, занимавшиеся расследованием этого дела, вообще отделывались неизменным «Без комментариев». И все же у Тесс возникла уверенность, что журналистка что-то недоговаривает — то ли потому, что не знает, то ли потому, что эти сведения из тех, которые не принято публиковать. Но что это? Сексуальное насилие? Или какие-то детали, известные только убийце? Лучше всего было бы потолковать с самой Марго Дункан, решила Тесс. Правда, маловероятно, что она еще здесь. Три с половиной года для крохотного городка — целая вечность.

Поэтому она решила оставить репортершу напоследок, а пока отправилась искать дом, где перед смертью жила Люси Фэншер.

Он стоял на отшибе, со всех сторон окруженный деревьями. Ничем не примечательный с виду — самый обычный прямоугольник с крышей, крытой дранкой. Похоже, он пустовал уже довольно давно — Тесс бросилась в глаза обращенная к дороге табличка «Продается». Заляпанная грязью и вся в потеках от дождя, она уже успела покоситься. Тесс выбралась из машины и обошла вокруг дома — не потому, что надеялась что-то найти, а просто чтобы размяться. Возможно, дом и неказист с виду, решила она, зато из задних окон открывался потрясающий вид: река, а над ней небо, и нечего больше. Деревья, по большей части эвкалипты и хвойные, зеленой стеной смыкались вокруг дома, отгораживая его от соседских особняков. К воде, правда, спуска не было, но возможно, это просто вопрос времени. Тесс огляделась — шикарные новомодные коттеджи россыпью покрывали склоны всех близлежащих холмов. Да, наверное, земля тут стоит кучу денег.

— Интересуетесь?

Голос, грубый и хриплый, заставил Тесс подскочить от испуга. Обернувшись, она увидела мужчину лет за сорок, с иссеченным ветром лицом и с кепочкой на голове. Чумазый, в промасленной одежде, он походил на бродягу, но тут Тесс услышала из-за дома звук работающего двигателя. Должно быть, Норт-Ист был таким захолустьем, где незнакомая машина моментально бросалась в глаза.

— Простите?..

— Желаете купить? — Здесь, под деревьями, тень была настолько густой, что она с трудом различала черты его лица. — Хозяин дорого не запросит. Дом уже долго пустует.

— С тех пор… — Тесс прикусила язык, сообразив, что едва не выдала себя. — Давно он продается?

Мужчина поскреб подбородок:

— Года четыре… или три? Что-то вроде этого. А я сосед — живу тут неподалеку, вверх по дороге.

— Замечательное место. Даже странно, что дом стоит пустой.

— Да хозяин больно жадный. Когда он только выставил его на продажу, у людей еще водились деньжата. А теперь нет, вот он и бесится, все хочет продать. А как до дела дойдет — все, привет. Плохо. Да и люди болтают…

— Это вы о чем?

— Да стряслось тут кое-что…

Его деревенская обстоятельность и неторопливость стали раздражать Тесс, и она решила поторопить события.

— Та девушка, что жила здесь… — она намеренно сделала ударение на слове «девушка», — ее ведь убили. Верно?

Мужчина кивнул.

— А вы ее знали?

— Просто здоровались иногда. — Он сделал неопределенный жест рукой.

— А дружок у нее был?

— Жил тут один. Вместе с ней то есть. Приятель ее, верно.

— Вы не помните, как его звали?

— Нет. Мы только… — Снова тот же неопределенный жест. — Да они вообще всего ничего тут и прожили, до того, как… А на вид славный парень. Машину всегда надраивал до блеска, да и двор держал в порядке, пока жил тут. Это теперь тут все заросло.

Итак, чистая машина и аккуратно прибранный двор. Единственные черточки к портрету этого неизвестного человека. Что ж, пока неплохо, решила Тесс.

— А что случилось с ним?

— А кто его знает. — Переступив с ноги на ногу, мужчина наклонился к ней и заговорщически понизил голос: — Тут у нас толкуют, он вроде как… того! Ну, вы понимаете. Но не сразу, вот что забавно. После первого-то он еще ничего, держался, а вот со вторым…

Мужчина смотрел на нее выжидающе, словно надеялся, что Тесс договорит за него.

— С чем со вторым? Вы хотите сказать… кого-то еще убили?

— Так вы что же, ничего не знаете? — обиженным тоном протянул он. — Нет, просто уму непостижимо!

— Я знаю только, что девушку застрелили, а убийцу так и не нашли.

Сосед опять задумчиво поскреб щетину на подбородке.

— Точно. Я и забыл, что в газетах об этом не сообщали. Но тут в округе все это знают.

— Я ничего не знаю, — покачала головой Тесс.

— Это ж в октябре было, тридцать первого, в самый что ни на есть Хэллоуин^[14], верно?

Тесс кивнула, молча согласившись: — верно, 31 октября, Хэллоуин.

— Вот тогда-то и нашли первую часть.

— Первую часть?!

— А то! Нашли, значит, голову Люси Фэншер — прямо посреди моста, где 104-е шоссе. А случилось это в два часа ночи. Лежала прямо на разделительной полосе, где проходит граница между округами Сесил и Харфорд. Голова ее и водительские права под ней — как будто кто-то боялся, что иначе ее не опознают, по одной голове-то, значит.

Все чувства Тесс вдруг разом обострились — в нос ударил резкий аромат хвои и запах водорослей от реки. В сумраке резким голубым светом блеснули глаза ее собеседника.

— Но это еще не самое страшное…

Ну, конечно, еще бы!

— Двумя ночами позже объявился и труп — вот тут, прямо на заднем крыльце. Весь разбух, как губка, словно все это время пробыл под водой. Не знаю, правда или нет, но болтали, что тот, кто это сделал, повесил ей на шею «Джек-фонарь»^[15], который остался с Хэллоуина — просто для смеха. Конечно, девчонку застрелили, это верно. Только наши поговаривают, будто все это сильно смахивает на то, что метили не в Люси, а в ее парня. Ну, может, кто зло на него затаил…

Туман в голове Тесс стал понемногу рассеиваться. Теперь она поняла, о чем умалчивали газеты. Если голову Люси Фэншер обнаружили на мосту, то, скорее всего, полицейский из транспортного управления и был тем, кто первым поднял тревогу. Но определить причину смерти смогли только через несколько дней, когда было найдено тело — вот вам и объяснение «заминки» в расследовании. Это могло значить только одно: голову перенесли на мост уже после того, как была убита девушка. А пресловутый «Джек-фонарь» оказался как раз такой деталью, которую полиция ни за что не пропустит в газеты — даже при том, что в городе о нем знала каждая собака.

— А вы не в курсе, ее не…

— Изнасиловали? — Она удивилась, как легко он отгадал ее невысказанную мысль. — Вроде нет. Во всяком случае, об этом не было ни слова.

— А что все-таки случилось с этим ее приятелем?

Мужчина вновь принялся с остервенением скрести подбородок. Кончилось это тем, что он содрал уже подсохшую болячку.

— Понятия не имею. Уехал куда-то. Говорили, что он после всего этого малость спятил. Эх, бедняга!

— А у нее случайно здесь, в округе, не было бывшего мужа? Или, скажем, отставного дружка?

— Вот уж чего не слышал. Да я и не знал ее почти — так, здоровались только. Единственный мужчина, которого я видел с ней, был этот, ее тогдашний приятель. Такая симпатичная молодая пара, жить бы им да радоваться. Я потом часто думал: может, в этом-то все и дело?

— То есть?

— Ну, я хочу сказать, в том, что сделал этот псих. Нужно быть полным отморозком, чтобы сотворить такое. И это наверняка был мужчина — хотя бы потому, что принес ее тело к дому. У женщины бы силенок не хватило. Тело-то ведь тяжелое было, сколько дней провело в воде, напиталось ею, да и распухло сильно. И потом, не так-то просто отрезать у человека голову, даже если он уже труп. И чем? Инструмент нужен. Почему-то мне всегда казалось, что тот, кто сделал это, ненавидел его куда сильнее, чем ее.

— Вы думаете, кто-то убил Люси Фэншер, чтобы свести счеты с ее приятелем?

— Ну, не совсем так. Может, он и не знал их толком, а так, видел когда. Может, в городе, а может, в кафешке на 40-м шоссе. Ведь сразу бросалось в глаза, какие они счастливые. Бывают такие ублюдки, кого просто корежит, коли они видят другого с хорошенькой девчонкой, понимаете? Вот вам, к примеру, случалось в детстве играть в шашки?

— Что?! — Тесс потрясла головой — ей показалось, она ослышалась.

— Я частенько после школы заворачивал к своему приятелю, в шашки поиграть. А у него был младший братишка, которому тоже страшно хотелось всегда сыграть с нами, да ведь там только вдвоем можно. А втроем никак. Да и вообще он был слишком мал еще, чтобы играть, правила никак не мог запомнить. Ну, естественно, мы прогоняли его. Так вот он… он… — Мужчина внезапно замолчал, словно у него язык присох к горлу. А когда он снова заговорил, понизив голос, на лице у него был написан страх. — Когда нас не было, он покрошил все шашки, а потом сложил их в кучку и описал — в точности, как пес, когда метит территорию. Стало быть, раз ему нельзя, так пусть и никто не играет!

— Вот, значит, о чем вы думаете… Скажите, а тут все так считают? Или это просто ваше собственное заключение, основанное на свойствах человеческой натуры?

У Тесс и в мыслях не было смеяться над ним, но мужчина, оскорбленно фыркнув, отпрянул в сторону.

— А оно не хуже прочих, знаете ли! Уж получше того, о чем толковал Карл Дьюитт, когда все это случилось. Во всяком случае, про меня никто не говорил, что у меня от всего этого крыша съехала!

— А кто такой Карл Дьюитт? — спросила Тесс. Но ее собеседник уже ушел, оставив ее одну на заднем дворе. Тесс бросила взгляд на ступеньки крыльца, попытавшись представить себе, как все это выглядело в тот трагический осенний день. На расстоянии, да еще в темноте тело легко было принять за соломенное чучело, брошенное тут каким-то шутником с извращенным чувством юмора. А вблизи? Тесс передернуло — наверное, такое зрелище вполне могло заставить нормального человека тронуться рассудком. Интересно, а кто все-таки такой этот Карл Дьюитт? Уж не приятель ли Люси, тот самый, чье счастье толкнуло другого человека на преступление?

Да, наверное, пройдет немало времени, прежде чем хозяину дома удастся избавиться от него… Если вообще удастся.

Даже по прошествии почти пяти лет работы в «Элктон Демократ» в душе Марго Дункан клокотало неудовлетворенное честолюбие. Услышав, что приехавший из Балтимора частный сыщик желает поговорить с кем-то о деле Люси Фэншер, она одним кенгуриным прыжком кинулась к дверям и, даже не успев толком поздороваться, затарахтела как пулемет.

— Это была моя статья! — объявила она. — А редактор потом превратил ее черт знает во что! Вечно он ворчал: у нас, дескать, газета для семейного чтения, нам нельзя писать о всяких ужасах, немедленно вычеркни про отрезанную голову! А почему, спрашиваю я вас? Новости есть новости, верно? Естественно, у меня и в мыслях не было смаковать детали. Кстати, а вам известно, как трудно на самом деле отсечь человеку голову?

Тесс на всякий случай кивнула — не хватало еще, чтобы эта сумасшедшая энтузиастка вывалила на нее кучу леденящих душу подробностей!

— Стало быть, это все-таки она, да? Я хочу сказать, они ведь нашли голову и ее водительские права. А вот мне запретили даже намеком упомянуть о том, что в то время у них кроме головы ничего не было. Знаете, как это преподнесли в газетах? «Жительница Норт-Иста была найдена мертвой намосту. Вероятно, она стала жертвой несчастного стечения обстоятельств…» Можно было запросто подумать, что речь идет о самоубийстве. А вот потом, когда на крыльце дома обнаружили ее труп…

— С «Джеком-фонарем», да? Так мне сказали.

— И вот как прикажете писать статью, если даже нельзя сказать, что вначале кроме головы у полиции вообще ничего не было? А с «Джеком-фонарем» вообще кошмар! Копы запретили мне даже словечком обмолвиться об этом в статье: дескать, такую деталь может знать один только убийца. Ну и мои боссы, естественно, поджали хвосты. Вы же видели наш городок? Крохотный, все друг друга знают. Короче, я выглядела полной идиоткой. Держу пари, это все из-за земли. Она тогда быстро росла в цене, а это дело могло здорово сбить цены на недвижимость в нашей округе.

Марго тарахтела как заведенная, и Тесс под конец почувствовала, что ее начинает мутить. Сказывалась усталость — день выдался долгим, а до дома еще шестьдесят миль. Больше всего ей сейчас хотелось добраться до постели, увидеть Кроу и своих собак, причем именно в такой последовательности.

Она осторожно тронула Марго за локоть:

— Здесь где-нибудь можно спокойно поговорить?

Конечно, было, как не быть? Ни в одной нормальной газете не допустят, чтобы там, где печатается тираж, валялись пустые бумажные стаканчики из-под кофе, которые имеют тенденцию в двух случаях из трех оказываться на полу возле мусорной корзины. Марго Дункан схватила коробку с печеньем.

— Хотите? — Она протянула ее Тесс.

— Нет, спасибо.

— Обезжиренные. Один сахар. А калории сгорают моментально.

Скорее всего, с самой Марго именно так и было. Хотя она была невысокой и достаточно плотной, живости ее мог позавидовать даже карликовый пудель.

— Когда-то я тоже была репортером, — сообщила Тесс. — В Балтиморе.

— В «Бикон-Лайт?»

— Это было давно, еще до того, как она пошла ко дну.

— А почему вас так интересует дело Фэншер? Хотите заказать мне статью?

Типичный вопрос — для репортера, конечно.

— Нет, для этого оно слишком давнее. Выборочно проверяю незакрытые дела. Это нужно для статистики.

Интерес Марго тут же упал до нулевой отметки. Все ее оживление разом куда-то исчезло, уголки губ уныло опустились.

— Мне бы хотелось знать, существовало ли что-нибудь еще, что не попало в газеты… Ну, кроме отрезанной головы.

— Это что, ловушка такая, да? Голову-то у нее отрезали после смерти. После — понимаете?

— Думаю, трудновато было бы отрезать у кого-то голову до нее, — буркнула Тесс.

— Но это вовсе не значит, что подобное невозможно, верно? Послушайте, я перечитала кучу книг. Можете поверить мне на слово — порой и не такое случается! Прямо тошно иной раз бывает, ей-богу!

Похоже, что весь жизненный опыт Марго ограничивался пока исключительно книгами. Ей было лет двадцать семь, а большие, полные детской наивности глаза и гладкая, без единой морщинки кожа ясно говорили о том, как мало еще она, в сущности, видела в жизни. Все это были одни разговоры.

— А как, по-вашему… — осторожно начала Тесс, и Марго радостно встрепенулась, польщенная тем, что кого-то в мире интересует ее мнение. — Как вы лично считаете, местные копы достаточно серьезно занимались этим делом?

— О, наши парни были на высоте! Правда, тот, кого прислали от полиции штата, дергался немного, но это просто потому, что ему до этого никогда не попадалось ничего подобного. А Карл Дьюитт только бубнил как попугай: «Без комментариев!»

Вот уже во второй раз она слышала это имя.

— А Карл Дьюитт — он кто? Детектив?

— Карл Дьюитт-то? Нет, это тот коп, что обнаружил голову. А потом вел себя, как… Уж извините за выражение — трясся над ним, словно собака над костью! Так боялся, что отберут! И чем все кончилось? Ребята из полиции штата все равно зацапали это дело себе, когда ему пришлось лечь в клинику прооперировать колено. — Марго сделала коротенькую паузу, чтобы извлечь застрявший в зубах кусок печенья. — А может, и не колено вовсе. Не помню, но что-то достаточно серьезное, иначе бы он не получил пенсию по инвалидности.

— А подозреваемые были? Или это одно из тех дел, где даже не за что зацепиться?

Марго покачала головой:

— Ничего у них не было.

— А приятеля Люси проверили?

— Естественно! Оказалось, Алан Палмер был на побережье под Сент-Майклом, разбил палатку и жил там. У него наклевывалась какая-то крупная сделка.

— Жил в палатке?

— Да. Палмер был кем-то вроде посредника между художниками-оформителями и крупными торговцами антиквариатом в Балтиморе, Уилмингтоне, даже в Филадельфии. Кажется, между собой они называют их искателями.

— Ищейками, — уточнила Тесс.

— Правда? — Марго почесала нос. — Как бы там ни было, Алан бегал по аукционам и всяким распродажам со списком, чего им нужно. А тут наклевывалась крупная сделка — представляете, полная распродажа всего, что есть в доме, который принадлежал одному известному писателю, и назначена она была на восемь утра 30 октября. Палмер уехал еще 29-го. Список вещей собирались вывесить чуть ли не в пять утра, и он хотел быть среди первых, чтобы ничего не упустить. Сказал, что переночует в своем грузовичке.

— Стало быть, копы помчались в Сэйнт-Майкл и нашли его на распродаже?

Марго кивнула.

— И как он это перенес?

— Вообще-то лучше, чем вы думаете. Во всяком случае, когда ему сказали, что нашли голову. Может, просто был в шоке… не знаю. Однако именно он опознал ее. А вот когда подбросили труп… Мне кажется, кто-то приехал за ним и по-тихому увез его из города. Потом один из копов обронил, что его вроде как даже положили в больницу… или в реабилитационный центр где-то за городом.

— Наркотики, да?

— Нет, просто несчастный случай. Попал в аварию и повредил позвоночник Должно быть, не в себе был.

— А Люси раньше не была замужем? Может, у нее был муж или приятель? Или кто-то из родственников, на чей счет у полиции были подозрения?

— Был прежний дружок — не человек, а просто ужас, летящий на крыльях ночи. Весь в каких-то жутких татуировках, просто мороз по коже, честное слово! Но обвинения ему так и не предъявили. Думаю, копы потом просто сдались, и все.

— И полиция штата тоже?

— Ну, дело ведь еще не закрыто. Нераскрытые убийства никогда не…

— Закрыто, я точно знаю. И все равно как-то не верится, что полицейские так просто взяли и сунули его в архив.

— Потом они, по-моему, решили, что это дело рук какого-то бродяги, который тут же слинял из города. Так что никакой опасности для жителей округа больше не было. И непохоже было, что все это может повториться. Но, сдается мне, копы просто глянули, что случилось с Дьюиттом, и решили, что им всем это на фиг не нужно. — Марго сделала пятисекундную паузу. — Вообще, загадочное это дело. Помните, как когда-то вскрыли египетскую гробницу с мумией? Вот и это, похоже, тоже из тех, где над каждым, кто рискнул сунуть в него нос, тяготеет проклятие. Дьюитт повредил колено… или спину. Бывший приятель Люси разбил машину и получил травму позвоночника. Я часто гадаю, кто же следующий?

Марго скрестила на груди руки, явно наслаждаясь собственной теорией. Судя по выражению ее лица, шустрая девица прикидывала в уме, можно ли заработать на этой давнишней трагедии — конечно, если подать ее как следует. В конце концов, какой смысл оказаться в центре таких событий, если не можешь извлечь из всего этого пользу?

— А как звали этого ее бывшего дружка?

— Боннер. Боннер Флад.

— Имя словно у одного из героев Фолкнера.

— Сам так захотел. Он со сдвигом, хотя на самом деле вполне безобидный. Как я уже говорила, у полиции никогда не было ни малейших подозрений на его счет. Работает на одном из причалов, хватается за любую работу.

Тесс уже встала было, но вдруг вспомнила, что забыла спросить одну вещь.

— А вы брали интервью у Алана Палмера?

— Нет. Но для Люси он был счастливым лотерейным билетом, уж вы мне поверьте. До того, когда он появился на горизонте, она то и дело сидела без работы и свистела в кулак. Эй, а у меня тоже есть вопрос. Что вы думаете о Марго А. Дункан?

Это был плохой знак — люди обычно не говорят о себе в третьем лице.

— Думаю… эээ… вы мне очень помогли, — промямлила Тесс.

— Да нет, я об имени. Иной раз мне кажется, что оно как жернов у меня на шее. Хочется что-то пошикарнее, в духе «Нью-Йорк Таймс», понимаете? Мое второе имя Алиса — неплохо на первый взгляд, верно? А вот М.А Дункан звучит так, словно у меня аденоиды. Может, М. Алиса Дункан лучше, как вы считаете?

У Тесс не хватило духу сказать дурочке, что, по ее мнению, хрен редьки не слаще.

— По-моему, здорово, — пробормотала она, осторожно пробираясь к двери. — Совсем другое дело.

Глава 13

Мужчина с покрытыми татуировкой руками, видимо, решил ознаменовать конец рабочего дня чизбургером и банкой пива, причем поглощал их с такой жадностью, что не замечал ничего вокруг себя. Нос его, длинный, вытянутый, как у гончей, смешно двигался, когда он жевал. Этот пронырливый нос как-то удивительно не вязался с простоватой внешностью Боннера Флада.

Отдуваясь, он отставил банку в сторону и тут только заметил Тесс, которая протянула ему свою визитку. Из груди его вырвался тяжелый вздох.

— Не желаю, — проворчал он.

— Это вы о чем?

— Что бы там ни было у вас на уме, не желаю об этом говорить. На сегодня я пошабашил, ясно? Отработал свое, теперь хочу спокойно поужинать.

— Я угощаю, идет?

— He-а. Не желаю.

— И еще заплачу вам за потраченное время. Наличными, — добавила Тесс.

— Не желаю. Завтра приходите.

— Не желаю, — в тон ему ответила Тесс, невозмутимо усаживаясь на стоявший напротив стул. Ей не составило особого труда выяснить, что каждый вечер Боннер Флад имеет обыкновение ужинать в закусочной на 40-м шоссе — довольно приличном заведении, где названия блюд, подававшихся в тот день с большой скидкой, писали от руки на специальных дощечках, и которое обладало даже своеобразным шармом. Закусочная «Ривервью-Дайнер» могла бы оказаться настоящей находкой… Официантка сновала взад-вперед, словно штопальная иголка. Заметив Тесс, она подлетела к ней, чтобы принять заказ. Подумав, Тесс решила остановиться на чизбургере и французской жареной картошке с соусом, попросив принести еще кока-колу.

— Люси Фэншер… — начала она.

— Скажите Карлу Дьюитту, чтобы проваливал к чертям собачьим!

— Простите?..

— Мой адвокат сказал, что я могу послать его куда подальше — хоть в задницу. Надоело мне все это дерьмо, слышите? Если копы опять решили взяться за меня, пусть выписывают ордер и вызывают меня официально. А если нет — скатертью дорога! Оставьте меня в покое, ясно?

Опять Дюитт. Казалось, стоит только упомянуть имя несчастной Люси Фэншер, как тут же, словно чертик из коробочки, появлялся этот бывший полицейский из транспортного отдела.

— Я не знаю этого человека, — покачала головой Тесс. — И ничуть бы не удивилась, узнав, что и он не имеет особого желания со мной познакомиться — учитывая, что я явилась сюда выяснить, насколько профессионально он делает свою работу. Собственно говоря, это что-то вроде внутреннего расследования.

— Да? — Боннер вдруг так заинтересовался, что даже забыл о пиве. — Ну а на этот счет я могу вам такого порассказать! Они тут самые настоящие фашисты, можете поверить мне на слово. Словно мы в нацистской Германии, ей богу! Можно подумать, у человека уже и прав нет. А Дьюитт вообще хуже всех, хотя он больше уже и не коп вовсе. Впрочем, настоящим копом он никогда и не был.

— Значит, он преследовал вас?

— А то! Я уж подумывал было подать на него в суд — за жестокое обращение.

— Он что же — бил вас?

— Ну… скорее издевался. Допрашивал меня снова и снова, бог знает сколько раз. А ведь с самого начала знал, что это не я — вот что самое мерзкое! Сам мне сказал. Просто — не знаю, по какой причине — этому ублюдку нравилось вновь и вновь рассказывать мне всю эту историю. Потом решил проверить меня на детекторе лжи. Все в порядке, я чист. И что же вы думаете? Недели не прошло, как Карл Дьюитт опять принялся за меня. То на пристань притащится, то сюда, в закусочную. И всякий раз появлялся, как из-под земли. Чистый призрак! И еще эти его мерзкие веснушки!

Флад одним большим глотком опрокинул в себя все, что еще оставалось в банке, и утер влажные губы ладонью. Тесс невольно уставилась на его руку. Наверное, прежде каждая из его татуировок представляла собой отдельный сюжет. Но сейчас их было так много, что половина просто слилась между собой, а остальные со временем расплылись и потускнели, так что его руки просто казались грязноватыми. Правая отливала багрово-синим, словно один большой синяк, кожа другой выглядела покрасневшей, как после ожога.

Тесс маленькими глотками потягивала пиво, которое принесли ей вместо кока-колы. Пила она его только затем, чтобы Боннер Флад почувствовал себя более непринужденно. Зато теперь будет что рассказать доктору Армистеду — как иной раз она вынуждена пить, даже если ей и не хочется, поскольку этого требует ее работа. Интересно, что он на это скажет?

— Я Тесс Монахэн, — представилась она самым сладким голосом — мужчины, она знала, это любят.

— Боннер Флад, — буркнул тот в ответ. — Впрочем, думаю, вы и так уже это знаете.

— Расскажите мне о Люси.

— О Люси? Так вы тоже явились по мою душу?!

— Нет, нет, не о ее смерти. Просто о ней самой, о ее жизни. Какой она была?

— Нормальная девка. Мы были вместе года два-три, от и до. А потом разошлись.

Но Тесс успела подготовиться к этому разговору. И знала, что, отработав неделю, Флад оттягивался по выходным — напивался до поросячьего визга, после чего принимался гоняться с кулаками за Люси. В понедельник все входило в свою колею — проспавшись, Флад шел мириться, и Люси прощала.

— Это вы бросили ее? Или она вас?

— Ни то, ни другое. Просто я сел на полгода.

— По какому обвинению? Оскорбление действием?

— Хм-м… нет, кое-что посерьезнее. Незаконное присвоение чужой собственности. — На лице Флада не было даже тени улыбки. — Пришлось посидеть и до суда, а потом и того больше. Ну а когда я в конце концов вышел, у Люси уже был другой парень. Знаете, я даже обрадовался за нее, честное слово. И потом, пусть теперь у кого-то другого голова болит за нее, решил я. Баба с возу, кобыле легче. Никто не ноет: сделай то, не делай этого. Конечно, Люси хотела как лучше — только меня это уже стало малость доставать.

— А откуда она родом? Что-то я не нашла здесь в округе других Фэншеров.

— Кажись, из Виргинии… Или из Северной Каролины? Откуда-то с юга. Впрочем, точно не знаю.

— И вы, значит, совсем не рассердились, когда вышли на свободу и узнали, что у нее другой парень? — Наконец появился заказанный ею чизбургер, но совсем простой, только с одним сыром. Французская жареная картошка оказалась с подливкой, как она и заказывала, только и то и другое было холодным как лед, а соус почему-то не вызывал особого доверия.

— Так ведь она ж не виновата, верно? Сказать по правде, когда я угодил в каталажку, бедняжка оказалась на мели. Вряд ли бы она смогла в одиночку платить за дом, вот и пришлось искать себе нового парня. Такая уж судьба. Девчонка целый день бегала от столика к столику, обслуживала клиентов, но этим много не заработаешь. Я получил Люси в наследство от кого-то еще, теперь от меня она перешла к другому. Я еще подумал тогда, что она в точности как Тарзан.

— Тарзан? — не поняла Тесс.

— Ага. Помните, как он перелетал от одного дерева к другому? Вот так и Люси.

— Она была хорошенькая?

Флад уставился на потолок, словно она задала ему вопрос вселенского масштаба.

— При мне вряд ли бы кто назвал ее хорошенькой. Фигурка у нее была ничего. Небось, знаете таких тощих куколок с большими сиськами.

— Нет, — отрезала Тесс.

— Ну да. Вот у вас…

— Я вовсе не тощая, — рявкнула Тесс, взмахом руки отметая в сторону то, что в представлении Флада наверняка являлось комплиментом. — Вы сказали, что «при вас» Люси трудно было назвать хорошенькой. Потом что-то изменилось?

— Угу. Столкнулся с ней как-то раз у «Счастливчика Гарри» — примерно за месяц до того, как ее убили, и обалдел. Она подстриглась совсем по-другому, очень коротко. Раньше-то мне наплевать было, а теперь вдруг стало видно, что у нее на редкость славная мордашка. Видно было, что и зубами своими занялась всерьез. Прежде у нее была здоровенная щель между передними зубами, и один внизу сидел малость косо. Зато теперь зубки у нее стали будь здоров, как у кинозвезды. Честно говоря, не разглядел, что на ней было надето. Как я уже сказал, фигурка у нее была что надо, а она раньше прятала ее, точно сама себя стеснялась. Я обрадовался, хотел поболтать, но у нее не оказалось времени. Прощебетала, что, мол, опаздывает по-страшному, ее уже дома ждут.

— Немножко грубо, по-моему, — сочувственно хмыкнула Тесс.

— Не то слово! У меня тогда враз челюсть отвисла. Фу-ты, ну-ты, Люси Фэншер! Можно подумать, теперь она стала слишком хороша для меня!

— Может, так всегда и было?

— Что? Никто не может быть слишком хорош для другого — по крайней мере у нас, в Штатах.

— Вы что, верите во всю эту чушь? Кем бы вы ни были, всегда найдется кто-то лучше и кто-то хуже вас. Кто-то более добрый или умный, более воспитанный или просто более богатый.

— Ну, деньги еще не делают вас лучше.

— Тогда почему же вы сами сказали «слишком хороша»? Послушайте, я вовсе не пытаюсь вас в чем-то убедить. Просто говорю, что люди разные. Когда вы каждую субботу лупцевали Люси…

— И вовсе не каждую, — надулся Флад, видимо, желая восстановить справедливость.

— …вы тогда стояли на одной ступеньке социальной лестницы. Потом вы попали в тюрьму, а Люси шагнула вверх. Вы хотели, чтобы она вернулась?

— Нет. У меня тогда уже была девчонка. Чего-чего, а с этим у меня проблем нет.

Флад, скорее всего, говорил правду — что ж, тем хуже для представительниц слабого пола. Тесс попыталась представить, что бы почувствовала она сама, услышав, как ее бывший дружок прохаживается на ее счет. Вообще-то, такое бывало, взять хотя бы того же самого Джонатана Росса. Но сейчас ей вспомнился смазливый парнишка из колледжа, который искренне считал свой член чем-то вроде корня, который моментально засохнет и отвалится, если не станешь поливать его постоянно. В последний раз, когда она поймала его с поличным — Тесс всякий раз корчилась от стыда, потому что хоть это и был последний раз, зато далеко не первый — так вот, в последний раз, когда она застукала его, ублюдок расписывал в подробностях, что как женщина представляет собой его прежняя подружка. Скорее всего, прежних подруг принято считать чем-то вроде территории, на которую мужчина раз и навсегда заявил свои права.

— Нет, нет, я вовсе не имела в виду, что вы мечтали, чтобы Люси вернулась к вам, — поправилась она. — Но, возможно, всего один раз… Так сказать, вспомнить старое?

— Я предложил ей это буквально на следующий же день. Твердил, как здорово нам было когда-то вместе, даже предложил сходить куда-нибудь пропустить по стаканчику. И она не возражала. Сказала, что для цивилизованных людей это нормально — выпить с прежним приятелем. Дескать, ее жених — это она сама так выразилась, жених — скоро уедет из города по делам, тогда и сходим выпить. Знаете, что она заказала? Белое вино. Выпендривалась по полной программе.

— И как вы расстались в тот вечер?

— Да как обычно, — раздуваясь от самодовольства, подмигнул Боннер Флад. — Люси мигом раздвинула ножки и только канючила: «Еще, еще!».

Тесс разглядывала сидевшего перед ней мужчину. Честно говоря, с трудом верилось, что кто-то может находить его привлекательным. Что до нее самой, то всех запасов спиртного округа Сесил было бы мало, чтобы заставить ее лечь с ним в постель.

— Знаете, — задумчиво проговорила она, — Оливер Твист никогда не просил добавки — может, потому, что овсянка и так была хороша.

— Чего? — вылупился на нее Флад.

— Я хотела сказать, может, Люси требовала еще просто потому, что вечно оставалась неудовлетворенной?

Флад самодовольным жестом накрыл ладонью обтянутую замасленными джинсами выпуклость между ног.

— Желаете самолично убедиться, что там у меня все на месте? Показать?

— Господи… нет, конечно!

— Тогда ладно, — фыркнул он с таким видом, словно последнее слово осталось за ним. У Тесс не так уж часто случались приступы вдохновения, да и тем, что случались, она не особо доверяла. Но сейчас что-то подсказывало ей, что Боннеру Фладу было вовсе не так уж наплевать на свою прежнюю пассию, как он старался это показать. Она представила себе Люси — естественно, по той единственной фотографии, которая у нее была. Как та с деловым видом прощается с Фладом у входа в бар, давая ему понять, что ей некогда. Итак, Люси просто дала бывшему приятелю отставку.

Вот почему бывший коп Дьюитт все это время не оставлял его в покое. Не такой уж плохой мотив для убийства. К тому же Флад работал на пристани, и ему бы ничего не стоило продержать труп несколько дней в воде.

— Вы ведь не спали с ней. Я имею в виду, той ночью.

— Спал. — На лице Флада было написано искреннее возмущение.

— Я вам не верю.

— Послушайте, я бы с радостью сказал, что этого не было. Господи, да знай я, что этот чертов коп станет преследовать меня до конца моих дней, я бы скорее язык себе откусил, чем признался в этом. Чокнутый какой-то. Пристал как банный лист: когда, мол, я видел ее в последний раз, да что она говорила, не показалось ли мне, что она не такая, как всегда, и все такое.

— Карл Дьюитт?

— Карл Дьюитт, — устало подтвердил Флад.

Тесс сдалась. Сдалась по всем направлениям сразу — плюнула на свой несъеденный чизбургер, по вкусу напоминавший размокший картон, на жареную картошку, жирную и вонючую, словно провалявшуюся пару дней в грязной речной воде, и на Боннера Флада. Что бы ни произошло тут три года назад, в бездействии полицию не упрекнешь. Швырнув несколько смятых банкнот на стол, она быстрыми шагами двинулась к двери. Все, работа закончена. Пустая трата времени и бензина.

Как ни противно, но пришлось признаться себе, что она разочарована. Несмотря на все свои циничные возражения, Тесс от души желала, чтобы это ее задание стало для нее тем, что обещала Уитни. Лестно было думать, что она работает на «хороших парней». Она всегда мечтала о том, чтобы… она внутренне покраснела от смущения… служить силам добра. Тесс не была так уж уверена в том, что существующие государственные законы нуждаются в переделке, но что касается законов штата Мэриленд, то, возможно, им бы это не помешало. Мириам Гринхаус была права в одном: всякий раз, когда влюбленный мужчина убивает женщину, это преподносится публике как очередная лав стори с грустным концом, в особенности если главный герой потом вдобавок накладывает на себя руки. Она вспомнила то, что услышала пять минут назад, и тяжело вздохнула. Если во всем этом есть хоть капля любви, то тогда она — королева французская.

Начался дождь. В здешних местах погода в апреле меняется по десять раз на дню. Тесс забралась в машину, умирая от желания поскорее оказаться дома. На нее вдруг навалилась свинцовая усталость — не было сил даже повернуть ключ в замке зажигания. Отсюда, из машины, закусочная казалась воплощением мира и уюта. В окне виднелась милая молодая пара — склонившись друг к другу, ребята смеялись какой-то своей шутке, и было ясно, что они по уши влюблены. Юноша протянул руку и ласково коснулся щеки девушки. В груди Тесс словно перевернулось что-то. Она вспомнила, что и ее тоже ждут дома.

Существуют такие мужчины, которые звереют, когда другого, а не его, любит хорошенькая женщина, вспомнила она. Дурацкая теория сумасшедшего соседа. В свете дня она казалась совсем уж абсурдной. Люди убивают по множеству причин, но беспричинная ревность, по мнению Тесс, еще не повод, чтобы решиться на убийство. Кроме того, если уж тебе позарез хочется обладать женщиной, так не разумнее ли избавиться от мужчины, чтобы потом без помех заполучить наследство? Да нет, полный вздор.

И тем не менее что-то не давало ей покоя. Порывшись в папках, валявшихся на соседнем сиденье, Тесс отыскала фотографию Тиффани Гантс, ту самую, которую сделали, когда девушка закончила школу. Копна темных волос, узкое, изящное личико. Примерно так же, наверное, выглядела и Люси до того, как остригла волосы. Тот же самый тип, решила Тесс. Даже жизни обеих девушек были в чем-то схожи. Не слишком удачный дружок, разрыв, за которым последовала попытка начать новую жизнь, переезд, новый возлюбленный и близкое счастье. И вдруг чья-то жестокая рука одним ударом уничтожает все, словно ураган, тупая и грозная сила, которой ничто не может противостоять. Женщина мертва, жизнь мужчины сломана, возможно, навсегда.

А ураган равнодушно проносится мимо, оставляя после себя разрушения и смерть, в поисках новой жертвы.

Тесс вернулась в закусочную, отыскала телефонную книгу и вырвала страницу с фамилией, которая вдруг всплыла в ее памяти. Включив фары и придерживая страницу одной рукой, она принялась петлять по улицам Норт-Иста, снова и снова утыкаясь в тупики и глухие переулки, которые преследовали ее весь этот день. Тесс уже стала бояться, что она угодит в канаву или пропустит очередной поворот и влетит в одно из тех деревьев, которые черным ручейком текли вдоль обочины.

В конце концов ей все-таки удалось отыскать нужный дом — белое бунгало с кокетливым крылечком, которое отделяла от воды только узкая полоска берега. Перед домом была маленькая пристань, и в лунном свете на воде призрачным силуэтом покачивалась крохотная лодка. Дом казался погруженным в темноту, только лившийся из окна мерцающий голубоватый свет говорил о том, что внутри работает телевизор.

У открывшего ей дверь мужчины были всклокоченные рыжие волосы, грустные голубые глаза, а круглое лицо так густо усыпано веснушками, что издалека оно казалось почти оранжевым.

— Меня зовут Тесс Монахэн. Я частный детектив из Балтимора. Мне кажется, в деле Люси Фэншер есть одна деталь, которую до сих пор не заметили.

— Вы как раз вовремя, — кивнул Карл Дьюитт.

Глава 14

— Я сохранил все, — сказал Карл Дьюитт. — То есть, конечно, копии всего, что было. Ни одного из служебных документов я не забрал, даже свои собственные заметки и то оставил. Зато сделал ксерокопии всего, что смог найти.

Он рылся в огромной картонной коробке, проглядывая ворох каких-то бумаг, недовольно хмурился, видимо, не находя то, что искал. Коробка красовалась прямо посреди комнаты на полу — такое впечатление, что Дьюитт ждал, когда Тесс постучит в дверь, и заранее подготовился, чтобы не терять времени. Или не Тесс, а кто-то еще. Судя по многочисленным кружкам на ее крышке, хозяин попутно использовал ее вместо кофейного столика, когда коротал вечера, сидя в кресле перед огромным, почти во всю стену, плоским экраном телевизора.

Наконец, отыскав конверт с какими-то фотографиями, он бросил их Тесс. Тесс обрадовалась, но почти сразу же пожалела об этом. Лучше бы она их не видела. Ужаснее снимков, на которых полицейский фотограф запечатлел отрезанную голову бедной Люси Фэншер, были только сделанные двумя днями позже снимки ее обезглавленного тела. Впрочем, на самого Карла это, похоже, не произвело особого впечатления. Что-то рассеянно насвистывая себе под нос, он продолжал ожесточенно рыться в куче бумаг. Казалось, он ничуть не удивился тому, что поздним вечером у него на крыльце появилась совершенно незнакомая женщина и, объявив, что она, мол, частный детектив, принялась уверять, что дело об убийстве Люси Фэншер может быть связано с другим убийством, во Фредерике, случившемся несколькими годами раньше. Если бы у Тесс спросили, как воспринял это известие Дьюитт, она бы сказала, что он был просто счастлив. Можно было подумать, что ее появление пробудило его от спячки, и сейчас он только что не приплясывал от возбуждения.

— А вы знали Люси Фэншер до… — Тесс замялась, силясь найти подходящие слова.

Карл с трудом оторвался от коробки:

— До того, как нашел на мосту ее голову, вы хотите сказать?

— Да.

— Норт-Ист не такой уж маленький, знаете ли. Впрочем, возможно, мне случалось пару раз видеть ее в городе. Что ж, хорошо, коли так.

— Не понимаю… Почему хорошо?

— А вам бы хотелось наткнуться на труп человека, которого вы знали всю свою жизнь? Который жил рядом с вами, дышал, двигался? — Все это было сказано абсолютно ровным, бесстрастным тоном. К этому времени Карл, похоже, отыскал наконец то, что было ему нужно, и вновь уселся в свое продавленное кресло — единственный предмет мебели в этой крохотной гостиной, который подходил ему в прямом и переносном смысле слова. За многие годы, проведенные в этом кресле, оно практически приняло форму его тела и теперь облегало его, словно перчатка. Остальная комната вполне могла бы принадлежать и женщине: сплошные вязаные салфеточки, вазы с цветами и мебель, обитая веселеньким глянцевым ситцем.

— Понимаете, это всегда беспокоило меня, — объяснял он, тыча рукой в картонную коробку, на крышке которой лежал огромный настенный календарь. — У них в доме был календарь. Те дни, когда ее дружок уезжал из города, обведены. Видите?

Он передал календарь Тесс — дешевое издание, сделанное по заказу какой-то местной страховой конторы и украшенное не слишком удачными фотографиями Чесапикского залива. Она пробежалась глазами по датам — последние три дня октября были заключены в кружок.

— Вы сказали, что забрали себе только ксерокопии. Но, насколько я могу судить, это — не копия. Это оригинал. Вам не кажется, что он должен был остаться вместе с остальными материалами по этому делу?

Карл вспыхнул. Кожа его, молочно-белая, как у большинства рыжих, приобрела цвет апельсиновой корки.

— Эту штуку я нашел уже гораздо позже. Похоже, никого она особо не заинтересовала, вот я и забрал ее себе. Иначе ее просто упаковали бы с остальными вещами из того дома, вот и все. А мне показалось, что это может быть важным.

— Но почему?

— Как я уже сказал, тут отмечены дни, в которые ее дружок уезжал из города. — Палец Карла скользнул вниз, и Тесс заметила несколько жирных кружков.

— Но это же ни о чем еще не говорит, — возразила она. — Мало ли что это может означать — кружки и кружки!

— Да, но нам точно известно, что, например, в эти три последние дня октября в городе его не было. Поэтому я и сделал вывод, что так отмечалось, когда он уезжал. Кто-нибудь другой мог бы тоже это заметить — если бы захотел, конечно.

— Вы хотите сказать, что кто-то мог узнать это заранее? Увидеть этот календарь и догадаться? Вы имеете в виду — убийца?

— Что ж, вполне возможно. Только штука в том, что календарь этот не висел на виду, как во многих домах. Я отыскал его в одном из ящиков кухонного стола. Знаете, там, куда большинство людей обычно суют ненужные тряпки и все такое.

— То есть он лежал в таком месте, где не каждый мог его увидеть, так? Тогда как же кто-то мог заранее узнать, что этого молодого человека… Кстати, как его звали?

— Алан Палмер.

— Как кто-то заранее узнал, что Алана Палмера в эти дни не будет в городе?

— Вот то-то и оно! Понимаете, я подумал, что убийца Люси, кто бы он ни был, спрятал календарь, и сделал это нарочно, чтобы никто не заметил этой связи. Но если предположить, что раньше календарь висел на холодильнике — а мне удалось обнаружить на его дверце следы от магнита, которые подтверждают, что это вполне возможно, — то выходит, этот самый календарь красовался на самом виду.

Тесс подвинула календарь поближе к маленькой настольной лампе. Сразу же бросилось в глаза, что бумага, на которой он напечатан, имеет слабый розоватый оттенок. Сверху виднелась едва заметная полоска цвета ржавчины, словно в этом месте его когда-то касался металл.

— Давайте представим себе, что вы водопроводчик или мастер по ремонту телевизоров. Вы ходите по вызовам, все видите, замечаете разные вещи. И вот вы приходите в дом, знакомитесь с хозяйкой, хорошенькой молодой девушкой, незамужней, приятель которой частенько уезжает из города. И потом случайно догадываетесь, что этот календарь может заранее подсказать, когда его не будет. Может, она даже сама говорит вам, что отмечает кружками дни, когда его не бывает дома. Или вы пытаетесь назначить ей свидание, и она отвечает что-то вроде: «Нет, не завтра. Лучше, когда Алан, как обычно, уедет в конце месяца». А если потом, уже после всего этого, снять календарь с холодильника и спрятать его в кухонный стол, вряд ли кто-то сможет об этом догадаться.

— Понятно. А в тот год, когда произошло убийство, Люси вызывала кого-нибудь на дом?

Плечи Карла Дьюитта поникли.

— Мне так и не удалось это выяснить. Но это не значит, что такого не было, верно? Господи, да в округе полно людей, которые ходят из дома в дом, предлагая подсобить по хозяйству. Их нанимают на день-два, расплачиваются наличными, и все довольны.

Мысли Тесс, однако, текли совсем в другом направлении.

Если Люси Фэншер и Тиффани Гантс убил один и тот же человек, тогда перед нами встает вопрос: как ему удалось познакомиться с ними обеими? Как он вышел на них? Случайность? Вряд ли. Стало быть, между этими женщинами существовала какая-то связь, просто мы пока еще не знаем, какая. И потом, их убили совершенно разными способами. Почему?

— Вы говорили, ту девушку во Фредерике застрелили, верно? — спросил Карл. — Так вот, Люси — тоже.

— Да, но тело Тиффани осталось… мм… нетронутым. Люси же после смерти отрезали голову. И к тому же убийца целых два дня где-то прятал ее тело. Между убийствами прошло почти восемнадцать месяцев. Я бы сказала, что с ним что-то произошло за это время.

— Знаете, серийные убийцы часто меняют свои методы — вопреки широко распространенному общественному мнению. И у них нет привычки оставлять какие-то следы или дразнить копов, словно предлагая остановить их, прежде чем произойдет следующее убийство.

— А при чем тут серийные убийцы? Речь идет о двух убийствах, и нам пока даже не удалось доказать, что они как-то связаны между собой. Это просто моя теория, довольно шаткая, и она нуждается в подтверждении.

— Серийный убийца вовсе не тот, кто убивает людей дюжинами, — покачал головой Карл Дьюитт. — Если покопаться в старых делах, можно заметить, что серийными убийства считаются обычно, когда их больше трех. Но иногда и двух тоже достаточно. Вполне возможно, что мы с вами столкнулись с этим типом, так сказать, в самом начале его карьеры.

— Прошу вас, не надо употреблять этот термин — все-таки речь идет об убийстве. Убивать — это не профессия. Если, конечно, мы говорим не о палаче.

Карл откинулся на спинку кресла, устраиваясь поудобнее, и Тесс снова невольно отметила про себя, как оно, словно живое, угодливо распласталось под ним, чтобы хозяину было удобнее.

— Это вам пришло в голову, что между этими убийствами существует связь. Так чего вы боитесь — дать волю собственной интуиции? Прошло уже больше трех лет, как я ушел в отставку. Теперь я не коп. Но все эти годы я продолжал надеяться, что распутаю это дело.

— Но меня наняли совсем не для этого, понимаете? Как раз напротив — я ищу подтверждение тому, что полицейские, не слишком хорошо знакомые с расследованием насильственных преступлений, в таких случаях совершают типичные ошибки… — Тесс поспешно прикусила язык, слишком поздно сообразив, что допустила бестактность. Фактически то, что она только что сказала, звучало примерно так: «Меня прислали сюда, поскольку вы с вашими коллегами сели в лужу!» Но Карл только молча кивнул, давая понять, что слушает. — Моих клиентов интересуют дела, связанные исключительно с так называемыми случаями бытового насилия. Убийства, совершенные каким-то психопатом, их не касаются. Так что эти два случая фактически не имеют ни малейшего отношения к тому, за что мне платят.

— Ну не знаю… — покачал головой Карл, и это движение было как вспышка света в темной комнате. Рыжеволосая голова его была острижена так ровно, что здорово смахивала на апельсин. Да и весь он, с этим огненным нимбом вокруг головы и россыпью веснушек на лице вдруг напомнил ей пресловутый «Джек-фонарь», и мысли ее, естественно, тут же вернулись к Люси Фэншер. Снимки, которые Дьюитт первым делом достал из своей коробки, все еще лежали на самом виду — на шатком столике, украшенном кокетливой кружевной салфеточкой. Тесс украдкой отодвинула их подальше.

— В конце концов, в обоих этих преступлениях жертвами стали женщины, — продолжал Карл. — Вы говорили, первой вашей мыслью было, что и тут, и там замешана ревность. Словно какой-то безумец, увидев молодых людей вместе, потерял голову и решил разрушить их счастье. А вам удалось выяснить, что сталось с приятелем той, другой девушки?

Тесс устало покачала головой.

— Нет. Как говорит ее семья, он уехал куда-то, покинул штат. И сердце его было разбито, поскольку по закону он не мог оформить на себя опекунство над дочерью своей покойной подруги. Так что он решил просто исчезнуть из их жизни.

— Думаю, вам уже, должно быть, известно, что Алан Палмер до сих пор в больнице — прикован к аппарату искусственного дыхания. Работник социальной службы из больницы звонил мне и сказал, что, не исключено, он останется там до конца своих дней.

— Журналистка из местной газеты была уверена, что у него нечто вроде нервного расстройства — кроме нескольких переломов, конечно.

— Эта ваша журналистка из местной газеты, — презрительно фыркнул Дьюитт, — ни хрена не знает! Решила, небось, что у всех в таких случаях бывает нервное расстройство. А все потому, что у самой крыша на одном гвозде!

Вспомнив Марго Дункан, Тесс была вынуждена молча признать, что Дьюитт, возможно, недалек от истины.

— Предположим, что вы правы. Допустим, этот тип хотел уничтожить парня так же сильно, как убить девушку. Может, даже сильнее. И именно поэтому ему приходится, так сказать, поднять ставки. Для первого парня это, конечно, был страшный удар, но он сохранил и жизнь, и рассудок. А вот Алан Палмер, можно сказать, почти мертв. Держу пари, что этот ублюдок даже выпил для храбрости, прежде чем пойти на дело. И вот вам результат: две девушки убиты, двое молодых людей практически уничтожены. Разве это не случай бытовой жестокости, а?

— Вы все время говорите «он». Это, случайно, не дискриминация по половому признаку? Или вы заранее уверены, что серийный убийца — допуская, что мы с вами говорим о серийном убийце, — может быть только мужчиной?

— Не порите чушь! — вспыхнул Карл Дьюитт, помахав пальцем у нее перед носом, и сморщился, словно учуяв отвратительный запах. — Как будто у нас нет женщин — серийных убийц! Да сколько угодно! Просто мне кажется, что тут орудовал мужчина. Это ревность того рода, которую способен испытывать только мужчина, понимаете? Поверьте, мне горько и обидно говорить такое, но когда видишь парня под ручку с красивой девчонкой, вдруг что-то такое мерзкое в душе подымается… Хочется грохнуть кулаком по столу и заорать: «Как ему удалось заполучить такую красотку?» А потом: «Эх, вот бы мне такую…». — Алан Палмер был симпатичный парень, но в общем-то ничего особенного. Любой, кто видел его рядом с такой хорошенькой штучкой, как Люси, задал бы себе вопрос, каким образом ему удалось подцепить ее. А как насчет того, вашего парня?

Тесс на мгновение опешила. Почему-то она решила, что Дьюитт говорит о Кроу. Даже сообразив, кого на самом деле имеет в виду бывший полицейский, она еще долго чувствовала себя не в своей тарелке.

— Честно говоря, не имею ни малейшего представления, как выглядел Эрик Шиверс. Однако Тиффани была очень хорошенькая — хрупкая, тоненькая, немного похожа на эльфа. Даже трудно представить себе, что такая фея могла появиться на свет в этом пресном семействе.

— А чем занимался этот ее приятель?

— Он коммивояжер — торговал запчастями для фотокамер. Или видеокамер, точно не знаю. В общем, что-то связанное с фотографией.

— Хмм… — Карл Дьюитт задумчиво поскреб подбородок. — Непонятно, каким образом эти двое могли пересечься, учитывая, что один торговал запчастями для фото- или видеокамер, а другой шарил по антикварным лавкам и распродажам в поисках антиквариата. А где он был в ту ночь, когда ее убили?

— В Спартине, в Виргинии. Небольшой студенческий городок неподалеку от Шенандоа.

— То есть в городе его не было. В точности, как Алана.

Карл, кряхтя, вылез из кресла. Это удалось ему с некоторым трудом — такое впечатление, что старое кресло не хотело выпускать его из своих объятий.

— Поехали. — Судя по выражению лица, он был страшно доволен собой.

— Как это — поехали?! Послушайте, уже девять часов. И единственное место, куда я сегодня поеду, это домой, в Балтимор. Это был самый утомительный и дурацкий день в моей жизни за много лет. Теперь я мечтаю только о том, чтобы очутиться в своей постели, со своими собаками и своим парнем.

На лице у Карла появилось разочарование.

— Слушайте, я вовсе не имел в виду… А вы что подумали? Неужели не помните? «Поехали!»

— Куда? В Спартину? Прямо сейчас? Среди ночи?

— Да нет, вы действительно не поняли. Это же лейтмотив фильма «Дикая Банда», там еще играет Уильям Холден, который всегда говорит: «Ну, поехали!»

Тесс уже совсем было собралась возмутиться, но тут голос его дрогнул, словно она ненароком нанесла ему обиду, и Тесс осеклась.

— Обязательно посмотрите, обязательно! Один из величайших фильмов за всю историю кино. У меня он и на кассете, и на DVD есть.

Он жестом указал на полки вроде книжных, которые просто ломились от видеокассет. Книги там тоже были, но по количеству им было далеко до кассет.

— Стало быть, никуда ехать не надо?

— Да нет, думаю, проехаться в Спартину не помешало бы. Этот ваш парень частенько мотался туда, так ведь?

— По меньшей мере раз в месяц.

— Вот и Алану приходилось довольно регулярно ездить на побережье, бывать на тамошних аукционах. Ладно, предположим, есть один бармен, работает… Не важно где. Парень приезжает туда, пропускает пару кружек пива, а потом вытаскивает фотографию своей девушки. Вот, говорит, какая хорошенькая. Просто красавица. Скоро, мол, женюсь на этой цыпочке. Соскучился — ужас как! Ни минуты без нее не могу, вот и таскаю повсюду с собой ее фотографию. А может, бармен тут и ни при чем. Может, он вытаскивает ее фотографию, разговорившись с таким же перекати-поле, как и он сам, с парнем, у которого нет девушки, с таким, кого никто не ждет дома.

— Довольно безумная теория.

Она снова подметила вспышку гнева в его льдисто-голубых глазах — единственное, что говорило о его взрывчатом, как у большинства рыжих, характере.

— Как раз ничего безумного вэтом нет. Может, слегка притянуто за уши, но я просто размышляю вслух, прикидываю, как это могло быть. Между прочим, это ведь вы явились ко мне, вы еще не забыли? А раз так, слушайте, что я говорю. Мне известно все о том, как умерла Люси Фэншер. Мне вообще известно о ней все. Дата ее рождения и марка любимых духов. Я знаю, что она обожала цвет, который называла первинкль — барвинок, хотя любой другой назвал бы его просто бледно-голубым. Мне известно, что в День труда она отложила сотню долларов на подвенечное платье с вуалью. А пожениться они собирались на Рождество. Мне известно, какая была погода в ночь, когда ее убили, — холодная и чертовски промозглая. Мне известно, какая высота прилива была в ту ночь и что месяц тогда только народился.

— Я…

Но Дьюитта уже несло — остановить его теперь можно было с таким же успехом, что и разогнавшийся поезд.

— Думаете, тому всезнайке, которого прислали из полиции штата руководить расследованием этого дела, известно о нем больше, чем мне? Ха! Держу пари, он и половины не знает! Да что там половины — четверти! Десятой части! Не знаю, есть ли какая-то связь между убийством Люси и смертью той бедняжки из Фредерика, но если она существует, то найду ее я. Никто кроме меня не сможет вам тут помочь, если, конечно, вам действительно нужна помощь. И если вы на самом деле понимаете, на что вам удалось наткнуться.

Фотографии Люси Фэншер так и лежали в ряд на столике. Обычные черно-белые снимки с места преступления, которые Тесс всегда старалась поскорее пролистать даже в те времена, когда заставляла себя корпеть над книгами по криминологии и расследованию преступлений. Смерть всегда выглядит отталкивающе. В этом и заключается ее сила. Люди почему-то выглядят глупо, когда в них угасает последняя искорка жизни.

— Если вы согласитесь приехать завтра в Балтимор, мы сможем съездить в Спартину вдвоем.

Карл кивком головы указал на рассыпанные фото:

— Вижу, она вас все-таки зацепила, так?

Тесс уже открыла рот, чтобы возразить, но потом сдалась.

— Кто же останется равнодушным, когда речь идет о такой девушке?

Он проснулся на обочине дороги и в первую минуту оцепенел от ужаса, не понимая, где он и как сюда попал. Собственно говоря, он даже не сразу вспомнил, кто он такой. Прошло какое-то время, прежде чем он наконец пришел в себя. Под щекой лежала знакомая и любимая подушка из лоскутков, несмотря на многочисленные стирки до сих пор хранившая аромат его детства, его родного дома.

Итак, он лежит в кузове своего фургона, припаркованного у обочины шоссе № 5 в южной части Мэриленда. В кузове, естественно, окон нет, но солнечный луч, отражаясь от ветрового стекла, крохотными шаловливыми зайчиками пробирается и сюда. Вчера, когда он закончил, было уже совсем темно, и он устал так, что ломило все кости. Это тяжелая работа — то, чем ему приходится заниматься, она требует много сил. Нанимавшие его люди понимали это далеко не всегда. Конечно, они догадывались, сколько тут предстоит хлопот, какой точности и аккуратности это потребует. Но им и в голову не приходило подумать о том, сколько физических сил отнимает эта работа, как много приходится трудиться вручную. Совершенно вымотанный, он остановил машину и провалился в свой обычный сон без сновидений.

Вчера вечером в Сент-Мерис-сити он здорово струхнул. Ему вдруг померещилось знакомое лицо. Лицо женщины, которую некогда знал… Все внутри его оборвалось, когда он почувствовал на себе ее тяжелый, немигающий взгляд. К счастью, у него уже не было бороды, а волосы, отросшие до своей обычной длины, он теперь гладко зачесывал назад. Но если стоять рядом, сходство все равно бросалось в глаза. Правда, люди обычно не замечают того, чего не ожидают увидеть, и уж, конечно, никто не мог ожидать увидеть его. Тем не менее неприятный осадок остался.

Вот поэтому-то он и старается всегда держать все под контролем. Естественно, это была не та жизнь, о которой он когда-то мечтал. Он давно уже хотел осесть где-нибудь навсегда, пустить корни.

Вздохнув, он скатал свой спальник, кинул подушку на сиденье рядом с водительским и двинулся на север, щурясь от солнца. Оно стояло уже высоко и палило так, что слезились глаза. Он не узнавал его — это было не то солнце, под лучами которого он рос. Это солнце было злобным, раздражительным, словно человек, которого замучил фурункул, — оно нехотя вставало над горизонтом, а потом вдруг пулей взлетало в зенит, будто ему не терпелось поскорее закончить слишком долго тянувшийся день. Как-то раз он спросил у матери, заметила ли она, скольких разных красок и оттенков лишилась, переехав в здешние края, какие здесь размытые, неясные тени, словно солнце выпило их. Однако мать только посмотрела на него, как делала это в последнее время — любовно, но явно ничего не понимая, и он махнул рукой. Да, любить вовсе не значит понимать.

Поглядывая на огненный шар солнца, висевший справа от кабины, он молча следил, как оно катится вниз, к горизонту, как цвет неба меняется с пурпурного на темно-желтый, и вдруг отчетливо понял, что они в одной лодке — он и солнце. Оба они изгнанники, несчастные и никому не нужные на этом свете. Да, Земля по-прежнему вращается вокруг Солнца, но мир, похоже, предпочел благополучно забыть об этом. И не вспоминает, даже когда солнечные лучи, пробиваясь сквозь становящиеся все тоньше слои атмосферы, беззвучно отмечают огненным пальцем новые жертвы.

Да, все это так. Только у него есть идея, как остановить колесо своей жизни. А солнце… Что ж, каждый за себя.

Глава 15

В дороге Карл Дьюитт явно предпочитал хранить молчание, и эта его манера стала потихоньку действовать ей на нервы. Почему-то считается, что так обычно ведут себя сильные, уверенные в себе мужчины вроде Клинта Иствуда или того же Уильяма Холдена.

Но в данном случае упорное нежелание Карла поддерживать разговор, чтобы хоть как-то убить долгие часы в пути, невольно наводило Тесс на подозрения. Ей казалось, что Карл просто стесняется своего увечья. Чуть только разговор уходил в сторону, как он тут же замолкал. Было ясно, что единственная тема, на которую он способен говорить, это смерть Люси Фэншер.

— «Лучшие бисквиты в округе», — громко прочитал он какую-то рекламу. Случилось это, когда за Хагстоуном они свернули на юг. Несколько миль ехали в молчании. И вдруг Карл снова встрепенулся: «Мотель. Комнаты отдыха, душ, бар. Посетите наш магазин сувениров».

Как выяснилось, вывески он читал просто так. Когда Тесс, решив, что Карл хочет перекусить, предложила остановиться, бывший коп пришел в ужас.

— Я тут с собой кое-что прихватил, — объявил он, вытаскивая объемистый пакет. Это оказались чипсы с запахом курятины — взглянув на них, Тесс решила, что куплены они бог знает сколько лет назад. Вежливо отказавшись от угощения, она сказала, что еще не успела проголодаться, и они двинулись по скоростному шоссе в сторону Мартинсбурга, Западная Виргиния. Тесс украдкой проглотила слюну — в глубине души она была вынуждена признаться, что при мысли о чипсах, да еще с запахом ветчины, жирных, с острой подливкой, у нее заурчало в животе.

Карл не любил и радио и принимался недовольно ворчать всякий раз, когда Тесс начинала крутить ручку настройки, чтобы поймать одну из местных радиостанций.

— Это новости? — в конце концов, не выдержал он, дослушав до конца сообщение о финансовом кризисе в одной итальянской компании.

— Да, конечно, это новости. Сводка новостей — все равно что газета. Прослушаешь ее — и уже в курсе всего.

Снова кислая гримаса.

— Позвольте, я угадаю. Наверное, в газете вы читаете только спортивный раздел, передовицу и больше ничего.

— Передовицу я просто проглядываю. А спортом вообще больше не интересуюсь.

— Больше?

— Не знаю, как это вышло. Глупо, наверное, звучит, да? Когда я был помоложе, то болел за команду Филадельфии. И то, верно, лишь потому, что Филадельфию у нас ловить проще, чем радиостанцию вашего Балтимора. Но потом, почти как в Библии, я оставил детские игры. Повзрослел, наверное.

— Вы верующий?

— Да нет, не особенно. Просто случайно запомнил эту фразу еще с тех времен, когда родители по воскресеньям таскали меня в церковь.

— А церковь…

— Методистская.

— Нет, я имею в виду, где прошло ваше детство?

— Здесь же, в Норт-Исте. В том же доме, где я живу сейчас. Можно сказать, что я прожил в округе Сесил всю свою жизнь, не считая того времени, когда учился в колледже.

— А где вы учились?

— В университете Делавэра. — По губам его скользнула легкая улыбка. — Только так и не закончил.

Было что-то странно-трогательное в том, что он поспешил упомянуть об этом. Словно Карл больше всего боялся быть уличенным в стремлении приукрасить свою биографию.

— А почему?

— Мама заболела. Поэтому мне пришлось вернуться домой и взяться за работу. Когда оказалось, что мне придется дежурить на том мосту, как раз на границе округа, я решил, что мне повезло. Это был, наверное, счастливейший день в моей жизни. Я так думал до того самого момента, когда…

Фраза повисла в воздухе. Но Тесс и так догадалась обо всем. Зверское убийство Люси Фэншер задело и его. Нож убийцы искалечил и жизнь Дьюитта, разрубив ее на две части так же, как он отделил от тела голову бедной Люси. Интересно, каким он был прежде, гадала Тесс. Случалось ли ему, устав от каждодневной рутины, от вечных штрафов за превышение скорости, мечтать о том, чтобы заняться чем-то более интересным? Ничего удивительного, если так, решила она. Для молодого человека это естественно.

— А ваша мама?

— Она умерла. Этим летом будет уже восемь лет. Как время-то летит!

— Да, это верно. А вот и Спартина.

Спартина вольготно раскинулась вдоль скоростного шоссе через Виргинию, разрезающего почти надвое горы Блю-Маунтинз возле реки Шенандоа. Типичный студенческий городок, каких немало в каждом штате, где есть приличный университет. Невероятное количество ресторанчиков, в которых можно перехватить что-нибудь на скорую руку, одна длинная аллея, превратившаяся в наши дни просто в улицу, забитую пустыми магазинчиками и маленькими закусочными, которые закрываются чуть ли не сразу после полудня. Только ландшафт да еще сладковатый, какой бывает только в южных штатах, словно пропитанный кленовым сиропом воздух напоминали Тесс, как она далеко от родного Балтимора.

Первую остановку они сделали в небольшом, довольно старомодном мотеле, где Эрик Шиверс провел свою последнюю в жизни спокойную ночь. Вообще-то в Спартине была целая сеть небольших мотелей, но Эрик предпочитал этот, явно семейный пансион, и Тесс сразу догадалась, почему. Изящная арка фасада, свежая штукатурка на стенах, заросли красных гераней у входа — от этого домика, который они отыскали на окраине города, просто веяло домашним уютом и чистотой. Зато тут явно отсутствовали все прелести, считающиеся непременной принадлежностью отелей, рассчитанных на деловых людей: круглосуточный ресторан, голосовая почта и номера с розетками специально для ноутбуков. Из окон мотеля открывался великолепный вид на Шенандоа, а на заднем дворе валялась куча пыльных кроссовок, словно дожидающаяся желающих погонять мяч.

— Эрик Шиверс? — переспросил мужчина за стойкой, багроволицый, плотный. Круглая, обветренная физиономия придавала ему сходство с боцманом какого-то корабля. Он был почти совершенно лыс, если не считать забавного хохолка, явно не желавшего подчиняться желаниям своего хозяина и торчавшего, словно вопросительный знак, у него на макушке. — Боже правый, бедный мальчик! А я уж было совсем забыл о нем!

— Значит, вы его помните? — Тесс по привычке перехватила инициативу. Им с Карлом даже не пришло в голову заранее договориться, кто будет вести разговор.

— Естественно! Господи, после того, что случилось, я теперь буду помнить Эрика до конца своих дней. Такое разве забудешь! Сначала копы из Мэриленда позвонили сюда, в мотель, а вскоре и сами приехали. Бедный юноша! Он даже не смог сесть за руль. Одному из копов пришлось перегнать обратно его фургон. Узнав, что произошло, он как будто сломался. — Погрузившись в воспоминания, пожилой мужчина сокрушенно покачал головой. — Он регулярно наезжал к нам, чуть ли не раз в месяц, насколько я помню. У него были дела в городе. Думаю, так было бы и дальше, если бы не это несчастье.

— А вы не знаете, чем он занимался?

— По-моему, был коммивояжером. Часто звонил отсюда всяким там клиентам, покупателям. Честно говоря, не могу точно сказать, о чем они говорили. Что-то связанное с химией…

— Может, какие-то реактивы? Что-то, имеющее отношение к фотографии?

— В самую точку! — На его лице отразилось явное облегчение. — Какие-то химические реактивы для фотографии.

— А вы не знаете, он имел дело с местными фотостудиями или обращался в магазины, где торгуют фотоаппаратами?

— Не могу сказать.

— А постоянный клиент у него в городе был?

— О боже, откуда же мне знать? Мое дело — прописать постояльца в мотеле, а не устраивать ему допрос. Обычно он приезжал ближе к вечеру, чтобы с утра пораньше заняться делами, побегать по городу, и все такое. Следующую ночь он тоже проводил здесь, а наутро уезжал. Думаю, у него тут было немало покупателей, только вот кто они, я не знаю.

Пока Тесс расспрашивала администратора, Карл взял со стойки местный телефонный справочник, открыл раздел «Фотопринадлежности» и методично переписал себе список магазинов. Потом нашел раздел, где были перечислены фотостудии, и сделал то же самое.

— Так что все-таки случилось с Эриком? — поинтересовался администратор.

— Его… хм… родственники, — ей показалось, что из чистой вежливости она может назвать так Гантсов, — сказали, что он вернулся домой. Куда-то на юг.

— На юг? Так ведь это и есть юг. А Мэриленд-то на севере.

— Нет, нет, я имела в виду туда, откуда он родом.

— А, понятно. Я-то, признаться, думал, что он из Мэриленда. И с чего это пришло мне в голову, интересно? Господи, да я ведь и не вспоминал о нем все эти годы. А тогда-то, зимой, как мы славно болтали с ним. Да, хорошие были денечки.

— А о чем вы разговаривали?

— Парнишка рассказывал мне о своих планах, даже как-то спросил, какой, по моему мнению, бриллиант понравится девушке. «Большой», — ответил я. Шутка такая, понимаете? А парнишка воспринял все всерьез. Глаза у него вдруг стали такие большие, знаете ли, бездонные… И будто потемнели сразу. «Нет, только не моей девушке, мистер Шелл. Даже если я подарю ей камушек из придорожной канавы, она станет гордиться им не меньше, чем если бы это был сам „Хоуп“!^[16] Она любит меня, а не то, что я ей дарю». Да, вот так и сказал, слово в слово! Уж очень серьезный был парнишка — никакого чувства юмора.

— Алмаз «Хоуп»? — переспросил Карл Дьюитт. Кажется, это были первые его слова, после того как он скороговоркой пробурчал свое имя. — Тот самый, всех владельцев которого преследует проклятие?

Мистер Шелл удивленно выпучил глаза:

— Я, признаться, считал, что это тот, который Ричард Бартон подарил Элизабет Тэйлор. Выходит, ошибся. Память уже не та, знаете ли.

К вечеру Карл вместе с Тесс успели прочесать весь город, проверив все магазины, торгующие фототоварами, и все фотостудии в Спартине. У Тесс голова шла кругом. Ей уже стало казаться, что они успели поговорить со всеми, у кого вообще есть или просто был фотоаппарат.

— Ох уж это мне современное общество! — проворчала она. — Ничего постоянного.

— Что вы имеете в виду?

— За те шесть лет, что прошли с тех пор, как Эрик Шиверс в последний раз приехал в город, все эти магазинчики и студии по пять-шесть раз сменили свой, так сказать, профиль.

— Да, но продавцы-то остались, — возразил ей Карл. — И потом, а чего вы, собственно, ожидали? Того, кого мы ищем, скорее всего, давно уже и след простыл. Вспомните, что нам рассказали в мотеле: Эрик Шиверс обожал хвастаться своей девушкой. Ну и дохвастался — какой-то сумасшедший ублюдок поехал во Фредерик и прикончил ее. А потом смылся из города с концами.

— Тогда каким образом ему удалось познакомиться с Аланом Палмером, коль, по-вашему, он работал в одном из здешних фотомагазинов?

— Если бы я знал! Может, бродит из дома в дом и делает мгновенные снимки. А что, это мысль! У Люси как раз был такой, ее сфотографировали за две недели до смерти. А может, торгует хот-догами где-нибудь в Оранж-сити.

— Тогда для чего мы здесь? — Тесс начинала злиться на себя. Она терпеть не могла непредвиденных препятствий в ходе расследования, но при этом ненавидела спешку, потому что, когда спешишь и рвешься вперед закусив удила, не имея возможности спокойно подумать, ошибки неизбежны. — Зачем слоняться по городу, если мы уверены, что того, кого ищем, уже давно тут нет? Что вы рассчитываете найти?

— Что-нибудь. Хоть что-то. В поисках причины смерти Люси мы в свое время перевернули вверх дном весь округ Сесил. Держу пари, что шериф Фредерика сделал то же самое. Вы ведь сами говорили, что дело свое он знает.

— Посмотрите! — Тесс ткнула пальцем в сторону старой, словно насквозь пропитавшейся пылью фотостудии, которая явно когда-то знавала лучшие времена. «Студия Эша. Портреты и фотографии» — значилось на вывеске. Фотографии, украшавшей витрину, с которой улыбались выпускники, было никак не меньше пятнадцати, а то и двадцати лет. Правда, школьная форма не слишком заметно изменилась с тех пор, а вот старомодные прически и макияж сразу бросались в глаза.

Хозяин студии, к удивлению Тесс, оказался совсем не так стар, как она ожидала. На вид немного за сорок, высокий и худощавый, похожий на вопросительный знак. Он, должно быть, и сам был студентом, когда был сделан привлекший внимание Тесс снимок. Увидев вошедших, он явно удивился и, похоже, не слишком обрадовался.

— Заблудились? Наверное, вам нужно выбраться на шоссе, да?

— Нет, нет, — замотала головой Тесс. — Видите ли, мы детективы…

— Из штата? Покажите документы.

— Я — частный детектив из Балтимора, — представилась Тесс, вытащив лицензионную карточку частного детектива.

— А он? — Мужчина кивком головы указал на Карла.

— Он работает со мной. Стажер. В Мэриленде так положено. — Ложь сорвалась с ее языка сама собой, снова застав Тесс врасплох. Конечно, Карла это задело. Краем глаза она заметила, что он нахмурился при слове «стажер». А вот мужчина за прилавком услышал только, что они «из штата», и лицо его моментально приняло другое, хорошо знакомое Тесс выражение — такое бывает, когда человек начинает подозревать, что его ждут неприятности.

— Это вы Эш?

— Я его сын. И что же понадобилось от меня? Тем более, что вы из Мэриленда?

— Мы ищем тех, кто некогда вел дела с Эриком Шиверсом. Он из Мэриленда, а сюда приезжал по делам, связанным с торговлей.

— Да…

— Да — в смысле вы его знали или в смысле «продолжайте»?

У Эша-младшего было одно из тех лиц, изъяны и недостатки которого замечаешь не сразу. При ближайшем рассмотрении оказалось, что у него неровная, какая-то пятнистая кожа, длинный хрящеватый нос здорово смахивает на клюв, а скошенный подбородок выглядит безвольным. Глаза желтовато-карие, слегка выпученные, белки которых напомнили Тесс яйца, сваренные со специями.

— И то, и другое, — буркнул он наконец. — Отец мой в то время был еще жив, так что это он, а не я вел дела с Эриком.

— Сожалею. Не знала, что ваш отец умер, — извинилась Тесс. — И когда же это случилось?

— Несколько лет назад, — сообщил тот, почесав несуществующий подбородок. — Пять, по-моему. Не надо извиняться. Он ведь был уже совсем старый.

— А что продавал Эрик? — Это уже был Карл, и Тесс в который раз обратила внимание на то, какой у него грубый, хриплый голос. Такой голос очень хорош, чтобы отчитывать на улице нарушителей. И он никак не походил на тот немного елейный тон, который обычно в ходу у сыщиков, вынужденных иной раз с утра до ночи опрашивать свидетелей.

Вопрос, заданный столь неподходящим голосом, выбил владельца студии из колеи.

— Ну… вы ведь сами сказали, что он торговал фототоварами, — проблеял он.

— Вообще-то ничего такого мы не говорили. — Карл вышел вперед. Теперь он стоял почти вплотную к Эшу-младшему, отделенный от него лишь прилавком. — Мы просто сказали, что он приезжал сюда по делам торговли. Так что он продавал?

— Бумагу… — Прозвучало это почти как вопрос.

— Не думаю.

— Послушайте, я не знаю. Понимаете — не знаю! Мне известно, что Эрик звонил моему отцу, но я никогда не спрашивал его об этом. Меня это не интересовало. Да и сейчас не интересует. Я сижу тут за прилавком и просто жду, когда смогу найти покупателя на эту студию, который предложит мне приличную сумму, и я смогу вложить ее во что-то более… ммм… живое, что ли. Сам я не фотограф, и если решу завести свое дело, то это будет что-то поинтереснее. Если вы думаете, что я мечтаю всю свою жизнь проторчать за этим прилавком, то сильно ошибаетесь.

— Вот как? — Карл наклонился к нему так близко, что они едва не столкнулись носами. — Что ж, добро пожаловать в клуб, приятель.

Глава 16

— Вас что-нибудь удивило? Может, показалось странным или необычным?

Карл закрыл за собой дверь фотостудии и свернул на боковую дорожку.

— Постойте, постойте, где-то я уже слышал эту фразу. Это из какого-то фильма, верно? Только не говорите, я сам вспомню. Я даже вижу лицо этого парня — такое серьезное, просто каменное. Очень известный актер.

— Нет, я имела в виду…

— Я же просил вас не подсказывать. Одну секундочку, сейчас вспомню. Господи, просто вертится на языке! «48 часов?» Нет, не он. «Крестный отец», да? Только не помню, какая это серия.

— Карл… — У Тесс было правило: никогда не дотрагиваться до малознакомых людей, но сейчас она решила, что может особо не церемониться. Схватив Дьюитта за руку, она решительно развернула его к себе лицом. — Послушайте, мы с вами не в угадайку играем, черт возьми! И это отнюдь не риторический вопрос. Позвольте, я повторю его еще раз: вас что-нибудь удивило? Может, показалось странным или необычным?

— Да, — пробормотал он, сердито выдернув руку, и досадливо потер запястье, словно ее пальцы могли оставить на нем синяки. — То, что вы назвали меня стажером. Это ненамного лучше «чего изволите?». Зачем вам это понадобилось?

Тесс забралась в машину, подождала, пока Карл сделает то же самое, повернула ключ зажигания и двинулась вперед, хотя понятия не имела, куда едет. Им еще рано было покидать Спартину, теперь она уже почти не сомневалась в этом.

— Этот тип до смерти боится властей, причем именно властей штата. Помните, это было первое, о чем он спросил — «Вы из штата?» Мне хотелось, чтобы он перестал бояться, немного расслабился. Поэтому я соврала. У меня и в мыслях не было вас обидеть. К тому же у вас ведь нет лицензии, верно? Что бы вы продемонстрировали ему — карточку видеоклуба «Любители блокбастеров»?

Карл, скрестив руки на груди, обдумывал ее слова. Судя по всему, он решил, что в них был определенный резон, потому что удовлетворенно кивнул.

— Похоже, у вас что-то на уме. Итак?

— Он сказал: «Пять лет».

— Что?

— Он сказал, что отец его умер пять лет назад. Значит, это случилось примерно в то же время, когда Шиверс приезжал в город в последний раз. А теперь подумайте — мог ли его отец вести дела с Эриком?

— Пять лет, шесть лет. — Дьюитт досадливо передернул плечами. — Кто помнит точные даты?

— Когда умерла ваша мать?

— Восемь лет назад, в феврале.

Тесс никак не прокомментировала эту фразу — просто дала ему время самому оценить собственные слова.

— Если его отец умер примерно в то же самое время, это бы засело у него в голове намертво. Возможно, эти события как-то связаны.

Тесс кивнула:

— Мне тоже так кажется.

— Тогда для чего он солгал нам?

— Потому что ему, возможно, очень не хотелось, чтобы мы как-то связали его с Эриком. И даже, вполне вероятно, с Тиффани. Тот парень в мотеле вряд ли рассказывал кому-то об Эрике, а вот сам Эрик, скорее всего, обожал говорить о себе. Итак, Эш, вероятно, солгал нам. А люди редко лгут без причины.

— Ну так давайте вернемся, тряхнем его хорошенько.

Тесс недовольно сморщилась — словечко это Дьюитт наверняка подцепил в одном из своих обожаемых боевиков.

— Мы ведь не копы, вы забыли? Мы не можем притащить Эша в комнату для допросов и держать его там часами, играя в хорошего и плохого полицейского. Моя интуиция редко меня подводит, но никаких официальных полномочий она, увы, не дает.

— Тогда что будем делать?

— Поедем в одно местечко из тех, куда я обычно езжу, когда не знаю, за что зацепиться.

Публичная библиотека Спартины оказалась достаточно маленькой. Ставку здесь делали в основном на бестселлеры. Зато там был выход в Интернет, что, собственно говоря, и было нужно Тесс. Воспользовавшись беспроводным модемом, который установила по ее просьбе Дори (за бешеные деньги, естественно), Тесс включила свой ноутбук и принялась просматривать архивы «Спартина Месседжера», в то время как Карл нетерпеливо бродил между книжными стеллажами. Как и в большинстве газет, в «Спартина Месседжер» была своя база данных, но все сведения о газетных заметках более чем тридцатилетней давности из нее удалялись.

— Итак, что вы собираетесь делать? — не выдержал Карл, оторвавшись от каталога с перечнем видеоновинок.

— А вот и оно! Стало быть, денежки потрачены не зря. — Тесс включила «Поиск» и стала смотреть, как загружаются статьи, в которых упоминался отец нынешнего владельца фотостудии.

— Ну-ка, взгляните на дату!

Карл перегнулся через нее и уперся глазами в экран.

— Сукин сын! — выругался он. — Старик умер почти семь лет назад!

— Вот именно. Стало быть, шесть лет назад он просто не мог заниматься никакими делами.

На экране мелькали другие Эши, до которых Тесс не было дела. Вдруг она обнаружила, что в газете есть колонка криминальной хроники, в которой указывался адрес, даже если речь шла о мелком правонарушении. Тесс ввела адрес фотоателье и тут же получила целый список — все, что случилось за десять лет. Увы, речь действительно шла лишь о чем-то незначительном, что случается в любом оживленном месте: вызов по поводу разбитой камнем витрины или попытке забраться в припаркованную машину. К тому же, несмотря на адрес, она никак не могла понять, шла ли тут речь именно о фотостудии Эша или же пострадал кто-то из его ближайших соседей. Поразмыслив немного, Тесс сузила поиск, ограничив его временем, когда была убита Тиффани Гантс, и накинув для страховки еще по паре месяцев до и после убийства. Выяснилось, что в этот период было только три вызова пожарной команды — все три по поводу подозрительного запаха. Все это было по-своему интересно, однако никак не объясняло, почему Эшу-младшему понадобилось лгать им относительно смерти его отца.

Бесполый голос, записанный на пленку, равнодушно напомнил им, что вечером в пятницу библиотека закрывается в пять часов вечера. Мельком глянув на часы, Тесс поспешно открыла местный телефонный справочник и ввела в него фамилию Эша. Почти сразу на экране высветился номер телефона и адрес, а рядом с ним карта со стрелками, показывающими, как быстрее добраться до нужного места. Да, с тех пор как на свет появились модемы, жизнь стала намного проще, с удовольствием потянувшись, решила Тесс.

— Пошли, — кивнула она Дьюитту и испуганно заморгала, ожидая, что опять невольно угодила на летучую фразу из очередного блокбастера. К счастью, мысли Карла были где-то далеко.

— Насколько я помню, вы говорили, что нет никакого смысла возвращаться к Эшу и пытаться вытрясти из него хоть что-то до тех пор, пока нам не удастся за что-нибудь зацепиться.

— Да, я помню, что я сказала. Но неужели вы не замечали, что люди вообще часто пугаются, когда к ним стучится полиция? И никто из них при этом не вспоминает о том, что вся их жизнь — вот тут, — Тесс ласково похлопала по компьютеру, — в голове у этих крошек. И потом, одно дело — совать нос в чьи-то дела, и совсем другое — явиться куда-то без приглашения.

— Ну, положим, я вас тоже не приглашал, — проворчал Карл. — И тем не менее не сказал вам ни слова.

Тесс только молча вздохнула. У нее не хватило мужества сказать Карлу, что это лишнее свидетельство того, какой он странный.

Эш обитал в только что отстроенном доме, чем-то напоминавшем необитаемый остров, поскольку со всех сторон насколько хватало глаз его окружала жидкая грязь. Болтавшаяся у входа табличка обещала «Шикарные апартаменты — всего за $22», что несколько раздражало, учитывая, что в данном случае речь могла идти лишь о дешевой, низкосортной подделке, нагло выдающей себя за элитное жилье. Окинув критическим взглядом дом, Тесс вспомнила сказку о трех поросятах, и ей стало смешно.

Принадлежавший Эшу дом оказался единственным во всем переулке, в котором хоть как-то, но можно было жить. На подъездной дорожке Тесс разглядела две машины — неизбежный джип-внедорожник и еще одну, по-видимому, японскую. Возле джипа валялся детский велосипед, и Тесс пришло в голову, что в один прекрасный день он неизбежно окажется у того под колесами.

На их звонок из дома выглянула невысокая блондинка с утомленным лицом и в домашнем платье. Где-то в глубине дома орал телевизор, и в унисон ему пронзительно вопил ребенок, видимо, поставивший себе целью во что бы то ни стало его перекричать. Надо отдать малышу должное — ему это почти удалось. При виде Тесс и Карла на лице предполагаемой миссис Эш сначала отразился испуг, а потом в глазах вспыхнула робкая надежда. Уголки губ поползли вверх, будто она, как маленькая девочка, все еще верила в крестную-фею. Но потом надежда в глазах ее погасла, словно женщина давно уже успела убедиться в том, что из всех возможных вестей на ее долю приходятся только плохие.

— Генри в гостиной, — вздохнула она.

Это устраивало Тесс как нельзя лучше. По какой-то нелепой традиции в современных домах гостиные размещают почти всегда рядом с кухней, лишая их обитателей какой бы то ни было иллюзии уединенности. Итак, Эшу либо придется беседовать с ними в двух шагах от своей жены, либо пойти на риск возбудить ее подозрения и предложить перенести разговор в другое место. Конечно, Тесс могла только догадываться, есть ли у Эша секреты от жены, но готова была голову дать на отсечение, что есть.

— Что вы здесь делаете? — спросил он, с трудом отрывая взгляд от экрана телевизора. Тесс украдкой покосилась туда же — на нем быстро мелькали какие-то цифры. Похоже, коммерческий канал, скорее всего, биржевая сводка, решила она.

— Ваш отец умер почти семь лет назад, — резко бросила она.

— Вы решили сообщить мне, когда именно умер мой отец?!

— Похоже, придется. Потому что, когда мы были у вас в студии, вы заявили, что это он вел дела с Эриком Шиверсом. А в последний раз Эрик был у вас в городе шесть лет назад.

Эш снова уставился на экран, но Тесс сильно подозревала, что сделал он это лишь для того, чтобы не встречаться с ними взглядом.

— О черт… Вы уж извините, бога ради. Мне очень жаль, что во всей этой суетне с устройством отцовских дел, собственной женитьбой и переездом я совсем позабыл о том, что и сам встречался с этим… как бишь его… Эриком Шиверсом. Это очень дурно с моей стороны, но я раскаиваюсь, поверьте.

Откинувшись на спинку кресла, он вызывающе забросил ноги на диван. Тесс еще переваривала его слова, когда Карл, отодвинув ее в сторону, подошел к Эшу и грубым пинком сбросил его ноги на пол.

— Эй! — Негодующий вопль, который издал Эш, заставил его жену пулей выскочить из кухни, где она гремела кастрюлями, старательно делая вид, что не слушает. Тесс поспешно бросилась между мужчинами. Она терпеть не могла подобные демонстрации мужской силы.

— Нет, вы не забыли, когда именно встречались с ним, — вмешалась она. — Вы как-то вдруг запамятовали, что вообще встречались с ним. С чего вам вдруг вздумалось обманывать нас из-за такой ерунды? Вот нам и стало интересно, пришлось вернуться. Так ради чего вы это затеяли, а? Наверное, у вас была какая-то важная причина не хотеть, чтобы вас как-то связали с Эриком Шиверсом.

— Послушайте, я не знаю, во что имел глупость вляпаться этот ваш Шиверс, но я не видел его бог знает сколько лет! Когда-то давно у нас с ним было одно маленькое дельце, вот и все. Он пообещал, что все будет тип-топ, и я ему поверил. А в чем, собственно, дело? Цена смущает, что ли? Слишком низкая? Да, конечно. Мог ли я доверить это кому-то еще? Конечно, нет!

— Все будет тип-топ? — переспросила Тесс, окончательно сбитая с толку.

— Послушайте, когда умер отец, я получил от него в наследство только эту несчастную фотостудию. Эту старую, замшелую, засиженную клопами фотостудию, которая со всем своим барахлом не стоила даже тех денег, что я платил за аренду земли, на которой она стояла!

— Ну и…

— Поэтому я заплатил Эрику, чтобы он вылизал там, вывез и выкинул все барахло, которое скопилось на складе. Вы не поверите — там были галлоны каких-то химикатов, каких-то жутких смесей, срок годности которых истек, наверное, еще в прошлом веке! Я даже знать не знал, что это такое. А те старики, что помнили, еще не впали в такой маразм, чтобы покупать эту заплесневелую мерзость. Эрик же поклялся, что все будет в порядке и что мне, мол, никогда больше не придется волноваться по поводу этого.

— Этого?

— Да всех этих контролеров, что хватали меня за задницу за то, что я, дескать, использую недозволенные химические препараты!

— Стало быть, в тот день, когда вы видели его в последний раз шесть лет назад…

— Он пришел за деньгами, которые я ему обещал.

— Наличными?

— Естественно, наличными. — Эш пожал плечами. — Мы ведь договорились. И парень в самом деле выполнил все. Он вывез оттуда это дерьмо и отдраил все так, что не стыдно было выставить халупу на торги. Жаль, что продать не удалось. А сделай я все официально, пришлось бы потом еще подмасливать какого-нибудь очередного инспектора.

— А за свинцовую краску? А за асбест в изоляции? Забыл? — будничным тоном добавила из кухни его супруга, словно желая дать знать Эшу, что она здесь, под рукой, только позови. А может, заодно и напомнить, что ей тоже известны кое-какие его секреты.

Карл нахмурился.

— А разве по закону вы не обязаны перед продажей полностью отчитаться? Насколько я помню, вы все равно должны были бы сообщить будущему покупателю, что у вас хранилось на складе.

— Да кто вы такие, в самом деле, — полицейские?! Это же просто фотостудия, черт побери! А если этот самый покупатель желает получить полный отчет, так пусть платит за это или катится ко всем чертям!

Тесс решила, что пришло время вмешаться. Иначе разговор уйдет в сторону, и они так ничего и не добьются.

— А вы помните, когда вы в последний раз видели Эрика? Я имею в виду — день.

— В марте, хотя для весны было еще довольно холодно. Но это все, извините. Больше ничего не могу сказать. — По его тону было понятно, что больше из него ничего не вытянешь.

— Он когда-нибудь рассказывал что-то о себе?

— Послушайте, это было просто деловое знакомство. Я не совал нос в его личную жизнь, а он, соответственно, в мою. Вот вам бы пришло в голову показывать фотографию своего ребенка парню, который вывозит мусор?

Возможно, врет, подумала Тесс. Они уже успели убедиться в том, что врет он с такой же легкостью, что и дышит. Не исключено, что Эш и есть тот самый ревнивый, завистливый тип, которого они ищут. Но все в этом человеке говорило о непреодолимой, просто патологической лени. Трудно было представить, что подобное существо сможет найти в себе достаточно сил и энергии, чтобы кого-то убить.

— Стало быть, в тот раз он явился только за деньгами. И много вы ему заплатили?

— Не помню. Впрочем, не больше трех сотен, поскольку взял их из банкомата.

— Вы сказали, что не помните точную дату, — вступил в разговор Карл. — А время помните?

— Вечером… Да, точно, уже стемнело. Кроме меня, все уже закрылись.

Карл бросил вопросительный взгляд на Тесс. Она кивнула. Эрик в тот раз зарегистрировался в отеле после полудня, а после этого стал «объезжать клиентов». Вернулся он только к вечеру, и его микроавтобус, по словам того же управляющего, простоял возле отеля до рассвета. Из полиции штата приехали утром. Растолкав мирно спавшего Эрика, они сообщили ему, что его невеста ночью была убита. Пуля, попавшая ей в сердце, казалось, разнесла в клочья и его жизнь. Одному из полицейских пришлось перегнать обратно его машину, поскольку Эрик был в таком состоянии, что не мог сесть за руль.

— Какая у него была машина? — спросила Тесс.

— Машина? Понятия не имею. Господи, да какая разница? Студия была пустой, там уже нечего было вывозить.

— Расскажите нам обо всем еще раз.

— Что именно?

— В какое время он к вам приехал. И когда уехал.

Съежившийся на стуле Эш со своим скошенным подбородком и головой, ушедшей в плечи по самые уши, поразительно напоминал черепаху, которая пытается спрятаться под панцирем.

— Не знаю я ничего, — забубнил он. — Шесть лет уже прошло. Было темно, довольно поздно. Сколько раз можно повторять? Ну что вам еще нужно?

— Мы хотим знать, — терпеливо объяснила Тесс, — есть ли в вашем городе контора по прокату автомобилей? Желательно недалеко от реки.

— Прокат машин? Здесь? Да еще возле этого болота? Сильно сомневаюсь…

— А вот и нет, Генри, — снова вмешалась его супруга. — Как раз есть. Может, ты его просто не замечал. Там неподалеку заправка с небольшим магазинчиком и прокат автомобилей. Если хочешь взять машину после шести вечера, так больше ее нигде и не найдешь. Помнишь, когда ты разбил джип, нам пришлось взять машину на целый месяц? Так ведь это как раз там. Я еще позвонила туда и…

— Да, конечно, — пожал плечами Эш. — Ну есть там прокат. И что с того?

Тесс уже вытащила блокнот с картой, по которой им удалось отыскать дом Эша.

— Можете указать поточнее, где это? Будем вам очень благодарны. Видите ли, уже смеркается, а мы ведь, как-никак, впервые в вашем городе.

— Магазин полуфабрикатов, прокат машин, автомойка и видеопрокат, — проворчал Карл. — Я ничего не забыл, а? Сколько же всего можно воткнуть под одну крышу!

— Да сколько угодно, — равнодушно бросила Тесс, мысли которой были далеко. — Всегда удивлялась, как это в крупных клиниках еще не додумались до того, чтобы прикупить парочку похоронных контор и потом трубить на всю страну о том, что у них, мол, людей «сопровождают с рождения и до могилы»!

— Это, случайно, не из…

— «Вестсайдская история», естественно. Между прочим, могу поспорить, что знаю об этом фильме нечто такое, о чем вы и понятия не имеете.

— Да ну? — Судя по выражению лица, Карл ей явно не поверил.

— В первоначальной версии главный герой говорит, что они будут друзьями «от сперматозоида и до могильного червя». Но в шестидесятые такого, как вы понимаете, просто не пропустили бы.

— Неужели правда?

— Естественно, — хмыкнула Тесс. — Никакой спермы в шестидесятые просто не существовало. Держу пари, ни у кого язык бы не повернулся сказать такое.

— Ну надо же! А сейчас с экрана только и слышишь «мать твою то» да «мать твою это». Только язык засоряют. Вот в «Дикой банде»…

Но к этому времени они уже переступили порог магазина, и Тесс была избавлена от необходимости снова обсуждать достоинства Уильяма Холдена.

Управляющим данного многофункционального заведения оказался некий старожил, по его же собственным словам, поскольку ему удалось продержаться на этом месте целых три года — на два года больше, чем кому-либо еще, как он с гордостью объявил. Тесс и Карл, естественно, сделали вид, что потрясены. Правда, для них это была неважная новость. Выходит, он вряд ли сможет им помочь.

— Разве что только… — пробормотала Тесс, задумчиво побарабанив пальцами по столу.

— Что? — Глаза у парнишки горели, точно рождественские свечки, весь вид его говорил о том, что ради клиента он горы готов свернуть. Тесс вздохнула — им посчастливилось попасть на одного из тех немногих энтузиастов в сфере обслуживания, которые действительно хотят услужить. — Могу я вам чем-нибудь помочь?

— Мы с приятелем сценаристы. — Очередная ложь — так сказать, побочный продукт их недавнего разговора о «Вестсайдской истории» — легко слетела с языка. — Видите ли, мы стремимся быть предельно точными. А поскольку мы сейчас работаем над сценарием одного триллера, который ставит…

— Никаких имен, — вмешался онемевший от изумления Карл. Видимо, сознание того, что Тесс вот-вот сморозит какую-нибудь глупость, вернуло ему способность владеть языком. — Просто поверьте мне на слово, юноша. Речь идет об очень известном человеке.

— А снимать будут здесь, у нас в Спартине? — Глаза у менеджера полезли на лоб, так что Тесс даже перепугалась, как бы они не вывалились на пол.

Карл с заговорщической улыбкой приложил палец к губам.

— Ух ты! Ладно, что вы хотите знать?

— Вы ведете записи клиентов? Предположим, кто-то брал напрокат машину лет, скажем, шесть-семь назад — можно будет отыскать его фамилию?

— Наверное, если, конечно, знать точную дату.

— А как насчет… — Видимо, Карл решил взять дело в свои руки. Этот немного смешной, не приспособленный к жизни человечек сразу преобразился — видимо, роль крутого копа была из числа его любимых. Кстати, играл он ее совсем неплохо, когда не слишком увлекался, вообразив себя совсем уж крутым. Вспомнив, как он сбросил ноги Эша с дивана, Тесс тихонько хихикнула. — Так вот, как насчет 12 марта, к примеру? Пять лет назад. А имя… Пусть будет Эрик Шиверс.

— Какое-то странное имя.

— Так зовут нашего главного героя. — Карл хитро подмигнул. — Попотеешь, пока придумаешь. Ну так что — проверите? А то потом выяснится, что где-то у вас в Спартине уже живет свой Эрик Шиверс.

Вконец обалдевший управляющий забарабанил по клавишам двумя пальцами со всей доступной ему скоростью. Увы, ничего не было.

— Вам повезло — ни одного Эрика Шиверса. Вообще ни единого Шиверса за все эти годы. Говорил же я вам, странное какое-то имя.

— Стало быть, вы просто ввели его фамилию и включили «Поиск»? — полюбопытствовала Тесс.

— Да, конечно. Мы всегда заносим в компьютер фамилии клиентов. Он обычно ценят, когда учитывают их вкусы и предпочтения, им это лестно. Компания, само собой, считает это дополнительной услугой, поскольку это все-таки занимает какое-то время. Хотите, скажу одну вещь? Только между нами. Мне кажется, они продают эту информацию фирмам, которые связываются с клиентами через Интернет.

— А что насчет даты? Могли бы вы, к примеру назвать все машины, которые взяли у вас напрокат именно в этот день?

— Вот уж чего не могу, так не могу.Это точно. — Парнишка торопливо защелкал клавишами. — Нет, увы. Мы с того времени обновили систему, а записи восстанавливать не стали.

— О, — разочарованно протянула Тесс. У нее уже было возникло чувство, что они напали на след. Правда, она не была уверена, что из этого может что-то выйти. Идея, что Эрик Шиверс, оставив свой фургончик на стоянке, мог взять напрокат машину и отправиться к Эшу, казалась на первый взгляд многообещающей. Впрочем, он ведь мог взять такси. Или мальчишка-управляющий что-то напутал. Что могло помешать Эрику уехать, а где-то через полчаса вернуться, оставшись при этом незамеченным?

Что же касается того, чем он занимался в Спартине на самом деле… Может, он и в самом деле торговал запчастями для фотоаппаратов, но, увидев шанс подзаработать, ухватился за него, не раздумывая? Что тут такого, тем более если ему пообещали заплатить наличными? Насколько им удалось выяснить, он мог заодно попытаться реализовать кое-что из химикатов, от которых его попросили избавиться. Взяв в руки пакетик с чипсами, Тесс рассеянно принялась изучать надпись на нем, словно количество калорий и перечень ингредиентов могли бы удержать ее от желания тут же их съесть. Тоже ведь химикаты, лениво подумала она. Малтодекстрин, декстрин, крахмал, гидрогенизированное подсолнечное масло…

— Пальмовое масло, — вдруг выпалила она.

— Мерзость страшная, — проворчал Карл. — Неужто оно тут тоже есть?

— Я хочу сказать… — Ее фантазия заработала со страшной силой, и в голове промелькнула догадка, настолько дикая, что язык не поворачивался сказать, о чем она думает. — Послушайте: пальмовое… пальм… Палмер!

— Вы думаете?.. — Глаза Карла расширились.

— Попробуйте прогнать по компьютеру «Алан Палмер», — попросила Тесс.

— Это что, еще один главный герой?

— Прошу вас, проверьте и его заодно.

— Ладно. С ума сойти, ребята, это ж надо, как вы стараетесь! Жаль, если фильм получится дурацкий. Впрочем, обычно ведь так и бывает. Итак, что тут у нас? Вот: Алан Палмер, брал у нас машину, и как раз в тот самый день. Кстати, он тоже из Мэриленда, как и вы оба. Вот забавно!

— Послушайте, чтобы арендовать машину, нужно водительское удостоверение, не так ли?

— Да, конечно. Водительские права, кредитка, причем нормальная, не дебетовая.

От неожиданности лишившаяся языка Тесс с трудом заставила себя очнуться. Хрипло пробормотав несколько слов благодарности, она выпала на улицу и на подкашивающихся ногах побрела к своей машине.

К тому времени, как она доползла до нее, Тесс взмокла так, словно прошагала с рюкзаком целый день. Ошарашенный ничуть не менее Карл брел следом. Добравшись до «тойоты» они и не подумали садиться в машину, а привалились к ней спиной, уставившись в ночное небо, и принялись переваривать услышанное.

— Дьявол меня забери, что тут происходит? — очнулся Карл. — Неужели Эрик и Алан Палмер знали друг друга? Или перед нами еще один вариант «Незнакомцев в поезде»? «Убей мою девушку, а я убью твою»?

— Нет, — возразила Тесс, пораженная собственной догадкой. — К тому времени, как погибла Тиффани Гантс, Алан Палмер еще не знал Люси Фэншер. Они познакомились только на следующий год. А более или менее регулярно стали встречаться лишь весной.

— Тогда вообще ничего непонятно. Бессмыслица какая-то.

— Есть только один-единственный вариант, при котором все это будет иметь смысл. — Во рту у нее внезапно пересохло, и Тесс пришлось облизать губы, чтобы заставить себя сказать то, что пришло ей в голову. — Эрик Шиверс и Алан Палмер — один и тот же человек.

— Не может быть! Вы же слышали, что сказал тот парень. У Алана Палмера были при себе права и кредитка. Откуда он их взял, если на самом деле это был Эрик Шиверс?

— Такие вещи можно легко подделать, — объяснила Тесс, вспомнив трюк, которому научил ее Микки Печтер всего несколько недель назад. — Неужели вы не понимаете? Ко времени смерти Тиффани Гантс Шиверс уже сделал все необходимые приготовления, чтобы бесследно исчезнуть. Он обзавелся документами на имя другого человека. Алан Палмер, скорее всего, сделал то же самое — заранее подготовил все документы на другое имя, арендовал машину, а свой фургон бросил там, где его не могли не заметить — возле того места, где, предполагалось, он спит.

— Но ведь Алан Палмер в клинике в Коннектикуте!

— Нет, я знаю, что кто-то под именем Алана Палмера действительно лежит в клинике. Только я почти не сомневаюсь в том, что это совсем другой человек. Я готова поспорить на что угодно, что этот человек действительно угодил в аварию и что у него сломан позвоночник. Вы проверяли дату, когда он поступил в клинику, или просто приняли на веру то, что сказал звонивший вам социальный работник?

Карл угрюмо уставился в землю:

— Нет, мне и в голову не пришло проверять. Да и зачем кому-то лгать в таком случае? Он же в клинике, куда он денется? Я даже не спросил, когда его привезли туда, поскольку и так это знал… Вернее, думал, что знаю.

— Эрик, скорее всего, существует на самом деле. Только это совсем не тот Эрик Шиверс, который ухаживал за Тиффани Гантс, а потом убил ее.

— Послушайте, вы сами-то слышите, что говорите?!

— Один и тот же человек убил и Тиффани Гантс, и Люси Фэншер. И он жив и здоров и, возможно, обхаживает сейчас еще какую-нибудь дурочку. Нашел себе стройную темноволосую девчонку, такую, что успела нахлебаться лиха по самые ноздри, и теперь лезет из кожи вон, чтобы жизнь ее повернулась к лучшему. Отправил ее привести в порядок зубы, помог с деньгами, заставил вернуться в школу и подыскал приличную работу. Друзья и родственники девушки души в нем не чают, готовы землю целовать под его ногами. Они счастливы, они любят друг друга и собираются в скором времени пожениться.

— Вы думаете…

— Я думаю, что этот тип просто идеальный возлюбленный… пока не решит прикончить вас.

Глава 17

Полицию штата Мэриленд почему-то никогда не замечают те, кого она призвана защищать. Спроси, к примеру, обычного человека, чем именно занимаются стражи порядка, и наверняка услышишь раздраженный ответ, что исключительно вымогательством денег у ни в чем не повинных водителей, которые если и превысили скорость, так совсем чуть-чуть. Те же, кто читает газеты, возможно, вспомнят невезучего полицейского в штатском, не вовремя оказавшегося на линии огня, когда какой-то житель штата Мэриленд попытался вышибить мозги неверной возлюбленной. Почему-то о полицейских вспоминают, только когда кто-то из них подставляет голову под пулю.

А так, похоже, никто и не задумывается о том, кто они такие и для чего живут на свете. Конечно, к Тесс это никак не относилось. А Карл, когда занимался расследованием убийства Люси Фэншер, работал в тесном сотрудничестве с детективами и отлично знал, чем им приходится заниматься.

— Не хочется мне вновь обращаться к этим парням, — сказал он Тесс, когда прошло сначала десять, а потом и тридцать минут после назначенного им времени. — Почему бы не позвонить сразу в ФБР?

— Вы не хуже меня знаете, что это дело никак не попадает под юрисдикцию ФБР. Правда, этот парень арендовал машину в Виргинии, но убили-то его в пределах штата Мэриленд. И потом, чем вы недовольны? Когда я звонила им, они были весьма любезны. И очень заинтересовались этим делом.

— Если им так уж интересно, почему они столько маринуют нас здесь?

— Чтобы лишний раз напомнить, кто они, а кто мы. Или чтобы потешить собственное самолюбие — дескать, вот какие мы важные!

— Насколько я знаю, у них с этим делом все в порядке. Надутые, точно индюки. Я проклинал все на свете, когда работал с ними в округе Сесил.

— Это ведь они вели дело Люси Фэншер?

— Да. Полные идиоты. Причем идиоты, которые уверены, что знают все на свете. Не успели приехать, как тут же выперли нас за дверь — мол, и без вас разберемся. Точно мы не полицейские, а так, не пришей кобыле хвост! Обычные люди.

— А мы и есть обычные люди, — хмыкнула Тесс. — Ладно, хватит ворчать. Просто подыграйте мне — и увидите, что будет. Никуда они не денутся, сделают все как миленькие.

Прошло еще минут пять, прежде чем секретарша провела их наконец в комнату, где сидели трое в форме цвета хаки. Глаза у всех были какие-то стертые и лишенные абсолютно какого бы то ни было выражения. Никому из этой троицы и в голову не пришло извиниться за то, что Тесс с Карлом были вынуждены ждать. Самый младший из них в конце концов вяло кивнул Карлу.

— Карл, — промямлил он.

— А вы, если не ошибаюсь, капрал Грегг?

— Крейг. К тому же теперь я уже сержант.

— Да, правильно, вы ведь помогали нам при расследовании убийства Фэншер, Дьюитт, — вмешался сидевший в середине. На его нашивке значилось «лейтенант Грин». — Сержант Крейг в двух словах ввел нас в курс дела. От начала до конца вилами на воде писано, уж вы простите мою резкость.

Тесс прикусила губу, чтобы не поморщиться — ей сразу стало ясно, куда он клонит.

— Итак, теперь мы имеем два дела, которые, как вы считаете, связаны между собой. И вы уже даже позаботились связаться с ВИКАП, — брюзгливым тоном продолжал лейтенант Грин. — Лично я никакой связи пока не вижу, но у нас за последние пять лет остались нераскрытыми сорок убийств взрослых, совершеннолетних женщин, включая и еще один случай обезглавливания, хотя по нему и был произведен арест. Только тогда нашли вначале тело, а уже потом голову.

Судя по самодовольному выражению лица лейтенанта, он страшно гордился тем, что так хорошо помнил все детали. Старший из этой троицы, майор Шилдз, благосклонно кивнул и улыбнулся.

— Мы также проверили те случаи бытового насилия, по которым был вынесен вердикт «убийство — самоубийство».

— Вердикт?! — эхом повторила Тесс.

Судя по всему, от майора Шилдса не укрылась нотка недовольства в ее голосе.

— Я сказал «вердикт» лишь в том смысле, что следствие по этим делам на время заморожено. Но мы не должны исключать тот факт, что убийца — если предположить, что вы правы и он действительно один — прекратил убивать просто потому, что его самого уже нет в живых. Или потому, что он убрался в другой штат. Ибо в таком случае нам придется сообщить в ВИКАП и надеяться, что это сообщение не останется незамеченным.

— Он ни за что бы не наложил на себя руки, — проворчал Карл. Тесс не была в этом так уж уверена, но не желала, чтобы эти трое поняли, что между ними есть какие-то разногласия. Поэтому она промолчала, незаметно положив ладонь на колено Карлу. Тот, выждав пару секунд, недовольно стряхнул ее руку.

— Нет, конечно, — нехотя согласился майор. — Безусловно, нет, если ваши предположения верны. Но судить только по двум этим случаям было бы неверно. Сэм у нас не так давно был в Квантико^[17] и прошел соответствующий курс переподготовки. — Кивком головы он указал в сторону лейтенанта. — Мы тут не по шаблону работаем, знаете ли.

Тесс опять едва удержалась от гримасы. В «убойном отделе» полиции Балтимора у нее был приятель, который тоже как-то раз ездил в Квантико, чтобы проконсультироваться по поводу двух схожих на первый взгляд убийств, произошедших в двух элитарных пригородных районах Балтимора. В действительности поездка в Квантико являлась возможностью поддерживать добрососедские отношения между соответствующими службами, потому что ни о какой реальной помощи речь не шла. Лейтенант между тем, надувшись от важности, принялся листать свои записи.

— Оба убийства произошли ночью. Из этого можно сделать вывод, что наш убийца, так сказать, ночная пташка.

Похоже, это была единственная полезная информация, которую он вынес из своей поездки. Преступления не связаны между собой, а те двое, которых независимо друг от друга в итоге арестовали, по-видимому, имели полную возможность совершить их — что днем, что ночью.

— А что насчет уже закрытых дел? — как можно более миролюбиво спросила Тесс. У нее возникло странное ощущение повисшей в комнате напряженности — как будто Карл и лейтенант Грин старались не смотреть друг на друга.

— Закрытых? — озадаченным тоном переспросил лейтенант. — А что такое? Закрытые они и есть закрытые.

— Но, предположим, тот, кого мы ищем, сейчас в тюрьме по другому делу.

— Эээ… да, конечно. Такое, естественно, тоже возможно.

— Или по какому-то из этих дел был ошибочно осужден другой человек. Произошло то, что называется судебной ошибкой, и вот невиновный за решеткой, а убийца гуляет на свободе.

— Интересное… ммм… предположение, — промямлил майор. — Что ж, возможно и такое. Мы подумаем. И будем весьма благодарны вам за помощь… за любое сотрудничество. Это дело может оказаться весьма… эээ… интересным.

Итак, им явно указывали на дверь, как и предсказывал Карл. Тесс кожей чувствовала, как он начинает закипать, но знала, что им ни в коем случае нельзя выходить из себя. Наоборот, придется быть до приторности вежливыми, иначе им в жизни не добиться того, ради чего они явились сюда.

— Собственно, мы и позвонили для того, чтобы помочь всем, что в наших силах. Мы были бы просто счастливы работать с вами.

Майор благосклонно улыбнулся:

— Но у полиции штата нет обыкновения работать с гражданскими.

— Конечно. — Тесс проглотила и это. Повисла пауза, и на лицах всей троицы засияли улыбки. Судя по всему, их переполняло чувство удовлетворения тем, как ловко и безболезненно они избавились от непрошеных помощников. — Только ведь вся эта, без сомнения, важная информация явилась результатом нашего расследования. Я по-прежнему связана условиями соглашения, и работа моя еще не закончена. Можно даже сказать, что это моя информация. Она принадлежит мне и моим клиентам.

Улыбки с лиц детективов как ветром сдуло.

— Вы, конечно, имеете полное право заниматься своим делом и дальше, — пробормотал майор. — Разумеется, если вам не придет в голову вмешиваться или как-то мешать полицейскому расследованию.

Пустые угрозы! Тесс покачала головой, словно желая сказать, что не закончила.

— Мои клиенты — люди со связями. И они не привыкли к тому, чтобы их оттирали в сторону или как-то контролировали их действия. Тем более, что им уже хорошо известны все факты, которые мне удалось обнаружить. Пока ни у кого из них и в мыслях не было сделать эту информацию достоянием прессы. Так будет и впредь — до тех пор, пока этим делом занимаюсь и я тоже. Стоит мне только шепнуть кому-то из них, что вы отстранили меня от расследования, и сюда толпой слетятся телевизионщики. Представьте, какой поднимется крик. «Надувательство!», «Сокрытие улик!»

— Сокрытие улик?!

— Видите ли, мои клиенты готовы использовать все имеющиеся в их распоряжении средства, чтобы добиться дополнительных ассигнований на борьбу с бытовым насилием. Вообразите, что будет, когда выплывут все подробности этого дела с убийством Фэншер и выяснится, что вы позволили ее приятелю бесследно испариться! А что, если он после этого успел прикончить еще кого-то? Страшно даже подумать!

— Ну, в отношении Алана Палмера вы наверняка ошибаетесь, — брызгая слюной, зафыркал сержант Крейг. — Более добропорядочного молодого человека и представить себе трудно! Все, кто знал Люси Фэншер, просто души в нем не чаяли. Да и потом, ради всего святого, о чем это вы толкуете?! Он ведь в клинике!

— Боюсь, в клинике кто-то другой, — покачала головой Тесс. — И попал он туда еще до того, как ваш «Алан Палмер» уехал из Норт-Иста.

— Но у нашего парня было стопроцентное алиби. Он просто не мог никого убить. Собственно, и сейчас не может. Просто потому…

Майор метнул в сторону говорившего взгляд, заставивший его поперхнуться на полуслове. После чего, сделав внушительную паузу, повернулся к Тесс:

— Вы нам угрожаете, мисс Монахэн? Не советую вам этого делать.

— При чем тут угрозы? Речь идет исключительно о фактах. Думаю, мои клиенты неизбежно заинтересуются тем, что мне удалось выяснить в ходе моего расследования. И самый верный способ убедить их в том, что вам нечего скрывать, это дать возможность мне… и Карлу, разумеется, работать с вами вместе.

— Но вы ведь не служите в полиции. Да и Карл уже больше не полицейский. Как вы сможете участвовать во всем этом?

— Ну, какие-нибудь несложные задания… И потом, существует еще всякая бумажная, рутинная работа. Вы могли бы предоставить это нам. Или, предположим, какие-то поручения — съездить, поговорить с кем-то, например. Мы согласны на все: отвечать на телефонные звонки, копаться в бумажках, проверять документы… Кстати, мы могли бы первым делом проверить подлинность фотографии на водительском удостоверении Алана Палмера. Вы не смотрели, он не похож на Эрика Шиверса?

Быстрый обмен взглядами между полицейскими офицерами подсказал Тесс, что она на правильном пути. Стало быть, идентичность фотографий они еще не проверяли, приободрилась она. Краем глаза Тесс успела заметить, как лейтенант Грин что-то поспешно черкнул в своем блокноте.

— Мы с Карлом могли бы покопаться в прошлой жизни этих двоих — вдруг они где-то пересекались?

— Они не… — начал сержант Крейг, но суровый взгляд майора, один из тех, которым можно заставить поперхнуться и более храброго человека, вынудил того проглотить остаток фразы. Либо майору предложение Тесс показалось дельным, либо ему очень не хотелось, чтобы младший по званию офицер сгоряча выболтал то, что уже было известно полиции штата.

— Если мы согласимся, чтобы вы участвовали в расследовании, пусть даже косвенно, — продолжал майор, — то, думаю, вы обязаны отдавать себе отчет, что любая, хоть и самая незначительная информация будет являться конфиденциальной. Ни один факт не должен просочиться в прессу! Если человек, которого мы ищем, все еще в Мэриленде, он совершенно уверен в том, что ему ничто не грозит. И это чувство ложной безопасности — одно из немногих наших преимуществ.

— К тому же у него, возможно, существуют и периоды бездействия, — вмешался лейтенант.

«Как же, держи карман шире», — едва не брякнула Тесс. Но Шилдз и Крейг моментально просияли, словно их коллега удачной фразой разом вернул уже утраченные было позиции. И Тесс смирилась — ладно, пусть тешит себя, идиот несчастный!

— Может, вы расскажете нам, к каким выводам вы пришли, когда анализировали оба эти дела?

— Этот убийца действует на редкость методично. При условии, что это один и тот же убийца. В чем у нас уже нет никаких сомнений.

— А в чем еще у вас нет сомнений? — осведомилась Тесс таким тоном, словно это не ей пришла в голову мысль о том, как сильно оба эти убийства привязаны именно к датам. — Вы обратили внимание, что в каждом из этих случаев существует некий временной график?

— Тиффани Гантс была убита шесть лет назад, в апреле. Примерно за два месяца до ее смерти «Алан Палмер» получил новое водительское удостоверение. Сделано это было в Мондоумине, Балтимор.

— Новое водительское удостоверение?

Лейтенант со вздохом пожал плечами:

— По законам штата Мэриленд водительские права положено менять раз в пять лет. Настоящий Алан Палмер угодил в аварию, когда гонял на мотоцикле. Ему тогда было двадцать шесть лет, лицензию ему обменяли спустя полтора года. Но если человек, попав в аварию, оказывается в коме, это вовсе не значит, что у него автоматически отберут права. И сведения о нем по-прежнему остаются в компьютере.

— Даже если вы не платите по страховке?

— Потеря страховки не влечет за собой потерю водительских прав. Во всяком случае, если верить исключительно данным компьютера, то Алан Палмер может водить машину. Компьютеру плевать, что у человека не в порядке с головой — по его сведениям, Палмер имеет полное право водить машину и будет его иметь даже если не обменяет права, когда истечет срок старых. И так будет на протяжении двенадцати месяцев. Кто бы ни воспользовался его правами, он наверняка это знал и заранее обзавелся какими-то другими документами, что позволило ему получить новые права. Карточкой социального страхования, к примеру, или просто метрикой.

— А какой адрес был указан в водительских правах Алана Палмера? Скорее всего, последний? — Подперев ладонями голову и облокотившись о стол, Тесс завороженно слушала, ловя на лету каждое слово.

— Это-то мы как раз проверили. — Лейтенант Грин одарил ее скулой улыбкой. Похоже, он начал понемногу оттаивать. Впрочем, мужчины всегда тают, если женщина слушает их открыв рот. — На первый взгляд адрес выглядел совершенно обычно — улица как улица. Только потом выяснилось, что это номер почтового ящика где-то в самом Балтиморе. Короче говоря, этот тип взял название улицы, после чего приписал к нему номер почтового ящика, так что тот сошел за номер дома. А месяц спустя, явившись за новым водительским удостоверением, указал уже совсем другой адрес.

— Ну хорошо, а как же фото? Ведь у них на руках была фотография настоящего Палмера! Не могли же там не заметить, что это совсем другой человек?

Лейтенант озадаченно поскреб подбородок.

— Да, конечно… Но ведь на первом-то снимке он совсем еще мальчишка. Сами знаете, как сильно меняются молодые ребята в этом возрасте. Да и потом, прошло уже почти шесть лет. К тому же парень еще здорово похудел: настоящий Алан Палмер весил почти двести тридцать пять фунтов, а этот, второй, написал — сто семьдесят пять. А если цвет глаз, цвет волос и рост соответствовали хотя бы примерно… ну и возраст, конечно… то никто и внимания бы не обратил, я вас уверяю!

— Ко всему прочему, этот тип отправился за правами в Мондоумин, — вмешался сержант Крейг. — В один из этих треклятых…

Сержант вовремя прикусил язык, но Тесс отлично его поняла. И решила, что с нее хватит. У нее не было привычки спускать такие выпады.

— Давайте, сержант, не стесняйтесь. Продолжайте ваши оскорбительные намеки. Видимо, людей с другим цветом кожи вы относите ко второму сорту, не так ли? Или цвет кожи тут ни при чем и все дело в том, принадлежит ли ваш собеседник к представителям сильного пола?

— Я вовсе не расист, если вы на это намекаете, — буркнул в ответ сержант. — И против женщин я тоже ничего не имею.

— Ладно, проехали. В конце концов, мы с вами не в суде, — великодушно заявила Тесс. — Тем более что, скорее всего, вы правы.

Карл, майор Шилдз и лейтенант Грин, молча переглянувшись между собой, в ужасе уставились на Тесс.

— Нет, нет, я имею в виду, что мнимый Алан Палмер, возможно, и выбрал-то район Мондоумина именно потому, что там в основном живут афроамериканцы. Соответственно, в полиции тоже работают одни черные. А мы для них все на одно лицо.

— Ну и кто из нас расист? — глядя в сторону, проворчал сержант.

— У меня есть приятельница. Ее зовут Джекки Вейр, ее приемной дочке всего три года, она едва начала ходить. Как-то раз она увидела на экране Джулию Робертс. А поскольку до этого она ее не видела, то принялась тыкать пальцем в экран и вопить: «Тесси, Тесси! Я тебя узнала!» И все потому, что Джулия Робертс стянула волосы на затылке.

Мужчины моментально сообразили, что она имеет в виду. В глазах полицейских вспыхнула догадка, а сержант Крейг даже крякнул.

— Но вы вроде бы покрупнее… — вякнул он.

Тесс решила, что закончить ему не даст — и так понятно, что он собирается сказать.

— Послушайте, кто бы он ни был, этот тип, в уме ему не откажешь. Конечно, все предусмотреть он не мог, однако голова у него варит. Всякий раз он пользуется именем и фамилией реально существующего человека, выбирая такого, кто в настоящее время недееспособен, и придумывает для него, так сказать, новую жизнь. Конечно, был небольшой риск, что он проколется, пока выдает себя за Алана Палмера, поскольку тот все-таки жив, хотя и в больнице. Но он уж постарался ничем не привлекать к себе внимания. Он — как паразит, который перескакивает от одного хозяина к другому. Представьте себе, к примеру, блоху — укусит и скакнет на кого-то еще, а вы и не заметите.

Майор и лейтенант молча закивали. Возможно, ей и не удалось еще полностью переманить их на свою сторону, но определенный сдвиг уже есть, с удовлетворением заметила Тесс.

— Теперь насчет денег, — вступил в разговор майор. — Преступления, где речь идет о фальсификации личности, как правило, связаны с желанием высосать как можно больше денег. У Алана Палмера был всего один счет, кредит он не брал и всегда аккуратно платил по счетам, избегая задолженностей. Честно говоря, я вообще не понимаю, для чего ему в таком случае понадобилась кредитная карта.

— Кредитка ему была нужна, чтобы арендовать машину, — объяснила Тесс. — Чтобы взять автомобиль напрокат, надо предъявить водительские права и кредитку. В связи с этим у меня возникает другой вопрос: есть ли у Алана Палмера до сих пор открытый счет?

— Он снял все до последнего цента и закрыл его еще три года назад, — ответил лейтенант Грин.

Сержант Крейг перегнулся через стол, горя желанием внести свою лепту.

— Стало быть, это случилось всего через месяц после того, как мне позвонила одна женщина, которая заявила, что она, мол, социальный работник и звонит, чтобы сообщить: Алан Палмер лежит в какой-то клинике в другом штате.

— Мне она тоже звонила, — заметил Карл. Тесс незаметно лягнула его под столом.

— Вы это проверили?

— Конечно. — У сержанта Крейга хватило ума не заострять внимания на этом факте. — Я перезвонил, проверил номер ее удостоверения. Все было в порядке. Естественно, мне и в голову не пришло уточнить, какого именно числа он туда поступил.

— А вам не показалось это странным? Я имею в виду то, что звонок был от какой-то совершенно незнакомой вам женщины.

— Нет. Тем более, что до этого Алан сам звонил регулярно, спрашивал, удалось ли что-нибудь выяснить. Если честно, он даже изрядно мне надоел. Что я мог ему сказать? «Извини, приятель. Боюсь, тебе здорово не повезло»?

— Старый трюк, — покачал головой майор. — Раз за разом спрашиваешь одно и то же, обычные вопросы, простенькие и скучные до зубной боли. Но иногда это срабатывает: именно так чаще всего всплывают какие-то несостыковки.

— Мне тоже звонила какая-то женщина, — повторил Карл.

— Может, это была его новая подружка? — предположила Тесс. — Еще одна хорошенькая темноволосая девушка, которая не станет приставать с вопросами, если ее новый, весь из себя положительный приятель попросит ее позвонить вместо него. Возможно, он объяснил, что это, дескать, просто розыгрыш, что сержант и Карл его прежние дружки, над которыми он решил подшутить.

Несколько минут они в угрюмом молчании переваривали мысль о том, что тип, которого они ищут, уже обзавелся новой подружкой. А если и не обзавелся, то за этим дело не станет — учитывая, что им о нем известно. Почему он убивает их всех? Почему всякий раз срывается с места? Что вообще движет им?

— А что насчет другого отрезка его жизни в качестве Эрика Шиверса? — спросила Тесс. — Это его настоящее имя или его он тоже позаимствовал на время?

— Эрик Шиверс умер пятнадцать лет назад, тогда ему было всего семнадцать, — ответил майор Шилдс. — Что мы знаем точно, так это то, что его водительские права спустя десять лет после его смерти были еще действительны. И были действительны еще чуть ли не год после гибели Тиффани Гантс. Их не обменивали, но в компьютере сведения продолжали оставаться. Выданы на восточном побережье.

— Как умер Эрик? — поинтересовалась Тесс.

— От внезапного сильнейшего приступа астмы. Умер он в клинике в Сэйлсбери, хотя его семья живет в Крисфилде.

— Опять в клинике, черт возьми! — гаркнул Карл. — Еще одно звено между Эриком и Аланом Палмером. Клиника — это место, где любой, кто имеет доступ к записям, может воспользоваться номером социальной карточки. Придется ими заняться.

Ответил ему майор, и в голосе его, как ни странно, не было и намека на раздражение:

— Мы уже этим занимаемся. Проверили записи регистрации, но ни на имя Эрика Шиверса, ни на имя Алана Палмера в данный период не была зарегистрирована машина.

— И тем не менее машину он водит, — проворчала Тесс. — Этому есть множество свидетельств. Стало быть, он воспользовался еще каким-то именем, к которому и возвращается в промежутках между…

— В периоды бездействия, — подсказал лейтенант Грин, снова использовав тот же термин, но у Тесс как-то пропало желание шутить на этот счет. Да, похоже, у этого типа и в самом деле бывают периоды бездействия, причем довольно продолжительные.

— Нужно отдать ему должное, — вмешался Карл. — Организаторские способности у парня — дай бог каждому. Кое-кому из нормальных людей права не выдают, потому что в компьютере путаница. А наш — везунчик! Пара звонков — и дело в шляпе!

— Не знаю, — протянула Тесс, в который раз уже вспомнив Микки Печтера. — Случайно я в курсе, что тут у нас получить фальшивое водительское удостоверение проще простого. Даже тупицам из Таусона это раз плюнуть. Что меня по-настоящему волнует, так это потрясающая скрупулезность, с которой он планирует каждый свой шаг. И при этом, заметьте, у парня нет ни малейшей финансовой заинтересованности в смерти всех этих женщин. Ни у той, ни у другой ни цента, он ничего не унаследовал после них, тем более что их отношения не узаконены, и по законам штата Мэриленд ни одна не считалась его женой. Мог бы запросто бросить их и уехать.

— Может, он страшится обязательств? — робко предположил сержант.

— Знаете, что я думаю? Он всегда все планирует заранее. Еще только встречается с какой-то девчонкой, а уже знает, что этот день придет. И каждый раз горюет совершенно искренне. Вы ведь никогда не сомневались в искренности Алана Палмера, верно?

Вопрос ее был адресован, естественно, не сержанту, а Карлу. Наверняка в том, что казалось сферы человеческих эмоций, сержант был не лучшим экспертом.

— Чего нет, того нет. И это не дает мне покоя по сей день. Он был совершенно раздавлен. Может, у меня не так уж много опыта с убийствами… — взгляд Карла обежал сидевших за столом, словно спрашивая, кто из них осмелится спросить, а случалось ли ему вообще принимать участие в расследовании подобных дел, — но этого я не понимаю. Как можно так сыграть? Скорбеть по женщине, которую сам же убил… Да еще разрубил на куски, словно тушу на бойне?!

— После смерти, — осторожно поправила Тесс. — Обе женщины умерли от огнестрельного ранения в грудь.

— Оружие убийства… — начал майор Шилдз без малейшей надежды в голосе.

— Никаких зацепок, — уныло сообщил лейтенант Грин.

— Возможно, он отрубил Люси голову именно для того, чтобы его муки не вызывали никаких сомнений. — Тесс внезапно поймала себя на том, что она словно оказалась в шкуре убийцы, хотя и не совсем так, как это делает человек, специализирующийся на расследовании подобных преступлений.

Лицо майора приняло скептическое выражение.

— По-вашему, он убивает женщину, отрезает ей голову и держит ее тело у себя несколько дней? Между прочим, в воде. Тогда это полный псих, который наверняка бы обратил на себя внимание.

— Но ведь так и было, разве нет? Естественно, на него обратили внимание.

Она постаралась сказать это как можно мягче, даже заискивающе, чтобы майор, упаси господи, не подумал, что ей опять вздумалось ему противоречить. Потому что ничего такого у нее и в мыслях не было. Он был прав… и вместе с тем ошибался. Человек, которого они искали, действительно мог сойти за нормального. Но только недолго. Потом что-то происходило, и он должен был бежать. Но почему всякий раз при этом ему приходилось еще и убивать? Почему эти женщины должны были умереть? Планировал ли он это заранее или просто стремился жить нормальной жизнью, но его попытка всякий раз заканчивалась крахом?

— Живет себе девушка, — начала Тесс. — Темноволосая, с большими лучистыми глазами. Хорошенькая, хотя красавицей ее не назовешь. И тут в игру вступает он. Делает все, чтобы превратить ее в красавицу: заставляет исправить зубы, сделать новую стрижку. Возможно, она работает в магазине полуфабрикатов, как Люси и Тиффани. Может быть, сейчас эта девушка радостно улыбается приятному незнакомому молодому человеку, который стал регулярно захаживать к ним в магазин. Я как будто вижу ее. И я готова сделать все, чтобы спасти ей жизнь.

— Вы уже многое сделали, — перебил ее майор. — Достаточно того, что вы позвонили нам. А теперь позвольте нам делать свою работу.

Тесс покачала головой:

— Не могу. Просто не могу. Есть нечто такое, что можем сделать только мы с Карлом. Хотя это и немного.

— Проклятие! — выругался сержант Крейг. — Вы оба такие же чокнутые, как и этот тип!

Карл взвился как ужаленный. Но Тесс, заранее предвидев его реакцию, успела схватить его сзади за брючный ремень и с силой дернула вниз, заставив плюхнуться на стул. Глаза майора сузились, на лице появилось задумчивое выражение, как будто он только сейчас понял то, что давно уже силился понять.

— Ладно, — кивнул он. — Можете приходить каждый день и работать в этом офисе. Я постараюсь держать вас в курсе. Но зарубите себе на носу: как только что-то узнали — тут же бегом ко мне, ясно? И не вздумайте расспрашивать кого-то у нас за спиной. Узнаю, что вы темните, мигом получите пинка под зад и даже глазом моргнуть не успеете, как окажетесь на Риверстоун-роуд. Уразумели?

Тесс покосилась на Карла. Поколебавшись немного, он неохотно кивнул, но на лице его застыло упрямое выражение, словно он по-прежнему считал, что они куда лучше управились бы вдвоем. Но согласие, хоть и под некоторым нажимом, было все-таки дано. Протянув руку майору Шилдзу, Тесс обменялась с ним рукопожатием, причем постаралась сделать это так, как учил ее отец — тряхнув его руку крепко, по-мужски.

Сержант Крейг надулся, а лейтенант Грин вслед за майором радушно пожал руку Тесс.

— Полезно увидеть это дело под женским углом зрения, — заявил он. — Возможно, это поможет.

— Ничего не поделаешь, — с философским видом кивнула Тесс, — все когда-нибудь бывает в первый раз.

Глава 18

Первое порученное им задание, как и следовало ожидать, оказалось совсем нетрудным — следовало взять фотографию «Алана Палмера» и подъехать с ней в одну частную почтовую контору где у того был абонентский ящик. Нужное им здание отыскалось на Гилфорд-авеню, в двух шагах от городского суда и огромного комплекса, занимаемого тюрьмой штата.

Местечко оказалось еще то! Осколки стекла жалобно захрустели у них под ногами, когда они решились наконец перейти через дорогу, изрытую ямами, словно после бомбежки. Остатки рельсов единственного на весь Балтимор трамвайного маршрута, разорванные и изломанные, угрожающе торчали из земли, как зубы дракона. Карл беспокойно огляделся по сторонам.

— Неужели тут кто-то живет?!

— Ну, здесь еще не так уж плохо, — успокоила его Тесс. — Всего в двух кварталах к западу находится самый очаровательный район во всем Балтиморе.

— Угу. А в двух кварталах к востоку — другой, куда лучше не соваться, иначе вмиг башку оторвут.

— Ну зачем вы так! Если разобраться, то в окрестностях тюрьмы, возможно, спокойнее, чем в других кварталах, ведь тут кишмя кишит полиция. Но, с другой стороны, вы правы: если проехать милю-другую на восток, можно и впрямь нажить себе серьезные неприятности.

Здание, где располагалась почтовая контора, оказалось совсем крохотным, а родившаяся в голове ее хозяина дурацкая идея складывать пустые коробки вдоль ветхих покосившихся стен урезала жизненное пространство до размеров обычного гроба. Тесс и Карл с трудом протиснулись мимо этого нагромождения картона к стойке, где развалился жизнерадостный юноша с наушниками на голове, из которых лилась музыка. Не видя и не слыша ничего вокруг, он с аппетитом жевал сэндвич. Круглое лицо его неопровержимо свидетельствовало о том, что в жилах юноши течет кровь сразу нескольких рас. Тесс по привычке отметила про себя зеленые, отливающие янтарем миндалевидной формы глаза, смуглые, словно обожженные солнцем скулы, по которым были щедро рассыпанные веснушки. Если бы ее спросили, кем является сей любопытный образчик людской породы, она бы, пожалуй, предположила, что бабушка-японка согрешила с каким-то афроамериканцем, у которого в предках, как у нее самой, был какой-нибудь необузданный ирландец.

— При-и-ивет, — пропел он, заметив их наконец. Тесс сунула ему под нос фотографию Алана Палмера. Сосканировав снимок с водительских прав, его увеличили на компьютере и снова распечатали, так что в результате качество оказалось отменное. Увы, на снимке лицо Алана Палмера обрамляла сразу бросавшаяся в глаза окладистая борода. А вот Карл не помнил, чтобы у приходившего к нему человека вообще была растительность на лице. Похоже, эта самая борода была лишним способом сбить с толку любого, кому бы пришло в голову, что в жизни он выглядит несколько моложе своих лет. К тому же борода совершенно меняла форму его, по словам сержанта Крейга и того же Карла, ничем, в сущности, не примечательного продолговатого лица. Ни один из них не знал, была ли у Эрика Шиверса борода в тот период, когда он менял водительские права. Это было сделано незадолго до того, как в штате перешли на цифровые фотоаппараты, и, стало быть, копия снимка не сохранилась. Но Тесс была уверена, что у этого типа уже появилась привычка отращивать бороду, перед тем как подыскивать для себя новую личину, и сбривать ее начисто сразу же после того, как трансформация была завершена.

Вполне вероятно, что этот ублюдок умудрялся повернуть все так, чтобы его новая подружка сама умоляла его поскорее избавиться от бороды.

— Давно вы тут работаете? — спросила юношу Тесс.

— Даже слишком, — вздохнул он. Впрочем, в голосе его не было ни малейшего намека на уныние. Еще один клоун, чертыхнулась про себя Тесс.

— Мы вместе с полицией штата расследуем одно дело. — Странно, на этот раз она сказала чистую правду, а покраснела так, будто ее поймали на неуклюжем вранье. — Скажите, этот человек на снимке не мог быть одним из ваших клиентов?

— Наши клиенты, — объявил молодой человек с притворной строгостью, странно противоречившей его веселому голосу, — придя к нам, могут рассчитывать на строгое соблюдение тайны и полную конфиденциальность. У нас как в почтовом ведомстве США. Почта — дело личное. Почта — это священно!

Тесс с саркастической усмешкой представила, как, Доработав до пенсии, этот юный энтузиаст, еще чего доброго, объявит, что сюда его привело не иначе как предназначение свыше.

— Мы не собираемся вскрывать его почту, нам просто нужно знать, является ли он до сих пор вашим клиентом. Во всяком случае, пять лет назад он им был. И даже арендовал у вас ящик.

— Пять лет назад? Господи, да ведь это целая вечность! — недовольно буркнул он. Однако все-таки соизволил сдвинуть наушники и бросил взгляд на снимок. Гесс услышала приглушенный рокот ударника. — Может, да, может, нет. Во всяком случае, сейчас он точно к нам не приходит. Личико-то у него запоминающееся, верно?

— То есть вы бы его узнали? — По мнению Тесс тот, о ком они спрашивали, выглядел обычным до зубовного скрежета. Не скажешь, что писаный красавчик, но и не урод. Средний рост, нормальное телосложение. Один из тех, кто никогда не привлекает к себе внимание. Что называется, человек из толпы.

— Боже правый, да ведь это просто Кинг-Конг какой-то! Парень щелкнул по тому месту на снимке, где топорщилась кустистая борода. — Интересно, а ему никогда не приходило в голову избавиться от этого веника?

— У него другое хобби — он чаще избавляется от людей, — прошептал Карл.

У них были и другие снимки, вот только предъявлять их было, увы, негде. Майор Шилдз предложил, чтобы они съездили в Спартину, показали Эшу водительское удостоверение Алана Палмера и выяснили, не тот ли это человек, который был ему известен под именем Эрика Шиверса. Но Тесс и без того уже знала, каков будет ответ в конце концов, ведь именно в Спартине они откопали конец ниточки, которая вела к разгадке этого дела. Честно говоря, ей куда интереснее было бы снова повидаться с семейством Гантсов — возможно, они узнают человека на снимке. Естественно, в полиции штата ей этого не предлагали, наверное, считали это задание слишком значительным, чтобы поручать его любителям вроде нее или Карла.

— Этот Эрик Шиверс, — задумчиво протянула она. — Наверняка у него где-то есть семья.

— Что ж тут удивительного? Она у всех есть.

— Он ведь откуда-то из Крисфилда, верно?

— Да… но нет.

— Нет — что?

— Нам этого не поручали.

— Конечно. Но, между прочим, нам не поручали расспрашивать медперсонал в клинике, нам не поручали искать связь между тем местом, где умер Эрик, и тем, куда после аварии поместили Алана Палмера. И не поручат. Так же как нас и близко не подпустят к тем, кто был непосредственно связан с кем-то из жертв. Но я-то ведь имею в виду семью Эрика!

— И зачем они вам вдруг понадобились?

— Они могли бы рассказать нам об Эрике. Еще один вариант — клиника, но это не единственная возможность что-то узнать о нем. Чем черт не шутит, вдруг выяснится, что они с Аланом Палмером все-таки как-то пересевались… Может, в юности играли в одном оркестре. Или были в одном лагере.

— В оркестре? Намекаете, что корни всей этой истории уходят в далекое прошлое? Чушь! По-моему, вы слишком широко закидываете сети. Нам нужно работать так же, как полиция. И копать не вширь, а вглубь. Причем методично.

Они снова выехали на Гилфорд-авеню, и Тесс с тоской покосилась на указатель со стрелкой. Господи, вот было бы здорово махнуть на все рукой, свернуть туда, куда указывает стрелка, выбраться из этого проклятого города и двинуться не на запад, а на восток!

— Послушайте, у нас всего две возможности. Можем вернуться назад, в Спартину, повторить все то же самое и побеседовать с типом, с которым уже беседовали на прошлой неделе. Или можно вернуться в почтовую контору, фотографию отправить Эшу факсом, а самим двинуться на восточное побережье. Тогда у нас появится шанс узнать что-то новенькое.

— Нам же запретили это делать.

Тесс начала терять терпение. Будь на месте Карла Кроу или Уитни, их бы уговаривать не пришлось. Уж они бы обеими руками ухватились за этот план. Боже правый, как ее угораздило связаться с этим недоумком?! Всего боится, а соображает с таким трудом, словно по утрам вместо кофе пьет тормозную жидкость!

— Достаточно уже того, что вы нарушили основной закон.

— Основной закон?!

— Это из «Робокопа», — пояснил Карл. — Служить обществу. Защищать невинных. Соблюдать закон.

— Послушайте, с полицией штата я как-нибудь это утрясу, — заявила она, в душе сама поражаясь собственному нахальству. — Вы забыли, что и у нас есть козыри в руках. Пусть только попробуют выкинуть нас из этого дела, тут же устрою пресс-конференцию!

— Вы ведь клялись мне, что ненавидитепрессу.

— Конечно. Только они ведь этого не знают, верно?

Карл задумчиво пожевал щеку, видимо, потрясенный ее напористостью. М-да, с напарником ей явно не повезло, уныло подумала Тесс. Похоже, мысль его может работать только в одном направлении. Дай такому пас, и он тупо помчится к воротам, думая только о том, чтобы забить гол. А в покер с ним вообще лучше не садиться — пустое дело. Нет, он не то чтобы совсем тупой, вовсе нет — просто привык всегда действовать по инструкции и вот теперь бредет по жизни, как зашоренная лошадь, не замечая даже, что они спутали его по рукам и ногам.

Что ж, придется все время помнить об этом. И научиться как-то с этим справляться.

Глава 19

Тесс всегда забывала, что до Крисфилда далеко — почему-то у нее всякий раз, как на грех, вылетало из головы, как глубоко уходит вниз граница Мэриленда по другую сторону залива. Впрочем, все не так уж плохо, констатировала она. В конце концов, он все-таки ближе, чем тот же Оушн-сити или какой-нибудь из портовых городов, что в Делавэре, до любого из которых пришлось бы тащиться верных три часа, а то и дольше, в особенности летом. Хотя, наверное, и до Крисфилда не меньше, вздохнула она.

Главная дорога, ведущая в Крисфилд, упиралась прямехонько в берег залива, а за ним до самого горизонта раскинулся океан. В такой ясный весенний денек он почему-то казался особенно величественным и огромным.

— Последний адрес Шиверсов — Принсесс-Энн-корт, — сказал Карл. — Тут налево.

— Может, сначала заедем куда-нибудь перекусить? Уже около часа.

— Нет. Когда мы звонили им с дороги, то предупредили, что подъедем около половины второго.

— Да, но ведь еще не половина второго, а только час.

— Не важно. И потом, я обычно не хожу на ланч.

Карл Дьюитт не признавал всю эту ерунду вроде пиццы, сэндвичей и гамбургеров — словом, ничего из того, что обычно перехватывают на ходу. Тесс уже успела это понять. Весь день он сидел на диетических сухариках, зато вечером отводил душу огромной порцией жареного мяса, предпочтительно жирного. Она уступила — возможно, потому, что из нескольких попавшихся ей тут ресторанов большинство предлагали почему-то крабов. Порция всего пятьдесят центов, вспомнила Тесс. Нет уж, ни за что!

Однако не в ее привычках было сдаваться, не оставив за собой последнего слова.

— Послушайте, на такой диете вы, в конце концов, приметесь с бешеной скоростью набирать вес.

— С чего вы взяли? За весь день — лишь жалких две тысячи калорий! А еще учтите, что я вообще не употребляю алкоголь, стало быть, экономлю и на этом тоже, — с нажимом проворчал он, метнув в ее сторону укоризненный взгляд. Карл считал употребление алкоголя чуть ли не уголовным преступлением и едва не рухнул со стула, когда Тесс как-то раз за обедом попросила официантку принести ей кружку пива. — И каждый день сжигаю их без остатка. И потом, если вы думаете, что мне очень хочется быть таким же тощим, как ваш приятель, то глубоко ошибаетесь. Не человек, а сушеный комар какой-то! — фыркнул он.

В тот день, когда они уезжали, Кроу, как на грех, вышел в пижаме на крыльцо помахать ей вслед и пожелать удачи. На взгляд Тесс, Кроу был вовсе не худым — скорее стройным. Во всяком случае, он ничуть не походил на стоявшую возле него Искей, возмущенно подумала она. Кроу, ее дом, Балтимор — как это было теперь далеко!

Женщине, открывшей им дверь в дом, где жила семья Шиверсов, на первый взгляд могло быть и двадцать пять, и сорок, а то и больше. В уголках глаз ее лучились веселые морщинки, а скорбно опущенные губы и рот куриной гузкой делали ее похожей на грустного клоуна. Плата, за вечно сияющее в небе солнце, подумала про себя Тесс.

— Миссис Шиверс? — осведомился Карл. Тесс отметила про себя, что голос его неуловимо изменился. Судя по всему, Карл снова решил сыграть роль этакого рубахи-парня с побережья, догадалась она.

— Хэлли Лэнгли. Я… я была… то есть, я сестра Эрика. — Она закусила губу — видимо, вспоминать об этой потере было все еще мучительно.

— Я думал, что здесь живут ваши родители.

— Может, вам это покажется глупым, но мои родители до сих пор избегают говорить о смерти Эрика. Это все случилось так неожиданно, а ведь он… да, он был их любимцем. Нет, нет, я вовсе не хочу сказать, что меня они не любили. Любили, конечно. Но Эрик был их первенцем, и к тому же мальчиком.

Когда-то, возможно, подобное признание, да еще в устах уроженки восточного побережья, жители которого вообще скупы на эмоции, и удивило бы Тесс. Но за эти годы она успела уже убедиться, что людей просто хлебом не корми, только дай поделиться своими тайнами, в особенности если найдется благодарный слушатель. А уж незнакомый человек подходил на эту роль как нельзя лучше. «Эффект попутчика», вспомнила она. Хэлли Лэнгли провела их в полутемную гостиную, и Тесс, украдкой оглядевшись, решила про себя, что вряд ли эта комната сильно изменилась за последние два десятка лет.

— Эрик появился на свет не здесь, а в Сэйлсбери? — Это снова был Карл. Тесс молча устранилась, решив предоставить ему инициативу.

— И родился там, и умер тоже там. Но наша семья всегда жила здесь.

— Простите, я бы хотел уточнить обстоятельства его смерти. В клинике мне сказали, что это был внезапный приступ астмы и что вскрытия не было.

— Не сомневаюсь, что многие сочли бы это трагической случайностью. Не обратили внимания на такую заметную вывеску — огромный бык и жареные устрицы?

Тесс кивнула.

— Стало быть, вы знаете, что там всегда спокойно — все равно как дома. Мои родители высадили нас там, дали немного денег и велели заняться чем угодно. Эрик был на четыре года старше меня. Ему до смерти не хотелось возиться с младшей сестренкой.

— Да уж, — буркнул Карл. — Мальчишки… все они такие.

Нотка понимания и сочувствия в его голосе подействовала на Хэлли, как глоток спиртного. Она заговорила — торопливо, словно желая облегчить душу.

— Он удрал от меня, встретив кого-то из своих одноклассников. Не только мальчиков. И девочек, конечно. Собственно, все они увязались за девчонками. Я, конечно, подняла жуткий рев, тогда он дал мне денег и велел в пять часов ждать его у входа. Если честно, он дал мне кучу денег, но я все равно злилась. В глубине души я предвкушала, как наябедничаю родителям, и они отлупят его ремнем за то, что он оставил меня без присмотра. Но вот пробило пять, а его все не было. Он не шел… и не шел…

Ее обветренное, цвета красного дерева личико плаксиво сморщилось, и Тесс словно воочию увидела перед собой маленькую девочку, одиноко переминающуюся перед входом в ожидании того, кто так и не придет. Она почти физически почувствовала, как медленно тянется время, как злость и раздражение в ее душе сменяются отчаянием, а потом и страхом, и как все это, точно грозовая туча, заволакивает гнетущее ощущение надвигающейся беды.

Даже если ты умеешь держать себя в руках.

— Тут вернулись родители и накинулись на меня с вопросами, где Эрик. Честно говоря, к тому времени я и думать забыла о том, как собиралась наябедничать на него. До нас уже дошло, что он попал в беду, только я не представляла, что это может быть, потому что они так сильно любили его. Да простит меня Бог, но мне всегда казалось, что мама в глубине души обвиняет в его смерти меня. Может, за то, что взяла эти деньги и позволила ему уйти. Она всегда как-то умудрялась дать понять, что это была моя вина. В конце концов мы нашли его. Он лежал в кустах, под деревьями, довольно далеко от детской площадки.

— Он был уже мертв?

Тесс испуганно моргнула. Иной раз грубоватая прямота Карла слегка коробила ее, но Хэлли, казалось, просто не обратила внимания.

— Возможно. Приехала «Скорая», его отвезли в больницу. Нам сказали, что они, дескать, сделали, что смогли, но было уже слишком поздно.

— И все-таки, умереть так сразу, от приступа астмы… — Карл покачал головой.

— Да нет, дело тут не в астме. Во всем виноваты моллюски и крабы. У Эрика на них была страшная аллергия, просто жуткая! Глупость какая-то — родиться в здешних краях и страдать от аллергии на них, верно? Мы всегда шутили, что, когда ветер дует с океана, Эрик всякий раз на волосок от смерти. Вот и досмеялись. Оказывается, в гамбургер попал кусочек краба. И кусочек-то был крохотный, а вот чем все закончилось. Кто-то просто жарил котлеты для гамбургеров и крабов на одном гриле.

— У меня тоже аллергия на ракообразных, — призналась Тесс. — Но даже если случился приступ, всегда есть минута, чтобы принять антигистаминный препарат. И если вы настоящий аллергик, то он у вас всегда с собой.

— Да. Конечно. Но либо у Эрика его не было, либо он просто не успел его принять.

— Так он был один? — Хороший вопрос! Что называется, по делу. Тесс одобрительно подмигнула Карлу.

— Нам сказали, что, скорее всего, один.

— Понятно, что сказали. А сами-то вы что думаете?

Губы Хэлли вытянулись в ниточку. Судя по всему, она изо всех сил старалась не заплакать. Лицо у нее сморщилось, и Тесс вдруг с тоскливым чувством поняла, что все эти морщины вовсе не из-за палящего солнца.

— Нет. Нет, я так не думаю. Кто-то наверняка с ним был. Но, кто бы это ни был, вероятно, он просто струсил и удрал. Они… — женщина испуганно понизила голос, словно все это еще оставалось страшной тайной, которую она вдруг решилась доверить им, — …мальчишки, я хочу сказать… Так вот, они втихаря покуривали и пили пиво. Я заметила окурки, а рядом — упавшую сигарету. Папа украдкой спрятал ее в карман, но я до сих пор помню все, как будто это случилось только вчера.

— А вы не заметили, с кем он ушел?

— Я видела его в компании одноклассников. Но потом его дружки сказали, что он ушел с какой-то девочкой. Она клялась и божилась, что ничего такого не было, и ее подружка это подтвердила — дала честное слово, что они все это время были вместе. А теперь кто знает? Может, и был с ним кто-то, а может, нет.

Карл наклонился к ней так близко, что мог взять ее руку в свои. Но у него хватило ума и деликатности этого не делать.

— А что вы думаете обо всем этом, миссис Лэнгли?

— Мисс Шиверс.

— А я подумал…

— Я оставила мужа почти шесть лет назад, так что теперь, думаю, могу с полным правом называть себя мисс Шиверс. — Она вдруг сдвинула брови, словно задумалась о чем-то. — Хотя Лэнгли звучит куда лучше чем Шиверс, верно?

— Приятная фамилия. И очень вам идет. Но Шиверс тоже неплохо. И потом, это ведь фамилия, которую носит ваша семья.

— Скоро уже некому будет ее носить… — Хэлли затрясла головой, будто стараясь оживить какие-то воспоминания. — Простите, что вы спросили? Ах, да… Нет, не думаю, что он был один. Мне кажется, что он действительно удрал от всех с той девочкой, Беккой. Бекка Гаррисон ее звали. Его приятели знали бы, что делать, будь они с ним, ведь все они вместе выросли.

— А она разве не отсюда?

— Да, она ходила в старшую школу, но вообще-то она с Ноттинг-Айленда. Это остров такой, ребятишек с него возили сюда в школу. Мы вечно дразнили их, что они, мол, с Неверлэнда.^[18] Глупо, конечно, но они страшно бесились из-за этого. Господи, почему в детстве все обязательно дразнятся?

— Странно… Мне казалось, я неплохо знаю побережье. А вот о Ноттинг-Айленде слышу в первый раз.

— А о нем вообще мало кто слышал.

— Он к чему ближе — к Виргинии или к Мэриленду?

— Мы тут часто шутим, что это зависит от того, что сейчас — отлив или прилив, — улыбнулась Хэлли. — Официально остров относится к Мэриленду. Как и остров Смита. Когда-то это вообще был один остров, только потом он разделился на две части.

Тесс почувствовала, что молчать и дальше уже свыше ее сил.

— А ее семья все еще живет там?

Карл метнул в сторону Тесс неодобрительный взгляд — словно безусловный лидер на вырвавшегося вперед молодого гонщика. Однако в ее глазах это казалось очень важным. При невыясненных и довольно странных обстоятельствах умирает мальчик, и вот спустя столько лет его имя и номер страховки использует человек, решивший скрыть свое собственное. А кто мог знать точно, что Эрика Шиверса давно нет в живых, и что если обман и вскроется, то нескоро? Только тот, кто был свидетелем его смерти. Возможно, время прояснило память этой самой… как бишь ее звали? Ах да, Бекка.

— Не знаю, право. Как-никак, пятнадцать лет прошло. Сейчас я даже с трудом помню ее лицо. Надо же, Бекка Гаррисон. Заметьте, не Ребекка, а именно Бекка. Стоило только назвать ее Ребеккой, как она просто на стенку от злости лезла! «Ребекка — это та, что в Библии. А я — Бекка!» Вот поди ж ты! Будто это стыд какой, если тебя назвали библейским именем.

— Зато, возможно, — перебил ее Карл, — эта ваша Бекка не скажет, как сказала библейская Ребекка: «Я пойду», когда слуга Абрама явился выбрать для него жену.

Хэлли кивнула. Тесс, вечно путавшая Ребекку и Исаака с Яковом и Рахилью, поняла, что выбыла из игры. По крайней мере на этом отрезке.

— Уж эта девчонка никогда бы так не сказала! Никому на свете.

— Тогда, значит, ничего странного, если она до сих пор живет в ваших краях.

— А вот и нет. Уехала! Скользкая она была — как угорь. Одна из тех, кто мечтал сбежать отсюда куда подальше. Но местные наверняка еще помнят ее. Возможно, кто-то даже знает, куда она подалась. Впрочем, не думаю, чтобы вам это помогло.

— Почему? — влезла в разговор Тесс. Карл сурово нахмурился, давая понять, что она нарушает условия их договоренности. Но Тесс и так уже извелась. И вообще хранить молчание было не в ее привычках.

— Да просто она не из тех, кто готов признаться, что когда-то сделал что-то не так или ошибся. Вечно нос задирала, точно королева какая. Мисс Совершенство! Послушайте, мои родители уверены, что никто не хотел причинить Эрику зло. Это просто трагическая случайность. Вы хотите убедить кого-то сознаться, верно? А люди боятся, они не верят, что вы их простите.

— А как добраться до… Простите, опять вылетело из головы, как называется этот остров?

— Ноттинг, — повторила Хэлли. — Тот, что за островом Смита, к западу. Вы сразу узнаете его — кажется, что за ним вообще уже ничего нет.

— А как туда попасть?

В первый раз за все это время Хэлли улыбнулась.

— Обычно на лодке. Вплавь не стоит — только если вы уж очень сильный пловец.

Глава 20

— Ишь чего захотели! Нет никакой лодки, чтобы на Ноттинг попасть! — проворчал мужчина с грубоватым, словно высеченным из камня лицом. Сидя в лодке, он жевал сэндвич, время от времени поднося к губам что-то, завернутое в бумажный пакет, и вслед за этим слышалось громкое бульканье. У Тесс заурчало в животе — за весь этот день она так и не нашла времени перекусить, а вместо этого только и делала, что смотрела, как едят другие.

— Тогда как же туда добираются люди? — поинтересовался Карл.

— Регулярной переправы туда нет, вот что. Ни катера, ни парома. Хотите попасть на остров, договоритесь с кем-то.

— Но ведь до острова Смита ходит какой-то катер, — спохватилась Тесс. — А от него до Ноттинг-Айленда рукой подать.

— Так-то оно так, мэм, да только остров Смита — не чета Неверлэнду. Там и гостиница есть, и вообще… А Неверлэнд — он Неверлэнд и есть, ни черта там нет. Богом забытый клочок земли. У нас тут толкуют…

— Да, нам известно, что тут у вас толкуют, — довольно резко оборвала его Тесс. Они вот уже сорок пять минут бродили по пристани, и рассказы местных рыбаков о никому не нужном острове успели надоесть им до зубного скрежета.

Но им позарез нужно попасть туда.

— Ну, — протянул рыбак, слегка задетый тем, что ему так бесцеремонно заткнули рот, — на остров и впрямь никто не ездит. А у местных — тех, кто там постоянно живет, — у всех свои лодки… Есть еще, правда, школьный катер…

— Так устройте нас на него! — рявкнул Карл.

— Я-то как могу это сделать?! И потом, на школьном катере вы попадете туда только после четырех, стало быть, назад, на материк, вернуться уже не успеете — будете куковать там до самого утра. А где — на берегу, что ли? Гостиниц или там отелей на острове нет. — Рыбак окинул Тесс быстрым внимательным взглядом. — Сдается мне, мэм, вы не из тех, кому нравится спать на голой земле, верно? Послушайтесь моего совета — лучше договоритесь с кем-то с самого утречка, будто порыбачить собрались или так просто, на прогулку. Так-то оно лучше будет. И вернетесь, когда захотите.

— А прямо сейчас нельзя?

— В такой-то погожий денек, как сегодня? Это вряд ли. У тех, кто сдает лодки напрокат, наверняка уж все до одной разобрали. Рыбаки — ранние пташки.

— Я все детство провел на воде, — вмешался Карл. — Может, вы согласились бы одолжить нам свою лодку? Или сдать ее на время…

— Я вам не Хертц, — буркнул рыбак, глотнув из пакета. — И даже не Эвис. Я такими делами не занимаюсь.

Он с некоторым опозданием захихикал, словно сраженный наповал собственным остроумием.

— Кстати, а мы не говорили случайно, что работаем на полицию штата? — спросил Карл.

Тот только презрительно фыркнул в ответ. Нащупав в бумажнике пачку двадцатидолларовых купюр, Тесс потихоньку пересчитала их, стараясь сделать это незаметно. Их оказалось десять. Что-то вспыхнуло и тут же погасло в глазах старика, когда она протянула ему пятьдесят долларов.

— Теперь вы можете быть уверены, что мы обязательно вернемся.

— Надеюсь, вы вернетесь до темноты? Мне бы не хотелось опаздывать к ужину.

— По рукам.

Старик повернулся к Карлу и смерил его оценивающим взглядом.

— Вы и впрямь умеете управляться с лодкой?

— Да, сэр. Я вырос в округе Сесил, и родители подарили мне лодку, когда я был еще сопливым мальчонкой. Я избороздил весь залив. Доходил даже до Сасквеханны.

— Что ж, кивнул старик, — тогда и впрямь можно считать, что вы выросли на воде.

Некрашеная моторка явно не была предназначена для гонок, однако Крисфилд довольно быстро скрылся из виду. Тем не менее, Тесс уже успела истомиться, прежде чем вдали появилась земля. Это и был остров Смита, до которого от материка было около девяти миль. Обогнув его, они, не снижая скорости, двинулись дальше. Карл то и дело заглядывал в небольшую карту, которую купил на берегу. И вот перед ними предстал еще более крошечный кусочек суши.

— Ноттинг-Айленд, — объявил Карл.

— Кое-кто уверяет, что это звучит почти как «остров Ничто».^[19] Неверлэнд.

— Угу, — подтвердил он, в точности скопировав акцент их благодетеля. — У нас тут толкуют…

— А другие вообще именуют его Прыщ-остров.

— Это верно.

Тесс принялась хохотать, как сумасшедшая, и даже Карл позволил себе улыбнуться. Бегая по пристани в поисках лодки, чтобы переправиться на остров, они, наверное, не меньше десятка раз успели услышать историю о том, как появилось на свет название острова, и столько же легенд на тему, как его звали раньше. По одной из них, Ноттинг-Айленд прежде назывался Прыщ-остров — возможно, из-за своих размеров, благодаря чему он значился далеко не на каждой карте. Другие с пеной у рта твердили, что остров изначально назывался Неверлэнд, и в подтверждение своей теории ссылались на выдержку из дневников отца Эндрю Уайта, который тот вел во время своего первого плавания в Новый Свет. Тогда целью его путешествия был Мэриленд, и два его корабля, «Стрела» и «Голубка», вошли в залив и бросили якорь у берега. Эндрю Уайт писал об «острове столь крохотном, что это, в сущности, даже не остров, а так, ничто», и упомянул он о нем как раз перед тем, как в виду его корабля появился сначала Пойнт-Лукаут, а затем и западное побережье.

Для столь незначительного куска суши история у него оказалась весьма богатая. Рыбаки, толкавшиеся на причале в Крисфилде, рассказывали, что в начале двадцатого века остров едва не исчез с лица земли. Причем в полном смысле этого слова. Залив, словно вознамерившись задушить островок в своих объятиях, захлестывал его волнами, подмывал невысокие берега. Другие островки, которых в заливе было немало, например, Шэнк, скоро сдались, не выдержав этой осады, а их жители перебрались на материк. Ноттинг-Айленд, казалось, ждет та же судьба. Потом внезапно на залив обрушился ураган, а когда все улеглось, оказалось, что после такой внушительной трепки заливу просто не до островка. И Ноттинг-Айленд уцелел. Во всяком случае, так рассказывали старики.

Правда, при этом они неизменно добавляли, что над островом, мол, тяготеет проклятие. Некий молодой рыбак, убитый в пьяной драке — кстати, это было единственное убийство за всю историю острова, — повадился слоняться по нему в виде призрака. При жизни его, мол, обвиняли в воровстве, что в глазах обитателей Ноттинг-Айленда было не меньшим оскорблением, чем обвинение в конокрадстве для какого-нибудь жителя Дикого Запада. Как позже выяснилось, обвинение оказалось ложным, поскольку случаи воровства продолжались и после его смерти. По слухам, призрак молодого рыбака до наших дней продолжал бродить по острову.

— А вы верите в привидения? — спросила Тесс, глядя, как Карл ловко направил моторку в узкий пролив, который вел к главному причалу в Тиндалл-Пойнт, самому большому из двух городов на острове. Она уже успела понять, что именно такие вроде бы ни к чему не относившиеся вопросы являются лучшим способом вызвать его на разговор. Конечно, он уже не прятался постоянно в свою раковину, как это было раньше, однако Тесс подсознательно чувствовала, что Карл в любую минуту может захлопнуть ее створки и тогда вытащить его оттуда будет не легче, чем устрицу.

— Боже милостивый, нет, конечно! А уж в этого островного призрака и подавно. Обычная легенда, и польза от нее такая же, как от любой другой легенды.

— А именно?

— Легенды делают правду менее мучительной. Молодые люди уезжают с острова, поскольку тут нет ни работы, ни возможности хоть как-то устроиться. Готов поспорить на что угодно, что сейчас на нем не наберется и двух сотен жителей. Может, залив и решил помиловать Ноттинг-Айленд, не знаю. Зато двадцать первый век куда менее милосерден. Остров умирает. И легче винить в этом какое-то привидение, которое, дескать, выживает всех отсюда, чем признать, что жизнь просто выкинула их на обочину.

Насчет двух сотен он явно погорячился, подумала Тесс, постаравшись представить себе эту цифру. Их выпуск насчитывал тысячу двести человек. В «Кэмпден-Ярд» в удачные дни набивается никак не меньше четырех с половиной тысяч фанатов. А здесь… две сотни!

При ближайшем рассмотрении Тиндалл-Пойнт со своими белоснежными домиками, прихотливо разбросанными вдоль кривых улочек, оказался на удивление живописным. Главным зданием тут, вне всякого сомнения, являлся магазин — некогда тоже белоснежный, а сейчас исхлестанный ветрами до такой степени, что трудно было определить, какого он цвета. Возле него Тесс с некоторым недоумением обнаружила сразу две заправки, хотя откуда тут, на острове, машины?! Впрочем, наверное, сколько-нибудь их все-таки есть, решила она, окинув изумленным взглядом гору старых кузовов и драных покрышек, громоздившуюся в сотне ярдов от магазина.

— Будем надеяться, — с оптимизмом заявил Карл, — что тут отыщется какой-нибудь старикан, который живет на острове с незапамятных времен и все про всех знает. А если нет, то, считай, не повезло. Это местечко явно не из тех, где любят чужаков вроде нас.

Сидевшая за кассой девушка оказалась совсем молоденькой, намного моложе Тесс. Однако в глазах ее была недетская мудрость, несколько странная для столь юного на вид существа, а на лице было выражение ледяной неприступности, куда более уместное в Балтиморе с его кварталами, где неизвестно на кого нарвешься. Тщательно приглаженные блестящие волосы девушки были стянуты в конский хвост и переливались на солнце, словно драгоценный шелк, а синие глаза на фоне молочно-белой кожи казались почти черными. Манеры ее были безупречны, и вся она походила на мраморную богиню — прекрасную и столь же неприступную. Девушка была вежлива, но при одном взгляде на нее почему-то пробирала дрожь.

— Мы пытаемся отыскать кого-нибудь из старожилов острова, — объяснил, облокотившись о прилавок, Карл. — Наверное, вы кого-то знаете, раз уж сами живете здесь.

— Я бы так не сказала, — отрезала кассирша.

— Есть одна девушка… Собственно, теперь-то она уже взрослая женщина… Впрочем, может быть, она уже успела уехать. Лет пятнадцать назад ей было примерно столько лет, сколько и вам.

— Если уж кто и знает ее, так это моя мать, — заявила девушка. Но при этом, как заметила Тесс, ей и в голову не пришло предложить им поговорить с ее матерью.

— Ее звали Бекка, — вмешалась в разговор Тесс.

— Бекка, — задумчиво повторила девушка. Судя по всему, это имя абсолютно ни о чем ей не говорило. — Не Ребекка?

— Нет, просто Бекка.

— Хмм… а фамилию ее вы не помните?

— Гаррисон.

— Стало быть, она не из пяти семейств.

— Пяти семейств?

— Местные старожилы. Их тут всего пять семейств, и вся родня носит одну и ту же фамилию, хоть древняя тетушка, хоть новорожденный младенец. Должно быть, ваша Бекка из тех, кто приезжал только на лето. Такие часто проводили здесь один сезон, после чего исчезали навсегда. Впрочем, я их не виню. Сама бы ни за что не стала тут жить.

Последняя фраза прозвучала с заметным вызовом, но была адресована не им, а кому-то еще. Только вот кому? В магазине кроме них никого не было.

— Стало быть, Бекка потом так и не объявилась?

— А? — Похоже, девушка успела уже о них забыть.

— Гаррисон, значит, — послышался чей-то голос.

Тесс вздрогнула — голос доносился откуда-то из-за замасленных занавесок, прикрывавших вход в служебное помещение за кассой. Через мгновение они раздвинулись, и перед ними появилась женщина. Тесс стало немного не по себе — ей показалось, она видит перед собой работу одной из тех безжалостных компьютерных программ, которые призваны показывать, что делает с женским лицом время. Перед ними была та же самая девушка, только на тридцать лет старше — высохшая, с устало ссутуленными плечами. Сверкающие каштановые волосы поседели и поредели, алебастровая кожа покрылась уродливыми коричневыми пятнами. Тесс почему-то первым делом бросились в глаза ее руки — огромные, со вздутыми венами и шишковатыми пальцами, они смахивали на корни старого дерева.

— Гаррисоны действительно жили тут много лет назад. Эта соплюшка в то время была еще в пеленках. Точнее, ее тогда вообще еще на свете не было. — Мать бросила в сторону девушки уничтожающий взгляд. — Впрочем, мозгов у нее с тех пор не слишком прибавилось. Когда, вы сказали, это было — лет двадцать назад?

— Скорее пятнадцать, — покачал головой Карл.

— Двадцать, семнадцать, пятнадцать, десять… Порой кажется, что с тех пор прошла целая вечность, а иной раз — словно все это было вчера. Когда стареешь, все путается в голове. Да, старость — не радость.

Старость? Да ведь на вид ей лет сорок пять, не больше, удивилась Тесс.

— Стало быть, вы знали эту девушку, Бекку Гаррисон?

— Знала? Нет, я бы так не сказала, — возразила женщина, и Тесс мгновенно сообразила, что местные жители к слову «знать» привыкли относиться куда серьезнее, чем на материке. — Конечно, мы знали о них. Ее отец… Говорят, он был какой-то шишкой. Впрочем, чем больше я думаю об этом, тем больше уверена, что он сам все это и придумал. Я раньше и слышать не слышала о нем, да и потом тоже, так что не знаю, какой уж он там сильно знаменитый!

— И чем же он был знаменит?

— Пописывал в разные журналы. Во всяком случае, так он сам говорил. Лично я ни разу не видела его фамилии ни в одном журнале. — Женщина ткнула в сторону стеллажей, где на полках стопками пылились «ТВ-гайд», «Пипл» и «Спортс Иллюстрейтед». — Все твердил, что собирается, мол, написать книгу о нашем острове, только лично мне она не попадалась.

— А вы не помните, как его звали?

— Гарри Гаррисон. Так он сам говорил. Интересно, где у родителей мозги, когда они дают детям имена вроде этого? Впрочем, очень возможно, что это не настоящее его имя.

У Тесс руки чесались записать все, что говорила эта женщина, но она благоразумно сдержалась — за эти годы она уже успела узнать, что ничто так не вызывает желания поскорее прикусить язык, как вид карандаша, стремительно бегающего по бумаге. Тесс приучила себя слушать, не пропуская ни единого слова, чтобы потом при первой же возможности как можно более точно записать услышанное.

— Сколько лет прошло с тех пор, как он тут жил?

— Как я уже говорила, он собирался писать книгу об острове. Ну вот, он пожил тут какое-то время, а потом уехал — наверное, нашел, о чем еще написать.

— И Бекка тоже уехала вместе с ним?

— Ну, сдается мне, дети должны следовать за родителями повсюду, разве не так?

Тесс не сразу заметила, как уклончиво это прозвучало. Женщина не сказала ни «да», ни «нет», она просто ушла от ответа, и выражение у нее на лице в этот момент было полным затаенного лукавства — в точности как у кошки.

— Скажите, а остался тут кто-то, кто знал Бекку достаточно хорошо? С кем она дружила, может быть? Или дружил ее отец?

— Гаррисоны всегда держались в стороне. А пошло это от него — говорил, что так ему удобнее. Дескать, тогда он видит все словно бы со стороны. Впрочем, нас всех это вполне устраивало. Он был… несколько фриволен, знаете ли.

— Что вы имеете в виду? Он пил? Или по-дурацки вел себя?

— Стала бы я так говорить, если бы он просто выпивал! У нас в Тиндалл-Пойнте не пьют разве что только грудные младенцы. — Она кивком указала в сторону холодильников, которых оказалось целых три. За стеклянным дверцами двух из них зеленым, золотым и коричневым чванно поблескивали банки и бутылки с местным пивом, в то время как третий, казалось, стыдливо съежился, стараясь укрыть от их взглядов несколько пакетов с молоком и упаковок с сырами и яйцами. — Правда, одно только пиво, ничего крепкого.

— Так почему вы все-таки сказали, что Гарри Гаррисон вел себя фривольно? — не утерпел Карл.

— Господи, да этот человек за все время палец о палец не ударил. А у нас тут люди гнут спину с утра до вечера. Слоняться день-деньской по острову, отрывать людей от дела, задавая им идиотские вопросы, — вот что в его понимании было работой. Мы тут, знаете ли, давно уже притерпелись к тому, что живем, как под микроскопом. То студенты из колледжа понаедут, то нагрянут журналисты, а то вдруг принесет этих… как их зовут? Да вы их знаете — те полоумные, которые вечно поднимают визг, стоит кому-то травку примять, а до живых людей им и дела нет.

— «Зеленые»?

— Да, так они себя называют. Но Гарри Гаррисон интересовался только самим собой, да еще тем, как наш остров влияет на него, любимого. А вот как влияет на Ноттинг-Айленд он сам, ему было глубоко плевать.

На лице немолодой женщины появилось задумчивое выражение, как будто с ее губ вдруг сорвалось нечто такое, что она давно уже подспудно чувствовала, да только все никак не могла найти подходящих слов, чтобы высказать все, что наболело.

— А Бекка… Остался на острове кто-то, кто еще помнит ее или поддерживает с ней связь? — не выдержала Тесс. Как ни интересно было слушать местные сплетни, представляя себе этого Гаррисона, с бессмысленным взором часами слоняющегося по острову, в первую очередь их интересовала его дочь.

— Очень сомневаюсь. Я ведь уже сказала, они держались особняком. А теперь, — женщина облокотилась о прилавок и стала вдруг до ужаса похожа на одного из сказочных грифонов, — мне кажется, вы собирались что-то купить.

Тесс моментально поняла намек — конечно же, от них ждут, что они оплатят то время, которое она на них потратила, хотя время — похоже, единственное, чего у обитателей Ноттинг-Айленда было в избытке. Согласно кивнув, Тесс вытащила из холодильника упаковку «Дабл-Стафф-Ореос». Женщина выразительно вскинула брови. Вздохнув, Тесс добавила к ней пару банок фасоли и шоколадку. Брови снова полезли вверх и так и остались там, пока Тесс не выложила сорок долларов за всю эту снедь, которая была ей абсолютно ни к чему. Да уж, уныло подумала она, по части умения сигнализировать бровями Уитни до этой тетки явно далеко.

— Как вы считаете, они говорили правду? — спросила она Карла, когда он, словно стараясь обогнать стремительно катившееся за горизонт солнце, направил моторку в сторону Крисфилда. Тесс маленькими глоточками тянула из банки пиво, которое им всучили в местной лавке.

Естественно, им и в голову не пришло принять на веру слова немолодой хозяйки лавки о том, что во всем Тиндалл-Пойнте не осталось ни одной живой души, которая бы помнила Бекку Гаррисон, не говоря уж о том, чтобы знать ее нынешний адрес. Немолодая женщина… Забавно, что Тесс по-прежнему воспринимала ее именно так. А ведь та не намного старше ее, от силы лет на пятнадцать. Сама Тесс возмутилась бы, если бы в сорок пять кто-то счел ее немолодой. А вот хозяйку лавчонки язык не поворачивается назвать молодой — возможно, из-за ее глаз, в которых застыла тоска и какая-то смутная угроза…

В общем, они ей не поверили и обошли все дома в Тиндалл-Пойнте от первого до последнего. Иногда им открывали, но чаще — нет. В числе тех, с кем им удалось поговорить, были, конечно, и женщины, в основном еще совсем молодые, около тридцати, и среди них не нашлось ни одной, кому имя и фамилия Бекка Гаррисон хоть что-то говорили бы. Тесс (или Карл) вежливо и терпеливо напоминали об ее отце-писателе. Тогда кто-нибудь из них спохватывался: да, жила вроде бы такая, но… Вскоре стало ясно, что никто из них не знал Бекку близко. Одна из женщин предположила, что Бекка собиралась попробовать себя в кино, другая поправила: не в кино, а на эстраде.

— Впрочем, я ни разу не слышала о ней с тех пор, — поспешно добавила она. — Так что, думаю, вряд ли ей чего-то удалось добиться. — Тень злорадства пробежала по ее лицу. Впрочем, то же самое выражение Тесс успела подметить в глазах едва ли не всех, с кем они говорили, стоило только упомянуть Гарри Гаррисона и его дочь. Похоже, их не слишком-то любили.

Перед ними медленно и величественно вставал Крисфилд. Уже можно было разглядеть поджидавшего их хозяина моторки. Вечерний бриз игриво трепал его волосы и белоснежную бороду.

— Итак, Карл, что у нас есть? Эрик Шиверс — я имею в виду настоящий — умер. Кто-то, возможно, был свидетелем его смерти. А тот, кто воспользовался его именем, знал, что ничем не рискует. Ему было известно, что у Шиверса были права, и он был уверен, что настоящему Эрику они уже не понадобятся.

— Неужели вы думаете, что эта Бекка и есть убийца, которого мы ищем? А что? Предположим, она меняет пол, становится каким-нибудь Джоном Хопкинсом, обзаводится секс-протезом или как это называется, и все такое. А потом у нее в голове вдруг что-то щелкает, и она начинает убивать всех подряд женщин, с которыми живет. Интересная теория! А вы еще меня грызете за то, что я, дескать, смотрю слишком много дурацких фильмов.

— Нет, я сейчас думала о другом. Тот человек, которого вы знали под именем Алана Палмера, он был хрупкий, можно сказать, даже женоподобный, верно? И из больницы звонила якобы женщина — и вам, и сержанту Крейгу. Сказала, что она — социальный работник. Еще есть неизвестный мужчина, который выдавал себя за Эрика Шиверса. Что, если их двое? Допустим свидетелями гибели Эрика были два человека, и теперь они прикрывают друг друга. Вспомните, на острове всем явно плевать на то, что случилось с Беккой. И однако все, не сговариваясь, подтвердили, что они с отцом покинули остров именно пятнадцать лет назад, почти сразу же после смерти Эрика. Вполне вероятно, что отец заставил ее уехать. Может, хотел таким образом защитить ее.

— Это нормальный законопослушный обыватель? Да он бы сам притащил ее за шкирку в полицию!

— Не стоит выдавать желаемое за действительное, — покачала головой Тесс. Согласно ее личному опыту, даже весьма и весьма добропорядочные граждане склонны весьма вольно толковать закон, если он касается лично их. Или их близких. Взять хотя бы Луизу О’Нил.

— Вспомните, когда вы служили в дорожной полиции, случалось ли вам гоняться за водителями, которые просто-таки принципиально отказываются платить штраф или дорожную пошлину? Кидают квитанцию в бардачок, а потом жмут на газ?

Карл заметно напрягся.

— Я ведь не только этим занимался, знаете ли…

— Нисколько не сомневаюсь. Но меня сейчас интересует другое. Так вот, встречали вы таких, кто сует квитанцию в бардачок и тут же пытается удрать?

— Вы еще спрашиваете?! Один такой отморозок кончил тем, что грохнул постового, собиравшегося выписать ему штраф! Тупой недоумок, сопливый мальчишка, угнал у бакалейщика фургон, а потом мчался на нем через весь Нью-Йорк! Ей-богу, я не шучу.

— Конечно, конечно. Но я сейчас о другом. Вспомните, были ли среди них люди… ммм… достаточно симпатичные, вполне добропорядочные, в шикарных машинах, которые отказывались платить штраф или дорожную пошлину принципиально?

— Ну да, бывали и такие.

— И разве у каждого из них не было всегда — всегда! — уважительной причины, почему они не должны этого делать? Хотя закон один для всех. Но они как-то умудрились поставить себя так, словно для них законы не писаны.

Довольный, что уловил ее мысль, Карл кивнул и заулыбался.

— Умение находить логическое объяснение любым своим поступкам задним числом, — объяснила Тесс. — Именно это и отличает людей от всех других живых существ. Животные поступают так как они вынуждены поступить, чтобы выжить, но это обычный инстинкт. А люди поступают так, как им нравится, а потом мысленно возвращаются к этому и пытаются объяснить или даже оправдать свои поступки именно стремлением выжить.

— Стало быть, Эрик — Алан тоже считает, что у него есть уважительная причина так поступать?

— Готова поспорить на что угодно, что в какой-то степени он оправдывает себя некими высшими соображениями.

— Возможно. Или он просто чудовище, монстр какой-то. — Солнце катилось к горизонту с угрожающей скоростью, и в меркнущем свете дня Тесс с трудом различала лицо Карла. — Есть же такие, просто исчадия ада… нелюди…

— Ага, привидение вы отрицаете, а в нелюдей верите, значит?

— Да, я верю, что зло существует.

— А вот я не так уж в этом уверена. Насколько мне известно, зло не закладывается в ДНК. И чудовищем вас делает нечто другое.

— Между прочим, вы сейчас занимаетесь именно тем, в чем только что упрекали других. Ищете логическое объяснение задним числом, — злорадно ухмыльнулся Карл. «Моя мамочка делала одно, папочка — другое, а я просто унаследовала это от них обоих. При чем же тут я, бедная?» Я просто зверею, когда слышу такое! По мне, вся эта ваша психиатрия-психология — чушь и бред собачий!

— Иной раз я тоже так думаю, но… Проклятие!

— В чем дело? Слишком быстро плывем?

— Нет. Просто только что я вспомнила, что у меня как раз сегодня встреча с моим психоаналитиком…

Неужто она и впрямь думала, он не узнает, что она была там? Его мать до сих пор поддерживала отношения со старыми приятельницами. Так что это был просто вопрос времени — сколько пройдет часов, прежде чем кто-то из них позвонит и сообщит — мимоходом, конечно, что какие-то приезжие спрашивали о Бекке Гаррисон. Естественно, это заставило ее потерять голову, и вот теперь она в панике обрывала ему телефон.

— Не переживай, ма. Кому какое дело, зачем они приезжали и какие вопросы задавали? Ты же знаешь местных — никому из них и в голову не придет откровенничать с приезжими.

— Да, но ведь они упоминали ее имя…

— И что? Они же считали, что речь идет о человеке, которого можно отыскать.

В трубке повисла тишина. Даже не видя ее лица, он знал, что она сейчас прокручивает в голове эту мысль, просеивает слово за словом, как заботливый садовник землю. Соображает она до сих пор неплохо, подумал он.

Ему нравилось считать, что это бесценное качество — умение анализировать ситуацию — он унаследовал от нее. Интересно, откуда у нее это? Может, стремление столь тщательно вникать в каждую подробность вошло у нее в привычку благодаря бесконечным годам изнурительного труда, когда она часами чистила крабов, кропотливо освобождая хрупкие панцири от кусочков нежного мяса? Но привычку невозможно унаследовать. Зато ее можно перенять — если очень постараться, конечно.

Естественный отбор — услужливо подсказала его память. Эти слова сами всплыли у него в мозгу, такие же неожиданные и святотатственные, как в тот день, когда он услышал их в первый раз. Это случилось семь лет назад. Он вернулся из школы, горя желанием поскорее рассказать матери о путях эволюции. Почему у жирафа такая длинная шея? Ведь она не всегда была такой. Просто жирафы с короткой шеей постепенно вымерли.

— Не смей богохульствовать, еще отец услышит! — сурово оборвала его мать.

Но отец, вернувшись вечером домой, неожиданно заявил, что это вовсе не бессмысленный вздор, как считает мать.

— Если крабы были бы чуток поумнее, — ухмыльнулся он, — то это они бы плавали на ялике, а я бы копошился в грязи, стараясь зарыться поглубже, чтобы меня не поймали. Какой смысл брать в жены лучшую чистильщицу крабов на всем острове, коли я не в состоянии приносить ей достаточно крабов на разделку?

Конечно, она вовсе не была лучшей — просто муж любил ее и не видел ничего дурного в том, чтобы немного преувеличить. Впрочем, руки у нее и впрямь были ловкие. Женщина, которая зарабатывает себе на жизнь сортировкой и чисткой крабов, с годами становится настоящей волшебницей. Ни одному туристу или гурману такое и во сне не приснится. Ее личный рекорд — пятнадцать фунтов крабового мяса за один час. И дело тут вовсе не в скорости, а скорее в тщательности, с которой она делала свое дело. После того, как мать, очистив краба, швыряла пустую скорлупу в сторону, там даже муравьям нечем было поживиться.

То, чем занимались его мать и почти все женщины на острове, по сути своей было незаконным. Крабовое мясо, которое они добывали, проходило мимо инспекторов из департамента здравоохранения — если повезет, конечно. Все они хорошо знали, каково это — смотреть, как плоды твоего труда вываливают на землю и топчут ногами. Как люто они ненавидели всех этих служащих из департамента здравоохранения — щуплых, с нездоровым цветом лица и лицемерными взглядами, этих грабителей, не гнушавшихся чужим добром.

А вот в глазах мужчин таким же лютым врагом были представители полиции из отдела защиты окружающей среды и охраны природных ресурсов. Они казалось, только и занимались тем, что постоянно меняли законы, ограничивающие добычу крабов и ловлю рыбы. Быть жителем острова вовсе не означало оказаться на закрытой территории, куда никому нет доступа. Годы тяжкого труда и обид приучили островитян с недоверием относиться к любым властям — кроме Господа Бога, конечно. Чужаков тут не любили. Поэтому кому бы ни пришло в головурасспрашивать о Бекке, можно было не тревожиться — даже спустя столько лет никто и словечка не проронит.

Тогда им не задали ни единого вопроса. Вообще не упоминали об этом — наверное, не хотели лишний раз причинять боль его матери, упорно отрицавшей очевидное и не желавшей ничего слышать с того самого дня, как возле Шэнк-Айленда обнаружили его лодку. Она была пуста. Самоубийство всегда считалось постыдным. Почти таким же постыдным, как возможность того, что мальчик, который родился и вырос на острове, утонул или не заметил приближение шторма. Вынужденные выбирать между этими двумя единственно возможными объяснениями, местные в конце концов предпочли просто не говорить о том, что некогда случилось с сынишкой Одри. Да и зачем? Бедняжка только-только потеряла мужа, погибшего от заражения крови, а теперь лишилась и единственного сына. К этому времени она уже пятнадцать лет стойко, без жалоб и сожалений несла на своих плечах бремя того обмана. И только в последние годы стала немного тревожиться.

Трубка вновь ожила.

— Джун Пети сказала…

— Джун Пети? Господи, в жизни не слышал такого идиотского имени.

— Так вот, Джун говорила, что их было двое. Она решила, что они из полиции. Но значков они не показывали, даже ни разу не обмолвились, зачем им понадобилась Бекка.

Естественно, он это знал — но вот говорить об этом матери не обязательно. Он и не собирался этого делать — достаточно с нее тайн и секретов. Ей было невдомек, как это Эрик Шиверс вдруг таинственным образом вновь вернулся в мир живых. Не знала она и о том, зачем ему вдруг это понадобилось. Естественно, ей было известно, что он часто пользуется фальшивыми именами, но наивно считала, что этого требует его работа. Мать всегда пребывала в блаженном неведении насчет того, как именно он зарабатывает себе на жизнь. Человек, чей родной дом едва-едва не был когда-то поглощен заливом, должен был, в ее понимании, с большим уважением и любовью относиться к природе, а не наоборот. Все, что родит земля, может быть использовано, и не один раз. И выживет тот, кто лучше всех приспособлен для такой жизни.

— А Джун не сказала, как они выглядели? — поинтересовался он, как будто не знал этого сам. Его мать ничего не должна была подозревать.

— Мужчина рыжий, и улыбается, как Чеширский кот. Лицо все в веснушках. Женщина высокая, волосы затянуты на затылке в хвост. Довольно страшненькая, сказала Джун.

— Эта твоя Джун, — сдавленным от ярости голосом перебил он, — всех считает страшненькими кроме себя и своих драгоценных дочерей. Интересно, сама-то она когда в последний раз смотрелась в зеркало? Страшна как смертный грех и вдобавок старее самого Ноя!

— В свое время у нас на острове она считалась первой красавицей.

— О да, велика радость! Учитывая, что тогда на острове с трудом можно было наскрести три сотни жителей.

— Да что это с тобой, сынок? Какая муха тебя укусила? С чего это ты так разозлился?

— Ничего. — Он с трудом взял себя в руки. — Прости, ма. Просто представил себе эту старую сплетницу, как она с горящими глазами нашептывает тебе все это по телефону… Она словно бы… жалеет тебя, что ли. И всегда так. Сначала когда умер отец. Потом когда я… — Он не договорил. Да в этом и не было нужды. — Слушай, а не ты ли, случайно, считалась первой красавицей острова? Возможно, Джун просто тебе завидует?

Мать рассмеялась своим журчащим смехом, и он вдруг подумал, что это самое приятное, что он услышал за всю эту неделю. Внезапно в трубке, как это часто случается с сотовыми телефонами, что-то громко затрещало. Голос матери на минуту пропал. Он поспешно распрощался, чувствуя, как горло стиснула злость — он всегда испытывал унижение, когда был вынужден вот так неожиданно прерывать разговор. Как бы там ни было, ничто не могло помешать ему, как обычно, сказать матери: «Доброй ночи» и «Я тебя люблю».

Сунув телефон под приемник, он снова нажал на газ и двинулся дальше. С утра зарядил дождь, и изрядно похолодало. Зато все последние дни на небе не было ни облачка, а солнце палило, как летом. В здешних краях весной всегда так. Внезапно он почувствовал острый укол зависти и сожаления: ведь она была на острове — том самом острове, который отверг его пятнадцать лет назад. За все это время он не осмелился побывать в тех местах — даже в Крисфилде. Те, кто разыскивает его, чтобы заставить понести наказание, никогда не смогут понять, что самое страшное и мучительное для него — оставаться вдали от того единственного места, которое он любил. Он сам сделал себя изгнанником — и хуже этого наказания не было ничего.

Конец апреля в Харкнессе. Деревья каркас сейчас одеваются первой листвой, а трава становится того нежнейшего оттенка, который никогда не встретишь на материке. Калина еще не цветет, но до этого осталось всего ничего. Он представил себе ее белоснежные цветы, похожие на снежки, и сладкая боль подступила к горлу. А потом наступает тот восхитительный миг, когда приход весны становится неизбежным, когда ты чувствуешь это каждой клеточкой своего тела…

Интересно, подумал он, смогла ли она, та, что родилась и выросла в городе, почувствовать томительную красоту и нежность, окружавшие ее в течение нескольких часов? Ничего, он все ей покажет… он научит ее.

В свое время.

Ему предстоит так многому ее научить.

Глава 21

— Я обвиняю вас в нарушении условий нашей договоренности. Мне казалось, что еще в первую встречу я ясно все объяснил. Если у вас нет возможности явиться, вы обязаны предупредить меня за двадцать четыре часа, или я отправлю вам счет в полном объеме, без каких-то там скидок.

— Но как же так?! А если непредвиденные обстоятельства… — всполошилась Тесс.

— Не думаю, что необходимость сорваться с места в последнюю минуту и мчаться сломя голову куда-то на восточное побережье подходит под эту категорию.

— Простите. — Она покаянно повесила голову, как провинившийся ребенок, и судорожно сжала пальцами ободранные подлокотники кресла. — Видите ли, я пытаюсь отыскать серийного убийцу, дел невпроворот… Поэтому я и приехала не во вторник, а в среду. Боже меня упаси впредь пропустить хоть минуту из этого представления, к которому приговорил меня суд!

Тесс каялась шумно и преувеличенно искренне, била себя в грудь и посыпала голову пеплом. Но ее покаянные вопли и стенания не произвели ни малейшего впечатления на доктора Армистеда.

— Все мы считаем, что важнее нашей работы ничего нет, Тесс, — сказал он.

— Да, но только в данном случае так оно и есть. Моя работа действительно важна, понятно? Человек, за которым я охочусь, убил по меньшей мере двух женщин и дважды жил под чужим именем. А теперь на его счету может быть гораздо больше жертв — три, а то и четыре. Не исключено, что не пройдет и нескольких дней, как он убьет еще одну женщину.

У доктора Армистеда была привычка молитвенно складывать руки и задумчиво барабанить указательными пальцами по губам. «Да скажи же что-нибудь!» — хотелось крикнуть ей.

— Давайте лучше поговорим о вас и о возможности управлять вашими порывами и эмоциями, Тесс, — предложил он.

— Порывами? Не думаю, что у меня с этим проблемы.

— А я и не говорил, что они у вас есть. Я здесь не для того, чтобы говорить вам, с чем у вас проблемы. Скорее уж, тут вы сможете мне помочь. Подумайте хорошенько: когда вы действуете, повинуясь какому-то импульсу, есть ли в ваших действиях закономерности? Когда вам в голову приходит интересная идея, вы склонны следовать ей немедленно или подождете какое-то время?

— Нет, конечно. Мне кажется, в смысле самоконтроля у меня все в порядке, — сказала Тесс, но в голосе ее звучала нотка сомнения.

— А как же тот случай, когда вы напали на Микки Печтера?

— Я на него не нападала!

— Прошу прощения, если я неудачно выбрал слово. Но разве вам не приходилось действовать необдуманно, импульсивно? Не правильно ли будет сказать, что в такие моменты вас будто подхватывает что-то?

— Подхватывает? Меня?!

— Нет, это вы мне скажите, бывает или нет. Я бы лично назвал это чувством вседозволенности. Ощущением того, что ваши действия оправданны и даже в какой-то степени законны.

— Но ведь так оно и было!

— Возможно. Но вопрос, поступили ли вы правильно, сейчас меня не интересует. Вернее, он интересует меня куда меньше, чем другой: всегда ли вы так уверены в собственной правоте? В том, что вы просто не можете поступить неправильно?

Итак, он обвиняет ее в том, что она такая же, как те люди, которых она описывала Карлу. Которые, уверившись в собственной непогрешимости, всегда находят оправдания собственным поступкам. Но она не такая! Или все же… Неужели такая?!

— Я пытаюсь поймать убийцу.

Доктор Армистед снова побарабанил пальцами по губе:

— Мне казалось, что расследование ведет полиция штата, а вы только помогаете ей по мере необходимости.

— Да, конечно, но…

— Тесс… — Почему-то ей было неприятно слышать, как он произносит ее имя. Это звучало как-то уж слишком по-отечески, так, словно они были знакомы много лет, а между тем это была всего лишь третья их встреча. Он совсем не знал ее и не мог ее узнать — ни после трех сеансов, ни после тридцати.

— Тесс, я только пытаюсь заставить вас задуматься над вашими собственными поступками. Я не собираюсь вас судить, поймите. Но вы должны научиться рассматривать свои действия как часть поведения в целом. Это было бы чрезвычайно полезно.

Ну уж нет — с этим Тесс была абсолютно не согласна. Но для чего спорить? Проще сделать вид, что соглашаешься.

— Да, понимаю.

— А теперь расскажите мне, что вы чувствуете, когда думаете о вашем серийном убийце?

— Я чувствую… Я чувствую, что всего две категории людей интересует, как ты себя чувствуешь в таких обстоятельствах: это психиатры и телерепортеры.

— Из чего вы делаете вывод…

— Никаких выводов я не делаю. — Тесс не только изумило, но и позабавило, что образованный человек, похоже, не видит особой разницы между такими понятиями, как «намекать, подразумевать» и «делать вывод». Впрочем, ей и раньше доводилось разговаривать с неглупыми, достаточно образованными людьми, которые путали подобные вещи. Порой это приводило ее в бешенство. «Серийный убийца уничтожает всех, кто не в ладах с грамматикой», — промелькнула у нее в голове шальная мысль. Ей вдруг представилось, как Эрик Шиверс (он же Алан Палмер) коротает время в тихом семейном кругу, и все чудесно, пока Люси (или Тиффани) вдруг не обронит мимоходом: — «Промежду нами…»

Она невольно улыбнулась собственной шутке. И тут же устыдилась, вспомнив, что обе эти женщины еще совсем недавно были живы. Черный юмор тут явно был неуместен. Обычная казенная шутка, чертыхнулась она, одна из тех, что одинаково в ходу и у репортеров, и у копов. Иной раз она гадала, сколько дурацких, плоских шуточек отмочил бы Джонатан по поводу собственной смерти.

— Вы никогда не замечали, — продолжал доктор Армистед, — как быстро меняется у вас выражение лица?

— Нет. — Сама-то она вечно тешила себя мыслью, что природа наградила ее непроницаемым лицом, которому мог бы позавидовать даже завзятый игрок в покер. Но, возможно, оно становилось таким, только когда Тесс брала в руки карты.

— Если ваши эмоции… прошу прощения, что вновь возвращаюсь к этой теме, но приходится. Так вот, если бы они были еще более явными, вы, возможно, представляли бы угрозу даже для себя самой.

— Наверное, придется что-то с этим делать.

— Очень надеюсь, что нет. — Доктор довольно улыбнулся, словно отыграл очко у соперника. Похоже, еще один любитель поставить собеседника в невыгодное положение, подумала Тесс. — Ладно, на этот раз я вас прощаю — но только потому, что вы примчались уже на следующий день. Однако учтите: впредь ничего подобного я не потерплю. Если же ситуация действительно чрезвычайная — а мы потом найдем время обсудить, что это такое, — то мы как-нибудь договоримся.

— А как же условия моего испытательного срока? Должна ли я сообщить судье Холси, что пропустила встречу с вами?

— На сей раз не обязательно. Но если это войдет у вас в привычку… — Доктору Армистеду не было нужды договаривать — в каждом его слове и так чувствовалась незавуалированная угроза. Написав время и дату на карточке, он протянул ее Тесс через стол. — Я попрошу свою секретаршу накануне оставить сообщение на вашем автоответчике. Не хочу полагаться на вашу память.

— Можете угадать, о чем я сейчас думаю? — спросила она у Карла, когда минут через двадцать появилась в здании, где размещалась полиция штата.

Неудачный вопрос — Карл тут же взбеленился.

— Да мы вообще едва знакомы! Если я сделал что-то, что вас бесит, то так и скажите. Ох уж эти женщины! Вечно поднимаете шум из-за всякой ерунды.

— Да нет, я о другом. Скажите, можно по выражению моего лица догадаться о том, что происходит в моей голове?

— Слишком много чести лицу, знаете ли. Никогда не мог взять в толк, как это, глядя на два глаза и рот, можно судить о том, что за ними скрывается. — Карл рассеянным жестом взъерошил свою шевелюру цвета имбирного пряника. — Если мне вообще невдомек, с чего вы это спросили, так откуда мне знать, о чем вы думаете?

— Хорошо, оставим это. А теперь расскажите, было ли что-нибудь новенькое, пока я отсутствовала? Кто-нибудь звонил?

— Ничего существенного. — Карл подозрительно огляделся по сторонам, словно боялся, что их подслушивают. — Закройте-ка дверь.

Управление полиции штата выделило им с Карлом крошечную комнатушку в самом конце коридора на изрядном расстоянии от того места, где сидели те, кто занимался расследованием. Тесс предпочла расценить это как знак уважения — в отличие от Карла, который моментально надулся, уверенный, что это всего лишь способ держать их подальше от событий.

Кто прав, покажет время, решила Тесс. Она высунулась в коридор и, не заметив ни одной живой души, захлопнула дверь.

— Майор Шилдс очень интересовался, где это мы болтались вчера целый день, — заявил Карл. — А когда я сказал, что вы отправились на прием к врачу, он счел это дурной шуткой.

— Почему? Вы рассказали ему, что это, так сказать, в принудительном порядке?

— Вы стыдитесь, что дали волю злости? — В глазах Карла вспыхнуло живейшее любопытство.

— В общем-то, нет… Просто это мое личное дело.

— Ну тогда признаюсь честно: я сказал, что вы отправились к ортопеду. Голову вы лечите или ногу, какая, к черту, разница? А уж этому мужлану майору и вовсе незачем это знать.

Тесс бросила на него благодарный взгляд:

— Так что у нас новенького?

— Целый шквал телефонных звонков, в основном от разных психов. А чего вы хотели, после того, как мы расклеили в каждом магазине полуфабрикатов объявление РАЗЫСКИВАЕТСЯ, да еще с этой кошмарной фотографией?

— А вы, наверное, ожидали, что кто-то, узнав на снимке Палмера, галопом кинется к вам и прямо с порога завопит: «Слушайте, я же знаю этого парня! А почему он в розыске?»

Как считала Тесс, план, который предложила полиция штата, имел все шансы на успех. Они все продумали заранее. Родных Палмера, которых перед этим измучили вопросами о друзьях и знакомых их сына, попросили не волноваться, если какое-то из этих объявлений попадется им на глаза. План, собственно, состоял в том, чтобы его заметила одна из местных жительниц и лучше всего та самая, у которой наклевывается роман с этим мужчиной. Хорошо, а если первым объявление увидит сам «Палмер»? Это тоже предусмотрели: текст объявления состряпали таким образом, чтобы у преступника не осталось никаких сомнений — объявление появилось по просьбе кого-то из родственников Люси Фэншер. Понять его можно было однозначно: существует завещание Люси, и содержание его имеет к «Палмеру» самое непосредственное отношение. Учли все — даже указанный внизу телефон имел точь-в-точь такой же код, как все телефонные номера в округе Сесил. Только телефон этот стоял в офисе полиции.

— А как Бекка Гаррисон? Что-нибудь удалось узнать?

— Практически ничего. Можно подумать, ее и на свете-то не было. Но ведь женщины выходят замуж и обычно берут фамилию мужа. Или просто меняют фамилию. С женщинами вообще труднее.

— А что насчет ее отца?

— Единственный Гарольд Гарри Гаррисон, который мало-мальски подходит по возрасту, умер тринадцать лет назад. Это мне удалось откопать в базе данных департамента общественной безопасности. Последний известный адрес — где-то в Нью-Йорке. Насчет его книги ничего. Никаких следов.

— Что-то подсказывает мне, что этот Гаррисон, если он вообще существовал, занимался чем-то другим.

— А о выпускниках удалось что-то найти?

Они просмотрели экземпляр «Крисфилдского Курьера», тоненькую, переплетенную в зеленое книжицу с нарядной золотой печатью на обложке. Ее удалось отыскать в местной библиотеке. Издание было не из тех, что выдаются на дом, но стянуть его оказалось на удивление легко. Тесс собиралась вернуть его по почте, вложив в конверт записку с извинениями и некоторую сумму — достаточную для покупки нескольких книг.

— В наши дни исчезнуть проще простого, — пожаловалась она. — Кажется, что найти человека ничего не стоит, но попробуйте это сделать, и вы вмиг обнаружите, что это не так.

— Как поступила наша с вами Бекка, причем не сейчас, а в «добрые, старые времена». Как выяснилось, Гарри Гаррисон обратился в полицию округа Тэлбот, в ведении которого находится остров Ноттинг, с заявлением о ее пропаже.

— Шутите! Это-то где вам удалось раскопать?!

Карл с гордым видом похлопал по крышке старенького компьютера, по приказу майора предоставленного в их распоряжение.

— Чего тут только нет! А программы какие — умереть можно! Только нужно уметь ими пользоваться. Я все проверил. Это случилось пятнадцать лет назад, в апреле.

— Всего через пару месяцев после смерти Эрика Шиверса.

— Точно! Ее папаша сообщил полиции, что, по его предположению, дочь отправилась купаться.

— Купаться?! В апреле?!

Карл кивнул.

— Знаю. Малость рановато — в это время вода в заливе еще холодная. К тому же тела тех, кто там тонет, обычно в конце концов выбрасывает на берег. Конечно, бывают исключения…

— Итак, Бекка исчезла за пару месяцев до выпуска и спустя почти два месяца после того, как погиб Эрик Шиверс. Ее отец подал заявление об исчезновении, но местные жители в один голос твердили нам, что девчонка просто сбежала, чтобы сделаться актрисой или эстрадной певицей. Вскоре после этого отец также покидает остров. Что тому причиной — горе или он просто стремится исчезнуть? Верит ли он в то, что дочь утонула? Или считает, что она удрала? Спросить его мы не в состоянии. А на острове мы уже опросили всех, кого только можно.

Тесс, столкнувшись с очередной головоломкой, предпочитала посидеть и подумать. Карл же, вольготно откинувшись на спинку кресла, раскачивался как сумасшедший, так что ей приходилось опасливо поджимать под себя ноги. А психотерапевт еще говорит, что она, мол, чересчур импульсивна! Поколебавшись, Тесс встала и распахнула дверь — плотно прикрытые двери почему-то всегда наводят на подозрения.

— Думаете, им удалось что-то отыскать уже после того, как мы с вами опросили и Гантсов, и Палмеров? — Карл выразительно повел подбородком в сторону открытой двери, имея в виду полицию штата, в котором их маленький кабинет являлся своего рода островком любительского сыска.

— Не исключено.

— А нам они скажут?

— Возможно, что и нет. Они ведь ясно дали понять, что наша любовь отнюдь не взаимна. Мы с вами можем рассчитывать, что все, найденное нами, будет милостиво принято к сведению, а вот надеяться, что в награду нам тоже кинут косточку, вряд ли стоит.

Словно для того, чтобы подтвердить ее слова, мимо по коридору галопом промчался лейтенант Крейг, изо всех сил делая вид, что он их не замечает.

Карл, болезненно сморщившись, потер колено:

— Погода меняется.

— Перед сменой погоды колено болит, да?

В ответ он молча пожал плечами, будто его это тоже озадачивало.

— Послушайте, я проголодалась, как волк. Может, сходим перекусим?

— Вы же знаете — я ем только в конце дня.

— Да. И я вам уже говорила, что это просто глупо. Пойдемте, съедим хоть что-нибудь — глядишь, и идея какая-то появится. Не могу больше торчать тут и делать вид, что у нас дел невпроворот.

— Может, что-нибудь из морепродуктов? — с надеждой в голосе предложил Карл. Тесс едва не завыла — господи, переубедила-таки этого упрямца перекусить и для чего?! Чтобы он тут же предложил ей именно то единственное, что ей категорически запрещено!

— Только если вы согласитесь съездить в одно место.

— Идет. — И тут же подозрительно спросил: — А зачем?

— Видите ли, у меня аллергия на рыбу, но мне очень нравится ресторанчик Джимми Кантлера, особенно в это время года. Поедем к нему?

— Вы не едите рыбу, но любите сидеть у воды, когда едите?

— Да. Вы считаете, что я чокнутая?

— Не знаю. Спросите лучше своего психотерапевта, он вам точно скажет. Тем более что ему за это кучу денег платят.

Не успели они проехать и полмили после поворота на Аннаполис, как Карл, в очередной раз глянув в зеркальце заднего вида, удивленно вскинул брови.

— У нас «хвост».

— Что?

— Не оборачивайтесь! — завопил он, правой рукой обхватив ее за шею еще до того, как Тесс успела пошевельнуться. — Эта машина повисла у нас на «хвосте», как только мы выехали из Пайксвилля. Сначала я внимания не обратил — в конце концов, по Рейстерстаун-роуд куча народу ездит. Но этот парень, похоже, интересуется именно нами.

— Парень? — слабым голосом переспросила Тесс.

— Мне показалось, это мужчина. Его плохо видно — ветровое стекло отсвечивает, но могу поклясться, что он один.

Тесс украдкой развернула свое боковое зеркальце и притворилась, что подкрашивает губы. Карл был прав — за ветровым стеклом можно было различить только силуэт. Широкие плечи и бейсболка свидетельствовали о том, что водитель — мужчина, но это было все.

Они поехали в машине Карла, не слишком старом еще «сатурне». Карл незаметно увеличил скорость — сначала до семидесяти, потом до восьмидесяти и, наконец, до девяноста миль в час. 97-е шоссе иногда со смехом именуют Мэрилендским автобаном, поскольку его почти идеальное покрытие просто-таки подмывает устроить гонки. Но сейчас несчастный «сатурн» трясся, как в лихорадке. Руль мог вырваться из рук Карла в любую минуту. Хорошо знавшая эту дорогу Тесс помнила, что скоро будут крутой поворот и съезд на старую дорогу.

— Карл… — пискнула она.

Похоже, он ее не слышал. Карл мчался так, словно все остальные машины стояли, а от него требовалось всего лишь лавировать между ними. Колеса завизжали — лишь слегка сбросив скорость, Карл вылетел на крайнюю левую полосу.

— Он еще там? — спросил он.

— Он…

— Не оборачивайтесь же! — свирепо прошипел Карл, вдавив в пол педаль газа.

«Сатурн», охнув, помчался, будто его пришпорили. Тесс мертвой хваткой вцепилась в ручку двери, а другой рукой уперлась в бардачок, чтобы не вылететь через переднее стекло. До поворота оставалось совсем чуть-чуть. Там была развилка, где шоссе выписывало нечто вроде изящной кривой, так что даже самые опытные и лихие водители были вынуждены сбрасывать скорость. Судя по всему, Карл ничего подобного делать не собирался. Суровое выражение его лица свидетельствовало о том, что ни сомнения, ни страх ему не ведомы.

— Вот, вот, вот… давай! — Одним быстрым и ловким поворотом руля он заставил «сатурн» юзом влететь на нужную ему полосу, подрезав при этом тяжелый трейлер, и ловко вписался в поворот. Миг — и они уже несутся по старой дороге, в то время как темно-синяя машина — Тесс не смогла бы с уверенностью назвать марку, заметила только, что машина была явно иностранная, «тойота» или «нисан», — вихрем промчалась мимо по скоростному шоссе. Карл, которого распирала законная гордость, снял, наконец, ногу с педали газа.

— А теперь что? Возвращаемся снова на 97-е шоссе или в ваш ресторан можно проехать как-то по-другому? — с нарочито невозмутимым видом, словно ничего не произошло, поинтересовался он.

— Господи, спаси и помилуй! Карл, вы что, спятили?! Вообразили, что участвуете в гонках «Формулы-1»? Разве вы не знаете, как поступать в таких случаях? Пропустили бы его вперед или остановились бы у ближайшего полицейского поста! Гляньте только на ваш «сатурн»! Будь он лошадью, я бы посоветовала вам пристрелить несчастную, запаленную скотину!

Карл оскорбленно выпрямился — похоже, Тесс больно задела его гордость.

— Будь я один, я бы разобрался с ним без всякой полиции. Но поскольку в машине были вы, я решил, что будет лучше просто сбросить «хвост».

— Больше никакого дурацкого рыцарства, поняли? У меня, между прочим, оружие всегда с собой, да и разрешение есть. Так что я прекрасно могу сама постоять за себя. И мой приятель, зная это, давно уже бросил привычку изображать из себя этакого мачо!

— А может, зря?

— Что, черт возьми, вы хотите этим сказать?!

— Я хочу сказать… — Карл замолчал, чтобы перевести дыхание. Судя по всему, ему удалось справиться с изрядной долей адреналина, бурлившей в крови после недавней сумасшедшей гонки, потому что, когда он снова заговорил, воинственности в его голосе явно поубавилось. — Я знаю, что вы способны о себе позаботиться. Но все-таки этот парень преследовал нас!

— Да я в этом и не сомневалась, — вздохнула Тесс. — Просто я не в восторге от ваших методов.

Карл сбросил скорость, ища глазами место, где можно развернуться.

— Вы уже дали мне это понять. Хотите сделать это еще раз, да еще таким тоном?

— Каким еще тоном?!

— Тоном большого босса: дескать, я начальник, ты дурак. Между прочим, я тоже служил в полиции. И не стоит вытирать об меня ноги.

Тесс уже открыла было рот, чтобы объявить во всеуслышание, что профессионал из него, как из собачьего хвоста сито, но тут же осеклась. Карл бегает, высунув язык, зная, что не получит за это и медного гроша, в отличие от нее, чье время все-таки оплачивалось, хоть и не слишком щедро. Внезапная мысль заставила ее поперхнуться. А почему он делает это? Что ему до давным-давно забытых дел?

Вместо этого она заговорила о другом:

— Между прочим, на что вы сейчас живете? Вы ведь на пенсии?

— Мое колено, — лаконично бросил он.

— Не поняла… При чем тут ваше колено?

— Ну упал-то ведь я в служебное время, когда шел через парковку. Конечно, я мог оказаться там когда угодно, но раз в рабочее время, то мне сделали операцию, заменили сустав — и все бесплатно. Правда, заживало все долго, так что под конец у меня начались дикие боли в спине, и мне потребовалась еще одна операция — на этот раз на позвоночном диске. К этому времени я провалялся на больничной койке уже больше полугода, так что по выходе из клиники тут же получил инвалидность. Я вышел на пенсию в неполных тридцать пять лет. Основание — полная профнепригодность.

— Наверняка многие вам позавидовали бы.

— О да. В царстве безногих и одноногий король!

Тесс расхохоталась:

— Хорошо сказано. Сами придумали или это из очередного фильма?

— Не помню. — Теперь он вел машину так, словно кузов был битком набит тухлыми яйцами, и «сатурн» полз со скоростью старого паралитика.

Глава 22

Отправившись спать, Тесс, сама не зная зачем, прихватила с собой все бумаги и распечатанные файлы по делам Тиффани Гантс и Люси Фэншер. Каждую последующую ночь, едва добираясь до постели от усталости, она перечитывала и пересматривала имевшуюся у нее информацию, пока не выучила наизусть все подробности. Только после этого могла спокойно заснуть. Это продолжалось с тех пор, как они вернулись из поездки на Ноттинг-Айленд.

Не стала исключением и минувшая ночь. Наутро она проснулась, разбуженная поцелуем Кроу, собиравшим разбросанные листы и складывавшим их на столик неподалеку от кровати.

— Как… твоя… — Она с трудом выговаривала слова, еще не успев полностью вернуться к реальности, — работа?..

— Все в порядке. Мы жили в «Игуанас»^[20] почти до самого конца празднования Кинко де Майо.

— Круто, — улыбнулась она, зевая и думая о том, что обожает «Игуанас».

— Да, но все эти оголтелые парни только и делали, что вопили: «Да здравствует День независимости!»

— Ну и что?

— Ничего.

— Это ведь и есть мексиканский День независимости, Кроу. Они его считают таковым. Это их право.

— Ничего общего с Днем независимости он не имеет. — Кроу сложил все ее бумаги, освободив место, чтобы сесть с ней рядом, и включил свет. Ей нравились тепло его тела и легкий запах сигарет, вдыхая который она чувствовала себя бесконечно счастливой. — Кинко де Майо, — продолжал он, обнимая ее и скользя рукой по ее груди, словно пытаясь отыскать спасительный предлог, чтобы остаться с ней на ночь, — всего лишь ежегодный праздник по случаю победы над французами в морском сражении неподалеку от Пуэблы. А мексиканский День независимости отмечается 16 сентября.

— Обожаю тебя за то, что ты такой умный и образованный, — засмеялась Тесс.

— Тогда докажи мне это…

Секс, который на большинство людей действует успокаивающе, Тесс всегда приводил, наоборот, в возбуждение, которое подолгу не давало ей заснуть. Она задумчиво наблюдала, как на потолке колыхались расплывчатые тени, вспоминая о многочисленных тревогах и заботах последних дней. Нужно было постараться забыть обо всем и выспаться как следует, но… Когда она впервые почувствовала это беспокойство? Когда взялась за это дело? Нет. Когда встретилась с Карлом Дьюиттом? Тоже нет.

А может, когда она врезала Микки Печтеру? Или несколькими неделями позднее, когда в ее жизнь вошел доктор Армистед? Она думала, что Кроу спит, однако его рука, лежащая у нее на животе, внезапно шевельнулась и сдвинулась ниже. Пальца двигаются то быстрее, то медленнее, но неизменно доставляя ей огромное удовольствие.

— Ты когда-нибудь была беременна? — спросил он.

— Господи, нет. Что за странный вопрос?

— Совсем не странный. Иногда это случается и с такими людьми, как мы с тобой, даже с теми, кто только и делает, что предохраняется. Но за все время, пока мы с тобой, у тебя ни разу не было задержки.

— Откуда ты знаешь? Ты что, высчитываешь мой цикл?

— Только приблизительно. Но я давно заметил, что есть несколько дней в месяце, когда ты становишься страшно раздражительной, нервозной, и еще пять, когда ты особенно страстна. Это связано с изменениями в женском организме.

Она уткнулась в его плечо:

— Поверишь ли, я сама этого не замечаю.

— Невероятно. Даже самки животных это чувствуют. По-моему, даже в самых глухих племенах женщины следят за этим.

— Почему тебя вообще интересует этот вопрос?

Он обнимал ее сзади, и она не могла видеть его лица, только слышала шепот.

— Иногда мне кажется, что я мог бы точно определить дни твоей овуляции. Хотя, не исключено, я слишком самоуверен.

— Очень может быть, — отозвалась Тесс. — А тестер, конечно же, у тебя между ног?

— Что ты имеешь в виду?

— То, чем ты собираешься проверять мою способность к зачатию.

— О да, ты права.

— Ну еще бы, ты ведь большой специалист, мистер Кинко де Майо.

Он рассмеялся, прижимаясь к ней еще теснее, так что дрожь, сотрясавшая его тело, передалась и ей.

Но внезапно Тесс замолчала и вздохнула совсем невесело.

— Что такое? — спросил Кроу.

— Что ты сделал с моими бумагами? — Она взяла всю стопку и, отложив уже прочитанные листки, погрузилась в изучение материалов.

— Мне никогда не приходило в голову попросить список вещей, которые были обнаружены в доме Тиффани после убийства. Я не знаю, что нашли там копы Фредерика, но в любом случае они должны были сделать съемку помещения и всего, что в нем находилось. Карл составил список, среди вещей был календарь, и в нем были отмечены дни. Теперь мы должны разобраться, что это за дни — те, когда Алан Палмер отсутствовал, или это просто календарь женского цикла. В каждом месяце были отмечены два-три дня. Календарь валялся в ящике стола. Возможно, убийца случайно уронил его туда. Тогда возникает вопрос: правильно ли наше предположение о том, что убийцей был кто-то посторонний, не знакомый с Люси? Но Алан вряд ли стал бы прятать его, даже если календарь был связан с его алиби, правильно?

— Так кто же положил его в ящик, в таком случае?

— Люси. Она вела календарь своего цикла, пытаясь вычислить дни, когда не существовало опасности забеременеть. Вообще это самый ненадежный и устаревший метод, но многие женщины все еще им пользуются.

Тесс нашла среди бумаг список, составленный Карлом. Да, среди вещей, находившихся в доме, был календарь с отмеченными днями в трех последних месяцах жизни Люси Фэншер. Эти дни совпадали с отъездами Алана, их он и выбрал для убийства.

Но вскрытие показало, что отмеченные дни имели полную физиологическую корреляцию с состоянием ее организма на момент смерти. Возможно, именно тогда, когда она начала отмечать дни в календаре, сверяясь со своими биоритмами, и начался отсчет ее последних месяцев жизни.

— Женщины это делают? — краснея до корней волос, спросил Карл у Тесс.

— Некоторые. Я так полагаю. Это не очень эффективный способ контрацепции. Но можно использовать и для противоположной цели, например, чтобы забеременеть, когда мужчина не подозревает о такой возможности. В точно высчитанный тринадцатый день цикла женщина может добиться того, что ей нужно.

— Господи, Тесс. — Карл так низко наклонил голову, что едва не ткнулся носом в меню, которое держал в руках. Она была счастлива, что смогла вытащить его из дома в субботу — во второй раз за неделю, чтобы позавтракать. Провести его в ресторан еврейской кухни было очень даже удачной идеей. Карла немного смущали остроумные и находчивые официантки, и он даже толком не разобрался в блюдах, которые им предлагали.

— От подруг, которые были одержимы идеей забеременеть, мне доподлинно известно, что вообще-то это не самый действенный метод. Странно, что они на него полагались. Но, с другой стороны, странно было бы, если они полагались и на что-то иное.

— Что вы имеете в виду? — Карл обеспокоенно поднял голову.

— Это были всего лишь легкие, ни к чему не обязывающие отношения.

— И, по-моему, никто не собирался заводить ребенка.

Не намекал ли он на некоторое сходство этой ситуации с их отношениями с Кроу.

Тесс пропустила его слова мимо ушей.

— Да, все очень просто. Даже если бы они хотели забеременеть, им вовсе не нужен был этот календарь.

— Я не совсем вас понимаю.

— Карл, я бы не хотела смущать вас излишними деликатными подробностями. Могу только сказать, что для молодой женщины, если она сильно влюблена в своего партнера, не так сложно забеременеть, коль она этого хочет. И календарь ей для этого совсем не нужен.

— Но почему?

Тесс понизила голос.

— Боже мой, потому, Карл, что когда вы влюблены, вы каждый день занимаетесь сексом.

Она оглянулась на стоящую рядом с их столиком официантку, которая ожидала, когда они сделают заказ.

Карл, все еще чувствуя себя неловко, заказал сэндвич с ростбифом, суп, сваренный по заверению Тесс, из цыпленка, и мацу Тесс предпочла креплах (еврейские вареники) и кишкас с подливкой.

— Я и не думал, что вы так осведомлены в сексуальной жизни, — сказал Карл. — Тогда, наверное, для вас совершенно очевидно, что человек, совершивший эти преступления, получал от своих действий сексуальное удовлетворение. А значит, человек этот был не совсем нормален. Скорее всего, даже абсолютно ненормален, и у него не могло не быть проблем в сексе.

— Вы разговаривали с кем-нибудь из подруг Люси о ее сексуальной жизни?

Карл еще сильнее покраснел.

— Не так прямо, как это могли бы сделать вы, но я обсуждал с ними некоторые аспекты. И каждая подтвердила, что ее партнер был безупречен, как она сама говорила. Во всяком случае, она никому не дала повода заподозрить, что ее что-то не устраивало.

— И тем не менее, наши с вами точки зрения не противоречат друг другу. Люси вела календарь своего цикла, и для нашего убийцы ее пунктуальность представляла немалую проблему. — Тесс едва не произнесла вслух то, что могло бы заставить Карла нырнуть от смущения под стол. — Мы не знаем, с какой именно целью она это делала — чтобы забеременеть или чтобы предохраниться, и поэтому не можем составить представления о том, как он использовал этот факт в своих целях. Что касается его сексуальных проблем, то это тоже могла быть своеобразная уловка. Он мог убеждать женщин в том, что у него проблемы, чтобы разжалобить и склонить к сексуальным отношениям. Или другой вариант: он мог говорить им, что мечтает завести ребенка.

— О, опять, оказывается, все дело в ребенке, — отозвался Карл. — Думаю, он уверял их, что хочет подождать до свадьбы. Знаю я таких парней.

Тесс кивнула. В этом предположении они с Карлом действительно совпадали.

— Молодым женщинам вроде Люси и Тиффани он, вероятно, казался очень романтичным. Кроме того, он мог быть очень изобретательным и предлагать им альтернативные варианты получения удовлетворения. — Тесс снова попыталась подобрать наиболее нейтральную словесную форму для выражения своих мыслей.

— Альтернативные? Что вы имеете в виду? — Карл оглянулся в некотором замешательстве, словно поблизости обязательно должен был находиться кто-то, кто внимательно прислушивался к их разговору. Но все посетители вокруг были настолько сосредоточены на содержимом своих тарелок, что никто даже головы не поднял, чтобы посмотреть на своих соседей.

— Хорошо. Попробуйте вообразить, что бы было, если бы он сам был женщиной.

— Зачем это?

— Я первым осматривал все вещи в ее доме, я видел материалы этого дела и уверен, что она не очень долго смогла бы держать все в секрете.

— Ну хорошо, а случай из реальной жизни с Биллом Типтоном? Он проходил по делу как человек, вступивший в брак пять раз. Никто и предположить не мог, что это женщина — Дороти Типтон, пока она не умерла.

— Это невозможно.

— Но это было. Билли удалил обе груди, а о шрамах, которые остались, говорил, что получил их при повреждении ребер в автокастрофе. Я не буду вдаваться в детали его интимной жизни, если вас это заинтересует, вы можете прочесть книгу о нем. Самое главное не это, а то, что такое возможно.

Внезапно мысль, которая очень давно подсознательно владела Тесс, снова всплыла в ее памяти, и на этот раз ей показалось, что она очень близка к разгадке какой-то тайны. Но это впечатление продлилось недолго.

— Разве они могли превратить женщину в мужчину? — спросил Карл с такими детскими простодушием и наивностью, что они выдавали его полную неосведомленность по части некоторых вопросов. Тесс поднесла ложку супа ко рту и задумалась над этим странным вопросом. «Разве они могли превратить женщину в мужчину?»

— Конечно, это задача не из легких, но…

Она снова попыталась понять, что же за необычное ощущение возникает у нее всякий раз, когда она вспоминает эту историю, но так и не смогла найти ответа.

— Но если Бекка Гаррисон смогла стать мужчиной, то, значит, она могла и взять себе имя Эрика Шиверса, мальчика, свидетельницей смерти которого была.

— Возможно, однако каковы мотивы… — Карл задумался.

— Но тут нет никакой связи с Аланом Палмером. Ничего, что прояснило бы для нас все, что мы о нем знаем. Мы могли бы попытаться выяснить кое-что через полицию, но как мы объясним им, зачем это нам нужно.

Некоторое время они молча сидели, погруженные в раздумья, пока Карл не заговорил снова.

— Скажите, есть ли такая вещь, которую не может скрыть женщина, притворяясь мужчиной?

— В каком смысле?

— Ну вы ведь меня понимаете… — Он сделал очень красноречивый жест рукой.

— Эрекция? Неужели у вас такое бедное воображение, что вы не можете себе представить приспособление, ее имитирующее?

— Я не это имел в виду.

— Тогда что?

Он снова неопределенно взмахнул рукой.

— Я не очень понимаю, на что вы намекаете.

— Сперма! — в смятении воскликнул ее собеседник, нервно оглядываясь по сторонам. — Семя! Вы не можете зачать ребенка без этого, тогда какой смысл во всех этих календарных заметках?

— Я не знаю, — неуверенно ответила Тесс которой не терпелось рассказать ему о том, что приходило ей в голову и что ей было известно. — Возможно, ни одна из этих версий не соответствует действительности. Может, нам стоит съездить во Федерик?

Карл понял, что она предлагает ему навестить семью Гантсов.

— Это нарушение всех правил.

— Совершенно верно. А вы полагаете, лучше сидеть в офисе, ожидая телефонного звонка, который никогда не состоится, и перечитывать уже известные наизусть документы в надежде, что, когда полиция наконец арестует этого парня, нам будет позволено прийти на пресс-конференцию и присоединиться к ним за столом перед публикой.

Карл размышлял с минуту, а затем согласился.

— Идемте.

— «Дикая парочка», — сказала Тесс, — Уильям Холден и Эрнест Боргин.

— Вы наконец посмотрели?

— Да, прошлой ночью. Конечно, это не «Однажды на Западе», но все равно ничего.

— Вы и этот фильм знаете?!

— Да, однако предпочитаю я все же «Однажды в Америке». — Тесс встала, отодвинув свой стул.

Карл улыбнулся так, словно она только что преподнесла ему самый долгожданный подарок.

Глава 23

Что-то изменилось во Фредерике, что-то такое, что не могло быть объяснено лишь событиями трехнедельной давности. Неужели прошло так много времени? Или, напротив, все случилось недавно? У Тесс вдруг появилось чувство, что она такая же старая, как и та женщина с Ноттинг-Айленда. Одно было очевидно: семейство Гантсов больше не считало ее своим другом и союзником. Разумеется, они вели себя очень сдержанно с самого начала, но настоящая холодность в их отношениях с Тесс появилась недавно. Возможно, дело в том, что во время их последней встречи рядом не оказалось того, кто обычно помогал им поддерживать беседу, — брата, который был в отъезде. Да и его говорливая и веселая супруга Кэтти тоже была на работе. А мать и отец совсем не были расположены к общению.

— Полиция уже приезжала к нам, — сообщил отец.

— Да, — откликнулась Тесс, — я полагаю, вы довольны.

— Вы действительно считаете, что это ее возлюбленный сделал? — Вопрос исходил от миссис Гантс, но, похоже, и ее муж был полон сомнений.

Карл постарался проявить свою провинциальную старомодную галантность.

— Поскольку целый ряд разнообразных событий и их взаимосвязь указывают нам на то, что он был замешан в историю с самого начала, я осмелюсь с большой долей вероятности утверждать…

— Мы знаем все, что тампроизошло… Всю эту неприятную историю. Но Тиффани была застрелена на кухне человеком, который проник в дом. И это был не какой-нибудь там сумасшедший, который собирался забрать с собой ее отрезанную голову. — Она явно давала понять, что усматривает большую разницу между смертью Тиффани и гибелью Люси Фэншер.

— Я прекрасно понимаю, как все это тяжело для вас… — заговорила Тесс. — Вы так долго верили в то, что она погибла от руки грабителя. Но мне все же необходимо задать вам несколько вопросов.

— Я не думаю, — возразил отец, — что мы сможем на них ответить. Все, что знали, мы уже рассказали полиции.

Дверь в переднюю распахнулась, и мрачная тишина взорвалась от веселого жизнерадостного крика. Внуки вернулись домой из школы. Тесс впервые увидела детей и была поражена тем, как сильно одна девочка похожа на Троя Планкетта, хотя тот и пытался отрицать, что является ее отцом. Хорошо, что гены любовника Тиффани не проявились в ней столь явно, как гены Планкетта. Девочка еще не достигла переходного возраста, но была почти точной копией своего отца.

Дети не обратили никакого внимания на то, что в гостиной сидят двое незнакомцев, и пробежали на кухню, сразу кинувшись к буфету и холодильнику.

— Можете взять все что хотите, — крикнула им миссис Гантс, — только не шумите и не деритесь.

— А можно содовую?

— Можно, но молоко и сок не трогайте.

На кухне послышался шум, а затем оттуда донеслись фразы, явно свидетельствовавшие о том, что дети приступили к процессу дележки.

— Можно я… — Тесс кивнула на дочку Тиффани, промелькнувшую в дверях.

— Нет! — Мистер Гантс резко повысил голос — Тесс даже вздрогнула от неожиданности.

— Только один вопрос. Это совсем не касается преступления, я бы хотела узнать, не говорила ли ее мать что-нибудь незадолго до смерти?

— Ей было тогда только четыре года. Она ничего не может помнить.

— Дети часто очень хорошо запоминают то, что предшествует драматическим событиям, связанным с их родителями, — возразила Тесс. — Иногда даже запоминают гораздо больше, чем взрослые.

— Вы собираетесь что-то спросить об Эрике? — уточнила миссис Гантс. — Что-то неприличное?

— Нет, я даже не буду упоминать его имени, как и о смерти Тиффани. Пожалуйста, позвольте мне поговорить с ней пять минут.

Оба супруга были крайне недовольны ее просьбой. Отчего они так отчаянно сопротивлялись тому, чтобы дочь узнала правду о случившемся с ее матерью?

— Пожалуйста, — снова попросила Тесс. — Пять минут, и я тут же уйду.

Дарби, казалось, совсем не испугалась, что к ней обращалась незнакомая женщина.

— Подождите, — отозвалась она, — я только допью коктейль. — Она поднесла стакан к губам, а затем, тщательно облизав пальцы, вымазанные в пирожном, подала руку Тесс и повела ее на задний дворик. Тесс подумала, что скорее всего Тиффани сделала бы в этой ситуации точно такой же жест.

— Ты помнишь маму? — спросила она, когда они уселись на ступеньке лестницы.

— О да! Она была красивая. Как мне хочется быть на нее похожей!

— Ты на нее очень похожа.

— Ночью она мне рассказывала всякие истории. Обещала купить собаку, но нам негде было с ней гулять, у нас тогда не было двора. — Девочка оглянулась вокруг. — А теперь двор есть, но собаки у меня не будет, потому что у многих на животных аллергия.

— Она никогда не говорила, что у тебя может появиться брат или сестренка?

— Вместо собаки?

— Нет, не совсем… Может, она как-то упоминала об этом?

Дарби была одета в розовую футболку и джинсы с молниями на щиколотках. Волосы у нее были темные, и длинная челка, свисая, закрывала пол-лица. Она выглядела не по годам взрослой, и поэтому Тесс не теряла надежды на то, что они смогут достичь взаимопонимания.

— Помню, она и в правду как-то раз спрашивала меня об этом.

— Неужели?

— В мой день рождения. Была вечеринка, мне подарили много подарков. Дядя Эрик принес мне кукольный домик. Он у меня до сих пор есть.

— И мама сказала…

— Она сказала, что, может быть, у меня к следующему дню рождения появится брат или сестренка. Но она сказала, если я этого захочу, а я ответила, что хотела бы щенка…

— Когда у тебя день рождения, Дарби?

— Семнадцатого марта, в день святого Патрика.

Тесс тут же сосчитала, сколько дней оставалось до гибели Тиффани.

Она задала Дарби еще пару вопросов, но вскоре у входа появилась миссис Гантс и потребовала, чтобы Дарби отправлялась делать уроки.

— Вы мне принесете щеночка в следующий раз, когда придете? — спросила девочка на прощание.

Ее бабушка не проронила ни слова, но по лицу ее было видно, как сильно она разгневана.

Они меня ненавидят, подумала Тесс. Наверное, вообще не позволили бы подойти к внучке, если бы это было в их силах. Разумеется, причина в том, что их совсем не устраивает наша версия гибели Тиффани, она слишком сильно расходится с тем, во что они верили столько лет, — что Тиффани погибла в результате несчастного случая от руки грабителя, когда была чуть ли не в двух шагах от осуществления своей мечты — от счастливого брака. Им совсем не хотелось знать, что она была глубоко несчастна все это время, что ее замечательные отношения являлись сплошной иллюзией. Им хотелось бы продолжать тешить себя мыслью, что она была довольна своей жизнью, хотя бы перед смертью.

Но так ли эта иллюзия была далека от реальности для нее самой? Если Тиффани действительно была влюблена и верила в любовь, значит, она была счастлива. По крайней мере, ее не терзали никакие подозрения до тех пор, пока однажды она не включила свет на кухне и не столкнулась лицом к лицу со своим безупречным любовником, который воплощал собой ее идеал. Но это был и тот самый человек, который в упор выстрелил ей в грудь и преспокойно удалился прочь.

— Это нечто, — пробормотал Карл, когда они покатили по шоссе назад в город. — Даже больше, чем нечто, я вообще не понимаю, что происходит. — Тесс была погружена в собственные размышления, и Карл сосредоточился на дороге, следя за машинами, то и дело обгонявшими их.

— Что? — спросила она наконец.

— Не уверен, но, кажется, я заметил знакомую машину.

— Ту самую?

— Да, темный седан. С иностранными номерами.

— Не потеряйте ее из виду на этот раз. — Тесс от волнения дотронулась до руки Карла.

— Почему?

— Давайте посмотрим, куда она едет. Может, это полиция следит за нами. Или…

— Вы думаете?

— Все возможно.

Карл свернул в переулок налево, снизив скорость до 65 километров в час, пропустил еще один автомобиль и не спеша поехал по правой стороне.

— Между нами очень маленькое расстояние, — заметил Карл, — он почти висит у нас на «хвосте».

— Попробуйте его пропустить, — предложила Тесс.

Карл последовал ее совету, свернув с дороги, которая тянулась от пригородов. Темный седан продолжал ехать за ними. Ослепительный свет фар не позволял разглядеть номера машины, но марка ее никакого сомнения не вызывала — «ниссан сентра».

Как только они миновали перекресток и покатили в южном направлении, Карл надавил на газ, стараясь оторваться от преследователя.

— Прибавьте еще немного, — сказала Тесс. — Может, нам удастся разглядеть его номера.

— А что я, по-вашему, пытаюсь сделать? — Он поехал еще быстрее, но «ниссан» по-прежнему держался рядом. Карл так разошелся, что обогнал несколько машин, остановившихся в ожидании разрешающего сигнала светофора, и Тесс всерьез забеспокоилась, как бы они не врезались в кого-нибудь в этом потоке или, еще того хуже, не выскочили бы на красный свет.

Однако на следующей развилке «ниссан» не повернул за ними. Карл не успел среагировать и сделать разворот, чтобы оказаться позади преследователей. Их машина быстро скрылась из виду.

— Все же полиция? — спросила Тесс.

— Не думаю.

— Неужели Эрик-Алан следит за домом Гантсов, чтобы узнать, кто к ним приходит? Или он за нами следил?

— Нет, — отозвался Карл, — он не может так рисковать. Помните, как он выглядит? С бородой, нормального телосложения. Я с ним долго беседовал, и вряд ли спутаю с кем-нибудь. Он никогда бы не решился близко подойти ко мне или к сержанту Крейгу.

— Но, возможно….

— Нет, невозможно. Он уже сжег мосты, порвал со всем — с этими местами, со своими женщинами — и назад не вернется.

Выехав на шоссе, они повернули в сторону Балтимора.

Эту дорогу Тесс прекрасно знала, и постепенно ее вид помог ей преодолеть тревогу.

— Карл…

— Да?

— Вы, кажется, что-то задумали.

— Ничего подобного, — возразил он. — И не собирался. Я всего лишь сделал логическое умозаключение, исходя из всех известных мне фактов. Он точно никогда не возвращался в Норт-Ист, никогда.

— Но он мог…

— Нет. Я бы узнал об этом. Люди всегда сплетничают, и наши тупоголовые репортеры не удержались бы, чтобы не написать об этом. Я исхожу не из того, что он мог бы сделать, а из того, что происходит на самом деле, вы же руководствуетесь тем, что подсказывают вам ваши чувства и воображение.

— Но вы можете знать не все.

— Я все знаю, — настаивал Карл. — Он не вернется.

— Не будьте так самоуверенны.

Он вскользь глянул на нее и снова отвернулся.

— Не будьте так наивны.

— О чем это вы?

— Когда мы поймаем этого парня, не удивляйтесь, если он окажет сопротивление. Он похож на того, кто так просто не сдастся.

— Это вы надеетесь, что он окажет сопротивление.

— Как бы то ни было, нам следует подумать о самообороне.

— Нам? Вам и мне? Или вы имеете в виду полицию?

— И то и другое.

— Вы хотите сказать, что они имеют законное право пристрелить его, как того парня из Балтиморского округа, которого убили, как только он вышел из телефонной будки?

— Вы ведь никогда не работали в оперативных отделах и вряд ли знаете, что такое врываться в дом среди ночи, чтобы арестовать того, о ком вам доподлинно известно, что это убийца пятерых человек. Неужели вы будете вести с ним дипломатические переговоры? Так вот, тот парень был именно таким. Не судите слишком поспешно.

— Я не сужу. Но в нашем с вами случае… — она постаралась вернуть себе самообладание и сосредоточиться на том, что хотела сказать минуту назад, — в нашем случае человека надо взять живым. Иначе каким образом мы сможем доказать его виновность? Нам известно, что он убил по крайней мере двух женщин, но ведь могли быть и еще жертвы?

— Полиции его признания не нужны, чтобы доказать его виновность. Он не прятал тела своих жертв, а оставлял их на месте преступления.

— В любом случае вопрос о его виновности будет решаться в суде. И мы не должны в это вмешиваться. Думаю, нас не погладят по головке, если мы выйдем за рамки своей компетенции.

— Не только суд имеет право на восстановление справедливости. Полиции предстоит немало работы, и возможно, мы с вами раскроем не одну важную тайну.

— Важную? Несколько минут назад вы уверяли меня, что мы вообще зря поехали во Фредерик.

— Да, пока кто-то не попытался следить за нами. Кого очень интересует то, чем мы занимаемся и что собираемся делать дальше.

— Я все еще склонна предполагать, что это была полиция, — заметила Тесс.

— Тогда считайте, что нам повезло.

Глава 24

В полицейском управлении что-то происходило. Более всего беспокойство было заметно на лице майора Шилдза, когда он расхаживал по кабинету в ожидании телефонного звонка. Однако телефон звонил лишь изредка. У Тесс появилось неприятное чувство, словно она оказалась в ловушке, из которой не было выхода. Ситуация явно складывалась не в их с Карлом пользу — в полиции, похоже, решили, что они выполнили свою работу и теперь их можно отстранить от этого дела.

Кризис длился три дня — вторник, среду и четверг. На третий день полного бездействия Тесс взяла записную книжку и принялась за свои заметки.

— Что вы делаете? — поинтересовался Карл, заглядывая через ее плечо. Он весь день провел за компьютером, печатая, читая новостные обзоры и отыскивая информацию о нераскрытых убийствах по всем штатам.

— Все это перебор. Надо проанализировать то, что нам уже удалось собрать.

— Это бессмысленно.

— Вы можете предложить что-нибудь получше?

Он отвернулся от компьютера и следил за тем, как Тесс лихорадочно строчила в записной книжке, занося сюда все, что ей на данный момент казалось наиболее важным и достойным внимания из полученной по делу Тиффани и Люси информации. Прежде всего она пыталась выявить все сходные моменты в гибели обеих женщин.

— Миловидные. Хрупкого телосложения. У обеих были не очень счастливые отношения с предыдущими любовниками. Обе работали в магазине.

— Хорошее место для того, чтобы познакомиться с женщиной в городе, где ты оказался впервые. — Карл отвернулся от компьютера и полностью сосредоточился на их беседе.

— Только в том случае, если этой женщине прежде не везло с мужчинами, — заметила Тесс. — Но, войдя в магазин и увидев в нем продавщицу, вы не можете быть на все сто процентов уверены, что встретили именно такую женщину.

— Да, это так, но кое-что вы все-таки не учитываете. Эти женщины были очень увлекающимися натурами, по словам тех, кто их знал. Возможно, это и делало их весьма неосторожными. Они вполне могли поделиться подробностями своей жизни с человеком, которого едва знали. И вот взгляните. — Он указал на одну из записей Тесс. — Они работали в ночное время. Ему ничего не стоило заходить туда каждый вечер. Думаю, у них был не такой уж большой выбор, так что ему нужно было только спросить: «Как у вас обстоят дела с бойфрендом, красавица?», и они выложили бы ему все, что было у них на душе. Он вполне мог завязать знакомство, спросив, как найти тут жилье или что-то в этом роде.

— Которое он тоже снял под фальшивым именем, и счета его были оформлены на фиктивное лицо.

— Ну что ж, пора начертить все это.

— Начертить?

— Ну да, как карту, чтобы лучше разобраться.

— Тем более, что не так уж много он перемещался — практически по прямой от Фредерика до Норт-Иста.

— Не знаю. Возможно, еще следует добавить, — он снял старую карту штата Мэриленд со стены и сделал на ней несколько пометок, — те места, где он провел ночь до этого. — Карл поставил галочку рядом с Сэйнт-Майклом, а затем, переместившись в нижний левый угол, отметил Спартину.

— Я не вижу тут никакой логики, — заметила Тесс.

— Подождите. — Карл достал из кармана шелковую зубную нить.

— Вы носите с собой зубную нить?

— У моего отца было заболевание десен. После каждого приема пищи мне приходится чистить зубы, иначе в старости меня ждет не самое приятное.

Он повернулся к карте и протянул нить между двумя точками — от Фредерика до Норт-Иста, а затем к тому месту, нахождение в котором убийца указывал в качестве своего алиби. Тесс подошла ближе и снова в голову ей пришла та мысль, туманная, едва уловимая, похожая на смутную догадку.

— Попробуем вот так. — Она сняла нить, соединяющую два города, и немного переместила ее. — А теперь смотрите.

Тесс склонилась над картой, примеряя конец нитки всякий раз к другому конечному пункту, и в итоге ей удалось расположить их таким образом, что получился почти идеальной формы треугольник, верхний угол которого упирался в самую значимую в имеющейся у них информации точку — Ноттинг.

— Почему вы решили, что вся эта история связана с Ноттинг-Айленд?

— Я вам объясню, — ответила Тесс. — Потому что там есть то же, что было и везде — вода.

— И что это значит?

— Вода. Везде вода. Везде, где он жил, рядом была вода, и он, так или иначе, был близок к ней. Дом Тиффани находился неподалеку от Монокаси, у дома Люси тоже протекает река, и вот здесь, в этой точке в Ноттинге, поблизости залив.

— Но это мало что объясняет из того, что происходило на суше, Тесс.

— Зато дает нам право полностью исключить города Мэриленда. Речь идет не просто о том, кто любит воду, а о том, кто нуждается в близости к воде. Я специально осматривала места, где стояли дома Тиффани и Люси — они находятся очень близко к реке.

— Вот как?

Вопрос этот задал не кто иной, как майор Шилдз, скромно остановившийся в дверях и наблюдавший за ними. Никто из них не заметил, как он появился.

— Вы нашли какое-то направление? — поинтересовался майор у Тесс.

— Нет. — Она криво усмехнулась.

— Ничего особенного, — добавил Карл, моментально принявший несерьезный вид. Тесс продолжала изучать карту, исподволь поглядывая на своего напарника. Им нужно было скрыть свою тревогу и не поддаться панике.

— Ну а мы кое-что все же выяснили, — сообщил майор.

— Да?

— Не хотите съездить в центр Мэриз-сити?

Тесс и Карл переглянулись. Они понимали друг друга без слов. Нельзя было упускать такую возможность — а вдруг им наконец удалось бы найти его? Но признаться в этом было невозможно.

— Думаю, — отозвался Карл, — нам туда ехать не стоит.

— Не стоит? Я полагал, вы проявите интерес к этому расследованию, Карл. Почему вы не хотите ехать в Мэриз-сити?

— Мы сейчас немного заняты.

Майор обошел вокруг стола, на котором они расстелили карту.

— Выглядит довольно любопытно… Но, может, это подождет? До Сэйнт-Мэриз-сити не близко, а мне бы хотелось съездить туда и возвратиться до того, как наступит час пик. И потом, девушка эта, кажется, не весь день свободна, она сказала, что должна в три часа быть на работе.

— Что за девушка? — спросила Тесс.

— Девушка, которая говорит, что она что-то знает. Может, конечно, придется и впустую проездить, но я надеялся, что хотя бы вы составите мне компанию. Ведь вы нам помогли, и мы в долгу перед вами.

Тесс посмотрела на Карла и заметила, что он пытается отыскать на карте воду поблизости от Сэйнт-Мэриз-сити. Потом Карл кивнул, но без особой охоты. По его виду было ясно, что он чем-то здорово озадачен.

Сэйнт-Мэриз-сити находился почти на границе Мэриленда, там, где стояли два корабля — «Ковчег» и «Голубь». Несколько лет уже прошло с тех пор, как Тесс в последний раз совершала свои водные прогулки в этих небезопасных местах у западного побережья, проплывая мимо заводских корпусов, доков и тенистых лесов.

— Куда мы собираемся? — спросила она майора, который постоянно командовал, не давая Крейгу спокойно вести машину Карла. — Вы сказали — Мэриз-сити, но куда именно?

— За чертой города.

— А эта девушка — что она знает?

— Возможно, она видела этого парня, во всяком случае, кое-что интересное там произошло.

— Недавно?

— Почти два года назад, но, похоже, она его все-таки видела.

— Вы забыли, — Тесс смотрела в затылок майора Шилдза, сидевшего впереди рядом с Крейгом, — Карл тоже его видел. Он даже его допрашивал. В чем тут разница?

— О, я думаю, разница очень существенная, — оживился Шилдз, — не так ли, Карл?

Адресуя этот вопрос Карлу, который сидел позади, сложив руки на груди, майор повернулся, чего он ни разу не сделал, разговаривая с Тесс.

— Так почему это столь важно? — продолжала настаивать она.

Майор так долго молчал, что, казалось, он ее вообще не слышал. Тесс прекрасно понимала, что мужчина, погруженный в собственные размышления, редко внимательно прислушивается к женскому голосу. Даже Кроу, вроде бы являвшийся ее идеальным другом и возлюбленным, периодически настолько глубоко погружался в свои мечты и заботы, что забывал о ее существовании.

Тесс напряженно ждала ответа майора Шилдза. Ее очень интересовало, что такого было в человеке, о котором говорила эта женщина. Вот уж кто действительно умел слушать, так это тот, кого они разыскивали. Он не жалел времени на то, чтобы выслушать женщину и завоевать ее доверие, заставить позабыть о своем одиночестве. Он слушал очень внимательно, дабы как можно точнее спланировать время для нанесения своего предательского удара. Вот почему он был идеальным другом, идеальным любовником. Он следовал золотому правилу того, кто хочет совершить преступление, — ничего не сообщать о себе и вынудить свою жертву снабдить его как можно более подробной информацией.

— Сейчас наверх, а потом вниз и налево, — сказал майор, повернув внезапно голову, так что теперь его лицо находилось совсем близко от лица Тесс.

— Ну вот, мы на месте. — Сержант Крейг повернул к автостоянке и припарковал машину.

Глава 25

Апартаменты под вывеской «Голубиная страна» недавно отремонтированы. Войдя, они оказались в довольно просторном холле. Под ногами лежал грязный ковер, а в воздухе висел стойкий запах аммиака.

— Она в одной из комнат наверху, — сообщил майор Шилдз, поднимаясь по лестнице, Карл огляделся вокруг. Тесс видела, что ему явно не хотелось подходить к ступенькам.

Девушка, которая находилась в комнате номер 301, была в новенькой оранжевой толстовке с именной надписью Мэри Энн. Ее лицо с жалобным выражением сразу приобрело настороженный вид. Она могла бы сойти за какую-нибудь фотомодель семидесятых с этой гривой густых темных волос.

— Мисс Мэри Энн Мелчер? — спросил майор Шилдз.

— Да, — кивнула та, разглядывая вошедших. В комнате был относительный порядок, но особой чистотой она не блистала. Ковер поскрипывал под ногами. Плакаты покрылись пылью и потемнели. Кроме того, в комнате сильно пахло кошкой — лоток, стоявший в углу, уже давно следовало бы помыть.

Хозяйка уселась на маленький пуфик, а майор Шилдз и сержант Крейг расположились на софе с ужасным белым хлопковым покрывалом, изодранным с одной стороны кошачьим когтями. Тесс покосилась на единственное кресло, слева от которого топтался Карл.

— Так и будете стоять? — Майор Шилдз посмотрел на него неодобрительно. — Присаживайтесь, дружище.

— Да, пожалуй, — согласился Карл, опустившись на самый край кресла.

Мэри Энн немного нервничала. Ее руки, лежавшие на коленях, чуть заметно дрожали, и она время от времени встряхивала головой. Возможно, ей просто тяжело было держать такую массу волос, подумалось Тесс.

Эти волосы, хрупкость — Мэри Энн Мелчер была просто идеальной кандидаткой в жертвы их убийцы. Возможно, они подоспели вовремя.

Майор Шилдз заговорил первым:

— Мэри Энн, я бы хотел, чтобы вы рассказали всем присутствующим то, что рассказывали вчера мне.

Она беспокойно взглянула на Карла, затем снова на майора, подбадривающе кивнувшего ей.

— Вы хотите, чтобы я рассказала о своей прежней работе в Уаве? О том, что было три года назад? — уточнила она. — Когда я там работала, у нас часто бывал один человек. Он покупал содовую и коктейль шерри с колой. Говорил, что это лучшая комбинация — достаточно сладкая, но низкокалорийная, а содовая придавала ей приятный легкий вкус. Он мне очень нравился.

— Как его звали, мисс Мелчер?

— Чарли Чизгольм.

— Скажите, вы и Чарли… — майор сделал паузу, а затем продолжил, — между вами были близкие отношения?

— Поначалу нет. Он сильно мною интересовался, но у меня были большие проблемы с подругой, с которой мы вместе снимали комнату.

— Что за проблемы? — Вопрос этот задал Карл. В отличие от майора, его голос прозвучал очень сурово, так что Мэри Энн даже вздрогнула.

— Она была немного ненормальной. Слишком неуравновешенной. Из-за этого мне было сложно пригласить к себе друзей, хотя я и не особенно часто хотела это сделать.

— Мисс Мелчер, — мягко напомнил майор, — нельзя ли поподробнее о Чарли Чизгольме?

— Он помог мне найти другое жилье. Одолжил денег, чтобы я могла внести залог, и рассказал, как открыть счет. Все, что нужно было сделать, это завести карточку и регулярно вносить плату. Он также научил меня, как получить возможность посещать колледж, потому что я хотела поменять профессию. — Она улыбнулась приятным воспоминаниям. — Ему не очень нравилась моя работа, он говорил, что сфера обслуживания — не для меня.

— А вам нравилось работать в магазине? — поинтересовалась Тесс.

— Ну, не совсем… А он считал, что у меня есть способности и я могу добиться большего.

Внезапно девушка опустила глаза и разрыдалась. Тесс была удивлена. На вид Мэри Энн было не больше двадцати, у нее все еще было впереди. Нужны серьезные причины, чтобы впасть в такое отчаяние.

Майор Шилдз принадлежал к тому типу мужчин, которые умеют галантно предложить носовой платок даме.

— Что случилось с Чарли?

— Однажды он зашел ко мне вечером и сказал, что хотел бы пригласить меня на ужин. Мы пошли в ресторан, и когда пришло время десерта, он взял меня за руку. Я думала, что наступил тот момент, когда дарят кольцо в бархатной коробочке.

Тесс предположила, что примерно таким же образом разворачивались и события, предшествовавшие гибели Тиффани Гантс и Люси Фэншер.

— И что же, он этого не сделал? Почему?

— Чарли сказал, что он болен. Уже очень давно. Он надеется, что сможет вылечиться самостоятельно, — она с трудом подбирала слова, — с помощью альтернативной терапии, но не хочет никого обременять своими проблемами. Вот почему он собирается уехать, расстаться со мной.

— Уехать? — повторил майор Шилдз. — Он так и сказал?

Мэри Энн кивнула:

— Да, кажется так. Я его умоляла не делать этого. Сказала, что могла бы заботиться о нем, оставшись с ним рядом. Но он ответил, что собирается вернуться домой и жить со своей семьей. Я впервые услыхала, что у него есть семья. Спросила, приедет ли он ко мне, если ему станет лучше. Он пообещал. Мы так и не дотронулись до десерта. А потом отправились домой.

— В ту ночь он остался у вас? — Все мужчины смотрели на Мэри Энн совершенно бестактно, но она, похоже, понимала, что они интересуются такими интимными подробностями отнюдь не из праздного любопытства.

— Да, он остался.

— И все было в порядке?

Мэри Энн вскинула голову.

— Не знаю, что вы имеете в виду, но насколько мне показалось, ничего странного не было. — Она заговорила чуть более уверенно. — Он был даже очень хорош и очень предусмотрителен, если вы понимаете, о чем я.

Тесс отлично поняла, что она имела в виду. Мужчины, вероятно, тоже решили, что все поняли.

— Вы использовали контрацептивы?

— Мисс Монахэн! — Майор Шилдз уставился на нее с возмущением.

— Мне это было не нужно. В семнадцать лет у меня была неудачно окончившаяся беременность. Мне пришлось перенести гистэректомию.

— А что случилось с ребенком?

— Моя мать взяла девочку себе. Для Симмы даже лучше, что она живет с бабушкой в загородном доме. Она учится в хорошей школе. И потом, моя мать не работает, в отличие от меня.

— А Чарли… — Но Шилдз решил, что Тесс задала уже достаточно вопросов, и остановил ее весьма суровым взглядом. Тесс понимающе кивнула, но на лице ее было написано недовольство. Майор, удовлетворенный ее уступчивостью, снова повернулся к Мэри Энн.

— Расскажите нам, что случилось потом, мисс Мелчер.

— Два дня спустя я пошла на работу, а Чарли остался у меня дома. Когда я вернулась около полуночи, его уже не было, он оставил записку: «Я должен уехать. Пожалуйста, не надо меня ненавидеть. Для меня это единственная возможность попрощаться с тобой». Я была очень расстроена. Решила, что он поехал к своей семье, однако так ли это было, я никогда не узнала. Через неделю кругом все обыскивала полиция, кажется, они нашли машину Чарли и его катер, но не у пристани. Недавно был сильный шторм, поэтому его отнесло куда-то далеко. Вообще он все время говорил мне, что хочет отправиться на рыбалку. Но на стенке катера была надпись: «Я никогда не вернусь».

— Они нашли его?

— Да, но катер был разбит. — Она глубоко вздохнула. — Это все была ложь, Чарли не поехал к семье. Он просто решил покончить с собой, потому что не хотел умирать медленно. Он положил на мой счет десять тысяч долларов перед смертью. Наверное, это все, что у него было.

Даже Тесс сумма показалась астрономической — похоже, это самый щедрый подарок, который один человек мог сделать другому в такой ситуации.

— И как вы ими распорядились?

— Я оплатила все счета, купила новую машину, поскольку старая еле двигалась. А что здесь странного? Машина Чарли была зарегистрирована на мое имя, поэтому я смогла продать ее.

Майор Шилдз посмотрел на Тесс и Карла.

— Мы беседовали с местной полицией. Тело Чарли Чизгольма не было найдено, но он признан умершим.

— Признан? — переспросил Карл, — да он только на это и рассчитывал. На такое признание.

— Все это произошло пару лет назад, — отозвался майор, — но до этого в течение двух лет никаких похожих случаев самоубийства в Мэриленде не было, он никогда раньше не пытался инсценировать свою смерть. Почему бы ему не поступить так? У него появлялись новые возможности, он мог присвоить себе любое имя — Эрик Шиверс, Алан Палмер, — и двинуться дальше. Вы знаете, что настоящий Чарли Чизгольм — участник войны, находившийся в Балтиморском госпитале. Та же дата рождения, описание внешности тоже совпадает.

— Эту информацию можно было получить в любом другом госпитале, — сказал Карл, — каждый человек может скрыть свои персональные сведения, если пожелает, в штате Мэриленд достаточно госпиталей, и дата рождения ни о чем не говорит.

Майор Шилдз прервал его:

— Я знаю, знаю. Вы найдете тысячу доказательств того, что этот парень все еще жив. Наверное, поэтому вы и не придали никакого значения звонку мисс Мелчер на прошлой неделе, не сочли нужным перезвонить ей. Если бы она не позвонила нам еще раз, мы вообще никогда не получили бы эту информацию.

— Я уже говорил, — возразил Карл, — я встречался с ним, беседовал и могу поручиться, что он жив.

— А может, и нет. Вы помните, в каком виде была найдена лодка? Разбитой во время шторма. Он решил, что не станет убивать эту девушку. Возможно, в нем наконец заговорила совесть? Я ничего не знаю и знать не хочу. Все, что мне известно, это то, что он пожелал, чтобы его считали мертвым. И теперь я могу с чистой совестью закрыть это дело.

— Вы не можете закрыть дело, пока не выясните хотя бы его настоящее имя, — запротестовал Карл. — Он не Эрик Шиверс, не Алан Палмер и не Чарли Чизгольм. Мы также не знаем, где он жил.

Внезапно Мэри Энн заговорила с таким истерическим надрывом, что Тесс даже испугалась.

— У вас есть фотография? Может, это совсем другой человек! Может, это совсем разные люди!

Она затряслась от плохо сдерживаемых рыданий.

— Он даже не оставил мне свою фотографию!

Майор Шилдз повернулся к Тесс:

— Карл рассказывал вам об этом звонке?

Она молча покачала головой, припоминая. Он что-то говорил о звонке, но ничего существенного.

— Карл, — голос майора Шилдза стал таким же мягким, как когда он обращался к Мэри Энн, — думаю, вы не мечтаете еще раз встретиться с этим парнем. Надеетесь, что сможете найти достаточно улик против него. Но поверьте, это просто ваша навязчивая идея.

Карл встал у двери так, словно собирался не медля больше ни минуты отправиться назад в Балтимор.

— У меня нет никакой навязчивой идеи.

— Вы попали в достаточно серьезную переделку. Такие вещи иногда случаются, в этом специфика нашей работы. И выглядите вы в последнее время просто ужасно. Именно поэтому я бы не хотел, чтобы вы продолжали все больше увязать в этом расследовании. Вы пытаетесь ввести нас в заблуждение, чтобы продолжать заниматься своими поисками. Даже о звонке Мэри Энн мы узнали случайно, благодаря фиксации и определителю номера, хотя вы обязаны были сообщить нам о нем.

— Определителю номера? — Тесс с ужасом подумала, что, возможно, и ее телефон так же проверялся неоднократно, а значит, они могли прослушивать все ее личные разговоры с Кроу.

Майор Шилдз кивнул.

— Мы фиксируем все звонки и проверяем их. Иначе мы могли бы потерять массу бесценной информации. Мы убедились в том, что вы не ездили в Спартину и не разговаривали с мисс Мелчер.

— Я бы не стала утверждать… — Она не договорила, инстинктивно чувствуя необходимость закончить этот неприятный спор.

— Мы следили за вами. И знаем, что вы навещали семейство Гантсов вопреки инструкции, которую от нас получили. Это было абсолютно неправомочное вмешательство в ход расследования. Но, к счастью, нашлась вот эта свидетельница. Наш убийца почему-то решил остановиться. Мы в конце концов выясним его настоящее имя, но главное в данный момент то, что его смерть многое помогает понять и расставить по своим местам.

— Серийные убийцы иногда прекращают совершать преступления на время, — начал Карл, но Тесс бросила на него такой взгляд, что ему пришлось умолкнуть.

— Я полностью с вами согласна, — произнесла она, — мне кажется, мы могли бы договориться и продолжить наше сотрудничество.

— Конечно, могли бы, — холодно заметил Карл, — но только это уже не имеет значения.

— Карл, — отозвался майор, — вам просто необходима помощь. Возможно, для вас будет лучше, если вы возвратитесь в Гавр-де-Грейс, куда управление посылало вас в последний раз.

Видя, что больше никто не обращает на нее внимания, Мэри Энн перестала подавлять слезы и теперь тихо рыдала.

— Неужели он правда хотел меня убить?..

— Надеюсь, что нет, — ответил майор. — Возможно, что-то на него подействовало, заставило отказаться от своих намерений. Не исключено, что болезнь, о которой он говорил, у него действительно была. Скажем, раковая опухоль.

— Вы правда так думаете? — спросила она задыхающимся голосом, пытаясь справиться со своими эмоциями и смущаясь под взглядом майора Шилдза еще больше. — Как, по-вашему, а можно рассказать об этом в передаче по телевидению?

Глава 26

Всю следующую неделю Тесс чувствовала себя как в тумане. Номинально она все еще была занята работой в полицейском управлении, но фактически дело близилось к закрытию. История с Эриком-Аланом-Чарли как будто бы больше не требовала никакого вмешательства с ее стороны. Уитни была весьма довольна результатами, когда услыхала от Тесс обо всем случившемся. Никаких публичных заявлений полиция делать не собиралась, однако было ясно, что они намерены как можно скорее сдать дело в архив. Но пресса по-прежнему интересовалась ходом следствия, и не так-то легко было отделаться от ее пристального внимания.

— Крепкий орешек этот Карл Дьюитт. Выходит, ему теперь ничего не остается, кроме как продолжить дело на свой страх и риск, — заметила Уитни во время их телефонного разговора, и ее легкомысленный тон несколько задел Тесс.

— Скорее всего, он поступает правильно.

— Что же тут правильного? Он просто помешанный, и успокоится только тогда, когда увидит своего воображаемого убийцу на скамье подсудимых! Почему он игнорирует тот факт, что преступник действительно мог покончить с собой? Такая упертость выдает с головой его некомпетентность.

— Он вовсе не некомпетентен! — возразила Тесс. — Возможно, неопытен. Просто полиция стремится закрыть статью расходов по этому делу, а Карл Дьюитт хочет продолжить заниматься расследованием потому, что прекрасно понимает всю лежащую на нем ответственность.

— Или потому, что он просто болван, — продолжала настаивать Уитни. — Нет, я говорю об этом совершенно беспристрастно. К тебе это не имеет ни малейшего отношения. Уже и так накопилось достаточно бумаг, чтобы дело было передано в суд. Ты не забываешь, что работаешь для адвокатов? Когда ты составляешь свои отчеты, то должна быть убеждена, что все факты достоверны. И потом, кто сейчас может с уверенностью утверждать, что все эти пять убийств связаны между собой?

Кто может утверждать? Тесс все еще с удивлением вспоминала эту фразу, когда наконец положила трубку. Она вдруг поняла, что, полностью сконцентрировавшись на именах Тиффани и Люси, она забыла о трех других жертвах — Хейзел Лигетти, Майкле Шоу и Джули Картер. Были ли их смерти действительно как-то связаны? Карл говорил, что ни одна из них не была следствием несчастного случая, все это преднамеренные убийства. Но Карл был все же не в себе. По крайней мере, в состоянии одержимости.

В тот день, когда они вернулись из Сэйнт-Мэриз, майор Шилдз пригласил ее в офис для окончательного разговора.

— Я хочу, чтобы вы знали: мы ни в чем вас не обвиняем, — сказал он. — Вы не отвечаете за ошибки Карла.

— Большое спасибо, — ответила Тесс.

— Но вы несете ответственность за свои собственные ошибки. Вы нарушили дисциплину. В нашей организации люди должны строго исполнять инструкции. Я уже говорил об этом в связи с вашим визитом к Гантсам. Но кроме этого вы еще пытались беседовать с ребенком — я имею в виду Дарби.

— Это запрещено?

— Чтобы задавать вопросы несовершеннолетним, необходима специальная санкция. К тому же это может делать только специально подготовленный сотрудник. — Он мрачно усмехнулся. — Тем более в деле, где речь идет о домашнем насилии.

— Ну это как посмотреть.

Майор не отреагировал на ее возражение. Он счел, что язвительный тон Тесс был следствием обиды на то, что ее отстранили от расследования.

— Не обвиняйте Карла, — отрезал он.

— Почему же, ведь вы это делаете?

— Карл нездоров, у него большие проблемы после того, как он потерпел неудачу в деле Фэншер. Он фактически потерял способность нормально работать.

— Он говорил мне, что полностью пришел в себя после этого.

— Говорить он мог все что угодно. Но ему все же пришлось выйти в отставку.

— Если он так бесполезен, зачем же вы его держите?

Майор так до сих пор и не снял свою кавалерийскую кепку, козырек которой периодически надвигался слишком низко ему на лоб, мешая ему смотреть.

— Это было предложением сержанта Крейга. Он считал, что Карлу это поможет. Полагал, что если нам удастся арестовать преступника, то Карл сможет почувствовать себя увереннее, все-таки удачная операция его хоть как-то реабилитировала бы.

— Значит, именно из гуманных побуждений вы и уговорили его поехать в Сэйнт-Мэриз?

— Нет, я сделал это ради вас, — отозвался майор. — Хотел показать вам, насколько все серьезно. К тому же было необходимо познакомить вас с ходом расследования и поделиться с вами всем, что нам удалось выяснить.

— Но тело так и не было найдено.

— А вот тут вы ошибаетесь.

— Простите, в чем именно?

— В заливе только за последний год было найдено несколько мужских тел. Как раз в том месте, где предположительно утонул Чарли Чизгольм. Вполне вероятно, что среди них был и тот, кого мы ищем. Мы проверим все сведения об этих людях и выясним, кто из них мог быть Чарли.

— Если бы Чарли нашелся или кто-то похожий на него, разве не пригласили бы Мэри Энн Мелчер на опознание?

— Видите ли, тела были найдены в таком состоянии, что опознать их было просто невозможно. Но согласно данным стоматологической экспертизы в одном из погибших Мэри Энн все же признала своего друга. К тому же у нее остались его медицинские карты. Это действительно настоящие карты Чарли Чизгольма, заполненные в госпитале.

— А что, если Карл все-таки прав и убийца на самом деле инсценировал самоубийство, а теперь гуляет на свободе? Что, если он направился в другой штат?

— Мы уверены, что дело пора закрыть, Тесс. У нас нет никаких оснований для того, чтобы продолжить расследование. Если только этот парень не сам Гарри Гудини. Вы считаете, что это гений криминального мира? Вы действительно полагаете, что серийный убийца может быть гением, способным обмануть такое количество специалистов и сотрудников полиции? Поверьте мне, у большинства людей этого типа Ай-Кью ниже среднего.

— Но…

— Поезжайте домой, Тесс, — голос у него вдруг стал совсем недоброжелательным, — и помните, что я вам сказал. Пусть пример Карла послужит вам уроком. Одержимость и упрямство никогда не доводят до добра.

«А что, если Карл прав?»

Этот вопрос преследовал ее всю дорогу, и доктор Армистед был единственным, кто прекрасно понимал, что ее беспокоило. А еще он указал на ее трусость, когда Тесс этого меньше всего хотелось.

— Я не верю, что он жив, — сказала она, — но даже если это так, я больше не занимаюсь расследованием этих убийств.

— Но занимались ими. И вы настаивали на том, что он жив, две недели назад.

— Ничего подобного, я просто была нанята, чтобы проследить за тем, как полиция расследует четыре или пять убийств. Я выполнила то, что должна была выполнить. Игра окончена.

— Вы полагаете, это была игра?

— Я просто так выразилась. Я бы сравнила эту ситуацию с видеоигрой. Вы играете десять или пятнадцать минут, столько, сколько положено, затем экран гаснет и появляется надпись «Игра окончена».

— Вы сердитесь на Карла?

Она вздохнула.

— Вы обещаете, что это останется между нами?

— Разумеется.

— Нет, я не сержусь, хотя я не могу сказать, что мне было очень уж приятно узнать, что он многое скрывал от меня. Я, конечно, понимаю, что он хотел как лучше. Во всяком случае, пусть даже это было не совсем правильное поведение нездорового человека, но я его понимаю. Мне очень жаль Карла. Мне нравилось с ним работать. Я вовсе не хотела считать его глупцом или сумасшедшим.

— Вы имеете в виду, что не хотели бы относиться к нему как к человеку, который провел некоторое время в клинике после психической травмы? Или вы хотите сказать, что Карл ненормален безотносительно к этому факту своей биографии? Что он одержим?

— Простите. — Она невольно усмехнулась его политкорректной попытке уточнить, что же все-таки она имела в виду.

— Как бы там ни было, прав он или нет, но Карл уверен, что убийца до сих пор жив и находится на свободе. А вдруг он не ошибается?

— Он заблуждается.

— Но вообразите себе, что это так. Ведь его целью было предотвратить гибель других женщин. Что бы вы сами чувствовали, узнав о смерти еще одной жертвы?

— По-моему, больше жертв не предвидится, убийца мертв. Вы хотите меня убедить в том, что Карл прав?

— Я хочу, чтобы вы немного иначе взглянули на этого человека. Даже если его предположение ошибочно и является всего лишь результатом преувеличения, самовнушения. Как бы вы чувствовали себя, если бы у вас был шанс спасти чью-то жизнь или, наоборот, допустить чью-то гибель?

— Думаю, я бы себя ужасно чувствовала, — ответила она, — но я бы приняла это как данность.

— Так же, как вы восприняли смерть вашего друга Джонатана Росса?

— Откуда вам об этом известно?

— Вы сами упоминали о нем, по крайней мере однажды.

Неужели она действительно упоминала о нем? Тесс не могла вспомнить, когда это было. Ей казалось, она всегда хранила в тайне все, что касалось Джонатана.

— Я не виновата в его смерти, я ничего не знала и не могла ее предотвратить.

— И эта уверенность избавляет вас от чувства вины?

— Нет.

— А теперь представьте себе, чтобы вы чувствовали, если бы знали, что это может случиться. Именно поэтому я и спрашиваю вас, Тесс: что должен делать человек, который знает, что у него есть возможностьпредотвратить чью-то гибель?

— После убийства Люси Фэншер не было никаких смертей. Карлу не в чем себя винить.

— В таком случае речь идет о том, что еще может случиться.

— Если вы не закроете эту тему, я все брошу и уеду.

— Вы этого не можете сделать, — возразил Армистед. — Согласно решению суда, вы должны оставаться здесь еще целых пять месяцев. Может быть, стоит сегодня отметить окончание первого месяца нашего сотрудничества?

Все это повергло Тесс в глубочайшее уныние. Еще целых пять месяцев!

— Я вам не принадлежу, — возразила она. — И вообще никому не принадлежу.

— Простите, я не хотел этого сказать. Я только пытался напомнить вам, что следует быть более терпимой. Вы говорите, вам нравятся такие люди, как Карл Дьюитт. Почему бы не сделать усилие над собой и не попробовать понять мотивы его поступков? Неужели это так сложно?

— Как вас понимать? Вы говорите, что он, возможно, не прав, а сами предлагаете мне представить, что он чувствует, веря, что убийца все еще на свободе?

— Да, именно так. Я знаю о Карле только то, что рассказывали мне вы. Думаю, я могу понять его мотивы. Если он не сумел предотвратить смерть этой несчастной, то по крайней мере может найти того, кто совершил преступление, и заставить его ответить за это. Представьте, что может чувствовать такой человек, если он будет знать, что из-за него погиб кто-то еще?

Разговор с доктором произвел на нее очень сильное впечатление. Его вопрос о том, как должен чувствовать себя Карл, зная, что по его вине может произойти еще одно убийство, поставил ее в тупик.

Все, как всегда, идет в соответствии с планом. Он был так же пунктуален и осторожен. Единственный его промах произошел по вине одного глупца — Барни Файфа. Как это могло случиться?..

Но факт остается фактом — она более не приходит каждый день к Пайкесвилям. Она остается дома, по крайней мере он так говорит. И все же в газетах ничего нет, ни одного объявления о раскрытии преступлений. Возможно, его просто не напечатали. Да, конечно. Он снова заблуждался насчет того, что людям своего пола можно доверять. Он провел так много времени с женщинами, думал о женщинах, слушал женщин, угождал женщинам, что забыл о том, какими бывают мужчины. Они обычно придерживаются совсем иных методов, они грубы, но зато эффективны. Кое-чему он мог бы научить копов. Но прежде всего ему необходимо сохранять спокойствие.

Сегодня вечером, например, он должен вести себя сдержанно и наблюдать. Ему ни в коем случае нельзя привлекать к себе внимание. Он всегда гордился своей неприметностью, хрупким телосложением, скромными манерами, способностью производить самое нейтральное впечатление.

Он и так забежал вперед, теперь стоит подождать. Криминальная жизнь мрачного города несколько изменилась с тех пор, как он блуждал здесь в поисках ее. Копы закрыли старые супермаркеты, а те новые, что открылись, находились под их присмотром. Боже правый, да наркоманы даже вообразить себе такое не могли. Они вынуждены были использовать всю свою изобретательность, чтобы заполучить отраву, которая методично разрушала их жизнь. Он знал, что она придет сюда в пятницу ночью, ей везет в пятницу вечером. К тому же он послал сообщение на ее пейджер, и теперь может не сомневаться, в том, что она придет.

Он знает ее так же хорошо, как знал и других до нее. Пусть у него не было времени узнать о ней побольше. Но он знает ее вкусы, ее слабости, причины, которые приводят ее сюда. Он знает, что она распущенна и застенчива одновременно.

Но самое главное, она верит, что может его одурачить. И вот этого он ей никогда не простит. Когда он понял это, он уже знал, что сделает с ней. Однако всегда, когда он думал об этом, он понимал, что это не совсем справедливо. Несправедливо было притворяться, что он любит ее, что она нужна ему. Но уже поздно было отказываться от этой игры.

Девять часов вечера. В городе никогда не бывает достаточно темно в это время, даже весной, когда день все еще короткий. Она припарковывает машину у края шоссе и идет по аллее, на которой толпятся те, кто мечтает о дозе. Нет, она не одержима страстью, она проверяет героин на вкус. Она не покупает его на улице, а идет под крышу, где ждут дилеры. Он перекупил определенную порцию еще после полудня. А почему ему было это не сделать? Если бы копы захотели устроить облаву, ее бы точно задержали. Уж очень заметной она была в этом месте. Как-то раз он спас ее, закрыв от полицейских, и они не смогли ее разглядеть. Теперь все, что ему было нужно, это ждать.

Через десять минут она направилась обратно. Она шла очень быстро, почти бежала. Она поедет к себе домой или к своему бойфренду — он знал, что у нее появился новый мужчина. Она вполне способна вести нормальную жизнь, когда не принимала наркотик. «И кого вообще касается, чем я занимаюсь в выходные», — оправдывалась она. Но все же большинство людей по выходным пьют пиво, а не накачиваются героином.

Она все еще шла впереди, покачивая бедрами из стороны в сторону. Она была в его вкусе. Это просто убивает его, но он должен справиться со своей слабостью. Надо помнить о своих прошлых ошибках, чтобы не повторять их в будущем. Она была одной из таких ошибок. А второй его ошибкой, вероятно, было приключение в Сэйнт-Мэриз.

Она шла очень быстро, как девочка, которая выбежала купить сладостей и теперь спешит вернуться домой. Но вместо невинных конфет и пирожных она несла с собой героин. Какой же она была глупой, наивной, безумной. Разве он не предупреждал ее, что пора бросить все это. Однако она только обещала, не собираясь выполнять обещанное, она скрывала от матери свое порочное пристрастие и лгала, лгала всем.

Она села в машину и собралась ехать. Выскочила на дорогу, она едва не врезалась в его автомобиль. Она отчаянно сигналила, но он не двигался с места, не давая ей проехать. Она вышла из машины, он видел ее отражение в зеркале, когда она подбежала к двери. «Дерьмо поганое, двигай отсюда, слышишь!» Она пнула ногой его машину, раздался глухой стук. О да, милая, тебе не удастся скоро попасть домой. Вот как, оказывается, все не просто в субботний вечер.

Он позволил ей еще немного побесноваться, а затем просунул в приоткрытое окно пистолет и выстрелил ей в лицо. В лицо этой сучке. Даже если она успела понять, что умирает, то ее последней мыслью наверняка было сожаление о том, что она не успела насладиться героином, оставшимся в ее сумке.

Пришлось выстрелить ей в голову, но как он не любил так поступать. Надо было выстрелить в грудь.

Глава 27

Вернувшись утром со своей водной прогулки, Тесс увидала на пристани Уитни, которая стояла, сложив руки на груди. Когда Тесс кинула на пристань веревку, Уитни поймала ее и потянула с такой силой, что лодка ударилась о край пристани.

— Уитни, я привыкла справляться без посторонней помощи! Что ты тут делаешь?

— Нам надо поговорить.

— Отлично. Но сначала дай мне выйти на берег и убрать лодку. И, думаю, на моем месте ты бы еще захотела принять душ. Сегодня что-то очень жарко, почти как летом. — Тесс потрогала мокрую насквозь футболку на груди и на спине.

— Мы должны поговорить прямо сейчас. Между прочим, ты сегодня последняя.

Тесс оглянулась — действительно, на реке больше уже никого не было.

— Пойдем отсюда, если уж у тебя такое срочное дело, нечего тут торчать.

Уитни продолжала нервно озираться по сторонам. Ее обычно хорошо уложенные волосы торчали в разные стороны, а лицо было бледным, как никогда. Тесс выбралась из лодки, чувствуя себя не лучше, чем взмыленная лошадь.

— Ты читала сегодняшние газеты? — спросила Уитни, усевшись на траву и роясь в своей большой кожаной сумке.

— Мельком проглядела бизнес-хронику. А что произошло?

Уитни продолжала копаться в сумке, пока наконец не нашла обрывок утренней газеты с новостями штата Мэриленд.

— Это имя мне поначалу ничего не сказало. Ее убили в районе, где торгуют наркотиками. Она была белой и жила в приличном районе, поэтому непонятно, как ее занесло в такое место.

— Уитни, прошу тебя, не тяни кота за хвост….

— Прошлой ночью была убита Джули Картер. Застрелена в Южном районе Балтимора!

Тесс почувствовала, как колени ее нее подогнулись, и она опустилась на траву рядом с Уитни. Все у нее внутри сжалось, к горлу подкатила дурнота. К счастью, она еще не успела ничего съесть в это утро.

— Моя Джули? — переспросила она почти шепотом, едва шевеля губами. — Наша Джули?..

— Речь о Джули Картер, которая жила в Беклесвилле, неподалеку от бассейна. Это она?

— Боже мой!

Тесс обхватила колени руками. Уитни обняла ее за плечи, не находя слов утешения. Легкий теплый ветерок блуждал среди ветвей деревьев. Был прекрасный, почти летний день. Небо над головой было совсем голубым, в воздухе пахло весной, Тесс и Уитни снова сидели на берегу реки, как в добрые старые времена, когда они были подругами по колледжу. Им словно снова было по двадцать одному году, и впереди не было еще десяти изматывающих, состаривших каждую из них, полных треволнений и разочарований лет.

Джули Картер тоже когда-то было двадцать один, но уже тогда она пережила слишком многое, возможно, даже такое, что ни Тесс, ни Уитни не могли себе и представить.

— Ее мог убить кто-то из наркоторговцев, — заметила Тесс, — у нее всегда были проблемы с этим.

— Возможно, — согласилась Уитни. — А может быть, это случайное стечение обстоятельств.

— Нужно позвонить майору Шилдзу.

— Я сообщила ему на пейджер.

— А он?

— Он сказал, что уже в курсе и не хочет, чтобы пресса в это вмешивалась.

— Так и сказал?

— Да. Он поблагодарил меня за все, что нам удалось выяснить, но сказал, что они продолжают разрабатывать версию, согласно которой человек, убивший Тиффани и Люси, мертв.

— Как бы то ни было, но он жив. Карл оказался прав.

— Может, есть и кто-то еще.

— Кто? Убийство слишком типично, чтобы его мог совершить кто-то другой.

— Что, не было похожих случаев?

Тесс никогда не верила в совпадения. В последнее время в газетах было много шума вокруг этого дела. Подлила масла в огонь и телепередача с Мэри Энн Мелчер. На всех произвела впечатление ее история, которая сильно отличалась от тех смехотворных, ничтожных приключений, которыми обычно делились участники этого шоу.

Тесс не сомневалась: смерть Джули не случайность, а закономерность в цепи предшествовавших ей событий. Тот, кто совершил это убийство, придерживался тех же принципов. Даже способ убийства говорил сам за себя — выстрел в голову. Ей сразу вспомнился недавний разговор о том, какое чувство должен испытывать человек который не смог предотвратить чью-то смерть. Это еще одна жертва. И она на твоей совести.

— Уитни, этот список убийств… Кто его составил?

Задавая этот вопрос, Тесс уже знала ответ.

— Ну конечно же, главный представитель балтиморских филантропов, Луиза Джулия О’Нил собственной персоной. Это была ее идея, Тесс. Она стояла за всем этим, о чем я и не подозревала. Я такая же простофиля, как и ты, может, даже еще большая. Потому что никогда не могла понять, почему ты считаешь ее такой ужасной.

— Да нет, не то чтобы ужасной.

Уитни опустила руки и посмотрела на нее.

— Что же ты имела в виду?

— Я ненавижу Луизу О’Нил, но это не ее стиль. Я просто уверена, что ее кто-то использовал. К тому же она, кажется, сейчас в клинике и не могла делать такие вещи. Может быть, за всем этим стоит совершенно другой человек. Где, ты говорила, она находится?

— В Кесуике.

— Будем надеяться, что в субботу там приемный день.

Лечебница располагалась в живописной парковой зоне в окрестностях Балтимора. Это была известная на весь штат клиника для неизлечимых больных.

Тесс казалось, что она знает истинную причину нездоровья Луизы, и причина эта отнюдь не являлась глубочайшим раскаянием, ибо испорченная по натуре женщина была безгранично далека от какой-либо мысли о раскаянии.

Луиза была помещена в клинику на самой последней стадии заболевания. Ухудшение ее состояния наступило даже быстрее, чем ожидали, всего через год после того, как она переехала в свой новый дом, полученный в наследство. Тесс и Уитни присматривались к бледным, почти истаявшим фигурам пациентов клиники, прогуливавшихся по парку. Служащий на входе написал на листке бумаги номер и протянул им.

— Это номер ее комнаты? — уточнила Тесс.

— Нет, код.

— Код?

— Для выхода. — Он указал на закрытую дверь в другом конце приемной. — Чтобы покинуть лечебницу, вы должны набрать код.

— Да, невесело, — заметила Уитни.

И действительно, в окружавшей их атмосфере веселого было мало. Особенно удручающее впечатление на них произвел второй этаж. Они поневоле почувствовали себя неловко из-за того, что были молоды и здоровы. Там было немало еще нестарых женщин, но все они выглядели изможденными старухами, некоторые сидели в инвалидных креслах. Тесс прислушивалась к голосам тех, кто разговаривал по телефону, — они звучали слабо, почти угасали.

— А ведь это отделение для самых легких, — прошептала Уитни. — Представляешь, что дальше будет?

Луиза находилась в отдельной палате, которая была просторнее обычных комнат для пациентов, и ей разрешили перевезти туда часть своей мебели — небольшой стол, этажерку для цветов, кресло, которое Тесс запомнила, когда ей довелось побывать в доме О’Нилов. Тогда Луиза сидела в этом кресле и пыталась объяснить Тесс, сколько сил она прикладывала, чтобы удержать сына от совершения всех тех ужасных преступлений, в которых его обвиняли.

Однако теперь в нем сидела одетая в белую больничную униформу коренастая рыжеволосая сиделка, уставившаяся в экран телевизора. Луиза лежала в постели, опираясь спиной на подушки.

Тесс и представить не могла, что когда-нибудь Луиза О’Нил будет вызывать у нее сочувствие. Но, кажется, это все-таки случилось.

— Даже за деньги ей не удалось купить себе любовь, — сказала она очень тихо Уитни. — Выходит, и материальная обеспеченность не гарантирует никому безоблачной старости.

Особенно голубые на бледном лице глаза Луизы сощурились, она перевернула страницу в блокноте и написала черным фломастером.

«Я не могу говорить, но слышу отлично», — прочитала Тесс.

— Она такая лгунья, — заметила сиделка безо всякой злобы. — Она может разговаривать, но ей не нравится, как звучит ее голос после курса терапии.

Луиза снова перевернула страницу.

«Я не делаю того, что не могу делать хорошо».

— Скажите, — спросила Тесс, — почему вы пишете фразу на новой странице?

Луиза нервно встряхнула головой, а затем написала:

«Донна, прошу вас, оставьте нас, нам надо поговорить».

Эта запись была адресована сиделке, но Луиза даже не повернула голову в ее сторону.

Однако женщина поднялась с кресла, выключила телевизор и вышла из комнаты.

— Вы догадываетесь, зачем мы пришли, Луиза? — поинтересовалась Уитни.

Луиза молчала. Тесс отлично знала, что эта женщина солгала бы им с чистой совестью, если бы была уверена, что ей удастся их обмануть.

«У меня есть на этот счет кое-какие предположения».

— Через своего поверенного вы прислали в консорциум некоммерческой организации список дел, связанных с домашним насилием.

Луиза кивнула.

— И вы решали, кто будет этим заниматься, а кто нет. Меня подключили к вашему проекту, и вы знали, что мы с Тесс старые подруги и я вполне могу обратиться к ней с просьбой о частном расследовании.

Луиза не ответила на эти слова ни жестом, ни новой записью.

— Фактически ваш адвокат и предложил мне нанять частного детектива.

Луиза принялась медленно выводить буквы.

«Я не могу отвечать за то, что происходило без моего присутствия».

— Откуда вы взяли этот список, Луиза?

«Мы получили его в результате исследования, — написала она. — У нас был большой банк информации».

— Исследований? — переспросила Уитни. — Вы что, занимались этим своими парализованными руками? Даже если бы тут был компьютер, вы наверняка не умеете им пользоваться.

Вот когда стало очевидно, насколько выгодно Луизе отказываться говорить. Она просто смотрела на Уитни, одна часть ее парализованного лица была неподвижна, а другую кривила презрительная усмешка.

Тесс повернулась к Уитни и взглядом попросила ее выйти. Хоть и с неохотой, та подчинилась.

Тесс наклонилась над постелью и заговорила совсем тихо, но так, чтобы больная могла расслышать ее.

— Луиза, я сохранила вашу тайну. Два года я молчала о том, что Саймон О’Нил организовал убийство Джонатана Росса.

Рука, чертившая буквы, двигалась уже не столь уверенно.

«Я никогда не поверю, что он мог такое сделать».

В этом была вся Луиза. Даже на смертном одре она продолжала настаивать на том, что ни один из членов ее семьи не способен был совершить преступление.

— К чему отрицать правду, Луиза? Ваш муж мертв, так что правосудие в любом случае ему не угрожает. Ваш сын был отпущен на поруки, человек, который помог ему выпутаться, умер, расплатившись за свои собственные злодеяния. Таким образом, никто из тех, кого вы любили, и кто был вам дорог, не пострадал. Почему бы вам не оказать мне ответную услугу?

Луиза снова перевернула страницу в блокноте.

«Я вообще не хочу ничего для вас делать. Надеюсь, что больше вас никогда не увижу. Я только посредник».

— Чей?

Она продолжала писать все на той же странице.

«Я не могу этого сказать».

— Почему? Чего вам бояться?

«Не смерти. Я хочу умереть».

— Не сомневаюсь, что это так. Вы человек не трусливый, наверняка храбрее многих из нас. Кто стоял за всем тем, о чем мы говорили?

Луиза покачала головой. Глазами она указывала на фотографию в рамке, висевшую в изголовье на стене. На ней была изображена молодая женщина, которую Тесс сразу же узнала — блестящие глаза, темные волосы. Это была дочь Луизы, которая жила в Чикаго. Рядом стоял статный круглолицый молодой человек.

«Он убьет ее. Я уверена».

Ее глаза все еще были прекрасны и излучали небесно-голубой свет. Тесс вспомнила, что в свое время Луиза Джулия О’Нил, которую все тогда называли просто Элли Джей, была прекрасной теннисисткой, очень сильной и красивой. Теперь это была жалкая развалина, доживавшая свои дни в клинике для неизлечимо больных. Непонятно, чего она могла опасаться, стоя одной ногой в могиле.

— Луиза, я сделаю все от меня зависящее, чтобы защитить вас и вашу дочь. Но я должна знать, от кого исходит угроза. Если вы отказываетесь назвать имя этого человека, скажите хотя бы, чего он хочет.

Луиза перевернула лист и написала крупно и размашисто:

«Вас».

Тесс удивилась, что эта новость не настолько сильно потрясла ее, как можно было бы ожидать. Она словно была готова услышать что-то подобное. Все пять убийств не были связаны одно с другим, пока не появилась она. Список оказался приманкой, которая должна была привести ее к чему-то или к кому-то. Ей необходимо было знать, к кому и к чему. Но Луиза О’Нил категорически отказывалась говорить об этом, и винить ее было сложно. Жизнь ее дочери ничего не значила для этого человека. А Джули Картер он убил только для того, чтобы напомнить Тесс о себе.

Она едва держалась на ногах. Лучше всего сейчас было бы лечь на кушетку рядом с кроватью Луизы. В чувство ее привел зловещий скрип фломастера. Почерк Луизы стал почти неразборчивым.

«Вы никому не должны говорить. Никому. Даже полиции».

— Но…

«Если вы пойдете в полицию, он убьет мою дочь».

Она резко дернула лист и, вырвав его, сжала в дрожащей руке.

— Но ведь он хочет убить меня, Луиза? Вы считаете, что жизнь вашей дочери дороже, чем моя жизнь?

«Не обязательно», — написала она.

— Это ответ на мой первый вопрос или второй?

«На оба». — Она вырвала лист и тут же приписала:

«Уходите».

Тесс чувствовала себя ужасно. Как, впрочем, и всегда после общения с кем-либо из семейства О’Нилов. Истощенной, подавленной, полностью убитой. Не успела она подойти к двери, как ее окликнул еле слышный голос Луизы.

— Посовите… посо…вите сителку…

— Что?

— сител…ку. — Тесс с трудом понимала, о чем шла речь, но она видела, как исказилось ее лицо. Луиза подняла руку с растопыренными пальцами и размахивала в воздухе.

— Пя… — она продолжала махать рукой, — пя…

— Пять? Что пять?

Но Луиза снова опустила голову и принялась писать.

«Тиффани Гантс, Люси Фэншер, Джули Картер, Хейел Лигетти, Майкл Шоу».

Пять имен. Пять жертв. И ничего больше. Абсолютно ничего.

Глава 28

Сразу же по возвращении из Кесуика Тесс позвонила Кроу и попросила его привезти как можно скорее все бумаги в кафе, где они с Уитни решили перекусить.

А еще она попросила его прихватить с собой ее Смит-Вессон.

— Ты что, собираешься сидеть здесь с пушкой? — спросила ее Уитни, запивая кофе тыквенный пирог, Тесс так ни к чему и не притронулась, у нее не было аппетита.

— Луиза сообщила мне, что серийный убийца, человек, совершивший пять преступлений, а может, и больше, хочет убить меня. Я имею все основания позаботиться о своей безопасности.

Уитни чуть не пролила кофе, услышав это.

— О чем ты говорила с Луизой? И почему попросила меня выйти?

Луиза так или иначе связана с этим человеком, и значит, несет ответственность за то, что он может преследовать Тесс. Конечно, отказавшись назвать его имя, она старалась спасти свою дочь, не принимая в расчет то, что жизнь Тесс тоже была под угрозой.

Тем не менее, если раньше она не испытывала к ней ничего, кроме глубочайшей неприязни, то теперь обстоятельства изменились. В результате болезни Луиза оказалась не только слабой и беспомощной, но и неспособной хоть как-то помочь Тесс. И, согласившись поделиться с ней некоторой информацией о происходящем, Луиза совершила подвиг.

Полностью посвящать Уитни во все это Тесс не хотелось. Хотя они были подругами, между ними существовали определенные разногласия, кое в чем они вряд ли смогли бы понять друг друга.

Уитни, задетая ее молчанием, решила, что Тесс просто не считает нужным делиться с ней тем, что узнала.

— Держу пари, что Кроу ты уже все рассказала.

Тесс кивнула. Да, он был единственным, кому она не побоялась поведать правду.

— Я ведь тоже могу начать многое скрывать, Тессер. Она нарочно назвала ее так, как называла еще в годы их совместной учебы, чтобы напомнить, насколько давно они знакомы.

— Я ничего не скрываю, — возразила Тесс. — Не думаю, что ты мне поверишь, если я скажу, что глава семейства О’Нилов был замешан в убийствах, и не только он. Что касается Кроу, то я не могу держать все в себе, мне необходимо хоть с кем-то поделиться своими проблемами.

— Ты так ему доверяешь?

Тесс что-то пробурчала в ответ.

— А ты не забыла, что он уже однажды тебя бросил? Ты ему все простила?

Это было большой ошибкой со стороны Уитни напоминать Тесс о ее прошлом.

— Он знал об этом давно. Я с самого начала рассказала ему все, что мне было известно об О’Нилах.

— Я никогда не сомневалась в том, что ты до глупости доверчива, но не до такой же степени.

— Послушай, я могу рассказать тебе все, как было, но уверена, ты скажешь, что этого просто быть не может. Будешь убеждать меня в том, что я ошибаюсь, что мне все это кажется.

— Я не будут так говорить…

Тесс нахмурилась.

— Ты уже сейчас пытаешься со мной спорить.

Уитни откинулась на спинку стула, стараясь подавить раздражение.

— Помнишь Джонатана Росса?

— Еще бы. Ведь ты, такая сторонница промискуитета, спала и с ним тоже…

— А как он погиб, не забыла?

— Попал под машину.

— Все это подстроил муж Луизы, Саймон. Джонатан слишком близко подошел к разгадке убийств, которое совершал сын Саймона. Поскольку переговоры с киллером вел адвокат, тот, кому было заказано преступление, понятия не имел, какой семье он оказывает услугу. Да его это и не интересовало, ему нужны были деньги. Кроме того, он сообщил, что его заказчик обещал ему помочь избежать наказания.

— Так выяснили, кто он был?

— Он дважды получал отсрочки, перед тем как его все же приговорили к смерти. Такер Фаукир.

— Тот самый психопат, который убивал по мальчику в каждом штате?

— Именно.

— И он что же, ничего не знал о скандале с О’Нилами?

— Согласно моим сведениям — нет.

Уитни задумалась, сложив руки под подбородком.

— Мог кто-нибудь еще знать об этом?

— Возможно, но не представляю себе, как и откуда. Саймон О’Нил, Такер Фокье, его мать, адвокат, который вел дело, — они все мертвы. Насколько мне известно, больше никто не был посвящен в эту историю. Остались только я и Луиза.

— И Кроу, — напомнила Уитни.

— И Кроу.

— Никогда не сомневался в том, что ты меня обсуждаешь, когда меня не бывает рядом. — Кроу проскользнул между рядами столов и, подойдя к Тесс, незаметно положил ей на колени пистолет, завернутый в кухонное полотенце. Она не могла удержаться от улыбки.

— Нелегко же было сюда добраться — такие пробки! Я, конечно, мог бы поехать, минуя центр, но не хотел нарушать твои инструкции, боялся привлечь к себе внимание. Да, теперь представляю, насколько все это серьезно…

Он пришел в отчаяние, услыхав ее рассказ о том, что произошло утром.

— Ты должна пойти в полицию, Тесс, несмотря на то, что она тебе наговорила. Тебе не следует так рисковать. Этот парень хочет убить тебя.

— Вовсе не обязательно. — Она удивилась, что сама повторила последние слова Луизы. — И вообще, как он собирается подобраться ко мне? Я ведь не из тех женщин, которых он привык легко обольщать. Мне не требуется мужское внимание, и любовник у меня уже есть.

Однако этот комплимент не успокоил Кроу.

— Тебе необходимо пойти в полицию.

— И рассказать им…

— Все.

Тесс прекрасно понимала, что это здравый и весьма толковый совет. Кроу действительно беспокоился о ее безопасности. Но она была вынуждена думать и о тех, кому, как и ей, угрожала опасность. В группу риска попадали и Уитни, и Кроу, и ее родители. И дочь Луизы. Человек, который привык убивать женщин, вряд ли остановился бы еще перед одной жертвой. Но как она могла защитить их, если даже не представляла себе, кто он и где находится сейчас?

— По мнению Луизы, если он узнает о том, что она рассказала мне правду, то убьет ее дочь.

— Это не твоя забота.

— Но я не могу просто взять и наплевать на это. — Пистолет, завернутый в полотенце, все еще лежал у нее на коленях, напоминая о том, что ее спокойная жизнь — лишь иллюзия, заблуждение, и в любой момент может произойти трагедия. Тесс мечтала о том, чтобы все как можно скорее закончилось, и она снова смогла бы вздохнуть свободно.

Где он теперь? Кто он? Встречалась ли она с ним когда-нибудь? Эти вопросы имели для нее жизненно важное значение.

— Он опять убьет кого-нибудь вместо меня. Как убил Джули.

Уитни кивнула, но Кроу сидел и смотрел на них в замешательстве.

— Ты не виновата в ее смерти, — сказал он. — Она была слишком неосторожна, к тому же ее пристрастие к наркотикам все равно так или иначе погубило бы ее. Как ты могла предотвратить то, что с ней случилось?

— Ужасно, что он убил Джули только с одной целью — привлечь к себе мое внимание.

— Она была в его списке, — заметила Уитни. — Возможно, он еще раньше задумал убить ее. Ничего нельзя исключать, если верить словам Луизы.

— Подумайте, что будет, если я обращусь в полицию, а он убьет ее дочь? Как я буду жить дальше? Каковы бы ни были ее отец и брат, эта девушка не виновата ни в чем.

— Но откуда он узнает, что ты сообщила все полиции? — спросил Кроу.

— Возможно, каким-то образом ему все обо мне известно. В противном случае ему бы не пришло в голову использовать Луизу, чтобы добраться до меня с этим списком. Чтобы придумать такое, надо быть в курсе наших с ней отношений.

— Но он мертв, — возразила Уитни. — Его тело нашли в реке после шторма, среди обломков лодки.

— Ничего подобного. Нашли просто какого-то несчастного, которого никто толком не смог опознать. Кто может утверждать, что это он погиб в ту ночь?

— А тебе не приходило в голову, что убийц может быть двое? Один убил Тиффани и Люси, другой — Джули Картер, Хейзел Лигетти и Майкла Шоу. Первый мог действительно покончить с собой, а второй жив и на свободе.

Тесс потерла лоб ладонью.

— Ничего не могу понять…

— Никто ничего не может понять, — отозвался Кроу. — Я и сам в полном недоумении, никогда еще не попадал в такую сложную и запутанную ситуацию.

Они посидели несколько минут, не проронив ни слова. Втроем они еще могли надеяться на то, что их сил и опыта хватит для того, чтобы противостоять неведомой опасности, нависшей над ними.

Глава 29

Даже наркоманы должны быть похоронены в соответствии с принятыми в человеческом сообществе нормами.

Тесс просмотрела заметку в газете, где коротко описывались похороны Джули Картер. Она отлично знала, насколько истинная причина ее смерти не соответствует тому, о чем там говорилось, — ее смерть не была несчастным случаем.

Согласно католическому обряду, Джули постарались похоронить как можно скорее. На следующий после ее гибели день состоялась прощальная месса, а затем тело было предано земле.

После всего, что Тесс узнала от Луизы, она стала вести себя с максимальной осторожностью и предусмотрительностью: запирала все окна и двери и не выходила из дому без пистолета. Накануне похорон Джули ей удалось заснуть только под утро. Проснувшись, она надела черный костюм, размышляя при этом о том, насколько несчастной должно быть безразлично, какого цвета будет одежда на тех, кто придет в последний раз взглянуть на нее.

Прощание с Джули Картер, проходившее в небольшой загородной церкви, было пятыми по счету похоронами, на которых Тесс довелось присутствовать. Первыми были похороны ее деда, затем последовали похороны коллеги-журналиста, умершего от рака в пятьдесят лет. Затем еще одни, когда умерла близкая подруга матери. Четвертыми стали похороны Джонатана Росса.

На первых рядах в церкви сидели родственники Джули — родители, братья, сестры и несколько очень близких знакомых семьи Картеров. Дальше расположились друзья Джули, такие же, как она, двадцати двухлетние парни и девушки. Многих из них родственники погибшей не жаждали видеть на ее похоронах, но возразить против их присутствия у них не было никаких оснований. Позади всех обосновались молодые люди, которые внушали респектабельной публике еще меньше уважения и доверия — в потрепанной одежде, с длинными волосами и прочими не совсем уместными в этой скорбной ситуации атрибутами свободной жизни. Почти все они принадлежали к богемной среде, в которой более чем популярны были наркотики. Зная о том, что без них вряд ли обойдется, Тесс поначалу хотела отказаться от поездки, но потом все же убедила себя в том, что необходимо преодолеть свою неприязнь. Кроме того, ее беспокоила, ни на минуту не оставляя, мысль: тот, кого ей следует опасаться, наверняка знает, что она будет там.

Скользнув рукой во внутренний карман пиджака, Тесс нащупала пистолет, чтобы хоть немного успокоиться. Однако в полумраке и тишине церкви прикосновение к холодному металлу только еще больше взвинтило ее, она почувствовала, как все тело начинает бить дрожь.

Священник медленно совершал поминальный обряд, произнося слова и двигаясь настолько вяло, что казалось, ему было дурно и не хватало воздуха. Все родственники Джули с бесстрастно-терпеливым видом восседали на своих местах. Тесс подумала, что все они даже не пытались скрыть свое недовольство происходящим и разочарование тем, что покойная не только не оправдала их надежд, но и заставила присутствовать на собственных похоронах.

Из тех, кто подошел к гробу по окончании службы, лишь несколько человек были по-настоящему опечалены, и еще меньше было тех, кто плакал. Тесс сидела на самом последнем ряду и видела, как старшая сестра Джули, поднявшись, направилась к ней.

— Я не уверена, что понимала и знала ее, — заговорила она очень тихо. По ее тону было ясно, что она тяжело переживает случившееся.

— Меня зовут Тесс Монахэн, мне довелось немного общаться с Джулией. По роду работы.

— И что это за работа?

— Я частный детектив.

Глаза девушки округлились.

— Она что-то натворила? Я помню, Джули что-то о вас говорила, но я не знаю, в связи с чем вы с ней познакомились. Она была так несчастна, даже представить себе нельзя, насколько! Почему вы не смогли ей помочь, не защитили ее?

— Я детектив, а не телохранитель.

— О… — Она разочарованно вздохнула. — Она должна была пройти тест на наркотики? Или это касалось ее отношений с этим женатым парнем?

— Нет, Джули никто ни в чем не подозревал.

Тесс очень хотелось открыть сестре Джули ту, другую, совсем неприглядную сторону ее жизни, рассказать всю правду, но вряд ли это кому-то могло помочь. Семья Картеров и без того считала жизнь и смерть дочери своим позором, лишняя информация только подлила бы масла в огонь.

— Мне она нравилась, — добавила Тесс, помолчав немного. — Она была умным, интересным человеком. Мы познакомились, когда я собирала материал по проблеме домашнего насилия, я тогда была связана с одной некоммерческой организацией, которая занималась жертвами такого насилия. Большинство пострадавших женщин были совершенно неспособны возвратиться к нормальной жизни, к нормальным отношениям.

— Я не уверена, что у нее когда-либо были нормальные отношения, она всегда очень странно вела себя с мужчинами. Она зависела от них, потому что они давали ей деньги, на которые она могла покупать наркотики. — Девушка тяжело вздохнула, и Тесс показалось, что у нее начинается приступ астмы.

— Она была наркоманкой?

— Она для всех была проблемой — для родителей, братьев, сестер, — всем было крайне неприятно ее поведение. Ей дали образование, ее устраивали на работу — все впустую. Джули была оскорблением для всей семьи. Она потеряла все, что у нее было, сама разрушила свою жизнь.

— Насколько я поняла, у нее были плохие отношения с мужчинами?

— Я бы так не сказала. Многие ей завидовали. Рядом с ней всегда находились те, кто готов был помочь ей, развлекал ее, окружал своим вниманием. Ей, можно сказать, везло, но она сама все портила. Ее бойфренд был просто идеальным парнем.

— Идеальным? — Это было как раз то, что она хотела и боялась услышать.

— Ну, может, немного староват для нее, но это не так уж и плохо. Зато он был надежным человеком. Вежливым и воспитанным, у него были приличные машина и работа. Правда, часто приходилось переезжать с места на место. Он что-то продавал.

«Он всегда что-то продавал», — подумала Тесс.

— Когда он узнал, что у нее проблема с наркотиками, сразу же отправил ее на лечение и платил за него, он делал все, что было в его силах. Но она все равно вернулась на старую дорожку. И он понял, что ему надо с ней расстаться.

— Вы помните его имя? — Ответ, впрочем, не имел значения. Его могли звать как угодно, у него могла быть какая угодно машина и он мог рассказывать о себе какие угодно истории.

— Алан Палмер, — быстро произнесла сестра Джулии и удивленно посмотрела на Тесс.

Тесс и сама была изумлена. Она не могла вообразить, что он станет дважды использовать одно и то же имя. Но тогда получается, что это не он убил Джули Картер!

— О, это был такой хороший человек! Интересно, где он сегодня.

— Он не звонил?

— Нет, — ответила девушка, и в ее голосе чувствовалось разочарование. — Я думаю, он вообще покинул штат и отправился куда-то на запад. Это ведь было около трех лет назад.

Значит, связь с Джули приходилась примерно на промежуток между смертью Тиффани и смертью Люси. А это означало, что человек, совершивший эти преступления, не знал наверняка, куда двинет дальше. Он просто переезжал с места на место. Почему он убил Тиффани и Люси? Ведь они его ничем не разочаровали, были преданными, нежными, возлюбленными.

— Где работала Джули, когда познакомилась с Аланом?

— В магазине, где продавали всякие моющие средства, а он заходил туда каждый вечер, чтобы купить соду. Потом она оттуда ушла, но они продолжали встречаться еще какое-то время. Это был замечательный мужчина.

Но Тесс думала совсем иначе — лучше бы Джули никогда не встретила этого «замечательного мужчину». Странно, ведь она была достаточно умной и гордой женщиной, вовсе не доверчивой и наивной домохозяйкой, которую можно было обольстить в два счета. Как же она не поняла, с кем имеет дело?

Впрочем, возможно, именно независимый, непокладистый характер Джули и сослужил ей дурную службу — она, сама того не подозревая, чем-то задела своего поклонника, и он решил убить ее.

Глава 30

Возвращаясь домой из офиса, Тесс пыталась проанализировать всю ту информацию, что ей удалось собрать за последнее время. На улицах было полно машин. Она ехала, наблюдая за тем, как в некотором отдалении за ней следовал фургон, водитель которого гнал так, что лишь чудом избегал столкновений. Он не отставал от нее, и на сердце у Тесс становилось тревожно, когда она, взглянув в зеркало, видела его толстую шею и широкие плечи.

Наверное, спешит побольше заработать за ночь, успокаивала она себя.

Тесс недоумевала, как могла она отвергнуть версию Карла Дьюитта о том, что убийца до сих пор жив. Теперь было очевидно, что все сказанное Карлом, — не бред безумца и не его навязчивая идея. И этому человеку не нужно было привлекать к себе их внимание, как она полагала прежде. Он не только отлично знал, где находилась Тесс, но и мог без труда представить себе, куда она собиралась отправиться.

А между тем фургон по-прежнему не отставал, и она никак не могла от него оторваться. Тесс немного притормозила и поехала так, как положено ездить законопослушным гражданам по улицам Балтимора. Включив поворотник, она свернула в небольшой переулок, откуда проще попасть на менее перегруженную трассу. Впереди нее мчалась только «тойота» дымчато-серого цвета. Но на первом же светофоре она снова увидела тот самый фургон. Лицо водителя полностью скрывали козырек бейсболки и темные очки.

Меньше всего ей хотелось, чтобы преследователь провожал ее до самого дома. Однако, скорее всего, он знал, где она живет. Так что если бы она задумала проехать другой дорогой, мимо полицейского управления, то он мог просто направиться к ее дому и ждать ее там.

Все это начинало напоминать эпизод из какого-то романа Стивена Кинга. Она проверила, на месте ли пистолет, и взяла телефон. Пора было немного нарушить правила игры ради собственной безопасности.

Черт! После трех гудков включился автоответчик. Это означало, что Кроу отсутствовал. Если бы он был где-то поблизости, то в конце концов снял бы трубку, но ей так никто и не ответил.

«Ну, хорошо, давай проверим, знаешь ли ты, где я живу».

Миновав перекресток, она проехала немного по автостраде, а на следующем светофоре снова свернула, фактически проскочив на красный свет. Фургон не отставал. До ее дома оставалось не более пяти минут езды.

Притормозив у своего крыльца, Тесс, оставив дверцу машины открытой, направилась к стеклянной задней двери дома, которая обычно не запиралась и вела прямо в спальню. Первым делом она решила закрыть этот вход на ключ. Но что дальше?

Тесс спустилась по ступенькам крыльца, пытаясь разглядеть в сумраке, не видно ли кого на подъездной аллее. Постепенно становилось прохладно, под костюмом на Тесс была надета только тонкая футболка. Каблуки туфель громко простучали по ступеням. Ей пришла в голову мысль войти в дом и оставить пиджак в столовой, повесив его на спинку стула — так ей удалось бы создать иллюзию своего присутствия. Однако это лишило бы ее возможности спрятать оружие, которое было при ней. А ей бы совсем не хотелось выставлять его напоказ. Сейчас она держала пистолет обеими руками, замерев в ожидании того, что будет дальше.

Она чувствовала, как кровь шумит у нее в ушах, время от времени ей начало казаться до смешного нелепым все, что творилось в последние полчаса. Но если этот водитель фургона действительно следовал за ней, он должен был бы появиться здесь с минуты на минуту. Тесс вспомнилась игра, в которую ей несколько раз доводилось играть от скуки, — нужно было стрелять по двигавшимся за окном танкам. Но сейчас оружие, которое она держала в руках, было гораздо скромнее, чем мощный гранатомет. Пальцы, сжимавшие рукоятку, вспотели. Она чувствовала себя как последняя идиотка.

Однако, вспомнив, что случилось с Джули Картер, Люси Фэншер и Тиффани Гантс, она сочла свое поведение не таким уж дурацким. Ей совсем не хотелось умирать.

Раздался резкий звук, словно колеса затормозили на дорожке, посыпанной гравием. Тесс услыхала, как к входной двери приближались шаги. Она оглянулась, понимая, что Кроу, возвращайся он с прогулки с собакой, скорее всего, направился бы к задней двери. Если бы это был он, ей следовало выстрелить, чтобы предупредить его об опасности. Но все вдруг стихло, как будто снаружи никого не было. Возможно, тот, кто охотится за ней, был в доме, двигаясь абсолютно бесшумно. Что, если он вошел в спальню, оттуда ее должно быть хорошо видно через стеклянное окошко? Ну что ж, пусть пройдет еще дальше, ей это только на руку.

У нее уже сложился план действий. Нужно заманить его в глубь дома, затем запереть на замок и вызвать полицию.

Скрипнула дверь — он явно направлялся в ее сторону. Все внутри у нее сжалось от ужаса. Но в это мгновение она увидала две пары ботинок, которые никак не могли принадлежать Кроу. Кто же это мог быть? Она не слыхала, чтобы к дому подъезжала какая-то другая машина, а в фургоне не могло быть никаких пассажиров. Откуда тогда взяться двум мужчинам? Однако второй находился сейчас в доме, и она отчетливо различала его шаги. Тесс подняла руки с пистолетом чуть выше.

Внезапно из гостиной донесся приглушенный шум, затем выстрел, и Тесс явственно различила звук глухого удара об пол. Тут же послышался иступленный крик, вопль то ли боли, то ли отчаяния. Настолько жуткий, что у нее кровь застыла в жилах.

Она ринулась к двери в гостиную, распахнула ее и увидела Карла Дьюитта, который корчился на полу, прижимая руку к левому колену Другой человек в бейсболке стоял над ним спиной к Тесс, держа в руках биту. Очень медленно он начал поворачиваться к ней.

— Ни с места! — закричала Тесс.

Незваный гость замер, но затем поднял руки умоляющим жестом. Тесс направила дуло пистолета ему в спину, с трудом соображая, что делать дальше.

Карл протянул руку, пытаясь выхватить биту из рук мужчины, однако тот успел отскочить. Тесс сжала пистолет, приготовившись к выстрелу, в голове у нее мелькнула мысль о том, что она никогда прежде не стреляла по живой мишени.

— О господи, брось эту чертовубиту или тебе конец!

Это был голос Карла. Человек наклонился, положил биту на пол и отошел от него на несколько шагов. Он двигался настолько странно, что Тесс подумала, уж не пьян ли он?

Она бросилась к Карлу, и, наклонившись над ним, попыталась понять, не ранен ли он. Никаких признаков повреждений не было заметно. Тогда, повернувшись, она взглянула в лицо незваному гостю. Тот снял бейсболку и очки, и Тесс остолбенела от изумления.

— Микки Печтер, — прошептала она, — мой виртуальный друг.

— Надеюсь, вы отдаете себе отчет в том, что судья Холси и балтиморская прокуратура вскоре узнают о ваших проделках.

Глава 31

Тесс сидела за столом в гостиной, молча наблюдая, как Кроу пытается навести хоть какой-то порядок и расставить вещи, разбросанные во время драки, по своим местам. Однако получалось у него это из рук вон плохо. Кроу с собаками возвратились почти сразу после того, как Тесс опознала своих визитеров. Мьята кинулась к Микки с радостным лаем, стараясь лизнуть его в щеку.

Теперь Тесс размышляла о том, что она чуть не застрелила Микки. Она представила его лежащим на полу в луже крови, но то, что он собирается донести на нее судье Холси, приводило ее в раздражение. В конце концов, он сам вторгся в ее дом, и она имела право защищаться любыми способами. Но ей совсем не хотелось, чтобы эта история превратилась в судебное разбирательство.

— Фу, Мьята, фу, поди сюда сейчас же! — Она отозвала собаку.

Мьята послушалась почти немедленно, но Искей продолжал лаять и пытался бросаться на Микки. Ей пришлось хлестнуть его поводком. Пес взвизгнул от боли и угомонился. Кроу в полной растерянности наблюдал за Карлом, который прикладывал к колену лед, принесенный Тесс из холодильника.

— Какого черта вам нужно было это делать? — спросила она наконец Микки. Тесс чувствовала себя совершенно разбитой, от слабости у нее кружилась голова.

— Я хотел, чтобы вы поняли, каково жить в страхе и постоянном напряжении. Вы испортили мне жизнь. Я вернулся на работу, но, по-моему, там все уже знали о случившемся, и я не смог ничего скрыть.

Тесс улыбнулась. Она была довольна тем, что Микки получил по заслугам за то, что домогался и преследовал слишком молоденьких девушек.

Он не мог не заметить огонек удовлетворения в ее глазах.

— Если бы вы не были женщиной, я давно бы упрятал вас за решетку. Вы превратили мою жизнь в кошмар.

— Это расплата за ваши проступки. Между прочим, если вы были так испуганы и подавлены, то откуда у вас нашлись силы меня преследовать?

— Я однажды встретил вас на Гилфорд-авеню, и мне пришла в голову одна мысль.

Гилфорд-авеню? Как-то раз ей довелось зайти там в частный почтовый офис, где Эрик Шиверс хранил какие-то бумаги. Но что там делал Микки? Конечно, в Балтиморе возможны любые случайные встречи, но Микки был из тех парней, которые вряд ли от нечего делать забрели бы в центр города.

Однако выяснять это Тесс не стала.

— И что за мысль пришла вам в голову?

— Я подумал, что могу вам отомстить. Например, написать анонимное письмо или сделать что-то, что поломало бы вашу жизнь, как вы поломали мою.

— Вы полагаете, я вам поверю, будто это все, что вы задумали?

Но он пропустил мимо ушей ее замечание.

— Потом я решил, что лучше будет вас напугать, заставить бояться, чувствовать себя в опасности. Пробовал звонить вам на работу, но там никто не снимал трубку. Тогда я поехал за вами. Мне хотелось, чтобы вы увидели, что я вас преследую. А больше я ничего не собирался делать. Но когда увидел, что дверь открыта…

Похоже, Микки не понимал, насколько нелепо выглядела его затея. В то же время в ней была некая логика. Она же сама сказала ему когда-то: все, чего я хотела добиться, это вынудить вас оставить в покое девушек, и у меня не было иного способа добиться этого, кроме как заставить вас ощутить глубочайший стыд.

Напрасно она сказала ему это. Он очень глубоко воспринял обиду и оказался слишком злопамятным.

— Значит, вы влезли в мой дом с бейсбольной битой, чтобы пугать меня?

— Я игрок в команде, сегодня у меня была тренировка, и я решил взять биту с собой, потому что вспомнил фильмы, в которых крутые парни всегда берут с собой что-нибудь такое…

— Очень похоже, что вы замышляли не что иное, как убийство.

— Я не знал, что у вас есть пистолет. А когда ваш друг набросился на меня сзади, я подумал, что он хочет меня убить, ну и стукнул его.

Тесс взглянула на Карла, который, морщась от боли, наблюдал, как Кроу пытается обернуть его колено полотенцем со льдом. Лицо у него было бледное как мел.

— Карл, вы хотите выдвинуть против него обвинения?

— Боже мой, нет, — простонал тот в ответ.

— Вы уверены? — Тесс была рада, что ей удалось припугнуть Микки. Ей менее всего хотелось, чтобы эта история стала достоянием гласности и уж тем более дошла до полиции или суда.

— Однозначно, — подтвердил Карл, стиснув зубы.

Она подняла руку, в которой все еще был пистолет, и направила его на Микки. Выглядела она не самым лучшим образом: костюм был перепачкан пылью, волосы растрепались и рассыпались по плечам, юбка треснула по шву, когда она рванулась слишком резко, сделав широкий шаг на лестнице. На роль героини-победительницы Тесс вряд ли годилась.

— Я сегодня чуть не совершила убийство, — произнесла она хриплым голосом. — Я могла выстрелить в вас из пистолета. Как же нужно было довести меня, чтобы я оказалась готова сделать это. Вот тогда вы бы точно сломали мне жизнь и превратили ее в кошмар, но и свою собственную потеряли бы.

— Я же говорю, я не знал, что у вас есть пистолет, — промямлил растерянно Печтер.

Он выглядел не на шутку напуганным.

— Если вы решили поразвлечься и влезть в чужой дом, то не забывайте, что у хозяина, возможно, имеется огнестрельное оружие. Или вы вообще ни о чем не задумываетесь, кроме того, как совращать несовершеннолетних девочек по Интернету?

— Я знал, — зло откликнулся Микки, — что вы чокнутая.

— Эй, парень, придержи язык! — прикрикнул на него Карл. — Не следует так разговаривать с женщиной. Да и вообще ни с кем.

Микки отодвинулся подальше от Карла, хотя тот не смог бы даже пошевелиться. Тесс на всякий случай захлопнула дверь.

— Я сегодня же позвоню своему адвокату, чтобы предупредить его, — сказала она. — А если я еще когда-нибудь увижу вас в зеркале моего автомобиля или около моего дома…

— Я знаю, — отозвался Микки, нахмурившись, — вы меня застрелите.

Она положила пистолет на стол и подошла к нему.

— Я сделаю нечто гораздо худшее. То, что испортит вам всю оставшуюся жизнь. Я расскажу абсолютно обо всем, что вы делали, обо всех мерзостях, которыми вы занимались. И вам уже никогда не отмыться. А теперь убирайтесь вон отсюда. — Она шагнула к входной двери и распахнула ее настежь.

Микки не заставил просить себя дважды и бросился по лестнице к стоявшему у дома фургону Судя по тому, с какой скоростью он удалился, Тесс видела его в последний раз в своей жизни.

— Но ведь Микки не единственный, кто меня преследовал, да, Карл?

Тесс подвинула ему большое кресло, и Карл уселся в него с грехом пополам. Она отлично помнила ту серую «тойоту», что ехала перед ней в переулке. Он поправил съехавшее с колена полотенце и положил ногу на кушетку.

— О чем вы, Тесс?

— Вы тоже за мной следили. Просто потом припарковали машину подальше от дома или приехали раньше меня. Признайтесь, вы за мной сегодня ездили с самых похорон?

— Я бы не сказал, что я следил… — отозвался наконец Карл. — Я наблюдал за вами время от времени, ради вашей же безопасности.

Тесс отлично понимала, что он говорит правду. У него были основания беспокоиться за нее. Но он еще не знал самого главного — того, что рассказала ей Луиза О’Нил.

— Я прочел заметку о смерти Джули Картер в газете, — продолжал Карл. — И вспомнил, что она была в вашем списке. Давайте я попробую описать ее: она была невысокая, с темными волосами и светлыми глазами.

— Да.

— Люси, Тиффани, Мэри Энн. Все женщины одного типа. Думаю, Люси была самой симпатичной из них. Даже мертвая она была очень красивой. — Он опустил голову и задумался.

— Майор Шилдз рассказал мне, что вы очень винили себя в ее смерти.

— Это еще мягко сказано. Я был в нее влюблен, и из-за меня она погибла. Я не мог спасти женщину, перед которой преклонялся.

— Вы были влюблены?

Он кивнул.

— Я мечтал о ней все ночи напролет.

— Так это из-за ее смерти вы тогда оказались в таком тяжелом состоянии…

— Нет, дело было в моей травме.

— Майор сказал мне, что все было иначе.

— Значит, он солгал.

— И у вас не было нервного срыва из-за вашего промаха на работе?

Карл вздохнул и вдруг заговорил неожиданно бодрым тоном, словно рассказывал забавную историю:

— Просто я повредил колено и не мог работать некоторое время, что меня и подкосило. Это случилось в январе, сразу после гибели Люси, а когда я смог вернуться в полицию, оказалось, что расследование уже прекращено. Они больше во мне не нуждались, давая понять, что я могу идти на все четыре стороны.

— Но вы не пошли у них на поводу, да?

— Я не стал спорить, поскольку они беспокоились обо мне, считали, что мне необходимо прийти в себя после этой истории. Но я и не собирался отказываться от своих намерений. Конечно же, не нарушая дисциплины.

— Так что же произошло?

— Один раз, когда я еще принимал обезболивающие препараты, я ехал по мосту, где обнаружили ее тело. И тут мне захотелось прогуляться. Я остановился, прошел вперед не больше мили, затем вернулся на мост и проделал этот путь туда-обратно пять-шесть раз. Нога очень болела, и я таким образом пытался превозмочь боль. Все это время я пытался представить себе его, то, как он приехал туда, и почему его никто не видел… Ведь даже ночью там было полно машин. Он очень сильно рисковал. — Карл внезапно умолк.

— И что случилось дальше?

— Один из моих коллег вызвал полицию, и меня отправили в госпиталь. В ту же ночь меня отпустили, но рекомендовали пройти курс антистрессовой терапии. Я вовсе не считал, что у меня были проблемы с психикой, но из-за болей в ноге я все равно не мог вернуться на службу, и мне дали годичный отпуск на лечение.

— Карл, если это не была одержимость, то что же тогда?

— А почему это обязательно нужно считать одержимостью? Я пытался разобраться в случившемся и не считаю это проявлением одержимости.

— Однако когда вам позвонила Мэри Энн Мелчер, чтобы сообщить о его гибели, вы даже не пожелали выслушать ее…

Карл потряс головой.

— Я знал гораздо больше, чем вы. Этот парень не мог убить себя, для меня это было очевидно. Он мог бы умереть, но никак не наложить на себя руки. Вот почему я не стал сразу же реагировать на эту информацию, мне нужно было все выяснить.

— Но после Мэри Энн убийств больше не было. Очевидное снижение активности.

Пока не была застрелена Джули Картер.

— Что мы знаем об этом парне? Что он очень предусмотрителен, все планирует. Думаю, он просто решил остановиться по некоторым причинам на время, и я никогда не поверю, что он мертв. И уж тем более, что он покончил с собой. Да вы и сами в это не верите.

— Но откуда он узнал, что я получила список? Зачем он привлекает к себе внимание?

— По некоторым причинам он нуждается в том, чтобы вы знали о нем, были в курсе его действий.

Это замечание заставило Тесс снова задуматься о смерти Джулии, о том, что стояло за ней. Она налила вина в стакан и молча смотрела, как колышется прозрачно-золотистая жидкость. Но страх, который подбирался откуда-то из глубин ее сознания к самому сердцу, невозможно было заглушить алкоголем.

— Давайте все же подумаем о том, зачем этот список… После того, как бойфренд Мелчер пропал в море, произошло еще три убийства. Джули Картер была застрелена ночью в пятницу. Алан Палмер пытался отучить ее от наркотиков, но она пренебрегла его помощью. Хорошо, тут еще есть какая-то логика. Но две другие смерти… Хейзел Лигетти погибла при пожаре в доме, а Майкл Шоу был сбит машиной. Ни та, ни другая застрелены не были. И обе они не были молоды.

— Совсем не похоже на нашего парня, правда?

Тесс была рада, что Карл снова разговаривал с ней, как с напарником, которому он доверял. Ей всегда казалось, что самое сложное в работе с ним — завоевать его доверие.

— Нет, совсем не похоже. Но, возможно, он понимал, что ему следует сменить почерк. Или появились какие-то свидетели, кто-то, кто знал его и мог сообщить о случившемся.

— И с чего мы начнем?

— Думаю, нам лучше держать все в тайне, чтобы снова не навлечь на себя подозрения в одержимости. Вы ведь все равно не согласитесь с требованиями полицейских.

— Могу я спросить вас кое о чем?

Они ехали в машине Тесс. Карл разместился сзади, положив ногу на сиденье, он все еще не мог обойтись без холодного компресса. Уже наступила ночь, зажглись фонари, и Тесс видела отражение лица Карла в зеркале.

— Конечно.

— Вы считаете, что это было смешно?

— Что?

— Когда этот чертов придурок с битой рассказывал о том, почему он вас преследовал. Вы сказали: «Это смешно».

— Я сказала это для того, чтобы он не думал, будто я ему верю, и все сойдет ему с рук. К тому же там был Кроу, а мне не хотелось обсуждать это при нем.

— Вы от него что-то скрываете?

Хороший вопрос… Тесс не могла, положа руку на сердце, сказать, что она предельно откровенна с Кроу. Одно время ее это угнетало, но затем она привыкла к тому, что не все и не всегда нужно рассказывать ему о своих делах. Хотя Уитни и подозревала ее в обратном.

— У меня не всегда удачно складывались отношения с мужчинами. Дело в том, что не так давно Кроу расставался со мной, и у него были для этого основания. Я продолжала встречаться с одним человеком, моей первой и единственной любовью… Думаю, то же самое он мог сказать обо мне. Но однажды ночью его убили, и тогда Кроу вернулся. Тот человек умер из-за меня, и я до сих пор не могу себе этого простить.

— Возможно, вы преувеличиваете свою вину.

— Нет. Джонатан погиб именно потому, что спал со мной… Это было очевидно.

— Быть может, ваше чувство вины связано исключительно с тем, что, как вам кажется, вы… предали его, изменили его памяти?

— Да, — согласилась она, хотя отлично знала, что это не так. У нее не было ощущения, что возвращение Кроу являлось с ее стороны предательством. Кроу был совсем другим человеком, но Карлу вовсе не обязательно было знать это.

— А отчего вы не поженитесь?

— Боюсь, что брак предполагает слишком большую ответственность друг перед другом. Не знаю, готовы ли мы с Кроу к этому. Согласно последним научным исследованиям, моногамия — явление в высшей степени редкое. Она даже среди лебедей вовсе не так распространена, как предполагалось раньше. Человеку в определенном смысле приходится себя подавлять, постоянно принуждать соблюдать верность. Самое большее, на что мы способны ради друг друга, это быть честными, не скрывая свои слабости.

— И насколько это получается?

— Пока получается.

— Я только раз жил какое-то время с женщиной под одной крышей. — Голос Карла дрогнул. Вероятно, это событие было одним из самых волнующих в его жизни.

— И что?

— Она считала меня недостаточно амбициозным. Ее раздражало то, что я не стремлюсь сделать карьеру. Я был простым полицейским, и меня это устраивало. Я пытался ей угодить, как мог. Но потом я встретил Люси и подумал: может, это именно то, что мне нужно? А та женщина рассталась со мной, поскольку я слишком много пропадал на работе.

— Ну и дура.

— Да, но если бы она пожелала, я бы вернулся. — Карл вздохнул. — Я ведь скучаю по ней.

Это признание немного смутило Тесс, и она не знала, как отреагировать на него. И зачем только он рассказал ей все это?..

Он бы убил этого парня, Микки Печтера. Это животное, это пресмыкающееся. Он создает проблемы. Кстати, она здорово его проучила — это будет ему хорошим уроком. Проблема в том, что если Печтера найдут мертвым, то полиция заинтересуется ею, поскольку это животное так или иначе с ней было связано. Нет, он не может подвергать себя риску только ради удовлетворения своего гнева. Тем более, что гнев его все равно этим не удовлетворить. Самое большое удовольствие он может получить, только когда они с жертвой становятся близки друг другу. Так он знает это по собственному опыту.

И потом, Печтер — его невольный сообщник. Происшествие в ее доме — как раз то, в чем он нуждается. Он никак не мог рассчитывать на такую удачу. Первый случай с Печтером ее сильно смутил, даже напугал, и потому она больше не сможет питать к нему неприязнь.

Это искупление, дорогая, все это только искупление для тебя и меня.

Он всегда знал, что эта часть будет самой тяжелой, но ему хватит таланта и ума справиться. Прошло достаточно времени, чтобы он смог измениться, теперь у него другой цвет волос. Она должна пройти эту часть лабиринта. Он не уверен, что ей удастся найти дорогу, но она обязательно станет искать ее. Нет, он не ошибся в своем выборе.

Он крепко прижимает подушку к лицу и думает о Бекке. Что с ней стало бы без него? И задумывалась ли она сама когда-нибудь об этом? Ему хотелось верить, что она должна быть благодарна ему. Но она была слишком молодой, хотя и казалась очень искушенной, и не смогла бы оценить тот редчайший дар, который он готов был предложить ей. Свою любовь.

Забавно, он всегда думал, что его любовь к Бекке был понять способен только один человек. Гарри Гаррисон, неуклюжий полуалкоголик, которого одни обижали, а остальные не замечали. Бекка была довольно проницательной, она совсем не походила на этих глупых девок с Ноттинг-Айленд, этих доверчивых коров. Но Гаррисон всегда был аутсайдером, ему не на что было рассчитывать.

Однажды, когда она вернулась с урока вокала, он вошел вслед за ней в дом. Пьяный как всегда Гаррисон встретил его в дверях, и они принялись болтать. Он страшно боялся, что Гарри сейчас спросит, какие у него намерения в отношении его дочери, и, что самое страшное, был готов открыть ему всю правду. Он так сильно любил Бекку, что готов был признаться в этом.

Конечно, вы не можете рассказать отцу вашей возлюбленной о том, что чувствуете, когда занимаетесь с ней любовью, когда ваша плоть внутри горячей желанной плоти, когда вы обладаете той, кого любите. Бекка была необычной, непохожей ни на какую другую из его женщин. У нее был чудесный голос, и когда она пела, он казался ему божественно-прекрасным.

Ему хотелось, чтобы этот голос звучал рядом всегда, всю его жизнь. Ибо он превыше всего прочего ценил ее талант. Однако ее талант был и его врагом. Этот дар, этот голос отбирал ее у него каждый день, каждый час, каждую минуту.

Когда она возвращалась домой, все вокруг словно оживало.

— Вы скучаете по ней?

— Сэр?

— Называйте меня Гарри. Вы скучаете по Бекке, когда она уходит из дома, правда? Я тоже очень скучаю по ней. Она единственный мой друг.

— И мы с ней тоже просто друзья, у нас ничего такого… ничего особенного…

Он притворялся, что не испытывает никакого волнения, но если Бекка задерживалась, он едва мог скрыть то, что творилось в его душе. Когда Бекка была с ним, ему никто больше не был нужен, даже его родители, которые так сильно его любили. Но разве могла удовлетворить его их ординарная, такая скучная любовь, когда он познал небесное чувство восторга? Он скорее бы умер, чем согласился жить без нее.

Однако, вместо того чтобы рассказать все это мистеру Гаррисону, он задал ему банальный вопрос:

— Это компьютер, на котором вы пишете свою книгу?

Ему еще не приходилось видеть машину, которая бы занимала половину обеденного стола.

— Да, это очень хороший компьютер, но, к сожалению, на острове постоянно скачет напряжение, он из-за этого часто выходит из строя. Вы не поверите, как много я потерял из того, что успел написать. Приходится каждые пять минут сохранять, сделанное, а это так мешает мне работать. Я печатаю очень медленно, одним пальцем, но все же решил купить компьютер, когда понял, что мне придется жить здесь.

— А зачем вы приехали в эту глушь?

— Захотел. Я писатель. Я зарабатываю деньги ради того, чтобы иметь возможность жить там, где хочу, и так, как хочу. Я мечтал поселиться на острове, чтобы он напоминал мне о том времени, когда я был ребенком. Я ведь не думал, что Бекка захочет стать оперной певицей. Если у нее не пройдет это желание, то нам, скорее всего, придется уехать отсюда.

Его сердце бешено забилось. Он стал лихорадочно подсчитывать, сколько времени, у него осталось. Ему было семнадцать. Бекка старше его на год и в конце этого учебного года она собиралась уехать. Он не мог заставить себя смириться с этим. Не мог представить, как будет жить без нее.

— И вы способны вот так взять и уехать отсюда?

— Если это будет необходимо, то, конечно. Нью-Йорк — слишком дорогой город. Но Бекка хочет поступить в самую престижную школу. Я говорил ей, что есть и другие неплохие заведения. Например, в Балтиморе. Однако она мечтает о Нью-Йорке.

Ему было невыносимо слышать это. Да, она мечтает петь, но разве она не мечтает быть с ним рядом? Они же столько раз говорили об этом! Она не может уехать в Нью-Йорк без него.

— Я пытался объяснить ей, что в Нью-Йорке трудно найти работу, но она говорит, что в таком случае она могла бы поехать в Европу. В Италию, например. — Гаррисон скептически покачал головой. — Она все время грозит, что бросит меня, если я буду удерживать ее. Вы не представляете себе, что такое для человека в моем возрасте потерять дочь. Она ведь думает, что это я виноват в смерти ее матери. Что я довел ее до этого и не заботился о ней. Разве я хотел, чтобы она потеряла мать? Клянусь, я и не предполагал, что мне придется воспитывать ее одному. Она говорит, что я очень много пью. Но алкоголь — это всего лишь стимулирующее средство. Писатель всегда находится в слишком напряженном эмоциональном состоянии. Мне необходимо хоть как-то снимать это напряжение, и мне плевать, что думают обо мне соседи.

— Я слышал, что вы пишете книгу о нас.

— Кто вам это сказал? — Он вдруг внезапно повысил голос.

— Я случайно слышал это от кого-то, может быть, Бекка упоминала.

Гаррисон тут же успокоился.

— Оказывается, она слушает меня, когда я говорю с ней о своей работе. По-моему, она находит все это скучным. Она называет меня книжным червем, вообще она очень снобистски ко мне относится. Все, что я делаю, это, по ее мнению, низкопробная продукция. Для нее существует только высокое искусство, такое как опера. Я бы мог многое о ней рассказать. — Он перевел дух и глянул ему в лицо. — Она очень темпераментная и амбициозная, уверен, из нее получится великая певица. Но вам, наверное, все это не очень интересно. Может, хотите что-нибудь спросить?

Он не знал, хочется ли ему знать что-то еще. Его целиком захватили размышления о том, чем бы он мог заняться и зарабатывать на жизнь, если бы уехал вместе с Беккой. Все, что приходило в голову, — это уборщик или школьный учитель, или официант в баре. А он мечтал найти такую работу, которая бы позволила ему обеспечить Бекку.

Спустя годы он часто вспоминал этот разговор с ее отцом. «Возможно, вам все это неинтересно». Он думал о том, как добр был Гаррисон, рассказав ему о себе и своей дочери. На самом деле для него это было так важно.

Теперь он чувствовал себя гораздо менее виноватым перед Гаррисоном за все, что тогда происходило между ним и Беккой. Отец полностью зависел от дочери, пил и всячески потакал ей, боясь, что иначе она его бросит. Она и правда потом покинула его. А он умер в одиночестве от рака.

Все умирают. Он еще крепче прижал подушку к лицу. Это была подушка, которую его мать сшила своими руками. Он вздохнул, чувствуя запах воспоминаний. Все умирают.

Глава 32

На следующий день Тесс ожидал не совсем приятный телефонный звонок. Звонил бывший партнер Майкла Шоу, который преспокойно жил в Калифорнии и не был особенно обрадован тем, что ему снова напомнили о смерти его бывшего любовника.

— Конечно, я живу там, где и сказал полиции, — сказал он, когда Тесс попыталась объяснить ему, что ей необходимо проверить номер его телефона и адрес. — Ну как, вы выяснили что-нибудь существенное?

— Мы продолжаем расследование, — уклончиво ответила Тесс.

— Что, ничего нового? Я разговаривал с вашими коллегами полгода назад и был просто потрясен всей этой историей. Они вообще собираются что-то предпринимать по делу Майкла? Я понимаю, что несчастье уже произошло. Но неужели вы не подозреваете кого-то, не предполагаете, кто это мог быть?

Голос его звучал так, точно он собирался расплакаться.

— Простите. — Тесс чувствовала себя ужасно неловко. — Возможно, вскоре все наконец прояснится. — Она и сама искренне верила в это.

— Могу вас обрадовать: его бойфренд не был ни одним из наших парней, — сообщил Карл, когда она повесила трубку.

— Как это?

— А так, что он точно не гомосексуалист.

Она смотрела на него в изумлении.

— И когда вы это узнали?

— Только что.

— Давайте придерживаться фактов. У Майкла Шоу был любовник, который не похож на всех остальных бойфрендов из нашей истории. И он не испарился, не исчез с лица земли. Я вижу, что смерть Майкла несколько не укладывается в характер предыдущих преступлений. А что еще нам известно?

— Он струсил.

— Хорошо. Но чего ему было пугаться?

— Вероятно, он опасался, что его вычислят по анализам.

— Вы хотите сказать, что… — Тесс мгновенно поняла, о чем речь. Шоу был врачом в клинике, где занимались лечением сексуальных расстройств. Если один из неизвестных им убийц имел проблемы в этой области, он мог обращаться туда за помощью. И он не хотел, чтобы информация о нем сохранилась.

Карл, вероятно, думал о том же самом.

— Мы никогда не доберемся до его медицинской карты, — сказал он. — Даже если бы мы были полноправными сотрудниками полиции. Легальным путем это сделать невозможно. И если он мертв, то его секрет мы уже никогда не узнаем.

— Я в этом не уверена. Даже у врачебной этики есть свои пределы. Никогда не поверю, что доктор способен спокойно выслушать пациента, который рассказывает ему о том, что он замышляет убийство.

— Да, но Майкл Шоу был последней жертвой согласно списку. Он был убит в декабре. Что же такого он знал, если его пришлось убить?

Тесс задумчиво грызла карандаш, пытаясь припомнить все подробности списка. Первой жертвой была Тиффани, она погибла шесть лет назад. Люси умерла через полтора года. Между этими двумя смертями Алан познакомился с Джули Картер. Свою смерть он инсценировал сразу после убийства Люси (несколькими месяцами ранее во время пожара в доме погибла Хейзел Лигетти). А еще через два года был убит Майкл Шоу.

— Держу пари, он был его пациентом, — произнесла Тесс, — но я не знаю, что нам делать с этим. А что известно о Хейзел? Чем она занималась?

— Работала в департаменте здравоохранения в Хагстоуне, возилась с документацией. В отличие ото всех этих женщин, у которых было хоть что-то хорошее в жизни, это было абсолютно обделенное и заброшенное существо. Она жила всегда одна и мало с кем общалась.

— Возилась с документацией?

— Да.

— А именно?

— Не знаю точно, кажется, это было связано со страхованием и с программой обеспечения нетрудоспособных граждан.

— Ну и что мы имеем в результате? Он встречает врача, который знает о нем больше, чем ему бы хотелось, и женщину, через которую проходили его документы. И убивает обоих. Мы вернулись к тому, с чего начали.

— Вы что-нибудь знаете о программах по нетрудоспособности?

Тесс покачала головой.

— Я так и думал. Что ж, тогда придется проявить немного терпения. Я жду ответ от департамента социальной защиты населения. На свой запрос по поводу федеральных программ. Тогда мы сможем выяснить, что за проблемы были у нашего парня. С чем еще можно связать то, что нам известно?

— С пациентом из госпиталя, у которого была серьезная травма.

— Отлично, значит, какая-то информация имеется также и в госпитале. Вы не предполагаете, что настоящие Алан Палмер и Чарли Чизгольм могли быть помещены в госпиталь?

Тесс снова вспомнился рассказ Мелчер. Эти останки могли принадлежать кому угодно, не обязательно Эрику Шиверсу. Его самоубийство без видимых причин производило впечатление нелепой вспышки подростковой истеричности. То, что им удалось примерно установить его возраст, и он подошел под какую-то дату рождения, не означало, что они не ошиблись. Ничто не указывало на то, что бойфренд Тиффани был мертв. Скорее напротив, он был жив и готовил новое преступление.

Она включила компьютер и набрала два имени — Алан Палмер и Чарльз Чизгольм. Поисковая система выдала не менее дюжины таковых — у всех были самые разные возраста и места жительства. Когда один Алан Палмер был на работе, второй, возможно, находился дома или в больнице, а третий… И неизвестно, которого из них следует иметь в виду.

— Думаю, у него был особый принцип, по которому он выбирал себе имена, — заметила Тесс. — Это имена людей, которые ничем не были с ним связаны. Судя по всему, никаких отличительных примету них не было. Таким образом, можно было подумать на кого угодно. Если Хейзел каким-то образом дала ему сведения об этих людях, то возникает вопрос: зачем она это сделала?

— Черт побери! Если бы она только представляла себе, что творит.

Тесс закусила губу и внимательно посмотрела на Карла.

— Мы сидим тут и гадаем, вместо того чтобы разыскать офис, в котором она работала, и выяснить все подробнее.

— У нас все та же проблема — никто не станет с нами разговаривать.

Тесс порылась в бумагах на своем столе и нашла лист с логотипом страховой компании. Она положила его на подставку принтера и начала набирать текст.

— Кому бы это могло быть адресовано…

— Что вы делаете? — спросил Карл.

— Лгу.

— Я думаю, что нам следует…

— Карл, вы больше не работаете в полиции, помните? И никогда туда не вернетесь. А раз вы решили заняться частным сыском, то советую взять на вооружение кое-какие испытанные мной методы.

Он подошел ближе и заглянул в экран через ее плечо.

— Такие, как этот?

— Подложные письма — весьма действенная вещь. Поверьте мне, я уже делала это, и не однажды. Но нужно придумать брэнд…

— Брэнд?

— Да. Сейчас что-нибудь сообразим. Например, Балтиморский комитет по вопросам семейных юридических консультаций. Основан в 1938 году.

— Послушайте, вы где-то учились этому или узнали об этих методах от тех, кто нарушал закон?

— Боюсь, у меня у самой хватает криминальных наклонностей. Но я всегда использую их только во благо. Вероятно, это самое большее, на что я способна.

Ответ на письмо пришел, так что ее прием как всегда сработал безотказно. Ответ был неожиданным. Оказалось, что дело, которым занималась Лигетти, касалось мошенничества с медицинской страховкой. Сообщались все данные по этому делу, даже номер водительского удостоверения и адрес больницы.

Если они попытаются выяснить все подробности, это не сможет уже никак повредить тому, кто значился погибшим. Как и той служащей, которая была замешана в эту историю, ибо и ее не было в живых.

Так что не было никаких противопоказаний к тому, чтобы все разузнать на месте.

— А Хейзел действительно имела доступ к этим документам?

Инспектор Эллис Крейн, худощавая бледнолицая женщина с высокой прической, встретила их довольно доброжелательно. Во внешности ее было нечто, что вызвало у Тесс одновременно ощущение симпатии и некоторого отчуждения. В целом она была красива.

— Хейзел имела доступ ко всем материалам и файлам. Она проставляла входящие номера на всех бумагах, которые мы получали. Когда выяснилось, что возникли какие-то проблемы, работа была приостановлена, но файлы все в сохранности.

Она провела их к столу с компьютером, за которым сидела Хейзел, когда еще была жива и работала в этом учреждении. У нее был доступ ко всем документам и информации, в которой нуждался ее друг, через ее руки проходило огромное количество сведений о самых разных людях.

— И какой она была сотрудницей?

— Хорошей. Никогда не возражала, если приходилось работать сверхурочно. Я ей доверяла.

Она вдруг умолкла и покраснела.

— Что такое, миссис Крейн? Что вы собирались сказать?

— У Хейзел обычно всегда было свободное время, вечером она никуда не спешила. Как бы это сказать… Она была одинокой, предоставленной самой себе.

Тесс отлично знала это. Хозяин, у которого Хейзел снимала комнату, говорил ей то же самое, но только в гораздо более грубой форме.

— У нее разве не было никаких друзей здесь, в офисе? Она не держала на столе фотографии? Никто не приходил к ней?

Миссис Крейн отрицательно покачала головой.

— Я сама прибирала ее стол после ее гибели. Там было совсем немного вещей. Вазочка с искусственными цветами. Пюпитр. Мне кажется, это был старый подарок. И я никогда не видела, чтобы к ней приходили.

— Что случилось с ее вещами? — спросила Тесс.

— Мы хранили их в течение года, как положено, а затем почти все выбросили. Оставили только вазочку, она сейчас на моем столе. Никто не спрашивал о ее вещах.

— А каково было ее материальное положение?

— У нее были страховки, неплохая зарплата. Когда она погибла, на ее счету оказалось свыше ста тысяч долларов. Каждый год с этой суммы отчислялись пожертвования.

— Пожертвования?

Карл насторожился как ищейка, Тесс схватилась дрожащей рукой за край стола.

— Мы так и не узнали, кому они идут, поскольку эти средства перечислялись на номер социального счета. Я пыталась найти имя адресата в ее записной книжке. Она часто жаловалась мне на одиночество, но раз она перечисляла деньги, то наверняка была близка с этим человеком.

— Его имя вы так и не узнали?

— Мы пытались выяснить, куда идут эти деньги. Оказалось, что в Хагстоун и Балтимор. Но мы так и не смогли узнать, кто их получал. Такое впечатление, что это были фондовые пожертвования на счет штата.

— Что, неужели ни единого имени или фамилии?

— Возможно, я когда-то все-таки слышала их, может быть, даже записала… — Она протянула руку к ежедневнику и принялась листать страницы. И в это мгновение Карл заметил запись — Эрик Шиверс. Они с Тесс переглянулись. Да, это было то, что они ожидали найти. Убийца, кто бы он ни был, снова проявил себя.

— Вот тут — Уильям Уиндзор. Интересно, кем он был Хейзел? Представляете, что это такое — отдать кому-то сто тысяч долларов! Уж не знаю, что их связывало, но он явно был важным человеком в ее жизни.

Тесс едва заметно улыбнулась.

— По крайней мере, она считала его таковым.

Когда они ехали обратно, раздался телефонный звонок. Дори Стэрнс звонила Карлу. Тесс отлично слышала каждое произнесенное ею слово.

— Напомните Тесс, что я уже и так превысила все допустимые нормы расходов…

— Я отлично знаю, куда идут средства. Она прилагает все усилия, чтобы добиться хоть какого-то результата.

— Этих Уильямов Уиндзоров так много! — продолжала Дори. — У меня их сотни в списке.

— Начнем с Мэриленда, остальными можно будет заняться потом. Примерный возраст — около тридцати или чуть больше. Проверьте водительские права. В том числе и тех, кто не отмечался в последнее время, но все еще не удален из базы.

— Такого не может быть.

— Может, Дори. Я знаю, что даже о тех, кто приезжал в штат двенадцать лет назад, сохраняется информация.

Послышался стук пальцев по клавиатуре.

— Тут есть Уильям Уиндзор, ему тридцать один год, нет, тридцать два, только-только исполнилось. Получил права сразу в шестнадцать, но никогда не обновлял их.

— Какой у него адрес?

— Какой-то очень странный. Нет ни нормального названия улицы, ни номера дома… Фактически ничего нет. Есть только что-то непонятное — типографская ошибка, наверное.

— В правах не бывает типографских ошибок. Это документ.

— Ничего подобного, однажды мне самой в правах неправильно проставили дату выдачи.

— Что там написано, Дори?

— Нечего на меня орать, — возмутилась Дори. — Здесь сказано: Хэкберри-стрит, Хэкнесс.

— Хэкнесс? Что это такое?

— Я не знаю.

Карл развернул на коленях карту Мэриленда, водя по ней пальцем и пытаясь отыскать загадочное место.

— Хэкнесс — это зип-код Гринсфилда, — прошептал он, — но он находится на Ноттингем-Айленд. Там всего два небольших городка — Хэкнесс и Тиндал-Пойнт. Мы были в Тиндал-Пойнте, когда разыскивали Бекку Гаррисон. А Хэкнесс — на севере острова.

Тесс так увлеклась, глядя на Карла, что чуть не врезалась в выскочивший из-за поворота трейлер. Карл нервно теребил пальцами края карты, разворачивая и складывая ее.

Возможно, в их поисках наступил самый важный момент, и тот, кто родился в тех местах, а позже покинул их, чтобы совершить столько преступлений, будет наконец настигнут.

Глава 33

Во время их второго визита на Ноттингем-Айленд Тесс не покидало неприятное чувство, что за ними скрытно наблюдают. Было очень пасмурно и дождливо. Их старый знакомый с пристани с крайней неохотой согласился отвезти их на остров за двойную цену.

— Не пойму, чего вам приспичило тащиться на Ноттинг-Айленд в такую-то погоду? — продолжал он ворчать, беря деньги у Карла.

Тесс эта поездка показалась бесконечно долгой, но надежда, что они наконец многое выяснят, как-то скрашивала тяготы их путешествия. Несмотря на затянутое тучами небо, было тепло, и Тесс даже сняла пиджак, оставшись в футболке и джинсах.

— Вы так и собираетесь ходить, выставив его напоказ?

— Кого его?

— Пистолет.

Она взглянула на свое оружие, с которым не расставалась ни днем ни ночью с того самого дня, когда они сидели в кафе с Кроу и Уитни. Пистолет был рядом, даже когда она занималась любовью с Кроу.

— Почему вы не носите с собой оружие? — спросила она Карла.

— Я больше не работаю в полиции и не имею права использовать револьвер. Если честно, я был удивлен, когда увидел вашу суперсовременную марку.

— Думаю, вам все-таки стоит обзавестись оружием. Вы вполне можете получить разрешение на него, в Виргинии с этим нет никаких проблем.

— Мне не нужен пистолет.

Тесс почувствовала в его словах некоторое раздражение.

— О чем вы подумали?

— О том, что он не убил бы человека из-за того, что тот что-то знал…

— Вы насчет Майкла Шоу?

— Не думаю, что он собирался убивать его. Обратите внимание, он в него не стрелял, он сбил его машиной.

— Хотите сказать, что Уильям Уиндзор не убивал Майкла Шоу, потому что это не его стиль? Карл, я абсолютно не понимаю вашу логику.

— Я хочу сказать другое: это убийство не доставило бы ему никакого удовольствия. Он убил потому, что у него не было выхода. Держу пари, что и с Хейзел была та же история. Он убивал исключительно женщин, которые были его любовницами.

— Он застрелил Джули Картер.

— Она была его бывшей любовницей.

Оба замолчали и уставились на серую воду за бортом лодки.

— Вы думаете, он запутался? — прервала паузу Тесс.

— В чем?

— В своих именах. За тринадцать лет у него их было минимум три, а может, четыре или даже больше. Представляете, сколько он должен был помнить дней рождений, номеров страховок?

Карл скептически поморщился.

— Хотите знать мое мнение? Я думаю, это очень умный парень, тихий и незаметный, он больше слушает и молчит, чем болтает. У него есть свои испытанные приемы, что-то вроде «расскажите мне о себе, о том времени, когда вы были маленькой девочкой».

Именно об этом постоянно думала Тесс еще во время их поездки в Сэйнт-Мэриз.

— Итак, он любил тех женщин, заботился о них, а в один прекрасный день без всяких угрызений совести убивал. Почему?

— Я не знаю, — отозвался Карл. — Хотя, возможно, ответ на этот вопрос лежит на поверхности.

Впереди показались очертания Ноттингем-Айленда.

— Искать здесь человека, зная только его имя — Уильям Уиндзор, — заметил Карл спустя час, — это все равно, что искать иголку в стоге сена.

Тесс прекрасно понимала, что он имел в виду. Много лет назад в городке Харкнесс действительно жил некто по имени Билли Уиндзор, однако никто не знал, ни куда он отправился, ни кем стал, когда покинул свою родину. Один пожилой мужчина помог им разыскать дом Уиндзоров, но, как выяснилось, он довольно долго пустовал. Кто-то присматривал за лужайкой перед домом и убирал с крыльца сухие листья и всякий мусор. Дорожка, которая вела к нему с обеих сторон, была обсажена пышными кустами, ронявшими лепестки бледно-голубых цветов.

Когда Тесс поинтересовалась у их проводника о Бекке Гаррисон, тот ответил:

— Она жила поближе к Тиндал-Пойнту. Мы ее совсем не знали.

Пожалуй, если бы Тесс была одна, она могла бы отправиться туда пешком, но Карл с его больной ногой не выдержал бы такого перехода.

— Помните ту старую даму, которая работает в супермаркете в Тиндал-Пойнте? — спросил он Тесс, опустившись на скамейку перед домом.

— Конечно.

— Ей точно что-то было известно о Гаррисоне. Может, она нам что-нибудь расскажет и об Уиндзоре.

— Стоит попробовать.

Расстояние между обоими городами было около трех миль. Вряд ли им удалось бы взять в Харкнессе машину на прокат, поэтому единственным способом добраться отсюда в Тиндал было доплыть на лодке.

Старуха на берегу залива слушала радио, передававшее новости для жителей рыбацкого поселка. Она, казалось, была не склонна обращать внимание на незваных гостей, но стоило им упомянуть о Билли Уиндзоре, как что-то вспыхнуло в ее глазах.

— Некогда половина жителей в этих местах носили фамилию Уиндзор. Но этих-то я помню. Сперва отец его умер, затем пропал Билли. А мать потом жила с вами.

Поначалу Тесс ничего не поняла. Но потом сообразила, что старуха имела в виду: мать Билли жила на континенте, а не на острове.

— А есть тут еще люди, которые помнят Билли?

— Как не быть. Но с чего им вам о нем рассказывать? Они ведь понятия не имеют, кто вы такие и откуда.

Старуха явно намекала на то, что ни она, ни ее земляки не собираются даром снабжать их информацией. Но еще более очевидным было то, что она почему-то не хотела рассказывать правду.

— Мы не замышляем ничего плохого, — заверила ее Тесс. — Кое-кто попросил нас отыскать его, и мы готовы заплатить за помощь.

— Да кто ж попросил-то? Бекка Гаррисон? А зачем?

Тесс в некотором замешательстве переглянулась с Карлом.

— Она нам ничего не объясняла, просто попросила его отыскать.

— Это старая история, возможно, ее и ворошить-то не следует.

— Пожалуйста, — вмешался Карл, — нам очень нужно это знать. Бекка ничего нам не сказала, но мы знаем, что для нее очень важно найти его.

— Бекка приехала сюда с отцом, когда ейбыло тринадцать или четырнадцать. И сильно же Билли в нее втрескался. Но она так заносилась, что куда ему до нее. Ничем хорошим это не могло кончиться.

Тесс плохо понимала, о чем шла речь, но Карл знаком велел ей не перебивать старуху.

— По крайней мере, никто тут не сомневался, что так и будет, — продолжала она. — Когда он попытался сделать то, что задумал, мать его, конечно, не обрадовалась. Он все застрелиться хотел, да ружья у него не было, вот и пришлось лезть в воду с камнем на шее.

— Вы полагаете, что он утопился? — уточнил Карл. — Но никто не может утверждать, что он погиб, ведь его тело не было найдено.

— Они искали его у берега Шэнк-Айленда, где он плавал на лодке, но не нашли. Я уверена, что Билли выбрал место поглубже. Он еще мальчишкой весь залив облазил и знал его как свои пять пальцев. Его мать ни за что не хотела поверить, что он умер, хотя ей и повторяли это тысячу раз. Да и полиция выдала ей свидетельство о смерти. А лет через пять после этого она отсюда уехала. Дом их теперь пустует. — Она прищурилась, глядя на Карла.

— А что стало с Беккой? — спросила Тесс.

— Она вам не рассказала? Может, она просто так и не узнала, чем все закончилось? Но уехала-то она уже после всего. — Женщина закурила сигарету. — Ну да, ей, видно, хотелось убраться отсюда подальше.

— А потом? — умоляюще произнес Карл.

— Это Одри Уиндзор — мы звали ее Дри — помогла Бекке отсюда уехать. Она хотела, чтобы все думали, будто ей неудобно перед девушкой, но на самом деле ей просто не хотелось, чтобы она тут оставалась. Ведь и правда она ей помогла, сделала два добрых дела — избавила и от отца, и от Билли. Так что не знаю, как ей теперь живется с такими мыслями.

— Она помогала Бекке?

— Ну да, помогла ей переехать на Смит-Айленд, а оттуда еще дальше — в Пойнт-Лукаут. Как только Билли узнал о ее отъезде, так сразу и исчез. Больше его не видали. Дри никак на это не рассчитывала.

Пойнт-Лукаут. Тесс взглянула на Карла. Он перехватил ее взгляд. Мэри Энн рассказывала, что ее бойфренд выбрал тот же способ самоубийства. И никто не мог поручиться, что найденное в воде тело принадлежало Чарли Чизгольму. В таком случае нет ничего удивительного в том, что он использовал этот трюк. Он, вероятно, отработал его до мелочей, чтобы затем возвращаться и безнаказанно убивать женщин, которым он говорил, что любил их.

— А где сейчас живет миссис Уиндзор?

— Не знаю. У меня нет ее адреса. Но свой телефонный номер она оставила. Ей очень хотелось знать местные сплетни. Очень хотелось.

Тесс почувствовала, что женщина лукавит — она явно знала гораздо больше. Но понять, чего она хочет от них, было невозможно, и Тесс решила положиться во всем на Карла.

Он огляделся вокруг и тихо проговорил:

— Мы можем попросить вас кое о чем?

Веки женщины дрогнули, казалось, она была в замешательстве, но затем почти твердо ответила:

— Конечно.

— Вы нас очень обяжете, если любезно согласитесь не рассказывать никому о том, что мы здесь были. И еще. Нам, нужно связаться с миссис Уиндзор. Если вы дадите нам ее номер телефона, то мы сможем побеседовать с ней с глазу на глаз. Как, по-вашему, стоит нам рассказать ей все, что мы знаем о Бекке Гаррисон?

— А где сейчас Бекки? — Женщина затаила дыхание. — Не думаю, что она сильно преуспела. Бекка надеялась быстро стать знаменитой, но я читаю журналы, и никогда ничего там о ней не было. Наверняка она выскочила замуж за богатого иностранца, вот поэтому-то отец ее так и не смог найти. Она всегда хотела уехать в Европу, петь там в роскошном театре.

— На самом деле, — отозвался Карл, — у Бекки жизнь далека от райского блаженства. Ей многое довелось пережить.

— Не могу сказать, что меня это огорчает. Она разбила сердце Билли Уиндзору. И своему отцу тоже, ведь больше некому было позаботиться о нем. Ничего не поделать, ведь она была старше Билли и раньше его окончила школу, так что у него даже выбора не было. Билли был младше ее на год. Я знала, что он доставляет матери много беспокойства.

— Потому что мог бросить школу из-за Бекки?

— И не только. — Она сделала ироничный жест рукой. — Бекка в свои восемнадцать лет выглядела на все сорок. Она была упрямой, самостоятельной девицей. И Дри дорого заплатила за всю эту историю, слишком дорого.

Женщина протянула им номер телефона. Карл с благодарностью пожал ей руку. У номера был код 410, это означало, что миссис Уиндзор живет на другом берегу залива. Тесс с досадой подумала, что им придется возвратиться в офис только ради того, чтобы позвонить в Грисфилд.

— Где, вы говорили, она живет?

— Не знаю точно, где-то на западном побережье.

Тесс и Карл старались не выдать своего нетерпения. Но зато у Тесс было время обдумать волновавшие ее вопросы.

— Как вообще выглядела Бекка?

— А вы что, ни разу ее не видели? Вы же на нее работаете, сами сказали.

— Конечно. Но люди с годами меняются, и я хочу узнать, какой она была до того, как растолстела. — Это была тонко продуманная ложь. — Как она выглядела в свои восемнадцать?

— Маленькая, с сильным голосом, темноволосая, но глаза у нее были светлые. И вообще она была как куколка со своей пышной прической. Я еще удивилась, когда она коротко постриглась. Она любила флиртовать, даже с мало знакомыми мужчинами. Но Билли был от нее без ума, раз решился на такое.

— Бекка умерла, — сказал Карл, когда они отплыли от острова. — Уж если кому и суждено было утопиться в этом заливе, так это ей, а не ему.

— Я знала это еще до того, как она описала Бекку. Вопрос только в том, знает ли это мать Уиндзора.

— Возможно, она была среди тех, кто мне звонил. Помните, какая-то женщина звонила мне и сержанту Крейгу, чтобы сообщить о том, что Алана выпустили из госпиталя?

— Почему же он убил Хейзел, если ей не было известно, что происходит? Ведь он потерял из-за этого возможность менять имена. Странная выходка.

— Чтобы ловить устриц, нужен маленький крючок.

— Вы что, много занимались рыбной ловлей, если знаете такие подробности?

— Любой человек с побережья это знает, Тесс. Мы отлично понимаем друг друга, поскольку у нас общий враг.

— Вы имеете в виду, что территория поиска расширяется по всему побережью, включая Балтимор и далее весь штат?

— Нам следует быть очень внимательными ко всем деталям. Рано или поздно они сложатся в целостную картину. Помните, как губернатор называл западное побережье? Сортир.

— Экс-губернатор, Карл. И он слегка преувеличивал.

— Ничего подобного. Они совсем на нас непохожи, просто он был единственным, кто набрался смелости сказать об этом. Мы на самом деле дураки, которые не понимают, насколько сильно они зависят от воды, рядом с которой живут. И, что самое главное, мы презираем тех, кто добывает пищу для нас, считая их деревенщиной.

— Вы что, хотите сказать, что Билли Уиндзор стал серийным убийцей из-за того, что решил отомстить жителям восточного побережья за свое унизительное положение и за нарушение экологических норм?

— Я не мыслю так глобально, но уверен, что неприязнь у него была, и достаточно сильная. А вот к своей матери он относился, видимо, хорошо. И до сих пор относится, если не пожелал расстраивать ее.

— Ну что же, — сказала Тесс, — надену пиджак, когда мы пойдем к ней завтра, без оружия я не собираюсь оставаться.

Глава 34

Одри Уиндзор жила в районе, обитатели которого называли его Золотыми Берегами. Беспорядочно разбросанные высокие дома южного Аннаполиса находились слишком далеко от побережья, чтобы это название отвечало действительности. Но местные жители абсолютно серьезно верили в то, что в этих местах еще можно открыть золотые прииски.

— С верхних этажей этого здания видна река Северн, — сказал Карл, изучая район, в котором они пытались отыскать дом миссис Уиндзор. Она жила на Голден-Мидоу, и им пришлось пройти целый ряд улиц — Голден-Энд, Голден-Бэй, Голден-Вэй и Голден-Нолл. Тесс немного беспокоило то, что полицейские поглядывали на них с подозрением, как на бродяг, которые бесцельно шатаются по чужим улицам.

— Тут налево, — сказал Карл, указывая на поворот в конце длинной улицы Голден-Луп.

Одри Уиндзор жила в двухэтажном доме. Черный «бьюик» был припаркован у ворот рядом с гаражом. Дворик оказался очень опрятным, но несколько унылым. На двери, выкрашенной красной краской, не было таблички с фамилией владельца, только дверной молоток.

Тесс почему-то почувствовала тошноту при приближении к этому дому. Она нащупала оружие и только после этого постучала. Они с Карлом напряженно прислушивались к шорохам за дверью — шагам, звукам радио и телевизора. Тесс постучала снова. Наконец до них донесся испуганный голос:

— Кто там?

Вопрос был самым обычным в такой ситуации, но они не спешили отвечать. Кто они были после всего, что случилось? С какими лицами они будут смотреть в глаза этой женщине? Как они представятся ей? Карл сделал решительный шаг к двери:

— Полиция, мэм. Из Балтимора.

Тесс с удивлением посмотрела на него. Из всех возможных вариантов этот был единственным, который не пришел ей в голову — назваться копами. Не какими-нибудь представителями общественной организации или что-то в этом роде, а полицейскими.

Она пожала плечами. Серьезная это была ложь или нет, но отступать уже было поздно.

Дверь открылась. Тесс удивилась, что женщина была гораздо моложе, чем она ее себе представляла, — не более пятидесяти. Должно быть, она родила сына, когда ей едва исполнилось двадцать.

Одри Уиндзор довольно хорошо выглядела для своего возраста. У нее были суровые, даже резкие черты лица, жесткая линия губ. Волосы неопределенного цвета. Одета она была очень аккуратно — цветные брюки и футболка. Она принадлежала к тому типу стареющих женщин, которые тщательно следят за собой.

— Полиция? — переспросила она. — Что случилось?

Тесс посмотрела на Карла. «Это ваша идея, выкручивайтесь сами».

— Ничего мэм. Наоборот, думаю, у нас хорошие новости. Можно нам войти?

Планировка и обстановка внутри дома были стандартными. Самая обычная гостиная, дверь, ведущая на кухню. Жилище это явно было рассчитано не на одного человека, а на целую семью с детьми. Как правило, одинокие пожилые люди предпочитали апартаменты поскромнее, поскольку их жизнь в основном протекала в кресле перед телевизором.

Миссис Уиндзор села на край софы в гостиной, сложив руки на коленях. Тесс и Карл опустились в два небольших деревянных кресла в углу поближе к кухне.

— Вы уверены, что новости у вас хорошие? — спросила она недоверчивым тоном.

— Думаю, да, — ответил Карл. — Не хотелось бы вас слишком обнадеживать, нам еще много предстоит выяснить. Скажите, пожалуйста, миссис Уиндзор, вы ведь все еще думаете, что ваш сын может быть жив?

Женщина судорожно сглотнула, и глаза ее заблестели от приближающихся слез.

— Билли? Мой Билли умер почти пятнадцать лет назад.

— Это только предположение. Ведь его тело так и не нашли.

— По закону я имела право объявить его мертвым, но у меня не было оснований это сделать.

— Правда? — Тесс вспомнила слова старухи о том, что Одри Уиндзор согласилась признать сына погибшим, чтобы получить солидную страховку, на которую она, видимо, и приобрела жилье в этом недешевом районе.

— Это имело бы смысл, если бы он был моим мужем. А какая страховка может полагаться за жизнь семнадцатилетнего мальчика? Да мне это и не нужно было…

— Значит, официально вы не хотите признать его умершим?

Она кивнула, подавляя слезы.

— Думаю, любая мать поступила бы так же. Вам не следует терять надежду на то, что он жив, пока не обнаружат тело.

Миссис Уиндзор снова кивнула.

— Видите ли, — сказал Карл, — в загородном госпитале близ Вашингтона нашелся человек, по возрасту и описанию очень похожий на Билли.

Он помолчал с минуту, пока Тесс пристально наблюдала за реакцией Одри Уиндзор.

— Он попал в аварию и получил травму головы. Потерял память и фактически ничего не мог припомнить из своего прошлого. Но он сообщил, что его зовут Билли Уиндзор.

— Авария? — В голосе Одри звучал нескрываемый ужас. — Когда?

— Около двух месяцев назад.

Она немного успокоилась. Значит, она видела сына с тех пор и знала, что с ним все в порядке.

— И вы полагаете, что это мой Билли?

— Вполне возможно.

— Как же он выглядел?

— Блондин с карими глазами, около шести футов ростом, хрупкого телосложения. — Карл, которому однажды довелось видеть Билли Уиндзора, дал описание, полностью противоречившее действительности.

— О, — промурлыкала Одри, — это, скорее всего, не мой Билли. У него были темные волосы и темные глаза, и ростом он был гораздо выше, даже в семнадцать в нем было уже больше шести футов.

— Сожалею, мэм. Я ведь предупреждал, что новость может быть хорошей, а может и… Сейчас я вижу, что надежды почти не остается.

— Я знаю, что он ушел, мой Билли. Я знаю, что он решился на это.

— На самоубийство? — подсказала Тесс, видя, что женщина не решается произнести это слово.

— Да.

— Это была не первая попытка, правда? До этого была неудачная попытка повеситься?

— Вроде того.

— Да, это серьезно.

И тут миссис Уиндзор не выдержала:

— Вам не следовало бы говорить об этом.

— Почему? Я считаю самоубийство эгоистичным поступком. Когда Билли на такое решился, он думал только о себе. Не знаю, как вы к этому относитесь, но у меня нет никаких иных объяснений. Если бы тот, кого я любила, так поступил, я бы стала его ненавидеть. В некотором смысле он это сделал нарочно, чтобы заставить вас страдать. Вы не согласны?

— Вы не имеете права так говорить о Билли! Он был очень добрым, он всегда стремился поступать справедливо. Эта девчонка разбила ему сердце. Он просто не мог справиться со своим отчаянием.

Тесс пожала плечами:

— Но почему пятнадцать лет назад вы категорически отказались признать сына умершим? Я думаю, причина была именно в том, что вы не могли простить ему его смерти. Простить того, что он сделал. Разве не так? Он инсценировал свою смерть, чтобы покинуть вас, уехать.

Дри Уиндзор поджала губы, ей было тяжело дышать, и она не могла произнести ни слова. Но наконец ответила:

— Мы все выяснили? У вас больше нет вопросов?

Карл взглянул на Тесс, не решаясь продолжать. Но Тесс уверенно кивнула.

— Это все. Однако, миссис Уиндзор, у нас есть еще одна плохая для вас новость.

Она внимательно наблюдала за реакцией женщины. Затем, собравшись с духом, продолжила:

— Билли умер для вас только теперь. Он уже никогда не вернется назад. Вы понимаете, о чем я? Он больше не сможет звонить вам, потому что находится под наблюдением. Если он попытается увидеться с вами, мы его арестуем. Скажите ему об этом, если позвонит. Мы знаем обо всех преступлениях Билли и рано или поздно найдем его.

— Что произошло? — Миссис Уиндзор расплакалась. — Я всегда чувствовала, что этим кончится. Это был только вопрос времени. Но он не хотел этого делать, вы должны понять… Это был несчастный случай. И он произошел так давно. Нельзя преследовать человека за его прошлое.

— О чем вы говорите, мэм? Этот человек совершал свои преступления снова и снова.

Она потрясла головой:

— Я не знаю, что вы имеете в виду. Билли начал жизнь сначала. Он сделал это, чтобы выжить, а что еще ему оставалось? Он заслуживает уважения, он защищает тех из нас, кто еще остался, неужели вы не понимаете?

Тесс посмотрела на Карла, но тот, похоже, тоже был в недоумении.

— Что вы имеете в виду?

— Вы не настоящие полицейские, вы из департамента охраны природы. Я никогда бы не стала с вами разговаривать, если бы знала, кто вы такие. Даже если у вас есть причины и основания арестовать меня, не думаю, что вам это удастся.

— Миссис Уиндзор, с чего вы взяли, что мы из департамента природоохраны?

Похоже, самообладанием окончательно изменило Одри Уиндзор. Но она все же держалась очень стойко, внезапно поняв, что ей известно нечто неизвестное им.

— Если понадобится, мы найдем причину для ареста, — продолжала Тесс, зная, что они никогда не смогут это сделать. Ведь все, что она говорила, было ложью от начала до конца. — У нас достаточно улик против вас и вашего сына. Нам известно, что произошло с Беккой Гаррисон, и мы знаем, что вы были к этому причастны. Помните о том, что я вам сказала, миссис Уиндзор, Билли для вас умер. И единственное место, где вы сможете с ним встретиться, это полицейское отделение.

— Билли никогда не пойдет в тюрьму, он не переживет этого. Он убьет себя, если его попытаются арестовать.

— Возможно, он все еще думает, что способен на самоубийство. Но на самом деле у него не хватит храбрости, он слишком жалеет себя.

Глава 35

— Вы чересчур далеко зашли.

Карл не одобрял откровенный выпад Тесс в гостях у миссис Уиндзор.

— Я зашла далеко? И вы мне это говорите после того, как представились копом?

— Я был копом.

— Был — ничего не значит. И к тому же вы не сказали, что вы из спецотдела.

— Это не важно, полицейский есть полицейский.

— Важно, потому что сейчас вы не служите. Не имеете никакого отношения к полиции. Нам бы следовало представиться сотрудниками больницы. Тогда мы смогли бы завоевать ее доверие, расположить к себе. А когда она услыхала о полиции, то сразу же стала относиться к нам враждебно. Она ведь могла и не знать всего, что он сделал. Может, она знает только о части его преступлений.

— Она знает гораздо больше, чем рассказала. А теперь из-за вас Билли Уиндзор кинется в бега. Он ускользнет, и мы уже никогда не поймаем его. Когда вы ведете расследование, нельзя раскрывать свои карты.

— Это из какого фильма?

Карл проигнорировал ее насмешку.

— Мы должны сейчас затаиться и ждать, пока он вновь не придет к ней.

— Вы помните, сколько полицейских мы встретили на улице, когда шли к ней? Билли Уиндзор никогда сюда не сунется. Самое большее, на что он может решиться, это позвонить ей. Но в любом случае это нарушит его планы.

С тех пор как Карл получил травму при схватке с Микки Печтером, он впервые сел за руль. Вел он ее очень осторожно.

— Мне надоело, что люди недооценивают меня, — сказала Тесс. — Если я ошибаюсь, они считают меня дурой, если я оказываюсь права, говорят, что это случайность. Если мы поймаем этого парня, все скажут, что это счастливое совпадение, а если не поймаем, все будут утверждать, что никогда не сомневались в моей компетентности. Если мы добьемся своего, то хотя бы сможем уважать себя.

Карл кивнул.

— Вы что, хотите пойти в управление полиции и рассказать о том, что мы выяснили?

— Нет, потому что они отстранят нас от дела и присвоят себе все результаты.

— Отстранят меня, вы имеете в виду.

— Мы — команда. Если они не хотят работать с вами, значит, и со мной не хотят работать. — Он повернулся к ней, и глаза его довольно блестели.

— Лучше быть удачливым, чем способным, — произнес он. — В некоторых случаях удача значит гораздо больше, чем все остальное.

— Это одна из моих любимых поговорок.

— Давайте оставим этот разговор, Тесс, — мягко предложил Карл.

Вдруг она с испугом взглянула на часы:

— Черт, я опаздываю на терапию!

— Психотерапию?

Ее рассмешила прямолинейность мышления Карла, который связал ее внезапное раздражение с посещением психоаналитика.

Через двадцать минут Тесс вошла в кабинет доктора Армистеда. Усаживаясь в широкое кресло и пытаясь собраться с мыслями, она вдруг заметила, что постепенно успокоилась. И тут ей пришло в голову, что она не задумывалась о роли Карла в ее жизни до тех пор, пока не произошла эта история с Микки Печтером, проникшим в ее дом. Только тогда она поняла, насколько значим для нее этот человек. Разумеется, Тесс не стала рассказывать доктору о том, что она узнала совсем недавно. Что Билли Уиндзор не только жив, но и все это время наблюдал за ней, умышленно направляя по следам своих преступлений и скорее всего собираясь убить ее. В противном случае Армистед вполне может счесть необходимым запереть ее в клинику.

— Я думаю, что все мои чувства легко прочесть на моем лице, — заметила она немного наигранно веселым тоном.

— Не всегда.

Она была уверена, что представители таких профессий, как юрист, врач и даже частный детектив, к каковым она могла отнести и себя, весьма ценят свое время, и в случае опоздания клиента ровно настолько сокращают свое общение с ним. Но доктор Армистед вел себя гораздо более щедро, он продолжал беседовать с ней, даже когда время сеанса истекало.

— О чем вы думаете, Тесс? — снова спросил он.

— Ни о чем, честное слово.

— Вы отлично знаете, что так не бывает.

— Я думаю о том, о чем не могу сказать вам, — этот ответ был абсолютно искренним.

— Вы уверены? Может, все дело в том, что вы просто не знаете с чего начать?

Тесс едва прислушивалась к звуку его голоса. Она знала, что он не может прочитать ее мысли, однако спокойнее от этого у нее на душе не становилось. Все, что у них с Карлом было на данный момент, это пожилая несчастная женщина, покинутая своим сыном. И что им следовало делать дальше? Карл дожидался ее на лавочке в парке неподалеку от клиники. Нужно было принять хоть какое-то решение перед тем, как встретиться с ним.

— Мне кажется, я схожу с ума, оттого, что у меня слишком много работы.

— Правда? А я думал, что вы закончили свою работу. Ну, то дело, которым вы занимались. Мы ведь о нем разговаривали в прошлый раз. Вы сказали, что тот, кого вы разыскивали, мертв, а ваш партнер отстранен от ведения расследования.

— С тех пор появилось кое-что новенькое.

— Так чем вы сейчас заняты?

— О, это неинтересно. Чисто бумажная работа. Всякие счета, свидетельства. — Она поморщилась при воспоминании о своей офисной работе. И ей было неловко, что она пытается обмануть доктора Армистеда.

— Вы хорошо спите?

— Не очень. Возможно, это от перевозбуждения. Но я не хочу принимать снотворное. Думаю, это пройдет к началу лета.

— Так у вас бессонница?

— Я бы назвала это… слабостью. Я засыпаю, только когда рядом находится Кроу, и просыпаюсь, когда он уходит.

— Вам снятся кошмары? Вы видите во сне что-то неприятное? Умерших друзей или какие-то несчастья?

Разве она могла это вспомнить? Тесс смотрела прямо перед собой невидящими глазами. Ей было интересно, записывает ли он после ее ухода все, что она ему рассказывает. Однако гораздо больше ее занимал вопрос о том, что делать дальше после того, как они с Карлом нашли эту женщину.

— Нет, кошмары мне не снятся.

Но, несмотря на все усилия держать себя в руках, слезы наворачивались ей на глаза. Она вспоминала то утро, когда в последний раз видела Джонатана живым. Перед этим они всю ночь занимались любовью. Он был немного возбужден, говорил, что скоро его ждет очень большой успех. А она, напротив, была подавлена, ее пугало возможное блестящее будущее Джонатана.

Ей следовало быть внимательнее, когда они вышли на улицу. Но она ничего не замечала вокруг, пока Джонатан не толкнул ее на обочину аллеи. Там не было специальной дороги для машин. Скорее всего, сидевший за рулем рассчитывал убить и ее тоже. Но главной его целью был Джонатан.

— Почему вы плачете?

— Так, воспоминания… Я не могу не плакать, когда думаю о своем погибшем друге.

— Вам необходимо смириться с тем, что случилось, — настойчиво посоветовал доктор Армистед.

Наступила долгая пауза. Тесс рассматривала дипломы в рамках, висевшие на противоположной стене. Их было не менее дюжины. Вашингтон… Клиника Джона Хопкинса…

Внезапно в голову Тесс пришла странная мысль.

— Вы знали психиатра Майкла Шоу?

Доктор Армистед кивнул.

— Я слышал о нем. Мы, вероятно, даже встречались, но я совсем его не помню. А почему вы спрашиваете?

— Он связан с тем делом, над которым я сейчас работаю.

— Со счетами?

— Да, у него была проблема с кем-то из инвесторов, — бодро солгала она. — Мой клиент тоже стал жертвой этого человека, и я заинтересовалась всеми подобными случаями. Там еще фигурируют брокерские операции.

— Брокерские операции?

— Да. Они проводились в другом штате.

— И Шоу к этому причастен?

— Возможно, он стал жертвой вымогателей. Кстати, нельзя ли выяснить, кто был его пациентами?

— Конечно, нет. — На лице доктора появилось изумление. — Все консультации ведутся конфиденциально.

— Но он уже мертв, а для раскрытия преступления нам необходимы эти сведения.

— Надо полагать, что расследование гибели Майкла Шоу не входит в ваши обязанности. Однако в любом случае будет очень сложно получить информацию о его пациентах.

Она откинулась на спинку кресла, сложив руки на груди.

— Если хотите знать мое мнение, то я сомневаюсь, что у доктора Шоу были какие-либо преступные связи.

— Почему?

— Перед тем, как Шоу переключился на частную практику, он работал в клинике Хопкинса. Занимался очень серьезными случаями, связанными с изнасилованиями и педофилией.

Тесс вспомнила, что Карл как-то рассказывал ей о серии убийств, в которых присутствовал явный сексуальный мотив.

— Он начал со специальной программы в 1980 году. Вы, наверное, слышали об этих исследованиях. Около ста пятидесяти человек приняли в них участие. Препарат «Депо-Провер».

— Мне казалось, что это контрацептив.

— Да, его получали из женского гормона прогестина и использовали в качестве противозачаточного средства. Но препарат также применяли и для химической кастрации. Боюсь, в прессе сильно исказили информацию. Это был всего лишь один из немногих способов терапии и коррекции поведения. Потом в эту историю оказался замешан преступник, которого обвиняли в особо тяжких сексуальных преступлениях, каким-то образом там фигурировал препарат, и программу пришлось закрыть.

Это случилось двенадцать лет назад. Она моментально подсчитала: Билли Уиндзор «умер» в семнадцать лет, а в то время ему было только пятнадцать. Как это могло быть связано? Могла ли Бекка стать жертвой сексуального преступления? Да, нет, по словам старухи с острова, у них была обычная юношеская влюбленность. Но почему в таком случае Майкл Шоу попал в список Уиндзора? Луиза О’Нил отказалась что-либо объяснять. Что, если Билли Уиндзор пытался лечиться у Майкла Шоу от своей одержимости? Или обращался к нему за помощью как к аналитику? Это могло бы объяснить, почему между смертью Хейзел Лигетти и смертью Шоу был такой разрыв во времени.

А возобновиться убийства могли потому, что Билли отказался от лечения.

— Почему вы так странно улыбнулись, Тесс?

— Я подумала, что, наверное, уже начался обед, и мы могли бы закончить на сегодня.

«Видишь ли ты себя подобным Богу?»

Этот запретный вопрос снова мучил его. Почему он вспомнился ему именно сейчас, когда было так много всего, о чем стоило подумать, так много нерешенных проблем, так много ошибок?

У него даже не было времени как следует сосредоточиться. Он постоянно следил за своими мыслями, за своим сознанием, он изучил его словно дом, в котором прожил много-много лет, и в котором для него не осталось потайных уголков. Только два человека знали его так же хорошо, и одного из них он уже потерял.

Что касалось другого, то он не предполагал, что они доберутся до его матери и запугают ее так, что ей пришлось пешком идти по шоссе три мили до телефонной будки, в которой она только и могла почувствовать себя в безопасности.

— О чем она говорила, Билли? Они из департамента природоохраны? Они знают, что ты делаешь?

Это известие привело его в ужас. Они начали постепенно проникать в его тайну и даже отыскали его мать. Он стал уверять ее, что все это не опасно. Говорил, что они наврали ей и что он в ближайшее время выяснит, кто они. Он велел ей больше не открывать дверь и ни с кем не разговаривать.

Она расплакалась, причитая, что не сможет с ним больше увидеться. Он стал утешать ее, вспоминая то время, когда они вместе жили на острове. У них все оставалось по-прежнему, только теперь они должны были встречаться так, чтобы никто не видел их вместе.

Но в мягком и ласковом голосе скрывалась ярость. Как она посмела явиться к его матери? Откуда они узнали его имя, и вообще откуда они узнали о его существовании? Кто предал его? Луиза О’Нил сообщила им его имя. Они знали, кто он, когда приехали на остров во второй раз. Это все чертова Джун Пэтти с ее болтливым языком. Она годами сплетничала о нем со всеми, она насмехалась над женщиной, которую никогда не любила. Наверное, она с издевкой рассказывала им о том, как Одри Уиндзор помогла подруге своего сына сбежать от ее ужасного отца и довела тем самым юношу до полного отчаяния.

Это была идея его матери, прекрасная, блестящая идея. Она потребовала от нее настоящего актерского таланта, ей пришлось изображать скорбь. Он был мертв для всех годы, целые годы. И это были его лучшие годы. Он получил образование, открыл свое дело, он по возможности расправлялся с проститутками. Странно, что все это было до того, как его мать покинула остров. Конечно, она была ни в чем не виновата, она всегда старалась дать ему ту любовь, в которой он так нуждался.

Но как только она уехала с острова, она словно лишилась всей своей силы. На большой земле она ослабела. Она умирала. Не физически, нет, она угасала духовно. Он пережил смерть отца, и пережил очень легко. Совсем иное отношение было у него к матери. Поэтому он долгое время надеялся, что кризис, вызванный этой переменой, пройдет.

Она была единственным человек, который понимал его, рядом с которым он чувствовал себя счастливым. Это была ее идея опустить тело Бекки в воду, а затем переодеть его в женскую одежду и перевезти на лодке на континент. Если в Сэнт-Мэриз их и заметили ночью, то подумали, что на лодке приплыли две женщины. Они расстались, и она вернулась домой, чтобы дождаться от него известия. Он прислал записку, в которой говорил, что покончит с собой, так как его возлюбленная Бекка уехала, чтобы стать певицей. Все это выглядело так правдоподобно, что никому и в голову не пришло усомниться.

Как бы он ни скучал, он не мог рисковать ради того, чтобы увидеться с матерью. Но то, что она не хотела принимать от него деньги, задевало его. Она столько дала ему — разве он не был у нее в долгу? Никто больше не был так достоин его даров, как она. Теперь он знал это. Он пережил столько разочарований.

Он пытался объяснить все это доктору. Объяснить, как сложно было уговорить эту гордую женщину принять от него помощь.

Доктор. Зачем он задавал ему глупые вопросы, один за другим?

— Вы считаете себя подобным Богу?

— Конечно, нет.

Доктор погиб.

— Вы считаете, что вы намного лучше других, совершеннее?

— Нет, — отвечал он грустно, — совсем нет. Единственный с кем я сравниваю себя, это Пигмалион. Он простой смертный.

— Это пьеса Шоу Я всегда увлекался Шоу, — добавил доктор, странно улыбаясь. — Но по иным причинам, нежели вы.

— Да, я все знаю о его «Пигмалионе». К несчастью, на основе этой пьесы сделали «Мою прекрасную леди».

— К несчастью?

— Я не люблю мюзиклы.

Доктор говорил тихим вкрадчивым голосом. Он очень отчетливо произносил каждое слово.

— Вам нравится пьеса, но не нравится мюзикл, почему?

— Да, именно так Я не люблю другие пьесы. Все они слишком эмоциональны, в них много жестов и разговоров. Мне нравится фильм. А вот на сцене эта идея становится смешной.

— Но фильмы стали сниматься совсем недавно, театр намного старше.

— Театр смешон.

Наступило молчание. Он знал, что доктор пытается в этот момент решить какую-то профессиональную задачу. Доктор, должно быть, любил театр. И оперу тоже. Чертово молчание слишком затянулось. Как этот глупый человек мог помочь ему? Он пытался разгадать его тайну, полагаясь на свой опыт, он боялся допустить ошибку.

— Театр слишком подвижен, — сказал он, пытаясь продолжить разговор. — Я предпочитаю фильмы.

— А какие фильмы? У вас есть любимые режиссеры?

— Бертолуччи, — ответил он и почти сразу же пожалел об этом, поскольку доктор опять странно посмотрел на него. О, каждый знал «Последнее танго в Париже» с такой проникновенной, безумной эротикой, почти на грани одержимости. Но его не это интересовало. Совсем нет. Он подумал о «1900» и о «Последнем императоре», который особенно ему нравился, потому что в нем рассказывалось о мальчике, который был рожден для того, чтобы стать великим, но потерял целый мир. — Еще я люблю итальянских режиссеров — Феллини, Сержио Леоне… Леоне делал вестерны.

— Ах, вестерны. Вы любите их. Классические истории о добре и зле на фоне диких ландшафтов. И мало, очень мало женщин.

— Многие любят вестерны. — Он в упор глянул на доктора. — Я не доверяю тем, кто их не любит.

И снова наступила тишина. Доктор опять пытался решить какую-то задачу. Возможно, сам доктор не любил вестерны.

— Шоу, — наконец начал он, — был вегетарианцем. И другом Карла Маркса.

Он пожал плечами. Доктор немного расстроился из-за того, что эти слова не произвели на него никакого впечатления.

— Простите, мы немного отклонились от темы. Мы говорили о…

— Пигмалионе. О мифе, а не о пьесе Шоу.

— Да, это прекрасный миф. Мужчина создал женщину.

— И обратился к богине…

Он терпеть не мог, когда ему пересказывали эту историю.

— Он создал идеальную женщину, но это была статуя. Он стал молить Афродиту оживить ее.

— Афродиту?

— У нее одной на Олимпе не было родителей. Она вышла из моря. И она была идеальна. Вы, возможно, знаете ее как Венеру. Но я всегда называю ее греческим именем. Оно красивее. Зевс, Посейдон, Гадес в тысячу раз лучше, чем Юпитер, Нептун и Плутон.

— А что сталось с Пигмалионом и его идеальной женщиной?

— Что сталось?

— Я имею в виду, у этой истории был конец?

— Да, они жили, — он произнес это достаточно ироничным тоном, — долго и счастливо.

— Вы, вероятно, не были настолько счастливы с женщиной?

— Именно поэтому я здесь.

— Вы больны… Вам необходимы лекарства.

— Я прекрасно осознаю свои проблемы. Все, что я прошу, это позволить мне жить счастливо. — На этот раз он говорил совершенно искренне.

— Позвольте мне решать, чего вам надо хотеть, а чего нет.

— Я все понимаю — правила. Я не прошу исключения…

— Знаете, иногда у людей появляются весьма неожиданные желания. Например, поменять пол. Вы что-нибудь знаете об этом? Некоторые считают, что их пол не подходит им. Мы слишком часто сталкиваемся с такой проблемой, но решить ее пока не в силах. Есть немало мальчиков с врожденными пороками гениталий, однако мы не можем превратить их в девочек. Наш опыт в гендерной сфере еще не так велик.

— Я не собираюсь становиться девочкой.

— У некоторых возникают еще более необычные просьбы — например, сделать их евнухами. Скажем, вы не хотите утратить свою мужскую сущность, но вы также не хотите, чтобы ваши действия имели последствия, то есть зачатие, или же ваша гормональная система требует изменений в этом плане. Такие вещи не делаются без серьезных предварительных консультаций. У вас, как я вижу, нет признаков ни сексуальной, ни гормональной дисфункции. Возможно, на вас сильно повлияли неудачные сексуальные отношения. С каждым такое может случиться. Надо уметь это правильно воспринимать. И еще раз попробовать реализовать себя в этих отношениях.

— А вы реализовали себя, доктор?

Он покраснел.

— Я не беседую с моими пациентами о своей личной жизни. Вы это отлично знаете.

— Но все же вы реализовали себя или…

— Это не имеет значения.

— Мои родители были женаты двадцать лет, а если бы отец был жив сейчас, то их браку было бы тридцать пять.

— В таком случае у вас тоже есть все шансы обрести счастливую семейную жизнь.

— Все это у меня было.

В тот дождливый день он долго думал о матери, о том, как ее пальцы ловко управляются с иглой, когда она шьет. В Библии говорилось, что легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем богатому войти в Царствие Божие. Но доктор Шоу вряд ли помнил эту притчу, когда садился за руль своего автомобиля. Он, конечно, не мог гарантировать ему, что он отправится на небеса, но мог гарантировать легкую и мгновенную смерть. В тот момент только дождь нарушал наступившую тишину.

Глава 36

— Майкл Шоу участвовал в программе по лечению лиц, совершивших насилие! — выпалила Тесс, как только увидала Карла. Он очень внимательно выслушал все, что касалось препарата о «Депо-Провер».

— Вот почему был период затишья, — сказала она. — Он его остановил.

— Или только попытался… — возразил Карл. — Он, вероятно, пробовал подобрать лекарство, которое бы подавило его сексуальное перевозбуждение и таким образом положило конец потребности в убийствах.

— Но программа была закрыта, так что он не мог давать ему «Депо-Провер» и применял только традиционную терапию.

— Вы говорили, что раньше психиатрам полагалось сообщать в полицию, если они узнавали от своих пациентов о том, что те совершали преступления или намеревались это сделать. Зачем Билли было убивать Шоу, если он ему ничего не рассказывал?

Тесс нетерпеливо расхаживала по комнате от окна к двери, а Карл сидел, откинувшись на спинку кресла. Сквозь деревья голубело ясное весеннее небо. День был солнечный, но прохладный, напоминавший о приближении настоящего балтиморского лета.

— У меня есть кое-какие соображения. Гипотеза.

— Нам нужны факты. От гипотез проку мало.

Карл пожал плечами.

— А что нам еще остается, если мы знаем только его имя и его мать?

— Никто не представляет себе истинную суть этого человека. Его мать, которая его безумно любит, видит только одну из его сторон. Но чтобы стать пациентом доктора Шоу, он вынужден был рассказать ему правду о себе. Рассказать о том, что он убивал. Возможно, он очень быстро пожалел о своей откровенности. Он оставил Мэри Энн в живых только потому, что отношения их не достигли критической точки. Он просто вовремя расстался с ней.

Карл кивнул.

— Я как раз думал о Лигетти. Почему он ее убил, несмотря на то, что она была его сообщницей, поддерживала с ним тайную переписку.

— Она могла написать письмо. — Тесс вдруг вспомнилось, как сильно сама она когда-то боялась мести со стороны Луизы и ее мужа. — Возможно, она пыталась как-то обезопасить себя.

— Он решил избавиться от нее, потому что она знала его. И он избавился от нее, устроив в ее доме пожар. Ему хотелось стереть с лица земли все, что с ней было связано.

— Разумеется, он поджег дом, чтобы сгорели все улики, если она хранила их в доме, — добавила Тесс. — Вот дерьмо!

— Что?

— Когда я была в Шарпсбурге, я видела могилу Хейзел. Она была еврейкой. У нее не было друзей, она была одинокая, но на ее могиле лежала горка камней.

— Камней?

— Это традиция, еврейский обычай. Тогда я подумала, что их положил кто-нибудь из тех, у кого были похоронены родственники на этом кладбище.

Карл все понял.

— Это был знак для вас. Он хотел, чтобы вы его заметили.

— Но почему он хотел этого, Карл? Я совсем не подхожу под тот тип женщин, которых он убивает. Я не работаю в магазине, не жду прекрасного принца, я живу самой обычной жизнью, и я ею довольна.

Они с минуту смотрели друг на друга молча. Да, она сказала правду, ей действительно грех было жаловаться на свою жизнь. Она занималась интересным делом, была самостоятельной и ничего не ожидала от окружающих. Конечно у нее были свои проблемы, о которых она рассказала доктору Армистеду, когда впервые пришла к нему на прием, но у нее не было ничего общего с теми женщинами, которых он намечал себе в жертву.

— Вы кого-нибудь видели на кладбище в тот день? — спросил Карл. — Какого-нибудь прохожего, машину? Нам надо знать хотя бы, как выглядит его автомобиль. Пусть приблизительно…

— У него, скорее всего, сейчас нет машины. Он оставил свой последний автомобиль Мэри Энн. Помните, Мелчер сказала, что он записал его на ее имя. Полиция обнаружила в базе ее номер.

— Правильно, он не мог больше позволить себе держать машину. Это было рискованно. Нужно было предъявлять документы, а он старался лишний раз не светиться. Ведь в тех документах, по которым Мелчер получила машину, у него было совсем другое имя.

— Вы полагаете, что он использовал специальное имя для регистрации? Или регистрировался за пределами штата?

— Вы заметили, что Дри Уиндзор жила в хорошеньком аккуратном доме, кто-то оплачивал ее счета, кто-то содержал ее, заботился о ней.

— Думаете, мать покупала машину на свое имя? — Тесс пыталась угадать, к чему он клонит. — Но это бы вызвало подозрения — почему он водит машину какой-то женщины…

— Тесс, вам не хватает опыта сотрудника спецотдела. — Карл снисходительно улыбнулся. — Чтобы спокойно пользоваться машиной, ему достаточно было ее письменной доверенности. В случае чего можно было перезвонить хозяйке машины. Его тут же бы отпустили. Ничего противозаконного.

— Знаете, Карл, я хочу навестить свою подругу, у которой есть доступ к обширной базе. Если мое предположение верно, то на имя Одри Уиндзор зарегистрирована не одна машина.

Формально Дори Стэрн работала в «Бикон-Лайт» системным администратором, но все ее обязанности сводились к тому, чтобы отыскивать в редакционной базе потерянные файлы и избавлять системы от вирусов, занесенных по электронной почте.

Остальное время Дори использовала на то, чтобы с помощью имевшихся в ее распоряжении мощных машин оказывать услуги избранным клиентам вроде Тесс.

Дори была весьма способным хакером, и периодически ей удавалось получить доступ к базам, содержащим закрытую информацию, которая интересовала ее коллег-журналистов. Тем более особого труда для нее не составляло взломать пароли и доступы к частной переписке.

Однако от просьбы Тесс Дори в восторг не пришла.

— Кто этот парень? — Она бесцеремонно, ткнула пальцем в сторону Карла. С прилизанными на косой пробор волосами она выглядела как денди начала прошлого века, вымокший под дождем.

— Мой напарник.

Карл улыбнулся, польщенный таким доверием Тесс. На самом деле они уже не были связаны никакими официальными партнерскими взаимоотношениями и работали вместе на добровольных началах.

Дори провела их в свою комнату в здании офиса. С тех пор, как Тесс в последний раз заходила в редакцию «Маяка», здесь многое изменилось, кое-где помещения перепланировали и отремонтировали. Но вокруг по-прежнему царили хаос и суета, всюду были навалены груды газет — старых и только что отпечатанных, архивные папки и прочий редакторский хлам, на столах попадались тарелки с недоеденным обедом и пластиковые стаканчики.

— Тут мыши до сих пор есть?

— Да, — кивнула Дори, — пытались их травить, сначала помогало, но потом они опятьпоявились.

Ей понадобилось не более двух минут, чтобы отыскать необходимую информацию. На имя Одри Уиндзор были зарегистрированы две машины — черный «бьюик», который Тесс видела, когда за ней следил Микки, и еще одна, голубого цвета, проданная два года назад.

— Все-таки он купил новую машину, после того как расстался с Мэри Энн, — сказала Тесс. — Может, он менял автомобили после каждого убийства? Чтобы сохранить безупречное алиби, он не мог использовать дважды имена, под которыми был известен Люси и Тиффани.

— Да, ему нужен был как раз фургон, — заметил Карл. — В нем очень удобно перевозить труп очередной любовницы.

— Кто этот парень? — спросила Дори, но вопрос теперь касался не Карла, а того человека, которого они обсуждали. — Он что, убивает женщин?

— Он убил по меньшей мере пять человек, — сообщила Тесс.

— Шесть, — уточнил Карл. — Вместе с Беккой Гаррисон. Даже семь. Держу пари, что смерть Эрика Шиверса тоже его рук дело.

— Господи Иисусе! — пробормотала Дори. — И чего же ждет полиция?

— Она… — Тесс метнула на Карла предупреждающий взгляд, — она занимается этим делом. А можно узнать, например, где он отмечался по приезде, чтобы проследить его путь?

— Обычно остается регистрационная отметка, но ведь он мог и не брать парковочные талоны. — Дори начала быстро щелкать клавишами, и вскоре на экране открылось окно с информацией о парковках за истекший год. Однако ничего стоящего в нем не обнаружилось.

— Видно, он не брал парковочные талоны, — заметила Тесс.

— Все берут талоны, — возразил Карл, и его глаза нетерпеливо заблестели. — Этого еще никому не удалось избежать.

— Почему же? — воскликнули Тесс и Дори.

— Аналогичная ситуация была, когда ловили Дэвида Берковица. Уж как он был осторожен, но однажды все-таки прокололся. Именно поэтому его и арестовали. Какой бы он ни был умник, но машину ему надо было где-то оставлять.

— Конечно, — согласилась Тесс, пытаясь припомнить количество паркингов в городе. — Сколько сейчас времени?

— Уже почти четыре. — Карл посмотрел на часы.

— Хорошо, у нас есть примерно полчаса.

— Чтобы что сделать?

— Поедем в дорожную инспекцию и потребуем информацию о нашей любезной тетушке Одри Уилсон. Уж наверняка она заказывала место для его машины.

Тесс оказалась права: там хранилась вся информация о заказных парковках. Все, что касалось заказов, поступавших от Одри Уилсон, было в полном порядке.

— Смотрите, — прошептала Тесс, — она пожелала закрыть регистрацию до конца года. Вероятно, боится, что эти сведения могут стать поводом для ее ареста.

Сотрудник инспекции внимательно просматривал файл за файлом.

— Так есть… Ваша тетя получила три талона на стоянке на Ланкастер-стрит более двух лет назад. Это известный паркинг, места на котором сдаются в долгосрочную аренду. Ваша тетя аккуратно и регулярно оплачивала счета. Тут все чисто.

— Это в жилой зоне? — уточнил Карл. Тесс не могла произнести ни слова. Она застыла в ужасе от мысли, что Ланкастер-стрит находилась совсем неподалеку от района, в котором она жила.

— Это между Федерал-хилл и Феллз-пойнт. Очень оживленное место. Иногда столько машин скапливается, что к домам подойти невозможно, не то что припарковаться. Как я уже сказал, за место заплатили. Сейчас распечатаю для вас всю информацию.

Тесс едва дыша направилась к двери, а потом бросилась вниз по лестнице к выходу.

— Что вас так взволновало? — спросил Карл, пытаясь ее остановить. — Это всего лишь парковочные талоны.

— Я знаю это место — Ланкастер…

— И что?

— Я жила рядом с ним еще полгода назад.

Глава 37

Из дорожной инспекции они поехали на стоянку в Ланкастер. По мнению Тесс, жители окрестных домов и сотрудники соседних офисов наверняка обращали внимание на то, кто приходил на стоянку и кто выходил с нее. Она еще раз подумала о том, что ей, вполне возможно, приходилось сталкиваться с убийцей лицом к лицу.

— К сожалению, у нас ничего нет кроме этой фотографии, — вздохнул Карл, вытаскивая из портмоне карточку Алана Палмера с бородой и длинными волосами.

— Лучше спрашивать о фургоне. На такой тесной улице он занимал много места, и люди обязательно должны были его запомнить.

В этой части города большинство домов были кирпичными с крашеными входными дверями и деревянными ставнями на окнах, которые хорошо защищали стекла во время бушевавших здесь ежегодно ураганов. Однако попадались и роскошные особняки из камня с необычным фасадом и железными оградами. Тесс смотрела на них с восхищением — это было настоящее произведение искусства. Она любила этот район, ей нравилось здесь жить.

Они с Карлом расспросили нескольких прохожих насчет машин, парковавшихся на стоянке и поблизости от нее, представляясь служащими дорожной инспекции, которые выявляют нарушения правил парковки.

— Обычно те, у кого есть официальное разрешение, паркуются на другой стороне улицы, — сообщила им пожилая дама, — а здесь машины оставляют полулегально.

Однако никто не мог припомнить, чтобы на улице появлялся фургон. Возможно, Уиндзор перегнал его куда-то подальше.

Начинало смеркаться, до наступления темноты оставалось менее получаса.

— Знаете, Тесс, — обратился к ней Карл, — я думаю, он тут никогда не жил. Может, приходил сюда за продуктами в супермаркет. Здесь ведь несколько крупных магазинов, в которых очень удобно знакомиться с потенциальными жертвами.

— Зато нет баров с негромкой музыкой и приглушенным светом, словно специально созданных для обольщения женщин.

— В любом случае он тут не жил.

— Согласна, — ответила Тесс. — Но он мог поселиться где-то поблизости, в соседнем районе.

— Мы это выясним.

— Тогда надо поспешить.

Сменив тактику, они принялись звонить в двери домов, задавая по три-четыре вопроса хозяевам, если те им открывали. Но, к их большому разочарованию, встречалось не так много тех, кто говорил по-английски, поскольку неподалеку находилась обитель Доминиканского ордена и многие проживавшие в этом районе были испанцами. Не понимая причину, по которой Тесс с Карлом тревожили их, они пытались предъявить им иммиграционные документы.

На все вопросы эти люди, как правило, отвечали «ne» и «se», причем часто не дослушав вопрос до конца. Было заметно, что они едва могут понять, о чем шла речь. А их реакция на фотографию, которую им показывали, и вовсе удручала — они отмахивались от нее так, словно им предъявляли несправедливые обвинения.

— Ну вот и все. — Тесс повернулась к Карлу, не скрывая досады.

— Может быть, стоит…

— Нет, — она не дала ему закончить фразу, — мы не будем бродить здесь всю ночь в поисках этого фургона. Но мы его обязательно отыщем, заберем через дорожно-транспортную службу, и тогда ему придется прийти, чтобы заплатить штраф.

Она потянула Карла в ту сторону, откуда они начали свои поиски. Пройдя по длинной аллее мимо нескольких домов, она остановилась перед одним из особняков.

— Видите, — сказала она Карлу, вытягивая шею, — площадку на крыше?

— Да, похоже на какую-то платформу.

— Это местный архитектурный стиль. Эта площадка — что-то вроде персональной веранды. Знаете, где они часто встречаются? В поселках на берегу моря. С такой площадки далеко видно.

— Что же это значит?

— Вы помните, что он, куда бы ни приезжал, всегда селился около воды?

— По-вашему, он здесь жил?

— Или останавливался, когда не встречался с очередной женщиной. Тут много иммигрантов, проживающих нелегально. Они не любят полицию и стараются держаться от нее подальше. Так что место вполне подходящее. Например, чтобы хранить оружие, которым он убивал. Он не мог рисковать и держать его в том доме, в который приглашал своих подруг.

Она протянула ему ключи:

— Садитесь в машину, Карл, и ждете меня на углу улицы. Уверена, мы обязательно что-нибудь узнаем, если просто немного понаблюдаем за тем, что тут происходит.

— Может, лучше вы сядете в машину, а я останусь здесь?

— Я все же вооружена, не забывайте. Все будет хорошо.

Она отошла немного от дома и остановилась под деревом.

Ей казалось, что время то летит слишком быстро, то останавливается. Она не чувствовала, как ноют от усталости ноги и спина, забыла, что вот уже почти сутки во рту у нее не было ни крошки. Ее внимание обострилось до предела, она прислушивалась к звуку каждой машины, проезжавшей поблизости, к стуку каждой открывавшейся и закрывавшейся двери.

Где-то около полуночи Тесс решила, что лучше продолжать наблюдение в машине вместе с Карлом. Сейчас она думала о том, как много времени и сил они потратили на расследование, и как мало им удалось выяснить. Они двигались на ощупь, тогда как Билли Уиндзор знал, чего хотел, и шел к своей цели все быстрее и быстрее. Она интуитивно понимала, что он готовит очередное преступление, и менее всего ей хотелось думать о том, кто станет его жертвой на сей раз.

Наконец из дома вышел испанец, которого Тесс условно назвала сеньор «No Se» и сел в «Эль Камино» темно-синего цвета. Машина поехала в сторону границы штата.

— За ним нетрудно будет следить, — сказала Тесс. — Можно ехать с закрытыми глазами.

— Если вы настаиваете, мы поедем, — отозвался Карл. — Вы думаете, это нам что-нибудь даст?

Мысли у Тесс путались, она ни в чем не была уверена.

— Все может быть. Если он нас заметит, притормозим на светофоре, но так, чтобы не потерять его.

— Я думаю, мы его не потеряем.

Они быстро миновали несколько улиц вслед за синей машиной, и влетели в тоннель Форт-Макгенри. Затем свернули на Ганновер-стрит, пересекли Пэтаско и поехали по дороге, огибавшей Куртис-Бэй. Сидеть на «хвосте» у «Эль Камино» было нетрудно. Проехав еще немного, автомобиль притормозил у какого-то склада. По верху забора, за которым находилось здание, была натянута колючая проволока. Водитель вышел и, открыв ключом ворота, вернулся в машину.

— Надо чуть-чуть проехать вперед, — сказала Тесс. — Мы не можем туда въехать вслед за ним. Оставим где-нибудь машину и вернемся.

Они миновали несколько домов и, свернув налево, остановились. Выйдя из машины, Карл и Тесс двинулись назад.

— Я что-то не вижу там фургона, — прошептал Карл, заглянув в открытые ворота, — только машина.

Въехав на территорию склада, водитель почему-то не закрыл за собой ворота.

— Может, он нас заметил? — предположил Карл. — Хотя вряд ли. По-моему, зря мы потащились за ним в такую глушь. Ведь Билли в это время мог вернуться… Дерьмо! Надо было кому-то остаться рядом с домом. Думаю, будет лучше, если вы немедля туда вернетесь, а я присмотрю за этим парнем.

— Не хочу оставлять вас одного, — возразила Тесс. — Мы можем позвонить Кроу и Уитни. На них можно положиться. Правда, я никогда…

Она не решилась произнести то, о чем подумала в эту минуту. «Я никогда не просила их помогать в ситуации, чреватой смертельной опасностью».

Билли Уиндзор убил женщину, которую любил, только потому, что она собиралась покинуть его. Но он убивал и других, холодно и без всякой причины. Могла ли она допустить, что Уитни или Кроу будут рисковать жизнью, приближаясь к человеку, способному на такое.

Карл медлил с ответом, сосредоточенно размышляя о чем-то.

— Давайте проберемся вместе на склад и посмотрим, что там, — предложила Тесс. — Уверена, что Билли за это время не успеет никуда деться.

За воротами начинался двор с редкими деревьями и заваленный каким-то промышленным хламом. Они подошли совсем близко к зданию склада.

— Надо бы вернуться сюда завтра, — заметила Тесс. — Когда будет светло.

— Если мы найдем оружие, то можно будет вызвать полицию.

В этот момент послышался звук мотора, и в ярком свете фар из открытых дверей склада вылетел фургон. Он мчался прямо на них.

«Только не это! — подумала Тесс, — только не это!» Она громко вскрикнула.

— Бегите! — велел Карл, и она тут же бросилась вперед с неожиданной для самой себя скоростью, не чувствуя, как касается земли слабеющими от страха ногами.

Когда они подбежали к воротам, Тесс выхватила пистолет и сняла его с предохранителя. Сделав шаг в сторону, чтобы получше прицелиться, она споткнулась о какие-то железные балки, беспорядочно наваленные на земле, и сильно ударилась ногой. Послышался треск рвущейся ткани джинсов. От боли она не могла ступать на ногу и, нащупав рукой поврежденное место, поняла, что поранила ее чуть не до кости.

— Какого черта вы меня сюда затащили, Карл! — прошептала она, оглянувшись, и с ужасом увидела, что Карла сзади не было.

Он стоял отвлекая внимание его водителя на себя. Перед ее глазами снова пронеслась постоянно преследующая ее картина: Джонатан бросается вперед, оттолкнув ее к обочине…

Машина налетела на Карла так стремительно, что он, по сути, был обречен. От удара его тело взлетело в воздух — и все было кончено. В это мгновение она вдруг вспомнила, что доктор Шоу тоже погиб под колесами машины.

От нестерпимой боли в ноге Тесс на секунду потеряла сознание. Когда она пришла в себя, яркий свет фар бил ей прямо в лицо, а фургон нависал над ней всей своей массой. Тесс автоматически направила на него свое оружие.

— У меня тоже пистолет, — донесся голос из фургона, — и я вижу вас отлично, а вы в меня вряд ли попадете. Опустите пистолет, или я раздавлю вас. Поверьте, умереть под колесами — не самое приятное. У меня есть кое-какой опыт в этом деле.

Она вспыхнула от ярости, а голос добавил:

— Тесс, не будь дурой, положи пистолет, или я поеду прямо на тебя.

Она лихорадочно соображала, что ей делать.

— Если ты побежишь, я выстрелю тебе в спину, — словно прочитав ее мысли, предупредил голос. — Я не хочу этого, но у меня нет выбора. Могу также сообщить, что твой приятель еще жив, он дышит. Положи пистолет — и я вызову «Скорую». Ты что, не хочешь спасти ему жизнь? У меня тут есть телефон.

Он явно нажал на кнопку, так как раздались характерные гудки.

— Пистолет, Тесс. Это единственный шанс для тебя и для него.

Она бросила пистолет, но не в сторону фургона, а назад, туда, где были навалены груды железных каркасов и балок.

— Не сомневался, что ты так поступишь.

Дверь распахнулась, и незнакомец двинулся в ее сторону. Свет фар бил прямо ему в спину. Это был мужчина среднего роста и телосложения, ничего особенного. Но она это знала. Она знала, что Билли Уиндзор выглядел абсолютно обычно. У него была ординарная внешность.

Вдруг он опустился на колени и обхватил ее пораненную ногу. Она попыталась вырваться, но он вцепился еще крепче. Он старался остановить кровь, прижимая руку к ране. Она пошатнулась и, не удержавшись на ногах, упала.

Билли наклонился над ней. На нем была бейсболка, из-под которой выбивались темные вьющиеся волосы. Но бороды у него не было. Он дотронулся ладонью, испачканной в крови, до ее щеки.

— Ну вот и все, — произнес он. — Круг замкнулся.

Глава 38

Внеся Тесс в здание склада, он разрезал джинсы на ее ноге и приложил к ране кусок чистой тряпки. Затем усадил ее на деревянный стул, сам устроился напротив. Вдруг она вспомнила, что уже когда-то видела его. Ну да, точно, когда она регистрировалась в гостинице в Шарпсбурге. Значит, он уже давно следит за ней. Следит, как она ездит по городу, гуляет с собаками, выходит из дому… Он был рядом, когда она ездила в Виргинию, когда была на могиле Хейзел.

Пока он привязывал ее к стулу длинными резиновыми прыгалками, Тесс попыталась заставить себя успокоиться и сосредоточиться. Как много крови она потеряла? Насколько ослабла? Он снял с нее футболку, чтобы перевязать рану. За все это время он не произнес ни слова. Наконец она решилась посмотреть ему в лицо. Он был достаточно привлекателен, даже симпатичнее, чем Кроу. Хрупкий, но жилистый. Выглядел он лет на тридцать, а было ему на самом деле тридцать два. Он специально выбирал себе имена тех, кто родился с ним в один год и даже в один день, так что изобличить его при проверке документов было непросто.

Неужели он жил здесь? В помещении, в котором они находились, было довольно чисто. Постель была аккуратно застелена, на старом столе стояла небольшая лампа. Но никаких признаков ни ванной, ни туалетной комнаты она не заметила. Не было, похоже, даже водопровода.

— По-моему, мне лучше прилечь, — нарушила молчание Тесс.

— Возможно, — ответил он, — но это будет несколько неудобно для меня.

Закончив привязывать ее, он снова замолчал.

— Ведь Карл умер, да?

Он немного подумал над ее вопросом.

— Сомневаюсь. Однако долго он не протянет. Травма у него очень серьезная. Но я вас убивать не хочу.

Интересно, он вообще не хотел ее убивать или не хотел убивать здесь? Он никогда не мучил своих жертв — Тиффани, Люси и всех остальных, он убивал их мгновенно. Он был милосерден к женщинам, которых любил.

— Люди попадают под машину и выживают и не с такими травмами.

Ей хотелось выскочить на улицу, отыскать Карла и убедиться, что он еще жив. Но она была крепко привязана, а нога болела так сильно, что она едва ли смогла бы сдвинуться с места. Возможно, он уже решил, как избавиться от трупа, у него наверняка где-то была лодка.

— Этот способ меня никогда не подводил.

— Вы имеете в виду Майкла Шоу?

Он улыбнулся почти дружелюбно.

— Не только доктора Шоу.

Кого же еще? Кроме Шоу ей приходила на ум только Росс. Значит, она сидела напротив человека, который убил Джонатана. Именно он был за рулем автомобиля, который сбил его. Луиза и Саймон О’Нил знали, что это был он, но, разумеется, никому ничего не сказали. Луиза покрывала его даже тогда, когда ей было уже известно, что он преследует Тесс.

— Вы когда-нибудь встречались с О’Нилом?

— Он помог мне выпутаться из одной неприятности чуть меньше двух лет назад. Я попытался начать новую жизнь.

— После того, как вы спалили дом Хейзел.

Он не стал ни возражать, ни оправдываться.

— Я предупреждал Хейзел, чтобы она не имела дел с людьми, замешанными в криминальных сделках, не помогала тем, кто занимается преступным бизнесом. Таким, как Бен Колби, например.

— Поэтому вы ее убили?

Но он не клюнул на эту приманку.

— Я не был таким, как этот Колби, и я бы не смог выжить в тюрьме, поэтому и принял помощь О’Нила. Он был моим адвокатом.

— Вы полагаете, О’Нил не был связан с криминалом? Но он участвовал в известной махинации с производством асбеста.

— У нас с ним были отношения адвоката и клиента. Я знал кое-что об асбесте, но не дал показаний против него. Поэтому он и вытащил меня. А потом попросил помочь решить одну проблему. Я согласился. Это была просто сделка.

— Да, убийство Джонатана Росса было сделкой.

— Так уж получилось. Это было неприятно, но я согласился. Заставил себя отнестись к этому как к обычной работе.

— Вы только этим и занимались в вашей жизни.

— Не смешивайте две разные вещи — деньги и любовь. То, что я делал с женщинами, я делал ради любви.

Он подошел к столу и стал вытряхивать из старой сумки ее содержимое. Затем достал из черного футляра ножницы и бритву, которые блеснули в неярком свете лампы.

— Конечно, лучше намочить их, — сказал он, — но можно и так.

Тесс попыталась закричать, но язык присох к гортани от ужаса. Этого не может быть, он никогда не делал ничего подобного. Не перерезал горло, не совершал никаких ритуальных зверств. Голову Люси он отрезал после смерти.

С минуту он внимательно наблюдал за ней, а затем произнес:

— Не бойтесь, Тесс, я только собираюсь отрезать ваши волосы.

Кровь отхлынула у нее от сердца, ей стало невыносимо жарко. Руки затекли и ныли, стянутые резиной. Тесс удалось ослабить узел, но совсем чуть-чуть.

— Не беспокойтесь. Я умею стричь, я стриг мать еще в детстве. А затем Бекку. Я всегда разговаривал с ней, когда делал ей прическу. Ей нравились длинные завитые волосы, но гораздо больше шли короткие. Думаю, вам короткие волосы тоже пойдут. Тогда женское лицо становится похожим на цветок.

— Но у них, — она отчаянно пыталась заставить себя не верить в то, что он относился к ней как к одной из своих покойных любовниц, — не у всех были короткие волосы.

— Когда я знакомился с ними — да. Волосы Тиффани я отрезал через три дня после нашего знакомства. Люси — через месяц. Что касается Мэри Энн, то она сказала, что скорее умрет, чем отрежет волосы. И тогда я решил не убивать ее, хотя бы потому, что ей нужно было воспитать своего ребенка. Потом были два года, когда я подумал, что больше не хочу и не стану этого делать, изменю свою жизнь. Но тут я встретил вас.

Он обошел ее стул и стал сзади. Она поначалу вздрагивала от его прикосновений, но они были удивительно нежными и аккуратными. Он распустил ее волосы и разделил их на пряди, легко и умело перебирая пальцами. Вскоре она услышала лязг ножниц и увидела, как отрезанные локоны падают на пол.

— Зачем вы это делали? Вы были настолько близки к тому, чтобы обрести семью, стать счастливым. И сами все разрушали.

— Я чувствовал, что это не принесет счастья женщинам. И мне тоже. Очень важно, чтобы вас понимали так, как я понимал их.

— Как вы их понимали? Как понимали Бекку, Люси, Тиффани?

Он дернул ее так грубо, что на глазах Тесс выступили слезы.

— Я любил их. Я любил их настолько сильно, что вы и представить это не можете. Я был без ума от них. Особенно от Бекки. Моя любовь помогла раскрыться ее таланту.

— Таланту? Вы имеете в виду ее голос?

— Да.

— Но она не могла стать оперной певицей, оставаясь на острове. — Ей вдруг пришло в голову обратиться к нему по имени, но каким именем она могла бы назвать его? Билли? Чарли? Алан? Эрик? — Ей необходимо было уехать, чтобы реализовать свой талант.

— Я знал это. Я собирался уехать с ней. Но она хотела отправиться туда, где я бы не смог жить. Я мог бы прожить некоторое время в Балтиморе или Бостоне, но не в Нью-Йорке.

Бекка была не дура. Возможно, она выбрала этот город, чтобы избавиться от него.

— Поэтому вы просто убили ее.

— Это было совсем не просто. — Он понизил голос. — Я много раз пытался отговорить ее, но она не слушала меня. Она была из тех женщин, которые разрушают чужую жизнь.

— То есть? — Почему-то Тесс вспомнила календари, которые были и у Тиффани, и у Люси. — Она была беременна от вас?

— Мы ждали ребенка, — он вздохнул, и его дыхание коснулось ее щеки, — а она сказала, что хочет сделать аборт. Когда я стал возражать, она заявила, что уедет без меня. Я пытался остановить ее, но она не слушала меня.

— А почему вы убили Эрика Шиверса?

— Она его не любила, флиртовала с ним, но не любила. Она не могла бы предать меня.

— Но вы его убили.

Он продолжал щелкать ножницами, перебирая ее волосы.

— У вас шишка вдовы, — произнес он задумчиво. — Никогда не замечал раньше.

— Вы убили Эрика Шиверса?

Он наклонился так низко, что она вновь чувствовала на своем лице его дыхание.

— Так гораздо красивее, честное слово. Я не собирался убивать его, я просто хотел, чтобы она поняла, насколько он слаб. И еще он был виноват в том, что одобрял ее намерение покинуть остров и избавиться от ребенка.

«Да, он это сделал», — подумала Тесс. Он убил не только Бекку, но и собственного ребенка. И чего он хотел от нее, какой выбор мог быть у восемнадцатилетней девушки?

— Так что случилось?

Он стоял слева от нее.

— Мы плыли в лодке вместе с ней, и мы поссорились. Она сказала, что я должен оставить ее в покое. Она вела себя так, словно была на сцене оперного театра. И она выпрыгнула из лодки. А там были рифы и водоворот, ее затянуло мгновенно, я бы все равно не успел спасти ее.

Хорошая история. Тесс не поверила ни одному слову.

— На самом деле вы убили ее и опустили тело в воду. А затем сообщили всем, что она уехала и что ваша мать помогла ей в этом. После чего разыграли собственную смерть. Смерть убитого горем влюбленного.

— Что касается моей матери, то она прекрасно понимала, что это был просто несчастный случай.

Это не был несчастный случай, но вслух Тесс этого не сказала. Билли Уиндзор всю свою жизнь занимался тем, что выдумывал мифы, находя себе оправдание.

— Я уверена, что ваша мать ничего не знала обо всех остальных убийствах.

Несколько прядей волос мягко упали на пол.

— Если бы я рассказал матери всю правду, то уверен, она бы меня поняла.

— Вы ее очень любите. — Тесс глубоко вздохнула. — Содержали ее.

— Да.

— Откуда у вас столько денег?

— Моя работа приносила мне немалые средства. Я довольно долго занимался перевозками, в том числе перевозил контрабандные товары. Доставлял их людям, которые занимались распространением. И получал от прибыли хорошие проценты. Я был координатором в этой сети, от меня очень многое зависело, так что я преуспевал.

— Вы перевозили опасный товар, токсичные вещества, не так ли?

Впервые он позволил себе рассмеяться.

— Знаете, эта земля настолько загажена, что ей уже ничего не повредит. Возьмите, к примеру, Балтимор. Люди живут как свиньи, они дышат загрязненным воздухом, в их домах сплошная грязь и зараза. А вода? К ней страшно прикоснуться! Им безразлично, в каких условиях они существуют. Почему тогда меня должно волновать это?

— Я видела ваш остров. Знаете, там тоже далеко не рай на земле, полно машин, да и воздух ничем не лучше.

— Все же это разные вещи. Остров удален от этого источника скверны. У нас никто не оставляет мешки с мусором за дверью. У нас принято закапывать мусор, а не выставлять его на всеобщее обозрение.

Он наклонился и поправил чуть съехавшую повязку на ее ноге.

— Между прочим, я и сам работал с отходами. После очередной моей «смерти» я не мог обнаружить себя и вынужден был взяться и за такую работу.

— Но это не помешало вам подготовить убийство Тиффани. По какой причине на этот раз? В чем она была виновата? А другие женщины? Та же Хейзел, которая помогала вам?

— Мы с Хейзел стали друзьями, — сказал он. — Она мне нравилась. Я сказал, что в молодости совершал немало ошибок, но заплатил за них и теперь хочу начать все заново. Она всегда говорила, что я — самый главный человек в ее жизни.

Хейзел не знала и половины того, что он делал.

— Это Хейзел вывела меня на вас. Ваше имя было в ее книжке, в которой она отмечала переведенные на ваш счет суммы.

— Правда? Это лишнее доказательство того, насколько сильно она меня любила. Я не хотел ее убивать, но мне нужно было начать новую жизнь и расстаться со своим прошлым. Она была как раз из прошлого.

На полу вокруг Тесс уже лежал целый ковер из обрезанных волос.

— Вы убили ее потому, что она слишком много знала.

— Нет. Я хотел новизны, свежих переживаний, а Хейзел постоянно возвращала меня в прошлое. Я это сделал без всякого желания, а потом пришел к доктору Шоу. Но он меня никогда не понимал. Он думал, что я просто страдаю из-за неудачных сексуальных отношений. Все это полный вздор. Некоторые и правда отказывали мне…

— Но немногие, надо полагать. Разве что Джули. Она отказалась от вас, но она вас любила. Она считала вас идеальным мужчиной. Вы приносили женщинам надежду, вы были для них воплощением их мечты, они видели в вас весь смысл своей жизни.

— Но все это было не то, в чем я действительно нуждался. Они были слишком молоды, слишком наивны или застенчивы. Они очень быстро увлекались и не могли остановиться. Но они хотели таких обычных вещей, их мечты были настолько примитивны. Мне нужен был идеал, который соединял бы в себе совершенную форму и возвышенное содержание. Я искал кого-то похожего на Бекки.

Тесс почувствовала холодок металла на своей шее. Теперь он принялся отрезать бритвой ее пряди совсем коротко. Она содрогнулась, вспомнив, как мать однажды заставила ее постричься почти наголо, потому что терпеть не могла расчесывать ее волосы. И вот этот детский кошмар повторялся.

Закончив наконец работу, он отошел, любуясь. Затем взял подушку и расстегнул молнию. Тесс в изумлении увидала, что она набита волосами. Должно быть, это были волосы Бекки, Тиффани, Люси. И вот теперь к ним прибавятся и ее пряди. Карл был прав, Билли все же собирал трофеи. Он коллекционировал волосы своих жертв.

— Ну вот, теперь осталась только челка. — Он снова подошел к ней с ножницами.

— Почему? — спросила она в отчаянии. — Почему я?

Он посмотрел ей прямо в глаза:

— Потому что я создал вас. Даже в большей степени, чем всех остальных. Вы мое творение. Все, что вы делали, вы делали потому, что я вел вас. Благодаря мне вы добились успеха. У вас бы его не было, если бы я не убивал.

Его логика приводила ее в полное недоумение. Какое право он имеет говорить такие вещи? Она не была его творением, она была человеком со своей собственной жизнью. Свободным человеком. От гнева кровь прилила к ее щекам, и она почувствовала, что краснеет.

Но она не стала возражать, понимая, что лучше согласиться. Возможно, всех остальных он убивал за то, что они не до конца подчинялись ему. Например, Тиффани и Люси хотели сохранить свою независимость. Возможно, они оспаривали его мнение.

— Видимо, не все были вам достаточно признательны за то, что вы создали их.

— Я вытащил их из их убожества. Из их ничтожной и серой обыденной жизни. Я знал, что они того не заслуживали. — Он почти закончил подравнивать ее челку и, положив ножницы на пол, снова принялся любоваться своей работой. — Разве для вас так уж важно, что Эпиметей поспешил, а Прометей только стремился исправить его ошибку?

— Что вы имеете в виду?

— Это греческий миф…

— Я знаю греческую мифологию. Эпиметей создал животных, а потом Прометей сотворил человека. Животные были наделены всем тем, чего не было у человека, поэтому Прометей похитил у богов разум и огонь и отдал их людям.

— Вся беда в том, что Прометей не мог остановиться. Ему хотелось сделать свое творение все более и более совершенным.

— Так вы думаете, что создаете нас? Воображаете себя творцом?

— Не совсем так. Но без меня вы пребываете в ничтожестве. Попробуйте это опровергнуть.

— Я допускаю, что это вполне могло быть мотивом ваших действий.

— У меня не было мотивов, я сам себе мотив. Вы можете жить со мной или умереть со мной, Тесс. Если вы хотите умереть, я убью вас. А потом присоединюсь к вам в смерти. Это будет одно мгновение. Но если вы выберете жизнь и выберете меня, то я буду любить вас так, как никогда и никого еще не любил. Я буду с вами вечно, всегда возле вас, мы будем двигаться по жизни рука об руку.

Только теперь она начала догадываться, каким образом он оказался на складе и как смог заманить сюда их. Вероятно, один из псевдодоминиканских последователей, с которыми они пытались поговорить, предупредил его об их приходе. Карл был прав, у него, вероятно, не было никакого общего плана.

— Вы должны признать, что мне удалось раскрыть вашу тайну.

— Признаю. Но без меня вы бы не смогли так преуспеть. Что за мужчина тогда был с вами, тот, кого я убил?

— Его звали, — Тесс чувствовала, как ее голос начинает дрожать, — Джонатан Росс.

— Я знаю. Но это уже не имеет значения. Для меня. Впрочем, и для вас тоже. Вы были очень потрясены, и тогда я понял, что вы готовы, что вы можете последовать за мной.

Он наклонился к ней, приоткрыв рот, словно собирался поцеловать ее.

Тесс стиснула губы, пытаясь отвернуться. У нее не было выбора. Она должна думать о том, как остаться в живых. Его манера целоваться не была похожа ни на Кроу, всегда застенчиво касавшегося ее губ, ни на других ее партнеров. В его поцелуе были настойчивость, решимость добиться ее согласия. Так или иначе, ей пришлось разомкнуть губы и позволить ему проникнуть языком в ее рот.

Тогда она закусила его губы, сжимая зубы так, что его кровь потекла у нее по подбородку. Он издал неясный горловой звук, глядя на нее широко раскрытыми глазами. Но она продолжала грызть зубами его губу.

Боль была настолько сильной, что он не сразу сообразил, как от нее избавиться. Потом вцепился ей в уши, пытаясь оторвать от себя. В этот момент она высвободила правую ногу и со всей силы ударила его в пах.

Он повалился на спину. Тесс прикинула, что у нее есть в запасе десять — двенадцать секунд, пока он не придет в себя. Она вскочила на ноги вместе со стулом, надеясь, что сможет удержаться на ногах и не потеряет сознание. Дышать было тяжело из-за резины, стягивавшей ее грудь. Он сказал, что у него есть пистолет, где он? Может, в той сумке, откуда он достал ножницы и бритву?

Но у нее было слишком мало времени, чтобы искать его. И тут она вспомнила о ножницах. Превозмогая боль, она наклонилась и сжала их в правой руке. А затем, прицелившись, со всей силы всадила острие в его левый глаз. Кровь брызнула струей прямо на нее. Он издал дикий, почти звериный вопль, а она погружала железо в мягкую ткань все глубже. Но он еще был жив, и она кинулась прочь от него по скользкому от крови полу.

Ноги у нее дрожали, быстро двигаться она не могла, чувствуя почти смертельную слабость. Добравшись наконец до стола, она принялась шарить в его сумке в поисках пистолета.

Билли Уиндзор сидел на полу с залитым кровью лицом, хрипя от боли. Она оглянулась, держа в руке пистолет, направила на него ствол и выстрелила. Пуля попала ему в шею. Но она уже не могла остановиться, снова и снова нажимая на спуск. Она стреляла в него за всех, кого он убил, — за Бекки, за Тиффани и Люси, за Хейзел, Майкла Шоу и Эрика Шиверса. За Джули, которую он застрелил на улице, за Джонатана, которого она потеряла навсегда туманным сырым утром, за всех его жертв, пока не кончились пули. Последним, о ком она успела подумать, был Карл, и это была месть и за него тоже.

Выронив пистолет и кое-как сорвав с себя путы, она кинулась наружу. В фургоне она отыскала телефон и набрала 911. Карл лежал на земле с открытыми глазами. Прижимая к уху трубку одной рукой, пальцами другой она коснулась его шеи. С минуту ей казалось, что она улавливает пульс. Но это было биение ее собственной крови. Похоже, выжить удалось только ей.

Эпилог

— Мои поздравления, — сказал доктор Армистед, — я слышал, швы уже сняли?

Он кивнул на ее левую ногу, которая до сих пор доставляла ей немало проблем. В то утро Тесс впервые за последние пару месяцев смогла пройтись без костылей, но повязку продолжала носить. Рана оказалась очень глубокой и заживала довольно медленно.

— Я очень рад за вас. В критической ситуации вы не утратили способность контролировать себя, и ваши действия не вышли за пределы допустимой самообороны.

— Допустимой? — Тесс удивленно подняла брови. — Это была единственная возможность защитить себя.

— Я прочитал об этом в газетах, детали там не пересказываются.

После случившегося на складе Тесс пришлось пройти тест на психическую вменяемость. Никаких отклонений обнаружено не было.

— Как вы сейчас…

— Пожалуйста, давайте оставим это. Я чувствую себя превосходно.

Копы считают ее героем. Но она не разделяет их мнение. Героем был Карл, и он по праву заслужил все те почести, которые были оказаны ему посмертно. Тесс с грустью вспомнила, как скептически относились к нему при жизни его коллеги. Ей хотелось верить, что Карл наконец обретет свою Люси Фэншер. И ее волосы вновь отрастут там, на небесах.

Волосы самой Тесс отрастали довольно быстро. Она понемногу забывала о том, как страдала, пока они были слишком короткими. Ее мать, увидав ее, выразила надежду, что у Тесс хватит ума больше не отращивать косу. Однако Тесс твердо решила вернуть себе прежний вид. В отличие от всех женщин Билли, у нее были крупные черты лица, и короткие волосы совсем не красили ее. Не смогли ее переубедить даже комплименты, которые наговорили ей Уитни и Кроу.

— О чем вы сейчас думаете? — спросил доктор Армистед.

— О своих волосах. — Она вздохнула, сказав ему чистую правду.

— Ах, да, ваши волосы… По-моему, все это напоминает историю с Далилой, но только наоборот. От мужчины пострадала женщина, однако она оказалась намного сильнее.

Тесс рассмеялась. У доктора было отменное чувство юмора.

— Хотя у вас странные аналогии, но мне это нравится.

— Если не ошибаюсь, в прошлый раз мы с вами остановились на обсуждении истинных источников вашей силы. Вы чувствуете себя теперь способной доверять кому-либо? Не испытываете ли беспокойства при воспоминании о столкновении с опасностью лицом к лицу? Не бывает ли у вас неконтролируемых приступов агрессии?

— Не думаю, что я не смогла бы справиться с этим.

Тесс не была уверена в том, что ее слова соответствуют истине, но в то же время она не сомневалась: беседы с доктором Армистедом явно сделали ее гораздо более уравновешенной.

— Вам необходимо преодолеть себя, постараться не думать об этом. Вы многим сохранили жизнь, Тесс. То, что Уиндзор зациклился на вас, стало настоящим спасением для его вероятных жертв. Ведь никто, кроме вас, не смог бы справиться с ним.

— Вы пытаетесь приободрить меня, но я никак не могу смириться с тем, что Карл погиб, а я жива. Да, это было стечением обстоятельств, однако я не думаю, что он хотел умирать.

— Вы полагаете, Билли был злом?

Они уже неоднократно затрагивали этот вопрос.

— Не думаю. Он был болен. Он даже пытался лечиться, но, полагаю, ему нужно было нечто более серьезное, чем то, что мог сделать Шоу. По-моему, он страдал очень сложной формой маниакальной одержимости. Он совершал убийство, а фальсифицировал в своем сознании мотивы этого преступления. Убивая, он не игнорировал реальность, он жил в своем воображаемом мире, где его преступления были оправданы.

— Однако вы не дали ему шанса попробовать вылечиться.

— Нет. Я убила его.

Да, она это сделала. Прежде всего потому, что была вынуждена защищаться. Возможно, в тот момент она, как и он, находилась в нездоровом состоянии, но это не было помрачение, это были действия, продиктованные необходимостью.

— Начав расследование, я пыталась понять его логику, его мотивы. Я стремилась представить, чем он руководствуется, ради чего он делает все это, что могло бы остановить его. Но я мыслила слишком конкретно. — Тесс вздохнула и посмотрела на свою ногу. — Я не могла предположить, что он убивает их, сообразуясь исключительно со своей навязчивой идеей достичь совершенства.

Внезапно она ощутила, как комок подступает к горлу, и испугалась, что вот-вот расплачется. О чем ей было проливать слезы? О потерянном возлюбленном? О погибшем друге? О том, что у нее не хватило сил спасти их? В последнее время встречи с журналистами и разговоры с адвокатами утомляли ее так же сильно, как необходимость навещать свою семью и встречаться с друзьями. Она мечтала об одиночестве. Мечтала просто посидеть в тишине или посмотреть фильмы, которые так нравились Карлу.

— Тесс, я знаю, вам немного неуютно здесь, в клинике, и вы хотели бы выйти отсюда как можно скорее. Но я все же вынужден настаивать на том, чтобы вы побыли здесь еще немного. Вам все еще необходима поддерживающая терапия.

— Вы даже не представляете, какое раздражение вызывают у меня все эти бесконечные визиты, вопросы… Почему меня не могут оставить в покое?

— Вы до сих пор сомневаетесь в том, что поступили правильно. Это мучает вас гораздо сильнее, чем все остальное. Помните о том, что вы боролись за свою жизнь. Это был ваш выбор, и каков бы он ни был, вы проявили силу, а не слабость.

— Тогда скажите мне, почему я выстрелила в него не один, а несколько раз?

— Вы сами неоднократно говорили мне об этом, Тесс. После первого выстрела в шею вы уже знали, что он мертв. Что означали остальные?

— Эрика, Бекки, Тиффани, Люси, Хейзел, Майкла, Джули, Карла и Джонатана. — До сих пор в истории Уиндзора даже для нее оставалось немало белых пятен. К примеру, она не могла припомнить, как они встретились впервые и как он был связан с Луизой. Луиза… Тесс была уверена: если она хочет забыть этот кошмар, то необходимо вырвать из памяти абсолютно все, что так или иначе имеет отношение к Луизе О’Нил.

— Может быть, когда-нибудь я смогу рассказать больше, но только не сегодня…

— Вам необходимо постепенно приучать себя засыпать без снотворного. Аппетит к вам уже вернулся, надеюсь, скоро восстановится и сон. Могу предположить, что к концу октября вы полностью поправитесь.

— Я рассчитываю на это. Хочется поскорее приступить к работе. — Она улыбнулась немного натянуто.

Наконец время их беседы подошло к концу, и Тесс была свободна. Теперь она могла спокойно провести остаток недели. На прогулку она предпочитала выходить по утрам, когда жара еще не была слишком сильной. Стоял конец августа, Кроу и Уитни навещали ее довольно часто. Вот и сейчас они ждали ее на той самой скамейке в парке, на которой когда-то сидел, тоже поджидая ее, Карл.

— Мы подумали, — сказал Кроу, — что, может, ты захочешь поехать с нами за город на этот уик-энд? Тебе было бы полезно побыть на свежем воздухе.

— Куда?

— Оушен-сити? — предложила Уитни. — Или к моим родителям. А можно поехать в Сэйнт-Мэриз, там есть хороший отель… с полупансионом.

— Нет, нет, давайте отправимся куда-нибудь в горы, подальше от Мэриленда. Скажем, к Источникам или в Западную Виргинию.

— Тесс, не позволяй своим эмоциям так владеть тобой, — посоветовала Уитни. — Не отказывайся от любимых мест только потому, что они связаны с Уиндзором.

— Я не отказываюсь… Я просто хотела бы отправиться куда-нибудь подальше.

Все замолчали. Тесс не стала рассказывать им о новом кошмаре, от которого она проснулась прошлой ночью. Билли Уиндзор был жив, он ждал ее в небольшом городке где-то на берегу Патапско, во дворе какого-то склада. Ей снова приходилось бежать, чувствуя, как за спиной набирает скорость фургон. Каждый раз ее спасала какая-нибудь счастливая случайность. Но всегда ли ей будет так везти?

— И все же давайте поедем на запад, — сказала она наконец. — Подальше от воды.

Примечания

1

Йаппи или яппи — высокооплачиваемый молодой специалист, сделавший стремительную карьеру в своей профессии и ведущий светский образ жизни. (Здесь и далее примечания переводчика.)

(обратно)

2

В Соединенных Штатах запрещено продавать спиртные напитки лицам, не достигшим совершеннолетия. Иначе говоря, до 21 года.

(обратно)

3

«Маргарита» — коктейль, в состав которого входят текила, куантро и лимонный сок.

(обратно)

4

«Дайкири» — коктейль из белого рома и сока свежего лайма с добавлением сахарного сиропа и льда.

(обратно)

5

«Пина Колада» — коктейль, в состав которого входят светлый ром, кокосовое молоко иананасовый сок с добавлением колотого льда, вишни в сиропе и кружочка ананаса.

(обратно)

6

На чай обычно принято давать в среднем десять процентов от общей суммы счета.

(обратно)

7

«Надс» — депилятор, в состав которого входит горячий воск.

(обратно)

8

Шалтай-Болтай — герой детских стишков, низенький толстяк, коротышка, человек-яйцо, который падает и разбивается вдребезги.

(обратно)

9

Норт-Ист (North East) — северо-восток.

(обратно)

10

ВИКАП — единая национальная база данных, создана в 1984 г. в Национальном центре изучения насильственных 74 преступлений (Квантико, штат Виргиния).

(обратно)

11

Ай-Кью (IQ) — коэффициент интеллектуального развития.

(обратно)

12

Каддиш (kaddish) — еврейская заупокойная молитва.

(обратно)

13

Гезундхайт (gesundheit) — по-немецки тост. Аналогично русскому «Ваше здоровье!»

(обратно)

14

Хэллоуин — канун Дня Всех Святых, когда, по поверью, по земле шляется всякая нечисть.

(обратно)

15

«Джек-фонарь» — фонарь из полой тыквы с отверстиями Для глаз, носа и рта. Внутри горит свеча. По традиции, ставится у входа в дом или на подоконник в канун Дня Всех Святых.

(обратно)

16

Хоуп (Hope Diamond) — знаменитый голубой бриллиант «Надежда», весит 45,52 карата, легендарный камень, который впервые упоминается в 1600 г. С ним связано множество темных историй. Предположительно найден в Голконде, помещен в глазнице статуи индийской богини Ситы, позже выкуплен (или украден) путешественником Тавернье и преподнесен им французскому королю Людовику IV. Во время революции снова украден. Всплыл в Лондоне в 1830 г. Известно, что все владельцы его и те, кто носил или надевал бриллиант хотя бы однажды (как несчастная принцесса Ламбаль, растерзанная разъяренной толпой), погибали страшной, часто насильственной смертью, в том числе и сам Тавернье, который был загрызен собаками. В настоящее время находится в Смитсоновском институте, США. Действует ли проклятие и сейчас, неизвестно.

(обратно)

17

В Квантико, штат Виргиния, находится академия и штаб-квартира ФБР.

(обратно)

18

Неверлэнд (Never land) — игра слов: земля, которая не существует.

(обратно)

19

Ноттинг-Айленд — Notting произносится почти так же, как Nothing, ничто.

(обратно)

20

Отель в Мексике.

(обратно)

Оглавление

МОЯ ИСКРЕННЯЯ БЛАГОДАРНОСТЬ…

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35

Глава 36

Глава 37

Глава 38

Эпилог

*** Примечания ***