Элиа. – Но я должна сказать, что часто роптала на Создателя!.. Я, помимо желания, спрашивала себя: почему все другие живут спокойно и в достатке и только я одна осуждена на горе? Почему у меня нет ни рода, ни племени, ни друзей, ни пристанища?
– Я не стану оспаривать, вам жилось труднее, нежели другим! – отвечал священник. – Но вспомните, дитя мое, что и земное счастье и земное страдание впадают, подобно рекам, в одно и то же море! Наша жизнь – сновидение! Можно ли дорожить благом, у которого нет и не может быть будущего?
– Вы правы, отец мой, – сказала с грустью Элиа. – Жизнь в самом деле прошла как сновидение! Будь я богата, счастлива, окружена друзьями, то я бы теперь горько пожалела о ней! Но я устала от борьбы и страданий… Я хочу только покоя! Отпустите же мне все мои прегрешения, вольные и невольные, и смойте их с души моей божественной кровью Искупителя!
Элиа замолчала и уронила в изнеможении голову; старый священник простер над ней руки, и в тишине, царившей в комнате умирающей, прозвучали торжественно отрадные слова прощения во имя всемогущего Бога.
На следующий день, когда солнце зашло за высокие горы, когда вечерний сумрак окутал мглой парк и рощи Альнвика, душа молодой девушки перелетела туда, где нет болезней и разлук.
Эпилог
Прошло пять лет с тех пор, как тело Элиа опустили в могилу на убогом кладбище пустынного Альнвика.
Посланный короля быстро вошел за ограду монастырской обители, находившейся в самом дальнем из всех предместий Лондона и оставленной Кромвелем за услуги, которые она оказывала жителям столицы при чумных эпидемиях, столь частых в ту эпоху.
Его ввели в приемную, куда скоро пришел и настоятель обители.
– Отец мой! – сказал посланный. – Я прошу вас от имени моего повелителя молиться и отслужить заздравную обедню за герцога Ричмонда. Он выразил желание, чтобы я повидался с одним из ваших братьев. Он носил в миру имя графа Нортумберленда.
– Пожалуйте за мной! – ответил настоятель.
Они вошли в проход, разделявший два ряда бедных и темных келий, занимавших всю глубину обширного двора, и подошли к дверям стоявшего в конце деревянного здания – монастырской больницы.
Настоятель ввел посланного в скудно меблированную низенькую комнату. Несколько человек в длинных суконных рясах стояли неподвижно возле простой кровати, на которой лежал изнуренный болезнью страдалец.
– Вот тот, кто был когда-то лордом Перси, графом Нортумберлендом! – произнес настоятель, указав на умирающего.
Посланный посмотрел с благоговейным чувством на это исхудавшее, но все еще прекрасное и кроткое лицо и подошел к постели, сдерживая дыхание.
– Уважаемый брат мой! – произнес он вполголоса. – Король Генрих VIII просит вас не отказать ему в ваших святых молитвах.
Нортумберленд открыл погасшие, печальные глаза.
– Потрудитесь сказать мне, чем я теперь могу служить его величеству? – спросил он прежним кротким и приветливым голосом.
– Король, мой повелитель, тоскует день и ночь! – отвечал ему посланный. – Обожаемый сын его, молодой герцог Ричмонд, слабеет с каждой минутой.
Перси привстал на подушках.
– Вернитесь к королю, – произнес он печально и торжественно, – и передайте ему, что я давно молюсь за него и за Англию! Но мои молитвы не спасут герцога Ричмонда: его сводят в могилу слезы несчастной матери; она молит Всевышнего воздать око за око и отнять его жизнь! Только ее прощение, только ее молитвы отведут от него удар!
Голос графа осекся; лицо его покрылось синеватой бледностью; он упал на подушки.
– Преклоним колени и помолимся, братья! – воскликнул настоятель.
Он взял из рук аббата, сидевшего все время у изголовья Перси, старинное распятие и, положив его на сердце умирающего, стал тихо читать отходные молитвы.
Когда взгляд его, обращенный к небу, опустился на графа Нортумберленда, того уже не было в живых.
На следующий день аббат и настоятель сидели на скамье в монастырском саду; и тот и другой находились еще под впечатлением кончины Генри Перси и выражали сожаление об этой преждевременной и тяжелой потере.
Через некоторое время к ним подошел один из молодых монахов и подал настоятелю молитвенник в простом кожаном переплете.
Это был хорошо знакомый настоятелю молитвенник усопшего графа Нортумберленда.
– Мы убирали сегодня келью в Бозе почившего брата нашего Генри и нашли там молитву, написанную им, – сказал робко монах.
– Дайте ее сюда! – воскликнул настоятель.
Монах подал ему с почтительным поклоном небольшой лист бумаги, исписанный красивым и разборчивым почерком.
– Прочтите ее, сын мой! – сказал старый аббат с большим воодушевлением.
– Повинуюсь вам, отче, – ответил настоятель и стал читать заметно изменившимся голосом отрывок из дневника графа Нортумберленда.
Вот этот образец дум и чувств, волновавших больную душу Перси в его пустынной и одинокой келье:
«Милосердный Создатель! Сжалься над двумя слабыми и грешными созданиями, призванными Тобой в эту
