Это не мои стихи, это Хлебников, он преследует меня, долбя в колокол ума.
Что же я, если не бог?
Может быть, игра, играющая в себя?
Именно в этой игре ты можешь стать всем, чем хочешь.
Предельный актер.
Точно!
Зангези, ты вспоминаешь!
Но разобрал ли ты часы человечества, доиграл ли?..
Молодой вылезавр зовет меня на новую охоту.
Драма меж ящерами и клопоидолами, безусловно, интересна.
Один раз даже не грех поучаствовать хотя бы на правах «Кушать подано».
Но хватит.
Я не смогу жить рядом с Соней, не смогу.
К тому же, мир клокочет иными драмами, иными конфликтами…
Конфликт.
Я так долго думал над этой главной проблемой разума, столько надиктовал на утерянный мнемокристалл…
Кажется, я почти понял.
А может быть, мне просто хочется в это верить.
Одна прекрасная девушка верила, что я полуиндус, достигший просветления, только ведь я такая же муха в паутине майи, как и все.
Ну, возможно, просто чуть острее осознаю положение вещей.
Таковы дар и проклятье, полученные моих создателей: я дотягиваюсь туда, куда попадают единицы, и если мне удалось сгустить временный кокон реальности вокруг двух самых талантливых «просветленных» на этой планете, это не означает, что я стал божеством.
Скорее всего, они, те, кого помнят как ну-вы-и-странников, смотрят сквозь микроскоп на предметное стекло нашей реальности и умиляются нашим усилиям, броуновскому движению наших душ…
Да и есть ли я на этом предметном стекле?
А любой из вас, подслушивающих мой дневник?
Что бы ты сейчас делал, да-да, ты, стучащий по клавишам своего допотопного компьютера человечек, что бы ты сейчас делал, если бы я не существовал?
Ты думаешь, что сочиняешь меня, и сейчас кривишься, ибо полагаешь обращение героя к автору низкостилевой игрой, дурным тоном.
Да кого интересует, что ты там считаешь?!
Тебе еще наверняка поведают, «что ты хотел сказать» и «как ты облажал финал».
А ты, читающий эти строки и всерьез опасающийся за психическое здоровье автора, ты-то реален?
Если так, то объясни мне, зачем ты продрался сквозь волны «авторского бреда» аж досюда?
Ну, признай, перед тобой пронесся мутный поток редкостного трэша: эльфы, вампиры и пришельцы на одной поляне, наркотики в жопе — не дурдом ли?
Разве реальный пацан или девчонка, а то и дядька или тетька станут жить проблемами совершенно бесчеловечных существ, сопереживать бойкой ящерице, восхищаться древним упырем, который презирает человека как данность?..
А?..
Что?..
Прости, не слышу.
Да и есть ли ты?
Я сижу на берегу пруда и вижу, как девочка и ее дед кормят уток, кроша булку и кидая в воду.
Ребенок побежал к качелям, споткнулся, упал и теперь громко ревет, искоса зыркая, когда же, наконец, до него добежит нерасторопная мамка, ах ты, мой маленький лицедей…
Дерево, под которым я расположился (кажется, это клен), банально шелестит листвой, ведь ветер плюс листва равно шелест.
Всё это так реально, оно сбывается под лучами самого настоящего солнца.
В этот же момент человек, не понимающий, что стенографирует всплески информационного поля, упоенно стучит по самым настоящим пластмассовым клавишам с почти стертыми буквами: «З», «а», «н», «г», «е», «з», «и» — вот и вышел человечек.
Комбинизомби.
И прямо сейчас вы, ты, она, он читаете, а значит, пребываете в пространстве этого мира, отрешившись от своего.
Так и кто же из нас всех реальнее?
А, «безволосые прямоходящие», как говорит симпатяга, пожирающий новорожденных насекомых?
Сыгравший сотни ролей, проживший массу сюжетов, тысячу раз поскользнувшийся на банановой кожуре и поднявшийся под собственный хохот, я всё еще реален, хоть давно не помню имени, которое мне дали при рождении.
И любому, кто предположит, что меня нет, я отвечу:
— Зангези жив, это была неумная шутка.
