лечения.
– Отказывается, – иронически буркнул доктор. – А вы на что? Я вас спрашиваю, Диксон!
– Я применю силу только в том случае, если получу от вас письменное распоряжение.
Доктор хмыкнул и снова зашагал по кабинету.
В то время как Коули и Диксон вели этот разговор, Мария находилась в палате, служившей ей тюрьмой. Она сидела у окна, забранного железной решеткой, и смотрела на небо. Глаза ее лихорадочно блестели. Она чувствовала свою полную беспомощность; она понимала, что заключение это будет вечным. К какому средству оставалось ей прибегнуть? Она пробовала подкупить своих сторожей, чтоб через них передать письмо городским властям… Сторожа отказались.
Меси ни разу не навестил свою дочь. Бам тоже не появлялся с тех пор. Оставалась одна надежда на Жоржа. Но этот брат нисколько не заботился о сестре! Она сидела, отыскивая в лихорадочном воображении какие-нибудь пути… потом вскакивала и обходила свою комнату, как будто ища выхода…
Страшная пытка! Чувствовать себя в здравом уме и твердой памяти, страстно ненавидеть своих торжествующих противников, из которых один называется отцом, мечтать о справедливом мщении… и натыкаться только на стены тюрьмы!..
Вдруг дверь в палату распахнулась. На пороге стоял доктор Коули.
– Сударыня, – сказал он, – в состоянии ли вы меня выслушать?
Она подняла на него свои блестящие глаза.
– Говорите, – произнесла она, – я вас слушаю…
* * *
А за несколько минут до этого произошло следующее… Перед крыльцом остановилась карета, и из нее вышел господин и велел доложить о себе доктору.
– Арнольд Меси! – воскликнул Коули. – Просите! Затем, обращаясь к Диксону, он сказал:
– Уж не хочет ли он доверить нам еще и второго члена своего семейства?
Меси разговаривал с доктором всего несколько минут, затем банкир уехал. Вследствие этого разговора доктор Коули появился в палате № 12.
– Сударыня, – сказал доктор, – я, к величайшему сожалению, вижу, что вы отказываетесь оценить по достоинству все заботы, которыми мы старались вас окружать. Вы настаиваете на том, что умственное состояние, в котором вы находитесь, нормально, когда в действительности нет более хрестоматийного помешательства, чем ваше…
– К делу, – сухо перебила она.
– Да-да… Как бы то ни было, но человеку науки весьма прискорбно видеть, что его усилия бесполезны… но оставим это!.. Я пришел предложить вам свободу.
– Свободу! – воскликнула она.
– О! – произнес Коули с презрительной улыбкой. – Как высоко вы цените это слово… и ваше волнение доказывает, до какой степени вы не признаете принципов истинной науки… То, что вы называете свободой, не что иное, сударыня, как рабство…
– Довольно! Мне надоела софистика! Говорите прямо! Она горела нетерпением.
– Мистер Меси оказал мне честь, посетив меня. Я рассказал ему о вашем сопротивлении, о тех трудностях, с которыми мы сталкиваемся, чтоб заставить вас рационально лечиться… Он отнесся к этому с пониманием… И вот я пришел, чтобы изложить вам некоторые условия…
– А! Значит, есть условия? – произнесла Мария со сдержанным бешенством.
– Конечно, есть! Одно из двух: или вы останетесь здесь, и мы примем решительные меры, или же…
– Или же?..
– Кстати, – перебил Коули, – я забыл сообщить, что вы овдовели!
– Овдовела, – воскликнула Мария. – Барнет умер?
– Умер… случайно! – сказал Коули. – Это очень большая потеря, по словам вашего отца. Он высоко ценил ум покойного. Но, что делать, он умер… и вы, как я уже имел честь доложить вам, вдова…
Мария молчала.
– Мистер Меси согласен предоставить вам свободу с условием, что вы немедленно оставите Америку… Вы поедете в Европу, где будете получать ежегодное содержание в пятьдесят тысяч долларов. Если же вы, паче чаяния, вздумаете возвратиться в Америку, то не только вышеозначенный доход будет отнят у вас, но, кроме того, мы возобновим так некстати прерванное лечение…
– Продолжайте, – сказала Мария холодно.
– Итак, если вы примете эти условия, то сегодня же вечером закрытая карета отвезет вас в порт. Там вы сядете на корабль, принадлежащий вашему отцу, и через девять-десять дней будете в Европе… Жду вашего решения…
Мария сидела, опустив голову. Она глубоко задумалась.
– Сегодня вечером я сяду на корабль, – наконец сказала она.
Коули поклонился и вышел.
– Покинуть Америку! – шептала Мария. – О нет!.. А мое мщение?
Глава 23
Расплата
Прошло три дня.
В это утро в городе царило особое оживление. На Бродвее собирались толпы людей, которые что-то обсуждали, о чем-то горячо спорили…
Потом на улице вдруг послышались звуки оркестра и показались новые возбужденные толпы, над которыми мелькали полотнища с надписями «Меси губернатор!», «Ура, Меси!», «Да здравствует Меси!».
Весь город был в движении и волнении. То и дело раздавались крики:
– Да здравствует Меси! Долой Шрустера!
И наоборот.
Это был канун великого дня: завтра жителям Нью-Йорка предстояло избрать себе губернатора.
