ФЛЭШМЕН, Гарри Пэджет, бригадный генерал. Крест Виктории, кавалер ордена Бани, кавалер ордена Индийской империи, орден Почетного легиона, медаль Почета США, орден Чистоты и Правды Сан-Серафино IV степени.
Д. р. 5 мая 1822 г. Сын Г. Бакли Флэшмена, эсквайра из Эшби и достопочт. Алисии Пэджет. Образ.: Рагбискул. Жен. на Элспет Ренни Моррисон, дочери лорда Пэйсли; имеет сына и дочь.
Служил в Афганистане в 1841–1842 гг. (медали, благодарность Парламента); Крымская кампания (штаб); Сипайский мятеж (Лакноу и т. д., Крест Виктории); Китай, Восстание тайпинов. Служба в армии США: майор (юнионисты), 1862 г.; полковник штаба (конфедераты), 1863 г.
Сменил множество военных и гражданских профессий, в т. ч.: адъют. Его Величества Максимилиана, императора Мексики; воен. советн. Е. В. королевы Мадагаскара Ранавалуны; начштаба раджи Саравака; помощник шерифа (США). През. общества с ограниченной ответственностью «Флэшмен и Боттомли» (Батавия); директор Британской Опиумной Торговой компании; член попечительского совета Рагби-скул; почетный председатель Миссии по поддержке угнетенных женщин. Труды и публикации: «Дни и странствия солдата», «Между казаками и пушками», «Трактат против реформы армии».
Клубы: «Уайтс», «Юнайтед Сервис», «Блэкджек» (Батавия). Увлечения: восточные языки, рыбная ловля. Проживает: Гандамак-лодж, Эшби, Лестершир.
«Who's Who», ed. 1909
Как-то погожим летним вечером Флэшмен угощался джиновым пуншем в Браунсовере. Изрядно нагрузившись, он в приподнятом настроении отправился домой. По пути ему встретились двое приятелей, возвращавшихся из купальни. Флэшмен предложил им выпить по кружечке пива. Те согласились. Погода стояла жаркая, пить друзья хотели страшно, и вовсе не догадывались о количестве спиртного, уже принятого на борт Флэшменом. Неизбежным результатом встречи стало то, что Флэши нализался как свинья. Собутыльники попытались вести его, взявши под руки, но не тут-то было, тогда они наняли двух человек, чтобы нести Флэшмена на куске плетня. Внезапно на дороге показался один из школьных наставников, и приятели, естественно, дали деру. Бегство пробудило в ученом муже подозрения, а добрый ангел фагов надоумил его проверить, что же такое несли эти сорванцы; проверив, возмущенный профессор лично сопроводил носилки в школьный корпус, и директор, давно точивший зуб на Флэшмена, на следующее утро исключил разгильдяя.
Томас Хьюз «Школьные годы Тома Брауна»
I
Хьюз допустил неточность в одной существенной детали. Как вы могли прочитать в «Томе Брауне», меня выгнали из Рагби за пьянство, и это в принципе верно, но когда Хьюз полагает, что это стало следствием моего неосторожного употребления пива поверх пунша с джином, здесь он заблуждается. Даже в свои семнадцать я отлично знал, как смешивать напитки.
Я говорю это не чтобы оправдаться, а лишь в интересах восстановления истины. Рассказанная ниже история является исключительно правдивой, тут я изменил присущей мне в течение восьмидесяти лет привычке. Почему я так поступил? Когда человек достигает такого возраста, как я сейчас, и понимает, что его ждет, ему уже все равно. Я, как видите, не испытываю стыда, и никогда его не испытывал. У меня в избытке есть все то, что Общество считает достойным для нанесения на надгробной плите: рыцарское звание, Крест Виктории, высокий титул, даже слава. И вот, глядя на стоящий на моем столе портрет молодого офицера гусарского полка Кардигана — высокого, представительного и чертовски привлекательного, каким я был в те годы (даже Хьюз соглашается, что я был сильным, стройным и умел располагать к себе людей), — я говорю, что это портрет подлеца, лжеца, мошенника, вора и труса… ах, да, еще и подхалима. Обо всех этих качествах Хьюз так или иначе упоминал, и его описание совершенно правдиво, за исключением мелких деталей, подобных той, на которую я указал выше. Но автор больше стремился читать мораль, нежели сообщать факты.
Меня же интересуют именно факты. И хотя многие из них говорят не в мою пользу, они, смею вас уверить, точны.
Так что Хьюз ошибался, говоря, что якобы я ратовал за пиво. Это Спидикат заказал пиво, а я попросту влил его в глотку (поверх всех ранее принятых порций пунша с джином) прежде, чем сообразил, что делаю. Это и доконало меня. Я окончательно захмелел — «нализался как свинья», говорит Хьюз, и он совершенно прав, и когда приятели вывели меня из «Виноградной лозы», я уже едва держался на ногах. Друзья погрузили меня в импровизированный портшез, и тут вдруг появился преподаватель, и Спидикат, оправдывая свое имя, испарился.[2] Я остался лежать, развалившись на сиденье, и подошедший учитель, естественно, заметил меня. Им оказался старый Рафтон, один из заведующих пансионом у Арнольда.
— Боже милосердный! —
Хьюз допустил неточность в одной существенной детали. Как вы могли прочитать в «Томе Брауне», меня выгнали из Рагби за пьянство, и это в принципе верно, но когда Хьюз полагает, что это стало следствием моего неосторожного употребления пива поверх пунша с джином, здесь он заблуждается. Даже в свои семнадцать я отлично знал, как смешивать напитки.
Я говорю это не чтобы оправдаться, а лишь в интересах восстановления истины. Рассказанная ниже история является исключительно правдивой, тут я изменил присущей мне в течение восьмидесяти лет привычке. Почему я так поступил? Когда человек достигает такого возраста, как я сейчас, и понимает, что его ждет, ему уже все равно. Я, как видите, не испытываю стыда, и никогда его не испытывал. У меня в избытке есть все то, что Общество считает достойным для нанесения на надгробной плите: рыцарское звание, Крест Виктории, высокий титул, даже слава. И вот, глядя на стоящий на моем столе портрет молодого офицера гусарского полка Кардигана — высокого, представительного и чертовски привлекательного, каким я был в те годы (даже Хьюз соглашается, что я был сильным, стройным и умел располагать к себе людей), — я говорю, что это портрет подлеца, лжеца, мошенника, вора и труса… ах, да, еще и подхалима. Обо всех этих качествах Хьюз так или иначе упоминал, и его описание совершенно правдиво, за исключением мелких деталей, подобных той, на которую я указал выше. Но автор больше стремился читать мораль, нежели сообщать факты.
Меня же интересуют именно факты. И хотя многие из них говорят не в мою пользу, они, смею вас уверить, точны.
Так что Хьюз ошибался, говоря, что якобы я ратовал за пиво. Это Спидикат заказал пиво, а я попросту влил его в глотку (поверх всех ранее принятых порций пунша с джином) прежде, чем сообразил, что делаю. Это и доконало меня. Я окончательно захмелел — «нализался как свинья», говорит Хьюз, и он совершенно прав, и когда приятели вывели меня из «Виноградной лозы», я уже едва держался на ногах. Друзья погрузили меня в импровизированный портшез, и тут вдруг появился преподаватель, и Спидикат, оправдывая свое имя, испарился.[2] Я остался лежать, развалившись на сиденье, и подошедший учитель, естественно, заметил меня. Им оказался старый Рафтон, один из заведующих пансионом у Арнольда.
— Боже милосердный! —