Капитолина. Давай орать. Я давай искать. А тут…Ну вы сами видели. И я тоже заорал. Такого страху натерпелся.
— Может в этом все и дело. — в пустоту сказала Пеломелова Олеся и ее никто не услышал.
— Да что тут непонятно. — вмешался Самцов Николай. — Все же понятно.
Он обвел всех торжествующим взглядом.
— Это пиндосы. Кто же еще.
— У нас? На Кирова, 15? — сомневалась Эльвира.
— Ты даешь, тётка. — Самцов был из тех, кому просто необходимо было демонстрировать свое превосходство. Пусть не физическое…Да хоть какое…
— Ты что телевизор не смотришь? Они же эти. Как их там Илонка?
— Влезуны. — подсказала интеллектуальная Илона.
— Конкретные влезуны. Их одолеть только шурумбурумы могут.
— А шурумбурумы? — Эльвира, кажется, начала понимать, куда клонит Самцов.
— Ну да. — улыбнулся Самцов азартно. — Так что давайте сделаем этому влезуну шурумбурум.
— Может, сначала полицию вызовем? — спросил тихий и, как оказалось, самый дельный Гламурьян Ашот.
— Не-а. — подумав, ответил Самцов. — Петраков не поедет.
— Он же полицейский.
— То, что мент. Это да. — согласился Самцов. — Это косяк. Но Петраков не дурак, а это совсем другой уровень. Это..
— Косяк-ништяк. — опять подсказала Илона Вайп, в совершенстве овладевшая современным научным-понятийным аппаратом. Гламурьян продолжил и все разложил по полочкам.
— Значит прорываемся? Ключ на кассе. Здесь не выйти. По-одиночке он нас сожрет. А так, если что…В газете пропечатают и в Одноклассниках. Мы же русские.
— Ага. Какой восторг. — съязвила Илона Вайп, а черту подвела Эльвира.
— Тогда к бою, товарищи.
— Никакой я вам не товарищ. — заволновался благородный бомж. — Товарищи погубили великую Россию. В лето 23 от воцарения государя нашего страстотерпца Николая. — обложил себя полным крестным знамением. Таким полным, что и на рядом стоящую Пеломелову хватило.
— Алилуйя, дядя. — Честерфилдов не Эльвира и здесь Самцов мог изгаляться вволю. — А в 91 вы ответку включили. Мишка Меченый, он же из ваших, из нетоварищей.
Но в мировоззренческих вопросах, как и в березовых бруньках, Честерфилдов стоял насмерть. Скала. Тупая, но скала.
— Комбайнер-искуситель есть порождение… — начал Честерфилдов.
— Все. Стопе. — остановила Эльвира, грозящий перейти в бесконечность отечественный вечный спор. — Здесь остановка. То, что Союз развалился это плохо. Никто не спорит?
Против фундаментальной скрепы никто протестовать не стал.
— Тогда к бою… — повторила Эльвира. — Вооружаемся.
Выбор был не велик. Современный супермаркет не блещет разнообразием. Брали, что потяжелей да поувесистей. Тушенку, кабачковую икру, оливки без косточек. Эльвира расчихалась. Она надрывала пакеты с красным и черным перцем, передавала их Честерфилдову, а тот ссыпал перец в квадратное ведро на тележке Тройкиной Капитолины. Самцов и Гламурьян вытащили рохлю с деревянной палетой. На палету поставили коробки со стеклянными пивными бутылками, упаковки молока и пятикилограммовые мешки с сахаром. Тяжелая рохля должна была стать смертоносным танком прорыва. Из-за нее предполагали стрелять тушенными гранатами и кабачковыми бомбами, а подобравшись поближе, залить фиолетовые глаза безумной твари отличным импортозамещенным продуктом: краснодарским перцем.
— Готовы? — Эльвира оглядела свое маленькое, но решительное войско.
— Готовы. — за всех ответила Илона. Она прикрутила к швабре Тройкиной свой телефон.
— Что же…Тогда.
— Подождите, человеки…Пока не описались. Селфи на посошок.
Все сгрудились вокруг рулевого кормила рохли. Честерфилдов для красоты снял очки и лупил в камеру осенними печальными глазами. Эльвира встала немного в профиль. Ей казалось, что так она немного похожа на Николая Баскова. Капитолина смотрела в объектив неподвижно и безжалостно. Как хан Батый на Владимиро Суздальскую Русь. Самцов показывал козу. Ашот смущенно улыбался, а Пеломелова Олеся…Она тоже была где-то здесь… Сразу за мощным торсом Эльвиры и локтем Честерфилдова.
— Улыбочка. — приказала Илона.
Сделали. Кто-то улыбочку, кто-то гримасу, а кто-то ротонатяжение такой силы, что чуть не лопнули вислые благородные щёки. Отдав дань традиции, спрятались за рохлю и отправились вперед. Опять вдоль по бакалее. Можно было приукрасить и сказать, что отправились вдоль по Елисейским полям. Но здесь суровая правда жизни, и ничего более. А в жизни мы все-таки чаще ходим по бакалее…
Тихо. Подозрительно тихо. Скрипела нагруженная рохля. Из-за нее выглядывала российская современность. Такая как есть. Без прикрас, но и без жалости.
— Вы это видите? — прошептала Эльвира.
— Мама. — тихо подтвердила Илона.
— Я пошел. — сломался вдруг Честерфилдов.
— Стоять. Нельзя. — появилась вдруг твердость в голосе Олеси Пеломеловой. Она встала перед Честерфилдовым. Смело глядела прямо в третью пуговицу
